Чекалов Евгений Васильевич : другие произведения.

Апуп Глава 7

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Автобиографическая повесть уходящего поколения
  Апуп ГЛАВА 7
  
  Федосеиха
  http://www.vomstyore.ru/photo/10-1-0-0-2
  Вид с горы около деревни Федосеиха
   Моя Дорога
  http://www.vomstyore.ru/photo/71-0-1281
  Вид с горы2 [Сайт Мстёра]
  
  
  Подьём от реки Клязьма
  Дорога в гору [Сайт Мстёра]
  При мне этой дороги не было. Впереди снимка раньше находился поворот в гору, вначале был ещё один мостик через последний овраг.
  За дорогой сразу начиналась река, только в центре её был виден небольшой островок.Здесь летом по пути домой я часто купался.
  
  Деревня Федосеиха располагалась на высоком берегу реки Клязьма, из посёлка сюда можно было попасть двумя путями, дорогой через Слободку, или более коротким путём - через деревню Новосёлки. Деревня одним порядком упиралась в овраг, впадающий рядом в реку. Картофельные поля располагались прямо при подъёме в гору со стороны реки.
  Во время отдыха мы жгли костёр и пекли в углях картошку прямо на краю бугра, с которого взору открывалась великолепная панорама на окрестности реки Клязьма, от вида которой отдыхаешь прямо душой. Ничто не мешало созерцать эту картину, косогор был открыт взору, как сверху, так и снизу с дороги, со стороны реки, проходя, дорогой мимо, я всегда любовался им. Но когда погода была ветряной, спрятаться было негде, холодный осенний ветер пронизывал тебя до самых костей.
  Вырос я в таких местах, где горизонт в основном был, не так далёк, перед глазами чередовались многочисленные поля, перелески и овраги, только иногда открывались, дали.
  Когда нам приходилось работать здесь с ночёвкой, я всегда отпрашивался, и уходил на ночь к себе в деревню. Дороги выбирал я незнакомые, но самые короткие, иногда вообще шел без дорог.
  В дальнем от реки конце деревни, дорога мимо скотного двора наискосок спускалась вниз, петляя по косогору. Внизу бежал небольшой ручей, перейдя который, дорога поднималась кверху и выходила на край деревни с названием Ковыряиха, и это был подъём не то, что в наших оврагах, недаром река была рядом.
  Выйдя из деревни, шел я полями и перелесками. Осень полностью вступила в свои права, солнце клонилось к закату, небо было ясным, воздух начинал наполняться холодком. Через дорогу одна за другой летели, блестя в лучах заходящего солнца длинные паутины, или "бабы", отчего и пошло название 'бабье лето'. Первый раз идти было просто жутковато, а вдруг я собьюсь с пути и выйду не туда, куда надо, а дело шло быстро к вечеру. Но опасения мои были напрасны, пространственное воображение меня не подвело, видна, стала деревня Дороново, от неё дорога мне представлялась знакомой.
  Дорога вышла на край деревни и здесь, чтоб сократить путь я иду без дорог, перехожу овраг, и передо мной открывается поле, затем мелкий перелесок с кустами и можжевельником. Здесь я часто был с соседскими ребятами, когда они помогали пасти скот своим дядям. Позднее таким путём ходил я много раз, почему-то меня тянуло сюда весной, когда только распустятся листья на деревьях, во всём чувствовалась чистота и свежесть весенней зелени.
  Эти сельхозработы для меня не были обременительными, работая, я познавал окрестности, и для меня открывались всё новые горизонты. Между Мстёрой и моей деревней белых пятен для меня уже не существовало, и мои познания обратились в сторону Мстёры, противоположную от моей деревни. Это был район села Троицкое-Татарово, где очень живописные места, которые надолго приковали нас, куда нас кидали как отряд специального назначения для выполнения сельхозработ, в основном весной по посадке картофеля, осенью - по её уборке.
  Я здесь не останавливаюсь на специфике нашего профессионального образования, так как вопросы эти для непосвящённого человека покажутся скучными и это ещё не всё образование. В нашей профессии, и не только в ней, главное сформировать личность с её особенностями, которые непременно скажутся в дальнейшем и на творчестве и на всей жизни.
  Здесь же важным элементом образования является привитие нам любви к своей Родине. Любовь эта не являлась пассивно созерцательной, не сводилась только к наблюдению, она в данном случае активно соединялась с реальной работой по выводу страны из послевоенной разрухи. Сегодня такой аспект образования полностью отсутствует, страна растит космополитов без Родины, объекты для потребления импортных сникерсов, памперсов, пива, иномарок, потребительство является главной чертой современного человека, и политики нашего государства активно это поощряют, снижая умышленно образовательный уровень населения, а особенно молодёжи. Такими людьми легче управлять во время выборов и это залог закрепления монополии на власть сегодняшней верхушки.
  За свою долгую жизнь богатств никаких я не нажил, но зато всегда, несмотря на трудности, чувствовал себя человеком свободным, как птица, местом обитания которой, являлась вся наша необъятная Родина, и даже подумать было невозможно, чтоб кто-то всем этим богатством будет владеть единолично. Это противоестественно человеческой природе и это не наш русский менталитет, только враг, далёкий от нашей жизни и мечтающий о завоеваниях, сидящий только в кабинетах, может такое предложить.
  Трудности были для нас привычны, мы их преодолевали, но к таким мыслям привыкнуть невозможно. Страна поделена политическими олигархами на княжества, население, как цепями опутано всевозможными законами, ограничивающими свободу человека, о которой вещают со всех трибун. Но жизнь нас научила такому опыту, что всё о чём много говорят, то этого больше всего нам и не достаёт. Таким несвободным, как сейчас, за свои 72 года, я никогда себя не чувствовал, хотя жилось трудно. Пока пишу, годы только прибавляются.
  
  До 30-и лет я не имел собственного угла, путешествуя со своим неразлучным чемоданом, моим единственным наследством от отца, по частным квартирам. Деревенский дом отца с его немудрёным скарбом и интерьером был только временным пристанищем, где в тёмные осенние и зимние вечера приходилось укрываться от непогоды.
  Окружающая природа являлась настоящим домом, почему так остро и чувствуется и переживается всё происходящее с ней, и что является отражением изменений, происходящих в обществе, оставляющих морщины на её многострадальном лице, не только после войн, но, оказывается, и после 'мирных' дней, о которых люди мечтали во время войны. И эти дни оказались в каком-то смысле тяжелее военных, не оставляя людям надежды за своё будущее. Об этом я слышал от многих, кто пережил лишения, как на войне, так и в тылу.
  Моё первое учебное заведение имело статус художественной школы и не давало среднего образования, хотя специальная подготовка была высокой, не уступала даже подготовке в художественных училищах, а по росписи папье-маше даже превосходила подготовку, даваемую в художественных столичных институтах. Позднее школа стала училищем, до этого учащиеся после занятий посещали школу рабочей молодёжи, чтоб получить среднее образование. При мне школы рабочей молодёжи вначале ещё не было.
  Шесть дней в неделю мы занимались почти по 8 часов каждый день. Только в субботу часов было меньше. Производственное обучение было каждый день по 4 часа.
  Были у нас следующие дисциплины: рисунок, живопись, композиция, черчение и перспектива, политзанятия, спецтехнология, пластическая анатомия, история живописи, физкультура.
  Стипендия у нас была 15 рублей, я её всю отдавал отцу, ведь ему ещё надо было учить и воспитывать сестру, которая была младше меня на 5 лет. Отец к этому времени женился. В деревне инвалиду с ребёнком и хозяйством одному прожить тогда было трудно.
  Хозяевам за квартиру школа за каждого из нас платила 3 рубля. Меня бесплатно одевали и обували. У Пал Палыча, нашего завхоза, работы в это время было невпроворот. С каждого надо было снять размеры. Форма эта была далека от совершенства, но я в то время был непритязателен в одежде. Нам шили брюки, затем то ли гимнастерку, то ли рубашку из толстой грубой ткани, ватную куртку, выдавали заячью шапку. Летняя обувь что-то мне не запомнилась, на зиму же выдавали валенки с калошами, помню, первое время ноги голенищами валенок натирались до крови. Выдаваемая одежда предназначалась только на два времени года, на зиму и на лето. Поэтому весной и осенью приходилось часто болеть, постоянно мучил насморк, часто болело горло. Взрослые это относили за счет того, что по молодости мы "форсили", а у нас просто не было денег на нужную сезонную одежду.
  Повзрослев, когда стали ребята заглядываться на девушек, некоторые сменили эту форму. Я же до окончания школы вынужден был оставаться в ней, особо стал я её стесняться на праздничных вечерах, которые в школе у нас устраивались на 1-е Мая, 7-е Ноября, на Новый год.
  В столовой по этому поводу устраивался праздничный обед, к чаю нам выдавали по нескольку шоколадных конфет. Только здесь я их попробовал в первый раз, как и сливочное масло с сыром. Порции были небольшие, но значительно больше тех норм, которые заложены сейчас в 'потребительскую корзину', и, исходя из которых, сейчас нам назначают пенсию. Но тогда это было вскоре после войны, страна ещё не успела оправиться после трагедии, нависшей над нашим народом. А сейчас, какая была война? Разве что "холодная", которая по своим разрушениям, стала более жестокой, чем горячая.
  Курс насчитывал 23 человека, затем пришло несколько человек после службы в Советской Армии. Состав курса был разный, были детдомовцы, у многих были только матери, у меня, наоборот, был только инвалид отец. Несколько человек поступили после окончания 10-летки, это были девушки: из Вязников Галя Егорова, Нина Нехорошева из Мурома, и из Мстёры Тамара Милова. Детдомовцами были - Алеша Александров, Тамара Милова, Саша Крылов, Анатолий Львов. Не было родителей у Виктора Черных, Вити Кобякина, они жили у родственников.
  Перед заселением на квартиру мы таскали для себя железные кровати, матрацы и постельные принадлежности, хранившиеся в складских помещениях, расположенных рядом со школой. В это время весь поселок кишел таскающими и снующими туда и сюда учащимися художественной школы. В дальнейшем постельные принадлежности меняли нам один раз в 10 дней.
  В то время отношения между приезжими и местными вначале были натянутыми, враждебно-дружественными. Потом все притиралось, и мы становись новыми местными, для меня так поселок позднее стал родным и таким остался до настоящего времени. Не стало моих деревень, но Мстера пока стоит на старом месте, претерпевая изменения вместе с нашим беспокойным временем. Остались друзья, к которым позднее я часто приезжал.
  Питались мы в своей столовой, обслуживали себя сами, строго соблюдая график дежурств, в группу дежуривших входили учащиеся со всех курсов. Приходили на дежурство рано, надо было приготовить завтрак. Сельхозпродукты мы выращивали в огороде прямо за школой, где копали, пололи и убирали все сами. В обязанности дежурных входило вначале получение продуктов, для чего школа имела палатку в центре за торговыми рядами, рядом с ней располагалась пекарня, где мы получали хлеб.
  Перед палаткой располагалось здание, где работали художники артели 'Пролетарское искусство', где предстояло работать и нам, кто оставался. Многие сразу после окончания школы уезжали, как правило, это были приезжие. Поэтому при поступлении в школу приоритетом пользовались местные и живущие недалеко от Мстеры. Я был как местный, мои деревни многие знали.
  Обязанностей у дежурных по столовой было много. Надо было наколоть и наносить дров, навозить и наносить воды. Носили воду для готовки и питья мы вёдрами из колодца, расположенного во дворе детского дома, который был рядом с нашей школой. Для мытья посуды воду мы возили с реки Мстерка, расположенной внизу, поодаль за улицей. Дорога вначале шла улицей мимо мебельной фабрики, расположенной рядом с нашей столовой, выпускающей тогда продукцию, пользующую хорошей репутацией, сейчас же помещения фабрики сдаются в аренду. За двухэтажным домом, расположенным рядом с фабрикой, наш путь заворачивался и шел длинным переулком с рядами заборов по сторонам. За одним из этих заборов располагалась ювелирная фабрика, позднее было построено новое здание фабрики в районе деревни Козловка, это в противоположном конце посёлка. Предприятие это в советское время было процветающим, его продукция побеждала не раз на международных выставках. После реформ в стране это стало умирающие предприятие, как и тысячи других.
  До того знаком был этот переулок, что после трех десятков лет в последний мой приезд, я нашел дорогу даже зимней ночью. Уже давно рядом была построена плотина с мостом на другую сторону речки, в эту сторону посёлок так же расширялся. Дорога к этому мосту шла этим переулком.
  Зимой здесь проходила лыжня, которая вела к речке и, перейдя её, шла другим берегом до конца деревни Барского Татарово, здесь лыжня пересекала речку уже в другом направлении и, преодолевая крутой подъём, заворачивалась около церкви и шла деревней до парка около школы, здесь был старт и финиш.
  Летом в том месте, где из проруби, которую часто приходилось вырубать, мы брали воду, был небольшой пляж, песку не было, но был хороший лужок, покрытый ковром мелкой чистой зелени, где хорошо было полежать на солнце. Вода в речке была идеально чистая и прозрачная. Рядом росли старые вязы, к сучьям которых, часто были привязаны длинные веревки, раскачиваясь на которых, детвора с криками ныряла в речку. Всё лето здесь ютились местные ребятишки. Часто приходили сюда купаться и детдомовцы, детский дом которых, был недалеко отсюда, по одному купаться они не ходили.
  Все окрестности речки на этой стороне были заняты огородами, которые стремились к воде. Внизу между огородами рядом с забором петляла живописная тропка, которой можно было попасть на сельский стадион, расположенный выше по течению, рядом с берёзовой рощей на косогоре, наверху за которым, начиналась деревня Барское-Татарово. Дальше по берегу речки располагались здания швейной фабрики имени Крупской, так же очень известного в своё время предприятия. Вдоль речки Мстёрка весь крутой берег терялся в густых зарослях с высокими старыми вязами вплоть до конца деревни Барское-Татарово, на окраине которого, рядом с разрушенной церковью, располагался дом отдыха и турбаза республиканского значения. Сейчас всего этого не стало, может быть, сейчас что изменилось?
  На другой стороне речки располагалась улица, а прямо, напротив, пляжа, на бугре в нескольких метрах от речки, стоял дом тети Фили Сабуровой, позднее, после окончания художественной школы, уже работая художником, до поступления в университет я с Володей Челышевым и Германом Суховым у неё жил на квартире. Они были на несколько курсов младше меня.
  За этой улицей начинались пойменные луга реки Клязьмы. Летом мы с ребятами помогали хозяйке заготавливать сено для коровы, она нас благодарила молоком. Весной во время разлива, только дом стоял не затопленный водой, на некоторое время затапливалась даже уборная, находящаяся в огороде. Связь с посёлком была только на лодке. Место это было просто курортное, до нас на всё лето к хозяйке приезжал с семьёй художник какого-то театра из Москвы, позднее он поселился на этой же улице, так она ему приглянулась.
  Учась 5 лет в университете, я каждое лето останавливался здесь, когда устраивался подработать на фабрике. Вода, свежий воздух, рыбалка, плавание благотворно влияли на моё здоровье после напряжённой учёбы.
  Зимой в столовую мы возили воду в железных флягах на больших салазках, летом на тележке. Встречаемся мы сейчас уже, будучи взрослыми, и в наших воспоминаниях всегда всплывают эти поездки, когда мы тянули сани, как на одной из картин художника Перова.
  Навозив воды, чистили картошку, нарезали хлеб, масло. Когда наступало время обеда, разносили по столам пищу, убирали посуду, мыли её. Затем готовили ужин, и предстояли те же работы, что и с обедом. К утру надо было наколоть дров. Заканчивали дежурство поздно, если оставался хлеб, то, разделив, забирали его с собой, который мы съедали с ребятами, с которыми жили. В то время за хлебом были большие очереди. Чтоб не есть пустой хлеб, иногда в складчину покупали кильку.
  В столовой же кормили нас вкусной свежеприготовленной пищей, наши повара были просто ассами своего дела. Даже сейчас, вспоминаю некоторые блюда: блины со сливочным маслом, испеченные на больших сковородах, разогретых пышущим жаром углей, полученных после сгорания березовых дров. Хороши были макароны, таких белейших, какие тогда они были, не встретишь даже сейчас, сваренные на молоке, затем поджаренные на сливочном масле до хрустящей корочки. Жарились они не все, одновременно готовился и молочный суп. А каков был борщ, жареная картошка, котлеты, компот из сухофруктов!
  Возможно, играло то, что всё было приготовлено на печи, протапливаемой дровами, на газу такого вкуса пищи не достигнуть. А может быть, играло то, что после пережитого голода, всё казалось вкусным, а может быть, играло то, что всё, что было положено, всё и использовалось, ничего не утаивалось. Одним словом, воспоминания остались на всю жизнь, если сосчитать года, когда жили и ели досыта, то их будет не так уж много.
  В старости так же приходится ограничивать себя во всём, не только в пище. По этому поводу многое хотелось бы сказать, да что толку в этом, только портишь себе нервы, и от этого поднимается давление. Перефразируя слова популярной песни, можно сказать: мои года - моё несчастье. Пусть это будет на совести тех кто, мягко выражаясь, затеял такие реформы.
  Позднее мы своими руками расширили столовую, которая располагалась на первом этаже, который был каменным. Что было на втором, не припоминаю. Во дворе у нас рос огромный тополь, корни которого опутывали пригорок, возвышающийся рядом с калиткой в заборе. Здесь во дворе мы кололи дрова, и было много проведено времени под могучим тополем в ожидании своей очереди в столовой. Чтоб не было толкучки, питались, как правило, мы по курсам.
  За время жизни во Мстёре, сменил я много квартир, привыкал к новым хозяева я быстро и они, надо сказать, к нам относились как к своим сыновьям, тем более что многие из нас были почти сиротами. Художественную школу я оканчивал, живя на новой квартире, на улице Ленина, тянувшейся под горой, видной издалека при въезде во Мстёру со стороны Вязников. Со мной здесь жили уже ребята не с моего курса, в основном, с младших курсов - это Юра Ручкин, Анатолий Малышков, Миша Ферапонтов, Герман Абрамов. Наиболее близки мы были с Валентином Серовым из Вязников, который вернулся в школу доучиваться после Армии.
  Когда подъезжаешь к посёлку насыпной дамбой, слева сразу за небольшим пространством, занятым участками с капустой, морковью, свёклой, картофелем, начиналась улица, от которой, пересекая участки, шла к речке тропка. Пересекая дамбу, она шла берегом Тары мимо красной водонапорной будки к пешеходному мостику, по которому когда-то я пришёл во Мстёру первый раз. Дамба была построена для того, чтобы во время весеннего разлива посёлок не оказался отрезанным с этой стороны от внешнего мира. Вода во время разлива, который начинался в конце апреля и держался до середины мая, заливала всё пространство, на сколько было видно. Все огороды были под водой до конца улицы, был он залит и у наших новых хозяев. Когда вода сходила и земля высыхала, мы помогали копать огород, за что хозяйка поила нас молоком.
  Время разлива было нашим любимым временем года. У соседей, родственников хозяйки, был ботник, это лодка, в которой гребец с веслом сидел на заднем конце, пассажир располагался в центре. После занятий к вечеру, с кем ни будь из ребят, мы выезжали кататься на лодке. Вначале наш маршрут пролегал между огородами и зарослями мелкой ольхи к дамбе, которую, чтоб не заливала вода, пересекали два моста, проехав под ними, перед нами открывался путь в сторону реки Клязьма. Когда вода сходила, становилось видно русло речки Тара, протекавшей под первым мостом. Здесь с правой стороны дамбы, на мостике всегда можно было видеть женщин с соседних улиц, полоскавших в проточной родниковой воде бельё. Иногда по выходным образовывалась даже очередь. На улице Ленина, почти напротив этих мостков, была сельская баня, в которой отдельно были мужские и женские дни.
  Можно было выбрать и другой путь плавания вверх по речке Тара, вплоть до деревни Акиншино, однако это было далеко и возвращаться пришлось бы ночью. Однажды всё-таки пришлось испытать прелести ночного катания. Поехали мы кататься на лодке уже к вечеру, был сильный ветер, и нас так несло на сваи моста, что мы чудом не разбились. Домой нам пришлось плыть против ветра, с этими приключениями мы и припозднились. Путь наш назад лежал через кустарник ольхи. В густом кустарнике, не справившись с управлением, мы врезались в кусты, которые, амортизировав, откинули нас назад в другую группу кустов, и наша лодка застряла между кустов. Долго нам пришлось испытывать своё терпение, делая разные попытки одну за другой по освобождению из этого плена. Были даже мысли раздеться и вброд по ледяной весенней воде выйти к берегу, благо было здесь уже не так глубоко. Однако наши старания были не напрасны, в результате удалось вывести лодку из плена.
  В основном, нашим пунктом назначения, был лес рядом с летним пионерским лагерем, где был солнечный косогор. Летом дорога к нему вначале шла улицей, в конце улицы поворачивала влево и затем проходила низиной к мостику через Тару, рядом был брод для машин и скота. Тропка в лесу вела прямо к пионерскому лагерю. Зимой в этом лесу проходила лыжня, которая по выходным была очень многолюдна. Здесь проводились и соревнования по лыжам. Ниже лагеря по Таре в сосновом лесу на бугре располагалось сельское кладбище, центральный вход в который, был со стороны дороги ведущей на станцию Мстёра, расположенной в 14 километрах от посёлка.
  Летом с ребятами мы часто ловили корзинами рыбу в речке Тара, к которой можно было пройти прямо от дома, вначале огородом, затем, минуя заросли молодой ольхи. Место это было низкое, летом после дождей здесь долго держалась вода. Вдвоём или по одному по очереди с корзиной мы бродили по осоке, росшей по краям речки. Попадались окуньки, щурята, плотвичка. Из корзины мы рыбу выкидывали на берег, где её подбирали другие ребята. Босиком в речке долго выдержать было невозможно, ноги просто заходились от холода, так как речка была сплошь из родников. Сменившись, приходилось долго бегать по берегу, согревая ноги. Затем под вечер разводили костёр и варили уху, иногда рыбу приносили домой, и хозяйка нам её жарила.
  В последний учебный год летом у нас была большая производственная практика уже в артели 'Пролетарское искусство', где было наше знакомство с коллективом художников, ставшим для меня второй большой семьёй. После практики была защита дипломов, наших авторских работ по росписи папье-маше.
  Школу я закончил хорошо без троек. В начале учёбы чувствовал я себя ещё скованно, сказывалась смена обстановки. На занятиях по рисунку и живописи курсу к третьему почувствовал себя я увереннее, не зря говориться, что терпение и труд всё перетрут. Производственное обучение шло хорошо у меня с первого курса. О других предметах я и не беспокоился. Система у нас была с экзаменами после каждого семестра.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"