Оболенская Светлана Валериановна : другие произведения.

Что наша смерть...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.46*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нить не порвалась. Земные дела, земные чувства завершены, мы на пороге разгадки величайшей божественной тайны!И какая же все-таки это удивительная история жизнь и смерть всякого человека!

ЧТО НАША СМЕРТЬ...

Мне все чаще снятся вариации одного и того же сна. Я нахожусь не дома, иногда в гостинице, иногда в санатории, иногда где-то на даче, и пришла пора уезжать. То ли к поезду надо спешить, то ли машина сейчас придет, а у меня ничего не готово, вещи не собраны, не сделаны какие-то предотъездные дела, а внутри все время звучит мотив: скорей, скорей! Не успеешь, опоздаешь! Этот навязчивый мотив связан, мне кажется, с тем невероятным ускорением течения жизни, которое каждый человек начинает ощущать довольно рано, скорее всего с того момента, когда его покидает молодость. Дело известное.

Дальше - больше. Возникает странное ощущение, со временем превращающееся в некую константу: жизнь одновременно и на месте стоит, ничего в ней не меняется и меняться уже не может, и в то же время летит со все увеличивающей скоростью, которая со временем становится просто бешеной. Мелькают дни, недели, месяцы, годы. Помню, давно уже слышала выступление по радио покойного Ролана Быкова, остроумно сетовавшего: "В детстве - поужинал, и еще можно во двор выбежать. Думаешь: как много еще времени, пока мать домой позовет. А теперь что? Лёг- встал, лёг- встал - Новый год!"

И в этом беспощадном, свистящем беге времени не замечаешь того момента, когда наступает старость. Все знают, что это произойдет с каждым, но никто не ожидает, что это будет так скоро и так неожиданно. "У природы нет плохой погоды...", "надо благодарно принимать..." Да знаем мы все это, знаем...

Все знают также, что старики - кладезь сведений о простых вещах земной жизни, исчезающих вместе с ними, сокровищница воспоминаний о мыслях и рассуждениях простых людей, которые ничем, может быть, не прославились, но составляли соль земли.

Но это знание ничего не меняет - трудно любить стариков с их физическим несовершенством, с их старомодными взглядами, неспособностью присоединиться к жизненным играм молодых и уверенностью, что раньше все было лучше, с их невольной сосредоточенностью на собственных проблемах, что предстает как старческий эгоизм.

Отвлекаюсь от внешней стороны жизни - болезни, немощь. Но внутренняя жизнь - казалось бы, она-то должна стать легче: отпадает множество обязанностей, утихает головная боль по поводу окружающих неурядиц - все равно, ты с ними справиться не можешь. Успокойся, утихомирься... Но нет, ничего подобного не происходит. Старость наступила, болезни на месте, а ты парадоксально не чувствуешь себя старухой, не чувствуешь - и все тут. Голова работает, г-н Альцгеймер еще очень далеко и заменяется пока что почти веселой поговоркой: "маразм нам заменяет память". Ты отвергаешь снисхождение, хочешь равенства с молодыми, но разве оно возможно?

И ты очень часто думаешь о смерти.

* * *

Когда перед человеком впервые возникает вопрос о смерти? Вот прекрасные строки Самуила Маршака:

"Года четыре был я бессмертен.

Года четыре был я беспечен,

Ибо не знал я о будущей смерти,

Ибо не знал я, что век мой не вечен."

Всего четыре года или пять лет было Самуилу Яковлевичу, когда его, может быть, как и всех в свое время, пронизал холод предчувствия смерти.

Помню, как однажды, когда мне было лет 7, поздно вечером, лежа в постели и простившись на ночь с мамой и папой, я услышала, что за неплотно прикрытой дверью в соседней комнате говорят о чьей-то смерти, обсуждают предстоящие похороны. Ни с чем не сравнимый ужас испытала я. Впервые в маленькой моей жизни вдруг отчетливо поняла, что умрут все - и мама, и папа, и братья, и все, все, все. До осмысления собственной смерти дело, помню, не дошло, потому что заворочался и засмеялся во сне спавший в одной комнате со мной брат, старше меня на два года. Он проснулся, сел, пробормотал: "Фу, чепуха какая...", повалился на подушку и тут же снова заснул. И я стала думать, как завтра попрошу его рассказать свой сон. Назавтра он ничего не помнил. А меня мысль о смерти наутро уже не занимала.

Лет шесть спустя я оказалась в детском доме, жизнь шла без родителей, и все тайны бытия, общечеловеческого и женского, приходилось открывать самой. В эти годы смерть однажды косвенным образом близко подошла ко мне. Вместе со мной в 6 классе училась девочка не из детдома, а родительская. Худенькая, тихая, много, гораздо больше, чем я, как теперь я понимаю, размышлявшая о жизни, Оля все заговаривала со мной и явно хотела подружиться. Мы, детдомовские, держались обособленной группой и свободное от школы время проводили только дома. Но Оля не раз приглашала меня к себе, и один раз я зашла к ней ненадолго. Олина мама очень радушно угощала нас яблоками из своего сада.

Мы не успели подружиться с Олей, потому что вскоре она тяжело заболела и умерла. Из детдомовских девочек никто ее не навещал, у нее свои подружки были, наверное. Но мне одна девочка из класса передала, что Оле совсем плохо, и она просит меня прийти к ней. А я не сделала этого, боялась. Побоялась и на олины похороны пойти (никто из детдомовских не пошел), и сейчас вспоминаю все это, как свой грех. И тогда же я впервые увидела покойника. Умер мастер ткацкой фабрики, находившейся рядом с детдомом, в фабричном клубе была гражданская панихида. Я зашла туда, протиснулась сквозь толпу. На высоком столе, накрытом черной материей, стоял гроб, обитый черным и красным, а в нем лежало нечто, что было и человеком и в тоже время уже совсем не человеком. Я заметила - черный костюм и красные цветы. Это было очень страшно, и я ужасе убежала, преследуемая запахом еловых веток.

И еще много лет я боялась покойников, боялась смерти. Мама в своих письмах из лагеря уверяла меня, что в молодости смерти боятся все, а потом это проходит. Она была права: я перестала бояться смерти, когда вышла замуж и родила дочку, а покойников, их страшного вида, совсем перестала бояться, похоронив маму. Это произошло как-то само собой, без долгих размышлений, без чтения философских сочинений, где обсуждается эта великая тема. "Когда мы есть, смерти еще нет, когда смерть наступает - нет уже нас". Эти слова Эпикура, пожалуй, лучше всего определяли мое отношение к смерти.

* * *

Но мысли стариков о смерти совсем другие. По большей части они не боятся ее, но думают о ней все. Смиренно или не смиренно, спокойно или тревожно, готовясь к ней или, наоборот, всячески пытаясь оттянуть ее и внутренне не принимая - все старики понимают, что, в сущности, единственное новое, что им предстоит, - это смерть. И с нею - разгадка величайшей тайны, которая предлагается каждому, сколь бы ни была его судьба отлична от других. В молодости ощущение таково: да ладно, это будет так не скоро, может быть, никогда... Но миллионы стариков - в жалких богадельнях и в богатых домах, где они окружены заботой; те, кому посчастливилось иметь любящих детей и ласковых внуков, и одинокие, бездетные в своих отдельных квартирах; и бомжи, не имеющие пристанища, - миллионы стариков понимают, что смерть - единственная реальная для них перспектива. Иногда желают ее, иногда - нет, но думают о ней, ожидают ее - все.

Счастлив тот, кто с детства впитал в себя божественные истины, в ком живет простая и непререкаемая вера в Бога. А я? Вспоминаю не только себя детских и юношеских лет, вспоминаю своих детдомовских подруг, ставших мне почти сестрами. Шли 30-е годы. Никто из взрослых с нами никогда не говорил о том, что Бога нет. Но мы и так это знали с детских лет, это как бы не стоило разговоров, когда кругом было столько проблем. Все это изменилось для меня лишь много лет спустя. И вот я, как и многие, искренне желающие обрести веру, подхожу уже к завершению жизни, а все еще пребываю на полпути к храму. И о смерти думаю, конечно, не совсем так, как думает по-настоящему верующий человек.

Мысли мои убоги и банальны, но они мои. Я вовсе не жажду смерти, но думаю о ней прежде всего как об избавлении - от физических немощей и от бесчисленных проблем, не желающих отступать ни на шаг; как о настоящем, глубоком успокоении, которого не хватает старикам, не смирившимся с действительностью. Недавно прочитала в письме немецкого писателя Теодора Фонтане к жене, как он, думая о смерти, спокойно вспоминает присловье, которое повторяли актеры, чтобы в день предстоящего спектакля справиться с боязнью рампы: "в 9 все будет уже позади" ("Um 9 ist alles aus").

А если шире - я думаю, что жизнь и смерть человека - это нечто единое, и последняя точка - не конец, а завершение, венец всего, что пережил и сделал человек за годы свой долгой или недолгой жизни. Не обрыв надежд, мечтаний, не обрыв того, что удалось сделать в жизни. Нить не порвалась. Земные дела, земные чувства завершены, мы на пороге разгадки величайшей божественной тайны! И меня никогда не покидает простодушная мысль о том, что, может быть, я смогу обнять потерянных в детстве любимых людей, и они будут меня любить.

И какая же все-таки это удивительная история - жизнь и смерть всякого человека!


Оценка: 7.46*9  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"