Оутерицкий Алексей : другие произведения.

Блондинка с загорелыми ногами

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  
  
  Ознакомительный фрагмент. Полный текст доступен в магазине электронных книг по адресу:
  
  https://www.xinxii.com/ru/blondinka-zagorelymi-nogami-p-346864.html
  
  Примечание:
  Тем, кому понравился предлагаемый фрагмент, в течение некоторого времени автор будет высылать книгу бесплатно, в требуемом формате.
  Для этого достаточно написать по е-мэйлу, указанному в авторском разделе.
  
  
  
  (с) Алексей Оутерицкий
  ISBN: 978-9934-8087-1-5
  
  Блондинка с загорелыми ногами
  (Скажи утке 'нет'!)
  
  
  
  Все происходящие в романе события - вымышлены.
  Любое сходство персонажей с реально существующими людьми - случайно.
  Любое созвучие фамилий с фамилиями реально существующих людей - случайно.
  
  
  
  Пролог
  
  Члены кооперативной археологической экспедиции времен правления судьбоносного генсека - обладателя художественной краплености лысины, - обступили непонятного назначения стену с непонятного смысла, на незнакомом языке письменами, выбитыми на ее отшлифованной каменной поверхности. К стене этой археологи только что пробились через труднопроходимую штольню заброшенной - и опять же непонятного назначения - шахты. Четверо уголовного вида рабочих утерли со лбов обильные потеки пота, поправили каски с закрепленными на них фаллической конфигурации фонариками и угрюмо уставились на тщедушного человечка с клочковатой профессорской бородкой, в волнении бормочущего что-то себе под нос. Дрожащей рукой протерев стекла классически круглых профессорских очков, тот направил на стену луч самого габаритного и мощного, уже ручного, фаллоса-фонаря, присмотрелся к витиеватой надписи, обмахнул гладкий камень рукавом спецовки, пораженно ахнул, забубнил что-то нечленораздельно-профессорское с еще большей горячностью.
  - Че, типа нашли? - спросил один из четверки, доставая из кармана мятую пачку сигарет 'Прима'. - За этой стеной золото?
  - Помилуйте, господа, какое золото... Поверьте, здесь нечто гораздо более ценное... - приблизив лицо вплотную к стене, словно намереваясь обнюхать ее осклизлую поверхность, пробубнил археолог. - Господа! - что-то на ней высмотрев и оттого чрезмерно резко, без щадящей артериальное давление плавности, достигнув крайней степени возбуждения, классическим профессорским фальцетом выкрикнул он через секунду, - господа, вы просто не представляете себе степени важности совершенного нами открытия! - Оглянувшись и заметив недоуменно выпученные глаза своих научных сподвижников, он, будучи не в состоянии сдержаться, теперь разразился коротким - опять же классическим, из кинофильмов - профессорским смешком. - Да-да! И не вздумайте спорить, я знаю, о чем говорю! Вы только вдумайтесь в сей поразительный факт! Известно ли вам, что эта надпись является точной копией надписи на гробнице египетского фараона Аменотехотепота, который правил в период... Впрочем, это не важно! А важно - откуда здесь, в уральской степи, такое... такие... - Не дождавшись проявлений ответного восторга, профессор развернулся к помощникам и с пафосом всплеснул руками, предпринимая последнюю попытку достучаться до сознания четырех археологического толка сотрудников. - Оставьте же свой скептицизм, умоляю вас, господа! Хотя, должен признаться, я прекрасно понимаю ваше состояние, которое, скорее всего, продиктовано элементарной научной осторожностью. Вы, верно, просто сомневаетесь, что подобное возможно, ведь наша находка в весьма и весьма категоричной форме опровергает все те многочисленные теории, которые...
  - Че он несет? - с недоумением спросил самый мордастый из четверки, обведя взглядом товарищей. - Какой еще, в жопу, фараон, какой, чтоб его, Хотепот! Мы че, должны слушать всю эту хрень? Слышь, профессор... - Он положил руку на плечо археолога, потряс с силой, пытаясь вернуть его к действительности. - Тебя спрашивают, там за этой стенкой че, золото?
  - Господа! Господа! Вы просто не представляете себе... - как заведенный повторял профессор, не реагируя на сформулированный с предельной научной конкретностью вопрос. - Вы получите премию российской Академии Наук, ваши имена будут вписаны в скрижали... О вас напишут в газетах, вы прославитесь и... Вам выдадут дипломы, которые вы будете показывать своим внукам, а те, в свою очередь, своим; вы самые счастливые люди на земле, потому что прикоснулись к великой тайне, которая...
  Четыре археолога, у которых при упоминании о премии сверкнули глаза, теперь опять помрачнели, переглянулись со значением.
  - Он гонит, короче, - запустив руку под грязную майку и почесав живот, сделал смелый научный вывод старший четверки, бородач с неровно вытатуированным на плече черепом. - Короче, так... - Он прокашлялся, мысленно подбирая наиболее убедительные для профессора доводы. - Ты это... Не гони, типа, порожняк. Брось, в общем, базарить пустое, объясни все толком. Там, за этой стеной, там че...
  Не дослушав, пребывающий в крайней степени возбуждения профессор отвернулся. Не слыша ничего вокруг, он беззвучно шевелил обветренными губами, жадно всматриваясь в письмена. Обнаружив что-то, он опять всплеснул руками, отчего луч фонаря запрыгал по мрачным сводам подземелья, осветив на миг почему-то злые лица помощников.
  - Подайте мне кисточку, коллеги! - вскрикнул, пораженный увиденным, археолог. - Скорее же, скорее, умоляю, она там, в кармашке красного рюкзака! Эта надпись, она... она бесценна! Кажется, мы имеем дело с самым, не побоюсь этого слова, важным открытием двадцатого века! Да что там двадцатого века, если мир вообще никогда не сталкивался с таким... таким... Нет, вот этого слова я уже побоюсь, потому что этого просто не может быть! Дайте же мне скорее самую маленькую, самую нежную кисточку, нам нужно немедленно очистить эту уникальную надпись, чтобы... Мне не до конца ясен смысл написанного, он теряется всего из-за одной маленькой буковки, что не позволяет нам быть уверенными в точности, не является ли эта надпись предостережением, адресованным человечеству, предостережением, которое... Впрочем, не будем забегать вперед, господа! Сейчас, с помощью кисточки, мы с вами прикоснемся к величайшей тайне, которая... Эта буква очень важна, коллеги, она крайне, крайне важна!
  - А ну отойди, я тут сам все прочищу... - Старший отодвинул профессора, не глядя протянул в сторону мозолистую руку, отрывисто бросил за спину: - Валет, инструмент... - Он поплевал на ладони, потер их друг о дружку, и через мгновение его огромная лапа стиснула рукоять тяжеленной кувалды. Здоровяк по-богатырски размахнулся, стена сотряслась от мощного удара, сверху посыпался песок и мелкие камни, все вокруг окуталось клубами пыли... Тут же последовал второй удар, за которым не замедлил последовать еще один, затем к старшей кувалде присоединились три вспомогательные...
  - Господа, что вы делаете, господа! Эти письмена, они бесценны, они... Вы губите сокровище, которое... - Заламывая руки, профессор бегал среди сосредоточенно долбящих стену мужчин. Затем остановился, повис на руке старшего, отлетел, как невесомый щенок, в сторону...
  - Мать твою... - Вбежавшие сквозь стенной пролом археологи осветили фонарями зал - обширное, с красочным мозаичным полом пространство, уставленное сверкающими золотом саркофагами, - и замерли, пораженные. Доисторические гробы стояли, как и положено, ровными рядами, подобно столам в морге. - Пацаны, сколько бесхозного добра! Профессор, ты просто молодчина! - Старший четверки привлек упирающегося профессора к себе, радостно чмокнул в губы.
  - Слышь, Здоровый, тут сплошная туфта!
  Отчаянный крик Валета привел здоровяка в чувство.
  - О чем ты?
  - Это дешевый медный сплав! Здесь нет никакого золота!
  Обласканный профессор был немедленно отброшен в сторону и вскоре завозился где-то в темноте, безуспешно пытаясь подняться - слышался только хруст щебенки и его беспомощное кряхтение. Поколупав ножом с наборной рукояткой оболочку ближайшего саркофага, Здоровый взревел от охватившего его бешенства.
  - Твою мать! Выходит, мы две недели шлялись по степям, чтобы найти эту долбаную медь!
  Четверо мордоворотов растерянно бегали по залу древней усыпальницы, скидывали крышки саркофагов на разноцветные, составляющие красивый узор, плитки пола, тупо вглядывались в ровно намотанные бинты иссохших мумий... Гулким эхом бродил в замкнутом пространстве отборнейший мат вперемешку с феней, усиливаясь бессвязными выкриками разъяренных, лишившихся честно заработанного трудяг...
  - Господа, опомнитесь! - Стоящему на четвереньках профессору периодически удавалось вцепиться в ногу какого-нибудь из пробегающих мимо археологов, он тут же отбрасывался прочь, чтобы через мгновение упрямо вцепиться вновь... - Господа, что вы делаете! Письмена... предупреждение потомкам... проклятие фараонов... нельзя выпустить зло... мир погибнет, если...
  Грустно хрустнули стекла профессорских очков...
  - А ну, братва, тащи эту плесневелую дрянь наружу!
  Самый большой из саркофагов, в котором лежала покрытая зеленоватой, фиолетового оттенка, плесенью мумия, был подхвачен сильными руками, протащен сквозь стенной пролом и через какое-то время оказался на земной поверхности.
  - Развеять это дерьмо по ветру! - приказал Здоровый, и парой десятков секунд позже превратившаяся в труху мумия, подхваченная ветерком, весело разлетелась по степи. - А профессора засуньте на освободившееся место. Пусть лежит, дожидается своей государственной премии, сучара. Будет ему время обдумать недостойное ученого человека поведение. Обещал денег, скотина... Исполнять, в натуре! Я все сказал...
  Упирающийся профессор был немедленно схвачен, скручен, связан и вскоре, подобно спеленатому ребенку, или той же недавно изъятой из своего многовекового лежбища мумии, покоился, лежа на спине, в саркофаге, подслеповато глядя в звездное небо.
  Подхватив рюкзаки, усталая четверка не оборачиваясь побрела по пыльной степи, а внезапно усилившийся ветер поспешил разнести по ней споры какой-то древней аменотехотепотовской плесневелой дряни периода... Впрочем, несчастному профессору так и не удалось договорить, в какой именно период правил неизвестно откуда взявшийся здесь, на Урале, не менее несчастный двойник египетского Аменотехотепота...
  
  
  
  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
  
  Глава 1. Президент
  
  
  - Значит, вы утверждаете, сначала было Слово? - тихим голосом, отрывисто переспросил облаченный в свободный в плечах пиджак без малейших признаков перхоти, Подпутин. Он ослабил классических, но не строгих, президентских расцветок галстук.
  - Не я, Ветхий Завет так утверждает, - тихим голосом, отрывисто поправил его облаченный в узковатый в плечах пиджак с некоторым наличием перхоти на воротнике, Подберезовский. Он ослабил классических, но не строгих, олигархических расцветок галстук.
  - И вы всерьез полагаете, что я вызволил вас из-под ареста, чтобы выслушивать подобное? Что именно для этого мы приложили столько усилий, убеждая датчан отпустить вас - пусть даже лишив при этом денег - с миром?
  - Сначала вы меня этим датчанам сдали, - напомнил, морща пьяно-разухабистой гармошкой высокий лоб, Подберезовский. - Но я не в обиде. Обещаю сделать все от меня зависящее, чтобы моя родина...
  - Оставьте... - Подпутин устало отмахнулся, наморщил лоб не в пример куда более тонкими, даже изящными, завершенных форм линиями. - Если мы сейчас начнем уточнять относительно местоположения вашей родины... Говорите по существу. У вас имеется конкретный план?
  - Имеется, - отрывисто буркнул Подберезовский. - Только, боюсь, не очень-то он вам понравится.
  - Отчего же, - отрывисто возразил Подпутин. - Если план дельный... Ведь он, вы утверждаете, дельный?
  - У меня других не бывает.
  - Итак, - подбодрил собеседника президент.
  - Итак, - Подберезовский вздохнул, - начнем сначала. Необходимо найти ключевое Слово. Или фразу. Обладающий Словом будет владеть миром. Древние знали это Слово. От него рушились крепости, Словом завоевывались государства, создавались и рушились великие империи... Ныне это тайное знание утрачено.
  - И вы предлагаете свои услуги, чтобы найти это...
  - Слово, - радостно подхватил Подберезовский. - Вы абсолютно правильно меня поняли.
  - И просите на свои эзотерические изыскания миллион...
  - Миллиард, - впервые осторожно перебил, поправляя, президента Подберезовский. - И не то чтобы прошу... - Заметив, что собеседник приподнял левую бровь, он поторопился добавить: - Но и не требую, конечно. Просто озвучиваю факт. На такое дело нужен миллиард, никак не меньше. Это объективная цифра. Очень и очень реальная, поверьте.
  - Через оффшорку, конечно? - уточнил Подпутин.
  - Через оффшорку, - делая вид, что не замечает иронии в его голосе, подтвердил Подберезовский. - Поверьте, дело того стоит. Без ключевого Слова вам не удастся протащить договор о двустороннем сокращении баллистических крылатых ракет без наличия у одной из сторон самого предмета договора - то есть, собственно, ракет. И вы знаете, чья сторона их не имеет. - Рефлекторно подобравшись, Подпутин настороженно повел глазами по сторонам. - Номер, который господину Подъельцину удалось провернуть десять лет назад, ныне повторить не удастся, и вы сами прекрасно это понимаете. Американцев, конечно, умными не назовешь, но и не такие они дураки, чтобы попадаться на одну наживку дважды. К тому же, нам неслыханно повезло, что тогда у власти находился Склинтон, который как раз переживал бурный роман с... - Заметив, что президент морщится, он кивнул. - Согласен. Тема сексуальных развлечений человека с деформированным членом и носом алкоголика, испещренным красными прожилками, давно набила оскомину. Однако, если бы в тот момент он не был так увлечен своей ляжкастой практиканткой, а наш прежний президент не обладал бы столь бурной фантазией, сила которой усугублялась перманентной алкогольной интоксикацией... Простите, что вы сказали?
  - Миллиард за Слово... - Президент побарабанил пальцами по столу. - Не многовато ли? А не хотите услышать от меня таких слов целых три, и все три - абсолютно бесплатно? - Подберезовский промолчал, только с легкой укоризной покачал головой. - Хорошо. Допустим. И как вы себе представляете действие этого Слова? - с недоверчивым видом, отрывисто спросил президент. - Каким образом получится, что обладающий Словом сможет воздействовать на ситуацию и добиться неосуществимого в принципе?
  - Мне все видится следующим образом, - с таинственным видом, отрывисто принялся объяснять Подберезовский. - Зная, как будет проходить процедура подписания интересующего нас международного договора, нетрудно представить детали. Малый Прямоугольный кабинет Кремля, стол с документами, за столом вы и Сбуш-младший. У вас наготове ручки, вы ждете только звонка специальной государственной комиссии, состоящей из экспертов американской стороны. Комиссии, которая доложит своему президенту, что ракеты, подлежащие уничтожению, свезенные на полигон в городе N, в рабочем состоянии, и осталось только...
  - Это я знаю без вас, - оборвал его Подпутин. - Я спрашиваю, каким именно образом, не имея в наличии ракет... На экспертную комиссию воздействовать невозможно, разве что перестрелять ее к едрене-фене... - в его глазах на миг появилось мечтательное выражение, - что мы, разумеется, учитывая дружбу с Америкой и вообще, исходя из гуманных соображений, к сожалению, не можем себе позволить. Итак, позвонит старший член комиссии, доложит американскому президенту, что никаких ракет у нашей стороны не имеется. Что дальше?
  - А дальше вы скажете Слово, и Сбуш-младший немедленно подпишет договор об их уничтожении, - оптимистично заверил его Подберезовский. - Понимаете, Слово вызывает изменение сознания, вступает в некий частотный резонанс с организмом на молекулярном уровне... В общем, с момента произнесения Слова Сбуш потеряет способность контролировать свое поведение. Вспомните известную историю про Иерихонскую трубу, с помощью которой разрушили не менее известную башню. Есть весьма убедительная версия, что никакой трубы не было, что это лишь иносказание, на самом же деле просто было произнесено Слово, после чего и состоялось знаменательное, вошедшее в анналы истории событие. Да что далеко ходить! Есть и другие, более свежие, но не менее убедительные примеры. Неким государственным деятелем было произнесено слово 'перестройка', после чего немедленно развалился Союз!
  - И за это мнение вкупе с иносказанием и перестройкой в довесок я должен выложить один миллиард долларов? - Подпутин опять нахмурился и опять замолчал на некоторое время, глядя в какую-то одному ему известную точку. - Ну, хорошо. Еще раз допустим... - Очевидно, приняв решение, он негромко хлопнул ладонью по крышке антикварного стола с инкрустацией. - Не далее чем завтра на ваш счет будет перечислен первый миллион. Можете начинать свои словесные изыскания. Отчет - каждые две недели. Сегодняшний день - стартовый. Подписание документов должно произойти через несколько месяцев, на большее время затянуть процесс переговоров нам не удастся. И помните, что любой счет в любой стране мира в любой момент можно арестовать. И не только счет, - с непроницаемым выражением лица добавил он.
  Двое встали и пожали друг другу руки. Аудиенция была окончена. Направляясь к выходу из Большого прямоугольного кабинета, Подберезовский достал из кармана платок мятой клетчатой ткани, протер повлажневшую лысину. Подпутин задумчиво посмотрел ему вслед и проговорил что-то по-немецки. Фраза оказалась емкой и красивой. Возможно, это было что-то из 'Фауста' Гете.
  - Входите, Степанида Матвеевна, - негромко сказал он, услышав осторожный стук в только что закрывшуюся за Подберезовским дверь.
  Вошедшая, средней дородности вислозадая тетка, облаченная в синий рабочий халат, с приятным железным звуком поставила на пол ведро, наполненное водой, развернула тряпку, деловито приладила ее к щетке.
  - Надо же! И как только вам всегда удается узнать, что это я, - подивилась она, сгибаясь в пояснице и сноровисто принимаясь за влажную уборку. - Право слово, чудеса, да и только. Великий вы человек, Владимир Владимирович. Одно слово, разведчик.
  Польщенный Подпутин скромно пожал плечами и не менее задумчиво, чем это было несколькими минутами назад, когда он смотрел вслед удаляющемуся собеседнику, посмотрел теперь на зад уборщицы. Он опять проговорил что-то по-немецки. Опять фраза прозвучала очень емко и красиво. Возможно, и это было что-то из 'Фауста' Гете.
  - Что вы сказали, Владимир Владимирович? - переспросила тетка, разгибаясь и поворачиваясь к президенту лицом.
  - Я сказал, что в случае необходимости мог бы запросто кинуть вас через бедро, но не стану применять даже удушающего приема, - одними губами произнес он.
  - Чего? Простите, я опять не расслышала.
  - Ничего, Степанида Матвеевна, - одарил ее лучезарной улыбкой президент. Он посмотрел на часы и пружинистым шагом направился к выходу. - Я говорю, сначала было Слово. Убирайтесь, убирайтесь. Не стану вам мешать...
  
  
  Глава 2. Монголы
  
  
  Двое в стеганых, подбитых ватой халатах переглянулись, затем недоуменно воззрились на товарища, сидящего напротив; их разделял дощатый стол, щели которого были полны каких-то крошек, пепла и прочего мусора - стандартный для пивных юрт предмет мебели. Обычно их приятеля пробивало только с третьей бутылки кумыса, никак не раньше. Неужели он стал так мало держать?
  - Да, - упрямо повторил Бастурхан. Он отпил из одноразовой пластмассовой пиалы, довольно крякнул, расправил плечи, посмотрел на товарищей строго. - Надо возродить нашу былую мощь, вернуть земли, завоеванные отцами, то есть, наши земли; земли, принадлежащие нам по праву. Посмотрите на мой халат. - Он распахнул усеянную пестрыми заплатками материю, демонстрируя поросшую редким волосом грудь.
  - Запахнись, - строго сказал Таджибек. - Мы видели твой халат. Зачем нам на него смотреть? Бастурхан, тебе, кажется, хватит. Давай по последней пиале, и разбежимся по юртам.
  - Зачем нам на него смотреть, - эхом повторил за ним Богурджи. - Мы видели твой халат, Бастурхан. Давай по последней пиале. Тебе на сегодня хватит.
  - На нем заплат больше, чем звезд на небе, - упрямо продолжил Бастурхан. - Мне много лет, а я до сих пор не имею своих коней и поэтому вынужден пасти чужих. Я из рода кочевников, но не кочую, моя юрта стоит на месте недвижно вот уже сорок лет, с самого моего рождения. Мне стыдно перед моими предками. - Он повернул голову, нашел глазами юртмена, выкрикнул громко: - Человек, еще бутылку кумыса!
  Толстый мужчина в богатом парчовом халате, сидящий за стойкой пивной юрты, потянулся к магнитоле ВЭФ, неспешно покрутил ручку настройки, поймал ритмичную песню на английском языке, прикрыл глаза, вслушиваясь.
  - Человек, кумыса! - зло повторил Бастурхан, но юртмен только небрежно отмахнулся, не глядя, и сделал музыку громче.
  Бастурхан поднялся, твердой походкой прошел по залу с пустующими столами, остановился перед юртовой стойкой. Терпеливо дождался, пока юртмен не соизволил, наконец, открыть глаза и повернуть к нему голову.
  - Чего тебе?
  - Я вот не устаю удивляться, Тулен-Джерби, - начал издалека Бастурхан. - Казалось бы, мы получили одинаковое воспитание. Ты наш ровесник, ходил в одну школу вместе со мной, Таджибеком, Богурджи...
  - И что?
  - А то. Слушаешь музыку наших врагов. Столов, вон, понаставил, хотя монголы должны сидеть на полу. Кумыса в долг не даешь. И лучше бы ты зарядил песню нашу, монгольскую, заунывную, которую исполняют самые прекрасные девушки на свете, щечки которых пылают подобно лучам предзакатного солнца, уста которых напоминают свежесть утреннего сада, который...
  - Мне нравится Бритни Спирс, - прервал его нахмурившийся юртмен. - И с каких пор американцы стали нашими врагами? Они присылают нам гуманитарную помощь в красивых коробках - просроченные конфеты, которые от долгого лежания не только ничуть не испортились, но даже приобрели приятный дополнительный вкус, компьютеры, которые после несложной починки еще вполне сносно работают. Еще они обещали поставить радар, который будет следить за воздушным пространством русских, а нам в качестве компенсации за его вредное излучение - бесплатно установить в каждую юрту по специальному монитору, чтобы мы тоже могли наблюдать за их самолетами... А за кумыс ты мне и без того задолжал. С тебя десять тугриков, - напомнил он.
  - Тьфу на тебя, шайтан! - вспылил Бастурхан. - Я еще дождусь того часа, когда ты будешь кататься в пыли, моля меня о пощаде, я еще увижу, как выкипают твои жадные глаза под струей раскаленного серебра... Я прикажу нарезать ремней из твоей жирной спины, посыпать ее солью и оставить тебя подыхать в степи под жарким солнцем, подобно справедливо наказанной собаке, которая от жадности своей стянула кусок мяса у щедро кормившего ее хозяина...
  Он вернулся к друзьям, но за стол не сел. Постоял, изучая сотрапезников мрачным взглядом, тяжело вздохнул.
  - Я пошел, - хмуро сообщил он. - А вы подумайте над тем, что я говорил. Не уподобляйтесь нечестивцам, для которых ничего не значат светлые имена предков, нечестивцам, которым жажда наживы застила глаза, окутала пеленой разум, и они готовы содрать со своих соплеменников втридорога за паршивую пиалу кумыса... - Он покосился на Тулена-Джерби, ответившего ему невозмутимым взглядом заплывших жиром глаз. - И не тяните, не то как бы не оказалось поздно. Моему войску скоро потребуются ремни. Много ремней. О-о-очень много. И спины одного Тулена-Джерби может оказаться недостаточно.
  - Совсем спятил, - спокойно прокомментировал его слова Таджибек, когда Бастурхан, гордо прошествовав к входному пологу, резко откинул ткань и покинул пивную юрту.
  - Точно, - подтвердил Богурджи.
  - Какое, прах его подери, войско?
  - А про какие ремни он нам тут толковал? Угрожал, что ли... Ладно, давай опрокинем по последней сотке кумыса и разбежимся по юртам.
  - Эй, Тулен-Джерби! - крикнул Таджибек. - А ну, плесни нам еще кумысу!
  - Вы задолжали мне, как и ваш выживший из ума Бастурхан, - напомнил им юртмен. Он взял в руки фарфоровую пиалу для важных клиентов, внимательно просмотрел ее внутреннюю поверхность на свет, дыхнул, принялся тереть чистой тряпкой. - По пять тугриков с каждого. У меня записано.
  - А ты представь, что не по пять тугриков с каждого, а десять тугриков с одного Богурджи, - вкрадчивым голосом предложил Таджибек. - А я вроде как ничего не должен и прошу в долг впервые. - Он успокаивающе положил руку на плечо взвившемуся было Богурджи и шепнул: - Молчи. Для нас сейчас главное - выманить у него по сто грамм кумыса.
  - Э-э-э, нет, так не пойдет, Таджибек, - возразил, засмеявшись, Тулен-Джерби. - Вы должны мне по пять тугриков каждый, я хорошо помню. У меня записано. И пока не вернете все сполна, не будет вам больше кумысу. Хотя, если ты так просишь, могу приписать тебе еще пятерку.
  Двое друзей вскочили, разъярившись, но тут же взяли себя в руки и подошли к юртовой стойке уже абсолютно спокойными. Остановившись напротив Тулена-Джерби, они долго смотрели на него немигающими глазами.
  - Чего еще? - не выдержал тот.
  - У тебя и впрямь жирная спина, - сообщил ему Богурджи.
  - И что с того?
  - Из ее кожи получится много хороших ремней для хороших воинов, - пояснил Таджибек медленно багровеющему юртмену.
  - Твоя глотка скоро отведает раскаленного серебра, - сказал Богурджи.
  - Ты будешь кататься в пыли, умоляя нас о пощаде, - сказал Таджибек.
  - Ты позабудешь про Бритни Спирс, - сказал Богурджи.
  - Мы научим тебя слушать заунывную монгольскую музыку, - сказал Таджибек.
  Двое степенно поправили стеганые халаты, гордо прошествовали к пологу на выходе и с достоинством покинули юрту.
  - Тьфу на вас! - бросил им вслед Тулен-Джерби. - Он рванул ворот халата, высвобождая вдруг вспотевшую шею, взял в руки очередную пиалу, посмотрел ее на свет, принялся тереть ее фарфоровые бока чистой тряпочкой...
  Бастурхан добрел до своей юрты, двинулся вокруг и, зайдя с задней стороны, распахнул халат. Ударив звонкой струей по потемневшему брезентовому углу своего жилища, он какое-то время стоял, покачиваясь, закрыв от наслаждения глаза. Избавившись от излишков переработанного кумыса, он застегнулся и двинулся было к стороне, где находилось входное отверстие, но тут же остановился - что-то вдруг привлекло его внимание.
  - Что за ерунда такая, - пробормотал он, пьяно щурясь на сине-фиолетовое пятно, возникшее в только что щедро орошенном им месте. Он нагнулся, рассматривая это подозрительное пятно, приблизил к нему нос... - Конечно, не дело брызгать на свой собственный дом, но ведь кругом ни одного столба. Да и то сказать, - сколько лет мочился, такого до сих пор не было, ткань просто пропитывалась солью и твердела... - Он присел на корточки, разглядывая отсыревший участок брезента с фиолетово-синим узором. Не удержавшись, еще раз втянул носом его приятный запах...
  Улегшись спать на грубом войлоке, ворочаясь без сна, он проклинал жадного Тулена-Джерби, своих тупоголовых друзей, и все больше утверждался в собственной правоте. Пора действовать. Время пришло. Пора палить костры, точить ножи, запрягать коней и нестись, хватая ноздрями пьянящий ветер свободы. Пора...
  А это пятно надо будет показать Таджибеку с Богурджи, хотя они того и не заслуживают. Пусть тоже знают, как приятно нюхать его, предварительно наполнив желудок кумысом...
  
  
  Глава 3. Старые ведьмы
  
  
  Две мирные старушки мирно сидели на лавочке возле стандартной пятиэтажки. Одна, более объемистая, в цветастом платке, вязала спицами нечто пестро-шерстяное, возможно, что-нибудь для внучки, потому что люди преклонного возраста не носят одежду таких кричащих расцветок; вторая, сухонькая, без аналогичного головного убора, который в свернутом виде занимал один из карманов ее кофточки, держала в руках газету, возможно, что-нибудь из желтой прессы, потому что в солидных газетах не бывает таких аляповато-кричащих заголовков вкупе с подозрительной тематической направленности фотографиями. Если обладать не очень хорошим зрением, недостаточность которого компенсирует склонность к безудержному полету фантазии, при большом желании на подобных размазанных фотографиях с равной долей уверенности можно рассмотреть голую, невероятной телесной красоты девицу или Лох-Несское чудовище - в зависимости от своих пожеланий, а также от освещения и угла, при которых довелось ту фотографию рассматривать. Кажется, старушка рассматривала картинки и сопровождающие их тексты под углом правильным, - к тому же на ее, с легкой горбинкой, носу висели старомодной формы очки, - потому что, до крайности заинтересовавшись какой-то статьей, через какое-то время она принялась громко зачитывать вслух показавшуюся ей невероятно важной информацию.
  - А вот послушай, Кузьминична, что умные-то люди пишут, - подпустив в голос таинственных ноток, перед этим произнесла она. - Ученые, они врать не будут. Вот, тут так прямо и сказано: Натан Натанович Шрайбер, действительный член АН России, профессор, международный эксперт по вопросам...
  - Подожди, Петровна, я сейчас, только петли досчитаю, - остановила ее старушка в платке. - Собьешь, не ровен час, тогда все мои труды насмарку. А мне Машеньке к завтрему шарфик нужно довязать. Непременно к завтрему - просто кровь из носу.
  - Так ведь лето, теплынь? - подивилась Петровна.
  - Это ей для самодеятельности. Праздник у них в детском садике состоится. Юбилей какой-то, что ли.
  - А-а-а, ну считай, считай, - согласилась всегда покладистая подруга и какое-то время терпеливо ждала, ерзая по давно не крашеной скамейке. Периодически она бросала на беззвучно шевелящую губами подругу проверочные взгляды.
  - Ну давай, давай, чего у тебя там, - наконец прекратив считать петли, разрешила Кузьминична. - Ишь, извертелась вся, словно молодуха. Только предупреждаю, если опять какую жуть мне зачитаешь, наподобие той, что в прошлый раз была, то впредь со своей газетой лучше ко мне не подходи. Мне после того всю ночь кошмары снились.
  - Да нет, это статья хорошая, мирная, - возразила Петровна. - И умная, потому что умным человеком писана, профессором. Такой в заблуждение вводить не станет.
  - Ну хорошо, хорошо, давай свою умную статью. - Кузьминична принялась сноровисто работать острыми спицами...
  - Вот такие дела, - закончила Петровна. - Поняла, что на свете творится? Сплошные напасти.
  - А что такое творится? - спросила Кузьминична.
  - Да ты меня не слушала, что ли! - обиделась Петровна. - А я, дура, читала, старалась...
  - Ну увлеклась я, извини. А ты давай лучше своими словами перескажи.
  - Ладно. Слушай своими. В общем, этот ученый профессор Шрайбер, ссылаясь на другого ученого профессора из какого-то засекреченного американского университета, утверждает, что, несмотря на несомненные и, даже, можно сказать, убедительнейшие доказательства научной теории, которая, в свою очередь, подтверждает другие, не менее научные теории, которые ранее считались либо ошибочными, либо не совсем соответствующими теориям, которые, в свою очередь...
  - Обещала же своими словами! - возмутилась Кузьминична. - А сама словно опять газету зачитываешь. Давай попроще. И покороче.
  - Ну, если покороче... - Петровна на миг задумалась. - В общем, появилась подозрительная плесень.
  - Где появилась?
  - А везде. В мире появилась.
  - Эка невидаль! Словно раньше плесени не было.
  - Э, нет, не скажи! То плесень особенная.
  - Да чем же она такая особенная? - Услышав, что подруга опять зашелестела газетой в стремлении найти нужное место, Кузьминична оторвалась от вязания и протестующе покачала головой: - Нет уж. Так своими словами и продолжай. И чтоб коротко. Не желаю я слушать мудрствования тех ученых профессоров. Что своих, что американских.
  - Ну, если коротко... В общем, появилась такая особенная плесень. Откуда появилась, никто не знает. Только было про ту плесень предупреждение. На гробнице одного древнего фараона написано то предупреждение было. Что если ту плесень в мир выпустить, то миру конец. Свихнутся все окончательно. И вот она появилась. Видно выпустил ее кто-то. Может, человечеству насолить захотел, а может, по случайности роковой... Все. Рассказала. Короче уж некуда.
  - А что та плесень вредного вытворяет? - заинтересовалась Кузьминична.
  - Изменяет сознание, - солидно пояснила Петровна.
  - Как это?
  - А так. Как ЛСД примерно. А может и того похлеще.
  Кузьминична пораженно ахнула и на какое-то время даже прекратила размахивать спицами.
  - Неужто как ЛСД? - недоверчиво переспросила она.
  - Точно. Так сразу два профессора в один голос говорят. Прям криком кричат. Наш, русский, который Шрайбер, и ихний, американский, который засекреченный. Не могут они оба врать. Чтоб одновременно. Они по разным сторонам океана, им сговориться трудно.
  - Ска-а-ажите пожалуйста... - Кузьминична опять принялась шевелить спицами, но теперь делала это словно в замедленных кинокадрах, хотя минутой назад те кадры были ускоренными. - Глупости это, - после непродолжительного раздумья выдала она и, расслабившись, заработала спицами быстрее.
  - Насчет чего?
  - А насчет ЛСД.
  - Почему? - вскинулась Петровна.
  - А потому. ЛСД - это такие марки красивые, а плесень - она плесень и есть. Вот почему.
  - Так ведь ЛСД - тоже плесень, - возразила Петровна.
  - Какая такая плесень! - Кузьминична опять прекратила вязать. - Говорю же, это марки красивые. Дорогие, между прочим, марки. Каждая на две наши пенсии тянет. И никакой тебе на них плесени.
  - Но ведь в газете пишут... - начала было Петровна, но подруга раздраженно отмахнулась от нее вязанием:
  - На заборах тоже пишут. Не всему верить надо. Ты скажи мне лучше, почему этот, который русский, который Натан, предупреждает об опасности этой вредной для человечества плесени, а тот, который американец, он вроде бы как спокоен?
  - А потому, что ты слушать меня не хочешь! - Петровна победно потрясла в воздухе газетой. - Тут же все подробно прописано! Тот, что американец, он говорит, что его нации потому та фараоновская плесень не страшна, что у них в головах давно своя плесень поселилась. Всерьез и надолго прописалась. И никакая другая плесень с той ихней плесенью не уживается.
  - Как это? - Кузьминична нахмурилась. - Что у них за плесень такая своя?
  - А вот так это. - Петровна пошелестела газетой, отыскивая нужные строчки. - Американец говорит, что нация, которая разговаривает с рисованными бобрами, обращаясь к ним 'Господин Бобер' в надежде выпытать секрет, отчего у тех хвостатых господ такие здоровые белые зубы, не подвержена влиянию извне. И тем гордится. Так-то вот.
  Некоторое время Кузьминична сидела молча, обдумывая слова подруги.
  - Все равно не верю, - в итоге резюмировала она. - Врет он все, этот американец. И Натан наш врет, который Шрайбер. Сговорились они, хоть и живут порознь. И газета твоя врет. Все! Не желаю больше ничего слушать.
  Какое-то время Петровна сидела, насупившись, подчеркнуто отвернувшись от подруги, а та, не прерывая вязания, изредка бросала на нее короткие испытующие взгляды.
  - Ладно, Петровна, кончай дуться. Давай замиряться, - не выдержав, вскоре предложила она. Не дождавшись ответа, Кузьминична вздохнула, аккуратно положила вязание на скамейку, осторожно потрясла подругу за плечо. - Ну извиняй, Петровна, извиняй. Погорячилась я. Что там, в твоей газете, еще интересного пишут?
  - А много чего еще, - мгновенно оживилась, оттаивая, Петровна. - Хочешь, про воров в законе сейчас прочитаю? Тут про них много чего интересного понаписано.
  - А ну их к бесу, - поморщившись, отказалась Кузьминична. - Воры, они еще вреднее байкеров. Вон, вишь, покатил! - Она проводила неодобрительным взглядом кожано-клепаного бородача со средних размеров пивным животом - тот, явно нарочно, без надобности, громко взревел мотором и скрылся за углом соседнего дома. - Эх, и повезло же нам, что эти нехристи свое кафе возле самого нашего двора открыли! Век бы глаза таких не видали. Что их самих, что их мотоциклетов пакостных, бензиновых. Я б на такой ни в жисть не села б, даже если б опять молодой стала, а мне за это еще и деньги предлагали б. Ни в жисть!
  - Так ты меня слушаешь? - нетерпеливо спросила подруга. - Все-таки надо бы нам проблему воров в законе обсудить. Это важно.
  - А ну их, как и тех пивных байкеров, к бесу, - повторила Кузьминична. - Хотя, нет, не права я. Байкеры для нас, пенсионеров, все же повреднее будут, - заметила она. - Воры нам ничего не сделали, а байкеры весь воздух бензином провоняли. Дышать нечем.
  - Как это ничего нам не сделали! - возмутилась Петровна. - А у кого давеча кошелек на базаре умыкнули? Иль не слыхала, как те воры нашу Семеновну половины пенсии подло лишили?
  - То другие воры, беззаконные. Которые в законе, они по мелочам не озоруют, - авторитетно выдала Кузьминична. Заметив, что подруга, теряя терпение, вновь пождала губы, она поспешила согласиться: - Ладно, давай про своих воров. Читай. Хотя, лучше не в газетах про них писать, а к стенке прислонить, иродов проклятущих. Что одних, которые в законе, что других, беззаконных. Как мудрый Иосиф Виссарионович, царствие ему небесное, когда-то сделал. Жаль, что в то время байкеров не было. Им бы тоже лбы зеленкой пометить не мешало. - Она вновь взяла в руки кусок пестровязаной шерсти. - Ну, начинай, что ли.
  - Кто правит бал в нашем городе? - откашлявшись, замогильным голосом прочитала заголовок Петровна. - Имеются веские основания предполагать, что наш город давно находится во власти криминальных структур, а конкретно - группировки, возглавляемой вором в законе, неким Иваном Васильевичем Терещенко по кличке Сатана, который, как и положено истинному сатане, правит бал, в то время как люди гибнут за некую субстанцию, обозначенную в таблице великого ученого Менделеева как 'аурум', субстанцию, которая испокон веков притягивала своим зловещим желтым цветом неустойчивые души погрязших во зле людишек, что готовы за кусок этого аурума перегрызть глотку не только себе подобному, но и...
  Слушая вполуха, Кузьминична двигала спицами. Как всегда сноровисто, отчего те размеренно поблескивали на солнце...
  
  
  Глава 4. Старые ведьмы
  
  
  - Ну вот, накаркала ты, Петровна! - внезапно прекратив вязать, возмущенно произнесла Кузьминична. Она недоверчиво пригляделась к нижнему краю вязаного куска неизвестно чего, что было очень пестрым и очень нужным внучке к завтрашнему дню, поднесла его к стеклам своих не менее старомодных, чем у подруги, роговых очков. - Откуда ж эта гадость взялась? Ведь и до середины не успела довязать... - Она полезла в целлофановый пакет с надписью 'Пепси-Кола', из которого веселыми цветными змейками струились шерстяные нитки, покопалась в нем, поочередно доставая и внимательно рассматривая клубки, выругалась вполголоса...
  - Чего там у тебя? - с неохотой прекратив интересное чтение, спросила Петровна.
  - Плесень твоя заграничная, вот чего. - Кузьминична побросала клубки обратно в пакет, сунула товарке под нос кусок вязаного изделия. - На-ка вон, полюбуйся, что эти твои Шрайберы понаделали!
  - Ну и дела... - пробормотала заинтригованная Петровна, осторожно трогая пальцем красивый, зеленовато-фиолетовый налет. - И впрямь, плесень... - Не удержавшись, она склонилась к шерстяной поверхности, потянула заостренным носом, принюхиваясь. - А пахнет приятно! - с несвойственной для нее громкостью вдруг сказала - почти выкрикнула - она и, встретившись взглядом с недоверчивыми глазами Кузьминичны, выпученность которых подчеркивали-увеличивали мощные линзы, предложила: - А ты понюхай сама! Понюхай, если не веришь... Да нюхай же, кому говорят! - И неожиданно сильной хваткой вцепившись в шею оторопевшей подруги, пригнула ее голову к ее же собственному изделию.
  - Ты чего, Петровна, обалдела? - сдавленно, с возмущением вскрикнула та, коснувшись красивой на вид, но неприятной для рецепторов кожи - если ткнуться в нее носом - осклизлости. - Да пусти же, говорю!.. - Через секунду, перестав сопротивляться оказавшейся неожиданно сильной руке подруги, она уже жадно вбирала ноздрями оказавшийся весьма притягательным аромат настоянной веками затхлости. - А ведь и вправду, приятно...
  - А ну-ка, дай теперь опять мне! - Спустя минуту голова обалдевшей Кузьминичны была отброшена все той же сильной, хотя и сухой, морщинистой рукой, и к плесени опять склонилась подруга.
  Некоторое время они поочередно прислонялись носами к зеленовато-фиолетовым разводам, дожидаясь этого момента с нетерпением, и все втягивали, втягивали в себя незнакомый аромат.
  - Сколько времени? - опомнившись первой, поинтересовалась Петровна. Она поежилась от неизвестно откуда появившейся прохлады.
  - Ой! Половина десятого уже! Стемнело давно, - ахнула Петровна. - Мы уже третий час эту дрянь нюхаем. И не оторваться ж никак... - Она не утерпела, опять склонилась к притягательному вязанию.
  - Воры, говоришь, в законе, - задумчиво пробормотала Кузьминична. Наскоро нюхнув вслед за Петровной, она внимательно посмотрела той в глаза. - А?
  - Говорю, - подтвердила та.
  - Правят, говоришь, бал...
  - Говорю.
  - Иосифа, говоришь, на них нет, который Виссарионович...
  - Это уже ты говоришь, - на сей раз возразила Петровна.
  - А мы на что? - не слушая ее, спросила Кузьминична. И сосредоточилась, обдумывая какую-то важную мысль.
  - А ведь и впрямь! - кажется, попав той важной мысли в унисон, аж подскочила на скамейке Петровна. - Это же наш город! До каких пор здесь будут безобразничать всякие там...
  Старушки внимательно посмотрели друг дружке в глаза.
  - Если не мы... - начала одна.
  - То кто же! - закончила вторая.
  - Порешили?
  - Порешили.
  - На чем разбираться поедем? - деловито спросила Петровна.
  - А на мотоциклах, - решила Кузьминична. Кажется, она добровольно взвалила на себя функции руководителя предстоящего предприятия. - На Харлеях. Давно мечтала. Чтоб с ветерком.
  - И я давно мечтала. Чтоб вот так. Чтоб ветер юбку развевал.
  - Тебе какие тачки нравятся? Те, на которых скрючившись вперед сидеть надо, или на которых откинуться назад спиной можно?
  - Ну ты спросишь! Конечно, те, на которых спиной.
  - И мне тоже. Чего нам вперед-то крючиться. Чай, не девочки уже. Сейчас, сейчас... Дай только довязать, и пойдем добывать те Харлеи...
  
  
  Глава 5. Воры в законе
  
  
  Первичный пробой в жизневосприятии вора в законе по кличке Сатана произошел, когда он, сидя на полезном для здоровья пожилого человека умеренной жесткости диване, смотрел какой-то заурядный, из малобюджетных, голливудский фильм про латиноамериканскую мафию Нью-Йорка. Возможно, впрочем, что то были не латиноамериканцы, а китайцы, только лидер у них был латиноамериканской национальности, а сам фильм был при этом высокобюджетный и гонконгский, да и дело происходило вовсе не в Нью-Йорке - не суть важно. Важным же являлось то, что Сатана, занятый своими мыслями и до некоторого момента смотревший фильм без малейшего интереса, внезапно встрепенулся и распорядился сквозь зубы:
  - Стоп! Отмотай назад.
  Сидевший в кресле рядом с диваном телохранитель взял в руки пульт и последовательно выполнил обе команды.
  - Теперь 'плей', - распорядился окончательно избавившийся от дремы господин Терещенко. - Стоп. Ага-ага... Назад. Теперь замедленно. Стоп. Ага. Назад. 'Плей'. Ускорь. Стоп. Назад. 'Плей'.
  Матово отливавшего в полутьме комнаты, чисто выбритого затылка мордоворот впервые позволил себе покоситься на пахана с некоторым недоумением, отчего тот моментально пришел в ярость.
  - Делай что говорят, суч-чара! Назад, говорю! Теперь по новой вперед, замедленно. Стоп!..
  Какое-то время Сатана сидел в задумчивости, стараясь понять, чем его так привлекла сцена разговора тамошнего пахана с какими-то шестериками, с которыми он обсуждал вопрос то ли отмывки каких-то денег, то ли транзита чего-то через что-то, а может, и вообще просто базарил за жизнь - к самому предмету разговора Сатана не прислушивался. Хотя, кажись, разговор все-таки был деловым. И все равно. Базарят трое и базарят - что с того. Ну, разговаривает пахан, пребывая в наполненной пеной ванне. Ну стоят рядом внимательно слушающие шестерики - дальше-то что?
  - Отмотать. Вперед. Стоп. Плей...
  Наконец произошел второй пробой. Уже не случайный, но выстраданный, долгожданный. Ага! Смысл дешевого, хотя по сценарию и делового, базара - ерунда. Роскошная обстановка жилища забугорного киношного коллеги - тоже. Его, Сатаны, хата и ванная комната не менее роскошны. Пожалуй, даже побогаче будут. Дух! Сам дух встречи, выражения лиц, жесты - вот оно! Тамошний пахан не позирует дешево, не работает на зрителя, проводя деловой базар во время мытья своего утомленного жизнью тела. Это не желание поразить своих шестериков или пусть даже деловых партнеров, не стремление унизить их, вставая перед ними во весь рост и запросто показывая им свою обвислую матню, не намерение произвести впечатление на кого-то... Все естественно. Естественно, и оттого прекрасно. Так надо. Господин, занимающийся интимным в присутствии холопов - что может быть более обычным, органичным! Римский патриций - и рабы, быдло. Все равно что заниматься сексом со своей супругой в присутствии собаки или кошки - разницы между животным и рабом не существует по определению. Более того, животное против раба имеет куда больше прав...
  Пахан привстал в возбуждении, потянулся с хрустом старческих, примерно шестидесятипятилетней зрелости костей, прошелся босыми ногами по мягкому ворсу усеянного ромбической вязью персидского изготовления ковра. Вернулся на уютно-оздоровительной жесткости диванное место, потянулся к сигаретной пачке, дождался огонька, немедленно поднесенного лысым телохраном, жадно втянул дым.
  - 'Плей'. Стоп. Назад. Годится. Вперед. Стоп. Замедленно. Годится. Назад...
  Понравилось ему также и поведение тамошних шестериков. Не напрягаясь ни единым из лицевым мускулов, те воспринимали поведение своего пахана как должное. Начальник изволит базарить с ними, одновременно делая еще что-то. К примеру, играя в теннис или намыливая ту же матню. Так надо. Это не их дело - это воля пахана. Это естественно. Пахан может позволить себе базарить и одновременно курить. Чистить ногти. Поглощать порцию морской рыбы. Рыбы речной. Млекопитающего. Смотреть телевизор. В конце концов, мастурбировать. Лично, или пригласив для этого кого-то со стороны. Все нормально...
  Сатана поднялся, хрустнул костями вторично, опять прошелся по пестрящему ромбами ворсу... Сигарета. Поднесенный огонек. Недоуменный взгляд недоумистого голочерепного. 'Молчать, говорю, суч-чара!' Хруст шестидесятипятилетних костей. Ворс... Надо придумать нечто подобное, это укрепит его авторитет. Надо немедленно придумать что-то, только стократ более крутое, ведь он не какой-то паршивый латинос или, того хуже, кореец, никчемнее какового может быть только негр. Он российский пахан, а это гораздо выше, это обязывает. Думай, Сатана, думай...
  Просмотр. Подъем. Хруст костей. Мягкий ворс. Сигарета. Огонек. Взгляд поблескивающего черепом уродца. 'Молчать!'
  - Принеси-ка еще одну пачку, - устало произнес пахан. Он недовольно взглянул на циферблат - прошло уже три часа, а он так и не придумал ничего дельного. Огромная телохранительная туша мягко и на удивление легко вскочила из кожаного кресла, прошествовала к антикварному комоду, выдвинула ящичек...
  - Ты что мне принес! - в ярости заорал пахан. Он выпучил глаза, вглядываясь в сигаретную пачку, уголок целлофановой упаковки которой покрылся странным зеленовато-фиолетовым налетом. - Это еще что такое, - недоверчиво пробормотал он, приглядываясь боле внимательно.
  - Простите, пахан, это совсем свежий блок, - виновато пробубнил телохранитель. - Получен на днях. Поставка прямая, непосредственно из Англии. Если прикажете, я этих поставщиков... - Он сжал кулаки, багровея. - Позвольте, я заменю. - Он протянул было пятерню к пачке, но пахан неожиданно шлепнул по ней ладонью, словно маленького ребенка за обеденным столом, еще не съевшего первого и потянувшегося сразу за сладким.
  - Подожди, Череп, подожди, - с неожиданно миролюбивыми, почти отеческими интонациями проговорил пахан. - Он с интересом присмотрелся к сигаретной пачке, взял ее в руки, посмотрел на свет. - Экая интересная хуйня... - Он покачал головой, приблизил пачку к носу, принюхался. Затем колупнул плесень тщательно отполированным ногтем, осмотрел палец, принюхался теперь к нему...
  - Вам плохо, пахан?
  Сатана, не открывая глаз, раздраженно отмахнулся, не желая шевелить раковинами век. Он чувствовал, что сейчас произойдет нечто важное, сейчас его наверняка посетит какое-то озарение - так уже было однажды, очень давно, когда его осенила гениальная идея брать с ресторатора Шустера двойную ставку оброкообложения, потому как тот все равно еврей, а значит, человек, не в пример другим развивающимся кооператорам, куда более денежный просто по факту своего происхождения.
  - Есть! Есть, твою мать!
  Череп вскочил вслед за паханом и, запустив руку под объемистый пиджак, на всякий случай нащупал рукоятку пистолета.
  - Что-то случилось?
  - Случилось, Черепок, очень даже случилось! - радостно подтвердил пахан, с наслаждением ступая босыми ногами по любимому ковру. Он приблизился к телохранителю и игриво шлепнул ладонью теперь по глянцевому укрытию его сероизвилистой массы. С удовлетворением кивнув сочному звуку двух плотно соприкоснувшихся поверхностей, он одернул расшитый золотом халат, прошел к барчику, звякнул стеклом, самолично плеснув себе щедрую дозу виски... - Слушай меня сюда, сынок, - сделав несколько энергичных движений острым кадыком, сопровождающихся аппетитным бульканьем, сдавленно сказал пахан. Затем, продышавшись, продолжил уже окрепшим, смазанным спиртным голосом: - Немедленно обзвонить строительные фирмы... Запиши, мудак, запиши, иначе уже через минуту все забудешь, я тебя знаю... - Он терпеливо дождался, пока Череп извлечет из кармана блокнот, приноровится держать в пальцах-сардельках непривычный для них инструмент - ручку, - затем наморщит лоб, вспоминая, как пишутся те или иные буквы... - Далее. Выбрать из них самую толковую. Срочный заказ - сказать. Пиши, мудак, пиши, говорю... Денег - сколько запросят. И чтоб использовали самые лучшие и дорогие материалы. Пиши, пиши. Далее... - Он на секунду задумался. - Обзвонить всех наших. Конечно, не самому - не по чину будет. Скажи, чтобы Живоглот обзвонил. Срочный сходняк. Будем решать вопросы насчет... - Он задумался еще на секунду, затем нетерпеливо махнул рукой. - Неважно. Просто решаем вопросы. Все. Выполнять.
  - А... это... ну, насчет сходняка. Когда, в общем, его собирать?
  - А сходняк сразу после выполнения той фирмой работ. Ясно?
  - Ясно, - неуверенно подтвердил Череп. - А что за работы такие? Ну, что той фирме заказывать-то?
  - Говорить с ними буду я сам, лично, - ничуть не рассердившись на его бестолковость, пояснил пахан. - Ты, главное, обзванивай, обзванивай. Чтоб через час у меня был представитель лучших строителей города. А наши чтоб готовились к важному толковищу. Все. Работай.
  Он подошел к барчику, звякнул стеклом, плеснул себе еще. Произвел привычные движения кадыком, крякнул. Затем взял пачку сигарет, с вернувшимся интересом повертел ее в руке, опять осторожно приблизил к носу, понюхал столь притягательную плесень. Отдалил от себя пачку, посмотрел... Подумал. Приблизил. Осторожно понюхал еще...
  
  
  Глава 6. Монголы
  
  
  Прежде чем открыть глаза, Богурджи, еще не ощущая боли, заранее застонал в ее преддверии. Жалобно, протяжно, наперед зная, что ничего хорошего новый день ему не принесет. Все будет как вчера, неделю назад, год - как всегда... Голова вскоре начнет разламываться от боли, дальше будет еще хуже, а кумыса для опохмелки нет, и, самое страшное - не предвидится. Ведь в долг тоже наверняка никто больше не даст.
  - Богурджи, ты жив?
  Голос Таджибека заставил его разомкнуть веки. Откуда здесь взялся Таджибек? И, собственно, где - здесь?.. Богурджи приподнял голову. Потрепанная серая ткань старой юрты, грубый черный войлок, на котором вповалку лежат они с Таджибеком, давно потухший, а возможно и неразведенный, очаг...
  - Мы где, Таджибек? В моей юрте или в твоей?
  - Не знаю... А какая разница... - Таджибек закряхтел, пробуя подняться. Он встал на четвереньки и на какое-то время замер, копя силы для решительного подъема на ноги. - Лучше скажи мне, где мы вчера кумыса достали?
  - Как! Вчера мы получили аванс от Субудая за перегон скота на южное пастбище.
  - Это я помню, - кряхтя ответил Таджибек. - Мы посидели у Тулена-Джерби, отметили так удачно подвернувшуюся работу, потом тугрики закончились, мы стали просить у него в долг...
  - Но Тулен-Джерби нам ничего не дал, - подхватил Богурджи. - Тогда мы вышли из пивной юрты, пошли к Джагатаю. А потом... потом...
  - У Джагатая ничего не было и мы двинули к Угедею, - припомнил Таджибек. - У Угедея тоже ничего не оказалось и мы... мы... Дальше не помню.
  - Вот и я дальше Угедея не помню, - подтвердил Богурджи. Он помолчал, размышляя, попробовать ли ему встать или сначала закончить разговор с Таджибеком. Ему казалось неприличным разговаривать, стоя на четвереньках с опущенной головой, как делал тот. В том же, что, попробовав встать, и он надолго застынет в этой заманчивой позе, дающей приятный прилив крови к голове, Богурджи не сомневался. - А скот на южное пастбище мы погоним? - не зная, о чем говорить дальше, спросил он.
  - Ты что, спятил? - подивился Таджибек. - Делать нам больше нечего. Лучше думай, где достать кумыс. Голова раскалывается.
  - А как же Субудай? Он же нам аванс выдал. Надо гнать скот на южное пастбище.
  - Это скот не Субудая, - заметил Таджибек. - Он посредник, а значит, нечестный человек. На нас нажиться хочет. Пусть сам гонит свой скот.
  - Это не его скот, - возразил Богурджи, - Субудай всего лишь посредник. - Он закряхтел и тоже встал на четвереньки. Теперь их головы находились рядом, и можно было говорить тише. Это принесло некоторое облегчение - собственные слова не так сильно отдавались в голове. - А может, это Бастурхан нам вчера налил?
  - Шутишь! Откуда у этого босяка кумыс? Откуда у него тугрики?
  - Тогда я ничего не понимаю, - слабым голосом сказал Богурджи. - Где-то же мы напились...
  Они постояли на четвереньках. Помолчали.
  - Пошли к Тулену-Джерби, - предложил Таджибек. - Может, он сегодня добрый, может, нальет в долг.
  - Пошли к Тулену-Джерби, - эхом повторил Богурджи. - Может, он добрый.
  Они закряхтели, поднимаясь на ноги...
  - А ну, подожди, Богурджи, - внезапно проговорил Таджибек. Он остановился и придержал приятеля рукой. - Там что-то неладное...
  Пивная юрта была оцеплена нехорошими людьми. Невдалеке паслись кони с цветными - милицейской окраски - гривами и седлами, возле входа стоял взволнованный Тулен-Джерби. Он размахивал руками, его внушительный живот колыхался в такт резким движениям. Рядом стоял долговязый милиционер в форменном, прошитом золотыми нитями халате с красными погонами, который слушал юртмена и записывал что-то на листочке бумаги, белеющем в распахнутом кожаном планшете - милиционер держал его в руках. Двое в гражданских стеганых халатах - очевидно, криминалисты, - стояли на коленях возле стены юрты, обращенной на север, и что-то вымеряли складным, ломаных линий, деревянным метром. Еще два милиционера проводили розыскные мероприятия: они стояли, приложив руки ко лбам козырьками, и бдительно осматривали окрестности. Рядом крутилась собака, которую держал на поводке человек в очках. Судя по погонам на прошитом серебряными нитями халате, это был сержант. Он подбадривал собаку; та, поджав хвост, бегала из стороны в сторону и жалобно поскуливала. Периодически останавливаясь, чтобы в очередной раз принюхаться к земле, она затем поднимала морду и, виновато заглядывая хозяину в глаза, опять принималась скулить.
  - Не может взять след, - догадался Таджибек. - По всему выходит, пивную юрту ограбили.
  Двое предприняли попытку спрятаться за ближайшей юртой, чтобы из-за угла наблюдать за дальнейшим, они уже начали движение к ней, но тут их заметили.
  - Вот они! - закричал Тулен-Джерби и принялся хватать человека с планшетом за руки. - Товарищ майор, держите их, держите! Что вы медлите, они сейчас уйдут!
  - Он что, взбесился? - затравленно озираясь, шепотом прокомментировал Богурджи. - Мы-то тут при чем!
  - Как бы там ни было, здесь нам лучше не задерживаться, - решил Таджибек. - Бежим, Богурджи!
  Они рванулись, что было сил, но то ли их подвели заплетающиеся с похмелья ноги, то ли небо сегодня не было к ним благосклонно, но не далее чем через минуту оба, окруженные милиционерами, лежали на земле лицами вниз, а при малейшей попытке пошевелиться раздавался грозный рык - проклятая собака уселась над их головами и капала слюной на затылки повергнутых наземь беглецов.
  - Черт, угораздило же нас брякнуться в самую грязь, - скороговоркой прошептал Богурджи, опасливо косясь на собаку - та хрипло дышала над самым его ухом. - Халаты потом не отстираешь.
  - Сейчас не до халатов, - отозвался Таджибек. - Кабы чего похуже не вышло...
  - Разговорчики! - весело крикнул кто-то и Богурджи интуитивно понял, что это голос того, с планшетом, которого юртмен величал майором. - А ну, встать! - Двое попробовали подняться. Какое-то время они бестолково барахтались в грязи, пока, наконец, майору не надоело ждать. - Поднять этих придурков! - распорядился он, и чьи-то сильные руки, ухватив друзей в районе подмышек, резко дернули их тела вверх. Им тут же завели руки за спину, больно скрутили веревками.
  - Полегче! - проворчал Таджибек. Набравшись смелости, он посмотрел майору в глаза. - В чем нас обвиняют? Я требую адвоката! Также требую удовлетворить мое право на один телефонный звонок и...
  Он пошатнулся от увесистой оплеухи.
  - Вот тебе звонок, - спокойно сказал майор. - Хочешь звякнуть еще разок?
  Болезненно морщась, Таджибек схватился за ухо, в котором действительно зазвенело, затем потер покрасневшую щеку.
  - Одного достаточно, - буркнул он.
  - А адвокат нужен?
  - Уже нет.
  - Вот и отлично. - Майор отрицательным движением головы формы яйца остановил замахнувшегося было второй раз подчиненного. - Ведите их на место преступления, - распорядился он...
  - Ваша работа?
  Таджибек и Богурджи посмотрели на аккуратно взрезанную ткань пивной юрты и яростно замотали головами.
  - У нас и ножей нету, начальник! - в один голос прокричали они, испуганно поглядывая на обступивших их дюжих милиционеров.
  - Вчера они приходили, пропили у меня все свои деньги, затем клянчили кумыс в долг, - быстро вставил Тулен-Джерби. - Я им не дал, вот они ночью и...
  - У нас и ножей нету, начальник! - еще громче закричали Богурджи с Таджибеком. - Можете обыскать наши юрты, в них нет фляги с кумысом Тулена-Джерби.
  - Откуда вы знаете, что пропала фляга с кумысом? - вкрадчиво спросил майор. Он распахнул планшетку, перевернул лист, на котором недавно записывал показания юртмена, написал на обратной стороне крупными буквами: 'Протокол дознания', ниже написал свой вопрос.
  - Каждый шакал в селении знает, что Тулен-Джерби хранит кумыс в большой фляге, - ответил Таджибек, - а больше у него и воровать нечего. Разве что магнитолу ВЭФ.
  Майор занес его утверждение в протокол, задумчиво посмотрел на Тулена-Джерби.
  - ВЭФ тоже украли, - заметил тот.
  - Это не мы, - упрямо повторили двое. - Ты нас знаешь, мы не воры.
  - Есть, вообще-то, еще один, - сквозь зубы процедил юртмен и брезгливо сплюнул. - Бастурханом зовут. Известный пьяница, еще больший, чем эти.
  - Мы не пьяницы! - запротестовали двое, и эти их слова были добросовестно занесены в протокол.
  - Пошли к... - майор заглянул в листочек, - к этому вашему Бастурхану. - Он двинулся первым. - Чувствую, мы на верном пути. У него имеется табак? - спросил он на ходу, через плечо.
  - Он курит, - радостно подтвердил юртмен, хотя не понял, при чем здесь табак. - И много пьет, - на всякий случай напомнил он.
  - Земля вокруг пивной юрты была посыпана табаком, поэтому собака не взяла след, - догадался начитанный Богурджи, но Таджибек поспешно ткнул его локтем в бок.
  - Тише! - прошипел он, испуганно стрельнув глазами по сторонам. - Не умничай, а то нам сейчас предоставят адвоката. Тебе это надо? Мне, например, хватило и звонка.
  - Разговорчики! Шире шаг! - Кто-то ткнул их в спины и они замолчали.
  Еще не дойдя до юрты Бастурхана, процессия услышала громкую музыку.
  - Бритни Спирс, - уверенно определил майор, не прибегая к помощи криминалистов. - Песня 'Piece of Me' из альбома 'Blackout' 2007-го года... - Он поднял руку, останавливая подчиненных, распахнул планшетку и записал что-то на листочке. Затем приблизился к юрте, пошарил рукой левее латунной пряжки ремня, опоясывавшего халат, и достал из деревянной кобуры пистолет. - Всем стоять здесь, - приказал он. - Я возьму его сам, лично...
  Три милиционера, два криминалиста, собака и двое подозреваемых, выполняя приказ майора, расположились на земле, метрах в двадцати от юрты Бастурхана...
  - Долго еще ждать? - спросил очкастый сержант. Он посмотрел на прикорнувшую в его ногах, тихо похрапывающую собаку, оттянул рукав форменного халата, посмотрел на наручные часы. - Целый час уже торчим.
  - А куда нам спешить? - вяло отозвался рослый сослуживец. Он перевернулся на другой бок, подложил под голову мощную, сжатую в кулак кисть. - Допрос - дело нешуточное...
  Прошел еще час. Потом еще один. Потом еще. В юрте гремела музыка, слышался смех, кто-то что-то громко говорил, его перебивал другой голос, затем опять звучал веселый смех. Раза два или три майор с Бастурханом выходили, мочились на угол юрты последнего, затем, справив свои дела, опять скрывались внутри. Тулен-Джерби провожал их злым взглядом... Когда солнце находилось уже в зените, входной полог юрты резко распахнулся и вышедший майор некоторое время с недоумением щурился на вскочивших при его появлении милиционеров.
  - Бастурхан не виноват, - наконец сказал он строго, нетвердой походкой приблизившись к подчиненным. Для убедительности майор потряс исписанным мелким почерком листком протокола. - Этих... - он покачнулся, мутно посмотрел на Таджибека с Богурджи, - развязать и отпустить к чертовой матери. Ты же... - он повернулся к обмякшему Тулену-Джерби, - иди, штопай свою юрту и впредь не сочиняй небылиц. Небось, сам себя обворовал, хотел получить страховку? Молчать! - рыкнул он, заметив, что юртмен порывается что-то сказать. - Здесь вопросы задаю я! Сторожи свою юрту сам или заведи собаку, пусть она сторожит. - Он ткнул пальцем в сторону мгновенно вскочившего и радостно завилявшего хвостом служебного пса и икнул. - Транспорт сюда! - крикнул майор и отвернулся от юртмена, окончательно потеряв к нему интерес.
  Один из подчиненных лихо припустил в сторону пасшихся неподалеку милицейских коней, а Таджибек с Богурджи принялись разминать затекшие руки, с которых, наконец, сняли веревки.
  - Кстати, с тебя штраф за ложный вызов органов правопорядка! - крикнул майор, когда оседлавшая свой транспорт милицейская процессия удалилась на приличное расстояние. Он приостановил коня и погрозил юртмену пальцем. Собака, которая бежала на длинном поводке за конем проводника, тоже остановилась, повернула голову и грозно рявкнула, подтверждая его слова. - Я все сказал...
  Тулен-Джерби взвыл от горя и, вцепившись руками в свои длинные сальные волосы, побежал прочь, к пивной юрте.
  Двое переглянулись, не веря, что так легко отделались.
  - Заглянем, что ли, к Бастурхану? - предложил Таджибек.
  - Давай, - согласился Богурджи.
  - Привет, Бастурхан, - робко поприветствовали они приятеля, заглянув в его юрту. Тот развалился на потертом черном войлоке, рядом стояла огромная открытая фляга, из которой маняще пахло кумысом. Жадно потянув носами, друзья нерешительно затоптались на входе. - Угостишь?
  - А кто недавно называл меня босяком? - Бастурхан присел, скрестил под собой ноги. Он выдержал длинную паузу, затем смягчил черты лица полуулыбкой. - Ладно, хрен с вами, заваливайте, - милостиво разрешил он.
  Таджибек и Богурджи зашли, сняли обувь и осторожно присели на край войлока.
  - Ты займись очагом, а ты пошарь на коротких волнах, поищи что-нибудь клевое, - распорядился Бастурхан. Он вдохнул заполонивший юрту острый запах давно немытых ног, с приходом друзей усилившийся втрое, и устало откинулся на войлок.
  Таджибек принялся послушно разводить огонь, а Богурджи бросился к магнитоле ВЭФ. Вскоре зазвучала песня Бритни Спирс, в юрте стало уютно...
  - Чего сидишь, наливай, - небрежно бросил Таджибеку Бастурхан и тот моментально вскочил, потянулся к фляге. - А ты достань фарфоровые пиалы, они там, в углу. - Богурджи, покопавшись под каким-то тряпьем, извлек оттуда три чистые пиалы. - А теперь слушайте меня внимательно, недотепы... - опять развалившись на войлоке, принялся лениво, с достоинством вещать Бастурхан. Он заложил руки за голову, мечтательно уставился в вытяжную дыру посередине потолка юрты, куда веселой змейкой потянулся дым негромко затрещавшего огня. - Слушайте своего хана...
  Двое, боясь шелохнуться, внимательно слушали, периодически прикладываясь пересохшими губами к пиалам. Слова, неспешными птичьими стаями плавно слетающие с губ приятеля, ласкали им слух не меньше, чем кумыс - пищевод. Закрыв глаза, они слушали о дальних походах и плодородных землях, которые принадлежали им по праву, но находились сейчас во временном пользовании других народов. Эти земли, восстанавливая историческую справедливость, им предстояло вернуть обратно. Лидерство Бастурхана было признано собутыльниками безоговорочно и навсегда. Когда приятель делал недолгую паузу, ему мгновенно подавали новую пиалу с кумысом и, затаив дыхание, ждали продолжения.
  - Наливайте, - время от времени негромко командовал человек в потрепанном халате, и его распоряжение выполнялось беспрекословно.
  Перед двумя приятелями сидел великий хан. Это озарение посетило их очень быстро - фляга Тулена-Джерби еще не успела опустеть и наполовину...
  Через два дня Тулен-Джерби обнаружил аккуратно прорезанную дырку в пивной юрте; она появилась параллельно старой, соответственно распоряжению милицейского майора тщательно юртменом заштопанной. Из юрты исчезла новая, недавно привезенная из города фляга со свежим кумысом, почему-то исчезла также торговая накладная на него же, и кассета с записью Бритни Спирс в придачу. Разъяренный юртмен побежал в переговорную телефонную юрту и вызвал милицию. Приехала уже знакомая ему следственная группа: майор в сопровождении двух милиционеров, двух криминалистов в штатском, и проводника с тоже знакомой собакой. Майор немедля направился в юрту Бастурхана, провел там около двух часов и вышел в прекрасном расположении духа. Он оштрафовал Тулена-Джерби за ложный вызов милиции и отбыл восвояси.
  Через несколько дней в пивной юрте появился третий прорез, исчезла третья фляга и кассеты с самыми свежими записями Бритни. Приехал майор. Он приехал уже один, первым делом оштрафовал Тулена-Джерби, затем заночевал в юрте Бастурхана. Наутро перед отбытием он еще раз навестил юртмена и пригрозил, что в следующий раз штрафом тот уже не отделается.
  - Бастурхан - великий вождь, - щедро обдав его кумысовым перегаром, веско сказал майор. Он извлек из кармана форменного халата мятый носовой платок и протер опухшее, взмокшее от жары лицо. - Никто не смеет говорить, что он вор. Бастурхан не ворует, он берет то, что принадлежит ему по праву.
  Взбешенный Тулен-Джерби дождался, пока милицейский конь вместе с оседлавшим его майором не превратятся в маленькую точку, едва различимую на горизонте, взял огромный кривой нож с костяной рукояткой и отправился к юрте Бастурхана. Кипящий негодованием, он не обратил внимания на черного ворона, который вдруг появился неизвестно откуда и упрямо кружил над его головой, своим хриплым карканьем будто предупреждая путника о чем-то...
  
  
  Глава 7. Президент
  
  
  - Я понял, - отрывисто бросил в трубку президент. - Через, - он приподнял руку, быстро взглянул на часы горнолыжника с браслетом серебристого металла, не боящиеся резких перепадов давления воздуха, - полтора часа буду на месте... Машину, - коротко распорядился он, аккуратно положив трубку на рычажки правительственного, с гербом Российской Федерации, телефонного аппарата. Человек с неприметным лицом в сером костюме кивнул и поспешно покинул Прямоугольный кабинет.
  Через несколько минут от Кремля отъехала черная бронированная машина с затемненными стеклами, сопровождаемая пятью черными бронированными автомашинами с затемненными стеклами. Во всех шести автомашинах устало откинулись на спинки задних сидений шесть российских президентов, из которых только один был легитимным и поэтому имел право пользоваться встроенным в спинку переднего сиденья барчиком.
  Быстрыми черными стрелами машины прорезали вечерние улицы и вырвались за город; через час езды по оживленной автотрассе, сопровождаемые свистом и завихрениями взрезаемого железом своих обтекаемых тел воздуха, они свернули на шоссе, уходящее в лес, а спустя еще двадцать минут остановились перед массивным шлагбаумом. Разрисованный под обычный деревянный, тот на самом деле был металлическим, сработанным из специального сплава, и мог запросто выдержать удар хорошо разогнавшегося асфальтового катка, что было доказано при испытании на прочность. Рослый часовой, выскочивший из пуленепробиваемой, стеклянной с трех сторон будки, был облачен в камуфляж без знаков отличий и невысокие шнурованные сапоги. Придерживая одной рукой короткоствольный автомат, висящий на ремне через плечо, он внимательно всмотрелся в машины визитеров. Зафиксировав цепким взглядом номера, лица опустивших стекла шоферов, он махнул рукой кому-то, сидящему в будке. Раздалось негромкое урчание мощного электропривода и шлагбаум медленно, словно нехотя, двинулся вверх. Пропуская машины, часовой вытянулся в струнку и отдал честь.
  Преодолев лабиринт неширокой, очень ровной, без единой выбоины дороги среди живописного леска запретной зоны, автомашины миновали еще один пост охраны и въехали на огромную асфальтированную площадку перед желтым трехэтажным зданием. Еще пять этажей находились под землей, но об этом было известно только посвященным в тайну секретного объекта лицам. Асфальт был размечен желтыми линиями и номерами, обозначающими сектора парковки автотранспорта, однако занято было всего несколько мест - очевидно, машинами небольшого количества работающих непосредственно сейчас, в вечернюю смену, людей.
  Передние дверцы со стороны пассажиров распахнулись в шести автомашинах одновременно. Оттуда выскочили дюжие охранники в расстегнутых черных пиджаках с выпуклостями в районе левой подмышки, и с профессиональной цепкостью огляделись. Они не заметили ничего подозрительного и через секунду отворились шесть задних дверец. Почти столь же синхронно из строгих кожаных салонов в вечернюю прохладу вылезли шесть поджарых российских президентов и потянулись с легким хрустом спортивных, отлично тренированных костей. Все шестеро занимались дзюдо, но только один знал несколько секретных, убивающих противника легким прикосновением пальцев приемов.
  Распахнулись крашеные в желтое створки массивных дверей секретного учреждения, и на просторное, украшенное толстыми колоннами крыльцо, состоящее из десятка невысоких ступеней, выскочили двое. Один - похожий на академика, какими их изображают в кинофильмах: сутуловатый, со всклокоченными волосами, в белом научном халате - недоверчиво вытаращился на приехавших, снял умные очки и принялся протирать их толстые линзы. Второй, пониже ростом, в темном костюме, проворно спустился по ступенькам и, безошибочно вычислив настоящего президента, почти бегом приблизился к нему.
  - Здравствуйте, Владимир Владимирович, - протягивая для рукопожатия кисть, отрывисто проговорил он.
  - Здравствуйте, Борис Абрамович, - чуть менее отрывисто ответил тот, сжав узкую, слегка потную ладонь встречающего.
  - У меня все готово.
  Президент кивнул.
  - Показывайте.
  Двое поднялись по ступенькам и президент с любопытством взглянул на блеснувшую в лучах закатного солнца латунную табличку: 'Секретный институт физиологии млекопитающих имени академика Павлова'. Пять других президентов поднялись вслед, тоже с интересом уставились на табличку.
  - Позвольте вам представить... - Подберезовский кивнул в сторону человека в халате, - академик Павлов, директор института... Президент Владимир Владимирович Подпутин. - И легким направленным поклоном обозначил местонахождение и чин президента.
  - Очень, очень рад... - Научный человек, во все глаза глядя на живого президента, по-восточному схватил его кисть обеими руками, осторожно потряс, при этом мелко, но без подобострастия, кланяясь.
  - Неужели тот самый? - подивился президент, указав подбородком на табличку.
  - Что вы! Я его внук... - смутившись, пояснил академик Павлов.
  - Светило ничуть не меньшее, - встрял Подберезовский, - а кое в чем, заверяю вас, он своего деда даже превзошел. Однако же, господа, не будем терять времени. Прошу, Владимир Владимирович.
  Он предупредительно открыл дверь, пропуская Подпутина вперед, но первым в нее решительно прошел невесть откуда возникший охранник. Войдя в вестибюль, он огляделся, затем повернулся к боссу:
  - Все чисто.
  Теперь порог переступил президент, затем Подберезовский, и за ним академик Павлов. По широкой лестнице с красным ковром, закрепленным на ступеньках прутками цветного металла, к ним поспешно спускались еще трое в белых, от науки, халатах. Они остановились в нескольких метрах от президента, не решаясь приблизиться. Все трое не отрывали от него глаз, их лица несли на себе отпечаток благоговения. Затем они увидели еще пятерых вошедших в вестибюль президентов и, ошарашенные, недоверчиво закрутили головами, сравнивая их с первым.
  - Здравствуйте, - дружелюбно, без малейшего проявления чувства превосходства, поприветствовал работников института Подпутин номер один, и сделал в их сторону шаг. - Не надо меня бояться, я такой же, как вы. Нет, даже, пожалуй, пониже рангом, ведь я без ученой степени, - засмеялся он и трижды протянул руку, представляясь: - Володя... Володя... Можете называть меня просто Володей... А сейчас, пока мы с вашим директором уладим одно небольшое дельце, будьте добры, займите моих коллег, покажите им что-нибудь интересное, наподобие колб с гомункулами или что тут у вас еще имеется. - Он весело подмигнул. - Устройте им что-то вроде небольшой экскурсии. Договорились?
  - Владимир Владимирович! - прижав руку к сердцу, заверил его один. Двое его коллег тоже прочувствованно приложились ладонями к своим сердцам. - Конечно-конечно! О чем речь, мы все устроим...
  Они поспешили к группе гостей и вскоре, с интересом осматриваясь, пять президентов в сопровождении охранников и научных сотрудников разбрелись по просторному вестибюлю, увешанному огромными, в рост, рисованными маслом изображениями великих ученых древности и современности.
  Подпутин что-то шепнул своему личному охраннику, тот, протестуя, покачал головой; Подпутин, очевидно, повторил то же решительней, у охранника исказилось отчаянием лицо, но больше перечить он не посмел.
  - Я весь в вашем распоряжении, господа, - сказал, повернувшись к Подберезовскому и Павлову, Подпутин.
  Оставив растерянного телохранителя в вестибюле, трое с сосредоточенными лицами пересекли открытое пространство, подошли к служебным лифтам, академик нажал кнопку крайнего из четырех, слева, и вскоре роскошный и бесшумный, как в гостиницах экстракласса, подъемный механизм доставил их вниз, на минус первый этаж. Этот этаж выглядел уже не так празднично, как первый, встретивший гостей светлым, чистым, с некоторыми элементами роскоши, вестибюлем. Выкрашенные серым стены, отсутствие окон, полумрак, словно здесь экономили на электричестве - все было будто специально сделано именно так и должно было служить неким переходом во что-то еще более серое, мрачное...
  Трое опять подошли к лифту - теперь с железными, имеющими круглые смотровые окошечки, дверцами. В этот лифт попасть оказалось уже не так просто. Академик Павлов отворил крышечку небольшого щитка на стене, обнажив панель с цифрами, нажал четыре кнопки, очевидно, служившие кодом, после чего послышался мягкий щелчок, и на потолке мигнула красного тона лампочка - можно входить. Процессия зашла в просторную кабину, академик Павлов закрыл дверь, задвинул предохранительную решетку, нажал кнопку '-4' на панели с цифрами, и лифт, дернувшись, с неприятным скрежетом устремился вниз, на секретный минус четвертый этаж.
  - Прошу вас...
  Трое вступили в длинный, опять ярко освещенный коридор со множеством серых металлических дверей по бокам. Свет в коридоре, как отметил Подпутин, автоматически загорелся при их выходе из лифта.
  - Здесь находятся лаборатории, - пояснил академик, поймав заинтересованный взгляд президента.
  - И что в них? - спросил тот.
  - Разное, - вступил в разговор сосредоточенно молчавший до этого Подберезовский. Он заметно волновался, что проявлялось в покусывании ногтей на подрагивающих пальцах. Периодически спохватываясь, он отнимал руку ото рта, но, забывшись, тут же прикладывался к ней вновь. - Здесь мы с академиком проводим различные опыты.
  - Вот как? - подивился президент. - Мы?
  - То есть, я хотел сказать... - отрывисто зачастил Подберезовский, - конечно же, опыты проводит академик Павлов, а я его лишь, так сказать, направляю, ассистирую и поддерживаю научные изыскания некоторыми суммами, которые...
  - Которые вам удалось вытянуть из государственной казны в виде аванса за несделанное пока дело, - сухо закончил за него Подпутин. - Что ж, сейчас посмотрим, на что пошли народные денежки... - Он внезапно остановился перед очередной массивной дверью с квадратным прозрачным окошечком из толстого оргстекла и табличкой, оповещающей, что данная лаборатория имеет порядковый номер 14. - А ну-ка, покажите, что здесь находится.
  - Владимир Владимирович, здесь вы не найдете ничего интересного, совершенно ничего, - принялся уверять его Подберезовский. - У нас мало времени, может быть, мы не станем задерживаться? Осталось пройти совсем немного, нам нужна лаборатория номер 19, она в торце, в конце коридора, в ней как раз то, что...
  - Это у вас мало времени, - сузив зазор между бровями, поправил его Подпутин. - Кажется, вы обещали закончить оговоренное нами предприятие к определенному сроку. Сверх этого, жестко установленного времени, прошла целая неделя. Результата я пока не вижу...
  - Сейчас вы его увидите, - с нездоровой лихорадочностью поблескивая глазами, заверил его Подберезовский, - сейчас. Осталось совсем немного. Нам нужно лишь дойти до камеры 19 и тогда...
  - Но этого времени у вас вскоре может оказаться очень и очень много, - как бы нехотя и почти неуловимо для слуха повысил голос президент, недовольный тем, что его перебили. - Вполне предостаточно для того, чтобы хорошенечко подумать о многом и многом, сидя в такой вот, - он кивнул на железную дверь, - лаборатории. Уж не знаю, какой у нее окажется порядковый номер, ну да, впрочем, это и неважно...
  - Откройте дверь, - голосом, ставшим вдруг хриплым, приказал Подберезовский. Павлов сунул руку в карман халата, металлически забренчал извлеченной оттуда связкой ключей, а Подберезовский протер платком мгновенно повлажневший лоб.
  - Прошу... - Открыв обычный навесной замок, академик сделал приглашающий жест рукой.
  Президент пружинистым шагом первым ступил в лабораторию и тут же, отшатнувшись, навалился спиной на не успевшего среагировать Павлова.
  - Что это? - задал Подпутин вопрос неровным голосом чем-то напуганного человека.
  В выложенном белым кафелем, немалых размеров зале, примерно двадцать на двадцать метров, не было практически ничего, кроме гигантской, в два человеческих роста, колбы. В ширину она была примерно такой же. Стояла эта колба на металлической подставке; наверх, к ее горловине, уходила металлическая лестница, рядом с подставкой находился электронасос, от которого к той же горловине уходил резиновый шланг, имеющий внизу, на своем входе, большую жестяную воронку. Колба была заполнена какой-то жидкостью, а в жидкости... Сначала президенту показалось, что там плавает, покачиваясь, как в невесомости, огромный кусок мяса. Приглядевшись, он заметил, что у этого, на первый взгляд бесформенного, куска мяса имеются руки, ноги, голова, но главным телесным компонентом был огромных габаритов живот. Гигантский, по меньшей мере двухметровый ребенок в классической позе эмбриона плавно покачивался в жидкости. Приглядевшись внимательней, президент понял, что первое впечатление было ошибочным: у младенцев не бывает заросших недельной щетиной щек. Однако из живота абсолютно лысого пучеглазого уродца толстой змеей струилась пуповина - вне всяческих сомнений.
  Не дождавшись ответа, Подпутин сформулировал вопрос точнее.
  - Кто это?
  - Гомункул, - пояснил академик.
  - Простите, Владимир Владимирович, а почему вы так удивляетесь? - в свою очередь удивился Подберезовский. - Вы же в вестибюле сами упомянули про гомункулов. Когда просили научных сотрудников развлечь ваших двойников.
  - Я... - Президент почему-то не решился сказать, что он всего лишь пошутил. - И что же, им сейчас показывают такую вот... штуковину? - подобрал он определение увиденному.
  - Им найдут что показать, не сомневайтесь, - вставил Подберезовский почему-то многозначительно. - Надолго запомнят, я вам обещаю.
  - Нет, этот у нас в единственном экземпляре, - гордо ответил академик. - Красавец, правда?
  - А... зачем он?
  - Ну как... - Академик вдруг замялся и в поиске поддержки неуверенно посмотрел на Подберезовского.
  - Ну как! - немедленно вступил тот. - Это же гомункул! Ему обязательно найдется применение, обязательно! Это вам не какой-то обычный клон, которых навострились делать все, включая самые, что ни на есть захудалые, лаборатории стран третьего мира. Вы же видите, какой он красивый. И полезный, - подумав секунду, добавил Подберезовский. - В конце концов, это престижно, иметь своего гомункула! Уверен, что скоро это станет модно, а государство, не умеющее вырастить такого вот красавца, не посмеет называть себя развитым. Вот увидите!
  Некоторое время президент молча смотрел на здоровенного мужика без кожи, плавающего в физиологическом растворе, а мужик смотрел на него. Не выдержав его немигающего и строгого, как показалось президенту, взгляда, он первым отвел глаза.
  - А зачем воронка? - поинтересовался он.
  - Жратву засыпать, - коротко ответил академик. - Сыплешь ему жратву, включаешь насос, жратва идет по шлангу-пуповине, поступает ему в живот, там переваривается. Все очень просто. И, что характерно, назад ничего не выходит. Безотходное, так сказать, производство.
  - И что он переваривает?
  - А что ему в воронку засыпают, то и переваривает. Он неприхотлив, и это еще одно его несомненное достоинство, - похвастался Подберезовский. - Если хотите, можете бросить в воронку пачку сигарет. В виде эксперимента. Он сожрет.
  - Я не курю, - напомнил Подпутин. В его голосе, кажется, прозвучали нотки сожаления. - И вообще, не надо сызмальства приучать его к никотину... - Он замолчал, предпринимая еще одну попытку пересмотреть животастого мужика. - Кажется, он что-то говорит? - Президент приблизил лицо к колбе, всмотрелся в мутноватую жидкость, с трудом справляясь с мальчишеским желанием постучать по стеклу.
  - Говорить он еще не научился, - академик развел руками, - он просто шевелит губами.
  - А что он умеет делать?
  - Пока ничего. - Академик развел руками вторично.
  - Как это ничего? - заволновался Подберезовский. - Он умеет пускать пузыри! Это у него очень даже здорово получается!
  - Ну-ну... - Президент помолчал. Почему-то ему очень хотелось рассмотреть, что у этого огромного мужика между ног, но, как назло, именно в том месте в растворе скопилось много мути, а спросить у академика он постеснялся. - Ладно, идемте дальше. - Он вздохнул и решительно повернулся к выходу.
  В дверях он не утерпел, оглянулся. Зависший в невесомости гомункул плавно повернулся к нему спиной, его здоровенный розовый зад без кожи так же плавно приподнялся... Через секунду президент воочию убедился, как здорово этот мужик умеет пускать пузыри...
  - А ну-ка, откройте и эту тоже, - приказал президент, и Подберезовский умоляюще сложил руки.
  - Владимир Владимирович, так мы не дойдем до главного!
  - Ничего, ничего, - возразил тот. - Посмотрим, что вы тут еще на государственные денежки наворотили. С гомункулом, Борис Абрамович, как я догадываюсь, была ваша идея?
  Подберезовский отвел глаза.
  - Деньги, деньги... А вы попробуйте вырастить такого с нуля. С ним на одной только жратве разоришься, - тихо, почти про себя огрызнулся он. Затем, нервно мотнув головой, поторопил академика теперь чуть громче нужного: - Открывайте, открывайте, президент ждет.
  Павлов опять забренчал связкой.
  - Прошу.
  Уже имея некоторый опыт посещений лабораторий, президент подозрительно всмотрелся в чрево открывшегося помещения, сделал неуверенный, мелкий шаг вперед и внезапно остановился.
  - После вас, уважаемый... После вас, - кашлянув, проговорил он и пояснил: - Вы тут хозяин.
  Павлов понимающе кивнул и первым вошел в тускло освещенное пространство комнаты, уставленной, как показалось Подпутину, стеллажами. За ним последовал Подберезовский и только затем порог переступил президент.
  - Что все это значит? - удивленно спросил Подпутин.
  Конструкции, принятые им за научные стеллажи, оказались самыми что ни на есть обычными многоярусными нарами, на которых, как он убедился секундой позже, всмотревшись, отдыхали люди. Благодаря этим нарам лаборатория походила на многоместную камеру переполненного до крайности следственного изолятора. Только относительные чистота и комфорт, свежий воздух, обеспечиваемый отличной вентиляционной вытяжкой, плюс наличие сортира и душевых кабинок отличали это место от места в казенном доме. Услышав и узрев вошедших, народ зашевелился, людские фигуры внизу с кряхтеньем заворочались, опуская ноги на пол, некоторые уже встали, а другие, с верхних нар, принялись ловко, что выдавало большой навык в этом деле, спрыгивать вниз. Раздались самых различных тембров и оттенков эмоций голоса - басовитые, высокие, хриплые, радостные, недовольные:
  - Кормежка, что ли?..
  - Да нет, опять профессор с этим, горбоносым... Наблюдения записывать будут. Опыты свои, мать их, продолжают.
  - Лучше б покормили... - ворчливо выразил кто-то мнение большинства.
  - Мать вашу! - выкрикнул чей-то звонкий голос. - Это ж президент!
  Теперь уже все обитатели камеры-лаборатории сгрудились возле вошедших, обступив их плотным кольцом. Враждебности в их действиях не чувствовалось - одно только любопытство; у президента создалось впечатление, что находящиеся здесь соскучились в первую очередь по зрелищам.
  - И немудрено, - озвучивая свое предположение, сказал он. - Поставили бы, что ли, людям телевизор... Ведь даже окон нет.
  Приглядевшись, он заметил, что народ здесь довольно сытый, ухоженный, одет в большинстве своем в чистые больничные халаты или домашние спортивные костюмы - самую топовую одежду медицинских стационаров, санаториев и других, подобного рода мест. Его смущали только какие-то непонятного назначения выпуклости под одеждой большинства. У кого-то выпирало острым в районе живота, у кого-то сбоку, у кого-то в районе паха, спины, а у многих - во всех этих местах одновременно.
  - Во, слыхали, что говорит сам президент! - обрадованно выкрикнул мордастый, с тщательно выбритыми щеками мужик в полосатой пижаме, что усиливало его сходство с зэком. У него, как отметил Подпутин, выпирало в районе живота и из левой подмышки, отчего мужику приходилось держать левый локоть приподнятым.
  - На телевизор нет денег, - раздраженно начал Подберезовский, - вам уже сто раз объясняли. Фондов на подобные глупости не предусмотрено, перебьетесь. К тому же, все давали подписку, что не будут клянчить. Да и зарабатываете вы неплохо. Закончатся опыты, купите себе хоть по сотне телевизоров, тогда и насмотритесь... Ну что, идемте дальше? - обратился он уже к Подпутину. - Здесь нет ничего интересного, уверяю вас.
  - Но зачем здесь эти люди? Что за опыты? - Президент еще раз с недоумением присмотрелся к окружившей его толпе. - Извольте, Борис Абрамович, объяснить. Знаете, - он нехорошо прищурился, - я имею все основания предположить, что опыты эти, как вы их называете, проводятся на деньги, которые, согласно нашей договоренности, отпущены вам государством на известное дело государственной же важности. Сдается мне, что таким образом вы устроили себе дополнительный сытный приварок. Извлекаете левые доходы, так сказать.
  - Ничего подобного, - забубнил тот, - эти опыты являются плановыми, проводятся на отпускаемые институту физиологии государственные фонды, я не имею к этому ни малейшего отношения. И вообще, я искренне возмущен вашим недоверием, которое откровенно несправедливо, незаслуженно, и, к тому же... - Заметив выражение взгляда президента, он вздохнул. - Хорошо. Алексей Алексеевич, прикажите подопытным оголиться.
  Павлов деловито кивнул и, обращаясь к странным людям, скомандовал:
  - Минуточку внимания, господа! Покажитесь президенту, пусть он убедится, что ничего опасного, античеловечного, противоречащего законам морали или этики здесь с вами не делают. Не стесняйтесь, заголяйтесь, президент такой же человек, как и все мы, и при случае тоже, возможно... а то даже и наверняка, если бы это потребовалось для науки, пожертвовал бы своим здоровьем и, более того... - Он спохватился и умолк, виновато стрельнув глазами в сторону Подпутина. Тот же, кажется, ничего не слышал. Остолбенев от шока, он разглядывал скинувших пижамные и спортивные куртки, рубашки, майки, людей.
  У каждого из какой-либо части тела торчала по меньшей мере одна короткая стеклянная трубочка; у некоторых таких трубочек было несколько, а высокий жилистый мужчина с испитым сморщенным лицом был утыкан ими, словно еж иголками. Странные трубочки были, очевидно, вставлены давно, надолго и всерьез, потому что не было ни крепящих их бинтов или лейкопластырей, как не было и самих ран - только вокруг было смазано зеленкой. Трубочки были умело вживлены и выглядели так же естественно, как и любой известный человеческий орган. Тот что болтается между ног, к примеру.
  - И... и что все это значит? - в нависшей тишине напряженно спросил Подпутин и рефлекторно оглянулся, прорабатывая возможные пути отхода - так, на всякий случай. Опытный спортсмен, он сделал это машинально: вдруг придется пробиваться к выходу сквозь толпу трубочников - которые могли оказаться кем угодно, хоть вампирами - с боем. Еще он остро пожалел, что оставил телохранителя наверху. - Что это за трубочки? - спросил он, на всякий случай потихоньку отступая назад, чтобы отсечь возможные попытки зайти ему за спину. - Зачем они?
  - Ничего особенного, Владимир Владимирович... - Павлов пожал плечами. - Как и любой образованный человек, вы наверняка отлично знаете, чем занимался мой дед. Да, он проводил опыты на собаках, чем и заработал всемирную славу, но ведь с тех пор наука шагнула далеко вперед, поэтому я, его внук и скромный последователь в области постижения физиологии млекопитающих, ставлю такие же опыты на - не побоюсь этого слова - людях. Зачем травмировать собак? Это негуманно и вообще, Общество защиты животных против. Та же Бриджит Бардо, к примеру, сильно по этому поводу переживает, а зачем обижать такую славную женщину и актрису... Да вы ведь и сами являетесь счастливым обладателем красавца-лабрадора, поэтому должны понять... А за этих не беспокойтесь, - он предугадал очередной вопрос уже раскрывшего было рот президента, - они все добровольцы и находятся здесь исключительно по собственному желанию. Подтвердите, ребята.
  - Да, конечно, мы все здесь добровольно! - раздались возбужденные голоса.
  - Нам здесь хорошо!
  - И деньги идут неплохие!
  - И трубочки нам не мешают!
  - Точно, совсем не мешают!
  - А мне все это так даже просто нравится! - выкрикнул человек-еж. - И заработок, и вообще... Науке служу, а не просто так, за здоров живешь, здоровье гроблю! Мало ли людей спиваются или гибнут в глупых автомобильных авариях, мы же оставим свой след в медицине и послужим для всеобщего блага человечества! Лично я, к примеру, уже являясь лидером по количеству безопасных вживлений, думаю, тем не менее, замахнуться на большее - попросить вставить мне еще пару трубочек!
  - Им платят сдельно, за каждый вывод из организма, - шепнул Подберезовский слегка успокоившемуся президенту.
  - Но зачем вообще эти трубочки? - почему-то тоже шепотом спросил тот.
  - Все очень просто, - вступил в разговор Павлов. - Вспомните еще раз опыты моего деда. Продолжая его дело, мы изучаем условные и безусловные рефлексы. Да вот, посмотрите сами... - Он неожиданно заговорщически подмигнул и столь же неожиданно громко выкрикнул: - Внимание, ребята! Сейчас принесут обед!
  Потрясенный Подпутин заметил, что у тех, кому трубочки были вставлены в районе поджелудочной железы, из стекла закапала прозрачная жидкость. Подопытные мгновенно зашарили по карманам, некоторые побежали к своим тумбочкам, и вскоре ошарашенный Подпутин, вытаращив глаза, наблюдал, как они собирают свои выделения в пробирки с нанесенными на них измерительными метками.
  - Им платят за каждый сданный на анализ образец, - предвосхищая его вопрос, пояснил Павлов. - Оплата сдельная, она зависит от количества и качества выделенного материала... Сейчас вам приведут баб! - не удержавшись, хотя президенту уже все стало ясно, еще раз выкрикнул академик, и сейчас же многие зашарили в районе паха, торопясь подставить мензурки. - Это для проверки клеточного материала семенников, - опять пояснил академик. Он выглядел очень гордым - от важности своих открытий и оттого, что ему удалось удивить самого президента России.
  - И что, им действительно приводят... женщин? - с интересом спросил Подпутин, лишь в последний момент избежав готового сорваться с языка, вульгарного слова 'баб'. - Тогда они действительно неплохо здесь устроились... - Павлову с Подберезовским показалось, что в голосе президента прозвучали завистливые нотки.
  - Нет, на самом деле женщин им не приводят, - засмеялся Павлов. - Это обман. Во имя науки, конечно, - поторопился объяснить он. - Обман как таковой тоже необходим, это очень важно, потому как в данном случае мы ясно видим, что качество сданного материала неважное, в отличие от желудочного сока, появляющегося в преддверии настоящего, без всякого обмана, обеда... Следуем дальше, господа?
  - Пожалуй, - согласился Подпутин. Он окончательно успокоился, но до сих пор чувствовал себя в компании подопытных со вставленными в организмы зловещими трубочками неуютно.
  На выходе из лаборатории его нога зацепилась за что-то, что громыхнуло характерным жестяным звуком переворачиваемого пустого ведра. Опустив глаза, Подпутин убедился, что это 'что-то' и являлось ничем иным, как обычным пустым жестяным ведром. Такой предмет ему доводилось видеть почти каждый день, когда в Прямоугольный кабинет Кремля приходила убираться Степанида Матвеевна. Он безразлично пожал плечами, уже почти переступил порог, когда вдруг какая-то сила принудила его оглянуться - возможно, это заставила сделать какая-то возникшая за его спиной суета... Остолбенев уже второй раз за короткий промежуток времени, президент с мистическим ужасом наблюдал, как забегали подопытные, разыскивая чистые колбы, как из трубочек многих уже не капает - почти струится какая-то прозрачная жидкость, и все это каким-то образом явно было связано с недавним жестяным громыханием. Что за странный условный рефлекс на звук пустого ведра? Или же это рефлекс безусловный? - хотел было спросить президент у академика Павлова, но почему-то, как и в случае с гомункулом, постеснялся это сделать. Кашлянув, чтобы скрыть охватившее его замешательство, Подпутин решительно шагнул в коридор...
  - Вот... - торжественно провозгласил Подберезовский, в то время как академик Павлов возился с кодом, открывая дверь в торцевую комнату лаборатории за номером девятнадцать. - Сейчас вы, Владимир Владимирович, все увидите. И услышите, - глядя президенту в глаза, со значением добавил он.
  - Слово? - тихо спросил тот. - Неужели все-таки нашли? Знаете, - в его голосе проскользнули виноватые нотки, - а ведь я вам не верил. Да-да, Борис Абрамович, платил деньги и не верил, представьте. Платил же только потому, что у меня не было другого выхода. У государства его не было, точнее. А вы все-таки нашли... - задумчиво повторил он. - Вы молодец. Теперь у нас есть аргументы, с помощью которых мы переиграем американцев. Вы не просто спасли страну, вы сделали более значимое - уберегли ее от позора...
  Смущенный похвалой, Подберезовский слегка покраснел и склонил голову, принимая заслуженные слова благодарности, а через мгновение трое молча вошли в автоматически открывшуюся, наконец, дверь. Зал был не большой - он был огромный. Выложенные белым кафелем пол, стены, потолок, производили сильное впечатление - стерильности, торжественности, присутствия чего-то таинственного, - и все это усиливало ощущение, что в таком месте не могут заниматься пустяками, здесь проводятся опыты или испытания поистине государственной важности...
  В центре зала стояло кресло, похожее на зубоврачебное, рядом находился - тоже похожий на зубоврачебный - столик с какими-то инструментами, приборами, в том числе и пультом дистанционного управления чем-то; а в кресле, как с некоторым удивлением, подойдя ближе, увидел президент, спиной к ним сидел человек. Его руки были плотно прикручены ремнями к подлокотникам, а шея не менее плотно прикреплена к металлической подпорке для кожаной подушечки, поддерживающей затылок. Ноги также были закреплены кожаными ремнями, и таким образом выходило, что сидящий в кресле человек был лишен малейшей возможности пошевелиться. Услышав, что в помещение вошли, подопытный предпринял тщетные попытки оглянуться, это было видно по напрягшимся плечам и судорожным подергиваниям затылка.
  - Тоже доброволец, - предвосхищая закономерный вопрос, прошептал Подберезовский. - Вообще, все, кто находится в институте, принимая участие в опытах, пребывают здесь исключительно по собственному желанию. Мы не преступники, мы ученые, - не без некоторой важности закончил он.
  Подпутин неопределенно, с угадывающейся долей скептицизма, хмыкнул. Он с интересом осмотрелся, задерживая взгляд на видеокамерах, установленных, казалось, везде, где только было возможно - на стенах, потолке, полу, сверху, снизу, с боков. Еще он увидел множество микрофонов, акустических колонок и прочей дискотечной электроники.
  - Все, каждое движение и звук, тщательно фиксируется, - пояснил академик Павлов. - Пройдемте вперед, пусть господин президент познакомится с испытуемым.
  Трое обогнули кресло и остановились перед закрепленным в ремнях человеком. Подпутин с интересом, фиксируя малейшие детали, окинул взглядом примерно сорокалетнюю особь мужского пола. Ничего необычного, мужчина как мужчина, одетый в черный костюм и белую рубашку, ансамбль которых дополнял довольно модный галстук. Небольшие, как и у самого президента, залысины, телосложение среднее, рост, наверное, тоже средний, возрастные морщинки вокруг светлых глаз и рта, слегка курносый нос, тонкие губы...
  - Здравствуйте. - Президент чуть было не протянул для приветствия руку, но вовремя спохватился, ограничился кивком.
  - Здравствуйте, - спокойно ответил мужчина. - Вы Подпутин?
  - Да, - совсем просто ответил президент.
  - Я видел вас по телевизору, - зачем-то сказал мужчина, словно могло быть по-иному.
  - Это хорошо, - зачем-то ответил президент.
  - Я доброволец, - с гордостью сказал мужчина.
  - Я знаю, - сказал президент. Он прекрасно осознавал всю тупость происходящего разговора, но тем не менее поддерживал его. Наверное, чтобы унять вдруг охватившее его волнение. Ведь сейчас произойдет нечто особенное, сейчас в этом зале случится настоящее чудо, сейчас он услышит магическое Слово, которое повлияет на всю мировую историю, Слово, за которое он в лице человека, представляющего государство, выложил целый миллиард...
  - Начнем? - предложил Подберезовский, и его дрогнувший от напряжения, вызванного крайней степенью волнения, голос лишь усилил только что охватившее и переполнившее президента чувство.
  - Начнем, - слегка севшим голосом подтвердил он.
  - Для чистоты эксперимента прошу отойти за его спину, господа, - предложил тоже севшим голосом академик Павлов.
  Трое прошли за кресло, словно задались целью спрятаться от находящегося в нем человека, и остановились в нескольких метрах от него.
  - Успокойтесь, голубчик, все нормально, ничего опасного, все под моим контролем, - проговорил академик Павлов.
  Готовый возмутиться такой фамильярностью, президент повернул к нему голову и только тогда сообразил, что эти слова адресовались подопытному.
  - Эксперимент точно не опасен? С ним ничего не случится? - чтобы скрыть смущение, спровоцировавшее некоторое покраснение кожных покровов лица, строго спросил он.
  - Он доброволец, - напомнил Подберезовский.
  - Эксперимент не представляет опасности, - заверил президента Павлов. - И для нас тоже, - кажется, уловив ход мыслей Подпутина, добавил он. Затем он помолчал несколько мгновений и, явно собираясь с духом, набрал в грудь воздуха. Президент увидел, что академик держит пульт дистанционного управления, но в какой момент тот взял его в руки, он не заметил. - Итак... - будто нарочно затягивая время, не решаясь приблизить ответственный момент, тихо произнес академик, - начинаем...
  - Смотрите внимательно, - предупредил Подберезовский, и предельно сконцентрировавшийся, всем телом напрягшийся в ожидании чуда президент не нашел сил даже отмахнуться.
  - Родина! - вдруг громко выкрикнул Павлов, и вздрогнувший от неожиданности Подпутин, отпрянув, посмотрел на него внимательно - не имеет ли здесь место кратковременное помешательство.
  - Владимир Владимирович! Вы ж туда, туда смотрите! - громко прошептал Подберезовский. Очевидно, пребывая в крайней степени возбуждения, он, нарушая этикет, потянул президента за рукав.
  - Смотрю. И что? - таким же громким шепотом поинтересовался тот. В какой-то момент Подпутину показалось, что его разыгрывают, потому что никакой реакции подопытного мужчины на только что прозвучавшее слово он не заметил. - И что? - уже откровенно зло переспросил он. - Он сидит, как и сидел, никакой реакции.
  - В том-то и дело! - радостно подтвердил Подберезовский. - Вы просто не понимаете. Пока не понимаете! Никакой реакции - в том-то и дело! Это же замечательно!
  Подпутин хотел сказать что-то резкое, но тут Павлов выкрикнул вторично и он промолчал. Возможно, он действительно ничего не понимает. Пока. Надо смотреть и слушать...
  - Родина! - еще громче выкрикнул академик. Мужчина продолжал сидеть в своем кресле недвижно, будто все эти выкрики никоим образом его не касались. - Родина!.. Долг!.. Отечество в опасности!..
  Павлов шевельнул пальцами, активизируя какую-то кнопку на пульте, и из динамиков раздался мерный гул мощных двигателей. Звуковая имитация надвигающихся танков была столь правдоподобной, что Подпутин, не сумев справиться с собой, нервно оглянулся, словно вражеские машины могли каким-то немыслимым образом просочиться на минус четвертый этаж российского секретного института физиологии млекопитающих. Мужчина же сидел как ни в чем не бывало и, хотя лица его не было видно, президент готов был поклясться, что тот даже бровью не повел.
  - Долг!.. Родина!.. - подобно заведенному, словно его заклинило, некоторое время продолжал заполошно выкрикивать академик, затем перешел на более обыденные, приземленные, но куда более существенные для думающего млекопитающего понятия. - Жратва! - отключив танковые моторы, уже много тише, почти вкрадчиво выкрикнул он. - Вкусная жратва!.. Жареные сосиски!.. Пиво!..
  Наконец мужчина проявил хоть какую-то, заметную глазу независимого наблюдателя реакцию. Он недоверчиво шевельнул ушами; в пределах, позволяемых ему ошейником, на несколько градусов крутанул вправо-влево головой. Наверняка принюхивается, - почему-то наполнился уверенностью президент. Ему уже стало интересно, хотя несколькими секундами раньше он почти окончательно решил, что над ним попросту издеваются.
  - Смотрите, Владимир Владимирович, смотрите же... - яростно зашептал Подберезовский, и его пальцы опять впились в президентский рукав. - Сейчас... сейчас вы услышите Слово... - Он слегка брызнул слюной, замер, подобно обнаружившей дичь и делающей стойку охотничьей собаке.
  Его состояние передалось президенту. Не делая замечания за вольность и не пытаясь стряхнуть со своей руки чужую, Подпутин и сам напрягся подобно собаке, только другой, более утонченной породы.
  - Блондинка! - неестественно хрипло выкрикнул Павлов. - Блондинка с шикарной фигурой и загорелыми ногами!
  Человек в кресле напрягся, это было видно по его плечам - казалось, пиджак вздыбился от напружинившихся под материей мышц. Он попробовал крутануть головой, но не смог сделать этого из-за прочно удерживающего шею ремня. Шея побагровела, напитываясь кровью, человек издал протяжный звук, более всего похожий на стон бессильной злобы или ярости, затем обмяк, но продолжалось это всего несколько мгновений, потому что академик выкрикнул еще раз - уже не хрипло, но словно дразня, со звонкой пионерской задорностью:
  - Блондинка на высоких каблуках! Блондинка! Блондинка с загорелыми ногами!..
  Человек в кресле хрипел, рычал, бормотал что-то нечленораздельно-грозное, силясь высвободиться из кожаных оков; прочно вмонтированное кресло ходило ходуном, у его основания вздыбился пол, несколько плиток покрытия с треском вылетели из своих гнезд, ремни скрипели, но их скрип перекрывал другой - яростно трущихся друг о друга зубов. Напрягаясь, изнемогая и тут же вновь обретая силы, сотрясаясь в сильнейших конвульсиях, тщетно пытаясь заглянуть за свое плечо, подопытный силился узреть еще не видимую, возможно несуществующую, но заранее такую вожделенную блондинку.
  - Отпустите, суки!.. Президент, мать твою так, прикажи, чтобы эти научные уроды немедленно меня освободили...
  Павлов повозился с кнопками дистанционного пульта и зал заполнился звуком звонко цокающих каблучков. Благодаря грамотному расположению колонок и хорошей акустике лаборатории, создалась полная иллюзия нахождения в помещении изящного женского существа, потому что такую обувь на таких тонких и непременно высоких каблуках может себе позволить существо только возвышенное - то есть, красивая женщина. Вот она появилась где-то слева, вот она неспешно, дразнящей мужчин походкой, сопровождаемой непременным покачиванием бедер, пересекает зал... Иллюзия была столь сильна, что Подпутин опять, как при недавнем шуме танковых двигателей, невольно оглянулся. Правда, сейчас, в отличие от первого раза, у него отвердел член, что он и зафиксировал с огромным неудовольствием и даже некоторой злостью - он всегда гордился своей безмерной выдержкой. Не позволяя себе помочь предавшему его организму рукой, Подпутин, стараясь делать это незаметно, осторожно повел тазом, пробуя укротить столь неожиданную паховую бурю. Одновременно он покосился на Подберезовского - ничего не заметил?.. Аварию, наконец, удалось устранить - президентский предмет соскользнул вниз и удачно пристроился в рельефе ткани трусов. Переведя дух, Подпутин уже открыто посмотрел на олигарха и не особенно удивился, заметив, что тот, ничуть не таясь, запустил руку в штаны и азартно роется в паху. Ну и дела... Кажется, они тут все посходили с ума, - подумал президент, переведя взгляд теперь на Павлова.
  - Блондинка! - подобно безнадежно заевшей пластинке, повторял тот. Чувствовалось, что академику очень приятно произносить это слово и - еще больше - следующее за ним словосочетание: - Блондинка с загорелыми ногами!..
  Уже без какого-то бы то ни было удивления Подпутин отметил, что и у этого характерно оттопырился халат. Мужчина же в кресле просто неистовствовал в своем стремлении высвободиться. Удерживающие его ремни заскрипели уже совсем громко, багровое лицо вывернулось с неестественным поворотом шеи, с губ бурным потоком потекла крупно пузырящаяся пена...
  - Фашисты!.. Пустите меня!.. Фашисты!.. Где эта, загорелая... Где она!..
  Звонко лопнул первый ремень, мужчина торжествующе взревел, схватился высвободившейся рукой за ремень шейный, рванул... Пригнувшись свободной теперь от пут головой ко второму запястью, он с урчанием впился зубами в толстую коровью кожу...
  - Владимир Владимирович!
  - Что... - пробормотал президент, опомнившись. Он силой заставил себя отвести взгляд от почти освободившегося, предельно возбужденного, потерявшего человеческий облик самца, вырвал свою руку из цепких, хотя и скользких от пота ладоней Подберезовского. - Что вы сказали?
  - Эвакуация! - на ходу прокричал Павлов. Он огромными скачками мчался прочь и ничуть не стеснялся того обстоятельства, что, поддавшись панике, рванулся к выходу первым, не дожидаясь, подобно капитану тонущего корабля, когда ставшее опасным плавсредство сначала покинут его пассажиры.
  Отбросив приличия, двое со всех ног бросились его догонять, а замигавшая вдруг красная лампочка на входе лишь подстегнула их рвение. Когда же раздалось короткое, мерное рявканье мощной сирены, от зловещих звуков которой в жилах заледенела кровь, троих участников эксперимента охватила настоящая паника. Даже выбежав в коридор и с усилием, навалившись втроем, захлопнув за собой тяжеленные бронированные двери, у которых отказала автоматика, они не ощутили себя в безопасности.
  - Откройте, суки!.. Пустите меня!.. - подобно ревущему водопаду бесновался за дверью кто-то, и трудно было поверить, что этот человек, рост и вес которого президент совсем недавно оценил как средние, сотрясал своим телом броню дверей подобно тому тяжелому танку, рев которого недавно почти обманул очутившегося в такой ситуации впервые президента. Кстати, рев танка, в отличие от стука виртуальных каблуков, не вызвал у него заметных внешне физиологических реакций, и сейчас президент вдруг не к месту подумал: интересно, как бы проявил себя в этой ситуации министр обороны.
  Рефлекторно пригибаясь, трое рванулись прочь, быстрей к спасительному лифту. С потолка сыпалась штукатурка, стены коридора сотрясались, звуки бьющего в дверь тарана подгоняли беглецов, заставляя их убыстрять шаг почти до бега...
  - Видели, Владимир Владимирович? - едва отдышавшись, радостно спросил Подберезовский. Их троица только что вывалились из лифта. - Слышали? Вот оно, Слово! Зря вы волновались - не пропали государственные денежки! За такое удачное исследование неплохо бы и премиальных добавить. Один только гомункул, вон, сколько жрет... Но Слово-то, Слово! Слыхали? Теперь не только американцы с их договором о крылатых ракетах - теперь весь мир у вас в кармане. Владейте себе на здоровье... Что! Что такое! - Увидев глаза президента, он потемнел лицом, испуганно попятился, потеряв характерную улыбку истинно счастливого человека - удачно надувшего кого-то одесского торговца.
  Покосившись на суетящегося Павлова - тот откомандировывал вниз группу дюжих санитаров с дубинками и огромными шприцами наперевес, - внешне уже совершенно спокойный, Подпутин поправил сбившийся набок галстук. Затем жестом отогнал охранника, - увидев, в каком состоянии вышел из лифта президент, тот примчался, выхватив на ходу пистолет и покрыв вестибюль огромными скачками в несколько коротких мгновений, - сузил глаза, сфокусировав взгляд так, что Подберезовский попятился...
  - Добавить, говорите, Борис Абрамович, за гомункула?.. - свистящим шепотом переспросил президент. Он схватил Подберезовского за галстук, крутанул, наматывая его на кисть, пока на один оборот. - А что, и добавлю, пожалуй... - Он крутанул вокруг кулака еще раз и потянул вниз, отчего Подберезовский переломился в поясе, закашлялся, задыхаясь. - Говорите, нашли то самое слово? Не слово, а Слово? Теперь, говорите, можно владеть себе спокойно миром? - Потеряв на мгновение выдержку, он рявкнул уже совсем не по-президентски, сопровождая рык некоторым перекосом лица: - Значит, миллиард долларов за блондинку? Не многовато будет?
  - С загорелыми, прошу заметить, ногами, - прохрипел нездорово побагровевший Подберезовский. - Отпустите, Владимир Владимирович, не берите грех на душу. Вам потом стыдно будет...
  Опомнившийся президент отпустил галстук незадачливого вдохновителя и спонсора секретных физиологических исследований, достал из кармана носовой платок, брезгливо вытер пальцы, затем, презрительно скривив губы, обронил какую-то фразу по-немецки. Она несколько отличалась от фраз, произнесенных некогда в Прямоугольном кабинете, звучала уже не столь красиво, хотя, возможно, тоже являлась цитатой из 'Фауста' Гете.
  - Что... вы... сказали... - вымолвил, наконец справившись с удушьем, Подберезовский. Красный лицом, он потирал шею ладонями и болезненно морщился.
  - Я сказал, что запросто мог бы нанести вам удар отсроченной смерти, но не стану валить вас даже простой подсечкой, - вскинув подбородок, пояснил Подпутин.
  - Но за что! Я же нашел Слово! Да, я истратил ваш миллиард, но я его нашел!
  - Это блондинку-то? - уже без гнева, иронически поинтересовался в очередной раз справившийся с эмоциями президент.
  - С ногами, - огрызнулся, опять напоминая, Подберезовский. - Это очень существенно... - И тут же зачастил подобно продающему дрянь торговцу, уговаривающему чрезмерно придирчивого клиента: - Вы же сами видели, что после произнесения этого ключевого Слова сделалось с добровольцем! Вы же видели!.. Вы не думайте, мы проверяли Слово не один раз, делая это в самых разных ситуациях и с самыми разными группами испытуемых! К примеру, однажды Слово было выкрикнуто нашим человеком в обычном ресторане, после чего собравшиеся на поминки земляка кавказцы немедленно забыли об усопшем и затеяли драку, оспаривая свое право на блондинку, которой никто даже не видел! Нет, каково, а? А еще, да будет вам известно...
  - Вы все сказали? - сухо осведомился Подпутин. - Не углубляясь в детали и не комментируя все эти ваши смехотворные псевдонаучные выкладки, просто напомню: президент Сбуш-младший не понимает по-русски.
  - Эту фразу можно выкрикнуть по-английски! - поторопился заверить его Подберезовский. - Нужно срочно проверить воздействие фразы на англоязычных! Конечно, на такие исследования потребуются время и дополнительные ассигнования в размере примерно...
  - Еще одного миллиарда долларов, - закончил за него внешне уже абсолютно спокойный президент. - Даю вам три дня. И...
  - И миллиард? - торопливо, с надеждой спросил Подберезовский. Он нервно облизнул губы.
  - И если в течение этих трех дней Слово не будет найдено, вы у меня сами будете барахтаться в физиологическом растворе, - пообещал Подпутин. - И пускать пузыри. Это уже мое Слово, слово президента, - заверил он побледневшего Подберезовского и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
  - Я... - испуганно забормотал тот, - я, кажется, уже знаю это Слово! Мне не надо трех дней и миллиарда! Мне ничего не надо! Я не хочу в физиологический раствор! Владимир Владимирович! Выслушайте меня!
  Подпутин нехотя повернул голову.
  - Я вас слушаю.
  - 'Соленые крендельки'! Он любит соленые крендельки! Надо выкрикнуть 'соленые крендельки' и он наш! Помните, как он закашлялся и едва не задохнулся, когда его отец, Сбуш-старший... Об этом знает весь мир, об этом было во всех газетах! Если ему напомнить о крендельках...
  - Я даром теряю с вами время. Скоро мы будем разговаривать с вами сквозь стекло колбы, - бросил через плечо Подпутин и тут же потерял к Подберезовскому интерес. - Охрана! Где остальные президенты?
  Подбежал мордастый охранник с испуганно вытаращенными глазами.
  - Идут! Они идут, - наткнувшись на взгляд президента, сбавил он тон. - Точнее, их ведут.
  - Как это, ведут?
  Но через секунду он увидел сам. Двойники спускались по лестнице пошатываясь, словно пьяные, в сопровождении поддерживающих их под руки сотрудников института. Сходство с перебравшими лишку людьми усиливал вид их костюмов - трое из пяти были заблеваны с головы до ног.
  - В чем дело? - строго спросил легитимный президент.
  - Понимаете, Владимир Владимирович, мы... Нас завели в какую-то лабораторию и...
  - Я не вас спрашиваю, - оборвал Подпутин двойника номер два - тот отличался от него разрезом глаз и в дзюдо имел разряд на два дана ниже.
  - Вы сами приказали устроить им интересную экскурсию, - напомнил научный человек с бородой, в которой застряли хлебные крошки. Он пожал плечами, виновато опустил голову.
  - И что вы им показали?
  - Да пустяки... - Бородач замялся.
  - И все же?
  - Ничего особенного. Роды двухтонной бородавчатой жабы.
  - Разве жабы - млекопитающие? - спросил Подпутин. Он повел глазами, прищурился, припоминая школьный курс биологии. - И они что, живородящие?
  - У нас они - млекопитающие, - бодро, не без гордости подтвердил бородатый. - И живородящие.
  Подпутин бросил на сжавшегося Подберезовского гневный взгляд и резко двинулся к выходу:
  - Все за мной...
  Шесть машин опять прорезали лес, загородное шоссе, а затем и сам город черными стрелами. Опять свистел упруго рассекаемый их железными телами воздух, отступая мелкими невидимыми завихрениями, внешне все было в точности, как и несколько часов назад, только сейчас костюмы трех из шести находящихся в машинах президентов имели непрезентабельный вид, будучи забрызганными содержимым желудков своих хозяев, а тот единственный из шести, кто имел право пользоваться барчиком, приобрел устало-задумчивое лицо...
  
  
  Глава 8. Воры в законе
  
  
  - Шеф, приехали, - доложил Череп.
  - Кто конкретно?
  - Деловой, а сразу за ним - Стреляный.
  - Ага. Молодцы. Всегда прибывают первыми. Распорядись, чтобы наши расставили их тачки. Я сейчас...
  - Заходите, гости дорогие, заходите! - Сатана упругим спортивным шагом, с достоинством вышел на крыльцо своего особняка, широко распахнул руки, заключил в объятия дородного человека с грубой лепки лицом - неандертальского дизайна надбровные дуги, мощные, способные перекусить бычью кость челюсти... - Деловой, ты будто прямиком с подиума! - Сатана в восхищении почмокал губами, с удовольствием окинул взглядом дорогой костюм прибывшего первым, отметил со вкусом подобранный галстук, как раз в тон серой, поблескивающей специальными нитяными вкраплениями ткани, дорогие ботинки, восторженно крякнул. - Жених, да и только! Глядишь, скоро мы, законники, станем еще и законодателями мод.
  - Будет тебе молоть, Сатана, - буркнул Деловой. Он тяжело дышал, словно неспешный подъем на невысокое, не более десяти ступеней крыльцо составил для него непомерно большую физическую нагрузку, сродни подъему на Эверест. - Зачем нас созвал? Отчего такая срочность? Произошло что-то серьезное?
  - Эх, жизнь... - Сатана опять почмокал - теперь уже сокрушенно, с легким оттенком грусти. - Как будто нам нельзя встретиться просто так, как собираются хорошие люди, чтобы посидеть, выпить, закусить, вспомнить молодые годы...
  Деловой посмотрел на него настороженно, как смотрят на человека, по поводу адекватности которого возникли некоторые сомнения.
  - Я, пожалуй, лучше пойду, - сказал-спросил он, и Сатана истово затряс головой:
  - Конечно-конечно! Курительная комната на втором этаже, мои тебя отведут... Крот! - выкрикнул он и на крыльцо тут же выскочил парень с заспанным лицом. - Отведи гостя в курительную. - Крот, помаргивая маленькими глазками, кивнул. - Угости его чем-нибудь, а я тут пока...
  Он быстро, опять же упругими шагами, спустился с крыльца и опять радушно раскинул руки:
  - Стреляный! Сколько лет, сколько зим!
  - Ты чего, Сатана? Неделю назад виделись, - удивленно ответил тот, но позволил себя обнять и даже почти не сопротивлялся, когда его звучно лобызнули в губы. Только посмотрел настороженно, как минутой назад это сделал Деловой.
  - Ну и что? Какая разница! - с упреком возразил Сатана. - Ты только посмотри, как хорошо вокруг! Ну разве возможно не радоваться каждому прожитому мигу, глотку воздуха, лучику солнца, слезинке ребенка, бокалу вкусного вина или девке с большими - и не очень - грудями, наконец... Даже содержанию во временном изоляторе можно и - не побоюсь этого слова - нужно радоваться всеми своими фибрами, пусть даже твои почки отбиты ментами-беспредельщиками! И если в этой жизни остались еще маленькие радости, подобные этой нашей встрече, то...
  - Я, пожалуй, пойду, - поспешно сказал Стреляный, не зная, что почти в точности повторяет фразу, только что произнесенную Деловым. - Куда мне, в курительную?
  - Пока в курительную, - подтвердил донельзя огорченный таким непониманием, или даже, скорее, неприятием прекрасного, Сатана. - А я сейчас. Вон уже подъезжают остальные. - Раскинув руки-крылья, он резво полетел к воротам...
  Когда на пороге курительной - уютной комнаты с антикварными столиками в центре и мягкими кожаными креслами по периметру - возникли две мрачные личности, приглушенный гул голосов, в котором преобладали недоуменно-настороженные нотки, резко оборвался, словно в телевизоре внезапно пропал звук.
  - Просим следовать за нами, - произнесла одна из личностей с красивым, но несколько грубоватой работы шрамом на лбу. Вторая, с куда более изящным, придающим лицу интеллигентность шрамом на щеке, стояла молча. Дождавшись, пока большая часть гостей с кряхтеньем выберется из глубоких кресел, двое с художественного исполнения шрамами синхронно развернулись. - Сюда, господа. Осторожно, здесь небольшая ступенька...
  - Вот это да! - Вор в законе Гнилой обвел восторженным взглядом просторный, или даже попросту огромный, с большими окнами, наполненный светом зал, а задрав голову и узрев под потолком переливающуюся множеством граненых сегментов хрустальную люстру, не сдержался и присвистнул от удивления. - Дорогущая, наверное... И когда это Сатана успел все тут перестроить? Ведь, кажись, именно здесь проходила та, зимняя сходка?
  - Здесь, - подтвердил Ржавый. - Только тогда это место было всего лишь обычной, хотя и большой, комнатой, а сейчас... Он что же, стены сломал?
  - Ого! Нас ждет роскошный стол, ребята! - радостно воскликнул еще кто-то.
  - Рассаживайтесь, господа, рассаживайтесь. - Вышедший в центр зала Череп, временно исполняющий функции метрдотеля и одетый по такому случаю в смокинг, с плохо дающимся ему радушием поклонился гостям и, проклиная про себя Сатану за дурацкие, отведенные ему роль и одеяние, неумело растянул рот в улыбке. Получилось плохо, натужно, и больше походило на угрожающий оскал потревоженного в своем лежбище зверя. - Там возле каждого прибора имеется специальная открыточка с именем. Прошу вас...
  Толпа приглашенных разбрелась вокруг стола, состоящего из трех частей, образующих огромную букву 'П', старательно разыскивая листочки со своими именами.
  - Ага, вот мое место...
  - Ага, вот и я...
  Наконец гости расселись. Некоторое время они молча переглядывались, затем принялись с интересом изучать выставленные на стол яства.
  - Знатный харч! - бегло порыскав глазами, резюмировал Сутулый.
  - Да, хозяин постарался на славу, - подтвердил Желчный.
  - Слушайте, это шампанское стоит по сотне баксов за бутылку, я точно знаю, - провозгласил Корявый, повертев в руках бутыль темно-зеленого стекла с красивой золотой этикеткой. - Нормально Сатана расщедрился. - Он поставил бутыль обратно в серебряную емкость со льдом и потянул длинным хрящеватым носом. - А пахнет-то как...
  - Ништяк закусон, - подтвердил вор Дырявый. - Мясо, икра, устрицы, чего только нет... Молодец Сатана, не поскупился. И вон, смотрите, тоже изрядно дорогая штука, - отыскав взглядом любимый коньяк, обрадованно воскликнул он. - Шикарнейший стол! Только с чего бы это?
  - Видали и получше, - в один голос возразили Стеклянный, Оловянный, Деревянный.
  - Вечно ваша троица все портит! - послышались возмущенные голоса. - Вечно вы поперек всех! Вам лишь бы против!
  - Просьба не ссориться, господа, - произнес оставшийся стоять в центре зала Череп, о котором все на время забыли. - Просьба не ссориться и приступать к трапезе... - Именитые гости с недоумением посмотрели в сторону здоровяка, который посмел им указывать, и он поспешил добавить: - Это не я говорю, конечно. Это повеление хозяина, я его всего лишь озвучиваю.
  На него продолжали смотреть. Теперь - вопросительно.
  - Но где сам Сатана? - спросил Сутулый, не пытаясь скрыть раздражение.
  - Они сейчас выйдут.
  - А зачем он нас собрал? - принял эстафету Дырявый.
  - Они сами все объяснят, - все так же коротко ответствовал Череп.
  - А это что за хрень? - Не желающий уняться Дырявый ткнул пальцем в непонятное сооружение, стоявшее в самом основании образованной столами буквы 'П', между двух ее ножек. - Зачем это здесь?
  - Да, что это такое? - загалдели воры вразнобой.
  Таинственное сооружение примерно двухметровой высоты, закрытое белой материей, с первых секунд притягивало взгляды собравшихся, но никто до сих пор не решился спросить о его предназначении. Штуковина выглядела подобно памятнику, подготовленному к открытию; укутывавшая его материя выпирала острыми углами, приковывая внимание и заставляя гадать, что же находится внутри. Воры ждали пахана, который должен был все объяснить, но того все не было, к тому же за столом для него не оставалось места и это слегка нервировало собравшихся. Можно было предположить, что таинственный 'памятник' каким-то образом должен заменить ему кресло, которым с большой долей вероятности и являлся - именно креслом с высокой, двухметровой высоты спинкой, по сути, троном. Можно было много еще чего предположить, но лучше было выслушать самого хозяина, который до сих пор не изволил появиться и тем самым злостно нарушал воровской этикет.
  - Так что это? - упрямо повторил кто-то.
  - Хозяин придет - скажет, - не менее упрямо и как-то чересчур уж поспешно ответствовал Череп, еще более поспешно отводя глаза. У некоторых даже создалось впечатление, что он покраснел. Впечатление, конечно же, ошибочное, наверняка это была оптическая иллюзия, созданная лучами буйного летнего солнца, потому как большинство собравшихся в достаточной степени знали телохранителя Сатаны, равно как и тот факт, что краснеть Череп не может. Попросту не умеет.
  - Так значит, Сатана...
  - А вот и горячее, господа! - обрадованно выкрикнул Череп, услышав шаги в коридоре. Радость эта появилась оттого, что он, наконец, мог сказать хоть что-то определенное.
  В тот же момент входные двери распахнулись и две мрачные личности, недавно сопроводившие гостей в зал, внесли сюда огромные, дымящиеся паром подносы со снедью. Поставив подносы на стол, они быстро удалились и, не далее чем через минуту, возникли вновь, отягощенные еще более внушительными, тоже в облаках пара, подносами.
  - Угощайтесь, господа, угощайтесь... Накладывайте, что кому по вкусу, а ребята вам помогут, - елейным голоском присоветовал Череп и поспешил удалиться от греха подальше.
  Собравшиеся проводили его подозрительными взглядами, но их внимание тут же переключилось на еду. Чудесный запах, распространяемый находящимся на подносах, не позволил им долго ломать головы над странным поведением телохранителя Сатаны.
  - Мне чего-нибудь для души! - потребовал Сутулый, и парень в бабочке, подобно заправскому официанту, ловко выложил на его тарелку порцию телячьих почек. Деловому пришлась по вкусу телячья же отбивная с кровью; Желчному - тетеревиная грудинка, вымоченная в чем-то, что улучшало ее и без того отменные вкусовые качества безмерно; Стреляный пока ограничился жюльенами из ветчины и грибов - для выработки необходимого количества желудочного сока, дабы обеспечить правильный процесс пищеварения и потом заняться едой по-настоящему; Ржавый тоже занялся жюльенами, преследуя те же пищеварительные цели, только жюльены он предпочел из карпа; Дырявый для разминки выбрал жареную утку с фруктами; Гнилой, посмотрев на него, избрал в противовес жареного гуся с яблоками; Кудрявый решил побаловаться мраморным шницелем из свинины в пивном тесте; Лысый утешил себя жарким из телятины с фаршированными помидорами, подразумевая в дальнейшем перейти на более серьезное жаркое из свинины с боровиками либо черносливом, а то и с тем и другим сразу; и только Стеклянный, Оловянный и Деревянный уделили внимание заурядным макаронам по-флотски, вызвав тем самым неодобрительные взгляды сотрапезников.
  Воры с аппетитом, негромко почавкивая, что, согласно рекомендациям врачей, способствовало правильному усвоению пищи, ели, поглядывая на запрещенные пока - пока не обговорили дела - вкусные напитки: лимонный боуль, флип с коньяком, боуль апельсиновый, коблер 'Южный', грог, горячее пиво, глинтвейн, коблер с ромом, кофе с желтками и коньяком, и многие другие полезные для организма вещи. И только Стеклянный, Оловянный, Деревянный поглядывали на простецкий десертный напиток 'Николашка', на три четверти состоящий из водки.
  - Заждались, господа?
  За вкусной кормежкой забывшие о главном, воры даже с некоторой неохотой повернули головы к вошедшему и нахмурились еще больше - в противовес собравшимся, Сатана явился к трапезе и деловому базару не в соответствующем деловом костюме, но в роскошном бархатном, украшенном монограммой, халате до пят, фасон которого был позаимствован из жизни дворян позапрошлого века.
  Некоторое время в относительной - если не считать того дружного равномерного почавкивания - тишине Сатана смотрел на своих коллег с доброй улыбкой, включающей в себя долю умиления, на манер того, которое зачастую проявляется у дедушек, наблюдающих за любимыми внуками: те хорошо едят, и, соответственно, хорошо растут - браво!
  - Зачем собрал? - прожевав кусок нежной телячьей почки и запив его морсом, коротко бросил Сутулый. Не дождавшись ответа, он добавил: - Живоглот говорил - сходняк срочный. У нас что, нарисовалась какая-то проблема?
  - Вы не отвлекайтесь, не отвлекайтесь, - ласково посоветовал всем сразу Сатана. Он вышел на середину зала и приблизился к закрытому материей сооружению вплотную. - Во время еды это вредно. Надеюсь, вы уже успели оценить таланты моего нового повара? Он готовит по пособию Н. Масилюне 'Просим к столу'. Издание 3-е, стереотипное, 1985 года. Правильная, смею вас заверить, книга...
  - Кстати, что это за хрень? - встрял Желчный, проглотив тщательно пережеванный кусок тетеревиной грудинки. Он кивнул на загадочное сооружение в центре. - Мы тут все гадаем, гадаем...
  - Ничего подобного! Ничего мы не гадаем, - в один голос заявили Стеклянный, Оловянный, Деревянный. - Стоит хрень, ну и пусть себе стоит.
  - Сатана, а где ты сам сидеть будешь? - поинтересовался Ржавый. - За столом двенадцать стульев, нас тоже двенадцать. Как этих... ну, как же их, чтоб их мать...
  - Апостолов? - подсказал Сатана и протянул руку к специальной веревочке, прикрепленной к верхней части матерчатого покрытия неизвестного предмета. Как-то чересчур уж буднично, что только подтверждало некоторую нарочитость, актерство, и позволяло предположить, что эти действия были не раз прокручены им мысленно или даже отрепетированы в реальности, пахан потянул за веревочку, делая вид, будто не замечает, что стук вилок затих, всеобщее внимание приковано к нему, и вообще, напряжение в зале достигло своего апогея... Плавно струясь, упала ткань, открывая на всеобщее обозрение таинственное до сего момента сооружение...
  Стук вилок возобновился, только на сей раз это не было мерным позвякиванием металла о тарелки - столовые предметы просто посыпались из ослабевших пальцев на столы и пол... Перед собравшимися авторитетами, в середине образованной столами буквы 'П', стоял самый что ни на есть обыкновенный унитаз. Не бутафорский, как было видно с первого взгляда, а настоящий, рабочий, прочно вделанный в пол, как это бывает в обычных сортирах. От унитаза уходила вверх тоже весьма обычная для старых конструкций водоносная труба, на которой пристроился бачок для слива - тайна двухметрового сооружения наконец перестала быть таковой. Цепочка с приделанной к ней фаянсовой ручкой, за которую полагается дергать по завершении физиологических дел, на отдельном стоячке пристроился рулончик розовой туалетной бумаги...
  - Ч-что... это? - Первым дар речи обрел Кудрявый. - Сатана, ты что, прикалываешься? Нам сказали, намечается важный сходняк, а ты валяешь дурака!
  - Прикалываюсь? - Сатана удивленно, не без театральности, взметнул брови. - Ничуть! Или - нисколько, господа, если вам будет так угодно. Все правильно - сходняк. Решаем вопросы, господа. Да-с, решаем вопросы... А если и ничего важного, то что с того? - Он с вызовом вскинул голову. - Собрались хорошие, уважаемые люди, ну, посидят они, поговорят - что в том плохого? Да вы угощайтесь, господа, угощайтесь. А я тем временем займу место, принадлежащее мне по праву. Надеюсь, никто не станет это оспаривать?
  Сатана потянул, развязывая, пояс, распахнул халат, и все смогли убедиться, что он носит просторные, не стесняющие своего важного содержимого семейные трусы - в полном соответствии с рекомендациями современной медицины. Затем он неспешно откинул пластмассовую крышку со стульчака, приспустил трусы синего цвета в веселый белый горошек до колен, обнажив старческое вислое хозяйство...
  - Это беспредел! - сдавленным голосом вскрикнул Ржавый. - Сатана, ты что себе позволяешь! Мы тут все уважаемые люди, мы...
  - А в чем дело? - сухо поинтересовался Сатана, устраиваясь поудобнее. Он сосредоточенно поерзал, ища наиболее приемлемое положение, при котором седалищный круг пластика не так болезненно вдавливался бы в ляжки, и на его лице наконец отразилось удовлетворение. - Вот так, пожалуй, совсем хорошо будет... Так ты о чем, Ржавый? Тянешь, что ли, на пахана или мне показалось?
  Под его немигающим взглядом Ржавый обмяк, отвел глаза, заюлил, апеллируя к остальным:
  - Может, кому-то подобное не в диковинку, но я вообще-то не слыхал, чтобы пахан на сходняке вел себя, словно... словно... Короче, так нельзя. Неправильно это.
  - Кто еще так думает? - строго спросил Сатана, проутюжив собравшихся тяжелым подбровным взглядом. Все промолчали, что позволило ему озвучить напрашивающийся вывод: - Значит, твоя заява не принимается.
  - Слушай, Сатана, а на какой предмет ты нас вообще собрал? - осторожно подкинул вопрос Гнилой.
  - Но почему! - с таким надрывом проголосил тот, что большинство из присутствующих вздрогнули. - Что за проклятое время, господа, что за время! Но почему нам непременно нужна причина, чтобы встретиться? Почему мы не можем посидеть просто так, пообщаться? Поделиться с друзьями сокровенным, спросить совета, рассказать о своих радостях или горестях, посвятить в творческие планы, да просто поговорить за жизнь, наконец!.. Мы... мы как-то очерствели, что ли, господа... - с недоумением, как бы не веря самому себе, после некоторой паузы предположил, подытоживая, Сатана. - А как же слезинка ребенка и прочее?
  Кто-то многозначительно кашлянул, и молитвенно вскинувший руки пахан тут же закруглил свою прочувствованную речь, обиженно насупился.
  - Что ж. Не хотите о хорошем, тогда покалякаем о делах наших скорбных, - сухо предложил он. - Начинаем воровскую планерку. Деловой, мы тебя слушаем.
  - А... а чего я? - нервозно крутанув мощной шеей, вскинулся тот.
  - Твой район отстает. Не дает план. Уменьшились поступления в общак. В чем дело? Некоторые считают, что еще немного и пора будет прорабатывать вопрос о постановке тебя на 'правило'.
  - Может, давай лучше о жизни? - разом сникнув, уныло спросил Деловой. Он крутанул шеей теперь в другую сторону. - Я могу поделиться этими, как их... творческими планами. Ну, как ты хотел, в общем.
  - Вот и делись, - подбодрил его Сатана. - И планами, и деньгами. Так почему, говоришь, уменьшились поступления?
  - Ну... я... это... В общем, рынок сангигиенических товаров пошатнулся, - забубнил Деловой, - прокладки нынче не пользуются спросом, их теснят тампоны, а еще...
  - А аналитики? - гневно выкрикнул, перебивая его, Сатана. - Они у тебя что, даром хлеб жуют?
  - Ну, они это... прогнозировали увеличение спроса на прокладки с крылышками, а в натуре вышло, что это вчерашний день. Не идут крылышки, нынче дамочки эту липучую дрянь к ляжкам клеить отказываются, они теперь свои дыры затыкать повадились - так им сподручней, да и приятней вроде получается. Кайф они от этого ловят... Короче, обошли нас конкуренты. Еще и рекламой побили - не поскупились, проплатили телевидение. А мы этот момент не учли. Да и это бы еще ничего, но окончательно нас подкосила партия неликвидных прокладок из Польши. Они, оказалось, плохо впитывают, у них коэффициент влагопрочности даже ниже, чем у самой неудачной модели прошлого года - прокладок производства...
  - Так на хрена было связываться с поляками! Кому не известно, что они распоследние жулики, еще похлеще литовцев с хохлами в придачу... А вы тем временем угощайтесь, угощайтесь, господа, - тут же умерив голос до ласкового, присоветовал гостям Сатана. - Хоть брюхо набьете, пока до вас очередь дойдет. Или вам невкусно? А то, может, брезгуете?
  Гости переглянулись, придвинули к себе тарелки и принялись ковырять еду вилками, мысленно готовясь к неприятному отчету, который предстоял каждому. За Деловым заговорил Стреляный, объясняя уменьшение со своей стороны поступлений в воровскую казну плохой работой смежников - работников правоохранительных органов. За Стреляным отчитался Сутулый, за Сутулым - Ржавый, а Сатана внимательно слушал, иногда кивая, то ли одобряя выступающих, то ли просто в такт своим мыслям. Постепенно именитые воры притерпелись к нестандартной ситуации и ничего необычного в том, что один из них сидит на толчке, в то время как другие обедают, не находили. Мало ли, может, у человека прихватило живот - с каждым может случиться. К тому же вскоре обещали подать десерт, что, несомненно, радовало. Вилки застучали бойчее, равномерно смыкающиеся челюсти тщательно пережевывали всевозможную вкуснятину, воры внимательно слушали выступающих, высказывали, если их спрашивал Сатана, свое мнение, порой просили отчитывающегося уточнить какие-либо детали, рассказать о каких-то моментах поподробнее. Некоторый сбой в наладившемся течении дружеского обеда наступил во время выступления Желчного. Он только-только дошел до новой, хорошо зарекомендовавшей себя схемы отмывания денег, придуманной аналитиками его ОПГ, когда Сатана вдруг протестующе взмахнул рукой:
  - Стоп!
  Незадолго до начала выступления Желчного поведение пахана слегка насторожило присутствующих - он подозрительно заерзал на стульчаке, натужно закряхтел, собрал лоб морщинами, забормотал что-то про себя.
  - Прости, не понял... - недовольный тем, что его перебили, удивленно вскинул брови Желчный, надеявшийся услышать вполне заслуженную похвалу - как раз он, в отличие от других, поступления в общак увеличил. - Ты сомневаешься в моих финансовых аналитиках? Извини, Сатана, но тут ты не прав, потому что ситуация на рынке недвусмысленно подтверждает, что...
  Сатана, игнорируя его пояснения, еще больше напряг лоб морщинами, побагровел, на его лице столь явственно проступило мучительное выражение, что воры не на шутку взволновались.
  - Что такое? - прошепелявил Гнилой, который недавно начал реструктуризацию своего рта - золотые фиксы он уже благополучно удалил, а модные фарфоровые зубы вставить еще не успел. - Тебе не нравится опробованная Желчным схема? Но я и сам собирался провести по его методу несколько важных платежей. Проясни, если ты считаешь, что в ней что-то не так. Иначе...
  - Нет, правда... - эхом повторил не на шутку взволновавшийся Желчный. Он нервно смял в руке красную трехслойную салфетку, провел по узковатому лбу, избавляясь от проступившей на нем испарины. - Сатана, если ты что-то знаешь, то выкладывай, не то влетим по полной...
  Внезапно послышался звук, характерный для резко вырывающихся из своего прямокишечного вместилища, застоявшихся там масс, сопровождаемый победным возгласом Сатаны, потом его лицо разгладилось, а затем и вовсе расплылось в блаженной улыбке. Распространился отчетливый запах дерьма, который непринужденно, запросто перекрыл запахи хлебосольного стола.
  Сидящие закашлялись, опять раздался стук попадавших вилок, кто-то подавился куском чего-то, у кого-то кусок другого чего-то вывалился изо рта на белоснежную скатерть, кто-то - пока успешно - давил рвотные позывы...
  - Так на чем мы остановились? - посмотрев на Желчного, как ни в чем не бывало спросил Сатана. Затем обвел благодушным взглядом остальных и недоуменно нахмурился. - В чем дело? - поинтересовался он. Интонации его голоса были схожи с интонациями строгого папаши, спрашивающего со своего чада за какую-то провинность. - Продолжаем, господа, продолжаем.
  - Значит, я говорю о... - какое-то время Желчный собирался с мыслями, - о... о моей новой схеме, да... Она разработана в полном соответствии с последними рекомендациями Сороса и...
  Почему-то не глядя на пахана, словно тот делал что-то предосудительное, на что неприлично было глядеть, он продолжил отчет об успехах своей группировки. Сатана же тем временем отмотал кусок мягкой туалетной бумаги, с кряхтеньем приподнял свой таз, сунул руку в образовавшуюся между унитазом и старчески-дряблыми телесами щель, и с сосредоточенным выражением лица завозился там, проделывая какие-то манипуляции. Затем он извлек руку обратно и примерно с десяток секунд внимательно и будто с некоторым удивлением разглядывал туалетную бумагу, изменившую свой розовый цвет, словно заметил на ней что-то неожиданное. Запах дерьма усилился, Ржавый умолк окончательно, а стук вилок почему-то опять утих, что удивило пахана больше, чем использованный бумажный кусок.
  - Вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь, - подбодрил он законников и потряс извлеченной бумагой в воздухе. - Удивительное дело, господа! - с радостью ученого, сделавшего важное открытие, воскликнул он. - Казалось бы, ел исключительно качественные, экологически чистые, только местного производства продукты, а вот на тебе... - В доказательство он помахал бумагой еще, давая гостям возможность разглядеть ее повнимательнее.
  С грохотом уронив стул, Кудрявый внезапно выскочил из-за стола и побежал к выходу, зажимая рукой рот.
  - Черепок, помоги гостю, - проводив его удивленным взглядом, распорядился Сатана, и телохранитель, все время обеда простоявший на расстоянии нескольких метров от стола, кивнул, поспешив за Кудрявым. - Кажется, у человека нелады с желудком. А вы подавайте десерт, - бросил он в сторону двух сподручных, временно исполняющих роли официантов, и те удалились за Черепом. - Значится, на чем мы остановились, господа?.. - Сатана поднял руку, не глядя нашарил болтающуюся на железной цепочке ручку и потянул ее вниз. - Помнится, речь шла о Соросе? Эх, неплохо было бы тряхнуть стариной, взять этого богатого еврея на гоп-стоп, - под громкий шум бурно зажурчавшей воды мечтательно произнес он. - Да нельзя, к сожалению, - построжав лицом, закончил Сатана почти печально. - Увы. Мы теперь бизнесмены, а положение обязывает.
  Воровская планерка продолжалась...
  
  
  Глава 9. Воры в законе
  
  
  Три дня после знаменательной сходки Сатана ходил окрыленным. Таким верному телохранителю Черепу не доводилось видеть своего пахана никогда. Босс протяжно вздыхал, часами, скрестив руки на груди, мечтательно смотрел в окно, потом вдруг хватался за золотого пера 'Паркер', что-то быстро, мелким почерком писал, ожесточенно царапая бумагу, мял листки один за другим, выбрасывал их в мусорное ведро для бумаг, нервно, мелкими шажками бродил по комнате, периодически закрывая глаза и запрокидывая голову кверху, всклокочивал остатки седых волос, опять суетливо бежал к письменному столу, опять хватался за перо...
  Однажды, когда хозяин нежился в полной ароматной пены ванне, Череп, не удержавшись, тайком заглянул в мусорное ведро. То, что, развернув измятый лист, он увидел на глянцевой поверхности дорогой финской бумаги, потрясло его настолько, что какое-то время он просто отказывался верить своим глазам. Вор в законе и депутат городской думы, наводивший страх на бизнес-конкурентов и обычных мирных обывателей, герой уголовной хроники 'подвалов' многостраничных газет и 'уголков' новостей светской жизни там же, Сатана писал стихи! И без того сверхисполнительный Череп стал выполнять свои обязанности еще более рьяно, только украдкой посматривал теперь на своего шефа, когда тот не видел, с жалостью, как смотрят на безнадежно больного человека. А еще он проявил никогда не свойственную ему, вечному исполнителю, инициативу: разузнал телефон городской психиатрической клиники и тайком ввел его в записную книжку своего мобильного телефона. Мало ли что, на всякий случай. Так же на всякий случай он обозначил этот номер как номер некой Лены и даже, значительно напрягшись интеллектом, на тот же всякий случай придумал нехитрую легенду: познакомился с девахой на улице. Взял телефон. Ни разу не звонил. Что? Это лечебное заведение? Разве? Значит, Лена над ним подшутила. Жаль. Отличная, повышенной грудастости деваха... Такая мера предосторожности была отнюдь не лишней. В мире, в котором он давно и прочно прописался, приходилось всегда быть начеку, а изобретательность, каковую проявил он, редкостный тугодум, с придумыванием этой несуществующей Лены, лишь подчеркивала, сколь глубокое впечатление произвело на него поведение босса в последнее время и, в особенности, это его новое рифмоплетное увлечение...
  - Созывай сходняк! - вихрем ворвавшись в бильярдную, где проснувшийся раньше хозяина Череп лениво гонял разноцветные шары, громко выкрикнул Сатана.
  - Что случилось, хозяин? Что-нибудь серьезное? - уронив издавший характерный деревянный стук кий на стол, спросил Череп. Он не боялся никого и никогда. Теперь же в нем поселился страх.
  Сатана не ответил - засмеялся, схватил брошенный телохранителем кий, почти не глядя саданул шаром по скоплению других, не дожидаясь результата, бросил кий обратно на стол, закружил по комнате в возбуждении, отчего полы его незакрепленного поясом банного халата периодически открывали выпуклый, несмотря на общую худобу, вислый живот, жалко сникшее мужское достоинство, покрытые сетью вспухших вен тощие волосатые ноги...
  - Что-то серьезное? - с надеждой повторил Череп. Он действительно надеялся. Что им - их группировке или Сатане лично - угрожает опасность, что ему доведется заняться привычным делом - трубить общий сбор, мчаться куда-то на скорости, отстреливаться, прикрывать своим телом пахана, уходить от ментов, наконец... Но только не смотреть на счастливое и оттого невероятно глупое морщинистое лицо патрона, подыскивающего какие-то дурацкие рифмы для каких-то дурацких четверостиший, от которых Черепа воротило еще со времен обязательной школьной программы, из которой он, единственное что запомнил: линиям, если они конкретно параллельны - никогда в натуре не пересечься.
  - Не твое дело! - весело ответствовал Сатана. - Он опять подскочил к бильярду, катнул шар теперь рукой. - Твое дело - обзвонить народ. Не самому, конечно, тебе не по чину будет, сам знаешь. Скажешь Живоглоту, пусть он...
  - Знаю, знаю, - мрачно подтвердил Череп, кивнув.
  - А раз знаешь, так вперед! - опять перешел на задорный крик Сатана. - А ну, стой! - вдруг приказал он, когда широкоплечая фигура заняла собой весь дверной проем - телохранитель отправился звонить, чтобы договориться о стрелке с Живоглотом. - Ты чего такой насупленный? Жизнь - она ведь прекрасна! - Сатана засмеялся. - Улыбка! Улыбка, Череп, и еще раз улыбка, чтоб как в фирменных магазинах. Люди ценят. Чтоб и ментам улыбался, если заметут. Они тоже люди, им это приятно!
  Череп убыстрил шаг, чтобы скрыться и не слышать этого веселого, вызывающего кожный холодок смеха, и наморщил лоб, вспоминая заветный телефон полезной девушки Лены. Ему вдруг подумалось, что телефон этот, как бы ни было трудно, лучше попытаться заучить наизусть. Семь или восемь цифр - разве это много? Разве не заучил он когда-то давно, когда еще был не Черепом, а простым Борькой, стих про раззяву Таньку, упустившую в реку мячик? Разве можно деловому человеку доверяться технике, у которой порой, в самый неподходящий момент, неожиданно садятся батарейки...
  - Итак, господа... - с воодушевлением начал Сатана, обведя радушным взглядом собравшихся. Под их почему-то не очень дружелюбные взгляды он, высоко подняв голову, только что прошествовал к отдельному седалищу и сейчас комфортно расположился на своем законном месте - унитазе. Гости - за столом, согласно разложенным открыткам с кличками. - Мы собрались, чтобы...
  - Чтобы - что? - не выдержал Сутулый. - Сатана, мы думали, в прошлый раз у тебя был случайный заскок, что он скоро пройдет - мало ли, с кем не бывает. Но ты...
  - Вы угощайтесь, угощайтесь... - Глядя исподлобья, Сатана обвел собравшихся теперь взглядом тяжелым. - Или опять брезгуете? Череп! - выкрикнул он.
  - Я здесь, хозяин, - отозвался блеском выбритой головы моментально подскочивший телохранитель.
  - Блокнот с тобой? - Череп кивнул. - Ручка с тобой? - Череп кивнул. - А ну-ка, возьми на карандашик тех, кто на сходке вдруг теряет аппетит. Сдается мне, что аппетита они лишаются неспроста. Возможно, у кого-то из таковых рыльце в легком пушку, а у кое-кого и конкретное рыло конкретной щетиной обросло. Будем выяснять. Поступления-то в общак опять уменьшились...
  Гости поспешно схватились за столовые приборы и, изображая внезапно появившийся аппетит, принялись азартно ковырять еду, сготовленную согласно рекомендациям загадочного или загадочной Н. Масилюне.
  - Что ж... - подытожил Сатана, какое-то время зорко следивший за обедающими. Стоило кому-то замедлить темп пережевывания пищи, как он становился объектом пристального изучения пахана, поэтому все старались. Периодически кто-нибудь просил добавку и тогда два бойца, исполнявшие функции официантов, услужливо подносили очередные подносы со снедью. - Вижу, дело пошло на лад. Возможно, я ошибался, и вы не очень-то и проворовались. Да и то сказать, нам простительно, мы все же воры, хотя и перешли на легальный бизнес. И тем не менее... - Он ткнул пальцем в Делового. - Начнем с тебя. Что там у тебя с прокладками?
  - Значит, дела такие... - Деловой прокашлялся, затем начал преувеличенно бойкий доклад: - Аналитики поработали на славу. На сей раз они предсказали все как надо, тютелька в тютельку. Угадали падение спроса на двойные крылышки и увеличение потребности женского народонаселения в тампонах с закрученной спиралью впитывающей поверхности и с оригинального дизайна хвостиком-петелькой, за который дамочки их из себя извлекают. Также мы расторгли выгодный контракт с жуликами-поляками и тут же заключили еще более выгодный договор с жуликами-литовцами и жуликами-украинцами - они предложили самые приемлемые цены. В общем, у меня все в порядке... - Он запихал в рот цельную котлету и принялся с такой же преувеличенной - как и бойкость - сосредоточенностью жевать, как бы обозначая, что он окончательно отчитался и отвлекать от поглощения пищи его теперь не следует.
  - Хорошо-о-о... - одобрительно протянул Сатана и примерился колючими глазами к жующим. Не найдя ни одного, кто в этот момент не жевал бы с лихорадочной быстротой и радостью на лице, он потеплел взглядом. На какое-то время Сатана погрузился в задумчивость, словно силясь припомнить что-то важное, затем, наверное, вспомнив, возбужденно приподнялся с унитаза. Потом, усилием воли взяв себя в руки, вновь водрузил свои сухие чресла на стульчак и нарочито будничным тоном, что как раз и выдавало важность предстоящего, позвал: - Череп!
  - Я здесь, хозяин, - отозвался действительно стоящий рядом здоровяк.
  - Мою тетрадь! - все-таки не сумев обойтись без голосовой торжественности, распорядился пахан.
  - Может, не надо? - склонившись к его уху, попросил Череп и сам испугался допущенной вольности. - Извините, пахан, но...
  - Никаких 'но'! - не обратив внимания на возмутительное поведение телохранителя, сказал Сатана. - Тетрадь сюда! Немедля!.. - Через минуту он листал обычную, изрядно потрепанную, тонкую ученическую тетрадь. Законники напряглись, предполагая, что в тетради зафиксировано нечто нехорошее, возможно даже, опасное для кое-кого из присутствующих; к примеру, чьи-то финансовые или иного рода провинности. Реакция пахана, перевернувшего очередную страницу и неожиданно залившегося счастливым смехом, позволила им слегка расслабиться. - Ага, вот! - радостно закричал Сатана. - Вот, послушайте, что я тут на досуге накропал. Предлагаю присутствующим скинуться по относительно небольшой для каждого из нас сумме и перенести это с бумаги... ну, в театр, что ли, или на радио. В общем, это пьеса или радиопьеса, которая...
  - Что-то я не въезжаю... - недовольно начал Стреляный. - Сатана, ты что, опять прикалываешься? Ну, поставил ты толчок посреди обеденного зала... Ладно, пусть так, хотя это и беспредел, конечно. Но... какая еще, в жопу, пьеса? Ты что, вызвал нас, чтобы мы слушали какую-то хрень?
  Раздался гул возмущенных голосов поддерживающих Стреляного воров. Сатана спокойно дождался тишины, затем вкрадчиво спросил:
  - Значит, предлагаете продолжить разбор финансовых полетов? Что ж, пусть будет по-вашему... Череп!
  - Я здесь, хозяин!
  - А ну-ка, притащи другую тетрадь, ту, толстую, с красной обложкой.
  - Не надо с красной обложкой! - дружно запротестовали все разом.
  - Сатана, давай свою пьесу!
  - Нам очень интересно!
  - Давай, Сатана, читай!
  Усмехнувшийся пахан жестом аннулировал последнее отданное Черепу распоряжение и опять вперился взглядом в исписанные листки.
  - Значит, пьеса из жизни воров... - солидно откашлявшись, хорошо поставленным голосом начал он. - Действующие лица: пахан, его помощник, двое приезжих пацанов из провинции и авторитетный вор Валет. Итак, слушайте. 'Смерть героев'...
  ПОМОЩНИК (Широким шагом входя в комнату). Пахан, вы помните - назначено? Пришли. Те правильные двое пацанов.
  ПАХАН (Вставая с кресла, потягиваясь). Ага! Зови. Вздремнул я что-то малость. Смотрящим быть в России нелегко.
  ПОМОЩНИК. За них Валет ручался - зуб давал. Напомнить предысторию конфликта?
  ПАХАН (Отмахиваясь). Пустое! Все по ходу разберем. Зови, хочу быстрей на них я посмотреть.
  ДВОЕ ГРОМИЛ (Осторожно входя в комнату, глядя с благоговением, протягивая пахану сверток). Примите вот, от преданной братвы. Надеемся, придется скромный дар вам по душе.
  ПАХАН (С улыбкой принимая сверток). Чего примолкли? Вы ж базарьте, пацаны! Прослушек ментовски'х здесь нет - все чисто.
  ОДИН ИЗ ГОСТЕЙ (Сконфуженно). Мы... оробели малость. Извини. Впервые зрим авторитет такого ранга.
  ВТОРОЙ. Ну, если к делу... то, короче... Валет вас, верно, в дело наше посвятил?
  ПАХАН (Хмурясь). Валет Валетом, но, хотелось бы, однако, от вас услышать версию разбора.
  ГОСТЬ. Да-да, пахан. К рассказу приступаем. Надеемся на ваше снисхожденье...
  - Во-о-от... - утирая со лба пот, подытожил окончивший чтение Сатана. - Короче, как вы сами слышали, разговор состоялся нешуточный. И интрига, думаю, закручена похлеще, чем у тетушки Агаты... Концовка пока еще не дописана, но будет примерно так... - Он послюнявил палец, полистал тетрадь, впился глазами в текст... - 'Чу! Я слышу топот ментовскОй, о горе! Валет нас сдал, навеки будь он проклят! Готовьтесь к бою - если смерть нам суждена, то хоть достойно, не надеясь на пощаду... - У Сатаны дрогнул голос. - Иначе нехорошая молва переживет тела и души наши бренны, а если ж мы, презрев все наши клятвы, на миг отбросив стыд, подобно фраерам тем беспардонным'... - Сатана поднял голову. - В общем, что-то в этом роде. Концовку еще надо хорошенечко проработать. Это в пьесе всегда самое важное. - Он замолчал, сделал вид, что чешет в районе подглазья, сам же украдкой смахнул слезу и завершил: - В общем, СОБР-овцы их всех положили. Просто нашинковали в капусту, суки. Конец пьесы. Ваши мнения?
  На какое-то время воцарилась тишина.
  - Беспредельщики! - наконец взорвался Гнилой. - Чего от них еще ожидать! Знаю я этих СОБР-овцев...
  - Короче, Валет, падаль, всех сдал... - резюмировал Кудрявый и возбужденно блеснул глазами. - А знаете, ребята, я ведь с самого начала его заподозрил! Правда-правда! Какой-то он скользкий, падла.
  - А я поначалу не въехал, думал, что это все те пацаны из Сибири замутили, - признался Ржавый. - Ну, которые к пахану с подарками прикатили. Думал, что они - ментовская подстава.
  - Да как же они могли быть ментовскими? - возмутился Желчный. - Пахан не дурак, он бы их сразу вычислил!
  - Какого ж хрена он своего Валета проморгал? - с ехидством парировал Ржавый.
  После этой реплики все подозрительно посмотрели на Черепа, которому это очень не понравилось. Он бросил укоризненный взгляд на пахана, списавшего внешний образ Валета с него, и тот весело рассмеялся.
  - Что, господа, убедительно вышло? Вот она, великая сила искусства!
  - А ты, оказывается, талант, - признал Лысый.
  - Талантище! - поправил его Дырявый. - Душевно вышло.
  - Но зачем вся эта бодяга? - в один голос спросили Стеклянный, Оловянный, Деревянный. - Сатана, к чему все это?
  На них зашикали, а Сатана, не ответив, опять принялся листать заветную тетрадь.
  - А вот еще, господа, - воодушевленный успехом, интригующе продолжил он. - Сценарий клипа. Надо будет нам скинуться, подобрать хорошего исполнителя, затем найти толкового режиссера, потом купить на телевидении эфирное время, а потом... Значит, представьте... - Он оторвался от текста, запрокинул голову, прикрыл глаза. - Зима. Едут теплушки с решетками на окнах. В теплушках - наш брат, зэки... Останавливаются эти теплушки в чистом поле, на перегоне. Ну, на красный сигнал железнодорожного светофора, к примеру. Из вагонов вываливаются менты с автоматами и собаками. Разжигают костер, греются...
  - А наши там от холода загибаются! - не выдержав, гневно пробасил Деловой и прикусил губу, ожидая продолжения.
  - В общем, собаки в погонах вместе с другими собаками, которые с хвостами, греются, смеются над зэками, которые выглядывают в окна... И тут один молодой, но уже достаточно авторитетный зэк из отрицаловки вдруг звонко затягивает: '...едут новоселы в новые квартиры...' - Сатана открыл глаза. - Помните такую песню? Когда-то очень популярна была.
  Обеденный зал заполнился возбужденными выкриками:
  - Конечно! Только я не знал, что это про наших. А что, верно - новоселы едут по этапу в новые хаты!
  - Да помним, помним, ты дальше давай!
  - А дальше другие зэки дружно подхватывают: 'Эх ты, дорога длинная; здравствуй, земля целинная...' Ну, менты перестают смеяться, начинают подпевать, топать, пританцовывая, а потом, расчувствовавшись, открывают теплушки: выходи, мол, братва, грейся с нами!.. Дальше из теплушки вываливаются зэки, подбегают к костру, греют озябшие руки, поют... Потом все начинают брататься, обнимаются с ментами, потому что те оказались не такими уж и плохими, выпустили их к костру погреться, потом все дружно, в обнимку, в азарте скинув шапки, топча их, пляшут и поют припев: 'Эх ты, дорога длинная...' В общем, здесь работа режиссера очень важна, его видение, короче. Надо, чтоб с понятиями был человек, чтоб не исказил суть и до зрителя все конкретно донес...
  - А дальше? - не выдержал затянувшейся паузы Стреляный.
  - А дальше светофор выдает зеленый: мол, можно трогать дальше. Тогда зэки дружно разбегаются обратно по теплушкам, за ними менты, двери закрываются, и поезд под повторяющийся припев катит дальше. Тут уже звукорежиссер должен так сработать, чтобы картинка исчезающего вдали состава совпала с последними аккордами. Все. Конец клипа.
  - А смысл? - разочарованно спросил Гнилой.
  - Да, а смысл? - поддержал его не менее разочарованный Кудрявый. - Я-то надеялся, что наши воспользуются моментом, дадут деру.
  - Эх, вы... - перекрыл Сатана общий гул. - Я вижу, ни хрена вы в искусстве не рубите. Вас еще надо хорошенечко поднатаскать. Тут ведь дело в чем... Менты оказали им доверие, понимаете? Они, может, вообще впервые в жизни как бы по-людски поступили, выпустив братву погреться. Услышали душевную песню и оттаяли своими сучьими сердцами. В таких случаях грех обманывать, убегать. Успеют еще дать деру. Из того же лагеря, к примеру, куда их везут. Только тогда это уже честно будет: ты меня охраняешь, я от тебя убегаю.
  - Я, кажется, понял, - кивнул Ржавый. - Это как если б перед тобой выложили лопатник - на, мол, бери! А ты типа честный, ты его не трогаешь. Тебе западло так вот просто, когда сами предлагают. Ну, неспортивно как бы. Даже не смотришь на него, отворачиваешься. А как только он спрятал свой кошель поглубже да отвернулся - ты его цап незаметно! И деру! Правильно?
  - Вижу, вы уже начали кое-что схватывать, - признал Сатана. Он выглядел почти удовлетворенным. Только какая-то малость, казалось, не давала ему покоя. Он поерзал, заметно напрягся...
  Воры, под воздействием волшебной силы искусства забывшие, чем закончилась предыдущая сходка, восприняли запах дерьма почти с удивлением.
  - Сатана, опять ты, что ли... - начал было Стреляный, но пахан прервал его громким возгласом облегчения, изданным почти в унисон с громким хлопком в ладони:
  - Череп, десерт! Распорядись, чтобы гостям подали сладкое! - Он выгнулся туловищем, нашарил за спиной фарфоровую ручку... Раздалось журчание спускаемой воды; запах, традиционно завершающий обед, усилился, как это было и в прошлый раз. - Угощайтесь, гости дорогие, угощайтесь... - Сатана зевнул. - И заканчиваем на сегодня. Устал я что-то, пора сворачиваться. Всю ночь стихи про любовь писал...
  Переглянувшись, гости принялись за десерт. В этот раз он пошел уже много лучше, чем в предыдущий, даже впечатлительный Кудрявый не стал выскакивать, зажимая рот, из-за стола, но принялся ковырять слоеный кусок теста со взбитыми сливками. Пока еще без удовольствия, но уже без отвращения.
  Сатана опустил голову, будто его сморил сон, и никто по этому поводу не выказал ни малейшего удивления, словно спать прилюдно на толчке было делом настолько обычным, что не требовало обсуждения. А может, он не спал, а обдумывал сценарий нового клипа, а то и вовсе даже мюзикла. Кто знает...
  
  
  Глава 10. Монголы
  
  
  Двое сонно покачивались в седлах. Их не интересовал необычайно красивый в степи рассвет, больше же взгляду зацепиться было не за что - ландшафт не менялся, на многие километры вокруг все было одинаковым и определить свое местонахождение мог только человек опытный. Очевидно, эти двое были таковыми, потому что один, более плотного телосложения и в халате с меньшим количеством заплаток, внезапно приподнял голову и сказал:
  - Скоро подъедем.
  - Да, скоро, - согласился второй. - Час дороги остался.
  - Богурджи...
  - Что, Таджибек?
  - Все-таки сволочь этот Субудай.
  - Конечно, сволочь.
  - Заставил нас отрабатывать аванс. Словно не мог дать денег просто так.
  - Да.
  - Хорошо хоть, выделил коней, не то пришлось бы идти пешком.
  - Да.
  - А что мы будем делать, когда вернемся?
  - Не знаю.
  - Денег нет, вторую часть заработанного Субудай заплатит нам позже.
  - Да.
  - Может, Тулен-Джерби нальет нам в долг?
  - Может, - наконец оживился Богурджи. - Мы скажем ему, что скоро Субудай заплатит нам за перегон скота, тогда Тулен-Джерби нальет.
  Сонливость попутчиков исчезла. Не сговариваясь, двое пришпорили коней и даже с интересом закрутили головой по сторонам, будто любуясь не меняющимся степным пейзажем...
  - Что за дела? - спросил Богурджи, словно Таджибек мог ему объяснить.
  - Что за дела? - спросил Таджибек, словно ему мог ответить Богурджи.
  Они спрыгнули с коней и подошли к пивной юрте - точнее, к тому, что от нее осталось. Недоверчиво поковыряв ногами давно остывшие головешки, двое растерянно переглянулись.
  - Что-то произошло, - нахмурившись, сказал Богурджи.
  - Что за сволочь сожгла пивную юрту? - нахмурившись, сказал Таджибек. - Где мы теперь будем пить кумыс в долг?
  - Не нравится мне все это, - подозрительно посмотрев по сторонам, сказал Богурджи. - В степи появилось много незнакомых людей. Ты видел, что творится возле юрты Бастурхана?
  - Там спят прямо на земле, - подтвердил Таджибек. - Откуда столько народу? Что они забыли возле юрты этого босяка?
  - Но ты недавно называл его великим ханом, - подивился Богурджи.
  - Я готов называть ханом любого, кто за это наливает кумыс, опохмеляя, - философски заметил Таджибек. - Поехали к его юрте, посмотрим, что там за народ.
  - Поехали. Может, этот босяк опять разжился кумысом. Интересно, кто же спалил пивную юрту Тулена-Джерби? И где он сам?..
  Через несколько минут они точно узнали, куда подевался юртмен:
  - Что это? - испуганно закричал упавший от неожиданности с коня Богурджи.
  - Что это? - испуганно закричал упавший от неожиданности с коня Таджибек.
  Лежа в степной пыли, не предпринимая попыток подняться, двое с ужасом смотрели в сторону юрты Бастурхана, до которой не доехали совсем немного. Возле множественно латанной юрты приятеля из земли торчал шест. Хорошо закрепленный, высокий, прямой, он даже не покачивался на легком ветру, очевидно, глубоко и прочно вбитый в сухую степную землю. С шеста на них строго смотрели широко раскрытые глаза отделенной от туловища головы бедняги Тулена-Джерби. Его длинные немытые волосы, в отличие от шеста, подчиняясь дуновениям воздуха, плавно развевались, словно юртмен укоризненно покачивал головой, пеняя на них за не отданный вовремя долг.
  - Несчастный Тулен-Джерби... - не веря своим глазам, пробормотал Богурджи.
  - Несчастный... - подтвердил Таджибек.
  - Значит, мы ему больше ничего не должны.
  - Значит, так...
  Полог юрты распахнулся. Вышедший Бастурхан застыл на пороге, вдохнул свежий воздух, лениво потянулся... Затем обогнул юрту и принялся шумно мочиться на ее дальний от входа угол, негромко напевая что-то себе под нос. Облегчив мочевой пузырь, он запахнул халат и огляделся. Заметив друзей, он приветственно помахал им рукой.
  - Идите ко мне! - радостно выкрикнул Бастурхан. - Не спеша подниматься, двое молча таращились на своего приятеля, который постепенно менялся в лице. - Я кому сказал! - уже грозно выкрикнул он, отчего у двоих и вовсе отнялись ноги; теперь они не смогли бы встать, даже если очень сильно этого захотели. - Привести этих нечестивцев ко мне! - отвернув голову в сторону, выкрикнул Бастурхан кому-то, и появившиеся вдруг откуда-то люди бросились к испуганно сжавшимся Таджибеку с Богурджи.
  Набежавшие, числом не менее десятка, подняли их на ноги, сильными оплеухами опять сбили на землю, затем опять подняли, опять сбили...
  - Вот они, Повелитель... - Их волоком втащили в юрту Бастурхана, бросили перед ним как ветошь, затем пинками заставили стать на колени: - Приветствуйте Владыку вселенной, собаки!
  Моментально сообразив, что от них требуется, Таджибек с Богурджи ползком добрались до Бастурхана, возлежавшего на мягком, белом как снег войлоке, и осторожно прикоснулись лбами к его изрядно попахивающим носкам.
  - Приветствуем тебя, Повелитель... - не поднимая головы, пробормотал Богурджи.
  - Приветствуем тебя, Повелитель, - эхом повторил Таджибек.
  Наконец осмелившись поднять глаза, они увидели, что их приятель улыбается.
  - Вставайте, вставайте, - разрешил он. - И впредь запомните: все, что я приказал, выполнять быстро и беспрекословно, летать по моим поручениям подобно легким на подъем навозным мухам, с громким жужжанием преследующим бредущего по степи верблюда, из которого сыплется аппетитное дерьмо... Почему не подошли сразу, когда я приказал? - нахмурившись, спросил он.
  - Мы еще не знали, что ты Владыка вселенной, - с кряхтеньем поднимаясь с колен, сказал Богурджи.
  - Теперь знаете? - кивком головы давая понять, что принимает это наивное объяснение, спросил Бастурхан.
  - Теперь знаем, - заверил Таджибек.
  - Ладно, вы прощены, - окинув их строгим взглядом, смилостивился Бастурхан. - Подсаживайтесь ко мне на войлок, сейчас будем пить кумыс.
  - Ты разжился кумысом? - обрадованно спросил Богурджи.
  Бастурхан лишь снисходительно улыбнулся.
  - Кумыса мне и моим друзьям! - громко крикнул он в никуда и в юрту тут же вбежал невысокий человек в стоптанных сапогах.
  - Слушаюсь, Повелитель!
  Распластавшись перед Бастурханом, он замер на несколько секунд, затем вскочил и, сноровисто убежав за матерчатую перегородку, разделяющую юрту на две половины, зазвенел там фарфором. Не более чем через минуту перед троими приятелями дымились три пиалы с разогретым в микроволновке кумысом. Они чокнулись, приложились губами к фарфору, крякнули, выдыхая.
  - Откуда микроволновка? - спросил Таджибек, поставив пиалу на войлок.
  - У Тулена-Джерби реквизировал, - спокойно ответил Бастурхан.
  - А... за что ты его? - осторожно, боясь вызвать гнев Повелителя, поинтересовался Богурджи.
  - Он наточил нож и пришел ко мне. Он пришел с войной, он ее получил, - все так же спокойно пояснил Бастурхан. - Теперь у него есть время обдумать свое поведение.
  - Ясно... - не зная, о чем говорить дальше, сказал Таджибек и, взяв свою пиалу, с наслаждением отхлебнул крепкий оздоровительный напиток. - А электричество для микроволновки откуда берется?
  - Я поставил динамо-машину с задней стороны юрты.
  - Но почему не слышно двигателя?
  - А вы сходите, посмотрите.
  Двое поднялись и вышли из юрты. Обогнув ее, они застыли, подобно сусликам, заступившим на свой степной пост. На паре параллельно уложенных деревянных досок был установлен велосипед без колес, точнее, велосипедная рама, от которой тянулись проводки к громадному, армейского цвета аккумулятору, от которого в свою очередь, провода тянулись в юрту. В велосипедном седле сидел голый по пояс Субудай. Он не просто сидел, он крутил педали. Крутил так яростно, что пот катил с него градом. Он походил на спуртующего велосипедиста, вознамерившегося получить главный приз самого важного этапа Тур-де-Франс. От профессионального велосипедиста его отличало лишь отсутствие спортивной одежды и вспухшие багровые рубцы на щедро исхлестанной спине. Почувствовав взгляд, Субудай повернул к визитерам голову. Он не сразу узнал двух зрителей, но когда его глаза приобрели осмысленность, из них покатились слезы.
  - Таджибек! Богурджи! - взмолился он. - Помогите! Замолвите за меня словечко Бастурхану! Я же всегда давал вам работу, платил вам хорошие деньги, выплачивал аванс! Замолвите словечко! Клянусь, я этого вовек не забуду, стану вашим должником по гроб жизни! Я больше не могу! Я... - У Субудая перехватило дыхание и он зарыдал в голос, совершенно не стыдясь своих слез.
  - Вообще-то, ты выплатил еще не все деньги, - заметил потрясенный увиденным Богурджи. - Мы свою работу сделали.
  - Мы перегнали скот. А получили только аванс, - пояснил Таджибек.
  - Я заплачу! - с отчаянием вскричал Субудай. - Я немедленно заплачу, дайте мне только выбраться из этого проклятого седла! Пожалуйста, замолвите за меня словечко во имя старой дружбы! Скажите Бастурхану, что я все осознал, что я... - Он с трудом подавил рыдания.
  - Бастурхану? Ты имеешь в виду Повелителя вселенной? - сухо уточнил Богурджи.
  - Да, да! Я просто не привык называть его новым именем! Пожалуйста, не говорите ему, что я осмелился назвать его по-старому!
  - Но в чем ты провинился? - с интересом спросил Таджибек.
  - Я позволил себе усомниться в его могуществе, - опять с отчаянием выкрикнул Субудай и уронил голову на грудь. Из-за спин двух друзей внезапно выскочил человек с тяжелой плетью, и слегка замедливший темп вращения педалей Субудай горестно взвыл. Его ноги опять закрутили педали с бешеной скоростью, со лба покатились крупные капли пота и ему стало не до разговоров.
  - Кажется, где-то стоит измеритель напряжения, - догадался Богурджи.
  - И измеритель этот - лампочка, а человек с плетью - электрик, - в свою очередь догадался Таджибек. - Если свет тускнеет, значит, оператор динамо-машины отлынивает от работы... Молодец Бастурхан, соображает, - уважительно добавил он.
  Двое обогнули юрту и опять нырнули вовнутрь.
  - Теперь вы знаете, откуда берется электричество? - спросил Бастурхан. В его голосе друзьям послышался нехороший намек и они усердно затрясли, кивая, головами.
  - Знаем, - поспешил заверить его Таджибек.
  - Уж мы никогда не посмеем усомниться в твоем могуществе, - заверил Повелителя Богурджи. - А что он конкретно натворил?
  - Осмелился предложить мне работу. Мне! Властителю вселенной, потомку великих воинов, прямому наследнику грозного Чингисхана! - Бастурхан успокоился так же быстро, как и вскипел, и тут же безразлично махнул рукой. - Да и пес с ним. Наливайте.
  - Но ты его отпустишь? - спросил сердобольный Богурджи. - Он уже на последнем издыхании.
  - Покрутит до обеда, ничего с ним не случится, - теряя интерес к теме, ответил Бастурхан. Он отогнул рукав халата, посмотрел на часы. - Недолго уже осталось, ноги, небось, не отсохнут. Зато впредь будет ему наука.
  - Слушай, а за Тулена-Джерби тебе ничего не будет? - спросил Таджибек, которого часы на руке Бастурхана заставили вспомнить милицейского майора - они были той же марки, и даже кожаный ремешок был того же светло-желтого цвета и той же степени потертости. Странно. У Бастурхана никогда не было часов, а если б каким-то чудом появились, они непременно были бы пропиты в тот же день. - Помнишь того майора? Он, кажется, строгий. Узнает, что ты убил юртмена, по головке не погладит.
  - Я его не убил, я его наказал, - возразил Бастурхан и дважды хлопнул в ладоши.
  Обомлевшие друзья вытаращились на вбежавшего в юрту человека, который не так давно приказывал крутить им руки. Бросившись ниц, майор приподнял голову и вопросительно уставился на Бастурхана.
  - Вызывал, Владыка вселенной? Что-то случилось?
  - Когда городское милицейское управление присоединится к моему войску? - хмурясь, спросил тот. - Ты обещал не затягивать с этим вопросом. Мне нужны обученные люди, очень нужны.
  - Работа ведется, Повелитель, - скороговоркой начал майор. - Мои агитаторы стараются. Думаю, через пару дней, не более, вопрос будет решен окончательно. В обед мне нужно будет сделать звонок начальнику управления, напомнить, чтобы они не явились с пустыми руками, захватили с собой табельное оружие. - Майор по привычке отогнул рукав форменного милицейского халата, взглянул на запястье, но вместо часов там белела полоска не загоревшей кожи. Спохватившись, он спустил рукав и, не решаясь задать вопрос, виновато посмотрел на Бастурхана: - Мы договорились, что я позвоню ровно в три.
  Повелитель вселенной понял значение его взгляда:
  - До трех осталось десять минут, - посмотрев на свои часы, сказал он. - Иди, майор, работай... Толковый мужик, побольше бы таких, - бросил он ошарашенным друзьям, когда подчиненный, кланяясь, вышел из юрты спиной вперед. - Чего сидите, наливайте, говорю.
  - Много перемен произошло, пока мы перегоняли скот на южные пастбища... - осторожно начал Таджибек, не решаясь задать вопрос прямо.
  - Много, - подтвердил Богурджи, с намеком глядя на Бастурхана.
  Поймав их вопросительные взгляды, Бастурхан отмахнулся:
  - Да нечего тут рассказывать, - сказал он, но все же снизошел до объяснений: - Ладно... В общем, когда Тулен-Джерби столь опрометчиво нашел себе приключений, закончив свой бесславный путь на шесте, приехал майор с подчиненными. Приехал он по вызову пока не установленного шакала - сына шакала-отца и шакалицы-матери. Хотел меня арестовать. - Бастурхан неспешно поднес к лицу пиалу, вдохнул аромат свежего кумыса, прикрыл глаза. - Я говорил с ним. Долго говорил... Майор понял все, он оказался сообразительным человеком. В тот день у меня появился небольшой, но хорошо обученный отряд со служебной собакой в придачу. Потом пришли люди посмотреть на меня, на героя, слава о котором, обгоняя самый быстрый ветер, мгновенно облетела степь... Издалека пришли, потому что слава эта не ограничилась нашими краями. Я говорил с людьми. Долго говорил... Они остались в нашем стойбище. Поставили здесь свои юрты, ждут, когда я поведу их на настоящее, достойное настоящих мужчин дело...
  Бастурхан замолчал, задумчиво глядя куда-то вдаль. Возможно, он видел горящие города, сухую степь, наполнившуюся заревом пожара, мчащихся галопом коней, залитые кровью горы трупов нечестивцев, осмелившихся не признать в нем Повелителя вселенной...
  - А потом? - осторожно спросил Таджибек.
  - Потом приехали другие милиционеры, - очнувшись, продолжил Бастурхан. - Их было очень много. Они интересовались, куда делись те, первые. Я с ними говорил. Долго говорил. Они разбили здесь свои юрты... Затем приехал взвод солдат.
  - Но ты с ними говорил, - не в силах сдержаться, восторженно продолжил за него Таджибек.
  - Долго говорил, - не удержавшись, блеснул проницательностью и Богурджи.
  - И они остались здесь, - подтвердил Бастурхан. - Таким образом мое войско увеличилось вдвое. Но этого мало. Пока мало, потому что совсем скоро молва обо мне достигнет края земли, стремительностью своей обгоняя самые быстрые молнии, вестницы богов. Осталось выждать совсем немного, и тогда... - его глаза сверкнули, а рука сжала фарфор пиалы так, что та разлетелась на куски, - весь мир узнает об Укротителе жадных юртменов, Повелителе вселенной, потомке великого Чингисхана, человеке, затмившем само солнце...
  Вбежавший в юрту человек бросился перед белым войлоком ниц:
  - Извини, что осмеливаюсь прервать тебя, пусть меня за это постигнет самая жестокая кара, но... Повелитель! Солдаты! Они прибыли из города! Их много, их целый полк, не меньше!
  - Я должен покинуть вас на некоторое время, друзья, - сказал Бастурхан, поднимаясь на ноги и жестом, полным царственного достоинства, отпуская принесшего весть о солдатах человека. Он запахнул халат, дождался, пока другой человек, кланяясь, не обует ему сапоги, нагнулся, взял новую пиалу с кумысом, торжественно выпил залпом, негромко крякнул и просветлел лицом. - Буду говорить с солдатами. А вы угощайтесь. Скоро я вернусь, не думаю, что это займет много времени. Надо будет только продумать, где их всех разместить...
  - Бастурхан! - крикнул ему вслед Богурджи, и когда долговязая фигура остановилась перед выходным пологом, поспешил поправиться, поклонившись обернувшемуся приятелю до соприкосновения лба с войлоком: - То есть, конечно, Повелитель вселенной, я хотел сказать... У тебя найдутся какие-нибудь подходящие должности для нас с Таджибеком?
  - Я подумаю. Позже поговорим. Вы пейте, я скоро, - повторил Бастурхан.
  Когда ткань входного полога замкнулась за человеком, затмившим само солнце, Богурджи с Таджибеком переглянулись со значением.
  - Надо уметь выбирать друзей, Богурджи, - важно произнес последний.
  - Мы умеем, - подтвердил приятель.
  - Я всегда верил в Бастурхана, - несколько напыщенно произнес Таджибек.
  - Я тоже, - подтвердил Богурджи.
  Они наполнили пиалы кумысом и чокнулись.
  - За Повелителя вселенной!
  - За ее великого Владыку!..
  
  
  Глава 11. Воры в законе
  
  
  - Вот те раз... - растерянно произнес Кудрявый, вошедший в зал первым. В его голосе чувствовалось разочарование.
  - Что?
  - Что там такое?
  Напирающие сзади тела с силой протолкнули застывшего в дверях Кудрявого дальше в зал.
  - Вот те раз! - И в этом голосе наравне с удивлением угадывалось присутствие некоторой доли разочарования. Небольшой доли, но все же...
  - Вот те раз!
  - Вот те раз...
  Обескураженные воры разбрелись вокруг П-образной геометрии столов, разыскивая свои места по открыткам с кличками, разложенным среди столовых приборов - Сатана каждый раз зачем-то рассаживал их по-разному. При этом все бросали недоуменные взгляды в сторону центра - сегодня зал выглядел осиротевшим, пустым. Исчезло главное - знаменитый толчок выжившего из ума, как считали многие, пахана. Место, где, как казалось совсем недавно, его монументальное седалище было установлено на века, сейчас было неотличимо от остального пола - оно было выложено паркетной плиткой, тщательно подогнанной к старой. Выглядело, словно здесь и не было ничего никогда...
  Гости расселись. К трапезе никто не приступал, сначала следовало дождаться хозяина, но приглядеться к несомненно и непременно вкусной, - благодаря специально нанятому Сатаной повару, - жратве было нелишним. Все уже притерпелись к некоторым специфическим побочным эффектам этих, ставших почти каждодневными, обедов; традиционный для таковых запах дерьма с каждым разом смущал воров все меньше, поэтому, обнаружив сейчас отсутствие стульчака, у многих возникло чувство, словно утеряно что-то, успевшее стать для них дорогим, даже жизненно важным - некая изюминка, придававшая их посиделкам остроту, благодаря чему посиделки эти казались мероприятиями куда более высокого ранга, нежели обычные воровские сходки, становясь чем-то наподобие тайных сборищ масонов. Даже гигиенические пакеты, на манер раздаваемых в самолете, были давно упразднены за ненадобностью, хотя после первого, экспериментального, обеда, вызвавшего позорную желудочную слабость Кудрявого, они по распоряжению Сатаны предусмотрительно раскладывались на столе согласно количеству участников собрания.
  И не только в потере - в виде столь хорошо вписавшегося в антураж, по сути ставшего в нем главным предметом - стульчака было дело. Все интуитивно чувствовали, что предмет этот был как-то связан с поведением вдруг изменившегося Сатаны, с его творческими обедами, неизменно сопровождавшимися обсуждениями всевозможных театральных и телевизионных постановок, клипов, пьес, сценариев, к чему все не только привыкли, но что для большинства уже стало необходимым, подобно воздуху. Благодаря каждодневным поэтическим сходнякам воры здорово поднаторели во всевозможных технических деталях и тонкостях шоу-бизнеса, с напыщенным видом вели высокоинтеллектуальные беседы, запросто обсуждали последние новинки театральных и кинематографических постановок, азартно заключали пари, кто кого 'побреет' нынче в Каннах: Михалков ли Скорсезе, либо Сокуров - Спилберга, а то, может статься, всех их в очередной раз возьмет да и перекроет Ларс Фон Триер в соавторстве с Кареном Шахназаровым. Теперь же у всех появилось дурное предчувствие, что все это утеряно для них навсегда, как утерян сам толчок, ставший для всех символом настоящей поэзии и творчества вообще; и данное обстоятельство не могло не навевать легкой, почти поэтической грусти, которая охватила всех - даже Стеклянный, Оловянный, Деревянный не стали на сей раз исключением...
  - Интересно, дописал ли Сатана свой новый сценарий? - не обращаясь к кому-то конкретно, произнес Ржавый. - Боюсь, как бы не сгинул тот паренек в тайге... И дернул же его черт ломануться в побег зимой - опыта-то еще нет! Как там у него было... 'О дайте, дайте ж мне свободу! - с надрывом процитировал он фразу из последнего творения Сатаны, - ведь ментовскОе рабство я не в силах превозмочь!'... - Вопросы Ржавого повисли в воздухе - ими он только ковырнул только что полученную всеми жестокую душевную рану.
  - Они сейчас будут, - доложил, выйдя в центр зала, Череп в традиционном для сходок последнего времени фраке, к которому настолько привык, что теперь просто не представлял, как обходился без него раньше. - Хозяин собираются...
  Заметив в его глазах странный, непонятного значения огонек, воры насторожились. Никто не знал, что еще может выкинуть Сатана, но в том, что это будет нечто неординарное, не сомневался никто. Проводив удалившегося 'метрдотеля' подозрительными взглядами, все умолкли. Никому даже и гадать не хотелось, что им вскоре предстоит увидеть - все равно бесполезно, равно как и спрашивать об этом Черепа.
  - Может, у Сатаны запор? - высказал предположение Дырявый. - Последнее время у него был нехороший стул. Стареет наш пахан, стареет...
  - Если бы у него был запор, он отменил бы сходняк, - возразил Гнилой.
  Все уже давно догадались, что время творческих сходок Сатана тщательно увязывал с работой своего кишечника, подгадывая таким образом, чтобы выброс излишков, образовавшихся в процессе жизнедеятельности его старческого организма, по возможности совпадал с окончанием трапезы - десертом. Когда однажды у него случился трехдневный запор, воры вконец истомились, ожидая очередной сходки, тем более что предстояло обсуждение очень и очень интересного проекта - сценария из жизни правильных авторитетов, единство которых с помощью недозволенных в приличном воровском обществе приемов хотят расколоть беспредельно подлые спецслужбы. Специально для этого сценария Сатана придумал несколько удачных стилистических ходов, что, по мнению большинства, безоговорочно выводило его и без того достойное высших похвал творчество на качественно новый уровень, ставя его вровень с другими мастерами художественного слова, наподобие давно почившего графа Толстого. Сходство усиливалось тем более, что маститый покойный под конец жизни тоже поехал крышей, объявив войну мясу и поставив во главу жизненного угла обязательную физическую нагрузку; в частности, невероятно полезный в своей утомительности, облагораживающий духовно крестьянский труд...
  Когда минутой позже раздался тихий мерный гул неизвестного двигателя, напряжение достигло апогея. Что-то негромко громыхнуло за дверью и двое самых нетерпеливых даже приподнялись в возбуждении, пожирая глазами вход. Заметив осуждающие взгляды остальных, более выдержанных, они взяли себя в руки и опустились на стулья, сделав вид, что поднялись, дабы дотянуться до какой-то еды. Теперь за двустворчатыми дверьми что-то булькнуло, и вдруг обе половинки с треском, сопровождаемым грохотом падающей штукатурки, обрушились в зал, сокрушенные мощным ударом какого-то тяжеленного тарана. Двое сподручных Сатаны, - счастливые обладатели стильных шрамов, - секунду назад готовившиеся открыть двери, сейчас, погребенные под их напрочь снесенными створками, бестолково барахтались среди деревянных обломков, тщетно пытаясь подняться.
  Опытные гости моментально вскочили и, поскольку оружие огнестрельное правилами сходок было запрещено, ощетинились подручным оружием в виде столовых ножей и вилок, приготовившись дать отпор кому-то или чему-то неведомому, чем бы это неведомое ни являлось. И, в следующий миг лишившись от невероятного зрелища сил, опустились на свои места, а столовые приборы с веселым стуком попадали на пол.
  - Сатана... Это уже слишком!.. - прошамкал Лысый, у которого от сильного потрясения выпала вставная челюсть.
  - Эт-т... Эт-то что такое... - заикаясь, пробормотал Ржавый.
  В первый момент большинству показалось, что Сатана въехал в зал на обычной инвалидной коляске с моторчиком - у транспортного средства, которое он столь лихо оседлал, были такие же подлокотники с кнопками управления, подставка для ног, спинка... Ну, разве что, по сравнению с обычной инвалидной коляской, эта была явно утяжелена, что чувствовалось по ее отличной остойчивости и той легкости, с которой были протаранены массивные двери; плюс к этому она наверняка обладала жесткой рамой, имела еще кое-какие существенные отличия, но, самое главное - у обычного инвалидного кресла не бывает сливного бачка над головой в нем сидящего! Уже прекрасно видя, на чем въехал пахан, осознавая, что это не чудится, что так есть на самом деле, ибо массовые галлюцинации случаются крайне редко, и все равно отказываясь верить своим глазам, двенадцать человек вовсю таращились на вихрем пронесшегося по залу, оседлавшего передвижной толчок Сатану. Тот в один миг домчал до противоположной от вынесенных дверей стены, пискляво взвыл мотором на развороте и, плеснув из бачка водой, спустя секунду на скорости опять скрываясь в дверном проеме, благо что сейчас свободе его передвижений ничто не мешало, успел выкрикнуть в сторону гостей, отчаянно выворачивая шею:
  - Прошу извинить, господа, я сейчас... Я еще не успел в достаточной мере освоить управле...
  - Он хотел сказать, что не успел освоить управление, - схватив со стола салфетку и вытирая вмиг повлажневшую шею, закончил за него Желчный.
  - А то мы без тебя не догадались, - язвительно бросил Гнилой. Играя в непоколебимое спокойствие, он, тем не менее, тоже вовсю избавлялся от мелкого бисера пота. В отличие от Желчного, он делал это с помощью носового платка, да и пот проступил у него на лбу, что, несомненно, выглядело куда благороднее и, по сравнению с выделениями шейными, имело еще одно весомое преимущество - не пачкался воротничок рубашки.
  - У Сатаны что, совсем крышу снесло?..
  Чей-то вопрос повис в воздухе, потому что опять раздалось жужжание двигателя и через секунду в зале опять появился управляемый Сатаной моторизованный толчок. Ловко маневрируя, пахан обогнул валяющиеся двери, двух не до конца пришедших в себя охранников, один из которых еще стоял на четвереньках, выехал в центр зала и резко, явно желая произвести впечатление, тормознул, оставив на светлом паркете черные отметины обутых в резину колес. Авторитеты автоматически отметили, что тормозной путь этого чудо-агрегата очень короток, что говорило о его неплохих ходовых характеристиках.
  - Ну вот, господа воры, все в порядке! - весело произнес Сатана. - Были некоторые проблемы технического плана, но сейчас все под моим контролем... Всех приветствую, всем спасибо, что откликнулись на приглашение.
  - Ага... Попробовали бы не откликнуться, - пробурчал Сутулый.
  - Разве я кого-нибудь принуждаю? - Удивленный Сатана тронул с места, обогнул стол, заставляя воров крутить головами, чтобы не потерять его из вида, и, заехав Сутулому за спину, опять излишне резко, чего совсем не требовала дорожная обстановка, затормозил. Он походил на счастливого ребенка, который никак не может наиграться новой, недавно подаренной ему игрушкой. - Да ты сиди, сиди, со мной можно запросто... - остановил он Сутулого, начавшего неловко, с кряхтением разворачиваться к нему вместе со стулом. - А я-то, наивный, думал, любому из нас приятно видеть других, оттого мы и собираемся вместе, - с оттенком грусти, переходящей в горечь, сказал пахан и опустил голову. - Разве мы плохо сидим, господа? - тут же вскинулся он и обвел гостей взглядом вспомнившего что-то приятное человека. - Вы помните, как мы пели? Нет, но как мы пели... - Он недоверчиво покачал головой и предложил: - А давайте грянем еще разок? Ту, нашу, любимую! - И затянул фальцетом, фальшивя: - Эх ты, дорога длинная... - Никто не поддержал, воры виновато отвели глаза, и тогда в его голосе появилась строго дозированная, без перебора, угроза: - Что ж, будь по-вашему... Итак, переходим к разбору финансовых полетов. Череп, тащи красную тетрадь!
  Он ударил по подлокотнику, отчего его тяжеловесное средство передвижения взвыло мотором и рвануло вперед подобно хорошо пришпоренному коню.
  - Держите, хозяин...
  Сатана с сосредоточенным лицом проходящего опасный вираж гонщика на всех парах пронесся мимо телохранителя, описал полный круг по залу, опять заставляя всех выворачивать шеи, опять поравнялся с Черепом, остановился с резиновым скрипом.
  - Итак, господа... - Он послюнявил палец, прищурился, обвел соратников многозначительным взглядом.
  - Не надо, Сатана, - не выдержал Сутулый первым.
  - Мы уж лучше споем! - поддержал его Ржавый.
  - Песню!
  - Даешь песню, братва!
  - Эх ты, дорога длинная... - не дожидаясь разрешения пахана, на свой страх и риск принялся звонко выводить Гнилой, который был единогласно признан лучшим запевалой.
  - Здравствуй, земля целинная!.. - дружно, слаженно грянули воры, подхватывая слова песни, с некоторых пор ставшей их неофициальным гимном; да так, что люстра отозвалась этому певческому задору, аккомпанируя исполнителям своим звонким хрусталем.
  Хитро поблескивая глазками, Сатана из-под прикрытых век зорко наблюдал за боевыми товарищами.
  - Молодцы... Спасибо, уважили старика, - прочувствованно сказал он, когда песня закончилась. - Однако же кушайте, кушайте, господа, чего еде стынуть...
  Имея теперь возможность маневра, он подъезжал к гостям, никого не обделяя вниманием, к каждому поочередно, лично интересовался, удовлетворяет ли их качество пищи, давал совет попробовать то или иное блюдо, переезжал с места на место, зорко следя из-за спин за активностью гостей в поглощении еды, переживал, если кому-то не нравилось что-то, хвалил кого-то за хороший аппетит и все говорил, говорил, говорил... В этот вечер, поскольку обед традиционно затянулся допоздна, Сатана был явно в ударе. Впрочем, как и в любой другой день с тех самых пор, как заграничные поставщики прислали ему столь замечательные сигареты.
  - Это хорошая машина, очень хорошая... - хвалил он, поглаживая ручку передвижного туалетного аппарата. - В днище расположены аккумуляторы, они придают агрегату дополнительную устойчивость... Рама из особо прочного сплава, поэтому я с такой легкостью въехал в зал сквозь закрытые двери из дуба, когда случайно перепутал кнопки на панели управления... Сливной бачок имеет объем двадцать литров, а внизу, рядом с аккумуляторами, расположена герметичная емкость для дерьма... Все четыре колеса - ведущие; вы не поверите, господа - по ледяной поверхности или скользкому свеженатертому паркету на этом агрегате можно выписывать кренделя позаковыристей самых титулованных фигуристов!.. Семь скоростей, на нем в случае необходимости можно разогнаться до ста километров в час за пятнадцать секунд, плюс-минус две секунды погрешности. Правда, исключительно по ровному асфальту - таков единственный на данный момент недостаток этой замечательной конструкции. Но все равно, весьма и весьма неплохой результат. Вы не находите, господа?.. Зачем такая скорость? Как! - хмурился Сатана. - А если возникнет надобность уйти от погони! Для этих же целей установлено и зеркало заднего обзора. Мусора не дремлют, уверяю вас! Хотя и перешли мы на легальный бизнес, расслабляться еще о-о-ох как рано...
  Он говорил долго, красиво, убедительно - сначала сражая напрочь обилием информации, затем начиная повторяться и явно выжидая чего-то. Когда гости наконец дождались обещанного десерта, который, по словам Сатаны, в этот день должен был быть особенно вкусным, он поспешно, примерно на второй из объявленных семи скоростей выехал в центр буквы 'П' и с нескрываемым наслаждением, подчеркнуто шумно облегчился.
  Расходились все почему-то в несколько подавленном настроении, молча. А кое-кто даже вздрогнул, услышав вполне безобидную и ставшую давно привычной фразу:
  - До завтра, господа! Завтра покормлю вас как никогда вкусно, поэтому настоятельно рекомендую до сходки не наедаться. Повар обещал нечто особенное. Он приобрел новую книгу о вкусной и здоровой пище, поэтому ожидается какой-то поистине невероятный десерт. И еще - убедительно прошу не опаздывать. Все. Все свободны. Привет родным и близким...
  
  
  Глава 12. Монголы
  
  
  Закончилось время утреннего кумыса и Бастурхан с друзьями покинули полководческую, из золотой парчи, юрту.
  - Посмотрим, как разместились мои новые солдаты, - решил Повелитель вселенной.
  Им подали лошадей и трое ловко впрыгнули в расшитые золотом седла. Неспешно продвигаясь, окруженные свитой внимательно контролирующих обстановку телохранителей, они с удовольствием вдыхали пыльный степной воздух.
  - Благодать, - сказал Таджибек.
  - Наших родных мест не узнать, - заметил Богурджи. Он недоверчиво покрутил головой по сторонам. Все пространство, от горизонта до горизонта, было усеяно юртами, армейскими полевыми кухнями советского производства, лошадьми, и деловито, подобно муравьям, копошащимися людьми. - Лошади некуда поставить копыто. Такого столпотворения я не видел даже на центральном вокзале Улан-Батора.
  - Разве ты был в Улан-Баторе? - спросил Таджибек.
  - Неужели ты забыл? Я ездил от нашей школы на математическую олимпиаду, - напомнил Богурджи. - В третьем классе. Это когда Бастурхана оставили на второй год. Учителя еще не знали, что дерзнули наказать будущего Владыку вселенной.
  - А-а-а, точно... - Таджибек кивнул. - Давно это было. А мне не довелось побывать даже в нашем областном центре.
  - Ничего, скоро вы увидите столицы богатейших государств мира, - убежденно пообещал Бастурхан, - все они будут лежать у наших ног в руинах.
  - Ты уже решил, куда двинуть свое войско? - спросил Таджибек.
  - Нет, - коротко ответил Бастурхан. И, подумав, добавил: - Возможно, к вечеру определюсь.
  - Кстати, об Улан-Баторе, - нахмурившись, вспомнил Богурджи. - Ты не боишься, что правительство выдвинет против нас войска?
  - Нет, - так же коротко сказал Бастурхан. Он и внешне не выказал ни малейшего беспокойства. - Улан-Батор имел силу, только находясь под руководством товарища Цеденбала. Сейчас он - ничто. Нет Цеденбала - нет силы. К тому же, половина войск столицы давно здесь, в моей степи. Вон, видите дым полевых кухонь? - Он указал направление плеткой. - Это недавно присоединившиеся воины, присланные Улан-Батором, чтобы остановить меня! - Он оглушительно рассмеялся и запрокинул голову, словно адресуя свой смех самому Небу. - Меня, Потрясателя вселенной!.. Сейчас эти люди составляют один из лучших моих корпусов. Возможно, руководство им я поручу кому-то из вас. Я еще не решил.
  Двое его соратников радостно переглянулись.
  - Кстати, об учителях, - вернулся к старой теме Богурджи. - Ты собираешься припомнить им старое? Они ведь частенько к тебе придирались. Несправедливо придирались, - счел нужным добавить он.
  - Пусть живут, - на секунду задумавшись, милостиво решил Бастурхан. - Все одно люди полезные, пусть и вредные.
  - Как это? - в один голос воскликнули друзья.
  - Что значит, полезные, но вредные? - уточнил Таджибек.
  - Полезные - в общем, вредные - в деталях, - пояснил Бастурхан и решительно натянул поводья. - Давайте быстрее, иначе мы не успеем вернуться к обеденному кумысу. У нас еще много дел...
  - Что ж, сегодняшнюю инспекционную поездку я считаю удачной, - сказал Бастурхан. Он приподнял пиалу, чокнулся с Таджибеком и Богурджи. Трое уставших друзей с удовольствием выпили. - Итого, - он принялся загибать пальцы, - в нашем распоряжении: два новых полка, вооруженных винтовками 'Манлихер' образца 1895 года, два зенитно-ракетных дивизиона с комплексами С-75 производства бывшего СССР, двадцать пять новехоньких полевых кухонь, три табуна лошадей по триста голов в каждом, два десятка верблюдов, артиллерийский полк с гаубицами крупного калибра... - Перечисление появившейся на вооружении его армии военной техники заняло у Бастурхана немало времени.
  - Ракетные комплексы будут мешать быстрому передвижению, от них лучше избавиться, - высказал свое мнение Таджибек. - Коням трудно тащить такие тяжеленные кабины с электроникой.
  - К тому же, комплексы есть, а ракет нет, - согласился Богурджи. - Зачем они без ракет?
  - Самое главное наше богатство - люди, - признавая их правоту, кивнул Бастурхан, - этому нас учила Коммунистическая Партия Монголии. Меня больше беспокоит другое... - Он замолчал, задумчиво наблюдая, как обслуживающий их человек наливает в пиалы кумыс. - У нас нет единой формы одежды. Нехорошо иметь войско без единой формы. Получается - сброд.
  - Это верно, - согласился Таджибек, - беря в руки пиалу...
  Военный совет под очищающий разум кумыс традиционно затянулся до позднего вечера. Периодически в полководческую юрту вбегали люди. Они бросались наземь перед белым войлоком, докладывая свежие новости: прибыли еще два полка цириков, присланных Улан-Батором для подавления народного восстания под руководством самозванца Бастурхана. Вооружение - винтовки 'Мосина-Нагана' образца 1891 года. Цирики накормлены, им выделено место на северной окраине степи... Прибыл новый отряд милиционеров. Вооружение - семизарядные наганы образца 1895 года и маузеры образца 1910 года. Милиционерам выделены коммунальные юрты, они накормлены, ждут распоряжений Повелителя... Прибыли две группы добровольцев с угнанным с частной фермы скотом. Люди и скот накормлены и размещены. Ждут дальнейших указаний...
  Когда на улице начало смеркаться, у трех военачальников вовсю слипались глаза и даже кумыс уже не помогал сдержать неодолимую зевоту, Бастурхан, вспомнив что-то, вдруг с силой хлопнул в ладоши, отчего двое друзей вздрогнули, уставились на него осоловелыми взглядами.
  - Что насчет ученого летописца? - спросил Бастурхан вбежавшего в юрту посыльного. - Мое распоряжение - что, не выполнено?
  - Никак нет, Повелитель, ученый летописец давно найден и доставлен, - отчитался посыльный. - Прикажете привести?
  - Приведите... Постой! - Бастурхан, присмотревшись к его замызганному халату, поморщился. - Почему в таком виде! Ты на службе или собрался на выпас коней? Хочешь испытать на своей шкуре гнев Потрясателя вселенной?
  Посыльный бросился ниц, истово забил лбом по краю белого войлока, на котором, скрестив ноги, сидели трое.
  - О, Великий! - запричитал он. - В степи нет воды! Ее не хватает даже для питья! Неужели же я осмелился бы появиться перед тобой в таком виде, если бы... В степи собралось более двухсот тысяч воинов, и все мы, находящиеся под вашими знаменами, испытываем нужду в воде, потому что...
  - Ничего, скоро мои воины будут мыть сапоги в Индийском океане... А сейчас иди! - Бастурхан махнул рукой, и когда человек в замызганном халате исчез, повернул к друзьям лицо с устало прищуренными веками. - Вот вам еще одна проблема, - сказал он. - Воин прав, нам не хватает воды даже для питья. Воду не успевают подвозить, не говоря уже о том, что мое войско давно сожрало все, что находилось в пределах прямой видимости и шевелилось. Надо скорее выступать, не то скоро начнется разброд.
  - Так ты уже решил, куда? - обрадованно спросил Таджибек, которому давно не терпелось возглавить обещанный ему корпус. - Обещал к вечеру определиться.
  - Еще думаю. Может, двину на Германию. У них богатые земли... Вообще-то, я жду знака свыше, - признался Повелитель вселенной. - Уверен, само Небо в нужный момент подскажет мне, куда и когда выступать. По всей видимости, этот час еще не настал. Пока же я склоняюсь к тому, что...
  Внезапно входной полог юрты распахнулся и внутрь втолкнули взъерошенного человека с испуганным лицом. Запнувшись за что-то, он упал, ударившись лбом о войлок - вышло очень органично и почти ловко, словно он сделал так специально, блюдя этикет.
  - Зачем меня сюда привели! Зачем похитили? Я, между прочим...
  - Молчать, нечестивая собака!
  Человеку дали пинка под ребра, он болезненно охнул, страдальчески скривился и замолчал. Едва он попробовал встать на ноги, ему тут же дали еще раз - по почкам, - и он окончательно затих, уже не решаясь шелохнуться.
  - Это и есть ваш ученый человек? - недоверчиво присмотревшись к незнакомцу, вопросил Бастурхан.
  - Так точно! - ответил один из приведших незнакомца воинов. - Яков Фридман, из Улан-Батора. Лучший филолог Монголии.
  - Это что же получается... - в ярости прошипел Бастурхан. - На всю страну нет ни одного ученого монгола, на всю Великую Монголию нашелся один только Яков Фридман?
  - Выходит так, Повелитель, - подтвердил тот же воин виновато.
  - Черт знает что! - вскипел Бастурхан, еще более утверждаясь в правильности выбранного пути. - Ну да ничего, придет наше время. Скоро мы... - Он не договорил, сделал знак воинам, чтобы человека подняли на ноги, и того мгновенно рванули за плечи, выпрямляя, затем дали подзатыльник, заставив слегка согнуться.
  - Не смотреть на Повелителя! - грозно шепнул ему воин. - Не сметь поднимать глаза, смотреть на войлок, собака!
  - Ты кто? - спросил Бастурхан.
  - Яков Фридман, - пробурчал, глядя в войлок, ученый человек.
  - Это я уже знаю, - проявляя терпение, негромко сказал Бастурхан. - Еще кто?
  - Филолог. Лингвист. Немножко историк.
  - Летопись вести сможешь?
  - Смогу. Наверное, смогу. Не пробовал, но ничего хитрого в том нет.
  Какое-то время Бастурхан смотрел на него молча, размышляя.
  - Черт с ним, - наконец сказал он. - Умыть, приодеть, накормить, глаз с него не спускать.
  - Слушаемся, Повелитель!
  - Да, еще...
  Воины, схватившие Фридмана за руки и поволокшие его к выходу, задержались, почтительно склонив головы.
  - Не бить. Пока не бить. Я скажу, когда следует.
  - Слушаемся, Повелитель!
  - Такие дела, - отстраненно, неизвестно по какому поводу сказал Бастурхан, пока специальный человек разливал по пиалам кумыс. - Пора ложиться. Завтра много дел. Ну, будем...
  - Будем, - с трудом подавив зевок, сказал Таджибек.
  - Будем, - подтвердил Богурджи.
  Трое оросили губы жизнетворным напитком...
  
  
  Глава 13. Президент
  
  
  Подпутин жестом отпустил записавшего его распоряжения секретаря и взялся за телефонную трубку. Набрав номер, он некоторое время слушал длинные гудки, затем вдруг поймал себя на том, что морщится - кажется, даже стандартный звук гудков был ему неприятен, потому что обозначал скорое соединение с неприятным с некоторых пор человеком. Открытие это тоже было неприятным - ведь он президент и должен владеть своими эмоциями. В течение нескольких секунд он при помощи тренированной воли убрал свидетельства неподобающего должностному лицу проявления чувств в виде морщинок между бровей, затем, с помощью той же воли произведя некоторые манипуляции с оказывающей сопротивление группой лицевых мускулов, находящейся вокруг рта, растянул губы в приветственной улыбке.
  - Здравствуйте, Борис Абрамович, - произнес он с этой улыбкой, почти физически ощущая, как затрясло человека на другом конце провода.
  - Здравствуйте, Владимир Владимирович, - отозвался человек. По голосу чувствовалось, что он тоже улыбается, хотя вряд ли его трясло от радости. Очевидно, он тоже умел неплохо манипулировать группами своих лицевых мышц. Еще чувствовалось, что он сидит. Почему-то президенту вспомнилось, что, разговаривая со Сталиным, люди вставали.
  - Прошел один день, - лишенным интонаций голосом напомнил Подпутин. - В вашем распоряжении осталось еще два.
  - Я помню, - глухо отозвался голос. Чувствовалось, что с лица человека исчезла улыбка, а сам он встал.
  - Вы сидите, сидите, Борис Абрамович, - уверенно определив это, разрешил президент. Его улыбка стала еще шире, дружелюбней, и можно было сделать вывод, что в части владения лицом он своего собеседника явно превзошел. - Я ж не Сталин какой-нибудь. Позвонил просто, чтобы напомнить. Как наши дела?
  - Дела идут, - с искусственным оживлением зачастил голос, убеждая в этом то ли собеседника, то ли самого себя. - Я прекрасно помню ваше обещание насчет физиологического раствора, поэтому прилагаю все усилия и даже сверх того. Я не хочу в раствор. Я стараюсь. Дела идут. Я...
  - Я передумал насчет раствора, - продолжая улыбаться, оборвал его президент и опять почти физически почувствовал, как отпустило его собеседника. Так, что тот даже позволил себе присесть.
  - Правда? Я очень вам благодарен. Очень. Спасибо.
  - Я просто скормлю вас той двухтонной живородящей жабе.
  - К-как!.. Я... я... Но Владимир Владимирович! Вы просто не сможете! Вы же великодушный человек! Вы...
  - Еще я вдруг вспомнил, что мои президенты давно просили макивару для тренировок, - продолжил Подпутин. - Вы же знаете, что они у меня занимаются дзюдо. Трое уже сдали на второй дан, - похвастался он и с гордостью сообщил: - А скоро я еще поставлю их на горные лыжи.
  - Вы имеете в виду... - Теперь Подпутин почувствовал, что человек на том конце провода покрылся холодным потом. - Вы намекаете...
  - Я ничего не имею в виду, - спокойно возразил Подпутин. - И ни на что не намекаю. Я прямо говорю, что мне требуется человек примерно шестидесяти - шестидесяти пяти килограммов весом, ростом же около ста семидесяти - семидесяти пяти сантиметров. Такая макивара будет им в самый раз, думаю. Для начала, конечно. Пообвыкнутся, тогда перейдем на более тяжелые веса. А вы как считаете?
  - Я... - Опять вскочив, Подберезовский часто задышал, обдумывая ответ, и внезапно сообразил, что слышит короткие гудки. - Алло... Алло, Владимир Владимирович, - осторожно позвал он и несколько секунд внимательно прислушивался к гудкам. Затем аккуратно, словно от неосторожного движения телефонная трубка могла взорваться, положил ее на телефонный аппарат и, почувствовав внезапную слабость в ногах, в очередной раз рухнул в кресло. Какое-то время он сидел, дожидаясь, пока уймется часто, вдвое против обычного бьющееся сердце, и опять схватился за трубку - теперь порывисто, резко, словно угроза взрыва телефонного аппарата благополучно миновала. - Это я... - понизив голос и настороженно оглядываясь, хотя в кабинете его огромной квартиры в центре Москвы больше никого не было, проговорил он. - Вы сделали то, о чем я просил?.. Тогда высылайте за мной машину... Немедленно! - не дослушав ответ, нервно выкрикнул он. - Да, прямо сейчас, я сказал! И убедитесь, что за вами нет слежки! И что возле моего дома нет наблюдателя! И звоните мне, только убедившись, что все чисто. Я не хочу стать макиварой, - бросил он непонятную собеседнику фразу и, дав отбой, только тогда позволил себе протереть платком высокий, давно повлажневший лоб мыслителя. Затем он вскочил и бросился к вделанному в стену сейфу, чтобы достать какие-то документы. Надо было спешить, потому что президент, как знал он в точности, слов на ветер не бросал...
  - Быстрее, быстрее, - периодически приказывал он с заднего сиденья человеку, находящемуся за рулем неприметной, дешевой автомашины, не замечая, что делает это не привычным командным - скорее просящим тоном. - Быстрее же!
  В салоне, кроме него, находилось трое. Один сидел спереди, рядом с шофером, другой рядом с ним, сзади. Все трое были одинаково высокого роста, широкоплечи, одеты в серые костюмы и очень напоминали людей из спецслужб, каковыми, собственно, и являлись. Сидящий рядом с Подберезовским запустил руку во внутренний карман пиджака, извлек мобильный телефон и поочередно нажал несколько кнопок.
  - Седой на проводе, - коротко сообщил он кому-то. - Новости?..
  Слушая ответ собеседника, он заметно напрягся, и внимательно следивший за ним Подберезовский, и без того беспрестанно ерзавший по сиденью, теперь в волнении вцепился повлажневшими руками в спинку переднего кресла.
  - Что! Что тебе сказали? - почти выкрикнул он, едва дождавшись, пока человек закончит разговор. - Не тяни же!
  - Объявлен план 'Перехват-плюс', - тоже изрядно нервничая и не пытаясь этого скрыть, доложил тот. Он запустил руку теперь в боковой карман пиджака, достал пачку сигарет. Некурящий Подберезовский покосился на него недовольно, но ничего не сказал - не до того. Не оказаться в хватких руках шестерых президентов в кимоно сейчас было для него куда более важным, чем отчитывать подчиненного за несанкционированное курение в машине. Зная, какой интенсивности тренировки устраивает своим двойникам Подпутин, после попадания на татами здоровые легкие ему уже не понадобятся. - Интересно, как они узнали, что вы подались в бега? - спросил мужчина, назвавшийся Седым. Спросил он скорее самого себя. - Слежки за нами не было, я могу дать стопроцентную гарантию.
  - Но что означает этот долбаный 'Перехват-плюс'? - выкрикнул Подберезовский и, отпустив переднее сиденье, вцепился теперь в пиджак сидящего рядом. - Господи, даже звучит омерзительно... Говорите же!
  - Значит, что перекрыты все аэропорты, вокзалы, телеграфы, почтовые отделения, - объяснил профессионал. - А также взяты под контроль все интернет-кафе, голубятни, фиксируются даже индивидуумы, стреляющие из ракетниц, и прочее, прочее, прочее. Само собой, предупреждены пограничники, работники таможен, люди, проживающие в приграничной полосе - всеми перечисленными категориями получена соответствующая ориентировка на вас. Равно как розданы ваши фотографии всем работникам милиции, вплоть до внештатных агентов, и даже наблюдательным, сочувствующим властям пенсионерам. Плану 'Перехват-плюс' присвоена степень 08. Это высшая, исключительная степень важности. Применяется в экстренных ситуациях при угрозе государственной безопасности и означает, что вас можно - и, более того, нужно - уничтожить не просто при попытке оказания сопротивления или прочих деструктивных действиях, а сразу, при опознании.
  - То есть, меня может замочить любой опознавший меня, патриотично настроенный пенсионер? - до крови закусив губу, шепотом - на крик уже не было сил - выдохнул Подберезовский.
  - Попросту обязан, - поправил его сидящий рядом. Он загасил в пепельнице сигарету и тут же прикурил новую.
  Подберезовский взвыл от отчаяния и замолотил кулаками по спинке переднего сиденья. Затем согнулся, уткнулся лицом в колени, тут же выпрямился...
  - Но при чем здесь голубятни? - вдруг вспомнив, опять шепотом задал он вопрос.
  - Это делается в рамках программы отсечения вас от внешнего мира, чтобы исключить малейшую вероятность связи с сообщниками, - пояснил профессионал. - Еще, само собой, сейчас усиленно прослушивается эфир, контролируются все телефонные разговоры и интернет-соединения. Собранную информацию анализирует мощнейший секретный компьютер 101-го поколения. - В подтверждение своих слов он немедленно приоткрыл боковое стекло и решительным движением выбросил за борт мобильный телефон.
  - О, господи, - только и нашел в себе сил простонать Подберезовский. - Но вы меня спасете? - с надеждой спросил он. - Я вам заплачу, как обещал! Более того, я увеличиваю ваш гонорар вдвое!
  - Приложим все силы. Шанс есть, - услышал он и очень хотел бы в это поверить...
  
  
  Глава 14. Старые ведьмы
  
  
  - Долго ты еще? И где аппараты добывать будем, подумала? - деловито спросила Петровна. Она аккуратно свернула газету в тугую трубочку и, держа ее в правой руке, несколько раз стукнула по распахнутой ладони левой.
  - А там и будем, где эти козлы пивом заправляются, - решила Кузьминична. - Чего далеко ходить-то. Погоди, я только ряд докончу.
  Она заработала спицами вдвое быстрее, хотя и прежняя скорость была столь высокой, что представлялась почти невозможной. Петровна, нетерпеливо поглядывая на подругу, на ее мелькающие спицы, словно заведенная постукивала газетой по ладони...
  - Скоро ты? - наконец не выдержала она.
  - Да готова, готова я.
  Кузьминична пошелестела пластиковым пакетом, укладывая вязание, встала со скамейки, с легким кряхтеньем выпрямилась, потянулась... Шустрая Петровна вскочила, всем своим видом выражая нетерпение.
  - Пошли?
  - Пошли...
  Небольшое асфальтированное пространство перед баром 'Железка' было сплошь уставлено двухколесными друзьями человека. Кузьминична с Петровной неспешно прошлись по стоянке, с вожделением оглядывая это щедро выставленное напоказ богатство, присматриваясь к моделям и оценивая мотоциклы на возраст. Они описали круг, вернулись к началу...
  - Тебе какой-нибудь приглянулся? - деловито спросила Кузьминична.
  - А вон тот, хотя бы. - Разгоревшаяся глазами Петровна ткнула в сторону 'Харлея', на бензобаке которого распростер крылья двуглавый российский орел.
  - А что, патриотично, - оценила выбор подруги Кузьминична. - А мне вот тот по кайфу, что на три машины дальше стоит.
  - С какой-то нечистью на баке?
  - Это не нечисть, это дракон, - возразила Кузьминична. - Сейчас таких в природе больше нет. Реликт. Понимать надо.
  - А-а-а... Ясно.
  - Ну, пошли, что ли.
  - Пошли. А куда?
  - А в бар. Посмотрим на этих, с животами.
  - А зачем? - не поняла Петровна.
  - А просто, - пояснила Кузьминична...
  Бармен с недоумением воззрился на упругим шагом вошедшую старуху с пластиковым кульком под мышкой, но вовремя себя одернул. Он бармен 'Железки' и ничему удивляться не должен. Что ж он, старых ведьм в шлепанцах не видал?
  - Слушаю вас, мадам, - вежливо сказал он приблизившейся к барной стойке старухе и зачем-то поправил ладно сидящую на воротничке рубашки черную бабочку.
  - Мадемуазель, - строго поправила его Кузьминична. Она положила на стойку кулек с вязанием, облокотилась на деревянную поверхность, покрутила головой, с любопытством оглядывая бородатых, с пивными животами мужиков в клепаных кожаных куртках, занявших все - количеством примерно с десяток - столики, прислушалась к хриплому матерному многоголосью, неопределенно хмыкнула... - Чего уставился? Пиво, говорю, давай, - вернувшись взглядом к бармену, потребовала она и спросила: - А че у тебя стиль-то такой? Чай, в байкерском баре работаешь.
  - Вы насчет рубашки и бабочки? - вспомнив свое правило ничему не удивляться, вежливо уточнил бармен. - Понимаете ли... э-э-э... мадемуазель. Дело в том, что я...
  - Да давай, говорю, пива! Будет языком-то молоть, - прикрикнула Кузьминична.
  - Сколько? Какого? - заткнувшись на полуслове, деловито поинтересовался бармен.
  - Светлого, что ли, плесни. Два. - Потеряв к парню интерес, Кузьминична помахала рукой подруге, маня ее к себе. - Где шастала?
  - Отлить забежала, - небрежно кинула та и нахмурилась в сторону поспешно отведшего глаза бармена. - Он че, борзый? Че пялится-то?
  - Да не, нормальный паренек, - заступилась за него Кузьминична. - Молодой просто. Пройдемся?
  - Рекогносцировочка? - Петровна подмигнула и две подруги с кружками в руках побрели сквозь повисшую красивыми синими слоями густую завесу дыма.
  - Ага, там у них бильярдная... - догадалась Кузьминична. Сориентироваться в клубах дыма ей помог стук упавшего кия и последовавшие за ним матюки. Подойдя к дверному проему, она без интереса посмотрела на гоняющих шары мужиков, скривила губы: - Тоже мне, мастера... В дальний угол надо было резать.
  - Или пробовать вытянуть свояка, - поддакнула Петровна. В одной руке она держала пивную кружку, в другой - свернутую газетку, с которой теперь не расставалась. - Пошли на воздух? Больно здесь накурено.
  - Пошли. - Кузьминична с легким стуком вернула на блестящую лаком стойку опустевшую посудину, смачно рыгнула и похвалила вытянувшегося перед ней, ожидающего очередных указаний бармена: - Ништяк пивко. Да только некогда нам. Работай, паренек, работай... - Сунув кулек с вязанием в подмышечную щель, она первой двинулась к выходу, кивнув на ходу в сторону вылупившегося на нее здоровяка с сальным хвостиком перехваченных резинкой волос: - Смотри, Петровна, какая пренеприятнейшая рожа. Ох и пошутила над пареньком природа...
  Здоровяк выпучился теперь на своих сотрапезников, и кто-то из таких же сальноволосых неуверенно пожал плечами:
  - Да нет, не могла она такое сказать. Тебе послышалось.
  - Точно, - подтвердил второй, отпив пива. - Глюк. Не надо нам было тем дерьмом закидываться. Говорил же, давно пора сменить дилера...
  Выйдя на крыльцо, подруги убедились, что на стоянке никого нет.
  - Вот и хорошо. Не то пришлось бы нам кого-то завалить, - с явственным облегчением заметила Петровна.
  - Точно. Мы ж с тобой, прости господи, не убивцы какие, - согласилась Кузьминична и решительно двинулась в сторону облюбованных мотоциклов. - Пошли, Петровна, чего опять застряла!
  Подскочившая подруга с интересом смотрела, как Кузьминична уверенно, словно всю жизнь занималась подобным, сунула вязальную спицу в замок зажигания, осторожно, чуткими пальцами шевельнула тонкий металл туда-сюда...
  - Дай-ка мне нитки, - сказала Петровна и нагнулась, поднимая с асфальта сверток.
  - Только вязание не распусти, - тихо сказала подруга. - Поищи, там где-то свободный клубок есть... И вытри мне лоб, - попросила она, - у меня руки заняты. - Петровна наспех промокнула ей взмокшие морщины лба ее же вязанием и, подхватив клубок пестрых ниток, рванула к входной двери бара. - Куда, Петровна? - сдавленно крикнула Кузьминична, но увидев, что делает подруга, тихо прыснула. - А молодец, здорово придумала...
  Подобрав длинные юбки, подруги уже впрыгнули в седла 'Харлеев', заурчали двигателями, когда со стороны бара донесся истошный крик вышедшего на порог длинноволосого парня в коже:
  - Пузо, бегом сюда, тут твоего мустанга уводят!
  Из бара выскочил животастый мужик лет примерно тридцати, с сальным волосяным хвостиком, рожу которого Кузьминична недавно сочла не очень приятной, и, моментально оценив обстановку, рванулся по ступенькам вниз.
  - Стойте, старые суки! Убью, на х...
  Не договорив, он полетел кубарем вниз, зацепившись ногой за паутину шерстяных ниток, которыми Петровна щедро опутала вход, крыльцо, и даже кусок прилегающего к ним пространства - везде, где нашлось, к чему их привязать.
  - И поделом. Нечего ругаться, - не без злорадства прокомментировала Кузьминична. Она покрутила, взревев мотором, ручку газа. - Рванули?
  - Рванули! - радостно крикнула Петровна и тоже крутанула ручкой, подтверждая свои слова коротким рявканьем двигателя.
  Мгновенно набрав скорость, старушки с ревом описали полукруг, с интересом глядя, как возятся на асфальте попадавшие возле входа, собравшиеся было организовать погоню бородачи - их выбежала целая куча и сейчас вся эта куча барахталась, опутанная цепкими шерстяными нитями Кузьминичны.
  - И-и-эх! - звонко, словно помолодела лет этак на сорок, выкрикнула та, победно вскинув руку. Выезд со стоянки пролегал мимо распластавшихся бородачей и Кузьминична, изловчившись, выхватила у одного из них раскупоренную бутылку пива. - Не надо бы тебе больше, мальчик. На ногах вон уже не стоишь.
  Не удержавшись от соблазна, Петровна заложила крутой вираж, подкатила к стоящему на четвереньках, глупо таращившему на нее глаза мордатому парню с банданой, и смачно шлепнула его точно в центр лба своей туго свернутой газеткой:
  - Че рот раззявил?
  - Всем спасибо за внимание! - прокричала Кузьминична, опять вскидывая руку - на сей раз в жесте прощальном.
  - А ну по домам, ребятишки, по домам!..
  - Куда рванем? - перекрывая рев ветра, выкрикнула через плечо Кузьминична. Они уже вырвались на скоростную трассу и сейчас мчали, лихо подрезая чересчур медлительные автомобили. Начало темнеть и они включили фары.
  - А куда глаза глядят! - беззаботно отозвалась подружка, поравнявшись. - Эх, и хорошо же!
  - А то!..
  Обалдевший от невиданного зрелища пожилой мужчина, сидевший за рулем новехонькой 'Вольво', проводил двух обогнавших его старух в шлепанцах и развевающихся по ветру цветастых платках осоловелым взглядом. Они быстро превратились в маленькие, едва различимые точки, а секунду спустя и вообще скрылись из виду.
  - И почудится же... - пробормотал он себе под нос и, оторвав левую руку от руля, потер уставшие глаза. Затем вернул левую руку на место и оторвал теперь правую. Перекрестившись, он на всякий случай сбавил скорость. Кажется, он здорово сдал за последнее время, надо бы побольше времени проводить на свежем воздухе, а еще лучше - завести себе шофера. Много видел он на своем веку, особенно после полновесного, проведенного за рулем, дня. Доводилось встречать и лосей в центре города, перебегающих дорогу по пешеходным переходам, и приветливо улыбающихся ГАИ-шников, отдающих ему честь, но пенсионерки на 'Харлеях' - это уже явный перебор...
  
  
  Глава 15. Олигарх. Монголы
  
  
  Четыре мужские фигуры в бесформенных брезентовых плащах, в высоких рыбацких сапогах, с шестами в руках и рюкзаками за спинами медленно, настороженно оглядываясь, брели, растянувшись гуськом по болотистой местности. Первый прокладывал путь, трое шли за ним след в след.
  - Другого пути, - притормозив и дождавшись замыкающего, зло сказал третий по счету, - конечно, не нашлось? За что только я плачу вам деньги!
  Напрягшись, он с трудом вытащил ногу из болотной жижи, сделал шаг вперед. Хлябь, отпустившая сапог, булькнула, смыкаясь, и он выругался - однообразно-противный болотный звук надоел ему до смерти.
  - Так и есть, Борис Абрамович, - подтвердил, приблизившись, высокий мужчина. Тяжело отдуваясь, он тоже напрягся и с трудом, чавкнув жижей, вытащил ногу. - Не нашлось. Это единственное окно с сопредельной страной, которое нам удалось пробить. Могло и этого не случиться. Просто удивительное везение, а вы ругаетесь.
  - Ага, окно... - проворчал Подберезовский, останавливаясь передохнуть, - не окно, а целые ворота. Граница, мать вашу... - он вскинул руки, словно взывая к небу, нервно рассмеялся, - с Монголией! Расскажи кому - не поверят! Мне, лучшему другу и соратнику всех президентов, заслуженному олигарху России, приходится шлепать по болоту, переходя монгольскую границу! Это просто черт знает что!
  - Конечно, я тоже предпочел бы покидать страну цивилизованно, с комфортом, через аэропорт, пусть и по подложным документам, - заметил мужчина. Он специально говорил тихо, успокаивающе, даже вкрадчиво, словно практикуясь в применении методики НЛП. - Сидеть в самолете, потягивать коньячок, флиртовать со стюардессами... Кто б отказался. Однако приходится исходить из существующих на данный момент возможностей, поэтому...
  - Я не пью коньяк! И не флиртую со стюардессами! - раздраженно оборвал его Подберезовский. Он почти кричал, не обращая внимания на предостерегающие жесты нервно крутанувшего головой по сторонам собеседника. - Мне не до аэрофлотовских блядей, парящих над облаками в стерильно белых рубашках от свиньи Доси, у меня дел по горло, мне работать надо! Деньги - они трудяг любят... - Он вдруг обмяк, вяло, но зорко огляделся, высмотрел подходящую кочку и скомандовал: - Перекур! Сил моих олигархических больше нет... Пойдите кто-нибудь, проверьте ту штуковину на прочность.
  Процессия остановилась, один из мужчин осторожно пошел к кочке, пробуя шестом путь, а остальные внимательно на него смотрели. Когда он дошел до цели, другие - осторожно, шаг в шаг - последовали за ним...
  - Оказывается, и на болоте случаются свои маленькие радости, - пробурчал Подберезовский, азартно перемалывая зубами мясо бушевской ножки. - Черт, я и не подозревал, что так здорово проголодался, раз способен жрать подобное дерьмо.
  Он не глядя отбросил косточку через плечо, опять потянулся рукой к еде, схватил сваренное вкрутую яйцо, хрустнул, нетерпеливо сминая пальцами скорлупу... К газетке с едой, разложенной на кочке, потянулись три руки одновременно. Похватав что попало, трое мужчин принялись быстро жевать, не забывая бдительно поглядывать по сторонам.
  - Если нам и может угрожать опасность, то только с воздуха... - Усатый мужчина средних лет - Седой, - который шел замыкающим и являлся старшим тройки, нанятой Подберезовским, ткнул куриной костью вверх. - Как бы за нами не пустили вертолет.
  Подберезовский посмотрел вправо-влево на окружающие со всех сторон деревья и спросил с опаской:
  - А лес? Мне почему-то кажется, там кто-то есть.
  - Никого там нет, - вступил в разговор второй мужчина, помоложе, с сильно оттопыренными ушами. - Седой правильно говорит, опасаться надо только вертолета.
  - Ну-ну... - Подберезовский потянулся к очередному куриному куску, но так и застыл с протянутой рукой подобно гранитному Ленину, присматриваясь к мелкому, расплывшемуся в жире газетному шрифту: '...объявлен розыск... за поимку или голову беглого олигарха... премия в размере'...
  - Не волнуйтесь, Борис Абрамович, - поспешил успокаивающе сказать усатый, проследив направление его разом потухшего взгляда. - Текст составлен очень и очень неграмотно, просто антилитературно, что ухудшает его информативные качества до минимума; да и фотография... Смотрите, ну ведь совсем на вас непохоже. Фоторобот, наверное. Вы-то вон какой красавец, а тот, на фотографии, лысый как глобус, и нос как у клоуна в цирке... Нет, точно, непохоже. Ну никакого, буквально, сходства.
  Разом потерявший аппетит олигарх вперился угрюмым взглядом в серую болотную жижу, задумчиво, подобно естествоиспытателю, созерцая вздувающиеся на поверхности, лопающиеся с тихим треском мелкие пузырьки. Внезапно в нескольких метрах от обеденной кочки раздался громкий каркающий звук и какая-то здоровенная летучая тварь, с брызгами грязи взметнувшаяся из болота, понеслась, натужно набирая высоту, прочь, громко, будто рассерженно хлопая огромного размаха крыльями.
  - Птеродактиль, мать его... - проводив неизвестную птицу ошарашенным взглядом, произнес мужчина, шедший недавно первопроходцем. Он убрал пистолет обратно под плащ и перевел дух. Другой мужчина и усатый, на пару прикрывшие босса, мужественно вдавив его в болото своими телами, поднялись со смущенным видом и тоже поспешили спрятать выхваченные для обороны пистолеты.
  - Вставайте, Борис Абрамович... Все чисто.
  - Вашу мать!.. - с негодованием отталкивая протянутые для помощи руки, прокричал тот. - Когда все это кончится!.. - Он вскочил на ноги, с трудом удержал равновесие, обнаружил, что сапоги наполнились водой, затем обнаружил, что газета вместе с курицей, яйцами, огурцами, помидорами и прочей недавно покрывающей ее закуской ушла под воду, и злобно сплюнул. - Подъем. Время не ждет. Не хрен тут рассиживаться...
  - Идемте...
  Усатый, опять пристроившийся замыкающим, украдкой подхватил всплывший на поверхность помидор, обтер его наспех рукавом, сунул в рот целиком и поспешил за уже набравшей скорость процессией...
  - Наконец-то... - Выбредший на твердую землю мужчина, не сумев сдержать радость, с наслаждением откинул шест далеко в сторону, поманил рукой остальных: - Сюда, ребята! Кончилось чертово болото!
  - Чего разорался... - Усатый с не меньшей радостью откинул свой шест еще дальше, посмотрел по сторонам и, не обнаружив ничего вызывающего опасения, неловко, с трудом работая не слушающимися пальцами, расстегнул плащ. - Ну-ка, посмотрим... - развернув планшетку, пробормотал он, и попутчики сгрудились вокруг. - Черт, темно... Посветите кто-нибудь.
  Помощник с рябым лицом достал из кармана миниатюрный фонарик. Трое склонились над картой, а Подберезовский, нервно переминаясь, настороженно осматривал окрестности, словно пребывая на 'стреме'.
  - Скоро вы там? - раздраженно бросил он. К олигарху внезапно вернулись силы и жажда действий. - Время - деньги. Не забывайте, сколько я вам плачу. Или вы нарочно тянете это время и - соответственно - деньги?.. - Трое, углубившиеся в изучение карты, промолчали, а он вдруг сказал: - Кушать хочу... Как вы думаете, в Монголии есть приличные рестораны?
  - Есть! - радостно выкрикнул, сориентировавшись первым, рябой.
  - Правда? И обслуживание на уровне?
  - Мы на территории суверенной Монголии!
  - Тьфу, черт, - сплюнул Подберезовский. - Это мне и без вашей дурацкой карты понятно. - Он принюхался. - Конями пахнет. Потными, - добавил он, опять потянув носом. - Ты давай к ресторану выводи, к жратве, - поторопил он старшего.
  - Тогда прошу всех туда, - отозвался усатый, обозначая направление вытянутой рукой. - Пройдем через вот тот лесок, который соответственно карте... - он еще раз бегло заглянул в листок с разметками, - обещает быстро закончиться, и выйдем на железную дорогу. Затем пара километров вдоль железнодорожного полотна, и мы на станции. Садимся в поезд, и через пару-тройку дней мы в Улан-Баторе. Все. Конец вашим мучениям.
  - Пару-тройку дней? - Подберезовский разочарованно качнул головой. - А раньше никак? Ну, на самолете, к примеру.
  - Аэропорта здесь, к сожалению, нет, - ответил старший. - А поезда очень медленно ходят. Ну, в путь...
  - Кто там идти стоять! - прозвучал негромкий голос, когда они вышли из реденького леска.
  Четверо остановились, завертели головами, пытаясь определить, откуда раздался оклик.
  - Сейчас я все улажу, - спокойно сказал Седой. Он сделал шаг, выступая вперед.
  - Кто там идти стоять! - Голос сделался громче, в нем появились грозные нотки, и Седой остановился.
  - Эй, послушайте! - Он определил, что кричали из-за высоких кустов метрах в тридцати от них, и поднял руки, показывая, что у него нет оружия. - Мы идем, чтобы...
  - Кто там идти стоять!
  Послышался лязг передергиваемого затвора и Седой растерянно повернулся к своим.
  - Что за ерунда... - пробормотал он. - У нас же договоренность.
  - Договоренность, мать вашу! Ни хрена не умеете, даже договориться с какими-то узкоглазыми, переговорщики хреновы! За что только я вам плачу! - гневно прокомментировал Подберезовский. - Отойдите. Отойдите, я сам все улажу! Сейчас я покажу вам, как надо проводить деловые переговоры! - Он решительно отодвинул окончательно растерявшегося Седого и двинулся в сторону источника голоса: - Эй, послушайте, как вас там... Товарищ монгол! Господин монгол, - поправился он, - у нас тут окно, понимаете? Мы проплатили деньги и теперь желаем пройти к ресторану, чтобы...
  Грянул выстрел и четверо упали в редкую желтую траву подобно скошенным пулеметной очередью.
  - Он че, охренел? - сдавленно спросил кто-то.
  - Борис Абрамович, с вами все в порядке?
  - Со мной-то в порядке, - зло ответил тот, - а вот с вами... Я этого так не оставлю! Вам это даром не пройдет, так и знайте! Я вас, недотеп...
  - Кто там говорит лежать голову не поднимать молчать! - скороговоркой, без пауз, но совершенно спокойно, нараспев посоветовал голос.
  Затвор лязгнул еще раз и четверо замолчали, боясь пошевелиться. Голос тихо заговорил по-монгольски, кажется, докладывая кому-то что-то по рации, потому что раздался характерный треск никудышной радиоаппаратуры, потом невидимый боец слушал чей-то ответ, опять говорил что-то... Все это было отлично слышно в ночной тиши дрожащими от холода, перешедшими границу беглецами.
  - Еще немного, и я окончательно замерзну... - плачущим голосом сказал Подберезовский, когда прошло полчаса, а ничего не изменилось. - Земля-то какая ледяная... Чертова Монголия.
  - Кто там говорит лежать голову не поднимать молчать! - тут же посоветовали ему.
  - Но у нас здесь окно проплачено! Товарищ монгол, прекратите беспредельничать! В конце концов, вы должны понимать, что с заслуженными олигархами нужно обращаться вежливо, иначе...
  - Вы не понимать русски?
  Грянул второй выстрел и он умолк.
  - Борис Абрамович, вас не зацепило? - как можно тише, чтобы не услышали из кустов, взволнованно спросил Седой, расплату с командой которого Подберезовский обещал произвести только по прибытии на место. Как профессионал он не мог не понять, что выстрел был произведен в воздух - но мало ли что. Стоило им, профессионалам ФСБ, идти на государственную измену и рисковать здоровьем, чтобы в итоге благодаря какому-то чересчур ретивому монгольскому пограничнику не получить ни копейки из щедрых олигархических посулов! - Вы не...
  - Кто там говорит лежать голову не поднимать молчать!
  Затвор лязгнул в третий раз...
  Перед рассветом, когда четверо уже не могли пошевелить сведенными судорогой членами и говорить, даже если бы очень этого захотели, раздался гул мотора. Шум старого двигателя какой-то громко скрипящей трущимися металлическими частями колымаги показался им избавлением, ниспосланным небом.
  - Кто лежит встать руки поднять документы показать, - распевно приказал уже другой голос, когда колымага остановилась совсем рядом, почти над головами задержанных, окутав их клубом выхлопных газов и запахом наверняка подтекающей солярки. Четверо попробовали подняться и не смогли. - Кто лежит встать руки поднять документы показать, - терпеливо повторил этот другой голос. Четверо опять отказались подчиниться и он сказал что-то по-монгольски. Их подхватили, подняли, подобно дровам забросили в открытые двери обшарпанного, крашеного в серый цвет фургона с помятыми боками...
  - Господи, как здесь хорошо... тепло... прямо настоящий Ташкент... - прошептал почти счастливый Подберезовский, когда их бросили в сырую камеру с голыми деревянными нарами вдоль стены, которая нагревалась от расположенной в смежной комнате печи - другого отопления здесь не было.
  Четверо прижались друг к другу как щенята, оторванные от теплого сучьего бока, и мгновенно отключились от реальности...
  - Итак, - на чистом русском языке произнес человек с плоским как блин лицом, в черном, великоватом на пару размеров костюме, в длинных рукавах которого напрочь утопали его руки, - начинаем перекрестный допрос. - Он высвободил из рукава кисть, не отводя пронзительного взгляда от рассаженной на четырех некрашеных, привинченных к полу табуретках пленников, нащупал на покрытом газетами столе химический карандаш, послюнявил, приготовился писать.
  - Простите, - стараясь скрыть удивление, вежливо спросил его Седой, - но... что ж это за перекрестный допрос, когда вы один допрашиваете четверых?
  - Хотите сказать, что должно быть наоборот? - Человек прищурился. - Это новаторский следственный метод, перекрестный допрос по-монгольски. И он уже сработал, так как вы мгновенно прокололись. Откуда у вас такие познания, если вы только что утверждали, будто перешли границу случайно, что являетесь заблудившимися в лесу грибниками?
  - Мы и есть грибники, - буркнул посрамленный Седой. - А про допросы я в фильмах видел.
  - Мы сталевары, - счел нужным встрять Подберезовский. Несколько часов сна восстановили его деловые качества и творческие силы; он отогрелся, был напоен горячим чаем без сахара и заварки, и сейчас чувствовал себя в ударе. - Стахановцы, так сказать, если вы знакомы с таким определением. Видите, все с головы до ног в мозолях. Ударным трудом заработали отпуск, вот решили развеяться, сходить за грибами.
  - На болото? В такую пору? - очень и очень спокойно поинтересовался человек, со скоростью прекрасно подготовленного стенографиста записывавший ответы плененной четверки прямо на полях газетного покрытия стола.
  - Мы горожане. Работаем на заводе в три смены. Годами не отходим от мартена, про грибы знаем только понаслышке. Думали, сейчас им самая пора. Границу перешли случайно. Мы не знали. Отпустите нас, мы больше не будем, - заверил хозяина кабинета взявший на себя инициативу Подберезовский.
  - Хорошо, - неожиданно согласился тот. - Мы вас отпустим. То есть, проводим до границы и сдадим русской стороне. Можете возвращаться на завод, к печи, пока она не остыла. А перед этим позвоним президенту Подпутину, чтобы он оказал вам как можно более теплый прием. Может, получите от него еще более длительный отпуск. - Человек усмехнулся. - Так как? Хотите поискать грибы теперь в вечной сибирской мерзлоте? Им там сейчас самый сезон.
  - При ч-чем з-здесь Подпутин? - Подберезовский вдруг начал заикаться. - Кто вы? И откуда так хорошо знаете русский?
  - Я майор, сотрудник монгольского отделения интерпола, - ровным тоном пояснил человек. - На вас дана ориентировка, назначена премия за поимку... - Кажется, он на что-то намекал.
  - Борис Абрамович! - в один голос воскликнули трое ФСБ-шников, тоже намекая на что-то.
  - Я дам больше! - мгновенно сориентировавшись, пообещал олигарх, делая своим успокаивающий жест.
  - Сколько? - безразлично глядя в сторону, спросил майор.
  - Сто долларов.
  ФСБ-шники возмущенно ахнули, а интерполовец медленно перевел взгляд на Подберезовского, посмотрел на него с интересом.
  - Значит, сговорились, - с облегчением выдохнул тот.
  - Конвой! - негромко скомандовал майор, и в небрежно выкрашенную белым дверь тут же вошли люди в халатах, украшенных золотистыми погонами, с маузерами в деревянных кобурах, от тяжести которых провисли кожаные ремни. - Увести.
  - Двести! - выкрикнул Подберезовский. На его плечо легла рука плохо выбритого щекастого монгола. - Поверьте, двести - очень приличная сумма! На нее можно купить много огненной воды! - Его стали отрывать от табуретки. - Триста! - Он вцепился в дерево своего седалища прочно, подобно потерпевшему кораблекрушению, гонимому волнами моряку. - Триста пятьдесят - больше у меня просто нет! И не было никогда!
  - Быть вам, Борис Абрамович, макиварой, - бросил майор, когда четверых дотащили до двери.
  - Откуда вы знаете? - Обмякший олигарх повис в крепких руках сопровождающих.
  - Слухи бродят, - майор усмехнулся, - монгольский интерпол их ловит. Так как, будем предлагать настоящую цену или валять дурака?
  - Будем предлагать, - принял мужественное решение мгновенно окрепший телесно и духом Подберезовский.
  Майор сделал знак подчиненным, дождался, пока за ФСБ-шниками захлопнется дверь, и окинул сидящего перед ним олигарха взором уже ласковым.
  - Хотите курить? - Подберезовский не сразу понял смысл вопроса, затем отрицательно помотал головой, склонил высокий лоб мыслителя, закусил губу, что-то лихорадочно про себя обдумывая. - А стюардессу не желаете? Вино, танцы, флирт... - Олигарх поднял глаза, нашел лицо майора опять усмехающимся, покрылся розовыми пятнами.
  - Ч-что вы сказали?
  - Ах да, вы же не любите флиртовать с этими, которые парят где-то там в белых рубашках от Доси... - Интерполовец не глядя ткнул пальцем вверх, затем поставил локти на стол, лег подбородком на ладони - чашечкой - и вздохнул. - Что ж, тогда давайте к делу. Предлагайте. Внимательно вас слушаю...
  
  
  Глава 16. Монголы. Олигарх
  
  
  Четверых опять подвели к затрапезному интерполовскому фургону, со скрипом открыли мятую дверь. Только теперь, в отличие от прежней загрузки, в железное чрево машины пленников не забросили, но вежливо пригласили, а на блинообразных лицах сопровождающих появились улыбки.
  - Чего они улыбаются, не знаешь? - настороженно приглядываясь к охране в халатах с золочеными погонами, шепнул ФСБ-шник с оттопыренными ушами своему непосредственному начальнику, Седому. Тот молча пожал плечами, затем, что-то сообразив, вопросительно посмотрел на Подберезовского. Не отвечая, тот подмигнул садящемуся в кабину майору, поощрительно хлопнул по плечу низкорослого конвоира, почтительным жестом приглашающего его внутрь фургона, засмеялся весело, вроде беспричинно, и, забравшись первым, расслабленно присел на железную, вдоль борта, скамейку.
  - Скажи шефу, пусть трогает, - приказал олигарх сопровождающему их низкорослому, усевшемуся на скамейке напротив. Рядом с ним пристроились еще три конвоира. Низкорослый ничего не ответил - вероятно, не понял, - только расплылся в улыбке совсем широко, насколько позволяли сопротивляющиеся такому надругательству губы, а машина поехала и без его вмешательства.
  - Чего он лыбится? - окончательно потеряв выдержку, вскрикнул лопоухий. - Борис Абрамович, скажите ему, пусть прекратит! Скажите, скажите же, они почему-то вас слушаются!
  - А ну, прекратить истерику! - приказал Седой. Он первым догадался, что все это означает. - Улыбаются, потому что Борис Абрамович обо всем с ними договорились. Чего ж им не улыбаться. Небось, есть за что. - Он посмотрел на олигарха вопросительно.
  - А я думал, нас стрелять повезли, - признался, успокоившись, лопоухий. - В жизни не забуду этих улыбок. Че лыбиться-то, спрашивается, если не умеешь? - Он покосился на конвоиров и сплюнул.
  - Это я их научил, - отвечая на молчаливый вопрос Седого, похвастался Подберезовский. - Действительно, есть за что. Пусть улыбаются. Как американцы. Приучаются, так сказать, к цивилизации. Не сразу, но в итоге у них получится.
  - И сколько вы посулили? - спросил Седой.
  - Миллиард, - спокойно ответил Подберезовский на нескромный вопрос, понимая, что сложившаяся ситуация оправдывает его задавшего, делая проявление чрезмерного любопытства обоснованным, почти уместным. Люди, в конце концов, изрядно переволновались, сейчас некоторые вольности простительны.
  - Миллиард! - в унисон ахнули трое. - Или имеются в виду тугрики?
  - Тугрики, тугрики. Только американские.
  - У вас есть миллиард? - дернув в тике щекой, недоверчиво спросил Седой. - Надеюсь, он не единственный, надеюсь, у вас хватит денег, чтобы...
  Он не договорил, но Подберезовский догадался.
  - Чтобы расплатиться с вами? Хватит, хватит, не сомневайтесь. Со всеми хватит рассчитаться. Вы получите ровно столько, сколько я вам посулил.
  - Но вы действительно намерены дать этому наглому интерполовцу миллиард? - не успокоился Седой. В его голове просто не укладывалась такая фантастическая сумма.
  - Зачем давать? - в свою очередь философски спросил Подберезовский. - Но пообещать-то ведь можно. Небось, капиталу от обещаний не убудет... - И заметив выражение лица Седого, поспешил заверить: - Но вы-то свое, конечно же, получите, сполна получите, уверяю!
  ФСБ-шник посмотрел на него подозрительно и замолчал, кажется, начиная о чем-то сожалеть.
  - Кстати, куда нас везут? - наконец спросил он.
  - До станции, - бойко объяснил олигарх. - Там нас посадят в поезд, и - ту-ту в Улан-Батор. А оттуда самолет до Майами. Прямой рейс. Я договорился, - упреждая возможные вопросы, - сказал он. - Не знаю, летают ли они в Майами напрямую, но для нас полетят.
  Трое замолчали, погрузившись в свои мысли, а сопровождающие их монголы и без того ни о чем не говорили. Они молчали и старательно, хотя и неумело, улыбались, даже пребывая в полудреме...
  Спустя два часа относительно спокойного и комфортного пути, если не считать периодических встряхиваний интерполовского транспорта на ухабах и кочках, отчего кто-нибудь из неопытных пассажиров - монголы и в своей полудреме сидели как влитые - периодически валился со скамейки на грязный пол, машина вдруг остановилась столь резко, что упали на сей раз уже все. За бортом послышался приглушенный топот конских копыт, зазвучали голоса людей, возбужденно кричащих что-то по-монгольски, затем раздались выстрелы...
  - Опять во что-то вляпались, - хмуро констатировал Седой. Он опять забрался на скамейку, отряхнулся, его рука автоматически нырнула в разрез плаща, словно туда каким-то чудом сам собой вернулся изъятый при обыске пистолет, вынырнула ни с чем... - Интересно, что там происходит? - Он посмотрел на внешне спокойных монголов, которые так и продолжали сидеть на своей скамейке, но ничего у них не спросил. Зато это сделал Подберезовский:
  - Что творится? - Не получив ответа, он нахмурился, но лишь на мгновение. - Не должно произойти ничего плохого, - уверенно сказал он. - Я все проплатил.
  - То есть, посулили? - Ирония в голосе Седого прозвучала столь дозировано, что осталась незамеченной.
  Заскрежетал вскрываемый снаружи навесной замок, задняя дверь распахнулась, и освещаемое тусклой пятисвечовой лампочкой нутро фургона залилось ярким солнечным светом.
  - Что происходит? - спросил, подозрительно щурясь, ослепленный на миг Подберезовский. - Кто там? Что за люди?
  - А я знаю? - угрюмо отозвался Седой. - Только чувствую я, Борис Абрамович, что вляпались мы по самое некуда...
  Заглянувший в дверной проем человек с трехлинейкой в руках окинул пассажиров оценивающим взором и, моментально сориентировавшись, зычно выкрикнул что-то по-монгольски. Очевидно, подчиняясь его команде, трое интерполовцев поднялись, отстегнули кобуры с маузерами, и с деревянным стуком сложили их на пол. Затем спрыгнули на землю и заложили за спины руки, которые им тут же, ловко и быстро, связали монголы с трехлинейками - их оказалось немалое количество.
  - Осторожнее... - пробурчал Подберезовский, когда до него дошла очередь - три ФСБ-шника уже стояли со скрученными за спиной руками. - У меня все проплачено. Меня должны доставить до Майами в целости и сохранности.
  - Борис Абрамович, не старайтесь, они не понимают, - сказал службист с оттопыренными ушами.
  - Молчать, - невозмутимо приказал ему один из монголов.
  - Вы говорите по-русски? - обрадовался Подберезовский.
  - Вся Монголия говорит по-русски, - все так же невозмутимо ответил монгол. - Мы его в школе проходили. А сейчас - молчать. Все залезайте обратно в фургон. Живо... Молчать, я сказал! - упреждая, оборвал он раскрывшего было рот Седого. - Тогда останетесь целы. Пока останетесь...
  Последним в темное нутро фургона втолкнули майора-интерполовца в черном костюме и, после нескольких неудачных попыток завестись, машина, сопровождаемая не менее чем сотней всадников с закинутыми за спину трехлинейками, тронулась в путь.
  - Что все это значит? - зло спросил Подберезовский опустившего голову майора. - Вы получили от меня миллиард долларов и должны были организовать прямой рейс до Майами. За такие деньги в самолет можно впрячь столько белорубашечных стюардесс, что они безо всякого керосина, гужевым способом дотянули бы его до Америки.
  - Непредвиденные обстоятельства, - подняв лицо, мрачно ответил майор, под левым глазом которого, вспухая, быстро набирал силу розовый кровоподтек. - Сопротивляться было бесполезно, их здесь тьма. За один час они могут поставить под ружье около двухсот тысяч воинов в полном боевом снаряжении.
  - Ого! - уважительно присвистнул Седой. В нем моментально заговорил профессионал и он не смог удержаться от вопросов: - Кто 'они'? Чем вооружены? Кто главный? Судя по всему, - он кивнул на синяк интерполовца, - формирование незаконное?
  - Они - войско, - устало ответил майор. - Вооружены - чем попало, начиная только что виденными вами трехлинейками и заканчивая бейсбольными битами. Главный - Бастурхан. Формирование... - тут он слегка замялся, - законное. Теперь законное, - поправился он. - Потому что с некоторых пор сладить с ними никто не может. Да и некому. Половина национальной монгольской армии давно перешла под его руководство.
  - Но кто он? - спросил заинтригованный Подберезовский, не испытывая ни малейшего страха, поскольку был твердо уверен - достаточно ему поговорить с этим Бастурханом в течение пары минут и тот обеспечит ему рейс в Майами или в любой другой, не менее жаркий Малибу. - Кто этот Бастурхан?
  - Повелитель вселенной, - совсем просто ответил майор, заставив всех вздрогнуть от неожиданности...
  
  
  
  ***********************************************
  (с) Алексей Оутерицкий
  ISBN: 978-9934-8087-1-5
  
  Ознакомительный фрагмент. Полный текст доступен в магазине электронных книг по адресу:
  
  https://www.xinxii.com/ru/blondinka-zagorelymi-nogami-p-346864.html
  
  Примечание:
  Тем, кому понравился предлагаемый фрагмент, в течение некоторого времени автор будет высылать книгу бесплатно, в требуемом формате. Для этого достаточно написать по е-мэйлу, указанному в авторском разделе.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"