Ренцен Фло : другие произведения.

Глава 7. Стихи о новом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

 []
  
  
  
  Глава 7. Стихи о новом
  
  
  
  Lana Del Rey - Shades of cool
  
  Mando Diao - Ringing Bells
  
  П. И. Чайковский - Сентиментальный вальс для фортепиано с трубой
  
  Jack Johnson - Banana Pancakes
  
  Brad Mehldau - Blame it on my youth
  
  Танцы Минус - Оно
  
  
  "Андрюшенька, я ухожу".
  
  "Че? А ну стой... Куда, э...".
  
  Пропала.
  
  А я вскакиваю на кровати, как черт - цапаю рядом с собой, вокруг себя - точно, нету.
  
  - Оксан? Ты чего?
  
  Она заходит.
  
  - Да так, - ложится рядышком, прижимается ко мне. - Все нормально. Проснулась просто. А ты чего? Сон приснился?
  
  - Да. Все нормально.
  
  И мы проваливаемся опять в сон, даже особо не тискаем друг друга.
  
  Утром все совсем по-другому:
  
  - Октябрь уж наступил... уж роща отряхает... последние листы... с нагих своих ветвей... - она танцует, кружится передо мной по ной-ольменбургскому парку Эриха Кэстнера, разгребая кедами золотые россыпи под ногами. Тут и вправду повсюду горы листьев всех осенних цветов, но больше - желтого. - Дальше - ты... - требует.
  
  - Да не помню я... Это чего - тест? Ты мне только "Унылую пору" задавала, - оправдываюсь.
  
  - А это мы с тобой вчера читали... Как ты мог не запомнить... Музыка ж какая в слоге... Само собой запоминается... - поет она, а сама прыгает. Разошлась совсем, а ведь мы не пришли еще. Уморится, потом делать ничего не сможет.
  
  Эти выходные я твердо решил провести со своей молодой женой, а не составлять с утра до вечера договоры о субординированных займах, хоть клиент и ждет их к понедельнику. Вот и накатал наработки в пятницу, пока она возила в реестр недвижимости ее данное мне задним числом разрешение на включение ее в приобретение нашей квартиры. Ей там сказали, что уже скоро все переоформят да перепишут на нас. Короче, с углом мы теперь.
  
  А я торжественно поручил Томасу, новому эссошиэту Айке Вольфинга, самому доделать субординирование, мол, я в него верю и, если что - кидай имэйл. А когда в субботу утром он реально попробовал мне написать, я понял, что если с ходу не приструню, то этот молодой, неопытный балбес - знаю, сам таким был - будет терзать меня всю субботу, а воскресенье мне предстоит потратить на переработку его мазни. Так что я сразу позвонил ему и ценою получаса, потраченного на его поднатаскивание, купил себе покой на всю субботу и возможно, на воскресенье - тоже.
  
  Пока долбил ему, что, где и как писать, Оксанка, полуголая и соблазнительная, шныряла взад-вперед из ванной в спальню и обратно, побуждая меня наброситься на нее, как я это обычно делаю во время ее одеваний. Но я сейчас не мог. Ума не приложу, что у нее были за дела, если надо было просто тупо одеться по-спортивному, но под конец она уже реально прыгала и пела, а я успешно завершил инструктаж, был возбужден, голоден и неудовлетворен. Это мы так в веревочный парк собирались.
  
  - Давай уже, руками цепляйся за во-о-он те бревнышки, - кричу ей с того края перехода на проходе номер одиннадцать.
  
  Их там пятнадцать, кажется. Нам сказали, что взрослые чайники умеренной спортивности начинают где-то с восьмого. Здесь, на высоте в десять метров мне нормалек, и прохожу я все довольно быстро, а над ней в ее такой же как у меня каске, нервно перестегивающей карабины, ступающей дрожащими ножками, угораю. Нет, я не совсем козел и с радостью помог бы своей женушке, трогательной и в ее беспомощности, и в том, как храбро она пытается с ней справиться. Но каждый должен сделать все проходы сам, они рассчитаны на одного человека и помочь другому нет никакой возможности.
  
  - Блин, Окса-а-ан-ка-а-а, хорош ландшафт сканировать, - кричу ей со смехом. - Ты вниз-то не смотри постоянно, от этого только хуже, - а она только робко улыбается мне в ответ. Западло конкретно этого перехода в том, что тут болтаются и верх, и низ. Под ногами обрубки столбиков шатаются туда-сюда на расхлябанных канатах, а руками надо хвататься за толстенные бревна, развешенные в офигительном расстоянии друг от друга, сучковатые, неудобные и слишком толстые, чтобы обхватить полностью ее худенькой ладошкой.
  
  Когда она наконец доходит до меня, у нее трясется все, даже губки, а сама она вспотела и еле переводит дыхание.
  
  - Умничка моя, - чмокаю ее. - Альпинист, - а она улыбается мне беспомощно, в изнеможении, не найдясь даже, что ответить.
  
  Остаются только "продвинутые" проходы от номера двенацатого до номера пятнадцатого, по пятнадцать метров высотой, а на них идут уже и альпинистские стены разной величины и градуса наклонности, и всякие бонусы вроде сноуборд-горки и банджи-тарзанки. Да и кеды ее - обувь неподходящая. Говорил же ей, чтоб нормальные аутдор-кроссы надела.
  
  "Так что будет с нее, ей надо отойти" - думаю, поглядывая на нее. И так нормально попахали сегодня, а она - вообще молодцом для первого раза. Делаю два подъема сам, а ее оклемавшаяся фигурка снует на пестром осеннем патчворке, пока она фоткает меня снизу. На остальные два забиваю - харэ оставлять ее там внизу одну.
  
  Спортивные наши достижения празднуем тут же в парке обедом из жареной колбасы, картошки фри и колы. Она так упахалась, что, кажется, готова съесть и мою порцию. В итоге милостиво соглашается на пончик со сливовым джемом и ягодное мороженое в горьком шоколаде на палочке.
  
  Да, неужели уже октябрь. Неделю назад мы вернулись с Крита. Утром хмуро было и сыро, но распогодилось же. Повезло, сейчас бабье лето. На веревках нам стало жарко, мы скинули с себя всё и бегаем в одних футболках. "Да, повезло с погодой. И вообще - повезло" - думаю, наблюдая с усмешкой, как она танцует опять, будто заведенная. Даром, что сначала по канатам скакала, а потом налопалась, как бобик.
  
  Третий год пошел. У кого-то есть свадебная годовщина, другие там памятные даты - у меня есть мое. В августе, последнем месяце лета держал ее за руки в общаге, в августе, последнем месяце лета, мы с ней начали встречаться, в августе, последнем месяце лета, обручились. А октябрь - это наш с ней Жерминаль. И чего уж бегать от себя, самому себе врать - стал я, стал-таки суеверным. Сны, вон, опять вижу. Знаки искать стал да сопоставлять с прошедшим. А в нем что было? Октябрь первого года, за ним - адвент, октябрь годом позже, за ним - разлука. А сейчас третий год пошел.
  
  И я не бегаю от них, снов-знамений-воспоминаний, но, встретившись, говорю им в лоб: "И что же? Третий год - третья попытка. Она же финальная".
  
  - Анд-рюш-ка-а-а... - она кружится передо мной с кленовыми листьями в руках.
  
  - Ну чего ты скачешь, не хватило тебе? Или в себя пришла? - не могу уже, ловлю ее и целую почти насильно, - да ты еле дышишь... бешеная...
  
  - По...танцуем? - дергает меня она.
  
  - Оксан, хорош, - смеюсь.
  
  - Ладно... - отмахивается она, запыхавшись. - Не хочешь... танцевать... тогда слушай:
  
  Посмотри-ка, он прискакал... этот день октябрьский, новый...
  
  Он хорошим себя показал,.. а с утра пришел... не таковым...
  
  
  - А каковым? - смеюсь я.
  
  - Ну не смейся! - просит она и продолжает:
  
  
  Осень рада глаза мне слепить... золотой листвы ворохами...
  
  А я в них - кружить и бузить... да к весне прорываться скачками...
  
  То, шатаясь, слаба на весу... я осенним головокруженьем...
  
  То, взбодрившись, со смехом несу... я открытое мне откровенье...
  
  Ты, октябрь, повремени... К дням зимы убегать суровым
  
  Ты погодь... Как придут - вспомним мы...
  
  Как с тобой стало всё в жизни новым...
  
  
  - Это чье? Я еще одно домашнее задание не сделал? - улыбаюсь, глажу ее, чтоб хоть отдышалась немного.
  
  А то читала мне, едва переводя дух, скакала со строчки на строчку, как этот самый скачущий октябрь. Но чем сильнее задыхалась, тем звонче, звонче звенел ее голосок, прерываясь то и дело.
  
  - Не, эт я сочинила. Только что.
  
  - Да ну!
  
  Не понимаю, да так и не пойму никогда, как получается рифма и вообще откуда берутся стихи. И - каюсь, не познал до сих пор кайфа в стихах, не понял, почему это кайфово, когда строчки рифмуются и еще в чем-то там сочитаются.
  
  - Слушай, да ты у меня прям... это... Круто, в общем. Так у тебя чего - в хохзайльгартене, веревочном парке, реально головка закружилась? - глажу ее по голове. - Че не сказала ничего?
  
  - Ладно! Пережила. Зато теперь чувствую себя просто супер.
  
  - Оно и видно, - сам не зная, с чего, поднимаю ее вдруг на руки и кружу по осенним листьям, имитирую вальс. Она же просила у меня танец. - Так хотела? - спрашиваю.
  
  Вместо ответа она смеется радостно, безудежно и смотрит, смотрит на меня. Очень странно смотрит, как будто нашла во мне что-то, о существовании чего ранее не подозревала. Будто видит его и сама не верит тому, что видит. Там у нее про откровение было. Про новое. Приятно, если во мне его нашла.
  
  И я кружу ее такую, кружу, как маленькую, и тоже смотрю на нее, не отрываю глаз. Но в моем мозгу не формируется того прозрения, что вижу на ее лице. Я лишь констатирую ее, как то, что есть, тону в ее глазах, насколько можно, чтобы не свалиться при этом на землю. Тону в них, поглощаю ее, а на выводы не способен. Видно далек я пока от того, чтобы постичь ее. А значит, крыльями ее буду и мотором.
  
  Мы с ней словно вращаемся вокруг чего-то, думаю, вращаемся вместе, не теряя при этом контакта друг с другом. Наверно, и в физике такое возможно. Наконец она зажмуривается, но потом живо открывает глазки:
  
  - Ой, Андрюш, башка кружится...
  
  - Прям так, как у тебя написано? - улыбаюсь, а сам аккуратно ставлю ее на землю, но от себя не отпускаю - зашатается, грохнется.
  
  - Блин, не написано! - спохватывается она. - Я ж не записала!
  
  - Что, забудешь?
  
  - Да! Если уже не забыла... Ой, куда б мне... уйдет...
  
  - Надиктуй...
  
  - Да... да... - она шарит у себя в карманах, и, обнаружив, что сотка ее села, тянется за моей, а потом идет рядом со мной вприпрыжку и бубнит вполголоса, надиктовывает, а я наблюдаю за ней сбоку, улыбаюсь легонько.
  
  Сейчас, в эти мгновения есть только то, что окружает нас и что видн о нам, и в нем есть только мы. То есть, это всегда так, так уж человек устроен. Ему кажется, что он - центр Вселенной, и все вращается вокруг него. Но сейчас я живу этой иллюзией, особенно остро это ощущаю, хоть только что мне и казалось, что это мы вращались вокруг чего-то. Просто сейчас мне не хочется больше ничего, я принимаю то, что есть и даже хочу задержать его, насколько это возможно.
  
  Зачем она сказала в конце - повремени, не уходи, так, кажется? Откуда она знала, что все это вызовет во мне? Не знала, конечно. Такое не знаешь наперед, а она вообще не стремится к тому, чтобы знать.
  
  Невозможно намеренно повлиять на сны - свои, другого человека - и все же со мной она это делала. И сама об этом не подозревала. И побуждала меня к каким-то действиям много раз. Это потому, что я давал себя побуждать, велся на нее. Отсюда у нас с ней все пошло, думаю.
  
  Я обнял ее за плечи и иду с ней, ничего лишнего не чувствуя и ни к чему не стремясь. А она все надиктовывает, потом прослушивает, потом повторяет, что-то меняя, подправляя. Когда доходим до машины, она довольна результатом.
  
  Выбраться из Ной-Ольменбурга - дело не больно хитрое, особенно в выходной пополудни. Единственно, есть у них такая особенность - капусту стричь любят. Миновав сложную и заподлянскую систему радаров разных моделей и мест расположения, выезжаю наконец на скоростную через мост и обращаюсь к ней, затихшей, с каким-то вопросом - а она спит. Во дела. Она ведь никогда не засыпает в машине. Интересно, от чего? Веревочный парк, танцы или прыганье? Или может, сочинительство ее? Или все, вместе взятое? Пусть поспит.
  
  Даже когда легонько трогаю ее губы своими в гараже, просыпается она не сразу. Потом - улыбка на ее лице. Не открыв глазок, она сладко потягивается, подставляет мне еще немножко свое улыбающееся личико, а мне признается, что ночью спала плоховато, хоть я и старался на ночь рассказать ей все известные мне сказки так, чтобы она осталась довольна мной - и ими.
  
  Дома день проходит лениво и на расслабоне - она делает что-то по хозяйству, врубив музыку и открыв нараспашку все окна в квартире, а я ухожу ненадолго в подвал, где ковыряю ее новый кросс - мой подарок ей, один из свадебных.
  
  Не люблю возвращать себе того, что отдал когда-то сам, поэтому не только бэха осталась навсегда отцу, но и Клавинову ей новую купил. А про кросс она смеялась, что у нее никогда такого не было, и она даже не знает, с какой стороны к нему подойти. Я же с заумным видом говорил, что это я ради себя ей подарил, чтоб под стать мне была.
  
  - Все, готово, - возвращаюсь. - Завтра - на Нидду, - а то сегодня что-то погода испортилась, дождь вон пошел. - Окна-то закрой, кадр, - говорю ей.
  
  А ее не волнует, пусть заливает нас:
  
  - Хорошо, помыть не успела.
  
  От Томаса нет никаких вестей - тем лучше. Он поступил к нам, а все прикалывались, что Вольфинг взял себе теперь второго апостола. Фому. Одно из двух - либо наш Фома-джуниор потонул под субординированиями, либо просто забил, поняв, что и я отдыхаю.
  
  - Хочешь сегодня куда-нибудь? - предлагаю ей после обеда-ужина.
  
  Сейчас не холодно. Стоим на мокром балконе в одних футболках, и на нас моросит сверху дождик.
  
  - Не знаю. В Палку можно было, но... курят много, - говорит она рассеянно.
  
  - Ладно, ты определяйся, а мы тут пока сами потусим... - я запихиваю голову под ее фуболку и принюхиваюсь к ее коже, а она хихикает от того, как я еще и лапами к ней в джинсы залез: - Ой, а ты не в стрингах, - прозевал этот момент утром, пока на телефоне висел.
  
  - Не-а, ты ж сказал одеться поспортивнее, - и я тискаю ее булочки, а сам пытаюсь стащить с нее зубами бюстгальтер. Не знаю, как, но справляюсь и уже беседую задушевно с ее сисечками, а она стонет тихонько: - Слушай, как не стыдно на балконе такое вытворять... Женатые вроде...
  
  - Тебе ж не стыдно? - спрашиваю я, вынырнув. - И мне не стыдно, - целую ее теплые, влажные губки, выпиваю дождевые капли с ее личика и вьющихся мокрых нитей русалочьих волос.
  
  Дождь идет уже крупными каплями, поливает нас. На ней нет больше лифчика и меня прет от моей жены в этой мокрой прозрачной маечке, под которой торчат нежные бугорки с темными, твердыми, мокренькими кнопочками. Но жена наотрез отказывается заниматься со мной любовью на балконе.
  
  - Пошли, - шепчу ей и без особых пояснений тащу в душ. Она опять весело, радостно хохочет, так, как сегодня в парке, когда танцевал ее, только советует мне все же снять с нее заранее джинсы: - ...а то мокрые потом фиг стащишь...
  
  Кажется, за окном грохочет - нам плохо слышно. Она взрывается как раз на мне, а я взрываюсь в ней, и тут, под душем у нас тоже шумит вода, а в башке шумят отголоски взрывов.
  
  После стоять уже трудно, и мы заваливаемся мокрые в постель среди бела дня - вернее, там все равно пасмурно сейчас. Ненадолго даже засыпаем, кажется, а проснувшись, опять занимаемся любовью.
  
  А после я лежу и разглядываю ее. Кажется, мы хотели куда-то пойти? Лично мне никуда не надо.
  
  - Чего? - спрашивает она, улыбаясь.
  
  - Так. Не надоел тебе?
  
  - Странный вопрос.
  
  - В смысле... со мной не очень интересно. Не вожу никуда. А из развлечений только тошниловку предлагаю, - ее прорывает от смеха, - ...ну, головокружение... Ты ж сама говорила... И я не слишком изобретателен в постели. Ну, кроме... стандартных вещей...
  
  - Любимый, а не поздненько спохватился?
  
  - Не поздненько. Мне-то, вообще, что? Меня все устраивает. О тебе беспокоюсь.
  
  - А ты думаешь, мне надо это? Сама не очень люблю всякие выпендроны...
  
  - ...а если тебя тянет на приключения, ты их сама себе выдумываешь и под них же кончаешь...
  
  - Тебя это сильно долбит?
  
  - Нет. Мне кайф, когда тебе кайф.
  
  - Да ну?
  
  - Канеш. Я не требователен. Может, расскажешь как-нибудь, что ты там сочиняешь.
  
  - Может, расскажу. Чего смешного? - тыкает меня в бок.
  
  - Просто подумал: а ты смогла бы придумать стихи во время секса?
  
  - Не, эт слишком странно.
  
  - Давай... - ныряю к ней вниз, пытаясь возбудить, шепчу: - ...начинай сочинять.
  
  - Зачем тебе?
  
  - Мне, может, стихи твои сегодняшние понравились... И вообще... - да, теперь до меня доходит: - ...у тебя сегодня в парке вид был такой загадочный... когда их строчила...
  
  - Там просто настроение было такое. Под них настроение нужно. А по команде... - она стонет уже, - ...я не смогу-у-у...
  
  ***
  
  Назавтра я гоню ее на утреннюю пробежку вдоль речки. Сто лет с ней не бегал. Темпы у нас разные, поэтому это не тренировка, а для меня скорее расслабон с ней вдвоем. Кажется, для нее - меньше расслабон. Она "сдыхает" быстро, не успеваем мы на Мюнхенском проспекте поравняться с квартирами-лофтами с окнами на речку.
  
  - Все, нормалек, - решаю я, и мы поворачиваем обратно, чтобы дома переодеться. Потом едем на Нидду.
  
  Кажется, у меня появился соперник: Оксанка тащится от моего подарка. Она и не подозревала, что велик может быть таким легким, быстрым и устойчивым, а то она же падать любит. А подобранный мной цвет рамы - голубенький с желтым - ее восторга, естественно, не убавляет. Глядишь, целовать его рванет.
  
  Хотели устроить пикник на траве, но трава еще не просохла после вчерашнего, так что выбираем дубильную мельницу. Сначала нам приносят суп, а потом долго ничего не несут, и она вытаскивает какие-то документы.
  
  - Только не говори, что работать собралась, - смеюсь недоверчиво.
  
  - Кто-то же должен, - улыбается она. - Ты, между прочим, когда квартиру покупал, не удосужился даже забрать документацию по сообществу квартирных владельцев, в которое мы теперь с тобой входим. Они мне устав и еще кое-какие документы должны, я сказала, чтоб поскорее. Собрание же скоро.
  
  - И чего - ты будешь ходить на эти собрания?
  
  - Неохота, но придется. Да, Андрюх, - смеется. - Я, конечно, понимаю, там, положись на мужа, слушайся мужа, но и жену иногда полезно в дела посвящать. Пусть она и не такой умный юрист, как ты. Спорим, ты бы мне даже не сказал, что договор и на меня тоже оформил, если б формально мое разрешение не нужно было?
  
  - Нет, скорее всего, - смеюсь, пожимая плечами.
  
  Она улыбается, качает головой, мол, так и думала. А мне хочется приласкать ее, как ребеночка. Или не как ребеночка. Внезапно вспоминаю, как года три тому назад ездил тут один и даже считал эти вылазки главным удовольствием в своей жизни. Непроизвольно машу головой и сам над собой смеюсь, а на ее настойчивые попытки поведать ей причину моего веселья лишь отвечаю весельем еще более безудержным. Так и держимся до вечера, веселые, а в ее случае еще и упахавшиеся.
  
  Уже совсем поздно. Не знаю, от чего я проснулся. А, ее нет рядом. Опять. Но чувствую, она недалеко - да, вот, стоит перед зеркалом. Полнолуние, наверно, поэтому не может спать. Бывает у нее такое.
  
  Интересно, что она может там видеть при тусклом свете луны? Стоит голенькая, бормочет себе под нос. Чудик.
  
  - Зай, ты че лунатишь?
  
  У нас нет больше в комнате голубого освещения, нет и никогда не будет. Оно ушло безвозвратно. Зато есть другое, новое. Подхожу тихонечко к ней и слышу: "Да... именно так...".
  
  - Хорош колдовать. Пошли в кровать, - прошу, обнимая ее за плечи. Тихонько смеюсь - в рифму получилось.
  
  В кровати мы еще немножко сонно возимся, так же сонно любим друг друга и кончаем уже в полусне. Она не стонет даже, а только делает: "Ах-х-х... Да, так...".
  
  
  ***
  
  Назавтра ее опять нет в постели, когда просыпаюсь. На сотке вижу ее сообщение - она укатила на новеньком кроссе пораньше в офис, сегодня у них совещание в пол восьмого.
  
  Мысленно посылаю очень далеко и яростно того гада, из-за которого я лишился утреннего секса с Оксанкой и ее тепла в постельке, вмиг оказавшейся такой пустой и неуютной. Лишился своего заряда на весь день. Недовольно топаю в кухонный уголок и позавтракав стаканом воды из-под крана, еду на работу.
  
  Обсуждаю с Томасом субординирование, а когда возвращаюсь к себе, вижу на сотке свеженькое фото ее светящейся мордашки.
  
  "Красавица моя. Чего глазки беспокойные? Косяки на работе?"
  
  "Нет, совещание прошло безболезненно. Все под контролем). А позавтракать не успела(((."
  
  У меня забита стрелка на обед, но я решаю пнуть всех и предлагаю голодной жене накормить ее чем-нибудь вкусненьким.
  
  "Не могу, любимый. У нас тим-ланч, а после мне надо в книжный магазин, кое-что забрать."
  
  "Жестокая. У меня и так с утра ломка, а ты еще лишаешь меня твоего общества в обед. А книжки скоро ставить некуда будет."
  
  "Потерпи до вечера. Вот тебе пока ребус для тренировки мозгов: о чем мои позавчерашние стихи?"
  
  "Не могу обещать, что разгадаю, но очень рад, что ты опять начала их писать."
  
  Добросовестно слушаю на своем сотовом ее надиктовку, но у меня, естественно, нет времени долго ее разбирать. Про осень. Про веревочный парк. Про нас с ней тоже немного, да? А если про нас, смеюсь про себя, значит, про любовь.
  
  Когда я дома, то уже поздно и в квартире нашей темно. Блин, задержался, лопух.
  
  "Она спит уже, наверное" - прежде чем я успеваю это подумать, длинные ее руки обнимают меня сзади, и в темноте она шепчет сонно:
  
  - Любимый мой приехал.
  
  Я так рад, что она не спит. Вернее, что она проснулась и специально вышла встретить меня. На ней длинная домашняя маечка, волосы волнами спадают на плечи. Глазки заспанные, но нежные и радостные - мне это видно даже в отсветах фонарей с улицы.
  
  - Привет, зайка... Ум-м-м-м, со вчерашнего дня тебя не видел... - лезу языком к ней в ротик, а руками - под маечку. Мне хочется поскорее раздеть ее и заняться с ней любовью, можно даже прямо здесь, в гостиной, а потом продолжить еще где-нибудь.
  
  Но она отстраняется:
  
  - Ну как? Разгадал?
  
  Блин, она о стихах.
  
  - Про любовь? - мне не хочется обижать ее и говорить прямо, что - нет, не разгадал, да мне и не до стихов сейчас.
  
  Она все понимает и смеется: - Ладно, - включает приглушенный свет, берет со столика довольно увесистую книгу, завернутую в подарочную бумагу, протягивает мне: - Вот. Подарок тебе на день рожденья.
  
  - Так а зачем сейчас уже? - удивляюсь. - Заранее не надо...
  
  - Ну Андрю-у-у-уша, - она смеется, как будто я особо редкостный тормоз и не догоняю.
  
  - О"кей, - сдаюсь. Совмещать секс с литературой у нас неплохо получается, глядишь, она выдумала что-нибудь интересное. Поэтому разрываю оберточную бумагу и читаю:
  
  - "Das große Buch der..." Большая книга... - "...стихов" - думаю с уверенностью, а она берет в руки мое лицо, чтобы посмотрел на нее и говорит, глядя своими бездонными глазками в мои:
  
  - Андрюшенька, я беременна.
  
   - А-а... - в первый момент я даже не въезжаю, только тупо хлопаю глазами, смотрю, как болван, на книжку и читаю: "Das große Buch der Schwangerschaft" Большая книга беременности.
  
  Вот это да.
  
  Потом смотрю на ее мордашку, дышащую теплой, доброй, нежной радостью. Уверен, рожа моя расплывается сейчас в глупейшей улыбке. А она встречает ее, улыбку эту, терпеливо и радостно, совсем, как мама встречает бегущего ей навстречу сына и целует меня, будто на руки поднимает. Тут уже я просто смеюсь тихонько, так же, как она:
  
  - Ух ты-ы... ни-че-го-се-бе... классно...
  
  Обцеловываю ее личико, а потом задираю маечку и глажу голенький, еще плоский абсолютно животик: - Да? - киваю на него беспомощно. Там, мол? Не дошло пока до меня, что я стану отцом, а там, у нее в животике... блин... даже поверить трудно... не то, что сказать.
  
  - Да, - она очень нежно ласкает мою голову, прижимая меня лицом к животу. - Сегодня у врача была. - И - шепотом: - Рад?
  
  - Спрашиваешь... Вот ты конспира-а-а-тор, - смеюсь.
  
  - Сюрприз хотела сделать.
  
  - Блин, сюрприз. Да я бы ни за то не догадался... Постой, у тебя ж недавно месячные были?
  
  - Не месячные, а кровотечение такое промежуточное. В связи с оплодотворением. Я и сама не знала, что такое бывает.
  
  - Вот реально провела меня, а... - я трусь лицом об нее. Она такая тепленькая. - Да я б даже сроду... А с какого к врачу-то побежала?
  
  Она сидит теперь у меня на коленках, а мне хочется усадить ее на себя с ногами, закрыть ее всю собой, закутать в кокон на все... сколько там... девять месяцев... Драгоценность моя...
  
  - Тест в субботу сделала. Чувствовала: что-то не так.
  
  - Говорил - все будет хорошо, а ты переживала. Стоп - так ты еще с субботы знала?
  
  - Андрюш, вот ты балда, - поет она нежно, любовно. - Я тебе тут уже два дня поэмы кидаю...
  
  - Так стихи об этом... Ну да, похоже... Подожди, - стукает меня, - так ты с... животом... по веревкам лазила???!!!
  
  А я еще подгонял ее, подначивал... А ей же плохо было... Так, сейчас, кажется, мне плохо станет.
  
  - На такой ранней стадии ничего вроде...
  
  - И мы еще бегали?!.. И на велике?!!.. А кружились в парке... блин...
  
  Она уверяет меня, что бегать беременным на такой ранней стадии можно, только б пульс в рамках держать, но я слышу ее плохо, у меня, блин, кровь стучит в висках:
  
  - Оксанка, да ты бешеная! Да мало ли, что там пишут... Да ты весь Ной-Ольменбург еле дух переводила... А на Нидде задыхалась...
  
  - Врач, кстати, сказал, что на велике можно еще долго ездить, главное - не падать...
  
  При слове "падать" мне будто что-то дает в лоб, я забываю, что минуту назад хотел укрыть ее собой, как хрустальную, защищать от всех невзгод этого мира и вместо этого трясу ее, как деревце:
  
  - Так, все! С сегодняшнего дня - завяз! Теперь ты беременная и будешь вести себя, как беременная.
  
  - Ла-а-адно... - тянет она недовольно. - Вот поэтому я и не сказала тебе сразу. Знала, что в веревочный парк не отпустишь. Эх, кросс жалко, понравилось мне.
  
  - "Кросс"! - передразниваю ее грозно. - Смотри у меня. Вот... - тянусь за солидарностью к... тому, кто у нее там, в животе, наклоняюсь и говорю туда: - ...повезло нам, а? У нас мамаша - экстремалка. И хочет, чтоб у нас такой же экстремальчик родился... или экстремалочка...
  
  - Андрюха, да ты вообще! Пяти минут нет, как знаешь, а уже ограничиваешь! И заговоры строишь против меня.
  
  Прижимаю ее к себе покрепче и целую ее личико, а она смеется, скривив шаловливо губки. Глупенькая. Ну какая из нее мамаша, думаю, а сам лопну сейчас на хрен от счастья.
  
  
  ***
  
  - Слушай, так ты как себя чувствуешь-то? - отхлебывая чай, отхожу немного после ее новости. Она накормила меня ужином, а теперь она... они... сидят у меня на коленках.
  
  - Да как тебе сказать - говоришь, стихи мои читал?
  
  - Тошнит?
  
  - Да кошмар. Всю неделю уже.
  
  Поэтому не находил ее в постели. Какого не замечал ничего? Глажу ее сочувственно, такую храбрую. Она напустила на себя сейчас такую важную мордашку, что, мол, судьба ее такая, да я и сам вдруг осознаю, что помочь ничем не могу. И не смогу. Ни сейчас, ни в том, что предстоит.
  
  - Ладно, переживу, - машет она рукой. - Сейчас нормально. Вот по утрам, конечно, жесть... Месяце на четвертом должно пройти.
  
  - А ты сейчас на каком? Слушай, так может ты на свадьбе уже... тебя и тогда уже тошнило...
  
  - Не знаю. Сейчас второй месяц пойдет только.
  
  - На Крите, значит? М-м-м... - трусь опять о ее животик, вспоминая наши там с ней безобразия, - ...имя греческое надо будет подыскивать?
  
  - Пока вообще не надо. Вот узнаем, кто у нас будет - ты кого хочешь?
  
  - Все равно. Можно Оксанку маленькую. Ты?
  
  - Тоже все равно. Можно и маленького Андрюшку. Чего смешного? - толкает меня ласково в бок.
  
  - Прикинь, скоро будет у нас такое... крикун такой... ма-а-а-а-ма, ма-а-а-а-ма...
  
  - Или "па-а-а-па" - вообще, дети не сразу после рождения говорить умеют, ты в курсе?
  
  - Понял. Давай, расскажи мне еще... что там в твоей книжке написано... - под ее маечкой лезу опять к ней в подмышку. - М-м-м, без лифчика... Тепленькие какие...
  
  Ей сейчас, возможно, не до этого, но у меня уже давно стояк, как и всегда, когда она у меня на коленках. А тут еще разговоры про сиськи ее и про беременность - очень возбуждает, оказывается. Не думал.
  
  - А мне... дашь тоже... пососать? - норовлю укусить ее легонько за сосочек. Она пытается увернуться, но безуспешно.
  
  Ловлю себя на мысли, что хочу увидеть ее с большим животом. Голенькую. Аж неудобно от того, как еще жестче каменеет все у меня в штанах, стоило только представить себе ее такую. Это нормально, что от этого так заводишься или я маньяк какой-то?
  
  Хотел заняться с ней любовью прямо здесь, но теперь почему-то хочется основательно, по-серьезному отпраздновать наше радостное событие, и я тащу ее в спальню.
  
  - А правда, что беременным чаще хочется? - спрашиваю, выныривая между ее ножек.
  
  - О... да... не знаю... пока... не до этого... тошнит больше... - стонет она.
  
  - Бедненькая... - заныриваю опять и стараюсь в ней. Отделываю ее там хорошенько языком, заставляю кончить, хоть она и пытается оттолкнуть, а потом вхожу уже в нее, пока в ней все пульсирует: - Сладенькая моя... а кто сейчас еще кончать будет... ненасытная... мамочка... - и двигаюсь в ней, двигаюсь, двигаюсь... - Давай, раздвигай ножки... - шепчу, когда она кончает, - шире раздвигай... покажи, как сильно тебе хочется... Давай... Иди ко мне...
  
  - Папаша, вы в курсе, что беременным сон нужен, - стонет мне она позднее в изнеможении после не знаю, какого оргазма. Кажется, забыла про тошноту.
  
  - А ты в курсе, что ты секси? Мамаша? Что башню мне сносишь? Что меня прет от тебя? Ладно, сейчас... - ставлю ее на коленки, ускоряюсь, держа ее за попку, потом руки сами собой скользят к ее животу. Вообще-то я сначала и в этой позе хотел сделать так, чтобы она первая кончила, но когда чувствую у себя под руками его, щупаю, представляю, каким он будет большим, тугим и круглым, то: - О-о-о... - выплескиваюсь уже в нее с глухим стоном, прежде чем могу что-либо еще подумать.
  
  Она еще некоторое время ласково гладит меня - пока у нас еще никого нет, видать, мне будет доставаться ее материнская нежность, думаю с наслаждением, - а потом засыпает прямо у меня на груди. Она в последнее время быстрее устает и легче засыпает. Вот лопух, мог же все-таки догадаться, улыбаюсь сам себе тупой, довольной улыбкой при свете не убывшей еще луны.
  
  А она... тихушница. Меня порывает щелкнуть ее по носу, но хватит уже ее мучить, пусть поспит. Вон, завтра с утра мутить будет - вскочит опять. Поэтому только провожу легонько по ее носику, а она даже не двигается. Кайфовала, наверно, эти два, да три почти дня, посмеивалась с мужа-балбеса, держа в себе маленькую, большую свою тайну.
  
  Нет, а все-таки, мог бы догадаться, в стихах-то сказала мне. Тянусь за соткой, чтоб не разбудить ее, слушаю еще раз ее прерывающийся на ходу голосок, вижу золото осеннего парка, чувствую запах сухой листвы и проникаю в нее, проникаю в самую ее глубь:
  
  Посмотри-ка, он прискакал,
  
  Этот день октябрьский, новый.
  
  Он хорошим себя показал.
  
  А с утра пришел не таковым.
  
  Осень рада глаза мне слепить
  
  Золотой листвы ворохами.
  
  А я в них - кружить и бузить
  
  Да к весне прорываться скачками.
  
  То, шатаясь, слаба на весу
  
  Я осенним головокруженьем,
  
  То, взбодрившись, со смехом несу
  
  Я открытое мне откровенье.
  
  Ты, октябрь, повремени
  
  К дням зимы убегать суровым
  
  Ты погодь... Как придут, вспомним мы,
  
  Как с тобой стало всё в жизни новым.
  
  Новым. Да уж, куда новее. Скоро наша жизнь изменится, думаю. Я стану отцом. Моя любимая жена подарит мне сына или дочку. А ведь смог, думаю не без гордости. Мужик, значит. Она, конечно, мандражировала, мол, у нее не получится, но получилось ведь. У нас. У меня. Совсем как недавно, когда почувствовал себя солидным, положительным, серьезным семейным мужиком, стоило мне жениться и сказать впервые кому-то в разговоре: "Meine Frau, моя жена...", все остальные, холостые показались пацанами, молокососами. Так и сейчас - лежу вот и чувствую форменно очередной наплыв этой самой солидности. И сам же ей усмехаюсь. Женатый, да еще отец семейства. Во как.
  
  Дурак-то был, оказывается. Думал, брак, дети - это не про меня все. Ошибался. А ведь слушал разговоры про то, что это все "не так просто" и "ненужно" и даже принимал это, как должное. Было это совсем недавно. Не прошло и полгода... А теперь я женат на любимой и единственной для меня женщине, а пройдет - сколько она сказала? еще полгода, больше чуть -, и у нас будет ребенок. Блин, а хорошо же все.
  
  Интересно, когда можно будет определить пол. Спать абсолютно не хочется. Ну-ка, далеко там ее книжка? Осторожненько, бережно перекладываю ее головку на подушку, успокаиваю поцелуем, когда она норовит проснуться, а сам топаю за ее подарком.
  
  Тяжелая - что, реально все там написано? Прочитаешь и можно уже бежать... рожать... Да, кстати, что она мне там заливала про велик... Неужели реально можно ей... О, какой ребенок еще на втором месяце маленький... Крошечка... А потом так быстро набирает... Блин, а интересно, черт возьми. Читаю, читаю, а когда по ходу возникают вопросы, лезу в сеть и догоняюсь там.
  
  Уже брезжит рассвет, когда, отложив наконец сей увлекательный фолиант, разминаю затекшие конечности... Ни хрена себе - ночь прошла... Так там еще читать и читать... Ничего, еще осталось тридцать недель, даже больше, посмеиваюсь, глядишь, выкроим время. Только на ночь глядя, пожалуй, зачитываться больше не стоит. Так, есть еще два часика покемарить, думаю, глядя на часы.
  
  - Привет, любимая, - тянусь поздороваться поцелуем со своей проснувшейся беременной женой, но она со стоном скатывается с кровати и с перекошенным личиком несется в ванную, где ее очень и очень нехорошо выворачивает. С этого, значит, у нее теперь у нее утро начинается.
  
  - Оксан, говорят, от тошноты грейпфрут помогает. И имбирь - тоже, - делюсь с ней после своими познаниями, когда она, бледная, но уже вроде освежившаяся и отошедшая устраивается рядышком со мной.
  
  - А ты откуда знаешь? - спрашивает она слабым голоском, пока я массирую ей голову.
  
  - В сети вычитал.
  
  - Спасибо. Я пробовала уже, но... грейпфрут не катит что-то, а запах имбиря я и в хорошее время не переносила.
  
  - Ладно, может еще какую инфу нарою.
  
  - Андрюш, а ты чего это - всю ночь читал?
  
  - Ага. Напролет. Сбылась твоя мечта.
  
  - Знала б - раньше забеременела бы, - улыбается слабо. - Давай отдохни, а то тебе на работу скоро.
  
  
  ***
  
  Этот день оказывается жестоким, как и следовало ожидать. Некоторые выражают соболезнования по поводу откровенной серости моей физиономии и красноты белков глаз. Зевоту я по привычке пытаюсь утопить в разжиженном кофеине. А легкую тошнотворную слабость приветствую с радостью, ощущая, что установил с Оксанкой связь на расстоянии. Все, конечно, думают, что у меня работы дохренища и что я делал ее в ночную, и лишь кое-кто пытается подкалывать, мол, упахивает молодая жена. Я киваю только, а сам упиваюсь своей радостью.
  
  Молодая жена пишет, что ей сегодня целый день совсем-совсем хреново, хорошо, мол, сегодня никому ничего от нее не надо. Что неосведомленные ассистентки посылают ее домой, полагая по ее внешнему виду, что она подхватила грипп, а она даже не может и не хочет сказать им, что с ней на самом деле, потому что рано еще говорить. Пройдет первый триместр - тогда.
  
  В итоге нам обоим каким-то образом удается вырваться пораньше, я встречаю ее возле Е-11 и вместо приветствия хватаю на руки. Когда-то таскал уже здесь, у них на входе. Она смеется, протестует, мол, вот увидела меня и ей уже лучше. А я тащу ее в метро и не обращаю внимания ни на пялящихся прохожих, ни на нариков, которым вообще хронически все равно. Так и держу ее на руках, пока не приходит наш поезд.
  
  - Скоро не смогу таскать, так что терпи, - заявляю, а она, смирившись, обнимает меня за шею.
  
  Ей плохо весь вечер - недолгий, потому что мы решаем пораньше завалиться спать. Даже без секса, так, по мелочи, зато крепко прижавшись друг к другу. А ночью догоняемся.
  
  Новое. Нас ждет новое.
  
  И - нет, я не забыл тот недавний сон, в котором она сказала мне: "Я ухожу". Это приснилось мне совсем недавно, но я теперь узнал, что стану отцом, и что-то во мне переменилось. И та жизнь "до" мне кажется теперь безвозвратно ушедшей, а я за ней и не гонюсь.
  
  Так что мало ли, что там вообще снится.
  
    []
  
  
  ***
  
  Саундтрек-ретроспектива
  
  Танцы Минус - Оно
  
  Jack Johnson - Banana Pancakes
  
  Brad Mehldau - Blame it on my youth
  
  П. И. Чайковский - Сентиментальный вальс для фортепиано с трубой
  
  Mando Diao - Ringing Bells
  
  Lana Del Rey - Shades of cool
  
  
  ***
  
  Андрюхин словарик
  
  
  Жерминаль - в эпоху Французской Революции последний месяц перед событиями, а также одноименный роман Эмиля Золя, фигурировавший в книге 2
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"