Фирсова Елена Владимировна : другие произведения.

Иван, крестьянский сын

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Иногда бывает интересно, что получится из простой русской народной сказки, если спроецировать ее сюжет на современность :))) И потом, экспериментировать очень интересно...


ИВАН - КРЕСТЬЯНСКИЙ СЫН.

Часть первая.

   Ему казалось очень неудобно сидеть за клавиатурой, а равномерное мерцание черно-белого монитора действовало на нервы и заставляло отводить глаза куда-нибудь в другую точку, лишь бы не видеть перед собой этого монстра. А самым обидным было то, что одноклассники явно в этом разбирались и посещали уроки и практические занятия по информатике с большим удовольствием и радовались тому, что у них в школе в этом году оборудовали единственный компьютерный класс в районе. У них вообще была передовая школа, которой все завидовали. Это было благодаря директору, считавшему школу своим домом, а коллектив - своей семьей, и всячески стремившемуся к идеалу во всем. Естественно, к тому идеалу, который именно ему казался идеалом. А остальные учителя и ученики время от времени думали, что он немного преувеличивает свои требования к окружающим.
   А Ване эти компьютеры не нравились. Он их боялся. Смешно сказать, но это было пока единственное, чего он всерьез боялся. До сих пор он всегда и везде чувствовал себя уверенно и крепко - так ему хотелось думать. А эта машина казалась ему такой неприступной и равнодушной, и вместе с тем хрупкой - двинешься неосторожно и вмиг ее разрушишь, как слон в посудной лавке.
   - Майоров! - прикрикнул на него учитель информатики. - Не задерживай остальных! Тебя ждет весь класс!
   Ваня вздрогнул, потупился и покраснел. Он и сам понимал, что его все ждут, но мучительно боялся нажимать на клавишу - на последнюю в его программе клавишу, ведь если в составленной им программе есть хоть одна ошибка, то после нажатия этой клавиши во всех компьютерах класса произойдет сбой, учитель начнет проклинать их тупоумие, метаться вдоль столов и исправлять машины... Ваня вздохнул. Так случалось всегда, учитель это знал и все равно заставлял ребят вводить составленные ими программы и тем самым раз за разом приводить компьютеры в состояние неисправности.
   Хотя гораздо правильнее было бы учителю самому проверять программы и отмечать ошибки, а вводить только те программы, которые составлены без ошибок - в виде поощрения... Даже с точки зрения логики так поступать было намного проще, не говоря уж о практической стороне вопроса, но учитель упорно заставлял детей нервничать перед тем, как нажать эту самую последнюю клавишу, а потом привычно проклинал и бегал вдоль столов...
   - Майоров! - уже грозно произнес учитель.
   Среди одноклассников послышалось хихиканье.
   Ваня вздрогнул, огляделся и с глубоким вздохом нажал на злополучную клавишу.
   По экрану тут же замелькали какие-то нечеловеческие надписи, буквы и цифры, этот хаос не поддавался вообще никакому контролю извне, а учитель издал хорошо знакомый трагический возглас. Ване стало жарко от стыда, он весь взмок и покраснел до самых ушей. Вокруг него были ехидненькие взгляды одноклассников, которые, в отличие от него, разбирались в информатике.
   И в самый разгар бури в компьютерном классе прозвенел звонок на перемену, после которого детвора в считанные секунды покинула помещение, оставив учителя один на один с проблемой. Только медлительный, даже неловкий Ваня Майоров ненадолго задержался и покраснел от смущения: книги не вмещались в старую, потертую сумку, как назло, цеплялись углами за "молнию", а тетрадки сгибались. Ваня чувствовал на себе не взгляд учителя - тот не смотрел на ученика, не способного постичь даже азы программирования, - но учительские мысли он улавливал безошибочно и безропотно соглашался со своей непробиваемой тупостью.
   В конце концов, Ваня устал воевать с книгами и тетрадками и бросился в коридор, стремясь поскорее избавиться от присутствия недружелюбно настроенного учителя и на ходу пытаясь-таки втиснуть учебники в сумку. Из тетрадок при этом вылетали мелкие, с кривыми краями, сплошь исписанные и исчерканные листки черновиков. Учитель окликнул было его по этому поводу - подобрать листки и устранить таким образом непорядок в виде мусора, но Ваня лишь прибавил ходу, полыхая на весь коридор покрасневшими до малинового свечения ушами.
   А ведь с его стороны это была не глупость и не тупость, а всего лишь низкая самооценка и детская робость, от которой он старался избавиться, но не знал, как, поэтому пока не избавился.
   В коридоре он столкнулся с Димой Ожеговым - одноклассником, жившим по соседству.
   - Ты чего так долго? - спросил Дима.
   - Да так, - махнул рукой Ваня. - У нас где?
   - В двадцать пятом. Кстати, Виктор сейчас предупредил: в конце урока будет самостоятельная, так что готовься.
   - Да я готов... А ты куда?
   Дима, в свою очередь, махнул рукой:
   - Забыл тетрадь по алгебре под клавиатурой.
   Ваня округлил глаза:
   - А что она делала под клавиатурой? Ведь была информатика, а не алгебра!
   Дима ошеломленно посмотрел на него, потом засмеялся:
   - Ну, ты даешь! Там же мои шпаргалки!
   - А зачем тебе нужны были шпаргалки по алгебре? - все еще не понимал Ваня.
   Дима пуще засмеялся:
   - Там шпаргалки не по алгебре, а по информатике! Ну ты даешь. Если сам не умеешь пользоваться шпорами, думаешь, никто этого не умеет?
   Теперь уже Ваня был ошеломлен. Он действительно не умел пользоваться шпаргалками и никогда их не писал, и ему оставалось лишь пожать плечами и пойти в двадцать пятый кабинет, где у одиннадцатого класса намечался урок математики, с самостоятельной работой в конце.
   Алгебры Ваня совсем не боялся, и самостоятельная работа его даже не волновала. Он был уверен, что справится. Их классный руководитель Виктор Иванович, математик, видел в Ване Майорове чуть ли не подлинный талант, требующий немедленного развития. Но талант этот, если и имел место быть в действительности, обречен был погибнуть в неизвестности, поскольку в семье мальчика ситуация была такова, что даже заикаться на эту тему язык не поворачивался. Сам мальчик мог бы понять, конечно, необходимость расти в плане специализации, заниматься самостоятельно, факультативно, готовиться к поступлению в вуз на соответствующее направление... Все это было нужно, но Ваня Майоров не проявлял ни малейшего интереса к математике, относился с неподобающим равнодушием к учебе вообще, хотя способности у него были не только к математике, а и к другим предметам тоже, и несмотря на все это, учителя не могли повлиять на мальчика из-за странного и безвыходного положения в его семье. Более того, каждый, ставя себя на его место, понимал, что поступал бы на этом месте точно так же.
   Они не имели права вмешиваться и потому лишь наблюдали со стороны, как таланты ребенка гибнут в самом зародыше.
   И только учительница биологии знай себе нахваливала Ваню Майорова, да учитель труда говорил, что у мальчика золотые руки. Но это было естественно, все удивлялись бы, если бы это было не так.
   К этому у него была, можно сказать, генетическая предрасположенность.
   Во всяком случае, он очень старался, и учителя это ценили.
   В этом смысле небольшая сельская школа гораздо лучше городской, претендующей на продвинутость, где учится масса детей, которые с трудом узнают представителей даже параллельных классов, а уж про другие классы и говорить нечего.
   А в Агеевской средней школе Арского района Ростовской области все друг друга знали, поэтому здесь царила почти семейная атмосфера. И Ваня Майоров был в этой большой и не всегда дружной семье не самым последним сынишкой.
   После информатики, которую Ваня стремился поскорее забыть, была математика, а потом - урок физкультуры. Как ни странно, этот предмет Ваня тоже не любил. Дело было даже не в том, что Ваня был слаб физически, наоборот, при желании он легко мог справиться с любым упражнением из тех, которые их заставлял выполнять учитель. А не выполнял он их по той простой причине, что не видел в них смысла - они были как дань традиции, никто не видел в них путь к здоровой жизни или вообще к здоровью.
   А еще Ваню очень смущал его старый-престарый спортивный костюм, купленный полтора года назад и не только потерявший приличный вид, но и вовсе не имевший уже никакого вида, он после каждого урока расползался по швам, и не было никакой возможности вернуть ему первоначальную крепость и хотя бы видимость новизны.
   Школьная программа увеличивала количество часов на физическую культуру, а Ваня ежедневно пыхтел над одеждой с иголкой и ниткой: денег на новую одежду у Майоровых не было.
   - Подожди меня, пойдем вместе! - окликнул Ваню Дима Ожегов.
   Ваня, уже почти закрывший дверь раздевалки, остановился. Честно сказать, ему не очень-то хотелось идти с Димой, да и вообще ему в последнее время все чаще хотелось побыть одному. Но у него не было причин отказываться от компании Димы.
   Тот не стал переодеваться, только снял курточку и сложил ее в пакет. Ребята покинули раздевалку и вышли из школы. Вокруг было уже совсем пусто, дети разбежались по домам, учителя, в большинстве своем, тоже уже разошлись. День стоял чудесный, майский, солнечный, зеленый. Всё вокруг светилось и даже как будто пело.
   - Странно, - произнес Дима и покосился на Ваню. - Такой прекрасный месяц, самый лучший месяц в году, когда так весело, и уходишь на большие каникулы!
   От избытка чувств он даже сделал пируэт.
   Ваня смотрел на него исподлобья:
   - Ну и что?
   - А бабка мне говорила, что в мае нельзя не только жениться или выходить замуж, но и предложение такое совсем делать нельзя!
   Ваня поморщился и уточнил:
   - Почему это?
   - А потому что всю жизнь маяться будешь. Глупо, правда?
   Ваня снова поморщился:
   - Да нет, не всегда.
   Дима присмирел и уже другим тоном поинтересовался:
   - А как твоя мама? Ей не лучше?
   Ваня вздохнул:
   - Нет. Доктор сказал, что для заметного улучшения нужны совсем другие условия, а у нас их нет.
   Дима помолчал, затем сказал негромко:
   - Ты только не говори никому, что я тебя предупреждал... Я просто ночью слышал, как мамка с кем-то по телефону трындела, так она такое про вашего Зуева выболтала - у меня даже уши повяли.
   Ваня стал совсем мрачным:
   - А что делать?
   - Слушай, бросьте вы его, а? Все равно ведь ничего путного не выйдет, а даже если твоей маме станет получше, он же все равно ее в могилу сведет.
   Ваня перебил:
   - Да знаю я! А что делать-то? Она ведь не ради меня на это идет, хотя, конечно, и ради меня отчасти. Но мы много раз говорили на эту тему, и она знает прекрасно, что я не боюсь никакой работы, могу и работать, и учиться сразу, я все выдержу!
   - Так в чем же дело?
   - А в том, что на работе я так и так не получу столько денег, чтобы оплатить ее полноценное лечение. Родственников у нее нет. Папина родня далеко, и они тоже вряд ли согласятся на опекунство над ней, а мне опекунство не предоставят, потому что я еще не достиг совершеннолетия... А без опекунства нельзя признать ее недееспособной. Понимаешь?
   - Нет пока.
   Ваня вздохнул:
   - А ей жить хочется. Она не говорит об этом, но она боится смерти, и не потому, что останусь один, она-то тоже прекрасно знает, что я не пропаду. А просто ей хочется еще жить. Понимаешь?
   Дима сокрушенно покачал головой:
   - Это неправильно. Она не должна так думать и поступать.
   - А кто теперь решится сказать ей в лицо, что это неправильно?
   - Никто. Вань, дела плохи. Не делайте этого! Он не даст жить ни ей, ни тебе!
   - А я-то здесь при чем? - удивился Ваня.
   - Как это "при чем"? Ты же сын!
   - Ну и что? Я буду претендовать на наследство, что ли? Или на бизнес его? Или, не дай Бог, на деньги?
   Дима, в свою очередь, вздохнул:
   - Да при чем здесь его бизнес? Ты что, совсем глупый, или только прикидываешься? Вижу, что прикидываешься. Неужели больше ничего нельзя сделать?
   Ваня мрачно ответил:
   - Можно, конечно. Но она уже не хочет думать об этом. Этот выход, который она видит сейчас, кажется ей подарком судьбы, и раз она так решила, то так и будет.
   - А ты повлияй на нее!
   - Ничего не получится.
   - Как не получится? Ты же сын, она прислушается к твоему мнению! Любая мать в первую очередь думает о своих детях, чтобы им было хорошо. А что хорошего ты получишь от Зуева?
   Ваня от злости даже сжал кулаки и воскликнул:
   - Да мне от него ничего и не надо! Лишь бы он маме помог! Ничего больше меня не интересует!
   - Так в том-то и дело, что он не поможет ей! Он же... Злодей он расчетливый, вот кто, и ты это понимаешь не хуже меня.
   Ваня немного помолчал, потом еще сильнее помрачнел, даже голос у него дрогнул.
   - Дим, я все понимаю. Я тоже не одобряю то, что у нас происходит, и мне очень не нравится Зуев, но я ничего не могу сделать.
   - Почему?
   - Потому что когда я ее вижу, у меня у самого сердце останавливается. Она стала на тень похожа! Как ей можно возражать в таком состоянии?
   Дима сопел и не знал, что ответить.
   - А ты убеги, - наконец, предложил он. - Нет человека - нет проблемы.
   Ваня посмотрел на него с ужасом:
   - Ты что? Как я ее оставлю? Ей же уход нужен, забота!
   Но через минуту молчания добавил:
   - Вот если я увижу, что он сам за ней ухаживает, то, конечно, терпеть его присутствие не стану и уйду.
   - Тогда может быть уже поздно.
   Ваня кивнул:
   - Может, и поздно. А сейчас я не могу.
   Тут они подошли к дому, где жили Ожеговы. Дима сразу оживился, вспомнив о вкусном обеде и играх с младшим братом и друзьями...
   - Ну, пока, - сказал Ваня, отводя глаза.
   - Приходи на футбол!
   Ваня встрепенулся, но тут же сник:
   - Если получится.
   - Постарайся.
   - Угу.
   Дима вошел в дом и сразу услышал голос своей мамы, которая сидела на кухне и с двумя подружками обсуждала кого-то, не таясь, очень громко. А кого им стесняться? Они же были все свои, и обсуждали, конечно же, самую актуальную новость на селе, то есть замужество соседки. Сельские жители вообще отличаются бесцеремонностью, они нисколько не считаются с неприкосновенностью личной жизни. Чужая личная жизнь - это лишь развлечение, как интересный сериал. Дима невольно поежился, так как вдруг подумал, что и сам однажды станет предметом обсуждения местных кумушек.
   Не то чтобы он собирался что-либо скрывать, но... Уж очень любят кумушки, мягко говоря, приукрасить действительность, а попросту насочинять того, что не было никогда и никогда не будет, но им почему-то хочется, чтобы это было свершившимся фактом.
   При таком отношении легко почувствовать себя абсолютно голым, даже просто проходя по улице.
   - А сегодня Галке совсем плохо, - поделилась новостью с подружками мама Димы Ожегова.
   Впрочем, эта новость повторялась изо дня в день.
   Дима снял кроссовки и ветровку и прошел в комнату, но и там, за стеной, ему было хорошо слышно все, о чем говорилось на кухне.
   А Дима, если честно, хотел бы от этих разговоров спрятаться, так они ему надоели.
   А кому бы они не надоели? Каждый день одно и то же!
   У Майоровых действительно все было плохо. Начиналась эта печальная история очень давно, когда Ванины родители, вопреки всем обычаям своей деревни, не стали получать типичную деревенскую специальность - тракториста и доярки - прямо на месте, без отрыва от производства, а возомнили о себе нечто большее, к удивлению всех окружающих, и уехали в областной центр, поступать в вуз. Кто внушил им такую мысль - неизвестно. Было такое впечатление, что они вообще первые в истории села Агеево, кто решил претендовать на высшее образование. Остальным такое и в голову не приходило, хотя приезжие специалисты не скрывали того, что высшее образование - это не только полезно, но и очень интересно. Все равно агеевцы считали, что вузы и вообще городская жизнь - не для них, дома теплее, и уютнее, и спокойнее, и главное - сытнее, так зачем еще куда-то уезжать на несколько лет...
   Кому это надо?
   А им было надо, и они уехали, никого не спросив, не заботясь об общественном мнении. Уехали сразу после школы, как только получили в руки аттестаты. Даже на выпускном вечере они выглядели не так, как все остальные - кроме радости, их лица выражали еще и предвкушение осуществившихся желаний. Они смотрели друг на друга, как молодожены, и для них не существовало никого и ничего вокруг, кроме их совместных планов на будущее. А остальные могли думать что угодно - по мнению Алексея и Галины, они просто завидовали чужой целеустремленности и даже просто тому, что у кого-то есть цель.
   А они, Алексей и Галина, уже тогда были словно единым целым.
   Это тоже могло возбудить в окружающих зависть.
   На следующий день они, все так же не замечая окружающих, собрались и уехали в областной центр. С собой они не взяли почти ничего, только документы и смену белья. Ведь они ехали открывать для себя новую жизнь, зачем же тащить с собой в новую жизнь лишний груз старого.
   Они без сожаления говорили всему старому "Прощай".
   При этом они были настолько уверены в себе и друг в друге, что им и в голову не приходила мысль о том, что что-нибудь у них не получится. Как у них может что-то не получиться? Ведь они так молоды, так увлечены, так готовы к борьбе! Хотя они еще и не знали толком, что такое борьба и как можно и нужно бороться, чтобы достичь цели. Но они были уверены в том, что бороться им все-таки придется, и приятно было ощущать в себе эту бойцовскую готовность, несмотря на то, что с их стороны это была не подлинная внутренняя сила, а скорее юношеская бравада.
   Они смотрели только вперед, и ничего, кроме будущего, для них уже не существовало.
   Но город их, конечно же, не ждал. Они синхронно провалили вступительные экзамены, он - в политех, она - в педагогический институт. Но возвращаться домой они и не подумали, и не потому вовсе, что потерпели поражение и им стыдно было показать свой позор односельчанам. Напротив, никакого позора они не испытывали, а решили просто, что получили свой первый жизненный урок, что настало как раз время пресловутой борьбы, время доказывать свою состоятельность. И они пошли дальше вперед, по-прежнему синхронно: они поступили оба в один сельхозтехникум, поселились в одном общежитии. Они продолжали быть единым целым. Иного пути для них не было и не могло быть, а если бы и был, то они им не воспользовались бы - они решили творить сами свою судьбу, и никак иначе. Они с презрением юности относились ко всему, не имевшему касательства к этой их юности, к их борьбе, к их судьбе, хотя это была игрушечная борьба и не родившаяся судьба.
   За учебой и заботами время пролетело незаметно, они быстро окончили техникум и как будто приостановили свой бег, озадаченные: а что же дальше?
   Но тут же поняли: домой возвращаться еще рано, не хочется. Следовательно, надо либо устраиваться на работу, либо учиться дальше. Они, нимало не сомневаясь, поступили в сельскохозяйственный институт, теперь уже без всяких проблем. К этому времени они уже повзрослели, избавились от каких-то качеств, какие-то качества приобрели, что впрочем, неудивительно. Но, если смотреть на них объективно, то они остались такими же, как были - молодыми, увлеченными и готовыми к борьбе. Пусть игрушечной, но все равно борьбе!
   Никакие проблемы, треволнения и неприятности еще не превратили их розовые очки в прозрачные. Майоровы продолжали жить в своем личном мире, сложившемся вокруг их пары, а остальной мир мог идти своим путем, он их не интересовал. Им хватало самих себя и друг друга.
   К тому времени у них появился сынок, Ваня, но не нарушил их гармонии, он вписался в нее, как необходимый ее элемент. Правда, они по-прежнему видели лишь себя и друг друга, и это было главным.
   Они вместе окончили институт, сынуля не нарушил их планов. Ведь они знали точно, что в каждой семье должны быть дети, хотя бы один ребенок, и они готовились к появлению ребенка, как к плановому мероприятию. Они не очень-то жаждали иметь детей, тем более так рано: еще во время учебы, но смирились с этой мыслью, с этой необходимостью в их общей, единой судьбе.
   Тем более что с практической точки зрения это было даже неплохо: чем раньше родишь ребенка, тем быстрее избавишься от связанных с этим проблем в виде плача, пеленок, детского питания... И тем скорее станешь молодым и свободным, а ребенку полезна самостоятельность...
   Впрочем, они очень скоро привязались к ребенку - примерно через неделю после того, как им сообщили в больнице, что он родится. Они вообще не умели долго переживать, не могли сосредотачиваться на проблемах и неприятностях. Вместе они окрашивали эти проблемы и не приятности в розовый цвет и превращали их в игрушечные барьеры и препятствия, которые им необходимо преодолевать в их игрушечной борьбе.
   Получив высшее образование, они вынуждены были все-таки вернуться домой, в Агеево. Теперь их статус существенно изменился. Они стали молодыми специалистами, их не видели в селе несколько лет подряд, почти забыли об их существовании, что их самих, признаться, вполне устраивало.
   И их внезапный приезд в родные места, как они и ожидали, произвел фурор.
   Прежде всего, их никто не узнал, так они изменились внешне и так давно их здесь не видели. В день приезда до самого вечера сельчане гадали, что за гости нагрянули к Майоровым, но без подсказки не догадались, да и после долго не могли поверить в это. Майоровы-младшие! Ожившие призраки! Вернулись на родину! И навсегда?
   С того момента у Майоровых-младших наметилось некоторое различие между составными частями единого целого. Животновод Галина не очень-то рьяно выполняла свои обязанности на работе - лишь бы не было нареканий от начальства. Все ее устремления сводились к тому, чтобы побыстрее прийти домой, навести порядок, приготовить вкусный обед, порадовать мужа чем-нибудь новеньким и необычайным. Интересы Галины сосредоточились на семье, на муже в особенности.
   А вот агроном Алексей на родной земле прижился и расцвел пышным цветом - он до крайности увлекся работой, хотя она и не заслонила главного, то есть семью. Он подходил к делу творчески и начал активно заниматься селекцией. Сначала у него совсем ничего не получалось, потому что климатические условия в их регионе не позволяли выращивать какие хочешь растения, да и первые результаты, когда появились, были ясны лишь специалисту, а простой человек не мог не только оценить их, но и заметить невооруженным глазом. Тем не менее Алексей проявлял заразительный энтузиазм, постоянно выбрасывал в мир массу оригинальных идей, сам их воплощал, проверял, по крайней мере, часть из них - на все у него не хватало времени.
   - Милый, ты все время куда-то спешишь, - шутливо шептала ему Галина вечером, когда они укладывались спать. - Такое впечатление, что ты живешь не в Агееве, а в Москве. По-моему, только там можно так суетиться.
   Он недовольно проворчал:
   - Суетиться, суетиться... А что делать? Я вообще не успеваю ничего! Только начнешь чем-нибудь заниматься как следует, как вдруг появится еще идея, или нужда, или, не дай Бог, заказ от нашего председателя...
   Галина тихонько смеялась:
   - Знаю я! Тебе любой заказ как будто пришпоривает мысли... В кого ты у меня такой творческий?
   Алексей огорчился:
   - Да не творческий! Разве это творчество? Это просто наша жизнь! А творчество... Творчество - это...
   Он остановился, чтобы подобрать подходящее определение, и размечтался. На лице его расползлась улыбка блаженства - видимо, он забыл про определение и думал лишь о том, какое бурное творчество развил бы он сам, если бы ему создали для этого подходящие условия.
   Он мечтал об опытной лаборатории, не зависящей от капризов погоды, сурового климата и недостатков финансирования... Ему нужна была всего лишь маленькая-маленькая лаборатория, не большой институт, но даже это было недостижимо, поскольку он не знал, даже отдаленно не представлял себе, каким образом такая, в сущности, простенькая мечта может воплотиться в жизнь. А ведь это не просто такая личная, эгоистическая мечта, а на благо всем людям!
   Остановившись на недостижимости такого счастья, Алексей вздохнул и перевернулся на другой бок, словно этим поворотом и сменой позы он переключался на более приятную волну. И впрямь, скоро на ум ему пришли мысли об уже достигнутых успехах, он снова заулыбался и открыл глаза. И тогда Галина вздохнула от того, что он, такой талантливый, никогда не получит заслуженного признания...
   - Милый, - шепнула она ему в ухо, - я люблю тебя.
   - Я тоже люблю тебя.
   Но, несмотря на недостатки обычной сельской жизни и сельской работы, Алексей радовался любым успехам в своей деятельности, как ребенок, пользовался известностью, которая давала ему силы двигаться дальше, не останавливаться перед проблемами. А идеи его при этом не только не иссякали, но буквально фонтанировали.
   Вскоре он прославился в пределах региона как специалист в области растениеводства, его рекомендации стали носить обязательный характер. Авторитет! Мнение! Это все подхлестывало его энтузиазм и стремление осуществить как можно больше из задуманного, претворить в жизнь лучшие проекты, самые перспективные и интересные.
   Вслед за этим о молодом, подающем большие надежды работнике колхоза "Агеевский" заговорили. Он получил несколько премий, одну из них - всесоюзную, в Москве, куда он ездил вместе с женой и сыном. Это была незабываемая поездка, которую супруги, со свойственным им оптимизмом, посчитали началом великого восхождения. В мечтах Галина уже видела мужа знаменитым ученым с мировым именем, в его помощи нуждается вся вселенная...
   Затем об Алексее Майорове узнала вся страна - из публикации в газете "Известия". Правда, страна узнала и сразу забыла об Алексее Майорове. Какое ей вообще дело до какого-то Алексея Майорова, если он не на слуху, живет в глуши, даже не просто в глуши - в настоящем болоте... Словом, у него не было никаких данных, чтобы стать мировой знаменитостью.
   Да он и не очень-то рвался в мировые знаменитости - его вполне устроила бы всего лишь маленькая-маленькая лаборатория, можно даже дома, и тогда он успеет, безусловно, реализовать все свои задумки, которые принесут пользу людям.
   Ведь это - самое главное.
   И это, по правде говоря, совсем нетрудно.
   Стоит лишь захотеть.
   А в семье у них продолжалась прежняя идиллия. Даже став взрослыми и набравшись опыта, Майоровы не избавились от розовых очков и жили с неиссякаемым оптимизмом, верой в себя и друг в друга и готовностью к борьбе, которая уже больше была похожа на пустую браваду. Но им было все равно - какое им было дело вообще до чьего-нибудь мнения? Они - организм самодостаточный.
   Так они прожили еще какое-то время, пока не наступил чудесный август, когда в сельской местности возникает изобилие всякой вкуснятины, начинается сбор урожая и массовые походы в лес за грибами. Это делалось по годами отработанной схеме: заранее договорившись с владельцем какого-нибудь крупного транспортного средства (грузовика или трактора с прицепом), то есть не частным владельцем, конечно, а с тем, у кого была возможность таким транспортным средством воспользоваться, и пообещав ему долю в грибах, энную сумму деньгами и, разумеется, по литру водки или самогонки с каждого. С раннего утра все сборщики грибов данной команды собирались у одного из них дома, часов в пять выезжали из села, в лесу разбредались по своим заветным местечкам, полянкам, оврагам, секретами которых никто не хотел делиться и не делился. Это святое. Потом, наполнив всю взятую с собой тару, народ возвращался к машине, забирался в кузов и ехал домой - усталый и довольный, но чрезвычайно довольный. Грибов в это время и в удачный год хватало на всех желающих, и были грибы на любой вкус - и для того, чтобы варить и жарить, и для того, чтобы сушить, и для того, чтобы солить.
   Иногда наступал период, "грибной ажиотаж", что ни грузовики, ни трактора не справлялись с потоком, особенно в выходные дни, и тогда такие команды рисковали остаться без транспорта. Тогда им приходилось кланяться владельцам еще таких средств, как телеги и колхозные лошади, смешные и добрые толстоногие рабочие коняги, причем некоторые из них, подгоняемые кнутом излишне рьяных извозчиков, проявляли поразительную прыть. Что касается комфорта такого путешествия, то он почти не отличается от путешествия в кузове грузовика или трактора, только держаться в телеге было не за что, да и людей в телегу вмещалось гораздо меньше. Тем не менее, такой способ ездить в лес за грибами, за неимением лучшего, был весьма популярен в селе Агеево.
   Во всяком случае, именно телегой решили воспользоваться Майоровы, когда им пришло в голову, что нехорошо отрываться от коллектива, и пора им тоже подзапастись грибами. При этом не последнюю роль сыграла воображаемая картина: вот они, ненаглядные, сидят зимой дома, вечером, после работы, за окном темно и страшно, бушует свирепая пурга, а у них на кухне тепло, горит мягкий, приглушенный свет, и они достают из погреба соленые грибочки, из специальной, самодельной кадушки, и едят их со сваренной "в мундире" картошкой, сочным луком и растительным маслом...
   И поскольку картины Майоровы всегда видели одинаковые, неважно, были эти картины реальные или воображаемые, то ни их лицах синхронно появлялись одинаковые мечтательные улыбки - ведь они по-прежнему были единым целым.
   Сказано - сделано.
   Они сходили в гости к Лёньке Анисимову и попросили отвезти их за грибами. Он, разумеется, согласился, но потребовал аванс в виде литра самогона или водки. Майоровы были слегка озадачены этим, так как сами не употребляли ни самогон, ни водку, лишь иногда позволяли себе красное вино. Но для такого редкостного случая они, так уж и быть, запаслись водкой. Анисимов выпил этот литр прямо перед отъездом и прокатил Майоровых, что называется, с ветерком. Те были в восторге от состоявшейся поездки и решили повторить. В тот раз они, наученные горьким опытом, сразу явились с водкой. Анисимов порадовался такому пониманию и причислил их к разряду постоянных клиентов, чем они должны были гордиться.
   Но эта поездка закончилась трагически. Анисимов разогнал бедную лошадь до немыслимой для нее скорости и не справился с управлением: вся колымага вместе с лошадью и пассажирами опрокинулась в овраг. От полученных травм Алексей Майоров скончался очень скоро, еще до того, как в селе спохватились, что их уж больно долго нет. Впрочем, спохватилась жена Лёньки Анисимова, а вовсе не знакомые или друзья Майоровых. Близких друзей у них на самом деле не было, и всем было безразлично, вернулись они из леса домой или нет. А вот за Леонида Анисимова было кому беспокоиться - его жена подняла большой шум, дошла и до председателя колхоза, не дала ему вставить ни единого слова и добилась-таки того, чтобы люди на машинах отправились искать благоверного, и в первую очередь это был сосед Анисимовых, участковый инспектор.
   Они увидели в овраге жуткую картину. Это было уже утро следующего дня. Тело Алексея Майорова валялось в грязи, наполовину погруженное в вязкое, болотистое дно оврага. Галина Майорова и Анисимов были придавлены краями телеги к земле и не могли самостоятельно выбраться. При этом они, казалось, находились в одинаковом бессознательном состоянии. Но, как выяснилось позже, по разным причинам. Галина получила тяжелые повреждения и была почти мертва, врачи в больнице очень удивились, как это она осталась жива при таких обстоятельствах.
   Что касается Лёньки Анисимова, то он был всего лишь мертвецки пьян, отделался несколькими синяками и ссадинами, через несколько часов проснулся и ничего из происшедшего вспомнить не мог. Впрочем, это было подозрительно, но лишь поначалу - ведь его тоже извлекли из-под телеги, а после такого количества выпитого спиртного немудрено забыть все на свете. Очень скоро подозрения на его счет окончательно развеялись, так как он искренне недоумевал, как такое могло случиться, и с радостной улыбкой сообщал односельчанам, до какой степени ему повезло, что он был пьян до беспамятства, ведь всем известно - какая-то магическая сила хранит пьяниц в любых передрягах. С этим-то утверждением все были абсолютно согласны - если бы он был трезв, то непременно погиб бы, как Майоровы.
   Впрочем, Галина Майорова не погибла. Ей сделали несколько операций, как в районной, так и в областной больнице. И везде она вызывала у медиков удивление своей живучестью: по их мнению, полученные травмы должны были убить женщину на месте, а она все еще жива, кочует из больницы в больницу, от хирурга к хирургу, и упорно не умирает. Галиной всегда занимались по остаточному принципу, полагая, что ей все равно уже ничто не поможет. И несмотря на это, тело Галины Майоровой было практически восстановлено, но без особых надежд на будущее. Ей требовался специальный уход, специальные процедуры, масса лекарственных препаратов. А нее не было на свете никого, кроме сына, который в том году отправился в первый класс Агеевской средней школы.
   Он не пострадал физически от той катастрофы лишь потому, что родители хотели отдохнуть от забот и побыть вдвоем на лоне природы, как это бывает в их любимых идиллиях. Они оставляли его на попечение соседки, мамы Димы Ожегова. У нее же он жил, пока Галину Майорову не привезли домой.
   У него самого о том страшном времени сохранились только смутные, туманные воспоминания. Просто куда-то исчез папа, а мамы долго не было, а когда она появилась снова, он ее даже не сразу узнал. Ребенку оставалось лишь принять все как есть, раз он не понимал, что же с ними случилось, и совсем не знал, как это исправить.
   Дима не выдержал и вышел из дома, так и не дождавшись обеда. Ладно, пусть эти куклы сначала начирикаются и разойдутся по домам, ведь не до самого же вечера они будут тут сидеть... Хотя от них и этого можно ожидать... Нет, точно нет, вернется с работы отец и разгонит мелких пакостниц, и обязательно потребует еды... Вот тогда мама надуется, как капризная девчонка, у которой отняли любимую игрушку, и будет изображать оскорбленную невинность. А отец примет вид падишаха, повелителя, не удостаивающего даже взгляда провинившуюся супругу... Как знакома была Диме эта картина! Он видел это ежедневно и привык до тошноты.
   Хотя остаться после школы без обеда не очень-то приятно.
   Мальчишки собирались на школьном старом стадионе. На новом тоже можно было собираться, и он был окультурен, оборудован, приведен в надлежащий вид, за ним тщательно ухаживали. Но новый стадион вовсе не привлекал мальчишек, они и на уроках физкультуры, и на официальных соревнованиях не слишком-то охотно выходили на эту, как ее называли учителя, арену. Они, мальчишки, больше любили старый стадион, весь заросший, окруженный по периметру непролазным кустарником, что делало его глухим, таинственным, заброшенным. Сюда никто, кроме мальчишек, не заглядывал, это была их вотчина. Они устраивали там свои соревнования по футболу, армрестлингу и рассказыванию анекдотов. Окружавшие их кустарник, лебеда, репейник словно отгораживали их от всего мира, переносили на другую планету, где существовали только они сами и их футбол. И никаких проблем.
   Ваня очень любил приходить сюда на футбол, но сам играл редко - у него не все и не всегда получалось, иногда он не помогал команде, а портил все дело, поэтому в игру его принимали неохотно, а он был не настолько азартный, чтобы переживать по этому поводу.
   Гораздо большее удовольствие ему доставляло следить за развернувшимся перед его глазами сражением и болеть за тех, кто ему нравился, с кем он дружил. Точнее, ему казалось, что он с кем-то дружит. На самом деле он был одинаково далек и от тех, кто относился к нему дружелюбно, и от тех, кто был к нему равнодушен. Это происходило оттого, что вопиющая нищета Майоровых не позволяла ему по-настоящему сблизиться с кем-нибудь из сверстников.
   И вообще, исторически в селе Агеево сложилось так, что к Майоровым никто не чувствовал особого расположения. За годы отсутствия в юности они стали здесь чужими, и вся последующая жизнь лишь подтверждала такое мнение. Мальчик, вдобавок, слишком рано повзрослел, и это также отделило его от всех остальных.
   - Присоединяйся! - крикнул ему Дима Ожегов, когда он появился на старом стадионе. - Нам одного человека не хватает. Репников не пришел, они в город уехали до самого вечера.
   Ваня не стал ломаться и присоединился к одной из команд. Он не проявлял искрометной активности, чтобы не навредить. Он давно смирился со своей врожденной неловкостью и старался, по возможности, не быть "слоном в посудной лавке", как он сам себя почитал.
   Неожиданно он оказался один с мячом перед воротами, решился ударить и промазал.
   Мальчишки засвистели, заулюлюкали.
   Он покраснел.
   - Ну, с кем не бывает... - неуверенно протянул Дима.
   Только он, Дима Ожегов, в силу того, что они одно время очень тесно общались как родные братья, испытывал к приятелю сочувствие.
   Правда, ему приходилось прятать свою жалость к обиженному судьбой Ване - того почему-то оскорбляла всякая к нему жалость.
   Дима этому всегда удивлялся: надо же, не мальчишка ведь, а голь перекатная, и при этом смеет оскорбляться жалостью к себе!
   Дисквалифицированный за неумение забивать голы в самых выгодных ситуациях, Ваня присел на краю площадки на старый, почти уже сгнивший ящик и стал следить за продолжением игры. Иногда он вздыхал от легкой зависти и думал, что однажды, когда у него появится свободное время, он обязательно займется своим развитием и обязательно тоже сможет виртуозно обращаться с футбольным мячом.
   Пока же у него были другие дела и другие проблемы.
   Прежде всего, он вспомнил об этом и снова глубоко вздохнул: его, ближе к вечеру, ждали колхозные механизаторы для очередного практического занятия. Два года назад, посоветовавшись с председателем, Ваня начал подрабатывать в колхозе, но ненадежная техника часто ломалась и подводила неопытного работника, поэтому решено было, как говорится, без отрыва от производства, научить Ваню разбираться в технических средствах. С первого же раза механизаторы обнаружили в своем ученике талант, который позволил ему очень скоро освоить весь парк сельскохозяйственных машин, имевшихся в районе. А теперь он мог самостоятельно починить не только какой-нибудь трактор, но и грузовик, а уж легковую машину любой марки он собирал и разбирал буквально с закрытыми глазами.
   В селе его услуги по ремонту были очень востребованы, тем более что с ним можно было расплатиться не деньгами, а продуктами, да и денег она брал намного меньше, чем все остальные, и работал быстро и качественно, и - главное - не пил спиртного, а все другие специалисты требовали себе обязательно еще и выпивки.
   Его душа искала себе путь развития и точки приложения сил, а еще он в своих увлечениях спасался от безнадежных мыслей и страха перед будущим, которое надвигалось неотвратимо и лишало последнего спокойствия.
   Мысль о будущем отравила и удовольствие от игры в футбол, и удовольствие от просмотра чужой игры. Незаметно для себя Ваня нахмурился, отвлекся от спортивной баталии, и сидеть ему вдруг стало неудобно. Пришла в голову и извечная, надоевшая ему с раннего детства прагматическая правда о том, что футбол - это, без сомнения, приятно, но занятия в колхозе еще и полезны, и от умений, а вовсе не от футбола напрямую зависит его жизнь и процветание, и, в конце концов, когда станет-таки нормальным человеком, вот тогда он сможет гонять в футбол сколько душе угодно...
   Ваня поднялся на ноги и отряхнул штаны от земли и травинок. На него сразу же обратили внимание.
   - Ты куда? - спросил Дима.
   - Мне пора, - сглотнув от обиды, ответил Ваня и ушел.
   Под воздействием этой неутешительной правды он был вынужден отказывать даже в таких мелочах, которые мог себе позволить. Все хорошее, что только бывает в жизни, он привык откладывать на то гипотетическое, воображаемое время, когда он, по его выражению, "станет нормальным человеком". Он не очень ясно представлял себе, что именно это означает, и момент такого превращения казался ему слишком отдаленным, но у него была такая цель, и он к ней, по мере сил, старался двигаться.
   Мешал недостаток знаний, но зато помогал полученный уже жизненный опыт.
   И было очень трудно.
   Так трудно, что даже иногда хотелось плакать.
   В колхозе его появление не вызвало никакой особой реакции, он просто переоделся в свою "спецовку", как здесь называли грязную, пропитанную ГСМ одежду, в которой все работали, и подошел к трактористам, разобравшим мотор и искавшим в нем неполадки. Они возились с этим агрегатом уже полтора часа, спорили над ним до зубовного скрежета, но причина поломки ускользала от них, как вода в песок, и они уже готовы были дойти до рукоприкладства, хотя уж это точно не приблизило бы их к ответу.
   А Ваня окинул мотор свежим взглядом и сразу определил, в чем дело.
   Сначала трактористы молча переглядывались между собой и сердито посматривали на излишне прыткого ученика, потом проверили его версию.
   Он оказался прав.
   Тогда они посветлели, заулыбались и стали хлопать Ваню по плечам и по спине, как равного. Еще бы - он сэкономил им массу времени, которое они теперь могли употребить на другие дела.
   А ему самому было крайне неловко от своей неожиданной правоты, настолько он не привык даже к маленьким своим успехам.
   - Ванька! Ты - голова! - хвалили его трактористы.
   Попутно они снова собирали мотор, улыбались Ване и предвкушали хорошую выпивку после рабочего дня.
   Он улыбался им в ответ, машинально вертел в пальцах запчасти от сеялки и думал, что они ошибаются: он - не голова, а в первую очередь руки...
   Кстати, насчет сеялки.
   Надо бы ее собрать.
   Ваня тут же отвлекся от посторонних размышлений и сосредоточился. Сеялки он много раз видел, но ему еще не приходилось с ними работать. А был интересно. Трактористов вызвали к председателю, Ваня остался один и без помех занялся сеялкой. Не спеша, очень тщательно продумывая каждое свое движение. Здесь он был самим собой и - главное - чувствовал, что может принести пользу.
   Правда, пока что эта польза ничем значительным не отличалась от пользы, приносимой всеми остальными, а ему время от времени хотелось поразить мир каким-нибудь удивительным деянием... То есть он понимал, что ничего в нет выдающегося нет, ничего нет такого, что создало бы предпосылки для удивительного деяния.
   Ведь он - самое ничтожное создание в селе Агеево.
   Не умеет составлять программы для компьютера.
   Не умеет даже забить гол в пустые ворота.
   Между тем сеялка медленно, но верно приобретала свои характерные очертания, ее детали становились на свои места, в том числе и те детали, назначение которых Ваня еще не знал, но догадывался по логике устройства и функционирования всех автоматизированных механизмов. С него какой спрос - даже если собранная сеялка не станет работать или сломается, всегда все спишут на малолетство и неопытность, а он будет ремонтировать, разбирать и собирать, пока не выучит эту сеялку наизусть и пока эта сеялка не проявит себя с наилучшей стороны.
   А она, рано или поздно, проявит.
   В дверь заглянула доярка и уже было ушла, но в последний момент заметила среди груды замасленного металла Ваню и вернулась:
   - Ай, Ванюша, это ты здесь, родимый!
   - Здравствуйте, тетя Катя.
   Она вошла и несколько минут глядела с умилением на мальчишечьи руки, на вихрастую голову и общую юношескую нескладность Вани. Однако его с виду нескладные руки неторопливыми, но зато очень точными движениями собирали железный агрегат и не останавливались ни на секунду.
   У тети Кати на глазах выступили слезы:
   - Ванюша, сынок! Это тебя здесь оставили работать, а сами сбежали, вино трескать? Ну, черти полосатые! Изверги!
   Ваня поспешно воскликнул:
   - Ой, нет, тетя Катя! Я сам решил собрать сеялку! Может быть, получится что-нибудь.
   Она с подозрением покосилась на него:
   - Точно сам? А то смотри, заступаешься за них, лодырей и шалопаев, а они... Я ведь и председателю сказать могу. Что это за моду завели - ребенок надрывается, а они шляются где-то...
   - Он-то их и позвал, - ответил Ваня. - Что-то срочное, я уже забыл, что.
   Она еще немного постояла, любуясь на его работу.
   - Мамка-то как твоя?
   - По-старому, тетя Катя.
   - Не лучше?
   - Да вроде нет.
   При этом Ваня постарался не просто отвернуться, а вообще отошел в дальний угол мастерской, чтобы скрыть гримасу, от которой с каждым разом становилось все труднее и труднее избавиться. При встрече с ним люди всегда задавали одни и те же вопросы, и он давал на них одни и те же ответы, и все равно в вопросах не было подлинной заинтересованности, а в ответах - подлинной искренности, все это говорилось лишь для соблюдения пустой формальности. К тому же, это говорило о том, что люди его жалеют, а жалость оскорбительна, особенно если чувствуешь в себе некий потенциал, который никто больше не видит и не догадывается о нем, а в общем, никому на свете он не нужен, как бездомная собака - ведь ее тоже всем жалко.
   - Ты долго будешь еще здесь возиться? - спросила тетя Катя.
   - Наверное, да. А что?
   - Слушай, отложи ты это развлечение на потом.
   - А что случилось?
   - Пойдем со мной.
   Она схватила его за рукав и с энтузиазмом потащила за собой, он не успел даже вытереть черные от мазута руки.
   - Куда?
   Но его вопрос прозвучал запоздало, он и опомниться не успел, как очутился на улице. Тетя Катя вышагивала широко и быстро, ему оставалось лишь семенить за ней и пробовать время от времени упираться этому движению.
   - Тетя Катя, мы куда?
   - На ферму, конечно.
   - Зачем?
   Она бросила на него косой взгляд, раздраженная его непониманием.
   - Зачем, зачем... Машина для доения не включается! Перегорела, что ли? А пастухи коров пригонят, что делать будем? Всех-то коров руками не выдоишь!
   - А я-то здесь при чем?
   - Как это - при чем?
   Тетя Катя даже приостановилась.
   Ваня принялся объяснять, с надеждой, что его отпустят и избавят от необходимости идти в коровник, потому что если в коровнике что-нибудь ломалось, то это было надолго и очень тяжело. Ни один мастер не хотел добровольно чинить неполадки в коровнике.
   - Я никогда не ремонтировал доилку...
   - Врешь! Я видела тебя с Семеном Шалаевым, ты на той неделе доилки разбирал... Ванька, на тебя рассчитываем. Раз председатель сам забрал ребят, то мы их уже не дождемся, а коров-то скоро пригонят!
   После этого разоблачения ему оставалось лишь безропотно подчиниться сильной и цепкой, как клещи, руке тети Кати и явиться в коровник. При этом у него был обреченный вид - он уже знал, что застрял здесь до позднего вечера. И неважно, что пришлось всего лишь заменить вилку включения в сеть. Доярки, как всегда, решили подстраховаться и взяли его в заложники до тех пор, пока последняя и самая отстающая из них не закончила свою работу. После этого тетя Катя звонко расцеловала Ваню в обе щеки:
   - Ах ты, мастер, золотые руки!
   Но он, оскорбленный до глубины души потребительским отношением всех доярок ко всем мастерам, всячески уклонялся от ее поцелуев и не принимал никаких благодарностей. Кроме того, он слишком задержался тут, дома с мамой за это время могли случиться какие угодно неприятности, да и вообще, мало ли какие дела у него были запланированы на это время! А дояркам было все равно, лишь бы соблюсти свой интерес.
   В конце концов, он вырвался от тети Кати.
   - Фу, бука! - сказала она.
   Он покраснел и бросился вон из коровника.
   Первым делом побежал домой, но внезапно вспомнил, что оставил открытой мастерскую, а вернулись или нет трактористы, не знает. Охотников до этого добра встречалось много, держи ухо востро. Как председатель не борется с процветающим воровством, вряд ли это можно искоренить.
   Но, к счастью, он издалека увидел в мастерских свет и знакомые очертания трактористов. Вздохнул с облегчением, снова развернулся и побежал к дому, как можно быстрее. Пусть там и не случилось ничего, все равно маму нужно проверить.
   Он выскочил из кустов на тропинку, ведущую к их огороду, и остановился так, что ушиб ногу. Он увидел на пятачке рядом с сараем большой яркий автомобиль, наполовину скрытый углом дома. Эта дорогущая иномарка была здесь неуместна, на фоне отсутствия в самом селе асфальта и при свободно гуляющих по округе курах, гусях и в особенности индюках. Ваня тоскливо посмотрел на нее и свернул к старому школьному стадиону, где уже, конечно, никого из мальчишек не было. Только пустая проржавевшая до дыр эмалированная литровая кружка валялась с краю, обозначая одну из границ футбольных ворот. Ваня подошел к ней, постоял немного, раскачивая ее носком старого кеда, потом столкнул ее с места и стал бродить по площадке, а кружку пинал впереди себя, словно это был мяч.
   Ему и так не очень-то хотелось домой, хотя надо было туда идти, а теперь вид этой красивой и неуместной машины совсем отбил у него желание возвращаться. Он знал, какую картину застанет там, и очень ясно представлял себе взгляд матери, который говорил об одном: не мешай мне наслаждаться последними днями, малыш, и ты будешь вознагражден. Если не сейчас, то в будущем.
   И будущий отчим покосится на него с торжеством: пока мамаша в моих руках, ничего-то ты мне не сделаешь, сосунок!
   И он действительно ничего не сделает.
   Не может сделать.
   Скорее бы этот кошмар закончился.
   Со стадиона он направился к пруду, где долго сидел в кромешной темноте, слушая кваканье лягушек и оглушительный треск цикад и забывая отмахиваться от полчищ голодных комаров, в таком он был отчаянии.
   А когда окончательно наступила ночь и деваться больше было некуда, ему пришлось все-таки вернуться домой.
   Сначала он обошел дом кругом. Машины уже не было. Он с облегчением вздохнул и вошел во двор, запер его, а оттуда вошел в кухню.
   Там горел свет.
   Ваня на минутку зажмурился, потом сказал наугад:
   - Привет, мам.
   - Здравствуй, сынок.
   Голос у нее был, как всегда, спокойный и усталый.
   Он открыл глаза.
   Галина сидела за столом, где совсем недавно пили чай и ели пышный кремовый торт. Галина сказала:
   - Садись, сынок, чай еще горячий.
   - Нет, спасибо, я не хочу.
   - Как прошел день?
   - Нормально.
   - Как в школе?
   - Хорошо.
   - Ну, вот и слава Богу.
   Она замолчала и устремила взгляд в чашку, где еще был чай. Весь этот разговор также был пустой формальностью, Ваня всей душой чувствовал его пустоту и равнодушие, но не мог хлопнуть дверью на больную маму и предъявлять свои права.
   - Я устал, мам. Пойду спать.
   - Спокойной ночи.
   - Спокойной ночи.
  
   Никто не называл это непонятное событие свадьбой. Это вообще трудно было как-либо назвать. Даже в селе Агеево, где людей нелегко было смутить, все осознавали противоестественность происходящего. Но никто ничего не мог сделать, чтобы помешать. Да и кому это было нужно?
   Государственная регистрация брака - так это назвали в сельсовете и отослали будущих молодоженов в ЗАГС в районном центре. Ваня Майоров не принимал в этом никакого участия. Он прятался по углам от бурной деятельности, раздутой женихом, и угрюмо следил, как он возит маму по всем официальным кабинетам на своей роскошной машине, а мама тихо сияет от гордости и счастья.
   Она ничего не хотела видеть и слышать, кроме того, что ей было приятно.
   А Ваня здесь все видел и все понимал.
   Он чувствовал всей душой, что он лишний, что он всем только мешает. Последние дни перед "регистрацией" он почти не заходил домой. Немного еды он брал с собой и ел свою сухомятку где придется, лишь бы никто этого не заметил. Да и эти простые продукты он ел неохотно, они казались ему горькими, будто он их украл. И спал он совсем мало - только закрывал глаза, как на него накатывались одинаковые страшные мысли, от которых не только сон убегал, но и вообще хоть в петлю лезь... Он вертелся с боку на бок, но уснуть не мог, как ни старался. У него было ощущение, что его затягивает в болото и нет возможности спастись.
   В школе дела у него обстояли неважно из-за его нервозности и невнимательности, но учителя ему ничего не говорили на это, не принимали никаких карательных мер, потому что понимали, отчего это происходит, и это словно накладывало на всех печать молчания.
   В колхозе было много работы, но и там он не мог отвлечься от душевного гнета. По рассеянности испортил новый станок, металлообрабатывающий, и безнадежно сломал бензопилу. Это довело Ваню до слез - даже любимое дело словно отвернулось от него, никто не хочет протянуть ему руку помощи!
   - Вань, тебе бы отдохнуть... - неуверенно предложили ему механизаторы, не решаясь накричать на него и поставить ему в вину эти ошибки и эти последствия, хотя им и предстояло самим их исправлять.
   Ваня опустил голову.
   Их поддержал бригадир:
   - Да, Вань, ты перекури пока... У тебя дома забот хватает. Ты, правда, отдохни. Всем отпуск нужен, а ты уже сколько тут у нас работаешь...
   Ваня сглотнул и опустил голову еще ниже.
   К хору присоединился и проходивший мимо председатель:
   - Не возражай, Иван. Мы взрослые, нам лучше знать. Побудь несколько дней дома, отдохни, займись своими делами. А после... Ну... В общем, отдохни с недельку.
   Ваня судорожно вздохнул, но головы не поднял.
   Председатель придал голосу строгость:
   - Да и к выпускным экзаменам тебе подготовиться не мешает. Я недавно говорил с директором школы, он жалуется на тебя, что вовсе ты учебу забросил, запустил. Нехорошо, Иван. Без знаний сейчас никуда, это тебе не послевоенное время... Не возражай мне, я знаю, что говорю! Тем более, у тебя есть способности, неужели тебе не обидно получать такие плохие оценки и из-за... временных неприятностей портить себе всю будущую жизнь?
   Ваня и не возражал, сопел только.
   Председатель умерил тон и мягко закончил свое внушение:
   - Ты послушай меня, старика, Иван. Я тебе плохого не посоветую. Я тебе добра желаю, потому что хороший ты парень, а пропасть можешь ни за грош, если запустишь свои дела. Я понимаю, у тебя сейчас... не все складывается как тебе хочется. Так бывает, но именно сейчас тебе нужно разобраться, собраться и не раскисать... А потом будет поздно, ты ничего уже не сможешь изменить. Поэтому, Иван, берись за ум.
   С этими нравоучениями Ваня согласился бы, если бы, наверное, ему было бы столько же лет, сколько и председателю. К счастью, тот не стал настаивать или требовать ответа, а пошел заниматься своими прямыми обязанностями, полагая свою миссию в отношении мальчика выполненной. Ведь ребенка некому наставить на путь истинный, он ведь фактически сирота, вырос без отца, а мать... Эх!
   Даже говорить не хочется.
   Бригадир подтолкнул Ваню локтем:
   - Ты... Это... Иди пока. Нечего тебе тут делать, пока ты в таком состоянии.
   Ваня шмыгнул носом.
   - Да, а то еще что-нибудь сломаешь, - продолжил бригадир.
   Ваня кивнул и ушел из мастерской.
   На улице было очень хорошо. Было начало мая, только что завершились празднества в честь Дня Победы. После этого действительно должны были начаться четвертные, годовые контрольные работы и выпускные экзамены. Но Ваня не считал нужным разбиваться в лепешку ради хорошего аттестата. А зачем ему хороший аттестат? Какие преимущества он даст? Он что, в институт, что ли, поступать будет? Кто будет высчитывать его баллы? Ведь после школы он пойдет в сельхозтехникум, учиться на тракториста, а там принимают вовсе без вступительных экзаменов, даже без собеседования. Да и, по большому счету, учеба ему ничего полезного не даст, он по этой своей специальности уже все знает и умеет, ему нужна только официальная бумага, подтверждающая это, то есть диплом. И все, больше никаких планов, никаких возможностей, никакого выбора.
   Просто он поставлен в такие условия.
   Поскольку его временно отстранили от работы в колхозе, у него появилось свободное время, к которому он не привык и не знал, как его с толком использовать. Сначала он отправился гулять пешком и ушел очень далеко. К тому же он так задумался, что не узнал местность и чуть было не заблудился, когда обратил внимание на окружающее.
   Но потом он увидел знакомые ориентиры, определился с направлением и, как ни странно, ощутил легкое разочарование. Вот хорошо было бы на самом деле заблудиться и не вернуться домой! Хотя, конечно, его найдут, и довольно скоро, он же не скрывается специально, и вернут его домой насильно. Мама расстроится, но это ничего кардинальным образом не изменит: замужество ее, равносильное самоубийству, все равно состоится, а он, Ваня, лишь навлечет на свою голову неприятности.
   Как будто у него и без того мало неприятностей!
   Да и не получится у него заблудиться - он же почти весь район знает назубок. Плохим он был бы пахарем, если бы не знал! Да и с пастухами, и с конюхами ему тоже приходилось много работать, когда он был младше.
   А еще - он специально ездил по всей территории района, из-за одной своей идеи, увлечения, которое он, должно быть, унаследовал от отца. Не напрямую, так как они с отцом на эту тему не общались, если не считать общением такие же пустые формальные вопросы, ответы и замечания, какие до сих пор продолжаются у него с матерью. Между родителями и ребенком никогда не существовало особой близости, так что теперь, когда со дня смерти Алексея Майорова прошло много лет, его сын называет его "отец" и не в силах даже мысленно обратиться к нему ласково "папа".
   Но однажды наступил день - Ваня учился всего лишь во втором классе - и он добрался до массы бумаг отца, в беспорядке сваленных в маленькой комнатке, которая считалась рабочим кабинетом агеевского таланта-самородка. Некому было запретить ребенку читать эти бумаги, объяснить ему, что еще рано интересоваться такими вещами, что он может по незнанию испортить, навсегда уничтожить уникальные записи об исследованиях по селекции.
   Ваня пока ничего не понимал в этих исследованиях, но читал бумаги очень внимательно. Читал много раз, некоторые тексты мог цитировать наизусть, да вот беда - некому было цитировать. Это никому не было нужно, кроме Вани.
   Подрастая, он начал почему-то ценить эти документы, единственное материальное свидетельство о существовании отца на земле, единственную о нем память.
   А когда он из любопытства стал изучать специальную литературу по той проблематике, которой занимался отец, то сразу же увлекся до самозабвения и решил, что именно в этой области он будет спасаться от ужаса повседневности.
   От нетерпения он едва смог дождаться наступления весны, чтобы восстановить слегка покосившийся за эти годы самодельный парник, поставленный отцом для проведения своих экспериментов. И стал экспериментировать сам.
   К этому делу он, как всегда, подошел без суеты и спешки, основательно.
   Он с детства так подходил к любому делу.
   В селе было не так уж много специальной литературы по растениеводству и селекции, поэтому загоревшийся мальчик записался еще и в районную библиотеку, где, в общем, с такой литературой тоже было не густо, и даже в сельскохозяйственный техникум, где его приняли отнюдь не с распростертыми объятиями, поскольку он не являлся их учащимся, да и своим собственным учащимся они не всегда доверяли.
   Он удивлялся, как отец мог преодолевать столь могучее сопротивление, обладая, по словам взрослых, хорошо помнивших его, до неприличия мягким характером.
   Впрочем, у отца были свои личные книги по любимой тематике. Немного. Но это были буквально его настольные книги, основные работы, без которых его вообще невозможно было бы понять. Именно эти книги помогли Ване, как выразилась учительница биологии, "овладеть материалом". Остальное зависело от таланта, упорства и трудолюбия самого мальчика.
   Упорства и трудолюбия у него было хоть отбавляй, да и талант, как выяснилось впоследствии, тоже имел место быть.
   Сначала Ваня побаивался осуществлять идеи отца на практике - считал, что не обладает достаточными способностями. А еще, если честно, его смущала недопустимая мысль: а вдруг отец ошибался, и ничего такого вырастить не получится?
   Ваня долго колебался, перечитывал бумаги, давно уже им собственноручно систематизированные и приведенные в надлежащий, по его мнению, вид.
   А потом он устал откладывать решение проблемы на будущее и, несмотря на волнение, решился вырастить несколько грядок по предложенной отцом технологии.
   О чудо!
   У него получилось!
   Тогда он осмелел и двинулся дальше, без малейшей поддержки, на свой страх и риск. Он проверил на практике все идеи отца, которые ему удалось выудить из бумаг. Он проверил даже то, что отец разработал теоретически, а сам проверить не успел. Ваня был удовлетворен - отец во всем оказался прав, и его технологию вполне можно было бы пустить в производство, и ее запустили бы, если б кто-нибудь занялся продвижением проекта, какой-нибудь настоящий специалист в этой области, а не мальчишка-школьник, даже не подозревающий о том, что в его руках очутилось подлинное сокровище, которое способно принести ощутимую пользу людям, а автору и его наследникам - вечное благосостояние.
   Но для этого к бумагам Алексея Майорова надо было подойти с умом, а Ваня и не догадывался об этом - он просто не знал, как ученые вообще поступают со своими бумагами. Он не знал, что ему делать с исследованиями отца.
   И некому было подсказать.
   Но Ваня на этом не остановился.
   К этому моменту у него возникло много своих идей, но они никак не были связаны с овощами, которыми занимался Алексей Майоров. Ване не давали покоя его любимые фрукты - яблоки. Отец не коснулся их даже походя, а вот сын сразу ими увлекся, поставил перед собой несколько общих вопросов и цель: вырастить золотые яблоки.
   Он увидел их во сне и с тех пор не знал другой мечты, кроме как сотворить золотые яблоки. Он ринулся изучать горы литературы по этому вопросу, прочитал и даже переписал все статьи и параграфы, которые смог найти в районе. За книгами и журналами он ездил по соседним селам и по селам соседних районов и не стеснялся спрашивать об этом чужих людей, а вот от всех своих знакомых всячески таился, так что никто не знал о его мечте.
   В этом был и свой плюс - никто не смеялся над ней, не издевался, не поливал грязью, не лишал ее волшебного, сказочного ореола.
   Ваня сам занимался огородными, приусадебными делами, поскольку маму, конечно же, допускать к сельскохозяйственным делам было нельзя, даже если бы она хотела. Поэтому тут Ваня мог делать что угодно, не вызывая лишних вопросов и не стесняясь никого.
   Кроме него, это никому не было нужно.
   Кто еще стал бы помогать Майоровым?
   Так что Ваня, не опасаясь ненужных разоблачений, отгородил на участке уголок и приступил к работе.
   Он, опять же, отнесся к ней очень ответственно и неторопливо, а также со страхом, волнением и сердечным трепетом. Он лелеял свои посадки, берег и холил. В саду у них росли четыре яблони среднего возраста, но он побоялся портить их все сразу и для экспериментов выбрал одну из них, которую было не очень жалко из-за ее корявого ствола, и с большим количеством веток, предоставлявших обширное поле для деятельности.
   Нужного колера Ване удалось добиться почти сразу, и размер плодов был хороший, крупный, и форма их была очень красивая, почти идеально круглая, хотя именно к этому Ваня не стремился.
   Но эти результаты доводили начинающего селекционера до слез. На вид яблоки были точно такие же, как в его снах, но вкус их был отвратителен - горький, как полынь, есть их было совершенно невозможно.
   Ваня расстроился, но не опустил руки, а продолжал работать. И ничего не мог поделать, вкус плодов не изменялся, хотя выглядели они очень аппетитно - роскошные золотые яблоки.
   Он снова зарылся в бумаги отца, но, как ни старался, не нашел в них ответа. Отец этим не занимался, а книги писали вскользь, да и те сведения, которые там были, давно уже устарели, Ваня проверил это еще в самом начале своей деятельности на этом поприще, и это не приближало его к цели.
   Тогда Ваня стал действовать вслепую, полагаясь на авось.
   Но это было еще хуже: он ощущал недостаток знаний, более того, он был уверен, что ему было неизвестно что-то основополагающее в этой проблеме, и как бы он ни бился, словно рыба об лед, у него ничего не получится, пока он не доберется до информации, а к ней-то у него как раз доступа не было.
   Но он все равно не бросал попыток добиться желаемого.
   Перед замужеством матери у него появилось, таким образом, свободное время, и он попробовал отвлечься от неприятностей с помощью своей мечты. Сразу после школы он выпил чаю с вареньем и спрятался в рабочей комнатке отца. Ему стало спокойнее, потому что здесь было тихо и не ощущалось присутствие посторонних. Даже мухи не осмеливались летать в этом святилище, где отец мечтал и работал.
   - Жаль, что тебя нет, отец, - шепотом сказал Ваня и встал со стула. - Ты, говорят, был человек мягкий, но ты не допустил бы этой... этого безобразия.
   Он в очередной раз пролистал аккуратно сложенные стопки тетрадок и вложенные в них отдельные листки, пожелтевшие от времени и с выцветшими записями. Он помнил эти записи наизусть - это было самое сильное впечатление его детства, поэтому не могло стереться из юной и качественной памяти просто так.
   Мягкий шелест бумаги и знакомый почерк еще больше успокоили Ваню и перевели его раздраженно-нервозное состояние в тихую, не детскую совсем грусть.
   Он уперся локтями в стол, мечтательно устремив взгляд за окно, где буйствовала зелень и было бы так легко и просторно, если бы у Майоровых был отец...
   Ване очень не нравилось это тоскливое, сонное состояние духа, и он встряхнулся. Нечего сидеть дома, когда на улице так хорошо, и вообще, дел по горло... А он тут сидит, разнюнился...
   Тогда он пошел проверять свои грядки. Их надо было прополоть, полить, проредить морковку. Участок был большой, грядок Ваня успел наделать много. На земле всегда работы хватает, зато и результат этой работы всегда радует душу, если не ленишься.
   Ваня не умел лениться, а ведь иногда хотелось.
   Привычное и самое любимое занятие подействовало на него, как всегда, хорошо, успокоительно, как будто и обстановка разрядилась, и терпеть эту обстановку как будто стало проще, чем за полчаса до этого. Ваня часто распрямлялся в полный рост, делал глубокий и свободный вдох и смотрел в блистающие небеса. Он набирался сил от матушки-земли, он не мог без нее жить.
   Подходя ближе к дому, он зашел в открытую теплицу, где он в одном уголке уже второй год пытался вырастить несколько пальмочек, но пока у него ничего не получалось. Экзотические капризницы плохо приживались, дома за зиму почти совсем не росли и теряли листья, а летом на воздухе вроде бы чуть-чуть оживали и подрастали, и становились внешне уже почти похожими на взрослые, настоящие пальмы. Но их неизменно ожидал один и тот же конец - с них облетали листья, а стволы темнели и умирали, умирали навсегда, и приводили в отчаяние Ваню, который еще пробовал их реанимировать, возвратив в дом.
   Не помогало.
   А "младенцев" пальм ему каждый год привозил из Турции сын председателя, районный предприниматель.
   - Выращивай, крестьянин! - говорил он Ване. - Научишься - будем их продавать здесь за бешеные деньги. Для красоты.
   И хохотал над своими словами, как будто удачно пошутил.
   А Ваня ничего не отвечал на это, только очень огорчался, когда растения погибали. Он всегда огорчался, когда любое растение гибло, и старался спасти, если мог. Получалось не всегда.
   Нынешнее поколение пальмочек лишь недавно, буквально на днях, было выпущено на свежий воздух, и пока еще не было ясно, приживаются они или нет. Во всяком случае, листочки их говорили о том, что им плохо, что они болеют и просят сжалиться над ними и сделать с ними что-нибудь... Например, вернуть их на исконное место проживания и больше не тревожить...
   Ваня вздрогнул.
   Он услышал голос своего будущего отчима. Тот Ваню не замечал, не заглядывал внутрь теплицы и даже не догадывался, что "пацан", как он называл Ваню, находится где-то поблизости. А Ване так не хотелось обнаруживать свое присутствие и обмениваться с навязчивым гостем хотя бы одним словом, что он присел в уголок и спрятался за зеленой рассадой.
   Зуев разговаривал с кем-то по сотовому телефону - эта вещь лишила Ваню дара речи, когда он впервые ее увидел. Он думал, что такие штуки бывают только за границей и в импортных фильмах. И вообще было странно видеть и слышать человека с сотовым телефоном - складывалось впечатление, что человек разговаривает сам с собой.
   - Что значит - где я? - возмущался Зуев. - Тебе что, не сказали?
   Он немного помолчал, затем немного сбавил тон, но все равно был недоволен.
   - Я в Агееве. Что значит - что я здесь делаю?
   Он неприятно засмеялся.
   - Налаживаю свою личную жизнь...
   Еще минута молчания.
   - Конечно, шучу. Я просто расширяю мой бизнес, дружок. Нет, я не собираюсь здесь ничем торговать... Потому что я не специализируюсь на сельхозпродукции. У меня несколько иной профиль... На селе нет моих клиентов...
   Он сделал еще одну паузу.
   Ваня слегка пошевелился, так как у него затекли ноги, он устал сидеть на корточках, согнувшись. Пауза несколько затянулась. Ваня посчитал разговор законченным и приготовился встать и продолжить свои дела.
   Но разговор отнюдь не закончился.
   - Не тебе учить меня жизни, - резко сказал Зуев. - Ты еще пешком под стол ходил, когда я уже зарабатывал себе на хлеб с маслом... Да и сейчас ты ведешь себя как юнец желторотый... Ты на самом деле ничего не понимаешь, или только притворяешься?
   Очередная пауза.
   Тут уже Ваня понял, что разговор затянется, и снова двинулся, на сей раз с недовольным вздохом. Ему вовсе не было любопытно, с кем это Зуев говорит так долго, и вообще не хотел подслушивать.
   Скорее бы он уже ушел в дом.
   Зачем ему говорить на улице?
   Следующая порция сообщения дала ему понять, зачем.
   - Да никто меня не слышит, я в огород вышел... И пацана не видно, где-нибудь у соседей сидит или в колхозе... Странный он какой-то, нелюдимый. Но крепкий на загляденье, я его грузчиком к себе возьму. Обойдется дешевле, а работать сможет за двоих. А что? Пусть оглядится вокруг, ума наберется. Это тоже, знаешь ли, ценно...
   Ваня нахмурился.
   У его будущего отчима, оказывается, далеко идущие планы насчет пасынка!
   "Обойдешься, негодяй", - мысленно ответил ему Ваня. Его ждет ПТУ и агеевский колхоз, и никак иначе.
   Ваня и сам не ожидал, что его так оскорбит мысль Зуева взять его в свою фирму грузчиком. А еще больше его оскорбляла уверенность Зуева в согласии пасынка на это, в его беспрекословном подчинении.
   Но ведь беспрекословно подчиняться способны только холопы.
   Зуев между тем продолжал:
   - Объясняю первый и последний раз. Ты слышал о Безбилетнике? Да, он месяц назад погиб в аварии... Конечно, конечно. Пока еще окружающие не опомнились, надо не терять времени, забирать его сферу влияния... Что?
   Он расхохотался.
   - Нет, я не подавлюсь! Я же не претендую на всю его вотчину... Мне и половины вполне хватит... Иначе я вызову подозрения и раздражения всякие... Да я и сам не хочу такого резкого рывка, лучше уж я постепенно... Так я и расширяюсь, и ситуацию контролирую. Это меня устраивает... Пока.
   Очередная пауза.
   - Не задирай нос, дружочек, пока ты работаешь на меня. Ты не реалист, а ... - Он обозвал собеседника нецензурными словами. - Вот и иди туда работать, если примут! Впрочем, вряд ли примут, там и своих "шестерок" хватает...
   Пауза.
   Ваня чертыхался. Вот не жалко же денег человеку! Он слышал, что разговоры по сотовому телефону стоят очень дорого, простым людям такое удовольствие недоступно. А этот - разболтался с кем-то, как обычная сельская кумушка-сплетница.
   - Мне на твое высшее образование чихать, если ты по натуре ... - Он повторил нецензурное слово. - А Равилю скажи, что мне нужно еще несколько дней. Не больше двух недель. После этого я буду готов к заключению любых сделок... А еще лучше - продиктуй ему номер моего сотового, пусть он позвонит мне сам... А то ты еще перепутаешь что-нибудь, испортишь мне все дело... Не будь идиотом. Ты что, не знаешь, чем торгует Равиль?
   Пауза.
   - Так вот именно для этого мне и нужен дом в Агееве! Большой дом, с большим участком земли, с большими сараями и погребами! Наконец-то до тебя дошло!
   Пауза.
   Ваня скрипел зубами от напряжения.
   - Если бы можно было обойтись... традиционными средствами, я бы давно уже справился с этой проблемой! Я и так потерял массу времени... Я не хочу больше ждать. И возможность ошибок должна быть исключена. Никаких ошибок, ясно? Я действую наверняка...
   Пауза.
   - Ладно, пока... Звони, если что... И Равиль пусть обязательно звонит, я жду... Давай...
   Он сунул телефон в карман, вздохнул так тяжело, как будто его заставили заниматься непосильным трудом, и несколько минут вполголоса произносил ругательства, но без особой злобы, а просто от усталости.
   Ругательства вскоре удалились к дому и совсем стихли.
   Ваня с облегчением вздохнул и встал, потянувшись во все стороны и разминая тело, которому не нравилось так долго находиться в свернутом положении.
   Вместе с тем ему не давали покоя полученные таким некрасивым путем - подслушиванием - сведения.
   Конечно же, он всегда знал, что их дом - большая ценность. Во-первых, он сам по себе был новый и красивый, построенный с соблюдением всех требований и даже капризов - в частности, все комнаты в нем были изолированные. Во-вторых, комнат этих было аж четыре, и еще просторная кухня. Нечто похожее, только на порядок дороже, было всего лишь в одном доме в Агееве - в доме председателя.
   В-третьих, у Майоровых было много просторных и новых, почти не использовавшихся хозяйственных построек, из которых жильцы регулярно посещали только баню. Обширный хлев явно был рассчитан на полный комплект домашних животных, имелась даже конюшня - вовсе излишняя роскошь, поскольку Майоровы держали только кур, а загоны для коров, поросят, коз, овец всегда пустовали.
   Пустовало также помещение для сеновала.
   Зато два сарая были битком набиты самыми разнообразными инструментами для обработки земли - сначала Алексей, а затем Ваня занимались этим.
   Участок при этом замечательном доме был большой и плодородный, и ухоженный вдобавок - предмет зависти для любого сельчанина.
   И еще следовало учесть очень удобное расположение дома, хорошую дорогу до самого крыльца. Словом, это был не дом, а настоящая мечта.
   Все это Ваня понимал.
   Неясным для него оставалось одно: зачем эта мечта нужна Зуеву. Ведь зуев занимался оптовой торговлей в областном центре и розничной - в районном. Точнее, если соблюдать хронологию, сначала у него появилась небольшая розничная торговля в уездном городке, а затем он переключился на опт. Денег у него было много, хотя он был далеко не самым богатым и успешным предпринимателем в районе. Но он тщательно планировал свою жизнь и деятельность и мало-помалу шел в гору. В городе он выстроил роскошный по здешним меркам особняк, в областном центре приобрел трехкомнатную квартиру в абсолютно новом, только что построенном доме. Поэтому Ваню удивляло стремление Зуева приобрести дом в селе Агеево, ведь жить-то он здесь не собирался, и торговал вовсе не сельскохозяйственной продукцией.
   Его разговор по телефону открыл только то, что дом ему понадобился для расширения бизнеса. Ване это ровным счетом ничего не говорило. Каким образом именно их, Майоровых, дом мог расширить бизнес Зуева, находящийся вообще не в селе?
   "Темный лес!" - подумал Ваня.
   Ему не хотелось вникать в эту гадость, но и отогнать мысли об этом не получалось. Все-таки теперь от этого зависит судьба мамы. Она-то, несчастная, думает, что Зуев ее любит, что он к ним проникся жалостью, к ее тяжелой жизни.
   Ничего он не проникся, но ведь ее не переубедишь.
   Она видела только то, что хотела видеть. Так было и при Алексее Майорове, а без него и подавно.
   Что касается личной жизни Зуева, о чем непременно должны были бы узнать родственники невесты, то об этом он сам, естественно, не распространялся. Известно было лишь то, что он вдовец, детей у него нет и, видимо, не предвидятся.
   "Может быть, именно из-за этого в нем нет ничего человеческого?" - подумал Ваня. Все-таки любимая жена, ребеночек способны открыть даже очень жестокое сердце таким ценностям, которые меняют людей окончательно и бесповоротно, причем в лучшую сторону.
   А Зуев, увы, не менялся.
   Ваня так увлекся своими размышлениями, что делал перерывы в работе, распрямлялся и машинально окидывал взглядом округу. Зуев при этом заметил его присутствие в теплице и нахмурился.
   А что, если пацан все время был в этой проклятой теплице и, следовательно, мог слышать, как он говорил по телефону?
   Не докажешь, конечно, и спрашивать мальчишку об этом бесполезно, все равно он ничего не скажет, но... настораживает...
   Это лишний раз подтверждает его мнение, что опасных людей следует в первую очередь держать при себе, по возможности, чтобы контролировать ситуацию и не допускать всяческих форс-мажоров. Не любого опасного человека можно держать при себе, разумеется, но Ваню держать было можно, можно было его даже проверять и даже лепить из него что-нибудь, и в глазах окружающих это было бы вполне нормально, вписывалось бы в представление обывателя об отношениях отчима и пасынка: взрослый участвует в воспитании ребенка. Все как у людей, не подкопаешься.
   При этом за все время их вынужденного знакомства они не сказали друг другу ни единого слова. Но с первого взгляда почувствовали друг друге противника, силу которого до поры до времени не могли оценить.
   Галина Майорова, хоть ничего этого не замечала и не подозревала, но мешала им проявлять свою вражду открыто. При ней ни один из них не решался активничать. Впрочем, Ваня в силу своего возраста не осмелился бы нападать, но к защите был готов и показывал это всем своим видом.
   Кроме того, Ваня надеялся, что мамино присутствие и в дальнейшем не даст Зуеву безобразничать.
   Тут Ване пришло в голову, что ему ведь и уйти-то некуда, нет у него родственников, и нет у него знакомых, достаточно близких для того, чтобы приютить его в самом крайнем случае. От этой мысли ему стало так страшно, что даже сжалось сердце. Ведь он, по сути, был человек не агрессивный и пока что лучшим способом разрешения конфликта считал уход - уход от конфликта, уход от проблемы. А тут от отчима уйти не удастся, он привязан к дому... Разве только ночевать в мастерской?
   Ваня наткнулся на мрачный взгляд Зуева и вздрогнул.
   Неужели он был обнаружен?
   Лишь бы мама от этого всего не пострадала.
   Регистрация была назначена на пятницу, восемнадцатое мая. В среду и в четверг Зуев развел в агеевском доме бурную деятельность: привез кое-какие вещи в качестве подарков - комплекты постельного белья, посуду, ковры, ковровые дорожки, японский телевизор, холодильник. Ваня косился на все это и с трудом подавлял в душе возмущение. Он видел, что Зуев сплавлял сюда предметы, давно надоевшие ему в городе, вышедшие из моды и замененные на новые, более продвинутые. Вообще, городским жителям свойственно перевозить всю рухлядь на дачу, потому что и в квартире не надо, и выбросить жалко.
   Вот так один из лучших агеевских домов стал просто дачей Зуева.
   В эту минуту Ване стало совершенно ясно, что он лишился своего дома.
   Кроме перечисленных предметов, Зуев привез и большое количество продуктов питания для праздничного стола, хотя сидеть за ним, кроме Галины, Вани, Зуева и его шофера, было некому. Да и вряд ли шоферу будет позволено сесть за стол рядом с хозяином - Зуев даже на вид не производил впечатления "демократического правителя"... А продукты могли сильно воздействовать на мальчика, выросшего в нужде: здесь было мясо, причем самое лучшее мясо, почти без костей, и никакого ливера, и мясные деликатесы, и экзотические фрукты, с которыми никто в Агееве не умел обращаться и не знал, как из вообще есть, и много рыбы горбуши - и для соления, и для маринования, и для жарки, и уху сварить. И много бутылок дорогого вина и дорогой водки.
   А чтобы новоявленная жена бизнесмена не беспокоилась насчет праздничной сервировки, Зуев привез еще и кухарку - одну из своих знакомых, большую и шумную, которая только и знала, что настряпать ему побольше вкусной еды, развлечь его грубыми анекдотами, желательно неприличными и желательно касающимися его самого и его избранниц, и получать от него за это всё деньги.
   Ваня округлил глаза от удивления, когда ее увидел и услышал - он и не думал никогда, что ради какой-то ничтожной платы человек может так подхалимничать перед другим человеком.
   А она потрепала его по щеке, громко сетуя на судьбу бедного "сиротинушки", потом так же громко восхитилась какими-то воображаемыми прелестями Галины Майоровой, на что сама Галина никак не отреагировала, а потом начала хозяйничать в кухне, отдавая распоряжения таким тоном, словно у нее в услужении был целый штат поваров и поварят, она - шеф в лучшем ресторане столицы.
   Зуев удовлетворенно улыбнулся, когда дело пошло по отведенному для него руслу, отдал кухню и продукты, в том числе и припасы Майоровых, в руки новой кухарке и преподнес невесте свой подарок - костюм для регистрации брака. Ваня снова округлил глаза, но на сей раз от восхищения. Костюм действительно был изысканный и дорогой, и мама в нем выглядела замечательно, на много лет помолодела и прямо-таки светилась от счастья. У Майоровых в платяной шкаф было вставлено зеркало, которое теперь отразило именно то, что Галина хотела бы в нем видеть всегда.
   - Я очень красивая, правда? - заявила она.
   - Очень! - подтвердил Ваня.
   А жених в знак глубочайшего почтения поцеловал ей руку, как королеве, чем смутил ее и заставил покраснеть.
   Вдоволь налюбовавшись собой и покрасовавшись перед домочадцами, она будто опомнилась, сняла костюм и вернула его на вешалку, снова завернула в блестящий целлофан и со всеми предосторожностями повесила его в шкаф, расправила даже самые мелкие складочки, чтобы в торжественный день, завтра, он сидел на ней наилучшим образом, подчеркивал все ее достоинства и не позорил ее изумительного жениха, самого лучшего жениха в мире...
   Она вела себя как девочка. Ваня смотрел на нее с жалостью, чуть не плача. Интересно, перед свадьбой с Алексеем Майоровым она вела себя так же? Ваня ничего не знал об этом, не знал даже, у кого можно об этом спросить. И вообще, о жизни своих родителей он мог лишь догадываться. Он немного завидовал Диме Ожегову, например, которому в его родителях было известно все: как они встретились, как полюбили друг друга, как поженились, что готовили на свадебное застолье и кого приглашали, и каким образом его мать переносила беременность, и как родила...
   Семейная жизнь состоит из таких интересных щекотливых подробностей! Ваня всего этого был лишен. У него вообще не было ни семьи, ни детства.
   Он так волновался накануне регистрации, что не спал всю ночь. Видимо, так же чувствуют себя осужденные на смерть накануне казни. Ваня не надеялся уже, что какое-нибудь неожиданное чудо спасет и его самого, и его ничего не понимающую маму из липкой паутины зуевского бизнеса. Глупо было и самому что-либо предпринимать для того, чтобы изменить ситуацию - мальчика никто не воспринимал всерьез, и он пока не мог диктовать взрослым свои условия, хотя именно он в сложившихся обстоятельствах терял больше всех.
   А вот сама Галина Майорова была очень спокойна.
   Она была так уверена в правильности происходящего, что в больной ее душе все было гладко и чисто, никакая тень не ее смущала и не туманила ее взгляд, устремленный в никуда. Она поставила на плиту ведро с водой, нагрела и с удовольствием обмылась в нетопленной, но душной от яркого солнца бане. Сделала свою любимую прическу, подняла волосы высоко, набрызгала лаком, воткнула несколько шпилек с перламутровыми бусинками. Это ей понравилось, она смотрела на себя в зеркало и радостно улыбалась.
   Ненаглядная!
   Так называл ее Алексей, и так иногда называет ее Зуев. И когда он так ее называет, это слово вызывает у нее массу приятных воспоминаний о незабываемом прошлом.
   Потом она оделась.
   В подаренном костюме она выглядела идеально, под стать ее известнейшему жениху.
   Ваня лишь на мгновение заглянул в ее комнату, увидел выражение ее лица и посчитал нужным исчезнуть. Впрочем, она его и не заметила. Она была полна своих неповторимых ощущений и не хотела их ничем портить.
   У Вани были свои беспокойства.
   В самой большой комнате в доме охранники-телохранители Зуева выставили и разложили огромный прямоугольный стол. На него уложили роскошную льняную скатерть - парадную скатерть Майоровых, которую вышивала узорами "крестом" еще бабушка Алексея, и узоры эти были старинные, ныне уже утраченные, и Майоровы бережно хранили эту семейную реликвию.
   Поэтому Ване стало больно, когда он увидел грубые руки кухарки, растрепляющие эту реликвию за углы и дергающие ее по столу туда-сюда, так как ей казалось, что постелено криво.
   Затем помощники-охранники соорудили вокруг стола лавки из табуреток и досок, которые обернули заранее подготовленными ковровыми дорожками.
   И тут подъехал жених.
   Он был, как всегда, ярко, броско одет, благоухал дорогой туалетной водой. В петлице у него была живая белоснежная лилия, а для невесты он привез букет крупных белых гвоздик, перевязанных красивым бантом из белого шифона с блестками.
   Галина только ахнула.
   Ваня, про которого все как-то забыли, с каждой минутой становился все мрачнее и мрачнее.
   Зуев снова поцеловал Галине руку, вручил ей букет и галантно усадил в одну из своих машин - самую роскошную из них. А сам тем временем позаботился прихватить с собой необходимые документы.
   Ваня не поехал бы с ними, даже если бы его позвали.
   Но его и не позвали.
   Кортеж из трех зуевских автомобилей снялся с места, украшенный привязанными к зеркалам разноцветными воздушными шариками, и почти бесшумно исчез в направлении города.
   Ваня очнулся от грубого окрика кухарки. Они с ней остались в доме вдвоем, и ей был нужен помощник в тяжелом деле готовки и сервировки свадебного стола.
   Надо было резать овощи и фрукты, чтобы целые тазики наполнить изысканными салатами, к водке начистить и порезать селедку, украсить ее зеленью и залить маслом, потом прокрутить мясо через мясорубку для котлет и зраз, потом начистить ведро картошки для самых разнообразных блюд...
   Потом раскладывать по вазам, тарелкам и мискам все, что должно быть разложено, причем сделать это все красиво и с соблюдением всех норм свадебных застолий...
   А в самом холодном погребе стояла картонная коробка с гигантским кремовым свадебным тортом, в лучших традициях, с изображением белых лебедей и обручальных колец.
   Ваня беспрекословно выполнял все приказы кухарки, но постоянно вызывал ее недовольство, даже этой своей беспрекословностью. Она вела себя тут как хозяйка.
   К приезду молодых стол был накрыт. Но кухарка все время находила недостатки, и Ваня продолжал метаться вокруг, то переставляя блюда, вазы, тарелки и вилки с ложками, то таская из кухни новые.
   Кортеж подъехал к дому медленно, сигналя оглушительно, на все село.
   Жених вышел первым, открыл дверцу для своей жены.
   Он демонстрировал свою любовь и заботу. А она опиралась на его руку легко и доверчиво, смотрела вокруг себя радостными глазами и излучала свое извечное счастье.
   У Вани при взгляде на них снова кольнуло в сердце. Это было уже не просто плохое предчувствие, а настоящие грозовые тучи, закрывшие ясное голубое небо.
   Без просвета.
   За стол были приглашены Ожеговы - потому что мама Димы, соседка Майоровых, согласилась быть свидетелем. Со стороны Зуева, кстати, свидетелем был один из его охранников.
   Особое приглашение получила семья председателя. Они чувствовали себя неловко, но не отказались, пришли в полном составе. Зуев тонко улыбался, глядя на них: мол, пора налаживать дружеские отношения, раз придется постоянно общаться. Председатель был с этим полностью согласен.
   За стол усадили и всю свиту Зуева, в честь такого необычайного торжества, и даже, после долгих уговоров, удалось усадить и кухарку, хотя она очень упиралась и при этом шумела, оглушая присутствующих своим громким голосом.
   Она, в конце концов, согласилась сесть "с краешку", чтобы держать под контролем и стол, и кухню, и вовремя отдавать приказы Ване, который вообще ни разу не присел и служил при гостях официантом.
   У него, впрочем, была возможность на кухне, в углу, где стоял холодильник, отведать вкусных кушаний и даже наесться ими до отвала: этот угол не просматривался ни с какого места за столом, и кухарка его там не видела. Но ему кусок не шел в горло, так ему было плохо.
   Он иногда смотрел в лицо своей матери, словно напоминая о своем существовании и призывая опомниться. Но глаза Галины Майоровой смотрели в никуда или на Зуева - в те моменты, когда он целовал ей руку.
   И она постоянно излучала свое тихое счастье.
   Несуществующее счастье.
  
   Это были очень странные отношения между матерью и сыном, но они и не могли быть другими, если вспомнить, что родители Вани Майорова жили лишь друг для друга и друг другом, а сын был для них почти что посторонний человек, которого они кормили-поили-одевали, но ни в коем случае не допускали в свой духовный. Какая же это была семья?
   После аварии Галина Майорова не смогла оправиться. Она привыкла не просто во всем полагаться на мужа, но и подпитываться от него любовью и положительно энергетикой. Они же были единым целым. И когда Алексея не стало, Галина осталась без поддержки. Даже больше - она утратила стремление к жизни, всякое желание жить. Кроме того, и собственные физические увечья, внутренние повреждения, шок, стресс, потеря второй половинки единого целого - все это довершило дело. Домой, в Агеево, вернулась бледная, слабая женщина со взглядом, устремленным в никуда. Она теперь все время молчала, думала о чем-то своем, ничего не хотела и абсолютно ничего не делала. Она переместилась в какой-то другой мир, где прошлое и настоящее переплелись самым причудливым образом, и ей было все равно, что думают по этому поводу все остальные. Какое ей вообще дело до всех остальных? И какое им всем дело до нее?
   Она идет к Алексею.
   И каждый день приближает ее ко второй половинке единого целого.
   И не имеет значения чье-то мнение.
   Ваня был в отчаянии, но ни дом, ни записи отца, ни земля, ни чувства человеческие не имели для Галины никакой ценности. Она жила лишь своими внутренними ощущениями, которые текли свободно, равномерно и безгранично, как равнинная река. Но для людей, окружавших ее, эти ощущения и их последствия были непредсказуемы и даже опасны.
   Соседка, мама Димы Ожегова, однажды предлагала отправить ее в психбольницу.
   Более того, этот вопрос всерьез рассматривался в правлении. Тщательно взвешивались все "за" и "против". С одной стороны, действительно, настораживало само наличие в селе сумасшедшей без присмотра. Мало ли что она может учудить, кто знает, что взбредет ей в голову. А потом ведь ни с кого не спросишь - какая может быть ответственность у сумасшедшего... Это заставляло председателя задумываться и брезгливо морщиться.
   Но ведь изолирование Галины Майоровой не проведешь лишь по мановению волшебной палочки. Для этого необходимо не только полное клиническое обследование, длительное и недоступное агеевцам, но и привлечение правоохранительных органов, поскольку вряд ли можно сплавить человека в специальное учреждение просто так, опять же - расходы непредвиденные...
   А еще председателя смущала нравственная подоплека дела: на Руси такие блаженные, юродивые и прочие пользовались покровительством широких народных масс, они почитались людскими заступниками перед Богом, больше некому заступиться, они абсолютно беспомощны перед лицом реального мира. Поэтому председателя не удивляли откровенно враждебные взгляды, устремленные на него как на представителя власти, готового этой властью раздавить маленького человечка...
   А если Галину обследуют, признают необходимость изоляции и принудительного лечения и увезут в больницу, бесповоротно, то Ваня Майоров, которому тогда было всего семь лет, окажется один на белом свете, и его, безусловно, отправят в интернат, и он сгинет в пучинах неизвестности, а дом Майоровых перейдет в собственность колхоза, и потом в нем поселятся другие люди, и ни следа Майоровых не останется в селе Агееве и вообще в районе.
   Такую ношу на себя взваливать председатель не захотел и оставил Галину в покое.
   Ожегова проскрипела зубами:
   - Не вы рядом с ней живете, а я!
   Но вынуждена была смириться.
   Галина вела себя тихо и безобидно.
   За все эти годы не было ни одной вспышки какой-нибудь агрессивности или еще чего-то подобного. Единственной претензией к ней со стороны общественности было то, что она была совершенно равнодушна к своему сыну.
   Он рос, как придется. Подкармливали его соседи, те же Ожеговы, и всем селом собирали для него одежду. Галине Майоровой платили пенсию по инвалидности, очень маленькую, прямо-таки смехотворную, но председателю и всем остальным скоро стало ясно, что ей не стоит доверять ни рубля. Пока Ваня был слишком мал, председатель хранил их у себя и тратил со всей возможной экономией на самое необходимое - на хлеб и на лекарства для Галины, которые стоили больших денег.
   Впрочем, время летело незаметно, Ваня подрос, стал понимать, что к чему, и когда председатель пригляделся к нему и увидел, что мальчик прозрел и не будет тратиться на игрушки и прочую ерунду, раз в доме есть нечего, и распорядился выдавать пенсию Ване.
   И Ваня завертелся, как белка в колесе.
   У него не было ни одной свободной минуты, чтобы научиться мечтать о своей собственной судьбе. Ему всегда казалось, что его жизнь уже давным-давно предрешена, катится по проложенной колее.
   Он, конечно, знал, что другие люди живут по-другому, особенно в городе, но как именно они живут - его как будто не касалось, и не было никакого смысла думать, что он тоже мог бы жить так, если бы не больная мать, непрекращающаяся нужда и привязанность к земле.
   Другой жизнью он никогда не жил и не знал, как ею жить.
   А уж то, что он видел по телевизору, было для него словно изображением другой планеты, независимо от того, показывали там Москву, Париж, Нью-Йорк или Рио-де-Жанейро. Для Вани они одинаково находились на таком же расстоянии, как и Тау Кита.
   Он не мог побывать там.
   Вообще нигде, кроме райцентра.
   И, честно говоря, у него совсем не было времени туда стремиться.
   Утром в субботу, сразу после регистрации брака, Ваня проснулся очень рано, до восхода солнца, когда на улице уже светло, но как будто бы пасмурно. Он не мог больше спать, хотя слишком устал накануне, буквально валился с ног. И поесть как следует не успел: вновь попал под надзор кухарки и остался вовсе без ужина.
   И бессонница у него началась оттого, что кардинальным образом нарушился привычный порядок и течение жизни. В доме вдруг сразу оказалось много людей, дом даже словно уменьшился в размерах. Кроме хозяйки и ее сына, тут теперь поселились ее муж, его два охранника и кухарка. Они заняли абсолютно все комнаты, так что всерьез возникла необходимость переселить Ваню из его спальни в кабинетик его отца, но охрана сочла нужным занять гостиную, потому что она была первая после сеней и "прикрывала" собой все остальные комнаты, и Ваня остался пока в своей спальне.
   Такой расклад его не устраивал, но он не мог возражать.
   Кухарка, невзирая на близкое знакомство, сразу заявила Зуеву, что жить здесь она не будет ни при каких обстоятельствах, и громким шепотом объяснила, почему: не надо навязывать ей на шею явную сумасшедшую, пусть и с тихим помешательством, но все равно не хочется садиться на пороховую бочку... Мало ли что за безумие может прийти Галине в голову, а кухарке своя жизнь дорога.
   - Поселишься где-нибудь по соседству, - приказал Зуев, но перед этим он довольно долго упирался, уговаривал ее остаться и не делать глупостей.
   - Не бухти, - повысила голос она. - Я не буду жить под одной крышей с... сам знаешь с кем! Даже не заикайся об этом!
   А Зуев понизил голос:
   - Она здесь не надолго.
   Ваня удивился: это они говорят о матери?
   Странно, а куда они могут сплавить хозяйку?
   И кто им позволит сделать это?
   Но тут он вспомнил, что председатель за столом выглядел так, словно он - кролик, а Зуев - удав, и никто не помешает предприимчивому товарищу вершить тут свои дела без всяких помех.
   "Надо же, как лихо он берет людей в кулак, - думал об отчиме Ваня. - А ведь он еще не дал ничего председателю, а только посулил, что, может быть, при случае, что-нибудь даст!"
   А председатель уж и готов.
   Все равно Ваня усомнился: "Нет, они не смогут просто так избавиться от живого человека. Это не делается... Люди-то что скажут! Они же всё видят! Всё понимают! И главное - говорят обо всем этом! Не получится у них избавиться от мамы. Она им будет очень мешать, но... Не получится у них ничего!"
   Эта мысль заставляла его злорадно улыбаться, хотя вскоре это состояние сменялось обычным его состоянием тревожного ожидания.
   Однако у них получилось избавиться от Галины, причем удалось сделать это так нежно и деликатно, что у Вани волосы на голове зашевелились от ужаса: он понял, что ему еще совсем не известны способы избавляться от неугодных людей и прочих помех, и что все знают, что всё происходящее на их глазах - плохо и неправильно, но и слова поперек сказать нельзя, иначе это слово будет звучать как богохульство...
   В воскресенье, на второй день совместной жизни, Зуев за завтраком, уже одетый ехать по своим делам в город, произнес, обращаясь к своей жене:
   - Дорогая, помнишь, я говорил тебе о поездке на курорт?
   Она улыбнулась:
   - Только вместе с тобой, милый!
   Он кивнул:
   - Обязательно, дорогая, но тебе придется меня подождать. Я присоединюсь к тебе чуть-чуть позже, а сейчас у меня нет времени.
   Она ответила:
   - Хорошо, милый.
   Он принялся ее успокаивать:
   - Я задержусь совсем ненадолго, буквально на несколько дней. А потом мы вместе отметим наш медовый месяц.
   Она посмотрела на него с умилением:
   - Как скажешь, милый.
   - Мы будем вдвоем, только ты и я, - продолжал он. - Я даже телефон свой тут оставлю, честное слово! Чтобы никто не вмешивался, не мешал нам наслаждаться медовым месяцем... Здорово, правда?
   Она ласково вздохнула:
   - Ты такой заботливый.
   Он улыбнулся:
   - Спасибо, дорогая. Значит, все решено.
   - Я могу начать собираться? - спросила она.
   - Да, дорогая. И ни о чем не беспокойся, Андрей отвезет тебя на машине, мы и оглянуться не успеешь, как окажешься на месте.
   - Хорошо, милый.
   - А через пару денечков и я приеду.
   - Я буду ждать тебя.
   Она смотрела на него с такой незыблемой верой в его слова, что Ваня не выдержал и отвернулся. А Зуев притянул к себе голову Галины и поцеловал ее в лоб, от чего она зарумянилась, как смущенная девочка, и не смогла ответить. Ваня смотрел на него не мигая и удивлялся до глубины души: не ведает стыда человек, врет не краснея этим чистым доверчивым глазам и при этом считает себя правым!
   Для Галины давно уже был выбран подходящий санаторий, где под строжайшим присмотром содержались душевнобольные. Заведовал там один доктор из числа знакомых Зуева. Он не интересовался никакими обстоятельствами, и ему было безразлично, по каким причинам к нему привезут жену Зуева сразу после свадьбы.
   Хотя это было подозрительно.
   Между тем Галина при слове "курорт" воображала себе нечто романтическое: море, солнце, горы, домик на берегу и много-много любви, и чтобы так оставалось всегда, и чтобы никто не нарушил их покой и уединение...
   Все видели, что она обманывается на сей счет, но никто не решался остановить действие. Каждый мог утешить себя тем, что Галина и вправду больна, и ей давно уже необходимо серьезное лечение, а все слова Зуева - это ложь во спасение, ведь если напрямую сказать ей о клинике, то еще неизвестно, как поведет себя на это сумасшедшая...
   Только Ваня не мог терпеть эту пытку, глядя, как мать собирается в заточение, словно на праздник. Но Ваню кто послушал бы?
   Мальчишка, сопляк!
   Галина долго колебалась возле платяного шкафа: ей хотелось бы взять с собой и то, и это, и она своим потусторонним взглядом не видела, насколько эти вещи, оставшиеся еще с прежней жизни ее с Алексеем Майоровым, истлели от времени и постоянной носки. Они напоминали ей о тех счастливых мгновениях, которые уже не вернуть, но которые до сих пор живы в ее памяти, и ей было бы очень жаль расставаться с ними хотя бы на один день.
   Было там и несколько новых вещей, подаренных Зуевым, включая и свадебный костюм. При взгляде на него Галина млела в улыбке и углублялась в себя.
   - Дорогая, ты скоро? - поторопил ее Зуев.
   Она откликнулась:
   - Не могу выбрать платье, милый!
   Он заглянул туда и сказал:
   - Дорогая, это смешно. Не думай о тряпках! Можно купить такого добра целый вагон! Бери только самое необходимое, как в поход.
   Ее чем-то поразило такое сравнение, и она тихо засмеялась от счастья:
   - Как в поход! Милый, какой ты смешной и замечательный!
   И закрыла шкаф, так ничего и не выбрав оттуда.
   Потом она рассеянно со всеми перецеловалась на прощание, охранник и по совместительству шофер Андрей открыл перед ней дверцу, Зуев бережно, со всеми предосторожностями усадил ее на сиденье и велел ни в коем случае не утомляться, а Андрею многозначительно кивнул. Андрей тоже кивнул в ответ и даже опустил глаза в землю: нечего намекать, мол, когда все обсуждалось заранее и давно решено и разложено по пунктикам!
   Галина откинулась на спинку сиденья, как королева, и закрыла глаза от блаженства. За ней так ухаживают!
   В ее мыслях смешивалось желаемое и действительное.
   Дверца захлопнулась. Андрей сел за руль.
   Машина медленно тронулась с места, переваливаясь на ухабах, и не спеша покатила к асфальту. Сквозь тонированные, почти черные стекла Ваня смутно различал очертания маминой головы.
   Она ничего не знала и не понимала, но он-то знал точно, что она уезжала навсегда.
   Впрочем, это знали все и относились к этому по-разному. Кто-то радовался, кто-то жалел, а кому-то было все равно.
   И большинство все-таки жалело.
   Сразу после того, как машина скрылась из виду, оставив лишь клубы пыли, у всех собравшихся проводить женщину в санаторий вырвался одновременный вздох облегчения. Словно в глубине души каждый осознавал свою вину перед ней и подсознательно ожидал какой-нибудь пакости напоследок, либо от нее самой, либо от Бога - ее заступника. Но ничего такого не произошло. Галина не изменила себе и была отдана на заклание.
   Зуев бросил на Ваню победный взгляд, от которого мальчик побледнел и отвернулся. На него будто надвигалась стихия, противостоять которой не было сил. Пока еще длился учебный год, он мог спрятаться от этой стихии в школе, но всего лишь через месяц будет уже выпускной вечер, и - всё, никакого спасения.
   Потому что в руках Зуева мама и дом.
   Дом жалко, конечно.
   Но за маму вообще сердце обливается кровью!
   Он стал еще более отчужденным и хмурым, чем обычно. Вовсе перестал посещать старый школьный стадион - чужая свобода и радость жизни посторонних мальчишек причиняла ему боль. В мастерской у него всё валилось из рук, так что механизаторы начали потихоньку ругаться и посоветовали ему сначала успокоиться, прийти в себя и обязательно сдать выпускные экзамены.
   А там - полтора года учебы в ПТУ, и добро пожаловать в их дружный коллектив.
   Тогда он, Бог даст, получит свободу.
   И заберет маму от этого ужасного человека... если, конечно, она захочет уйти от него к сыну.
   В движениях Зуева после отъезда Галины появилась его обычная деловитость и раскованность. Он давно уже все распланировал и не сомневался теперь ни в своей правоте, ни в своем окончательном успехе.
   Он всегда знал, что надо делать.
   И делал без сомнений.
   Прежде всего он созвонился с неким Равилем - Ваня много раз слышал в разговорах Зуева это имя и наконец понял, что так звали человека, имеющего обширный бизнес в соседнем регионе, и с этим Равилем Зуев пытался наладить контакт, но до сих пор это у него не получалось из-за отсутствия помещения для временного складирования товара.
   Поначалу Ваня недоумевал, почему складировать товар понадобилось именно здесь, в селе Агеево, а потом вдруг догадался, что товар здесь предстоит не столько складировать, сколько прятать и маскировать другим товаром, уже легальным, в отличие от товара Равиля...
   Ваню будто обдало жаром. Неужели Зуева можно поймать на этом?
   Он стал следить за ним, тайком, исподтишка, подслушивать, подглядывать, каждый раз обмирая от страха быть обнаруженным, но полный решимости погубить противника и отобрать у него маму.
   А Зуев на все его ухищрения смотрел снисходительно, сквозь пальцы, прекрасно видел маневры мальчика и лишь усмехался.
   Но потом ему надоело ходить вокруг да около, и в выходные, ровно через неделю после отъезда Галины в санаторий, он рано утром заглянул в комнату Вани и холодно и спокойно сказал:
   - Я знаю, ты уже не спишь. Вставай, иди за стол, завтракать.
   Ваня замер.
   - И нам нужно о многом поговорить, - добавил Зуев.
   Они никогда еще не завтракали вместе, и они пока не разговаривали друг с другом. Зуев произнес первые слова.
   Ване предстояло отвечать.
   А он предпочел бы смолчать и убежать.
   За столом он чувствовал себя крайне неловко. Он привык к простой пище и не знал даже, как нужно обращаться с такими деликатесами, которыми питался Зуев. Многие из них казались ему совсем невкусными - например, красная икра. Зуев ел ее ложками, а Ваня попробовал и скривился.
   А уж когда ему сообщили, сколько такая икра стоит в магазине в областном центре, то он лишь покачал головой и подумал, что за эту гадость выкладывать такие деньги могут только фанатики.
   И теперь он не мог проглотить куска, хотя Зуев на него даже не смотрел.
   Предстоящий разговор лишал Ваню всякого самообладания, потому что именно в нем, Ваня это чувствовал, все должно встать на свои места. Окончательно, и сопротивляться этому бесполезно. От этого становилось страшно.
   Завершив свою трапезу, Зуев вытер руки полотенцем и спросил:
   - Почему не ешь ничего? Не нравится, что ли?
   Ваня долго мялся. Наконец, выдавил из себя:
   - Не знаю...
   Зуев собирался говорить с ним основательно - положил локти на стол и устремил на него свой спокойный, равнодушный взгляд, от которого Ване становилось не по себе и хотелось спрятаться, но он не мог. Он уже не малый ребенок, чтобы прятаться.
   - Я заметил, Иван, что ты меня сразу за что-то невзлюбил. Я не придавал этому значения, потому что любой ребенок так отнесся бы к хахалю своей матери. Впрочем, это меня не касается, я не намерен тебя о чем-то просить или в чем-то оправдываться.
   Ваня сидел перед ним, как на иголках, и с трудом дышал.
   Вот уж не напрашивался никогда на такие откровения!
   - Ты, конечно же, немного глуповат, - продолжал Зуев. - И вдобавок еще и слишком мал, не имеешь никакого жизненного опыта, поэтому ведешь себя так, как будто я твой кровный враг.
   Ваня бросил на него мрачный взгляд.
   - Но это не так, - ответил Зуев. - Точнее, не совсем так. Запомни, мальчик: в нашем мире царит принцип естественного отбора. Выживает сильнейший и кто смел, тот и съел. Рассчитывать приходится лишь на свои собственные силы. И лучше всего, конечно, никому не доверять, потому что конкуренты воспользуются любой возможностью тебя уничтожить. Ты меня понимаешь?
   Ваня кивнул.
   - Так вот, - продолжал Зуев. - Я тебе не желаю зла, но и мне самому вредить я не позволю. Ты хорошо знаешь, что я торгую бытовой техникой и электроникой и живу неплохо. То есть, по твоим меркам, я живу как король, но это неправда, многие коммерсанты живут еще лучше меня. Они ведь богаче, чем я, сумели устроиться получше, отхватили себе кус побольше, вот потому так и получилось.
   Ваня снова опустил глаза.
   Зуев говорил с ним, как с недоразвитым, которому нужно каждое слово объяснять чуть ли не по буквам.
   - Но и я не буду оставаться на месте, я тоже потихоньку расширяюсь, по мере сил. В нашем мире главное - не зевать, а то кто-нибудь уведет все самое выгодное у тебя прямо из-под носа. Поэтому - шевелиться, шевелиться и шевелиться! В любой ситуации надо постараться ничего не потерять и обязательно приобрести, хоть чуточку. Это очень трудно, так что приходится иногда идти по трупам... образно выражаясь, разумеется. Иначе тебя самого съедят без жалости.
   Он сделал гримасу и заявил:
   - А я не допущу, чтобы меня кто-нибудь съел.
   Ваня вздохнул.
   - У меня есть перспектива, которую грех упускать, - сказал Зуев. - Для этого мне срочно понадобился ваш дом. С какой стати я должен свою выгоду?
   Ваня неожиданно возразил:
   - А совесть?
   Но глаз не поднял.
   Зуев засмеялся:
   - А при чем здесь совесть? Какая еще совесть? Какая может быть совесть, когда речь идет о моей личной выгоде и о людях, которые для меня чужие и абсолютно ничего для меня не значат?
   Ваня побледнел от гнева.
   - Да-да! - разошелся Зуев. - Ты думал уколоть меня совестью? Но я же ничего плохого вам не сделал! Не убил, не выгнал на улицу. Мать твоя нуждалась в серьезном лечении с самого момента аварии, а никто не предоставлял ей такой возможности. Она все эти годы медленно умирала. А теперь ей осмотрят, обследуют профессионалы, назначат процедуры. Может быть, это пойдет ей на пользу, и она хоть немного поживет в здравом уме.
   Ваня задрожал.
   Сам он действительно не смог бы оплатить такое лечение.
   - И потом, - вспомнил Зуев, - я же использую ваш дом не для каких-то извращений, а для нормального дела, которое принесет мне прибыль, и никто от этого не пострадает.
   Ваня снова вздохнул.
   - Ну, подумай головой, - сказал Зуев, - ты не смог бы сам, своими детскими ручонками, удерживать дом, да еще и такой большой, да еще и столько земли... Тебе-то самому кажется, естественно, что ты на своей земле сделаешь что хочешь, но ведь тебе просто не хватит сил. Ты в таком случае только подвел бы и себя, и свою мать.
   Ваня нахмурился.
   - Понимаешь? - спросил Зуев. - Ты обманываешь сам себя!
   Он помолчал, переводя дух, потом продолжил:
   - Не надо заниматься ерундой, в самом деле. Дом и участок теперь, слава Богу, в моем распоряжении, и я пущу их на полезное дело. Давать отчет в этом я никому не собираюсь и никому не позволю вмешиваться. И мне безразлично, нравится это тебе или нет.
   Вот это было больше похоже на правду. Ваня почувствовал это и поднял, в конце концов, глаза прямо в лицо собеседнику.
   - Я заметил, - сказал Зуев, - что ты начал следить за мной, подслушивать. Это для тебя, конечно, полезно, в том смысле, что ты получишь кое-какие жизненные уроки, но для меня это может означать и некоторые неприятности, потому что ты не понимаешь, какие сведения полезны, а какие мне навредят.
   Ваня чуть-чуть улыбнулся.
   На это Зуев ответил широкой улыбкой превосходства:
   - Нисколько не сомневаюсь, что ты обязательно постараешься мне навредить, пострелёныш, и, следовательно, мне надо обезопасить себя от этих попыток. Знаешь, как?
   Ваня догадывался.
   - Ты, может быть, не слишком-то любишь свою мать, - небрежно сказал Зуев. - Это, в общем, понятно. Она ведь никогда не обращала на тебя внимания. Но в тебе есть очень ценное для меня качество: ты панически боишься замараться, совершить неблаговидный поступок, нарушить какие-то свои принципы. Поэтому ты считаешь своим долгом разбиваться в лепешку ради матери, которая этого никогда не оценит и не отблагодарит. Да тебя за это никто и никогда не отблагодарит, потому что у тебя больше нет родственников. Но зато, как тебе кажется, твоя совесть будет спокойна.
   Его улыбка стала Ване противна.
   - Так что имей в виду, Иван, бросить мать на произвол судьбы ты не можешь, а мать твоя теперь целиком и полностью зависит от меня. Если ты надумаешь мне вредить, то я тут же позвоню заведующему больницей, и он примет кое-какие меры... Твоей маме может стать хуже... И совершенно точно, что ей от этого будет больно.
   Ваня застыл от страха, хотя приблизительно чего-то такого от Зуева и ожидал.
   - Я не думаю, что ты захочешь причинять своей маме боль и вообще какие-нибудь неприятности, - так же небрежно бросил Зуев. - Поэтому я уверен: ты будешь молчать обо всем услышанном и увиденном, и даже больше - ты будешь мне подчиняться, чтобы твоя мама не пострадала.
   Он помолчал и наклонился вперед:
   - Ну как? Не напомнишь мне еще раз о совести?
   Ваня понурился и покачал головой.
   - Вот и молодец.
   Зуев посмотрел на часы и спохватился:
   - Ух, ну и заболтался я с тобой! А мне уже давно пора быть на работе, в офисе. Так вот, не создавай мне проблем, и я сделаю из тебя классного парня. Со временем, разумеется, не сразу. Мне как раз такие нужны - глупые и правильные, чтобы у них было слабое место, из-за которого они будут выполнять все мои приказания...
   Ваня вздрогнул.
   А Зуев продолжал говорить, выходя из-за стола и оправляя на себе одежду перед поездкой на работу.
   - Я знаю, как нужно находить с людьми общий язык. На самом деле это совсем просто. Вот ты - стоило лишь попросить тебя позавтракать вместе, и мы решили все наши вопросы, пришли к взаимному соглашению. Теперь твоя мама получит качественное лечение, а ты сразу получил будущее, буквально карьеру. Ведь, согласись, у тебя в реальной жизни не было никаких просветов, и без меня ты сгнил бы в навозной куче...
   Из сеней в кухню заглянул Андрей - проверить, почему хозяин задерживается.
   - Иду, иду! - крикнул ему Зуев и закончил свое внушение пасынку. - В общем, ты меня понял. Благодари Бога, что я появился здесь и выбрал вас с мамой... По-моему, этот пиджак уже старый. Протерся воротник, и на рукаве затяжка... Надо купить новый.
   С этими словами он вышел из дома, сел в машину и уехал в город.
   А Ваня все еще сидел за столом, изредка отправляя в рот кусочек хлеба и заедая его еще какими-нибудь объедками, оставшимися в тарелках и предназначенных для помоев и соседских кур и свиней.
   Своих кур Ваня вынужден был пожертвовать на свадебный стол, поскольку они очень мешали зуевским автомобилям - они гадили на капот, а еще от них срабатывала сигнализация. Так что теперь в доме Майоровых не было вообще никакой живности.
   После отъезда Зуева в дом явилась кухарка - позаботиться об обеде и ужине.
   Она тут же прогнала Ваню из-за стола, "чтобы не набивал себе живот халявной жратвой", но через минуту потребовала его помощи в разделке мяса и нарезке овощей. Он не возражал, тем более что его занимали другие мысли.
   Зуев приобрел его со всеми потрохами. Не вывернешься.
   Теперь при любом его неверном движении будет угрожать мамой и призывать к повиновению. И Ваня не будет сопротивляться, не посмеет.
   Ради мамы.
   От этого Ване было страшно и тоскливо. И еще это усугублялось тем, что все его будущее, на которое он рассчитывал и которое он уже распланировал, пошло прахом. Зуев посоветовал ему забыть про ПТУ:
   - Нечего тебе просиживать штаны зря... Работать у меня будешь.
   И добавил без улыбки:
   - Это и для тебя полезнее.
   Ваня понял, что никакой свободы не будет, о ней придется забыть. Он как будто навеки привязан к Зуеву и к своей маме, и они делают с мальчиком что им угодно. Вскоре Ваня обратился к директоры школы с просьбой выдать ему аттестат не двадцать первого июня, а раньше, сразу, как только они поступят в распоряжение школы.
   - А экзамены? - уточнил директор.
   - Я сдам, - пообещал Ваня. - Мне бы только не ждать конца июня, я ведь и на выпускной-то, скорее всего, не пойду.
   - Почему?
   Ваня отвел глаза в сторону:
   - Не смогу.
   Директор развел руками:
   - Ну, воля твоя. Хоть это и не положено... А тебе зачем? Куда ты спешишь? Поступать, что ли, куда-нибудь хочешь далеко?
   - Да.
   Ваня не стал распространяться насчет своих дальнейших планов, боясь доноса Зуеву, который, кстати, к тому времени приобрел в селе немалый авторитет, благодаря деловой хватке, пронырливости и, не в последнюю очередь, из-за привычки простых людей почитать власть имущих. С каждым днем этот зуевский авторитет повышался, чему сам Зуев всячески способствовал своим поведением, расписанным до мельчайших жестов, как сценарий.
   Ваня не был согласен с его планами принять пасынка на работу, поэтому решился на побег. Он несколько раз ходил в город после школы и узнал, что есть три рейса на Саратов - семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого июня. Транзитные "Икарусы". Цена билета доступна, во всяком случае, у Вани было кое-что накоплено, на дорогу хватило бы.
   Что с ним могло произойти дальше - он не задумывался, да это его и не интересовало пока. Главное - уйти из-под власти Зуева.
   Поэтому ему был срочно нужен аттестат.
   "Нет человека - нет проблемы!"
   А в доме происходили необратимые изменения. Зуев прежде всего вытряхнул из комнат, шкафов, столов абсолютно все вещи и устроил из них большой костер посреди огорода. Пощадил он лишь Ванин гардероб, и без того скудный.
   - Труха! - презрительно скривился Зуев.
   И при этом окинул взглядом своих придворных - чьи бы обноски подошли бы по размеру для нового слуги.
   Оказалось, что ничьи: Ваня был ниже их ростом и заметно более худ.
   - Ну, ничего, - сделал вывод Зуев. - Это не страшно. Тебе пока не перед кем форсить, походишь так. А потом решим...
   Растапливали костер бумагами Алексея Майорова из его кабинетика.
   Бумаг было много - и записок, и книг. Они летели в огонь без сожалений, как бабочки. Ваня смотрел на это, белый от ужаса и каменный от безнадежности. Он не мог остановить сожжение и лишь проверял мысленно, хорошо ли запечатлелись у него в памяти эти записки и книги.
   Если бы Зуев знал настоящую цену этим документам!..
   В огне сгорело и состояние семьи, и достояние страны.
   Потом в том же огне сгорела одежда Галины и старые ковры, коврики, пледы и половики, постельное белье, изношенное до дыр.
   Потом в очищенный от всего лишнего дом завезли еще кое-какую мебель, чтобы с максимальным комфортом обустроить свое житье здесь, в глуши.
   Зуев не собирался ждать ни одной минуты.
   Не откладывал на завтра то, что можно сделать сегодня.
   Обширные сараи и двор, примыкающий к дому, были сначала разобраны по бревнышку, затем в течение двух дней собраны в новой конфигурации и оборудованы под склады и кладовки. Помещения получились впечатляющие и вполне соответствовали планам Зуева по сделке с Равилем.
   Так же быстро был возведен гигантский утепленный гараж на два зуевских внедорожника и проведена сигнализация, опутавшая дом и все подсобные помещения.
   Ваня глазом не успел моргнуть, как его дом стал другим, а с огорода вовсе исчезли грядки и теплица.
   Кухарка мечтательно глядела из окошка на затоптанную землю и говорила хозяину внушительным тоном:
   - Плохо, что нет посадок, земля зарастет сорняками, и тогда не сладишь... А земля хорошая, обихоженная.
   - Угу, - лениво отзывался Зуев, пролистывая газету бесплатных объявлений.
   - Надо нанять копальщика и посеять цветы.
   - Угу... Зачем нанимать, Иван вскопает.
   Кухарка спохватывалась:
   - Ой, и правда. Я и забыла, что он у нас крестьянин.
   Это слово у нее звучало как издевательство.
   В такой обстановке Ваня ждал аттестата, чтобы сбежать. Но они поступили в школу с самый последний момент, восемнадцатого июня. Ваня так умолял директора, что ради него он оформил документ вне очереди и отдал, вместе с характеристикой и справкой из колхозной мастерской.
   - А это зачем? - спросил Ваня.
   - Откуда я знаю? - рассердился директор. - Бери, раз дают!
   Дома Ваня сложил эти бумаги вместе с паспортом в мешочек и спрятал в ящик, а сам побежал в город, на автостанцию, купить билет на завтрашний рейс.
   Билет ему не дали, так как рейс транзитный. Велели подойти завтра, за полчаса или за час до отправления автобуса.
   Дома он не задержался, отправился на старый школьный стадион, где мальчишки играли свои последние футбольные матчи перед взрослой жизнью. Там Ваня даже попросился играть, так он расчувствовался от предстоящей разлуки и неизвестности - ведь он действительно видит все это в последний раз! Сыграл он, правда, как всегда, неудачно, но теперь это мальчишек не волновало. Они начинали новую жизнь и отмечали ее футболом: кто знает, когда они соберутся здесь еще. Скорее всего, уже никогда не соберутся. А поиграть хочется.
   Зуев не требовал от пасынка строгого соблюдения режима, но однажды в доме поменялись все двери и, естественно, замок. Ключом от нового замка Ваню не снабдили, и ему волей-неволей приходилось являться домой до запирания дверей на ночь.
   Впрочем, запирались двери довольно поздно, около полуночи.
   В ту ночь Ваня спал спокойно, уверенный в том, что завтра он получит-таки долгожданную свободу. Устроится на учебу, на работу, найдет себе жилье попроще и заберет маму из психбольницы, где ее и в самом деле могут не вылечить, а сжить со свету...
   Главное - встать пораньше, до Зуева и его охранников, которые захотят помешать ему, если поймут, что именно он намерен совершить.
   Он проснулся очень рано.
   Но, сунувшись в ящик, не нашел там своего пакетика с документами.
   Он нахмурился и принялся вспоминать, сюда ли он положил их накануне. Вроде бы сюда. С другой стороны, сюда он стал прятать их недавно, со времени появления в доме Зуева, а раньше они лежали у него в столе.
   Он посмотрел в столе.
   Ничего, кроме школьных тетрадок.
   Ваня запаниковал и начал рыться везде - в шкафу, в столе, даже в постели, потому что ему вдруг стало казаться, что он мог спрятать пакетик в любом из этих мест и забыть об этом в упоении предвкушения свободы...
   Но нигде ничего не было.
   Ваня перебирал холодными и дрожащими от страха руками свои жалкие пожитки и готов был заплакать. Что случилось? Почему? Где?
   Тут дверь в его комнату приоткрылась, и вошел Андрей.
   - Ты не это ищешь? - спросил он.
   Ваня увидел в его пальцах розовый целлофановый пакетик, весьма похожий на тот, что пропал из ящика, и бросился к нему, схватил, развернул, хотя пакетик был пуст.
   Теперь у Вани тряслись и губы, он не мог произнести и слова.
   - Тут были твои документы, - пояснил Андрей спокойно.
   Во взгляде Вани было и отчаяние, и надежда.
   - Теперь нет, - сказал Андрей, пожав плечами. - Да они тебе и не нужны. А боссу так лучше - он будет в тебе уверен. А то, знаешь, ты как-то странно вел себя в последнее время, как будто собирался убежать.
   Ваня обессилел и опустился на кровать.
   - А это уже явная глупость, - продолжал Андрей. - Кому ты нужен? Таких, как ты, везде можно вагонами грузить! Но босс решил подстраховаться и документы твои хранить у себя. На самый крайний случай. Пока ты не поумнеешь.
   Ваня жадно смотрел в его лицо, но не видел в нем ни жалости, ни сочувствия. На его помощь рассчитывать было бесполезно.
   - Но ты не расстраивайся, пацан, - сказал Андрей. - Для тебя все складывается нормально. Будешь работать, наберешься ума. Глядишь, и в люди выбьешься. Ты только не дури, босс этого не любит. Не только наш, а вообще... боссы этого не любят.
   Ваня скомкал пакетик, как ненавистную бумажку.
   - Кстати, - произнес Андрей. - Ты встал слишком рано. Ложись, поспи еще часик. Босс тоже еще не вставал.
   Ваня послушно лег, но не для сна. Какой уж тут сон!
   Зуев играл с ним, как кот с мышью. Должно быть, мальчику не хватало самообладания скрывать свои чувства от отчима, и тот обо всем догадывался.
   Какой ужас!
   Без документов он не поступит ни в какой техникум, без паспорта его не примут на работу! В этом регионе Зуев не даст ему покоя, потому что тут у Зуева много знакомых... а ведь билеты в железнодорожной кассе дают только по паспорту...
   Невозможно теперь уехать.
   Ваня почти плакал.
   Скоро все село будет в руках у Зуева, и бизнес его расширится до нужных ему пределов. Тогда Ваню и в мастерскую не пустят. Не пустят его вообще работать в колхоз, боясь Зуева. И за Ваню никто не заступится.
   Он ведь действительно никому не нужен.
   Зуев вышел к завтраку в превосходном настроении:
   - Доброе утро, орлы!
   Его свита почтительно поздоровалась.
   - Ну что, начинаем работу? - Он с довольным видом потирал руки. - Только что я звонил Равилю, и он подтвердил все, абсолютно все данные! Так что пошевеливаемся, друзья мои, время не ждет. Пока мы тут квакаем, кто-нибудь предложит Равилю бОльшие деньги, и мы останемся ни с чем. А нам очень нужен Равиль, мы без него никуда!
   Свита согласилась.
   Зуев сел за стол, а Ваня, как побитая собака, постоял возле двери и отправился в другую комнату, где завтракали, обедали и ужинали люди из зуевского "обслуживающего персонала". Зуев посмотрел пасынку вслед и тонко улыбнулся.
   Глуп мальчишка, но сообразителен! Увидел, где теперь его место.
   После завтрака Зуев заглянул туда и приказал Ване собирать пожитки - он переселяется в город, а здесь ему пока делать нечего.
   Ваня вздохнул, но ничего не ответил.
   Собраться ему было несложно. Он делал это при Андрее, и тот брезгливо кривился, глядя на эту рухлядь и старье.
   "Нищета нищетой!"
   Сам Андрей никогда так не жил, поэтому ему было сложно представить себе такую нужду, чтобы носить такое по много лет подряд и иногда оставаться без хлеба. Ване было стыдно за свою несостоятельность, он чувствовал за спиной взгляд и усмешки Андрея и краснел. Но у него ничего больше не было, и похвастать было нечем.
   - Поторопись-ка ты, босс не любит ждать. Он и так уже задержался слишком.
   Ваня кинул смену белья и одежды в старую хозяйственную сумку и пошел вслед за Андреем. Усаживаясь в машину, он умудрился сначала споткнуться и ободрать ногу, а потом стукнуться головой и набить на виске шишку. Зуев смотрел на него с неприкрытым презрением: "Дурак!"
   И вообще, нелепый и потертый вид мальчика не вязался с дорогой иностранной машиной, ее роскошной отделкой и мягким, почти незаметным ходом.
   Впрочем, он ведь был здесь не хозяином, а всего лишь очередным слугой.
   А ради слуги не стоит даже задумываться.
  
   Так началась для Вани новая жизнь, только совсем не такая, как ему хотелось. Он с ней не то чтобы смирился - он пока подчинялся обстоятельствам, но каждую минуту внимательно осматривался вокруг и замышлял побег.
   А это, как оказалось, вовсе не так легко.
   В городе он, естественно, бывал не раз, но проходил там всегда одним и тем же маршрутом, знал лишь основную улицу, универмаг, гастроном, автостанцию и ПТУ. И библиотеку, где он искал литературу по селекции. А больше нигде он не гулял, даже издалека не видел дом культуры, в просторечии клуб, и на жилые улицы и дома вообще не обращал внимания, занятый своими проблемами и мыслями.
   И теперь он с удивлением озирался по сторонам и с трудом верил, что это Арск, их райцентр, давно навязший в зубах.
   Особняк Зуева находился в той части города, где построились все городские и районные "шишки". Здесь располагались большие, узорчатые дома не ниже трех этажей, на каждом из них висела "тарелка" спутникового телевидения, ограды окружали участки, заросшие сорняками либо украшенные неухоженными цветочными клумбами. Здесь земля не приносила никакой пользы, потому что за ней некому было следить, но считалось, что владеть землей престижно, и чем больше земли, тем больше престижа.
   Ваня скривился.
   Улицы в этом квартале были заасфальтированы, к каждому гаражу вел асфальтовый подъезд, но не было никаких тротуаров.
   А зачем здесь тротуары? Жители этих улиц не ходят пешком.
   Ваня усмехнулся.
   У Зуева был средний для этого квартала дом, трехэтажный, с двумя гаражами, полностью благоустроенный. Ваня смотрел на него во все глаза. Зуев высадил его и Андрея, приказав последнему:
   - Покажи дикарю, как пользоваться ванной и туалетом, и проследи, чтобы он не вел себя как неандерталец. А я скоро приеду.
   Андрей, судя по всему, был прекрасно осведомлен о планах Зуева насчет пасынка. Это Ваню оскорбило, но он не мог возражать.
   Кто угодно теперь имел право решать его судьбу.
   Зуев между тем сам сел за руль и куда-то уехал. Андрей отпер калитку, и в то же мгновение на обрушился громкий лай - к гаражу была пристроена большая будка, откуда выскочила огромная собака черного цвета и стала нещадно бросаться, облаивать и щелкать зубами так злобно, что Ваня невольно съежился, хотя собака была на цепи и ошейник на ней был с шипами.
   Ошейник некоторым собакам не помеха, они умеют из него вылезать.
   Андрей тоже вздрогнул, но лишь по-хозяйски цыкнул на собаку и продолжил движение к дому. Ваня поспешил за ним.
   "Не сорвется ли она с цепи?"
   В Агееве злобную собаку держал только брат председателя, потому что у него в доме было много дорогой техники и недавно появился новый компьютер, и вообще он жил очень хорошо, так что ему было что охранять с помощью такого зверя. А все остальные сельчане обходили его дом десятой дорогой, чтобы не попасть в пасть хищнику.
   От греха подальше.
   Прочие агеевские собаки обладали разной степенью злобности, но на людей не бросались, не бросались и на кур и других сельских животных, поэтому содержались без ошейников и цепей и, в общем, никому не доставляли неприятностей.
   Поэтому Ваня был удивлен и напуган поведением большого черного зуевского пса, который вел себя человеконенавистнически.
   Андрей не спеша отпер дверь, гремя связкой ключей разных мастей, впустил Ваню внутрь, потом зашел сам, и дверь защелкнулась сама на множество автоматических запоров.
   Это звучало так устрашающе, что Ваня вздрогнул и тем самым вызвал очередную презрительную усмешку Андрея. Ваня почувствовал себя еще ничтожнее и подавленнее, чем обычно, ему стало совсем плохо. Униженно.
   Это чувствовал и Андрей.
   - Постарайся ничего тут не разрушить, - сказал он. - И вообще, расслабься. Ничего страшного не происходит, что уж ты так зажимаешься.
   Ваня сглотнул, но ответить все равно не смог.
   Это было выше его сил.
   Андрею было известно, что Зуев собирается переселить мальчика в Арск, и он дал Андрею необходимые распоряжении по вселению в дом нового жильца, поэтому Андрей сразу провел Ваню в комнатку, выделенную ему для проживания, и оставил там на несколько минут, чтобы новенький слегка освоился.
   Но Ваня был не в том состоянии, чтобы где бы то ни было осваиваться - он просто принимал к сведению все, что вокруг него происходило, и даже не пытался этому помешать.
   Комнатка оказалась малюсенькой и без претензий. В ней было лишь самое необходимое - полуторная кровать со старым, жестким и пыльным матрацем, одежный шкаф, тоже старый, и в углу стулья, два, поставленные один на другой, как пирамида. Они были здесь лишние, но, видимо, их сплавили сюда как ненужный хлам, перед тем, как выбросить на помойку. Ваня тупо смотрел на них и недоумевал: зачем здесь стулья, если нет стола? Впрочем, тут и стол оказался бы лишним. Читать разные книги Ваня любил, но предпочитал делать это не за столом, а лежа. Так ему было легче переноситься мысленно в воображаемые миры литературы.
   Кровать была не застелена, и белья на ней не было, только неаккуратной горой валялись подушка, заляпанная какими-то желтыми пятнами, и байковое одеяло с дырками по краям.
   Ваня робко поставил свою сумку на пол и, казалось, все больше отупевал.
   Неужели тут ему придется теперь жить?
   И разве такое решается за человека посторонними людьми?
   Сюда заглянул Андрей и позвал Ваню за собой:
   - Расположился?
   Ваня не ответил.
   - Нет еще? - удивился Андрей. - Впрочем, ты всегда любил топтаться на месте... Босс научит тебя жизни, не волнуйся. Скоро ты будешь бегать, как жеребец...
   Он ухмыльнулся и добавил:
   - Как мустанг-иноходец. Ну хватит страдать, пора приступать к делу. Потом расположишься, оставляй тут свое барахло.
   Ваня нерешительно переставил сумку на кровать и больше не знал, что делать. А Андрей торопил его:
   - Ну, что встал, как истукан? Боишься, что кто-нибудь позарится на твои драгоценные вещички? Пошевеливайся, никому не нужен этот хлам.
   - Это не хлам, - вдруг возразил Ваня, задетый за живое.
   Андрей снова презрительно скривился:
   - Ага, это одеяние цезарей. Короче, иди за мной, я покажу тебе дом.
   - Зачем?
   - Затем, что тебе придется тут жить и работать. Не задавай глупых вопросов! Пойдем.
   Ваня умолк и пошел за ним.
   Дом поразил его прежде всего размерами и заковыристой планировкой - Ваня в нем с первой же минуты потерял ориентацию, как в лабиринте с Минотавром. Андрей шествовал перед ним, но не походил на велеречивого гида, а больше напоминал лаконичного робота. "Комната для гостей. Спальня. Гостиная. Холл. Еще спальня. Кабинет. Спальня босса. Гардероб. Туалет. Ванная. Ванная. Туалет. Кухня. Холл. Кладовка. Спальня..."
   Ваня недоумевал, зачем Зуеву столько спален, ведь он живет один. Многочисленность помещений компенсировалась их однообразием: во всех этих комнатах, невзирая на их наименование, за исключением санузлов, находился набор мягкой мебели и телевизор. Даже в кухне. Даже в холлах. Количество экранов в доме удивило Ваню поначалу, но позже он узнал, что антенна подключена лишь к трем из всех телевизоров - в спальне босса, на кухне и в кабинете. А остальные аппараты делались работоспособными по мере надобности.
   Ванные комнаты и туалеты заставили мальчика расширить глаза от удивления. Потом он внезапно покраснел, робко остановил Андрея, который с невозмутимостью следовал дальше.
   - Что такое? - спросил Андрей.
   - А как пользоваться этой штукой?
   И Ваня так же робко указал на сливной бачок.
   Андрей снова скривился от нескрываемого отвращения.
   - Нет, ты все-таки настоящий дикарь! Ты что, никогда унитаз не видел?
   Ваня нахмурился и ответил:
   - Видел. Но то был не такой унитаз.
   Он чувствовал себя униженным такими достижениями цивилизации, которые доступны в городах, да и то отнюдь не всем жителям, а сельчанам об этом вообще остается лишь мечтать. Но первое впечатление от дома отчима у Вани уже пропало, он увидел, что в нем нет ничего сверхъестественного, а ко всему остальному легко можно привыкнуть и научиться пользоваться.
   Ваню снова обожгло стыдом за свое несвоевременное унижение перед чужим человеком, который вообще не считает его за живое существо.
   - А что, если бы я никогда не видел унитаз? - с вызовом сказал он. - Что, это так удивительно? Я нигде не был, кроме своего села! А у нас в селе нет унитазов! Так что, я из-за этого не человек, что ли?
   Андрей снисходительно ухмыльнулся:
   - Молчи уж, человек недоразвитый. Расхорохорился. Смотри и запоминай. Второй раз показывать не буду.
   Ваня сразу освоил методику и одобрил такое устройство: практично и, на первый взгляд, долговечно... Хотя интересно было бы разобрать эту конструкцию и убедиться, что устроена она без погрешностей и не даст сбоев...
   Но Андрей, в свою очередь, вдруг почувствовал себя неловко и недовольно ворчал:
   - Что за дикость... Унитазом не уметь пользоваться... Дикость какая... Позорище...
   А Ваня, наоборот, ощутил почву под ногами и перестал бояться. Он мог бояться только того, что не понимал. А то, что понимал, он либо принимал, либо боролся, но уже не боялся.
   Дольше всего они задержались в кухне.
   Она очень удивила Ваню - там было много всяких устройств, о которых он и не подозревал, что такие существуют. Посудомоечная машина, кухонный комбайн, миксер, тостер, микроволновая печь, электрический чайник, кофеварка... У мальчика разбежались глаза. Андрей дал ему возможность полюбоваться этой картиной, затем сказал:
   - Ну как, поглазел? А теперь слушай внимательно и запоминай. Сломаешь какую-нибудь вещь - босс голову оторвет.
   - Я не сломаю, - пообещал Ваня.
   С его стороны это было опрометчиво, но ведь он действительно не собирался здесь ничего ломать нарочно. Да и зачем было это делать? По природе своей он был приспособлен скорее ремонтировать, чем ломать.
   Во время объяснений у него разгорелись глаза, Андрей показывал ему различные манипуляции и заставлял их в точности повторять. Ваня повторял, хотя и волновался, что своей неловкостью что-нибудь испортит, и побаивался этих автоматических предметов, которые своей логикой и безупречностью напоминали о запредельном мире, где царят иные порядки.
   К тому же, легко было сбиться, ошибиться в обращении с абсолютно незнакомыми, высокотехнологичными приборами, а это грозило поломкой и оторванием башки виновнику несчастья, то есть ни на что не годному пасынку...
   Впрочем, Ваня оказался на редкость сообразительным мальчиком и пока что выполнял все правильно, без ошибок, чем Андрей остался доволен и даже похвалил:
   - Ну вот, получается... Это не трудно, только надо внимательно смотреть и запоминать... Память хорошая?
   - Да, - ответил Ваня простодушно, но Андрею послышалась в его ответе угроза, и он скосил на мальчика глаза. Но не стоило заострять на этом внимание - это же всего лишь пацан, какую он может представлять собой опасность? Решительно никакой!
   По окончании осмотра Ваня был отпущен в свою каморку. Ему не удалось найти ее с первого раза, пришлось немного поблуждать по комнатам и холлам, но в конце концов он взял верное направление и попал туда, куда надо.
   Вид собственной сумки его обрадовал, как будто он увидел в ней почти потерянного друга. Эта старая сумка вполне соответствовала всей комнате, которую, как потом узнал Ваня, домочадцы называли "конура". Домочадцев было мало - сам Зуев, Андрей, и Ваня. Андрей проживал здесь в знак особого расположения босса, и кроме того, ему больше негде было жить, у него в городе и окрестностях никого не было. Зуев ему безоговорочно доверял, хотя, например, сам Ваня не стал бы ему доверять, особенно когда узнал его получше. Это заставило Ваню изменить мнение о своем отчиме - тот оказался недалеким в умственном отношении человеком, раз не замечал буквально у себя перед глазами очевидных вещей. Для этого же не требовалось особой проницательности. Тем не менее Андрей безнаказанно водил босса за нос и прибирал к рукам ту власть, которая пока что была ему доступна.
   Наблюдательность нового жильца помогла ему освоиться, в сложившихся обстоятельствах это было необходимо, и, к счастью, эта наблюдательность не бросалась в глаза, иначе он приобрел бы себе врагов в лице отчима и его помощника. Правда, Ваня пока и сам не знал точно, почему ему надо таиться от всех и вообще вести себя чрезвычайно осторожно - просто инстинкты говорили ему об опасностях, подстерегающих на каждом шагу неопытного мальчика, особенно если учесть отношение к нему окружающих.
   Например, Ваня узнал буквально в тот же день, куда ездил с самого утра Зуев. Думать об этом было горько и обидно, но Зуев посещал женщину, которую, надо полагать, любил. Во всяком случае, испытывал к ней массу нежных чувств, которые, при особом желании, можно было бы принять за любовь. Ваня не очень-то удивился, узнав об этом факте. Все-таки ему с самого начала было известно, что Зуев женился на Галине Майоровой, преследуя свои цели. То есть это получился брак по расчету, как ни странно это прозвучит. Было бы как раз странно, если бы Зуев любил Галину. И было бы еще более странно, если б он вообще избегал женщин.
   Но Ване стало все равно очень больно и обидно, и жаль маму, которую так безобразно использовали.
   Вскоре он и женщину эту увидел. Она довольно часто, не реже раза в неделю, приходила к своему кавалеру в гости и задерживалась до трех-четырех дней кряду. Ване она сразу не понравилась своим высокомерным видом и мнимой "высокородностью" - она причисляла себя к верхам здешнего общества, неизвестно по каким причинам, и из-за этого всячески отгораживалась от нижестоящих, как будто сама никогда не была простой смертной. Ваню же она и вовсе не считала за человека - он был вне какой бы то ни было иерархии, как пария. Да и Зуева она, судя по всему, воспринимала лишь как ступень к более высокому (и богатому) уровню.
   Ваня не хотел вникать в их мелкие и противные отношения, но ему поневоле приходилось это делать, поскольку вся их мелодрама разыгрывалась на глазах у всех, без стеснения, даже с каким-то удовольствием, словно это была не личная жизнь, а театральное действо.
   К вечеру того же дня Ваня разобрался и с расположением комнат в доме. Это был не такой хаос, как ему показалось вначале, но, в любом случае, дом был выстроен бестолково. Очень скоро Ваня понял, что есть помещения, куда ему путь заказан, кроме, разумеется, тех моментов, когда ему нужно было сделать там уборку, а случалось это дважды в неделю - по средам и субботам. Это были комнаты, которыми пользовался хозяин - спальня, кабинет, его личный, неприкосновенный санузел и гардероб. Ване пообещали, что пустят его в гардероб следующей весной, когда нужно будет привести в порядок, вытрясти и просушить одежду Зуева, которой у него накопилось много, а избавиться от нее было жалко. Ему вообще было жалко от чего-либо избавляться, даже если ему это не нужно - ведь он тратил на это деньги, или усилия, или и то, и другое... Да и мало ли что может быть... Вдруг пригодится...
   Ваня не собирался покушаться на барское добро, но Зуев все-таки счел благоразумным обезопасить себя с этой стороны и запер гардероб на ключ.
   А вот где он позволял пасынку появляться - это на кухне. Более того, Ванины появления там поощрялись, и даже Ваню заставляли там появляться, если он этого не хотел. На него была возложена почетная обязанность готовить для всех еду - и для Зуева, и для обслуживающего персонала.
   Ваня не возражал.
   Возражать было бесполезно.
   Проблема была в том, что готовить Ваня умел только самые простые, буквально нищенские блюда - пресные супики, всякий картофель, вареные макароны, овощные салаты. Лучше всего у него получались трудоемкие домашние заготовки на зиму - соленья и варенья. Но для этого время еще не наступило, созревала лишь черешня и клубника. Да Зуев и не ел таких вещей. Разве только в бане, с друзьями, за компанию, после крепкой водочки, его тянуло закусить соленым огурчиком, но вообще они закусывали в основном соленой икоркой... А уж про существование сладких заготовок, таких, как варенье и компот, он и не догадывался: по его мнению, это было невкусно.
   Находясь в услужении такого человека, Ване пришлось срочно осваивать более продвинутую кухню. Он учился обрабатывать рыбу, мясо, копчености, сочинять разнообразные соусы и подливки... Это было даже интересно, постепенно Ваня стал хорошо ориентироваться в непривычных продуктах.
   Еще одной его обязанностью стало мыть машину и наводить порядок в гараже, который примыкал к дому. Вообще-то, никто не заставлял его проводить там уборки, но он сам не переносил такого безобразия. В мастерской в колхозе он это еще терпел, так как любой порядок там был в принципе невозможен ин разрушался в пять минут, причем не потому, что колхозники были такие уж вопиющие разгильдяи, а просто характер работы у них не предполагал соблюдения порядка: они всегда спешили, точнее, посевная или уборочная их всегда подгоняла, а потом надо было срочно исправлять поломки, которые случались неизбежно, поскольку техника в колхозе была в основном старая, а на новую денег как-то всегда не хватало...
   Словом, в колхозе Ваня замучился приводит мастерскую в надлежащий вид и бросил это занятие.
   Вот у Зуева - другое дело.
   Гараж у него, хоть и не старый совсем, был захламлен хуже самого последнего сарая. Сараи в хозяйстве у Зуева тоже имелись и тоже были захламлены, поэтому Ваня выгреб из подсобных помещений горы мусора и расставил все по своим местам, разложил по полочкам. Правда, нельзя сказать, чтобы это кто-нибудь оценил - Зуев туда никогда не заглядывал, а Андрей заглядывал, но не занимался ничем, а просто так, воображал себя управляющим, в пику своему боссу.
   - Распинаешься? - насмешливо бросил он Ване. - Ну-ну. Скоро перестанешь распинаться. У тебя уже не будет на это времени.
   Ваня опустил глаза и ничего не ответил. Он "распинался" совсем не для Зуева или Андрея, а потому что работать в прибранном и аккуратном чистом помещении гораздо приятнее, а он предполагал, что именно тут ему и предстоит работать.
   В этом он немножечко ошибся, а вот Андрей оказался прав целиком и полностью. Два или три дня Зуев как будто не вспоминал про пасынка, решая свои насущные проблемы. Ваня при этом старался его избегать и не попадаться на глаза.
   Но в тот день, с самого утра, Ваня столкнулся с ним на кухне и не успел подготовиться к защите.
   - Вот ты где, - сказал Зуев. - Как раз сейчас нам надо поговорить. И побыстрее, у нас мало времени.
   Ваня разогрел ему завтрак.
   - Как ты понимаешь, Иван, - начал Зуев, - я не могу держать у себя нахлебников. Ты мне, в сущности, никто, и я не обязан о тебе заботиться. У меня здесь не благотворительная организация.
   Ваня опустил голову, как будто был в чем-то виноват перед ним.
   А Зуев продолжал:
   - Да тебе и самому неприятно было бы осознавать, что ты живешь здесь из милости. Ты же у нас парень гордый, положение нахлебника и иждивенца тебя наверняка не устроят...
   Зуев сделал многозначительную паузу.
   Ваня смотрел на него исподлобья и молчал.
   - Потому ты будешь у меня работать, - сказал Зуев, намазывая маслом хрустящий тост. - Сначала, конечно, на низших должностях, будешь просто помогать и присматриваться. А потом, если дело пойдет хорошо, если у тебя проявятся какие-нибудь способности, то я, разумеется, сделаю из тебя человека.
   После этого он присмотрелся к мальчику и заметил:
   - Что-то я не вижу у тебя никакого энтузиазма. Похоже, тебе не очень-то хочется становиться чьим-нибудь помощником... Но что поделаешь, Иван, все мы когда-то именно так и начинали... С мальчиков на побегушках, с самых что ни на есть низов... А по-другому не бывает. Ты ведь еще ничего не умеешь делать, чтобы ставить тебя выше. Вот как научишься - тогда милости просим.
   Ваня промолчал, хотя ему вовсе не нравился тон отчима - роль прислуги даровалась ему как нечто желанное и долгожданное.
   С этого момента он почувствовал себя пленником.
   Утро его начиналось в пять часов. Он вставал, умывался и спешил на склад - грузить и везти товар на рынок, где у Зуева было два торговых места, там две девушки продавали канцтовары. До этого времени Ваня не знал, что бумага такая тяжелая! Картонные коробки с тетрадями и блокнотами, ручками и фломастерами... Ваня доставлял все это на место, девушкам, а сам бежал домой, чтобы успеть приготовить еды на день. Если при этом заканчивались продукты, он их покупал, приносил домой и отчитывался за каждый потраченный рубль. Зуев тщательно изучал чеки - не обжулил ли его пасынок, не присвоил ли себе какую-то часть сдачи.
   Потом у него появлялось немного свободного времени, которое он использовал совсем не по назначению - он спал.
   Но на этом его деятельность не заканчивалась.
   В течение дня он должен был пропылесосить весь дом, смахнуть пыль и постирать и выгладить белье и рубашки Зуева и, заодно, Андрея. Раньше этим занималась кухарка, переселенная в так называемую "сельскую резиденцию", в Агеево. Теперь Зуев решил не тратиться на новую работницу. А зачем? Ведь у него появился совершенно бесплатный мальчик, который никому не нужен и ни на что больше не годен, кроме как обслуживать вышестоящих.
   К тому же, как выяснилось, мальчик этот - исполнительный, старательный и всю возложенную на него работу выполняет очень качественно, не придерешься.
   Потом - снова на рынок, увозить товары обратно на склад.
   Вечером Ваня должен был накормить Зуева и его гостей.
   Гостей Зуев приглашать любил и не упускал случая утвердить этим свое положение в обществе и важные и полезные связи.
   Ваня, со своей стороны, не видел тут никаких важных и полезных связей, а видел лишь желание покрасоваться перед низшими и слабыми, и еще - желание подмазаться к сильным и влиятельным, и наконец - просто банальное желание напиться водки и расслабиться, потому что все вечеринки и застолья у Зуева быстро переходили в оргии и заканчивались безобразно.
   Ваня участвовал в этом как официант, к тому же.
   После этого он должен был вымыть посуду и навести и навести вокруг обычный порядок и блеск.
   Поэтому не стоит удивляться тому, что любую свободную минуту Ваня уделял сну - он очень уставал, не успевал хорошо поесть и весь день, особенно с утра и вечером, боролся с состоянием сонливости. Эта мучительная борьба сделала его глаза лихорадочно блестящими, обведенными синевой, и взгляд у него стал опасный, но на него никто не обращал внимания, кроме Андрея, да и тот лишь усмехался, глядя на мальчика, и думал, что долго этот пацан не протянет, да и не надо - какая от него польза, от раба...
   Ваня забыл обо всех своих мечтах, о золотых яблоках. Какие золотые яблоки?! Все его мечты и желания сосредоточились теперь в одном лишь стремлении - убежать. Он не думал, что это очень трудно, почти невозможно, и его не волновало, чем он займется и что вообще с ним станется в случае удачного побега. Главное - так жить нельзя, следовательно, это надо прекратить.
   А самый приемлемый способ прекратить - убежать.
   Как?
   Ваня каждую минуту обдумывал это, и ему иногда казалось, что он близок к решению, по крайней мере, теоретическому. Но он практически никогда не оставался один, все время находился под присмотром вездесущего Андрея, и любое его отсутствие продолжительностью больше пяти минут сразу бывало замечено, вызывало неудобства и срочные поиски, чтобы раб, не дай Бог, не вырвался на свободу.
   Они, в общем, понимали, что поступают с ребенком плохо, но это их не останавливало и не могло остановить - они поступали плохо по много раз на дню, объясняя это своими насущными интересами, а уж о мальчике этом и подавно беспокоиться никто не станет. Каждый сам за себя, как говорится.
   Если может бороться - пусть борется.
   Если у него получится.
   Сначала он не придавал никакого значения тому факту, что у него нет паспорта. То есть он осознавал важность официального документа, но при этом не чувствовал преступления в его отсутствии. Главным, по его мнению, было наличие самого человека: вот он, существует на свете, дышит, думает, живет, а больше ничего и не надо.
   Но однажды он поехал с тремя работниками за товаром в Ростов. В качестве грузчика, разумеется. Это была его первая поездка за пределы района, и он удивленно озирался вокруг. В областном центре было людно и шумно, суета на главных улицах города потрясла Ваню до глубины души, хотя он и видел ее лишь из окна грузовика, из недоступного и безопасного места. В какой-то момент ему даже стало страшно, а ведь это было, наверное, самое подходящее время для того, чтобы выскочить из машины и дать дёру, и никакие слуги Зуева его не догнали бы, ни на собственных ногах, ни на своем громоздком, неповоротливом грузовике...
   А когда он упустил эту возможность и стал прислушиваться и присматриваться, он узнал очень важные и полезные для себя вещи. Прежде всего, им нужно было встретиться с поставщиком товара, а офис у этого поставщика находился в историческом центре города, на площади, рядом с большим собором.
   Собор был открыт.
   Пока Серый, как старший группы и назначенный главным среди них, ходил в офис улаживать мелкие формальности, Ваня и еще два попутчика сидели в кабине и ждали.
   От жары они открыли настежь двери, водитель Рома даже вышел постоять.
   А Ваня почему-то робел и только жадно смотрел на собор, куда стекалась масса народу по случаю церковного праздника - Петра и Павла.
   При этом Ваня заметил множество нищих, которые толпились там и вид имели ужасный, по Ваня пока не увязывал их положение и свое.
   А увязал он это, услышав ровный голос Ромы:
   - Вот привыкли деньгу зашибать! А ведь ничего не делают, только ходят от вокзала до собора да стоят с протянутой рукой. Для этого большого умения не надо.
   Ваня невольно вздрогнул.
   - Зря ты так, - остановил Рому Гриша, один из продавцов Зуева, громко именуемый консультантом. - Не все они такие проходимцы. Некоторые и хотели бы жить по-другому, но не могут.
   Рома фыркнул:
   - Что значит - не могут? Главное - желание!
   - Нет, - возразил Гриша. - У многих из них нет документов, а кто их без документов возьмет работать?
   Ваня при этих словах насторожился.
   А Рома смирился перед таким неопровержимым аргументом и закряхтел:
   - Ну, вообще-то да... Разве только куда-нибудь... на стройку, например... Или в Москву... Там нелегалов много...
   Гриша снова возразил:
   - Да и на стройку сейчас не очень-то берут... Если хочешь знать, в некоторых местах даже конкуренция. Это в таких-то условиях!
   - Ну, они знают, где слаще.
   - А в Москву сначала попасть надо. А как попадешь без паспорта, без денег? Без паспорта человека человеком не считают!
   Рома снова признал аргумент неопровержимым и закурил, злобно пыхтя на несправедливое устройство мира.
   А перед Ваней вдруг разверзлась пропасть. Он внезапно увидел весь ужас своего положения и перестал прислушиваться к словам других.
   Он был никто!
   Он на самом деле был никто, просто потому, что у него нет паспорта и он не может без этого документа доказать свое право на существование! Ему нельзя просить помощи у милиции, которая немедленно посадит его в тюрьму и потребует штраф за нелегальную жизнь на земле. Ему не продадут билет в кассе, и он никуда не уедет.
   Ему сейчас открыта одна дорога - к тем, кого называют бомжами, и с виду они весьма похожи на нищих возле собора... На голодных, оборванных нищих...
   О Господи, как ему вернуть свой паспорт и аттестат?
   А сейчас, получается, выбор у него совсем небогат: либо оставаться рабом у отчима, либо опускаться в мир, как выразился Рома, нелегалов...
   Ваня вздрогнул, в его глазах появилась безнадежность.
   Он понял еще, что пока рано начал собираться бежать. Он не предусмотрел всех неприятностей, которые могут помешать ему на пути к свободе.
   Иначе свобода обернется новым рабством, он всего лишь поменяет одного хозяина на другого.
   Ну, нет.
   Ваня опустил глаза и обозвал себя дураком. Он чуть было не угробил себя своими непродуманными планами. Впредь нужно будет не заниматься туманными, общими, абстрактными мечтами о свободе, а расписывать свои действия по пунктам, по шагам, по жестам, по взглядам.
   Иначе его ждет неудача.
   Остановившись на этом решении, Ваня, как ни странно, почувствовал большое облегчение, хотя его положение ничуть не изменилось, даже наоборот, побег откладывался на неопределенное время.
   Просто теперь он оформил для себя конкретную цель. А когда цель имеет очертания, да еще и выражена словами, то возможностей ее достичь становится во много раз больше.
   И принимать решения гораздо легче.
   И действовать уже надо наверняка.
   Чтобы не пропасть в недоброжелательно настроенном мире и не позволить Зуеву уничтожить мальчика.
   Поэтому глаза у Вани имели совсем другое выражение, когда он снова их поднял и осмотрелся.
   Тут из офиса вышел Серый. На лице его было написано довольство и гордость: он выполнил поручение босса и мог рассчитывать на заслуженное вознаграждение.
   - Ну что, орлы? Скисли?
   - Жара, - лениво отозвался Гриша.
   - Ты задержался, - заметил Рома.
   Серый почесал в затылке.
   - Да, - сказал он. - С меня пол-литра.
   Рома и Гриша от такого поворота дел мгновенно оживились и даже стали потирать руки.
   Ваня брезгливо скривился.
   А Серый распорядился:
   - А теперь - погнали на склад.
   Они, морщась, сели в раскаленную от солнечных лучей машину и поехали на склад, грузить приобретенный товар и везти его в Арск.
   Тут надо сразу оговориться, что канцелярские товары на базаре - это был не основной бизнес Зуева, а лишь его маленький довесок. На самом деле Зуев специализировался на бытовой технике и всяких мелких, но полезных приборах - электрических чайниках, фенах, бритвах, миксерах. Поэтому грузчикам приходилось несладко: они таскали телевизоры, холодильники и музыкальные центры в громоздких коробках.
   Без Ваниного участия было не обойтись.
   Они ехидно толкали друг друга локтями и посмеивались, представляя себе мальчонку, надрывающегося под тяжестью ноши, но они ошиблись. Ваня безропотно выполнял все их требования, поднимал какие угодно коробки, и при этом взгляд его выражал отнюдь не жалобное умоляние, а нечто другое, чего они не понимали.
   А он перестал замечать их издевательства и реагировать на них. У него в уме происходила бурная мыслительная деятельность - он строил план. Большой, подробный. Самый главный в его жизни план. Он так увлекся, что окружающее уже не имело значения. Он даже пришел в азарт.
   От этого плана зависит его жизнь!
   Оказалось, составить хороший план не так уж просто. Надо не только желать чего-то, но и много знать. А Ваня знал не так много из того, что могло помочь ему в деле побега. Тут еще нужен был обязательно опыт, и удача тоже, а что такое удача, ему даже не было известно.
   Но зато у него появилась цель, и это преобразило течение его жизни - она стала не такая беспросветная.
   Что же касается окружающих, то они по-прежнему относились к нему несерьезно, как к мерзкой букашке.
   По возвращении в Арск произошел заметный поворот в профессиональной деятельности Зуева, причем поворот к лучшему. Ему удалось-таки дозвониться до Равиля и договориться о встрече. Отсюда до заключения сделки было, конечно, еще очень далеко, но сам факт устного соглашения Зуев считал гарантом успешного завершения дела.
   Все складывалось хорошо. Дом в Агееве как раз перестроили и подготовили к использованию. Равиль назначил встречу. Осталось всего ничего - суметь убедить его во время этой встречи, что он, Зуев, незаменимый партнер.
   И тогда Зуев выйдет на новый виток своего развития. Потому что Равиль - это Величина. Во всем южном регионе России.
   К поездке Зуев готовился загодя. Несмотря на то, что не было известно, согласится ли Равиль разговаривать, и несмотря на суеверный страх ("Не загадывай наперед - сглазишь!"), Зуев почему-то верил в хороший исход дела. Все же он не самый захудалый бизнесмен в этих местах, о нем наслышаны, и Равиль тоже не мог о нем не знать...
   Так или иначе, но к поездке и к заключению сделки Зуев был готов и сразу, разумеется, выехал.
   Это был настоящий караван: два трейлера для товара и большой легковой автомобиль для самого хозяина. Фуры Зуев припас для этой поездки самые большие и современные - решил воспользоваться моментом и затариться как следует, тем более что и официально эта поездка объявлялась как поездка именно за товаром. Впрочем, это и была поездка за товаром, только среди "официального" товара Зуев приобретет и спрячет еще один товар, который лучше не афишировать, чтобы не привлечь внимание правоохранительных органов.
   Это никого не касается, кроме Зуева и Равиля.
   И Зуев очень надеялся, что сделка состоится.
   Все-таки Равиль - Величина.
   И в доме, и в торговых точках, и в конторе Зуева началась невообразимая суета. Водители и грузчики - всего шестеро - принялись проверять технику и проводить с ней "косметические" процедуры, чтобы она, не дай Бог, не сломалась в дороге. В таком случае босс устроил бы им такой разнос, что вряд ли им удалось бы устроиться на работу... По крайней мере, в Арске... Нет, уж лучше заранее все проверить и подстраховаться.
   Деление на водителей и грузчиков было условное. Все шестеро умели водить грузовики и имели соответствующие документы, и всем шестерым приходилось таскать тяжести во время погрузки, чтобы не терять время и не раздражать босса.
   Ване тоже предстояло ехать с ними. И в качестве дополнительной живой силы, и для "приобретения опыта", как выразился об этом Зуев, на что все, кто слышал эти слова, разражались громким смехом.
   Андрей тонко, как иезуит, улыбался.
   Ему, как никому другому, было известно, как непредсказуемо проходят такие поездки. И конечные результаты, и само течение событий может быть весьма неожиданным.
   Без приключений не обходилось ни разу.
   Ваня и видел, и чувствовал это возбуждение, поднявшееся вокруг Зуева. Он не сомневался, что его возьмут с собой. Эта уверенность ни на чем не основывалась, но он не сомневался, и так и произошло.
   Возражать было бесполезно, как всегда. Оставалось смириться с ситуацией и корректировать либо вовсе отменять планы по побегу.
   В этом смысле ему было бы лучше, конечно, остаться здесь, в Арске, пока все церберы отсутствуют и не могут помешать ему бежать.
   Но, может быть, Господь на небесах решил все иначе? Может быть, именно эта поездка - его шанс вырваться на свободу? Ведь в дороге случается всякое. Наверняка получится улизнуть незаметно, его не сразу хватятся искать, а там уж надо не сплоховать и действовать по обстановке.
   Таким образом, у каждого к этой поездке были свои требования и свои ожидания.
   Выехали они буквально через день.
   Путь их лежал на Ставрополье.
   Несмотря на тяжесть обстановки и постоянные издевательства и унижения со стороны Зуева, Андрея и их слуг, Ваня с большим интересом следил за окружающей природой. Ему нравились эти места, похожие на родные, но все-таки немножко не такие - новые, незнакомые, даже равнодушные, пока не проявишь к ним доброжелательное отношение.
   Ваня хотел бы сбежать прямо тут и начать жить...
   Только прямо тут негде спрятаться.
   Привал они сделали в городке с красивым названием Василёвск. Отсюда до Ставрополя было рукой подать, а уже наступил вечер, даже поздний вечер: стало темно и дороги опустели. Решено было переночевать в Василёвске, по опыту предыдущих поездок, а наутро, свеженькими, как огурчики, и во всеоружии явиться к Равилю на встречу, потрясти его деловой хваткой и неоспоримыми достоинствами и заключить-таки долгожданную сделку.
   Погода здесь установилась очень жаркая. Ночи были удушливые до звона в ушах, цикады оглушали своим треском. К тому же, Ваня был слишком возбужден, чтобы спать. Ему теперь постоянно казалось, будто во сне он может упустить момент, самый удобный для бегства.
   Мальчику было предоставлено место для сна на раскладушке возле раскрытого настежь окна, где вместо стекол была вбита сетка от комаров. Правда, от духоты это не спасало.
   Ваня вертелся на своей раскладушке с боку на бок, стараясь не слишком скрипеть пружинами, чтобы не разбудить отчима, утомленного долгой дорогой. Тот плотно поужинал, под водочку и мясные закуски, и теперь раскинулся на спине и заливисто храпел.
   Окно выходило на улицу, комната располагалась на первом этаже, и Ваня, пока не спал, слышал, как часто постояльцы гостиницы выходили на крыльцо курить. Иногда они переговаривались, в основном обсуждали свое место ночевки. А до Вани долетали не только их слова, но и табачный дым.
   Поэтому в определенный момент Ваня не удивился, услышав на улице очередные шаги и голоса.
   - Это точно известно, что он будет?
   - Будет, будет, точно будет, звонил сам и распорядился оставить за ним ту комнату, что и всегда.
   - Вот как!
   - Даже не сомневайся.
   Ваня узнал голос Серого и вздрогнул.
   - А откуда ты знаешь, что это он сам звонил? - снова спросил Серый.
   В ответ раздалось оскорбленное пыхтенье - собеседник не находил слов. Серый смягчился:
   - Ну ладно, верю. Но имей в виду: обманывать меня не в твоих интересах!
   - Я что, идиот, что ли? Говорю же тебе, собственными ушами слышал: будет именно он, и именно тогда!
   - Хорошо.
   Ваня по его голосу догадался, что Серый широко улыбается.
   С кем это он разговаривает?
   - А тебе не страшно шпионить? - спросил Серый. - Если твой шеф узнает об этом, выгонит с работы.
   - А откуда он узнает? Ты ведь на меня не донесешь.
   - Нет, конечно.
   - Тогда чего мне бояться?
   - А вдруг кто-нибудь подслушивает?
   - Брось! Кому мы нужны? Про нас все забыли. Чтобы заработать денег, приходится вон как выкручиваться.
   - Это верно.
   Они помолчали.
   - Ну, вот и ладненько, - подытожил Серый. - Он здесь будет, мы обязательно здесь появимся, и все пройдет как надо.
   - Да. А то, помнишь, как в прошлый раз мы чуть не попались? Хорошо еще, вовремя успели вернуть вещь на место!
   Серый пренебрежительно заметил:
   - Ну, и не вернули бы, так невелика потеря. У него таких вещей знаешь сколько?
   Его собеседник хихикнул:
   - А вот интересно, на кого вы списываете убыток? Все-таки это не колбаса какая-нибудь - телевизор импортный!
   - Ерунда. Наш босс сам найдет, на кого списать все убытки. Главное - не слишком заигрываться и вовремя поддакивать.
   Его собеседник снова захихикал, и они разошлись.
   После этого там не было слышно ничего, кроме треска цикад.
   Ваня лежал, нахмурившись. Из этого разговора он понял только, что Серый с кем-то сговорились против еще кого-то и задумали преступление. Поэтому надо держать ухо востро и не зевать.
   А то еще сам, того и гляди, попадешь под раздачу.
   При приближении к Ставрополю Зуев начал заметно нервничать и всячески старался это скрыть. Он не мог не волноваться, потому что вступал в область деятельности, куда вступать опасно, особенно для неподготовленного человека, неопытного в этом деле.
   Важно было произвести впечатление на Равиля, который повидал на своем веку столько всяких человеческих экземпляров, что ему впору было писать мемуары и философские трактаты. Говорят, он с первого взгляда способен определить, что за птица к нему явилась.
   Фуры подогнали к складам, и шесть человек обслуживающего персонала выбрались на свежий воздух. Ваня тоже. Ему стало душно и тесно в кабине, хотелось размяться. Вокруг него не было ничего интересного, одни склады, ворота, двери, грузовики и грузчики. Ванины спутники быстро нашли себе собеседников и устроили массовый перекур, пока их начальники договариваются.
   Про Ваню все забыли, и он устроил разведку местности. Пришел к выводу, что отсюда, пожалуй, лучше не пытаться убежать: слишком пустынное место, нет общественного транспорта, нет и закоулков и подворотен, где можно спрятаться.
   Не очень удачное место, хотя момент подходящий. Другого такого может и не быть.
   Ждать им, впрочем, пришлось не очень долго. Насчет основного товара Равиль и Зуев договорились буквально в течение получаса, и Серый получил приказ приступить к погрузке. А дополнительную сделку деловые люди поехали заключать в самый дорогой и престижный ресторан города.
   В неформальном обстановке, как говорится.
   За погрузкой наблюдал сам Серый, так как ни Зуев, ни даже Андрей не смогли выделить минутку в своем напряженном графике - им надо было держать под контролем весь ход переговоров, чтобы не попасть впросак. Слишком многое поставлено на карту.
   С погрузкой вскоре управились.
   Ваня, несмотря на настороженное состояние, не заметил никаких странностей в поведении Серого. Во время работы, правда, не всегда получалось пронаблюдать, а после того, как все коробки, согласно подписанным документам, встали на свои места и двери грузовиков были закрыты, утомившиеся работники запаслись пивом и стали ждать дальнейших распоряжений.
   Ваня-то никаких странностей не заметил, зато во время и после работы за ним самим был установлен надзор - о нем вспомнили, и, кроме того, вспомнили, что до этого он недолго находился вообще без присмотра, а это могло не понравиться боссу, который велел глаз не спускать с мальчишки.
   - Сидишь? - с подозрением окинул его взглядом Серый. - Ты случайно никуда не уходил?
   - Нет, - ответил Ваня, отвернувшись.
   От таскания тяжестей его лицо горело, было покрыто испариной, в жилках стучался пульс.
   - Ну, ладно, - проворчал чем-то недовольный Серый.
   И с этого момента Ваня оказался словно под компаком.
   До самого позднего вечера мужская компания глушила пиво и этим скрашивала тоскливость ожидания дальнейших распоряжений руководства.
   Но распоряжений от руководства пока никаких не поступало. Ване стало совсем плохо среди этих людей, настроенных так враждебно по отношению ко всему окружающему миру и срывающих на нем, ребенке, свою злобу.
   Зуев и Андрей среди них в тот вечер так и не появились. Они, признаться, и забыли про них, своих слуг, в суете и волнении предстоящей сделки.
   Таким образом, дружеский обед в ресторане плавно перешел в ужин на даче, а там перетрансформировался в обычную попойку, завершившуюся сама собой, так как ее участники перепили и уснули. Просыпались они с большим трудом, под бдительным оком насмешливого и вызывающе трезвого Равиля, который, однако, сделку по этому поводу отменять не стал.
   К великому счастью Зуева, он вполне устроил Равиля как партнер, и они сошлись по всем пунктам. Это вызвало у Зуева такой прилив энтузиазма, что он почти протрезвел, но решил по дороге домой восполнить это.
   Он ринулся за вторым товаром, словно боялся, что Равиль передумает. Тот, глядя на суету арского гостя, только ухмылялся в свои пышные седые усы и преисполнялся тщеславием: вот как все его боятся и ценят.
   Получая чемодан с товаром, Зуев буквально трепетал.
   Вот оно, его благосостояние!
   Вот он, его авторитет!
   Теперь вся жизнь пойдет вперед ускоренными темпами. Он спрятал чемодан в своей машине - поближе к себе, чтобы, не дай Бог, никто не позарился на его собственность, его благосостояние и авторитет...
   И лишь после этого он озаботился тем, где провели ночь и утро его грузчики и шоферы.
   Не то чтобы его задавила совесть, просто это могло создать некоторые проблемы в поисках. Превозмогая похмелье, они с Андреем долго восстанавливали в памяти события предыдущего дня и вспомнили, что по телефону связывались со своей командой, когда они еще находились на складе.
   Там их и нашли всполошенные Зуев и Андрей - команда также была не в очень трезвом состоянии и спала в жутких неудобных позах по машинам.
   При этом Ване там не хватило места, и ему пришлось устроиться спать на крохотной самодельной лавочке между дверями складов.
   Зуев и его помощник в первый момент были потрясены таким неподобающим отношением людей к делу. Они тут же растолкали команду, погнали ее под струю воды из колонки - трезветь.
   Получилось не сразу.
   Они же весь день пили крепкое пиво и ничего не ели!
   Зуев и Андрей были в ярости, но это ничего не меняло. Они не могли ехать, от всех молодцов за версту разило перегаром, представители ГАИ вряд ли пропустили бы мимо такую веселую компанию.
   Пришлось Зуеву раскошеливаться и кормить всех шестерых сытным обедом, от которого персонал одновременно и разомлел, и сконфузился. Как бы еще с работы не выгнали после такого вопиющего факта нарушения трудовой дисциплины.
   А Ваня получил лишь объедки, поскольку был меньше всех, хуже всех и вдобавок не пьян.
   То, что он со вчерашнего дня ничего не ел, никого не волновало.
   За всеми этими событиями караван выехал из Ставрополя поздно вечером, выезд сопровождался безобразной руганью и ссорами за лучшие места в кабине, и Зуев был вне себя.
   Заключенная сделка, без сомнения, грела душу, но радость уже бесследно исчезла.
   Ночью они прибыли в Василёвск.
   К этому времени тот грузовик, за рулем которого находился Серый, стал иногда глохнуть, и даже самым невежественным было ясно теперь, что надо остановиться и проверить технику, иначе могут быть неприятности в дороге, где они точно застрянут надолго.
   Зуев побагровел от злости, но был вынужден согласиться на ночлег в Василёвске. Остановились они, разумеется, в той же гостинице, что и всегда - зачем менять добрые традиции, если цена вполне приемлемая и качество услуг удовлетворяет.
   Всем хотелось ускорить события и побыстрее попасть домой. Поэтому настроение было неважное - вместо обычных шуток и прибауток компания молча прожевала и проглотила положенный каждому ужин, пробурчала что-то невразумительное и отправилась по комнатам, ложиться спать.
   Но от неприятностей минувшего дня на душе остался осадок, который почему-то мешал уснуть, так что и Зуев, и Андрей вертелись в постели и страдали бессонницей.
   Зато Ваня спал как убитый. На сей раз ему досталось местечко не в комнате отчима, а рядом с грузчиками, которые сразу завалились и захрапели. Кроме того, он утомился гораздо больше остальных и гораздо меньше их поел, и жара его слишком разморила, и разбила дорога - в общем, Ваня сразу уснул, как провалился, и не открывал глаз до самого утра.
   Да и утром он с удовольствием поспал бы еще, но проснулся от неожиданного шума во дворе.
   Громче всех кричал Зуев.
   Удивленный Ваня не успел даже умыться. В пустую комнату, где ночевали грузчики, ворвался Андрей. При виде Вани он злорадно заулыбался, схватил его за плечо и потащил за собой. Ваня не сопротивлялся, потому что еще не окончательно проснулся и ничего не понимал.
   Весь сыр-бор происходил на обширной стоянке напротив гостиницы. Здесь стояло множество разнообразных автомобилей и даже два автобуса. Народ метался вокруг одной из фур Зуева. Все двери грузовика были распахнуты настежь, люди орали, как сумасшедшие, никто никого не слушал, а меньше всех слушал Зуев. Он только подскакивал к каждому, встряхивал за шиворот и требовал объяснений.
   Ваню подволокли к фуре так, словно тыкали носом нашкодившего щенка. Он поднял глаза. Среди плотно уставленных коробок зияла пустота - там, куда они позавчера своими руками поставили огромный японский телевизор, сейчас ничего не было.
   Телевизор пропал.
   В первый момент Ваня онемел от страха, потому что ему внезапно стала ясна картина происшедшего. Ведь он же подслушал разговор Серого во время прошлой ночевки!
   Где Серый?
   Ваня огляделся.
   Серый так умело стушевался, что о нем все забыли и не обращали на него внимания: он больше помалкивал, но вовремя вставлял необходимые фразы, так что и слишком уж тихим он не казался и тем самым не вызывал подозрений.
   Он на этих делах собаку съел.
   Увидев Ваню, Зуев как будто нашел главного виновника своего несчастья.
   Ваня олицетворял собой все его неприятности.
   - Вот он! - крикнул Зуев. - Прекрасно! Ведите его сюда! Пусть скажет, как он это провернул!
   И схватил Ваню за плечо.
   А Ваня заметил сосредоточившиеся на нем взгляды и понял, что всю ответственность за происшедшее хотят свалить на него, хотя он тут вовсе не при чем.
   Поэтому он сделал попытку вырваться из цепкой руки и заявил:
   - Это не я!
   После этих слов не стоянке поднялся еще больший шум.
   - Это не он!
   - Ха-ха-ха!
   - А кто же?
   - Это не он!
   - Вот умора!
   - Щенок!
   Зуев встряхнул Ваню за плечо:
   - Я давно знал, что ты под меня подкапываешься! Только и ждешь, как бы мне навредить! Всегда подсматриваешь и подслушиваешь, Иуда!
   - Нет, - ответил Ваня.
   Этого ничтожного возражения хватило, чтобы Зуев окончательно взбесился и принялся трясти мальчика и орать:
   - Ты меня ограбил! Ограбил!
   - Да это не я! - воскликнул Ваня.
   - А кто же тогда?
   - А вы у своих грузчиков спросите!
   От такого заявления все шестеро начали кричать, каждый свою тираду, и угрожающе потянулись к Ване.
   За этой занимательной картиной наблюдало множество народу, столпившегося на стоянке. Ближе всех к месту происшествия находился небольшой грузовик, необычный, красивый, импортного производства. Рядом с ним стоял роскошнейший внедорожник, до которого Зуеву было еще расти и расти, и хозяин всего этого богатства, благообразный старичок невысокого роста, пол-лица у него закрывали черные очки, на старомодный манер, почти квадратные, а серые от седины волосы были подстрижены очень коротко и торчали "ёжиком".
   Он наблюдал за происходящим без малейшего интереса, скорее со скукой, просто потому, что свалка возле зуевских фур загораживала ему проход и тем более не давала проехать его автомобилям.
   Так что ему оставалось лишь сложить руки на груди и наблюдать, ожидая, когда освободится место для прохода и проезда со стоянки.
   - А ты ловок, ловок, - продолжал Зуев. - Отвечай, как ты это дело провернул?
   - Это не я! - снова воскликнул Ваня.
   - Где телевизор?
   - Не знаю!
   - А кто знает?
   - Серого спросите!
   - Что? - заревел Серый и отвесил ему затрещину.
   Зуев, конечно, умом понимал, что "дело провернул" вовсе не Ваня, слишком уж у него мало необходимых для этого качеств, да и не смог бы он за столь короткий срок установить нужные связи и сбыть украденный товар.
   Но Ваня Зуеву до того надоел, и так опасно было держать его рядом, подслушивающего и подглядывающего, и, как ни крути, много знающего о личной жизни отчима, и так почему-то оказался живуч, что его не сломала тяжелая работа, - в общем, Зуев был бы очень рад избавиться от пасынка раз навсегда, а возникший скандал позволял это сделать, причем безболезненно для Зуева.
   Пропажа телевизора обнаружилась совершенно случайно, Серому в этом смысле просто не повезло. Его деятельность по мелкому обкрадыванию хозяина началась уже давно и была отлажена до автоматизма. Рейсы в Ставрополь происходили регулярно, почти что по часам, и ночевки в Василёвске были обычным делом, и встречались они по большей части с одними и теми же людьми, так что грех было не воспользоваться такой возможностью и не подзаработать самому, за счет "обожаемого" босса.
   И всегда все проходило нормально, без каких бы то ни было неприятностей. Серый "специализировался" в основном на телевизорах и музыкальных центрах: они не столь громоздки, как холодильники, и, хоть с трудом, но с ними можно было справиться в одиночку.
   Правда, помогал ему и покупатель, но не очень рьяно - ему-то предстояло продвигать товар дальше, и раньше времени напрягаться не слишком приятно. Всем было известно, что если со Ставрополья через Василёвск возвращается Зуев, то можно поживиться, и заинтересованные лица обращались к Серому с заказом. Посредником служил один из служащих василёвской гостиницы.
   И покупателями, чаще всего, были подсобные работники местных или проезжих бизнесменов.
   Боссы и не подозревают, что у их подчиненных есть свой бизнес, пусть и не такой гласный, как у начальства, но зато не менее обширный.
   Каждый выкручивается как может.
   Пропажа вещи обычно обнаруживалась только по приезде в Арск, когда уже невозможно проследить, на каком этапе она исчезла, и уж тем более бесполезно пытаться ее вернуть.
   Зуев устраивал грандиозные разборки, но ничего не мог добиться. Серый вел себя очень умно, стушеваться на общем фоне у него получалось хорошо, а остальные подчиненные не подозревали даже, что это он занимается кражами, и совершенно искренне защищались от нападок Зуева.
   Тогда тот отступал, списывал убыток на Ставрополь и на тамошних мошенников, которым палец в рот не клади, и старался поскорее забыть об этом.
   А в этот раз Зуев страдал бессонницей, неприятности и пережитый стресс выбили его из колеи, и он весь пребывал в тяжелых предчувствиях. Ему казалось, что обязательно произойдет что-то плохое.
   И утром, когда пора было завтракать и выезжать, Зуев решил сделать то, чего почти никогда не делал - проверить грузовики.
   Сначала он думал, что какую-нибудь фуру ночью могли угнать всякие там рецидивисты.
   Нет, оба грузовика стояли на месте.
   Но Зуев не верил в благополучный исход, поэтому открыл фургоны. И сердце у него вздрогнуло одновременно от злобы и от удовлетворения. Предчувствия его не обманули!
   Пропал телевизор.
   Исчез.
   В принципе, Зуев не видел, как грузили товар, и не знал точно, что именно на этом месте был установлен именно телевизор, но уж больно плотно были уложены коробки в фурах, без малейшего просвета, а тут - вопиющая пустота...
   Вторая фура тоже была раскрыта, Зуев поднял на ноги свою бригаду, достал документы, велел все проверить, пересчитать: он не полагался только на свои предчувствия и на зрительные впечатления.
   Телевизор должен был быть здесь, но его не было.
   Тогда Зуев поднял невообразимый крик.
   Серый сразу понял, что эта его сделка сорвалась, никакой прибыли не будет.
   Но это не столь важно - главное, свою шкуру сохранить.
   Для этого - подставить Ваню, как бы это ни было трудно. Серый покосился на Зуева, увидел, что тот вне себя и настал удобный момент, чтобы начать наступление.
   - Лентяй он! - завопил Серый, вмешавшись тем самым в общий скандал. И хотя он вопил ахинею, все его активно поддерживали, потому что не хотели отвечать за то, чего не совершали, не хотели быть подозреваемыми и попадать под раздачу.
   Ни к чему им лишние переживания.
   А Серый продолжал:
   - Такой лентяй, просто сил нет! С ним возишься, возишься, а он - никакого понимания!
   От своих слов Серый приходил в раж и даже начинал верить в то, что говорил, и прежде всего, он говорил то, что хотели от него услышать абсолютно все окружающие, кроме, разумеется, Вани.
   - Что? - удивился Зуев и с неподдельным гневом уставился на пасынка, словно не ожидал от него такого предательства.
   А Ваня был так потрясен этим несправедливым обвинением, что на время утратил способность к сопротивлению.
   Этим и воспользовались его враги.
   - А что? - кричал Серый. - Всегда его надо понукать, сам он никогда не придет на помощь! Ни стыда, ни совести!
   Зуев тряс Ваню, как куклу, и не находил слов вероломству мальчика. Вот тут Ваня действительно испугался - отчим находился в состоянии аффекта, так что ему ничего не стоило убить или покалечить без сожаления.
   - Только смотрит и смотрит, слушает и слушает! И ни словечка не скажет, даже если его спросишь!
   - Да!
   Нелюдимость Вани все готовы были подтвердить под присягой. В общем, до того момента она не бросалась в глаза и не вызывала никаких претензий, но теперь она стала недостатком и пополнила длинный список Ваниных грехов.
   - Так...
   Зуев тяжело дышал и пока не мог говорить.
   - Ничему не учится!
   - Работать не хочет!
   - Наверное, рассчитывал на большее!
   - Ага, наследства ждет...
   После этих слов Зуев вздрогнул и будто протрезвел. Его пальцы медленно переместились с плеч Вани на его тонкую шею и с угрозой слегка сжались. Ваня побледнел, но отнюдь не сдался. Ему некуда было отступать.
   - Так, - неожиданно спокойно сказал Зуев. - Значит, ты у нас ждешь наследства? А на каком основании, интересно?
   - Плевать мне на ваше наследство, - хрипло ответил Ваня.
   - Вот как? А почему тогда ты до сих пор живешь у меня?
   - Потому что вы меня не отпускаете!
   - Ах ты, щенок! - возмутился Зуев. - Неблагодарная тварь! Ты живешь за мой счет! Ешь мой хлеб! Спишь в моем доме!
   - Я не просил меня кормить и селить в вашем доме! - в отчаянии воскликнул Ваня. - Это вы все решили за меня! А меня даже и не спросили!
   Зуева потряс сам факт того, что доселе безропотный мальчик осмелился возразить. А Ваня уже не мог остановиться:
   - Если бы вы не вмешались, я уже давно учился бы в ПТУ и работал в колхозе! А вы... вы... вы уже забыли бы о моем существовании!
   - Ага! Чтобы ты, тварь безмозглая, причинял мне неприятности!
   - Очень мне нужно причинять вам неприятности! Как будто у меня других забот нету! Отпустите меня!
   - Заткнись!
   Зуев окончательно рассвирепел и увесистым подзатыльником отправил Ваню в руки грузчиков, у которых уже кулаки чесались, на расправу. Они все, в общем, забыли о том, какой повод послужил началом скандала, и уже никто не искал пропавший телевизор. Теперь для них было безразлично, кто ограбил босса, главное - спустить свою злобу на того, кто не станет отвечать тем же.
   Ваня надоел им до крайности самим своим присутствием на земле. И они хотели от него избавиться не меньше, чем Зуев.
   Но вот к Зуеву подошел сторонний наблюдатель - старичок, о котором уже упоминалось, и сделал красноречивый жест, приглашающий следовать за ним.
   Зуев повиновался, предоставив своим грузчикам вершить суд над Ваней.
   Хотя самого Зуева весьма удивило это приглашение.
  
   Заочно Зуев был знаком с этим человеком. Знал, что фамилия его - Шутиков, мягкая, ласковая, мальчишеская, вовсе не соответствовавшая его официальному статусу. В мире деловых людей он был больше известен как Шут. Его самого это прозвище не оскорбляло. Он приводил в пример одноименного персонажа из шекспировского "Короля Лира".
   Образованный человек.
   Он о Зуеве так же был наслышан, но не с такими подробностями, как Зуев о нем - они были личности разного калибра.
   Шут находился гораздо, гораздо выше Зуева.
   Потому-то Зуев и не подумал возражать, когда Шут предложил поговорить и разобраться в происшествии вместе. Кто он такой, чтобы возражать?
   Хотя его вовсе не устраивала объективность разбирательства, делать было нечего. Они оба прошли в гостиницу и уединились в комнате, которую занимал Шут. Зуев с удивлением обозревал это простое, почти спартанское помещение, с жесткой кроватью, тонким матрацем, жиденьким одеялом, крохотной подушкой, деревянным столом и стульями... Сам Зуев не смог бы обходиться без комфортабельного жилья и всего того, что с этим связано. Словом, Зуев был сибарит.
   А Шут сам подчинил себя железной дисциплине и не допускал ни малейшего отступления от нее. Даже если это причиняло неудобства. Даже если иногда это было неприятно.
   Но это доставляло удовлетворение его гордыне - он не позволял себе расслабляться, чтобы не "сгнить изнутри", по его собственному выражению.
   Кроме того, это поддерживало его имидж, сложившийся в определенном кругу, а это было еще и выгодно, поскольку нагоняло страх на всех, кто слышал о нем хотя бы чуть-чуть.
   - Присаживайтесь, пожалуйста, - сказал Шут, указывая рукой на стул.
   Этому царственному жесту нельзя было не повиноваться.
   Зуев сел, хотя предпочел бы не стул, а кресло.
   Они никогда не пересекались с Шутом лично. Их дела вершились в разных сферах, в настолько разных, что и не могли никогда соприкоснуться. Их нынешняя встреча произошла случайно и вряд ли когда-нибудь повторится.
   Это обнадеживало Зуева, так как он всерьез побаивался Шута и не хотел иметь с ним никаких отношений. Во-первых, это был человек не того уровня, чтобы некто вроде Зуева не только диктовал ему условия, но и хотя бы торговался. А какие сделки можно заключать без торга? Зуев поёжился, кинув косой взгляд на Шута. С таким, пожалуй, не поторгуешься.
   Нет, лучше не связываться с человеком этого круга.
   По крайней мере, пока.
   А вот когда он, Зуев, станет таким же авторитетным, как Шут, тогда можно будет и задуматься на эту тему.
   - Вам удобно? - неожиданно спросил Шут.
   Зуев вздрогнул:
   - Да. А что?
   - Вы как-то сидите... неестественно.
   - Ничего, это я так.
   Шут повел рукой:
   - Расслабьтесь, пожалуйста. Неужели я такой ужасный?
   - Нет, что вы.
   Шут усмехнулся. Он видел своего собеседника насквозь. Видел, что тот озадачен этой встречей, опасается и Шута, и последствий предстоящего разговора, но отнюдь не последствий своего плохого обращения с Ваней.
   И Зуев даже не подозревал, что именно с Ваней будет связана эта беседа.
   - Жестоко вы с ним, - заметил Шут. - Так жестоко люди обходятся лишь со своими наследниками. Это ваш наследник?
   Зуев вздрогнул:
   - Нет, с чего вы взяли?
   Шут протянул:
   - Ну, вы с ним ведете себя как злой дядюшка и племянник-нахлебник.
   Тут он подошел к столу, извлек откуда-то бутылку и предложил:
   - Может быть, вы хотите вина?
   Зуев снова вздрогнул:
   - Нет, спасибо.
   Его озадачивали повороты разговора, который не он контролировал и оттого чувствовал себя неуютно.
   Шут усмехнулся:
   - Бросьте, Зуев. У меня очень хорошее вино.
   И, как будто не услышав отказ, откупорил бутылку и разлил немного вина по замечательным бокалам и протянул один из них своему гостю.
   Тот следил за ним, как загипнотизированный, и не мог оторвать взгляд от медлительных, уверенный движений. И безропотно принял бокал с вином.
   - Значит, он вам не племянник, - с намеком произнес Шут.
   - Хуже, - ответил Зуев. - Он мой пасынок.
   - Ваше здоровье, - Шут сделал в его сторону приветственный жест бокалом и кивок головой.
   Зуев ответил тем же.
   Они отпили вина. Оно действительно было очень хорошее, но только Зуев вряд ли был способен оценить качество продукта - для него было чем крепче, тем лучше, и в никаком тонком вкусе, аромате, букете он не разбирался.
   И все же приятные ощущения показали ему, что это вино - одно из лучших. Шута можно было назвать подлинным целителем драгоценных вин, он знал в них толк и не жалел денег на покупку того, что нравилось и доставляло удовольствие. Жест угощения гостя таким вином (не только Зуева, но и любого гостя) сам по себе воспринимался как изысканнейшая любезность и аристократизм, либо унижал дилетанта и демонстрировал презрение Шута к дикарям и варварам, вроде Зуева, которым все равно, что пить, лишь бы в глотке обжигало и опьяняло быстрее.
   Зуев ощутил это презрение всем нутром, старался не пропускать ни капли ненависти во взгляд, устремленный на благородный бокал с благородным напитком, и стремился поскорее покончить с этим странным свиданием и уйти в свой простой и грубый мир.
   Тонкая улыбка Шута была ему крайне неприятна, а выражение лица ускользало от понимания. Впрочем, то же самое можно было всегда сказать о любом собеседнике Шута, не только о Зуеве.
   - Пасынок, - повторил Шут. - Очень интересно.
   Он еще раз приложился к бокалу с вином, с явным удовольствием пробуя напиток, и вдруг заметил с сожалением:
   - А вообще-то с утра нельзя пить вино. Говорят, это слишком расслабляет.
   Он помолчал и добавил:
   - Это правда, конечно. Самое время для вина - вечер. Но нам-то с вами не нужно бояться расслабления с самого утра?
   Зуев снова вздрогнул. Разговор его напрягал.
   - Мне давно пора ехать, - невпопад ответил он.
   Шут снова усмехнулся:
   - Вряд ли мы, даже если уедем немедленно, не можем позволить себе расслабиться в пути. Нам не садиться на руль, и не... Что с вами?
   Зуев смотрел на него и беспомощно моргал.
   Разговор окончательно заводил его в тупик.
   - Значит, всего лишь пасынок, - произнес Шут. - Очень, очень интересно. Это полностью меняет дело. А то я уж было подумал, что это вы своих родственников так устраняете. Чтобы не делиться с ними наследством.
   - Что? - переспросил озадаченный Зуев.
   - А то, знаете ли, может сложиться не очень приятная ситуация, - продолжил Шут невозмутимо. - Вы всю жизнь работаете, вкалываете, как ломовая лошадь, а потом ваши ленивые, но очень жадные родственники начинают ждать вашей смерти, чтобы на ней поживиться, и уже привыкают смотреть на ваши кровные денежки как на свои собственные.
   Зуев с чувством подтвердил:
   - Это верно.
   - Но вам это, получается, не грозит, - продолжил Шут. - Раз этот мальчик не ваш родственник, он ни на что не претендует.
   - Ни в коем случае!
   Это было такое эмоциональное восклицание, что Шут опять заинтересовался:
   - За что вы его так ненавидите?
   Зуев так и умолк. Задумался и неопределенно пожал плечами.
   Он не смог с ходу сформулировать словами их с Ваней отношения, а простой, даже элементарный вопрос Шута его серьезно озадачил. Он на самом деле ненавидел Ваню всех душой, но не знал точно, за что.
   Впрочем, ему было безразлично, за что, просто прямота собеседника его слегка обескуражила.
   - Не знаете, - ответил за него Шут. - Вероятно, он ненавистен вам лишь потому, что он сын другого мужчины...
   Зуев ухмыльнулся:
   - Ну, нет.
   - Нет? - удивился Шут. - А звучит так многозначительно: пасынок... Ассоциации при этом, согласитесь, возникают самые романтические. Красивая женщина, интересная любовь, всякие препятствия на пути к счастью, и среди этих препятствий - ее сын...
   Зуев поморщился. История его взаимоотношений с Галиной Майоровой звучала многозначительно, но отнюдь не романтично, а скорее некрасиво. Поэтому он не стал выкладывать Шуту всю подноготную и сообщил только:
   - С моей женой произошло несчастье, и она сейчас проходит курс лечения в санатории. И это вовсе не то, о чем вы подумали.
   - Ай-ай-ай, - ехидно произнес Шут, и Зуев понял, что такой ответ прозвучал еще более двусмысленно, чем голая правда.
   Неожиданно он покраснел. Не от стыда - от злобы. Попытался еще что-то сказать - получилось нечто невразумительное, и он умолк.
   Теперь он ненавидел и Шута. За это его превосходство над простыми смертными, и за презрение к ним. На что это похоже? Ведь он играет с Зуевым, словно Зуев является ничтожной игрушкой!
   А Шут между тем продолжал:
   - Значит, ваша жена не с вами. Жаль, очень жаль. Желаю ей скорейшего выздоровления. Надеюсь, вы поместили ее в хорошее заведение? Обидно было бы потерять жену в таком... ммм... активном возрасте, как у вас.
   Он посмотрел на Зуева с неприкрытой насмешкой:
   - Или у вас уже предусмотрена замена? Вы, молодежь, так быстро вступаете в связи и потом так быстро и так легко расстаетесь, что нам, старикам, становится не по себе иногда... Куда катится этот мир? В мое время любовь и женщина считались вещами священными и не допускали легкомысленного к себе отношения...
   Зуев поставил бокал на стол и резко встал:
   - Зачем вы меня позвали?
   Шут улыбнулся, еще раз повторил жест бокалом в сторону гостя и снова пожелал:
   - Ваше здоровье, господин Зуев.
   Но тот уже завелся:
   - Нет, это переходит всякие границы! Это вы со своими друзьями обсуждать вечные проблемы любви и женщин, а я вам не друг!
   На этом месте он чуть-чуть запнулся, но тут же поправился:
   - Я же вам не настолько близкий друг, чтобы вы передо мной пускались в эти общие рассуждения о любви... Это обсуждают где-нибудь в бане, за кружечкой пива, с теми, кто вас поймет и поддержит. А я - человек для вас посторонний, ничего не смыслю ни в вашей жизни, ни в любви. И не мастер вот так рассуждать.
   - Это точно, - сказал Шут.
   - Да. Так вот. Мы с вами здесь встретились совершенно случайно, я на это никак не рассчитывал, и если бы все было по моему желанию, мы еще вчера вернулись бы к себе домой, в Арск. Но так сложились обстоятельства, что нам пришлось здесь заночевать.
   Шут кивнул:
   - Понимаю.
   - И я не ожидал, что и вы сегодня здесь заночуете. И тем более я не ожидал, что вы захотите со мной о чем-то поговорить. И уж конечно, я думал говорить с вами не о женщинах... Что о них говорить-то? Женщины есть женщины, они везде одинаковые, а у меня и других проблем хватает!
   - Сочувствую, - произнес Шут.
   - А сейчас я очень спешу, я слишком задержался в этой командировке. Вы же сами знаете, какая капризная штука бизнес! Стоит буквально на секунду ослабить контроль, как этим тут же воспользуются все, кому не лень, и обязательно причинят вред. К тому же, у меня нет надежных помощников, на которых можно было бы оставить дело во время моих командировок.
   - Это плохо, - вновь посочувствовал Шут, но как бы издалека, без особой жалости к Зуеву как к человеку.
   А Зуев его словно не слышал.
   - Точнее, у меня есть один хороший помощник, но он постоянно нужен мне, и в командировках тоже, а эта командировка еще и была такая ответственная, что я без него как без рук... Да и вообще, не хочется доверять свое, кровное дело кому-то постороннему. А самому как - разорваться что ли?
   - Это участь любого бизнесмена, - возразил Шут. - На это не жалуются.
   - А я и не жалуюсь! - воскликнул Зуев. - Я просто объясняю, почему сейчас не могу сидеть тут с вами, пить вино и обсуждать любовь и женщин! Я спешу домой, в Арск, а вы меня задерживаете! Я даже не понимаю, по какой причине!
   - Значит, вы не хотите знать, куда подевался телевизор из вашего грузовика? - спросил Шут внезапно, и Зуев от этого остановился.
   У него как-то из головы вылетел сам факт пропажи телевизора, он сосредоточился на расправе с Ваней, а о главном-то как раз забыл.
   - Телевизор? - с глупым выражением лица повторил он. - Какой телевизор?
   Шут заметил:
   - Вы с трудом переключаетесь. Должно быть, действительно утомились. Вы ведь не окончательно тупица?
   Зуев только открыл рот от изумления.
   - Я имею в виду телевизор из вашего грузовика, - продолжил Шут. - Из-за него, как я понимаю, и возник весь скандал. А вы этим воспользовались, чтобы уничтожить мальчишку. Это же ясно, как день.
   - А вам-то какое до этого дело?
   Шут снова отпил вина. Он никуда не спешил, и его бизнес, казалось, шел сам по себе именно той дорогой, по которой должен идти для достижения максимальной прибыли.
   Вот что значит уровень личности.
   - Ну, во-первых, - начал Шут, - меня заинтересовало ваше отношение к этому мальчику. Вы поспешили свалить на него то, чего он не делал, и даже не задумались об истинном виновнике происшествия.
   Зуев помрачнел:
   - А вам-то откуда это известно?
   - А оттуда, что во-вторых, телевизор ваш сейчас у меня. Точнее, у моего помощника и шофера. И от меня зависит, получите ли вы его обратно.
   У Зуева округлились глаза.
   Вот уж никогда не думал, что Шут станет жаться и не вернет такую мелочь, как телевизор, его законному владельцу! Особенно если знает, кто этот владелец! Какой Шуту прок от этого ничтожного телевизора?
   Изуверство.
   А тот будто прочитал мысли Зуева и сказал:
   - Вам, конечно, непонятно, почему я собираюсь прикарманить вашу движимость? Думаете: неужели у него нет своего телевизора, гораздо дороже и лучше, чем украденный? Господин Зуев, у меня есть замечательный домашний кинотеатр, но я и им пользуюсь только для просмотра новостей, иногда, правда, я смотрю фильмы, те, которые мне нравятся, но таких фильмов не очень много, поэтому фильмы смотрю редко...
   Зуев не отводил от него глаз, словно его снова загипнотизировали.
   Шут допил вино и тоже поставил бокал на стол.
   - И уж конечно, мне не нужен ваш телевизор, для личного, так сказать, пользования. И продавать его я не собираюсь, так как такой мелочью не торгую. И дарить его мне, если честно, некому.
   Зуев попытался стряхнуть с себя оцепенение от влияния его личности.
   - Минуточку, - попросил он. - Тогда зачем он вам нужен? И как он у вас оказался, в таком случае?
   Шут махнул рукой.
   - Ерунда, это очень просто. Я удивляюсь, как вы до сих пор не догадались.
   - О чем?
   Шут, в свою очередь, расширил глаза:
   - Как, вы вообще ни о чем не догадывались никогда?
   Зуев снова начал раздражаться:
   - А о чем я должен был догадываться?
   Шут засмеялся:
   - О Господи! Не хотите ли вы мне сказать, что такая кража случилась с вами впервые? Или вы дурак, или вас водят за нос ваши подчиненные!
   Зуев сильно нахмурился:
   - Ну... Иногда случались пропажи...
   - Наверняка во время таких вот поездок, - добавил Шут.
   - Ну да... - пробормотал Зуев, морща лоб в попытках понять.
   - И разумеется, это случалось еще до появления у вас пасынка, - произнес Шут с очередным намеком, словно понукая своего неповоротливого собеседника мыслить живее.
   И тут Зуева, наконец-то, осенило.
   Он выразился очень нецензурно.
   Шут с удовлетворением кивнул головой. Зуев, похоже, соображал медленно, но зато после надлежащего толчка постигал все до самого конца. Он произнес:
   - Выходит, меня всегда обкрадывали свои же.
   - Именно так.
   - Но зачем?
   Шут усмехнулся и пожал плечами:
   - Наверно, вы слишком мало им платите.
   - Я нормально им всем плачу!
   - Но они видят, как хорошо живете вы сами, вам-то денег всегда и на все хватает, а им - нет. А может быть, это просто извечная тяга людей стянуть то, что плохо лежит. У вас, видимо, лежит все-таки плохо, нет надлежащего контроля, и персоналу предоставлена слишком большая самостоятельность. В таких условиях грех не украсть. Да вы еще и торгуете таким ходовым товаром, его очень легко сбыть.
   Маленькая сошка по прозвищу Серый! Он и не подозревал, что в эту минуту в разговоре между двумя бизнесменами, средним и крупным, решилась судьба его маленького дела, потому что от таких разъяснений у Зуева в голове возникла мысль: дальше краж допускать нельзя. Следовательно, надо принимать карательные меры. Ужесточить надзор за товаром и грузчиками, самому разбираться с погрузками и разгрузками, чтобы не пропала теперь ни одна вещичка, даже если это всего лишь фрагмент упаковки. Он, Зуев, никогда больше не позволит над собой издеваться!
   Надо же, как стыдно: посторонний человек с первого же взгляда разобрался в ситуации и буквально ткнул носом его, Зуева, в его же собственные дела!
   - А откуда вам это известно? - хмуро поинтересовался Зуев.
   Шут в очередной раз усмехнулся и сложил руки на груди.
   - А оттуда, мой дорогой господин Зуев, что в этот раз ваш телевизор был продан моему помощнику, тире шоферу.
   Зуев удивился:
   - Ваши помощники торгуют телевизорами?
   - О нет. Но один из них имеет младшего брата, а у этого младшего брата есть в столице нашей родины небольшая мастерская по ремонту всякой бытовой техники.
   - Что?!
   - Да, господин Зуев. Ваш новейший, не сомневаюсь, телевизор немедленно был бы разобран на запчасти и пущен в расход. А может быть, и нет, они, наверное, еще попользовались бы им, а только потом разобрали бы на запчасти.
   Он посмотрел в лицо потрясенного Зуева и рассмеялся:
   - Вы правы, для них нет ничего святого! Но поскольку я знаю, которому именно из моих помощников ваши грузчики сбыли вещь, то могу заявить со всей ответственностью: до потребителя эта вещь дойдет лишь в виде запчастей.
   - Проклятие! А если вы это знаете, то почему ничего не делаете?
   - А зачем? У меня не так много помощников, всего четыре, и каждого я подбирал для себя очень тщательно, очень долго, пока нашел таких, какие мне нужны. С некоторыми, увы, пришлось расстаться, потому что они не оправдали моих надежд или моего доверия.
   - Ну и что?
   - Я очень ценю их как отличных исполнителей. Они мне подходят, и я не собираюсь их выгонять только по той причине, что вы, господин Зуев, на них сердиты.
   - Они же покупают краденое!
   Шут в очередной раз усмехнулся:
   - А мне-то что? Они же не мне вредят. Мое добро они хранят как зеницу ока. Попробовал бы кто-нибудь на него покуситься! Они приобретают ваши телевизоры на свои собственные деньги, которые я им плачу за хорошую службу, а плачу я им хорошо. Им и в голову не придет вредить мне, так как они в таком случае лишатся немалого дохода.
   - И как вы этого добиваетесь? - не удержался от любопытства Зуев.
   Шут отмахнулся от этого, как от самого несущественного:
   - О, это совсем просто. Вы и сами должны понимать. Если вас уважают и боятся, а вы предоставляете максимум свободы и одновременно предъявляете жесткие требования, то все получается само собой, вы даже не прикладываете усилий... Но мы, в самом деле, отвлеклись в сторону. Ваш телевизор у меня. Точнее, у моего помощника, Стаса.
   Зуев только открыл рот, чтобы высказаться по этому поводу, как Шут перебил его тоном, не допускающим возражений:
   - И в угоду вам я не буду наказывать его. Повторяю: мне он не вредит, а все остальное ему позволено. Если у меня из-за него нет неприятностей, то он может делать что его душе угодно, и зарабатывать еще, раз ему так хочется...
   - За чужой счет? - возмутился Зуев.
   - Ну, пусть и за чужой. Не за мой же! Хлопоты по подбору замены на его место встанут мне слишком дорого, да еще вряд ли удастся найти равноценного работника... В общем, овчинка не стоит выделки.
   - А я?
   - А к вам у меня есть дело. Может быть, вы присядете? Мне кажется, вы немного устали, присядьте, пожалуйста.
   - Да.
   Зуев, словно сбитый с ног поступившими новостями, снова опустился на стул и облокотился о стол, а Шут убрал вино и бокалы и остановился у окна.
   - Меня, как ни странно, интересует ваш мальчик.
   Зуев снова вздрогнул, на сей раз от удивления:
   - Иван?
   - Его зовут Иван? - произнес Шут. - Замечательное имя. Он мне нужен. Я знаю, что вы его ненавидите, он вам мешает, он вам совсем не родственник, и вы стремитесь от него избавиться. Отдайте его мне.
   Зуев сглотнул.
   И задумался очень серьезно.
   С одной стороны, от Вани ему хотелось избавиться, и Ваня ему действительно мешал, и ненавидел всей душой его Зуев, но...
   Слишком уж много знал о нем Ваня, он видел своего отчима долго и близко, непозволительно долго и непозволительно близко...
   И если мальчишке когда-нибудь вздумается болтать языком...
   И если Шуту приспичит воспользоваться этими сведениями, чтобы причинить Зуеву вред... До сих пор они не пересекались, конечно, но мало ли что может случиться в жизни.
   Тогда уж лучше не отдавать пацана, и вообще никому, не только Шуту.
   Своя безопасность каждому дороже.
   - И, если вам так уж нужен ваш телевизор, я вам его верну, - продолжил Шут. - Хотя это настоящая мелочность с вашей стороны, я сделаю это, в обмен на мальчика.
   Зуев все еще колебался.
   - Вы его никогда больше не увидите, - добавил Шут.
   Но Зуев молчал, чем начал раздражать собеседника.
   - Не понимаю, чем вас не устраивает мое предложение, - холодно заметил Шут. - Вы что, боитесь чего-то? Или обозвать вас собакой на сене?
   Зуев был озадачен такой настойчивостью. Но он уже опасался, фантазия, пришпоренная всем происшедшим в это долгое и противоречивое утро, рисовала ему всякие ужасы, которые могут случиться с ним, Зуевым, если Ваня останется жив и если расскажет кому-нибудь о жизни у Зуева, и если Шут использует это против Зуева...
   Словом, все было плохо, с любой стороны.
   Поэтому Зуев тянул время, надеясь, что его орлам хватило этого получаса для окончательной расправы над Ваней - слишком уж он их обозлил своими нападками и намеками.
   - Я жду, - так же холодно произнес Шут.
   Зуев открыл рот, но пока ничего не ответил.
   Шут поторопил его:
   - Да или нет?
   Зуев мялся и прислушивался, стараясь угадать, каким образом развиваются события на стоянке, возле грузовиков. Напрасно - здесь ничего не было слышно.
   Шут устал ждать и разнял сложенные на груди руки.
   - Так. Мне надоели ваши сомнения, - сказал он. - Я их не понимаю и не желаю понимать. Если вы не желаете уступать мне мальчишку, то нам не о чем больше разговаривать. Можете идти. Всего хорошего. Счастливого пути.
   - Нет, - промямлил Зуев.
   Шут оживился:
   - Мальчик мой?
   Зуев опустил голову и не ответил.
   Шут вновь похолодел:
   - Послушайте, господин Зуев, у меня мало времени. Мне, к тому же, ехать гораздо дальше, чем вам. Я вижу, с вами вообще не стоит иметь дело.
   Зуев вскинулся от оскорбления.
   Шут настаивал:
   - Мальчишка мой?
   Зуев сделал последнюю попытку угадать, что происходит на стоянке, собрался с силами и решился:
   - Мальчишка ваш.
   Шут с облегчением вздохнул.
   Зуев продолжил:
   - Но должен вас по-человечески предупредить: вы от него натерпитесь.
   Шут беспечно махнул рукой:
   - Это уже не ваша забота, господин Зуев.
   - Я вас все равно предупреждаю...
   - Приведите ко мне мальчишку, - перебил Шут.
   Зуев с наигранным равнодушием пожал плечами и выглянул в коридор, но никого там не увидел, кому можно было бы отдать соответствующее распоряжение. Тогда они с Шутом вышли из комнаты и отправились на стоянку.
   При этом Зуев готов был молиться, чтобы Ваня был уже не в состоянии вредить. Хорошо бы грузчики повредили ему речевой центр в мозге, центральную нервную систему и опорно-двигательный аппарат... Привели его в такой шок, чтобы он навсегда онемел...
   Говорят, такое бывает...
   Походка Зуева по сравнению с походкой Шута казалась мелкой и суетливой, тогда как Шут вышагивал не спеша и с достоинством, но все равно это у него получалось быстро и легко.
   На стоянке продолжалось избиение.
   Ваня уже валялся на асфальте, сжавшись в комок, и почти не сопротивлялся. Увидев это, Зуев радостно вздрогнул.
   Но грузчики уже устали его колотить и двигались лениво. Их, к тому же, утомило отсутствие со стороны Вани сопротивления - оно привело бы их в раж.
   Но когда Шут приказал поднять мальчика с земли и поставить на ноги, и Зуев кивком подтвердил этот приказ, и мальчик повис в руках грузчиков, как тряпичная кукла, Зуев вздрогнул снова, теперь уже от нехороших предчувствий, потому что мальчик вдруг открыл глаза, и глаза эти были полны живой ненависти, и обращены эти глаза были на причину и источник всех его страданий - отчима...
   Взгляд был такой выразительный, что Зуев невольно поежился и перешел в атаку.
   - Итак, вы сами видите, - сказал он Шуту. - Он ни на что не годен. Я бьюсь с ним уже два или три месяца и не смог добиться положительного результата. Он не поддается дрессировке, уверяю вас, как мустанг-иноходец.
   Шут ответил:
   - Ерунда. Все зависит от дрессировщика.
   - А, значит, по-вашему, я просто плохой дрессировщик.
   - Скажем так: вы не специалист по мустангам. А через мои руки прошло их столько - считать замучаешься.
   Зуев уступил:
   - Ну хорошо. Если вам охота...
   Тут он сделал вид, что вспомнил:
   - Одного не понимаю: зачем он вам нужен? Ведь он не обладает теми качествами, которые нужны для хорошей службы. Он нелюдимый, упрямый как осел и тупой как пень. И от работы отлынивает, его можно заставить шевелиться только пинками.
   - Ерунда, - повторил Шут.
   - И самое главное, - тут Зуев небрежно растрепал Ване волосы, будто расписывал достоинства декоративного пони, - этот пацан привык шпионить. Подслушивать и подглядывать. Знаете ли, это даже не недостаток, а порок, от которого он уже никогда не избавится. Горбатого, говорят, могила исправит.
   Шут заинтересовался:
   - Он за вами шпионил?
   - Да, - улыбаясь, ответил Зуев.
   Посмотрел на Ваню, увидел слезы в его горящих глазах и безжалостно добавил, чтобы растоптать в порошок и обезопасить себя:
   - Так что если вам угодно держать рядом с собой шпионов, доносчиков и вдобавок лгунов...
   Шут нахмурился:
   - Лгунов? Он лгун?
   Зуев кивнул:
   - Отъявленный. Он мне такие истории сочинял про свою мамочку, только бы я на ней не женился, - уши вянут!
   Ваня отчаянно дернулся, но безуспешно. Держали его крепко, а сил у него совсем не осталось. Шут усмехнулся.
   А Зуев продолжил:
   - Так что не удивляйтесь, когда он вдруг начнет что-нибудь рассказывать вам, и про меня тоже. Такое уже случалось. На него просто находит... как бы помягче выразиться... словесный понос, извиняюсь за выражение, как приступ хронической болезни. Он и про вас будет сочинять. Он без этого не может.
   Ваня уронил голову на грудь, словно в подтверждение этих слов.
   Шут еще раз усмехнулся и сказал:
   - Неважно. Я не собираюсь его слушать. И у меня больше нет времени тут сидеть и ждать. Стас, верни господину Зуеву телевизор. Я оплачу его стоимость, когда приедем домой. И срочно грузи мальчишку в мою машину, на заднее сиденье. Мы уезжаем.
   Зуев и его грузчики только уставились на него, разинув рот. Зуев добивался повиновения строгим голосом или, если не помогало, громкими ругательствами, и то это было отнюдь не безоговорочное повиновение, и достигалось далеко не сразу...
   А тут один низкорослый и слабосильный старичок обыденными словами, которых оказалось немного, и обыденным тоном заставил громилу Стаса немедленно исполнить приказ, не моргнув глазом...
   Как такое может быть?
   Зуев смотрел на это и понимал, что он сам достигнет такого уровня только через много лет и при условии непрерывной работы над собой.
   А скорее всего, никогда не достигнет.
   Что касается Шута, то он, отдав свой лаконичный и спокойный приказ, полностью положился на Стаса, отвернулся и пошел в гостиницу, собирать свои вещи. Дальнейшее развитие событий на стоянке его, казалось, перестало интересовать.
   Стас поднял мальчика с земли, перенес его на заднее сиденье роскошного автомобиля Шута. На Зуева и его грузчиков, ошеломленных таким поворотом, он даже не обращал внимания, как будто их и не было вовсе.
   А те даже не возражали.
   Не возражал и Ваня - у него не было сил.
   Пока Зуев и его грузчики приходили в себя, Шут вышел из гостиницы налегке, не глядя по сторонам и нигде не задерживаясь, прошел к машинам и сел впереди, рядом с водителем. А водитель, то есть Стас, вынес вслед за ним гигантский чемодан, поставил в багажник и сел за руль. Роскошный легковой автомобиль мигнул всеми своими огнями, что должно было служить сигналом для их маленького, но такого же роскошного грузовика, легко и бесшумно тронулся с места, обе машины с ювелирной точностью проехали мимо зуевского столпотворения, никого не задев, и скрылись за поворотом.
   Все это произошло в течение минуты. Зуев и его грузчики проводили их взглядами, все еще находясь в состоянии столбняка.
   На душе у Зуева не было облегчения, хоть он и избавился от Вани, предположительно навсегда. Шут и его поведение были для него, Зуева, знаком его унижения, почти что комплексом неполноценности.
   Потому-то он предпочитал не общаться накоротке с птицами высокого полета. Ну, разве что по каким-нибудь выгодным сделкам.
   А потом неожиданно взгляд его упал на Серого, который громче всех обвинял Ваню, и спохватился, что еще можно было спросить у Шута, точнее, у его помощника, имя того, кто регулярно крадет товар у своего хозяина. Не факт, что он эти сведения получил бы, но...
   Не выгонять же теперь всех до единого.
   Контроль, контроль и еще раз контроль.
   Прикрыть из мерзкую лавочку, а тогда виновный сам себя выдаст. И уж Зуев его не пощадит, в отличие от Шута, который, должно быть, считает ниже своего достоинства вмешиваться в столь мелкие дрязги.
   - Ну, что встали, ослы? - с невольной обидой воскликнул Зуев. - Запаковываемся и едем домой! Сколько можно, в конце концов?
   И они запаковались и поехали домой, в Арск.
   Ваня далеко не сразу начал приходить в себя. Первые полчаса он лежал на сиденье, сжавшись в комочек и в затуманенном сознании, чувствуя только боль от побоев и горечь от слов отчима. Затем он осознал, что его уже не бьют, да и отчима давно нет рядом, а сам он лежит в чьей-то машине на сиденье, а именно - на заднем сиденье, откуда ему видна голова старичка в темных очках, который иногда что-то советовал водителю, но большей частью молчал и не шевелился...
   Кто это?
   В некоторые моменты Ваня ощущал облегчение, что рядом нет отчима, но его очень тревожила неизвестность.
   Что произошло?
   И когда напряжение стало его отпускать, он вспомнил все, до последнего слова. Тогда облегчение стало почти радостным, а тревожность сменилась азартом деятельности. Главное - Зуева нет, он далеко, отдал мальчика другому человеку, и значит, скоро он, Ваня, станет свободным, как птица...
   От этой мысли он ожил и даже чуть-чуть двинулся. Боль в побитом теле заставила его простонать, он спохватился и умолк, сжав зубы. Нет, никакая боль не остановит его. Да и что такое боль, если впереди - свобода?
   И Зуева нет, следить за пасынком некому.
   Никто не помешает.
   С этого момента он начал оживать активнее, но выражалось это не в движениях, а лишь в горении глаз и полностью осмысленном взгляде. Он понял, что его везут куда-то в какой-то машине, очень красивой и очень дорогой, пропитанной ароматом мужской туалетной воды. Ваня не мог до конца оценить красоту, дороговизну и функциональность этого автомобиля, находясь в нынешнем своем положении, но он видел, что она намного дороже и красивее всего, что он до сих пор видел. И его навыки и привычки механика пока уступили место чувству противостояния окружающему миру. Не всему, конечно, миру, без исключения, потому что мир большей частью все же прекрасен, но тем его элементам, которые стремятся сжить Ваню со свету, он будет сопротивляться всегда и не считаясь с обстоятельствами. До тех пор, пока не одержит над ними победу.
   Он стал выжидать удобный момент для бегства. Несмотря на перенесенное избиение, он верил в себя и не допускал мысли о неудаче. К тому же, главнейшим и опаснейшим врагом он привык считать именно Зуева, а все остальные казались ему не столь опасными. По крайней мере, он не успел навредить им так, как Зуеву, чтобы они относились к нему так же плохо.
   Поэтому он вовсе не считал врагом старика в темных очках и не боялся его. Он не ожидал никаких противодействий с его стороны. Так что Ваня не обращал внимание на его присутствие. Тот тоже ни разу не оглянулся назад, на свое приобретение, проверить, как оно себя чувствует и живо ли оно вообще.
   Не исключено, впрочем, что интуиция подсказывала Шуту все необходимое, и он не нуждался во взглядах, чтобы убедиться в контролируемости ситуации.
   Ваня не углублялся в такие тонкости. Он ощущал лишь, что свобода близка, и эта близость, несколько преждевременная, кружила ему голову.
   К его удивлению, они все не останавливались, а ехали уже очень долго. Старичок, по-видимому, был достаточно вынослив и не хотел ни обедать, ни разговаривать, ни даже двигаться. Ваня чуть-чуть занервничал. Как бежать из движущейся машины? Неужели придется открывать дверь и прыгать?
   Но он не был знаком с конструкцией дверей в подобных машинах, на открывание уйдет какое-то время, момент будет упущен, и эффекта неожиданности не получится... Это если дверь вообще удастся открыть...
   Нет, в самом деле, разве возможно ехать так долго без остановки?
   Ваня уже почти решился на отчаянный бросок, как старичок и водитель обменялись вполголоса двумя какими-то непонятными словами, машина слегка замедлила свой ровный и бесшумный ход, свернула с дороги, сделала еще три поворота и остановилась. Передние двери открылись. Водитель и старичок вышли, а Ваня воспользовался этим и приподнял голову, чтобы осмотреться.
   Это была автозаправочная станция.
   Ваня обрадовался.
   Ситуация сложилась как никогда благоприятная. Стас отправился платить в кассу за бензин, а старичок следил, как работник заправки выполняет свое дело по обслуживанию автомобиля. Ваня не раздумывая рванул какой-то рычажок и толкнул дверь. К счастью, она оказалась открыта. Ваня вывалился на асфальт, в первую секунду застонав от боли, но тут же вскочил и побежал.
   Без оглядки.
   Свобода, теперь уже ощутимая практически, ударила ему в голову и затмила глаза. Ведь в реальности это была его первая попытка побега, и он пока еще не знал, каково это - убегать. Действительность превзошла все его ожидания, он уже готов был поверить в себя...
   Но бежал он совсем не в ту сторону, куда было надо: перед его взглядом стояла только свобода. Или иллюзия свободы. Автозаправочная станция находилась вдалеке от населенных пунктов, вокруг нее простиралась солнечная степь, и ни души на многие километры, а работники станции приезжали сюда на собственных машинах или на транзитном автобусе.
   Рывок Вани был замечен не сразу. Сначала Стас вернулся от кассы и пересчитал сдачу, потом старичок занес ногу, чтобы сесть на место, а работник станции удивленно пожал плечами, рассуждая сам с собой:
   - Куда, ну куда он побежал? Туалет у нас есть, куда его черт понес?
   Стас и Шут переглянулись и одновременно посмотрели на заднее сиденье, где должен был оставаться мальчик. В первый момент они не поверили своим глазам: ребенок был похож на безвольную кучку тряпья, а проявил такую прыть...
   Затем Шут сделал Стасу знак.
   И Стас отправился в погоню.
   Ваня, конечно, убежал бы от них в более благоприятных условиях, если бы можно было где-нибудь спрятаться. А здесь была голая степь, он сам был утомлен и избит, а Стас, напротив, рад был возможности размяться.
   Он догнал Ваню быстрее, чем его хозяин сосчитал до десяти - тот сам себе сделал ставку на своего верного слугу и сам у себя выиграл, поздравив с удачным выбором помощника. От толчка Ваня упал и прокатился несколько метров по земле. От неожиданности он даже не почувствовал боли, только разочарование от краха и потерянных надежд.
   Ему ведь почудилось, что свобода уже у него!
   Стас поднял его за шиворот, не обращая внимания на треск старой материи, угостил несколькими подзатыльниками и поволок назад, к машине. По пути он учил беглеца уму-разуму - пинками, тычками, рывками то за одно ухо, то за другое, и ударами в бока, так что Ваня, еще не знакомый с подобной методой, начал вскрикивать, и на глазах у него появились слезы.
   Возле машины он совсем обессилел от боли и почти перестал соображать.
   А Шут следил за ними с удовлетворением.
   - Надо же, какой живучий экземпляр, - сказал он. - А казался дохленьким. Или это он притворялся?
   Стас не ответил, только встряхнул Ваню, как мешок.
   - Грузи его обратно, - продолжил Шут. - Надеюсь, теперь ему понятно, что лучше не убегать от меня.
   Стас одновременным ударом ладонью по голове и коленом в спину загнал Ваню на заднее сиденье, захлопнул дверь и сел за руль.
   Шут улыбнулся:
   - Поехали.
   И они поехали дальше.
   К Шуту.
  
   Хотя этот человек не скрывал подробностей своей биографии, с ними бывали ознакомлены далеко не все его друзья или враги. Сам он больше всего ценил приобретенный жизненный опыт, часто помогавший ему в решении многих проблем, а также отсутствие каких-либо явных скандалов или громких разоблачений - удела, как он считал, презренных неудачников. Надо знать меру для себя и быть всегда хладнокровным - вот на чем строился его успех и вот почему он до сих пор был на коне.
   Ехать им предстояло действительно долго, до Подмосковья, где Шут жил большую часть года.
   Если упоминать о жилье, то тут у Шута была большая усадьба - единственное место, куда он возвращался постоянно, где он был хозяин, сюда поступали все его бумаги, донесения, здесь его можно было найти коллегам и партнерам, свободное время он проводил здесь... Словом, это было для него то, что люди называют своим домом.
   Но вместе с тем ему часто, даже слишком часто приходилось разъезжать по другим городам и регионам, особенно на юге, без этого ему трудно было бы вести свой бизнес, ввиду его специфики. И он старался без нужды не нарушать установившиеся связи, останавливался в знакомых местах, у знакомых людей, которые боялись его, но все же относились к нему, как к дорогому гостю, даже желанному гостю, поскольку он платил им такие суммы денег, которые ему ничего не стоили, а им окупали все затраты и страхи.
   А дом в Подмосковье он считал не домом в полном смысле этого слова, а всего лишь базой, резиденцией.
   Он был человек холодный и культивировал в себе равнодушие ко всему на свете.
   Ваня, естественно, не знал, куда его везут, он предполагал только, что это очень далеко от его родного села. Вторичные побои причиняли ему много страданий - зуевский грузчики колотили его от души, но как дилетанты, от них у Вани остались лишь синяки. А Стас бил его с профессионализмом бойца, по болевым точкам, так что теперь Ваня, забыв все предосторожности, вертелся на заднем сиденье и стонал, никак не мог найти нужную позу, чтобы успокоить тело. В конце концов, Шуту надоело это слушать.
   - Ты не перестарался, Стас? - спросил он.
   Тот пожал плечами:
   - Жить будет.
   - Тогда тащи его в грузовик.
   Ваня не сопротивлялся, но не от страха перед очередным избиением, а от бессилия и боли. Эта боль приводила его в недоумение - он никогда прежде не знал ничего о простой физической боли, она стала для него подлинным открытием.
   Стас еще одним толчком и пинком зашвырнул его в фургон с какими-то ящиками, закрыл дверь, и маленький караван снова тронулся в путь. Остановка получилась недолгая, всего на три или четыре минуты, но все равно Шут был ею раздражен и с трудом успокоился.
   А Ваня, всеми забытый и оставленный среди ящиков на произвол судьбы, понемногу приходил в себя.
   К этому его вынуждала и боль, от которой темнело в глазах и которая не позволяла забыться.
   Теперь он вынужден был заняться анализом ситуации и извлечь из этого анализа необходимые выводы.
   Итак, он попал в новые обстоятельства.
   Более того, в неприятные обстоятельства.
   Ваня с горечью констатировал, что все обстоятельства, в которые он когда-либо попадал, были для него крайне неприятны. Складывалось впечатление, будто высшим силам нравилось постоянно наблюдать за его страданиями. А с другой стороны, он проходил жестокую закалку. Без нее он мог бы стать, не исключено, половой тряпкой, или размазней, или, еще хуже, избалованным командиром.
   Слабого такая закалка сломила бы.
   Но Ваня чувствовал всеми гранями души, что не сломлен, и это давало повод задуматься о своей силе, которая есть, но которой нужно уметь воспользоваться. Ваня пока не умел. И это значит - начинать все сначала, с самого начала, потому что Шут - не Зуев, к нему придется искать другие подходы, и все мысли, продуманные у Зуева, теперь не имеют никакого значения.
   Караван двигался с большой скоростью, фургон нещадно трясло, и каждый толчок причинял Ване боль. Ящики угрожающе вздрагивали, а он не имел сил встать и защититься от них. Что было в этих ящиках, Ваня не догадывался, но один из них издавал совсем не такой звук, как остальные. Ваня заинтересовался этим и решил проверить, почему.
   На будущее пригодится.
   Этот ящик был спрятан в глубине фургона, и Ваня его нашел, но открыть не смог, да и бесполезно это было - в фургоне была непроглядная мгла. Ни щелочки, ни дырочки.
   Но Ваня не расстроился.
   Рано или поздно он все равно добьется свободы.
   Вдруг его озадачила мысль: зачем он нужен Шуту? Сердце у Вани стукнуло от переживания. Он ставил в уме рядом Зуева и Шута и ясно видел, насколько это разные люди и насколько Шут опаснее Зуева, и насколько будет труднее убежать от Шута...
   Так зачем же он, Ваня, понадобился такому человеку, как Шут?
   Неужели ему и без Вани не хватает слуг?
   Почему он не позволил ему убежать от автозаправочной станции?
   - Это странно, - пробормотал себе под нос Ваня и закусил губу от боли.
   На самом деле ничего странного в этом не было, если знать предысторию. Кроме Стаса, у Шута было еще три работника, которых он действительно выбирал с большим трудом, прикладывал много усилий к бесконфликтному сосуществованию их всех под одной крышей, а с одним из них у него были совершенно особые отношения. Сам Шут об этом не подозревал и узнал случайно, и Веткин (так звали работника) был этим так недоволен, что хотел немедленно уволиться, а когда Шут его не уволил, несколько раз порывался просто уйти, так что пришлось провести с ним специальную беседу.
   Шут вполне серьезно просил, упрашивал его остаться!
   Звучит невероятно, но дело было именно так.
   И все остальные работники знали, что Шут ценит Веткина гораздо выше. Они не завидовали. Они и сами уважали Веткина. Он пришел к ним позже всех и оказался старше всех. Прошел, как и все остальные, строжайшую проверку перед приемом на работу и с честью выдержал испытание, что само по себе давало ему положительную характеристику среди коллег, которым было хорошо известно, каких трудов стоит пройти проверку у Шута. Веткин никому ничего о себе не рассказывал, но они и так видели, что он человек прямой, честный и суровый, часто даже безжалостный. Это с каждым днем прибавляло плюсов к его достоинствам.
   По немногим оговоркам, вырвавшимся у него, они поняли, что он ветеран Афганистана. Это вообще возвело его в статус полубога.
   А потом вдруг выяснилось, что он - кровный родственник Шута, причем весьма близкий, сын его умершего двоюродного брата, с которым у Шута когда-то были очень хорошие отношения, а потом они перестали видеться, но никогда не ссорились, просто у каждого пошла своя собственная жизнь, не пересекающаяся с жизнью другого.
   У Веткина начались трудности задолго до смерти отца, а после этого стало совсем плохо. Его выгнали с работы, жена указала на дверь, он узнал нужду. Пришел к Шуту лишь в самый безнадежный момент, истощенный, грязный и оборванный, как бомж. Но даже в такой ситуации, буквально под угрозой голодной смерти, он не хотел пользоваться своими преимуществами родственника. У него язык не поворачивался сказать: "Я сын вашего брата, я имею право на помощь".
   Нет, вместо этого он сказал:
   - Я служил в Афганистане и выжил, постараюсь оправдать ваше доверие, если вы примете меня на работу.
   Родство их открылось без малого через год. Шут не раз после этого вспоминал, как принимал на работу своего племянника, и от трогательности не мог сдержать улыбку. Веткин был не по положению горд - какая может быть гордость, когда есть нечего!
   Но именно это и придавало Веткину такой вес и в глазах хозяина, и в глазах подчиненных.
   Однажды Шут заметил, что Веткин ведет себя странно и странно выглядит.
   Это продолжалось несколько дней. Потом Шут потерял терпение и вызвал Веткина на второй серьезный разговор в их жизни. Говорить с Веткиным серьезно было чрезвычайно трудно, потому что он во всем привык полагаться только на себя и не посвящать других людей в свои трудности.
   Но Шуту пришлось вытянуть из него нужные сведения.
   Оказывается, одно из полученных на войне ранений полностью вылечить не удалось, и, несмотря на огромный срок, прошедший с тех времен, оно постоянно давало о себе знать и тревожило Веткина.
   Шут тоже встревожился и заставил его пройти полное медицинское обследование в элитном центре, оснащенном новейшим оборудованием. Заставил в приказном порядке, поскольку Веткин в своей щепетильности не хотел быть обязанным никому, тем более богатому родственнику.
   А еще он чувствовал, что скоро умрет.
   Услышав такое заявление, Шут всполошился не на шутку и принялся настаивать. Веткин не боялся смерти. Он не видел ее во сне, к нему не являлись видения. Просто в один момент к нему пришло осознание смерти: вот она, ее дыхание, уже близко, и хотя он был жив и не болен, в полном расцвете сил, он все равно понял, что скоро умрет. Биологические часы работают без сбоев.
   И никакие обследования не помогут.
   После обследования проведем комплексное лечение, - строил планы Шут.
   Но его энтузиазм не заражал Веткина. Они провели обследование и лечение, но надежды не было. Он умирал.
   - Ты мне нужен, - огорчился Шут.
   - Я не один на свете, - ответил Веткин.
   - Но ты лучше всех.
   - Есть еще такие же.
   - Но ведь их надо искать!
   Шут был так расстроен и обескуражен, что Веткин его пожалел и чуть не впервые в жизни прослезился. Но с фактами не поспоришь - Веткин умирал, и на его место требовалась замена. Точнее, Веткина заменит один из подчиненных, а вот среди этих подчиненных, следовательно, открывалась вакансия.
   Ваня Майоров сразу привлек внимание Шута.
   Прежде всего, он был крепыш. Несмотря на плохие условия существования, он выглядел как выносливый мальчик, которому не страшны любые физические нагрузки.
   И он позволял собой командовать, как выяснилось, довольно долгое время.
   И наконец, он взбунтовался! Его взгляд говорил о том, что он - боец. Может быть, не прирожденный боец, но даром он не сдается, и при соответствующей подготовке боец из него получится отличный.
   Будет жаль, когда он сгинет под пятой варвара Зуева.
   Шут проявил здесь свою проницательность и решил приобрести мальчика - на пробу. С годами он станет гораздо ценнее и полезнее самого Веткина, при условии, если его правильно воспитать.
   А если Шут ошибся, и это не мальчишка, а шавка, как описывал его Зуев... Ну, что ж, избавиться от лишнего груза никогда не поздно.
   И не жалко.
   Этим и объяснялось рвение, с каким Шут следил за погоней в степи и реакцией Вани на действия Стаса.
   Выживет Ваня в фургоне по дороге в Подмосковье - пройдет самое-самое начало проверки на вшивость.
   Ваня выжил.
   Он сам удивился, как ему удалось провести столько времени в грузовике, без воздуха, без еды и питья, и при этом сохранить относительную бодрость духа и ясность ума. Иногда, правда, он впадал в отчаяние, готов был биться головой о ящики с грузом. Но это накатывало приступами, быстро проходило и сменялось, как ни странно, азартом нового побега.
   Домой к Шуту они прибыли поздно вечером. Было уже совсем темно. Машины загнали под навес. Они тут же оказались окружены помощниками Шута, которые принялись наводить порядок: вынули вещи Шута и отнесли их в дом, занялись грузом в фургоне, а также вынесли Ваню, положили тут же, во дворе, под навесом, на кушетку, застеленную куском брезента.
   И оставили тут до утра.
   А как он обрадовался свежему воздуху!
   Он не хотел есть и пить, он стремился в тот момент лишь к покою и дыханию. Ему до сих пор казалось, что его качает и трясет, как в фургоне. Но он дышал полной грудью, с наслаждением, которого никогда не испытывал, и воздух был ему слаще всего на свете, каждый вдох и выдох возвращал Ване силы.
   Он оживал.
   Он забывал о боли.
   Да и боль уходила от такого дыхания.
   Ваня даже на какое-то время уснул. Это еще больше придавало сил, и он проснулся, как от толчка, встревоженно вздрогнул и огляделся. Он ничего не забыл во сне, он хорошо ориентировался во времени и пространстве, хоть и не знал, где он находится и какой сейчас день.
   Зато он чувствовал себя совершенно живым и даже отдохнувшим, видел начало раннего утра, пасмурное небо и машины, в которых ему пришлось сюда ехать.
   Он пошевелился. Тело его слушалось. От острой боли остались лишь воспоминания, а усталость в костях - это дело привычное, она проходит, как только встанешь, надо лишь чем-нибудь заняться, отвлечься.
   И все будет отлично.
   Ваня попробовал подняться на ноги. Пусть с трудом, но ему это удалось. Однако сделать несколько шагов у него не получилось - кружилась голова и подгибались колени.
   Он сел на кушетку и снова огляделся.
   Увиденное так его заинтересовало, что он собрался с силами и все-таки встал и прошелся, держась руками за стену.
   Он увидел огромный дом в несколько этажей, с очень большим и высоким крыльцом, к которому вела длинная лестница. Таких красивых домов в Арске не было, потому что даже у самого богатого человека не хватило бы денег на такое великолепие. Материалы, из которых был построен дом, Ваня оценил позже, но и в тот момент он понял, что это нечто очень дорогое, красивое и долговечное.
   К дому примыкал гараж, но машины пока стояли под навесом в стороне от жилья. Зеленые, аккуратно подстриженные полянки пересекали дорожки из розовой брусчатки.
   А окружала все это монументальная ограда, над которой виднелись лишь темно-зеленые кроны деревьев и серое, пасмурное утреннее небо.
   Неожиданно со стороны дома послышались шаги и голоса. Было еще очень рано, но Шут и его работники подчинялись железному режиму.
   Ваня заторопился куда-нибудь спрятаться, хоть и понимал, что это бесполезно - хозяин всегда найдет его на своей территории.
   Он не успел доковылять даже до кушетки. В суете он отошел от стенки, потерял опору и упал от головокружения, взмахнув руками. Это его очень удивило, потому что он чувствовал себя хорошо.
   Это была слабость от голода и усталости.
   Все это видели Шут и его помощники.
   Они не прибавили шагу, но на лице Шута появилась тонкая улыбка. Кое в чем он точно не ошибся: мальчик не сдается так просто.
   Когда они уже подошли к навесу, Ваня уже дополз до кушетки и поднялся на колени, опираясь руками. На подошедших он бросал отнюдь не испуганные взгляды, и это вызвало на лице Шута еще одну улыбку.
   - Доброе утро, маленький беглец, - приветливо поздоровался он.
   Ваня не ответил. Он пытался встать.
   Шут изобразил беспокойство:
   - Ему нужно отдохнуть и окрепнуть. Веткин, поручаю его тебе и Стасу.
   - Да.
   - Он нужен мне как можно быстрее, - намекнул Шут.
   - Всё будет, не беспокойтесь.
   Ваня не отказался бы от отдыха, но ему не хотелось отдыхать здесь. Ему вообще нельзя оставаться здесь!
   Шут отдал еще несколько распоряжений насчет груза. Один из работников сел за руль грузовика и завел мотор. Ваня чуть не застонал от тоски - надо было потихоньку спрятаться в фургоне, среди ящиков, а не бродить по двору и глазеть по сторонам! Тогда он уехал бы спокойно, и никто бы его не нашел!
   А теперь поздно.
   Грузовик развернулся, не спеша проехал по аллее, проложенной от гаража до самых ворот, и скрылся за мощными створками.
   Пока Ваня жадными глазами провожал фургон, Шут ушел в дом, а с мальчиком остались Веткин и Стас. Они посадили Ваню на кушетку и внимательно осмотрели.
   На первый взгляд, с ним не было ничего страшного. Только слабость и утомление.
   - Тебя как зовут? - спросил Веткин.
   Ваня бросил на него мрачный взор, исподлобья, попытался ответить и не смог. Весь побледнел от негативных эмоций и отвернулся.
   Внезапно лицо Веткина смягчилось: в диком мальчике он увидел родственную душу, и это вызвало у него симпатию. Но он смягчился лишь на мгновение, чтобы теперь стать более суровым - родственная душа требовала и более жесткой дисциплины, даже особо жестокой дисциплины, выучки, обращения и вышеупомянутой закалки.
   - Стас, ты не слышал, как его зовут?
   - Да вроде бы Иваном.
   - Очень хорошо.
   Веткин присел перед Ваней, тряхнул его за плечо и сказал:
   - Слушай меня внимательно, Иван, и запоминай все дословно. Сейчас я тебе не буду объяснять, куда ты попал и зачем. Это не мое дело, Шеф сам объяснит тебе это, когда-нибудь, если посчитает нужным. Но убегать отсюда ты и не думай - это бесполезно. Сам поймешь, почему. Ты ослабел в дороге, тебе надо поесть и поспать... Стас принесет тебе немного еды.
   Ваня отвел глаза и кивнул.
   Это вдруг вызвало у Веткина подозрения:
   - Вздумаешь прятаться - будет хуже. Не думай, что ты представляешь собой какую-то ценность. Тебя будут здесь терпеть, пока ты не причиняешь неприятностей. А начнутся неприятности - тебя ничто не спасет. Здесь не няньки.
   Ваня снова кивнул, не поднимая глаз.
   - Сейчас, видимо, для тебя готовят спальное место, - продолжил Веткин. - Для тебя лучшим вариантом было бы пожить вот тут, под навесом, но лето уже кончается, ночи часто бывают холодные, замерзнешь еще... А это - порча хозяйского имущества.
   Ваня поднял глаза.
   - Да, - подтвердил Веткин. - Ты - всего лишь хозяйское имущество, не более. А поручили тебя нам со Стасом, и мы отвечаем перед Шефом за твою сохранность. Но имей в виду: терпеть всякие выходки мы не станем. И учить будем больно. Заруби это себе на носу.
   На этот раз Ваня не отвел глаз.
   Явился Стас. В руках он нес тарелку с жиденьким супом и большую чашку с чаем, где плавал даже кружок лимона. Это распространило тут такие аппетитные запахи, что Ваня вздрогнул и потянулся к завтраку.
   Веткин поморщился:
   - Не жидковато ли будет?
   - Самое то, после такой голодовки.
   Веткин еще раз поморщился и согласился:
   - В общем-то да... Так и надо...
   Они поставили завтрак перед Ваней и вручили ему ложку.
   - Ешь и ложись спать, пацанёнок. На сегодня тебе никакой работы не будет, а вот завтра, когда отоспишься и придешь в себя, мы посмотрим, куда тебя можно пристроить. Но работать мы тебя заставим.
   Ваня никак не отреагировал на их слова. Он вертел в руках ложку и ждал, пока они уйдут. Он не мог в их присутствии начать есть.
   Тогда они переглянулись и ушли в дом.
   А Ваня мгновенно съел завтрак, поставил посуду на пол, свернулся калачиком на кушетке и уснул. Он и сам не ожидал от себя такого, но не было смысла сопротивляться в таком случае, истязать свой организм, который пригодится для более важных и полезных дел.
   Теперь он спал долго, беспробудно, и открыл глаза только на следующее утро.
   Рядом с ним стоял Стас.
   Охранял.
   - Тебя правда зовут Иван?
   - Да, - хрипло ответил Ваня и прокашлялся.
   - Как ты себя чувствуешь?
   - Нормально.
   Стас усмехнулся:
   - Не торопись отвечать, проверь сначала.
   Ваня пошевелился и снова замер.
   - Ну, тогда вставай, иди за мной. Тебя ждет завтрак.
   Ваня встал и пошел за ним. Легкое головокружение было, и его слегка пошатывало от этого, но ощущения его были несравненно лучше, чем накануне. Он подумал, что теперь можно и наметить побег.
   Они вошли в дом не с парадной стороны, а через гараж, куда уже загнали легковушку Шута, помыли, почистили и навели лоск. Ваня невольно отметил порядок, царивший здесь, как и на всей территории усадьбы.
   Не то, что у Зуева!
   Видимо, здесь работали профессионалы.
   Завтрак ждал Ваню в комнатке, примыкавшей к гаражу. Тут же стояла и простая деревянная кровать, застеленная чистым бельем, хоть и не новым.
   - Это твоя жилплощадь, - сказал Стас. - Располагайся.
   И ушел.
   На тумбочке Ваня увидел тарелку с рисовой кашей, большой котлетой и овощной подливкой и ту же чашку с чаем. Завтрак был еще горячий, аппетитные запахи могли свести с ума. Ваня же сомневался. Ему почему-то казалось, что эта еда закабаляла его, делала рабом Шута, а он этого не хотел.
   А какой был выход?
   Пока никакого.
   Тогда Ваня вздохнул и начал завтракать.
   После этого он физически почувствовал себя совсем хорошо. Но оставлять посуду у себя в комнате было нельзя, поэтому он вышел с ней в соседнее помещение и столкнулся со Стасом. Тот сидел у стола и следил за изображением на черно-белом экране.
   Ваня минут пять соображал, прежде чем до него дошло, что это - оборудование слежения, и над воротами установлена камера, а сюда передается картинка. Такие штуки он видел в иностранных фильмах и читал об этом в иностранных детективах.
   А здесь, судя по всему, находилась комната охранников.
   В тот момент дежурил Стас.
   - Молодец, - похвалил он Ваню, - быстро справился.
   Равнодушие этого человека ко всему на свете приводило Ваню в трепет. Вместе с тем Ваня осознавал в нем серьезного противника, это заставляло мобилизовать все силы на борьбу, до победного конца.
   В любом случае, дальнейшее молчание и игры в прятки ни к чему привести не могли. Ваня видел теперь их детскую глупость, наивность и нелепость. Пора кончать с этим и заняться побегом не шутя.
   Или он погибнет.
   - Куда отнести посуду? - спросил он.
   Стас махнул рукой:
   - На кухню. Вот та, правая дверь.
   Ваня пошел туда и попал в кухню.
   В общем-то, это была почти такая же кухня, как у Зуева. Только куда более дорогие технические приспособления, улучшенный дизайн, отсутствие всяких помпезных и бесполезных финтифлюшек, к которым питал пристрастие Ванин отчим, а так все то же самое.
   Кухня служила лишь для работы с едой, но вовсе не для ее поглощения. Шут ел в своей столовой, а его помощники - где придется. Поэтому здесь никого не было, лишь на столе стояли грязные тарелки, чашки и ложки.
   Ваня покачал головой, нашел среди разных дверок посудомоечную машину, загрузил туда посуду со стола и включил.
   За этим занятием и застал его Шут, явившийся отдать какие-то распоряжения насчет обеда.
   Ваня вздрогнул от неожиданности, а Шут улыбнулся:
   - На редкость сообразительный экземпляр. Ты умеешь всем этим пользоваться?
   - Да.
   - Выходит, ты уже сейчас имеешь кое-какую ценность. Правда, очень маленькую. Сломаешь что-нибудь - пеняй на себя.
   С этими словами Шут вышел. Ваня посмотрел ему вслед и еще тверже решил убежать при первой же возможности.
   Но возможность эта не представлялась еще долго. Ваня к тому времени успел обжиться на новом месте, хорошо его изучить и составить план побега.
   Все сведения, полученные им в это время, были неутешительны.
   Ему не сразу показалось подозрительным, что за ним никто особо не следит. На другой день после "оживания" Ваня скрутил веревку и простыни и перелез через забор. И очутился в глухом лесу, из которого был только один выход - по той дороге, что вела от ворот дома куда-то, куда пешком не дойдешь.
   Ваня заблудился.
   К вечеру Стас и Веткин его поймали, привезли домой и поколотили - так, как умеют бить профессионалы. Ваня лежал с закрытыми глазами, пряча слезы, и слушал внушения Веткина, хотя ему был до глубины души противен этот негромкий ровный голос.
   - Глупый мальчик. Разве можно убегать без подготовки? Это - верный путь к неудаче. Если хочешь чего-то добиться в жизни - сначала пораскинь мозгами. А еще лучше - составь план. Особенно это касается таких мероприятий, как побег. Да, не хватает тебе боевого опыта. Когда от успешного побега зависит твоя жизнь, поневоле просчитываешь каждый свой шаг. А ты? Рванул черт знает куда, как идиот несчастный...
   В его словах Ване чудилось издевательство, которое усиливало боль от побоев.
   Но Веткин был прав: сначала надо было все обдумать.
   Ванины обязанности у Шута ничем не отличались от тех, что он выполнял у отчима: он находился тут как прислуга. Разница была в том, что у Шута ему приходилось обслуживать не так много народу, и народ был весь аккуратный, не зуевского уровня. Все соблюдали строжайшую дисциплину. А в доме у всех была абсолютная свобода, неприкосновенностью пользовались лишь личные апартаменты Шута, и не потому, что он им запрещал, а потому, что он был для них незыблемым авторитетом.
   Ваня воспользовался свободным временем, которого у него здесь было больше, чем на службе у Зуева, и осмотрел дом сверху донизу.
   Это было жилье, а не салон. Шут принимал здесь гостей или деловых посетителей крайне редко, предпочитал сам выезжать в гости и на встречи. Но зато здесь было все, что могло скрасить досуг в столь глухом месте - телевизоры со спутниковой антенной, сауна, тренажерный зал, бильярд, бар, бассейн, а также, в отдельном помещении, огромная библиотека и компьютер.
   Помощники Шута охотно всем этим пользовались, а он их даже поощрял. Во многих вещах он их превосходил - в бильярд у него выиграть было очень трудно, плавал он быстрее всех, невзирая на возраст, а уж в начитанности с ним было лучше не спорить. Свою библиотеку он составлял сам и все книги знал превосходно.
   Вот тут-то для Вани и нашлась отдушина!
   Если у Зуева он каждую свободную минуту старался отоспаться, то у Шута он почти совсем забыл о сне. То есть спал он хорошо, успевал выспаться, а когда не работал - читал. Запоем, все подряд. Он не ожидал, что так соскучится по книгам, а у Шута еще и был хороший выбор качественной литературы, качественной и по форме, и по содержанию, так что Ваня буквально погрузился с головой в другой мир, из которого можно почерпнуть много интересного и полезного.
   - Интеллектуал, - ехидничал Стас.
   А Веткин презрительно улыбался. Он не любил читать и считал это пустой тратой времени. Зато он с упоением занимался работой на компьютере, а Ваня постоянно следил за ним, не в силах скрыть восхищение во взгляде. Веткин это видел и тайком ухмылялся, но ничего не скрывал от мальчика, уверенный в том, что новичок не осмелится и пальцем тронуть такую тонкую и дорогостоящую технику.
   Он недооценивал Ваню.
   А он за время жизни у них понял: отнюдь не все нужно показывать людям, что есть у тебя в душе, а наоборот, лучше все это прятать, чтобы никто не только не видел, но и не догадывался о твоем внутреннем мире.
   Пусть у тебя будет пустое лицо и пустые глаза, вот как у Веткина или у Стаса, тогда люди ничего не узнают о тебе и не помешают осуществить задуманное.
   Однажды он оставил на плите молоко, а сам увлекся чтением, молоко убежало, плита оказалась залита коричневой пеной, кухня наполнилась чадом, который достиг даже носа Шута.
   - Что случилось? - спросил он. - Мы горим, что ли?
   Стас побежал узнавать, что случилось, и застал виновника на месте преступления. Тот сунул кастрюлю в раковину и пытался отчистить плиту.
   Для наказания Стас выволок Ваню во двор, под навес, где обычно и совершались экзекуции над неопытным пацаном.
   Ваня попробовал схитрить:
   - Если я не отмою ее сейчас, она засохнет.
   - Ну и что?
   - Не ототрешь.
   - Тебе же хуже.
   Но теперь Ваня уже был немного другой: он наткнулся среди книг на пособие по рукопашному бою и по вечерам, когда все остальные укладывались спать, он прокрадывался в тренажерный зал и усиленно занимался, не включая свет, чтобы никто не заметил.
   Он ловко увернулся от обычного подзатыльника, чем обрадовал себя и удивил Стаса. Тот с недовольством посмотрел на свою руку, словно она была виновата в ударе, попавшем в пустоту.
   А у Вани вдруг с неожиданной силой вспыхнул некий инстинкт, что-то, заложенное в него с самого рождения, - осознание того, что нельзя позволять себя унижать. Никогда и ни за что.
   Стас размахнулся и ударил, но Ваня снова увернулся и схватил попавшуюся ему на глаза палку. Это придало ему уверенности в себе, он блеснул взглядом навстречу Стасу: ну-ка, попробуй достань меня!
   На лице у Стаса тоже появилась улыбка, но другая - слегка усталая, даже скучная. Справиться с Ваней он и так мог не глядя, а уж наличие палки делало задачу совсем легкой, и связываться не стоило. Стас схватил палку за конец, рванул на себя. Еще одно неуловимое движение - и вот он уже держит палку за оба конца, прижимает ею Ванино горло и наставительно произносит в искаженное от изумления и боли лицо и выпученные глаза:
   - Не поднимай на меня руку, недокормыш. Раздавлю одним пальцем.
   И избил его по полной программе.
   Это происшествие немало позабавило Веткина:
   - Вот это да! Наш младенец решил поиграть в каратиста! Ну что же, раз он так рвется, и не живется ему спокойно, то учи его, Стас, уму-разуму.
   И добавил:
   - Пусть и другие присоединяются, если хотят.
   С тех пор Ваня стал для них боксерской грушей.
   Это была жестокая школа, причинившая ему много страданий, но впоследствии он никогда об этом не пожалел. Ребята Шута тренировались на нем - показывали ему какой-нибудь удар или прием, а потом отрабатывали на нем же без жалости, пока он не начинал отвечать им тем же. Это вызывало у них снисходительный хохот - они знали, что он не сможет стать лучше них.
   По крайней мере, в рукопашной схватке.
   И по крайней мере, в ближайшее время.
   А вечером он тайком, обмирая от страха быть застигнутым, на цыпочках вышагивал в библиотеку и включал компьютер. В первый раз делая это, он обливался холодным потом в ужасе, что что-нибудь испортится. Тогда-то его точно убьют.
   Но ничего не испортилось, у него получилось включить машину и разобраться в ней. Он столько раз видел, как с ней обращается Веткин! Мысленно он сам пробовал с ней освоиться.
   И, наконец, посмел.
   Ребенок, у которого по информатике были одни "колы", превосходно разобрался с работой на персональном компьютере на практике.
   И ему открылся еще один мир.
   Он, правда, был не такой интересный, как мир литературы, и уступал по всем параметрам миру реальному, но из него можно было узнать массу полезнейших сведений, еще верней и - главное - еще быстрей, чем из книг. Ваня сразу оценил компьютер как удивительный рабочий инструмент, с помощью которого можно творить много разных хороших дел. Впрочем, плохих дел тоже.
   Но Ваню интересовало не это.
   Он нашел в некой "Энциклопедии" материалы по селекции, которых ему так не хватало в Агееве и в Арске. Именно то, чего не было там, он увидел тут.
   У него сразу застучало сердце.
   Он стал изучать.
   "Как плохо, что записать некуда!" - сокрушался он.
   И полагался на свою память.
   Он читал материалы, в отличие от художественных книг, не запоем, а медленно, вдумчиво, и попутно анализировал. Что-то казалось ему весьма сомнительным, но с большинством статей он соглашался целиком и полностью и хотел когда-нибудь, когда он будет на свободе, провести необходимые опыты и проверить истинность утверждений.
   Наедине с собой он начал даже улыбаться - а ведь думал, что не умеет этого.
   И как-то ночью ему приснились золотые яблоки.
   Он проснулся от радости, от биения сердца, от страстного желания получить свободу и стать самим собой. Это возбуждение было так велико, что он не смог больше уснуть и сбежал в тренажерный зал, чтобы насладить этой мыслью, этой надеждой.
   А утром его разбудила суета в гараже, за стеной.
   Он встал, заправил постель и пошел готовить завтрак. В кухне он глянул на часы - половина пятого. И удивился:
   - Что за переполох?
   Он уже заваривал чай, как к нему заглянул Веткин:
   - Ты тут, Иван? Молодец, сообразил.
   - А что такое?
   - Да я сунулся было тебя будить, а тебя и нету.
   - Я сам проснулся.
   Веткин усмехнулся:
   - Да, там сейчас шумно! Вчера я не успел тебя предупредить, чтобы ты встал пораньше. Сегодня наш Шеф едет в Москву, у него встреча. Много дел. Он всегда выезжает очень рано. И не терпит никаких задержек.
   Ваня кивнул:
   - Понятно.
   Веткин окинул его взглядом, словно увидел в первый раз, и удовлетворенно произнес, щелкнув языком:
   - А ты у нас отъелся, Иван!
   Ваня вздрогнул и покосился на него, ожидая удара или прочей неприятности и уже готовясь ее отражать.
   - Нет, правда, как тебе идут на пользу чужие харчи!
   - По-вашему, я их не отрабатываю? - хмуро поинтересовался Ваня.
   Веткин пристроился на краю стола:
   - Нет, ты в своем роде славный малыш, но есть в тебе что-то, что мне не нравится.
   Ваня раскладывал завтрак по порциям очень умело.
   - Сначала я подумал: ну и шваль они сюда привезли, - продолжал Веткин. - Неужели Шеф мог позариться на такое создание? Но потом я увидел, что ты не шваль, далеко не шваль, и это изменило мое мнение о тебе.
   Ваня выставил тарелки в ряд на стол и принялся нарезать лимон на кружки и бросать их в чашки.
   Веткин произнес ожесточенно:
   - И все равно ты мне не нравишься! Может быть, скажешь, почему?
   Ваня пожал плечами, не глядя на него:
   - Откуда я знаю?
   Веткин с прежним ожесточением взял свой завтрак и вышел из кухни, а Ваня задумчиво проводил его глазами. Возникшая этим утром суматоха навела его на одну мысль, которая требовала разрешения, и у него не было времени озадачиваться странностями в поведении Веткина.
   Ваня не знал, что Веткин скоро умрет.
   А Веткин не знал, что Ваня не нравится ему по одной-единственной причине: он не понимал Ваню.
  
   Вокруг Вани шла такая деловитая, привычная для здешних обитателей суета, что на мальчишку никто не обращал внимания. А он удивленно следил за ними. Каждый знал свое дело и выполнял его наилучшим образом.
   Ровно в шесть часов из своего кабинета, расположенного в верхней части дома, спустился Шут, уже готовый к поездке. Он был сосредоточен и даже суров - суровее, чем обычно. В этом сказывались его эмоции по поводу предстоящего заключения сделки.
   Ваня, следивший за всеми из двери кухни, улыбнулся: выходит, Шут тоже способен что-то чувствовать! Он, как и Зуев, волнуется из-за своих грязных дел и старается скрыть это от окружающих!
   - Стас, - бросил на ходу Шут.
   Тот мгновенно повернулся и пошел следом. Через несколько минут из гаража выехала машина хозяина, медленно проследовала по аллее до ворот. Ваня уже был у окна и смотрел на этот отъезд. Он вызвал в душе такую же тоску, как и прошлый отъезд грузовика. Ваня не знал, отчего тоска. Должно быть, открывающиеся автоматические ворота показывали ему маленький кусочек желанной свободы, к которой он всегда стремился и которой никогда не знал, только чувствовал, что он есть, непременно, очень близко, надо лишь постараться и вырваться наконец из клетки...
   - Ты чего смотришь? - раздался голос у него за спиной.
   Ваня вздрогнул.
   - Шпионишь? - с ехидством уточнил Веткин.
   Но Ваня не был расположен к шуткам и ответил хмуро:
   - Угу. И докладываю Президенту. По прямой телефонной линии.
   Веткин расхохотался:
   - А ты силён, пацанёнок! Не ожидал, не ожидал.
   Ваня отвернулся от окна, сгреб со стола всю грязную посуду и принялся мыть. А Веткин, словно радуясь отъезду хозяина, достал из холодильника бутылку пива и открыл.
   - Тебе не предлагаю, - сказал он. - Ты еще не дорос... Да и хамишь часто.
   Вот тут Ваня возмутился:
   - В чем же проявляется мое хамство?
   Веткин задумался, потом ответил:
   - Да во всем! Даже смотришь ты по-хамски! Как собака кусачая на привязи... Вот-вот укусишь...
   - Интересно, а как вы сами вели себя на моем месте?
   Веткин задумался снова. Этот вопрос поставил его в тупик - он никогда не ставил себя на место другого человека, и это позволяло ему быть таким жестоким.
   В конце концов, он заговорил уже другим тоном:
   - Знаешь, ты прав, пацан. Но что поделаешь, такова жизнь. Ты родился рабом...
   Ваня вздрогнул и посмотрел на него исподлобья:
   - Я не родился рабом.
   - Я имею в виду... А, черт, ну что делать - так сложились обстоятельства, я-то здесь при чем! Ты меня не обвиняй в своих бедах! Я увидел тебя уже после того, как ты попал в такую ситуацию.
   - Все вы здесь... истязатели, - сквозь зубы произнес Ваня.
   Веткин не ожидал такого серьезного разговора, и напор Вани его ошеломил.
   - Надо же, каких слов набрался, - пробормотал он.
   - А что, разве нет? - воскликнул Ваня.
   - Ты не понимаешь... Это для твоей же пользы!
   - Что для моей пользы? Избиение?
   Веткин был в таком смятении, что это непривычное состояние выбило его из колеи. Он большими глотками пил пиво прямо из бутылки и ощущал себя крайне неловко. Он знал, что в тот момент Ваня прав, но и признать себя виноватым он не мог. Не мог он смириться и с клеймом истязателя, которое обожгло его, как раскаленное железо.
   - Ты... - запнулся Веткин. - Ты... вот что. Это неправда. Не думай об этом.
   - Что значит - не думать? Вы тоже не думали бы, если бы вас били каждый день?
   - Помолчи минуту! Все это ерунда. Пройдет.
   - Что?!
   От возмущения Ваня готов был бить посуду о стены. У него даже дрожали руки. В ту минуту он был явно сильнее Веткина, и они оба это осознавали.
   - Я сейчас все объясню! - повысил голос Веткин. - Ты что, думаешь, мы делаем это со зла?
   - С добра! - иронично отозвался Ваня.
   - Представь себе, да!
   Теперь уже от удивления Ваня потерял дар речи. А Веткин продолжил:
   - Да! Ты еще молокосос и ничего не знаешь о жизни. А я уже заканчиваю свой век. Поэтому слушай меня и запоминай. Для таких, как мы, простых людей, не капиталистов, никто сладкой жизни не припас. Всего приходится добиваться своими силами, так как нет столько денег, чтобы обеспечить себе нормальное существование... И вообще денег нет. Ты, насколько я знаю, сирота, и тебе не к кому обратиться за помощью.
   - Мне не нужна помощь! Я бы работал себе в колхозе, учился в сельхозтехникуме, если бы меня оставили в покое!
   - Но тебя не оставили в покое. Скажи на милость, разве теперь это возможно? Ты никогда не вернешься туда!
   - Почему?
   - Дурак! Потому что твой отчим тебя прикончит, когда увидит. Не зли меня и слушай. В любом случае жизнь - не шведский стол, а постоянная борьба, где побеждает сильнейший. А теперь посмотри на себя и ответь себе честно: ты - сильнейший?
   - Мне наплевать на вашу дурацкую борьбу, - сказал Ваня. - Я не стремлюсь к вершинам. Я человек простой, и цели у меня простые. А для простых целей место в жизни всегда найдется.
   Веткин покачал головой:
   - Да кому ты нужен? Таких, как ты, везде навалом. На что ты рассчитываешь? У тебя ведь даже документов нет! Ты - никто!
   Он немного помолчал. Его отвлекли воспоминания о собственной юности, и он вовсе размяк от умиления.
   - Ты меня, Иван, не осуждай. Ты еще, действительно, сопляк, ничегошеньки не понимаешь. Я тоже когда-то был такой, как ты. Думал, что готов к любым испытаниям, выдержу все на свете, и никто не заставит меня свернуть с пути. А оказалось, что ни к каким испытаниям я не готов! Я и не знал даже, какие бывают у людей испытания! В жизни такое случается - волосы дыбом становятся, когда подумаешь!
   Он повернулся к Ване и заглянул ему в лицо:
   - Тебе больно, когда тебя бьют? Ты чувствуешь унижение от того, что прислуживаешь нам и Шефу? Ты не хочешь быть рабом? А ты когда-нибудь умирал от голода? Лежал на поле боя с оторванной ногой? Сердце у тебя когда-нибудь останавливалось?
   Ваня не отводил глаз:
   - Только не надо уверять меня, что у меня прекрасная судьба!
   - Да! У тебя именно прекрасная судьба! Потому что сейчас тебе больно и не очень приятно, но потом ты оценишь это по достоинству. В дальнейшем тебе будет гораздо легче, как бы ни сложилась твоя жизнь и куда бы ты ни попал... Впрочем, тебе некуда попадать. Шеф у нас сильный, под него не подкопаешься. Но ведь с его концом и тебе конец придет.
   - Почему это?
   - Потому что ты сопляк. Не задавай глупых вопросов! С концом Шефа нам всем наверняка конец... Ты меня раздражаешь. Делай свое дело и не суй нос куда не следует! А то из-за тебя и я что-то разнервничался... Пойду перекурю.
   Ваня пожал плечами и повернулся к плите.
   Слова Веткина о конце Шута снова навели его на промелькнувшую еще раньше мысль. Он ухватился за нее, как утопающий за соломинку. Это была даже не мысль, а идея. Ваня удивился, как это, при всей ее простоте, элементарности, она не пришла ему в голову раньше.
   Вырваться на свободу можно, уничтожив Шута.
   Сам Ваня, конечно, этого не сделает. Силенок маловато. Но зато он может помочь врагам Шута с ним расправиться. И тогда будет гораздо легче сбежать и освободиться.
   Сердце вновь радостно застучало, и мысли в возбуждении перескакивали с одного на другое. "Нет, спокойно, - сказал Ваня себе. - Так не годится".
   Чтобы успокоиться, он отправился в тренажерный зал, но там занимались другие парни. В библиотеке за компьютером сидел Веткин. Ваня чертыхнулся: заняли все его любимые места! Пришлось прятаться в своей комнатушке.
   Ваня растянулся на кровати. Его возбуждение слегка улеглось, и он теперь был способен рассуждать здраво.
   Шут ведет свой бизнес.
   Больше того, он ведет активный бизнес, крупный, не сравнить с бизнесом Зуева. Следовательно, у него есть и враги, тоже крупные. Мелких, впрочем, тоже не стоит сбрасывать со счетов, они способны подточить любую глыбу.
   "Капля по капле и камень долбит!"
   Ваня улыбнулся с торжеством, будто бизнес Шута уже рухнул.
   Нет, лежать было невозможно. Ваня вернулся на кухню и присел на подоконник. За стеклом он внезапно увидел глубокую осень. Унылое время года - темные, почти черные деревья сгибались от завывающего ветра, по серому небу ползли темные тучи, шелестел крупный холодный темный дождь, порывами стучавший в окна, словно кто-то кидал его горстями.
   Все было темное, серое, сырое, промозглое.
   Холодное, свинцовое.
   Мрачное.
   Ваня пожалел потерянного времени. Почему не додумался раньше? Занимался ерундой, мечтал о золотых яблоках, забыв о насущной необходимости.
   В кухню заглянул Веткин, вынул из холодильника вторую бутылку пива. Ваня на него и не взглянул даже. Веткин подозрительно провел по нему глазами, но не рискнул заводить еще один разговор.
   Приказал только:
   - На обед - борщ со сметаной.
   - Да, - ответил Ваня кратко.
   Веткин исчез. Ваня сразу расслабился, будто Веткин мог подсмотреть его мысли. Надо быть осторожнее, гораздо осторожнее, держать язык за зубами, не позволять выводить из себя, иначе можно выдать самое сокровенное.
   Нельзя.
   Надо узнавать. Слушать, смотреть, читать. Проверять компьютер... Хотя к данным Шута вряд ли есть свободный доступ, можно получить все, что угодно, если постараться. Во всяком случае, попробовать.
   Он еще раз выглянул в окно.
   Ох, уже осень.
   - Борщ со сметаной, - напомнил он себе.
   Отравить этих товарищей мором для крыс!
   Нет, травить жалко. Бог им судья, этим роботам-убийцам. Но вот найти где-нибудь убойную дозу снотворного и усыпить их, как минимум на неделю, а самому убежать без оглядки. Не может быть, чтобы усадьба находилась так далеко, что невозможно добраться до людей!
   Но он прикинул километраж и отказался от этой идеи.
   Пешком идти небезопасно и, наконец, просто глупо. Нужен транспорт.
   Любой, какой попадется.
   Легко сказать.
   Шут вернулся к вечеру, раньше, чем его ждали, и в превосходном расположении духа. Точнее, они вернулись оба - и Шут со Стасом, и грузовик с его водителем.
   Шут улыбался.
   Из фургона выгрузили массу вкусных свежих продуктов и заказали Ване на ужин что-нибудь особенное. Тот пожал плечами и приготовил рыбный пирог с луком. Шут разрешил всей своей команде угоститься вином и вместе с ним отметить удачную сделку.
   Ваня не напрашивался на вино и вообще на это пиршество, поэтому его не пригласили к столу, он лишь сидел на кухне и ждал новых распоряжений.
   Его тошнило от этого торжества.
   Ведь это означало, что зла в мире стало больше, потому что торговал Шут оружием, а не мягкими игрушками или продуктами питания.
   К такому выводу Ваня пришел самостоятельно. Уж очень много данных у Шута об оружии. Книги о разных видах оружия, истории возникновения и модернизации, статьи о последних разработках, серийном производстве и штучных экземплярах, тысячи фотографий, технические характеристики... Официальные цены на легальном рынке вооружения...
   Можно было понять это как увлечение, если бы у Шута имелась какая-нибудь коллекция. Но во всем доме пистолеты были лишь у Веткина и у Стаса. Да условно оружием можно было посчитать кухонные ножи.
   Ваня попытался вспомнить, как его транспортировали сюда из Василёвска.
   Что за ящики стояли в фургоне?
   Он напрягся, но не вспомнил ничего конкретного и вздохнул. Воспоминания тут не помогут, надо делом заниматься. Тогда будет результат.
   Так прошли еще два дня.
   И Шут стал собираться в дорогу.
   Но не в Москву, как в последний раз, а на юг. Об этом говорили и помощники Шефа, рассуждая о том, кого он возьмет с собой в качестве спутника и телохранителя.
   По всему выходило, что Стаса.
   - Ты к этому привычен, - хлопал Стаса по плечу Веткин. - Четвертый раз едешь в командировку, и в четвертый раз удачно.
   - Коней на переправе не меняют, - поддакивали остальные.
   - Я не конь, - обиделся Стас.
   Все засмеялись.
   Тут Веткин заметил Ваню, только что вышедшего из его каморки и собирающегося пылесосить дом.
   - А ты, Иван? - спросил Веткин. - Согласишься ехать в командировку в Ставрополь, если возьмут?
   Все снова засмеялись.
   Ваня, по обыкновению, хмуро посмотрел на них, исподлобья.
   - А кто меня возьмет? - спросил он.
   - Никто не возьмет, это верно.
   - Ты еще не до конца выдрессирован, тебя опасно брать в такие поездки.
   - От греха подальше.
   Ване надоело слушать их издевательства, он достал из шкафа в кладовке пылесос и потащил его на самый верхний уровень дома, чтобы оттуда начать чистку.
   Но разговор этот он запомнил и сделал некоторые выводы.
   Во-первых, Шут уезжает надолго, на неделю как минимум.
   Во-вторых, двое из его помощников едут с ним, и дома останутся, скорее всего, Веткин и... Неважно, кто останется, главное, что надзор за маленьким рабом существеннейшим образом ослабнет.
   В-третьих, самого раба на юг не возьмут. И правда, зачем им лишние хлопоты? Мальчишка дикий, неуправляемый, склонен к побегам. А у них впереди важные сделки и долгая, тяжелая, утомительная дорога.
   К чему им еще нервничать из-за пацана?
   Поэтому он может всем этим воспользоваться и что-нибудь сделать для приближения развязки. Он уже кое-что придумал, пусть примитивное, пусть банальное, но это было лучше, чем ничего.
   И он уже кое-что узнал.
   Шут был весьма силен и очень опасен. Его боялись почти все, кто имел с ним какие-либо отношения, и у него были, конечно, и враги, притом серьезные.
   Один из них - конкурент на рынке, Ваня пока еще не докопался, кто именно, но о существовании его знал наверняка - из многих подслушанных разговоров.
   На юг их Шеф уезжал, как и в Москву, с раннего утра. Это была не примета - Шут не верил в приметы или прочие мелкие суеверия. Впрочем, не только в мелкие. В судьбу он тоже не верил, в Бога ему верить не хотелось. Ну, а с утра выезжать удобнее всего, и в многократных командировках это было проверено, опробовано и одобрено как наилучший вариант.
   Командировки Шута подчинялись такому же жесткому регламенту, как и распорядок дня.
   - Ваш Шеф живет по часам, - не удержался от насмешки Ваня.
   - Это и твой Шеф тоже, - ответил Веткин. - А что плохого в жизни по часам?
   - Его легко вычислить и убить, - предположил Ваня.
   Веткин скептически засмеялся.
   - Его не так-то просто убить, дурачок. Иначе уже давно убили бы.
   Он задумался на минутку и наставительно произнес:
   - А жизнь должна идти по часам. В ней должен быть порядок.
   Суета в день отъезда началась так же рано, как и в прошлый раз. Ваня тоже встал, вместе со всеми, и старался лишь не мешаться под ногами, но подслушивать все, что удавалось подслушать. Здесь никто не знал еще, что Ваня умеет разбираться в технике - как-то не было подходящего случая это продемонстрировать, да он и не рвался это демонстрировать.
   Кто может сказать, принесет ли это ему пользу.
   Веткин оставался в доме за главного, как обычно, а с Шутом отправились Стас и еще один парень. Подготовка велась очень основательная, чтобы не было никаких сбоев, иначе хозяин устроит им капитальную разборку, не чета Зуеву - разборки Шута не отличались излишним шумом, но все от этих разборок трепетали по-настоящему.
   Поэтому в машинах проверяли все до последнего винтика.
   Шут вышел в холл, Стас тащил за ним его чемодан.
   - Пора, - сказал Веткин вполголоса, и это для всех послужило сигналом к мобилизации. Даже на лицах их появилось определенное выражение: "Не подходи, убьет".
   Ваня постарался исчезнуть в тень.
   Его и не заметили.
   А он держал в руках грязную посуду: мол, я тут по делам, ничего не знаю, не ведаю... работаю только на вас... без сна и отдыха...
   Шут сделал незаметный жест, понятный лишь Веткину.
   Тот сразу подошел, и они заговорили очень тихо.
   - Должен позвонить Розовый Принц, - предупредил Шут.
   - Когда? - уточнил Веткин.
   - Точно не знаю, но он позвонит обязательно, сегодня или завтра. В крайнем случае, послезавтра. Не говори ему, что меня нет.
   - Хорошо.
   - Скажи, что я не могу подойти.
   - Да.
   - Если он будет настаивать...
   Веткин удивленно на него посмотрел.
   - Ну, - пояснил Шут, - если он будет постоянно названивать и требовать меня к телефону, то скажи, что я уехал в Москву. Или в Сергиев Посад. Пусть ищет меня там до посинения, но не знает, где я на самом деле.
   - Понятно, - сказал Веткин.
   - Он не должен знать, куда я уехал, зачем, и вообще... Ты меня понимаешь?
   - Да, конечно.
   Понял его и Ваня.
   - А в остальном - как обычно, - завершил свои ценные указания Шут. - Но будь начеку, Веткин. Розовый Принц активизировался, очень резко, это значит, что его кто-то теперь поддерживает, кто-то достаточно сильный. Для нас это плохо. У меня сейчас нет времени заниматься этим вплотную, он удачно выбрал момент для активизации, когда я не могу уделить ему максимум внимания...
   - Может быть, мне этим заняться? - предложил Веткин.
   Шут обдумал это предложение, но все же отказался:
   - Нет, не надо. По крайней мере, это не так срочно, чтобы бросать тебя в бой... Ты мне нужен, Веткин, я не могу тобой рисковать.
   Веткин улыбнулся:
   - Это не риск.
   Но Шут был непреклонен:
   - Это именно риск. Ты не знаешь Принца, а я с ним немного знаком. Он сам по себе не опасен, конечно, но за ним стоят, видимо, серьезные люди, которые тебе не по зубам. Сейчас мне нужно завершить одну важную сделку в Ставрополе, а потом я освобожусь ненадолго и разберусь с Принцем сам...
   Они обменялись взглядами, и Шут добавил:
   - Не сомневайся, если мне понадобится помощь, я тут же обращусь к тебе.
   На этом они и договорились. Шут сказал еще, что вернется, как обычно, и вышел из дома. Веткин потер пальцами лоб и тоже вышел во двор, чтобы убедиться в плановом отъезде хозяина, на лице у него было озабоченное выражение.
   У них и раньше возникали проблемы с конкурентами, но тогда Шут разбирался с ними с легкостью, даже не ставя Веткина в известность об одержанных победах.
   А теперь голос Шута звучал по-новому.
   Веткин поморщился и закрыл за собой дверь.
   Ваню никто не заметил.
   А он унес тарелки в кухню и начал мыть, азартно, словно это было самое лучшее занятие в мире. Вот он, первый шаг к свободе! Какое странное имя у него, правда. Розовый Принц. Разве так могут звать торговца оружием? Разве вообще такие прозвища бывают? И тот, кому его дают, на него не обижается?
   Ваня бы обиделся, если бы его так окрестили.
   Отъезд Шута действительно дал Ване больше простора для деятельности. В огромном доме, и без того пустом, стало вовсе тихо и холодно, как в заброшенном, нежилом помещении. В присутствии хозяина здесь все же в любую секунду можно было натолкнуться на кого-нибудь из жильцов. А теперь Ваня наверняка угадывал, где находились остальные: либо в комнатке охраны, либо в тренажерном зале, либо в их общей спальне. Веткин еще и сидел в библиотеке за компьютером. Чтобы лишний раз не попадаться им всем на глаза, Ваня сначала останавливался перед дверью и прислушивался. Доносились из-за двери какие-нибудь звуки или хотя бы колебания воздуха - он туда не заходил и искал для себя другое место.
   За время жизни у Шута и еще у Зуева он научился распознавать своих врагов буквально по запаху, по их присутствию в радиусе нескольких метров.
   А такая жизнь кого угодно сделает диким зверем и разбудит заглохшие инстинкты, не нужные среди обычных людей.
   Он хорошо помнил наказ Шута Веткину не лезть в их отношения с Розовым Принцем, но в тот же день понял, что Веткин не исполняет этот наказ. Ваня зачастил в библиотеку, читать и пролистывать книги, делал сосредоточенный вид и подолгу выбирал себе чтение, а сам краем глаза следил за Веткиным. Тот работал за компьютером часами, без перерыва. Собирал сведения о Розовом Принце. Зачем они нужны были Веткину - непонятно. Ведь он оставлен здесь за главного и не может покинуть дом ради каких-то разборок с чужими начальниками. И Шуту эти сведения ни к чему - он знает о Розовом Принце побольше, чем собственный компьютер.
   Потом Ваня предположил, что Веткин таким образом подготавливает поле битвы для своего хозяина, ищет у противника слабое место.
   Хотя в этом тоже не было особого смысла: у Шута связей гораздо больше, и он гораздо сильнее Веткина. Что ему выискивать в Интернете, когда ему и так известна вся подноготная верхушки данного бизнеса и прочих смежных дел?
   Веткин просто не мог сидеть сложа руки и ждать у моря погоды.
   Раз предстоит важное сражение, то участвовать в нем, скорее всего, будут не только Боссы, но и их верные слуги. На этот случай, конечно же, надо и самому подготовиться и изучить противника, чтобы бить наверняка, без промаха.
   Ваня это понял вскоре, по тяжелым вздохам Веткина, по хрусту разминаемых рук и по некоторым словам, которые он бормотал про себя, забыв о Ванином присутствии. Впрочем, ничье присутствие или отсутствие ему не мешало, он был полностью погружен в ситуацию, в какую ему не приходилось попадать уже очень давно.
   Навыков он не утратил, разумеется, но все равно это нарушение спокойного течения жизни было неприятно.
   Неизвестно еще, как дело повернется, кому улыбнется удача, за кем будет победа.
   Мир такого бизнеса - весьма непредсказуемый мир.
   Начальники могут договориться между собой, не моргнув глазом, когда все их люди до единого уже положили друг друга. Начальники вообще об этом не думают, даже если погибают их самые преданные соратники.
   Они всё готовы оправдать законами бизнеса.
   Веткин от такой мысли горестно кряхтел, снова разминал руки и уходил в тир, устроенный ими самостоятельно в помещении под домом, где до пристройки нового, на уровне земли, гаража располагались машины Шута. Это было очень неудобно, пришлось делать пристройку, отчего Шут ворчал не меньше полугода, а помещение впоследствии было разделено на две части, в одной из которых помощники хозяина организовали свой тир.
   Шут только посмеивался, глядя на их забавы.
   А почему бы и нет, лишь бы все это шло ему на пользу.
   В тире Веткин пропадал надолго, иногда его отвлекали от стрельбы уже дежурные, которых пора было сменять на их посту возле мониторов.
   Но Ваня не решался в эти перерывы сесть за компьютер. Веткин мог нагрянуть в любой момент и устроить ужасную нахлобучку. Кроме того, откроется умение Вани обращаться с техникой, а это было вовсе не в Ваниных интересах.
   Нет, уж лучше действовать испытанным способом - по ночам.
   А если говорить откровенно, изыскания Веткина облегчали Ване его подрывную работу. Он просто шел по следам Веткина, учился попутно его профессионализму и узнавал то, что ему было необходимо для задуманного.
   Розовый Принц действительно активизировался.
   В течение третьего дня после отъезда Шута он звонил целых шесть раз, так что Веткин стал чувствовать себя отвратительно: Шут поставил его в безвыходное положение, заставил лгать, причем настолько явно, что это было ясно всем, в том числе и Розовому Принцу. Но он все равно звонил, словно для того, чтобы убедиться в отсутствии Шута и в глупой преданности Веткина, который вынужден был говорить в трубку ахинею и выслушивать оттуда ехидненькие сожаления по поводу несостоявшихся переговоров с хозяином, и каждый звук этого голоса вещал Веткину о понимании ситуации противником, понимании полном, как будто он видел караванчик Шута в Ставрополе и одинокого Веткина в огромном доме, оставленного отдуваться за грехи Шефа.
   Эти звонки доводили Веткина до такого состояния, что он перед сном отправился не в тренажерный зал, а на пробежку - больше часа наворачивал круги вокруг дома, по аллеям и дорожкам, невзирая на сырую и холодную погоду, а может быть, даже радуясь такой погоде. Его возвращение встревожило остальных, такой он был красный, и дыхание его было хриплым, и глаза его лихорадочно блестели - как больной.
   Но на все их волнения он с презрением махнул рукой и завалился отдыхать, уверенный в том, что на этом Розовый Принц, естественно, не успокоится, но хотя бы звонить сюда перестанет. Поджаривать бедного Веткина на медленном огне.
   Принц и впрямь больше не звонил.
   А зачем, если он и так знал, что Шут в отъезде.
   Веткин на следующее утро поднялся с трудом, потому что простудился, но заставил себя служить без малейших отступлений от обычной дисциплины, принятой здесь. Только еще пил лекарства, с ворчанием и бормотанием, но с осознанием необходимости.
   Шут приехал ровно через неделю, как и обещал, но теперь все было по-другому. Никаких празднований по поводу удачных сделок или приобретенного товара, никаких отдыхов и перекуров, никаких смешков и улыбочек. У всех были напряженные лица, резкие голоса, отрывистые фразы.
   Время поджимало.
   И ситуация была отнюдь не располагающая к празднованиям.
   От их сосредоточенности и профессионализма зависела их жизнь.
   Ваня лавировал между ними с необычайной ловкостью, стараясь не привлекать внимания и - главное - не попадать под горячую руку. Всеми своими инстинктами он чувствовал нагнетание обстановки, какого давно не было в их компании. Они привыкли к силе хозяина и к его власти и влиянию, и вдруг над ним сгустились тучи.
   Не над ним одним - над ними всеми.
   А Ваня, как горьковский буревестник, радовался в душе этим тучам, этим проблемам, прятал торжествующий взгляд и в мыслях дословно цитировал: "Пусть сильнее грянет буря!"
   Следующую неделю Шут вертелся, как бес на горячей сковородке.
   Каждый день он ездил то в Москву, то по другим районам области и региона, где находились люди, от которых зависело развитие этого дела. Каждый день он брал с собой то одного, то другого помощника, менял спутников то по логическим доводам, то, казалось, вопреки всякой логике, хотя они все его устраивали и вели себя безупречно.
   Просто он выбирал оптимальный вариант и лавировал между влиятельными людьми с такой же ловкостью, с какой Ваня лавировал между ним и его слугами.
   Наконец, настал момент, когда они должны были уехать надолго, абсолютно все. Никто не сомневался в необходимости этого действия, но и дом Шуту не хотелось оставлять - слишком много в нем дорогих и памятных вещей, от утраты которых потом придется испытывать дискомфорт.
   С другой стороны, ему совсем не хотелось брать с собой Ваню.
   - Веткин, - сказал Шут, - как ты думаешь, он уже перевоспитался?
   В этом вопросе звучало колебание - поступить с мальчиком жестоко или не очень. Выбор, в общем, небогатый.
   - Иван-то? - переспросил Веткин.
   - Да.
   Веткин откинул глазами фигуру Вани, застывшего в углу с тряпкой в руках - он помогал Стасу мыть машину.
   Словно почувствовав, что речь идет о нем, Ваня посмотрел на них своим обычным взглядом дикого зверёныша и отвернулся.
   - Ни грамма не перевоспитался, - тут же ответил Веткин. - И я сомневаюсь, что он когда-нибудь перевоспитается. По-моему, этого не будет никогда.
   Шут с сожалением покачал головой:
   - Так он безнадежен?
   - Конечно.
   Шут помолчал, затем произнес, с таким же сожалением:
   - Тогда его придется убрать.
   Веткин пожал плечами:
   - Ну, придется.
   Тут у него возникла мысль:
   - А зачем нам его убирать?
   Шут удивленно остановился:
   - Как это зачем? Мы не может брать его с собой - слишком хлопотно. Я и сам по нему вижу, как он рад нашим проблемам. Никогда больше не буду заводить себе рабов - с ними одни неприятности!
   Веткин резонно заметил:
   - Раб рабу рознь. Я имел в виду, что вовсе незачем НАМ убирать мальчишку. Если разразится буря, то с ним разберутся и без нас.
   - А если не разберутся?
   - А кому он нужен, такой придурок и недотёпа?
   Шут еще раз оценивающе посмотрел на Ваню, прикидывая, стоит ли дарить ему жизнь.
   - А если никакой бури не будет? - спросил он, все еще сомневаясь.
   Веткин снова пожал плечами:
   - Там видно будет.
   Покончив с мытьем машины, Ваня улизнул на кухню под предлогом приготовления обеда. Он видел, что это - не бегство. Здесь оставались весьма ценные вещи, библиотека, которую Шут очень берег, компьютер, фотографии. Значит, они собирались в какую-то особенную командировку, где помимо обычных дел будут даны задания всем помощникам.
   Либо Шут знал об опасности, грозящей ему, и принимал все меры предосторожности.
   Так или иначе, они уезжали и оставляли Ваню здесь одного.
   И они спешили.
   - Имей в виду, Иван, - сказал ему напоследок Шут, - украдешь у меня хоть старый носок - голову сниму. А вскроешь какие-нибудь замки - живьем закопаю в землю. Прорастай тогда из нее, как дерево. Золотая яблоня!
   Ваня вздрогнул.
   Шут, конечно, не знал ничего о его мечте, но издевательская реплика больно резанула по сердцу. "Уезжайте быстрее, изверги! - в нетерпении думал он. - Сколько можно ждать?"
   Но Шут продолжал насмешничать:
   - Со спокойной душой оставляю тебе мое хозяйство, Иван, потому что ты - раб умелый и понимающий, не дашь дому превратиться в избушку на курьих ножках... Я тебе доверяю, Иван. Гордись этим.
   Ваня кивнул и направился было в дом с крыльца, но тут Шут схватил его за плечо и совсем другим голосом, с подлинной угрозой произнес:
   - А вздумаешь сунуть нос в тир - пощады не жди. Понял?
   - Понял.
   От него исходила такая опасность, что Ваня невольно поежился. Убедившись в этом, Шут отпустил его плечо и сел в машину.
   Они уехали и закрыли за собой ворота.
   И Ванино нетерпение сразу же улеглось.
   Страха перед будущим он не испытывал. Чего ему бояться? Одиночества, что ли? Наоборот, одиночество он воспринимал с облегчением. Одиноким он, по большому счету, был всегда, с самого рождения, зато теперь он надолго избавился от постоянного нахождения бок о бок со своими врагами, которое причиняло ему не только физические страдания, но и душевный дискомфорт.
   С голоду он не умрет, поскольку продуктами Шут всегда запасался основательно, с расчетом на долгое время и на прожорливые рты. А Ваня был совсем не прожорливый. Много ли ему надо, чтобы пожить тут некоторое время?
   Зато еда хорошая. Лучше, чем у Зуева, и гораздо лучше, чем до замужества матери, и вся она - в полном распоряжении Вани.
   И, наконец, можно не таясь готовить побег и осуществлять его без помех.
   Сначала, когда еще не предвиделась такая ситуация с Розовым Принцем, у Вани появилась идея угнать машину Шута и на ней добраться до ближайшего населенного пункта, а там уже действовать по обстановке. Эта идея, показавшаяся ему сперва бредом сумасшедшего, вскоре стала привлекать его относительной простотой - в ней трудное и легкое менялось местами. Пешком было легко выбраться из дома и с участка, но трудно двигаться, а на машине двигаться по местности очень легко, но практически невозможно совершить на ней побег из дома.
   А если хорошенько подумать?
   Он стал прислушиваться и приглядываться к тому, как работают автоматические ворота ограды и автоматические ворота гаража, как ими управлять, и слышно ли их в ночной тишине в доме, когда они открываются и закрываются, и можно ли как-нибудь привести их в неисправное состояние в открытом или закрытом виде...
   И как можно обмануть или отвлечь дежурного, постоянно находящегося на своем посту...
   В уме Вани складывалось множество способов провернуть этот угон, от самых элементарных до самых фантастических.
   Но отъезд Шута со всей командой положил этим планам конец.
   Ваня остался без средств передвижения, если не считать таковыми его ноги.
   Правда, у него есть много времени. Можно запастись едой, набрать ее побольше, чтобы не опасаться леса и дальнего расстояния. Тогда есть все шансы добраться до людей живым и войти в новую судьбу.
   Или придумать еще что-нибудь.
   Времени и впрямь хватает.
   Ваню в течение часа терзали сомнения - вдруг Шут со своей компанией вернется. Шут не вернулся, и вот тут Ваню прорвало. Он стал вести себя как щенок, спущенный с привязи, стараясь лишь не терять голову в этом блаженном и бесконечном одиночестве, пусть и ограниченном замкнутым пространством усадьбы.
   Ваня начал обследовать дом, сверху донизу, даже те комнаты, в которых раньше страшно было просто находиться без причины. Ване разрешалось делать в них уборку, но если бы он задержался в них хоть на секунду дольше, то это немедленно вызвало бы подозрения и репрессии.
   Мол, нечего совать нос куда не следует.
   Кстати, куда это Шут запретил совать нос перед отъездом?
   В тир.
   А как он узнает, совал Ваня туда нос или нет?
   Он обязательно сунет, но все по порядку. Нечего метаться по дому, как угорелый. Во всем хороша система. И не надо забывать о деле - искать оружие против Шута, оружие нападения и защиты.
   Ваня так же быстро утратил этот суматошный щенячий запал, как раньше нетерпение. Неважно, что здесь никого, кроме него, нет. Нельзя расслабляться. Он не в том положении, чтобы разбазаривать драгоценное время и драгоценные возможности.
   В первый момент он колебался, стоя перед шкафом и не решаясь открыть дверцы и запустить руки в чужие вещи. Тут была и щепетильность, прежде всего перед самим собой, и брезгливость.
   Но потом он сжал зубы и начал обыск.
   "На войне как на войне!"
   Порядка в комнатах он не нарушал, вещи складывал, как они лежали до его вмешательства. Он даже не столько обыскивал, сколько изучал. Вскоре ему стало интересно. В одежде он шарил по карманам - мало ли какие штучки могли там заваляться. И заваливались - всякие монетки, зажигалки, ручки, календарики с какими-то отметками. Ваня сложил все это кучкой на полу, в уголке, только деньги, не считая, положил на стол.
   В бумагах он рылся гораздо дольше - четыре дня. Большую часть времени у него отняла библиотека и архив в кабинете Шута. Никаких компрометирующих документов здесь, конечно, не было и быть не могло, но и то, что осталось, помогло Ване многое понять и во многом разобраться.
   За это время наступила зима. Резко и без предупреждения.
   Просто однажды Ваня проснулся от странного чувства, а когда встал, увидел за окном белесую пелену. Это выпал первый снег.
   Сначала Ваня этому удивлялся, но потом вспомнил, что уже конец ноября, давным-давно пора было начаться зиме.
   Просто Ваня так измучился в своем вынужденном рабстве и в стремлении к свободе, что забыл о природе и ее особенностях, а теперь это его буквально поразило. Как же так? Ведь он всегда жил в ладу с природой и старался приспособиться к ней и к окружающему миру... И вот в неволе перестал замечать все вокруг, как цепной пес. Видел лишь хозяина, его слуг, миску для еды. И ворота - двери к свободе.
   Замкнутый круг какой-то.
   Но и тут Ваня озаботился насущным: не помешает ли зима его бегству.
   Сначала показалось - помешает. Снег, мороз... Есть ли у Шута лыжи? Скорее всего, нет. Зачем Шуту лыжи? Заниматься биатлоном? Готовиться к Олимпийским играм?
   Вот занесет усадьбу метровым слоем снега - и не выберешься отсюда до самой весны.
   Но Ваня не позволил себе впасть в уныние. Там видно будет, когда он обследует весь дом, сверху донизу, и будет знать, что у него есть в наличии, чем он может воспользоваться для побега. А раньше времени нечего страдать по этому поводу.
   Итак, зима.
   Ваня на минутку остановился и задумался: надо же, как долго он находился в услужении у всяких!..
   Целых полгода!
   Полгода жизни пропали, вычеркнуты из календаря, канули в Лету. Как будто их и не было вовсе. Как будто они превратились в один непрекращающийся, однообразный, жуткий день.
   Две недели Ваня осматривал дом. Когда он уставал копаться в комнатах, то уходил в библиотеку и включал компьютер, искал сведения. Однажды его взгляд задержался на телефоне. Он снял трубку и решил вызвать милицию.
   Но пока шли гудки, он вдруг понял, что это не имеет смысла. Что он скажет человеку, который заговорит с ним? Что его нужно спасти из усадьбы и поймать Шута и посадить его в тюрьму? Но как он объяснит, где расположена эта усадьба? Ведь он сам этого точно не знает. И как сюда доберется милиция? Машины сюда не доедут по такому глубокому снегу.
   Ваня поставил себя на место человека, снявшего трубку и услышавшего из нее подобную ахинею.
   Очень плохо.
   И наконец, он добрался до запретного помещения - до тира.
   Он не был заперт, и Ваня туда вошел. Что здесь может быть такое, из-за чего туда нельзя заходить? Ваня много раз видел, как помощники Шута тут стреляют по самодельным мишеням. И ничего особенного здесь нет.
   Он обошел обширное помещение по периметру.
   Вроде бы пусто.
   Стоп! Что это?
   Вот в чем дело!
   Ваня увидел в углу дверь и кое-что понял. Бывший гараж был разделен на две части. За перегородкой с дверью что-то было, и дверь эта была заперта на висячий замок. Остановит ли Ваню висячий замок?
   При желании Ваня легко мог бы стать взломщиком. В Агеевском колхозе был старый слесарь, который научил Ваню секретам самых разных замков, и висячих, и врезных. Поэтому взломать дверь в тире не составило для Вани никакого труда.
   Вторая часть помещения была почти такая же по размеру, как и тир. Там было очень темно. Ваня заранее запасся фонариком и без труда нашел выключатель.
   Увиденное тут вызвало у Вани множество разнообразных чувств - удивление, недоумение, радость. Преобладало недоумение.
   Он увидел части большой машины, точнее, автомобиля-внедорожника. Таких автомобилей он насмотрелся в Интернете и знал, что они очень дорогие, престижные и - главное - полезные, почти незаменимые в таких условиях, в какие попал Ваня.
   Каким образом эта машина оказалась здесь, в усадьбе Шута, а именно в его подвале, и за какие провинности с ней обошлись так жестоко - буквально расчленили?
   Ваня без страха подошел к пустому кузову и ласково погладил крышу:
   - Мой четвертованный!
   На лице у Вани расплывалась улыбка: он мгновенно понял, что следует делать.
   Причем немедленно, иначе можно не успеть до возвращения хозяина.
   Во всяком случае, не следует забывать и о погоне, поэтому на счету у него каждый день, каждый час.
   Лишь бы только получилось.
   Ваня глубоко вздохнул и приступил к делу, чтобы не терять времени. Приступил к делу не наугад, не на авось, а наверняка. Такой шанс нельзя упускать. В колхозе он много раз ремонтировал УАЗы, а найденная машина очень на них похожа. По крайней мере, внешне.
   Внимательный взгляд на детали мотора показал ему, что сходство действительно только внешнее. С ходу совершить подвиг не удалось.
   Тогда Ваня вновь прошерстил библиотеку, заглянул в Интернет и притащил в тир несколько журналов и распечаток с чертежами и схемами.
   К большому сожалению, зима уже не отступила. Снег замел усадьбу, покрыл всю округу толстым слоем сугробов, так что теперь Ваню не спас бы и этот внедорожник, даже если бы он успел его собрать.
   Но он не успел.
   Его еще вдруг начали беспокоить звонки от Шута. Тот был так уверен в своей грозной силе и запуганности дикого мальчика, что звонил к себе домой чуть ли не каждый день. Он с издевкой интересовался, как дела, не устроил ли парень там пожара, не нанес ли ущерб хозяйскому добру...
   - Нанес, - хмуро, по обыкновению, ответил Ваня. - А еще поджег гараж, вырубил все деревья и взорвал вертолет.
   Шут от души смеялся:
   - Домашний арест идет тебе на пользу, Иван! У тебя даже появилось чувство юмора. Я до сих пор открываю в тебе новые качества...
   - Я очень рад, - сухо отозвался Ваня.
   - Не дерзи, - оборвал его Шут. - Забыл, с кем говоришь?
   - Так убейте меня, - еще наглее сказал Ваня.
   - Убью, не беспокойся. Всему свое время. Скажи мне сначала, домой ко мне никто не приезжал?
   Ваня удивился:
   - А как? Здесь что, есть трактора для расчистки дорог?
   Судя по голосу, Шут оживился:
   - Для этих людей некоторые и лопатой дорогу расчистят! И не посчитают за труд! Значит, у меня там все пусто?
   - Да.
   Шут снова засмеялся:
   - Ну, хорошо! А то я уж начал бояться, что ты в одиночестве и в заключении совсем одичаешь. Станешь как зверь в зоопарке... А ты ничего... Помнишь еще, как снимать трубку телефона...
   Ваня вспыхнул и швырнул трубку на рычаг. Шут был далеко и, следовательно, не мог тут же наказать его на такую непочтительность, а когда он еще приедет - к тому моменту все может измениться. Ваня представил себе, как Шут веселится над такой детской выходкой своего раба и отсутствием у него выдержки, и от этого Ваню передернуло с головы до ног.
   Шут названивал после этого каждый день, раздражая Ваню вмешательством в его конструирование. Но, видимо, у Шута имелись какие-то сведения о Розовом Принце, который мог что-нибудь предпринимать, и поэтому проверял обстановку в усадьбе.
   Но Ваня каждый раз отвечал хозяину одно и то же, Шут успокоился и перестал звонить. Это заставляло Ваню нервничать: пока были звонки, Ваня знал, что Шут далеко. А в молчании телефона таилась будто бы угроза - может быть, Шут уже возвращается, и потому не звонит.
   Он, наверное, может нагрянуть в любую минуту.
  
   На сей раз ему казалось, что он подготовился как следует.
   Он взял с собой карту Москвы и Подмосковья - самую подробную из тех, какие были у Шута, а их у Шута было много, особенно Центрального региона и Ставрополья. Набрал много еды, много воды. Нашел среди груды вещей для себя более-менее подходящую теплую зимнюю одежду.
   Хотя зима уже подошла к концу.
   За это время Ваня собрал машину и опробовал ее. Для этого пришлось очистить от снега почти весь двор, научиться открывать старые, начавшие покрываться ржавчиной тяжелые железные ворота подвального помещения и взломать на них большой, ни разу за много лет не открывавшийся амбарный замок.
   Это удивило Ваню: как же тогда разобранный автомобиль попал в подвал? Не через дверь же? Или тогда еще не было перегородки в тире?
   Удивил, причем приятно удивил Ваню внешний вид его детища. Вылитый "хаммер"! Опознавательных знаков на нем не было, поэтому Ваня даже не задумывался о том, что же это, на самом деле, за машина.
   Главное - он ее собрал, и она ездит!
   Сердце Вани билось в груди радостно, трепетно, и он очень волновался, когда заводил мотор и нажимал на сцепление.
   Мотор работал ровно, ни малейшим звуком не намекая на сбой, и поехал автомобиль послушно, подчиняясь любому движению руля и тормозя легко, как будто под колесами был не снег и лед, а асфальт.
   Сказать честно, иногда Ваня в этом сомневался, так долго он корпел над сборкой и так ему не хватало знаний.
   Пусть бы хватило этого до ближайшего населенного пункта, а там хоть травушка не расти.
   Увидеть людей и умереть.
   Больше всего проблем Ване доставил приваренный к кузову ящик из оцинкованной стали, с группами мелких дырочек в разных местах. Приварен металл был как раз там, где должно быть, по идее, заднее сиденье.
   В ящике что-то было - при движении кузова там тоже прослушивалось какое-то постороннее движение. Но Ваня не смог вскрыть ящик. Не подтащишь же к нему станок?!
   Ну и ладно, не срочно. Потом как-нибудь узнает, когда будет время и возможности.
   А теперь у него - другие проблемы, кроме ящика.
   К тому же, если бы у него там находилось живое существо, оно подало бы знак, а так груз двигался лишь при движении кузова и ящика вместе с ним.
   Неважно.
   Ваня взял с собой зимнюю одежду, но на улице было уже совсем тепло - прошла масленица, и весна чувствовалась во всем вокруг. Ваня лихорадочно спешил. Шут не звонил, и это могло означать что угодно, в том числе и его близость.
   Этого нельзя было допустить.
   Такого шанса больше не представится.
   Ваня тяжело дышал, словно за ним уже гнались слуги и помощники Шута. Впрочем, кто мог гарантировать ему безопасность? Для Шута нет ничего невозможного. Если он сказал - достанет из-под земли, то обязательно достанет.
   Или это всего лишь похвальба?
   Ваня задумался.
   Нет, судя по поведению всех окружающих, в особенности Веткина, не похвальба. Иначе они его так не боялись бы, не слушались бы.
   Ну, а Ване нечего было терять.
   Поэтому он не боялся.
   Полный решимости, Ваня сел в машину, проверил, всё ли взял с собой, ничего не забыл ли.
   Ничего не забыл.
   С улыбкой завел машину.
   Выехал за открытые ворота.
   Сердце билось во все стороны, как бешеное. Ваня впервые увидел окрестности усадьбы Шута. То есть он уже видел их, летом, когда пытался бежать пешком, не зная об уединенности и дальности расстояния. Но то был не тот случай. Ваня не смотрел по сторонам, он бежал и шел наугад и ничего из того времени не запомнил.
   Он даже не мог бы сказать теперь, в какую сторону он бежал.
   В какую бы сторону он ни бежал, это было неправильно, так как это было не по дороге, и не вдоль дороги, и ведь дорога вела к людям. И теперь он поедет именно по дороге.
   Как можно быстрее.
   Ему претило выезжать рано утром, как будто по примеру Шута, но он в ту ночь работал в гараже, чувствовал, что осталось совсем немного, и от возбуждения не мог прилечь и отдохнуть. Его упорство, казалось, дошло до предела. Он любовно смазал каждую деталь, проверил все еще раз.
   А когда все было готово к отъезду, разве можно было ложиться спать?!
   Ведь каждая минута на счету!
   Не дай Бог, Шут вернется!
   Красоты природы не влияли на решимость Вани. Деревья были коричневые и голые, небо хмурилось, дул пронизывающий ветер. А для Вани существовал в тот момент лишь запах весны и запах свободы, от которого кружилась голова, как от крепкого вина.
   От ворот дорога была покрыта толстым слоем гравия. Ехать по нему было не просто трудно - ужасно, но Ваня сцепил зубы и знай себе жал на газ. Никакая еще машина, кроме вездехода, не одолела бы такого кошмара.
   А через несколько километров началась простая проселочная дорога, почти ничем не отличающаяся от окружающей земли. Теперь она еще и вся раскисла от тающего снега. Колеса с бульканьем уходили в это болото, продвижение очень замедлялось.
   Но Ваню в этот момент беспокоили другие мысли.
   Что, если Шут возвращается?
   Что, если он уже близко?
   Тогда они столкнутся на этой дороге нос к носу и не смогут разъехаться! В таком случае Ваню ничто не спасет. Сквозь деревья и кусты машина не прорвется, а пешком бежать можно даже не пытаться.
   В болоте растаявшего снега, ручьев, луж, покрытых хрупкой коркой бывших сугробов, не сумеешь сделать ни одного шага.
   Поэтому любой посторонний звук заставлял Ваню холодеть.
   Но это был не Шут.
   Пока.
   Проселочная дорога вела Ваню по чужой местности, в которой всё как будто было настроено враждебно по отношению к тому, кто не свой, и он не видел никаких указателей, говорящих о каких бы то ни было населенных пунктах, хотя бы деревушках, хотя бы проселках, хотя бы сторожках каких-нибудь...
   Словно заколдованное царство!
   К полудню Ваня добрался, наконец, до шоссе, израсходовав весь запас горючего в баке. Пришлось делать остановку и залить в бак еще канистру, благо Ваня отполовинил то, что хранилось у Шута в гараже. Ведь деньги, найденные еще осенью во время обыска (всего четыреста шестьдесят три рубля пятьдесят копеек), могли понадобиться в Москве, не стоило тратить их на заправочных станциях, когда у Шута и так есть бензин, которым можно воспользоваться.
   Езда по шоссе доставила Ване истинное удовольствие, особенно по сравнению с ездой по гравию и по проселочному болоту. Машина его не подводила. Она летела по уже сухому асфальту, как птица, только начала привлекать внимание окружающих, и это вскоре стало беспокоить Ваню. Он не хотел бросаться в глаза, иначе его легче будет найти.
   Но что делать, если в его распоряжении только одна машина - эта!
   На шоссе Ваня обнаружил множество указателей, которые вели его в Москву.
   Он не знал точно, как он поступит, попав в Москву, и зачем, собственно, туда едет. Она была для него не столицей, не городом мирового значения, не мегаполисом, а всего лишь населенным пунктом, расположенным ближе всего к резиденции Шута, где наверняка можно спрятаться и где его, скорее всего, не найдут.
   Ваня с трудом представлял себе Москву.
   Из больших городов он видел только Ростов, который на Дону, и Ставрополь. Москва в его понимании была абстракцией, и потому он был ошеломлен, когда ее увидел.
   Ему невероятно везло с постами ГАИ: он не встретил ни одного милиционера на шоссе, соблюдал все правила дорожного движения в условиях города, но его средство передвижения настолько бросалось в глаза, что ему стало вдруг стеснительно на нем ехать. За все время своей поездки он не увидел ни одного похожего автомобиля, зато из других машин все высовывали головы, тормозили и глазели на него, как на чудо света.
   Впрочем, Ваня и не отказался бы и от разбирательства с милицией - тогда он выложит все, что знает про Шута и его бизнес.
   Он не догадывался, что правоохранительные органы не станут его останавливать, ведь на кузове его самодельного "хаммера" были прибиты номера государственных служащих. Останавливать такие машины опасно, даже если за рулем сидит младенец, - себе же выйдет дороже.
   Ваню остановили лишь поблизости от центра, и то потому, что он выехал на улицу с односторонним движением навстречу этому потоку машин, не рассмотрев знаки на столбах и волнуясь от неизвестности.
   Вот, он в Москве.
   Что дальше?
   Нет смысла петлять по этому лабиринту на машине. Надо где-то встать, выйти и найти помощь, потребовать помощи, наконец. Ну, не могут же люди остаться глухими к его несчастью. Они не отдадут его на съедение Шуту.
   Или нет?
   Когда он так явно нарушил правила уличного движения, образовал ощутимый затор в центре города и чуть не устроил ДТП, правоохранительные органы не остались к этому безучастны и вмешались.
   Ваня очень волновался.
   Сначала его речь звучала сбивчиво, да и вообще он весь выглядел подозрительно: одетый в обноски, бледный до желтизны парень с давно не стрижеными волосами, и вдруг у него такая машина и такие номера!
   Наркоман, что ли?
   Или угонщик?
   Никто не слушал, что Ваня пытается им рассказать.
   У них в мозгу были заложены определенные стереотипы, и они любую ситуацию, независимо от действительности, загоняли в рамки этого стереотипа и рассматривали именно так. Ваня мог рассказывать им что угодно, это не меняло дела. Они рассуждали по-своему, ни на миллиметр не отступая от своей логики.
   Ваня с каждой минутой становился им все подозрительней и подозрительней.
   К тому же, у него не оказалось документов.
   Никого не интересовало, почему их у него не оказалось. Главное - сам факт отсутствия. А в Москве человеку без документов - гибель.
   Впрочем, документы его тоже не всегда спасают.
   Непонимание и равнодушие доводили Ваню до слез. Он не бандит! Не вор! Не угонщик! Не нищий! Не бомж, спаси Господи! Он житель села Агеево Арского района Ростовской области, его все в этом селе знают и помнят. Паспорт и аттестат о среднем образовании были у него украдены отчимом. Вероятно, они уничтожены. Имя - Майоров Иван Алексеевич. Есть мама. Она находится на лечении в психиатрической больнице...
   У Вани задрожал голос.
   Зачем он в Москве?
   На него были устремлены холодные, испытующие глаза людей, которые заранее убеждены в том, что допрашиваемый лжет.
   Но Ваня отвечал.
   Он надеялся: имя Шута поможет им понять его положение. Ничуть не бывало. Они и не слыхивали о Шуте. А вот Ваня выглядел все хуже. Парень, похожий на недоумка, без документов, неизвестно как попал в Москву на странной машине со странными номерами... Это было для Вани вовсе не хорошо!
   Он говорил правду.
   Драгоценную правду о Шуте, за которую многие посвященные отдали бы все на свете. Но мелкие сошки, задержавшие Ваню, не могли оценить этой правды.
   И у них не было ни проблеска воображения, чтобы в нее поверить.
   Ваня говорил и сам слышал, как неубедительно звучат его слова.
   А над его головой между тем собирались тучи. Потому что Шут в тот день действительно вернулся к себе домой. Он всего на полчаса разминулся с Ваней у поворота с шоссе на проселочную дорогу.
   Шут давно не звонил домой и не знал, что застанет там, но думал, даже был почти уверен в том, что там все в порядке. И впрямь, на первый взгляд, все было как обычно. Две машины не спеша, по-хозяйски въехали во двор, прокатили по аллеям и остановились, по обыкновению, под навесом.
   Дом выглядел, как всегда.
   Единственное, что вызвало удивление Шута и насмешки его помощников, это нерасторопность их раба. Как это так - он не выбежал их встречать!
   - Спит, наверное, - предположил Стас.
   - Ага!
   - Совсем обленился, - сказал Веткин.
   - Таких пацанов нельзя выпускать из кулака, - продолжил Стас.
   - Да, - поддержал его Веткин. - Они - как рабочий скот. Если дашь слабину, они садятся на шею, становятся избалованными и уже не хотят работать...
   - Поэтому, - дополнил Стас, - из кнута и пряника для них существует только кнут!
   Шут смотрел на них искоса, слегка усмехаясь. Его подчиненные иногда высказывают весьма правильные мысли, им явно идет на пользу служба у такого умного и сильного господина.
   - Пойдем, напомним ему, кто есть кто, - сказал Стас.
   - Да, -сказал Веткин. - И если у него нет обеда для нас всех, я снова сосчитаю у него ребра. Надеюсь, наш Шеф не против такой разминки.
   Шут пожал плечами:
   - Не против, разминайтесь. Только имейте в виду: главное - не ребра, а обед!
   Стас сделал успокаивающий жест:
   - Обед будет.
   - Хочется верить, потому что я проголодался, как собака.
   - Ничего, не беспокойтесь.
   Они вошли в дом и не заметили там ничего странного.
   Кроме того, масштабы дома и Вани были несопоставимы - не сразу поймешь, есть таракан или нет его в комнате, если он, конечно, не бегает на самом виду.
   А мысль о совершённом побеге пришла в голову всем одновременно, хотя они находились в разных местах дома.
   Веткин увидел пустую холодную кухню, Шут - плохо прикрытые одежные шкафы, остальные - несмятую постель в Ваниной комнате, признаки активной работы в библиотеке и в гараже, а также отсутствие некоторых деталей от автомобилей, ранее лежавших на полках и вокруг станка.
   - Убежал! - ахнули все разом.
   Их неприятно поразило то, что пацан проявил такую живучесть и такую полю, они не признавали этих почетных качеств ни в ком, за исключением самих себя, и уж тем более не допускали их наличие в низшем существе, каковым они считали Ваню.
   Шут вышел к ним очень мрачный и по очереди окинул их взглядом, не предвещавшим для них ничего хорошего.
   - Как это могло случиться? - негромко спросил он.
   Они молча переглядывались и переминались с ноги на ногу. Они были смущены. Неужели они не забили его до конца, этого ничтожного мальчишку, не сумели уничтожить в нем стремление к жизни, к свету, к росту?
   Да, это их вина - в том, что он посмел бежать.
   Но, в самом деле, как это у него получилось?
   Ведь он был отрезан от мира!
   Тут еще появился Стас, спускавшийся для полной проверки в тир.
   - Шеф, - сообщил он, - подсобка открыта.
   Шут изменился в лице.
   Стас добавил:
   - Открыта и со стороны тира, и со стороны двора.
   Выразительный взгляд Шута задал ему вопрос, который сразу возник у всех. Стас его понял, поскольку тоже думал об этом, и несколько раз кивнул.
   Шут побледнел, как смерть, и, в то время как его помощники со всех ног неслись в тир, проверять правоту Стаса, достал мобильный телефон.
   Щенок добрался-таки до слабого места Шута!
   Правда, он наверняка не понял, в чем именно состоит это слабое место, иначе и Шут уже не стоял бы здесь, в напряженных раздумьях. Но щенок, пусть и не понимая, какое грозное оружие у него в руках, держит пока это оружие, и этого нельзя допустить! Ни в коем случае!
   А вдруг кто-нибудь догадается? Кто-нибудь, кто поумнее, чем этот деревенский раб?
   Лоб Шута покрылся испариной.
   Тогда конца избежать не удастся, как ни выкручивайся.
   Он достал телефон и набрал нужный ему номер. Пальцы непривычно, старчески дрожали. Шут проклинал себя за это, но ничего не мог поделать, такой страх вдруг охватил его.
   Пока шел сигнал и длинные гудки, он кусал губы.
   Вот сейчас из трубки раздастся ехидненькое: "Что же это вы, батенька, нас так подводите? Мы-то вам всячески помогали, и продолжаем помогать, а вы тут самодеятельность разводите. Да еще какую самодеятельность - выговорить стыдно! Тьфу на вас, отступник! На нашу поддержку больше не рассчитывайте. Мы вас не знаем... Да, чуть на забыл - два часа назад к вашей усадьбе послали группу захвата, пятьдесят единиц бронетехники и четыре вертолета со спецназом... Кто не спрятался - я не виноват".
   Спасайся кто может!
   Шут, на несколько секунд поддавшийся панике от таких предположений, невольно сделал пару шагов к двери.
   Но вот на другом конце провода сняли трубку, и усталый знакомый голос произнес:
   - Алло!
   Шут обрадовался этому голосу:
   - Здравствуйте, это я.
   Голос немного оживился:
   - А, здравствуйте! Давненько от вас не было вестей.
   - Я знаю.
   - Нехорошо пропадать вот так, без предупреждения. И вообще, вы поставили меня в неловкое положение этим своим внезапным отъездом...
   Шут оправдывался:
   - Так получилось! Вы что, меня не знаете? Была бы возможность, я бы все сказал сразу! А так - я в цейтноте, и Нурали взбунтовался, и вас пригласили к Президенту, до вас не дозвонишься, и Розовый Принц начал доставать, как комар! Я и вынужден был взяться за дело сам, без предварительного согласования! Не ждать же, пока меня сожрут всякие свиньи!
   - А что я, по-вашему, должен был об этом думать? - в свою очередь, разгорячился Собеседник.
   - Извините, пожалуйста, но я сделал все, что в моих силах.
   - Ну да, а я узнал об этом через третьих и четвертых лиц!
   - Я еще раз прошу у вас прощения, - холодно произнес Шут. - Но я никому не позволю меня уничтожить из-за простых формальностей. Это недоразумение - просто неудачное стечение обстоятельств. Не обещаю, что это больше не повторится - это не в моих силах, но вы можете быть уверены в моем старании действовать строго по плану и строго по согласованию с вами.
   - Да ну? - усомнился Собеседник.
   Шут устал оправдываться. Он уже и так счел себя униженным этим обращением и своей зависимостью от этого человека.
   - Мы же с вами не первый год в этой упряжке, - сказал он. - У меня было много возможностей завалить вас, но я этого не сделал. И не сделаю. В конце концов, у меня есть голова на плечах, а в голове, слава Богу, есть мозги! С какой стати я буду вас валить? Это не в моих интересах!
   Собеседник несколько смягчился:
   - Ладно, ладно. Я вам верю. Кстати, а откуда вы звоните?
   - Из дома.
   Собеседник снова оживился:
   - Вот как! Вернулись!
   - Да.
   - Хорошо! Когда встретимся?
   - Да когда хотите.
   - Как Нурали?
   - В каком смысле?
   - Ну... Все еще бунтует?
   - Нет, теперь все в порядке.
   Собеседник хмыкнул скептически:
   - Как вы умеете убеждать строптивцев, сударь мой! Вы просто мастер по убеждению... Как это у вас получается?
   - Секрет фирмы...
   - Что?
   - При встрече расскажу, если вам действительно интересно. Это не телефонный разговор.
   Собеседник вдруг насторожился:
   - Нурали жив?
   Шут вздрогнул:
   - Жив, конечно. Жив и здоров, целёхонек, не беспокойтесь. Я не собираюсь его убивать или калечить... По крайней мере, пока. В этом нет нужды. Но я звоню вам совсем по другому поводу. У меня возникли тут проблемы, и я хотел вас кое о чем попросить.
   - Проблемы?
   - Да. Пока они касаются только меня, и все же...
   Он запнулся.
   Собеседник поторопил:
   - Все же?..
   Шут колебался. Он и без того словно в подчинении у своего нынешнего собеседника, а любая просьба еще больше усилит это подчинение. Шут вообще не любил быть кому-то обязанным, не любил никого просить, даже по мелочам. Потом потребуют вернуть должок, как водится, в самый неподходящий момент и самым неподобающим образом...
   Но другого выхода нет, поэтому делать нечего.
   - Дело в том, что оставил дома мальчишечку, смотреть за хозяйством, и он был здесь какое-то время, а сегодня я приехал - его нет.
   Собеседник посерьезнел:
   - Вы думаете, у вас кто-то побывал?
   - Нет. По-моему, пацан просто сбежал.
   Собеседник вздохнул с облегчением:
   - Ну, какая ерунда. Разве это проблема?
   - Он прихватил с собой кое-какую информацию, о которой понятия не имеет, но если она попадет в руки умного человека...
   Собеседник понял его с полуслова:
   - Приметы?
   - Да мальчишка простой, ничего особенного. Угнал у меня машину... Сейчас скажу... Погодите...
   Он нашел в своей записной книжке полное наименование автомобиля и номер и продиктовал. Собеседник не выразил ни удивления, ни недовольства. Он сосредоточился на решении задачи, неожиданно вставшей перед ним.
   - Где он может находиться сейчас? - спросил этот деловой человек у Шута.
   - Даже не представляю... Но предполагаю, что в Москве.
   - Обрадовали! - с иронией воскликнул Собеседник.
   - Мне тоже не легче, - огрызнулся Шут. - Я не знаю даже, когда этот сопляк сбежал, а находиться он может где угодно... Скорее всего, в Москве, конечно.
   - Ладно, - проворчал Собеседник. - Москва - это все-таки проще, чем Ставрополь...
   - Какой, к черту, Ставрополь? - разозлился Шут. - Мальчишка родом из Ростова, из области!
   И опомнился:
   - Вы думаете, он мог рвануть туда?
   - А вы думаете, нет?
   - Ему не хватит денег... да и ума тоже... Впрочем, вам лучше знать. Вы же специалист... Офицер внутренних войск... Высший офицер внутренних войск...
   Собеседник его оборвал:
   - Не обо мне речь. Звонить вам на домашний телефон?
   - Да, я буду тут... Нет!
   - Что такое?
   - Может быть, лучше мы встретимся сейчас, и я сразу расскажу вам все подробности? Мне есть что рассказать, и так, мне кажется, удобнее... Если пацан в Москве, я быстрее доберусь до него от вас, а у нас, согласитесь, каждая минута на счету.
   - Сотовый с собой? - уточнил Собеседник.
   - Разумеется.
   - Приезжайте.
   Шут тут же выдохнул с облегчением, позвал с собой Веткина и Стаса и отправился в Москву. Все трое были необычайно серьезны, хотя и не считали Ваню очень большой проблемой. В любом случае, они готовились разрешить ее тут же, как только Ваня возникнет в их поле зрения.
   У каждого из них была своя забота.
   Стас чувствовал неловкость из-за того, что мало колотил мальчишку, следовательно, на нем лежит ответственность за способность пацана убегать и вообще бегать, ходить и в особенности думать.
   Веткин тоже чувствовал себя виноватым. Ведь именно он отсоветовал хозяину убивать Ваню - мол, ничтожная тварь сама сдохнет... Да и за "воспитанием" Вани следил он, Веткин, и ему казалось, что все идет так, как надо. Не предположил он, Веткин, заранее, что тварь может выйти из-под контроля и причинить столько неприятностей.
   За столь халатное отношение к делу они со Стасом, несомненно, заслуживают самого сурового наказания. Ибо они этим не помогают господину, и без того поставленному под удар, а наоборот, усугубляют его положение...
   Больше всего забот было у Шута.
   Он смотрел на мелькание деревьев за окном машины, это мелькание отражалось в стеклах его очков. Слава Богу, пока никому ничего не известно. Собеседник на его стороне. А раз так - ему ничто не угрожает. Они нужны друг другу. Правда, с известными оговорками. И первая оговорка - беспрекословное соблюдение всех пунктов негласного, но от этого не менее прочного договора. Шут обеспечивал чиновникам бизнес, а они ему - неприкосновенность.
   Нарушится договор хотя бы в самой мелочи - начнется война.
   Собеседник ничего не знает. Значит, до машины еще никто не добрался, они еще не рассматривали ее как следует.
   Лишь бы не опоздать.
   Несколько раз по сотовой связи звонил Собеседник, чтобы сделать кое-какие уточнения. Шут старался не дерзить, отвечал обстоятельно, его задевали за живое вопросы с оттенком недоверия.
   Так что Ваня оказался виноват не только в материальных, так сказать, прегрешениях - его побег повлек за собой и кучу нематериальных неприятностей. Из-за мальчишки поставлена под сомнение репутация Шута как делового партнера, а эта вещь должна быть вне подозрений. Помимо всего прочего, надежность Шута потерпела ущерб: до сих пор он не допускал каких-либо проколов, даже пустяковых.
   И Ване предстояло за это отвечать.
   День клонился к вечеру.
   К четырем часам тучи разошлись, но зато ударил мороз и буквально сковал землю. Веткин включил в машине печку.
   - Я не взял с собой куртку, - поежился Стас.
   - Ничего, - резко ответил Шут. - Обратно ехать будет хорошо по такой дороге.
   - А мы так скоро поедем обратно? - спросил Веткин.
   - Очень скоро.
   - Значит, пацана нашли?
   - Почти.
   Это известие обрадовало Веткина и Стаса, они заулыбались и перестали задавать вопросы. Шут вновь уставился в окно.
   Они ехали туда, где жил Собеседник - встречаться с ним на работе было бы небезопасно, в первую очередь для Шута. А семья у Собеседника была маленькая и тихая. Дети жили самостоятельно, к помощи родителей прибегали нечасто, поскольку и сами могли себе помочь, а жена преподавала в институте философию, постоянно была занята либо погружена в Проблемы Мироздания, и ее общение с гостями мужа ограничивалось предложением быть как дома и угощаться.
   Удобная супруга, ничего не скажешь.
   Ценный экземпляр во всех отношениях. Поэтому никто не удивлялся тому, что Собеседник берег ее, как зеницу ока.
   - Здравствуйте, - с любезной улыбкой сказала она. - Вы к мужу? Проходите, пожалуйста, сейчас я его позову. Будьте как дома.
   - Спасибо, - с такой же улыбкой ответил Шут.
   В квартиру он вошел один, оставив Веткина и Стаса внизу, в машине. Нечего им тут делать, раз начальники обсуждают своё... Впрочем, они и не рвались туда, им даже не было любопытно. Единственное, что им хотелось знать - где Ваня и скоро ли они его получат.
   Что показать ему, где раки зимуют.
   Жена Собеседника работала в кабинете, доверху набитом книгами и справочниками, поэтому сам Собеседник и Шут уединились в гостиной, в креслах, рядом с телефоном.
   - Дорогая! - предупредил Собеседник жену. - Я жду очень важного звонка, не занимай, пожалуйста, телефон!
   - Я даже трубку снимать не буду, - отозвалась она. - У меня нет времени.
   - Тебе помочь?
   - Нет, пока не надо. Я позову.
   - Хорошо.
   Шут смотрел на их любезности с вежливой, будто приклеенной улыбкой, скрывавшей нетерпение. "Телячьи нежности!" - раздражался он. Особенно его оскорбляло то, что этот холодный, неприступный, расчетливый человек действительно любил свою жену, не стеснялся этого и не скрывал этой искренности от других.
   - А теперь давайте о деле, - начал он.
   - Хотите вина? - предложил Собеседник, садясь напротив.
   - Нет.
   - Зря.
   - Мне некогда, честное слово. Вы можете думать о вине в такой ситуации, когда глупый пацан нарушает все планы, когда мы рискуем головой?
   Собеседник с превосходством улыбнулся:
   - Да не переживайте вы так, все будет нормально. Вашу машину видели, видели в Москве, и сейчас идет интенсивный поиск... Брошены лучшие силы. С минуты на минуту я получу последнюю информацию, и можете ехать, забирать своего беглеца. Кстати, не советую вам впредь связываться с ненадежными людьми. Сначала узнайте как следует, нужного ли парня вы берете на работу, подходящего ли.
   Этот поучительный тон был еще оскорбительнее, но Шут проглотил пилюлю и вздохнул с облегчением:
   - Слава Богу! Значит, вы его нашли!
   - Да, он в наших руках.
   - Уф. А то я уже действительно начал беспокоиться. Знаете, даже в молодости со мной не случалось таких неприятностей.
   Собеседник улыбнулся:
   - В молодости вы не занимались такими делами. А нет дел - нет и неприятностей. По правде говоря, ваш мальчишка поступил глупо, поэтому его так легко нашли. Ну, а теперь давайте о деле.
   Шут сделал глубокий вдох.
   - Что там с вами произошло? - спросил Собеседник.
   - Произошло много чего, - ответил Шут. - С какого места рассказывать?
   - С самого начала. Вы так внезапно исчезли, и вас так долго не было - на это, я согласен, должны были быть веские причины.
   - Они есть.
   - Так не тяните резину, говорите.
   Собеседник вспомнил, какие взбучки сверху ему пришлось получить из-за отлучки Шута на юг и из-за его молчания, и лицо его потемнело, а голос стал неприятным. Первый раз за много лет он испытал такие отвратительные ощущения!
   Шут почувствовал, как изменилось его настроение, и постарался отвлечься от взгляда на телефон. Скорее бы раздался тот самый звонок! Победа близка.
   - Все началось с того, что у меня из-под носа перехватили мой товар, - заговорил он. - Это было весной, в самый удачный для меня момент, и я не ожидал такого подвоха в пик моей популярности...
   - Вы не один на этом рынке, - напомнил Собеседник.
   - Я знаю, - сказал Шут. - Но вы не понимаете. У меня забрали МОЮ сделку! То есть тот товар, который предназначался только для меня и о котором я уже договорился!
   - Вот как? - удивился Собеседник. - Такое возможно?
   - Сейчас, видимо, возможно все, - сквозь сжатые зубы процедил Шут. - Не скрою, в тот момент я был серьезно озадачен. Я не припоминаю, чтобы на меня когда-нибудь нападали так нагло и так открыто!
   - Это был Розовый Принц?
   - Да. Тогда ему удалось перехватить у меня две великолепнейшие сделки, за счет более выгодной цены, а ведь это были МОИ сделки!
   - Что вы предприняли?
   - Я с ним встретился. Это оказалось трудно, так как он выкаблучивался и оттягивал этот момент, но в конце концов согласился вместе пообедать и поговорить. Но этот разговор ничего для меня не прояснил, как я ни старался - у этого прохвоста нет ни одного правдивого слова даже в пассивном запасе...
   - Я много раз видел этого человека, можете не описывать, - поморщился Собеседник. - Вы, надеюсь, на этом не остановились?
   - Нет, конечно. Я провел кое-какое расследование и понял, что он действует не сам. Точнее, он начал действовать с чьей-то подсказки, по пока на свой страх и риск, а вскоре, видимо, привлек внимание своим кавалерийским нахрапом и приобрел себе могущественного покровителя, который дал ему карт-бланш.
   - Он кому-то нужен? - усомнился Собеседник. - Он же жулик, а не бизнесмен!
   - Он нужен кому-то, чтобы убрать с рынка нас, - тихо пояснил Шут.
   В комнате воцарилось молчание. Только мерно тикали часы на стене, да за стеной жена Собеседника шелестела и стучала книгами и тетрадями.
   Собеседник угрюмо смотрел на Шута и кривился.
   - Почему сразу не поставили меня в известность? С тех пор прошел уже год! Черт возьми, он уже набрал такую силу, а мы всё еще медлим!
   - Я звонил, - сказал Шут. - Можете спросить своего секретаря, я звонил по несколько раз за день и четыре раза за неделю приезжал. Вы были сначала в инспекционной поездке, затем в служебной командировке, затем в отпуске, полтора, между прочим, месяца, и между прочим, на Мальдивах, а потом вас похитил Президент! Я не знаю, что вы там делали две недели, в Барвихе, но я не мог с вами поговорить и был вне себя! Что я, мальчишка какой-нибудь, что ли? Я же не беспокою вас по пустякам, в самом деле!
   Собеседник почесал за ухом и примирительно произнес:
   - Ну, не надо горячиться, пожалуйста. Действительно, до меня трудно было добраться, припоминаю...
   Шут жестко перебил:
   - Не трудно, а невозможно. Причем длилось это так долго, что Розовый Принц нашел себе покровителя и успел разузнать про Нурали.
   Собеседник вздрогнул:
   - Откуда он мог узнать про Нурали?
   - Понятия не имею. Но Нурали позвонил мне и сказал, что с ним встречался в Ставрополе некий человек, по описанию - Розовый Принц. Подкатывал к Нурали с теми же требованиями, что и мы. И вот он спрашивал, не мы ли это подстроили, чтобы проверить его преданность делу, и что ему теперь предпринимать, в том случае, если новоявленный конкурент не отстанет.
   - А он не отстал?
   - Не отстал. Больше того, стал намекать на какой-то шантаж, а Нурали - вы сами понимаете, горячая кровь, наследственность, характер, наконец...
   - Взбунтовался, - кивнул Собеседник.
   - Еще как!
   - А если это не Розовый Принц?
   Шут покачал головой:
   - Больше некому. Так потом он и сам дал мне это понять.
   Собеседник помрачнел.
   Шут продолжил:
   - Поэтому мне пришлось шевелиться, спешить изо всех сил. До вас я не смог дозвониться, а время поджимало. Не мог же я позволить какому-то слизняку меня обойти! Действовать нужно было немедленно, и я поехал к Нурали.
   Собеседник тяжело вздохнул:
   - И что Нурали?
   Шут поморщился:
   - Нурали в своем репертуаре. Ох и трудно же с ним! Я уже много раз думал, зачем нам нужен именно он? Неужели нельзя найти другого, более покладистого?
   - Если бы это было так просто, уже давно нашли бы.
   - Однажды он нам все испортит!
   - А вы не каркайте. Что он вам сказал?
   - Что больше не хочет этим заниматься, что ему страшно за семью, за детей... Ну, развел эту свою сказочку, как обычно.
   В комнате снова повисло молчание, на сей раз неожиданное и потому породившее странную неловкость.
   - Как же вам удалось его убедить? - спросил Собеседник.
   Шут лениво махнул рукой:
   - Да как всегда.
   И пальцами сделал жест, будто пересчитывает деньги.
   Собеседник с облегчением пошевелился в кресле:
   - И много вы ему отвалили?
   - Не очень.
   - Надеюсь, это не комиссионные от сделок?
   Шут в изумлении расширил глаза:
   - Опомнитесь! Какие комиссионные? Разовые выплаты, и то лишь когда он в таком невменяемом состоянии, что требуется вмешательство!
   - Это хорошо.
   Шут недовольно добавил:
   - Все равно, я считаю, нельзя больше рассчитывать именно на Нурали. Это непрактично, в конце концов! Почему мы должны тратить такие усилия и такие деньги на человека, который только и ждет, как бы всадить нож тебе в спину? Гораздо подобрать на его место другого человека и не иметь больше никаких проблем!
   - А от Нурали избавиться?
   - В условиях Кариновки это не составит труда.
   - Вам так кажется? А кровная месть, существующая на Кавказе?
   - Бросьте. Все можно обставить так, что никто даже не догадается.
   - А кто станет стараться? Ради чего?
   - Ради того, чтобы больше не было проблем с его стороны. А то сидишь, как на пороховой бочке, каждую минуту ожидаешь взрыва. И кто все время отдувается там? Я! И я же еще и из своего собственного кармана отваливаю ему деньги за послушание! Оно мне надо?
   - Тихо, - приказал Собеседник.
   Встал и налил себе воды из хрустального графина, стоявшего на соседнем столе, на хорошеньком металлическом подносе.
   Шут говорил очень важные вещи, но решать их самостоятельно Собеседник не имел права - он должен был посоветоваться с вышестоящими. Во многом Шут был прав, конечно, да и ему, непосредственному исполнителю их бизнеса, на месте было виднее.
   Но такие важные вопросы решались на более высоком уровне.
   - Сейчас я ничего не могу вам обещать, - наконец, произнес Собеседник. - К сожалению, я и сам в этом деле всего лишь посредник. Но я доложу...
   Шут приподнял брови.
   Собеседник поправился:
   - Я посоветуюсь, с кем надо...
   - А с кем надо? - спросил Шут, разозленный тем, что у него связаны руки.
   Но тут уже и Собеседник разозлился:
   - Я посоветуюсь с теми, кто может оптимальным образом разрешить эту ситуацию. В самом деле, что вы ведете себя, как непоседливый мальчишка? Насмотрелись Американских боевиков, где герои-одиночки переворачивают мир? Такого не бывает, вернитесь с небес на землю! Никто не позволит вам действовать так, как вам хотелось бы, господин завоеватель. Высунете нос - и вам моментально снесут голову. Это не я придумал. Это объективная реальность.
   Шут тоже встал, прямой, как угроза.
   Собеседник не отвел взгляд.
   Около минуты они глядели друг на друга, не мигая, словно выискивая слабину в противнике. Не получилось.
   Собеседник сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду. И сказал тихо, но твердо:
   - Мы с вами не враги. Кроме того, что у нас деловые отношения, взаимовыгодные, я вообще не желаю вам зла и верю, что и вы мне не навредите... пока вам это выгодно. Но за годы нашего знакомства я вас неплохо изучил, как мне думается, и меня иногда начинает тревожить размах вашей деятельности. Вы не просто хотите всех денег - вы хотите и всей власти. Такая у вас натура.
   Шут ответил:
   - Да, вы правы. Я ненавижу подчиняться. И поступаться своими интересами я не намерен. Мы так не договаривались.
   - Я понимаю. Вот вы объяснили мне ситуацию, в которую попали в момент вашего отъезда, и я вижу теперь: так и нужно было поступать, так и я поступил бы на вашем месте. Но что касается Нурали...
   Шут снова напрягся:
   - Поймите и вы меня, - продолжал Собеседник. - Нурали находится на своем посту много лет. Я не знаю, какой вы нашли к нему подход, наверняка не только деньги, но и какие-то другие меры, не исключено, что и силовые... А впрочем, это ваше дело, раз нет открытого, явного криминала, а Нурали на нашей стороне. Я не вмешиваюсь. С ним трудно иметь дело, согласен. Он доставляет массу неприятностей, это тоже правда. Но в вашем предложении заменить его более покладистым человеком, хотя я и поддерживаю вас в этом, отчасти, так вот, ваше предложение имеет и минусы.
   - Какие это?
   - Такой... покладистый человек, какого вы предлагаете... А, что мы с вами ходим вокруг да около - продажного человека на месте Нурали может купить кто угодно. Кто больше заплатит. А то и все разом. И Розовый Принц, если уж на то пошло.
   Шут задумался.
   - А Нурали, - продолжил Собеседник, - нужен нам именно из-за его принципиальности. Ведь он не стал договариваться с Розовым Принцем, не взял у него деньги, а позвонил вам и предупредил.
   На это Шуту нечего было ответить.
   - Так что... - хотел уже сделать поучительный вывод Собеседник, как на журнальном столике, стоявшем между ними, зазвонил телефон.
   Оба вздрогнули.
   На лице у Шута появилось выражение ожидания и тут же исчезло - не следует выказывать свои эмоции.
   Нужно держать себя в руках.
   Собеседник взял трубку и внимательно выслушал, что ему сказали, и на листке бумаги написал адрес и телефон.
   - А вот и ваш беглец, - сообщил Собеседник Шуту, протягивая ему бумажку. - Вы уже уходите за ним?
   - Да, мне пора. Вы уж постарайтесь разузнать о патроне Розового Принца.
   - Обязательно.
   Собеседник проводил Шута до двери и напоследок спросил:
   - И все-таки, сколько вы платите Нурали за сотрудничество?
   Шут сильно побледнел и ответил не сразу, вопросом на вопрос:
   - А вам зачем? Любопытно, сколько я могу выделить денег на взятку?
   Собеседник замахал руками:
   - О нет, нет, что вы! Кто станет считать ваши личные деньги?! Но вы и впрямь не должны жертвовать ради чужих прихотей из собственного кармана. Я хочу замолвить за вас словечко, раз уж все равно придется затрагивать эту тему, и попрошу возместить вам убытки.
   Шут хмуро ответил:
   - Я пришлю вам смету. Большое спасибо за беглеца, я ваш должник.
   - Не за что, это было не трудно. Какой вы гордец! К вам не подступишься!
   - До свидания.
   - До свидания. Я позвоню, когда что-нибудь узнаю.
   - Да.
   И Шут поторопился уйти.
  
   Не желая без нужды афишировать свое лицо, Шут остался в машине и не пошел в здание отделения милиции. Ему и без того пришлось в тот день несладко. Он полагался на расторопность Собеседника - тот должен был предупредить всех сотрудников отделения о приезде важных гостей, повеления которых исполняются без обсуждения.
   А за Ваней отправился Стас.
   Собеседник не подвел - позвонил и предупредил.
   Поэтому Стасу выдали Ваню сразу же и даже не сняли наручников. Стас узнал на неудачливом беглеце свой старый свитер и пришел в такую ярость, что несколько раз ударил его по голове, сопровождая это матерной бранью вполголоса.
   Потом он за шкирку, как нашкодившего щенка, выволок Ваню на улицу. Теперь уже с ним никто не собирался возиться на заднем сиденье, и к тому же, там-то и сидел Стас. Так что Ваню сложили чуть ли не вчетверо и втиснули в багажник, не заботясь не только о его комфорте, но и желая, чтобы он умер по дороге: не хотелось марать руки об эту дрянь...
   - Это он? - спросил Шут.
   - Да, - ответил Стас, удобно усаживаясь.
   Веткин завел машину, и они, наконец-то, поехали домой, а следом за ними тащился "хаммер" с помощником Шута за рулем.
   Казалось, часть их проблем уже решена, и от этого становилось приятно на душе. По приезде они разберутся с негодным мальчишкой, если он будет еще жив. Настанет черед и Розового Принца, залетевшего слишком высоко, а также и прочих врагов и недоброжелателей, подкапывающихся под Шута.
   Но Ваня - первый на очереди.
   Была уже глубокая ночь, когда они вернулись в усадьбу.
   Из-за треволнений и долгой дороги Шут очень утомился и хотел спать. Он, как солдат спецназа на задании, не спал уже больше двух суток и буквально валился с ног - все-таки годы у него не те, несмотря на железную дисциплину и силу воли.
   - Я оставляю тебя за главного, - сказал Шут Веткину. - Не буди меня, пожалуйста, пока я сам не встану, и ничего не предпринимай без меня.
   - Да.
   - В общем, как всегда.
   Но только он отправился по лестнице к своей спальне, как в холле зазвонил телефон. Шут и Веткин вздрогнули. Вот некстати!
   Шут высказался длинно и нецензурно.
   Веткин взглядом попросил у него разрешения взять трубку, однако Шут возразил:
   - Не надо, я сам. Может быть, это важно.
   Это было очень важно - звонил сам Собеседник. Услышав его взволнованный голос, особенно если учесть их нынешний разговор, Шут тоже встревожился.
   - Что-нибудь случилось? - спросил он.
   - Да, - ответил Собеседник. - Это насчет покровителя Розового Принца.
   Шут понизил голос:
   - И что?
   Собеседник раздраженно крикнул:
   - А ничего! Мы не можем ему сопротивляться!
   Шут побледнел:
   - Не надо делать скоропалительных выводов. Со всеми можно договориться. Что это за упаднические настроения! Даже если это Президент Российской Федерации...
   - Это не Президент Российской Федерации!
   - А кто?
   Собеседник сказал, кто.
   Шут молчал не меньше минуты, ошарашенный, и не мог опомниться. Между тем Собеседник в трубке рвал и метал. Они проиграли! Их уничтожают одним ударом! Ждут и играют с ними, несчастными обреченными, как кот с мышью! А когда настанет момент - прихлопнут, и все тут. Не спасёшься.
   И в виде утешения...
   - Какое утешение? - прорвало, наконец, Шута. - О чем вы говорите?!
   - Никакого утешения! Они останутся безнаказанными! За нашу смерть никто не отомстит, даже закон!
   Шут понял, что Собеседник погряз в пучинах паники. Нужно было либо доставать его оттуда, как-нибудь, либо прерывать разговор до лучших времен. Прерывать было невыгодно - ведь они попали в серьезный переплет и выпутываться должны вместе. Они, так сказать, в одной упряжке.
   - Так, - холодно произнес Шут. - Отставить вопли!
   - Что?
   - Прекратите орать, как индюк недорезанный!
   - Как вы смеете... Вы с кем разго...
   - С вами, - жестко сказал Шут. - Ведите себя достойно. А то - подняли крики... Вы что, баба, что ли?
   - Вы слышали, что я вам сказал?
   - Прекрасно слышал.
   - Вас это не беспокоит?
   - Беспокоит. Именно поэтому не надо впадать в отчаяние и заранее хоронить себя. Подумайте о своей жене, в конце концов. Услышит она вас - не обрадуется.
   В трубке раздалось бормотание.
   - Да, да... Вы правы... Минуточку...
   Среди невнятных звуков Шут различил звон стекла - Собеседник открывал графин, наливал себе воды и пил.
   - Надеюсь, это вода, а не водка, - насмешливо произнес Шут.
   - А что?
   - Нам нужны трезвые головы, а не пьяные бредни... Вы готовы рассуждать здраво? Или лучше созвониться попозже?
   - Нет, я готов, - ответил Собеседник. - Прошу прощения, я сорвался.
   - Ничего, бывает.
   По его голосу, негромкому и расстроенному, но без визга, Шут понял, что истерика закончилась и Собеседник действительно готов к обсуждению ситуации.
   - Вы зачем узнавали прямо сейчас? - спросил Шут. - Не могли подождать до утра хотя бы? Я не завидую вашим подчиненным, ради пустого любопытства вы заставляете их...
   - Это их работа, - перебил Собеседник. - На то они и подчиненные. Ваши подчиненные при вас вообще круглые сутки находятся.
   - Мои подчиненные знали, на что идут. Я их не заставлял. А ваши - подневольные...
   Собеседник продолжал капризничать:
   - И это не просто любопытство - это вопрос жизни и смерти!
   - Ладно, ладно, - уступил Шут. - Но как вам удалось раздобыть информацию в такое время?
   В трубке раздался тяжелый вздох, и голос Собеседника задрожал:
   - В том-то и дело, что ничего я не раздобыл. Я и правда собирался не ждать до утра и послать по следу кого надо прямо сейчас. Но...
   - Но?
   - Он позвонил мне сам.
   Шут вновь лишился дара речи, нащупал спинку кресла и сел, потому что у него уже не осталось сил.
   - Позвонил сам? - пролепетал он. - Зачем?
   - Ничего так прямо он не сказал, разумеется. Но обставил все так, чтобы я понял... И я понял, не дурак все-таки.
   - О чем он говорил?
   - О Кавказе. О том, что туда уходит масса оружия, а у силовых структур нет возможности как следует контролировать этот поток.
   - Врет!
   - Армия сейчас держится в стороне от происходящего. Министерству внутренних дел, в общем, наплевать, они ждут развития событий, а спецслужбы могут лишь наблюдать, у них связаны руки.
   - Шельма...
   - Намекал на Нурали, - добавил Собеседник.
   Он добавил это без задней мысли, но Шут все равно вздрогнул, словно Собеседнику была известна подоплека его отношений с Нурали, и как будто это не их враг, а он сам намекал на это.
   - И что он знает о Нурали?
   Шут постарался спросить это естественным тоном, но Собеседнику было, вообще-то, не до этого, он и не заметил возникшего напряжения.
   - Того, что он знает о Нурали, вполне может хватить для нашего абсолютного конца!
   - Откуда он мог узнать, если сам Нурали молчит, как рыба?
   - Значит, другие не молчат.
   - Не может быть.
   Собеседник снова начал выходить из себя:
   - Вы либо не хотите понимать, либо... Вы что же, думаете, что я идиот? Или все вокруг идиоты? У стен есть глаза и уши! Нурали может молчать, как рыба, но шила в мешке не утаишь, тем более что и у них работают не мальчики для битья, а настоящие профессионалы! Не надо считать их дурачками!
   Шут тоже не успокаивался:
   - О чем вы мне тут говорите! Я видел Нурали собственными глазами! Я был там, причем не один день, и не почувствовал ничего такого!
   - Повторяю еще раз: они настоящие профессионалы и работают на серьезных людей. Много ли им надо для простой разведки? Они приехали, прошуровали и уехали, их и не заметил никто! Они обучены, черт возьми!
   - Ну да!
   - Не кричите!
   Они оба замолчали и сделали перерыв. Оба тяжело дышали и предпринимали невероятные усилия, чтобы успокоиться.
   - Паника, видимо, заразительна, - примирительным тоном произнес Шут. - Прошу прощения. Я нечаянно.
   - Я тоже, - проворчал Собеседник.
   - Вы уверены в том, что это он?.. - спросил Шут.
   - Сто процентов.
   Шут помолчал, прикидывая варианты.
   Собеседник не дождался от него ответа и сказал:
   - Повторяю вам: все потеряно. Наверное, нам надо подумать о том, чтобы перейти в другой бизнес... Или куда-нибудь в другой регион... Хотя другой регион не спасет, если за дело взялись они... Они ведь не допустят конкуренции... А мы - опасные конкуренты. От нас всегда будут стремиться избавиться.
   Шут сказал:
   - Не говорите ерунды. Никогда не знал, что вы так подвержены пораженческим настроениям! Зачем вы раскаркались? Еще не все потеряно!
   Собеседник скептически хмыкнул.
   - Да, не потеряно, - настаивал Шут. - Ну, раскиньте мозгами! У них, конечно, много козырей... У них сильные козыри, пусть, связи, власть, деньги. Но и мы с вами не так слабы, чтобы задирать лапки и сдаваться без борьбы!
   Собеседник снова хмыкнул.
   Шут приказал, раздражаясь:
   - Отставить безнадежность!
   Собеседник не обиделся, ответил с иронией:
   - А у вас, я вижу, масса надежд. Поделитесь со мной, пожалуйста, если вам не жалко. И я с удовольствием отставлю безнадежность.
   Шут уже стоял на ногах в возбуждении:
   - Мы сильнее их в том, что у нас уже есть давно налаженные каналы, мы работаем тут много лет, и наши партнеры...
   Тут он остановился, потому что неожиданно засомневался в надежности партнеров. Нурали - это был единичный экземпляр, в своем роде, а остальные вполне могли изменить, им было все равно, от кого получать деньги и кому их отрабатывать.
   - Что партнеры? - уточнил Собеседник.
   - Ничего, - ответил Шут. - Ни в ком нельзя быть уверенным... В наших партнерах тоже... Но все равно не надо терять оптимизма. Если мы не сдадимся заранее, то обязательно победим.
   - Угу, - сказал Собеседник. - Ваши фантазии меня увлекают, продолжайте, пожалуйста.
   Он был нарочито вежлив и ироничен.
   - А ваш сарказм мне не нравится, - отрезал Шут. - Надо хорошо все обдумать, не спеша, без суеты, и не позволять себе расслабляться, и - главное - не впадать в истерику.
   - Намек понял, - ответил Собеседник.
   - Это хорошо, что вы понимаете намеки. Значит, истерики пока нет. Мы не проиграем эту битву. Мы составим правильный план действий, который позволит нам развить... Неважно, но мы раздавим гадину!
   - План - это удачная мысль, - сказал Собеседник, уже без иронии.
   Похоже, Шут вдохнул в него толику своей энергии и активности.
   - Да, мы составим план. Не прямо сейчас, потому что прямо сейчас мы напряжены до предела, устали, плохо соображаем... Утро вечера мудренее. Не будем переживать это так остро. Ничто не потеряно. Мы выспимся хорошенько, позавтракаем сытно и вкусно, и мысли сразу прочистятся и заработают в нужном направлении.
   - Мы не можем ждать так долго!
   - До утра, всего лишь до утра! Каких-то три-четыре часа, они нас не спасут, если припечет по-настоящему...
   Собеседник закричал:
   - На счету минуты, а не три-четыре часа!
   - Да тихо вы! Ладно, предположим, что мы не будем ни спать, ни есть, а немедленно начнем действовать. Много у нас тогда получится? Вообще, вы способны совершать подвиги не выспавшись и на голодный желудок?
   - А если надо?
   - Ерунда. Мы с вами взрослые люди, успокойтесь, пожалуйста. Я уже почти сплю и несу ахинею... Ради Бога, три часа, я больше ничего у вас не прошу. Через три часа перезвоните мне, или я вам позвоню, мы обсудим план действий, на свежую голову, а также определим, кого нам стоит привлечь в качестве союзников... Мне сейчас пришло в голову: а ведь нам поможет Домников. Позвоните ему обязательно, он вас поддержит.
   - Да.
   - Только, пожалуйста, не звоните ему сейчас! Вы разбудите его, он будет очень недоволен и пошлет нас всех в преисподнюю...
   - Ладно, - неуверенно согласился Собеседник.
   Шут посоветовал:
   - Ложитесь спать и забудьте обо всем пока! А утром, вот увидите, все предстанет перед вами в новом свете... Я вас уверяю, это самый лучший способ решать любые проблемы.
   - Ладно.
   Они попрощались, но Шут, положив трубку, тут же снова снял ее и начал набирать номер одного полезного человека, о котором только что вспомнил.
   Но не успел он даже заглянуть в свою записную книжку, чтобы сопоставить цифры номера в памяти, как распахнулась дверь, ведущая в гараж и прочие подсобные помещения, оттуда выскочил окровавленный сверху донизу Ваня. Его лицо было неестественно искажено и страшно, Шут даже отступил на шаг и крикнул:
   - Что это такое?
   Одежда на Ване висела клоками, из носа ручьями текла кровь, цепь на наручниках разорвалась, но их никто не снимал, и они травмировали руки мальчика, выглядывавшие из широких рукавов и казавшиеся совсем хрупкими, как соломинки.
   Это было так жутко, что Шут побледнел.
   - Вон отсюда! - крикнул он.
   Минуту назад Ване удалось вырваться из сплошного кольца избиения, и он всего лишь пытался спастись бегством от окончательного уничтожения.
   Он не видел Шута и не слышал его - боль и кровь застили ему глаза и заливали уши. Он знал лишь, что где-то тут есть двери в те места, где можно забиться в угол и... Это не поможет, конечно.
   Ничто ему уже не поможет.
   Ваня это понимал, когда метался в этой клетке, клетке ужасов, но не мог умереть как раб, от одной лишь трусости и покорности, а даже еще и сопротивлялся, и вот теперь пробовал убежать от побоев и смерти, хотя это было невозможно.
   Они решили, что он умрет, значит, он должен умереть.
   Ваня был в шоковом состоянии от боли и поэтому не видел Шута, но бежал прямо на него, представляя собой страшное зрелище, и, в общем, это выглядело так, словно он собирался либо напасть на хозяина, либо спрятаться за него, либо умолять о снисхождении.
   Шуту вдруг показалось, что на него летит демон из ада - в это мгновение материалистические воззрения старика поколебались, как будто убитая давным-давно совесть мстила такими видениями и мыслями за свою смерть.
   - Куда! Пошел вон! - закричал он, причем не на Ваню, а именно на демона, поскольку демон был гораздо опаснее Вани.
   Но на крик тут же среагировали телохранители, в чьи должностные обязанности входила личная неприкосновенность господина, в любых обстоятельствах. Они действовали на уровне рефлекса, не анализируя опасность, грозящую всем участникам эпизода, не соразмеряя сил, а обрушиваясь сразу, всей мощью.
   Ваня вовсе не угрожал в тот момент Шуту. Это было бы смешно - он был забит почти насмерть, а Шут имел в своем распоряжении все средства защиты, помимо охранников.
   Но они ворвались в холл, как свора выдрессированных собак, в которых вложена одна-единственная программа - программа уничтожения.
   Первым из них был Веткин.
   Он одним прыжком настиг Ваню, схватил его за шею и свалил мастерским ударом, перед которым не могло устоять ни одно живое существо. Этот удар убивал любую жизнь. Шут сглотнул. А лицо Веткина при этом не дрогнуло ни единой черточкой, так как он был непоколебимо уверен, что совершает благое дело, правильный, даже полезный поступок.
   Шут не успел высказать свои комментарии по поводу случившегося, потому что снова зазвонил телефон и вызвал у хозяина ругательство.
   Все сговорились сегодня свести его в могилу!
   - Кого еще несет?
   Он снял трубку:
   - Алло!
   Ему ответил знакомый голос, голос его делового партнера.
   - Здравствуй, ты мне нужен.
   Шут пришел в ярость:
   - Слушай, ты, телефонная душа! Ты смотрел на часы?
   - Нет.
   - Сейчас ночь! Спать пора давно!
   Но Партнер его даже не слушал и вещал свое:
   - Как хорошо, что ты уже вернулся! Это добрая примета. Значит, мы еще поживем. А то я сегодня услышал, что ты приехал, но не поверил.
   Шут уже собрался прервать его, послать подальше до утра и самому отправиться спать. Он с трудом держался на ногах, в голове сгущался туман и совсем не ко времени свалились на него все эти проблемы.
   - А теперь буду говорить я, - твердым тоном произнес Шут в трубку. - Я двое суток не спал, меня растрясла дорога без перерыва, поездка была очень трудная, мне тяжело дался положительный результат... В конце концов, я не в том возрасте, чтобы порхать в таких условиях, как бабочка! Я же не солдат!
   - Я знаю!
   - Тогда отключайся и дай мне отдохнуть! Я сам позвоню тебе завтра и сообщу все, что надо... Что это за мода - названивать без нужды в самые неподходящие моменты, и чаще всего ночью, когда все нормальные люди уже спят!
   В трубке раздалось просительно:
   - Но ты мне нужен позарез!
   А Шут был непреклонен:
   - Твои идеи мне давно известны. Ты их обдумай пока, на досуге, если у тебя бессонница, а утром я сам тебе позвоню...
   Тут Партнер прервал его зловещим шепотом, который вдобавок стали перекрывать еще какие-то посторонние звуки.
   - Приезжай ко мне в офис, пожалуйста! Приезжай как можно скорее! Я сейчас не могу говорить... Подожди, спрячусь хотя бы в другую комнату...
   Шут встревожился:
   - Кто там у тебя? Ты откуда звонишь?
   - Подожди минутку... - совсем тихо прошептал Партнер.
   Шут нахмурился, представив себе, как несчастный Партнер, застигнутый какими-нибудь нехорошими обстоятельствами, крадется по коридору в соседнюю комнату и прячет под полой пиджака телефон...
   Проказник он, его Партнер, но на него можно положиться. Пусть он рискует при ведении своих собственных дел, но он еще никого никогда не подводил, поэтому сотрудничество с ним ценили. Кроме того, он на дух не переносил Розового Принца и не стал бы ему помогать ни за деньги, ни под угрозой, такова была его преданность тем, кто ему нравился.
   Шут не одобрял такого субъективного подхода в бизнесе и не раз пытался внушить Партнеру, что не всегда нужно руководствоваться симпатиями-антипатиями при принятии важных решений. Партнер это понимал, но отвергал: мол, это не для него, и поздно менять свои принципы. В любом случае, говорил он, пользы такие изменения не принесут, поскольку, например, с Розовым Принцем он просто не сможет спокойно сидеть за одним столом, обязательно начнет к чему-нибудь придираться, вызовет скандал, возбудит вражду, и дело все равно сорвется, а Розовый Принц еще и попытается навредить.
   В этом был свой резон, но Шут по-прежнему не соглашался.
   Что же с ним там случилось, с этим проказником?
   Посторонние шумы в трубке притихли, но Партнер продолжал говорить шепотом:
   - Извини меня, пожалуйста. Я прекрасно знаю, что сейчас не время, ты только что приехал и устал с дороги, но у нас тут такое происходит! Ты уже встречался с кем-нибудь, говорил?
   - Да, - ответил Шут, хмурясь. - Но мне никто ничего такого срочного не сообщал.
   - Облава, - совсем тихо, почти неслышно сказал Партнер.
   Шут резко сел:
   - Что? Сейчас?
   - Да.
   - Они что, чирикнулись? Ночь на дворе!
   - Вот именно. Но им нет разницы, они явились около полуночи и до сих пор ворошат здесь всё, ставят кверху дном!
   - С какой стати они явились ночью?
   - Тут... Нет, я не могу, это катастрофа! Около полуночи здесь была перестрелка, был убит мой охранник. Странная какая-то перестрелка, я не сомневаюсь, что это провокация Розового Принца. По-другому просто не может быть. Они сговорились!
   Шут почувствовал усиление тревожности и поторопил Партнера:
   - Ну, перестрелка, что дальше?
   - Убит мой охранник.
   - Кто их вызвал?
   - Очевидцы.
   - В полночь?
   - Говорю тебе, это провокация! Меня топят! Мы сидим здесь запертые, как мыши, под дулами автоматов, мерзкие черные маски на каждом шагу, а мерзкие якобы следователи роются во всем, что попадается на глаза!
   Вдруг Шут спохватился:
   - Подожди-ка, а Список у тебя?
   Партнер был в отчаянии:
   - В том-то и дело, что да!
   Шут снова побледнел.
   А Партнер расстроился окончательно:
   - Ладно, если бы было отпечатано, или ксерокопия какая-нибудь... А то ведь собственноручный Список! Даже графологической экспертизы не потребуется, он на твоем фирменном бланке твоей фирменной ручкой написан!
   Шут выругался, лишившись сил.
   - Вот именно, - сказал Партнер. - Зачем ты тут его забыл?
   - Я же не нарочно...
   - Приезжай срочно, пожалуйста, без тебя мы не справимся. И позвони еще кому-нибудь, тебе лучше знать, кто поможет...
   - А сам?
   - Да я не могу! Я от них прячусь! Они как видят, что я на телефон смотрю, тут же его отключают... А увидят меня с трубкой - вообще голову расшибут...
   - Подмазать пробовал?
   - Спятил? Они посланы с серьезными намерениями и без доказательств чего-нибудь отсюда не уйдут. А уж доказательств могут нарыть - только крестись... Их остановит, пожалуй, команда сверху, а больше никак. Выручай, брат, а не то погибнем.
   - Обязательно.
   Связь оборвалась, но Шуту показалось, что Партнер перед этим глубоко и с облегчением вздохнул. Он был младшим партнером, второстепенным, и не обладал властью Шута или Собеседника, но без него, тем не менее, обойтись было нельзя. Потому он и обращался к ним за помощью, бедняга, а на него спустили всех собак... В ожидании, пока найдутся возможности прихватить заодно и Шута, и Собеседника... Ох, как они стали кому-то мешать!
   Шут ни капли не жалел о своем выборе в бизнесе, сделанном когда-то давно, несмотря на массу проблем, время от времени сваливавшихся на него, но теперь все было очень серьезно, и нужно было принимать меры срочно, пока не...
   Он набрал в грудь воздуха.
   Пока их самих не раздавили.
   - Козлы! - высказался сквозь зубы Шут.
   Приступили к ликвидации, так сказать. Начали сразу и без предупреждения. Война, что с нее возьмешь, они будут косить сплеча, не глядя, не обращая внимания на случайные жертвы и собственные потери...
   Впрочем, Партнер - не случайная жертва.
   Скорее он похож на первую мишень в целом ряду мишеней, намеченных к уничтожению. И удар нанесен прямо в яблочко, после, вероятно, длительного выцеливания и очень качественной маскировки...
   И вообще, что происходило в то время, когда его, Шута, тут не было?
   Отсутствие - страшная вещь, всё тут же выходит из-под контроля, и трудно приходится, когда приводишь в порядок расстроенные дела.
   А сейчас он отсутствовал слишком долго, не имел возможности ни с кем связаться и вернулся как будто не в свой дом, а в бурлящий котел. События словно ждали его возвращения с юга, чтобы навалиться разом и сбить его с ног.
   А чему он, правду сказать, удивляется?
   Уже давно, несколько лет подряд, он жил спокойно, без катаклизмов, и никто не осмеливался мешать ему открыто. Наоборот, все трепетали. Такое положение вещей не могло продолжаться бесконечно, он это понимал.
   Наступил момент - и вот, налицо просто очередная попытка его уничтожить как дельца, это естественно, и нечего скрежетать по этому поводу зубами. Гораздо лучше будет трезво оценить ситуацию, обдумать пути выхода из кризиса и план действий...
   Только не медлить, иначе можно потерять всё.
   Первый шаг - обзвонить всех заинтересованных лиц и предупредить. Вместе они могут совершить что угодно и сокрушить любого врага.
   Черт возьми, они же вместе!
   Шут еще раз сделал глубокий вдох и протянул руку к телефону. Охранники стояли поодаль, возле лестницы, соблюдая почтительную дистанцию, но по лицу хозяина, по его словам и по выражению голоса догадывались, что им грозят крупные неприятности и нужно быть готовыми ко всему.
   Веткин стоял ближе всех к Шуту, на правах самого главного и опытного.
   Шут вздохнул, глядя на него, снял телефонную трубку и набрал номер Собеседника, хотя ему не хотелось снова нагонять на него панику.
   К его удивлению, Собеседник еще не спал, был абсолютно трезв и о панике будто забыл совсем. Шута обрадовала такая метаморфоза, она значительно облегчала задачу.
   - Еще раз здравствуйте, - сказал Шут.
   - Это вы? - спросил Собеседник. - Не ожидал, если честно. Вы так рвались отдыхать...
   - Не получилось. А вы почему не спите?
   - Я думаю. Заварил крепкого чаю, принял ванну. Не могу сейчас спать, слишком уж все серьезно.
   - Что-нибудь надумали?
   - Да вот... Прикинул несколько вариантов... При встрече обсудим, что толку рассусоливать их по телефону... Да и жена моя спать легла, боюсь разбудить, она плохо засыпает из-за нагрузки на работе.
   Шут мрачно поинтересовался:
   - В каком-нибудь из ваших вариантов есть спасение младших партнеров?
   Вместе со спокойствием к Собеседнику вернулась и его способность быстро соображать.
   - Кого вы имеете в виду?
   Шут назвал.
   - А что с ним? - снова спросил Собеседник.
   - Облава.
   - Когда запланирована?
   - Уже идет.
   Молчание затянулось.
   Собеседник переваривал информацию и, судя по всему, не очень-то ей верил.
   - А почему ночью? - снова спросил он.
   - Партнер считает, что произошла провокация, и всё происходящее запланировано кем-то из тех, кто желает нас утопить. Он сейчас в офисе, с ним еще кто-то из его людей, и они ничем не могут помешать обыску...
   - А что они сами делали там ночью?
   - Не знаю.
   - Почему не звонят никому?
   - Им не позволяют. Говорит, отключают все телефоны.
   Собеседник помолчал. Потом спросил:
   - Какого рода провокация была?
   - Перестрелка возле офиса. Убит его охранник. Видимо, те сработали настолько быстро, что никто не успел опомниться... Говорит, остановить их может только вмешательство сверху.
   Собеседник снова помолчал.
   - А если не получится? - предположил он.
   - У него в офисе Список, - тихонько напомнил Шут.
   От этого Собеседник тоже должен был побледнеть. И молчание продлилось дольше обычного. Шут терпеливо ожидал ответа.
   Наконец, Собеседник сказал:
   - Я сделаю всё от меня зависящее... Не гарантирую успех, но попытаться могу. Перестрелка - это не шутки, с этим строго...
   - Спасибо.
   - Сами-то вы что намерены делать?
   - Я немедленно еду к нему.
   - Правильно.
   - До свидания.
   - Да. Результат не гарантирую... Я, впрочем, еще кое-кому позвоню. Надеюсь, они не обозлятся на меня за звонок середь ночи...
   Шут застонал.
   - Я тоже думаю, кому бы еще позвонить, - сказал он.
   - Никому пока не звоните, я постараюсь разобраться.
   - Спасибо.
   Шут положил трубку и несколько минут собирался с духом. Обещание Собеседника - это уже очень хорошо, но недостаточно. Надо ехать, помогать Партнеру.
   У Шута ныли все косточки, он еле двигался. Спать не хотелось, зато в голове все мысли двигались в очень замедленном темпе, либо вовсе не двигались.
   Ни поспать, ни отдохнуть не придется.
   Он встал на ноги и приказал:
   - Возьмите готовой еды, сколько есть, и едем в Москву. Перекусим по дороге. У нас нет времени.
   И, поколебавшись, добавил:
   - Мы в опасности.
   Стас пошел в гараж, выгонять машину. Еще один охранник отправился в кухню за едой. А Шут позвал к себе Веткина и дал особые распоряжения:
   - А ты возьми оружие, и на всякий случай глушитель... Возьми старую машину в тушинском гараже и езжай на Рублевское шоссе, там живет Розовый Принц и его семья...
   - Я знаю, где это, - ответил Веткин.
   Шут внимательно посмотрел на него:
   - Я же запретил тебе под него копать.
   - Я и не копал, я просто узнавал.
   Шут выглядел растроганным:
   - Я всегда в тебя верил! Значит, так. Розового Принца самого там наверняка нет, потому что, раз акция была запланирована на эту ночь, то они и следят за ее проведением сейчас, ночью...
   - Понятно.
   - Попытаешься проникнуть в квартиру.
   - Легко.
   - И следи там за телефоном... Если наши усилия не помогут, то пусть сам Розовый Принц отдает приказ об окончании акции.
   - Да.
   - Без самодеятельности, жди моего звонка... Нечего тебе рисковать попусту, да и мне это тоже не нужно.
   - Хорошо.
   - Никаких трупов.
   - Я понимаю.
   - По обстоятельствам.
   - Да.
   Веткин прошел в другой конец холла, где, прикрытый тяжелыми плюшевыми драпировками и книжным шкафом, в стену был вмонтирован сейф. Оттуда Веткин достал большой пистолет и глушитель и спрятал в карман своей камуфляжной куртки.
   Шут вышел в гараж и сел в машину там, не желая терять ни минуты на церемонии возле крыльца. От гаража через весь двор пролегала прямая дорога к воротам.
   Он решился на последний шаг - буквально шаг отчаяния, как он всегда считал, предпочитая действовать другими путями, более трудоемкими, но и более безопасными. Теперь же, по его мнению, настало время и этого средства.
   Хотя он понимал, что проблему это не решит, а, напротив, усугубит. Розовый Принц никогда не забудет такой жуткой угрозы и отплатит со свойственной ему жестокостью, выбрав подходящий момент. У Розового Принца не было жены, но было двое детей, которых он холил и лелеял, как цветочки.
   Этих детей Шут и собирался разменять в борьбе за свой бизнес и сферу влияния. На войне как на войне.
   В конце концов, Розовый Принц сам должен был понимать, кого он вызывает на бой и чем это ему грозит. Шут не так прост, чтобы погибнуть даром, не прихватив с собой как можно больший кусок противника.
   Они сели в машину, теперь уже все в одну, в легковую, оставив грузовик пока под навесом, рядом с самодельным "хаммером", и поспешили уехать.
   Их с нетерпением ждали.
   Они снова уехали все.
   Когда в доме воцарилась мертвая, пугающая тишина, Ваня тихонько пошевелился под столом, куда он закатился после сокрушительного удара Веткина. Было очень больно, больно как никогда. Ваня боялся, что у него переломы, причем где-нибудь в таких местах, где он сам их не распознает и не сможет оказать себе первую помощь.
   На лице его, искаженном жуткой гримасой, промелькнула злорадная усмешка. Они решили, что он мертв! Они уверены в том, что он мертв, что они убили его! Они даже забыли о нем!
   Но он был жив.
   Он был жив каждую минуту и слышал каждое их слово. Теперь у него все получится. Пока Шут будет заниматься спасением утопающих, Ваня вырвется, наконец-то, на свободу. Правда, у него не так много времени, зато есть возможность.
   Любое, даже самое ничтожное движение вызывало у Вани стон. Помощники Шута потрудились над ним на славу!
   Ваня скрипнул зубами в попытке встать.
   Бог им судья, извергам, им скоро настанет конец: в битвах гигантов обычно гибнут все самые мелкие - пешки, которые выдвинуты на линию фронта.
   Встать сразу не получилось.
   От боли и усилий темнело в глазах.
   Но надежда на спасение придавала сил.
   Ваня ухватился руками за стол и встал. Это было трудно, и ноги подкашивались. Он был вынужден сесть в кресло и перевести дух.
   Молодец, Майоров. Так держать.
   На глаза ему попалась записная книжка Шута - толстый ежедневник в черном кожаном переплете и с закладкой. Ваня тут же схватил и начал листать. Это была драгоценность! Самое сильное оружие в борьбе с Шутом, тот не сможет этому оружию противостоять!
   Ваня листал книжку, и у него сердце громко стучало в груди от радости.
   Как здорово!
   Телефоны и адреса друзей и врагов, всех силовых структур и их начальников, отметки в календаре, рейсы на юг и в Москву, встречи и договоренности, имена, даты и события - абсолютно вся жизнь Шута в конспективном виде, сжатая до размеров ежедневника!
   Прежде всего Ваня нашел телефон Розового Принца, который и без того был ему известен - телефон в квартире на Рублевском шоссе, и набрал номер.
   - Алло! - ответил ему смешной детский голос.
   - Привет, - сказал Ваня, прокашлявшись.
   - Привет, а кто это? - спросил доверчивый ребенок.
   - Папа дома?
   Ребенок разочаровался:
   - Ах, вы к папе... Нет, его нет.
   - Он не говорил, когда будет?
   - Нет, но он говорил, что задержится... Позвоните лучше к нему на работу.
   Ваня вздохнул и сказал:
   - Я хочу просто предупредить: не надо открывать дверь никому, кроме папы...
   - Да к нам никто и не приходит...
   - Вот и слава Богу. Но все равно, вдруг кто-нибудь придет, так ты его не пускай ни в коем случае.
   Ребенок хотел с недоумением уточнить:
   - А если это будет...
   Ваня не дослушал и перебил:
   - Никого! Понятно? Я еще и папе твоему позвоню.
   - Понятно, - сказал ребенок. - До свидания.
   - До свидания.
   Ваня повесил трубку и улыбнулся, хотя в теле его всё напряглось. Веткин не сможет причинить детям вред.
   Он вспомнил равнодушное лицо Веткина, его холодные глаза и рассуждения на тему естественного отбора и выживаемости наиболее приспособленных особей, и содрогнулся. Этот товарищ не задумываясь убил бы ребятишек в интересах господина и своих собственных.
   Нужно ли предупреждать Розового Принца?
   Ваня решил, что не нужно. Только потратишь время, а по ходу развития действия его и так предупредят, если что. У Вани есть много более важных дел.
   Прежде всего, он пошел в гараж, совмещенный с мастерской, и включил станок. Двигался он медленно, как черепаха, но зато целеустремленно. Держался за стены, за мебель, часто отдыхал. По пути наткнулся на бутылку с минеральной водой, сделал несколько глотков и почувствовал себя значительно лучше.
   С помощью станка он распилил свои наручники.
   Однажды он видел по телевизору фокусы, и читал в книжках про жуликов и мошенников, что существуют способы открыть наручники неким универсальным ключом. Мысль хорошая, но Ваня не представлял себе, как сей предмет выглядит, и у него вдобавок не было времени на его изготовление.
   Поэтому он пошел путем наименьшего сопротивления и распилил браслеты прямо на себе, сцепив зубы и не позволяя себе упасть.
   Потом он, несмотря на условия жесточайшего цейтнота, поднялся в ванную комнату и как следует отмылся, чтобы не было на нем ни грязи, ни крови.
   Синяки и отеки, конечно, остались, но у Шута было прекрасное средство, чудесная мазь, которую можно украсть. Самое большее через день от всего этого ничего не станет, и он будет выглядеть как огурчик.
   Переменил одежду.
   Неплотно позавтракал, разогрев в микроволновке позавчерашнее картофельное пюре и запивая его молоком.
   Позаимствовал из старых фондов Шута еще одну спортивную сумку, в которую набрал еще продуктов для сухого пайка - сухарей, пакетиков с чаем и прочего, на что ложился взгляд.
   А потом, усмехнувшись, подошел к сейфу.
   Из записной книжки он узнал код.
   Как это просто!
   В сейфе он увидел какие-то папки с документами и много, много пачек долларов. Задохнувшись от изумления, он с минуту обозревал это великолепие. Но время подгоняло. Не читая и не считая, Ваня сгрузил все это в сумку и пошел в гараж.
   На полдороге остановился.
   Машин-то там нет, они под навесом.
   Они действительно стояли под навесом, покрытые инеем: грузовик-фургон и Ванино творение. Ваня снова улыбнулся, теперь уже с видом хозяина. Сунул сумку в багажник и, поколебавшись немного, открыл фургон.
   Там он увидел ящик со странными и интересными вещами, которые он тоже перенес к себе в багажник. Это была сплетенная из металлических колец полоса с торчащими острейшими шипами, связка шашек с какой-то пометкой на шнурке и несколько гранат в коробке.
   Пригодятся.
   Ваня больше не сомневался.
   Водные процедуры, движения, завтрак и свежий воздух буквально возвратили его к жизни. Он чувствовал боль, но уже не чувствовал слабости.
   Он помнил о Шуте и его помощниках, но смотрел вперед и верил в победу.
   А еще он верил в свое детище - самодельный "хаммер".
   - Не подведешь меня, дружище? - прошептал Ваня, поглаживая руль, словно автомобиль был живым существом и мог его услышать и понять.
   Не подведет, конечно.
   Невзирая на морозную погоду, мотор завелся сразу. Ваня с благодарностью еще раз погладил руль, выехал за ворота, не оглядываясь назад ни на секунду, и вновь поехал по этому гравию, но теперь уже с другим настроением, без детского возбуждения и с твердой верой в себя.
   А между тем Веткин, сидевший за рулем и до того момента молчавший, неожиданно сказал Шуту:
   - Я знаю, что дочь Розового Принца каждую ночь проводит в клубе "Танцующая королева" и как раз в это время выходит оттуда.
   Шут удивился:
   - Что она там делает?
   - Работает. Ведет дискотеку.
   Шут мотнул головой:
   - Надо же! А ведь всего четырнадцать лет!
   - Я буду у нее на хвосте, пока она не вернулась домой, и при случае возьму без труда. Такую операцию осуществить легче, чем ту, что вы предложили.
   - Хорошо. Молодец, что придумал.
   - А если не успеем, то буду действовать по вашему плану.
   - Да.
  
   Подмороженный гравий и особенно проселочную дорогу Ваня преодолел очень легко, гораздо легче, чем в прошлый раз. Тогда еще в голове у него был какой-то бред, и от возбуждения дрожали руки и ноги.
   А теперь ему было свежо и ясно, он прекрасно себя чувствовал, несмотря на боль, которая, впрочем, хоть и напоминала о себе, но становилась тупой и слабой, а временами он вообще про нее забывал.
   По-настоящему Ваня и не жил еще, придавленный то нуждой, то необходимостью, то насилием. Но он понимал, что настоящая жизнь есть, и стремился к ней всей душой. Он часто отождествлял ее со свободой, которой он тоже никогда не знал, но жажда ее была сродни инстинкту - ее нельзя было истребить ни побоями, ни, казалось, даже смертью.
   И, по крайней мере, на расстоянии, жизнь и свобода были для Вани прекраснее всего на свете.
   У него на лице появилось новое выражение, которого раньше не было. Ему вдруг подумалось, что он до сих пор действительно был мертв, или еще не рождался вовсе. Он все ощущал по-другому, словно очнулся от сна. Он открывал для себя реальность. В нем проснулось сердце и стало работать в ином ритме и без сбоев. Глаза смотрели светло и смело. Дышалось легко.
   Рождение взрослого человека - это тоже рождение. Происходит не без труда.
   Ваня был весь внимание.
   Перед отъездом он как следует изучил карту автомобильных дорог России, у Шута их было несколько, очень подробных. Одна из них теперь лежала у Вани перед глазами, он постоянно с ней сверялся, а также с указателями на обочинах, чтобы не сбиться с пути.
   У него был и новый план.
   Предыдущая попытка сбежать показала ему, что он никому не нужен, ему не на кого положиться, никому нельзя доверять. Следовательно, рассчитывать нужно только на самого себя.
   В таком случае зачем ему Москва?
   В Москве у Шута, как говорится, все схвачено, каждый старается ему угодить, потому что такие воротилы, как он, никогда не исчезают со сцены окончательно, если их не устраняют физически, любая буря не представляет для них большой опасности, а потом они могут и отомстить обидчикам.
   Ссориться с ними даже в момент кризиса никто не станет.
   Своя шкура дороже.
   Поэтому в Москве Ване нечего делать: здесь он находится слишком близко к Шуту, и любая мелочь или досадная случайность могут выдать его убежище, и тогда Москва превратится не в укрытие, а в гигантскую ловушку, из которой нет выхода.
   В этом противостоянии Москва однозначно на стороне Шута.
   Зато Ване известен небольшой, но интересный фактик: на Ставрополье у Шута возник серьезный конфликт со следователем прокуратуры Кариновского района, по фамилии Глечик. Этот товарищ упорно не верил в благонадежность приезжего гостя, он чинил Шуту всяческие помехи в его бизнесе, за что и поплатился. С ним произошел большой скандал, смутивший прокуратуру - крупная взятка.
   Из следственных органов Глечика попросили.
   Правда, сразу после этого на него было совершено покушение. К счастью, неудачное, так как он остался жив и даже оказал неоценимую помощь в поимке нападавших.
   Еще бы - профессионал.
   Это событие сразу как бы подчеркнуло неуместность позора, которым он был покрыт ранее как взяточник. И вообще вся эта история стала казаться какой-то надуманной и даже лживой. Не верилось, что человек, характеризовавшийся всегда и со всех сторон как положительный, мог взять деньги.
   "Темное и грязное дело", - качали головой все, сочувствуя Глечику, но ничем ему не помогая.
   А он и не нуждался в их помощи, поскольку уже действовал сам. Ему было наплевать, верят ли во взятку его начальники, указавшие ему на дверь. Если верят - это их проблемы, он перед ними даже не оправдывался, считая это ниже своего достоинства.
   И вот он уже служит в ФСБ, как-то незаметно, очень тихо. Со стороны это казалось обычной жизнью, рутиной. Никто не заподозрил бы в нем шпиона. Он ни с кем даже не разговаривал, и уж тем более никому не навязывался.
   И никто, кроме его нынешнего начальства, не догадывался, достигает ли он какого-нибудь результата в своей новой ипостаси или нет.
   Ваня давно знал о существовании этого человека, выудив его имя и все сведения о нем из компьютера и Интернета. Но не знал, как с ним связаться.
   А связаться было нужно: этот человек как никто другой должен был хотеть падения Шута вместе с его бизнесом.
   Ваня нежданно-негаданно получил помощь от самого Шута - из его записной книжки. В ней были записаны все телефоны и адреса, где можно было отыскать Глечика.
   "Бедный Глечик, - мысленно пожалел его Ваня. - Находится постоянно под прицелом. Наверное, догадывается об этом. Но не возражает, не прогибается. Молодец".
   Ваня отправился на юг.
   Впрочем, ему, человеку без документов, зато с деньгами, было абсолютно все равно, куда ехать и где остановиться, лишь бы подальше от Шута. Перед ним была открыта вся страна. Но он, не загадывая наперед, как получится, ехал в родные края.
   Как родившийся заново, он видел, как огромны и прекрасны места, по которым он проезжал, как благотворно они влияют на душу и как нравятся.
   Но лучше юга он не видел ничего.
   Сердце звало его на юг.
   В прошлый раз он плохо продумал побег и теперь понимал это. Детская наивность, вера в помощь со стороны и неверие в себя, в свои силы, привели его во враждебную Москву, куда он вовсе не хотел и где не смог бы жить, даже если бы ему удалось скрыться от Шута.
   Он не осмелился на долгое движение, дурачок. Решил сделать рывок - один, мимолетный, и пусть остальное довершают за него другие люди.
   Так не бывает.
   Когда нет помощи, иди до конца без оглядки и не сомневайся в каждом шаге. И если кто-то мешает, защищайся.
   Ваня, например, точно знал, что больше не позволит себя избивать.
   При мысли о Шуте на него накатывало волнение, близкое к тошноте, но теперь Ваня непоколебимо верил в победу.
   Разве у него нет против Шута оружия?
   Есть. В прямом и переносном смысле.
   Из предосторожности Ваня ехал только второстепенными, проселочными дорогами, не удаляясь слишком уж от основной трассы.
   Он прочитал много книжек и видел много фильмов, которые кое-что ему объяснили. Действия милиции в Москве показали ему, что это правда.
   Ведь у него нет документов!
   У парня его возраста, если он рос правильно, без отклонений, в обычном коллективе, должен быть в наличии не только паспорт, но и аттестат о среднем образовании, или студенческий билет, а у мальчика еще и какая-то справка из военкомата, а раз он за рулем - еще и водительские права, и бумаги на машину, вместе с доверенностью...
   У Шута было много выдержек из разных кодексов, записанных на жесткий диск: он тоже хотел быть подкованным в юридических вопросах, чтобы к нему невозможно было придраться ни в какой скользкой или провоцирующей ситуации.
   Ваня тоже внимательно читал эти выдержки.
   Это в очередной раз напомнило ему, что он сам, без единого документа, на самодельной машине - никто, он не существует, с официальной точки зрения, он - самозванец, вычеркнутый из мира волей посторонних людей и не желавший признавать это.
   Какое право он имеет находиться в этом мире, в мире людей, без документов?
   А его машина, собранная собственноручно, без малейшего винтика, с официальной точки зрения представляет для окружающих опасность, потому что не прошла техосмотр, и никакая бумажка не подтверждает тот факт, что это - безобидный автомобиль, подобный миллионам таких же, беспрепятственно разъезжающим по шоссе...
   Движение по прямой дороге, безусловно, ускорило бы Ваню, сэкономило бы ему массу времени, но он избегал основной трассы.
   Прежде всего, она изобиловала постами ГАИ, которые, в свете всего вышеизложенного, были для Вани так же опасны, как и присутствие Шута где-то поблизости.
   Ведь даже если не считать влияние на них Шута, они тут же посадят Ваню в камеру, сдерут с него денег и отберут машину, и никто не осудит их за это: они имеют право - у Вани нет документов.
   Поэтому Ваня до последнего оттягивал момент выезда на большую дорогу.
   Он понимал, что это неизбежно: счетчик горючего говорил ему об ограниченности бака, а в канистрах уже почти ничего не было.
   Движение по плохим дорогам не позволяло Ване расслабиться, как расслабляла бы езда по шоссе, пусть и по такому нехорошему, разбитому шоссе, как российское.
   Оттянув момент, Ваня выехал на трассу в районе Рязани, но не очень близко.
   Он опасался населенных пунктов.
   Раз он не существует, нечего показываться на глаза людям. Они ему пока ничем не помогут, а навредят наверняка...
   Шуту доложат, если он поинтересуется.
   А он поинтересуется, когда обнаружит очередной побег и организует погоню за мальчиком. Конечно, первой его мыслью будет еще раз побеспокоить Москву, но там ему никто ничего не скажет.
   Шуту останется только сделать правильные выводы. А он умеет делать правильные выводы, не дурак.
   Ваня надеялся, что Шут задержится в Москве по своим делам и не так скоро вернется в усадьбу, так как с этого момента время будет работать на Шута, а не на Ваню. Кроме того, у Шута большой опыт и почти уже собственная методика в таких делах, а у Вани - только интуиция и сообразительность.
   И, пожалуй, неудачный опыт, уроки которого придется учесть.
   Выбор окрестностей большого города был не случаен - заправочные станции, расположенные вблизи центров, обладают благами цивилизации. Туалет, телефон - Ване это было необходимо. Он достал из бардачка русские деньги и купил бензина, сколько вместил бак и канистры.
   По его мнению, этого должно было хватить до конечного пункта поездки.
   Во время остановки и процедуры он был очень внимателен и краем глаза следил, как реагируют на его поведение и внешний облик работники станции. Не вызвал ли он у них каких-нибудь подозрений?
   Но нет, работники станции вели себя как обычно.
   Они даже не обратили внимания на автомобиль - УАЗ он и есть УАЗ, по их мнению.
   Ваня подошел к телефонной будке, но понял, что не дозвонится до Глечика. Это в первый момент его разочаровало, но он решил еще раз попробовать в другом месте. Не все потеряно! И все идет по плану. А позвонить можно из какого-нибудь почтового отделения.
   В Арске, он помнил, люди звонили из кабинки, через восьмерку, оставив у кассира залог. Это было очень удобно.
   В каком-нибудь районном поселке тоже можно будет так поступить.
   Гладко прошедшая заправка внушила ему бодрость: значит, он выглядит нормально, ничем не отличаясь от прочих. У Шута нет его фотографии, да и как он определит, на какой именно станции он заправлялся?
   У Шута есть власть и связи, но вряд ли по его слову в бой бросят весь личный состав правоохранительных органов на поиски маленького беглеца.
   Днем Ване стало беспокойно.
   Шуту уже пора было начать действовать!
   И Ваня все чаще поглядывал в зеркала заднего вида - не покажутся ли там знакомые стекла и фары и очертания машин Шута.
   На самом деле Шут уже давно вернулся домой.
   Его присутствие в офисе Партнера и, тем более, нажим не понадобились. Звонки Собеседника попали в цель, и Шут застал у Партнера лишь грандиозный разгром, полнейшую тишину и вздохи облегчения.
   - Где Список? - сразу спросил Шут.
   - Вот он. Спрячь его, с глаз долой! Из-за него столько нервов затрачено...
   - Не из-за него, а из-за Розового Принца.
   - Если бы не было Списка, Розовый Принц ничего не нашел бы.
   - Тоже верно...
   Шут позвонил Веткину и отменил приказ насчет дочери противника.
   Веткин согласился.
   - Так, - сказал Партнер. - Что дальше? Очередная партия ждет, ее надо уже отправлять, иначе эти жуки-навозники сообразят, где искать, и мы пикнуть не успеем...
   Шут вздрогнул:
   - Партия? Откуда?
   Партнер шутливо улыбнулся:
   - А от Маркина. Знаешь такого?
   Шут усомнился:
   - Не может быть. Он же сказал, что Розовый Принц заплатил ему в полтора раза больше, и у них уже все согласовано и обжалованию не подлежит!
   Партнер улыбался:
   - Он даже мне сказал, что... - Тут Шут запнулся.
   - Мало ли что он сказал вчера, - протянул Партнер. - Утро вечера мудренее. Он изменил свое решение.
   Шут выразительно на него посмотрел, так как последняя фраза прозвучала многозначительно.
   Партнер замахал руками:
   - Ну что ты, нет! Что за гадости ты думаешь! Он жив и здоров... Просто не всегда помогает грубая сила, а вот умная дипломатия... Разве не ты это говорил?
   - Видимо, я.
   Он не стал углубляться, потому что тогда, когда говорил это, имел в виду вовсе не Партнера.
   - Это надо отметить.
   - Что? - не понял Шут.
   - Эти монстры должны были оставить в баре хоть чуточку винца... водочки... Неужели ничего не оставили? И ничего не закатилось под стол? Под шкаф?..
   Столы и шкафы у него были в тот момент в плачевном состоянии, с вывороченными ящиками и дверцами, покрытые грудами измятых бумаг.
   Бумага сплошь покрывала и полы. На ней отпечатались подошвы множества ботинок, которые по ней прошлись и оставили на ней забавный и одновременно угрожающий рисунок.
   - Что ты делаешь? - спросил Шут.
   - Ищу выпить!
   И Партнер, бормоча проклятия в адрес Розового Принца и продажных силовиков, метался по кабинету, ворошил груды мусора и ничего не находил.
   - Козлы! - крикнул он.
   Шут увещевал:
   - Не сходи с ума! Что у тебя в голове?
   - А что такое?
   - Прекрати бегать и выслушай меня!
   - Надо обмыть хорошую сделку!
   Шут потерял терпение:
   - Зачем ее обмывать, скажи на милость?
   Партнер удивленно остановился:
   - Как это зачем?
   Шут обрадовался:
   - Слава Богу! И не мельтеши больше. От твоей беготни в глазах рябит. Не будем сейчас ничего обмывать.
   Партнер ничего не понимал:
   - Ты спятил. Мы увели у Розового Принца его партию, которую он уже считал своей! Разве это не победа? Разве ее не стоит обмыть?
   Шут вздохнул:
   - Не будем обмывать ее сейчас. Действовать надо, а не обмывать! Вот если нам удастся обойти его и на дистанции и провернуть сделку до конца - тогда мы обмоем ее, только держись! Вся Москва будет стоять на ушах, если ты возьмешься обмывать успех!
   Партнер расплылся в улыбке:
   - Не бухти, папаша. Главное-то сделано, остальное лишь дело техники...
   Шут покачал головой:
   - Не скажи. Это и в обычных условиях, без всяких помех, контролировать и совершать непросто, а теперь, при наличии Розового Принца, и вообще...
   Партнер махнул рукой:
   - Брось! Все будет хорошо.
   - Тогда не следует терять времени, тем более на какое-то там обмывание, и тем более на преждевременное обмывание.
   Партнер снова махнул рукой, теперь уже с безнадежностью:
   - А ну тебя, разбухтелся, грамотей... Ты - как хочешь, а я свою часть сделки завершил, и завершил удачно, поэтому буду обмывать!
   - Ну и обмывай, пожалуйста, кто тебе не дает... Только меня не заставляй, мне некогда и не хочется...
   Партнер ехидно сказал:
   - Шкура неубитого медведя? Твое любимое выражение!
   - Вот именно.
   Партнер вдруг нашел бутылку водки и воскликнул:
   - Ага! Не всё унесли монстры! Последний раз спрашиваю: будешь?
   Шут загородился руками и даже отодвинулся:
   - Нет уж, уволь!
   - Как хочешь. Мне больше достанется.
   Он налил себе полстакана.
   Водка доставляла ему удовольствие - грубое, жгучее, долгожданное. Шут смотрел на него с откровенным сочувствием и говорил:
   - Ты знаешь, что это очень вредно? Ты всю ночь провел на нервах, не ел еще ничего, а сразу за водку принялся... Никто не глушит водку с самого утра, дуралей!
   - А ну и что... Мне можно, я заслужил.
   Шут усмехался:
   - Заслужил, заслужил... Кстати, а кто еще знает, что тебе удалось обобрать Розового Принца?
   - Наши все знают...
   Шут был неприятно удивлен своим неведением:
   - Как это - все? А я?
   - А где тебя искать-то? Ты приехал только что!
   Шут встал и несколько раз прошелся по комнате:
   - Ты прав. Ну что за гадкие обстоятельства! Как будто у меня в жизни началась черная полоса! За все хватаешься, а неприятностей все больше!
   - Не переживай. Выпей лучше.
   - Нет, что ты.
   Шут остановился:
   - Знаешь что, я больше не буду возвращаться сюда, сразу поеду в Ставрополь...
   Партнер захлебнулся водкой и закашлялся:
   - Опомнись! Ты же только с дороги!
   - Ну и что? У нас нет времени. Если Розовый Принц сообразит, в чем дело, он расставит по всему маршруту засады, и у нас не получится сохранить груз... Поэтому надо опередить его. Я не могу отдыхать...
   Партнер смотрел на него с уважением:
   - Ты - фанатик. На кого ты будешь похож без отдыха?
   Но Шут уже все решил:
   - Посплю в машине. И ехать будем без остановки. Партия большая?
   - Как всегда.
   - Хорошо. Где она?
   - На моем складе возле Черкизовского рынка... Ты серьезно не будешь отдыхать?
   - В этом нет ничего странного. Если однажды твоя жизнь будет зависеть от этого, то ты тоже не сможешь отдыхать... Я пошел. Счастливо оставаться.
   - Желаю удачи. Не исчезай, я жду от тебя вестей.
   - Спасибо.
   Шут вышел.
   В голове у него уже складывались пункты плана действий, которые он всегда предпринимал, с небольшими коррективами - наилучший план, какой Шут выработал за долгие годы существования этого бизнеса.
   Он собрал воедино свою команду и парой слов отдал обычный с таких случаях приказ. Они его поняли, но не стали выражать вслух своих эмоций, хотя их обнадежил такой поворот. Значит, для них не все потеряно, если еще совершаются сделки, как раньше.
   Но Шут тут же охладил их пыл:
   - Оружие взять с собой. Веткин, каждому по стволу, и патронами запаситесь впрок, чтобы не остаться в ответственный момент на мели.
   У них вытянулись лица.
   Такой поездки у них еще не было.
   Но они и к такому готовы. Не маленькие.
   На Черкизовском рынке они загрузили партию в грузовик Партнера и отправились в усадьбу, чтобы завершить приготовления и выехать оттуда уже к месту назначения.
   Тут Шуту подумалось, что он зря понадеялся на сознательность Партнера. Тот наверняка наклюкался и, конечно же, забудет оповестить своих об отъезде Шута. Это само по себе плохо, не говоря уж о том, что еще одного исчезновения без предупреждения и без предварительного согласования ему не простят.
   Этого нельзя допустить.
   Шут скривился.
   Ему никогда не нравилась необходимость спрашивать разрешения на какое-нибудь действие, это было против шерсти, раздражало.
   Но каждый раз приходилось звонить Собеседнику и спрашивать разрешения.
   Вот и теперь то же самое.
   Пока Веткин и Стас перегружали ящики в фургон Шута, а все остальные, как всегда, проверяли технику, чтобы не было незапланированных поломок в дороге, сам Шут набирал номер Собеседника и зевал во весь рот.
   Он вновь захотел спать.
   - Алло! - сказал Собеседник.
   - Вы еще не на работе? - спросил Шут.
   - Я взял отгул. Как дела у Партнера?
   - Как выяснилось, прекрасно.
   - Ну, вот и слава Богу.
   - Спасибо большое.
   - Не за что. Список у вас?
   - Да.
   - Не выпускайте его из рук. А лучше всего его, конечно, уничтожить, и как можно скорее...
   Шут вздрогнул и возразил:
   - Его нельзя уничтожать, вы и сами это знаете...
   - Что же с ним делать? Если его не уничтожить, он уничтожит нас!
   - Пока он со мной, все в порядке... Не беспокойтесь насчет Списка, я не буду вам больше ничего говорить, вы и сами понимаете не хуже меня.
   - Все равно это опасно.
   - Да. Но всё в жизни опасно. Наш бизнес очень опасен. Но мы все-таки им занимаемся, и будем заниматься, несмотря на опасность...
   - Как хотите, я вас предупредил.
   - Спасибо.
   - Что-нибудь еще?
   - Да, я сейчас уезжаю на юг.
   Собеседник оживился:
   - Правда? Это хорошая новость.
   Шут усмехнулся. Еще бы это была плохая новость, ведь она предвещает наживу для всех, кто участвует в деле.
   - Не боитесь происков Розового Принца? - спросил Собеседник.
   - А что делать? Чем дольше ждешь, тем становишься уязвимей... Вы там похлопочите, как всегда... У меня уже нет времени на расшаркивания, ехать надо. Я спешу.
   - Не волнуйтесь, я все сделаю.
   Голос у Собеседника был уверенный.
   Успокоенный Шут издал возглас облегчения и приступил к своим собственным сборам. Следовало взять смену белья, еды на всякий случай...
   Это неожиданно навело его на новый мысли.
   А где раб?
   Точнее, где его труп?
   - Веткин! - крикнул Шут.
   Они уехали отсюда в Москву к Партнеру так быстро, и такой переполох был здесь перед этим, что эпизод с Ваней просто ускользнул от внимания как хозяина, так и его верных слуг.
   - Звали? - заглянул в холл Веткин.
   - Да.
   Веткин вошел.
   - Где пацан? - спросил Шут.
   Этот вопрос так озадачил Веткина, что они несколько минут стояли молча, глядя друг другу в глаза и ничего не понимая.
   - Пацан? - тупо переспросил Веткин. - Какой пацан?
   Шут строго сказал:
   - Не валяй дурака. Где он?
   Веткин в недоумении обвел взглядом холл.
   Вани не было.
   Веткин сделал решительный шаг и ответил:
   - Мы прочешем весь дом!
   - Минуточку. Погоди.
   У Шута вдруг появились плохие предчувствия, они с Веткиным снова посмотрели друг другу в глаза и постепенно восстановили в памяти эпизод.
   У Веткина вытянулось лицо:
   - Ах да... Я же его убил.
   И он снова обвел взглядом пол - в поисках трупа.
   Ведь все произошло именно здесь, теперь он вспомнил отчетливо.
   Но трупа не было.
   Веткин беспомощно посмотрел на Шута.
   - Значит, не убил, - подтвердил Шут. - Проверь, не месте ли машины.
   Веткин пробормотал:
   - После такого удара - в машину? Вряд ли.
   - Проверь, проверь.
   - Скорее всего, он заполз в какой-нибудь темный угол и подох там...
   - Проверяй быстрее, пока не ушел далеко.
   - Проверю, мне не трудно. Но это невозможно.
   В ожидании результатов проверки Шут широкими шагами расхаживал вдоль стола. Внезапно его кольнула еще одна неприятная мысль - отсутствие его записной книжки. Она, конечно, могла и сама затеряться, в такой кутерьме легко потерять что угодно, и если Веткин прав, то она просто потерялась, и нужно ее срочно найти...
   А если Веткин ошибается...
   Неужели?..
   Шут побледнел и сделал глубокий вдох.
   Веткин вернулся из гаража взволнованный:
   - Машины нет. Босс, он опять сбежал.
   Шут даже усмехнулся.
   - Но это невозможно! - воскликнул Веткин. - Он ведь уже хрустел в руках! Он не мог выжить! Никто не выжил бы!
   - А он - выжил, - перебил Шут. - Теперь нам надо действовать еще быстрее.
   Ни Шут, ни его помощники не стали проверять, что еще у них пропало, помимо записной книжки. Шут торопил, да они и сами понимали необходимость спешить.
   Перед отъездом Шут позвонил Собеседнику и поинтересовался "хаммером".
   - Что, опять?! - поразился Собеседник.
   Шут мысленно выругался.
   - Ну хорошо, я узнаю, - сказал Собеседник. - Не может быть, чтобы он снова сунулся в Москву. Но я узнаю и позвоню.
   - На сотовый, пожалуйста, - предупредил Шут, очень недовольный. - Я уже уезжаю.
   - Хорошо, на сотовый.
   И Шут выехал из дома в тревоге.
   Вообще-то теперь он тоже думал, что Ваня не сунется в Москву - невыгодно. Скорее всего, пацан решился на смелый шаг и рванул домой, на юг. Это естественно, да и спрятаться есть все возможности... Если только он поведет себя с умом.
   Может ли раб повести себя с умом?
   Шут в любых людных местах посылал Веткина или Стаса спросить про "хаммер" и про его водителя. Но никто ничего не мог ответить: ни "хаммер", ни Ваню не видели.
   Ведь он старательно избегал людей, следовательно - исчез.
   - Поехал по деревням, гадёныш, - процедил сквозь зубы Шут.
   Эта догадка его отнюдь не обрадовала. Ваня сделал разумные шаги. Значит, теперь искать его нет никакого смысла. У него в запасе было много времени, и он может в данный момент находиться где угодно.
   Ничтожный мальчишка.
   - У него есть бензин, деньги? - спросил Стас.
   - Скорее всего, есть, - ответил Веткин. - Иначе он уже готов.
   Они так легко обсуждали потерю "хаммера", что Шута покоробило. "Хаммер" был ценнее всего, что мог украсть у него раб, гораздо ценнее даже записной книжки!
   Ослы.
   Полцарства за украденный "хаммер"!
   - Поехали дальше, - приказал Шут. - Не отступаем от маршрута без нужды, но внимательно следите и слушайте. Нам может помочь чистая случайность.
   И они поехали дальше.
   Их действительно столкнула случайность.
   Ваня въехал в небольшой городок в Ростовской области - Марево. Он уже узнавал родные места, его чрезвычайно радовал знакомый воздух, запахи юга. Он дышал полной грудью и улыбался.
   Его поездка близилась к концу. Он пересек огромную территорию, увидел ее своими глазами, и теперь ему осталось совсем чуть-чуть.
   Увидев по карте, что он пересек границу Ростовской области, он начал сомневаться, нужно ли ехать дальше. Зачем? Здесь он родился и вырос, здесь ему все знакомо, все такое близкое... На первый взгляд.
   Вот, найти какое-нибудь местечко и не двигаться дальше.
   Городок Марево привлек Ваню прежде всего своим названием - мило и звучно. И вполне соответствует действительности, потому что, несмотря на прохладное время года, солнце палило изо всех сил и так плавило воздух, что Ваня взмок и снял куртку.
   - Духота! - сказал он в полный голос и засмеялся.
   Не разучился-таки говорить за время службы у Зуева и Шута!
   Он проехал через полстраны без документов, на самодельном автомобиле, и не попался никому на глаза, не возбудил подозрений.
   Значит, можно и жить так.
   Глечик должен помочь. Не изверг же он, в самом деле. Не бросит мальчика на произвол судьбы.
   И уж конечно, не отдаст на съедение Шуту.
   Ваня приостановился возле автобусной остановки и спросил:
   - Не подскажете, как добраться до телеграфа?
   Он спрашивал про телеграф, потому что уже несколько раз ошибся. Он сначала спрашивал, где почта, будучи уверенным, что везде - как у них в Арске - все почтовые службы расположены в одном здании.
   Его и посылали к почтовому отделению, а там оказывалось, что телеграф-телефон находятся совсем в другом месте.
   Однажды в поисках почты он заблудился и далеко отклонился от маршрута. Избегал заезжать в города, но в селах чаще всего нельзя было позвонить, и вот он увяз глубоко в сети дорог, не обозначенных на карте.
   Эта сеть была слишком запутанная, без указателей, дороги были едва различимы и не всегда преодолимы из-за весенней распутицы.
   Ваня на полчала пришел в отчаяние.
   А потом приказал себе собраться, сделал небольшой перерыв. Пообедал и даже немножко подремал на заднем сиденье, там, где под ним был спрятан странный ящик. На этом ящике, скрытом сиденьем, спать было очень удобно, а под теплыми солнечными лучами даже уютно. Ваня пригрелся, а когда открыл глаза, часы, тоже позаимствованные у Шута из спальни, показывали три часа пополудни.
   Ваня сладко потянулся, выпил воды и продолжил путь.
   Он потерял много времени, выезжая на нормальную дорогу, и теперь зарекся углубляться так далеко. Лучше все-таки заехать в город, чем вот так блуждать.
   Да и кому он нужен, хотя бы и в городе, чтобы его запоминать?
   Они здесь и Шута-то вряд ли знают.
   А вот милиция может создать проблемы.
   Каждый раз, видя человека в форме или машину с синей полосой, Ваня вздрагивал и концентрировался.
   Но ему везло - на проселочных дорогах он их не встречал, а в городах было много других неотложных дел и у Вани, и у милиционеров.
   Ваня истратил к тому времени все рубли, которые у него были.
   Подходил к концу и бензин.
   Поэтому в городке Марево он решил разом и разменять одну стодолларовую купюру из запасов Шута, и позвонить, и заправиться.
   Поменять доллары на рубли, он знал, можно в банке. В городке Марево был всего лишь один банк - Сбербанк России. "Ладно, какая разница", - подумал Ваня. Среди стендов в кассовом зале он увидел обменные курсы долларов и немецких марок.
   Деньги ему обменяли без заминки, хотя в какой-то момент у Вани от волнения ёкнуло сердце: а вдруг доллары фальшивые?
   Тогда - конец.
   Но доллары оказались самые настоящие. В руках у Вани находилось целое состояние. За одну бумажку ему выдали столько рублей - он и у Зуева столько наличных не видел ни разу. Это вызвало у Вани скептическую усмешку. Деньги - всего лишь деньги, они помогают человеку добиваться цели в условиях несовершенного мира, но сами по себе они не более чем средство.
   На телеграфе Ваня позвонил по номеру в городок Кариновка Ставропольского края.
   - Алло! Здравствуйте. Будьте добры, позовите Глечика к телефону, пожалуйста.
   - Я вас слушаю, - ответил голос на другом конце провода.
   - Вы Глечмк? - уточнил Ваня.
   - Да, это я. Слушаю вас.
   Ваня обрадовался:
   - Слава Богу! Наконец-то я вас застал!
   - Вы мне уже звонили?
   - Да, но это неважно. Слушайте, пожалуйста, и не перебивайте, я звоню по межгороду... За мной гонится Шут.
   - Кто?
   Глечик опешил и долго не мог сообразить, о чем речь.
   - Шутиков его фамилия, - пояснил Ваня. - Но все зовут его Шут. Я его обокрал и теперь...
   Глечик снова перебил:
   - Что вы сделали?
   Ваня рассердился:
   - Обокрал! Короче, у меня нет времени и условий, чтобы рассказывать подробности. Я жил у Шута с лета, с августа-месяца, а теперь убежал. Я не знаю, гонится ли он за мной, но он сейчас должен ехать на юг с очередной партией оружия.
   - Зачем вы мне это говорите?
   - А затем, что за самим Шутом сейчас гонится его соперник, и если вы не поторопитесь, то вместо Шута бизнесом займется другой мерзавец.
   - Откуда вы звоните?
   - Город Марево, Ростовская область.
   - А...
   Глечик хотел спросить еще что-то, но не спросил.
   По его обидному молчанию Ваня понял, что ему не поверили, и повесил трубку.
   Кретины! Они же упустят оружие!
   На пару минут разочарованный Ваня остановился на крыльце телеграфа, жмурясь от ярких солнечных лучей и наслаждаясь жизнью.
   Если бы не Шут, можно было бы остановиться здесь навсегда и ни о чем больше не думать. Поселиться в каком-нибудь селе, выращивать в саду золотые яблоки, учиться, работать...
   А так - куда он сунется без паспорта?
   А заявит о себе - Шут найдет и прихлопнет. Чтобы не было свидетеля и вора.
   Ваня вздохнул, сел в машину и поехал прочь. Где-то поблизости от города обычно находилась автозаправочная станция, и тут Ваня нашел ее без труда. Он заправлял свой "хаммер" уже третий раз, и действия его были отработаны до автоматизма. Кроме него, заправлялись еще два грузовика, которые совершенно закрывали Ванину машину от дороги.
   Он набрал полный бак, полные канистры, погрузил горючее в багажник и собрался было сесть за руль и ехать дальше, как вдруг увидел нечто знакомое и похолодел с головы до ног, даже руки отнялись.
   С шоссе в сторону заправки, не спеша и деловито, съезжали три машины колонны Шута - его джип, его маленький фургон и старый "ауди" с Веткиным за рулем, но котором предполагалось осуществить захват дочери Розового Принца или его квартиры.
   Им тоже нужно было заправиться.
  
   Ване были до того знакомы очертания этих машин, их цвет и манера езды, что на минуту его охватила паника, тошнота подкатила к горлу, ноги подкосились, он вынужден был опереться о крыло своего "хаммера".
   Память воскресила в нем ощущения побоев и унижения, а близость всего этого буквально лишала сил, Ваню будто парализовало.
   Близость конца.
   Тут Ваня вздрогнул и поднял голову, которую втянул было в плечи, как напуганная черепаха.
   Нечего раскисать и поднимать лапки кверху: сдаюсь!
   Он человек или червяк, в конце концов?
   Колонна Шута аккуратно двигалась к станции. Ваня начал дышать глубоко и заставил себя двигаться, причем не без труда: инстинкты подсказывали ему замереть и притвориться дохленьким, авось пронесет.
   Но ему нельзя было медлить.
   Грузовики пока еще стояли и заправлялись, и заодно пока загораживали "хаммер", но как только колонна Шута остановится, Ваня будет обнаружен.
   Он прыгнул за руль и завел мотор.
   Теперь уже на лице у него появилась улыбка. У него есть небольшой гандикап, ведь прямо сейчас, не заправившись, ни одна из машин колонны не ринется в погоню. В скорости, правда, у Шута преимущество, но зато его тормозит грузовик - и не бросишь, и скорость падает.
   "Как тяжелый чемодан без ручки!" - вспомнил Ваня их школьную поговорку.
   Лишь бы только его самого не подвел самодельный автомобиль.
   Краем глаза он заметил еще две машины, подъехавшие сюда и остановившиеся рядом с колонной Шута. Вышли и Шут, и Веткин, и Стас, еще один направился к кассе, лениво обозревая окрестности.
   И вот тут он увидел, как с места трогается Ванин "хаммер" и спешит уехать.
   Он крика охранники Шута все подскочили и засуетились. Первым их побуждением было бросить все и догонять беглеца, Шут едва успел их остановить.
   - Куда? Сначала - бензин.
   - Уйдет! - возбужденно отвечал Веткин, не спуская глаз с "хаммера".
   - А мы его догоним без бензина?
   - Быстро догоним, - убежденно сказал Веткин.
   - Не мели чепухи. Бензин.
   Охранник продолжил движение к кассе, но теперь это был уже не тот размеренный, утомленный темп. Веткин стонал от нетерпения:
   - Ну, хотя бы на старушке, а? Ведь уйдет же!
   - Далеко не уйдет, - с угрозой произнес Шут.
   - Спрячется...
   - Найдем.
   "Хаммер" скрылся вдали.
   Веткин на старушке "ауди", которую заправили в первую очередь, не стал дожидаться всех остальных и поехал в погоню. С одобрения хозяина, разумеется.
   Шут доверял ему и полагался на его чутье.
   А его помощники всячески торопили работников станции и раздражались, когда те не суетились, а делали все, как положено по инструкции, не отступая ни на шаг.
   Шут тоже нервничал, вертелся на своем сиденье и сквозь зубы ругался. Его сбил с толку этот мальчишка, а от того, что он видел "хаммер" воочию и не вернул себе немедленно, убыстрялся пульс.
   "Хаммер" - это сродни атомной бомбе.
   Он должен быть в надежных руках.
   В руках Шута и ничьих больше.
   Иначе над ним грянет катастрофа.
   А впрочем, почему грянет? Точнее, почему именно над ним? Слово Шута будет против слова этого мальчишки, и от всего этого можно откреститься. Поэтому неприятностей, конечно, избежать не удастся, но вот насчет катастрофы...
   Катастрофы, возможно, и не будет, даже если пацан или еще кто-то додумается, в чем дело.
   - Быстрее, быстрее, что вы копошитесь, как тараканы! - не выдержал Шут и прикрикнул на работников станции, а заодно и на своих помощников, которые мельтешили в глазах, как тени апокалипсиса.
   Они послушно, даже отчасти виновато, запрыгнули в машины.
   И началась настоящая погоня.
   За всем этим внимательно проследили люди, подъехавшие к заправке сразу после Шута. Они тоже запаслись бензином и спросили у кассира, есть ли здесь телефон и можно ли с него позвонить.
   И тут мимо станции по шоссе пролетела еще одна колонна из больших, дорогих машин черного цвета. Они не остановились, не замедлили ход. Возможно, они даже не заметили этой станции, потому что им не нужно было заправляться. Но зато их заметили люди на станции.
   У машин колонны были номера машин Розового Принца.
   Тогда люди снова позвонили куда-то и поехали следом.
   Большая погоня растянулась по дорогам в окрестностях городка Марево - впереди где-то, как заяц, петлял Ваня на своем "хаммере", за ним гнался Веткин, Веткина догоняли, вернее, пытались догнать, Шут и компания, Шута и в особенности его груз преследовал Розовый Принц со своими бойцами, а за Розовым Принцем устремились коллеги Глечика из города Марево, поскольку сам Глечик находился слишком далеко от места событий.
   Вскоре коллег Глечика заменили сотрудники милиции, которых удалось подключить к преследованию.
   И все участники этого автопробега очень удивлялись маршруту, по которому они вынуждены были ехать, чтобы не терять друг друга, и не понимали, почему они едут не по шоссе.
   Дело в том, что Ваня выбирал дороги похуже, на них его "хаммер" не терял преимущество в расстоянии, а преследователи, наоборот, проклинали езду и машины и тратили нервы на вождение. Ване было все равно, много ли за ним устремилось народу, главное - спастись.
   Но дорога была почему-то одна, пролегала в пустынной местности, больше всего напоминавшей заброшенные выработки, шахты и карьеры.
   Нет ни населенных пунктов, ни даже просто жилья.
   И дорога заросла, это было видно по прошлогодней траве.
   И скоро спускались сумерки, как всегда на юге - резко, сразу.
   Ване от этого становилось тревожно. Фонарей здесь не было, да они и на больших дорогах не во всех местах горят. Стемнеет - можно остаться в этом неприятном краю, потерять дорогу и заблудиться окончательно.
   Фары "хаммеру" не помогут, если вокруг сплошная мгла, и ни души, и...
   Стоп.
   Не пришло ли время активной обороны?
   Ваня остановился. Сумерки были серые, застилали глаза пеленой. Ваня достал из бардачка фонарик, открыл багажник и нашел среди своих запасов шипованную полосу. Ее тяжесть приятно напрягала руки.
   - Не подведи, - прошептал ей Ваня.
   Она была длинная и широкая.
   - Ты остановишь и танк, - усмехнулся ей Ваня, как живому существу.
   Расстелил ее не только через дорогу, но и на несколько метров шире в обе стороны. Стало уже совсем темно. Ваня выпрямился и огляделся.
   В темно-синем пространстве он отчетливо увидел погоню - фары желтыми точками и причудливыми лучами обнаруживали себя и подсказывали Ване, каким образом ему, в свою очередь, не обнаружить себя.
   В отличие от них, он мог ехать напролом, даже без дороги, потому что его машина почти как вездеход, и фары ему, в общем-то, не пригодятся.
   Бог не позволит ему ошибиться.
   И остается надеяться, что за собственным шумом они не услышат шума "хаммера".
   Ваня сел за руль, съехал с дороги за кусты и, не включая света, поехал в сторону, подальше от колеи, потом снова развернулся и поехал снова к шоссе, или не к шоссе, а куда глаза глядят, параллельным курсом навстречу погоне.
   Это был очень рискованный маневр, но тут Ваня знал, что в той стороне есть люди, а впереди у погони сейчас - неизвестно что, упрешься лбом в какой-нибудь и карьер и не выедешь оттуда.
   Тогда - конец.
   В погоне, хоть и издалека, Ваня насчитал слишком много фар.
   - За Шутом, что ли, едут? - пробормотал он. - Не по мою же душу столько...
   И тут его осенило:
   - Ах да! Розовый Принц нас нагнал!
   И восхитился:
   - Ух ты!
   Непонятно почему, но его обрадовал масштаб развернувшихся военных действий. Присутствие Розового Принца может как связать руки Шуту, так и подстегнуть его к активности. Выгоднее всего для Вани было бы, если б они перестреляли друг друга в очном поединке, а груз вернулся бы на свое место, откуда он был украден.
   Пардон, незаконно изъят и вывезен.
   Но тут и Шут понял, как близко подобрался к нему Розовый Принц. Фары тут же погасли, и Ваня остался в темноте.
   Ему стало любопытно, сработала ли его острая металлическая ловушка, но он не мог ждать. Теперь он не видел желтых точек позади себя и немного слева, а в абсолютной темноте очень легко потерять ориентацию и попасть в конечном итоге именно туда, куда попадать больше всего не хочешь.
   Он даже не слышал ни хлопка, с каким, по его предположению, должно было лопнуть колесо, ни шума, долженствующего сопровождать этот переполох.
   Но и расстояние было велико, а в ушах у него звучал лишь один шум - ровный и пока надежный шум мотора, собранного своими руками.
   Вдруг он заметил вдалеке некий проблеск, по мере движения и раскачивания "хаммера" по бездорожью этот проблеск то появлялся, то исчезал, в Ваня уже не отрывал взгляд от того места, где его увидел.
   Вскоре проблеск стал отчетливее.
   И, наконец, вырисовался и короткий ряд желтых точек-фонарей в кромешной тьме ночи.
   - Мост, - сказал Ваня.
   А раз мост - значит, дорога.
   По крайней мере, не такая беспросветная глушь, как раньше.
   Он направился туда.
   Между тем на шипы наехал его первый преследователь - Веткин. Он давно уже не видел "хаммер" в темноте, но и не слышал, чтобы по сторонам обстановка менялась, а его чутье, обостренное в условиях экстрима, подсказывало ему, что Ваня впереди, улепетывает, дурак, со всех ног.
   Веткин его недооценивал, конечно, но боковым зрением следил за всем, и не пропустил бы ни малейшего шевеления в окрестностях.
   Он наехал на шипы на всей скорости, которую позволяла ему развить плохая дорога.
   От неожиданности ему показалось, что какой-то великан врезал машине по роже - "старушка" дернулась и развернулась.
   Заподозривать неладное было поздно.
   Веткин вышел из машины с фонариком, сделал два шага и наступил на шип.
   - Проклятие! - воскликнул он.
   Нога была ощутимо травмирована: шипы прорезали подошву кроссовка и вонзились в пятку до костей. Хромая и ругаясь, Веткин посветил фонариком, увидел прокол обоих передних колес и грозный блеск множества железных шипов.
   Запаска, в любом случае, у Веткина была всего одна.
   Он мог бушевать сколько угодно, но "старушка" уже сошла с дистанции.
   Подъехал Шут с помощниками.
   - Веткин, это ты? - спросил Стас.
   - Я, - буркнул тот.
   Колонна остановилась.
   - Что случилось? - спросил Шут. - Ты почему тут?
   - Застрял.
   - Почему застрял?
   Веткин вздохнул.
   - Потому что пацан разложил тут ловушку.
   - Что?
   Шут и его помощники тут же вышли из машин и принялись разбираться, что к чему. Им казалось, что Веткин несет чепуху, ну не мог пацан додуматься до такого, у пацана и мозгов-то нету...
   Но шипы они увидели - аккуратно разложенную по земле полосу.
   - Мразь! - ахнул Стас.
   Шут был мрачен, как туча:
   - Откуда у него эта вещь?
   - Это наша вещь, - ответил Веткин.
   - Не может быть, - сказал Стас.
   У него в голове не укладывалось, что пацан, забитый, как боксерская груша, способен на что-нибудь, кроме покорности и страха.
   Но на недоверие Стаса остальные не обращали внимания.
   Они решали, что теперь делать.
   - Дорога очень плохая, по ней никто не ездит уже давно, - итожил Шут. - Это я заметил сразу. Кругом - степь.
   Веткин поддержал:
   - Да, теоретически его автомобиль позволяет ему махнуть прямо... куда-нибудь...
   - Правильно, - сказал Шут. - Не сомневаюсь, что именно это он сейчас делает.
   Стас перебил их:
   - Смотрите, кто это?
   Все повернулись и увидели цепочку движущихся огоньков - озадаченного окружающей обстановкой Розового Принца и иже с ним.
   Шут приказал погасить свет и съехать в сторону.
   - Мы не сможем, - неуверенно сказал Веткин.
   - У тебя есть другие предложения? - парировал Шут. - Лучшего выхода я не вижу.
   - Мы можем застрять.
   - Зато нас не поймают, даже если мы застрянем...
   - Только в течение ночи, пока темно.
   Шут сердито сопел и больше не находил возражений. Веткин впервые осмелился вот так выразить свое мнение, более того - несогласие с мнением господина. Остальные помощники прислушивались к их спору, затаив дыхание.
   Решалась их жизнь и судьба.
   Разъяренный умыканием из-под носа ценного груза, Розовый Принц был готов давить их, как козявок, чтобы стереть с лица земли.
   Наконец, Шут сказал:
   - Я и сам хорошо понимаю, что наш транспорт не приспособлен к езде по бездорожью, и если джип еще может выдержать какой-нибудь небольшой овраг, то для фургона это почти смертельно. И то, что спасение наше сейчас заключается в этой ужасной темноте, а утром нас, застрявших, будет видно, как на ладони, я тоже понимаю. Но повторяю: у нас нет иного выхода.
   Веткин опустил голову.
   Шут продолжил:
   - Самое большее через полчаса Розовый Принц будет здесь. Для нас в сложившихся условиях это слишком маленький гандикап, Мы не можем ждать! Мы не можем ждать здесь! Когда они нас застанут...
   - Я понимаю, - беспомощно кивнул Веткин.
   - Сворачивая, мы серьезно рискуем, конечно, но...
   Веткин даже хлюпнул носом, так его беспокоила нависшая угроза и почти полное отсутствие возможности ее избежать.
   Шут раздраженно хлопнул кулаком по ладони:
   - Отставить! Прекратить панику! Прекратить бездействие! По машинам! Сворачиваем влево и двигаемся на ощупь...
   Компания тут же расселась по машинам.
   Шут еще добавил:
   - И никакого света! У кого мелькнет хотя бы искорка - голову оторву.
   Веткину было очень стыдно за свою нерешительность и за возражения. Разумеется, он и сам принял бы такое решение, но...
   Старость, что ли?
   От этой мысли вдруг кольнуло в сердце, и у Веткина началось то, что он называл приступом - тело по каким-то непонятным причинам отказывалось слушаться, поддавалось слабости, разлившейся по мускулам, как крепкий алкоголь.
   Веткин заморгал.
   Ох, не вовремя!
   Какая гадость! Неужели он сейчас же умрет, причем с позором, как собака, а не в благородной битве?!
   Веткин растянулся на сиденье, вытянул ноги, попытался восстановить дыхание. Помощники заметили, что с ним что-то неладно. Он задыхался. Они опустили стекла, хотя воздух снаружи был холодным и пронизывающим.
   Шута испугал этот приступ.
   - Веткин, не умирай! Не умирай сейчас! Ты мне нужен, Веткин! Мы без тебя совсем пропадем!
   Веткин не отвечал. Его была дрожь, свежий воздух как будто не помогал. Это был обычный его приступ, но прежде он не позволял его вот так открыто наблюдать, поэтому все были напуганы, как и Шут. Даже Стас, отвлекаясь от вождения, время от времени озирался назад, на Веткина.
   - Веткин! - звал Шут.
   Веткин замер.
   Шут строго произнес:
   - Веткин, я приказываю тебе не умирать!
   Тишина пугала еще сильнее, чем конвульсии и хрипы.
   - Веткин, ты жив? - прошептал Шут.
   Молчание.
   Всех охватило оцепенение ужаса, ледяное дыхание смерти.
   - Веткин! - крикнул Шут.
   У всех появилась одна и та же мысль: нашел когда умирать! Как будто и без этого мало проблем! Веткин, словно почувствовав энергетику этой общей мысли, вдруг очень глубоко и шумно, во всю грудь, вздохнул и снова начал дышать нормально.
   Он был жив, только совсем слаб.
   Шевелился с трудом.
   Но его оживление передалось всем остальным в виде надежды на победу. Если бы он умер, это было бы скверным предзнаменованием.
   А жизнь - это другое дело.
   Они продвигались вперед медленно и осторожно, без света, наугад. Это было опасно. Шут сам сидел задом наперед и следил за мельканием огоньков колонны Розового Принца.
   Только бы не застрять.
   В кармане у него запиликал телефон, заставив его вздрогнуть и сесть в обычную позу. Звонок был некстати: отвлекал от напряженной ситуации и помешал соображать, а Шуту казалось, что он готов придумать что-то правильное.
   - Алло! - сказал он недовольно.
   - Ваш "хаммер" задержан возле моста через Хвощёвку, - сообщил Шуту один из его многочисленных осведомителей.
   Шут вздрогнул снова, на сей раз от радости:
   - Вы уверены, что это он?
   - Ну да. Все точно так, как вы говорили.
   - Когда задержали? Давно?
   - Нет, только что. Но я советую вам поторопиться - он куда-то позвонил, и на вас уже намекнули. Вы понимаете?
   - Да.
   Шут задумался и спросил:
   - А кто намекает?
   - Да вроде бы ФСБ.
   - Кто?!
   Но тут Шут вспомнил о своей украденной записной книжке и уже не удивлялся. Пацан вполне мог попросить защиты у кого-нибудь...
   - У меня есть хоть чуть-чуть времени? - поинтересовался Шут.
   - Ну... есть немного. Часа два, не больше. Мы не сможем его задерживать, потому что приедет тот человек, которому он звонил, и обнаружит...
   Шут вздохнул:
   - Ясно. Я еду.
   - Так что поторопитесь, пожалуйста.
   Шут отключил телефон и пожалел: спохватился, что не спросил, какой человек к ним едет. Ну ладно, всех можно подкупить, это не проблема.
   Лишь бы только пацан не сумел ускользнуть.
   От него теперь всего можно ожидать.
   Шут резво развернулся. Его глаза азартно блеснули. Позади джипа, при особом напряжении, различалась черная громада фургона, который следовал "в кильватере". За свой фургон Шут переживал едва ли не больше, чем за "хаммер", ведь фургон вез груз, от которого зависело многое, от выговора мелкому офицерику одной из воинских частей московской области до обстановки на Кавказе и состояния межэтнического конфликта.
   - Так, - сказал Шут таким тоном, что все его помощники, даже Веткин, взяли себя в руки и подготовились к действиям.
   А у Шута в голове уже сложился план.
   Он распорядился:
   - Поворачивай налево. Розовый Принц уже давно остался позади. Мы сейчас вернемся на дорогу, если ее можно так назвать, и поедем по тому же пути, по какому сюда приехали.
   Он мог бы и не объяснять таких подробностей: помощники поняли его с полуслова и уже разворачивались.
   - Пора, пора, - поторапливал Шут.
   И добавлял хвастливо:
   - Мы им еще покажем!
   Его помощники улыбались, вовсе не считая это хвастовством. Розовый Принц, конечно, не дурак, и быстро разберется, что к чему, как только доедет до бесполезной старушки "ауди" и наткнется на шипы.
   Вот было бы хорошо, если бы и парочка его мерзких автомобилей проколола шины!
   - У нас мало времени, ребята, - сказал Шут. - Розовый Принц наверняка уже развернулся и едет за нами, а пацан со всем нашим добром задержан, но ненадолго. Поторопимся.
   Они и так двигались с максимальной для данных условий скоростью. Фары колонны Розового Принца еще не появились на горизонте, но они сами опасались включать свои.
   Поэтому чуть не проскочили дорогу, по которой ехали раньше.
   - Стой! - простонал Веткин вдруг.
   Он чувствовал малейшие толчки очень болезненно и сразу заметил, когда качество, так сказать, покрытия местности слегка скакнуло.
   - Это была дорога, - простонал он еще тише и вновь опустил голову на спинку сиденья.
   Колонна Шута приостановилась.
   Потом двинулась назад.
   Это и впрямь была дорога.
   - Веткин, ты гений, - объявил Шут. - Ребята, вперед! И можете врубать свет, Розовый Принц далеко пока! Нечего нам блуждать в потемках! У нас нет на это времени!
   Они включили свет и погнали изо всех сил, хотя тряска была неимоверная. Им доставляло удовольствие видеть свет, видеть дорогу и знать, что победа близка, а они - единственные, кто ее достоин.
   На первой же развилке Шут приказал:
   - А теперь - направо.
   - Куда? - переспросил Стас и притормозил.
   - Направо, к мосту. Видишь мост?
   - Да.
   - Это река Хвощёвка, деревня Хвощаки и несколько милиционеров на посту, они держат нашего пацана и наш "хаммер"...
   Больше объяснений не требовалось.
   Стас свернул и прибавил газу.
   Было очень темно во всей степи, но возле моста пятачок поста был ярко освещен прожекторами. На этом пятачке, прямо в центре, стоял "хаммер", при виде которого Шут сделал глубокий вдох и мысленно перекрестился.
   А вокруг "хаммера" толпились люди в форме. Они смотрели на Ваню. Шут тоже сразу уставился на Ваню. В чем дело? Почему пацан не в камере, не в наручниках?
   Шут нахмурился.
   Ваню нельзя было сажать в камеру или надевать на него наручники, потому что им сверху было приказано охранять парня как важного свидетеля, пока за ним не приедет Глечик. Вот милиционеры и предложили Ване подождать Глечика на посту.
   Ваня подумал, согласился и в тот момент рассказывал всем желающим, как ему удалось собственноручно собрать такой автомобиль, который, к тому же, до сих пор работал без сбоев.
   Ваня, не подозревавший о предательстве, услышал шум и насторожился. На случай опасности, придвинулся поближе к багажнику и отпер его, но пока не открывал.
   Милиционеры не ожидали от мальчика подвоха - слишком уж примитивен - и оставили его маневр без внимания.
   А Ваня косился назад и, бледнея, видел, как выплывают из мрака на свет до жути знакомые и неизбежные, как судьба, джип и фургон Шута.
   - Кто это? - спросил он.
   - Где?
   - Кто это приехал? - настаивал он.
   - А кто их знает?
   Ваня, уже не таясь, обернулся и смотрел.
   Машины Шута, впрочем, остались поодаль, не на свету, из них вышли все, кроме Веткина, который все еще не мог пошевелиться и искренне скорбел, что не прибьет вредного мальчишку своими руками.
   - Что им нужно? - снова спросил Ваня.
   И достал из багажника связку шашек, а из кармана - зажигалку в виде металлической коробочки. Он не знал, что это за шашки. Думал: просто взрывчатка какая-нибудь слабенькая, которая на время распугает преследователей и задержит их.
   Впереди, впечатывая неторопливые, но страшные шаги в асфальт, шел Шут. За ним - Стас и свита. Они сверлили Ваню взглядами, а Стас еще и многозначительно улыбался, не в силах сдержаться.
   Ваня отступал от них и наощупь, за полой куртки, поджигал фитили. По запаху паленого он знал, что какие-то уже горят.
   Ему казалось, этого мало.
   Но когда отступать стало некуда, а фитили, как он предполагал, подходят к концу и сейчас же начнут взрывать, он бросил всю связку сразу под ноги Шуту.
   Тот в недоумении остановился.
   - Он что-то бросил! - пискнул один из милиционеров.
   Остальные среагировали мгновенно:
   - Ложись!
   Послышались резкие звуки разрывающихся хлопушек и противное шипение - от шашек распространялся едкий дым, которым почти в одну секунду заволокло весь пост.
   Все стали кашлять и хрипеть.
   - Дрянь! - процедил Шут, стараясь не дышать и загораживая нос и рот пиджаком. Он один из всех остался стоять и взглядом выискивал Ваню среди клубов дыма.
   Он понял, что это слезоточивый газ, хранившийся вместе с шипами - новейшая формула, еще не поступившая в производство и засекреченная.
   Уникальный экземпляр.
   А еще он понял, что и на этот раз, похоже, Ване удастся уйти.
   Неожиданно возникла мысль броситься самому и схватить пацана за шкирку, как нашкодившего в очередной раз щенка.
   Но эта мысль тут же получила продолжение: пацан может продемонстрировать ему прием самообороны или даже нападения, а то и покалечит старика, который силен лишь руками и ногами своих телохранителей.
   Пацан, черт возьми, вышел из повиновения.
   Наконец, Шут его увидел.
   Ваня, закрыв нижнюю часть лица курткой, уже сидел за рулем и вертел его одной рукой. "Хаммер" завелся и развернулся.
   - Стреляйте! - крикнул Шут и мгновенно зашелся в кашле.
   Ваня спешил, его угрюмые глаза сверкали исподлобья, а брови сошлись к переносице, показывая упорство и - не шутя - силу.
   "Хаммер" развернулся и скрылся во тьме, проехав по мосту.
   Шут был вне себя.
   Когда дым рассеялся, шипение уже давно прекратилось. Стороннему наблюдателю открылась бы странная картина: люди в форме и без валялись на земле, некоторые уже приподнялись на колени. Они вымокли от слез, соплей и слюны. Они были в полном изнеможении.
   Газовая атака была ошеломляющей силы.
   При этом, хотя было еще темно, восточный край неба словно чуть-чуть приподнял занавес - там появилась темно-голубая полоска, свидетельствующая о скором рассвете.
   У Шута подкашивались ноги и тряслись руки, когда он пытался встать, во рту пересохло и было отвратительно горько, голова кружилась. Звенело в ушах.
   Но сквозь этот звон он различил какие-то посторонние звуки.
   - Эй! - позвал он. - Вставайте! Вставайте, ослы безногие!
   Все уже почти встали.
   Они были в шоковом состоянии.
   А тут еще из сумрака слышался шум приближающихся машин. Команда Шута переглядывалась, не понимая пока, что случилось, но предчувствуя, что ничего хорошего.
   - Это Розовый Принц! - крикнул Шут. - Увозите груз!
   Они сделали отчаянную попытку мобилизовать все силы к борьбе, и у них это получилось, но было поздно: из мрака показались силуэты больших черных машин с вызывающе слепящим светом фар. Они тоже остановились поодаль. Из них тоже вышли все. И их главарь тоже шел впереди.
   Он остановился перед Шутом:
   - Ну здравствуйте, отец.
   Он курил. После этой фразы он сделал последнюю глубокую затяжку, бросил окурок толстой дорогой сигары на асфальт и раздавил.
   Это был банальный жест, но Розовому Принцу хотелось покрасоваться перед настигнутым противником, который вот-вот будет повержен.
   - Это вы? - с подчеркнутой вежливостью отозвался Шут. - Не ожидал вас здесь встретить. Что вы забыли в этих краях?
   - Странно, - сказал Розовый Принц. - А мне показалось, что вы от меня убегаете...
   Шут притворился изумленным:
   - Я?! Боже упаси! Я сам догоняю, догоняю одного мальца, который присвоил то, что ему не принадлежит...
   Розовый Принц усмехнулся:
   - Надо же, какое совпадение. Я тоже думаю, что кое-кто присвоил кое-что, что принадлежит мне. И я намерен это вернуть.
   - Да пожалуйста, - пожал плечами Шут. - Только не за мой счет.
   - А без вас не получится, отец, - снова усмехнулся Розовый Принц. - Мне придется, пожалуй, забрать у вас мой груз.
   Шут выпрямился.
   Две враждебных группировки стояли лицом к лицу, милиционеры, от греха подальше, жались к домику поста, а на пятачке концентрировалось высокое напряжение.
   - Это мой груз, - сказал Шут.
   - Нурали будет все равно, чей это груз, - пренебрежительно бросил в ответ Розовый Принц.
   Потом вынул из кармана еще одну сигару, заранее подготовленную, и дорогую зажигалку, и закурил, щуря глаза в лицо Шуту, который, хоть и уступал ему в росте и дородстве, стоял очень прямо и не отступал ни на пядь.
   Это был совершенно пустой разговор, так как они оба знали, что сию минуту произойдет, если Шут не отступит, и знали это их бойцы, и вроде бы не нужно было еще тратить слова и размусоливать но формальность должна быть соблюдена, и никак иначе.
   Розовый Принц не удержался и сказал издевательским тоном:
   - Кстати, спасибо большое за то, что доставили мой груз почти до места назначения. Это неожиданная любезность с вашей стороны, отец. Я в долгу не останусь. Только свисни.
   Тут и Шут не выдержал и сделал шаг вперед.
   Все бойцы позади них защелкали стволами, готовясь к бою.
   Лицо Розового Принца стало серьезным:
   - Вы уверены, отец?
   Шут твердо сказал:
   - Груз мой.
   После этого началась нечеловеческая стрельба, косившая людей без разбора. Укрытий здесь было мало, но профессионалы все же нашли где спрятаться и доказывали свою состоятельность в бизнесе с помощью потока свинца.
   Оглушенный, но отнюдь не поверженный Шут почувствовал чуть ли не юношеское возбуждение и проявил необычайную для столь преклонных лет прыть.
   Он бросился, пригибаясь, к своему грузовику.
   Неприкосновенность груза гарантировала ему status quo на рынке оружия, и он не позволит Розовому Принцу отобрать партию.
   Он всего один раз в жизни водил грузовик, и это было давно, в молодости. Но нужда заставила его вспомнить все навыки вождения и приноровиться к высокой и просторной кабине. Он знал, что машина у него новая и качественная, проверенная специалистами. Не подведет, если он сам не оплошает.
   - Адью! - сказал он прямо в искаженное злобной гримасой лицо Розового Принца, проезжая мимо него и не заботясь о том, слышал ли тот или принял ехидное прощание за матерную брань.
   Шут поехал в единственном направлении, свободном от нагромождения машин, то есть туда, куда поехал и Ванин "хаммер".
   Розовый Принц не допускал даже мысли, что груз уйдет. Снова уйдет, и снова из-под носа!
   Это было невыносимо.
   Прячась от пуль, он добежал до своего автомобиля, сам сел за руль и погнался за Шутом. Хорошо было бы захватить с собой и еще одного бойца, или парочку...
   Но как извлечь их из перестрелки?
   Того и гляди, сам нарвешься.
   А с Шутом он справится. Без проблем, догнать бы только. Этого старикашку на ладонь положить, другой прихлопнуть - мокрого места не останется. А туда же - за свои деньги, за свою власть держится так, что не оторвешь.
   Начинало светать.
   Воздух стал серый, небо казалось пасмурным. Езда по плохой дороге утомляла, действовала на нервы тряска. Шут жал на газ изо всех сил, взгляд был устремлен вперед, какое-то время он даже не ориентировался, куда едет и где, собственно, находится.
   Вокруг тянулась прежняя глушь. Погоня отклонилась далеко в сторону от главной дороги и уходила все дальше. Шут сделал такой вывод, увидев указатель с названием села, о котором никогда не слышал, хотя ездил здесь по разным местам много лет.
   Село было большое и оживленное. Шут его с радостью объехал бы, но не было где. Пришлось снижать скорость и ехать по улицам, вдоль заборов и избушек, стараясь не заплутать.
   А на площади, перед каким-то белым памятником, между какими-то административными зданиями, клубом и магазином Шут притормозил, не веря своим глазам.
   Неужто "хаммер"?
   Шут расплылся в улыбке.
   Вот так удача!
   Он подъехал ближе и остановился. "Хаммер" стоял не на обочине, а прямо посреди дороги, вокруг него толпились мужики и громко обсуждали происходящее. Из их слов Шут понял, что детище вдруг подвело своего создателя. Иными словами, "хаммер" заглох вот тут, на этом самом месте, не завелся, ремонтировать и проверять его здесь неудобно, и мужики посоветовали Ване сбегать в правление и попросить трактор или грузовик, чтобы отогнать автомобиль на буксире к обочине, а еще лучше - прямиком в мастерские.
   Там его и отремонтировать можно, и люди помогут, если что.
   Улыбаясь и теплея от такой удачи, Шут вышел и предложил:
   - Мой грузовик, я думаю, справится. Не возражаете?
   Мужики окинули его недоверчивыми взглядами и не возражали.
   Из правления выскочил Ваня, подбежал со словами:
   - Председатель дал добро, сейчас подъедет трактор...
   Увидел довольного, как кот, Шута и будто споткнулся. И сразу сник, втянул голову в плечи, виновато стреляя глазами по сторонам.
   Вот такой Ваня более привычен для Шута.
   Но теперь Шут ему вовсе не доверял. Поэтому достал из кармана свой пистолет, с которым никогда не расставался, несмотря на профессионализм Веткина и его помощников: мало ли какие ситуации могут случиться в жизни, особенно в такие непредсказуемые ее моменты, и особенно в присутствии Розового Принца...
   Мужики, увидев в руках незнакомца оружие, притихли и отступили в стороны. "У них тут, видать, своя разборка", - решили они, надо уйти и не вмешиваться.
   От греха подальше.
   Ваня снова остался один на один с тем, кто желал его смерти.
   Как всегда.
   - Ты угнал мою машину, - напомнил Шут.
   - Угу.
   - Она мне нужна.
   - Тогда зачем вы ее разобрали?
   - Это тебя не касается. Ты не должен был вообще совать нос куда не следует. Видимо, мало тебя колотили, раз ты этого не понял.
   Ваня посмотрел на него тяжелым взглядом:
   - Видимо, мало.
   Шут поёжился от такого взгляда:
   - Фу, ты дикарь! "Хаммер" мой. И поедет со мной.
   - Он сломался, - сказал Ваня. - Не заводится.
   - Ничего, - сделал успокаивающий жест свободной рукой Шут. - Его мотор мне не понадобится. Он поедет со мной на веревочке, как детская игрушка.
   Ваня возразил:
   - Это опасно. Лучше отремонтировать его...
   - А зачем? Я же не могу раздвоиться и сидеть за рулем сразу двух машин... Ты взял с собой трос?
   Ваня опустил голову и молчал, переминаясь с ноги на ногу.
   Шут не дождался ответа и предположил:
   - Не сомневаюсь, что взял.
   Ваня вздохнул:
   - Он в багажнике.
   Шут остановился и задумался. Практичность подсказывала ему, что это вполне могла быть и уловка, но это же означало и допустить у ничтожного раба наличие толики ума и сообразительности, а против этого возражала вся сущность Шута, не считавшего Ваню полноценным человеком.
   А если он сам, Шут, полезет проверять багажник, есть риск нападения, даже не Вани, но мужиков, опасливо косившихся и державшихся на расстоянии. Да и Ваня мог причинить вред, если выпустить его из поля зрения.
   - Доставай, - приказал Шут. - И без фокусов. Уложу на месте.
   У Вани было такое выражение лица, словно он не понимал опасности пистолета и пребывал в странной иллюзии, что это самая безобидная вещица на свете. Шут ухмыльнулся: раб боялся самого вида охранников и их кулаков, но не пистолета.
   Тут он ошибался: Ваня и охранников его не боялся.
   Тем не менее, он полез в багажник. Медленно, неохотно.
   Шут следил за ним очень напряженно, готовый к любому повороту событий. За его спиной послышался шум автомобиля, подъехавшего совсем близко, ближе, чем стоял грузовик Шута. Однако и на это Шут не отвлекся, потому что Ваня возился в багажнике подозрительно долго, и Шут почуял неладное, несмотря на конец троса, свесившийся до самой земли.
   Подъехал же к ним Розовый Принц.
   Обрадовавшись яркому фургону, пусть и покрытому пылью сверху донизу, зато с ценнейшим наполнением внутри, Розовый Принц вышел из машины и направился к Шуту, заодно подготавливая выступление из самых громких слов, чтобы выглядеть более "крутым".
   Внезапно Ваня развернулся:
   В руке у него была граната.
   - Вон отсюда! - дрожащим голосом крикнул он и выдернул чеку.
   Розовый Принц приостановился и принялся размышлять, что происходит, а Шут захохотал:
   - Думаешь напугать меня этой болванкой?
   Тогда Ваня с силой швырнул гранату прямо в грудь Шуту, а сам побежал к рулю и встал на подножку, в отчаянной попытке завести-таки заглохший мотор.
   Ошеломленный даже не самим ударом, а энергетикой ненависти, Шут отступил на несколько шагов и спиной наткнулся на медленно соображавшего Розового Принца, который начал что-то раздраженно мычать, и тут граната разорвалась прямо перед ними.
   Взрывной волной Ваню сбросило с подножки, а массив "хаммера" спас его от осколков. Мужики были оглушены и напуганы так, что присели и не могли двинуться с места. И, в довершение всего действа, на стареньком УАЗе сюда приехал Глечик:
   - Я не опоздал?
   Но обозрел картину, открывшуюся его глазам, и поморщился:
   - Все-таки опоздал.
   Шут и Розовый Принц погибли на месте, осколки разлетелись на большое расстояние и повредили машины Шута и Розового Принца, а также поцарапали "хаммер". Ваня сидел на земле, привалившись спиной к колесу. Ваня трясла истерика, он обзывал себя убийцей и пробовал спрятаться под днище машины, когда Глечик к нему подошел и представился.
   Впрочем, приезжий этому не удивился. Он сделал несколько распоряжений, благодаря которым здесь вновь воцарился прежний обычный, ленивый порядок, а все остальное перешло в разряд страшных снов.
   "Хаммер" отогнали в мастерские на ремонт.
   Глечик обыскал машину, но нашел в ней лишь то, что Ваня посчитал нужным оставить. Например, там не было и признака долларов, а еще Ваня снял копию с записной книжки Шута и прибрал вместе с остальным добром.
   Нечего его самого грабить, и он, к тому же, был научен горьким опытом: вдруг Глечик отнесется к нему так же, как московские милиционеры?
   Подстраховка не помешает.
   Ваня заранее спрятал свой тайный багаж, а все оставшееся предоставил в распоряжение Глечика: делайте что хотите, если теперь это вам поможет.
   Чтобы успокоить беглеца, его отвели к фельдшеру, дали выпить воды, сделали укол. И уже через полчаса Ваня сидел напротив Глечика в кабинете участкового, любезно предоставленном для беседы. Ваня стыдился своей истерики и не очень доверял Глечику, который казался открытым и близким.
   К тому же, Глечик был еще совсем молод.
   - Это ты мне звонил? - спросил Глечик.
   - Да.
   - Почему не дождался меня там?
   Ваня угрюмо провел по нему заплаканным глазами:
   - А какой мне был смысл дожидаться, если вы мне не поверили?
   - Это неважно! Я все равно тут же выехал к тебе!
   Ваня добавил тихо:
   - Вообще-то я на вашем месте тоже не поверил бы.
   Глечик поморщился и предложил:
   - Может быть, перейдем на "ты"? Когда любой парень твоего возраста говорит мне "вы", я чувствую себя либо стариком, либо инопланетянином... Я такой же, как ты, не намного старше...
   Ваня посмотрел на него с удивлением:
   - Разве шпионы такими бывают?
   Глечик засмеялся:
   - Бывают! Шпионы всякие бывают. Только я не шпион. Я вылавливаю оружие, которое через эти прекрасные места и местечки попадает в руки бандитов, вот и все. Так что говори мне "ты", если тебе не трудно.
   - Ну... Не трудно, наверное.
   - Как ты вышел на Шута? - спросил Глечик.
   Ваня ожесточился:
   - Я не вышел на него! Я не подсадная утка! Это он вышел на меня! Забрал меня у моего отчима, увез к себе и заставил работать слугой...
   Глечик остановил его:
   - Так, тихо, не спеши. Я пока ничего не понял. Ты что, не специально к нему попал? Ты не работал под прикрытием?
   Ваня изумился:
   - Да нет же! Под каким прикрытием?
   Глечик стал очень серьезным:
   - Тогда начинай все с самого начала, желательно - с себя. Иначе мне трудно будет разобраться. Я-то думал, что ты - профессионал!
   - Нет! Я попал к Шуту случайно, от моего отчима. Это бизнесмен из Арска, Ростовская область. Зуев.
   Глечик нахмурился, но не вспомнил:
   - Не слышал о таком. Дальше!
   - Зуев женился на моей маме из-за большого дома и участка земли, где он намерен был прятать контрабанду.
   Глечик заинтересовался:
   - А что за контрабанда?
   - По-моему, конопля. Так я понял из разговора грузчиков. А моя мама когда-то пережила аварию... тогда и папа погиб... а она так и не оправилась до конца. Зуев ее просто использовал. А потом отправил в какой-то санаторий... Я не знаю, куда... Наверное, в какую-нибудь психбольницу, чтобы ее там уморили.
   На лице у Глечика было самое настоящее сочувствие:
   - Ну, не надо так. Мы найдем ее, и ты сам проверишь, стало ей лучше или хуже. Ты остался с ним?
   - Да. И тоже работал на него прислугой.
   Глечик улыбнулся:
   - Видимо, ты мастер на все руки.
   Ваня обиделся:
   - Станешь тут мастером, когда я с детства по дому хозяйничал и учился в колхозной мастерской! А Зуев меня вообще... вышколил! Я раньше думал, что после школы пойду в сельхозтехникум, стану трактористом... Буду как все...
   И с горечью усмехнулся:
   - Убежать хотел...
   - Почему же не убежал?
   - Зуев отобрал у меня документы.
   Глечик нахмурился:
   - Ого! Это серьезно! Уничтожил?
   - Не знаю.
   - Узнаем, - решил Глечик. - Теперь понятно. Ты попал в рабство.
   - Да. А потом... в городе... я не помню, в каком-то городке, в рейсе на Ставрополье, я попал под горячую руку, грузчики отчима меня избили, а он отдал меня Шуту. А Шут увез к себе в усадьбу под Москвой. Этот человек... Ох!
   Ваня вздрогнул с головы до ног, когда окинул мысленным взглядом свое пребывание у Шута. Глечик пристально следил за ним и видел, что он не врет.
   - От Шута надо было убегать сразу и навсегда, или не убегать вообще, - сказал Ваня. - Потому что и для него, и для его свиты убить человека ничего не стоит. Я подумал и начал копить на него информацию, готовиться.
   Глечик улыбнулся такому выражению.
   - Я за ним подглядывал, подслушивал все разговоры, какие получалось подслушать, залез в его компьютер. Читал его бумаги. Так я все узнал. Он - торговец оружием. Его прикрывают разные чиновники, иначе он просто не смог бы вести этот бизнес. Есть человек, который заставляет офицеров воинских частей Москвы и Московской области воровать боеприпасы со складов. Заставляет разными способами: силой, шантажом, деньгами. Затем чиновники достают для Шута документы, и он везет оружие на юг. К вам, на Ставрополье, в Кариновку.
   - Понятно, - задумчиво сказал Глечик.
   - В Кариновке есть человек, которого Шут очень ценил за честность и принципиальность. В задачу этого человека входило передать оружие бандитам, а Шуту передать деньги.
   - Нурали? - догадался Глечик.
   - Да.
   Глечик задумался, вспоминая.
   - Я знаю Нурали Алиева, - произнес он. - Это действительно человек суровый, кристальной честности... Но каким образом Шуту удалось заставить его пойти против закона?
   - Этого я не знаю.
   - Ведь Нурали так строго относится к закону и порядку, что сам первый казнил бы себя за малейшее отклонение в сторону...
   Ваня беспомощно сказал:
   - Я правда не знаю. Разве у таких людей, как Шут, мало способов воздействия?
   Глечик вздохнул:
   - Это верно.
   И спросил с интересом:
   - Как же тебе удалось бежать?
   Ваня улыбнулся:
   - Стечение обстоятельств. В торговле оружием начался большой передел сфер влияния. Шут надолго оставил меня одного, мне повезло, и я собрал машину, которая была разобрана до последнего винтика и спрятана.
   - Зачем?
   - Не знаю.
   Глечик помолчал, размышляя, потом широко улыбнулся:
   - И - большая погоня по южным дорогам! Подробности ты мне еще расскажешь, а теперь нам нужно решить, что делать дальше.
   Ваня хмуро попросил:
   - Верните мне мои документы.
   Глечик махнул рукой:
   - Не проблема. Армии не боишься?
   Ваня встрепенулся:
   - А мне можно?
   - Нужно, дружок, пока не успокоились шишки, прикрывавшие Шута и Розового Принца. Они не забудут тебе этого, а в армии... есть шанс. Если ты не боишься.
   - В армию, - решительно сказал Ваня.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"