Чеплыгин Владимир Николаевич : другие произведения.

Босс 7

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    продолжение шестой части


Босс - 7 (продолжение)

  
  
  
  

Тяжко возвращаться на помойку

  
   И ни церковь, и ни кабак -
   Ничего не свято!
   Нет, ребята, все не так!
   Все не так, ребята...
  
   Владимир Высоцкий
  
   Не жизнь, а огромная пустота. Чёрная, беспросветная, гнетущая. Она пала на всё вокруг, она оборвала мысли, радости, зовущие и ободряющие. Тупик - жизнью не бывает.
   Нормального, здорового сна у никогда больше, очевидно не будет. Полузабытье в кошмарах. Изредка обрывки сладких видений. Я радостный и влюблённый. Я окрылённый, думающий, любимый. Ярчайшее солнце, светлое, огромное небо, бесконечная дорога, по которой хочется идти. Лес, зовущий и спокойно-мудрый. И вдруг - полное затмение враждебность, тревога, отчаяние.
   Не уснул и проснулся, а пугающая нереальность в реальности. Уже невозможно привести в порядок мысли, они вспыхивают и начинают хаотически носиться в голове, будто сшибаясь и оттого вспыхивая разрядами. Какие-то мутные, неприкаянные мысли...Одни появляются, мгновенно гаснут, им на смену всплывают другие, не менее смутные и быстроисчезающие. Мысли не выстраиваются в ряд, точно не хотят образовывать какую-либо связную и стройную картину. Пляска мыслей утомляет, измученный ты уже ни о чём не хочешь думать, тебя пронзает одно лишь желание - никаких мыслей, прочь размышления.
   Ощущение сегодняшнего времени - постоянные и беспросветные сумерки, тягучая пугающая серость, а как бы хотелось, чтобы наступил хоть какой-нибудь рассвет. Почему он всё не наступает - непонятно. В отличие от природы, где закат сменяется рассветом в точно определённые часы, рассвет в обществе сам не приходит, да и закат солнца вручную не редок. Будоражащие мысли, от них и не спится...
   Опять-таки, представить себе картину, чтоб и страна спокойно, например, спала - я не могу, страна то и дело так же просыпается в холодном поту и нервно трясётся в постели, спокойных снов почти наверняка ни у кого нет, и в дальнейшем, я-то знаю точно, не будет. Вокруг ведь уже даже не сумерки, хотя по времени - быть обычным благостным сумеркам, а жуткая и ненавистная ночь.
   Ночью возможно всякое, особенно давит злобой всякая нечисть и каждого охватывает безотчётный постоянный страх. В ночной мгле не доверяешь даже себе, своим чувствам и ощущениям, и когда тебе становится жутко от сознания обрушившегося на тебя зла и насилия, понимаешь - ужасное ещё впереди, ведь сегодня самое сильное чувство у среднего жителя страны - чувство своей ненужности, ни для кого и ни в чём.
   Ночь - время стражников, палачей, проституток и бандитов, даже обычных жуликов ночью бывает мало. В любом людном месте, в скопище уродов, которым стало всякая толпа, сейчас невыносимо: тоска, угрюмость, печаль на улицах или дикая, нечеловеческая тусовка недобитой погани, и там, и там гнетёт трагический исход.
   Утром тащимся на службу по замусоренным тротуарам, мимо, стараясь быть незаметными, шлёпают какие-то невзрачные и тусклые тени несколько похожие на людей. Проходим парк "культуры и отдыха". Полнейшее запустение, сломанные скамейки, усыпанные листвой дорожки, упавшее "Колесо обозрения". Ржавые ворота замотаны громадным мотком стальной проволоки. Но какая-то жизнь, похоже, ещё теплится в "очаге культуры". Два разгорячённых энтузиаста с остервенением выламывают высоченную чугунную решетку из забора парка. Мы установку этого забора, с чугунного литья решетками, ещё помним. Его устанавливали в 1982 году, у нас случился отпуск с выездом на Родину и мы во время торжественной церемонии открытия нового изящного паркового ограждения проезжали мимо на такси из аэропорта. Сотни радостных и взволнованных людей любовались литыми вензелями, что-то бодрящее и бравурное играл воинский оркестр, суетились начальственные лица, салютовали пионеры.
   Энтузиасты, ломающие забор, радостными и взволнованными не выглядели. Который повыше, худосочный с унылой, серой мордой, смотрелся скорее пленным на полях Первой мировой войны. На нём висела грязная, пожухлая солдатская шинель, из под которой виднелась рубаха багрово-засаленного цвета, кусками торчала вата на драных простроченных штанах, белели босые ноги в огромных калошах, из тех, что зимой натягивают на валенки. Он настырно колотил обломком кирпича чугунное литьё. Низенький красномордый толстячок с отвислым пузом, выглядел пациентом районной психбольницы где-нибудь на Колыме. Только так можно оценить его наряд - потасканный и прожженный в некоторых местах женский, в крупную вязку кардиган, футболка с выцветшей надписью "Яхт-клуб Калифорнии", заношенные милицейские галифе с кантом, войлочные чуни. Он покорно какой-то доской ковырял землю возле столба. Неожиданно решетка, видимо, не выдержав отчаянного напора, оторвалась от столбов и рухнула. Энтузиасты, тут же, обессилено и беззвучно, повалились рядом.
   Нам, как человеку неравнодушному к жизни любых живых существ, пришлось остановиться, и осмотреть упавших. Заметных повреждений поверхностный осмотр не выявил, стонов не слышалось. Высокий угрюмо и подозрительно смотрел на меня, ожидая, наверное, моральной проповеди о плохих поступках, а вислопузый, подняв лежавший рядом с переполненной мусором урной папиросный окурок, полюбовался им и, чиркнув спичкой, раскурил. Мы ему были практически не интересны, он разглядывал небеса.
   Два моих "Я" тут же заспорили о наших действиях, но быстро пришли к согласию. Смурные прохожие вяло плелись по тротуару, не проявляя активной жизненной позиции - "не проходи мимо непорядка" и совершенно не интересуясь ни "поломатым" чугунным литьём, ни бомжами, его сломавшими. И нам, с одной стороны, пугать и увещевать опустившихся бомжей представлялось нелепым. С другой стороны, повод повеселиться имелся.
   - Господа, - вежливо обратились мы к мужичкам, - простите, что отвлекаю... Пункт приема чугуна далеко?
   Милицейские галифе подавились папиросным дымом и закашлялись, а у худосочного отвалилась челюсть.
   - Нет, господа... В дела вашего бизнеса я не лезу. Господа, я интересуюсь по делу, - успокоили мы мужичков.
   Вислопузый, прокашлявшись, повернулся к нам и выдавил:
   - Чугуний? Примают! На улице Большевистской. Серая пятиэтажка. Как повернёшь с улицы Калинина. Там в гаражах и принимают чугуний-то.
   Худосочный справился с челюстью и добавил:
   - Шесть остановок отсюдава. Если пёхом переть. Митяй тама до семи принимает железяки. Тама и свой бюзинес и макстрячим.
   - А вы, господа-бизнесмены, - опять обратились к ним мы. - Вы, прошу прощения господа, как эту штуковину думаете передвигать туда? Четыре центнера, господа, если определить на глаз. Вам не поднять, господа. Вы напрасно перестали поддерживать себя в спортивной форме, господа.
   Вислопузый сразу посмотрел на окурок и, затянувшись ещё раз, отбросил.
   - Да,да... Берегите здоровье, господа! - посоветовали мы. - Оно в жизни неплохо помогает переносить тяжести.
   - Уташшим...Валька погнал за кувалдой, - махнул рукой вдаль вислопузый, - Валёк сторожа парка Антипыча знает. Валька в парке калымил када-то. Мусор типа мёл. Сторож ему кувалду даст. Расколем.
   - Чо та не бегит, - закашлялся теперь худосочный. - Видать у Антипыча бражка подошла.
   - Верняк, квасят черти! - согласился брюхатый.
   - У сторожа и тележка есть. Дотараним, - просипел худосочный.
   - Ну, господа, если сторож, господин Антипыч даст кувалду, - согласились мы. - Если господин Валька калымил! Ещё и тележка сторожева. Тогда, удачи, господа! Берегите и дивиденды. То есть, господа, не упивайтесь в сиську! Здоровье - первично, господа!
   К утренней, торжественной встрече Босса, мы, похоже, опять опоздали. Гул и топот встречающей толпы, уже затихая вдали, ещё прорывался отдельными натужными криками. То и дело слышалось: "Слава нашему демократичному руководству!", "Ура Боссу!", "Мы счастливы!", "Если бы не вы...", "Демократию людям!", "Людей - демократии!".
   Стихло. Добежали, видимо, до приемной. Босс, надо полагать, скрылся в кабинете, а счастливые и приободренные видом начальства госслужащие разбрелись по служебным местам. Зачем демократии люди? Не понятно.
   Каждый день с такими глубокими философскими упражнениями мы тащились по коридору, садились за служебный стол и тщательно готовились ничего не делать. А что делать, если нечего делать? Позабыт, позаброшен. Узнать бы случаем, хоть жалование-то нам начисляют, ведь каждое утро мы опять и опять, хоть и хмуро, и с неохотой, но добросовестно ковыляем на службу, высиживаем положенное и отправляемся домой, чтобы утром тащится обратно в контору. Как пройдёшь мимо невзгод и горестей мира? Их стало так много, что один весёлый нрав и неунывающая морда не отведут удары по башке. Безусловно, если сел за вёсла, то приходится грести, но с каждым днём всё труднее и ненавистнее.
   Однажды, ближе к прибытию Министра, с нами случилось нечто невероятное. Началось всё необычное таким образом. Мы зашли в вестибюль конторы, и репродуктор объявил, как обстоит дело с московским временем. Хотите или не хотите, но и на сей раз, мы оказались королями, точность которых общеизвестна.
   Зачитав несколько поздравлений в адрес Гаранта российской Конституции от различных других президентов в связи с чем-то для них значительным, диктор перешёл на радующие отечественное население новости внутрисемейного характера. Оказалось, Кривоодуреловский промышленный комбинат, наконец-то наладил долгожданный выпуск мыльных пузырей. Не так давно по инициативе Всенародного избранного Президента Б. Н. Ельцина городу Коммунарску вернули прежнее, исконное русское название - Кривоодуреловск. Многие жители города, узнав о восстановлении исторической правды, направили Президенту...Диктор закашлялся и тактично извинился перед радиослушателями за допущенную в эфире промашку. Прокашлявшись, он бодрым голосом продолжил зачитывать сообщение. По словам диктора, полгода назад большим другом России, надёжным партнёром и коллегой демократических российских властей, уважаемым Правительством Соединённых Штатов Америки в рамках конверсионной программы для разоружения Советской Армии, был выделен солидный кредит в три миллиарда американских долларов. На эту сумму Кривоодуреловский промкомбинат закупил у американского, всемирно известного производителя "Дебил энд олигофрен компани" новое высокотехнологическое оборудование. Сейчас под наблюдением американских инструкторов и двухсот советников из США в цехах комбината завершён монтаж оборудования, оно опробовано в тестовом режиме и показало неплохие результаты. Теперь на промкомбинате, вместо ранее выпускавших тактических ядерных зарядов для Советской Армии, начался серийный выпуск столь необходимых жителям страны мыльных пузырей. Потомственная домохозяйка, жительница подмосковного города Вши Ненаглядные (бывший Красноармейск) Капитолина Дурында заявила корреспонденту: "Мне тактические ядерные заряды никогда в быту не требовались. Пресловутые коммуняки не заботились о нуждах и потребностях нас, семьи Дурынд. Теперь, заботами Правительства США и внимания лично Всенародно избранного Президента Ельцина, в любое время мы имеем возможность приобрести мыльные пузыри в любом количестве". Диктор вновь кашлянул и добавил, что кривоодуреловцы к концу года выйдут на проектную мощность - три миллиона мыльных пузырей в год.
   Аплодировать достижениям криовоодуреловцев и Правительства США мы не стали, но новость приободрила. Слава богу, наконец-то долгожданный мыльный пузырь шагает по стране! И вызывает гордость, что отечественное промпроизводство где-то, зачем-то начало вставать с колен! Вот вам, значит!
  

Хамло

   Когда еще я не пил слез из чаши бытия..
   Классик
   Следом за ободряющей вестью из эфира, у нас ещё больше улучшилось самочувствие и поднялось настроение, а всё из-за того, что мы резко прищучили Челюсти. Мы уже прошли проходную вахтёра, перебросившись пара грустных слов с дежурившим на вахте Нефёдычем. И тут через турникет проходной стали протискивались Челюсти. Бледно-коричневая камуфляжная куртка варианта "пустыня" штатовского пехотинца с нашивкой на груди "ЮС Арму" с военными бриджами придавали Челюстям зловещий вид НАТОвского оккупанта в какой-либо захваченной арабской стране. Только на ногах виднелись не башмаки штатовского десантника, как в прошлый раз, а ковбойские полусапожки со шпорами. Ковбойская шляпа удачно дополняла уродливый костюмчик демосратического клоуна.
   - Осторожней гражданин...- с каменным лицом сделал ему внушение Нефёдыч. Старикан, видимо, вспомнил жалобу него Челюстей и полученный им грозный втык от начканца. Безусловно, ему хотелось мстить. И вдруг Челюсти пнули турникет. От мелкого, слабенького пинка стальной турникет и не покачнулся, а вот вахтёр закипел.
   - Тока пни ещё раз, тля паскудная! - зашипел Нефёдыч. - Турникет государственная собственность! А чтоб его ломать и царапать... Прёт, как хряк на свиноферме. Вам, гражданин, тренировки необходимы по умению прохода через служебный турникет!
   - Хамство...Всюду хамство. Бескультурье, невоспитанность. Каждый вахтёришко...- с по-ковбойски сдвинув шляпу на затылок, сварливо забормотали Челюсти.- И эти недоумки с немытыми ногами лезут в святую демократию!
   - Ещё раз повторяю, осторожнее с имуществом. Ты, вошь поганая, хамов ещё не видел! - отрезал Нефёдыч. - А казённую собственность я тя, крокозябла, беречь научу. Я те ВИПу припомню, и турникет! В следующий раз ты у меня через чердак полезешь. Очки, тварина, нацепил, а толком глядеть не умеешь...Проникай пока, а дальше поглядим!
   Челюсти просочились через вахту и, успокаиваясь, с презрительным видом постояли в коридоре подальше от будки.
   - Николаич! Поддержи...Мозги бы этому чувырле вправить! - крикнул мне Нефёдыч. - То он в ВИП-зону прёт, жалобы на нас гонит начальству. То турникет пинает. Мне его в харю бить неудобно. Я при исполнении.
   Хамство и наглость для нас не выносимы ни в коем случае. Страшного-то ничего, но гадко до чрезвычайности. Обхамили тебя, и целый день ходишь с неприятным покалыванием в той области души, где у людей во времена Пушкина было чувство личного достоинства. То чувство, которое не позволяло терпеть хамство. Если хамил равный, надо было драться на шпагах. А если холоп -- давать ему в зубы. Но не терпеть, вот - главное. Мы дождались Челюсти, а когда они поравнялись с нами, то мы обрадовано кинулись к нему.
   - А вот и вы... Докладываю голосом! Я сегодня без очков, кажется,... вот я вас сразу и не узнал.
   Челюсти ещё не отошли от схватки с вахтёром и поэтому что-то неразборчиво пробормотали. Мы уловили нечто "Слушать я его"... или "послушать мне его...", в конце, вроде бы, высказана была и некая угроза - "если мы законопослушные..." Ещё он, зыркнув нехорошим взглядом, отмахнулся от меня, что-то вроде - " я не я",
   - Ах, это не вы? Значит, я сразу не узнал не вас...- не отставали мы. - Жаль, жаль...Если бы я не узнал вас...А то я не узнал не вас...Как вы изменились! Впрочем, я без очков. Вы не против? Или изменились не вы?
   Челюсти пока не замечали нас и бормотали себе что-то затаённое, сверкая обозлёнными глазами и махая головой, как застоялый конь-тяжеловоз.
   - Я о чём хотел сразу попросить...Вы не против личных просьб? - зацепились мы за Челюсти.- Хотя вначале, разрешите приложиться к вашей руке истинного демократа...
   Челюсти с трудом приходили в себя, снова и снова то бормоча, то дико вскрикивая, испытывая при этом гигантские приливы злости и ненависти на хамов и мерзких тварей, которых держат в охране и которые игнорируют естественные и законные требования элиты, этих высоко интеллигентных людей. Но на нашу просьбу "приложиться к руке демократа", Челюсти отозвались просто машинально. Он протянул руку, которую мы даванули с силой среднего гидропресса производства сибирского завода "Тяжстанкогидропресс". Челюстям показалось, что мы оторвём их верхнюю конечность вместе с плечом, и он бухнулся на колени, освобождая руку. Вскочив на ноги, он явно пришёл в себя после перепалки с вахтёром и гневно заорал:
   - Вы сломали мне руку!
   Мы по-дружески кулаком саданули его в плечо, от чего он взвизгнул, а мы добродушно ответил:
   - Крепкое мужское рукопожатие! Я увидел в вас не только интеллигента. Вы - большой интеллектуал конторы!
   - Век бы вас не знать! - огрызнулся он, с оскалом на лице от боли.
   - Коллега! Не чудите...Мы мужчины... - стали успокаивать его мы. - А кстати, где же вы так долго пропадали, солнышко вы конторское, ясное! Учли мои советы? Вижу, вижу.
   - Он видит! Он смотрит! - злобствовали Челюсти, то потирая ушибленное плечо, то взмахивая онемевшей рукой.
   - Да-да, на вас теперь любо посмотреть, - похвалили его мы, - совершенно, интеллектуал из заклятых интеллигентов. Ковбой из ковбоев. Милитарист из самых ярых милитаристов. Вас, какой образ привлекает больше? Или, судя по напяленному обмундированию, получили повестку из местного военкомата?
   - Вы тоже...Я смотрю...- огрызнулся Челюсти. - Как пятилетний сопляк примеряете дедову фуражку с голубым НКВДшным околышком. 
   - Чё, бандера недобитая, до сих пор помнишь цвет околыша?! - ласково поинтересовались мы. - Дедулёк из схрона по эстафете передал? Эт-то - хорошо. Придётся и твоим внучатам в памяти зарубку сотворить. Чтобы не забывались, крысята.
   Челюсти кинулись вперёд. Мы, понятное дело, не отстаем. Мы двинулись рядом, тараторя и стараясь завязать разговор:
   - Значит из бандеровского схрона выбрались? И русский военкомат уже брезгует вами? И это в эпоху всеобщей демосратии! Будете просить призыва в Уза Арму от Госдепа? Кучеряво! У них там, болтают, неплохая кормёжка? Бобы на обед и гамбургеры немеряно!
   Челюсти дикими глазами посмотрели на нас, и ускорили шаг. Мы трусили рядом тем же темпом.
   - Я вот об чём хотел сразу попросить...Так вы всё-таки не против личных просьб трудящихся? - зацепились мы за Челюсти. - Вы, я знаю, вхожи в высочайшие эшелоны властителей...Посодействуйте, не в укор будет сказано...Разрешите и мне от чего-нибудь отказаться, пусть для начала от имени-отчества. Вона слышали чего в радио глашатают?
   Челюсти почему-то злобно захрипели и бросили:
   - Всё норовят урвать...Выпросить...Выклянчить...Подлый люд...Ненасытные...
   - Не о материальных благах пекусь! - мы продолжали уламывать мятежную душу демократа. - Духовности жажду! Не называйте меня Дубакин Вы Ны, а что-нибудь по вашему вкусу. Как хотите. А если угодно, возвратите мне, моё историческое название. В архивах засекреченных поди имеются бумаги? Финансы требуются небольшие, а историческая справедливость будет восстановлена. Я не слишком много прошу? Сколько уже чего, черт знает зачем, переименовали, и я не хочу отставать. Демосратия, сэр!
   Челюсти уже безумно оглянулись на нас, и рванули, как спринтер на старте стометровки. Мы ждали рывка, потому и не отстали. Мы твердил своё...
   - Про изменение Вы Ны на чё-нибудь доисторическое...Значит, мы с вами обсосали темочку? Доложите властям нашу скромную просьбишку? Тогда я и про послушание могу вставить в беседу.
   Челюсти в коридоре по прямой перешли на стайерский спурт, но мы шли ноздря в ноздрю, не отставая.
   - Продолжаем... Прошлый раз, второпях, не удалось выяснить. Вы такой же, как тогда законопослушный? Наверное, сидели? Так сказать, мотали срок? На какой зоне? Антисоветчик, или, как демосрату полагается - педофил? Какой у вас был срок? Впрочем, о чём это я? Судя по глубине послушности, вы - рецидивист! Не так ли?
   Челюсти в испуге шарахнулись от нас, и бросились со всех ног бегом в левое ответвление коридора, но отпускать жертву, мы не намеревались. Ловко пристроившись с правого бока, мы лихой парочкой, рядом с Челюстями понеслись по коридору. Челюсти по-прежнему мотали головой, как взнузданная лошадь, но пены на губах, как получается при ипподромских скачках, мы не заметили, поэтому энергично бомбардировали бегущего демосрата.
   - Не шибко спешите? Прогуляемся ненадолго? С кем, как не с вами набираться демократического уму разуму? Где ещё почерпнёшь истинную демократию? Вы, кстати, на каком языке курс демосратии изучали? Вы ещё демосрат, надеюсь? Так хочется прикоснуться к искрящему, перспективному. Не погнушайтесь малограмотным.
   Нам показалось, Челюсти заржали, как перепуганный иноходец и перешли на рысь, но оторваться от нас было трудно.
   - Осторожнее... Правее, если можно...- предупредил я его. Он пошёл юзом вдоль стены. Таким макаром и на такой скорости он мог упасть. Мы поддержали падающего:
   - Обломки штукатурки,...Берегитесь... Было бы неправильно потерять вас навсегда...Про мыльные пузыри, новость уже нашла вас?
   Челюсти вырвались и зачастили, перебирая ногами, как корова на льду.
   Мы успокоили в нём корову, увидев его озверевшее лицо и сверкавшие сталью зубы:
   - Бегите, бегите. Пузыри вон выпускают уже! Мыльные, от дружественных вам пиндосовцев. А ядерные заряды - побоку! Кривоодуреловцы - большие молодцы Три миллиона пузыриков в год. Хватит всем. Вы успеете. Бегите, бегите, и я за вами успеваю. Мне не в тягость, в движении лучше думается. Если вы не против. Разобравшись с пузырями вместо советских тактических ядерных зарядовЈ давайте затронем другую темочку. Так сказать, о положении нечастных женщин на Среднем Западе Северной Америки? Вы же по ихним Штатам специалист?
   Челюсти, спасаясь от нас, попытались с ходу вломиться в чей-то кабинет, но мы успели удержать его от опрометчивого шага:
   - Это не ваш...Напугаете ещё кого-нибудь ранним визитом.
   Челюсти несколько сбавили ход, поняв, что от нас отцепиться возможно только каким-то сверх необычным способом. Но в голову Челюсти на бегу ничего не приходило.
   - Я понимаю так, с раннего утра проблема североамериканских женщин для вас не так остра?
   Челюсти в отчаянии кинулся на нас, и попытался толкнуть нас на стену, стараясь сбить с ног. Чтобы остановить его и устоять, мы с силой топнули его по правой, ближней к нам, ноге, и он запрыгал, схватившись от боли за ногу.
   - Я не стану извиняться, - пояснили мы, - наглость... второе счастье у меланхолика.
   - Простите? - простонал Челюсти, продолжая прыгать. - Ведь мне больно.
   - Что простите? Ему больно! - ответили мы, недобро помолчали и высказались конкретно:
   - Я говорю, что я не бью дважды...Всегда хватало одного раза!
   - Хамло...- зашептал Челюсти. - Кругом хамы и деревенщина...Хулиганы...Обсуждать с ним...
   - Ах, я совсем забыл. Ты Петросян, который в комиках? Или вас, негров, географии не учат в Штатах? Судя по стилю Петросян - так же тупо и не смешно... - наклонились мы к Челюсти - Вы же, как все демосраты, берёте пример с лидеров. А лидер увлекается...
   Челюсти отпустили ногу и мотали головой, как очумевшая лошадь.
   - Это что у вас, большой теннис или хотите заняться пчеловодством? Кто у вас матери-истории более ценен? - неутомимо общался я с Челюстями.
   Услышав о большом теннисе, Челюсти неожиданно резко повернулись, потоптались на месте, и, когда до них дошло "про пчеловодство", теперь уже повизгивая, отчаянно ринулись от нас в обратном направлении.
   Перестроившись, в том же темпе мы помчались рядом с ним, продолжая разговор.
   - Так вот, дорогой сослуживец. Не знаю, как в большом, президентском теннисе, не стану вводить вас в заблуждение. Пчёлы и мёд мне роднее. Надо разводить! Мёд ведь тоже скоро станет президентским видом спорта? Алкоголь уже стал спортивно-церковным, почему следующий не мёд? Ходят разные домыслы... С чего следует начинать, делая первые шаги в пчеловодстве? Начинать нужно с нуля.
   Челюсти, не снижая скорости, нырнули в какой-то закуток и замерли, спрятавшись за огромной пальмой. Мы повторили его манёвр и остановились с другой стороны растения. На кадке, в которой росла пальма, виднелась надпись: "Листья не жевать! За нарушение..." К сожалению, текст с размером суммы наказания за нарушение был оборван.
   Челюсти из-за густых листьев не просматривался, было слышно только его тяжёлое дыхание.
   - Мы же не станем жевать листья? - бросил я в листву. - Или мы настроены по-иному?
   Челюсти страдальчески запыхтели.
   - Если хотите, жуйте. Я никому не скажу. Ешьте, дело ваше... Нынче кругом сплошная свобода! Не теряйте время даром. Ешьте, ешьте! - сказал я.- В армии Штатах пальмами уже не кормят! Мне говорили знающие люди...А пока вы питаетесь, я продолжу про пчеловодство. У вас не возникло желание вернуться к проблемам североамериканских штатов?
   За пальмой застонали и принялись нервно мять листья. Я принялся объяснять свою позицию:
   - Вы угадали, мы здесь не играем в детские игры. Мы здесь играем в недетские игры. То есть, я хочу сказать, мы здесь играем не в игры. Или нет, мы здесь не играем в игры! Или так... я хочу сказать, мы здесь не дети!
   За пальмой остервенело затопали ногами.
   - Тьфу ты! Не запутывайте меня! Я и без того ... - обиделся я. - Дети, игры, не детские играем , не играем...Игры, не игры...
   Челюсти возбуждённо заколотил кулаками в стену. Я успокаивающе произнёс:
   - Понятно. Играть не будем. Будем рассуждать про мёд. Как я уже пояснял вам... С чего следует начинать, делая первые шаги в пчеловодстве? Это не армия Штатов, там начинаешь с заявления в Госдеп. С пчёлами начинать нужно с нуля. Что такое ноль в пчеловодстве? А это такое дело... Короче, вы должны убедиться вначале, что любите мёд. А дальше...Работайте и работайте...Мёд когда-нибудь будет. А вот когда поступите в армию Штатов, то там начнут с политинформации. В армиях так заведено. Мне говорили. Давайте я вам помогу подготовиться. Начнём с простецкого. Вы слушаете? Значит, островом называется часть суши. Вы меня понимаете или ещё раз повторить?
   Было слышно, за пальмой яростно стали рвать листья и с остервенением жевать...
   - Жуйте, жуйте, дорогой демосрат, - поощрил я Челюсти. - Мне лично не жалко. У вас диареи от несвежего не возникает? А то смотрите.... Кстати, вы умеете играть на бубне? Инструмент некий, музыкальный. Какой ни какой, а ритм? В армии, даже пиндосовской, чувство ритма пригодится, там печатают строевой шаг. Мне говорили...Я от вас в крутой зависти. Кстати, а зачем вы умеете играть на бубне?
   За растением стонали Челюсти, пальма угрожающе качалась, а я энергично напирал:
   - Не возражаете, если я продолжу обучение. Волга, если вы не знаете, впадает в Каспийское море. И не иначе! Островом называется часть суши. Ах да, это мы уже проходили. В одном килограмме тысяча граммов, а в тонне тысяча килограммов. Вы успеваете запоминать?
   Челюсти, прячась за растением, бессильно по звериному завыли.
   - Что мы слышим? Вой иностранных для нас животных! - без промедления отреагировал я. - Где это вы обучились реветь, как пиндосовский шакал? До чего любовь к пиндосам доводит! Вы тревожный сигнал хозяевам подаёте или злобу выражает?
   За пальмой заплакали....
   Вы поймёте, дорогой читатель, что нам самого утра, чего давно не случалось, крупно повезло, и мы вдоволь повеселись!
  

Наша трудовая деятельность

  
   - Ну, как успехи в труде и обороне?
   - Раньше они были...
  
   И после такого удачно начатого дня, привалила и вторая удача, у нас на службе вдруг появилась работа. Звучит? А то! Первым служебным документом, который нам неожиданно вручили для исполнения, была некая факсограмма на тонкой-тонкой бумаженции. Её притащила нам из канцелярии какая-то толстая-претолстая девица, с сонным и навсегда испуганным выражением лица. Вернее, мы неожиданно оторвались от монитора и заметил её. Девицу мы уже встречали. Клавдия, маков цвет, назвал её Трофим. Именно Клавдию посылала за мной Марфута Пудовна, когда искала нас "с собаками". Служебно-розыскными. Собака тогда, как и бывает обычно, след не взяла.
   Клавдия стояла напротив стола и почти спала, сладко и завидно для окружающих, только протянув мне зажатый в руке вышеуказанный документ. Подошла бесшумно и стоит. Ну, это в обычаях конторы, беззвучно возникать ниоткуда и бесследно исчезать в никуда, пора привыкнуть. Мы бросили искоса взгляд на бумажку, С краю листка чернела резолюция "Дубакину... Исполнить..."
   Девица стояла и во сне чуточку подхрапывала. Спокойный, молодой, безмятежный сон. Мы так давно уже не умеем. Возраст и печали, что поделаешь! Но вот тут, глядя на спящую Клавдию, мы чуть было тоже не задремали, но какие-то приятные воспоминания о жадности, с которой мы набрасывались раньше на работу, разбудили в нас энергичного и деловитого работника. Мы победно оглядели кабинет. Нет, наш трудовой энтузиазм никого не заразил, соседки по кабинету, только завидев сонную курьершу, мгновенно захрапели, точно по кабинету прошла сонная эпидемия или нам закачали какой-нибудь усыпляющий газ, как злостным террористам перед освобождением заложников спецназом.
   Мы почему-то тоже зевнули и сразу испугались, а вдруг вся наша энергия и деловитость иссякнут, и мы опустим руки. Тогда мы отзевались и попросили девицу: "Вы, Клавдия, маков цвет, к нам почаще заглядывайте...Накоротке, можно и без всяких бумаг...Хороший повод всегда будет и у нас вздремнуть по вашему примеру".
   Не просыпаясь и не удостоив нас ответом, Клавдия ткнула в страничку своего кондуита, который она держала до того подмышкой, и пробормотала: "Вы, что ли здеся - Дубакину Вы Ны, исполнить срок 17"
   - Я не смею отказаться, - отозвались мы. - Я уже как-то представлялся вам...Но память, видимо, девичья. Докладываю голосом ещё раз. Подробно. Вы знаете, по платёжным ведомостям, обычно именно я прохожу под фамилией Дубакин. Других людей под этим кодовым наименованием встречать мне в платёжных ведомостях не доводилось. Только суммы выплат меня постоянно не устраивают, но деваться некуда, что дают, то дают... Вами произнесено "Вы Ны".Такие буквы и для меня каждый раз загадка, возможно, они означают мои имя и отчество. Инициалы, проще говоря. Согласны с моей точкой зрения?
   - Не тупите, мушшина, - сонно протянула рассыльная Клавдия и сладко зевнула.- Разболтался тут! Не на танцполе в полночь...Смотрите у меня!
   Понятно, девица- курьерша общается с госслужащими по старинке запросто, эдак служебно-фамильярно - "Мушшина, я вам не компьютер!" или "Женщина, я не обязана всё знать!", а тут всё вышло как-то сурово и приказным тоном, что как-то не в стиле сонной девушки. Сонной- до изнеможения.
   - Что вы! Тупить! Я остёр, как никогда, - заверили мы сомневающуюся в нас сонно-суровую Клавдию. - Написано на бумаге - "Исполнить". Мне всё понятно, и я поднимаю руки. Я, естественно, больше, чем обязан исполнять всяческие, чаще, конечно, недоразумения. Но я же на госслужбе. А беспокоит меня "срок 17" - тут нет какой-нибудь ошибки? Цифры всегда у меня вызывают сомнения.
   - Ага, - равнодушно протянула сонная Клавдия. - Нашелся, чудик в сапогах! Он ещё и дуркует! А ещё на службе...Ошибка у него! У нас канцелярия по входящим... Да мы с резолюцией руководства, не ошибаемся. Остёр он! Видали мы остряков. Ставьте роспись и дату получения, там, где я галочку нарисовала. Вглядываетесь? Или отстой полный? Или запой с поимкой белочки?
   Существо за монитором озабоченно заворочалось, видимо, ему что-то в поведении девицы показалось знакомым и разволновало.
   - А вам снятся сны? - заинтересованно спросили мы. - Сны с кошмарами? Если нет, то давайте я позабочусь.
   - Чего сны? Куда кошмары? - слегка открыла глаза Клавдия. - О чём это вы пыхтите?
   - Простите, отвлекся...- кротко сказали мы. - Собственно, вспомнилось моё хобби. Увлекаюсь поэтами серебряного века. Обожаю мыслителей и романтиков. Вы как с серебряным веком?
   - Чего хоби? Какой век? - начала освобождаться ото сна Клавдия. Она подозрительно осмотрела меня так, как врач - психиатр изучает неизвестного науке зверя и уверенно заявила:
   - Всё-таки уже выпивали.
   - Позволю себе заметить, поэзия меня пьянит сильнее водки. Бездна удовольствия. Напрасно не увлекаетесь. Упускаете такую возможность. Так о чём мы?
   Девица окончательно проснулась и рявкнула:
   - Распишитесь за получение! Лепит, чо ни попадя. А ещё - мушшина!
   Она хотела врезать мне "на посошок" что-нибудь презрительное, но, даже проснувшись, ничего умного сообразить не смогла и просто добавила:
   - Хобя у него. Поэт серебряный. Сидят тут всякие. Острые.
   Получив от нас две закорючки в свой громадных объемов талмуд, курьерша сунула нам листок бумаги и удалилась.
   Удивительно, но сбоку на листочке действительно была накарябана наша фамилия, а резолюция какого-то руководящего лица, которое, видимо, имело возможность распоряжаться моими рабоче-служебными усилиями, гласила: "Исполнить". Ниже виднелась его начальственная мудрёная подпись, которая, правда, нам ничего не сообщала.
   - А этот типчик... - обратились мы к коллегам по кабинету...Но вокруг стоял исключительно густой служебный храп, коллеги храпели хотя и по-женски, но весьма громко, поэтому они только оглушили нас. Судя по храпу, внучата в домашних условиях создали соседкам невыносимые условия, и только госслужба приносит им долгожданное успокоение.
   Существа за монитором опять не было слышно. Кстати, за сегодня мы его слышали только раз, когда он был чем-то напуган сонной курьершей. Мы встали, осторожно заглянули за монитор. Там никого не было! Где оно? Загадка. Мы только собрались поработать, а он отлынивает.

Трудиться, трудиться и трудиться - лозунг дня

   Если в этом Лесу кто-то должен думать, - а когда я говорю "думать", я имею в виду "думать по-настоящему", - то это наша задача.
  
   Винни-Пух, поэт и философ, книга о котором Алана Александра Милна вышла в свет в Лондоне 14 октября 1926 года.
  
   Всё утро по компу пытался найти хоть одну хорошую новость. Нет, пусть даже не хорошую, пусть просто разумную и человеческую. Пусть не про "закрома родины" и про лучший в мире балет, как в достопамятные советские времена. Пусть что-то менее фундаментальное, пусть даже приукрашенное. Однако, не судьба. Напрасный труд, расслабиться нам не давали! Во всей новостной ленте - смесь горячечного бреда с совсем не маленькими трагедиями. В великом и могучем остается все меньше слов, чтобы как-то определить происходящее. Только и мелькало - "возбуждено", "остались без крыши", "печально", "ниже прожиточного минимума", "закрылся", "прекратил существование", "рухнул", "не нашли..." После понадобилось вообще переключаться, последние известия стал выбрасывать телеящик, пришлось отложить начало работы и прислушаться. Лучше держать руку на пульсе событий в стране, нежели неожиданно узнавать, что тебя опять лоханули и жалование тем, кто пашет, отменили навсегда. Мы уже упоминали, что соскучились по самым нашим любимым в мире занятиям - походам к кассе за получением зарплаты.
   В теленовостях пугающего, к счастью, оказалось не так много, с десяток убийств, киллеры, понятное дело, скрылись, на юге беспричинно нас посетили полчища саранчи, мы не виноваты, учёные размышляют: с чего бы это? Кузбасские шахтёры стучат касками, но это скорее обнадёживало, надо же и шахтёрам что-нибудь делать. Всенародно избранный Ельцин, после работы с документами, неожиданно отправился с официальным дружеским визитом и его встречали весьма заинтересованные лица. При сообщении о социологическом опросе населения страны, вконец отпустило и стало легче - не всё ещё потеряно, если на улицах имеется, кого опрашивать. Диктор твёрдо сказал, "граждане России крайне довольны всем, что происходит в стране", а "материальное положение их семей улучшилось и продолжает улучшаться". Мы немедленно встали и глянули в окно, чтоб сверить слова диктора с действующей погодой. Внизу, перед входом в баню, как обычно, стояла очередь старичков с котомочками и старушек с узелками с бельишком. Они, думаю, предполагали помыться тёплой водой, но вместо довольства и радостных улыбок, на их лицах царило унылость и хмурость. По пыльным и замусоренным тротуарам угрюмо брели какие-то бледные тени людей, детишки плелись рядом, Никто возбуждённо не припрыгивал на одной ножке. Задора и веселья не отмечалось. Тоскливо трусила тощая собачонка. Неподвижно, нахохлившись, у мусорки сидели вороны. А ведь диктор утверждал, что все всем довольны и удовлетворены? На наш взгляд, удовлетворенностью и не пахло.
   В нашем кабинете, запаха удовлетворением тоже не чувствовалось, у нас стоял храп. Но наперекор всему, диктор в телеящике гнул своё. По его словам, результаты опроса пестрели такими словосочетаниями, как "полностью поддерживают", "удовлетворены результатами", "дали очень высокую оценку". При этом, оказывается, "подавляющее большинство опрошенных, почти 90 процентов, считают, что в наступившем году социально-экономическое положение в стране станет еще лучше", а "уверенность жителей России в завтрашнем дне из года в год растет". На экране рядом корреспондентом появилась какая-то тётенька, видимо из самых довольных. Она бойко заверила телезрителей, что "ее семья живет стабильно... между бедностью и нищетой...но не сползает". "Когда все в порядке, концы с концами худо-бедно сводим, а, если кто заболеет, то на лечение уже придется занимать у родственников, но у них тоже нет денег" - тараторила опрашиваемая. "Всем довольны! - пробормотал появившийся вслед на экране мужичок. - Стараемся как-то приспособиться к новой жизни - я, например, вместо того, чтобы забивать козла во дворе и воспитывать внуков. Так что... вынужден подрабатывать частным извозом на своём стареньком "Жигулёнке". Ломается часто. В советские времена я работал сварщиком, получал 400 рублей в месяц, на выходные мог позволить себе слетать в Москву. И не смейтесь...Чтобы просто сходить в театр, и о том, что придется позориться - на старости лет крутить баранку, и представить не мог, а цены постоянно растут, какая тут к дьяволу жизнь! Приходится крутиться!"
   Новости, как всегда, звали жить полнее, ярче и удачливее. Мы прошлись по кабинету, соседки мирно храпели.
   - Что касается соцопроса, - негромко, стараясь не разбудить соседок, стали философствовать мы, - мне было совершенно ясно...Результаты абсолютно правильные. Только в новостях о нём допущена одна оговорочка. Какая? Сказано, опрос проводился среди всех слоев населения. Мне думается, опрос проводился только среди олигархов. Это те хозяева страны, родные сердцу бандиты. Сейчас они загорают на нежном солнышке в империалистических курортных логовах.
   - И чо ? - сонно спросила Кружкина.
   - Отдыхайте, отдыхайте, Матрена, - успокоили её мы.- Живём по нарастающей! То есть, неплохо. Нам говорят!
   Мы так и остались в неведении, кто же озадачил нас исполнением врученного нам документа, имело ли право данное лицо командовать нам, и в чём, хотелось бы знать, состояло наше исполнение. Кстати, подумалось нам, может и соседкам по кабинету предложить что-нибудь из кошмаров. Видение, как падал в мешке президент Ельцин с моста в речку, к примеру. Или как оный Президент, собственному почину, публично и всенародно объявленному, укладывался на рельсы. Пусть в ужасе покричат. Или на рельсы он не ложился? О, ужас! Так и от этого пускай во сне вопят!
   Но вернёмся к полученному нам служебному документу. Вы спросите, а в чём, собственно, работничек ты наш, дело? Не знаешь, что с ним делать - выброси в мусорную корзину и успокойся! Нет, уж, извините, на государственной службе не всё так однозначно. Во-первых, намне хотелось ещё раз улететь в небытие и прозябание впроголодь из-за неверного шага, недооценив какой-то неведомой мне важности листочка с несколькими буквами.
   Мы имели уже некоторый опыт по поводу того, что любая мельчайшая начальственная вошка изображала из себя важного ферзя и спихивала любой документ нижесидящему, пусть, мол, над галиматьёй ломает голову он. Имеет ли она право, не имеет ли она право, это никому неинтересно, законно или нет, также не важно. Главное - вошка мнила себя вождём и держала против крохотных клерков хвост пистолетом. Значит если скомандовано - исполняй и не задумывайся, а то себе дороже, вошка так развоняется, так разговнится, единственное, что она умеет, и ты замучаешься объясняться и оправдываться...Любая государственная бумага на государевой службе такая мина такого замедленного взрывания, что не дай бог сунуться под её непосредственное воздействие. Сначала пугающего смысла вроде бы и не улавливаешь, а потом, бац-бац тебе - и приехали. Помните чубайсовский ваучер? Такое наобещал - собирай, карманов не хватит, и вдруг - наше вам с кисточкой, заходите, мол, ещё и не такое покажем. Поэтому, не знаю, как вы, но я давно настороже после официальных заявлений, властных предписаний и бумаг из вышесидящих органов. Даже, на первый взгляд, простенькое, "входящий номер такой-то" таит в себе слишком большие угрозы, пострашнее ядерных катаклизмов, в то числе даже на ограниченных жизненных пространствах.
   Во-вторых, нарываться на упрёки в непонимании основ государственной гражданской службы также не позволялось в нашем положении. Ждать, чтобы на твой вопрос, как и что, какое-нибудь мелко-значительное чиновничье лицо презрительно фыркнуло: "Ах, вы и этого не знаете? Я за вас, что ли ещё и соображать должен?" было исключено.
   И тут, раз уж мы каким-то боком влетел поди раздачу, то уж будь любезен.
   Ох, дорогой ты наш специалист! Ещё мама мне предсказывала: "Ты выбрал себе специальность умственного труда. Ты должен представлять себе - с этой профессией легче всего вылететь в трубу". Если бы у моей мамы был умный и послушный сынишка...
   И ведь папа нас правильно учил: когда ситуация невнятная и непонятно, как на неё реагировать - отползи ненадолго и наблюдай с горки за битвой в долине. Не надо нос совать, куда приличные люди другие части тела не суют. Что за ответ: Мы - должны! Не смеши людей! Не надо демонстрировать долг, если на него не обращают внимания. Будешь смотреться идиотом. Если бы моего папы вырос понятливый сын!
   Мы схватились за телефон: "Позвоню Конюхову! Уж он-то точно знает, что выкидывать, а что просто порвать!" Облом, Конюхов в комиссии у Вонючейшвили, заседают. Егору? На совещании у Грободарова. Трофим? Помогает Марфуте на нижнем складе разгружать бумагу, будет через полчасика. Простушкин? Там же на складе...Грузчики чертовы, а нам в одиночку голову ломать.
   Ну, ладно, неслух и недоумок! Хочешь, не хочешь, а вникай самостоятельно в текст факсограммы, которую тебе, дружочек дорогой, надлежит исполнять. Текст был небольшим и весьма лаконичным: "В контору. Существенных изменений и дополнений на территории не произошло. Обстановка и ситуация те же. Зам. того же начальника".
   Кроме указанных слов и входящего номера с датой, бумага ничего угрожающего как бы не содержала. На обороте было чисто, ни единственной закорючки, ни руководящей, никакой другой. Мы уж этот оборот осмотрели внимательно и тщательно, на просвет разглядывали даже, от греха подальше. Бумага, понятно, беспокоила нас своей официальностью, мы за время домашнего сидения отвыкли от положенных в госслужбе - "на ваш входящий направляем наш исходящий", но, слава Богу, бумага окончательно не пугала. Конечно, недоступная информация всегда кажется важной, а доступная -- неважной. Это просто какая-то неистовая вера в чудо. Прочитаешь, и откроется новый способ сказать, и нам, наконец, всё-всё в этой информации скажут. И будет вам откровение. Нам откровение, ей богу, не требовалось.
   Все официозы и раньше у меня вызывали некоторую неуверенность, а порой и опасения за будущее. Вам не понять, как небольшая бумаженция может подложить большую свинью. Согласитесь, предписания "ТАСС уполномочен заявить.." или "Правительство сообщает, что ваучер позволит разбогатеть гражданам страны..." не сразу представляют любое дело так, что скоро всем без исключения хана. Поначалу в пугающий смысл не вдумываешься, а потом вдруг, бац - и приехали. Как ТАСС заявил, то и получили, а ваучер чубайсовский такое богатство отмочил, мало никому не показалось, наше, мол, вам с кисточкой, на неделе заходите ещё...
   Нас не взволновало указанное в бумаге отсутствие изменений и дополнений на какой-то там территории, скорее меня такой поворот успокаивал - раз не ничего случившегося, то и вроде бы как неплохо, события и происшествия, согласитесь, таят в себе непредсказуемое. Даже то, что территория осталась без них, тоже не произвело на нас достойного впечатления. Мы пытались понять другое, что же в следствие анной информации предстоит исполнить, то ли произвести изменения и дополнения, то ли приказать образовать что-нибудь невероятное на искомой территории, а кстати, где это она и располагается, то ли выразить удовлетворение их отсутствием.
   Пришлось крупно задуматься. Мы прежде, насколько помню, мало соприкасались с чудовищной глупостью, и её не так проявляли, отчасти стеснялись свою дурость напоказ выставлять, да и мы ходили другими дорогами, где обходилось без идиотства. Теперь вышло, настала пора.
   Посоветоваться было не с кем, так что мы самостоятельно подготовили какой ни какой, но ответ, аккуратно постучали по клаве компа и получили с принтера листок: "Информацию приняли к сведению. Продолжайте наблюдение. Руководитель". Ставить ли подпись Босса или ещё кого-то, сообразить было выше нашего разумения. Пускай, прикидываем, сами определят, чья закорючка будет красоваться на листочке, нам лично, собственно без разницы.
   Листок мы оттащили в канцелярию, где сдали сонной девице: "Получите ответ. Указание исполнено!" Девица равнодушно бросила его в какую-то папку с надписью "На подпись", в кондуите черканула галочку и смотреть на меня тут же перестала.
   Мы вышли в коридор и неизвестно кому и непонятно отчего вдруг показали язык, как малыши дразнят друг друга. Видимо, это означало: "Вот вам! Меня на голый документ не возьмёшь!" Слово, знаете ли, всегда важнее дела. Главное - не "что сделать", а "как назвать". Согласитесь, звучит - "достижение". Сказать убого - работал, значить, обидеть себя, чего на госслужбе не допустимо. А выразиться нормальным служебным языком - добился достижений в работе? Греет!
  
   Мы получаем приказ Родины
  
   Только мы вернулись, сдав исполненный документ, как зазвякал телефон на нашем столе. Каким мы становимся востребованным! Просто разрывают на части: то им оформи бумаженцию, а теперь ещё и выходи на связь.
   Мы сняли трубку и по-уставному представили своё учреждение:
   - Государственная контора по защите природы от наглых посягательств...
   - Это кто? - требовательно спросил разухабистый голос начканца.
   Такого пристального внимания начальства мы не ожидали, хотя в данный момент от успехов в труде расправили крылья. Только мы решили не быть белой вороной среди птиц высокого полёта и всерьёз задумались о успешной карьере на данном поприще, как грозный окрик. Из вечно спорящих НАС мы мгновенно обратились в запуганного и потасканного мужичка.
   Мужичок робко кашлянул и проинформировал собеседника не менее приглушенно:
   - Государственный гражданский служащий Дубакин Вы. Ны. Вас внимательно слушают.
   - Вот именно, - удовлетворённо пробасила трубка.- Ты Дубакин мне и требуешься. Даю поручение. Приказ, так сказать, Родины! Дело обстоит вот в чём. Напрягся?
   - Нет пока, - честно ответил я.
   - Кратко даю сложившуюся на сегодня обстановку: начальство ссыт кругами. Чуешь?
   Я принюхался к трубке:
   - Вроде сюда запах не доносится.
   - Это в юморном тоне мной сказано. Уловил мой тон, воин? И ты не ссы. Понял? Всё серьезнее. Руководство выражает озабоченность. Это тебе не два пальца обоссать. Нашей конторой готовится прогноз в московский главк. Уловил напряжёнку? Но вместе с тем не хватает, твою мать, некоторых цифр. Мы оказываемся, как говорит Босс, мудаками. Чего не хотелось бы. Ферштеен?
   - Чего нам не хотелось бы? - поинтересовались мы- Мы иностранному совсем не обучены.
   - Постоянно учи матчасть, красноармеец! И слава, вилы тебе в бок, тебя она найдёт. Я те русским языком инфорумую - сроки сорваны псу под хвост. Мы перед Москвой, понимаешь - сволочи и бездельники. А задерживает нас эти вшивые дуболомы. Оценил?
   - Дуболомов? То есть они ломают дубы, которые нам нужны?
   - Ещё хуже...- сплюнул начканц. - Они там мышей не ловят, куда уж им дубы ломать. Черт бы их прибрал, к чертям собачьим. Эту шарашку, что на Канатном конном спуске! Она не даёт нам, хрен знает почему, данные по потребности подземных вод в Кривошапочном районе на 2036 год. Смикитил, соратник мой боевой?
   - На какой год не даёт потребности? Ну, в этом, в Кривошапочном районе? - уважительно переспросил я.
   - Фронтовик! - строго проговорил начканц. - Армейская косточка всё должна схватывать на лету. Повторяю - на 2036 год. Я тебе нормальным языком...Нам нужен научно обоснованный прогноз по Старошапочному району. У их, там, на Канатном, цифра поручена Обдергайкину, спец такой великий там имеется. Пёс поганый! А он не телится. Говнюк.
   - Прошу прощения, - вставил я, - а собаки умеют телиться? Или это в обязанностях говнюков?
   - Да пусть он хоть на уши встанет! Хочет рожает, хочет телится! Черт бы его побрал! Я бы этому Обдергайкину сам бы звякнул, но у них в шарашке телефоны за неуплату отключили. Уловил?
   - Ещё не совсем, - осторожно ответил я.- Район дислокации подземных вод не уточнён. Старошапочный или воду станем добывать в Кривошапочном? Где вкуснее? Или нужнее? Какая цифра сильнее?
   - Солдат! - внушительно сказал начканц. - Армейцы в боевых условиях всё понимают с полуслова. Нам ни вкуснее, ни нужнее - не колышит. Цифра требуется! Усёк, ветеран? У меня никого путного под рукой. Все в разгоне, все заняты. Берешь Курицына, он у подъезда, и гонишь в шараш-монтаж на Канатный. Там, к едрене фене, и прочистишь мозги по конкретному району! Усёк, спецназрвец?
   - Более менее. А кто такой Курицын?
   - Герой! - оборвал меня начканц. - Вникай подробнее. Курицына увидишь и узнаешь. Действия дальше. Приезжаешь, ловишь за задницу, блин, Обдергайкина, и облаиваешь! Прогавкай его хорошенько! Пошли его к такой-то матери. Цифру вырви у него хоть из пасти, но доставь в контору. Приказ понятен, офицер?
   - А фамилия? - полюбопытствовал я.
   - Чья фамилия?
   - Ну, фамилия матери, к которой его послать.
   - Боец! - рявкнул начканц. - Разговорчики в строю. Отставить, твою мать.
   - Дак, я только...- начал объясняться я, но начканц прервал меня, зарычав командирским басом:
   - В атаку, вреенрслужащий! Действуй по обстановке! Гавкайся злее...Обдергайкину, суке недобитой, от меня передай...Я его порву как Тузик кепку, ежели...Это в юмористическом смысле. А так, хай живэ пока, бивень. Дошло, дембель ты наш конченный? Связь заканчиваю!
   Мы положили трубку и пожали плечами. Поставлено уравнение со многими неизвестными: какая-то шарашка, где она находитсяЈ что за Канатный конный спуск. И как найти, а после ещё и облаять неизвестного нам Обдергайкина. Послать его к неизвестной нам матери. И что за Курицын стоит у подъезда? Поплетёмся к подъезду, а там...Значит, Кривошапочный. Забавно.
   - В какую-то шарашку на Канатном начканц посылает, - сказали мы на выходе вахтёру Иванычу. - Бери, кричит, Курицына, и гони туда. Нужно облаить там Обдергайкина, и вырвать у него цифру. Что там за шараш-монтаж, Иваныч?
   - На Канатном? Конном спуске? Да там и гнездиться эта самая шарашка...Они вроде спецы по расчётам пользы от природных ресурсов. Известная шатрапа! А Обдергайкин тот ещё хлюст...Облаить! Как же! Загавкайся на него - не поймёт! Не раз пробовали - лыбится. Обдергайкину хоть у в лоб кувалдой врежь и то ничего от него не добьёшься. Но один метод серьёзный есть...Ты с пустыми руками туды не суйся! Или с гранатомётом или литром белого. Попроси у Сан Саныча литряк самогону, этим и возьмёшь Обдергайкина. Потом две бутылки с начканца стребуешь и с Простушкиным разопьём. Начканц, когда, скажем, на дело - отдаст, понимает он загребущую натуру клерка.
  
   Обычный водила эпохи дикого грабежа
  
   Господи, ну почему же мы не допускаем для себя факта существования вокруг нас нормальных людей? Отчего сейчас нам так тяжело кому-то поверить? Или всё только мне одному? Остальные абсолютно нормальны и неимоверно доверчивы? Поверить?
   С.Минаев. 2007, Духлесс
  
   У входа по графику нищенствовал Ганс Кочергин.
   - Как виды на урожай? - спросили мы.
   - Виды большие, только урожай - ни фига! - сплюнул Ганс. - Утро ещё, мимо бредут в основном чмошники похмельные. На пару пива с трудом накидали. То ли за грудки таскать оглоедов и фиг с ним?
   - Похмелье - не наша стезя, - объявили мы Гансу поучающим тоном. - Как старший товарищ предупреждаю.
   - Чо ещё от этого чмо ждать? - скривился Ганс. - Нюхнёшь перегар. Так бы и дал в морду.
   Но увидев у нас в руках полную поллитровку, Ганс оживился:
   - Ни фига себе! Не стезя...А с пивком этой самогоночки не врежем? Ведь от Простушкина самогончик-то? Дюбнем типа того, по-маленькой? Не здесь, понятное дело, зафигачим. Короче, мы по-человечьи, сгоняем в тошниловку у базара, "Намаево побоище"? Пиво, фиг с ним, за мной!
   - Не пью при исполнении! - гордо отрезали мы. - Впадать в похмелье на госслужбе - не дальновидно. Поллитра выдана на служебные расходы. Послан на Канатный Конный спуск за важнейшей цифрой. Чуешь? Москву бешено интересует вода в 2036 году.
   - Это к Обдергайкину? Передай от меня этому алкашу, пусть подавиться нашим самогоном. Хапуга конченный! Коррупционер вечно датый.
   - Мне не трудно. Послать его куда-нибудь? Один адресок начкац мне выдал...
   - Только - на хрен. В других местах ему делать не фиг.
   - Договорились. Слушай, Ганс, а кто это, Курицын? Мне с ним велено ехать.
   Ганс залился хохотом:
   - Курицын-то вон, в черной "Волжанке" за рулём восседает. Хотел бы я посмотреть с большим интересом, чтоб Курицын добровольно кого-то куда-то повёз. Исключено. Не веришь? Иди, сражайся. Вот смеху-то будет...
   Мы остановились возле указанной чёрной "Волги" и приветливо сказали водителю, сидевшему за рулём:
   - Доброе утро! Вы же Курицын? Мне сказали, что вы отвезёте меня на Канатный Конный спуск.
   Курицын, позёвывая, читал затасканную брошюру под названием "Тарзан". Он медленно отвёл руку с брошюрой и, не глядя, на меня спросил:
   - А ты кто?
   - Я государственный гражданский служащий здешней конторы по фамилии Дубакин, по отчеству Вы. Ны. Выполняю задание начальника канцелярии Заливайко Ивана Тихоновича.
   - А документ у тебя какой-нибудь имеется? - недовольно спросил водила. - Чтоб ясно подтвердить, что ты есть в наличии - Дубакин?
   Мы пошарили в карманах. Кроме помятой десятки ничего не обнаружилось. Десятка в качестве документа - довод слабенький. Если бы была тысяча, она аргумент более весомый. Потом мы вспомнили о пропуске в бассейн, что валялся у нас в заднем кармане штанов. Это был абонемент на посещение бассейна "Небесный Экватор", куда мы как-то ходили укреплять здоровье водными процедурами лет пятнадцать назад, кажется, не иначе как в 1983 году. С тех пор он и болтался в наших выходных брючатах, одеть которые не было повода.
   Мы протянули крайне мятый, почти стёртый пропуск водителю Курицыну. Тот взял его неторопливо и тщательно вчитался. Ганс почему-то на лавочке катался от смеха. Ну и конторка, все или гогочут, или ржут, или просто заливаются от смеха, или сами неплохие клоуны. Куда не приди - везде как бесплатный цирк. Госслужба называется.
   Водила долго вглядывался, и ещё дольше читал, шевеля губами, словно текст на пропуске растянулся страниц на пять. После шофер всматривался вдаль, имея в глазах некую неизбывную думу о Родине. Мы переминались с ноги на ногу.
   - Тут указано Дубакин Вы Кы. А ты сказал Вы Ны. Кому верить? - наконец строго сказал водитель. - И фото почти не соответствует. Лысина на фото где? Не просматривается, а у тебя...Аэродром!
   Мы смущенно развёли руками и обернулись на Ганса. На лавочке Ганс уже бился в истерике, как припадочный. Мы смущенно сказали:
   - Меняются, понятное дело, люди с годами. Добывают себе лысины...Седые виски...Моложе я несколько на снимке, не отрицаю.
   - Где добывают? - отчасти заинтересовался водитель.
   - Лысины на свою голову? В процессе трудностей жизни, бывает, - уныло стали перечислять мы. - От переживаний. Страдания различные не способствуют сохранению волосяного покрова.
   Вдруг лицо водителя исказила гримаса, оно как-то перекосилось, опустилась челюсть, открыв рот со сплошной стеной стальных зубов. Водила взялся за рулевое колесо, потянулся к ключу зажигания, будто захотел стремительно смотаться от какой-то надвигающейся опасности, но смотрев ещё раз нам за спину, уставился на нас с каким-то страхом и сдавленно прошептал:
   - Давайте... может, уже поедем... уважаемый... Быстро садитесь, дорогой вы наш...
   Мы оглянулись, от входных дверей к нам энергично шагала знаменитая конторская интеллектуальная ватага - Конюхов, Громадин и Егор.
   - Прости, Николаич! Только - только вырвались, - издали крикнул Конюхов. - Прозаседались. Иваныч разыскал. Помогите, говорит парнюгану. Мы сразу поняли, этот ворюга куриный тебе на мозги капать будет, ты же не в курсе...
   - Курамордов, а ну покажь путёвку - спикировал молодой Егор на водителя. - Ты уже слышал печальную весть? У Шурки из Транспортника вторую неделю подряд колеса каждый день кто-то колет. Не могут поймать злоумышленника. Прокалывает и прокалывает. Только Шурка проклеит все четыре, отойдёт в сортир, а колёса опять спущены...У тебя ещё не было? Поберегся бы, Куродуров!
   Конюхов даванул нам руку, по очереди поздоровались со нами и Трофим с Егором. Трофим наклонился к водителю и доверительно сказал:
   - А у банковского Григория, ты знаешь, Курощапов, как говорится, другая напасть. Вон, в Тойоте... у входа в банк, видишь? Он сидит с забинтованной головой. Как домой с работы Григорий пойдёт, обязательно встретит хулиганьё, и как говорится, отметелят его крупно, ещё и отбуцкают. Ни за что ни про что, как говорится. Пятый раз, подлюки, как говорится, здоровью вредят. Ты-то как, ещё здоров, Куродёров?
   Егор взял путевой лист из рук Курицына и попросил:
   - Ты выходи, Курочкарябов, из-за руля, вылазь, читать вместе будем. Ты, Куронедоедов, Трофима пока не бойся. Правда, Борис Михайлович? Ведь Трофим не тронет его покамест?
   Водила вылез из машины и, ссутулившись, согнулся перед парочкой, Трофимом и Егором, чистившим его, как пойманного карася на уху. Мы стояли с Конюховым чуть в стороне и курили.
   - Взяли моду, водилы...- сказал Конюхов. - Работа, не работа, а свою тёщу на базар везет. Бензин казённый, время рабочее. Жену - по магазинам, сына - в аквапарк. По работе съездить - стоит насмерть, выламывается, кочевряжется. Заметь, вчера этот хмырь, Стенокардию отвозил сдавать отчет в инспекцию. Сначала на него полчаса Завливайко орал, чтоб отправить. А после, приезжает, сдаёт путевой лист - километраж нарисовал, обалдеть - 453 километра на поездку со Стенокардией накрутил. И это при том, что до инспекции пара километров, а обратно Стенокардия, сдав отчёт, пешечком прогулялась.
   Конюхов шагнул к водиле и строго спросил:
   - Вы не космический пилот, случайно? А, гражданин Курополётов?
   - Кто я? - шепотом переспросил водитель. - И чего мне в космосе?
   - Так вот вчера, высадив Стенокардия Абрамовну,- наехал на затихающего Курицына Конюхов, - вы не в Пекин случайно гоняли свой космический аппарат? Судя по пробегу? Знаменитой водки "Мао-тао" прикупить? Мне-то, собственно, скажем без разницы, этот пробег, пусть Марфута следит, ты её подчинённый. Но ты сейчас, что за цирк устроил, Шумахер? Уважаемых людей перестал различать?
   - Курицын моя фамилия, дорогой Борис Михайлович... - проблеял водитель, мелкими шашками придвинувшись к нам. - Хоть вы-то меня уважайте. Ну, ошибся слегка со Стенокардией Абрамовной, здоровья ей на долгие годы. Сбился в подсчётах. И сейчас малость недопонял. А чего он подошёл ...Дубакин Вы Ны...и сказать не может, что ваш приятель. Я конечно, его сразу узнал. Пошуткую думаю. Ведь хороший человек. Я бы и полслова не произнёс...
   - Вот, шельма, по фамилии Куринный сукин сын, - воскликнул Егор. - У тебя в путёвке записано - пассажир Дубакин, место доставки - контора на Канатном конном спуске. Чего ещё надо?
   - А, бывает... мельком глянешь, и не разберёшь, - отвернулся Курицын, - ошибся я, виноват, каюсь. Простите, Борис Михайлович? Больше с Дубакиным ошибок не будет. Он кажется, Владимир Николаевич...Садитесь уважаемый Владимир Николаевич, дорогой! С ветерком подброшу... А пробег, кто сейчас не рисует?
   - Щас тебе, Курячий окорочок, как говорится, Борис Михайлович всю диспозицию твоей жизни, как говорится, обрисует,- пояснил водиле Трофим.
   - Понял? - сказал мне Конюхов. - Как в стену бьёмся! Один бог у таких деятелей остался - святой Навар...Одно желание - урвать...Про совесть давно уже нет разговора...
   Конюхов включился в небольшую, весьма скоротечную воспитательную беседу для яркого представителя шоферских кадров конторы. Курицына допросили на предмет посещения Церкви и веры истинное православие. После усиленных размышлений он ответил несколько отвлечённо, но признал, что "не далее как в прошлом финансовом году, имел возможность поставить свечку за упокой родного деда, который тогда преставился в деревне Ядрено-Корень, но поскупился, о чём весьма сегодня сожалеет". Водителю указали на недопустимость и напомнили, что все люди после того, как покидают ряды человечества, попадали ранее на суд только к Всевышнему или их души хватал дьявол - сатана. Включался счётчик и докладывались основные вехи событий в жизни доставленного. Для наших российских поднимающихся на небеса сделано приятное исключение, с ними в том, потустороннем мире, ведёт "разбор полетов" сам товарищ Сталин и его верный помощник, товарищ Берия Лаврентий Палыч. Шоферской состав конторы уже наслышан, безусловно, о беседе с тенью товарища Сталина, состоявшейся не так давно со специальной делегацией трудового коллектива конторы.
   Курицын ошарашено кивнул на вопрос Бориса Михайловича, знает ли тот подробности беседы и итоговый результат. Значит, шоферскому составу известно, как уважаемый ветеран Вопилкин Гаврило Викторыч от умственного напряжения в беседе вынужден был потерять сознание и упасть в обморок, а Кондрат Козлятников, разнорабочий из мехцеха, слезно, с рыданиями, канючил перед товарищем Сталиным о прощении за своё наглое воровство.
   Курицын, с глазами "по чайнику", опять молча лишь шевельнул головой, соглашаясь. Указав на небеса, Конюхов, пояснил водиле, собеседование ТАМ со всеми проходит жёстко и напряжённо. Выводы делаются строгие. Иосиф Виссарионович райских кущ никому не обещал, и не обещает. Украл на земных просторах - получи геену огненную. Сволочью прожил своё существование - не отвертеться от кипения в котле. Пакости людям делал - поджаривайся без сливочного масла на сковороде. Курицын стал с опаской поглядывать на закрытое облаками небе, словно пытаясь определить то место, где с ним станет разбираться товарищ Сталин. Водила даже поёжился и ударился в мелкую дрожь, когда до него довели ряд серьёзных просчётов в подготовке к встрече с товарищем Сталиным. Думается, Курицын представил себе, какая курица-гриль получится из него, после обстоятельной беседы на небесах с Лаврентием Палычем. Рыданий не послышалось, но дикий ужас в глазах Курицына остался надолго.
  

Гражданская бдительность

   Утром на вахте нас предупредил Иваныч:
   - Привет, Николаич. Новость непонятная. Ни свет, ни заря - эсэссовка Адольфовна нарисовалась. Влетела в контору. И прям кричит. Как Дубакин появится. Срочно в кадры.Чего взбаламутилась - молчок. Следом мчит Саидбековна. Только спросила про Адольфовну и опять про тебя.
   - Приветствую, Иваныч. Какой разговор, где наша не пропадала! Явимся под светлые очи. Нам не привыкать, - доложили мы.
   Постучав в дверь кадровиков, мы зашли в кабинет.
   - Разрешите? Здравствуйте! Докладываю голосом, явился госслужащий Дубакин Вы. Ны. Если разрешите, то по вашему приказанию...
   Не успели мы договорить, обе стервозины вскочили с кресел и Лилианна Адольфовна, ткнув в нас пальцем, елейным тоном произнесла:
   - При приёме вас на службу неосвещённым остался вопрос.
   - Очень важный пункт анкеты, - добавила Саидбековна.
   - Готов ответить! - отрапортовали мы.
   - Итак, вопрос...- протянула начальница.- Сто тридцать шестой пункт анкеты. Вы были на оккупированной территории?
   - Несомненно, - пожали плечами мы.
   - Как это несомненно? - дуэтом ахнули кадровички.- Знали, что территория оккупирована и находились там?
   - И не поставили кадры в известность? - прорычала Адольфовна.
   - Вопрос не ставился.
   - Так, так...- угрожающе сказала Адольфовна.
   Поймав и расколов явного нарушителя , а может и более того - шпиона ихней, совсем не нашей, конечно, разведки, обе взяли себя в руки, довольнот усмехнулись и уселись в кресла. Вдвоем испеляющими взглядами принялись разглядывать меня, как следователь пойманного с поличным забугорного золвещего диверсанта. В их глазах мы уже поджигали мэрию, подкладывали мину под конторский сортир и готовились стрелять в Босса длинными смертоубойными автоматными очередями.
   - И кто оккупировал ту территорию, где незаконно находились вы? - ледяным тоном спросила Адольфовна. - Вас завербовали враги?
   - Навряд ли...- хмыкнули мы. - Интернационалистов не завербуешь. И территорию занимали, собственно, мы. Нас считали оккупантами.
   Начальница недоверчиво ухмыльнулась, как на неудачную отговорку пойманного диверсанта.
   - Что вы несёте? Как это считалось? Кто это вы? - закричала на меня Саидбековна.- Как это вами оккупированную...
  

Бдительности мало не бывает

   Добрейшей души человек, а ведь мог бы бритвой полоснуть. 
  
   Из анекдота.
  
   Секретарша Галочка распахнула дверь в кабинет Босса и сказала Челюстям:
   - Проходите...Вам назначено!
   Босс восседал в собственном служебном кресле и, как всегда, страдал. На этот раз причиной его морально-телесных страданий оказалась собственная доброта, проявленная, как выяснилось сегодня, сдуру и весьма некстати. Вчера днём, ещё на Алтае, готовясь на фуршет в честь осмотра оросительных каналов в степи возле алтайского райцентра Тальменка, забастовал заместитель по науке Хамоватый. Забастовал, безусловно, громко сказано, проще говоря, Хамоватый взмолился, взывая, так сказать, к милосердию. Босса. Так как из его невнятного бормотания, из которого нормальными людьми понятными угадывались лишь несколько обрывочных фраз, уловить смысл не представлялось возможным никому и никогда, он просочился в гостиничный номер Босса и, отчаянно мыча, принялся кататься по полу, извиваясь и жалобно протягивая к Боссу руки. Когда заместитель прикатился в угол гостиничного номера, он принялся биться о стену головой. Из своеобразной мольбы Хамоватого Босс понял, пить на фуршете заместитель больше не будет, как бы не уламывали и не заставляли. Наверное, Хамоватый просился домой, ссылаясь на недостаточную волю к жизни своего организма.
   Босс впал в недоумение, его умоляли прекратить наиболее любимую часть его служебной деятельности. Понятно, не навсегда, но...С одной стороны, несомненно, фуршеты и торжественные ужины ломали и более закаленных руководителей, но с другой, нынче Хамоватый просел, конечно, слишком рановато. Обычно он выдерживал не менее недели. За четыре дня поездки по алтайским степям всё шло по запланированному расписанию. С утра небольшой, легкий завтрак, часика на полтора, по три-четыре рюмашки коньячка, проезд вдоль очередной оросительной канавы, остановка у насосной, мудрое высказывание в адрес хозяев, сбивчивые пояснения проектировщиков, скромные покашливания строителей... В этом месте и звучало озабоченно-приглашающее восклицание распорядителя банкета: "Время, господа! Позволю напомнить, господа, время! Обедать, обедать, господа! Война - войной...Вы не бережетё себя, господа! Пора задуматься и о здоровье, господа!" Общий оживлённый смех, рассаживание по машинам и, под анекдотики распорядителя, тряский путь по просёлку до какого-нибудь, ближайшего полевого стана или охотничьего домика, где накрыт стол и ждут дорогих гостей. За разговорами, воспоминаниями, наставлениями, естественно, под витиеватые тосты и с чоканьем рюмочками, досиживали часиков до двух ночи и - "баиньки" по гостиничным номерам, чтобы завтра продолжить инспекторский осмотр.
   Можно предположить, Хамоватого срубило падение. На одной из остановок у оросительной системы Артур Клавдиевич принялся авторитетно указывать на норы у тополиных посадок, мыча и доказывая, будто проделаны норы не кротами, а горячо им любимыми зайцами. Хамоватый, видимо, силился объяснить, что в данной степи распространён вид земляных зайцев - тушканчиков, но из его мычания сделать вывод, будто речь идёт именно об этих млекопитающих грызунах никто не мог. Босс небрежно оборвал своего заместителя: "Да не елозь ты, не напрягай людей! После составишь писульку и дашь прочитать! Доелозишься, блин, я смотрю!" И ведь как в воду глядел, как будто заранее всё предвидел!
   Хамоватый обозлился на непонимание окружающих, принялся метаться вдоль земляной насыпи и неожиданно, по своей природной неуклюжести, свалился в воду оросительного канала.
   Вызволить его из водного плена оказалось затруднительным делом. Как нарочно, именно на этом отрезке канала оказалась высокая и почти отвесная насыпь, не позволявшая спуститься вниз для помощи пострадавшему. Самостоятельно он мог лишь уцепиться за край бетонной плиты, одной из устилавших дно канала, и болтать ногами в воде. Срочно отправили легковушку до ближайшей насосной за баграми, чтобы подцепить бедолагу и выволочь из воды.
   Но и баграми вытащить Хамоватого смогли не сразу. Подцепив баграми жертву собственной невезения, двое рабочих поволокли было Хамоватого на верх, но от тяжести тела, крюк олдного из багров прорвал куртку и соскользнул. Заместитель вновь плюхнулся в воду, теперь уже с головой и, как видно, здорово нахлебался. Одному из рабочих пришлось раздеться, спустить к краю канала и только тогда смогли выручить беднягу Хамоватого.
   Хамоватого повезли в райбольницу. После осмотра врачом, у него обнаружили легкое недомогание, но немедленно уложили в постель, во избежание чего-нибудь не нужного здоровью высокого гостя. От стакана водки "по старинному народному рецепту" - "для согреву" Хамоватый отказался, поэтому спасение возложили на современные методы лечения, напичкав его всякими таблетками для спасения организма от переохлаждения. И вот на следующий день, спасённый с участим багров и медицины Хамоватый запросил пощады. Босс прикинул, вроде бы он тоже виноват в падении Хамоватого в воду, то есть, накаркал, сказав "доелозишься". Раз так, пришлось пойти навстречу Хамоватому и завершать фуршетно-банкетную инспекцию.
   Но вернувшись, на следующее утро Босса опять потянуло на "лёгкий завтрак" с коньячишком, на посиделки с водочкой за накрытым столом до поздней ночи с анекдотами и наставлениями неразумных...Ностальгия бывает разных видов, как и тоска, как и скука. Босс запросил начканца, пришли ли приглашения куда-нибудь ещё на фуршетно-научные симпозиумы. "На ближайший месяц пока ничего нет!" - деловито доложил начканц и Босс впал в меланхолию. Хотелось жаловаться на судьбу, тосковать в одиночестве, вспоминая приятное, но выпить почему-то не тянуло. Наоборот, требовалось какому-нибудь олуху "вправить мозги" и "показать кузькину мать"!
   И оказалось, такой олух появился. Босс повеселел и вызвал начканца: "Тихоныч, ко мне! Прием по личным вопросам провожу! Конспектируй!"
   Челюсти вальяжно поздоровался, неторопливо осмотрелся, уселся в указанное Боссом кресло и доверительно забормотал:
   - Вынужден, э-э-э, айм сори, отвлечь. Просил, э-э-э...айм сори, принять. Необходимо, э-э-э, айм сори, привлечь внимание.
   - Привлекай! - хмуро разрешил Босс. - Как тебя там...Напомни...
   Босс сверлил посетителя недобрыми глазами, вспоминая, как того зовут.
   - Алоизий...- начал представляться Челюсти, но его прервали, в кабинет вихрем ворвался начканц Заливайко и с порога предложил:
   - По коньячку, Босс?
   - Досуг позже! Общаюсь, блин, с народом, - устало ответил Босс. - Устраивайся и конспектируйся...Чтоб понятно и дословно, уловил?
   - Айн момент, Босс! - отрапортовал начканц и плюхнулся за столик, слева от Челюстей.
   Челюсти во время появления начканца загадочно молчал, только кивнул в знак приветствия Заливайко.
   - Продолжай привлекать внимание, Алоизий, - скомандовал Босс и, добавил с укором:
   - Алоизий...Ишь ты...Мудрёно...Чо то не припомню...Нет чтобы Иваном назваться или Фёдором...Так Алоизий! И зубов железных набил полон рот!
   Босс, высказавшись, опять уставился на Алоизия, недоверчиво ощупывал его взглядом.
   - В некотором роде...Так сказать, праймериз...Информация сугубо доверительная. Для служебного пользования, так сказать, - начал негромким голосом Алоизий и оглянулся. Босс и начканца машинально тоже посмотрели за спину Алоизия, хотя в кабинете никого не было.
   - Подслушивание исключается! - сказал начканц. - Я прав, Босс?
   - Резонно! - опять нехотя подтвердил Босс и заинтересовано спросил Алоизия. - Так чего тама, для пользования?
   - Для служебного пользования, - поправил Алоизий и продолжил. - Как истинный демократ первой волны, плииз...как человек не равнодушный к успехам и победам конторы...Как вери гуд, интеллигент, в конце концов...Вери вел...
   - Интеллигент с двумя "лы" пишется или с одним? Который... в конце концов... - оторвался от записей начканц. - Запамятовал что-то я...
   - С двумя, - несколько раздражено бросил Алоизий.
   - Ха! - хмыкнул начканц. - Скока раз говорил людям, учите матчасть! Всё одно, пишут
   олигарх - нефтянник с двумя ны. Ну не дебилы? А вы чего в разговор вставляете? Плииз...Вери свёл...Это для какой цели?
   Босс подтвердил кивком головы правильность вывода и вопроса начанца, не отрывая взгляда от Алоизия. Челюсти закашлялись и просипели:
   - Американские выражения. Олл райт! Для нас, интеллигентных людей, характерно оснащать язык... Плииз...
   - Характерно, блин. Он язык оснащает! - высказался Босс, не отрывая от Алоизия сверкающих глаз. Босс, в повседневной жизни импортного не чурался. Как симфония с ораторией для него звучали - саммит с банкетом, брифинг с фуршетом, бизнес-ланч, гриль-парти. Богаты на выдумку империалисты, хохотал он, и добавлял - не то, что мы - простодыры, у нас всё, как ни обзови - одна пьянка. Но это в алкогольном, любимом боссовском направлении, а вот через слово в быту. Босс помолчал, обдумывая, и, как бы позволяя, махнул рукой:
   - Ну, лана, чёрт с тобой, пока оснащай!
   - Мы демократы...Айм сори...- Челюсти глотнул слюну, и на что-то решаясь, выдал:
   - В конторе итак ситуация с настроениями... некоторых госслужащих была... недостаточная. Год дэм! Но принят на службу некто Дубакин Вы. Ны. Это право руководства, не отрицаю. Олл райт! Но взгляды и высказывания. И поступки. Далеки от демократических ценностей. .У выше обозначенного госслужащего...
   - Уворовал чего казённого или открыто стибрил? - хихикнул Босс.
   - Фактами владеем? Или на руках письменные доказательства? - вопросительным знаком привстал в кресле начканц.
   - Вопросы у него только провокационные...Окей? - заспешил, возбуждаясь, Алоизий. - Явно надсмехается над Всенародно избранным Президентом...Больно топнул мне по правой ноге...Кулаком в плечо ударил, вроде, я ему друг...Разговоры о шпионах, это вам не факт? Плииз!
   - По-дружески кулаком - можно! - заверил Босс. - Я скоко раз...Как двину...Ежели друг!
   Босс развеселился, плохое настроение постепенно уходило прочь, олух сам нарывался на чтение морали "по полной".
   - Ну-ка, Тихоныч, по рюмашке...Тока вискаря! - бросил Босс начканцу и сказал Алоизию:
   - Тебе, не предлагаю, ты должен всю правду нам рассказать тверёзым. А мы оценим...А вискарь выпьем со значением - мы за демократию!
   - Тот, кто виски утром пьёт - демократа изберёт! - высказался Тихоныч и кинулся в комнату отдыха. Он проволок оттуда поднос и бутылку виски "Белая лошадь" и расставил на столе у Босса.
   - Маслинки? - спросил Босс.
   - Какой разговор! - вытянулся начканц. - Как в аптеке, Босс! Имеются!
   Он проворно поставил на боссовский стол поднос, где играли огоньками хрустальные рюмки, стояли тарелочка с порезанным лимоном, мисочка с чёрными, сверкающими маслинами, вазочка с конфетами и булькнул виски.
   Босс выпил, зажевал маслинкой и обратился к Алоизию:
   - Из значительных проступков чего было замечено? То исть, ты утверждаешь, Дубакин Вы, Ны. творит беззаконие? Так нам, блин, понимать?
   - Я бы не сказал...- неуверенно пробормотал Алоизий. - Скорее непозволительное вольнодумство постоянно на лицо. О,кей? Смущает высказываниями госслужащих. А его внимательно слушают...Конюхов тот же...Заплакич...И молодые...Год дэм!
   - Ха! Конюхов...Или Исидор... - выдохнул Босс. - Сказал, блин, тоже! Конюхов сам кого хочешь, речугами задолбит. Или Исидор...
   - Истинно, Босс, истинно! - согласился начканц.- Мелкие сведения выкладываете гражданин Алоизий! Необоснованные...Я прав, Босс?
   Алоизий убавил громкость и, наклонившись над столом, начал говорить тихо-тихо, почти шепотом. Склонились Босс и начканц, прислушиваясь к говорившему.
   - Я кое-какую информацию доложил в кадры. Лилианне Адольфовне, так сказать, для тщательной проверки. Они его там расколят. Он был на оккупированной территории. Представляете?
   Он не только идиот
  
   На лестнице предательства все ступеньки ведут вниз.
   Виталий Третьяков, политолог, 2016
  
  
   - Ха! - сказал начканц.- Идиота видно за версту. Босс, он идиот!
   - С какой целью идиотничает? - строго спросил Босс, выпрямляясь и беря маслинку.
   - Сказать трудно! - высказался начканц.- Ты, Алоизий сам-то понял, чего сморозил? Я автобиографию читал, Босс Дубакина, справки видел. А тебе, Алоизий, как бы врезал.За дурость.Оккупированные! Сплетни распространяете вражеские? Чехи...Афган...Оккупация по-твоему?
   Алоизий завертелся в кресле, заёрзал и затараторил.
   - А сегодня он намекал на пристрастие лидеров страны... и, айм сори... руководства Державы. На теннис, на занятие мёдом...И выпивки...Такое сомнение в демократии не допустимо! О.кей?
   - У-у-у...- залился смехом Босс. - Как страшно, блин! То он в оккупации разложился...То подрыв государственного строя, блин! Президент выпивает, блин! Новость, к чертовой матери! Настоящий сибирский мужик и обязан выпивать! А он - с Урала. Чуешь? Я их как облупленных знаю!
   Босса поддержал и начканц. Вместе они долго и со вкусом смеялись. Алоизий обескуражено смотрел на них. Отсмеявшись, начканц предложил:
   - По второй, Босс?
   Уловив кивок, наливая по второй рюмке виски, начканц сказал:
   - Я Дубакина изучил, Босс. Потолковали, полялякали за жизнь. Военная косточка! Боец! Армейское обмундирование уважает. Носит кальсоны.
   Босс выпил, закусил маслинкой и, указывая на мисочку, и выдал Алоизию свою коронную мудрость:
   - Вот маслины. Оливки, то есть. Они у нас в Сибири не растут! И в Москве тоже. А напрасно! Но мы, блин, пользуемся этими плодами, так сказать демократии. Понял?
   - Понял, - с недоумением протянул Алоизий, заглядывая в мисочку с маслинами, чтобы убедиться, действительно ли они, плоды, так сказать, демократии.
   - Так говоришь, Тихоныч, уважает он военное бельишко? - посасывая маслинку, переспросил Босс.
   - Какое бельишко? Какие кальсоны? - ошарашенный Алоизий даже привстал с кресла. - Вы о чём? Я о взглядах...порочащих...О действиях подозрительных.
   - Не скажи...Кальсоны, эт верно, - зашумел Босс. - Я их одобряю...И политика, заметь, без исподнего - не политика...Я по холоду ими тоже не гнушаюсь. И тепло, блин, от них. Как он, этот Дубакин, в работе? Типа парень в доску свой?
   - Деловит, исполнителен. А какая хватка! - причмокнул начканц и сел на своё место. Он закурил и, выпуская дым, вдохновенно сказал:
   - Шикарный план он составил. На семь страниц! Про встречу москвича. Апосля представлю.
   Алоизий громко вздохнул, хотел что-то вставить, но грозное "Цыть!" Босса заставило его съёжиться и промолчать.
   - Чо там, в плане-то? - заинтересованно спросил начканца Босс. - Дельное чего?
   - Не читал, Босс. Всё-таки семь страниц. Для меня за раз не осилить, - сокрушённо промычал начаканц, затягиваясь сигаретой и скрываясь в дыму. - Но вот давеча я отправлял Дубакина с поручением. Послал я его по шеям надавать обормоту Обдергайкину! В этой гадской конторе на Канатном конном спуске. Помните, Босс, для Москвы бумагу сооружаем? Обдергайкин, сволочь, с цифрами тянет, сил нет.
   - Чо не помнить, блин! Я бы, блин, этому Обдергайкину, - зашипел Босс. - Помню...Данные по потребности подземных вод в Старошапочном районе на 2036 год. Москва достала с ними. Ну и чо, с Обдергайкиным?
   - Пригнал Дубакин их всех сюда, к нам, Босс! Всю их чёртову контору с Канатного! А не только Обдергайкина, - захохотал начканц. - Во мужик! Моя школа! Четыре Волги притащил, набитые доверху ихними бездельниками. Папок с бумагами привезли с десяток пудов. Мы справку в момент состряпали. Я хотел ихнего Пивина, начальника, к вам, Босс, заволочь. Но у вас в мэрии... того...симпозиум...
   Алоизий всё-таки решился высказаться и начал привставать с кресла, но вторичное боссовское "Цыть!" опустило его на место.
   - По-деловому пригнал! По нашему! - одобрил Босс и выстрелил в Алоизия. - А ты, Алоизий, блин, чо на работника туфту гонишь? На ногу, блин, он тебе наступил? Я те ету ногу оторву на хрен! Выпивка, говоришь, чёрт тебя забери? Ты у меня допьёсся, хрен собачий...Ходит, нудит, от работы отрывает!
   Босс вскочил и лупанул кулаком по столу, демонстрируя крайнюю руководящую озабоченность.
   - Новый работник появился в конторе! Осваивается. Старается! - кричал Босс, спуская "лайку". - А ты помогаешь? Демократию, мол, он не допонимает! Все мы постепенно постигаем, блин, настоящую демократию.
   - Мне, Босс за него не раз докладали...- не уставал добавлять подробностей Заливайко. - Панас, наш герой, хвалит. Арабыч его признал, даже обнял, бродяга! Шкандыбоберов из безопасности. И другие знающие, надёжные люди. Все говорят - серьёзный семьянин. Предка Шкандыбоберова вспомнил, полководца!
   - У Шкандыбоберова предки? - переспросил Босс. - Они нашлись? Нехай! Чо тока в жизни, блин, не случается. Напомни етой безопасности, чтоб за найденных предков поляну накрыл!
   - Замётано, Босс, - вскочил начканц и продолжил хвалебную оду "своей школе". - А Дубакин сам природой интересуется. Воспитывает двух кошек. Тапкой их не бьет. Кенгуру целиком, то есть живьём, планует доставить в местный зоопарк. Из той, самой тамошней Австралии. Мартышек он наблюдал в Испании.
   - Да ну! Идишь, ты! - восхитился Босс. - Кошки, мартышки - наше, блин, природное дело. И кенгура целиком - это правильно. Чтоб и дитё малое пришло в зоопарк, а там, блин, кенгура. Так сказать, целая и почти живыая. Привлекает, блин.
   Алоизий постанывал и скрежетал стальными зубами, злобно выкатывая глаза. У него задёргалась щека и затряслись руки.
   - Значится, трудится новенький, не покладая рук? - подводя итог, спросил Босс. - И произвёл хорошее впечатление на тебя, Тихоныч? А вота ты, блин, Алоизий! Чо-то, блин, я твоей трудовой доблести не замечаю. Забыл даже, блин, как тя именуют! Иван Тихонович, имеются служебные подвиги у гражданина?
   - Какие подвиги, Босс, - развёл руками Заливайко. - Поставит кресло посередь коридора. И накуривает. В курилку с мужиками брезгует. Не раз докладали. Шляется, бродит по конторе, сплетни собирает. У меня вся информация имеется.
   Из-под стола послышался мелкий топот, начканц заглянул под стол, у Алоизия задрожали ноги и он выстукивал ими чечётку.
   - Во, понял, чо! А ты Алоизий, блин, аж ножонками засучил? - изумился Босс. - То-то я смотрю, блин, кто-то по конторе шушукается. Грязь льёт. Даже в мэрии меня предупреждали.
   - Точно он! - высказался Заливайко. - Как, где митинг, отпрашивается помитинговать. Вот он, там нас и кроет, ажник до мэрии долетает! Чёртов гад! На охрану наорал. Я сперва не вник, дал задание Шкандыбоберову, тот замечание сделал вахтёру. А после я сам разобрался. Охрана права! Никаких замечаний, Босс.
   - Ну, за охрану я спокоен, - рассудительно заметил Босс. - Стойкий народ и душевный. Как иду - всегда радостно приветствуют.
   - Во, - подхватил начканц. - он на них попёр! Сам на себя глянь, недоумок! Скока раз я звал етого Алоизия, того... по рюмашке. Рожу корчит. Не ровня ему, мы, старые вояки. Недоступен. Ушёл в понимание демократии! Недоверие у меня к нему, Босс. Огромадное!
   Босс вскочил и понёсся по кабинету, дав пару кругов. Встав возле стола, он заорал на Челюсти, и "оторвался на всё катушку". Давно Босс такой смачной трёпки не устраивал. Мы не станем пересказывать , что выдал Босс, так в речи встречаются идиоматические обороты и не нужные для детей и юношества фразы. Под хорошую, тяжёлую, "горячую" руку попал Алоизий. На него, вылетевшего пулей из боссовского кабинета, без смеха невозможно было смотреть. Жалкая, потерянная личность. Синяков и фонарей под глазом не отмечено, зубы, кажется все целы, но морально измордован крепко.
  

Никогда не считайте себя всем Миром

  
Можно провозгласить себя Богом, но кому от этого будет польза?
  
   Классик
  
   Как бы нам не было затруднительно, но и мы, лично, принимаем дела в том виде, в каком их нашли. Увы, обязаны, хотим или нет, по уши лезть во всякие дела - ведь на плечах страна, в руках - судьба. С другой стороны - мы никогда не повествуем о своих подвигах, нам достаточно в них просто участвовать. Сегодня мало героев, в которых верят без всяких "поправок". Вот мы, несомненно, герой. Мы же такой видный и красивый мужчина, как всякие там Терминаторы или Чапаевы. Мы всегда говорим дайте мне Фурманова и мы станем Чапаевым, дадите Шекспира - будем Гамлетом, ежели подвернётся Полевой, в мире ещё одним Настоящим Человеком станет больше.
   Обидно, эпопеи сегодня создавать про нас некому. Читать их - тем более. А ещё плохо, что нас, героев, почти не осталось, стране потребовались демократы, время героев ушло вместе со Страной Героев, страна - разучилась побеждать.
   Где вы герои вчерашних дней? Увы, не на пьедесталах...Неприятное зрелище - герой занимается негероическими делами: перестрелки, драки, взрывы - мелкими занятиями для тупых мордоворотов. Русский богатырь - поклонник тишины, первый же громко звучный конфликт показывает, что у кого-то не хватило ума сотворить дело по-тихому, для героя необходим бесшумный победный результат, даже если он моет посуду. Народ не любит неоправданного раздвоения: если ты герой, геройствуй, не твоё дело утирать сопли детишкам, ты героически громи супостатов. Героические люди теперь пригодились всего лишь на должностях дворников и вахтеров, богатая мы страна - у нас всего в избытке. И героев. Например, я - человек неуёмной отваги, человек тонкой нервной красоты, роскошной эмоциональной палитры...А мне вручают потасканную швабру... Вот как богаты мы, прости Господи. Мы всегда думали, что мы пуп Земли. Оказалось, да - мы пуп Земли. И что с этим теперь делать?
   Вы представляете, каково нам, героям и кумирам? Попробуй мы остановиться, отступить в чём-то, не оправдать надежд. Мир проскользнёт мимо, даже не задумываясь и не замечая, и скроется, вон там. Скоро уже не будет виден вдали. Естественно, мы советские разведчики-герои и тайные бойцы спецслужб, скромны и незаметны, как и все солдаты несовсем видимого фронта...Никто не знает, что мы - настоящий разведчик? А про Штирлица тоже мало кто знал, что он Штирлиц. И для нас время не пришло пересчитывать наши награды.
   Мы ненадолго примолкли, задумались - стоит ли сообщать всем нам, что в стране сегодня образовались излишние проблемы. Пришла наконец и к нам она, эпоха безнаказанной подлости, давно обосновавшаяся в цивилизованном мире Запада. Что вы заёрзали, как окончательно застреленная жертва? Стране теперь не требуются герои. Крадуны - не геройствуют, они - воруют. Флаг им в руки, с орлом такой флажок, трехцветный. Россия, вперед! Россия, виват! Потребность в подвигах сильно упала. Герои, герои... Им, видите ли, тоже кушать захотелось. Героев у нас в государстве теперь относительно немного, не рвётся почему-то население в сильно некормленые герои. И вам мы подскажем, при нынешних ветрах - не заплывайте за буйки, никто оттуда не возвращается.
   Временно прекратим повествовать о совершённых прежних геройствах, расскажем о своём сиюминутном маленьком подвиге. Мы же давно обещали посвятить вас в туманное и доселе неизвестное мировой "обчественности" дело добывания финансов для поездки верного сталинца, конторского вахтёра Иваныча в родные края. Помните, как они там космонавтов угощали? Ну что ж, пришло время приоткрыть завесу и рассекретить кое-какие тайные страницы из архивов. Дело случилось так, нам и в денежно - финансовой проблематике опять пришлось геройствовать.
  
   Отчаянная просьба ветерана Иваныча
  
   Останавливает меня как-то утром Иваныч на турникете в проходной конторы. В вахтёрской каморке они с Тони Дибалансом и гоняли чаи, компанию им, как обычно составлял Пантюха Охламонов. Вообще-то Пантюха, как все другие водилы тяжёлых грузовиков, не охотник до чайных церемонной, он чай совершенно не пьёт. Пантюха воспитан на портвейне номер "тридцать три" или "13", чего подешевше и похуже. Это, повседневное, а иное, по-взросломуЈ в праздники: дома - самогон, а людях, конечно же, водка.
   Иваныч вылез из-за стола для разговора со мной, а Тони, важно поклонившись мне, продолжал чаепитие. Пантюха на столе из кружки делал юлу. Иногда он, правда, отпивал глоточек. Глотнёт он, и отчаянно морщится, приговаривая: "Вот, зараза... Но потерплю... Врежем вечерком. А Тони?" Тони, с кружкой в руке, благосклонно кивает. Всё-таки лордовская порода чувствуется, аристократически изящно держать кружку с чаем, как ухватил её Тони, мне никогда не приспособиться.
   Иваныч помялся и неуверенно начал:
   - Владимир... Неудобно сказать, но у меня к тебе громадная просьба.
   - Иваныч, для тебя готов, вплоть до броска на амбразуру вражеского дзота. И хотя моя фамилия не Матросов, прикрою от огня личным телом. Тока ветеран скомандуй...
   Мнётся старикан, как бы смущается:
   - Атака на амбразуру - семочки. Я страшнее нашёл тебе работу.
   - Иваныч, понял тебя. Представляю страшилку...Баба-яга? Уродина? За тебя на всех согласен...
   Лорд за столиком сделал удивлённые глаза. Пантюха заржал...Я ударил себя в грудь:
   - Кто? Назови имя. По просьбе ветерана, верного сталинца, готов даже упиться до умопомрачения... Наливай...И тогда могу любую...
   Вахтер опять крутится, что-то его серьёзно мучает. Наконец, вижу, решается, голос просительный, извиняющийся:
   - О деньгах речь, Владимир. Никогда в жизни не кланялся...А тут приперло...Собрался я навестить родные края. Жива ли ещё деревенька моего детства...
   Тони сочувственно покивал головой и подлил себе в кружку кипяточку. Пантюха залпом охомячил чай и кинулся доливать кружку, кисло сморщился, но не отрывал от меня глаз. Я похлопал ветерана по плечу:
   - Не просто похвально, Иваныч, мысль гениальная, в детство мы должны возвращаться снова и снова. Давно не бывал на родных берегах?
   - Полжизни... Как не больше.
   - Это срок. Заявляю ответственно - надо ехать.
   - Деньги на поездку неподъёмные, вот что обидно. Как последний пропоица трясусь над копейкой...Ни когда себя таким дерьмом не чувствовал. Бывал ли такой стыд раньше? Спасибо дерьмократам...Время подошло отправляться на вечный покой, а я дорогие сердцу места увидеть не могу...
   Пантюха скорчил страдальческую мину, мол, понимаю, как важно поехать в родную деревню. Тони пожал плечами, явно не уловив причину страданий.
   - В деньгах Иваныч, я помощник слабенький...Ты взял на прицел самого нищего из нищих...Нищета поганая,и я гол как сокол...Вывернуть карманы? И задумок не единой, где их достать, эти тугрики необходимые...
   Тони отставил кружку с чаем и выгреб из кармана какую-то мелочевку. Извините, но на те три мятые сотни, что он выложил на столик, сегодня толком и не напьешься. И откуда, извините ему взять большие суммы? Хотя дворник Тони из всей конторы показывает самые большие производственные достижения. Метёт себе бродяга не разгибаясь, гастрабайтер ты наш чумовой...Но в руках-то жалкие копейки... Не те деньги, на которые едут в деревеньку своего детства, хотя в свою родную деревушку я бы ушёл пешком, но её давно не существует, не понадобилась она дерьмократии, сократили мою родину за ненадобностью... Пантюха демонстративно отвернулся - взыграла исконная деревенская жадность.
   - Не, - сказал я, отодвинул наличность Тон. - Иностранные инвестиции нас не спасут...
   Иваныч тоже взглянул на тонин вклад и отмахнулся:
   - Спасибо, Тони, ты настоящий друг! Не о том разговор, Владимир. Я не вижу что ли? Тебе самому бы прокормиться, с грехом пополам. Тут Виолетту требуется крепко брать на абордаж, за столько лет моя зарплата торчит там на всяких депозитах, прости господи, за матерные слова. Пусть хоть малёк уплотит, мне и хватит в деревню съездить.
   К проходной подтянулся спец из отдела смелых водно-болотных проектов Пров Ардальонович Барчук. Иваныч поздоровался с ним и махнул рукой:
   - Ты Ардальоныч пропуск и не раскрывай! Чего мне в его пялиться? Верю, что имеется, пропуск-то...Хоть ты и Барчук, тебя со службы пока не выкинули, знаю! Иначе бы на вахту от стервозин моментом приказ - гони сивого мерина взашей! Они на день с десяток раз прибегают... С приказами... Этого не пускать, тот выгнан...Того доставить к нам в отдел...А ты проходь и служи добросовестно! Чего скривился? На мерина обиделся? Мерином тебя стервозины кличут. Чем ты им не угодил? Иди, полайся с ними.
   Я отвернулся, чтобы перевести дух. В человеке мне важна способность верить в те же правила и законы жизни, в которые неизменно верил и верю я, потому что, меня так воспитали родители, потому что в них верили мои предки, русские и славяне, потому что на них стоит моя Родина...Иваныч именно такой человек, сейчас ему нужна помощь, а я...Неужели боюсь? Повернувшись к нему, я сказал со вздохом:
   - Ты, Иваныч, считаешь, что моей команды - немедленно выдать тебе деньги, для главбуха Виолетты будет достаточно? Милый дедушок, я в этом мире никто и звать меня никак...Рука на пульсе местной барахолки у Босса. Только он волен карать и миловать. В том числе и финансами...
   Тони понял руки вверх, демонстрируя полное поражение. Пантюха сплюнул на пол. Иваныч горестно вздохнул:
   - Ты же знаешь, поди... Для Босса и всё мы, как ты сказал, никто и звать нас никак...Проще говоря, быдло поганое! А для Виолетты и он не в уважении, она его с трудом терпит...Во всей конторе для Виолетты, как уж многие догадались, только ты - авторитет. Чем-то ты ей приглянулся...Частенько на тебя ссылается... Попытайся, попроси, поумоляй...Другого пути не вижу...Придумай чего...
   Тони сидел с поднятыми руками, явно показывая, что наши карты биты. Пантюха плевать дополнительно не стал, но и чай не пил. Я показал вахтёру на лорда:
   - Дожились, как говорил один хрестоматийный слесарь, кустарь одиночка без мотора. Бред. Но, Иван Иваныч, повеселил. Фаворит императрицы на лицо! Некто Потёмкин... Он некогда строил потёмкинские деревни. Кстати, не факт, что строил, и что потёмкинские деревни - то же не факт...Я не верю...Англичанка, как всегда врёт на него и нам гадит! Но он вошёл в историю под названием "Броненосец Потёмкин". Таврический! А это уже звучит! Скажи, пожалуйста... Фаворит! Моя - то фамилия не Потёмкин... И когда обчественность конторы смогла меня возненавидеть? Или полюбить, что одно и то же. А я и не в курсе про свое всевластие...Может, и я стану броненосцем? Видимо, когда - то попозже.
   - Ты хоть ракетоносцем стань, Владимир. Не поверишь, нам всем приятно будет...Но перед тем, как уйти в ракетоносцы, спасти мои денежки сможешь только ты...Все говорят...Даже Конюхов так сказал. А он мужик умный, почти такой же, как ты...
   Тони согласно закивал головой, Пантюха, видимо, тоже был согласен, потому что выпил горячего чаю и не поморщился.
   - Я тя чем обидел? Ну, сказал, главбухша к тебе хорошо относится. Это чего означает? У женщины хороший вкус, да и только! И если ты докопаешься до её доброго сердца...Тогда я сам, лично, буду просить власти установить тебе бюст на Родине героя!
   - Бюст - колоссально!- воскликнул я. - Никто не догадывается, чем аукнется мой бюст на родине героя. Моей-то родной деревеньки давно и след простыл, бурьяном зарос. Бюст воткнут рядом - возле сельмага на железнодорожном разъезде Хитрая Замышляевка Сибирской губернии. Ну стою я, гипсовый у сельмага. И чего? Яркий пример будущим поколениям? Символ отпора врагу и местная достопримечательность? Кто как хочет! Но, прикидываешь, попрет благодарный народ, завистливые иностранцы! Толпы туристов, гиды, экскурсоводы, знатные путешественники, ходоки, поклонницы, паломники...Звёздочные отели, проституция и подпольные казино! Вот куда бюст заведёт! Откажусь я, Иваныч, от гипсового бюста на Родине...Я не хочу стать основоположником дикого разврата на разъезде Хитрая Замышляевка...Не мне поганить русские пригорки!
   Дико шутить и саркастически плеваться я начинаю от неуверенности, от своей недавно появившейся боязни. Мы, смелые и отчаянные мужики, несгибаемые вроде бы коммунисты, знающие себе цену профессионалы и знатоки...И мы уже в эти гнусные годы демократической свистопляски, поголодав и натерпевшись от "успешных демократов", растерялись и замкнулись в себе. Смелость и отчаянность, непримиримость и порядочность в новом мире не понадобились. Безрассудно полезть в драку за идеалы с вылезшими из поганых тараканьих норок подлецами и сволочами - предателями, которые проскользнули во власть, хапнули и присвоили бывшие общенародные богатства, можно один раз. На второй - или просто выкинут на помойку, или пришибут насовсем, ни секунды не колеблясь. Страх новоявленные баре вбили в наши души не сразу, но крепко и основательно.
   За себя я никогда не прошу, нашлись бы только силы преодолеть страдания, но у меня есть близкие, которым нужны опора и помощь, приходится просить за них. А ещё - Родина, моя многострадальная...
   Но представить, что я, ещё полуголодный и чуть-чуть только оттаявший от безысходности и полнейшего мрака, кинусь в атаку, кого-то спасать и защищать, наверное, было бы наивно. Время моего геройства ещё не пришло или уже, как видно, ушло. Не мне протестовать, призывать, обличать, символизировать и олицетворять...С вилами танк не атакуют, здравомыслящие теперь не поднимаются из окопов в атаку на пулемёты. Умоляю себя быть благоразумным, уговариваю снова и снова почаще твердить себе: "Стоп, дружочек! Ты хочешь прыгнуть выше крыши. Это не твоё, ты не умеешь приземляться, зачем тебе напрасно ломать крылья и бить морду в кровь по пустякам?"
   - Значит, не берёшься за спасение? - сокрушённо спросил Иваныч.
  
   Я готовлюсь совершить героический подвиг
  
   Хлеб наш насущный даждь нам днесь
  
   У турникета возникла Зиночка Колечко, в девичестве Коровина. Иваныч принюхался и строго спросил:
   - Духи домашние. Никак дома ночевала, Зиночка ты наша ненаглядная? Батюшки свет, пошто тебе такая незадача? Ведь разведёнка? И тоскуешь в одиночестве?
   - Ах, Иваныч, всё бы вам шутить. А у меня раздумья. Ещё не выбрала по душе. Я просто не знаю...Кому я такая прелесть достанусь? Здравствуйте, Владимир Николаевич! А вы сегодня не юморите?
   Я печально развел руками и сделал грустное лицо.
   - Шутка кончился, дорогая Зиночка! Но ненадолго!
   - Не прогадай, Зина! Выбирай, девка, по телу, раз по душе не выходит, - весело подсказал Иваныч. - Не выберешь вовремя. Прелесть - она не век. Завтрева на тебя и смотреть не станут. Стареем ведь девушка.
   - Какой вы Иваныч бессердечный! О плохом мне рано думать! - дернула Зиночка плечами и проскользнула через турникет
   Я вздохнул. Думай не думай, гадай не гадай. За базар всегда отвечать придётся. Всё-таки что-то ведь осталось в нас, в тех, кто корябал в заявлении: "Прошу принять меня в члены компартии, потому что хочу быть в первых рядах защитников Родины и строителей коммунизма..." Ведь не врали мы в своих заявлениях, не тёплого местечка ради подавали их. Есть черта для каждого, за которую честный и порядочный человек опуститься не может. Даже страх и инстинкт самосохранения не заставят.
   - А вот тут убедили вы меня, - поднял я голову. - Ты, Иваныч, убедил, умник Конюхов достал. Стареем ведь. И прочие конторские "возмущенная обчественность", "негодующая обчественность" убедили! И "подавляющее большинство". Задавили всем миром! Глянул я сейчас на Зиночку и пришла ко мне идея. Идея с большой буквы! Я на радость вам совершу половой акт доброй воли.
   Тони Дибаланс подавился бубликом и закашлялся. Пантюха не просто заржал, он залился гоготом. Иваныч деликатно хмыкнул:
   - Я извиняюсь, Владимир, чего завершишь?
   - Не завершу, а совершу. Образно говорю, образно - совершу акт доброй воли. Половой.
   - Чай, и я не малыш сопливый! Презервативы нужны? Говори сколько, расходы на них я потяну...
   - За кого ты меня держишь, старичок? Только в твоём старческом организме могли возникнуть такие старорежимные предположения. Виолетта давно, и, прежде всего, не женщина, а главбух. Так и пометь в своем поминальнике. А у меня, черкни там же, и дурных болезней не имеется. Ни для кого мне презервативы без надобности. Моё благородное семя всегда востребовано.
   Я громко повторил на весь вестибюль, да так, чтобы было слышно по коридору и дошло до каждого кабинета:
   - Всем, кто меня знает, всем, кто меня слышит! Сообщаю конспективно. Болезней дурных у меня нет! С головой всё в порядке. Семя востребовано. В атаку иду коммунистом. Прошу считать таковым...
   Потише было сказано Иванычу:
   - Слышал, мой древний друг? Произнесено во всеуслышание, во избежание сплетен и слухов. Первое, Виолетта - главбух. Второе, я ничем не болею, опасаться нет причин. Третье, акт будет виртуальный. Знаешь такое слово? Запоминай, дарю... А деньги постараемся тебе добыть головой. Орган другой, согласись. И акт иной... Я буду не я, но деньги будут.
   Тони Дибаланс встал из-за столика и глазами, полными ужаса, уставился на меня. Он увидел во мне камикадзе...Встал и Пантюха, но, не поняв, зачем надо было вставать, покачивался с кружкой в руке. Наверное ждал, как я совершу правильный японский поступок - харакири... Вахтёр замахал на меня рукой:
   - Не, ты не злись, Владимир.Как с бабенциями обращаться и у меня опыт богатейший. Возраст, понимаешь ли. Когда ты про акт упомянул, так я и успокоился.Завсегда такое было в моде, ты её ублажил, и вей верёвки из неё.
   - Иваныч, дорогой. Твои догадки - вчерашний век. Теперь нынешние гражданочки власть в руках держат. Ты персонально, как самец, их мало интересуешь... Профинансировать можно любого, деньги на кон и он твой, и суетится станет, как дамочке потребуется. Тётя верховодит, а не твой орган... Орган имеется у каждого, а деньги только у неё...Кто платит, та и рисует сюжет...
   Тони опустил руки, убрал ужас из глаз, и соглашаясь с моими выводами, пригорюнился. Пантюха, подумав, скрутил фигу и показал её Тони.
   - Старый я пень, - поник Иваныч. - Размечтался. Представил, ты её одной левой. Уложил, сотворил на ней добрую волю, а мне - денежки...Облом, значит, говоришь?
   - Видишь ли, старикан, таким мужикам как я, к лицу или телогрейка прораба на строительстве великой ГЭС, или бушлат полевого командира в горячей точке. Всё иное - не наше! Представляешь, поднять батальон в атаку мне легче, чем уговорить женщину отдаться. Что поделаешь, деликатен к личности, беспощаден к врагам.
   Пантюха склонил голову на руки и затосковал. Иваныч сник ещё больше.
   На проходной появился Простушкин с большим узлом в руках. Иваныч отвернулся от меня и скомандовал:
   - Стоп, гражданин Александр Александрович Простушкин. Предъяви охране объекта наличие недозволенного своём в узле. По приказу свыше, известному вам. Цитирую: "...госслужащим главной и старшей группы заносить на рабочее место спиртное в стеклянной таре запрещается..." Конец цитаты? Нарушаем?
   - Ха! - осклабился Сашка. - За пацана держишь, Иван Иваныч! В стеклянной! Не такой я дурак, уважаемый Иван Иваныч, как тебе хочется! Железная тара у нас - не видишь?
   Простушкин победно развязал узел, в нём покоился пятилитровый жестяной бочонок из-под импортного пива. С виду - тяжеленный. Ясно, в бочонке вместе с Простушкиным в контору продвигается солидная партия самогонки.
   - Понял, старина? Нас, Иван Иваныч на голый приказ не возьмёшь! Хотя бы и боссовский! Инструкции мы сами читать умеем!
   Простушкин, проходя мимо, заглянул в вахтёрский закуток:
   - Привет, Владимир Николаич! Видели, как меня хотели обуть? А вас? Пытает старый хрыч - вохровец или беседуете о добром?
   - Задержан по подозрению, Сан Саныч...
   - Чего? - от недоумения Простушкин выпустил из рук котомку, и бочонок грохнулся на пол. К счастью, драгоценный груз не пострадал. Простушкин с подозрением посмотрел на вахтёра, Иваныч независимо улыбался.
   - Вас? И в чем подозревают? - спросил Простушкин. - Может я за Конюховым? Мигом приведу... Разберётся...
   - Я сам тут, Сан Саныч, подозреваю! - улыбнулся я. - Подозреваю, что чаем меня угощают несладким!
   - Тю, одурелые...- загоготал всё понявший Простушкин. - С утра чаи гонять! Забегай лучше ко мне. Самый свежачок тащу, ночная выгонка. С похмелюги лучшая благодать...
   Иваныч пропустив Сашку, опять повернулся ко мне:
   - То есть, ты, Владимир, от нас в горячие точки намылился? На защиту Родины тянет стать грудью?
   - Про облом - твои фантазии. А битвы в горячих точках...Так горячей нашей конторы, лишь открытые перестрелки, так сказать, скоротечный огневой контакт! Любая битва по количеству страстей на квадратный сантиметр площади по сравнению с конторой просто отдыхает...Уловил?
   - Чего ж не понять? Самому порой боязно становится...
   - Меня кто-то умным называл. Я сам, лично, слышал! Так вот, я свой личный умище... ещё не весь пропил... размышлять мне не впервой. Вариант первый, он же - безотказный... Ради заслуженных ветеранов я на колени встану. Через весь коридор поползу к заветному денежному логову. Тогда и посмотрим, откажут мне или нет...
   - Я, что-то сомневаюсь, Владимир. Ты меня прости старика, но стоя на коленях денег не добывают. Крик - понятно. Слезы - не исключено. Угрозы - действенно. Граната - стопроцентно. Ещё можно применить голодовку...
   - Сколько лет жалование не выплачивают?
   - Почти десять мучаемся...
   - Слёзы, голодовки, гранаты пробовали? Локальные мятежи, бунты бессмысленные, восстания под присмотром? Взрывы, мягко говоря, местного масштаба?
   - Впустую. Не помогло. Только фигу показали. Огромную дулю и без стеснения.
   Тони за столиком показал размер дули: у меня такого гигантского облома, не смотря на крутые падения, не было. Пантюха, схватившись за живот, покатывался со смеху. Далеко же их посылал Босс.
   - А профсоюз, застрельщик защиты прав трудящихся? - с некоторой надеждой спросил я и огляделся вокруг.
   - Где он, тот профсоюз? - отмахнулся Иваныч. - Профсоюз нынче, что побитая собака, ходит с поджатым хвостом, Мышиный писк слышат только мыши. Или ума не хватает, или боится больше, чем следует.
   Тони показал, куда уполз профсоюз. Там, под лавкой было темно и вонюче.
   Я, ощутив прилив сил и осознав себя единственным стоящим борцом, сказал вахтёру:
   - Тогда, не учите малыши дедушку кашлять. Ожидайте победы, старикан, в прорыв пошла ударная армия. Умная армия, отметьте!
   Я показал самый свой верный прием, который буду использовать, добиваясь цели: встал на колени, жалостливо заныл и от проходной пополз по коридору. Краем глаза увидел, Пантюха нервно, чего с ним никогда не случалось, бухнул в кружку кипятку из закипевшего чайника и залпом выпил, не поморщившись.
   - В какую сторону ползти? - вопросительно обернулся я к Иванычу. - Я не ошибся?
   - Верно взял курс! - Иваныч перекрестил меня.- С Богом, герой! Бог в помощь! Штанов тогда не жалей.
   - Мне в той жизни уже ничего не жалко! Не провожайте меня...Буду биться в одиночку!
   Вот ребята до чего голод доводит. Верный сталинец, несгибаемый коммунист, а зовёт на помощь Всевышнего. В каком неладном государстве мы живём! Почему планета закрутилась не в ту сторону? Ладно, хоть я не сбился с пути... Мы не любим неожиданностей в своих прогулках. Мы любим протоптанные дорожки, и спотыкаешься меньше и всегда знаешь, куда придёшь....
   Иваныч крикнул мне вдогонку:
   - Протрёшь штаны, я оплачу. Это будет мой вклад в победу.
   Вахтёр с Тони Дибалансом вышли из вахтёрского закутка, и помахали мне руками...Иваныч смахнул слезинку, Лорд высморкался. Пантюха, привстав из-за стола, одним махом проглотил вторую пол-литровую кружку кипятка и опять не поморщился.
  

В атаку на коленях

   Победа не зависит от размера Армии.
  
   Бернар
   Проползая мимо реликвий, воздвигнутых верным сталинцем Иванычем, я вдруг ощутил, будто алые знамёна чуть поникли, вымпела несколько поблекли, а у портрета Сталина появилось суровое, осуждающее выражение. Да, видимо, вождь принял моё искренне чувство помочь старикану за детскую игру. Жалко. Уже миновав иконостас, я обернулся, и тут почудилось, генералиссимус Сталин мне хитро подмигнул. Ну и ладненько - товарищ Сталин дал мне добро.
   Двинулся я в правильном направлении, к руководящим чертогам. Ползу, переваливаюсь с колено на колено, мысли роятся...Тускло и уныло в коридорах, Задорную искорку в глазах не разглядишь, да и нет былого задора ни у кого... Ненависть не брызнет открыто, льдистость слезинок в глазах мало кого печалит...А в стране что, ярко и жизнерадостно? Но всё же новость о том, что я на коленях трепыхаюсь в продвижении к виолеттинову кабинету, пролетела по конторе стремительно. У открытых дверей некоторых кабинетов я останавливался:
   - Благословите люди добрые. На святое дело помощи ветерану иду. Иваныча поддержать - одна теплится мысль. Поможем старичку попасть на родные земли, дорогие его сердцу...
   Кого-то приходилось успокаивать:
   - Ко всем людям доброй воли! К вам обращаюсь, коллеги! Не боись, люди, я с вами...
   Каждому из нас на арене жизни не хватает зрителя. Понимающего, внимательного и заинтересованного. До каких бы высот воспарило наше вдохновение - окружай нас любопытный зритель. Какое бы кипение страстей выдали бы мы, совещённые лучами театральных прожекторов, какие трагедийные монологи услышали бы в нашем исполнении. Дайте нам зрителя, и шекспировский Гамлет в лондонском Ковент-гардене покажется вам детским утренником. Обеспечьте нас сценой с аншлагом в зрительном зале и МХАТОвская "Гроза" Островского предстанет весёлым водевилем по сравнению с накалом трагедии нашего представления. Услышали приглашение, что "Силами нашего драмкружка будет дана знаменитая постановка великого Алексея Максимовича Горького- Пешкова "На дне" - поторопитеь. В ролях спектакля: сантехник Растакой - Вантузов, младший инспектор Таисия Ингибиторова и подсобный рабочий металлоцеха Троглодитов. Спешите, не пожалеете, такой устроят карнавал. Мы знаем по себе. Что и исполняем.
   Вдоль стены робко, бесшумной тенью за мной пробирался молодое научное лицо конторы Васёк Переплюйкин. Не иначе готовил один из фрагментов своей диссертации про Михайло Ломоносова и внимательно отслеживал - я ползу с рыбой или всё-таки, к своему несчастью, - без.
   Писеевич у своих торговых рядов подал блок сигарет, Христа ради:
   - Хватит на путешествие? Спичек не требуется?
   Стенокардия Абрамовна, выглянув из кабинета, восхищенно сказала:
   - Вот что весна с людьми делает! Мужчины именно весной вспоминают свои мужские обязанности и становятся героями! Напрасно... Вы, Владимир Николаевич, идеалист и ещё верите в романтический мир чистоты и бескорыстия...В мир, где женщины отдаются мужчинам из-за любви и для удовольствия...
   Она вышла в коридор, и откровенно, на виду у всех, чмокнула меня в лысину, после стёрла надушенным платочком с лысины свою помаду и прослезилась. Я не стал падать в обморок от чувств, но задышал взволнованно.
   - Глядя на вас, дорогая Стенокардия Абрамовна, - как всегда восхищённо сказал я,- убеждаешься.... Современной, русской женщине мало тушить горящие избы и ловить разбушевавшихся коней.
   - Мы такие, - скромно потупилась Стенокардия...- Избы, кони.Хвалите нас, хвалите.
   - Буду груб и нелицеприятен сегодня, Стенокардия Абрамовна,- тоном вечного героя сказал я. - Нам, героическим героям разрешено резать правду матку! Красавицы с вашей фигурой несут ответственность перед обществом. Страна вправе видеть свои природные богатства! Что за чехол для рояля вы надели на себя? Размерами вам больше к лицу десантный парашют.
   - Разве? - удивилась она. - Мне думалась, я в своём черном одеянии неотразима и бесконечно печальна.
   - Вам к лицу статуарные наряды! - воскликнул я. - В вашей неотразимости никто и не сомневается! Ваше обаяние сражает наповал. Вот почему я и на полу, на коленях! Вы рождены для торжественных выходов в статуарных нарядах в Большом театре Союза ССР!
   - Где он, СССР и где мои статуарные наряды?
   - Тогда в ООН. И заграница имеет право видеть подлинную русскую красоту,
   - Оставьте ООН в покое хотя бы вы. Это траур, - скромно потупила глаза Стенокардия Абрамовна. - Траурное одеяние, если хотите...По вам, Владимир Николаевич, траур... Из зловещего финансового логова вы точно не вернётесь...Прежним...
   - Ха, рано отпеваете, дорогая...- ещё более мужественным голосом выразился я. - У них траур! Сам вижу, что траур. Скажу нетленную мудрость... В гардеробе каждой женщины имеются вещи, которые многим непонятны, но великолепны после стакана водки. Наливайте, я готов восхищаться!
   - Неужели требуется кликнуть щедрого Простушкина? Вам и - допинг? Вы тогда и наряды не разглядите, - уколола Стенокардия. - А какие песни мы услышим! Кстати, вот у вас, слегка небогатый видок. К чему бы это?
   - Вид мой, в аккурат для эпических подвигов! На поле боя чего добру пропадать? Не мародёрам же отдавать.
   - Я же и говорила - русский камикадзе идёт на американский крейсер. Нелепо для настоящего русского героя. Зовём Сан Саныча? Сто фронтовых, как положено?
   - Погодите, погодите. Фронтовые были, не отрицаю, но зрение ещё не терял. Пожалуйста...Так, обуты вы... На полу мне лучше видится. Вы в обуви. А, узнал, это - обувки австралийских скотоводов. Зря! Не ваша мода! Вам ближе фасон хохляцких чувяков. Попробуйте, примерьте, и вас перестанут узнавать!
   - Вы изысканно вежливы, наш отважный герой! Такой изысканностью убивают! Кто, вы хотите, чтоб погиб? И такое мудрое напутствие нам, убогим, от героя перед его гибелью, - с чувством произнесла Стенокардия Абрамовна.
   Отползая дальше по коридору, я часто оглядывался. Стенокардия умиленно махала платочком вслед герою.
   Зиночка Колечко, всеобщая прелесть и радость, наклонилась ко мне. Три расстегнутые пуговочки на кофточке открыли такие природные дарования Зиночки, что минут пять я приходил в себя, просто сидя на полу.
   Стенокардия Абрамовна заметила мою взволнованность отдельными природными богатствами страны и успокаивающе крикнула издалека:
   - Владимир Николаевич, вы готовьтесь к великой цели, а слава вас найдёт.
   - Про славу - исключено полностью. Никто меня искать не станет, - горько бросил я и отвернулся от зиночкиных прелестей.
   Зиночка протянула половину маминого пирога с капустой и две шоколадных конфеты "А ну-ка отними!" Пришлось встать с колен и сделать поклон.
   - Символично, Зинуля! С конфетами вы здорово придумали...Подсказал кто? Зиночка, как завещание - мы вас все еще раз просим, чаще приходите на кухню, помогать маме чистить картошку. Это ваше. Вот вам крест.
   - Не креститесь, - остановил меня Подручный. - Что-то говорит мне, крестное знамение возможно позже...
   Он стоял возле кабинета как телепортационная антенна и бдительно внимал космосу, В руке держал что-то фруктово-подгнившее, но пока не ел.
   - О чём говорят звёзды? - приостановился я около него.
   - В космическом пространстве магнитная буря, - пугающе сказал Подручный. - На Солнце появились громадные пятна. Оно выбрасывает огромные огненные языки. Возмущение повсюду в межзвёздном пространстве. Лихорадит компасы и тонометры гипертоников. Космос говорит мне: "Берегитесь, люди!"
   Сам Подручный беречься не пожелал, знал, наверное, его-то лично космос, наверняка, не тронет. Высказав предсказание, Подручный вцепился зубами в какое-то очередное фруктовое гнильё и смачно зачавкал.
   - Представляете? - обратился я к встречающему меня конторскому населению. - Неурядицы с выплатой нашего жалования достигли размеров Вселенского скандала. Космос бушует. Из наших решительных действий дальше - только факс наверх, Всевышнему: "Так, мол, и так, помоги Господи! Не дай пропасть, сирым и убогим!"
   Обычно сумрачный и донельзя обшарпанный коридор конторы, с обломками штукатурки, которые время от времени обрушивались с потолка, вдруг посветлел: слева сквозь запылённые и давно немытые окна блеснул солнечный лучик. Скромный и неяркий, но радующий и глаз, и сердце - солнце знает с кем быть приветливым.
  
   Мы общаемся с массами
  
   - Васёк,- окликнул я Переплюйкина, стоявшего за поворотом. - Как твой научный эксперимент? Что говорит он нам? Выгорит у меня задуманное или напрасные старания? Может быть, зря я обоза с рыбой не дождался?
   - Извините меня, - застеснялся Васёк, - но обоснованный научный вывод будет сделан на основании конечного результата. Я дождусь вашего возвращения у 183 поворота. Число совпадает с крутыми поворотами в жизни Ломоносова. Статистика будет сопоставима, тогда и проанализируем итоги...
   Мы немедленно обратим ваше внимание: заметили, невероятно пытливая молодёжь идёт на смену признанным отечественным корифеям? Не даром Ломоносов произнёс прозорливые слова...Кажется, они звучат так: "Могущество России будет прирастать...." Гений даже в далёком прошлом отчётливо увидел, что, чем, и к чему у нас прирастает!
   - Лады, мой юный научный друг! - крикнул я. - Не будем расслабляться. Впереди часы напряжённых дум...
   - Я стараюсь, Но не знаю как стараться, - грустно сказал Васёк.
   - Пообщаешься со мной, Васёк, и вершины научной мыслительности тебя не минуют.
   - Я же совсем не против...
   - Вникай, дитя, дядя много раз одно и то же повторять не станет. Такие ценности ловят с лёту, с полуслова, скажу тебе напрямик...Сейчас тороплюсь...Мудрость позже...
   Наша массовичка-затейник Глина Львовна Нюхансон, как истинная еврейка, была откровенно щедра. Она протянула мне три розы из своего прошлогоднего букета, что был подарен ей от мужского состава конторы к празднику 8 марта. Розы пожухли и свернулись, им полагалось уже девять месяцев гнить на помойке, но вручённые мне, они стали знаменем еврейской солидарности с защитой обездоленных. "Нас не остановят в щедрости и взаимопомощи!" - просто и скромно сказала Глина Львовна, отдавая мне три сухостоя.
   - Вы же, наверное, когда-то служили в армии...- вдруг спросила Глина Львовна.- Ну, где ходили строем...Все умные и нормальные мужчины служат в Красной Армии! Вам доверяли ружьё или какое-нибудь другое оружие? Воротнички себе подшивали как бы...
   - В некотором роде, что-то подобное случалось...- отозвался я. - Ружьё видел, не поверите...
   - Мне рассказывал муж...или сосед... А ему говорил знакомый Из армии. Офицер даже, кажется...Советской Армии. Он учился вроде бы в военном училище....Так вот, он говорил так: "Если к Вам Товарищи будущие Офицеры обратится женщина с...как не скромно звучит с жалобой на то, что у нее поехал...уж, пардон, чулок...Вы -Товарищи Офицеры ОБЯЗАНЫ предоставить ей иголку и нитку(хранящуюся у Вас под"подворотничком")-Вы -цвет нации -ее защита и опора!!!...в Вас - гражданские видят свое будущее!!!" Я - права?
   Я вздохнул и виновато посмотрел на Глину Львовну.
   - Как я понимаю, и как должно быть на самом деле... Настоящий офицер не будет штопать даме чулок, он ей подарит новые. И у него должны быть на это средства...
   - Как вы правы...Не ходите в офицеры сегодня. Им на хлеб не хватает.
   - Всякое бывает.
   За очередным поворотом на диванчике у окна, обнаружилась взгрустнувшая по историческим знаниям, недополученным в школе, особа, с которой я тоже уже встречался. Теперь, когда я на коленях пытался проследовать мимо, она подняла на меня достаточно сонные глаза и спросила:
   - Это опять вы? Вы что-то часто попадаетесь мне на глаза. Какой неугомонный! Разве можно так стремительно носиться по конторе?
   Господи, ещё и она! Глюки не приходят в одиночку... Разум должен отказать надёжно...Как у Всенародно избранного Гаранта Конституции. Интересно, слышала дамочка о таком или в школе упустили сообщить? Я вздохнул печально:
   - Добросовестное выполнение служебных обязанностей сделало меня лёгким на подъём. А вы всё по исторической части грустите?
   - Теперь я задумалась! А вы куда-то спешите?
   - Да так,.. Некоторые неотложные делишки...
   - Может, я не вовремя любопытна...Но один вопрос...Позволите?
   - Любопытничайте вволю. В мире всё может подождать, кроме неудовлетворённого знания.
   - Скажите, а правда Сталин свою жену задушил? По телевизору будто бы передавали.
   - Простите? - ошеломлённо сказал я.- Сталин? Задушил жену? Что это у вас за нездоровый интерес к великим мира сего? То Петр, так сказать, Первый, теперь генсек...Не подорвёте здоровье?
   - Мысль трепещет, простите...Страна рвётся знать своё прошлое...Только сейчас понимаешь, сколько упущено... Неловко бывает за свою отсталость. Конечно, в школе надо было бы...
   - Вы про гаранта Конституции слышали? Или новость прошла мимо?- неожиданно не по теме спросил я.
   - Гарант. Это звание или должность? Он - человек? Наверное, он робот? - она недоуменно уставилась на меня.
   - Гарант Конституции звание повыше императорского. Выше, если хотите, Петра Первого. Помните такого?
   - Смутно, смутно... - неуверенно протянула она.
   - Вот уже и Пётр - смутно...А так недавно вспоминали...- укорил её я. - Теперь Сталин. Должность небольшая, прав меньше чем у Гаранта Конституции, но, похоже, кровопийца...Вопрос о жене...Правильно я понял?
   - Да, по телевизору передавали...
   - Давно дело было?
   - Что давно было? Какое дело?
   - Про которое вам вчера рассказали по телевизору? Или вы читаете независимую, демократическую прессу? Ну, задушил, спрашиваю, давно?
   - По-моему давно...Там невнятно было изложено. Но осуждают! И требуют его к ответу за всё!
   - Телевизор, отвечу вам, совершенно неправ. В корне. Недавно исследователи выяснили, что Сталин был вампир и выпил всю кровь своей жены. Не закусывая.
   - Какой ужас! Как представишь...То-то я смотрю...А зачем это он?
   - Ну, попивал людскую кровушку Сталин... - рассудительно сказал я. - Попивал...Зачем и когда? Давайте оставим это, как свершившийся исторический факт...Так нам приказано новыми властями...То есть, если надо, ваш Президент, который Гарант, поработает с документами и покажет Сталину кузькину мать! Властям виднее, чего им требуется...У вас же нет желания противоречить демократическим властям? А то вы сразу - я задумалась!
   - Ну, это же хорошо... когда люди политику принимают близко к сердцу! - высокопарно воскликнула гражданочка.
   - Милочка вы моя дорогая, - сказал я как можно дружелюбнее и приветливее, - не путайтесь под ногами у занятых людей. Дорогуша, не лезьте туда, где вы ничего не понимаете. История, демократия, политика... Так вы, душечка, лучше о другом. Ласточка вы наша, смотрите, столько интересного вокруг - как варить украинские вареники, как избавиться от морщин, зачем шлепать по попе малышей... Голубушка, если включаете телевизор, то выбирайте программы о моде или что-то кулинарное. Лапочка, поймите, о главных делах пусть серьезные дяди рассудят.
   Невзрачная гражданочка, поражённая свалившейся на неё моей неожиданной моралью, немедленно ушла в себя, возвращаясь к своему прежнему состоянию задумчивости о перипетиях бытия. А я пополз дальше. Кстати, если думаете, что я волынил, то заблуждаетесь. Полз я на коленях взаправду, по-настоящему, как бы ни было тяжело. По-другому было нельзя, доброхоты следили исправно, уж я-то это видел чётко. Пытливые глазёнки были видны из каждой щелочки.
   Простушкин встречал хлебом-солью со всем своим бабским коллективом, с которым сидел в одном кабинете. Простушкин приветственно заорал:
   - Дейче сольдатен унд офицерен! Капитулирен зи!
   Отгоготав, он возбуждённо просил:
   - Ну как вам, Владимир Николаич, мой "шрехен зи дейч"?
   Его соседки по кабинету, уже слегка навеселе, пели что-то русское народное...
   - Мишаня! - закричал Простушкин в открытую дверь кабинета. - Ходи на наша сторона, тащи гармозу! Демонстрация у нас!
   Из кабинета вынырнул, вытирая ладонью рот, видимо, очередная "соточка" хорошо ушла в организм, Мишка Бугай с гармошкой:
   - Привет, Владимир Николаич! Демонстрируем солидарность трудящихся? Назло волкам позорным?
   - Здорово, советская малина! Разверни-ка гармошку, порадуй людей! И на нашей, русской улице праздник!
   Простушкин, чтобы приободрить меня, протянул налитый стакан и участливо спросил:
   - Стаканяку накатишь? Уже говорил же... Вчера с тёщей гнали, свежачок. Укатались, пробу снимая, до немогу. Сейчас никакой прибежал на работу, немедленно сам первачка воспринял, хоть отошёл малёха, ё-моё. И Малолеткина удовольствовал...он отбыл на крыльцо...Я как юный спасатель...МЧС, то есть...Шойгу, в натуре...А Малолеткин по графику дежурит у вход...Как всегда, нищий! Торчит там с коробкой. Пока ещё не сыпят, но с запашком-то самогонным ему подавать начнут. Передавал тебе привет! Он душой с тобой!
   - Сто фронтовых приму за сущую поддержку...- сурово сказал я. - Сам понимаешь, хотя ты и Сан Саныч, на что я иду. А Малолеткину - спасибо, поддержка от людей, которые на дне - всегда приятна.
   - Я налил двести, - успокоил Простушкин. - На доброе дело не жалко. Бейся без боязни. И если что, после приходи. Мы вчера семь литров выгнали. Жгучая зараза. Ты такую любишь. Отметим...Что победу, что, не дай бог, поражение. Не хотелось бы, чтоб от винта-то. Чтоб с хвоста скинули...
   Опустошив стакан, крякнув, как полагается по обычаю, я занюхал выпитое корочкой и объявил нетленное:
   - Душевно и многое возникает в памяти! Как говорил уважаемый мной старшина Барабулька: "Руки помнють...Помнють руки гранёный стакан!"
   - Старшины оне, ушлый народ, - мудро подтвердил Простушкин.- По своему стройбату помню!
   Мишка лихо заиграл "Калинку", которая малинка. Соседки пустились в пляс. Простушкин пошёл вприсядку. Я со своей стороны, тоже не ударился в грязь лицом и неплохо выдал дробь. Коридор зашёлся аплодисментами.
   Я уползал дальше, а веселье у простушкинского кабинета разгоралось пуще.
  

Не время митинговать

  
  
   Возле тупичка памяти ельцинских "асфальтовых" героев, женский отдел Эмеральды Тихоновны, который всем составом пытался как-то отдаться Боссу, заунывно голосил какую-то народную песню из репертуара исполнительницы русских народных шлягеров Надежды Бабкиной. Кажется, это была модная русская народная композиция на английском языке "Секшен революшен". Вопросы сексуальной революции звучали в тему и по делу. Эсмеральда сверкала улыбкой танцовщицы у шеста в заурядном стриптиз-клубе для стареющих маньяков. Подтанцовка виляла бёдрам, и как коровы-первотёлки на колхозном лугу.
   Я промычал с тётками за английскую мечту - "Это секшен революшен" и повернул назад, к Простушкину, после английской тоски, душа запросила праздника.
   Во время нашего забойного мычания великобританской народной песни появился золотозубый. Одобрительно погладив меня по голове, он зашагал рядом, приветствуя по-отечески руководящим жестом, появляющейся нам навстречу народ.
   Оказавшись в гуще событий, профсоюзник тут же призвал население к коллективным действиям:
   - Все на митинг! Мы, как законные представители, имеем право обозначить свою позицию! Предлагается голосовать единогласно! Пусть знает работодатель! Я удовлетворён, что выразил общее желание!
   Стенокардия Абрамовна и Исидор Игнатьевич Заплакич с жалостью посмотрели на профсоюзника. Простушкин покрутил пальцем у виска.
   - Вас, гражданин золотозубый, из-под обломков сразу достали? - поинтересовался я. - И быстро? Все органы вашего организма целы и функционируют? Точно, проверяли? Ногу с рукой не путаете? Или еще с чем важным? А то, какой-то вы...Было бы не простительно для всего профессионального союза...
   Профлидер заёрзал на месте. Я оглянулся, вокруг с интересом разглядывали золотозубого. Я обозначил крайнюю приветливость и задушевно сказал золотозубому:
   - А давайте с вами по-простому, по душам, по-человечески? Вот к примеру...Близок отопительный сезон.. У вас как обычно топят? Не мерзнете?
   Золотозубый промычал что-то невразумительное.
   - Ты, верно подметил, Николаич, - сказал шагнувший к нам Конюхов.- Мерзнет! Производственная травма...У данного профсоюза от падения обломков случились крупные неурядицы с головой. Даже если у них травмы и нет, к отщепенцам убитой школы коммунизма по-человечески не достучишься...
   Конюхов обнял профсоюзника за талию и спросил:
   - Активист вы наш непрошибаемый...Рявкнете на эксплуататоров - олигархов? Сумеете? От всей души? Рабоче-крестьянской? Во весь голос, негодующе? И грозно - предупреждающе?
   Золотозубый хотел что-то произнести, видимо, зажигательную речь, но у него почему-то сорвался голос и вместо бравой речи послышался тоненький писк.
   - Какое миленькое кудахтанье! - удивился Конюхов. - Вы рублик на чай просите или негодование широких масс высказываете? И правильно сделали, потому что это попытка громко сообщить, что тебе нечего сказать...
   -  Ну хоть бы яйцом тухлым в Горбачёва запустили, что вы за профсоюз такой...Или в Гаранта, - выкрикнул Простушкин. - Вот когда я был членом месткома...
   По коридору понёсся дружный многоголосый смех, какого, наверняка, не слышали здесь последние лет двадцать... В условиях безбрежной демократии шевеление профсоюзов под задом власти и олигархов - живоглотов вызывает у народа только смех, жаль, конечно, но в прежней школе коммунизма, видимо, новоявленные профвожди не обучались. А на тёмных субчиков, вылезших протестовать из убогой занюханной забегаловки, мало кто обращает внимание, даже население. Золотозубый вроде как бы отскочил от окружающих его, но врезался в стену головой...
   - У козлов гон штоле, твою мать? - изумился Мишка Бугай . - Да рановато вроде. Роги, придурок, блин, пожалей...Профсоюзник, грёбанный...
   Под общий гогот я завершил беседу с золотозубым риторическим восклицанием:
   - Права "советская малина". Роги, точно, нужно пожалеть... Меня умиляют человечки ростиком ниже меня. Невзрачные личности, на размер которых поскупилась природа. Одни роги у них...Стоит ли гадать, что мозгов она выдала им больше, чем объёма?
   Я опять опустился на колени и добавил:
   - Мы теперь с вами на одном уровне...Может когда-нибудь поймём друг друга?
   Продвигаясь дальше, увидел всю ватагу целиком. Интеллектуальная ватага в крайне расширенном составе сгрудилась у кабинета Конюхова. Неожиданно слева из-за поворота вынырнул запыхавшийся о-точка- Гермоген. Он с крестом в поднятой вверх руке совершал какие-то замысловатые движения, то ли благословил меня на ратный подвиг, то ли угрожа всем остальным гееной огненной. Нараспев он принялся вещать:
   - Мир и божье слово несу я вам, братия и сёстры! Поистине, "гибель народу без слова Божия". Ибо сказано: не говори прощать по семижды в день, но говори прощать по семижды по семь раз в день. Ибо стал бы величайшим политиком человеческой цивилизации всеуважаемый Президент Борис Николаевич Ельцин, если бы принял помощь Спасителя, посланного Господом Богом. Отвергнув ангела Анатолия Чубайса с его борьбой с коммуняками, поддержав слуг сатаны Николая Рыжкова и Примакова Президент бросил Отечество на растерзание тысячеголовой партхозноменклатурной стае чиновников....
   Священнослужительный чин закашлялся, а по коридору враз ошеломлённо затихли все "обчественности", "большинства" и "меньшинства" - церковный деятель попёр в политику! Я поднялся с пола, мы вопросительно переглянулись с Конюховым и мы одновременно недоумённо пожали плечами. Оставалось дослушать бред до конца, почему я взглядом удивленно врубился в пастыря.
   - Как на духу поведаю вам, сёстры и братия, о чудесном видении мне. Год назад мне довелось побывать в Москве, на патриаршем богослужении. Среди друзёй Церкви присутствовал и уважаемый Анатолий Борисович Чубайс. Я снимал богослужение на хорошую любительскую видеокамеру, чтобы по приезду показать святые кадры и своим единомышленниками и прихожанам. Много времени я уделил съёмке высших политиков страны и Анатолия Борисовича. И он это хорошо заметил, хотя видел меня и мою съёмку издалека.
   - Удачно, к ночи упомянута Чубайсятина! - заметил я.
   - Не поддал ли Гермогенчик, как говорится, граммов триста? - изумился Трофим.
   - А с чего бы с другого его на святость Чубайсятины потянуло? - ответил Егор.
   - Скромничает бродяга Псой, - усмехнулся Конюхов. - Он ангелов давненько не встречал...Вот и путает!
   - По окончании богослужения я двинулся к выходу, чтобы разыскать свои послушников, - распевно лились откровения церковного чина. - В это время Анатолий Борисович спускался по лестнице, пожимал чьи-то руки, прощаясь. Я подошел и попросил рукопожатия. Анатолий Борисович пожал мою руку со словами: "Спасибо за стойкость в вере!". Глаза добрые- предобрые! Очень доброжелательный и внимательный к простолюдинам политик.. В этот момент он кого-то, прощаясь, обнял. И я, ей богу, увидел очертания ангельских крыльев у него под пиджаком. Не иначе новый Спаситель на яву! Будет о чем рассказать и что показать будущим внукам.
   Священнослужитель запел что-то насквозь церковное и благостное, Он, держа вверх крест животворящий, двинулся по коридору в сторону молельной комнаты. Кто-то в рядах на всякий случай перекрестился. Я опустился на колени, чтобы продолжать движение.
   - Может, уже, как говорится, скорую вызывать? - улыбаясь, поинтересовался Трофим.
   - Жаль, но медицина не всесильна! Ересь, братцы, не поддаётся медикаментозному лечению! - ответил Егор.
   Я сказал:
   - Неужели академик икономических наук ошибся? Да! Попа подвело зрение. Крыльев быть не могло, Он рожки чёрта видел и хвост из щтанов. "Изыди!" - надо было кричать!
   Я отвернулся и стараясь громко не захохотать при всех. Конюхов и Исидор Игнатьевич тоже отвернулись, задыхаясь от смеха.
   Спас всех военный Панас . Он по-деловому, зычным армейским басом подал команду:
   - Отделение становись! Равняйсь! Смирно! Равнение на героя! Разрешите доложить...
   Конюхов, улыбаясь, объяснил стоявшим в коридоре, что они в лице госслужащего Дубакина наблюдают очередной переход войск великого русского полководца Александра Васильевича Суворова через Альпы. Сам Суворов на боевом посту, на высокой горе, отдаёт команды, но он зрителям не виден. Он уже итак гениальный полководец и генералиссимус. А сейчас перед государственными гражданскими служащими по коридору проходит авангард суворовских каменотесов, здесь на коленях проползает чудо-богатырь в лице госслужащего Дубакина. Ему даны свои особые поручения, и он их отважно исполняет, как и положено воину-суворовцу. Остальные широкие массы суворовских войск и новейшая техника, несомненно, проследуют парадом чуть позже и чуть дальше. Конюхов встал в строй и интеллектуальная ватага дружно выдала троекратное: "Ура!" "Подавляющее большинство" прослезилось и вытерло в уголочках глаз слезинки, "неравнодушное меньшинство" презрительно хмыкнуло и плакать не захотело.
   Я опять поднялся, прошёлся перед строем и скомандовал:
   - Вольно! Троекратное ура принимаю после завершения операции! Оправиться и перекурить!
   - Я, Николаич, когда собрался жениться, - задушевно начал Панас, - сразу стал решать, с кого мне делать жизнь. Тогда не решил, ничего под рукой не оказалось. Теперь вижу, примером возьму вас. Вот как!
   - Разрешаю! - согласился я. - Раздача иконок с моим портретом и автографом будет объявлена дополнительно.
   - Как говорится, ждём! А такой вопрос, в бою тоже случаются перекуры? Или, как говорится, ещё не вечер? - поинтересовался Трофим.
   - Перекур объявлен в качестве поощрении, - пояснил я.- Слаженность ваших действий достойна награды. Отсутствие в строю генеральских животов-рюкзаков внушает надежды. Очевидец ангела Чубайса добровольно согласился сдаться психиатрическим властям. Его помилуют!
   - Рады стараться! Животы у нас исчезли от недокорма, - отрапортовал Панас. - Счастливы почтить вниманием. Наслышаны о благородном поступке.
   - Шею не свернете, господин - герой? Прежде всего, себе? - колко спросил меня Конюхов.- Или вам уже пообещали её свернуть? Вы на амбразуру-то полезли добровольно?
   - Вольнодумные подколы не красят думающих людей. Шею свернуть...Не замайте святое! - отчеканил я.
   - Ах, у нас зарплату получить - уже редкая святость? - не задержался с ответом Конюхов. - Атеисты - большевики смотрели на зарплату иначе. Заработал - получи. Теперь выходит, вымолить требуется свою зарплату... На колени, мол, сукины дети... Бить поклоны...Денег захотели...
   - Какие времена, Борис Михайлович, такие и обычаи, - ответил я. - Демократия на дворе, сэр! А вам хотелось овсянки? Не получается совмещать: жить в демократии и получать зарплату.
   В коридоре зашушукались. В соседнем кабинете, было слышно через открытую дверь, кто-то звякнул телефоном и что-то громко зашептал. Как обычно, шло информирование начальства о событиях на передовой. Кто первый донесёт, тому и государева благодарность. Я кивнул мужикам на открытый кабинет и опять опустился на пол, двигаться дальше.
   - Давно ползёте? Как пола? Чисты ли? - осведомился Егорка. - Мыты или уборщица делает вид, елозя тряпкой?
   Конюхов его оборвал:
   - Про святость идёт речь. Святое не замай полами. Угодники и по сущей грязи ползут. Видишь, богоугодными делами человек занят, грязь к нему не пристанет.
   - Может поддержать, как говорится, огнём? - спросил Трофим. - Мы в атаку, как говорится, горазды.
   - Штыковая не подойдёт, - отрезал Конюхов. - Крепости берут не штурмом, а умом. Вольдемар и тут умно смикитил. Победа будет за ним. Как там, у товарища нашего великого Сталина: "Наше дело правое, мы победим!"
   - Баба - она вещь такая...Скользкая и подлая... - угрюмо пробормотал прапор Помаркин. - Если она чего удумала, ложись и помирай...Безнадёга, блин. По себе знаю...
   Панас оставил терзающую душу нытьё прапора:
   - Не дождутся. В победу верить надо! Скажу ещё одно святое: Да здравствует Революция! За нашу Советскую Родину!
   - Лихо! - отозвался я. - Так далеко я не заглядываю. Иванычу денежку бы выбить. А только потом, мы пойдём другим путём, как призывал нас класс.
   - Лишь революция освободит трудящегося! - стоял на своём Панас.
   - Я этих вояк знаю, если окопается на каком рубеже, до последнего патрона биться будет. Твердолобые, что с них взять, - сказал Клнюхов.
   - Панас! Котик! - успокоил его я. - Фиолетовая революция у белого дома при Ельцине состоялась. Ты, наверное, маленький был еще! А умным уже тогда всё стало фиолетово...
  

Челюсти лезут нам под ноги

  
   - Мы демократически настроенное общество, - осторожно высунулся из-за приоткрытой двери кабинета гражданин со Стальными Челюстями. - Поддерживаем и будем поддерживать и президента, и правительство. Демократия нам ближе и роднее...Экстремистов мы придавим к ногтю. Революцию вам! Опять в деспотию захотелось? В Совдепию пустите? В совок? Репрессий требуете? Свободы не хотите? ГУЛАГ вам ближе? Опять в ненавистную империю, в ваше СССР?
   От Челюстей крепко пахло едким ненашего выпуска одеколоном. Вид джентльмена до мозга костей. Шоколадного цвета ворсистый пиджак с заметной иностранной этикеткой, образно говоря, лейблом, темно-синие брюки, на которых ослепительно золотилась пряжка ремня, армейские берцы североамериканского десанта, цветастая гавайская рубашка... Нормального русского человека всё без преувеличения настораживало бы неистовым идолопоклонством. Кому и чему поклоняется господин, понятно без объяснений. Собранное воедино лицо - торчащие лопухи-уши, наморщенный лоб, намеренно выдвинутая челюсть, оскаленный рот, и, неожиданно, глаза пустые и тоскливо-потерянные, глаза цвета прокисшего пива...Фу, гадость, как мы не любим прокисшее пиво! Вернее, глаза вначале отливали "сталью", постепенно переходящей в глубоко запрятанный страх. А уж потом мы заметили в этих зенках прокисшее пиво. Таким взглядом буравит крепостник взбунтовавшееся быдло, готовясь крикнуть "К ноге!"
   Шушукавшийся коридор замолчал. Все обернулись на Стальные Челюсти. Интеллектуальная ватага насторожилась, дурные выпады требуется гасить немедленно и бесповоротно. Мне затевать свару пока не хотелось, намеревался по-тихому добраться до главбухши. Поэтому я поднялся в полный рост и отчётливо мягко спросил:
   - Вы сегодня в каком-то новом наряде! Ковбойские сапожки сняли. А джинсы-то чем вам не угодили? Нет-нет, заморское платье вам, господин от Госдепа, не по фигуре...А этой гавайской цветастостью хотите указать нам на участь коренных жителей Северной Америки? Мы помним! Девяносто миллионов индейцев уничтожили супермены. Нас тоже всех уничтожат? Или кое-кого оставят для рабства?
   - Примитивная коммунякская пропаганда! - презрительно ответил мне Челюсти.
   - Примитивно массовое убийство индейцев, а не пропаганда, - возразил вместо меня ему Конюхов.- Здесь не дети-несмышлёныши собрались...
   - Гражданин с Железным ртом...Может, наденете индейские ленты на голову и воткнёте за неё орлиные перья? - вступил снова я. - В память об убитых индейцах? Нет? Жуёте мифические "совдеповские репрессии"? Заткнулись бы, а? Тут люди занимаются серьёзным делом. Что за злобный вой одичавшего шакала? Вы нас отвлекаете, ещё и вас успокаивай...
   Сколько раз мы замечали, мелкими замечаниями никакого демократа не оставишь, разумных доводов он не воспринимает. Но нам всегда хотелось найти с ними хоть какой-то, но общий язык. Видимо, напрасно, демократствующие Челюсти закусили удила. Причём, хотя и смотрел он на всех враждебно, но пока вежливо.
   - Только демократия может быть основой прогресса. Вери гуд. Демократия вундербар! Окей? Только президент Ельцин укажет нам правильный путь...Плииз...А красно-коричневые коммуняки тянут нас в тюрьму народов, в свой чёртов Советский Союз! Комми гоу хоум...Йес...
   Я опередил всех желающих сказать Челюстям всё, что они о нём думают.
   - Это ваше никому не понятное мнение, а не факт. Вы видно - большой оригинал... или всё - таки, постойте, не, вы - очевидная для всех сволочь... Всем уже понятно...Как бы не хотелось говорить невыразительным голосом. Слушайте, чем вам лично мешал Советский Союз? Какие предъявы будут, кроме распальцовки?
   Челюсти меня не услышали, они были в запале, большое количество слушателей, что толпились в коридоре, явно его возбудили. Он вздёрнул вверх руку и запричитал:
   - Да здравствует свобода! Вери вэл! Даёшь кока-колу! Вери гуд...Даёшь гамбургеры! К чертям заскорузлую картоху! Аларм! К чертям собачьим совковую кондовую капусту! Вперёд к прогрессу! Слава чизбургерам!
   - Вы где попросите политического убежища, Господин Демократ? - заинтересованно спросил я. - Жить, то есть где собираетесь? Как полагается, барак в деревне Крутые Бобры за Полярным кругом, на Колыме? Или по прежнему адресу - общественный сортир на углу Манхеттена? Бумага туалетная там дороговата, говорят. Рискнёте?
   - Может напомнить вам кое-что, фанат штатовской дерьмократии? - спросил Конюхов. - Не так давно вызывали дух Сталина...Не доводилось слышать о таком чуде? Многие попадали в обморок от страха. Для вас лично можно дух Берии вызвать. Ему имеется, о чём с вами поговорить.
   - Вы свои агитпроповские штучки бросьте , - оскалился Челюсти. - То дурили головы - Ленин вечно живой, теперь духами увлеклись? Только великая Америка укажет нам верную дорогу!
   - Вот так дела, - вкрадчиво сказал Трофим.- Значит, как говорится, вам теперь колорадский жук - друг, товарищ и брат?
   - Ковбой вам - лучший наставник молодёжи, а джинсы - предел мечтаний? - ехидно выпалил Егор.
   Челюсти поджали губы и надменно отвернулись от всех, глядя в стену.
  

Челюсти нарываются на грубость

  
  
   Конюхов заметил мелькнувшего вдалеке Вопилкина и кивнул Трофиму, мол, позови. Трофим ринулся за поворот и вскоре вернулся с грозным и ужасным конторским контролёром. Вопилкин, было заметно, с утра ударился в свою алкогольно-спиртовую зависимость и потому впал в естественно-натуральное состояние - он был выпивши.
   - Гаврило Викторыч, - обратился к нему Конюхов, - только ваш просвещенный и пытливый ум поможет разрешить нам некоторые проблемы. Не возражаете, если мы воспользуемся вашими мозговыми усилиями?
   Гаврило Викторыч приосанился, нахмурил брови и постарался выглядеть умным и бывалым. Он клятвенно заверил собравшихся в своей готовности, аки юный пионер приложить все силы на общее благо. А уж если общее благо пойдет кому-либо на пользу, то он сам лично, несомненно, как один их тех, кто обязательно, ...Гаврило Викторыч под влиянием вино-водочных паров запутался в определениях и междометиях, но подвел итог свои умствованиям:
   - Готов!
   Конюхов поинтересовался у Вопилкина, который готов, не припомнит ли он того чудесного дня, когда делегация трудового коллектива конторы общалась с духом Сталина и вождь дал разрешение на слом старого барака, оставшегося от лагеря военнопленных. До того конторские бригады добровольцев не могли справится с бараком две недели.
   Вопилкин побледнел и перекрестился, сплюнув через левое плечо три раза. Он покачнулся, пытаясь повернуться и скрыться, но стало видно, его ноги словно приросли к полку и ион не модет сдвинуться с места.
   - Вот как с вами говорим...- прошептал Вопилкин, - так и товарищ Сталин беседовал с нами...Да, ОТТУДА! Но сам! Я чувств лишился...Впервые в жизни, не считая отруба, когда переберёшь чуток...
   Улыбок на лицах, у всех, кто собрался вокруг в коридоре я не заметил, не виделось и усмешек. Все стояли молча, внимательно и серьёзно вслушиваясь в разговор.
   - Гаврило Викторыч, вы солидный человек, - выкрикнул Челюсти, - прогресс в мире...Движение вперёд, хай тэк, сотовая связь...А вы чушь несёте и Конюхову верите! В средневековье нас тянете...Духи, потусторонние силы! Мы несём передовую культуру! А вам пить меньше надо!
   - А если дух Берии вызвать, Гаврило Викторыч? - спросил Конюхов. - Мол, товарищ Берия не замылился ли у нас взгляд на врагов?
   - Лаврентий Палыч? Это всё...Враги прекратят существование, - ответил Вопилкин и с ужасом в глазах повернулся и зашагал по коридору от нас.
   - Забавно, - обратился я к мужикам . - Этот господин Челюсти ничего не понял, ради чего весь сыр-бор с прыжками на коленях. Кричать о каком-то прогрессе...У страны, впавшей в демократию, уже несколько лет нет дензнаков для выплаты жалования государёвым служащим! Пенсионеры с нищенским пенсиями...И тех не выдают! Нечем! Даже деревянных и тех нет в наличии. Армия голодает! Как мила демократия в таком случае! Как прелестна свобода от здравого смысла! Красиво поешь, соловей, ты наш лапчатый. Ты гомодрил голозадый, или кто-то ещё неясный для меня! Я, к сожалению, в биологии слаб. Знаешь что, госдеповец, учи свою жену гамбургеры готовить. Нам не слишком дороги идеалы народа Нью-Йорка. Пытается что-то сделать из русских гoвна... Но ты, гэбнючок, пока служи, не отвлекайся... Я вернусь! Добьюсь своего и вернусь!
   - А чуть не забыл! - закричал Простушкин. - Мне же, Николаич, говорили...Как бы по секрету...Он же на вас Боссу бегал стучать...Вот паскуда! Что Дубакин, мол, вредный для конторы, и совсем не демократ!
   - Если на меня одного стучал...Личное после...- скромно сказал я. - И мне друзья помогут.
   Ко мне на помощь подтянулась вся интеллектуальная ватага. С ходу атаковал Конюхов:
   - Правильно, Владимир, мы - поможем! И вернёмся вместе! Значит, стукачок? А вы, гражданин Алоизий, представитель какой "обчественности"? Своей? Культурной? В чём это вы сильны? Песни народов мира, танцы или того хуже, философствуете? Всё-таки танцы? Ну, слава Богу, такая культура нам близка. Сами начнёте польку-бабочку плясать или помочь?
   - Мне ближе западная культура....Эскьюзьми... Только она приведёт человечество...- испуганно попятился Алоизий.
   - Ой, какие мы цивилизованные! Ой, какие мы европейцы! - ощерился на Челюсти Егорка. - Хоть одну русскую песню спой, ты, деятель русской культуры. Ты же в России живёшь... От первой до последней буквы спой...И чтоб пританцовывал!
   - Простолюдины вызывают у меня...У меня...Плииз...Недоверие. Вот. Они - не народ, - окрысился Алоизий. - Вы, что ли народ? И что с того, если вы по пьяне орёте: "Из-за острова на стрежень..." Или пьяно рыдают: "Валенки, валенки..." Как там дальше? Ля-ля. Не зашиты...Стареньки... С чего это я обязан какие-то русские песни знать? Это убожество. Русская пьянь. Ди тейбл.
   - Что, русские сплошь пьянь, лентяи и недоумки? - грозно спросил Простушкин. - Мы, значится, никудышние пропойцы? Бегаешь стучать, а ещё позволяешь себе клеветать на великий русский народ! Хочется спросить - это вы, гражданин Алоизий, себе самовнушение делаете или кому?
   - То есть кока-кола вам, Алоизий, дороже?- грозно спросил Трофим. - Квас, как говорится, по боку? Вот вам и картина Репина, Ильи Ефимовича: "Сегодня он танцует джаз, а завтра родину продаст!" И почём, родины теперь на барахолке?
   - Вы мне не указ...- огрызнулся Челюсти. - Я свободный гражданин, Делаю, что захочу. Имею право!
   - Ты, как говорится, освобождённый гражданин! - угрожающе, но медленно и внятно произнёс Трофим. - Когда мы говорим человеку - пой, он - поёт. Когда мы просим - танцуй, он - танцует. Когда указываем на дверь, он идёт и тихонько закрывает за собой дверь. Как говорится, наступила свобода, вот он и поёт, и танцует свободно...Уже и начинаешь?
   - Какие танцы, друзья? Какие песни? - остановил я приятелей. - С такой мордой? Сытой и не битой? Вам, гражданин Алоизий, свой облик не по душе? Огламурьте его очками, отинтеллигенте... Прицепите, если уж на то пошло, простоватость на морду. Такую физию сподручнее бить...
   - Давайте назовём его по старорежимному - бонвиван и вымоем себе руки, -щегольнул эрудицией военный Панас.
   - Болван, правильнее... Умоем, ты хотел сказать?- поправил Панаса я.
   - Чего его умывать? Морду начистим и достаточно, - хохотнул Панас.
   - А давайте его в порошок сотрём, - предложил чуток поддатый Простушкин . - В какое-нибудь калийное удобрение. Для прироста урожайности в стране.
   - А может сделаем из него навоз? - развеселился Панас. - Органическое, так сказать, удобрение. Если по-научному.
   - Не требуется столь, как говорится, крайних мер, - усмехнулся Трофим. - Он, как говорится, уже сплошное дерьмо. Если по-научному. Полезно было бы, врезать ему, как говорится, по харе.
   Все присутствующие охотно согласились, что в воспитательных целях врезать по харе кое-кому даже слишком полезно.
   - Порошок, удобрение, навоз, дерьмо. Мелко. Врезать по харе? Всегда успеется, - отмахнулся я. - Насколько мне известно, господин Алоизий - уставший от жизни бивень. Было бы от чего устать, пил и жрал, да с бабами елозил, штатовскую демократию вот полюбил. Чего-то умного и полезного совершить не пробовал? Хотелось бы взглянуть на этого бивня где-нибудь на лесоповале или в шахте с кайлом. И для страны полезно, и ему польза.
   - Понял ты, Ланч Гамбургеров, что случится? - следом наехал на Челюсти Егорка. - Показать мускулы, бицепсы, так сказать? Поучительное, блин, зрелище. Тем более для тебя. Понял, шнурок?
   Панас тут же рявкнул:
   - Ах, ты паскуда железно-челюстная, не захотел, значит, смотреть на силу, мы захотели смотреть на слабости. Слабостей не имеем, а кто их имеет, поднимите руку? Вот. Ни у кого их нет.
   - Кто бы говорил, - осклабился перед слушавшим его коридором Алоизий. - Лесоповал. Репрессии. Прогресс только в демократии. Рынок решит все проблемы. Будущее за долларом. Он всесилен!
   - Как вы, Алоизий, досадно поверхностны в своих выводах, - вздохнул Конюхов. - Кроме выбитых зубов, вам оторвут и уши. Вместе с долларом. Модная ныне процедура.
   - Борис Михайлович, - сказал я Конюхову. - Беда есть беда. Мы не смогли бы удержаться от горячего, обвиняющего слова... Но обвинять-то по сути некого. Скотина под нож пошла добровольно. Не пеняйте мне, коллеги, на несдержанность, я думаю, ни у кого на подлецов и подонков выдержки не хватит.
   Помолчав я рявкнул, не давая и Алоизию опомниться:
   - Вы нас, сволочи, изведёте на нет...Страшно произнесть, неистовый вы наш... Вы прям такие крайне неприступные...Стране с такими метастазами не косметолог нужен!
   - В семье, как говорится, не без Чубайса, - вставил Трофим. - Матёрая сволочь, а потому, как говорится, и демократ. Но кое-кто пусть за себя переживает, а то, знаете, сироты, как говорится, безотцовщина, семья голодная. Ничего не могу обещать.
   - Обо всем можно спорить, - пришлось высказаться опять мне. - Каждый человек волен говорить, что хочет, даже если он говорит чепуху или красивыми сказками пытается оправдать то, что невозможно оправдать. Говорить о демократии? Не хочу полемизировать с незнакомым человеком. Тем более о глупостях...
   Тут самое время вставить авторское слово. Мы видим, Алоизия нельзя отнести к положительным персонажам и беречь его как зеницу ока. Сильнее бей по шляпкам торчащих гвоздей, говорят нам умные японцы, которые придумали харакири и камикадзе. Торчащие напрасно гвозди необходимо забивать... Зачем, всякий знает...К кому отнести Алоизия, мы еще размышляем. Выбор, кстати, небольшой, харакири себе он делать не умеет...
   - Простите ребята, если вмешиваюсь в суровые мужские разговоры, - мягко, но убедительно сказала Стенокардия Абрамовна. - Алоизий! Если вы так неуёмно впадаете в волнение, то дикий инфаркт миокарда вам обеспечен надолго. Берегите себя, инфаркт никого не красит. Даже больше...
   - Стенокардия Абрамовна, мы восхищены вашей ранимой душой!- с чувством сказал я. - Мы в восторге от вашей заботы о каждом свихнувшем на ниве внедрения чуждой нам демократии...Ему бы башку отвинтить. А вы...Вы просто, как мать Тереза...Спасительница...
   Я обернулся к стоявшему молча Исидору Игнатьевичу и спросил:
   - Дорогой наш ветеран! Разрешите при вас сказать одно громкое, но нецензурное слово? Ваше мнение для меня закон в последней инстанции! Скажу? Вот подлюки, Исидор Игнатьевич, они уже ничего не боятся.
   Все угрюмо разглядывали Алоизия. Исидор Игнатьевич, перевёл дух и с жаром опять обратился к Алоизию:
   - Алоизий, вы не следите за собой. Столько вставных зубов! Нельзя так распускать себя! Я, как обычный местный служащий. Призову вас... Следите за собой, Алоизий! Мы, нацмены... Впрочем, какой вы нацмен! Так, изгой. Человек, который не следит за собой, легко становится сволочью. Даже инфаркт так не позорит человека.
   - Да-да...- протянул кто-то. - И такое случается.
   Исидор Игнатьевич немедленно повернулся на голос:
   - И такое уже случилось. А вы и не догадывались? Я, кстати, не слишком примитивен для интеллигентов? Или голод всё прощает?
   - АлоизийЈ родители дали вам звонкое имя, - подошёл вахтёр Иваныч и попёр на Челюсти. - Не пачкайте его замашками дерьмократа. Такие как вы загнали страну в болото. Вы-то, ладно, сидите хоть в жопе, а мы за что?
   - Идиоту хорошо быть идиотом, он-то идиотом себя не чувствует, - вздохнул я, - так было даже у великого художника Достоевского, не говоря о наших сверхидиотских временах...
   Я оглядел коридор, из многих кабинетов за нами внимательно наблюдали заинтересованные лица, больше известные как "возмущенная обчественность" и "подавляющее большинство". Что их привлекало, определить было трудно, но любой, даже малый пустячок, сильно встряхивал мутное болото конторы. Для "возмущенной обчественности" я поделился личным, обращаясь к Челюстям:
   - Я привык к страшным историям и ужасам. Мелкое убийство меня не взволнует. Проломленные черепа, четвертование, посадка на кол - ещё будоражат мою кровь, но всё реже. Вы лично что предпочитаете? Вы ещё не прыгали с двенадцатого этажа, по просьбе трудящихся?
   Челюсти икнули и сжались. Женская часть "возмущенной обчественности" ахнула.
   Конюхов тут же наклонился к Челюстям и негромко, но грозно сказал:
   - Когда мы перейдём от слов к делу...Вы догадываетесь, какое это будет дело? Страшное для вас... Уходи, сволочь, по-английски. Не дожидайся, пока тебя пошлют по-русски.
   В тревожную для Алоизия беседу вмешалась мягкая и добросердечная Стенокардия Абрамовна:
   - Господа, господа! Вы погружаетесь в пучину зла. Что и беспокоит. Будем бесспорно толерантны. Давайте в беседе пореже применять огнестрельное и холодное оружие. И так кругом взрывоопасно и неуютно, а тут ещё и вы станете стрелялки устраивать. В стране под них народу уже не хватит.
   Я завершил артналёт уже в дверь, потому что Челюсти, учуяв близкий мордобой, быстро скрылись:
   - Вы правы, уважаемая Стенокардия Абрамовна. Сегодня я проявлю своё великодушие. Аж самому приятно. Живи, пока Алоизий. А твоя демократия.... Если хотите знать моё мнение. Но вы его явно знать не хотите, всех мудаков интересует лишь его собственное мнение. Поганое и дебильное, как у всякого малограмотного козла. А моё... Ну и Бог с ним, главное - у меня есть мнение и уж оно точно - верно и справедливо. Предъявите равное, и я постараюсь увидеть в вас человека. До того, увольте, гражданин козёл!
  
   В новой жизни мы подвержены порывам
  
   Волки редко заботятся о зайцах. С какой стати?
   Мелкий классик.
  
   Вы еще не знаете, в новой жизни мы стали подвержены внезапным порывам, чего раньше и в мыслях не держал. С самого начала перепалки с Челюстями, мы так и подумали, вот возьмём и врежем кое-кому прямёхонько в лоб, и даже сильно. Найдёт на нас, представляете, неожиданный позыв к справедливости. И ведь больно будет, не сомневайтесь! Но после мы решили не взрываться по пустякам. После просто обычной жизни, самое увлекательное занятие - воспитывать самого себя. Кстати, дело наитруднейшее. Трудно решиться идти своей дорогой, жить своей жизнью, не унижая и не уничтожая других, не отнимая у них место под солнцем. Остаться человеком невероятно сложно в этом поганом и гнусном мире. Вот и повоспитывайся, повыдавливай из себя раба по капле. Раба-то, нам представляется выдавить легче, чем сволочь или подонка.
   А без самостоятельного самого воспитания, мягки мы, ой, как всё-таки мягеньки, несмотря на крайнее озлобление всеми новыми гнусностями жизни, жесткости так и нет почти никакой тк и не появилось. Во всем следует винить наше воспитание в семье, в основу которого были положены необходимые тогда бескрайний гуманизм и уважение к людям. Как промахнулись \наши любезные родители! Воспитывать требовалось волка, сволочь и подлеца. Ему по плечу и был бы дикий каннибализм Всенародноизбранного царя Бориски и жидовствующих властителей, никого другого демократическая жизнь, как оказалось, и не ждала.
   Дорогой наш читатель, давайте поговорим об этом с вами, как гражданин с гражданином. Убедите себя, будто демократическое законы нам это пока позволяют.
   Нам, настоящим мужикам, привычнее было бы пообщаться, как полагается, о бабах, о самой волнующей, кроме водки, естественно, теме. Но о женщинах перетереть разговор время у нас будет отдельное, не хотелось бы мельчить и о дорогом трындеть скороговоркой. Когда кипит душа - не до баб.
   Мы с вами будем исключительно строго научны, ведь в научной дисскусии довольно бессмысленно обсуждать анатомическое строение русалок или существование на планете Земля такого племени, как племя демократов - нелюдоедов.
   Успешно побеседовав о высоком сегодня, мы и дальше станем с вами вести беседы о чём-нибудь сложно понимаемом и, по возможности, крайне научном, хотя бы о возделывании кактусов в горно-каменистых землях средней полосы России. На неинтересные темы вы и без меня побалабоните с кем ни попадя, вежливо и задушено, как удавчик с кроликом...
   Так, кактусы? А что? Как и остальные политические темы в стране, темочка весьма научная и вполне беседоприемлемая. На шконках или на помойке. Слова знакомые? Мы видим и у вас глаза заблестели хитринкой, значит, вы тоже не из глупых.
   Большинству умных людей только там, на легендарных шконках и место в период расцвета демократии. Сейчас такое время, умных и хороших все меньше, их и не садят, и не стреляют. Они не существуют ни для власти, ни для господствующего хама-толстосума, а мне жаль таких людей. Если вам нет охоты топтать кирзу и питаться честным хлебом, то мы разойдёмся во взглядах на жизнь, а если вы всерьёз забили на демократические ценности...То мы - родственные души. Мы-то с вами знаем тот вопрос, который уже много лет не даёт покоя всем-всем. Давайте вместе обдумывать ответ на него. Нескладный, но неизбежный.
   Кстати, давайте договоримся, у нас будет частный разговор, беседа, как водится в элитных кругах - тэц на тэц. Понятно, если нам захочется, мы встанем к трибунам и обнародуем своё совместное официальное коммюнике, но только, всего лишь коммюнике, а не какое-либо далеко идущее и к чему-либо призывающее заявление. Не резон рявкать на всю Вселенную, во-первых, у нас голос хрипловатый и нефотогеничный, а во-вторых, кто нас будет слушать в мировом масштабе, так как мы мелочь пузатая и, в большинстве, случаев слабоинформированная...
   На правах автора и мы выскажем своё мнение, о животрепещущих вопросах. Мы начнём так: "Поздравляем вас, господа! И на нашу, широкую русскую улицу пришёл большой праздник. Разрешите нам высокопарным и пафосным штилем своей речи привлечь ваше внимание к такому долгожданному многими событию. Вы видимо заметили, праздник случился, когда все непосредственно увидели, что демократия, этот светоч и разум современного мира, наконец-то, шагнула и в наши скромные палестины.
   Почему-то мало никому не показалось. Наоборот, нам сразу подумалось, неужели эта история с хорошим концом? Сомнительно про удачный конец, судя по увиденному и прочувствованному на собственной, так сказать, шкуре. Сплошное, позвольте заметить, неприличие и форменное безобразие, и никак иначе. Тянет высказаться в оскорбительных выражениях. И в адрес демократии, этого воняющего и чадящего светоча, и свихнувшегося разума в целом окончательно больного мира. Почему мы напустились на милую и скромненькую демократию? Безусловно, мы поясним, откуда у нас такие грубые и нелицеприятные слова...
   Вся эта безобразия началась в годы появления в высшем кресле страны минерального секретаря Горбачёва, продолжилась в царствование полупьянейшего царя Бориски, заработавшегося над документами. Они там, в верхах колобродили перестройкой, свободой, суверенитетами, демократией, либерализацией. Колотило нас, простых, рядовых и обычных. Мы сразу тогда заявили нелицеприятно по известному адресу, и вы бы нас, пожалуй, поняли...Но нас никто не услышал...
   Какие удачные сложились наши дни, а уж потом и наши годы. В эти, демократические годы в стране стоял невероятный шум, гомонили и давились, будто у окошечка кассы, где выдают скудную материальную помощь, которая вроде бы и положена не всем, и которой хватит лишь некоторым.
   Мы бы определили это время эпохой торжества последнего разума и неумолкающего прогресса. Отчетливо пострадавших сразу не было выявлено, отставшие, в крупных количествах, имелись, но за горизонтом, и взгляд ещё не пугали. К благам они, судя по затихающим крикам, тоже не поспевали.
   Счастливчики предвкушали: погоним злополучных тоталитаристов-коммуняк и пойдёт манна небесная и поездки исключительно на Багамы. И вдруг - опа-на - взрывы почему-то, вокруг и в близости. Избранные резко гибнут. Стрельба начинается: отходят в мир иной менее удачливые. Недоумение в первых и последующих рядах. Как же так? Обещано было иное, почти благоденствие для тех, которые... А что имеем наяву? Остро хотелось благополучия...
   Последствия сего события, то бишь, нападения демократии, оказались точно такими, как и предсказывали наиболее проницательные из тех, с кем вы общаетесь у себя дома: по приходу всеобщих прав человека на нашу землю, полуграмотный алкоголик, непрезентабельный пьяница, царь Бориска начал учить нас теперь уже своей людоедской географии, показывая на раскалённой карте страны горячие точки - новые места кровавых боёв за светлое будущее капитализма, и иностранному языку, внедряя на нём общечеловеческие ценности - путана, стриптиз, ваучер, импичмент, дефолт, секвестр, пиар, рэкет, киллер...
   Жизнь после такого обучения становилась всё гнусней и страшней, процесс наваривания бабок потерял какие-либо следы цивилизованности, а понимание беды пришло ощутимо позже, вначале демократический романтизм пьянил нестойких и кружил голову хапугам. Вокруг всплывало непотребное - малиновые пиджаки, золотые цепи на немытых шеях, финансовые пирамиды, новые русские, евреи-толстосумы, олигархи... Новая гадость вздувалась, как пузыри из-под ног. Состояния надувались как шарики неизвестно кем, улетали неизвестно куда, в волчье болото капитализма, мутная вода рождала обезумевших, диких акул.
   Если вы, уважаемый, страдаете, то ваше страдание, на мой взгляд, почти не ощутимо. Считаете, горе ещё не слишком нас задавило? Когда началась вся эта звериная свистопляска в тёмные и сволочные годы, сначала была растерянность и оторопь - кругом голодные, бездомные, опустившиеся, потерявшие родных и близких в каких-то непонятных войнах, в невесть, как возникших горячих точках. Любое слово бесцветно и маловыразительно, чтобы описать всю гнусность упавшего на нас горя...Разве что война, оккупация...Но в войне можно добиться победы, вселенское горе не победишь...
   Потом несчастья стало так много, что вся жизнь и вся страна оказалась одним большим несчастьем, стало понятно - наконец-то страшная беда под названием демократия вернула нам, казалось бы, навсегда утерянное - нищету и унижение перед толстосумами. Сумела же подлюка. Мы уже давно знали, что некоторые к такой-сякой демократии шли семимильными шагами, поэтому, в общем, были готовы к прибытию кое-чего такого: будто со страниц книг великих классиков в жизнь на бескрайние русские просторы повалили босяки, попрошайки, убогие и рванина всех мастей, быстро народ демократизировали, многие бывшие советские люди так быстро привыкли к плохому, что оно стало нормой и правилом, никого не пугает и не ужасает, а вызывает лишь равнодушие и апатию.
   Давайте, дорогой читатель, почешем по русскому обычаю затылки, задумчиво и догадливо: "За что нам накостыляли? Вроде как не за что!" Достойная наступила новая эпоха, оставалось плюнуть себе в душу только собственноручно, посторонние там не только вытерли свои грязные сандалии, но и, с превеликим удовольствием, нагадили. Всё иное уже не имело смысла - обобранный, нищий и голодный, зажав в руке единственный документ, который ещё мог удостоверить твою личность - ваучер Чубайса, ты стоял униженно перед самодовольным, жирным гадом, который, с нерусским акцентом, втолковывал тебе, что ты - оболваненный тоталитаристами урод, а теперь полностью свободен и имеешь возможность пойти на все четыре стороны, хоть голым в Африку.
   Удивительная пришла жизнь, где пришлось ходить по краю пропасти, а за каждым углом ждало несчастье, мы ошеломлённо таращились по сторонам , честное слово, ведь на этом месте была раньше нормальная страна, а теперь такое ощущение, что мы либо окончательно померли и направлены вторично в ад, либо на другой планете очутились. Как там - на планете обезьян, то бишь, демократов. А где же люди и сама страна? Веков русской культуры, как и не существовало. Кто не понимает, поясню - русская каша варится в горшке, а человек в своей стране.
   Но довольно. На галопе можно сорвать сердце. Догадываетесь, о чём мы думаем? Пришла ли к нам свобода, на которую молились правозащитники? Как сказать... Свобода бродячей собаки никогда не была главной в России, а кроме неё в жизни бывают ещё три свободы: свобода, что дают власти, свобода духа, о которой писал Достоевский, свобода, что дают деньги...
   Мы высказываемся на злободневную политическую тему, потому что конченный абзац - вся ваша политика в рамках отпущенной народу демократии. Говорят, демократия была для страны неизбежна. Щас прямо, новости! Мы знаем только одно существенное дело на земном шаре, что имеет неизбежный конец, у всего остального - неизбежности не существует.
   Демократия штатовского розлива - манок, который выдумали для удручённых слабоумием малограмотных существ, такая увлекательная ересь, незаметно развращающая сознание, нас ей не просто одурачили, как с двумя "Волгами" в обмен на пустую, никчёмную бумажку, или провели вокруг пальца, пообещав ложиться на рельсы, нам впарили чушь несусветную под видом первоклассного товара.
   Демократы же не те люди, за которых себя выдавали, понятия - они и порядочность - не совместимы, людей они используют лишь в качестве ступенек для своего пути к власти и набивания собственных карманов. Для нас же в такой дикой демократии нет ничего, кроме отталкивающего и неприятного впечатления. Или вам нравится неприкрытый и откровенный грабёж? Как выяснилось, мы от нынешней, либеральной политики получаем обширную интоксикацию и продолжительный рвотный рефлекс.
   И у остальной толпы, не у одних нас, голова шла кругом... Хотя в круговерти мельканий вокруг нас каких-то типчиков, незнакомых субъектов, мужиков, баб, базарных тёток, самовлюблённых болванов, редких тупиц, откровенных алкашей и тихих пьнчуг, новых имен, фамилий, ехидных улыбок, подленьких подхихикиваний, косых взглядов, злого шипения, хотелось бы видеть маленькую толику человеческих лиц, понимающих и поддерживающих...
   Мы, как себя понимаем, вроде бы были рады, что в стране ввели демократию, только с самого начала, конечно, не поняли - зачем. Неужели от неё свихнулись все? Некоторые, возможно, помнят вкус мёрзлой картошки, так что не будем, уж совсем проклинать сегодняшнюю жизнь. Кое-кто отчасти уже смирился и с кособокой, явно ненашенской демократией, и дикой прихватизацией, чёрт, дескать, с ней - повального грабежа теперь никто не остановит, кое-кто впал в безобидный идиотизм, потому что так легче выжить - придурков особо не достают, включил себе "дурака" и вертись помаленьку.
   Печально для нас, многие человечки, дрожащие и запуганные, стоя на коленях, еще, может быть, на кого-то производят впечатление людей, пусть малограмотных, необразованных, диких и гнусных, но пока не обезьян. А кто уверен, что дальше они смогут стать нормальными людьми? Ответа нет...
   Разве вызывают они в нас глубокого сострадания их, раньше открытым и ранимым душам, угасшим теперь во мраке государственного тупика, личного неверия ни во что и бытового безбожия - страшном мраке, когда никто вокруг тебя ничего не понимает, никто ни во что не верит, никто никому не доверяет, все воюют протв всех, но всё вокруг подталкивает лишь к убогой рюмке водки, незатейливому греху с женщинами, а гнетущее забытье обретается лишь в языческом вое, злом и безысходном, не имеющем никакого выхода в вечность. Ответа нет.
   И всё-таки если это лучшие люди страны, то я бы закрыв глаза бросился бы в аргентину или в какую-нибудь другую Африку. Тигры всех сразу не съедят.
  

Весть о нашем походе дошла...

  
  
   В святом храме просьба соблюдать благоговейную тишину.
  
   Объявление в церкви заметил классик
  
   Появление главбухши в дверях кабинета было иным, нежели церемонией отъезда в финансовые структуры власти. Оказалось, что данное появление главбухши на пороге своего кабинета, давало старт не годами отлаженному ритуалу, а было кое чему другому. Появившись в дверях Виолетта уронила куда-то в пустоту, вроде бы также неизвестно кому, так сказать, без адреса, вместо обычного - "Пригласите ко мне Марфуту Пудовну!", она произнесла неожиданно - "А пригласите ко мне, этого работника...Табельный номер 71..." Коридор молчал, табельный номер 71 был для населения конторы какой-то озадачивающей непонятностью. В 618 кабинете, где обитал Бурундучный - Подручный с своими угрюмыми соратницами, разгорелся спор: одна вечно сомневающаяся и постоянно недовольная дамочка, если так можно назвать особу женского пола добровольно согласившуюся, прошу прощения, на государственную гражданскую службу недоумённо заявила: "Это что за собака такая - табельный номер? Он человеческое существо, или так - очередная фантазия Виолеты? И зачем эдакое непотребство человеку вообще надобно?" Вы теперь понимаете, и особа влезла на службу то ли с бодуна, то ли с голодухи, и государство уцепилось за неё не с большого ума. Другая не менее образованная служащая уже собиралась резко возразить своей коллеге, но тут взвился Бурундучный: "Клуши...Курицы недоучившиеся...Мымры безголовые...Каждому работнику при поступлении на работу присваивается табельный номер. По нему государству удобнее вести расчёты и следить за прохождением службы государственным служащим ..." "А-а-а... - разочарованно протянули хором его женские коллеги, явно обиженные потерей предмета спора. Вы представляете, как контора, приготовившись к привычной процедуре отъезда, поперхнулась и подавилась капризом финансовой богини.
   Виолетта появилась в дверях вновь и уточнила для дуболомов: "Пригласите ко мне новенького, что взяли в контору для оказания помощи...Как его там...Если уж нет соображения понять, что такое табельный номер...Ну, который движется по коридору на коленях..."
   Как его приглашать к Виолетте, никто пока не знал, ритуал такого приглашения утверждён и отработан не был. Это, что ползёт на коленях по коридорам, ёрничает и будоражит коллектив.Его ещё и приглашать. К самой Виолетте!
   Недоумение заполняло служебные кабинеты. Шутка со стоянием на коленях оборачивалась серьёзным делом. Стоило ему, значит встать на колени, перебулгачить контору и на тебе - его приглашает к себе на приём сама небожительница.
   Зачем, извините, небожительнице - главбухше потребовался крохотный клерк с клопиным жалованием, такое мелкое "никто" и звать его - "никак"? По кабинетам в этот раз не понеслось: "К Виолетте его! К Виолетте!" Между служебными столами поселились гнетущие подозрительность и растерянность. Мысли и догадки замелькали различные, но всё сводилось, прежде всего, к подозрениям о несправедливом распределении материальных благ. Одна мысль, что кому-то что-то дадут, обойдя тебя, лишает разума и более стойких философов.
   Эвон, да ведь новенький, есть такой слушок, пополз выпрашивать деньжат для Иваныча. А почему, собственно, Иванычу выдавать о деньги? Взять и выдать этому красно-коричневому коммуняке? Ну и что, если и жалование. Всем его не платят уже давно. Терпим же!
   Другие в своих недоумениях пошли дальше. А что, если и этому новенькому к тому же, к деньгам Иваныча, дадут ещё некоторый аванс в счёт предстоящего жалования за некоторые будущие годы? У нас всё возможно! А почему этого не будет сделано в отношении, тебя заслуженного и более нуждающегося? Отвалят ему с царского плеча, так сказать? А он, извините, кто? Этот пришлый, без роду-племени? И, простите, наглому хлюсту, за какие заслуги?
   В конторе немало более достойных работников, заслуживших получение заработанных денег. Скажем, Глина Львовна Нюхансон. Исключительно достойная женщина. Труженик по всей жизни, три образования за плечами, девять раз проходила курсы повышения, два раза отдыхала в Крыму, один раз профсоюзом премировалась поездкой в Белокуриху (не понравилось, мало настоящих мужчин). А ещё пять раз её фото, в поясном варианте помещалось на доску Почёта в Саду культуры и отдыха членов профсоюза работников средне-умственного труда. А забыли, что ли как она в декабре 1965 года имела от Босса поощрение поездкой на краткосрочное поправление здоровья в ночной профилакторий подшефной производственной капустно-засолочной базы "Великий водный путь". Заботилась же страна о её здоровье! А к юбилею фанерно-стружечного завода руку Глины Львовны крепко пожимал сам Флегонт Терапевтыч. А удостоиться пожимания правой руки от самого Флегонта Терапевтыча! Это равно - получить звание Героя в яростных боях во время войн!
   И резонно, вроде бы не забыть о стойкой труженице водохозяйственного фронта, потому что судя по ведомостям, начисление жалования Глине Львовне производилось, начиная с одна тысяча девятьсот..., ну, вы помните, с того года, когда Ельцин прилюдно на какой-то московской что ли трибуне прятался за бронежилет. А вот с выдачей жалования дело явно не заладилось, мягко говоря. Неужели Глина Львовна, ветеран водно-природного сражений, не достойна получить аванс, хотя бы в размере пары месячных окладов?
   Ксенофонт Писеевич Неначатый, возьмите его как личность, вот уж настрадался мужчина, но ведь какой груз на себе тянет, девяносто четыре месячных жалования уже причитается этому самобытному специалисту с тех самых пор, вы понимаете, о чём разговор, и его, значит, из списков долой? Кого, Писеевича? Да он, давным-давно бросил пить! И не запойный алкоголик теперь. А его мордой об стол? Какой махровый волюнтаризм, неуважение, пренебрежение...
   От стола к столу перекатывался вал огорчений и соболезнований более достойным кандидатам на получение жалования, нежели какой-то там, "конь в пальто", этот "новенький". Дискуссия и гнев нарастали.
   Доставил мне известие о вызове меня в начальственные апартаменты всё тот же Тони Дисбаланс, английский лорд, мой приятель по посещениям пивнушки, ныне конторский дворник.
   После того как я отправился в великий поход по коридору, он и Пантюха Охламонов замерли в подсобке у Ивановича, перепуганные моей дерзостью. На такой вызов - требовать от Виолетты выдачу жалования, по их разумению, отважится только сумасшедший, которому сейчас такое прилетит.
   Уловив главбухское приказное, Иваныч, не смотря на своё коммунистическое происхождение и на мои разъяснения проводимой операции, несколько струхнул и суеверно перекрестился, сказав охранительное - "чур меня" и обратился к дворнику:
   - Тони Британович, не сочти за труд, оповести своего кореша. Ох, чует моё сердце. Как бы чего непоправимого не случилось...
   Лорд Тони строевым церемониальным шагом, с перекошенным от напряжения лицом зашагал, отыскивая меня в лабиринтах.
   Я принимал уже вторые "сто фронтовых", теперь уже от мужиков мехмастерских.
   Тони остановился в середине коридора и выдал информацию от Совинформбюро:
   - Уважаемый сэр! Дубакин Вы.Ны, будь ласка! Ласково просимо соблаговолить ознакомиться с приглашением главного бухгалтера нашей конторы. Виолетта Михайловна предлагает вам посетить её для аудиенции, не далее, как немедленно, сейчас. Вас ожидают.
   Контора замерла от небывалого представления, мол, вон чего учудил этот коленопреклонный. Без особого труда добился.
   Мои соседки по кабинету, которых по жизни и трёхэтажным матом не удивишь, разинули рты и несколько приодурели - такое обращение, и таким тоном, как выдал Тони, ошеломляет непосвященных, вот что значит обычная речь простого английского лорда! Выходит, в конторе мало кто слышал английских лордов, клерки тоже, оказывается, не встречали в натуре, живьём, если можно так выразиться в королевскую сторону, царствующего монарха!
  

С нами соблаговолила беседовать Виолетта Михайловна

  
   В святом храме просьба соблюдать благоговейную тишину.
  
   Объявление в церкви заметил классик
  
   Согласно приказанию, я поднялся и потащился в финансовые джунгли конторы. Вроде бы я уже был на небольшом допинге, сам придумал аттракцион, сам нарвался, но кой-какие опасения заскребли в душе, верно ли ввязался в бой? Сначала был азарт, завёлся, взялся за помощь Иванычу, но ведь погонит сейчас главбухша и покачусь, как куль с горы...Не успел в конторе чуть-чуть пристроиться, а тут какие-то непонятки, неужели судьба опять повернётся ко мне тощим задом? Ой, как не хотелось бы...Как тогда обустроить нам нашу Россеюшку?
   - Разрешите присутствовать? - вежливо спросил я, постучав и осторожно приоткрыв дверь в кабинет главбухши.
   - Можете войти...- прозвучало изнутри. Голос был явно надменный и какой-то пугающий, чего-то ждёт меня впереди...Такое нам никогда неизвестно и слава за то Всевышнему...
   Я скромно вошел в главные финансовые чертоги нашей конторы и, естественно, сразу произнёс, как можно душевнее и приветливее:
   - Представляюсь по случаю вызова к руководству - Дубакин Вы Ны...Здравствуйте Виолетта Михайловна!
   В ответ донеслось нечто властно-царское:
   - Присаживайтесь... У меня будет к вам разговор...
   На вид, при ближайшем рассмотрении - цветущая женщина, но на мой вкус излишне похудевшая. Стройность к лицу женщин до тридцати, после ждёшь дородности и величавости. У меня русские привычки.
   Я слегка притулился сбоку обширнейшего кресла, в наших краях такая мебель шла в торговле штучно, по цене легкового автомобиля, хотя и отечественного, но, тем не менее, маркой не ниже "жигуленка".
   - Вы, собственно, кто?
   - Я так думаю, человек... Прежде всего...
   - Не о том сейчас...Не о мелком...Я сама скорее философ по жизни... О многом я догадываюсь сама, хотя мне трудно понять вас, простолюдинов. Мне, несомненно, интересно, как в детстве вас звала мама, где вы родились, но важнее - вы были личностью взрослым или сразу попали в неудачники? Не так важна ваша нынешняя должность. Вы же кем-то где-то были до того? Получали жалование, числились в штате, присутствовали на службе, заслуживали какого-то внимания?
   - В некотором роде доводилось. Годы говорят сами за себя, за плечами - кое-что серьёзное. Кого оно нынче интересует?
   - И вы озлобились? На весь мир? На людей? А мы ведь слабые и беззащитные...Порой помним свои детские маленькие глупости...Я малышкой - школьницей всё сердилась на деда. Он мне рассказывал всякие небылицы, выдавая их за правду. Я так горячо их опровергала. На даче дед рассказывал мне, что в лесу рядом живёт Злой Волчик. Не кровожадный, а деловой, ворует по участкам редиску и лук, и торгует ими на станции. Набрав немного денег, Волчик покупает в магазине пельменей, килограммов пять...Надо же Волчику чем-то питаться... Лесники просили Злого Волчика зайцев не трогать, их осталось так мало...А ещё деньги ему нужны, чтобы оплатить проезд в маршрутке. На маршрутке он доезжает до поликлиники, когда ему приходится лечиться от простуды. "Неправда! - кричала я. - Волки не ездят на маршрутках". "А где же им тогда лечить простуду?- удивлялся дед. - В лесу поликлиники нет...И до больницы ходит маршрутка..Такие вопросы ставили меня в тупик... Вам не интересны мои забавные детские огорчения?
   - Что вы, умиляет. Я сам рассказываю внучке много неожиданного. Спрашивает она меня, а как понять, что акула млекопитающаяся. Начинаю вспоминать, будто не раз встречал акулу в нашем гастрономе, где она покупает ряженку. Сердится - акулы не едят ряженку...Начинаю убеждать, именно ряженка из молочного нравится акулам. Не сливки же ей пить. Или про динозавров, где живут...С серьёзным видом начинаю убеждать, что динозаврюша Гаврюша живет в соседнем с моим гаражом. И когда я иду в гараж за машиной, то приношу ему в подарок бублики. Спорит...
   - Маленькие девочки и доверчивы, и в тоже время отчаянные спорщицы...Дед уверял меня, будто дружит с живущим в нашем лесу медведем Михайло Потапычем. Я даже ногами топала, вступая в спор, что нет в лесу возле дачи никакого медведя. Тогда дед вёл меня в лес знакомить с Потапычем. Мы брали букет цветов в подарок Потапычу и шли. Возле большой ямы, которую дед называл берлогой, мы останавливались, но там медведя не было. Дед начинал вспоминать, ведь Потапыч говорил ему, что уезжает на гастроли с цирком в другой город. Мы оставляли цветы у берлоги, дед уверял, зайцы передадут Потапычу о нашем приходе и скажут от кого цветы...
   - Внуки с дедушками и бабушками одиноковы повсюду... Они забавны и трогательны...Какая бы не была жестокая и подлая жизнь...
   - Видите, и вы можете оттаять. Сбросить защитную маску язвительного и убивающего словом человека...
   - Ни что человеческое человеку не чуждо...И мне уже, в том числе...Пугаюсь, если страшно. Морщусь, когда пью водку. Не отвожу глаз от миленькой мордашки. Устаю от бардака в стране. Плюю на демократов...
   - Мне многие говорили, вы не щадите чувства других людей. А люди испытывают уважение и к себе, и к нам, руководящему составу. Причем, большую любовь к нам, к руководству...Где-то и восторг, я знаю, обожание, восхищение. Людям свойственно восторгаться мудрейшими, теми, кто о них по отечески заботится... Не замечать видимую всеми любовь к нам, не достойно.
   - Я прошу прощения, возможно, за эти годы одичал, выпал из круга обожателей и влюблённых во власть. Если я думаю обо всех самое худшее, это только означает, что я хорошо знаю людей. Вы не поверите, сегодня они ещё страшнее, чем мы их представляем.
   - И у меня где-то далеко внутри страх остался...Но наверное неправильный... Может вы и поймёте...Я не Михайловна, Моего отца звали не Михаил. Он - Мисбах. Но во избежание... Страх какой-то... Хотя всю жизнь отец жил спокойно и счастливо, но всё-таки я была Михайловна. От греха подальше, заметил отец...
   - То есть, кровожадные большевики и коммунисты...Сатрапы - тоталитаристы...Мы вас боялись, но жили отлично! Будьте, значит, прокляты страшные коммуняки! А за что?
   - Теперь я уже и не знаю...
   ...Вот как случается в жизни, мы любим своих детей и внуков, балуем их, придумываем для них увлекательные сказки. Кажется, все мы похожи, дедушки и бабушки. Но, часто выясняется, мы жили в разных странах, ходили в разные школы, видели разный мир. Одни - мир деспота Сталина с его пресловутым ГУЛАГом, Брежнева с его застоем. Они всеми силами рвались в эмиграцию, в "западный рай". Другие жили в мире Великого Сталина, в его могучем Советском Союзе, пели задорные песни во времена Брежнева, любили ходить на демонстрации, обожали свою Советскую Армию...И ни за что не променяли бы свою любимую Родину! Наверное, мы никогда не согласимся с друг другом, мы из разных стран. Мы даже с разных планет...У вас не было космодрома...Вы и не слышали о космодромах, фарцуя пиндосовской джинсой с лейблами...А у нас была Гагаринская стартовая площадка...Плесецк, Капустин яр! У нас были заоблачные мечты! Непонятные для вас слова...
   Главбухша своими напыщенными фразами и нравоучениями о всеобщей любви к властям вызвала у меня позывы к одиночеству. Оно давно мне стало милей, а тем более меня тянет укрыться, когда вокруг начинается бомбёжка лозунгами, призывами, и уговорами с отчаянным пафосом. Побаиваться я стал ораторов, зовущих меня к свершениям...Явно обманут, как случалось уже не раз...
   - У вас загадочный взгляд... - размышляюще произнесла главбухша. - Он тревожит, и ты поневоле стараешься защититься... Тревога мало кому нужна.
   - Я бы назвал свой взгляд тлеющим... Или взгляд сгоревшего человека...Но со стороны виднее...Особенно женщине...Они проницательнее мужчин...
   - Как бы поделикатнее мне с вами...Я крайне деликатный человек... - ласково приступила, видимо, к основной теме беседы, Виолетта. - До меня краешком от сведущих людей донеслось, будто вы...Как бы помягче...Будто вы ведёте записки о работе нашей конторы, о её людях, о руководстве. И записки такие, как мне сказано, достаточно неправильные, вы в них как бы высмеиваете уважаемых людей, надсмехаетесь какими-то традициями нашего славного коллектива, шутите над нашими большими достижениями. Заметьте, я не утверждаю точно, но...
   К такому повороту я был не готов, не скрою, конечно, кое-что записывал в некую тетрадку, смешные такие, конторские случаи, нелепые высказывания, свои мысли о природе, об охране лесов и полей, но исключительно, мельком, мимоходом, только для себя, а вот поди ж ты, уже вовсю по конторе загуляло...Даже выводы уже сделаны, причём самого неприятного для меня свойства...
   - Ну что вы, что вы...- стал оправдываться я, - какие записки, какое высмеивание... Иногда черкнёшь мыслишку-другую, чтобы не забыть...Все мы где-то смешны и нелепы...И я, прежде всего, ничего страшного, думаю, если глупость запишешь, сам потом читаешь - ах, шельма чего сдуру-то наговорил...
   - Из рук вон неполезно такое рассуждение, оно режет слух и даже язвительно, - наставительно сказала главбухша.. - Я скажу вам больше. Низко поливать всех неизменно чёрным. Люди же в душе возвышенны и устремлены. Согласны? Полёт, небеса, окрылённость. А у вас в записях как ни глянешь - жуткая низость у всех. Завистливость, подозрительность, расхлябанность, сплошная порочность... А мы ведь, вы не сможете отрицать... Мы всё о других, и для других. Все в заботах о ближнем и дальнем. А как не идти к тем, кто сам не хочет жить лучше, зажиточнее, сытнее, правильнее.. Уговаривать, наставлять, но не очернять и издеваться над всем...
   - Правильно.- немедленно согласился я. - Пойдём даже дальше. Я постоянно размышляю, особенно с утра, как бы неплохо сделать людей счастливыми, пусть и без их ведома. Хлопот несравненно меньше, а итог практически тот же. Может быть, конечно, совершить деяние в их присутствии, но не обязательно. Главное же, определить минимальный набор, определяющий счастливую жизнь. Ну, там, горячая вода из крана ежедневно, обед с десертом, яблоки что ли или те же апельсины, домашние тапочки на два сезона... Особо определиться с нашим национальным напитком - с водкой. Бутылка в день или всё-таки на неделю? Я думаю, в таком важном вопросе, следует подключить всенародный референдум - не каждый день людей осчастливливаем.
   - Вот видите, и вы загорелись верной идеей,- с воодушевлением похвалила меня собеседница. - Не пасквили чиркать, а серьёзно идти к людям, жить их заботами... Любить руководство. Видеть в нём надежного друга и учителя...Наставника...
   Ага, пришлось сказать мне про себя, скольких друзей человечества знала история, но ведь пока уцелела. И ещё... Все помнят, что уже не единожды приходили в жизнь люди полные благородства, которые хотели изменить этот мир, сделать его чуточку добрее, чище, безопаснее, человечнее, но восстания против толстосумов всегда заканчиваются для рабов одинаково, прежним, гнусным стойлом и крохотной миской с дрянной похлёбкой. Герои и подвижники за людское счастье, человеколюбцы тоже были, бескорыстные благодетели, встречались, но все они сгинули под забором, в нищете, голоде и рубище. Печальный образец для потомков...
   Мои чудные размышлизмы были прерваны задушевным и проникновенным голосом главбухши.
   - Откройтесь мне, - проворковала Виолетта Михайловна. - Кто у вас сидит в печёнках, что вы так злитесь на род людской?
   - В печёнках у меня, обнаружен песок. Вот он, я предполагаю...Понятно, не густо, хотелось что-либо солиднее и поострее...
   - Как с вами трудно. - вздохнула главбухша. - Ёрничество не дает вам здоровым взглядом посмотреть вокруг. Если бы вы умели говорить приятное...То, поверьте, мир показался вам менее отвратительным...
   - У тех, кого бьют, выходит только стон, - веско сказал я, - а стоны приятными бывают редко. Вы, мне кажется, никогда не знали настоящего горя... Серьёзной боли, и той у вас, пожалуй, не было... Что считать приятным?
   Я помолчал, вздохнул и произнёс:
   - Мои глаза, как ни жаль, полны печали и грусти, а всем хотелось бы, да, возможно, и мне, чтоб и там плескалась радость...
   Ни слова про деньги не было сказано... Но на следующий день Иваныч получил серьёзную сумму, почти весь свой заработок за долгие годы и убыл в свои родные таёжные края на побывку. В конторе получение денег верным сталинцем, было оглушительным взрывом, от которого бошки снесло многим...
  
   Мебель и бордель, продолжение.
  
   Вы сейчас какую-то аксиому ставите, или я ослышался?
  
   Законный вопрос о непонятном...
  
   Утром бредёшь на службу, машинально передвигая ноги, а мысли всё те же, безотрадные. Для чего идёшь? И что творится вокруг? Ну что из радостного можно назвать? Парки запущены, обломки какие-то деревьев в запущенных зарослях, дорожки годами не метены, урны поворовали успешные ловкачи и увезли на металломЈ облезлые скамейки, часть сломана. Про музеи совсем не слышно. Кому теперь требуется культурная жизнь? Библиотеки дышат на ладан, детишек туда вообще не затащишь. Дворцы культуры распроданы. Рядом с нашим микрорайоном заводской Дворец культуры - громадная барахолка. В залах, где шли концерты китайским дерьмом приторговывают, пианино на свалку утащили...Все театральные и танцевальные кружки для ребятишек позакрывали, а в мастерских, где будущие Королёвы и Гагарины строили авиамодели - пивной бар со стриптизом... Мертвые театры, куда не ходят зрители... В местном зоопарке нет живого слона, про кенгуру мы и не упоминаем. Про нашу любимую кенгуру...и не упоминаем! Старый слон испустил дух, а на нового не найдут средств. Какой скажите слон? В детдомах нечем кормить сирот. Разруха, страшнее, чем во время войны. Зоосадик нынешний, какой он - не подберёшь и слов для сравнения. Освенцим - для зверюшек.
   Гнусно начинается новый день. Заходишь в контору, и охватывает густой запах пакости. К нормальным запахам, обычным и неизбежным, привыкаешь быстро, К пакости привыкнуть невозможно. Она бесит, тревожит и настораживает. От неё тошнит
   В кабинете мы сумрачно поздоровались с соседками. Отвлеклись на меня слегка и дальше закудахтали о чём-то с утра самом важном. Существо причмокивало чем-то за монитором. По радио гнали новости. Зарубежные "вести с полей". Крепко аккредитованные иностранные корреспонденты неутомимо выливали "всю правду" о грязных и диких варварах - русских.. На ланч русские ели живых младенцев, запивая их самогоном, целыми днями, без перекуров, расстреливали сами себя или сажались в пугающий цивилизованный мир ГУЛАГ. Из развлечений русских назывались гонки на санях, запряженных медведями. Эти вонючие русские лелеяли одно желание - Как бы захватить ни в чём неповинную, беззащитную Европу! Или отключить ей газ!
   Начканц Заливайко и две стервозины из кадров, ближайшие к нам угнетатели беднейших народов, обычным людям спокою, как показала и предыдущая жизнь, не предоставляли ни грамма. Он-то, скажем, с утра прилично датый, бродит по конторе в поисках и происках, чего с него возьмёшь, но эти-то, стервятники, обкуренные, что ли? То у них проверка с утра, не опоздал ли кто из конторских прибыть к служебному месту из домашних вертепов. То, опять-таки, пресловутая аттестация рабочих мест, суета и заморочки, почитай на целый день. Бегают по кабинетам, кричат, визжат.
   От нас требуется навести порядок на служебных столах: карандаш должен лежать в десяти сантиметров от правой руки, а компьютер устанавливается "перпендикулярно взгляду госслужащего". Обалдеть...Ежели у нас карандаш будет находиться в вертикальном положении, выходит, вся наша служба на благо государства побоку? Наших мозгов на постижение таких подводных тайн госслужбы явно не хватало, смотрим и другие, не лучше нас кривые от организационного напора ходят. Но вякнуть против, почти никто не решается.
   В таком же в угрожающем виде бешеная троица кинулась внедрять указание Босса по мебельному улучшению нашего труда.
   Конторская мебель, обращу ваше внимание, принадлежала к определённому стилю, его как-то в давнюю эпоху, ещё до внятного понимания человеческой жизни, назвали казённой, или если быть точным - казарменной. Почему к конторской мебели прилипло такое наименование, объясню - от столов, служебных шкапов и тумбочек навсегда и достаточно резко несло солдатскими портянками. Принюхайтесь? Вникли? То-то, мы о том и говорим . И хотя нынче такого не носят и не строят, но неистребимый запах остается, а в наших конторских стенах ещё и с тех самых древних времен.
   Мы питаем пристрастие к приличной мебели в казённых домах, но в конторе мебели, как таковой, не существовало: столы скрипели от приближения к ним, перед посадкой на стул, чтобы не упасть с него, приходилось несколько раз проверять их на прочность. Один взгляд, и вы бы тоже заметили, в каком бедственном и отчаянном положении находится казённая мебель. Вековая старость, не отрицайте, она не радость, вот мебеля и злятся, осознавая свой служебный тупик. Однажды, когда мы проходили мимо, на нас пытался свалиться шкаф, набитый почти тонной каких-то, служебных, но давно пожелтевших бумаг, мы, слава богу, успели вовремя увернуться, но бумаги из шкафа разбирали с пола после падения целый месяц.
   После исторической речи Босса всех попавшихся под горячую рукупа у проходной погнали воплощать в жизнь " великие идеи вождя" по улучшению. Понятно, мы как простейшая рабсила оказались, загнанными кадровичками - стервозинами, которыми руководил гневно-похмельный с начканц в угол вестибюля. Нам указали на воплощение в жизнь гениальной мыслюги Босса - сейфы из левого угла каждого кабинета переставить в правый. Мебель крутануть по часовой стрелке.
   - Передвинешь пять сейфов, а на шестом будет тебе счастье, - огласил своё мнение Егорка. Суровый артиллерийский взгляд начканца попытался остановил дискуссию:
   - Но-но... Разговорчики в строю! Про баб не наговорились?
   - Приятное никогда не лишнее, - отреагировал Егорка.
   - Возникли, как говорится, непонятные стороны в исполнении приказа, - следом подал голос Трофим. - С утра станем корячиться или завтра, как говорится, возникнет другой приказ?
   - Приказ возник один. И другого, я знаю точно, не последует! - отрезал бодрый начканц.
   - А я слышал, - высказался Конюхов из толпы. - Руководство собралось и обсуждает...
   - Слухи и непроверенные сплетни! - возбудился начканц. - Оставим напрасное. Надо приступать!
   - Кому? - пришлось переспросить мне. - Кому приступать?
   Заливайко не выдержал тона светской беседы и попер на наиболее огорчённых из первых рядов:
   - Так... Вот ты! - кинулся он на первого попавшего, им оказался Ганс Кочергин. - Выше голову! Ты лично в армии служил?
   - Старший сержант конвойных войск, - подтвердил стоявший впереди других Ганс.
   - Достойно! - вставил Егор. - Его надо немедленно чем-то наградить, товарищ начканц! Готовься Ганс.
   - Что за настроения в строю? - рявкнул начканц Заливайко. - Девки мерещатся?
   - Чего им мерещиться...- отпрянул Егор. - Вон Зиночка присутствует. Прелесть...Зиночка, вы сладкий сон или сладость наяву?
   Толпа с удовольствием засмеялась. Зиночка хотела что-то ответить, но начканц начальственно оборвал поползновения на нарушение:
   - Всем молчать! Работы непочатый край...
   - Как говорится, кому бы первому работу начать? - задумчиво проговорил Трофим. - Я вот брат десантника...Мне что, тоже в строй встать?
   - Что за разговорчики в строю? - прикрикнул начканц. - Про баб не наговорились?
   - Про них не наговоришься, - мечтательно сказал Егорка. - Давайте, что ли, ещё и ёще...Правда, Зиночка?
   Зиночка что-то опять хотела сказать, но вылез сержант конвойных войск:
   - Если на то пошло, чо я стою как дурень... Мне просто стоять или что-то вам ответить?
   - Разумно... Ну, если так, - обрадовался начканц, - тогда и рапортуй мне, как старший сержант: "Товарищ майор, к 14 по нулям сейфы будет переставлены! Согласно приказа!" Свои воинские обязанности помнишь?
   - Так точно! Помню и выполняю! - бодро выкрикнул бывший конвойный. - Откуда прикажете конвоировать на работы осужденных?
   - Конвой отпадает... Вольно! - расслабился Заливайко. - Сперва выполняй приказ Босса! Доложишь к 14 по нулям...
   - Давайте, как говорится, сверим часы...- рассудительно предложил Трофим. - Расхождения быть не должно. Как говорится, делу время, а потехе час...Первым делом самолёты, ну, а девушек...
   - Что за гримасы в строю? - прервал его начканц, - Женский вопрос трогает?
   - Их не только трогать... - не замедлил Егорка. - Их постоянно любить нам требуется...Правда, Зиночка?
   - Отставить любить... - заорал начканц. - Что за ненужная любовь в служебное время? Старший сержант Кочергин, 14 по нулям, понятно?
   - Так точно! - вытянулся в струнку бывший старший сержант.- А откуда мне известно, когда, то есть, к которому времени все сейфы передвинем? Прикажете угваздаться к четырнадцати по нулям?
   - Я тебе говорю! Я определяю срок! - строго произнёс начканц. - Рабсила ты и все остальные. Кому ещё не понятно?
   - Так точно! - теперь вытянулись в струнку и все остальные.- Мы рабсила! Угваздаемся! А кто сейфы будет переставлять?
   - Да-а-а...- философски опять начал я. - У всех свои обязанности. Кто-то играет на пианино, а кто-то его таскает. Возможно, это не все понимают...
   - А-а-а...- застонал Заливайко. - Он прошелся вдоль строя нашей толпы, остановился возле Простушкина и зыркнул тому в глаза. Сан Сныч тут же отреагировал:
   - Докладываю...Срочную службу проходил в стройбате...Какую дачу мы строили генерал-полковнику Идиотскому...Валентину Исааковичу...Он самолично ставил нам по стакану водки каждый час...И солёный огурчик...Стимул, называется...
   Начканц грозно цыкнул на Сан Саныча:
   - А тебе, боец не доводили в батальоне, как наказывается разглашение военной тайны?
   - Ефрейтор запаса Простушкин ничего не путает! Как говорил уважаемый мной старшина Барабулька - "Не мешайте в одном котле военную тайну со служебной необходимостью!" - пошел на защиту Сан Саныча я. - Он осознаёт, что по служебной необходимости каждый российский солдат обязан построить дачу любому своему командиру! Но место дислокации генеральской дачи, Простушкин ни за что не раскроет врагам! Военную тайну он блюдет!
   - Так точно, готов, как штык! Но под солёный огурец! И враги пусть пытают!- лихо отрапортовал Простушкин.
   Заливайко закрыл глаза и, в порыве дикого рвения, заорал диким воплем:
   - Какие дачи? С ума посходили? Я отдал команду! Сейфы и мебель приказано передвинуть! Время определено! Приступайте!
   - Нет вопросов, - мирно отозвался теперь я. - А всё-таки что с расценками? И когда последует оплата?
   Заливайко схватился за голову и отчаянно зарычал:
   - Что за дебилизм! Расценки и время оплаты будет определено позже... Приступайте!
   - У вас, Иван Тихонович, дорогой... - по-дружески начал я. - Сейчас у вас стойка несчастного, на которого внезапно напал африканский лев. Коллега, где вы на сибирских равнинах сумеете попасть в львиные лапы? Только в зверинце, купив в кассе билет. Кстати, не ходите в местный зоосад, напрасно потратите деньги! У меня сведения из первых рук. Лев в отгуле...Крокодил на больничном...Кенгуру там никогда и не было. И ещё, в зоопарке неделю назад сдох слон.
   - Во причуда! - изумился, прервав меня, Егор. - Взял и сдох?
   - Точно причуда! - продолжил я. - Представляете объём! Шесть тонн!
   Но переживал и нервничал...И будьте любезны, понервничал и - в мир иной!
   - Слон и, как говорится, от нервов? - теперь сомневается Трофим.
   - А вы, что думали, он от триппера загнулся? - давясь от смеха, вставляет Мишка Бугай.
   - Много вы, Михаил, понимаете! - строго объявил я. - И у слонов всякое случается. Но наш, загнулся от переживаний! Поэтому, Иван Тихонович, дорогой, ещё раз умоляю, берегите себя, не ходите в зоопарк! Без льва и слона, а тем более без кенгуру и крокодила, в нашем зоопарке смотреть нечего. И нервы берегите!
   - Про кенгуру я слышал...- машинально сказал, отупевший от наших побрехушек, Заливайко и вдруг вскипел:
   - Какой слон? Кто сдох? Вы что, все охренели? Триппер... крокодил на больничном? Слон какой-то, шесть тонн...
   - Да-да, некто слон...Был живой. Дети на него ходили смотреть, - объяснил я и добавил напористо:
   - А я к примеру, как работник, почти не нервничаю, а негодую изредка! Это когда у меня нет слов, одни вульгаризмы и междометия! Кажется, сейчас время вульгаризмов? Обменяемся мнениями на нецензурном?
   - Любое великое дело по русскому обычаю начинается с перекура, - успокаивающе и рассудительно сказал Конюхов. - Мы перекуриваем, а вы, Иван Тихонович, интересуетесь у руководства за оплату. Закуриваем, мужики?
   - Так точно! - отрапортовал бывший конвойный Ганс и достал пачку. Начканц постоял, хотел по-прежнему порявкать, но на него никто уже не обращал внимания...Он потопал по коридору и исчез за дверью боссовской приёмной.
   - Так и хочется взять и всех вылечить, - вздохнул я . - От тяжёлых болезней.
   - Для начала прививки бы сделать, - улыбнулся Конюхов. - Начальству от дурости...
   Поразмышлять на перекуре не удалось, начканц мчался по коридору с криком:
   - Всё решено! Вам повезло! Оплата сегодня! Исконно русский счёт - поллитра! Босс приказал... по ноль пять спиртосодержащего... на каждого работающего при передвижке.
   Марфута Пудовна согласно кивнула и молча указала нам на гору ломов.
   - Подходите получать верхонки, - строго объявила она. - Наливать начну после четырнадцати ноль-ноль. Посуда ваша, у меня спирт во флягах...Уразумели, гаврики?
  

Подлый выпад ржавого сейфа

   Первым для передвижки оказался сейф в соседнем с нашим кабинетом. Госслужащие дамочки вцепились в служебные столы и приготовились визжать диким голосом, процедура привычная. Сейфы тягаются раз в квартал, иногда чаще, в круглые даты, когда моча Боссу в голову ударит. Но не нам обсуждать деяния великих людей страны - бомжа Карапетова, уроженца Сумгаита, жителя общегородской Гусинобродской помойки, известной проститутки - дальнобойщицы Глафиры Турандот с Пьяного шоссе, Президента Ельцина, после работы с документами, и Босса, который издавна берёт пример со святого ему Ельцина и также глыкает виски до посинения.
   Мужики, которых мы своей сплочённой бандой выпихнули вперёд, сгрудились возле сейфа, оценивая его вес брутто-нетто.
   - Не поддастся, - уверенно сказал Простушкин. - Я его знаю. В прошлый раз... Да вы его помните, гастрабайтер в конторе дворничал, Ануслан-заде оглы Карманберинеси - галиев.
   - Как же, - подхватил Мишка Бугай, - это который жил с семьей в подвале, где у Марфуты сейчас холодный склад?
   - Точно, - согласился Простушкин. - Гражданин Тюбитейкистана, а парнюган ловкий. Девять детей на шее сюда припёр. Ишака своим ходом из Дюмшамбе пригнал. Хотел деньжат зарабатывать, катая в парке детишек на ишачке. Босс пообещал ему женский сортир под жилье отдать. Ну, рядом с Помаркиным, который квартирует в мужском.
   - И чо? - уныло спросил Лукьян Мимопроходил, разнорабочий из гаража. - Ишак сдох на третий день. Какой ишак в Сибири выживет? А Босс обманул Ануслана? И мне это помещение из-под сортира уже скока раз Босс обещал? Девятый год в сарае у тёщи гошкиной с семьей маемся... Как нас из независимой Туркмении выгнали, суки! Как не спрошу у Босса, когда можно заселяться, отвечает, погоди ты, размышляю. Ничего человеческого, жить, понимаешь негде! Раз не хочешь, так и скажи напрямки, чего людей дурить напрасно?
   - Не понадобилось помещение, - объяснил Простушкин. - Тогда, мы и глазом не моргнули, Ануслан первым на сейф кинулся. Сейф, понятно, огрызнулся - руку в двух местах Ануслану сломал и правую ногу до колена. На Центральном базаре у ворот хроменький подачки просит, сидит только, ходить ни в какую...Семья свалила в свой Тюбитейкистан, его бросила, на что им теперь этот голимый инвалид. А он прибился к какой-то бабуленции, пыхтит тут.
   Первый ряд суеверно попятился назад от сейфа.
   - Не бояться! - провозгласил начканц. - Сейф отечественный, он русских, наверняка, трогать... так больно не станет. Наступаем и никому ничего...
   - Русские, как говорится, вперёд! - предложил Трофим.- Люди, как говорится, во второй ряд.
   - Мысль верная, - согласился я. - Иудеи тоже говорят, человек невиновен до тех пор, пока не доказано, что он русский.
   - Ни за какие деньги не тронусь с места, - поддержал меня Конюхов.- С монстрами воевать не обучен.
   - Ха. Как бы не так... - крикнул начканц. - Мужики! Мне Боссом поручено объявить: за активную работу будет выдана премия...
   Не успел он договорить, как второй ряд рванулся на сейф.
   Шкаф, который вызывал обязательные образы мамонта или мастодонта, давно стоял заброшенным и почти забытым. В нём пылились бумаги царя Гороха. Вообще-то никакой он был ни сейф, обыкновенный металлический шкаф их плохонького железа, сооружённый в те ещё древние года. Стоял просто открытый, с распахнутой настежь дверцей. Я сколько раз в него прежде заглядывал, складывали туда всякий хлам и пожелтевшие бумажонки и долго он никому толком был не нужен. Но почему-то его не выбрасывали, а регулярно раз год этого железного монстра с громадными усилиями передвигали в иной угол кабинета. Операция каждый раз шла под лозунгом - "Реформируем госслужбы".
   И в этот раз если бы его никто не трогал, он же никому и не мешал, и не угрожал. Ржавел себе потихоньку. А здесь на него ринулась озверевшая толпа, кто хочешь испугается, я так думаю. Так вот, толпа потопталась и отскочила. Тяжёлую штуку на слабенькое понял- понял не берут, а кинулись-то на него дохлятики, а не мужики серьёзные. Мы-то как стояли, так и стоим, наблюдаем.
   И сейф вдруг неожиданно так хлопнул, что все кругом вздрогнули, а тётки наши в кабинете аж заверещали. Взял он и сказал своё "Ф", то есть самостоятельно захлопнулся на глазах изумлённой публики. Неудачно и в этот раз, я думаю, он совершил такое действие, потому что первой пострадала наша миниатюрная по телосложению дамочка Тулупкина, по имени Маргарита Ажгибесовна.
   Когда мужики отхлынули от сейфа, она с визгом пыталась пробежать мимо с сейфа на выход, вроде, испугавшись чего-то, и дверца сейфа, закрываясь, зацепила у неё приличный кусок платья, больше как бы половины.
   Ах, эти курицы, чего было визжать?- скажете вы и попадёте впросак. За сценой в кабинете наблюдал сам начканц, так что гениально сыграть роль; "Кушать подано!" или там "Вопль испуганной нимфы" нужно было в нужное время, в нужном месте и перед нужным человечком. Чего, видимо, Ритка и сделала...Находчивая бабёнка, дай бог ей хорошую карьеру на взятом ею поприще. Вы, Рита, сказали бы мы ей, с такими талантом и такими мастерами из руководства не на одном поросёнке до Лысой горы доберётесь. Если привыкните, я думаю, ещё голышом сновать туда-сюда.
   И хотя, вероятно, у неё был шанс спастись, но Тулупкиной как-то не хватило ловкости, и за платье её близко притянуло к сейфу. Я думаю, схватив дамочку, он захлопнулся навсегда, потому что внутри у него что-то лязгнуло, щелкнуло, и дверца прилипла к сейфу, вроде бы как намертво, на удивление сам по себе сработал замок.
   Нам-то, по сути дела сейф был не нужен, стоял себе да стоял, секретных материалов, которые требовалось прятать от чужих, шпионских глаз, конторе отродясь не доверяли, для хлама и других разных бумаг в кабинете шкапов хватало, чтобы заполнить их пустые полки, нам строчить документы надо было бы ещё полвека. Дверца у него была то прикрыта слегка, то внезапно, с оглушительным скрипом, открывалась сама собой, пугая наше кабинетное женское народонаселение, то есть, сейф вел себя свободно и непринуждённо, но на людей, следует признать, до сих пор откровенно не нападал. Чего Босс задумал тягать сейфы из угла в угол, неизвестная для нас загадка, но сам сейф, видимо, как-то на неуважение обиделся.
   Вы поставьте себя на его место. Живешь и живёшь себе где-то, предположим, в Узбекистане, и семья твоя живет, и предки жили, хорошо ли, плохо, богато ли бедно, но прикипел душой к этому уголку земли, сил немало все вложили и в дом, и в огородик, и скворечник на дереве испокон веков подвешен, привычка, обычай, да и нравится...Скажете национальность не та? Жили большой страной, не одну сотню лет... И вдруг, ты враг, твоя семья - оккупанты, тебе узкоглазые истошно орут: "Чемодан, вокзал, Россия!". Ты чего им плохого сделал? Твоя мама- врач спасала их детей от эпидемий, учила их молодых на врача, когда врачами узкоглазыми и не пахло, твой отец строил арыки и каналы, когда саммит узкоглазые экскаватор называли шайтаном и в ужасе бежали от него, а твой старший брат научил их играть в футбол. Но дикая ненависть в узких глазах...Ты уедешь, но вырываться с корнем из земли...Больно... Стыдно... Обидно... Как последняя рвань и шваль...
   Думаешь, сейфу такое понравится? Вещи - они тоже чувствуют боль, когда их грубо пинают, обиду, когда без причины их выкидывают на помойку, печаль, когда с ними расстаются и не поблагодарив за всё хорошее, что они кому-то принесли...Они могут и огрызаться, и пытаться сопротивляться, и как-то показать свой протест...И у них есть право...Мир есть не только то, что существует в наших глазах, не только то, что существует в нашем разуме... Природа обойдётся и без нас. А вот мы без природы?
   Вот сейф и взвился, мы так думаем, в ответ на несправедливость. Понятно и пацану - это неспровоцированная агрессия, нападение на беззащитного члена нашего коллектива. А всё серьёзнее, если задуматься. Но кто будет думать?
   Тулупкина даже, как следует и завизжать не успела, не считать же её испуганные охи и ахи за серьёзный визг. Чтобы уметь красиво и по-настоящему визжать требуется воспитание. Тулупкина же, по общему мнению, была дамочкой глуповатой, по крайней мере недалёкой, про культуру воспитания и говорить не приходилось, кого могли воспитать мама посудомойка и папа - сварщик. Во всяком случае не английскую королеву и не даму из высшего света, так, серенькую, хохотливую, базарную бабёнку, иного у посудомойки и сварщика не получается никогда. Какая уж тут духовность, не говоря про визг. Выросла просто дамочка, отдавшаяся исключительно своим мечтам о красивой жизни. Разве не заметно, при её вертлявости искомые мечты явно не осуществлялись и выходили ей боком, но, признаюсь, в обычной жизни, то есть за воротами конторы - весьма обаятельная женщина, мы потом не раз убеждались. Но что есть, то есть - в итоге мы уже и визжать интеллигентно в необходимых случаях толком не умеем.
   Тревогу забил начканц, с одной стороны, вояка, кому как не ему сообразить, что слабая дамочка попала в лапы разъярённого сейфа, а с другой, поддатый он был крепенько, а когда не поорать всласть, ежели выпьешь чуток сверху нормы, скажем, на пару-тройку стаканчиков?
   Что до сейфа или шкафа, которые повёли себя непорядочно, то, не беря во внимание их ответ на наше непорядочное к ним отношение, вы заметили - всё нынче несёт беду. Такое уж поганое время, что как бы не получалось - все и всё творили беду. К примеру, жил-был паренёк в небольшом городишке, рядовой учитель физкультуры, так бы жил себе дальше, но вдруг в стране случилась демократия, за ней навалилась прихватизация и паренёк оказался хозяином крупнейшего в мире алюминиевого комбината. Неожиданно и внезапно, даже для него самого. То, что парнишка перед этим создал вооруженную и зловещую банду, которая перестреляла с полсотни управленцев завода, только усугубляет наше знание , как все кругом валят на нас напасти. Так и сейф, нежданно-негаданно взбесившийся и начавший кидаться на людей...Мебель далеко не дура, она тоже кое-что понимает и видит. Раз уж Березовскому, Гусинскому и Ходорковскому позволено было отприватизироваться от пуза, до полной, так сказать, насыщенности, то почему бы и мебелям на людей в своё удовольствие не кидаться? Заметьте, я не назвал вышеупомянутых граждан грабителями или еврейскими бандитами.
   И даже, если мебель в эпоху безнаказанного бандитизма повела себя в русле наглости, то и её мы гангстерами не определяем. Вся, собственно, мебель вела себя бесконтрольно и непредсказуемо, хотела - стояла, хотела - разваливалась, а также вытворяла, когда и что ей вздумается. Бедственное положение мебели удручало, такая вековая старость, бесспорно, не радость и для изделий столярно-стружечного характера. Мы предполагаем, такое поведение конторской мебели было от её глубочайшей старости, так как мы все ей за века её существования уже порядком и давным-давно поднадоели, то застаревшие мебеля, выработав свой моторесурс, единолично прекращали свою дальнейшую деятельность и среди клерков.
  
   Контора идёт в атаку
  
   Начканц тут же по внутренней связи докладывает о событии Боссу и получает громогласный, на всю контору, но твёрдый наказ - прекратить безобразии со стороны бесконтрольно распоясавшегося сейфа. Безусловно, необходимо ввести события в установленные рамки, какому Боссу понравится, когда какой-то там сейф противоречит его руководящей линии. Тем более, противопоставил себя утверждённым приказам и распоряжениям, внесённым в журнал исходящих!
   Указание, как все услышали, получено. Но стоит значит, Тулупкина рядом с железным ржавым монстром и волнуется до слёз, грустно ведь, когда ты не имеешь возможностей ни присесть, ни отлучиться, не исполнять свои служебные обязанности государственного гражданского служащего.
   Первым на подмогу на место нападения кровожадного сейфа-монстра на женщину прибыл неутомимый и непотопляемый золотозубый профактивист. При его появлении, как полагается, возник крупный стихийный митинг персон эдак на десять.
   - Товарищи! Собратья и Сосестры! - сразу взял быка за рога активист.- Мне руководящим мнением поручено...Сейчас в честь данного несчастного случая, зловещего налёта коварного сейфа на нашу коллегу...Так сказать, уважаемую Маргариту Ажгибесовну Тулупкину, не взирая на грозящие нам напасти... Ура, товарищи! Начинаем грандиозный митинг.
   Золотозубый коротенько предложил председательствующего на митинга не выбирать, и приветственных телеграмм в адрес руководства страны преждевременно не направлять по причине важности момента. Конторский актив, несколько тёток из лаборатории проб и мелких ошибок, а также ряд представителей "озабоченной интеллигенции" немедленно зааплодировали смелости золотозубого.
   Тулупкина попыталась улыбнуться, что ей почти не удалось...
   - Извините, - перебил я активиста, - мне думается, актуальнее спасти нашу коллегу из зверских объятий зловредного монстра, а митинг проведём после завершения операции по спасению. В своё время над вами отсмеялись... Не доводите народ опять до гогота!
   - Спасать Тулупкину, спасать, - закричали мужики, толпившиеся в коридоре.- Кончай митинговать! Премия долго ждать не станет!"
   - Ну что ж, - скривился золотозубый, - я отдаю себя во власть большинства. Я умываю руки.
   - И руки умывать станем после избавления женщины от железного приставания. Приставать к женщинам мы и сами умеем, без всяким там железных шкафов... - загоготали наши записные жеребцы - производители.
   Зиночка Колечко, в девичестве Коровина, тут же сделал большие глаза и заойкала:
   - Ой-ой-ой... Видели мы таких. Приставалы.Алкаши несчастные.
   Егорка не замедлил съязвить:
   - Для тебя, Зинуля, что есть поползновение на прелести? Не вот так - о, девочка моя! Иди же ко мне, дорогая щучка! Прелесть, какая глупенькая и вдобавок восемьдесят пять кило невообразимой красоты...
   - К чему пытаться описать обаяние и прелесть? - назидательно сказал я. - Они не только дар природы, но и ответственность. Помните это Зиночка! Но, прежде всего, девичьи прелесть и обаяние - чудо, первое чудо света.
   Тут же жахнул, как из орудия Трофим:
   - Смотрите люди, не Зиночка, а все сто сорок сантиметров, как говорится, неописуемой красоты! И сто сорок сантиметров, как говорится, первого чуда света...
   - Счас прямо, - заспорила Зиночка, - у меня рост не сто сорок сантиметров.
   Я вмешался в перепалку:
   - Значит, красоты несколько сантиметров больше...
   - Сколько бы не было. Вся моя! За это меня и любят!
   - Девушка Зина, - ласково сказал я, - вы, пожалуйста, трудитесь на службе как можно добросовестней. Любовные приключения возникают во внеслужебное время. Мне так говорили.
   - Ах, я ещё и под запретом?
   - Зина, в беде наш коллега. А ты с любовной лирикой. Ладно, я скажу обширнее. Ты наивное дитя порока и очень крутая особа. На мой взгляд, проще поприставать к какому-нибудь военному танку, там хотя бы есть надежда, что уцелеешь. Поймите, милочка, женская красота -- не дар, а испытание. А посему отставить любовные дискуссии на корабле! Все на спасение!
  

Спасение Тулупкиной из плена

   До сорока лет женщины успешно зарабатывают сексом, а после сорока активно занимаются им.
   Классик.
  
   На вызволение Тулупкиной из железного плена бросились лучшие умы и руки конторы. К замку сейфа вначале нежно и несуетливо применили его родной ключ, сейф даже не отреагировал и остался неприступен, как был, с платьем в своей пасти. Ритка пока только жалобно улыбалась. Затем умельцы притащили с пожарного щита лом, и Трофим Громадин грозно заорал:
   - Посторонитесь лишние! Буду взламывать!
   Тулупкина робко всхлипнула:
   - А я не могу посторониться, он меня не пускает...
   И заплакала.
   - Ты, как говорится, наверное, уцелеешь. Я промахиваюсь редко, - пожал плечами Трофим и по-удобнее взялся за лом.
   Тулупкина взвизгнула и зарыдала, причитая:
   - Мне бы жить да жить. Я даже замуж собиралась. В сентябре...На будущий год...
   - До сентября мы вас из сейфа освободим уж точно, - успокоил я её. - Чего нам больше года- то тут возиться? В аккурат к свадьбе и поспеете.
   Пара ударов лома привели к тому, что Тулупкина в голос закричала: "Убивают! Спасите!" А сейф от угрозы ломом даже и не вздрогнул, оно и понятно, данное сейфовское изделие было изготовлено во времена великого Сталина, а уж тогда, я вас уверяю и это общеизвестно, умели многое, а тем более хранить и прятать секреты, потому каким-то ломом взять и извлечь из стального нутра сталинские секреты - совершенно пустое занятие, даже если и секретов там давно и прочно не было. Про Сталина мы уже всё выяснили подробно, не будем углубляться в те же джунгли.
   Тулупкина, в соответствии со своей женской сущностью, увидев, что убивать её прекратили, всё равно, в ответ на такие неудачные попытки спасения, продолжала всхлипывать и жизнь вроде бы ей стала не мила.
   Из механоцеха прибыл спец Костя Малошурупов с автогеном, кинулся полосовать распоясавшиеся чудовище, но и огнедышащее устройство оказалось бессильно перед механизмом сталинской закалки. Вот так-то, господа! На что другое, я не берусь указывать, но здесь, опять подтверждение, не отрицайте, Сталин велик!
   Взломщики в изнеможении уселись на пол, а сейф-победитель стоял целёхонький. Платье дамочки Тулупкиной, которая опять пустила серьёзную слезу о своей унылой участи, осталось за сейфом, пока он, черт его побери, победил.
   Сердобольные наши тетки нашли другой выход некоторого спасения Тулупкиной. Ей заявили: "Да ты, Ритка, сними платье! Все свои, чего там...Вылезай, такая-рассякая, из него, а то стоишь как приклеенная. Откроют, платье тогда заберёшь, а так хоть освободишься.
   При извлечении Тулупкиной из платья вызвались присутствовать почти все мужики конторы. Шум, гам, столпотворение, неуёмное желание некоторых дельцов пролезть вперед и принять участие в операции по спасению собственноручно. Представляете, что за шкурники примчались на выручку одной бедной женщины...
   Тут уж взорвался я, и официально заявил толпе страждущих комиссарского тела:
   - Попрошу лишних товарищей удалиться из кабинета, остаются только близкие коллеги и самые умелые специалисты по спасению женщин. К таковым, естественно, могу причислить только себя!
   В хмуром молчании обиженная толпа повалила из кабинета. Закрыв дверь, мы, близкие коллеги, то есть я и соседки Ритки по кабинету, принялись вынимать из защемлённой одежды пострадавшую. Ритка почти не сопротивлялась, только шептала: "Платье не порвите, оно мне дорого!"
   - Вы нам дороже, - успокаивающе сказал я. А мои помощницы тут же согласились, что потерять такого бесценного труженика, как старший специалист первого разряда по пересчёту неосновных матценностей Тулупкина было бы непростительной глупостью. Я тщательно прошёлся по изгибам фигуры Тулупкиной, проверил наличие переломов, вывихов и каких-либо синяков. Их, по моим ощущениям, не оказалось, и тут же подтвердил:
   - Приличными женскими фигурками просто так не разбрасываются. Такое нам ещё долго будет необходимо. Приготовьтесь начинаем спасать.
   Осторожно мы достали Тулупкину из платья, оно пока так и осталось приклеенным к сейфу, затем пришлось извлечь её из кое-какого нижнего, весьма пикантного дамского белья, его, оказывается, также прищемил злополучный наглец - сейф. Зрелище полуобнаженной Тулупкиной было весьма не рядовым в нашем убогом кабинете, оно радовало глаз и наряду с радостью от спасения человека создавало волнующую картину. Приковывал взгляд выдающийся тулупкинский бюст. Мы сразу обнародовали свой вывод, иметь такой обширный бюст - редчайшее деловое качество государственной служащей. К бабке не ходи, а можно точно предсказать, обладательница непременно сделает карьеру. Карьеристке только следует понимать, что невинность на госслужбе вышла из моды, а тяготы и трудности госслужбы для женской составляющей, прежде всего, активная сексуальная опция.
   Мы лично весьма увлеклись спасительными операциями, и в героическом порыве принялись было даже снимать с Тулупкиной ещё кое-какое бельишко, но соседки по кабинету засомневались в оправданности таких наших решительных поступков, хотя сама спасённая устало произнесла:
   - Ах, делайте, что считаете нужным! Я, как заново родилась.
  

Спасённые кадры делают карьеру

  
   Как всегда, за лаврами победителя сейфа после успешной спасительной операции прибыл начканц Заливайко. За ним пролезли две стервозины. Наччканц по-хозяйски погрозил сейфу и по-отечески обнял Тулупкину:
   - Какие у нас в конторе прелестно-обнажённые кадры! Как они неожиданно раскрываются в работе. И ведь порой, в суете, не замечаешь.
   Оглядев собравшуюся в коридоре толпу, Залдивайко деловито скомандовал:
   - Посторонних, временно попрошу очисть помещение. Руководству необходимы подробности спасения. Лилианна Адольфовна и Изольда Саидбековна, займитесь посторонними.
   И хотя в толпе кое-кто пробовал возмущенно пищать, две стервозины напористо угнали всех дальше по коридору. Начканц вопросительно поднял глаза на нас, но я негромко проинформировал начальство:
   - Группа защиты. Вдруг коварный сейф опять покусится.
   Конюхов поддержал:
   - Предстоят бои. Сейфы добровольно не сдадутся!
   - Резонно, - похвалил начканц и обратился к Тулупкиной:
   - Травмы, повреждения? Нужен детальный осмотр. Надёжнее у меня в кабинете, уважаемая.
   - Для вас, просто Маргарита, - засмущалась Тулупкина, и обворожительно повела голыми плечиками...
   - Ажгибесовна, - подсказала кадровичка, - Тысяча восимисят шештного года рождения, разведена, пользуется заслугами.
   - Вот-вот, заслуги важны. Заслуги, как же заслуги! Обсудим ваше положение, - значительно улыбнулся Тулупкиной начканц. - Вновь обнаруженным кадрам нужен карьерный рост. Вы согласны, Маргарита Ажгибесовна? Что у нас с отчеством?
   - Для анкеты... пожалуйста, я не против... - в ответ снисходительно улыбнулась Тулупкина.- Ой, я такая неодетая...И причёска, наверное сбилась...
   - Поправим, - коротко бросил начканц. - Всё в наших силах...И причёска и анкета...
   Услышав парольное слово "анкета", в разговор опять влезла кадровичка и забубнила наизусть:
   - Папа Маргариты Ажгибесовны - ветеран Монголо-киргизской автономной области Ажгибес Музафарович...
   - Какой области, не допонял? - переспросил начканц.
   - Монголо-киргизской АО! - отрапортовала кадровичка. - Так указано в документах. Воинственный народ. Было желание присоединиться к Великому Ираку. Не любят русские пельмени. Но пропало. Вместе с Ираком!
   - Я не спрашиваю, чего любят, чего не любят, - разражено сказал начканц. - Где это?
   - Левее от Чечено-Ингушетии, - вставил я.
   - Сориентировался. Спасибо, - высказался начкац. - Я визуально памятлив. Армейское! Только взгляну на карту. И вот оно! И чего там этот Ажгибес, который не любит русских пельменей?
   - Он...Отмечено...Именно, любит! - продолжил кадровичка. - Знает русский язык... Ранее пострадавший...Жертва, как оказалось. Украл всего лишь десять кобыл. Ныне реабилитированный. Мама: надомница- вышивальщица по шкурам КРС. КРС - крупный рогатый скот. На монголо-киргизском языке говорит, пишет и читает со словарём. Не судима, не привлекалась, не жертва. Одиннадцать детей. Мужской пол: Акай, Атай, Абай, Бабай, Зажигай. Женский пол: Алмаза, Бриллианта, Изумруда, Маргарита, Рубина, Кобыла.
   - Кто, опять не допонял? - перебил начканц.
   - Старинное монголо-киргизское женское имя - Кобыла, - заглянула в свои бумаги кадровичка. - По традиции даётся шестой дочери скотовода. Двоюродная сестра Маргариты Ажгибесовны сестра Бульбаши замужем за старшим сыном Едрита Хавроныча Уступкина Драмдамом.
   - Едрит, как его там...Уступкин, это кто? - обернулся к кадровичке начканц.
   - Не уточнено. Кто-то в руководстве...Аула или аила. Если вызывает сомнение, дадим запрос в соответствующие структуры, - отрапортовала кадровичка.
   - Он сосед наш по аулу....Водовоз, уважаемый человек, - пояснила Тулупкина. - Его все знают в районе.
   - Водовоз, это пойдёт. Достойная партия для сестры! Если уважаемый человек...- согласился начканц. - И для вашей карьеры солидный довод... Кобыла-то замужем?
   - Барат Камнидядев, у неё муж, - мило улыбнулась Тулупкина...- Егерь по горным баранам... Уважаемый в ауле человек...Четырнадцать овец.
   Мои соседки по кабинету многозначительно переглянулись и тихонько слаженно гуднули: "Дела-а-а-а...Положение..."
   - Положение для неё - лучше всего горизонтальное, - вставил неугомонный Егорка из нашей группы спасения.- Карьера идёт как по маслу.
   - Но-но, - остановил его начканц. - Не делайте поспешных выводов. Моя обязанность проверить кандидатуру. Человек из семьи пострадавших. Страна не забывает. Наш долг...И доложить руководству.
   - Какой вы ненасытный наставник женской молодёжи! - с некоторой завистью сказал я начканцу.
   - Ну-ну, - возразил мне начканц. - Не следует опошлять тему наставничества.
   - Что вы, как можно! - отозвался я. - Про женскую молодёжь сказано на предмет помощи. Помочь вам, как пожилому ветерану для нас всегда почётно, но вы для своих семидесяти лет хорошо сохранились!
   Перед заинтересованными собравшимися я несколькими широкими мазками создал картину - "Когда человеку - 76". Яснее ясного, полного маразма ещё не наступило, и умопомешательство только подошло, но уже нападают другие не менее натуральные природные болячки. Дурит давление, ужасает подагара, мучит артороз и артрит, не даёт покою остеохандроз. А ревматизм? Вы не представляете, какие пытки - этот коварный ревматизм! И вы не можете не понимать, как вас изматывает старческая диарея! Питание не доставляет радости, а каждая ложка супа сразу вызывает позывы посетить гигиенический водопадик.
   - Не понял? Каких семидесяти? - возмутился начканц.- У меня диарея? Ничуть не бывало. Разве что с похмелья. А это не в счёт?
   - Ах, ещё больше? Года, года...- удивился Конюхов и продолжил:
   - Ну, ясно, в боевых фронтовых условиях...Это ведь при вас сожгли Гитлера? Факт установлен исторически.
   - Оставьте болтовню. Какой Гитлер? Мы сами с усами...- отмахнулся начканц. - Пойдёмте, дорогая Маргариточка, я готов к испытаниям.
   - Наверное, я стану начальником отдела, - уходя, томно бросила Тулупкина тёткам -коллегам.
   С мужиками все было ясно и понятно: за геройские подвиги кое-кого ждала премия, не станем уточнять фамилию начканца Заливайко . Но всей женской частью конторы ситуация складывалась несколько заковыристей. У каждой из них случались свои проблемы и возникали ненароком заботы. Назвать кого-либо из них, к примеру, девственницами означало вызвать в конторе необузданный смех или смертельно оскорбить каждую из них. Не рискуйте! Почаще смотрите на часы, нынче времена демократии, не пропустите важного.
   О женском вопросе в целом, мы выскажемся так: русская женщина пала при налетевшей на страну демосратию и уже не поднимется никогда. Голод ломал и более сильные натуры.
   Вне любви женщина не существует. Вне любви она - не женщина, а потерянное существо. Женщине необходимо любить или быть любимой. Вне любви она пропала...А сейчас любви нет - всего лишь скачем от радости, что благодаря демосратии у нас секс завёлся. И голод последних честных баб добивает.
   Мало, кто может сегодня понять великое русской слово - недотрога! Ныне оно исключено в обычном своём смысле из русского языка. Меня охватывает печаль, когда усекается наш великий и могучий, когда теряется что-то важное из настоящей русской жизни.
   А что касается конторских тёток...К примеру, с карьерным ростом нынче у конторских женщин сплошь и рядом возникают недоразумения. Вы же помните, как от всей души хотели отдаться Боссу бабочки из отдела во главе с Эсмеральдой Тихоновной. И понимаете, в славном поступке самоотверженных женщин не просматривалось ничего личного, только забота о собственной карьере на пользу государству.
   Проявив зависть к неожиданной карьере Тулупкиной, тетки возмущенно забурлили, но это был шум завистников - ведьмачек. Какое карьерное положение возможно в пятьдесят лет и с мордой, страшнее чем у некоей чешско - американской еврейки Магдалены Олбрайт? Данная штатовская Магдалена хотя бы еврейкой была, что серьёзный козырь на весах судьбы, а тут, среди конторских претенденток - ни кожи, ни рожи, ни еврейского прошлого. Мы чего про Магдалену, чешско-еврейскую вспомнили? Она нас никогда не забывает и твердит: "Это несправедливо, чтоб богатая Сибирь досталась России!" А мы есть Сибирь! Так это нас Магдалена требует к себе в рабы? Для нас неудобно! У нас свои баре не хуже!
   Что касаемо Тулупкиной, то отдадим и ей должное, вроде тюха- тюхой, корпела за своим столиком тихим забитым мышонком, пискнуть боялась, а тут случай с сейфом и мгновенно сообразила про свой козырь - горизонталь. Но, с другой стороны, та же громогласная бабенция, Новодворская хоть засоображайся, а такой резкой карьеры у неё не случится, и ведь тоже не последняя еврейка.
   - Как стремительно растут молодые кадры, - сказал вдогонку Конюхов. - Только спаслась и уже вознеслась...
   - Растут огурцы в теплицах, Борис Михайлович, - поправил я. - Мы же видим с тобой, как охотно молодые кадры используются.
   - Чего, как говорится, их не использовать, - вздохнул Трофим. - Как говорится, хочешь иметь, готовься ложиться и отдаваться...
   Завершая рассказ о спасательной операции, добавлю, что передвижение мебели Босс быстренько остановил. Нам объявили: "Во избежание!" Ритку после проверки, а проверяли её неоднократно и начканц, и сам Босс, назначили начальником вновь созданного отдела учёта исполнения и неисполнения выданных Боссом поручений. Пусть будет так. Всё, что ни делается, делается к лучшему.
   И ещё, говорят, впоследствии Босс, узнав о нашем участии в героическом подвиге по спасению ценного специалиста, принял твёрдое решение вынести нам какую-нибудь благодарность. Была она или нет, узнать нам не довелось, к документальным секретам конторы мы допущены не были, но сердце всё - же греет - возможно, где-то, в какой-то официальной бумаге и имеется против нашей фамилии слово "благодарность". Любим , знаете ли, мы всякие награждения в свой адрес. А кто, кстати, не грешен?
  

Славный путь в российские олигархи

   Сын спрашивает отца:
   - Пап, вот раньше мы к коммунизму шли, а теперь идём к демократии?
   - Стоим мы сынок, стоим...Наш поезд остановили средь пути и грабят...
  
   Анекдот. 1 сентября 2011 г.
  
   У известного вам Сан Саныча старший сын как-то сказал: "Папа, а давай станем богатыми? Ведь богатым быть не скучно. По телеку только и говорят, богатей, богатей. Ты каким богатым хочешь стать?" Вот ведь какой оказался продвинутый у Саныча чилдрен, и про богатство, сопляк, уже знает, и про олигархов наслышан. Может вы и разругали бы своё подрастающее поколение, мол, не тем мысли у тебя паршивец, заняты, учи школьные задания лучше. Но Простушкин к просвещению сына отнёсся серьёзно. Простушкин вообще ко всему относится серьёзнейшим образом, мы не раз об этом упоминали. Санычу понравился подход юного Простушкина к житейским проблемам. Ведь не сказал же карапет язвительно: "Папа, ты такой умный, а почему небогатый?" Паренёк заглянул глубже. Поэтому Простушкин сыну сказал по-взрослому: - Да, сына, богатым, ой, как не скучно. Только, чтобы стать олигархом, требуется, гадство, много трудиться и работать, блин, не покладая рук. Не у всех, сына, хватает терпения и сил. А вот про одного мальчика я расскажу тебе поучительную сказочку.
   Саныч и рассказал сыну сказочку про юность отечественного олигарха. Я однажды слышал её в сашкином исполнении, он любил её повторять сыну, чтоб накрепко запомнил. Здесь сказка идёт, как вы понимаете в нашем скромном переводе на русский язык.
   Слышал, сына, я эту сказочку от моего корефана, дяди Лёни, помнишь, он у нас на Новый год ёлку на пол свалил и все игрушки побились? Чо его было ругать, да сына? Он же поддатый, естественно, танцевать пошёл. А дядя Лёня узнал о ней от своего дружбана, дяди Витюни, помнишь его, он у нас на даче, в мой день рождения, чуть баню не спалил? Понятно, выпимши чуток, человек, ему простительно. А дядя Витюня слыхал от своего кореша, дяди Толика, он в день рождения нашей мамы у нас с лоджии ящик с помидорной рассадой на какую-то тётеньку уронил...Тётенька на него и кричать сильно не стала, он же с пьяных глаз на свою тётю Клаву рассердился и принялся буянить на нашей лоджии, лыжи твои сперва выбросил, но ни в кого внизу не попал. Смешно, да, сына? А вот ящиком он угодил в ту тётеньку. Она вообще не кричала, просто её скорая увезла. И дяде Толику тоже её кто-то впарил, он не помнит и кто, он вообще никогда ничего не помнит. Как-то раз он получил зарплату и решил, что домой столько нести не стоит...А про сказочку? Хорошо сына, слушай, не буду отвлекаться
   Ясен пень, сына, за правду не ручаюсь, но за что купил - за то продал, но кода мне рассказали, то я сел прямо, где стоял. Короче, дело было, значит, так. В столице чьей-то родины, теперь многим уже непонятно чьей, городе Москве, некий Беня Березовский рос послушным, трудолюбивым мальчиком и евреем. Когда Беня вырос, а еврей взрослеют рано, как только начинают задумываться о деньгах, он стал не менее трудолюбивым, не менее прилежным и не менее евреем. Тогда он стал размышлять, то есть, крепко задумался. каким богатым ему стать. Они все, московские евреи, любят размышлять. Их хлебом не корми, а дай поразмышлять. Они на свою землю обетованную такую моду привезли. Знающие люди рассказываю, идёшь, мол, по тамошним кибуцам, а все вокруг сплошь только и делают, что размышляют. Напряжённо и основательно. Аж завист, говорят, кое-кого берет.
   Забыл упомянуть, тебе сына, что мальчик Беня был ещё и музыкально одарённым мальчиком, то есть, любил слушать различные песни на всяких языках мира. И ты бы, сына, на гитаре, что ли научился, тренькать, в жизни, сына, многое пригодится...
   Так вот, в то время, когда Беня любил слушать песенные композиции на разных языках, стала модной песенка: "Увезу тебя я в тундру..." Её все пели, как-нибудь на праздник я тебе , сына, её тоже напою, угарная песенка...Эта песня мальчику и еврею запала в душу, то есть, понравилась и он стал её часто напевать: "Увезу я кого-нибудь в тундру..." В тундре Беня не был, и она показалась ему заманчивым местом для личного обогащения, вокруг много говорили о "длинных рублях", которые платят на Севере. Длинные рубли сына, это зарплата чёрт знает какая большая. Хорошо бы и папке твоему такую получать, да не дают разные обормоты...
   А располагалась тундра, где ей положено, ты ведь географию изучаешь, сына? Учись лучше, не то я тебе зад-то начищу. Географию он не знает! На севере, судя по атласу, тундра, бурундук ты, не поротый! Вот прилежный еврейский мальчик Беня знал, где тундра, и до него дошло, что богатым быстрее стать в тундре, получая эти самые "длинные рубли", поэтому ему захотелось быть оленеводом и уехать на Чукотку, где живут олени и бродят местные чукчи. Это значит, сына, он наполнился глубоким чувством под названием романтика. Но после он вспомнил слова своего знакомого Шурика Лебедя, который сказал: "Самое смешное - еврей-оленевод!" Бене не понравилось быть смешным, ну не в кайф ему, сына. Он же, кроме того, что был не менее прилежным, был и не менее евреем. Из-за этого он расхотел осваивать романтическое оленеводство. Да и шут с ним, с оленеводством, сына, там в тундре, кроме романтики край как холодно. И длинных денег не захочешь.
   Или нет, кажется, про еврея-оленевода его знакомый Шурик Лебедь сказал много позже, во времена знакомство с Беней Березовским. Когда Беня собирался в тундру, они с Шуриком ещё не были знакомы. Короче, Шурик стал смеяться, уже глядя на Беню, который раздумал быть евреем-оленеводом. Забросив мечты об оленеводстве, Беня, тем не менее, остался евреем. Оставшись евреем, он не перестал размышлять, каким богатым он станет. С одной стороны он напрасно оставил Чукотку. Другой его знакомый Рома Абрамович не бросил Чукотку на произвол романтизма и вплотную занялся ею. Потому Рома, и побывав начальником Чукотки, не стал самым смешным, а подружился с умной девочкой Таней Дьяченко. Или нет, с девочкой Таней он познакомился вначале, а Чукоткой занялся позже. И коню понятно, не то, что нам, сына, Таня чья-то дочка, но для сказки, то есть для нас, данная загогулина совсем не важна. Чья Таня дочка, из какой Семьи - было важно для Ромы Абрамовича. Имея такую подружку, как умная Таня - известно, чья папина дочка, он, как у них в семье полагается, купил самую большую яхту ненашего производства, чужестранный футбольный клуб и стал каким-то богатым олигархом, оставшись при этом, не сомневайтесь, евреем. Чего он делал с чукчами, мало кому известно, но над Ромой никто не смеётся.
   С другой стороны, Беня тоже познакомился с Таней Дьяченко - известно, чьей папиной дочкой. Но он сына не фраер, он, как трудолюбивый, прилежный юноша самостоятельно выбрал свой путь, сумел приложить руки и к некоему полезному труду и на свою пользу, и своего государства. Жил, скажу я тебе, сына, этот трудолюбивый Беня на самой-самой окраине Москвы, в однокомнатной квартире на одиннадцатом этаже, в двенадцатиэтажной панелке,.. Так у всех, сына, московских евреев принято. Славные, подчеркнём, они люди, скромные очень. Эх, сына, нам бы квартиру в Москве, хоть на самой дальней окраине. Бывал я в Москве...Когда я служил в стройбате, сына, то под Москвой мы строили такие дома генералам. И вот однажды, сына...Что? Сказку? Отвлёкся я.
   Продолжу... мне не впервой, сына. С этой самой фиговой окраины, где обитал Беня, ближе и проще было пропахать до Рязани, чем до московского ГУМа,...А в ГУМе, сына, это тпкой самый главный советский магазин был, чего только в продаже не было, я сам видел, и на прилавках и под прилавками! Только бы деньги! Но, сына, как я был солдат стройбатовец, то и денег у меня - шиш. И Беня особо не шнырял по ГУМу, и с его зарплатой лаборанта, в незначительном столичном институтишке, нечего было волновать себя тамошними товарами. И это, сына, в обычае у московских евреев, не любят они выставляться и хвастаться своей зажиточностью.
   Утром Беня, еле втиснувшись в вагон, уезжал на электричке в сторону Москвы, на вокзале бежал на маршрутный автобус, который вёз его до конечной стации метро, после давился в переполненном вагоне подземки, затем пересаживался на троллейбус и через три часа оказывался на рабочем месте, в своём НИИ, где добросовестно принимался делать разные вычисление по математике. Трудно было, сына, Бене, но он не жаловался и не стонал. Московские евреи, сына, все такие терпеливые и не жалуются на трудную жизнь. И мы с тобой не станем жаловаться. Мы просто скажем: "Да пошла она к чёртовой матери, эта наша жизнь!"
   При Советах, сына имелись скучные времена, ни тебе тада ночных клубов, мол, вилы выкидные им в бок, ни дискотек на всю ночь. Ни-ни! Говорят кое-кто от этого страдал. А я отвечаю, и это правильно, сыночек! Запомни, сына, разгульная жизнь, сына, никого до добра не доводила. Вон Федька из сороковой квартиры, связался с шелупонью, по ночам и где теперь Федька? Сидит он, сына, в колонии за кражу. Заруби себе на носу, сына, не гоже, сына, по колониям рассиживаться.
   Ну и вечером, уже дома, наш Беня любил смотреть по старенькому телеку программу "Время". Всякое такое, о ходе уборки зерновых... Смотрит, сына, а сам в мозгу крутит, как он будет жить богато и посещать для покупок столичный ГУМ. Скорее бы наступило то время, мечталось ему, когда он станет счастливым.
  

Настало время олигархов

   Березовский любил всяких девушек -- блондинок, брюнеток, субреток, гризеток, спортсменок и балерин. Но женился обычно на порядочных.
   Ю.А. Дубов. "Рассказы о Березовском"
  
   И однажды его, бенино время пошло! Вокруг гремела перестройка, шумели реформы, стали расти миллионеры, некоторые становились олигархами, другие превращались в новых русских, успешные шили малиновые лапсердаки, цепляли златые цепи на свои бычьи шеи. И Беня стартовал в своё замечательное будущее. Уж он-то свой шанс не упустил! Недалеко возле его панелки строители заменяли деревянные шпалы на железной дороге на бетонные. Старые шпалы ненужными горами валялись возле насыпи. Они-то и натолкнули на мысль: а вдруг шпалы станут ступеньками к богатству!
   Беня кинулся к старшему из строителей: - Гражданин, простите, что отвлекаю, - смирненько так спрашивает.
   А тот ему, не менее вежливо: - Чем интересуешься, вьюнош?
   - А и скажите мне, из чего тудым-сюдым, сделаны шпалы?
   - Из древесины...- вежливо и поучающее говорит старший строитель.
   - Ну да? - как бы не верит Беня. -
   - А чо ту? - пожимает плечами строитель.- Эти, к примеру, хрен их разберешь, но поди, из кедра...Дерево такое, с шишками...Где орехи висят. Щелкали? И погнили шпалы не так крепко.
   И что приятно, сына, беседа идёт ласково, вежливо, не то что дядя Лёня, что сарайку нам строил. Напьётся, матюкается, орёт на всех. Ты не расти таким, сына. И матюкаться не вздумай! А то я слышал, как ты с пацанами лаешься. Отвыкай, говорю я тебе, а то просто выпорю и с синей жопой у меня походишь. Чо? Я отвлёкся? Тебя ведь, дубину такую воспитываю
   Ну, этот Беня у строителя в свою очередь спрашивает: - А возродить эти шпалы не получится? Посадить их, например, в землю, как саженцы и растить?
   Сперва старший строитель, не подумав, хотел послать этого Беню куда следует. Мол, ты чего обкуренный несёшь? Но, сына и он вдруг понял, что с детьми следует беседовать тоже уважительно, а не орать на них почем зря, как твоя мамашка. Чо она орёт, надрывается? Ну, нашкодил порой пацан? Так ведь не напился же. Не пьешь ещё портвешок с пацанами? Нет? Ладно, ладно...верю...
   То есть, строитель вначале, как рявкнет: - Ты че, в натуре, Иванушка-дурачок?
   А потом про детское воспитание вспомнил и опять вежливый стал.
   - Не...Ты не Иванушка, - говорит строитель. - Если чо...Дёргай. Твои проблемы, чувачок. Если тебе в кайф - поливай.
   - Да, мне нравится сказку сделать былью, - стал убеждать строителя Беня.
   - Делов-то! Кто запрещает? Это, как вскрыть банку консервов "Обжаренная килька в томате" и начать выращивать в аквариум, на подоконнике, из неё килечку слабосолёную. Прикинь, чувачок. На продажу. Промыл кильку от соуса и пустил в аквариум. Главное - следи, чтоб не переросла. Ага? Оживёт, так и радуйся, готовь черпалку... - расхохотался строитель.
   Он по своей недогадливости хохотал долго до слёз. После похлопал Борю по плечу и добавил: - Да не расстраивайся, мужичок. Хочешь растить из шпал кедры - расти, полоумный! Если что задумал, то как бог на душу положит. Бог, ты знаешь, есть чудо. Молитесь, достучитесь. И вам он сотворит чудо. Старайся, пробуй. А у нас работа.
   "Вот он путь к богатству! Ведь богатство у человека тоже есть чудо! " - жаром опалило Беню. Никто не догадался, а только сообразительному Боре пришла в голову мысль вырастить из шпал целый лес, собирать с деревьев шишки и на них обогатиться. Надо только трудиться, трудиться и трудиться. Бесспорно, такое ноу-хау только в умной голове могло зародиться. Впрочем, о чём мы говорим, московские евреи - сплошь ба-а-а-льшие умницы. У старшего из строителей Беня осведомился, нельзя ли ему взять себе несколько гнилых шпал. "Сколько утащишь - все твои", - разрешил строительный начальник.
   Вместе с приятелем Юликом Беня на тележке перетащил пару сотен шпал на дальний пустырь. Тяжеленые шпалы изматывали, но Беня крепился, понимая, только упорный труд, сына, поможет ему стать богатым. Терпенье и труд - всё перетрут - твердил известную мудрость Беня. Правда, мудрость была русская, но нет такого еврея, который что-нибудь не взял из русского. И выносливые они, сына, евреи-то. Тот-то раз, помнишь, сына? Идём с тобой домой. Мороз, ужас. А еврей возле базара колготками женскими торгует. Видал доблесть, дорогой мой сына? Евреи народ добычливый...видал... на дворе...отчаянный минус - они на посту! Забирает зависть! Задумайся, сына. Вот так! Лопату Беня выпросил у дворника, не покупать же, если можно выпросить, это давний секрет евреев, ему тысячелетия и. представляете, всегда применяется и приносить ещё какую пользу. пользу. Тот же дворник расщедрился и на ведро для полива.
   Как Беня трудолюбиво трудился, боже мой. Евреи народ, сына, до того трудолюбивый! Аж удавится хочется! Запомни сына! Ему ничего такого не надо, а только позволь быть трудолюбивым! Во как! Это не мы, русские, такие раз сякие лентяи...Да всякие другие, бездельники, болтуны. Чтоб нас черт побрал. Никогда, ты мой дорогой сын, а не будь болтуном, А будь как еврей! Понял,? А то мы, сидим, ждём у моря погоды...А евреи, сына никогда погоды не ждут. Берут и берут!
   Мы бывает, чуть что - и на обед. Покушать, то есть, надо - не надо. Закусываем, обжираемся. Всяким там борщом. А работа-то стоит! А евреи совершенно не такие - у них всё подчинено...Так сказать, работе. Какой ещё для них борщ? Ему чё в тарелке принесли, то и сойдет для пищи. Он, если на то пошло, и жениться не станет, чтоб только работушку не прерывать...Такие они стойкие, эти Бени! А у нас ? Помнишь, сына, как у дяди Потапа, неделю нас со свадьбы его сына не отпускали. А сколько можно былоза это время дел переделать, а мы за столами прохлаждались.
   Так вот, сына, на пустыре трудолюбивый еврей Беня с приятелем выкопали большие иямки и посадили в них шпалы, как саженцы. "Здесь вырастет густой лес!"- дали клятву себе приятели. Посадки они обильно полили водой из соседнего озерца, и дальше продолжали усердно ежедневно их поливать. Беня вставал рано-рано и перед поездкой на службу обязательно заботился о своих питомцах, обильно их поливая. И вечером после работы он ухаживал за саженцами. "Труд тоже большое чудо! Терпенье и труд- всё перетрут!" - твердил себе прилежный Беня. Впрочем, о чём мы говорим, московские евреи - поголовно неисправимые трудяги. Что есть чудо!
   Старый хрыч из соседнего дома, понятно, записной алкоголик и недоумок, увидев занятие приятелей, долго стоял одуревший, тер себе глаза и что-то мычал. Одно слово запойный... После часового размышления и пьяного покачивания организмом возле новоявленного, невиданного леса, он издевательски покрутил пальцем у виска. "Маловер! - заявили приятели. - Таких - не берут в олигархи!"
   Поддержала молодых лесоводов старушка с третьего этажа. Бабушку в очередной раз выписали после лечения из психушки, она со знанием дела оглядела посадки и мудро, тоном ясновидящей болгарской Ванги, молвила: "Нехай тусуются! Лишь в подъезде не гадили!"
  

Наконец трудолюбивых осчастливил навар!

  
   "Упорство приятелей, сынок мой дорогой, - продолжал Сан Саныч воспитательную беседу, - принесло, оно и понятно, победу. Благодарные шпалы, которые обильно поливали, дали ростки и покрылись отличной зеленой листвой. У евреев, сына другого и не бывает. Если они всем гамузом за чего возьмутся, так и считай навар им обеспечен. Так и заруби себе на носу - где еврей - там и непременно и мани-мани!
   И тут всё у Бени, полезло как на дрожжах. Такие деньжищи засветили, хоть в Лондон уезжай на ПМЖ. Шишки на ростках мгновенно уже виделись отчётливо, и громадные барыши были не за горами. Проще простого - Посадил шпалы, вырастил ростки, сорвал шишечки и продавай на все четыре стороны. ! И на тебе - капиталец солидный на кармане. Вот как бывает, сына, если выберешь в жизни цель, а не будешь болтаться в проруби, как...как дядя Лёня наш придурошный. Пьет только портвешок гниловатый, а нет чтобы шпалы где-нибудь посадить...И в Лондон!
   Небольшие неувязочки, конечно, сына, были и у Бени, как во всякой бурной, но окончательно денежной жизни. Ведро и лопату Беня как-то забыл вернуть дворнику. Орудия трудаэти дворницкие скромненько стояли в укромном уголочке, но без присмотра кто-то нехороший их слямзил, так что отдавать было нечего. Беня мудро рассудил: "И не обеднеет дворник без лопаты и ведра!" Наглый дворник беспринципно требовал возвращения имущества, напирая на то, что оно казённое и ему отчитываться за полученные орудия перед жилконторой. Канючил он каждый раз, когда встречал Беню. У нас, сына во дворе ты видел дворника Акимыча. Такой же пень нетрудоспособный и приставучий. Как идёшь мимо, обязательно привяжется: "Плесни самогонки. Плесни самогонки. А то заложу!" Убил бы, к чёртовой матери! И этого зануду с его ведром и лопатой, но тут, наверное, кто-то совершенно неизвестный, случайно пристрелил наглеца у подъезда в весьма ранний час. И дворника, ни во дворе, ни ЖЭКе особо не жалели, менты тоже, стрелка поискали не долго и бросили. А не будь сквалыгой, не лезь людям на глаза. Много ещё к той поре чего в стране случилось, сына. Ты был ещё маленьким и не помнишь, а у меня всё как перед глазами. Тот старый хрыч, борин сосед, взяв пример с молодых дарований, немедленно завязал шашни с алкоголем. Он, как бы бросил пить горячительное ежедневно, нацепил галстук и пошел в предприниматели, начал собирать на свалках "пушнину". Вот, теперь сына, ждём очередного олигарха. И дяде Толику тож, е бросить бы каждый день квасить и помириться с тётей Клавой...Золотой человек, золотые руки.. Кулибин! А пить не умеет.
   Благословившая Беню старушка, в очередной раз выписалась из сумасшедшего дома и официально заявила: "А в подъездах он не гадил! Как я предсказывала! А ежели кого и убил, не велика потеря - дворник!" Говорят, где-то есть Ванга, предсказательница. Столько напредсказывала. Ну и чего? Сбывшегося-то маловато. А у нас на Руси святой, в каждом доме свои Ванги, почище того предсказательницы. Олигархов напророчили - и на тебе, сбылось!
   Беня оставил службу в незначительном институтике, и быстро перешёл в олигархи. Бабла у его немеряно. С другой стороны, чего это быстро, с его-то умом и сообразительностью, с его-то прилежанием и трудолюбием! Будто он не московский еврей! Приятель его Юлик, как ты думаешь, чего? Он, сына, пошёл по пути Бени. Хотя и олигархом он стал по меньше, что означает - трудолюбия у него было меньше, чем у нашего Бени. А Беня? Что Беня, он стал БАБом! Знаменитым! Слышал, сына, про него говорят - БАБ? У-У-У, сына, высшая торговая марка! Бренд мировой! Всё заметное в нашей стране получает, сына, такие названия - ОРТ, ОПГ, МММ, ФСБ,ФСО, МХАТ, ЖЭК, БДТ, ГАБТ, ЗИЛ, КАМАЗ, ГАЗ, ВАЗ.
   Так в новой России, дорогой ты мой сын, зарождалась новая буржуазия, так родились, сыночек, новые русские с иудейскими торговыми марками. Запомнил теперь, сына, как они своими руками всё добывали-выращивали? Как, сына, со своими светлыми головами они становились успешными? Им, сына, непосильным трудом и обильным потом зажиточность доставалась...А ежели кто кого и убил, то...Чо у нас дворников мало? Правда же, сына?
   Короче, сына, я тебе скажу, кроме евреев, в стране умных не осталось, и БАБ - первейший из них. Но он, сына высшего умственного совершенства не достиг. Вот почему я на него так бочку накатил? Он, сына не ест пельменей . Не употребляет в пищу пельменя ни в каком виде, и капец! Морально опустившийся чувак! Смешно, сына, да? И неправильно. Пельмени, сына полезны! Не ешь пельменя, не соблюдаешь сына, главного закона жизни! А главный закон, сына, такой - "Даже собака пельмени не ест без водки!" Га-га-га, вот я тебя и насмешил. Да, сына?
   Вначале рассказав сказку, мораль её Простушкин не высказал. Да она, возможно, и не нужна, была мораль-то. Мало ли кого нынче убили, мало ли, что появился БАБ. И этого уже по горло на долгие годы. Но...Размышлял сынишка, первый раз услышав сказку, ровно неделю. А как-то придя со службы, Сан Саныч заметил, что кто-то в аквариум запустил обжаренных рыбок из консервов. "И для чего? - поинтересовался он. "В олигархи нынче пойду, батя. Начну рыбой торговать..."- солидно ответил сын. Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"