Рон Мкдауэлл : другие произведения.

Мастер

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Глава 1.
  
  Младший из них подошел к доске объявлений, на которой какой-то оптимист наклеил репертуар театра на этот сезон, и - видимо, от нечего делать - стал изучать его. По прошествии некоторого времени он повернулся к старшему, который тем временем закурил, и спросил:
  - Папа! А кто такой "какулик"?
   Старший удивленно взглянул на него, и растерянно переспросил:
   - Кто-кто?
   - Ну просто "какулик"?
   - Ну-у, не знаю, - протянул отец. - А где ты встретил это слово?
   Малыш пожал плечами:
   - Вот тут написано... - и показал на репертуар.
   Отец расхохотался, затем потрепал сына по голове, и они ушли. Отец что-то говорил, но эти слова утонули в шуме машин, и их Олег уже не услышал.
   Олег вздохнул и подошел к репертуару, все же решив выяснить, в чем там дело и кто такой так называемый "какулик". Все встало на свои места тут же: между "Бесприданницей" и "Чудесами пренебрежения" был указан спектакль под названием "Тело как улика". Как ни плохо сейчас было Олегу, но все же на его лице появилась улыбка. Смешно, черт возьми...
   Сколько Олег себя помнил, он всегда был прямолинеен и категоричен. Но его горячность была просто на рекордном уровне: заводился он с пол-оборота. Вот и сегодня - завелся на свою голову. Ведь знал же, что не кончится это добром, наезжать на Ромку - себе дороже. Компания его была известна тем, что обид не прощала и смывала их только кровью. Естественно, кровью обидчика.
   И главное, не из-за чего ссора-то произошла. В дверях не разминулись, как два барана, блин. Ромкина гордость не позволяла ему пропускать какого-то рядового одноклассника, а Олег... Олег был упрямым по жизни.
   ***
   Потирая челюсть, в которую пришелся удар Олега, Роман тихо и как-то очень спокойно произнес:
   - Готовься, уродец, - это было его любимое слово. - Сегодня тебя найдут.
   И ушел. Олег, утирая кровь из носу, рванулся из рук одноклассников, растащивших их, подумав: "Ну вот и попал".
   - Да отпустите, - резко сказал он. - Не ломанусь я за ним, не ломанусь...
   - Да-а... - зачем-то противно гнусавя, протянул Черт. - Ну все, Олежа, края тебе...
   Олег посмотрел на друга едва ли не с ненавистью.
   - Хочешь в лоб?
   - Правильно говорить по лбу! - наставительно произнес Черт, даже, свинья такая, палец кверху поднял. Не зря его мать была преподавателем русского.
   - Да тебе что в лоб, что по лбу... - беззлобно проворчал Олег, облокотившись на подоконник и отвернувшись. Солнце, пропуская свои лучи через его песчаного цвета небольшую челку, делало ее почти прозрачной. Глядя на веселого друга, он и сам улыбнулся. На Димку нельзя было сердиться долго. Ни у кого не получалось.
   Черт подошел почти вплотную и заглянул в глаза:
   - Не, Олеж, серьезно. Кто еще?
   - Не понял?! - Олег и правда не понял, что имеет в виду Черт. - Ты о чем вообще?
   Димка покачал головой с таким видом, как будто Олег спросил у него, сколько будет три плюс два.
   - Совсем плохо? - Черт покачал головой уже сочувственно, и с грустью произнес: - Сильно Ромка тебе и в лоб, и по лбу...
   Увидев лицо Олега, он рассмеялся:
   - Да не смотри ты на меня, как на врага народа! Я к тому, кто еще на "стрелу"-то идет, кроме нас с тобой.
   Что-то теплое шевельнулось в груди Олега. Да, вот он друг, действительно друг. Без разговоров и предложений уже в одном ряду с тобой. Но о какой "стреле" он говорит? Если бы Ромка назначил стрелу, все бы было более или менее понятно - пришли, помахались, и разошлись по домам, где получили бы не меньше, от родителей, за разбитые носы и рваную одежду. Но он сказал просто, что сегодня его, Олега, найдут. Найдут... Жутковато звучит. По телу мальчика пробежал неприятный холодок.
   - Ты хоть слово про "стрелу" слышал-то, Чертяка? - тот вздохнул. - Вот-вот. Не будешь же ты со мной весь день ходить тенью, а? Не будешь. - А помолчав, тихо добавил:
   - Все равно спасибо.
   Если бы кто-то попросил Олега написать список его друзей, тот бы не раздумывая написал бы первым Черта. Да, Димка Черт был лучшим другом. С первого класса они были вместе, и вместе же и проходили первые прогулы - хотя Черт этим особо не грешил: как-никак мама учитель; и первые сигареты в шестом классе за школой, и драки... Но такой серьезной - или кажущейся серьезной - проблемы еще не было.
   Черт вздохнул:
   - Не, ну может он просто так...
   - Димка... - шепнул Олег. Тот поднял глаза и удивленно воззрился на друга - по имени его называли крайне редко, и преимущественно дома.
   - Ты можешь представить, чтобы Ромка бросал слова на ветер, а? Нет? И я не могу, - продолжил грустно Олег. - Пойду-ка я домой...
   Идею Черт встретил с энтузиазмом.
   - Во-во! Иди и сегодня носу на улицу не кажи, а то края...
   Олег лишь отмахнулся:
   - Дай сигарету лучше, а?..
  ***
  Мальчик зашел в квартиру и попытался закрыть дверь, но что-то мешало. Взглянув вниз, он увидел, что внизу лежит аудиокассета без пометок, обложки и других знаков отличия. Пожав плечами, он поднял ее, закрыл дверь на два замка, и пошел на кухню, бросив кассету на диван.
  Есть не хотелось. Выйдя из кухни на балкон, Олег, стараясь, чтобы снизу его никто не увидел, покурил. Мысли, одна тревожнее другой, не покидали голову, как ни пытался Олег их гнать. Ну допустим, сегодня его не отметелят. Так ведь не будешь же всю жизнь в квартире отсиживаться, ясное дело. А то, что Ромка не забудет произошедшего, было так же ясно.
  Проводив глазами окурок до самого приземления, мальчик зашел в комнату. Он рухнул на диван, и охнул - совсем забыл о кассете, которая лежала там.
  - Вот падла, а?
  Олег достал из-под кровати старенький магнитофон, который был старше Олега на год. Мальчик улыбнулся. Ты ведь помнишь, как мы сюда переехали, а? И мое рождение? Улыбка угасла, и лишь остатки ее угадывались на лице мальчика.
  А еще ты помнишь отца...
  Кошкой поскреблась в сердце грусть, явно требуя, чтобы ее выпустили. Олег закусил губу и вставил кассету.
  ***
  Я смотрю наверх... я вижу небо...
  оно тучами гонит нас туда, где никто из нас не был...
  жизнь без хлеба...
  свинцовыми тучами...
  будет ли лучше нам...
  сбросив личину, нам смерть обеспечена...
   дождь... и дитя улиц забыло о том, что ночь...
   достанет его ночь, и унесет с собою прочь...
   я вижу твое отражение в грязной луже,
   из глаз твоих выплескивается неподдельный ужас...
  запомнить то, что ты НИКОМУ НЕ НУЖЕН...
  и улететь... и умереть... и улететь...
  
  Олег круглыми глазами смотрел на магнитофон. Ничего подобного он никогда не слышал. От слов и от манеры их читки душу пронзала боль - не боль, а скорее какое-то опустошение и депрессия. Да, вдруг понял Олег, похожая манера читки текста у Дельфина. А сказать, что Олег был поклонником Дельфина - не сказать ничего.
  Тихий музыкальный фон, клавишные слои и бас с легким битом, вдруг взорвался электрогитарой, и высокий детский голос запел:
  
  Я смотрю наверх, я вижу неба серый взгляд.
  Он пронзает меня с головы до пят.
  Словно тяжкий крест, как фарфор и медь.
  Нам бы дожить, нам бы успеть.
  
  Да, очень похоже на Дельфина. Но голос, читающий строки, явно не его. Поющий тем более. Олег выключил магнитофон, не дослушав песню, и долго сидел, уставившись в одну точку. Что-то в этой запись было такого, что затронуло самые глубины души. Но кто подкинул ее ему? Или кто ее потерял?
  А, неважно. Олег лег, закрыл глаза, и через пару минут уже спал.
  
  Глава 2.
  
  Наливай, друг. Давай выпьем, как в старые добрые, как старые добрые, как тогда, когда мы еще друг друга знали.
  Добро. Что есть добро? Что мы делаем, чтобы верить в то, что то, что мы делаем - и есть добро? И в то, что что-то мы делаем - есть? Добро ли, зло ли - неважно.
  Важно, что мы знали, нет, не знали - верили. Вера тогда превращается в знание, когда есть неоспоримые доказательства. Их у нас никогда не было. И уже не будет. Да нам они и не нужны, и не были нужны никогда.
  Тот странный вечер. Мы с тобой как всегда сели у меня дома на крохотной кухоньке и откупорили бутылочку. Было здорово, нет, правда, было здорово. С тобой мне всегда было здорово. Твои хмельные мысли, поражающие меня всегда, настолько, что иногда приходилось их записывать. Ты говорил, а я поражался: в твои-то четырнадцать лет... Да и мне-то было ненамного больше. Ты все говорил, а я все слушал, и думал, иногда мы спорили до хрипа, но не до крови - мы были друзья. Были? Мы и теперь друзья, хоть и... Да неважно это. А в окна кухни уже нетерпеливо заглядывал рассвет, угоняя прочь сигаретный дым, и лучи солнца как трассеры были веселы и смешны. Но смешно нам не было.
  Ты помнишь, как от приклада на пыльной дороге оставалась бороздка, которая как нить Ариадны указывала нам путь домой. Ты тогда меня вынес. Ты вытащил меня. Это было в то самое утро, когда трассеры лучей солнца превратились в трассеры разрывных пуль, когда в эту мою кухоньку острием ножа вонзилась война.
  Война не разбирается, кто солдат, кто командир, кто мужчина, кто женщина. Или молодые пацаны. Если ты в строю - нет скидок. На войне детей не бывает. У тебя не будет рации полегче и автомата покороче. Льет дождь, под ногами хлюпает раскисшая земля, рядом застрял грузовик - надо помочь вытащить, все помогают. Лишь потом - ты помнишь, друг, ты помнишь - можно притулиться в углу, обнявшись - так теплее, спрятать нос в воротник и уснуть. Пока чей-то хриплый голос не заорет над ухом: "Тревога! Подъем!".
  Ты тогда вытащил меня. Не прячь глаза, не говори, что повторяюсь, не красней, не скромничай, друг. Сам был ранен четыре раза. В твои-то четырнадцать... Да, мне было шестнадцать, но ты был в моих глазах - героем, старшим. И это было счастье.
  Мы оба считали себя счастливыми. Что за странные представления о счастье у нас были?! Каким масштабом мы его измеряли? На каких весах взвешивали? Счастье для нас было - когда выигран бой, когда живы друзья, и когда в этом есть и твоя лепта.
  Друг. Помнишь свой последний подвиг? Не плачь, налей еще, как в старые добрые, как будто мы все еще те - уже старые, но все еще добрые, пью за тебя, за нас всех, за тех, кто там был. Не чокаясь. Я тогда упал, ты бросился ко мне - мы всегда были рядом. А кругом свистели пули, и в этом свисте было что-то такое разбойно-залихватское, но в то же время успокаивающее. Мне уже не было страшно, я видел лишь тебя. Я видел, как пуля обожгла тебе переносицу, ты стерпел боль, стал меня перевязывать. Начали рваться бомбы. Ты накрыл меня своим телом, чтобы спасти меня. Одна мина разорвалась совсем рядом.
  А потом рядом с тобой был я. Все то время, когда ты шептал в бреду:
  - Скорее в бой... Там Сережа, там мои ребята...
  - Успокойся, сынок, день-два полежишь и пойдешь, - успокаивал тебя санитар.
   А я стоял рядом и плакал. Ведь я, как и санитар, знал, что ты больше никогда меня не увидишь, не увидишь солнца, когда не летят самолеты и не закрыто оно облаками взрывов, и - что тяжелее всего - не увидишь ты победы.
   Не надо плакать, не надо. Я тоже плачу, но не надо. Налей еще, давай еще выпьем. Эх, не берет, зараза...
   Когда для всех бой кончился, для нас он продолжался - тяжелый госпитальный бой, бой за тебя, за жизнь и за твое зрение. Мы вели этот бой вместе с врачами. И этот бой мы проиграли.
   Я смалодушничал, я не ушел тогда без тебя на фронт, в бои, где гибли мои - наши! - ребята, я остался с тобой. Ты гнал меня от себя, но я не мог уйти. И не жалею об этом.
   Только когда стало ясно, что помочь тебе нечем, только тогда - ты помнишь, друг? Ты помнишь? Налей еще, нет сил. Тогда я решил оставить тебя и идти в бой. Но не суждено нам было. Эх...
   Давай споем, нашу, любимую, которую пели мы, что бы ни случилось, и которую не допели мы тогда, в тот день...
  
   Шел солдат с войны домой,
  Шел дорогой дальней.
  Он играл войне "отбой"
  На трубе сигнальной.
  
   Он играл "отбой" смертям,
  Пушкам всем и танкам,
  Маскировочным сетям
  Брошенным землянкам.
  
  Он играл "отбой" полям,
  Обгоревшей роще,
  Фронтовым госпиталям
  И военной почте.
  
  Всем играл, кто принял бой
  И в живых остался,
  Лишь себе сыграть отбой
  Он не догадался
  
  Все забыли про него,
  А солдат в дороге.
  Чтобы в случае чего
  Дать сигнал тревоги.
  
   Мы тоже не сыграли себе отбоя. Может, потому, что не успели?
   Да... Так оно было. Что ты? Как можно про меня? Что я в той войне сделал? А, да, было... Это ты тоже помнишь, да и я не смогу никогда забыть. И эта фраза моя, которую я когда-то и во сне повторял: "Я попробую".
   Согласен с тобой. Ты когда-то сказал: "Есть высший подвиг - подвиг во имя товарищей". То же тогда думал и я.
   - Я попробую, - сказал тогда я.
   Полк штурмовал Днепропетровск, наш родной город, и атака захлебнулась. Стрелял пулемет, преграждая путь стеной жалящих и безжалостных пуль. Уже не один наш, пытающийся проделать этот путь, натыкался на эту "стену", лежал на земле раненый или убитый. И нужно было подавить огневую точку противника, заставить замолчать пулемет, чтобы войти в город.
   Тогда я и сказал: "Я попробую". И вдогонку мне понеслись твои слова: "Не пробуй - делай. Или не делай, но не пробуй". Тогда я улыбнулся; улыбался я редко, а в бою - почти никогда.
   Налей еще, нам никуда не деться от воспоминаний, давай их зальем. Не получается...
   Я оторвался от земли и пошел на штурм. Помнишь песню - "кто-то станет стеной, а кто-то плечом, под которым дрогнет стена". Тогда эти строчки и пришли ко мне в голову. Как случилось, что пули прошли мимо? Видно, есть на свете Бог. Я метнул гранату туда, на пламя вспышек лающего орудия.
   И пулемет замолчал.
   Да, я не думал тогда о себе. И только когда все поднялись и пошли вперед, я почувствовал прилив острого непередаваемого счастья оттого, что смог сделать невероятное, что друзья живы и город будет освобожден.
   Тогда мы с тобой прошлись около нашего дома. Он с укором смотрел на нас черными дырами окон без стекол, и я заплакал, стыдясь сам себя и своих слез, но понял, что нечего стыдиться, я посмотрел на тебя. Ты плакал так же. Ты был для меня авторитетом.
   В ту ночь моя голова покрылась пеплом седины, который мне не стряхнуть никогда, как и те воспоминания.
   А давай отвлечемся от войны. Так хочется разделить жизнь на войну и мир...Довоенные происшествия уже нечетки и расплывчаты, но я все еще помню, как мы с тобой попали в 14-й двор. Там местные ребята играли в футбол. Да вспомни, у них во дворе было футбольное поле с настоящими воротами, как мы завидовали, увидев эту столь высокую ступень цивилизации. И как ребята пригласили нас поиграть с ними...
   Многие из тех парней тоже легли в той войне.
   И некоторые - в том самом госпитале, где лежал ты, и где рядом с тобой был я. Как ты тогда говорил всем, кто нас видел вместе?
   - Мой друг Сережа - мои глаза.
  И благодарно прижимался ко мне.
  Но судьба внесла свои коррективы. На госпиталь тогда упала бомба, а может и не одна. Мы этого уже не узнали.
  Так хочется разделить жизнь на войну и мир, но не делится она. А потому - наливай, друг. Давай выпьем, как в старые добрые, как старые добрые, как тогда, когда мы еще друг друга знали.
  Когда мы еще были живы.
  
  
  Глава 3.
  
  Интересно, песня ли навеяла такой сон? Все было так жутко правдоподобно, и, казалось, ощущался даже запах крови. Что же это такое снилось? Война, это Олег понял, но от кого отбивали Днепропетровск, мальчик не разобрал. Да и город был не совсем такой, как в реальности.
  Олежка приподнялся и сел на кровати. И только тут понял, что лежит он, в общем-то, без одежды. Это когда же он успел? И магнитофон уже тихо и как бы не при делах лежит под кроватью, как будто не было ни кассеты, ни сна...
  А может, это и было начало сна - ну, про кассету? Черт его знает, все может быть...
  Мальчик спрыгнул с кровати и вышел посмотреть на часы, что висели в прихожей. Они невозмутимо показывали пол-третьего. Интересное кино получается. Олег четко помнил, что пришел домой в три, а в пол-третьего они с Димкой попрощались, это он помнит хорошо, еще у него время спросил. Да плюс еще покурить, да кассету послушать...
  Кассета!
  Он рванулся за магнитофоном, быстро, но аккуратно, извлек его из-под кровати и открыл кассетник. Кассеты не было. Не веря глазам, он поискал ее на полке с другими записями. Кассета отсутсвовала и там.
  Так, мамин Меладзе подойдет. Олежка схватил аудионоситель и побежал к двери. Он торопливо открыл дверь, откуда потянуло холодом - не май же месяц, а? Думать надо, ругал себя Олег. Да еще он совершенно забыл, что практически голый. Ну ладно уж, не сахарный, не растает. Положив записи Меладзе на пол, он, стараясь закрывать дверь с такой же силой как обычно, потянул ее на себя. Все равно делал он это слабее, чем всегда, но несчастная кассета не выдержала и этого; пластиковый корпус хрустнул, и мотки с лентой выпали из него. Олег вздохнул. Значит, все сон. И от мамы попадет за испорченную кассету. А часы просто... Ну просто заглючило, тоже версия, не так ли, а?
  Собрав обломки, мальчик сел на кровать. Вдруг совершенно некстати захотелось курить. Олежка вздохнул - придется снова одеваться, выходить, потому как дома курить было довольно-таки стремно. Ну ничего, заодно в клуб схожу, подумал он.
  ***
  Ну что ж, волну мы подобрали правильно. Пока объект совершенно ни о чем не подозревает, разум не пытается меня отторгнуть. Мне даже показалось, что вербального воздействия было более чем достаточно. Этот вывод я сделал, когда увидел, с какой готовностью объект принимал образы. Что же, пока нет никаких проблем.
  Прошу занести в протокол дополнительную запись о том, что я подвергаюсь жестоким пыткам, когда объект производит саморазрушающие действия. И потому прошу санкции на вмешательство.
  ***
  Олег спустился на лифте со своего восьмого этажа, и пошел на проспект, предварительно повернув за гаражи. Встав между гаражами, он достал из кармана сигарету - последнюю, одну из двух стрельнутых у Черта - и зажигалку, подкурил. Затянулся, но, выдыхая дым, вдруг закашлялся. В глазах вдруг зарябило, и жутко закружилась голова, подкосились ноги. Поморщившись, Олег выбросил сигарету. Ох уж эти "Прилуки", недовольно подумал он.
  Вдруг рябь в глазах и тошнота вместе с головокружением исчезли. Что случилось, Олег так и не понял, но все же благоразумно решил от сигарет пока отказаться.
  Но просто так уйти не удалось. Со стороны выхода вдруг возник парень в черной кожанке и армейских ботинках, как же их... А, да - берцы. Почему все время я вспоминаю все некстати, раздраженно подумал мальчик. Он развернулся и хотел было убежать в другую сторону, но с того выхода стояли уже двое.
  Итак, Ромка не забыл, что было естественно и неизбежно. Один семиклассник на трех ребят, каждый из которых выглядел не меньше, чем на семнадцать, имеет нулевые шансы не получить в лоб. "По лбу!" - откуда ни возьмись, в голове мелькнул Димка Черт. Как четко он тогда ему ответил: что в лоб, что по лбу... Теперь докажет эту теорию на практике.
  - Слышь ты, мелкий! - вдруг скучающим голосом произнес один из них.
  - А? - стараясь, чтоб голос звучал ровно, отозвался Олег
  - Хрен на. Не Пономарев часом будешь?!
  Олег вздохнул. Точно, Ромка навел. Теперь и правда, как выражается Димка, края.
  - Пономарев. А что вам нужно, а?
  "Кожаные" потихоньку сближались, зажимая Олега в кольцо. И диаметр кольца все уменьшался. Мальчику стало страшно.
  - Наказать. Ты нашего кореша обидел, понимаешь? - продолжал тем временем "браток". - А кто ты такой, чтобы нашего кореша обижать?
  Нужно было что-то срочно делать. Может, попробовать на патриотическую гордость взять?
  - К-к-конечно, - как можно более спокойно произнес он. Но когда он волновался, то просыпалось вроде бы вылеченное давно заикание. - Чтобы набить морду одному тринадцатилетнему м-м-мальчишке вас нужно аж трое. Поймали? Втроем? Ну и усритесь теперь от радости, гады!!!
  Конечно, кричать не стоило, но Олег сорвался - как-никак нервы дали о себе знать. Тем временем двое, что стояли сзади, подхватили его под руки, видимо, совершенно не впечатлившись речью мальчика. Передний же присел на корточки и посмотрел в глаза Олегу. В глазах было что-то нехорошее.
  - А морду тебе бить никто и не собирается. Морду тебе Рома сам начистит. Мы по нашим понятиям решим.
  Олег похолодел. Какое-то смутное ощущение чего-то очень жуткого заставило дыхание и сердцебиение участиться.
  - Так что попробуй только пискнуть, сукин ты кот, башку сверну сходу, - пообещал "кожаный", и махнул своим:
  - Сымай с него штаны, ребята.
  - Как скажешь, Ящер.
  Страх, разбавленный отвращением и ненавистью, захлестнул мальчика. Нужно было что-то делать, кого-то звать, может, вырываться, но ничего этого он сделать не мог - что-то не давало. Оставалась только примириться с неизбежностью. Не в силах больше сдерживать слезы, Олег заплакал:
  - Отпустите, а?..
  Ублюдки только зло усмехнулись. Мальчик почувствовал, как рука одного из тех, кто держал его, стала расстегивать джинсы, и закрыл глаза. Затем дернулся, но безрезультатно, и услышал злобный голос одного из "кожаных", того, кого назвали Ящером:
  - Глаза открой, сукин кот.
  Олег выполнил требования, и едва не забыл о том, что сейчас его, собственно, обыкновенно насилуют. То, что обнаружилось, отбросило на задний план даже это.
  Он мог видеть все внутренние органы этого зверя, каким-то образом родившегося в облике человека. Он видел судорожно сокращающееся сердце, гортань, очень плохие легкие, мозг, от которого просто волнами исходила животная похоть, сосуды, кости. Вдруг, как-то просто захотелось, Олег слегка поменял вид: теперь он видел только органы, и ничего больше.
  Мальчик не слышал, что говорил ему "кожаный". Он сосредоточился на сердце, не совсем понимая, что он делает, и представил, что сжимает его рукой, сначала легко, а потом все сильнее. И внезапно необычное зрение пропало.
  Чувствуя звон в ушах и легкое головокружение, Олег увидел, как Ящер, судорожно хватая ртом воздух и держась за сердце, оседал на холодную ноябрьскую землю. Растерявшись, остальные отпустили Олега и подбежали к своему другу.
  Логично было бы воспользоваться моментом и убежать, но Олег стоял столбом и смотрел, как, пытаясь хоть как-то помочь Ящеру, при этом совершенно не представляя как, двое "кожаных" хлопали его по щекам.
  - Что ты с ним сделал, урод?! - заорал один из них.
  - Да я его и пальцем не трогал! - испуганно ответил Олег. - Вы ж меня сами держали!
  Он вдруг спохватился. И правда, стоит мальчишка со спущенными штанами и расстегнутой курточкой, в ноябре, а рядом мужик какой-то помирает... Быстренько натянув джинсы, он бросился бежать, за какие-то полминуты покрыв расстояние до своего дома. Сердце бешено колотилось, и виной тому был не только сумасшедший бег.
  
  
  Глава 4.
  
  Уход...
  Уход как идея...
  Уход за идею...
  Уход как протест...
  Уход как пропаганда...
  Уход времени...
  Уход от времени...
  Уход время от времени...
  Уход к себе...
  Уход от себя...
  Уход как проповедь...
  Уход за деньги...
  Уход просто так.
  ***
  Олег вскочил с кровати. Слезы текли по лицу, но мальчик этого не замечал. "Что же это?.." - думал он. "Я не хочу, чтобы мне снилось такое". Слишком это было непонятно и пугающе, и уж очень внезапно. И объяснения тому, что случилось тогда в гаражах, он не находил. Было действительно страшно.
  ***
  Объект неожиданно легко воспринял отказ от никотинового допинга. Опасения были беспочвенны. Скорее всего, дело в том, что участок мозга, на который воздействовала привычка, я успешно стимулировал, и продолжаю это делать. Но главная проблема неожиданно оказалась совсем не в этом.
  Видите ли, уважаемые коллеги, мы все еще продолжали искать подводные камни в этих существах. Не правда ли, все шло легко: и, подбор волны, и внедрение, и адаптация. Но все же один из подводных камней обнаружился. Сознание существа не отключается, когда я перехватываю управление его телом, что может иметь нежелательные последствия. Теперь объект испытывает страх, что совершенно не желательно, но что удивительно: я не отметил ни одной попытки избавиться от меня.
  Прошу санкции во вмешательство в его память, дабы объект забыл о произошедшем инциденте.
  Да, и еще одно: не используйте общую частоту для передачи сообщений. Каким-то образом разум объекта перехватывает их, и передает в искаженном виде.
  ***
   Восемь утра. Олег стоял перед школой, без всякой на то причины время от времени поправляя ранец. Затем, чертыхнувшись, снял его с плеча и поставил на землю. И, как будто откликнувшись на призыв, за его спиной непонятно откуда возник Черт.
  - Привет! - заорал он прямо в ухо Олегу.
  Олег аж подпрыгнул. Фамилия в любом случае дает отпечаток. Иначе как объяснить эту способность Черта неслышно подкрадываться и возникать ниоткуда? Хотя, чья б мычала про способности...
  При воспоминании об этом Олега передернуло. Черт же принял это в свой адрес и рассмеялся:
  - Да чего ты? Пора бы уж и привыкнуть, - затем он посерьезнел и спросил:
  - Как там вчера?
  Сказать правду? Ну да, а потом Черт покрутит пальцем у виска и посоветует вызвать "неотложку". Подумав, Олег рассказал обо всем, умолчав только о том, что сердечные проблемы вызвал он.
  Черт смотрел на него с ужасом:
  - Нет, ну всего ожидал от Ромки, но чтоб такого... - он покачал головой. А затем резко поднял ее и посмотрел Олегу в глаза:
  - Слушай, Олеж, а откуда ты знаешь, что у него сердце прихватило?
  - Я там вообще-то был, - зло начал Олег, но тут до него дошло. Ай да Чертяка...
  - Я не о том. Почему именно сердце? - Димка пытливо смотрел прямо в серые глаза Олега.
  Димка и внешне напоминал такого себе чертика - черноволосый, кареглазый, кожа смуглая. Они приехали из Таджикистана, и с первого же дня кличка "Черт" приклеилась к нему навсегда, и даже не столько из-за фамилии. Неусидчивый, озорной, вечно готовый посмеяться над приколами других и гораздо более готовый приколоть своими, он был едва ли не идеальным другом: можно было быть уверенным на сто процентов, что Димка не выдаст секрет и никогда не предаст.
   А сейчас он смотрел Олегу прямо в глаза, и его карие глаза казались почему-то совсем черными. Можно было брякнуть какую-нибудь глупость о том, что так решил потому, что тот за сердце держался, или что-то в этом роде, но...
  Почему-то врать не хотелось.
  - Ты не поверишь, Черт, - устало сказал он, отводя взгляд.
  - Ты скажи, а там посмотрим, - твердо ответил Димка.
  ***
  - Края! Вот это круто! - восхищенно шептал Черт, от волнения активно жестикулируя. - А ты вот сейчас попробуй!
  Олег пожал плечами:
  - А почему должно получиться? Может, это только в моменты опасности проявляется...
  - Нет, ты попробуй! - настаивал друг.
  - А на ком?
  - Да хоть на мне!
  Олег испуганно отшатнулся.
  - Да ты что? А если чего...
  - Никаких если не будет, - снова очень твердо сказал Димка. Странно, но когда он говорил таким тоном, это было очень убедительно.
  - Ну ладно...
  И что делать? Олег растерялся. Не будешь же заклинания читать, и воздевать руки к небу, как маги в книжках. А как еще поступить? Он совершенно не представлял. И вдруг...
  "Уход к себе..."
  Ему удалось заглянуть внутрь. Но не внутрь Черту, а внутрь себя. За доли секунды он пролетел весь свой организм, и закончил путь в мозгу, где на него набросились воспоминания. Картинки мелькали перед глазами с сумасшедшей скоростью, и совершенно ничего не значили - Олег не успевал их осмыслить. И хуже всего было то, что ему никак не удавалось вырваться из их плена.
  Он потерял сознание.
  
  
  Глава 5.
  
  - На вот лучше, покури!
  - Не могу, Черт, не могу, да и не хочу... - Олег безуспешно пытался унять дрожь.
  Друг удивленно посмотрел на него, затем на едва начатую пачку "Мальборо" - Черт сегодня был при деньгах - а потом со вздохом выбросил ее через плечо.
  - Ты чего, а? - поразился Олег.
  - Да ну ее... - неопределенно сказал Черт. - Ты вот лучше скажи, что случилось. Стоит такой весь из себя бледный, глаза закатились, ну ни дать, ни взять зомбак из "Диабло", а потом как рухнет...
  - Я был внутри, Черт, - тихо прошептал мальчик. Больше ничего говорить не хотелось, но он понимал, что звучит это непонятно и странно. Но, к его удивлению, Черт лишь беззаботно взмахнул рукой:
  - Ясно.
  - Да что ясно, а? - вдруг взорвался Олег. - Что тебе ясно?! Да иди ты к чертовой матери с такой ясностью!!!
  Димка спокойно смотрел на друга - он привык к таким взрывам, но против обыкновения не промолчал:
  - Все туда пойдем. Первый урок-то русский...
  Олег непонимающе уставился на Черта, а затем понял, и рассмеялся. Всю ярость как рукой сняло. Русский-то вела мать Димки... А соответственно без преувеличения "чертова мать".
  - Пошли, ладно. Пора уже.
  ***
  Все оказалось сложнее, чем я предполагал. Каким-то образом разум объекта узнал код, и теперь может использовать свой мозг на достаточную мощность. О провале говорить преждевременно, я постараюсь все исправить. Скорее всего, виной этому та перехваченная передача, где содержался код. Стоило, конечно, зашифровать передачу, тогда объект не увидел и не услышал бы ничего, кроме смутных образов. Стандартный сон.
  Но что удивительно: похоже, этот разум принял меня как должное, хотя сознание об этом не догадывается, из-за чего возникает некоторая напряженность в физическом теле объекта. Надеюсь в скором времени ликвидировать и это.
  Да, и можно не спешить с санкцией на разрешение обнуления памяти. В этом уже, мне кажется, нет необходимости.
  ***
  Они были далеко друг от друга, но Олег, только сев на место, отчетливо чувствовал волну какого-то страха и ненависти, что исходила от Ромки. Делая вид, что старательно следит за тем, где читают, Олег попытался снова сделать что-нибудь, хотя понимал, до чего это рискованно. Но вдруг получилось, причем Олег успел только подумать об этом.
  Уже лучше.
  Нет, он чувствовал не страх, а какую-то сладкую жуть, смешанную с восторгом - вот он я какой! И медленно принялся за дело. Ромку было плохо видно из-за спин одноклассников, потому Олег подлетел поближе и стал рассматривать его вблизи. Разумеется, тело мальчика так и осталось за последней партой, уставившись в "Хрестоматию", не забывая даже переворачивать страницы. Здорово! Вот круто, а?! Внутри Олега все пело... А внутри ли? Он-то сам сейчас был снаружи.
  Наклонившись к уху Ромки - создалось такое ощущение, Олег и сам не мог объяснить, как это - он прошептал:
  - Ну что? Не смогли твои мордовороты кожаные ничего со мной сделать. А знаешь почему?
  Тот растерянно огляделся, затем обернулся, глядя на последнюю парту, где сидели Олег с Чертом. И увидел лишь то, как Олег стал читать - дошла его очередь - "Дубровского", а Черт лишь, неприкрыто скучая, сооружал из бумаги очередную поделку - на это он был мастер.
  - Клименко! Чего вертишься! - сделала замечание Ромке литераторша Мария Васильевна. - Сядь ровно.
  Не вступая в спор с учительницей - что с ним случалось крайне редко - Роман сел ровно. А Олег продолжил:
  - А потому что. Это все ждет и тебя. А сейчас я просто позабавлюсь.
  Он прикоснулся к вискам Романа - не руками, одна из которых придерживала книгу, а палец другой старательно водил по строчкам, а просто мысленно - и с силой сдавил их. На лице одноклассника выступил холодный пот. По всему было видно, что он терпит жуткую боль, и Олег невольно восхитился ним. Терпеливый...
  Затем отпустил виски. И то, что не смогла сделать боль, сделало облегчение от ее отсутствия. Ромка стал оседать на пол, но Олег его подхватил и посадил обратно. А потом уже восхищенно ужаснулся: ух ты, да и так можно!
  Но все же жестокая злоба в душе Олега должна была выплеснуться. Так рыцарь ходит вокруг давнего и кровного врага, уже поверженного и безоружного, и все никак не может решить - какая смерть удовлетворит его, какой смерти достоин враг. Так и Олег не знал, что ему хочется сделать с Ромкой. И он решил просто поставить точку.
  Он прицелился прямо в солнечное сплетение. Мысленный замах кулака, и... Испуганные зеленые глаза Ромки на мгновение остановили Олега, и в душе шевельнулось что-то, но лишь на мгновение.
  В следующее мгновение он обрушил удар прямо в грудную клетку мальчика.
  Тот дернулся и весь напрягся. Олег снова поразился его колоссальной выдержке - и вроде пацан как пацан, даже более худой, чем все, да и ниже всех в классе, а вот... Да еще вчера, во время драки, Олег почувствовал, что Ромка - парень не простой.
  - Мария... Васильев... на... - сдавленно произнес Ромка. - Можно... выйти?..
  - Что с тобой? - встревожилась учительница, глядя на неестественную бледность ученика.
  - Плохо... В медпункт... схожу...
  Та кивнула. Ромка, держась за грудь, вышел. Класс слегка пошумел, но быстро успокоился - в конце концов многие частенько ходили на перекур в "медпункты".
  Черт повернулся к Олегу и, увидев бисеринки пота на лбу, спросил:
  - Ты?
  - Ну да, - ответил Олег. - Нечего тут...
  - Хоть не насмерть? - перепугано шепнул Димка.
  Олег пожал плечами. Да уж, теперь он жалел о том, что так жестоко поступил с одноклассником, но что же сделаешь? А что, ничего как будто?
  Он покинул себя - это оказалось заметно тяжелее, чем в прошлый раз - и отправился на поиски Романа. Точнее, убрал все школьные стены и все объекты из поля зрения, кроме Ромки. И очень скоро его увидел.
  Тот стоял в туалете, облокотившись на стену, и кашлял, сплевывая кровь в раковину. И мозг его работал на одной мысли: "Я не хочу умирать". Олег слышал этот крик, и чувствовал ту острую боль, что чувствовал ее сейчас Рома, равно как и осознавал тот страх, что захлестнул мальчика. Прикоснувшись к его раздробленной груди, он легко проник внутрь, и стал вытаскивать осколки ребер из пробитых легких. Сделал он это довольно быстро, при этом покрывая мозг Ромки пеленой, чтобы тот не умер собственно от боли. А затем принялся эти ребра сращивать.
  Ломать - не строить, в этом он убедился сразу же. Восстановление костей отобрало почти все силы, и концентрироваться на чем-то становилось все труднее. Но все же он сделал и это.
  Покончив с ребрами, Олег начал ликвидировать дырки в легких. Это получалось несравненно легче. Но нехватка сил давала о себе знать - он уже едва мог видеть самого Романа, не то, что его внутренности. И доделать свою работу он не смог.
  Олег закрыл глаза - потом он не раз спрашивал себя, как это он смог закрыть глаза, если их у него вымышленного не было в принципе. А когда открыл - уже сидел за партой. В это время прозвучал звонок.
  Учительница что-то говорила про домашнее задание, но Олег ее не слушал. Пот тек ручьями, сердце билось, как проклятое, а голова трещала. Чьи-то руки подхватили его и увели в коридор, затем на улицу. Обернувшись, мальчик увидел Димку, который озабоченно смотрел на него и что-то спрашивал, но что, Олег не мог разобрать. Может, спрашивал, как он, может про Ромку... Да кто его знает, может, ругался на чем свет стоит.
  - Погоди ты, а? - сказал он и сам себя не услышал. - Я в порядке, - сказал он на всякий случай.
  
  
  
  
  
  Глава 6.
  
  Разум этих существ очень опасен. Даже опасен не столько разум, сколько сам мозг - ни в одном центральном органе существ других планет я не видел такой мощи, при том, что эти существа используют его не более чем на 40 процентов. Удивительно.
  Меня поражает то, с какой легкостью объект использует разблокированные участки мозга. И при этом, хоть это и требует значительных физических усилий, он явно не собирается останавливаться. Даже если страх и не исчез, его невозможно почувствовать под мощной волной любопытства. И это пугает. Если объект так легко приспосабливается к новым возможностям, то - это лишь гипотеза - вполне возможно, что он сможет загнать меня в самые удаленные уголки сознания. Но процентное соотношение управления мозгом 55 на 45, что находится в рамках удовлетворительного, поэтому я пока не вижу причин для паники.
  Эксперимент продолжается.
  ***
   - Олеж, рассказывай, - слух вернулся к Олегу вместе с нормальным состоянием резко, как будто на него во время сна вылили ведро холодной воды. Настолько резко, что от этого даже заломило в висках.
  Держась рукой за голову, Олег тихо сказал:
  - Да что рассказывать? - он поднял глаза и встретился со встревоженным взглядом Черта. - Ребра я ему поломал...
  - Как?! Все?!
  - Да ну тебя... Какая разница? Только... Знаешь, что я понял? - видя, что Димка терпеливо ждет, он продолжил: - Ломать - не строить. Когда я вдавил его ребра ему же в легкие... Нет, Черт, это было очень легко, невероятно легко. А когда это все исправлял...
  - Так ты исправил? - тревога и испуг в глазах Черта сменились радостным возбуждением. Олег отвел взгляд.
  - Не до конца, - прошептал он.
  ***
  ...Олег отговорился тем, что у него высокая температура. Сделать себе температуру 38 и 5 для него было очень просто, точнее... Ну, он просто подумал о том, что ему нужна высокая температура, и почувствовал, что она начала расти. Хорошо хоть хватило ума вовремя остановить процесс.
  Иначе сегодня хоронили бы двух учеников 7-"Б" вместо одного.
  Весь класс пошел на похороны, кроме Олега. Он не мог, просто не мог там быть. И пусть Ромка когда-то - когда-то? Да три дня назад! А кажется, что прошли годы... - послал свою "крышу", чтоб те надругались над ним, но... Ведь он же такой же пацан, как и все! Зачем?
  Ромка был таким же, как все. А ты, Олежка?
  От этой мысли стало просто тошно. Одиночество стало давить на сердце так, что Олег просто начал задыхаться. А потом его тяжелое дыхание сбилось в плач, и мальчик просто зарыдал.
  ***
  - Димка, я тебя прошу, не клади трубку, мне так хреново...
  - А-а, это ты... Да ладно, черт с тобой.
  - В том-то и дело, что Черт не со мной. Димка, я же не нарочно...
  - А как еще?.. А в принципе, я к тебе сейчас зайду.
  Помолчали. Потом из трубки послышался осторожный и где-то даже заботливый голос Черта:
  - Что, Олежка, в натуре края?
  - Не слышишь, что ли?
  - Да слышу-слышу... Ладно, я щас зайду... друг.
  Услышав частые короткие гудки, Олег положил трубку и сел на пол, обхватив голову.
  Ради чего он на все это способен? Он удовлетворил свою прихоть и показал, что он выше Ромки. Нет, не выше, сильнее. Вот разница.
  Он закрыл глаза, и вдруг в сознании промелькнула где-то услышанная когда-то или когда-то прочитанная строчка: "Месть - это стрела, которая очень часто поражает того, кто ее выпустил. Искупи вину, мастер Гармахис". И когда открыл глаза, то твердо знал, что ему делать и как его теперь называть.
  Только звание мастера нужно еще заслужить.
  ***
  Черт осторожно зашел в квартиру. Олег стоял, опустив глаза. Постояв так немного, Димка подошел вплотную к другу и сказал:
  - Олег, - каким-то очень твердым голосом - и откуда он у него взялся? - произнес Черт. - Что делать будем?
  Мальчик поднял голову. Димка стоял настолько близко, что их носы соприкоснулись на секунду. Стоя вот так, глаза в глаза, соврать было нельзя, сообщалось только сокровенное и решались только важнейшие вещи. Это был их ритуал.
  Олег, найдя в себе силы, выплыл из океана черных Димкиных глаз, и так же твердо, как он, сказал:
  - Будем все исправлять.
  Димка улыбнулся и отошел. А затем порывисто обнял друга - теперь это было ясно. Олег, совершенно не ожидавший такого, рухнул на спину. Раздался грохот. Прихожую наполнили чертыхания хозяина и отклики "Да тут я, тут!" гостя. И впервые за два дня Олег рассмеялся. Затем спохватился:
  - Не гони, Черт, все-таки сегодня...
  - Что сегодня?
  Олег сделал вид, что глупость друга есть нечто в порядке вещей, и промолчал. Но Димка продолжал:
  - Я понимаю, умер одноклассник, еще вчера, кстати. Сегодня была кремация, - по тому, как Дмитрий произнес это слово, было видно, что он ловит от него кайф. - Хотя я в принципе не понимаю... Не по-христиански это... - закончил он уже каким-то серьезным и грустным тоном.
  - Кремация...
  - Ну да, - буднично перебил его друг. - Когда тело сжигают.
  - Я-а-сно... - протянул Олег.
  Но Черт не закончил:
  - Так вот. Он умер, да, но мы-то все еще живем! Нам-то края не скоро приснятся, - он помолчал. - Я надеюсь. Ты вот лучше анекдот послушай: Короче, в троллейбусе. "Девушка, вы выходите?" - "Выходят только замуж" - "Ну, сходите?" - "Сходят с ума!" - "А что вы тогда делаете?!" - "Вылазю." - "С Днем Рождения!!!".
  Олег рассмеялся. Все же что бы он делал без Димки, такого сложного и смешного... Но пора. Он пинком колена скинул с себя друга, и теперь влез на него сам.
  - Хватит, - улыбаясь, но твердо, сказал он. - Когда эта... как ее... комация?
  - Кремация... - растерянно поправил его Черт.
  - Тем более.
  - В два часа...
  Олег посмотрел на часы, висящие в прихожей. Ровно два. Опоздал.
  Проследив направление его взгляда, Димка недовольно поморщился:
  - Не, ну края! Ты еще мертвых тут повоскрешай!
  Мальчик вздохнул:
  - А вдруг бы получилось?
  - Сомневаюсь, Олежа, честно, - как-то так сказал Черт, что Олег сразу понял - не получилось бы, как бы он не старался.
  
  
  Глава 7.
  
  То, что Ромкины родители и брат с сестрой были уже дома, Олег почувствовал, не доходя до подъезда. Волна горя и непонимания шла так интенсивно, что мальчик сам едва не расплакался. Квартира его находилась на втором этаже, потому Олег решил, что заходить в подъезд будет лишним. Он просто встал под балконом и сосредоточился.
  Ромкина мама сидела на кухне. Полностью входить в ее сознание Олег не стал, потому что понимал, что может умереть просто от разрыва сердца. Вместо этого он начал навевать ей светлые мысли о том, что Роме сейчас очень хорошо там, и он вряд ли бы хотел видеть ее в таком виде. Обрывки воспоминаний понеслись около Олега, изредка задевая его, и он видел, как вот - это Рома в первом классе, аккуратно причесанный и улыбающийся, а вот он робко тянет маме свое первое стихотворение, и так краснеет...
  Олег не знал, что Ромка писал стихи. Он вдруг понял, что вообще о нем ничего не знал, кроме той внешней маски, что видели все - крутого и самовлюбленного типа, что не терпит возражений. Может, потому внешне он и был таким - потому что не находил понимания и так ограждал себя от других, от тех, кто в лучшем случае сделает вид, что понял.
  Вытирая глаза, из которых текли слезы, Олег все же продолжил убеждать маму Ромы. Мало-помалу это ему удалось, и усталое тяжелое горе превратилось в печаль. Боль никуда не исчезла, просто прошла усталость, что обычно сопутствует ей. Как будто яд вместе с кровью вытек из вскрытого нарыва.
  Сестру тоже удалось избавить от горя легко. Сначала она, правда, отгоняла Олега, - это очень хорошо у нее получалось - как шальные мысли, но постепенно стала прислушиваться к ним, понимая, что это правда. Когда Олег закончил с ней, ему пришлось потратить несколько минут на отдых.
  Тяжелее всего пришлось с братом. Младший брат никак не понимал, почему это Ромка ушел в какой-то лучший мир и не взял его с собой, он ведь всегда брал его, Владика, нет, не Владика, а Влада, так его всегда называл Рома, с собой, куда бы ни пошел, а еще он обещал... Слегка потерявшись в густом потоке бессвязных детских мыслей, объединенных одним - все они были о брате, - Олег вздохнул и начал все сначала.
  Он напомнил Владу, что тот уже взрослый, вот видишь, я прав, потому что и Рома тебе то же говорил. Пойми, Рома за тобой наблюдает, ему пришлось уйти, и не от него это зависело. Разве он когда-нибудь тебя обманывал? Нет. Вот видишь. Кто я? А я тебе просто снюсь, ведь ты спишь. А Рома наблюдает за тобой, и хочет, чтобы ты стал достойным человеком и братом, достойным Ромы. Сможешь?..
  Засыпая, Влад прошептал:
  - Смогу... Ты только...
  И заснул. Но фраза в сознании звучала четко: "Ты только снись мне дольше, без тебя тяжелее. И пусть Рома наблюдает, он увидит, что я буду достойным братом".
  Олег прикусил губу. А ведь Ромка сейчас, быть может, наблюдает и за ним.
  И он просто прошептал:
  - Прости меня, Ромчик...
  ***
   Я в ужасе. Нет, это невозможно. Объект полностью перехватывает управление мозгом, не давая мне даже возможности. Я не могу управлять его телом и желаниями, вы можете себе это представить? При этом нет никаких попыток отвергнуть меня, совсем наоборот - меня затягивает все глубже и глубже в это сознание. Процентное соотношение уже 20 на 80 процентов.
  Да, параллельно я сделал еще одно открытие: физическое истощение объекта - всецело моя вина. В тот момент, когда четверть бралинга назад объект развил потрясающую ментальную активность, и начал воздействовать на окружающих как деструктивно, так и креативно. Креативное воздействие начало пробуждать спящие клетки мозга с такой сумасшедшей быстротой, что я, не желая допустить выхода объекта из-под контроля, начал останавливать этот разум.
  Мне удалось его остановить. Теперь я понимаю, что разум бросил в бой со мной все резервы, чему следствием была физическая усталость. Я же, как ни было тяжело, выстоял, что создало усталость ментальную.
  Но сейчас я не смог остановить разум существа.
  И мне страшно.
  ***
  ...Олег сидел в компьютерном клубе. Компьютеров хватало, но Олег заупрямился - ему только этот, там, мол, его сохраненка. Администратор пожал плечами: сиди и жди, парню еще час сидеть. От нечего делать Олег попытался прощупать настроение парня, которому на вид было лет 25-26. Тот находился в Интернете, и проверял почту. Одно из писем было адресовано ему от девушки из другого города, которая сообщала, что беременна от него. Черт, и что делать? А жена... Вместо ожидаемой радости Олег с удивлением прочитал в сознании человека неподдельный ужас...
  
   ...из глаз твоих выплескивается неподдельный ужас...
  запомнить то, что ты НИКОМУ НЕ НУЖЕН...
  
  Ну уж нет. Олег стиснул зубы и резко проник в его сознание...
  ...Выходя из клуба, мальчик точно знал, что сегодня же парень во всем чистосердечно признается жене, и сейчас пишет той девушке, чтобы ни в коем случае не делала глупостей.
  Вот оно! Олег понял, что это значит - "искупить вину". Может, так и постигается мудрость Мастера? Да, все может быть. За этот день он обошел всех знакомых, и каждого постарался поменять в лучшую сторону, хотя бы чуть-чуть. И все это удалось. А теперь...
  Почему только те, кто рядом, должны меняться в лучшую сторону?! Ведь это должны сделать все, и мир будет лучше.
  Так что же теперь?
  Теперь нужны деньги.
  ***
  Я в панике! Процентное соотношение 0 к 100, и мозг угоняет меня все глубже и глубже, туда, где я и умру...
  Надеюсь, что эта последняя передача дойдет.
  Никогда, - вы слышите?! - никогда не вселяйтесь в существ этой планеты. Их мозг - слишком страшное оружие даже для нас... Забудьте об этой планете! Забудьте!!! Забуд...
  ***
  - Кто там?
  - Чертяка, это я.
  - О, приветки, ну что там выходил?
  - Да вроде успокоил их всех.
  - Ни и слава Богу... - Черт вздохнул. - Ну проходи.
  - Спасибо, - Олег помолчал. Затем тихо прошептал:
  - Черт... Дима... Ты мой лучший друг, а?
  Тот удивленно ответил:
  - Тю края, конечно да!
  Олег прошептал еще тише:
  - Прости меня, а?...
  Затем резко вошел в сознание Димы - это оказалось едва ли не тяжелее, чем внушать что-нибудь сестре Ромки; Димка был очень силен ментально - и заставил его отключиться. Димка начал оседать на пол, Олег подхватил его и положил на диван. Силен ментально... Олег усмехнулся. Какой в нем, оказывается, спал интеллектуал и эрудит... Вздохнув, он долгим взглядом посмотрел на друга, которого собирался предать, и легко, кончиками пальцев, прикоснулся к его щеке. Затем встал и подошел к стене, где висела картина "Девятый вал", понятное дело, репродукция. За ней он нашарил нишу, где лежали деньги.
  5000 долларов.
  Это все, что есть у этой семьи.
  Но этого хватит, чтобы добраться до ООН.
  ***
  Подмастерье сменил дружбу на службу.
  И появился Мастер.
  
  (декабрь 2003)
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"