Коркин Сергей Львович : другие произведения.

Радимир

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 2.63*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дизайнер и художник Антон Выгодский случайно знакомится с испанцем Хосе Мануэлем, который прибыл в Россию, чтобы организовать здесь свой информационный бизнес. Антону нужны деньги и он с радостью соглашается сначала сделать дизайн для нового сайта, а затем и стать редактором художественного раздела. Постепенно Антон начинается задумываться над тем, что пропагандирует сайт, и какие цели преследует его хозяин. Масла в огонь подливает случайно просочившаяся информация, что на сайте внедряется новая технология — нейро-визуальное программирование. Для чего существует сайт? Как он зарабатывает деньги? Как работает нейро-визуальное программирование? На чьей стороне ты в извечной борьбе между жизнью и смертью? Таким ли все является на самом деле, как мы привыкли думать, если даже слово "радость" имеет такое странное происхождение? Сложно ответить на эти и другие вопросы, тем более, когда ты сам находишься под колпаком улыбчивого испанца.

Проект обложки книги


Сергей Л. Коркин

Р А Д И М И Р

роман

Глава первая

  
   -- Черт! -- я со злостью бью кулаком в стену.
   Квартира, о которой я давно мечтал, уходит из-под носа. Не хватает каких-то двадцати тысяч. Сумма небольшая, но когда все резервы уже исчерпаны, и она становится непреодолимым препятствием. Я и так уже залез в долги, хотя не люблю занимать деньги даже у самых близких друзей. Всегда стараюсь тратить не больше, чем зарабатываю. К тому же, долги нужно отдавать, и желательно пораньше. Никто не согласится ждать полгода, пока мои финансовые проблемы решатся. У друзей свои заботы -- дети требуют новый пентиум, а жены мечтают о солнечном Таиланде. Нет, дальше залезать в долги нельзя, лучше подождать. Конечно, жаль упускать этот вариант -- хорошая двухкомнатная в престижном Академгородке, с длинной лоджией, просторной прихожей и заманчивым видом на березовую рощу, но ничего -- потерплю.
   Внизу грохочет музыка. Я наклоняюсь вперед и вижу синий "чероки". Дверцы распахиваются, и наружу выбирается блондинка в роскошной шубе. Следом выкатывается толстощекий мужичок с красной лысиной и начинает выгружать из салона многочисленные пакеты с покупками. Я ухмыляюсь и задергиваю занавеску.
   Нужно звонить Владимиру и отказываться от квартиры. Я знаю, что он ответит: "Ты, что -- не можешь занять у кого-нибудь?". Не могу, не хочу, не буду... Анька тоже потерпит, хотя она просто бредит большой квартирой -- годы идут, пора вить гнездо, высиживать птенцов. В однокомнатной она жить не хочет. Говорит, что сойдет с ума от моих картин. Когда приходит ко мне, то заставляет отворачивать их к стене. Называет мое творчество патологическим, а меня вивисектором. Конечно, она шутит. Знает, что я люблю зверей, особенно кошек. Может быть, поэтому никогда их не рисую. Предпочитаю в своих картинах скрещивать людей с более отвратительными существами -- рептилиями, насекомыми... Чем больше животное отличается от человека, тем интереснее гибрид. Перепончатые крылья, чешуйчатые хвосты, когтистые лапы... Мне нравится конструировать человеческие тела заново, добавляя к ним то, что бог поленился или побоялся прирастить. Одних мои работы приводят в восторг, других заставляют креститься.
   Помню, лет восемь назад, пригласили меня сделать выставку в одном полуподвальном магазинчике. Принес работы, развесил. На другой день туда наведался православный батюшка и застращал директора. Мол, из-за этих сатанинских картин не будет вам в жизни счастья во веки веков! Дядька испугался, тут же снял все мои работы и засунул в мешок. Теперь, как меня увидит, так спешит поскорее смыться. Мне смешно. На самом деле я такой кровожадный только в живописи -- в реальной жизни кровь из младенцев не пью, животы ногтями не вспарываю...
   Мобильник на столе начинает вибрировать. Наверное, Владимир, не дождался моего звонка. Но я ошибаюсь -- на табло высвечивается "салон".
   -- Привет, Эльвира! Перезвони на домашний телефон, если есть возможность...
   Почему все женщины, которые работают в художественных салонах и выставочных залах, имеют такие диковинные имена? Виолетта, Инесса, Элеонора, Диана... Такое впечатление, что листаешь не записную книжку, а справочник по мифологии или экзотическому цветоводству.
   Эльвира мне нравится. Нет, я никогда не хотел с ней переспать, но, думаю, это было бы забавно. У нее большая низкая грудь, острые коленки, аккуратный кругленький зад. Все движения у нее плавные, размеренные, как у танцовщицы-сомнамбулы. И характер соответствующий -- спокойный, рассудительный. Не представляю, чтобы она на кого-то кричала. Даже матерные слова, которые изредка слетают с ее интеллигентных уст, кажутся изысканными литературными терминами.
   Звонит телефон. Домашний. По сравнению с современными полифоническими мелодиями сотовых, его трель кажется ужасно старомодной. Снимаю трубку:
   -- Антон, у меня для тебя новость!
   -- Неужели какой-то богатый меценат скупил все мои картины?
   Я всегда задаю Эльвире этот шутливый вопрос, но мои картины покупают редко. Вернее, совсем не покупают. Обычно Эльвира сообщает мне о новой выставке или приглашает на какой-нибудь литературно-музыкальный вечер. Но сегодня исключение:
   -- Почти угадал. Покупатель богатый, но странноватый. Вроде иностранец, но говорит без акцента. Пока приобрел только одну картину -- девушку со змеиным хвостом. Я дала ему твою визитку. Он заинтересовался веб-дизайном и дизайном вообще. Оставил свою карточку, просил тебя позвонить. Желательно сегодня.
   -- Диктуй телефон.
   -- 42-33-51. Хосе Мануэль Эскудеро.
   -- Испанец что ли?
   -- Вроде того. Симпатичный смуглый брюнет. За деньгам, когда зайдешь?
   -- Наверно завтра забегу. Сколько мне причитается?
   -- Четыре восемьсот.
   Я прикидываю, что еще три раза по столько, и я бы обзавелся вожделенной двухкомнатной. Если покупатель денежный и просил позвонить, то может и еще чего-нибудь обломится. Попробую подсуетиться, Владимиру звонить пока не буду.
   Прощаюсь с Эльвирой и снова подхожу к окну. Джипа уже нет. На его месте -- трое подростков перепинываются мячом. Руки в карманах. Поеживаются от холода. Конец зимы -- февраль. Потеплело до минус пяти, и двор ожил. Сам бы с удовольствием поиграл в футбол, но возраст уже не тот, да и времени нет.
   Нужно собраться с мыслями, настроиться на беседу. Веб-дизайном я давно не занимался. Пару лет назад баловался, сделал несколько простеньких коммерческих сайтов. Правда, без флэшовых наворотов, только в HTML. В этом деле я не профессионал. Нет ни времени, ни желания осваивать новые программы. Традиционная полиграфия привычнее, а с интернетом куча проблем -- броузеры глючат, картинки не грузятся, шрифты подменяются... Проектируешь одно, а на экране у заказчика совсем другое. Но на своей визитке веб-дизайн все же приписал -- для непритязательных клиентов. Иногда срабатывает, и тогда я кладу в карман лишнюю сотню баксов.
   Набираю номер покупателя. Интересно, какое из трех слов фамилия? Неверное, последнее... Или фамилия у испанцев в начале? Напридумывают имен, а ты тут разбирайся! Кстати, кажется, у Пикассо было одно из самых длинных имен -- Пабло Диего Хосе... и дальше еще целый список. Так что синьор Эскудеро еще скромный цветочек по сравнению с ним... Пикассо я люблю. Смелый был товарищ. Рисовал, что хотел и ни на кого не оглядывался. Сколотил огромное состояние, а напоследок отмочил номер -- помер в девяносто три года, а завещания не оставил! Деритесь, дорогие наследнички, грызите друг другу глотки! Достали, видать, родственнички, вот и отомстил...
   Несколько длинных гудков и строгий мужской голос отвечает "алло".
   -- Здравствуйте. Хосе Мануэль?
   -- Да, это я.
   -- Это Антон Выгодский. Художник. Вы сегодня приобрели мою картину и просили позвонить.
   -- Антон! -- голос мгновенно преображается, -- Здравствуйте! Рад вас слышать. Мне понравились ваши работы. Я сейчас занимаюсь одним проектом и очень хочу, чтобы вы в нем поучаствовали в качестве художника и дизайнера. Если вы свободны сегодня вечером, то предлагаю встретиться в моем офисе. Скажем, часов в двадцать. Как у вас со временем?
   -- Со временем... -- я быстренько прокручиваю в голове текущие дела, -- Вроде свободен... Говорите адрес!
   -- Марковского, 15. Это недалеко от ЦУМа, старый двухэтажный дом в соседнем квартале. Вход там один. Представитесь охраннику, он вас пропустит.
   -- Портфолио брать?
   -- Да нет, не надо. Мне достаточно увиденного в салоне. Итак, в двадцать часов! Буду ждать!
   Возвращаю трубку в лоно телефонного аппарата и вдруг вспоминаю, что сегодня в семь вечера мы с Анькой приглашены на День рождения ее подруги Натальи. Как же я мог забыть? Совсем из башки вылетело! Позвонить и переназначить встречу? Неудобно, да и не по-деловому -- минуту назад говорил, что свободен, а тут вдруг спохватился. Негоже начинать знакомство таким образом! Это у молоденькой девушки планы и настроение могут меняться, как погода в ветреный день, а у тридцатилетнего мужчины все должно быть строго и определенно. Ладно, как-нибудь выкручусь. Поздравлю именинницу и свалю часа на два. Никто, кроме Аньки, и не заметит... Приспичило же Наташке среди недели праздновать!
   Сейчас три, Анька зайдет в шесть. Можно часика два спокойно поработать. Как раз успею доделать буклет для топливной фирмы. Понастроили автозаправок на каждом перекрестке, заправляйся -- не хочу. Цены у всех одинаковые, так теперь выдумывают всякие дисконтные карты и лотереи, чтобы хоть как-то клиента завлечь. Но это хорошо -- нас, рекламщиков, кормят.
   Щелкаю мышкой. Монитор нехотя просыпается и обнажает бескрайние морские просторы. Люблю заставки с видами природы. Раньше полураздетых девиц на рабочий стол ставил, чем сексуальнее, тем лучше, -- чтобы титьки из лифчика вываливались и задница, как минимум, на ладонь оттопыривалась. Но сексуальный период в заставках давно миновал -- теперь холмы и расщелины на моих заставках иного рода.
   Хорошо работать дома. Вдали от офисной суеты и любопытных заглядываний в монитор. Летом можно сидеть за компьютером в трусах, а зимой в пушистых шерстяных носках. Можно включить на полную мощь любимую группу, а когда совсем отсидишь задницу, то потягать гантели или просто поваляться на диване. Рекламному агентству, на которое я работаю, тоже удобно -- в офисе места больше и лишний компьютер не нужно тратиться. Главное, чтобы работа делалась. Вот я и ваяю. Мелкие заказы получаю и отправляю по электронке, большие записываю на диски и отдаю курьеру. Настоящая работа двадцать первого века! Хотя в подъезде нагажено, как при развитом социализме.
   Выбираю музыку из папки с оптимистичным заголовком "Слушать!". Для поддержания настроения хочется чего-нибудь поэнергичней. Композиция "Astral World" французской группы "Rockets" как раз подойдет -- басы ухают, синтезаторы пищат, роботизированные голоса покрякивают -- очень задорно!
  

***

  
   Анька заявилась без пятнадцати шесть. Озабоченная и запыхавшаяся. Выдает мне новость:
   -- Сейчас Димка позвонил, пока к тебе шла. Наташка в больнице, упала с лестницы -- травма головы и перелом бедра.
   -- Вот тебе и День рожденья! Действительно, грустный праздник! Поедем к ней?
   -- Пока не пускают. Димка уже два часа в коридоре сидит.
   Не хорошо, конечно, но в тайне радуюсь, что празднование отменяется. Честно говоря, недолюбливаю я эти плебейские посиделки -- одно да потому. Первый тост за именинника, второй за свекровь, третий за любовь-морковь! Селедка под шубой, грибы под майонезом. Танцы, прощанья, ночное такси... Вези, вези! Только не сильно тряси, а то расплескаюсь...
   -- Может Димке пожрать привезти?
   -- Ага, будет он там, среди полутрупов, уплетать бутерброды с докторской колбасой!
   Рассказываю Аньке про испанца. Она морщит свою лисью мордочку и говорит: "не знаю -- не знаю..." Ее сомнения понятны. Надеждами да обещаньями сыт не будешь. Единственное средство от финансовых разочарований -- предоплата. Правда, заказчики каждый раз норовят отвертеться -- за что платить, если ничего не сделано? Иногда поддаюсь на их уловки, а потом кусаю локти. Одна радость -- отвергнутые эскизы потом можно подправить и впарить другому клиенту. Багажом этих невостребованных эскизов и отличается опытный дизайнер от новичка...
   На анькин голос откуда-то из-под дивана вылезает заспанный Феликс, запрыгивает к ней на колени и с явным сексуальным настроем начинает обнюхивать ее шерстяную кофту.
   -- Размурлыкался, -- Анька почесывает кота за ухо, а тот довольно мурлычет, -- Весну почуял!
   -- Кофту он твою почуял... И тебя в ней.
  
  

Глава вторая

  
   Выхожу за две остановки. Время в запасе еще есть. На важные встречи я всегда выезжаю заранее. Размеренная прогулка перед деловым свиданием полезней, чем гонка за упущенными секундами.
   Я хорошо знаю дом, где расположен офис испанца. Когда учился на первом курсе архитектурного факультета, мы чертили это старинное каменное здание с островерхой башенкой над входом. Помню, какой ужас внушали нам, вчерашним школьникам, синьки, которые мы должны были детально скопировать. Помню, как я натягивал ватман на свой первый подрамник, как заправлял тушью допотопный рейсфедер, и обводил по лекалу криволинейные загогулины...
   Скольжу по замерзшему тротуару. Ступаю осторожно. Запросто можно расстелиться посреди улицы. Уже совсем стемнело, но здесь, в центре города, народа полно. В основном молодежь. Оккупирует кафе, бары, топчется около кинотеатров и ночных клубов. Покуривает сигареты, посасывает ржавое пиво. Жить стало лучше, жить стало веселее, пьянее и кайфовее... Над головой пульсирует неон:
  
   Лагуна... Пассаж... Воскресенский... Бездна... Манго... Шпилька... Колизей...
  
   Эта вереница вывесок, напоминает мне кроссворд из желтой газетенки, где Христос по вертикали запросто перекрещивается с хреном по горизонтали...
   Раньше неон был только на кинотеатрах и кооперативных магазинах, а теперь на каждой затрапезной забегаловке. Это мой бывший однокурсник постарался. Помню, с каким восторгом он рассматривал замусоленный импортный журнальчик с фотками Лас-Вегаса. И вот -- нате-получите! Заработал денег, купил заводик по производству неона и осчастливил весь город.
   Неон гибок и ярок -- плывет разноцветными волнами, перемигивается оплавленными осколками, закручивается огненными спиралями. Его мистический свет рефлексирует в лицах прохожих, окрашивает щеки в мертвенный сиреневый, желтый, синий... Те буквы, что побойчее, прилепляются к стеклам автомобилей и проносятся чуть вперед, чтобы стереться уже под следующей рукотворной радугой.
   Хлопают двери, хрустит и ломается под шинами автомобилей лед. Слышен девичий смех и приглушенные трели сотовых телефонов. Город живет, народ спешит, катится крохотными кровяными тельцами в тесных бетонных жилах.
   Приземистая тень превращается в несуразную человеческую фигуру. Женщина без ног на маленькой тележке. Короткие обрубки укутаны одеялом. Наверное, очень холодно сидеть долгие часы совсем без движения. Она часто просит милостыню тут, под присмотром расфуфыренных манекенов. Сколько монеток должно упасть в ее пластиковую коробочку, чтобы сегодня она съела на ужин несколько сосисок?
   Не люблю нищих калек. За чувство вины, что сам ты здоров и в твоем кармане съежились гармошкой спасительные банкноты. За назойливое напоминание, что жизнь человеческая в любой момент может треснуть, надломиться и отбросить тебя под полыхающую неоновую витрину. Очень редко подаю нищим. Не потому, что жаль денег, а из чувства сопротивления навязчивой христианской морали, которая настырно твердит:
   Ты должен поступать так...
   Ты должен делиться...
   Ты должен...
   Никому и ничего я не должен! А если и захочу с кем-то поделиться честно заработанными рублями, то без чужой подсказки.
   Собираюсь пройти мимо и на этот раз, но рука сама вытаскивает из кармана смятую десятку и опускает в пластмассовое корытце. В быстром полупоклоне успеваю заметить на дне несколько одиноких монет и услышать за спиной благодарственное "Спаси вас бог!"...
   Что же он тебя не спасет? Прячется за черными рясами и золотыми куполами. Откупается скудными подаяниями прохожих...
   Сворачиваю к особняку. В нескольких окнах горит свет. Уютный чистенький дворик. У входа одинокий "геленваген" -- испанца?
   На железной двери кодовый замок. Любопытный глазок видеокамеры изучает мою норковую шапку. Нажимаю кнопку звонка.
   -- Говорите, -- сурово откликается динамик.
   Произношу свою фамилию и, сверяясь с бумажкой, имя испанца. Сим-сим откройся! Яви мне золотые горы, молочные реки и кисельные берега! Замок щелкает и запускает меня в тесный тамбур. Толкаю вторую дверь и оказываюсь перед стеклянной кабинкой охранника. Вокруг полумрак, только этот гигантский аквариум с широкоплечей фигурой в пятнистом камуфляже наполнен ярким светом. Диковинная человекорыбина по ту сторону стекла с любопытством изучает меня, а я ее. Суровое лицо, взгляд с подозрительным прищуром, белесый ежик короткой стрижки
   -- Добрый вечер. Документы при себе есть?
   Озадаченно роюсь в кармане. Про документы меня не предупредили.
   -- Только это, -- просовываю в окошечко заламинированный прямоугольник -- пропуск в офисный центр, где находится мое рекламное агентство.
   Охранник исподлобья сверяет фотографию с моей физиономией. Неторопливо записывает данные в журнал и возвращает документ.
   -- Поднимитесь по этой лестнице на второй этаж, а там -- последняя дверь в конце коридора. Вас уже ждут.
   По тому, как он это произносит, понимаю, что для каждого маршрута у него заготовлены четкие словесные формулировки -- "наверх... прямо... пройдете... направо..."
   Взбегаю по лестнице и чувствую, как меня подталкивает в спину колючий сторожевой взгляд. Сворачиваю в коридор и замедляю шаг -- здесь я уже вне пределов видимости. Похоже, в здании совсем недавно сделан капитальный ремонт. Ощущается необжитость пространства. Чистые стены без грязных штрихов и сальных пятен, одинаковые двери без табличек, в темной рекреации зачехленная мебель и коробки с оргтехникой. Слабый, но все же еще ощутимый запах штукатурки, краски и облицовочного пластика.
   Вот и конец коридора. Прохожу в небольшую комнату с тщательно укомплектованным местом секретаря -- навороченный телефон, жидкокристаллический монитор, факс-принтер, ксерокс. Слева от обширного кожаного дивана вижу дверь -- очевидно, там кабинет испанца. Еле успеваю оглядеться, как она неожиданно распахивается, и высокий элегантный мужчина рукопожатием пушкинского каменного гостя сдавливает мою ладонь:
   -- Антон, добрый вечер! Вы удивительно пунктуальны -- ровно восемь! Раздевайтесь и проходите.
   Мужчина предупредительно отодвигает передо мной зеркальную панель встроенного шкафа и исчезает в своем кабинете. Быстро сбрасываю куртку, приглаживаю вихры и прохожу вслед за хозяином.
   Удивляюсь резкому контрасту в интерьерах. В коридоре и секретарской -- безликий офисный стиль, а здесь -- антикварный уют в багровых тонах. Мебель массивная, добротная, сразу видно, что из настоящего дерева. Резные книжные шкафы, напольные часы с качающимся маятником, широкий письменный стол, кожаные кресла.
   Повинуясь жесту испанца, усаживаюсь в одно из них. На столе -- раскрытый ноутбук, настольная лампа с абажуром в виде цветка лотоса, трубка беспроводного телефона, фарфоровая пепельница-черепаха. Из прикрытой кожаной папки выглядывают уголки желтоватых бумаг. Рядом лакированная деревянная коробка. На верхней крышке надпись Cohiba и силуэт мужской головы. На передней стенке витиеватая надпись La Habana Cuba и бумажная наклейка с замысловатым гербом. Что-то смутно знакомое... Тьфу! Да там же сигары! Кубинские, дорогие... Дядька явно не из бедных.
   -- Ну как вам? -- спрашивает Хосе Мануэль и показывает куда-то за мою спину.
   Оглядываюсь и вижу на стене свою картину -- девушка-змея. Мрачноватая готика, что-то среднее между работами Гигера и холстами Вальехо. Свое произведение я знаю наизусть, поэтому исподтишка разглядываю хозяина офиса. Он стоит ко мне полубоком. Черные лакированные туфли, черные брюки, белая рубашка с рубиновыми крапинками запонок. Блестящие черные волосы зачесаны назад. Невысокий лоб, густые брови, короткий нос, резко очерченный подбородок. Возраст сразу не определишь -- может мой ровесник, а может и старше. Смугл, строен, высок. Чувствуется иноземная порода.
   -- Маловата для такого кабинета, -- запоздало отзываюсь я.
   Испанец разворачивается ко мне и улыбается. Зубы белые, как в стоматологической рекламе. Замечаю, что глаза у Хосе Мануэля голубые. Даже пронзительно голубые -- кусок неба в ясный морозный день. Удивительно. Я всегда думал, что у испанцев глаза черные или карие... Может он и не испанец вовсе? Хотя -- похож, этакий переодетый мадридский матадор. И взгляд -- холодный, уверенный. Человек с таким взглядом убивает не задумываясь, потому что все свои моральные проблемы давно уже решил...
   -- Но, вы же не собираетесь бросать живопись? Напишите для меня еще одну картину, такого размера, какой должен быть. Вы же делаете работы на заказ?
   -- Да, делаю.
   -- Вот и отлично! -- улыбка снова появляется на лице испанца. В ее лучах ледяной взгляд уже не кажется таким холодным и безжалостным. Я расслабляюсь: здесь тепло и уютно, а хозяин, по-видимому, богат и желает раскошелиться.
   Испанец опускается в свое рабочее кресло. Замечаю на его безымянном пальце красивый перстень. Не здоровенную печатку, как у наших бандитов, а аккуратненькое кольцо из белого металла с круглым красным камнем. Кажется, что перстень светится изнутри, не отражает свет настольной лампы, а излучает свой собственный кровавый свет...
   -- О ваших картинах мы еще поговорим. Сейчас немного о другом, -- лицо испанца становится серьезным, -- В самое ближайшее время наша компания собирается запустить новый интернет-проект. У нас уже есть несколько бизнес-порталов, но задуманный сайт кардинально от них отличается. Это будет развлекательный портал, на девяносто процентов насыщенный визуальными материалами -- фотографиями и короткими видеороликами. Пусть это вас не смущает, но главными темами на нашем сайте будет насилие и секс. Причем именно в такой последовательности. Еще раз повторяю -- не пугайтесь и не спешите отказываться, ничего противозаконного у нас не будет. Наш сайт не собирается заниматься растлением посетителей. У нас совсем иные цели, какие -- пока коммерческая тайна... Интригующие картинки нужны нам лишь для привлечения посетителей. Это необходимое условие для того, чтобы проект стал приносить деньги. Почему насилие и секс? Потому что именно эти вещи находят мгновенный эмоциональный отклик в любом человеке. Потому, что только они интригуют и вызывают неподдельный интерес. Вспомните, сколько зевак всегда собирается вокруг места автокатастрофы, каким массовым успехом пользуются детективные сериалы и боевики. А в видеотеке каждого мужчины всегда найдется парочка порнофильмов...
   Я вспоминаю свою коллекцию порно от классической "Глубокой глотки" до последних интерактивных новинок и мысленно соглашаюсь. Хосе Мануэль продолжает:
   -- Мы всего лишь собираемся дать посетителям желаемое. Дать то, что уже присутствует в сети, только у нас оно будет собрано вместе, в большем объеме и с регулярным обновлением... Что я хочу от вас -- чтобы вы создали привлекательную художественную оболочку для нашего сайта. Какой она должна быть -- не знаю. Это придумывать вам. Главное, чтобы было красиво, привлекательно и не слишком агрессивно. Понимаю, что сейчас, без привязки к конкретным темам, все это кажется вам чересчур смутным, но я уверен -- вы справитесь! Ведь в своих картинах вы так мастерски сочетаете красоту и уродство, превращаете, казалось бы отвратительных существ, в обольстительных и сексуальных! Просто перенесите свое умение на экран монитора. О технической стороне не беспокойтесь. У нас есть специалисты, которые потом все доделают и оживят. Самое главное, выдержать нужный масштаб, пропорции... Да вы и сами дизайнер -- не мне вам объяснять...
   На душе у меня светлеет. Если от меня не требуют сайт "под ключ", а только эскиз внешнего вида, то нет необходимости признаваться в своих скромных способностях веб-дизайнера. Однако, уточнить не мешает:
   -- Одним словом, от меня нужны только красивые картинки для оболочки?
   -- Да, но это должны быть суперкартинки! Ведь это будет лицо сайта, и оно должно быть таким, чтобы никто не посмел от него отвернуться...
   -- Сроки? Оплата? -- задаю я самые главные вопросы.
   -- Особо не тороплю. Понимаю, что вдохновение -- вещь непредсказуемая, но чем быстрее, тем лучше. Что касается оплаты, то за идею и окончательные эскизы вы получите...
   Хосе Мануэль называет многозначную цифру в евро. Очень приятную цифру. Примерно столько я зарабатываю за полгода с учетом всех дополнительных заказов. Вопрос, -- соглашаться или нет, просто отступает перед этой суммой. За эти деньги я готов нарисовать картинки и для десятка сайтов. Лишь бы заказчик сильно не придирался. Но Хосе Мануэль вроде бы не въедливый, и торопится, а когда сроки поджимают, то на придирки времени просто нет. В конце концов, чего еще желать творческому человеку? Лишь бы его искусство было востребовано и щедро оплачено. А тут лучше не придумаешь. Надо брать этого сеньора-быка за рога -- предоплата, предоплата и еще раз предоплата, как завещали Ильф и Петров....
   -- Если вы согласны, -- испанец вонзает в меня голубую ледышку взгляда, -- то уже завтра можем подписать договор.
   -- Хотелось бы и предоплату завтра получить, -- робко, но настойчиво вставляю я.
   -- Обязательно получите. Пятьдесят процентов вас устроит?
   Я сглатываю липкую слюну. Неужели в самом деле деньги в руки полетели? С трудом сдерживая эмоции отвечаю "устроит".
   Хосе Мануэль улыбается. То ли моему ответу, то ли тому, что меня не пришлось долго уговаривать. Неужели он в самом деле думает, что я мог не согласиться? Не похож он на щедрого простачка. Наверняка, все рассчитал. Прикинул, за сколько я свои картинки продаю и решил сразить наповал, чтобы у меня и мысли не возникло торговаться. Выходит, зацепил я его своими работами... С сайтом конечно темнит, но -- поживем-увидим. В принципе, мне все-равно, лишь бы бабки платил. А на своем сайте пусть хоть самую чернушную порнуху выкладывает: хозяин -- барин.
  
  

Глава третья

  
   Новая квартира это не всегда одна только радость. Это куча проблем, забот и неожиданных огорчений. Тем более, если квартира не так уж и нова -- там труба проржавела, тут штукатурка отвалилась...
   Первая квартира, которую я купил, была запущенной до предела. Люди, которые там жили, не были ее хозяевами. Несколько лет, со дня на день, они ждали выселения, поэтому никаким ремонтом даже и не думали заниматься. В общем, мне достались одни только стены, да и те жалобно просили ласки штукатура. К счастью, я давно понял, что ремонт штука метафизическая -- сколько времени ему отдаешь, столько и съедает. Пока латаешь одно, другое уже отваливается. Мы с женой не стали строить из себя чистоплюев -- быстренько привели в порядок комнату и заселились. Думали, будем жить и потихонечку реставрировать остальное -- кухню, санузел, прихожую. Поначалу принялись рьяно, но через неделю энтузиазм иссяк. Да и откуда ему взяться, если приходишь домой в восьмом часу с разламывающейся спиной и красными от монитора глазами? Не знаю, когда бы мы привели наше жилище в более-менее притязательный вид, но все решил развод. Квартиру быстренько продали и разбежались. Бывшая жена в спичечно-коробочную гостинку, а я в съемную квартиру.
   Стою на балконе. Внизу березовая роща -- голые продрогшие деревья, замусоленный оттепелью снег, тропинки с одинокими фигурками людей. Февраль шалит -- пригреет солнышком, порадует теплом, а ночью ударит мороз. Наутро не улицы, а сплошной каток. В вечерних новостях первый репортаж о том, сколько машин за день побилось. Но теперь уже недолго осталось, скоро все очнется от зимней спячки, зазеленеет. Интересно, а ведь тут наверное клещи есть! Укусит такой энцефалитный друг и поминай, как звали! Даже здесь, в самом лучшем районе нашего города, есть свои неприятные мелочи. И от остановки далековато -- двести метров через лес. Летом, конечно, приятно прогуляться -- тепло, светло, птички щебечут, а зимой -- по темноте да холоду -- удовольствия мало. Зато воздух здесь чище и нет такой суеты, как в центре. Надеюсь, что недельки через три мы с Анькой уже заселимся.
   Смотрю на часы, вернее в мобильник. Раньше вообще не мог без наручных часов, а теперь совсем не нужны -- телефон всегда при мне. Часов дел мастера, наверное, жутко злы на телефонный прогресс...
   Без десяти двенадцать. Жду Виктора -- бригадира ремонтников. Хотя, какой он бригадир? Вся бригада -- он да напарник. Отдам ключи, аванс, и пускай трудятся. Ребята вроде бы добросовестные, непьющие. Владимир посоветовал. Говорит, что на себе проверял, вернее, на своей квартире.
   Владимир вместе со мной учился на архитектурном, но по специальности так никогда и не работал. Занимался всем понемножку, а сейчас открыл агентство недвижимости. Однако неутоленная страсть к архитектуре долгие годы не давала ему покоя. Когда пришла пора делать ремонт, он сломал в своей трехкомнатной квартире несколько стен, построил новые и прорубил в них диковинные проемы. Конечно, не сам, а руками и отбойными молотками Виктора и его ребят... В общем, утолил жажду творчества. О художественных достоинствах им содеянного, говорить сложно, но зато есть, чем гостей удивить, а покрасоваться перед другими он любит! Если телевизор, то самый здоровенный, если обувь, то из лучшего магазина, если жена, то бывшая "Мисс город"...
   Я, конечно, не собираюсь так безжалостно калечить свою квартиру, но хочется все же обновить пространство -- изгнать дух прежних хозяев. Вместо обоев -- декоративную штукатурку, линолеум не такой крикливый, в ванной и туалете напольную плитку поменять, -- чтобы спокойно жить и не отвлекаться на хозяйственные проблемы.
   Звонят в дверь. На пороге Виктор -- энергичный крепенький мужичок лет сорока с небольшим. Проходим в пустую комнату с лохмотьями оборванных обоев на затоптанном полу. Виктор вертит головой -- еще раз оценивает фронт предстоящих работ. Отдаю ему ключи и деньги. Чтобы не было недоразумений, прошу пересчитать. Смотрю на его побитые короткие пальцы с изуродованными ногтями -- сразу видно, что человек не мышкой на жизнь зарабатывает. Каждому свое! Все работы хороши -- выбирай на вкус, мотай на ус.
   Выхожу из подъезда и осматриваюсь. Напротив -- детская площадка. Две мамаши выгуливают малышей -- пухленькие комбинезончики увлеченно роются в снегу у замысловатой металлической конструкции, больше похожей на революционную башню Татлина, чем на гимнастическую стенку. На тесной автостоянке припарковано несколько иномарок и старенький "москвич" со спущенными колесами, очевидно, зимует таким образом. Тоже надо бы о личном транспорте призадуматься, но это уже после ремонта.
   За углом дома парень выгуливает тигрового боксера. Большая собака деловито обнюхивает ободранные тополиные саженцы. Время от времени задирает мускулистую ногу и орошает хиленькие деревца. В мою сторону даже не смотрит, ну и слава богу! Кто знает, что у этой собаки на уме? Зверь есть зверь.
   Прохожу между рядами добротных кирпичных гаражей и ступаю на тропинку выложенную серыми бетонными плитами. Слава богу, хоть это догадались сделать, а то весной такая грязюка будет! Потрескавшиеся плиты слегка подрагивают под моими ботинками. Справа и слева, в рыхлом снегу, пивные банки, сигаретные пачки, фальшивая красота разноцветных фантиков. Несколько пустых банок безжалостно насажены прямо на нижние ветки берез. Под некоторыми деревьями желтеют оскольчатые пятна собачьей и человеческой мочи. Это еще цветочки, вот стает снег и обнажит культурный слой во всей его цивилизованной прелести и благоуханности!
   Маршрутка подъезжает почти сразу же. Удобно располагаюсь в полупустом салоне. Бережно кладу на колени папку с эскизами для сайта. Надеюсь, кое-что из них уже сегодня отправится в дальнейшую работу. С ребятами Хосе Мануэля я вроде бы сработался. Пока общаюсь только с веб-мастером Максимом и веб-дизайнером Германом. Они похожи, как братья-близнецы. Одинаковые джинсы и свитера, тонюсенькие очки, худосочное телосложение изможденных электромагнитным излучением компьютерщиков.
   Хм! "Компьютерщики" -- забавное словцо. Как-то незаметно сам стал его употреблять, а ведь еще недавно объявления типа: "фирме требуется компьютерщик" приводили меня в неописуемый восторг. Не программист, не сетевой администратор, а именно "компьютерщик"! Этакий яйцеголовый субъект, который должен по двадцать раз в день разъяснять тупым теткам, что сначала принтер нужно включить в сеть, а потом уже нажимать на кнопку "печать"...
   Вот, одна такая тетка сейчас на меня косится. Прожигает ненавистным взглядом, всем своим обрюзгшим видом показывает, как ей тяжело и неловко стоять в тесном проходе. Свободных мест в автобусе давно нет -- приближаемся к центру, скоро начнется натуральная давка. Так, милая тетя, надо было вчера не картошку с мясом перед телевизором жрать, а пробежаться вокруг дома резвой трусцой! Глядишь, и полегчало бы. Тебе ж еще и сорока наверное нет, а уже все -- сдулась! Могла бы и на такси проехать, если сильно в напряг. Судя по великолепной дубленке, ты не из бедных. Да и у мужа наверняка машина имеется. Но ему не до тебя -- он сейчас с какой-нибудь длинноногой девицей в квартире наставляет тебе коровьи рога. Так что, тетя, худей! Запишись в тренажерный зал, растряси свой апельсиновый целлюлит и не строй из себя обиженную снегурочку!
   Встаю -- следующая остановка моя. Тетя, как охотник дождавшийся добычи, бросается к моему сиденью. Ее массивный корпус умело оттесняет остальных претендентов. Судя по визгливому девичьему возгласу "женщина, осторожней надо!" не особо церемонно оттесняет. Наглость -- второе счастье... А, что же тогда первое? Деньги? Здоровье?
   Быстро пробегаю уже знакомой дорогой. Сворачиваю в арку. Вот и особнячок заботливо подпертый автомобилями. Ныряю под отреставрированный козырек. Замок щелкает раньше, чем я притрагиваюсь к кнопке звонка. Меня узнают. Где-то у охранников в журнальчике я записан, как временный сотрудник.
   Близнецов-компьютерщиков в кабинете нет, хотя рабочий день в самом разгаре. Двадцатичетырехдюймовые мониторы переливаются радужными 3D-заставками. На одном, пожирая друг друга, расцветают фантастические цветы, на другом обезличенный человечек тщетно пытается найти выход из лабиринта. Из колонок доносится знакомая мелодия. Напрягаю мозги, пытаясь вспомнить исполнителя. Отрывистый аккордеон, печальный женский вокал. Ну да! Аргентинское танго в Париже, группа Gotan Project, композиция Epoca.
   Сажусь за свободный стол. На нем куча папок. Открываю одну с надписью "Гюнтер фон Хагенс"... Как же, знаю-знаю -- немецкий патологоанатом. Считает себя художником, скульптором. Изобрел современный способ мумифицирования. Пропитывает человеческие трупы синтетической смолой, а потом пилит, режет и кроит из них кошмарные фигуры с содранной кожей и красной говядиной оголенных мышц. Мировая скандальная слава. Ездит с выставками, работает на заказ для медицинских институтов. Имеет бешеные доходы в сотни миллионов долларов.
   Разглядываю фотографии его творений. Хорошие фотографии, настоящие -- формата А-4 на толстой матовой бумаге. Не какие-нибудь распечатки из интернета на дешевом струйнике.
   Вот мужчина без кожи за шахматной доской. Не только мышцы, но и его мозги открыты для созерцания. Вот человек, словно бревно, распиленный на десяток плоскостей по всей длине тела. Вот беременная женщина, открывающая зрителю содержимое своего живота...
   Средневековый анатомический театр ужасов. Голая правда человеческого тела. Самая голая правда. Голее не бывает.
   Конечно, у Хагенса имеются все необходимые бумаги. Разрешения препарируемых и их родственников, может быть даже какие-то письма именитых институтов, что все делается на благо науки и человечества. Вроде бы все законно, никто не обижен. Однако все равно остается чувство какого-то кощунственного преступления. Перед кем? Перед богом? Вспоминаю священника, который назвал мои работы сатанинскими. Что же можно, а что нельзя? Кто рассудит?
   Беру другую папку с надписью "Марго Куан Найт". Не слышал про такого. Здесь уже не настоящие фотографии, а умелый фотомонтаж.
   Женщина в белом фартуке, словно сырое белье, выжимает в тазик человеческую руку. Из лопнувшей кожи сочится темная кровь.
   Женские ноги с отломленными пальцами, которые, словно хлебный мякиш, тут же на асфальте раскрошены на корм хищным голубям.
   Ноги мужские -- зашнурованы, как кеды. На одном "кеде" уже затянут белый матерчатый бантик, а на другом через незашнурованную кожу проступает красное мясо.
   Кажется, что эти фотографии распространяют в воздухе запах больницы. Несколько дней назад ходили с Анькой к Наташке. Она еще в гипсе, но обещают скоро выписать. Страшно похудела, вместо всегдашнего румянца и пухлых щечек -- желтоватые провалы. Под глазами, давно забывшими про макияж, фиолетовые круги. Говорит, что голова страшно болит -- постоянно колют обезболивающее. В палате еще пятеро. Кровати стоят плотно. Из-под серых простыней выглядывают глаза, наполненные тоскливой жалостью к себе и завистью к здоровью непрошенных гостей.
   Так вот, значит, какие картинки Хосе Мануэль собирается размещать на своем сайте! Что ж, если испанцу нужны посетители, он их получит. Народ любит горяченькое. Традиционное искусство уже никого не трогает. Даже мои картины -- вчерашний день. Толпу нужно удивлять, шокировать. Что только не делают современные "художники", чтобы привлечь зрителей и заработать тяжеловесную копеечку. Не так давно читал в интернете, что галерея Тейт приобрела за бешеные деньги работу одного из адептов поп-арта Пьеро Манзони. "Творение" представляет собой дерьмо художника, запечатанное в металлические банки. Вот это бизнес! Сходил в туалет, опорожнился кучкой золотых слитков и отдыхай! И не нужно никаких художественных институтов заканчивать -- обидно!
   Еще раз просматриваю содержимое папок и вспоминаю список разделов сайта, который мне выдали -- интимные снимки знаменитостей, великие преступники, сцены всемирных катастроф... Да, посетители будут довольны. А если еще рекламную компанию правильно организовать, то успех просто неизбежен.
   Но все же, зачем Хосе Мануэлю нужен этот сайт? Ведь не ради развлечения и сомнительной верхней строчки в рейтингах? На баннерной рекламе много денег не заработаешь, а судя по моему гонорару и этому шикарному офису, бабки в этот проект впаливаются немалые. Как же они собираются их отрабатывать? Какие хитрые комбинации разыгрывает сеньор Эскудеро?
   Дверь распахивается.
   -- Антон, привет! Принес новые шедевры?
   У "близнецов" сегодня хорошее настроение. Выгружают из пакетов в ящик стола бутылки с пивом и пакетики с чипсами. Смущенно оправдываются:
   -- Извини, что угоститься не предлагаем. Официально в офисе запрещено "употреблять", но нам до ночи сидеть, можно и расслабиться... Шеф сегодня из столицы звонил -- торопит со сдачей сайта. Так что, в его отсутствие, мы твои начальники!
   Я равнодушно пожимаю плечами -- начальники так начальники. В принципе Хосе Мануэль все уже утвердил. Раскрываю папку с эскизами. Ребята быстро пробегают глазами мои рисунки. Столь беглое знакомство, которое постороннему может показаться пренебрежительным, меня ничуть не смущает. По себе знаю, что когда долго работаешь с визуальной информацией, то достаточно одного мимолетного взгляда, чтобы оценить работу коллеги. Вглядываться в детали нет смысла. Главное -- общее впечатление, баланс, гармония целого. Если что-то ее нарушает -- диссонанс чувствуешь сразу.
   -- Сексуальные у тебя красотки! -- завистливо бросает мне Герман, -- С кого срисовываешь?
   Для меня это комплимент. Я долго мучился, прежде чем нащупал нужный стиль, и из-под моего карандаша выпорхнул роботоподобный женский организм -- смесь горячей человеческой сексуальности и холодной красоты машинного дизайна. Ход простой, даже примитивный, но сработало. На первом же просмотре Хосе Мануэль удивленно вздернул черные брови и, словно похлопав меня по плечу, сказал: "Вы, Антон, молодец. С первого раза поняли, что я от вас хочу!"
   Герман продолжает вопросительно и уважительно на меня поглядывать. Отвечаю с легкой усмешкой:
   -- Ни с кого не срисовываю. Просто анатомию хорошо знаю. А рядом с такими фотографиями, -- я киваю на папку с работами Хегенса, -- Любая уродина красавицей покажется.
   -- Ну, если б не такие, как он, ты бы может и анатомию не так хорошо знал, -- парирует Герман.
   -- Возможно, -- соглашаюсь я, -- Но лично я больше привык по гипсовым слепкам ориентироваться, а не по трупам. Я не гиена, падалью не питаюсь.
   -- Ты только это нашему фотографу не говори, а то он у нас шибко обидчивый. Подобные заявления он болезненно воспринимает. Ему на всякое смотреть приходится, причем вживую, если так можно сказать по отношению к его объектам... Раньше в криминалистике работал, так что нервишки малость расшатаны. Но свое дело знает. Могу показать подборочку, -- хитро подмигивает мне Герман.
   -- Да нет, спасибо. На сегодня мне уже хватит.
  
  

Глава четвертая

  
   Просыпаюсь и радуюсь, что вчера почти не пил. Голова ясная и желудок в порядке. Анька еще спит. Заботливо прикрываю ее одеялом, встаю и тихо выскальзываю из спальни. Посреди комнаты стол с остатками вчерашнего пиршества. В два часа ночи, когда гости наконец-то разошлись, сил мыть посуду уже не было. Совместили сразу два праздника -- наше новоселье и международный женский день. На журнальном столике в тяжелой керамической вазе букет длинноногих лилий. Цветочный аромат перемешан с запахами подкисших салатов и недопитого шампанского. Соскребаю объедки с тарелок в одну пустую чашку и отправляюсь на кухню мыть посуду. Как-никак восьмое марта отмечали -- после такого праздника не грех и помочь с уборкой.
   В окно кухни, пронзая золотистыми лучами тюлевые занавески, заглядывает весеннее солнце. Настроение отличное. И дело не только в новоселье и остаточной праздничной эйфории -- позавчера я наконец-то сдал Хосе Мануэлю последние эскизы. К моему удивлению, деньги мне выдали сразу же. Да еще мое агентство гонорар подбросило -- давний долг за фирменный стиль для одной строительной конторы. Все эти финансовые вливания случились как раз вовремя, потому что ремонт совсем истощил мой кошелек, а когда в нем "вместо хруста -- пусто", я чувствую себя неуютно.
   Доедаю холодную курицу, облепленную размякшей картошкой. Разогревать не хочется. У холодного мяса особенный вкус, навевает воспоминания о поездах и турпоходах.
   На кухонные звуки является Феликс. Весь вчерашний вечер он просидел в спальне за ящиком с книгами. Мало того, что он пока не свыкся с новой обстановкой, так еще был напуган громкоголосыми гостями. Хорошо хоть не нагадил кому-нибудь в ботинок или сумочку. А может, и сделал свое мокрое дело, да никто не заметил.
   Великодушно отделяю коту часть куриного бедра. Он моментально проглатывает весь кусок и начинает благодарно тереться о мои ноги. Потом привстает на задние лапы, аккуратно цепляется передними за мою коленку и тянет вверх урчащую морду. Подбрасываю в его блюдце горсточку хрящиков и куриной кожицы -- это тоже нужно кому-то есть! Феликс не так быстро, но все же доедает новую порцию. Наверное, вчерашний стресс благотворно повлиял на его аппетит. Кот у меня вообще странный. К еде обычно равнодушен, может ничего не есть целый день, даже от сырого мяса отворачивается. Но иногда на него нападает такой жор, что удивляешься, как его кошачий желудок может столько вместить. Хотя, от нескольких вещей он никогда не отказывается -- это куриная печень и соленая горбуша. Один запах этих продуктов мгновенно превращает гордого и независимого кота в необычайно ласкового попрошайку.
   Вдруг слышу над собой странные звуки -- как будто в квартире сверху двигают мебель. Странные они потому, что я постоянно слышу их в разное время дня и ночи с того самого момента, как мы сюда переехали. Может быть глядя на меня, люди тоже затеяли ремонт? Или... Но, что может быть еще? Даже и не знаю, что предположить. Линолеум стелют? Или кто-то накачивает мышцы, перетаскивая мебель из угла в угол? Надо как-нибудь сходить наверх, познакомиться да посмотреть, что к чему. Вдруг там террористы складируют мешки с гексогеном?
   Подхожу к холодильнику и замечаю на нем подарок Аньке от ее фирмы, где она работает руководителем рекламного отдела. Не знаю, как их мужчины додумались, но всем женщинам на восьмое марта кроме стандартного трехглавого букетика тюльпанов подарили по газовому баллончику "Коктейль Молотова". А на поздравительной открытке написали, что запах тюльпанов для вас, милые дамы, а запах ядовитого газа для ваших самых рьяных поклонников. Креативщики хреновы!
   Разглядываю баллончик. Дизайн убогий. Грязно-зеленая этикетка с красной звездой. Могли бы что-нибудь и поинтереснее придумать. Например, нарисовать солдата с бутылкой зажигательной смеси перед немецким "тигром". Хотя, если платят с гулькин нос, то еще и не такую хрень сделаешь. По себе знаю. Какой смысл напрягать извилины, если получки даже на нормальное питание не хватает?
   Читаю технические характеристики:
  
   масса вещества CS (динитрил о-хлорбензилиденмалоновой кислоты) -- 85 грамм;
   МПК (морфолид пеларгоновой кислоты) -- 500 грамм;
   время действия -- 5 секунд;
   дальность действия -- до 6 метров.
  
   Действует на людей и на собак. Я вспоминаю псин, которых выгуливают в нашей роще. Может быть, и пригодится, но, конечно, не дай бог!
   В комнате звонит телефон. Мобильный, но не мой. Мелодия какая-то попсовая, неуловимо знакомая, не раз слышанная по радио и в маршрутках. Неужели Анька сменила своего любимого Баха на эту модную жуть? Иду на звук и на журнальном столике вижу чужой дребезжащий мобильник -- кто-то из вчерашних гостей забыл. Жму на кнопку:
   -- Алло!
   Слышу радостный выдох:
   -- Антон! Слава богу! Я уж думал, что сотик в тачке забыл! У меня ж там все телефоны! Ты дома? А ну да -- где же еще. Через час заеду! Будешь?
   -- Буду. Приезжай.
   Это Сашка. Мой студенческий товарищ. Но не однокурсник -- просто жили в общежитии в соседних комнатах, вот и подружились. Вместе пили водку, вместе раскладывали девиц на скрипучих железных кроватях, вместе ездили на барахолку за китайскими пуховиками и турецкими джинсами. Конечно, с тех пор я сильно изменился. И пусть, все еще хожу в турецких джинсах, но водку не пью и девиц в парке не снимаю. А Сашка все такой же -- бесшабашный и безбашенный. Серьезности его хватило не надолго. Сразу после института женился, через год развелся и вернулся к своему более привычному имиджу сибирского мачо. Работает прорабом в какой-то строительной конторе, получает хорошие бабки. Подружки у него меняются, как стеклышки в калейдоскопе -- одна ярче и крикливее другой. Но Сашка, ни с какой дольше месяца не задерживается. Вечно возбужденный, радостный, восклицает: "Жить-то, как интересно! Каждый день сиськи новые, письки новые!" Вот такая активная жизненная позиция. И никаких тебе заморочек. Здоровье, как у коня, морда, как у пивовара и наглости на целый эскадрон гусар летучих.
   В дверях появляется зевающая Анька в розовом халате и пушистых шлепанцах.
   -- О, ты уже убрался! Какой хороший муж у меня будет!
   -- Почему "будет"? Я уже есть!
   -- Какой хороший у меня незаконный муж! -- кокетливо поправляется Анька, чмокает меня в щеку и проскальзывает в ванную.
   Намекает, что пора уже о законном браке подумать. Хочет, чтобы я был мужем "законным". Законный... Звучит, как закованный, заколдованный, монотонный. Наверное, она права -- гражданский брак, как стрельба из лука в хлипкую мишень. Вроде попал в десятку, но пока эту мишень до подружек донесешь, чтобы похвастаться, стрела из нее уже вывалится...
   Под окном сигналят. Выглядываю. Вижу сашкину "хонду" и его самого машущего мне рукой. Хватаю мобильник, влезаю в куртку и спускаюсь вниз. На улице прохладно, но после душной квартиры и вчерашнего гульбища свежий воздух действует ободряюще. Вручаю Сашке телефон:
   -- Держи, Саша-растеряша!
   -- Я уж думал в такси выронил, -- радуется Сашка, -- Это был бы уже пятый! Только все телефоны туда забью, бац! уже где-то посеял. Заколебался записные книжки перетряхивать.
   -- А ты себе кабель купи. Телефон к компьютеру подключишь и все туда сбросишь.
   -- Хорошо бы, но это же заморачиваться надо -- покупать, разбираться... Может, если у тебя кабель есть, поедем да сбросим, а то ведь все равно рано или поздно телефон посею.
   -- Мой кабель не подойдет -- у тебя Nokia, а у меня Siemens. А, если тебе лень, давай я сам куплю да заеду как-нибудь.
   -- Давай! Может заодно это самое? -- Сашка понижает голос и бросает быстрый взгляд на мои окна, -- Винца выпьем, да девиц каких-нибудь потискаем?
   -- Винца можно, а девиц нет. Закончились, брат, былые времена!
   -- Ну, ты себя хоронить не спеши. Вот уедет твоя Анна Владимировна в командировку и мы оторвемся по полной программе!
   Сашка упорно именует мою Аньку -- Анной Владимировной, хотя ей всего двадцать пять, а выглядит она и того моложе. Когда при знакомстве, она вручила ему свою визитку, он важно прочитал вслух имя-отчество и с тех пор так ее и величает. Наверное, тем самым показывает мне, что причисляет ее к иной категории женщин, отличной от той, с которой привык общаться. Да и себя настраивает на более серьезный лад, чтобы случайно не сорваться на пошловатые шуточки.
   В ответ на Сашкин непрозрачный намек я неопределенно пожимаю плечами. С тех пор, как Анька со мной, на других женщин я только заглядываюсь. Анька меня во всем устраивает, хотя окружающую красоту трудно игнорировать. Я считаю, что если голова сама собой не поворачивается в сторону изящных женских ножек, и что-то внутри не пытается шевельнуться, то можно ставить на себе жирный крест -- ты уже не полноценный мужчина.
   С Анькой я познакомился в музыкальном магазине. Вернее, там я ее впервые увидел и услышал, а познакомился потом на улице. Стоял у прилавка, рассматривал новые диски. Вдруг слышу, девушка за моей спиной интересуется у продавца: нет ли в продаже дисков со звуками природы? Тот порылся в ящиках и развел руками: закончились! Пока продавец искал диски, я рассмотрел девушку со спины и ее задний фасад мне понравился. Но, что с того? Мало ли стройных ножек притягивает на улице наше внимание? В тот момент я не придал этому значения, подумал только: зачем этой девушке звуки природы? Медитировать она что ли собирается?
   Я тоже ничего не приобрел в этом магазине и отправился в другой, расположенный неподалеку. Увлеченно просматривал каталог, пока не услышал знакомый голос и вопрос: нет ли у вас дисков со звуками природы? Повернулся и увидел ту же самую девушку, но уже в профиль. Красивое ушко, точеный носик, длинные реснички... Продавец этого магазина тоже ничего подходящего не нашел, а я подумал: может быть вторая встреча уже не случайна? Вдруг это сама судьба подает мне знак? В конце концов, терять нечего -- с женой полгода как развелся, самое время кого-нибудь заиметь для души и тела. Пока соображал, девушка вышла. Догнал. Познакомился. Проводил до эзотерического книжного магазина, где есть специализированный музыкальный отдел. По пути разговорились. Оказалось, что она тоже работает в рекламе. Так и завязалось наше знакомство. Прочным узелком завязалось, уже четвертый год вместе.
   Провожаю глазами Сашкину "хонду". Вместе с ней провожаю и воспоминания о своей прежней жизни. Немного грустно, что уже не можешь вот так запросто сорваться, уйти в маленький загул с водкой, девушками и танцами до утра. Но, стоит ли об этом жалеть?
   Как только я переступаю порог квартиры, Анька прикладывает палец к губам:
   -- Тс-с-с!
   Я вопросительно киваю. Вместо ответа Анька берет меня за руку и тихонечко тянет в комнату. Феликс сидит на подоконнике и нервно подергивает хвостом. За окном, на балконных перилах, расположилась рыжая кошка. Откуда она взялась? Явно не с неба свалилась. Дом спроектирован таким образом, что три квартиры имеют общий балкон, разделенный перегородками. Этим то и воспользовалась неожиданная гостья.
   Кошка вытягивает шею, присматривается к нашей форточке. Но та плотно закрыта -- запрыгнуть не получится. Феликсу приходит в голову та же мысль. Он издает пронзительное "Мяу!", подпрыгивает и цепляется когтями передних лап за край створки. Его задние ноги бессильно царапают стекло. При этом он продолжает истошно мяукать. Я снимаю Феликса с форточки и выпроваживаю из комнаты. Собираюсь прогнать кошку, но та уходит сама, осторожно ступая по узеньким перилам.
   Выхожу на балкон, чтобы проследить, откуда пожаловала рыжая гостья. Оказывается, что не с соседнего балкона, а с последнего третьего. Перегибаюсь через поручни и вижу, как она запрыгивает в открытую форточку родной квартиры.
   Феликс еще некоторое время возбужден. Сидит на подоконнике и сосредоточенно высматривает свою потенциальную невесту. Хотя ему уже шесть лет, но свои мужские потребности он удовлетворял только раз, когда мы с бывшей супругой ездили к моим родителям. В то время у них уже лет семь жила одна кошка -- этакая мохнатая старая дева. Не знаю, имела ли она в своей жизни хоть одного мужчину-кота, но потомства у нее не было. На эту кошку и набросился Феликс сразу после приезда. Может быть из-за его неумелости, а может из-за старости кошки, но эти эротические упражнения остались бесплодными.
   Когда мы брали котенка, нам говорили, что, когда он повзрослеет, нужно обязательно приводить к нему кошку, а то будет метить углы. На деле, все оказалось иначе. Когда кот подрос, то, действительно, стал пачкать обои и громко требовать удовлетворения сексуальных надобностей. А затем потихонечку приспособился к шерстяной кофте, на которой спал. Пушистая, теплая -- чем не кошка? Помнет ее минут пять и порядок -- и в доме тихо, и углы сухие. А вот если случайно услышит мяуканье соседской кошки и учует ее запах, то сразу начинает подвывать со всеми вытекающими, вернее выпрыскивающимися последствиями.
   -- Вот и подруга у Феликса появилась, -- говорит Анька, разматывая шнур брауновского фена.
   -- Да уж, верная примета: жди теперь обоссанных углов! -- отвечаю я, но конец моей фразы тонет в шуме сушильного прибора.
  
  

Глава пятая

  
   Дизайн сайта я сдал, но моя работа с Хосе Мануэлем не закончилась. Может, он почувствовал, что мне, по финансовым причинам, не хочется с ним расставаться, а может с самого начала имел на меня далеко идущие планы. Он позвонил мне и напомнил, что я обещал написать для него новую картину, а заодно предложил должность заведующего художественным разделом. Я тут же стал взвешивать в уме, стоит ли расставаться с моим агентством, но испанец опередил меня. Сказал, что не требует от меня постоянного присутствия в офисе и на мне будет только поиск в интернете шокирующих художников для нашего сайта. Финансовая часть, как всегда порадовала -- неплохой оклад плюс оплата интернета. Благодать!
  

***

  
   Я сижу в кабинете, где Хосе Мануэль выделил мне рабочее место. Здесь три стола, два компьютера, шкафы для одежды и документов. Я делю этот кабинет с фотографом. Когда я в первый раз его увидел, он произвел на меня неприятное впечатление. Низенький юркий мужчина со стремительно бегающими глазками. Наверно таким и должен быть настоящий фоторепортер -- пронырливым, как лиса и скользким, как угорь. Особенно неприятное впечатление произвело на меня его рукопожатие -- мягкая влажная рука, торопливо всунутая в мою ладонь. Словно человек боится прикасаться к собеседнику, как будто что-то скрывает. После такого рукопожатия хочется вымыть руки с мылом. Честно говоря, я и сам недолюбливаю этот дурацкий ритуал, якобы свидетельствующий о мужской открытости и солидарности. Кто знает, за что минуту назад держалась рука, пожимающая твою ладонь?
   Я раскрываю папку и просматриваю материал о новом художнике, которого собираюсь показать испанцу. Хосе Мануэля как обычно в офисе нет. Он весь в делах и разъездах, но я надеюсь его дождаться. Конечно, материалы можно отправлять по электронке, но Хосе Мануэль попросил все изображения и тексты обязательно распечатывать и складывать в отдельную папочку. И он прав -- так намного удобнее. Можно разложить на столе и окинуть все одним взглядом без помощи компьютерных программ. Копия на компакт-диске, конечно же, тоже имеется -- размножать и отсылать готовые файлы все же удобнее, чем бумажки.
   Смотрю на часы. Уже конец рабочего дня, а испанца все нет. Секретарша обещала мне позвонить, как только он появится в офисе. Боясь, что она про меня забыла, я сам время от времени выглядываю в окно и смотрю, не подъехал ли "геленваген" испанца. Решаю подождать еще минут двадцать и уйти. Дома полно работы. Мое рекламное агентство получило заказ на разработку торговой марки новой минеральной воды. За мной дизайн бутылки, логотип, буклеты и проч. И хотя наш копирайтер еще не придумал название торговой марки, заказчик уже требует эскизы бутылки.
   Решаю не терять время даром. Достаю из стола стопку бумаги, оттачиваю карандаш. Конечно, вместе с рабочим местом меня снабдили и компьютером, но лишний раз пялиться в монитор желания нет. К тому же, первые наброски я всегда делаю от руки. Ощущение свободы, которое дает обычный карандаш, компьютерные технологии никогда не заменят.
   Настраиваюсь на поиск оригинальной идеи. Первая бутылка получается вытянутой, по форме похожей на пулю. Слишком примитивно! Хотя, если потрудиться над пропорциями, она может получиться очень даже изящной. Разница между двумя похожими на первый взгляд бутылками может быть такая же, как между пиджаком французского кутюрье и китайским ширпотребом. Вроде, все то же самое, но, как элегантен первый и как убог второй! Неуловимое чувство гармонии. Как его ухватить, знают немногие.
   Вторая бутылка получается похожей на стилизованный кувшин. Третья на вазу для цветов... Продолжаю вычерчивать разнообразные формы. Стараюсь уйти от стандартов и дать полную свободу воображению. Рождается бутылка, напоминающая женскую фигуру. Такое уже было -- в рекламе кока-колы или где-то еще... Незаметно для себя начинаю рисовать человеческие и звериные фигуры. Погружаюсь в пространство собственной фантазии, где есть только сильные воины, красивые женщины и звероподобные монстры, жаждущие отведать человеческой плоти. Сверкают мечи, изгибаются луки, вонзаются копья... Вот и готов эскиз картины для Хосе Мануэля -- отважный мускулистый воин попирает ногой поверженного дракона.
   За рисованием совсем забываю о времени. Вместо двадцати минут прошло целых сорок. Звоню секретарше. Хосе Мануэль еще не появился, но вот-вот подъедет. Ждать больше не хочется. Ничего не остается, как оставить папку секретарше и узнать решение начальника по телефону. Окидываю прощальным взглядом пустой кабинет и иду выключать кондиционер.
   Внезапно, дверь распахивается и в кабинет влетает фотограф.
   -- Привет, Антон! -- как всегда торопливо, протягивает он мне свою потную ладонь.
   -- Добрый день, Юрий Антонович!
   При встрече с моим, взгляд фотографа как обычно ускользает куда-то в сторону. Никак не могу вызвать в себе симпатию к этому человеку! Таким людям я никогда не говорю "здравствуйте". Почему-то не хочется желать здоровья тем, кто мне неприятен. Мне кажется, что желая другому здоровья я отрываю его частичку от своего собственного. Поэтому я говорю "здравствуйте" только очень симпатичным мне людям. Все остальные слышат от меня "доброе утро (день, вечер)". Уверен, что многие бы обиделись, узнав о таком разделении, но это моя маленькая тайна.
   Фотограф аккуратно ставит на стол кожаную сумку со множеством кармашков и застежек. Щелкает кнопкой компьютера. Достает из кармана носовой платок и аккуратно промокает лоснящиеся от пота лобные залысины. На вид Юрию Антоновичу лет сорок. Стареющий некрасивый мужчина, с увеличивающимся брюшком. Почему-то мне становится его немного жаль. Может быть, я слишком несправедлив к нему? В конце концов, ничего плохого он мне не сделал. Наоборот, всегда приветлив и доброжелателен. Мне становится стыдно за свою необоснованную ненависть. Вместо того, чтобы сбежать из кабинета, я решаю задержаться. Этой своей задержкой я как бы извиняюсь перед собой за собственные мысли.
   -- Ух! Ну и жарища на улице! Середина мая, а печет, как в июле. Недаром синоптики говорят, что с климатом творится что-то неладное. Хорошо у нас тут прохладненько! -- Юрий Антонович косится на кондиционер, а потом переводит взгляд на мою папку, -- Кого-то новенького нашел? Покажи!
   Я покорно раскрываю папку и раскладываю на столе рисунки африканских животных. Юрий Антонович внимательно, но быстро просматривает распечатки и недоуменно морщит лоб, не понимает в чем загвоздка.
   -- Английский художник Peter Beard, -- комментирую я, -- Живет в Африке, рисует кровью животных.
   -- Ясненько, -- кивает Юрий Антонович, -- А у меня все намного прозаичнее. Тринадцатилетняя девочка выбросилась из окна. Поругалась с мамой и, чтобы ей отомстить, бросилась вниз с восьмого этажа. Вечером в новостях расскажут, а у нас на сайте фотографии уже через час появятся. Сейчас покажу...
   Юрий Антонович говорит об этом спокойно, даже с какой-то профессиональной гордостью. Подключает фотоаппарат и скачивает снимки в компьютер. Мне совсем не хочется смотреть на кровавые человеческие останки, но какая-то сила -- может быть любопытство, а может быть зачатки мазохизма -- заставляет меня дождаться, пока по на экране не появится распластанное на асфальте детское тельце. Юрий Антонович безучастным голосом следователя пытается комментировать, но подробности меня не интересуют. К чему детали, когда жизнь маленького человека так глупо оборвалась?
   Я перевожу взгляд на фотографа. Он не замечает, что я за ним наблюдаю. Юрий Антонович увлечен -- сыплет словами, чуть ли не слюной брызжет. Мне становится противно. Вспоминаю, что в прошлый раз он пытался показать мне фотографии с места другого преступления. Какая-то женщина выбросила своего грудного ребенка в мусорный бак...
   Понимаю, что после нескольких лет работы криминальным фотографом все эти мерзости воспринимаются несколько иначе. Или человек сразу уходит с такой работы, или его душа отвердевает и становится невосприимчивой к ежедневной кровавой атаке. Люди очень приспосабливаемые существа -- ко всему привыкают.
   -- Пойду я, Юрий Антонович...
   Я торопливо отступаю к двери. Мне совсем не хочется прощаясь подавать фотографу руку. Мне кажется, что я могу заразиться через рукопожатие этой душевно-каменной болезнью. Юрий Антонович отрывается от экрана. Я ловлю в его взгляде искреннее недоумение и слабый отблеск обиды. Наверное, он все же почувствовал мою неприязнь.
   -- До свидания, Антон!
   Успеваю заметить на его губах подобие легкой усмешки. Что он подумал? Затаил обиду? Почувствовал свое превосходство надо мной потому что он может спокойно смотреть на такие вещи, а я нет?
   Чувствую внутри себя странное опустошение. Кажется, что стены моей души раздвинулись образовав огромный провал, и в него с гулким эхом падают камни, девочки, младенцы... Останавливаюсь в коридоре и пытаюсь собраться с мыслями. Мимо проносится веб-дизайнер Герман и на ходу протягивает мне руку. Молча пожимаю ее. Стою неподвижно еще несколько секунд, пока не вспоминаю, что должен занести папку секретарше испанца...
  

***

  
   После прохладного кондиционированного воздуха и полумрака каменного здания с удовольствием ловлю лицом ласковые лучи весеннего солнца. Прохожу под темной аркой и вливаюсь в людской поток. Народ радуется долгожданному теплу. Девушки демонстрируют голые коленки, а юноши, накачанные за зиму бицепсы. Разглядываю прохожих и стараюсь отвлечься, но вся эта жизнерадостность кажется мне ненастоящей, напускной. Танцуй, пока молодой! Резвись на минном поле! Но, рано или поздно пробьет и твой час.
   Замечаю впереди безногую нищую. Интересно, как она лишилась ног? Может быть, ее тоже выбрасывали в помойный бак?
   Роюсь в кармане в поисках мелочи. Достаю десятку и усмехаюсь своей жадности. Какой купюрой отмерить милосердие к другому? Достаточно ли десятки, сотни, тысячи, чтобы откупиться от чужого несчастья и обрести значительность в собственных глазах? Или лучше приберечь измятую бумажку для себя? Купить новую рубашку или отложить на черный день, когда сам будешь загибаться от тяжелой болезни? А может и не нужно откупаться от чужого несчастья?
   Зажимаю в руке сотню и иду вперед. Какая-то женщина впереди меня останавливается напротив нищей и сосредоточенно роется в кошельке. Выгребает горсть мелочи. Вижу, как она выбирает из ладони все крупные "беленькие", а медяки ссыпает в кружечку попрошайке. Какой хороший повод избавиться от лишней тяжести в кошельке! Я опускаю сверху свою сотню и спешу скрыться за спинами прохожих. "Спаси вас бог!" несется вслед то ли мне, то ли женщине, то ли нам обоим. Наверное, для этой нищей все мы слиты в единую безликую массу. Чужую массу... Интересно, а есть ли у нее семья? Вряд ли у нее есть дети, но вполне могут быть брат или сестра. Такие же нищие, как и она...
   Упираюсь в грудь какого-то человека. Пытаюсь его обойти, но он как будто нарочно не дает мне это сделать. Из глубин сознания меня выводит странно знакомый голос:
   -- Антон! Ты что, не узнаешь меня?
   Поднимаю глаза и вдруг признаю в толстомордом, облысевшем человеке своего одноклассника Сергея. В школе мы дружили, а когда стали студентами, то нас завертела каждого своя среда, и мы потеряли связь друг с другом. Слышал от одноклассниц, что он вроде бы работает биохимиком в исследовательском институте, занимается научной работой, получает большущие гранты от зарубежных организаций. И это не удивительно -- Сергей всегда был примерным учеником и активистом, но не презираемым всеми очкариком-отличником, а своим парнем в любой, даже самой хулиганской компании. Потому что, хоть и учился только на отлично, но был самым рослым и сильным в нашем и параллельном классах. На физкультуре он бегал быстрее всех, в школьной баскетбольной команде вся надежда была только на него, а на городских олимпиадах по химии он всегда занимал только первые места. Надо ли говорить, что все девчонки были просто без ума от него?!
   Видно, что Сергей очень рад нашей встрече. У меня на душе тоже светлеет от того, что я встретил человека, с которым связаны мои самые лучшие школьные воспоминания. Но Сергей торопится.
   -- Извини, на встречу опаздываю! -- извиняется он и, достав из кармана визитку, начинает авторучкой что-то черкать на ней, -- Тут мои телефоны и домашний адрес, а чтобы нам снова не потеряться на десять дет, давай договоримся о встрече прямо сейчас. В субботу в семь вечера сможешь ко мне прийти?
   Я киваю.
   -- Ну, и от лично! Только позвони, вдруг... Хотя, к черту! Никаких "вдруг"! Приходи и все, а то так и не встретимся никогда. Приходи и никаких гвоздей! О жизни поговорим, с семьей познакомлю... Все! Убегаю!
   Я растерянно беру его визитку, взамен отдаю свою. Он пробегает по ней глазами: "Ага, мобильник есть... Ну, до встречи! Смотри!" -- шутливо грозит он пальцем, потом крепко жмет мне руку и теряется в толпе. Я рассматриваю его карточку. Хорошая бумага, цветная печать. Сразу видно, что организация не бедствует. Оказывается, Сергей живет не так уж и далеко от меня. В субботу обязательно пойду к нему в гости. Если не сейчас, то когда же? Если такие встречи откладываются, то как правило навсегда. Встретишь вот так же какого-нибудь давнего товарища, запишешь телефон и адрес, а потом, или потеряешь эту бумажку, или найдешь спустя полгода, когда уже и звонить вроде бы неудобно -- может, человеку и не до тебя уже.
  

***

   Открываю дверь квартиры. Наконец-то я дома! Здесь хорошо и уютно. Первым встречать меня выходит Феликс, а за ним и Анька.
   -- Что у вас новенького? -- спрашиваю я, передавая ей купленный в гастрономе пакет с продуктами.
   -- Да так, ничего особенного. Видеоролик сегодня отдала на шестой канал. Вот сижу, рекламные блоки отслеживаю, а то не уследишь -- накосячат. А в новостях такой кошмар показывали! Девочка поругалась с матерью и спрыгнула с девятого этажа. Насмерть. Ужас!
   -- С восьмого, -- поправляю я Аньку, и иду мыть руки.
  
  

Глава шестая

  
   Просыпаюсь от того, что какая-то назойливая муха жужжит прямо над ухом. Еще находясь в полусне, пытаюсь отогнать ее рукой. Муха улетает. Слышу, как она кружит по комнате, ударяется о стекло и мечется по нему, издавая нудное жужжание. Мало того, что соседская кошка каждое утро мяучет на балконе, и я встаю ее прогонять, так еще муха привязалась!
   Анька спит рядом, но муха почему-то пристает только ко мне. Может быть в прошлой жизни она была противной стервозной бабой? Отравляла жизнь мужу и коллегам по работе, а теперь, когда ее скверная душонка вселилась в оболочку насекомого, она продолжает свою извечную миссию.
   Наконец, муха окончательно будит меня и я просыпаюсь в образе разъяренного зверя. На часах еще только полдевятого. Рановато для субботнего подъема, но выхода нет. Во мне закипает злость. Я хочу поймать и отомстить этой летающей твари!
   Сначала пытаюсь оттеснить муху к окну, за штору, чтобы прижать к стеклу и раздавить. Но муха, словно прочитав мои мысли, кружится под самым потолком и совсем не собирается лететь к окну. Чтобы не разбудить Аньку, открываю дверь в другую комнату и полотенцем выгоняю муху туда. Здесь-то я ее точно поймаю! Складываю в несколько раз старую газету и держу свое оружие наготове. Но занудное насекомое не желает садиться. Летает из угла в угол и противно жужжит. Терпеливо жду, когда она устанет и сядет. Вдруг жужжание стихает. Села? Осторожно подкрадываюсь к книжному шкафу, где только что-то мелькало черненькое тельце, и приглядываюсь. Муха сидит на стеклянной рамке, внутри которой наша с Анькой фотография. Несколько секунд раздумываю, не пострадает ли рамка от моего удара. В конце концов, склоняюсь к мысли, что с рамкой ничего не случится. Самое худшее -- отлетит в угол полки. Осторожно заношу газету, но, когда моя рука устремляется к цели, муха внезапно взлетает. Пытаясь завершить удар, я слегка меняю его траекторию, и он приходится на верхний угол рамки. Та вздрагивает и, крутанувшись, отлетает в сторону. На мгновенье замирает на краешке полки, а потом падает на пол. Слышу звук бьющегося стекла. Ну вот -- доохотился!
   Наклоняюсь и вижу, что один угол у рамки совсем откололся, а всю поверхность с угла на угол пересекает длинная трещина. Среди мелких осколков различаю на полу и злополучную муху. Она еще жива. Взбрыкивает своими многочисленными ножками. Живучая, сволочь! Придавливаю ее к полу осколком стекла и превращаю в лепешку.
   -- Антон, что там у тебя? -- доносится из спальни Анькин голос.
   -- Все нормально, так -- кое-что разбил...
   -- Надеюсь, не мою любимую вазу?
   -- Нет.
   Анька успокаивается и больше ни о чем не спрашивает. Осторожно извлекаю фотографию из треснувшей рамки. Но видно недостаточно осторожно, потому что на одном из пальцев набухает капелька крови. Не очень веселое начало субботнего дня! Крупные осколки заметаю на бумажку, мелкие собираю мокрой тряпкой. Фотографию прячу в толстый словарь. Черт с ней, с рамкой, куплю другую. Главное, что муха свое получила.
  

***

  
   Пью чай и одновременно пытаюсь читать купленную накануне книгу -- "Каталог Латура" Николая Фробениуса. Повествование о человеке нечувствительном к боли. А вот я чувствую. Палец, смазанный йодом, слегка ноет. Герой книги, помешанный на анатомии, напоминает мне своего современного коллегу Гюнтера фон Хагенса. Та же безумная страсть к человеческим внутренностям. Откладываю книгу в сторону, чтобы не испортить себе завтрак воспоминаниями о кровавых фотоснимках. На обложке рисунок, который сыграл не последнюю роль при выборе чтива -- человек-бабочка, укрепленный на механическом колесе. Долго ищу в книжке имя автора иллюстрации и нахожу на последней странице обложки надпись: "В оформлении переплета использованы фрагменты..." Имя художника заклеено бумажкой со штрих-кодом. Неужели продавщица не могла прилепить эту бумажку на белое поле рядом? Она бы еще название книги заклеила! Вот, как простой народ любит нас, художников! Отскребаю ногтем краешек бумажки и дочитываю остальное: "...коллажа Виктора Коэна". Хм, не знаю такого художника. Надо будет поискать в интернете...
   Пока Анька не проснулась, решаю немного потрудиться над картиной для Хосе Мануэля. Вчера он одобрил мой эскиз. Дал предоплату с словами: Rey es el amor, y el dinero, emperador. Увидев мое недоумение, тут же перевел: "Любовь это король, а деньги -- император" и добавил: "Чтобы веселее работалось!". Вчера же я начал переносить рисунок с бумаги на холст. Этот этап в создании картины для меня самый нелюбимый. В нем нет никакого творчества, а времени требует уйму, потому что я с особой тщательности подхожу к соответствию первоначального эскиза рисунку на холсте. Этот этап мне всегда хочется поскорее проскочить. Не терпится взяться за кисть и вдохнуть в безжизненный контур живую масляную плоть. Вот и сейчас, с нетерпением завершаю рисунок и стираю резинкой разметочные линии.
   Совсем забыл, когда в последний раз писал маслом. Много времени и энергии ушло на сайт для испанца, да и мое рекламное агентство завалило работой. Одна возня с этой минеральной водой чего только стоит! Слава богу, бутылку решили взять стандартную, а вот с эскизом этикетки клиент никак не определится. Уже шестой вариант предлагаю. Сначала им нравилась этикетка "Святого источника" и они хотели подобную. Затем им на глаза попалась французская вода "Vitel" и они загорелись новым желанием. В общем, сплошной бег по кругу без финиша на горизонте. Но хорошо, когда работа есть, хуже, когда приходится сидеть без дела. Тогда на меня накатывает чувство необъяснимой тревоги. Вернее, вполне объяснимой -- я сижу сложа руки, а мои деньги зарабатывает кто-то другой. У одного из менеджеров моего рекламного агентства над столом висит скромный самодельный плакатик -- "Пока мы отдыхаем, они зарабатывают НАШИ ДЕНЬГИ!". Для рекламных менеджеров очень актуально, ведь их, как и волков, ноги кормят. Ну и телефон, конечно.
   Достаю из тумбочки флакончик с льняным маслом, коробку с разноцветными тюбиками, набор кистей и кусок оргстекла, который служит мне палитрой. Располагаю все это на столике рядом с мольбертом. Теперь можно приступать! В начале я всегда тороплюсь, а потом, когда приходится исправлять неудачные куски, ругаю себя за поспешность. Но ничего не могу с собой поделать -- руки чешутся! Скорее, скорее...
   Приоткрываю окно, чтобы лучше проветривалось, а то Анька живьем съест. Порезанный палец немного побаливает, но кисть держать не мешает. Выдавливаю на палитру несколько красок и большую порцию белил. Как учили еще в художественной школе, начинаю писать со светлых пятен. Если начать с темных, то потом, когда будешь постепенно выстраивать цвета от темного к светлому, может получиться так, что твоя тоновая лесенка уже закончится на чистейшем белом, а в твоей картине еще остались места, которые должны быть более светлыми. И где тогда взять краску белее белой?
   Наношу на холст несколько пятен, чтобы почувствовать взаимоотношения цветов. Другое живописное правило -- идти от общего к частному. Сначала нащупываешь общую цветовую гамму в больших пятнах, а уже потом прорабатываешь детали. В общем-то, в живописи я самоучка. И хотя у меня за плечами детская художественная школа и курс живописи архитектурного факультета, все же технике масляной живописи я никогда не учился. Всегда только акварель или гуашь. Все это по бумаге, которая легко мнется, пылится и коробится от влаги. Масляная живопись на холсте -- вещь гораздо более долговечная, поэтому и ценится дороже.
   Когда работаю над картиной, большая часть мозга отключается. Если начинаешь слишком задумываться над каким-то куском, то он обычно не получается. Можно сказать, что рука сама пишет и знает, в какую краску обмакнуть кисть. Чтобы мозг не мешал, я предпочитаю писать под музыку. Конечно, пока Анька не проснулась, я работаю в наушниках. Сейчас мне хочется чего-то мощного, энергетического, чтобы с головой провалиться в звуковое пространство, оставив в этом мире только кисть, кончики пальцев и пару глаз для надзора. Включаю один из моих любимых альбомов -- "Rtythm And Strealth" группы "LeftField". Больше всего мне нравится шестая композиция "Afrika Shox". На купленном мной аудиодиске, есть и клип -- худощавый измученный негр бредет по современному городу. Падает, ломает руку, которая тут же рассыпается на мелкие осколки, потом ломает ногу и так далее. К концу клипа от него не остается ничего. И никому нет до этого дела. Все только косятся и проходят мимо.
   Когда из спальни появляется Анька, я слушаю альбом уже в третий раз. Приподнимаю наушники и киваю на картину:
   -- Ну, как тебе?
   Анька трет свои слегка заплывшие глаза и ворчит:
   -- Еще ничего непонятно. Как всегда что-то страшное рисуешь. Нарисовал бы лучше на кухню букет цветов. Фу, опять краской пахнет!
   Пока Анька возится на кухне, я продолжаю трудиться над картиной. Нужно спешить пользоваться накатившим живописным настроением, а то бывают дни, когда абсолютно ничего не рисуется и даже не хочется. Полная апатия к творчеству. Иногда это длится месяцами. В такие моменты мне кажется, что вдохновение уже никогда не вернется. Но, что удивительно -- возвращается.
   Когда сквозь запах краски начинает пробиваться аромат яичницы с ветчиной, я бросаю кисть и снимаю наушники. Отхожу к противоположной стене и любуюсь результатами. Не очень много успел сделать, но самое главное, что начал. Есть за что цепляться дальше. Иду на балкон, чтоб оттереть руки скипидаром и лишний раз не вонять в комнате химикатами. На улице хорошо, погода солнечная. Во дворе куча машин. Кто-то собирается на дачу, кому-то привезли новую мебель, мамы гуляют с детьми...
   После обеда мы с Анькой тоже идем проветриться. Сначала бредем по широкой дороге вместе с дачниками, которые до верху навьючены сумками и пакетами. В основном, это женщины пенсионного возраста. Дачники-мужчины обычно пользуются личным транспортом. И неважно, что это насквозь проржавевшие "москвичи" и "запорожцы". Главное, что мотор работает, колеса крутятся, и не нужно ничего тащить на своем горбу. А вот одинокие пенсионерки лишены этой "роскоши" и вынуждены топать пешком от автобусной остановки. Понятно, что не ради собственного удовольствия топают. Разве проживешь сейчас на пенсию в полторы-две тысячи рублей, когда одна квартплата съедает столько, что самим остается только на макароны и молоко? Вот и приходится, чтобы обеспечить себе более-менее сносное питание, выращивать картошку, помидоры, огурцы. Жалко людей. Всю жизнь горбатились на родное государство, а оно в ответ беззастенчиво высморкалось в их кошельки.
   Сворачиваем с Анькой на боковую тропинку. Силуэты дачников исчезают. Здесь господствует иной контингент -- любители выпить и закусить на природе. Со всего города съезжаются. Вместо пения птиц и зеленой травы -- пьяный гогот и черные проплешины выгоревших костров, разбитые бутылки и прочий мусор.
   Тропинка идет в гору. Дыхание сбивается, ноги дервенеют. Потихоньку, с перекурами, поднимаемся на самый верх сопки. Здесь что-то вроде смотровой площадки. Город отсюда, как на ладони. В самый центр его воткнута здоровенная бетонная башня -- памятник советскому долгострою и гигантомании. Чуть левее -- холм с часовней, символом города. Правее -- здание железнодорожного вокзала... А вот и наш дом -- крохотная серая коробочка в окружении своих братьев-близнецов. Немного дальше по зеленому склону рассыпалась горсточка элитных коттеджей. Что за люди живут в таких хоромах? -- для меня большая загадка.
   Пытаюсь отыскать глазами дом Сергея. Ой! Надо же, наверное, позвонить! Мало ли что? Вдруг дела или заболел?
   Связь тут хорошая, станция сотовой связи прямо за нашей спиной. Антон отвечает сразу. Все без изменений -- ждет. Надо бы вместе с Анькой наведаться, но она уже пообещала подруге посидеть с ребенком, пока та отлучится по делам. Ну да ладно, один прогуляюсь.
   -- Хорошо здесь, -- говорит Анька.
   Она стоит, задрав голову к солнцу. Что-то напевает себе под нос и даже слегка пританцовывает от избытка свежести и хорошего настроения. Ее медные волосы развеваются на ветру, а на щеках выступил румянец... Все-таки хорошо, что у меня есть Анька! Обязательно напишу какой-нибудь красивый букет для нашей кухни! И Аньке приятно будет, и гости порадуются. Вот распустятся на дачах цветы, куплю у какой-нибудь старушенции букетик и напишу. Почему бы и нет, черт возьми?!
  

***

  
   Не хорошо ходить в гости с пустыми руками. Я обычно покупаю бутылку вина и коробку конфет. Первое -- для установления более быстрого контакта, второе -- чтобы этот контакт заканчивался на приятной, сладостной ноте. Или, скажем по-другому: первое -- для хозяина, второе -- для хозяйки.
   По дороге к серегиному дому захожу в супермаркет. Тут я впервые. Руководствуясь каким-то сорок шестым чувством, быстро пробегаю лабиринт из покупателей и продуктов и выхожу к полке с конфетами. Всем сладостям я предпочитаю конфеты "Птичье молоко" местной кондитерской фабрики. Они куда вкуснее и свежее, чем какое-нибудь залетное "Ассорти" с сомнительной начинкой наполовину состоящей из консервантов и "искусственных ароматизаторов идентичных натуральным".
   Из вина выбираю "Хванчкару". Приглядываюсь к бутылке. Настоящее или подделка -- кто его разберет? Пока не попробуешь -- не узнаешь. Да я и не знаток. Лишь бы приятно пахло, легко пилось, и наутро живым проснуться.
   Выхожу из магазина и осматриваюсь. Прикидываю, как лучше добраться до серегиного дома -- дворами или по асфальтированному тротуару? Дворами короче, но можно заплутать. В нескольких метрах от себя замечаю бездомную собаку. Грязно-серая шерсть, печальные глаза, ребристые бока, отвисшее худое брюхо с темными сосками. Наверное, где-то в подвале или в яме под теплотрассой ее ждут голодные щенята. Ждут теплого материнского молока. Чем я могу им помочь?
   Я растерянно оглядываюсь на супермаркет. Пойти, купить пару сосисок? Но для чего продлевать существование несчастного животного? Для того, чтобы оно смогло выкормить своих детенышей и обречь их на такое же убогое существование?
   Яростно обрываю свои мысли. Ведь это просто отговорки для самоуспокоения! Лишь бы ничего не делать! Лишь бы пройти мимо, понадеявшись, что поможет кто-то другой, более милосердный, более жалостливый. А я?
   Почему-то я стыжусь принародно кормить бездомных собак. Вроде бы и жалко их, и деньги есть, но я стесняюсь осуждающих взглядов и насмешливых мыслей -- "Вот, чудак! Скармливает колбасу какой-то облезлой лишайной твари! Тут людям есть нечего..." Но люди -- это совсем другое дело! Ведь, большинство из нас так или иначе, но сами виноваты, что живут хуже, чем могли бы.
   Собака не уходит. Чувствует, что ей может что-нибудь перепасть. Я шутя грожу ей пальцем:
   -- Ладно! Жди!
   Спешу обратно в магазин. Покупаю килограмм дешевых сосисок и возвращаюсь. Собака, завидев меня, делает несколько робких шагов навстречу и останавливается. Смотрит с надеждой и опаской. Я выдавливаю одну сосиску из оболочки и бросаю ей под ноги:
   -- На! Ешь.
   Боясь подвоха, собака внимательно обнюхивает розовую мякоть, берет в зубы и, почти не жуя, глотает. Я оглядываюсь -- не видит ли кто моего диалога с этим позорным существом? Рядом никого нет. Я раздираю ногтями тугие оболочки и бросаю собаке еще несколько сосисок. Мои пальцы становятся скользкими и жирными, но я быстро очищаю остальные сосисками и пока оставляю их в пакете. Вытираю руки носовым платком. Глаза у собаки веселеют. Замечаю, что она даже слегка повиливает хвостом. Но ближе все равно не подходит.
   -- Пойдем, -- киваю я ей.
   Иду в сторону ближайших кустов. Выворачиваю пакетик и сгружаю сосиски в траву.
   -- Ешь, -- приказываю я собаке и, не оглядываясь, спешу прочь.
   Время почти семь. Нужно поторопиться, опаздывать я не люблю. Сворачиваю за угол и вновь осматриваюсь. Прикидываю, в какой стороне дом Сергея. Иду по какой-то подвернувшейся тропинке, но она приводит меня к забору детского сада. Железная калитка закрыта на замок, дырки в заборе нет -- никак не пройти. Значит, все-таки придется в обход! Чертыхаюсь и иду назад. Торопиться, в общем-то, некуда. Ничего страшного, если опоздаю на десять минут.
   Случайно замечаю позади знакомую дворнягу. Она явно сопровождает меня, но по-шпионски, на безопасном расстоянии. Сворачиваю на асфальтовый тротуар. Рядом снуют автомобили. Много их развелось в последнее время, а дороги шире не стали. Особенно большие пробки в центре города, в его, так называемой, "исторической части". Такой ширины улицы были еще при царе Николае. Помню дореволюционные фотографии, которые нам показывали в институте на "Истории архитектуры". Каменных домов тогда было совсем немного -- раз-два и обчелся. Теперь все они -- архитектурные памятники, так просто не снесешь, дорогу не расширишь. Вот и приходится горожанам мучиться.
   Вдруг собака вырастает прямо передо мной. Она появляется из-за кустов и в упор смотрит на меня. Наверное, решила попытать счастья еще раз. Какими-то ей одной известными путями она обогнала меня и нарисовалась -- фиг сотрешь! Хитрющая, зараза! А хлеба ей дашь, так, наверное, будет нос воротить! Но у меня нет ни хлеба, ни сосисок. Извини, дорогая, но на сегодня твоя кормежка закончена!
   Я аккуратно обхожу собаку и иду дальше. Говорю себе: не оглядываться! А то подумает, что я ее подзываю. Тем более, повод не оглядываться есть. Навстречу мне идет стройная симпатичная девушка. Стараюсь еще издалека оценить ее затянутый в джинсы силуэт. Жду, когда она поравняется со мной, а пока отвожу глаза в сторону, чтобы в нужный момент выстрелить взглядом и мгновенно сосканировать девичью внешность.
   Девушка приближается. Я сосредотачиваюсь. Поднимаю глаза. Скольжу по ее ногам, оголенному животику с запирсингованным пупком, робко оттопыренной груди. Дерзко заглядываю в зеленые глаза... Одновременно слышу за спиной звук стремительно приближающегося автомобиля. Девушка смотрит куда-то за мое плечо. Глаза ее округляются и становятся испуганными. Я инстинктивно поворачиваюсь. Слышу визг тормозов и глухой удар. Вижу, как, отскочив от бампера машины, под ноги мне летит что-то бесформенное. Воздух раздирает пронзительный вой. Едва, успеваю отпрыгнуть в сторону, как на мое место шмякается разодранное собачье тельце. Из-под него быстро растекается темно-красная лужица. Лапы у собаки переломаны, из распоротого брюха торчат осколки ребер. Ее резкий прерывистый скулеж полосует воздух острой бритвой. Собака дергает головой, очевидно пытаясь подняться, но лапы не слушаются. На мгновение я встречаюсь с ее обезумевшими глазами. Не в силах вынести зрелища отворачиваюсь. Вижу перед собой спину девушки. Похоже, ее тошнит. На меня же накатывает какая-то густая пустота, в которой беспомощно мечется собачий вой.
   Через несколько секунд он стихает. Я поворачиваюсь. Рядом с собакой стоит мужчина. С трудом соображаю, что это водитель припаркованной неподалеку "тойоты", виновник происшествия. Из открытого окна автомобиля выглядывает встревоженное женское лицо. Мужчина переминается с ноги на ногу, нервно кусает губы, в поисках поддержки оглядывается на женщину в машине. Женщина, очевидно супруга, выходить не собирается, а только машет ему рукой -- поехали скорей отсюда!
   -- Извините, торопился, -- разводит мужчина руками и, бросив на меня быстрый виноватый взгляд, спешит к машине.
  
  

Глава седьмая

  
   Бреду по улице в забытьи. Кажется, что мир совершенно изменился за последние пятнадцать минут. В сердце сжимает щемящая боль. "Это всего лишь собака! Обычная бездомная собака", -- успокаиваю я сам себя, но тут же добавляю, -- "А ведь где-то в подвале ее ждут щенята!" В ответ сердце начинает ныть сильнее. Знающие люди говорят, что это дает о себе знать сердечная чакра, которая отвечает за любовь и сострадание.
   Пытаюсь отвлечься. Останавливаюсь, задираю голову и несколько секунд смотрю в синее небо. "Жизнь продолжается!" -- говорю я сам себе. Скольжу рассредоточенным взглядом по деревьям, прохожим, окнам домов и неожиданно упираюсь глазами в табличку с номером дома Сергея -- вот и пришел!
   Уже двадцать минут восьмого. Заждались, наверное. Прикидываю, что квартира Сергея должна находиться во втором подъезде. Перед ним, сидя на лавочке, наслаждаются вечерним солнышком две бабуси. На меня поглядывают подозрительно, -- с какой целью пожаловал, господин Чужой?
   Твердой походкой прохожу в подъезд, не удостаивая бабушек даже мимолетным взглядом. На покореженных и закопченных почтовых ящиках отыскиваю номер нужной квартиры. Скорее всего, она находится на седьмом этаже. Залезаю в лифт. Стараюсь дышать через раз, так как внутри стоит ужасный запах, словно ты не в лифтовой шахте, а внутри давно нечищенного мусоропровода. Лифт со скрежетом и скрипом доставляет меня на седьмой этаж. Угадал -- квартира здесь.
   Звоню. Короткую мурлыкающую мелодию тут же перебивает щелканье засовов, и меня встречает улыбающийся Сергей.
   -- Приветствую! Проходи-проходи...
   Я переступаю порог и попадаю в просторную прихожую. Вдоль стен -- тумбочки, шкафчики, коробки... Между ними скромно затесался модный спортивный велосипед. На полу прорезиненный коврик. Рядом -- очевидно приготовленные специально для меня -- шлепанцы. Наклоняюсь, чтобы разуться, и вижу на своих ботинках и брюках пятна собачьей крови. Интересно, отстираются или нет?
   Прохожу в комнату. Посреди -- накрытый стол, возглавляемый сторожевой башней шампанского и огромным блюдом какого-то хитрого салата. Одна стена, от пола до потолка, -- сплошной книжный стеллаж. Сразу ясно, что хозяин квартиры -- Читатель с большой буквы. В углу -- прозрачная тумба с телевизором и серебристыми панельками аудио- и видеоаппаратуры. Напротив -- Г-образный диван. На зов Сергея, откуда-то из кухонных недр квартиры, появляется супруга -- приятная женщина с красивыми добрыми глазами, окаймленными лучиками уже прорезавшихся морщинок.
   -- Знакомьтесь, -- говорит Сергей, -- это Оксана -- моя прекрасная половина, а это Антон -- друг самый лучший школьный друг.
   Мы обмениваемся с Оксаной стандартным "очень приятно". На ее вопрос, почему я явился без дамы, излагаю заранее заготовленную легенду о том, что подруга попросила Аньку посидеть с ребенком.
   -- Ну, что же, давайте садиться! -- громогласно призывает Сергей и, оправдываясь, добавляет, -- Дети на улицу убежали, погода хорошая...
   Появляется Оксана в нарядном платье, плотно облегающем ее, весьма стройную для матери двоих детей, фигуру. В потолок летит пробка от шампанского. Пьем за встречу и за знакомство. Поглощаем салаты и колбасу, беседуем о том, о сем. За разговорами и воспоминаниями я почти забываю о недавнем происшествии. После шампанского принимаемся за мою бутылку вина, и мне становится совсем хорошо. Только где-то в дальнем уголочке сердца еще клокочет недавняя боль. Как быстро, однако, мы забываем чужие несчастья!
   Когда желудки уже наполнены, пересаживаемся на диван. Сергей достает несколько фотоальбомов и начинает усердно пичкать меня семейными историями. Сначала мне интересно, но нет в мире ничего более скучного, чем принудительное разглядывание здоровенной стопки чужих фотографий. В какой-то момент я перестаю воспринимать снежную лавину информации и только послушно слежу глазами за указующим пальцем Сергея. Иногда понимающе киваю и спрашиваю: "А это ты где? С кем? Когда?"
   Слегка оживляюсь, когда доходит очередь до школьного альбома. Ударяемся в воспоминания -- как вырывали страницы с двойками из дневников, как собирали макулатуру, бегая по чужим домам и квартирам, как всем классом ходили в настоящий двухнедельный поход. Веселое было время!
   -- О! Сейчас я тебе одну штуку покажу! -- вдруг спохватывается Сергей и лезет в большущий конверт, который вытащил вместе с альбомами. Несколько секунд безуспешно в нем копается. Не вытерпев, вываливает содержимое на диван, и, разметав по сторонам ворох почетных грамот и поздравительных открыток, выуживает сложенный вдвое клетчатый тетрадный листок.
   -- Вот, посмотри!
   Я разворачиваю бумажку. Внутри детский рисунок, выполненный разноцветными авторучками. Медленно начинаю припоминать. В классе четвертом сидели мы с Сергеем на каком-то скучном уроке и мечтали о будущем. Чтобы развлечь товарища, я нарисовал в тетрадке Сергея -- каким он будет лет через двадцать. Рядом изобразил его жену, коляску с малышом и собаку. На заднем плане нарисовал двухэтажный коттедж, гараж с автомобилем, сад с яблонями. Для большей убедительности даже подписал: "Сергей", "Жена Оксана", "Дом", "Волга". Уже не помню, почему я тогда решил, что его супругу именно так будут звать, но факт остается фактом -- удивительным образом угадал.
   Сергей победно смотрит на меня:
   -- Ну, как? Забыл, наверное, про этот рисунок? А я вот сохранил и даже кое-что реализовал!
   Сергей шутя обнимает Оксану за плечи и чмокает ее в раскрасневшуюся после вина щечку. В прихожей слышится шум. За притворенными дверьми с матовыми стеклами мелькают фигуры.
   -- Дети вернулись, -- говорит Оксана и быстренько исчезает.
   Минут через десять мне представляют мальчика Михаила, лет шести, и девочку Аню, лет девяти. Дочка больше похожа на папу, а сын на маму, хотя, казалось бы, должно быть наоборот. Михаил сильно стесняется. Молча ковыряет вилкой в тарелке, время от времени с любопытством поглядывая на меня. Девочка, напротив, быстро съедает свою порцию и, притащив из своей комнаты альбом для рисования, усаживается рядом со мной.
   -- Дядя Антон, папа сказал, что вы художник. Я тоже рисую. Вот, посмотрите.
   Я бережно принимаю альбом и с любопытством рассматриваю ее художества. Самое ценное, что есть в детских рисунках -- это свой, свежий взгляд на мир, еще не забитое учителями и наставниками непосредственное восприятие действительности. Разглядываю многочисленные портреты родителей и друзей. Но больше всего в альбоме изображений любимой собаки. Судя по окраске и породе того самого спаниэля, чьи снимки я только что видел в фотоальбомах. Подтверждая мою мысль, Аня тычет в рисунок пальцем и говорит:
   -- А это наша Златовласка. Она после Нового года умерла. Простудилась, не смогли вылечить.
   Не знаю, что ответить девочке на эти слова. Спрашивать любила ли она собаку -- глупо. Сказать, что родители купят ей новую собачку -- слишком кощунственно. Поднимаю глаза и ловлю сочувственные взгляды родителей. Пытаюсь перевести разговор на другую тему и расспрашиваю ее о портретах друзей, но только мы доходим до изображения мальчика в полосатой майке, как в прихожей раздается звонок. Сергей с недоумевающим лицом идет открывать. Следом выбегают любопытные дети. Слышится новый женский голос. Судя по интонации пришел кто-то из родственников.
   -- Это моя мама, -- подтверждает мои мысли Оксана и тоже исчезает из комнаты.
   Слышу, как Сергей и Оксана уговаривают гостью присоединиться к нашему столу. Она упорно отказывается, но просовывает в зал голову с кудрявой прической и здоровается со мной. Обыкновенная типовая мама. Вместе с ней все семейство исчезает где-то в глубине квартиры. Я встаю и подхожу к тумбе с аппаратурой. Присаживаюсь на корточки и рассматриваю аудиодиски. Ничего интересного -- сборники российских исполнителей и MTV-шных звезд. Пара пластинок с детскими песнями. Но вдруг в этой свалке замечаю белую ворону -- Karl Bartos, альбом 2001 года -- "Communication". Я очень удивлен, потому что всего недели две назад купил точно такой же. Старейшина электронной музыки не оплошал. Альбом получился великолепный. Больше всего мне понравилась композиция "The Camera". Современная крепко слепленная электронная музыка, сразу узнается фирменный крафтверковский стиль. Помнится, в классе шестом их альбомы стали для меня настоящим открытием. Черт, как же я забыл! Это же Серега и дал мне переписать свой "Крафтверк"!
   Перемещаюсь к стеллажу с книгами. Разглядываю обложки. Книги по химии, биологии с длинными умными названиями. Скучные строгие корешки. Несколько полок с художественной литературой -- русской классикой и фантастикой. Полка с зотерическими книгами -- йога, медитация, духовное развитие. Кастанеда, Кардек, Ошо, Мень, Свияш. Тут же несколько дисков с медитативной музыкой. На соседней полке семейная фотография в деревянной рамке, вроде той, которую я расхряпал сегодня утром. На снимке вся семья. Дочка сидит впереди и руками растягивает в разные стороны уши спаниэля. Я тут же вспоминаю бедную дворнягу. Мое сердце снова сжимается от чувства собственной беспомощности и чужой беззащитности. Неужели в бесконечных страданиях этих несчастных существ есть какой-то смысл? Допустим, что они рождаются для того, чтобы дать нам возможность проявить милосердие, но почему они сами должны страдать из-за нас, идиотов? Зачем их души приходят в наш мир?
   В комнату возвращается Сергей с новой бутылкой вина.
   -- Теща пришла денег занять, -- докладывает он, -- Пусть с женой немного посекретничают, а мы тут тобой пригубим и усугубим!
   Сергей откупоривает бутылку и разливает багровую жидкость в бокалы. Выпиваем за дружбу. Я киваю в сторону книжных полок:
   -- Книжки, смотрю, у тебя занятные.
   -- Какие? -- оглядывается Сергей на стеллаж.
   -- Эзотерические. Ты увлекаешься или супруга?
   -- Да все понемногу.
   -- А ты сколько из них прочитал?
   -- Все, -- смеется Сергей.
   -- А что там говорится насчет страдающих животных?
   Сергей недоуменно поводит бровью:
   -- В смысле? Ты о чем это?
   Я рассказываю Сергею про маму-собаку сбитую автомобилем. Немного помедлив, выкладываю и про девочку выбросившуюся из окна, и про безногую нищую. Мне интересно, что скажет Сергей? Видит ли он какой-то смысл во всех этих земных страданиях?
   Сергей склоняет голову и задумчиво чешет лысину. Мгновенно узнаю этот его жест. В школьные годы он точно также ворошил свои мальчишеские вихры, когда раздумывал над какой-нибудь трудной задачкой. Но теперь я задал ему теорему посложнее. По крайней мере, мне так кажется. Ведь на все школьные задачи есть готовые ответы, а кто знает точный и однозначный ответ на этот вопрос? Разве только Господь Бог. Ау, Господи, где ты? Отзовись! ................ Тишина. Только Сергей задумчиво постукивает ногтем о край тарелки.
   -- Ты хочешь узнать, что лично я думаю или какой-то конкретный автор?
   -- Скажи, что ты думаешь.
   -- Значит, ты хочешь узнать, зачем души вселяются в земных существ, например бездомных собак, которые заранее обречены на полуголодное существование?
   -- Ну да. Есть же у них души? Почему они страдают? Может быть, они много нагрешили в прошлой жизни и теперь расплачиваются? Тогда, выходит, поделом и нефиг их жалеть -- пусть мучаются! Но как-то не по христиански тогда...
   -- Да, если следовать христианской логике, тогда наша земля для кого-то является раем, а для кого-то адом. Хотя, я думаю, что настоящего рая тут ни для кого нет. Даже самый здоровый и богатый человек все равно от чего-то мучается -- например, от страха потерять свое состояние или родственников. Тогда выходят, что Земля -- сплошной ад, просто у кого-то вода в котле погорячее, а у кого-то похолоднее. Но где ж тогда рай? На том свете выходит.
   -- Да, запутанно все, -- соглашаюсь я.
   -- Я тоже, конечно, задумывался над всем этим, -- снова чешет свою лысину Сергей, -- Чтобы что-то попытаться объяснить, наверно нужно начать с самого начала. У меня есть вот такая -- ну, теория не теория, а логическая система что ли. Я думаю, что наша Вселенная, на каком-то невидимом нам плане, является единым разумным океаном, который состоит из множества разумных единиц -- душ. Кстати, не кажется ли тебе "говорящим" само название "вселенная"?
   Я пожимаю плечами.
   -- И вот, -- продолжает Сергей, -- плавают эти души в своем океане, и вроде все у них в порядке. Светло, радостно и уютно под ласковым божественным крылышком. Но скучно как-то, и от этого грустно. Никакого тебе развития, прогресса. А тут земля под боком, которую вроде сам Господь и создал, чтобы значит эти души развивались и каким-то иным образом между собой взаимодействовали. Ведь, с точки зрения этой бессмертной души не имеет значения, что тут на земле испытывать -- радость или горе. И то и другое -- новый, бесценный опыт, который они получают. Вселенная-то бесконечна, а значит, и душ в ней хоть пруд пруди, а таких планет, как Земля, всего ничего -- маленькая горсточка. Думаю, что у них там что-то вроде очереди, чтобы сюда попасть. Может поэтому и рады в любую шкуру влезть -- лишь бы что-то новенькое испытать. Может поэтому и убивать грешно, потому что против своего же родного собрата в земной шкуре преступление совершаешь -- преждевременно лишаешь его долгожданного воплощения. Да и запрет религий на самоубийство с этой точки зрения вполне оправдан. Сам, значит, просился, торопился, а попал на землю, сразу нюни распустил и в петлю головой полез. А, как на том свете снова очнулся, так давай волосы на себе рвать: что ж я, дурак, наделал-то?! Мне бы обратно, пусть даже в самую жалкую собачонку! Но главный распорядитель строг и непреклонен: все, дорогой, ты уже отыгрался, сиди тут и не вякай, теперь очередь других, а твоя еще, когда настанет!
   Я пытаюсь напрячь свои мозги, чтобы уяснить сказанное Сергеем. Вроде и понятно, но как-то слишком весело он все объясняет.
   -- Значит, наша Земля вроде компьютерной игры? -- высказываю первое сравнение, которое приходит мне на ум.
   -- Ну, в какой-то степени это вполне подходящее сравнение...
   Припоминаю, что совсем недавно читал где-то в интернете такую шутку: "Жизнь это квест. Сюжет так себе, зато какая офигительная графика!"
   Я опускаю глаза вниз и пытаюсь рассмотреть пятна крови на своих брюках. С трудом навожу резкость -- да, после третьей бутылки вина графика вообще сногшибательная!
  
  

Глава восьмая

  
   Сижу в интернете. После недельного отдыха на природе я воспринимаю, как чудо возможность поболтать в чате с каким-нибудь австралийцем или посмотреть новые фотографии Марса на сайте NASA. Даже обычный спам, замусоривший мой почтовый ящик, кажется мне весьма забавным. Я даже с любопытством просматриваю одно письмо с предложением приобрести недвижимость на Кипре.
   От цивилизации отвыкаешь трудно, но быстро. Вдали от города думаешь не о том, что нужно вовремя зарядить мобильник, а о дровах для вечернего костра. Ездили отдыхать на озера, за сто пятьдесят километров от города. Мы с Анькой, Наташка с Димкой, Владимир с Ольгой и Сашка, на этот раз без подружки. Как водится, на берегу встретили знакомых, и наша компания увеличилась вдвое. Шашлыки, водка, песни под гитару, танцы под магнитолу, купание при Луне -- все как обычно. Но может быть это и хорошо. Ощущается какая-то стабильность. Мне иногда даже кажется, что жизнь не бежит вперед за секундой секунда, а из года в год возвращается в одно и то же лето.
   То и дело натыкаюсь в интернете на рекламу нашего сайта. Яркие баннеры-флэшки выскакивают без предупреждения -- "Авиакатастрофа под Саратовым. Шокирующие снимки", "Российские почки для богатых европейцев", "Сын зарезал родителей за 100 рублей!"... Реклама делает свое дело, счетчик посетителей только успевает крутиться, а мощнейший сервер еле выдерживает нагрузку. Даже я время от времени порываюсь кликнуть по нашей рекламке типа "Телезвезда оказалась бывшей звездой порно!". Попадаются баннеры, которые зазывают и в подшефный мне раздел, вот, например: "Чужой Гигер продал душу пришельцам!"
   Сайт растет. Параллельно разбухает и штат. Теперь у нашей фирмы уже два офиса. В соседнем здании еще недавно располагался банк, который пару месяцев назад благополучно лопнул. Теперь там наш второй офис. Я там бываю редко, только когда наведываюсь за зарплатой в бухгалтерию. А просто так туда и не зайдешь, даже с моим обновленным удостоверением постоянного сотрудника. В новое здание переехали и Герман с Максом, а вот меня с фотографом оставили в прежнем помещении. Один раз хотел проведать новоселов, да не получилось. Их кабинет, вместе с несколькими другими, расположен в отдельном коридоре за железной дверью с хитрым кодовым замком и дополнительным охранником, который только хмыкнул, когда я по наивности предъявил ему свое удостоверение. Он тут же глянул в компьютер и сказал, что у меня нет соответствующего допуска. Никогда особо не интересовался чужими секретами, но тут меня слегка задело, что я вне круга доверия.
   Вспоминаю, что хотел поискать в сети работы художника Виктора Коэна. Набираю в Альтависте Viktor Cohen Art. Долго думаю, как правильно пишется фамилия, набираю так же, как у Леонарда Коэна -- любимого анькиного исполнителя, благо диск рядом на полочке стоит. Поисковая система выдает какую-то хрень. Пробую менять буквы в имени и фамилии, но безрезультатно. Наконец, захожу в "Яндекс" и тупо набираю "Виктор Коэн". Первая же ссылка дает искомое. Открывается русская страница со ссылками на сайты художников-фэнтези и им подобных. Оттуда перебираюсь на персональный сайт Виктора Коэна. Оказалось, что фамилия пишется просто Coin -- "монета". Не торопясь рассматриваю его работы. У этого дяди тоже видимо не все в порядке с чувством прекрасного, хотя техникой он владеет мастерски. А может он на самом деле "белый и пушистый" и просто зарабатывает деньги по принципу "Шок это по-нашему, это прибыльно!" Одна серия рисунков с искалеченными детьми чего только стоит!
   Безногий мальчик цепляется руками за колючую проволоку. Голову его навылет прошибает здоровенная пуля, но на лице мальчика блаженство.
   Улыбающаяся девочка в окровавленном платьице с улыбкой демонстрирует зрителю чье-то глазное яблоко, зажатое в пинцет...
   Испанцу понравится. Посетителям тоже. Можно считать, что я открыл еще одного художника для нашего сайта. Копирую самые характерные работы в свой компьютер, ставлю закладку на сайт и еще раз просматриваю рисунки. Они сделаны тщательно, с любовью. Значит человеку нравится то, что он делает. В таких вещах долго через себя перешагивать не получается. Можно напрячься раз, два, но год за годом наступать на горло собственной песне нельзя. По крайней мере, я не стал бы всю жизнь рисовать то, что не приносит мне морального удовлетворения. Поэтому я рисую не искалеченных младенцев, а, пусть иногда и ужасных, но все же по-своему красивых и благородных фантастических существ. Я не стремлюсь эпатировать зрителя вываливающимися кишками и вытекающими глазами, все-таки произведение искусства не должно вызывать тошноты.
   Если проследить, как я пришел к своей теме, то первым звеном в цепи моего творческого становления будет мой детский интерес к всевозможным таинственным явлениям -- НЛО, снежному человеку, лохнесскому чудовищу... Помню, что все газеты со статьями о подобных феноменах я старательно собирал и складывал в специальную папку. Затем на почве любви к Несси вырос мой интерес к динозаврам. Чтобы поддержать мой интерес к зоологии, отец на день рождения подарил мне здоровенную энциклопедию ископаемых чудовищ с картинками. Особо понравившихся динозавров я перерисовывал по квадратикам на ватман и стрательно разукрашивал цветными карандашами и акварелью.
   А как я любил кинофильмы, где хотя бы на пять минут появлялась какая-нибудь доисторическая рептилия! На старый японский фильм "Легенда о динозавре" я ходил наверное раз десять. Но в самые кровавые моменты меня охватывал страх и я зажмуривался. Это сейчас с экрана кровища рекой течет, а тогда откушенные ноги японской девушки казались мне верхом ужаса. Помнится, я так ни разу и не осмелился открыть глаза на этом месте. Зато, когда друзья в школе наперебой обсуждали эту кровавую сцену, то я поддакивал им с абсолютно бравым видом.
   Затем мой интерес к динозаврам на некоторое время угас, но вспыхнул с новой силой, когда я вдруг открыл для себя удивительный мир Фэнтези. В голове моей надолго поселился Роберт Говард напару со своим Конаном-варваром. К моему огромному сожалению, эти любимые мной книги были почти без иллюстраций. И тут творческая энергия снова проснулась во мне. К тому времени я уже окончил художественную школу и вполне сносно владел и карандашом, и кистью.
   С тех пор я не расстаюсь с этим своим увлечением. Мне нравится выдумывать новые миры и новых персонажей. Я стараюсь изображать их с предельным реализмом, чтобы зритель верил, что это живые создания из запредельного, но все же действительно существующего мира! Кто знает, может быть, мои миры действительно существуют, а я только являюсь проводником, фиксирующим иную реальность с помощью холста и красок? Правда, иногда мне кажется, что я сам тоже являюсь для кого-то таким же придуманным персонажем какой-нибудь картины или книги.
   Анька уехала к матери на дачу, чтобы забрать кота Феликса и помочь с огородом. Я же остался дома сославшись на занятость. И действительно, работы накопилось предостаточно, ведь я так и тружусь дизайнером в рекламном агентстве, а там работы всегда навалом. Менеджеры уже просто завалили меня письмами-заказами. Нужно сделать несколько газетных объявлений, макет рекламного баннера для торгового центра, визитки для итальянского мебельного салона, доработать этикетки для минеральной воды. Пытаюсь сосредоточиться и начать работать, но мысли где-то далеко. Через открытую балконную дверь легкий ветерок задувает в комнату разгоряченный воздух. На улице стоит страшная духота, в центре города от раскаленного асфальта и выхлопных газов вообще дышать нечем. Хорошо, что дом кирпичный, и квартира расположена так, что прямой солнечный свет попадает в комнаты только ближе к закату, поэтому у нас в квартире относительно прохладно.
   С большим трудом заставляю себя сделать одно газетное объявление. Получается неважно, да и дольше, чем обычно. Решаю прогуляться. Съездить в ближайший универмаг, купить фоторамку взамен разбитой и просто развеяться. Надеваю новые льняные штаны и футболку с рекламой местной газеты. Подобных маек со всевозможными логотипами у меня, наверное, штук шесть или семь. Кроме этого еще пять фирменных кружек и целая гора других сувениров -- авторучек, зажигалок, брелоков... У любого рекламщика этого добра завались. Теперь каждая крупная компания считает своим долгом обзавистись сувенирами с фирменной символикой и одаривать ими своих партнеров по бизнесу. Те же, в свою очередь, забрасывают дарителей аналогичными безделушками. Таким образом, происходит круговорот рекламных сувениров. Не думаю, что кто-то очень рад получить в подарок здоровенную (на маленькой логотип не напечатаешь!) дешевую авторучку, когда ящики стола уже и так доверху завалены подобным барахлом.
   Меня эти сувениры интересуют чисто с профессиональной точки зрения. Учусь у своих коллег, как надо или как не надо делать. Иногда такое дерьмо сляпают, что просто диву даешься! С майками же как-то поспокойней. Ввиду дороговизны шелкографии и самого носителя, клиент обычно довольствуется скромненьким логотипчиком на груди. Если же кто-то решается масштабно заляпать обе стороны майки, то заставляет дизайнеров и креаторов напрягаться по полной программе. Поэтому носить такие майки нисколько не зазорно. К тому же, они обычно изготовлены из качественного хлопка и где-нибудь в Европе, так как на дешевую китайскую синтетику краска не очень хорошо ложится.
  

***

  
   Салон автобуса напоминает хорошо протопленную парилку, в которой уже успешно отпотело целое стадо слонов. Свободных мест полно, но в жару лучше стоять. Если сядешь, то штаны сразу становятся мокрыми от пота.
   Заморенный кондуктор -- молодой парнишка в насквозь пропотевшей майке, шортах и пляжных шлепанцах -- лениво отрывает мне билетик и, вернувшись на свое место, прикладывается к бутылке с минералкой. Вспоминаю своих заказчиков. Если у них все срастется, то следующим летом они завалят своей водой весь край. Ребята смышленые, свое дело знают, не первый год в этом бизнесе, только вот разработка этикеток медленно продвигается. То одна идея заказчику в голову ударит, то другая. Мечутся из стороны в сторону, как советский турист в западном супермаркете.
   Благополучно высаживаюсь у универмага. В лабиринте всевозможных отделов отыскиваю "Кодак". Здесь рамки на любой вкус. Покупаю наиболее похожую на разбитую. Слышу разговор какой-то молодой парочки сокрушающейся по поводу дороговизны фотопленки. Про себя тихо радуюсь -- я давно избавил себя от подобных проблем -- теперь у меня цифровик, снимай, сколько хочешь и не думай о количестве кадров. В деле цифровых технологий прогресс прет, как на дрожжах! Везде бы так, а то живем в каком-то полупрошлом-полубудущем. Вроде бы кругом сотовые, компьютеры, домашние кинотеатры... Но, кроме этого, ничего в нашей жизни по-настоящему не изменилось. На улицах все тот же раздолбанный асфальт, школы и поликлиники по-прежнему нищенствуют, а молодых солдат все также калечат и убивают не в звездных, а в глупых земных войнах. Может быть полноценное будущее и наступило для горсточки успешных коммерсантов и вороватых чиновников, но только не для всего российского народа.
   Иду к выходу и у самых дверей натыкаюсь на отдел с сотовыми телефонами. Вспоминаю, что так и не купил Сашке шнур для его мобильника. Спрашиваю у продавца, есть ли такой? Да есть, -- тычет тот пальцем в витрину, -- триста рубликов. Покупаю и выныриваю из очередной парилки. В двух шагах киоск с мороженым. Из всех разноцветных и разноформенных сладостей выбираю замороженный яблочный сок на палочке. Хотя, какой это сок? -- подкрашенная сладкая вода с ароматизатором, но вкус приятный. Утешаю себя, что производителей жестко контролируют и не разрешают пихать в продукты откровенную химию.
   Ну вот -- сделал два дела, да еще и удовольствие получил. Вроде бы можно и домой. Но возвращаться в бетонную клетку квартиры нет никакого желания. Звоню Сашке. Вроде бы он говорил, что хочет отоспаться в этот понедельник, а на работу выйти со вторника.
   "Классно!" -- говорит Сашка в ответ на мое сообщение о покупке кабеля, -- "Ты где?" Прикидываю, что всего в нескольких остановках от его дома. "Что ж, назвался груздем -- полезай в кузов и не будь хлюздом" -- говорю я себе и топаю к автобусной остановке.
   Сашка встречает меня у подъезда. В руке пластиковый пакет.
   -- Привет тебе от Старого Мельника и Ивана Таранова, -- улыбается Сашка и слегка брякает пакетом, -- Решил пивка прикупить, в такую жару -- милое дело!
   -- А я думал, ты за прошедшую неделю уже утолил свою жажду, -- говорю я вспоминая здоровенный мешок с пустыми бутылками, который мы увезли с озера.
   -- Да ладно тебе, -- смеется Сашка, -- Хороший напиток, он и в Африке пиво!
   Сашка живет на третьем. Поднимаемся пешком. На втором этаже в нос ударяет резкий запах мочи. Сашка матерится:
   -- Козлы, опять нассали! Увижу, блядь, яйца оторву!
   Я ему верю. На старших курсах он был старостой этажа в общежитии. Жили у нас там разные ребята. Среди прочих и какие-то "чукчи" неопределенной узкоглазой национальности, которые учились на параллельной специальности. Коренастенькие такие, кривоногие, все как один борцы, самбисты. Понятно, что у них в тундре за собой в туалете не смывают и мусор не убирают, но ведь тут не тундра! В общем, когда настала их очередь дежурить по этажу, они сказали: вам надо вы и мойте! Да еще с таким гонором, будто они крутые до невозможности. Но у Сашки разговор короткий -- пара оплеух самому шустрому, пинок в живот второму. Моя помощь даже не потребовалась. Через пятнадцать минут эти удальцы уже вовсю надраивали коридор под пристальным сашкиным наблюдением. Правда, потом мы помирились. Даже вместе водки выпили, и оказались они совсем не чукчами, а какими-то эвенками, но действительно из тундры.
   Квартира у Сашки трехкомнатная, с хорошим евроремонтом. Но какая-то необжитая, по-холостяцки грустная и неуютная. Посреди дивана стоит большая хрустальная пепельница переполненная окурками, на журнальном столике пустые пивные бутылки. Над пыльным телевизором висит одна из моих картин, которую я подарил Сашке на новоселье. На ней женщина-воин сражается с толпой обезьяноподобных существ. Припоминаю, что сюжет навеян фильмом "Планета обезьян".
   Сашка вручает мне откупоренную бутылку пива, и мы идем в комнату, где стоит компьютер. Здесь у него что-то вроде гардеробной и склада стройматериалов. Вокруг мешки с отделочной смесью, рулоны обоев, коробки с керамической плиткой... Даже новый унитаз имеется. Если бы не сашкина помощь отделочными материалами, не знаю, во сколько бы мне обошелся недавний ремонт.
   Раньше к компьютерной технике Сашка был абсолютно равнодушен, но как-то у меня в гостях засел за компьютер и весь вечер прорезался в Quake. На другой день мы купили ему новенький компьютер и кучу дисков с играми. Первую неделю Сашка резался в "стрелялки" и "бродилки" до глубокой ночи. Все звонил мне и спрашивал, не знаю ли я, как пробраться на другой уровень или найти потайной ключ. Потом Сашка несколько охладел к этому новому увлечению, но до сих пор периодически постреливает.
   Я скачиваю в интернете программку для сашкиного телефона и подключаю мобильник к компьютеру. Не очень быстро, но все же успешно разбираемся с сашкиной записной книжкой. Дополнительно загружаем несколько полифонических мелодий и пару цветных заставок, которые я тут же сваял в фотошопе. Сашка доволен. Мы выходим на балкон и, не спеша, допиваем остатки пива. Домой мне по-прежнему идти не хочется, тем более Анька вернется только завтра вечером.
   -- Что-то жрать хочется, -- говорит Сашка, закуривая очередную сигарету, -- Пошли в кафешку что ли? Тут айзеры шашлыки неплохие делают...
  

***

  
   Одни боком летнее кафе прилепилось к зеленому скверу. Территория заведения огорожена изящной металлической решеткой. Посреди -- небольшой круглый фонтан. Вокруг сгруппированы пластиковые столики с красными кока-кольными зонтами. В глубине -- небольшой домик, где готовится еда и продаются напитки. Из невидимых динамиков доносится невнятная мелодия. Народу пока немного, половина столиков пустует, но знаю, что поближе к ночи здесь все будет забито веселящимися посетителями. Район густонаселенный, а для большей части молодежи это единственное развлечение -- и от дома недалеко и на свежем воздухе.
   Мы выбираем столик в стороне от фонтана, поближе к зеленой зоне. Я сажусь так, чтобы было видно всю территорию кафе. Разглядывание посетителей -- мое любимое занятие, но пока просто не к кому прицепиться взглядом.
   Сашка возвращается из поварского домика с парой бутылок пива, охапкой пакетиков с чипсами и нерадостной вестью.
   -- Рано еще. Шашлыки только через час начнут готовить, -- вздыхает Сашка, заботливо разливая пиво в пластиковые стаканчики, -- Надеюсь, ты домой не сильно торопишься?
   Я говорю, что до завтрашнего вечера абсолютно холост.
   -- Ну, тем более, не стоит упускать такую редкую возможность! -- плотоядно ухмыляется Сашка, -- Скоро съемные телки подтянутся...
   Я молчу. Уже почти забыл, что существуют такие вещи, как мимолетные секс-знакомства в парках и летних кафе. Стараюсь припомнить, когда я в последний раз участвовал в подобном мероприятии, но мозги не желают напрягаются. Очевидно, сказывается выпитое. Спохватываюсь, что Сашка расценил мое молчание, как согласие с его прямым намеком. Ну и ладно! Я отпиваю немного пива и шумно разрываю пакетик с чипсами.
  
  

Глава девятая

  
   -- Вот эти вроде ничего, -- легонько кивает Сашка в сторону фонтана.
   Я прослеживаю направление и понимаю, о ком он говорит. Две девушки явно скучают. Неторопливо прикладываются к пиву и лениво стряхивают сигаретный пепел себе на туфли. Лица разглядеть трудно, уже начало темнеть, да еще откуда-то вдруг набежали облака. Душно, как перед грозой. Или это алкоголь так на меня влияет?
   Я оглядываю наш столик. Мы с Сашкой уже съели по два шашлыка, а вот сколько выпили не помню, так как заботливая официантка вовремя уносит бутылки. Знаю только, что маленький вонючий туалет я посещал уже раза три. Не скажу, что мозги у меня до сих пор ясные, но то, что я пока соображаю -- это точно. Народу уже тьма. Шум фонтана, музыка, разговоры посетителей -- все слилось в однообразный монотонный гул.
   -- Пойду, попытаю счастья, -- говорит Сашка и, зачерпнув ладонью со стола пачку сигарет, довольно твердым шагом направляется к девушкам. Мне остается только терпеливо ждать результата переговоров. Присоединяться к Сашке и корчить из себя мачо у меня нет никакого желания. Я даже начинаю немного тосковать по своей уютной постели, но бросать сейчас Сашку одного, как-то не по-товарищески.
   Наблюдаю, как Сашка развлекает девиц. Что-то увлеченно им рассказывает с абсолютно серьезным видом. Как будто не телок снимает, а ведет переговоры о поставках цемента. Вижу, как кивает в мою сторону. Очевидно, представляет меня своим новым знакомым.
   Проходит минут семь. Теперь, судя по взрывам почти неслышного мне девичьего хохота, Сашка забавляет девушек своими смешными историями. Мне же надоедает пялиться на их столик, и я переключаю свое внимание на маленькую сцену, где музыканты готовятся к живому выступлению. Их двое. Толстенький мужичок с сияющей лысиной возится с микрофоном, а его напарник с синтезатором. Распределение ролей налицо -- "один лабает, другой спевает". Сейчас начнут пичкать посетителей третьесортным шансоном и тупой попсой. А что еще пьяному человеку нужно? Подрыгать конечностями, да слезливо погрустить под песни какого-нибудь фальшивого зека. Когда я сталкиваюсь с подобным "творчеством", то мне очень хочется, чтобы снова появились худсоветы и цензура. Хочется поставить хоть какой-нибудь заслон этой убогой пошлости, до краев захлестнувшей теле- и радиоэфир.
   Вдруг перед моими глазами возникает женский силуэт -- это Сашка вернулся с длинноногой добычей.
   -- Это Антон, -- представляет меня Сашка молодым особам и, с интригой в голосе, добавляет, -- Художник!
   -- Настоящий? -- удивленно поднимает густо накрашенные ресницы одна из девиц.
   Я картинно ощупываю себя своими же руками и пожимаю плечами:
   -- Да вроде, настоящий. Можете сами потрогать.
   В ответ обе девицы заливаются звонким смехом.
   -- И что вы рисуете? -- с искренним любопытством спрашивает все та же девица.
   -- Полуголых мужиков с мечами и копьями...
   На лицах девушек проскальзывает недоумение. Сашка мгновенно приходит ко мне на выручку. Он в красках расписывает девушкам мое творчество. Девицы в понимающе кивают и поглядывают на меня теперь уже с уважением и даже с некоторой опаской. Очевидно, я для них существо из другого, более высшего мира.
   Пока Сашка продолжает балаболить, я оцениваю внешность девушек. На вид им года двадцать три -- двадцать четыре. Коротенькие юбочки смело обнажают загорелые коленки, а кофточки туго облегают круглые бюсты. Одна -- крашеная блондинка, а у другой волосы красно-каштанового цвета. Беленькая чуть-чуть поактивней и, как мне кажется чуть глуповатей. Это она спрашивала настоящий ли я художник. Вторая, кажется немного умнее, хотя может быть это от того, что она просто реже разевает рот. В процессе разговора выясняется, что беленькая, Наташа, работает парикмахером, а каштановая, Юля, бухгалтером в коммерческой фирме. По мере возможности я тоже участвую в беседе. Расспрашиваю девушек о работе и пытаюсь острить.
   Наш разговор проходит на фоне начавшихся танцулек. Перед сценой уже подергиваются темные силуэты самых незакомплексованных посетителей. Голос лысого солиста звучит вполне сносно. Не так уж все и плохо. Еще полбутылки пива и я начну подпевать.
   Сашка приглашает девушек пройтись и завершить прогулку распитием "Мартини" у него дома под приятную медленную музыку. Тем более тучки продолжают сгущаться, а за горизонтом уже поблескивают молнии. Скоро гроза доберется и сюда.
   По пути к сашкиному дому мы заходим в продуктовый павильон. Девушки остаются снаружи покурить, чтобы не смущать нас своим присутствием или, что более вероятно, посовещаться о своих дальнейших действиях.
   -- Надеюсь, не сбегут, -- шепчет мне Сашка, -- Мне беленькую, тебе рыженькую. Презервативы есть, не переживай!
   Мы затариваемся горячительными напитками и всевозможной снедью, но я решаю, что пить больше не буду -- свою алкогольную норму я уже перевыполнил. Сашка же -- конь здоровый, пьянеет медленно. Ему что вода, что пиво -- все одно.
   Девицы на месте. Никуда не сбежали. Даже наоборот, как мне кажется, выказывают весьма заметное нетерпение поскорее очутиться в квартире. Это и понятно -- пока мы загружались провизией, налетел ветер, поднялась пыль, тучи на небе задвигались быстрее и совсем почернели. Вот-вот хлынет ливень. Хорошо, что до сашкиного дома рукой подать.
   Пока девушки режут на кухне сыр и колбасу, я помогаю Сашке преобразить интерьер зала. Убираем мусор и лишние вещи, придвигаем к дивану кресла. Когда все готово, появляются девушки с аккуратно нашинкованной закуской. За окном уже вовсю сверкает и грохочет. Упругий дождь стучит по застекленной лоджии, а через слегка приоткрытую балконную дверь в комнату струится приятная прохлада. В комнате царит полумрак, только телевизор бросает разноцветные стремительные отблески на стены, да молнии изредка озаряют пространство таинственным белым светом. На фоне разбушевавшейся стихии сашкина квартира кажется уютным гнездышком, а наша компания более сплоченной.
   По телевизору идет какой-то MTV-шный хитпарад... Губастые негры с бычьими шеями гнут пальцы, сексапильные блондинки в трусах зазывно трясут ягодицами, мелькают красивые тачки и роскошные интерьеры...
   Не допив "Мартини", Сергей и девушки переключаются на водку. Меня тоже пытаются склонить к употреблению "беленькой", но я упрямо ограничиваюсь минералкой. С сожалением чувствую, что я принял такое решение несколько поздновато. В глазах уже давно двоится. Пытаюсь "навести резкость", но безуспешно. Звуки тоже воспринимаются иначе. Я как будто погружен в мягкий ватный океан. Я рассматриваю свою картину. Девицам она понравилась, но мне это совсем не польстило. Ведь они видят перед собой только красивую картинку и вряд ли что-то понимают в композиции, продуманной напряженности линий и тонкости цветовых соотношений.
   Сашка о чем-то мило беседует с девицами. Изредка обращается ко мне с вопросами, но мне с каждым разом все труднее улавливать их смысл. Не уверен, что всегда попадаю в тему, но пытаюсь отвечать логично, а в затруднительных случаях просто киваю.
   Краем глаза рассматриваю Юлю. У нее стройные ноги, широкие бедра и узкая талия. На загорелой шее тоненькая золотая цепочка. Уши проколоты, но без сережек. Узкие ладони с длинными пальцами заканчиваются ухоженными перламутровыми ноготками. Сквозь тоненькую кофточку прорисовывается хороших размеров грудь. Личико симпатичное, но какое-то стандартное, усредненное, не вызывающее восторженных "О!". Однако, чем больше я впиваюсь в Юлю глазами, тем больше мне хочется оказаться с ней в одной постели. Хочется женского тепла и новых впечатлений.
   Пытаюсь снова вернуться в игру и прошу Сашку налить мне водки. В ответ слышу одобряющие возгласы. Обычно водку я не запиваю. Предпочитаю просто закусывать чем-нибудь вроде классического соленого огурца, но сейчас хочется запить. Уж слишком противной и ядовитой она мне кажется. К тому же, щедрый Сашка наполнил стопку до самых краев. С сожалением замечаю, что минералка закончилась.
   -- Сейчас, водички наберу, -- говорю я и с трудом отрываю зад от кресла.
   -- Там в холодильнике еще бутылка должна быть, -- кричит вдогонку мне Сашка.
   В потемках благополучно добираюсь до кухни. Вместительный сашкин холодильник приветливо озаряет меня светом и обдает прохладой. Найти минералку не трудно, так как едой холодильник не перегружен. Беру пластиковую бутылку и прикладываю ее к своем разгоряченному лбу. Холодный компресс мне сейчас не помешал бы!
   Осторожно ступая, пробираюсь обратно. В прихожей останавливаюсь и в темноте пытаюсь разглядеть свою физиономию в зеркало. Из зазеркального тумана, сверкая белками глаз, на меня смотрит смутно знакомое человекоподобное существо. Очевидно, это я и есть. Приближаю лицо к стеклу, но слегка теряю равновесие, и бутылка выскальзывает из рук. Слышу слабый треск. Приседаю на корточки и вижу под ногами размытое белое пятно. Через пару секунд тупого созерцания, наконец, понимаю, что это мой пакет с рамкой, который я оставил у порога, чтобы, уходя, не забыть.
   Вынимаю рамку и уловив отблески телевизионного мерцания, вижу, что стекло треснуло. Как-никак целых полтора литра сверху ухнуло. Хорошо хоть не пяткой наступил. Перед моими глазами всплывает Анькино лицо, и словно какая-то пелена слетает с моего нетрезвого мозга. Мне вдруг становится скверно оттого, что я запал на какую-то вульгарную девицу и мечтаю ее трахнуть. Черт! Какая же я все-таки сволочь! Только Анька из дома, как я за порог! Что же дальше-то будет? Этак, ни о каком доверии в семейной жизни и речи быть не может. Ну, пересплю я с этой девицей и что? Очень сомневаюсь, что полученное удовольствие перевесит муки совести, которые будут меня одолевать после протрезвления. Наверное, все же пора ретироваться домой!
   Я приоткрываю дверь в комнату и подзываю Сашку. Нагло вру ему, что только что звонила Анька, что из-за грозы она вернулась домой раньше и срочно требует меня к себе. В доказательство я сжимаю в руке мобильник, часы которого показывают уже полпервого ночи. Сашка сочувственно кивает и выходит попрощаться со мной на лестницу.
   -- Ладно, давай! -- хлопает он меня по плечу и тут же усмехается, -- Справлюсь и с двумя, не впервой! А ты хоть тачку-то вызвал?
   -- Да-а-а... Внизу вызову, -- машу я рукой, -- заодно освежусь и в себя приду...
   Придерживаясь за перила, выхожу на улицу, но остаюсь под козырьком. Хлещет, как из ведра. Над моей головой одиноко горит тусклая желтая лампочка. За пределами ее светового круга колышется сырая тьма, только кое-где голубые пятнышки фонарей с трудом пробивают плотную дождевую завесу. Отыскиваю в мобильнике номер такси и только собираюсь жать на зеленую кнопку, как прямо передо мной тормозит желтая волга разлинованная синими кубиками. Передняя дверца распахивается и, прикрывая голову пакетом, из машины торопливо выпрыгивает девушка. Едва не наткнувшись на меня, она проскальзывает в подъезд. Я стремительно бросаюсь к только что захлопнувшейся дверце автомобиля и тяну ее на себя.
   Встречаюсь с испуганными глазами водителя. Он явно не ожидал внезапного появления моей огнедышащей физиономии.
   -- До Академа подбрось! -- лихорадочно выдыхаю я алкогольные пары ему в лицо.
   Взгляд водителя тут же приобретает суровое коммерческое выражение.
   -- Сто пятьдесят! -- отрезает он.
   -- Идет! -- мгновенно парирую я.
  

***

  
   Когда я открываю дверь квартиры, то, вопреки моему ожиданию, меня встречает не темное безмолвие родного дома, а яркий свет и Анька с большой мокрой тряпкой в руках. В голове у меня происходит короткое замыкание -- вроде соврал, что Анька вернулась, но почему-то она и вправду тут.
   -- О! Да ты пьяненький, -- вполне приветливо улыбается она.
   -- Есть немножко, -- говорю я, пытаясь выглядеть трезвее, чем есть, -- Полы моешь что ли?
   -- Трубу в туалете прорвало. Воду собирала. Хорошо, что гроза и я вернулась, а то бы точно затопили соседей. Пришлось бы за ремонт раскошеливаться. А ты, где гуляешь?
   -- Да-а-а, -- отвожу я глаза в сторону, -- Сашке компьютер налаживал...
  

Глава десятая

  
   Уже почти полгода работаю на Хосе Мануэля, но мало что о нем знаю. По слухам, в нем действительно течет испанская кровь. Его отец был консулом в испанском посольстве в советское время. Женился на русской девушке-переводчице и вскоре вернулся на родину. Забросил политику и занялся бизнесом. Дал Хосе Мануэлю хорошее образование и, после окончания сыном университета, поставил его во главе одной из фирм работающей в сфере информационных технологий.
   Не совсем понятно, почему Хосе Мануэль пришел со своим бизнесом именно в Россию. Конечно, у нас есть чем поживиться -- нефть, лес, металл, дешевая рабочая сила. На этом можно заработать огромные деньги, но, что поимеешь с какого-то веб-сайта? Такому человеку, как Хосе Мануэль, на карманные расходы не хватит. Выходит, что сайт некоммерческий и его кто-то финансирует, или сайт все же зарабатывает деньги сам, но каким-то таинственным образом. Интересно, каким? Вряд ли другие сотрудники задаются подобными вопросами. Зачем забивать голову надуманными проблемами, когда работа тебя полностью устраивает?
   Я не сомневаюсь, что кучка сотрудников за железной дверью в новом офисе знает об истинном назначении сайта, но они молча пекут свои пироги и вряд ли проболтаются о секретном рецепте. А может, и нет никакой тайны? Может, это я себе накручиваю? Просто люди заняты важным делом и их оградили от нежелательных посетителей? Но почему тогда во время нашей первой встречи Хосе Мануэль намекал на какую-то коммерческую тайну?
   Конечно, у меня возникала мысль угостить Германа кружкой-другой пива и попытаться что-то выведать, но -- так ли уж необходимо мне это знание? Нужно ли мне загружать голову чужими секретами? Меньше знаешь -- крепче спишь. Самое главное, что ничего противозаконного вроде бы не происходит. Спецназ наш офис не штурмует, значит пока все хорошо...
   Я смотрю на свою картину. Через несколько минут она должна занять место в кабинете Хосе Мануэля. Грустно расставаться со своими работами. Грустно, что часть твоего внутреннего мира навечно переходит к другому, и ты, как царь и бог этого воплощенного на холсте мира, не уверен, что новый владелец будет таким же хорошим правителем, как и ты. Думаю подобное, но в тысячу раз более сильное ощущение, испытывают матери, когда повзрослевший сын навсегда уходит из дома к своей возлюбленной...
   Таксисту, который довез меня до офиса, было ужасно интересно, что скрывается под белой тканью, которой я обернул подрамник. Но я только сказал ему, что это картина и поэтому нужно, как можно аккуратнее, засунуть ее в салон автомобиля. Она туда еле втиснулась. Водителю даже пришлось сдвинуть передние сиденья вперед, чтобы подрамник поместился.
   На столе звонит телефон.
   -- Хосе Мануэль подъехал, но просил тебя подождать еще минут двадцать, -- извиняющимся тоном говорит секретарша, -- А чтобы ты не скучал, велел передать папку. Зайди за ней, пожалуйста.
   Я встаю, смачно потягиваюсь и выхожу в коридор. Он сильно изменился с момента моего первого посещения офиса. На дверях блестят золотистые таблички с названиями отделов и фамилиями сотрудников. На полу появилось мягкое покрытие, хотя и тщательно вычищенное, но уже несущее на себе несмываемые следы ботинок и многочисленных пятен, то ли от пролитого кофе, то ли от чернил потекшей авторучки. На стенах, в аккуратненьких рамочках с тщательно подобранными паспорту, красуются репродукции работ художников и фотографов с нашего сайта. Это Хосе Мануэль привез их откуда-то из-за рубежа.
   Наверное, по вечерам, когда свет во всем здании гаснет, идти по этому коридору несколько жутковато. Даже сейчас я, которому эти репродукции уже примелькались, прохожу по нему, опасливо косясь на уродливых монстров. Мои драконы и демоны по сравнению с ними просто милашки. Теперь я, кажется, понимаю свою Аньку, когда она говорит, что терпеть не может некоторые мои картины. Видела бы она этот жутковатый коридорчик! Эти работы действительно давят. Если напрячь воображение, то можно без труда представить, что в пятницу тринадцатого все эти мерзкие уроды вылезают из своих рам и бродят по офису в поисках живой человеческой плоти. Если я иногда считаю персонажей своих картин вполне реальными, то почему эти жутковатые персонажи не могут точно также существовать в своем потустороннем мире? Может быть, следы на полу совсем и не от кофе? Может быть это кровь одной из жертв?
   Я поднимаю глаза и вижу, что прямо над пятном висит репродукция с фотографии Asya Schween, на которой изображено лицо с иссеченной кожей, одним безумным глазом и ярко красными губами с засохшей струйкой крови. Я останавливаюсь и прикидываю, что метка на полу точно соответствует местоположению струйки на подбородке...
   Тут же одергиваю себя. Какой же бред лезет мне в голову! Наверное, это мой ночной творческий марш-бросок дает себя знать. Мое рекламное агентство подкинуло горящий денежный заказ и мне пришлось копошиться над ним до четырех утра. И хотя я проспал до обеда, в голове все равно тяжело. Эх, деньги-деньги! Чтобы жить, как хочется -- нужны деньги, но, чтобы их заработать, приходится делать не то, что хочется, а то, что требуется. Вот так и гонишься сам за собой, и, чем быстрее бежишь, тем сильнее отдавливаешь собственные пятки.
   От мыслей меня отрывают шаги в коридоре. Спохватываюсь, что я так и не дошел до кабинета испанца, а стою и тупо пялюсь на фотографию. Из-за поворота появляется мужчина и уверенной походкой направляется в мою сторону. Я на секунду задерживаю на нем взгляд и поворачиваюсь обратно к репродукции, делая вид, что внимательно ее разглядываю. Этой секунды хватает, чтобы заметить, что незнакомец одет во все белое. Даже туфли у него белые. Когда он вот-вот должен поравняться со мной я снова бросаю на него беглый взгляд и, как со стеной, сталкиваюсь с его твердым ответным взглядом. На лице мужчины проскальзывает едва заметная улыбка и он как бы слегка кивает мне. На вид ему лет сорок. Худощавое подвижное телосложение, короткие седые волосы, тонкие губы. Он плавно огибает меня и следует дальше, в сторону кабинета Хосе Мануэля. Вдруг понимаю, что лицо этого человека мне странно знакомо, но вряд ли это один из наших сотрудников. Я видел его где-то в другом месте, а вот где -- не могу вспомнить!
   Мужчина скрывается в кабинете испанца, и я понимаю, что моя встреча отложена именно из-за него. Я выдерживаю минутную паузу и тоже захожу в приемную. Незнакомца там уже нет. Из-за монитора мне очаровательно улыбается Вера -- секратарша Хосе Мануэля:
   -- Привет, Антон! Вот твоя папка. Как только Хосе Мануэль освободится, я тебе сразу позвоню.
   Я благодарю Веру, сгребаю со стола папку и иду к себе.
   Пытаюсь вспомнить, где же я видел этого мужчину, но тщетно. Тереблю пальцами краешек папки. Она из плотного синего картона, в правом верхнем углу выдавлена золотая эмблема нашей компании -- крылатый змей обвивает земной шар. С недавних пор наш офис просто затопило этими папками. Я оглядываюсь на свой шкаф. Два ряда одинаковых синих корешков -- одна полка для художников и фотографов, которые уже опубликованы на нашем сайте, другая для тех, кому это еще только предстоит.
   Возвращаюсь к папке переданной Хосе Мануэлем. На обложке в одну из строчек белого разлинованного прямоугольника карандашом вписано: Joel-Peter Witkin. Черт, как же я забыл про этого фотохудожника?! Бегло просматриваю фотографии его работ. Уроды всех возможных и невозможных форм. Оплывшие, словно сбежавшее тесто, женщины. Сморщенные, как кора дерева старики, омерзительные карлики и еще более омерзительные карлицы... Затейливые натюрморты, составленные из кусков мертвых тел и аппетитных фруктов... Немного задерживаюсь на одной из фотографий -- собака недоверчиво косится на зрителя, в животе ее огромная дыра, но вместо внутреннойстей оттуда выкатываются овощи... Чтобы не дать неприятным воспоминаниям снова выползти на поверхность, я заталкиваю эту фотографию в самый низ и читаю, что сам Виткин пишет о своем творчестве:
  
   Вот краткий список моих пристрастий: физиологические причуды во всех своих проявлениях, умственно отсталые, карлики, горбуны, транссексуалы на промежуточной стадии, бородатые женщины, люди-змеи, женщины с одной грудью, люди живущие как герои комиксов, Сатиры, сиамские близнецы с одним лбом, люди с хвостами, рогами, крыльями и т.д. Люди с дополнительными руками, ногами, глазами, грудью, половыми органами, ушами, носом, губами. Те, кто родился без рук, ног, глаз, гениталий, губ, либо все те, кого бог наделил необычайно большими органами. Все виды экстремального визуального извращения. Гермафродиты и уроды от рождения. Юные нежные двуликие блондинки. Сексуальные повелители и рабы. Дамы с волосатыми лицами или уродливыми повреждениями кожи, согласные позировать в вечерних светских нарядах.
  
   Из другого куска текста с любопытством узнаю, что некто "преподобный Пэт Робертсон" проклял Виткина, как сатаниста, а жена премьер-министра Великобритании, из-за фотографии с изображением мертвого изуродованного ребенка в обрамлении винограда, пыталась закрыть выставку Виткина в Лондоне. Да, есть о чем задуматься...
   Что-то я начинаю уставать от этих художников. Все эти негативные образы давят на психику вполне ощутимо. Одно дело, когда созерцаешь картинки с прекрасными видами природы и совсем другое, когда изо дня в день сталкиваешься с извращенной человеческой фантазией. Я отодвигаю неприятную папку на самый край стола, откидываюсь в кресле и стараюсь освободить голову от только что полученной информации. Зачем мне все это? Вот сейчас презентую свою новую картину Хосе Мануэлю и отправлюсь домой к Аньке и Феликсу, в свой маленький уютный мир, который я по глупости чуть было не разрушил. Несколько дней назад наконец-то позвонил Сашка и довольным тоном отрапортовался, что провел ту грозовую ночь с девушками просто замечательно. Слава богу, что мое позднее возвращение в пьяном виде не вызвало у Аньки никаких подозрений. Хотя, что ей подозревать? Я же вернулся ночью, а не утром.
   Спустя пару дней, после той ночи, мне приснился ужасный сон. Нет, в нем не было ужасных чудовищ и оживших мертвецов. Мне приснилось, что Анька уходит от меня. Что она полюбила другого и прямо заявляет об этом. Я, ошарашенный и потерянный, стою перед ней и ее новым другом. Анька говорит мне холодные обвинительные слова и, навсегда прощаясь со мной, ласково прислоняется к новому возлюбленному. Это ее характерное движение, окончательно добивает меня. Ведь когда-то точно таким же движением она склоняла свою головку и к моему плечу! Эта ласка, переадресованная другому мужскому существу, просто уничтожает меня. На меня накатывает такая тоска, что я чувствую, как мое тело разлетается на тысячи маленьких кусочков. Я просыпаюсь и попадаю из созданного моим воображением ада в настоящий рай. Анька по-прежнему рядом со мной, у нее нет никакого нового возлюбленного, и все ее движения безраздельно принадлежат мне одному...
   Как все-таки хорошо, что я вовремя смылся с той вечеринки! Абсолютно неизвестно, вернее, очень даже прогнозируемо, чем она могла бы закончиться...
   Дверная ручка поворачивается, и в кабинет просовывается физиономия Германа.
   -- О, привет! -- улыбается он несколько растерянно, но вполне искренне, -- давненько тебя не видел!
   Мы крепко пожимаем друг другу руки, и он устало плюхается в кресло по ту сторону моего стола. Да, действительно, после того, как Герман с Максимом переехали в другой офис, я их почти не вижу. Только пару раз случайно сталкивались в коридоре.
   -- Так вас совсем засекретили, -- жалуюсь я, -- Один раз пытался к вам пробиться, так получил от ворот поворот.
   -- Да, есть такое дело, -- уныло соглашается Герман, -- Даже заставили договор с фирмой переоформить. Внедряем в сайт новые технологии.
   -- Что-то я не заметил на сайте особых перемен, -- стараюсь я поддержать тему и развязать язык Герману.
   -- И не заметишь. На то они и новые технологии.
   -- Ну ты хоть намекни, -- гну я свою линию.
   -- Ну, если только намекнуть. Честно говоря, я даже название этой технологии не имею права произносить. Тем более в двадцать первом веке живем, теперь и стены могут слышать...
   Хм, а я никогда раньше не задумывался, что в кабине могут быть установлены подслушивающие или подглядывающие устройства. Мое воображение живо рисует, как Хосе Мануэль нажимает в своем кабинете потайную кнопку и один из старинных шкафов плавно отодвигается. За ним секретная комната, все стены которой облеплены мониторами... Как в фильме "Щепка" с Шарон Стоун. Полная чушь, конечно! Сейчас все это, наверняка, можно организовать гораздо проще -- запускаешь в ноутбуке специальную программку и вот они, все мы, как на ладони. Любуйся на здоровье, как кот на аквариум.
   Герман обводит глазами высокий белый потолок и грустно вздыхает:
   -- Ладно, пойду. А то ты меня провоцируешь на должностное преступление.
   Уже в дверях он останавливается и, хитро прищурившись, говорит:
   -- Про двадцать пятый кадр слышал когда-нибудь?
   -- Да, конечно.
   -- Так это фигня. По сравнению с нашей новой технологией -- детские сказки...
   С этими словами Герман скрывается за дверью, оставляя меня в полнейшем недоумении. Я задумчиво скребу затылок и придвигаю к себе папку, чтобы еще раз просмотреть репродукции. Ведь Хосэ Мануэль наверняка поинтересуется моим мнением по поводу этих жутких творений. Открываю папку, но вместо репродукций вижу стопку каких-то незнакомых сброшюрованных листов заполненных текстом. На заглавной странице напечатаны три крупные буквы: "НВП", ниже подпись "нейро-визуальное программирование", еще ниже -- "Часть семнадцатая. Создание у наблюдателя ощущения дискомфорта и его практическое использование". В верхней части страницы значится фамилия автора: Володарский А. М.
   Я захлопываю папку и вижу на обложке вместо имени фотохудожника цифру семнадцать. Наконец соображаю, что это папка Германа. Когда он сел в кресло, то положил ее на стол, а уходя по ошибке взял мою.
   Нейро-визуальное программирование... Очевидно, это и есть та самая "технология", про которую говорил Герман. Конечно, сейчас много пишут и говорят о нейро-лингвистическом программировании, но слово "визуальное", в этом контексте, мне встречается впервые. Вот и Анька недавно притащила домой рекламную листовку-приглашение на тренинг по НЛП -- "Техника эффективной коммуникации. Активные продажи". Дорогая такая листовка, хорошая печать на глянцевой бумаге, в углу цветная фотография столичного специалиста-тренера... Стоп! Так этот мужик, которого я только что встретил в коридоре, и был на той фотографии! Точно-точно -- "тренинг проводит Александр Володарский, доктор психологии", чего-то там специалист, автор нескольких книг и прочее и прочее.
   Дверь распахивается, и в кабинет врывается запыхавшийся Герман. Быстро подходит к моему столу и аккуратно вытягивает из моих рук свою папку.
   -- Извини, я не специально. Ты не глядел?
   Я улавливаю в глазах Германа легкую тревогу.
   -- Не глядел, только сосканировал пару листочков, -- подзадориваю я Германа.
   На лице Германа проступает секундное замешательство, но потом он соображает, что я не управился бы так быстро, да и компьютер выключен.
   -- Тебе весело, -- ворчит Герман, проверяя все ли на месте, -- а мне потом объясняй начальству...
   -- Так ты пометь папочку грифом "секретно" и из рук не выпускай!
   -- Да, сам виноват, -- соглашается Герман.
   Он вторично прощается и, снова остановившись в дверях, смущенно добавляет:
   -- Ты это... Не говори никому ничего.
   -- Да я и не видел ничего. Только три буквы какие-то -- НВП. Начальная военная подготовка что ли? -- подмигиваю я Герману.

Глава одиннадцатая

   Наконец-то соседская кошка перестала нас беспокоить по утрам. Мало приятного вставать каждый день в пять утра, чтобы прогнать мохнатую гостью и утихомирить возбудившегося кота. Я даже завел специальную полиэтиленовую бутылку, чтобы брызгать на кошку водой. Эта незваная гостья нам так надоела, что мы решили ей отомстить и пару раз позволили Феликсу исполнить свой мужской долг. Что удивительно, спустя всего лишь несколько дней, кошка перестала нас навещать. Получила свое и успокоилась. А может быть, это подействовали мои жалобы на нее хозяевам. Препятствуя кошке, они соорудили на балконе настоящую баррикаду из досок, фанеры и металлической сетки. Примерно такую же пришлось соорудить и нам, так как летом жить с закрытым балконом не получается, а Феликса тоже нужно хоть как-то выгуливать.
   Однако баррикады не нас спасли. И кошка, и Феликс то и дело прорывались за заграждения. Если кошка проникала на нашу территорию, то я ее просто брал ее в охапку и возвращал хозяевам. Если же Феликсу удавалось найти лазейку в нашей обороне, то он усаживался на промежуточном балконе и, навострив уши, высматривал свою подругу, не решаясь, однако, штурмовать соседскую баррикаду. На наше бесконечное "кис-кис-кис" он абсолютно не реагировал. Единственное, чем его можно было подманить, так это запахом жвачки вроде "Орбита" или "Дирола". Интересно, что за вещество в них добавляют?
   Какое-то время этот прием действовал безотказно, но когда Феликс перестал и на него реагировать, то Анька придумала новую хитрость. Она имитировала тоненький кошачий голосок и Феликс, подумав, что его возлюбленная уже в квартире, лихо бежал обратно. Кстати, надо будет месяца через два сходить к соседям, спросить не появились ли у них котята? Забавно будет посмотреть на детей Феликса. Может, даже объявление в газету дать, чтобы пристроить котят...
   От назойливой кошки мы отделались, но шум в квартире сверху по-прежнему меня беспокоит. Случайно узнал, что там живет одинокая бабка, которая держит собаку -- обычную дворнягу средней величины. По улице бабка ходит в китайских спортивных штанах с тремя полосками и в какой-то бесформенной темной кофте. Собака у нее худая, заморенная -- кожа да кости. Вместо поводка кусок бельевой веревки. Бабка почти каждый день собирает в роще бутылки и какие-то растения, а заодно и собаку выгуливает. Правда, дальше трех метров ее от себя не отпускает. Самое интересное, что мы ни разу не слышали, чтобы собака лаяла или выла. Только один раз я слышал, как бабка отчитывала своего пса на лестничной клетке, обещала его оставить без вкусненького. Тогда то я и узнал, что она живет прямо над нами.
   А за стеной у нас живет молодая семья, вроде нас с Анькой. В начале косились друг на друга, присматривались. Здороваться же стали только после того, как один раз во всем доме вырубили электричество, и мы с соседом нос к носу столкнулись у электрического щитка...
  

***

  
   Я возвращаюсь домой от Эльвиры. Только сейчас нашел время забрать деньги за первую купленную Хосе Мануэлем картину. У меня так всегда -- когда с финансами туго, то бегу за любыми деньгами сразу же, а когда кошелек полон, то дальний поход за какой-нибудь крохотной суммой без конца откладываю.
   В общем-то, в том, что мои деньги где-то гуляют, есть свои преимущества. С одной стороны, хорошо, когда деньги у тебя в кармане, но с другой, -- твои деньги в чужих надежных руках лучше сохраняются. Проценты конечно не растут, но тем не менее. Потерять ты их не потеряешь, украсть не украдут. А если и украдут, то не у тебя, и тебе их все равно вернут. Так я реализую правило -- никогда не клади все яйца в одну корзину!
   Решаю прогуляться по набережной. Она всегда была одним из самых ухоженных мест нашего города, а в последние годы еще больше похорошела. Дорожки замостили красивой плиткой, насадили деревьев, установили металлические лавочки с изящными кованными спинками. Задница сама просится присесть на какое-нибудь из этих произведений кузнечного искусства. В принципе, спешить мне особо некуда. Почему бы и не помедитировать на бегущие воды большой реки?
   Почти все лавочки свободны, в этой части набережной люди выгуливаются только по вечерам. Присаживаюсь под молодой чахлой березкой. Слава богу, урна рядом почти пуста и не воняет, только под ногами несколько окурков и пара бутылок из-под пива. Но это, в наше свинское время, мелочи.
   Расслабляюсь и с тихим восторгом созерцаю, как могучая река несет свои, слегка позолоченные солнцем, синие воды. Если бы жил бы рядом, то, наверное, выходил бы перед сном из дома и медитировал, перенимая у водного течения частичку величавой умиротворенности. Хотя, о чем это я? Живу, можно сказать, в роще, но гуляю там далеко не каждый вечер. То одно отвлекает, то другое. Хотя планирую к зиме купить беговые лыжи и подбить на это дело Сашку. Что может быть прекраснее утренней лыжной прогулки по заснеженному лесу?
   Говорят, что никогда не надоедает смотреть на три вещи -- бегущую воду, огонь, и на то, как работают другие люди. Исходя из этого, идеальный объект для наблюдения -- пожар. Наверное, любоваться им можно действительно очень долго. Естественно, когда горит чужой дом. Но сейчас мне вполне хватает и воды. Какая все-таки мощь заключена в большой реке! Совсем не просто перекрыть такую водную артерию, но возможно.
   Самое грандиозное сооружение, которое я видел, и которое больше всего меня поразило -- это плотина Саяно-Шушенской ГЭС. Последний раз я видел ее в день своего шестнадцатилетия. Не знаю, почему, но отцу взбрело в голову поехать на мой шестнадцатый день рождения именно туда. Может быть, тем самым, он хотел подчеркнуть мое состоявшееся номинальное взросление? Может быть, в отце заговорила древняя память предков, которые отмечали совершеннолетие своих сыновей в особом священном месте? Но если раньше таким священным местом было какое-нибудь капище с деревянным истуканом или огромная гора, то сегодня на эту роль вполне годится и ГЭС.
   Сначала мы подъехали к плотине снизу. Гигантская серая стена затмевала полнеба и грозно нависала над нашими головами. Ужаса не было. Было благоговение, но не перед человеком, как создателем этого сооружения, а самим объектом, который, казалось, был задуман самим богом.
   Потом, по петляющей горной дороге, мы поднялись на смотровую площадку, которая располагалась на вершине огромной горы. Вид сверху еще больше потряс мое воображение. Колоссальная чуть изогнутая серая стена соединяла две горы на разных берегах реки. Слева, перед плотиной, вода подступала к самой ее кромке, справа же, за стеной, зияла пугающая пустота, и лишь где-то далеко внизу блестел на солнце покоренный Енисей. Когда я смотрел на плотину снизу, то не осознавал, какую гигантскую массу воды она сдерживает, а со смотровой площадки сооружение выглядело самым настоящим Чудом Света! Наша местная ГЭС, мимо которой я частенько проезжаю по пути к родителям, по сравнению с той махиной просто недоразвитая модель в масштабе один к десяти или даже к двадцати.
   Я смотрю на реку. Она кажется мне не просто потоком воды, а живым организмом, со своей душой и самосознанием. Я даже чувствую какое-то странное единение с этой огромной водной массой, ощущаю себя ее частичкой, которая почему-то отторгнута и выброшена на сушу. Не зря же говорят, что человек на девяносто процентов состоит из воды. Ни один живой организм, будь то крохотное насекомое или хилая былинка, не смогут существовать без нее. Не зря же наши города, дома и квартиры насквозь пронизаны трубами несущими живительную влагу. Я оглядываюсь на ряд домов стоящих вдоль набережной. Представляю, что их стены вдруг стали прозрачными, и пытаюсь увидеть все эти бесчисленные сосуды и сосудики, внедренные в человеческие жилища.
   Позади меня книжный магазин "Светоч". В той же пристройке, но с собственным входом, другой магазин -- "Салон света", где продают светильники и всевозможную электрическую мишуру. Забавное соседство. Никогда раньше не обращал на это внимания. Интересно, сознательно или нет, коммерсанты выбрали такое название своему магазину?
   Решаю зайти в книжный магазин, чтобы приглядеть себе что-нибудь почитать. Романы Николая Фробениуса меня не впечатлили. Может быть потому, что уже давно ничего не читал из современной литературы. Начинаю забывать, что кроме компьютера и телевидения есть еще и книги. Моим знакомым кажется, что я вроде бы должен увлекаться литературой в жанре фэнтези, но это увлечение прошло у меня вместе с юношеством. Только живопись странным образом зацепилась и увязалась за мной во взрослую жизнь. Или это я ухватился за нее обеими руками, не желая расставаться со своей молодостью?
   Теперь мне хочется других, более умных и серьезных книг. Тупая книжная беготня за грудастыми красавицами и рогатыми демонами меня уже не прельщает. Конечно, можно читать классику. Она проверена временем, напичкана умными мыслями, но все-таки хочется чего-нибудь свежего, яркого, без привкуса нафталина.
   Я прохаживаюсь вдоль многоярусных книжных полок. Чтива завались -- детективчики российских писательниц в мягких обложках, фантастические и шпионские романы, романы любовные, с витиеватыми шрифтами и влюбленными парочками на обложках, плотные ряды классиков. Современной внежанровой литературы тоже навалом, но как разобраться в этой массе наперебой расхваливаемых книг? Почитаешь аннотации -- что ни книга, то бестселлер, что ни автор, то мастер слова или очередной гений. Молодцы издатели! Научились рекламировать свой товар. Даже откровенное дерьмо в такую вкусную обертку заворачивают, что обмануться -- раз плюнуть!
   Лучше, конечно, сначала прошвырнуться по интернету, почитать рецензии, фрагменты произведений, а уже потом купить приглянувшуюся книгу. В общем-то, я так и сделал, прежде чем приобрел Фробениуса, но восторженные отзывы и кусок прочитанного текста несколько обманули меня.
   Можно, конечно, поступить иначе -- читать то, что у всех на слуху, но от всех этих настойчиво подсовываемых издателями маруками и коэлью, попахивает каким-то ширпотребом. Я сам рекламист, поэтому с опаской отношусь к слишком навязчивой рекламе. Народу втюхивают, что попроще, послаще. Выдают случайно приобретенных авторов за настоящих интеллектуалов.
   Конечно, я знаю пару мест в сети, где можно скачать практически любую книгу, но я и так постоянно пялюсь в монитор, поэтому чтение с экрана не для меня. Да и намного приятней, иметь дело с настоящей книгой. Ощущать ее тяжеловесность, чувствовать запах типографской краски, любоваться красивым оформлением. Настоящую книгу воспринимаешь, как реальный объект со своим вполне осязаемым телом и душой-смыслом. Книгу же электронную воспринимаешь иначе -- как череду символов на белом экране.
   Удивительно, что в наш век кино и телевидения люди еще интересуются книгами! Я обвожу глазами огромный торговый зал и замечаю у полки с детективами знакомую женскую фигуру. Она не она? Да, точно -- это Наташка. Последний раз я виделся с ней во время нашего отдыха на озерах. Наконец-то она немного оправилась после больницы. Посвежела, приободрилась, стала более улыбчивой. Подойти к ней или не стоит? Все-таки она больше Анькина подруга, чем моя знакомая... Пока я размышляю, Наташка неожиданно оборачивается и, узнав меня, обрадовано машет рукой. В ответ на ее искреннюю радость я тоже улыбаюсь.
   -- Только не спрашивай о здоровье, -- опережает меня Наташка, -- Все только об этом и твердят при встрече. Слава богу, все хорошо, тьфу-тьфу-тьфу, -- картинно сплевывает Наташка куда-то в сторону книг Донцовой.
   -- Спрашивать уже и не требуется, ты выглядишь просто замечательно и по-летнему сексуально, -- подмигиваю я Наташке.
   -- Решил застеснять скромную женщину комплиментами?
   -- Тебя, пожалуй, застесняешь...
   Договариваемся с Наташкой встретиться у выхода из магазина. Нам немного по пути -- мне на автобусную остановку, а ей обратно на работу.
   Ко мне Наташка всегда относилась не только с уважением, но даже с легким благоговением. Подозреваю, что я для нее являюсь идеалом культурного, образованного мужчины. Конечно, это вполне объяснимо, так как ее Димка работает простым автослесарем и интересуется только футболом, пивом и автомобилями. Сама же Наташка искренне считает, что чтение дешевых детективов и регулярные походы в кино на голливудские мелодрамы на самом деле обогащают ее духовный мир. Никак не пойму, что общего у них с Анькой? Анькин интеллектуальный уровень на порядок выше наташкиного, и хотя Анька тоже иногда почитывает пошлые детективчики, но, как она сама говорит, исключительно с целью "быть в курсе". Из другой же литературы, всем авторам она предпочитает Милана Кундеру. Советует и мне почитать, но я пока не созрел.
   Пока Наташка штудирует стеллажи с макулаторой, я изучаю полку с современной литературой. Почему-то глаза сами тянутся к уже знакомой книжной серии. Беру томик Йэна Бэнкса с тремя романами и читаю на обложке:
  
   Йэн Бэнкс (р. 1954) -- выдающийся шотландский писатель, один из популярнейших и наиболее признанных авторов Великобритании. Первый опубликованный им роман, "Осиная фабрика" (1984), вызвал небывалый для дебюта шквал восторгов и негодования -- равнодушных не было. Все его дальнейшие произведения пользовались неизменным успехом как у критиков, так и у читающей публики. В начале 1999 года по итогам опроса на веб-сайте BBC News Бэнкс попал на пятое место в первой десятке "литературного хит-парада Миллениум" -- уступив Шекспиру, Джейн Остин, Оруэллу И Диккенсу, но опередив Толкина, Джойса, Достоевского, Сервантеса и Марка Твена.
  
   Надо же, как расхваливают! Опередил Достоевского! Они бы еще среди любителей комиксов опрос провели! Надо будет поискать Бэнкса в интернете, может быть он и вправду так хорош?
   Ставлю книгу на место и двигаюсь дальше. Останавливаюсь у полки, над которой скотчем прилеплена куцая бумажка с надписью "НЛП". После того, как я наткнулся в папке Германа на похожую аббревиатуру, литература на эту тему стала меня особенно интересовать. Я посетил кучу сайтов посвященных НЛП и скачал несколько книг. Но везде только нейро-лингвистическое программирование -- ни о каком нейро-визуальном программировании нигде нет ни слова! Я прочитал несколько вводных статей по НЛП, начал читать одну из скачанных книг, но она оказалась настолькой заумной, что я решил не задурять себе мозги.
   В принципе, я и так представляю себе, что это за штука -- нейро-визуальное программирование. К тому же, на ловца и зверь бежит. Буквально на следующий день, как я заглянул в папку Германа, по телевизору показывали документальный фильм о НЛП. Мне запомнился один эпизод. Лондонский НЛПер по очереди приглашал в комнату нескольких испытуемых и предлагал им выбрать один из пяти символов начертанных на пяти карточках. Как выяснилось в конце опыта, все выбирали один и тот же символ -- звезду, которую НЛПер заранее для себя определил! Разгадка оказалась проста -- объясняя суть задания, он с помощью определенных приемов воздействовал на подсознание испытуемых, запрограммировал их и заставил сделать нужный выбор. Оперировал он с помощью слов и жестов. Например, во время разговора незаметно складывал пальцы звездочкой, касался карты с выбранным символом и проч. Самое удивительное, что испытуемый даже не подозревал, что его свободный выбор на самом деле был навязан другим человеком!
   Понятно, что на человеческое подсознание можно воздействовать не только речью, как это в основном делает НЛП, но и визуальными образами -- цветом, формой, их сочетанием, взаимным расположением объектов и проч. Еще в институте нас учили правильно применению цвета в интерьере помещений. Если окрасить маленькую комнату в светлые холодные тона, то зрительно она покажется больше. В интерьере кухни и столовой предпочтительно использовать оранжевые, желтые, светло-зеленые цвета, так как они стимулируют аппетит. А если в одну из жилых комнат редко заглядывает солнце, то стены там следует покрасить в теплые солнечные тона.
   Как рекламист я знаю, например, что взгляд европейского человека считывает информацию слева-направо и сверху-вниз, поэтому в рекламных макетах ключевую информацию лучше располагать в левом верхнем углу. Когда разрабатываешь знак и логотип для какой-нибудь компании, то главное сразу определить не только стиль символики -- лаконичный или замысловатый, прямоугольный или криволинейный -- но и правильно выбрать цвет. Банкам и финансовым структурам "идут" спокойные приглушенные тона, продуктовым фирмам -- растительно-зеленые, пшенично-золотистые или колбасно-красные. У каждого человека, у каждой человеческой общности существуют те или иные стойкие ассоциации, закрепленные за конкретным визуальным объектом. И не важно, осознает человек эту ассоциацию или нет.
   Понятно, что если все эти данные собрать в кучу, хорошенько протестировать на добровольцах и сделать верные выводы, то можно составить такую убийственную методику психического воздействия, что эффективность нынешней рекламы покажется просто смешной!
   -- Ну что, пойдем? -- легонько дотрагивается Наташка до моего локтя, -- а то мне как-никак на работу...
   -- Да, конечно, -- встряхиваюсь я и выбираюсь вслед за Наташкой из лабиринта книжных полок.
  
  

Глава двенадцатая

   Для меня осень всегда наступает неожиданно. Вроде бы еще вчера деревья стояли зеленые, а сегодня уже пожелтели. Вроде бы две недели назад все было в золоте, а сегодня листва уже опала и сквозь голые скелеты берез проглядывает отдаленный соснячок. Думаешь -- эх, как быстро пролетело лето! Поскорее бы зима, весна и снова лето!
   Странные мы люди. Живем постоянным ожиданием -- лета, нового года, приятной встречи, желанной покупки... Как будто наша сиюминутная жизнь это и не жизнь вовсе, а перекур в тамбуре скорого поезда. И мчит этот поезд к голубым городам, кока-кольным рекам и сникерсовым берегам.
   Картину для Аньки -- букет разноцветных астр -- я все-таки написал. Получилось не плохо, я думал, будет хуже. Анька не нарадуется, говорит, что кухня сразу ожила, и находиться там теперь одно удовольствие! Даже стала чаще разные вкусности готовить.
   Друзьям картина тоже понравилась. Владимир, как увидел, сразу сказал -- хочу такую же! Говорит, никакого другого подарка на День рождения не желаю! Хорошо, что родился он 3 января, как раз успею раскачаться.
   А пока совсем не до живописи. Через месяц выборы депутатов в Краевой Совет. У всех рекламщиков и пиарщиков сейчас самый сенокос, хрустящая "зелень" так и прет! Мое агентство тоже в стороне не осталось. Делаю "наглядную агитацию" для одного толстосума, нацелившегося на депутатское кресло -- плакаты, листовки, календарики, макеты в газеты.
   Край у нас богатый, а значит претендентов на депутатские кресла предостаточно. Кто только не пытает удачу -- окультурившиеся бандиты, бывшие партработники, обиженные властью простые люди, "опытные хозяйственники" и директора ВУЗов. Про пухлозадые денежные мешки я уж и не говорю. Вожделенная красная корочка незаметно стала таким же обязательным атрибутом крутизны, как дорогой автомобиль или шикарный коттедж.
   Политтехнологи понаехали со всей страны. Слетелись как пчелы на мед, а может, как мухи на ароматное дерьмо. Владимир говорит, что сейчас дорогие квартиры в центре города сдаются за бешеные деньги. Можно смело аукцион устраивать. У них одна женщина-агент даже собственную трехкомнатную квартиру сдала, а сама к сестре переселилась. Грамотно поступила. За тысячу баксов можно и у родственников месяцок перекантоваться. Хотя я бы, наверное, не смог так вот запросто предоставить свою квартиру какому-то залетному дяде. Все-таки для меня дом нечто большее, чем место ночевки.
   С одним из таких, приезжих политтехнологов, я сейчас общаюсь по электронной почте. Высылаю ему готовые макеты на утверждение. Радует, что он товарищ аккуратный и пунктуальный. Отвечает вовремя. В письмах все тщательно расписано -- где заголовок уменьшить, где текст увеличить, где фотографии местами поменять... Хорошо хоть в творческий процесс не вмешивается, а то бывают такие заказчики, рядом с которыми чувствуешь себя абсолютно лишним звеном в деле создания рекламного макета. Когда они тычут пальцем в монитор, то хочется немедленно встать и уступить им место -- вы лучше знаете, как должно быть, вы и делайте! Бывает, действительно, за мышку хватаются, правда, после нескольких неумелых щелчков понимают, что все не так просто! Как говорится -- заказчик предполагает, а дизайнер располагает...
   Узнав про НВП, я теперь все чаще задумываюсь над тем, что делаю. Пытаюсь осознать, как мои макеты воздействуют на потребителя. Примеряю на себя, стараюсь посмотреть на свое творение незамыленным взглядом. Можно конечно сказать, что сколько людей столько и мнений, но я с этим не согласен. Все мы варимся в одном информационном котле, только кто-то ближе к одному краю, а кто-то к другому. Поэтому, при определенной сноровке, вполне можно прогнозировать, как среднему человеку представляется тот или иной рекламный материал. Я, конечно, не самый лучший дизайнер нашего города, но далеко и не худший. В том, что мои макеты выделяются на общем фоне, я абсолютно уверен.
   Чтобы лишний раз убедиться в достоинстве своих творений, я открываю одну из бесплатных газетенок и внимательно просматриваю ее. Кроме телепрограммы и рекламы в ней больше ничего нет. Среди прочих объявлений преобладает реклама пластиковых окон и предвыборные хвалилки-зазывалки. Есть и объявления завсегдатаев -- местных магов-предсказителей. Набор услуг у них стандартный, практически одинаковый:
  

Избавления от сглаза, порчи, родового проклятия.

Очищение жилища от злых духов, привлечение добрых духов.

Гадание. Чистка кармы. Код на бизнес.

Лечение женского бесплодия и мужского бессилия.

   В таких объявлениях меня всегда особенно веселит номер свидетельства и лицензии. Я даже живо представляю себе, как является такой "адепт черной и белой магии" к чиновнику, выдающему свидетельства на предпринимательскую деятельность. Тот поверх очков с любопытством разглядывает щупленькую фигуру в черном балахоне, щурится от блеска навешанных на посетителя цепей, крестов и амулетов. Потом заглядывает в бумажку и спрашивает: "Вот у вас тут значится -- "магия вуду". А есть ли у вас какие-нибудь документы, подтверждающие, что вы действительно владеете этим самым "вуду"?"
   Посетитель ловко сбрасывает капюшон, под которым скрывается лицо обыкновенного прохиндея, гремя цепями, лезет за пазуху и протягивает измятый пергамент, где нацарапаны какие-то каракули и красуется отпечаток здоровенной пятерни. Чиновник брезгливо двумя пальчиками принимает "диплом", недоверчиво морщится и спрашивает: "Ну, бумажка бумажкой, а на практике можете продемонстрировать?" "И на практике могу", -- отвечает маг, -- "Чего изволите, для примеру?" Чиновник осторожно вылезает из-за стола, воровато оглядываясь, подходит к магу и шепчет на ухо: "Вот, знаете ли, сосед у меня есть..." "Сделаю", -- говорит маг, -- "Только вы бумажечку подпишите сначала!"
   Да, веселуха полнейшая! Как только сейчас народ не околпачивают. А вот, кстати, объявление господина Володарского! Тренинг по нейро-лингвистическому программированию. Наверняка приехал на выборы, а заодно решил тренингами поживиться. Я уже давно просек эту московскую фишку. Создадут какой-нибудь институт с заумным названием и смело отправляются в провинцию на заработки. Тренинги на любой вкус -- нейро-лингвистическое программирование для менеджеров, секреты управления для руководителей, тайны пиара для рекламистов.
   Был я на одном таком рекламном тренинге. Сначала пустая болтовня лектора, круто приправленная непонятными терминами, а потом практическая работа внутри группы -- типичные детсадовские игры для взрослых. Самое интересное, что господа тренеры всю эту тупую банальщину с такими серьезными лицами преподают, что большинство слушателей действительно принимают начищенный самовар за настоящее золото. А тренерам только этого и нужно. Совершили рейд, набили мошну и восвояси. А на следующий год с новой программой приезжают. Гастролеры-клоуны, блин!
   Не все, конечно, такие филонщики. Володарский вроде бы действительно толковый дядька. Анька о прошлом тренинге хорошо отзывалась, да и Хосе Мануэль, кого попало, прикармливать не будет.
   Кстати, Анька говорила, что они на тренинге заполняли какие-то длиннющие анкеты с картинками. Попытался расспросить ее поконкретнее, но она ничего толком не помнит. Говорит, были какие-то бесформенные пятна, странные линии, вереницы несуразных словосочетаний и все это нужно было сгруппировать определенным образом. Но результаты этих тестов слушателям так и не сказали. Думаю, что господин Володарский на этих занятиях сразу двух зайцев убивает -- и деньги зарабатывает и материал для своего труда по нейро-визуальному программированию собирает.
   Несколько дней назад я достал все свои эскизы для сайта и сравнил их с реальными изображениями в интернете. На первый взгляд вроде бы один к одному, но если присмотреться, то тут фигура смещена, там силуэт изменился, а некоторые места и вовсе вроде бы как заново перерисованы. Я, конечно, понимаю, что мои эскизы требовали корректировки в соответствии со спецификой отображения картинок на экране, но все же многие изменения делались с какой-то другой целью. Сколько я ни старался привести все эти новшества к единой системе, ничего у меня не вышло.
   Более детальное изучение отдельных страниц тоже не дало никаких результатов. Заметил только, что типовые страницы внутри одной темы не всегда одинаково оформлены. Стилистика, конечно, сохраняется, но иногда цвет немного отличается или композиция элементов изменена. Но это вполне объяснимо -- где-то текста больше, где-то меньше, где-то две фотографии на странице, а где-то одна. Что же касается общего впечатления, то страницы с мрачными фотографиями, конечно, нагнетают дурное настроение, но не до такой степени, чтобы тут же выбрасываться из окна. К тому же, на сайте есть и другие, более веселые разделы. Например, с фотографиями папарацци, на которых важная забугорная знаменитость заснята в чем мать родила.
   В общем, никаких следов НВП я не откопал, но ведь тайное оружие на то и тайное, чтобы быть невидимым! Что в нем толку, если оно обнаруживается при первом же беглом взгляде?
   Если Хосе Мануэль действительно использует нейро-визуальное программирование, то у него должна быть какая-то цель. Ради чего все это? Ради денег? Ради власти? Какие еще мотивы могут двигать современным предпринимателем? Если ради денег, то сайт должен что-то продавать или рекламировать какие-то товары, но ведь он ничего не продает и не рекламирует! Может быть, эта рекламная собака так глубоко зарыта, что даже мне, профессиональному рекламщику, рыть и рыть?
   Если ради власти, то какой и над кем? С политической рекламой все понятно. С коммерческой тоже. Она хочет завладеть нашими головами и кошельком. Каждый день мы ходим "на выборы" в магазин и голосуем там своими рублями, подчас не задумываясь, что за красивой упаковкой может скрываться нечто, совсем противоположное. Мы знаем, что рекламщики нам лгут, но, как красиво лгут, мерзавцы!
   Интересно, а почему Хосе Мануэль не открыл вместо сайта новый телевизионный канал? У хорошего телеканала аудитория куда больше, чем у сайта. Хотя может быть и сайта вполне достаточно? Ведь продуманное влияние, как вирус -- в начале заражается сотня посетителей, затем они передают заразу тысяче своих знакомых, а те разносят вирус все дальше и дальше...
   Вчера был в гостях у Олега Кумаева. Он настоящий художник, не то, что я -- самоучка. Раньше Олег рисовал иллюстрации для газет и журналов. Любой каприз за ваши деньги -- от политической карикатуры до картинки к детскому рассказу. Таких, как Олег, называют "художниками от бога". Не успеваешь следить за его карандашом. Ты еще ничего не успел сообразить, а он уже набросал твой портрет в образе средневекового рыцаря верхом на лошади и замком на заднем плане.
   Теперь Олег пишет маслом. Большие красочные холсты. В столице они идут нарасхват, хотя цена -- ого-го! Неудивительно, что недавно Олег купил себе новенький пучеглазый "Мерседес". То ли еще будет!
   Рисует Олег на своих холстах всегда одно и то же -- причудливые кукольные фигуры с невнятными лицами. Облачает персонажи в яркие лоскутные рубахи, обтягивающие трико и полосатые носки. На головы напяливает клоунские колпаки с кисточками. В руки дает различные предметы -- бутылки, фрукты, музыкальные инструменты, домашнюю утварь. Пропорции тела у всех фигур удлиненные, поэтому руки и ноги часто имеют по нескольку локтей и колен. Сходство с марионетками дополняют тоненькие веревочки уходящие от каждой конечности куда-то вверх за пределы картины. Этим работы Олега слегка напоминают мне картины Сальвадора Дали. Только у того были костыли и подпорки, а у Олега ниточки и тесемочки.
   Я понимаю, почему картины Олега так хорошо покупают -- ярко, празднично, в меру абстрактно и на Дали смахивает. Такую картину можно повесить хоть в офисе, хоть дома, и дарить удобно -- фигуры особо не конкретизированы, поэтому персонажи можно трактовать как угодно. Кому-то две сцепившиеся фигуры кажутся страстными любовниками, кому-то поссорившимися клоунами -- кто как видит.
   Олег периодически названивает мне, приглашает поглядеть на новую серию картин или супермодный фильм на DVD. Правда, я не особо улавливаю, чем его новая фигурная серия отличается от предыдущей. Разве только цветовой гаммой, или тем, что он всучил в кукольные ручки вместо музыкальных инструментов столярные.
   В этот раз я заходил к нему по делу. Мой напарник-политехнолог задумал сделать для газет серию политических комиксов, в которых соперники нашего кандидата изображались бы в виде сказочных персонажей -- бабы Яги, Кощея бессмертного, змея Горыныча... За свою работу Олег запросил такую цену, что мне тоже захотелось стать карикатуристом. Политтехнолог начал ломаться, но, Олег тут же при нем набросал пару эскизов, и тот, не скрывая своего удивления продемонстрированным талантом, сразу же расплатился.
   Комиксы у Олега получились классные. Да и вообще, нынешние выборы мне все больше напоминают веселый новогодний хоровод, где каждый кандидат из кожи вон лезет, чтобы Дедушке Морозу угодить. Одна команда даже обратилась за подмогой к популярному шансонье. Теперь из всех радиоприемников слышен хрипатый голос, старательно выпевающий на манер приблатненной частушки:
   Выбирайте Степанцова --
   Настоящий он мужик,
   Работягам будет клево,
   А халтурщикам кирдык!
  
   Я снова пролистываю бесплатную газетенку. Тут тебе и "муж на час", и "девочки по вызову", и "похудей навсегда", и "шубы в кредит". Наверное, о нашей стране вполне можно судить по содержанию такой вот прессы. Все, чем живет, чем дышит народ, отпечаталось на блеклых печатных страницах. И никто тебя не спрашивает, хочешь ты жить в такой стране или нет, хочешь ты получать эту бесплатную макулатуру или не хочешь. Все равно каждую неделю эту газету-проституку насильно впихивают в твой почтовый ящик.
  

Глава тринадцатая

  
   -- Я задержусь, -- говорит Анька, -- Нужно подбить рекламный бюджет за последние месяцы. Вернусь не раньше одиннадцати. Можешь к моему приходу приготовить что-нибудь вкусненькое.
   -- О, кей, -- отвечаю я и напрягаю мозги, пытаясь вспомнить, чем богат наш холодильник, -- А что именно?
   -- Ну, если суп вчерашний еще не весь съел, то приготовь сырников.
   -- Суп остался. Сырников приготовлю.
   Уже привык проводить вечера с Анькой. Раньше, когда жили порознь, оставаться одному было делом обычным. Но теперь, когда она ночует у мамы или задерживается у подруги, чувствую какой-то дискомфорт. Как будто меня лишают весомой части собственного Я. Днем еще ничего, а вот вечером натуральным образом тоскую. С трудом нахожу силы, чтобы заставить себя поработать, а если нет срочной работы, то просто слоняюсь из угла в угол под тупое телевизионное бормотание.
   До сих пор не понимаю, почему сырники называют сырниками. В них же нет никакого сыра, только творог. Значит они должны называться творожниками! Однако все вокруг упорно именуют их сырниками. Очень хорошо их готовит моя мама, но она далеко. Родителей я навещаю редко, так что печь любимое блюдо пришлось научиться самому. А вот Анька их готовить совсем не умеет. Зато она отлично печет блины -- тоненькие, поджаристые. У меня же, наоборот, блины не получаются, выходят толстыми и куцыми с неровными краями. Так вот мы и радуем желудки другу друга -- Анька готовит блины, а я сырники. Вообще же, мне кажется, что кулинарные способности сродни художественному ремеслу, и любой хороший повар вполне способен стать неплохим живописцем или скульптором.
   Нужно идти в магазин за творогом. Недалеко от нас супермаркет, туда и направляюсь. Долго брожу среди полок с товарами. Здесь уютно, хотя и несколько тесновато. Глаза мечутся от полки к полке. Яркие упаковки наперебой кричат "Выбери меня! Выбери меня!".
   Задерживаюсь у полки с минеральной водой. Покупать не собираюсь, просто изучаю этикетки. Прикидываю, как будет смотреться бутылка новой минеральной воды с моей этикеткой. Большинство этикеток одинакового синего-голубого цвета, только красный вертикальный логотип Vittel сразу бросается в глаза. Представляю сколько было споров между заказчиками и брендмейкерами, прежде, чем последние убедили первых, что нужно сделать нестандартную этикетку. Мои заказчики тоже поначалу сомневались, но, в конце концов, дали добро на использование красного цвета и в нашей этикетке. Получилось не плохо. Так что вскоре "Виттелю" придется потесниться.
   Занимаю очередь в кассу. Конец рабочего дня. Все спешат запастись жратвой, чтобы найти долгожданное успокоение в колбасах и пирожных.
   Кассирша просит меня поискать пятнадцать копеек. Выуживаю из кармана две монетки и гладу на прилавок перед кассой. Специальных чашечек для денег тут почему-то нет. Замечаю, что кассирша медлит, не торопится взять мои монетки.
   -- Что-то не так? -- спрашиваю я девушку, пытаясь припомнить, действительно ли пятнадцать копеек она просила.
   -- Да, нет. Все правильно, -- смущенно извиняется она, -- Взять не могу...
   Тут я замечаю, что у нее длиннющие ногти, поэтому отколупнуть две тонюсенькие монетки с плоской поверхности для нее не так-то просто. Я ловко подцепляю денежки и вкладываю их в ладонь кассирши. Вспоминаю анькины аккуратненькие ноготки с бесцветным лаком и усмехаюсь. Женщины с длиннющими, изогнутыми, как азиатская сабля, ногтями мне не нравятся. К тому же некоторые покрывают их таким толстым слоем лака, что они напоминают хищные когти неведомой птицы. Не понимаю, как можно жить с таким орудием убийственной красоты на пальцах?
   Супермаркет занимает только часть пристройки к жилому дому, вторая половина отдана на откуп мелким торговцам. Ради любопытства заглядываю и туда. Может быть глядя на какую-нибудь витрину вспомню, что нужно купить туалетную бумагу или крем для обуви.
   Около отдельчика с сотовыми телефонами толпится народ. Перешептывающиеся подростки, серьезные мужчины с барсетками, тонконогие девушки в коротких маечках. Глазеют на витрину и мечтают, как в один прекрасный день они сменят свой старенький мобильник на новомодный навороченный телефон. А вот в соседнем отделе, где продают ткани, вообще никого. Молоденькая продавщица этим совсем не расстроена. Сидит и увлеченно разгадывает кроссворд. Меня всегда забавляет эта сцена. Интеллект, как у шимпанзе, однако, что-то пыжится, абсолютно серьезно пытается вспомнить то, что никогда не знала!
   Вспоминаю Сергея. Он в школьные годы просто обожал всяческие ребусы и логические загадки. Может быть именно поэтому и на школьных олимпиадах побеждал. Вот и сейчас что-то там разгадывает в своей биологии. Раскрывает тайны бытия. Кстати, а может быть ему подсунуть и мой сайт? Чем не загадка? Пусть покопается, может что-нибудь и нароет. Одна голова хорошо, а Змей Горынычу виднее...
   Мне не терпится озадачить Сергея. Я достаю сотовый и звоню прямо из магазина.
   -- Ладно, посмотрю, -- говорит Сергей, -- А что именно я там должен искать?
   А действительно -- что? Если б я знал, то, наверное, и сам бы нашел. Найди то, не знаю что, пойди туда... Ладно, хоть адрес известен, куда идти.
   -- Ну, может быть закономерности какие-то, повторения... -- нерешительно предполагаю я, -- В общем, там что-то вроде скрытой рекламы должно быть.
   -- Хорошо, покопаюсь. Заинтриговал. Только скоро не обещаю!
   Голос Сергея прерывает звонкий собачий лай. Интересуюсь:
   -- Что это там за звуки у тебя?
   -- Да, дети щенка домой притащили. Кстати, на следующий день, как ты к нам приходил. Наверное, от той самой дворняги, про которую ты рассказывал. Правда, он уже не щенок, а маленькая забавная собачка. Заходи в гости, познакомишься, а заодно и сайт твой поглядим.
   Я прощаюсь с Сергеем. На сердце хорошеет. Значит все не так плохо в этом мире и по крайней мере один из тех щенков жив! Кстати, наверное, и у Феликса тоже уже народились котята. Совсем забыл об этом. Как-то я встретил хозяйку кошки на улице. Оказалось, что кошка действительно забеременела. Я попытался извиниться за предстоящие хлопоты, но женщина только улыбнулась в ответ. Сказала, что дочка уже договорилась с подружками -- всех котят разберут.
   Может, стоит заглянуть к соседке прямо сейчас? Хотя, наверное, уже поздновато. Люди пришли с работы, нужно отдохнуть, спокойно покушать, а тут я со своим праздным любопытством. Лучше в другой раз!
   Возвращаюсь домой и принимаюсь за стряпню. Первые две партии сырников получаются румяными и аппетитными, но потом масло с ошметками теста начинает пригорать и следующие сырники выходят уже не такими красивыми. Я съедаю самые неказистые, а лучшие оставляю Аньке.
   Насытившись, располагаюсь в большой комнате на диване и включаю телевизор. Перескакиваю с канала на канал в надежде наткнуться на что-нибудь интересное, но попадаю то на рекламу, то на бандитский сериал, то на ток-шоу для скучающих домохозяек. Наконец, останавливаюсь на каком-то научно-популярном фильме о секретном советском физике. От монотонного закадрового голоса, и обилия научных терминов хочется спать. Я устраиваюсь поудобнее и с удовольствием погружаюсь в липкий, как мед сон.
  
   Просыпаюсь от пронзительного и долгого звонка в дверь. Вскакиваю, мельком гляжу на часы -- ого! уже полдвенадцатого! -- и, забыв про тапки, спешу открывать. Включаю в прихожей свет и поспешно открываю дверь, даже не спросив "кто там?".
   На пороге Анька. Лицо бледное, губы дрожат -- вот-вот заплачет. Пальто в грязи, прическа растрепана. Позади Аньки стоит мужчина из соседнего подъезда со своим боксером.
   -- Что случилось? -- спрашиваю я мгновенно стряхнув остатки сна.
   -- Уже все нормально, -- отвечает вместо Аньки мужчина и многозначительно показывает глазами на Аньку, мол, забирай свою даму и не задавай лишних вопросов.
   Пока я соображаю, что к чему, боксер рвется с площадки вниз на лестницу и утягивает за собой хозяина.
   Еле успеваю захлопнуть за Анькой дверь, как она бросается мне на плечо и заливается слезами. Я пытаюсь ее успокоить, спрашиваю, что случилось, но она только всхлипывает и воет в ответ. Понимаю, что скорее всего кто-то на нее напал. Время позднее, роща темная, люди всякие шатаются, а я проспал, как идиот! Кое-как стаскиваю с Аньки пальто и усаживаю в комнате на диван. Она сидит, закрыв лицо руками, и время от времени всхлипывает. Я приношу стакан воды и сажусь рядом. Обнимаю Аньку за плечи и, успокаивая, глажу по голове. Понимаю, что с расспросами лучше повременить.
   Наконец, Анька успокаивается и отпивает немного воды. Размазывая потекшую косметику, вытирает рукавом остатки слез и несмело мне улыбается. Я ободряюще улыбаюсь ей в ответ.
   -- Урод какой-то напал, изнасиловать пытался. Хорошо баллончик успела достать, да потом этот дядька с боксером подоспел, -- выдавливает из себя Анька и решительно встает, -- Пойду, умоюсь...
   Она долго возится в ванной, сначала просто умывается, а потом, судя по звукам, принимает душ. Я слоняюсь из комнаты в комнату. Во мне кипит злость. Я готов разорвать на куски мерзавца, который посмел дотронуться до моей девушки. Я готов выбежать на улицу и рыскать всю ночь в поисках этого извращенца.
   Поддавшись порыву, я натягиваю джинсы и свитер. Задумываюсь о вооружении. Достаю из шкафа охотничий нож, который мне подарил на день рождения отец. Убивать я, конечно, никого не собираюсь, но для самообороны не помешает. Цепляю нож себе на ремень. Потом обшариваю Анькину сумочку и нахожу баллончик. Судя по весу, газ в нем еще остался. Кладу баллончик в карман своей куртки.
   Прислушиваюсь к звукам в ванной. Кажется, Анька не торопится выходить. Надо бы расспросить ее, как выглядел этот гад. Я готов свернуть башку этому сукиному сыну! Представляю, как смачно я дам ему в челюсть. Замучается потом зубы пересчитывать, козел! Хорошо хоть все вполне благополучно закончилось, а ведь мог бы запросто порезать или придушить, а потом уже начать насиловать.
   Я мечусь по квартиру, как загнанный зверь. Феликс на всякий случай запрыгивает на шкаф и оттуда настороженно следит за мной. Анька все еще моется. Мне кажется, что прошла уже целая вечность. Злость моя то усиливается, то спадает. Нужно ли куда-то идти? Испуганный насильник давно уже убежал и затаился в своем логове. То, что я собираюсь пойти кого-то ловить, выглядит довольно глупой затеей. Но должен же я как-то реагировать на произошедшее! А я бы хорошенько проучил этого негодяя! Только, боюсь, одних кулаков мне не хватит. Нужно что-нибудь поувесистее. Вспоминаю, что в туалете остался обрезок трубы оставшийся после ремонта водопровода. Достаю трубу и с чувством полного удовлетворения сжимаю в руке свое новое оружие. Именно то, что нужно! Как будто специально такого случая дожидалась. Приложишься хорошенько -- мало не покажется!
   Внезапно щелкает защелка в ванной. Выходит Анька и застает меня с обрезком трубы в руках и ножом на поясе.
   -- Ты куда это собрался? -- таращится на меня Анька.
   Я не нахожу слов для ответа. Поздно метаться. После драки кулаками не машут.
   -- На улицу, -- наконец выдавливаю я.
   Я готов провалиться сквозь землю, я ненавижу себя за то, что я не смог защитить Аньку в нужный момент. Хочется плакать от бессилия. Хочется биться об стену головой, чтобы выбить из нее всю злость на себя и на насильника.
   -- Еще не хватало, чтобы там тебя кто-нибудь увидел в таком наряде. Хватит уже на сегодня приключений!
   Анька забирает у меня кусок трубы и берет меня за руку. Теперь, кажется, дрожу уже я, а не она.
   -- Раздевайся, ночь на дворе.
   Понимаю, что Аньке не хочется развивать эту тему. Хочется поскорее переключиться, вернуться в уютный домашний мир, перестать чувствовать себя жертвой.
   -- Я тебе сырников испек, -- обезоружено говорю я.
   -- Да, наверное, нужно попить чаю, -- соглашается Анька.
   Все-таки, какая она у меня молодец! Другая бы на ее месте... А что другая? Я не знаю, как люди поступают в таких случаях. Сырники, так сырники!
   Пока греется чай, я стараюсь отвлечь Аньку от мыслей о нападении. Рассказываю про свой поход в магазин, про длинные ногти продавщицы и про Сергея, который обзавелся собакой и, что надо бы в следующий раз сходить к нему вдвоем.
   Анька с аппетитом уплетает сырники. Не думаю, что проголодалась, наверное это нервное. Понимая, что рано или поздно я все равно буду пытать ее расспросами, Анька рассказывает мне, как было дело.
   Вышла из автобуса и зашагала по тропинке к нашему дому. Вокруг ни души, темно, фонари не горят. Потом впереди показался мужской силуэт. Когда поравнялись, набросился, повалил на землю. Анька закричала. Он попытался ударить, Анька увернулась. Пока насильник пытался прижать ее руки к земле, Анька дотянулась до сумочки, нащупала газовый баллончик и брызнула мужчине в лицо. Одновременно ударила ногой в пах. Поняв, что жертва не собирается легко сдаваться, насильник бросился бежать. Пока отряхивалась, на крик подоспел дядечка с боксером. Проводил до квартиры. Вот и все.
   Анька задумчиво ковыряет вилкой сырник, выколупывает из теста изюминки. Я молча рассматриваю чаинки в своей кружке.
   -- Извини, что не встретил тебя, -- говорю я.
   -- Ну ты же не можешь встречать меня каждый раз, когда я возвращаюсь поздно.
   -- Теперь буду встречать всегда, когда будешь задерживаться.
   Я поднимаю шторку и смотрю в окно. Небо затянуто тучами, луны не видно. Тусклые оранжевые фонари освещают пустой асфальт, сиротливо сгрудившиеся на стоянке автомобили, пустую детскую площадку. Дальше, там, где кончается дрожащая власть света, царствует непроглядная тьма.
  
  

Глава четырнадцатая

  
   -- Ваш кабинет опечатан, -- говорит мне охранник, когда я заявляюсь в офис Хосе Мануэля.
   -- В смысле -- "опечатан"?
   Охранник смотрит на меня, как на идиота.
   -- В том смысле, что опечатан следственной группой! Пройдите к Вере Владимировне, она вам все объяснит.
   Я взбегаю вверх по лестнице. В коридоре сталкиваюсь с одним из сотрудников, здороваюсь. Он как-то искоса посматривает на меня. Подхожу к своему кабинету. Дверь обклеена бумажными полосками с фиолетовыми гербовыми печатями. На полосках напечатано "Не входить! Опечатано. Городская прокуратура". Интересно, они эту ленту специально в типографии заказывали?
   Я встаю спиной к видеокамере наблюдения и слегка надавливаю на дверь. Она, конечно, не поддается -- заперта. Ладно, к Вере Владимировне, так к Вере Владимировне!
   Вера обложена бумагами. На ее столе знакомые синие папки, свежая пресса, разорванные конверты, распечатки приказов с лаконичной подписью Хосе Мануэля. Обычно каждого, кто входит в приемную, Вера одаривает милой улыбкой. Но сейчас она впервые встречает меня строгим сочувственным взглядом. Без привычной улыбки Вера кажется мне старше, а ведь ей от силы лет двадцать пять. Приятная симпатичная девушка, вроде моей Аньки, разве только Вера немного больше уделяет внимание своей внешности, но ведь секретарша обязана "хорошо выглядеть".
   Глаза у Веры светлые, какого-то сложного салатно-голубого оттенка. Да и все лицо у нее как-будто светится -- чистая белая кожа, светлые волосы (наверное, она натуральная блондинка), на губах перламутровая помада. Кофточка у Веры тоже всегда белая, тщательно отглаженная, без единой складочки. На тонкой длинной шее нитка жемчуга, на пальце скромное серебряное колечко.
   Мне даже кажется, что я вижу Веру впервые. Наверное, потому, что до этого никогда к ней не приглядывался. Вера очень контактный, сразу располагающий к себе человек. Впервые увидев меня, она сразу заговорила со мной как со старым знакомым и одарила такой лучезарной улыбкой, что ее блеск затмил всю остальную внешность. Так она у меня и отложилась в памяти -- мгновенным образом -- улыбчивая светлая девушка.
   Хосе Мануэля, как обычно в кабинете нет. В общем-то, он мне не нужен, но все же не помешало бы обсудить перспективное развитие художественного отдела.
   -- Присаживайся, -- кивает Вера на кресло, -- Кофе будешь?
   Обычно я отказываюсь от употребления чайно-кофейных напитков в офисах, но сейчас соглашаюсь.
   Не люблю пить и есть из чужой посуды, да еще бок о бок с малознакомыми людьми. Понимаю, что совместный прием пищи способствует установлению контакта, но для этого нужно, чтобы сам человек был тебе по вкусу. Да и чужая посуда настолько пропитана инородной аурой, что простое прикосновение к кофейной чашке сродни горячему поцелую с владельцем сервиза. А уж если эта посуда офисная, предназначенная для общего пользования, то от нее веет таким тошнотворным коктейлем эмоций, что я всегда вежливо отказываюсь от контакта с ней.
   Однако, жизнь иной раз противоречива. Помню, как однажды, после выезда на природу, я привез домой вместо одной своей вилки чужую. Она очень долго валялась у меня в шкафчике, и хотя я тщательно продезинфицировал ее кипятком, пользоваться ей долгое время не решался. Даже хотел ее выкинуть, но руки не дошли. Есть этой вилкой, мне казалось таким же неестественным, как пользоваться протезом, вместо собственной руки. Каждый раз заглядывая в шкафчик за вилкой, я сосредотачивался на том, чтобы по ошибке не взять эту приблудившуюся вилку. Прошло, наверное, около года, прежде чем я поймал себя на мысли, что эта вилка вдруг перестала быть чужой. Я так часто думал о ней и смотрел на нее, что она стала мне роднее всех остальных. К тому же она была в единственном экземпляре, а другие вилки многократно клонированы.
   Теперь я ем только этой вилкой. Она стала такой же неотъемлемой частью моего предметного Я, как сотовый телефон или компьютерная мышь. Даже не знаю, чем я стану есть, если случайно утрачу свою ненаглядную красавицу?
   Вера же так сильно располагает к себе, что из ее рук я готов принять даже самую замызганную чашку. Ее светлая аура сводит на нет любые негативные воздействия. Что ни говори, а процесс принятия пищи штука интимная. Наверное, в списке сексуальности он следует сразу же за половым актом, не зря же Микки Рурк в фильме "Девять с половиной недель" так успешно совмещал одно с другим.
   Пока чайник закипает, Вера рассказывает мне, что произошло. Два дня назад нашего фотографа Юрия Антоновича арестовали и посадили в КПЗ (ни фига себе!). Поймали в роще в Академогородке, когда он пытался изнасиловать студентку университета (а ведь их общежитие совсем рядом с моим домом!). Подозревают, что это нападение не было единичным (еще бы!). Практически каждый год в роще находят трупы молодых девушек со следами насилия (да, такие сообщения иногда мелькают в новостях, но раньше я не обращал на них особого внимания). В общем, Юрий Антонович оказался заурядным маньяком-насильником (так вот, значит, кто...). Сразу же, на другой день после ареста, в офис наведались два следователя. Быстренько осмотрели кабинет и опечатали. Вроде бы нашли какие-то фотографии (еще бы не нашли -- да у него их полный компьютер!).
   -- Следователь очень хотел с тобой побеседовать, но я твой телефон "не нашла"... Сказала, что, как только ты тут появишься, сразу же им сообщу.
   Да-а-а, я бы тоже сейчас кое с кем побеседовал. А именно с этим самым Юрием Антоновичем. Вот оно, значит, как все обернулось! Все сходится -- время, место... Каков, однако, наглец! Значит, неудача его ничуть не испугала, а только раззадорила. Совсем страх потерял, старый мудила! Эх, зря я тогда Аньку послушал! Надо было выйти и вломить этому козлу! Ну и гнида этот, Юрий Антонович! И я еще с ним в одном кабинете сидел! За руку здоровался... Тьфу!!!
   -- Я сейчас приду, -- говорю я Вере и спешу в туалет.
   Мне ужасно хочется поскорее вымыть руки с самым едким хозяйственным мылом. Вдруг, где-то там, в линиях на ладони, еще остался пот с липких ладоней этого извращенца. Выходит, не случайно я чувствовал к нему такую неприязнь. Буду только рад, если ему влепят на полную катушку. Пусть сидит. Там, на зоне, из него быстренько петуха сделают. Я пытаюсь представить, как здоровенный бритоголовый зек с бычьей шеей вгоняет свой член в задницу Юрия Антоновича, но эта картина меня почему-то не радует. Мерзко все это. Мерзко и противно!
   А что бы я с ним сделал, дай мне его сейчас? Избил бы до полусмерти? Выбил бы все зубы? Пинал бы по яицам, пока они не превратились в кровавую смятку? Сомневаюсь... Плюнул бы, наверное, ему под ноги и ушел, чтобы никогда больше его не видеть.
   Я смотрю на себя в зеркало. Говорят, что у меня тяжелый взгляд. Сейчас, наверное, он стал еще тяжелее. Злость отравляет, как самый страшный яд, впрыснутый под кожу. Черты лица искажаются, кожа темнеет от нахлынувшей крови, нервная дрожь пробегает по всему телу... Сейчас я кажусь себе лет на десять старше. А может я просто давно не обращал внимания на свою внешность? Посмотришь вот так на себя в зеркало и понимаешь, что ты уже не юноша, а мужчина "за тридцать". Ладно я, но каково самовлюбленным женщинам сознавать, что морщинки уже никогда не разгладятся, а кожа навсегда утратила былую свежесть?
   Я умываю руки, потом открываю кран с холодной водой на полную мощь и, когда она становится ледяной, споласкиваю лицо.
   В приемной Хосэ Мануэля на низеньком стеклянном столике меня уже ждет белая чашка с дымящимся кофе. Рядом открытая коробка конфет. Из пластмассовых ячеек кое-где еще выглядывают узорчатые шоколадные спинки. Аромат кофе смешивается в воздухе с запахом шоколада и действует успокаивающе.
   -- А ты не будешь? -- киваю я в сторону столика.
   -- Нет, я уже напилась, -- Вера одаривает меня своей светлой улыбкой, -- Извини, что сахара нет. Только конфеты.
   -- С конфетами даже лучше.
   Я осторожно беру чашку за тонюсенькую ручку и пробую отхлебнуть. Кофе еще очень горячий, лучше не спешить.
   -- Так уже точно известно, что это Юрий Антонович?
   Я вспоминаю свой незарегистрированный охотничий нож с кровопуском, которым я вооружился в тот вечер для поисков насильника, и понимаю, что попадись я тогда милицейскому наряду, то и меня бы однозначно записали в маньяки. Может быть, и Юрий Антонович случайно оказался не в то время, не в том месте?
   -- Да нет, вряд ли, -- вздыхает Вера, -- Прямо на месте преступления схватили и свидетели имеются.
   Я помешиваю кофе ложечкой. Надо пить, а то не заметишь, как остынет. Аньке про Юрия Антоновича я, конечно, ничего не скажу. Незачем ее лишний раз тревожить. Она и так недолюбливает мою новую работу, хотя вроде бы, наоборот, радоваться должна, что с деньгами теперь нет никаких проблем.
   Интересно, а был ли в новостях сюжет о поимке маньяка в роще? Ведь это такая лакомая информация для журналистов! А тут еще не просто насильник, а бывший работник органов. Ни о чем таком я в новостях не слышал. Анька, по всей видимости, тоже, потому что, наверняка бы, не сдержалась, рассказала. Надо сегодня непременно заглянуть на местные информационные сайты, поглядеть, как средства массовой информации обсасывают этот кисленький леденец.
   -- Хороший кофе, -- говорю я Вере, которая постепенно снова погрузилась в работу.
   Вера согласно кивает, лезет в ящик стола и подает мне маленький листочек бумаги.
   -- Вот, кстати, рабочие телефоны следователя. Позвони.
   -- Позвоню, обязательно. Только с мыслями соберусь.
   Я снова отхлебываю кофе. Кошусь на дверь кабинета Хосэ Мануэля. Вспоминаю, как я первый раз очутился в этой приемной. Совсем не думал тогда, что разовый заказ превратится в стабильную денежную работу.
   -- А, как Хосе Мануэль на это происшествие отреагировал?
   Вера пожимает плечами:
   -- Да никак. Побеседовал со следователями минут пять, а потом попросил меня найти нам нового фотографа. Вот и все. Больше ничего на эту тему не говорил.
   -- А другие по этому поводу, что думают?
   -- Не знаю, они мне не докладывают. Да и сам знаешь, как у нас -- каждый сам по себе. Да ведь и Юрий Антонович ни с кем особо на общался, он же у нас, как и ты -- только время от времени появляется...
   "Как и ты..." -- эти слова Веры иглой пронзают меня. Да, в чужих глазах я теперь тоже выгляжу непонятным подозрительным субъектом. "Неизвестно, что на самом деле в голове у человека, который рисует такие картины..."
   Может быть и вправду, внутри меня сидит какой-нибудь ужасный демон, который только и ждет часа, чтобы разорвать мою телесную оболочку и выбраться наружу? И кем тогда стану я? Насильником? Вряд ли. Не так меня воспитали, чтобы обижать беззащитных женщин. Я, конечно, могу иногда не уступить место в общественном транспорте какой-нибудь противной тетке, но это максимум, на что я способен.
   Я прощаюсь с Верой и выхожу на улицу. Прохожу несколько метров и вдруг чувствую спиной чей-то взгляд. Оглядываюсь -- никого, только старый особняк на фоне затянутого серыми тучами неба. Резной силуэт здания сейчас напоминает мне средневековый замок. Может быть архитектор так и задумывал -- высокое крыльцо с крутыми ступенями, узкие стрельчатые окна, островерхая башня, лепнина в виде прямоугольных зубцов...
   Плотно скомпонованный объем здания одновременно напоминает мне и гордого пожилого дворянина, с виду опрятного, деликатного, но себе на уме. И никто не знает, что таится за благообразным ликом каменного фасада. Дома, как и люди. Молча хранят за каменными стенами свою непостижимую суть, как губка впитывают в себя мысли и образы своих жильцов.
   Здание безусловно мрачное, хоть и красивое. До революции тут жил какой-то купец, но кто знает, каким человеком он был? Может быть, в обед у него собиралось приличное общество, а вечером он спускался в подвала и терзал там молоденьких девушек? А что тут было при большевиках? Скорее всего, какое-нибудь закрытое учреждение или, того хлеще, -- отдел ВЧК. А, что -- вполне вероятно! Уж слишком подходит это здание для такой роли. Кто знает, может быть, именно в моем кабинете улыбчивые люди в кожанках дробили кости пленным белогвардейцам?
   Я бросаю прощальный взгляд на особняк. Чего-то все-таки не хватает в этом фасаде для завершения мрачного готического образа! Крохотной детали, которая бы действительно связала задуманный архитектором образ с реальным прототипом. Может быть отрубленной головы на шпиле?
   Какая-то чертовщина в голову лезет! Можно подумать, что я в Карпатах перед замком Дракулы! Вот, блин, нафантазировал. Надо, наверное, поменьше триллеров на ночь смотреть.
  

***

  
   Дома первым делом залажу в интернет. Просматриваю местную криминальную хронику за последнюю неделю. Ни на одном из трех сайтов нет ни словечка про поимку маньяка в роще. Может быть информацию не разглашают в интересах следствия? Но, какая тут может быть тайна? Наоборот, должны поместить фотографию подозреваемого, -- мол, если кто-то подвергся нападению этого человека, просим обратиться в органы. Странно все это...
   А может быть молчат из-за того, что Юрий Антонович сам в милиции работал, и дяди в погонах решили лишний раз не напрягать общественное мнение? Итак уже оборотнями в погонах кличут...
   Ладно, раз ничего свежего нет, посмотрим старенькое! Задаю в архиве главного информационного портала поиск по ключевым словам: "Академгородок", "роща", "труп". Компьютер выдает серию ссылок. Читаю первую попавшуюся:
  
   В четверг, 16 октября 2003 г., в лесном массиве Академгородка в районе универмага "Заповедный" обнаружен труп 20-летней девушки. На теле имеется семь ножевых ранений, а также многочисленные ссадины и кровоподтеки. По предварительным данным жертва подверглась изнасилованию. Расследование ведет городская прокуратура.
  
   Да, выбрал я себе райончик для жительства! Одно дело, когда эти преступления совершаются где-то там, на другом краю города, и совсем другое, когда ты каждый день ходишь в этот самый "Заповедный" за продуктами. Хорошо, если все это Юрий Антонович натворил, а если не только он? Одних сажают, других выпускают. Вышку редко дают, значит рано или поздно эти тамбовские волки выходят на свободу. А годы отсидки совсем не гарантируют того, что человек исправился! Скорее наоборот. Отстреливать их надо, тогда уж точно спокойней будет, и другим не повадно! А еще лучше -- отдавать на расправу родственникам погибших, пусть они делают с ними что хотят. Вот это была бы заслуженная кара!
   Представляю себя в числе кровожадных родственников, которые тесным кольцом наступают на забившегося в угол щупленького мужичонку. У кого-то в руках топор, у кого-то бейсбольная бита, у меня -- обрезок трубы... Хочешь -- не хочешь, раздумал -- не раздумал, но закон есть закон -- давай выполняй, не робей!
   Тьфу!
   Достаю бумажку с номером телефона следователя. Сегодня звонить уже поздно, да и не хочется. Уж лучше завтра, с утра. Разглядываю аккуратный верин почерк. Эх, Вера-Вера, наверное не очень сладко осознавать себя приманкой для сексуально озабоченных выродков?
  
  

Глава пятнадцатая

  
   -- Вот посмотри, -- говорит Сергей и показывает пальцем в экран, -- Сюда и сюда. Ничего не замечаешь?
   Фотографии автомобильных аварий с нашего сайта. Покореженные кузова машин, изуродованные тела пассажиров, паутина разбитых стекол с кровавыми кляксами.
   -- А что я должен заметить? -- недоумеваю я.
   -- Ну ты же дизайнер! Ты сразу должен видеть!
   -- Что видеть?
   Сергей тычет пальцем в кузов одного из автомобилей:
   -- Это, что за марка?
   Я приглядываюсь к черным изуродованным формам, но что толку? Машинами я никогда не увлекался, а если и смотрел автомобильные журналы, то только для того, чтобы найти красивую картинку для макета.
   -- Я не знаток...
   -- Да тут и нужно быть знатоком! -- начинает нервничать Сергей из-за моей непонятливости, -- Это же "Мерседес"!
   -- Ну и что?
   -- А то, что и тут тоже "Мерседес", и тут! И вот тут тоже!!!
   -- Что-то я нигде не вижу знака с тремя лучами...
   -- Ну, ты же дизайнер! -- укоряет меня Сергей, -- Посмотри на линию кузова, дизайн салона... Это же мерс!
   -- Ну, мерс, и что?
   -- Да, что ты заладил "что-что"! -- раздражается Сергей.
   -- Так не тяни кота за яйца, а скажи в чем дело!
   -- А в том, что ни на одной фотографии с авариями нет ни "БМВ", ни "Фольксвагена", ни "Опеля". Только мерсы или машины неопределенных марок.
   -- А разве "машины неопределенных марок" не могут быть этими самыми "БМВ" и "Опелями"?
   -- Могут, но это не они. А вот на других, без всякого сомнения, мерседесы.
   -- Может быть, они просто бьются чаще? Автомобиль дорогой, а богатые люди не утруждают себя такими мелочами, как соблюдение правил дорожного движения. Надеются, что их спасет подушка безопасности и толстый кошелек. Хотя по этим фотографиям не скажешь, что водители легко отделались. Это, наверное, только в анекдотах мерсам легонько в задницу въезжают и потом все живы-здоровы...
   -- Кстати, об анекдотах, -- Сергей отрывается от монитора и интригующе смотрит на меня, -- Ты можешь вспомнить хоть один анекдот о БМВ?
   -- Вроде нет, -- пожимаю я плечами немного подумав, -- про Ауди знаю, про Ягуар... Про мерседесы сколько угодно.
   -- Вот-вот! И большинство из них начинается словами "Въезжает в зад мерседесу запорожец..."
   Я пытаюсь представить эту традиционную для анекдота картину, но она как-то не представляется. Слишком мал и хлипок запорожец, чтобы серьезно въехать в зад мерседесу. Да и мало их осталось, пора в красную книгу заносить. Почему-то в моем воображении возникает картинка из фильма о Джеймсе Бонде с захватывающими погонями на черных БМВэшках. Ага, не зря, значит, автомагнаты в кино деньги вкладывают!
   -- Джеймс Бонд на БМВ ездит, -- говорю я вслух.
   -- Ага, -- довольно кивает Сергей, -- И наши "Бумер" сняли.
   -- Хочешь сказать, что все это хитро спланированная экспансия? И наш сайт в авангарде борьбы за российский авторынок?
   -- Да нет, наверное, это было бы слишком простым объяснением...
   -- Антиреклама, конечно, сильная вещь, -- соглашаюсь я, -- Работает безотказно. Недавно в новостях показывали, как одна покупательница в конфетах нашей местной фабрики ртуть нашла, так, говорят, на следующий день продажи, как обрубило. Травиться-то никому неохота. Но там, в репортаже, все четко было -- дата изготовления, номер партии... А на этих фотографиях даже я мерседес не узнал. Хотя, наверное, в этом и есть суть нейро-визуального программирования -- глаза спят, а мозги втихаря свое дело делают...
   -- Что за нейро-визуальное программирование такое? -- интересуется Сергей.
   Про папку Германа я ему ничего не рассказывал. Да и рассказывать, в общем-то, было нечего, одни догадки. Даже не догадки, а смутные мысли.
   -- Да, -- отмахиваюсь я, -- Читал в интернете, что кроме нейро-визуального программирования, есть еще и нервно-визуальное. Но в суть особо не углублялся.
   -- И ты заподозрил, что нейро-визуальное программирование на вашем сайте используется?
   -- Да, подозреваю, что с его помощью деньги зарабатывают. Только не пойму -- как?
   -- А ты думал, что руководство с тобой всеми секретами делиться будет?
   -- Да так, интересно просто, -- я щелкаю мышкой и перемещаюсь на заглавную страницу нашего сайта, -- Кстати, больше ничего не откопал?
   -- Ничего. Да и некогда особо копать. Мельком глянул. Машину хочу сменить, вот и ткнул в "Автокатастрофы".
   -- И теперь купишь вместо мерседеса БМВ...
   -- Нет, -- смеется Сергей, -- Такую технику я не потяну. Тойоту-корону взять думаю.
   За дверью слышатся шаги. Входит Оксана. На ней фартук с хохломскими узорами, в руках полотенце. Следом за ней в комнату проникает аппетитный запах стряпни.
   -- Ну что засели тут? Пойдемте, чай пить, я пирог с яблоками испекла.
   Вслед за Оксаной в комнату вбегает собака. Вернее, щенок-подросток. Тот самый, которого дети подобрали на улице. Он радостно носится по комнате, бросается то ко мне, то к Сергею. Пытается запрыгнуть на колени, шутя покусывает мои руки -- зовет играть.
   -- Видишь, какое животное у нас завелось? -- улыбается Сергей, -- Я сначала был против, хотел его тут же за порог выставить. Как-никак дворняга, мало ли какие болезни у них? А потом, думаю, пусть живет! Показали ветеринару, сделали прививки, помыли шампунем от блох. Оказалось, -- вполне здоровый пес. А самое главное, -- дети рады... На! Лови!!!
   Сергей швыряет в коридор резиновый мячик. Щенок радостно бросается следом. Подминает мячик под себя, наваливается сверху и пытается ухватить зубами. Мячик выскальзывает из пасти, но щенок не сдается и снова с веселым лаем набрасывается на резиновую добычу.
  

***

  
   Автобус едет неимоверно медленно. Водитель совсем не спешит. Наверное, кто-то чуть раньше собрал всех пассажиров, и теперь мы притормаживаем, чтобы народ на остановках успел накопиться. Хорошо, что домой я не тороплюсь, а то обычно такие автобусы попадаются, когда куда-то опаздываешь. Тогда даже обычная скорость кажется черепашьей. У многих в таких случаях нервы не выдерживают. Подходят к водителю, ругаются, но, как правило, безрезультатно. И ведь чаще ругаются те, кто, судя по одежде, вполне может себе позволить и на такси прокатиться. Люди же бедные обычно молча сопят в тряпочку. Привыкли уже. Смирились, что с ними никто не считается. А может быть просто таким людям некуда спешить? Может быть это их нормальный жизненный ритм -- неторопливо-серый, с редкими проблесками однообразных вех-остановок.
   Смотрю в окно. Изучаю рекламные щиты и магазинные вывески. Хорошему дизайну глаз радуется, от плохого устает и раздражается. Развелось нынче рекламистов -- хоть сдавай на мясо в убойный отдел. Каждый, кто научился более-менее мышкой владеть, теперь гордо именует себя дизайнером! А если еще и какое-нибудь художественное образование есть, то он уже вопит во все горло о своей крутизне. Но художественный вкус и врожденное чувство гармонии никакой диплом не заменит.
   Знаю одного сверхобразованного дизайнера -- четыре года художественного училища и пять лет художественного института, но такую лабуду лепит, как-будто только вчера карандаш в руки взял.
   Знаю другого -- никакого художественного образования -- дипломированный филолог, даже в художественной школе никогда не учился, а работает главным дизайнером в солидном издательском доме и такие вещи делает, что понимаешь -- это дизайнер от бога.
   А я? Я болтаюсь где-то посередине. Вроде все в меня заложено и богом, и образованием, но чего-то не хватает. Анька говорит, что у меня заниженная самооценка. Вполне может быть.
   Замечаю на одном из придорожных столбов траурный венок. Уже года три вижу здесь этот грустный символ, но о самой аварии ничего не знаю. Кто погиб, когда погиб -- неизвестно. Вижу только, что венок периодически обновляется, потому что летом все вокруг в пыли, а он всегда, как новенький. Значит, кто-то помнит, ухаживает. Может быть именно такой -- реально осязаемой памятью -- и измеряется сила человеческой любви? Не случайным слезливым воспоминанием, а настойчивой борьбой с настоящим, которое всеми силами пытается заставить нас забыть прошлое.
   Интересно, а если бы я погиб под бетонным столбом, на сколько бы месяцев или лет хватило Аньку? Почему-то кажется, что не намного. А нужно ли всю оставшуюся жизнь тащить за собой дохлую лошадь только потому, что однажды ты имел неосторожность прокатиться на ней верхом? Ведь не случайно в человеческом мозгу стоит программа, которая потихонечку подтирает воспоминания. Ты успешно сдал экзамен, а программка под шумок р-раз! и вырезала кусочек из далекого прошлого. Ты познакомился с симпатичной девушкой, а программка уже изъяла часть воспоминаний о былой влюбленности. Конечно, не все подчистую стирается, важные эпизоды сохраняются, но только в тщательно отредактированном виде. Возможно, это и хорошо. Мусор на чердаке тоже нужно периодически разгребать, а иначе чердак просто рухнет.
   Перед домом встречаю мужчину с боксером. Здороваюсь. Он отвечает мне вежливым кивком головы. Хмурый молчаливый дядечка лет сорока. Они с собакой очень похожи. Одна и та же комплекция, одна и та же спокойная уверенность в своих силах. Не удивлюсь, если они оба боксеры. Мужчина хорошо одет, кажется, и машина у него приличной марки. Видно, что человек деловой, волевой, лишних разговоров не любит, предпочитает не болтать, а делать. Женщинам такие нравятся. Как раз тот тип, за которым "как за каменной стеной". Только любая стена две стороны имеет -- не только защищает, но и наружу вырваться не дает.
   Дома меня встречает Феликс. Требовательно орет -- просит жрать. Но это он притворяется. Дай ему сейчас кусок докторской колбасы, так он, гад, понюхает, а есть не станет. Вот такой дурной у меня кот. Именно дурной, а не заевшийся, потому что жрать он действительно хочет. Говорят, это у него с ферментами что-то.
   Заглядываю в спальню. Анька спит. Тихонько, чтобы не разбудить, переодеваюсь и иду на кухню. Слышу наверху у соседей какую-то возню. Кажется, я теперь знаю, что это за шум. Бабка живет одна, забот у нее особых нет, поэтому она занимает себя уборкой. Двигает мебель, чтобы в углах помыть, стучит о плинтуса шваброй. Причем, уборка у нее может начаться и в шесть утра, и в два ночи. Бывают такие люди -- помешанные на чистоте, что, однако, не мешает им ходить по дому в сальных штанах. Может быть, соседка еще и потому часто моет, что собаку держит, а та гадит, когда до прогулки недотерпит.
   Собаки, собаки... Кругом одни собаки!!!
   А у меня вот кот. Жил бы я в своем доме, может быть, и собаку завел. А так, в тесной квартире, только мучить бедное животное. Это ж нужно, каждый день по два-три раза, и в дождь, и в мороз, выгуливать своего четвероногого питомца. Собака -- друг человека. А кот? Тень?
   Пью чай с пряниками. Феликс на удивление активно поедает сосиску. Опять ходил к Сергею без Оксаны, она сослалась на головную боль. Да и вообще, в последнее время вид у нее неважный. Может быть все еще переживает из-за нападения, а может это угрюмая осенняя погода влияет.
   Погода стоит действительно мерзкая. Все небо уже третий день затянуто плотными тучами. Утром шел мокрый снег, который тут же таял и превращался в грязь. Да еще этот ужасный ветер. Наш квартал построен на пригорке, вид отсюда красивый, но стоит в ветреную погоду свернуть за угол, как тебя встречает плотная стена ветра. До ближайшего перелеска идешь согнувшись, преодолевая почти ураганный воздушный поток.
   Хорошо хоть дома тепло и уютно. Я выглядываю в окно. Летом вид был действительно красивый, особенно в ясную погоду. Два живописных океана -- голубой и зеленый. А сейчас все вокруг серое, безликое. Все-таки у природы, как и у любого дизайнера, не все сразу получается. Лето, зима, золотая осень у нее удались, а вот переходные этапы не очень. Визуальная эстетика межсезонья глаз не радует. У меня, конечно, красивые макеты тоже не сразу получаются, но я недоделанное никому не показываю. А вот природа свои черновики не прячет, заставляет нас быть свидетелями мучительного процесса создания настоящей красоты.
   Я смотрю на Феликса. Тоже вот природа постаралась, создала изящное грациозное существо. Ласковое и жестокое одновременно. Совершенное орудие убийства -- зубы, когти, молниеносная реакция. Не кошка, а комок сжатой энергии. Даже, когда кошка сыта и довольна, избыток этой энергии продолжает изливаться в виде бархатного мурлыкания. И пусть говорят, что у каждой кошки свой неповторимый характер, все же они гораздо сильней похожи друг на друга, чем мы, люди.
   Вспоминается картинка в старом журнале "Техника - молодежи", который я еще в детстве откопал среди отцовских бумаг. Там были иллюстрации к какой-то научно-популярной статье -- десяток символических изображений кошки. Все рисунки были абсолютно разными, но в каждом из них угадывалось единое существо. Подпись под картинкой вопрошала -- "По каким признакам вы узнали, что на всех рисунках изображена кошка? По усам, хвосту, глазам? Конечно, по этим деталям, но ведь не все рисунки содержат полный набор признаков! На одном рисунке у кошки нет усов, на другом отсутствует хвост, на третьем нет лап. Выходит, что для узнавания, рисунку не обязательно содержать в себе все кошачьи особенности, достаточно всего двух характерных черт и мы уже безошибочно можем определить, что это кошка".
   Не знаю почему, но я навсегда запомнил эту картинку. Может быть, она сыграла не последнюю роль в том, что я стал дизайнером. Теперь, при разработке фирменных знаков для различных компаний, я продолжаю играть в придуманную кем-то игру -- из многочисленного набора символов того или иного бизнеса я отбираю только несколько характерных черт и создаю из них единый гармоничный образ.
   Усложненные знаки я не люблю, стараюсь выразить идею минимумом линий и пятен, а это непростая задача. Стоит поставить на бумаге какую-нибудь закорючку, и любой из нас найдет десяток конкретных ассоциаций с этим абстрактным образом. Задача дизайнера -- создать такой символ, чтобы он исключал все случайные индивидуальные ассоциации и выражал только одну, понятную всем идею.
   В приниципе, все, чем я занимаюсь всю свою сознательную жизнь -- живопись, графический дизайн -- самое настоящее нейро-визуальное программирование. Любой четкий зрительный образ -- это мощная бомба готовая мгновенно разорваться в нашем мозгу. Жаль, что зачастую мы не слышим этих взрывов.
  
  

Глава шестнадцатая

  
   После моей встречи со следователем, о Юрии Антоновиче я больше ничего не слышал. Следователь оказался обходительным молодым человеком лет двадцати пяти. Мы встретились в моем рабочем кабинете в офисе Хосе Мануэля. Наша беседа заняла около часа, но я не думаю, что смог сказать следователю что-то действительно ценное.
   Где-то через неделю мой кабинет снова стал доступен. Внутри ничего не изменилось, разве только нигде больше не было папок с фотографиями Юрия Антоновича. Я даже заглянул к нему в стол и покопался в компьютере, но стол был абсолютно пуст, а в компьютере, похоже, просто сменили винчестер.
   Как будто и не было человека. Я спросил у Веры, когда появится новый фотограф, но она ответила, что подходящей кандидатуры пока не нашли.
   "Подходящей кандидатуры"... Это значит -- любителя фотографировать трупы? Да, у нас в России, наверное, действительно трудно найти такого человека. Не потому, что таких нет, а потому, что они маскируются. А вот на западе все извращенцы давно повылазили на поверхность и открыто зарабатывают на своих пороках большие деньги.
   Вот, например, австралийский режиссер Герман Нитч. Читаю в сети про кровавую оргию, которую он в 1998 году устроил в своем замке перед двумя тысячами богатых зрителей. Билет стоил 600 долларов. Неудивительно, что у Нитча есть собственный замок, ведь только за эту ночь он слупил с богатеев больше лимона баксов! А посмотреть было на что. Подручные Нитча зарезали и освежевали на сцене трех огромных быков и шесть свиней, а потом сотня художников всю ночь малевала кровью убитых животных на стенах замка абстрактные картины. Вот это шоу так шоу!
   Помню, на заре эпохи видео, когда народ уже наелся тупых американских боевиков, особой популярностью в нашем видеосалоне, устроенном в бывшей Ленинской комнате одного из общежитий, пользовались документальные фильмы о всяких диковинках и мерзостях. Особенно мне запомнились два эпизода -- сцена казни, когда человеку прямо перед телекамерой отрубают голову, и поедание мозга обезьяны в каком-то экзотическом ресторане прямо из черепа еще живого существа.
   Все на продажу! И современные художники впереди планеты всей. Каждый раз, когда нахожу в сети очередного изобретателя новых художественных методов, вроде рисования пеплом умерших людей или собственной менструальной кровью, не перестаю удивляться богатству и смелости человеческой фантазии. В шутку уже сам стал задумываться -- может и мне пора изобрести что-нибудь этакое? Например, закупить в морге кусочков разноцветной человеческой кожи и сделать из них грандиозное мозаичное полотно. Конечно, делать своими руками такую картину не очень приятно, зато потом с ней можно колесить по Европе и собирать с любопытных свои золотые тугрики. Уверен, что любители поглазеть на такую мозаику найдутся.
   Можно начать и с чего-нибудь попроще. Нажраться какого-нибудь живописного салата, а потом выблевать содержимое желудка на холст и хорошенько залакировать, чтобы не воняло и не портилось. Думаю, получилось бы неплохое авангардное полотно -- по-настоящему красочное и живое. Можно даже целую русскую серию сделать -- "Оливье", "Сибирские пельмени", "Макароны по-флотски"... Глядишь, какой-нибудь сумасшедший коллекционер или музей современного искусства и купит такое за пачку зеленых.
  

***

  
   Иду в рекламное агентство за получкой. К моему удивлению, продвигаемый нами кандидат в депутаты победил на выборах. В числе прочих соучастников пиар-компании, меня даже пригласили в ресторан отметить это событие, но я отказался. На толстую депутатскую рожу я вдоволь насмотрелся, пока делал листовки и буклеты, поэтому созерцать избранника вживую да еще в пьяном виде мне совсем не хотелось. Однако, все наши из агентства, с радостью поперлись на званый ужин. Это я -- трезвенник и индивидуалист, а остальных хлебом не корми, дай только погудеть в какой-нибудь кабаке, а тут еще такой случай -- полная халява.
   Агентство встречает меня своей обычной суетой. После тихого офиса Хосе Мануэля, где все сидят по своим кабинетам, галдеж и суета в нескольких тесных комнатках кажутся мне дикостью. Я бы, наверное, уже не смог работать в такой обстановке. Менеджеры висят на телефонах, наперебой расписывают клиентам все прелести размещения заказа именно через них. Рядом заместитель директора по наружной рекламе объясняет подчиненным, какой баннер снять, а какой повесить. В углу работает режущий плоттер, таская туда-сюда красный Oracal. Плоттерщик между тем, никого не стесняясь, режется в тетрис...
   Заглядываю в соседнюю комнату. Здесь располагается директор Альберт и главбух Татьяна Владимировна. Выглядит она, как типичный бухгалтер -- грузная женщина лет сорока, с необъятным задом, выпуклым ватным лицом и громадными очками, между толстыми линзами которых торчит вялая картошечка носа. Возможно, в молодости она была намного симпатичней, но беспрестанное корпение над бумагами постепенно сделало свое подлое дело. Зато, говорят, в бухгалтерии она асс.
   Альберт -- мой ровесник, но повыше ростом и поплотнее. Меня всегда удивляла его способность мгновенно переключать свое настроение, как каналы в телевизоре. Казалось, минуту назад он грозно отчитывал оплошавшего менеджера, метал громы и молнии, а теперь уже мило беседует по телефону с какой-то важной клиенткой, вежливо острит и даже заигрывает.
   Вот и сейчас, когда я вошел, он сидел нахмурив брови и что-то задумчиво пересчитывал на калькуляторе, но увидев меня моментально преобразился, расплылся в приветственной улыбке и даже вышел из-за стола, чтобы пожать мне руку.
   -- Поздравляю, старик, с победой! Жаль что в ресторан с нами не пошел, славненько погуляли! Может сейчас коньячку тяпнем? Все-равно уже день к концу, -- кивает Альберт в сторону шкафа, где у него всегда припрятана пара бутылочек хорошего коньяка для установления контакта с клиентами. Да, что греха таить -- и сам он любит выпить, но палку никогда не перегибает. Лицо фирмы ни при каких обстоятельствах не должно падать в салат!
   Я вежливо отказываюсь. Альберт сокрушенно вздыхает, лезет в сейф и протягивает мне пухлый бумажный конверт с надписью "Антон Выгодский".
   -- Чуть не забыл! -- вдруг спохватывается Альберт и кладет передо мной металлизированную визитку с огромными буквами и навороченной голографией. Я усмехаюсь. Такие крикливые визитки приличные люди давно уже себе не делают. Это раньше было круто удивить коллегу радужными переливами и тисненым золотом, а теперь в моде строгость и минимализм.
   -- Есть новый богатый клиент. У него несколько фирм. Торгуют лекарствами, продуктами и автозапчастями. Очень хочет фирменный стиль для каждой фирмы и для головной компании. Существуют они давно, но нормального логотипа ни у одной конторы нет. Соображаешь?
   -- Соображаю, -- откликаюсь я.
   Фирменный стиль это всегда денежно и относительно творчески. Не тупая разработка макетов по шаблону, а настоящий креатив. Хотя, о чем это я? Именно здесь, как нигде, большинство заказчиков любит проявлять свои "творческие" наклонности, не стесняясь, давят на дизайнера, а если сделано "не по-ихнему", то воротят нос.
   -- Работаем по новым ценам, -- подмигивает мне Альберт, -- Завтра в обед я с ним встречаюсь и сразу тебе отзвонюсь.
  
   Увесистая пачка денег приятно оттопыривает карман. Если так дело и дальше пойдет то, можно и машину к лету купить. Правда, не представляю, как я буду на ней ездить. Ни навыков вождения, ни прав у меня до сих пор нет. Работаю я дома, по городу не мотаюсь. Это моему знакомому Владимиру машина, как воздух нужна. То покупателю квартиру показать, то в регистрационную палату сгонять, то в ЖЭК съездить...
   Помнится, Анька изъявляла желание стать автолюбителем, вот пусть и катается. До работы добираться далеко, а на машине и быстрей и безопасней будет. Хотя, какой к черту безопасней! Я вспоминаю венок на столбе. Почему я решил, что там погиб именно мужчина? Может быть, это была чья-то любимая супруга?
   Да, блин, -- куда не сунься, везде капканы! Только успевай уворачиваться...
   В предвкушении автомобильного лета я покупаю в киоске газету с объявлениями о продаже транспорта. Это издание, как раз для таких как я -- абсолютно не разбирающихся в автомобилях. Тут объявления с фотографиями -- можно сразу увидеть, как выглядит твой будущий четырехколесный друг.
   Кстати, надо бы с получки Аньке какой-нибудь сувенир купить!
   Направляюсь к ближайшему торговому центру. Их сейчас полно развелось, один крупнее и богаче другого. Самая настоящая гигантомания! Строительный и торговый бум. Иногда, глядя на модные фасады и интерьеры, я даже жалею, что после окончания института не стал архитектором. Денег-то они теперь на порядок больше меня зарабатывают... Правда, интерьеры в торговых центрах какие-то безликие, стандартизированные, впрочем, как и набор товаров.
   Что же купить Аньке? Напрягаю мозги -- может быть, в последнее время она говорила о какой-то желанной вещице? Долго брожу по этажам, поднимаюсь на эскалаторе, спускаюсь по лестнице и снова поднимаюсь. Одежду нужно мерить, косметику тоже глупо без Аньки покупать... Наконец, натыкаюсь на отдел с сувенирами и подарками, но на некоторое время забываю о своей цели и начинаю рассматривать декоративные сабли и мечи. Они тут во множестве -- изогнутые японские, короткие римские, длинные рыцарские...
   Как-то мы с Сашкой откопали в разбомбленной общежитской кладовке две спортивные рапиры и целую неделю устраивали в рекреации настоящие бои. Правда, звенели мы ими так громко, что явился хозяин -- угрюмый здоровенный регбист и предъявил свои права. Оружие пришлось вернуть, но тот спортивный азарт, с которым мы фехтовали эту неделю, запомнился на всю жизнь. Все-таки тяга к холодному оружию у каждого мужчины заложена в генах, ведь пока не изобрели порох, наши предки тысячелетия обходились только заточенными железками.
   Продолжаю исследовать витрины одну за другой и, наконец, упираюсь в то, что мне нужно. Набор плетеных шкатулок разного размера -- мал мала меньше. Сплетены из прутьев какого-то экзотического растения, но продавщица не знает из какого. Сделаны во Вьетнаме. Я с интересом их ощупываю и даже нюхаю. Запах специфический, но не противный. Может само растение так пахнет, а может специально ароматизируют. Анька тащится от подобных поделок, ужасно любит всякие плетеные и деревянные безделушки. У нее уже есть несколько шкатулок разнообразной формы, зеркало в плетеной оправе, целый набор заколок из бересты и еще куча всяких мелочей.
   Расплачиваюсь с продавщицей, бросаю прощальный взгляд на сверкающие клинки и удаляюсь. По пути к автобусной остановке встречаю человека-сосиску. Гигантский поролоновый хот-дог топчется около входа в кафе и зазывно машет рукой приглашая зайти. Этот вид рекламы еще в новинку для нашего города, но потихоньку набирает обороты. Кроме бутербродов, я уже видел огромный сотовый телефон и неведомую зверушку с этикетки детского йогурта -- безумный микс из чебурашки, бурундука и кота Леопольда.
   Интересно, сколько платят за час сидения в сосиске? Зимой еще нормально, а вот в летнюю жару такой костюм настоящая душегубка. Но, голод -- не тетка. Если ты по-настоящему бедный студент, то еще не в такую шкуру залезешь. Думаю, многие завидуют, что этот человек нашел хоть какую-то работу. Почему бы производителям товаров не выдавать всем желающим рекламные костюмы для повседневной носки и не платить за это вознаграждение? Тогда бы и на улицах веселее стало.
   Вглядываюсь в человеческий поток и выискиваю, кто бы для какой роли подошел. Вот эта плоская девица, в белом пуховике с красным шарфом, могла бы преобразиться в женскую прокладку, а вон та, тощая и длинная, сгодилась бы на роль зубной щетки. А впрочем, мы и так являемся добровольной ходячей рекламой, только никто за это денег не платит. Вот и у меня в руке пакет с рекламой салона подарков.
   Присматриваюсь к пакетам прохожих. Теперь, каждый более-менее приличный магазин, считает делом чести иметь свой фирменный пакет. О крупных международных корпорациях я уже не говорю. Посмотришь на толпу и сразу видно, кто в каком магазине побывал.
  

***

  
   Подхожу к дому и ловлю себя на мысли, что уже привык к этому району. Когда был тут в первый раз, все казалось чужим. Тогда я еще не был уверен, что буду здесь жить. Но, став владельцем квартиры, я мгновенно преобразился из гостя в местного жителя, посмотрел вокруг уже другими глазами. Квартира стала точкой отсчета, своеобразным опорным пунктом, откуда я стал постепенно осваивать свое новое жизненное пространство.
   В прихожей натыкаюсь на чужие женские сапоги и дубленку. У нас в гостях Наташка.
   Дамы сидят на диване, пьют кофе с вафельным тортом и рассматривают журналы Burda. Переодеваюсь и присоединяюсь к кофепитию со своим зеленым чаем. Девушки увлечены. Изображения ярких тряпок действуют на них похлеще, чем на испанского быка. В ярость, конечно, не приводят, но вызывают похожее чувство со знаком плюс. Периодически дамы советуются со мной, чтобы я, как дизайнер и художник, оценил какое-нибудь платье. Потом Анька достает из шкафа свои тканевые запасы и наступает следующая фаза церемонии выбора модели -- прикидочная.
   А как еще проявлять женщине свои творческие наклонности? Только моделированием собственного внешнего облика и интерьера жилища. По сравнению с моим увлечением живописью, эти хобби куда прагматичней. А еще говорят, что женщины мечтательные существа!
   Часа через два Наташка начинает собираться домой. Вместе с Анькой они раскроили два платья. Это значит, что я снова буду несколько дней слушать пулеметную дробь швейной машинки и анькину ругань из-за того, что она криво прострочила важный шов.
   -- О, что-то купил? -- спрашивает Анька и с любопытством заглядывает в мой пакет оставленный в прихожей, -- Какие классные! Это мне?
   Я пожимаю плечами -- мол, а кому же еще? Анька чмокает меня в щеку и тут же выставляет все шкатулки на полочку. Вижу, что Наташка немного завидует. Не этому барахлу, конечно, а оказанному Аньке вниманию. Вряд ли Димка дарит Наташке подобные безделушки, а ведь они тоже нужны, как говорится -- "мелочь, а приятно".
   Мы провожаем Наташку до автобусной остановки и идем обратно. Я говорю Аньке, что, если наши финансовые дела и дальше так пойдут, то можно уже реально думать о покупке автомобиля. Анька довольна. Для современной женщины новый автомобиль, как новая шуба, а какая женщина не радуется обновке? Задерживаемся у автостоянки. Разглядываем чужие автомобили. Аньке нравится Honda-CRV. Я тоже не против этой модели. У Сашки такая же, а он дерьмо покупать не станет.
  
  

Глава семнадцатая

  
   -- Я беременна, -- говорит Анька.
   Конечно, я знал, что рано или поздно услышу эти слова. Даже неоднократно проигрывал в воображении, как я на них отреагирую. И все же это известие застало меня врасплох. Я немного растерялся. На некоторое время потерял способность говорить и мыслить. Как будто из моей головы огромной поварешкой извлекли все мозги. Как суп из кастрюли.
   Даже не знаю, что сказать Аньке в ответ. Что обычно говорят в таких случаях? Прыгают до потолка и кричат от радости?
   Пару раз у Аньки уже были подозрения на беременность, но они никогда не подтверждались. По ее сегодняшней интонации я чувствую, что теперь она действительно беременна.
   -- Это точно? -- наконец спрашиваю я.
   -- Скорее всего, да. Три разных теста не могут врать, да я и сама чувствую... Завтра пойду к гинекологу, она точно скажет.
   Теперь вместо пустоты я чувствую отстраненность. Такое впечатление, что я наблюдаю себя со стороны.
   Для меня это поворот. Вернее, -- остановка. Последняя короткая остановка на пути к полноценной семейной жизни. Пора пересаживаться в другой поезд, привыкать к новому пейзажу за окном и к самому себе на фоне этого пейзажа.
   Я привлекаю Аньку к себе и бережно обнимаю. Кладу ладонь на ее пока еще маленький животик.
   -- Поздравляю, будущая мама!
   -- Поздравляю, будущий папочка, -- смеется в ответ Анька.
   Через ее плечо я вижу нашу совместную фотографию в злополучной рамке. Если все будет хорошо, то через какой-то год нас будет уже трое. Пора присматривать новую рамку. Уж ей-то я не позволю разбиться!
  

***

  
   В общем-то, беременность случилась вовремя. Я уже далеко не юноша, Аньке в следующем году будет двадцать четыре, так что возраст для родительства самый подходящий. С материальной стороны тоже все в порядке -- квартира есть, деньги зарабатываются.
   Легкий шок от анькиного сообщения постепенно прошел. Через пару недель я уже привык к своему новому статусу будущего папы. Вместе с Анькой мы совершили рейд по детским магазинам и заранее присмотрели кроватку и коляску для нашего малыша. Подали заявление в загс и через месяц зарегистрировались. Пышное торжество устраивать не стали. Пригласили только родственников и близких друзей. Скромно, но душевно провели вечер в уютном кафе. Не пришел только мой одноклассник Сергей -- простудился на автобарахолке, когда покупал новую машину. Заработал воспаление легких и почти месяц провалялся в больнице. Выздоровел только к самому Новому году. Этот праздник мы отметили вместе у него дома.
   Незаметно жизнь снова вернулась в свое тихое русло. Анька дорабатывает последние месяцы перед уходом в декретный отпуск. В офис ездит на такси или, когда можно, работает дома. Регулярно посещает женскую консультации и курсы для будущих мам. Я по-прежнему работаю дома.
   Очень долго мы не могли выбрать роддом. Колебались между нашим и Железнодорожным. Другие вообще в расчет не брали, так как эти два самые лучшие в городе. Но и про них всяких рассказов наслушались. Например, про наш говорили, что там взятки берут, но не напрямую, а завуалировано. Просят купить что-нибудь для роддома -- плафоны для ламп или обогреватели -- и обязательно чек принести, который бухгалтерия потом обналичивает, а руководство сбереженные бюджетные денежки между собой поделит. Это какую медвежью совесть нужно иметь, чтобы наживаться на новорожденных? И этот роддом носит звание "Бережного отношения к ребенку"! Ну-ну, это не к ребенку бережное отношение, а к собственному кошельку. Самое смешное, что на последних выборах главврача этого роддома выбрали в депутаты.
   Возможно, мы бы еще долго выбирали, но тут в нашем районном роддоме случилось ЧП. Санитарка меняла пеленку младенцу и случайно, вместо пеленки, отрезала новорожденному фалангу пальца. Комментарии, как говорится, излишни. Но я думаю, все закономерно -- если главврач думает не о своих прямых обязанностях, а о депутатском кресле и деньгах, то и подчиненные у него работают спустя рукава.
   Скоро у Аньки будет повторное УЗИ, и мы узнаем, кто у нас родится -- мальчик или девочка. Почему-то я уверен, что будет девочка -- крошечная анькина копия. А вот свою копию я совершенно не представляю. Разве может быть два меня? Нет, должна родиться девочка! Мы уже и имя ей подобрали -- старое, славянское -- Рада. Хотя особо и не подбирали. Просто Анька спросила, какое имя мне нравится, я сказал Рада. Даже не знаю почему. У меня никогда не было знакомых с таким именем, просто где-то когда-то слышал, и понравилось. Звучит красиво, и значит "радость". Анька удивилась и сказала, что хотела предложить это же имя. В общем, по этому вопросу разногласий у нас не возникло.
   За всей суматохой последних месяцев совсем забыл, что хотел сходить к соседке и посмотреть на котят Феликса. А когда вспомнил, то было уже поздно. Само собой котят уже раздали, а мне так хотелось поглядеть на эти серые резвые комочки!
   Разработка фирменного стиля, который мне подбросил Альберт, потихоньку начала меня доставать. В начале все шло хорошо. Дали предоплату, похвалили первые эскизы, а потом началось. Заказчик с головой включился работу. Такое впечатление, что это не я, а он специалист по логотипам. На каждой нашей встрече он делится со мной своими новыми идеями. Радостно демонстрирует какой-нибудь журнал или буклет, и хочет, чтобы я попробовал "нарисовать что-нибудь в таком же стиле". Я понимающе киваю. Потом целую неделю сижу и рисую. Изворачиваюсь и так, и эдак, чтобы и стиль соблюсти, и откровенного плагиата избежать. В общем-то, все логотипы, которые я уже показывал, смотрятся вполне достойно. Другой бы клиент прыгал от восторга, а этот нос воротит, тычет пальцем в новый журнал, и история повторяется.
   Ситуация, в общем-то, знакомая. За то время, которое я занимаюсь разработкой логотипов, я даже успел выработать свою стратегию работы с подобными заказчиками. Когда становится ясно, что разработка затягивается на неопределенный срок, то я просто начинаю тупить. Стараюсь взять клиента тем же, чем и он меня -- измором. Я послушно выполняю все пожелания клиента и терпеливо жду, когда он сам поймет, что таким образом можно работать до бесконечности. Новые идеи, на то и новые идеи, чтобы периодически появляться. Тут, как и в любом деле, важно вовремя остановиться. Осознать, что ситуация уже вышла из-под контроля. Это, как раз тот случай, когда лучшее -- враг хорошего. Я, конечно, понимаю клиента -- за свои деньги он хочет получить то, что хочет получить, а не то, что предлагаю ему я. Но тогда путь один -- нарисовать логотип самому. Впрочем, многие так и делают.
  

***

  
   Мы ужинаем. Анька рассказывает мне о последнем занятии на курсах для беременных. Ей очень нравится чувствовать себя будущей мамой, все рекомендации врачей она аккуратно записывает в тетрадку и даже ведет специальный дневник своей беременности.
   Сегодня у нас на ужин картошка-пюре с котлетами и солеными огурцами. Они тонко порезаны мной в отдельное блюдечко, но банка стоит тут же на столе. Ее содержимое я и разглядываю, пока Анька увлеченно рассказывает о своей новой беременной знакомой.
   Не могу отделаться от ощущения, что передо мной стоит не банка с огурцами, а произведение британского художника Демьяна Хёрста. Видать, очень сильно я впечатлился его работами. Как и другие современные художники Хёрст особо не заморачивается. Его художества это распиленные пополам животные, которые плавают в огромных прозрачных емкостях с формальдегидом. Причем, одна половинка находится в одном аквариуме, а другая в соседнем. Можно встать посередине и посмотреть, что внутри у свинки или теленка. Не знаю, кто первым придумал выставлять расслоенные живые существа -- Демьян Хёрст или Гюнтер Хагенс, но у обоих получается достаточно угнетающе. Такое впечатление, что всех этих художников, терзающих живых и мертвых животных, воспитывали в одном художественном институте.
   Конечно, далеко не всем нравится, что делает Демьян Хёрст. Его выставку в Нью-Йорке запретили. Посчитали, что такие художества подрывают социальные, моральные, эстетические и все прочие устои американского общества. Но это не мешает Хёрсту быть успешным художником. За его работу "Невозможность смерти в сознании живущего", более известную, как "Акула в формалине" (настоящая четырехметровая акула убитая австралийскими рыбаками), лондонскому галеристу Чарльзу Саачи уже предлагают 12 миллионов долларов. А ведь сам галерист приобрел ее всего за шесть тысяч фунтов!
   Я еще могу понять, когда растут в цене картины Ван-Гога или Рембрандта, но платить такие деньги за маринованную рыбину! У нас любая домохозяйка со своими разносолами даст сто очков вперед этому британцу! Залезай в любой погреб, вытаскивай оттуда бесчисленные склянки с огурцами, помидорами, компотами и смело делай экспозицию. Все западные критики, не видевшие ничего лучше хёрстовской тухлятины, с ума сойдут от этой экзотики. А если им еще и дать попробовать эти огурчики, да еще стопочку налить, то дядьки вообще ошалеют от счастья. Вот это действительно искусство! -- кулинарное.
   Я достаю из холодильника банку с помидорами и ставлю рядом с огурцами. Вглядываюсь в прозрачный рассол, где, встревоженные моим движением, чуть покачиваются красные шарики помидоров в обрамлении веточек укропа, долек чеснока и палочек хрена.
   Анька недоуменно смотрит на меня. Вилка ее замерла на полпути ко рту.
   -- Что-то не так?
   -- Да нет, все нормально. Просто разглядываю.
   -- И что ты там разглядываешь?
   -- А ты посмотри -- как красиво!
   Я подношу банку поближе к лампе. Помидорный мир приходит в движение. Кажется, что банка светится изнутри. Помидоры, как планеты застигнутые штормом, встревожено покачиваются в рассольном космическом пространстве.
   Анька пожимает плечами:
   -- На кустике они посимпатичней смотрятся...
   -- На кустике само-собой. Природа, как дизайнер, вне конкуренции, но твоя мама тоже молодец. Прямо хоть сейчас неси ее творения в музей современного искусства.
   Я собираясь поставить банку обратно в холодильник, но Анька останавливает меня:
   -- Подожди, не убирай. Что-то мне помидорку захотелось...
  

***

  
   Сегодня тепло и солнечно. Народ повылезал из своих железобетонных берлог. В лесу полно лыжников и гуляющих. Дети катаются на санках с высокой горы. Визжат и смеются от радости. Бог даст, через пару лет я тоже буду ловить внизу летящего с горы сына или дочь. А пока мы просто гуляем. Врач сказала Аньке, что для нормального развития ребенку необходим кислород, и нужно чаще бывать на свежем воздухе.
   Хорошо утоптанная тропинка выводит нас к жилому кварталу. Обычно мы гуляем в пределах леса, но тут решили обновить маршрут и пройтись до церкви, которую недавно построили в нашем районе. Высокий белокаменный храм заманчиво вырисовывается на фоне грязно-серых девятиэтажек. По архитектуре он напоминает мне Церковь Вознесения в Коломенском. На первом курсе института я делал две курсовые работы с этой церковью, сначала "отмывал" главный фасад, а потом строил перспективу, поэтому знаю этот храм гораздо лучше всех остальных.
   Анька просит идти помедленней. Я как всегда бегу вперед, и хотя сдерживаю себя, все равно получается быстрее, чем нужно. Мы подходим ближе к храму. Становится видна прилегающая к нему обширная территория, которая обнесена кирпичным, побеленным забором. Видно, как черные человеческие фигурки проходят через ворота и бесследно исчезают в дверях храма. Только пара фигурок неподвижно замерла у входа. Наверное, нищие просят милостыню. Сегодня суббота -- самый прибыльный день.
   Интересно, а сколько денег угрохали на эту церковь? Говорят, что она построена на деньги известного бизнесмена. Что ж, дело действительно благое, пусть уж лучше в городе больше храмов будет, чем ночных клубов.
   -- Я думаю, что малыша надо будет покрестить, -- говорит Анька.
   -- Давай покрестим, если хочешь, -- соглашаюсь я.
   На самом деле мне все равно. Не думаю, что богу угодней крещеный грешник, чем некрещеный святой. Чувствуется какая-то ужасная фальшь за всеми этими златоглавыми храмами, слезливыми иконами и золотыми одеждами. Все это, как красивая обертка для невкусной конфеты. Блестит, переливается, а развернешь фантик -- внутри заплесневелый трупик двухтысячелетней давности. А впрочем, я преувеличиваю -- обертка давно пуста, но все еще блестит, шуршит, манит обещанием чудес и неземных благ.
   Я, конечно, осознаю, что такое отношение к современной церкви воспитано моей социалистической юностью. Помню, с какой ненавистью я, пионер, смотрел на кучку баптистов, которые с лозунгами "Хотим в Америку!" стояли у местного Дома Советов. Хорошо помню и советский фильм "Тучи над Борском", о том как молодая девушка попала в лапы секты пятидесятников.
   Отрицательное отношение коммунистов к церкви вполне понятно -- у человека должен быть один бог в голове. Или Ленин, или Иисус.
   Интересно, а что за бог сидит в моей голове? Творчество? Деньги? Интернет?
   -- Что-то я устала, пойдем обратно, -- говорит Анька.
   Я соглашаюсь. Мы поворачиваемся спиной к церкви. Перед нами стройная шеренга сосен. Высоких и могучих. Они напоминают мне атлантов подпирающих небо. Все-таки с красотой природы ничто не сравнится, никакие белокаменные своды и золотые купола!
  
  

Глава восемнадцатая

  
   Совершенно случайно познакомился на местном форуме работников средств массовой информации с женщиной -- владелицей русской голубой кошки. Она увидела мой новый юзерпик с фотографией Феликса и спросила, не может ли она позаимствовать моего кота, когда у ее кошки обострится сексуальный аппетит? Я ответил, что не возражаю, но с условием, что кошачья свадьба будет происходить в квартире невесты. Скачки и вопли в собственном доме мне совсем ни к чему. В общем, договорились, что как только весенний ветерок пробудит от зимней спячки ее кошечку, так Феликса позовут в гости. Насчет котят сказали не беспокоиться, всех пристроят, никто на улице не окажется.
   Вот он -- двадцать первый век! Теперь даже кошки знакомятся через интернет!
   Соседскую кошку у себя балконе я больше не видел. Соседи застеклили свой балкон, поставили добротные пластиковые рамы, так что кошке теперь до нас не добраться. Тоже надо бы поставить пластиковые окна, а то, как на улице ветер, так у нас сквозит из всех щелей. И желательно поторопиться, не дай бог Анька простудится. Конечно, удовольствие это не из дешевых, но на хорошее дело денег не жалко.
   На днях заходили с Анькой в книжный магазин. Накупили кучу книжек -- "Мы ждем ребенка", "Ребенок и уход за ним" Бенджамина Спока и "Большую родительскую энциклопедию". Я все-таки купил себе "Осиную Фабрику" Йэна Бэнкса, правда, в другом издании и с другой аннотацией:
  
   Познакомьтесь с шестнадцатилетним Фрэнком, он убил троих. Он совсем не тот, кем кажется. Он совсем не тот, кем себя считает. Добро пожаловать на остров, подступы к которому охраняют жертвенные столбы, а на чердаке единственного дома ждет новых жертв Осиная Фабрика...
  
   Забрели с Анькой и в отдел детской литературы. Книжек тут завались. От малюсеньких, всего из нескольких страничек, до толстенных томов. Целая полка отведена Гарри Поттеру и его многочисленным клонам. Мое внимание привлекла книжка "Арбарат". Недавно читал в интернете рецензию на нее. Написал книгу Клайв Баркер -- британский сценарист и режиссер знаменитых фильмов "Восставшие из Ада". Причем написал так -- рисовал какие-то случайные картинки, а потом вдруг понял, что из них складывается сюжет. Книга получилась толстая, с красочными иллюстрациями -- интригует и манит, как запретный плод в Гефсиманском саду. Даже мне захотелось ее прочитать, но я бы не стал покупать эту книгу своему ребенку. Слишком уж не похожи творения Баркера-режиссера на творения доброго сказочника, а книжка-яблоко от яблони-фильма недалеко падает. Уж лучше старый добрый Ганс Христиан Андерсон или Александр Волков с его ворованным волшебником города Оз.
   В детском отделе мы ничего не купили. Говорят, дурная примета покупать какие-то вещи для ребенка до его рождения. А жаль. Мне просто не терпится что-нибудь приобрести. Наверное, день, когда я куплю первую игрушку своему ребенку, будет одним из самых счастливых дней в моей жизни.
   Вечерами Анька теперь штудирует родительские книжки, а я потихоньку работаю на благо семьи, то есть зарабатываю деньги своим обычным способом. Через силу рисую очередную серию логотипов для придирчивого клиента. Если и в этот раз он ничего не выберет, то я с ним расстанусь. Слишком уж много творческой энергии отнимает этот заказ. Обычно, на разработку логотипов я трачу куда меньше времени и сил. Если сложить на одну чашу виртуальных весов всю энергию, которую я затратил на этот заказ, а на другую предоплату и гипотетическую возможность получить остальные деньги, то мои затраты явно перевесят. Если клиент думает, что за свои жалкие тысячи он может мучить меня бесконечно, то он ошибается. Если он хочет продолжать в том же духе, то пусть платит мне за каждую новую серию работ. Мне совсем не нравится, что весь мой труд идет коту под хвост. Конечно, какие-то отвергнутые логотипы я потом могу доработать и продать менее придирчивому клиенту, но это не исправляет ситуацию. Теперь я понимаю, почему фирмы этого хозяина до сих пор не имеют своих логотипов.
   А вот в отношениях с Хосе Мануэлем меня напрягает совсем противоположное. Тут чаша весов с зарплатой очень сильно перевешивает мои физические усилия. Каждый раз, расписываясь в ведомости, я чувствую себя неловко. Я привык зарабатывать деньги, а не получать их за красивые глаза. Конечно, я выполняю свою работу добросовестно, регулярно кладу на стол Хосе Мануэлю новую папку, но из моих последних находок уже мало что публикуется.
   Другая моя обязанность -- следить за внешним видом сайта -- теперь совсем не востребована. Сайт устоялся, веб-дизайнеры работают грамотно, в точности соблюдают рекомендации руководства, которые я очень долго и тщательно составлял.
   Такое впечатление, что Хосе Мануэль просто забыл про меня. Но сам я на дополнительную работу напрашиваться не буду, хотя и чувствую себя должником. Все жду часа, когда испанец вызовет меня и скажет, что больше не нуждается в моих услугах. Боюсь, что вскоре это действительно случится. Это будет для меня ударом, ведь я уже привык и к этому месту, и к этой зарплате.
   Чтобы хоть как-то реабилитироваться, я даже стал регулярнее появляться в офисе. Хотя, в принципе, я никого не обманываю. Хосе Мануэль отлично знает, чем я занимаюсь, и если он считает, что моя работа не соразмерна зарплате, то может ее и урезать. А не хочет -- его проблемы!
   Нового фотографа до сих пор не нашли. Может быть он нам и не так нужен? В столице есть договоренность с одним именитым фотомастером, так что репортажи со всех интересных выставок он нам обеспечивает. Последнее поступление -- фоторепортаж с выставки петербургского художника Анатолия Белкина "Золото болот". Вся выставка -- большая мистификация. На ней представлены якобы настоящие археологические находки, которые рассказывают о болотной цивилизации карликов, некогда существовавшей на территории Восточной Европы и Сибири. Истлевшие дневники экспедиций, "золотая" посуда и украшения, глиняные фигурки зверей и людей, настоящие мумии и человеческие кости, деревянные саркофаги... На одной из присланных фотографий запечатлено иссохшее детское тельце лежащее в деревянном гробике в обрамлении золотых безделушек. Подпись к "произведению" поясняет:
  
   Мумия подростка-карлика, известная как "Синявинский принц". XVIII в. Ленинградская область, Синявинские болота. Льняная ткань, органические материалы, человеческая кожа, кости. Частное собрание
  
   Дальше я смотреть не стал. Я все-таки еще не совсем сдвинулся, чтобы любоваться детскими трупиками, когда у меня жена беременна.
  

***

   У меня сломалась мышка. Вдруг перестали работать кнопки. Служила она мне лет шесть, вряд ли теперь я найду такую же. Сколько рекламной продукции я с ее помощью переделал -- не счесть! Сейчас тоже работы навалом. Радует только, что я наконец расстался со своим вялотекущим клиентом -- любителем разрабатывать логотипы. Альберт сказал, что дядька долго жаловался ему в телефонную трубку, говорил, что он уже почти определился, а я сбежал!
   Ну-ну. Раньше надо было за голову хвататься.
   Сейчас, кроме прочего, текущего, оформляю презентационный пакет нашего рекламного агентства. Представительство автомобильной компании Ford в нашем регионе объявило тендер на разработку и проведение рекламной кампании, и Альберту очень хочется его выиграть. Здесь конкурентов у "Форда" навалом. У нас уже есть фирменные автоцентры Мерседеса, Рено, Фольксвагена, Тойоты и других концернов. Боссы автоиндустрии, наконец-то, смекнули, что россияне давно выросли из подержанных японских автомобилей.
   На улице мороз. Наш градусник показывает минус двадцать девять. В телевизоре на разных каналах высвечивается по-разному, где минус тридцать один, а где минус двадцать семь.
   Во дворе никого. Только иногда пробежит какой-нибудь замерзший человечек и торопливо нырнет в подъезд. Машин перед домом больше, чем обычно. Попробуй-ка, заведи в такой холод! А если и заведешь, то не дай бог где-нибудь сломаться -- околеешь моментально.
   До ближайшего компьютерного магазина ехать далековато, но никуда не денешься -- без мышки, как без рук. Можно вызвать такси, но у них сейчас напряг, не дождешься. Да я и не хочу ехать на такси, уже два дня не вылезал из квартиры, так что пробежаться до автобусной остановки мне полезно. Если оденусь потеплее, не замерзну. В этом есть даже какой-то спортивный интерес -- сделать дела и не успеть замерзнуть.
   Анька сегодня дома. С утра копошилась в своих бумажках, а теперь что-то затевает на кухне. Готовит какое-то хитрое блюдо, хочет меня удивить. Спрашиваю ее -- не нужно ли чего-нибудь купить? Отвечает, что все есть, ничего не надо. Но я-то знаю, как это обычно бывает -- сходишь в магазин, накупишь продуктов, а потом оказывается, что самое важное и забыл! Заглядываю в холодильник и точно -- яиц нет, а у Феликса сосиски почти кончились. Придется еще и в супермаркет на обратном пути забежать.
   Одеваю свой самый теплый свитер. Опускаю у шапки уши. Анька подходит меня проводить.
   -- Ну что, -- готов? Деньги не забыл?
   Я хлопаю себя по карманам. Вроде все при мне. Деньги, телефон, пакет, ключи от дома. На кухне слышится какой-то гром. Мимо пробегает Феликс с куском мяса в зубах. Мы с Анькой удивленно смотрим ему вслед -- раньше такое за ним не наблюдалось. На кухонный стол он никогда не лазил, еду не воровал. Обычно запрыгивал на табуретку и терпеливо ждал, когда его чем-нибудь угостят. Видать у него начался очередной прожорливый период.
   -- Так можно и без обеда остаться, -- говорю я, -- Кто успел, тот и съел. Вернее, кот успел, он и съел...
   -- Засранец он, а не кот!

***

   В здоровенном немецком автобусе скользко. Пассажиры похожи на нахохлившихся воробьев. На окнах толстый слой снежной наледи. Куда едем -- абсолютно не видно, но все остановки я давно знаю наизусть, мимо не проеду.
   Девушка-кондуктор в затертом пуховике, из под которого выглядывает длинный свитер, быстро рассчитывает входящих и торопливо возвращается на свое тепленькое местечко рядом с водителем. Иногда, словно опомнившись, она хриплым голосом выкрикивает остановки. Работа -- не позавидуешь. Запросто можно схватить воспаление легких или грипп, ведь каждому пассажиру чуть ли не в рот заглядываешь. Сволочная работа. Особачиться тут -- раз плюнуть.
   Высаживаюсь на нужной остановке. Навстречу прет замерзший народ, даже не дожидается пока я выйду. Продираюсь сквозь толпу краснощеких тетушек и спешу к магазину. Он недалеко от остановки, на первом этаже обычной хрущевки. Сразу замечаю на стене этого дома новый рекламный щит. На нем стилизованный светофор, красный кружок которого одновременно является буквой "О" в слове "стоп":

OП!

O

O

КУПИ КОМПЬЮТЕР ЗДЕСЬ!

   Вот оно -- нейро-визуальное программироание в действии! Правда, в последнее время я совсем не думаю о тайнах Хосе Мануэля -- другие проблемы волнуют. Наверное, я стал идеальным объектом для воздействия. Когда охотник долго и неподвижно стоит за деревом, а перед оленем лужайка с сочной зеленой травой, то спустя как-то время он забывает, что за ним следят. Кажется, что опасность только померещилась, и мир по-прежнему полон добра и света.
   Щит, конечно, оригинальный сделали. Ясно, что не суперкреатив, но хоть какая-то идея имеется. Только, наверное, зря на красном цвете внимание заострили -- все-таки это цвет опасности. Поэтому рекламу можно и иначе истолковать, -- стоп, не покупай компьютер здесь, это опасно! Хотя, кто знает, может быть человеку как раз свойственно подсознательно стремиться к опасности? Проезжают же водители и на красный свет.
   Вваливаюсь в салон и чуть не опрокидываю стоящий на пути масляный обогреватель. Единственный продавец, молодой парень студенческого вида, поворачивает ко мне ошалевшее от компьютерной игры лицо. Из-за его плеча вижу монитор с какой-то стрелялкой. Очевидно, нажата пауза, потому что картинка неподвижна. В верхнем углу вижу надпись LIFE и короткий красный отрезок с надписью "10%". Очевидно, недолго осталось этому компьютерному герою!
   Продавец нехотя выползает из-за стола и встает за прилавок:
   -- Вам что-то подсказать?
   -- Да, подсказать, -- киваю я, -- Продайте мне хорошую мышку!
   Парень отработанным движением снимает с витрины несколько ярких упаковок и бросает передо мной. Сквозь прозрачный упаковочный пластик вижу какие-то чудовищные порождения современного дизайна -- сложные изгибы, кислотные цвета, странные кнопки. Судя по приклеенным ценникам, парень разложил передо мной самые дорогие модели, но я не любитель подобной экзотики. Предпочитаю более консервативные рабочие инструменты, но любопытство берет верх.
   -- И, чем они друг от друга отличаются? -- провоцирую я продавца на рассказ.
   Он на красочно расписывает мне преимущества всех моделей. Чувствуется, что каждую на себе испробовал.
   -- Вот эта, очень классная оптическая мышка, у меня дома такая же. Их уже почти все разобрали. Купите, не пожалеете...
   Вроде бы приличный компьютерный магазин, а приемчики стандартные, как на дешевом рынке: "Как раз ваш размерчик... Сам ношу... Последнее осталось...".
   Парень извлекает из упаковки мышку с нарочито футуристическим дизайном. Создатели явно перегнули палку -- не мышка, а какой-то телепузик-покемон. Цена соответствующая. Я захватываю мышку ладонью, щелкаю кнопками, кручу колесико -- непривычно и неудобно. Придвигаю ее обратно продавцу.
   -- Мне бы что-нибудь попроще...
   Парень вздыхает, понимая, что много денег с меня не слупишь. Достает три модели попроще. Одна совсем дерьмовая, хлипкая, того и гляди развалится. Две других, вроде ничего. Решаю купить обе, запасная не помешает.
   Как космонавт из корабля, выныриваю обратно на мороз. В магазине мониторы ослепляли яркими заставками, а тут все какое-то серое, безликое, как будто я мгновенно превратился в дальтоника. Только на противоположной стороне улицы зазывно светится неоновая вывеска павильона с игровыми автоматами -- "Планета Зеро". Да, говорящее название. Сколько деньги в автомат не суй, все равно получишь... нуль.
  
  

Глава девятнадцатая

  
  
   Сижу на кушетке в коридоре родильного дома. Жду, когда Анька выйдет из кабинета УЗИ. Еще никогда я не видел столько беременных женщин сразу. У кого-то живот огромный, а у кого-то совсем маленький. Кто-то пришел в сопровождении мужа или мамы, а кто-то один. Кто-то в дорогой норковой шубе, а кто-то в дешевом китайском пуховике. Все разные. Раздевалки тут нет, только в углу стоит безнадзорная вешалка -- металлическая труба с короной крючков, но никто ей не пользуется, все сваливают одежду на кушетки. Благо, их тут полно.
   Краем глаза разглядываю одну из посетительниц. Живот у нее чуть не лопается, того и гляди родит прямо тут, но, похоже, он ей совсем не мешает. Вся живенькая такая, бодрая. Неужели, и у моей Аньки скоро будет такой же живот? А всего через несколько минут я узнаю, кто у нас родится -- мальчик или девочка?
   Недалеко от меня, в конце коридора, дверь с матовым стеклом. Судя по всему, за ней больничные палаты, где лежат "на сохранении". Время от времени, дверь открывается, и мимо меня, сверкая голыми коленками, проскальзывает медсестра или медленно проплывает будущая мама в стоптанных тапочках, обязательных носочках и длинном объемном халате.
   В помещении тепло. У меня уже вспотела спина, хотя дубленку я давно снял. Уже минут тридцать тут сижу. Кто-то уходит, кто-то приходит. Чуть в стороне от меня мужчина лет сорока нервно меряет шагами коридор. Его жена только что вошла в соседний кабинет, название которого я не вижу. Женщина тоже сильно нервничала. Хорошо, что у Аньки беременность протекает нормально. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!
   В общем-то, мне все равно, кто у нас родится. Я буду любить своего ребенка вне зависимости от пола. Хотя, конечно, если родится сын, то ответственность за его воспитание большей частью ляжет на меня. Ведь я должен буду стать для него эталоном мужчины и человека. Гожусь ли я для этого? -- не знаю.
   Разглядываю план эвакуации на случай пожара. Раскрашенный фломастерами кривоватый чертеж в рамке под стеклом. При взгляде на него мне вспоминается бородатый анекдот -- все критики на выставке современного искусства восторгаются одной и той же картиной, а потом выясняется, что шедевр -- это всего лишь план эвакуации при пожаре.
   Я смотрю на красные стрелочки. Все они устремляются в единственную дверь, которая находится в той части коридора, где сижу я. Если думать об этом чертеже, учитывая назначение здания, то ее можно принять за женский живот в разрезе со схемой родов. Вот наступил час икс, и все жидкости устремляются наружу, в единственное отверстие, а потом оттуда появляется человек. Плавно огибает острые углы и ломает захлопнутые в панике двери...
   Щелкает замок, дверь кабинета УЗИ со скрипом приоткрывается, и я слышу анькин голос. Она прощается с врачом и кивает сидящей рядом со мной девушке -- можно заходить. Принимаю от Аньки пакет с полотенцем и листочек с результатами обследования, вполголоса спрашиваю:
   -- Кто?
   -- Сын.
  

***

  
   Об имени для мальчика мы с Анькой почему-то даже не думали. Конечно, первое, что пришло на ум -- переиначенная Рада -- Радимир. Вроде бы одно и то же, но Рада звучит плавно, протяжно, а в имени Радимир слышится что-то рычащее, агрессивное. Решаю поискать точное значение имени в интернете.
   Большинство ссылок, которые выдает Яндекс на мой запрос, содержат очень краткую информацию, всего несколько строчек. Наверное, только двадцатая ссылка дает мне более-менее полную трактовку имени:
  
   Радимир -- радеющий за мир.
   В раннем детстве очень подвижный, любознательный ребенок. Родителям следует быть внимательными к его здоровью, даже с высокой температурой он может бегать, резвиться, пока болезнь не свалит его с ног.
   Хорошо ладит с детьми, везде стремится быть первым. Ему все время нужно быть в движении, куда-то мчаться, собирать вокруг себя компанию детей.
   Упрям, любыми способами старается добиться желаемого; может закатить родителям истерику, если ему не покупают понравившуюся игрушку. Применение силы по отношению к Радимиру не даст никаких результатов: с ним нужно разговаривать спокойно и действовать методом убеждения.
   Радимир --эмоциональная, вспыльчивая натура; эти черты характера он наследует от отца. Хорошо на него действуют животные, желательно в доме завести собаку, и Радимир с удовольствием будет за ней ухаживать, отвлекаясь от других, нежелательных занятий.
   Взрослый Радимир также не очень уравновешен, легко загорается, но быстро остывает. Выбирает профессию, которая позволяет много двигаться. К работе относится ответственно, обладает хорошими организаторскими способностями.
   Семьей Радимир обзаводится тогда, когда уже чего-то добился в жизни: сделал карьеру, заимел свою квартиру, может обеспечить семью материально. В жены выбирает женщину, которая разделяет его интересы. Он хороший семьянин, хозяйственный человек. У него рождаются разнополые дети, воспитанием которых он занимается сам.
   Радимир очень привязан к своим родителям, никогда не забывает их. Умеет найти общий язык и с родителями супруги. В домашнем хозяйстве главенствующую роль предоставляет жене, никогда не вмешивается в ее дела. Не скуп, любит делать подарки. Обожает семейные торжества, приглашает много друзей, щедр в угощениях.
  
   Выходит, если я назову сына этим именем, то он таким и будет? Что ж, вроде все хорошо написано. Пусть будет Радимир, лучше, чем модные сейчас -- Никита, Вадим, Сергей... Как будто других имен нет!
   Просматриваю на этом же сайте список имен -- почти все они греческие, римские или еврейские. Решаю поискать славянские имена. На этот раз Яндекс уже в первой тройке выдает ссылку на сайт, где я нахожу длиннющий список славянских имен. Конечно, большинством из них ребенка теперь не назовешь, но прочитать забавно и познавательно.
  

ЖЕНСКИЕ

  
Бабура, Бажена, Бела, Белава, Белослава, Белоснежа, Беляна, Беляница, Берёза, Беспута, Благолюба, Благомила, Благуша, Блажена, Богдана, Боголепа, Богумила, Богуслава, Божедана, Божедарка, Божемила, Божена, Божеслава, Боленега, Болеслава, Борислава, Бояна, Братислава, Братомила, Бреслава, Бронислава, Брячислава, Буга, Будана, Буеслава, Буря, Ванда, Вацлава, Вера, Верея, Верослава, Верхуслава, Велижана, Велена, Велина, Вельмира, Венцеслава, Весёла, Веселина, Весея, Весна, Весняна, Веслава, Вечерница, Видана, Видосава, Виклина, Вила, Влада, Владелина, Владимира, Владислава, Власта, Властелина, Властимила, Воислава, Волегостья, Воля, Ворона, Вратислава, Всеведа, Всемила, Всенежа, Всеслава, Вторуша, Вупна, Вышенега, Вышеслава, Вьялица, Вячеслава, Вящеслава, Галка Годица, Годна, Гожа, Гойка, Голица, Голуба, Горислава, Гореслава, Гостена, Гремислава, Градислава, Гроздана, Грёза, Гроза, Груша, Гузица, Даль, Далина, Дана, Данута, Дарёна, Дарина, Даролюба, Даромила, Дена, Десислава, Деснянка, Дина, Добрава, Добринка, Добромила, Доброгнева, Добродея, Добромира, Добронега, Добронрава, Доброслава, Додола, Долгождана, Долгослава, Доляна, Домослава, Досада, Доступа, Драга, Драгана, Драгомира, Древа, Дружина, Дубрава, Душка, Дятелина, Елень, Елица, Жарава, Ждана, Ждислава, Желана, Желанья, Жиромира, Жилена, Жула, Забава, Забела, Загляда, Загорка, Загоска, Замятня, Заревласта, Зарина, Зарена, Заслава, Звана, Звенимира, Звенислава, Зимава, Зима, Злата, Златовласка, Златоцвета, Зозуля, Зорина, Зоряна, Ива, Ивица, Иголка, Изяслава, Ирица, Ирмера, Иля, Инга, Искра, Истома, Кази, Казимира, Калина, Карина, Карислава, Касатка, Каша, Квета, Кислица, Клёна, Кокошка, Краса, Красимира, Красномира, Краснослава, Кропотка, Кукоба, Кунава, Купава, Лабуня, Лагода, Лагута, Лада, Ладимира, Ладислава, Ладомила, Ладослава, Латыгорка, Лебедь, Леля, Лесана, Либуша, Лола, Лыбедь, Любава, Любовь, Любогнева, Любомира, Любомила, Любомудра, Люборада, Любослава, Любуша, Людмила, Людослава, Ляля, Мазыря, Малинка, Малуша, Метелица, Мечеслава, Мечислава, Мила, Милада, Милава, Милана, Милева, Милена, Милица, Милолика, Миломира, Милонега, Миловзора, Милослава, Милуша, Мира, Мирина, Мирослава, Млава, Млада, Морозка, Мстислава, Надежда, Надия, Найда, Невея, Негода, Неда, Недоля, Неёла, Нежа, Нежана, Неждана, Нежелана, Незвана, Нелюба, Немира, Ненагляда, Несмеяна, Новожея, Новожила, Ожега, Олисава, Олова, Ольга, Оляна, Омелица, Осока, Отава, Первуна, Первуша, Перегуда, Переяслава, Плакса, Полада, Полева, Полеля, Полонея, Полуница, Поляна, Пороша, Потана, Потвора, Потреба, Пребрана, Предслава, Прекраса, Прелеста, Прибавка, Прибыслава, Пригода, Рада, Радана, Радмила, Радосвета, Радомира, Радослава, Радостина, Радость, Ракита, Репка, Рогнеда, Родника, Родослава, Росана, Ростислава, Ружена, Ружица, Румяна, Русава, Русана, Рута, Рында, Рябина, Сбыслава, Сватава, Светана, Светислава, Светла, Светлана, Светогора, Светозара, Светолика, Светослава, Святослава, Святохна, Селеница, Селяна, Сила, Синеока, Сияна, Скрева, Смеяна, Смирена, Снежа, Снежана, Снежина, Слава, Славина, Славолюба, Славомила, Славомира, Славяна, Сладка, Собина, Собислава, Солоха, Соня, Сорока, Среча, Станислава, Сторожея, Стояна, Студеника, Судислава, Судомира, Счаста, Сухота, Тайна, Творимира, Теребила, Томила, Туга, Тэтка, Убынега, Умила, Улада, Улита, Улыба, Услада, Утеха, Хорошава, Цвета, Цветава, Цветана, Цыба, Частава, Чара, Чарна, Чаруша, Чаяна, Чернава, Чеслава, Чилика, Шадра, Шарка, Шварнедь, Шутиха, Щедра, Щепетуха, Ягода, Ядрана, Яна, Янина, Яра, Ярина, Яробка, Яромила, Яромира, Яронега.
  

МУЖСКИЕ

  
   Бава, Багоня, Багро, Бажан, Бажен, Байко, Бакан, Бакота, Бакула, Бакуня, Балда, Балован, Баломир, Балосын, Балуй, Балша, Баран, Барвин, Барма, Барним, Басёнок, Баско, Баташ, Батура, Батяшка, Бахарь, Баян, Бдигост, Бедислав, Бежан, Безгнев, Бездруг, Безман, Безмест, Безнос, Безобраз, Безпрем, Безрук, Безсон, Белеут, Белик, Белимир, Беловолод, Беловук, Белоглав, Белоглаз, Белогор, Белогость, Белогуб, Белозер, Белозор, Белослав, Белота, Белотур, Белоус, Белыйволк, Белояр, Беляй, Беляк, Белян, Бень, Берест, Берестень, Беривой, Беридраг, Беримир, Берислав, Бермята, Берн, Берсень, Беско, Бессон, Бестуж, Бивой, Билуг, Билюд, Благиня, Благовест, Благодар, Благолюб, Благомил, Благомир, Благород, Благослав, Благота, Благохран, Благояр, Блажен, Блажибор, Блажимир, Блажислав, Блажко, Блазн, Блестан, Блестовит, Ближика, Близбор, Близгост, Близна, Близомир, Блин, Блуд, Блюд, Бобр, Бобрец, Боброк, Бобрыня, Бобырь, Бова, Богдан, Боговед, Боговит, Боговлад, Боголеп, Боголюб, Богомил, Богомол, Богомяк, Богород, Богувид, Богужив, Богуместь, Богумил, Богумир, Богун, Богурад, Богуслав, Богухвал, Богуш, Богша, Бодин, Бодило, Бодень, Боеслав, Бож, Божан, Божедар, Божейко, Божен, Божедом, Божеслав, Божетех, Божидар, Боживой, Божибор, Божимир, Божирад, Божко, Божок, Боиборз, Бой, Бойдан, Бойкан, Бойко, Болебор, Болегорд, Болегост, Болелют, Болемест, Болемил, Болемир, Болемысл, Болерад, Болечест, Болеслав, Болорев, Большак, Бонята, Борай, Борзивой, Борзигорд, Борзират, Борейко, Борживой, Борзосмысл, Борзун, Борзята, Боривит, Бигнев, Боривой, Борил, Борим, Боримир, Бориполк, Борис, Борислав, Боритех, Борич, Борко, Боркун, Борна, Боровин, Бородай, Борослав, Бортень, Боруслав, Борута, Борут, Борята, Ботко, Ботук, Бочар, Боща, Боян, Бравлин, Брага, Бразд, Бранен, Бранибор, Бранивой, Браниволк, Бранилюб, Браним, Бранимир, Браниполк, Бранирад, Бранислав, Бранитех, Бранко, Бранкован, Браносуд, Бративой, Братило, Братимир, Братислав, Братодраг, Братолюб, Братомил, Братонег, Браторад, Братослав, Братша, Брезан, Бремислав, Бренко, Бреслав, Бретислав, Брко, Бровка, Бронивит, Бронислав, Бронута, Брусило, Брячислав, Будай, Будан, Буданко, Будивит, Будивой, Будиволна, Будигост, Будилко, Будило, Будимил, Будимир, Будислав, Будовец, Будорад, Будута, Будый, Буй, Буйгнев, Буйко, Буймир, Буйнос, Буйсил, БуйТур, БуенБык, Буеслав, Бульба, Булыга, Бун, Бунислав, Бунко, Буривой, Бурой, Буря, Бус, Буслай, Бусл, Бусоволк, Бутко, Бушуй, БушуйТур, Буяк, Буян, Бык, Быкодёр, Былята, Быслав, Быхан, Вавула, Вадим, Вадимир, Вадислав, Важдай, Важин, Вайда, Вакей, Вакора, Вакула, Валдай, Валибук, Валигора, Валуй, Вандал, Вандыш, Варган, Вартислав, Варун, Варяжко, Вас, Ватрослав, Вацлав, Ведан, Веденя, Ведислав, Ведогость, Ведолюб, Ведомир, Ведомысл, Везнич, Векослав, Векш, Велеба Велезвезд, Велемир, Велемудр, Велет, Велибуд, Велибор, Велига, Велигор, Велигост, Велигур, Велидух, Велижан, Велизар, Великосан, Влилюб, Велимир, Велимудр, Велимысл, Велинег, Велислав, Велко, Венд, Венцеслав, Венцман, Вепр, Вербан, Верен, Веретень, Верещага, Верислав, Верна, Вернивода, Вернигора, Верослав, Вертигора, Вертижир, Вертодуб, Верхогляд, Верхослав, Верхотур, Вершило, Веселин, Веслав, Вестислав, Вестрень, Весяк, Ветер, Ветран, Вечерник, Веш, Вешняк, Вжешь, Взворыка, Взломень, Взметень, Вигарь, Вид, Видбор, Видислав, Видогость, Видомир, Видорад, Видослав, Вислоус, Витан, Витезслав, Витенег, Витко, Витогость, Витодраг, Витолюб, Витомил, Витомир, Витомысл, Виторад, Витослав, Витчак, Витцан, Вихорко, Вихура, Вица, Влад, Владан, Владивой, Владидух, Владимир, Владислав, Владияр, Владух, Власлав, Власт, Властибор, Властимил, Властимир, Властислав, Влесослав, Влок, Влотко, Вневит, Внегост, Внедраг, Внезд, Внездилищ, Внемир, Внемысл, Внерад, Внислав, Вобей Водима Водовик Воегость Военег, Воец, Возняк, Воибор, Воигнев, Воидраг, Воимил, Воик, Воила, Воин, Войдан, Войнята, Войсил, Воисвет, Воислав, Воица, Воишелк, Войко, Воймир, Войтех, Вок, Волегость, Волелюб, Волемир, Волислав, Волибор, Волин, Волк, Волобуй, Володарь, Володимер, Волос, Волостель, Волот, Волоток, Волуй, Волх, Волховец, Волчий Хвост, Волчок, Вольга, Воробей, Ворон, Воронец, Воропай, Воротила, Воротислав, Ворошила, Вострогор, Воян, Воята, Вран, Вратибор, Вративой, Вратижир, Вратимир, Вратислав, Вратко, Всебог, Всебор, Всевед, Всевид, Всеволод, Всегост, Всегорд, Всеград, Вселюб, Всемил, Всемир, Всемысл, Всеправ, Всерад, Всесвет, Всеслав, Всетех, Всечест, Всполох, Вторак, Второй, Вук, Вукан, Вукашин, Вукобрат, Вуковой, Вукодраг, Вукоман, Вукомил, Вукомир, Вукослав, Вуядин, Вънкин, Выбор, Выдра, Вышан, Вышебор, Вышевит, Вышегнев, Вышегор, Вышезар, Вышезор, Вышата, Вышемил, Вышемир, Вышемысл, Вышена, Вышенег, Вышеслав, Вышко, Вязга, Вязель, Вятко, Вятшеслав, Вяхорь, Вячегор, Вячедраг, Вячемил, Вячемир, Вячемысл, Вяченег, Вячерад, Вячеслав, Вящеслав, Гам, Гамаюн, Гарко, Гаркун, Гвездослав, Гвездонь, Гвоздь, Главан, Глаголь, Гладила, Гладыш, Глазко, Глеб, Глоба, Глот, Глузд, Глум, Глушата, Глызя, Гневеш, Гневомир, Гневон, Гнездило, Гнездо, Года, Годота, Годимир, Годин, Годислав, Годобрат, Годовик, Годолюб, Годомысл, Годослав, Годун, Гоемысл, Гоенег, Гойко, Гоймир, Гойслав, Гойтан, Голик, Голова, Голован, Головня, Голуб, Голяш, Гомза, Гомол, Горазд, Горан, Гордей, Гордобор, Гордомил, Гордыня, Гордята, Горе, Гореслав, Горемысл, Горибуд, Горилют, Горим, Горимир, Горимысл, Горислав, Горностай, Горобец, Горобой, Горовато, Горовлад, Горох, Горыня, Горюн, Горяин, Горяй, Горясер, Гостенег, Гостибой, Гостибор, Гостивар, Гостивит, Гостивой, Гостидраг, Гостил, Гостимил, Гостим, Гостимир, Гостирад, Гостислав, Гостиша, Гостомысл, Гость, Гостяй, Гостята, Готшалк, Грабко, Градислав, Градимир, Градко, Градобор, Градомил, Градята, Греж, Грезя, Гремислав, Гридя, Гродан, Гродислав, Громобой, Громол, Грудош, Грудый, Груя, Грын, Губа, Губислав, Губимир, Гудила, Гудим, Гудимир, Гудислав, Гудой, Гудон, Гул, Гунарь, Гундор, Гуня, Гусля, Гутора, Гусь, Гуща, Дабор, Давило, Дагус, Дажьбог, Дал, Далебор, Далемир, Далибор, Даливит, Даливой, Далигор, Далигост, Далимил, Далимир, Далимысл, Далистрый, Далята, Дан, Данибор, Данимир, Даньслав, Данко, Даньша, Дарослав, Дапамор, Двинец, Девясил, Девятиглаз, Девятой, Дедила, Дедилец, Дедовит, Дедомил, Дедослав, Дедята, Дежень, Деиукс, Делота, Делян, Демьстик, Дерван, Дергач, Держан, Держикрай, Держимир, Держислав, Дерн, Десибрат, Десивой, Десимир, Десирад, Десислав, Деян, Див, Дивий, Дивиш, Дивлян, Дивозор, Дикуша, Дитята, Дичко, Добегнев, Добемест, Добемир, Добемысл, Добеслав, Добестой, Добижив, Добр, Добран, Добри, Добривой, Добрило, Добрит, Добробой, Добробуд, Добровест, Добровид, Добровит, Добровлад, Добровук, Доброга, Доброгнев, Доброгой, Доброгость, Добродан, Добродей, Добродух, Доброжай, Доброжизн, Доброжир, Доброжит, Добролик, Доброман, Добромысл, Добролюб, Добромил, Добромир, Добросерд, Доброслав, Добростраж, Добросул, Добротех, Доброхвал, Доброход, Доброчест, Добрын, Добря, Довбуш, Довгуш, Довол, Догада, Дойчин, Докука, Докучай, Долговяз, Долгой, Долгомил, Долгомысл, Дольник, Домагость, Домамер, Домамысл, Доман, Доманег, Домаш, Домжар, Домислав, Доможир, Доморад, Домослав, Дончо, Дорога, Дорогокуп, Дорогомил, Дорогомысл, Дорогосил, Дорож, Драган, Драгобрат, Драгогост, Драгожит, Драголюб, Драгомир, Драгослав, Драгош, Драгувит, Драгун, Драгутин, Дражко, Древан, Древослав, Дреман, Дробот, Дрозд, Дроцила, Дружина, Друсь, Дубец, Дубовик, Дубок, Дубун, Дубыня, Дугиня, Дудика, Дукора, Дулей, Духен, Духовлад, Духослав, Душан, Дынко, Дюдко, Дюжен, Дюк, Дягиль, Дяка, Дятел, Единец, Ездислав, Елага, Еловит, Ера, Ероха, Есеня, Есислав, Ё, Ёж, Ёрш, Жавр, Жадан, Жадок, Жалибор, Жалигнев, Жалигост, Жалидед, Жалимир, Жалислав, Жань, Жар, Жаровник, Жарок, Жарох, Ждажир, Ждамир, Ждан, Ждибор, Ждигод, Ждимир, Ждислав, Жегло, Жегало, Желан, Желислав, Желуток, Желыба, Жердей, Жерех, Жернак, Жест, Жёлтик, Живан, Живко, Живобуд, Живоин, Живорад, Живород, Животтък, Жидислав, Жидята, Жиздор, Жизнебор, Жизнерад, Жизнобуд, Жизномир, Жилец, Жилка, Жилята, Жирнос, Жировит, Жиромир, Жирослав, Жирота, Жирята, Житко, Жито, Житоваб, Житомир, Жихарь, Жмурёнок, Жук, Жунь, Жур, Журба, Журав, Журило, Жуяга, Забияка, Забог, Забожан, Забой, Заброда, Забуд, Завада, Заварза, Завид, Загреба, Загуми, Задора, Заика, Залом, Замята, Замятня, Заребог, Зареслав, Заруба, Заслав, Захворай, Заяц, Заян, Збигнев, Збигонь, Збраслав, Збыслав, Зван, Званимир, Звездан, Звенец, Звенидраг, Звенислав, Зверополк, Звонимир, Звонило, Звонислав, Звяга, Здебор, Зденек, Здерад, Здравень, Здышко, Зеленя Зелибор, Земибор, Земибуд, Земидар, Земирад, Земислав, Земко, Земовит, Земомил, Земомысл, Зерно, Златан, Златимир, Златко, Златовлас, Златодан, Златозар, Златосвет, Златослав, Златояр, Злоба, Зловед, Зловид, Зломысл, Злоказ, Зоран, Зоремир, Зореслав, Зорко, Зоря, Зорян, Зубаха, Зуберь, Зуй, Зыба, Зыбко, Зык, Зыряй, Зюзя, Ива, Ивач, Иверень, Ивиц, Ивор, Игорь, Идан, Идаризий, Избор, Избыгнев, Изеч, Износок, Изявлад, Изяслав, Иловай, Имислав, Инго, Ирогость, Искр, Искус, Истислав, Истома, Истр, Казимир, Казце, Калинка, Камен, Капица, Кареслав, Катай, Катигорох, Квасура, Квач, Квашня, Кветан, Кветослав, Келогость, Кий, Кисель, Кислоквас, Клад, Клек, Клен, Клюкас, Кля, Кнур, Кобыла, Кобяк, Коваль, Коврига, Ковря, Козенец, Козёл, Кол, Кола, Колбинец, Колоб, Колобуд, Коловрат, Колос, Колот, Колотило, Колотига, Колоша, Колояр, Колун, Колч, Колыван, Кольцо, Комонебранец, Коптел, Копыл, Корепан, Корило, Корислав, Корлин, Кормушка, Коснятин, Космина, Кот, Котышко, Коцел, Кочебор, Кочева, Кочень, Кочет, Кощей, Крак, Кракра, Крас, Красимил, Красислав, Красномир, Краснослав, Красун, Крев, Кремень, Крепимир, Кресибор, Кресимир, Кресислав, Кресомысл, Крив, Криворог, Кривослав, Кробат, Крок, Кромегость, Крот, Круглец, Крук, Крут, Крутослав, Кручина, Крючок, Кряж, Куделин, Куденя, Кудеяр, Кудрой, Кужел, Куконос, Кукуй, Кукша, Кулага, Кулотка, Кумодраг, Курбат, Курнява, Кутила, Кучка, Куц, Кучма, Кышек, Лагач, Лагодум, Ладимир, Ладислав, Лан, Лапа, Лапоть, Лебедян, Левота, Левша, Легостай, Лепко, Лето, Лех, Лехослав, Лешек, Лешко, Линь, Лиса, Липок, Лихарь, Лихач, Лихо, Лиховид, Лихослав, Лобан, Лозан, Лось, Лочок, Луд, Лудслав, Лунь, Лупиглав, Лучан, Лучезар, Льстимир, Льстислав, Лызло, Лында, Лытка, Лычезар, Любим, Любислав, Любодар, Любозар, Любомил, Любомир, Любомудр, Любомысл, Любонег, Любор, Люборост, Любочад, Любояр, Любша, Людевит, Людивой, Людек, Людин, Людмил, Людобож, Людомир, Людослав, Людота, Лют, Лютобор, Лютобран, Лютовой, Лютовид, Лютогнев, Лютоман, Лютомир, Лютомысл, Люторад, Ляшько, Майеслав, Майслав, Мал, Маламир, Малогость, Малыга, Малыш, Малюта, Марибор, Марун, Маслав, Междамир, Межко, Мезенмир, Мезислав, Мень, Меньшак, Меньшик, Местивой, Местило, Местиуй, Местята, Метислав, Мецислав, Мечеслав, Мечислав, Меша, Мешко, Микула, Мил, Милад, Милан, Милей, Милен, Миливой, Милидух, Милко, Милован, Милодар, Милогость, Миломир, Милонег, Милорад, Милослав, Милота, Милош, Милутин, Мильц, Милюта, Миляй, Милятин, Миробог, Мирогость, Миронег, Миролюб, Мироног, Мирослав, Мистиша, Михн, Мичура, Мишата, Млад, Младек, Мната, Мнислав, Мовеслав, Могута, Моислав, Моймир, Мокош, Мокроус, Молибог, Молнезар, Молчан, Молчун, Момчил, Мончук, Моргун, Моргач, Мордас, Мороз, Морозко, Морхиня, Моста, Мостило, Мстибог, Мстивой, Мстиж, Мстислав, Мудрослав, Мун, Мура, Мураш, Мусат, Мусокий, Мутур, Мухло, Мятижир, Наволод, Нагиба, Надежда, Надей, Найдён, Након, Намест, Нарышка, Наседка, Нахаба, Небулос, Невер, Невзор, Негодяй, Негорад, Негослав, Недан, Неделя, Нежата, Неждан, Нежен, Нежил, Незамысл, Незван, Незда, Нездило, Нездиня, Незнайко, Неклан, Неклюд, Некрас, Некрута, Нелюб, Немат, Немизь, Немил, Немир, Ненад, Ненаш, Непомук, Нерадец, Нерев, Несда, Несмеян, Неугода, Неудача, Неуспокой, Неустрой, Нехорошей, Нецислав, Нечай, Неядва, Никлот, Нискиня, Новак, Новик, Новожил, Новомир, Ноздрьча, Носик, Носко, Нур, Нянко, Обиден, Образец, Овсяник, Овчина, Огневед, Огнедар, Огнезар, Огнеслав, Огурец, Одинец, Одяка, Озар, Озим, Окатье, Окула, Окунь, Олбран, Олдан, Олег, Олель, Олен, Олех, Олимер, Ольбег, Ольстин, Олята, Омьша, Оногость, Ончутка, Опост, Ордогост, Орей, Орёл, Орлин, Орогость, Осина, Оскол, Осляба, Осмак, Осменник, Осмол, Осмомысл, Осока, Останец, Остроглаз, Островец, Остромир, Остромысл, Остроус, Остроух, Осьмиглаз, Осьмун, Отай, Отеня, Отрад, Ошурок, Ощера, Падинога, Падун, Пакобуд Пакомил, Пакослав, Пальчек, Пан, Паркун, Паря, Пасмур, Пачемир, Пачеслав, Пащек, Певень, Пелг, Пепелюга, Перван, Первой, Первонег, Первослав, Первуша, ПереверниГора, Перегуд, Передслав, Перемышль, Перенег, Переплут, Перепят, Пересвет, Пересмага, Пересмяк, Переяр, Переяслав, Перко, Перунько, Перята, Петун, Пешка, Пешок, ПёсьяСтарость, Пинай, Пинещин, Пискун, Пирогость, Плавен, Плакса, Плаксень, Пламен, Плат, Плен, Пленко, Плехан, Плешко, Плоскиня, Повтарь, Погудко, Подебрад, Поджар, Поджога, ПодоприГора, Подпрята, Позвизд, Поздей, Познан, Позняк, Покатигорошек, Поле, Полежай, Полетай, Полуденник, Полюд, Полян, Попель, Попельвар, Порей, Поруба, Порывай, Посока, Поспел, Постник, Потан, Потепа, Потеха, Поток, Потучик, Починок, Правдолюб, Праволюб, Правомил, Православ, Прасол, Предмир, Предполк, Предраг, Предслав, Преибор, Прелюб, Премил, Пренег, Премысл, Преслав, Престан, Претимир, Претич, Прехвал, Прибина, Прибислав, Прибувой, Прибыгнев, Прибыдруг, Прибынег, Прибыток, Прибыхвал, Прибычест, Прибыша, Привал, Придан, Прилук, Примак, Прислав, Приснобор, Приснослав, Притыка, Приугрюмище, Пркош, Провид, Продан, Прозор, Прокуй, Прокшиня, Просислав, Просо, Простибор, Простивой, Простигнев, Простимир, Простислав, Прохн, Прочица, Прус, Пруша, Пршемысл, Псан, Пузейка, Пулкав, Пустило, Пустимир, Пустовид, Путарь, Путивой, Путила, Путимир, Путислав, Путисил, Путьша, Путята, Пучна, Пырей, Пяст, Пятак, Рагоза, Радей, Радех, Радивой, Радило, Радим, Радимир, Радислав, Радко, Радобрат, Радобой, Радобуд, Радован, Радовзор, Радовид, Радовит, Радогой, Радогорд, Радогость, Радожар, Радожир, Радолюб, Радом, Радомил, Радомир, Радомысл, Радонег, Радосвет, Радослав, Радосул, Радота, Радотех Радочест, Радош, Радуж, Размысл, Разрывай, Разумник, Раковор, Рамен, Ранко, Раножир, Ранослав, Рарог, Распута, Растимир, Растислав, Растич, Ратай, Ратебор, Ратибор, Ратислав, Ратмир, Ратша, Рах, Рахдай, Раце, Рацлав, Рачуйко, Рев, Резник, Рекун, Репа, Репех, Рог, Рогволод, Рогдай, Рогня, Родан, Родислав, Родогой, Родогор, Родолюб, Родомил, Родомысль, Родосвет, Родослав, Рознег, Ропша, Росволод, Рослав, Ростигнев, Ростимир, Ростимысл, Ростислав, Ростих, Ростичар, Ртищ, Рубец, Рудак, Рудожир, Рудомир, Рудомысл, Рудослав, Рудоток, Румянец, Руно, Рус, Русай, Русалко, Русан, Русин, Рутын, Рыж, Рында, Рылей, Рюма, Рюрик, Ряб, Рядко, Ряха, Садко, Само, Самовит, Самовлад, Саморад, Самород, Самоха, Санко, Сах, Сбыгнев, Сбывой, Сбылют, Сбыслав, Сбычест, Сваромир, Сваруна, Свебож, Свентояр, Свень, Сверчок, Светех, Светибог, Светигнев, Светигой, Светилюб, Светислав, Светичест, Светлан, Светник, Светобор, Светодар, Световик, Светолик, Светомир, Светомысл, Светозар, Светокол, Светолик, Светослав, Светояр, Свибл, Свир, Свирыня, Свиря, Свирята, Свищ, Свободан, Своерад, Свойбог, Свойбор, Свойжир, Своймир, Своймысл, Свойслав, Свойчест, Свойрад, Своята, Святобой, Святобор, Святогор, Святожизн, Святозар, Святозор, Святомир, Святоплуг, Святополк, Святорад, Святослав, Святоша, Святояр, Сдебуд, Сдевит, Сдевой, Сделют, Сдемил, Сдемир, Сдемысл, Сдеслав, Сдила, Сева, Сегеня, Седун, Сежир, Сезем, Селан, Селимир, Семидол, Семовит, Семой, Семьюн, Середогост, Сережень, Сецех, Сивак, Сивер(Север) , Сиводед, Сиволап, Сивояр, Сидраг, Силимир, Силослав, Силостан, Сирослав, Синеок, Синко, Скалкус, Скарбимир, Скарбомир, Скарбислав, Скиф, Склов, Скородум, Скордяй, Скорына, Скорята, Скотень, Скрипица, Скрынь, Скряба, Скуба, Скурат, Славата, Славко, Славен, Славер, Славибор, Славий, Славн, Славовит, Славолюб, Славомир, Славомысл, Славонег, Славосуд, Славотех, Славута, Славята, Слинько, Слободан, Словиша, Словута, Слон, Слудый, Смага, Смехн, Смеян, Смил, Смирной, Смола, Смолига, Смык, Смысл, Снежко, Сновид, Собеслав, Собигорд, Собидраг, Собимил, Собимысл, Собин, Собирад, Соболь, Собота, Сова, Содлилка, Сокол, Сокольник, Солн, Соловей, Сомжар, Сонцеслав, Сорока, Сочень, Спех, Спирок, Спитигнев, Спичак, Ставок, Ставр, Станивук, Станил, Станило, Станимир, Станислав, Станята, Старовит, Старовойт, Старой, Старослав, Старшой, Стемир, Стипко, Стогость, Стожар, Стоигнев, Стоик, Стоимил, Стоймир, Стойслав, Столпосвет, Стоядин, Стоян, Страба, Страдослав, Страж, Страживой, Стражимир, Стражислав, Странимир, Странислав, Страх, Страхквас, Страхил, Страшимир, Страшко, Стребор, Стрежимир, Стрежислав, Стрезибор, Стрекало, Стрет, Стрига, Стригун, Стрижак, Строй, Стройгнев, Строймир, Стройслав, Стук, Ступа, Стуш, Стырь, Сувор, Судак, Судибор, Судивой, Судимир, Судислав, Судиша, Судор, Сул, Сулибор, Суливой, Сулимир, Сулислав, Сулирад, Сумник, Суморок, Суровен, Сусара, Сухан, Сухой, Сухобор, Суховерх, Сухослав, Суш, Сындал, Сып, Сыт, Сябр, Табомысл, Таислав, Талалай, Талец, Таргитай, Тас, Татомир, Твердибой, Твердило, Твердимир, Твердин, Твердислав, Твердодраг, Твердолик, Твердополк, Твердош, Твердята, Творинег, Творирад, Творилад, Творило, Творимир, Творислав, Творьян, Телепень, Тепло, Тепта, Терпило, Терпимир, Терпимысл, Терпислав, Тетва, Тетислав, Тетомысл, Техобуд, Техожит, Техомысл, Техослав, Тешата, Тешен, Тешигнев, Тешигор, Тешидраг, Тешимир, Теширад, Тешислав, Тилей, Тиста, Тихоелето, Тихомил, Тихомир, Тихомысл, Тихорад, Тишина, Толигнев, Толимир, Толислав, Толчь, Томивой, Томило, Томимир, Томислав, Топор, Тороп, Торч, Торчин, Точена, Транно, Требибор, Требимир, Требислав, Требомысл, Треборад, Тревзор, Трегуб, Тредеграс, Трезор, Треска, Третьяк, Тримир, Трун, Трут, Тугарин, Тугло, Тугодум, Тугожир, Тужир, Тугомир, Тугомысл, Тулик, Тумаш, Тупочёл, Тур, Турдей, Турила, Туровид, Туряк, Тус, Туча, Туша, Тынина, Тыра, Тюря, Тютя, Уветич, Углеша, Угомон, Угоняй, Уголёк, Угост, Угрим, Угрюм, Уда, Удал, Удача, Уегость, Улеб, Улич, Улыба, Умай, Умил, Умник, Умысл, Унебож, Унемир, Унибор, Управка, Ураз, Урех, Урюпа, Усан, Услав, Устрой, Усхоп, Усыня, Ута, Утеш, Утешан, Утренник, Ушак, Ушмян, Халява, Хвалимир, Хвалибог, Хвалибор, Хвалислав, Хват, Хвилибуд, Хвост, Хвороща, Хвощ, Хижа, Хитран, Хлеб, Хлебослав, Хлопан, Хлоптун, Хлубан, Хлуд, Хлын, Хлыст, Хмель, Хмар, Хмырь, Хов, Хован, Ходан, Ходимир, Ходислав, Ходота, Ходына, Хомун, Холопище, Хорив, Хоробор, Хоробрит, Хортивой, Хорь, Хот, Хотен, Хотибор, Хотивой, Хотимир, Хотимысл, Хотирад, Хотислав, Хотобуд, Хотовид, Хотомель, Хотомир, Хотонег, Хоц, Хотуль, Хохряк, Храбр, Хран, Хранибой, Хранибор, Хранидруг, Хранимир, Хранислав, Храрь, Хрват, Хрипан, Хрипун, Хруль, Хрьсь, Хубен, Худаня, Цветан, Цветимир, Цедеда, Целибор, Целимир, Цтибог, Цтибор, Цтирад, Цтислав, Цукан, Чадобор, Чадогость, Чадодраг, Чадомил, Чадомир, Чаебуд, Чаевой, Чаевуй, Чаегость, Чаеслав, Чаестрый, Чапонос, Чач, Чаян, Череда, Чернота, Черноус, Черныш, Чернь, Черняк, Чеслав, Честа, Честен, Честибог, Честибор, Честиброн, Честивой, Честигнев, Честимил, Честимир, Честимысл, Честирад, Честислав, Четверик, Четырь, Чех, Чилига, Чина, Чистомил, Чистосвет, Чистослав, Чрен, Чстень, Чтан, Чтибор, Чтимир, Чтирад, Чтислав, Чудак, Чудимир, Чужедраг, Чужимир, Чужесуд, Чудород, Чулок, Чура, Чурик, Чурила, Чурослав, Чус, Чух, Шадр, Шарко, Шварн, Шелеп, Шемяка, Шестак, Шигона, Шипуля, Ширяй, Ших, Шишка, Шмель, Шостак, Шуба, Шукля, Шукша, Шульга, Шумило, Шумиха, Шуст, Шутибор, Щадило, Щапа, Щебениха, Щедрик, Щек, Щекарь, Щеня, Щерб, Щерба, Щербан, Щетина, Щило, Щука, Элемир, Эней, Юрас, Юрий, Юша, Явдята, Яволод, Явор, Ягнило, Ядрей, Ядринец, Ядыка, Язвец, Яловец, Ян, Янислав, Яр, Ярек, Ярец, Яробор, Яробуд, Ярогнев, Яролик, Яролюб, Яромил, Яромир, Яромудр, Ярополк, Яросвет, Ярослав, Ярун, Ярыш, Ячменёк.
  
   На смешном имени "Корепан" в квартире вдург отключается электроэнергия. "Корепан" похоже на "корефан" -- у нас в школе это значило "друг", этакая вольная производная от слова "кореш"...
   Мой старенький UPS жалостливо пищит. Он держит комп с монитором всего минут пять, а потом отрубается. Тороплюсь выключить компьютер, поспешно сохраняю на винт страничку со списком имен, а вот записать файл с расшифровкой имени Радимир не получается -- браузер выдает табличку "Невозможно сохранить страницу". Времени копировать в текстовой файл уже нет -- скорей бы выключить компьютер. Потом заново найду, дочитаю.
   Монитор гаснет, и я остаюсь в полумгле. На улице еще не темно, но уже и не светло. Дома я один, Анька уехала к маме, приедет только завтра днем. Выглядываю на лестничную клетку. Там света тоже нет, значит, электроэнергию отключили во всем. В квартире тишина, на улице тоже, только слышно, как в туалете по сточной трубе бежит вода, да внизу хлопает металлическая дверь.
   Иду на кухню. Хочется чего-нибудь съесть, но без электричества даже чай не согреть. Звоню в аварийную службу, но там занято. Лезу в холодильник, но только открываю дверцу, как он вздрагивает и внутри загорается свет. От неожиданности я тоже вздрагиваю. Выходит, свет дали. Быстро!
   Достаю сваренный Анькой рыбный суп из консервированной сайры. Его немного, на раз поесть. Ставлю кастрюлю разогреваться и иду включать компьютер. Прислушиваюсь -- не кипит ли суп? -- и снова задаю поиск "Радимир". Уже не помню, в какую ссылку тыкался, поэтому жму наугад. Машина выдает кусок текста. Страница из какой-то книги с заголовком "В. Демин. Тайны русского народа". Выхватываю глазами слово "Радимир", перемещаюсь чуть выше и читаю:
  
   Одним из верховных древнеславянских божеств был Род -- прародитель мира и человека. Он олицетворял всю космическую жизнь. Имя владыки мира до сих пор живет в нашем языке, породив подобно своему носителю целую вереницу однокоренных понятий, которые всегда имели огромное значение для русских людей: "родина", "природа", "народ", "родичи", "родник", "роженица", "урожай" и др.
   Бог Род -- хранитель родственных уз, олицетворение семейной любви и человеческого братства, он также распорядитель Книги судеб, отсюда и поговорка: "Что на роду (Родом) написано -- тому не миновать!"
   В процессе исторического развития общие в прошлом слова и корни во всех языках подвергались большим изменениям, многокатно чередовались и утрачивались гласные и согласные звуки. Однако даже сейчас, по прошествии многих тысячелетий, в языках различных народов живущих на разных континентах, общая лексическая основа легко узнаваема. В этом можно убедиться при этимологическом анализе имени Род. Так в санскрите и древнеиндийской мифологии нетрудно обнаружить близкие по смыслу слова: Родаси (rуdas-i), -- богиня, олицетворяющая молнию (жена Бога Рудры); rуd-as -- "небо и земля" вместе взятые; roda -- "вопль" (от боли), сопоставимо со славянским "роды", которые всегда сопровождаются криком.
   Подобные же совпадения обнаруживаются и в древнегреческой мифологии. Так владыка морей Посейдон имел дочь Роду (от нереиды Амфитриты) и сына Рода -- от Афродиты.
   Налицо совпадение эллинских, индийских и проторусских божеств, названных Родами. Очевидно, что их общие корни уходят в глубины этнокультурных пластов. В процессе развития и разделения некогда единого языка произошло чередование гласных "о", "а", "у" и согласных "д" и "т" (какие из них были первичными, сейчас определить довольно сложно). Таким образом корень "род" превратился в новые лексические основы "руд" и "рад" ("рат"). Получился целый набор на первый взгляд разрозненных, но на самом деле очень взаимосвязанных понятий. Корень "руд" легко просматривается в слове "руда", которое в прошлом означало "кровь" ("Отчего кровь-руда наша?" -- спрашивается в Голубиной книге). От него образовались слова: "рдеть" ("краснеть") и "рдяный" ("алый"). Также, как и в русском языке, в санскрите четко просматривается понятие rudhira ("кровь", "красный", "кровавый"), а в ведийском контеоне имеется свирепый бог Рудра -- носитель разрушительного начала во Вселенной, супруг богини Родаси и предтеча великого Шивы.
   Корень "рад" лежит в основе таких слов, как "радость", "рада" ("совет"), "радетель", "радуга", "радение" ("страдание", в том числе "коллективное религиозно-обрядовое действие"), "радуница" (древнейший обычай поминания умерших на могилах). Этот же корень и в древнерусских именах -- Радомысл, Радогост, Радим (производное от Радимир). Последний был родоначальником восточнославянского племени радимичей.
   Теперь, предположив, что древнеславянское верховное Божество -- Род является продолжением протоарийских верований, попробуем определить возможные функции древнерусского первобога. Главные эпитеты Рудры в Ригведе -- "блистающий", "свирепый", "убивающий", "кровавый". Надо полагать, большую часть перечисленных свойств следует отнести и к богу Роду. Но Род, как и его прообраз -- Рудра (в дальнейшем трансформировавшийся в Шиву), не может быть носителем одних негативных и разрушительных качеств. Верховное космическое существо, почитаемое как хранитель рода, не может носить только лишь отрицательный заряд. У всех народов такое божество сосредотачивало в себе ужас и радость, кару и милость, раздор и согласие, разрушение и созидание. Неспроста исходное санскритское слово rуd-as, однокоренное имени русского бога, означает "небо и землю вместе взятые". Поэтому очевидно, что и бог Род (олицетворявший крепость и благополучие проторусских племен) выполнял и более мирные функции, вытекающие из значения однокоренных слов: "радетель", "радость", "рада" ("совет", "согласие"). Однако и согласия часто приходится достигать жестокими методами, а радость нередко бывает буйной.
  
   Вспоминаю про суп и бегу на кухню. Бульон уже весь выкипел, а гуща начала подгорать. Поел называется! Сколько раз говорил себе, что если ставлю что-то разогреваться, то за телевизор или компьютер лучше не садится! От того, что суп испарился, есть хочется еще сильнее. Задумчиво изучаю внутренности холодильника. Готовить что-то серьезное -- нет настроения. Решаю обойтись холостяцким блюдом -- яичницей с ветчиной и луком. Еще можно помидор добавить для сочности.
   Пытаюсь разрезать помидор, но нож очень тупой -- скользит по гладкой кожуре, но не режет. Достаю наждачный брусок и точу нож. Пробую пальцем -- готово! Теперь ножик легко впивается в алую помидорную плоть. Совсем другое дело! Очищаю луковицу и тоже пытаюсь ее покрошить, но промахиваюсь и режу себе палец. Наверное, глубоко, потому что весьма чувствительно.
   Не везет мне сегодня с ужином! Прижимаю отрезанный кусочек кожи другим пальцем и иду искать йод. После того, как кровь немного останавливается, заклеиваю палец лейкопластырем и иду обратно на кухню. На зеленоватых луковичных чешуйках вижу капельки собственной крови. "Отчего кровь-руда наша?" -- подсказывает мне память...
  

***

  
   -- Какое-то уж слишком ужасное имя, -- говорит Анька, когда я рассказываю ей о результатах своих изысканий.
   -- Тебе же нравилось имя Рада?
   -- Нравилось, а сейчас уже не знаю... Может быть как-нибудь иначе его назовем? Все-таки Радимир непривычно как-то...
   -- Считаешь, что назвать Владом или другим банальным именем будет лучше?
   -- Ну почему сразу Владом? Можно Михаилом, Юрием...
   К каждому имени я сразу примеряю свое отчество -- Михаил Антонович, Юрий Антонович... Потные руки, красная лысина... Чтобы моего сына звали так же, как этого ублюдка? Да никогда! Только через мой труп! Может быть Радимир Антонович и немного смешно звучит, но ведь нужно как-то вырываться из круга всеобщей серости!
   Все-таки люди странные существа! Каждый родитель хочет, чтобы его ребенок рос умным, красивым, непохожим на других детей. Каждый считает своего отпрыска единственным и неповторимым. Но, как только дело доходит до имени, так этот же самый родитель выбирает для ребенка самое заурядное! Какой идиотизм! Ведь придумывают же копирайтеры для косметических кремов и йогуртов красивые оригинальные названия. Почему же на людей это правило не распространяется?
   Кстати, недавно читал, что в Америке новое веяние -- называть детей именами торговых марок... Может быть, и до нас эта мода когда-нибудь доберется. Чем черт не шутит? И будут моего внука звать "Джейсевэном" или "Даноном"...
   -- Только не Юрием, -- говорю я Аньке.
   -- А чем тебе Юра не нравится?
   -- Придумай что-нибудь другое. И вообще, если у нас нет согласия в этом вопросе, то давай кинем жребий.
   -- Антон, ну какой может быть жребий! Пусть будет Радимир, если тебе так нравится. Пусть будет маленький Радик...
  
  

Глава двадцатая

  
   -- Ладно, я не настаиваю, -- говорит Хосе Мануэль и вешает трубку.
   Меня бьет нервная дрожь. Черт! Да за кого он меня принимает? Чтобы я фотографировал окровавленные жертвы? Если он думает, что я на все готов ради денег, то он ошибается!
   Не в силах усидеть за столом я встаю и начинаю ходить из угла в угол. И без того творчество сдвинутых художников начинает меня доставать. Мне кажется, что даже мои собственные рисунки изменились. Стали более жестокими и кровавыми, а в лицах человеческих героев стало проступать что-то демоническое. Как будто, как в фильме "Горец", энергия побежденного перешла к победителю, но при этом так и осталась энергией зла, и, чем больше врагов ты убиваешь, тем меньше в тебе остается твоего настоящего, и уже непонятно, кто выиграл в итоге.
   Не знаю, когда я буду воплощать эти свои рисунки на холсте, да буду ли? Сейчас, когда Анька беременна, и потом, когда родится ребенок, краской в доме лучше не вонять. Мысленно я уже простился с живописью и отложил ее в ужасно долгий ящик. Пока делаю только карандашные наброски.
   От ходьбы я немного успокаиваюсь. И что я так взъелся на Хосе Мануэля? Да, его предложение пофотографировать мне неприятно. Но он же не давил на меня, не выдвигал ультиматум -- или ты фотографируешь или увольняешься! Наоборот, сказал, что ценит мой труд и поэтому хочет, чтобы и с местным документальным разделом тоже все было в порядке. А с другой стороны, моя работа уже мало, чем отличается от работы фотографа, разве только теми, что я не выезжаю на места преступлений.
   Я подхожу к столу и неловким движением раскрываю папку. Она падает, и ее содержимое разлетается по полу. Я не спешу собирать листочки. С высоты человеческого роста даже удобней обозревать работы. Я наклоняюсь и переворачиваю неудачно упавшие листочки лицевой стороной вверх.
   Это работы Андреса Серрано. В его творчестве я усмотрел два направления. Первое -- откровенное издевательство над религией и человеческими ценностями. Мастурбирующие монахини. Изъеденные нарывами ляжки и член мертвого священника курпным планом. Кардинал на фоне дыбы с окровавленной женщиной. Суперреалистичные фотографии трупов...
   Второе направление -- абстрактные фотокомпозиции с мутными кровавыми разводами и серия работ с силуэтами распятого Христа. В некоторых работах нет ничего предосудительного, при желании их даже можно назвать красивыми. В других Андрес снова плюет в лицо ошарашенному зрителю, но делает это уже более деликатно. Вот, например, распятый Иисус, но на переднем плане вместо толпы людей торчит шеренга куриных лап.
   Чувствуется, что главный девиз Серрано -- всячески осквернять то, что еще осталось неоскверненным. Не художник, а собака спешащая задрать ногу на только что оштукатуренный угол.
   Устал я от всего этого. Такое впечатление, что в мире не осталось нормальных художников. Потихоньку даже начинаю тосковать по слащавым пейзажам советской эпохи. Конечно, там другая крайность -- унылая расслабляющая скука, но, вряд ли она может противостоять кровавой мясорубке современного искусства.
  

***

  
   Анька стала чаще ездить к маме. Скучает. Оно и понятно, жить с вдвоем с мужчиной ей еще непривычно, а в такой момент тем более хочется прильнуть к маминому плечу. Что ж, -- ко всему привыкают постепенно, быстро только кошки родятся!
   Я кошусь на Феликса. Он дремлет на стуле рядом с батареей. На улице минус двадцать пять, но весна уже не за горами. Возможно, уже скоро Феликса попросят приголубить кошку моей интернет-знакомой.
   Срочной работы у меня сегодня нет, поэтому решаю сделать ревизию своего живописного творчества. Из большого ящика, специально сколоченного для хранения картин, достаю двенадцать своих работ маслом. Еще две картины снимаю со шкафа. Итого четырнадцать больших холстов. Кроме этого имеется штук тридцать старых акварелей, которые я рисовал до того, как перешел на масло, и несколько толстых папок с набросками и эскизами. Вот и весь мой творческий багаж.
   Устраиваю маленький вернисаж. Расставляю холсты по всей комнате. Включаю группу Massive Attack, сажусь в кресло и, словно полководец, изучающий свое поредевшее после сражения войско, рассматриваю то, что еще не успело распылиться по чужим квартирам и художественным салонам. Мой маленький выдуманный мир.
   Когда перед тобой сразу несколько полотен, то воспринимаются они совсем не так, как поодиночке. Одна картина -- слабый проблеск, три -- яркий луч, двадцать -- палящее солнце. И если твоя душевная кожа еще окончательно не задубела, если она еще способна вырабатывать ультрафиолет, ты обязательно почувствуешь излучение воплощенного в красках мира. Но это, конечно, только в том случае, если художник стоящий... А я -- стоящий художник?
   Я вглядываюсь в свои работы. Как оценить, хороши мои работы или плохи? Количеством восторженных записей в книге отзывов или заплаченной за мои холсты суммой? Или каждую картину нужно оценивать строго по пунктам -- новизна идеи, точность композиция, взаимоотношение цветов, правильность перспективы и анатомии, техничность исполнения? Хорошо бы иметь такой приборчик -- навел его на картину, а он выдает циферки -- измеряет талант в процентах. Тогда бы все было ясно.
   Интересно, как бы я поступил, если бы этот приборчик показал, что я абсолютно бездарен? Наверное, бросил бы писать и, наконец, освободился от смутных надежд на то, что когда-нибудь мои картины будут продаваться за большие деньги. Но долго бы я не продержался. Нашел бы какое-нибудь другое занятие и снова питал бы пустые надежды. Так бы и обманывался всю жизнь. А впрочем, я и сейчас обманываюсь. Уже столько лет рисую, а никакого толку. Ни выставки, ни интернет, ни обещания столичных дилеров -- ничто не оправдало моих надежд. Единичные продажи не в счет. Хочется продавать свои картины не за 300 долларов, а за 300 000. Тогда бы я может быть и удовлетворился. А так не творчество, а мышиная возня.
   Может быть, сжечь все к чертовой матери?! Раз и навсегда обрубить концы и больше не мучиться, не тратить понапрасну время и силы? Именно сжечь! Уничтожить!!! А не раздарить и не убрать в кладовку. Но это будет похоже на самоубийство. Кто я без всего этого? Заурядный дизайнер, ублажающий тупоголовых клиентов... А с этим? Еще и заурядный художник, малюющий никому не нужные холсты...
   Мысль о прощальном костре из своих полотен приходит в мою голову уже не в первый раз. Это бывает, когда кажется, что света в конце тоннеля уже не будет, но стоит кому-нибудь купить пару моих работ, как тут же просыпается оптимизм и появляется стимул к дальнейшему творчеству.
   Я наклоняюсь вперед и нежно провожу пальцами по изображению крылатого дракона. Чувствую холодные, шершавые бугорки мазков. Наверное, очень похоже на настоящую драконью кожу. Я знаю, где-то там, под слоем краски, у дракона бьется сердце. Мое сердце... Пусть живет! Будет, что сыну показать -- где еще найдешь такую большую иллюстрацию к сказке про Змея Горыныча?
  

***

  
   Сквозь сон слышу шум в комнате. Через пару секунд осознаю, что это Феликс скачет по комнате. Еще через пару секунд понимаю, что скачет он не просто так -- слишком резво скачет и, судя по звукам, мечется по всей комнате.
   Вскакиваю с постели, и тут в спальню, чуть не задев меня крылом, влетает синица и начинает бешено биться в закрытое окно. Следом влетает Феликс и, совершив стремительный прыжок, хватает птицу. Я даже не успеваю ничего понять, слышу только слабый писк. Но спасать синицу уже поздно -- Феликс крепко держит добычу в зубах.
   Мне совсем не хочется, чтобы кот терзал несчастную птицу в спальне. Я быстренько забрасываю Феликса вместе с добычей в туалет и закрываю дверь. Пусть доканчивает ее там.
   Снова залезаю под одеяло. В квартире прохладно. На ночь я открыл в зале форточку, вот синичка и залетела погреться. Клюнула на домашнее тепло и поплатилась. Немного чувствую себя виноватым, но в то же время я рад за Феликса. Все-таки первая настоящая охота. Хоть и одомашненный, но хищник.
   Минут пятнадцать тщетно пытаюсь уснуть. Еще только восемь часов утра, а лег я вчера поздно. Ворочаюсь, прислушиваюсь к звукам в туалете, но там на удивление тихо. Встаю и осторожно туда заглядываю. Синица лежит на коврике, а Феликс спокойно сидит рядом и, похоже, добычей больше не интересуется.
   Приглядываюсь к синице. Вроде не шевелится. Осторожно тыкаю ее пальцем. Похоже, что уже мертвая. Не удивительно, когти у Феликса -- будь здоров! На себе испытано.
   Аккуратно заворачиваю птичье тельце в полиэтиленовый пакет. Даже сквозь пленку чувствую еще не улетучившееся тепло крохотного тельца. Кладу пакет обратно на коврик в туалете, а Феликса оттуда выгоняю. Потом выброшу этот птичий гробик.
   Ложусь обратно в постель. Тут же приходит Феликс и начинает ластиться. Забирается ко мне на грудь и заводит свою мурлыкающую песню. Ласково глажу его. Он задирает вверх свою усатую мордочку и довольно трется носом о мои пальцы. Странно, что он совсем не интересуется своей добычей. Поймал и забыл. А я думал, он будет пытаться ее съесть. Хотя, какое "съесть"? Если он зачастую даже на сырое мясо не реагирует, то, что говорить о хиленькой неощипанной тушке?
  

***

  
   Очередная серия морозов наконец-то закончилась. Теперь мы с Анькой гуляем по новому маршруту -- в сторону церкви, но из леса не выходим. Поднимемся на пригорок, полюбуемся издалека золотой луковкой и идем обратно. Вот и сегодня, купили по пакетику фисташек, бутылочку минеральной и отправились на прогулку.
   Солнце уже вовсю намекает, что скоро весна. Наконец-то можно будет скинуть тяжелую зимнюю одежду и расслабиться под теплыми лучами.
   Жду и боюсь весны. Боюсь потому, что за ней придет лето, Анька родит и... В общем, немного побаиваюсь той, неизвестной мне жизни, которая меня ожидает с рождением ребенка. Это же все изменится! И я, в первую очередь. Наверное, стану серьезнее, ответственнее, добрее...
   До недавнего времени, совсем не обращал внимания на маленьких детей, а теперь их с любопытством разглядываю. Думаю про себя: совсем скоро и у меня такой же малыш появится. Как он будет выглядеть? Какой у него будет голос, характер? Совершенно не представляю себе собственного сына! Запросто могу представить себе будущих детей всех своих знакомых, даже дочку похожую на Аньку, но вообразить собственного сына не получается. Но ничего, недолго осталось -- скоро все наяву увижу, без всяких фантазий.
   Мы уже подходим к дому, как вдруг краем глаза замечаю что-то знакомое. Поворачиваю голову и вижу метрах в сорока собаку. Бабкину собаку. Или не бабкину? Оглядываюсь -- бабки нигде не видно. Собака без веревки, куда-то озабоченно спешит по своим делам. Киваю Аньке:
   -- Смотри, вон бабкина собака!
   Анька морщит лоб. Тоже не может понять, почему собака бежит по лесу одна, без хозяйки, ведь та все время таскала пса за собой, никогда не выпускала веревку из рук.
   -- Да, это бабкина собака, -- подтверждает Анька, -- Потерялась что ли? Или что-нибудь с бабкой случилось?
   -- Тогда бы за собакой веревка волочилась, -- всматриваюсь я вслед псу, -- Да, наверное, и не отходил бы от хозяйки... Веревки не видать!
   -- Значит веревка отвязалась, -- констатирует Анька.
   Насколько возможно, мы ускоряем шаг, однако встречаем бабку живой и невредимой у своего подъезда. Она в своих неизменных спортивных штанах, балоневой куртке и вязаной шапке. В руке веревка-поводок. Я спешу порадовать бабку, что мы видели ее убежавшего пса и указываю направление, куда он побежал. В ответ бабка равнодушно машет рукой.
   -- Убежал... Пусть погуляет, захочет есть -- вернется...
   Я вспоминаю впалый, как будто слипшийся изнутри, живот бабкиной собаки и думаю про себя, что этому, оголодавшему на пенсионной диете, животному какая-нибудь приличная помойка может показаться раем. Но даже, если на помойке и не найдется ничего съестного, все равно, короткая жизнь на воле, с собачьми драками и свадьбами, гораздо лучше тюремного существования в веревочной петле выжившей из ума старушенции.
   Вспоминаю своего Феликса. Наверное, он тоже не отказался бы погулять на свободе, хотя боится улицы, как огня. Может быть, стоит купить дачу? Для себя и Аньки, для Феликса, для будущего ребенка? Лучше, конечно, подальше от города, в сосновом бору, около небольшого озера... Но тогда и машина нужна... А ведь на даче можно и картины писать! Другие картины. Красивые солнечные букеты. Прямо с натуры. Астры, гладиолусы, подсолнухи...
  
  

Глава двадцать первая

  
   На столе передо мной пачка денег. Очередная зарплата и отпускные от Хосе Мануэля. Идти в отпуск я пока не собираюсь. Просто исполнился год, как я работаю на испанца, и мне выдали положенную сумму.
   Этот год пролетел незаметно. Если отслеживать жизнь день за днем, то день вчерашний от сегодняшнего мало, чем отличается, но если оглянуться на год назад, то уже явственно видишь, что жизнь не стоит на месте. Все куда-то движется, к чему-то стремится и я, увлекаемый этим бесконечным течением, тоже куда-то плыву. Или падаю, все больше ускоряясь с каждой минутой.
   Я вытягиваю из пачки тысячную купюру. Дизайн у современных российских денег очень убогий, никакого сравнения с дензнаками советской эпохи, тогда были настоящие шедевры. Кажется, автора советских рублей звали Иван Дубинин, кроме Советского Союза, он сделал деньги для Болгарии и для Кубы.
   На современной тысячерублевке изображен памятник Ярославу Мудрому. Слышал, что вдова скульптура Олега Комова подала в суд на государство за то, что оно без разрешения поместило на купюре изображение этого монумента. Раньше бы никому и в голову не пришло предъявлять подобные претензии. Наоборот, гордились бы, что такой чести удостоились, а теперь все об авторских правах пекутся. Понятно, что авторы денег залепили на них то, что под руку попалось. Это становится очевидным, если посмотреть на десятку с Красноярском, где позади моста изображены дымящиеся трубы какого-то завода. Конечно, из песни слов не выкинешь, но это же не значит, что рядом с памятником Ярославу Мудрому нужно изображать писающую на его подножие собачку.
   Пытаюсь засунуть деньги в бумажник, который Анька подарила мне на Новый год, но пачка слишком толстая и не входит ни в одно отделение, поэтому кладу ее в серединку и стягиваю ремешком с кнопкой. Засовываю бумажник во внутренний карман куртки, отчего он заметно оттопыривается. Немного неудобно, но буду привыкать.
   Запираю кабинет, сдаю ключ охраннику и выхожу на крыльцо. Погода меняется от холода к теплу, но весы склоняются то в одну, то в другую сторону. Сегодня вроде как равновесие, то есть относительно тепло, но ледяной ветер все усилия наступающей весны сводит на нет. Тяжелая зимняя одежда уже надоела, поэтому сегодня я одел куртку, а вместо норковой ушанки вязаную шапочку.
   Набрасываю на голову капюшон, пересекаю тесный дворик перед особняком и ныряю под арку. Тут, как в аэродинамической трубе. Ветер напирает, как будто не хочет выпускать меня за пределы двора. Даже воет от натуги, но я упорно шаг за шагом преодолеваю каменный колодец и выныриваю на улицу. Тут ветер уже слабее. Прохожих мало. Бредут, скорчившись, подняв воротники и втянув головы в плечи. Как будто чего-то боятся. По тротуару кружатся маленькие снежные вихри. Верхний слой снега смело, под ногами грязно-серая корка льда.
   Направляюсь в аптеку. Она в соседнем квартале. Реконструированное старое здание, по стилю напоминает особнячок Хосе Мануэля. Над входом горит фонарь, хотя еще день и, в общем-то, светло. Сразу вспоминаются строчки Александра Блока -- "Ночь. Улица. Фонарь. Аптека..." Эо, наверное, все, что еще осталось от Блока в современном мире. В каком-то буклетике видел заставку для сотового телефона с этой строчкой, а по телевизору усиленно крутят рекламу с этим стихотворением. Помнится, моя школьная учительница литературы говорила, что Блок написал это стихотворение, когда умер кто-то из его родственников. А теперь из человеческой трагедии делают шоу, и никому нет никакого дела до того, что чувствовал поэт, когда писал эти строки. Теперь все на продажу!
   В аптеке, кроме меня еще человек пять посетителей. Очевидно, забрели сюда погреться, но делают вид, что изучают витрины. Интерьер аптеки тоже под старину. Вдоль стен стоят резные деревянные шкафчики. За стеклянными дверцами аккуратно расставлены фарфоровые чашечки, бутылочки, бочонки. Покупаю для Аньки пластиковую баночку с надписью "Пренатальная формула. Биологически активная добавка к пище". На этикетке читаю:
  
   Способствует правильному внутриутробному росту и развитию плода, оказывает питательную поддержку женскому организму в период беременности и лактации, улучшает состав грудного молока.
  
   Кладу баночку в боковой карман куртки. Теперь моей правой руке в этом кармане не так вольготно, а высунешь руку наружу, так ветер тут же продувает шерстяную варежку и пальцы немеют.
   В ожидании автобуса прячусь от ветра за газетный киоск. Кроме меня тут уже топчется парень и пожилая женщина. В плохую погоду всегда мечтаешь, чтобы автобус подъехал сразу. Конечно, у меня есть деньги и на такси, но из принципа не хочется переплачивать водителям, только за то, что похолодало, а ты показался им состоятельным человеком. Не люблю я эти сытые шоферские взгляды, оценивающие толщину моего кошелька.
   В ожидании автобуса посматриваю на газеты и журналы. Решаю купить парочку толстушек с объявлениями. Все-таки меня еще не покидает мысль обзавестись машиной и дачей. Да и тысячу нужно разменять, а то все мелкие деньги оставил в аптеке. При виде тысячи продавщица охает и лезет под прилавок. Медленно вытягивает оттуда по одной сотенные купюры, боится ошибиться. Я начинаю нервничать -- светофор пропускает новую порцию автомобилей, и за ними я вижу несколько автобусов. Скорее всего, среди них окажется и мой, так обычно бывает... Приглядываюсь, и точно -- мой!
   -- Можно побыстрее? Мой автобус подходит! -- тороплю я продавщицу.
   -- Должна же я посчитать деньги! -- огрызается та.
   Наконец, протягивает мне сдачу. Не считая, сую ее вместе с бумажником в карман и бегу к уже остановившемуся автобусу. Чертова продавщица!
   Автобус, маленький пазик, набит пассажирами. Желающих уехать тоже немало. Я позади всех. Хорошо, если на нижнюю ступеньку войду, но девушка передо мной совсем не хочет мне ее уступать. Но оставаться на холодном ветру я тоже не желаю. Тем более сзади еще какой-то парень напирает, тоже хочет уехать.
   Я напираю на девушку. Тесню ее худосочный зад своей грудью. Наконец, она уступает моему нажиму, и я втискиваюсь на последнюю ступеньку. Ну и давка! Прямо, как при социализме. Все-таки нужно было поймать такси, пусть бы водила подавился лишним полтинником!
   Водитель все не трогается, ждет, когда в автобус набьется побольше народу. Кондукторша противным базарным голосом кричит традиционное: "Проходим на заднюю площадку!" Народ нехотя уплотняется, но, похоже, парень позади меня уже раздумал ехать.
   -- Мужчина, у вас кошелек вытащили! -- вдруг произносит прямо мне в ухо сидящая у дверей пассажирка и показывает пальцем за мою спину, -- Вон парень побежал...
   Я не сразу понимаю, что обращаются именно ко мне, ведь бумажник-то у меня во внутреннем кармане -- хрен вытащишь! Но мой оптимизм тут же испаряется, когда я понимаю, что второпях сунул бумажник в боковой карман куртки. Я хлопаю себя по карманам, и меня прошибает холодный пот -- бумажника нет! Растяпа! Там же деньги, документы!!!
   -- Твою мать! -- непроизвольно вырывается у меня.
   Я спрыгиваю на землю и резко разворачиваюсь. Уже довольно далеко замечаю спину убегающего со всех ног парня. Того самого, который стоял со мной у киоска. Вот сука!
   Я бросаюсь за ним. Когда-то я серьезно занимался бегом и даже защищал на соревнованиях честь своего института. Догоню!
   Я мчусь по улице. Испуганные прохожие прижимаются к стенам домов. Парень сворачивает во двор какого-то жилого дома. Он знает куда бежать, маршрут, наверняка, хорошо продуман. Но, пока я его вижу, он не скроется!
   Ветер обжигает мое лицо, но я уже не чувствую холода. Перепрыгиваю через какие-то бордюрчики, низенькие оградки. Плавно огибаю деревца. Радуюсь, что мои австрийские ботинки "Gallus" почти не скользят. Парня же явно заносит на поворотах. Мои способности он в расчет явно не брал. Кажется, расстояние между нами начинает сокращаться. Чувствую, как тяжелеют ноги, но темпа не сбавляю.
   Парень сворачивает за очередной дом и мчится к ряду гаражей. Очевидно, там он и планировал затеряться. Но скорость его уже замедлилась. Наверняка, какой-нибудь наркоман. А что, если в гаражах меня поджидают его дружки с ножичком? Но, ничего, -- отобьюсь. На крайний случай, у меня в джинсах ремень со здоровенной металлической пряжкой. Посмотрим, кто кого! Двоих я точно одолею. Зря что ли пару лет ходил в секцию каратэ? "Реакция есть -- дети будут", как говорили у нас в классе.
   Парень забегает в лабиринт гаражей. Я не отстаю. Кроме нас, тут никого. Кажется, еще несколько рывков и я догоню похитителя. Слышу, как стучат о бетон его черные ботинки. Вижу его коротенькую курточку с красной полосой. Щупленький он какой-то, хотя и длинный.
   Парень лавирует между гаражами, но я неумолимо приближаюсь. Чувствует, что уже не уйти.
   -- Стой, сука! -- кричу я ему вслед.
   Парень слегка оборачивается. Очевидно, пытается прикинуть разделяющее нас расстояние, но вдруг теряет равновесие. Ноги его бессильно скользят по оголенному ветром льду, руки пытаются ухватиться за воздух, но бесполезно. Парень плашмя грохается на землю. Я еле успеваю сообразить, что произошло. Резко торможу. Одной рукой хватаю парня за ворот куртки, другой замахиваюсь, но он не споротивляется.
   -- Ах ты, су...
   Я замираю на полуслове. Лицо парня искажено ужасной гримасой. Из под черной вязанной шапки расползается темное красное пятно.
   Я в страхе одергиваю руку и пячусь назад. Парень заваливается на спину. Тело его сводит судорога. Я вижу, как дрожит его подбородок, смотрю в его вытаращенные голубые глаза. Изо рта его вырывается невнятный хриплый звук. Парень несколько раз дергается, глаза его закатываются, и он больше не шевелится. Я молча смотрю, как набухает красным цветом вязанная шапка похитителя, как кровь быстро и уверенно сползает на снег и скользит по серому льду. Взгляд мой упирается в ржавую металлическую трубу с острой верхушкой торчащую из толщи льда. Обычная труба для вентиляции погреба, на которую сверху приварена маленькая конусообразная крыша -- чтобы вода в погреб не попадала, да всякие идиоты ничего не бросали.
   Наконец, я стряхиваю с себя оцепенение. Понимаю, что парень мертв, и помогать ему поздно. В страхе осматриваюсь. К счастью, крыши тесно построенных гаражей, закрывают меня от окон соседних домов. Нужно сматываться, а то, чего доброго, посчитают меня убийцей. Поди потом, докажи!
   Я осторожно подступаю к парню и, стараясь не смотреть в сторону кровавой лужи, ощупываю его карманы. Сразу натыкаюсь на свой бумажник. Быстро просматриваю все ли документы на месте. Вроде все тут, и деньги, и документы. Черт, вот угораздило вляпаться!
   Боязливо оглядываясь, я отступаю в просвет между гаражами. Наверняка, там должен быть проход на соседнюю улицу. Обратной дорогой лучше не возвращаться, там я уже засветился, и мое повторное появление привлечет еще больше внимания.
   Быстрым шагом я прохожу линию гаражей, перепрыгиваю через заваленную строительным мусором канаву и выхожу к недавно построенному элитному дому. Он огорожен аккуратненьким узорчатым заборчиком. Во дворе несколько дорогих машин. Безлюдно -- погода мне благоприятствует, никому не хочется морозить нос без особой нужды. Я же будто потерял чувствительность к холоду. Мне жарко, чувствую под одеждой липкий пот.
   Стараясь не смотреть в глаза редким прохожим, выбираюсь на оживленную улицу. Здесь я уже обычный прохожий, никто меня не замечает, все спешат по своим делам. У большого продовольственного магазина вижу пустое такси. Теперь не до принципов, лишь бы убраться отсюда поскорей.
  

***

   Вязкая масса сна медленно, но настойчиво выдавливает меня в реальность. Расслабленный сновидениями мозг сопротивляется, но какая-то еще не проявившаяся мысль неумолимо подталкивает его к пробуждению...
   Резко открываю глаза. Слабая надежда, что вчерашнее происшествие мне всего-навсего приснилось, мгновенно улетучивается. Анька еще спит. Мне тоже совсем не хочется вылезать из постели. С радостью бы заснул снова, но, чувствую, что не удастся. Поэтому просто лежу.
   Пока я не поднялся, я как бы в положении "вне игры" -- кажется, что время зафиксировалось в какой-то точке, и мой новый день начнется только после того, как я коснусь ногами пола. О вчерашнем думать не хочется, но пробудившая меня мысль уже внедрена в сознание...
   Боюсь, что я мог оставить на месте преступления какие-то улики... Но, разве это преступление? Обычный несчастный случай! Парень сам виноват, что позарился на чужое добро. И все же -- не обронил ли я чего-нибудь? Вот будет сюрприз, если сейчас в дверь позвонит следователь! Но это я сам себе накручиваю. Ничего я не обронил! Когда вернулся домой, все тщательно проверил -- удостоверение сотрудника прессы, два пропуска и все визитные карточки на месте. Можно не беспокоиться. Никаким образом на меня выйти не смогут. Парень, наверняка, наркоман, может быть еще и судимый. Не думаю, что милиция будет сильно переживать о его гибели. Только родные. Матери парня, конечно, не позавидуешь. Какой-никакой, а сын. Но тоже сама виновата -- надо было лучше воспитывать! Чтобы не воровал, а работал. Даже если образования нет, всегда можно пойти грузчиком работать...
   Скоро и мне предстоит стать воспитателем. Сумею ли я вырастить сына таким, чтобы ему потом не расплачиваться за мои промахи? Не знаю, но буду стараться. Хотя сложно все это. На маленького ребенка еще можно влиять, а потом родителей и слушать не станет. Появятся другие авторитеты, хотя, если фундамент заложень верно, то дальше все уже само собой образуется. Надеюсь.
  
  

Глава двадцать вторая

  
   Несколько дней подряд смотрел все выпуски криминальных новостей на местных телеканалах. С замиранием сердца выслушивал анонсы, но про мой случай нигде не сказали ни слова. В интернете тоже не нашел ни строчки. Все это время проигрывал в уме свою возможную беседу со следователем. Я не особо разбираюсь в юридических вопросах, но все же понимаю, что навесить на меня непредумышленное убийство можно без особого труда.
   На душе беспокойно. Работа не ладится. Сегодня целых два часа вымучивал макет, который в другой раз сделал бы за тридцать минут. И все равно получилась лажа! Только общение с Анькой меня немного успокаивает, возвращает в мой маленький домашний мирок. Стоит лишь приложить руку к анькиному животу, как мои страхи по поводу происшествия постепенно отступают на задний план. Зато накатывают другие беспокойные мысли. Удачно ли пройдут роды? Здоровым ли родится ребенок? Все ли будет гладко потом? В общем, -- сплошные переживания.
   Анька действительно серьезно намерена покрестить сына. Даже притащила домой библию -- пухлый том в черной обложке. Теперь каждый вечер параллельно с книгами о ребенке штудирует и святое писание. Изредка что-то зачитывает и мне, но я особо не вникаю. На мой взгляд, там сплошные банальности, разодетые в сияющие одежды витиеватых слов. Несколько лет назад я прочитал ради интереса одно из Евангелий. Мне оно показалось абсолютно наивным -- красивая сказочка сочиненная две тысячи лет назад в расчете на необразованных крестьян. Что-то вроде современных эзотерических романов Коэльо.
   По пути от Альберта, решаю заглянуть в офис Хосе Мануэля. Где-то там, в кабинете, у меня лежит каталог дизайнерских работ "Индекс", а полистать его сейчас было бы очень кстати. Нужно делать буклет для новой промышленной фирмы, а идей в голове нет. Может быть позаимствую у маститых дизайнеров парочку приемов или просто вдохновлюсь чужими творениями.
   Охранник с кем-то беседует по телефону. Я легонько барабаню пальцами по стеклу его будки -- мол, дай ключ от кабинета! Охранник бросает на меня рассеянный взгляд, прикрывает ладонью трубку и говорит:
   -- У вас там открыто...
   У меня екает сердце. Мое богатое воображение услужливо рисует самое ужасное -- в кабинете меня ожидает следователь, который все-таки вычислил, что я причастен к гибели автобусного щипача. Твержу себе, что все это фигня, этого быть не может, но сердце не верит -- чувствую, как пульсирует кровь висках, как мои руки начинают тихонько дрожать. На середине лестницы останавливаюсь. Чувствую, что от учащенного сердцебиения начинает кружиться голова и слегка подташнивает. Может быть, не ходить туда? Ведь если там действительно следователь, то я выдам себя уже одним своим видом.
   Да, какой черту следователь?! Откуда ему там взяться? Запугал сам себя! Вечно я из мухи делаю слона. Мало ли кому может понадобиться ключ от моего кабинета? Сотрудников много, рабочее место пустует, рано или поздно его должны были занять. А может еще проще -- уборщица моет полы. Хотя обычно она делает это утром или после рабочего дня...
   Осторожно поворачиваю ручку и заглядываю в кабинет. Никого. Облегченно выдыхаю. Подхожу к шкафу, чтобы раздеться, и вдруг замечаю на столе Юрия Антоновича сумку...
   Черную кожаную сумку со множеством карманов. Такую же, как у Юрия Антоновича. Или это его сумка? Может быть, с него сняли все обвинения и он вернулся? Не зря же он в органах трудился -- они своих в обиду так просто не дают...
   Еще больше я теряюсь, когда вижу, что компьютер Юрия Антоновича включен. Монитор в спящем режиме, только светится маленькая желтая лампочка.
   Я быстро раздеваюсь и подхожу ближе к сумке. На всякий случай, чтобы не показалось, что я интересуюсь чужими вещами, открываю дверцу рядом стоящего шкафа, где хранятся мои папки. Приглядываюсь. Сумка точь-в-точь, как у Юрия Антоновича!
   Вздрагиваю от звука дверной защелки. В кабинет очень быстро и, как к себе домой, входит молодой незнакомый парень. Завидев меня, он широко улыбается. Я еще не успеваю опомнится, а он уже тянет мне ладонь для рукопожатия.
   -- Привет! Я Игорь -- новый фотограф. А ты, наверное, Антон?
   Я автоматически пожимаю протянутую руку и, слегка замешкавшись, киваю:
   -- Да, я Антон.
   -- Значит, теперь будем вместе работать! -- скорее утверждает, чем спрашивает парень.
   Он плюхается в кресло и, крутанувшись, разворачивается в мою сторону. Его серо-голубые глаза излучают доверчивую простоту.
   -- Ты, я так понимаю, тут нечасто бываешь?
   Понемногу я начинаю приходить в себя. Конечно, этот суперактивный молодой человек мне не очень приятен, но все же лучше общаться с ним, чем с Юрием Антоновичем или следователем. Я немного расслабляюсь. Игорь что-то рассказывает о своей прежней работе, делится впечатлениями о новой. Я слушаю его вполуха. Отвечаю односложно и без особой охоты, но Игорь так увлечен своим монологом, что не обращает никакого внимания на мою холодность.
   Очень быстро я начинаю уставать от его болтовни. Включаю компьютер и делаю вид, что занят работой. Загружаю Photoshop и начинаю извращаться над первым попавшимся фотоснимком -- изображением какой-то полуголой девицы. Даже не помню, откуда она взялась в этом компьютере. Абсолютно автоматически накладываю на фотографию различные фильтры, текстуры, подправляю цветовую гамму. Благо экран моего монитора Игорю не виден. Мало-помалу мой новый друг смолкает, поворачивается к своему компьютеру и тоже начинает пощелкивать мышкой. Потом спохватывается и выскальзывает из кабинета. Я снова остаюсь в одиночестве.
   Смотрю на фотографию, которую я неосознанно исковеркал. Симпатичная пышущая здоровьем блондинка превратилась в какое-то мистической существо -- полувампира-полузомби. Сморщенная потрескавшаяся кожа серо-зеленого цвета, кое-где видны вспученные нарывы с кровоподтеками, на месте глаз синюшные провалы с затянутыми пеленой зрачками. Я закрываю программу, перед этим сохранив полученную картинку. Годы работы дизайнером выработали у меня неискоренимую привычку постоянно сохранять и пересохранять сделанное...
   Ну и соседа мне подкинули! Может быть я уже начинаю стареть, но находиться в одном кабинете с Юрием Антоновичем все же было намного спокойней. Тот попусту никогда не болтал и не так безапелляционно, как этот молодой человек, заявлял свои права на окружающее пространство. Хорошо, что я в офисе появляюсь только по необходимости, а иначе не знаю, как я вынес бы полный рабочий день с таким соседом. Хотя, может быть, первое впечатление обманчиво, и парень просто пытается показаться мне "своим человеком"?
   Как бы там ни было, а задерживаться здесь сегодня больше не хочется. Пусть властвует один! Я кладу в пакет свой каталог и торопливо выключаю компьютер. Не успевает мой монитор погаснуть, как Игорь снова появляется в кабинете. Разочарованно смотрит, как я щелкаю кнопкой компьютера.
   -- А ты уже уходишь?
   -- Да, надо идти, -- киваю я.
   -- А я хотел показать тебе свои первые рабочие фотки...
   Как же все-таки любят хвастаться наши фотографы! Секунду раздумываю, стоит ли огорчать парня отказом, и киваю -- ладно уж, от меня не убудет.
   -- Ну, покажи...
   Игорь воодушевляется. Раскрывает фирменную папку, за которой, очевидно, и выходил. Протягивает мне несколько фотографий. Я аккуратно принимаю их и... теряю дар речи.
   Увидеть это я совсем не ожидал! Окровавленный конус железной трубы и труп в ужасно знакомой позе. Ощущаю в горле откуда-то взявшийся вязкий комок. Пытаюсь сглотнуть, но во рту сухо, как в пустыне. Пытаясь скрыть дрожь в руках, быстро просматриваю остальные фотографии, на которых все тот же гараж с распластанной рядом фигурой и возвращаю фотографии Игорю.
   -- И где ты это снял?
   -- Да, в центре обнаружили, неделю назад. Побоев нет. Наверное, просто подскользнулся... Только наш редактор эти фотки на сайт не хочет ставить. Говорит, в последнее время, и так с трупами перегруз.
   Ладно, если бы в последнее время -- думаю я про себя, а вслух говорю:
   -- Ну гонорар то все равно, наверное, заплатят...
   -- Да уже заплатили, сразу на следующий день! -- говорит Игорь и заговорщецки мне подмигивает, -- Можно обмыть, если желаешь, как-никак -- первая зарплата на новом месте!
   -- Да я в общем-то не пью...
   -- Ну, как знаешь!
   Немного удивляюсь -- думал, Игорь будет настаивать, а он так сразу отступился. Наверное, решил: ну и ладно, деньги целее будут!
   Да, это был бы хороший прикол -- таким образом справить поминки по бедному воришке! Но я все же не настолько циничен.
   Я поспешно прощаюсь, жму худую игореву ладонь и выхожу из кабинета. Солнечный свет и легкий весенний ветерок несколько смягчают только что полученную порцию негатива. Буквально за двое суток теплой погоды толща снега и льда на улицах почти полностью стаяла. Асфальт на автостоянке перед особняком Хосе Мануэля совсем сухой. Огибаю пузатый Фолькс-Ваген и ступаю под арку.
   Здесь мрачно и сыро. Под ногами твердый грязный лед, который пролежит тут еще, наверное, с месяц. Ветра здесь сегодня почему-то совсем нет. Спокойно и тихо. Даже уличный шум под аркой как-то стушевывается, размазывается по поверхности стен.
   С любопытством рассматриваю каменный свод. Во многих местах штукатурка отстала и наружу проглядывает темно-красный кирпич. Во многих местах, особенно на углах, отколоты большие куски кирпича. Очевидно, это работа грузовиков, которые вечно снуют здесь туда-сюда, доставляя товары в расположенные на первых этажах магазины.
   Этот короткий темный тоннель почему-то напоминает мне детскую трубу-калейдоскоп. Только вместо стекляшек в светящемся проеме мелькают прохожие и автомобили. Можно стоять здесь сколько угодно, но картинка ни разу не повторится.
   На остановку идти не хочется. После происшествия с похитителем я теперь стараюсь не ездить тем самым маршрутом. Даже хожу теперь в старой куртке и стараюсь не смотреть в глаза прохожим. Чем черт не шутит -- вдруг меня кто-нибудь узнает?
   Вспоминаю, что давно не был в музыкальном магазине. В том самом, в котором я впервые увидел Аньку. Он отсюда всего в двух кварталах.
   По пути к магазину навстречу мне попадается пара велосипедистов -- молодые ребята в спортивной одежде и рюкзачками на полусогнутых спинах. Не подростки, а черепашки-ниндзя. Тоже давно собираюсь купить себе велосипед -- роща рядом, есть где покататься. Правда, велобайкеров там уже навалом. Носятся с бешеной скоростью, того и гляди собьют. Каждый раз, когда с Анькой гуляем, переживаю, что могут Аньку зацепить. Поэтому я всегда наготове, чуть что -- прикрою собой.
   Музыкальный магазин встречает меня старой песней Garbage -- The World Is Not Enough, но не в оригинальной версии, а в каком-то неизвестном мне ремиксе. Кроме меня здесь только один посетитель. Судя по всему из тех, что подолгу мучают продавца расспросами, но в итоге уходят с пустыми руками. Слава богу, что свои диски этот покупатель прослушивает в наушниках, и я избавлен от сомнительного удовольствия приобщиться к его музыкальным пристрастиям.
   Разглядываю полку с новинками. В общем-то, я тоже ничего покупать не собираюсь. Всю музыку я теперь качаю из сети. Благо, что интернет у меня бесплатный и безлимитный, а я знаю пару мест, где можно скачать практически все.
   В музыкальные магазины я теперь наведываюсь больше по привычке. Нравится мне спокойная, уютная атмосфера, которая в них царит.
   Есть в городе несколько магазинов и покрупнее этого -- этакие медиасупермаркеты. Но там всегда куча народу. Толкутся, как на базаре. К проигрывателям на прослушивание целая очередь выстраивается, а продавцы глазами так и зыркают -- боятся, что диск стыришь. Неприятно.
   Любуюсь обложками дисков. Вдохновляюсь, можно сказать. В этой продукции дизайнеры проявляют себя в полную силу. Чувствуется, что почти все диски оформлены с любовью -- брат брата выручит и без адвоката. Ведь музыканты те же дизайнеры, только работают не с визуальными образами, а со звуком. Сейчас некоторые ди-джеи себя даже гордо именуют саунд-дизайнерами. Родство налицо -- хороший визуальный ряд автоматически предполагает какую-то закадровую мелодию, а удачная музыкальная композиция рисует в голове свою картинку.
   Мне всегда хотелось самому попробовать сочинить какую-нибудь музыкальную композицию. Я даже установил в свой компьютер несколько музыкальных редакторов, но очень быстро понял, что сочинение музыки дело не такое простое, как кажется на первый взгляд. Пусть уж каждый занимается своим делом -- музыканты пишут музыку, а мы, дизайнеры, будем придумывать для них логотипы, обложки и прочую промо-мишуру.
   Руки так и чешутся купить какой-нибудь диск, но не вижу на витрине ничего интересного. Все привлекательное, или уже есть в моей мп3-коллекции, или стоит в очереди на скачивание. Даже обидно. Раньше покупка нового диска была для меня праздником, а теперь даже это скромное удовольствие отнято у меня всемирной информатизацией и пиратизацией. Когда каждый день скачиваешь по два-три альбома, то они уже не кажутся такими желанными.
   На глаза попадается диск какого-то исполнителя с изображением фотографического объектива, и я тут же вспоминаю о новом фотографе и его снимках. Да, сделал он мне подарочек! Подновил и без того яркое впечатление! Как специально подсунул! Бывает же такое! Еще один такой фотограф на моем жизненном пути и я начну люто ненавидеть всю их братию скопом.
   Уже и так, и этак стараюсь вытеснить из своей памяти воспоминание о происшествии, но не получается. Понимаю, что так быстро и так просто этого не забудешь, но хочется хоть немного заретушировать. Днем, пока работаю, еще ничего, а вечером, когда Анька засыпает, на меня накатывает дурацкое чувство вины. Сколько я себя не убеждаю, что я ни при чем, оно все равно не проходит.
   Да еще кошмары снятся, хоть спать не ложись! Один и тот же сон с небольшими вариациями -- хочу убежать с места происшествия, а не получается. Все брожу по лабиринту из гаражей, но каждый раз возвращаюсь обратно к трупу. Нахожу где-то лопату, пытаюсь его зарыть, но чувствую, что меня вот-вот застукают. Снова убегаю, и снова возвращаюсь обратно, и все повторяется. Просыпаюсь с тяжестью во всем теле, как будто и вправду всю ночь бегал и землю рыл.
   -- Вам что-то подсказать? -- спрашивает меня продавщица, выглядывая из-за плеча уже замучившего ее покупателя.
   Наверное, приняла мой озабоченный вид за выражение лица человека затерявшегося в мозаике музыкальных новинок.
   "Вам что-то подсказать?" -- лично меня эти заученные слова скорее оскорбляют, чем располагают к общению. Меня просто коробит, что этой стандартной фразой меня стараются уравнять со всеми остальными безликими покупателями. Неужели, продавцы совершенно искренне полагают, что я мгновенно попадусь на этот ржавый маркетинговый крючок? Зайди сейчас в соседний магазин, встань пред витриной, и услышишь точь в точь тот же самый вопрос! Словно эта формулировка прописана в трудовом контракте. Все у нас какое-то одинаковое -- магазины, товары, продавцы, фразы...
   Отрицательно мотаю головой и выхожу на улицу. Прохожу полквартала, и, за лотком продавца украшений из самоцветов, вижу знакомую безногую нищую. Уже и не помню, когда видел ее в последний раз. Тоже, наверное, по-своему радуется весне -- теперь можно хоть целый день сидеть на солнышке и не мерзнуть.
   Рядом с нищей стоит бритый парень в кожанке. Может быть это ее крыша? Собирает дань? И без того человек несчастен, так его еще и обирают! Дать бы ей милостыню, но не хочется, чтобы моя сотня сразу же перекочевала в карман этого бритоголового. Еще подумает, что ей каждый прохожий такую бумажку дает, увеличит плату за место.
   Останавливаюсь около лотка с самоцветами. Продавщица, молоденькая девушка с целой вереницей сережек в ушах и проколотым носом, тут же реагирует:
   -- Вам что-нибудь подсказать?
   Я пригвождаю ее взглядом:
   -- Нет, спасибо. Я геолог.
   Она тут же тухнет. Делает шаг назад и делает вид, что рассматривает прохожих. Хотела, как лучше, а получилось, как всегда.
   Перебираю разноцветные камешки, кошусь на парня, но он, похоже, не собирается уходить. Наоборот, присел рядом на корточки и о чем-то с женщиной беседует.
   Я продолжаю перекладывать на лотке разнокалиберные бусы, верчу в руках кулончики -- агат, яшма, "кошачий глаз"...
   Подходит стайка девушек, и продавщица самоцветов снова активизируется. Я начинаю чувствовать себя лишним. Черт с ним, с парнем!
   Оставляю лоток и направляюсь к нищей. Парень поворачивает голову в мою сторону. Успеваю заметить в его глазах что-то вроде смущения.
   Бросаю в банку смятую десятку и шагаю дальше, но фраза, которую я слышу за своей спиной, заставляет меня вздрогнуть.
   -- Ладно, мама, до вечера! На обратном пути заеду!
   Сказать это мог только парень, а обращаться он мог только к нищей. Не верю своим ушам!
   Прохожу несколько шагов и оглядываюсь. Да, за моей спиной на расстоянии слышимости, только продавщица самоцветов со своим девушками да еще две дамы, которым вряд ли может принадлежать мужской баритон.
   Я смотрю на нищую. Она смотрит вслед парню. Он подходит к стоящему на обочине автомобилю и ободрительно кивает нищей. Та в ответ машет ему рукой. Я вдруг замечаю, что их лица чем-то похожи. Значит, они действительно мать и сын?
   Щелкает сигнализация, парень садится в "тойоту" (современная обтекаемая форма, синий цвет с металлическим отливом, тонированные стекла).
   Спустя несколько мгновений, его автомобиль обгоняет меня и скрывается в гуще других.
   Иду дальше и пытаюсь уложить в голове взаимоотношения этих двух людей. Почему мать такого, прилично одетого, явно не бедствующего молодого человека, просит на улице милостыню? Зарабатывает деньги для семьи? И, наверное, неплохие деньги, если даже двадцатиградусный мороз не может согнать ее с насиженного места.
   Я пытаюсь представить, как эта женщина возвращается после работы в элитную квартиру с евроремонтом. Сбрасывает ветхое тряпье, пересаживается в импортное кресло-каталку... Но, как они смотрят в глаза друг другу? Мать и сын. Старая продрогшая до костей женщина-инвалид и здоровенный жлоб разъезжающий по городу в модном авто...
   Не могу я себе этого представить! Наверное, все не так гладко, как я себе воображаю. Может быть машина чужая, а парень просто работает водителем? Кто знает?
   Почему-то чувствую себя обманутым. Ведь я отдавал деньги совсем другой женщине -- той, у которой такого сына и быть не может!
  
  

Глава двадцать третья

  
   Сегодня Масленица. Анька проснулась первой и, пока я стряхивал остатки сна, напекла блинов. Чтобы поддержать настроение я порылся в своих пластинках и откопал диск с русскими народными песнями. Под них мы и позавтракали.
   Затем, по уже сложившейся традиции, отправились на прогулку, но не в лес, а в сторону площади, где зимой устраивают районную елку. Только елку, конечно, давно убрали, а на кусочке асфальта между грязными газонами установили чучело Зимы -- старое платье набитое ветошью, растопыренные руки-ветки, матерчатое лицо с намалеванными глазами и ртом. Рядом соорудили деревянный помост, где, когда мы подошли, уже вовсю выступали музыкальные коллективы из местного ДК.
   Тут же стояли накрытые столы. Румяные женщины в кокошниках совершенно бесплатно угощали всех блинами и чаем. Не знаю, рискнул бы я отведать общепитовских блинов, если бы уже не был сыт, но народ не стеснялся. Некоторые мужички отходили с блинами в сторонку, и, судя по всему, закусывали ими принесенную с собой водку.
   На помосте русские народные песни без всякого предисловия сменялись танцевальными номерами в стиле хип-хоп, но это никого не смущало -- дареному коню под юбку не смотрят.
   Кстати, и кони тоже были -- смышленые девочки с лошадьми, которые обычно ошиваются у Центрального парка и Театра кукол, переместились сюда. И не напрасно, -- размягченные весенней погодой родители охотно катали своих чад. Дети были просто счастливы -- велосипед хорошо, а лошадь лучше.
   Пока Анька внимала песнопениям, я косился на понурых лошадок и представлял себе, что через пару лет тоже буду подсаживать своего сына в седло. А еще -- катать его на каруселях, водить на выставку аквариумных рыб и покупать самое вкусное мороженое пока мама не видит!
   Когда дошла очередь до обреченного чучела, народ сразу воодушевился. Женщины в нарядах прокричали какую-то речевку, а помятый мужик с факелом подкрался к пугалу и осторожно поджег его. Огонь вспыхнул сразу, очевидно предварительно чучело облили бензином.
   Небо потемнело. Толпа одобрительно загудела, а я вдруг подумал, что пару тысяч лет назад вместо чучела, наверняка, сжигали людей. Выбирали молоденькую девушку и приносили ее в жертву безымянному грозному богу с просьбой о хорошей погоде и богатом урожае. И точно также одобрительно гудела толпа, а мальчишки заворожено глядели, как лопается от огня молодая девичья кожа...
  

***

  
   У подъезда встречаем бабкину собаку. Тощий, облезлый, как старая фуфайка, пес. Смотрит прямо в душу умными карими глазами. Говорят, что у собак доверчивый взгляд, но у этого пса какой-то иной -- смотрит, как на равного. Даже немного свысока, как старший, умудренный жизнью, брат.
   Это сколько же дней он гулял? Поди, совсем оголодал! Я набираю код и раскрываю дверь -- иди! Пес мгновенно проскальзывает в подъезд и, цокая когтями по бетонному полу, бежит наверх. На лестнице от его лап остаются мокрые грязные следы.
   Пока Анька отпирает квартиру, я поднимаюсь этажом выше. Пес лежит возле своей двери. Завидев меня, вскакивает и, задрав голову, выжидающе смотрит на свою дверь. Я нажимаю кнопку звонка. Хочу порадовать бабку, что пес вернулся, но за дверь тихо. Для верности звоню еще раз. Наконец, слышатся шаркающие шаги.
   -- Кто там?
   -- Собака ваша вернулась!
   Щелкает замок, и дверь немного приоткрывается. Радостно завиляв хвостом, пес ловко проскальзывает в квартиру. Бабка даже не смотрит на меня, тут же захлопывает дверь. Успеваю расслышать ее слова: "А-а-а, нагулялся..."
   Дома Анька заваливается с книжкой на кровать в спальню, а я сажусь готовить досье на очередного творца для Хосе Мануэля. Сегодня это фотохудожница из Швеции -- Наталия Эденмонт. Фотографирует мертвых зверушек. Причем, умерщвляет их собственными руками, так как, по ее словам, здесь нужно особое искусство и скорость. Потому что "если промедлить, глаза питомцев начинают стекленеть и пропадает эффект живости и свежести".
   Ее работы -- это многочисленные вариации на тему "Голова профессора Доуэля", только вместо человеческой, фигурируют головы кроликов, кошек и мышей. В обрамлении пышных бумажных жабо они вставлены в вазочки или же прикреплены к заранее обезглавленным гипсовым бюстам.
   Я разворачиваюсь в кресле. На журнальном столике в высокой вазе стоит уже давно засохший букет хризантем, подаренный Аньке на восьмое марта. Я перевожу взгляд на Феликса, который мирно дремлет рядом на диване. Прикидываю, как его голова будет смотреться в этой вазочке...
   А ведь это только дело привычки и традиции! Небольшая, грамотная проведенная пиар-кампания -- и, глядишь, через десяток лет на восьмое марта, вместо розовых букетов, уже будут дарить мертвых пушистых кошечек. На первый взгляд -- абсурд, но ведь любят дамы натуральные меха!
   Интересно, скольким норкам нужно перерезать глотки, чтобы сшить одную паршивенькую шубку, которая уже через год выйдет из моды и будет безжалостно сожрана молью?
  

***

  
   Открываю глаза. Я один в своем кабинете в офисе Хосе Мануэля. Наверное, случайно задремал. Даже не знаю, сколько прошло времени. Компьютер выключен. В комнате темно, за окном тоже. Пытаюсь нащупать в кармане сотовый телефон, чтобы узнать который час, но не могу его найти.
   Встаю. Чувствую, что пока дремал за столом, ноги совсем затекли. На лице, наверное, остались красные полосы от рукавов.
   На ватных ногах кое-как добредаю до выключателя. Щелкаю несколько раз, но безрезультатно -- свет не зажигается. Наверное, электричество на ночь отключили, поэтому компьютер и не работает. Ведь я вроде бы что-то делал в нем? Или нет? Пытаюсь напрячь память, но ничего не могу вспомнить. Кажется, рисовал какой-то логотип, но почему здесь, а не дома? Похоже, я еще не совсем проснулся -- по крайней мере, моя память еще точно дремлет.
   Подхожу в шкафу, обыскиваю свою куртку, но телефона так и не нахожу. Перемещаюсь к окну. Тягучая черно-синяя тьма со всех сторон обступает пятачок автостоянки освещаемой одним единственным фонарем. Свет его дрожит и, кажется, вот-вот погаснет. Наверное, какие-то нелады с электричеством.
   На стоянке, запорошенной свежевыпавшим снегом, только один автомобиль -- геленваген Хосе Мануэля. Значит, он еще тут. Стою и загипнотизировано всматриваюсь в черный силуэт автомобиля.
   Электрический свет продолжает дрожать. Мне даже кажется, что я смотрю не в окно, а в экран плохо настроенного телевизора. Такое впечатление, что дрожит не только свет, а вся картинка за окном. Кажется, что она вот-вот пропадет.
   От синего, неживого света, мне становится холодно. Наверное, это от окна дует. Снова заморозки, будь они неладны! Однако чувствую, что замерзаю я как-то странно. Одна половина тела мерзнет, а другая вроде бы в тепле. Трогаю правой рукой левую -- действительно, рука ледяная. Пытаюсь ее растереть, но холод не проходит.
   Снова смотрю в окно и вздрагиваю от неожиданности. Рядом с машиной стоит человек и машет мне рукой. Сначала я не могу понять, кто это, тем более свет за окном продолжает мерцать. Но вдруг лампа разгорается ярче, как будто напряжение повысили в несколько раз, и я узнаю в человеке автобусного воришку. Не может быть!
   Он все в той же куртке и вязаной шапочке. Увидев, что я его узнал, он подходит ближе к фонарю и поворачивается боком. Я с ужасом вижу, что половина его лица залита кровью. Чувствую, как от моей ледяной руки по всему телу разбегается дрожащий нервный холодок.
   На лице, непостижимым образом ожившего трупа, появляется зловещая усмешка. Мне становится жутко. Хочется убежать, спрятаться. Я отступаю вглубь комнаты, но спотыкаюсь и падаю, а когда встаю, то с ужасом вижу окровавленное лицо парня прямо за окном на уровне второго этажа. Кажется, что он стоит прямо на внешнем подоконнике. Я не могу понять, как он там очутился и каким образом держится в воздухе, и от этого мне становится еще страшнее. Я понимаю, что еще мгновение, и он окажется в комнате, и тогда...
   Я бросаюсь к двери, из-под которой пробивается слабая полоска света. Лихорадочно дергаю ручку и, в тот самый миг, когда мне удается открыть замок, слышу позади звон разбитого стекла...
   С силой захлопываю за собой дверь и бегу к лестнице, но в ужасе отшатываюсь. Оттуда на меня наступает целая армия творений Хагенса -- трупы без кожи, с оголенной окровавленной плотью и вывернутыми внутренностями.
   Я осторожно пячусь назад, но толпа мертвецов вдруг замирает. Мы молча разглядываем друг друга -- загнанная жертва и изголодавшаяся хищная стая.
   Как по чьей-то команде толпа расступается и пропускает вперед беременную женщину с огромным животом. Кожа с ее черепа содрана. Ее мутные глаза, лишенные век, смотрят на меня в упор. Я не в силах пошевелиться -- мое тело меня не слушается, я словно прикован к полу.
   Женщина злорадно смеется и вдруг вспарывает свой живот острыми ногтями. Я вижу внутри скорчившегося зародыша. Женщина вынимает ребенка и протягивает мне. Я не в силах сопротивляться, руки не повинуются мне. Я послушно принимаю облепленное кровью и слизью новорожденное существо. Чувствую, как бьется его сердце, с отвращением ощущаю на своем теле тягучую липкую слизь. Вижу, как пульсирует толстая пуповина, второй конец которой, теряется во вспоротом животе женщины.
   Мне противно, я хочу бросить ребенка, но не могу. Но -- ребенок ли это? Я всматриваюсь в существо и вижу, что это не человеческое дитя. Что-то среднее между кошкой и собакой, только без шерсти.
   Как будто, чтобы подтвердить мое прозрение, существо открывает глаза и смотрит на меня вертикальными щелочками кошачьих глаз. Этот взгляд словно расколдовывает меня -- я чувствую, что снова могу владеть своим телом.
   Бросаю существо обратно в распахнутый материнский живот, разворачиваюсь и бегу по коридору прочь от ужасной толпы. Но здесь меня поджидает другой сюрприз -- картины на стенах внезапно оживают. Из лакированных рам ко мне тянутся когтистые руки и обезображенные лица.. Каждый норовит впиться в меня зубами или когтями. Бежать по прямой не получается. Я прыгаю из стороны в сторону, еле уворачиваясь от атакующих с боков монстров. Сзади же продолжает наступать толпа хаггенсовских зомби.
   Скачками продолжаю продвигаться вперед, но вдруг соображаю, что там тупик! Вернее, единственный выход -- дверь приемной, ведущей в кабинет Хосе Мануэля. Я понимаю, что все подстроено, и меня гонят именно туда, в этот кабинет. Понимаю, что именно там сидит тот, кто управляет всем этим кошмаром. Но -- вдруг я ошибаюсь? Вдруг там -- спасение?
   Я делаю несколько завершающих гигантских прыжков, влетаю в приемную и быстро запираю дверь на защелку. Здесь все спокойно -- знакомый интерьер, приятный мягкий свет. Прислушиваюсь к звукам в коридоре. Там тоже вроде бы все стихло, как будто все это мне только почудилось. Потихоньку отступаю от двери в глубь комнаты...
   А вот и Вера за столом! Как ни в чем ни бывало, склонилась над какими-то бумагами. Или это не Вера?! Я пристально всматриваюсь в полусогнутую фигуру. Свет снова начинает мерцать. Фигура за столом распрямляется, и я узнаю Юрия Антоновича. Он приветливо улыбается, привстает и протягивает мне свою потную руку. Я в ужасе смотрю на протянутую ладонь -- она покрыта слизью, как у того новорожденного существа. Я даже чувствую мерзкий протухший запах, который исходит от этой слизи.
   В коридоре снова слышится шум. Я понимаю, что толпа чудовищ только выжидала удобного момента, чтобы атаковать приемную. Сейчас они сметут эту хлипкую дверь и набросятся на меня. Нужно бежать!
   Я бросаюсь к кабинету Хосе Мануэля, дергаю ручку, но зря! -- дверь слетает с петель, и огромная кровавая волна выплескивается из кабинета, сбивает меня с ног и увлекает за собой. Я беспомощно барахтаюсь в удушающей жиже, пытаюсь плыть, но увязаю. Чувствую, как в меня впиваются десятки рук и когтей, как они проникают глубоко в мою плоть и тянут вниз. Едва успеваю глотнуть воздуха, как руки увлекают меня вниз, на глубину. Я еще продолжаю дергаться, извиваться, но бесполезно. Я задыхаюсь. Я уже почти мертв...
   Выныриваю из-под одела и вижу испуганные анькины глаза.
   -- Ты чего это разбрыкался? Хорошо, что спиной к тебе лежала, а то бы точно в живот угодил! Что-то приснилось?
   Я сажусь в постели. С облегчением осматриваюсь. Чувствую себя так, будто бы я действительно только что воскрес из мертвых.
   -- Да, приснилось... Извини. Сегодня лягу на диване...
   Я залезаю в тапки и бреду в ванную. Мне хочется поскорее принять душ -- я все еще чувствую на коже противную липкую слизь...
   Открываю кран и чуть не вскрикиваю. Вместо воды оттуда с ревом вырывается мощная струя красной жижи и обдает меня крупными брызгами. Меня трясет. Я с ужасом смотрю на свои руки -- теперь они действительно в крови.
   Мне кажется, что я сошел с ума. Силюсь понять, откуда в кране взялась кровь. Может быть я еще не проснулся? Мысли нестыкуются, кажется, еще чуть-чуть и я действительно свихнусь. В страхе оглядываюсь на дверь и быстро запираюсь. Вдруг монстры явятся и сюда?
   Лихорадочно пытаюсь стереть с рук кровавые брызги, и тут до меня доходит, что это не кровь, а ржавчина. Не в силах стоять от пережитого нервного потрясения, присаживаюсь на край ванны.
   Да, точно! Вчера вечером отключали воду, а теперь включили, и вся застоявшаяся ржавчина вышла наружу! Я смотрю на струю воды. Постепенно она начинает светлеть. Я тщательно, с мылом, смываю с себя всю ржавчину, но принять душ не решаюсь -- все-таки вода еще очень ржавая. Оставляю воду открытой -- может ржавчина еще сбежит -- и иду в комнату.
   Сажусь на диван и чувствую под задницей что-то твердое. Достаю анькину библию и бросаю в другой угол дивана. Книга обиженно шелестит страницами и замирает, раскрывшись на середине -- словно бы приглашает меня заглянуть в нее. Я вспоминаю, что есть такое гадание -- открыть библию наугад на какой-нибудь странице и прочитать первый попавшийся на глаза стих. Якобы это и будет ответом, на важную жизненную проблему.
   Я дотягиваюсь до библии и, не закрывая страницы, придвигаю ее к себе. Взгляд мой скользит по тексту и, наконец, останавливается. Читаю:
   "И не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне".
  
  

Глава двадцать четвертая

  
   Я решил расстаться с Хосе Мануэлем. Не скажу, что это решение было внезапным или, наоборот, тщательно обдуманным. Скорее, это было изначально предопределено уже нашей первой встречей. Такое ощущение, что вместе с предложением о работе испанец водрузил мне на плечи пустой мешок и отправил к, невидимой для меня, но абсолютно ясной для него, цели. Каждый новый, найденный мной художник, камнем падал в мой мешок, давил на позвоночник и царапал мне спину. С каждым новым художником моя ноша становилась все более невыносимой, но из-за того, что мешок наполнялся постепенно, и новый вес не сильно отличался от предыдущего, я не сразу заметил, что иду, согнув спину. Лишь спустя какое-то время я почувствовал, что еще пара камней и эта ноша расплющит меня. Тогда я распрямился и сбросил свой груз. Мешок покатился вниз по склону, растрескиваясь по швам и вываливая наружу куски искалеченных тел...
   Как только пришло такое решение, я сразу же почувствовал облегчение. Не камень, а целая груда камней свалилась с моей души! Я снова стал свободным и обрел ту часть собственной воли, которую, казалось, утратил уже навсегда.
   Как ни странно, но меня совсем не волнует, что я лишусь денег Хосе Мануэля. Теперь у меня есть собственная квартира и кругленькая сумма накопленных средств, которая вместе с заработком в рекламном агентстве позволит спокойно существовать пока Анька не выйдет из декретного отпуска. А на машину и дачу я еще успею заработать. Агентство Альберта расширяется, появляются новые крупные заказчики, так что все будет в порядке!
   Немного жаль, что не будет бесплатного интернета, но электронную почту мне всегда оплачивало агентство, а музыки я накачал уже столько, что не успеваю слушать. Да и не до развлечений мне будет, когда родится ребенок.
   На волне нового настроения во мне даже проснулось вдохновение, и за минувшие выходные я написал маслом целых шесть картин! Никогда еще я не был так плодовит. Раньше обычную фэнтезийную картину я вымучивал не меньше месяца. Приверженность реалистическому стилю письма заставляла тщательно выверять пропорции тел, следить за правильностью освещения, вылизывать на переднем плане каждую детальку. Стоило допустить какую-нибудь неточность, как, и без того шаткий иллюзорный мир, мгновенно терял реалистичность. От такого творчества не испытываешь ежеминутной радости. Ощущаешь себя ремесленником, чуть ли не маляром, который не следует вдохновению, а лишь придерживается математической точности передачи объемов, пропорций и фактуры. Конечно, результат оправдывал эти кропотливые усилия, и картина в реализме не уступала фотографии, но мне всегда хотелось создать что-то иное -- динамичное, молниеносное, -- выдавить на холсте мгновенный оттиск неудержимого творческого порыва.
   Впервые я позволил себе расслабиться и отойти от удушающего реализма, когда написал букет для кухни. Тогда я успел уловить ту творческую свободу, которую дает отказ от детального воспроизведения условностей нашего физического мира, и хотя цветы получились вполне реалистичными, все же эта картина сильно отличалась от фотографического реализма присущего всем моим фэнтезийным работам.
   Теперь мне вновь захотелось испытать похожее чувство. Я еле дождался, когда Анька вновь соберется в гости к маме, и тут же достал холст. Настоящие живые цветы взять было неоткуда. Покупать же в киоске тепличный голландский букет для живой картины, показалось мне извращением. В конце концов, если уж я без всякой натуры, только из собственной головы, могу рожать целые фантастические миры, то неужели не смогу выдавить из себя охапку фантастических цветов?
   Я даже не стал особо сосредотачиваться. Прямо на холсте несколькими штрихами набросал композицию и сразу перешел к маслу. Удивительно, но работа пошла. Только приходилось постоянно одергивать себя, чтобы не скатиться к прежнему живописному стилю.
   К вечеру субботы я уже окончательно выработал новую манеру письма. Мне даже показалось, что я впал в другую крайность -- картины выглядели слишком абстрактно, и я засомневался, что неискушенный зритель сумеет разглядеть в хаосе цветовых пятен что-то конкретное.
   Мои сомнения на этот счет развеял Сашка. Он вдруг заявился вечером ко мне в гости -- сказал, что проезжал мимо и решил заскочить. Увидев меня в перепачканной краской футболке и с творческой безуминкой в глазах, он хотел тут же ретироваться, но я затащил его в комнату и поставил перед картинами. Сашка замер. Потом, словно маститый ценитель живописи, заложил руки за спину и тщательно обследовал все три картины, то приближаясь к ним, то отступая на шаг назад.
   -- Неплохие цветочки у тебя получились! -- наконец вынес он свой вердикт и тем самым развеял мои сомнения насчет неясности образов.
   В воскресенье утром я снова встал за мольберт, и вот результат -- шесть картин. Непринужденность, с которой я их создал, привела меня в легкое замешательство -- может быть, мне с самого начала следовало выбрать этот живописный стиль?
   Теперь мне ужасно любопытно -- если я выставлю эти картины на продажу, будут ли они пользоваться спросом? Готовы ли люди покупать то, что создано играючи, а не в муках? Конечно, мне жаль расставаться с только что написанными работами, тем более деньги за них можно выручить совсем небольшие, но такая уж судьба у картин -- полюбовался художник на свое творение и тут же подарил, продал, отправил на выставку...
   Каждый раз, когда показываю Эльвире новую картину, вспоминаю своего знакомого писателя. Вернее, его постоянные жалобы на то, что редактор в издательстве еще никогда не принял книгу без доработок. Всегда просит что-то подправить -- дописать несколько сцен, ввести новых героев, укоротить диалоги или изменить название произведения. Хорошо, что художники избавлены от этой проблемы -- если уж картина не нравится, то никто не будет просить ее написать заново.
   Было бы смешно, если бы я принес картину Эльвире, а она вскользь глянула на нее поверх очков и сказала: "Знаешь, Антон, цветовая гамма мрачновата, сделай хотя бы небо посветлее... Да и лица у героев слишком злобные, пусть они будут поулыбчивей... И почему у всех в руках мечи?! Дай этому копье, а тот пусть стреляет из лука... Да и вообще, знаешь, -- картина маловата! Если мы ее повесим вон в том углу, то еще кусок стены останется, а нам нужно площади экономить. Приделай-ка с правого бока еще подрамничек, пусть будет диптих..."
  

***

  
   Просыпаюсь, как будто выбираюсь из трясины. Кажется, что целую вечность я пролежал на дне глубокого болота со всех сторон сдавленный непроницаемым желе -- ни вздохнуть, ни пошевелиться. Тяжелый мертвецкий покой. Но вдруг что-то произошло, и трясина стала медленно вытеснять меня в реальность. Глоток чистого воздуха... Еще один... Мои сжатые легкие расправляются... Нехотя включается мозг... Слух... И я понимаю, какой звук меня разбудил.
   Феликс сходил в туалет и скребет пол в ванной, тщетно пытаясь зарыть содержимое своего тазика. Черт бы побрал, эту кошачью чистоплотность! Ну, нагадил и нагадил -- плюнул да пошел спать, а нет -- роет! Не скажу, что мой сон был сладким, но там, на дне болота, я находился в состоянии покоя, а теперь нужно вставать и убирать за котом. Просто так он не успокоится -- отойдет, вернется и будет снова скрести кафельный пол. От усердия может и тазик перевернуть. Вот они -- неприятные издержки содержания домашних животных! Но кот все же лучше, чем собака, которую нужно выгуливать каждый день в любую погоду да еще и по нескольку раз.
   Сползаю с кровати и бреду в ванную, больно стукаясь плечами о косяки. Включаю свет и жмурюсь от его ярких лучей. Приоткрываю глаза и сквозь узенькие щелочки вижу, что тазик пуст. Тут соображаю, что звук доносится из кухни. Наверное, угол пометил -- весна как-никак. Иду туда и на пороге вляпываюсь босой ступней во что-то теплое и мокрое. Дотягиваюсь до выключателя и осматриваюсь. Слава богу, не моча! Просто отрыгнул, нажрался анькиных цветов, судя по листьям -- традесканции. Весенний авитаминоз, наверное. Быстренько замываю пол и иду обратно в спальню. По пути останавливаюсь в большой комнате.
   В темноте мои новые холсты угадываются только по прямоугольным силуэтам. Из-за неплотно прикрытой шторы на одну из картин падает полоса голубоватого уличного света. Секунду смотрю на выхваченный из тьмы кусок, и вдруг он складывается в человеческий профиль. Вот плоскость лба, линия бровей, нос... Слегка смахивает на Хосе Мануэля. Я резко встряхиваю головой, и картинка снова распадается на отдельные пятна.
   Чтобы развеять наваждение, я зажигаю свет и всматриваюсь в удивившую меня картину, но волшебство не повторяется. Это из-за того, что тусклое уличное освещение скрадывало истинные цвета и делало их однотонными. Яркий свет же снова придал им первоначальную насыщенность. К тому же, невидимая в темноте часть картины, присоединилась к полоске, что была на свету, и теперь я даже не понимаю, какие именно пятна сложились в Хосе Мануэля. Да и черт с ними! Подхожу к окну и резким движением отбрасываю штору. Выключаю свет. Теперь уже вся комната наполнена рассеяным голубоватым сиянием. Мельком смотрю на картину -- никакого профиля там нет. Одно движение -- и призрак исчез.
   Возвращаюсь обратно в теплую постель. Сладко потягиваюсь руками и ногами во все стороны. Без Аньки кровать кажется мне неимоверно огромной.
   Слышу, как где-то в комнате Феликс цокает по полу отросшими когтями -- как будто золушка-дюймовочка куда-то спешит на тоненьких каблучках. Пытаюсь угадать кошачий маршрут, но звук пропадает -- наверное, Феликс забрел на ковер.
   Сильно скучаю по Аньке, даже когда она уезжает к маме всего на одну ночь. Ем ли я, смотрю ли телевизор, -- в каждом эпизоде своего куцего дня ощущаю явную недостачу. Как будто из моего фильма исчез главный герой, и дальнейшее действие кинокартины интересно только тем, что неминуемо приближает новое появление звезды.
  

***

  
   -- Эту я не отдам, -- говорит Анька и тычет перламутровым ногтем в одну из моих новых картин -- пожирающие друг друга ярко-красные маки на пятнисто-камуфляжном фоне.
   Это как раз та картина, в которой мне померещился профиль Хосе Мануэля. Хотел все новые картины отнести в салон к Эльвире, но эту придется оставить -- с беременной супругой не поспоришь. Плохо, когда ты сам или кто-то из домашних слишком привязывается к твоим картинам. Если, при таких темпах живописного производства, каждую шестую картину оставлять дома, то вскоре их придется развешивать на потолке. Раньше Анька и смотреть на мои картины не желала, а этими восторгается. Одна надежда, что через месяцок-другой эта мазня ей надоест, и я преспокойненько отнесу картину в салон. Почему-то я уверен, что эти цветы будут пользоваться спросом.
   Хотя, какой "через месяцок" -- размечтался! Скоро у нас тут повсюду другие полотна будут развешаны -- детские пеленки с пахучими желтыми разводами. По инерции продолжаю мыслить устаревшими категориями без поправки на ожидаемое увеличение семьи. Даже не знаю, когда в следующий раз за кисть возьмусь. Немного обидно, что только нащупал новый стиль, как обстоятельства тут же связывают мне руки... Но зато, какие обстоятельства!!!
   Анька идет в спальню переодеваться. Я еще пару минут обозреваю свою живописную оранжерею и следую за ней.
   Беременность Аньку совсем не портит. Она, конечно, изменилась, но только в лучшую сторону. Как-то вся подтянулась, похорошела, а в глазах проявился мягкий уютный свет. Говорят, что если женщина носит в утробе сына, то с беременностью она только хорошеет, а если дочь, то, наоборот, дурнеет -- будто бы дочь отнимает у матери часть красоты, а сын забирает все чуждое, мужское.
   -- Слава богу, встал на путь истинный, бросил рисовать своих монстров, -- шутя говорит Анька запахивая халат и сооружая из концов пояска аккуратненький узелок, -- Еще бы работу свою дурацкую бросил!
   Ее слова звучат продолжением моих недавних мыслей. Может быть она уловила мое настроение в картинах?
   -- Ты имеешь ввиду Хосе Мануэля?
   -- Ну да, не Альберта же, -- усмехается Анька.
   Я удивлен, раньше она никогда не выказывала своего негативного отношения к испанцу, а, может быть, я этого просто не замечал? Решаю сразу не выкладывать Аньке своего решения, а немного поиграть в кошки-мышки.
   -- И чем он тебе так не угодил? Много времени работа не отнимает, деньги платят...
   -- У нас скоро родится ребенок, а у тебя полный компьютер трупов и прочей мерзости. Включать страшно, а ведь, что в компьютере, то и в голове! Да и вообще, ты какой-то другой стал в последнее время...
   -- Какой другой?
   -- Напряженный какой-то... Вот и по ночам лягаться стал.
   -- Кошмар приснился. А напряженный потому, что скоро отцом стану.
   -- Напряженность твоя еще до моей беременности появилась, -- говорит Анька и проскальзывает мимо меня в комнату.
   -- В таком случае, завтра напишу заявление об увольнении! -- кричу я ей вслед.
   -- Неужели? -- оборачивается Анька и намеренно широко распахивает глаза.
   Я утвердительно киваю.
   -- Посмотрим, посмотрим, -- твердит она с сомнением и идет на кухню, но через несколько секунд возвращается, -- Иди, посмотри, что там наделал твой друг Феликс.
   -- Нарыгал что ли? Так я вроде убрал...
   -- Да нет, угол пометил. То-то его и не видно, даже меня встретить не вышел.
   Я ищу глазами Феликса. Надо бы его поругать и слегка отшлепать для профилактики -- еще вся весна впереди.
   Ни на одном из мест, где Феликс обычно отлеживается, кота нет. После недолгих поисков обнаруживаю его притаившимся в спальне под кроватью. Знает, что нашкодил, и сейчас его потащат к месту преступления, чтобы потыкать в лужицу замшевым носом.
  
  

Глава двадцать пятая

  
   Феликс никак не хочет залезать в переносную клетку, упирается всеми четырьмя лапами, цепляется когтями за мою кофту. Такси уже ждет у подъезда, чтобы доставить кота прямо на дом к невесте. Кое-как, но все-таки утрамбовываю Феликса в клетку и запираю дверцу. Кот крутится внутри волчком, пробует клетку лапой в разных местах, пытается найти лазейку. Быстренько одеваюсь, хватаю клетку и, страясь держать ее параллельно полу, спускаюсь вниз.
   -- Кто это у вас там? -- подозрительно косится таксист на клетку.
   -- Кот.
   -- А-а-а, -- разочарованно тянет таксист, -- К врачу или на выставку?
   -- Да нет, к невесте.
   -- Март, самое время... Куда поедем-то?
   Я называю адрес и добавляю, что точно не знаю, где располагается дом.
   -- Найдем, не впервой! -- успокаивает таксист.
   Феликс вроде бы успокоился. Лишь бы не вздумал орать, а то, когда летом отвозили его теще на дачу он всю дорогу вопил таким страшным голосом, что я готов был его придушить.
   Осматриваюсь в салоне. Волга не первой свежести. Чувствуется, что хозяин ее "донашивает", выжимает последнее. Все лобовое стекло в паутинках трещин, в приборной доске зияют дыры, из которых высовываются перемотанные синей изолентой обрывки разноцветных проводов. Засаленные чехлы в подозрительных пятнах, а на мой дверце отсутствует крутилка для опускания стекла. Из кармана на спинке водительского сидения торчит пластиковая бутыка с питьевой водой и свернутая трубочкой газета. Рация приглушена, но слышно, как женщина-диспетчер коротко переговаривается с водителями -- направляет, подсказывает.
   Разглядываю водительскую лысину окаймленную седыми волосками, загорелую шею почти слившуюся с воротником несвежей рубашки. Крепкие руки, которые легко и уверено крутят руль. А вот у меня прав до сих пор нет. Может быть, поэтому я до сих пор безлошадный. Когда права в кармане, то они уже сами по себе нацеливают на покупку автомобиля, желают быть востребованными. Да, пора все же и мне стать автовладельцем! Но теперь, когда я решил покончить с Хосе Мануэлем, на приличную машину тратиться не хочется, тем более приобретать металлолом на колесах.
   А, может быть, я поспешил? Теперь-то, конечно, жалеть поздно. Еще во вторник я отправил испанцу по электронной почте заявление об увольнении и тем самым отрезал себе пути к отступлению. Знал, что могу запросто передумать, и, если не сделаю этого сейчас же, то буду снова маяться от груза неприятных обязанностей и, впридачу, от собственной нерешительности.
   Два дня я ждал ответа от Хосе Мануэля, а в пятницу утром не выдержал и позвонил Вере -- разведать. Она сказала, что начальник в отъезде и вернется только в понедельник.
   Смешно будет, если теперь я сообщу Хосе Мануэлю, что раздумал. Решил так решил! Жаль только, что денег теперь меньше буду получать.
   Выглядываю в окно и сверяюсь с маршрутом. Подъезжаем к центру. Из вереницы придорожных рекламных билбордов выхватываю сделанный по моему эскизу. На нем лицо австралийского аборигена рамалеванное разноцветными полосками. Справа простенький слоган -- "Все краски мира!". Это реклама местной компании "ПромКраскаСервис".
   Идея, конечно, избитая, но броская. Серия из трех щитов, на двух других -- американский индеец в боевой раскраске и японский актер в ярком гриме. Все баннеры размещены друг за другом на оживленной автотрассе -- чтобы кучнее били, без промаха. Снова выглядываю в окошко -- вот и индеец показался.
   При взгляде на краснокожего, вспоминаю другую голову. Моя последняя находка для художественной коллекции Хосе Мануэля -- скульптурный автопортрет английского художника Марка Куинна -- копия его головы сделанная из его собственной замороженной крови. На днях английский коллекционер Чарльз Саатчи продал этот "шедевр" другому такому же безумцу за три миллиона долларов, хотя сам купил всего за двести тысяч. Молодец, хорошо сработал! Это надо уметь -- наварить такую кучу баксов на пяти литрах замороженной крови! Правда, поговаривают, что пока голова хранилась у Саатчи, рабочие во время ремонта кухни случайно выключили морозильник. Но это только слухи, голова цела, и вряд ли кто разберет, та самая это скульптура или подделка.
   Спотыкаясь на светофорах медленно движемся по центру. Профессиональным взглядом оцениваю дизайн вывесок. Раньше открытие каждого нового магазина было событием, теперь же они размножаются, как псилобицины под крылом заботливого наркомана, а вывески меняются с еще большей скоростью. Вот здесь, на углу, еще недавно была "Парикмахерская", потом "Жалюзи-Центр", а теперь салон сотовой связи "Моби".
   Сворачиваем на боковую улицу. Тут я уже плохо ориентируюсь. Водитель заруливает за торговые павильоны и, распугивая дворовых собак, уверенно продвигается внутрь квартала. Подпрыгиваем на каком-то ухабе, и я чувствительно стукаюсь темечком о потолок. Пока потираю ушибленное место, автомобиль описывает несколько зигзагов и останавливается.
   -- Приехали, -- говорит водитель и, заглянув под лобовое стекло, добавляет, -- Вон, какие хоромы отгрохали!
   Я торопливо рассчитываюсь и выползаю на свежий воздух. Тяну следом клетку с Феликсом и замираю, разинув рот. Я стою пред тем самым домом, к которому я вышел унося ноги с места гибели воришки. Восемь этажей, но -- судя по большим нестандартным окнам -- квартиры на последнем этаже в двух уровнях. Это в обычных домах крайние этажи традиционно считаются худшими, а за рубежом и в элитных новостройках эту проблему давно решили. Первые этажи отводят под офисы и магазины, а наверху устраивают настоящие дворцы с индивидуальной планировкой и теннисными кортами на крыше.
   Перед домом чистенько. Чужие здесь не ходят и не ездят. Подступы к дому охраняют высокий решетчатый забор и полосатый автоматический шлагбаум. Отворяю калитку и по широкой дорожке вымощенной красным камнем -- в тон кирпичу, из которого построен дом -- прохожу к единственному подъезду.
   Домофон тут тоже нестандартный. Читаю простенькую инструкцию, как звонить, и набираю номер татьяниной квартиры. Динамик отзывается не нудным писком, а вполне приятной мелодией.
   -- Антон? -- сменяет музыку женский голос, -- Проходи...
   Место, куда я попадаю, назвать подъездом язык не поворачивается -- скорее, это фойе. Яркое освещение, светлые панели, мраморный пол. Справа от входа окошечко. За стеклом ожившая мумия дедушки-вахтера -- этакий ворошиловский стрелок в отставке. Отыскиваю взглядом лифт. Иду к нему, как штыком подпираемый сбоку взглядом конвоира. На полпути оборачиваюсь:
   -- Подскажите, двадцать вторая квартира на каком этаже?
   Дедушка умело выдерживает секундную паузу и, еле сдерживаясь от желания полюбопытствовать, что я там забыл, отвечает:
   -- На седьмом.
   Вместо заплеванной лифтовой кабины, попадаю в зеркальный бокс. Стены чистые, можно даже прислониться без всякого страха. Правда, запах все-равно какой-то подвальный -- из шахты тянет сыростью и затхлостью.
   Выгружаюсь на просторной лестничной площадке. Двадцать вторая квартира прямо передо мной. Стальная французская дверь (помнится, как-то делал макет для фирмы-представителя этой торговой марки). Отступаю назад и подхожу к окну. Сквозь тополиный скелет вижу крыши гаражей, куда я загнал воришку. Пытаюсь угадать место, но тщетно -- сверху крыши выглядят сплошным монолитом -- никаких ориентиров.
   Заглядываю в клетку. Феликс вскидывает грустную мордочку и говорит "мяу!" Сейчас-сейчас, дорогой кот!
   Татьяна встречает меня с телефоном у уха. Жестом приглашает войти и снова углубляется в разговор. Прихожая размером с половину моей квартиры. С одного боку здоровенный зеркальный шкаф типа Mister Door's, с другого -- кушетка и овальное зеркало с изящной полочкой. На потолке точечные светильники, под ногами гладкий заливной пол. Прихожая плавно перетекает в просторный холл, но отсюда мне видна только его часть.
   Опускаю клетку с Феликсом на пол и, разуваясь, исподтишка разглядываю Татьяну. Она совсем не похожа на свой юзерпик в форуме. На вид Татьяне около тридцати. Голубые, продранные на коленках, джинсы, кофточка в желто-оранжевую полоску, плетеные шлепанцы. Черные волосы собраны в короткий хвостик. Изящной формы уши с крохотными искорками сережек. Косметики минимум, но такой красавице она и ни к чему.
   Татьяна выключает трубку и поднимает на меня карие глаза. Одного взгляда таких глаз достаточно, чтобы обольстить любого мужчину.
   -- Извини, -- говорит она и приглядывается к клетке.
   Присаживается на корточки и пытается рассмотреть кота.
   -- Феликс, Феликс, маленький, сейчас тебя выпустим...
   Я смотрю на Татьяну сверху. На оголившуюся полоску кремовой кожи над джинсами, на напрягшиеся бедра, которые кажутся еще шире в таком положении... Если бы не Анька, я бы наверняка влюбился в такую женщину. Интересно, кто у нее муж? Наверное, какой-нибудь крутой бизнесмен -- вечно спешащий седеющий плейбой с золотыми часами на волосатом запястье...
   Пока я пялюсь на голую спину, Татьяна открывает дверцу, и Феликс, осторожно ступая, выбирается наружу. Сначала вылезает наполовину, сосредоточенно обнюхивает пол, а потом подтягивает и заднюю часть.
   -- А где Ваша кошка? -- вспоминаю я о цели своего визита.
   -- Алиса? -- Татьяна встает и оглядывается, -- Наверное, в спальне. Сейчас поищу, а ты проходи, не стесняйся!
   Я сгребаю Феликса в охапку и послушно следую за Татьяной в гостиную. Феликс испуганно таращит глаза и, больно цепляясь когтями, пытается забраться мне на плечо. Очевидно, ему кажется, что чем выше, тем безопаснее. А пугаться есть чего. Теперь я вижу всю гостиную целиком. Огромное пространство в два этажа. Одна стена почти полностью застеклена -- вместо обоев кусок настоящего неба. Внизу небольшой сквер крест-накрест расчерченный асфальтовыми дорожками. Наверное, летом, когда деревья одеваются листвой, вид отсюда совсем волшебный.
   Остальные три стены опоясывает галерея, на которую ведет двухпролетная лестница. На верхнем ярусе видны двери комнат. Татьяна направляется в самую дальнюю из них. Интерьер холла слегка отдает футуристическим дизайном. Предметов немного, но каждый на своем месте -- диван, кресла, плазменная панель на стене, стойка с аппаратурой, вычурный журнальный столик на хитросплетенных ножках. На полу бежевый ковер с геометрическим орнаментом. Над диваном асбтрактная картина, напоминающая увеличенную микросхему. Все в пастельных тонах.
   Такое впечатление, что попал внутрь фотографии из модного архитектурного журнала. Никакого тебе забытого свитера на спинке кресла или пепельницы с горой окурков. Только на журнальном столике лежит пара журналов. Оглядываюсь на прихожую и замечаю встроенный в стенную нишу аккуратненький шкафчик. На стеклянных полочках аккуратно расставлена коллекция миниатюрных кошачьих статуэток -- от строгих египетских изваяний до забавных глиняных зверушек слепленных детскими руками.
   Феликс уже успокоился, даже завел свою мурлыкающую песню. Повезло тебе, господин кот! Я бы сам тут с радостью поселился на недельку-другую, да еще под таким завидным предлогом!
   На галерее появляется Татьяна с копией Феликса на руках. Ставит кошку на пол и легонько подталкивает к лестнице -- мол, беги дальше сама. Кошка делает несколько шагов и останавливается. Просовывает морду сквозь стойки ограждения и пялится на Феликса. Я отпускаю его на пол. Феликс косится на кошку, а потом начинает сосредоточенно обнюхивать ножку кресла.
   -- Не боитесь, что пометит? Жалко, если такую мебель испортит.
   -- А я их сейчас в отдельной комнате запру, и пусть там делают, что хотят. Лишь бы не дрались.
   Татьяна берет кошку на руки и, по-женски бережно прижимая ее к груди, спускается вниз. Кошка начинает вырываться. Спрыгивает на пол и осторожно подходит к Феликсу. Несколько секунд они заинтересованно обнюхивают друг друга, а потом Феликс делает попытку схватить кошку за загривок и прижать к полу. Но та уворачивается и забирается под диван. Феликс заползает следом, оставляя снаружи только мечущийся из стороны в строну хвост.
   -- Может его сразу в комнату забросить? А то потом без меня не справитесь, -- киваю я на пляшущий кошачий хвост.
   -- Да поймаю как-нибудь, -- улыбается Татьяна, -- Мне же все равно нужно будет с ним как-то справляться, пока он свои дела не сделает.
   -- Если что -- сразу звоните!
   -- Само собой. А что ты стоишь? Садись! Я сейчас кофе сварю.
   Я молча киваю и опускаюсь в кресло. Разве можно отказаться от предложения выпить кофе с красивой женщиной в красивом интерьере?
   С одной стороны, мне лестно, а с другой, меня гложет зависть, что у людей такие роскошные апартаменты, а я вынужден ютиться в убогой двушке. Мне на такой дворец и за всю жизнь не заработать! Это надо не логотипы рисовать, а мерседесы продавать!
   Пересаживаюсь в другое кресло -- лицом к окну. Гигантская пустота за ним одновременно пугает и притягивает. Почему-то вспоминаю про нейро-визуальное программирование. Наверное, есть еще куча других подобных техник, например, -- нейро-пространственное програмимрование. Может быть оно до сих пор не озвучено, но есть -- это точно!
   Вот родится у меня сын, и будет он расти в тесной бетонной клетке, а пересели нас сюда, и совсем другой человек из него получится. Хотя, это тоже палка о двух концах. К хорошему привыкают быстро, а отвыкают долго и болезненно. Загони сейчас Татьяну с ее семейством в мою конуру, и через два дня они взвоют от жалости к самим себе.
  
  

Глава двадцать шестая

  
   В субботу в квартиру под нами заселились новые жильцы. Прежние соседи были тихими -- никаких пьянок-гулянок, громкой музыки заполночь, только телевизор иногда чуть слышно бубнит да на кухне посудой гремят. А новые неизвестно какие будут.
   Машина с вещами новоселов -- под завязку груженый камаз -- прибыла только под вечер. До десяти ее разгружали, а потом до часу ночи в квартире что-то двигали и колотили. Хорошо, что Анька не слышала всех этих нервируюших звуков. Она снова уехала к маме -- повидаться с теткой и племянником, которые неожиданно нагрянули в гости.
   На этот раз я остался дома совсем один -- не только без Аньки, но и без Феликса, который все еще не оправдал возложденных на него надежд. Кошка его к себе так и не подпускает. Я предложил забрать Феликса, но Татьяна решила подождать еще несколько дней -- вроде бы кошка вот-вот должна сдаться под натиском настойчивого ухажера. Но я и не горю желанием поскорее забрать кота -- после столь тесного общения с потивоположным полом он еще долго не угомонится. Будет бродить из угла в угол, оставлять вонючие метки и выть от тоски по любимой.
   Эти выходные, как и прошлые, я тоже посвятил живописи. Отгородившись от соседского шума наушниками, писал почти всю ночь. В четыре утра позавтракал яичницей с ветчиной, а потом принял ванну и плюхнулся в постель. Но, очевидно, с живописью все же переусердствовал. Не спал, а барахтался внутри гигантской палитры -- смешивался с другими красками, растворялся в скипидаре и вновь оживал мазком на холсте.
   Проснулся уже в обед, с чугунной головой. Хотел немного подизайнерить, но немного пощелкав мышкой понял, что сегодня моя производительность близка к нулю.
   Включил телевизор и переместился на диван. Проглотил комедию с Луи де Фюнесом, пару детективных сериалов, политическое ток-шоу, а на ужин "Ганнибала" с Энтони Хопкинсом. Так это воскресенье и закончилось. Погулять тоже не получилось -- на улице война. Весна сражается с зимой, а та не сдается, отбивается порывистым ветром, отстреливается мокрым снегом.
   Засыпая понял, что снова перетрудил свои глаза. На этот раз телевизором. Спал беспокойно -- просыпался, прислушывался к завыванию ветра и проваливался обратно, в месиво телевизионных образов воссозданных игрой возбужденного мозга.
  

***

  
   Просыпаюсь от телефонного звонка. Нащупываю на тумбочке сотовый, жму кнопку, но в ответ ничего не слышу. Соображаю, что это в комнате звонит стационарный телефон. На часах полдесятого утра -- еще бы спал и спал, а тут этот проклятый звонок! Обидно будет, если я попрусь отвечать, и выяснится, что это какой-то олух ошибся номером. Если я кому-то очень нужен, то на сотовый перезвонят, хотя, наверное, номер моего мобильного не у всех есть. Значит нужно снять трубку, тем более телефон продолжает настойчиво дребезжать.
   Закутываюсь в одеяло и бреду в комнату. Надо бы купить аппарат с двумя трубками, чтобы одна была в комнате, а другая в спальне. А еще лучше с тремя -- еще и для кухни. Надо посмотреть в магазине, сколько стоят такие аппараты.
   Срываю трубку и не говорю, а рычу в нее "да!".
   -- Ой, Антон! Здравствуй! Я уже думала, не дозвонюсь!
   Сразу узнаю голос Веры. По телефону он у нее совсем другой -- по-детски стеснительный и беззащитный, хотя в реальности звучит вполне нормально.
   -- Здравствуй, Вера! -- говорю я, как можно мягче, стараясь сгладить свое предыдущее рычание.
   -- Хосе Мануэль назначил тебе встречу в двенадцать. Ты сможешь подойти к этому часу?
   -- Да, обязательно подойду.
   Наконец-то сегодня я поставлю жирную точку в отношениях с Хосе Мануэлем! Интересно, что он скажет? Сделает вид, что сожалеет о моем уходе, а про себя порадуется, что избавился от ставшего лишним сотрудника?
   Плюхаюсь обратно в постель. Еще часик можно смело подремать. Хорошо, что к увольнению не нужно так тщательно готовиться, как к собеседованию при приеме на работу. О том, как понравится работодателю пишут целые книги, а вот про то, как грамотно расстаться упоминают лишь вскользь. Все рекомендации можно свести к одной фразе -- уходи достойно. Даже если очень хочется напоследок хлопнуть дверью и прищемить ненавистному начальнику самое болючее место. Слава богу, что у меня другой случай. Ругаться с Хосе Мануэлем причин нет.
   Просыпаюсь, как и планировал -- в двадцать пять минут одиннадцатого. Пять минут даю себе на раскачку и ровно в половину встаю. Чтобы взбодриться, включаю компьютер и запускаю Winamp. Под руку попадается композиция Bohemian группы Deep Forest. С тех пор, как я первый раз ее услышал меня мучает вопрос, на каком языке поют? Какая-то цыгано-индейская смесь с африканским акцентом и русской печалью. Даром что ли стиль называется World Music?
   Высматриваю в холодильнике, что бы такое вкусненькое съесть, и ловлю себя на мысли, что нужно не забыть и Феликсу что-нибудь дать. Но кота нет. И Аньки тоже нет.
   Пока греется чайник, возвращаюсь в спальню и осматриваю свой гардероб. Увольнение-увольнением, а выглядеть хочется прилично. Решаю одеть костюм и белую рубашку с галстуком, а то все в джинсах да свитерах хожу -- хоть напоследок прикинусь интеллигентом, Анька говорит, что костюмы мне к лицу.
   Чтобы не выглядеть слишком уж официально, выбираю галстук повеселее, с ярким абстрактным рисунком "а ля Кандинский". Рубашка, к сожалению, мятая -- нужно гладить, да и брюкам не мешает стрелки подправить.
   Только не замерзнуть бы мне в тонкой рубашке -- погода уж больно угрюмая. Тяжелые тучи заполонили все небо. Над лесом туман, верхушку ближней горы совсем не видно, как будто ее и нет вовсе. А, может, и впрямь уже нет?
   Градусник за окном показывает минус девять. Ему я не особо доверяю, поэтому включаю телевизор, чтобы сравнить с температурой, которую показывают там. На разных каналах по-разному, разброс от минус шести до минус одиннадцати. Значит, истина где-то посередине и наш градусник, оставшийся еще от прежних жильцов, скорее-всего не врет.
   Возвращаюсь в спальню. Утюг уже нагрелся. Не торопясь, глажу и вдруг ощущаю легкое беспокойство. Как будто я забыл что-то сделать... Да, точно -- нужно чай заварить!
   Завариваю чай и снова глажу рубашку, но беспокойство не проходит, а, наоборот, усиливается. И тут до меня доходит -- часы! В эти выходные нужно было перевести часы! Весь вечер пялился в телевизор, но даже не заметил сдвижку во времени! Хотя, кажется, я смотрел именно те каналы, где не засоряют экран чепухой вроде температуры и бегущей строки...
   Черт!
   Бегу к телевизору -- без пятнадцати двенадцать!!!
   Черт! Черт!! Черт!!!
   Выходит, уже почти двенадцать, а я еще не в зуб ногой, вернее, -- не в куртку рукав! Бросаю утюг и торопливо одеваюсь. Застегиваю рубашку и одновременно пытаюсь дозвониться до Веры -- предупредить, что опоздаю. Но телефон офиса, как назло, занят. Звоню в такси. На мое требование подать такси немедленно, диспетчер отвечает, что свободных машин пока нет, но, как только какая-то совободится, он мне перезвонит. Понимаю, что нет смысла тратить время на пустые звонки в другие конторы -- проще поймать попутку прямо на дороге.
   Запихиваю галстук в карман и бегу в прихожую. В лучшем случае, я опоздаю минут на двадцать. Конечно, ничего особо страшного в этом нет, но все же хочется на прощание выдержать марку. Черт бы побрал этот перевод часов! Ладно, раньше электричество было вроде как общее и его нужно было экономить -- работать пока светло, спать, когда темно. Но теперь-то Чубайс должен только радоваться, что люди лишние киловатты жгут! Подозреваю, что время переводят просто по-привычке -- так сложилось -- и отменить эту дурацкую затею просто некому.
   Слетаю вниз по лестнице, но на первом этаже резко торможу. Здесь затор -- два мужика, по всей видимости грузчики, пытаются пропихнуть в подъездные двери большой диван. Рядом суетится незнакомая рыжая тетка с лицом поросенка -- есть такой тип физиномий -- пухленькие розовые щечки, вздернутый нос, узенькие прорези бесцветных глаз. Даже несколько удивляешься, когда вместо хрюкания слышишь от таких персонажей человеческую речь.
   Терпеливо жду, пока грузчики затащат диван и освободят дорогу. Про себя же чертыхаюсь и страстно желаю, чтобы диван не доехал живым до квартиры. Словно в ответ на мое злорадное желание, слышится треск -- это один из грузчиков замешкался и зацепил подлокотником за косяк.
   Тетка начинает прыгать вокруг дивана и разражается угрожающими возгласами: "Осторожней! Вы что мебель ломаете?! Не видите что ли?! Да я сейчас от нее откажусь -- обратно повезете!!!" Я же улучаю момент и проскальзываю во внезапно освободившийся проем. Вслед мне несется теткино: "Мужчина, вы-то куда лезете?! Подождать не можете?!"
   Ну вот, -- не успели соседи заехать, а я уже с ними не в ладах! Хорошо хоть, что не они надо мной, а я над ними живу. Бабка сверху хоть и двигает иногда мебель, но все же не так громко, а эти новоселы, я чувствую, еще долго будут стучать молотком по моим нервам.
   Пробегаю полпути до остановки и чувствую, как в кармане, словно пойманная птица, трепещит сотовый телефон.
   -- Такси будете заказывать? -- спрашивает меня презрительный диспетчерский голос.
   Я молчу, не знаю что ответить. Пытаюсь сообразить: нужно ли мне сейчас такси? Если нужно, то где мне его ждать? Возвращаться к дому глупо, ждать такси у обочины, когда мимо одна за другой проносятся пустые автомобили, еще глупее.
   -- Алло, мужчина! -- нервничает диспетчер, -- Такси заказывать будете?
   Отвечаю "нет" и нажимаю отбой. Иду быстро, почти бегу. Спотыкаюсь и чертыхаюсь. Нагоняю девушку. Миниатюрная фигурка, полусапожки на остреньких каблучках, узенькие брючки, короткий пуховичок. Худенький локоток боязливо прижимает крохотную сумочку.
   Подошва у моих ботинок мягкая, поэтому предвигаюсь я практически бесшумно. Только немного соплю от усилия. Девушка не слышит моих приближающихся шагов. Только, когда я уже собираюсь ее обогнать, вдруг понимает, что позади кто-то есть. Судорожно оглядывается и шарахается в сторону, едва не свалившись со своих неустойчивых каблучков. Представляю, как она напугалась, если бы сейчас было темно и безлюдно. Наверное, описалась бы от страха!
   На ходу заглядываю в ее испуганные кроличьи глаза. Не бойся, детка, -- не укушу!
   Подхожу к дороге и собираюсь перейти на другую сторону, но замечаю что слева приближается пустой жигуленок -- как раз то, что надо! Те, кто постоянно промышляет частным извозом, обленились в конец -- полтинник для них уже не деньги! Дремлют в своих пузатых иномарках вдоль обочин, выжидают клиента побогаче. А дедули на жигулях совсем другое дело. Всегда рады случайной подработке, только подмигни -- отвезут тебя куда угодно за полцены. Может быть не так комфортно и солидно, зато выгодно.
   Машу рукой и жигуленок послушно клюет носом в метре от меня.
   -- В центр! Двести! -- сразу завышаю я цену, чтобы водитель меньше радумывал.
   В ответ молчание. Заглядываю в кабину и вижу сосредоточенную физиономию пятидесятилетнего мужчины. Пытается сообразить -- выгодно ли ему развораиваться и ехать обратно в город, чтобы заработать лишнюю пару сотен.
   -- Двести пятьдесят, -- выкладываю я еще одну козырную карту, так как мне ни минуты не хочется стоять у обочины с протянутой рукой.
   -- Садитесь, -- наконец решается мужчина и распахивает дверь.
   Давненько я не ездил в стареньких жигулях! А тут еще не салон, а передвижной зал исторического музея! С зеркала свисает сделанный из капельниц пластмассовый чертик, на приборной доске -- овальные наклейки, с которых бросают томные взгляды, раскрашенные вручную модницы семидесятых годов. На сиденьях -- бордовые чехлы из потертого бархата с длинной бахромой. Если бы бахрома была желтой, то я бы подумал, что чехлы сшиты из старого советского знамени. Водитель тоже под стать интерьеру -- суровый ленинец с командирскими часами на плотном запястье.
   Ну да ладно, слава богу, -- еду! Спохватываюсь, что нужно предупредить Веру. Сейчас уже двенадцать. Если водитель-ленинец не сбавит темп, минут через двадцать я буду на месте. Офисный телефон снова отвечает мне короткими гудками -- занято. Ставлю сотовый на автодозвон и пытаюсь расслабиться -- все равно уже опоздал!
  

***

  
   -- Хосе Мануэль будет минут через десять, -- успокаивает меня Вера, когда я врываюсь в приемную, -- Просил тебя обязательно его дождаться.
   Облегченно выдыхаю -- уф! А я так спешил! Расстегиваю куртку и опускаюсь на диван. Совсем упустил из виду, что начальники тоже иногда опаздывают. Вернее, -- задерживаются. Но все равно моя гонка оказалась не напрасной -- я прибыл первым, хотя и после назначенного срока.
   -- Ты сегодня такой нарядный! -- выглядывает Вера из-за монитора, -- Наверное, у тебя какой-то особенный день?
   -- Да, особенный, -- отвечаю я и подхожу к зеркалу; поправляю галстук и ловлю в отражении верин взгляд -- она ждет расшифровки, -- Увольняюсь!
   -- Что это вы один за другим увольняться вздумали? -- удивляется Вера, --Сговорились что ли?
   -- А кто еще увольнятеся? -- удивляюсь я в свою очередь.
   -- На прошлой неделе Герман заявление подал, и еще два сотрудника из нового корпуса... Я понимаю, что люди иногда меняют место работы, но ведь не все сразу!
   -- Четыре сотрудника это еще не все, -- ловлю я в зеркало погрустневший верин взгляд, -- А, кстати, сколько у нас всего людей работает?
   -- Постоянных сотрудников около пятидесяти и временных человек десять, -- с готовностью делится Вера и после секундной паузы шопотом добавляет, -- Но скоро будет вдвое больше!
   -- Неужели Хосе Мануэль задумал открыть еще один сайт? -- усмехаюсь я.
  
  

Глава двадцать седьмая

  
  
   Хосе Мануэль молчит. Его тонкие пальцы медленно вращают карандаш. Обычный простой карандаш с остро заточенным грифелем. Я тоже молчу. Только что я повторно озвучил испанцу свое решение -- теперь уже устно. Уверен, что он уже знает, что мне ответить, просто ситуация требует паузы. Да и подходящие слова нужно подобрать, вот Хосе Мануэль и медлит.
   Вид у него сегодня неважный. Может быть он только что с самолета? Лицо слегка затекшее, взгляд тусклый, но рубашка абсолютно свежая и хорошо отглажена. Вспоминаю, что свою рубашку я так и недогладил. Стараясь скрыть морщинки, непроизвольно поправляю пиджак. Хосе Мануэль словно ждет этого движения, как сигнала, и переводит взгляд на мою руку.
   -- Красивый у вас галстук, Антон, -- кивает он в мою сторону.
   Я пожимаю плечами. Да, галстук неплохой, но из уст человека, который, наверняка, одевается в лучших бутиках Европы, этот комплимент звучит слишком снисходительно.
   Хосе Мануэль решительным жестом бросает карандаш на стол, встает, подходит к окну. Оно как всегда плотно зашторено. Испанец приоткрывает самый краешек и, как мне кажется, задумчиво смотрит на небо. Не поворачиваясь ко мне, начинает говорить.
   -- Не знаю, насколько вы осведомлены, Антон, поэтому сначала немного о главном: совсем скоро у нас будет свой телеканал и ежемесячный журнал. Уже получены лицензии, отремонтированы новые помещения, установлен передатчик и подписан договор с типографией. Необходимое оборудование закуплено и уже в пути. В данный момент идет подбор персонала. Признаюсь, что ваше заявление об увольнении меня несколько обескуражило. Но, наверное, я сам виноват -- поручил творческому человеку такое скучное и однообразное дело...
   Хосе Мануэль отстраняется от окна, задергивает штору и начинает прохаживаться по кабинету.
   -- К сожалению, у меня нет возможности целиком посвятить себя новому медиахолдингу. Я и так уже довольно долго здесь задержался. Новые проекты в других городах тоже требуют моего внимания и непосредственого присутствия. Обычно, я только начинаю дело, а потом передаю его своему преемнику. И я хочу, чтобы именно вы, Антон, возглавили местный медиахолдинг. Понимаю, что это предложение вас несколько ошарашит, но я говорю абсолютно серьзно.
   Хосе Мануэль останавливается, резко разворачивается на каблуках и смотрит на меня в упор. Я лихорадочно пытаюсь переварить только что услышанное. Мне предлагают возглавить медиахолдинг? Это Хосе Мануэль оговорился или я что-то недослышал?
   -- Что возглавить? -- осторожно переспрашиваю я.
   Хосе Мануэль доброжелательно улыбается и, продолжая пристально смотреть на меня, с расстановкой проговаривает:
   -- Я предлагаю вам, Антон, возглавить местный медиаходинг, в который войдет уже существующая интернет-дирекция и вновь созданные газета и телеканал.
   Я смотрю в глаза Хосе Мануэлю. Взгляд у него сегодня какой-то странный, но я не могу понять почему -- мои мысли переключаются на осознание услышанного. Может быть, Хосе Мануэль так редко меня видит и так замотался со своими делами, что перепутал меня с кем-то другим? Если для нас, русских, все китайцы на одно лицо, то может быть и для испанцев, пусть даже таких русифицированных, как Хосе Мануэль, -- все русские тоже выглядят одинаково?
   Я молчу. Переспрашивать еще раз -- глупо. И без того, вид у меня сейчас, наверное, наиглупейший. Стараюсь рассмотреть свое отражение в стеклянной дверце шкафа за спиной Хосе Мануэля, но вижу там только краешек своего плеча.
   Может быть, Хосе Мануэль затеял со мной какую-то игру? Ладно, попробую ему подыграть...
   -- Но ведь я простой дизайнер. Конечно, неплохо стать большим начальником, но у меня нет никакого опыта руководства. Да и организаторских способностей, наверное, тоже нет...
   -- То, что вы не отказываетесь уже хорошо! -- воодушевляется Хосе Мануэль и его глаза наполняются свежей энергий, -- Значит, вы себя уже представляете в этой роли! Просто пока она вас немного пугает, как любого нормального человека пугают внезапно открывшиеся перпективы, о которых он даже и не предполагал. Что касается опыта руководства, то мы вас, конечно, подучим. Как человек прилежный, я думаю, вы отлично усвоите все уроки! К тому же, я не собираюсь бросать вас одного в водоворот информационного бизнеса -- бок о бок рядом с вами будет работать команда опытных менеджеров.
   -- В таком случае, зачем вам я? -- стараюсь я поймать Хосе Мануэля на нелогичности.
   -- Нужен, Антон. Нужен! Я хотел бы иметь во главе медиахолдинга такого человека как вы. Не переживайте -- вы справитесь! Понимаете, Антон, -- менеджеры, это только менеджеры -- они управленцы узкого профиля, которые, как хорошие породистые собаки научены брать след и выслеживать дичь. Но спаниэль не годится для охоты на зайца, а гончая не способна выследить утку. К тому же, все мои менеджеры скорее математики, чем художники. Люди, которые способны сочетать в себе и то, и другое -- большая редкость. Как правило -- "или -- или". И, к сожалению, математиков вокруг гораздо больше, чем художников. А вы, Антон, как мне кажется, вполне удачно совмещаете в себе и то и другое. У вас большой скрытый потенциал, и я хочу дать вам возможность его использовать!
   Как мягко стелет Хосе Мануэль! Не пришлось бы потом жестко спать! Насчет, своего потенциала я нисколько не сомневаюсь -- он у каждого имеется. Создайте условия, и любой человек расцветет таким буйным цветом -- только успевай подстригать да окучивать! Но погода не всегдя бывает ясной. Набегут черные тучки и в пять минут расстреляют ухоженную грядку ледяными пулями.
   -- Конечно, ваше предложение заманчиво, -- пытаюсь я прощупать серьезность намерений Хосе Мануэля, -- Но, если я не оправдаю ваших надежд, и вы через какое-то время меня спровадите, то я окажусь у разбитого корыта. Никто из моих теперешних работодателей не будет ждать, когда я наиграюсь в директора и вернусь назад. Мое место быстро займут другие, и вернуть утраченные позиции мне будет не так-то просто. А мне сейчас, как никогда, важна стабильность.
   -- Антон, я верю в вас больше, чем вы сами в себя! -- смеется Хосе Мануэль, но мгновенно переключается и становится серьезным, -- Я редко ошибаюсь в людях и я уверен -- вы справитесь! Ничего сверхестественного от вас не потребуется, а чтобы вас не беспокоила скоропостижная отставка, то мы составим такой контракт, что вы только выиграете материально, если я вас преждевременно уволю. Хотя я искренне верю, что этого не случится. Я не требую от вас немедленного согласия. Чтобы вам не показалось, что я на вас слишком давлю -- возьмите день для раздумья. К сожалению, больше дать не могу -- работа, что называется, -- горит!
   Черт! Что-то Хосе Мануэль меня совсем заговорил! Я ведь сюда прощаться-увольняться пришел, а не повышения зарплаты просить! Попал из огня да в полымя! Не думаю, что телеканал и журнал будут разительно отличаться от сайта, а у меня все эти зловещие мертвецы уже в печонках сидят! Хотя, конечно, заманчиво сделаться начальником! Глупо упускать такую возможность! Но и послушно бежать за лакомым кусочком, как голодная собачонка тоже не хочется. А за лакомым ли? Хосе Мануэль еще ничего конкретного об этом не сказал.
   -- А можно подробнее узнать о журнале и телекомпании?
   -- Журнал -- для семейного чтения. Телеканал -- развлекательный молодежный. Подробнее, только после вашего согласия и заключения контракта, -- улыбается Хосе Мануэль и, словно ставя точку в разговоре, бросает в стакан с авторучками карандаш, который я даже не заметил как, снова взял со стола.
   Вот и покупай кота в мешке! Кстати, еще неизвестной наколько жирен этот хваленый кот...
   -- Насчет денег не переживайте, -- улыбается Хосе Мануэль опережая мой вопрос о зарплате, -- В этом плане я вас, кажется, еще ни разу не обижал.
   Я киваю, а Хосе Мануэль называет мою будущую зарплату, от которой все сомнения отступают на дальний план, и только большие неоновые цифры со знаком евро пульсируют перед мои внутренним взором. Вот с этого и нужно было начинать! Всего-то и нужно человеку для счастья -- нормальную зарплату и чуточку уважения!
   Замечаю, что Хосе Мануэль следит за моей реакцией. Наверное, ему доставляет удовольствие наблюдать, как люди сдаются и размякают от одной мысли о кругленькой сумме.
   И снова меня что-то смущает в его взгляде!
   Встаю прощаться. Жму испанцу руку и, улучив момент, еще раз заглядываю ему в глаза. И тут с содроганием понимаю, что раньше у него глаза были голубые, а сегодня зеленовато-карие! Лихорадочно копаюсь в памяти -- не ошибся ли я? Да нет, -- точно! Я же еще всегда поражался этому контрасту -- смуглый брюнет с голубыми глазами. Может просто освещение тусклое? Но оно тут всегда таким было...
   -- Что-то не так? -- спрашивает Хосе Мануэль, перехватив мой растерянный взгляд и не выпуская мою руку из своей; я как в капкане -- хочешь не хочешь -- отвечай.
   -- Кажется... у вас глаза были другого цвета... -- выговариваю я и осторожно высвобождаю руку.
   -- Контакные линзы, -- просто отвечает Хосе Мануэль.
   -- Ну-да, конечно, -- киваю я и распахиваю дверь в приемную.
   Она ярко освещена, жалюзи на окнах раздвинуты. Золотистым потоком в комнату льется настоящее весеннее солнце. После полуподвального освещения в кабинете Хосе Мануэля даже глаза немного режет.
   Веры нет, она куда-то вышла. Одеваю куртку и тихоньку иду по коридору, пытаясь собраться с мыслями. Никак не ожидал, что разговор так обернется. Действительно не знаешь, где найдешь, а где... посеешь и, что потом из этого вырастет!
   Знакомые картинки на стенах возвращают меня к действительности, и от этого предложение Хосе Мануэля начинает казаться издевательской шуткой. Ну какой, к черту, из меня руководитель? Может быть Хосе Мануэль действительно посмеялся надо мной, а я все принял за чистую монету? Кто их разберет, этих иноземцев? Повзвоню ему завтра, как совершеннейший идиот, скажу, что согласен, а он в ответ -- да вы что, Антон? Не было никакого предложения! Ваше заявление давно подписано. Поскорее получайте расчет и не морочьте мне голову!
  
   Автоматически останавливаюсь перед дверью своего кабинета. Надо бы заглянуть, посмотреть, что там да как, но не хочется сталкиваться с Игорем. Не дай бог, снова будет совать мне под нос свои мерзкие фотографии!
   Хм, а ведь, если я буду руководителем, то мне волей-неволей придется купаться в этом адском котле! Не время от времени пробовать водичку ножкой, а по самое горло вариться в кровавом борще!
   Отступаю от двери и, ускорив шаг, быстренько выбираюсь на улицу. Погода, как ни странно, разгулялась. Ветер не зря выл -- тучи проредились и даже немного побледнели. Мое настроение снова меняется. Погода почти отличная, перспективы еще лучше. Хосе Мануэль человек серьезный -- не тот он человек, чтобы шутить таким образом. А что? Может, я действительно себя недооцениваю? Не так страшен черт, как его священники малюют! Помнится, я и сам когда-то смотрел на человека, умело владеющего компьютерной мышкой, как на полубога.
   Чем я, скажем, хуже Татьяны? Почему она может жить в такой роскошной квартире, а я нет? Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, но если я действительно стану тем, кем меня видит Хосе Мануэль, то я уже реально могу думать о расширении жилплощади!
   Кстати, нужно позвонить Татьяне -- может Феликс ей уже без надобности? Останавливаюсь на краю тротуара и ищу в записной книжке телефона ее номер. Только собираюсь нажать на зеленую клавишу, как кто-то толкает меня под руку. Телефон выскакивает из моих рук, делает сальто и падает на асфальт. Задняя стенка корпуса с треском отлетает в сторону. Рядом пара длинноногих девиц на мгновение замедляет шаг. "Ой, простите!" -- вскрикивает одна из них и, увлекаемая подружкой, спешит дальше.
   Скандалить мне с ними почему-то совсем не хочется. Все мои мысли еще там, в кабинете Хосе Мануэля. К тому же телефон старый, давно пора купить что-нибудь поприличнее. Аккуратно поднимаю его -- вроде работает. Прилаживаю обратно корпус и снова пытаюсь позвонить Татьяне. Компьютерный женский голос равнодушно сообщает, что "абонент отключил телефон или находится вне зоны действия..."
   Иду по улице. Рассеянно разглядываю витрины магазинов. В одном из оконных проемов есть и мое произведение -- реклама отдела кожгалантереи -- милая голубоглазая девушка нежно прижимает к бедру изящную сумочку. Останавливаюсь, чтобы присмотреться к качеству печати и еще раз оценить свою работу.
   За этот плакат со мной рассчитались кожаным портфелем. Пару дней я просто нарадоваться на него не мог, а на третий у центральной застежки отвалилась металлическая петелька. Никаким особенным образом замок я не насиловал, просто хотел в очередной раз застегнуть портфель, а эта штука взяла да отвалилась. Я тут же позвонил заказчице. К моему удивлению, поменять портфель она сразу же согласилась. Подозреваю, что я был далеко не первый, кто предъявил подобную претензию. Точно такой же портфель я брать отказался. Взял другой фирмы. Уже два года им пользуюсь. Вернее, уже два года, почти безвылазно, он лежит у меня в шкафу. Не любитель я отягощать свои руки подобными аксессуарами. Лучше уж передвигаться налегке, а понадобится что-нибудь донести, так всегда можно пакетик купить.
   Бросаю прощальный взгляд на плакат и чувствую толчок сзади в плечо. Потираю ушибленное место и с тоской смотрю вслед здоровенному парню баскетбольной наружности. Он даже ухом не повел -- как шел себе, так дальше пошел, как будто меня и нет вовсе! Но я сам виноват, раззевался тут посреди улицы. Стоит чуть замешкаться, выбиться из общего ритма, как тебя тут же норовят с ног сбить.
  
  

Глава двадцать восьмая

   Маршрутку кидает из стороны в сторону -- бесконечные гонки за длинным рублем и упущенным временем. Автобус задерживается на остановках на считанные секунды, пассажиры еле успевают забраться на подножку, как двери тут же захлопываются и сумасшедший пазик летит дальше.
   Я сижу у самого выхода. Сердито посматриваю на сухопарого водителя, который резко выкручивает баранку и, ничуть не смущаясь пассажиров, отчаянно материт подрезающих его водителей. Напротив меня кондуктор -- совсем молоденькая девушка. Одной рукой держится за поручень, а другой сосредоточенно набирает sms-ки. Переписка с подружкой в самом разгаре. Раньше было "поколение пепси", а теперь -- "моби".
   На остановке "Площадь Революции" входит молодая женщина с маленьким ребенком на руках. Растерянно оглядывается в поисках пустого сиденья, но свободных мест нет, а все пассажиры разом ослепли. Никто не хочет уступать насиженное место, каждый надеется, что совесть соседа сдастся первой, разогнется мощной пружиной и шлепнет хозяина по пухлому заду.
   Встаю я. Автобус резко трогается, но я успеваю схватиться за поручень, а женщина удачно приземляется на мое место. Смотрю на нее сверху вниз. Вернее, пытаюсь разглядеть ее ребенка. Вроде бы мальчик. Точно не определишь -- так укутан, что из шапки только розовый носик торчит. Скоро и у меня такое же дите будет! Только не хочется с ним в автобусах разъезжать, тем более c таким диким видителем, как этот. Наверное, автомобиль нужно одновременно с детской коляской покупать.
   Вскоре женщина с ребенком выходит, и я снова занимаю свое прежнее место. В голове все еще вертится разговор с Хосе Мануэлем. Конечно, испанец абсолютно уверен, что я соглашусь на его предложение -- только дурак станет цепляться за ощипанную синицу, когда рядом распускает хвост красавец-павлин, одно перо которого уже дорогого стоит.
   Рассматриваю в окошко дорогие иномарки. Каждая третья машина -- джип, пусть даже и не очень навороченный. Может быть и я скоро буду рассекать на шикарной машине. Сначала на служебной, а потом на своей. Хотя, наверное, еще рано мечтать. Пока неизвестно, чем будет заниматься этот медиахолдинг. Вдруг меня хотят использовать, а потом сдать, как разыгранную карту? Ведь большая должность это не только бутерброды с черной икрой, но, при определенном стечении обстоятельств, и люди в черных масках, которые дулом автомата вдавливают тебя в мраморный пол.
   Выпрыгиваю на своей остановке. Именно выпрыгиваю, так как боюсь, что торопливый водитель захлопнет двери раньше, чем я ступлю на землю. Привычной тропинкой направляюсь к дому, а в голове продолжают вертеться разные мыслишки. Кажется, что это не я думаю, а они сами, без моего участия, плетут нескончаемую паутину в моей голове -- то возвращаются к разговору с Хосе Мануэлем, к его острому карандашу и белой рубашке, то рисуют мое близкое будущее, где я сижу за столом в кабинете испанца, уже в роли полноправного хозяина. Забавно ощущать свое близкое возвышение. Наверное, похожее чувство испытывают те, кто что вот-вот получит наследство.
   Краем глаза замечаю, что люди идут навстречу какие-то возбужденные. Пытаюсь ухватить обрывки фраз, но не могу понять смысл разговоров. Замедляю шаг и старательно осматриваюсь. Затертый до дыр снег, сквозь который проглядывают ребристые бетонные плиты. Цветастый оберточный мусор по краям тропинки. Хилые сосны стремящиеся унести зеленую крону подальше от грязной земли. Но небо не такое уж и чистое. Из-за дома, где располагается супермаркет, поднимается столб дыма. Наверное, помойка горит. Или чья-то квартира. В холодное время года вообще много пожаров. Почти каждый день в новостях показывают репортажи о "возгораниях".
   Пытаюсь определить, какой именно дом горит, и останавливаюсь, как вкопанный. По спине пробегает дрожащая холодная змейка. Это же я горю! Я же утюг не выключил!!!
   Словно кадры киноленты в голове проносятся кадры моего торопливого сбора на встречу с Хосе Мануэлем. Вот я глажу рубашку, вспоминаю про перевод часов, ставлю утюг и бегу к телевизору удостовериться. Возвращаюсь в спальню, хватаю рубашку...
   Кадр в моей голове увеличивается, и я четко вижу утюг, от которого к розетке тянется серый матерчатый провод -- утюг включен! Но ведь у него есть терморегулятор! Включился-выключился, остыл-нагрелся... Если только терморегулятор сломался?! Утюг-то уже далеко не новый...
   Кадр с утюгом продолжает увеличиваться, как в каком-то дьявольском клипе. Камера заглядывает внутрь корпуса, и я вижу какие-то проводки, реле... Вот проскакивает искра. Вспышка. Хлопок. Из почерневшего корпуса вырывается красно-синее пламя. Загорается покрывало, которое я подкладывал под рубашку, потом штора...
   Не знаю -- бегу я или лечу? Замечаю только, как мимо проносятся деревья и лица прохожих. Наверное, они чувствуют облегчение, что несчастие случилось со мной, а не с ними. Сворачиваю за супермаркет и вижу фасад своего дома. На нем, как пустые глазницы, -- два моих окна. Оттуда валит дым. Огня уже не видно. Из пожарных брандсбойтов в мою квартиру хлещут две тугие струи. Похоже, что пик пожара уже миновал. Квартира выгорела и теперь остается только залить водой его остатки.
   Перед домом толпа народа. Такое впечатление, что сбежался весь Академгородок. Поверх толпы мелькают белые каски пожарных. Кое-кто уже расходится, поняв, что ничего интересного уже не будет. Я останавливаюсь поодаль. В двух метрах от себя замечаю лавочку и опускаюсь на нее. Завороженно смотрю, как догорает моя квартира. Спасать какие-то вещи уже бесполезно. Хорошо, что Феликса не успел забрать, и Аньки дома не было... Или была? Вдруг она решила приехать самостоятельно, не дожидаясь меня?!!
   Торопливо выхватываю сотовый и набираю номер тещи. Каждый гудок отдается в моей голове долгим эхом. Наконец, трубку снимают, и я слышу анькино "алло". Открываю рот, но не нахожу слов. Как сказать беременной жене, что наша квартира только что сгорела? Нажимаю отбой -- позвоню позже. Слава богу, все живы! На душе немного светлеет, но что же мне теперь делать?
   Смотрю на свои окна с выбитыми стеклами. Дыма уже почти нет. Народ расходится. Около пожарной машины столпились соседи. Им, наверняка, тоже досталось, особенно соседке снизу -- она что-то возмущенно высказывает усатому пожарному капитану. Веселое же новоселье у нее получилось! Подходить к ней сейчас просто опасно -- набросится, как бешеная собака. Да и незачем мне сейчас туда подходить...
   Идти некуда. Даже страшно подумать, что все сгорело! Картины, компьютер, мебель... И все из-за какого-то дурацкого утюга и моей спешки! Что скажет Анька? Ей сейчас тут лучше не появляться. Хорошо хоть, что теща не за тридевять земель живет. Есть, где пожить, пока будет ремонт, а он ведь в копеечку станет! Только, на какие шиши его делать? Все мои заначки сгорели вместе с квартирой! А если еще и соседи сильно пострадали, то вообще караул! Вся надежда на Хосе Мануэля! Надо бы позвонить ему, пока он не передумал.
   Офис отзывается сразу. Прошу Веру соединить меня с Хосе Мануэлем. Про себя, с удивлением, отмечаю, что голос у меня вполне твердый, хотя должен бы дрожать. Наверное, я просто еще не успел осознать всей тяжести постигшего меня несчастья. С нетерпением ожидаю голоса Хосе Мануэля. В телефоне играет музыка. Та самая, дурацкая мелодия, которую проигрываются все японские АТС-ки. Все как обычно -- мир не перевернулся одновременно с пожаром.
   -- Да, Антон, -- слышу я бархатный голос Хосе Мануэля.
   -- Еще раз добрый день, Хосе Мануэль, -- говорю я и сам себе усмехаюсь -- какой он к черту добрый? Будь он трижды неладен! -- Я согласен.
   Я теперь на все согласен, только бы поскорее восстановить утраченное!
   -- Очень хорошо, -- отвечает Хосе Мануэль, и я прямо-таки вижу его довольную улыбку и хитрый блеск, теперь уже зеленовато-карих глаз, -- Жду вас завтра утром, Антон, в девять часов. Времени на раскачку у нас просто не остается. Большой бизнес требует больших жертв.
   -- Хорошо, завтра в девять, -- послушно отзываюсь я.
   Здравствуй, новая жизнь! Может это все и к лушему? К черту живопись! К черту дизайнерство! Теперь я буду заниматься по-настоящему серьезными вещами.
   Поднимаюсь с лавочки и ловлю себя на мысли, что ноги сами направляются домой. Но дома нет -- одно пепелище. Даже смотреть в ту сторону не хочется. Эх, побыть бы подольше в этом промежуточном состоянии -- без криков соседей, оханий Аньки и собственного щемящего чувства при виде разрушений.
   Засовываю руки в карманы и нащупываю там ключи от квартиры. Достаю их и с любопытством разглядываю -- теперь они просто сувенир на память. Зловещий сувенир. Хочется размахнуться и забросить его подальше в кусты, но я этого не делаю-- не стоит сейчас поддаваться подобным эмоциям.
   Разворачиваюсь и бреду, что называется, -- куда глаза глядят. А глядят они в сторону автобусной остановки. Единственный путь отступления -- к теще и Аньке, хотя лучше бы в прошлое. Всего-то и надо -- вернуться на несколько часов назад, когда квартира была еще цела!
   Как ни в чем ни бывало иду привычной тропинкой и в какой-то момент мне начинает казаться, что не было еще ни разговора с Хосе Мануэлем, ни пожара, что все это мне только поочудилось. Это ощущение настолько сильно, что я даже останавливаюсь и оглядываюсь. Но темное облачко дыма, еще висящее в небе, говорит мне, что все было.
   Замечаю чуть поодаль мужчину с боксером. Мужчина тоже замечает меня. Секунду мы смотрим друг на друга и, хотя я не вижу его глаз, чувствую, что в его взгляде сквозит сожаление. К черту сожаление! Выкарабкаюсь! Вылезу! Преодолею! Попрошу у Хосе Мануэля денег, возьму кредит в конце концов! Если я так нужен испанцу, то почему бы ему и не помочь мне в беде?
   В раздумьи бреду дальше и останавливаюсь только около дороги. Разноцветные машины с шумом пролетают мимо, обдавая меня бензиновым ветром. Ехать к теще или все же вернуться назад и осмотреть квартиру? Вдруг что-то из вещей уцелело? Хотя, судя по дыму, кроме стен там ничего не осталось... А мне сейчас очень хочется увидеть Аньку! Обнять, поцеловать... Зафиксировать, что еще не все потеряно в этом мире!
   Вернусь через пару часов -- за это время и пепелище остынет и пыл возмущенных соседей поугаснет. Хорошо бы сейчас поймать такси, чтобы побыстрее обернуться, но в теперешней ситуации деньги нужно экономить.
   Ступаю на дорогу, на скользкий темно-серый асфальт, делаю несколько шагов и словно натыкаюсь на стену -- огромная невидимая сила отбрасывает меня в небытие...
  
   Темно.
   Нет зрения.
   Нет мыслей.
   Только маленькая искорка сознания еще тлеет.
   Я и есть эта искорка, которая может погаснуть от малейшего дуновения.
   Единственное желание -- разгореться, расшириться в пространстве.
   Единственная мысль -- я существую!
   Одна мысль рождает другие.
   Мысли-вопросы:
   Кто я? Где я? Зачем я?
   Постепенно темнота отступает. Становится немного просторнее и, хотя света все еще нет, тьма вокруг уже не так густа. Теперь можно мыслить чуточку свободнее. Можно распрямить спину, потянуться...
   Тело! У меня должно быть тело! Я пытаюсь им пошевелить, но не понимаю, шевелюсь я или нет? Руки... ноги... голова... -- кажется это у меня должно быть? Надо бы ощупать себя! Пытаюсь ощутить свои руки, но не чувствую их. Своего тела я тоже по-прежнему не ощущаю. Только чувствую смутную границу между собой и окружающей темнотой.
   Может быть, я сплю? Но спящий должен видеть сны...
   Хм! Откуда я это знаю? Ничего не помню! И ничего не вижу... А видел ли я что-то раньше? Нужно напрячься и вспомнить. Я уверен, что в этом вся загвоздка! Нужно вспомнить, что я видел раньше и тогда я узнаю кто я, где я...
   Вспоминать трудно. Все, что удается вспомнить это сила. Та сила, что отбросила и расплющила меня... Еще я помню блеск. Блеск чего? Стекла? Металла? Итак -- сила и блеск... Глаза! Я помню глаза! Большие, испуганные, но словно перечеркнутые блеском. Стеклянным блеском не то лобового стекла, не то очков, а может быть и тем и другим одновременно.
   И тут я понимаю, что со мной произошло. Но это только понимание. Связного воспоминания по-прежнему нет, только обрывки ощущений, кусочки картинок... Снова вспоминается сила, которая отбросила меня. Такой силе трудно противостоять, трудно выжить. Значит, -- я мертв?
   На меня наваливается страх. Страх такой силы, что сила, забросившая меня сюда, кажется просто игрушечной. Если бы отвоеванного у темноты пространства было чуточку больше, то я бы метался по нему, как по клетке, грыз железные прутья и истошно выл от отчаяния!
   Ужас внутри меня разрастается, но, выйдя за пределы моего невнятного тела, он растворяется в темноте... Я снова один на один с собой -- мыслящее яйцо в темном холодильнике.
  
   Я погружаюсь сам в себя.
   Во мне рождаются мысли.
   Мысли становятся образами, воспоминаниями.
   Сначала это просто черно-белые картинки, но постепенно они обретают цвет и объем. Приходят в движение. Плывут нескончаемым кинофильмом.
  
   Не знаю, сколько времени я созерцаю эти картины.
   Может быть несколько секунд.
   Может быть тысячи лет.
   Время уже не имеет значения.
   Уже ничего не имеет значения!
   Знаю, что мое пребывание здесь заканчивается.
   Скоро я буду далеко отсюда, но главно не это -- главное, что скоро я стану другим.
   Я расправляю свое куцее тело и устремляюсь вверх.
   Кажется, там мелькнул свет.
   К нему!
   Еще один толчок и я выйду за пределы тьмы...
   На долю секунды я замираю и роняю вниз последнюю мысль.
   Последнюю просьбу к тому, кто создал этот мир.
   Мои родные, мои друзья, мой нерожденный сын -- они остаются здесь.
   Помоги им, Господи!

29 февраля 2004 г. -- 20 июня 2005 г.

  
Оценка: 2.63*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"