Сэнь Соня : другие произведения.

Колыбель чудовищ 1-3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.57*6  Ваша оценка:


   КОЛЫБЕЛЬ ЧУДОВИЩ
  
  
   Отчего всемогущий творец наших тел
   Даровать нам бессмертия не захотел?
   Если мы совершенны - зачем умираем?
   Если несовершенны - то кто бракодел?
  
   Омар Хайям
  
  
   1
  
   ...Ее разбудил громкий, смутно знакомый звук, вторгшийся в сон назойливым комаром. Подняв голову со скрещенных рук, Аннет спросонья непонимающе уставилась на мигающий и пищащий на столе экран. Звук тревоги гулким эхом рассекал вязкую и, как всегда, гнетущую тишину блока интенсивной терапии. Сигнал исходил от монитора, установленного в дальней, "коматозной" палате. Судя по типу сигнала, не произошло ничего страшного - по крайней мере, ничего из того, что могло бы означать серьезную угрозу для состояния больного. Точнее, больной. Скорее всего, проблемы с контактом - датчик отошел, например. Такое иногда случалось. Устало вздохнув, Аннет выключила пиликающий по нервам звук, поднялась из-за стола и заспешила, насколько позволяла ей роскошная комплекция, к злополучной палате.
   Еще до того, как открыть дверь и войти, женщина почувствовала неладное. Из-под двери тонким щупальцем протянулась ледяная струя, мгновенно обвившаяся вокруг ее ног. Как живая, подумала Аннет, и тут же, мысленно одернув себя, решительно распахнула дверь. Призрачный свет флуоресцентных ламп неохотно выплеснулся из коридора во тьму палаты. Аннет зашарила рукой по стене в поисках выключателя. Впрочем, и так было видно, что узкая больничная койка пуста; мерцание прикроватного монитора выхватывало лишь скомканное в изножье покрывало. Пациентка исчезла.
   Взгляд Аннет обратился к распахнутому настежь окну - источнику ледяного сквозняка. Жалюзи были сорваны, словно кому-то мешали; впрочем, они вполне могли помешать очнувшейся девушке выпрыгнуть из окна. Мало ли, что у нее осталось вместо мозгов после коматозного забытья. Могла и выброситься...
   Аннет пересекла палату и боязливо выглянула в окно - мысленный взор уже рисовал ей распластавшееся на забрызганном кровью асфальте тело, но больничный двор, щедро освещенный фонарями и лунным светом, был пуст. Выжить после кульбита с пятого этажа девушка никак не могла, а если и смогла бы каким-то чудом, то покалечилась бы точно. И уж наверняка далеко бы не уползла. А это означало, что пациентка, очнувшись после трехдневной комы, сама освободилась от датчиков, зачем-то сорвала жалюзи, открыла окно, а потом спокойно проскользнула мимо поста спящей дежурной медсестры - то есть, ее, Аннет. Может, искала туалет? И бродит сейчас по темным этажам, как сомнамбула?
   Дева Мария, ну это ж надо было заснуть так крепко на посту... Словно морок какой навели!
   Причитая себе под нос, женщина выбежала из палаты и кинулась вниз, к дежурившему у выхода охраннику. Мимо него полоумная коматозница прошмыгнуть незамеченной никак не могла.
   Если только не улетела через окно.
  
   Полгода спустя.
  
   За барной стойкой оказалось не так шумно, как в зале. И не так многолюдно. Рядом сидел лишь один парень в кожанке и черных джинсах, сгорбившись над своей выпивкой. Молоденький бармен поставил перед Катей заказанный коктейль и вернулся в сияющую глубину своего алкогольного царства. Девушка с отвращением покрутила между пальцев соломинку - на самом деле пить ей больше не хотелось. Возвращаться к своей компании, пьяно горланившей за дальним столиком - тем более. Зачем только она согласилась пойти на этот идиотский девичник? Наверное, чтобы не обидеть подругу, к которой, помимо прочего, была приглашена на свадьбу. Но, скорее всего - чтобы не торчать, как обычно, дома в пятничный вечер. В обнимку с котом и пультом от телевизора. И это в свои двадцать с небольшим...
   Отодвинув бокал, Катя с любопытством и, как ей казалось, украдкой, принялась рассматривать своего соседа. Ровный профиль, длинные загнутые ресницы, мрачно сведенные брови. Волосы, на ее вкус, были длинноваты, зато лежали красивыми небрежными волнами. Парень не мигая смотрел в глубину зажатого в ладонях стакана, но, словно ощутив внимательный взгляд Кати, повернул к ней голову. У него были очень темные, слишком темные для такого светлого оттенка кожи, глаза, но это добавляло ему необычности. Катя обожала необычных мужчин и поэтому приветливо улыбнулась незнакомцу, несмотря на то, что он был явно не вполне трезв. Однако, летящие годы и одиночество существенно умаляют женскую разборчивость.
   - Ты здесь одна? - по-свойски спросил парень, подвинувшись к ней поближе. Катя радостно кивнула, разом забыв о своей компании.
   - Вот и я тоже, - вздохнул он. - Я Антон.
   - Катя, - поспешила представиться она.
   - Ну, конечно, какое еще имя может быть у такой девушки, - с легким смешком произнес он. - Или Катя, или Аня, или... Люся. И что же милая девушка по имени Катя делает глубоким вечером в такой дыре?
   - Ну... - Катя замялась. - Меня пригласили на девичник, но мне там как-то... не очень весело. А вы... ты что тут делаешь?
   - Набираюсь, как видишь, - он кивнул на свой стакан и добавил, - хоть потом мне будет ох как хреново...
   - Да, мне тоже всегда плохо после выпивки.
   - Поверь, мне будет гораздо, гораздо хуже, - снова как-то загадочно усмехнулся Антон. - Но это уже не имеет значения. Уже нет.
   - Почему? - озадаченно спросила девушка. Разговор, вопреки ее ожиданиям, получался какой-то странный.
   - Да что может иметь значение после стольких гребаных лет? - горько ответил он. - Все хотят жить вечно. Вот только после первых мгновений эйфории все обессмысливается, краски блекнут, эмоции притупляются, способность любить и удивляться постепенно сходит на нет, и вся жизнь становится похожа на старый выцветший холст, где не видно уже былых узоров!
   Антон рывком опрокинул в рот остатки своей выпивки и злобно припечатал пустой стакан к столу. Катя растерянно заморгала, подыскивая слова - новый знакомый как-то вычурно изъяснялся, порол чушь и, кажется, подсел к ней вовсе не для того, чтобы завязать знакомство. Ему просто хотелось выговориться. Что ж, она могла бы его выслушать, если бы хоть что-то понимала из всего этого яростного монолога...
   - И, понимаешь, все бы еще ничего, если бы не эти сны, - склонив к ней лицо, угрюмо продолжил он (Катя поморщилась - от парня разило перегаром и еще чем-то, смутно знакомым и отталкивающим). - После них хочется выть от тоски!
   - Какие сны? - вежливо спросила она.
   - Ну, явно не те, что снятся тебе, - Антон фыркнул. Его "развозило" на глазах. - Мне объясняли, что это в нас говорит память крови, переданная нам самыми первыми... лишь они помнили все, знали все. Их давно нет среди нас. И нам снятся лишь далекие отголоски их воспоминаний. Звезды, манящие нас, и лес... он питал нас, питал своей кровью... энергией... лес был нашим домом, понимаешь? Прекрасные черные ветви до небес, туман и сумрак, влажное тепло и уют... - он мечтательно прикрыл глаза. - Никто не знает, как мы лишились его, почему оказались здесь, ведь все знала лишь наша Прамать, а она не оставила нам... не оставила...ничего... только память... и одиночество...
   Примолкшая Катя уже не силилась что-то понять в этой бессвязной речи - после слова "прамать" ей захотелось соскочить со стула и уйти, наконец, домой. Ведь ясно уже, что набравшийся под завязку (хоть и довольно симпатичный) чудик не собирается спрашивать номер ее телефона и вообще - флиртовать. Напился до сказочных глюков и пересказывает ей теперь ахинестический сюжет какой-то книги. Аж вспотел, бедняга. И вид у него какой-то опасно нездоровый...
   - Ты знаешь... - она было открыла рот, чтобы попрощаться под каким-нибудь предлогом, но тут Антон резко опустил свою ладонь на ее запястье, крепко сжал. Девушка ойкнула - у него оказались необычно острые и длинные для парня ногти, впившиеся ей в кожу. Антон рывком притянул ее к себе.
   - И вся эта ничтожная земная любовь со временем меркнет перед тоской по утраченному дому, - печально прошептал он ей в ухо, после чего, неестественно широко раскрыв рот, вцепился в ее горло.
   ... Криков из охваченного пламенем здания уже не доносилось; лишь огонь ревел, жадно пожирая все на своем пути и плюясь черным дымом из разбитых окон. Дьявольские отсветы плясали в черных глазах людей, замерших напротив горящего дома. Впрочем, заглянув сейчас в их лица, никто не отважился бы назвать их людьми. Их тонкие длинные тени корчились на земле, озаряемой всполохами огня. По щекам женщины струились слезы.
   - Не плачь, Мия, - один из мужчин мягко опустил ладонь ей на плечо. - Он сам этого хотел. Он же знал, что ты следишь за ним. И лучше уж такая смерть, чем казнь от рук Палачей...
   - Я виновата, - глухо ответила женщина. - Ведь он - мое дитя, мое творение, Аскольд!
   Тот, кого она назвала Аскольдом, что-то начал возражать ей, но умолк при звуке приближающейся пожарной сирены.
   - Пора уходить. Потом будешь оплакивать своего щенка. - резко произнес второй мужчина.
   Женщина постояла еще минуту, неотрывно глядя в огонь, а затем гордо вскинула голову, развернулась и буквально растаяла в круговерти рыже-багряных теней. Ее спутники исчезли прежде, чем пожарная машина показалась в конце улицы, уже заполнявшейся первыми зеваками.
  
   * * *
   Яна шла не торопясь, нарочно замедлив шаг, чтобы в полной мере ощутить прелесть летнего вечера. После офисной духоты прохлада парковой аллеи, огибающей большое белое здание университета, неподалеку от которого работала девушка, казалась ниспосланной небом милостью. Небольшой опрятный парк был ярко освещен фонарями, по широким плитам аллеи прыгали лунные зайчики, и, хотя вокруг было как-то непривычно пустынно даже для этого часа, страшно Яне не было. Она не раз, засидевшись на работе, шла домой этим путем. Правда, обычно ей всегда встречался какой-нибудь загулявшийся "собачник", или влюбленная парочка, уединившаяся на скамейке, или такие же, как она, поздние прохожие. Сегодня парк был пуст и безмолвен, не считая шелеста посеребренных луной крон. Из-за этого серебристого мерцания ночь казалась нереальной, сказочной и чуть-чуть зловещей.
   Свернув с главной аллеи на боковую, убегавшую к нужному ей выходу из парка, Яна подняла глаза и вздрогнула: в конце аллеи, в самом темном ее месте, там, где два дерева склоняли над дорожкой друг к другу свои кроны, образуя густую тень, кто-то стоял. Судя по очертаниям высокого худощавого силуэта - мужчина. Лица и деталей одежды было не разглядеть, но Яна почему-то остановилась, мгновенно ощутив странный холодок в сердце. Так, наверное, почувствовала бы себя овечка, вышедшая из загона и вдруг увидевшая перед собой волка. "Ну что за глупости. Стоит себе и стоит. Может, ждет кого-то..." - мысленно увещевала себя девушка, но ноги упорно отказывались сдвинуться с места. Незнакомец продолжал неподвижно стоять в тени, но его глаза - Яна была уверена в этом - смотрели прямо ей в лицо. Более того, они мягко светились, как у кошки в темноте...
   По кустам и листве вокруг пронесся легкий шепоток - то ли ветер, то ли тихие голоса; страх ледяными пальцами стиснул ее сердце. Яна сделала шаг назад. Фигура впереди как-то напряглась, наклонив вперед голову и плечи - словно хищник перед броском. Уже не понимая, что делает, Яна развернулась, чтобы со всех ног кинуться наутек... и впечаталась носом в чью-то грудь.
   - Ох, простите, - мужчина с виноватой улыбкой отступил.
   - Да ничего страшного... - пробормотала она, на всякий случай оглянувшись: в конце аллеи уже никого не было. А может, ей это все померещилось? Обмануло мерцание лунных бликов и теней?
   - Вас кто-то напугал? - спросил мужчина, проследив за ее взглядом.
   Яна пригляделась к нему - и узнала: это был молодой преподаватель культурологии из университета. Кажется, он вел у них пару занятий, замещая приболевшую Клару Ивановну, на лекциях которой засыпали даже законченные ботаники. Девчонки тогда были счастливы - новый преподаватель был весьма хорош собой и чем-то напоминал английского аристократа былых эпох. Вот и сейчас - одет во все черное, даром что лето, благоухает дорогими ароматами, явно не соответствующими скромному учительскому заработку, густые каштановые волосы убраны в аккуратный пижонский хвостик.
   - Э-мм... Александр Николаевич? - неуверенно предположила Яна.
   - Просто Алекс, - ответил он, ничуть не удивившись. - Я вас тоже, кажется, припоминаю. Яна, так ведь?
   - Да, вы у нас вели пару семинаров...
   - Можно на "ты". Так что тебя напугало?
   - Там кто-то стоял и смотрел на меня. - Яна кивнула на сгусток теней в конце аллеи, сейчас казавшийся вполне безобидным. - Просто стоял, но мне почему-то стало как-то... не по себе. А потом он, видимо, убежал.
   - Не стоит ходить одной через парк так поздно, - серьезно заметил Алекс. Взяв девушку под локоток, он как-то странно посмотрел по сторонам и даже, как показалось Яне, принюхался. - Я тебя лучше провожу. Ты откуда так поздно?
   - С работы, откуда ж еще... - невесело ответила она.
   Они неторопливо зашагали по направлению к чугунной калитке, уже показавшейся из-за кустов. Сейчас, находясь в компании знакомого мужчины, Яна почти устыдилась своего непонятного испуга. Впрочем, страх на пустом месте никогда не возникает. Мало ли, кто это был на самом деле - просто припозднившийся прохожий или маньяк, один из тысяч, рыскающих в ночи большого города...
   - Не бойся, со мной ты в полной безопасности, - усмехнулся Алекс, заметив, как ее передернуло.
   "Тоже мне, герой", - мысленно фыркнула девушка. - "Алекс он, понимаешь ли. Конечно, уж не какой-нибудь банальный Саша". Вслух же спросила:
   - А вы... ты откуда? Занятия же давно закончились.
   - Тоже засиделся. Проверял работы студентов. Я всегда иду домой пешком - живу недалеко. А может, мы с тобой еще и соседи? Какой у тебя дом?
   Выяснилось, что Алекс жил чуть подальше - в районе частных коттеджей, причем далеко не бедном. Все это лишь усугубило недоумение Яны. То ли у молодого преподавателя - богатая семья и учительствует он сугубо ради собственного удовольствия, то ли имеет серьезный дополнительный заработок, что как-то не вязалось у нее с образом культуролога, пусть и такого обаятельного.
   Они остановились у ее подъезда через каких-то пятнадцать минут, и Яне было даже жаль, что совместная прогулка закончилась так быстро. Рядом с Алексом было приятно находиться, и дело было даже не в его внешности - довольно привлекательной, к слову сказать. Сейчас, когда желтый фонарный свет упал на его лицо, Яна сумела, наконец, рассмотреть цвет его глаз - в парке они показались ей черными, но сейчас стало ясно, что они темно-зеленые, без малейшего намека на карий. Редкий цвет, не без зависти подумала она. Ей бы такой.
   Алекс предложил проводить ее и до квартиры, но она вежливо отказалась: это бы уже было чересчур. Не такая уж она и трусиха. Да и, откровенно говоря, она мало чего боялась в жизни: характер был не тот. Но человек, стоявший на залитой лунным светом аллее, просто излучал какую-то необъяснимую, отчетливую угрозу...
   Напоследок Алекс взял с нее обещание быть осторожнее, заметив:
   - Никогда не знаешь, кто там шастает в ночи.
   И Яна на секунду вновь ощутила ледяное дыхание страха на своем затылке.
   ...Он еще какое-то время крался за ними через кусты, смутно надеясь, что тот, второй, оставит ее. Он не был голоден - от него умопомрачительно пахло сытостью и довольством. Но он продолжал шагать рядом с девчонкой, изредка поглядывая в его сторону - о, он, конечно, чувствовал его присутствие. Они были одной крови. Он был старше и сильнее; он был сыт, и все равно увел от него жертву, такую молодую, такую аппетитную... Он заурчал, чувствуя, как изо рта его сочится вязкая слюна. Желудок заходился яростной болью, а рассудок - злобой. Что ж, сейчас он отступится, он найдет другую жертву, но он еще вернется. Он запомнил чудесный запах этой девчонки, запах молодой крови, персиковый аромат ее нежной кожи, страх, отразившийся в ее серых глазах при виде него. Обычно жертвы не сразу пытаются убежать. Не сразу догадываются, кто перед ними. А она мгновенно ощутила исходившую от него опасность. Зачем же он медлил... Он мог разорвать ей горло еще до того, как появился тот... так не вовремя! Но он найдет ее, непременно найдет. И тогда уже никто не помешает ему насладиться ее вкусом.
  
   * * *
   Вопреки обыкновению, в этот раз на собрание не опоздал никто, даже Лейла, обожавшая бесить братьев и сестру своей непунктуальностью. Все члены Семьи города в условленный час были на своих местах - невозмутимый Самир, угрюмый Каин, дерзкая Лейла, спокойный Александр, задумчивый Аскольд и она, Мия, имеющая непосредственное отношение к повестке дня. Она была одета во все черное - в знак своей скорби. Каин, как обычно, щеголял совершенно несуразным нарядом из переплетения кожаных ремней, поверх которого упругой змеей вилась его длинная темная коса; остальные мужчины были одеты в нейтральные деловые костюмы. Лейла, огненноволосая Лейла напоминала экзотическую бабочку в своем сине-бирюзовом кимоно.
   Комната, в которой они собрались, своим убранством ничем не походила на зал собрания - застеленная мягким, скрадывающим все звуки, ковром, уставленная несколькими кожаными креслами и диванчиками, с наглухо занавешенными окнами, она подходила скорее для дружеской беседы за вечерним чаем. Вот только существа, собравшиеся в ней этой ночью, не пили чай.
   - Включи свет, - нарушил тишину раздраженный голос Каина. Он говорил на инканусе - древнем языке их рода; таков был порядок, хотя подслушать их кому-либо из людей вряд ли бы удалось. - Настолько уже привык жить по-человечески, что его отсутствие напрягает.
   Самир повернул голову, и в следующее мгновение по углам комнаты вспыхнули мягким оранжевом светом старинные торшеры. Человек мог бы поклясться, что сам Самир при этом и не сдвинулся с места, но никого из присутствовавших этим было не удивить.
   - Итак, - спокойно произнес Самир, опускаясь в ближайшее кресло, откуда ему было видно лица всех его собеседников, - вы, конечно, и сами уже знаете, зачем я вас здесь собрал.
   Лейла, вальяжно развалившаяся на диванчике, фыркнула.
   - Событие не такой уже великой важности, чтобы вытаскивать меня из клуба в разгар ночи, - недовольно заметила она.
   - Позволь мне об этом судить, - ледяным тоном отрезал Самир.
   Мия в который раз подумала, что при его знойной египетской внешности сложно, наверное, изображать вечную холодность. Даже спустя века она слишком хорошо помнила опаляющую ярость Самира, и каждый раз поражалась дерзости Лейлы. Впрочем, она была самой младшей из них - ей едва минуло двести лет - а потому некоторые ее выходки были простительны. Мия себе подобного непочтения к старшим не позволяла никогда. Именно за счет возраста Самир когда-то и был негласно избран бессменным лидером их небольшой группы - всего шесть Истинных на весь город, не считая вриколакосов - обращенных. Но их и не должно быть больше. Перворожденных, тех, что пришли с Праматерью, среди них не было и вовсе: их, по слухам, осталось не более десятка, раскиданного по всем уголкам мира. Остальные либо пали, либо, если верить легендам, погрузились в вечный сон, подобно Праматери...
   - Я так понимаю, что вынужден снова лицезреть ваши мерзкие рожи из-за вчерашнего бедлама в "Норе", - подал голос Каин.
   Мия поморщилась: воспитание Каина всегда оставляло желать лучшего. Как, впрочем, и отвратительный характер. Было трудно поверить, что Каин - дитя Истинных; обычно наглое, вызывающее поведение отличало вриколакосов, которые были такими при жизни или которым наставники уделяли слишком мало внимания. Себе ученика Мия в свое время выбирала очень тщательно - и все равно промахнулась, как показало вчерашнее происшествие.
   - Если под бедламом ты подразумеваешь гибель нескольких десятков людей, то - да, именно об этом я и хотел с вами поговорить, - склонил голову Самир. Смоляные кудри упали ему на лицо, скрывая его выражение, но было ясно, что он едва сдерживает раздражение, вызванное поведением Лейлы и Каина. - Как вы помните, около века назад Мия сотворила себе ученика, Антона. На моей памяти это не первый вриколакос, покончивший с собой, хотя большинство подобных инцидентов приходилось на первые несколько месяцев после обращения. Все это говорит о ненадлежащем внимании и неразборчивости создателя: нужно понимать, кто из смертных готов принять дар бессмертия, а кому он покажется проклятием. Мию всегда отличала мудрость, да и я лично одобрил ее выбор. Мужчина, которого она избрала, хотел жить вечно, был силен и крепок как телесно, так и морально.
   - Ну да, а вчера он завалился в бар на окраине, напился и перегрыз всех людей, после чего нам пришлось все спалить, чтобы замести следы, - буркнул Каин.
   Мия привстала в своем кресле, вцепившись в подлокотники острыми когтями; из горла ее вырвалось рычание. Аскольд, стоявший в дальнем углу, мгновенно оказался за ее спиной, успокаивающе положил руки ей на плечи.
   - Каин, уймись, - угрожающе произнес Александр со своего места. - Продолжай, Самир.
   - Собственно, Каин уже изложил за меня всю суть проблемы, - сухо сказал Самир. - Мия следила за Антоном, поскольку давно уже наблюдала в нем изменения, и вовремя связалась с Каином и Аскольдом, которые, по счастью, оказались неподалеку. Они и "прибрали" за Антоном. Со стороны все выглядит как несчастный случай... Нам повезло, что этот бар, "Нора", располагался на самой окраине города, так что удалось обойтись без лишних свидетелей.
   - Отлично! Все улажено. Так зачем мы здесь собрались, Самир? Оплакивать невинно убиенных? - приподняла золотистую бровь Лейла.
   - Не совсем. Проблема в том, что, чем меньше Перворожденных остается с нами, тем больше нас охватывает безумие. Мы, Истинные, способны бороться с бременем времени, но наши вриколакосы, как показывает вчерашний пример, не так устойчивы. Об этом говорят самоубийства по крайней мере четырех обращенных - двоих в Англии, одного в Штатах и еще одного - в Индии, о которых я был проинформирован недавно. Правда, в двух случаях вриколакосы сами попросили своих создателей их уничтожить. Отдадим должное Мие - она не пощадила своего воспитанника и поступила разумно, оберегая свой род.
   - Его бы все равно нашли и убили Палачи, - пожал плечами Александр.
   - Верно. Что ж, случившееся говорит лишь о том, что вы должны быть внимательнее к своим ученикам. По словам Мии, она давно заметила в Антоне признаки безумия...
   - Я бы тоже рехнулся, будь я учеником Мии, - угрюмо заметил Каин. Лейла с готовностью расхохоталась.
   - Не обижайся, милочка, но ты бываешь такой занудой, - она улыбнулась Мие, обнажив в улыбке свои крепкие, белоснежные зубы с заостренными клыками, сейчас вполне обычными, короткими. А вот у Мии, пока она слушала колкие выпады этих двоих, клыки невольно удлинились от ярости. Ведь Каин точно знает, что значит потерять свое дитя, когда прерывается крепчайшая ментальная связь, служащая своеобразной пуповиной между создателем и обращенным, как это больно, и душевно, и физически, - и все равно насмехается над ней!
   - Скольких твоих детей убили люди, Лейла? - тихо спросила Мия продолжавшую ухмыляться девушку. - Ни одного пока, верно?
   - Что значит - "пока"? - та злобно сощурила желтые кошачьи глаза. Когда-то Мия завидовала этому цвету ее глаз, такому необычному для всех Истинных: их глаза даже в спокойном состоянии всегда казались черными, с легким оттенком зеленого, карего или серого. Черными, как породивший их Лес, как его священная кровь...
   - Умолкни, женщина, - осадил ее Самир. - Кажется, Александр также хотел сообщить нечто важное.
   - Но, насколько мне известно, у Алекса нет учеников, - удивленно сказал Аскольд.
   Александр грациозно поднялся со своего кресла и вышел на середину комнаты, совершенно по-человечески засунув руки в карманы. Из всех собравшихся членов Семьи он вел самый демократичный образ жизни - жил в непосредственном окружении людей, работал с людьми, дружил с людьми. Мия этого не понимала, но Алекс ей нравился: всегда дружелюбный, уравновешенный, трезво мыслящий. На него можно было положиться.
   - Ты прав, Аскольд, но я хочу поговорить вовсе не о них. Дело в том, что вчера я, кажется, столкнулся с "диким", - озабоченно произнес он.
   Первые секунды недоуменного молчания нарушились гомоном разом взорвавшихся голосов; Самир поднял руку, призывая всех к тишине. Из всех них один лишь он, похоже, не был удивлен этой новостью.
   - Алекс, не перебрал ли ты дурной крови? - насмешливо осведомился Каин. - Откуда в городе дикие, если мы все знаем своих вриколакосов наперечет? Намекаешь, что кто-то из нас нарушил Закон?
   - Нет же, - терпеливо ответил Алекс, - ты не дослушал. Я не узнал его. Почувствовал его присутствие, но не смог узнать "запах" хозяина. В одном уверен - он не принадлежит никому из вас.
   - Ты его видел? Говорил с ним? - взволнованно спросила Мия.
   Александр замялся, покусывая бледные губы.
   - В тот момент я не мог его догнать. Я провожал домой девушку, на которую он, судя по всему, намеревался напасть. Мое появление его спугнуло. Когда я вернулся, он уже был далеко, и я не смог его выследить.
   - Ну, замечательно, - прошипела Лейла. - Из-за любви к человечкам упустил дикаря, который уже наверняка вкусно закусывает кем ни попадя и бросает растерзанные трупы на улице! Завтра-послезавтра за ним начнут гоняться какие-нибудь охотники-энтузиасты, а нам всем придется снова переезжать! А ведь я только недавно обзавелась премиленьким особнячком...
   - Заткнись, а? - беззлобно махнул на нее рукой Алекс. - Ты лучше подумай о том, что в городе объявился еще один Истинный, о котором мы не знаем.
   Братья и сестры переглянулись, осмысливая сказанное. Большинству из них новость не понравилась, но глаза Каина замерцали алым в полутьме, выдавая его возбуждение. Наконец-то хоть кто-то развеет смертельную скуку, в которой он уже шестой век гниет заживо!
   - Если ты не ошибся, и он - дикий новообращенный, то он явится за девушкой, которую так и не успел вкусить, - удовлетворенно заметил он.
   - Каин прав, - кивнул Самир. - Вриколакосам трудно отказаться от понравившейся жертвы. Но, возможно, мы просто преувеличиваем, и он не собирался никого убивать - лишь питаться. Его хозяин, вероятно, недавно прибыл в город и не знает нашего порядка.
   - Что же это за Истинный, который не спешит представиться местным сородичам, не говоря уж о том, чтобы испросить их позволения остаться в городе, - гневно возразила Мия.
   Лейла воздела очи горе и с нарочито скучающим видом принялась рассматривать свой кроваво-алый маникюр.
   - Я понимаю, к чему ведет Каин, - вздохнул Александр. - Что ж, я послежу за девушкой какое-то время. Если "дикарь" за ней явится, я приведу его к вам.
   Каин усмехнулся, склоняя голову в знак согласия, хотя у него на этот счет были свои планы.
   Посмотрим, кто первым выследит непрошеных гостей.
  
   2
  
   Конечно же, ноги снова привели ее в парк, хотя из дома она, кажется, вышла с намерением сходить в магазин. И теперь она стояла посреди главной аллеи и растерянно наблюдала за снующими туда-сюда людьми. Этим вечером тут было оживленно: воскресенье, как-никак. Приносимая ветром далекая музыка заглушалась шумом воды в большом фонтане посреди парка; по аллеям гуляли мамочки с колясками, а скамейки, точно воробьи, облепила вооруженная банками с пивом молодежь.
   Яна одернула на себе просторную спортивную майку, чувствуя себя неловко среди яркой воскресной толпы. А, самое странное, она никак не могла понять, что заставило ее сюда прийти. Словно подсознание вело ее, пытаясь напомнить о чем-то забытом, но очень важном. В ночь после встречи с Алексом она плохо спала: ей казалось, что проникающие в комнату лунные лучи обжигают ее кожу. Но когда она плотно задернула шторы, стало еще хуже - неожиданно накатил страх, дикий, необъяснимый, заставивший ее вскочить и включить настольную лампу. Так она и спала остаток ночи.
   Оглядевшись, Яна неуверенно направилась к фонтану. Устроилась на бортике и принялась таращиться в сияние водяных струй, бегущих из смеющихся ртов каменных дельфинов. В голове ее нарастал тихий гул, перекрывающий голоса и смех прохожих. Точно сама она постепенно погружалась в воду... В затылке возникло легкое, ноющее ощущение. Яна знала - такое бывает, когда кто-то долго и очень пристально на тебя смотрит. Она оглянулась, шаря взглядом по лицам гуляющих людей. Никто в ее сторону не смотрел. Внезапно ее слуха коснулась нежная, протяжная мелодия, и, повернувшись на звук, по другую сторону фонтана она увидела и самого музыканта. Высокий худощавый парень очень яркой, готичной внешности играл на флейте. Яну поразил даже не его кожаный плащ, явно не соответствующий сезону, и не мрачная, какая-то диковатая красота, а невообразимо длинная, иссиня-черная, "французская" коса, небрежно перекинутая через плечо. Такую и у девушки-то не каждый день встретишь... Прохожие замедляли шаг возле "городского фрика", улыбались, оглядываясь; многие бросали монетки ему под ноги. Флейта слушалась его, как змея - заклинателя: пронзительные, преисполненные печали и нежности звуки плыли над землей и таяли где-то далеко в небе, меж первых вечерних звезд...
   Яна продолжала совершенно неприличным образом глазеть на парня, пока тот не поднял на нее свои очень темные, большие глаза. Даже сквозь разделявшее их расстояние ей показалось, что ей заглянули прямо в душу, разом перетормошив все самое укромное, что таилось в ее уголках, оставив в ней лишь холод и одиночество. Вздрогнув, девушка отвернулась. Несмотря на теплый июньский вечер, по спине ее побежали мурашки.
   - Какая неожиданность! - вдруг произнес над ее головой чей-то веселый голос, и она подскочила, едва не свалившись в фонтан.
   - Извини, опять я тебя напугал, - улыбка сбежала с лица Алекса.
   Яна с облегчением выдохнула: сердце ее грозило выскочить через уши.
   - Я просто задумалась, - она выдавила из себя приветливую улыбку. - Привет. Гуляешь?
   - Да нет, мимо шел, гляжу, ты сидишь, мечтаешь о чем-то, - ответил он и непринужденно устроился рядом. Сегодня он был одет куда менее формально: потрепанные джинсы, футболка, кеды. Волнистые волосы свободно обрамляли лицо, делая его заметно моложе. Сколько же ему на самом деле лет?
   - Почему ты одна? - поинтересовался он. - Где подружки, парень? Сегодня вроде как выходной.
   Яна неопределенно пожала плечами.
   - Подруг у меня мало, да и с теми редко общаемся: интересы разные, свои заботы, своя жизнь. А парень... Постоянного парня нет, в общем.
   - Почему? -Алекс, кажется, не собирался проявлять чудеса тактичности.
   - Скажем так, негативного опыта хватило, - буркнула она. - Сам-то почему без подруги? Таких, как ты, обычно очень быстро окольцовывают.
   - Не злись, - он рассмеялся, отчего у Яны по коже снова побежали мурашки: на этот раз - от удовольствия. Ей определенно нравилась компания Алекса, хотя обычно ей требовалось гораздо больше времени, чтобы начать испытывать к человеку симпатию.
   - Знаешь, за все эти годы я просто так и не встретил ту, что сумела бы меня увлечь надолго и всерьез, - помолчав, продолжил он. В его голосе проскользнуло что-то вроде сожаления.
   - За все эти годы? - весело переспросила девушка. - Тебе сколько лет - девяносто?
   Он посмотрел на нее как-то странно.
   - Ну... я, конечно, совсем молод... но опыта у меня, пожалуй, хватит и на девяностолетнего. Мороженого хочешь? - резко сменил он тему.
   - Хочу, - решительно ответила Яна.
   Через пять минут, купив рожок шоколадного мороженого - для нее и бутылку минеральной воды - для него, они уже спускались по широкой тропе к воде: с северной стороны парк примыкал к небольшому озерцу, непригодному для купания, но очень живописному. Пятачок воды с обрывистым травяным берегом был отгорожен от окружающего мира зарослями камышей и деревьями; на ее поверхности отражалось уже потемневшее небо с лунным диском и россыпью звезд. Издали приглушенно доносилась музыка и шум парка, голоса людей. Яна вдруг поняла, что больше не слышит звучания флейты - должно быть, музыкант ушел играть в другую часть парка. Или домой.
   Они устроились прямо на травяном спуске к воде, спугнув пару лягушек. Яна уже успела рассказать Алексу, что собиралась, вообще-то, вовсе не на прогулку в парк, а в магазин за продуктами, и это его почему-то очень заинтересовало.
   - Ну, зато, благодаря этому стечению обстоятельств, мы снова встретились, - заметил он с улыбкой.
   - Чтобы снова встретиться, люди обычно обмениваются телефонами, - ответила она и поспешно добавила: - Нет, не подумай, я без намеков...
   - Я понял. Тебя дома-то не хватятся?
   - Во-первых, некому - я давно не живу с родителями; а во-вторых, мне уже двадцать три: в таком возрасте люди как бы считаются взрослыми.
   - Не "уже", а "всего", - возразил он.
   - Я - девушка, так что в моем случае это именно "уже", - вздохнула она. - Давай не будем обо мне, ладно? Лучше расскажи, почему ты решил преподавать, да еще и культурологию.
   Алекс вопросительно приподнял бровь.
   - А что, по-твоему, культурология - наука, не заслуживающая внимания?
   Яна засмеялась.
   - Ну, на западе ее, кажется, в отдельную науку вообще не выделяют...
   - Да, там ее называют культурной антропологией, - кивнул Алекс. - Ну... мне в культурологии нравится то, что она совмещает в себе черты других наук - философии, истории... религии. Это интересно.
   - Слишком уж намешано, по-моему. Все это лучше изучать по отдельности. Вот только для этого нужна чертова прорва времени.
   - Ну, у кого-то есть эта чертова прорва времени, - тихо ответил он.
   Про себя он подумал о том, что историю, религию и культуру страны в целом гораздо проще изучать, когда на протяжении веков являешься непосредственным участником общественных событий. Когда перед твоими глазами одна эпоха сменяется другой, принося новый уклад жизни, политический строй, культурные веяния. И лишь, пожалуй, религия продолжает твердо стоять на своих позициях, - изменяя лишь способы самовыражения. Но Яне этого говорить, конечно, не стоило.
   Он смотрел, как она лакомится мороженым - с таким удовольствием вгрызаясь в хрусткую вафлю, что он в который раз остро пожалел, что никогда не сможет ощутить вкуса человеческой пищи. Впрочем, и людям никогда не познать блаженства, которое дарит кровь; они насыщаются лишь физически, не испытывая энергетического голода, и лишь единицы наделены талантом видеть энергетическую составляющую всего сущего. Ведьмы, экстрасенсы, колдуны... Многие из таких становятся вриколакосами - добровольно. После обращения их способности обостряются. Как светлые, так и, увы, темные...
   Смешная девочка: доверчиво сидит рядом, беззаботно лопает свое мороженое и не догадывается, кто перед ней. Что ж, даже будь он голоден, то смерть бы ей не грозила: он бы усыпил ее и взял немного крови - и только. Они давно не убивали смертных. Старались, по крайней мере. Иногда такое все же случалось, - чаще всего среди вриколакосов, еще не научившихся контролировать свой голод, реже - среди заскучавших Истинных - и тогда было важно подчистить за собой все следы. Палачи карали только за нарушение Закона, требовавшего сохранения тайны их рода. Или - за убийство Истинного. Человеческие жизни их не волновали.
   Но убийство людей в конце концов приводило к ним охотников: обычно то были вольные мстители, однако, и они причиняли массу проблем. Истинные были бессмертны, но имели живое сердце, мозг и тело, а значит, как и все живое, их можно было убить. Раньше, когда Истинных и вриколакосов было гораздо, гораздо больше и меж ними еще жили Перворожденные, имевшие над ними власть, раньше, когда мир был погружен в хаос, болезни и тьму невежества - раньше они часто убивали. И создавали много вриколакосов. И истребляли семьи охотников до последнего колена. Они никогда не жаждали могущества, однако всегда имели связи во всех структурах человеческой власти. Благодаря этому охота на них не принимала организованного масштаба. Но бездумное уничтожение рода людского - пропитания и диких забав ради - пришлось прекратить. Алекс вспомнил Великий пожар в Лондоне, стерший с лица земли не только большую часть города, но и сотни вриколакосов. Англичане и поныне винят какого-то бедолагу пекаря и подозревают то ли французов, то ли голландцев - не догадываясь о том, что Истинные предали город огню по приказу Перворожденных, чтобы избавиться от вриколакосов, которых стало слишком много. Мормус, обезумевший Истинный, создал целое полчище алчных, тупых кровососов, убивавших непозволительно много людей, и без того измученных свирепствовавшей в то время чумой. Мормус был казнен, его детища - уничтожены; в пламени того огня потерял свою возлюбленную и Каин. Он и прежде был угрюм и нелюдим, но с той поры рассудок его и вовсе помутился.
   Александр помнил Арабеллу, совсем еще юную девушку с лицом ангела, вся семья которой в одночасье пала от чумы. Неизвестно, чем она так понравилась Каину, но он обратил ее и, пожалуй, был по-настоящему с ней счастлив. В огне пожара она погибла случайно; некоторыми сородичами тогда пришлось пожертвовать. И Каин обезумел.
   Александр снова покосился на Яну: только теперь он понял, почему ее лицо сразу показалось ему знакомым. Вовсе не потому, что она была одной из его студенток, о нет. Она была чертовски похожа на Арабеллу. Тот же овал лица, изгиб губ, большие ясные глаза с особенной складочкой над веками - такую редко встретишь. И эти пшенично-русые волосы...
   - Ты чего так смотришь? У меня нос в мороженом? - смутилась Яна.
   - Нет-нет, я так... просто. - он улыбнулся. - Любуюсь.
   Яна фыркнула, но участившийся пульс и прилившая к щекам краска выдали ее. Александр зачарованно смотрел, как бьется под нежной кожей ее шеи тоненькая голубая жилка. И, хотя он перекусил перед выходом из дома, ему вдруг отчаянно захотелось есть.
   "Ты мне нравишься, но я убил бы тебя, если б мог", - подумал он печально.
   Как ни был он погружен в свои мысли, но присутствие сородича он ощутил мгновенно: это было подобно острому уколу в самое сердце. Вриколакос - а это наверняка был он, поскольку Истинные умели скрывать свое появление - был совсем недалеко, пришел, не в силах сопротивляться соблазнительному запаху жертвы - Яны. Пришел, несмотря на то, что рядом был Истинный. Что ж, тем хуже для него.
   Яна изумленно вскрикнула, когда он одним стремительным, бесшумным движением сорвался с места и скрылся в кустах. Потом все ей объяснит. Он не мог еще раз упустить чужака. В особенности - голодного чужака в парке, полном людей.
   Яна поднялась, совершенно сбитая с толку. Что за фокусы? Только что сидел с ней рядом, а в следующую секунду его и след простыл - лишь ветки кустов чуть покачиваются, потревоженные его бегом.
   - Алекс? - позвала она, начиная злиться.
   Тишина была ей ответом. Кажется, даже музыка притихла вдали. Умолкли лягушки в камышовых зарослях; ветер затаился в кронах деревьев. Над берегом озера нависло угрожающее безмолвие.
   Яна замерла, ощущая уже знакомое прикосновение страха к сердцу. В лицо ей дохнуло чуть ли не январским холодом, опередившим человека, внезапно возникшего на тропинке. Он - вернее, она - словно соткалась из воздуха, из ночного сумрака и рассеянного лунного света, который двумя желтыми монетами отражался в ее глазах. Точно у кошки. Или - у волка.
   Девушка была высокой и очень худой; джинсы ее были порваны на коленках и вымазаны в земле, словно она продиралась сквозь заросли ползком. Белая майка пестрела узором из красно-бурых пятен, подозрительно напоминавшими следы крови. Короткие волосы неопределенного цвета топорщились во все стороны, рот судорожно кривился, то ли от боли, то ли от ярости, и вкупе со светящимися лунными глазами все это производило такое жуткое впечатление, что Яна невольно попятилась. Остановилась она лишь у самого обрыва в воду.
   Девушка гибким, грациозным, совершенно нечеловеческим движением изогнула спину и шумно втянула воздух ноздрями. А затем с места прыгнула на опешившую Яну.
   Она не успела толком понять, что произошло дальше. Увидела прямо перед своим лицом оскаленную клыкастую пасть, безумные глаза - и в тот же миг напавшая на нее девушка покатилась по земле, отброшенная страшным ударом тени, исторгнутой ближайшими кустами. По лицу Яну хлестнул кончик жесткой черной косы - и в неожиданном спасителе она с изумлением узнала флейтиста из парка. Глаза его светились так же страшно, как и у твари, поднимавшейся из травы ему навстречу. Девушка - точнее, существо, теперь лишь отдаленно напоминавшее девушку - пригнулось и зашипело, переводя взгляд с Яны на заслонившего ее музыканта. Из уголка ее рта тянулась серебристая нить слюны.
   В то мгновение, когда оба существа взвились в воздух, чтобы сцепиться, точно звери, в смертельном объятии, Яна отпрянула и ухнула с обрыва в воду. Холод, сомкнувшийся над головой, сильный удар затылком, шум в ушах... последним усилием гаснущего сознания она еще попыталась вынырнуть назад, к воздуху, но лишь еще больше набрала воды ртом. Илистая муть застила глаза, и больше не было сил сопротивляться...
  
   * * *
  
   Каин сидел в кресле у камина, задумчиво рассматривая висящую напротив картину. Огромное, явно старинное полотно занимало всю часть стены над каминной полкой, напоминая черный провал в иной мир. Вся она была черной: черными были изображенные на ней гибкие ветви диковинных безлиственных деревьев, сплетающихся в бесконечном объятии под сумеречным небом; черной была вода, масляно поблескивающая меж узловатых корней; и огромные глаза существа, прильнувшего к нижней ветви, были черны, как первая ночь мирозданья.
   Таким же черным было обугленное тело Арабеллы, которое он вынес на руках из дымящихся обломков в серый свет лондонского утра триста лет назад...
   - Потрясающе, правда? - тихо спросил Аскольд, незаметно подошедший сзади. - Все мы видим одинаковые сны, но лишь Мии удалось их запечатлеть так ярко. У нее талант...
   - Что верно, то верно. Рисовать Истинных ей всегда удавалось лучше, чем быть одной из них, - скривил рот Каин.
   - Не язви. Мия не заслужила такого презрения к себе. - он вздохнул, скользя взглядом по лицу прекрасного и странного существа, теперь лишь отдаленно схожего с ними, его потомками. - Я бы хотел заполучить эту картину - жаль, что она подарила ее Александру когда-то...
   - В чем же проблема? Попроси ее, она не сможет отказать тебе после стольких лет, проведенных в одной постели.
   - Что это за нотка в твоем голосе, брат мой? Зависть?
   - Ты пришел, чтобы досаждать мне своей болтовней или сообщить, что все уже прибыли?
   - Второе, - усмехнулся Аскольд. - Пойдем.
   Остальные уже ждали их у входа в подвал - Алекс, в чьем доме они собрались, выглядевший совершенно по-домашнему в спортивном костюме; Мия в старомодном платье цвета запекшейся крови, рядом, как контраст - Лейла в изумрудно-зеленом наряде; Самир, прибывший в компании двух своих вриколакосов, оставленных у двери.
   - Ты же сказал не тащить с собой своих детишек, Самир, - капризно надула губки Лейла. - Я бы взяла Мари, она такая лапочка, вы бы были от нее просто без ума...
   - Ты нам и одна весь мозг уже вынесла, сестренка, - проворчал, подходя, Каин.
   - Помолчите, вы оба, - оборвал их Алекс. - У меня в подвале два чужих вриколакоса, один из которых к тому же дохлый, так что хихикающих и ехидничающих попрошу остаться здесь. Каин, тебе всего час назад едва не вырвали глаз - постарайся быть серьезнее, по крайней мере.
   - Все равно бы новый вырос, - пожал плечами тот, но, встретив взгляд Самира, с нарочито покорным видом склонил голову.
   Алекс на правах хозяина спустился в подвал первым. Довольно просторное помещение освещалось тусклым светом единственной лампочки под потолком; впрочем, этого света вошедшим было более чем достаточно. В дальнем углу, напротив топки, скорчился человек, прикованный к стене цепями; чуть поодаль валялась какая-то бесформенная груда, в которой угадывались очертания растерзанного человеческого тела.
   - Пол придется отмывать, - заметила Лейла, брезгливо покосившись на труп.
   Аскольд удивленно приподнял бровь.
   - Это ты его так? - спросил он Каина.
   - Ее, а не его, - уточнил тот с усмешкой. - Эта дрянь дралась, как бешеная гиена - живой не давалась. Вцепилась мне в лицо, а тут еще эта девчонка... и люди в парке...
   - Когда я подоспел, Каин уже складывал в свой плащ то, что от нее осталось, - добавил Александр. - Но, по крайней мере, он вытащил из воды Яну. Что меня, к слову сказать, невероятно изумило.
   - Тебя с ней видели в парке; подозрение в ее смерти бы пало на тебя. А заметать следы нам было некогда, - пробормотал Каин, отворачиваясь.
   - Я так понимаю, вриколакосов оказалось двое, - вставил Самир.
   - Верно, - кивнул Александр, - я погнался за мужчиной, тем, которого и почуял в первый раз; на Яну напала его подружка, - ее, каюсь, я прозевал... Но рядом каким-то чудом, - тут он фыркнул, - оказался наш вездесущий Каин.
   - Просто мимо проходил, - невозмутимо произнес тот.
   - То, каким ветром туда занесло Каина, не так уж и важно, - произнес Самир. - Важно то, что вам удалось привести к нам хотя бы одного из чужаков. Вы уже пробовали его разговорить?
   - О да, - хищно осклабился Каин.
   - Молчит, как рыба, - пожал плечами Александр. - Ну, а кровь его мы без тебя пробовать не посмели. Это твое право.
   - Фу, - прокомментировала Лейла, с любопытством таращась на пленника из-за спин братьев.
   Самир приблизился к забившемуся в угол вриколакосу, задумчиво его рассматривая. Тот, услышав его шаги, затравленно вскинул на него глаза. Он давно не питался - это было понятно по тому, что раны на нем не заживали и сочились кровью; правый глаз его заплыл, нос был сломан; одну руку он поджимал под себя, второй держался за живот. Вся его нехитрая одежда - рваные джинсы и футболка - пропитались кровью и грязью. Волосы спутанными прядями повисли вдоль длинного худого лица. Несмотря на все эти увечья и грязь, Самир видел, что прежде он был довольно красив: Истинные предпочитали создавать привлекательных вриколакосов, дабы радовать ими свой взор. Да и лет ему было не более тридцати. До обращения, естественно.
   - Знаешь инканус? - спросил он его.
   Вриколакос наморщил лоб: он не понимал.
   Самир вздохнул. Прекрасно. Создавший его Истинный не озаботился его обучением.
   - Как тебя зовут? - перешел он на русский.
   Парень пошевелил разбитыми губами, издав невнятный свистящий звук.
   - И...Игнат, - разобрали присутствующие.
   - Игнат, - бесстрастно повторил Самир. - Игнат, кто твой создатель?
   Вриколакос молча смотрел на него единственным глазом.
   - Кто тебя обратил?
   Равнодушное молчание.
   - Поднимите его, - велел Самир братьям.
   Аскольд и Каин подошли и, ухватив пленника под локти, рывком поставили его на ноги. Тот застонал от боли, но сопротивляться даже не пытался. Глухо звякнули сковывавшие его цепи.
   Самир подошел к нему вплотную, оказавшись чуть ли не на голову выше, склонил лицо к его шее. Поморщился: от него дурно пахло: грязью, болью, ненавистью. Нет, он не хотел касаться его кожи своими губами.
   Он выпрямился, вскинул руку и молниеносно полоснул когтями вриколакоса по шее. Тот дернулся; по пальцам Самира заструилась темная, почти черная, кровь. Поднеся ладонь ко рту, он уронил пару капель себе на язык, прикрыл глаза. Кровь не может солгать. Кровь помнит все. И он будет знать все, что знает этот человек.
   Мощь нахлынувших воспоминаний ошеломила его. В жилах обращенного текла неимоверная, немыслимая, древняя сила, которая не могла принадлежать простому Истинному. Игната обратил сам Перворожденный - несомненно. В хаотичном и сумбурном круговороте чужих мыслей и эмоций Самир сумел ухватить единственное воспоминание о том, кто сделал этого человека бессмертным.
   Поздний вечер. Погруженная в полутьму, пустынная улица; быстрые шаги припозднившегося прохожего - Игната. Дома его ждет молодая жена и маленький ребенок; Игнат очень торопится к ним. В руках у него пакет с продуктами. Дорогу ему пересекает чья-то длинная узкая тень. Мгновение - и он прижат к стене дома; лица его касаются острые загнутые когти; могильный смрад древнего как звезды существа ударяет в ноздри. Лунные глаза и белые клыки поблескивают в темноте. Затем - яростный укус в шею, разрывающая плоть боль, вкус чужой крови на языке, снова боль, мрак, пробуждение в каком-то заброшенном здании, голод, скитания по ночным улицам, первое убийство, второе... он не может пойти домой... встречает Лику, такую же, как он... брошенную и голодную... они не могут умереть, они прокляты... они ненавидят все живое... и того, кто их сделал такими.
   Сквозь плотный и отчетливый слой воспоминаний Игната тонкой, едва уловимой нотой пробивался отголосок других образов, размытых и обрывистых, принадлежавших его создателю. Самир видел древние храмы индейцев в гуще знойных джунглей, обагренные кровью алтари и юные лица жертв, принесенных в дар ему, Перворожденному; он видел римских воинов, посланных казнить его, перерезав ему вены в собственном бассейне, и видел, как внутренности их плавали в горячей воде: глупцы не ведали, что пришли убивать саму смерть. Сквозь дымку времени он видел ладьи викингов и египетские пирамиды, битвы и сражения, древние города и цивилизации; он видел многое: эпоха сменяла эпоху, и по мере развития человечества на смену торжеству и величию воспоминаний Перворожденного приходили горечь одиночества и тоска; он казался себе ребенком, заблудившемся в лесу вечности, из которого не было пути домой.
   Выдохнув, Самир резко отстранился от вриколакоса, открыл глаза - страшные, полностью черные, как у существа на картине Мии. Его шатало от бушующей в крови силы, чужой боли и ярости. Братья и сестры обступили его, ожидая объяснений.
   - Кто это был, Самир? - тихо спросила Мия.
   - Перворожденный. - глухо ответил он.
   Каин присвистнул; остальные пораженно молчали.
   - Перворожденный - в нашем городе? - наконец, недоверчиво спросил Александр.
   - Судя по всему. Причем как минимум месяц. Напал на парня, дал ему своей крови и бросил. Девчонку... тоже.
   Самир отошел от пленника, снова съежившегося на полу, устало потер виски пальцами.
   - Хочешь сказать, просто бросил, ничего не объяснив, не научив охотиться? - даже Лейла была изумлена.
   - Именно так.
   - Но... но...
   Они растерянно переглядывались, осмысливая его слова.
   - Обезумевший Перворожденный? - наконец, предположил Алекс.
   - Либо неосторожный, - добавил Аскольд.
   - Либо заскучавший, - фыркнул Каин.
   - Но так нельзя, - твердо сказала Мия. - Он нарушает Закон! Подвергает опасности всех нас. Ты его знаешь, Самир?
   - Нет. Лица его я не видел. Только часть воспоминаний... Кроме того, последнего из Перворожденных я встречал лет триста тому назад, в Лондоне... после этого они и стали уходить в тень. Я даже не знаю, жив ли мой отец, что уж говорить об остальных... Они давно не говорят с нами, своими детьми.
   - И вот, пожалуйста, объявился тут один выживший из ума старикашка, - проворчал Каин.
   - Имей почтение, брат! - одернула его гневно Мия.
   - Почтение? К кому? К этим ходячим развалинам, грезящим наяву? Мир давно принадлежит нам и нашим детям!
   - Каин, ты, по-моему, слишком задержался в городе, - ровным голосом заметил Самир. - Возможно, ты бы хотел переехать в какое-нибудь другое место, не столь оживленное?
   - И Лейлу прихвати, будь добр, - вставил Аскольд.
   - Намек понял, - хмуро ответил Каин, - затыкаюсь и откланиваюсь. Как обмозгуете тут все, сообщите. Я наверху. Рад служить старшим членам Семьи, - добавил он с насмешкой, и, склонив голову перед Самиром, вышел - а человеку бы показалось, что просто исчез.
   Поднявшись наверх, Каин пересек просторную гостиную и вышел в сад, раскинувшийся за домом. Александр любил цветы - летом его жилище напоминало один из розово-сиреневых домиков с картин Кинкейда, который ну никак не мог принадлежать сосущему кровь существу. Губы Каины скривила презрительная усмешка. Почему он до сих пор не покинул город, почему живет с ними, мирится с их недостатками, терпит их общество? Почему все они - такие разные, едва выносящие друг друга - поселились вместе, в одном городе, образовав местную Семью? Возможно, причина в том, что их осталось так мало; родители давно оставили их, вриколакосы не могли развеять их извечной тоски; возможно, только Истинные братья и сестры по-настоящему и понимали одиночество друг друга. Самир старался быть справедливым и мудрым лидером, но на деле его давно уже ничего не волновало: его охватила апатия, свойственная существам, живущим на свете слишком долго. Александр любил одну лишь Мию, а та - лишь свою скорбь; Александра тянуло к людям, но они не могли дать ему семьи; Лейлу, самую молодую, а по меркам Истинных - совсем юную, мир еще забавлял; она наслаждалась своей силой, красотой, богатством, плотскими утехами и прочими благами земной жизни и втайне презирала братьев и сестру. Кроме, пожалуй, Каина. Однако и она была вынуждена жить в Семье: родители уже лишили ее своей опеки, а сил и ума выживать в одиночестве ей пока не хватало.
   Начинало светать. Каин зевнул, рассеянно думая о том, как его братья поступят с пленником. Все, что нужно, они узнали - а оставлять в живых дикого, совершенно неуправляемого вриколакоса было бы безумием. Лишь создатель мог его контролировать. Да и то - уже поздно. Игнат стал убийцей. Скорее всего, сейчас Алекс разжигает огонь в топке для бедолаги. Что ж, чего не излечивают лекарства, излечивает железо, а чего не излечивает железо - излечивает огонь.1
   Каин ступил на выложенную плитами дорожку, убегавшую вглубь сада, но замер, услышав испуганное биение человеческого сердца в каком-то метре от себя. Вот так так... Пожалуй, пора научить Александра запирать пленников на замок. Хмыкнув, он запустил руку в разросшийся куст сирени и без малейших усилий выволок оттуда девушку.
   - Далеко собралась? - осведомился он у Яны.
   Голову ее украшала плотная бинтовая повязка, а одета она была почему-то в футболку Александра, которая доходила ей до колен. Ах да, девчонка же свалилась в озеро... Должно быть, Александр ее и переодел, когда осматривал и перевязывал рану.
   - К твоему сведению, сад окружен забором, - добавил Каин насмешливо.
   - Да... я видела, - охрипшим от страха голосом пробормотала она. - Отпусти руку, пожалуйста.
   Он разжал пальцы, освобождая ее запястье - на нежной светлой коже расплывались багровые отпечатки пальцев. Теперь, пожалуй, и синяки останутся. Девчонка отступила, нервно растирая руку и не спуская с него огромных серых глаз. Чтобы смотреть ему в лицо, ей пришлось запрокинуть голову. Точно так же когда-то смотрела на него Арабелла...
   - Давно ты проснулась?
   - Н-нет...минут пять назад. В доме было пусто, я спустилась, выглянула в окно... у двери стояли вооруженные люди...
   "Ну, не совсем люди", - мысленно уточнил Каин.
   - И ты решила удрать через сад? Другая на твоем месте, скорее всего, и не пыталась бы бежать. Забилась бы в уголок и тряслась от страха в ожидании судьбы.
   - Я же знаю, кто вы, - сглотнув, сказала она. - И знаю, что меня здесь ждет...
   - Кто же мы, по-твоему?
   - Вампиры, - твердо ответила она.
   Ей было страшно, очень страшно, но больше страха в ней было желание жить и сопротивляться смерти до последнего - и эта ее решимость на мгновение ошеломила Каина. Она стояла перед ним босая, голодная, слабая и перепуганная, с перевязанной головой, но взгляд ее судорожно шарил по саду в поисках того, чем бы она могла ударить его, вздумай он на нее напасть.
   - Вампиры, - задумчиво повторил он. - Так люди называют тех, кто пьет кровь, спит в гробах, боится солнечного света, крестов и чеснока. Тех, у кого есть клыки, кто встает из могил, живет вечно и умеет оборачиваться летучей мышью. Что ж, я этого всего не боюсь и не умею. Но я пью кровь. И я бессмертен. Полагаю, меня можно назвать вампиром. Как, впрочем, и существо, напавшее на тебя в парке. Существо, которое убил я.
   - Почему ты меня спас?
   Вопрос озадачил Каина.
   - У тебя, что же, нет других вопросов?
   - Есть. Я не понимаю, почему на меня напали, кто ты такой, кто такой Алекс, почему я все еще жива...
   - Но больше всего тебя сейчас интересует, как отсюда сбежать, не так ли? - усмехнулся он. - Учитывая, что мои братья и сестры сейчас все тут, в доме, и все они, как ты заметила, вампиры - хоть мы и называем себя иначе - и то, что ты знаешь слишком много, чтобы просто тебя отпустить.
   Яна задрожала; от слабости и страха ноги ее, наконец, подкосились, и Каину пришлось подхватить ее, чтобы она не осела на землю. От его прикосновения она вся сжалась, непроизвольно прикрыв ладонями шею, что его порядком развеселило.
   - Я пока не голоден, - успокоил он ее. - Мы сейчас вернемся в дом и решим твою дальнейшую судьбу. И я тебе настоятельно рекомендую не визжать - мои братья очень нервные, могут и сорваться.
   - Я не хочу умирать, - едва слышно прошептала она, спрятав лицо у него на груди, когда он нес ее к дому. От ее волос пахло... персиками. Каин с наслаждением втянул ноздрями нежный, тонкий аромат.
   "Боюсь, человечек, от твоего желания тут ничего не зависит", - подумал он. В его голове начала зарождаться идея, которую стоило обмозговать с Семьей.
  
   3
  
   Изабель скользила за жертвой совершенно бесшумно, точно одна из эфемерных ночных теней, но паренек все равно то и дело нервно оглядывался: чувствовал приближавшуюся смерть. Глухая ночь накрыла город, сковав людишек глубоким сном; Изабель могла сейчас беспрепятственно проникнуть в любой дом, осушить любого из спящих, будь то крепкий мужчина или маленький ребенок; но это было бы далеко не так интересно, как охота на убегающую жертву. Впрочем, мальчишка еще не знал, что его преследуют. Изабель присмотрела его еще вчера, возвращаясь заполночь домой; его звали Артем, ему было восемнадцать, и после учебы он подрабатывал барменом в какой-то забегаловке, откуда и шел домой так поздно. Артем был хорош собой, силен и здоров; наверняка у него была вкусная кровь и хорошая энергетика. Изабель решила побаловать себя. Марк и так держал ее на голодной диете с тех самых пор, как они приехали в Россию. В Париже было куда как вольнее жить...
   А Изабель наслаждалась своей новой жизнью. Она уже смутно помнила ночь своего обращения, хотя с нее минуло всего полгода. Помнила спокойный сон в своем доме, затем - испуг, разрывающую горло боль, чужую кровь на своих губах, мучительную агонию. Марка тогда спугнули, и он не смог забрать ее с собой. Ее увезли в больницу, приняв глубокий сон перехода за кому. А по истечении трех дней сна Марк призвал ее...
   О, она была создана стать вампиром. Марк, правда, говорил, что они - Истинные, но ей нравилось называть себя словом, так пугающим и завораживающим людишек. Вампир... Бессмертие и могущество, юность и красота, сила и блаженство, кроющееся в каждой капле человеческой крови... Она была бесконечно благодарна Марку. И бесконечно ему преданна.
   Мальчишка нырнул в темный проулок, покинув более-менее освещенный участок улицы, и Изабель радостно устремилась следом. Пора.
   Артем оглянулся, различив в ночной тишине легкий шелест шелкового платья. Прямо к нему в скупом лунном свете не шла, а будто плыла над землей женщина ошеломительной красоты, темноволосая, окруженная ореолом летящего и мерцающего синего шелка. Он остолбенел, испытывая одновременно и страх, и восхищение. Приблизившись, женщина опустила руки ему на плечи, и тут он увидел, что глаза ее светятся двумя лунными бельмами, а из-под соблазнительных ярких губ торчат по-змеиному острые длинные клыки. Сама смерть смотрела ему в лицо.
   Артем закричал, но женщина одним рывком вонзила зубы ему в шею, превратив короткий отчаянный вопль в приглушенное бульканье. Он отбивался от нее руками и ногами, но загнутые когти пронзили его плоть, а зубы вгрызались в горло все глубже, и кровь утекала из его жил так стремительно, что через пару минут он обмяк в руках вампира, точно тряпичная кукла. Насытившись, Изабель отстранилась, по-кошачьи облизнула губы и расслабленно вздохнула, отпуская пережитый экстаз. Чудесный мальчик. Конечно, надо было немного поиграть с ним прежде, чем убить; но она не сумела сдержаться. Поморщившись, она без малейших усилий подхватила на руки тело своей жертвы, ставшее гораздо легче. Будь ее воля, она бы бросила его прямо тут, в проулке, точно пустой сосуд, но Марк настаивал на том, чтобы она подчищала за собой следы. Что ж, следовало поторопиться: летом светает рано, а ее уже начала охватывать сытая истома, требовавшая нескольких часов отдыха. Пожалуй, в этот раз она выпила слишком много... Зевнув, девушка скользнула со своей ношей в ночь, по-прежнему безмятежную и тихую, полную скоротечных человеческих сновидений.

* * *

   Он грезил. В этот раз то не были зыбкие видения из прошлого - во сне он видел Лес. Снова гулял по упругим ветвям, касался теплой шероховатой коры, под которой пульсировала жизнь; снова был силен и юн, как и все они, первые дети мира. Мира, которому вскоре суждено было погибнуть. Колыбель, из которой они вышли, уже никогда не примет их обратно...
   Он уже смутно помнил Прамать: минувшие тысячелетия услужливо стерли все краски, ранее причинявшие боль. Помнил лишь ее бесконечную красоту, мудрость и печаль. Она сказала - идите по новой земле, но не топчите детей ее, ибо это не наш дом. Они брали, что хотели, но лишь затем, чтобы выжить. Век за веком они менялись, все больше становясь похожими на людей; а те считали их богами. Они учили их огню и мечу, дабы человечество плодилось и процветало. Взамен они брали их кровь. Но люди убивали друг друга в гораздо больших масштабах, чем они, Перворожденные. Словно заложенная в них программа смерти вновь и вновь запускала свой механизм. Люди не хотели жить и развиваться. Они хотели смерти, жестокости и страданий. В свой короткий до смешного век им хотелось достичь слишком многого: власти, богатства, любви, знаний. И ненавидели они столь же яростно, сколь и любили. Было страшно вообразить, что сумели бы натворить эти ничтожные безумцы, обрети они бессмертие.
   Порочный, червивый мир, бесконечно утомивший его. Последние поколения Истинных уже не те, что они, Перворожденные. Жалкие симбионты, в стремлении выжить всячески приспосабливающиеся к людишкам. Скрывающие свою сущность, предающиеся людским порокам, очеловечившиеся до предела. Он не узнавал их больше.
   В этом городе их было аж шестеро - целая Семья. Осторожные, трусливые, инфантильные. Падкие на забавы, алчные до богатства. Цепляющиеся друг за друга слабые существа, возведшие жизнь человечка в культ. Питающиеся подобно пиявкам, а не прекрасным хищникам, властителям мира - присосутся, насытятся, отпустят. Свои доноры, запасы священной жидкости в холодильниках. Для того ли он тысячи лет ступал по дороге вечности - чтобы просить кровь у людей, подобно милостыне?..
   С глубоким вздохом он проснулся. Открыл глаза, в которых плескался антрацитовый холод космоса. С тихим шуршанием поднялся с ложа - текучего водоворота черного атласа - и неспешно приблизился к зеркальной стене. Из сумрачной глубины на него смотрело высокое худое существо с обтягивающей кости серой кожей, лысым продолговатым черепом, заостренными ушами и огромными черными глазами. Он поднял руку и царапнул загнутыми когтями зеркальную гладь. Следовало поесть, чтобы не пугать Изабель, которая вот-вот вернется. Она еще не видела, что с ним бывает в мгновения голода. Он слишком стар, непозволительно стар... Его тело утрачивает способность надолго восстанавливаться, обретая прежнюю красоту и молодость; столетие за столетием он приближается к своему прежнему облику, и крови для питания ему требуется все больше.
   "Интересно, когда же наступит конец?" - подумал он устало, продолжая рассматривать свое отражение.
   А наступит ли он? Его собратья - по крайней мере, большая их часть - давно погрузились в блаженный сон, забытье, дарующее покой и освобождение от плотских нужд; они добровольно отказались от дальнейшей жизни среди своих детей. Возможно, они так и умрут однажды вместе с этим миром - во сне. Он такой доли себе не желал. Его сны приносили лишь тоску: покой не снисходил на него.
   Он отвернулся от зеркала. Взгляд его устремился к залитому лунным светом окну. Да. Пора поохотиться. На мгновение он заколебался: не одеться ли. Без одежды он выглядел как чудовище, сошедшее со страниц дешевых комиксов. Упырь с мертвенно-бледной кожей и могильным запахом изо рта. Он усмехнулся. Что ж, так даже лучше. Пусть боятся, пусть дрожат от первобытного ужаса в последние минуты своей жизни, как в те времена, когда он спускался из леса в их жалкие пещеры, чтобы забрать положенное по праву - он, древнее дитя звезд, совершенный охотник, высшее существо.
   Ступив на подоконник, он выскользнул в распахнутое окно, прильнул к стене дома, точно ящерица: жуткое создание в луче призрачного лунного света - и стремительно пополз вниз, к погруженной в темноту улице.
   ...Марина сидела, забравшись с ногами на диван, прихлебывала какао и вслушивалась в тихое бормотание телевизора. В соседней комнате спала дочка Лиза - она не хотела ее будить. Девочка и так с трудом засыпала в лунные ночи вроде этой. А если и спала, то видела кошмары и часто вкидывалась в кроватке с испуганным криком.
   Марина покосилась на настенные часы: давно заполночь, пора спать. Еще бы выгнать из головы все тревожные мысли, забыть о заботах, грызущих ее день и ночь. Быть матерью-одиночкой ох как непросто...
   Женщина поднялась, поставила чашку на журнальный столик и принялась было раскладывать диван, но вдруг резко выпрямилась: из спальни ребенка донесся какой-то отчетливый странный звук. Точно пискнул кто.
   "Опять плохой сон", - поняла она.
   Марина накинула на плечи халат и, включив свет в коридоре, заспешила к дочке. Толкнула дверь, нашарила на стене выключатель...
   За секунду ее взгляд выхватил распахнутое настежь окно и подрагивающую на ветру пеструю занавеску, метнулся к кровати, у которой, сгорбившись над тельцем девочки, безжизненно повисшей в его когтистых руках, застыло создание из ночных кошмаров. Именно таким Марина всегда и представляла себе вампиров. Уродливыми тварями с синюшного цвета кожей и мордой летучей мыши вместо лица. Из уголка безгубого рта тянулась вязкая струйка крови... крови ее семилетней дочери.
   Марина пошатнулась, схватившись за сердце: крик умер где-то в глубине ее груди, сорвавшись с губ едва слышным стоном. Вампир, не выпуская из рук тело девочки с кровавым месивом вместо шеи, одним движением оказался перед женщиной, пригвоздив ее к двери свободной рукой. Марина загипнотизированно смотрела в его глаза, сплошь черные, без намека на белки и радужку. Точно прорези в жуткой маске. Без жизни, без чувств, без всякого выражения. Лишь холод, один лишь космический холод.
   - Радуйся, женщина: твое дитя обретет жизнь вечную! - прорычало чудовище, склоняя морду к ее горлу. Смрадное дыхание опалило ее кожу, замутило рассудок.
   Марина даже не успела понять, что умерла.
  
   * * *
  
   Они расположились напротив полукругом, точно отрезая ей все пути к отступлению. Впрочем, бежать было нечего и думать, она это прекрасно понимала. Яна съежилась в большом кожаном кресле, поджав под себя ноги и скользя взглядом по лицам окруживших ее существ. Не чудовища, но и не люди - и как она не поняла этого раньше, глядя на Александра? Быть может, он ее гипнотизировал?
   Вот самый главный - Самир, кажется. С нежного и прекрасного, как у куклы, лица, бесстрастно смотрели глаза египетского фараона, черные, бездонные. Чувственные полные губы с капризным изгибом скорее подошли бы женщине. Смолянистые длинные кудри так и просились в руки: пропустить, словно шелк, меж пальцами, вдохнуть пряный аромат.
   Рядом сидел Александр, странно чужой без своей обычной улыбки, суровый, с крепко сжатым ртом. Не такой красивый, как все остальные, но больше всех похожий на человека.
   За его спиной, облокотившись о каминную полку, застыл настоящий викинг - рослый, светловолосый, бледнокожий. Высокие скулы, чуть приплюснутый нос, но глаза - не по-скандинавски темные, пронзительные. Рядом - высокая и тонкая, как ивовая лоза, женщина с печальным, прекрасным лицом рафаэлевской мадонны; прямые темные волосы убраны в скромный узел на затылке, темно-вишневое платье, кажется, сшито еще в прошлом веке.
   По другую сторону от Самира, кокетливо закинув ногу на ногу, устроилась вторая женщина, помоложе; вместо волос - дикое рыжее пламя, лицо - надменное и насмешливое, с явным излишком косметики; раскосые глаза необычного янтарного цвета придавали ей сходство с кошкой. Или, скорее, тигрицей. Ярко-изумрудное платье не скрывало ни единого изгиба ее роскошного, идеального, как у Барби, тела.
   И, наконец, чуть поодаль от остальных, но ближе всех к Яне сидел Каин, которого словно выдернули прямиком с тусовки готов: кожаные ремни, застежки, клепки, серебряные браслеты на руках. В удивительной косе, которая доходила ему до самых колен, Яна разглядела вплетенные бусины из черного стекла. Из всех присутствующих лишь Каин был так же высок, как и белокурый викинг, однако заметно уступал ему сложением: худощавый и поджарый, он напоминал молодого волка. Угрюмое выражение и чересчур резкие черты не портили диковатой красоты его лица. Глядя на него, Яна охотно верила в существование вампиров. Остальные скорее вызывали у нее ассоциации с древними богами, прекрасными, холодными и жестокими. Они могли улыбаться, как рыжеволосая девушка-тигрица, могли выглядеть задумчивыми и спокойными, как мужчина-викинг, но их выдавали глаза. Черные, ледяные, иномирные глаза. Нечеловеческие. Как у существа на картине, занимавшей всю стену над камином.
   Проследив ее взгляд, Самир обратился к ней тихим, на редкость мелодичным для мужчины голосом.
   - Что ты думаешь об этой картине?
   Вопрос застал ее врасплох. Она была уверена, что они накинутся на нее всем скопом, едва Каин внесет ее в дом; но нет, они цивилизованно расселись по местам, скользя по ней изучающими взглядами, и лишь рыжеволосая с нарочито кровожадным видом облизнулась - видимо, забавляясь ее страхом.
   - Ну... - Яна заерзала под пристальным взглядом египетских глаз, - она... очень необычная. Странная.
   - Что кажется тебе странным?
   - Лес. Деревья. У них нет листьев, одни ветки. И они... они скорее напоминают...
   - Напоминают что?..
   - Они будто живые, - вырвалось у нее.
   Самир, как ей показалось, удовлетворенно кивнул.
   - А создание? Оно тебя пугает? Наводит ужас?
   Яна внимательно вгляделась в черты существа, прильнувшего к толстой черной ветви, словно к родной матери: на уродливой морде с лысым черепом, огромными острыми ушами и раскосыми как у инопланетянина глазами читалась безграничная...любовь. Любовь и безмятежность.
   - Оно счастливо, - тихо сказала Яна.
   Темноволосая женщина у камина едва заметно улыбнулась, склонив голову; улыбка ей очень шла.
   - Тебя зовут Яна? - как ни в чем ни бывало продолжил Самир.
   Она кивнула, про себя отметив, что не ошиблась, определив его в вожаки: остальные молчали, пока говорил он, и лишь буравили ее взглядом своих жутких глаз.
   - Богом данная среди отродий сатаны, - усмехнулся Каин.2
   Самир едва заметно повернул голову в его сторону, и он тут же умолк. Яна заметила недовольную гримаску, на миг исказившую лицо рыжеволосой.
   - Ты догадываешься, кто мы? - помолчав, спросил Самир.
   Она снова кивнула со смутным ощущением, что подписывает себе смертный приговор.
   - Я сейчас кое-что сделаю. Ты не должна пугаться.
   Прозвучало это "не должна" как приказ. Яна нервно сглотнула.
   - Дай руку.
   Она послушалась - какой смысл было сопротивляться? - и вытянула вперед правую руку, стараясь унять мелкую дрожь. Самир осторожно и, как ей показалось, нарочито медленно обхватил ее запястье прохладными пальцами с длинными загнутыми ногтями, которые словно были выточены из кости. Чуть потянул к себе, вскинул вторую руку и вдруг уколол ее ногтем в подушечку безымянного пальца. Яна непроизвольно дернулась, но руку ее точно зажали стальные тиски. Самир наклонился, аккуратно слизнул с кожи выступившую бусинку крови и только после этого разжал пальцы. Язык у него был шершавый, как у кошки. Яна забилась в самую глубину своего кресла, с ужасом наблюдая, как глаза вампира, и без того пугающие, становятся полностью черными, без всякого намека на белки. На лицах остальных застыло странное выражение - смесь любопытства и плотоядного вожделения. Через минуту Самир моргнул, и глаза его снова приобрели прежний вид. Он пристально посмотрел на девушку - этот взгляд выкручивал всю душу наизнанку - затем повернулся к Алексу и что-то сказал ему на незнакомом, одновременно резком и певучем языке.
   - Сильная кровь, - Самир покачал головой. - Гипнозу она не поддастся, так что и забыть всего случившегося не сможет. А отпустить ее с тем, что она видела, мы не можем.
   - Хочешь сказать... - Александр запнулся, покосившись на девушку. От нее исходили мощные волны страха, усталости и голода. Лицо побледнело, под глазами образовались синеватые круги. Сотрясения у нее не было, в этом он был уверен, да и рана была неглубокой: просто сказывался пережитый стресс.
   - Ты против? - понимающе спросил Самир.
   - Она славная девочка. Мне бы не хотелось лишать ее жизни просто потому, что она оказалась не в том месте не в то время.
   - Возможно, есть другой выход? - мягко вмешалась Мия.
   Остальные удивленно повернулись к ней.
   - Тебе-то что? - с подозрением осведомилась Лейла.
   Мия неопределенно пожала плечами.
   - Лично я вижу три варианта, - подал голос Каин, до того что-то сосредоточенно обдумывавший. - Первый: мы доверяемся девчонке и отпускаем ее. Но, как я понимаю, этот вариант совершенно неприемлем.
   - Ты верно понимаешь, - кивнул Самир.
   - О'кей. Второй вариант. Делаем из нее вриколакоса.
   - Что?! - вскинулся Алекс. - Ты в своем уме?
   - А что такого, брат? Все наши вриколакосы когда-то были людьми, как и она. Раньше ты подобного негодования не проявлял.
   - Нет, Каин, не годится обращать человека без его желания, - перебил его Аскольд. - Мы же не хотим повторения истории с Антоном...
   - Яна - не Антон, - резко ответил Каин. - Она гораздо сильнее и хочет жить!
   - Что ты припас напоследок? - со вздохом спросил Самир.
   Каин откинулся в кресле, окинув собравшихся загадочным взглядом.
   - Слуга-человек.
   - Хм.
   - Нет, Самир, ты только представь себе: мы не нарушим Закон, отпустив узнавшего нашу тайну человека, и одновременно даруем ему жизнь! Разве это не лучший выход?
   - Звучит на редкость разумно...для Каина, - с некоторым удивлением в голосе произнесла Мия.
   - Она может нам быть полезна. А потом, если пожелает- а я уверен, что пожелает, - сможет стать врикалокосом. Она недурна собой, молода, вынослива. В ней есть смелость. Впрочем, ты и сам знаешь - ты вкусил ее крови.
   - Тебе-то какая с этого выгода? Раньше ты не заступался так рьяно за смертных, - прищурился Алекс.
   Каин ухмыльнулся.
   - Ну, я бы хотел, чтобы вы отдали ее мне. У меня ведь нет своих человеческих слуг и доноров, как вы знаете.
   Александр вскочил, заставив притихшую Яну вздрогнуть в своем кресле.
   - Ни за что! Если и оставлять ее как слугу, то только со мной! Самир, ты же не отдашь девочку этому безумцу?
   Все взгляды устремились на Самира. Тихо хихикнула Лейла - ее происходящее, похоже, забавляло.
   - Александр, - наконец, заговорил Самир, - из ее воспоминаний я понял, что между вами начала образовываться связь, которая со временем могла бы перерасти в нечто большее, чем дружба - если допустить возможность дружбы между двумя настолько разными существами. Ты в своих суждениях относительно этой девочки слишком предвзят. Мне бы не хотелось, чтобы ты совершил какую-нибудь глупость, пойдя на поводу у чувств. А потому своим решением я отдаю Яну в распоряжение Каина - учитывая, что именно он является ее спасителем. Следовательно, он имеет преимущество перед тобой, Александр. Мои доводы тебе понятны?
   Алекс кивнул, стиснув кулаки и с сожалением глядя на Яну. Прости, малышка, я сделал все, что мог.
   Яна не поняла ни слова из их разговора - но по выражению их лиц было ясно, что они о чем-то спорят. Причем если Каин смотрел в ее сторону со странно торжествующим видом, то Алекс угрюмо отводил взгляд. Ничего хорошего это не предвещало. Да еще и боль в затылке усилилась, запустив острые коготки внутрь черепа - до этого в области раны ощущалось лишь какое-то онемение. Наверное, ей дали обезболивающего, действие которого закончилось. Ужасно хотелось есть и спать. Причем последовательность не имела значения. Усталость наливала веки свинцом, шум в голове нарастал. Еще немного, и она, пожалуй, уснет прямо здесь, в окружении кровососов, которые все тянули с расправой. Только обсуждали что-то на повышенных тонах. Странный все-таки у них язык... Яна была уверена, что никогда прежде его не слышала.
   Она, кажется, все же задремала. В себя ее привел довольно чувствительный толчок в плечо. Открыв глаза, она увидела склонившееся над ней лицо Каина.
   - Поднимайся. Мы едем домой.
  
   * * *
   Яне повезло - она выросла в хорошей семье. Благополучной, как принято говорить. Мама работала врачом, отец - инженером. Типичная семья. Родители редко ругались между собой и еще реже повышали голос на нее, единственную дочь. Детский сад, школа, университет - все это промелькнуло одной сплошной полосой спокойного серого цвета без ярких белых или черных пятен. Были друзья, парни, тусовки. Были минуты особенной грусти и особенной радости. Жизнь как жизнь.
   После университета, получив юридическое образование, она устроилась в нотариальную контору. Работа - не сахар, конечно: и засиживаться приходилось допоздна, и платили мало. Но, как говорили ее родители, должность была перспективной и сулила серьезные карьерные продвижения. Яна соглашалась - каких-то своих, особенных стремлений у нее не было.
   Самый долгий роман в ее жизни продолжался чуть меньше года и закончился вполне банально: изменой благоверного с одной из ее подруг. Яна спокойно собрала свои вещи и переехала на съемную квартиру. Переживания, которые, положа руку на сердце, могли бы быть и поглубже, она заглушила усиленной работой. После этого в ее жизни случилась лишь мимолетные связи, что, впрочем, ее ничуть не огорчало. Жить одной ей нравилось. По выходным - немногочисленные подруги, кафе, клубы или кино; по праздникам - посещение родителей; будни - сплошная работа и домашние хлопоты. Ее, как ей казалось, все устраивало.
   ...В существование вампиров она поверила задолго до происшествия у озера.
   Был поздний вечер воскресенья. Яна засиделась у родителей и ехала домой на маршрутке. Шел нудный сентябрьский дождь. Не считая ее и дремлющей в задней части салона женщины с большой сумкой на коленях, маршрутка была пуста. На одной из остановок они притормозили перед светофором, и Яна, уткнувшаяся лбом в окно, увидела под козырьком слившуюся в объятии парочку - должно быть, укрылись от дождя. Или ждали свою маршрутку. Девушка стояла к ней спиной, как-то странно запрокинув голову и уронив руки; парень, гораздо выше ее ростом, склонился над ней, обвив руками ее талию. И, в тот самый момент, когда маршрутка тронулась с места, парень вдруг поднял голову и взглянул прямо на нее, Яну. Глаза его были точно черные влажные прорези на бледном до синевы лице - это не были глаза человека. А из уголка рта за ворот куртки бежала тонкая струйка крови.
   Яна отшатнулась от окна, едва подавив крик. Остановка давно осталась позади, по стеклу мерно барабанил дождь, что-то уютно бормотало радио, а она все не могла успокоиться, вспоминая жуткие глаза вампира. Они потом долго преследовали ее во сне - и ей приходилось спать при включенном свете, чтобы страхи ее отступили. Со временем острота воспоминаний притупилась, и она даже стала посмеиваться над своей впечатлительностью: небось, задремала по пути домой, вот и померещилась спросонья какая-то жуть. И лишь глубоко в сердце затаился холодок страха, давший о себе знать в ту ночь в парке, когда длинная черная тень пересекла ей дорогу.
   И сейчас, забившись в угол заднего сидения машины, увозившей ее в неизвестность, глядя в затылок вампира с именем первого в истории мира убийцы, она думала о том, как все это могло произойти с ней, тихой, неприметной, посредственной девушкой, какой она всегда себя считала. В один миг вся ее размеренная спокойная жизнь превратилась в мельтешение кадров из дурного кино: вампиры, тайны, кровь. Куда ее везет этот фрик? Домой, он сказал. Но явно не к ней домой. Почему не убил ее сразу? И убьет ли?
   Нарушая драматизм ситуации, ее желудок разразился громким возмущенным бурчанием. Каин оглянулся, и в предрассветной полутьме она разглядела его усмешку:
   - Тоже проголодалась?
   И это "тоже" заставило ее сердце сжаться в груди ледяным комком.
  
  
  
  
  
  
  
   1 Известное изречение Гиппократа.
   2 Имя Яна является поздней славянской транскрипцией имени Иоанна, в переводе с древнееврейского означающего "Богом данная".

Оценка: 7.57*6  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"