Оверчук Алексей Николаевич : другие произведения.

Дело Погребенных Агентов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение "Гроба из роз"


ДЕЛО ПОГРЕБЕННЫХ АГЕНТОВ

  
   Алексей Оверчук
  

Явление первое

   Я никогда еще не видел, чтобы муха с такой неистовостью и цинизмом насиловала свою подружку. Да еще на столе в кабинете у следователя!
   - Николай Петрович, посмотри, что вытворяют! - сказал я следователю Ливенсону, - Они тебе сейчас всю городскую отчетность по раскрываемости испортят.
   Следователь оторвался от бумаг. Посмотрел на мушиное порно-безобразие и сказал серьезно: - Арестуй насильника, зачитай его права и возьми показания с потерпевшей.
   Уткнулся в бумаги и замолчал.
   Этим утром всем было не до шуток. В Москве стряслось очередное ЧП. Накануне поздним вечером коммерсант Бабаянов, под усиленной охраной прибыл на улицу Пролетарская, в дом 7 к своей любовнице из Перми - Светлане Чиж. Последняя, снимала квартиру на третьем этаже и делила лестничную площадку с черным следопытом Иваном Нестеровым. Как на грех следопыт приволок в этот вечер богатый улов. Два артиллерийских снаряда он поставил у себя перед дверью и убежал вниз к машине. В этот момент, как установили эксперты, Бабаянов и его окружение вошли в подъезд и стали подниматься на третий этаж, блюдя все телохранительные предосторожности.
   Нестеров подогнал вплотную к подъезду арендованный микроавтобус и вытащил на лестничную клетку первого этажа легкое артиллерийское горное орудие.
   Бабаянов с охраной увидели снаряды и, заподозрив неладное, постарались быстро покинуть опасное место. Нестеров развернул ствол пушки в сторону лестницы. В этот момент там и появился Бабаянов. Телохранители открыли огонь, не раздумывая. Их так учили в школе охранников. Вмиг нашпигованный свинцом Нестеров повалился на бок и зацепил карманом какую-то фигульку на орудии. Горная пушка дала залп, от которого Бабаянова разорвало в клочья, ввиду прямого попадания. Телохранителей взрывная волна разложила рядом. Они смотрели на судмедэкспертов, как живые.
   В ином государстве над такой историей просто посмеялись бы. Но у нас, где под каждым кустом мерещатся шахиды, этот случай принял зловещий оттенок. При проверке совсем некстати выяснилось, что Бабаянов чей-то там родственник из числа кремлевских обитателей. Поэтому смешной случай мог обернуться милиционерам и прокурорам карьерными неприятностями. С занесением в личное дело и пинком под зад из органов.
  
   В кабинет следователя Ливенсона влетел неуправляемой ракетой Генеральный прокурор Устьянов. Мы вскочили от неожиданности. Пышнолицый генпрокурор в ярости мял в руках какие-то бумаги. Студень его щек угрожающе дрожал. Мелкие черные глазки, как дула революционных винтовок, бегали по нашим лицам.
   - В чем дело, товарищи? - спросил он, тихо повизгивая.
   Его крупно-габаритное тело упало на стул Ливенсона. Впечатленное таким высоким гостем, мебель, кажется, даже не скрипнула. Барским жестом генпрокурор пригласил нас присесть напротив:
   - У вас что, товарищи, киллеры теперь из артиллерийских орудий начинают палить по коммерсантам? Я не позволю вам здесь Чечню разводить.
   Мы ошарашено молчали.
   - Вы кто? - ткнул он в меня по-огуречному округлым пальцем.
   - Лахман Константин Самуилович, оперативник МУРа, - представился я.
   - Что вы здесь делаете? - наседал Устьянов.
   - Вот составляем бумаги об этом несчастном случае.
   - Ага! Вы значит, уже здесь спелись с московской прокуратурой и хотите все свалить на несчастный случай?
   - Я петь не умею, - сказал я, - Пробовал как-то в пятом классе, но после того, как учитель подал на меня иск о возмещении морального ущерба, я свою певческую практику прекратил.
   Устьянов пристально посмотрел на меня своими маленькими глазками и тихо сказал:
   - Идите к себе на Петровку, там верно вас заждались коллеги.
   - Они арестованы, - ответил я.
   - Тем более поторопитесь, - махнул он рукой, - Не заставляйте следователей ждать.
   Прикрывая за собой дверь, я сочувствующе посмотрел на Ливенсона. Его пронзительный взгляд, просил меня пристрелить его по-дружески из соображений гуманизма. Ему предстоял нелегкий разговор...
  

Явление второе

   Подъезжая к Петровке, я подумал о том, что здания, как и люди, выбирают себе профессию один раз и на всю жизнь. Но дома живут дольше человека. Оттого и судьба у них интереснее. В Кёнигсберге мне показывали дом, где во времена фашистской Германии работало Гестапо. В его подвалах стреляли коммунистов и всех несогласных. После взятия города советскими войсками, сюда въехало НКВД. Оно также стало стрелять всех несогласных, но теперь еще и фашистов. Сегодня в этом здании работает местное ФСБ. Даже если в Москве все сначала рухнет, а потом народится новый режим, то дом 38 по улице Петровка никогда не станет детским садом или театром. Сюда обязательно въедут новые карательные органы.
   Я шел по коридорам Петровки. У всех встречных были недовольные рожи. Впрочем, если когда-нибудь, вы увидите там довольных людей, то это будет означать одно из двух: или ГУВДэшники полностью перешли на коммерческие основы работы, или вы оказались на Западе.
   - Прикрой поплотнее дверь! - сказал шеф конспираторским голосом.
   - Что случилось? - спросил я, присаживаясь на свое место за столом совещаний.
   - Ты как не в Москве живешь! - вспылил шеф, - В этом городе всегда какая-нибудь хрень случается.
   Я, соглашаясь, кивнул: - Давеча наш министр по телеку выступал. Сказал, что оказывается, мы хорошо работаем. А через десять минут всех, кто там, в ладоши хлопал - арестовали. Вот так хорошее уживается с плохим.
   - Ты министра не тронь, он с коррупцией борется, - сказал опасливо шеф, повернувшись при этом в сторону двери.
   - Да что б его пидоры украли! - воскликнул я, - А мы тогда с кем боремся?
   Шеф побледнел, оглянулся на портрет министра и перекрестился:
   - Ты мне эти заковыристые разговорчики брось. Тут вот какое дело: нам всем скоро писец настанет.
   Я хмыкнул: - Эту новость я давно уже знаю. Достаточно телевизор посмотреть.
   - Да я не про то говорю, - махнул рукой босс, - Помнишь банду "блатняков"?
   - Это, которые по антиквариату работали?
   - Да, только тебя мы к этому не подключали. А сейчас срочно нужна твоя помощь.
   Как сказал бы поэт, нехорошее чувство зашевелилось у меня в одном месте. В смысле, забился в груди колотунчик волнения.
   - Внедрили мы туда своего человека, - продолжал шеф, - Но все оказалось настолько запутанным и сложным, что пришлось внедрить еще одного. За ним третьего. Потом оказывается, ФСБ штук пять туда своих агентов внедрила. За ними Главное управление по борьбе с наркотиками тоже пяток прислало. В конце-концов бандитов там совсем не осталось. Агенты всех выдавили. Преступления меж тем исправно совершались. Как же без этого? - словно оправдывался шеф, - Они ж бандитов изображали? Изображали! Тут полумерами не обойдешься? Я прав? - неожиданно спросил он меня.
   - Насчет этого вам лучше у Инквизиции поинтересоваться, - сказал я уклончиво.
   Шеф опять оглянулся на портрет министра и осенил себя крестным знамением:
   - Ладно, они пока подождут с объяснениями. В общем, гнусности всякие исправно творились. Безобразия опять же. Преступления - одно другого краше, как на подбор. Не зря мы их ремеслу обучали. А какая клиентура у них была?! Мэры! Министры! Депутаты! Всем сбывали, никого не обделяли! Тут начальство говорит нам: пора, мол, разоблачать. Повышать статистику путем понижения числа преступников. Мы кинулись - а кого арестовывать-то ё-моё? Кругом свои люди. Одних арестуешь - ФСБ обидится. Других - ребята из наркоборьбы запротестуют. Своих - тоже жалко. Тупик, в общем. А потом ведь ниточки на следствии обязательно наверх потянутся. А там как начнешь разоблачать, так самого разоблачат до трусов и в твоей московской прописке появится слово "карцер".
   Но за преступления-то отвечать кому-то надо? А тут еще Инквизиция на закорки села и ножки свесила. Чегой-то у вас, говорят, одна банда в Москве прямо в любимчиках ходит? Неужто, говорят, справедливость в Москве захромала, и заглохло дело свободы в трясине коррупции? А может, говорят, вы тоже оборотни и помогаете бандитам?
   В кабинет ввалился наш старый знакомый из Главного управления собственной безопасности, первостатейный Инквизитор, Жмыхов Виктор Павлович.
   - Здорово! - сказал он фамильярно, - Я тут случайно под дверью стоял и все слышал.
   Шеф слегка побледнел. Оглянулся на портрет министра. Тот по счастью висел ровно, и его глазки отечески таращились поверх усов.
   Я почему-то сразу понял, что Инквизитор опять берет нас на понт. Эти ребята всегда притворяются умнее, чем их служебные собаки.
   - Как агрегат? - спросил я, - Работает после имплантации жучка?
   Жмыхов помял пятерней причинное место: - Работает еще как! Проверял ужо не единожды.
   Инквизитор уселся за стол.
   - Лахман, а на тебя между прочим генпрокурор сегодня нажаловался, - довольно причмокивая губами, сказал Жмыхов, словно дегустируя меня на зуб, - Очень тобой не доволен. Ты ему надерзил что ли?
   - Мы про пение говорили.
   - О чем? - выпучил глаза шеф.
   - О пении - ля-ля, - я изобразил пение.
   - Не знаю, чего ты ему там спел, - Жмыхов просто исходил сарказмом, - Только он после вашего разговора собрал прокурорскую коллегию и уволил на фиг практически всю верхушку московской прокуратуры.
   Шеф беспокойно заерзал на стуле: - Константин Самуилович, - обратился он ко мне официальным тоном, - Я всегда говорил, что вы хреново закончите свою карьеру.
   - Слава Богу, что Лахман не заехал в посольство Соединенных Штатов и не спел там свои песни, - веско встрял Инквизитор, - Ядерной войны было бы не избежать.
   - Да я про то и говорил Устьянову, что петь совсем не умею, - начал я оправдываться.
   - Во-во! - перебил меня шеф, - Петь не умеешь, а лезешь к большим людям!
   - Так вы его хотите того? - спросил шеф у Инквизитора и показал на меня пальцем.
   - Пока нет, пущай еще чуток помучается.
   Это недоразумение с генпрокурором напомнило мне мои первые годы службы. Я начинал в спецназе МВД. Времена были шаткие. Недавно только прошел путч ГКЧП и революционные беспорядки осени 93-го. Как-то на политзанятиях речь зашла о новой форме. Офицер спросил меня: почему погоны и шевроны у нас не пришиты, крепятся на липучках. Подразумевалось, я отвечу мол, чтобы стирать было удобнее, и шевроны от стирки не изнашиваются. Но я почему-то ответил так: власть приходит и уходит. Одни политические режимы сменяют другие. А каратели, то есть мы, - нужны всегда. Поэтому чтобы по десять раз не перешивать погоны с шевронами намного удобнее использовать липучки. У замполита челюсть отвисла.
   Потом начальство сказало мне с глазу на глаз, что в целом я прав. Будь они бессемейными и бездетными, они бы также ответили. Но на меня уже донесли куда надо, и командиры сочли за благо перевести меня в уголовный розыск. Как подающего большие надежды по службе.
  
   - Ну, раз не будете арестовывать Лахмана, и то слава Богу, - вздохнул шеф, - А то я как раз хотел внедрить его в одну банду.
   - Это вы про "блатняков" говорите? - уточнил Инквизитор.
   - Ага, про них родимых.
   - Правильно, а то мы сегодня на совещании все гадали: чего там, в МУРе медлят с арестами?
   - И чего решили? - спросил настороженно шеф и его кадык нервно запрыгал, как ополоумевший лифт в нежилом доме.
   - А ничего, - по-простецки развалясь на стуле, ответил Жмыхов, - Прислали к вам, проконтролировать так, сказать. Коллектив я ваш знаю. Люди у вас честные. Как сейчас говорят: с антикоррупционной задоринкой.
   - Конечно-конечно, - поддакнул шеф, - Нам ли с недоверием относится друг к другу?
  

Явление третье

   Как говорил мой учитель по оперативному искусству: настоящий сыщик азы конспирации должен проходить еще в школе. Когда втайне от учителей и родителей начинает курить, пить и трахать одноклассниц. Именно из таких не разоблаченных школьников вырастают потом первоклассные оперативники и черные бухгалтера крупных российских компаний.
   Наши "бандиты" болтались где-то между этими двумя вершинами искусства. Меня могут спросить: как становятся внедренными агентами? Или как их еще называют - агентами под прикрытием. Охотно отвечу: когда начальство сомневается: доверять сыщику или не стоит, его всегда внедряют в банду. Потом при случае его можно или наградить, или посадить. Смотря в чем, обнаружится нехватка: в героях или в количестве оборотней.
  
   С первых же часов работы, выяснилось, что банда "блатняков" законспирировалась наглухо. Там служили способные ребята. Найти их было нелегко. По сведениям агентуры, банда обосновалась в Подмосковье. Где-то на окраине городка Домодедово. Через антикварную лавку на Кузнецком мосту я вышел на торговцев, которым они сплавляли товар. Поговорив с ними по душам, я узнал, что последнюю неделю наши клиенты новых товаров не поставляли. Значит, затея с моим внедрением пока откладывалась. Чему я мог только порадоваться. Счастливая звезда семафорила мне в полную силу.
   Торговцы отзывались о "блатняках", как об исключительно честных и эксклюзивных поставщиках. Они нашли где-то уйму картин, подсвечников, часов, статуэток и прочей старины в хорошем состоянии. Словно антиквариат хранился, все эти долгие столетия в специальных запасниках и ни разу никем не использовался. Мало того, специалисты порой не только не могли указать авторство произведений искусства, но некоторые предметы вообще не поддавались анализу, из каких материалов они сделаны.
   Проваландавшись с неделю в пустых поисках, мы решили идти напролом. В Москве только один человек, а именно антиквар Зайцман, знал все про всех на этом рынке.
  

Явление четвертое

   В темном подвале антикварной лавки, посреди ящиков и пыльных стопок зачехленных картин, торговец Зайцман, достал из бархатной коробочки золотую осу. Вместо глаз у насекомого сверкали гранаты. Все тело было окольцовано желтыми и черными полосками тончайшей работы.
   - Забавная вещица, - сказал я.
   - Забавная! - передразнил меня Зайцман, - Вы дотроньтесь до нее.
   Я осторожно прикоснулся к ней пальцем. Оса была очень теплой. Ее ажурные золотые крылья прогнулись, словно я потрогал живое существо. Оса повернула голову в мою сторону, и ее глаза неожиданно стали изумрудными. Я отпрянул. Зайцман захохотал:
   - Не ожидали, да?! Какова вещица, а?!
   Я перевел дух: - Думал у меня галлюцинации.
   Оса лежала на бархатной подушке, как ни в чем, ни бывало, и поблескивала глазами-рубинами.
   - Она что живая? - кивнул я на ювелирное чудо.
   - Какой там! - махнул Зайцман, захлопнул коробочку, и спрятал ее поглубже в карман:
   - Мертвая, как совесть прокурора. Но металл, почувствовали какой?
   Я кивнул.
   - Горячий и податливый, словно живой, - продолжал восхищенно Зайцман, - А глаза видели, как поменяли цвет? Ну, скажите, какой еще драгоценный камень может вдруг менять цвет? Ведь не может рубин стать изумрудом, и вернуться в первоначальное состояние. А этот - МОЖЕТ!
   - Это что, они все достали? - спросил я.
   Зайцман кивнул.
   - А откуда? Хотя бы какие-то намеки на местность?
   - Константин Самуилович, - Зайцман спрятал коробочку в карман, - Я уважаю вашу работу и понимаю ваш отнюдь не искусствоведческий интерес... Но даже, если бы я знал, то все равно не сказал бы вам. Вы понимаете меня? Эти вещи стоят дорого. Похоже, они где-то напали так сказать на золотую жилу.
   - Да, но мы не знаем, как и у кого, они это добывают, - возразил я, - За этими антикварными безделушками могут скрываться кровавые преступления.
   Зайцман улыбнулся: - Константин Самуилович, вы получше меня знаете, милицейские сводки о преступлениях, скажите: в последнее время грабили кого-нибудь или убивали по-крупному? Может музеи или коллекционеров обчищали?
   Я пожал плечами, не припоминая ничего похожего.
   - Вот и я не слышал, - подтвердил Зайцман, - Значит эти безделушки, как вы изволили выразиться, достались им бескровно. Кроме того, боюсь, когда вы нападете на их след, то можете нечаянно прервать эти эксклюзивные поставки. Поверьте, - Зайцман приложил руку к сердцу и витиевато продлил свою мысль, - Я всей душой за борьбу с криминалом, но когда вместе с преступным элементом под паровоз законности попадают предметы старины, меня бросает в жар от невосполнимой утраты научных артефактов. Надеюсь, вы меня понимаете?
   - Вполне, - ответил я.
   В подвал заглянул инквизитор Жмыхов:
   - Ну, скоро вы там? - проорал он с лестницы.
   Зайцман откуда-то знал Инквизитора. Антиквар изменился лицом и скороговоркой прошептал: - Не говорите ему ничего, ладно?
   Я удивленно посмотрел на него и крикнул:
   - Сейчас идем Виктор Павлович!
   Мы поднялись наверх.
   Я хотел расспросить Зайцмана: откуда он знает Инквизитора, но нам так и не удалось остаться наедине. Пока мы осматривали предметы старины, выставленные на прилавок, Жмыхов назойливо вертелся поблизости. Пришлось оставить все расспросы на потом.
   - Ну, вы наконец, закончили? - спросил нетерпеливо Жмыхов.
   Зайцман в этот момент увлеченно рассказывал, за что Венере оторвали руки и вертел при этом статуэткой античного Аполлона, держа ее за причинное место.
   Я быстро свернул историческую лекцию, распрощался с антикваром и мы вышли на улицу.
   Возле машины я закурил, размышляя, под каким бы предлогом отвязаться от Инквизитора. Но видимо в это день все умные мысли старательно меня избегали, а квота на оригинальные идеи была исчерпана.
   - О чем вы так сосредоточенно думаете? - поинтересовался Жмыхов.
   - Виктор Павлович, - сказал я, усаживаясь в машину, - Мне надо ехать в Домодедово. Там может быть опасно. Предлагаю вам остаться на Петровке, так сказать для связи.
   Инквизитор хитро улыбнулся: - Чего вам там Зайцман показывал в подвале? - и плюхнулся рядом на сиденье.
   - Да так с вещдоками знакомил.
   - Понятно. Но я все равно еду с вами. О чем бы вы там с Зайцманом ни договорились. Все-таки я курирую это дело, - и он снова хитро на меня посмотрел.
   Я решил наплевать на его подозрения и промолчал. До Домодедова мы не проронили ни слова. В новостях по радио передавали прямой репортаж о задержании новых "оборотней в погонах" из МУРа. Жмыхов пялился в окно и чему-то сладко улыбался.
  

Явление пятое

   Найти дом "блатняков" оказалось нелегко. По словам агентуры, двухэтажный особняк стоял где-то на отшибе Домодедово, возле кромки леса. Пока мы ехали среди покосившихся домишек, я размышлял о том, как все же неуютно и безутешно на Руси. В таких кособоких домиках непременно найдется портрет предка в гимнастерке и пилотке, обрамленный в деревянную рамку. Куча позаброшенных, ненужных предметов по углам. Затхлая печка, телогрейки, дырявые валенки. Какая-нибудь старушка слезящимися, подслеповатыми глазами, выходит каждый вечер на скамеечку и провожает взглядом редких прохожих. От всего этого у каких-нибудь впечатлительных туристов щемит сердце, и они скорее пытаются покинуть эту страну. По соседству со старой Россией, растут кирпичные особняки людей хорошего достатка. Но и тут чувствуется некоторая особенность и напряженность в архитектуре. Каждый пытается совместить планировку своего просторного дома с крепостью. Ведь такие маленькие окошки вряд ли хорошо освещают огромные комнаты даже в самую солнечную погоду. А веранду или балконы отгораживают от мира пуленепробиваемыми стеклами. Такие дома словно рассчитаны не на отдых, а пережидание внезапной и длительной осады.
   И старое время нехорошо и новое - неприглядно.
   Я вздохнул. Жмыхов по-прежнему пялился в окно, изучая местность. А может, придумывал новую гадость.
   Мы проехали мимо дома, по приметам, похожим на усадьбу "блатняков". Внимательно осмотрели окна. Ничего. Дальше дорога вела в лес. Проехали по мосту через речку. Навстречу попалась местная старушонка. Я остановил машину.
   - Простите, вы ненароком не знаете, мы тут друзей ищем, они антиквариатом торгуют.
   Старушонка оценивающе осмотрела нас и заметила: - А шо, друзья вам не сказали, где живут?
   Я сделал вил, что замялся: - Да понимаете, выпили мы тут намедни крепко, они мне рассказали, как доехать, да я позабыл. Все туманом проплыло...
   - Ну, дело молодое, господа гуляют, а у дворовых похмелье, только проехали вы.
   - Да, ну! - удивился я.
   - Ага, повертай назад, да меня подбрось заодно.
   Старушка без церемоний залезла на заднее сиденье.
   Я только порадовался такому обороту. По дороге я рассчитывал побольше узнать местных новостей и, особенно о житейских подробностях "нашего" дома. Попутчица оправдала мои ожидания. Как следует всякой старушке, она пристально следила за распорядком дня своих соседей из особняка. Сначала, по ее словам, там было неугомонно. Нарядные дорогие машины сновали толпами. Веселье, смех, музыка и пьяные песни то и дело рвались на улицу поверх забора. Но, примерно, с неделю обитатели особнячка словно вымерли. Поначалу деревенские думали, что хозяева отсыпаются с похмелья или уехали. Но малолетний внучок старушки заглядывал за забор и видел, что роскошные машины стоят на месте. Поскольку местные жители принимали "блатняков" за новых русских, то нарушить их одиночество никто не решался.
   Высадив старушку возле ее дома, я поблагодарил за помощь. Постаравшись вложить в слова как можно больше теплоты и сердечности.
   - Всегда рада помочь родной милиции, - ответила она благодушно и махнула на нас ладошкой.
   - Как это вы узнали? - удивился я.
   - А вот по нему, - старушка указала на Жмыхова, - Задумчивай, бритай, - она вздохнула, сопереживая милиционерам, - Так косють вас нонче, так и косють, все по тюрьмам, да лагерям рассылают точно в 37-м году, - добавила она грустно и пошла прочь.
  

Явление шестое

   Мы осторожно перелезли через забор и, пригибаясь, побежали к дому. Присев под окнами, я прошептал Жмыхову, что надо обежать особняк кругом. Может, найдем незапертое окно или дверь. По счастливой случайности, которую в критические моменты от судьбы не дождешься, мы нашли распахнутое окно. Словно его специально открыли к нашему приходу. Мне это не понравилось. Жмыхову не понравилась вообще вся затея с проникновением в дом. Во-первых - это незаконно, во-вторых - открытое настежь окно, оченно напоминает западню.
   - Виктор Павлович, - прошептал я, - Прикройте меня, покуда я туда залезу.
   Инквизитор облегченно вздохнул, что из нас двоих дураком оказался именно я, и дослал патрон в патронник.
   Одним рывком я подтянулся на подоконник и перевалился в комнату. Сразу же раздался выстрел. Пуля с визгом расщепила надо мной оконную раму. Мелким звоном посыпалось стекло. Я шустро переполз на четвереньках за диван. Вторым выстрелом разворотило его спинку. В горячке так сказать боя, я схватил себя за член и взвыл от боли и досады. Пистолет висел рядом. Выхватив, наконец, оружие, передернул затвор и пополз к дальнему концу дивана. Невидимый стрелок предугадал мой маневр. Третья пуля раздробила паркет прямо перед моим носом.
   Тут одна за другой защелкали по потолку пули. Визгливо засвистел по комнате рикошет. Я сообразил, что это Жмыхов, таким образом, прикрывает меня с улицы. Но поскольку окно находится довольно высоко от земли, то он со всей дури лупит в потолок. Ответом ему стало не менее стремительная очередь. Все также на четвереньках, как маленькая лошадка, я выскочил из-за дивана и проскакал за кресло. Мельком заметил человека с пистолетом. Вид его мне показался странным. Но времени на детальный осмотр совсем не было.
   Обнаружив мою передислокацию, стрелок взбесился, страшно закричал и принялся палить в кресло, не переставая. Я вжался в пол и лихорадочно соображал, когда же у него закончатся патроны и дадут ли мне сделать хоть один выстрел прежде, чем убьют?
   - Убирайтесь в свою преисподнюю, - заорал истошно стрелок. В кресло ударили еще три пули.
   По его голосу я понял, что он сильно напуган. Причем боится не милиции, это точно. Делать нечего, надо было раскрыться.
   - Спокойно! - крикнул я из-за кресла, - Милиция! Прекратите стрельбу! Мы из уголовного розыска.
   Я слышал, как стрелок всхлипнул, и что-то уронил на пол. По всей видимости, пистолет. Но проверять я не стал. Мне еще в детстве говорили, что пуля летает быстрее человека. А любопытство до хорошего не доводит.
   - Стоять! - заорал где-то Жмыхов, - Константин Самуилович, вылезайте, я держу его на мушке.
   Я поднялся из-за кресла. Инквизитор держал на прицеле стрелка. У его ног валялся пистолет. Рядом на журнальном столике лежало штук двадцать снаряженных магазинов с патронами. Я понял, что если бы перестрелка затянулась, он бы легко переиграл нас по боеприпасам. Мы-то по-старинке
   до сих пор ходим с двумя магазинами в шестнадцать патронов.
   Вид стрелка ужасал. Одежда свисала с него клочьями. Он был грязен, в разводах крови, не брит, словно месяц валялся в какой-то канаве, а чужеземная армия утюжила его танками и коваными сапогами. Наверное, даже защитники Брестской крепости смотрелись бы на его фоне джентльменами из английского королевского клуба.
   - Присаживайся, - кивнул я ему на кресло.
   Стрелок опустился без сил. По лицу его потекли слезы, оставляя на щеках белые дорожки. Я достал удостоверение и показал ему: - Вот смотри, мы тебя не обманываем. Мы из уголовного розыска.
   Стрелок ничего не сказал, только еще пуще заплакал.
   Жмыхов подобрал его пистолет. Убрал свой ствол в кобуру, и уселся напротив, внимательно наблюдая за голодранцем. С улицы донеслись какие-то вопли. Мы удивленно переглянулись с Инквизитором.
   - Пойду, посмотрю, - сказал я, и выскочил на крыльцо.
   Особняк напротив занимался пламенем. Стоявшая у забора иномарка была перевернута и смята. Вокруг толпился народ с косами, вилами и дубинами.
   - Что происходит?! - заорал я с крыльца.
   - А что у вас?! - крикнули из толпы.
   Судя по виду, крестьяне были настроены очень серьезно. На всякий случай я достал свой жетон и поднял над головой.
   - Мы из милиции! Уголовный розыск. Брали бандитов.
   - Тфу-ты! - сплюнули крестьяне, - А мы-то думали, по всей стране началось!
   Разочарованная толпа бросилась тушить особняк и ставить покореженную иномарку на колеса. Я вернулся в дом. Виктор Павлович, видимо не проронил ни слова после моего ухода. Предоставляя вести допрос мне.
   - Кто вы? - спросил я стрелка.
   Тот уже успокоился и тупо смотрел на узоры ковра.
   - Я офицер ФСБ, - проговорил он после паузы, - Работал по заданию руководства. Сообщите на Лубянку.
   - Хрен тебе, - сказал я, - Мне знакомы эти фокусы. Приедут все перепутают, напортачат, застрелят кого не надо, потом всю вину свалят на нас, а себе оставят медали. Постарайся, сынок, вникнуть в наше положение и отвечать на вопросы. Где остальные?
   - Убиты.
   Мы обменялись с Инквизитором взглядами. Виктор Павлович достал потихоньку пистолет и, держа его наготове, стрелял по сторонам глазками.
   - Кем убиты? - спросил я.
   - Не знаю, - все также глухо сказал агент ФСБ.
   - В доме кто-нибудь еще есть?
   - Нет, я один.
   - Слушай, парень, так мы далеко не уйдем. Давай рассказывай все по порядку.
  
   Стрелок посмотрел на меня жалобным взглядом и понес какую-то околесицу. Несколько лет они торговали антиквариатом. Однажды, расширяя подвал для ящиков со стариной, рабочие провалились в подземный лабиринт. Строителей сразу выгнали. "Блатняки" исследовали коридоры, которые оказались древней подземной каменоломней по добыче белого камня. Неизвестно за каким чертом, кто-то из "блатняков" решил не останавливаться на достигнутом. Во время странствий с фонариками по коридорам они нашли несколько старинных статуэток и медальонов. Настроение у них поднялось. На рынке антиквариата эти вещи приняли с восторгом. Платили больше обычного и требовали еще. Ни по каким каталогам находки не проходили, и их можно было почти легально вывозить за границу.
   Подземные коридоры тянулись на многие километры. И только один из них они прошли до конца. Штольня оканчивалась широким низким залом. Со стародавних времен здесь валялись несколько вырубленных блоков. На одной из стен, проступал широкий серебристый экран. По всему выходило, что древние рабочие наткнулись на него когда распилили стену на очередную порцию блоков.
   Дальше я отказывался верить рассказу стрелка. "Блатняки" стали встречаться с людьми, которые выходили из экрана. По ночам он словно покрывался росой. Размягчался и становился клейкой и упругой массой. Люди из-за экрана приносили отличные старинные вещи, а взамен просили овощи, фрукты, мясо и прочую снедь. Торговые сделки совершались довольно долго. Но неделю назад загадочные торговцы пригласили "блатняков" на свою сторону экрана. Они похватали ящики со свежими овощами, мясом и проникли внутрь. Там на них кто-то напал. Причем нападавшие убивали и неизвестных торговцев и "блятняков". В суматохе стрелку удалось прорваться на свою сторону экрана. Его пытались преследовать, но ему удалось отстреляться. К счастью, нападавшие побоялись преследовать его в глубине коридоров. Всю эту неделю стрелок ждал или возвращения своих товарищей или вторжения неизвестных убийц. Выходить на улицу он просто боялся.
   - У них там что, голод? - осклабился Жмыхов.
   - Не знаю, может и голод, - не замечая иронии, ответил стрелок.
   - Хороший обмен у вас получался, - подвел итог Инквизитор, - За ведро картошки, ведро золота. Извини, сынок, но такого не бывает.
   Стрелок промолчал.
   За окном летний вечер окрасился бликами милицейских сигналов. Судя по возникшей толпе бесполезных людей вокруг дома, приехало высокое начальство. Я подарил Инквизитору недовольный взгляд. Он ответил тем же, словно говоря, что это я позвонил начальству. Пришлось встречать высокую депутацию. Навстречу уже поднимался по ступенькам шеф. Лицо его как всегда выражало озабоченность и недовольство окружающим пространством.
   - Добрый вечер! - приветствовал я.
   Шеф не ответил. Подойдя поближе, он кивнул на опаленный особняк напротив: - Это что за Сталинград вы тут устроили.
   Я опешил: - Вообще-то задержанный находится в этом доме. И его арест мы проводили здесь же.
   - Понятно, - буркнул шеф, - Приятно слышать, что хоть к этому безобразию вы не имеете никакого отношения, - и прошел в дом.
   Как только я пересказал шефу фантастическую версию стрелка, босс созвонился с ФСБ.
   - Пусть они сами разбираются со своими сумасшедшими, - прокомментировал он.
   Лубянские постояльцы примчались неестественно быстро. Словно сидели в лесу за деревьями. С ними приехала и знаменитая группа "Альфа". Я только подивился, насколько серьезно контрразведчики восприняли бред своего коллеги. Впрочем, в делах государственной безопасности я мало что понимаю. Может, у них там и похлеще вещи случаются. Недаром все чекисты круглосуточно имеют вид пасмурный и недоверчивый. Словно они с рождения сомневаются в окружающей их реальности.
   ФСБэшники о чем-то втихую посовещались, еще раз допросили стрелка, но уже без нашего участия и ушли к машинам. В их действиях сквозила таинственность и серьезность момента. Я посмотрел в окно. "Альфа" экипировалась по-боевому. Рядом возник шеф: - Сейчас они проверят ту дырку. Вот ребята! Мне бы таких.
   Я покосился на шефа. Интересно понял ли он, что оскорбил своим замечанием весь наш отдел. Впрочем, самому отделу это уже все равно. В Матросской тишине им сейчас иные мысли приходят на ум.
   Вскоре все было готово для вторжения. Отряд "Альфы" спустился в подвал и зашагал к серебряному квадрату. Из чистого любопытства, мы хотели пойти следом, но какой-то чин в штатском, остановил нас: - Ребята, не стоит туда идти. Это секретная операция. Кроме того, мы взяли расследование в свои руки. Так что отдыхайте.
   Мой шеф насупился, но видимо ФСБэшный чин, был очень крупным, поэтому гневной реакции не последовало. По-мне так вообще все было здорово! Гора с плеч. Мне уже надоело это дело, за неполных пять часов меня чуть не убили, заставили выслушать бредовую историю свихнувшегося агента, оскорбили сравнив с "Альфой". Поэтому я мечтал поскорее вернутся домой.
   - Я поеду, пожалуй? - спросил я у шефа.
   Он кивнул.
   - Никуда вы сейчас не поедете, - встрял все тот же ФСБэшный начальник.
   Мы с шефом удивленно на него уставились. Кто он такой, чтобы командовать Петровкой, 38? Понятно, когда какое-нибудь важное дело уходило под контроль ФСБ. Так было заведено с незапамятных времен. И всегда считалось нормальным, чем-то вроде древнего обычая. Когда оперативники с Петровки раскапывали что-нибудь стоящее, тут же возникали опера ФСБ и забирали успешно раскрытое дело. Вместе с орденами и повышениями по службе, которые полагались за эту работу. Но никогда опера с Петровки не спрашивали ребят из ФСБ: можно ли им ехать домой.
   - Дело секретное, - продолжил чин из ФСБ, - Вам какое-то время придется побыть здесь. Кроме того, Константин Самуилович, - контрразведчик нацелил на меня палец, - Вас еще надо допросить. И вообще, советую вам забыть о том, что здесь было, и о чем вы узнали.
   - С радостью выполню ваш приказ, - сказал я.
   - Кто-нибудь еще помимо вашего шефа и Жмыхова общался со стрелком? Может, он звонил кому-нибудь?
   - Я хотел звонить.
   - Кому? - тот час напрягся ФСБэшник.
   - В Скорую помощь.
   Он понял, что над ним издеваются, и сказал строгим голосом: - Я смотрю, вы больно разговорчивы, Константин Самуилович.
   - Живу в одиночестве, пожал я плечами, - Много слушаю радио, а с ним не больно-то поболтаешь. Вот и облегчаюсь разговорами на службе.
   - Смотрите, как бы я не облегчил вас на вес ваших погон и удостоверения. Еще раз предупреждаю, все, что вы здесь видели надо забыть.
   Я притворно оглянулся по сторонам и просил: - Где я? Кто эти люди, что снуют вокруг?
   Шеф улыбнулся. Он уже привык к моим выходкам. Тем более ему понравилось, как я подколол конкурента из ФСБ.
   - Хватит паясничать, - сказал уязвленный моей непочтительностью контрразведчик и ушел в другую комнату.
  

Явление седьмое

   Мы поняли, что застряли долго. Нашли себе на первом этаже подходящую комнату с телевизором. Позвали Жмыхова и отправили его за съестным и выпивкой. Объяснив предварительно, что нам запрещено покидать помещение. Жмыхов отсутствовал недолго. Он оказался хорошим снабженцем. На низко столике с инкрустацией (все-таки любили "блатняки" комфорт!) оказались колбаса, помидоры, огурцы, хлеб, разные рыбные консервы и несколько пузыриков водки. И все это! - на троих. Жизнь обещала стать прекрасной. Как говорил мой учитель по оперативному искусству, вечно странствующие сыщики уголовного розыска первыми открыли закон телепортации в пространстве: открыл бутылку водки - и ты уже дома.
   Поначалу, правда, шеф засомневался: стоит ли пить, когда в подземелье, под нами идет секретная операция, а за стенкой снуют агенты ФСБ. Но мы убедили его, что наша миссия уже закончена. И сидим мы здесь исключительно по просьбе высокого руководства. А на счет выпивки оно ни одного запретительного слова не сказало.
   После третьей бутылки водки, шеф расслабился, почувствовал себя уютно и стал рассказывать байки своей юности:
   - Однажды, во времена еще крепко застойного СССР, когда я был совсем маленьким оперативником, - говорил он, попыхивая сигаретой "Лаки Страйк", - Мы расследовали аналогичное дело. В одну банду тоже внедрили много агентов из разных ведомств. Они ковырялись там очень долго. Много лет к ряду. Каждый раз арест банды откладывался, потому что ниточки вели наверх, вскрывались все новые и новые связи этой банды, все новые чудовищные преступления. Ее деятельность затрагивала многие сферы жизни. От свиноводства и легкой промышленности, до нефти и урановых рудников. И вот настало время громкого разоблачения. Пришли мы кое-кого арестовывать, да не тут-то было. Пока эти агенты вели расследование, они сделали неплохую карьеру: одни из них стали членами ЦК КПСС, другие членами Политбюро, кто-то даже занял руководящий пост в КГБ и в МВД. И понятно им так понравилось работать под этим прикрытием, что возвращаться на Петровку, они уже не хотели. Вот с тех пор КГБ и берет под свой контроль сложные, запутанные дела.
   - А я читал книгу, в которой доказывалось, что сам Сталин, был агентом царской охранки! - заметил Жмыхов.
   - Ну, а я про что говорю? - откликнулся шеф, - Мало ли таких агентов обнаружится еще, когда вскроют архивы Лубянки? Поэтому я всегда скептически отношусь к делам типа оборотней. Завтра глядишь, а он не оборотнем окажется, а секретным агентом, а его следователь - врагом народа.
   Это была шпилька в сторону инквизитора Жмыхова. Но он никак не отреагировал.
   - Иные сами себе карьеру портят, - сорвался шеф, - Лахман, вот зачем ты пару дней назад, сказал нашему министру, что пришел в милицию, чтобы людей грабить и бизнесменов крышевать?
   - Хотел сделать ему приятное, - сказал я понуро, - Ответить в струе, так сказать текущих событий.
   - А он, между прочим, жутко расстроился.
  
   В комнату заглянул знакомый нам чин ФСБ:
   - Прохлаждаетесь?
   - Просим к столу! - шеф подобрел от водки и стал щедрым.
   Контрразведчик хоть и не пил до этого, стал теперь намного дружелюбнее. Это не предвещало ничего хорошего. Когда ФСБэшник приходит к вам в хорошем расположении духа - готовьтесь к очередной подлянке.
   Он сел за столик. Выпил предложенную рюмку, закусил. Все молча смотрели на него, ожидая пока он прожует, и что-нибудь скажет.
   - Друзья! - тихо, но торжественно произнес ФСБэшник.
   Надо же! - подумал я. Какая сентиментальность! Точно стряслось что-то непоправимое.
   - Группа "Альфа", пропала! - сказал еще тише контрразведчик.
   Шеф налил ему еще водки. Контрразведчик опрокинул стакан и продолжил шепотом:
   - Ей было поручено зайти в квадрат, провести легкую разведку и через десять минут вернуться. Когда прошло положенное время, за ними вышла вторая группа. Но и она пропала. Мы не хотим думать, что они погибли. Возможно, их взяли в плен. Как бы там ни было, мы оказались в трудной ситуации.
   - Мы? - переспросил я, - Это, извиняюсь, вы оказались в ситуации. А мы, когда допьем, поедем домой. Я, например, с удовольствием пропаду без вести в горячей ванной.
   - Помолчи, - сказал шеф, и насупился: - Что вы от нас хотите?
   - Вот это разговор! - одобрительно заметил ФСБэшник, - Вот это я понимаю, настоящее взаимодействие между родственными структурами. Он плеснул себе водки до краев и поднял стакан:
   - За содружество родов войск!
   Мы нехотя присоединились.
   Я уже догадывался, что чиновник от контрразведки, неспроста стал таким добрым и душевным парнем. Словно это не он два часа назад держал себя с нами высокомерно, словно муха на потолке. Как говаривал мой шеф по оперативному искусству: если КГБшник добр с тобой, значит только твоим расстрелом, дело не ограничится. Придется еще помучаться.
   - Так вот мы предлагаем объединить наши усилия и послать в дыру кого-нибудь из ваших.
   И он ткнул в меня пальцем.
   Я удивленно оглядел своих собутыльников: - Позвольте, "кого-нибудь из наших" - это меня что ли?
   Все дружно кивнули.
   - Понимаете, Константин Самуилович, - заговорил мой шеф официальным тоном, - Я не могу идти с вами, поскольку нужен здесь для организации совместных усилий и взаимодействия с ФСБ. Жмыхов - вообще непричастен к нашему расследованию. Он так сказать, надзирающий орган. Остается только ваша кандидатура.
   Я вздохнул: - Может мне прямо здесь написать заявление об увольнении?
   - Ты не об увольнении своем должен сейчас думать, а о возможном аресте, - неожиданно встрял Жмыхов. Его лицо прямо-таки лучилось от садистского самодовольства.
   - Это еще почему?! - вспылил я.
   Жмыхов театрально поднялся, отставил ножку, вытащил из внутреннего кармана бумажку, прочел там что-то и заявил официальным тоном:
   - Лахман Константин Самуилович, вы присутствовали на встрече министра с личным составом Петровки?
   Я кивнул. Эта встреча прошла аккурат после арестов сотрудников уголовного розыска. Этой встречей министр хотел подчеркнуть, что недобросовестные сотрудники - это нонсенс, а в целом служба тащится и тянется хорошо.
   - Поясни тогда, зачем ты сказал министру, что пришел в милицию, чтобы людей грабить и бизнесменов крышевать?
   - Я уже объяснял, что хотел сделать ему приятное.
   - Министр оценил ваш юмор, - хихикнул Жмыхов, - В этой официальной бумаге сказано, - он помотал в воздухе листком, что в случае нового нарушения дисциплины отправить вас с повышением, старшим участковым по Чукотскому федеральному округу. Там сейчас бродит просто дикое количество северных оленей. И все - без регистрации. А как говорит наш министр: демократическая Россия - не проходной двор, чтобы шляться туда-сюда без прописки и регистрации. Каждая единица нашего свободного и демократического общества, должна быть учтена и записана в милицейский каталог. Вот вы этим там и займетесь.
   Я посмотрел на шефа. Его челюсть безвольно висела на груди. Представитель ФСБ принял вид каменной девушки с веслом и ни на что, казалось, не реагировал.
   Меня аж передернуло от злости: - Вот значит как?! Оленей регистрировать?!
   Но тут вмешался оттаявший чин ФСБ:
   - Константин Самуилович, знаете, почему вас не арестовали подобно вашим товарищам?
   - Потом что на меня ничего нет, - буркнул я.
   - А знаете, почему на вас ничего нет? Потому что ваша фамилия, на букву "Л", стояла в конце списка. Пока мы до вас дошли, думать уже было лень. Но мы это дело можем запросто исправить. Наши следователи под рукой, - он указал в сторону двери, - Одно слово, и каменные коридоры подземелья покажутся вам бальным залом, по сравнению с камерой в Лефортово.
   - Костя, не бузи, - перешел на дружеский тон мой шеф, - Вернешься, клянусь, я дам тебе два дня, нет ТРИ! дня отгула и представлю к награждению почетной грамотой. Хочешь, я сам сфотографирую тебя на фоне знамени Петровки? Вот твоим родителям и детишкам будет радость!
   - На фоне знамени - это в гробу что ли? - заметил я.
   - Ладно, хватит пререкаться, - чин ФСБ поднялся из-за столика, - Пошли, мы тебя экипируем, а заодно представим твоей новой напарнице.
   При этих словах я нахмурился. Не хватало мне еще баб за собой таскать. Самому бы выжить.
  
   В зале, где пылал камин, в глубине широкого кресла, сидело очаровательное создание в черном военном комбинезоне. Множество накладных кармашков оттопыривалось от военных припасов. В ногах стоял небольшой автомат с глушителем. Я честно сказать залюбовался этой картинкой. Мне всегда нравились своей тупостью военные плакаты. Какая-нибудь голая куртизанка на фоне танка, в шлемофоне. Эта картинка походила на один из них. Отблески пламени на оружии, ладно подогнанная форма. Ниспадающие каскадом светлые волосы.
   - Куда вы смотрите, - послышался недовольный девичий голосок.
   - Вот и я думаю - куда? Смотреть-то ровным счетом не на что, - начал я наше знакомство.
   Девушка вспыхнула и поджала губки.
   - Когда вы появились, - продолжил я, - То все вокруг озарилось светом, - голос мой был шепотом теплого прибоя, - Глядя на вас, я подумал, что это вы владеете РАО "ЕЭС" вместо Чубайса.
   - А что же сейчас? - спросили девушка и чин ФСБ в один голос.
   - Только что я видел по телевизору Чубайса и понял, что ошибался.
   - Хамло, - сказала она и отвернулась.
   Чин ФСБ решил пресечь назревающую ссору. Он встал рядом с креслом и представил барышню:
   - Лера Шахова. Наш сотрудник. А это Лахман Константин Самуилович.
   Когда он произносил мое имя, я слегка поклонился в разные стороны.
   - Ты не в театре, - буркнул мне в спину шеф.
   Но я сделал вид, что не услышал.
   Очевидно, чин ФСБ уже рассказал обо мне Шаховой. По крайне мере никаких вопросов о моем боевом прошлом или об оперативной работе она мне не задавала.
   ФСБэшник начал говорить о том, что специально скомпоновал нашу группу. Поскольку силовая составляющая операции, по-видимому, провалилась, он посылает теперь интеллектуальную составляющую, то есть нас двоих. Кому, мол, нужна сила без мозгов? А, там, судя по всему, требуется проявить смекалку, изворотливость, гибкость ума, умение перевоплощаться.
   - Не могу понять, - оборвал я чиновника, - Вы, о чем говорите? Шахова должна выйти за кого-то замуж?
   - С чего вы взяли? - удивился ФСБэшник.
   - Ну, там умение перевоплощаться и все-такое....
   - Нет, я его все-таки пристрелю, - сказала Лера, хватаясь за автомат.
   - Ну-ну-ну, - остановил ее рукой чиновник, - Вам еще представится возможность. Пойдемте-ка лучше экипироваться.
  

Явление восьмое

   Во дворе дома стоял желтый фургон. Все что осталось от альфовцев. Когда открыли его задние дверцы, у меня глаза разбежались. Здесь были гранатометы, автоматы всех мастей, пистолеты, гранаты, бронежилеты. Настоящий оружейный магазин на колесах. Лера стояла рядом, и как мне показалось, с интересом наблюдала, какое оружие мне приглянется. Судя по ее глумливому лицу, она уже готова была сделать пару едких замечаний.
   Я окинул взглядом арсенал, и прибежала ко мне мыслишка: если "Альфа", загруженная под завязку таким оружием не смогла вернуться, то мне этот оружейный магазин не поможет и подавно. Из автомата я стрелял в девятом классе средней школы на уроке Начальной военной подготовки. Про гранаты и прочее хозяйство вообще лучше не заикаться. Бронежилет? Но "Альфа" тоже была в бронежилетах. И чего? Где она теперь? И кто сейчас носит их бронежилеты? От этих нерадостных мыслей я даже плечами передернул. В дальнем углу фургона я заметил робота-сапера.
   - О! Может его послать? - спросил я с надеждой.
   - Ты соображаешь, сколько он стоит? - воскликнул негодующе ФСБэшник, - Давай выбирай поскорее оружие. Время не ждет.
   Я повернулся к шефу, достал из кобуры свой пистолет и протянул ему: - Возьмите, если я не вернусь, у вас будет что положить в музей на Петровке. Если спецназу не помогли их автоматы-гранаты, то я думаю, что и мой пистолет мне не поможет.
   - Ты спятил? - удивился шеф.
   - Наоборот, я предельно собран. Пистолет я отдаю только для того, чтобы у меня не было искушения и возможности застрелиться.
   Лера Шахова презрительно фыркнула и отвернулась.
   Никто больше не проронил ни слова. Наша процессия двинулась в казематы. Путь к серебристому квадрату был хорошо освещен. ФСБэшники расставили по коридору множество небольших прожекторов. Все они светили в сторону "квадрата". Если бы пришельцы попытались выйти из неизвестной зоны, они никогда бы не заметили расставленных за прожекторами часовых.
   Мы молча подошли к пункту моего убытия. В небольшой пещерке также ярко светили в "квадрат" мощные прожектора. За ними скрывалось пулеметное гнездо, обложенное мешками с песком. Возле самого "квадрата" какие-то люди возились с бронированным листом. Очевидно, они собирались заварить этот проход.
   - Не бойтесь, Константин Самуилович, - чин из ФСБ похлопал меня по плечу, - Вам надо всего лишь выйти на другой стороне, оглядеться насколько это возможно, и сразу бегите сюда. Потом мы закроем квадрат, а вы расскажете нам, что видели. Ведь это так просто, не правда ли?
   Я хотел заметить: а не попробовать ли ему самому, выполнить такую нехитрую задачу, но промолчал.
   - Ну что же! - сказал мой шеф, - Ни пуха тебе Костя, ни хера!
   - Ни пера! - тихо поправил его Жмыхов.
   - Он что, индеец? - спросил его сурово босс.
   - Нет.
   - Тогда причем здесь перья?
   Затягивать прощание было бессмысленно. Я молча всем кивнул и шагнул в серебристый квадрат. Лера шла за мной.
   В этом желе я успел сделать всего пару шагов и вывалился наружу. Точнее сорвался вниз. Серебристый квадрат оказался висящим над пропастью. Летел я недолго, но за это время успел представить, с каким железным грохотом шмякнулись спецназовцы. Почти у самой земли меня поймала мягкая паутина. Я перевернулся на спину и увидел, как нелепо загребая руками и ногами, в меня летит Лера. С большим трудом, проваливаясь в мягких нитях, мне удалось увернуться от столкновения. Лера упала и беспокойно задергалась, не переставая кричать. Пока я пытался подняться, или хотя бы перевернуться на живот, чтобы посмотреть вниз, то запутался в паутине окончательно. Мы с Лерой превратились в один большой кокон. Паутина стала медленно опускаться. Не хватало еще встретить паука, подумал я. Хотя ребята из "Альфы" должны были его прикончить. Или взорвать на худой конец. Ведь русские никогда не сдаются.
   Как только паутина коснулась земли, к нам бросились вооруженные люди. Десятки рук освобождали нас от паутины, а заодно обыскивали, выворачивая наши карманы.
   Стряхнув с лица остатки мелких нитей, я огляделся. Вокруг стояли обычные люди в одежде старомодного покроя. Словно они до сих пор отоваривались в магазинах советской легкой промышленности. В руках незнакомцы держали автоматы ППШ. У старшего по званию, я заметил пистолет ТТ. Он с интересом разглядывал спецавтомат Леры. Мелькнула догадка, что это могут быть черные археологи, либо любители старины. От этой мысли на душе заметно полегчало.
   Леру поставили рядом со мной. Она со страхом оглядывалась по сторонам. Очевидно, не до конца веря в то, что при ее спецподготовке, наша операция провалилась даже не начавшись.
   - Вы археологи? - спросил я человека с ТТ.
   - Мы Государственная полиция надзора, - ответил он, - А вы кто такие?
   - Я сыщик уголовного розыска, вот мое удостоверение, - я пошарил по карманам, но документа не нашел. Один из автоматчиков передал старшему мою ксиву. Он внимательно ее рассмотрел и заметил: - Хорошая подделка.
   Я удивился: - Как это?! Я официальный работник МУРа, можете проверить.
   - Люди, которых мы арестовали до тебя, тоже показывали всякие ксивы. Божились, что работают на какое-то там государство.
   Полицейские засмеялись.
   - А она кто и что здесь делает? - человек с ТТ кивнул в сторону Леры.
   - Она просто не замужем, - сказал я.
   Человек с ТТ улыбнулся: - Это многое объясняет, - и закинул автомат Шаховой себе за спину.
   - Если бы не эта ситуация, я бы вас прибила, - зашипела на меня Лера.
   Я пожал плечами. Человек с ТТ засмеялся, - Теперь я вижу, что, по крайней мере, насчет ее семейного положения вы не соврали.
   - Мы прибыли сюда, чтобы арестовать наших людей, которые незаконно к вам проникли, - сказал я, - Сюда даже спецназ присылали, чтобы их взять.
   Все расхохотались пуще прежнего. Но смех был какой-то не добрый.
   - Хватит заливать, - сказал старший, - Ваша спецкоманда устроила здесь бойню. Кто-нибудь еще появится из квадрата?
   Я не знал, как лучше ответить. С одной стороны нужно было сказать, что нас обязательно будут искать. Чтобы они не думали, будто могут расстрелять меня и Леру без всяких последствий. С другой - я никак не мог понять, куда подевался наш спецназ? Поэтому ответил вопросом на вопрос:
   - А где наш спецназ, который мы посылали несколько часов назад?
   - Он убит, - спокойно ответил старший, - После появления и расстрела вашей группы, мы попросту взорвали пещеру. Теперь любой, кто попытается проникнуть сюда - сразу же попадет в наши сети.
   Я был подавлен.
   - Почему ты без оружия? - спросил в свою очередь старший.
   - Я же сказал, что пришел не воевать, а арестовать преступников. Лера Шахова должна была мне помочь в случае вооруженного сопротивления.
   - Ладно, разберемся, - ответил старший. И обратился к одному из солдат, - Подай мне "коченелку".
   Вскоре я узнал, что скрывается за этим словом. Старший ткнул в меня какой-то палкой, похожей на зонтик в чехле. Мое тело вмиг окоченело. Словно его заморозили. То же самое проделали и с Шаховой. Я хотел запротестовать, но не смог и рта раскрыть, словно забыл, как произносятся звуки. Сознание между тем оставалось ясным. Нам вкололи в шею из маленьких медицинских тюбиков какой-то препарат. Но его действия я не почувствовал.
   Двое солдат подхватили нас под руки и потащили в машину. Автомобиль напоминал чем-то милицейский УАЗик. Только выглядел намного старше. Солдаты согнули мне колени, усадили в собачник, прислонили ко мне Шахову, захлопнули дверь и заспорили: кому вставлять какую-то карточку в прорезь. Подошел тот, что с пистолетом и вставил свою карту в щель, рядом с моей дверью. Спор мгновенно прекратился. Машина тронулась.

Явление девятое

   Через несколько километров мы въехали в город. Это было очень опрятное и добротное поселение. Гладкий асфальт на улицах. Подстриженные вдоль тротуаров деревья. Хорошие кирпичные дома. На каждом балконе висели лотки с цветами. Отчего городок, был отчаянно хорош и уютен. Судя по всему, машина свернула на центральный проспект. Улица значительно расширилась. То, что я здесь увидел, потрясло меня не меньше, чем развязка дела "о розах", когда один сумасшедший питал розовые кусты человеческими трупами. Но это, пожалуй, выглядело почище "роз". По тротуару маршировали бесконечной колонной овощи. Они были в свою натуральную величину. Но у них росли маленькие ножки. Чеканным шагом, картошка, морковка, лук, помидоры, огурцы и бог знает, что еще маршировали походной колонной вдоль улицы и по чьей-то неслышной команде, часть из них сворачивала и уходила вглубь дворов. Этот процесс шел безостановочно. Прохожие, одетые по моде советского кино, не обращали на это чудо никого внимания.
   Машина остановилась возле приземистого серого здания с облупленным фасадом. В нем я сразу же признал милицейский околоток. Те же солдаты вытащили нас, перешагнули через поток овощей и занесли в клетку, возле стола дежурного офицера. Пока нас несли, я заметил на фасаде дома золотую табличку с надписью "Государственный полицейский надзор". Сокращенно "ГОПН".
   Солдаты достали "коченелку", в тело ударил заряд, и я смог потихоньку пошевелиться. Они заперли клетку и сказали, чтобы мы походили немного, чтобы поскорее разогнать действие заморозки. Кое-как я встал и, держась слабыми руками за прутья решетки начал обход обезьянника. (Именно так в наших отделениях милиции называют клетку для временно задержанных). Лера, не обращая ни на что внимания, лежала на скамейке. Дежурный офицер даже не посмотрел на нас. Я пробовал заговорить с ним. Надеясь, побольше разузнать о том месте, куда мы попали. Но офицер, словно не слышал моих вопросов.
  
   Минут десять я ходил по клетке и когда более-менее оклемался, пошарил по карманам. Наши пленители оставили мне сигареты и зажигалку. Видимо не посчитали эти предметы опасными. С особой благодарностью я отметил этот момент, и все больше склонялся к тому, что здешнее общество гуманнее нашего. Московская милиция отобрала бы все. Кроме того, нас не били при задержании. Носили можно сказать на руках. Оставили сигареты. Я с блаженством закурил.
   Почуяв запах дыма, дежурный офицер впервые посмотрел на меня и изрек, что-то о вреде курения перед обедом. В отместку я решил, так же как и он не обращать на него внимания и выпустил в его сторону большой клуб дыма. Упавшая от волнения сигарета, чуть не прожгла мне штаны. В дежурку зашел на задних копытах баран. Он прошел в комнату дежурного, залез в какой-то ящик, наподобие микроволновой печи, только значительно больше и закрыл за собой дверцу. Через стекло я увидел, как передним копытом он ловко перерезал себе глотку. Кровь тугим фонтаном брызнула на стекло. Большая микроволновка заурчала. Баранья туша пропала в клубах пара.
   Произошедшее ничуть не удивило офицера. Он только посмотрел на печку, нажал пару кнопок, очевидно, переключил режим готовки, и снова углубился в служебную писанину. Я понял, что в этом городе, генная инженерия достигла небывалых размахов. Ученые вывели, баранов, у которых вместо одного переднего копытца вырастало нечто наподобие острого клинка. Когда приходил срок, баран сам приходил к покупателю, залезал в специальную духовку и перерезал себе горло. Словом максимум удобств и никаких хлопот.
   Очевидно, овощи-фрукты, которые я видел, также сами спрыгивали с деревьев или с грядок, и по сигналу с фермы бежали строго рассчитанным весом к своим покупателям. Вот зачем они сворачивали во дворы. Они шли в квартиры. Чудеса и удобство поджидали людей повсюду.
   Коммунизм! - мелькнуло у меня в голове. Я потряс Леру за плечо.
   - Ты видела? Видела?
   - По-моему мы с вами на ты не переходили, - сказала она с лавки страдальческим голосом и отвернулась к стене.
   В дежурку забежали два помидора и два огурца с луковицей. Они взобрались по ножке стола. Отыскали специально приготовленную для них глубокую тарелку, забрались туда и к моему удивлению распались дольками, словно невидимый нож обработал их в доли секунды. Салат оставалось только перемешать. Что офицер и сделал. Видимо в этом городе было не принято ходить в столовые. Еда приходила сама.
   Когда баран хорошенько прожарился, офицер отрезал большой кусок, положил его в тарелку, ссыпал туда салат и протянул мне через специальное отверстие в решетке. Столовые приборы арестантам не полагались. Поэтому пришлось есть руками. Лера от своей порции отказалась.
   К концу обеда заглянул знакомый командир с ТТ на поясе. Он зашел в обезьянник и достал из кармана небольшую коробочку, в которых обычно лежат драгоценности.
   - Меня зовут Никита, - представился он, - Сейчас мы поедем в суд. Поскольку у нас только судья может выписать санкцию на арест.
   Я отложил тарелку: - А за что мы арестованы?
   - За незаконное проникновение.
   - Каратели, - сказал я.
   Вместо ответа, Никита открыл коробочку. Там сидели две золотые осы. Я чуть не подпрыгнул. Точно такое же насекомое я видел у Зайцмана в антикварной лавке.
   - Что это? - спросил я.
   - Ваша охрана, - ответил Никита, - Вы же не думаете, что мы будем вечно за вами ходить?
   Я ничего не понял из объяснения.
   - Не двигайся, замри, - сказал Никита и направил на меня коробочку. Глаза насекомых неожиданно засветились красным. Их крылья завибрировали. Никита отошел чуть подальше и снова замер. Словно давал осам возможность разглядеть меня получше. В сущности, так оно и было. Осы неожиданно взлетели и стали кружить у меня над головой. Никита достал вторую коробочку и тоже самое проделал с Шаховой. Лера опасливо озиралась на кружащих ос, но молчала.
   Я тоже заметил, что стал как-то неестественно пригибаться. Не люблю насекомых. Особенно кусачих. Никита улыбнулся:
   - Не бойтесь, они просто будут за вами присматривать.
   - Как это? - буркнул я.
   - Очень просто. Пока ты считаешься арестантом, осы будут постоянно следовать за тобой. Попытаешься их убить, - будешь наказан. Да и они себя обычно в обиду не дают. Очень хитрые твари. Лучшее, что ты можешь сделать, это просто не обращать на них внимания. Впрочем, скоро ты сам все поймешь.
   - А если я убегу?
   - Из тебя такой поток вопросов, как на экскурсии в музее, честное слово.
   - Ну, а все же? - настаивал я.
   - Не настырничай, "коченелку" помнишь? Их укус производит точно такой же эффект.
   Никита повел нас на улицу. Поток марширующих овощей значительно иссяк. Видимо обеденное время же кончилось. Прохожие останавливались и, не скрывая любопытства, разглядывали меня и Леру. Никите это не понравилось, и он торопливо усадил нас в машину.
   Здешние жители наверняка знают друг друга в лицо. Любой чужак на улице сразу же бросается в глаза. На то чтобы удрать, и затеряться в толпе, можно было не рассчитывать.
   Суд находился через пять кварталов от полицейского околодка. Перед зданием выстроилась очередь. Как я понял, здешние судьи скопом рассматривали и мирские, и уголовные дела, и как у нас, их вечно на всех не хватало. Мы прошли без очереди. Но пришлось немного подождать, пока назначенный нам судья закончит разбирательство с одним из горожан. Вопреки нашим судебным обычаям, мы сразу вошли в зал, уселись на зрительские места. Втайне я надеялся, что именно суд разберется в обстоятельствах нашего дела, и уже сегодня я вернусь домой. Но то что я услышал не оставляло нам с Лерой никакой надежды.
   Слушалось дело какого-то гражданина, который подал милостыню. Точнее поделился картофелиной с бродягой.
   - Необходимо уяснить, что подсудимый нанес своим подаянием тяжелое интеллектуальное и моральное увечье несчастному бродяге! - выспренно излагал прокурор.
   - Как это? - не согласился горожанин, - Он умирал с голоду, в чрезвычайных обстоятельствах, по-моему, дозволено делиться продуктами.
   - Дозволено! - передразнил прокурор, - Бродяга не зарегистрировался в центре миграции. Он уклонялся от переписи. Фактически вы помогали ему нарушать закон! Вы его сообщник! Вы ввергли в пучину безнравственности его душу, позволяя ему лениться и дальше. Вот в чем я уверен. И надеюсь, к такому же выводу придет суд.
   Прокурор даже взмок от собственной гневной речи. Он промокнул платком вспотевшую лысину и сел на место.
   - Сколько продуктов вы ему дали? - обратился судья к горожанину.
   - Картофелину.
   - Вы видели, как он ее съел?
   - Честно говоря, нет.
   - А если он пошел и пропил ваши продукты? Или поделился с другими бродягами? Это уже тянет на групповуху.
   - Помилуйте, одну картофелину и есть то нечего. Не то, что с кем-то делиться! Она ж маленькая была, - оправдывался подсудимый.
   - Так я вам докладываю! - заговорил с нажимом судья, - Он пошел и пропил вашу картофелину. Потом от подстрекательства алкоголя, впал в пьяное буйство. Оскорбил патруль, разбил витрину, наблевал в телефонной будке. За последовательность событий не ручаюсь, но их достоверность зафиксирована в протоколе. - Судья потряс бумагой перед залом.
   - Не понимаю, я-то тут при чем? - попытался оправдаться горожанин.
   - Он не понимает! - судья аж подпрыгнул на стуле от раздражительности, - Ваш так называемый добрый поступок, сопряжен с особым цинизмом и опасностью для общества. До 20 лет заключения, - судья поднял раскрытый уголовный кодекс, так чтобы его было видно горожанину, - Теперь понимаете?
   Я поперхнулся и подался вперед:
   - 20 лет тюряги за милостыню?
   - Не тюряги, а урановой каторги, - встрял прокурор и покосился в мою сторону.
   Никита дернул меня за рукав, чтобы я помалкивал. Стараясь не думать о том, какая кара грозить нам с Лерой за нарушение местных законов, я стал разглядывать помещение и нашел, что оно ничем не отличается от наших судов. За исключением, пожалуй, того, что над судьей висел не флаг России, а замысловатый герб города. Весь в виньетках, с очертаниями высоких строений. Внизу перекрещивались медицинский шприц и спираль ДНК. По крайне мере, я видел ее такой в одном научно-популярном журнале. То ли в "Плейбое", то ли в "Вестнике природной химии".
   Все-таки прав был мой учитель по оперативному искусству, когда говорил мне: "Даже, если ты украдешь на Байконуре ракету и улетишь из этой вселенной к чертовой матери, то запомни, Лахман, в другой вселенной ты предстанешь точно перед таким же подозрительным судом. И еще неизвестно какое наказание тебе положат. Заорешь как миленький: мол, требую российского правосудия!". Вспомнив это, мне так стало жалко самого себя. Потом я подумал, как же плохо должно быть Шаховой. И я решил ободрить ее:
   - Не унывай, Лера, ты не за мужем, еще можешь неплохо здесь устроиться.
   - Скотина, - просвистела она тихим шепотом.
   Ну, не умею я утешать женщин!
  
  
   После препирательств и судебных раздумий, бедняге впаяли несколько лет принудительных работ на ферме. Подсудимый упал в обморок. Его вынесли.
   Прежде чем слушать мое дело, судья приказал всем не участвующим покинуть зал. Чтобы никто не мог подслушать, по обе стороны двери встала охрана.
   - Слушается дело Лахмана Константина Самуиловича и его компании, - торжественно проговорил судья, - Что вы можете показать в свое оправдание?
   Я встал и поклонился в пояс. Судья посмотрел на меня строго: - Не знаю, как там принято у вас, но судя по вашему глумливому лицу, вы издеваетесь над правосудием.
   - Что вы! что вы! Ваша честь! - запротестовал я, - Даже в мыслях не имел! Я сам работник правоохранительной системы. Мое действие проистекает из желания продемонстрировать вам свое уважение.
   - Да знаю я! - махнул рукой судья, - У вас там одни оборотни служат. Небось, и ты таков. Дача, наверное, карябает вершинами облака, дорогая машина, а сам на работе, поди, все на мизерную зарплату жалуешься?
   У меня глаза полезли на лоб: откуда он так хорошо осведомлен? О тех же дачах, машинах и оборотнях? И потом - далась им моя дача с зарплатой!
   Я быстро сообразил, что кто-то из наших наверняка здесь. Может это те самые агенты, а может кто-то из бойцов "Альфы" попал в плен.
   - Ваша честь, - сказал я как можно более елейным голосом, - Я знаю, откуда проистекает эта ошибка. Рядом с моей дачей построил себе хоромы один высокий начальник по моему министерству. Так его сторожевые собаки, когда увидели, где я живу, и, сравнив это со своими собачьими будками, прослезились и носили мне пожрать из милосердия.
   Судья хмыкнул: - Все вы так говорите. Ну да ладно. Приступим к делу. Что вам нужно в нашем городе?
   Я обрисовал положение вещей, из-за которых мы с Лерой оказались в этом мире. Не забыл, конечно, добавить, что у себя на родине, я стойко боролся с коррупцией. Что моя задача здесь состоит исключительно в аресте тех подонков, которые пытаются скрыться от нашего правосудия.
   - А она? - прервал меня судья, и указал на Шахову.
   И тут произошло невообразимое. Лера встала и громко произнесла:
   - Я жена Лахмана. Он взял меня с собой для страховки так сказать. Боится, что я ему изменять буду пока он в командировке.
   Никита прыснул в кулак. Судья расплылся в улыбке, но тут же нахмурился:
   - Это правда? - спросил он меня.
   - Ложь первостепенная!
   - Значит, правда, - резюмировал судья, - Ваша жена красива, Лахман. Я сам это вижу. И на вашем месте, я то же не оставил бы ее одну. В данном случае вы правильно поступили.
   Мне оставалось только заткнуться. Я посмотрел на Леру. Она демонстративно отвернулась.
   Судья перелистал дело и задумчиво, разговаривая как бы сам с собой, подвел итог:
   - Думаю, что вы оба не врете. Но как вы сами понимаете, отпустить я вас не могу. Ваш город далеко известен своим беспокойным нравом и смутьянскими наклонностями. Часть ваших граждан уже попыталась проникнуть сюда. Мы их окоротили. Теперь вот вы. Если вы вернетесь, по вашему следу придут другие. Отнюдь не сторонники правосудия. Да и сторонники правосудия у вас ничуть не лучше. Так что не могу поступить иначе, нежели определить вас на ферму на неопределенный срок.
   - Ваша честь! - воскликнул я, - Вы что-то там о рудниках говорили, нельзя ли меня туда отправить?
   - Подальше от жены? - спросил он со смешком, - Мне знакомо это чувство. Поэтому вы отправитесь на ферму вместе с ней. Это будет частью вашего наказания.
   Прокурор и Никита захохотали.
   Я не знал, насколько сурово наше наказание, а потому пропустил ферму и начал о наболевшем:
   - Ваша честь! Меня ждет дома начальство.
   - Здесь вы начинаете завираться, Лахман, - возразил судья, - Вашему начальству по фиг, где вы. И вообще я устал. Вы поели, а я вот еще не обедал. Отложим этот разговор.
   Судья ушел в совещательную комнату. Никита повел нас к выходу.
  

Явление десятое

   Перед отправкой на ферму, нас с Лерой разделили. Я попал в местный изолятор на карантин. Очевидно, здесь готовили осужденных к пересылке. В камере было немноголюдно. В отличие от московских изоляторов, я бы сказал, что места всем хватало в избытке. Мои сокамерники встретили меня радостно.
   - Гопники еще одного потустороннего привели! - пронеслось по камере.
   Я присел на свободную койку и огляделся. Люди вокруг не производили впечатления неискоренимых преступников.
   - Почему "гопники"? - спросил я.
   Камера расхохоталась.
   - Он с луны свалился, - сказал заключенный рядом со мной, - Тебя кто задерживал паря? Государственный полицейский надзор?
   Я кивнул.
   - Ну, вот отсюда и ГОПники. Как малый ребенок честное слово.
   Мои сокамерники просто жмурились и хихикали от удовольствия, когда я рассказывал им о наших преступниках. О том, как с ними борются. Какие наказания существуют за преступления.
   Я тоже немало узнал об этом мире.
   Сокамерники рассказали, что в здешнем городе деньги не водятся. У каждого человека есть что-то вроде идентификационной пластиковой карточки. Одновременно она же является и кредитной картой. Люди работают. Взамен продукты приходят к ним домой сами. Из расчета заработанного. Если человек терял работу, об этом сразу становилось известно банку. Кредит сначала ополовинивался. Затем, если в течение месяца, страдалец не находил работы - он пополнял бесчисленные отряды бомжей, которые бродят вокруг каждой фермы близ города.
   Я спросил о недовольных. О революциях. О классовой борьбе на худой конец. В ответ сокамерники только смеялись. Оказывается, раньше, лет семьдесят назад, революционеров было полно. Но их быстро извели при помощи все той же генетики. Ни одни террорист или революционер не уходил от возмездия. Согласно местным легендам, раньше в камерах сидели преступники, которых приговаривали к трем казням и десяти пожизненным срокам. Я только смеялся: это все равно, что три дня расстрела. Чушь какая-то. На меня накинулись:
   - Ты хоть знаешь, каково это было терпеть революционерам?!
   - Да не может такого быть, - хохотал я.
   - Ты откуда приехал, парень? Они могут любого восстановить даже по волоску, даже по капле крови. Потом тебя выращивают и как только ты готов, медленно тебя убивают, со всеми мучительными прелестями. Затем опять воскрешают и так до положенного количества раз. Были умельцы, пытались соскочить и взрывали себя в пыль! Но что такое генная инженерия! Судьи брали кровь террориста в банке данных. Пробы крови доставляются туда сразу же после рождения человека. И таким образом мучения все равно никто не избегал.
   - Раньше преступникам все же полегче было, - соглашался я.
   Говорят, правители города хотели даже путем генетики искоренить плохие мысли у своих сограждан. Но для этого человеческую волю надо было взять под полный контроль. Если это происходило, то человек либо погибал, либо становился безвольным зомби. Отчего это происходит - объяснить никто не мог. И ученые забросили эту затею.
   Несмотря на такие жуткие карательные меры, противники правительства борьбу не прекращали. Ибо всегда найдутся люди, которые искренне полагают, что уж их-то не поймают никогда.
   Генетики из числа террористов-революционеров нашли новые средства борьбы. Они стали обучать свиней нападать на полицию. Подрывать себя возле зданий администрации. Но генетики городского правительства научились по остаткам мозга животных восстанавливать их зрительные образы и получали фотографии людей, которые готовили свиней к терактам. Вычислить повстанца по фотографии было уже делом техники.
   Таким образом, революционная борьба заглохла навсегда. Власти полностью подчинили себе население. Я представил себе, что случится, если эти технологии попадут в Москву - и меня аж передернуло от ужаса. Наверное, здешние правители правы в том, что ограждают себя от остального мира.
   Через несколько дней, меня забрали на ферму. Моим провожатым был все тот же Никита. То ли народа у них не хватало, то ли власти больше никому не доверяли. Лера уже сидела в машине. И хоть она мне ни слова не сказала, даже не поздоровалась, по ее глазам я заметил, что она рада моему появлению. Ну, как же! Хоть дрянная, но все же родная душа. Из общего с ней мира. Ходячее так сказать, напоминание о родине.
   Дорогой я снова размышлял над словами судьи. Откуда ему известно, по каким принципам живет наше начальство? И где вообще находится это место, куда я попал? Как лихо здесь справились с преступностью и почему все же до сих пор остались недовольные? Вроде бы исчезли такие понятия как деньги, классовая борьба, подневольный труд. Кроме того, от своих сокамерников мне так и не удалось выяснить, где находится этот город? Откуда он произошел? Почему здесь все говорят по-русски? Вопросы, вопросы, вопросы. Но более всего поражала все-таки осведомленность местного судьи. Это может означать одно из двух: либо кто-то из моих сослуживцев попал в плен, также как и я. Либо этот человек состоит на агентурной связи у здешнего руководства. А может у них есть свои агенты в Москве? Судя по тому, что все здесь говорят по-русски и одеты в какое-то рванье, взятое из советских времен, то можно предположить, что мы по-прежнему в России. В каком-то секретном месте. Или это другое измерение? Параллельная Россия так сказать?
   Но сколько я не силился определить, кто это может быть, на ум ничего не приходило. Да и вообще, я был переполнен впечатлениями, как старый деревенский нужник. Мне надо проветрится, и отдохнуть на природе.
   Отвалили назад последние дома. Машина неслась по добротному шоссе. Веером разбегались нескончаемые грядки фермерских полей, если смотреть на них из окна в упор. Вдали виднелись фермерские домики. Паслись коровы.
  

Явление одиннадцатое

   Ферма ничем примечательным не отличалась от виданных мной ранее. Обычный деревенский, добротный дом. Ну, разве что было в нем что-то от американской архитектуры техасских ранчо. Ухоженные амбары и загоны для скота. Колодец и колонка с питьевой водой. Мастерская, гараж. Единственная разница с нашими хозяйственными дворами: необычайная чистота. По двору ходили куры и гуси, я заметил даже следы свиней - но дерьма не было. Словно вся птица и животные ходили в туалет. На крыльцо вышел фермер-дедок. Он не удивился нашему появлению. Видимо был предупрежден.
   - Василий Кузьмич Баргасов, - представился он.
   Мы с Лерой представились в ответ. Фермер и Никита отошли в сторонку и о чем-то совещались.
   Первое же что мне пришло на ум: как можно отсюда смыться? И в каком направлении находится "экран"?
   Положим тех четырех ос, которые летают надо мной и Лерой, я как-нибудь исхитрюсь и уберу. Дедок - тоже не помеха. Перетянуть ему дрыном по хребту, если будет мешать, и он надолго потеряет к нам всякий интерес. Вопрос только куда бежать?
   И тут все мои надежды рассеялись, как представления первоклассника в гинекологическом кабинете. За спиной кто-то хрюкнул. Я обернулся и оторопел. Передо мной стояли на задних копытах две свиньи. Ростом мне по плечо. В руках (вместо копыт у них были маленькие, почти детские ручонки) свиньи держали по здоровенному дробовику. Если бы они заговорили, я бы упал в обморок. Но свиньи, только похрюкивали, тяжело сопели пятачком, сверлили нас с Лерой темными глазками и не двигались с места. Я почувствовал, что чудеса генной инженерии начали меня уже доставать. Судя по всему, наши новые конвоиры стрелять не собирались, а потому я повернулся к ним спиной.
   - Лера, а почему вы сказали, что я ваш муж? - спросил я, чтобы развеяться разговором от плохих мыслей.
   - Вам это до сих пор покоя не дает? - спросила она в ответ.
   - Да как вам сказать... странно это.
   Шахова впервые улыбнулась: - Просто не хотела, чтобы нас разлучали.
   Я удивленно вскинул брови.
   - Вместе нам будет легче организовать побег. Я только это имела в виду.
   Я кивнул. Ну-ну.
   Фермер с Никитой вдоволь насекретничались и подошли к нам.
   - Я поеду, буду навещать вас каждую неделю, - сказал Никита, - Василий Кузьмич объяснит вам, что к чему.
   Никита уехал. Мы молча смотрели вслед машине. Когда она скрылась, Баргасов пошел в дом: - Идемте, товарищи, чаем вас попотчую, - сказал он на старосветский манер.
   Я заметил, что здесь все говорят по старорежимному. Словно и не было здесь октябрьской революции.
   Свиньи двинулись за нами и остановились у входа, как часовые, аккредитованные при мавзолее Ленина.
   - И много у вас таких очаровательных хрюшек? - спросил я Баргасова, - Как их зовут? Ниф-Ниф и Наф-Наф?
   - Хрюшек у меня достаточно, Константин Самуилович, так что не пытайтесь бежать, - он сказал это так обыденно, словно с детства читал чужие мысли, - А зовите их как хотите. Они все равно реагировать не станут. Они только меня слушаются.
   Баргасов разлил из самовара чай.
   - Распорядок у меня такой, - говорил Василий Кузьмич, прихлебывая из блюдца, - В шесть подъем, выгон скота на пастбище. Будете Константин Самуилович вместе с супружницей коров пасти. В двенадцать обед, но не раньше пока скотину пригоните и накормите. Затем опять в поле - и до вечера. Распорядок понятен?
   Я посмотрел на четырех ос, которые сидели на потолке и пялились на нас своими сетчатыми глазками:
   - Понятно. Работенка, не ахти какая сложная.
   Баргасов кивнул:
   - Да вы все равно ничего больше не умеете по-хозяйству.
   Больше мы не разговаривали. Чай оказался вкусным, с привкусом мяты. После чашки, мне жутко захотелось спать. Глаза немилосердно слипались. Хоть пластырем приклеивай веки. Лера тоже откровенно зевала. Баргасов заметил это и отвел нас наверх. В отведенную нам комнату.
   Она оказалась даже лучше, чем можно было предположить. Широкая кровать, большая даже для двоих. Отдельная ванная комната с туалетом.
   - Сосните чуток до завтра, - сказал Баргасов, стоя в дверях.
   Лера без сил упала на кровать и закрыла глаза.
   - Василий Кузьмич, - сказал я, - До уголовного розыска мне довелось послужить в отделе по борьбе с проституцией. Так что попрошу при мне таких слов больше не употреблять.
   - Ах ты, Господи! С проститутками общался! - Баргасов возвел глаза к потолку, меленько перекрестился и заскрипел ступеньками вниз.
   Вооруженные свиньи встали в коридоре. По бокам двери. Осы доносчицы тоже уже караулили нас на потолке. Я смотрел на Леру, размышляя, что делать дальше. Она легла поперек кровати.
   - Я сейчас встану, - сказала она, не открывая глаз, - Я так устала за эти последние дни. Это первая человеческая кровать, которую я вижу.
   Я пошел в ванную. Вообще, если это наказание, то мне оно нравится. В трубах была горячая вода. На полках мыло, банные полотенца, халаты. Словно мы были не в плену, а на курорте.
   Я вышел из ванной посвежевший и ободренный. Лера сидела на кровати, тупо уставившись в пол.
   - Ванная свободна, - сказал я.
   Она встала, как на автопилоте и поплелась мыться. Я снял халат, залез под одеяло и мгновенно уснул. Как будет спать Лера, меня мало интересовало.
  
   Утром я проснулся оттого, что почувствовал на себе пристальный взгляд. Я продрал глаза. Лера сидела в кресле напротив и сверлила меня своими хорошенькими глазками.
   - Что случилось? - спросил я спросонья, тревожно оглядываясь по сторонам,
   - Началась война или я потревожил чью-то невинность?
   - Многое, - отчеканила она, - Во-первых, вы храпите. Во-вторых, вы заняли собой всю кровать. В-третьих, вы всю ночь меня обнимали. Я постоянно сбрасывала с себя ваши руки, но вы даже не проснулись.
   - Извините, - начал оправдываться я, - Привык дома спать в обнимку с мягкой игрушкой.
   - Извращенец, - воскликнула Лера.
   - А может это любовь?
   - Это не любовь, а Пёрл Харбор какой-то! И я не смогу сражаться с вами каждую ночь.
   - А может, стоит просто капитулировать? - предположил я, - Или временно сдаться?
   - Если вы станете меня домогаться я..я...я не знаю, что я с вами сделаю! - вспыхнула она от гнева.
   Снизу донесся голос Баргасова. Василий Кузьмич звал нас к завтраку.
  
   Вообще я по утрам не ем. Пища просто не лезет в глотку. Но Баргасов настоял на том, чтобы я съел хотя бы пару бутербродов, что он для нас приготовил. Мне показалась подозрительной его настойчивость. Тем более что после завтрака мне стало хорошо на душе и беззаботно. Такого состояния по утрам я за собой не припомню. По утрам мне обычно сразу хочется дать кому-нибудь в морду и нахамить. Стоит мне утром поесть, как меня потом пол дня мутит и тяжело на желудке, словно туда камней наложили.
  
   Под конвоем двух свиней с дробовиками мы с Лерой пошли в поле, вслед за небольшим стадом коров. Как я к ним не присматривался, ничего необычного в них не нашел. Видимо фантазии на коров у здешних ученых не хватило.
   Лера стала благодушней и раскованнее, чем полчаса назад. Это меня тоже насторожило. Хотя выискивать истину по настроению женщины - гиблое дело. Еще мой учитель по оперативному искусству говорил мне: "Костя, на свете есть только три вещи, которые не поддаются прогнозу - это женщина, смерть и погода. Со всем остальным еще можно как-то совладать и предугадать события".
   Усевшись на траву, посреди ромашек Лера начала рассказывать мне о своей жизни, о подругах, о маме, о подарках какие она получала от мужчин. В общем, обо всем том, что составляет истинный мир каждой женщины. Я слушал ее в пол уха. Беспокойной мышью грызла меня мысль: наше поведение, наши симпатии и черт знает что еще - все это почему-то меняется. Еще вчера Лера терпеть меня не могла, а сейчас посвящает меня во все семейные тайны, как своего жениха.
   Поглядывая на прожорливых коров я вспомнил свое босоногое детство у бабушки в деревне. Теплая грусть нахлынула в душу. Мы опустились в траву. Лера по-прежнему что-то щебетала. Я положил руки за голову и задремал. Появилась смешная мысль: мы пасем коров, свиньи пасут нас, а всех вместе пасут осы-доносчицы. Но и от них есть польза. Я заметил, что мухи и всякие мошки боялись к нам даже приближаться.
  
   День прошел незаметно и скучно. Вечером, после сытного ужина, Лера стала еще ласковее со мной. Это чувствовалось по ее интонации, разговору. Когда мы поднимались в свою комнату, она неожиданно взяла меня за руку. Я замечал эти разительные перемены, но молчал. Наверное, боялся чего-то (или кого-то) спугнуть.
   После душа я как всегда растянулся на кровати. Но уснуть не успел. Когда Лера нырнула под одеяло, я привычно прижался к ней. Она тоже в ответ, как-то так интересно и податливо прижалась ко мне.... Тут-то все и произошло.
  

Явление двенадцатое

   Уже неделю мы жили с Лерой, как муж и жена в отпуску. За коровами следить не было никакой необходимости. Они сами послушно паслись, где надо, сами вовремя возвращались домой. Мы же гуляли на природе (под охраной свиней, но быстро к этому привыкли и не обращали на них внимания). Валялись в стогу сена. Купались в реке. Блаженство, да и только. За это время нас ни разу не посетила мысль о побеге. Я чувствовал себя лениво и успокоено. Лера тоже вела себя так, словно нашла свое счастье в жизни.
   Но эти чудесные перемены, произошедшие с нами, как по мановению волшебной палочки, все больше и больше беспокоили меня. В жизни так не бывает. Если судьба дает тебе счастье на халяву, значит, потом она вернет с тебя сторицей всякими непредвиденными несчастьями. Вскоре, я пришел к выводу, что нам в пищу подсыпают какие-то транквилизаторы, которые дают ощущение безмятежности, подавляют волю и отбивают у нас всякую охоту к действию или к побегу из плена. Мне как-то приходилось конвоировать экстрадированных из-за границы преступников. Чтобы они не бузили в полете, ребята из Интерпола накачивали их транквилизаторами. Отчего они выглядели сонными и вялыми. Вполне возможно, что нас пичкали более совершенными препаратами.
  
   За те дни пока мы жили на ферме, я узнал, что здешние жители старались съедать все пришедшие к ним продукты подчистую. В противном случае они обязаны были складывать объедки в специальную камеру. Напоминающую обычную СВЧ-печь и вставлять свои идентификационные карточки. Объедки распадались, а в центральный продовольственный офис поступала информация о недоедании. В следующий раз, распределительный отдел присылал меньше пищи. Конечно, моего фермера Баргасова это мало касалось. Он жил своими огородами и скотоводством. Но и он старался придерживаться этих правил, дабы не гневить власти и не выбиваться из общего строя.
   Местные жители, которых мне удавалось заприметить, всегда обходили нас стороной, едва мы показывались у них в поле зрения.
   Однажды повстречался нам местный дурачок. Мы прозвали его Яша. Это был настоящий подарок судьбы. Вот уж кто не уйдет ни от каких ответов. Помню в детстве, с нами по соседству проживал один такой парень. Память у этих умственно отсталых просто феноменальная. Так вот дурачок из моего советского детства слушал каждое утро передачи "Голос Америки" или русскую службу "Би-Би-Си" из Лондона, потом поутру выходил на балкон и слово в слово пересказывал содержание передач спешащим на работу прохожим. Времена как я уже говорил, были крепко советские, поэтому после двух таких вечерних "лекций о мировой обстановке", за дурачком приезжал наряд милиции. Из отделения его понятно переводили в психушку, а оттуда он снова попадал домой. На какое-то время его передачи прекращались. Видимо он приходил в себя после накачки медицинскими препаратами. Но через пару дней все повторялось снова.
  
   Из уст Яши информация лилась непрерывным потоком. Он пересказывал чьи-то речи о поднятии производства, о скором коммунизме, о сознательности трудовых и ученых масс. Об особой миссии ученых-патриотов. Когда я научился выхватывать из этих потоков речи, ценную информацию, то без труда сложил эту мозаику.
   Город, в который мы попали, начинался, как секретный подземный городок ученых-генетиков. С каких-то глубоких советских времен, что-то около 1922-23 годов, они занимались проблемами генной инженерии и весьма в этом преуспели. Но потом по каким-то неведомым причинам связь с внешним миром прервалась. Городок стал развиваться самостоятельно. И мало-помалу здешнее население забыло, откуда оно родом и всецело занялось своими внутренними проблемами. А поскольку к тому времени они уже достигли немалых успехов в манипуляции генами, то ученые смогли вдоволь обеспечивать население продуктами, вещами и во внешнем мире здешние горожане уже не нуждались.
   Почему ученые остались под землей и скрывались от остального мира, мне узнать не удалось.
   Яша наведывался к нам каждый день. Он садился поодаль, и что-то бормотал про себя, не обращая на нас никакого внимания. Наверное, воображал, что именно так приходят в гости. Яша мысленно с нами беседовал, спорил и улыбался. Мы с Лерой жалели его. Каждое утро тайком от Баргасова, мы собирали для Яши бутерброды и кое-какие фрукты. От Василия Кузьмича это все же не укрылось. И хоть по местным законам - подаяние считалось преступлением, он ни разу нас не упрекнул и никуда не донес. Баргасов заметил только, что Яша живет один. В заброшенном фермерском домике. Родители его давно умерли. И он в принципе живет подаянием, которое тайком приносят ему все местные фермеры.
   Видимо с Яшей, помимо нас, мало кто общался все эти годы. И мы стали для него настоящими друзьями. Он привязался к нам. Иногда мы пробовали разговаривать с ним, как с малым ребенком. И он в благодарность снова заводил слышанные когда-то речи коммунистических работников.
  
  
   В один из дней, когда мы с Лерой исправно пасли коров, наши охранники свиньи неожиданно попадали. Мы вскочили посмотреть, что случилось. Свиньям прострелили череп. Яша, как обычно сидел неподалеку и своего внутреннего диалога не прервал. Из леса выскочила группа альфистов. Я их сразу узнал по форме и оружию. Пригибаясь к земле, частыми перебежками, бойцы побежали к нам и рассыпались по траве, занимая круговую оборону. Я ошарашено пялился, то на мертвых свиней, то на альфовцев и лихорадочно соображал, во что теперь выльется убийство наших конвойных? Лера чуть ли не визжала от нежданной радости и лезла к бойцам обниматься. Многих она знала по именам и теперь льнула к ним с неуместными нежностями.
   Как говаривал мой учитель по оперативному искусству: "людей сплачивает война, невыплата зарплаты и очередь в кабинет к зубному". Первое условие союзничества было на лицо. Я понял, что мы вновь очутились на войне. Ее на своих плечах принес спецназ.
   - И долго вы здесь собирались прохлаждаться? - спросил альфавец.
   - Да брось Сергей! - встряла Лера, - Мы так замечательно живем.
   Спецназовцы удивленно переглянулись.
   - Вас вообще, зачем сюда послали? - спросил кто-то из них.
   - Вас искать, - ответила Лера.
   - Ну, считайте, что нашли, - хихикнули в группе, - Таперича, что делать будем?
   Тут уж я вышел из оцепенения: - Спокойно, ребята. Нам сказали, что вас убили.
   - Кто это сказал?
   - Никита, полицейский.
   Бойцы захихикали: - Да у нас тут такая бойня была! Со свиньями! Точь-в-точь, как ваши. Только с автоматами.
   - Мальчики, я так рада вас видеть! - не унималась Лера.
   - Да брось ты мать! - бросил кто-то из травы, - Дел невпрогреб. Мы вообще вас случайно нашли. Вот кругами бегаем зараза, по периметру этой чертовой дыры. Выход ищем.
   - Да, тут по периметру все упирается в скалу, - подтвердил Сергей, - По-видимому, придется прорываться через тот же выход, откуда мы и пришли.
   Я огляделся, ожидая с минуты на минуту каких-нибудь неприятностей. Но все было тихо. Единственное, чего я опасался, так это если Баргасов решит посмотреть как мы тут, и не увидит стоящих в поле свиней. Это сразу же вызовет у него подозрения, и он поднимет тревогу.
   - Зачем куда-то бежать? - спросила Лера, - Здесь так здорово! Еда сама приходит и готовится! У нас такой дом шикарный! Зря вы, наверное, хрюшек постреляли.
   Яша подсел к нам поближе, и не обращая ни на кого внимания, все также что-то бормотал.
   - Да, ты чё, мать! - воскликнул альфавец Сергей, - Белены объелась? Какой на фиг дом? Какие овощи? Ты хоть видела, что здесь за жизнь?
   - Погодите-погодите, - встрял я в разговор, - Мне все время казалось, что нам что-то подкладывают в еду. Нам почему-то действительно никуда не хочется бежать.
   Спецназовцы захихикали.
   - Какого цвета небо? - спросил я.
   Спецназовцы многозначительно переглянулись.
   - Послушай, мы не в Доме художников и вообще...
   - Нет, это важно, - запротестовал я, - Какого цвета небо?
   - Сдурел, над вами скала, - послышалось из травы.
   Лера посмотрела на небо, потом на меня: - Не понимаю, какая скала.
   - Хорошо, продолжим. Наш дом, вы его наверняка видели, какого он цвета?
   - Это не дом, а двухэтажный сарай, - презрительно ответил Сергей, - У моей бабки на Украине был точно такой же. Внизу коровы, на втором этаже сеновал.
   - Я ничего не понимаю, - Лера закрутила головой, - Какой сарай? Какая Украина с коровой?
   - Сама ты корова, мля! - разозлился Сергей, - Драпать надо, а вы тут КВН устроили.
  
   Со стороны баргасовского дома в нашу сторону легкой трусцой бежала цепочка свиней. Свиньи держали автоматы ППШ наперевес.
   - Ну вот, дождались вашу мать! Уходим! - заорали альфавцы, - Прорываемся прямо сейчас!
   Мы вскочили. Свиньи отрыли стрельбу. Я подхватил Леру и повлек ее за собой.
   - Яша, - крикнул я, нашему дурачку, - Не отставай!
   Яша засеменил следом. Альфавцы изредка отстреливались. Берегли патроны. Мы уходили какими-то огородами, закоулками, задворками, перелезали через заборы, хоронились за кустами. Преследователи нас все же потеряли. Примерно через полчаса мы вышли на окраину города.
   - Ничего не понимаю, - сказал я на бегу, - Получается, нас везли сюда окружными путями, чтобы создать иллюзию огромных пространств. Здорово придумали генетики.
   - Заткнись, дыхание собьешь, - ответили мне.
  
   По улицам все также маршировали овощи и фрукты. Завидя нашу группу, прохожие шарахались по углам или бежали во дворы. Никто не препятствовал нашему побегу. Мы выскочили к комиссариату ГОПНиков, куда нас привозили после задержания. Альфавцы с ходу его атаковали. Дежурный офицер даже не успел протянуть руку к оружию. Тяжелая пуля из короткой спецназовской винтовки снесла ему полчерепа. Мне бросили его автомат ППШ и группа, выскочив черным ходом, двинулась к пещере. У каких-то гаражей с машинами, нам попался тот самый Никита. Увидев нас, он побледнел:
   - Да, это же измена!
   Спецназовец свалил его короткой очередью. Никиту обшарили, достали пистолет и отдали Лере. Она взяла оружие, как на автомате. Мы побежали дальше. Оказалось до заветного выхода всего 10 минут бегом.
   Возле заветной скалы, мы поняли, почему нас не преследовали. Свиньи и так прекрасно знали, куда мы идем. У скалы залегла цепь свиней-автоматчиков. Как только мы показались из-за камней, они открыли по нам беглый огонь.
   Мы залегли. Длинными очередями я отвлекал внимание свиней на себя. Альфавцы разделились на две группы и постарались атаковать свиней с флангов. Но это не удалось. Судя по длинным пулеметным очередям на флангах, спецназовцев крепко прижали к земле. Ситуация становилась критической. Теперь весь вопрос был в том, у кого больше патронов. Можно было смело полагать, что свиньи окопались хорошо. И что-то мне говорило, что о боеприпасах они не заботятся.
   Неожиданно Яша вскочил и побежал к свиньям. Я заорал ему, чтобы он падал и ринулся следом. Лера побежала за мной. Получилось, что мы вроде как в атаку пошли. Наш дурной пример подействовал на альфовцев. Спецназ ударил с флангов. Через считанные минуты со свиньями было покончено. Да они и не сопротивлялись. Молча умирали под пулями, даже не делая попытки выстрелить в ответ. Я никак не мог понять, что произошло. Но ажиотаж не располагал к долгим раздумьям. Альфавцы чуть ли не пинками погнали нас дальше. У стены с "экраном" нас ожидал новый сюрприз. Пещера насколько я помнил, находилось на высоте примерно десяти метров. И охранялась прочной паутиной. Сейчас ее почему-то не было. Ко входу тянулась добротная железная лестница.
   Но опять же поразмышлять мне не дали. Перебирая руками и ногами, как в горячке, группа потянулась наверх. Мы выскочили на другой стороне квадрата и были встречены радостными воплями. Оказывается, в пещере ФСБэшное начальство организовало круглосуточное усиленное дежурство из бойцов армейского спецназа. Наше появление говорило им, что мучения с караульной службой закончились.
  

Явление тринадцатое

   Нас с Лерой сразу же провели в дом. С момента нашего исчезновения, здесь постоянно дежурили штабные офицеры МВД, ФСБ и врачи. Первым делом у нас взяли кровь на анализ. Измерили давление. Потом отвели в каминный зал, накрыли одеялом и принесли горячего чаю. Яша молча сидел рядом с нами. Я отхлебнул из стаканчика и поморщился. Понемногу приходя в себя, у меня появилось желание потребовать и чего-нибудь покрепче чая.
   Дежурный офицер проникся сочувствием к моей просьбе, и через минуту на столе стояла бутылочка. Только я разлил по порциям на троих, как в зал ворвался мой шеф.
   - Лахман! Ептать! - шеф полез обниматься, - Я уж и не чаял, на ком теперь злость срывать!
   - Выпьете с нами? - предложил я.
   - Ха-ха, вижу, что ты в полном порядке, а? - сказа шеф, хватая мой стакан.
   Я протянул стаканчик Лере. Она посмотрела на меня каким-то странно-задумчивым долгим взглядом и отрицательно помотала головой. Яша схватил свою порцию и, не дожидаясь тостов махнул.
   Мы переглянулись с шефом и тоже выпили.
   - Кто это? - спросил босс, кивая на Яшу.
   - Он слабоумный. В плену привязался к нам. Вот мы его и вытащили.
   Разлили еще по одной. В комнату заглянул врач: - Можно вас на минуточку? - поманил он шефа в коридор.
   Как только мы остались одни, Лера наклонилась ко мне и скороговоркой прошептала: - Обещайте, как приличный, совестливый человек, что вы ничего никому не скажете.
   - Что не скажу? - не понял я, - Меня ж все равно заставят рапорт писать.
   - О том, что между нами было. В рапорте, между прочим, об этом можно и не упоминать.
   В груди у меня неприятно кольнуло. Наверное, я даже поморщился, но, тем не менее, кивнул головой, давая обещание молчать. В зал вошел шеф:
   - Врач сказал мне, что вас постоянно пичкали каким-то галлюциногенным препаратом.
   - Я знаю, - сказал я и посмотрел на Леру. Она покраснела.
   - Откуда? - поинтересовался шеф.
   - Да уже успел догадаться. Уж больно нам там все красивым и хорошим казалось. Какие-то надежды брезжили на горизонте.
   Лера отвернулась и молча смотрела на огонь.
   - Ха! Ну, ты Лахман, вечно как загнешь красиво, хоть кипятком писай, - заорал шеф.
   - Книг много читаю, - скала я грустно, - Вот и проникаюсь романтикой.
   - Ты бы лучше больше приказов от начальства читал, - шеф хлопнул меня по колену и разлил по стаканам.
   - Ладно, вашего сумасшедшего решено отправить в нашу ведомственную больницу, - сказал мой начальник, - Пусть его там хорошенько обследуют.
  
   Зашли санитары. Яша казалось, все понял. Он снял с шеи золотой медальон, которого я на нем прежде не видел, и протянул его мне.
   - Спа-си-бо, - пролепетал Яша.
   Я посмотрел ему в глаза и поразился. В них не было и тени сумасшествия!
   Санитары взяли Яшу под руки, и он поплелся с ними, чуть подволакивая ноги, покрасневший от водки, и все, также весело разговаривая сам с собой.
   - Я скоро обязательно тебя навещу! - крикнул я вслед.
   Яша не обернулся.
   В комнату заглянул знакомый чин ФСБ и вызвал Леру на разговор. Мы с шефом занялись пьянством.
   - Так откуда ты все-таки узнал про галлюциногены? - упорствовал начальник.
   - Я все в рапорте опишу, - сказал я, - Но чтобы не томить вас поясню: когда мы туда попали, нам казалось, что над нами настоящее небо. Нас поселили в хороший двухэтажный дом. По крайне мере нам так казалось. А вот альфавцы, которые жили там на подножном корму, видели вместо дома - обыкновенный сарай. Понимаете?
   Шеф состроил удивленную мину и покивал головой.
   Вернулась Лера.
   - Наше ведомство решило направить в город несколько отрядов спецназа, усиленных роботами со взрывчаткой. Будут это место зачищать, так сказать. Константин Самуилович, мое начальство спрашивает: не хотите поучаствовать в экспедиции?
   Я замахал руками: - Нет! Нет! Нет!
   - Тоже самое сказала и я, - Лера присела рядом, - Давайте выпьем, мы с вами ребята, верно уже никогда больше не увидимся.
   Я понял, на что она намекает. Шеф только плечами пожал и с готовностью разлил по стаканам.
   - Да, много чего еще я там видел и испытал, что на поверку оказалось совсем не тем, за что я это принимал.
   Я покосился на Леру, но она старательно не смотрела в мою сторону.
   - Например, - увлеченно спросил шеф.
   - Ну, например, мне теперь кажется, что народа там было совсем не много. Когда мы удирали, никто из людей нас не преследовал. Только свиньи. Люди наоборот куда-то разбегались. Потом странно, что мы так легко выбрались из западни. Я вот сейчас подумал, почему свиньи прекратили стрелять, когда мы оказались возле пещеры? Ведь они нас запросто там положили бы.
   - Свиньи? - переспросил шеф удивленно, - В смысле животные?
   - Ну, да.
   - Ептать, я думал ты этим словом людей каких-то ругаешь.
   - Настоящие свиньи, говорю вам. Только ходят на задних копытах, а передние с помощью генной инженерии переделаны в руки.
   - Во, мля! Наука! - шеф опрокинул стакан и мы вместе с ним.
   - Нас сторожили там только свиньи, - продолжал я, - Когда настал критический момент Яша, которого вы только что видели, вышел из укрытия, и свиньи разом прекратили стрельбу. Потом кто-то убрал к нашему приходу хитроумную паутину-ловушку. Да еще заботливо приладил к пещере лестницу.
   Я замолчал. Шеф переваривал услышанное. Какая-то деятельная и важная мыслишка летала в мозгу, но я никак не мог ухватить ее.
   - М-да, действительно странно, - промямлил шеф, - Вся эта пещера попахивает одной большой государственной изменой.
   - Измена! - вскричал я.
   Лера и шеф даже отпрянули от меня.
   - Я понял! Когда мы наткнулись на одного из наших пленителей, некоего Никиту, он увидел Яшу и сказал слово "измена". Он ведь Яшу имел ввиду.
   Пораженные одной мыслью мы молча смотрели друг на друга.
   - Яша, ёб его мать! - заорали мы с шефом одновременно.
   Я вытащил из кармана медальон. Он оказался с сюрпризом. Крышка медальона откинулась, и мы увидели на одной стороне - фотографию нашего "Яши", а на другой гравировку серебром:
   "Директор научно-исследовательских учреждений генной инженерии НКВД СССР, глава исполкома города Москва-20. Копылов Дмитрий Витальевич".
   В комнату зашел какой-то человек в штатском, и что-то быстро зашептал шефу на ухо.
   - Говори открыто, - отстранился от него начальник, - Поздно уже секретничать.
   Но я уже все понял.
   - Ваш сумасшедший Яша, - чеканил человек в штатском, - Ткнул в машине санитаров какой-то штукой, чем парализовал их. Потом выбросил санитаров из машины и укатил в неизвестном направлении. Машина уже объявлена в розыск. Но я думаю, где-нибудь в лесочке под Москвой он ее бросит. Никто из вас случайно не знает, где он жил или, по крайне мере, как его найти?
   - Сожалеем, но расследование этого дела больше не входит в нашу компетенцию, - сказал шеф и, как ни в чем не бывало, разлил по стаканам.
   - Уверен это один из ваших бывших агентов под прикрытием, - добавил я.
   Мы с шефом чокнулись и подмигнули друг другу.
  
  
   Алексей Оверчук
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"