Что с ней такое? Вопреки предостережению, продолжает шлёпать на четвереньках, будто ничего особенного не происходит. Напоминая проказливую кошку, беспечно движется к цели.
Хотя гостиная в панельке скромных размеров, ползёт, кажется, целую вечность.
- Да не волнуйся ты, - отзывается шёпотом, подобравшись наконец к подоконнику. - Я на одну секунду только.
Влекомая непостижимым разуму любопытством, раздвигает пальцами левой руки маленькую щёлочку в плотно закрытых жалюзи, нетерпеливо приникая к 'глазку'.
И буквально застывает на месте.
- Вернись скорее сюда! - просьба, подкреплённая срывающимся от волнения голосом, переключает внимание к находящимся в комнате близким. - Чего ты там залипла?
Медленно оглядывается, а огромные серые глаза заворожённо светятся в темноте, обводя отсутствующим взглядом обоих: мужа, забившегося в угол кровати, и малышку, почивающую в колыбельке позади него.
Ну, что за мужчина ей достался? Хорошо хоть ребёнка своими психами не разбудил. Вечно взвинченный и перепуганный какой-то. Правда, любящий. А ещё очень добрый, этого не отнять.
Надо его поскорее вразумить, пока совсем не слетел с катушек. Строго окликнуть, обронить парочку ничего особо не значащих, зато уверенных фраз. Тогда, поневоле подчиняясь её самообладанию, придёт в себя.
Она даже рот приоткрывает, чтобы произнести урезонивающую реплику, однако слова застревают в горле. Надеясь вернуть дар речи, как бы невзначай прокашливается. С ужасом понимает, что дело в другом. Не голос пропал, а память внезапно отняло!
Сколько ни пытайся, не выходит сообразить имени мужа, да и дочери тоже. Хотя вот они, совсем рядом. Сделай буквально пару шагов и можно дотронуться, обнять...
Тело охватывает слабость. В ушах звенит, перед глазами проплывает рябь. Любимые теряют очертания, превращаясь в призрачные образы, едва запечатлевшиеся на задворках сознания. Окружающий мир рассыпается, словно происходит внезапная рассинхронизация с местной действительностью.
Подобное состояние ей чем-то знакомо. Настроишь, бывало, телескоп на яркое созвездие, но неудачным движением собьёшь в последний момент фокус. Приходится заново искать, направлять, регулировать. Из-за раздражения никак не получается сосредоточиться. Начинаешь терять самообладание, злиться.
Ситуации, конечно, несопоставимые.
Нынче нужно проявить чрезвычайное усилие воли, чтобы мгновенно обуздать враждебное окружение: подчинить разуму разлетающийся на кусочки мир, собрать воедино развалившийся антураж. Мысленно воссоздав определённый момент времени, окунуться туда всем естеством, будто в натуральную действительность.
При помощи пальцев правой руки расширяет просвет между ламелями. Чтобы ему издали стало видно то же, что и ей.
Посреди окна образовывается неровный прямоугольник, напоминающий фотокарточку. Снимок, правда, получается не застывший, а живой, каждое мгновение меняющийся.
Cнаружи разворачивается интенсивный звездопад. Единственный в своём роде, подобный которому случается раз-другой на столетие. Регулярные Персеиды - детский лепет по сравнению с этим огненным ливнем.
Впрочем, если приглядеться, сверкающие брызги скорее напоминают гроздья многократных салютов - слишком безмятежно парят в воздухе. Да и происходит явление на безопасном расстоянии.
Благодаря безобидным ассоциациям, истинное положение дел воспринимается не вполне адекватно. Просто гипнотическая сцена как в кино, снятая долгим планом.
Вот только искры, в отличие от метеоритного дождя либо фейерверка, не спешат бесшумно или с успокаивающим шипением гаснуть в ночи, а настойчиво приближаются к жилым массивам.
Напряжение в комнате достигает предела: живописно и страшно до жути. Усиливается ощущение, будто лицезришь конец света.
Навстречу ниспадающим блёсткам вдруг торопливо возносятся ответные яркие крапинки, оставляя позади себя белёсые следы-паутинки. Одни летят напрямую, другие движутся рваными, зигзагообразными траекториями.
- Наконец-то!
Так сразу и не поймёшь - это муж воскликнул или раздался вслух её собственный мысленный возглас.
Огоньки сверху и снизу пересекаются курсами, беспорядочно сталкиваются. Тут и там посреди небосвода возникают спорадические вспышки.
- Слава Богу, сбивают!
Хотя его экзальтированный восторг несколько раздражает, она испытывает огромное облегчение. Спасительные зарницы разгораются очень вовремя. Наверняка всё опять обойдётся.
- Что там Сонечка? - спрашивает, потихоньку переводя дыхание.
- Та, ей хоть бы хны. Спит как уби...
Он поспешно прикусывает язык - фраза в нынешней ситуации звучит пугающе.
- Ты приглядывай за ней.
- Я за всеми не успеваю приглядывать! Вернись уже к нам, сколько можно торчать у окна?
Ответить не успевает - пронзительный свист распарывает уличный воздух. Издали доносится приглушенный грохот. Комната слегка сотрясается.
А вот и прилёт.
- Слишком много целей, не справляются!
- Похоже, бахнуло где-то в центре.
Невольно отползает от окна к изножью кровати.
За первой детонацией следует вторая, третья...
- Это слишком, - мужчина явно проваливается в состояние паники, - раньше такого не было!
И хотя она тоже ощущает усиленную нервозность, но пытается до последнего сохранять контроль, не позволяя возобладать эмоциям.
- Было, конечно. Вспомни, только в мае семнадцать обстрелов. Мы немного расслабились. Дали нам выродки пару месяцев передышки и вот, словно впервые. К хорошему привыкаешь быстро.
- Почему мы сразу не спустились в убежище? Ещё когда тревогу объявили!
Мысль давно витала в воздухе. Просто Серёжа до последнего сдерживался, стараясь не выказать заурядное злорадство.
- Да, ты прав.
Что тут ещё скажешь? Понадеялась на авось. Знать бы заранее, насколько масштабным окажется обстрел.
Мужчина уставился на неё с искренним удивлением - в кои-то веки признала его правоту.
- Надо было, но... - попыталась оправдаться, - мне в квартире гораздо спокойнее. Есть ощущение, знаешь, тут нас не зацепит. Родные стены помогают и всё такое. Мой дом - моя крепость.
Пока говорила, взгляд его становился все более напуганным. Так что до конца объяснения совершенно растеряла уверенность в разумности собственных слов.
- Как глупо... - чуть не простонал он от отчаяния. - Почему я тебя послушал? Почему я вечно тебя слушаю?
Потому что любишь, наверное. Слишком мною дорожишь, превозносишь напрасно. В результате -интуитивно боишься.
Ой! Хорошо хоть последнее не ляпнула вслух.
Между тем, однократные взрывы сменяются продолжительными. За мощным звуком исходного удара звучат медленно стихающие раскаты, напоминающие громовые.
- Просто у меня из головы не выходят те люди, помнишь? Помчали в укрытие, ведь так 'правильно' поступать. А останься тогда в квартире - были бы до сих пор живы-живёхоньки.
- Да, вся наша жизнь стечение обстоятельств! Как правило неудачных. Речь о другом. Думаю, не существует единственно правильного поведения. Можно одинаково погибнуть и дома, и на улице. Остаётся довериться себе. Сердцу, инстинкту... надеясь, что они тебя не подведут.
Мужчина хватается за голову. Ему, естественно, в жизни такое не понять.
- Короче, не хочу никуда уходить. Сколько можно бегать? Тут мы в безопасности. Сердцем чую.
- Совсем с ума сошла? Прислушайся!
Извне доносится новый звук - назойливый, надтреснутый, лязгающий. Поначалу слабый, но постепенно усиливающийся. Будто устаревший мопед умудрился каким-то образом взлететь и продолжает передвигаться по воздуху.
- Вика, пока не поздно. Умоляю тебя.
На самом деле, нет необходимости поминутно выглядывать во двор, стараясь понять, что происходит. Пережив с десяток воздушных атак, легко оценить реальное положение дел, полагаясь исключительно на слух. Ну и созерцая блики света, удивительным образом проникающие даже сквозь сомкнутые жалюзи.
По небу мечутся круглые белые пятна - это фонари прощупывают пространство в поисках очередной угрозы. 'Пых', 'пых', 'пых' - с крыш домов взлетают звёздки ракетниц, подсвечивая слишком тёмные участки. 'Тррр', 'трррр', 'тррррр' - дробят вышину автоматные очереди, стремясь поразить цели, упорно скрывающиеся во мгле.
'Мопед' с кажущейся нерасторопностью приближается к микрорайону. Размеренно стрекочет мимо. Следом тащится ещё один - аритмично тарахтя. Дребезжит буквально по соседству - в проулке между домами, возможно чуть выше над ними.
Взрывы, тем временем, раздаются всё громче и громче. Вокруг словно протекает бесконечная цепная реакция. Звуковая какофония неуклонно нарастает.
Каждый удар сопровождается чудовищным гулом и леденящим душу металлическим скрежетом. Грохотом разрушений. Звоном битых стёкол. Беспорядочным воем автомобильных сигнализаций. Лаем переполошенных дворняг.
Серёжа, не выдержав напряжения, срывается с места.
- Постой! Ты куда?..
Мужчина больше не слушает. Если вообще слышит. Подхватывает спящую малышку с кроватки. Судорожно прижимает ребёнка к груди.
- В ванную, быстро! - отчаянно командует он, а безумная уличная светотень отплясывает в обращённом к ней взгляде.
Наступает её очередь невольно подчиниться чужой решимости. Слегка замешкавшись, бросается вслед за родными. Но безнадёжно отстаёт - коридор раскачивается из стороны в сторону.
Дом, словно веками спавший гигант, внезапно приходит в движение. С трудом поднимается на ноги. Пытаясь уклониться от бесчисленных беспилотников и ракет, делает натужный шаг левой, шаг правой... Поражённый снарядом в самое сердце, тяжело обрушивается оземь.
Сбежать не удаётся никому - стены и перегородки проседают, пол расползается под ногами, потолок валится на головы.
Вселенная крошится.
Опять.
***
Резко пробудилась. Обнаружила себя лежащей на кровати, свернувшейся в неудобной позе. Ощущения неприятные: острое сердцебиение в груди, липкая испарина по коже, пальцы рук скрючены от онемения. Язык сухой, неповоротливый. Ротовая полость ноет так, будто нижняя челюсть во время сна пыталась выдавить верхнюю. По счастью, не удалось - все зубы на месте.
Глаза медленно привыкают к яркому свету. В поле зрения - выцветшие обои, вдавленная в угол стены подушка, смятая постель.
Борясь с приступом дезориентации, опасливо оглядывается через плечо.
Вопреки страхам, маленькое пространство, в котором находится, отдаёт покоем. На улице божий день - сквозь открытую форточку льётся, вместе со свежим воздухом, птичий щебет, детский гомон, приглушенный городской шум. На сердце становится легче.
Но присутствуют в комнате и тревожные факторы: внушительная чёрная труба, установленная около подоконника на высокой алюминиевой треноге; пожилая женщина в затасканной одежде, протирающая грязным лоскутом с этой трубы пыль.
Солнечные лучи, проникающие сквозь оконные стёкла, назойливо подсвечивают чужеродные объекты, отделяя их от прочей мирной обстановки. Особенно раздражает пенсионерка, небрежно размахивающая тряпкой.
Так и оптику попортить недолго!
В глубине души появляется ощущение, будто раньше они много раз ссорились на этой почве, но поведение тётки не изменилось - то ли делает назло, то ли поступает вопреки просьбам из-за врождённой тупости.
Чувства по отношению к женщине возникают противоречивые. Словно повстречала давнюю знакомую, но никак не выходит вспомнить, кто это. Очевидно одно - дамочка здесь не в первый раз находится, слишком уверенно ориентируется на местности. Будто у себя дома. Вот только она тут (и откуда такая уверенность?) не дома.
Оставив, наконец, телескоп в покое, тётка, напоминая назойливую букашку, поочерёдно переходит к комоду, маленькому столику, низенькой этажерке. Обмахивает поверхности и сваленные на них предметы.
Книги, обёрнутые в усохшие суперобложки. Обожжённые плюшевые игрушки, вероятно, прежде очень любимые, иначе какой смысл продолжать их хранить в таком состоянии? Вазоны, фигурки, косметички, помадки, мелкую фурнитуру для рукоделия...
Каждую крупную вещь поднимает, обтирает, ставит на место. Переставляет местами, составляя из груды мусора только ей одной понятную композицию.
Чем дольше приходится наблюдать за женщиной, тем сильнее растёт неприязнь - наводит тут, понимаешь, свои порядки! Заняться больше нечем, кроме как чужое барахло надраивать?
Даже на кровати села, чтобы высказать пару ласковых. Но не смогла вымолвить ни слова. Челюсть натурально одеревенела.
Да и какая в общем разница? Всё это бесполезный, никому больше не нужный хлам. Предметы из тех, которые давно пора выбросить, но почему-то жаль.
Потянулась рукой к тумбочке. Взяла, не глядя, стакан воды. Сделала из него пару глотков. Женщина, услыхав шорох позади, суетливо обернулась, одаривая лежебоку натянутой улыбкой. Притворно-ласково залепетала:
- Проснулась? Наконец-то! Как себя чувствуешь сегодня? Получше, надеюсь? А на улице весна уже вовсю.
Сразу перестав слушать трескучую болтовню, мысленно вернулась к торчащему посреди комнаты телескопу. Почему он вообще остался цел? Вот вопрос. Одна из загадок, которые тщился разрешить утомлённый мозг, но не мог.
Казалось бы, картинка произошедшего уже более-менее сложилась, однако в последний момент постоянно обнаруживалась новая деталь, не вписывающаяся в рамки. Например, всё что имеет отношение к телескопу - мёртвая зона. Хотя в памяти периодически возникали связанные с прибором ассоциации, ни в одном из снов он физически не присутствовал.
Впрочем, чёрт с ним. Возможно, тот мужчина... Серёжа... заблаговременно упаковал устройство в коробку и спрятал в чулан, а потом эта недалёкая женщина, из собственных неясных побуждений, вновь собрала его. Либо предмет находился в уголке, который чудом не задело. Затем его водрузили посреди комнаты и каждый день начищали до блеска. Наверняка, лишь бы ей досадить.
Размышляя подобным образом, автоматически поднялась с постели. Выпитая вода 'запустила' организм, тело вспомнило о первостепенных нуждах.
Тенью вышла из комнаты, заставив тётку замолкнуть на полуслове.
Вернувшись, поскорее забралась обратно в постель. Краем сознания отметив, что простыня и одеяло, за время короткого отсутствия, оказались аккуратно расправлены, а подушка хорошенько взбита. Опять мегера постаралась!
'Мегера' тем временем занялась тщательной помывкой пола. Отдраив половину комнаты, на миг остановилась. Тяжело оперлась о швабру.
- Всё молчишь?.. - воззвала внезапно. - Пора бы вставать не только в туалет, но и начинать выходить на улицу. Хоть ненадолго. Тем более погода наладилась. Ты уже полгода лежишь трупом, а столько всего нужно сделать.
Старческое нытьё слушать тошно. Гораздо интереснее анализировать содержание последнего сна. Тот явно завершился не как должно, а случайным образом. Не так-то просто восстановить всю последовательность событий. Собрать из мириада осколков нечто целостное, чтобы разглядеть в зыбком отражении настоящий исход.
Хотя ей постепенно удавалось продвигаться всё дальше по сюжетной канве, развязка норовила в последний миг куда-то улизнуть. С концовками видений, подстёгнутыми внезапным пробуждением, вечно такая беда. Вспугнутое подсознание подсовывает ложную кульминацию, вводя психику в заблуждение.
- Давай, поешь уже, - возвращает её обратно в комнату скрипучий голос.
Пенсионерка водрузила на тумбочку тарелку супа.
Есть, правда, не очень хочется, но пахнет аппетитно. Почему бы не перекусить, раз такое дело?
Продолжая размышлять о диковинных эффектах памяти, садится на краешек кровати, отправляет ложку похлёбки в рот. Тёплая пища приятно обжигает горло, убирая заодно дискомфорт между языком и нёбом. Похоже, она вновь обретает способность говорить.
- Сон - это зеркало, - поясняет вслух, приятно удивляясь звуку собственного голоса.
- Что, прости? - тётка от неожиданности приходит в замешательство.
Но больше пока сказать нечего. Отложив ложку, ложится на спину. Умиротворённо разглядывает привычно-непривычный потолок.
Зато на женщину первые сказанные ею слова оказывают неизгладимое впечатление - она принимается тараторить прямо-таки с удвоенной энергией. Впрочем, ничего нового из старческих уст не звучит. Будто переслушиваешь до боли знакомую пластинку, только на ускоренном воспроизведении.
Благотворное влияние вкусной еды вмиг испаряется - нелепый трындёж, мешающий размышлениям, кажется всё более невыносимым. Ненависть в груди возрастает.
Глупость, конечно, в том, что они сразу не поспешили прочь из дома. Ужасная ошибка! Но даже в тот момент, когда Серёжа схватил ребёнка на руки, оставался шанс. Минута-полторы, целая прорва времени. Спастись помешала какая-то мелочь. Но какая?
- Невозможно избегнуть душевной боли. От неё нельзя отгородиться. Её следует впустить, принять, перерасти, - продолжает нагнетать женщина, делясь 'важными' откровениями. - И с нею жить. Именно так. Продолжать жить. Пойми деточка, все так делают. Может быть их боль не столь отчаянна, как твоя, но...
Нет, ну сколько можно? Окидывает тётку волчьим взором.
- Что ты, лапонька, - узрев этот взгляд, слегка пугается. - Я тебе зла не желаю.
- Тогда закройся уже, хватит причитать.
- Что? Но, я не...
- Заткнись, говорю! Захлопни варежку!
Для пущей убедительности добавляет несколько грязных ругательств.
Женщина печально покачивает головой - ничего себе молчунья заговорила. Что называется - прорвало.
Но брань возымела действие. Тётка, помыкавшись из угла в угол, обескураженно рухнула на табурет, установленный у входа в комнату. Рассеянно занялась вязанием, сложенном под сиденьем.
Наступает долгожданная тишина.
И решение, мучительно выискиваемое, мгновенно приходит в голову. Правило двух капитальных стен. Ну, естественно! Как можно было такое забыть?
Переживая внезапное волнение, тянется к тумбочке, ищет блистер. Не находит. Может, тарелка мешает? Стакан на привычном месте. Но где же...