Рудой Андрей Генадьевичь : другие произведения.

Сокровища Артенанфильских Императоров. Частьiii

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Часть третья - назревание кульминации, событий здесь, может и не так много, но все они - связующие.

  Часть III. Веррэт
  
  Счастлив тот, кто с тремя Королевами пьёт
  Это редкое счастье, великая честь -
  За обеденный стол с Королевами сесть!
  Льюис Кэрролл, Алиса в Зазеркалье
  
  I. Клеррарты
  
  Перелёт через множество стран прошёл нормально. Когда Веррэт с Лионтоной перебрались на Велико-Анкофанское плоскогорье, их опасения начали рассеиваться. Олтинское плоскогорье с Олтосом во главе, наполненное магнатами и вечной, незыблемой борьбой оставалось в другом мире: океан, разделяющий эти два региона, рассеял сомнения улетающих Клеррартов. Перемещаться по новому плоскогорью было труднее: здесь уже не было столько самолётов и железных дорог, но также не было и Стронса и Олтилора. По крайней мере, они были уже далеко не так сильны, как прежде. И чем дальше на запад, тем меньше становилось всего этого. В одном из последних затронутых современной цивилизацией городов Клеррарты наняли самолёт, чтобы уже окончательно распроститься с привычным им миром. Во время этого полёта над безбрежными пространствами лесов, где людей было уже совсем не много, был, казалось, уже даже сам Стронс совершенно бессилен: глядя на необозримые зелёные просторы, только изредка нарушенные городом или полями, казалось немыслимым, что даже этот человек-призрак сумеет среди них отыскать двоих человек. В толще могучей атмосферы Ольвода и посреди этого зелёного исполина (Несравнимого, однако, с тропическим), под монотонный звук двигателя чувство сохранённости, недоступности и оторванности от всего мира с его государствами, магнатами, армиями, деньгами, шпионами, законами, правилами и условностями побеждало всё. И тем сладостнее делалось простирание рук к тому запретному плоду, к которому неумолимо двигались Отон-Клеррарты - надкусить само таинство Стронса теперь делалось все притязательнее и желаннее. Веррэт и Лионтона с упоением, но каждый по-своему, вкушали это наслаждение, вспоминая прежнее и думая о будущем. Теперь должно было всё перемениться. Дерзкий старик должен понять, что в мире ещё есть кто-то, кто способен противостоять ему. И всё это было настолько прекрасно и так изящно, что Клеррартам не нужны были в этот момент слова, чтобы понять друг друга.
  Постепенно леса сменились океаном, а океан - горами, где самолёт с трудом перебирался по ущельям и разломам через высокие, убелённые снегом и увенчанные вековым льдом вершины, слагавшиеся в грозные и, казалось бы, непреступные хребты и когда самолёт перелетал через каждый из них, казалось, что позади него остаётся другой мир, а на другой стороне склонов начинается новый, непохожий на прежний. За одним из хребтов, самым высоким, это так и случилось - мир безбрежных лесов плоскогорья был утрачен безвозвратно: страной неприступных гор он был отделён от величайшей реки планеты - Большой Анкофаны, за которой лежали степи, а за ними, всего в неполной тысячи километров в выбранном Клеррартами месте - сами Тропические леса, укрывавшие глубоко в своём чреве не менее таинственное, чем они сами порождение живого мира - Гионта Стронса с его невообразимыми замыслами.
  Самолёт не мог довести Клеррартов до самых лесов: в этом случае ему не хватило бы топлива на обратную дорогу, и потому посадка произошла в сотне километров от леса. Но уже и тут было пусто и тихо. Покинув творение цивилизации, Клеррарты вышли на высокую, но жёсткую и сухую траву степи: даже здесь влияние близлежащей пустыни пересиливало воздействие величайшего храма жизни - Тропического леса. Самолёт разбежался и улетел прочь - Клеррарты оставались одни: вокруг них на тысячи километров не было никого другого, если исключить возможных учёных и людей Стронса. Посмотрев вслед удаляющийся машине, порвавшей их связь с цивилизацией, Веррэт подумал, что лётчик вернётся и, возможно, несмотря, на те деньги, которые ему были заплачены, расскажет об этом необычном перелёте. 'Как жаль, что я не умею даже не много вести самолёт - его можно было бы просто бросить здесь, а самим прыгать'. - Рассеянно подумал Веррэт: среди этих колышущихся, однообразных трав, застилавших совершенно ровное пространство, невозможно было ни на чём сосредоточиться. Степь дышала умиротворением, и этот покой жарких просторов мешал Веррэту. О чём в этот миг думала Лионтона, для него осталось загадкой, потому что тишь степи была им прервана:
  - Лионтона, нам необходимо как можно быстрее достичь леса, поскольку здесь нас легче обнаружить. - Однако, несмотря на важность этой реплики, сказана она была несколько рассеянно и как бы между прочем.
  В ответ Лионтона молча кивнула и стала готовить вещи для перехода. Идти они решили в приближавшуюся ночь, чтобы не терять время. В начале пути Веррэт чувствовал, что он сильнее Лионтоны и может больше нести, но к утру усталость на нём сказалась гораздо сильнее, чем на Лионтоне: ноги у него болели сильнее, и всё тело ныло. Лионтона, хоть и была слабее него, но как будто не чувствовала этого: движения её, когда они готовила пищу и устраивала место отдыха были также быстры и ловки, как и вечером, поэтому Веррэт почти не принял участия во всём этом, хотя открыть консервы заняло у Лионтоны время. Поев и немного передохнув, когда Веррэт заснул, и Лионтона с трудом добудилась его, они снова пошли. До заката они намеривались достичь леса и отдохнуть по-настоящему уже под его пологом - защитой гораздо более надёжной, чем блёклое небо степи. Оставшиеся пятьдесят километров Лионтона прошла почти также бодро, как и раньше. В середине дня Веррэт, уже достаточно измотанный, забыв о том, что он думал в начале пути, спросил Лионтону, как она может быть такой выносливой.
  - Твои предки привыкли сидеть по своим замкам, а отправляться в долгий путь лишь верхом на коялах, тогда как моим предкам и мне раньше приходилось так идти по несколько дней подряд, перегоняя стада в лучшие места. - Ответила Лионтона не без гордости. Больше Веррэт не спрашивал её, вспомнив, как когда только познакомились, они весело гонялись по степи, и Лионтона неизменно без видимого усилия убегала от него.
  К вечеру лес уже предстал перед ними. Полоса перехода от степи к его сплошному покрову была не шире десяти-пятнадцати километров и была преодолена уже почти в темноте. Только когда над двумя разведчиками полностью и как будто необратимо сомкнулись зелёные объятия, они почувствовали себя в безопасности и разбили палатку для ночлега - здесь, хоть лес был ещё не так густ, как дальше к югу, нельзя было ночевать открыто.
  После степи лес казался теснейшим и давящим. Исполинские деревья, кусты, травы и многочисленные обитатели леса были буквально набиты в пространство, порой, казалось, не оставляя места для воздуха. Лионтона, которая впервые леса увидела лишь недавно, особенно обратила на это внимание. У Веррэта не было времени на подобные думы: он уже был погружён в то, как они будут искать Стронса, хотя где-то в его подсознании и витала мысль о том, что этот лес способен уберечь всё что угодно от любого вмешательства. Стронс, бесспорно, не представлял исключения - ведь он умел укрываться от людей даже в центре Олтоса. Но чего не было даже в самом глубоком подсознании Веррэта так это того, что лес, в отличие от города представлял иные правила и соблюсти, а главное узнать о них, было чрезвычайно сложно.
  Клеррарты выбрали практически тот же путь, что и десантники Валинтада: водораздельную полосу между двумя огромными равнинами и притоками Большой Анкофаны. Отклонения от этого маршрута были непреодолимы, и как бы не хотелось Клеррартам не идти по этим, уже относительно известным местам, другого выхода у них не было. Единственное, что они могли сделать, это уклонится на несколько десятков километров восточнее - в сторону от относительно известных путей. Путь был, конечно, как и для всех их предшественников, не из лёгких, но ни речные обитатели, ни ядовитые строители гнёзд, ни ялы, ни гоэстомиды, ни обитатели деревьев, кустов и цветов, которые служили им домом, гнездом и ловушкой для непрошеных гостей или жертв, ни мошкара, ни огромные стаи очень своеобразных и мелких, никогда не садящихся на землю существ, курсирующих над лесом и способных уничтожить всё, вплоть до самых крупных хищников, ни топи, ни ядовитые растения, не погубили Клеррартов - они были не так смелы и самонадеянны как солдаты и старались вовсе не лезть в воду, а если это и приходилось, то они тщательно осматривали её, проверяли палками, странных листьев не рубили и на охоте держались зарослей, но смотрели чтобы в них не было ядовитых шипов. Конечно, лес не мог обойтись без дани, и не обходилось без повреждений и болезненных укусов. Самым существенным для Веррэта было то, что он однажды, не ясно для него самого как, глубоко порезал руку в том самом месте, где в неё когда-то попала пуля, а Лионтоне шип какого-то умирающего животного глубоко вонзился в ногу. Но в обоих случаях всё обошлось, и чрез сорок семь дней пути они достигли Солиомского нагорья. В горах переходы стали тяжелее и чаще, но теперь Клеррартов воодушевляло то, что Стронс или ключи к его замыслам уже близки и продвигались они почти так же быстро, как и на равнине. К вечеру оба выматывались от порогов на реке и частых переходов, которые здесь были опаснее, чем на равнине: заросли скрывали даже достаточно крупные расщелины, где могли скрываться опасные существа. Но что всё это значило в сравнении тем, что они, по окончанию своего пути обретут, то, что заставит их бояться даже самого Стронса?! Каждый вечер, несмотря на усталость, они с упоением говорили об этом, а Лионтона в тайне надеялась, что они сумеют добраться даже лично до Стронса. Вот тогда-то она и отомстит ему сполна за всё! Но то были лишь грёзы, разумом, а не чувствами и вожделениями она понимала, что это невозможно. Максимум на что приходилось рассчитывать, так это на то, что им удастся захватить человека, да и то весьма мелкого. Случится это могло, видимо, только в Аквском ущелье: сам Стронс едва ли жил в самом лесу, Клеррарты предполагали, что он живёт на каком-нибудь острове или ещё на чём-то в Илитерском океане. Узнать где это можно было лишь через его связь с Аквским Ущельем. И к встрече с ним они тщательно готовились. Уже задолго до того, как перед Клеррартами, сначала смутно, а затем всё яснее стали появляться высокие вершины с одной стороны - обращённой к лесу - зелёные, а другой - со стороны ущелья - серые, у них был готов подробный план действий, учитывающий множество различных вариантов.
  Ущелье - глубокая рана, пробитая могучими и безразличными силами на теле гор и леса, и дымным пятном висящими над ними, предстало перед Клеррартами только после более чем шестидесяти дней пути. Перед тем как приступить к задуманному, решено было из какой-нибудь укромной трещины посмотреть на ущелье и получить его самую общую картину. Скал вокруг было много, зелень имела местами столь чёткую границу, что можно было спрятаться у самого её края и практически безнаказанно смотреть на само ущелье. Правда, его дна не было видно - выбросы вулканов скрывали его.
  Ради безопасности Веррэт с Лионтоной подошли к ущелью ночью - в свете двух голубых ольводских лун. Тогда, когда над лесом в их странном свете носились ещё более коварные и таинственные, чем дневные, ужасные и, как казалось в этот миг, непобедимые чудовища: они заняли свою наблюдательную позицию. Всем непреодолимо огромным, безлюдным окружающим пространством правили только они, парящие в недостижимой выси хищники. И в этом царстве тьмы, лун и чудовищ, крики которых разносились на километры над пиками гор, покорённых лесом, было только одно место, против которого они были бессильны - это было то самое заветное ущелье. Там, в этом аду ядовитых газов и жара властвовали люди. Практически только они одни из всего огромного и невообразимо разнообразного мира могли опуститься туда и класть на этот алтарь всё новые и новые жертвы. Интересы целых стран и всесильных властителей если не полностью, то во многом сходились именно в этом месте, отвергнутым величайшим храмом жизни как 'Жилище дьявола' - так называли это место в древней, давно погибшей в недрах упрямого леса, цивилизации Эгнээсов.
  Своими пиками скалы, между которыми укрылись неустрашимые разведчики, уходили в то самое 'царство тьмы', отрываясь от людского алтаря и потому внушая страх. На некоторых из них сидели уродливо-огромные, членистые хищники и ни Веррэта, ни Лионтону не покидало чувство, что они могут сорваться со своих родных пиков, вырваться из тьмы, превратившись из силуэтов, порой заслонявших луны, в дышащие, наполненные и напоённые фиолетовой кровью инструменты разрушения и, подлетев к границам алтаря, уничтожить двух нарушителей порядков храма. Но этого не случилось. Веррэт с Лионтоной, преодолевая свои опасения, начали осматривать склоны ущелья, ища посты. Крутые склоны, уходящие в дымную бездну были ясно видны в свете двух лун и Лионтона, обладая более острым зрением, примерно через полчаса заметила на одной из скал нечто похожее на строение.
  - Смотри, - тихо произнесла она, - мне кажется, я вижу пост.
  - Возможно. Кто-то должен охранять ущелье, особенно после того, что здесь было. Интересно, что же всё-таки Стронс соорудил здесь?
  - Я не думаю, что он сам здесь или даже в окрестностях ущелья. Ты знаешь, я так и не смогла понять, был ли он когда-нибудь на самих приисках в Гольварде или нет.
  - Не думаю, что был. Зачем ему это? Я также полагаю, что алмазы вывозят отсюда самолётом.
  - А если нет? Как мы тогда их выследим?
  - Ты думаешь, Стронс решится нести их через лес? Это же не надёжно.
  - Самолёт тоже могут повредить, например гоэстомиды.
  - Ну можно проложить его маршрут так, чтобы не пролетать мимо их гнёзд или ещё что-нибудь придумать. Во всяком случае, это более надёжно.
  - Возможно. Однако нам надо бы проверить, как тут расположены посты.
  - Мы не сможем быть уверены, что сумеем заметить все посты. Кроме того, это опасно: ведь у каждого поста нас могут засечь.
  - Что же ты предлагаешь?
  - Выбрать вокруг нас место получше, следить за ущельем и смотреть, не покажется ли самолёт, ведь ты говоришь, что его не может не быть.
  - Хорошо. И как ты находишь наше место?
  - Сейчас темно. Когда рассветет, мы сможем поискать что-нибудь.
  - Перемещаться днём? Это же опасно!
  - Не опасней всего остального.
  - Согласен. - Веррэт коротко вздохнул.
  Клеррарты спустились несколько ниже того места, где укрылись и стали совершенно недосягаемы для людей Стронса: искать подходящие для наблюдений место надо было днём. На утро, с первыми лучами Солнца они покинули своё убежище и поднялись на одну из скал, находящихся рядом с той, на которой они были прежней ночью. С этой скалы было видно уже больше, и был замечен ещё один пост. Также, в лучах Солнца было видно, правда, достаточно слабо, дно ущелья.
  - Как видно, - заговорил Веррэт, - посты стоят на всех тех местах, через которые можно пройти в ущелье. Таких проходов, наверное, не так уж много.
  - Наверное, ты знаешь, ведь самолёт можно не заметить даже днём.
  - Как же мы спустимся в ущелье незамеченными?
  - Посмотрим...
  - Даже если это и возможно, то долгое время находится в ущелье мы не сможем. Я думаю, что самое большее, на что мы способны - это на то, чтобы смотреть за ущельем с одного из склонов.
  - Как видно это и придётся сделать. По-моему нам нужно переменить позицию.
  Они продвинулись вдоль края ущелья и в поисках постов провели несколько дней, обойдя по периметру всё ущелье. Первоначальное предположение подтвердилось: во всех доступных проходах были посты. Во время обхода Веррэт с Лионтоной не видели самолёта. Значит необходимо было ждать, выбрав удобное место примерно в середине длинной стороной ущелье: из этой точки было видно оно почти целиком, только края противоположной стороны терялись в дыму. Как видно самолёты вылетали из ущелья не очень часто: только на третий день ожидания, уставшие от сернистого газа, они заметили, что со стороны озера движется расплывчатая точка. Она поднималась. Одурманенные ядовитыми газами они не сразу поняли что это, но когда им стало ясно, что это самолёт они встрепенулись, перекинулись короткими, восторженными фразами, поднялись, оба взяли подзорные трубы и уже неотрывно следили за знаком, выдававшем Стронса. Долгожданное событие свершилось! Теперь необходимо было проследить за ним как можно дальше и не ошибиться в выборе следующего места наблюдения: чтобы засечь следующий полёт самолёта. К счастью для Веррэта с Лионтоной самолёт поднимался высоко, чтобы избежать возможных нападений со стороны летучих хищников, и они могли следить за ним достаточно долго. Они быстро, боясь упустить машину, своим полётом как будто бросавшую вызов лесу, покинули своё убежище и поднялись на соседнюю гору, находящуюся к югу от ущелья. Отсюда самолёт был хорошо виден ещё долго, и наверняка они потеряли его из виду, когда он был уже над океаном. Но он сделал своё дело: он доказал, что Стронс был наверняка в океане, и теперь необходимо было идти на его берега по установленному направлению. Времени на дорогу должно было хватить.
  Путь был тяжел, никаких схем, которые могли бы помочь в выборе пути, для этих мест не существовало, кроме того горы здесь были особенно труднопроходимы, а Клеррарты не особенно желали отклоняться от прямого пути, чтобы не потерять направление. В итоге приходилось карабкаться на заросшие вершины, обрывы и скалы, которых здесь было беспорядочное нагромождение. Единственное в чём природа помогала здесь людям, это было то, что реки здесь текли в нужную им сторону, но они были настолько пересечены порогами, быстры и извилисты, что передвигаться по ним можно было только на небольших участках, заставляя часто менять маршрут и идти по коварному лесу. Кроме того, как ни старались Веррэт с Лионтоной держаться прямого пути, всё равно те триста километров, отделяющие ущелье от океана превратились в пятьсот и были пройдены и местами проплыты за семь дней. Однако, несмотря на спешку, они всё равно вели себя хоть уверенно, но осторожно и потому, несмотря на обилие хищников, коварных, заросших разломов и всего остального, лес пощадил их и здесь. И Веррэт и Лионтона были очень утомлены дорогой, а самое главное, как они предполагали, ещё предстояло впереди.
  Ожидание нового самолёта было особенно тяжело и превращалось в постоянную борьбу со сном. Правда, в этой борьбе людям помогали кровососы, которых здесь, в прибрежных топях пресного океана были сонмы, от которых плохо спасала и плотная одежда, и отпугивающие вещества, и глина. Острые челюсти и хоботки этих в основном крылатых тварей находили пути через всё это: миллионы лет опыта не прошли для них даром. Кроме того, чтобы не мешать наблюдениям они не надевали на лица плотные сетки, и уже к исходу первых суток наблюдений их лица опухли до неузнаваемости. К их счастью самолёты летали каждые девять дней, и ожидание было недолгим. Новый полёт они восприняли уже с меньшим энтузиазмом, чем первый и, определив направление движения, они решили не сразу двигаться в путь, а передохнуть: по океану легче плыть, чем идти по горам и потому у них было на это время. Отдыхали они два дня, разбив палатку у края болот. За это время неприятные симптомы бесчисленных укусов спали и на третий день они занялись тем, что готовили лодку к опасному плаванью. Они знали из описаний экспедиции Каэра, что по океану плавает довольно много 'живых островов' - комков водорослей, водных растений и прочих вещей с множеством обитателей и старались сделать лодку похожей на подобный островок. На это и на перетаскивание лодки до берега ушел почти целый день. В неведомый океан они вышли на закате. Если кто-то патрулировал океан, то он мог заметить, что один из 'живых' островков движется слишком быстро и целенаправленно, но Клеррарты понимали, что, во-первых, едва ли Стронс сочтёт нужным патрулировать океан, а во-вторых, патрульные не станут сразу же стрелять по подозрительным объектам. Но всё же опасность была, и Веррэт с Лионтоной стремились двигаться как можно быстрее, а также надели акваланги и защитные гидрокостюмы, чтобы в случае опасности сразу же прыгнуть в воду.
  Они всю ночь двигались по прямой линии, беспрестанно всматриваясь в воду и воздух в ожидании опасности - всякого рода, но ни патрули Стронса, ни обитатели океана, ни проносящиеся над ним создания не встретились на пути людей, мошкара, которой над океаном было больше, чем в лесу и она была крупнее, была бессильна против особых гидрокостюмов и единственное, что мешало - это то, что в них, обтягивавших прорезиненной и укреплённой тканью всё тело и оставлявших только прорезь для рта, было очень жарко. Весь день они также двигались в прежнем направлении, и вновь перед ними расстилался лишь неведомый океан, то же продолжалось и следующую ночь. Веррэт с Лионтоной спали мало, но мало чувствовали усталость - чувство близости их цели придавало силы, но теперь он уже начинали волноваться: в правильном ли направлении они плыли? Может самолёт где-то при приближении к логову Стронса менял свой курс, и необходимо было остановить мотор лодки, превратиться в островок и ждать нового самолёта? А если они уже там, где самолёт и не пролетает? Топливо лодки подходит к концу. Что делать? Но прежде, чем они разрешили этот вопрос на горизонте показались светящиеся точки. Был рассвет, и оба они не спали. Увидя огни, они приготовили оружие и сбавили ход: нужно было стать совсем похожими на островок и приблизиться как можно ближе - чем больше они увидят - тем лучше. Они медленно, изредка включая мотор, приближались к цели несколько часов и перед ними стали вырисовываться как видно плавучие корпуса. Никаких людей не было видно, Веррэт сделал несколько снимков и, осмелев, решил проплыть вдоль них.
  - Нам нужно выяснить, насколько велики его замыслы. - Пояснил он. Лионтона согласилась, и они поплыли - так же осторожно, как и раньше. Строениям не было конца, прошло уже больше часа, а они всё тянулись. Плыть дальше становилось опасно, но они не желали останавливаться: поиск захватил их, величие и множество корпусов так неожиданно возвышавшихся на глади океана, наверняка не знавшего до них, что есть корабли и цивилизация, поразили их воображение, зачаровывали и приковали сознание. Они, движимые всем этим жаждали понять, что же затеял Стронс в этой глуши ведь здесь, посреди этого первобытного океана, он возвёл настоящий город! И какой город! В этих всех строениях лишь едва заметно покачивающихся на слабых волнах наверняка жили миллионы людей, едва заметный дым дальше свидетельствовал о заводах. Здесь наверняка были корабли, причалы, где-то на совсем уж далёких берегах океана что-то наверняка добывали и привозили сюда, где создавали, сотворяли, то, что так надо было Стронсу и всем его замыслам. Глядя на это огромное творение, и осознавая, как далеко оно находится, можно было представить что угодно. Это было немыслимо, невозможно, но он этот сверхчеловек сотворил всё это, бросая вызов всему - и человечеству и самой природе. Что же, если он сумел это сотворить, то они сумели хотя бы приоткрыть его замыслы. Остальное человечество не потерпит этого и, если потребуется, сумеет оценить заслуги Клеррарт-Отонов перед собой.
  Ослеплённые всем этим Веррэт с Лионтоной совсем остановили лодку и стали наблюдать за тем, что происходит среди корпусов, надеясь увидеть корабли и людей. Тем временем они привлекли к себе внимание: ведь в этом творении Стронса были службы, постоянно следящие за воздухом и океаном: лес шутить не любит. Однако Веррэт с Лионтоной, глядя на человеческое строение, несколько забыли об этом, и когда к ним направилась лодка, где находились люди, желавшие посмотреть, что собой представляет странно движущиеся островок, ведь на поверхности океана обитали существа, похожие то ли на кораблики или корабли, смотря по их размеру, то ли на скалистые островки и представлявшие иногда серьёзную опасность, разведчики включили мотор и стремительно поплыли прочь. Может, это было и правильно, поскольку люди в лодки всё равно заметили бы, что островок ложный, и они были вооружены, но этим Клеррарты привлекли внимание остальных: люди с лодки, увидев, что 'островок' уходит, чего с подобными объектами не случалось, вызвали на всякий случай подкрепление в виде подразделения службы безопасности, которая здесь была совмещена со службой слежки за океаном. Солдаты службы быстро прибыли на место в быстроходной лодке и стремительно нагоняли Веррэта с Лионтоной. Камуфляж снижал скорость их и без этого достаточно слабосильного средства. Веррэт не выдержал и, когда преследователи были уже достаточно близко, открыл по ним огонь. Солдаты ответили ему, одна из пуль слегка задела его, но остальные нанесли повреждения лодке. Веррэт скрылся и со всего размаха бросил гранату.
  - Прыгай, Лионтона! - Закричал он и как змея выскользнул наружу, в левой руке сжимая фотоаппарат с драгоценными снимками. Лионтона проскользнула почти под ним, и всё совершилось настолько быстро, что только одна из пуль задела Веррэта, кроме того, в тот же момент, когда над ними сомкнулась мутная вода океана, разорвалась граната, попав в цель: лодка преследователей сама как бы наскочила на неё, взрыв произошел, когда она отскочила от борта. Когда Клеррарты оказались в воде, они стремились уйти на возможно большую глубину и изо всех сил уйти от лодки. Как видно среди преследователей возникло замешательство, и они потеряли преследуемых из вида, кроме того, в мутной воде в голубых костюмах их невозможно было заметить. Всё это дало возможность последним достаточно далеко отплыть от них. Веррэт с Лионтоной плыли под водой, боясь приближаться к поверхности, пока в их баллонах был воздух. Они смогли проплыть несколько километров, пока не начали приближаться к поверхности и отыскивать на ней плавучий островок, за который они могли уцепиться. Фотоаппарат с целью путешествия Веррэт спрятал в плотно застегивающийся карман на боку. Островок обнаружился, когда воздуха оставалось совсем немного. Они со всей возможной скоростью, будто он мог уйти от них, подплыли к нему и уцепились за свисавшие с него водоросли. К счастью, его края несколько нависали над поверхностью, что давало возможность спрятаться под ними, кроме того, на поясе у обоих были ножи и пистолеты в непромокаемых чехлах, так что они могли расширить имевшиеся ниши и укрываться там. Подгребая ногами можно было хоть и медленно, но двигаться, правда, это теперь надо было делать лишь по ночам, а днём предаваться воле океана. Сколько времени теперь им предстояло пребывать в нём оставалось лишь догадываться, но надежда в них не угасала, более того, они были уверены, что сумеют избежать и преследователей и исконных обитателей океана и добыть в нём необходимую для себя пищу. Только рана Веррэта: пуля задела ему кость левой скулы, внушала опасения Лионтоны: кровь, бесспорно, привлечёт обитателей океана, а его вода наверняка далеко не стерильна, но Веррэт не обращал на это внимания, он говорил, что это царапина и кровь из неё уже почти не идёт. Не слушая его, Лионтона, насколько это позволяли условия, перевязала ему рану обрывками водорослей, после чего они решили бездействовать до наступления темноты, чтобы с её наступлением продвинуться в нужном направлении как можно дальше. Однако вечером, когда приближались короткие сумерки, оптимизм разведчиков поубавился: просторы океана и сочившиеся в мысли смельчаков ощущение почти полной зависимости от его причуд понемногу начинали давить на них, это чувство ещё больше усилилось, когда как фон звуков спокойного океана послышался какой-то странный гул. Вначале они не обратили на него внимания, и он действовал подсознательно, но он усиливался, заставил услышать себя и сеял ужас. На небо люди не смотрели - боялись, но если бы они смотрели, то увидели бы в вышине стаю самых крупных наземных подвижных обитателей Ольвода - яонторов. Эти животные, имевшие членистые тела длинной пятьдесят метров, размах самой большой из трёх пар перепончатых крыльев шестьдесят метров, вооружённые шестиметровыми четырёхстворчатыми загнутыми челюстями, восемью ногами со сложными клешнями и также клешнёй на конце хвоста, обитали в горах и часто беспокоили путников на перевалах, но нередко мигрировали в поисках пищи и перелетали равнины. Гул, создаваемый их крыльями, разносился на километры. Наконец он стал настолько сильным, а ужас настолько нестерпимым, что Лионтона не выдержала и, выпутав голову из водорослей, подняла её вверх, смотря на небо. Увиденное заставило её крепче сжать руки, бить ногами воду и хоть и неуверенно, колеблющиеся, борясь с тем, что это нельзя, это плохо, может даже малодушно, источить из себя вопль ужаса, вой направленный к океану - признание его победы. Веррэт испугался, тоже обратил глаза к небу, но, уже немного подготовленный криком жены, он сумел сдержаться, кроме того сил у него на вопли изумления, ужас было меньше. Может быть, это и помогло ему возбудить в себе убеждения, что эти чудища ничего им не сделают, как бы низко (непонятно для чего) они бы не опустились на поверхность океана: они ведь обитатели гор. Однако всё это звучало слабо, обессиленный и раной и океаном Веррэт, не мог выразить этого словами, успокоить и Лионтону и самого себя, тем более что один из монстров, которых в вышине было не меньше полсотни, опустился ниже остальных и находился прямо над их спасительным островком. Что он намеревался делать?! Веррэт с Лионтоной, поглощённые немым ужасом смотрели вверх, на тело этого насекомоподобного титана, разглядывая на нём каждую чёрточку. Вдруг гул словно переломился и вместе с хищником ринулся вниз, накрывая собой весь океан, весь лес, весь мир, поглощая всё без остатка и превращая устроенный мир в хаос, смешав и исковеркав даже самого Стронса и упрямый Лес. В кромешном аду всего этого хаоса его создатель и центр, его воплощение что-то вырвало из самых недр океана и они, Клеррарты, смешались со всем этим, оказавшись где-то - уже не в океане, которого, казалась, больше и не существовало. Нормальные, привычные ощущения, а вместе с ними и прежний мир вернулись лишь тогда, когда Веррэт чувствовал, что его тело находится в какой-то неудобной позе, руки что-то сжимают и что-то опутывает его. Оглядевшись вокруг, он увидел, что прямо перед ним что-то огромное, покрытое какими-то странными, невероятно толстыми волосами, Лионтона рядом, у его головы и здесь же обрывки укрывшего их островка и всё перепутано в этих странных, толстых волосах. Посмотрев в сторону, Веррэт едва не вскрикнул: поверхность океана была далеко внизу. Вокруг свистел ветер, и впереди было что-то огромное, покрытое фиолетовой кровью, разодранное.
  - Веррэт! - Услышал он крик Лионтоны. - Веррэт, это чудище схватило нас вместе с чем-то!
  В этот момент Веррэт понял: яонтр схватил какое-то животное в океане, оно оказалось рядом с их островком, и последний оказался зацепленным вместе с ним. Куда же летел этот монстр? Однако куда бы ни лежал его путь, Стронс теперь их уже не достанет, это уж точно. Эта мысль успокоила Веррэта. Но как же спускаться с этого чудища?! Он знал, что яонтры имеют очень острое зрение и отменную реакцию. Значит, если они спустятся с него, когда он будет в своём гнезде, он заметит их, и они не успеют уйти он клешней, челюстей или что там ещё есть у этого приспособленнейшего хищника? Значит надо прыгать, но когда? 'Ладно, - решил Веррэт, - он летит на север, до Анкофанских гор ещё далеко, успеем придумать что-нибудь'.
  - Лионтона, ты крепко держишься? - Крикнул он, преодолевая ветер и подумав, что хорошо, что они не на прямом его потоке.
  - Конечно, он летит в Анкофанские горы?
  - Да, если ничего не изменится.
  - Значит мы вырвались?!
  Остатки островка сорвало потоком и на Клеррартов стало сильнее дуть, они плотнее прижались к телу яонтра и схватили волосы. Скорость полёта была наверняка около шестисот километров в час, и продолжался он всю ночь. Веррэт с Лионтоной были очень утомлены и чувствовали, что не смогут держаться ещё долго. На рассвете показались Анкофанские горы. Яонтр легко преодолел высокие вершины, при этом заставив своих невольных спутников страдать от горной болезни, потом он начал снижать скорость, приближаясь к родным местам. Ещё через некоторое время под Клеррартами замелькали горные склоны, вершины, ущелья. Яонтр явно искал место, куда ему было удобнее приземлится. Надо было прыгать. 'Как бы нам помогли парашюты!' - Подумал Веррэт, но ведь нельзя же было предвидеть и такой вариант. Земля была уже совсем близко, яонтр парил над ней и, наконец, когда под людьми была вершина, они решились. Они не могли понять каково расстояние между ними и твёрдой землёй, но можно было прыгать сейчас или никогда, кроме того силы уже иссякали. Под ними мелькали камни, покрытые редкой травой. Нужно было прыгать.
  - Внииииз! - Закричал Веррэт, смотря на Лионтону из последних сил и последний звук замер у него на устах, превратившись в вопль падения, которое длилось словно вечность. Лионтона летела рядом, и Веррэт не мог понять, что кричала она, во всяком случае, до того как столкнулся с землёй и почувствовал, как он летит, разрушаясь вниз по склону, как скачут в его глазах черты гор, становившиеся всё тусклее и тусклее, пока не угасли совсем, и над ним не сомкнулась тьма, но в последний миг он как будто увидел так же как и он летящую Лионтону, и потому последним из этой череды его впечатлений стало спокойствие.
  Лионтона очнулась, когда был уже закат. Вокруг неё была жёсткая, зелёная трава, а также мхи и лишайники, перед её глазами - небо. Глядя на его вечную голубизну, она попробовала улыбнуться, но тут же вспомнила о Веррэте, она постаралась повернуть голову, но это было слишком больно и трудно, она попробовала пошевелиться, но результат был тот же, однако всё это не внушало ей страха: вокруг неё было слишком красиво. Веррэт, конечно, здесь, рядом - иначе не может быть. Она посмотрела ещё немного и повторила попытку поискать Веррэта глазами. На этот раз её старания увенчались успехом: повернув немного голову, превозмогая боль, она увидела его в стороне, немного выше по склону. Он лежал на животе, его костюм был прорван в нескольких местах и окровавлен. Она смотрела на него и попыталась позвать, но губы лишь бессильно шевелились под, кажется, разорванной тканью, и чувствовался вкус крови. Она заволновалась, но в этот миг голова Веррэта поднялась из крови, в которой он лежал, он посмотрел перед собой, на закат, красные цвета которого заставили его вспомнить последние мгновения падения, бешеную пляску гор, кровь и боль, и он пробормотал:
  - Мы живы...
  - Да. - Ответила Лионтона, и если бы Веррэт мог бы её слышать, то услышал бы с каким удовлетворением, она это сказала.
  Веррэт попытался протянуть ей руку, но понял, что это невозможно: он лежал в лужи крови и был весь разбит, говорил он, преодолевая ужасную боль в голове и челюстях. Сквозь кровавый туман он посмотрел на неё: ока выглядела как будто лучше: её костюм был не очень разорван, крови как будто было меньше и на груди, во всяком случае через ткань, по-прежнему натянутую на неё, не было видно повреждений.
  - Что сейчас? - Промолвил Веррэт собрав остаток сил, подумав о плёнке со снимками, но не зная как проверить, что с ней.
  - Вечер. - Ответила Лионтона громче, чем в первый раз и Веррэт её услышал.
  - Ночью будит холодно. - Пробормотал он. - Что ты видишь?
  - В небе что-то...
  - Легерты. - Промолвил Веррэт. - Наверняка. - Он учуяли нас и спустятся когда...
  - Когда что? - Спросила Лионтона испуганно.
  - Они не едят живых. - Отвлечённо сказал Веррэт. - Да, когда я был... здесь. Охотники... Говорят... У них вкусное мясо. - Закончил он твёрдо и попробовал усмехнуться.
  - Охотники? - Переспросила Лионтона, попытавшись сдвинуться с места и устраивая голову поудобнее.
  - Да. - Сказал Веррэт как бы из глубины.
  - Они увидят нас. - Произнесла Лионтона с надеждой, но Веррэт не слышал её: силы оставили его. Лионтона поняла это не сразу, но также не думала она и о смерти и пролежала ещё некоторое время. Сознание оставило её уже во тьме.
  В середине следующего дня охотники, заметившие легертов, как и говорила Лионтона, на склоне горы нашли два окровавленных и почти бездыханных тела.
  
  II. Илтосы
  
  Информация о чрезвычайных событиях постигших первую семью Олтилора достигли Всемогущего Ютса моментально: уже в тот же день, когда Милтенетта отнесла первое послание, Вавитонк принял шифрованное сообщение. Впоследствии каждый шаг развития отношений передавался лично ему и Вавитонк старался составить картину того, что же затеял этот старик Стронс и, главное, что может быть известно об этом Илтосам. Илтосы давно, ещё со времён войн Вамы в Лоронском регионе привлекали внимание спецслужб. Тогда они метались в общем хаосе, стремились чего-то достичь, но из этого, как видно, ничего не вышло, от тех времён остались только сведенья далеко не лучшим образом выставлявшие эту семью в глазах Олтилора и теперь, быть может, могущие сослужить хорошую службу: оказывалось, что с тех самых пор семья продолжала подобную деятельность, но Стронс, как видно ничего не знал о прежних их делах: иначе он не доверил бы им дело подобной важности, предвидя сложившийся оборот событий или, что также возможно, что он знал, но не подозревал о том, что это известно также и ЦУВРу. Да, эта организация умеет хранить свои секреты. Всё это было неудивительно: как тогда семья действовала в глубокой секретности, так и теперь. Возможно, они продолжали в некотором роде ту свою деятельность. Это было понятно, не требовались даже детальные документы ЦУВРа, достаточно хорошо думалось и здесь, в привычном кабинете. Нужно было понять в свете важности поручения Стронса, насколько он посвятил их в свои замыслы. Но как это было сделать? Этот Стронс никогда никого не посвящает больше, чем того требует конкретное поручение. Это хорошо известно. Но Илтосы - важные люди в Олтосе и они, возможно, задействованы в чём-то ещё и наверняка связаны со Стронсом уже много лет. Так что им может быть известно весьма многое. Теперь необходимо решить, как воздействие на них может сказаться на Милтенетте, которую необходимо сохранить. Ясно, что если с Илтосами что-то случится, Стронс поймёт, что в этом повинна Милтенетта и убьёт её. Значит, Милтенетта должна покинуть Олтос раньше, чем это случится. А что если от Илтосов узнать всё так, чтобы об этом никто не узнал? Едва ли это осуществимо, можно предположить, что их можно заставить покинуть Олтос, но когда они вернутся люди Стронса, которые наверняка есть среди их слуг, всё поймут. Пригрозить известной о них информацией? Если в Олтилоре получат огласку сведенья об их делах многолетней давности, то Стронсу это не понравится, но он не узнает, что о его деле с Милтенеттой кому-либо известно, а значит, оставит Илтосов в живых. Они это понимают, но чтобы проверить подлинность тех сведений, которые они предоставят в этом случае, придётся потрудиться, кроме того, находясь в Олтосе, они, возможно, сумеют сделать так, чтобы предоставленная ими легенда на случай провала сделалась реальностью, хотя бы частично, во всяком случае, так, чтобы отличить правду ото лжи стало бы невозможно: нельзя забывать об их положении в кругах Олтилора. Если же их схватить, удалить из Олтоса, подвергнуть необходимому воздействию, то вероятность того, что они расскажут истину больше, кроме того, в этом случае раскрыть их возможный обман будет легче. Но тогда Милтенетта должна быть вне поля зрения Стронса. В этом случае ценность сведений, имеющихся против Исартеров, резко падает, но всё-таки не становится равной нулю, впрочем, она и так невелика: у Вавитонка есть только признание Милтенетты, это не так мало, но всё-таки ещё не фотографии. Канал влияния слишком слабый. Но если Исартеры не пожелают отпускать Милтенетту, опасаясь, что Стронс опубликует свои материалы? Нет, это вряд ли: Стронс их не опубликует, понимая, что пока Милтенетты нет в Олтосе, и никто не знает где она, ценность этих данных невелика, тем более что в отсутствие Милтенетты Сенеотес может сказать, что она предала их семью и его больше не интересует, они отвергли её, всё то, что на фотографиях случилось уже после этого? Когда это случится, сведения Стронса превратятся в холостой выстрел, хоть Сенеотес и пострадает, но прочие магнаты Олтилора предпочтут всё-таки молчать: это ясно из расстановки, сложившейся в Олтилоре. Значит, Стронс на такое не пойдёт. Когда же Милтенетта будет в ведении Вавитонка, то это всё-таки нечто против Сенеотеса: он теоретически сможет указать на неё и грозить этим. Хоть это и слабовато, но всё-таки слишком заманчиво. Конечно, её исчезновение, представленное как бегство в неизвестность вызовет множество разговоров, но тогда Исартеры будут пострадавшими, а вот если узнают о её групповых утехах во дворце Илтосов или ещё где-то - то семья будит опозоренной. Значит, если ничего не делать, то получится слабенький канал влияния, а если использовать Илтосов, то получатся сведенья о Стронсе, но ещё более слабый канал. А какие сведения, ведь воздействие на Илтосов - это риск, поскольку неизвестно до какой степени они посвящены в дела Стронса, и выяснить это нет возможности, поскольку даже если Илтосов осторожно расспрашивать об этом, то они всё поймут и сбегут, при этом, возможно, убив Милтенетту. Или всё-таки есть способ осуществить подобную проверку, не вызывая подозрения Илтосов на счёт Милтенетты? Точнее не подозрения, а уверенность? Вавитонк задумался. Кто-то наверняка есть, кто участвовал с ними в тех махинациях прошлых лет. К Илтосам за все минувшие годы обращались несколько раз за информацией или за какими-то делами и новое обращение не вызовет их подозрений. Очень может быть, что Илтосы использовали и в делах со Стронсом свои старые связи. Может что-то можно сделать через тех людей? Например, якобы заподозрить одного из людей связанных в то время с ними, на причастность к делу исчезновения состояния Стронса? Конечно, подозрения Илтосов будут, и падут они на Милтенетту, и они, может быть, захотят это проверить. Её необходимо предупредить, ведь если она исчезнет преждевременно, то это будет слишком подозрительно. Всё это возможно, но теперь уже без материалов ЦУВРа не обойтись. Вавитонк вздохнул: по середине размышлений покидать удобный, уютный кабинет не хотелось, но сидя здесь нельзя достичь желаемого. Он вышел, устало сказал жене, что едет в ЦУВР, и уже через час получил необходимые документы. Всматриваясь в них, он понял, что не ошибся: с Илтосами было связано несколько человек. Необходимо только обдумать детали, выбрать наиболее подходящих, воспользоваться известными каналами, плохо, конечно то, что Милтенетта у Илтосов, но на этот риск можно пойти - ведь у них против неё в этом деле ничего нет, в конце концов, на это есть аппарат ЦУВРа, он изложит дело соответсвующим людям, они составят план, он поговорит с ними и так далее. Как это было уже много раз.
  Люди ЦУВРа исполнили поручение ютса уже к исходу следующего дня, и Вавитонк ночью совещался с ними. Подходящего человека, якобы заподозренного в связи со Стронсом Вавитонк одобрил. Решено было спросить Илтосов, не известно ли им что-нибудь о деятельности, в которой тот, якобы, подозревался, и посмотреть по каким каналам они будут действовать, а в конце операции пригласить Илтосов на личную беседу и там схватить. На следующий день на Олтинское плоскогорье были посланы шифрограммы с инструкциями к действиям необходимым агентам.
  Отец Эмиста, Лэйётр Илтос, получив известие, задумался: ЦУВР не беспокоил его уже три года, и он полагал, что там обнаружился некий новый человек, который удовлетворял Валинтад больше чем он. В конце концов, что он тогда совершил? Все в то время делали что-то непонятное, необдуманное, метались из стороны в сторону, что из того, что он был достаточно близок к верхам Олтилора и хотел подняться совсем высоко пусть с помощью вамцев? Да и времени прошло уже много: ведь был тогда восемьсот восемьдесят третий год - почти сорок лет минуло, и всё-таки не хорошо если об этом узнают: столь высоко поднявшиеся как он должны выглядеть непогрешимо, то, что это не реально это уже другая сторона дела, а может быть и та же самая? Кто знает? Он не часто думал об этом, что сделано, то сделано, прошлого не вернёшь, сейчас вот дела со Стронсом и опять вверх, верх, вверх. Всегда вверх и только туда, ни шага назад, ни шага в бок. Только наверх, к Высшей Ассамблее, Замыслам Стронса, может даже к Рондестерту или как он там, Вамский, Валинтадский Парламент? Куда бы ни было, но если эта дорога наверх, то выбор верен. Сейчас пришлось немного испачкать свой дворец, привлечь Эмиста, но что с того? У Стронса он очень высоко и этого достаточно. Думая об этом, Лэйётр чувствовал гордость. Ничего, что сейчас он и его семья подчиняются Стронсу. Пока подчиняются, а вот скоро... Но это сообщение ЦУВРа, да ещё и с упоминанием Стронса взволновало его. Это было явное несоответствие тому, что происходило в последнее время. Однако, руки ЦУВРа длинны, кому, как ни ему, знать об этом? Он понимает, что он не мог остаться равнодушным к такому делу, как пропажа состояния Стронса и всё же никогда раньше ЦУВР никак не связывал их со Стронсом, во всяком случае, настолько прямо. Это несколько настораживает.
  Ничего не подозревая об уготовленной для него западни, и волнуясь совсем немного, Лэйётр рассудительно, перебирая все витки сплетённой за много лет сети вокруг себя, размышлял о том, что же пронюхал этот вездесущий ЦУВР? Надо бы проверить того человека, что-то передать ЦУВРу, что не может повредить Стронсу и так далее. К обеду Лэйётр спустился задумчивый, а после еды вновь поднялся в свой кабинет и через некоторое время решил позвать к себе сына на всякий случай.
  - Я говорил тебе о том, что ЦУВР вновь прислал нам кое-что? - Спросил он, когда тот вошёл.
  - Кажется, да. Но разве это в первый раз?
  - Я полагал, что ЦУВР охладел к нам. Но тут речь идёт о пропаже состояния Стронса.
  - Стронса? - Эмист несколько насторожился. - Какое мы можем иметь к этому отношение для него? - Он почуял неладное и нахмурился, тем более что упоминание Стронса всегда ему не нравилось.
  - Отношение весьма косвенное, но всё же мне это не нравится. Раньше такого не было. Я хочу у тебя спросить, не мог ли ты где-то, что-то... упустить? - Он строго посмотрел на него.
  - Упустить? О чём ты? Как это возможно?
  - Я не знаю. Тебе известно о наших делах, а в твоих компаниях не принято молчать.
  - Ты хочешь сказать, что я мог кому-то рассказать об этом?! Да за кого...
  - Я не хочу этого сказать. Но ты мог сказать что-то неосторожное. А кто может сказать, где оканчиваются руки ЦУВРа?
  - Я никогда ничего и никому не говорил об этом. Это точно.
  - Ты уверен?
  - Конечно. Но если ЦУВР действительно приобрёл что-то новое, то, может... от Милтенетты?
  - От неё? Как? Что она могла сказать? - Лэйётр усмехнулся.
  - Не знаю. Но она была так подавлена... Не знаю.
  - Ты же сам говорил, что она не так глупа, как кажется. Кроме того, разве она не испугана?
  - Я не уверен.
  - И всё равно это чепуха. Подумай: как она могла рассказать это? Подумай, где её семья, где ЦУВР? Между всем этим - бездонная пропасть! Это безумие!
  - Может быть, но она... я не знаю! Она взбалмошна!
  - Эмист, ты не думаешь. Конечно, всё может быть, но такое...
  - Я проверю это!
  - Проверишь? Ну ну...
  - Почему ты не доверяешь мне? Тем более, она у меня.
  - Смотри только делай всё осторожно. - Он тихо засмеялся. - Эмист улыбнулся и вышел.
  Лэйётр понимал, что ЦУВР, наверное, обратил на Милтенетту внимание, дальше линия не вырисовывалсь: даже если ЦУВР начал бы искать встречи с Милтенеттой (о самом Сенеотесе Лэйётр и мысли не допускал), то представить, что она вот так бы сдала свою семью было просто немыслимо. Менять Стронса на Вавитонка? Стронс - из Олтилора, а Вавитонк - заклятый враг.
  Эмист в первый момент был почти счастлив, но потом иная мысль закралась к нему: а что подумает Стронс?.. Страшно... Он никогда не видел этого старика, но дрожал перед ним. Что будет, если он узнает? Он содрогнулся при мысли об этом и некоторое время, бледный, сидя в своей комнате, колебался между страхом перед Стронсом и своей усладой. Однако Милтенетта не давала ему покоя, тем более что теперь он подозревал её. Правда, сам он не верил в свои подозрения и даже не очень глубоко задумывался о них. Не это было важно. В итоге он решился. По его телу пробежала дрожь, но тут же он вновь воспрянул: в конце концов, они или не они провели всё это мероприятие, он или нет осуществил главную, ключевую его часть?! Он имеет право и на свои собственные действия! Он пошёл к Милтенетте.
  - Есть подозрения, Милтенетта, что ты рассказала кому-то о себе. - Сказал он, входя к ней и глядя в глаза. - Она помотала головой, мыча. - Я открою тебе рот и ты мне скажешь. - Она помотала головой. - Что нет? Ну, сейчас, ты обретёшь речь и скажешь мне всё. - Он срезал часть ленты с её головы, удерживающюю пробку у неё во рту. Когда закончил освободил её рот. Она резко вдохнула несколько раз и попробовала пошевелить онемевшими губами и языком. Он вытер потёкшую слюну у неё изо рта.
  - Ты сошёл с ума. - Наконец сказала она невнятно.
  - О, нет. Скажи мне кто это и всё. - Он засмеялся.
  - Ты издеваешься. - Хоть это всё было и чрезвычайно важно, но для Милтенетты Эмист был ничтожеством, и она его не боялась. Однако она немного испугалась: Эмист что-то подозревал, потому что ЦУВР начал свою деятельность? Что же он с ней сделает, чтобы выяснить? Но что же ей мешает ничего не передавать, он же ничего не может знать? Значит, он пугает её? Ну и пусть!
  - Ты не хочешь сказать правду? - Он поднялся и злобно посмотрел на неё, потом схватил за плечи и, тряся, исступлённо закричал: - Ну, ты, говори, кто они, кто, кто эти люди, кто?!! - Милтенетта с недоумением смотрела на него. - Кто?! Кто!? - Он схватил её за горло, она захрипела, но не старалась высвободиться. Тяжело дыша, он оторвался от неё. - Милтенетта, не шути, говори. - Он ударил её по щеке.
  - Я не говорила... - Пробормотала она. - Как это...
  - Я уже слышал это, слышал. - Проревел он. - Ты должна мне сказать, должна. - Сказал он спокойнее, резко откидывая волосы со лба. - Хорошо, - заговорил он вдруг прежним голосом, - Посмотрим, а пока помолчи, когда вспомнишь, кивнёшь. - Еды не будет, в пробке нет отверстия. - А чтобы лучше думалось, сделаем так. - Он подвёл к её вискам провода и приклеил. - Посмотрим. Приятных сновидений. - Он усмехнулся, заткнул ей рот, заклеил пробку, включил ток и ушёл.
  Милтенетта вздрогнула и отчаянно замотала головой. Она хотела вздохнуть, но новая пробка позволяла сделать это только носом. 'Он убьёт меня' - Подумала она, и ей захотелось выть, кататься по полу, корчится, но об алтернативе она не могла и думать. Этой мыслью она подкрепляла себя всю жуткую ночь, в течение которой у неё в голове не осталось живого места. От жуткого жжения она не заметила, что рассвело, когда вошёл Эмист.
  - Ну как, ты не вспомнила? - Спросил он, подойдя к ней. - Ну как? - Сквозь зубы проговорил он, зажимая её нос ладонью и видя, что её глаза краснеют. - Она мотала горящей головой. - Ты хочешь повторения? - Она помотала головой. - Тогда говори. - Она замотала головой. - Говори! - Он схватил её за плечи и попробовал трясти. - Ладно. Ток продолжится, но добавим ещё. - Она заметила, что он что-то принёс, и замычала. - Страшно? - Она замотала головой. - Увидим. - Он начал её обмазывать, закончив, он сильно надавил на её пробку и ушёл. Милтенетта через некоторое время почувствовала, что горит. Её кожа словно пылала! Она долго и протяжно стонала, мотая горящей головой. Эмист застал её так, когда зашёл в середине дня. Так же как и раньше она помотала головой. Ночью муки, казались, невыносимы, но она держалась. Сколько времени так прошло, она не знала, но, в конце концов, она заметила, что в Эмисте, казалось, уже не было прежней злобы, он стал реже иступлёно кричать, давя на её кляп и сжимая нос, лишая её воздуха. Теперь только уже необъяснимое, единственно уцелевшее в мозге сознание того, что он убьёт ее, если она ему расскажет, заставляли её ничего не показывать. Она беспрестанно мотала головой. Но держалась она из последних сил: он всё так же не кормил и поил её, ей казалось, что кожи на ней уже нет, из её глаз всё время текли слёзы, мозг состоял из игл, слова своего мучителя она плохо понимала, но всё же уверенность в себе не оставляла её, она не боролась с желанием рассказать ему правду. Эмист не сможет раскрыть её. Никогда.
  Однажды днём, когда Милтенетта уже ничего не понимала, и Эмист тщетно пытался пробудить её воспалённое сознание, из её глубины вырвался жалобный тихий, монотонный звук. Эмист услышал его, как будто недовольно выключил ток. Пытка прекратилась. Эмист что-то говорил, но она, не открывая глаза, не слышала его: она только наслаждалась тем, что, как ей казалось, наполняло её. Иглы исчезли - он чем-то усиленно стирал с её 'обмотки' следы вещества, и каждое движение бывшего палача теперь приносило блаженство, и с каждым мигом его делалось больше.
  Тем временем, так же как и жертва запутывается в паутине, стремясь высвободится из неё, запутывались и Илтосы в сетях ЦУВРа, но дело, по мнению Сенеотеса, шло слишком медленно: что же там с Милтенеттой?! Сенеотес сказал, что в случае бегства Илтосов (Ему было тяжело говорить об этом, он понимал, что если его внучка сознается, то они убегут, убив её, и по ночам ему снились жуткие сцены пыток. Он просыпался, пил снотворное, ложился, но видения возвращались, он кричал во сне) он окажет всю посильную помощь для их поимки, но понимал, что едва ли они сумеют их перехватить: Стронс наверняка обдумал их отступление почти с той же старательностью, с какой продумывал каналы передачи своего состояния в неизвестность. Вообще, Сенеотес где-то чувствовал, что захват Милтенетты - неожиданный поворот событий, но в своей многолетней, почти врождённой и естественной неприязни к Валинтаду убеждал себя в том, что ЦУВР специально её подставил. 'Только бы она продержалась, только бы. - Молитвенно думал Сенеотес. - Она же всё понимает, всё!' Он корил себя, не мог себе простить того, что он, не догадался серьёзно поговорить с ней о предосторожности необходимой с того времени, как они начали игру и ЦУВРом. Что-то ведь можно было сделать несмотря ни на ЦУВР, ни на Стронса! Упустил, не уберёг... Но кто же мог подумать, что Эмист не просто жесток, но ещё и коварен?! Или это его семья? Сенеотес не знал этого, но предполагал, что это исходило от Эмиста. Это понятно, но ведь это всё было возможно! Как же глупо и наивно всё получилось! Сенеотес не мог успокоиться от этих мыслей: знай он, что всё это именно так он не поддался бы на это! Ясно ведь, что Стронс не имеет к этому делу отношения. Значит, эти самые Илтосы провели его! Эти ничтожества!
  Сенеотес уже примерился с тем, что с внучкой ему придется расстаться и оклеветать её - иначе нельзя. Стронс ещё страшнее и только в этом случае честь семьи будит спасена. Но неужели её можно спасти, только свалив всё на эту несчастную девочку?! (И что там с ней делают эти жуткие Илтосы?!) Он пытался внушить себе то, как думают её родители, но у него не получалось. Он понимал, что она не заслужила клеветы, не заслужила презрения родителей, которым в лучшем случае жалко, по крайней мере, они часто говорят, что она единственная наследница и что будит с семьёй - неизвестно, но - не более того, они говорит лишь о себе, своих деньгах и делах, а не о ней, но он, Сенеотес, так не может думать, ему важна сама Милтенетта, а не его единственная наследница. Он её любит и в этом ужас ситуации. Впервые он увидел в себе явственное раздвоение. Но Сенеотес был политик и никто не мог прочесть в нём мучившие его чувства. Он был по-прежнему хмурый, не молодой владыка.
  После окончания пытки Милтенетта спала почти сутки, когда к ней пришёл Эмист, она уже проснулась, наслаждаясь концом мучений и только смутно - своей победой. Ни о чём другом она не думала, и только голос Эмиста вернул её в реальный мир. Она слегка вздрогнула.
  - Доброе утро. - Она открыла глаза. - Всё-таки надо было всё проверить. Ты согласна? - Она кивнула. - Правильно. Однако теперь я понимаю, что ты ничего не говорила. Только теперь, Милтенетта. - Она заметила, что голос его спокоен и самоуверен - не такой как обычно. Она равнодушно перевела взгляд на него и слабо промычала. - Вот что, Милтенетта. Я прощаю тебя. Что скажешь? - Он вытащил пробку у неё изо рта.
  - Прощаешь? - Произнесла она слабо. - В чём?
  - В чём? В том, что раньше ты управляла мной. Но теперь - это уж точно - всё изменилось. - Он закинул голову и захохотал. - Милтенетта опустила глаза: она поняла, в чём дело: она ничего не сказала, значит, они могут действовать. И управлять.
  - Хорошо. - Сказала она. - Что теперь?
  - А теперь ничего: тебе же по-прежнему нельзя быть в Олтосе.
  Когда он ушёл и Милтенетта услышала звук ключа в замке, она в полной мере ощутила свою изолированность от мира, и это доставило ей огромное, непреходящие облегчение. Она не помнила, чтобы похожее чувство посещало её. Всё произошло как надо, и потому всё кончено. Что же ещё нужно? Она рассмотрела это со всех сторон, вертела, наслаждаясь, и так и эдак, смаковала от души как никогда - в полной мере осознавая полноту и завершённость, то есть то, чего никогда не могла ощутить в своей прежней жизни, и в итоге заснула: всё же силы её ещё не восстановились. Проснулась она уже от голоса Эмиста: он был слащавым, и это нисколько не нарушило тех её эмоций, с которыми она проснулась: пусть будет и Эмист тоже, раз всё завершено - в конце концов, без него нельзя. Она, прогнав все мысли, предалась неприкрытому и простому до безумия наслаждению. В последующие дни она стала погружаться в его тину. Тугая ткань, стул, глубокие пробки с трубками, плотный кляп - только способствовали, усиливали это, а значит, всё было хорошо: можно было наконец-то наслаждаться тем, что можно позволить себе забыться, ни о чём не думать: ни о том, что она сделала своей семье, ни о Стронсе, с его мерзкими щупальцами, ни о ЦУВРе с его бесчисленными сетями, а ведь все эти силы ужасны и кто может сказать, что смог сбежать от них? Эта мысль была, пожалуй, центральной, и она была сладостной, она смаковала её, представляя в разных образах. Ей не было скучно. Эмист рассказывал ей о том, что происходит в Олтосе, точнее, в тех кругах, где вращался он, кормил её, целовал, и она чувствовала его тепло, его тело: она не видела его никак иначе, не воспринимала его как часть всех тех тёмных сил, к которым относилась, бесспорно, его семья: он был слишком увлечён своими утехами, самим собой, чтобы говорить, хоть и вскользь, о тех делах, которые свели его с ней. Он был ничтожен, безумно ничтожен в сравнении со Стронсом в своём умопомрачительном самолюбии, чтобы являться его хоть каким-то продолжением. Всё чего он желал - это наслаждаться - самим собой.
  Илтосам: Лэёйтру и его жене ЦУВР приказывал для окончательного и надёжного перевода информации прибыть в один из городов на юге от Олтоса. Начальник ЦУВРа и Вавитонк решили из их действий, что им известно достаточно много. В паутине они запутались, теперь надо только поискуснее захлопнуть капкан. В условленном месте у ЦУВРа имелся необходимый для подобных целей дом, где всё было приготовлено. Для того чтобы получить от Илтосов всё требовались специалисты высшего класса, какие имелись только в Валинтаде в числе немногих десятков и каких теперь в строжайшей секретности перевезли в этот дом - всё нужно было сделать как можно скорее, ведь Стронсу почти наверняка известны все шаги Илтосов и их исчезновение покажется ему странным. В то время когда информация будет добыта, Сенеотес должен был, пользуясь материалами ЦУВРа, которые после почти сорока лет, наконец, нашли должное применение, обличить Илтосов, объявить их бежавшими, а также постановить обыскать их дворцы и помочь агентам ЦУВРа, в том чтобы они нашли Милтенетту и устранили Эмиста. С Илтосами всё прошло гладко: как только они вступили в указанный дом их немедленно 'препроводили' в подземелья, где им пришлось испытать то, в сравнении с тем, чему Эмист подвергнул Милтенетту, было почти раем. Процессом руководил лично Вавитонк через одного из своих надёжнейших резидентов внедрённых на Олтинское плоскогорье. В итоге цель была достигнута. Своё дело они сделали. В этом Вавитонк убедился, когда читал протоколы 'допросов' на третий день. Его люди славно поработали и дела Стронса приоткрылись. По крайней мере, часть его людей провалена, часть каналов переправки денег раскрыта, теперь можно будет и определять место его конспирации, правда, Вавитонк предвидел то, что до последнего было ещё весьма далеко. Но сделано всё равно немало. Резидент ЦУВРа по Олтинскому плоскогорью, считавшийся старшим над прочими в этом регионе, был награждён высшим орденом Валинтада: Орден Четырёх Голов. Это был Вамский высочайший орден, поскольку этот человек был внедрён ещё во времена Вамы, а в Валинтаде было несколько равных высших как и прочих орденов, происходящих из разных входящих в его состав государств.
  Правда, даже сам Вавитонк не смог тогда раскрыть всей громадности замыслов Стронса: ему удалось повредить лишь один из тех корней, которые он глубоко пустил в мир и он полагал, что этой ветвью если не всё, то многое и ограничивалось. О том, что таких ветвей существовало не меньше десятка, он не подозревал, а потому был удовлетворён и даже несколько забыл о Милтенетте. А ведь с ней прошло всё далеко не настолько гладко как с Илтосами. Кроме того Эмист, чтобы не возбуждать излишних подозрений остался во дворце и он ни в коем случае не должен был быть никем найден и необходимо всё было сделать так, чтобы он исчез: в ЦУВРе хорошо понимали, что в интересах операции он должен исчезнуть вместе со всеми в неизвестном направлении. Иными словами нужно было действовать решительно и осторожно, на свой страх и риск. Сенеотес в этом деле был активным и, наверняка, самым деятельным помощником. В это время он был ни жив, ни мёртв от волнения, хоть успех операции с Илтосами и говорил ему, что его любимая внучка жива, он не мог найти себе места. Именно он обеспечил прикрытие агентам ЦУВРа проникающим во дворец Илтосов, обещая любую посильную помощь в случае возможных сбоев, поскольку он хоть и понимал, что от Илтосов наверняка получены данные о том где Милтенетта, но всё равно риск был немалый. Однако всё прошло гладко: агенты, правда, не без вмешательства Сенеотеса проникли в здание и, осторожно продвигаясь в нём, умело и бесшумно открыли две двери, (Не в интересах Эмиста было оставлять охрану у дверей, ведущих в комнату с Милтенеттой), проникли в её комнату и устроили засаду. Милтенетта, которой сказали сидеть тихо, хоть ничего и не понимала в происходящим, не была удивлена: она уже разучилась, и, несмотря на всё случившиеся, в тайне верила, что её семья справится и с Илтосами и со Стронсом. О ЦУВРе она не думала. Схватив Эмиста, они отвязали от стула Милтенетту, обернули её простынёй, чтобы не видно было, что это человек, почти бегом покинули здание, уложили девушку в подготовленную машину, туда же положили тело бесшумно и мгновенно убитого из засады Эмиста, и уехали. Да, конечно, Сенеотес сделал всё так, как нужно, в Олтилоре известия о пропаже Милтенетты вместе с Илтосами, а также скорбное молчание Сенеотеса и его невнятные заявления об её измене интересам семьи вызвали умеренное количество разговоров, поскольку ссориться с Сенеотесом никто не хотел. Как же хорошо оказалась смонтирована операция ЦУВРа!
  Сенеотес, разумеется, инкогнито, приехал, в условленное место для прощания с Милтенеттой, где её и развязали и подготовили к пути в дипломатическом самолёте. Состояние её было оценено как достаточно нормальное, несмотря на то, что она была слаба. Сенеотес прощался с ней со слезами и не мог почти ничего сказать. Милтенетта слышала как будто его извинения за то, что он вынужден был оклеветать её, но это всё только ради неё и ни для кого больше. Милтенетта понимала, что её дедушка говорит правду, что он полностью искренен и ей было тяжело прощаться, но это было необходимо и холодные агенты ещё недавно абсолютно антагонистской страны и крайне враждебной организации, теперь торопили их. Сенеотес не мог разжать объятий. Его старческие слёзы текли по плечам Милтенетты. Казалось, что этот хмурый владыка сильно постарел за то время, пока не было Милтенетты. Пора было расставаться. Сенеотес, сдержав слёзы, сказал ей несколько слов в напутствие и отпустил её. Она села в машину и когда она уходила, он не мог смотреть ей в след.
  Когда до Стронса дошли известия о разоблачительной речи Сенеотеса и последующие исчезновение Милтенетты и Илтосов, он не мог поверить что Сенеотес мог сказать неправду: ему хотелось верить в то, что Сенеотес действительно узнал о давней измене Илтосов, и что Милтенетта действительно сбежала с ними, но последующие события (ЦУВР спешил, понимая, что Стронс или в силу своей интуиции, или в силу своих данных, противоречащих легенде, может догадаться, что разоблачение Илтосов Сенеотесом - блеф и произвести нужные перемены) уверили его, что всё из того, что говорит Сенеотес, не имеет отношения к действительности, Илтосов, как видно уже нет в живых, Милтенетты - в сфере его деятельности, а его тайна - уже не та тайна, какой она перестала быть за весь период её существования только недавно на несколько десятков дней: на время от позорной атаки на учёных в лесах до уничтожения его импровизаций в Аквском ущелье. Стронс понимал, что Илтосы не могли промолчать, что они выдали многое из его сети. Хорошо только, что им неизвестно местоположение его детища иначе - конец. Это было бы слишком страшно, но и без этого то, что произошло - ужасно. Вестей об Отонах ещё не было, его люди не могли их нигде отыскать, но он не думал, что они могли бы направится на его поиски: их вымысел насчёт драгоценных камней Южного полушария был весьма правдоподобен и вызывал мало сомнений. Конечно, Стронс думал о том, что они могли бы предположить так, как они действительно предположили, тем более учитывая характер молодого человека из степей, но вот пройти от ущелья до его города - не так просто и главное чрезвычайно опасно. На подобный рискованный шаг мало кто решится, а он расчётлив, умён и целеустремлён. Ставить свою жизнь на карту он не станет. Артессоат слишком хорошо спрятан. Так что на этот счёт Стронс был спокоен, но тем сильнее становилась теперешняя неудача: подобных провалов не случалось с восемьсот восемьдесят третьего года, то есть за всю историю создания Артессоата. Мероприятие было не самым надёжным из тех, что творил Стронс, но он считал подобный оборот событий невозможным: это противоречило здравому смыслу. Почему Сенеотес открыл созданный Илтосами секрет? Как это могло случиться?! Да, Сенеотес, конечно, совершенно не такой как Вавитонк, он мягкий, власть его - не кулак, целей у него, в общем, нет и не было, но разве из этого следует, что он будет швыряться честью своей семьи?! Своей семье и больше ничему он обязан своим нынешним положением. Его семья - по сути дела всё, что у него есть. Он не мог сделать то, что совершил, поскольку честь и положение его семьи значили для него всё. И кому он теперь её вручил: Валинтаду, ЦУВРу, Вавитонку. Это немыслимо!!! Невероятно! Абсурдно!!! Это невозможно. Это чудо с обратным знаком. Стронса бесило, заставляло метаться это невозможное событие. Он напряжённо сидел в своём кабинете и думал, его глаза не мигая смотрели в одну точку. Брови словно направляли и заостряли это взгляд. Но - ничего! Сенеотес сошёл с ума. Это было единственное объяснение. Но это была чушь. Он был в здравом уме. Он так же руководил Олтилором, он так же вёл свои дела, только скорбел о случившимся. Его единственной наследницы больше не было. Но что значит скорбь? Должен же он был понять всё это! Почему же он не понял?! Что произошло с ним?!! Стронс, как бы хорошо он не знал Сенеотеса, не мог объяснить этого. Как видно - первый раз в жизни. И от этого он был едва ли не на грани безумия. Если так вообще можно было о нём говорить. А на самом деле он просто не мог уразуметь того, что как бы хорошо он бы не знал Стронса, как бы много он не знал о его любви к внучки, как бы часто не сообщали ему о его привязанности к ней, он не мог понять чувств Сенеотеса, поскольку они ему лично были не знакомы. Значит, он не мог понять, какие именно действия могли вытекать из этого. Он не мог понять того, что необходимо было как-то обуздать Милтенетту все те дни до пленения Эмистом бросавшейся из одной крайности в другую, что приводило Сенеотеса в отчаинье, но Стронс не придавал этому значения, и в итоге 'безумное' решение Сенеотеса было не неожиданным выражением чувств и только чувств Сенеотеса в ответ на это. Любовь к внучки, привычка к власти, старая привычка действовать в ответ на любое действие по отношению к себе, то есть то, что привело в чём-то семью к процветанию - всё это в сочетании с письмом якобы от Тэара, раскрытии этого обмана и привело к создавшийся ситуации. В отдельности Стронс знал многое и даже не исключал возможности того, что ЦУВРу может быть известно о делах Илтосов (В тогдашнем хаосе не разобраться даже ему самому), но верного вывода из этого Стронс не мог сделать, правильно объединить все эти составляющие было ему не под силу. Между всеми этими кусками всякий раз оставались щели, которые мозгу Стронса было просто нечем заполнить. Может, он в чём-то недооценил ЦУВР: где-то очень глубоко в своём глубоко расчетливом сознании, льстя своем талантам в том, что он знает Милтенетту лучше любого другого, потому что о том, что скрывалось под легкомысленной красавицей, почти невозможно было узнать; но это было так глубоко, что Стронс не мог этого зацепить и пришить к общему списку возможных причин провала, в котором недоставало главного, может и познаваемого, но недоступного, а потому не представимого и не моделируемого для Стронса - чувств.
  Милтенетта, помня, как её выследили, боялась лететь, но сопровождавший её агент (Она не знала, но это был тот самый, который наладил с ней связь) внушал теперь ей не страх, а чувство безопасности. В его сопровождении она в тот же день прилетела в долину Лорона, а оттуда на военном самолёте была доставлена в Валинтад, в ЦУВР, на встречу к Вавитонку.
  Когда сопровождавший, после долгого пути по насыщенным тайнам помещениям ЦУВРа, передал Милтенетте, что с ней, после ещё одного осмотра врачом, будит говорить сам Вавитонк, она не поверила. Она ведь теперь, как ей казалось, просто была привезена в эту страну из милости или ещё чего-то, но, во всяком случае, малосущественного и зачем владыке прежде враждебной половины мира видеть её? К чему? Она никогда не интересовалась политикой и не знала о том, какой человек Вавитонк, тем более что в Олтилоре достоверного о нём ничего не говорили и потому всё время, пока продолжался осмотр, она думала о том, для чего он хотел её видеть. То где она должна скрываться и как себя вести могли сказать и его люди, а что же тогда ещё остаётся?
  После осмотра Милтенетту отвели в почти пустую комнату, простое убранство которой сразу бросилось в глаза Милтенетте. Она почти с отвращением села на твёрдый стул, посмотрела на себя в маленькое зеркало просто, без всякой рамы, как она привыкла, висевшим на стене, и нашла что её лицо выглядит не так уж плохо: оно не такое уж бескровное, как можно было ожидать, и вообще чувствует она себя вполне нормально, если не считать внутренней сжатости, отчего её пальцы холодны, или, может, это последствия наслаждений Эмиста? Слабо вздохнув и собравшись, она стала ждать владыку, мысленно готовясь к нему. Однако вошёл он неожиданно для неё, и в первый момент она не поняла кто это, а ведь была уверена, что узнает его хоть краем глаза! На фотографиях и по телевиденью этот, как она раньше думала, страшный человек выглядел несколько иначе и в этой маленькой комнате показался Милтенетте слишком большим тем более, рядом с ней. Его крупное лицо выглядело слишком просто, а большие, тёмные, медлительные глаза были наделены чересчур откровенным для владыки половины мира взглядом.
  - Рад тебя видеть, Милтенетта. - Сказал он входя, протянув ей свою огромную руку. Она слабо её взяла, едва обхватив тонкими пальцами широкую и грубую ладонь сына кузнеца.
  - Взаимно. - Сказала она нарочито холодно, после короткой паузы, во время которой чуть не спросила кто он, затем чуть кивнула и встала немного смущённая легендарным властелином.
  - Садись - Он положил ей руку на плечо и она села под её тяжестью. - Как ты говоришь по-эзэанейски? - Спросил он простым, даже грубоватым тоном.
  - Я не очень хорошо его знаю, но я не думаю, что мне будит трудно улучшить его...
  - Прекрасно. Я тоже знаю его не так уж много времени. В моей стране так много языков... - Он чуть усмехнулся. - Да, как ты себя чувствуешь, как прошёл путь?
  - Нормально. Уже хорошо. Ваши врачи...
  - Я знаю. Я читал обо всём этом. Но ты не волнуйся: от всего пережитого ты быстро оправишься, а Илтосы получат за всё сполна.
  - Вы не думаете, что вы виновны в том, что со мной делал Эмист?
  - Кто же мог подумать, что он - садист? - Вавитонк недоумевающе усмехнулся. - Вообще многое в этой истории не логично. - Добавил он, придвигая себе стул и садясь напротив Милтенетты.
  - Если бы вы сразу взяли Илтосов, то со мной ничего бы не было. А ведь я могла...
  - Ого, девочка! - Прервал её Вавитонк. - Может, ты хочешь работать в ЦУВРе? Это указание я разработал с начальником разведки. Как же мы могли брать их, если нам толком было неизвестно, что они знают о Стронсе? Нам нужно было время, чтобы выяснить всё. Работа была ювелирная.
  - А если бы я рассказала обо всём Эмисту?
  - Я не думаю, что это могло бы произойти: он же садист, а не палач, допросить толком он тебя не допросил, а ты же хочешь жить. Так зачем бы ты стала ему... передавать?
  - Что же тогда у вас называется 'допросить'?! - Спросила Милтенетта немного раздражённо. - Знаете ли вы, что он со мной делал?!
  - Примерно: раздражение кожи... я не помню, как называется это вещество, наверное, лишение сна и пищи: не могу сказать точно, ведь прошло довольно много времени. Я понимаю каково тебе пришлось, но он всё делал не умело. Это я тоже понимаю. Учитывая то, что мне было о тебе известно, а также то, что мы знали об Эмисте, это было самое большее, что он мог сделать, и это не могло привести тебя к... ну, скажем, к желанию избавления через смерть.
  - Откуда вы это можете знать?!
  - Мы знаем всё. Многое, конечно, мы получили через наш канал связи в последние декады.
  - Но вы же говорите, что не знали этой черты Эмиста?
  - Об этом - нет, хотя то, что ты была у них настораживало. Кстати, тебя, наверное, интересует, что с ним?
  - В некоторой мере. Я не знаю...
  - Он убит. Если бы он остался жив, он мог бы всё рассказать. - Сказал он коротко и просто.
  - Но когда же это случилось? - Милтенетта похолодела, бледнея: она не думала, что такое могло произойти. Это же дико. Это не укладывается у неё. Расправится с Илтосами - это понятно, но вот убить всего лишь исполнителя - Эмиста..? Хотя...
  - В тот же момент когда тебя увезли. Ну ладно, иного пути у нас всё равно не было: дело прогорело бы. Освободить тебя сразу тоже было нельзя. - Милтенетта затаив дыхание, слушала эти небрежные слова: ещё никогда она не думала, чтобы кто-то вот так просто мог сказать такое, но если этот человек говорит так, то что же станет с ней в том мире, куда она попала?..
  - Прогорело бы... Вы так спокойно об этом говорите, а представьте, каково пришлось мне?! Да значит ли для вас что-нибудь человеческая жизнь?! - Спросила Милтенетта с вызовом, вспомнив многое из того, что ей довелось слышать о Всемогущем Ютсе и, ясно представляя себе это, он представился ей страшным, жутким противником, противоречащим её светлым представлениям о тех идеалах, которым по её мнению (теперь изрядно поблёкшему) надлежало двигать миром.
  - Жизнь? - Сказал Вавитонк с выражением бывалого человека, пристально глядя на неё. Только что возведённый образ врага развалился от тона этого 'противника'. - Каково пришлось? Ты имеешь в виду все те развлечения Эмиста, интриги Стронса - единственное, что тебе пришлось испытать за всю жизнь? - Она кивнула, заглянув в его глаза. - Поверь мне, это не так уж дорого стоит. В твоей бывшей среде этому не учат и вам всем, утопающим в роскоши и не знающим остального кажется, что все люди стоят дорого, они все богаты и много значат, но ты не знаешь того, сколько стоит эта вся ваша дороговизна, ибо тебе не известно где я родился и вырос, - Он строго посмотрел на неё, - тебе неизвестно что значит голод. - Он увидел, что она хотела возразить ему, и добавил: - нет, не так - в течение нескольких дней, а долго, годами, тебе ведь неизвестно что такое бедность. Ты не видела ни войны, ни политики, а значит и представить себе не можешь, как низко может падать ценность человеческой жизни и страданий. Предположим, у тебя убили отца, но ведь для тебя это не означало нищеты и голода, как для меня? И ты не знаешь и никогда, теперь благодаря мне и моему государству, не узнаешь, как это когда двое приходят тебе в дом, отобрать то, когда уже, кажется, и нечего отбирать, и собираются у тебя на глазах насиловать твою сестру. Подумай обо мне в то время, а ведь я был моложе тебя. Кстати, я убил одного из них, а тогда мне было пятнадцать лет. После двадцати двух я убил ещё многих из них, из тех, которые убили моего отца и других таких же, как он. В той войне, которую я вел, начиная с горсткой голодных бойцов, не было пленных - и я и мои враги стремились только истребить друг друга. Всех, до последнего человека: такова была ненависть. Тебе никогда не понять как это. Так я начинал. - Милтенетта опустила глаза, смутно понимая, что спросила у Всемогущего ютса что-то не то. - Подумай, сколько в таком, то есть нашем с тобой мире может стоить человеческая жизнь. Твоя, кстати, не так уж мало, гораздо больше, чем Эмиста. Поверь мне, я знаю что говорю.
  - Хорошо, я прошу прощения за вопрос. - Милтенетта вздохнула, ощутив, что затронула какой-то совершенно иной мир - даже для того, в котором она побывала. - Что со мной будит?
  - Ты, конечно, понимаешь, что будишь жить под другим именем, выглядеть ты будишь тоже, естественно, что не так, как сейчас, но одна ты не останешься: один человек, которого я хорошо знаю, будит знать о тебе.
  - И он никому об этом не расскажет?
  - Нет. Этот человек мой брат. Он учёный.
  - А... не так выглядеть? Как это? - Милтенетта побледнела.
  - Это несколько сложнее, чем имя, но у меня есть кое-какие мысли.
  - Мало того что вы лишили меня моей семьи, мира так вы лишите меня и моего тела? - Пробормотала она.
  - Что за чепуха. - Вавитонк встал. - В том мире ты не могла жить. Да и что он дал тебе? Из близких ты потеряла, по сути, только связь с дедушкой. Я понимаю, это тяжело, но что же делать? И неужели ты не понимаешь, что Стронсу ты можешь быть полезна? Он же будит тебя искать.
  - Это ужасно. - Пробормотала Милтенетта. - И... что вы хотите делать?
  - Может и ужасно, но пока отдохни, а потом тобой займутся. Мы ещё увидимся. До встречи.
  - До встречи. - Ответила Милтенетта со слезами на глазах и за Вавитонком закрылась дверь. Ей стало страшно в этих жутких помещениях, тем более вспоминая слова Вавитонка о том, что 'выглядеть она будит не так, как сейчас'. Они так и стояли перед ней. Что за ними? Что он имел в виду? Почему не сказал? Что из неё сделают? Что останется от неё самой в том мире, куда она попала? Неё самой... Милтенетта долго плакала после ухода ютса, потом бледная ходила из угла в угол. Не могла она и собраться с мыслями: она всё хотела понять, что ей надо делать, а делать ей было нечего. Всякий раз получалось, что если она меняла свою жизнь, то должна была изменить уже всё до конца. Эту мысль, хоть она и была правильной, она долго не впускала, она была отвратительна, но ничего другого не оставалось: она была сильнее всего, противопоставить ей было нечего, нечем защитится от неё и она, в конце концов, овладела ей. 'Значит Милтенетты уже не будет' - Заключила она и бросилась с рыданиями на простую, железную кровать. Она долго не могла успокоиться, но потом, однако, подумала, что что-то от неё всё-таки останется - не всё ведь определяется языком, на котором она будит говорить, внешностью и именем. Правда, ей необходимо изменить и привычки, но эти перемены были и в последнее время. Она не желала прежнего, Всемогущий ютс прав: нечего ей было оставлять там, из всех без малого девятнадцати лет своей жизни она не могла вспомнить чего-либо, на чём могла бы задержаться. Мир рухнул, вечный праздник кончился, и наступила жизнь. Она подумала об этом, прекратив плакать. Если от прежнего мира ничего не осталось, то что же теперь мешало и ничего не оставить от прежней Милтенетты? 'Это не страшно'. - Решила она в конце концов, даже с некоторым пренебрежением, и задумалась над, по её мнению, более важными проблемами. О внешности она думала уже не так как раньше. Она смерилась и в эту ночь смогла уснуть. На следующий день Вавитонк пришёл в середине дня. Она уже не удивилась этому: Всемогущего ютса она уже немного узнала и хоть и благоговеянно боялась, но где-то всё же презирала - бесспорно и в дань от прежней жизни, и в силу услышанного от него при встрече, считала себя выше его: он был неотёсан и жесток, он с трудом говорил красиво и, наверняка, мог легко перейти на крепкие выражения. Бесспорно, она лучше умеет владеть и своей речью и своим поведением в соответствующем кругу. Это внушало ей гордость.
  - Ты плакала вчера, а что теперь? - Сказал он вместо приветствия.
  - Я успокоилась. Я готова.
  - Готова? Ты ведь ещё не знаешь, что будет.
  - Я думаю, что вы просто сделаете мне операцию.
  - Не совсем так. Для нашего мира необходимо сделать так, чтобы Милтенетта в нём всё-таки осталась, но чтобы её никто не нашёл.
  - Но зачем вам это? - Милтенетта повторила про себя слова ютса и не поняла их.
  - Понимаешь, ваша семья слишком важна в мире, чтобы можно было так просто кидаться её членами. Даже после того, что случилось.
  - Я вас не вполне понимаю. Зачем же вам нужна моя внешность?
  - Жаль терять подобное. Ведь ты, наверное, понимаешь, что ты ещё не утратила какое-либо политическое значение. Для меня, по крайней мере, теоретически.
  - Наверное. - Она опустила глаза. - Теоретически... Но... почему же, Аквель Вавитонк?!
  - Я не могу сейчас тебе сказать, почему конкретно ты можешь иметь значение. Сейчас я знаю только, что тебя никто не должен уметь найти. Никто, кроме меня. Нельзя закончить всё в один миг. Позже, ты может, и поймёшь это всё, а сейчас - лучше не надо. Оставь. Практически ты оставляешь это в прошлом. Теория существует для меня.
  - Хорошо. - Медленно, с расстановкой произнесла Милтенетта. - Что же будет?
  - В моей стране много разных народов. Среди них есть и большие и маленькие. Маленьких, конечно, больше. Но из них из всех один выделяется: люди этого народа живут в горах к югу от Усноготеи, но говорят они на языке той страны, которая находится в тысячах километрах от них. И эта страна - Эзэанея. То есть ты знаешь их язык. Говорят, что когда-то группа эзэанейцев поднялась из Эзэанейского океана по реке, которая связывает их страну и Еларцею. Но они пошли вглубь суши, вместо того, чтобы следовать проторенным дорогам и оказались в горах. Там они и обосновались. Говорят, что у них была связь с Эзэанеей, и потому их язык мало изменился. Но всё это не так важно. Народ этот мал и испытал влияние и Усноготеи и Эзэанеи. Ты, Милтенетта, станешь одной из уроженок этого народа.
  - Но... как это? - Милтенетте казалось, что она спит. Этот владыка половины мира сначала говорил о цене человеческой жизни, затем - о политике, а теперь вдруг стал каким-то странным способом увеличивать численность национальных меньшинств своей страны? Что это всё?...
  - Проще, чем ты думаешь. Также, как и в Усноготеи, девушки этого народа носят маски. Конечно, поскольку ты будишь жить среди других людей, тебе надо изменить и черты лица и цвет кожи. Но не с помощью хирургии.
  - Значит, у меня останется моё лицо? - Несмотря на всё Милтенетта всё-таки не желала терять свою внешность: уж слишком она ей дорожила.
  - Останется, только под гримом и маской.
  - Хорошо, Аквель Вавитонк. - Она не знала, что делать, радоваться или горевать.
  - Здесь ты будешь подготовлена ко всему этому. Посмотри пока свою легенду. - Он вытащил из портфеля пачку бумаг и положил на стол. - Что же, желаю успеха. - Сказал он, выходя.
  Посидев немного, Милтенетта действительно ощутила радость: она скрывалась и сохраняла своё тело нетронутым. Как же хорошо всё придумал ютс! Она почувствовала нечто вроде признательности к нему, с удовольствием растянувшись на стуле. Она меняет облик, но не меняет себя! Можно ещё много чего сказать о том, что случилось, как всё закончилось. Мир раскрывался перед ней и она, именно она входила в него. Она облегчённо вздохнула и обратилась к бумагам ютса. Оказывается, она родилась среди того маленького горного народа, но быстро осиротела и в последнее время жила в ущелье Экат, где училась, потом она оставила ущелье и решила отправиться в университет, где одним из главных лиц был брат Вавитонка, Каэр. За время учёбы она утратила наречье родных гор и говорила на чистом эзэанейском, правда с заметным акцентом. Легенда ей понравилась, и она долго просидела, изучая её. Помимо неё были и листы, где рассказывалось о её новом народе, на чтение которых ушёл весь остаток дня. Засыпала она удовлетворённая и довольная. Вспомнив последние два дня своей жизни, она отметила, что так много с ней ещё никогда не случалось за столько времени.
  На следующие утро к ней пришёл человек, принёсший всё необходимое для перевоплощения. К её удивлению он был достаточно разговорчив. Прежде всего, с помощью какого-то вещества, которое, по его словам, проникает глубоко в кожу и почти не смывается, кожу Милтенетты он сделал более смуглой, со слабым черноватым оттенком. Закончив с этим, он сказал, что теперь будит менять форму, достав что-то тонкое и беловато-полупрозрачное.
  - Чудесная вещь, девушка. С её помощью я могу сделать из вас что угодно. - Он потёр руки, профессионально смотря на неё. - Поверните руки ладонями вверх. - Он взял одну из этих вещей и натянул её на ладонь Милтенетты. Провозившись немного, он сказал. - Посмотрите.
  - Ну и что? - Сказала Милтенетта, рассматривая руку.
  - Это быстро пропитается и станет совсем как вы. Но у вас же новые отпечатки пальцев! Изумительно. Эта плёнка - как очень мелкая сетка, когда растянута и кожа дополненная ей хоть и ваша, но уже не ваша. Чудесно, вы не находите?
  - Чудесно. - Пробормотала Милтенетта, глядя ну руку, действительно терявшую беловатый оттенок.
  - Теперь вторую руку. Так... А теперь простите, я займусь вашей грудью. - Он быстро взял ещё дополнения и натянул их на груди Милтенетты, сделав их более удлинёнными - как того требовала её новая этническая принадлежность. - Хорошо. С головой, конечно, сложнее всего. Сделаем так. - Он намазал лицо и волосы Милтенетты чем-то блестящим и взял плёнку. Милтенетта поняла, что эта маска - её будущие лицо, тем более что помимо плёнки-сетки тут были какие-то утолщения на бровях и скулах. - Таааак. - Он искусно натянул всю конструкцию, при этом плотные части зашли в нос и рот, изменив их форму и укрепив всё. - Ваш голос и разрез глаз также уже не те. Хорошо, что вы хоть и принадлежите к другому виду людей, но различия между нами довольно легко устранить. Что же, желаю успеха. - Он быстро вышел. Посмотрев в зеркало, Милтенетта провела руками по лицу и отметила, что на ощупь оно совсем как живое. Немного непривычно было во рту и глазах, но она была довольна: она-то знала, что находится под всем этим. 'Надо постараться, чтобы в мою легенду верила бы и я сама'. - Подумала она, продолжая осматривать своё новое, ещё непривычное тело. От этого её отвлекла только мысль о том, что Вавитонк, наверное, скоро должен прийти, желая увидеть работу своих людей. Она решила одеться - в новую, непривычную для неё одежду, человек принёс её достаточно много разной, и возня с ней доставила ей почти забытое чувство наслаждения. То, что она выглядела намного проще того, к чему она привыкла, только усиливало это чувство и заставляло глубже верить в свою легенду: она вновь ушла в неё, и не знала сколько времени, одеваясь, она осмысливала её. Одевшись в серые брюки до колен, нечто вроде рубашки с рукавами до локтей, только плотнее застёгивающиеся спереди и переходящие в накидку с капюшоном, пристёгнутым к маске, она стала ждать ютса, Вавитонк зашёл не скоро, чем немного удивил её.
  - Ты довольна? - Спросил он, смотря на неё.
  - Да, Аквель Вавитонк. А не будит странным, что я уже давно не живу среди своего народа, а сохраняю верность его традициям?
  - Нет. Моя страна ведь очень молода и велика и каждый народ в ней ещё очень далёк оттого, чтобы быть похожим на другой. Тем более такой, как этот: они гордые, как и все горцы. А ещё и потомки высокомерных эзэанейцев рядом с 'дикими' усноготейцами... - Пробормотал в полголоса Вавитонк последнее предложение. Кроме того, ты будишь среди группы способных молодых людей, которую собрали из многих мелких народов моей страны: там каждый человек не похож на другого. Подобные группы собираются каждый год. В этой есть ещё двое из другого малого народа Усноготеи, среди них одна - девушка и тоже в маске. Если для тебя это важно.
  - Конечно, может быть... Вы... хотели бы посмотреть на меня?...
  - Моим людям я доверяю и я знаю, что они сделали что-то приличное. Так что раздеваться тебе ни к чему. Правда, ты в маске, но тебе же незачем её снимать. Вообще. - Он усмехнулся.
  - Я... под одеждой я полностью обтянута тонкой белой кожей и маска - часть этого. - Она смущённо, затянутыми в белую кожу пальцами, коснулась лица в маске. Ютс улыбался. - В моей легенде написано, что эта тонкая кожа - почти вторая для их девушек. Незачем... да.
  - Привыкай к маске, тем более у тебя же открыты глаза и губы. - Он радушно улыбнулся.
  - Это меня выдаёт? - Выдавила она, теряясь.
  - С чего ты взяла? Красивые глаза и губы могут быть у кого угодно.
  - Зачем мне всё это? - В глубине души она, конечно, была рада словам ютса.
  - Мне кажется, это очевидно. Да и в маске ты можешь есть и протереть глаза.
  - Наверное. - Она ощутила, что её сердце забилось сильнее. Она приоткрыла рот и языком осторожно обвела края выреза в маске, имевшего форму рта. - Я не буду снимать маску.
  Осваиваясь, Милтенетта провела в помещении ЦУВРа некоторое время. Она хоть и замечала перепады настроения, но в целом она испытывала воодушевление, настроена она была решительно, поэтому Вавитонк, зайдя к ней в один из дней, сказал, что ей уже пора выйти в новый мир. Для соблюдения конспирации она сначала поехала туда, где согласно легенде провела последние годы жизни, а затем - в университет, где находился институт Глобальной Эволюционно-экологической динамики. Университет располагался недалеко от Гилсэка - столицы Пентеи, и в нём управлял заветный Каэр, встречи с которым она ждала с нетерпением. В застывшей, по её мнению, долине Экат она не могла найти себе места, кроме того, ощущение того, что это происходит не с ней, не оставляло её. Только вид новой, незнакомой страны, тихий маленький университетский городок убедил её в том, что старая жизнь осталась позади и начинается новая, настоящая. Однако в силу старых привычек она полагала, что Каэр сразу же встретится с ней, но академик счёл подозрительным, если он сразу же встретится с ней в своём кабинете. Поэтому он решил повидаться с ней как бы ненароком, например, встретившись случайно на алее парка. С Вавитонком он уже заранее договорился, и Милтенетта пришла в парк университетского городка в указанное ей ещё Вавитонком время. Увидя Каэра она сразу же узнала его: он был похож на своего брата. Он был почти таким же крупным, в его облике также скрывалась сила, лицо его было так же большим, а глаза - тёмными, но сами глаза были не те, что не придавало его облику напора, как у его брата. Осмысленность в его взоре была совсем не та, что у владыки половины мира: у того, она была направлена наружу, а него - вовнутрь. Он был могучим и тихим. Погружённым в нечто почти бесконечно далёкое от Милтенетты в этот момент. Он не давил, а защищал.
  - Простите, - рассеянно обратился он к ней, - вы прибыли вчера с группой?
  - Да. 'Неужели я привлекаю внимание?!' - Беспокойно подумала Милтенетта.
  - Как вас зовут? Я так понимаю, вы из далека?
  - Аэглис Илара. Да, я жила и училась в ущелье Экат. А родилась в краю Теназар.
  - Хорошо. Я Аквель Каэр.
  - Вы... родственник Аквеля Вавитонка?
  - Да, я его брат. Но здесь - ваш руководитель. Вы ведь приехали сюда, чтобы учится?
  - Конечно, Аквель Каэр. - Милтенетта, точнее Илара, улыбнулась.
  - И нечего улыбаться. - Сказал он строго. - Ладно, - заговорил он снова прежним тоном. - Мне о вас известно. - Добавил он тихо, нагнувшись к ней. - Все ваши глупости остались там, а здесь надо браться за ум. Никто не должен заметить, что вы отстаёте от других.
  - Я буду стараться Аквель Каэр.
  - До встречи.
  Они разошлись. Милтенетта тихо пошла по аллее, не в состоянии собраться с мыслями. Вокруг неё новая страна и другие люди. Она вспомнила, какой далёкой она ощутила себя от других вчера, когда они все, радостные, воодушевлённые, прибыли сюда! А ведь они не знали друга раньше и по-эзэанейски часто говорили хуже, чем она, но ведь говорили и ещё как! А что она? Она только холодно ответила, откуда она и как её зовут и всё. Что было к этому добавить, она не знала.
  - Привет! Илара, кажется? - Вдруг она услышала за собой голос.
  - Вы... приехали с нами?
  - Ну конечно, а что ты?
  - Не знаю. Я видела Каэра.
  - Правда? И как он?
  - Спросил как я здесь. Здесь всё не то, к чему я привыкла.
  - Конечно. Здесь ведь не горы. - Он засмеялся. - Ну ничего. Куда ты идёшь?
  - Не знаю. Иду...
  - Что-то ты, по-моему, слишком напряжена. Ведь так хорошо. Идём, пошли к остальным.
  Они пошли, и Милтенетта постепенно разговорилась. Подавленность прошла совсем, когда они встретились с остальными. После обеда всей новой группе показали университет.
  
  III. Возвращение
  
  Веррэт с Лионтоной не были Коанфами, то есть не принадлежали к расе, населяющей Анкофанские горы, тем более они были странно одеты, они были не похожи ни на местных, ни друг друга, да и лежали в странном месте: как будто упасть туда было нельзя, поэтому когда охотники обнаружили их они сразу привлекли их внимание. Поэтому, они решили передать их в ближайший город: такие странные люди не появляются в их забытых горах так просто, тем более падая откуда-то с неба. Власти города передали их, не приходящих в себя, в столицу, оказав только первую помощь. Через эту страну шёл недавно проложенный путь из этой страны в далёкий Южный Союз и планировался ещё один, поэтому в столице нашёлся врач обучавшийся в Валинтаде - сумевший оказать им необходимую помощь, пока он делал это чиновники тщательно переберали их вещи, пытаясь понять кто они, но ничего свидельствовашего об этом не было, опознать их они их не сумели - откуда они могли знать магнатов Олтилора, да и лицо Веррэта сильно пострадало при падении. Однако это - явно богатые люди, так что пусть по крайней мере заплатят когда выздоровят, а кто они - не так уж важно, врач сказал, что женщина откуда-то из области Южной Эзэанеи, мужчина явно афес, возможно артенанфилец, мало ли как к этому, да ещё и к сочетанию с этой странной женщиной, возможно из Валинтада, отнесётся сам Валинтад - что и было сказано врачу и его ассистентам - чтобы никаких слухов - кого-то нашли в горах после несчастного случая и доставили сюда. И всё.
  Лионтона пришла в сознание на седьмой день после падения, Веррэт - на девятый, поскольку пострадал больше. Но воспринимать окружающие Лионтона смогла только на семнадцатый день, когда бред у неё спал. Веррэт был всё ещё не в себе: он сильно повредил голову. Лионтона, когда посмотрела вокруг, то вначале не поняла, где находится, потом ей стало ясно, они где-то в больнице. Она попробовала сдвинуться как и на склоне, то теперь почувствовала, что что-то сковывало её тело. Вкуса крови во рту не было. Губы шевелились, но челюсти двигались плохо.
  - Что со мной стало? - Пробормотала Лионтона. - Есть ли кто рядом? - Сестра подошла, поскольку ей показалось, что женщина больше не бредит. Она спросила её и Лионтона прислушалась к её голосу. - Значит нас спасли? - Спросила Лионтона, как ей показалось, радостно и переходя на эзэанейский. На самом деле её голос был столь слаб и искажён, что разобрать его выражения было нельзя. Медсестра позвала врача. Он прислушался к её голосу и определил, что говорила она по-эзэанейски. После достаточно долгой беседы Лионтона узнала, что состояние Веррэта тяжелее, чем её, но он вне опасности, хотя ещё и не пришёл в себя, а её глаза закрыты временно вследствие травм. В конце беседы врач спросил у Лионтоны кто она такая, но Лионтона, понимая, что её едва ли здесь мог кто-то узнать, решила не отвечать и сказала что-то неопределённое. Врач расспросов не продолжал. После этого Лионтона задумалась, не попросить ли телефон и не позвонить ли в Олтос, но решила, что ещё рано, тем более, после того как она не назвала своё имя.
  Веррэт пришёл в себя через два дня. Он увидел лежащею рядом Лионтону.
  - Это ты, Лионтона? - Проговорил он. - Ты меня слышишь? - Медсестра, постоянно находящиеся при них, склонилась над ним и позвала врача.
  Лионтона в это время не спала и была в сознании, но голос Веррэта был настолько слаб, что она не расслышала его. Веррэт напрягся и повторил вопрос, на этот раз его голос достиг слуха Лионтоны. Ответила она ему на илтенсте.
  - Не называй меня по имени. Ещё рано. Как ты?
  - Мы живы... - Говорить ему было слишком тяжело для продолжения беседы.
  С этого времени они начали понемногу обдумывать план действий - насколько позволяло состояние. Они, как видно, вызвали интерес местных властей. Конечно, это ещё очень немного и Ольвод всё-таки очень велик, а потому даже если каким-либо людям Стронса (Они ведь есть везде) о них и известно, то до самого Стронса это ещё наверняка не дошло, но всё-таки есть опасность, что кто-то станет проверять их вещи. (Интересно, уцелели ли снимки? Стронс, конечно, испугается добытых ими сведений и без них, но с ними все-таки легче). Может, лучше попросить отправить письмо управляющему вместе с разбитыми вещами? Веррэт подумал, что даже если врач и связан с Валинтадом, то там всё равно не смогут по адресу определить, кто они, поскольку они, уезжая, оставили на всякий случай, а также для дезинформации конспиративную квартиру, куда могут, как это было известно управляющему, приходить от них известия (Он ведь понимает, что в деле с драгоценными камнями всякое может случиться), после напоминания об этом канале (Конечно на илтенсте и не прямо) они позвали врача, желая осуществить задуманное.
  - Скажите мне, - начала Лиотона, когда он подошёл, - откуда вы знаете эзэанейский?
  Он не ожидал такого вопроса, и в его голосе Лионтона услышала растерянность.
  - Я учился в Валинтаде.
  - Очень хорошо. Вы, наверное, догадываетесь, что мы с мужем богатые люди?
  - Да, разумеется.
  - Я попрошу вас отправить наши вещи по указанному мной адресу. И если они дойдут в сохранности, я вам заплачу за эту услугу. - Заговорил Веррэт.
  - Я буду признателен вам.
  - Понятно. Записывайте адрес. - Ответил Веррэт и неожиданно твёрдо продиктовал несколько строк под которыми подписалась Лионтона, хоть это было ей тяжело, но Веррэт упал как раз на руки и ноги и сломал их, тогда как у Лионтоны были только ушибы и вывих левого локтя.
  Отонам, несмотря на их тяжёлое состояние, становилось лучше день ото дня и они начали думать о том чтобы их перевезли в Олтос и долечили там: местному врачу, хоть он и учился в Валинтаде, они не вполне доверяли. Однако окружающие Отонов люди медлили: ведь они желали получить свои деньги. Тогда Веррэт продиктовал длинное письмо управляющему (Закончила диктовку Лионтону), в котором говорил, сколько кому он заплатит, если их благополучно довезут до Олтоса. Не только для местной клиники, но и для местных властей эти суммы были огромны. (Это было полтора миллиона эктэссов, и для Отонов это были почти не деньги) Руководство согласилось. Письмо было отправлено на конспиративную квартиру, самолёт прилетел через пятнадцать дней, на нём был врач который должен был руководить перелётом Отонов в Олтос и охрана, вёзшей деньги. Перелёт, хоть и несколько затянулся, но прошёл успешно.
  Когда искалеченные Отоны вернулись в Олтос слухи насчёт того, куда могли их завести драгоценные камни Южного полушария, не замедлели себя ждать, и на этот счёт высказывались самые различные суждения, однако один человек понял всё. Он понял, что операция с камнями была не более чем дезинформацией, предназначенной только для того, чтобы сбить его столку. И значит те самые, которые ушли от его людей в океане были они. А поначалу всё получалось гораздо лучше! Он не предполагал, что это могли быть разведчики Валинтада: для разведчиков этой страны, посланных на такое ответственное задание, они вели себя слишком не осторожно, и потому Стронс терялся в догадках, кто это мог быть. Может кто-то из Южного Союза достиг этих весьма отдалённых мест с юга и на всякий случай захватил с собой гранаты? Может это были люди из совсем обособленного региона планеты - кратера Эольис, находящегося к западу от Южного Союза? На оставленных ими вещах не было никаких знаков, и они могли быть изготовлены где угодно. Если это так, а, скорее всего, это был один из двух этих вариантов, то это не опасно: о Стронсе этим людям ничего не известно, а передавать эти данные Валинтаду они подождут. Надо только детальнее проработать эти возможности, что займёт время в силу обособленности региона и лучше охранять своё детище, чтобы это не повторилось, хотя, по всей видимости, эти люди погибли и ничего не смогли никому передать. Возможно, их уничтожила стая яонтров, пролетавшая в тот день недалеко от города. То, что они могли попасть на одного из яонтров, и на нём добраться до гор никто не думал, хоть похожие случаи и случались в горах, но там яонтры хватали транспортные средства и обычно бросали их на скалы. Здесь же хватать было как будто нечего: лодку люди оставили, возможно, что они зацепились за островок, но едва ли яонтр бы позарился на него и тем боле пронёс бы до гор. Яонтры были вообще мало известны науке и о том, как они могли себя вести, тем более в такой не типичной для себя среде как океан в тропическом лесу, было совсем малопонятно. Лететь они могли в самые разные направления: пути их миграций были не отслежены. Так что Стронс был достаточно спокоен на счёт тех нарушителей спокойствия: если их не нашили, значит, они погибли в океане. И вот теперь эти все его стройные выводы рассыпались: этот мальчишка, встреченный в степях сумел обвести его вокруг пальца! Конечно, не то что он моложе него почти в четыре раза самое страшное и унижающие, а страшно именно то, что он раскрыл его тайну. Не ясно правда, как они добрались до Анкофанских гор так быстро, но всё прочие сходится. Ещё неизвестно что хуже: это или разоблачение Илтосов и оба этих события сразу! Что делать? Сейчас можно только искать путей контакта с ним.
  Никто, в Олтосе, конечно, не расспрашивал Отонов, что случилось, и это давало журналистам и олтилорцам богатую почву для фантазий. О том, что Отоны покинули Олтос вследствие каких-то дел с драгоценными камнями, было распространено уже в достаточной мере, и теперь в их странном появлении старались найти подтверждения этому. И находили. 'Подтверждений' было много. То что, к тому месту было относительно близко Велико-Анкофанское плоскогорье, навлекло на мысль о том, что Веррэт в своих делах использовал и соотечественников: бежавших артенанфильских аристократов. Стали проверять (Это было сложно и дорого, но дело, перерастающие в мировое, бесспорно, стоило того) связи того самого врача с бежавшими аристократами, а также искать были ли происки посольства Валинтада, сотрудник которого, как было уже известно, был у Отонов переводчиком, на счёт тех самых аристократов, гражданской войны в бывшей Артенанфильской империи. Вспомнили и о том, что за драгоценностями бегущих аристократов охотился и Южный Союз... Проверки, расследования, информационные экспедиции валом шли в забытую богом страну и на основе добытых сведений, большей частью совершенно неприемлемых, (Так, например, то, что врач связан с аристократами, вывели из того, что к нему как врачу обращалось несколько человек из них) составляли общую картину дел. Каких-то людей (Их самих никто из представителей достоверно не видел) признали за Отонов, перемещавшихся в глубокой тайне по Южному полушарию. То, что не было выявлено ни одного конкретного дела, признавалось за подтверждение добытого: какой же делец Устер, если он не может скрыть свои настолько важные дела? В посольства Южного Союза также следовали обращения, но с тем же успехом: никаких комментарий о подобных делах никто из представителей этой страны не давал. Это породило новые измышления: как видно Южный Союз пострадал и, естественно не желал ничего признавать. Но Олтилор не обманешь. Один из его деятелей, пусть даже артенанфилец, сумел вставить палки в колёса в Южном полушарии. Это уж точно. Кто-то в этом деле потакал Устеру, говорил, что он 'решился на этот чрезвычайно плодотворный и смелый шаг во имя мирового процветания' - даром что он артенанфилец; кто-то говорил, что он проходимец и лезет не в своё дело. Мнения, 'факты', выводы, умозаключения, измышления, изыскания, множились, и почти никто уже не сомневался, что Отоны действительно были в Южном полушарии. Сомневаться в этом было почти то же самое, что и подвергать сомнению непреложные истины. Сами Отоны вначале не слышали об этом, но потом, когда им становилось лучше эта информация начала доходить до них. Лионтона читала газеты, Веррэт высказывал свои мысли обо всём этом, и они с Лионтоной начали говорить про то, что писали про них. В первый момент Лионтона не поняла, к чему клонит Веррэт, обсуждаю всю ту чушь, которой были полны газеты, но потом начала понимать: он намерен это использовать в отношениях со Стронсом: деньги от продажи алмазов ему, должны всем представится как деньги, которые они сумели добыть в этой своей 'мировой' махинации. С самого начала, зная о возможности прослушивания, они ещё до перелёта потребовали, чтобы их привезли в их дворец и туда же доставили всё необходимое оборудование. Из кабинета Устера, поскольку он был больше кабинета Лионтоны, вынесли мебель и устроили палату. Врачи и прочий персонал поселились во дворце. Что значат эти расходы в сравнении с тем, что может быть упущено время? Нужно было как-то известить Стронса о найденном. Однако Стронс опередил Отонов: им пришло письмо якобы из Гольварда, но они поняли, что оно было от Стронса. Наверное, Стронс догадывался о том, чего захотят его соперники, но ни чётко, ни туманно не писал об этом. Он просто указывал на канал связи. Тем временем между Отонами рождался план наступления на Ленарию. Конечно, они понимали, что то, о чём писали газеты - бред и достаточно серьёзные и мыслящие люди понимали, что то, что там написано, не может быть непререкаемой истиной, а является лишь одной из возможностей. Каковы остальные, правда, не писал никто. Конечно, спецслужбы Олтилора расследовали это дело, но едва ли они могли бы найти нечто определённое. Было понятно, что, как видно, версий альтернативных махинациям производимых в Южном полушарии никто не рассматривал. Максимум, какие могли быть мысли - так это на счёт Ленарии, но эта южная страна была достаточно близка к сфере интересов Южного Союза, и потому всё что думали об Отонах, так или иначе, сводилась к делам на юге. Отоны это хорошо понимали, а также понимали то, что теперь их авторитет поднялся - лучшего нельзя было ожидать, и это необходимо было использовать для наступления на Ленарию, на эту огромную - с населением около восьми миллиардов - но бедную и отсталую страну, попавшую лишь совсем недавно под власть Олтилора. Всё это на руку Отонам.
  Было ясно с самого начала, что в Ленарии имеется немало объектов, не имеющих отношения к Олтилору: страна была слишком велика, и как бы на неё не налегал Олтилор в последнее время, всего приобрести было невозможно. Несмотря на войны в конце пятидесятых - начале шестидесятых многое ещё оставалось в этой стране от старых, феодальных времён. Существовало хоть и изрядно обедневшее дворянское сословие. Бесспорно, страной правил Олтилор: ему принадлежало и её новое 'всенародно избранное' правительство и всё строительство после войн, но ведь цельного государства не существовало. Олтилор правил немногими промышленными объектами, ему принадлежало правительство - то есть столица и прилегающие к ней районы. Здесь даже существовал квартал олтилорцев. Но на прочей территории предприятия и угодья, возводимые Олтилором, встречались изредка. Тем дальше уходить от побережья Лорвонского океана, на север - в глубь страны, тем меньше будит попадаться каменных, современных зданий и дорог среди лесов, покрывающих страну. Здесь в сундуках выходцев их феодального прошлого (Совсем не далёкого) хранились неведомые миру сокровища, поля возделывались древними способами и люди передвигались на коялах. Автомобили были редкостью, железные дороги и самолёты - уникальным явлением. Олтилор правил и этой Ленарией, но правил ей в основном на бумаге. Огромные ресурсы людей, сельскохозяйственной продукции и кое-каких полезных ископаемых оставались невостребованными. Вследствие этого местные магнаты - выходцы из Олтилора, хуже подчинялись его верху, чем в других районах владений этого союза капиталистов. Возведённые предприятия в отдалённых областях превращались в 'государства в государстве'. Даже в самой столице - Ликсондонэте, магнаты чувствовали себя менее скованно, чем в Олтосе. Но ехать в эту страну не очень и стремились: менять сверкающий Олтос на замусоренный, ещё где-то хранящий следы войн Ликсондонэт не многое решались. Да и леса Ленарии - не то, что спокойные города и дороги севера Лоронского региона во главе с Олтосом: в них опасно, поскольку солдаты разбитых армий ещё скрываются там, феодалы коварны и имеют свои войска, несмотря на запреты. Сам квартал Ликсондонэта не может охраняться так хорошо как соответствующий в Олтосе, за стенами новых дворцов не так надёжно. Да и сам Олтос далеко, а Плеитос с его военными кораблями южного владыки - близко на юге. Многие их магнатов управляют местными делами, находясь в Олтосе. Со временем, конечно, всё наладится, Олтос укрепит свои позиции, дороги будут построены, феодалы отправятся в своё прошлое и это случится достаточно скоро. И в этом Веррэт решил помочь Олтосу, он должен опередить остальных, взять как можно больше в Ленарии в свои руки и использовать это для своего возвышения. Сейчас, когда власть Олтоса ещё слаба, пожать плоды подобного мероприятия можно будит почти целиком. Потом - Олтос, бесспорно, приберёт всё это к своим рукам, но к тому времени Веррэт должен успеть сделать всё, что ему нужно. Решив так Веррэт начал действовать, пользуясь своими достижениями в Лииветсе и Тиэнэе - эти страны были недалеки от Ленарии и похожи на неё. Одновременно с этим Лионтона написала загадочное для всех кроме них самих и получателя письмо Стронсу, где речь шла о том, что им необходимо десять миллиардов, а алмазы за них Стронс получит ко времени их выздоровления. Стронс согласился. Дела шли прекрасно, но Веррэт понимал, что этого недостаточно. Лёжа неподвижно в своём кабинете-палате, он выносил ещё две идеи: необходимо начать деятельность на Велико-Анкофанском плоскогорье серьёзнее, чем он это делал раньше и необходимо разузнать побольше о главном представителе Олтилора в Ленарии - Шейрше Линдре. Мало ли что может быть в биографии у человека, родившегося в восемьсот пятьдесят седьмом году где-то в глубинных районах Лоронского региона? Конечно, сейчас ни он, ни Лионтона не могли начать это расследование. Но были и другие дела. Отношения Ленарии с окружающими её странами сложны. Конечно, Веррэт с самого начала имея виды на эту страну, интересовался всем этим уже достаточно давно, но всё-таки не достаточно глубоко. Восполняя этот пробел, приглашая к себе людей, Веррэт с Лионтоной смогли добиться даже в их состоянии определённых успехов в этом направлении. В Ленарии, в основном в глубинных областях началось строительство, из Тиэнэи и Лииветса в Ленарию пошли товары. Налажена была связь Гольварда с Ленарией. В эту страну шли большие деньги. От его имени действовали десятки директоров и советников, в его палате-кабинете постоянно находились как будто посторонние, учитывая его состояние, люди. Устер разворачивался на Линдонетском полуострове. Это вскоре стало ясно всем, и не поддержали Отонов в этом лишь немногие. Прошло немного времени, и управляющий предоставил Отонам отчёт о проделанной работе: оказывалось, что в их руках уже немало земель в глубине Ленарии и, что самое главное, многие из месторождений полезных ископаемых: их приобрести оказывалось не сложно, поскольку прежние владельцы не знали их истинной ценности. Однако ресурсы Ленарии казались безбрежными, и Устер наступал на них всё дальше и дальше со свойственной ему поспешностью несмотря ни на что, даже на заверения врачей, тем более, что довольно скоро он уже смог двигать пальцами рук и писать сам.
  В общем Ленария была уже готова, чего нельзя было сказать о Велико-Анкофанском плоскогорье, где Лионтона не знала, что можно было делать. Веррэт интенсивно читал какие-то отчёты. Лионтона писала что-то не совсем ей ясное предназначавшиеся на отправку в те места и не интересовалась этим, понимая, что это как-то связано со связями её мужа на плоскогорье, Веррэт что-то пытался выжать и из тех отдалённых областей, но вот что - не говорил даже Лионтоне. Быть может, это было как-то связано с Шейршем Линдром? Лионтона не спрашивала его об этом: достаточно с неё было и Олтилора, а лезть в то необъятное плоскогорье с его живым феодальным прошлом планеты Лионтоне казалось даже как-то не то что страшно, а кощунственно: Веррэт сам вышел оттуда, пусть он и разбирается. Где-то в глубине она полагала, что с тех феодалов всё равно ничего не возьмёшь из того, что может пригодиться в современном мире и её муж лезет туда только в дань памяти тех людей. Они уже отжили своё. Сейчас, когда у неё почти впервые за всё время пребывания в Олтилоре появилось по вечерам свободное время, когда чувствуешь себя слишком устало от дневных дел и бесед, и боли в израненном теле слишком усиливаются чтобы что-то делать, а Веррэт устал говорить и полудремлет, она часто думала об этом. О том, что произошло в мире в последние годы и как он устроен сейчас. Дела последнего времени особенно благоприятствовали подобным мыслям.
  Самое опасное и плодотворное предприятие на счёт Ленарии, которое предпринял Веррэт во время выздоровления, было приобретение рынка металлов в Ленарии: он стремился завладеть всеми рудниками, имеющимися не только в Ленарии, но и в её окрестностях. Кое-что для достижения этой цели было сделано и раньше, но теперь надо было идти на прорыв. Нужны были смелые предприятия и решения, на обдумывание и реализацию которых ушли последние месяцы. При этом Веррэт мало посвящал Лионтону в эти дела, и первое время она и не подозревала о масштабе задумыванного: по отдельным действиям это было не понять. Поняла же она что замышляет её муж только почти перед окончанием всего предприятия, последний шаг которого раскрыл если не перед всеми, то перед многими, то, что совершил Устер, лёжа неподвижно у себя в кабинете: почти по всей Ленарии теперь строились его металлургические заводы, добытый и выплавленный метал из Ленарии продавался во все возможные страны, в том числе и в Южный Союз. После этого можно было играть победу: с уверенностью можно было сказать, что теперь Отоны вторые люди после уполномоченного Олтилора по Ленарии люди в этой стране. Им теперь принадлежало и большая часть драгоценных камней и металлические руды, а также значительная часть сельскохозяйственных угодий, ремёсел. Но Устер желал большего: точно также как нельзя остановить поезд, летящий на полной скорости, нельзя было остановить и его намерения. Шейрш Линдр заволновался. Он ещё не знал, но для его волнений был и другой повод: Устеру стали известны некоторые детали его биографии и известны благодаря его проискам на Велико-Анкофанском плоскогорье.
  Лионтона, зная, что Веррэт при падении пострадал больше чем она, немного как бы обиделась, когда узнала, что Веррэт сможет встать раньше неё, и настойчиво допытывалась у врачей, чем вызвана подобная 'несправедливость'. Врачи отвечали сначала смущённо, но после, когда Лионтона стала просто придумывать про себя всякие ужасы и плакать, ругая лечащих её, они рассказали ей о том, что причина того, что она всё ещё в прежнем положении в травме её спины. Бесспорно, в целом она пострадала меньше своего мужа: череп у неё почти не пострадал, брюшная полость и лёгкие - тоже, но зато у неё серьёзно повреждён позвоночник и ноги. Конечно, она будит ходить, но из-за этой травмы, а также большего первоначального воздействия холода (Сказалась наследственная привычка к холоду у Веррэта) её кости заживают медленнее и она больше времени, чем Веррэт должна оставаться в гипсе, но даже когда она сможет ходить, её туловище и шея будут заключены в корсет. Лионтона была немного разочарована, услышав это, но никак этого не выразила. Она с завистью смотрела на то, как Веррэт учится ходить, а также на то, что его теперь уже ничего не сковывает. Он хоть был и измождён, от ран остались шрамы (И что было бы, если бы не защитные костюмы - страшно представить!), но он был энергичен, успех в делах вдохновлял его, и последние стадии выздоровления проходили быстро.
  Наконец настал день, когда Лионтона также встала с постели. Это случилось через восемнадцать дней после Веррэта. Лионтона, поскольку её пищеварительная система не пострадала, встала более крепкой, чем Веррэт и ещё быстрее училась ходить, стремясь в тайне 'наверстать упущенное'. Незадолго после того как она встала - всего через три дня - Веррэт сказал, что ему надо ехать в Энээст.
  - Ты не возьмёшь меня? - Спросила Лионтона как будто удивлённо.
  - Ты же только встала! - Воскликнул он. - Как же это?
  - Ну и что из этого? Мне надоело быть здесь.
  - Но ведь тебе же надо...
  - Мне надо двигаться! И я хочу ехать с тобой! - Почти капризно, почти закричала Лионтона. Веррэт заметил, что с того времени как он обрёл способность двигаться, она стала несколько более раздражительной, чем раньше.
  - Хорошо. - Веррэт чуть вздохнул. - Мы поедем вместе.
  Энээст встречал Отонов восторженно: об их смелых предприятий уже услышали здесь, и каждый надеялся на недалёкие перемены к лучшему. Их приезд был тому подтверждением. В аэропорту, несмотря на сильный мороз собралось много народа. По случаю приезда Отонов были приготовлены мероприятия. Наиболее влиятельные лица города подготовили торжественную встречу и приёмы в своих домах, куда Отоны направились в первый вечер пребывания в Энээсте, после некоторых дел Веррэта и достаточно скучных часов проведённых Лионтоной в основном за чтением. Приёма она ждала с интересом, поскольку намеревалась увидеть на нём артенанфильскую аристократию в чистом виде, с минимальной примесью эмигрантского духа и налёта Олтилора, какой она видела её раньше, но теперь чувствовалось хотя бы из встречи в аэропорту, что аристократы осмелели и готовы вспомнить своё блистательное прошлое. Её правда несколько смущало то, что все будут говорить на незнакомом ей языке, но она успокоила себя тем, что в её присутствии они смогут перейти на эзэанейский. Хотя кто знает, может большей их части он и не знаком? Но Лионтона решила, что это будет слишком большой 'дикостью' для них: ведь всё-таки, как она часто слышала, многие из них продолжают деятельность на своей родине, а там теперь Валинтад, а один из основных языков этой страны, а также язык науки - эзэанейский.
  Одеваться Лионтона начала в пять часов - за два часа до выхода. Одеваясь, она ещё раз с завистью посмотрела на Веррэта: хоть у него и были шрамы на лице, а неё только с левой стороны были небольшие следы, которые можно было легко скрыть, но Веррэт со шрамами даже больше походил на рыцаря в понимании Лионтоны, то есть лучше вписывался в среду. Для Лионтоны всё было намного сложнее: демонстрировать то, что она - сенцест здесь было совершенно ни к чему, маска здесь, правда - тоже, но всё-таки менее чем первое и к тому же она не говорила на их языке и даже близко не была из них, что ставило перед ней ещё одну преграду. Но чувства эти были поверхностны и не могли испортить, в общем, хорошего настроения Лионтоны, тем более что именно в этот день у неё получилось самостоятельно и ни на что не опираясь, пройти максимальное количество шагов, так что готовилась к приёму и одевалась она почти весело, увлечённая охватившем её интересом к новым людям (конечно, Веррэт был один из них, но этого она не замечала, справедливо полагая, что он слишком отличается от всех остальных людей вообще, чтобы служить примером для своего класса) и в итоге осталась довольна: всё у неё получилось в этот день: и тело почти не болело при движениях, и костюм удался, не вызывающий ни своей чуждостью для среды, ни вычуранностью, а почти нейтральный и неприятных чувств вроде ощущения своей ущербности перед этими аристократами она не испытывала - наоборот, она испытывала в глубине души лёгкое высокомерие перед ними.
  Конечно, приём был не столь блистателен, каким был бы в условиях империи, но всё же был интересен Лионтоне: здесь всё было очень непохоже на то, что было в Олтилоре, существовал как будто целый церемониал, а люди вели себя так, словно исполняли таинственное для Лионтоны действо, центром которого был её муж. Все и всё что находились в просторном зале (И для чего кто-то создал подобное сооружение в убогом Энээсте?) вертелось вокруг него, но в целом, с точки зрения Лионтоны, было настолько бесцельно и непонятно, что Лионтона окончательно, глядя на всех этих странных людей, уверилась, что Веррэта привела в этот мир не более чем тоска по своему прошлому. Однако когда все сели за стол это впечатление начинало рассеиваться: из того, что говорили в сложившимся непосредственно вокруг них кружке, Лионтона стала понимать, что у её мужа есть какие-то весьма определённые планы на счёт Велико-Анкофанского плоскогорья вообще и Энээста в частности, а позже ей стало ясно, что всё что здесь происходит как-то связано с Шейршем Линдром. С того момента как она это поняла, она изнутри изгнала легкомыслие, витавшее в ней с самого начала поездки и стала слушать внимательно. Веррэт был очень серьезен, и она понимала, что внутренне он напряжён. Лионтоне мешали незнакомые имена, которые они часто употребляли и то, что иногда они переходили на артенанфильский, поскольку собеседники Веррэта знали Эзэанейский плохо и нередко говорили так, как было совершенно недопустимо в Олтосе, но сейчас она об этом мало думала, она прерывала собеседников, когда они переходили на артенанфильский, и замечала брошенные на неё косые взгляды. Но она не обращала на это внимание. Она заметила, что имя 'Тинст' употребляется чаще других. Поняв, что дело серьёзно она решила поговорить с Веррэтом об этом, когда они вернутся к себе.
  Встреча затянулась почти до двух ночи. Конечно, Веррэт не всё время разговаривал о своих таинственных делах, но несколько раз возвращался к ним. Лионтона заметила, что говорит он всегда с одними и теми же людьми. 'Наверное, связь с этими людьми у него с самого начала' - Подумала она. Между тем вечер как будто расчерченный и вымеренный продолжался. Были танцы, ни она, ни Устер, конечно, не танцевали. Был снова стол, пили за бывшую империю, за Устера и за многое другое. За последнего императора пить не решались: ведь в Валинтаде и Олтилоре, бесспорно, будит известно, об этом вечере, так зачем же портить дело с обеих сторон? Лионтона уже мало обращала внимания на всё происходящие, она почти не отходила от Устера и слушала то, о чём он говорит, ожидая окончания. Наконец, без четверти два гости начали разъезжаться. Они с Устером поехали к себе, когда был уже третий час. Лионтона чувствовала себя утомлённой: после того, как она встала на ноги, ей ещё не приходилась столько стоять и ходить, тяжёлая и тёплая одежда (В большом зале было относительно холодно, и артенанфильцы не придавали этому значению) давила на неё, но желание выяснить то, что она слышала, придавало ей силы. В машине она не решалась говорить об этом и весело разговаривала с Устером о приёме, иногда добродушно посмеиваясь над артенанфильцами.
  Приехав, Отоны поднялись к себе в спальню.
  - Праздник, я вижу, тебе понравился. - Сказал Веррэт, садясь на кровать напротив Лионтоны, собиравшийся раздеваться в кресле.
  - Конечно, всё-таки такого я ещё не видела. Конечно, мне было не всё ясно, и люди говорили на твоём языке. - Ответила она немного невнятно, поскольку снимала головной убор вместе с маской, расстёгивая застёжки на шее, носу и губах: она не хотела, чтобы Веррэт по её равнодушному тону о том, что всегда было для неё почти 'больным вопросом' догадался раньше времени, какое значение она придала его беседам.
  - Ну, это понятно.
  - Да я уже привыкла. Это только немного помешало мне понять, о чём же говорил ты.
  - Я говорил о своих связях.
  - А кто такой Тинст?
  - Тинст? Это один очень интересный человек и я предполагаю, что он связан с Шейршем Линдром. Дело в том, что во время войн Вамы в Лоронском регионе он был там, а не здесь.
  - А почему же ты думаешь, что он связан с Шейршем Линдром?
  - На то есть косвенные свидетельства. К нам в ходе наших операций с алмазами попал одни алмаз из Гольварда от Шейрша Линдра. Казалось бы, должно было быть наоборот. И здесь мне тоже попал в руки один алмаз также оттуда. Этот был от Тинста.
  - Ну и что же из этого? Мало ли кому мог продать Стронс свои алмазы?
  - Дело в том, что мне не удалось найти прямых связей Гольварда с Ленарией и Тинстом в прошлом. Ты должна это знать.
  - Да это правда. - Сказала Лионтона немного задумавшись, продолжая раздеваться. - Но ведь эти камни могли попасть к ним и другими путями.
  - Есть ещё кое-что о Тинсте, что делает это маловероятным. Случайность, конечно, не исключается, но это необходимо проверить. Ты понимаешь?
  - Конечно.
  В дальнейшей беседе Веррэт рассказал, что ему удалось достичь на Велико-Анкофанском плоскогорье и это немного приоткрыло для Лионтоны характер его действий, которыми он занимался ещё до того, как попал в Прианкофанские степи. Но было уже поздно, оба устали и разговор не продолжался долго, вскоре оба уснули.
  На следующий день они встали поздно, как, наверняка, и всё знатное население Энээста. На этот день был назначен турнир. Фактически, конечно, в честь Веррэта, точнее Устера. Перед тем как идти на главную площадь города, где всё должно было происходить, Веррэт объяснил Лионтоне, что будит происходить там: турнир это ритуальный артенанфильский праздник, копирующие древние рыцарские турниры. Рыцари будут выглядеть как настоящие, точнее они самые настоящие рыцари.
  - И что же, - насмешливо заговорила Лионтона, - они так и сражаются в настоящем бою? - Она вспомнила, как говорили после девятьсот шестнадцатого года - года крушения Артенанфильской империи - 'рыцарские копья обломились о броню линкоров'.
  - Конечно нет. - Отвечал Веррэт очень серьёзно. - Это же праздник, традиция.
  Больше Лионтона не продолжала расспросов, решив, что когда она увидит само представление, она разберётся сама что к чему.
  Чем ближе был праздник, тем возбуждённее делался Веррэт, также было видно, что он сам не может участвовать в этом обряде. Когда же протрубили в трубы, извещая о начале состязания, он просто неистовствал. Лионтона была также поражена, увидев сам турнир: всадники в древних железных доспехах сидя на коялах в броне, потрясая тяжёлыми копьями, мчались навстречу друг другу и выбивали из сёдел. Помимо этого происходило ещё что-то, но само зрелище состязание было настолько необычно для Лионтоны, что она этого уже не заметила. Она обратила внимание, что Веррэт несколько раз страстно порывался рассказать ей что-то, но останавливался. Позже она догадалась, что как видно он не желал этими рассказами выдавать себя, но сейчас она мало на это обратила внимания, желая получше рассмотреть участвовавших рыцарей, однако больше всего её поразил конец празднества. Рыцари ещё в начале праздника избирали королеву турнира. Лионтона тогда не придала этому значения, но теперь, когда победителю, вставшему перед ней на одно колено и снявшему тяжёлый шлем (Как это всем этим людям во время массового бегства из гибнущей империи пришло в голову хватать, да ещё и хранить такие тяжёлые и бесполезные вещи Лионтона поражалась), она возложила на голову венок из каких-то странных, белых, крупных цветов и они вместе прошествовали с ней через всю площадь под громкие звуки труб, Лионтона спросила Веррэта, чем это всё окончится. Потомок рыцарей ответил ей, что эта пара просуществует до рассвета. Избранная девушка должна отдаться турниру до конца.
  - И кто же она, эта... - Лионтона хотела сказать, 'несчастная', но сочла, что заденет этим Веррэта.
  - Этого не знает никто, и знать не должен. Даже ночью она не откроется победителю. Разве ты не заметила, что все девушки были одеты не так, как обычно?
  - Заметила. Я ещё обратила внимание, как это они на таком морозе могут сидеть так долго всего лишь затянутые в кожу, ведь украшения же не греют, кроме того, артенанфильские женщины далеко не всегда надевают маски, чаще только украшения, а здесь у них просто поразительные, какие-то словно искусственные лица. - Лионтона усмехнулась.
  - Мороз не страшен. - Сказал Веррэт, глядя на Лионтону, сидящую сплошь закутанной. - Да и кожа эта делается из северных животных и хоть и достаточно тонкая, но тёплая. Эта одежда, не скрывающая черт тела, разрешается почти что только на турнирах: королева должна быть красивой, но не конкретной девушкой.
  - Ладно, а что же происходит ночью?
  - Ночью? Что же может быть в это время?
  - А ты когда-нибудь побеждал в этих состязаниях?
  - Не успел. - Веррэт вздохнул.
  - Но хотел бы?
  - Конечно.
  - И спать с этой?!... - Спросила Лионтона возмущённо.
  - Это традиция.
  - Но ведь это же дикость!
  - И это говоришь ты? А карнавал в Олтосе? Там ведь многие... скорее всего девушки, были в гораздо более... откровенных костюмах.
  - Там ведь никто не проводил ночь с девушкой, у которой был самый красивый костюм!
  - Ладно, Лионтона, мне надо выйти и произнести несколько заключительных слов. - Веррэт поднялся и вышел на середину площади. Там он произнёс завершающие празднество слова и люди, заполнявшие площадь - значительная часть населения Энээста - начали расходиться.
  Разговор продолжился уже в машине, когда Клеррарты возвращались к себе. Веррэт не особенно был расположен продолжать его, но Лионтона настаивала и желала взять реванш после беседы после карнавала в Олтосе.
  - Я поражена, Веррэт! - Говорила Лионтона с жаром. - Артенанфильский этикет так строг, а тут - такая распущенность. Чем это объяснить?
  - Как это чем: турниром: это праздник, на котором каждый должен продемонстрировать свои способности. Это - одна из основных наших традиций.
  - И девушки тоже должны продемонстрировать свои способности? - Лионтона усмехнулась.
  - Девушки? - Веррэт переспросил не поняв. - А, королевы турнира? Да, как и рыцари. Ведь не может же такой крупный праздник устраиваться только для мужской половины. Это не логично.
  - Возможно, но почему же девушек надо привлекать именно таким образом?
  - Каждый должен отдаться турниру до конца - и женская и мужская половина. У девушек тоже своего рода турнир.
  - Но махать копьём и спать с кем попало - разные вещи! Да и рыцари не скрывают своих имён.
  - С кем попало?! Как ты можешь так говорить! Да и турнир - это не просто махание копьём.
  - А как же? Ведь под их масками и кожами может быть что угодно!
  - Нет, не может, хоть имя королевы и останется в тайне, но девушки не имеют права ничем улучшать своё телосложение. Ночью ведь это откроется и тогда победивший рыцарь сможет сорвать с неё маску. Для неё это будит величайший позор. Но если он откроет её безосновательно, то это будит позор для него.
  - Ну и что из того? Разве она может отказаться, если победивший рыцарь ей не нравится?
  - Так не бывает. - Веррэт усмехнулся.
  - Значит, не может. Значит, она должна продать себя турниру.
  - Это тебе так кажется. Спроси у кого хочешь из артенанфильцев или даже у соседей, и никто тебе так не скажет. Турнир - есть турнир.
  - Значит, такая традиция есть ещё у кого-то?
  - Немного в изменённом виде, но есть.
  - А если у этой королевы будит ребёнок?
  - Если это будит, то и рыцарь и они будут особо почитаемы, а эти дети называются 'дети доблести' и воспитываются семьёй или рыцаря или королевы без всякого ущемления.
  - Но ведь кто королева все узнают. Зачем же тогда все эти сложности с лицами?
  - Если будут дети - значит, по традиции, турнир особенно удался. Если победитель и королева достигли такой высоты, что высшие силы послали им ребёнка, что она может стать известной всем. Боги указали ей на это.
  - Посредством ребёнка?
  - Нет, ребёнок - это их дар. Вообще это редко случается. И отношение к этому в последнее время стало весьма сложным. - Веррэт задумался.
  - Интересно. - Лионтона не ожидала такого исхода. - А что же когда они выходят замуж? Или они выходят только за победителей в этом случае?
  - Нет, замуж они выходят обыкновенно. Одно другому не мешает. Традиция эта очень древняя.
  - Поразительно. - Лионтона опустила глаза задумчиво. - А если бы, - вдруг с прежнем жаром заговорила она, - мы бы не были женаты и меня выбрали бы королевой? Что тогда?
  - Ты же не аристократка. И не артенанфилька, - Веррэт засмеялся, - но если отбросить всё это, то, что это могло изменить? Я же говорю...
  - Понятно, значит то, что у меня даже был бы в таком случае ребёнок - это не имеет значения?
  - Никакого. Но ты - это же совсем другое. - Сказал Веррэт восторженно, приближаясь к ней.
  - В каком отношении? - Спросила она строго, отстраняя его рукой.
  - Во всех. - Отстраняя её руку, сказал Веррэт - И не поцелуешь тебя. - Пробормотал он, путаясь в её мехах, стараясь снять с неё головной убор вместе с жёсткой маской с мехом...
  Этой ночью Веррэт должен был пойти в пещеру за алмазами. Лионтона очень волновалась за него: идти всю ночь по обледенелым скалам, а потом ходить в жуткой, глубокой, опасной пещере, после того как не прошло и тридцати дней, как он обрёл возможность вообще двигаться, было очень опасно. Но другого выхода не было. Лионтона провожала Веррэта вся в слезах и не спала всю ночь, однако старалась не вставать чтобы не вызывать лишних подозрений у слуг.
  Веррэт вернулся под утро. Он был утомлён, но старался не показывать этого. По потайному ходу он поднялся прямо в спальню. Лионтона, увидев его из кровати, была несказанно рада.
  - Ты взял алмазы? - Прошептала она.
  Веррэт кивнул, быстро раздеваясь и ложась. Оказавшись рядом с Лионтоной в тёплой пастели, он всем телом ощутил блаженство: от всего.
  - О, как тут тепло. - Промолвил он, вытягиваясь, словно стараясь вобрать всё имевшееся в кровати тепло в своё замёрзшее тело.
  - Я смотрела, - говорила Лионтона едва слышно, - ночью температура опускалась до минус тридцати пяти. Там, наверное, было ещё ниже.
  - Наверное. А ещё ветер. Ужасно, а ведь чтобы идти по скалам быстрее я легко оделся.
  - Я видела. Я просто замёрзла бы на смерть, если бы так пошла.
  - Но всё уже позади, Лионтона! Я счастлив! - Шепотом воскликнул Веррэт, ища, за что её можно обнять. В конце концов, он взял в руки её голову и страстно поцеловал.
  - Осторожнее. - Сказала Лионтона улыбаясь, когда он оторвался от её губ.
  - Смотри, Лионтона, смотри! - Воскликнул Веррэт, куда-то протянув руку и приподнявшись над кроватью. На одеяле появилось десять камней - идеальных октаэдров, как и все остальные из ларчика.
  - Здесь темно, я ничего не вижу. - Тем же феерическим шепотом продолжала Лионтона. Веррэт долго искал в темноте выключатель и, наконец, включил настольную лампу, едва её не опрокинув. Лионтона увидела, что перед ней на куске грубой материи лежало два белых, два голубых, один синий, один пепельный и четыре прозрачных алмаза, все со стороной около полутора сантиметров. Всё оставшиеся время до утра Лионтона любовалась алмазами и с трудом оторвалась от этого, когда пора было вставать. За завтраком Веррэту среди прочих писем принесли письмо, написанное так же странно, как и те, которые он отправлял Стронсу. Только Клеррартам было понятно, о чём в нём шла речь: 'Сделка, начавшиеся в степях, будет продолжена сегодня в восемь часов'. - Гласило послание. Разумеется, это писал Стронс и писал об алмазах: о тех самых, которые Веррэт принёс из пещеры два часа назад. Ни о чём другом речь идти не могла. Очевидно, что этот человек, находясь за пределами цивилизации, прекрасно знал, что происходило в последние два дня в Энээсте.
  Как и было сказано в послании, в восемь часов к дому Отонов подошёл человек и попросил принять. Веррэт, понимая, что это и был посланник, приказал его пропустить. Он, зайдя в кабинет, показал письмо с тем же текстом, после чего Веррэт отдал ему алмазы, которые уже лежали в закрытой на замок с печатью коробочки. Он, сказав лишь несколько слов, удалился, растворившись в Велико-Анкофанском плоскогорье.
  - Это был человек самого Стронса! - Воскликнула Лионтона, когда он ушёл.
  - Не думаю. Он наверняка ничего не знает о Стронсе и должен передать эти алмазы кому-то ещё. У Стронса очень много людей и знают о нём самом наверняка лишь очень немногие.
  - Наверное. - Вздохнула Лионтона.
  
  IV. Тинст
  
  Уполномоченный по делам Олтилора в Ленарии, Шейрш Линдр, был уже достаточно давно обеспокоен поведением Отона Устера в том регионе, который он считал безраздельно своим. И кто бы мог подумать, что дело обернётся именно так? Почему эта загадочная поездка обернулась Отонам лишь во благо, сделав возможным их наступление на отданный ему регион? Почему они начали свою деятельность ещё до выздоровления и, начав, когда Устер и Лионтона лишь едва могли говорить и чуть-чуть двигаться, вели её весьма успешно? Это было полной неожиданностью для Линдра, он начал всерьёз беспокоится о своём месте, занимаемом им с самого начала владения Олтилором Ленарии. Кроме экономических причин у Линдра были и личные. Конечно, с тех пор прошло уже много лет и едва ли кто-то сможет открыть всё это, но всё же теперь, когда как будто тучи сгущаются, будит не лишним об этом вспомнить и подумать ещё раз. Шейрш Линдр достаточно часто возвращался к этому, он боялся его и пытался скрыть: неизвестно даже от кого больше: от других или от самого себя. Он родился в достаточно зажиточной, но не богатой семье в глубинных районах Лоронского региона восемьсот пятьдесят пятом году. Когда обстановка в Лоронском регионе начала накаляться он решил что пришло время чтобы исправить дела семьи и ушёл из дома. Его дела пошли достаточно успешно, но он даже не заметил, что попал под влияние Стронса, создававшего во время войны, пользуясь беспорядком в мире, тайную коалицию из многих стран за спиной у всех. Конечно, Шейрш Линдр был только небольшим винтиком этой системы и не знал обо всём том механизме, частью которого служит, но ему было этого достаточно. Среди всеобщей неразберихи, бесконечных войн, метаний отдельных государств из стороны в сторону именно эта система казалась ему единственно стойкой и понятной. Однако в восемьсот восемьдесят третьем году случилось то, чего не предугадал даже Стронс: всепроницающие вамские экспедиционные части прорвались и в глубинные части региона. Творение Стронса затрещало по швам. Линдр метался, не зная, что ему делать, он желал вернуться к своей семье, но её следы затерялись в том, хаосе, в который превратился в то время мир. Несколько лет Линдр скрывался, опасаясь порой мнимых, а порой и реальных опасностей, однако кое-что ему удалось достичь и в этой мутной воде: часть сокровищ, собранных коалицией осталась при нём. С их помощью он сумел подняться вновь. Он уехал от войн на далёкий Линдонетский полуостров и нашёл нового хозяина: императора Вентара, чьим союзником была Ленария. В Ленарии не было видно слабостей империи: из-за двух океанов она казалась могучей и несокрушимой. Линдр обрёл покой. Однако к концу сороковых стало ясно даже здесь, что империя не жизнеспособна в современном мире, кроме того, чуткий Линдр почувствовал веяние возрождающийся силы: Олтилор поднимался вновь, и при этом во многом расшатывая империю. Линдр начал искать с ним связи. Всё это нашло полное подтверждение в пятьдесят втором, когда Вама объявила войну империи. Читая в газетах об этом, Линдр вспомнил, о 'Стальной волне' восемьсот семьдесят седьмого года - начало войны против Лоронского региона. Линдр, однако, не предполагал, что война достигнет и Ленарии и, тем не менее, вамцы, едва не сломавшие его жизнь, достали его и здесь: в девятьсот пятнадцатом году вамские корабли высадили свои войска и в Ленарии. Это было потрясением для Линдра, за те несколько дней, которых хватило, чтобы отсталая Ленария затрещала, он не мог ничего предпринять. Он оставил Ликсондонэт, который был занят через день после его отъезда. В глубине лесов, где вамцы, как показывали войны в Лоронском регионе, чувствовали себя гораздо менее уверенно, чем на побережье, Линдр сумел собраться с мыслями и использовать связи в Олтилоре. В итоге он возглавил борьбу против вамского вмешательства, благодаря чему в девятьсот девятнадцатом году стал уполномоченным Олтилора в Ленарии. И вот теперь, через три года и это положение, которое он надеялся занимать до старости, а потом удалиться от дел и в каком-нибудь удалённом месте спокойно закончить свои дни, стало шататься. Что было делать? Как остановить молниеносного, неутомимого артенанфильца? Может он делает что-то на Велико-Анкофанском плоскогорье, что не понравится Олтилору? Едва ли, в Олтилоре все понимают, что рано или поздно, но вступить на огромное, почти девственное и блаженно-отсталое плоскогорье, лишь начинающие знакомится с твёрдым и суровым империализмом, придётся и потому действия в том регионе не вызывают неприязни как во времена Артенанфильской империи. Какая разница, что он действует через старых феодалов, а не через новоявленных немногочисленных предпринимателей? Кроме артенанфильца Линдра серьёзно беспокоило ещё одно обстоятельство: некоторое время назад, почти сразу после краха Илтосов, из одного из храмов Союза Безликих исчезла одна из служительниц - это была дочь сестры князя Тинста, с которым Линдр имел дело в своих давних делах, связанных с коалицией. Сама сестра Тинста, после тридцати пяти лет заняла какую-то высокую должность и отошла от этих дел в полный мрак. Она могла бы, наверное, отойти и раньше, но её дочь, родившиеся поздно, после двух сыновей, неподходящих для Безликих, должна была вырасти, и она должна была передать ей своё дело. Сестра поддерживала связи Линдра с Олтилором долгие годы. Делать это именно через Союз Безликих было решением самого Линдра - там создатели коалиции едва ли могли бы найти её. Безликие были весьма скрытны, коварны и достаточно влиятельны. На её дочь Линдр также полагался, но уже меньше, чем на мать: он и доверял ей меньше, и особенной надобности в этом в последние три года уже не было. Но всё же её исчезновение обеспокоило Линдра: он не знал с чем оно связано. Он предполагал, что она могла быть как-то связана с Илтосами. Это было бы предательством с её стороны или со стороны её матери, но Линдр был достаточно спокоен на этот счёт: даже если она и попала к кому-то, то про него она не сумеет много рассказать. Едва ли её мать передала ей всю историю своих отношений с Линдром. Но всё же всё это было достаточно странно, к тому же это случилось в то же время когда Устер начал своё наступление. Конечно, невероятно чтобы эти события были бы связаны, но, произошедшие в одно и то же время, они вызывали больше опасений. И он не мог ничего сделать: Устер был для него недоступен, и уж тем более недоступны ему были Безликие.
  В тот день, когда Веррэт отдал алмазы, он занимался делом Тинста, который уже достаточно давно вызывал у него подозрения. Этот князь в дни своей молодости пребывал где-то за пределами Велико-Анкофанского плоскогорья, там же исчезла его сестра, и о ней не было никаких известий. Сам Тинст, правитель далёкой, достаточно крупной страны, которой не коснулись войны императора Вентара, имел какие-то связи далеко за переделами своих владений, возможно даже в Лоронском регионе и Южном полушарии. Во всяком случае, некоторые нити, за которые удалось ухватиться Веррэту, вели именно туда, но вот в чём именно он был замешан пятьдесят лет назад, понять Веррэт не мог: прошло слишком много времени, и тогда в Лоронском регионе был слишком большой хаос. Алмазы, случайно встретившиеся в руках Веррэта, немного проливали свет на эти тени. Из Энээста он решил поехать к Тинсту и осторожно поговорить с ним. Об этом своём рейде он решил сказать как о простой поездке по плоскогорью: он хочет его посмотреть, дела в Лоронском регионе идут хорошо, он может себе позволить немного расслабиться. У Тинста, он слышал, не плохо - там тихо, там нет ни следов войн, ни Олтилора, ни Валинтада, ничего. Это тихая, отсталая страна среди просторов лесов, обрёкших её на самодостаточное существование на окраине мира. Почему бы утомлённому делами Устеру не поехать туда не надолго? Никто не нашёл в этом ничего подозрительного.
  - Ты действительно хочешь ехать? - Спросил он у Лионтоны, когда рассказал об этом.
  - А почему бы нет? - Ответила она.
  - Там будит скучно. Ты, наверное, устала за эти дни.
  - Устала? Что я тут делала?
  - Как ты хочешь. Мне показалось, что тебе не понравился Энээст. Что же ты тогда скажешь о той стране? Кроме того, по дороге я хочу на один день остановиться ещё в одном месте.
  - Прекрасно. Я ведь видела в мире меньше, чем ты.
  - Ну если ты так хочешь, то поедем вместе.
  В том самом городе, где остановился Веррэт на одни день, он получил новые для него данные о Тинсте: было установлено, что несколько месяцев назад к Тинсту приезжала девушка, которая никогда раньше не показывалась в этих местах, но обратно она не вернулась. Веррэт не случайно выбрал место для посадки своего самолёта: через эту страну было легче всего попасть во владения Тинста. Веррэт желал выяснить, не поддерживал ли Тинст каких-либо связей с миром. Лионтона, смотря на карту, догадывалась о цели остановки. И как видно Веррэт достиг своей цели, что-то его люди, уже почти год пребывавшие в этом месте, зацепили. Может быть, беседа с Тинстом немного прояснит это дело?
  И Веррэт и Линдр, думая об этих событиях, думали об одном и том же человеке: это была та самая племянница Тинста, которая бежала из Союза Безликих после исчезновения Илтосов. Бежала она потому, что когда Илтосы выдали Валинтаду многих агентов Стронса, среди них был и человек, который знал о том, что Безликая, племянница Тинста, служит не только интересам секты. О том, как далеко заходили руки Безликих, не мог знать никто, даже ЦУВР, и племяннице стало известно о его исчезновении и некоторых подробностях этого дела раньше, чем о её существовании узнали в ЦУВРе. Благодаря этому ей удалось бежать и скрыться даже от длинных рук ЦУВРа на Велико-Анкофанском плоскогорье. Она понимала, что о том, что Тинст - её дядя, не мог знать никто, и он же был единственный человек за пределами секты, имя которого было известно ей. По-видимому, (Она не была в этом уверена) он тоже знал о её существовании: её мать что-то говорила ей, да и когда она отошла от этих дел, она должна была, наверное, передать об этом своему брату. Поэтому если у кого-то она и могла скрыться, то у него: она ведь понимала, что ЦУВР могуч и будит её искать, а плоскогорье велико и она ничего не знает о нём. Однако Этрит - страна Тинста, была хоть и велика, но приезжих в ней было мало, случай с Веррэтом относился к разряду редких, и потому она обратила на себя внимание. Тем более что её видели только на пути в его замок, но не обратно. Она думала по дороге об этом, но сочла, что это не существенно. Кто же станет следить за Тинстом, если в своей стране он полновластный хозяин? То, что он где-то скитался в дни своей молодости, все уже наверняка забыли. Но в этом она ошиблась. Выросшая в Лоронском регионе, можно сказать в одном из его центров, она недооценивала Велико-Анкофанское плоскогорье, она не думала о таких людях как Устер, которые могут иметь на нём свои интересы - ведь это был иной мир. Подобное отношение складывалось веками, и в секте к тому времени было наверняка сильнее, чем среди членов Олтилора. Однако такие люди как Устер, тем более имеющие столь далеко идущие цели, не могли не обратить внимания на дела молодости настолько крупного владыки как князь Тинст. В тех делах, которыми они занимаются как раз столь давние события и могут иметь очень значительный вес. И как раз того, чего не додумала племянница Тинста, Элэйя О-т, додумал Веррэт.
  Прибыв во дворец, Элэйя застала Тинста. Чтобы он её принял, ей пришлось сказать, что она прибыла к нему с Олтинского плоскогорья и имела с ним дела. Слова 'Олтинское плоскогорье' она повторила несколько раз, чтобы слуги Тинста поняли, что она говорит. В беседе с Тинстом она старалась скрыть, то, что бежала - на всякий случай, но быстро поняла, что Тинст осведомлён о деятельности в секте лучше, чем она предполагала. Поэтому представить дело так, будто она здесь оказалась в связи с секретными поручениями секты, не удалось и пришлось коснуться Илтосов.
  - Ты знаешь, что ты совершила? - Спросил он. Спокойный голос Элейи, говорящий об Илтосах взбесил его.
  - Я бежала от опасности. Кроме вас я никого не знаю...
  - Кроме меня... Ты предала всех нас, ты продалась этим Илтосам, ты служила им и рассказывала о наших делах! - Проревел он, указывая на неё рукой - Вот что ты сделала!
  - Но почему? - Робко спросила она. - Я же говорю, что служила интересам Безликих и то, что там же оказались и Илтосы - не моя вина. Как же я могла...
  - Как ты могла... Ты знаешь, чего нам с моей сестрой всё это стоило?! Каково было на том плоскогорье в то проклятое время? Ты хоть знаешь, чем была коалиция?! - Он прикрыл глаза, словно вспоминая об этом. Потом выдохнул сквозь зубы.
  - О Шейрше Линдре никто не знает. Я выполняла то, что мне говорили Илтосы и больше ничего. Конечно, я не стану отрицать...
  - Конечно не станешь, если мне всё и так понятно! - Он встал и гневно посмотрел на неё.
  - Но какое это может иметь значение?... - Робко спросила Элэйя.
  - Ты продала им то, что мы добыли своим трудом. Вот что! - Закричал он. - Ты подставила нас всех перед теми... выскочками! Ты, не имея на то никакого права, воспользовалась всем тем, что мы создали с таким трудом...
  - Ваши достижения в то время, насколько мне известно, ни к чему не привели. - Ответила Элейя спокойно, твёрдо держа голову и глядя прямо на князя.
  - И ты продала всё остальное! О, если бы я сейчас мог поговорить с твоей матерью...
  - Это она...
  - Не смей так о ней говорить! Она прекрасно знала всему цену, и она любила Линдра до конца. Кто же мог подумать, что тогда это ничем не кончится?! Да, потом она рожала детей, но ведь это было необходимо! А сейчас ты, ты, продала наши плоды этим Илтосам! Всё, всё чего мы сумели тогда достичь, и остатки чего удалось сохранить... Удалось! - Он отчаянно рубанул рукой воздух.
  - Хорошо. - Голос Элэйи превратился из робкого в решительный. - Я понимаю, что ошиблась, простите за беспокойство, ваше величество... - Она встала, поклонилась и направилась к выходу.
  - Стой! - Гаркнул князь, властно указывая по её направлению рукой. - Из моего замка ты не уйдёшь так просто. - Она обернулась. - За твои грехи я бы предал бы тебя публичному позору, но ты не из моей страны. - Сказал он, гневно сдвинув брови. - Потом позвал стражу, и что-то сказал вбежавшему охраннику на неизвестном Элейе языке.
  - Что же вам остаётся? - Спросила она гордо.
  - Я не могу упустить тебя, не воздав за всё то, что ты совершила. Ты должна понять, что ни я, ни твоя мать не работали ради всех тех... людей! - Последние слова он произнёс с отвращением. - Ты продалась им, продала меня и свою мать им, но попала ко мне и останешься у меня. - Он хищно посмотрел на неё. - Узницей! - Глаза князя пылали гневом. - Как опасная преступница. - Последние слова он произнёс спокойно, как видно, что-то придумал.
  Элейя несколько испугалась и даже отступила на шаг от дяди: она явно не ожидала такого исхода дела. Быть заточённой в средневековом замке на мгновение повергло её в ужас, но уже в следующую секунду она нашла в себе силы и, подняв голову, гордо произнесла:
  - Справедливость всё равно восторжествует.
  - Я сам провожу тебя. - Он резко взял её за руку и повёл через несколько комнат по длинной и узкой лестнице в небольшое помещение с несколькими дверьми, скудно освещённое светом из узкого оконца у потолка. - Раздевайся! - Элейя не удивилась этой просьбе.
  - Я уже всё сказала и нечего жечь меня или дробить кости или что ещё припасено у вас. - Сказала она с оттенком презрения - для храбрости.
  - Я всегда знал, что моя сестра могла оставить хорошее потомство. Только вот почему под этой оболочкой оказалась предательница? - Сказал он, оглядев обнажённое тело Элейи и взяв её за подбородок. - Никому не нужны не твои кости, ни мясо. - Он усмехнулся, довольный собой и открыл дверь в соседнее помещение, ещё более маленькое, куда вело несколько ступенек. Рядом стоял человек весьма угрюмого вида. - Из моего замка это лучшее из того, что ты заслужила. Остальное ты продала этим Илтосам, слышишь, продала! Ничего, ты всё обдумаешь и поймешь, что значит измена: эти стены многое помнят. - Сказал он самодовольно. - И не таких как ты.
  - Толстые стены и тяжёлые цепи не сделают ни вас более справедливым, ни изменят моего мнения о моей деятельности. - Ответила Элейя спокойно, вызывающе смотря на князя туго и надолго затягиваемая угрюмым слугой - претерпевая второе превращение за свою двадцати двухлетнюю жизнь, в первый период которой она была Безликой или её предшественницей и, проживая в одном из храмов касты почти ничем внешне не отличаясь от остальных служительниц, одеждами и леетеем сохранённая от внешнего, разлагающего и отвращающего от высшей цели своим бессмысленным разнообразием мира; потом, на короткий период она, обретя лицо, превратилась в достаточно обычную путешественницу и намеревалась остаться в таком обличие, но князь, используя традиции своей страны насчёт изменников и особых преступников, нарушил эти планы, превратив Элейю в кожаное, прямо стоящие у столба существо, выражавшее свои эмоции лишь стонами и мычанием, поскольку пробка внутри её маски не позволяла иных звуков.
  В восьмидесятый день зимы Отоны прибыли в Этрит. Они, как дорогие гости немедленно были удостоены внимания владыки и направились в его замок. Встреча была достаточной пышной, князь - дружелюбно настроенным, приглашённые - интересны и Веррэт быстро нашёл общий язык с князем, достаточно хорошо говорившим по-артенанфильски. Достаточно быстро Веррэт сумел дойти до разговора о драгоценных камнях и случайно коснулся камня, который он приобрёл от него недавно и посмотрел на реакцию князя. Князь немного удивился, после чего Веррэт предложил ему по окончанию встречи перейти в его кабинет и обсудить там этот удивительный камень детальнее. Князь был доволен и уже выглядел немного озабоченным. Когда гости стали расходится, Веррэт отправил Лионтону в предоставленные ей помещения, а сам прошёл к князю. Оставшись с ним наедине, он рассказал, сохраняя прежний тон беседы, об алмазах, слегка коснувшись Гольварда. Князь спросил, откуда ему всё это известно. Веррэт рассказал ему о Лионтоне и добавил, что не так давно получил ещё один алмаз: от Шейрша Линдра. Тинст понял, что этот олтилорский делец почтил его страну своим присутствием не просто из желания отдохнуть и взволновался. Скрывать своих чувств он почти не умел - разучился за много лет спокойной жизни в своей стране и Веррэт сразу же заметил перемены в нём. Тогда Тинст и произнёс неосторожную фразу: он сказал Веррэту, что алмазы такого крупного месторождения как Гольвард могли попасть куда угодно. Веррэт на это ответил, что у него имеются кое-какие сведенья об этих алмазах и случайность тут почти исключается. Тинст был уже слишком взволнован, чтобы продолжать спор и сдался:
  - Что же вы хотите? Для чего приехали?
  - Очень просто. - Ответил Веррэт, сбрасывая с себя лёгкий, благодушный тон, оставшийся ещё с гостиной. - Я приобретаю два алмаза: один от вас, другой от Шейрша Линдра, оба они из Гольварда. Мне известно, что вы были в Лоронском регионе до восемьсот восемьдесят третьего года, а также то, что путь алмаза, который я приобрел от вас уходит в Союз Безликих: вам должно быть известно о сложных путях этих камней, тем более, если они стоят несколько миллионов. Впрочем, их цена не относится к делу. Мне известно, что к вам примерно треть года назад приехала девушка и исчезла у вас во дворце. Я думаю, что она имела отношение либо к Шейршу Линдру, либо к вам, а также, очень может быть, что и касте Безликих. Из этого я заключаю, что у вас имеются некие связи, в том числе и с Союзом Безликих.
  - У вас нет никаких чётких данных. - Промолвил Тинст, побледневший от речи Устера.
  - Алмазы ведь встретились. Шейрш Линдр и вы были связаны. И связаны вы были, как видно, в то время, когда вы были в Лоронском регионе. Это так?
  - Так... - Пробормотал Тинст. - Однако девушка могла ко мне приехать и с совершенно посторонней целью.
  - Не забывайте, что она иностранка и потом: куда она исчезла?
  - Её могли не заметить на обратном пути. Со времени нашей связи с Линдром прошло слишком много времени.
  - Я забыл вам сказать, что мне удалось в обратном порядке отследить маршрут этой таинственной путешественницы и его начало больше похоже на то, что она - из Союза Безликих, а не от Линдра или откуда-то ещё. Мне известно, что в Лоронский регион вы отправились с сестрой, которая потом исчезла. Это подходяще для того, чтобы стать Безликой. А также мне известна одна деталь, на которую я, когда узнал о ней, не обратил внимания: продавая из Ленарии драгоценные камни, Линдр пользовался услугами компании 'Дитррейз', которая, как известно, принадлежит Союзу Безликих. Однако самое интересное другое: и ваш алмаз и эта таинственная девушка следовали по одному и тому же пути, только в разных направлениях, словно он был им известен. И ведь между этими событиями прошло много лет. Что вы на это скажите?
  - Ничего. - Пробормотал Тинст, совершенно поражённый. - Что вы хотите?
  - От вас мне, миллиардеру Олтилора, ничего не нужно. Но вот ваша девушка может мне быть интересна.
  - Если она будит у вас, то вы сможете угрожать мне.
  - Кого это интересует в вашей стране?
  - Вы правы. - Тинст дрожал: уже много лет никто с ним не разговаривал так. Он был потрясён, он никогда не думал, что кому-то может стать известно о его деяниях сорокалетней давности. Но сначала был приезд Элэйи О-т, а потом пожаловал этот делец. И вот что получилось в итоге! Немыслимо и поразительно. Этот наглец посмел тревожить самое сокровенное в жизни, что у него было! Тинст, внутренне дрожа, рассказал Устеру о подробностях приезда его племянницы, а вместе с этим историю своей жизни до восемьсот восемьдесят третьего года.
  - Как я глуп же был тогда. - Говорил он, схватившись за голову. - Я был младший сын в семье и знал, что в наследство чего-либо существенного не получу. Однако я был горяч и распутен, наделал здесь глупостей и решил бежать. Кроме того, поскольку бежать одному было скучно, а я был в то время большой любитель шумных компаний, я решил воспользоваться случаем и бежать с сестрой: её намеривались отдать замуж за ненавистного ей человека, и она проводила целые дни в слезах, так что сразу же согласилась. Некоторое время мы пробыли здесь, на плоскогорье, но наши деньги достаточно быстро кончались и вот тогда, когда мы жили почти впроголодь, нам подвернулся один человек, который рассказывал о какой-то земле за горами и океаном, где можно жить припеваючи и вообще говорил о ней как о рае. Этой землёй, как я знаю сейчас, был Лоронский регион, но тогда мы сразу же решили отправиться туда. Там мы очень скоро встретились с Шейршем Линдром, и моя сестра влюбилась в него. Мы сошлись и стали работать вместе. Вскоре у нас уже были достаточно большие деньги, но потом всё рухнуло, и моя сестра бежала в Союз Безликих, я вернулся сюда и через несколько лет погиб на охоте мой старший брат, он вообще был очень неосторожен и самоуверен. В общем, важно то, что я стал правителем. Всё это время, однако, я поддерживал связь с Шейршем Линдром: в его руках оказались сокровища, и он кое-что продавал мне через Союз Безликих, то есть, пользуясь услугами моей сестры. Но сестра несколько лет назад ушла куда-то в тень, в неизвестность, поставив на своё место дочь. Она и сбежала, поскольку она работала уже на кого-то другого, и с этой стороны её раскрыли. Прибежала она ко мне. Остальное вам известно.
  - Хорошо. Так она у вас?
  - Да. Вы заберёте её?
  - Да. Вам она едва ли пригодится, а вот мне - очень даже. Послезавтра мы улетаем и берём её с собой. Спокойной ночи. - Веррэт вышел из кабинета и прошёл к Лионтоне, которой шепнул когда ложился, что то, что он выведал слишком важно чтобы рассказывать в чужом дворце.
  Тинст этой ночью не спал. Несмотря на то, что он рассказал Устеру всё, он не чувствовал, что поступил хуже, чем Элэйя, когда стала работать на Илтосов: ведь у него, в отличие от неё, не было иного выхода. Но, тем не менее, он просто спасовал перед Устером, этот ловкий делец просто задел его больные, несмотря на многолетнюю давность, вопросы. Рассказать ему всю свою историю! Но что он мог ещё сделать, этот делец просто раскусил его одним зубом! Можно было сколько угодно убеждать себя, что это уже не имеет значения, но это всё равно мучило его, не давало спать и вызывало чувство, что он чему-то изменил в жизни. Ночью он спустился к Элэйе, что делал часто и раньше, но теперь в силу иных причин: если раньше он злобно говорил про измену, разрешая ей давать односложные ответы, то теперь разбудил её и тихо, задумчиво заговорил про то, что когда-то заставило его покинуть Родину. Он даже пробовал понять, что она спрашивает, мыча и мотая головой, и отвечал. Он хоть и никогда не признался бы в этом, но чувствовал, что совершил нечто худшее, чем Элейя по его мнению. И это вызывало муки. Все годы, минувшие после возвращения из Лоронского региона, нечто тяжёлым грузом лежало в его памяти. Оно, конечно, давно потеряло былую остроту, будто бы даже временами начинало распадаться, давно покрылось плесенью и плотной коркой всего того покоя, который окружал князя в его забытой безумным, мечущимся миром стране. И эта короткая беседа, подобно молнии, расколола весь этот кокон и оно, полузабытое, почти аморфное, вырвалось наружу и вновь обрело скрежешещие и рвущие чуть ли ни самую плоть, шипы, такие же острые как когда-то.
  Когда он ушёл Элэйя, прежде чем уснуть долго думала, почему он об этом заговорил, и где-то в её глубине мелькнула мысль об освобождении. Она его никогда не ждала и постепенно научилась воспринимать себя такой, какой она была: почти неподвижным, целиком затянутом ремнями кожаным существом, в которое через одну пробку, кожаную, вливают пищу, а через другую, деревянную, остатки стекают в подземелья. Она ещё может наклонять голову, насколько позволяют ремни маски, моргать и мычать. Князь бывает у неё. В её комнате есть свет и она не сырая. Однако иногда всё-таки наступало то состояние, когда ей хотелось увидеть небо, и она мучительно вспоминала прежний уклад жизни, она гнала эти мысли, но с каждым месяцем это делалось труднее. Гнетущая мысль о том, что она могла бы этого избежать, всё чаще волновала её. Она чаще просыпалась бессильно мыча, мотая головой и сдерживая слёзы. Чаще из глубин вырывалось мучительное желание содрать, казалось, сросшиеся с её телом неумолимые обручи, ремни, маску и пробки. И тогда стон рвался из отверстия её невыносимого кляпа, заменившего ей рот. Да, приходилось убеждаться всякий раз, князь тут - полновластный владыка. Она не ждала скорого избавления, но сейчас, засыпая, осторожно, подумала: 'Может смягчение всё же наступит?' - одновременно с этим, как и раньше мысленно выполнив все привычные предписания.
  Через день после этого случилось что-то невероятное: когда она проснулась, что произошло тяжелее, чем обычно, она не увидела свет, а позже ощутила, что лежит. Что же произошло?! Она перепугалась и в первый момент подумала, что князь убил её, но потом прогнала эту мысль: о загробной жизни в Союзе Безликих говорили совсем не то, что она теперь ощущала, да и тело она чувствует. Но что же это всё могло значить? Что с ней сделали?! Она пыталась это понять безумно долго, пока в её внезапно сильно сократившийся мир не ворвался звук и это был голос, человеческий голос, не такой как в подземелье, а обычный, живой!
  Веррэт предупредил Лионтону, что у них будет необычный груз и что он находится в их багаже, который он из-за этого прикажет не распаковывать в первые сутки: что бы извлечь его самому, однако Лионтона не предполагала, что это может быть, пока Веррэт, не Устер, поскольку было поздно, сказал, что слуги могут ложиться спать, а багаж подождёт и до завтра и после этого, немного выждав, спустился с ней в помещение, где оставили его багаж. Во время полёта он, правда, рассказал ей всю историю, но она не думала, что слова 'передать агента' имеют прямой смысл. Она чуть не взвизгнула, когда крышка приоткрылась, и она увидела стянутое женское тело.
  - Кто это? - Вскрикнула она.
  - Не волнуйся. Она жива и, как заверил меня князь, в нормальном состоянии.
  - Она и была безликой?
  - Да. Она бежала из-за истории с чьим-то разоблачением, а князь решил, что она предала его, и заключил её в своём замке.
  - Но сколько она времени в таком виде?
  - Время нашего перелёта.
  - Интересный подарок. - Вздохнула Лионтона.
  - Он может быть очень полезен. После я тебе всё объясню. Но сейчас нам надо перенести её в кабинет, привести багаж в прежнее состояние.
  - А никто ничего не заподозрит? - Спросила Лионтона.
  - Нет. Этот ящик соорудили люди князя. Его переносил в наши покои одни из его слуг. А в ночь накануне отъезда я спрятал его в наших вещах, когда они уже были уложены. Пришлось потрудиться. - Веррэт усмехнулся.
  - А этого никто не слышал?
  - Нет, ведь вещи хранились в совершенно закрытом помещении.
  - И ты доверяешь дворцу Тинста?
  - Уж он-то наверняка знает обо всём этом. Сам ящик, мы, конечно, уничтожим, но сейчас перенесём её как есть. Ты помнишь, за моим кабинетом есть потайная комната, там мы её и оставим.
  Когда они вдвоём перенесли Элэйю в потайную комнатку, Веррэт заговорил с ней:
  - Наверное, - начал он, - ты задумывалась о том, кто мы и почему ты у нас? - Элэйя кивнула. - Тинсту ты не нужна. Он мне рассказал всё. - Она издала несколько коротких звуков, показывая, что не понимает. - Тебе не понятно, почему он всё мне рассказал? - Она коротко промычала. - У него не было другого выхода. Я следил за Тинстом и выследил и тебя и путь продажи одного из алмазов. Это было достаточно давно, но ты понимаешь, что за алмазом проследить чаще бывает проще, чем за человеком. - Она коротко промычала. - Так вот, очень хорошо, что ты меня понимаешь. Когда Тинст рассказал мне, как он наказал тебя, я испугался: мне ведь не нужна ненормальная, но ты оказалась стойкой. Да, хорошо, мне известно, что ты помимо того, что была связана с Шейршем Линдром и Тинстом была связана ещё с кем-то, из-за чего бежала. Ты мне должна рассказать кто этот человек, с чем он связан, и что ты делала. В этом случае я смогу тебе помочь. Более того, очень может быть, что ты вернёшься в Союз Безликих. - Она вновь повторила серию коротких звуков. - Что это значит?
  - Подожди. - Прервала Веррэта Лионтона - Давай выдем.
  - Хорошо. - Они вышли, и Лионтона продолжила.
  - Я понимаю, что ты намерен сделать: вину свалить на Тинста и Линдра, а потом, когда ты скажешь всем, что во всех делах виновны Линдр и Тинст, вернёшь её в Союз Безликих, поскольку тогда она будет чиста перед ними.
  - Однако ты упускаешь из виду одну подробность, - перебил её Веррэт, - ты помнишь, как тебе Стронс передал алмазы? - Лионтона вздрогнула. - Отлично. Там тоже был замешан Союз Безликих, как и теперь.
  - Ты думаешь... что она... человек Стронса?
  - Думаю, но она об этом не знает. Она думала, что работала на какого-то другого человека.
  - Но ведь ты же должен понимать, что Союз Безликих начинён политикой, на нём тесно сплетены интересы Олтилора, через него...
  - Правильно. Но только он хоть и достаточно велик, но также и един. Так что, я думаю, если там есть люди Стронса, то она с ними связана, тем более что оба алмаза были из Гольварда.
  - Что же ты намерен делать?
  - Я намерен использовать это в двух направлениях: свалить Линдра и указать Стронсу, что могу вернуть ему его агента.
  - А может быть ей известно что-то ценное для нас?
  - Ценное? Ты думаешь, мы сумеем добиться от неё этого? Ты видишь, какая она стойкая. Может у них там все такие. Кроме того, она молода, Стронс едва ли ей стал бы доверять что-то важное, но он, наверняка зная её характер, возлагает на неё надежды, поэтому если я скажу, что могу вернуть её, то взамен могу что-либо потребовать. Но пока он не даст мне своего ответа, она останется здесь. Я же не могу её вернуть просто так.
  - А Линдра ты сможешь свалить в любом случае?
  - Да. Какая разница для него кто виноват: Тинст или она?
  - Действительно. Но ведь не получив ответ Стронса ты не сможешь свалить Линдра а переговоры могут затянуться.
  - Не думаю. Стронсу уже известно с кем он имеет дело.
  - Что же ты в таком случае добиваешься от неё?
  - Может тот, из-за кого она уехала интересен?
  - Лучше пиши Стронсу прямо сейчас.
  - Как же это можно написать, куда: Северо-запад Илитерского океана?
  - А может Линдр как-то связан со Стронсом?
  - Если и связан, то очень косвенно и письмо не передаст.
  - А может она кого-то знает?
  - Вот видишь, ты тоже так говоришь. Пошли.
  Они зашли туда, где находилась Элэйя.
  - Ты должна нам рассказать, кто с тобой работал там. - Сказал Веррэт. - Ты согласна?
  Элэйя коротко промычала: она согласилась. К её лицу кто-то прикоснулся, послышался скрип ремня, затягивавшего её рот, потом облегчение в нижней части лица и во рту, из которого извлекли глухую, жёсткую пробку. Она облегчённо вздохнула.
  - Ты можешь говорить? - Спросил мужcкой голос. Элэйя осторожно подвигала бескровным лицом и не произнесла ни слова, словно стараясь понять происходящие. Она издала несколько нечленораздельных звуков: ни губы, ни язык её не слушались.
  - Ты давно не говорила? - Спросила Лионтона.
  - Да. - Выдавила она, заставив язык двигаться.
  - Почему ты бежала? - Спросил Веррэт.
  - Тинст рассказал вам об этом. - Промолвила она не внятно, не своим голосом.
  - А кто был этот человек? Он был с кем-то связан?
  - Был. С Илтосами.
  - Илтосами? - Переспросила Лионтона.
  - Да. Они исчезли и он вслед за ними.
  - Как его звали? - Спросил Веррэт, пристально на неё глядя.
  - Лээр Оттан.
  - Хорошо, а кто ещё знает о тебе?
  - Тинст и Линдр.
  - Это я знаю и без тебя. Кто ещё, более мелкий, например тот, кто что-то передавал тебе, кто-то из Безликих.
  - Про Безликих... нет.
  - Так были ли среди них люди Линдра или Тинста?
  - Этого я вам не могу сказать. Мне ничего не известно, я только недавно стала полноценной служительницей. Кроме того, если даже вам станет известно о них, как вы сумеете этим воспользоваться?
  - Воспользуемся мы очень просто: ты можешь вернуться в Союз Безликих, но для этого мы должны кое-что передать одному человеку. Лучше, если мы сделаем это через тебя.
  - Я ничего не понимаю. Как я могу вернуться?
  - У меня есть данные, которые можно представить таким образом, что окажется виновным не ты, а Тинст. Тебе, якобы ничего не было известно, и ты была подставным лицом.
  - Но ведь тот человек расскажет обо мне!
  - Для Безликих ты будешь чиста, а если так, то они не выдадут тебя тем, кто схватил того человека. Ты ничего не делала, ты была просто ширмой Тинста. Те, кто схватил Лээра, наверняка обращались в Союз Безликих за тобой, угрожая рассказать всем, что ты на кого-то работала, они, мне кажется, даже выдали тебя, то есть передали им твои данные, кто-то же их знает? - Элэйя задумчиво кивнула, - но тебя не было, и без этого их сведенья теряли свою силу. Когда ты будишь у них, я передам с тобой кое-какие бумаги, и ты спасёшься этим. Ты понимаешь?
  - Я понимаю, что меня не выдадут. - Ответила Элэйя, подумав. - А Линдр? Что он? Он же пострадает.
  - Он пострадает в любом случае. Это не зависит от тебя. Но ты мне не ответила. Кто тебе ещё известен?
  - Моя деятельность была связана со многими людьми союза, но они ничем не могут вам помочь. Моя мать была... - Она запнулась, испугавшись, что сказала лишнее.
  - Она сестра Тинста, тридцать пять лет пробыла в союзе и передала своё дело тебе. Как видно Линдр использовал её, а потом тебя в связях с Олтилором. Возможно, что Илтосы также имеют к этому отношению, но расскажи мне какое. От этого зависит твоя жизнь! Разве ты не хочешь вернуться?! Подумай!
  - Я вам не могу рассказать о нашей деятельности. Если бы я могла что-то сделать, то когда бы я вернулась, они не простили бы мне этого. Вы не можете не понимать этого. Знайте только то, что наш устав весьма суров.
  - Хорошо. Хоть ты и не рассказала нам, но мы тебя накормим. - Веррэт сделал жест Лионтоне, который не видела Элейя - её глаза были под ремнём, фиксировавшим её голову. Веррэт вышел, а Лионтона осталась кормить Элейю. Пока она кормила её, Элейя не ощущала беспомощности: она привыкла к ней, но всё же надеялась, что Лионтона не вставит ей вновь кляп. Однако когда она ощутила прикосновение к её щекам пальцев в перчатках из гладкой ткани, она поняла, что этого не случится: Лионтона без единого слова вставила ей пробку и затянула ремень.
  - Я думаю, что это бесполезно. - Сказал Веррэт, когда Лионтона вошла в его кабинет. - Едва ли там есть кто-то, кто связан с кем-то, кому известно как передать послание Стронсу.
  - Она всё равно ничего не расскажет, а если и расскажет, то ещё неизвестно, что с ней сделают эти Безликие. Ведь если нам будит что-то известно, и мы воспользуемся этим, то Безликие может и поймут, что это она им рассказала и ей не простят. И она понимает это.
  - Во-первых, пользоваться сведеньями можно по-разному, а во-вторых, её, наверное, всё равно накажут: если она ширма, то она не должна была бояться и не ударяться в бега при первой же опасности.
  - Но всё же слабее, чем если она расскажет!
  - Конечно, но надо искать что-то другое. Надо было это понимать с самого начала.
  - Можно подать Стронсу некий знак, который будет ясен только ему. Заодно мы узнаем, действительно ли Элэйя - его человек.
  - Только как может выглядеть подобный знак?
  - Может быть, дать в газету статью, в которой напомнить о случае с Илтосами, Безликих и твоих действиях на плоскогорье. Осторожно, конечно.
  - И это не будит ни для кого странным?
  - Надо постараться. Например, писать о развитии Олтилора в последнее время. И привязать всё это с нашими действиями в Ленарии. Что ты об этом думаешь?
  - Не знаю. Трудно связать во единое все эти вещи.
  - Разве ты не помнишь, что писали про нас в газетах после возвращения?
  - То были журналисты, а мы с тобой магнаты Олтилора.
  - Ну и что? Магнаты тоже имеют право фантазировать. Тем более что какую-нибудь абсурдную базу подвести под это всё наверняка удастся. Лишь бы Стронс понял.
  - Хорошо, сегодня же займёмся этим. Только мне всё-таки кажется, что это опасно.
  - не думаю. Даже если кому-то и покажется это странным, то они наверняка сочтут что это продолжение наших таинственных дел и всё.
  - Хорошо. Ничего другого мне всё равно не представляется.
  В этот же вечер совместными усилиями Веррэта и Лионтоны нужная статья была написана, а на следующий уже появилась в трёх крупных газетах Олтилора. Едва ли Стронс не получал хотя бы одной из них если он знал о каждом шаге Устера в Энээсте. Лионтона не ошиблась: никому статья не показалась подозрительной, подавляющие большинство читавших её наверняка не обратили внимания на автора и вообще на то, о чём в ней было написано: подобные домыслы появлялись постоянно, и никто серьёзно не обращал на них внимание. Однако, согласно расчётам Отонов, Стронс всё-таки задумался, когда пробежал статью глазами, чего ему было совершенно достаточно, чтобы понять все, о чём в ней говорилось. Элэйя была действительно его человеком: за много лет, люди бежавшие от краха коалиции переплелись в своей деятельности. Элэйя хоть и была только одним из звеньев его сетей, она была достаточно важна для него, кроме того, на неё возлагались большие надежды, особенно с уходом в тень её матери. До сих пор Стронс не знал, кем её заменить, и если Устер может помочь в этом деле, то необходимо найти контакт с ним. Стронс понял, что его противник не мог писать просто. Он явно что-то знал. Возможно, он что-то сделал, когда ездил к Тинсту - ведь он тоже был связан с коалицией. Решив так, Стронс отправил Отонам письмо, которое они получили третьего января, поскольку газеты передавались Стронсу в виде радиосообщений и затем печатались для него - он должен был иметь обо всём свежие данные.
  - Я же говорила, что так и будит. - Сказала Лионтона, получив известие, радостно входя в кабинет Веррэта.
  - Закрой дверь покрепче. - Сказал он. - Я только что тебе хотел говорить о моих успехах в отношениях с Лером.
  - С Лером? Зачем тебе это?
  - Если связать их, то результаты могут быть очень не плохие. Ладно. Что, Стронс спрашивает, чем я располагаю и говорит, что кто-то опять придёт?
  - Нет, он советует оставить информацию в условленном месте.
  - Отлично. - Веррэт резко встал.
  - Ты говорил с Элэйей?
  - Нет, толком не говорил. Даже если она нам что-то и расскажет, то это не понравится Стронсу. Ему нужен незапятнанный агент.
  - А как он узнает, рассказала ли она нам что-то или нет?
  - По моим действиям. Ведь если через неё нам станет что-то известно, то пользоваться этим осторожно и умело, мы не сможем: нам ничего не известно ни о Союзе Безликих, ни тем более о том, какое место в нём занимают агенты Стронса, а это означает, что, с одной стороны, мы не сможем узнать, правду она нам сказала или нет, а с другой, по нашим действиям Стронс сразу же поймет, передала она нам что-то или нет.
  - Она тоже это понимает.
  - Конечно, поэтому то, что я говорил - это просто угроза, а не что-то большее.
  - Ладно. Ты пойдешь на место?
  - Да. Я всё подготовлю и пойду. В каком часу он указал?
  - В восемь. Будь осторожен, Веррэт. - Прошептала Лионтона.
  - А чего боятся? - Спросил Веррэт как будто недоумевая.
  - Не знаю, но мне всегда страшно от этого человека.
  - А когда мы писали статью?
  - Мало ли что он читает. Мы же не встречались с ним или с его людьми. Хорошо, вот письмо. Приготовь всё и будь осторожен.
  - Ничего не говори Элэйи об этом.
  Кормила Элейю Лионтона, Веррэт заходил, только если хотел спросить, не хочет ли она что-то добавить к тому, что уже рассказала, но она всякий раз говорила, что в секреты своего общества она не может открывать. Лионтона, поговорив с Веррэтом, зашла к ней.
  - Я должна тебе сказать, Элэйи, что ты скоро вернёшься. Всё уже сделано для этой цели. - Сказала она, подойдя к открытому ящику с неподвижной и безмолвной Элейей. - Я надеюсь, я могу открыть тебе рот не для того, чтобы накормить. Она расстегнула ремень и извлекла пробку.
  Элэйя тихо, после паузы, произнесла:
  - Я не понимаю, о чём вы говорите.
  - Не говори так. То, что ты расскажешь нам или нет о своих делах, не имеет большого значения. Мой муж тебе этого не говорит, но я считаю, что бессмысленно дальше от тебя скрывать это. Я не знаю, понимаешь ты это или нет, но мы заинтересованы, чтобы ты вернулась.
  - Ваш муж не смог от меня ничего добиться и вы тоже не добьётесь. - Произнесла она твёрдо.
  - Ты меня не слушаешь? Я хочу тебе сказать, что важно не то, что расскажешь ты нам что-то или нет, а то, что ты вернёшься.
  - Значит, я вернусь в любом случае?! - Спросила она с подозрением на надежду в голосе.
  - Да, о том, что ты у нас известно кому надо и эти люди согласятся оказать нам кое-какие услуги в обмен на тебя и документы об алмазах.
  - Значит, - надежда в её голосе уже превратилась почти в уверенность, - Я не должна больше ничего рассказывать?!
  - Нет. Просто мой муж желал надавить на тебя. Наша беседа останется между нами. - Лионтона неслышно вышла, заткнула Элейи рот и заперла дверь.
  Весь остаток дня Элэйя была в приподнятом настроении. Только вот то, как представят дело Безликие, внушало ей опасения: ведь ширмой она была или нет, но перед всем обществом Безликих она виновна. Конечно те, с кем она работает, поймут дело правильно и можно быть уверенной, что вся её причастность к этим делам не выдет за пределы этого круга и попадёт в её официальное дело, но что ей сделают Бесстрастные Судьи? Это внушало немалые опасения.
  Веррэт без проблем встретился в условленном месте, которое в письме обозначалось известным только Стронсу и Отонам наименованием, известное им ещё со времени, когда Стронс был 'жив'. Ответ пришёл уже на следующий день: как видно Стронс спешил получить сведенья о своих людях и даже разрешил кому-то прочесть послание. Конечно, этот кто-то не знал ни того, что встречался с Устером, ни того, что зашифрованная им информация, в конце концов, попадёт к Стронсу. Стронс был согласен на условия Веррэта. Однако теперь Веррэт помимо обычной продажи алмазов желал стать приемником Стронса. Об этом он не рассказывал Лионтоне, и она была очень удивлена, когда прочла об этом.
  - Зачем это, Веррэт? - Спросила она, чуть дрожа.
  - Зачем? Разве ты не помнишь, как выглядело его творение в океане? Но это будит ещё не скоро, он ведь хоть и стар, но не собирается умирать.
  Лионтона задумалась. В её глубине витал страх.
  - Не рано ли мы уехали из Энээста? И не опасно ли это? - Спросила она после паузы, как бы убирая свои страхи поглубже.
  - Что опасно?
  - Не стоит слепнуть от успеха: Стронс может задуматься, откуда у нас столько алмазов.
  - Против него у нас есть слишком много данных.
  - Ты хочешь сказать, что он не воспользуется этим? В любом случае это лишнее оружие против нас. И какое оружие!
  - Как он это докажет? Как вытащит эти алмазы на всеобщее обозрение?
  - Он найдёт способ. Это опасно, Веррэт.
  - Что же ты предлагаешь? Для наших дел в Ленарии, а тем более в Лере нужно много денег! Энээст немного подождёт: Стронс понимает, что если мы будим туда бесконечно ездить, то это будит выглядеть странным, а ему не нужно возбуждать подозрений.
  - Хорошо. Мы ещё поговорим об этом. Нам сейчас нужно, как я понимаю, обменять Элэйю на бумаги Стронса с обязательствами.
  - Да, да, да, Лионтона! - Воскликнул Веррэт, страстно обнимая её. Она улыбнулась.
  Веррэт всё в том же настроении забежал к Элэйи и сказал ей, что она уже совсем скоро будит свободна. Он также восторженно рассказал ей про то, что есть люди, готовые
  - И это за тебя, за тебя! - Он подошёл к ней и обнял её. Элэйя была озадачена всем этим, но не пыталась произнести ни звука.
  - Не забывайся. - Сказала Лионтона. - Мы должны ехать.
  - Хорошо, хорошо! - Воскликнул Веррэт оживлённо. - В ящике тебя доставят куда следует - Это успех, удача, успех, Элэйи! - Воскликнул он, пытаясь обнять.
  - Устер! - Окрикнула его Лионтона, приближаясь.
  Наконец всё было готово, Элэйя в ящике была перевезёна в нужное место, и там Веррэт получил бумаги Стронса, по которым ему поступали деньги за счёт алмазов, лежащих в пещерах недалеко от Энээста. Путь к договорённостям с Лером был открыт. Веррэт не спал в эту ночь, обдумывая свои будущие дела, волнуя своими тяжёлыми шагами Лионтону. Уже завтра он сообщит обо всём официальным лицам в Олтилоре, а ещё через несколько дней он станет полномочным представителем Олтилора в Ленарии. Он сделает эту страну лучше, устроеннее, богаче, ближе к современной цивилизации, Олтилору - более подходящей для своих планов. Он подпишет необходимые договоры с Лером, он перебросит мосты через океан в Плеитос, бросит вызов этому наглому южному владыке - Южному Союзу, а затем он... Он, он, он...!! Будущие было светлейшим, блистательнейшим, оно сияло с ночных небес Олтоса, оно колыхалось над ним и над всем миром, простирая к нему, Клеррарту Вентару Веррэту свои всемогущие, всесильные руки. К нему и именно к нему!!! И это ещё и ещё, сильнее и сильнее будоражило его воображение: сколько всего лежало перед ним, за раскрывшимися вратами! Подумать только, во всём мире наверняка не было другого человека, пред которым в этот миг было больше перспектив! Никто и нигде в этот миг не стоял перед более широкими вратами в Будущее! И потому безудержные мечты наследника несуществующего престола неслись в этот илюзорно-воздушный край всё дальше и дальше...
  В свете этих успехов кажется совершенно не существенно, что за несколько дней накануне этого Тинст скоропостижно скончался в своём кабинете в силу не установленных причин: ведь живым он смог бы рассказать об Элэйи, но в мир иной ничего нельзя взять кроме своих тайн; а также то, что в эту ночь произошло третье перевоплощение Элэйи: Стронсу, которому был известен устав Безликих, не нужна была даже на время Элэйя находящиеся в тёмной, узкой камере, до которой из внешнего мира доходят лишь бесполезные в его планах священные тексты и культовая музыка, и потому его люди из Союза Безликих деятельность которых также пострадала в результате разоблачения Илтосов, обещали Элэйи, что смягчат её дело в лице совета судий тем, что она преследовала интересы секты, покидая её пределы, для чего Элэйя вместо камеры приняла форму священного 'символа искупления', привлекающего молодых служительниц, общающегося только через свои глаза с окружающими, поскольку 'символ' - сидящий в нише кокон из ремней и железа с немой железной маской вместо лица, а также, благодаря деятельности людей Стронса, способного порой покидать свою нишу, выполняя задания владыки.
  
  V. Ленария
  
  На следующий день Веррэт написал письмо в надлежащие органы Олтилору, а также лично Исартеру Сенеотесу, в котором говорил, что Шейрш Линдр имеет прямое отношение к небезызвестной тайной коалиции из ста пятидесяти семи государств, распавшийся в восемьсот восемьдесят третьем году. Сенеотес заинтересовался этим делом прежде всего потому, что в письме Устера упоминались Илтосы. Правда, в письме было несколько тёмных мест, и указания на них были довольно расплывчаты, однако это не могло остановить ход мыслей Сенеотеса: было ясно, что они не просто так впутаны Устером в это дело. А если они замешаны в чём-то, то может быть от них нить потянется к самому Стронсу? А если они связаны с Линдром, хотя бы, как это следует из письма, и очень косвенно, то, может быть, через Линдра удастся что-то выведать о Стронсе, то есть помочь Милтенетте? Примерно таков был ход рассуждений Сенеотеса, хотя надежда его было крайне слабой, в ней было больше эмоций, чем доводов. И всё же определённый шанс был и Сенеотес не желал его упускать, кроме того, Ленария - большая и многообещающая страна и если Шейрш Линдр - изменник, пусть даже в далёком прошлом, то это не допустимо.
  Одновременно с этим Лионтона, собрав своих советников, делала доклад о международных связях, где упоминала о пресловутых двух алмазах. Таким образом, Устер наступал по двум направлениям.
  Сенеотес некоторое время желал встретиться прямо с Отоном Устером, но потом решил, что это будит ни к чему и вызовет совершенно не нужную реакцию. Более того, после он решил, что при обнародовании предательства Линдра он нигде не упомянет об Илтосах: можно обойтись и без них, а свои тайны должны остаться как можно глубже. Вместо встречи с Устером он провёл заседание Комитета по Линдонетскому полуострову. На заседании единогласно было постановлено освободить Шейрша Линдра от занимаемой должности, а также исключить из Олтилора как ненадёжного. Однако решение было объявлено предварительным и согласовано за закрытыми дверьми. Для его окончательного утверждения и претворения в жизнь было назначено расследование. Сенеотес заявил, что принимать участие в расследовании он будит лично. Учитывая размер Ленарии и сложность всего этого региона это не было странным.
  Расследование было быстрым и всё, о чём писал Устер, подтвердилось в течение нескольких дней. Мешали делу только скоропостижная смерть Тинста и его сестра, на которую не могли выйти, и против которой не было никаких чётких аргументов, с помощью которых можно было бы надавить на Союз. Впрочем, ни первое, ни второе никому не показалось подозрительным: о Тинсте, правителе отсталой страны вообще никто не задумался, а его сестру - скрывшуюся в Союзе Безликих найти было невозможно. Всё остальное сходилось. Линдр был виновен, и незамедлительно после окончания следствия ему было послано соответствующие извещение. Из всех тех, кто был причастен к следствию, недовольным остался лишь Сенеотес: Илтосы только очень смутно мелькали в этом деле, и никаких их более существенных следов найти не удалось, что уж говорить о Стронсе. Все эти концы уходили в мутную воду бездонного колодца - Союза Безликих, куда не всегда могли пробраться даже спецслужбы Олтилора. Наверняка там, в этих тёмных глубинах можно было найти следы и Илтосов и самого Стронса, но орден коварных женщин, которые порой прикидывались смиренными, порой властными, порой невинными, но никогда не раскрывавших своих лиц в прямом и переносном смысле, тысячи лет учился беречь свои тайны и преуспел в этом гораздо больше, чем полустолетний Олтилор. Сейчас, когда эта завеса чуть-чуть приоткрылась, Сенеотес убедился в этом, и ему стало обидно и страшно. Стронс и дела Илтосов остались в неизвестности. Всё это, чуть промелькнув во мраке и злорадно поманив к себе, растаяло вновь. Стронс, вопреки тому, что темнее, чем сам мрак ничего не может быть, и тому, что нет ничего глубже, чем бездонный, казался ещё более таинственным, чем сами Безликие и это внушало безотчётный ужас. Милтенетта оставалась в недосягаемости на другой половине мира под тенью может быть ещё более коварного, страшного и скрытого чем даже самые Стронс и Союз Безликих, властителя. И это заставляло несчастного Сенеотеса скрываться от этого мира многослойных тайн, заставляло гнать от себя эти мысли, стремится даже пойти на святотатство - забыть Милтенетту, обожаемую внучку, то есть стать самим безликим, но он не мог, он не мог вырвать с корнями, которые опутывали всего его, кусок из себя. У Безликих, Стронса, Мизелли и даже у ничтожных Илтосов были помимо их сокрытости какие-то цели, которые остались неизвестными возможно, даже самому Вавитонку, а что есть у него? Какие у него цели, ради которых он принёс в жертву свою внучку и теперь порой стремится забыть её? Чем он сможет заполнить свою безликость, если отречётся от неё окончательно? Сенеотес знал, что покрыть этот изъян нечем. Как бы он не старался думать иначе, он понимал, что все, что ему удастся здесь - это ненадолго и поверхностно обмануть себя. У него не было цели. У него была Милтенетта - единственный остаток семьи и было счастье. Он радовался ей: самому её существованию, радовался даже в те моменты, когда негодовал по поводу её похождений, её легкомысленности. Может он и не замечал этого, скорее всего его дела не давали слишком часто появляться мыслям о ней. Теперь её не было... Когда она канула в неизвестность, слишком многое потеряло смысл... Сейчас, когда где-то не очень далеко от него мелькнула её тень, ему стало вдвойне тяжелее. И, тем не менее, он, как и раньше, продолжал дела. Те, с которыми он встречался, почти не замечали перемен в нём. Знали бы все эти люди, что нутро их властителя изъедено безысходностью. Что от отхода от дел его удерживала только привычка, доставшаяся ему в наследство: он не мог себе представить, что может делать он, Исартер Сенеотес, если не управлять Олтилором. Всё прочие было невозможно и невообразимо: у Сенеотеса даже не было места в сознании, чтобы думать об этом. Его так учили. Но это была лишь традиция, сейчас - не более чем привычка. Теперь это было единственное, что осталось от всех возможных стремлений. Он привык жить и привык быть президентом Олтилора. И это было всё. Интереса, который он испытывал в молодости, наслаждения обладания властью (хоть и слабого, как раньше) уже не было, не было даже понимания смысла всего того, что было связано с управлением, то есть того, что раньше было слишком очевидно, чтобы об этом задумываться. Теперь не было очевидности, а задумываться было поздно: осталась от этого лишь привычка, в силу которой он жил.
  Когда Линдр получил известие, яркое солнце Ликсондонэта померкло в его глазах. В известии, разумеется, не сообщалось о деталях следствия, и не перебирались его конкретные дела, но Линдру было ясно, что те старые и, как ему порой казалось, ничего не значащие дела, стали известны в Олтилоре. Когда все эти данные обнародуют ему конец. Из текста письма это достаточно понятно. Сопротивление бесполезно. Это ясно. Но кто же мог докопаться до всех тех дел? Как?! Прошло столько лет, конечно, он поддерживал связи с Безликими, но что это могло значить? Как кто-то мог проникнуть туда? Или дело в исчезнувшей Элэйи? Тогда здесь принимают участие и Илтосы. А куда они исчезли? Неужели всё это связано в единую систему, выросшую на обломках той злосчастной коалиции, которая, как он теперь уверен, никому не принесла пользы? Но тогда всё это чересчур сложно... Он никогда не мог бы добраться до этого всего. И почему, почему же он, тогда в том проклятом для всего региона, восемьсот семьдесят седьмом году пустился в эти нелепые странствия?! Разве они так плохо жили? Что ему мешало остаться? Он чего-то хотел тогда, но чего - сейчас не мог понять и вспомнить. Что-то клокотало в тогдашнем мире. Что-то толкало людей на странствия, безрассудства, поиски чего-то вроде счастья и прочего... К чему они привели их всех? Вама процветала невзирая ни на что, словно с высока взирая со своего острова на весть остальной мир. Олтилор, в конце концов, поднялся. Трёхтысячилетняя империя рухнула. Безликие продолжали свою затворническую деятельность: до их таинств не могли добраться даже вамские войска и козни императора Вентара. Тинст вернулся к себе и Линдр больше о нём, в общем-то, и не слышал. Его сестра исчезла где-то в гладко-прилизанных сверху и острых изнутри просторах Союза Безликих. Значит только он, Линдр, пострадал больше других? Империя пала, но она должна была пасть. Сейчас, служа Олтилору, Линдр глубоко уяснил это для себя. Да и её падение, в конце концов, подняло его, Линдра, так высоко, как он в молодости и не мечтал. Но что же свалило его теперь? Устер? Этот осколок империи? Значит, эта империя подняла его своим падением только с тем, чтобы низвергнуть снова и тем же самым падением? Или всё это гораздо проще: не он, так другой и Устер артенанфилец просто случайно? Но почему?! Неужели и ему, как и древней империи было суждено пасть? Но ведь другие остались, возвысились. Тогда в чём же дело? Линдр когда-то не принял в расчёт только то, что Ленария - страна большая и многообещающая и, главное, свежая. Другим из тех, кто бежал в том роковом двадцать первом, пришлось, может и сложнее - они осели в более мелких и лучше знакомых Олтилору странах, но их положение было более надёжно и прочно. Из всего этого Линдр, сидя со страшным письмом в руке, понял, что высоко летать - низко падать. Из того, куда низвергало его это дело ему уже не выйти. Путь всей жизни замкнулся в круг: то, с чего он начал погубило его. И теперь уже безвозвратно. Он не так молод, как в двадцать первом чтобы искать что-то новое, да и время уже не то... Негде спрятаться. Бежать некуда. Конец. Конечно, его не лишат должности прямо сейчас. Это письмо - не документ подобного рода. Его ещё вызовут в Олтос, ещё будут страшить о причинах, целях, повлёкших тогда предательство общему дела 'становления мира и цивилизации', его будут спрашивать о том, что он делал всё это время, не связаны ли каким-либо образом его те дела с теми, которыми он занимался после восемьсот восемьдесят третьего года, а после девятьсот шестнадцатого или даже девятнадцатого? Он, разумеется, долго сможет говорить, приводить аргументы, свидетельства и многое другое, но от этого суть не изменится: всё это время он, может, формально хоть и будит уполномоченным по делам Ленарии, но фактически - нет, никогда. В конце концов, его, разумеется, лишат этого поста. Имущество, его наверняка оставят, а если даже и решат изъять какую-либо часть, то до всего будит трудно докопаться и ни кому не нужно. Но это не так страшно... Страшно то, что всё это будут делать публично, страшно то, что уже много лет не находили никого из замешанных в той коалиции и тем сильнее будит травля: изменник, предатель, беспринципный делец и прочие, и прочие, и прочие... Не бывать этому. Не случится того, чтобы Шейрша Линдра перетирали во всех газетах, чтобы все тыкали в него пальцем, говоря, что так делать нельзя, не бывать тому, что в Олтилоре будет каждый стремиться вытереть об его дело руки, которые наверняка почти у каждого измазаны то просто грязью, а то и кровью... Многие, слишком многие были в ту пору в чём-то были замешаны. Тем хуже для него... Какая находка! Есть на кого что повесить! Не бывать этому!! Он уйдёт раньше, чем вся эта цепная свора налетит на него. Линдр положил письмо обратно в конверт, открыл сейф, где лежало его завещание, и перечитал его. Затем вызвал своего шофёра и сказал ему, что ему необходимо ехать в представительство Олтилора. С собой он взял письмо и пистолет.
  День был ясный, не жаркий, не было влажно, как это часто бывает в Ликсондонэте, но для Линдра это был самый дождливый, мрачный и жуткий день, какой он видел за много лет в Ликсондонэте. Перед представительством, в ожидании его приезда уже выставили караул, постелили дорожку - сделали всё то, что приличествовало Шейршу Линдру начинавшего с этого свой рабочий день. Линдр вышел из машины. Единственное, что отличало этот его выход от всех остальных, это то, что он был более бледным, но некому в этот момент было обратить внимание на это. Однако когда он вышел из машины, последовало что-то странное: он остановился, опустил свой вечный дипломат на землю, открыл его. Караульные солдаты не успели ничего сделать, сообразить, что происходит что-то непонятное, странное. Привратник у двери сначала непривычно удивился, но когда он увидел в руках хозяина пистолет, он не знал что ему делать: бежать или остаться на месте. Раньше, чем солдаты успели повернуть головы, привратник что-либо решить, площадь огласил выстрел. Кровь забрызгала стёкла машины и дорожку. Линдр упал мёртвым. Письмо выпало у него из руки. Вопли, переполох, смятение охватили несколько ближайших метров вокруг тела, потом площадь, затем - город...
  Весть об этом событии долетела до Олтоса почти мгновенно. Комитету по делам Линдонетского полуострова пришлось немедленно опубликовать дело Шейрша Линдра. Отон Устер был вызван в комитет. Факт самоубийства был очевиден, но так же было очевидно, что ни для кого этот случай не мог быть более выгоден, чем для Отона Устера. Веррэт был не доволен случившимся: это самоубийство могло вызвать излишнюю жалость к Линдру, спровоцировать новые расследования (Кто-то уже наверняка высказал предположение, что причин для самоубийства недостаточно), как на мёртвого, на Линдра будут меньше нападать, тем самым, снизив заслуги Отона Устера. Всё это, в конечном счете, может затянуть вступление Устера на новый пост. Всё это он обдумал по дороге в здание комитета. Надо было совершенно перекраивать свою речь из-за этого Линдра с его глупым самоубийством, да ещё и на площади перед дворцом представительства. Что он хотел этим сказать? 'Как по-дурацки всё получилось'. - Раздражённо думал Веррэт. Он понимал, что это самоубийство теперь будут связывать с его именем, с его приходом в Ленарию, тем более что он артенанфилец - завистников и недоброжелателей у него много, они будут копаться в его делах: не способствовал ли он этому как-то, ни давил ли лично на Линдра, не угрожал ли, шантажировал... Совершенно неважно, что в этом деле он, по крайней мере, прямо, чист, никому ничего не удастся найти. Значит нужно держаться крепче, нужно ещё глубже, чем он планировал раньше, внедриться в Ленарию. Надо постараться, чтобы о Линдре забыли как можно скорее.
  Вошёл в зал заседаний Веррэт задумчиво-мрачным. Он, как и полагается, принёс свои соболезнования по поводу смерти Линдра, после чего началась беседа, в ходе которой Веррэт, затрагивая Шейрша Линдра, говорил о нём с должным для недавно умершего почтением, но всё же, как о 'гнилом звене Олтилора'. Присутствующие ничем не выражали своё несогласие с таким упоминанием о Шейрше Линдре. В целом беседа прошла достаточно сухо и причиной тому, было, бесспорно, внезапное самоубийство Линдра. В конце беседы одна из фраз председателя комитета натолкнула Веррэта на интересные мысли: Линдр покончил с собой, некоторые, наверняка, говорят, что причин для этого недостаточно - тем хуже для Линдра! Надо представить дело так, словно у Линдра в прошлом, а может даже и в настоящем, были такие дела, раскрытие которых и довело его до самоубийства. Какие-то из его дел можно представить именно в таком свете, но это будит опасная игра: если Устер перегнёт палку, то его тут же уличат в этом: за ним будут все наблюдать и тогда, если они сочтут что-то безосновательным, все скажут, что это он довёл Линдра до самоубийства и неизвестно чем это может кончиться. Конечно, Линдра не оправдают, но вот его, Отона Устера, могут не сделать уполномоченным по делам Олтилора в Ленарии - завистников у него много.
  Вернувшись, он долго говорил о создавшийся ситуации с Лионтоной. Она одобрила его план, сказав, что оставить просто так общественное мнение, складывающиеся не в пользу Отона Устера, нельзя и лучший, хоть и опасный как путь по лезвию ножа, изменить его - именно такой. Конечно, продолжала она, если не было бы так не кстати этого самоубийства, то многочисленные противники Устера избрали бы иной путь, а самоубийство просто ускорило и усилило этот процесс, а также немного изменило его характер, из-за чего оно сделалось основным из того, с чем придётся бороться Отону Устеру, по крайней мере, в первое время и в этом направлении.
  Устер уже на следующий день был вызван в комитет вторично: там ему сообщили о его назначении. Решение это было вынесено столь скоро поскольку никаких других претендентов не было: только Устер в существующей обстановке мог бы заменить Линдра и даже усилить влияние Олтилора в Ленарии. Веррэт воспринял назначение как должное, планы насчёт самых насущных действий в связи с этим назначением были готовы у него заранее. После празднования он планировал ехать в Ликсондонэт. В свой дворец в этот день после нескольких деловых встреч Веррэт вернулся поздно вечером, не столько восторженный, сколько удовлетворённый.
  - Я ожидала, - заговорила Лионтона, с которой он встретился в её кабинете, - что ты вернешься радостный, будишь кричать, бегать, обнимать меня. Но ты спокоен. Что-то случилось?
  - Случилось то, что я теперь уполномоченный Олтилора в Ленарии. Больше ничего. Я удовлетворён, доволен, но это - только начало.
  - Нужно ещё слишком много сделать, чтобы ликовать, да?
  - Конечно. В Ленарии уполномоченный играет не такую большую роль в масштабе всей страны как уполномоченные в других странах.
  - Кроме, наверное, Лера.
  - Лер - это особая часть владений Олтилора, а Ленария - нет.
  - Конечно, но Ленария больше других.
  - Да, поэтому уполномоченный в Ленарии - это не мало. Главное, это очень перспективно, здесь есть то, чего нет в других странах - простор. Так что всё впереди.
  - Это также и опасно.
  - Бесспорно. Я думаю тебе ясно, что мы переедем в Ликсондонэт.
  - Конечно. Олтос слишком далеко, да и с этим назначением основа твоей деятельности переходит туда, на Линдонетский полуостров.
  - Да. Разрозненные части моей державы обретают голову. - Сказал он, улыбаясь с видом победителя. - Мы только отпразднуем это событие и уедем.
  - Празднование будет проходить на фоне поверженного Линдра?
  - Да, конечно, компанию в прессе следует начать незамедлительно.
  - Я уже кое-что собрала на эту тему: я с утра в кабинете.
  - Молодец. - Веррэт был немного удивлён, но настроение его было таково, что он ничем это не выразил. - Тогда приступим.
  За обсуждением и разбором собранных Лионтоной данных они засиделись до поздней ночи, так что, встав поздно на следующий день, весь его остаток посвятили приготовлению к празднеству, назначенному на семь часов вечера. Комитет милостиво выделил им для этого обширный зал. Одновременно с этим газеты напечатали о делах Линдра. Лучшего сочетания нельзя было представить, и когда Веррэту попала газета с теми данными, которые они обсуждали ночью, его охватил восторг: всё начиналось великолепно.
  Зал, подготовленный за несколько часов к празднеству, был великолепен, приглашённых было множество: все те люди, которые были связаны с Ленарией и особо близко - с делами Отонов. Многие из них уже читали вечерние газеты Олтоса и обсуждали причины смерти Линдра. Значительная часть разговоров в этот вечер была посвящена именно этому, и Веррэт про себя отметил, что никто ни прямо, ни косвенно не обвинял его в смерти Линдра. Смерть этого 'изменника' как видно воспринималась как нечто само собой разумеющиеся. Несмотря на разговоры, в общем, никто не сожалел о смерти Линдра: то ли его недолюбливали в Олтосе, то ли были просто равнодушны к деятелю далёкого Ликсондонэта. Веррэт не мог этого понять. Он только понял, что на него не пала тень убийцы, и он остаётся чист и даже где-то добродетельным, борющимся за чистоту Олтилора. Впрочем, о последнем думали не многие: невероятно чтобы артенанфилец делал нечто бескорыстно во благо союза капиталистов. В общем, атмосфера праздника была торжественной и приподнятой. Веррэт чувствовал себя выше всех окружающих, которые беспрестанно поздравляли его, и ни в одном из этих людей он не увидел даже при самом пристальном взгляде чего-то затаённого и недоброго. Может, кто-то из них считал что хорошо, что этот стремительный артенанфилец наконец-то покинет Олтос и без него будит легче, во всяком случае, тем, кто оказался несколько прижатым из-за его дел? Это было безразлично Отону Устеру: это мелочи, внутренние дела этих людей. Его это не волнует. Лионтона, казалось, чувствовала себя так же уверенно и радостно. Во всяком случае, она достаточно развязано разговаривала со всеми и нередко упоминала о Гольварде и о том, что теперь дела в этом её владении пойдут ещё лучше, чем было раньше. Ей так же, как и Устеру достались поздравления, которых было, может и меньше, но они были не менее искренны. Возможно, её отъезда желали даже больше чем отъезда Устера: она была дочерью не враждебного, а просто дикого народа, к тому же наследницей, а стало быть и тенью самого Стронса. Но её это также мало волновало, и возможно что, она даже больше чем её муж радовалась тому, что покидает Олтос. Ни накануне, ни этим днём, ни после они никогда не говорили об этом. Они были удовлетворены - каждый по-своему.
  Уже на следующий день они вылетели в Ликсондонэт, где уже для них был подготовлен дом и офисы. Дом, конечно, был не такой роскошный и богатый как в Олтосе, но здесь это было бы ни к чему. Вместо роскоши здесь требовалось больше охраны, что создавало больше ограничений, но здесь также было меньше глаз и ушей. Прибыв, Веррэт немедленно начал входить в курс дел. За бумагами, оставшимися от Шейрша Линдра, он просидел всю ночь, а на следующие утро он созвал совет, ранее возглавляемый Линдром. Из этих людей он пока что никого не намерен был перемещать. После заседания к себе он вернулся усталый, но довольный. Лионтона ожидала его в комнате-саду, предназначенной для отдыха. Вопреки обыкновению, она не сидела, а ходила, и по её нервным шагам он заметил, что она чем-то взволнована.
  - Добрый вечер, Лионтона. - Сказал он. - Что случилось, ты не спокойна?
  - Устер, в Олтосе, может, и были равнодушны к Линдру, но вот здесь - нет. Это видно из газет.
  - Пишут, что я повинен в его смерти?
  - Не так прямо, но... я не знаю, может ты здесь кого-то не устраиваешь, но они пишут, что очень жаль, что Шейрш Линдр умер.
  - И ничего не пишут про его измену?
  - Нет. Это-то и не хорошо.
  - Да, но что можно с этим сделать? Предположим на газеты можно надавить. Можно выяснить, кто им платит за эти жалобы, но если это общее настроение в стране, то как это исправить?
  - Нужно выяснить это. Но, видимо, здесь люди не так равнодушны к прежнему владыке как магнаты в Олтосе.
  - Ты думаешь, там они были равнодушны к нему?
  - Да, наверное, они относились к нему несколько свысока. Но это там, а здесь - нет. Ведь при нём страна стала хоть немного развиваться и война с Вамой, то есть Валинтадом, окончилась.
  - Значит надо сделать так, чтобы эти чувства перешли и на меня. Правда... он покончил с собой. Конечно, Олтос важнее, но всё-таки... - Веррэт задумался.
  - Но всё же Ленария - большая страна и будит не хорошо, если здесь будут говорить, что ты повинен в смерти их уважаемого правителя.
  - Конечно, тем более Олтос далеко и от взращивания этих настроений сберечь себя могу я один. Немного неожиданно, но что делать? Во всяком случае, ясно, что при таких настроениях в стране мы не можем вести обособленную от остальных жизнь. И я ещё утром сомневался, правильно ли поступил, что устроил приём сегодня вечером, но теперь понятно, что это верное решение - это немного сблизит нас с местными.
  - Разумеется.
  В девять вечера, когда дневной зной спал, и на Ликсондонэт спустилась относительно прохладная ночь, в доме новоприбывшего уполномоченного собралась местная элита: высокопоставленные чиновники, предприниматели как из Олтилора так и не относящиеся к нему на прямую, выдвинувшиеся в последнее время представители местной аристократии, уцелевшие после недавних волнений и некоторые другие. Всего около двухсот человек, что было не так уж мало для Ликсондонэта, но весьма скромно по меркам надменного Олтоса. Торжество затянулось до глубокой ночи. С особой тщательностью Веррэт и Лионтона вслушивались в разговоры, конечно, о Шейрше Линдре, и нельзя было не заметить, что многие говорили о нём с оттенком сожаления, при этом, правда, Веррэт не заметил и даже самого лёгкого оттенка неприязни к нему самому, но ощущалось, что приглашённые представители света Ликсондонэта чувствуют, что произошло что-то не то: они явно не рассчитывали, что Линдр уйдёт таким образом и так скоро. Отон-Клеррарты чувствовали, что нечто незримое отделяет их от всех остальных и это не только дух Олтоса, столицы, который они привезли с собой в эту провинцию Олтилора, но вот что именно было не ясно. Распростились с гостями Отоны озабоченные.
  - Я не желал бы, чтобы местная элита относилась ко мне с подозрением.
  - Нужно стараться. - Лионтона немного усмехнулась.
  - Тогда за дела - вдвойне.
  Дел предстояло действительно много и самое главное из них касалось, конечно, не прессы, и даже не представительства Олтилора, сотрудников Линдра и не местной элиты, а второго по величине государства подвластному Олтилору - страны Лер.
  
  VI. Флот
  
  Как бы ни велика была бы Ленария, её природные ресурсы не могли служить серьёзной силой для всего Олтилора в целом, и потому Веррэт для своих дальнейших действий намеревался воспользоваться иными силами, для которых сама Ленария служила лишь плацдармом. Дело в том, что достаточно долгое время Ленария, несмотря на свою отсталость, располагала одним из самых крупных военных флотов мира, хоть, конечно, и значительного меньшего и слабого, чем Вамский. В период крушения Артенанфильской империи, когда войны охватили и Ленарию, большая часть этих кораблей была потоплена или захвачена вамцами, однако кое-что, во многом благодаря усилиям Шейрша Линдра, понимавшего важность флота в этом регионе, удалось сохранить. Олтилор стремился использовать этот флот как противовес флоту Южного Союза, расположенного в Южном океане и Плеитосе, однако до сих пор это встречало множество главным образом внутренних проблем, и противовес оказывался весьма слабым: Южный Союз без проблем устанавливал свои порядки. Веррэт намеревался изменить это положение, а также, заодно с этим, начать предпринимать и другие, ещё более смелые шаги в направлении океанов Ольвода, где до сих пор властвовал Валинтад во главе со старым морским властелином - Вамой. Лионтона знала об этих планах достаточно смутно и не догадывалась обо всей глубине замыслов Веррэта, точнее она не предполагала, что он начнёт подобные действия так скоро, но через несколько дней, когда она вернулась к себе достаточно рано (Обычно дела связанные со связями с Гольвардом занимали много времени) зашла в кабинет Веррэта и просмотрела некоторые из его дел, надеясь найти что-то, что относилось к ней, она наткнулась на черновики писем магнатам Лера, в которых говорилось о флоте. Она заинтересовалась и продолжила поиски, но уже в новом направлении. Достаточно скоро, поскольку свои документы Веррэт содержал в порядке, перед ней выстроилась хоть и смутная, но цельная картина его действий. Картина была поразительна. Пока Лионтона разбиралась в ней и думала о замыслах (грандиозных замыслах!) своего мужа пришёл он сам. Он явно не ожидал увидеть Лионтону в своём кабинете, а также его немного возмутило нарушение ею созданного им порядка.
  - Здравствуй. - Сказал он весьма холодно. - Что ты здесь делаешь?
  - А что такое? Ты же говоришь, что у тебя от меня нет тайн?
  - Нет, но ты перевернула весь мой кабинет.
  - Возможно, но разве дело не стоит того?
  - Что-то настолько важное в торговых связях? Но я...
  - Нет, не это. - Лионтона оторвалась от бумаг и встала из-за стола. - Твои отношения с Лером, оказывается, имеют очень далеко идущие последствия.
  - Да, конечно, иначе я не влез бы в это дело. - Ответил Веррэт несколько разочарованно, поскольку не желал посвящать Лионтону в эти дела столь внезапно и быстро. - Ты знаешь, на чём строится баланс в мире?
  - К моим делам в Гольварде это не относится, а так далеко как ты я не задумываю.
  - Может и правильно. - Ответил Веррэт небрежно. - В международном равновесии главное то, что сухопутные войска Олтилора сильнее, чем те, которые находятся в долине реки Лорон и потому этим угрожают присутствию Валинтада в этих странах. Однако с другой стороны флот Валинтада, в основном благодаря, конечно, Ваме, сильнее, чем флот всего остального мира вместе взятый. Вместе с Южным Союзом, который также располагает немалым флотом, а также некоторыми другими странами, это может составить почти сто пятьдесят тысяч кораблей. Против этого в странах Олтилора имеется лишь не более шестидесяти тысяч, и, несмотря на активное строительство, ясно, что Валинтад в скором времени нам не догнать. Кроме того, у них лучше оснащение и опыт. Это и понятно: ведь страны Олтилора мало выходят в море. И, наконец, флот Олтилора полностью контролирует только Олтинский океан, значение которого, по крайней мере, до того, как нет ничего серьёзного на Велико-Анкофанском плоскогорье ничтожно мало. Кроме этого, флот Олтилора во многом контролирует и Локросский океан, также имеет выход в Лорвонский и, конечно, Северный. Остальные океаны может и не так важны, как эти, но в них полностью господствуют Валинтад и Южный Союз. С другой стороны наш контроль над Олтинским и Северным океанами фактически полностью непосредственно осуществляется Высшей Ассамблеей. Основная масса флота контролирующего остальные океаны находится здесь, в Ленарии, и в стране Лер. При том в Лере намного больше, чем здесь. Поэтому для меня так важен союз с ним.
  - Но всё-таки, как бы не велик был бы флот Лера, в сравнении с флотом Валинтада он очень мал.
  - Да. В сравнении с флотом Валинтада - да, но вот если объединить его с флотом Ленарии и сравнить с флотом Южного Союза, то это получится не так мало, а если ещё и при этом учесть, что в Южном океане у Южного Союза находится относительно небольшая часть флота, то у нас будит уже преимущество.
  - Южный Союз тоже поймёт это.
  - Южный Союз далеко. Это почти другой мир, а мы близко. - Веррэт усмехнулся.
  - Хорошо, магнаты Лера уже знают об этом?
  - Частично.
  - А они не задавят тебя?
  - Чтобы этого не случилось, я и приобрёл Ленарию. Она - мой щит.
  - А как отнесётся к этому верхушка?
  - Я буду не один, и они не смогут так просто воспользоваться этими плодами сами.
  - Значит, ты уже напрямую опасаешься Высшей Ассамблеи? Дожили... Ты раньше говорил, что они не станут обращать на тебя внимание.
  - Раньше я не был уполномоченным Олтилора в Ленарии. Кроме того, теперь я привлеку внимание и Гулу.
  - Гулу? То есть ЦУВРа и самого Вавитонка. Это весьма опасно, особенно если учесть, что то, что ты хочешь сделать здесь, может вызвать неоднозначную реакцию Высшей Ассамблеи.
  - Поэтому я и стремлюсь объединиться с магнатами Лера. Они сильны. Каждый из них имеет настоящие империи, которые могут равняться даже с магнатами, составляющими Высшую Ассамблею.
  - Но согласятся ли они объединиться с тобой, если они такие сильные? Или, если они объединятся, то не будишь ли ты ущемлён со своими интересами среди них?
  - Не думаю. Ведь у меня Ленария, а это огромные ресурсы.
  - Оказывается, твоё стремление приобрести Ленарию имело такие далеко идущие последствия. И что же думал об этом с самого начала? - Спросила Лионтона удивлённо.
  - Не совсем. Ты же знаешь, что я с самого начала был заинтересован в Лорвонском океане. То, что здесь Ленария - в общем-то совпадение. Совпало то, что самая большая страна Олтилора одна из самых свежих и одна из самых удалённых от центров. Конечно, Ленария - это далеко не Лер, но это большее, на что я мог рассчитывать.
  - Это даже больше, чем большее. Подумай, сколько удач было на нашем пути в эту страну. - Лионтона улыбнулась.
  - Разумеется, кое в чём нам повезло. - Ответил Веррэт задумчиво. - Да, однако сейчас наша главная задача это перевести часть флота Лера сюда.
  - Как же ты намерен это делать? Ведь подобное действие ослабит позиции Олтилора на Лорвонском океане, а это не может никому понравится.
  - Не думаю. - Веррэт усмехнулся. - Во-первых, по мощи флотов присутствующих в этом океане мы не можем равняться с Валинтадом, и именно здесь наиболее важны наши сухопутные войска, а во-вторых, Локросский океан - это не то же что и Лорвонский, и то количество кораблей, которое относительно не велико для Локросского океана, уже весьма значительно для Лорвонского, ведь он весьма удалён от каких бы то ни было морских держав и до этого момента никто на нём никаких интересов не имел. Поэтому слабое ослабление флота на Локросском океане может обернуться значительным его усилением на Лорвонском.
  - Почему же тогда это не было сделано раньше?
  - Лер весьма дорожит своими кораблями и достаточно силён, чтобы отстоять свои позиции даже перед Олтосом, да и времени на эти действия было не так уж много. В Ленарии, кроме того, нет большого количества современных портов и людей, способных обслужить флот Лера.
  - Что же изменилось с твоим приходом сюда?
  - Изменилось то, что мне легче договориться с магнатами Лера, чем Олтосу, поскольку Лер входил в 'Шестигранник', возглавляемый Артенанфильской империей, и теперешние его четверо магнатов занимали в нём немаловажные посты. Они, бесспорно, захотят больше иметь дела с артенанфильцем, а не с кем-то там с Олтинского плоскогорья. Кстати, Лер - их давний враг, косвенно, правда. А вообще, этот Лер - хитрая страна: когда Вама высадила свои войска в Лоронском регионе, они стали на её сторону, когда усилилась Артенанфильская империя - отошла к ней, теперь, когда поднялся Олтилор, они на его стороне. - Веррэт усмехнулся. - Да, я уже распорядился о расширении портов, в основном, конечно, в Ликсондонэте и его окрестностях. Но это только начало.
  - О каком количестве кораблей идёт речь?
  - Примерно о трёх с половиной тысячах. Детали соглашения я обговорю в ближайшее время.
  - Соглашения? Ты уже продвинулся так далеко в этом деле?
  - Лер ещё не ответил на моё предложение, точнее пока молчат его магнаты, но я не думаю, что он полностью отвергнет мои планы. Ведь не много ни мало, а для них это очень существенное продвижение на юг.
  - Они постараются всё это дело прибрать к своим рукам.
  - Для этого они должны иметь слишком длинные руки.
  - Но ведь они не станут просто так кидаться своими кораблями!
  - Конечно нет, поэтому здесь наиболее важно то, кто окажется дальновиднее. Сейчас перспективы для них весьма заманчивы.
  - Я читала, что Лер - это Вама западного полушария и когда-то его корабли держали в своих руках весь Локросский океан!
  - Это только писали. Мощь Лера никогда не могла равняться с мощью Вамы, кроме того, его флот, может, и очень велик, но Лер всё-таки во многом и сухопутная держава, в отличие от Вамы. Так что будь на его месте Вама, то об осуществлении моих планов нечего было бы и говорить. Но Лер - не Вама и флот для него - не всё. Так что - вперёд. - Веррэт вытянул руку.
  - Эти магнаты осторожны и хитры.
  - Бесспорно, но здесь я не желаю обманывать их: каждый из нас просто должен играть свою роль. Я же просто желаю, чтобы моя роль в этом деле была как можно важнее.
  - Хорошо, если корабли придут в Ликсондонэт, то что будит дальше?
  - Я дам Ленарии ссуду в размере десяти миллиардов эктэссов. В счёт погашения этих денег она и спишет мне часть своих кораблей. Во всяком случае, условия получения ссуды я составлю так, чтобы я мог бы контролировать эти корабли. Лер, я думаю, первое время не будет предпринимать ничего серьёзного: здесь слишком близки порты Южного Союза и базы Валинтада, поэтому они предпочтут укрепить свои позиции и, конечно, этим займусь я. Они ведь далеко и я уполномоченный Олтилора здесь, так что у меня будит на это больше возможностей. Они, скорее всего, станут в первое время просто наблюдателями и вот этого времени мне должно хватить на реализацию моих планов.
  - Что же это за планы?
  - Я намерен развернуться на Лорвонском океане, пустить здесь корни как можно глубже и стать тут как можно более полновластным хозяином.
  - Но ведь это противоречит интересам Лера!
  - Да, поэтому надо будит что-то предпринять, чтобы спутать и их карты и карты самого Олтоса. Вода Лорвонского океана должна стать мутной.
  - Но как же ты сделаешь это? Это же опасно?!...
  - Всё опасно. - Отрезал Веррэт. - Но к тому времени мы сумеем укрепить свои позиции уже в достаточной мере. Разве нет, Лионтона? - Сказал он с задором.
  - Посмотрим. - Промолвила она, опустив глаза. - Когда, ты думаешь, прибудут корабли?
  - Документы о ссуде уже составлены. О военно-экономическом соглашении Лера и Ленарии я уже говорил. Конечно, не всё ещё ясно. У меня есть предложение о проведении всего дела под видом совместных учений в рамках достигнутых договорённостей.
  - Это с таким количеством кораблей и так далеко от Лера?
  - О количестве кораблей будит известно только нам пятерым. То, что это далеко - не так страшно, ведь провести крупномасштабное военно-морское учение в Локросском океане просто невозможно: там везде вамцы, а здесь - и океан больше и этих вездесущих океанских хищников меньше. Так что масштабы операции можно будет скрыть. Я надеюсь, что даже от самого ЦУВРа.
  - То есть у Валинтада и Южного Союза под самым носом развернутся такие мощные силы, а они даже ничего не будут о них знать? Это реально?
  - Ну, во-первых, не под самым носом, а во-вторых, не совсем ничего. В итоге этих учений, если они вообще состоятся, будет показана отсталость и запущенность ленарского флота и тогда всё и начнётся. У меня есть мысли, о которых пока знаешь только ты, - заговорил Веррэт шёпотом, - для того чтобы наш союз был прочнее и более склонённым в мою сторону, мне необходимо, чтобы Олтосу было выгоднее, если корабли Лера, которые прибудут сюда, были бы больше под моим контролем, чем под контролем магнатов Лера.
  - Каким образом это возможно? Три с половиной тысячи кораблей - это не малая сила, тем более, когда с одной стороны Валинтад, а с другой - Южный Союз. Как же Лер, даже если Олтос будит этого желать, поделится всем этим?
  - Например если обстановка вокруг Ленарии накалится, а для того есть обширное поле действий, то может так оказаться, что для успокоения соседей потребуется, ну скажем, некоторая активность военного флота, и флота одной Ленарии окажется недостаточно. Понятно, что в таких условиях мне будит удобнее руководить операцией, чем магнатам из далёкого Лера и Олтос окажется на моей стороне. Конечно, корабли будут их, но управлять их действиями буду я.
  - А если Олтос заявит, что ты виновен в том, что обстановка накалилась? Хотя бы потому, что при Шейрше Линдре этого не было?
  - Надо будит представить дело так, что при Шейрше Линдре страна и её окрестности были утомлены войной, а теперь это состояние начинает проходить. Примерно так. Если удачно проделать всё это то и любовь местного населения к Линдру может оказаться мне на руку. Ты понимаешь?
  - Понимаю. - Лионтона задумалась. - Я понимаю, что это, наверняка самое рискованное предприятие из всех, которые ты делал раньше.
  - Конечно. Но я просто поднялся выше того, что я делал раньше.
  Последующие несколько дней Лионтона мало видела Веррэта, поскольку он целыми днями, а порой и по ночам пропадал в различных учреждениях Ликсондонэта, с кем-то говорил, о чём сообщал Лионтоне лишь отрывистыми фразами. У самой Лионтоны Гольвард, занятия и сын не занимали всего её времени, и временами ей делалось скучно, из-за чего она пыталась несколько раз уговорить своего мужа сделать перерыв в делах и отдохнуть, но он был непреклонен и неудержим: его стремление к цели было почти невообразимым. И очень скоро Лионтона стала узнавать о его делах не только из его обрывистых фраз, но и из газет. Конечно, это было менее надёжно, но зато этот источник был обильнее. Лионтона видела, что ни одна из газет не писала чего-то против нового уполномоченного, поскольку его боялись, но также она ни разу не читала статей, где бы авторы взахлёб восхваляли бы его. Вообще писали достаточно осторожно. Кое-кто говорил о сближении с Лером, кто-то писал о том, что и Отон Устер и магнаты Лера в прошлом аристократы и феодалы, но больше всего писали о том внимании, которое Устер уделял развитию морских отраслей. Обсуждали заключённые им договора, проекты, разрабатываемые его комиссиями, произносимые им речи и просто писали пространные статьи.
  Наконец заключение соглашения с Лером стало реальностью. При подписании этого 'исторического' документа присутствовал Отон Устер и множество представителей высшего официального руководства Ленарии. Со стороны Лера представители были не столь блестящи: это были просто лица уполномоченные правительством этой страны. Почти тут же встретились и военные представители обеих стран, и договорённость о совместных учениях была достигнута. После этой встречи Веррэт решил ехать в Лер, чтобы там лично переговорить с его владыками. К этой встрече он готовился особенно тщательно, ведь от неё завесило очень и очень многое. Эту поездку можно было назвать переломным шагом в его делах: от подготовки он перешёл к самим действиям, которые являлись поиском и овладением 'ключей к югу'. Накануне отъезда в своём дворце они с Лионтоной устроили пышный приём: второй за время своего прибытия в Ликсондонэт. Этот был более пышным, чем первым, а Веррэт на нём - более самоуверен и менее внимателен к разговорам приглашённых, чего нельзя было сказать о Лионтоне, которая не оставляла своей бдительности. Однако и без всяких усилий было видно, что приглашённые говорили о делах нового 'владыки' с явным, не поддельным воодушевлением. Даже за тот небольшой срок, который Отон Устер находился в Ленарии, были заметны перемены в стране, особенно для той среды, к которой относились приглашённые и особенно в Ликсондонэте. То, что для Ленарии важно море было очевидно и раньше, но ещё никто не брался за дело настолько решительно, как это сделал Отон Устер. В этот вечер разговоры были в основном об этом. В общем, новый владыка остался доволен и самим вечером и настроениями пригашённых, которые, вне всякого сомнения, отражали общие настроения в стране. Почти никто не вспоминал Шейрша Линдра, и из этого следовало, что он, Отон Устер, лучше него. Прежнего руководителя, конечно, не забудут, во всяком случае, в ближайшее время, но ясно, что время скорби по нему проходит, если оно успело наступить вообще. Всё шло как нельзя лучше. Новый подъём стирал из памяти людей воспоминания о самоубийстве Шейрша Линдра. Под этим впечатлением удовлетворённый и целеустремлённый Веррэт вылетал в Лер.
  Конечно, приезд уполномоченного по делам Олтилора в Ленарии в Лер остался совершенно незамеченным в этой самой мощной из подвластных Олтилору стран и, разумеется, что самое большее, что ожидал увидеть Веррэт в аэропорту это максимум одного-двух представителей олтилорских органов, что и произошло: его встречал один человек, с которым он проехал в приготовленный ему дом. На первый день у него не было запланировано никаких дел.
  Первым делом олтилорский магнат, вопреки обыкновенной стремительности, ставшей уже хорошо известной в Олтилоре, решил посмотреть вещи, не имеющие прямого отношения к цели его визита: город и его окрестности. Город этот был одним из крупнейших, если не самый крупный в мире и насчитывал более ста миллионов жителей. Вокруг него располагалось крайне плотно заселённые территории, напичканные заводами, портами, промыслами, дорогами. Средства производства здесь, правда, оставались во многом ещё достаточно примитивными, по крайней мере, по сравнению с такими колоссами как Гулу и Олтос, но зато здесь они брали числом: в мире было немного мест, где бы всего этого было столько же на той же территории и в одних руках. Значительная часть этого буйства цивилизации возникла здесь в десять последних лет, и одного этого было достаточно, чтобы понять, какую роль сыграли нынешние владыки Лера (они же - наместники императора Вентара) в крушении Артенанфильской империи. Эти неотъемлемые черты цивилизации, наряду с огромные коробчатыми зданиями, загромождавшими значительные части города как бы притеснили древнюю часть блестящего города, бросили на них свою тень, но, тем не менее, не затмили их, и Веррэт очень хорошо понимал, что заводы, порты, дороги, современные здания - всё это не лицо ни страны, ни её руководителей, это всё - налёт времени, который может перемениться, стать толще, но не изменить суть этой страны, которая заключалось в том, что было в тени. Крупнейшая феодальная страна на протяжении столетий, она знала, как умело хранить своё ядро и саму себя, не дать себе растворится среди всяких союзов, монополий, транснациональных корпораций, фондов - что произошло с сотнями других государств Лоронского региона и особенно странами Олтинского плоскогорья. Дать себя на растерзание воротилам из Олтоса или вамским полномочным представителям она не могла. Помимо прочих, материальных факторов, это было одной из причин, почему Веррэт выбрал именно эту страну. Всё это Веррэт углубил для себя во время поездок по городу и ещё раз с удовольствием отметил, что в выборе союзника не ошибся: эта страна не только самая мощная, богатая, имеющая самый крупный флот, но и не преданная целиком и полностью Олтилору как многие другие - и вследствие своей мощи и вследствие своей истории.
  Подписание договорённостей прошло гладко, принят Отон Устер был хорошо, только немного надменно, что, конечно, Веррэт предвидел и понимал, что иначе не может быть. Приём был устроен по-олтилорски, но с некоторым налётом аристократичности: чего стоило одно только, что вся церемония происходила в родовом замке одного из магнатов!? Это особенно понравилось Веррэту. В Олтосе наверняка об этом скажут. Вообще, о многом из этой поездки скажут, если не теперь то в будущем - точно. Иначе - нельзя. Но теперь он знает, что это будит именно так и потому он доволен: и тем, что всё прошло гладко и всей атмосферой этого. Он сделал, что хотел.
  Подготовка к учениям должна были начаться, как только корабли Лера прибудут в Ленарию, а отчалить они должны были весьма скоро. Правда, ни в лицах, ни в речах магнатов Веррэт не смог прочитать их внутреннего отношения к заключённому соглашению. Всё это выглядело таким же туманным, как и во время переписки, когда он не знал, с каким именно из четырёх магнатов имеет дело, но в сравнении со всем остальным это было не столь уж значимо, тем более что Веррэту было известно, ещё со времени первой части жизни - при дворе, что люди правящие Лером осторожны и хитры и никогда не станут даже самыми слабыми знаками выдавать свои глубинные, истинные стремления. Главное, что первая и самая ответственная часть выполнена. Лер не выставил новых условий, чего иногда опасался Веррэт и никто из присутствующих при заключении договорённости не говорил об Олтосе. Потому значительное сближение двух весьма далёких стран стало возможным. Так что улетал Веррэт после пятидневного пребывания в Лере ещё в лучшем настроении, чем он прибыл. Дела шли блестяще, давние цели начинали находить своё материальное воплощение. Думая о том, как лучше развить достигнутое, хоть он думал об этом уже много раз, он приближался к Ликсондонэту. В аэропорту его встречали в отличие от Лера. Отон Устер, сказавшись утомлённым после встреч в Лере, поехал прямо к себе, по дороге коротко рассказывая двум своим советникам о заключённых договорах. Во дворце, его в парке, у ворот встречала Лионтона.
  - С прибытием. Знаешь, Устер, я никогда не жалела так, как сейчас, что не поехала с тобой. Я скучала в этом городе. - Сказала Лионтона, когда Веррэт быстро подошёл к ней.
  - Скучала? - Веррэт немного приостановился. - Вся встреча прошла как я и рассчитывал. Гладко, по плану - замечательно! Лионтона, пойдём в кабинет, здесь я себя не уверенно чувствую.
  - Хорошо. - В голосе Лионтоны чувствовалась грусть.
  Пока они шли, Веррэт рассказывал о Лере и его владыках. Лионтона слушала его рассеяно и как будто думала о своём.
  - Когда придут корабли? - Спросила она, когда за ними закрылась дверь кабинета.
  - Я думаю, что примерно через тридцать дней.
  - Это не долго. И тогда...
  - Тогда я начну действовать по настоящему! - Он подошёл к Лионтоне и хотел её обнять, но она отстранилась.
  - По-настоящему... - медленно произнесла Лионтона. - Я, кажется, понимаю.
  - Лионтона, что случилось?
  - Ничего. Кое-что пришло по поводу Гольварда.
  - Разве это в первый раз? - Веррэт чуть-чуть задумался.
  - Нет, это ничего. Я привыкаю к... к нему. Я не знаю, Веррэт.
  - Не говори так здесь. - Веррэт понизил голос.
  - Тебе страшно? - Сквозь тоску пробилась усмешка.
  - Я не доверяю этому городу.
  - Я тоже. Он совсем не такой как Олтос.
  - Олтос! - Веррэт усмехнулся. - Что и сравнивать! Но что делать...
  - Какой-то он тоскливый, унылый, со следами разрухи, к тому же ещё и сырой и жаркий.
  - И с бездной комаров и мух в придачу. - Веррэт улыбнулся.
  - Да, несколько неуютно, в степях и в Олтосе было совсем не так ...
  - Что же делать? Я обещаю, что когда будит возможность, мы уедем отсюда. Ликсондонэт и мне не по душе. Он слишком провинциальный, огромный, нагромождённый, ненадёжный и прозрачный для всяких... людей не вызывающих доверия.
  - Да, конечно, Олтос надёжнее, но здесь... как-то более пусто.
  - Да, это точно. - Веррэт понял, что имела в виду Лионтона. - И это очень важно. - Сказал Веррэт задумчиво.
  - Конечно. Разве в Олтосе можно что-то сделать? - Лионтона усмехнулась.
  - Потому я здесь. - Веррэт подумал о Линдре. - Ты делала что-то? - Спросил он, стараясь прогнать эти мысли.
  - Делала? Я думала кое о чём, но здесь что-то не то. Слишком всё лениво.
  - Наверное. - Веррэт понимал, о чём говорит Лионтона, но эти мысли были ему чужды: неторопливость Ленарии в сравнении с бурлящим Олтосом и была основным плацдармом его начинаний. - Ты встречалась с кем-нибудь? - Спросил Веррэт деловито.
  - Да, два дня назад я приглашала нескольких человек на вечер, но это всё - так...
  - Понимаю. Ничего, это, конечно, не Олтос, но простора больше. Всё в Лере прошло как нельзя лучше, и никто ничего не говорит - значит, дела у нас идут необыкновенно хорошо! - Сказал он твёрдо, посмотрев в глаза Лионтоне. Дел у Веррэта в Ликсондонэте прибавилось после поездки. Теперь помимо всего прочего необходимо было подготовить мировую общественность к тому, что произойдёт в Лорвонском океане в ближайшее время. Всем ведь ясно, насколько это серьёзный шаг. Операция такого масштаба или даже разговоры о ней неминуемо привлекут внимание политиков и из Гулу и из Оонооса - столицы Южного союза, и теперь задача Отона Устера состояла в том, чтобы подготовить их как можно лучше к этому. Кроме этого ему надо было теперь активнее, чем раньше готовить причины, вследствие которых флот Лера должен был задержаться в Ленарии и отойти во многом под его руководство. Перед Веррэтом стояли весьма не простые задачи, таящие в себе широчайшие возможности, как он говорил 'настоящие дела'
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"