Рыбак Эмир Иванович : другие произведения.

Вмешательство песчаной бури

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жизненные приключения дяди Лёвы в Афгане продолжаются в условиях песчаной бури и песочно-пыльной пелены...

  Вмешательство песчаной бури.
  
  - Нашу Армию нелегко пройти - это, словно минное поле перейти! (О службе в Афганистане.)
  
  Предисловие.
  
  
   Однажды, в начале осени, в одной из наших встреч, всегда жизнерадостный, но молчаливый на армейскую тему прапорщик запаса, вдруг поведал мне эту невообразимую историю по описанию песчаной бури, быта горного селения и запутанной ситуации в молодости, в далекой восточной стране Афганистан.
  
  - О долгой борьбе противоречивых мыслей в своей душе, обо всем этом много лет назад происшёдшему. И теперь собравшись с духом, я решил вынести на суд людской мою историю. Я не знаю, как разобраться с тем непредсказуемым случаем в моей жизни.
  Моя невероятная история, прапорщика запаса, так как она не должна по идее случиться, а если бы и случилась, то только описанная в книге. Но жизнь вносит в наши планы и наши действия свои непредсказуемые цирковые номера, - ведал мне Лев Давидович.
  
  
  
  Лучше, все по порядку...
  
  1- часть.
  
  - Я, незаслуженно осуждённый, получил в воинской палате суда вердикт: - Ходатайствовать об увольнении из рядов Вооруженных Сил!
   Меня любезно отправили служить в другую воинскую часть, так как ещё не успели внести мои инициалы в списки части, куда был направлен из штаба К (Краснознамённый) ТуркВО, - начал свой рассказ мой сосед Лев Давидович.
  - Об этом воинском суде я тебе рассказывал. Я, боясь быть уволенным из Армии, гонимый судьбой, как листочек осенью, летел с тенью грусти и легкого отчаяния навстречу новым неожиданностям. Несся, трясясь, навстречу сюрпризам Фортуны, сидя на длинной дюралевой скамейке самолета 'Ан - 12'. Там я и увидел сон, наполненный детскими ощущениями.
  
  Сон.
  
   'Докучливая муха, плавно спикировав на светло - розовые щечки малыша-карапуза 2- 3 лет, присела полакомиться. Но она, потревоженная взмахом руки ребенка, спустя капельку мгновения, с явным неудовольствием взлетела с теплого, и душистого места. Пахучесть ребенка являлась результатом его приема манной каши с медом, которую он съел накануне под неусыпным вниманием своей бабушки Татьяны, но унесенный с собой ниже в долину, другой бабушкой Стефанией. Малыш не знал причины его переноса из дому к другой бабушке Стефании. А сейчас ему мешала назойливая мушка, норовящая сесть на пухленькие щечки.
  
   Неотступная муха для реализации своего желания, полакомиться остатками оставшейся кое-где на лице каши, нарезала всевозможные круги и пируэты вокруг благоухающего аромата розовощекого карапузика.
  
   Дитя, наконец, окончательно проснувшись и прогнавши беленькими ручками вместе с мухой и остатки разноцветно-счастливого детского сна, сладко потянувшись в райской улыбке, потянуло ноздрями маленького носика какие - то душистые ароматы луговых цветов и трав. Особенно густо пахли чабрец, душица, и луговая мята. Лишь только эти умопомрачительные запахи немного перебивал терпкий запах полыни и сохнущей мокрой глины, намазанной ею земляной пол в деревенской хате. Все эти ароматичные запахи тянуло из открытых сеней дома, от пучка луговых первоцветов и полыни, кроме невысохшей еще до полной сухости глины'.
  
   Железный скрежет и усиливающийся шум двигателей разбудили сидевшего военнослужащего на скамейке самолета 'Ан - 12'. Сон смахнули, словно корова языком слизала очередной пучок изумрудной травы.
  - Такой сон не дали досмотреть, - подумал я тогда с явным неудовольствием.
  
  
  - Выходя из громыхавшего воздушного лайнера, я окунулся в океан яркого, горячего солнечного света. А волны перекаленного воздуха Хорсом - богом солнечного и жизненного света древних славян, охватили меня, после свежей прохлады еще несколько минут в самолете.
  То, что этот сон о моем детстве и тех ощутимых запахах в основном глины и полыни будет преследовать долгое время, я не знал, - сказывал дальше Лева.
  
  Встреча.
  
  - Не успевшая осесть поднятая серая пыль самолетом, как возле него нарисовался одним взмахом кисти неизвестного художника, встречающий приезжих пассажиров, подтянутый моложавый прапорщик.
  Молодой, свежевыбритый, опрятно одетый прапорщик в новую хебешную 'эксперименталку' с серебряным знаком ВЛКСМ 'Молодой гвардеец 10 (11) пятилетки' 2 степени, производил впечатление настоящего героя с небольшой медалью.
  
  - Это, наверное, и есть тот самый важный гвардеец, левая рука красного кардинала - подумал я, - продолжал свое повествование Лёва.
  - О, прошу прощения, главный комсомолец, секретарь комсомола и помощник комиссара, замполита воинской части, - поправился, поразмыслив, я по-другому.
  - Неужели он представится господином де Жюссак, предводителем гвардейцев кардинала или господином Бернажу лучшим дуэлянтом Парижа, из 'Трех мушкетеров' Александра Дюма, - мысленно иронизировал тогда я.
  - Опять у тебя плоские шутки, - так бы выразилась моя ненаглядная певунья, которой нет к сожаленью со мной, а может к счастью, что не было.
  
   Вопрос гвардейца, пардон, прапорщика, а того ли он встречает, - перебили мои фанерные мысли.
  - Он самый, - уточнил я, с мечтательным взглядом, еще не отойдя от крутого поворота в моей судьбе, и своих глупых раздумий, щурясь от ослепительно палящего солнца.
  
   А ударник комсомольского оркестра, ударил языком, словно юный барабанщик, на пионерской линейке, только шуточками и прибауточками, вместо палочек с барабанной дробью, рассказывая мне прелести этой для нас защитников Отечества Земли обетованной.
  
   И дальше мне стало совсем не до иронии и шуточек...
  - Обострение сложной международной обстановки и происки империалистов вынуждают нас с высоким достоинством выполнять интернациональный долг в этой, как ты уже успел заметить, пыледобывающей, дружественной и добрососедской стране Востока.
  - Противоборство двух идеологических систем вынудило СССР, наравне с руководством Афганистана, сцепиться с афганской контрреволюцией подстрекаемой и спонсируемой США и их союзниками по Североатлантическому блоку.
  
  - Ты знаешь, что мы захватываем у душман оружие американского, египетского, западногерманского и китайского производства?
  - Нет, не знаю.
  - А ребристые итальянские мины?
  - А как все это оружие и боеприпасы сюда попадают, - спросил я.
  - Караваны привозят из Ирана, Пакистана.
  - А пограничники, почему не задерживают?
  - Граница тут брат прозрачная, кочевники из Афганистана в Иран, Пакистан и обратно домой к себе кочуют, и никак её не перекроешь.
  
  - Тут брат идет напряженная и поистине глобальная борьба...
  
   Мы, дойдя до пыльного БТРа, с помощью молодого ефрейтора, взглукснули, то - есть - закинули туда нехитрый армейский скарб, за исключением, двух ценнейших бутылок 'Столичной' и трехлитровой банки виноградного сока содержащий отменный
  первач-самогон. Мы оба устроились, на импровизированные подстилки в виде подушек, на верху брони. До металла нельзя было дотронуться, казалось, что плюнь и плевок зашипит как сало на сковородке.
  
   Учтивый секретарь комсомола, что - то меня спрашивал. Я же, оглядываясь на местные пейзажи, похожие на лунные, служащие вероятно для съемок фантастических фильмов, невпопад отвечал на его вопросы. Мои ответы на его вопросы были короткие: то - да, то - нет. Или просто - не знаю, или - не помню.
  
   Казалось дикие инопланетные ландшафты выжженной серо - желтого цвета земли с далекими и таинственными горами, которые притягивали взор, украшали наше небольшое путешествие, для меня пока в неизвестность, незнамо без гаданий на картах, или кофейной гуще. Ряды колючей проволоки по периметрам военных городков напоминали то - ли индейские резервации, то - ли лагеря для заключенных под стражу людей. Но солдаты охраняли сами себя. Одинакового вида военнослужащие стояли на вышках по периметру лагеря и такие - же сновали внутри его. Унылые, выцветшие светлые палатки, четкими рядами тихонько колыхались, словно реющие флаги на ветру. Фанерные домики, вагончики различных форм на колесах или просто установленные на земле, металлические полукруглые ангары подо что - то, пытались соревноваться с бронемашиной в беге, но проигрывали, оставаясь позади.
  
   Огромные ряды всевозможной военной техники пыльные, с уставшим видом понуро поглядывали, на бегущего собрата, будто спрашивая: - Что новенького наездника везешь?
  - Пока верхового везу, а там посмотрим...
  - Ну, вези- вези, чтоб не было скучно в этой глуши!
  
   Скрипучие железные ворота с красными звездами отворявшим худеньким молодым солдатом в бронежилете, каске и с автоматом известили о прибытие в пункт назначения.
  А догнавшая пыль бесцеремонно накрыла лихих всадников на броневом мустанге, и все что оказалось на её пути.
  - Вот мы и дома, - сказал мой поводырь.
  - Запасной аэродром дома, - поправил его я.
  - Уж лучше здесь, чем в горах, - парировал он.
  - Может, это для тебя, - неосознанно кинул я.
  Глаза его, из-под век, припорошенных серой мукомолью, сверкнули в мою сторону, и мой собеседник открыл рот, чтобы что - то мне ответить.
   Но наш разговор неожиданно оборвался с появлением сухощавого подполковника.
  - С прибытием!
  - Спасибо! Здравия желаю товарищ подполковник!
  - Я так тебя и представлял, и Мы, - как - бы подчеркивая, что он и есть царь, - на самом деле увидим, на что ты способен в деле, а не в быту, - многозначительно изрек старший офицер, замещавший командира части.
  Я, же округлив свои маленькие глазки от необычного приема, представившись, выслушал наставления, пожелания и план моих действий на ближайшее время.
  - Вот и предстоящий анонс моего незавидного удела, - подумал я, уходя от благодетеля в направляемое мне место.
  - Вот и благословил владыка, на ратные дела, - мысленно, с долей иронии, изрек я неожиданную мысль.
  
   И хоть скверно было в душе от столь крутого поворота в моем уделе, после скоропостижного суда надо мной в другой части, чад безысходности, и признаки дурных предчувствий немного рассеивались.
  - Колесо Планиды все катится с горы, жребий брошен, пока летит - будем ждать урожайной поры, - снова мысленно произнес я новую поэтическую думу.
  
  Подготовка к выходу на 'боевые'.
  
   В строевой части штаба воинского подразделения я сдал свои документы: командировочное предписание, продовольственный и вещевой аттестаты для постановки на учет. Там меня крайним вписали в приказ на 'боевые' с сегодняшнего дня.
  - С воздушного корабля прямиком на бал к родственному племени в далеком кишлаке где - то в горах, - размышлял я. Колесо запланированных событий двигалось по намеченному пути, и меня лишь подтолкнули уцепиться за что - то, чтоб я участвовал в обозначенных торжествах...
  
   Старшина роты, прапорщик Кондратюк, с двумя костылями, и с блестящей медалью 'За боевые заслуги' на груди, прыгая на левой ноге, вводил меня в курс дела.
  - Ногу видишь, нечаянно подвернул, а в санчасти лежать не люблю, вот и прыгаю, как кузнечик.
  - Мои солдатики снова в поход уходят.
  - Кто же кроме меня нормально их выпроводит?
  - Как мать с отцом, что из дому детей провожают в далекий путь, так и я отправляю своих горемык на 'боевые'. Ведь они только вчера с рейда вернулись, и на тебе снова...
  - Что смотришь на 'трапки'? - с белорусским акцентом, спрашивал он меня, - видя, что я удивленно смотрю на старый армейский френч с погонами прапорщика и красные кавалерийские шаровары.
  
   Нет, тут я немного загнул про цвет армейских брюк. Это были чистые, как и куртка военного покроя, вылинявшие до неопределенно светлого цвета с множеством аккуратно зашитых прорех брюки.
  - Надевай старое обмундирование, а свое снимай. С похода придешь весь в дырах, по крайней мере, локти, колени и пузо.
  
  - Два взвода с ротным уже на заставе, только твой взвод сейчас переправят туда - же, и техника вернется, чтоб утром по дороге соединившись с сотоварищами - афганцами войти в кишлак. А по мне: их с нами посылать вообще нельзя, как без них, так все нормально.
  - А как с ними, так бедлам, какой - то. Всё наперекос. Да ты сам всё увидишь, - делал свои умозаключения старшина.
  - Вам же пешедралом ночью, аки волки, километров 15 - 20 по горам, к этому аулу ночью скрытно двигаться надобно.
  - И какого - то нашего рыжего предателя поймать вместе с другими душманами, хвать его за ногу! - выругался со смачным плевком в стоящую возле дверей импровизированную урну, чистую большую банку из - под томатов.
  
  - Этот шакаленок проводит душман через наши посты, как у себя дома, по-русски разговаривая с нашими часовыми или дозорными.
  - Я, - мол, 'до ветру пошел' и заблудился.
  - Много людей из - за него пострадало. Вырезали постовых на посту, и в плен брали, безнаказанное нападение на колонны, с установкой мин и фугасов.
  - Да и какой он 'наш'? - Гад он ползучий!
  - Вот где - то в этом кишлаке, куда вы пойдете, он и хоронится с подельниками.
  
  - Говорят их человек 8 - 10. Но все они прошедшие военные лагеря в Иране или Пакистане подготовленные или натасканные военспецами из капиталистических стран, представляют реальную угрозу, как и местным органам афганской власти, так и нашим войскам.
  
   А кишлак лояльный к афганскому правительству. Мы им за это хлеб, рис, сахар, чай, медикаменты и все такое, периодически подбрасываем. Вот они и не ввязываются в войну.
  - Дело срочное, а некому идти, да и в нас недокомплект в роте, почти взвода людей не хватает. Трое доходяг со мной в роте остаются, и больше десяти солдат по санчастям и по госпиталям, ранения, болезни. Замполит роты в отпуске, два взводных в госпитале, и я хромой вдобавок, в части остаюсь.
  - Из техники, только 8 боеспособных единиц, на ходу, плюс один БТР 'закипает', его - то чего в строй, - вопрошал старшина, - только колону стопорить будет. Но приказ - есть приказ. Нет командира части на месте - он бы не направил...
  
  Дорога.
  
   Не прошло и получаса, как я, вооруженный, и экипированный по полной программе, мчался навстречу с загадочными, местными, экзотическими обывателями для общения с ними на высшем уровне.
  
   Ехавший со мной техник роты прапорщик Ринат Сулаватов, пожаловался мне на неподготовленность техники к выезду. Плюс на недостаток запчастей и на ускоренные сроки замены масла в двигателях из - за чрезмерных нагрузок от проникающей песочно-пыльной смеси. Но никто из теперешнего военного руководства не хотел вникать в эти проблемы технического обеспечения и серьезную подготовку боевой техники к предстоящему выходу на 'боевые'. Сверху от какого - то военачальника поступила директива о проведении боевой операции, вот и её срочно нужно выполнить. -
  
   Слушая всё это, я сам ехал, с каким - то непонятным чувством холодка внутри меня, учитывая невыносимо жаркую погоду, считай на первые 'боевые', если не считать первого обстрела в колонне. Интуиция подсказывала что - то мне. Но что я мог поделать?
  - Дал присягу?
  - Дал.
  - Вот и исполняй!
  - Так и исполняю, а не выпрыгиваю и кричу: - Я пацифист!
  Я не могу носить оружие и стрелять, - мои мысли перекатывались как мячи в барабане розыгрыша лотереи.
  
  - Товарищ прапорщик, как там обстановка в Союзе, что нового?
  - Ведь простые люди, наверное, и не знают, что мы ведем здесь боевые действия? - спрашивал меня заместитель командира взвода, старший сержант Гулич.
  - Да как сказать, все мы на Родине перестраиваемся, все болтают, что не попади, и тайны военные вокруг деятельности 40 - й армии в Афганистане так и кружат аки голубь вокруг голубки.
  - Судя по газетам, журналам, радио и телевидению никто из сограждан всерьез не воспринимает серьезность ситуации, с применением почти всех видов оружия нашей 40 - й армией. Нам толкуют, что мы тут только патрулируем улицы, да помогаем строить детские сады и школы.
  
  - Мне кажется, что я несколько дней назад, как попал сюда, в Афганистан, переступил рубеж или какую - то черту. У меня с возрастом детские иллюзии с трудом избавляются. И скользящие вдалеке от меня неслышимые и настолько далекие люди, кажутся мне из - за дальности добрыми. Да даже если они и приближены, словно функцией наезда видеокамеры, для увеличения в естественных размерах, то эти индивиды, слишком часто не вызывают, ни веры в простую доброжелательность, честность. Или еще удивления непредсказуемостью сострадания, и оригинальностью суждений о высоком предназначении человека... Он замолчал.
  
  - И редко какая особь обоих полов человечества обладает всем спектром человеческих достоинств.
  - Все мысли, суждения и ощущения, вероятно, всего наши лишь те, которых мы сами так достойны перед Господом Богом, - изрекал я новые свои рассуждения.
  - Вы сами здесь на волоске от смерти, каждый день.
  - Недосып и страдания при выполнении боевого задания.
  - Болезни вот косят рядами, не говоря про боевые ранения и простые происшествия в бытовых условиях, несмотря на должности и звания. А инвалидность не дай Бог получить, как дальше жить?
  
  - На гражданке в Союзе молодежь цинична, саркастична и просто упивается своей иронией, и своим утонченным само..., а самоистязанием.
  Она же демонстрирует всем окружающим душевный и духовный мазохизм.
  - Товарищ прапорщик, а что такое цинизм, мазохизм?- удивленно спросил связист Медюшков.
  - Цинизм, - Медюшков, - Это что - вроде как пренебрежение к правилам и законам, традициям человечества, человек без совести, он нагл и бесстыден.
  - Понятно?
  - Так точно!
   А мазохизм - это просто всякие половые извращения, названное по имени австрийского писателя Захер-Мазоха, впервые описавший эти симптомы, вроде как болезнь, а как на самом деле трактуют научные умы, дословно не знаю.
  - Ясно?
  - Так точно!
  
  - Так вот, видел я у теперешней молодежи обыкновенную лень, лицемерие и самолюбование. По вечерам, а то и днем после уроков или во время уроков, сам видел, в Ташкенте и в других городах сидят полные кафе ничем не занятой молодежи. Пиво, коктейли, винцо потягивают не только русскоязычная молодежь, но и сами молодые узбеки и даже узбечки, чего раньше, лет 8 назад до армии не видел. По вечерам они собираются в дикие стаи и стоят строя жуткие гримасы прохожим, от которых можно получить инфаркт. А если это больные люди?
  
   Молодости свойственна и беззаветность, и беззаботность и самоуверенность.
  И неумение подчас понять, где заканчивается уверенность в себе и наступает малодушие, трусость или начинается излишняя самоуверенность, ведущая к трагическим последствиям, - устало выговорил я.
  Все как - то призадумались над сказанным...
  
  - Товарищ прапорщик, вы бы прилегли и немного поспали, вид у вас нездоровый, - участливо проговорил Гулич.
  - Слушай сержант, а долго еще ехать до заставы?
  - Да еще где - то полдороги.
  - Ладно, я тут в боевом отделении немного покемарю, устал немного, если что-то произойдёт, подымешь меня.
  - Хорошо, вы не беспокойтесь, службу мы знаем, - заверил меня старший сержант.
  - Вы - то знаете, а я в этом новом деле... и как я сам буду вести в боевой обстановке? - Подумал я.
  
   Я был настолько утомлен последними психологическими испытаниями, что только закрыл глаза, сразу уснул, несмотря на гул боевой машины. И снова мне приснился сон маленького детского эпизода своей жизни.
  Но, как только я досматриваю сон детства и дохожу до запахов луговых трав, цветов, и горькой полыни, с запахом высыхающей глиной земляного пола деревенской избы, как мне перебивают его, и я не могу досмотреть сон до конца.
  Как это произошло в самолете.
  
   Дорога тянулась вдоль пустынных холмов навстречу приближающимся издалека небольшим видимым горам. Так незаметно для меня мы достигли сторожевой точки на горке, контролирующей ближайшие окрестности.
  
  Постановка задачи.
  
   Пыль и жара в боевом отделении машины стояли невыносимые, и по приезду на место, меня с трудом разбудили мои солдаты. Я был в липком, скользком поту и даже немного воды сполоснувшей мою физиономию не дали того желаемого результата трезвости ума и всего тела. Руководил выгрузкой и переносом солдатами необходимого имущества в основном, мой замкомвзвод старший сержант Гулич. Взбодрился я на горке, на которую все мы вскарабкались как козлы-архары.
  
   На сторожевой заставе я познакомился с командиром роты капитаном Остроухиным и командиром второго взвода старшим лейтенантом Кузьляковым.
  На военной топографической карте ротный показал то горное селение, название которое я позабыл, так как старался запомнить предполагаемые координаты действий. Информации было столько новой, что я едва - ли успевал все до конца понять всю суть предстоящих наших действий.
  
   В основном я уяснил, что, как только стемнеет, мы выдвигаемся и в ускоренном темпе насколько возможно километров 15 - 20 по холмисто - гористой местности, до утра должны достичь намеченной цели. Это не равнина, и тут есть и тяжелые подъемы в гору и не менее крутые спуски вниз в темное время суток. Все это увеличивает сроки нашего передвижения. Кровь из носа, но к восходу солнца мы должны занимать господствующие высоты, и с подходом нашей бронетехники и братьев - афганцев, вместе с ней при проческе кишлака задержать 10 - 12 бородачей, а с ними рыжего нашего гниду - перебежчика, из-за которого весь этот сыр - бор затевался.
  - Только постарайтесь взять его живым, пусть его судят по всей строгости советского закона, - напоминал нам капитан Остроухин, - только сами не чините самосуд, и солдатам это дело не разрешайте.
  
   У ротного с приданными отделениями минометчиков и АГСников (автоматический гранатомет станковый) был полноценный взвод солдат, и ещё к ним пять моих подчиненных передавались ему. Он со своими военнослужащими перекрывал ущелье с западной стороны, с господствующими высотами. Оставлял свою переносную артиллерию 8 человек на высотках, и два расчета - 4 солдата, с пулеметами, и шел с остатками - 23 солдат на проческу кишлака. И старшему лейтенанту Кузьлякову тоже передавалось пять моих солдат с моего взвода в его взвод. Он с юга, самой широкой полосе кряжей над кишлаком, контролировал высоты. Оставляя два расчета - 4 солдата, с пулеметами, во главе с сержантом, и также потом шел с остальными солдатами на проческу кишлака.
  
   Мне была поставлена, самая маленькая задача, закрепиться с северной стороны, пять солдат с двумя пулеметами РПК (ручной пулемет Калашникова) во главе с сержантом оставлял на высоте, а с семерыми иду на проческу. Наш зампотех роты прапорщик Сулаватов вместе с военным советником афганской армии, майором Тагаловым и его подопечными афганцами, братьями по крови ротой в количестве, наверное, как обычно, 30 - 50 сарбозов (солдат), на рассвете должны войти в кишлак. Кишлак небольшой, имеет свой отряд самообороны и лояльный к действующей власти.
  - Вести себя порядочно, чтоб ничего не прилипало к рукам.
  - Будут неприятности, если кто пожалуется из местных жителей, - инструктировал нас капитан Остроухин.
  
  Солдатам снова в путь - дорогу:
  - Намотай портянки, надень носки,
  Чтоб не избить, изранить ногу,
  А то появятся кровяные мозоли,
  
  От этого позор из строя выйти!
  И жаль, что мы не на броне,
  А обязаны все дальше идти,
  Закрепив свой ранец на спине.
  
  - Солдат не забудь автомат!
  - Ничего не забыть, все положить!
  - Стволы на предохранителях стоят?
  - Устранить, и лично доложить!
  
  Витязям снова в путь и в пыль.
  В армии приказы не обсуждают,
  Это строгий в уставе стиль,
  По нему приказы выполняют!
  
  Ночная гонка.
  
   Мириады звезд словно указывали нам оконечность Земли среди темного и мохнатого покрывала непроглядной ночи. Той ночью мы не могли любоваться золотистым блеском звездного неба, как все порядочные люди, далекие от военной суеты по выполнению боевой задачи.
  
  Без света ночь кромешная,
  Махрово-непроницаемая мгла.
  Это не освещенность столичная,
  А будто не видя, закрыты глаза,
  
  И выполняющие долг участники,
  Летят по боевой надобности,
  Неистово-смелые буревестники
  Ратного племени и несокрушимости,
  
  В не узнанный, ночной простор,
  В неизученный горный мир,
  Измеряя ногами высоту гор,
  Где властвует гордый Эмир.
  
   Как мы бежали, одному только Господу Богу известно, и какими нечеловеческими нагрузками подвергались военнослужащие воинского подразделения. Бормоча тихие нецензурные выражения, и ворчливые просьбицы, молитвы к матери Божьей или к самому Богу, невесте и родной матери, сдобренные подзатыльниками, переплетались в монотонный единый гул растревоженного ночного улья. Ведь было от чего взлиховаться современным витязям на всех и всякого рода вещи, и земные дела, продолжая путь, начертанный сверху, только благодаря сильному солдатскому духу и вере в исполнении своего ратного долга.
  
   Мы, изнуренные, на грани изнеможения падали, и помогая, друг другу, вставали, чтоб продолжить, бешеный темп не числившейся в спортивных соревнованиях ночной гонки с полной боевой выкладкой, килограмм на 40 - 50.
  Ещё некоторые солдаты несли одну - две 82 миллиметровых в диаметре мин к миномету или ленты с гранатами к автоматическому гранатомёту станковому 30 мм АГС - 17 "пламя" и ленты к пулемёту НСВ-12,7 мм "Утесу" Г.И. Никитина. РПК (ручные пулеметы Калашникова), или снайперские винтовки СВД (снайперская винтовка Драгунова). И пушинками явно не были. Они были тяжелей автоматов - калашей.
  
   Мой связист Медюшков, молодого призыва, до того обессилел, что мы с замкомвзводом Гуличем сами попеременно несли радиостанцию больше полпути, в придачу с его автоматом. Старослужащие, загрузившие под самое 'нехочу' молодых, потом сами или с окриком капитана: - Куликов, Лазоренко, - помочь молодым, не сбавляя темп! Повторять не буду!
  
   И под желчное недовольное воркование, мат и незаметные для глаза подзатыльники салабонам - молодым, забирались и мины и дополнительные гранаты, чтоб уменьшить нагрузку и ускорить неспортивную гонку. Мне самому не очень легко давалось, потому, что нужно было подсобить молодым солдатам, в горку подталкивать, тихо выговаривать или подбадривать их, сбивая себя с ритма, а это требовало дополнительных усилий.
  
  - Бог мой восполни всякую нужду мою по богатству Своему во славе Иисуса Христа, - молил и я Господа Бога в минуты отчаяния. Радиостанцией натер спину, пока её приладишь, на бегу в темноте. Что такое удары по спине двумя кирпичами, а если это делалось десятки раз...
  
  Высота.
  
   Но мы, все - таки, как последние из могикан, с нашей роты, заняли намеченную северную высоту, когда всё вокруг неожиданно начало на глазах светлеть. Почти сразу выкатилось удивленное солнышко, увидевшее ни живых, ни мёртвых советских солдат, на высотах над кишлаком.
  
   Я, через 5 - 10 минут, придя в себя от такого перехода, выбрав с Гуличем, при осмотре позиции, места для пулеметчиков и остальных стрелков, назначили дозорных, чтоб дежурить по очереди. Настроили радиостанцию и стали ждать сигнала капитана Остроухина.
  
   Солнце поднялось уже довольно высоко, и мы успели прикорнуть по очереди с Гуличем, и перекусить тушенкой с галетами и сгущенкой вместо чая.
  - Где - же ты душистый луг, откуда веет по утрам такая живительная прохлада, - тихо выразился я, обращаясь к сержанту.
  - Да, нам прохлада бы не помешала, - поддержал меня сержант.
  
   Вдруг до этого слышимый одинокий лай собак или другой чуемый нам деревенский шум постепенно затих. Мухи, до этого целыми роями безжалостно и немилосердно жалящие нас, внезапно исчезли. Установилась какая - то угнетающая и звенящая в ушах тишина, не нарушаемая внешними признаками жизни в этом месте...
  
   Чувство какой - то тревоги от необычного поведения насекомых и животных в этом горном селении, холодной ползучей змеей вкрадывалось в наши разгорячённые молодые души.
  И тут послышался искусственно созданный рев мощных двигателей в этой давящей тишине. Показалась боевая техника на дороге, ведущей к кишлаку. Был получен сигнал от ротного: - Вперёд, на абордаж!
  
  - И мы, воспрянувшие духом мореходы - солдаты великой страны начали действовать согласно утвержденному плану... - медленно приостановил свой рассказ дядя Лёва, - чтоб, наверное, собраться с мыслями.
  
  (Продолжение во 2 части)
  
  2 - часть.
  
  Вторжение стихии в прочесывание кишлака.
  
   - Земля и горы с рассыпанными скалами, и вылинявшее голубое небо напряженно слепили нам глаза, - так продолжил свой дальнейший рассказ сосед Лёва.
  - Наши глаза во время спуска едва замечают где - то, наверное, на востоке или юго-востоке, да и разве разберешь если, вдобавок, кроме ненасытно палящего солнца, пот застилает и выедает, как кислотой глаза, под ногами осыпаются камешки, какую - то большую тень чинары, оливково - серого цвета.
  Да на неё и никто не обращает внимания, кроме замкомвзвода Гулича, показавшего мне в ту сторону.
  - Видишь, - это, появившееся невесть откуда пятно.
  
  - Видеть, то я вижу, - шепчу я ему в ухо, - Что это такое?
  - 'Афганец'! Песчаная буря!
  - Ни дуя себе! Такого ещё нам не хватало!
  - Сейчас нам 'триндец' будет, как задует!
  - Делать что будем? - спрашивает он меня.
  - Приказ не изменишь, запросить нужно ротного на всякий случай, по рации.
  - Медюшков, связь с ротным, живее.
  
   А крупная тень оливы или облака, в это время, когда мы сбежали с горы вниз, за короткое время, своими семимильными шагами занимала уже более полнеба.
  - Ну что товарищ прапорщик? Что нового?
  - 'Вперед, на винные склады', - по - суворовски!
  
   Мы мчались вдоль гряды скал и виноградников с низкими глиняными заборчиками, квадратиков полей с зерновыми или другими сельскохозяйственными культурами.
  Слева в кишлак по главной дороге входила наша техника, и неуклюжей трусцой двигались наши афганские соратники 'аскеры' - солдаты. Это было похоже на карточный пасьянс 'Королевская свита' или 'Шлейф короля'. 'Аскеры' - солдаты бежали, растянувшись почему - то не развернутой шеренгой, а как бы колонами друг за другом по несколько человек в 6 или 7 рядов. В нас этот пасьянс еще называют 'Кошачьи хвосты' или 'Хвосты'. Афганских солдат было немного, человек 25 - 30. Весьма забавное зрелище, но глядеть на это, не было времени.
  
   Мы уже начали бежать через виноградники, через глиняные заборчики, будь они неладны. Нам только еще не хватало местной полосы препятствий. Ноги, руки, автомат цепляли за лозу, которая пыталась остановить нас, срывая панамы с головы солдат, или делая нам подножки. Бубня и чертыхаясь на всех и про всё на свете, мы, срывая злобу, давили гроздья сочного винограда.
  
  - Жаль только, что это не виноград сортов Каберне - Совиньон, Алиготе, Рислинг или Альбилио, а то какие крепкие вина можно было приготовить, не только портвейн, но и мадеру или херес - поделился со мной мыслью сержант Гулич.
  - Виноделы живут не в этой Богом забытой стране, и мы попали не на тот факультет восточного университета, - отозвался я.
  - Нам сначала нужно отловить своего гов..дава, а не тех, кто виноград давит, их просто здесь нет, - скороговоркой снова откликнулся я, - озираясь по сторонам.
  
   А ветер казалось, только возникнув, стал сразу рьяно и с каким - то ожесточением усиливаться. И вот так неожиданно вдруг это уже огромное облако пыли и песка или даже как гром среди ясного неба, само оно громозвучно завыло...
  
   Нам всем, наверное, казалось, что где - то рядом приближался нарастающий гул невидимого шумного города с огромной скоростью, за очень короткий промежуток времени, прямо на наших глазах.
  
   Эта громадина, с неимоверно бешеной скоростью закручиваясь воронкообразными спиралями, затанцевала.
  Но вначале это были только небольшие смерчи, обгонявшие нас, играючи, словно игрушечные из мультфильма. Само небо на воронкообразных ногах сходило прямо к нам на землю...
  
   Мы глазам своим не верили тому, что вокруг нас творилось. Как сумасшедшие, исступленно переглядывались глазами, друг с другом, все больше пугаясь и бледнея от страха. Двойки и тройки бойцов заранее зная расположение кишлака, вбегало в него по своему, заранее определенному маршруту, перекрывая выходы из аула. Высокие глиняные заборы - дувалы негостеприимно встречали нас стоическими, но исступленно - безмолвными монолитами.
  
   Забегая в кишлак, до конца не осознавая, видишь ли ты досель чистую окрестность или тебе грезится она застолбленной этими качающимися и воющими спиральными столбами. Как будто это души ветров собрались здесь на свой шабаш и танцуют свои дикие танцы под оглушительную какофонию неслышимых ранее нам звуков.
   А свет... Солнечный свет от солнца, внезапно помёрк, и само солнце было 'еле - еле - душа в теле'. От солнца осталось лишь слепое пятно и смутно просматривалось сквозь пылевую завесу, внося сумятицу в умы людей неожиданно оказавшихся свидетелями грандиозного природного явления.
  
   Сержант Гулич порекомендовал тряпичный пыж в ствол автомата от песка, и носовой платок вдвое сложенный на нос и рот, как он сам так сделал из какой - то ткани. Да и все солдаты, без команды приостанавливаясь, делали то - же самое.
  
   Само же ощущение было такое, будто происходит какая - то всемирная катастрофа похожая на вселенское землетрясение с дымившейся землей и ускользавшая с твоих глаз в этих пыльных облаках пуховой пыли с мелкими камешками.
  
   И это действительно были не пушинки, как оказалось, а удары изуверского песчано-каменного Джина начали сотрясать нас, и все то, что находилось в - то время на этой Богом забытой земле.
  
   Песчинки и каменная крошка барабанной дробью с нарастающей свирепостью проигрывали только им ведомую мелодию с усиливающимся добавлением, с резкими порывами громких ударов литавр и словно пригоршнями, швыряющими за шиворот адскую смесь людям.
   Иногда казалось, что это только на тебя направлена мощная струя реактивного вентилятора, с закидывающимися в него огромными лопатами речного песка, пыльной тальки с каменной дробью.
  
   Ядреный песчано-каменный рой все сильнее жалил открытые участки тела и лица, шеи. Закрывая руками, лицо и особенно глаза, ощущал крапивные ожоги, стеганные, хлесткие, от этой жгучей окрошки. Она проникала повсюду, и в рукава, и за шею, и за пазуху, хотя был, застегнут на все пуговицы и крючки с поднятым низеньким воротом военного френча. Все тело закололо и зачесалось, так как будто мы заразились чесоткой, потому что были еще и вспотевшие от жары и бега.
  
   А ярый ветер, так и норовил сбросить человека с земли, толкая его на колени, поклониться ему, чтоб не шел с гордо поднятой головой перед ним.
  Казалось, он так и говорил: - Поклонись мне ты, ибо ты уже не человек, а жалкий червь земли предо мной!
  Но в этих людей было наверно с избытком гордости духа, потому что вопреки буйству стихии они продолжали двигаться к намеченной цели.
  
   Стало совсем уже невмоготу от бешеного шелеста, со свирепым воем песчаной бури. Ни дышать, ни смотреть, было совершенно невозможно. Все дыхательные пути были забиты этой мукомольной смесью экстра - класса до такой степени, будто сама преисподняя самих Тартар охватила Землю, и тебя наказывают не только за твои грехи, но и за всего рода до седьмого колена.
  
   С превеликими и невероятными усилиями, почти на ощупь, закрываясь от мелкой пыльной и колючей пудры, я со своими подчиненными солдатами, вошли в эту глиняную крепость называемую горным кишлаком. Кривые улочки с тупиками, как у Египетского или лабиринта Минотавра на Крите, только сбивали всех нас с толку. Тут в этом поселении и в светлое время можно заблудиться, не говоря о теперешнем необычном песчано-пыльном вьюгопредставлении.
  
  Столкновение с незнакомцем.
  
   Как я оказался один на один, столкнувшись с кряжистым мужчиной - буурул сакалом, - тот, у кого борода уже не вся черная, но еще и не белая, одному нашему Создателю известно.
   Столкновение с афганцем было столь неожиданным, что у меня чуть ноги не подкосились от дико-ледяного испуга. От головы до кончиков ног пронеслась неприятная дрожь, выворачивающая все твои внутренности. Сердце ещё неистовей заколотилось от лихорадочного перепуга.
  
   Столкнувшись, мы оба отскочили друг от друга.
  - Бубахшед - извините ('...что толкнул') - первое, что пришло на ум из далекого детства и общения с узбеками и таджиками.
  - Афсос меконам - извините ('уйди с дороги'), - послышалось мне, хотя я и неуверен был, правильно ли я понял незнакомца, сквозь нарастающую какофонию песчаной стихии и давно не слышавший эту восточную речь.
  - Может, мне послышалось?
  
   На моем недруге, на голове была 'паколь' - шерстяная шапка, и накинута на плечи какая - то накидка - 'чадар' или 'шоли', наподобие одеяла или что - то в этом роде. Лицо афганца прикрывал светлый платок или шарф, расчерченный черными линиями в клетку. Но во время столкновения он сполз значительно ниже, обнажив горбатый нос и черно - белую бороду. Испуганные, но пытливые темные с поволокой глаза, в то - же время уверенно смотрели, изучая меня. Интерес с обеих сторон, во время столь короткой встречи, и этой дуэли взглядов, мешал неугомонный неистовый ветер, сыпавший пригоршни песка.
  
   Что было под накидкой у незнакомца, я не знал, и после первого оцепенения, мысли досады, а не самосохранения бурлили в моей голове. Досада за неготовность использовать по назначению оружие, чтоб выполнить боевую задачу. Автомат был на предохранителе во избежание попадания песка в затворную раму, нужен щелчок, чтобы снять с предохранителя. И тряпочный пыж с него нужно было снять, чтоб стрелять.
  
   Поправляя надетый на лицо носовой платок, в защиту от песка, перед столкновением, автомат съехал дулом вниз. И чтоб стрельнуть во врага, его нужно было поднять. Это был снова минус и не в мою пользу.
  
   Но и неприятель, в это - же время не делал никаких резких выпадов. Он тихо, спокойно и так безмятежно стоял. Моя оплошность могла стоить мне жизни. Ситуация была до того накалена невидимым нашим противоборством и запутана так, что не знаю, что бы и было дальше...
  Это было мое первое самое близкое столкновение на первой войсковой операции, с незнакомым человеком на незнакомой мне земле.
  
   Но я уже был в Средней Азии, и видел, как молодые люди старших уважают и первыми прижимают правую руку к сердцу. Этим знаком они почитали старших, руководителей или почетных гостей.
  Как я первым машинально прижал свою руку к сердцу, не понимаю до сих пор.
  - 'Ассалам алейкум.' - Здравствуйте, - вежливо и взволнованно произнес я.
  - 'Ва алейкум ассалам.' - Здравствуйте, - с выраженным достоинством ответил буурул сакал.
  
   И что было б, если б я не поздоровался и не прижал руку к сердцу, тоже неизвестность, можно только догадываться...
  
   Я приложил руку с легким поклоном перед мужчиной - буурул сакалом, а ветер в это же время с таким бешеным порывом, ослепил очередной порцией песка наши глаза, что закрыть их было просто невозможно. Тысячи иголок впились в глаза. Глаза заслезились от резкого кислотного жжения, так показалось мне.
  Когда - же я проморгавшись от порции песка, отвлекшись, казалось на несколько секунд, открыл свои глаза, то незнакомца и след простыл.
  
   Меня словно кипятком облили от такого поворота событий. Это был мой прокол, а вдруг это враг, а я его упустил. Как же так? Что мне делать? Как мне быть?
  Эти и другие вопросы сухим горохом быстро перекатывались в моей разгоряченной голове.
  
   Я чуть не провалился сквозь эту грешную землю.
  Так опростоволоситься. Не успев сойти со скамьи подсудимых вчера, я могу снова оказаться на ней после небольших разбирательств по этому поводу. Ведь это был не дехканин, ты же это сразу сообразил, но от неожиданности и с неподготовленным оружием к бою, ничего не смог сделать. Буурул сакал - крупный, плотно сбитый мужчина, мог быть только руководителем, командиром и из знатного рода.
   В детстве он на лепешке с чаем не сидел месяцами, годами, да и теперь не живет впроголодь, как большинство его соплеменников, они и теперь в основном были худосочные и мелковатые мужчины.
  
   Угрызения совести сотрясли самым высоко-бальным землетрясением мою и так израненную душу...
  Но размышлять тогда, не было времени, боевую задачу надо было выполнять несмотря, ни на что, и руководить действиями подчиненных мне солдат, которые ушли уже далеко вперед по кишлаку. Ответственность за поставленную нам задачу и за судьбы своих подчинённых солдат дала мне ещё более необходимую решимость или решительность в моих дальнейших действиях.
   Дальнейшие события при проческе селения происходили в прямом и переносном смысле завуалированные песочно-пыльной пеленой...
  
   Прочесывание кишлака.
  
   Кинувшись дальше за подчиненными и догнав их по единой улочке, не встретив по пути никого, мы начали проверять все по порядку действия дома и другие хозпостройки во дворах, на наличие в них посторонних лиц.
   В самом начале можно посмотреть на мужчину от 16 до 60 лет и определить дехканин он или душман. Только кинув взор на его широкие брюки, шаровары или шальвары, то и увидишь, нет ли грязи или вытертости на левом колене (в основном), а если есть, то это уже 'душман-мерган' - враг-стрелок. Они большие любители стрельбы с колена.
  
   У мужчин, смотрели состояние ладоней рук. С мозолями руки у дехкан, и относительно чистые и холеные, только потертости указательных пальцев на одной из рук и если их понюхать, то запах пороховых газов или ружейного масла не спутаешь ни с чем, он долго не выветривался. И проверяли, не отбыто ли у мужчин правое или левое плечо от стрельбы со стрелкового оружия, а также, нет ли оружия, и боеприпасов в доме и вели их всех на 'ката' - центральную площадь - майдан.
  
   Редкие закрытые ворота дворов открывали с помощью гранат, хотя ротный инструктировал, действовать аккуратней, и то, что все ворота будут нам открыты. Но если они закрыты, то извини правоверный - подвинься. Будешь теперь знать, как ворота закрывать и шурави во двор не пропускать. После взрыва ворот, удивительное дело - двери как по волшебству открывались перед нами с поразительной резвостью.
  
   В нос нам бил приторный запах 'катыка, сузьмы или курта' - кислого молока, выделанной кожи, сухой глины и аромат 'додай' - хлеба. А может быть, это был аромат лепешек 'ширмоль'- замешиваемых на специальной закваске из 'нута' - горного гороха и своеобразные 'чакке' - лепешки на сузьме или 'самсы' - жареных пирожков. Кто из европейцев ни разу не ел эти изделия и не осязал этих уникальных и специфических вкусов и запахов, тому казалось, что это вонизм, видя, как крутили носами мои подчиненные, при входе в жилище. Но могу сказать, что, отведав эти лакомые блюда, вы бы переменили свое отношение к ним и отменным изысканным запахам от них на таинственном Востоке...
  
   Убогие глиняные жилища, с продолговатыми небольшими окнами похожими на средневековые бойницы, поделенные на всевозможные комнатушки. А внутри было видно глиняные полы, с циновками на полу, свернутая кошма возле стенок, после сна на ней, и тахман - большая ниша в стене для кампал - одеял, курпача - подстилка для сиденья на полу, болиш - подушечки цилиндрической формы. Не редко в доме были хантахта - низкий столик и деревянные полки, с какими - то глиняными плошками, хумами, сархумами (большими) - кувшинами для воды и медной посудой, китайские фарфоровые пиалы, чайнички и т. д.
  На ашпичак - кухонный нож мы не обращали внимания, хотя по идее это холодное оружие.
  
   Кое - где были орнаментированные, кованые сундуки с множеством парчовых, шифоновых платьев, шаровар, шальвар, полосатые халаты. Еще была 'бекасаб' - полосатая ткань, 'адрас' - пестрая ткань - преобладали голубой, зеленый, желтый и красные цвета. Все эти вещи вдобавок с паранджами, большими цыганскими платками и с такими же расцветками приоткрывали неведомые многим солдатам элементы таинственной восточной культуры.
   Созерцая эти перетекания одного узора в другой, и смена таких ярких, и сочных красок создает такое уникальное ощущение отрады бытия, - думалось мне.
  
  - Это мир спрятался от войны в сундуках, - вывел я такую неожиданную мысль-аксиому.
  
   В сундуках находились женские украшения. Это были изящные сверкающие ожерелья из монет и носовые украшения, кулоны, и серьги, кольца, браслеты, пояса с бирюзой, сердоликом, лазуритом из серебра, меди, латуни. И редко золотые изделия. Были 'рубанд' или 'чамбанд' - свадебные лицевые занавески невест, представляющие собой красочный прямоугольный платок с ярко-красными фигурками уточек, лебедей, звездочек, и оранжевых ромбиков и с маленьким прямоугольным окошком из прозрачной ткани, для обзора.
  
   Попадались каракулевые или лисьи шкурки, но не много. Были и большие красочные шерстяные "килим' - ковры, в основном изношенные, но большого изобилия не было.
  
   - 'Ассалам алейкум' - здравствуйте', - с улыбкой изрекал я, входя в дом.
   - 'Ва алейкум ассалам'- здравствуйте, - настороженно со страхом, враждебностью и достоинством отвечали дехкане.
  - 'Якши маз сиз?' - У вас все хорошо? Как ваши дела? - снова говорил я.
  - 'Коджа душман аст?' - где тут душман? - спрашивал я хозяев в доме.
  - 'Саиб' - господин, - мне, - душман нис, или ней (нет) - быстро говорили напуганные люди, размахивая руками.
  - И 'дуст' - друг, или 'рафик' - товарищ, - солдатам, - добавляли некоторые афганцы.
  
  - 'Чанд аст?' - 'Это что? - опять спрашивал я, указывая на подозрительные вещи у испуганных хозяев дома.
  -'Чапаркат' - кровать, 'кампал' - одеяло, 'матака' - подушка,
  'дошак' - матрас, 'хорак ' - еда, - или еще что - то, отвечали скороговоркой они мне.
  - 'Джугара' - зерно, 'гендум' - пшеница, 'нут' - горох, 'маш' - вид чечевицы? 'Лубия' - вид фасоли, 'арзан' - ячмень, 'джав' - овёс?- переспрашивал я, приводя хозяина и бачат в изумление.
  
   А то как - же, бледнолицый кахраджи - иностранец 'гяур' - неверный вдруг знает их язык общения. Это как знаменитый артист общается с простым народом, и из - за этого такой ажиотаж. Похожая сцена происходила и здесь. Бурная жестикуляция афганцев и присущее втягивание воздуха ртом и носом, говорило об их согласии, изумлении.
  
   Мои подчиненные были также просто шокированы этими моими простыми бытовыми вопросами на другом, непонятном для них языке. Кто из них первый раз слышал мой вопрос по-таджикски, ставили солдат в ступор.
  - У родственников в Средней Азии пару раз бывал, потом подробно объясню, - покричал я им в спешке, ибо мы, прикрывали друг другу спину, чтоб никто нож не всунул, или выстрелил сзади.
  - 'Коджа мерган аст?!' - Где тут стрелок?
  - 'Нис, нис мергани!' - Нет стрелков!
  - 'Нахейр, нахейр мергани? - Где, куда исчезли стрелки - душманы?
  - 'Нис, нис душманы!' - Нет, нет душманов!
  
   Выходя из дома, я вдруг осознал, что кроме бытовых запахов уловил здесь запах сухой глины не только пола, но и стен, потолка, то, что я так ощущал в детстве, и во время своих снов, за исключением ароматов луговых трав и цветов...
  Хотя мне казалось, что здесь едва уловимо присутствует и запах чабреца, душицы, луговой мяты перебиваемый сухим или жженым навозом-кизяком.
  Запах полыни здесь бесспорно присутствовал.
  Пути Господни и их постижения, неисповедимы...
  
   Больше всего во дворах пахло сухим навозом - кизяком, которым топят и в доме в печках зимой, и в тандырах, круглых, воронкообразных печках. Казалось, меня уже ничем было удивить, но не тут - то было. Видел я и овец, и коз, и худых коров и телят, а тут коровы таких размеров как телята. Это было что - то невообразимое, даже в московском зоопарке такое не увидишь. Вот так цирк...
  Но как всегда бывает, нам всегда некогда даже цирк посмотреть, вечно мы заняты...
  
   Собрали мы всего пару десятков подозрительных мужчин, но все они оказались из отряда местной самообороны, и были знакомы с представителями властей. И их оружие тоже пришлось им отдать. Дробовики, немного Буров (старые английские винтовки) и несколько китайских автоматов, пару парабеллумов с деревянными ручками, и не бог весть, сколько патронов к ним. Среди собранных мужчин горного селения моего случайного афганского незнакомца не оказалось. Как и 'рыжего беса', как говорили солдаты, никто не нашел, и его афганцев дружков-подельников. Я от этого всего ещё сильнее был удручен, как и все кто участвовал в этой операции...
  
   А в это время взвод аскеров (солдат) из Царандоя (милиция) или ХАД (афганское КГБ), или еще кто был от правящей власти, сокрушенно что - то жестикулируя, говорили о неудаче, ветре - 'афганце', и еще о чем - то. Наши солдаты там тоже безмятежно ходили и общались друг с другом.
  
   Ветер не закончил веять эту пыльную порошу, но уже не с такой яростью как в начале операции. Серая пелена более спокойно, но с достоинством развевала свою песчаную пудру...
  
   Командир роты капитан Остроухин, с Туранбаевым из Таджикистана, нашим ротным толмачом, о чем - то говорили с представителями властей Афганской Республики и со 'спижирай' и другими местными белобородыми аксакалами - старейшинами.
  
  Приношение даров...
  
   Мне было не до того, чем в основном были озабочены остальные участники сегодняшних событий, хотя и это занимало немало отрицательных эмоций. Я всё мучился и размышлял, рассказать или нет о встрече с буурул сакалом ротному. С одной стороны у меня в душе совесть искала выход в Свет, а с другой с практической стороны мне будто кто - то говорил: - Даже если ты скажешь о встрече с незнакомцем, то теперь его уже и так не догнать, не поймать, а только этим навредишь себе.
  
   Собравшись, наконец, с твердым и решительным духом я подошел к ротному, но не успел доложить о неожиданной встрече с незнакомцем. Командир инициативу сразу взял на себя.
  - Сходи к нашему технику роты Ринату Сулаватову с сержантом Гуличем, возьми немного продуктов из сухпая и деревянной тары от боеприпасов на растопку, и отдайте все это в руки тех семей афганцев, в которых взорвали ворота. Они утверждают, что сами не закрывали, а пришлые люди закрывали.
  
  - Пропустили мы их прямо у себя перед носом, язви её драть, - мигом закипевши, словно вскипевшее молоко в кастрюле, выдохнул со злостью металлическим голосом своё высказывание офицер.
  - Только шустрее выполняйте поручение, а то скоро спустятся с высоток наша артиллерия и остатки роты, надо быстрее уходить домой, две машины будут тормозить нас поломками, а до вечера мы должны возвратиться.
  
   Сам он быстро повернулся и снова начал задавать, какие - то вопросы мужчине средних лет в афганской форме. Это, вероятно, был наш советник афганских войск майор Тагалов.
  
  - Поезд давно ушел, а ложка дорога к обеду, - подумал я об не рассказанном эпизоде, уходя выполнять поручение.
  
   Когда мы с сержантом Гуличем и несколькими солдатами, к великому неудовольствию прапорщика Сулаватова, взяли необходимые вещи, то отправились к пострадавшим от наших действий, местным дехканам. В первом же доме, куда мы зашли нас встретили вначале настороженно. Но когда мы начали выставлять продукты с пустой деревянной тарой от боеприпасов, и говорить, что это компенсация за причиненный ущерб, их посветлевшие лица излучали неподдельную радость и изумление.
  
  - 'Ташакор, саиб!' - Спасибо, господин! - отвечали они с легким поклоном и прижимая правую руку к своей груди, а то и падая на колени. Неторопливая степенная жестикуляция дехкан со свойственным втягивание воздуха носом и ртом, изрекала об их изумлении, и они возликовали. Так - же произошло и в другом доме, с теми - же практическими словами. 'Бачата' - ребятишки радостно подпрыгивали и как птички не только щебетали вокруг нас, но с нетерпением разглядывали со всех сторон выставленные нами вещи.
  Хода хафез - до свидания!
  
   И вдруг я вспомнил одно высказывание со словами благодарности, возможно на узбекском языке: - Бой булинг! - Будьте богаты!
   Как мне помогли эти слова рассеять злость или негативное отношение к нам или нашим поступкам, когда я их произносил, уходя из дома главе семьи.
  
   Вернувшись назад на майдан, мы заметили, как 'спижирай' и другие белобородые аксакалы - старейшины и мужчины из отряда самообороны селения прощались с нашими солдатами, сержантами и офицерами.
  Жестикуляция и светлые лица, легкие поклоны, говорили о теплоте отношений между уезжающими военнослужащими и остающимися дехканами.
  
  - Ну, где вы запропастились? Вас посылать бы за Смер..., - осекшись на этом полуслове, командир роты, переменил тему.
  - Сегодня пятница, тринадцатое число, и смотри весь день идет наперекос. И сарбозовцы (солдаты) поздно сели на бронетехнику, и отставали от графика движения по причине закипания движков БТРа, и необычный ветер 'афганец' вмешался в наши действия, и задания не выполнили, не задержав ни перебежчика, ни одного душмана.
  - Вот и не верь народным приметам, - подытожил свою речь капитан Остроухин,- и как им тут не поверишь.
  - По коням! - подал команду командир.
  - Тьфу, ты, вот зараза! Уже заговариваюсь тут с вами.
  - По машинам! Вашу мать! - снова прокричал ротный.
  - По машинам! - понеслось эхо по маленькой броне - колоне...
  
   И было движение казавшейся издалека, бронированной гусеницы, по тянувшейся горной дороге, как и мои, мысли, долго тянувшиеся, да и тянутся еще, по сей день, о тех далеких событиях в тот злополучный пятничный 13 день...
  
  Послесловие.
  
   По дороге частые остановки броне - колонны из - за того, что одна машина закипала от перегрева двигателей, а во второй заклинивали фрикционы, привели к тому, что нас перед заходом солнца обстреляли и подорвали на фугасе одну бронемашину. Подорвался и я, и попал в госпиталь, так что о таинственном незнакомце мне не получилось никому рассказать...
  
   - А рыжего перебежчика позже изловили.
   - Сколько веревочке не виться, а по земле будет биться, - говорит пословица. Этого предателя даже в той воинской части, где он раньше служил, показывали. Его опознали сослуживцы младшего призыва, а его призыв уже уволился. Увезли его после следствия в Советский Союз, где и судили по всей строгости закона. Подробностей не знаю...
  
  - Вот и вся информация об этой истории, насколько я знаю и помню, - так закончил свое повествование мой сосед Лёва.
  
   Литва. 2009 год.
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"