Гэблдон Диана : другие произведения.

5. Написано кровью моего сердца

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.76*12  Ваша оценка:

  Номер 17, Честнат-стрит
  
  КОЛОКОЛ ПРЕСВИТЕРИАНСКОЙ ЦЕРКВИ пробил полночь - но город не спал.
  Скрадываемые темнотой, звуки стали более потаенными... но вскоре улицы вновь ожили, заполнившись топотом спешащих куда-то ног и грохотом фургонов - и где-то вдалеке я услышала слабеющие крики -"Пожар!"
  Я встала у открытого окна, принюхиваясь к дыму и следя за любым признаком огня, который мог распространяться в нашем направлении. Мне еще не приходилось слышать о том, чтобы Филадельфия хоть раз сгорела дотла, как Лондон или Чикаго - но пожар, охвативший лишь некоторые дома по-соседству, был ничуть не лучше, с моей точки зрения.
  Правда, ветра не было совсем, и это уже было добрым знаком. Обычно летом воздух висел здесь тяжелый и влажный, как губка.
  Я немного выждала - но вскоре крики прекратились, и я больше не видела красных отблесков пламени, до того озарявших чуть не половину затянутого облаками неба. От пожара не осталось и следа - и только прохладные зеленые искорки светлячков плавали среди затененной листвы в палисаднике.
  Я постояла еще немного, позволив плечам расслабиться и стараясь поскорее забыть уже сформировавшиеся в голове планы нашей экстренной эвакуации.
  Я была окончательно измотана, но никак не могла заснуть.
  Кроме постоянной - и обременительной - необходимости не спускать глаз с моего беспокойного пациента, а также внезапно наступившей в его комнате тревожной тишины... я была совершенно не уверена в себе. Весь день я прислушивалась, все время была начеку, в ожидании знакомых шагов и звуков голоса Джейми.
  Но он не пришел.
  
  Что, если он узнал от Джона, что я разделила с ним постель в тот пьяный вечер?
  Будет ли шока от такого известия, пришедшего без подготовки или подходящих случаю объяснений, достаточно, чтобы заставить его бежать - за чем-то лучшим?
  Я почувствовала, как из глаз хлынули непрошеные слезы - и крепко зажмурилась, чтобы остановить поток, вцепившись обеими руками в подоконник.
  Не будь смешной! Он придет, как только сможет, независимо ни от чего. Ты знаешь - он это сделает.
  Да, я знала. Но несказанная радость увидеть его живым разбудила нервы, находившиеся в сонном оцепенении уже очень давно - и хотя мне еще удавалось сохранять видимость внешнего спокойствия, внутри меня эмоции бурлили и кипели. От меня уже шел пар, и я не имела иной возможности освободиться от этого давления, кроме как разразиться бессмысленными слезами - и я дала им волю.
  С другой стороны, возможно, я просто была не в состоянии загнать их обратно.
  Я крепко вытерла глаза рукавом халата, а затем решительно повернулась в темноту комнаты.
  Возле кровати, под пологом влажной ткани курился небольшой мангал, бросая мерцающий красный свет на заострившиеся черты Пардлоу. Он дышал чуть не со скрежетом; я слышала, как его легкие хрипят с каждым вдохом - но дыхание было глубокое, и достаточно регулярное.
  Мне пришло в голову, что будь я одна, я бы скорее всего не смогла уловить даже запаха дыма от пожара: так была насыщена атмосфера в зале маслами мяты, эвкалипта и конопли. Несмотря на влажную ткань, струйкам дыма иногда удавалось оторваться от жаровни, образуя в воздухе зыбкое бледное облачко, колышущееся в темноте, словно призрак.
  
  Я еще раз опрыскала водой муслиновый полог, и присела в маленьком кресле у кровати, вдыхая насыщенный маслами воздух - осторожно, но все же с неким приятным чувством не вполне законного удовольствия.
  Хэл говорил мне, что у него вошло в привычку курение конопли, дабы расслабить легкие - и что, на его взгляд, метод оказался эффективным. Он употреблял слово "гашиш" - и, несомненно, это было именно то, к чему он привык; психоактивные формы этого растения в Англии не росли, и не часто туда импортировались.
  Среди моих медицинских припасов листьев конопли не нашлось - зато имелся хороший брикет Гянджа, марихуаны, которую Джон раздобыл через какого-то купца из Филадельфии, а тот, в свою очередь, купил у двух знакомых индусов. Обычно ее использовали при лечении глаукомы - как я узнала, пока лечила тетушку Джейми Джокасту, - помогая больному справиться с тошнотой и тревожными состояниями - но бывали случаи ее "немедикаментозного употребления," как сообщил мне Джон, к вящему моему развлечению.
  Мысль о Джоне повлекла за собой некий внутренний приступ малодушия, вдобавок к моей тревоге о Джейми - и я глубоко, и совершенно обдуманно втянула легкими сладкий, пряный воздух. Где он теперь? И что Джейми с ним сделал?
  "Вы когда-нибудь совершали сделки с Богом?"- раздался в полутьме спокойный голос Хэла. Должно быть, я подсознательно чувствовала, что он не спит, поскольку ничуть не удивилась.
  "Каждый это делает,"- сказала я. "Даже те, кто не верит в Бога. А вы?"
  Он сначала поперхнулся смехом, а затем кашлем, но быстро остановился. Возможно, дым все-таки помогал.
  "Вы что, задумали такого рода сделку?"- спросила я - из неподдельного любопытства, и чтобы завязать разговор. "Но вы не собираетесь умирать, вы же знаете. Я этого не допущу."
  "Да, вы уже говорили,"- ответил он сухо. После секундного колебания он повернулся на бок, ко мне лицом.
  "Я вам верю,"- сказал он довольно напыщенно. "И благодарю."
  "Очень кстати. Я не могу позволить вам умереть в доме Джона, вы же знаете; это его расстроит."
  Тут он слегка улыбнулся; лицо было хорошо видно в тусклом сиянии мангала. Какое-то время мы ни о чем не говорили - просто сидели, глядя друг на друга, не вполне этого осознавая, и нас обоих успокаивали струйки дыма, и сонное щебетание сверчков за окном.
  Стук фургонных колес затих, но еще оставались люди, изредка пробегавшие мимо. Конечно, шаги Джейми я бы узнала сразу - я всегда умела их отличать, даже среди многих.
  
  "Вы о нем беспокоитесь, верно?"- спросил он. "О Джоне?"
  "Нет," - быстро ответила я, но заметив движение темных бровей, вспомнила, что известна ему, как весьма неумелая лгунья.
  "То есть... я уверена, он в полном порядке. Но все-таки ожидала, что сейчас он должен быть дома. А при этих волнениях в городе..." Я махнула рукой в сторону окна. "Никогда не знаешь, что еще может произойти, ведь так?"
  Я слышала, как трудно он дышит - в груди у него клокотало, и он постоянно откашливался.
  "Но вы по-прежнему отказываетесь сказать мне, где он находится."
  Я подняла руку ко лбу - и она бессильно упала; мне казалось бессмысленным повторять, что я этого просто не знаю, даже если это было правдой. Вместо того я схватила со столика расческу, и начала неторопливо приводить в порядок свою шевелюру, распутывая и разлаживая непослушную массу волос, и наслаждаясь ощущением в руках их прохлады и свежести.
  После того, как мы искупали Хэла и даже уложили его в постель, я взяла себе четверть часа передышки, чтобы сколько-нибудь неторопливо помыться самой, и смыть наконец пот и пыль со своих волос, хотя знала - может уйти еще несколько часов, чтобы высушить их в жарком, насыщенном влагой воздухе.
  
  "Сделку - я имел в виду, не ради моей собственной жизни,"- сказал он после недолгого молчания. "Просто... как таковую."
  "Уверена, что Джон тоже не собирается умирать, если вы об этом."
  "Не Джон. Мой сын. Моя дочь. И мой внук. Подозреваю, у вас самой уже должны быть внуки? Мне кажется, я слышал, как один весьма стойкий и боевой юный джентльмен назвал вас сегодня "Бабушкой" - разве нет?"
  В его голосе мелькнули нотки истинного удовольствия.
  "У вас, у меня... Вы имеете в виду Доротею? С ней что-то случилось?" Острый укол тревоги заставил меня отложить гребень.
  С Дотти я виделась всего несколько дней назад, в доме, где остановился ее брат, Генри.
  "Помимо того, что она, насколько мне известно, находится на грани замужества за повстанцем, и трубит на каждом шагу о своем намерении сопровождать этого человека на полях сражений, и жить с ним в самых нездоровых, изо всех мыслимых, условиях?"
  Сидя в кровати, он говорил с неподдельной страстью - а я не могла сдержать улыбки по поводу его манеры выражаться; братья Грей явно усвоили одни и те же привычки и обороты речи.
  Кашлянув, чтобы скрыть насмешку, я ответила по-возможности тактично:
  "Хмм... вы уже видели Дотти?"
  "Да, видел,"- бросил он отрывисто. "Когда я вчера прибыл, она была у Генри - и на ней был самый... самый необычный из предметов одежды. Видимо, господин, с которым она мнит себя помолвленной, является квакером - к тому же она заявляет, что стала одной из них, тоже!"
  "Именно так, насколько я себе это представляю,"- пробормотала я. "А вы... эээ... об этом еще не слышали?"
  "Нет, не имел чести! И у меня есть, что сказать Джону - о его трусости, например, когда он ни словом мне об этом не обмолвился; и о непростительных махи... махинациях его сына..."
  
  Во время сей речи желчь его буквально душила - и ему пришлось остановиться и закашляться, обхватив руками колени, чтобы не повалиться навзничь в мучительных конвульсиях.
  Я схватила веер, оставленный накануне на столе, и слегка повеяла дымом от жаровни ему в лицо. Он задохнулся, на мгновение закашлялся еще сильнее - но затем свистящее дыхание улеглось, и он затих.
  "Я бы сказала - вам не стоит так волноваться, - если бы верила, что у меня есть хоть малый шанс быть вами услышанной,"- заметила я, вручая ему чашку с кипяченой настойкой эфедры и кофе. "Выпейте это. Медленно."
  "Что касается Джона,"- продолжала я, наблюдая за тем, как он кривится от горечи, - "он хотел написать, как только узнал, что задумала Дотти. И не сделал этого только потому, что в то время еще полагал, все это может оказаться не более чем мимолетной прихотью, и когда ей станут известны реальности жизни Денни - эээ... это ее жених, доктор Хантер, - она может и передумать. А если так, то нет никакой необходимости тревожить вас и вашу жену. Он никак не ожидал, что вы сразу примчитесь сюда."
  Хэл кашлянул разок, потом неуверенно вздохнул:
  "Я этого и не сделал,"- сказал он, и, отставив чашку в сторону, снова закашлялся и бессильно откинулся на подушки.
  "Военное ведомство решило отправить сюда мой полк, чтобы поддержать Клинтона, когда с новой стратегией все было решено; просто не было времени написать."
  "Что за новые стратегии?"- спросила я заинтересованно.
  "Отсечь Южные колонии от Севера, подавить там восстание, заставить северян голодать - и таким образом привести их к повиновению. И заставить чертовых французов уйти из Вест-Индии, кстати," - добавил он, немного подумав. "Вы считаете, Дотти может еще передумать?" В его голосе звучало сомнение, но и надежда.
  "На самом деле - нет,"- сказала я.
  Я крепко потянулась и зарылась пальцами во влажные волосы, которые мягко окутали мне шею и плечи, завились кудряшками и легко щекотали мне лицо.
  "А я все думала - это вы, или ваша жена наградили ее таким редкостным своеволием? - но стоило мне встретить вас, как все стало на место."
  Он хитро сощурился, однако снизошел до улыбки.
  "Она такая,"- признался он. "Как и Бенджамен, мой старший сын. Генри и Адам, те оба пошли в жену - с точки зрения темперамента. Это не значит, что они не способны искать в жизни собственных путей,"- добавил он задумчиво. "Только то, что в этом они будут более дипломатичны."
  "Мне бы хотелось встретиться с вашей женой,"- сказал я, улыбаясь ему в ответ. "Джон сказал - ее зовут Минни?"
  "Минерва,"- сказал он, и улыбка его стала более искренней. "Минерва Куннигунда, если быть точным. Не мог же я звать ее Кунни?"
  "Наверное, нет - не на публике, по крайней мере..."
  "Только не пытайтесь опробовать это в частном порядке,"- хихикнув, предостерег он меня. "Она чрезвычайно скромна - если хорошенько присмотреться."
  
  Я засмеялась и бросила взгляд на мангал...
  Никак не ожидала, что активный компонент Гянджи, будучи сожжен в атмосфере, а не просто выкурен, окажется столь эффективным. Тем не менее, он - это было совершенно очевидно, - производил самое благотворное действие на настроение Хэла, а также на его астму; я и сама уже чувствовала, как сладостное чувство благополучия, почти блаженства начинает просачиваться в мое собственное мироощущение - и даже в мои виды на будущее.
  Я по-прежнему беспокоилась за Джейми - и за Джона, - но беспокойство, казалось, уже поднялось с моих плеч и чудесным образом воспарило надо мной: все еще ощутимое, и какого-то скучного, лилово-серого цвета - но теперь оно плавало высоко в воздухе, над нашими головами.
  "Led Zeppelin*... Как свинцовый воздушный шар..." - подумала я с удивленным смешком.
  Полуприкрыв глаза, Хэл откинулся назад, на подушки, и смотрел на меня с каким-то отстраненным интересом.
  "Ты красивая женщина,"- сказал он, тоже слегка удивленно. "Хоть и не слишком скромная,"- добавил он, посмеиваясь. "О чем только думал Джон?"
  Я-то знала, о чем думал Джон - просто не хотела об этом говорить, по разным причинам.
  "А что вы имели в виду раньше,"- спросила я с любопытством, - "когда говорили о сделке с Богом?"
  "Ах это." Он медленно прикрыл веки.
  "Когда этим утром я приехал в офис генерала Клинтона - Бог мой, неужели это было сегодня утром? - меня ждали довольно плохие новости... и письмо. Отправленное несколько недель назад из Нью-Джерси, и в конечном итоге попавшее к нему с армейской почтой... Мой старший сын, Бенджамен, схвачен повстанцами в Брендивайне,"- продолжал он почти бесстрастно.
  Почти - в комнате было достаточно света, чтобы я видела, как заходили желваки у него под челюстью.
  "В настоящее время у нас нет соглашения с американцами, включающего обмен военнопленными - так что он остается в плену."
  "Где?"- спросила я, слегка потревоженная новостями.
  "Этого я не знаю,"- ответил он кратко. "Пока. Но выясню о его местонахождении все, и как можно скорее."
  "Бог в помощь,"- искренне сказала я. "Письмо было от Бенджамена?"
  "Нет." Его челюсть выдвинулась немного дальше.
  
  ***
  *Led Zeppelin ("Свинцовый Дирижабль") - британская рок-группа, образовавшаяся в сентябре 1968 года в Лондоне, Англия, и признанная одной из самых успешных, новаторских и влиятельных в современной истории. Создав собственное звучание (характерный утяжелённый гитарный драйв, оглушающее звучание ритм-секции и пронзительный вокал), Led Zeppelin стали одной из ведущих групп хард-рока, и сыграли основополагающую роль в становлении "хэви метал."
  
  ...Письмо было от молодой женщины по имени Амаранта Кауден, сообщавшей Его светлости герцогу Пaрдлoу, что она была женой его сына Бенджамена - и матерью сына Бенджамена, Тревора Грея Уоттисвейда, младенца трех месяцев от роду.
  Появившегося на свет уже после того, как Бенджамен был захвачен в плен, подумала я... и она спрашивала, знает ли Бенджамен о ребенке?
  Юная миссис Грей оказалась в весьма сложных жизненных обстоятельствах - как она писала, вследствии "печального отсутствия мужа," - и посему намерена была переехать к родственникам в Чарльстон.
  Она чувствовала некоторую неловкость, обращаясь к Его светлости за помощью - но ее состояние было таково, что она понимала, как мало у нее в этом вопросе выбора, и надеялась, что тот простит ей ее усердие, и посмотрит на ее просьбу доброжелательно.
  В заключение она приложила прядь волос сына, чувствуя, что Его светлость хотел бы иметь такой подарок на память о внуке.
  
  "Боже мой,"- сказала я. Какое-то мгновение я колебалась - но та же мысль, очевидно, посетила и его.
  "Вы думаете, она говорит правду?"
  Он вздохнул, со смесью беспокойства и раздражения:
  "Почти наверняка - да. Девичья фамилия моей жены была Уоттисвейд, но никто за пределами семьи этого знать не может." Он кивнул в сторону гардероба, куда миссис Фигг повесила его мундир. "Письмо там, если захотите его прочитать."
  Я махнула рукой в пристойном отказе.
  "Теперь понимаю, что вы имели в виду, говоря о сделке с Богом. Вам хочется жить, чтобы увидеть вашего внука - и вашего сына, разумеется."
  Он снова вздохнул - казалось, худое тело теперь слегка уменьшилось в размерах. Косичку миссис Фигг ему расплела - и даже, преодолев сопротивление, прошлась щеткой по его волосам, завязав их в свободный хвост, упавший ему на плечо - каштановые пряди, с редкими прожилками седины, в отсветах огня мягко поблескивали красным и золотым.
  "Не совсем. Я хочу этого, разумеется, но..." На этот раз он словно нащупывал слова, в отличие от своей прежней элегантной болтливости.
  "Ведь я умру за них, с восторгом. За свою семью. Но в то же время думаю - Христос, я не могу, я не должен умереть! Что может случиться с ними, если меня не будет?"
  Он криво - и грустно - улыбнулся.
  "И ведь при этом чертовски хорошо знаю, что, скорее всего, ничем не смогу им помочь... в любом случае; они должны все сделать - или не сделать - сами."
  "К сожалению, да." Сквозняк колыхнул муслиновые шторы и перемешал висячую пелену дыма.
  "Но не внукам. Им вы еще можете помочь."
  
  Со щемящей тоской я вдруг вспомнила мягкий вес Анри-Кристиана, и его твердую круглую головку у себя на плече... Я спасала ему жизнь, удаляя миндалины и аденоиды, и теперь благодарила Бога за то, что он дал мне время делать это.
  И Мэнди... Боже, позаботься о ней! - молилась я неистово.
  Я могла рассказать Бри, что с ней было не так, и что все еще можно исправить - но сама не могла вылечить ей порока сердца, - и я буду жалеть об этом каждый день своей жизни!
  Если бы только я могла сделать необходимую операцию в этом времени... они по-прежнему были бы здесь. С нами.
  Шторы колыхнулись снова - и в тяжелую атмосферу комнаты повеяло чистым дыханием ветра. Я глубоко вдохнула, ловя слабый, резкий запах озона.
  "Дождь,"- сказала я. "Дождь идет." Герцог не ответил - но обернулся, подняв лицо к окну. Я встала и подняла створки повыше, с благодарностью впуская прохладный ветерок.
  
  Я снова выглянула в ночную темноту; облака быстро плыли по круглому лику Луны, и свет ее, казалось, не мерцал, а пульсировал - в такт с трепещущим сердцем.
  Улицы были темны - разве что случайный свет движущегося фонаря подчеркивал сдержанное волнение города.
  Дождь мог приостановить движение - как бегущих в панике лоялистов, так и Армии, готовящейся к отступлению. Возможно, под прикрытием бури Джейми будет проще пробраться в город?
  Но сильный шторм мог ему и помешать, превратив дороги в непроходимое грязное месиво. Как далеко он находится теперь?
  Свинцовый шар тяжело опустился мне на голову. Настроение резко упало - то ли от усталости, то ли от надвигающегося шторма, или просто вследствие естественного эффекта каннабинола - я уже не знала.
  Я вздрогнула - хотя воздух был все еще горяч, - не в состоянии удержать мозг от проектирования ярких образов всех ужасающих возможностей, кои могли постичь человека, внезапно оказавшегося между двух армий, в одиночку, в ночи.
  Да - может, и в одиночку.
  Но что он сделал с Джоном? Конечно, не станет же он...
  "Мне был двадцать один год, когда умер отец,"- заметил Хэл из сгустившейся синевы. "Уже взрослый. У меня была своя жизнь, была жена..." Скривив рот, он резко себя оборвал.
  "Не думаю, что он вообще мне был нужен - пока его вдруг не стало."
  "Что же такого особенного он мог бы для вас сделать?"- спросила я, присаживаясь снова. Мне стало любопытно - но также я пыталась спрятаться от собственных, мчавшихся, опережая друг дружку, мыслей.
  Хэл поднял худую руку. Ворот его ночной сорочки был расстегнут из-за жары, и я легко могла разглядеть пульс у него на шее. Ткань влажно липла к телу, и видно было, как ключицы, высоко изогнутые и гладкие, бросают на кожу острые арочные тени.
  "Быть здесь, со мной,"- сказал он просто. "Слушать. Возможно, одобрить то, что я делаю."
  Последние несколько слов он произнес шепотом, еле слышно. "А может и нет. Но главное - здесь."
  "Я знаю, что вы имеете в виду,"- сказала я, скорее себе, чем ему.
  Мне повезло; я была еще очень молода, когда родители умерли, и в моей жизни незамедлительно появился дядя, чтобы навсегда остаться со мной. И так уж сложилась его собственная жизнь - он был там всегда. Я остро чувствовала его потерю, когда он умер, но я была уже замужем... меня скрутил спазм вины, из ничего, из ниоткуда - стоило мне вспомнить о Фрэнке.
  И, что было еще хуже - я подумала о Брианне. Однажды я тоже ее оставила, а теперь она оставила меня.
  Эти размышления развязали во мне целый клубок беспорядочных, болезненных мыслей: о Лири, от которой отказались обе дочери, и которая вряд когда-нибудь увидит своих внуков; теперь они мои. О Джеме, и Мэнди, и... Джейми.
  Где он? Почему он не здесь? Конечно, все было возможно, если Джон ему рассказал...
  "О, Боже,"- безнадежно пробормотала я себе под нос.
  Я почувствовала, как слезы снова щиплют глаза, уже готовясь пролиться - и решительно прижала к носу платок.
  "А знаете, я чувствую себя удивительно - просто зверски - голодным,"- проговорил Хэл изумленно. "Есть в этом доме еда?"
  
  ***
  ЖЕЛУДОК У ДЖЕЙМИ ГРОМКО ЗАУРЧАЛ, и он закашлялся, чтобы как-то замаскировать звук - но оказалось, в этом не было необходимости.
  Девочки спали, лежа спиной к спине, похожие на двух одетых в чепцы ежей: свернулись клубочком под рваным одеялом у очага, и тоже сопели носами, как парочка пьяных шмелей.
  Миссис Хардман сидела на скамье, и что-то тихонько напевала ребенку под нос.
  Слов отсюда он разобрать не мог, как не мог сказать, что это была за песня - но отчего-то вообразил, что колыбельная. С другой стороны, он часто слышал, как женщины Нагорья поют своим младенцам на ночь что-то вроде "Nighean Nan Geug"- все сплошь и рядом об отрубленных головах, да о пропитанной кровью родимой земле. Но миссис Хардман была Другом; вряд ли она стала бы петь ребенку вместо колыбельной весь этот вздор?
  А может, это был "Великий Силки из Сьюл Скерри,"- подумал он, начиная потихоньку расслабляться. Похоже, Друзья не имели возражений против плотских отношений - как таковых?
  Отчего-то это напомнило ему о проклятом Джоне Грее, и он поморщился, еле сдержав стон - спина тут же сделала предупредительный выстрел по печени и ногам, указывая, что отныне даже самое незначительное движение для него возбраняется.
  Песня была не более музыкальна, чем его собственный храп, но и то, и другое звучало мирно и незлобиво - и он, убедившись, что нож и пистолет лежат под рукой, осторожно вытянулся и прикрыл глаза.
  Он уже устал до самых костей, однако сомневался, что сможет уснуть. Он даже не мог пошевелиться в постели без яростных вспышек боли, вонзавшихся в задницу, точно какие-то дьявольские вилы.
  Много лет прошло с тех пор, как его спина в последний раз такое с ним вытворяла. Частенько побаливала, да - а то и затекала по утрам, - но такого с ним не было уже лет десять!
  
  ...Эту историю он помнил особенно ярко. Случилась она вскоре после того, как они пришли в Ридж, и когда они с Яном уже построили хижину. Он тогда вышел на охоту один, кинулся по крутому берегу в погоню за убегающим лосем - и вдруг обнаружил, что лежит ничком у подножия обрыва, и совершенно не в состоянии двигаться.
  Клэр, благослови ее Бог, пошла на поиски - при мысли о ней он криво улыбнулся; она так гордилась тем, что сама выследила его в лесу...
  Если бы она тогда его не нашла, ему бы крупно повезло не попасться на зуб пантере, медведю, или даже волку - до того, как спину слегка отпустило и он смог пошевелиться. Сейчас он думал, что вряд ли бы умер тогда от холода, однако, обморозившись, вполне мог потерять еще несколько пальцев.
  А она...
  Какой-то звук заставил его быстро поднять голову. Спину пронзило злой острой болью, но он этого не заметил, и, стиснув зубы, вытащил из-под подушки пистолет. На его движение миссис Хардман тоже вскинула голову. Посмотрела на него широко раскрытыми глазами, потом, услышав то же, что и он, торопливо поднялась с места.
  Шаги на дороге... и не от одной пары ног.
  Она обернулась, испуганно глядя на колыбель, и он помотал головой. "Держите дитя при себe,"- сказал он, понизив голос. - "Отвечайте, когда постучат, открывайте, если попросят."
  
  Он увидел, как она глотнула - но сделала все, как он сказал.
  Трое или четверо, подумал он, и на ногах еще держатся.
  На крыльце потоптались, тихо о чем-то переговариваясь и посмеиваясь. Потом постучали, и миссис Хардман отозвалась - "Кто там?"
  "Друзья, хозяйка,"- сказал мужской голос, немного невнятный от выпитого. "Впусти нас."
  Она бросила испуганный взгляд на Джейми, но тот кивнул, и она подняла щеколду, открыв дверь в ночь.
  Первый человек переступил порог - но затем увидел на кровати Джейми и приоткрыв рот, остановился.
  "Доброго вам вечера," - вежливо сказал Джейми, не спуская с мужчины глаз. Пистолет лежал на виду, у него под рукой.
  "О,"- сказал тот в замешательстве.
  Он был довольно молод и довольно толст, и одет в охотничью куртку, только с милицейским значком; потом оглянулся через плечо на товарищей, которые замешкались на пороге.
  "Я-э-э... добрый вечер, сэр. Мы э-э... а мы-то думали... " Он прочистил горло.
  Джейми усмехнулся, отлично понимая, о чем тот думал. Следя за мужчиной уголком глаза, он повернулся к миссис Хардман и знаком показал ей, что она может присесть. Она так и сделала, и склонила голову над ребенком, легко коснувшись губами крошечного чепчика Частити, своего Целомудрия.
  "Что касается пищи, то у нас нечего вам предложить, джентльмены,"- сказал Джейми. "Есть только холодная вода в колодце, да кровать в сарае, если вам это необходимо."
  
  Двое других топтались снаружи, неловко шаркая ногами. От них исходил сильный запах спиртного, но все же они были не в том настроении, чтобы нанести кому-то ущерб.
  "Это ничего,"- сказал молодой человек, оглянувшись на своих друзей. Его круглое лицо пылало от смущения и от выпитого ликера.
  "Страшно жаль было обеспокоить вас. Сэр. " Двое других покивали стрижеными головами - и все трое отступили, заплетая ногами и в спешке натыкаясь друг на друга. Последний прикрыл за собой дверь - однако не до конца.
  Миссис Хардман поднялась, захлопнула ее с легким треском, и, закрыв глаза, прислонилась к ней спиной, крепко прижимая ребенка к груди.
  "Спасибо,"- прошептала она.
  "Все в порядке,"- ответил он. "Они не вернутся. Теперь положи ребенка и запри дверь, ладно?"
  Она так и сделала, потом повернулась и прислонился к двери, сложив руки на груди. Еще какое-то время молча смотрела на пол между ног, затаив дыхание и прислушиваясь, потом медленно выпрямилась.
  Простенький жакет крепился на ней только булавками - он не знал, то ли от того, что все они старались избежать "тщеславия" пуговиц, как вообще часто делали моравцы, то ли просто были слишком бедны, чтобы их иметь. Ее пальцы нервно теребили верхнюю булавку, а затем она вдруг ее вытащила - и та, коротко сверкнув, легла на полку.
  Сцепив пальцы, она посмотрела ему в глаза. Длинная верхняя губа была поджата, и на ней блестели капельки нервического пота.
  "Об этом даже не помышляй,"- сказал он прямо. "В нынешнем состоянии я бы не смог отыметь даже мертвую овцу. Не говоря о том, что я достаточно стар, чтобы быть твоим отцом, детка - да к тому же основательно женат."
  Губы у нее слегка дрогнули, хотя он не мог сказать точно, было ли то от разочарования, или от облегчения. Однако пальцы расслабились, и руки упали снова.
  "Тебе не нужно ничем платить мне за еду, девочка,"- сказал он. "Это подарок."
  "Я... ну да, я знаю. И благодарю тебя, Друг." Она отвела глаза в сторону и легонько сглотнула. "Я только... Я надеялась - может, ты смог бы... остаться? На какое-то время."
  "Я женат, девушка,"- повторил он мягко; затем, после неловкой паузы, вынужден был спросить: "Такого рода посетители бывают здесь часто?"
  
  Ясно, что эти люди были ей чужими - но только не она им. Они уже разное слышали о женщине-квакерше, которая жила здесь одна, с тремя юными дочками.
  "Я иногда принимаю их в сарае,"- выпалила она, и ее лицо вспыхнуло ярче, чем от огня в очаге. "Пока девочки спят."
  "Mммфм,"- сказал он после очередной паузы, которая затянулась слишком надолго.
  Его глаза скользнули к колыбели, но он тут же отвел взгляд. И с невольным интересом подумал - как давно мистер Хардман ушел из дому? - только его это никак не касалось.
  И не его это дело, знать, как же ей все это время удавалось прокормить девочек.
  "Ты поспи, детка,"- сказал он. "Я буду на часах."
  
  
  УТРЕННЕЕ ОМОВЕНИЕ С АНГЕЛАМИ
  
  НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ Джейми проснулся от запаха жарящегося мяса, и с наслаждением вытянулся в постели, совсем позабыв о спине.
  "Господи, помилуй,"- сказала миссис Хардман, глядя на него через плечо. "Таких звуков я не слышала с тех пор, как мой муж, Габриэль, в последний раз резал свинью."
  Она покачала головой и вернулась к своей готовке, наливая тесто в смазанную маслом чугунную сковороду, сидевшую прямо на углях, дымясь и отплевываясь самым зловещим образом.
  "Прошу прощения, мэм..."
  "Мое имя Сильвия, Друг. А твое? "- спросила она, вопросительно подняв бровь.
  "Друг Сильвия,"- прошипел он сквозь стиснутые зубы. "...меня зовут Джейми. Джейми Фрейзер."
  Непроизвольно он поднял колени, и, пытаясь растянуть занемевшую спину, рывком сел, обхватив их руками и вжавшись потным лицом в ветхое одеяло, коим те были прикрыты.
  Усилие выстрелило резкой болью вдоль правой ноги - и в то же мгновение жестокая судорога свела ему левую икру, отчего он взвыл во весь голос, и отдувался до тех пор, пока его немного не отпустило.
  
  "Приятно видеть, что ты наконец можешь сидеть, Друг Джейми,"- заметила Сильвия Хардман, поднося ему тарелку с колбасой, жареным луком и кукурузными лепешками. "Как я понимаю, со спиной у тебя уже много лучше?" Она улыбнулась.
  "Вроде того,"- выдавил он, и вымученно улыбнулся в ответ, изо всех сил стараясь не застонать. "У вас и свежая еда есть, я смотрю."
  "Да, слава Богу,"- горячо воскликнула она. "На рассвете я послала Прю и Пат на главную дорогу, последить за фургонами, что едут на рынок в Филадельфию - и они вернулись с фунтом колбасы, двумя фунтами кукурузной муки, мешком овса и десятком яиц. Ешьте!"
  Деревянную миску она поставила рядом с ним на кровать и, подумав, добавила к ней деревянную ложку.
  Джейми увидел, как Пруденс и Пэйшенс за спиной у матери старательно вылизывают кусками кукурузной лепешки с опустевших тарелок колбасный сок. Действуя очень осторожно, он огляделся вокруг, ища, где бы прислониться спиной к стене, наконец вытянул ноги, взял тарелку и последовал их примеру.
  Еда наполнила его восхитительным чувством благополучия, и он отставил пустую тарелку, пытаясь определиться со следующим мероприятием.
  "Я намерен посетить ваш тайный уголок, Друг Сильвия. Но мне, возможно, потребуется некоторая помощь, чтобы подняться."
  Встав на ноги, он обнаружил, что, шатаясь, смог бы, пожалуй, осилить переход... на несколько дюймов - и Пруденс и Пэйшенс тут же бросились ему на помощь, подхватив под локти на манер небольших подпружных арочек.
  "Не беспокойся,"- посоветовала ему Пруденс, расправив тщедушные плечики и уверенно глядя на него. "Мы не позволим тебе упасть."
  "Уверен, что не позволите,"- сказал он серьезно.
  В самом деле, девочки обладали гибкой, пружинистой силой, которая странно противоречила их хрупкой наружности, и в их лице он нашел реальную помощь, поскольку им как-то удавалось помочь ему удержать равновесие, когда нужно было остановиться - а это приходилось делать через каждые несколько шагов.
  
  "Расскажите мне о фургонах, которые приезжают в Филадельфию,"- сказал он на одном из таких привалов, не только чтобы поддержать разговор, но и потому, что нуждался в информации. "Они туда едут только по утрам?"
  "В основном," - сказала Терпение. "И возвращаются уже пустыми, за час или два до захода солнца."
  Она расставила ноги пошире, чтобы устоять рядом с ним. "Все в порядке,"- успокоила она его. "Обопрись на меня. Тебя, кажется, слегка пошатывает."
  Он благодарно сжал ее плечо и позволил себе перенести на нее малую толику своего веса.
  И в самом деле, пошатывает...
  Они находились больше чем в полумиле от главной дороги; у него займет больше часа, чтобы туда доплестись, даже с помощью девочек - и вероятность того, что спину прихватит снова и он сядет на мель уже на полпути, была слишком высока, чтобы так надрываться. Уж не говоря о том, что он рискует оказаться в Филадельфии совершенно обессилевшим. Может, завтра...
  "А солдат вы на дороге встречали?"- спросил он, делая бодрый шаг вперед, отчего боль прострелила ногу от бедра до стопы.
   "Ох!"
  "Встречали,"- сказала Терпение, покрепче ухватывая его за локоть. "Мужайся, Друг. Ты все преодолеешь. Мы видели два отряда милиции и одного Континентального офицера, верхом на муле."
  "Мы и британских солдат видели тоже," - добавила Благоразумие, стремясь ничего не упустить из виду. "Они были с целым обозом телег, и ехали в другом направлении."
  "В другом - то есть из Филадельфии?"- спросил Джейми - и сердце встрепенулось у него в груди. Неужели эвакуация Британской армии уже началась?
  "А вы не смотрели, что в телегах?"
  Благоразумие пожала плечами. "Мебель. Сундуки и корзины. Еще были дамы, сидели верхом на телегах, хотя в основном все они шли пешком. Там совсем не было места,"- уточнила она.
  "Придержи свой подол, Друг, или твоя скромность пострадает!"
  Утро было ветреное и прохладное, и случайный порыв ветра поднял вверх полы его рубашки - замечательное ощущение на потном теле, но, безусловно, рискованное зрелище для девичьих глаз.
  
  "Может, мне следует завязать их узлом у тебя между ног?"- спросила Терпение. "Я могу завязать их бабушкиным узлом, или верхним узлом, или квадратным. Папа меня научил!"
  "Не будь дурочкой, Пэйшенс,"- сердито сказала ее сестра. "Если ты завяжешь ему узлы на рубахе, как он будет потом ее задирать, чтобы облегчиться? Никто не может развязать ее узлов,"- призналась она Джейми. "Она всегда затягивает их слишком туго."
  "Ах ты лгунья, неправда!"
  "Тьфу на тебя, сестра! Вот скажу маме, о чем ты тут говорила!"
  "А где ваш отец?"- прервал их Джейми, надеясь прекратить свару, прежде чем они вцепятся друг дружке в волосы.
  Они остановились, и минуту смотрели друг на друга, прежде чем ответить.
  "Мы не знаем,"- ответила Пруденс маленьким, грустным голоском. "Он однажды пошел на охоту, год назад, и не вернулся."
  "Может, это индейцы взяли его в плен,"- сказала Терпение, стараясь не терять надежды. "Если так, может в один прекрасный день он от них сбежит, и вернется домой."
  Пруденс вздохнула.
  "Может и так,"- сказала она уныло. "Но Мама думает, это милиция его застрелила."
  "Почему?"- спросил Джейми, глядя на нее сверху вниз. "Почему они должны были его застрелить?"
  "Потому, что он Друг,"- объяснила Терпение. "Ему нельзя воевать - вот они всем и сказали, что он лоялист."
  "Понятно. Он и был-э-э... я имею в виду, так оно и есть?"
  Благоразумие нежно посмотрела на него, благодарная за это "есть."
  "Я так не думаю. Но мама говорит, Филадельфийское Ежегодное Собрание объявило, что все Друзья должны быть за короля, потому что король хочет мира, а повстанцы так и ищут, как бы его порушить. Вот люди и думают,"- она дернула плечиком, -"что все Друзья - лоялисты."
  "Папа не был... он не лоялист," - вмешалась Терпение. "Он чего только не болтал о короле - а мама все волновалась, и упрашивала его держать язык за зубами. Вот он, наш тайный уголок!"- объявила она, что было совершенно излишне, и отпуская локоть Джейми, чтобы открыть ему дверь. "Только не подтирайся полотенцем; оно для рук. Там в корзине есть кукурузные кочерыжки."
  
   ***
  ДЖОН ГРЕЙ ПРОСНУЛСЯ в лихорадке, с отяжелевшими конечностями и раскалывающейся от боли головой - и с жуткой резью в левом глазу, когда попытался его открыть. Оба глаза были покрыты коркой и слиплись.
  Ночью ему снились необычайно яркие, обрывочные сны - какая-то мешанина образов, голосов и эмоций; в них Джейми Фрейзер что-то ему кричал, с лицом, потемневшим от страсти - но потом все изменилось, и началось что-то вроде погони, и он провалился обратно в кошмарную тошноту.
  Потом они вместе продирались через болото, по липкой трясине, которая засасывала их с каждым шагом все глубже, и Фрейзер бежал впереди, прямо в ловушку, и все кричал ему, чтобы он вернулся - а он не мог, ноги быстро увязли и он начал тонуть, отчаянно взмахивая руками, не в состоянии найти опору...
  "Ээй!"
  Чья-то рука тронула его за плечо, вырвав из липкой трясины.
  Он слегка приоткрыл здоровый глаз, и увидел перед собой колеблющуюся фигуру аккуратного молодого человека, в темном мундире и очках, глядевшего на него сверху со странно знакомым выражением.
  "Джон Грей?"- спросил молодой человек.
  "Я,"- ответил он. Он трудно и больно сглотнул. "Я... я имею честь быть с вами знакомым, сэр?"
  Молодой человек слегка покраснел. "Так и есть, Друг Грей,"- сказал он шепотом. "Я..."
  "О!" - сказал Грей, в спешке садясь на койке.
  "Конечно же, вы... ох! О, Иисус." Голова, потревоженная резкой переменой позы, по всей видимости, решила слететь у него с плеч, и с глухим стуком удариться в ближайшую стенку. Этот молодой человек - Хантер, подумал он, отыскав в памяти имя, со странной готовностью возникшее среди хаоса, царившего у него в голове. Доктор Хантер. Квакер малышки Дотти.
  "Я думаю, тебе лучше прилечь, Друг."
  "Думаю, сначала лучше будет стошнить..." Хантер выхватил из-под кровати горшок как раз вовремя.
  
  К тому времени, как он ввел ему в организм достаточное количество воды - "Пейте медленно, Друг, если хотите удержать ее в себе," - после чего легким толчком отправил Грея обратно в койку, - полковник Смит уже маячил у него за спиной.
  "Что вы на это скажете, доктор?"
  Смит хмурился и даже, кажется, волновался. "Он в своем уме? Вчера он всю ночь напролет пел, сейчас стонет, и говорит весьма странные вещи, а уж внешний вид у него..."- поморщился Смит с таким выражением, что Грей невольно заинтересовался - на что же он, к дьяволу, теперь похож, в самом деле?
  "У него сильная лихорадка," - сказал Хантер, сверля его пронзительным взглядом сквозь очки, а сам наклонился, чтобы взять в обе руки кисти Грея. "Видите, в каком состоянии у него глаза? Сейчас было бы опасно куда-то его перемещать. Дальнейшая экстравазация крови в мозг..."
  Смит недовольно поперхнулся, и поджал губы. Затем оттолкнул Хантера в сторону и склонился над Греем.
  "Вы меня слышите, полковник?"- спросил он, в той особой, медлительной и членораздельной манере, в какой обычно разговаривают с идиотами и иностранцами.
  "Ich bin ein Fisch... " - блаженно пробормотал Грей, и закрыл глаза.
  "Пульс совсем беспорядочный,"- предостерегающе сказал Хантер, нажав большим пальцем на запястье Грея. Рука у него оказалась прохладной и твердой; Грей нашел это прикосновение утешительным. "Я действительно не могу отвечать за последствия резких его перемещений."
  "Вижу." Смит на мгновение призадумался; Грей услышал тяжелый вздох, но благоразумно воздержался от того, чтобы быстро приоткрыть глаз.
  "Что ж, отлично." Смит издал короткий, невеселый смешок. "Если Магомет не может прийти к горе, то гора сама радостно за ним прискачет. Отправлю записку генералу Уэйну. Сделайте все, что в ваших силах - пожалуйста, доктор, - дабы всем было видно, что он вменяем."
  
  Наконец он сумел кое-как разглядеть Дэнзелла Хантера поврежденным глазом; это его обнадежило - он не ослеп.
  Хантер тем временем снял очки, чтобы лучше рассмотреть поврежденный орган; у него самого глаза оказались замечательно красивыми, подумал Грей - светло-карие, и радужная оболочка цвета мякоти спелой оливы, с крохотными темно-зелеными прожилками.
  "Посмотрите вверх, будьте добры,"- пробормотал Хантер.
  Грей попытался. "Ох!"
  "Нет? Смотрите вниз."
  Эта попытка оказалась не более успешной; к тому же он не мог двинуть глазом ни вправо, ни влево. Казалось, глаз застрял в своем гнезде, как сваренное вкрутую яйцо. Он изложил свою теорию Хантеру, и тот улыбнулся - правда, с видом довольно озабоченным.
  "В наибольшой степени все зависит от местного отека, если быть точным. Тем не менее: полученный тобой удар был нанесен с необычайной силой."
  Пальцы Хантера нежно пробежали по лицу Грея, ощупывая его тут и там, и изучающе нажимая на поврежденные ткани.
  "А здесь..."
  "Да, и здесь тоже. Не стесняйтесь спрашивать, доктор, больно мне, или нет; во мне все - от скальпа до подбородка, - кричит от боли, в том числе левое ухо. А что вы сказали сейчас об... экстравазации крови в мозг - что вы имели в виду?"
  "Это тоже вполне возможно." При этом Хантер слегка улыбнулся.
  "Но - поскольку ты не проявляешь особой склонности ни к апоплексии, ни к бессознательным состояниям - разве что к алкоголю, - и по-видимому, все время был на ногах, в течение нескольких часов после травмы, то думаю, вероятность невелика. Хотя под склерой еще наблюдается кровотечение."
  Прохладные пальцы коснулись одутловатого века. "Глазное яблоко у тебя малиновое, как и веко с изнанки. Выглядит это все довольно драматично."
  В последних словах ему почудилась откровенная насмешка, и Грей снова нашел, что это вселяет надежды.
  
  "Ах так,"- сказал он сухо. "И как долго это может продлится... пока опухоль сойдет?"
  Квакер с легкой гримаской покачал головой:
  "Кровь, вероятно, рассосется через неделю - вплоть до месяца; по сути, это очень похоже на простой синяк - множество лопнувших под кожей мелких кровеносных сосудов. Что меня беспокоит, так это твоя неспособность двигать глазом. Думаю, тут налицо перелом костной орбиты, и в результате каким-то образом ущемлена круговая мышца. Мне бы хотелось, чтобы сейчас здесь была твоя жена; у нее опыта гораздо больше..."
  "Моя жена,"- тупо повторил Грей. "О!"
  Память и реалии столкнулись, и он внезапно воспрянул духом:
  "Но она вовсе не моя жена! Больше нет,"- добавил он, и неожиданно обнаружил, что ухмыляется во весь рот.
  Он наклонился вперед и прошептал удивленному Хантеру на ухо: "Джейми Фрейзер не погиб!"
  Хантер изумленно уставился на него, моргнул, нацепил очки, и посмотрел снова - очевидно, стараясь переосмыслить собственную оценку состояния мозга Грея.
  "Он и есть тот, кто меня ударил,"- услужливо подсказал Грей. "Тут все в порядке,"- добавил он, нахмурившись. "Я сам напросился."
  "Слава Богу,"- прошептал Хантер, расплывшись в широкой улыбке - скорее, при известии о том, что Фрейзер уцелел, чем от подтверждения Греем абсолютной этичности подобных действий.
  "А уж Ян будет..." Он замолчал, жестами указывая на полную неспособность описать возможные эмоции Яна Мюррея.
  "Но как же Друг Клэр?"- воскликнул он, глаза под очками округлились и казались огромными. - "Она уже знает?"
  "Да, но..." - приближающиеся шаги заставили Грея броситься обратно на койку, с совершенно правдоподобным болезненным восклицанием. Закрыв глаза, он со стоном отвернулся к стене.
  
  "Кажется, гора сейчас где-то рядом с генералом Вашингтоном,"- войдя, сказал Смит, явно обескураженный.
  Грей почувствовал, что тот остановился у койки, чуть на нее не наткнувшись.
  "Делайте все, что сочтете нужным, доктор - но чтобы завтра он был способен к путешествию; если это необходимо, мы погрузим его в один из фургонов."
  
  
  Номер 17, Честнат-стрит
  
  НАУТРО ЕГО СВЕТЛОСТЬ ПРОСНУЛСЯ с глазами, красными, как у хорька, и в настроении примерно в таком же, что сбесившийся по весне барсук.
  Будь у меня дротик с транквилизатором, я бы выстрелила в него без колебаний, в ту же секунду.
  Как бы то ни было, я назначила ему большую порцию коньяка, в кофе, который подали ему на завтрак, и - после непродолжительной борьбы со своей совестью и клятвами, данными мною Гиппократу, - добавила к ней незначительное количество настойки опия.
  Я не могла давать ему слишком много; среди прочего, опий мог угнетать дыхание.
  Тем не менее, рассуждала я, считая ароматные красновато-коричневые капли, пока они падали в бренди - это было чуть более гуманным способом борьбы с ним, по сравнению с венчающим голову герцога ночным горшком, или призывами к миссис Фигг усесться на него верхом, пока я привязываю его к кровати и кляпом затыкаю ему рот.
  И еще я настоятельно потребовала, чтобы в течение некоторого времени он был абсолютно неподвижен и тих.
  
  Мистер Фигг, проповедник методистской общины, привел с собой двух молодых людей из числа своей паствы, которые оказались плотниками - чтобы повесить на петли сорванные входные двери, и заколотить досками оконные ставни внизу, на случай нападения толпы.
  Миссис Фигг я сказала, что та, разумеется, может доверить печальные подробности наших домашних обстоятельств своему мужу - я не могла остановить ее совсем, - и что, возможно, она смогла бы убедить его не придавать значения присутствию в доме Его Милости, в интересах защиты безопасности лорда Джона и его имущества, - не говоря уж о Его Милости, который, в конце концов, был, по-видимому, нежно любимым и единственным братом лорда Джона.
  К тому времени миссис Фигг была готова за милую душу обвалять герцога в смоле и перьях - но обращение от имени лорда Джона было для нее весомо всегда, - и она кивнула мне в знак трезвого согласия.
  Пока Их светлость не будет привлекать к себе общественного внимания, скандируя что-нибудь непристойное из окна наверху, или бросая в рабочих все, что попадет ему под руку, она думала, что его присутствие удастся сохранить в тайне.
  "Однако, что вы намерены с ним делать дальше, леди Джон?" - спросила она, опасливо возводя глаза к потолку.
  Мы стояли в заднем салоне, переговариваясь вполголоса, а Дженни тем временем кормила Хэла завтраком, попутно следя за тем, чтобы кофе с бренди был достаточно крепок, а сам герцог достаточно пьян.
  "Что, если военные кого-то пришлют, чтобы о нем расспросить?"
  Я беспомощно развела руками.
  "Понятия не имею,"- призналась я. "Мне просто нужно удержать его здесь до тех пор, пока не прийдет или лорд Джон, или мой-э-э-э... мистер Фрейзер. Уж они-то будут знать, что с ним делать. Что касается Армии - если кто-нибудь придет с расспросами о Его Милости, я.. ммм... сама с ними поговорю."
  Она на меня едва взглянула, дав понять, что ей, бывало, приходилось выслушивать и лучшие планы - однако неохотно кивнула и отправилась за своей продуктовой корзиной.
  Первым, что случается в оккупированном городе, обычно бывает острая нехватка продовольствия - и с Континентальной армией, готовой обрушиться на Филадельфию как саранча, фургонов, доставлявших в город продовольствие из сельской местности, будет, скорее всего, недостаточно. И если какая-то из обеих армий уже марширует по главной дороге, они будут перехватывать все, что встретится им по пути.
  Однако в дверях миссис Фигг задумчиво остановилась, и обернулась.
  "А что делать с Уильямом?"- спросила она. "Если он все-таки вернется..."
  Она явно разрывалась между надеждой на то, что он вернется - она за него тревожилась,- и ужасом, при мысли, что может случиться с нами, если он неожиданно обнаружит здесь своего заточенного в неволю дядюшку.
  "Я поговорю с ним сама,"- твердо повторила я и махнула рукой в сторону двери.
  
  Взбежав по лестнице наверх, я нашла Хэла, зевающего над почти пустым подносом с завтраком, и Дженни, брезгливо вытирающую яичный желток у него с уголков губ. Ночь она провела в типографии, но вернулась, чтобы помочь, притащив с собой потрепанный чемодан, набитый всевозможными полезными предметами.
  "Их светлость хорошо позавтракали,"- сообщила она, чуть отступив назад, чтобы критическим взглядом окинуть свою работу. -"И еще они изволили пошевелить кишечником. Я заставила его сделать это перед тем, как он выпил кофе, на всякий случай. Не была уверена, насколько быстро все может случиться."
  Хэл мрачно нахмурился в ее сторону, с видом не то замешательства, не то свершившегося преступления - точно я сказать не могла.
  Зрачки у него заметно сузились, что придавало ему вид непреходящего отчаяния... Он поморгал на меня глазами, и слегка потряс головой, как бы стараясь ее очистить.
  "Позвольте мне ознакомиться с вашими жизненными показателями, Ваша светлость,"- сказала я улыбаясь и чувствуя себя Иудой. Он был моим пациентом - зато Джейми был моим мужем! - и это закаляло мою решимость.
  Пульс оказался спокойным и довольно регулярным, что вселило в меня уверенность.
  Я достала стетоскоп, расстегнула на нем рубашку и принялась слушать: хорошее, устойчивое сердцебиение, никаких сбоев - но в легких было слышно хриплое бульканье, как в дырявой цистерне, и дыхание часто прерывалось мелкими вдохами.
  "Ему лучше принять немного настойки Ephedraе,"- сказала я, выпрямляясь. Это был стимулятор, он должен был противостоять действию опиума на его организм - все же я не могла рисковать остановкой дыхания во время сна. -"Я останусь с ним; ты пойдешь вниз и возьмешь чашку - и не трудись разогревать, пусть останется холодной." Не уверена, что он будет оставаться в сознании достаточно долго, пока настойка согреется.
  
  "Сегодня утром я действительно должен явиться к генералу Клинтону,"- объявил Пардлоу с удивительной твердостью, учитывая сумеречное состояние его психики. Он прочистил горло и закашлялся. - "Есть договоренности, кои я непременно должен исполнить. Мой полк..."
  "Ах так. Э-э... и где же ваш полк сейчас находится?"- осторожно спросила я.
  Если они по-прежнему были в Филадельфии, адъютант Хэла с минуты на минуту должен начать искать его всерьез. Конечно, разумнее всего было предположить, что ночь он провел с сыном или дочерью... но не до таких же пор! - а теперь я и сама точно не знала, насколько безумное впечатлечение произвели на них мои фальшивые комментарии и увертки.
  "В Нью-Йорке,"- ответил он. "Или, по крайней мере - я искренне на это надеюсь."
  Он закрыл глаза, немного покачиваясь из стороны в сторону, потом рывком выпрямил спину.
  "Мы высадились именно там. В Филадельфию я приехал, чтобы увидеть Генри... и Дотти." Его лицо исказилось от боли. - "И вернуться обратно с Клинтоном."
  "Разумеется,"- сказала я примиряюще, пытаясь хоть что-то придумать.
  Когда же Клинтон и его войска покинут Филадельфию?
  Предположим, Пардлоу к тому времени достаточно оправится - если и в самом деле не умрет, без моего участия, - тогда я могла бы его отпустить, когда вывод войск будет в самом разгаре. В такой острый момент он уже не будет иметь возможности начинать основательные поиски Джона, и не представлял бы угрозы для Джейми.
  Но теперь, когда Джейми - с Джоном, или без него, - мог вернуться в любой момент?
  
  Кто вернулся на самом деле, так это Дженни - с настойкой эфедры и молотком в кармане фартука, и тремя прочными рейками подмышкой. Без лишних комментариев она протянула мне чашку и приступила к работе, прибивая планки над окном - на удивление бодро и компетентно.
  Хэл медленно потягивал эфедру, наблюдая за Дженни с изумлением.
  "Зачем она это делает?"- спросил он безо всякого интереса, словно его вовсе не заботило, каким будет ответ.
  "Ураганы, Ваша светлость,"- сказала она с каменным лицом, и молнией выскочила из комнаты, чтобы вернуть молоток плотникам, чей веселый перестук звучал так, словно дом с утра атаковал целый батальон дятлов.
  "О..."- сказал Хэл.
  Он обвел комнату мутным взглядом - возможно, в поисках штанов, которые миссис Фигг предусмотрительно у него отобрала и припрятала у себя в летней кухне. Глаза остановились на небольшой стопке книг Вилли, выложенных мной накануне на туалетный столик.
  Очевидно, признав одну из них, или более, он сказал - "Ох... Уильям. Но где же Уильям?"
  "Я уверена, сегодня Вилли очень занят,"- сказала я, и снова взяла его за запястье. "Возможно, мы увидим его позже."
  Сердцебиение было медленным, но по-прежнему сильным. Хотя пальцы уже ослабли - я едва успела поймать пустую чашку, и поставила ее на стол. Голова у него поникла, и я осторожно уложила его на подушки, слегка подперев сзади, чтобы легче было дышать.
  "Если он вернется... "- сказала миссис Фигг, явно подразумевая -"что нам делать тогда?"
  Что тогда, в самом деле?
  Коленсо так и не появился - вероятно, Уильяма он нашел; это обнадеживало. Но что делает сейчас Уильям - и о чем он думает...
  
  
  ЗАРОЖДАЮЩИЙСЯ ГРОМ
  
  "ТАКОЕ НАЗНАЧЕНИЕ ВПОЛНЕ приличествует своеобразию вашей нынешней ситуации,"- сказал майор Финдли.
  Финдли не знал и половины ситуации - Уильям горько задумался. Не то, чтобы его положение действительно не было "своеобразным" - даже без последних открытий...
  Он сдался в плен в Саратоге, вместе с остальной армии Бургойна, в октябре 77-го.
  Британские солдаты - как и их союзники из Германии,- были вынуждены сложить оружие, но пленными при этом не считались; по Конвенции, подписанной в Саратоге Бургойном и генералом Континенталов, Гейтсом, было объявлено, что всем военным разрешено вернуться в Европу, после того как дадут Слово чести, что не возьмут больше в руки оружия, на протяжении всего Американского конфликта.
  Однако в период зимних штормов корабли отплыть не могли, и с захваченными солдатами нужно было срочно что-то делать.
  Именуясь теперь Армией Конвенции, они все были массово отправлены маршем в Кембридж, в Массачусетсе, чтобы там дожидаться весны... и репатриации.
  Все - кроме Уильяма и еще нескольких офицеров, вроде него - у которых имелись в Америке или влиятельные родственники, или дружеские связи с сэром Генри, сменившим Хоу на посту Главнокомандующего Американской кампанией.
  
  Уильям, везунчик, имел и то, и другое; он служил личным адъютантом у Хоу, его дядюшка был полковником Королевского полка, а его отец - влиятельным дипломатом, и в настоящее время обитал в Филадельфии. Он был освобожден под исключительное, личное Слово чести, из уважения к генерала лорду Хоу - и отослан к отцу, лорду Джону.
  Однако он по-прежнему был частицей Британской армии, просто на время исключенным из фактической борьбы. А в Армии всегда найдется немало других, не слишком приятных занятий, помимо сражений; и генерал Клинтон был в восторге от того, что может теперь его использовать.
  Глубоко уязвленный подобной ситуацией, Уильям умолял отца попытаться совершить обмен; это могло изменить условия его досрочного освобождения, и позволить ему в полной мере возобновить свои военные обязанности. И Лорд Джон был уже совсем готов это сделать - но в январе 1778 между генералом Бургойном и Континентальным Конгрессом возникли раногласия, в связи с отказом бывшего командования предъявить Конгрессу список всех капитулировавших солдат.
  Конвенция Саратоги была аннулирована, и Конгресс заявил, что арестует Армию Конвенции всю, целиком, вплоть до подписания новой конвенции - и до тех пор, пока требуемый список не будет ратифицирован королем Георгом... при этом Конгресс чертовски хорошо знал, что Король не станет делать ничего подобного, поскольку такой акт был бы равносилен признанию независимости Колоний.
  Результатом стало то, что в настоящее время не существовало вообще никакого механизма для обмена пленными.
  Любыми пленными - или заключенными.
  Это ставило Уильяма в чрезвычайно двусмысленное положение.
  Технически он теперь считался "беглым узником," и в том маловероятном случае, если бы он снова был захвачен американцами, и они обнаружили, что он - один из офицеров Саратоги, он зашагал бы прямиком в Массачусетс, томиться там от безделья и неизвестности до самого конца войны.
  В то же время, никто здесь не был до конца уверен, уместно ли ему снова браться за оружие - потому что, хотя Конвенция была отвергнута, Уильям уже дал Слово чести. Что привело Уильяма уже к по-настоящему оскорбительной ситуации, в которой теперь ему приходилось служить в войсках, осуществляющих помощь в эвакуации самых богатых лоялистких семейств Филадельфии.
  Единственное, что могло быть хуже - из всего, что он мог себе вообразить, - это заставить его гнать стадо свиней через игольное ушко.
  В то самое время, когда беднейшие граждане, постоянно подвергаясь опасности - из-за близости формирований генерала Вашингтона, - были вынуждены храбро преодолевать трудности на большой дороге, совершая свой исход в фургонах, на тележках, или просто пешком, - богатые лоялисты были допущены к куда более безопасному и, теоретически, более "роскошному" отплытию на корабле. При этом ни тем, ни другим не сообщили, что единственный, в настоящее время доступный корабль - это собственный корабль генерала Хоу, с весьма ограниченными возможностями на борту.
  
  "Нет, мадам... мне, право, очень жаль - но это совершенно невозможно..."
  "Чепуха, юноша - еще дедушка моего мужа приобрел эти башенные часы в Нидерландах, в 1670 году, они указывают не только время, но и фазы Луны, и полную таблицу приливов для залива Наполи! Вы, разумеется, не ждете, что я допущу, чтобы такой тонкий инструмент попал в лапы повстанцев?"
  "Да, мадам - боюсь, именно этого я от вас и жду... Нет, сэр, никаких слуг; только члены вашей семьи, и очень небольшое количество багажа. Уверен, что ваши верные слуги будут в совершенной безопасности, если последуют за вами иным..."
  "Но они же будут голодать!"- вскричал метвенно бледный джентльмен, которому не хотелось расставаться ни со своим талантливым поваром, ни с пухленькой, сладострастного вида горничной, у которой если и не было явных талантов к подметанию и влажной уборке, но, очевидно, были и другие бесценные способности - они явно читались в ее наружности. "Их похитят! Я за них ответственен! Разумеется, вы не можете..."
  "Я могу,"- сказал Уильям твердо, искоса бросая оценивающий взгляд на горничную -"и я должен. Капрал Хиггинс, пожалуйста, проследите, чтобы слуги господина Хэннингса благополучно покинули причал. Нет, мадам. Я согласен, ваши кресла весьма удобны и ценны, но не больше, чем жизнь людей, которые утонут, если корабль пойдет ко дну. Вы можете взять ваши часы с кареткой, да."
  Он возвысил голос, и крикнул - "Лейтенант Рэндилл!"
  
  Рэндилл, с потным красным лицом, уже пробивался сквозь толпу нажимающих, сыплющих проклятиями, тяжело нагруженных, визжащих эвакуированных горожан.
  Представ наконец пред очи Уильяма - который взгромоздился на ящик, чтобы его не затоптала и не столкнула в воду толпа, - лейтенант отдал честь, но его тут же стали грубо отталкивать несколько джентльменов, бесплодно пытавшихся привлечь внимание Уильяма, и кончилась тем, что парик просто натянули ему на глаза.
  "Да, сэр?"- храбро сказал он, нахлобучив его снова и локтем отпихивая - как можно вежливей,- некого господина.
  "Вот список личных знакомых генерала Хоу, Рэндилл. Пройдите на палубу и посмотрите, все ли они они на борту - а если нет... "
  Он метнул красноречивый взгляд на колышущуюся на палубе толпу, в окружении гор сиротливых пожитков и забытого, растоптанного багажа, и без дальнейших церемоний сунул в руки лейтенанта список. "Найди их всех."
  "О, Боже,"- сказал Рэндилл. "Я хотел сказать - да, сэр. Тотчас же, сэр." И, безнадежно вздохнув, он повернулся, и снова поплыл сквозь толпу чуть усовершенствованным, но довольно энергичным брассом.
  "Рэндилл!"
  Тот послушно развернулся снова и стал безропотно пробиваться обратно, в зону слышимости - так рыжая тучная морская свинья прокладывает себе путь через косяки бьющейся в истерике сельди.
  "Сэр?" - Уильям наклонился и понизил голос - чтобы не было слышно напирающим со всех сторон людям, - потом кивнул на груды мебели и багажа, разбросанных как попало по всему доку; многие находились в опасной близости к краю причала.
  "Будешь проходить мимо, скажи парням на пристани, что они не обязаны прилагать слишком больших усилий, дабы уберечь все это барахло от падения в реку, ты понял?"
  Потное лицо Рэндилла чудесным образом просветлело.
  "Да, сэр!" Он отдал честь, и снова отправился в плаванье, излучая энтузиазм с новой силой, а Уильям - теперь душа его немного успокоилась, - с вежливым участием вновь обратился к жалобам затравленного немца с шестью дочерьми, которые, казалось, тащили на себе весь свой обильный гардероб - их круглые лица озабоченно выглядывали между полями широких соломенных шляпок, и ворохом шелка и кружев, громоздившихся у них на руках.
  Как ни парадоксально, жара и зарождающийся в воздухе гром вполне подходили его настроению, и совершенная невозможность решить собственные проблемы позволила ему наконец расслабиться.
  После того, как он понял абсолютную бесперспективность окончательного удовлетворения нужд всех этих людей - или хотя бы одного из десяти, - он перестал об этом беспокоиться, и теперь делал все что мог, просто чтобы сохранять порядок, отпустив разум путешествовать в других местах - а сам тем временем вежливо раскланивался и приговаривал нечто утешительное бесконечным фалангам напирающих на него людей.
  Если бы он пребывал сейчас в более подходящем для иронии настроении - думал он, - то вокруг было на что посмотреть.
  Но был он теперь "ни рыба, ни мясо, ни добрая красная говядина...", как говорят в народе про кусок мяса с душком. Не солдат, и не штатский. И, по-видимому, даже не англичанин, и не граф...
  И все же - как он мог больше не быть англичанином, ради Бога?!
  
  После того, как он достаточно пришел в себя и вновь стал расположен к размышлениям, он понял, что юридически все еще продолжал оставаться Девятым графом Элсмир, независимо от чьего-то отцовства.
  Его родители - его настоящие родители, - нет... его теоретически "настоящие" родители - бесспорно, на момент его рождения были женаты. Но от этого, кажется, все становилось еще хуже: как он мог теперь позволять людям действовать и думать о себе, как о наследнике древней крови Элсмиров - когда сам чертовски хорошо знал, что на самом деле он сын...
  Он задохнулся - и отогнал ужасную мысль прочь, яростно затолкав ее в самые глубины души.
  Однако слово "сын" немедленно привело на ум образ лорда Джона. Он всей грудью вдохнул горячий, влажный, пахнущий рыбой воздух, пытаясь справиться с тревогой, накатившей на него при мысли o Papa.
  Он не хотел признаться в этом даже самому себе - но сегодня весь день напролет искал в толпе, пристально изучал лица - в поисках своего Ра... да, черт возьми, своего отца!
  Теперь Джон Грей был ему, как ни странно, гораздо более отцом, чем когда-либо прежде. Проклятый лжец, если не...
  К тому же Уильям все больше о нем беспокоился. Утром Коленсо сообщил ему, что лорд Джон так и не вернулся в свой дом - хотя к этому времени должен был вернуться непременно. А если бы вернулся, то обязательно пришел бы сюда, чтобы найти Уильяма - он был в этом совершенно уверен. Если только Фрейзер его не убил.
  Он сглотнул желчную горечь во рту.
  С какой стати? Мужчины были когда-то друзьями, и друзьями хорошими.
  Тем не менее, война часто разрывала и более прочные узы. Но даже если так - тогда как насчет Мамы Клэр?
  От этой мысли он вздрогнул - это уж было слишком, - но снова заставил себя к ней вернуться.
  Он до сих пор видел перед собой ее лицо, словно светящееся изнутри, несмотря на хаос и неразбериху, вспыхнувшее как пламя, от радости при виде Джейми Фрейзера - и даже почувствовал укол ревности... от имени своего отца.
  Если чувства Фрейзера были столь же страстны, мог ли он... но это уже была полная ерунда!
  Разумеется, он должен понять, что лорд Джон только взял ее под свою защиту - и сделал он это ради своего доброго друга!
  Правда, они были женаты - а его отец всегда был достаточно открыт в вопросах секса...
  Лицо Уильяма разгорелось еще жарче, и он со смущением вспомнил лицо Рара, когда тот с энтузиазмом готовил постельные принадлежности для... не совсем "экс-миссис" Фрейзер. И если бы Фрейзер это обнаружил...
  "Нет, сэр!"- резко сказал он какому-то слишком назойливому торговцу - и только потом понял, правда, уже запоздало, - тот пытается его подкупить, чтобы всю его семью пропустили на корабль Хоу.
  "Как вы смеете? Прочь - и думаю, вам крупно повезло, что у меня просто нет времени заняться вами, как вы того заслуживаете!"
  Человек, смешавшись, в унынии потащился прочь, и Уильям почувствовал небольшой укол сожаления - но на самом деле он мало что мог сделать. Даже если бы он сумел себя превозмочь, и протянул негоцианту руку помощи - в тот момент, когда взятка была предложена, - у того все равно не было ни единого шанса.
  
  Итак, даже если все это было правдой, как бы мог Фрейзер это обнаружить?
  Разумеется, лорд Джон не был настолько глуп, чтобы сообщить ему об этом...
  Нет, тут должно быть что-то еще, что задержало возвращение Papa домой - несомненно, бегство тысяч людей, покидающих сейчас Филадельфию; дороги наверняка забиты до отказа.
  "Да, мадам. Думаю, у нас есть место для вас и вашей дочери,"- сказал он молодой матери, испуганно глядевшей на него снизу, с ребенком, крепко прижатым к ее плечу.
  Он протянул руку и коснулся щечки младенца; та проснулась, ничуть не обеспокоенная ревом толпы, и принялась рассматривать его светло-карими, в длинных ресницах, глазами.
  "Алло, дорогая. Хочешь покататься с мамочкой на кораблике?" Мать издала сдавленный всхлип облегчения.
  "О, благодарю вас, лорд... это ведь вы, лорд Элсмир, не так ли?"
  "Это я,"- он сказал это автоматически, и вдруг почувствовал, будто его ударили в живот, поддых.
  Он поперхнулся и покраснел.
  "Мой муж - лейтенант Биман Гарднер,"- сказала она, назвав это имя в тревожной попытке как-то обосновать его милосердие, и присела в коротком реверансе. "Мы уже встречались. На Mischianza."
  "О да, разумеется!"- сказал он, кланяясь, хотя совсем не помнил миссис Лейтенант Гарднер.
  "Горжусь тем, что мог быть полезен жене собрата-офицера, мэм. Будьте любезны, поднимайтесь на корабль сразу. Капрал Андерсон? Сопроводите миссис Гарднер и мисс Гарднер на борт."
  Он снова поклонился и отвернулся, чувствуя, что внутренности у него на этот раз были вычерпаны до конца.
  Собрат офицер. Мой господин... Что бы подумала о нем госпожа Лейтенант Гарднер, если бы знала? И что подумал бы сам лейтенант?
  Он глубоко вздохнул, закрыв глаза, чтобы на минуту сбежать от реальности.
  И когда открыл их снова, то оказался лицом к лицу с капитаном Иезекиилем Ричардсоном.
  
  "Stercus! Дерьмо..."- воскликнул он, совершенно сраженный, переняв у дядюшки Хэла привычку к крепким Латинским ругательствам в моменты сильного стресса.
  "Действительно,"- учтиво заметил Ричардсон. "Могу ли я с вами поговорить? Да, именно так - эй, лейтенант!" Он воззвал к находившемуся по-соседству Рэндиллу, который в тот миг стоял, уставившись глаза в глаза пожилой даме в черном бомбазине, у которой в ногах тявкали как минимум четыре крохотных собачонки, которых еле удерживал на поводках многострадальный маленький черный раб.
  Наконец Рэндилл от нее оторвался, и обратился к Ричардсону.
  "Сэр?"
  "Подмените ненадолго капитана лорда Элсмира, пожалуйста. Мне потребуется всего минута." Не успел Уильям решить, стоит того субъект или нет, как Ричардсон, ухватив его за локоть, уже тащил его из общей сутолоки в укрытие - аккуратный небесно-голубой эллинг, стоявший на берегу реки.
  Как только на них упала густая тень, Уильям с облегчением вздохнул; к тому времени он уже собрался с мыслями. Его первым побуждением было как следует отчитать Ричардсона - а впоследствии даже сбросить его хорошим ударом кулака в реку, - но мудрость шепнула ему на ушко, что стоит еще немного потерпеть.
  Именно подстрекательство Ричардсона заставило Уильяма стать на короткое время тайным агентом Армии, собирая информацию обо всех деталях и обстоятельствах различных поездок, и поставляя ее Ричардсону. Однако, во время последней миссии, путешествуя по Великим и Ужасным Болотам Вирджинии, Уильям имел несчастье потеряться, быть раненым и свалиться в лихорадке, которая несомненно его бы доконала, если бы его вовремя не нашел и не спас Ян Мюррей - и заодно, в ходе операции по спасению, проинформировал Уильяма о том, что его почти наверняка одурачили, и послали не в лоно британских союзников, а в самое гнездо повстанцев - которые непременно должны были его повесить, выяснив, кто он такой на самом деле.
  
  Уильям никак не мог решить, верить Мюррею, или нет - особенно теперь, после воскрешения Джейми Фрейзера, когда стало очевидно, что Мюррей был его собственным двоюродным братом, но информировать его об этом факте даже не счел нужным. Тем не менее, тайное подозрение по поводу Ричардсона и его мотивов осталось - и лицо его отнюдь не было дружелюбным, когда он к нему повернулся.
  "Чего вы от меня хотите?"- спросил он резко.
  "Вашего отца,"- ответил Ричардсон, и сердце Уильяма дало осечку - он подумал, что должно быть, ослышался.
  "Где сейчас лорд Джон?"
  "Представления не имею. Ни малейшего," - коротко бросил Уильям. "Со вчерашнего дня его не видел." Дня, когда моя чертова жизнь закончилась.
  "Чего вы хотите от него?"- спросил он, без намека на учтивость.
  У Ричардсона дернулась бровь - но, тем не менее, реагировать на его тон он не стал.
  "Исчез его брат, герцог Пардлоу."
  "Что?"- Уильям еще мгновение смотрел на него непонимающе. "Его брат? Исчез - откуда? И когда?"
  "Очевидно, из дома вашего отца. Что касается того, "когда" - Леди Джон сообщила, что он покинул дом вчера, сразу после чая, предположительно в поисках вашего отца. Вы видели его с тех пор?"
  "Я не видел его вообще." У Вилли в ушах отчетливо зазвенело - вероятно, звенели его мозги, пытаясь все это усвоить.
  "То есть, я хотел сказать... что понятия не имел о том, что он в Филадельфии. Вообще в Колониях, если на то пошло. Когда он приехал?"
  Иисус, неужели он приехал, чтобы разобраться с Дотти и ее квакером? Нет, он не мог, у него просто не было на это времени!
  Ричардсон, прищурясь, внимательно его разглядывал - вероятно, пытаясь определить, говорит он правду, или нет.
  "Я никого из них не видел,"- решительно сказал Уильям. "А теперь, если вы извините меня, капитан..."
  Со стороны пристани раздался шумный всплеск - и громкий хор испуганных и возмущенных голосов из толпы.
  "Прошу прощения,"- повторил Уильям, и развернулся.
  Ричардсон схватил его за руку и сделал усилие, видимо, пытаясь обездвижить Уильяма взглядом. Уильям упорно продолжал смотреть в направлении своего неисполненного долга.
  "Когда вы увидите из них хоть кого-нибудь, капитан Рэнсом, будьте добры меня об этом известить. Это могло бы стать большим подспорьем - для многих."
  Уильям выдернул у него руку и, не ответив, зашагал прочь.
  
  Обращаясь к нему, Ричардсон использовал его фамилию вместо титула - могло ли это означать что-нибудь, кроме простого хамства плебея?
  Но сейчас это его ничуть не задело. Отныне он не мог сражаться, не мог никому помочь, никому не мог сказать правду - и он ни за что не станет жить во лжи.
  Черт побери - он застрял, как свинья, увязшая в грязном болоте по самое брюхо!
  Он вытер пот с лица рукавом, расправил плечи и зашагал обратно, к месту скандала.
  Все, что он мог теперь сделать, это вернуться к своим служебным обязанностям.
Оценка: 7.76*12  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"