Аннотация: Бог и человечество основали свое дело ни на чем другом, как на самих себе. И я также утверждаю, что моё дело во Мне. Я так же хорош, как Бог. И всё - моё, я также Единственный.(Макс Штирнер. "Единственный и его достояние")
Проклятая работа! Многое я взвалил на себя и сейчас был выжат, как лимон. Освободившись к вечеру (обещали до утра не тревожить) шёл к дому по набережной. С моря дул неприветливый ветер. Остывающее солнце погружалось в океан. Приливные волны грозно рвались, покушаясь снести бетонные плиты, сваи - всё, что сделано человеком. И они добьются своего... только не сейчас... не сейчас. Может быть, через миллион лет, когда меня уже не будет. Ничего не будет, кроме океана.
"Люди, львы, рогатые олени, гуси, молчаливые рыбы, морские звёзды - все жизни, свершив печальный круг, угаснут. Станет холодно, пусто и страшно", - это я из бумажной книги, принадлежавшей моему дедушке. Всю сознательную жизнь он сеял "разумное, доброе, вечное". Однако дождался ли всходов, вот вопрос? Раритетная книга лежит на моём рабочем столе. Рядом с компьютером, принтером, початой пачкой афобазола и прочими современными вещами.
Девятый вал. Высокая, враждебная волна обдала холодной пылью. Усиливающаяся тоска, чувство вселенского одиночества и устойчивая привычка к комфорту загнали меня в первый попавшийся бар, оккупировавший полуподвал высотки. Выпил у стойки порцион и разохотившись, желая окончательно расслабиться, заказал бутылку, крабовые чипсы и присел за пустой столик.
Внезапно с низкого потолка брызнуло искрами, стало темно и запахло расплавленной пластмассой. Вокруг истошно закричали: "Горим! Пожар!"
- Господа, расслабьтесь и получайте удовольствие, - громогласно обнадёжил бармен. - Это всего лишь локальное короткое замыкание. Сейчас вызовем электрика.
Захлопали входные двери. Некоторые в панике покидали зал, другие не захотели сидеть в темноте. Однако появился и входящий. То есть сначала проникла его тень от уличного фонаря. Странно, что она отделилась от носителя, значительно опередив его и будто сделавшись самостоятельной. Я далеко не суеверный, но слышал, что тень отделяется от людей, совершивших злодеяние.
Этот тип подвалил именно к моему столику и, не спросив разрешения, опустился на стул. Было по-прежнему темно, с ремонтом проводки никто не спешил. Но зажглись огоньки смартфонов, и я разглядел сидящего напротив. Злодей, не злодей - однако узкий лоб, мощные надбровные дуги и массивный подбородок. Не дай бог, чтобы Чезаре Ломброзо оказался прав. Хотя... мне-то что. Не сумасшедший же этот тип, бросаться на первого из встречных.
Незнакомец, не сходя с места, жестом подозвал официанта, заказал пойло; осушил стакан и вскинул на меня испытующий взгляд. Его вопрос прозвучал неожиданно, как бы дополняя моё обращение к всесильному гипотетическому существу.
- Бог есть? - без обиняков спросил он.
Чёрт побери! Неужели этот тип тоже знаком с трудами Ломброзо, и по моему виду определил, что я способен отвечать на такие вопросы?.. Я помедлил с ответом, и он, видя моё недоумение, с мрачным видом добавил, что если Бог всё же существует, то, значит, существует и ад - уж точно уготовленный для него.
Натворил дел, вот и казнится, подумал я и поспешил утешить, остерегаясь с его стороны неадекватных поступков. Причём, далее в беседе я руководствовался таким соображением: незнакомый человек, встретились и разойдёмся. Можно даже быть откровенным, не сообразуясь с диктатом служебного рвения.
- Скорей всего, Бога нет. Это выдумка первобытных людей, не обладающих достаточной информацией, в дальнейшем подхваченная и обкатанная охранителями цивилизации.
Пожалуй, на этом следовало бы угомониться. Что я в самом-то деле, собрался тут читать лекцию об истории религии перед этим типом, аттестованным не лучшим образом итальянским психиатром? Но меня уже понесло, и я объявил довольно уверенно:
- Но вся штука в том, что Бог непременно явится на закате цивилизации.
- Откуда ему взяться? - не то, чтоб удивился, но выказал интерес этот мрачный тип.
- Вследствие познания человеком самого себя, - разъяснил я. - Рано или поздно у нас появится возможность управлять всем: наследственностью, воспроизводством себе подобных, интеллектом, чувствами. Остаётся пока неясным, что достижимо и в какой степени, но хотите услышать моё мнение?
- Базарь, - позволил он.
- Короче, в итоге окажутся не нужны отдельные индивиды различного пола и прочие временные формы, возникшие в процессе естественной эволюции. Все живые и мыслящие сольются в совокупный разум, в единый дух или как там его назвать. Какое-то время этому процессу будут сопротивляться обычаи и культура, но бастионы не устоят. Целесообразность правит миром.
- И как это чудище будет выглядеть?
- Трудно сказать. Может, оно будет бесплотным облаком или подобием Океана, как у Станислава Лема... Это польский фантаст, если вы не в курсе, - прибавил я.
- Знаю, - сказал он. - Это же Лем написал "Вторжение с Альдебарана".
Вероятно, Ломброзо ошибся. Передо мной ещё тот интеллектуал.
- Так что варианты возможны, - с воодушевлением продолжил я. - Прикольно, если этот единый Дух примет облик современного человека, то есть сделает реверс: воссоздаст себя по нашему образу и подобию. Видели картинки с изображением ветхозаветного Бога? Этакий милый старичок с белой бородой. Что-то в подобном роде. Это и будет Бог, рождённый из человечества. Любой из нас, ныне живущих, может представить себя Им.
Он посмотрел на меня, как на чёрта, выскочившего из табакерки. Хотя нет, на сей раз из табакерки, в моём образе, явился сам Бог.
- Не приемлите? - Я решил добить его картинкой. - А я, бывает, воображаю нечто в таком духе. И всякий раз вижу, что сижу один на камне в пустыне бесконечного континуума и думаю: а что же дальше? К тому времени я всё познаю, стану всемогущим и вездесущим, и что же мне остаётся делать? Бог-то я бог, но мне тоже присуще человеческие чувства. Вселенское одиночество, недостаток внимания...
Вспыхнул долгожданный свет, и я получше разглядел своего визави. Впрочем, к его портрету ничего добавить не могу. Разве что про глаза - глубоко запавшие, напряжённые. Странное дело: я, кажется, заставил его задуматься.
Меж столиками появилась полупьяная девица. Мой сосед подманил её. Она с готовностью присела ему на колени и расстегнула пуговичку на кофточке, приоткрывая округлые молочные железы.
- Ты забыл про секс, - напомнил он мне, как будто найдя решение моей проблемы. - Твой всемогущий Бог может создать себе подружку, чтоб не было скучно.
- Секс - это инструмент для сохранения вида, - равнодушно отказался я. - И на каком-то этапе эволюции отомрёт за ненадобностью. Процесс уже идёт, о чём свидетельствуют всё более изощрённые формы сексуальных забав. В сущности, это судороги.
Мой собеседник терпеливо выслушал меня, застегнул девице пуговичку и оттолкнул.
- Пшла вон!
Она ушла с обидой. Мы помолчали. Выпили ещё. Он достал сигареты, выщелкнул из пачки, закурил, не предлагая мне, и задумался.
- Угу, действительно, проблема. Слушай, а может тебе в окончании веков повеситься?
- Тоже вариант, - согласился я.
- Вот только на чём? - затруднился он. - В пустыне-то.
- Не забывайте, я стану Богом, - напомнил ему и напомнил себе, что я уже сейчас, по роду работы, являюсь творцом. - Так что не проблема. В мгновение ока воссоздам белоствольную берёзку, синтезирую намыленную верёвку и... поминай, как звали.
На этом бы остановиться, но я опять не удержался и расписал технологию будущего, так сказать, исполнение желаний на научной основе:
- У меня в заначке будет универсальный технологический комплекс. Мои нейроимпульсы будут уловлены и послужат приказом к запуску и исполнению. Раз, два и готово.
- Когда это случится? - уточнил он.
И на этот вопрос я дал исчерпывающий ответ:
- Уж если слепая природа за четыре с половиной миллиарда лет вылепила нас, вполне разумных, то, чего только не сможем сделать мы, действуя более изобретательно? Нам потребуется гораздо меньше времени. Пожалуй, чтобы прийти к высшей точке развития, достаточно будет и миллиона лет. Во всяком случае, это произойдёт гораздо раньше, чем остынет Солнце.
- А хочешь ускорить процесс? - по-доброму предложил он. - Перед тобой, Богом, я могу открыться. Я профессиональный киллер. О, я многих прикончил! Только детей и женщин не трогал... Нет, - мрачно припомнил он. - Одну бизнес-леди всё-таки отправил на тот свет. Так вот, слушай. Мне не составит труда шлёпнуть тебя.
- Хм, надо подумать. - Признаться, я был немного ошарашен. Но мне нетрудно было представить, что миллион лет уже прошёл, и я нахожусь в конечном пункте мироздания.
- Ну, думай быстрей, - обронил он. - Могу оказать услугу хоть сейчас.
Кажется, я понял его. Такой случай! Убить Бога! И вместе со мной уничтожить тревожащие его рефлексии о предуготовленном аде.
- Я работаю за деньги, - продолжал уговаривать он. - Но так и быть, тебя шлёпну бесплатно. Только, чтоб без свидетелей. Давай выйдем отсюда.
Мы допили виски и вышли из трактира. Океан, ещё пока нелемовский, дикий и первобытный, неумолчно шумел. Киллер, влекомый бескорыстным энтузиазмом, крепко приобнял меня левой рукой.
- А то вдруг передумаешь и упустишь момент. Тебе, считай, повезло, - пояснил он свои действия и повлёк в тёмный проулок.
Но тут раздался вой сирены. Рядом с нами тормознула полицейская машина, из неё выскочили бравые молодцы в бронежилетах и быстренько завернули моему спутнику руки. За ним, видимо, следили. И выследили. Кстати, когда киллера вели к машине, я заметил, что его тень послушно следовала за ним. Чтобы это значило? Неужели он, исповедовавшись в забегаловке перед мной, недоделанным Богом, перестал быть злодеем? Или - ничего не значит?
- Оставьте его! Повремените! - раздосадовано прокричал я. - Он ещё не выполнил моего поручения.
- Ах, так ты заказчик? - Они подскочили ко мне и тоже заломали руки. - Ну, колись! Кого заказал?
- Убить Бога, - морщась от боли, признался я.
Нас обоих загребли и отвезли в следственный изолятор, разместили в разных камерах. Больше я его не видел. Ночью меня потащили на допрос.
- Значит, ты собрался убить Бога? - спросил бесконечно уставший следователь.
- Ну да, - подтвердил я.
- Врёшь, - сказал он. - Бог давно умер.
- Кто это вам сказал?
- Это сказал Ницше.
- Нет, я пока живой, - возразил я. - Ницше ошибся.
- Понятно, - проницательно сказал следователь. - Это ты сам себя пытался заказать. Редкий случай в моей практике.
Далее последовал обычный процедурный опрос. Документов у меня с собой не оказалось. Следак записал с моих слов, кто я такой, где работаю, где проживаю, сфотографировал на смартфон.
- Может, и отпечатки пальцев возьмёте (с меня-то, с Бога!) - покуражился я.
- В этом нет необходимости, - отмахнулся он. - Пока отдыхай, разберёмся.
Отвели в одиночную камеру. А что? Вполне комфортно. Может, я исподволь этого и желал. "Наслаждайся теперь одиночеством и гони свои мысли дальше". Вот только плохо, что исчезло ощущение, будто грядущий миллион лет сжался в одну безвременную цельную точку. Увы, времена распались на отдельные мгновения, а стало быть, божеское во мне скукожилось.
...По моим ощущением уже была ночь, когда за мной пришёл мрачный служивый и повёл, к главному церберу.
- Мы созвонились с вашим шефом, - хмуро сказал он... - То есть, вернее, он сам дозвонился. Умоляет... нет, требует, чтобы мы разрешили вам выйти на связь.
- Он обещал меня не беспокоить до утра! - запальчиво воскликнул я.
Он подтолкнул ко мне смартфон. Я ещё не решил, кочевряжиться мне дальше или нет, как раздался звонок. Сомнений не было: опять домогается шеф.
- Алло, ну что ещё? -капризно спросил я.
- Павлуша, дорогой, у нас в палате дитятко нашего спонсора. В крайне депрессивном состоянии.
- И что с ним? - злобно пробурчал.
- Обычные загибы эгоцентрика. Недостаток внимания, чувство вселенского одиночества и тому подобное. Да что тебе объяснять! Папаша тут же сидит, трясётся. И кто-то подсказал этому юнцу, что вены нужно резать не поперёк, а вдоль. Так что, жив курилка. В прошлый раз наглотался всякой дряни, едва вытащили. Возьмёшься? Отговоришь от третьей попытки?
- Я не свободен, - сказал я, глянув на следователя.
- Да всё в порядке, проблем нет. Тебя задержали по недоразумению. - Не дождавшись от меня ответа, заведующий клиникой продолжил, как будто добился моего согласия: - Я высылаю машину!
- Что я - единственный?
- Случай безнадёжный, - стал уговаривать он, навешивая мне лещей. - У тебя самый высокий процент реабилитации.
Да, я такой, могу. Потому что уверен: моим клиентам необходимо жить. Нечего им дурака валять. О, сколько душевных сил, энергии трачу при этом! Что мне остаётся? Опять недобрым словом помянуть свою работу. Никто не знает, что она блокирует мои собственные намерения.
Цербер, сделавшись послушным щенком, слушал наш разговор молча. Без возражений отпустил меня и даже поблагодарил. Дескать, я задержал киллера своей болтовнёй, а за это время оперативники сориентировались и вычислили, где он находится. Я поморщился: мне почему-то не хотелось быть причастным к поимке этого злодея. Наверно, из-за добровольной услуги, которую он мне безвозмездно предложил. Я даже его искренне пожалел. Ну, да мои возможности пока ограничены. Я всё-таки не Иисус Христос, а он не Дисмас и одесную от себя посадить не могу.
Я вышел в ночь. Океан, прислушиваясь к событиям на берегу, притих. И все мои проблемы остались при мне. Не представляю, как жить дальше, не представляя себя богом.
Через пять минут я уже ехал в машине Сидел на заднем сиденье, подготавливая себя к нелёгкой беседе. Вот так и задерживаюсь сойти с дистанции. Покорно тащу на своём горбу человечество в перспективное будущее. А может, в бесперспективное. Наверно, в основе моего рвения - эгоистические помыслы. Ведь, если суицид примет массовый характер, то не явится Бог в конце цивилизации, которым я объявил себя.
Ладно, к делу. Надо настроиться, эмоционально и текстуально. Торопливо суетятся дворники, счищая водяную пыль с лобового стекла...