Резников Кирилл Юрьевич : другие произведения.

14. Вокруг Петра: Борьба мифологий

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 4.66*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Борьба пропетровской и антипетровской мифологий среди литераторов и историков с 18 века по настоящее время.


   14. ВОКРУГ ПЕТРА: БОРЬБА МИФОЛОГИЙ

   Ни одна страна в мире не окружена такими противоречивыми
   мифами о её истории, как Россия... Н. Бердяев постоянно отмечал
   поляризованность русского характера. ... Другая причина в том,
   что в русской истории играли огромную роль различные "теории",
   идеология, тенденциозное освещение настоящего и прошлого.

   Дмитрий Лихачёв. Мифы о России старые и новые
  
  
   14.1. Пётр I в русском фольклоре
  
   Две ипостаси Петра. Пётр занял видное место в русском фольклоре в двух ипостасях. В одной ипостаси, Пётр - это радеющий об Отчизне царь-труженик, он водит корабли, работает наравне с плотниками, делит еду и ночлег с солдатами. Пётр - даже защитник простых людей - в песне "Жалоба солдат Петру I на князя Долгорукого", царь разрешает солдатам расправиться самосудом со знатным обидчиком. Поморы говорили о царе с уважением: "Даром хлеба не ел, лучше бурлака работал". Солдатские песни о смерти Петра похожи на плачи. Стоящий на часах у государевой гробницы молодой солдат "возрыдаюче вымолвил":
  
   "Ах ты матушка сыра земля,
Расступися ты на все стороны,
Ты раскройся, гробова доска,
Развернися ты, золота парча,
И ты встань, проснись, православный царь,
Посмотри, сударь, на свою гвардию,
Посмотри на всю армию
   Уже все полки во строю стоят,
   .....
   Дожидают они полковника,
Что полковника преображенского,
Капитана бомбандирского".
  
   В другой ипостаси, Пётр - не природный царь, а подменённый. Рассказывали, что когда была Наталья Кирилловна на сносях, то сказал ей Алексей Михайлович: "Не родишь сына, учиню тебе озлобление". И когда родилась дочь, то царица, тайно от государя, спрятала девочку в Немецкой слободе, а себе взяла немецкого младенца. Говорили, что мать перед смертью сказала Петру: "Ты не сын мой заменённый". Через 40 лет после рождения Петра взяли в Преображенский приказ бабу, говорившую, что государь не сын Алексея Михайловича: "Взят во младенчестве из немецкой слободы у иноземца по обмену. Царица-де родила царевну, и вместо царевны взяли ево, государя, и царевну отдали вместо ево". А по другим слухам, Пётр был Лефортов сын. Говорили, что когда родилась у царицы дочь, а у Лефорта в тот же день - сын, то царица, страшась государева гнева, младенцев обменяла. И тот Лефортов сын царствует на Руси и поныне., По другой легенде Петра подменили во время поездки к немцам: взяли в неволю за морем в Стекольном (Стокгольме); еще говорили, что царь был "в немцах в бочку закован да в море пущен" или что в Риге был "закладен в стену".
  
   Не миновало Петра и обвинение, что он антихрист. Старообрядцы видели антихриста и в Никоне, и в Алексее Михайловиче, но особенно - в Петре. В 1700 г. поступил донос на книгописца Гришку Талицкого, что говорит про государя непристойные слова и режет доски - хочет печатать тетради и, напечатав, бросать в народ. На пытке Гришка признался, что составил письмо, будто настало ныне последнее время и антихрист, т. е. государь, в мир пришел. Взяли всех, с кем он вёл беседы. Гришку и еще пятерых казнили; остальных били кнутом и сослали в Сибирь. Против Талицкого митрополит Стефан Яворский написал книгу "Знамения пришествия антихристова и кончины века" (1703). Но, как пишет Соловьёв, "мысль об антихристе не умирала в людях". Ладожские старцы, не сомневались, что Пётр антихрист:
  
   "Какой он нам, христианам, государь? Он не государь, латыш: поста никогда не имеет; он льстец, антихрист, рожден от нечистой девицы, писано об нем именно в книге Валаамских чудотворцев, и что он головою запрометывает и ногою запинается, и то его нечистый дух ломает, а стрельцов он переказнил за то, что они его еретичество знали, а они, стрельцы, прямые христиане были, а не бусурманы, а солдаты все бусурманы, поста не имеют; прямого государя христианского, царя Иоанна Алексеевича, извел он же, льстец".
  
   В ответ на книгу Яворского настоятель Выговской пустыни старообрядцев, Андрей Денисов, написал сочинение "Об антихристе". В нем он пишет об антихристе в образе папы Римского, но проводит явную аналогию с Петром I. Работа Денисова послужила основой для дальнейших писаний старообрядцев о царе-антихристе. Интересный оборот приняла версия о Петре-антихристе в старообрядческой повести "Сказание о Петре истинном и Петре ложном": истинный Пётр скрывается в старообрядческом ските, а на престоле сидит подмененный царь-антихрист.
  
   Сохранились, немногочисленные (за них преследовали) солдатские и казацкие песни, где Пётр показан как деспот, не жалеющий жизни простых людей. Он не дает пощады стрельцам, готовым ради прощения голыми руками взять вражеский город (в другой песне - три города), против воли заставляет идти в солдатчину, лишает вольности тихий Дон. Особенно помнили прорытие Ладожского канала. В песне "Ах, далече, далече..." плачет не только "трава-мурава", но "земля сырая", ведь царь велел ее "копати, ... рвы и колодези вырывати, ключевую воду испускати". В другой песне, плывущие по каналу государевы гребцы "разговоры говорят, все хозяина бранят":
  
   "Ты, разсукин сын хозяин, разканалья, сукин сын.
Здесь канавушки прорыл
...".
  
  
   14.2. Образ Петра в XVIII веке
  
   Апология Петра. Петра ненавидели при жизни, но после смерти ненависть отступила перед восхищением. О тяжких налогах и гибели десятков тысяч забыли, а помнили победы Петра. Имя его почитали - гвардейские полки стали гарантом невозврата к прошлому. Культ Петра начал складываться при Елизавете Петровне, захватившей престол по праву дочери Петра. В 1742 г. петровский чиновник П.Н. Крёкшин преподнес Елизавете первый том "Краткого описания блаженных дел великого государя-императора Петра Великого...". Ломоносов слагает оды в честь Петра. В "Оде на восшествие на престол Елизаветы" (1748) он уподобляет рождение Петра Рождеству Христову. В "Слове похвальном... императору Петру Великому" (1755) называет его подобным Богу. Пишет в его честь поэму "Пётр Великий" (1760). В 1747 г. в Петербурге перед Михайловским замком устанавливают первый бронзовый конный памятник Петру работы Карло Растрелли.
  
   В царствование Екатерины II мифология о Петре Великом стала частью государственной идеологии. В 1768 - 1769 гг. были опубликованы первые две части "Истории Российской..." сподвижника Петра Василия Татищева. В 1788 - 1789 гг. преданный почитатель Петра, Иван Голиков, опубликовал 12 томов "Деяний Петра Великого, мудрого преобразителя России...", а затем, в 1790 - 1797 гг. - 18 томов "Дополнений". Этот фундаментальный труд написан по собранным Голиковым документам. Автор шаг за шагом прослеживает историю царствования Петра. Он не только восхваляет "Великого государя", но подробно рассматривает обвинения в его адрес. Голиков их опровергает, доказывая, что у Петра были грехи человеческие, но не было царских. В 1782 г. в Петербурге состоялось открытие памятника Петра I - "Медного всадника", работы Этьена-Мориса Фальконе. В 1785 г. в Лейпциге выходят на немецком языке "Подлинные анекдоты о Петре Великом". Автор, российский гравер Якоб Штелин, многие годы записывал рассказы современников Петра. К концу жизни он собрал 142 "анекдота". На русском языке "анекдоты " были изданы в 1787 г.
  
   Памфлет Щербатова. В 1786 или в 1787 г. князь Михаил Щербатов написал памфлет "О повреждении нравов в России". В нем он обрушился на екатерининских аристократов, описав их низость по сравнению с предками. "Повреждение нравов" автор связывает с реформами Петра. Наряду с полезными переменами, Пётр ввёл излишние и прямо вредные. К ним Щербатов относит "людцкость, сообщение и великолепие", что привело к стремлению к роскоши, сластолюбию и разрушению устоев семьи. Борьбу Петра со старыми нравами Щербатов сравнивал с действиями неискусного садовника, срезающего лишние ветки у слабого дерева, но лишь ухудшающего его состояние: "Так урезание суеверий и на самые основательные части веры вред произвело, уменьшились суеверия, но уменьшилась и вера". Порча нравов усугубились после смерти Петра. Автор не щадит ни цариц, ни царедворцев. Рукопись Щербатова была напечатана в 1858 г. в "Вольной типографии" Александра Герцена в Лондоне.
  
  
   14.3. Образ Петра в XIX веке
  
   Карамзин о Петре. Карамзин не знал о рукописи Щербатова, но он считал, что требование Петра к дворянам перенять европейские обычаи, привело к их отчуждению от народа: "... со времен Петровых высшие степени отделились от нижних, и русский земледелец, мещанин, купец увидел немцев в русских дворянах". Карамзина беспокоил запущенный петровскими реформами космополитизм: "При царе Михаиле или Фёдоре вельможа российский, обязанный всем Отечеству, мог ли бы с веселым сердцем навеки оставить его, чтобы в Париже, в Лондоне, Вене спокойно читать в газетах о наших государственных опасностях? Мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России. Виною Пётр".
  
   Пушкин о Петре. Отношение молодого Пушкина к Петру было одновременно родственным и восторженным - его прадед, маленький черный раб Ибрагим, был крещен царём, и стал Абрамом Петровичем Ганнибалом, получив от Петра отчество и фамилию по имени карфагенского полководца Ганнибала. Пётр воспитал Абрама (он был его денщиком), послал учиться во Францию, а по возвращении обеспечил карьеру и место среди российского дворянства. В 1827 г. Пушкин начал писать роман "Арап Петра Великого", оставшийся незаконченным.
  
   О Петре Пушкин написал две поэмы - "Полтава" и "Медный всадник". "Полтаву" (1829) публика встретила холодно. Любовь юной Марии и старца Мазепы не вызвала симпатий. Критики упрекали Пушкина в нарушении исторической и художественной правды. Характерно, что никто не упоминал Петра. Не исключено, что Пётра подразумевали, но о нём не говорили прямо. В "Полтаве" Пушкин превысил поэтическую меру в славословии царя. Чего стоят следующие строки:
  
   Тогда-то свыше вдохновенный
   Раздался звучный глас Петра:
   "За дело, с Богом!" Из шатра,
   Толпой любимцев окруженный,
   Выходит Пётр. Его глаза
   Сияют. Лик его ужасен.
   Движенья быстры. Он прекрасен,
   Он весь, как божия гроза".
  
   Несравненно сильнее "Медный всадник", написанный в 1833 г., но не пропущенный Николаем I. Пушкин пытался исправить поэму согласно замечаниям царя, но подцензурно работать он не умел, и поэма так и не была опубликована при жизни. В поэме пересекаются два сюжета и два отношения к Петру I. В первом сюжете Пётр дан эпически: "На берегу пустынных волн || Стоял Он, дум великих полн, || И вдаль глядел...". Величественные мысли царя оформлены во всем известные строки: "Природой здесь нам суждено || В Европу прорубить окно". Пушкин поёт гимн Петру и Петербургу.
  
   Другая сюжетная линия связана с судьбами маленьких людей: мелкого чиновника Евгения и бедной вдовы с дочкой Парашей, которую Евгений любит. В их близкое счастье вмешивается стихия и Пётр, построивший город в гиблом месте. Злые волны разлившейся Невы смывают домик, где жили мать с Парашей, и несчастный Евгений сходит с ума. Однажды ночью он добрёл к подножию памятника: "Того, чьей волей роковой || Над морем город основался...". Того, кто "над самой бездной || На высоте уздой железной || Россию поднял на дыбы". И раздавленный человек восстал:
  
   "...Вскипела кровь. Он мрачен стал
Пред горделивым истуканом
И, зубы стиснув, пальцы сжав,
Как обуянный силой черной,
"Добро, строитель чудотворный! -
   Шепнул он, злобно задрожав, -
Ужо тебе!.." И вдруг стремглав
   Бежать пустился...".
  
   Евгению показалось, что лицо грозного царя мгновенно разгорелось гневом. И он услышал за собой "тяжело-звонкое скаканье":
  
   "И, озарён луною бледной,
Простерши руку в вышине,
За ним несется Всадник Медный
На звонко-скачущем коне;
И во всю ночь безумец бедный,
Куда стопы ни обращал,
За ним повсюду Всадник Медный
С тяжелым топотом скакал".
  
   Здесь гений поэта достигает вершин. Но мы не видим привычного восторга Пушкина перед Петром. Медный всадник бесчеловечен: он преследует несчастного уже им раздавленного, ведь это Он заложил город в устье Невы. Отношение зрелого Пушкина к Петру отошло от восторженного обожания юности. Пушкин так и не смог завершить написание "Истории Петра" - труд, начатый в 1831 г. и получивший полную поддержку царя (Пушкину были открыты секретные архивы времён Петра I). Но чем больше он с ними знакомился, тем больше сомневался, что труд его может быть напечатан. За неделю до смерти Пушкин сказал П.А. Плетневу: "Историю Петра пока нельзя писать, то есть, ее не позволят печатать".
  
   Он был прав: Николай I, прочитав рукопись "Истории Петра" после смерти Пушкина, заявил, что её нельзя печатать. В сокращенном виде "История Петра" была издана в 1880 г., а в полном виде - в 1962 г. Об отношении зрелого Пушкина к деятельности Петра осталась запись: "Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плод ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика. NВ. (Это внести в Историю Петра, обдумав)".
  
   Пётр при Николае I. В николаевской России образ Петра превратился в важнейший утверждающий миф. В этот период в литературе и искусстве по словам Тургенева сложилась "ложно-величавая" школа. Её идейное содержание соответствовало уваровской триаде: "самодержавие, православие, народность". На сцене шли драмы, прославляющие Петра. Особенно плодовит был Нестор Кукольник. Пётр - герой его рассказов, повестей, драмы и романа "Два Ивана, два Степаныча, два Костылькова" (1844). У Кукольника он идеальный русский царь - труженик, радеющий о пользе Отечества, строгий и справедливый. Талантливо писал о Петре публицист Михаил Погодин. Погодин умеет найти доходчивые слова, позволяющие оценить вклад Петра для России:
  
   "Какой нынче день? 1 января 1841 года - Пётр Великий велел считать годы от Рождения Христова... Пора одеваться - наше платье сшито по фасону, данному Петром Первым, мундир по его форме. Сукно выткано на фабрике, которую завёл и шерсть настрижена с овец, которых развёл он. Попадается на глаза книга - Петр Великий ввёл в употребление этот шрифт и сам вырезал буквы. Вы начинаете читать её - этот язык при Петре Первом сделался письменным, литературным... Приносят газеты - Петр Великий их начал... За обедом, от соленых сельдей и картофелю, который указал он сеять, до виноградного вина, им разведённого, все блюда будут говорить нам о Петре Великом. После обеда вы едете в гости - это ассамблея Петра Великого. Встречаете там дам - допущенных до мужской компании по требованию Петра Великого...".
  
   Славянофилы признавали гений Петра. Алексей Хомяков в статье "О старом и новом" (1839), перечислив заслуги первых Романовых, продолжает: "...наконец, является окончатель их подвига, воля железная, ум необычайный, но обращенный только в одну сторону, человек, для которого мы не находим ни достаточно похвал, ни достаточно упреков, но о котором потомство вспомнит только с благодарностью, - является Пётр". Далекие от идеализации Петра, славянофилы осуждали насаждение им западных нравов, перенос столицы в Петербург, наступление на русскую культуру и разъединение народа, подавление личной свободы, но никогда не обсуждали частную жизнь императора. Причина заключалась в морали славянофилов - они были благородные люди, рыцари в высоком значении этого слова. Они избегали грязи, и грязь не приставала к ним.
  
   Соловьёв о Петре I. Сергей Соловьёв был самым читаемым русским историком второй половины XIX века. Его 29-томная "История России с древнейших времён" (1851-1879) до сих пор остается самой полной сводкой по истории России по 1774 г. (смерть прервала труд автора). Соловьёв видел историю России как историю её государственности. С подобным мерилом он подходил и к роли Петра I. Историк делает вывод о необходимости реформ и об огромных заслугах Петра. Соловьёв не закрывает глаза на его жестокие дела, но находит им оправдание:
  
   "Не дело историка безусловно восхищаться всеми явлениями этой эпохи, безусловно оправдывать все средства, употреблявшиеся преобразователем для лечения застарелых недугов России; но, изображая деятельность человеческую с необходимою в ней тёмною стороною, историк имеет право изображать деятельность Петра как деятельность великого человека, послужившего более других для своего народа".
  
   Разоблачение Петра-сыноубийцы. Удар по Петру был нанесен с неожиданной стороны. Близкий к правительственным кругам историк Николай Устрялов, посвятивший последние 23 года жизни работе над "Историей царствования Петра I", выпустил в 1859 г. VI том "Истории" под названием "Царевич Алексей Петрович". В приложении были впервые опубликованы архивные документы о "деле царевича Алексея". Из документов следовало, что Пётр обманом заманил в Россию бежавшего от него царевича, обещав прощение. Вскоре отец приказал пытать сына, и на основании выбитых пытками признаний царевич был приговорён к смертной казни. Но и после приговора ему ежедневно "учиняли застенок" в присутствии Петра. После одного такого застенка "царевич Алексей Петрович преставился".
  
   Книга Устрялова имела эффект разорвавшейся бомбы. Особое возбуждение наступило в демократическом лагере. Герцен тогда писал: "Золотые времена Петровской Руси миновали. Сам Устрялов наложил тяжелую руку на некогда боготворимого преобразователя". В 1858 г. в "Полярной звезде" - журнале "Вольной типографии" Герцена, появилось письмо под заголовком "Убиение царевича Алексея Петровича". Письмо написано от имени Александра Румянцева, агента Петра, сыгравшего ключевую роль в доставке царевича Алексея в Россию. Его адресат, Дмитрий Титов, неизвестен. Письмо датировано 27 июля 1718 г., т.е. спустя месяц после смерти царевича. В письме рассказывается, что после вынесения смертного приговора царевичу, Пётр собрал ночью доверенных лиц и сказал: "Не хощу поругать царскую кровь всенародной казнию, но да совершится сей предел тихо и неслышно". По его приказу Румянцев, Бутурлин, Толстой и Ушаков поехали в Петропавловскую крепость, где был заключён Алексей, и задушили его двумя пуховиками.
  
   Вокруг письма возник спор. Устрялов отказался признать его подлинность, указав, что не установлен адресат и что "девка Евфросинья", любовница царевича, вовсе не рослая, как сказано в письме, а, напротив, миниатюрная. Замечания Устрялова вызвали гнев демократической общественности. В "Современнике" и "Русском слове" появляются статьи, осуждающие реакционного профессора и доказывающие подлинность письма. Демократам очень хотелось, чтобы письмо было подлинным, поскольку, по их мнению, тайный приказ Петра убить царевича больше дискредитировал самодержавие, чем смерть Алексея в застенке. В начале 1970-х гг. Натан Эйдельман провёл исследование письма Румянцева и пришёл к заключению, что оно могло быть из коллекции документов князя В.С. Кавкасидзева, признанных подделками. Прямых доказательств подделки письма Эйдельман не нашёл. Уверен в подделке письма архивист В.П. Козлов. В настоящее время большинство ученых считают письмо Румянцева подделкой.
  
   Ключевский о Петре. Василий Ключевский, оценивал Петра неоднозначно. Он признавал его любовь к отечеству, преданность делу, смелость и широту планов, беспримерную энергию, достигнутые успехи, но видел и непродуманность его реформ и не мог простить жестокости. По мнению историка, "столь разнородные черты трудно укладываются в цельный образ. Преобладание света или тени во впечатлении изучающего вызывало одностороннюю хвалу или одностороннее порицание, и порицание напрашивалось тем настойчивее, что и благотворные деяния совершались с отталкивающим насилием". Пётр боролся деспотизмом с народной косностью. С помощью крепостников он хотел водворить в Россию европейскую науку и народное просвещение. Задача невыполнимая: "Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства - это политическая квадратура круга, загадка ... доселе неразрёшенная". Всё же историк склонен оправдать самовластие Петра. По его мнению, "можно мириться с лицом, в котором... [самовластие] соединяется с самопожертвованием, когда самовластец, не жалея себя, идет напролом во имя общего блага... Так мирятся с бурной весенней грозой, которая, ломая вековые деревья, освежает воздух и своим ливнем помогает всходам нового посева".
  
  
   14.4. Образ Петра в предреволюционной России
  
   Официальный Пётр на рубеже столетий. В последние десятилетия XIX века расцвела популяризация Петра I. Александр Брикнер опубликовал "Историю Петра Великого" (1882 - 1883) с уникальными иллюстрациями, подобранными автором. Историки писали о наружности, привычках и характере Петра, пересказывали исторические анекдоты о нём и его времени. Московский издатель Иван Сытин наладил производство печатных литографий. В числе первых был "Пётр Первый за учителей своих заздравный кубок поднимает". Другой москвич, Иосиф Кнобель, издал учебный атлас "Картины по русской истории" (1908 - 1913). Для иллюстрации атласа он привлёк лучших художников Москвы и Петербурга. Один из рисунков - "Пётр Великий" Валентина Серова (1907), признан шедевром. В 1914 г. в Архангельске был воздвигнут памятник Петру I работы Марка Антокольского. Это был последний мирный год великой Империи.
  
   Сложение антипетровского мифа. К концу XIX века интеллигенции отвернулась от Петра. Публикации записок иностранцев - современников Петра, поведали о гибели сотен тысяч на стройках Петербурга, Таганрога, Кроншлота, Ладожского канала. Записки содержали нелицеприятные сведения о личной жизни царя. Были опубликованы новые свидетельства о жесткости Петра. Николай Ге написал картину "Пётр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе" (1871). Художник не выносит приговора Петру, но не оправдывает его. Видно, что отец и сын непримиримы: впереди лежит кровь. Еще до выставки картину купил Павел Третьяков. Выставленная картина привлекла общее внимание. Понравилась она и императорской семье, и Ге написал для Александра II копию. В 1881 г. Василий Суриков выставил картину "Утро стрелецкой казни". Пётр сидит на коне: лик его ужасен. Картина имела огромный успех и была сразу куплена в коллекцию Третьякова.
  
   Лев Толстой о Петре. Вскрывшиеся факты о Петре произвели сильное впечатление на Льва Толстого. В 1870-е годы он собирался писать роман из петровского времени. Тогда он видел в Петре великого человека, который "судьбою назначен был ввести Россию в сношения с европейским миром". Но чем больше он знакомился Петром, тем меньше тот ему нравился. Толстого возмущала жестокость Петра, его любовь к насилию. Он стал для Толстого "великим мерзавцем", "благочестивейшим разбойником, убийцей, который кощунствовал над Евангелием". П.А. Сергеенко как-то рассказал Толстому, что "Пётр собственноручно казнил 70 стрельцов". И в ответ услышал: "Был осатанелый зверь...". В 1886 - 1887 гг. Толстой работал над рассказом "Николай Палкин" (1891). В черновиках есть заметка о Петре I. Заметку любят цитировать в наши дни, забывая упомянуть, что у Толстого она так и осталась в черновиках:
  
   "Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжёт, закапывает живьем в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует... Сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных органов и подобием Евангелий - ящиком с водкой... Коронует блядь свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына... И не только не поминают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему".
  
   Милюков о Петре. В конце XIX века Российская империя вступила в предреволюционный период. В демократических кругах отрицалось настоящее России и шла дегероизация прошлого. Настало время кризисных мифов. Больное общество затребовало миф о садисте - основателе империи. Для полноты мифа нехватало доказательств негодности Петра как правителя. Доказательства предоставил историк Павел Милюков. В монографии "Государственное хозяйство в России" (1892) он приводит данные об административных реформах Петра. Милюков различает три периода. Сначала Пётр разрушил приказную и податную систему Московского государства. Расходы стали преобладать над доходами. Дальнейшие реформы проводились из-за нехватки денег. Это были "реформы без реформатора", без логики и плана. Деньги добывались за счёт всевозможных налогов. В третий период Пётр ввёл тяжкий подушный налог. В ходе реформ население было разорено и сократилось: число дворов по переписи 1710 г. уменьшилось на 1/5 по сравнению с 1678 г. Милюков заключает:
  
   "Утроение податных тягостей (с 25 до 75 миллионов на наши деньги) и одновременная убыль населения по крайней мере на 20% - это такие факты, которые, сами по себе, доказывают выставленное положение красноречивее всяких деталей. Ценой разорения страны Россия была возведена в ранг европейской державы".
  
   Здесь интересно, что в ходе изложения материалов переписей Милюков приводит данные о причинах убыли дворов, часто не связанные с убылью населения, но в конечном выводе пренебрегает этими данными. Ничего не сказано о росте промышленности при Петре. На это обратил внимание рецензент монографии Милюкова Ключевский. По его мнению, "автор обращает гораздо меньше внимания на источники государственного дохода..., а такую ... область, как хозяйство народное, оставляет в тени". Для либеральной публики подобные "мелочи" не имели значения, она с восторгом приняла выводы Милюкова. Пётр оказался не только чудовищем, но разорителем России и никуда не годным управленцем. На исследование М.В. Клочкова (1911), показавшего, что при Петре не было убыли населения на 20% и, скорее всего, не было убыли вообще, не обратили внимания - оно не укладывалось в миф.
  
   В этом много политики. Либеральная интеллигенция мечтала о свержении самодержавия и превращении империи в республику или конституционную монархию. Сведения, порочащие самодержавную Россию, воспринимались с полным доверием. Тем более на ура был принят труд кумира либералов, лидера партии конституционных демократов (кадетов), блестящего оратора, Павла Николаевича Милюкова. Надо сказать, что Милюков был способен поступиться правдой ради политических целей. В 1916 г. председатель Государственной думы Милюков с трибуны обвинил председателя Совета министров Б.В. Штюрмера и "придворную партию, которая группируется вокруг молодой Царицы", в измене в пользу Германии. Монархист Г.Г. Замысловский потребовал доказательств и назвал оратора клеветником. Милюков доказательств не привел, но Штюрмер был снят, а царица прослыла изменницей.
  
   "Антихрист" Мережковского. В начале ХХ века антипетровская мифология получила свой Роман. В 1904 г. был опубликован роман Дмитрия Мережковского "Антихрист (Пётр и Алексей)" - заключительная книга трилогии "Христос и Антихрист". По словам автора, трилогия "изображает борьбу двух начал [Христа и Антихриста, К.Р.] во всемирной истории... Это, разумеется только внешняя, мёртвая схема. Геометрический рисунок лабиринта: внутреннее строение тех тканей, которые образуют рост живого растения, я сам, по всей вероятности, меньше, чем кто-либо, знаю". В цитате раскрыта сущность проблемы творчества Мережковского: его философские схемы подчиняют художественное начало, навязывают живым тканям геометрические формы. Чаще всего они искусственны.
  
   В трилогии "Христос и Антихрист" явление Антихриста заявлено, но не показано. Император Юлиан в первой книге - справедливый правитель и гуманный человек; единственным его пятном является желание вернуть язычество. Еще меньше Антихрист Леонардо да Винчи во второй книге. Он лишь сомневается в Христе. Наконец, кровавый герой - царь Пётр в третьей книге, всё же не Антихрист. Антихристом его называют в народе, в этом уверены старцы-раскольники, но идущий на смерть за царевича подьячий Докукин утверждает, что Пётр - истинный царь. Другая надуманная концепция - это падение и воскрешение языческих богов. Падение богов уместно в книге о Юлиане, их воскрешение в книге о Леонардо да Винчи выглядит натянуто: итальянские художники оставались католиками. Воскрешение греко-римских богов под небом северного Парадиза в третьей книге держится на статуе Венус-Афродиты, привезенной в Петербург, и шутовских мистериях с Бахусом, вооружённым штофом и колбасой, и дворовыми девками, переодетыми в сирен.
  
   У Мережковского хорошо получаются люди и события удалённые во времени и пространстве, плод знаний, а не наблюдений. Он - великий книжник и эрудит, больше европеец, чем русский, и язык его, богатый, но без национального привкуса, идеально подходит для перевода. Не случайно, Мережковского любили в Европе. В "Антихристе" органичны размышления Алексея, пересыпанная голландскими словами речь Петра, дневник фрейлины Арнгейм, но речь простых людей книжная (часто церковно-книжная), хотя автор очень старается сделать её народной. ... И всё же "Антихрист" - роман большого писателя. Автор создал блестящую галерею литературных портретов: царевича Алексея, Петра, Толстого, Екатерины.
  
   Пётр I в романе "Антихрист". Образ Петра раскрывается постепенно. Автор начинает исподволь, рисуя Петра как его видели окружающие и что о нем писала в дневнике фрейлина Арнгейм. Мережковский хочет показать, что Пётр - богочеловек и чудовище. Начиная с внешности: "... царевич увидел знакомое, страшное и милое лицо", "с прелестной улыбкой на извилистых, почти женственно-нежных губах; увидел большие темные, ясные глаза, тоже такие страшные, такие милые". Увидел подбородок "с маленькой ямочкой посередине, такою странною, почти забавною на этом грозном лице". Царь прекрасен, когда устанавливает статую Афродиты: "Пётр был почти такого же нечеловеческого роста, как статуя. И человеческое лицо его оставалось благородным равно с божеским...". Но Пётр ужасен в гневе, когда лицо его искажает судорога. И всегда над людьми, особенно, когда правит лодкой в затопленном Петербурге.
  
   "... исполинский Кормчий глядел на потопленный город - и ни смущения, ни страха, ни жалости не было в лице его, спокойном, твердом, точно из камня изваянном - как будто, в самом деле, в этом человеке было что-то нечеловеческое, над людьми и стихиями властное, сильное, как рок".
  
   В дневнике фрейлины Арнгейм описана полярность Петра. Его стихии - огонь и вода; он любит зажигать фейерверки и жить на корабле. Пётр стремителен, ведь впереди столько дел, и укорачивает себе жизнь водкой. Дико застенчив и дико бесстыден: по словам лейб-медика "в теле его величества - целый легион демонов похоти". Сочетает силу и слабость: герой Полтавы, и трус, бежавший из-под Нарвы. Сентиментален и жесток. Жалеет ласточку, взятую для опыта, и издает указ о вырывании каторжникам ноздрей до кости. Сам себе штопает чулки, и сгноил горы строевого леса. Набожен: поёт на клиросе, сочиняет молитвы, обращается к Богу, и кощунствует на шутовском соборе. Большой актёр - не поймёшь, где царь, где шут: "Он окружил себя масками. И "царь-плотник" не есть ли тоже маска...? И не дальше ли от простого народа этот новый царь в мнимой простоте своей, в плотничьем наряде, чем старые московские цари в своих златотканых одеждах?".
  
   К раскрытию Петра "изнутри" Мережковский приступает ближе к концу книги. Сначала идёт описание дня Петра, заполненного трудами, без радости семейного очага, где он чувствует измену жены. Завершив день, Пётр едет отдохнуть на яхту. Но сон не шёл. Вспомнил, как сын перед цесарем называл его безбожником, как друзья Алексея ругали Петра "антихристом": "Глупцы! - подумал с презрением, - Да разве мог бы он сделать то, что сделал, без помощи Божьей?". Припомнил как Бог вложил ему в сердце желание учиться, как понял, что спасение России - в науке. Вспомнил, что Бог вёл его от поражений к победе. "И вот теперь, ... Бог отступил, покинул его. Дав победы над врагами внешними, поразил внутри сердца, в собственной крови и плоти его - в сыне".
  
   Получив известие, что сын возвращается, Пётр обрадовался - Бог не оставил его. Но сразу придавила тяжесть - вспомнил слова свои в письме сыну: "обещаюсь Богом и судом Его, что никакого наказания не будет, но лучшую любовь покажу тебе, ежели возвратишься". Как исполнить клятву? Ведь после его смерти сын все разорит, погубит Россию! "Нет, хотя б и клятву нарушить, а нельзя простить". Стал на колени и начал молиться. Как всегда обращался к Отцу, а не к Сыну - не к Богу умирающему, а к Богу грозному. Но теперь будто в первый раз увидел скорбный Лик в терновом венце. Мысль изнемогала, как в безумии: "Простится или взыщется на нём эта кровь? И что, если не только - на нём, но и на детях его и внуках, и правнуках - на всей России? ... Наконец, опять поднял взор на икону, но уже с отчаянной, неистовой молитвой мимо Сына к Отцу: - Да падет сия кровь на меня, на меня одного! Казни меня. Боже, - помилуй Россию!".
  
   Алексей вернулся. Вскоре его обвинили в заговоре, судили и приговорили к смерти. Потом его пытали - подняли на дыбу и били без счёта. Петру всё казалось, что палач бьёт слабо. Он вырвал плеть и стал бить царевича сам: неумело, но со страшной силой. Отца остановил взгляд сына, он напомнил Петру взор тёмного Лика в терновом венце. Почувствовав на пальцах липкость крови, царь с омерзением отбросил плеть. Царевича сняли с дыбы, положили на пол; лицо его было светлое. Царь встал на колени, обнял голову сына. "Ничего, ничего, родимый! - прошептал царевич. Мне хорошо, все хорошо. Буди воля Господня во всём". Отец припал устами к устам его. Но взор сына потух. Пётр встал, шатаясь. "Умрёт? - спросил лейб-медика, - Может быть, до ночи выживет, - ответил тот". Врач оказался прав, царевич отошёл вечером.
  
   Об историзме "Антихриста". Мережковский создал трагичный образ Петра, вызывающий смешанные чувства: отвращение и возмущение наряду с восхищением и даже жалостью. Проистекает это от двойственности Петра, его полярности. Подобных чувств и добивался автор. Но тёмная часть Петра у него перевешивает светлое начало. Историк Александр Каменский в статье "Реформы и их жертвы" (2007), пишет, что роман исторически точен. Мережковский хорошо изучил источники, и слова его героев - часто цитаты из документов XVIII века. В романе почти нет ошибок, а те что есть, не могут повлиять на интерпретацию Петра и его эпохи, которую предлагает автор.
  
   С историком можно согласиться, сделав оговорки. Первая: при внешней объективности, Мережковский больше опирается на документы, соответствующие его взглядам (что допустимо для романиста). Это относится к предпочтению источников с бСльшим числом погибших строителей Петербурга и стрельцов, лично казнённых Петром. Вторая: обаятельный образ Алексея создан писателем. Об Алексее известно меньше, чем о Петре, и автор домыслил его, вложив часть своего Я. Ведь между ними есть общее. Оба астеничны, однолюбы, глубоко религиозны и поглощены поиском Правды. Третья: в нескольких важных случаях писатель домыслил реальность в антипетровском ключе. Так маленький Алексей не мог подсмотреть, как Пётр пытает стрельцов. Придумана сцена избиения Петром Алексея до суда, речь царевича на суде и сцена, где отец забил сына до смерти.
  
   В романе приведено донесение ганноверского резидента в Петербурге Вебера о смерти царевича: "В России когда-нибудь кончится все ужасным бунтом, и самодержавие падет, ибо миллионы вопиют к Богу против царя". Здесь лежит главная причина неприятия писателем Петра. Мережковский ненавидел самодержавие. В статье "Грядущий хам" (1905) он писал о трёх лицах духовного хамства в России: самодержавии, православной казёнщине и хамстве, идущем снизу. Пётр в глазах Мережковского не только архетип самодержца, но губитель Церкви, заменивший её православной казёнщиной.
  
   Больная Россия. В книге Мережковского "Больная Россия" (1910) собраны его историко-религиозные статьи. В первой статье - "Зимние радуги", писатель пишет о конце "всего петербургского периода русской истории". Во второй статье - "Конь бледный", восхищается одноименным романом о террористе, написанным неким В. Ропшиным, на самом деле, эсером-террористом Борисом Савинковым. Россия действительно болела - болела ненавистью к самодержавию и жаждой разрушения. Болезнь гнездилась в среде интеллигентов - "совести России", но они вовлекали в свою ненависть рабочих и даже крестьян. Среди передовой интеллигенции - от почтенных либералов - кадетов, до практикующих терроризм эсеров, ненависть к царизму была персонифицирована. Ненавидели четырёх царей - Петра I, Николая I, Александра III и царствующего Николая II. Пётр открывает список ненависти, ведь в глазах общественности именно он заложил основы российского самодержавия.
  
  
   14.5. Пётр I в Гражданской войне
  
   После крушения империи. 2 (15) марта 1917 г. Николай II подписал отречение от престола за себя и сына в пользу младшего брата Михаила. 4 марта от престола отрёкся Михаил - 300-летнее царствование Романовых кончилось. Через полгода передовая интеллигенция и буржуазия лишились власти в результате переворота, устроенного большевиками - еще недавно небольшой группы партийных фанатиков, выросших в партию и сумевших повести за собой матросов Кронштадта, солдат и рабочих Петрограда и Москвы. Дважды за полгода Россию перетряхнули: распались власть и порядок, стало трудно с едой и страшно жить.
  
   "День Петра" Алексея Толстого. Среди творческой интеллигенции очень многим перемены не нравились, вплоть до полного неприятия. К их числу принадлежал Алексей Толстой. Желая найти ответ на настоящее, он обратился к истории и весной 1917 г. написал рассказ "День Петра", опубликованный в 1918 г. в альманахе "Скрижаль". Позже Толстой говорил, что написал рассказ под влиянием Мережковского. Слова эти - отговорка человека, отказавшегося от прежних взглядов, ведь к середине 20-х гг. Толстой признал большевиков и пересмотрел отношение к Петру. Двойственность Петра, столь важная для Мережковского, в рассказе едва заметна. У Петра Толстого преобладает зверское начало; лишь при последнем допросе раскольника в нём проглянуло что-то человеческое. На самом деле, рассказ не о Петре, а о бессмысленности попыток петровскими методами цивилизовать Россию. Бесполезности, при всей страшной воле Петра:
  
   "И пусть топор царя прорубал окно в самых костях и мясе народном, пусть гибли в великом сквозняке смирные мужики, не знавшие даже - зачем и кому нужна их жизнь; пусть треснула сверху донизу вся непробудность, - окно все же было прорублено... Но все же случилось не то, чего хотел гордый Пётр; Россия не вошла, нарядная и сильная, на пир великих держав. А подтянутая им за волосы, окровавленная и обезумевшая от ужаса и отчаяния, предстала новым родственникам в жалком и неравном виде - рабою".
  
   Пильняк о Петре. О Петре писал принявший революцию Борис Пильняк. В 1919 г. он закончил рассказ "Его величество Kneeb Piter Komandor", впервые опубликованный в сборнике "Быльё" (1920). В рассказе Пильняк дал уничтожающий портрет Петра, равного которому не было в русской литературе:
  
   "Человек со способностями гениальными. Человек ненормальный, всегда пьяный, сифилит, неврастеник, страдавший психастеническими припадками тоски и буйства, своими руками задушивший сына. Монарх, никогда, ни в чем не умевший сокращать себя - не понимавший, что должно владеть собой, деспот. Человек, абсолютно не имевший чувства ответственности, презиравший все, до конца жизни не понявший ни исторической логики, ни физиологии народной жизни. Маньяк. Трус. Испуганный детством, возненавидел старину, принял слепо новое, жил с иностранцами, съехавшимися на легкую поживу, ... обычаи голландского матроса почитал идеалом. Человек, до конца дней оставшийся ребенком ... и игравший всю жизнь: в войну, в корабли, в парады, в соборы, иллюминации, в Европу".
  
   Пильняк ненавидит Петра за растоптанную Русь, за навязывание чуждого народу западного стиля жизни. Эти же настроения заметны в повести "Санкт-Питер-Бурх" (1922) и в романе "Голый год" (1922). В "Голом годе" - одном из лучших романов о революционной России, тема Петра затронута в рассуждениях князя Глеба Ордынина. По мнению князя Глеба (и автора) революция порывает с Западом и возвращает страну на прерванный Петром путь русской цивилизации:
  
   "Европейская культура - путь в тупик. Русская государственность два последних века, от Петра, хотела принять эту культуру... И революция противопоставила Россию Европе... Сейчас же после первых дней революции Россия бытом, нравом, городами - пошла в семнадцатый век. На рубеже семнадцатого века ... была русская народная живопись, архитектура, музыка... Пришел Петр... и исчезло подлинное народное творчество - в России не было радости, а теперь она есть... Интеллигенция русская не пошла за Октябрем. И не могла пойти. С Петра повисла над Россией Европа, а внизу, под конем на дыбах, жил наш народ как тысячу лет... а интеллигенция - верные дети Петра".
  
   Пётр у Цветаевой. Крайности смыкаются. Ненависть к Петру певицы белого лебединого стана Марины Цветаевой не уступала по силе ненависти певца революции Пильняка. В 1920 г. Цветаева пишет стихотворение "Петру". Там есть такие строфы:
  
   "Не на своих сынов работал -
   Бесам на торжество! -
   Царь-Плотник, не стирая пота
   С обличья своего.
  
   Не ты б - всё по сугробам санки
   Тащил бы мужичок.
   Не гнил бы там на полустанке
   Последний твой внучок...
  
   Ты под котел кипящий этот
   Сам подложил углей!
   Родоначальник - ты - Советов,
   Ревнитель Ассамблей!
  
   Родоначальник - ты - развалин,
   Тобой - скиты горят,
   Твоею же рукой провален
   Твой баснословный град...
  
   Соль высолил, измылил мыльце -
   Ты, Государь-кустарь!
   Державного однофамильца
   Кровь на тебе, бунтарь!"...
  
   Волошин о Петре. Казалось, все русские писатели и поэты отринули и прокляли Петра. Не мягче Цветаевой писал о Петре Максимилиан Волошин в поэме "Россия" (1924):
  
   "Стрелец в Москве у плахи говорит:
   "Посторонись-ка, царь, мое здесь место".
   Народ уж знает свычаи царей
   И свой удел в строительстве империй.
   Кровавый пар столбом стоит над Русью,
   Топор Петра российский ломит бор
   И вдаль ведет проспекты страшных просек...".
  
   Пётр у Есенина. В поэме Сергея Есенина "Песнь о великом походе" (1924) важное место занимает Пётр. Поэма написана в частушечном стиле и предназначена для широких масс трудящихся, поэму не оценивших. В серии лубочных зарисовок поэт воспевает победу народа в гражданской войне. В первых картинках лубка рассказывается о царствовании Петра. В отличие от многих интеллигентов тех лет, Есенин Петра уважал, а если осуждал, то с классовых позиций. Симпатий к защитникам старой Руси поэт не испытывал. Поэму он начинает с крамольных речей "непутёвого" дьяка:
  
   "Уж и как у нас, ребята,
Стал быть, царь дурак.
Царь дурак-батрак
Сопли жмет в кулак,
Строит Питер-град
На немецкий лад.
....
Бреет он князьям
Брады, усие, -
Как не плакаться
Тут над Русию?
...".
  
   Дьяка хватает молодой стрелец и доставляет в Петербург пред государевы очи. Узнав, что дьяк позорил его в кабаке, Пётр разгневался:
  
   "Ну, - сказал тут Петр, -
Вылезай кось, вошь!"
Космы дьяковы
Поднялись, как рожь.
У Петра с плеча
Сорвался кулак...
И навек задрал
Лапти кверху дьяк".
  
   В следующей зарисовке поэт рассказывает о кручине Петра - боязни за будущее страны и его города. Он посылает Лефорта в Амстердам передать всем от Петра поклон и сказать, что "в страшной доле он за родную Русь":
  
   "Помирать боюсь,
Да и жить не рад:
Кто ж теперь блюсти
Будет Питер-град?".

   Царю снится встающий средь местных болот и туманов погибший трудовой народ. Мертвецы грозят сквитаться с ним после смерти:
  
   "Потому что ты
Был собачий сын.
Поблажал ты знать
Со министрами.
На крови для них
Город выстроил".
  
   Пётр умирает. Умер последний умный царь; теперь гибель царизма неотвратима:
  
   "Но с того вот дня
Да на двести лет
Дуракам-царям
Прямо счету нет".
  
   Последующие зарисовки поэмы посвящены гражданской войне. Война заканчивается победой трудового народа; победители празднуют победу в граде Петра; ночами здесь бродит его тень - "грозно хмурится" (по другой версии - "и дивуется") :
  
  
   "Бродит тень Петра,
Грозно хмурится
На кумачный цвет
В наших улицах".
,
  
   Если умерить классовый задор поэта еще полного эмоций гражданской войны, то поэма, слабая для Есенина, выглядит как пролог сталинской мифологии о Петре.
  
  
   14.6. Пётр I в молодой стране Советов
  
   Спор о Петре в 1920-е гг. Большевики плохо относились к истории царской России, но Петру делали скидку за то, что ломая старые московские нравы, он приближал Россию к европейскому капитализму, за которым следует социализм. В 1918 г. Ленин писал: "... Пётр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства". По мнению историка марксиста Михаила Покровского Петра можно считать "первым представителем здесь [в России] абсолютизма в западно-европейском смысле слова". Он же призывал не идеализировать реформы Петра:
  
   "Тем, кто любит сравнивать революционную (по форме она была таковой) ломку Петра с разгромом старого режима нашей революцией, не мешает почаще вспоминать, что революция повысила благосостояние широких масс, и это нашло себе наглядное выражение в понижении смертности, тогда как "революция" Петра страшно понизила это благосостояние и повела к колоссальному увеличению смертности и уменьшению населения почти на 20%".
  
   Покровский повторяет неверный вывод Милюкова об уменьшении при Петре населения России на 20%. Все же в 1920-е годы марксисты еще не полностью монополизировали историю в СССР. В 1925 г. академик Сергей Платонов подготовил книгу "Пётр Великий. Личность и деятельность". В ней он характеризовал Петра как "неподкупного и сурово-честного работника на пользу общую". Платонов защищал Петра от историков марксистов и таких писателей как Борис Пильняк и ранний Алексей Толстой, представлявших царя в виде "грязного и больного пьяницы, лишённого здравого смысла и чуждого всяких приличий". Цензура запретила печатать книгу, но Платонов обратился в Президиум Академии наук СССР и после переговоров в Главлите книга была напечатана (1926).
  
   "Восковая персона" Тынянова. Юрий Тынянов далёк от страстей в оценке Петра; ему вообще чужды крайности. Там, где другие проклинали, он обходился иронией. Пётр вызывал у него интерес, а не неприязнь - Тынянов любил культуру не допетровской, а послепетровской России. В царе он не видел предтечи большевиков, а если бы увидел - не посчитал пороком; Тынянов был лоялен советской власти. Он хотел написать книгу о жизни Петра - собирал материалы, делал выписки, читал архивы. Написал же "Восковую персону" (1930), повесть о тщетности усилий Петра. Повесть начинается с затянувшегося умирания царя. Пётр умирает в страданиях, с горькими мыслями о незавершённых трудах и предательстве близких:
  
   "Каналы не были доделаны, бечёвник невский разорен, неисполнение приказа. И неужели так, посреди трудов недоконченных, приходилось теперь взаправду умирать? От сестры был гоним: она была хитра и зла. Монахине несносен: она была глупа. Сын ненавидел: был упрям. Любимец, миньон, Данилович - вор. И открылась цедула от Вилима Ивановича к хозяйке, с составом питья, такого питьеца, не про кого другого, про самого хозяина. ... Монсову голову настояли в спирту, и она в склянке теперь стояла в куншткаморе, для науки. На кого оставлять ту великую науку, всё то устройство, государство и, наконец, немалое искусство художества? О Катя, Катя, матка! Грубейшая!".
  
   Вокруг Петра каждый ищет свой интерес. Ищет интерес и художник искусства Растреллий, вознамерившийся снять маску с Петра и изготовить восковую персону на манер персоны Луи Четырнадцатого, сделанной его учителем, мастером Бенуа: "И есть способ, чтоб он вскакивал и показывал рукой благоволение посетителям, потому что он стоит в музее". На что герцог Ижорский - Меншиков, к нему обратился скульптор, заметил: "А обычай тот глуп, чтоб персоне вскакивать и всякому бездельнику оказывать честь". Расстрелий пояснил: "Фортуна, - сказал он, - кто нечаянно ногой наступит - перед тем персона встанет". И Данилыч уже деловито поинтересовался, не пойдёт ли воск для отливки пушек.
  
   В повести много сюжетных линий. Есть тайное следствие о великих взятках и утайках. Больной царь разрешил фискалу Мякинину наложить топор на весь корень. Первым шло дело герцога Ижорского. Знатнейшие суммы переправил он в амстердамские и лионские кредиты. Другие суммы, от чего аж вспотел фискал, переслала через его светлость её самодержавие. Закончив следствие, фискал прикинул на счётах: получилось 92 кости, 92 дела - 92 головы. Подумал, и убрал одну кость. Утром пришел к царю, тот ещё спал, потом открыл глаз. Тихим голосом фискал доложил. Глаз закрылся, покатилась слеза, а пальцами сделан знак; его не понял Мякинин. Он ушел в каморку, ждал день и ночь. Потом услышал: что-то неладно. Под утро вырвал всё о царице, порвал и вложил в сапог. Через час вошла Катерина, её величество, и пальцем показала - уходить. Он было взялся за листы, но она положила на них свою руку. И посмотрела. Мякинин пошёл вон. Дома пожёг в печке все, что сунул в сапог.
  
   Когда государь умер, Растреллий снял с него гипсовую и восковую маску. Из воска и дерева изготовил персону с внутренним механизмом, чтобы могла вставать и делать жест. Персону поместили во дворце, но Екатерине стало неуютно: "От него несмелость, глотать за обедом он мешает". Не хотела слышать и попугая с голосом хозяина. Из попугая набили чучело и отправили куншткамору. Туда же отвезли персону. "Его свезли в куншткамору ночью, чтобы не было лишних мыслей и речей". К нему не пускали, но когда Меншиков и генеральный прокурор Ягужинский поругались и подрались, Ягужинский пришёл к персоне, плакал и жаловался на Меншикова. На другую ночь случилось событие: небо окрасилось краской и грянул залп, потом другой, потом ещё и ещё. Ударили в набат... Народ побежал из города. А Екатерина хохотала, потому что было первое апреля, и это она подшутила, чтоб все ехали и бежали кто куда. Такой обычай у знатных особ во всех иностранных государствах, первого апреля подшучивать: "Уже два месяца прошло с тех пор, как хозяин умер, да и зарыли уже его с две недели. И траур был снят".
  
   "Восковую персону" критики 30-х годов встретили враждебно - автора упрекали в отсутствии социально-исторической позиции. Типично высказывание Бориса Вальбе: "Тщетно здесь искать социального содержания, борьбы классов и общественных групп. Всё здесь преследует одну цель - стилизацию и только". Лев Цырлин, выпустил книгу "Тынянов-беллетрист" (1935), где писал, что "исторический пессимизм писателя, дополненный историческим нигилизмом", превращает живых людей, делавших историю, в "восковых персон", а историческую эпоху - в "тесную куншткамеру". Неудачу автора он объясняет его философией: "Философия повести - философия скептическая, философия бессилия людей перед лицом исторического процесса. И даже мощная личность вождя-реформатора, ... разве и она не оказалась в конце концов только восковой персоной?".
  
   К советским критикам присоединился эмигрант. В 1931 г. Владислав Ходасевич написал статью, в которой подверг разгрому "Восковой персону". Он указал на чрезвычайно слабую общую фабулу повести. Она составлена из трех фабул; связь между ними чисто механическая. Общая фабула незанимательна: читатель забывает о первой фабуле, читая вторую, и о второй фабуле, следя за третьей. Причина - в том, что "Тынянов лишен дарования... Он неизобретателен". Ходасевич задаёт вопрос: "Зачем, в конце концов, написана повесть Тынянова? ... Исторические повести пишутся не ради отрывочного воскрешения бытовых или языковых частностей... Что хотел объяснить или открыть своей повестью Тынянов?". И отвечает: "Кое-какие следы исторических размышлений у Тынянова как будто можно найти. Но они вовсе не любопытны и, главное, чуть намечены... Поэтому не случайно и даже как бы приобретает некое символическое значение лишь то, что в центре повести стоит не Петр, а его "восковая персона".
  
   Ходасевич прав - общая фабула в повести едва заметна (её заменяет общность стиля). Но Тынянов далеко не бездарен. Лучшее свидетельство - многолетний успех у читателей. "Восковую персону" нельзя назвать неудачей писателя. Виктор Шкловский даже считает, что Тынянов "написал лучшую свою книгу", правда, добавляет: "Но разве петровская эпоха это только кунсткамера в спирту?". И в другом месте: "А между тем у Тынянова так хорошо умирает Пётр, так хорошо начинается большой спокойный роман. И так обыкновенно кончается всеми своими необыкновенностями". Здесь Шкловский неправ: у Тынянова Пётр умирает плохо, т.е. неверно: думает о десятках вещей - важных и ничтожных, таких как тараканы. Не думает лишь о Боге. Ни разу не вспомнил. А был человек верующий. Пётр не мог умирать без мыслей о Боге. Видимо, в 30-е годы не любили писать о божественном в стране Советов.
  
   Есть другое важное искажение. Восковую персону отвезли из дворца в Кунсткамеру не через месяц, а через 7 лет после смерти Петра (1732) и через 5 лет после смерти Екатерины I (1727). Вряд ли Екатерина любила супруга (она ему изменяла), но почитание покойного императора было высочайшее, и Меншиков - реальный правитель России, даже не помышлял об отправке персоны в музей.
  
   С середины 30-х годов новый хозяин восстановил почитание хозяина старого. С тех пор в СССР не издавали книг, осуждающих или резко критикующих Петра Первого. Антипетровская литература печаталась либо в зарубежных издательствах, либо домашним способом в Самиздате.
  
  
   14.6. Пётр I в советской патриотической мифологии
  
   Пётр, Сталин и "товарищ граф". Отношение к Петру резко изменилось в первой половине 1930-х годов. Если в 1920-е годы большевики отрицали преемственность между Советским Союзом и царской Россией, то теперь Сталин такую связь усмотрел и начал её утверждать в советской идеологии. Поворотом считают постановление ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР "О преподавании гражданской истории в школах СССР" (1934), однако первый звонок раздался раньше. Прозвенел он на генеральной репетиции пьесы Алексея Толстого "На дыбе" на сцене 2-го МХАТа 23 февраля 1930 г. Генеральная репетиция в сталинское время имела решающее значение для судьбы пьесы, а то и для постановщика с автором. На репетиции обязательно присутствовали ответственные за театр партийные чиновники, сотрудники ГПУ-НКВД и эксперты - литературоведы из "красной профессуры". Иногда приезжали высшие лица партии: для них были отведены правительственные ложи. На генеральной репетиции пьесы "На дыбе" присутствовал сам Сталин.
  
   В конце спектакля, когда Пётр еще умирал, Сталин встал и вышел из ложи. Главный режиссёр театра и постановщик пьесы Иван Берсенев побежал его провожать. Они поговорили в фойе, и Сталин отбыл. Ранний отъезд вождя был всеми понят как провал пьесы. По окончании спектакля, на сцене установили стол для президиума и трибуну - началось разбирательство. Выступать записались человек сорок "красных профессоров". Ораторы дружно требовали запретить пьесу и привлечь к ответственности членов комиссии, допустивших постановку. Берсенева обвиняли в героизации Петра и пропаганде монархизма; восхищались мудростью товарища Сталина, сразу разглядевшего контрреволюционность спектакля. На одиннадцатом ораторе Берсенев попросил слова "с внеочередным заявлением". Не поднимаясь на трибуну, он сказал, что рад критике, ибо в споре рождается истина, а он не сомневается, что будут и положительные суждения; по крайне мере, одно ему известно:
  
   "Час тому назад товарищ Сталин в беседе со мной высказал такое свое суждение о спектакле: "Прекрасная пьеса. Жаль только, что Пётр выведен недостаточно героически".
  
   Граф Алексей Николаевич Толстой, автор пьесы "На дыбе", в творчестве о Петре прошёл несколько этапов. В 1918 г. он опубликовал рассказ "День Петра", где показал царя кровожадным зверем. Тогда Толстой ненавидел не только Петра, но и большевиков. В том же году он бежал из совдепии сначала в Одессу, потом в Париж, а оттуда перебрался в Берлин. В 1923 г. он вернулся в СССР с убеждением, что жалкая жизнь писателя-эмигранта ему не подходит и следует поладить с большевиками. Дальнейший путь Толстого есть путь компромисса большого писателя с властью: отдача таланта на службу советскому правительству и ответное признание заслуг "товарища графа" Сталиным. За благоденствие и славу Толстой платил готовностью писать, следуя указаниям вождя. В первую очередь это касалось работы над образом Петра I.
  
   В пьесе "На дыбе" Пётр - преобразователь, гигант, меняющий облик страны. Но он одинок - один тянет в гору, а под гору тянут миллионы, в их числе соратники и близкие. Его предаёт сын, изменяет любимая жена. В финале Пётр в агонии, за окном буря топит любимый фрегат, море затопляет город. Последние слова умирающего: "Да. Вода прибывает. Страшен конец". Спектакль успешно шёл, но автор продолжал переделывать пьесу, стремясь исправить "недостаточную героичность" Петра. В 1938 г. Толстой представил третью редакцию пьесы, назвав её "Пётр Первый". В финале Пётр празднует победоносное окончание войны и присвоение ему звания отца отечества. "Суров я был с вами, дети мои, - говорит он соратникам, - Не для себя я был суров, но дорога мне была Россия. ... Не напрасны были наши труды, и поколениям нашим надлежит славу и богатство отечества нашего беречь и множить. Виват!". Пушки, трубы, крики.
  
   Изменились и обстоятельства гибели Алексея. В пьесе "На дыбе" Пётр с доверенными приближёнными приходит к царевичу в каземат. Они прощаются с Алексеем, просят прощения, потом Пётр говорит "кончайте" и уходит. В "Петре Первом" Пётр сообщает сенаторам, что царевич писал римскому кесарю, прося войско, дабы завоевать отчий престол - "ценою нашего умаления и разорения". Царь заключает: "Сын мой Алексей готовился предать отечество, и к тому были у него сообщники... Он подлежит суду. Сам я не берусь лечить сию смертельную болезнь. Вручаю Алексей Петровича вам, господа сенат. Судите и приговорите, и быть по сему". Меньшиков опрашивает сенаторов и каждый говорит "Повинен смерти". Такой подход должен был понравиться Сталину, проводившему в это время открытые суды над бывшими соратниками. Пьесу поставили на сцене Ленинградского театра драмы им. Пушкина (1938).
  
   Работая над мифом о Петре, Толстой работал над мифом о Сталине. Оправдывая жестокость Петра ради государственного блага, Толстой оправдывал Сталина. Вождь прекрасно понимал связь; не зря Толстой ходил в любимцах. Но не следует принижать мотивы Сталина и Толстого, как делает, например, Б.М. Сарнов. Сталин знал всему цену. В повести "Хлеб" (1937) Толстой восхваляет Сталина за оборону Царицына в Гражданскую войну, но для лидера огромной страны это был уже малый масштаб. Сталина интересовало не просто прославление его личности, а создание сталинской идеологии, сочетающей марксизм, теорию обострения классовой борьбы при переходе к социализму и имперские амбиции России. Толстой, как писатель, должен был художественно показать, что лучшие русские цари шли путём Сталина. Что касается Толстого, то он нашёл себе оправдание в убеждённости, что Советский Союз - это и есть Россия и что России нужна жёсткая, а порой жестокая власть.
  
   "Пётр Первый" Алексея Толстого. Без большого таланта и без веры в то, что пишешь, нельзя создать шедевр. Талантом Алексей Толстой обделён не был; это признавали и враги. Веры часто нехватало; потому не стали литературой "Хлеб" и "Хмурое утро". По-другому оказалось с романом "Пётр Первый". Толстой начал писать его как повесть в феврале 1929 г. Уже в мае стало ясно, что повесть перерастает в роман. Стала очевидна сложность задачи создать исторически достоверный образ Петра и его эпохи. Позже Толстой писал: "Я видел все пятна на его камзоле, но Пётр все же торчал загадкой в историческом тумане". Толстой изучил записки современников, указы, письма, розыскные дела Преображенского приказа. У автора появилось ощущение эпохи, прояснился и образ Петра. Первую книгу "Петра" Толстой писал с февраля 1929 по май 1930 г. Роман публиковался частями в "Новом мире"; там же печатались вторая и третья книги. Вторую книгу Толстой писал с декабря 1932 по апрель 1934 г. К третьей книгой Толстой приступил почти через 10 лет, в декабре 1943 г. В письме от 21 ноября 1944 г. он писал: "Роман хочу довести только до Полтавы, может быть до Прутского похода, еще не знаю. Не хочется, чтобы люди в нем состарились, - что мне с ними со старыми делать?". Через три месяца, 23 февраля 1945 г., Толстой умер. Роман он успел довести до взятия Нарвы.
  
   Первая книга посвящена детству и юности Петра. Пётр, с его порывистостью, интересом к новому, нелюбовью традиций, противопоставлен миру старого, тихому и богомольному, где есть бунты и заговоры, но нет движения вперед. Во главе сил старого стоит жадная до власти Софья; ее "галант", князь Василий Голицын, при склонности к новизне, лишь бесплодный мечтатель. Всё же победа над Софьей не есть победа нового: просто Нарышкины победили Милославских. Новое для юного Петра началось с посещения Кукуя - там он нашел друзей, любовь и понимание необходимости преобразований. Он слышит мнение голландского купца: "Да, да, эта страна богата, как новый Свет, богаче Индии, но, покуда ею правят бояре, мы будем терпеть убытки и убытки". Толстой показывает, что Пётр не одинок: вокруг него собираются люди, готовые к новому. Во время первой - позорной, осады Азова Пётр взрослеет: из "кукуйского кутилки" превращается в государя, наделенного железной волей. Тысячи гибнут на воронежских верфях, но флот построен и Азов взят. Первая книга заканчивается жестокой расправой Петра над мятежными стрельцами. Все вечера царь проводит в пыточных застенках. Пётр заставляет бояр участвовать в казни стрельцов, связав их круговой порукой.
  
   Во второй книге Пётр силком тянет в новое упирающуюся Русь. Упираются миллионы - от бояр, тоскующих о чинном сидении в Думе, брюзжащих о людишках низкого звания нахлынувших к престолу, до мужиков, замученных податями и повинностями на государевы работы. Но уже десятки тысяч поддерживают Петра. Это бояре и дворяне, преданные царю, и простые люди, ему всем обязанные. Толстой особо подчёркивает интерес Петра к купечеству, его желание завести европейскую торговлю и промышленность. Под крылом Петра вырастает в заводчики Иван Бровкин, бывший крепостной, начавший с трёх рублей. Бровкин - лицо вымышленное, но есть в романе исторический Никита Демидов, тульский оружейник, получивший от царя деньги и земли на Урале для чугунолитейных заводов. Пётр преобразует Россию по европейским образцам без всякого восторга перед европейцами. О толпящихся на приём к царю иноземцах сказано: "их бедняг, за последнее время много начали выгонять со службы за глупость и пьянство".
  
   Пётр спешит и всё равно не успевает: к войне со шведами русская армия не готова и терпит позорное поражение под Нарвой. Вновь, как под Азовом, железная воля Петра спасает положение. Он крепит оборону, находит деньги, переливает колокола в пушки, оснащает и обучает новую армию и ... наконец, победа. Под Дерптом Шереметьев разбивает Шлиппенбаха. Через полгода он наносит новое поражение шведам. Ливония опустошена; русские осадили Нотебург у выхода Невы из Ладоги. Царь с солдатами таскает ладьи в Неву: "Люди не ели со вчерашнего дня, в кровь ободрали ладони. Но чёртушка не отступая, кричал, ругался, дрался, тянул...". Нотебург, древний Орешек, был взят. Взяли и Ниеншанц в устье Невы. Там, "на болотистом острове Яннисаари, в обережение дорого добытого устья всех торговых дорог русской земли, - начали строить крепость в шесть бастионов ... крепость придумано было назвать Питербурх".
  
   Третью книгу Толстой начал писать через девять лет после выхода второй книги, за год с небольшим до смерти. Книга отличается разбросанностью. Новые сюжетные линии, такие как приключения короля Августа и его фавориток и придуманная любовь сестры Петра Натальи и Гаврилы Бровкина, занимательны, но излишни. Казалось, Толстой верил, что в запасе у него годы. Их, увы, не было. В третьей книге показан полководческий талант Петра, не только стратега, построившего Питербух, но тактика, сумевшего ускорить взятие Дерпта и Нарвы. Примечательны слова Петра на последних страницах книги. По смыслу они напоминают тост Сталина о русском народе. Здесь не исключено взаимовлияние писателя и вождя. Они встречались, обменивались мнениями, читали друг друга. В их оценке русского народа и власти есть общее, хотя Толстой, естественно, менее осторожен. В романе словам Петра предшествует высказывание фельдмаршала Огильви о русском солдате, который есть мужик с ружьём, и нужно много палок обломать о его спину, чтобы он повиновался как должно солдату. Пётр сдержался с огромным усилием:
  
   "Вот как, вот как, русский солдат - мужик с ружьём! - проговорил он сдавленным горлом. -
   Плохого не вижу... Русский мужик - умен, смышлен, смел... А с ружьём - страшен врагу... За все сие палкой не бьют! Порядка не знает? Знает он порядок. А когда не знает - не он плох, офицер плох... А когда моего солдата надо палкой бить, - так бить его буду я, а ты его бить не будешь...".
  
   "Пётр Первый" - роман не только о Петре, но о России эпохи Петра. Толстой рисует широкую панораму русской жизни - от царского дворца до крестьянской избы, от бояр до беглых бродяг. В романе Россия меняется на глазах: Толстой с удивительным мастерством показывает как сонная, привыкшая к своему убожеству Русь встряхивается и идёт к новой жизни, ведомая железной рукой своего царя. Меняется и Пётр - от любознательного юноши, открытого для новых знаний и форм жизни, до правителя огромного государства, верящего не словам, но делам, осторожного и смелого одновременно. В романе много героев из всех слоёв общества; все они тщательно прописаны и ни один не теряется в повествовании. Великолепен язык, воссоздающий речь конца XVII - начала XVIII века; здесь сказалось знание Толстым истории русских говоров и фольклора, чтение литературы и документов допетровской и петровской Руси. Толстой не раз обращался к "гениальному "житию" и "посланиям" "неистового протопопа Аввакума" и тщательно изучал "алмазы литературной речи" - протоколы допросов Преображенского приказа, где "рассказывала, лгала, вопила от боли и страха народная Русь".
  
   Для большого художественного произведения, такого как роман, книжных знаний недостаточно - надо знать фактуру жизни, о которой пишешь. Толстому, при всём его таланте воображения, тут повезло. Он вырос в деревне, а русская деревня по крайней мере до 1930-х годов сохранила традиции, культуру и во многом уклад жизни допетровской Руси. Автор по этому поводу пишет:
  
   "... если бы я родился в городе, а не в деревне, не знал бы с детства тысячи вещей, - эту зимнюю вьюгу в степях, в заброшенных деревнях, святки, избы, гаданья, сказки, лучину, овины, которые особым образом пахнут, я, наверное, не мог бы так описать старую Москву. Картины старой Москвы звучали во мне глубокими детскими воспоминаниями. И отсюда появлялось ощущение эпохи, ее вещественность".
  
   Публикация двух первых книг "Петра Первого" была событием в русской литературе. Откликнулись как советские, так эмигрантские писатели. Горький писал: "Петр" - первый в нашей литературе настоящий исторический роман, книга - надолго... Какое уменье видеть, изображать!". Откликнулся даже Бунин, разорвавший с Толстым отношения после его отъезда в Советский Союз. Прочитав "Петра", Бунин пришёл в восторг и послал на имя Толстого в редакцию "Известий" следующую открытку:
  
   "Июль, до 15, 1935, Париж
   Алешка,
   Хоть ты и сволочь, мать твою... но талантливый писатель. Продолжай в том же духе.
   Ив. Бунин"
  
   "Петра" часто называют лучшим советским историческим романом. Определение недостаточное. Прав Горький: "Пётр Первый" - лучший исторической роман в русской литературе. Ведь "Тарас Бульба" - повесть, а "Война и Мир" написаны сыном графа Ростова и княжны Марьи. Остальные исторические романы, в том числе, Дмитрия Мережковского, по мощи описания и охвату эпохи уступают "Петру". Романом своим Алексей Толстой внес важнейший вклад в становление утверждающего мифа о Петре Первом.
  
   Фильм "Пётр Первый". Толстой - основной автор сценария двухсерийного фильма "Пётр Первый" (вышел на экран в 1937 и 1938 гг.). Режиссер - Владимир Петров, работал над фильмом с 1933 г. Толстой приступил к сценарию, завершив вторую книгу "Петра", но фильм - не экранизация романа. Он начинается с "конфузии" под Нарвой, описанной во второй книге, а заканчивается заключением почётного мира со Швецией. Сценарий ближе к пьесе "Пётр Первый": многие сцены и финал полностью совпадают. Фильм - апологетика Петра. Пётр, его блестяще играет Николай Симонов, поражает неукротимым темпераментом и целеустремлённостью. Его цель - величие России, ради чего он не жалеет себя и других. В фильме много батальных сцен, и царь их участник. Ключевая сцена - Полтавская битва. Во время битвы Пётр кричит солдатам: "Порадейте, товарищи, Россия вас не забудет!". Свою правду Пётр пытается объяснить сыну: "Что я дурно делал, что людей мучал - ну виноват, прости... Широко было задумано, жалеть было некогда". Последнюю фразу приписывают Сталину.
  
   В фильме играют лучшие актёры. Кроме Петра, особенно удачен Меншиков (Михаил Жаров) и царевич Алексей (Николай Черкасов). Алексей показан выразителем интересов старой Руси - невежественной и фанатичной. Стараниями сценаристов и режиссера он превращён в злобное "немощное головой" ничтожество. Внешне он напоминает Алексея с картины Николая Ге "Петр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе" (1871) - астеничное сложение, длинное постное лицо, лоб с залысиной, но эти черты усугублены до карикатуры. Непривлекательный внешне, царевич ничтожен внутренне. Но он отнюдь не безобиден. Алексей мечтает уничтожить все дела Петра: сжечь корабли, распустить армию, забросить Петербург и жить в Москве "тихо, мирно с колокольным звоном". Пётр узнаёт о его планах, и столкновение отца и сына становится неизбежным. Далее следует поворот в духе времени, а на дворе 1937 г. Мракобесие смыкается с предательством: царевич бежит в Италию и просит у римского кесаря (австрийцев) войска против отца и России.
  
   Петру удаётся вернуть Алексея домой; он прощает сына. И вновь царевич вступает в заговор: под нажимом ревнителей старины из бояр и духовенства он подписывает "универсал" - призыв к свержению Петра. Только тогда Алексей попадает в застенок. Зритель должен понять, что Пётр отнюдь не жесток к сыну, напротив, он предельно терпим. Тягостна сцена допроса сына отцом, но не Пётр решает его судьбу. На экране открытый процесс XVIII столетия, столь знакомый зрителям по процессам "врагов народа". Раскрыв сенаторам предательство сына, царь отказался "лечить сию смертельную болезнь" и просит их судить и приговорить Алексея. Сенаторы приговаривают: "Повинен смерти". Здесь полное совпадение с третьей редакцией пьесы. Последняя встреча Петра с сыном происходит по второй редакции и благодаря изумительной игре актёров приобретает глубокое звучание.
  
   Пётр и его приближенные (будущие убийцы) входят в камеру. Начинается прощание с царевичем. И тут ...происходит неожиданное: царевич не из страха, а ища родное, бросается к отцу, прижимается и тихо скулит, всхлипывая. Потрясён и Пётр, он бережно держит сына, а когда тот затихает, идёт к двери, обронив глухо: "Кончайте". Этой сценой Черкасов и Симонов, и принявшие трактовку актёров Петров и Толстой, не дали скатиться фильму до уровня агитки. Фильм "Пётр Первый" остаётся большим искусством, хотя в нём слишком заметна линия на обеление Петра и принижена допетровская Русь.
  
   О Петре с позиций советского патриотизма. Советский патриотизм сложился в 30-е - 40-е годы, заменив пролетарский интернационализм. Внедряемый Сталиным, он воспитывал в гражданах гордость за первое в мире социалистическое государство и уважение к историческому прошлому родины - России, в первую очередь, но и других Союзных республик. Это была сильная идеология, позволившая советскому народу выстоять в годы Великой Отечественной войны. В воспитании советского патриотизма Сталин придавал огромное значение "инженерам человеческих душ" - писателям и другим работникам искусств. И они старались, причём, не только за вознаграждение, но убеждённые в важности задачи. Не все, разумеется, и по-разному относясь к коммунистической и национальной составляющим патриотизма. Большинство искренне служили Советской власти (по крайней мере, до хрущёвского "разоблачения культа личности").
  
   Советский патриотизм основывался на советской мифологии, в том числе, на исторической мифологии. При её создании была использована официальная мифология царской России, но с существенными поправками: исключалась роль Церкви и вводился классовый аспект - эксплуатация трудящихся и борьба угнетённых масс. Осуждение эксплуататоров не распространялось на героев исторических мифов: князей, царей, полководцев, писателей, учёных. Правители, включённые в пантеон мифологических героев, - Юрий Долгорукий, Александр Невский, Дмитрий Донской, Иван III, Иван Грозный, Петр I, в большей или меньшей мере идеализировались, а их пороки и преступления смягчались и замалчивались. Главными из них Сталин считал Ивана Грозного и Петра. В сложение советского мифа о Петре основную роль сыграл Алексей Толстой, хотя писателя мало интересовала классовая борьба - он предпочитал национальную идею.
  
   Либретто Булгакова "Пётр Великий". В 1937 г. Михаил Булгаков по предложению композитора Бориса Асафьева написал либретто для оперы "Пётр Великий". К работе над либретто Булгаков приступил в июне и в сентябре закончил его. Действие начинается с победы Петра под Полтавой и завершается его смертью. Булгаков рисует идеального Петра - полководца, корабела, токаря, но, прежде всего, государя. Царь справедлив и способен сострадать. Когда секретарь доложил, что "дворянин Головин человека стал бить и забил его насмерть", Пётр возмущён: "Ах, он тёмный злодей! Ну я выжгу из них сии пакости! Пиши - быть ему в каторге!". Он же приказывает построить при церквах "гошпиталии, чтобы матери тайных младенцев сдавали бы". Но Пётр страшен, когда встречает нерадение и, тем паче, воровство. Меншикову он кричит: "Ты кого раздеваешь - народ? Я тебя за казну четвертую! За народный алтын сорву голову... ".
  
   В либретто ничего не сказано об участии Алексея в иностранном заговоре. Здесь Булгаков не пошёл против своих убеждений; в остальном он следует сталинскому курсу оправданности жертв ради нужд государства. Трагедию Петра он видит в том, что царь не может передать сыну свое дело по переустройству России. Отец спрашивает сына: "Я умру... Отвечай, как управишь сие государство? Отвечай: ненавидишь ты новое? Повернёшь ты всё вспять, в тьму невежества?". И слышит просьбу отпустить в монастырь. Кончается тем, что Пётр обвинил сына, что он враг государства и приказал арестовать. В окончательном варианте либретто не упоминается о смерти Алексея, тем более, о пытках. Булгаков не хотел делать Петра излишне жестоким.
  
   В либретто Екатерина преданно любит мужа. Булгаков вводит сцену, где Екатерина убаюкивает Петра, расстроенного объяснением с сыном. Здесь Екатерина очень похожа на Маргариту; она даже называет Петра Мастером. Смерть Петра подана героически - он заболел, спасая солдат из холодной Невы. После его смерти престол заслуженно наследует Екатерина, - за её спиной гвардия и Меншиков. Гвардейцы, провожая императора в последний путь, кричат: "Он умер, но в гвардии не умрёт любовь к Петру, земному богу!". Закончив либретто Булгаков послал его на утверждение председателю Комитета по делам искусств Платону Керженцеву. Вскоре он получил ответ с заключением, что "это самое первое приближение к теме, нужна еще очень большая работа". Замечания Керженцева типичны для партийного бюрократа, вроде - "нет народа", "не показана жестокая эксплуатация народа (в формулировке тов. Сталина)". Но трудно не согласиться, что "многие картины как-то не закончены", "конец чересчур идилличен" и "язык чересчур модернизирован".
  
   Наум Шефер, опубликовавший либретто "Пётр Великий" (1988), утверждает, что Керженцев не понимал законы построения либретто, призванные "отразить дух эпохи", а не подробности конфликтов. Борис Соколов - автор "Булгаковской энциклопедии" (1996), увидел здесь тупость партийного чиновника, не понявшего глубину идей либретто Булгакова. По-другому оценила произведение мужа Елена Сергеевна. В дневнике она записала: "М. А. сидит над "Петром". Не могу разобраться, не нравится мне эта вещь или я не люблю Петра. Вернее, конечно, последнее". Любящая Маргарита не могла обвинить Мастера, но литературный вкус её не подвёл: "Пётр Великий" - вещь слабая. Булгаков работал над либретто всего два с половиной месяца, без истинного увлечения темой. "Пётр Великий" не воплотился на сцене, как и другие либретто Булгакова.
  
   Пётр I в послевоенной литературе. В послевоенной литературе нет крупных художественных произведений о Петре I. Наиболее известен роман Юрия Германа "Россия молодая" (1954). Роман посвящен истории петровского флота, начиная с потешной флотилии на Переяславском озере и вплоть до победы под Гангутом. "Россия молодая" имеет все атрибуты "ложно-величавого" романа советского образца: народ, страдающий от угнетения, но готовый защищать Отчизну; ненавидящих Россию иностранцев; жадного изменника-воеводу; Петра и его сторонников, строящих новую Россию. В 50-е годы уже не возбранялись герои из духовенства. У Германа им стал патриот архиепископ. Образ Петра дан согласно пониманию Сталина, т.е. царь энергичный труженик, всё делает для России, но увлекается иноземщиной - принимает на веру доносы иностранцев на русских. Во второй книге романа Пётр им верит уже меньше. Взгляды Петра Герман декларирует; развитие образов у него получается плохо. Роман не только неталантлив, но лжив - исторические события в нём искажены либо придуманы.
  
   Центральной фигурой романа Германа является кормщик Иван Рябов, посадивший на мель шведские корабли, напавшие в 1701 г. на Архангельск. Об этом подвиге еще в 1840 г. в Малом театре ставили пьесу Нестора Кукольника "Иван Рябов, рыбак архангелогородский". В 1973 г. вышла повесть Константина Коничева "Пётр I на Севере". Коничев рассказывает о событиях иначе, чем Герман, и близко к исторической правде. Здесь нет геройского боя таможенников капитана Крыкова: их просто взяли в плен. Маскарад шведов, шедших под английским и голландским флагами, раскрыли солдаты полковника Животовского, высланные на лодке для досмотра к кораблям. Рябов попал в плен случайно, а не был заслан к шведам как у Германа. Он действительно завёл на мель корабли шведов. После боя воевода Прозоровский карает спасителей Архангельска. Иевлева, возглавившего оборону крепости, он избивает; Рябова бросает в тюрьму за нарушение запрета выходить в море. Лишь приезд Петра спасает кормчего. По его приказу Рябова привели к царю:
  
   "... Рябов упал на колени, взмолился:
   - Прости, государь, виноват, вышел я в то утро на море, не ведая о запрете.
   - Встань, Иван, встань. Я и вот все они, - Петр показал на своих приближенных и воеводу, - должны тебе в пояс поклониться да спасибо сказать. Я ведаю все о твоем поступке. И горестно мне, что несправедливость тебя обидела...
   Петр обнял Рябова, поцеловал его и сказал:
   - За верную и доблестную службу освобождаю тебя, Иван, от всех податей и повинностей, награжу деньгами, одеждой. ... И, обращаясь к свите: - Он не знает историю Древнего Рима, а поступил, как Гораций Коклес! ..".
  
   Пётр I в послевоенном кино. В 1980 г. Сергей Герасимов снял дилогию о Петре по роману Алексея Толстого. Первый фильм - "Юность Петра" начинается с бунта стрельцов, передавших власть Софье, и кончается переходом власти к Петру. Во втором фильме - "В начале славных дел", показан поход на Азов, "Великое посольство" в Европу, бунт и казнь стрельцов и конец юношеской любви Петра к Анне Монс, ему изменившей. Оба фильма максимально приближены к тексту романа "Пётр Первый". Дилогия не относится к числу удач Герасимова. Оба фильма описательные, в них есть историческая этнография, но нет языка киноискусства. Из русских актёров запоминаются Дмитрий Золотухин (Пётр), Тамара Макарова (Наталья Кирилловна) и Наталья Бондарчук (царевна Софья). Участие восточногерманских актёров, игравших немцев и голландцев, себя оправдало, но не спасло дилогию - второго "Тихого Дона" Герасимов не снял.
  
   По роману Германа "Россия молодая" Илья Гурин поставил 9-серийный телефильм с тем же названием (1981-1982). Фильм, как и роман, художественно примитивен. Из актёров выделяется Дмитрий Золотухин, нашедший себя в молодом Петре. Хочется отметить работу художника по костюмам. Таможенники в Архангельске носят допетровскую воинскую форму, как тогда и было: в 1701 г. лишь гвардейские полки носили европейскую форму. Из других фильмов о петровской эпохе можно отметить "Сказ про то, как царь Петр арапа женил" (1976), интересный из-за голубоглазого арапа, которого играет Владимир Высоцкий.
  
   Пётр I в научно-популярной литературе 1950-х - 1980-х гг. Советские историки послевоенного периода написали несколько первоклассных научно-популярных книг о Петре и его времени. К их числу относятся: "Пётр Первый" (1948) и "Рождение новой России" (1988) Василия Мавродина, "Пётр Первый" (1975) Николая Павленко и "Пётр Великий и его время" (1989) Виктора Буганова. Книги эти добротные, легко написанные, но неизбежно повторяющие предыдущие труды. Было опубликовано критическое исследование Евгения Анисимова о морально-нравственной цене реформ Петра - "Время петровских реформ" (1989).
  
  
   14.7. Пётр I как антисоветский миф
  
   Аргентинские антиподы: Солоневич и Башилов. Иван Солоневич и Борис Башилов были дважды антиподы по отношению к советским гражданам: географически - они жили в Аргентине, и идейно - беглецы из СССР, они с особой силой ненавидели большевизм. Солоневич бежал из лагеря в 1934 г. через советско-финскую границу. В Европе приобрёл известность книгами, направленными против большевизма. Советские агенты пытались его взорвать, но он уцелел (погибла жена) и поселился в нацистской Германии. С нападением Германии на СССР его пути с нацистами разошлись. После войны поселился в Аргентине, где завершил главный труд жизни - книгу "Народную монархию" (1951), популярную по сей день. Вскоре он умер (1953). Борис Башилов (Юркевич) - бывший власовец, после войны перебрался в Аргентину и сотрудничал в газете Солоневича. В 50-е - 60-е годы опубликовал 9 выпусков книги по истории русского масонства, в том числе выпуск о Петре I. Облик Петра в работах аргентинских беглецов следует начать с рассмотрения "Народной монархии".
  
   "Народная монархия" Солоневича. Царствование Петра I обсуждается в пятой, последней части книги. Без прочтения предыдущих частей, она непонятна. Как пишет автор: "Вся эта книга, по существу, посвящена вопросу этого раздвоения [Петровской реформе, К.Р.]". В первой части рассмотрены предпосылки. Автор исходит из представления об индивидуальности народов и их пути. "Не существует никаких исторических законов развития, которые были бы обязательны для всех народов ...Империя Рюриковичей в начале нашей истории так же своеобразна и так же неповторима, как самодержавие московских царей, как Империя Петербургского периода, или даже, как сегодняшняя советская власть". Россия - не Европа, не Азия и не Евразия; она - "совершенно своеобразный национальный государственный и культурный комплекс". Основные его черты появились ещё до византийских и европейских влияний. Русская государственность с самого начала строилась по национальному признаку. И с самого начала она перерастала племенные рамки и становилась сверхнациональной. Но в отличие от других наций русские строили государство, в котором народы и племена, втянутые в орбиту строительства чувствовали себя "так же удобно или неудобно, как и русский народ". Стоит заметить, что в императорском Риме люди разного роду-племени также могли сделать любую карьеру.
  
   Вторая часть книги посвящена сравнению русских с другими народами и критике образа русских в отечественной литературе и историографии. Солоневич - противник общественных наук. В бараньих кишках, на которых римские авгуры предсказывали будущее, он видит больше проку, чем в трудах русских историков и философов. Солоневич обвиняет философов в чужебесии, писателей и историков - в искажении русской истории и русского характера. Из-за писателей, населивших русскую литературу ничтожествами, доверчивые немцы решили завоевать Россию. Солоневич считает, что Россию понимают не умствующие гуманитарии, а люди дела, лучше из народа, чувствующие нутром. Подобный антиинтеллектуализм - не без влияния нацизма, но больше здесь желания перечеркнуть тех, кто писал раньше, чтобы сказать первое слово. Черта - типичная для фолк-хистори.
  
   В третьей части автор пишет, что варяги не оказали влияния на русскую историю. Важнее факт, что в дружине киевского князя служили воины самых разных наций: "Этот киевский интернационал ... является первым указанием на то основное свойство русской государственности, которое и определило ее судьбу .... Это свойство я бы назвал так: уменье уживаться с людьми". Но русская уживчивость - с оговоркой, определяемой понятием "не замай"; при нарушении оговорки "происходит ряд очень неприятных вещей - вроде русских войск в Казани, в Бахчисарае, в Варшаве, в Париже и даже в Берлине". Итак, русскую государственность создали два принципа: а) уживчивость и б) "не замай". Без первого, не было бы Империи; без второго, "на месте этой империи возник бы чей-нибудь протекторат". Киевская государственность, по словам Солоневича, рождается в "подозрительно готовом виде: сразу". Основная её идея - единство Русской Земли. Полученное от Византии христианство "не повлияло на национальный характер народа". Пал Киев по внутренним причинам. Западные влияния способствовали разрыву власти между князьями, Вече, боярами и низами. Степь лишь добила разлагающуюся державу.
  
   Северная Русь начинается с Андрея Боголюбского - "самовластца", опиравшегося на "мизинных" людей. Мизинные люди хотели "надклассовой власти, которая каждому классу указала бы его место и его тягло". Такую власть они создали, но уже после нашествия татар. Центром стала Москва. Здесь состоялось самодержавие - власть, устроившая народ. Когда самодержавие пошатнулось, в Москву пришли тяглые мужики, выгнали поляков, избрали царя и разошлись по домам. "Картина ...совершенно ясна: самодержавие и строил, и поддерживал мужик". Выдвинув не бесспорный тезис [московские князья были сильны дворянским войском и посадом, К.Р.], автор выдвигает другой, еще более сомнительный - самодержавие отвечало мужику взаимностью: "Пока, - до Петра I включительно, самодержавие существовало, - крестьянин имел в нем нерушимую защиту".
  
   В четвертой части Солоневич описывает идеальное царство - Московскую Русь. "При первых Романовых Москва дает нам наиболее законченное выражение всей своей правительственной системы. И я буду утверждать, что такой системы в мире не существовало никогда, даже в лучшие времена Рима и Великобритании". Солоневич рисует идеальную картину работы Боярской Думы и земских судов, ссылаясь на Ключевского, но не указывает описанное время, а относится оно к середине XVI века, когда царствовал Иван Грозный:
  
   "В Боярской Думе, в этой "бесшумной и замкнутой лаборатории московского государственного права и порядка", люди спорили, но "не о власти, а о деле"; здесь "каждому знали цену по дородству разума, по голове", здесь господствовало "непоколебимое взаимное доверие ее председателя и советников". Московские судьи "не мирволили своей провинциальной правительственной братии". Около и над этой братией действовало широчайшее и всесословное местное самоуправление, и Ключевский, как нечто само собою разумеющееся, отмечает, что "земские выборные судьи вели порученные им дела не только беспосульно (то есть, без взяток - И. С.) и безволокитно, но и безвозмездно".
  
   Солоневич обрушивает Habeas corpus act, сообщив, что в варварской Руси такой закон появился за 150 лет до английского. По "Судебнику" 1550 г. нельзя было арестовать человека, не предъявив его выборному старосте и целовальнику, иначе по требованию родственников они могли его освободить и взыскать пеню "за бесчестье". [Это опять времена Грозного. Во XVII веке всё решали воеводы. К.Р.]. Рассмотрев законы и порядки Московской Руси, Солоневич делает вывод:
  
   "Та "азиатская деспотия", в виде которой нам рисовали Московскую Русь, имела свой габеас корпус акт, имела свой суд присяжных, имела свое земское самоуправление и имела дело со свободным мужиком. Не с крепостным, и тем более, не с рабом. И если мужик был прикреплен к земле, то совершенно тем же порядком и совершенно в той же форме, в какой служилый слой был прикреплен к войне".
  
   Здесь нужно внести ясность - "габеас корпус акт", суд присяжных, земское самоуправление и свободный мужик, канули в Лету к середине XVII века: Московская Русь Алексея Михайловича по бесправию мужика сходна не с царством Грозного, а с Россией Петра. Но с налогами при Тишайшем было и вправду легче, чем при Грозном и Петре. Фраза о мужике середины XVII века, имевшем "по хорошей свиной отбивной котлете ежедневно на всякую душу своего ... семейства" - художественная гипербола, но не ложь.
  
   Последняя часть книги посвящена царствованию Петра. Солоневич признаёт, что Пётр был яркой личностью: "это был как бы взрыв индивидуальности на тысячелетнем фоне довольно однотипных строителей, хозяев и домоседов". Он согласен с мнением, что эпоха Петра была переломом в истории России: "Со значением этого перелома можно сравнивать только битву при Калке и Октябрьскую революцию. Он определил собою конец Московской Руси, то есть целого исторического периода ... и начал собою европейский, петровский, петербургский или имперский период, кончившийся Октябрьской революцией". Последствия дел Петра сказываются до сих пор: "Можно утверждать, что ни в одной стране, ни один человек не оставил таких глубоких - и таких спорных следов своей работы, какие оставил в России Петр".
  
   Работу, проделанную Петром в России, Солоневич оценивает на двойку. Он считает, что дворянские историки и писатели создали петровскую легенду, не имеющую отношения к реальности. В её фундамент легли три положения: "Первое: Россия была очень плоха. Второе: Россию надо было спасать. Третье: Петр, при всех его увлечениях и безобразиях, Россию все-таки спас". Автор успешно опровергает все три положения, что оказалось несложно, поскольку историки их в столь примитивной форме не выдвигали. Обобщая свой анализ, Солоневич подытожил содержание "всей Петровской реформы":
  
   "Продолжено несколько более удачно техническое перевооружение страны. Разгромлен весь правительственный аппарат Москвы, опиравшийся на русское самоуправление, и заменен бюрократическим аппаратом инородцев. Разгромлено патриаршество, замененное синодом. Разгромлено купечество, замененное "кумпанствами". Разгромлено крестьянство, попавшее в собственность дворянству. Выиграло только дворянство: указом о единонаследии оно получило в свое распоряжение государственную землю и государственное крестьянство; указом о замещении престола оно получило в свое распоряжение престол".
  
   Обобщение Солоневича следует прокомментировать. 1. О "несколько более удачном" техническом перевооружении. При Петре в 5 раз увеличилось число мануфактур, в 5 раз - выделка железа, 72% экспорта стала составлять готовая продукция; 2. О разгроме приказов и замены их бюрократическим аппаратом инородцев. Приказы распустили; их заменили коллегии, созданные по шведскому образцу; под названием министерств они существуют по сей день. 3. Об уничтожении самоуправления. Доставшиеся Петру остатки самоуправления - земские избы, он вывел из подчинения воевод, заменил старост бурмистрами; позже земские избы переименовал в магистраты. 4. О разгроме патриаршества. Здесь Солоневич прав. 5. О разгроме купечества, замененного "кумпанствами". Пётр всячески поддерживал купечество. "Кумпанства" создавались для облегчения конкуренции с европейскими компаниями. 6. О передаче крестьян в собственность дворянам. При Петре холопов объединили вместе с крестьянами в податных списках как крепостных людей; от крестьян, ушедших на заработки, требовали отпускные письма помещиков. Всё это понижало статус крепостных крестьян, но законов о крестьянах Пётр не издавал.
  
   Солоневич проходит мимо стремления Петра заимствовать из Европы не просто технологии и умения, но сами способы их получения - европейское образование и науку, говоря словами Ключевского, "пересадить в Россию самые производства с их главным рычагом - техническим знанием". Солоневич предпочитает тему русской культуры и называет культурные потери чудовищными. Главным преступлением Петра он считает даже не разорение страны, а то, что он расчистил путь для захвата власти дворянством: "Уже на другой день после смерти Петра дворянство устанавливает свою полную собственную диктатуру. На престол, вопреки и закону, и традиции, возводится вчерашняя девка, которая, конечно, ничем править не может и ничем не правит. Ее спаивают, и за нее управляет дворянство". Военный дворянский слой сел на шею людям страны: "подчинил себе Церковь, согнул в бараний рог купечество, поработил крестьянство и сам отказался от ... тягот и обязанностей. Дворянство зажило во всю свою сласть".
  
   "Народная монархия" написана человеком блестяще владеющим пером, оригинально мыслящим и убеждённым в своей правде. Правда его в том, что для России лучше всего подходит строй народной монархии, т.е. монархии, созданной в интересах народа. Автор считает, что "программы и идеологии, заимствованные откуда бы то ни было извне, - неприменимы для путей русской государственности, русской национальности и русской культуры". Солоневич предлагает обернуться к опыту самодержавия. Без царя "промышленники создадут плутократию, военные - милитаризм, ... а интеллигенция - любой "изм". Не без влияния книги Солоневича я в своё время писал:
  
   "Президенты, по сути своей, - временщики. Страна поступает в их владение на время. Президенты не думают о стране, как о наследии, передающемся династически от отца сыну. В монархии - меньше проблем с преемственностью власти. Монархами рождаются и с младенчества воспитываются на служение стране и народу. Монархи морально чище, чем президенты, которые правдами и неправдами проталкиваются к власти. Президенты зависят от сил, манипулирующих общественным мнением, - от политической и финансовой элиты своей страны или даже чужих стран. ... Немаловажно, что в многонациональной России верность династии, но не русская национальная идея и православная религия, может объединить всех россиян".
  
   Вместе с сильными сторонами в "Народной монархии" есть досадные недостатки. Основным является вольное обращение с историей. Народная монархия, защищавшая простой народ и даровавшая самоуправление, существовала в России меньше 20 лет - в первую половину царствования Ивана Грозного. Народ сохранил память о справедливом царе на столетия. Ничего сходного не было при любимых автором первых Романовых. Трудно понять и нежелание Солоневича увидеть Петра, насадившего в России современную систему образования и давшего начало русской науки. Хуже всего у Солоневича - неряшливость в фактах и смещение их во времени в удобную для автора сторону. Это напоминает приёмы современной фолк-хистори и компрометирует идеи книги. Тем не менее, "Народная монархия" Солоневича остаётся нужной и важной для думающих людей.
  
   Допетровская и Петровская Русь Башилова. "История русского масонства" Бориса Башилова идейно близка к "Народной монархии" Солоневича. Написана она своеобразно: все девять томов (разделов) книги состоят из цитат, разреженных комментариями автора. Стержнем, на который насажены цитаты и комментарии, является рассмотрение роли масонов в русской истории, а точнее - роли западной идеологии в судьбе России. К допетровской и петровской Руси труд Башилова имеет отношение в разделах "Тишайший царь и его время", "Причины раскола и его трагические результаты" и "Робеспьер на троне".
  
   Башилов не согласен с мнением историка Платонова, что Алексей Михайлович мало участвовал в управлении страной. Царь участвовал в решении всех важных вопросов, но он умел подбирать помощников и им доверял. Для народа он был идеальный царь: "Идеального царя русский народ представляет себе именно таким, каким был царь Алексей ... царь должен быть религиозным, добрым и справедливым человеком, уметь подбирать себе добрых советников и помощников, давать им широкую свободу работать на благо народа, быть главой государства, а не размениваться на мелочи". Но царь Алексей был виноват в том, что поддержал намерение патриарха Никона сменить русские обряды на греческие. После его низложения царь "не внял голосу народа и не поставил перед новым Патриархом вопрос о необходимости пересмотра введенных Никоном реформ". Башилов так и не понял, что не Никон, а Алексей Михайлович был инициатором введения греческих обрядов в русское богослужение.
  
   Вслед за Пушкиным Башилов называет Петра "Робеспьером на троне". Пётр "так и не смог создать из России чисто европейское государство, а только искалечил душу народа, заложив своей революцией сверху прочные основы для неизбежной революции снизу". Автор пишет, что легко установить причинную связь между антинациональной деятельностью Петра, разрушительной деятельностью масонства и его духовного детища - русской интеллигенции, и появлением Ленина и Сталина. Башилов полагает, что Пётр Первый сам был масоном. Надо отдать автору должное: он всегда ссылается на предшественников. В данном случае, на Василия Иванова, опубликовавшего в 1934 г. в Харбине книгу об истории русского масонства - "От Петра до наших дней". Согласно преданию при поездке Петра в Европу в 1698 г. его привлёк в масонство глава английских масонов Кристофор Рен. По другому рассказу Петр стал масоном во время второй поездки в Европу (1717).
  
   Башилов ссылается и на книгу Георгия Вернадского "Русское масонство в царствование Екатерины II" (1917). Вернадский нашёл рукопись со сведениями о приёме Петра в шотландскую степень св. Андрея, и видел обрывок серой бумаги из библиотеки масона Ленского, где написано, что Петра и Лефорта приняли в Голландии в Тамплиеры. Он также сообщает о "Нептуновом обществе" тайно заседавшем в Москве в Сухаревой башне, где председателем был масон Лефорт, а Пётр надзирателем. О масонстве Петра Башилов делает достаточно осторожное заключение: "Доказать сейчас документально, что Нептуново общество было масонским и сам Пётр был масоном, конечно, трудно. Но то, что он стал в значительной степени жертвой деятельности масонов, которые внушили ему мысль о необходимости превращения России в Европу, это несомненно".
  
   Современные историки считают легендарными все сообщения о вступлении Петра в одну из масонских лож и признают первым документальным сведением о масонской ложе в России назначение в 1731 г. Великой ложей Англии капитана Джона Филипса Провинциальным Гроссмейстером "всея России". Назначение произошло через шесть лет после смерти Петра I (1725).
  
   Антисоветизм антипетровского мифа. Неприятие Петра противниками большевизма можно разделить на два периода. В первый период - от Октября до поворота Сталина к национал-большевизму, многие участники Белого движения, а затем эмигранты, видели в Петре первопричину гибели монархии и установления в России нерусской власти. Петру поминали массовый террор, издевательство над Церковью и русской культурой. Параллели с большевиками казались очевидными. Подобные настроения выразила в стихах Марина Цветаева. После поворота Сталина к национал-большевизму и возведения Петра в ранг героев истории, отношение эмиграции к Петру стало меняться. Особенно повлияло подмеченное многими сходство Сталина с Петром Первым: оба не считались с людьми переустраивая Россию. Не случайно Солоневич называет Сталина Иосифом Петровичем. Сталина стали отождествлять с Петром, а Петра со Сталиным.
  
   Второй период "петровского" антисоветизма сочетал борьбу с большевизмом и сталинизмом и обвинение Петра в запуске процессов, приведших к революции. В таком ключе написаны книги Солоневича и Башилова. В Советском Союзе среди диссидентов и им сочувствующих также встречались люди не любящие Петра. Некоторые не отделяли прошлое от настоящего и ненавидели давно умершего царя. Примером может служить стихотворение "Проклятие Петру" (1972) поэта-диссидента Бориса Чичибабина. Есть там такие строфы:
  
   "Будь проклят, император Пётр,
   стеливший душу, как солому!
   За боль текущего былому
   пора устроить пересмотр.
   .....
  
   Будь проклят, нравственный урод,
   ревнитель дел, громада плоти!
   А я служу иной заботе,
   а ты мне затыкаешь рот.
  
   Будь проклят тот, кто проклял Русь -
   сию морозную Элладу!
   Руби мне голову в награду
   за то, что с ней не покорюсь".
  
   Спокойнее неприязнь к Петру в пьесе "Детоубийца" (1985), написанной в Германии советским эмигрантом Фридрихом Горенштейном. В основе сюжета - драма Петра и царевича Алексея. Но Пётр здесь не главный герой - главный герой сама Россия, растянутая Петром на дыбе между Западом и Востоком. Автор - пессимист: он не верит в прогресс истории, да и людей, тоже. О будущем у него перемолвились в народе после смерти Петра:
  
   "МЕЩАНКА. Так будет ли теперь народу облегчение, понять не могу?
   МУЖИК. Будет, когда камень почнет плавати, а хмель почнет тонути".
  
   Камень и хмель взяты из договора о "вечном мире", заключённом в 985 г. князем Владимиром с эмиром Булгарии. Мир, как обычно, сменился войной.
  
   Горенштейн не смягчает жестокости Петра, стоящего над моралью и чуждого угрызений совести после убийства сына. Но он и восхищается Петром. В письме от 22 сентября 1997 г. дирекции петербургского Александринского театра он цитирует слова Герцена, что "Пётр был первой свободной личностью в России", и добавляет: "Эти герценовские мысли очень близки пушкинскому взгляду на Петра государя-революционера. В своей работе я старался следовать именно такому пониманию Петра - детоубийцы. Жестокость сыноубийства - трагический протест мертвому духу и мертвым душам российской истории. Такого Петра - медного и телесного - хотел бы я увидеть на сцене".
  
   "Детоубийцу" поставили в Москве в театре им. Вахтангова в 1990 г. Режиссёр Пётр Фоменко дал пьесе новое имя - "Государь ты наш, батюшка", по названию стихотворения А.К. Толстого. В 1992 г. "Царь Пётр и Алексей" ("Детоубийца") в постановке Владимира Бейлиса появился в репертуаре Малого театра. Обе постановки - антипетровские. В 1998 г. "Сказание о царе Петре и убиенном сыне его Алексее" поставил в Александринском театре Александр Галибин. От Горенштейна в спектакле осталось мало - в финале на сцену выплывает недостроенная галера; на ней возвышается монументальный Пётр. Народ обступает галеру, и государь произносит речь. Спектакль не без подтекстов, но антипетровским его не назовёшь. В 2003 г. "Пётр и Алексей" (тот же "Детоубийца") был поставлен Владимиром Гурфинкелем в красноярском театре им. Пушкина. Здесь Пётр вызывает сочувствие - это несчастный отец, страдающий, что не сумел воспитать наследника. Прочтение пьесы Горенштейна сменило знак - от антипетровского в начале 90-ых до пропетровского на рубеже тысячелетий. Маятник народных чувств качнулся в сторону государственности, и служители Мельпомены уловили его движение.
  
  
   14.8. Пётр I в постсоветской России.
  
   Место Петра в новой России. В Российской Федерации с самого начала возникли проблемы с идеологией. Социализм советского образца был отвергнут в пользу западного либерализма. Но после недолгой эйфории пришло разочарование. Кроме захвативших общую собственность олигархов и чиновников, никто не выиграл от воплощения западных идей в России. Со временем разочарование сменилось неприязнью. Власть имущим пришлось обратиться к уваровской триаде, несколько её отреставрировав - сохранить православие, заменить самодержавие на демократию и русских на россиян, и в таком виде объявить государственной идеологией. В новой идеологии видное место заняла история царской России, и в ней ярчайшей звездой засиял Пётр Великий.
  
   Для новой мифологии Пётр подходил идеально - он был государственник, западник и реформатор, и хотя его реформы были болезненны, они привели к процветанию России. Петра вознаградили: городу Ленинграду вернули имя Петра, в Петропавловской крепости установили сидящего Петра - дар эмигранта Михаила Шемякина (1991), в Москве воздвигли огромный памятник Петру работы Зураба Церетели (1997), появились памятники Петру в Астрахани (2007) и Сочи (2008). Как и в царской России, Пётра печатают на деньгах - памятник Петру в Архангельске украсил 500-рублевую банкноту. О царе-реформаторе пишут в учебниках. Историки публикуют книги: "От Петра I до Павла I: Реформы в России XVIII в. Опыт целостного анализа" (1999) Александра Каменского, "Пётр I" (2003 г.) Николая Молчанова, "Петр I. Начало преобразований. 1682-1699 гг." (2010) сотрудников Института истории РАН.
  
   Книжный рынок России предлагает товар на любой вкус, в том числе, по истории. Переиздаются старые и публикуются новые исторические биографии. Иногда - это приобретение для читателя. Так была переиздана книга Казимира Валишевского "Пётр Великий" (1895). Валишевский - поляк, писавший по-французски, написал лучшую, как считают, биографию Петра-человека. В 1980 г. у Валишевского появился достойный соперник - американский историк Роберт Мэсси опубликовал монументальную книгу о Петре и его времени - "Пётр Великий. Его жизнь и мир". На русском языке книга была издана в 1996 г. под названием "Пётр Великий". Расследованию обстоятельств смерти Петра посвящена интересная статья Сергея Аксёненко "Загадка смерти Петра Первого" (2007).
  
   Пётр - антигерой фолк-хистори. Появились и книги, претендующие на раскрытие спрятанной исторической правды о петровской и допетровской Руси. В их числе видное место занимают книги Александра Бушкова и Александра Буровского. Авторы называют свои труды исторической публицистикой; критики относят их к фолк-хистори. Писать "историческую публицистику" Бушков и Буровский начинали в тесном взаимодействии: к первой исторической книге Бушкова Буровский написал послесловие; вторую они опубликовали в соавторстве. Дальше их пути разошлись, но оба автора продолжают выпускать книги, где один из главных антигероев - Пётр Первый.
  
   Фолк-хистори по Бушкову. К началу публикации цикла книг по "исторической публицистике" Бушков был уже популярным автором боевиков и героических фэнтези. В 1997 г. вышла из печати его первая историческая книга - "Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы". Эту книгу, пересматривающую не только историю, но хронологию по Н.А. Морозову и А.Т. Фоменко, считают классическим примером фолк-хистори. Вслед за Фоменко, Бушков сообщает, что не было никакого нашествия монголов и что Русь - это и есть Орда, но он идёт еще дальше и утверждает, что Россия - это Китай и что русские - это китайцы. Историк Глеб Елисеев написал на труд Бушкова разгромную рецензию, в которой обсудил самые вопиющие нелепицы книги, но обошел стороной главы о Петре I.
  
   Раздел о "Драконе московском" - Петре, лишён экзотики первого раздела книги: в нём Бушков просто собрал и повторил отрицательные суждения о Петре историков и писателей. Часто без ссылок на предшественников. Впрочем, установить их не сложно. Так об отсталости государственных заводов Петра по сравнению с частными мануфактурами в 1980-е годы писал Евгений Анисимов. О крепостническом пути развития промышленности России можно прочитать и в "Очерках истории СССР. Россия в первой четверти XVIII в." (1954), и у дореволюционных историков. Даже эпатажное заключение Бушкова - "Пётр I самостоятельно не придумал ничего толкового. Все, что он делал, было лишь продолжением преобразований, начатых за десятилетия до его появления на свет..." - лишь грубое повторение высказываний Ключевского и Милюкова.
  
   Фолк-хистори по Буровскому. У книги Бушкова есть послесловие. О нём не без иронии пишет Г.А. Елисеев:
  
   "И тем более поразительным явлением выглядит послесловие к сочинению Александра Александровича, которое создал "канд. исторических наук, доктор философских наук. профессор КрасГУ, президент Красноярского регионального отделения Международной академии ноосферы, действительный член Академии науковедения" А.М. Буровский. Предисловие гордо названо "Россия, которой не было: взгляд гения" и заканчивается следующими словами: "Книга А. Бушкова - своего рода эталон добросовестного исторического исследования. Несомненно, у кого-то высказывания автора вызовут гнев и прочие непохвальные чувства. Ведь автор посягает на устоявшиеся, привычные представления! Но спорить будет трудно - потому что книга А.Бушкова прекрасно аргументирована. По каждой теме привлечено множество источников, и каждый источник исчерпывающе проанализирован" (С. 594). Господин Буровский! Вы книгу Бушкова хотя бы раз открывали? Там же нет ничего, кроме тенденциозно подобранных цитат, легкомысленно интерпретированных фактов, да заимствований у других творцов "фольк-хистори".
  
   Елисеев спрашивает, открывал ли Буровский книгу Бушкова. Ниже будет показано, что открывал. Но Маяковского "действительный член Академии науковедения" открывал редко. В послесловии он его искажает: "Я знал негра, || Он был неграмотный || Не разжевал даже азбуки соль, || Но он слышал, как говорит Ленин, || И он знал ВСЕ". А Маяковский писал: "Я знал рабочего. || Он был безграмотный". Скажете, мелочи? Может быть. Беда лишь в том, что негр в разных ипостасях появляется во всех книгах Буровского и порочит имя ученого. А ведь Буровский всегда перечисляет свои научные регалии, т.е. настаивает на доверии как историк-профессионал. Но он не работал историком. Выпускник истфака пединститута занимался археологией. Тема его кандидатской диссертации - "Культурно-исторические этапы развития палеолита Енисея" (1987). Докторская по философии - "Возникновение и проблематика антропоэкологии" (1996), тем более не история. Читатель этого не знает и доверяет специалисту-историку.
  
   В 2001 г. вышла книга "Россия которой не было - 2. Русская Атлантида". В ней указаны два автора - Бушков и Буровский, но книга написана одним Буровским. Об этом он пишет в предисловии. Бушкова упоминает в книге в третьем лице, причём с издёвкой. Загадку соавторства раскрывает участник исторического форума, утверждающий, что Бушков и Буровский "раньше были друзьями и именно Бушков протащил Буровского в публицистику. Даже прикрыл первую книгу своим именем и брендом (тогда уже раскрученным)". Звучит правдоподобно, ведь Бушкова читали сотни тысяч, если не миллионы. Бушков поддерживал Буровского и как начинающего автора "ужасов и мистики", опубликовав с ним в соавторстве "Сибирскую жуть" - 1 и 2 (2000, 2001).
  
   "Россия, которой не было - 2" примечательна отказом от авторства с Бушковым и редкой по накалу русофобией. В начале книги Буровский высмеивает "новую хронологию", а заодно и Бушкова. Дальше следует приём "фолк-хистори" - автор разоблачает историков, скрывших правду. По его словам, историки умолчали, что рядом с Московской Русью процветала культурная и гуманная Западная Русь - Великое княжество Литовское. Буровский рассказывает о Западной Руси (благо сведений предостаточно - от Соловьёва до монографий советского периода). Но Юго-Западной Руси посвящена лишь пятая часть книги. Главный запал автора обращён против народа Северо-Востока Руси и созданной им державы - Московии. Народ этот - выродок: неспособный к нормальному труду (всё рывком), давящий тех, кто выделяется из стада, ненавидящий чужаков и склонный к рабству. Его религия - "московитское христианство", где иконы секут розгами. Московиты, присвоившие себе имя русских, создали "цивилизацию подростков": "В сущности, это очень опасная цивилизация. Опасная и для самой себя, и для своего же населения, и для соседей - для всех".
  
   "Россия, которой не было-2" имела успех (русофобов у нас хватает), и Буровский приналёг, да так, что с 2001 по 2010 гг. опубликовал 33 книги "исторической публицистики". Да ещё 8 триллеров про сибирские ужасы (мистика), учебник по антропоэкософии - науки, созданной им самим, и три интересные книги - "Девочки: инструкция по пониманию", "Девочки: инструкция по применению", "Мужчины: инструкция по пониманию". А вот, инструкций по применению мужчин почему то не написал. Наверное, потому, что даже гений не беспределен. А то, что Буровский - гений, надеюсь, объяснять не нужно. Как и Бушков - гений, и нисколько не исписался: за те же 10 лет издал 13 книг "исторической публицистики", 27 детективов, 8 - фантастики и 2 - ужасы и мистика. Получается, что за 10 лет Буровский опубликовал 45 книг, а Бушков - 50. Гении равны, но Буровский для меня важнее, потому что многие читатели ему верят. Ведь он учёный, историк, и его нет в списках авторов фолк-хистори, а Бушков там есть. И ещё потому, что у Буровского есть книги о допетровской Руси и Петре I.
  
   Буровский опубликовал четыре книги о Петре, а затем одну о допетровской России. Будем следовать исторической хронологии и начнём с "Правды о допетровской Руси" (2010). О содержании и стиле книги лучше всего скажет авторская аннотация:
  
   "Один из главных исторических мифов Российской империи и СССР - миф о допетровской Руси. Якобы до "пришествия Петра" наша земля прозябала в кромешном мраке, дикости и невежестве: варварские обычаи, звериная жестокость, отсталость решительно во всем. Дескать, не было в Московии XVII века ни нормального управления, ни боеспособной армии, ни флота, ни просвещения, ни светской литературы, ни даже зеркал ... Не верьте! эта черная легенда вымышлена, чтобы доказать "необходимость" жесточайших петровских "реформ", разоривших и обескровивших нашу страну. На самом деле все, что приписывается Петру, было заведено на Руси задолго до этого бесноватого садиста! ...
   В своей сенсационной книге популярный историк доказывает, что XVII столетие было подлинным золотым веком Русского государства - гораздо более развитым, богатым, свободным, гораздо ближе к Европе, чем после проклятых петровских "реформ". Если бы не Петр-антихрист, если бы Новомосковское царство не было уничтожено кровавым извергом, мы жили бы теперь в гораздо более счастливом и справедливом мире".
  
   Если читать "Правду о допетровской Руси" (2010) сразу после "России, которой не было - 2" (2000), то перемены разительны. В 2000 г. автор говорил о зловещей азиатской "Московии", упустившей шанс стать Европой с приходом династии Романовых "в разоренную, страшную, но "не поступившуюся принципами" страну... которая намерена и дальше ... не развиваться, не изменяться". В 2010 г. Московия - страна не азиатская, а европейская, пусть "периферия Европы". "Не надо представлять её как "Московию Зла", вместилище жестокости и дикости. ... Обычная деспотия, даже приличнее очень многих". Земский собор имеет больше прав, чем французские Генеральные штаты. "Общины все активнее принимают на себя функции низовых органов управления". Крепостное право ограничено: черносошные крестьяне - свободны, а владельческие сохраняют личные права и "помещикам запрещается "пустошить" свои поместья". Куда делся "вонючий мужичонка" из первой книжки, который "только перебравшись за границу, становился вдруг не тварью дрожащей, но тем, кто хоть какие-то права имеет". В Московии развивается экономика и культура; страна всё больше сближается с Европой. "Эпоха первых Романовых - заключает автор, - век позабытой русской славы. Век величия, пущенного по ветру полусумасшедшим Петром".
  
   Несмотря на смену цвета знамени, у книг много общего. Экзальтированный автор, "глотая водку и слёзы", чернит московитов в 2000 г. и вдохновенно превозносит Московию в 2010 г. Везде он долбает историков за сокрытие правды. И всюду ему вредит тайный соавтор - негр, слышавший Ленина. В первой книге чёрный человек подтолкнул автора написать: "Марина была старше Дмитрия лет на пятнадцать, прошла (будем вежливы) огонь, воду и медные трубы, и очаровать царственного мальчика для нее не было сложно". Речь идет о Марине Мнишек и царевиче Дмитрии (Лжедмитрии I). Марине на момент знакомства с царевичем было 16 лет. Дмитрию 23 - 24 года. В "Правду о допетровской Руси" негр добавил, что Григорий Касогов в 1672 г. "берёт штурмом Азов". О таком крупном событии историки почему-то молчат. Негр попутал и про арзамаских крестьян: "В 1634 году был случай, когда часть из отличившихся во время Смоленской войны правительство решило сделать помещиками. Но крестьяне, жившие возле Арзамаса ... не захотели становиться владельческими и прогнали незваных помещиков дубьем". Стычка имела место в Смутное время в 1611 г., а не в 1634 г. Смоленских дворян, ушедших от поляков, власти хотели испоместить на арзамаских землях, но мужики с помощью стрельцов отбились от незваных хозяев.
  
   О Петре Буровский опубликовал 4 книги. В 2001 г. - первую и вторую книги "Несостоявшейся империи". В 2005 - "Рождение Российской империи". В 2008 - "Пётр Первый. Проклятый император". Рассматривать их все нет смысла. Буровский сначала пишет книгу, а затем публикует целиком или кусками под разными названиями. Поэтому достаточно оценить первый и последний шедевры его петровского цикла. По первому шедевру - "Несостоявшейся империи" (2001) предоставлю слово Александру Кутищеву - автору книги "Армия Петра Великого: европейский аналог или отечественная самобытность" (2006):
  
   "...Андрей Буровский ... разоблачает Петра в преступлениях, которых он и не думал совершать. Не оставляя камня на камне от всего, что было создано в ту эпоху, автор прошёлся огнём и мечом по всем сферам жизни молодого государства. Досталось и экономике с торговлей, и политике внешней и внутренней, и юному флоту, и государственному управлению - и всем, всем, всем. Может быть, достижения России в этих областях и были преувеличены, а если нет, пусть автора поправят специалисты. На этих же страницах хотелось подробнее остановиться на военных аспектах вышеупомянутой книги Буровского".
  
   Знаток военной истории оскорбился, прочитав, что "некоторые на первый взгляд вполне образованные люди всерьёз убеждены, что Пётр изобрёл штык-багинет и стрельбу плутонгами". "Уверяю Вас, - пишет Кутищев, - среди "образованных людей" таковых вряд ли найдёте. Поищите среди необразованных. ... Изобретение штыка ... багинетов да плутонгов ...ему [Петру] не приписывали". Багинет или байонет - предшественник штыка, появился в русской армии в конце XVII века, а штык - в 1708 г. Неверно и утверждение Буровского, что байонет французы взяли на вооружение при маршале Вобане (1701-1717). "Нет, чтобы писать про военные дела, надо ознакомиться хотя бы с детскими популярными книжками по истории. ... Тогда автору было бы известно, что багинет появился во Франции в середине XVII века, некоторые историки называют определённую дату 1646 г. и место - Байону, которое и дало имя изобретению. Маршалу Вобану ... в это время было около 13 лет, он родился в 1633 г.". Не уяснил Буровский и сути стрельбы плутонгами. Солдаты первой шеренги у него стреляют лёжа. "Тут автор лишку хватил, - замечает Кутищев. - Солдаты первой шеренги опускались на колено. Лёжа из кремнёвого мушкета выстрелить, да ещё прицельно, вряд ли получится".
  
   "Пётр Первый. Проклятый император" (2008) завершает антипетровский цикл Буровского. По его словам, реформы Петра "привели к развалу экономики, невероятному хаосу в управлении и гибели миллионов людей. А на месте богатой и демократичной Московии возникло нищее примитивное рабовладельческое государство". Отсюда - благородная цель автора: "Миф о Петре Великом и его "европейских реформах" живет до сих пор и в книгах, и в душах. Давно пора разрушить эту опасную ложь, мешающую нам знать и уважать своих предков". Легко заметить вторичность Буровского. Тот же Бушков писал до него о прерванном Петром взлёте Московской Руси. Но и Бушков не предтеча - еще раньше (и интереснее) писал Солоневич, а до него славянофилы. Историю захвата власти Натальей Кирилловной Буровский излагает по Бушкову. Прозвище царицы - "медведиха" и подозрение, что она отравила старшего брата Петра, царя Фёдора перекочевали от Бушкова к Буровскому. Правда, Буровский допускает, что "медведиха" ещё и мужеубийца: "Ходил упорный слух, что именно она отравила сначала Алексея Михайловича, а потом и Фёдора Алексеевича. Слух никогда не был доказан, но очень уж "вовремя" они оба умерли, расчищая путь к трону для Петра". Допущение вздорное, но снимает обвинение в плагиате.
  
   В описании болезни Петра Буровский следует Бушкову. Оба начинают с большого куска текста из перевода книги Роберта Мэсси "Пётр Великий (1996), где сказано, что Пётр страдал малой формой эпилепсии. Дальше оба излагают одни и те же сцены аномального поведения Петра, в частности, дикую вспышку ярости на вечеринке у Лефорта. Говорят о его гомосексуализме (до сих пор не доказанном, К.Р.). Буровский называет болезнь Петра "затянувшейся истерикой", оговариваясь, что у медиков такого термина нет. Всё же, с помощью первой жены, невропатолога, он выносит диагноз Петру - "СДВ" (правильно - СДВГ, К.Р.) - "синдром дефицита внимания и гиперактивности". Симптомы проявляются до семи лет и если болезнь не лечить, то у взрослых развиваются асоциальная психопатия и алкоголизм. Но ведь мальчик высиживал часы на троне во время приёма послов и производил хорошее впечатление, о чём есть свидетельства у Мэсси. Пусть он томился, но сидел, что никак не вяжется с симптомами СДВГ.
  
   Я обсуждал симптомы болезни Петра со специалистами в области клинической психологии, да и сам пытался разобраться (я - нейробиолог, доктор наук). Оказывается, очень многие медики и психологи не признают СДВГ. Психиатр Сидни Уокер пишет по этому поводу: "Гиперактивность - это не болезнь. Это преступная фальсификация докторов, не имеющих понятия о том, что на самом деле происходит с детьми". Пётр имел, конечно, отклонения. Лучше всего они соответствуют понятию расстройство личности (психопатия). Согласно классификации, разработанной Пётром Ганнушкиным, для Петра характерно паранойяльная психопатия или, говоря осторожнее, паранойяльный психотип. Вот что пишет об этом психотипе психолог Аркадий Едигес:
  
   "...Главная черта - необычайно выраженная целеустремленность... Паранойяльный человек... ставит цель и под нее изыскивает средства... это вечный двигатель, perpetuum mobile, человек, приводящий в движение множество людей вокруг себя. ... Паранойяльные ... плохо чувствуют другого человека, не чутки к чужому горю, У них все подчинено только делу. ... Паранойяльный, как следует из логики психотипа, грешит и не кается! ... В отношениях с людьми у паранойяльного преобладают деловитые просьбы, требования, распоряжения, приказания, инструкции. Самое употребляемое слово при этом - "срочно" ... Паранойяльный абсолютно нетерпим к любым нормальным возражениям ... больше, чем идея жертвенности, паранойяльному свойственна идея жертвоприношения. Даже сыновьями жертвовали паранойяльные (Авраам, Петр I, Сталин), не говоря уже о чужих по крови людях ... Паранойяльный человек работает всю жизнь напролет... не разгибаясь ... Если у эпилептоида "мой дом - моя крепость", то у паранойяльного дом - мастерская ... Телосложение у паранойяльных весьма разнообразное, но с теми или иными ... дефектами. Это может быть очень низкий или очень высокий рост ... и т. п.".
  
   Можно привести еще цитаты из книг психологов, но уже ясно - Пётр укладывается в паранойяльный психотип. Включая вспышки ярости - паранойяльный человек "считает себя всегда правым и вправе. Он распускает себя. Его ярость сокрушительна и устрашающа. Он не корит себя за гнев".
  
   Вернёмся к книге Буровского. Его разоблачения Петра - человека, реформатора и правителя, повторяют высказывания многих не любящих Петра историков и писателей. Чтобы выглядеть оригинальным автор пускается в фантазии в духе альтернативной истории. В конце книги он предлагает читателю выбор: "Хотите - пусть на вас со стены смотрит интеллигентное лицо Василия Голицына, приятная значительная "парсуна" Алексея Михайловича, чуть смущенно улыбается царевна Софья, иронично поглядывает милое лицо царевича Алексея. А нравится - любуйтесь монструозной харей Федора Юрьевича Ромодановского, напудренной физиономией личного приятеля чертей и пассивного педика Лефорта, дегенеративным мурлом опухшего от пьянства Никиты Зотова, подловатой харей Меншикова". Если не так выберете, грозит Буровский, то худо будет вашим детям и внукам. Хочется спросить, за кого автор считает своего читателя, предлагая детские страшилки? И ответ очевиден - за того, кто покупает его книги.
  
   Можно спросить меня, почему я столько времени потратил на Буровского? Ответ следующий: потому что он написал редкий по ненависти к русскому народу и его истории пасквиль "Россия которой не было - 2. Русская Атлантида" (2000) и повторил его в книгах - "Московия. Пробуждение зверя" (2006) и "Русская Атлантида" (2010). Потому что Буровский - наставник и покровитель ещё одного русофоба - Дмитрия Верхотурова, автора пасквиля "Покорение Сибири: мифы и реальность" (2005), призывающего к отделению Сибири и выхода тюркских народов из состава России. Потому что Буровский выдаёт себя за историка, хотя занимался археологией доисторического человека и философией ноосферы. Потому что он искажает русскую историю, а читатели ему верят, принимая за специалиста. Наконец, потому что подобные люди приобретают в России влияние, а Буровский перебрался в Петербург, читает лекции молодёжи в университете и консультирует по истории писателя, депутата Госдумы Владимира Мединского.
  
   Благодаря авторитету Буровского, в книге Мединского "О русском воровстве, особом пути и долготерпении" (2008) повторена уничтожающая оценка Петра как государя и человека. Совпадения буквальны, что очевидно на примере текстов на стр. 173 у Мединского и стр. 136 у Буровского:
  
   "Петр хотел, чтобы стрельцы дали показания против Софьи, чтобы побег из голодной Астрахани выглядел попыткой государственного переворота. Конечно же, вскоре Ромодановский принес необходимые "доказательства": мол, переписывались стрельцы с царевной Софьей! Тогда взялись за людей, близких к царице, в том числе и за двух ее сенных девушек. Петр выступил прямо-таки как гуманист - велел не сечь кнутом одну из них, находившуюся на последней стадии беременности. Правда, повесили потом обеих, в том числе и беременную".
  
   Примеры подобного "сотрудничества" встречаются у этих авторов и в других книгах. Так фраза "Все флоты, построенные Петром, сколочены в ударно короткие сроки из сырого леса, черт те из чего, и представляли собой еле держащиеся на поверхности воды плавучие гробы", есть у Буровского в "Петре Первом. Проклятом императоре" (с. 110 - 111) и у Мединского в книге "О русском пьянстве, лени и жестокости" (с. 61).
  
   .... Ну, довольно о Буровском и Мединском, пора завершать разговор о Петре.
  
  
   14.9. Заключение. Вокруг Петра - два петербуржца
  
   Иосиф Бродский. Бродский скончался в тот день же, что Пётр Первый - 28 января. Поэт петербуржец стихов о Петре не писал. Он писал о нём эссе, называл "единственным мечтателем среди русских императоров", а стихов не писал. Зато Бродский сравнивал Петра с Лениным и даже сравнил их памятники. Он первый увидел, насколько символика зданий вокруг "человека на броневике" у Финляндского вокзала проигрывает символике, окружающей Медного всадника:
  
   "Слева от себя человек на броневике имеет псевдоклассическое здание райкома партии и небезызвестные "Кресты" - самый большой в России дом предварительного заключения. Справа - Артиллерийская академия и, если проследить, куда указывает его протянутая рука, ... - ленинградское управление КГБ. Что касается Медного всадника, у него тоже по правую руку имеется военное учреждение - Адмиралтейство, однако слева - Сенат, ныне Государственный Исторический архив, а вытянутой рукой он указывает через реку на Университет, здание которого он построил, и в котором человек с броневика позднее получил кое-какое образование".
  
   Бродский полагал, что Ленин, "пожалуй, только в двух отношениях был сходен с Петром I: в знании Европы и в безжалостности". Здесь, возможно, лежит разгадка, почему в стихах Бродского есть "всадник мертвый" и нет Петра. Вспомните строфы из "Писем римскому другу":
  
   "Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца".
  
   Наместниками поэт называл секретарей горкомов и обкомов Империи; Цезарем - добродушного Брежнева, мастера аппаратных игр и любителя застолий. Это была наполовину вегетарианская Империя: в 70-е годы в Ленинграде убийство считалось событием, о спецпайках и лечении в Четвертом управлении народ судачил на кухнях. Воровство наместников даже отдаленно не шло в сравнение с делами российских чиновников.
  
   Империя обидела поэта, не то чтобы жестоко, но глупо. И всё же изгнанник в своём далеке понял, что обрушив советский социализм, Россия вляпалась в худшую беду. О новой России Бродский не писал стихов, как не писал о Петре. Эти темы пересеклись в романе другого петербуржца, долгожителя Империи, дождавшегося счастья "жить в эту пору прекрасную".
  
   Даниил Гранин. В 2000 г. в журнале "Дружба народов" был опубликовал роман Гранина "Вечера с Петром Великим". Автор завершил роман на пороге своего 80-летия. Книга посвящена размышлениям о Петре, о гении и злодействе и об уроках истории. Фабула построена вокруг бесед о Петре нескольких второсортных россиян. Случай свёл их в захиревшем санатории в окрестностях Петербурга. Вечерами они собираются в заколоченном прибрежном корпусе, выпивают, закусывают и, главным образом, беседуют. Компания подобралась разношёрстная: профессор-энтомолог, шофёр-дальнобойщик, чиновник по кадрам, театральный художник, и главный рассказчик - уволенный школьный учитель, бывший историк. Историк, фамилия его Молочков, является преданным поклонником Петра Первого. Знания у него обширные, рассказывает он увлекательно и слушатели как бы переносятся в эпоху Петра. Переносятся, сравнивают с настоящим, и ...возвращаются в прошлое. Ведь они собрались отдохнуть душой, а не слушать надоевшие всем рассказы чиновника о досуге и доходах власть имущих:
  
   "Мы устали от его обличений, от своей бессильной злости. Злость хороша как приправа, всё это жулье, что обворовывало и обманывало нас в последнее время, - оно еще отравляло нас ненавистью, не хотелось больше слушать о них. Нас больше влекло прошлое, когда Россия мужала, поднималась как на дрожжах...".
  
   Темой бесед остаётся Пётр; вокруг построен роман. Современность служит обрамлением. Но она присутствует в беседах о Петре. Присутствует в мыслях читателя. Это и есть мастерство, когда додумываешь недосказанное. Пересказывать книгу нет нужды. В ней важен не сюжет, а диалоги, штрихи к портрету Петра и ... к современности. Вот, такой диалог:
  
   " - А я бы другую метафору для Петра придумал. Герб. Два скрещенных топора, один плотницкий, другой палаческий.
   - Виталий Викентьевич, профессор нарочно заводит вас, - сказал Сергей. - Кого еще нам любить в русской истории, если не Петра?
   - Логично, - сказал Гераскин. - Нам бы еще одного, двух таких, как Петр...
   - Нет уж, увольте, хватит, - сказал профессор. - Пожить бы без вождей, царей и идей.
   - Учитель признался, что ничего плохого в монархизме не видит. ... человеческий пример Петра, пример того, сколько может успеть за свою жизнь правитель, какие горы своротить, когда у него есть светлая цель. Феномен Петра заключается в его воле".
  
   Но и воля, по словам Молочкова, не помогла царю победить взяточничество: "Безнадежность озлобляла Петра, он должен был уничтожать эту пакость, не может того быть, чтобы не отыскать честного человека. Вешал, на кол сажал, видел, что проку нет, порок был то ли в механизме государственном, то ли в устройстве русской жизни, найти не мог". Итог подвел профессор: "В России, как воровали при Петре, как брали, так и берут. Может, больше". "Много больше", - подтвердил чиновник.
  
   Интересны штрихи к портрету Петра. Хотя бы о знаменитой дубинке. Оказывается, царь чаще ходил с тростью. Лёгкой, из пальмового дерева. На её гранях блестели медные шляпки гвоздей, рядом стояли надписи. Гвозди отмечали размеры, надписи поясняли: аршин русский, английский, датский, страсбургский, шведский. Трость служила для замеров на верфях и стройках. Но Пётр ходил и с дубинкой и даже убил ей солдата, вытащившего слиток меди из сгоревшего дома.
  
   Гранин не скрывает "жесточь" Петра, но, устами Молочкова, пытается его оправдать. Учитель говорит о травме детства, ведь на глазах маленького Петра стрельцы сбросили на пики близких ему людей. Ссылается на жестокость века - европейцы тоже были жестоки. И неожиданно заключает: "Наверное, то была не жестокость, Петр не получал наслаждения от своих расправ, но удержаться не мог, над ним ничего не было - ни закона, ни обычаев, ни уважения к человеку. Рабы. Все кругом рабским духом пропитаны. Способствовало и чувство ... превосходства гения, знающего себе цену". При строительстве Петербурга учитель признаёт безразличие царя к судьбам согнанных мужиков, и тут же добавляет: "Строился ли Петербург на костях - расхожее это выражение, однако, не подкреплено фактами. Сколько погибло за годы строительства - нет данных. Учета не велось. ... Каких-либо сведений о бунтах, недовольствах нет. Не было и массового бегства строителей. Царь строго спрашивал за эпидемии, за смертность. Сделали для работников госпитали, приюты увечным".
  
   Молочков делает вывод, что Пётр не злодей:
  
   "Да он убийца, Глебова убил, за что? - говорил Молочков. - Подумаешь, любовник бывший жены, царицы Евдокии. Разве за это убивают? Гамильтон свою любовницу - казнил. За что? Умертвила своего новорожденного, незаконного. Разве за это убивают? Солдата безымянного заколотил дубинкой насмерть. Ежели привлечь его за превышение власти, то можно судить как отъявленного преступника. Но разве он преступник? В нем и злодейства нет. Из всех его преступлений злодейство не складывается. Петру идея Отчизны опутала сердце. Как вывести итог - не знаю. Люблю его и стыжусь своей любви".
  
   Даже пыткам и уничтожению Петром сына Алексея находит оправдание преданный Молочков. Получается, что Пётр поступил как римский герой древности, Луций Юний Брут, ради интересов Отчизны, казнивший двух сыновей. Это значит, что преступление Петра вовсе не преступление, а подвиг, достойный древних. Используя Молочкова, Гранин вбрасывает эту версию, но сам отстраняется. Ведь не писатель, а полусумасшедший учитель так думает. Общий итог деятельности Петра, высказанный Молочковым, не встречает в компании возражений:
  
   Несчастная страна, - рассуждал Дрёмов. - Интересно, Россия при Петре чувствовала себя несчастной? - Нет, не замечал, - улыбаясь, сказал Молочков. - Страна уже давно томилась своею отсталостью от европейских народов. Петр не насильничал, Россия сама хотела стать другой. Что мешало после смерти государя вернуться к прежним порядкам, влезть в старые одежды? Нет, не захотели".
  
   Последние главы книги несут приметные черты женского романа со всеми атрибутами - изменой, коварством, заговорами, преступлениями и любовью до гроба. Кажется, что многоопытный автор, размышляя как покрепче построить новый корабль, разделил его на отсеки, с тем, чтобы обеспечить плавучесть, если обнаружится течь. В "Вечерах с Петром Великим" каждый найдёт своё. Книга - бальзам на душу для почитателей Петра. Здесь есть интересные факты для любителей исторических анекдотов. Найдёт своё и противник сегодняшней России. Наконец, главы про женщин Петра увлекут любителей амурных историй.
  
   Роман благожелательно, хотя с оговорками, встретили в литературных кругах и одобрили в Кремле (автору простили скромное фрондёрство). В 2002 г. "Вечера с Петром" были удостоены Государственной премии России. Были, конечно, недовольные - уж слишком пропетровским получился роман. В сентябре 2010 г. историк Европейского университета профессор Евгений Анисимов выступил на филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета с докладом "Пётр I: добрый или злой гений русской истории?". Западник Анисимов одобрял разворот Петра в Европу, но осуждал заплаченную цену - ведь пострадали люди и свобода: "Логика государственная почти всегда не совпадает с логикой человеческой". Николай Кутафьин - автор заметки об Анисимове, добавляет: "Писатель Даниил Гранин в книге "Вечера с Петром Великим", на мой взгляд, несколько идеализирует личность царя-реформатора". И ссылается на мифы о 100 тыс. погибших строителей и городе на костях.
  
   В феврале 2011 г., режиссёр Владимир Бортко завершил съемки 4-х серийного телефильма "Петр I. Завещание". Это фильм о пожилом Петре, его одиночестве, предательствах и последней любви к юной Марии Кантемир. Сценарий писали Бортко и Игорь Афанасьев. Гранин давал советы по ходу съемки. Петра играет Александр Балуев, Марию - Лиза Боярская, отца Марии, князя Кантемира - отец Лизы, Михаил Боярский. Премьера намечена на май 2011 г. На заметку о съемках фильма, опубликованную на сайте "Российской газеты" 25 ноябре 2010 г., сразу появился комментарий. Посетитель Сергей пишет: "Маразм, Пётр I - чудовище; режиссер культивирует личность, которая погрязла в разврате, уничтожении собственного народа".
  
   Борьба мифологий о Петре I продолжается.
  
  
   Иоганн Корб - первоисточник сведений Сергеенко, сообщает, что видел как Пётр обезглавил 5 стрельцов, об остальных казненных царём, он пишет по слухам (Корб И.-Г. Дневник путешествия в Московское государство // Рождение империи. М.: Фонд С. Дубова, 1997, с. 96, 124).
  
   О роли П.Н. Милюкова в заговоре против Николая II рассказано в романе Солженицына "Красное колесо" (Солженицын А.И. Красное колесо. В десяти томах. М.: Воениздат. 1993-1997).
  
   Под Медным всадником.
   В Москве тогда думали, что Царь расстрелян на каком- то уральском полустанке. -- М.Ц.
   Бечёвник - прибрежная дорога для тяги судов волоком.
   Царевна Софья.
   Первая жена Петра, Евдокия, постриженная в монахини.
   Миньон - фаворит, часто, любовник; Данилыч - Александр Данилович Меншиков.
   Вилим Монс - любовник Екатерины, жены Петра, был казнён царём; его заспиртованную голову поместили в кунсткамеру (голову похоронили при Екатерине II).
   Бартоломео Растрелли, автор памятника Петру у Михайловского замка.
   Фабулой называется совокупность событий, связанных между собой, о которых сообщается в произведении. Фабуле противостоит сюжет: те же события, но в их изложении, в том порядке, в каком они сообщены в произведении (Томашевский Б.В. Теория литературы. (Поэтика) Л., 1925, с. 137).
  
   А.Н. Сахаров (ред.). Екатерина I. М.: АРМАДА, 1994, с. 204, сноска 191.
   Так Тургенев в середине XIX века называл направление искусства, следующее уваровской формуле: "самодержавие, православие, народность".
   Сталин ставил Ивана Грозного выше Петра; генсек его упрекал в том, что он пустил в Россию иностранцев. (Громов Е. Сталин: власть и искусство. М., 1998, с. 372).
   Публий Гораций Коклес в 547 г. до н.э. один с мечом защищал мост от этрусков. Когда римляне разобрали мост, он бросился в Тибр и сумел вернуться к своим.
   Одна из ветвей масонов, объявившие, что берут начало от рыцарского ордена Тамплиеров.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   43
  
  
  
   Цит. по Грушкин А.И. Петровская эпоха в фольклоре // История русской литературы: В 10 т. / М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941-1956. Т. III: Литература XVIII века. Ч. 1. 1941. С. 152.
   Солдат оплакивает кончину Петра I // Русская традиционная культура. Исторические песни / http://ru.narod.ru/jurn/rtk3498/istorich.htm.
   Синдаловский Н.А. Призраки Северной столицы Легенды и мифы питерского Зазеркалья. М.: Центрполиграф, 2010.
   Соловьёв С.М. История России с древнейших времен. Т. 15 // Соловьёв С.М. Сочинения в 18 книгах. Кн. 8. М.: Мысль, 1993, С. 97.
   Цит. по Белобородова И.Н. Этноним "немец" в России: культурно-политологический аспект // Общественные науки и современность. 2000, N 2, с. 99.
   Голикова П.Б. Политические процессы при Петре I по материалам Преображенского приказа, М., 1957.
   Синдаловский Н.А. Призраки Северной столицы Легенды и мифы питерского Зазеркалья. М.: Центрполиграф, 2010.
   Соловьёв С.М. История России... Т. 15. С. 97; Голикова П.Б. Политические процессы... С. 149, 161, 169, 181, 216, 217.
   Соловьёв С.М. История России... Т. 15. С. 99.
   Там же.
   Баснин П.П. Раскольничьи легенды о Петре Великом // Исторический вестник. 1903, N5.
   Ах, далече, далече в чистом поле... // Великорусские народные песни / Изд. проф. А. И. Соболевским. Т. VI. СПб., 1900, с. 481.
   Завела девка шинок супротив своих вороть... // Великорусские народные песни / Изд. проф. А. И. Соболевским. Т. IV. СПб., 1898, с. 424.
   Щербатов М.М. О повреждении нравов в России. М. - Ausburg: Im-Werden-Verlag, 2001, с. 17.
   Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России в её политическом и гражданском отношениях. М.: Наука, 1991, с. 33.
   Там же. С. 35.
   Пушкин А.С. Полтава // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в девяти томах. Т. IV, М.: Худлит, 1935, с. 339.
   Пушкин А.С. Медный всадник // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в девяти томах. Т. IV, М.: Худлит, 1935, с. 429.
   Там же. С. 445.
   Там же. С. 445-446.
   Там же. С. 446.
   Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников. Под ред. С. Я. Гессена. Л.,1936, с. 311.
   Пушкин А.С. История Петра: Подготовительные тексты // Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. Л.: Наука. 1977-1979. Т. 9. История Петра. Заметки о Камчатке. 1979. С. 287.
   Тургенев И.С. Сочинения, т. XI, Л.-М.: Гослитиздат, 1934, с. 409, 410.
   Погодин М. П. Историко-критические отрывки. Книга 1. М., 1946, с. 341-342
   Хомяков А.С. О старом и новом // Хомяков А.С. Полное собрание сочинений. Т. 3. М.: Университетская типография, 1990, с.18.
   Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. Т. 18 // Соловьёв С.М. Сочинения в 18 книгах. Кн. 9. М.: Мысль, 1993, с. 527-528.
   Устрялов Н.Г. История царствования Петра Великого. Том шестой. Царевич Алексей Петрович. СПб., 1859, с. 613.
   Герцен А.И. Полное собрание сочинений в тридцати томах. 1954 - 1965. Т. 20, Кн. 1, М.: АН СССР, 1960, с. 346.
   Полярная звезда. Журнал А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Книга IV. Факсимильное издание. М.: Наука, 1967, с. 279.
   Эйдельман Н.Я. Из потаённой истории России XVIII-XIX веков. М.: Высшая школа, 1993, с. 50-81.
   Козлов В.П. Тайны фальсификации. Анализ подделок исторических источников XVIII-XIX веков. Пособ. для преподавателей и студентов ВУЗов. 2-е изд. М.: Аспект Пресс, 1996.
   Ключевский В.О. Курс русской истории. Лекция LXVIII// Ключевский В.О. Сочинения в девяти томах. Т. IV, М.: Мысль, 1989, с. 203.
   Там же. С. 203.
   Там же. С. 204.
   Цит. по Гусев Н.Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1870 по 1881 год. М.: Изд. АН СССР, 1963, с. 8.
   Цит. по Эйдельман Н.Я. Революция сверху в России. М.: Книга, 1989, с. 56.
   Там же.
   Толстой Л.Н. [Варианты к "Николаю Палкину"] N3 // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т. 26, М.: Худлит, 1936, с. 568.
   Милюков П.Н. Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого. Изд. второе. СПб., 1905, с. 546.
   Ключевской В.О. Отзыв о исследовании П.Н. Милюкова "Государственное хозяйство России в первую четверть XVIII в. и реформа Петра Великого" // В.О. Ключевской. Сочинения в восьми томах. Т. VIII. Исследования, рецензии, речи (1890-1905). М.: Соцэкгиз, 1959, с. 183.
   Клочков М.В. Население России при Петре Великом по переписям того времени. Т. 1. СПб., 1911.
   Мережковский Д.С. Предисловие // Мережковский Д.С. Полн. собр. соч. Т. 1, М.: 1914, с. VIII.
   Мережковский Д.С. Антихрист (Пётр и Алексей) // Мережковский Д.С. Собр. соч. в 4-х томах. Т. 2. М.: Правда, 1990, с. 333.
   Там же. С. 339.
   Там же. С. 473-474.
   Там же. С. 416.
   Там же. С. 420.
   Там же. С. 602.
   Там же. С. 604.
   Там же. С. 614.
   Там же. С. 615.
   Там же. С. 617.
   Там же. С. 716.
   Каменский А.Б. Реформы и их жертвы // Реформы и реформаторы. М.: Дрофа, 2007, c. 587-665.
   Мережковский Д.С. Антихрист (Пётр и Алексей). С. 717.
   Мережковский Д.С. Грядущий хам // Полярная Звезда, 1905, N 3 (30 дек.) С. 190-191.
   Толстой А.Н. День Петра // Толстой А.Н. Полное собрание сочинений. Т. 3. М.: Худлит, 1949, с. 84.
   Пильняк Б.А. Его величество Kneeb Piter Komandor. Берлин: Геликон, 1922, c. 23-24.
   Пильняк Б.А. Голый год // Пильняк Б.А. Избр. произв. М., 1976, с. 83.
   Цветаева М.И. Петру // Марина Цветаева. Лебединый стан / http://www.pseudology.org/songs/LebedinyStan.htm.
   Волошин М.А. Россия // Максимилиан Волошин. Средоточье всех путей. М.: Моск. рабочий, 1989, 138-139.
   Есенин С.С. Песнь о великом походе // Сергей Есенин. Собрание сочинений в пяти томах. Том 3. М.: Худлит, 1962, с. 146.
   Там же. С. 148.
   Там же. С. 149.
   Там же. С. 150.
   Там же. С. 151-152.
   Там же. С. 263.
   Там же. С. 164.
   Там же. С. 263.
   Ленин В.И. О "левом" ребячестве и о мелкобуржуазности // Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Изд. 5-е. М.: Политиздат, 1969, с. 301.
   Покровский М.Н. Бюрократия // Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. т. 2. М. 1933 / http://www.revkom.com/biblioteka/levie/pokrovskiy.htm.
   Там же.
   Платонов С.Ф. Петр Великий. Личность и деятельность. Л., 1926.
   Там же, с. 3
   Тынянов Ю.Н. Восковая персона // А.Н. Сахаров (ред.). Екатерина I. М.: АРМАДА, 1994, с. 162.
   Там же. С. 166
   Там же. С. 166.
   Там же. С. 200.
   Там же. С. 204.
   Там же. С. 219.
   Вальбе Б. Юрий Тынянов и его исторические романы // Ленинград. 1931, N 10, с. 93.
   Цырлин Л. Тынянов-беллетрист. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1935, с. 96.
   Там же. С. 107.
   Ходасевич В.Ф. Восковая персона // Владислав Ходасевич. В 4-х томах. Т. 2. М.: Согласие, 1996, с. 205.
   Там же. С. 206.
   Там же. С. 207.
   Шкловский В.Б. Конец барокко // Виктор Шкловский. Гамбургский счёт. Статьи - воспоминания - эссе (1914 - 1933). М.: Советский писатель, 1990, с. 452.
   Там же. С. 451.
   Иванов-Разумник Р.В. Тюрьмы и ссылки. М.: Новое литературное обозрение, 2000, с. 71-73
   Толстой А.Н. На дыбе // Толстой А.Н. Полное собрание сочинений. Т. 10. М.: Худлит, 1949, с, 645.
   Толстой А.Н. Пётр Первый (пьеса) // Толстой А.Н. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т. 9. М.: Худлит, 1986, с. 401.
   Там же. C. 394.
   Сарнов Б.М. Сталин и писатели. Книга 2. М.: Эксмо, 2008.
   Толстой А.Н. Марксизм обогатил искусство // Толстой А.Н. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т. 10. М.: Худлит, 1986, с. 198.
   Толстой А.Н. О литературе. Статьи, выступления, письма. М.: Советский писатель, 1956, с. 412.
   Толстой А.Н. Петр Первый. Книга первая // Толстой А.Н. Собрание сочинений в восьми томах. Т. VII. М.: Б-ка Огонёк, Изд-во Правда, 1972, с. 191.
   Толстой А.Н. Петр Первый. Книга вторая // Толстой А.Н. Собрание сочинений в восьми томах. Т. VIII. С. 144.
   Там же. С. 272.
   Там же. С. 290.
   Там же. С. 438.
   Толстой А.Н. О драматургии // Толстой А.Н. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т. 10. С. 245.
   Толстой А.Н. Чистота русского языка // Толстой А.Н. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т. 10. С. 98.
   Толстой А.Н. Как мы пишем // Толстой А.Н. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т. 10. С. 150.
   Толстой А.Н. К молодым писателям // Толстой А.Н. Собрание сочинений. В 10-ти т. Т. 10. С. 318.
   Переписка А.Н. Толстого в двух томах. Том второй. М. 1989, с. 154.
   Там же. С. 224.
   Толстой А., Петров В., Лещенко Н. Петр Первый. Киносценарий. 1938. С. 35.
   Там же. С. 150.
   Булгаков М.А. Петр Великий. Либретто оперы в 4-х актах ( 9 картинах ) // Советская музыка, 1988, N2 / http://shafer.pavlodar.com/texts/ol08.htm.
   Там же.
   Там же.
   Там же.
   Шафер Н.Г. Булгаков-либреттист //Булгаков Михаил. Оперные либретто. Павлодар, 1998. С. 3-21.
   Там же.
   Там же.
   Там же.
   Коничев К.И. Петр Первый на Севере. Л.: Лениздат, 1973, с. 49.
   Солоневич И.Л. Народная монархия. Библиотека Альдебаран: http://lib.aldebaran.ru, c. 85.
   Там же. С. 7.
   Там же. С. 7.
   Там же. С. 5.
   Там же. С. 113.
   Там же. С. 114.
   Там же. С. 114.
   Там же. С. 120.
   Там же. С. 137.
   Там же. С. 153.
   Там же. С. 173.
   Там же. С. 174.
   Там же. С. 175.
   Там же. С. 182.
   Там же. С. 180.
   Там же. С. 191.
   Там же. С. 225.
   Там же. С. 225.
   Там же. С. 226.
   Там же. С. 236.
   Там же. С. 219.
   Ключевский В.О. Курс русской истории. Лекция LXVIII // Ключевский В.О.Сочинения в девяти томах. Т. IV, М.: Мысль, 1989, С. 197.
   Солоневич И.Л. Народная монархия. С. 260-261.
   Там же. С. 261.
   Там же. С. 5.
   Там же. С. 199.
   Резников К.Ю. Лукошко с трухой. Эссе по истории и культуре. Ярославль: Нюанс, 2002, с. 147.
   Башилов Б.П. Тишайший царь и его время // Борис Башилов. История русского масонства / http://bibliotekar.ru/rusMassonstvo/15.htm.
   Там же.
   Там же.
   Башилов Б.П. Робеспьер на троне // Борис Башилов. История русского масонства / http://bibliotekar.ru/rusMassonstvo/16.htm.
   Там же.
   Пекарский П.П. Дополнение к истории масонства в России XVIII столетия. СПб., 1869, с. 2;.Л...р.К. К истории масонства в России. Перевод Н.С.Иванина // Русская старина. 1882, 9, с. 534.
   Дудаков С.Ю. История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв. М.: Наука, с. 20;
   Брачёв В.С.Масоны в России: от Петра I до наших дней. СПб.: Стомма, 2000, с. 56.
   Чичибабин Б.А. Проклятие Петру // Борис Чичибабин в стихах и прозе. Харьков: СП Каравелла, 1995.
   Горенштейн Ф.Н. Детоубийца // Горенштейн Ф.Н. Избранное в трех томах. Том 3. М.: Слово, 1993.
   Полянская М. "Я - писатель незаконный...". Записки и размышления о судьбе и творчестве Фридриха Геренштейна. Нью-Йорк: Слово Word, 2003 // http://lib.rus.ec/b/43859/read.
   Елисеев Г.А. Историк России, которого не было // Русское Средневековье. 1998. Вып. 2. М.: Международные отношения,1999.; Анатолий Вассерман: Зачем переписывать историю // Newsland: http://www.newsland.ru/News/Detail/id/395670/cat/42/; Литва и Московия, или снова о Буровском // War online. Mon Nov 12, 2007 / http://www.waronline.org/forum/viewtopic.php?t=17000&sid=734412cecbd32763f122111cd5302dc2.
   Елисеев Г.А. Историк России, которого не было. М., 1999.
   Анисимов Е.В. Время петровских реформ. Л., 1989; Петр Первый: рождение империи // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX-начала XX в. М., 1991. С. 186-220.
   Бушков А.А. Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы. СПб.: Нева. Серия: Досье, 1997 // http://www.alleng.ru/d/hist/hist111.htm, с. 217.
   Елисеев Г.А. Историк России, которого не было. С. 101.
   Буровский А.А. Послесловие // Бушков А.А. Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы. СПб.: Нева. Серия: Досье, 1997 // http://www.alleng.ru/d/hist/hist111.htm, с. 352.
   Маяковский В.В. Владимир Ильич Ленин // Владимир Маяковский. Избранное / Библиотека Альдебаран: http://lib.aldebaran.ru, с. 204.
   TERRA INCOGNITA. 20.01.2010 // http://territa.ru/load/1-1-0-1785.
   Пашуто В.Т. Образование Литовского государства. М.: Изд-во АН СССР, 1959; Шабульдо Ф.М. Земли Юго-Западной Руси в составе Великого княжества Литовского. Киев: Наукова думка, 1987.
   Бушков А.А., Буровский А.М. Россия которой не было - 2. Русская Атлантида. М.: Бонус, Олма-Пресс, 2001 // http://www.alleng.ru/d/hist/hist112.htm, с. 159.
   Буровский Андрей Михайлович. Материал из Википедии // http://ru.wikipedia.org/wiki/.
   Бушков Александр Александрович. Материал из Википедии // http://ru.wikipedia.org/wiki/.
   Фолк-хистори. Материал из Википедии // http://ru.wikipedia.org/wiki/.
   Буровский А.М. Правда о допетровской Руси. "Золотой век" Русского государства. Аннотация. М.: Яуза, Эксмо, 2010.
   Бушков А.А., Буровский А.М. Россия которой не было - 2. С. 255.
   Буровский А.М. Правда о допетровской Руси. С. 113.
   Там же. С. 28.
   Там же. С. 33.
   Бушков А.А., Буровский А.М. Россия которой не было - 2. С. 201.
   Буровский А.М. Правда о допетровской Руси. С. 413.
   Бушков А.А., Буровский А.М. Россия которой не было - 2. С. 247.
   Буровский А.М. Правда о допетровской Руси. С. 356.
   Там же. С. 33.
   Кутищев А.В. "Армия Петра Великого: европейский аналог или отечественная самобытность" М.: Спутник, 2006, с. 126.
   Буровский А.М. Несостоявшаяся империя. Красноярск: Бонус, М.: Олма-Пресс, 2001, с. 370.
   Кутищев А.В. "Армия Петра Великого... С. 126-127.
   Там же. С. 127-128.
   Там же. С. 130.
   Буровский А.М. Пётр Первый. Проклятый император. Аннотация. М.: Яуза, Эксмо, 2008.
   Там же. С. 22.
   Там же. С. 61-62.
   Massie R.K. Peter the Great. His Life and World. New York: Ballantine Books, 1981, p. 65-66.
   Walker S., III. The Hyperactivity Hoax. New York: St. Martin's Press, 1998, p. 5.
   Едигес А.П. Как разбираться в людях, или Психологический рисунок личности // http://www.koob.ru.
   Там же.
   Буровский А.М. Пётр Первый. Проклятый император. С. 344.
   Мединский В.Р. О русском воровстве, особом пути и долготерпении. М.: Олма Медиа Групп, 2008, с. 173; Буровский А.М. Пётр Первый. Проклятый император. М.: Яуза, Эксмо, 2008,с. 136.
   Буровский А.М. Пётр Первый. Проклятый император. С. 110-111.
   Мединский В.Р. О русском пьянстве, лени и жестокости. М.: Олма Медиа Групп, 2008, с. 61.
   Бродский И.А. Полторы комнаты (перевод с английск.) // Новый мир, 1995, N 2 / http://www.kulichki.com/moshkow/BRODSKIJ/rooms.txt.
   Бродский И.А. Путеводитель по переименованному городу (перевод с английск.) // http://lib.rus.ec/b/160495/read.
   Там же.
   Бродский И.А. Петербургский роман (поэма в трёх частях). Глава 28 // http://www.lib.ru/BRODSKIJ/brodsky_poetry.txt.
   Бродский И.А. Письма римскому другу // Сочинения Иосифа Бродского. СПб.: Пушкинский фонд, 1992.
   Гранин Д.А. Вечера с Петром Великим (Сообщения и свидетельства господина М.) // Дружба народов. 2000, N 5 / http://magazines.russ.ru/druzhba/2000/5/granin.html.
   Там же.
   Гранин Д.А. Вечера с Петром Великим (Сообщения и свидетельства господина М.) // Дружба народов. 2000, N 6 / http://magazines.russ.ru/druzhba/2000/6/grani.html
   Там же.
   Там же.
   Там же.
   Там же.
   Куфырин Н. Пётр Первый в искусстве и жизни // http://www.liveinternet.ru/community/1726655/post135776279/.
   Там же.
   Комментарий к статье Л. Безрукова. Завещание Петра Великого // Российская газета - Федеральный выпуск N 5435 от 25 ноября 2010 / http://www.rg.ru/2010/11/25/bortko.html.
  
  

Оценка: 4.66*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"