Романова Софья Александровна : другие произведения.

Сын Солнца Кн.2 Окончание(гл.8-11)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


СЫН СОЛНЦА

Книга вторая

Окончание (гл.8-11)

  
  
   Содержание:
   1 Обжигаясь о непотушенный огонь
   2. Ступени смирения
   3. Подарки на праздник Зимнего Солнца
   4. От ревности до предательства
   5. Следуя обетам или холодная зима
   6. Вне времени. Узник Высокого Дворца
   7. Благая весть
   8. Принятие в ичир
   9. Та, Кто Всегда Ждёт
   10. Лабиринты Высокого Дворца
   11. В золотой паутине Весты

  

Глава 8

Принятие в ичир

  
   Очнувшись, беглец подумал, что утро всё-таки наступило. Непонятно, почему он так решил - ведь светлее не стало. Забытьё не принесло облегчения - наоборот. Сэ'Туа с трудом одолел подобное смерти, невыносимое оцепенение, измученное тело наконец шевельнулось. И сразу накатила привычная, но всякий раз до судорог болезненная усталость, и тяжесть в висках, и тошнотворная пустота в животе, сменившая неотступный, звериный голод.
   Вдыхаемый воздух состоял из отвратительно-промозглой сырости, которая вгрызалась в мышцы и выкручивала их до судорог, проникая внутрь сразу со всех сторон. Беглец нескончаемо долго стоял на четвереньках, покачиваясь от слабости, затем с проклятьями погнал себя вперёд. Снова вверх, срываясь и опять цепляясь за всё подряд - и всё равно скользя вниз. Отчаянье перехватывало сердце, не оставляя никаких обрывков мыслей, никакого представления о времени, только знание - вот так всё и кончится. Один раз он так и не сдвинется с места. Может быть, это хоть немного лучше, чем сорваться в бездонную тёмную расщелину. Вряд ли ему повезёт, и всё закончится разом, и духи здешних гор даруют чужаку мгновенную смерть.
   Агун снова выполз на относительно ровную площадку, полежал, даже сумел расслабиться, зная точно, что наступил конец. Сил не осталось. Сэ'Туа всем телом перевернулся набок, упёрся рукой в камень и рухнул лицом вниз.
   Веки распухли и слезились, и в первый миг Сэ'Туа даже не разглядел, что прямо над ним стоит асабат. Такая, как всегда. В тёмном одеянии. Отстраненно-надменная, без малейшего признака гнева или спешки. В голове промелькнула глупая мысль-надежда: "Вот сейчас она меня прикончит, в наказание". Только асабат не способна на милосердие.
   Раздалась всё та же негромкая, впаянная в мозг команда:
   -Встань.
   Сейчас с ним справился бы и ребёнок, но Сэ'Туа сомневался, что и раньше, находясь в лучшей физической форме, мог бы противиться этой женщине, стремительной, как ядовитая змея. Он хорошо выучил и другое: приказ асабат надо исполнять. Она заставит подняться мёртвого.
   Мужчина ухитрился привстать на коленях, упираясь локтями. Земля под ним покачнулась, и следом поплыло сознание. Асабат что-то ловко просунула между зубов, протолкнула в рот, заставляя проглотить. Затем, отыскав обрывок цепи на ошейнике, рывком помогла выпрямиться, толкнула в спину:
   -Иди.
   По инерции мужчина сделал шаг, затем другой. Колени дрожали, но сил немного прибавилось. Сэ'Туа вдруг понял, что способен переставлять ноги самостоятельно. Да и дорога изменилась. Теперь это была относительно гладкая тропа с ровными ступенями. А сразу за скалистым поворотом он снова увидел чёрную громаду Высокого Дворца. Его тюрьма оказалась настолько близко, что можно было добросить камень... Только не было сил приподнять его с земли.
   Асабат привела беглеца в Высокий Дворец, втолкнула в незнакомое помещение, позволила рухнуть на пол. С привычным безразличием Сэ'Туа ждал заслуженного наказания - но почему-то на этот раз асабат медлила.
   Почти сразу же Сэ'Туа забылся. Его разбудил запах пищи. Агун невольно бросил взгляд в ту сторону - корзина с едой стояла на виду, - отвёл глаза и попытался встать. Асабат никогда не позволяла своему подопечному отдыхать.
   -Сиди и ешь.
   Чтобы это не значило, отказываться он не собирался.
   Еда была тёплой и невероятно вкусной. Сэ'Туа съел всё, старательно облизал миску и собственные пальцы и растерялся, не зная, что делать дальше. Странным казалось вот так просто сидеть перед асабат, поджав ноги.
   Измученный затянувшимся молчанием - к тому же он был голым, - Сэ'Туа сложил ладони на коленях, пытаясь то ли прикрыться ими от пронзительного взгляда, то ли борясь с ознобом.
   -Ты убежал, - произнесла женщина. Сэ'Туа торопливо кивнул, даже не поняв, было ли это вопросом:
   -Да, госпожа. Но больше я никогда... так не сделаю.
   - Запомни: нагив зовёт рочьи по имени. Меня зовут Аллита. Ты на редкость сильный мужчина. И молодой. Скоро я отведу тебя в ичир и сделаю нагивом.
   Сэ'Туа до сих пор плохо понимал точный смысл слов, произнесённых на языке тесс. Однако чтобы выжить, приходилось быть догадливым и быстро учиться. Последнее слово асабат выговорила отчётливо, но кочевник его не понял. Зато уяснил другое: его не спрашивают, только о чём-то сообщают. Для чего? Какая разница? Между ними много раз была близость - или как это называется? Он и так её мужчина - во всех смыслах.
   Женщина коснулась ладонью его подбородка, приподняла голову, провела по щеке, затем осторожно, но очень болезненно оттянула в сторону крыло носа.
   Сэ'Туа оставался спокоен. Приготовления асабат он заметил сразу, только не разглядел, что на этот раз прячется в её ладони. Что-то проткнуло кожу насквозь, потекла кровь. В сравнении с обычными наказаниями эта боль казалась только неудобством. Асабат наклонилась и вдруг слизнула кровь.
   -Назови имя того, кто помог тебе бежать?
   Асабат спрашивала его впервые, но Сэ'Туа не усомнился - она вырвет ответ прямо из внутренностей, если понадобится. Набрав в грудь воздуха, он совершил первое в своей жизни предательство.
   -Выход из башни мне показал охос Владыки Тессал, бау по имени Даир. - В отчаянье Сэ'Туа был готов разбить голову о стену, только опоздал.
   Путая слова, переходя с тесс на сади, а потом на родной язык, он взмолился:
   -Это моя вина, госпожа! Я должен ответить за побег.
   Сэ'Туа не знал, насколько хорошо асабат понимает его путаную речь. Он и сам не всегда себя не понимал. Сильная женская ладонь непривычно мягко закрыла его рот.
   -Успокойся. Рочьи всегда выполнит просьбу нагива. И ещё: нагив всегда открыт для рочьи. У меня не должно возникнуть сомнений.
   Высокий Орёл замолчал. Он вдруг всё понял.
  

* * *

  
   Гаю смотрел, как шагает асабат по узкой дорожке, едва намеченной среди разросшейся травы. Здесь, под каменными плитами уединённого внутреннего дворика Высокого Дворца - владений Вокры, покоились останки предков Мерсале Рэй.
   Даже лала не смогла бы двигаться более непринуждённо и уверенно - сверх необходимого не задевалась ни одна травинка, никаких резких движений - только упруго раскачивались в такт шагам стянутые в хвост рыжие волосы. В опасности, исходившей от этой женщины, не усомнился бы даже тот, кто никогда не сталкивался с её подлинной хищной силой. Асабат всегда знала, куда надо ударить, - и не промахивалась.
   Женщина остановилась и, приветствуя Владыку, приложила правую руку к левому плечу.
   Гаю сразу отпустил замешкавшегося Прорицателя, который толковал ему смысл непонятной позиции, выпавшей в игре вей-ю, и, ответив на приветствие, уселся на ограждение водоёма. Цветы, плавающие на тёмной поверхности, только-только начали распускаться. Владыка Тессал полюбовался розовым бутоном, спокойно поднял глаза на асабат, вернее, на мужчину за её спиной.
   Истинных чувств спутника асабат тоже ничего не выдавало, его золотистые ресницы безмятежно касались щёк, словно молодому агуну вздумалось подремать, подставив лицо тёплому солнцу.
   -Долг клана Тёмных Теней - исполнять твою волю, Повелитель. По твоему слову я сломила сопротивление мужчины, рождённого в Орту. Ты узнаешь всё, и его слова будут правдивы. Но и Владыка Тессал обязан выполнить свою часть Договора. Я назвала мужчину из Орту нагивом. Теперь он мой. Его жизнь и его смерть, его тело и дети его плоти, и все его слова - всё останется в круге ичир.
   Гаю невольно нахмурился. Напоминать Первый Договор Мерсале Рэй не требовалось. Они выучивали соглашение наизусть, ещё будучи детьми. Собственно, Договор был простым и коротким. По каким-то своим причинам колдуньи асабат - чужой, пришлый клан - подарили Мерсале Рэй свою преданность - и этот дар был бесценным. С тех пор женщины-убийцы из клана Тёмных Теней хранили верность всем Владыкам Тессал, обеспечивая их единоличную власть над постоянно соперничающими между собой горскими кланами, и ни разу не нарушили своего обета. Асабат никогда не спорили и не говорили, что приказ невозможно исполнить. Человек, которому следовало умереть - всегда умирал. Тот, кто должен был говорить - рассказывал всё.
   Однако пренебрегать странными обычаями асабат не следовало. В данном случае речь шла о нагивах. Подлинных семей - в понимании тесс - асабат не имели вовсе. При их образе жизни это исключалось. Но мужчины у них были. И выбирая, асабат не признавали ограничений. Они уводили нагивов к себе, в Луру - куда не допускались посторонние. Более того, для Тессал их избранник становился всё равно что мёртвым. Даже Владыка не представлял участи нагивов, да и не хотел знать доподлинно. Изредка нагивов видели рядом с асабат. И тогда они просто следовали за женщинами, словно безмолвные тени.
   Владыка Тессал помедлил, затем пожал плечами. Невольно задержал взгляд на Сэ'Туа, всё-таки ускользнувшем из-под его власти. Маленькой серебряной каплей сверкнуло колечко нагива, продетое в крыло носа. Уголки рта Гаю непроизвольно, почти одобрительно дрогнули - у асабат был отменный вкус.
   -Я хочу услышать его ответы... напоследок.
   -Спрашивай, Повелитель, и ты их получишь.
   -Он... на самом деле был озоли царя Сади? - Гаю не сомневался в ответе.
   -Нет, Повелитель.
   -Эне! Тогда он снова лжёт! - Подхваченный новым порывом гнева, Гаю вскочил.
   -Нет, Повелитель. - Казалось, гнев Владыки не встревожил асабат.
   Стискивая рукоять кинжала с привязанной к ней разноцветной кистью, Гаю постепенно взял себя в руки, напомнил себе Договор. На самом деле Владыка Тессал владел собой не хуже асабат - так он полагал. Только наглый красавчик из Орту что-то делал с его прославленной выдержкой.
   -Тогда за какие заслуги его так возвысили в Сади и наградили высокородной супругой? Что связывает Сына Солнца и твоего нагива?
   Обернувшись, Аллита-Тунур, повторила вопрос Сэ'Туа, словно тот оглох.
   В сущности, так и было. Нагив не имел права видеть или слышать, и говорить мог только с дозволения асабат, и рассказывать обо всём, что она спросит. "Ты должен открыться для меня", - повторяла Аллита, и её слова не были просьбой. И Сэ'Туа теперь всегда отвечал быстро, без запинок и абсолютно всё.
   Отныне он сопровождал Аллиту-Тунур повсюду, а его глаза смотрели строго в одном направлении, на середину её спины. На полоску под матовой кожей куртки, где находился позвоночник асабат, сильный и жёсткий, как у степной лалы.
   Одежда нагива напоминала ту, в котором он был во время аудиенции в Высокой Арефе: шаровары и нарядная вышитая кофточка с короткими рукавами. Только волосы теперь закрывал синий платок, свободно накинутый на голову и закреплённый плетёным кожаным обручем с серебряным тиснением. Один край платка свисал за спиной, второй прикрывал нижнюю часть лица, остальные были подняты, но иногда, по знаку асабат, Сэ'Туа их отпускал, полностью закрывая лицо.
   Из-под платка голос звучал глуховато. Сэ'Туа с трудом подбирал необходимые слова на тесс и ни разу не взглянул на спрашивающего. Однако Гаю прекрасно понял ответ, резким жестом остановил асабат:
   -Предположим, хотя такое... маловероятно. Тогда почему он убежал с царицей Сади? И как вышло, что побег удался?
   И вновь ответ заставил Владыку Тессал корчиться от гнева. Он сделал шаг вперёд:
   -Как посмел он пренебречь сестрой Первого военачальника?! Он, ничтожный озоли!
   Сэ'Туа отвечал спокойно, не замечая разгневанного Владыку.
   -Я знал, что не причиню госпоже Санели подлинной боли. Я был чужим для её сердца и понимал, что настанет день и госпожа свободно откроет сердце другому, а меня простит. Так и получилось.
   -Вот как! - Гаю опять задохнулся. С какой радостью он дотянулся бы сейчас до соперника, но было поздно. - А он знает, кто тот... другой мужчина Санели?
   В лице кочевника ничего не переменилось, губы двигались будто сами собой.
   -Наместник Бау. Итая.
   Гаю резко втянул воздух.
   -Что соединяет госпожу Санели и этого... бау?
   -Я знаю только, что каждый бау хранит в себе священный трепет Зураим. Наместник покинул Сади, чтобы служить Сыну Солнца в Бау.
   Владыки Тессал даже отвернулся, чтобы не видеть охоса, безнаказанно произносящего оскорбительные слова. На самом деле он не узнал ничего нового. Даир открыл ему гораздо больше, а нагив только подтвердил его слова. Итак, Санели предпочла ничтожного бау. Мечтала о нём, принося обет Ваху. И наконец сбежала - к нему.
   -Ты выполнила свою часть Договора, Тунур. Я узнал ответы и уверен в их правдивости. Я доволен.
   -Повелитель. - Асабат снова приложила ладонь к плечу и еле заметно склонила непокрытую огненно-рыжую голову.
   Сняв с руки перстень, Гаю милостиво протянул награду асабат.
   -Твой нагив причинил мне беспокойство. Пусть он не останется безнаказанным. Мне будет приятно узнать... об особенном наказании.
  
   Комнату, которую занимала асабат, почти сплошь застилали нарядные цветные покрывала поверх толстых шерстяных ковров. Такие красивые и светлые покои предназначались в Высоком Дворце для самых знатных и могущественных людей. Но и здесь имелось место, специально предназначенное для исполнения наказаний.
   Агун сразу прошёл в угол, снял и бережно свернул платок - это была особая вещью, которую не позволялось бросать, - затем развязал пояс, переступил через упавшие шаровары.
   Он вовсе не оглох, наоборот, услышал и понял всё, что пожелал напоследок Владыка. Это означало новую пытку, и Сэ'Туа пытался если не привыкнуть к ним, то хотя бы всегда быть готовым.
   Аллита щёлкнула пальцами:
   -Разве я посылала тебя готовиться к наказанию?
   Асабат рассердилась всерьёз. Мужчина-нагив ещё сильнее побледнел, опустил руки.
   -Аллита... Я не всегда понимаю язык. Я ошибся, и ты накажешь меня позднее?...
   Взгляд Аллиты задумчиво скользнул по его телу, опустился ниже, потом ещё ниже:
   -Тебе позволено слышать только то, что говорю я.
   -Да, Аллита. Но ведь я... слышал.
   -Мне следовало бы в наказание ничего не отвечать. Но ты... не знаешь Договора. Даже Владыка Тессал понимает его... не вполне точно. Самое важное: сегодня ты доставил мне удовольствие. И сделаешь это снова. Я довольна тобой, нагив. А беспокоиться о чужих словах нагиву не следует. Асабат наказывает нагива, когда он причиняет беспокойство ей. Владыка Тессал не властен над асабат.
   Липкий ужас, буквально сковавший нагива после изуверского пожелания Владыки Тессал, немного отпустил. Сэ'Туа приблизился к асабат, опустился колени, произнёс, ощущая тепло от переполнявшей сердце благодарности:
   -Позволь мне снова служить тебе, Аллита.
   Узкие губы женщины дрогнули. Она прикоснулась ладонью к верхней части бедра нагива, провела вниз, оставляя глубокие алые полосы от ногтей.
   От резкой, но почти мимолётной боли что-то разом оборвалось внутри, растекаясь по мышцам. Почти невыносимо заломило бёдра.
   Теперь это стало не внове. Тёмное неодолимое желание Ошот - зверь Гембы. Сэ'Туа вскользь слышал упоминание о подобном несчастье ещё в Сади. Похоть, которую нельзя утолить. Она зарождается вновь и вновь, наперекор разуму, и может быть направлена на самого невероятного, абсолютно неподходящего партнёра - даже врага.
   Раньше Сэ'Туа признавал лишь зло или добро, идущее от людей, и еретически смеялся над угрозой возмездия Гембы. Напрасно. Её слабый зов пересиливал любой отчаянный крик, как лёгкое ржание кобылицы, летящей за зелёными холмами, едва касаясь копытами травы, способно остановить и повернуть вспять несущегося во весь опор бешеного жеребца.
   Теперь Сэ'Туа мог ненавидеть асабат и всё равно испытывал неодолимую тягу к женщине, которая мучила и унижала его. Ошот поселился у него внутри.
   Прохладная ладонь отвела золотые локоны с влажного лба, заглянула в синие глаза в упор, словно считывала там свой ответ:
   -А ведь ты не забыл о той женщине. О царице Сади.
   От отчаянья глаза Сэ'Туа наполнились слезами, он судорожно сглотнул:
   -Позволь мне солгать, госпожа моя Аллита.
   Асабат едва заметно кивнула.
   -Да, я довольна тобой. Но сегодня... я не закончила всех дел. Одевайся.
  
   И снова нагив шёл следом за Аллитой-Тунур, приноравливаясь к её шагу, глядя чуть выше пояса асабат, на тугой хвост волос. Слова о том, что им довольны, огнём выжигали душу. Это была подлинная цена того, что асабат перестала причинять физическую боль. Более того, Аллита не выполнила пожелание, а на самом деле приказ Владыки. И как Сэ'Туа догадался - он был уверен, что догадка верна, - асабат скрыла попытку побега.
   В плавно изогнутых коридорах встречались не только слуги и охрана, но и самые высокопоставленные придворные и гости Владыки. На самоуверенную рыжую женщину в тёмном наряде все поглядывали с едва скрываемым опасением: под горячую руку Владыка Тессал мог любого из них кинуть на расправу асабат. На её спутника не смотрели. Положение нагива казалось непостижимым и внушало ужас, как у невинно приговорённого к лютой казни. Люди неосознанно боялись заразиться: никто не хотел очутиться на его месте, и никто не мог отказаться от подобной чести.
   Постоянно сопровождая асабат, Сэ'Туа научился почти безошибочно догадываться о сути предстоящих дел. Сегодня Аллита готовилась наказать кого-то, провинившегося перед Владыкой Тессал. В подобных случаях нагив закрывался платком - он слышал, но хотя бы не видел саму пытку. И это было милостью: глядеть было не легче, чем самому подвергаться наказанию.
   Сэ'Туа настолько углубился в свои путаные, гнетущие мысли, что не заметил, куда именно они пришли, и не успел сразу открепить угол платка от переплетения головного ремня. И потом ещё долго не мог справиться с непослушными, враз онемевшими пальцами.
   Он вжался спиной в стену и зажмурился, даже под платком. На мраморной скамье, прямо перед ним, сидела Санели. Расслышав первый женский крик, истошный визг, кочевник начал молиться. За самого себя он так молиться не умел. Впервые Сэ'Туа взывал не к заступничеству мудрой матери-кобылицы, а к ненавистному, многократно проклятому чужому богу в ореоле золотого огня, испепеляющей мести которого сейчас возжаждал.
   Наверное, женщина упала. Сэ'Туа явственно расслышал звук падения, затем привычно-твёрдые пальцы асабат коснулись его локтя, и мужчина позволил себе дрогнуть. Аллита успокаивающе потрепала по плечу, легонько подтолкнула:
   -Идём.
   Он с трудом оторвался от своей опоры.
  
   В диком ужасе, забившись на самый дальний край скамьи, Санели глядела на то, что творит асабат. Ей тоже впору было бы закричать, но горло онемело, словно перетянутое тугой удавкой.
   Спина юной служанки, выбранной для наказания на глазах младшей жены Владыки, была не просто иссечена в кровь - с неё сорвали кожу. Закончив работу, асабат убрала хлыст с металлическим наконечником в чехол, прикреплённый вдоль бедра, резко развернулась и ушла, не произнеся ни слова. Её спутника Санели не заметила вовсе, не в состоянии оторвать взгляд от окровавленного, маленького тела, скорчившегося на отполированном как зеркальное блюдо полу. По периметру он был выложен бесконечной спиралью из стилизованных цветов. Только что девочка, беззаботно напевая, полировала лепестки этого узора.
   Из-за длинных прозрачно-розовых занавесей возникли безмолвные фигуры других служанок. Девушки унесли прочь еле живую подругу, молча убрали следы на полу и, пятясь, незаметно удалились. Затравленно озираясь, Санели ломала пальцы, пока боль не сделалась почти невыносимой.
   Проверенные распахнули главный вход - Двери Золотой Луны, и склонились перед Владыкой Тессал. Одетый специально для посещения женских покоев - длинный золотисто-серебряный халат распахивался при каждом шаге, - он приблизился к Санели почти вплотную, церемонным движением соединил руки перед грудью, глядя на жену долгим, ничего не пропускающим взглядом. Невольно вдохнул её аромат - ноздри чувственно затрепетали от предвкушения.
   Санели боялась встречи со вторым мужем всё то время, пока ехала в Наду, но Владыка Тессал не произнёс ни слова. Зато сейчас, по его приказу, безжалостно избили девушку. Гаю Мерсале Рэй признавал только собственные желания и привязанности - ничто другое им не принималось в расчёт.
   -Ты велел наказать мою служанку, - обвинила сестра Ахона, и голос не дрогнул. Страх вдруг исчез, вернее, переродился в гнев.
   На лице Владыки Тессал отразилось недоумение. Но он ответил - как объясняют очевидные истины неразумному ребёнку:
   -Госпожа, ты очень сильно провинилась, и я сердит на тебя. К сожалению, о твоём побеге стало известно повсюду, во всех кланах. Такое недостойное поведение запятнало мою честь. Предводители кланов могли подумать, что Владыка Тессал слаб и не справляется с женщинами. Примерно наказав одну из твоих служанок, я выказал неудовольствие тебе. Надеюсь, этого будет довольно. - Голос мужчины постепенно охрип. Уголки тёмных губ слегка подрагивали. - Мне следовало сбросить тебя с Одинокой Башни, капризная женщина. Но тогда, наверное, я бы захотел прыгнуть следом.
   Он говорил чистую правду, и Санели поёжилась под неистово-жгучим взглядом. Всё-таки её страх не исчез бесследно.
   -Мне рассказали, что ты виделся с Аникея, когда был в Сади...
   -Я надеялся отыскать в Сади тебя. Знаешь, я высматривал твои следы на камнях дороги. И вернулся, ничего не найдя. Почему же ты вернулась, лея?
   Владыка Тессал вглядывался в околдовавшую его садис, пытаясь отыскать на её лице отблеск своих пылких чувств. Он заглянул в огромные, в пол-лица, переливающиеся глаза, и накопившийся в сердце гнев начал таять, осталось только детское изумление, как перед бесстрашным весенним цветком, расцвётшим до времени.
   Гаю твёрдо знал порядок, всегда точно представлял, как следует поступать и что говорить, но вдруг все правила изменились. Санели вернулась, и за одно это можно простить все обиды и всю боль, что он испытал, оставшись без неё.
   -Гаю, я произнесла обет под покровом Ваху.
   Владыка Тессал немного отступил - так ему было спокойней.
   -Я узнал твою тайну, лея. Узнал про Итая.
   Имя Итая наконец прозвучало между ними, и отступать было поздно. Санели коснулась скрещенных рук мужа, таких сильных, что казалось, ей никогда не их разжать. Руки Гаю разомкнулись без всякого труда.
   - Нашими сердцами правит коварная Гемба, вовсе не спрашивая нас. Ты всегда знал о нём, Гаю. С первой встречи. Я только не называла имени.
   -И поэтому ты убежала? К нему?! - На виске тесс запульсировала жилка, выдавая спрятанную, завязанную в узел ярость.
   Собираясь с духом, сестра Аникея отстранилась, прошла к столику, повернулась, чтобы снова увидеть лицо мужа.
   -Я вернулась, - напомнила она и тихонько вздохнула, - исполняя обет Ваху.
   Едва не зарычав, Гаю опрокинул что-то, оказавшееся между ним и женщиной. Останавливая мужчину, Санели выставила руку ладонью вперёд.
   И тогда, запрокидывая голову, Владыка Тессал неожиданно для себя расхохотался, хотя было совсем не весело. Он потряс головой, чтобы остановиться. Наверное, ему никогда не утолить своего желания.
   -Ты вернулась ради Сэ'Туа. Неужели Гемба и с тобой так играет? - Одним прыжком одолев расстояние, отделявшее его от садис, Гаю с силой схватил неверную жену за плечи: - Он охос. Всего лишь беглый охос.
   "Да, охос, которого принудили к браку. Нас обоих принудили".
   -Он - мой муж. Мужчина, которому я принесла обет под покровом Ваху. Что ты с ним сделал, Гаю?
   -Проклятье тебе, лея. Значит, ты примчалась в Наду из-за мужчины с синими глазами. Как можно называть мужем охоса? Тебе следует с презрением отречься даже от его имени. Ведь он предал тебя, убежал с другой женщиной.
   -Гаю, ты произносил слова обета. Ваху-Хранительница скрепляет союз мужчины и женщины ради детей. Богиня не требует верности.
   -Ваху не требует верности? - недоверчиво, словно впервые услышал такую ересь, переспросил Гаю, хотя жрец объяснял ему смысл обета.
   "А разве ты верен мне, Гаю?"
   -Верности требует только Шалия. И мало кто способен на брачные узы, скреплённый огнём. А Ваху-Хранительница скрепляет союз двоих ради детей и дома.
   Отшвырнув перевёрнутую скамейку к стене, Гаю заметался по залу, как пойманный дикий зверь. В заново обставленных покоях жены он чувствовал себя неудобно. Кроме собственной прислуги Санели на этот раз привезла из дома множество разных вещей: высокие и узкие скамьи, на которых неловко сидеть, статуэтки из зелёного, тёплого на ощупь камня, посеры в покрытых тёмным лаком футлярах. А ещё, коллекцию ножей и кинжалов - каждое на отдельном столике-подставке с изогнутыми точёными ножками. Немыслимая вещь для женщины-тесс. То ли дело уютные женские покои, к которым Гаю привык с детства, - всюду покойно, разостланы мягкие коврики, цветные покрывала и расшитые яркими нитями круглые валики и подушки. Весёлые птички в клетках и сладости в серебряных вазах.
   Владыка Тессал вновь замер в шаге от Санели.
   -Ты его не получишь. Забудь о Сэ'Туа. Считай, что он заключил брак огня. Теперь ему ничего не грозит - он стал нагивом.
   -Что такое нагив? - Санели невольно нахмурилась.
   -Мужчина асабат. У асабат никто не пропадает - они берегут своих мужчин. Не тревожься о нём: нагива защитят даже от меня.
   До сего дня Санели имела смутное представление о клане Теней. Изредка в лабиринтах дворца и личных покоях Гаю встречались высокие женщины в облегающих костюмах из кожи. Но издалека они выглядели почти одинаково, а разглядывать вблизи садис не смела. Но ничего доброго в асабат не было, в этом она не сомневалась.
   От предчувствий новых несчастий Санели поёжилась. Гаю заметил этот невольный жест, но не понял его, решил, что стало прохладно. Не зовя слуг, он отыскал и набросил на плечи жены тонкую, как шерстяная паутинка, шаль, хотя от разбушевавшейся крови ему самому было жарко.
   -Позволь мне его увидеть, Гаю.
   Владыка Тессал снова отступил, в почтительном жесте послушания приложил ладонь ко лбу:
   -Ну разуметься, отрада моих глаз, гляди на беглого охоса Соана хоть каждый день. Но он увидит тебя только с позволения асабат. А она не позволит.
   -Я хочу его видеть, - с вызовом в голосе повторила садис. Сдаваться она не собиралась.
   Гаю мрачно усмехнулся и поманил к себе Проверенного, отдал ему приказ.
   -Я всегда исполнял твои капризы, лея.
  
   Та самая асабат в наряде из тугой кожи вновь вошла в Розовые покои, глядя сквозь садис, будто Санели преградила ей дорогу. Многочисленные жены и наложницы из Благословенного Сада Наслаждений были для асабат никем.
   Зато Санели теперь смотрела на рыжеволосую женщину в упор, старательно изучая, стараясь только не вспоминать зверское избиение, случившееся прямо здесь, у неё на глазах. Неподвижное, бесстрастное лицо асабат напоминало маску.
   Не вытерпев, Санели отвела взгляд в сторону от чересчур опасной соперницы, для которой сам Владыка Тессал не указ, и беззвучно ахнула, почти забыв про асабат.
   На этот раз Сэ'Туа не прятал лицо, упорно смотрел перед собой, хотя вряд ли что-нибудь видел. От постоянного пребывания в закрытых помещениях лицо молодого агуна побледнело, но длинные волосы, рассыпавшиеся по широким плечам, переливались всеми оттенками благородного золота, как и прежде. Над васильковыми глазами нависли полукружья золотистых ресниц. И под тонкой одеждой, распахнутой где только возможно, по обычаю тесс, открывалось великолепное сильное тело с рельефными мышцами. На животе еле заметно шевелились старые рубцы.
   Взгляд Санели невольно переместился на Владыку Тессал, сидевшего в стороне, опять метнулся к Сэ'Туа. Гаю не сразу понял, что их сравнивают - и сравнение было не в его пользу.
   С явным усилием, оторвав взгляд от неестественно неподвижного Сэ'Туа, Санели заговорила, удивляясь своей выдержке:
   -Госпожа, так получилось, что мужчина рядом с тобой считается моим мужем.
   -Мне об этом известно.
   -Мы... Я могу поговорить с ним? - Всё-таки до хладнокровия асабат ей было далеко.
   -Я передам нагиву то, что ты пожелаешь сказать, супруга Повелителя. И ты узнаешь ответы на свои вопросы.
   -Но разве... я не могу спросить сама? - не поверила Санели.
   -Нагив не будет с тобой говорить.
   -Почему?
   -Он будет наказан, если произнесёт без позволения хоть одно слово.
   -Но!... - от возмущения Санели запнулась, - разве Сэ'Туа твой пленник, что ты распоряжаешься им?
   -Нет.
   -Тогда... ты забываешься. Я - супруга твоего господина, и ты обязана мне служить.
   -Нет. Я служу Единственному Повелителю.
   -А если он велит тебе... позволить Сэ'Туа говорить со мною?
   Асабат заколебалась, выбирая слова для краткого ответа:
   -Мужчина будет наказан, госпожа. - От голоса асабат веяло ледяным холодом - всё вокруг должно было замёрзнуть.
   И Санели сделалось жутко. Она напомнила себе, как не испугалась гишинар и прыгнула под отравленный айн. Затем подалась вперёд и отчётливо прошептала:
   -Не для того я вернулась в Тессал, чтобы уступить такой ведьме, как ты. Ненавижу тебя и весь твой проклятый клан. Зря ты столь уверена. Клянусь последним проклятие Влааль, никто в Тессал не встанет на твою защиту.
   Внешне асабат не отреагировала на дерзкий вызов, хотя и не пренебрегла им:
   -Излишне самоуверенная маленькая садис. Очень скоро твои настойчивые преследования мужчин разгневают Повелителя, и Владыка Тессал преподнесёт тебе новые уроки правильного поведения, приличествующего его супруге.
   -Ах, ты... Саа гха!... сурра! - Впервые в жизни Санели до такой степени утратила над собой контроль, иначе не выговорила бы подобных слов. Гаю и асабат не их не поняли.
   Сэ'Туа перестал дышать. В Льежане он слышал такое - пару раз. И потом на земле оставалось мёртвое тело.
   Со смелостью отчаянья, как загнанная в угол дикая кошка, Санели выставила вперёд растопыренные пальцы и, яростно шипя, бросилась на ненавистную соперницу. В свою очередь асабат, начисто забыв отработанные приёмы боя, делающие любую частицу тела оружием, вдруг ответила чем-то удивительно похожим.
   Сэ'Туа пришлось отпрянуть: сцепившиеся женщины, бранясь на двух языках, катились ему под ноги. Нагив держался так, словно происходящее его не касалось, и на самом деле был бы рад ничего не видеть и не слышать. И только в дальнем уголке сердца тихонько радовался, что ошибся, - в тот раз Санели не посмели тронуть. Но зато сейчас появилось предчувствие: Аллита выместит гнев прежде всего на нём. Впрочем, об этом он не стал беспокоиться.
   Гаю смотрел на немыслимую для Высокого Дворца сцену с изумлением, но, одновременно, с невольным довольствием. Несомненно, асабат вскоре и без особого труда справилась бы с хрупкой садис, но Владыка Тессал наконец встал со своего места.
   Опомнившись, асабат резким прыжком вскочила, брезгливо отряхиваясь. Вдоль её щеки, снизу вверх, победно алела царапина от острого ноготка.
   Не обращая внимания на разорванную почти пополам лаву, Санели со всех ног кинулась к первому мужу, ухватилась за платок-покрывало, откинула его прочь. Мужчина и теперь не прореагировал.
   -Сэт! - Ей показалось, что ортусланин одурманен, и садис затрясла его. - Взгляни на меня, Сэт. Скажи, что с тобой.
   Нагив молча закрыл глаза. Гаю приблизился сзади, обнял разгневанную жену за плечи.
   -Пожалей его. Не то ему чересчур долго придётся молить о прощении. И поверь, тогда он не будет молчать.
   Едва не плача, глядела Санели на лицо молодого агуна. И вдруг поняла, что всё-таки он видит её сквозь ресницы. Сердце на миг приостановилось, а затем понеслось вперёд вдвое быстрее. "Что с тобой делали, Высокий Орёл, если боишься взглянуть даже тайком?" Задыхаясь от ненависти, она вывернулась из рук Гаю, выдохнула от всего сердца:
   -Это ты, ты придумал!!
   -Нет, лея. Асабат выбирают сами.
   Гаю искренне полагал, что всё закончилось благополучно, и теперь он может успокаивать и утешать свою разгневанную, разъярённую, но, в сущности, всего лишь неразумную жену. Сердиться всерьёз на прелестную садис он не мог, хотя она и была кругом виновата.
   Владыка Тессал ошибался: Санели не нуждалась в утешение. Она с силой, до конца, разорвала уже надорванную у ворота лаву, разгорячённое лицо вовсе не выражало раскаянья. Набрасываться на асабат было глупо, она и сама отлично это понимала. Но до чего восхитительно вот так, визжа и ругаясь от души, изо всех сил тянуть за рыжие волосы. Жаль, что такое можно сотворить лишь однажды. И подобный способ не годится в отношении Гаю. Мужчина тесс глядит на неё свысока, считая все её действия глупой выходкой избалованной сестры Ахона. А ведь это он поступил как жестокий и бессердечный мальчишка, приравняв жизнь калимаса к своему развлечению.
   Останавливать первого мужа, когда он уходил с асабат, Санели не стала, но на Гаю, вновь попытавшегося её обнять, зашипела так, что в глазах тесс мелькнуло опасение. Он невольно потянулся к кинжалу, не заметив своего порыва, сразу же отступил.
   -Ты моя жена.
   Голос Владыки Тессал прозвучал строго, почти угрожающе. Необязательно выслушивать всё, что провинившаяся жена надумает сказать, - даже детский лепет обязан оставаться в разумных пределах. Он предполагал, что изменение тона не останется незамеченным - все и всегда относились к этому признаку с особым вниманием.
   Однако Санели перебила мужчину:
   -Да, мы объявлены мужем и женой, но... до сих пор не соединились под чашей Ваху. Обряд так и остался незавершён. Я - сестра Ахона. Меня назвали твоей женой в дни мира между Сади и Тессал и ради сохранения этого мира. Но я узнала, что ты встретился с врагом Сына Солнца, с изгнанным Верховным жрецом. Теперь ты готов пропустить через Ашмир всадников Орту, чтобы те смогли обойти крепости и напасть на садис с востока. Что это означает, Владыка Тессал? Ты предал Сына Солнца и стал врагом Сади, моим врагом. Для чего ты будишь Влааль? У богини печали и без того чуткий сон, а ведь следом за ней приходит слепая Дзаб? Скажи, где я ошиблась.
   Угроз и обвинений, исходящих от женщины Владыка Тессал не принимал. Широкие смоляные брови выразительно разлетелись в стороны, как крылья парящей птицы. Но Санели, в свою очередь, не желала видеть и понимать явных признаков высочайшего неудовольствия.
   "Женщина имеет тот род и тех богов, которых чтит её муж", - мог бы произнести Владыка Тессал. Но когда они поднимали этот вопрос в прошлый раз, он согласился, что подобное утверждение годится только для слуг и охосов.
   -Я поступил так ради тебя, Санели.
   -Но зачем?!
   Сейчас они оба не понимали друг друга. Гаю отчаянно затряс головой, голос стал ещё злей:
   -Владыка Анита Мерсале Рэй, мой великий отец, уступил перед силой Сына Солнца и покорно склонился перед Золотым Диском. Но разве мог такой унизительный мир длиться вечно? Высокий Дворец стоит выше Солнечного Храма. Тесс рождаются не для того, чтобы склоняться перед ползающими в низине. И время для перемен настало. Божественный Соан уплыл за море, а Сади предстоит кровопролитная война с Орту. Война, которой им всем хватит надолго. Кочевники сильны и многочисленны, они способны залить все поля и дороги кровью, так горячо любимой вашими жрецами. Только на этот раз это будет кровь садис. А ты, Санели... - угрожающе произнёс Владыка, - обязана понять, что стала тесс. Никогда не забывай об этом.
   Впервые он говорил столь откровенно - как мужчина тесс с женщиной садис. Санели приоткрыла рот и захлопнула, вспомнив об участи юной служанки, которая сейчас была между жизнью и смертью - где-то в дальней комнате.
   "Ваху-Хранительница, неужели Гаю стал врагом, с которым надо не разговаривать, а сражаться, потому что любые слова бесполезны и ничего не значат. Тогда её возвращение - это непоправимая ошибка".

* * *

  
   Царапина на смуглом лице Аллиты кровоточила, но асабат вовсе не выглядела рассерженной. Впрочем, Сэ'Туа уже понял, что никогда не поймёт её мыслей.
   Вернувшись к себе, она указала на мягкий тюк, велела нагиву одеваться.
   -Я отведу тебя в Луру сегодня. Тебе пора войти в ичир.
   Радуясь уже тому, что остался безнаказанным после бурной сцены, Сэ'Туа развернул тюк. В жизни ему не приходилось надевать на себя столько нелепых одежд. Под руководством Аллиты он облачился в две длинные рубашки, расшитую красным узором жилетку и три длинные юбки: нижняя - из тонкой голубой ткани, вторая - из синей шерсти с красивой каймой, третья была не такой нарядной и гораздо короче, с запахом на боку. Четвёртая юбка была из чёрной, грубой ткани с зубчатым подолом, к которому подвешивались маленькие колокольчики. Голову Сэ'Туа закрыл уже привычным синим платком. Концы платка Аллита заправила сама, перекрестив на груди и завязав за спиной, оставила открытыми только глаза. Затем через голову надевался сплошной балахон с единственной прорезью для головы.
   Самому себе ортусланин показался неуклюжим и неловким, а постоянный перезвон колокольчиков было не остановить, он выдавал любое движение.
   Аллита сказала, что это обычный наряд нагива, однако Сэ'Туа сомневался, что сумеет в нём идти, особенно его пугали длинные юбки. Однако особых затруднений не возникло, прохожие на улицах уступали асабат дорогу, буквально шарахаясь в стороны. Если кто-то и смотрел на нагива, то вряд ли что-то углядел под балахоном. Сэ'Туа тем более не глазел по сторонам - он твёрдо помнил, куда надо глядеть.
   Все улицы Нады необыкновенно походили одна на другую, все были узкими и кривыми, то круто вели вверх, то ступенями спускались вниз. Выросшему на просторе городская теснота всегда казалась подозрительной, хотя Сэ'Туа давно с ней свыкся.
   Луру резко отличался от остального города. Одноэтажные дома ничем не отделялись от улиц, наоборот, стояли с распахнутыми настежь дверьми, открыто и приветливо, словно зазывая в гости. И каждый вход украшали красивые растения, заботливо выращенные в маленьких горшках.
   Люди здесь были другими. Все женщины были асабат. Они приветствовали Аллиту и называли по имени, и она всем спокойно отвечала. Маленькие дети держались с достоинством, как взрослые, и все были исключительно девочками. Мужчин на улицах было немного. Балахонов никто не носил, но зато на юбках непрерывно перезванивались колокольчики. Когда эти мужчины встречались с асабат, то останавливались и, аккуратно подобрав юбки, приседали, дожидаясь, когда женщина пройдёт мимо. Сэ'Туа сообразил, что и ему, наверное, следует так поступать, хотя Аллита ничего не говорила.
   Она свернула в один дом, разулась в полутёмном коридоре и сразу прошла внутрь, в огромную комнату - в полдома. Молчаливые слуги помогли нагиву снять балахон и тяжёлую верхнюю юбку, разули его и снова исчезли, ничего не объясняя.
   От порога, где остался Сэ'Туа, было плохо видно, что происходит внутри дома, но он всё-таки тайком осмотрелся. Там очевидно была арача. Окна в комнате было закрыты, зато в центре находился открытый очаг с дымоотводом. От него в помещении было достаточно светло и тепло, а пол сплошь, в несколько слоёв, застилали войлочные ковры.
   Четыре женщины примерно одного возраста с Аллитой с рыжими - всевозможных оттенков - волосами сидели полукругом возле очага. Сэ'Туа предположил, что они асабат, хотя женщины были в полосатых юбках и разноцветных платках, свободно накинутых на плечи. Все повернулись навстречу вошедшей, на лицах расцвели улыбки:
   -Мы рады, что ты вернулась к нам, сестра по ичир.
   -Я рада, что снова вместе с вами, сёстры, - слова прозвучали одновременно.
   Женщины по очереди обнимались, их руки переплелись, пальцы касались лиц, волос, груди.
   -Ты вернулась не одна, сестра по ичир? - Голоса звучали чуть лукаво, готовясь перейти в смех.
   -Я снова избрала нагива для тьяли, чтобы выполнить долг перед Надзиаруне и стать сестрой-матерью. -
   Продолжая ласково поглаживать друг друга, женщины что-то негромко повторяли.
   Аллита наконец уселась среди асабат, распустила шнуровку, скинула верхнюю куртку.
   За очагом, вдоль одной стены, сидели мужчины и женщины - похожие на слуг, - занятые своими делами. Аллите поднесли глиняную чашку с сех. Кроме того, Сэ'Туа заметил, что в другой стене зала находятся боковые выходы, прикрытые складчатыми занавесками. Из-за них кто-то тайком выглядывал.
   Сэ'Туа смотрел внимательно, помня, что не вправе пропустить ни одного знака своей асабат, и дождался. Аллита велела ему приблизиться и распустить платок.
   -Оцените моего нового нагива, сёстры. Смотрите, достоин ли он стать отцом детей Тунур?
   Одна из асабат вдруг засмеялась, хлопая себя по коленям, явно довольная. Также радостно засмеялись и другие. Сэ'Туа не сомневался, что смеются над ним, но на этот раз ортусланин ошибся. Он понравился женщинам ичир, и асабат смеялись над Аллитой, ведь их сестра проспорила.
   Слуги принесли горячую еду, приготовленную где-то в другом месте, начали расставлять миски. Кто-то добавил дрова в очаге.
   Новый повелительный жест Сэ'Туа заметил, но замешкался. Из-за взрывов смеха он не сразу догадался, чего именно добивается Аллита. Вспомнив, как приседали мужчины на улице, нагив опустился на корточки перед ближайшей из асабат, потом встал на колени, приподнял к груди юбки.
   Асабат выглядели довольными. Кто-то одобрительно прищёлкнул пальцами, а затем Сэ'Туа почувствовал, как женские руки уверенно касаются его живота, ощупывают и мнут бёдра. Боясь вздохнуть, Сэ'Туа невольно оглянулся на Аллиту - только она могла защитить. Снова раздался смех. Из-за вороха вскинутых юбок он не различал лиц, зато слышал всё, что говорилось. Замечания были откровеннее рук, подобным образом кочевники обсуждали достоинства резвого жеребца. Сэ'Туа и не ожидал, что способен настолько сильно смутиться. Хотелось убежать и спрятаться куда угодно.
   Наконец Аллита указала на одну из занавесок:
   -Иди в тьяли, Сэ'Туа. Там о тебе позаботятся.
   Он с трудом справился со шнурками, едва не споткнулся и перепутал направление, пытаясь не слышать того, что звучало вслед. Кто-то заботливо придержал под локоть.
   Помещение за занавеской оказалось всего лишь полукруглой тёмной нишей. Места здесь было немного, и шестеро мужчин, включая Сэ'Туа, поместились с трудом. Одеты все были примерно одинаково: нарядные рубашки, вышитые жилетки, юбки, и синие платки. Кроме того, на мужчинах была масса украшений: бусы, серьги, браслеты, заколки для волос. И крошечные серебряные колечки в носу - знак нагива. Нет, у одного было сразу два колечка.
   Далеко не все они родились тесс - тот, с двумя колечками, напоминал садис. И он первым взял новенького нагива за запястья:
   -Мы рады твоему приходу, новый брат по ичир. -- И в его голосе был заметен акцент. Остальные мужчины повторили приветствие, дружески касаясь рук и плеч гостя, усадили его на одеяло, подложив со всех сторон подушки, сами, скрестив ноги, уселись вокруг тесным кружком. На всех лицах светились радостные улыбки.
   Не понимая причин всеобщей радости, Сэ'Туа сидел очень прямо и напряжённо, не отталкивая, но и не реагируя на настойчивые прикосновения.
   Мужчина с двумя колечками потянулся к его голове:
   -Теперь ты среди братьев и в своём тьяли. Сними платок.
   Помедлив, Сэ'Туа сдёрнул головной ремень, снял покрывало. Вид золотых волос вызвал замешательство. Некоторое время все изумлённо молчали, потом раздался удивлённый возглас только что появившегося мужчины в красной юбке (и выглядел он заметно старше других):
   -До чего ты красив, Сэ'Туа, нагив Аллиты. Позволь нам полюбоваться тобой.
   Слова звучали подозрительно, но Сэ'Туа только пожал плечами. Из общей комнаты доносились громкие возбуждённые голоса женщин, иногда их прерывали взрыва смеха - там началось весёлое застолье.
   Выполняя просьбу - приказ? - мужчины в красном, Сэ'Туа распустил шнурок, стягивающий волосы, тряхнул головой. От водопада золотых прядей в маленькой комнате словно вспыхнул огонь. Старший мужчина положил руки на колено Сэ'Туа:
   -Ты красивее, чем Аллита о тебе говорила. Я вижу твоё смущение, нагив Аллиты. Ты совсем не знаешь, что надо делать и как говорить. Не пугайся, мы все прошли через это и с радостью тебе поможем. Меня зовут Улик. Я беджей - брат-отец. Но сегодня мы не хотим тебя смущать и уйдём. О тебе позаботится Уеро-Онага, твой старший брат по тьяли.
   Не задевая занавески, Улик выскользнул из комнаты-тьяли, за ним с лёгкими поклонами, последовали остальные. Остался только один, тот самый улыбчивый садис с двумя колечками, которые никак не портили его привлекательного лица. Он уселся свободнее и тоже скинул платок. Света в тьяли было мало, и Сэ'Туа не понял, какого цвета его длинные тёмные волосы, ответил на подозрительно дружелюбную улыбку вызывающим взглядом:
   -Почему тебя назвали моим старшим братом? Ты не выглядишь старше меня.
   Мужчина прикоснулся к своим кольцам:
   -Меня зовут Уеро-Онага. Возможно, мы с тобой почти равны вёснами, но я был нагивом в этом тьяли до тебя. Теперь я лан. - После намёка на общий тьяли Сэ'Туа расхотелось задавать вопросы, но Уеро-Онага сделал вид, что не заметил недоверчивого взгляда. - Теперь твой дом здесь, нагив Сэ'Туа. Очень скоро ты привыкнешь к своему тьяли. Но сегодня уже поздно и нам пора спать. - Лан вышел, но быстро вернулся, неся кувшин с горячей водой и большую миску. - Раздевайся. Я помогу тебе освежиться перед сном.
   Сэ'Туа подчинился, помедлил только, когда снимал шаровары. Выпрямился, опустив длинные руки.
   Уеро-Онага рассматривал его откровенно, но спокойно. Кое-где следы пыток были заметны до сих пор. И старые шрамы. Лан ничего не сказал, хотя явно испугался, словно подобного не видел никогда.
   Намочив ткань, Уеро-Онага старательно обтёр всё тело нагива, что-то легонько втирая в кожу. От его мази удивительно приятно запахло свежим молоком и душистой травой. "Будто от новорожденного жеребёнка, облизанного матерью".
   Извиняясь, лан объяснил, что придётся обойтись без настоящего купания, поскольку сёстры празднуют в араче, а мешать им нельзя. Но добавил, что мазь полезна для мужской силы.
   Быстро убрав все следы омовения, Уеро-Онага достал из сундука подушки и одеяла, разостлал постель прямо на полу. Он предложил Сэ'Туа лечь, убедился, что всё удобно, а сам ещё раз выскользнул из тьяли. Вернулся с подносом, уставленным мисками с приятно пахнущей едой и свежим хлебом, поставил еду перед нагивом:
   -Поешь, брат мой по тьяли.
   -Почему меня все называют братом? - настойчиво повторил свой вопрос ортусланин.
   Лан вздохнул:
   -Я объясню, а ты ешь, пока не остыло. Ичир Тунур - это одна семья. Все асабат нашего ичир - сёстры, хотя у них разные матери.
   Осторожно пробуя незнакомую еду, Сэ'Туа переспросил скорее из вежливости, чем из любопытства:
   -А нагивы - все братья?
   -Именно так, Сэ'Туа. Хотя тебе это и не нравится... Но ты должен знать, что мы все ждали тебя и готовы... - Уеро-Онага запнулся. - Асабат одного ичир не просто сёстры, они сёстры-матери для своих дочерей. - Лан снова помедлил и тихо добавил: - Нагивы необходимы для того, чтобы асабат имели дочерей. Надеюсь, что Аллита-Тунур очень скоро станет матерью.
   -Понимаю, - Сэ'Туа не ел с раннего утра и на самом деле проголодался. К тому же еда оказалась вкусной: мясо сочным и пряным, а хлеб мягким и даже тёплым. - А братья - они братья-отцы?
   Уеро-Онага отрицательно покачал головой:
   -Братья - просто братья. Брат-отец - это беджей. Нагив может стать братом-отцом, когда приходит к дочери, в её собственный ичир. Ты насытился, нагив? Тогда ложись и отдыхай. Позволь, я ещё немного побуду с тобой, ведь сегодня в араче собрались все сестры, и вряд ли они разойдутся до утра. Позволь, я позабочусь о твоих волосы. До чего же они длинные и красивые. И между ног такие же - как золото.
   Сэ'Туа поперхнулся. Он надеялся, что слабое освещение скроет его замешательство.
   Не торопясь, лан расчесал его волосы, помог разложить их на подушке, заботливо накрыл нагива одеялом до подбородка, чтобы тот не озяб, потушил почти до конца фитиль маленького светильника. Сам прилёг сбоку, поверх одеяла, не раздеваясь:
   -Не холодно? Я могу достать ещё одеяло.
   -Не надо. Уеро-Онага, а где живут... дети?
   -На другой половине дома. Сегодня праздничная ночь, и девочкам запрещено заходить в арачу. Сейчас за ними присматривают ери.
   Сэ'Туа уже знал, что ери - это слуги.
   -Только дочери? А где сыновья?
   Уеро-Онага как-то странно запнулся, поёрзал, слегка погладил руку Сэ'Туа через одеяло, отозвался преувеличенно спокойно:
   -У асабат не бывает сыновей.
   Сначала ортусланин не поверил своей догадке. Потрясённый, он больше не замечал, что пальцы лана ласково касаются его груди. Прошептал, чувствуя, как в горле поднимается горечь:
   -Это... нелегко.
   За занавеской запели. Голоса асабат были высокими и чистыми, они то красиво сплетались между собой, то снова распадались, каждый по отдельности. Уеро-Онага словно заслушался, прикрыл глаза. К собственному изумлению Сэ'Туа не понял слов, язык казался незнакомым.
   -А на каком языке они поют?
   -На своём. Нагивам и не положено понимать их песни. Но... Аллита говорила, что так асабат учат свой язык.
   -Значит, у асабат... рождаются только дочери?
   Ладонь лана на его плече вдруг сжалась. Выразительное лицо окаменело.
   -Дочь... или две дочери. Или три. Дочь - это гордость всего ичир, всех сестёр. Может, принести ещё молока? - снова заботливо поинтересовался Уеро-Онага. - Ты разволновался. Это плохо и может не понравиться нашей рочьи.
   Прямо сейчас Сэ'Туа выпил бы не молока, а крепкого вина из Сади. Он давно забыл его вкус. Прикрыв глаза, бывший агун велел себя успокоиться.
   -Это ты не волнуйся за меня, Уеро-Онага.
   Отрусланин решительно отстранился. Откровенные, настойчивые прикосновения ему не нравились, хотя сказать об этом прямо он не решился.
   Внезапно лан легко засмеялся, смех оказался необыкновенно приятный, какой-то колдовской.
   "Это из-за обманчивой породы садис. Умеют они притворяться", - с неприязнью подумал Сэ'Туа.
   -Только не пытайся от меня таиться, младший брат. Для меня ты должен быть открыт.
   Сэ'Туа сглотнул, явственно расслышав угрозу.
   -Как скажешь, старший брат по тьяли. - Всё-таки он осмелился продолжать расспросы. Всегда лучше знать, чем не знать ничего. - А братья когда-нибудь покидают Луру, выходят хотя бы в город?
   -На самом деле... мы редко переступаем порог своего дома. А если куда-то идём - все уступают дорогу. Чтобы случайно не прикоснуться. Все боятся асабат.
   Сэ'Туа повернулся на бок, привстал на локте.
   -Да, я заметил. Но, всё-таки, хоть иногда, вы ходите в Наду?
   -Обычно в город посылают только беджеев... или старших нагивов. Я покидал Луру всего четыре раза.
   -Благодарение всем добрым духам земли и воды. То есть в Высокий Дворец я не вернусь?
   -Храни тебя милость Надзиаруне, конечно нет. Никогда. Ведь Аллита ждёт твоего ребёнка. Это она и празднует сейчас с сёстрами.
   Неожиданное известие не обрадовало и почти не удивило Сэ'Туа, словно вовсе его не касалось. Настойчивое поглаживание лана постепенно переместилось на спину. Сэ'Туа отвёл чужую руку, произнёс твёрдо:
   -Не надо.
   Тёмные губы лана раздвинулись в усмешке:
   -Мои прикосновения неприятны? Ты привыкнешь. В касаниях между ланом и нагивом вовсе нет запретного, даже если убрать одеяло. Когда-нибудь тебе захочется. Когда рочьи... не будет с нами.
   -Не будет?
   Лан спохватился:
   -Ох, извини, Сэ'Туа, я сказал неправильно. Рочьи не забывают своих нагивов. Только сёстры проводят в ичир так мало ночей.
   -А как же беджей? - спросил Сэ'Туа, вспомнив мужчину в красной юбке. - Бывший нагив?
   И снова Уеро-Онага непонятно усмехнулся:
   -Его дочь Айнар ушла в ичир Тунур, и он захотел жить рядом с ней, в её ичир. Только беджей - это не мужчина.
   -Почему? - Сэ'Туа снова попытался сесть.
   -Успокойся, золотоволосый нагив. Сёстры делают всё так, что боли не бывает вовсе. Только сладкий сон, так рассказывал Улик. И потом, мой младший брат, с тобой это произойдет очень не скоро. А может и не случиться.
   -Понятно. Но у тебя два кольца. Ты лан, а не беджей. Почему же ты спишь... в тьяли? - непривычные для языка слова произносились с усилием.
   И снова Уеро-Онага тихо засмеялся, хотя кочевнику показалось, что последний вопрос лану не понравился.
   -Я спал в этом тьяли все ночи - до твоего прихода. Не беспокойся, нагив, теперь... я могу спать в араче. Или с детьми.
   Сэ'Туа поджал рот, позволил себе хмыкнуть, затем высвободил руку, упёрся в грудь Уеро-Онаги.
   -Никогда не трогай меня, лан. Благодарю за твою заботу, но уходи. Я устал и очень хочу спать.
   И снова тёмные губы лана скривила медленная непонятная улыбка, но Сэ'Туа больше не разглядывал названного брата - сложности тьяли казались сегодня далеко не самым главным. Не прекословя, Уеро-Онага затушил фитиль и, едва потревожив край занавески, выскользнул в арачу.
   Когда в тьяли вошла Аллита, нагив на самом деле крепко спал. Всё стихло. Асабат молча разделась, откинув одеяло, приникла к плечу Сэ'Туа, вдохнула знакомый сладковатый аромат. Теперь от него пахло так, как и полагалось от мужчины тьяли.
   Близость получилась короткой, но неожиданно бурной. На какое-то время мужчине удалось отрешиться от переживаний, забыть о плохом - пусть будет что будет.
   Аллита лежала расслабленно, и нагив поверил, что она уснула. Он пошевелился и снова застыл, расслышав знакомый голос:
   -Никто в ичир не причинит тебе зла. Наоборот, все будут заботиться о своём брате. Тебе надо всего лишь забыть о других женщинах.
   -О! - Сэ'Туа умоляюще сложил ладони у груди, - мои глаза её не видели.
   -Тебе не удастся меня обмануть, нагив. Но не бойся, я не стану мучить твоё тело - оно не провинилось передо мной. Наоборот, умеет меня радовать.
   -Да, Аллита. - Нагив и не собирался возражать. Досадливо хмурясь, асабат оттолкнула мужчину, поднялась на коленях и стала одеваться.
   -Онага говорил с тобой?
   -Да, Аллита. Он объяснил, что стал моим ланом и будет мне во всём помогать.
   -Но ты не захотел, чтобы Онага остался в тьяли вместе с тобой?
   Сэ'Туа дёрнулся:
   -Аллита, я не думал, что это... правильно. Ведь он... перестал быть нагивом.
   -Значит, лан не всё тебе объяснил. Он всегда был... чрезмерно стеснителен. - Асабат присела на край сундука, натягивая носок, вытянула длинную ногу вверх. - Ты стал нагивом и хозяином тьяли. Но если ты выгонишь лана из тьяли, ему придётся ложиться спать в араче, возле очага. И тогда сёстры захотят его. Другим братьям это не понравится, и все будут сердиться. Но будет ещё хуже, если у сестры появится ребёнок от лана. Это несчастье и позор для всего ичир.
   Слова Аллиты с трудом укладывались в голове. Сэ'Туа и не хотел понимать, чего добивается асабат. Разве он заставлял её селать из себя нагива и приводить и сюда, в ичир. Асабат ушла, ничего больше не сказав, а Сэ'Туа заставил себя снова уснуть.
   Несмотря на тревожные мысли, проснулся ортусланин с невольной улыбкой. Впервые за долгое время ему позволили выспаться вволю, одному и в мягкой удобной постели.
   Рядом с его лицом, на коленях, сидел Уеро-Онага. Без жилетки, в одной тонкой нижней юбке и развязанной рубашке. Часть занавески приподняли наверх, и в тьяли сделалось светло.
   Лан повернул голову, и Сэ'Туа с трудом сдержал изумлённый возглас. Когда-то он видел очень похожие глаза, только ночью не сумел их разглядеть. В переливающейся зелёной глубине плескалось тёмное колдовство.
   Изо всех сил тряхнув головой, Сэ'Туа отогнал наваждение. И ничего не спросил.
   Как и вчера, лан приветливо улыбался:
   -Скорее просыпайся, младший брат. Солнце поднялось высоко, весь ичир давно на ногах. Я принёс свежее молоко и тёплый хлеб с мёдом, и согрел воду, чтобы ты мог хорошенько умыться. Я выстирал твои шаровары и нижнюю рубашку и всё просушил. Вот они.
   Сэ'Туа едва не подскочил. Вспомнив про наготу, опять смутился и, прячась под одеялом, спросил, разглядывая изящные кольца в носу мужчины-садис:
   -Как ты заботлив, Уеро-Онага. Скажи, разве ты не обязан уделять время... своей дочери? А вовсе не мне.
   Взгляд лана забегал. Поднос в его руках дрогнул:
   -Прости меня, младший брат. Я до сих пор не объяснил... что у меня вовсе нет дочери. - Он поставил поднос прямо на одеяло, сцепил руки. Его губы больше не улыбались. - От меня трижды рождались мальчики, и трижды я отдавал их Той, Кто Всегда Ждёт.
   Сэ'Туа отказывался понимать.
   -Нагивы молятся Четырёхрукой, дарующей дочерей, и просят, чтобы Надзиаруне успокоила свою сестру, Ту, Кто Всегда Ждёт... наших мальчиков. Наверное, я плохо молился. После третьего раза сёстры решили, что мне пора надеть второе кольцо. Зато теперь, если Надзиаруне смилуется, у Аллиты обязательно родится дочь от тебя. Я буду заботиться о твоей дочери и служить только тебе, брат мой по тьяли. Обещаю, я всё стану делать за тебя.
   Сердце Сэ'Туа затопила горечь. Только что молодой - и немыслимо красивый - садис признался, что потерял трёх сыновей. Потерял, потому что вера асабат их не признала. И поэтому Уеро-Онага навсегда останется в положении более бесправном, чем положение Сэ'Туа.
   -Ну, вставай же, лентяй, - повторил лан, опомнившись первым. - Я помогу тебе одеться и уложить твои чудесные золотые волосы, чтобы это понравилось рочьи.
   Сэ'Туа поел, вытерпел новое обтирание, но выхватил из рук лана одежду:
   -Я сам.
   -Я и не знал, что кочевники так упрямы... - засмеялся Уеро-Онага. - Позволь, я только разомну твои плечи... после долгой ночи.
   -Эй, - кочевник толкнул лана в грудь открытой ладонью, - я, кажется, сказал, мне неприятна такая забота.
   Лан упал на колени, коснулся лицом его ступни:
   -Как тебе будет угодно, золотоволосый нагив. У меня два кольца, у тебя - одно. Аллита всегда предпочтёт тебя.
   Сэ'Туа схватил лана за плечи, вздёрнул наверх:
   -Значит, ты получил это проклятое кольцо из-за меня?
   -Тут нет твоей вины, нагив. Я только надеялся, что ты не будешь меня отталкивать.
   Хмурясь, Сэ'Туа рассматривал лана в упор. Тот всё больше напоминал Согарэр, сомнений не оставалось.
   -Ты родился в Сади?
   -Да. Но это не имеет значения для асабат.
   -Я тоже жил в Сади, - скривился нагив. - Даже принёс обет Ваху.
   Лан всплеснул обеими руками:
   -Но ведь ты из Орту?
   -Под Солнцем... много разных дорог.
   Уеро-Онага опять начал улыбаться - эти заученные улыбки начали бесить нагива.
   -Только не молись старым богам. У нагива нет прошлого. Вступая в тьяли, он рождается заново. Правда, у кочевников вовсе нет своих богов - я прав?
   Сэ'Туа против воли дрогнул, будто его ударили по лицу. И на этот раз не стал отталкивать руки лана, когда тот потянулся с гребнем к его волосам.
  
   Когда они вышли в арачу, Аллита-Тунур стояла полностью одетой: ремни затянуты, все вычищено, металлическая отделка сияет. Асабат поманила к себе нагива, сама поправила синий платок. Её глаза оказались на одном уровне с глазами Сэ'Туа:
   -Как спалось в тьяли?
   -Я хорошо выспался, Аллита.
   -Хорошо, если нагиву спокойно спится в самую первую ночь. Оставляю тебя под защитой ичир. Запомни, ты обязан всегда и во всём слушаться сестёр. А в их отсутствие - беджея. Будь послушен и помогай братьям. Они объяснят, что надо делать.
   -Рочья... ты говорила, что будешь исполнять мои... просьбы. - Выговорить "желания" он не смог.
   Брови асабат приподнялись:
   -Расскажи мне о своём желании, нагив.
   -Аллита, я хочу, чтобы Уеро-Онага всегда спал в тьяли, а не в араче. Даже когда ты снова вернёшься. Если это не нарушает обычаев ичир.
   -Вот как? - Было непонятно, рассердилась Аллита или просто удивлена. Глаза женщины сузились. Она повернула в сторону Уеро-Онаги, задержавшегося возле ери, который чистил очаг. Других асабат или нагивов в араче не было. - Лан, ты слышал, о чём попросил нагив?
   Уеро-Онага встретился взглядом с Аллитой. Они смотрели друг на друга, глаза в глаза, потом на лице мужчины появилась неуверенная улыбка:
   -Нагив очень добр ко мне, рочьи.
   Асабат вышла в тёмный коридор, не оглядываясь, а Уеро-Онага метнулся за ней и опустился у порога на колени. Сэ'Туа показалось, что лан молится. Встав за его спиной, нагив прислушался:

   Пусть твой путь станет коротким,
   а возвращение - скорым.
   Дорога ровной, а ноша - лёгкой.
   Пусть будет быстрой рука,
   и верным - глаз.
   Пусть тебя укроет тьма,
   и сохранит свет.
   И согреет моё сердце.
  
   Ортусланин вернулся назад, оглядел при свете дня арачу, где ему предстояло остаться навсегда, дождался Уеро-Онаги.
   -Что мне делать теперь, лан?
   -Идём, я покажу тебе дочерей Тунур. Спорим, ты никогда не занимался с детьми.
   Предположение изумило Сэ'Туа:
   -Нет. Конечно же, нет. - Он повернулся и вдруг расслышал шёпот за спиной:
   -Я не забуду твоей доброты, ортусланин. Ведь я тебе неприятен.
   От такого замечания Сэ'Туа едва не споткнулся.
   -Меня не за что благодарить. На самом деле я сделал это не для тебя. Мне показалось, что рочьи, - он до сих пор с трудом выговаривал это слово, - недовольна, что ночью... тебе пришлось спать не в тьяли.
   -Таков обычай ичир. - уклончиво пояснил Уеро-Онага. - Нагив для тьяли, лан для арачи. Аллита не была недовольной.
   -Значит... я нарушил обычай.
   -Вовсе нет. Нагив имеет право просить, - благоговейно выговорил Уеро-Онага. - А когда родится твоя дочь, то можешь желать что угодно.
   "Что угодно, не покидая ичир", - грустно подумал Сэ'Туа.
   Уеро-Онага беззвучно засмеялся, но затем прикрылся платком и заговорил невесело:
   -Младший брат, ты чересчур догадлив. Не знаю, каким образом Аллита тебя выбрала, но я-то стал нагивом по собственному желанию, хотя... и не сумел зачать для неё дочерей. И меня пришлось прогнать из тьяли, как глупого и бесполезного мужчину. Я не должен так говорить, но ведь ты очень скоро и сам всё узнаешь, так что лучше я признаюсь сам. Аллита не хотела брать нового нагива, не хотела, чтобы я стал доступен всем в ичир. Всем... кто пожелает. Поэтому она так недолго оставалась с тобой в тьяли... сегодняшней ночью.
   Они вышли на большой открытый двор позади дома, и Сэ'Туа зажмурился от яркого света. Воздух прогрелся, и день обещал стать по-настоящему весенним.
   Со всех сторон двор окружали хозяйственные пристройки, Под навесом несколько слуг-ери готовили еду на открытом огне. В противоположной стороне двора, залитой весенним солнцем, росли три старых цветущих дерева. Под ними, на подстилках, сидели нагивы, и каждый занимался своей работой. Одеты все были по-домашнему - в нижних юбках, рубашки развязаны, а платки перекинуты за спину. Все откровенно нежились на тёплом солнце. Тут же, на отдельном коврике, играли дети - шесть рыжеволосых девочек. Две, совсем крошечные, ползали под присмотром ери, остальные весело смеясь, бегали вокруг мужчины в красной юбке. Улик, вспомнил Сэ'Туа имя беджея, смеялся вместе с ними и подбрасывал вверх, когда удавалось кого-нибудь поймать.
   Уеро-Онага собирался что-то добавить к своим словам, но их заметили. Нагивы отложили свои дела и с радостными улыбками и приветствиями поднялись навстречу.
   -Иди к нам скорее, золотоволосый брат. Как тебе спалось в первую ночь, нагив Аллиты?
   Сегодня их прикосновения и объятья были не менее ласковы. Мужчины пересмеивались между собой, а вслух обсуждали необычные синие глаза и так понравившиеся всем волосы - на ярком солнце они выглядели изумительно. Подобное внимание было агуну не по душе. Двусмысленные разговоры, и смешки, и ласковые жесты - всё было как-то не по-мужски. Правда, он вспомнил, что мужчины асабат занимаются исключительно женскими делами и не имеют других интересов, и не стал сердиться.
   Улик созвал девочек в круг. Будущие асабат с любопытством разглядывали незнакомого мужчину. Старшая, лет пяти-шести, строго поинтересовалась:
   -Нагив, твои волосы из золота?
   Сэ'Туа невольно усмехнулся:
   -Нет. Они сделались такими от степного солнца и ветра. - Он присел на корточки, чтобы девочка могла дотронуться до его головы.
   -Оу! - В детских глазах вспыхнул восторг. Вдруг малышка сняла своё украшение - висевший на шнурке гладкий белый камень с дыркой - и протянула нагиву:
   -У тебя совсем нет амулетов. Прими мой подарок, старший брат по ичир.
   Не зная, что полагается отвечать, Сэ'Туа растерялся. Лан покровительственно погладил девочку по голове.
   -Как хорошо ты поступила, Нила-Тунур. Асабат полагается заботиться о братьях и делать подарки. Но ты первая из ичир одарила нагива, даже я не успел этого сделать. Пусть твой подарок принесёт ему удачу.
   В ответ девочка серьёзно кивнула.
   Агун стиснул зубы. Безделушки, которые носят нагивы, вряд ли доставят ему удовольствие. Только от мысли, что придётся их вешать на себя, хотелось завыть.
   Но затем он спросил себя: "Высокий Орёл, неужели ждёшь, что тебе подарят боевой лук со стрелами или подведут ветроногого скакуна?"
   Вмиг опомнившись, Сэ'Туа заставил себя улыбнуться и протянул девочке раскрытую ладонь. Её ладошка оказалась маленькой, почти игрушечной, даже боязно дотрагиваться.
   -Меня зовут Сэт, маленькая асабат. Если мне дозволено сказать, у тебя тоже очень красивые волосы.
   Девочка хитро улыбнулась и строго, как взрослая, пригрозила Сэ'Туа:
   -Нагиву дозволено говорить такие слова только своей рочьи.
   Все мужчины дружно рассмеялись и, переглядываясь, стали хлопать себя по коленям. Некоторое время девчушка сохраняла суровый вид, а потом тоже засмеялась.
   Агун знал, что смеются над ним, но тоже звонко хлопнул себя и засмеялся вместе со всеми. Впервые за всё то время, что провёл в Тессал. И вдруг подумал, что хотел бы иметь такую рыжую дочь, похожую на пронырливого дерзкого лисёнка. Может, жизнь не закончилась.

Глава 9

Та, Кто Всегда Ждёт

  
   Из всех сестёр Тунур (Левая рука, так приблизительно перевёл непонятное слово Сэ'Туа) в ичир задержалась только Айнар - она готовилась стать матерью.
   С рассвета и до позднего вечера братья под руководством Улика упорно хлопотали по дому, работали сами и руководили ери - слугами асабат. Вскоре Сэ'Туа убедился, что эти охосы нуждаются в постоянном руководстве. Ери были на редкость трудолюбивы и послушны, но не отличались сообразительностью, причём недостаток не был врождённым - их так воспитывали. Самостоятельно ери могли выполнять только простую, обычную работу - и то требовалось всё подробно объяснять и постоянно их проверять. В любом случае, работы с избытком хватало на всех: нагивы занимались с детьми, наводили порядок в тьяли, убирались, чистили, готовили еду, стирали, чинили старую и шили новую одежду и обувь.
   Жизнь в общем доме показалась кочевнику чересчур скученной, уединения не было нигде, кроме тьяли, однако нагивы были удивительно дружны, и серьёзных столкновений не было. К тому же братья признавались, что и сами поначалу были непривычны к домашней работе и вынуждены её выполнять, потому что с асабат не спорят. Самыми тяжёлыми и неприятными делами нагивы не занимались вовсе, для этого предназначались безотказные ери.
   В Орту обрабатывать кожу умели все, но здесь, в Тессал, самые повседневные вещи из неё напоминали произведения искусства. Лучшим мастером считался Ковечи, и Сэ'Туа учился у него этому ремеслу, проводя за излюбленным занятием большую часть дня. Работали мужчины прямо во дворе, под небольшим навесом, и от горного солнца кожа ортусланина быстро приобрела здоровый, золотисто-бронзовый оттенок.
   Между делом нагивы не забывали поболтать. С удовольствием, как новую сказку, все слушали истории о жизни газдаков в Орту, о великолепной белокаменной столице Сади с Золотым Храмом, в котором поклоняются Кровавому богу.
   Рассказы о своей родине Уеро-Онага выслушивал молча, и нельзя было понять, о чём думает зеленоглазый садис. Зато работал лан намного больше младшего брата, вставал раньше, а ложился позднее, и во всём стремился услужить нагиву, даже заменял ери, хотя Сэ'Туа предпочитал обслуживать себя сам.
   Один раз Сэ'Туа не успел вымыться до его прихода, и лан снова разглядел пугающие шрамы. Он отпрянул, чуть не опрокинув бадью с водой.
   -Брат, это сделала рочьи?
   Сэ'Туа криво усмехнулся и не стал закрываться.
   -Разве асабат... не наказывают своих нагивов?
   -Иногда. Но ведь... не так. Аллите не следовало так поступать. Ни один человек не должен так поступать с другим.
   Ничего не отрицая, нагив нарочито спокойно пожал плечами, затем ополоснулся прохладной водой и позволил Уеро-Онаге себя обтереть.
   Пока нагив расстилал постель, лан в свою очередь торопливо вымылся, затем всё убрал, принёс горячее питье с мёдом и хлеб. Он вовсе был не обязан всё это делать, и Сэ'Туа много раз пытался заспорить с таким порядком, но Онага умел настоять на своём. Только сегодня он был странно молчалив.
   -Разве ты забыл, кто наша рочьи? - не поднимая головы, нарушил молчание нагив.
   -Нет, я всё знаю...
   В этом Сэ'Туа сомневался.
   -Если тебе так спокойней, то мечом меня разрезала не Аллита. - "Хотя она делала гораздо хуже". - Ты садис, Уеро-Онага. Разве в ваших Храмах жрецы милостивы к жертвам?
   -Не богохульствуй. Посвящённые собирают горячую кровь, чтобы утолить вечную жажду бога. Или Огненный бог обрушит свою голодную ярость на всех людей и сожжёт землю.
   Сэ'Туа стиснул под одеялом кулаки:
   -Полагаешь, для тех, кто гибнет от айна, есть разница, терпят они муку ради чужого бога или ради злобы людей? По крайней мере, я не заметил разницы.
   Лан упорно смотрел в сторону, перемешивая молоко в своей миске. В этот вечер он еще два раза выходил из тьяли: отнёс посуду и распорядился насчёт стирки, причём тонкую одежду выстирал сам - как всегда. Вернувшись, он развернул свою постель между сундуков, в ногах у Сэ'Туа.
   Мужчины долго не могли заснуть, лежали неподвижно, прислушивались к ночным звукам из арачи. Если лан чего-то и ждал, то нагив не подозревал ни о чём - было тихо и казалось, что ничего странного в общем зале не происходит.
   Ночное спокойствие разорвал громкий крик. Закричал мужчина - тоскливо и горестно. Сразу забегали ери. Уеро-Онага тихо скомандовал:
   -Вставай и одевайся. Нам надо быть в араче всем вместе.
   -Что случилось, Онага?
   -Пробудилась Та, Кто Всегда Ждёт. - Голос старшего брата звучал обманчиво спокойно. Он быстро натянул нижнюю юбку, затем стал помогать нагиву. - Надо позаботиться о брате по ичир. Одевайся теплее.
   Так и не поняв, что стряслось, Сэ'Туа с трудом справился в потёмках с завязками, потянулся за платком.
   -Платок сегодня оставь.
   Ери ещё убирались за очагом, но асабат в араче уже не было. В стороне, в круглой корзине, тихо попискивал небольшой, подозрительный свёрток. Ковечи, нагив Айнар-Тунур, сидел один, опустив лицо на колени и обхватив себя руками. Закрываясь длинными чёрными волосами, он слегка раскачивался из стороны в сторону. Братья по ичир по очереди подходили к нему, обнимали за плечи, гладили по рукам и спине, потом садились рядом и тоже опускали волосы на лицо.
   Сэ'Туа и не хотел ничего понимать, точно зная, что происходит то самое ужасное, о чём его предупреждали, но только всегда полунамёками, старательно уходя от прямых объяснений. Он делал то же, что и другие, но когда дотронулся до Ковечи, заметил на его лице дорожки слёз. Надо было произнести что-то сочувственное, но слова застряли в горле.
   Нагив Айнар то бездумно перебирал пряди волос, то дёргал их, намеренно причиняя себе боль, и что-то едва слышно приговаривал. Прошло довольно много времени, и свёрток в корзине затих. По короткому слову Улика, не вставая с колен, Ковечи пополз к корзине, потянул её на себя и направился к порогу. За ним ушёл беджей.
   Мужчины в араче, и до того сидевшие пригнувшись, опустили головы вниз, буквально спрятались в коленях. Сэ'Туа так до конца и не понял, что все они делают, но его затрясло. Лан обхватил ладонь нагива своей, крепко сжал.
   Наконец Ковечи вернулся с улицы. Он выглядел спокойным, яркие губы скалились в усмешке. Улик протянул ему чашку настоя, усадил возле очага. Братья расчесали его спутавшиеся волосы, заплели их в косы и отвели к занавескам тьяли. Затем все молча разошлись, ничего не обсуждая между собой.
   Не раздеваясь, Сэ'Туа бросился на постель, закутался в одеяло, пытаясь спрятаться. Лан присел на краешек его тюфяка, подсунул ладонь под одеяло:
   -У тебя холодные ноги, нагив. Хочешь, принесу горячий камень из очага?
   -Я не замёрз. Скажи, куда Ковечи унёс сына?
   -Надзиаруне не посылает сыновей, нагив. У асабат бывают только дочери.
   -Я давно об этом знаю. Но всё-таки, куда Ковечи дел ребёнка? Отдал ери.
   -Нет. Он отдал мальчика Той, Кто Всегда Ждёт.
   Голос Уеро-Онаги звучал неузнаваемо, словно говорил не молодой мужчина, а древний старец. Сэ'Туа долго не решался задать новый вопрос.
   -Онага, и ты тоже, отдавал своих сыновей... этой богине?
   -Надзиаруне не была ко мне милостива. Поэтому Аллита больше не хочет детей от меня. В последний, третий раз я прыгнул в пропасть... следом за ним. Только не успел. Потом меня связали по рукам и ногам. Братья стерегли меня по очереди и заставляли есть.
   Остановить дрожь Сэ'Туа не мог:
   -Прости меня, Онага. Если бы я был не так глуп, то не спросил бы... - Нагив затаился в темноте тьяли, потом тоскливо прошептал: - А если Аллита снова родит мальчика?
   Вздрогнув всем телом, лан вскинул руки:
   -Четырёхрукая не допустит - нет! От тебя обязательно родится дочь.
   -А если... сын? - ещё тише переспросил Сэ'Туа и сам ухватил брата по тьяли за руку.
   -Нет, не думай так. Успокойся, золотоволосый нагив. Я буду молиться Надзиаруне о дочери - вместе с тобой. - Его ладонь повернулась в руке нагива, пальцы стиснули запястье, затем с удивительной нежностью переплелись с пальцами Сэ'Туа. - Мальчики рождаются почти от всех нагивов, но... сыновей у асабат не бывает. Надзиаруне не оставляет ичир своей милостью, хотя Та, Кто Всегда Ждёт, всегда берёт своё. Нила, дочь Ткалев, подарила тебе белый камень. Это очень сильный амулет - слёза Надзиаруне. Только надо носить камень не на виду у всех, а прятать в поясе. Обязательно. - Уеро-Онага помолчал, потом вдруг поцеловал запястье Сэ'Туа, убрал руку и вернулся к себе. И уже оттуда признался: - Улик сказал, что завтра Айнар-Тунур посылает меня в Высокий Дворец. Чтобы я рассказал Аллите, что случилось. Я ходил во Дворец вместе с Уликом, но завтра беджей занят. Я передам рочьи, что ты освоился в ичир и ждёшь её прихода с нетерпением.
   От неожиданности Сэ'Туа едва не выдал себя. Имя Санели, всплывшее будто ниоткуда, почти сорвалось с языка. Он захлопнул рот и только через некоторое время произнёс спокойно:
   -Да, я с нетерпением жду рочьи. И буду теперь всегда заворачивать амулет в пояс.
  
   Уеро-Онага подозревал, что Улик специально послал его одного, отговорившись неотложными делами. Хотя подлинного обмана здесь не было, забот у беджея всегда хватало.
   Высокий Дворец было видно отовсюду, и лан шагал уверенно, почти не глядя по сторонам, в предвкушении от новой встречи с рочьи. Тёмное одеяние было наилучшим пропуском, стражники и не пытались остановить нагива (на самом деле перед ними был лан, но кто в этом разбирался). Наоборот, ему уступали дорогу и распахивали двери, как перед важным гостем.
   В комнате Аллиты лан сбросил балахон, развязал платок и наконец огляделся. Помещение было просторнее арачи и ничем не напоминало скромное полутёмное тьяли. Над местом для отдыха висел балдахин из зелёного шёлка. Когда-то рочьи сказала, что это в честь его глаз. Все светильники были потушены, но Уеро-Онага помнил, что ночью, в темноте, они дают целое море света.
   Аллита появилась внезапно, вышла из-за перегородки и застыла - спокойная и настороженная, как всегда.
   -Я вижу тебя, лея, - произнёс мужчина. Лан помнил: рочьи нравится, когда он говорит на звучном сади.
   Асабат не ответила, но молчание не смутило Уеро-Онагу. Он понимал Аллиту без всяких слов - думал, что понимает. С самого первого дня, когда, не колеблясь, бросился вслед за асабат, чтобы навсегда изменить собственную жизнь.
   Нарочито медленно он развязал пояс верхней юбки, уронил, ещё дольше распускал второй пояс, затем третий. Ткань постепенно опадала к ногам. Столь искусно разоблачаться умел только он - неизвестно лишь, кто научил. Развязав всё, лан переступил через ворох юбок, уверенно выпрямился, опустив руки. Он знал, что Аллита им любуется, и отметил краешком глаза, что рочьи вовсе не безразлично поглаживает отточенным ногтем металлическую пластинку на бедре.
   Можно было раздеться до конца, но рубашку Онага оставил, застыл в предвкушении. Аллите всегда нравилось снимать её самой.
   -Ты похудел. Нагив тебя не обижает? - Вопрос был задан на привычном тесс.
   "Не дотронулась", - отметил вскользь ревнивый ум мужчины.
   -Если бы Сэ'Туа был груб и заносчив, я получил бы право на него сердиться. И мне стало бы легче. А так... приходится сердиться только на себя.
   Аллита поджала губы. Она запретила лану обвинять себя: его вины здесь вовсе не существовало.
   Заметив знак неудовольствия, мужчина наклонил голову:
   -Нагив с нетерпением ожидает тебя... в ичир.
   Неопределенно хмыкнув, асабат уселась, скрестив длинные ноги, откинулась назад.
   -Та, Кто Всегда Ждёт, получила свою жертву от Тунур. Все братья были рядом с Ковечи, и твой нагив вёл себя достойно. - Лан не сомневался, что рочьи и без него знает, что произошло с Айнар, но обязан был произнести это вслух.
   Протянув руку, Аллита сдернула с перекладины чёрный шнурок, привычно завязала в петлю, накинула на запястье, затянула, закинула ещё один виток:
   -В Высоком Дворце живёт женщина, которую мой упрямый нагив до сих пор смеет называть своей женой под покровом Ваху.
   Уеро-Онага недоумённо уставился на асабат:
   -Значит, я правильно понял. Сэ'Туа осмелился перечить тебе из-за другой женщины. И в наказание ты его пытала.
   Взметнулись рыжие волосы, рука, обмотанная шнурком, ухватилась за перекладину. Впервые Аллита не сумела скрыть свой гнев перед мужчиной.
   -Возвращайся в ичир, Онага. Ты мне не нужен. - Зелёный огонь в глазах лана вспыхнул и погас, на высоких точёных скулах выступили пунцовые пятна. Торопливо нагнувшись, он подхватил светлые шаровары, брошенные поверх юбок. - И моё последнее слово: лан служит всему ичир, но тебе это не будет позволено. Пусть Надзиаруне хранит тебя. Если кто-нибудь в араче задерёт эти юбки, я сделаю тебя беджеем.
   Лицо лана сделалось мертвенно-серым.
   -Я слышал тебя, моя рочьи и госпожа, Аллита-Тунур.
   Покидая Высокий Дворец, он едва не заблудился в коридорах. Откровенная угроза рочьи потрясла Онагу, впервые Аллита заговорила с ним в подобном тоне.
   Свернув не в ту сторону, он вдруг очутился на территории дворцовых конюшен, выстроенных отдельным комплексом, и сначала растерялся: здесь толпилось чересчур много людей. Как раз выводили на прогулку лошадей, недавно доставленных из Орту, и все суетились вокруг удивительно красивых скакунов.
   Уеро-Онага всегда любил лошадей, но в Луру их не держали вовсе, и редкая возможность полюбоваться на изумительных степных красавцев оказалась чересчур соблазнительной.
   Чтобы его перестали замечать, лан подобрался со стороны колючих кустов и, прижавшись к обвитой плющом деревянной изгороди, затаился. Конюхи Владыки, все в ярких, разноцветных одеждах, выпустили в загон с уже вытоптанной молодой травой холёного жеребца, и лан глядел на него с детским восторгом, во все глаза, забыв ненадолго о собственных несчастьях.
   Когда жеребца увели, на его место вывели не менее эффектную, диковатую кобылку с заботливо переплетённой гривой. Она вся была вороной, без единого пятнышка, как самая непроглядная черная ночь. Обязанности конюха при ней исполнял высокий юноша в тёмно-зелёной одежде с красным поясом. Он успокаивал молодую лошадь, что-то тихо ей говорил, подсовывая лакомый кусочек. Прислушиваясь к льстивым речам, красавица стояла неподвижно, нехотя беря угощение, но явно могла ринуться с места и унестись прочь, как стрела, сорвавшаяся с тетивы. Правда, лететь было некуда.
   Уеро-Онага глядел и никак не мог наглядеться, пока вдруг не встретился взглядом с синими глазами. Лан едва не обознался, но, разумеется, конюх не был нагивом.
   Забыв о лошадях, Уеро-Онага решительно покинул своё убежище и через узкий проход выскочил на огороженную площадку для выгула. Каждый его шаг отдавался легким перезвоном.
   Конюх начал успокаивать занервничавшую лошадь, недовольно покосился на более чем странно одетого мужчину в странном бесформенном балахоне. О том, что это мужчина, можно было только догадываться.
   -Знает ли господин имя Сэ'Туа?
   Высокий юноша с необыкновенно серьёзным и строгим лицом изумлённо уставился на вопрошающего, даже немного приподнялся на носках. В узкой щели платка он различал только блеск глаз.
   -Кто ты такой?
   -Сначала ответь, господин, прошу тебя. - Из-под балахона доносился горячечный шёпот.
   -Да, я знаю это имя, - не очень твёрдо ответил Ван'Нур, который выполнял обязанности личного конюха Санели, то есть заботился о любимой лошади супруги Владетеля Тессал.
   -Ты похож на него.
   Ван'Нур не знал, что и думать, однако имя агуна не могло прозвучать случайно. Сердце забилось быстрее.
   Госпожа Санели выяснила, что в конце концов случилось с агуном, даже виделась с ним, только никакой пользы от их встречи не получилось. Она даже усомнилась, сохранил ли Сэт память, и не захотела много объяснять про асабат - испугалась, что юный газдак поступит безрассудно.
   -Я младший брат Сэ'Туа, - ещё менее уверенно произнёс ортусланин и невольно оглянулся.
   Странный незнакомец подался вперёд, из-под балахона раздался короткий смешок:
   -Я тоже его брат. Только старший.
   Газдак решил, что неправильно понял странное заявление.
   -Как я могу... увидеть Сэ'Туа? Что с ним? - Слова на чужом языке подбирались с трудом.
   Уеро-Онага отрицательно качнул головой, но, вопреки своему жесту, не попытался уйти.
   -Прости, господин. Мне не следовало с тобой заговаривать.
   -Сэ'Туа жив?
   -Да. Но это всё, что я могу тебе сказать, - запоздало опомнился лан.
   -Хотя бы несколько слов... - Ван'Нур схватил лана за плечо. Синие глаза умоляли.
   Синеглазый чужак явно не понимал, какой опасности себя подвергает. Уеро-Онага трудом удержался, не оттолкнул его.
   -Я не могу говорить. Но обещаю: я передам Сэ'Туа, что видел тебя.
   Газдак больше не оглядывался и думать забыл о Проверенных - соглядатаях Беджея. Отпустить этого человека просто так он не мог.
   -Во имя Белогривой матери! Ты назвал себя братом, так скажи хоть что-нибудь.
   Уеро-Онага опомнился настолько, что задумался о бегстве. Следовало немедленно покинуть это место, но что-то останавливало.
   -Через пять дней на шестой (Объяснить чужаку, какой праздник настанет в ичир на шестой день, было почти невозможно)... я приду на рынок, к Зелёным Воротам. Постараюсь прийти рано утром. И ты приходи к открытию. Найди заранее место, где можно говорить без чужих глаз. Там я смогу говорить о нагиве.
   Почти оттолкнув неизвестно откуда появившегося брата Сэ'Туа, лан зашагал прочь, вернее, почти побежал, приподнимая свои юбки. Колокольчики зазвенели все разом, как зучара в руке озоли, отплясывающей на сельском празднике.
  
   Коротко рассказав нагиву о чудесной встрече, Уеро-Онага потом упорно отводил взгляд и ни о чём не спрашивал, только вздыхал тайком.
   Ортусланин тоже молчал, невидимый в сумраке тьяли. Но через бездонную пропасть, отделившую агуна от всего, что было дорого сердцу, вдруг перекинулась тонкая нить, сияя манящим светом. Она тянулась прямо к свободе, которая заставляет бурлить кровь всех необузданных газдаков. Когда-то агун любил её так же безрассудно, как свою царственную возлюбленную Лиас. И ценил никак не меньше жизни. Правда, в Высоком Дворце случилась ещё одна встреча. Но образ Санели нагив буквально выжег из памяти, смертельно испугавшись, насколько сильно способен навредить юной женщине - ведь между ними встала асабат. И Владыка Тессал был не из тех, кто прислушивается к доводам разума или склонен к милосердию.
   Пять дней в ичир проводили очищение. Вымыли и вычистили буквально всё, даже камни в очаге. Та, Кто Всегда Ждёт, получила своё и теперь уходила от Тунур, уступая очередь сестре. По крайней мере, все на это надеялись и готовились отпраздновать день Прощения. В последний вечер все делали сладости и пекли пирожки с начинкой, чтобы утром разойтись с ритуальным угощением по другим ичир.
   Уеро-Онага разбудил нагива до рассвета, шепнул еле слышно:
   -Если сегодня ты уйдёшь из Луру - никто не заподозрит. Улику я что-нибудь объясню, он не станет тебя искать. Он сам собрался в ичир Ессел. Твой брат будет сегодня на рынке, возле Зелёных Ворот. Утром в Наде все идут на рынок, но расспрашивать нельзя, да с тобой и не захотят говорить. Так что постарайся найти дорогу сам.
   Беззвучно вскрикнув от возбуждения, Сэ'Туа снова застыл, раскрыв рот и судорожно дыша:
   -Что такое ты придумал, лан. Меня скоро хватятся. И если асабат никогда тебя не трогали, как ты хвастался, сразу узнаешь, что это такое. Одна радость, нас с тобой подвергнут наказанию на пару.
   Уеро-Онага успокаивающе похлопал нагива по щеке:
   -Только рочьи имеет право наказывать, а её как раз и нет в ичир.
   -Какая разница? Она сдерёт с нас кожу, когда вернётся.
   Лан как ни в чём не бывало вытаскивал из сундука одежду:
   -Если рочьи узнает, она может простить...
   Подобный вариант не укладывался в голове: Аллита ничего не прощала. Хотя нет, побег она простила.
   -Может, тебя она и простит.
   Лан фыркнул, словно нагив вдруг удачно пошутил:
   -Асабат никогда не причинит боль нагиву, от которого ждёт ребёнка. Это прогневает Четырёхрукую и может навлечь несчастье на дочь. Да и кто заметит твой уход? В ичир сегодня все разойдутся. Только побыстрее возвращайся.
   -Сумасшедший садис, - шепнул Сэ'Туа и дрожащими руками начал расправлять свёрнутую юбку с колокольчиками, которую дома не носили.
   -Может быть, - согласился лан, так и не произнёся вслух того, что мог бы ответить: "Ты сделал для меня несравнимо больше, позволив остаться в тьяли".
  
   На самом деле Сэ'Туа не нуждался в уговорах и объяснениях, он с первого слова знал, что воспользуется предложением, какими бы последствиями это не грозило. Старательно запомнив все указания насчёт дороги, он с помощью ери облачился в тяжёлый балахон и со всех ног заторопился к мостику, отделявшему квартал Луру от остального города. Навстречу не попалось ни одной асабат, и Сэ'Туа счёл это добрым знаком.
   На прощанье лан предупредил, чтобы нагив вёл себя в городе уверенно и никому не уступал дороги, если только не встретится с асабат. Тогда надо поприветствовать женщину как полагается - сойти с её пути, присесть и опустить голову. Асабат пройдёт мимо и ничего не спросит у чужого нагива.
   Сэ'Туа прилежно следовал всем советам лана и вышагивал так, словно ранняя прогулка была обычным и вполне законным делом.
   Зелёные Ворота оказались узким проездом между двух каменных домов мшистого грязно-зеленоватого цвета. Сразу за ними начинался городской рынок. Но даже в тесноте и давке торговых рядов дорога перед нагивом всегда оставалась свободной. Люди так опасались к нему прикоснуться, что несколько человек спрыгнули в канаву - городской ручей с отбросами. Сэ'Туа с невозмутимым видом прошёл мимо.
   Младший брат выпрыгнул навстречу, как и засады. Несколько мгновений братья глядели друг на друга, не в силах разорвать взгляды, слившиеся в единое целое. Рука нагива, поднявшись к лицу, дрогнула. В прорези платка Ван'Нур чётко различил глаза своего агуна - но что скрывалось дальше, за платком и чёрным балахоном? Сэ'Туа первым двинулся вперёд, высматривая место поукромнее. Обойдя агуна, Ван'Нур нырнул под навес, указал на низкий дверной проём, закрытый истрёпанным ковриком. С хозяином этой лавки он договорился заранее.
   Здесь было тесно, свет проникал только через щель у порога. Но главное - они были совсем одни.
   Сэ'Туа застыл, переводя дух, словно до этого не шёл, а бежал. С трудом справляясь с дрожью, он почти свалился на какой-то мешок у входа.
   -Сэт!
   Ван'Нур крепко обнял брата через балахон, тот напрягся, неловко отстранился. Затем, приподняв балахон, высвободил наконец руку и сдёрнул платок с лица. На безупречно-чистом лице с красивым ровным загаром (в отличие от других агунов Сэ'Туа не носил усов, демонстративно подражая садис) сверкнуло серебряное колечко.
   -Знак нагива. Я - мужчина асабат, - почти с вызовом произнёс Сэ'Туа в ответ на незаданный вопрос. - Как и тот, с кем ты встретился во Дворце.
   -Ладно. - Ван'Нур никак не мог наглядеться на своего агуна, пропустив его слова.
   Тот смотрел не менее жадно - перед ним был совсем взрослый газдак. Сильный, широкоплечий, уверенный в себе.
   -Как ты вырос, Бегущий Навстречу Ветра.
   Он сам выбирал имя для младшего брата, но, по обычаю, родовое имя становились подлинным, когда трижды произносилось на Праджаре, у свящённых костров.
   -Скажи... Гар'Тава повел газдаков через Ашмир?
   -Да. Всадники-воины Танцующих и Младшей Дилла уже скачут по земле Сади. Но газдаки Старшей Дилла не пошли за Гар'Тавой. Они не поверили, что ты предал свой народ. Ты вернёшься и расскажешь, что сделал Бурая Лиса.
   -Да. Гар'Тава продал меня Владыке Тессал. Продал за золотые кольца... - Признаваться в этом было так горько, что голос Сэ'Туа оборвался. - Дерево агунов на Праджаре никогда не зацветёт для него. Мне не следовало доверять... некоторым людям. Хотя это и не оправдывает меня.
   -Перед кем тебе надо оправдываться, агун?!
   -Я приехал в Наду за тобой, Высокий Орёл. И я укажу тебе верную дорогу домой, старший сын моей матери. Газдаки Старшей Дилла ждут тебя, ты нам нужен. Никто не заменит тебя, агун.
   Неужели он был таким же искренним и безрассудным мальчишкой, как младший брат? Глаза Сэ'Туа гордо блеснули, но только на миг. Или это почудилось. Сейчас, глядя на брата, он особенно ясно представлял свою участь.
   -Нет, в Орту я никогда не вернусь. Сэ'Туа больше не вспоминает Белогривую мать, которая несётся по земле и облакам, не зная усталости и сна. Сорванную траву бесполезно прикладывать к земле. Я стал тем, кого видят твои глаза.
   На Ван'Нура словно рухнуло небо.
   -А кем же ты стал, агун?
   -Не называй меня больше агуном, младший брат. Я стал нагивом, и асабат привязала меня к себе, и взнуздала надёжнее, чем наездник справляется с упрямым жеребцом. Такую узду не перерубить никаким ножом, пока я жив.
   -Но... госпожа Санели так не думает.
   На самом деле Ван'Нур не представлял, как думает садис - на эту тему она не откровенничала.
   -Так ты приехал в Тессал с госпожой Санели. - Голос Сэ'Туа всё-таки дрогнул. - Она не выживет за стенами Высокого Дворца. Нежному цветку никогда не победить холодный камень. Почему ей позволили вернуться?
   -А может, ты плохо знаешь женщину, которую назвал женой?
   Для Лиас его любимый брат никогда не находил доброго слова. Сэ'Туа запнулся с ответом.
   -Наверное ты прав, Бегущий Навстречу Ветра, я плохо знаю Санели. И... никогда не узнаю лучше, и ничем не сумею ей помочь. - Он снова сделал над собой усилие, чтобы говорить спокойно и твёрдо. - Зато я помню, как мать за руку привела тебя, сосунка-жеребёнка, к родовому костру. А ты вырвался и побежал вперёд. Жаль, что теперь не мне трижды произносить твоё имя на Праджаре. Кто-то другой сделает это. Но если мы встретились, выслушай, что я скажу. Я много думал... о давней вражде между Землёй Всадников и Сади. У меня было достаточно времени... чтобы обдумать всё, до конца. - В голосе агуна проскользнула горькая насмешка над собой, но взгляд остался угрюмым. - Вот моё слово: война с Сади не принесёт славы и добра детям Белогривой матери - ни сейчас, ни в будущем. И я уверен, что на стороне Сади их великие боги. Я понял это всем сердцем, как если бы увидел вещий сон. К несчастью, такая истина открылась мне только сейчас. Раньше я открыто насмехался над верой Сади.
   -Теперь ты поклоняешься Кровавому Солнцу?
   -Нагив никому не поклоняется, кроме асабат.
   -А разве это не предательство?
   Сэ'Туа дрогнул. Оглянулся, словно только сейчас вспомнил, где находится.
   -Прямо сейчас с нашей помощью Посвящённые избавляются от власти своего царя. И коварные тесс тем более нам не друзья. Они надеются поживиться добром с разорённой земли Сади, как прожорливые падальщики пируют на могильнике. Я знаю, что не всем газдакам придутся по сердцу мои слова, но что пользы себя обманывать. Победить Сади мы не в силах, и не можем воевать с ними без конца. Предательство - это посылать газдаков на погибель.
   Потрясённый страстной речью брата, Ван'Нур растерялся:
   -Никто из газдаков не станет меня слушать. А Гар'Тава рассмеётся...
   -Я не помню, кто такой Гар'Тава... Моё слово на тебе - Бегущий Навстречу Ветра. Тебе умилостивить Духов земли и воды. Поговори с агунами Синих Загонов. Они всегда готовы услышать голос истины.
   -Такие дела не для меня, а для тебя, агун. Я не сумею, - ударил себя в грудь Ван'Нур.
   -Сумеешь.
   Ван'Нур отчаянно кусал губы и даже не заметил, как рассёк ладонь лезвием метательного ножа, припрятанным в обмотке сапога. У него было шесть таких ножей, и телохранитель госпожи Санели учил ими пользоваться. Некоторые из ножей Сэ'Туа приметил, но промолчал.
   -А что мне сказать матери, Сэт? Она прогонит меня прочь от палатки, и станет ругать, и не даст молока из своих рук. Что я скажу газдакам? Не торопись с последним словом, брат. Дорога никогда не заканчивается.
   Нагив криво усмехнулся. Вэн настолько молод, что не понимает - даже надежда имеет предел.
   -На месте сорванной травы вырастает новая, а о старой надо забыть. Я стал другим. С меня срезали кожу, выпотрошили изнутри, а кожу натянули заново, на старые кости. От меня прежнего остались... только волосы и глаза, а внутри - всё другое, всё сгорело и обуглилось, и даже ничего не болит. Отпусти меня, так я и сам не захочу вернуться. Скажи тем, кто ехал следом за мною - и на восход, и на закат, - что я умер.
   Глаза Ван'Нура расширились. Он нерешительно, но всё-таки снова прикоснулся к брату. Тот отпрянул:
   -Больше так не делай так. Я не сумею солгать, если потом... о нашей встрече спросят. Хотя и так... ничто не уменьшит моей вины. - Нагив запнулся. - Передай супруге... Владыки Тессал, что она права. Человеку не под силу бороться с богами. Пусть Ваху-Хранительница никогда не отступается от Санели.
   -Почему ты не попросишь за свою женщину Белогривую мать?
   Сэ'Туа встал:
   -Мне пора. - Он снова запнулся, затем всё-таки спросил: - Что тебе известно о Лиас?
   Младший брат едва не закричал от возмущения: эту женщину он считал главной виновницей всех бед и ненавидел всем сердцем:
   -Я ничего не знаю о ней.
   -Что ж, это лучше, чем плохая весть.
   Взгляд Ван'Нура сделался злым. Он тоже вскочил:
   -Сын Солнца уплыл за Радужное море. Говорят, что в Сади царствует Первый военачальник.
   -Аникея? И это к лучшему. Ведь он - твой ашааль. Брат... которого сажают у костра. Только не назови его так при встрече, садис тебя не поймёт. А может и поймёт, Аникея... умеет слушать и понимать. - Нагив подвернул концы платка, заправил их за головной ремень. - Желаю тебе доброй охоты, газдак, и высокой травы для твоего табуна. Пусть твои стрелы поют, а твой конь никогда не споткнётся.
   Последние слова звучали как прощание уходящего в Верхний мир, где трава никогда не увядает.
   На обратном пути Сэ'Туа бежал, вовсе не обращая внимания на непрерывный мелодичный перезвон колокольчиков. Его подгоняло возбуждение. Аллиту-Тунур, словно поджидавшую его на мостике, он увидел поздно. Оставалось надеяться на чудо.
   Нагив присел так стремительно, что тяжёлая одежда всколыхнулась вокруг - но всё-таки недостаточно быстро. Асабат приметила ни с чем не сравнимый синий цвет глаз, решительно нагнулась, заглянула за край платка.
   "Шалия её забери, ну почему она вернулась именно сегодня?!"
   И почему он вспомнил имя богини ужаса, которое в жизни не вспоминал? Вообразив, что рочьи накажет его прямо здесь, Сэ'Туа привстал. Стоило, наверное, рискнуть и принять предложение брата о бегстве. По крайней мере, провёл бы целый день на свободе. А так...
   -Идём.
   По голосу асабат ничего нельзя было заподозрить, как обычно. Старательно заправив упавший конец платка, но вовсе не пытаясь медлить, нагив заторопился - не отставая, след в след.
   Перед тем как войти в арачу, он передал ери пустую сумку, снял балахон и ненавистную верхнюю юбку, повесил на перекладину. Уеро-Онаги нигде не было видно, а занавеска тьяли была опущена до конца. Необычно для дневного времени.
   Скинув куртку и развязав тугие ремни под грудью, Аллита обнялась с Айнар и Ткалев. Сёстры уселись на лучшие места возле очага, где на угольях томилась в закрытых горшочках праздничная еда. Ери заторопились прочь - они всегда предчувствовали собиравшуюся бурю. Вместо них в араче появился беджей.
   С непроницаемым лицом Улик стал прислуживать асабат. Обычно эта честь принадлежала нагивам, но Сэ'Туа просто сидел напротив рочьи и перебирал бахрому на поясе юбки, не смея поменять неудобную позу.
   Съев целую чашку приготовленного по случаю праздника мяса, Аллита облизала пальцы, поблагодарила Улика и протянула ему новый костяной гребень для волос. Асабат никогда не возвращались в ичир без подарков.
   -Как хорошо ты сегодня ешь, сестра по ичир, - лукаво подмигнула Ткалев-Тунур. - Хочешь, чтобы милость Надзиаруне досталась одной тебе?
   С довольным видом Аллита похлопала себя по животу:
   -Если Четырёхрукая пожелает пролить милость на ичир, её достанет на всех. - Она вдруг резко повернулась в сторону нагива. - Куда же ты уходил, Сэ'Туа?
   -Я встретился с младшим братом, Аллита. Я не спрашивал ничьего позволения, потому что мне бы запретили встречаться... и разговаривать с ним. Я провинился перед тобой ради того, чтобы всадник моей крови спокойно уехал из Нады. Чтобы не оставался здесь из-за меня.
   Сэ'Туа полагал, что рочьи не нравится, когда выказывают страх и молят о прощении. Впрочем, насчёт асабат он до сих пор ни в чём не был уверен.
   -А твой брат хотел, чтобы ты уехал с ним?
   -Да, Аллита. Но я ответил, что такие слова для меня пустой звук.
   -Ты забыл назвать того, кто устроил вашу встречу.
   -Лан виноват только в том, что добр ко мне и хотел порадовать меня. - Не следовало так отвечать: асабат сама знает, чья вина.
   -Или пожелал, чтобы ты вовсе исчез из ичир. - Асабат прищёлкнула пальцами.
   Нагив едва не возразил, но вовремя прикусил язык, боясь сделать словами только хуже.
   Айнар издала непонятный звук, и нагив не сразу догадался, что асабат смеётся - странно было услышать смех этой женщины. Сэ'Туа отвернулся и только сейчас заметил Уеро-Онагу, появившегося из тьяли. Палец Аллиты уверенно указал в его сторону:
   -Разве я не права, лан?
   С ужасом уставившись на рочьи, Уеро-Онага словно прирос к месту:
   -Да. Я хотел, чтобы Сэ'Туа ушёл. Я молился об этом... - Он сглотнул, не смея произнести вслух имена богов, которых до сих пор вспоминал. - Я стремился помочь - но не нагиву, а только себе.
   Аллита-Тунур резко поднялась с пола, сразу выпрямилась, провела ладонью по бедру. От неожиданности Сэ'Туа не сразу понял, что ему велят идти в тьяли: была середина дня, а не предназначенный для отдыха вечер. Но рочьи не отвечают "нет".
   Куда делся лан, он не заметил, а спросить прямо не посмел - только понадеялся, что наказание будет нестрогим. Кажется, Аллита собиралась быть снисходительной. В самооговор Уеро-Онаги он не поверил - пусть тот и сказал чистую правду. Это была та часть правды, которую Аллите почему-то захотелось услышать. Его удивило бы, если бы Онага не имел тайных желаний. Постыдных и недостойных - но естественных и понятных.
  
   Когда Сэ'Туа снова вышел из тьяли, все нагивы уже собрались в араче и тихо сидели у очага, в один ряд.
   Улик покачал головой:
   -Всё изменилось в ичир с тех пор, как Уеро-Онага стал ланом. Что ж... все сёстры ушли и забрали с собой Нилу.
   Ещё ничего толком не поняв и жалея, что не успел проститься с малышкой, Сэ'Туа поискал глазами лана.
   -Он во дворе. - Беджей помолчал и, отведя странный взгляд в сторону, нехотя добавил: - Всегда нехорошо оставлять лана в тьяли. Всегда плохо кончается.
   Сэ'Туа ошибся в асабат. С ланом поступили немыслимо жестоко, особенно по меркам ичир. Его бросили в гнилую яму на дальнем дворе, куда ери выкидывали отходы. Там можно было захлебнуться в нечистотах.
   Нагив приказал двум ери спуститься в грязную, вонючую дыру и вытащить лана наверх. До поздней ночи ери грели воду и мыли Онагу. Только после этого беджей позволил наказанному лану переступить порог арачи.
   Не поднимая головы, Уеро-Онага приблизился к нагиву, опустился на колени, согнул спину. Он был в одной тонкой рубашке, с непокрытой головой, влажные волосы завязаны в узел. На мёртвенно-серых губах застыло жуткое подобие улыбки.
   -Младший брат, я думал против тебя. Моя кровь восстала против твоей крови, пусть она прольётся ради тебя и от твоей руки. Моя плоть виновата против твоей плоти. Помоги мне очиститься, освободи от неё.
   Чувствуя на себе взгляды всех нагивов, Сэ'Туа обернулся, вопросительно посмотрел на беджея. Всех обычаев ичир он не знал до сих пор, а некоторые и не желал узнавать.
   Однажды - если только всё не приснилось в прошлой жизни - пленного агуна заставили сражаться на арене. Мерзость и безумие. Истинное безумие - поскольку их всех сначала опоили настойкой, которую бог Антазей готовил для Декиора по наущению своей сестры Гембы (Во всяком случае, так надсмотрщики объясняли происхождение того жуткого пойла). Среди убитых на радость чужого бога были газдаки. Тогда Сэ'Туа поклялся, что ничто не заставит его творить зло и жестокость ради исполнения чуждых обычаев. То, на что намекали слова Онаги, как раз и было мерзким чужим обычаем асабат.
   Улик бесстрастно разгребал уголья в очаге, отказывая в помощи и совете.
   -Нож оставлен под платком, - произнёс Яджек, самый юный из нагивов, едва ли не ровесник Ван'Нура.
   Где-то под сердцем кольнуло.
   -Ты вправе всё простить, брат по ичир, - тихо возразил Ковечи.
   Беджей наконец скрестил руки на груди:
   -Брат наш по ичир, понял ли ты, что сегодня рочьи отдала тебе власть над ланом?
   Сэ'Туа медлил до тех пор, пока напряжение в араче не сделалось невыносимым, даже воздух загустел, и им стало трудно дышать. Ни на кого не глядя, нагив встал:
   -Пора спать. Иди в тьяли, лан.
   Таких слов никто не ожидал. Уеро-Онага дрогнул, выпрямился, заглянул в синие глаза нагива и чуть ли не бегом понёсся через всю арачу, торопясь скрыться в том убежище, которое дарит тёмный тьяли.
   Последовать его примеру Сэ'Туа не мог - надо было, пусть и немногословно, проститься с братьями. На всех лицах читалось откровенное облегчение - нагивы готовились к самому ужасному. Улик грустно покачал головой:
   -До возвращения рочьи тебе нельзя поднимать занавеску тьяли и выходить в арачу.
   Сэ'Туа ничем не выдал себя:
   -Пусть Надзиаруне сделает её возвращение скорым.
   Прямо за занавеской сидел Уеро-Онага, обхватив себя руками за колени. Он резко отодвинулся, почти отпрянул прочь от вошедшего нагива.
   -Я противен тебе. Я противен себе. Даже ери отворачиваются от меня.
   На самом деле лан был вымыт до немыслимой степени чистоты. От него пахло свежим молоком и душистой травой. "Будто новорожденный жеребёнок, облизанный матерью". Подумав так, Сэ'Туа невольно улыбнулся.
   -Вовсе нет.
   -Скажи, и я уйду.
   -Послушай, в твоих мыслях не было... неправильного. На твоём месте и я бы не любил... меня. И Аллита прекрасно знала твои мысли. Расстилай постель и ложись. Я на самом деле не хочу спать.
   Он мог бы добавить, что ничего ужасного на самом деле не случилось, просто неприятность. Несчастье было у Ковечи.
   Лан словно не расслышал или не понял, изо всех сил обнимая себя, чтобы унять дрожь. Сэ'Туа занялся одеялами и подушками, потом отвёл Онагу к его месту, заставил прилечь.
   -Дай, я развяжу твои волосы... Иначе они не высохнут.
   Он повернул лицо лана. Нагив редко прикасался к Уеро-Онаге, даже случайно. А сейчас задержал пальцы, словно в них было нечто хрупкое и драгоценное. Именно таким и было это лицо. Бездонные изумруды глаз. Когда-то он знал вкус этих губ... Она научила его целоваться по-настоящему.
   Сэ'Туа разорвал контакт, убрал руки подальше от соблазна, но лан что-то почувствовал, напрягся. Нагив скользнул к другой стене тьяли, потушил светильник, забрался под одеяло.
   Сэ'Туа подумалось, что асабат, пожалуй, знала наперёд, как именно он поступит, и если бы хотела другого, то расправилась бы с провинившимся ланом сама, без его помощи.
   ...Аллита сразу обнаружила белый амулет в его поясе, несколько раз подкинула камешек на ладони, полюбовалась находкой, затем уронила на живот. Вдруг мелькнуло сомнение: неужели там действительно растёт новая маленькая жизнь. Он невольно потянулся туда рукой, погладил.
   -Запомни, нагив. Я исполню любое твоё желание, если родится дочь.
   Обещание прозвучало как угроза, и Сэ'Туа не переспросил, что она говорила другому нагиву, когда тот точно так же гладил её живот.
   От воспоминания о сегодняшней близости с рочьи мышцы вновь свело болезненной, почти невыносимой, судорогой. Несколько раз перевернувшись в постели, но так и не найдя места, нагив снова сел, всмотрелся в серую темноту. Лан молчал, свернувшись на своей подстилке.
   -Ты был нагивом и лежал на моём месте. Что рочьи обещала тебе?
   Он подумал, что Уеро-Онага не ответит, и начал засыпать, когда всё-таки расслышал сдавленный голос:
   -Аллита говорила, что если не будет дочерей, я вернусь в Сади. У меня там осталась сестра. Сегодня я напомнил её обещание.
  

ГЛАВА 10

Лабиринты Высокого Дворца

  
   Онара Мерсале Рэй был на целую голову ниже племянника. Когда-то и он мог похвастаться соразмерным сложением и тонкой, почти девичьей талией, но давно сделался грузен и толст. Зато его голову теперь украшала роскошная остроконечная хасма, в локоть высотой, разукрашенная гирляндами переливающихся бус, способных ослепить всякого, кто осмелился бы взглянуть на столь явный символ могущества и власти.
   Главной обязанностью великого Беджея было сохранение покоя и порядка в Благословенном Саду Наслаждений - женской части Высокого Дворца. На первый взгляд такое занятие представлялось необременительным, но это только казалось. Ибо отсюда начинался мир и порядок всего Тессал - или напротив, беспорядок и волнения.
   Сейчас Мерсале Рэй совершал непростительную, серьезную ошибку, и долгом Беджея было предупредить молодого Владыку.
   Недопустимо бесстыдная садис околдовала его запретными женскими чарами. Иначе чем объяснить столь немыслимую вещь, что Гаю забыл всех красавиц и не зовёт к себе. А бесстыдная девчонка - страшно выговорить! - оставила супруга, а затем вернулась как ни в чём не бывало, как с прогулки в саду. И вдобавок привезла своих подозрительных слуг. И небывалое: эта женщина отказывает Владыке в его правах. Беджей только недавно об этом узнал. А теперь заявила, что и вовсе не желает видеть господина. И при этом её будущий сын заранее объявлен огжеем.
   Безусловно, Владыка Тессал молод и здоров, его плечи налиты силой, а руки выкованы из бронзы, он проживёт долгие годы, и за это время многое может измениться. Но нельзя нарушать закон и лишать трон опоры, без который может рухнуть и сам Высокий Дворец. Опоры в виде преданности кланов, которая в значительной степени гарантирована их дочерьми. Ласковыми и всегда желанными подругами, предназначенными служить своему господину. Всё это Беджей заявил почти прямо, ничего не смягчая, отбросив долгие извилистые изречения и бесконечные разглагольствования о долге. Онара тоже был из великого клана Мерсале Рэй, в нём текла благородная кровь.
   Гаю засмеялся, не дослушав. От смеха Владыки давно разучившийся бояться Онара поёжился, по его спине пронёсся непривычный холодок.
   Лучше бы он не был прав. Но повелителя ослепили в Сади, и в тёмном безумии Гаю не прислушается к ясным доводам рассудка. Беджей согнул свою не очень-то привычную к подобным упражнениям голову. Хасма чуть не свалилась, и рубин на острие головного убора возмущённо покачнулся.
   Беджей имел право говорить откровенно, но права спорить с Владыкой он не имел, и не забывал об этом. Стоя у окна, насупившись и упрямо хмурясь, он следил, как Владыка Тессал ходит кругами по арефе - ступает уверенно и предельно осторожно, скользя по узорной линии мозаичного пола, словно горный лала, пробирающийся по нависшему над пропастью ледяному карнизу.
   Полуприкрыв выцветшие от времени, хотя и не сделавшиеся от того менее зоркими, глаза, Онара Мерсале терпеливо наблюдал за царственным племянником и господином, которому служил так же преданно, как совсем недавно другому господину и царственному брату. Наконец взгляд немолодого Беджея смягчился:
   -Невольник, которого ты мне подарил, более чем образован и удивительно приятно говорит на нашем языке. Но главное достоинство: он ни с кем не связан ни в Высоком Дворце, ни в кланах. Он чужой для всех, а значит, будет обязан только мне. Славный мальчик и удивительно чистый. Разумеется, он не разбирается в твоих интересах, но я позабочусь и сам обучу его, с самого начала. Он на самом деле может подойти.
   Гаю закончил ходить, присел, откинув назад полы халата, тоже усмехнулся:
   -Рад хоть в чём-то угодить тебе, дядя. Я и не сомневался, что он тебе понравится. Но будь осторожнее: бау не так прост. У него острые зубы и чужая горячая кровь.
   Беджей многозначительно посмотрел на Владыку и снова упрямо вернулся к теме, которая явно была неприятна его повелителю.
   -Один слуга... твоей несравненной супруги, её конюх, - он, скорее всего, чистокровный ортусланин. Хотя и приехал с госпожой из Сади.
   -Что из того? - вновь ощетинился Гаю. - В Сади полно охосов ото всюду, ты и не слышал о таких местах.
   -Только он не охос, - более чем резко отозвался Беджей. - И похож на золотоволосого пленника, которого привезли из Ашмира. Необыкновенно похож, я рассматривал его вблизи.
   Неуловимо стремительным движением (Гаю воображал, что подобен асабат) Владыка Тессал выхватил кинжал и снова молниеносно убрал лезвие. С некоторых пор он тренировался непрерывно, и кинжал сделался продолжением ладони.
   -Возьми его и допроси.
   -Супруга моего Владыки, затмевающая все звезды и обе луны на небе, будет недовольна.
   -Ты слышал мой приказ, дядя, - прошипел Гаю.
   На этот раз кинжал появился и исчез так внезапно, что Онара не успел его заметить. Беджею хотелось сказать, что допросить следовало бы саму госпожу, но это и впрямь его не касалось. Пока. Кроме того, Беджею не нравился личный телохранитель этой садис.
   Этот бау носил оружие и одевался по-своему, не признавая дворцовых одежд. Кроме того, все бау все подозрительно похожи друг на друга. Например, угрюмый охранник походил на улыбчивого мальчика, о котором только что шёл разговор. И что отвратительней всего, телохранитель находился в Розовых покоях постоянно, даже оставался наедине с госпожой, хотя был мужчиной. И с этим Беджей ничего не мог поделать. Госпожа Санели предупредила о своих слугах Владыку - и получила согласие. Не мог же Мерсале Рэй нарушить данное слово, а потому и слышать не желал о подозрительном телохранителе.
  

* * *

  
   Никуда не торопясь, Онара терпеливо ждал, сидя на деревянной скамеечке и сложив ладони под выпирающим животом.
   Окунувшись в овальной чаше для купанья, вырезанной из голубого мрамора, Даир выпрямился в полный рост. Он стоял, и жемчужные капельки воды сияли, переливаясь на его атласной коже. Затем бау переступил на траву, обернул вокруг себя заранее приготовленный прямоугольный кусок тонкого полотна, аккуратно закрепил верхний уголок над грудью, опустил вдоль тела руки, закованные в широкие серебряные браслеты, и замер. Он не представлял, для чего снова понадобился всемогущему евнуху.
   -Мне сказали, что Владыка наказывал тебя собственноручно. Невиданная честь для охоса. Расскажи, в чём ты посмел противиться господину?
   Лицо охоса осталось бесстрастным, что свидетельствовало о превосходном воспитании.
   -Я не противился желаниям господина моего Владыки Тессал. Но господин сам не пожелал... меня.
   -Не понимаю. - Беджей нахмурился: он не любил загадок. - Тогда за что он решил тебя возвысить?
   Даир вовсе не считал наградой то, что ему предназначалось, но благоразумно хранил мнение, отличное от мнения Беджея, при себе. Подумал печально и привычно для бау: "Всё в руке Шалии", а вслух произнёс:
   -Мне это неведомо, господин мой Беджей.
   Тесс снова поморщился. Он не думал, что охос лукавит, но запомнил на будущее обязательно всё выяснить.
   -Асабат осмотрела тебя?
   -Госпожа асабат сказала, что надо дождаться осени.
   Беджей кивнул:
   -Самое наилучшее время. И у меня нет особой причины спешить. Идём-ка со мною, охос. Ты почитаешь, а то у меня болят глаза в сумерках.
   Даир помог господину встать с низкой скамейки, поддержал на витой лесенке. Спальня Беджея балконом нависала над маленьким цветущим садом-купальней. Оттуда взгляду открывалась только живая зелёная изгородь, голубая вода и синее небо над головой.
   Нового охоса пригласили наверх впервые, и он с любопытством огляделся. Роскошное помещение могло бы соперничать с покоями любимых жён Владыки. Великолепные ткани, затейливые безделушки, инкрустированная мебель. А, кроме того, здесь висело оружие, отделанное не менее богато и пышно, чем бесценная хасма. Оружие делали и по личному заказу Беджея и подносили в дар многочисленные друзья, ищущие покровительства столь высокопоставленного родича Владыки.
   Принц Яра понимал ценность такой коллекции, но до обидного мало разбирался в подлинных достоинствах этих мечей, ножей с насечками, боевых топоров, гранёных айнов и кинжалов с рисунками на лезвиях. Прямо над постелью симметрично висели два лука, отделанных костью и серебром, чересчур дорогие - явно не для рук газдаков.
   Охос помог господину снять тяжёлый верхний халат и прилечь на низкое круглое ложе, придвинул мягкие подушки, затем подал чашку сладкого сеха.
   Из стопки посеров Онара отобрал тот, который начал читать вчера, протянул бау. Опираясь на локоть, повернулся на бок, готовясь внимательно слушать, однако почти сразу перебил:
   -Ты молод, бау. Я догадываюсь о твоих переживаниях... Чтобы уменьшить твою печаль, я послал тебе юную девушку, нежную и сладкую, как молоко на губах. Я сам отобрал её для тебя. Она бы утешила тебя, пока тебе это необходимо... Почему ты отказался, желтоглазый? Чем она не угодила? Это её вина, или у тебя есть скрытый недостаток, и ты не имеешь силы брать?
   Даир застенчиво и виновато улыбнулся, прикоснувшись кончиками пальцев к губам:
   -Прости меня, господин. Я не думал, что обязан с ней соединиться.
   -Ты не ответил, - жёстко перебил Беджей.
   -Я не смог... переступить запрет Зураим, господин.
   Бау покривил душой, вернее, солгал. Все принцы Яра отвергали главное и очевидное: запрет не касался охосов.
   -Что-то я слышал о Зураим. Давно. Не помню...
   Даир очень постарался, чтобы улыбка осталась невинной:
   -Простите, господин. Я не вправе хранить чистоту Зураим, если такова ваша воля. Я уверен, что сумею... Господин, я не понимаю, что говорю.
   Засопев, Онара пошевелился - сразу всем грузным телом:
   -Не говори со мной загадками, охос. Что за запрет? Объясни, только покороче.
   -Да, господин. Зураим открывает навстречу друг друга тела и души, не позволяя их разъединять. Соблюдающий запрет отдаёт своё тело единственно тому, кому отдает душу - или наоборот. Но если душе приходится следовать за телом, это... не совсем правильно, хотя и в этом случае чистота Зураим соблюдена. Шалия дозволяет одну связь между двумя людьми, один единственный союз двух тел, всё иное - оскорбление богини и осквернение чистоты её священного огня, божественного дара смертным. Нарушивший запрет не получит прощения, он изгоняется навечно. Его душа обрекается на вечное и одинокое скитание во тьме.
   В глазах Онара загорелся огонёк понимания. Он выпил любимый сех, и бау снова наполнил чашку.
   -Значит, ты с кем-то связан, кому-то отдал свою душу и тело?
   Улыбка охоса была обманчиво-беззаботной.
   -Да. По воле моего прежнего хозяина я соединился с женщиной-садис. И Шалия зажгла священный огонь. Вот и вся моя история, господин. Так случилось.
   -Кем была та женщина?
   -Вряд ли я когда-нибудь узнаю её подлинное имя, господин.
   Беджей повертел опустевшую чашку, разглядывая узор и что-то вспоминая:
   -Я слышал похожую историю. У меня нет причины сомневаться в твоих словах.
   Заметив новый знак господина, охос свернул посер и взял с подставки выточенный из красного дерева бриан, пристроил инструмент около себя, начал умело перебирать натянутые струны.
   Онара вытянулся среди подушек, с удовольствием вглядываясь в одухотворённое лицо юного бау. Беджей мог подолгу любоваться теми, кто был привлекателен лицом и телом, с удовольствием наслаждался их обществом, даже если эти избранники и не имели никаких других достоинств.
   Однако в изысканном до совершенства невольнике было нечто особое, а не только приятная глазу внешность. Бау казался загадочным, хотя Беджей допускал, что мог и ошибаться. И вся тайна охоса заключалась в непривычном разрезе его бездонных топазовых глаз.
   В спальне появилась служанка. По обычаю, её лицо было прикрыто, зато из распахнутой кружевной жилетки выскальзывала небольшая полная грудь цвета топлёного молока.
   Девушка уселась на пятки, коснулась ладонями колен Даира. Звук бриана дрогнул и постепенно замолк. Юноша искоса глянул на господина и, осторожно отодвинув инструмент, лёг навзничь. Мягкие, удивительно тёплые губы коснулись его бедра, побежали вверх. Он чувствовал прикосновение языка, лёгкое покусывание. Прищурившись, Беджей наблюдал то, что видел в своей жизни бессчётное количество раз. Скоро возбуждение бау сделалось очевидным. Тугая плоть бау пульсировала и билась, как стремительная рыба, поднимающаяся в горном потоке. Онара облизал остатки сеха на губах, положил руку на округлое плечо маленькой наложницы, отстранил её и сам с неожиданным удовольствием продолжил то, чего не делал много лет.
   Беджей давно привык, что самые заносчивые и самоуверенные охосы обмирают и лежат недвижимо, не дыша - и на миг не забывая, кто к ним прикасается. Этот бау словно надышался возбуждающих смол, хотя такого не могло быть. Напор не ослаб, и охоса приходилось удерживать силой, всерьёз, а подобного Онара не мог припомнить. Круто выгнувшись навстречу рукам Беджея, он рвался навстречу и, одновременно, сам удерживал, почти причиняя боль. И наконец, застонав, излился, щедро наполняя рот господина соком своего цветущего тела, напомнившим поначалу свежий мёд.
   -Ох! - Довольный (он испытал не просто удовольствие, а освобождение) Беджей нехотя отпустил горячего невольника, облизал губы, улыбнулся, даже прикрыл глаза. - Какой ты сладкий, бау.
   Даир ответил пустым взглядом, он ещё не пришёл в себя.
   -До чего же я хочу спать, - уплывая в сон, пробормотал Онара. - Но ты не уходи, ляг здесь...
  

* * *

  
   Через главную дверную арку, увитую гирляндами весенних цветов, в арефу влетели акробаты, разбежались по всему залу. Как истинный ценитель Беджей немного полюбовался гибкими телами, покачивая в такт хасмой, затем, измученный жаждой, подал знак.
   К нему сразу устремился немой прислужник арефы, неся наполненный охлаждённым напитком кубок. Беджей выпил до дна, с явным наслаждением расстегнул широкий пояс. От жары всё тело казалось влажным, не спасали даже непрерывно колышущиеся опахала.
   Глядя на тёмное надменное лицо Гаю, казалось, что Владыка Тессал вовсе не чувствует необычной для Нады влажной духоты. От напитка он сердито отказался, внимательно посмотрел на измученного дядю, но не сжалился и не позволил ему уйти.
   Онара Мерсале Рэй не был Предводителем клана или Прорицателем, он не был даже воином, но к его советам в военной области Гаю прислушивался охотней, чем к мнению заносчивых и чересчур самостоятельных Предводителей, вечно соперничающих между собой из-за старых обид и забытых всеми споров.
   Кротко вздохнув - мысль о купании в прохладном бассейне осталась недостижимой мечтой, - Онара заговорил, словно стараясь умиротворить молодого Владыку:
   -Мне рассказывали, как газдаки ползали по тропам Ашмира. Их бедные лошади спотыкались и летели в пропасть, а воины просто ложились на тропу и не могли встать. Равнинным трудно забираться на высоту. Выше нашего города только вершины, покрытые снегом. Здесь летают птицы с сильными широкими крыльями.
   -Так считается, но!... - Гаю резко повысил голос, распаляя себя: - Сын Солнца доказал, на что они способны. Тогда я впервые увидел царя Сади, стоя на Одинокой башне рядом с отцом. И великий Анита приказал открыть Высокий Дворец - чтобы садис не надумали сами проломить стены. Мы оказали гостеприимство врагам, явившимся с оружием. И тебе известно, Онара, что советуют мне те, кто уверен - в их селения никто не доберётся. Эти советники на самом деле желают моего позора и унижения. Унижения Мерсале Рэй!
   И снова Онара кротко вздохнул. Ему хотелось ответить, начав со слова "мальчик", но, разумеется, он заговорил с подобающей почтительностью, хотя и сидел напротив Владыки Тессал в свободной позе, подвернув под себя ногу и откинувшись набок:
   -Господин мой и Владыка, кочевники Орту вовсе нам не друзья. Но и не враги. Собственно, им нет до нас дела. Однако, пропустив воинов Гар'Тавы через перевал, мы открыто назвались врагами Сади.
   -Что с того? Долины Сади охвачены войной, беглецы из сожжённых селений заполонили там все дороги. Крепости по Барингаме пока стоят, но Первый военачальник удерживает их с трудом. И в такое время Сын Солнца покинул царство, уплыл за море и не вернётся, наверное. Так все говорят.
   Беджей вздохнул так, словно не поверил ужасной картине, которую нарисовал Владыка.
   -Царю Сади не сидится спокойно в Золотой столице, хочется утомить свои молодые ноги. Может, где-то он их и переломит. Однако наша забота не в нём, не только в нём. Соан - только один из тех, кто получил знаки Огненного бога. Но если завтра на Золотом троне появится новый Сын Солнца со знаками Власти и Права - он снова, с самого начала, станет нашим врагом.
   -Никак ты вздумал меня напугать, Беджей? У Соана нет наследника, а его Посвящённые сами, как неверные голодные псы, ищут моего покровительства.
   -Посвящённые? - Беджей пожевал губу. - Владыка, прости старика за откровенность, но твоё пылкое сердце принимает желаемое за свершённое. Чересчур поздно я узнал, насколько сильно ты доверился этим собакам. На самом деле все Посвящённые - истинные садис, как и тот, кто называется Сыном Солнца. Они все там грызутся между собой только от охоты первенствовать в служении своему главному богу. Жрецы Солнца любят чужаков только ради их крови. Они зубами вырывали бы наши сердца, чтобы порадовать кровавого бога.
   -Да я никогда и не обманывался на их счёт, Онар. И знаешь, нечто похожее мне говорила Санели.
   Сравнение не понравилось Беджею, но он не подал вида.
   -Тем не менее Предводители подталкивают тебя присоединиться к войне в Сади. Некоторые из них готовы сделать это и сами - без твоего согласия. Зачем ты медлишь?
   Один акробат едва не сорвался, исполняя невероятный переворот, кто-то в арефе вскрикнул. Гаю вскинул руку, махнул платком.
   -Тебе всё известно, Беджей. Зачем спрашивать?
   -Владыка, ты сделал то, что сделал. Поздно отступать. Будет гораздо хуже, если кланы решатся начать без твоего согласия.
   -Не посмеют.
   Беджей украдкой полюбовался на вспыхнувшее от гнева лицо племянника:
   -Твой отец никогда не был в этом уверен. Иначе бы Аната... - С виноватым видом Онара сжал унизанные перстнями пальцы, прижал к груди. - Владыка, ты засунул горящую ветку в гнездо диких пчёл. Они теперь никогда не успокоятся.
   Не отрываясь, Гаю следил за стремительными, отчаянными прыжками, словно всё остальное перестало его интересовать.
   Если бы всё обстояло именно так. Но Гаю учили разбираться в хитросплетениях клановых интересов, и настойчивые предостережения дяди были предельно ясны. Но как поступить, если та, чьи глаза сияют звёздным светом, предупредила, что он, её муж под покровом Ваху, станет её смертельным врагом. Если прольёт кровь садис.
   Повторять такие угрозы Владыка не мог. А хотя бы и сказал - разве Беджей способен понять? Гаю и сам себя не понимал.
   Акробаты взлетали наверх и снова падали, переворачиваясь в воздухе, не выказывая утомления, вернее, не смея без позволения остановиться - ведь они развлекали самого Владыку. Наконец Гаю принял решение, на жёстких губах промелькнула торжествующая усмешка. Он встал так резко, что испуганные невольники отпрянули в разные стороны.
   -Прошло время бесполезных сомнений. Настало время стрел и мечей. Пусть женщины закроются покрывалами и молчат. Я сам поведу воинов на равнину, чтобы отомстить за старые обиды Тессал. Сегодня же отправь гонцов в кланы, чтобы Предводители отобрали для похода лучших воинов. Но... присоединяться к всадникам Гар'Тавы я не стану. Позднее, если понадобится, я призову газдаков, но сейчас пусть они грабят и жгут виллы и поместья, вытаптывают засеянные поля и отвлекают Ахона. Я поведу воинов-тесс прямо на столицу. Сейчас Верховный отчаянно нуждается во мне, и я приму его дерзкий и опасный план. Но это станет только моим триумфом. Позднее мы разберёмся и с Верховным жрецом, а пока... воспользуемся помощью ядовитой змеи. Так садис сами зовут этого Посвящённого Солнцу.
   Мускулистая рука Владыки привычно выдернула кинжал, с силой вонзила лезвие в бесценное шёлковое покрывало рядом с коленом Беджея.
   -На священных плитах владения Вокры клянусь, что въеду в лабиринт Гембы верхом на своём коне и потребую благословения их богини по праву победителя.
   Мужчины-тесс клялись только в исключительных случаях, поскольку нарушение клятвенного обета - несмываемый позор для горца. Но сейчас Гаю Мерсале Рэй был великолепен, поэтому Беджей глядел на разгорячившегося племянника одобрительно и почти не заметил неуместной клятвы. Хотя произносить её не следовало: один раз подобные слова уже поймали Владыку Тессал в ловушку.
   -Ни одна женщина не стоит заботы дольше одной ночи, но пусть твоя Санели станет исключением. Возьми её с собой, мой Владыка. Эта женщина увидит подлинного повелителя и убедится, сколь ты велик. Женское сердце поймёт своё место и устремится к твоим ногам. Если уж его нельзя покорить почтительностью и заботами о бессмысленных женских капризах.
   Глаза Владыки сверкнули радостью, невольно выдав его:
   -Ты мудр, дядя. Я не забуду, кто подарил мне этот совет.
   Благодарственным жестом Онара приподнял раскрытые ладони, произнёс высокопарно, но искренне - в Высоком Дворце полагали, что лести не бывает слишком много:
   -Я лишь твой слуга, господин мой Владыка Тессал. Моя мудрость дана мне в награду, как отражение твоего величия. У тебя только один недостаток - ты молод. Ты моложе вёснами, чем кто-либо из носивших высокий титул. Поэтому Предводители и осмеливаются иногда показывать зубы, вместо того, чтобы поджимать хвосты. Молодость - это радость; она бурлит в тебе и не даёт покоя, и кружит голову. Она успокоится и уйдёт, хотя сейчас и переполняет тебя и, порой, не даёт спокойно выбрать единственно верный путь. Не беда, для этого у тебя всегда есть я. Клянусь тремя клятвами, хотя истинному Мерсале Рэй не годится их поминать, но уже сейчас в тебе достаточно и величия, и мудрости, и силы.
  
   И снова никуда не торопясь, как и полагалось великому Беджею, Онара Мерсале Рэй величественно шествовал по круговой галерее внутренней стены. Впереди выступали два охранника. Проверенные зорко следили, чтобы путь был свободен, ничего не попало под ноги и не задело головы их господина. Несмотря на преклонный возраст и полноту, Беджей без труда поднимался и спускался по крутым лестницам переходов и мог бы идти втрое быстрее или выбрать дорогу покороче (Во Дворце всюду имелись тайные проходы), но требовалось соответствовать высоте своего положения.
   Внешне Онара выглядел спокойным и довольным, хотя это было далеко не так. Только что он дал своему подопечному совет. Умело и почти незаметно подтолкнул Владыку Тессал к принятию окончательного решения, избавив от сомнений. Хотелось бы ему быть до конца уверенным в собственном совете. Аргументов за открытую войну с Сади было столько же, сколько против - только Онара предпочёл оставить последние при себе.
   Наконец Беджей приблизился к входу в Розовые покои Единственной Высокосияющей Звезды над Тессал - такой титул носила любимая жена Владыки. У дверей Сад Наслаждений застыла охрана. Помедлив ради пристойности, Беджей, не склоняя хасмы, переступил порог. Несколько служанок, которых он приставил шпионить к садис, нагнулись к полу, будто исчезли.
   Онара не предупредил о своём визите, рассчитывая на преимущества внезапности. И это было не прихотью, а предосторожностью, чтобы не нарваться на прямой отказ. Он не был уверен, какое решение примет Гаю в случае нового скандала. А ведь Беджей и не обязан предупреждать - он вправе приходить сюда в любое время дня и ночи. Ему не подобает чего-то опасаться или думать о тактических предосторожностях, встречаясь с женщинами Владыки. Наоборот, это его появление всем внушает трепет.
   Однако с этой садис всегда выходило иначе.
   В немыслимом одеянии - короткой лаве, едва прикрывающей бёдра и перетянутой в талии тонким шнурком, женщина играла в неведомую игру. Может, разучивала неизвестный танец. Онара неодобрительно поджал узкие губы, привычно служил руки на груди, замер.
   Что-то бросив на пол, Санели подхватила стату и, закутавшись, обернулась к посетителю.
   -Ты постоянно за мной следишь. И за моими слугами.
   -Да, о Единственная Звезда, ибо это мой долг и обязанность. И сейчас я пришёл, чтобы переговорить в твоём присутствии, а то и допросить, если потребуется, твоего человека. Того, кто следит за лошадьми. Мне назвали его имя. Ванур, если я правильно запомнил... Позволь для начала узнать, Высокосияющая Звезда, где он... скрывается сейчас? Неужто этот низкородный допускается в дальние комнаты?
   Санели усмехнулась, но от насмешливого ответа благоразумно удержалась, хотя и с трудом.
   Беджею указали на высокую и неудобную - с его точки зрения - скамью. Почти мгновенно принесли и расставили угощение и напитки.
   Всё ещё улыбаясь, садис уселась напротив
   -Мой господин, я постараюсь сама ответить на все твои вопросы. Дело в том, что я перестала нуждаться в Ван'Нуре. И он покинул Наду.
   -Покинул Наду? - Беджей не поверил - как он мог такое не знать? - На подходах к городу стража удвоена, самые недоступные тропы сейчас под охраной. Неужто твой слуга умеет летать?
   -Ван'Нур много чего умеет, - абсолютно серьёзно подтвердила Санели. - Но спрашивай, ведь я согласилась ответить вместо него.
   -Очень хорошо. - Беджей не скрывал угрозы. - Мне также известно, что твой Ван'Нур говорил с нагивом асабат. Во Дворе, возле дворцовых конюшен. Такая встреча не могла быть случайностью.
   Санели заставила себя не прятать глаза, хотя сделалось как-то неуютно. На самом деле та встреча была случайной, но какой смысл переубеждать подозрительного тесс.
   -Нагив - это собственность асабат, мой господин. Даже Владыки Тессал не имеет над ним никаких прав, так мне объяснили. Согласно Первого Договора.
   Теперь не по себе стало Беджею. Прежде чем заговорить, пришлось вдохнуть и осторожно выдохнуть. Упоминать о Первом Договоре надо осторожно, с оглядкой. Садис и вовсе не следовало бы о нём знать. Ну разумеется, ей рассказал Гаю.
   -Ты права, о Высокосияющая Звезда над Тессал. Ты напомнила о моём долге. Мне следовало предупредить о случившемся непорядке асабат.
   Недоверчиво глядя в оттенённое хасмой лицо, молодая женщина снова помрачнела, процедила сквозь зубы:
   -Не сомневаюсь, что асабат давно всё известно, и с нагивом она разберётся.
   Беджей никак не мог привыкнуть, что ему вообще отвечают. Разве любое его слово не является неоспоримой истиной.
   -Не ответишь ли тогда на загадку, о Высокосияющая Звезда, - какая связь между нагивом и твоим слугой?
   -Мой слуга Ван'Нур - младший брат агуна из Орту. Того самого, которого... захватил в плен Владыка Тессал. - Садис запнулась, передёрнула голым плечиком, так что стата почти соскользнула вниз, добавила про себя: "нарушив закон гостеприимства и принятие калимас". - Ван'Нур и приехал в Наду ради брата. Мы оба хотели помочь Сэ'Туа, но... оказалось слишком поздно. Нагива нельзя освободить. А уж как Ван'Нур проскользнул мимо горной стражи... - Она снова выразительно пожала плечом. - Может, хранители Нады глухие и слепые. Я ответила на твой вопрос, мой дорогой гость?
   Под непозволительно дерзким взглядом Беджей приподнял подбородок, процедил надменно:
   -Владыка Тессал будет недоволен, когда узнает, кто тебе прислуживал, о Высокосияющая Звезда.
   -Владыка Тессал так сильно боится врагов? - с преувеличенным изумлением переспросила садис. - Зачем он тогда создаёт их и множит? Для чего союзников превращает в недругов?
   -Женщина! - привычным нравоучительным жестом Беджей поднял два пальца. - Все твои слова неправильны и ошибочны. Тебе не дозволено осуждать поступки супруга и господина.
   -Моего супруга?! Тогда пусть Гаю перестанет называться моим супругом. Или это ты искажаешь волю своего господина, слуга?
   Онара рассерженно зашипел, словно кот, которого ударили по усам. Такой разговор уже происходил, и тогда ему было точно указано, кто прав.
   Садис протянув руку, коснулась отворота великолепного халата.
   -Прости меня, господин мой. Не следовало мне так говорить...
   Пусть и отдалённо, но слова походили на извинение.
   -Я - Беджей, - с достоинством заявил - во всяком случае, попытался - Онара Мерсале Рэй, недоумённо покосившись на тонкие пальчики. Осевший голос прозвучал хрипловато, словно на сквозняке простыло горло. - Моя обязанность - удовлетворять пожелания и прихоти избранниц моего повелителя. Тебя следует пребывать в радости и удовольствиях. Перечисли, что тебе надобно, о Единственная Высокосияющая звезда? Новых слуг или новые украшения? Или пора заменить все завесы и покрывала в твоих покоях. Звезда должна сиять в достойной оправе.
   Некоторое время садис пристально глядела на властителя женской половины Высокого Дворца. Она так и не улыбнулась.
   -Тебе известно, почему Сын Солнца отступил от Нады, хотя мог овладеть Высоким Дворцом? Почему предпочёл мир?
   -Женщина, как твой язык осмеливается произносить нечестивые слова?
   -Коли не знаешь, я отвечу. Хотя ты знаешь... Царь Сади не захватил Высокий Дворец и не превратил Тессал в провинцию Сади, потому что власть Владык не основана на обычае и законах. Наоборот, любой Предводитель уверен, что вправе сам стать полноправным Владыкой. Если падут Мерсале Рэй, остальные кланы сразу перегрызутся между собой. И вместо одного, пусть и ненадёжного соседа, чью надменность Соан пощадил, он получил бы банды мстителей. Или грабителей. Но захватить Высокий Дворец Сын Солнца мог. Ты любишь своего господина. Ты его дядя и советник, значит, обязан спокойно объяснить всё это Владыке Тессал. Иначе...
   -Что иначе? - От резкого поворота хасма едва не слетела с головы, как крышка с котелка, в котором вскипело молоко.
   -Иначе спроси у Прорицателя, и он ответит. Если Владыка Тессал и останется в Высоком Дворце, то в качестве пленника, а ты сам будешь и вовсе никому не надобен здесь, господин мой Беджей. И асабат не защитят твоего Владыку. С армиями они не сражаются.
   Задыхаясь от праведного гнева, Беджей вскочил. Вместе со словами изо рта полетели брызги слюны:
   -Ты сама - враг.
   -Потому что я произнесла горькую, но правду. А мой господин - друг Владыки, потому что поёт ему сладкую ложь?
   -Женщина!
   -Да что ты понимаешь в женщинах? Ведь ты не мужчина, - нарочито спокойно и жёстко отозвалась садис. Поведение Беджея свидетельствовало, что она права в худших подозрениях и предчувствиях.
   Онара сегодня не мог действовать разумно: ни одна женщина с ним так не разговаривала. Подхватив полы халата, забыв о собственной важности, он бросился к выходу, чуть не споткнувшись о порог. Санели проводила его рассерженным взглядом.
   Из-за бледно-жёлтой ширмы, на которой олень с золотыми рогами любовался своим отражением, вышел Ваалес. Глаза Санели расширились. Поколебавшись, она махнула рукой, отсылая служанок прочь. Спорить никто не посмел, хотя девушкам было строго указано не оставлять госпожу без присмотра.
   Телохранитель приблизился, опустился на колени.
   -Ты снова ослушался меня. Разве я не велела сопровождать Ван'Нура? - На самом деле она обрадовалась, увидев бау.
   Изображая раскаянье, Ваалес нагнулся:
   -Госпожа, кочевнику намного легче исчезнуть одному. Да, в Бау я на самом деле считался воином, назывался лагесом. Но до Ван'Нура мне далеко... в некоторых вещах.
   -Ты ослушался меня, - повторила Санели. Нельзя было склониться ниже, но Ваалес постарался, надеясь, что госпожа не догадается о самом главном, что удержало его в Высоком Дворце.
   -Простите, госпожа.
   Рука садис тронула волосы на макушке, слегка их взъерошила. Затем убрала мягкие пряди со лба, приподняла лицо бау, заставляя взглянуть на себя:
   -Я понимаю: ты не теряешь надежды хоть что-то выяснить о брате. Сегодня я спросила Владыку ещё раз, и он ответил то же самое: Даира у него больше нет. Когда я увозила тебя от Тайшу, то и не предполагала, что всё сложится... так паршиво. А ведь Тайшу пора родить, а тебе надо взять ребёнка на руки и признать себя отцом. - Лицо телохранителя побледнело, но он смотрел спокойно, словно не замечая, как женская рука ласкает его локоны. - Гаю отказывается меня слышать...
   Поколебавшись, Ваалес ответил, хотя на этот раз его совета не спрашивали. Госпожа Санели говорила сама с собой.
   -Беджей не настолько умён, чтобы принять ваш совет, госпожа.
   Садис передёрнулась, сверкнула рассерженными глазами:
   -Он достаточно умён, чтобы служить второму по счёту Владыке Тессал. И он понимает: его собственная жизнь заключена в жизни Гаю. У Беджея нет своей судьбы.
   -Но что если сначала... гнев Владыки падёт на вас, моя госпожа? - Голос бау был полон тревоги и заботы.
   Женщина выразительно скривила губы, с беспокойством покосилась на склонившегося у ног телохранителя-бау. Скорее, единственного друга, которому она могла доверять в Высоком Дворце.
  

ГЛАВА 11

В золотой паутине Весты

  
   В действительности Кече смутно представлял, что творится на границе, и его это почти не интересовало. В глубине души бау надеялся, что Ахон позволит ему вернуться к сыну. Осмелев, он решился заговорить с господином о возвращении в Сади, но Аникея опять собрался и куда-то надолго уехал.
   Правда, остался его слуга. И Габия вдруг разложил перед озоли-бау целый ворох украшений, словно скупил ювелирную лавку. Браслеты из резной кости с вставками из голубой бирюзы, серьги из отшлифованных разноцветных камней, головной обруч с жемчужными подвесками, которые спускались длинными петлями, и серебряный пояс, набранный из полированных колец.
   Широким жестом Габия развернул на скамье наряд, отдалённо напоминавший одеяние бау. Во всяком случае, платья-лавы были длинными, из тонкой и дорогой ткани, а нижняя - из голубого шёлка.
   Кече уставился на драгоценные подарки с ужасом. Носить такое - значит, подтвердить все подозрения в том, что он озоли. От возмущения бау едва не забылся, но вовремя опомнился. Какие подозрения? Он на самом деле озоли. А права выказывать недовольство он не имеет и никогда не будет иметь. Запинаясь, Кече пробормотал:
   -Всё это господин мне дарит?
   -Конечно, глупый озоли, - плутовато усмехнулся Габия, расправляя дорогую ткань, чтобы не мялась. - Он велел купить самое лучшее, чтобы тебе всё было впору. Нравится?
   -Очень. Но такие украшения и шёлк... очень дорого стоят.
   Слуга Ахона снисходительно махнул рукой:
   -Что ж, если тебе повезло, и ты сумел так угодить. - Не задумываясь, Габия с размаху шлёпнул бау пониже спины. - Наверное, у тебя там огонь.
   -Да, - опустив глаза, согласился Кече.
   Габия посмотрел на застенчивого любимца Первого военачальника с откровенным сомнением.
   -Чем ты занимался прежде? Ты не выглядишь привычным... к своему занятию. Краснеешь, даже когда я тебя задеваю. И никогда не... - Он не договорил, о чём-то задумался.
   Кече и не подозревал, что его стеснительность так сильно бросается в глаза. Подозрения ему совсем не нужны.
   -Ну, что стоишь! - всплеснул руками Габия. - Никто не собирается нас ждать. Одевайся, приводи себя в порядок. Сегодня мы едем в Весту.
   -Надеть это? Но в таком виде... - Кече осторожно выбирал слова, - нельзя ходить или... сидеть на лошади?
   Габия толкнул озоли локтём в бок, снова принял лукавый вид:
   -Верхом на лошади. Чего выдумал. Да кто позволит тебе утомляться? Озоли полагается быть отдохнувшим и весёлым. Ты ещё не видел, на каких носилках поедешь. Вышитые покрывала, а носильщики...
   -Ох! - Кече сжался. Произнёс тихо, как и полагалось: - Господин очень добр ко мне.
   -Добр? - У Габия приоткрылся рот. Он выразительно фыркнул, но ничего больше не добавил.
   Всю долгую дорогу Кече гадал, что снова задумал его господин. Если Аникея придумал новое развлечение, то охосу ждать веселья не приходилось.
   Надеясь, что лицо его не выдаст, старший сын царя Бау упрямо твердил про себя, что лучше колодки и плеть, чем ехать вот так, выставленным напоказ, развалившись на носилках (Это ему-то, носильщику по капризу Сына Солнца).
  
   Веста оказалась спокойным, мирным городком в живописных предгорьях Тессал. Отсюда начинался последний отрезок караванного пути, заканчивающийся прямо в Наде. Габия родился в этих местах и хвастался любимцу господина, что в Весте живут самые искусные в Сади ювелиры. Их изделия предназначены только для знати и ценятся повсюду, даже в Бау. Кече делал вид, что слушает.
   Когда гэл маршировал по городским улицам, принц Яра мог думать только об устремленных на него любопытных взглядах и пытался вовсе ничего не замечать.
   Правители Весты оказывали Ахону воистину царские почести. Прославленному гэлу выделили казарму городских Хранителей, а в честь самого Аникея устроили многолюдный приём с музыкантами и танцовщицами - в большом и красивом доме Первого жреца Весты.
   В огромном зале для пиров было шумно и весело. Храмовые озоли в разноцветных шелках кружились, едва касаясь босыми ступнями пола. Одна соблазнительная поза сменялась другой, гибкие тела стремительно закручивались, переплетаясь между собой. И вмиг, будто подхваченные порывом ветра, озоли разлетелись по всему залу. Взмахивая лёгкими покрывалами, они улыбались гостям и особенно - великолепным лагесам в алых статах. Те сидели отдельным тесным кругом и с удовольствием делили внимание между обильным угощением и соблазнительными красавицами.
   Порой, словно на лету, тонкая рука или стройное бедро касались самого Ахона, и Аникея охотно отвечал на заигрывания озорных плясуний. Он возлежал на самом почётном, отдельном высоком ложе. Золотой Жезл - символ Божественной Власти, находился рядом, на позолоченной подставке. Напротив Ахона сидел Советник Ларитэя, только что прибывший с письмами из столицы. Из уважения к высокому статусу гостей Первый жрец Весты, радушный хозяин Дома, сидел на некотором отдалении, вместе с другими Посвящёнными Весты.
   Местная знать и чиновники по очереди подходили к ложу Ахона, отпивали в честь Золотого Воина Сади глоток вина, произносили хвалебные слова - или просьбы, - пытались сделать подарок - или представить своих сыновей - и с поклоном отходили, уступая место другим. Никто здесь не вспоминал о кровопролитных стычках с кочевниками. Жители Весты отказывались верить, что война доберётся и до них.
   Слуги сбились с ног, пытаясь угодить всем и сразу. Посвящённые из местного храма, настроенные недоброжелательно к солдатам, известным преданностью Сыну Солнца (у походных костров Кече поневоле наслушался сплетен о тайнах высокой политики), веселились наравне с лагесами, осушая как ритуальные чаши, так и особые, в честь держателя Золотого Жезла Власти.
   Кече прислуживал господину, исполняя обязанности виночерпия. И Ахон не забывал своего поразительно красивого и нарядного слугу, иногда позволяя отпить из своей чаши.
   -Жрецы Весты коварны, но трусливы. Затаились. Знают свою вину и не смеют выступить открыто. Ни один Посвящённый не взглянет мне в глаза, да падёт на них последнее проклятие Влааль. Не знаю, что они задумали сейчас, а должен бы знать. Чую, ядовитые змеи зашевелились и что-то готовят, пока я не вижу. И в середине клубка - Верховный. Он мне нужен.
   Аникея говорил с Советником Диска и незаметно для себя, железными пальцами, оттягивал тонкую косичку бау. Боль стала невыносимой. Кече согнулся, уткнувшись лицом в край надушенного ложа. Только тогда господин отпустил, обвёл отяжелевшим взглядом зал, уже затянутый дымкой от светильников, наклонился прямо к уху озоли.
   -Жрецы упорно выискивают убийцу Посвящённого. Ищут всюду, не только в Калебе. А между тем Верховный остался невредим. И я не отменяю свой приказ. Ты понял?
   Вряд ли стоило переспрашивать.
   -Да, - беззвучно подтвердил Кече. И снова почувствовал себя беспомощной, обречённой на заклание жертвой, которой не избегнуть своей участи. И бесстыдные взгляды были теперь самым малым из его несчастий.
   -Да, господин, - снова выдохнул бау. Возражать он не мог - но неужели Ахон снова заставит его убивать? Ведь у него клеймо. Или теперь Аникея это не беспокоит?
   Глядя через середину зала на Первого жреца Весты, Ахон недобро прищурился.
   -Первый жрец не сводит с тебя глаз. Познакомься с ним и выясни для начала, где скрывается Верховный. Спорим, ты сумеешь. Он без ума от смазливых озоли. Его маленькие слабости известны даже в столице.
   Ларитэя непонятно хмыкнул в усы, но промолчал. Зажав ладони между колен, не поднимая головы, Кече отчаянно зашептал:
   -Я отдал вам свою верность, господин, но теперь я знаю, что могу нарушить любую клятву. Кого сломили однажды, нетрудно сломать занова.
   Аникея посмотрел на озоли сверху вниз. Бау не видел его глаз, иначе очень бы удивился: взгляд садис был полон сочувствия.
   -И всё-таки... У меня есть веская причина тебе довериться. - Снова, как бы лаская, Ахон собрал шелковистые волосы охоса в горсть. - Постарайся, сделай всё, чтобы Посвящённый тобой заинтересовался. Будь с ним откровенен, бау. Признайся, поклянись в том, что не любишь меня. Ведь у тебя достаточно причин для ненависти. - Кече не смел отстраниться, хотя рука Ахона снова причиняла невыносимую боль. Наконец Аникея отпустил сам, повернул голову охоса, поправил обруч:
   -Если будешь глядеть на меня с такой любовью, как сейчас, никто не усомнится в твоих клятвах.
   -Прости меня, господин. - Кече закрыл глаза, сглотнул, запнулся, набирая воздуха. - Господин, но чему бы ни поверил жрец, для чего Посвящённому хоть что-то мне рассказывать?... А если он потребует того же, что и вы? Если прикажет... убить вас?
   Аникея недобро усмехнулся. Контролирующая рука снова перебрала концы пепельных волос, свободно уложенных на шее.
   -Он может. И говорят, что Посвящённые жрецы щедро платят своим гишинар. Попытайся на этом заработать. Хотя не советую: свидетели их преступлений никогда не выживают.
   Бау так и не понял, шутит господин или говорит серьёзно.
   К Первому военачальнику приблизились два лагеса, сели по углам ложа. Словно демонстрируя обиду и недовольство, озоли отодвинулся, затем отступил на шаг и, придерживая подол лавы, направился в ту сторону зала, где сидели Посвящённые.
   Здесь он забрал кувшин из рук уставшего виночерпия, склонился перед Первым жрецом Весты:
   -Позвольте служить вам, господин.
   Высокий жрец с золотой цепью на груди окинул стройного, длинноногого бау явно заинтересованным оценивающим взглядом, отметил косичку озоли. Уголки прямого рта Посвящённого одобрительно дёрнулись:
   -Да, я бы охотно позволил тебе прислуживать.
   Наполнив хрустальную чашу до половины, Кече протянул её садис. Их руки соприкоснулись. Посвящённый наконец принял чашу, вдохнул аромат вина. Его мягкие пальцы, украшенные золотым перстнем, уверенно легли на плечо охоса, переместились на грудь, уткнулись в живот.
   -Как ты силён, бау. - Бормотание звучало одобрительно.
   -Я умею быть разным, господин.
   Жрец потянул охоса на себя, придержал за пояс:
   -Ты докажешь это?... Или твой хозяин будет тебя искать?
   -Мой хозяин... - Кече мягко высвободился из-под руки жреца, - сегодня не вспомнит обо мне. Он будет занят.
   -Вот как! - Глаза садис азартно блеснули. - Тогда сакр проводит тебя в камю. Там гораздо удобнее.
   Соблазнение оказалось предельно лёгким, хотя Кече рассчитывал, что Первый жрец Весты по какой-либо причине отвергнет его притязания.
   Охос заставил себя не обернуться у выхода, хотя до последнего надеялся, что Аникея его остановит, запретив свидание. Надежда не сбылась, как всегда.
   Слуга жреца оказался проворным, и пришлось торопиться, чтобы не отстать по дороге. По запутанным коридорам прислужник довел озоли до нужной двери.
   В камю Первого жреца было уютно и приятно пахло. Пол сплошь устилали тканые шерстяные коврики с растительным орнаментом. Ничего не спрашивая у провожатого, делая вид, что всё привычно, Кече снял у порога обувь (не годится озоли топтать пол), спустил с плеч лёгкий шарф, уверенно прошёлся вперёд.
   Внутри всё колотилось и трепетало, и сильнее всего он проклинал Аникея. Втягивая охоса в столь сомнительное дело, господин мог позаботиться о большем, чем драгоценности и шёлк. Мог для начала поиметь его сам. Сердиться на Аникея по этой причине было несправедливо, но сейчас Кече меньше всего думал о справедливости.
   Прислужник придвинул гостю поднос, заставленный сладостями, поправил фитили в светильниках.
   Внимание бау привлекло овальное серебряное блюдо. Он так давно не видел собственного отражения, почти забыл, как выглядит на самом деле.
   Привыкнув к внешнему виду садис, Кече вдруг показался себе странным, экзотическим. Из глубины тёмной полированной поверхности на него глянуло почти незнакомое лицо: отросшие за зиму волосы свободно касаются плеч, изогнутые губы блестят, а глаза... сияют. Поцелованный Шалией. Кече чуть не ударил по зеркалу рукой, упрямо стиснул зубы. Идиче никогда не окажется на его месте. И ради этого он сделает что угодно.
   Ожидание было недолгим. В своём камю Посвящённый выглядел гораздо опасней, чем на многолюдном приёме. Он сразу с удобствами развалился на низкой широкой постели возле жаровни, где на решётке подогревался ковшик с вином, заинтересованно поглядел в сторону бау:
   -Подойди наконец.
   Стараясь, чтобы улыбка выглядела соблазнительной, а не растерянной или глупой, Кече придвинулся, встал на маленький коврик.
   -А ведь ты - чистокровный бау... Большая редкость.
   Кече переступил с ноги на ногу, провёл руками по бёдрам, вспомнив, как делал Итая.
   -Да, я не обычный озоли, мой господин. Я рождён для трона царей Бау.
   -Что? - Утратив спокойствие, жрец подался вперёд. - Наследник династии Яра!? - Глаза садис разгорелись явно сильнее, чем от простого любопытства.
   Лицо Кече залила пунцовая краска стыда, но он упрямо улыбался:
   -Меня зовут Кече-Бахор. И это возбуждает моего господина... Ахон всегда вспоминает о моём происхождении, когда делает со мною то, что ему угодно.
   Сейчас у Кече пылало не только лицо, но и то, что скрывалось под лавой. Жрец поманил его рукой:
   -Ляг со мною.
   Исполняя просьбу-приказ, охос скинул верхнюю лаву, сняв обруч, небрежно встряхнул волосы, бессильно уронил голову на изголовье. В животе вдруг начались неприятные, почти болезненные позывы. Борясь со слабостью, бау отвернулся. Умом он понимал, что сейчас Посвящённый вовсе не думает о нём, как о жертве для своего бога. Но жуткое воспоминание о несчастной жертве, распятой на алтаре, пересиливало всё.
   Жрец склонился над ним, повернул лицо в свою сторону. Его ладонь была отвратительно-мягкой:
   -Ты предан своему господину?
   -Да, я предан господину, - эхом отозвался Кече и вдруг разглядел, что ему на грудь лёг массивный золотой браслет.
   Солнечный металл предназначался исключительно для царей и Посвящённых, охосы не смели к нему прикасаться. Кече глядел на подарок, как на ядовитую змею:
   -Нравится, принц Бау?
   Голос пропал. Язык отказывался подтвердить, что ему понравилась глупая безделушка. Но и произнести "нет" он не смел - неизвестно, как тогда поступит садис. Подавив непозволительные для охоса эмоции, Кече осторожно взял браслет, приподняв ногу, застегнул на лодыжке:
   -Господин, но это чересчур дорогой подарок - для меня.
   -Все твои украшения не из дешёвых, - резко заметил жрец.
   -Моему господину нравится меня украшать.
   -А тебе... нравится принимать его подарки?
   -Мой господин имеет право их делать. - Такие слова бывший принц по-прежнему произносил с трудом, буквально выдавливая из себя.
   Жрец глуповато хихикнул:
   -Да, Ахон имеет право. - Он немного отстранился, рассматривая лежавшего на спине бау. - Я заметил, как ты смотрел на своего господина. Ведь ты - строптивый охос.
   -О! - И снова Кече вспыхнул, схватился за разрез лавы. Как он ненавидел эту склонность краснеть.
   -И всё же, всё же... на тебе шёлковый наряд, твои волосы, грудь и руки богато украшены, а от кожи так приятно пахнет. И пьёшь ты из одного кубка с Ахоном. Во имя неистового Солнца, ты обязан быть доволен.
   Оголённая белая рука жреца проникла далеко под лаву, сдавила живот. Цепкие пальцы были не только отвратительно мягкими, но, вдобавок, словно измазаны чем-то липким.
   В какой-то момент Кече едва не вскрикнул от отвращения. Чудилось: вот эта рука вонзает айн, проворачивая лезвие в глубине тела. Затем, делая разрезы в стороны, проникает в рассечённую плоть, одним рывком, раздвигая внутренности, выдирает сердце.
   Некоторое время бау оставался недвижим, невероятным усилием заставил себя расслабиться, сам притянул неприятно гладкую руку жреца к губам, поцеловал середину ладони.
   -На самом деле я только охос, господин. Мне нечего вам отдать, кроме жара своего тела. Позвольте, я сниму украшения и разденусь. Мне нельзя портить лаву. - Кече ненавидел себя за такой покорный голос, хотя тон был единственно правильным.
   Жрец понимающе усмехнулся, медленно убрал руки. Под его взглядом бау избавился от лавы, снова выпрямился, встряхнув волосы, и с вызовом заглянул в чёрные глаза жреца.
   -Не обманывай меня, озоли, я не слеп. И не верю в случайности. Ты не настолько... глуп, чтобы искать удовольствий на стороне. Однако ты приблизился ко мне сам. Для чего? Опасно дразнить даже самого снисходительного господина. Пускай он и готов закрывать глаза на маленькие проказы.
   -Да, Ахон - снисходительный господин. Но ведь я рождён свободным и стал охосом по прихоти Сына Солнца. - Фраза звучала как обвинение в адрес царя.
   Посвящённому следовало бы возмутиться и донести хозяину о преступной дерзости его невольника. Однако Первый жрец воспринял ситуацию именно так, как и предвидел Аникея. Он усмехнулся и лениво бросил:
   -Продолжай.
   -Не сердись на меня, господин. Сегодня я пил крепкое вино, а дым светильников окончательно затуманил мне голову. - Кече обхватил себя руками за плечи, встряхнул головой, заставляя волосы взлететь и рассыпаться на грудь. - Но ты прав, господин. Всё так. Мне, принцу Яра, трудно изображать из себя глупого похотливого озоли. И никогда не забыть, кто втоптал меня в грязь. Господин, я признаю, что не случайно заговорил с тобой, хотя ты и так видишь меня насквозь. Но я тоже не слеп и не глух, и я знаю достаточно, чтобы утверждать: Первый военачальник Сади - непримиримый враг жрецов Солнца. Разве из этого не следует, что Посвящённые могут мне помочь... отомстить за себя? Но вначале, чтобы у тебя не осталось сомнений, я признаюсь... И клянусь неотвратимым гневом твоего бога, ты ужаснёшься, когда услышишь, что я сотворил по приказу Ахона. Потому что он - преступник. В Калебе он велел мне убить Верховного жреца Солнца. И я сделал это по его слову. Только я ошибся и убил совсем другого Посвящённого.
   Кече расслышал жуткое проклятье, затем ещё одно. Рука жреца стремительно и умело, выдавая немалый опыт в таких делах, обвила шею охоса, сдавила сгибом локтя, не позволяя вздохнуть. Теряя сознание, Кече был уверен, что садис его задушит.
   Очнулся бау там же, на постели. Первый жрец сидел у столика, упираясь подбородком в сложенные ладони, терпеливо, почти не мигая, наблюдал за охосом.
   -Господин... - Кече попытался соскользнуть на пол, так было привычнее. Повелительный окрик заставил замереть.
   -Я выслушал твои нелепые фантазии, охос. - Жрец скривил рот. - Они меня позабавили. Ахона ты развлекаешь столь же затейливо?
   Шея и горло саднили, язык был прокушен. Преодолевая боль, бау выдохнул:
   -Вы не поверили, господин?
   Одна сторона лица Посвящённого дёрнулась. Он так резко отставил ковшик, что горячее вино плеснулось на решётку и зашипело.
   -Твои признания, амарро, вовсе ничего не значат. Ты - жалкий озоли. А за такие выдумки, - глазки Посвящённого мстительно сузились, - гишинар будут сохранять твою жизнь девять дней. И всё время ты будешь молить о смерти, о любой смерти.
   -Нет! - взвыл Кече, съёживаясь, - нет, нет!
   -Заткнись. - Жрец ударил охоса по голове. - Твои вопли мне порядком надоели. Ты - злобный и трусливый озоли, замысливший причинить вред господину. За одно это я бы отдал тебя в умелые руки гишинар. Но всё ж таки... ты - искушение. Возможно, ради твоих удивительных глаз я буду снисходителен. Только мне нужны не пустые слова, которые ничего не стоят. Ты исполнишь для меня другую работу. Сам, своей рукой, перережешь горло Первого военачальника. И тогда я подарю тебе лёгкую смерть. Лёгкую, как сон. Ты и не заметишь её - просто заснёшь.
   Кече ни в коей мере не воспринимал угрозы садис, как пустые обещания.
   -Я не смогу, - взмолился бау, и наполовину не понимая сейчас собственных слов.
   -Ты постараешься. - В голосе жреца не осталось посторонних эмоций - одно спокойствие и расчётливая уверенность, как и следует говорить Первому жрецу Весты. - Очень постараешься мне угодить.
   -Да, господин. - Каким-то образом Кече очутился на полу, поцеловал ступню Посвящённого. Бау не представлял, как вырваться из замкнувшегося наконец круга ужасных ловушек. Аникея переоценил его, посчитав, что охос сумеет выстоять перед жрецом.
   Некоторое время Посвящённый колебался, затем усмехнулся - почти одобрительно. Может быть, перед тем как отправить соблазнительного бау в Тёмное царство (без убийства не обойтись), он получит немного удовольствия.
   Никакой загадки в поведении озоли жрец не заметил. Разумеется, Ахон - жестокий и малообразованный солдат. Он действовал грубой силой и не сумел достойно объездить столь редкостного озоли. Наверняка предпочитает капризному и утончённому бау весёлых подружек из вонючих габару. Не удивительно, что охос так легко предал Ахона. И снова предаст.
   Фантазия у Первого жреца Весты была богатой, его любимцы никогда не жаловались, и Посвящённый позволил себе помечтать о возможном удовольствии. Он никогда не действовал силой, напротив. Он позволит этому бау с золотисто-топазовыми глазами не просто расслабиться, а растечься по ложу. Когда тот выполнит главное.
   Кече подумал, что сейчас жрец его отпустит. Посвящённый и сам так полагал - и оба ошиблись.
   Неприметная декоративная ширма у стены, закрывающая проход для слуг, отодвинулась в сторону. Жрец недовольно вывернул голову на резкий звук.
   Нежданный поздний гость уверенно шагнул в камю. "Как к себе домой", - отметил Кече, застыв на коленях и пригибаясь как можно ниже.
   -Мир твоему дому, Шамизох.
   Голос незнакомца, закутанного в дорожную стату, показался Кече смутно знакомым, хотя бау и не смог вспомнить, где они встречались. Разуметься, это случилось не в доброе время - добрых встреч с садис у него не было вовсе.
   Первый жрец вскинул обе руки, выговорил проникновенно:
   -Приветствую твоё появление, как священный восход Солнца.
   -Все Посвящённые равны перед священным огнём. Все обожжены им, - отозвался вошедший - чуть недовольно, но не сердито.
   -Воистину так, только вершина всегда освещается первой. Ты - избранный среди нас. Ближе всех к повелителю-Солнцу. Великая радость увидеть тебя в собственном доме, и великая честь - служить тебе.
   -Да, честь, - ворчливо отмахнулся ночной гость, устало опускаясь на ложе. - Пришлось пробираться тайком, закрывая лицо. Гэл Первого военачальника словно захватил город. Всюду полно стражи, а в твоём Доме...
   Первый жрец торопливо наполнил подогретым вином самый красивый кубок. Незнакомец обеими руками принял его, вдохнул аромат, поставил возле себя.
   Хозяин помог гостю избавиться от статы, сложил её в стороне. За это короткое время расторопный сакр втащил в камю лохань с горячей водой. Отослав слугу, Первый жрец сам начал обмывать гостю ноги.
   Притаившись в стороне, Кече пытался себя убедить, что совсем не знает незнакомца с высокомерными манерами, перед которым так лебезит Первый жрец. Сомнение переросло в уверенность, от которой заледенели руки.
   Кече отчетливо вспомнил этот надменный голос. Они встречались, только в предыдущий раз охоса-бау поставили перед светильником, и разглядеть собеседника он не смог.
   -Подозрительно, что Ахон соизволил посетить Весту именно сейчас, - снова заворчал отогревшийся гость, принимая подобострастные хлопоты хозяина как должное. - Ведь городок мало что значит... в военном плане. Он никогда не считался крепостью. А Золотой Воин ничего не делает зря и много чего знает, как бы нам не хотелось обратного. Шамизох, он спрашивал, почему ты не справился с поручением Сына Солнца и не уследил за мной?
   -Нет...
   -О чём же вы с ним беседовали?
   -Ахон интересовался только доспехами и лошадьми. Всё время спорил с лагесами, чья колесница быстрее. Да, ещё горланил с ними непристойные песни и хвастался Золотым Жезлом перед храмовыми озоли. Самодовольный мальчишка в красной стате. Обожает, когда ему льстят...
   -Шамизох, Шамизох... Не обманывайся. Наш Первый военачальник далеко не прост. И у него твёрдая рука. Один раз Аникея уже остановил в кочевников, учуявших в Бау запах верной добычи. А газдаки долго выжидать не умеют, не добившись своего, уносятся прочь. Вот и теперь...
   Вспомнив о присутствии свидетеля, Первый жрец наклонился и потянул охоса наверх, схватив одной рукой за рассыпавшиеся волосы. Кече выпрямил спину.
   Верховный склонил голову к плечу:
   -Теперь ты увлекаешься бау? Откуда он здесь взялся?
   -На самом деле это один из принцев Яра. Ты мог увидеть его в Сади...
   Рассмотреть глаза Верховного, затенённые повязкой-платком, было нелегко, зато он всё видел отлично. Приглядевшись к охосу внимательней, он вытянул из-под пояса чётки, привычно перекинул через ладонь, перебрал несколько бусинок. Выражение лица смягчилось:
   -Удивительная, но... приятная встреча. Да, мы действительно встречались. В те дни он не был таким... кротким. Наоборот, был переполнен ненавистью, как айн, который алчет крови. Сколько всего изменилось с тех пор.
   -Он - озоли Первого военачальника, - пояснил Шамизох почти виновато.
   -Неужели? - Верховный ухмыльнулся, оскалив безупречно белые зубы. - Невероятное достижение для чистейшего принца Яра. Пошёл по стопам младшего брата?
   -Он убьет своего господина, - торжественно объявил Первый жрец Весты. Верховный перестал усмехаться: встреча перестала ему нравиться.
   -Озоли хочет убить Ахона?
   -Ему придётся. Он признался в убийстве Посвящённого в Калебе, - гневно подтвердил Шамизох.
   Верховный задумался. Теперь его лицо отражало не гнев, а сомнение:
   -Как я не люблю совпадений. Озоли Первого военачальника и, одновременно, убийца Посвящённого. И вот он стоит здесь, перед нами.
   Словно почуяв запах ловушки, Верховный непроизвольно потянул носом воздух, затаился, раздвигая ноздри. В последнее время сталкиваться с подобной опасностью приходилось всё чаще. Жрецы Весты давно доказали свою верность, они были отличными исполнителями, преданными лично ему, но, похоже, Аникея сумел-таки обвести их вокруг пальца, подсунув сластолюбивому Шамизоху этого озоли.
   Легче всего удавить подозрительного бау по-тихому и забыть о его существование, только Верховный не любил простых решений. Он приподнял руку с магическими чётками, поманил охоса:
   -Приблизься, недостойный.
   Допрашивать Кече он не собирался - давно не верил признаниям и клятвам. Другое дело, если ответы получены под пыткой - имелись безукоризненно надёжные способы. Но прямо сейчас такие методы нежелательны. Да и что особенного мог поведать озоли? Если что и знает, то, Гемба-Свидетельница, сомнительные тайны ему открыли специально.
   К сожалению, Первый жрец Весты невнимателен и чересчур словоохотлив. Интересно, что он успел разболтать шпиону Аникея?
   Верховный помедлил, недовольно покосился на Шамизоха, уверенным жестом приказал ему выйти. Тот недовольно фыркнул, но сразу опомнился и подчинился - покинул собственное камю.
   -Так-так-так... Чистейший принц Яра согревает постель Первого военачальника Сади. Высокое небо закрылось в тучи и рыдает там от бесчестья. И свет не опрокинулся на чёрную землю, и море не вздыбилось в ярости, поглотив берега? Наверное, принц Яра утратил память и забыл о том, что уже сотворил?
   Смысла торжественно произнесённых слов Кече не понял. Хотя уже точно знал, с кем встретился.
   Было что вспоминать. В начале своего пребывания на земле Сади у него случилось тайное свидание с жрецами Солнца. Кече обещал - от имени всех принцев Яра - выполнять все указания Посвящённых. А ему сулили помощь в мести царю Соану.
   И жрецы помогали. Устроили так, что носильщика-бау позвали на царский пир, где Итая познакомился с Санели. Ну и что? Кого теперь интересует глупая интрига. Кто назовёт её преступлением? Всё изменилось, а преступные замыслы остались бессильными словами. Или нет? - Кече дёрнулся назад, будто собрался бежать. Порыв был неосознанным - такой мысли у него не было.
   -Ты виновен в смерти царицы Согарэр, принц бау, - спокойным, даже будничным тоном, объявил Верховный.
   Дикое обвинение звучало нелепо.
   Кто его обвиняет? В тот день его и близко не было от царя Соана и его супруги-царицы. Надсмотрщики отправили всех незанятых охосов на кухню, помогать сбившимся с ног поварам. Всё, что он делал... Вдруг у Кече щёлкнуло в голове, словно бау обо что-то задел. Мелькнуло слабое воспоминание. Тем утром он поднял наверх два огромных кувшина - чистую воду доставляли на рассвете из какого-то источника. Позднее его снова позвали, унести воду. Использованную воду он вылил прямо в саду, как обычно. И всё. А царицу Согарэр отравили вином - об этом знают даже слуги.
   Наблюдая за лицом бау, Верховный заметил, когда тот побледнел.
   -Всё правильно, недостойный. Ты вспомнил. Царица Согарэр всегда делала несколько глотков чистой воды, прежде чем умыться. Отравленную воду в покои царицы принёс ты, а потом сам и вылил. Так что следов не осталось. Правда, я был уверен, что всех носильщиков отправят на погребальный костёр. Но вас не тронули, сочли чересчур ценными для огненного жертвоприношения. Даже я пострадал сильнее тебя, недостойный. И теперь ты - озоли Первого военачальника, а твой братец - Наместник. Считаешь это справедливым?
   Кече окончательно утратил дар речи.
   Прошлое не отступило - наоборот, оно настигло принца Яра и вцепилось в него когтистыми лапами. Сопротивляться было немыслимо. Все силы Кече уходили на то, чтобы стоять неподвижно. Постепенно голос Верховного утратил налёт мягкости, стал жёстким и беспощадным.
   -Ты осмелился забыть, кому обязан хранить верность и служить своей кровью. - Верховный подался вперёд, гневно, с силой, пнул охоса в живот. - Ты, мерзкий бау, пролил кровь Посвящённого. Забыл, кто твой истинный хозяин?!
   Задохнувшись, Кече охнул, согнулся от боли. Он ненавидел садис, но никогда не хотел убить женщину - даже женщину проклятого Сына Солнца.
   Кече лгал самому себе. Он хотел, день и ночь бредил слепым, безумным желанием мстить - всем и каждому. Он принёс бы ту воду, заранее зная об отраве. Сделал бы всё сам или хладнокровно приказал кому-то из братьев.
   Расплата за содеянное наступила, когда горячечное ослепление почти прошло. Что будет, если Верховный откроет страшную тайну? Непостижимый Сын Солнца по странному капризу простил покушение на самого себя, но убийство Согарэр - не простит никогда и никому.
   -Ну что, чистейший принц Яра... вспомнил, кто твой единственный господин?
   Обманчивый голос садис хлестал по нервам.
   Явственно, как озарение, Кече представил, что произойдёт дальше. Нет, не с ним - с Идиче. А что сделают с Ваалесом и его беременной кахья? Рука Сына Солнца дотянется до всех. Думать сейчас об Итая он просто отказался, не посмел.
   Неуёмная жажда мести загнала его к самому краю пропасти. Ослепнув от слёз, Кече резко нагнулся, приник лицом к краю потрёпанной лавы Верховного.
   -Я сделаю всё, что прикажешь. Смилуйся, господин.
   -Не сомневаюсь. - Верховный снова заговорил спокойно и мягко, словно предыдущих угроз не было вовсе: - Выкради и принеси мне Золотой Жезл.
   -Повинуюсь, господин, - выдохнул бау.
   -Ну, так иди.
   Боясь вздохнуть, Кече попятился спиной к выходу, пригибаясь всем телом, как и следовало уходить ничтожному невольнику.
   После их прошлой встречи, первой и единственной, Кече-Бахор уходил с прямой спиной, не опуская головы. Охосу позволили так горделиво идти, играя с ним, как с доверчивой мышью. Жрецам было выгодно, чтобы принц Яра поверил в своё мнимое достоинство. Теперь, когда бау запутался в собственноручно устроенной гибельной паутине, всё стало на свои места - и с ним не церемонились.
  
   В коридоре Кече поднял руки к лицу и уставился на них. Пальцы дрожали. Бау изо всех сил стиснул кулаки, снова разжал. Тот же самый прислужник вынес из камю его вещи, бросил на пол: и верхнюю лаву, и нижнюю, и шарф, и украшения, и даже золотой браслет - подарок Первого жреца Весты. Потом нетерпеливо повёл озоли в ту часть дома, где поселили Ахона. Одеваться пришлось на ходу, но Кече не жаловался.
   Проскользнуть незамеченным мимо Габия не удалось. Глаза слуги округлились, он строго предупредил:
   -Господин спрашивал о тебе. Он получил письма от сестры. Наверное, плохие новости. Иди скорей, может, ебе удастся хоть немного его успокоить.
   Хотелось бежать прочь. Куда угодно, только не встречаться с Аникея. "Чистейший принц Яра", - злобной издёвкой, голосом ненавистного жреца, прозвучал в голове благородный титул, полученный от рождения. Достойнейшей наследник трона, ничем не запятнавший высокой чести Яра. Если бы он поклялся Первому военачальнику Сади в верности, то оказался бы сейчас клятвопреступником. Но он не клялся, просто вручил Аникея свою душу. Чистейший! Кем же он станет теперь? Подлой тварью, укусившей того, кто сделал ему добро. В приступе безумия бау едва не расхохотался вслух. Да кому здесь нужна чистота охоса? Ахон побрезгует вытереть об него ноги, когда узнает правду. И скрыть невозможно, придётся рассказать всё.
   Ставни были распахнуты настежь, и по спальне гулял ветер. Аникея лежал поперёк постели, не раздевшись, закрыв лицо локтём.
   Бау постоял у окна, разглядывая бледный лунный диск, прикрыл ставни. В глаза бросился посер, забытый на столе, между чашек и кувшинов для вина, но заглянуть в него охос не решился.
   Садис беспокойно заворочался, повернулся на бок, что-то бессвязно пробормотал.
   Кече сердито напомнил себе:
   -"Пустые отговорки, чистейший принц Яра. Змея порождает змею, зло порождает зло, а ненависть взывает к ненависти. Мольба о мести, посланная Шалии, вернулась и настигла тебя самого. Надо платить за содеянное. Если не хочешь, чтобы удар Шалии добрался до всех, кто тебе дорог".
   Отчаянье было холодным и каким-то отстранённым - он не впервые заглядывал за последнюю черту, давно пора через неё перешагнуть.
   Кече заново снял головной обруч с подвесками, расцепил крючки на серебряном поясе и распустил наспех завязанную шнуровку. Избавиться от нижней лавы было гораздо проще. Он не воображал, что всерьёз привлекает Аникея, хотя пару раз и замечал его пристальный, заинтересованный взгляд.
   "Но появится хоть что-то, надежда, что потом... он захочет быть милосердным". Мысль была жалкой, родившейся из презрения к себе. Подумалось вскользь, с горькой усмешкой: "Могущество Шалии безмерно, если богиня дала силы быть честным хотя бы с самим с собой". Внутренний голос надрывался от смеха: "Вперёд, чистейший принц, отдайся Аникея, доставь немного удовольствия своему господину. Кому открываешь тело, тому отдаёшь и душу. Хотя... ты вроде и так её отдал. Ну, может... Аникея захочет в неё заглянуть, и тогда огонь Зураим загорится и для него". - Кече осознавал, что бредит наяву, но собственные издёвки его раззадорили. Он сделает что надо и не отступит. "И вернётся к Идиче, если ему позволят... остаться в живых".
   Два кувшина на столе оказались пустыми, а ведь Ахон и без того много пил на приёме. Кече сейчас и сам с удовольствием бы выпил, но принятое решение распаляло сильнее вина. Бау положил ладонь на бедро заснувшего господина, потянул наверх его лаву. Аникея начал сопротивляться, но очень слабо, недовольно пробормотал:
   -Убирайся. Ты мне не нужен. - Сильная рука ткнула в лицо бау, запуталась в волосах. Кече расслышал биение собственного сердца, прошептал умоляюще:
   -Позволь служить тебе. Я понравлюсь тебе...
   Вовсе не понимая, о чём просит, охос приник лицом к мускулистой ноге Ахона. Он полагал, что знает всё - на самом деле знал достаточно, - но, вместо подходящих к случаю картин соблазнения, в памяти упорно всплыла отвратительная сцена насилия над Итая. Братьев заставили тогда смотреть в воспитательных целях. Тошнотворное отвращение и, помимо него, постыдный страх остались навсегда. Кече заранее готовился заново испытать нечто похожее и вдруг понял, и невольно обрадовался, что в огромном, сильном теле военачальника, состоящем из одних твёрдых и неприступных мышц, нет ничего противного.
   Действуя энергично, охос постепенно раскрыл плоть садис. От упорных, настойчивых прикосновений она запульсировала, тело проснулось. Недовольно рыча, Аникея приподнялся на локте, словно разбуженный зверь. Кече подумал, что сейчас его ударят, зажмурился.
   Рывком, одной рукой, бау втащили на середину постели. Хотя охос и не помышлял о сопротивлении, Аникея действовал только силой. Кече успел подумать, что если бы и вздумал противиться, вряд ли это помогло. Противостоять мощи великолепного натренированного тела садис было немыслимо.
   Больше от Кече не потребовалось ничего. Его заломили, снова вздернули наверх, вдавили в постель. С первого раза Аникея вошёл до упора, потом снова. От невыносимо болезненных толчков бау широко раскрыл рот, сдерживая крик. Он и не подозревал, что будет настолько плохо, вытерпел только потому, что всё быстро закончилось. Перестав удерживать, Аникея сразу заснул, повалился набок.
   Через короткое время бау мог бы подумать, что случившееся ему почудилось - если бы не жгучая боль в разодранном теле. Осторожно, стараясь не потревожить господина, он переполз на свободное место, накрыл Ахона одеялом, сбившимся в сторону во время стремительной близости. Потом осел на пол.
   Снова всё успокоилось, только неровно дышал во сне Аникея.
   Теперь бау уже не столь ясно представлял, для чего это сделал, но сразу прогнал бесполезные и ненужные сомненья. Он поступил правильно. Хотя бы потому, что поставил себя на место. Он - озоли. И милость Ваху, что Аникея был груб и жесток. Неужели было бы лучше, поведи господин себя по-другому? Если бы садис вдруг начал играться и ласкать.
   От правильных мыслей лучше не становилось. Подойдя к окну, Кече закрыл ставни поплотнее, разобрал свою подстилку, свёрнутую вместе с одеялом. Постоянно вслушиваясь в звукам, доносившимся с хозяйской постели, он отыскал под скамейкой кувшин с водой, намочил кусок ткани, тщательно обтёр горящее тело.
   Аникея так и не проснулся, хотя дышал прерывисто и неспокойно. Бау подумал, что не заснёт, но забылся почти сразу и очнулся от грубого пинка в плечо.
   В комнате было светло. Прямо над ним стоял Ахон и, ничего не говоря, испытующе разглядывал, словно увидел впервые. Озоли вскочил, дёрнулся, чтобы начать что-то делать, хотя бы свернуть постель, и наткнулся на выставленную ногу. Замер, не решаясь через неё переступить. Но и стоять без движения было неловко. Он поднял лицо. Садис вроде бы усмехался, но взгляд казался неуверенным.
   -Все покрывала благоухают твоими... - Ахон понятия не имел, как называется масло с цветочным ароматом. - Ты что, валялся на моей постели?
   Бау нарочито медленно опустил ресницы, взглянул словно через кружевную завесу. Впервые он так по особенному смотрел на Аникея.
   -Я исполнял вашу волю, господин.
   -Что? Мою волю?... - теперь Ахон откровенно растерялся. - Но... что я велел?
   -Вы пожелали меня, господин, - твёрдо ответил бау. - Великая честь для охоса. - Кече осторожно улыбнулся, как бы выражая благодарность, надеясь, что лицо его не выдаст. Он не представлял, что сейчас решит садис.
   Передёрнув плечами, Аникея отвернулся к столу.
   -Вчера я получил послание от сестры. Скверные новости. Оказывается, Санели тоже побывала здесь, в Весте. - Ахон оборвал себя. Охос молчал, не двигаясь, опустив руки вдоль тела. - Дурацкий пир с жрецами. Кече, ты же видел, насколько я... пьян. Я был... не в порядке. Если я что-то и сказал...
   -Да, я видел, что вы много пьёте, господин. Но вы приказали, и я надеялся, что вам станет легче.
   Ответ был ложью, но Кече не клялся говорить чистую правду. И мог позволить себе крошечный, почти невинный обман. Ахон снова передёрнулся.
   -Совсем ничего не помню. Жаль, что я так поступил.
   -Господин, меня считают вашим озоли.
   -Ладно... - Аникея махнул рукой. - Сделанного не отменишь, но в другой раз помни, что ни к чему исполнять такие мои приказы.
   -Господин! - Кече ухитрился запротестовать почти искренне - сам себе поверил. Аникея обернулся, и тогда охос-бау преклонил колено. Готовясь повторить слова клятвы, поднял ладони. - Я отдал вам свой огонь Зураим. Вернее, - губы всё-таки скривились, - вы взяли его сами, но это ваше право. Я буду хранить свой огонь для вас, господин.
   Озоли клялся в верности. Сомнительная клятва, даже в Бау не признавали священность такого огня. А для садис подобные узы и вовсе ничего не значили. И всё-таки Кече связал себя и Ахона.
   Открытое, удивительно мужественное лицо молодого военачальника - шрам его только украшал, - будто нарочно созданное для того, чтобы принадлежать герою, исказила болезненная судорога. Аникея резко ударил раскрытой ладонью по сжатому кулаку другой руки, пробормотал сердито насчёт того, что все бау немного странные, и решительно отвернулся.
   Обычно Ахон не замечал наготы охоса и не прикасался к его одежде, но сегодня золотисто-бронзовое тело стало смущать. Нагнувшись, Аникея схватил первую попавшуюся тряпку - забытый на скамье шарф, которым озоли прикрывал плечи. Тонкая ткань легко развернулась, и завёрнутый в неё подарок жреца со звоном покатился под ноги садис.
   Можно было не обратить внимания на безделушку, но полированное золото предательски блеснуло, и Аникея машинально наклонился, чтобы поднять. И снова внутри Кече поднялась тошнотворная пустота. Незачем было спрашивать, лицо выдало своего хозяина без всяких слов, в помертвевших глазах метнулся ужас, хотя господин не успел задать вопрос. Губы дрогнули против воли:
   -Жрец... Верховный жрец...
   -Первый жрец, - поправил Ахон. - Вижу, что Шамизох пытался тебя подкупить и проявил немыслимую щедрость.
   -Нет, господин... Да, Первый жрец подарил мне золотой браслет, но ведь носить его нельзя. - Кече оттягивал момент признания. - Ночью я видел... Верховного жреца Солнца.
   Взгляд Аникея мгновенно сделался подозрительным и расчётливо-хищным. Садис весь подобрался, уточнил нарочито спокойно:
   -А ты не ошибся снова? Разве ты знаешь Верховного?
   -Да, я никогда не видел его лица, господин. Только издалека.
   С каждым новым биением сердца бау всё чётче осознавал, в каком ужасном преступлении готов сознаться. В его ситуации полная откровенность - это бессмысленная глупость. Умом-то Кече понимал: надо оставить последнюю тайну при себе. Или придумать отговорки, смягчающие вину.
   "Соединяя тела, Зураим открывает друг для друга души". Ложась под Аникея, он надеялся через таинство соединения обезопасить если не себя, то Идиче, и вот - только сильнее подпал под чужую власть. Для садис причина его откровений всё так же туманна и непонятна - солнцепоклонники отрицают таинство Зураим. А для него внезапный ночной порыв из надежды превратился в ловушку.
   С удивлением и некоторым беспокойством Аникея наблюдал за помертвевшим лицом бау. Кече сделал последний судорожный вдох:
   -Мой господин, когда нас привезли в Сади, я день и ночь думал о мести Сыну Солнца, повсюду искал союзников и покровителей. Однако Верховный жрец призвал меня сам и посулил помощь. Я разговаривал с Посвящённым всего один раз, и мне не позволили увидеть его лицо. Поэтому я так ошибся в Калебе, господин.
   -И что дальше? Ты отомстил? - не сводя глаз с бау, уточнил Аникея.
   -О, да. Сегодня ночью я выяснил, что содеял тогда. Я отравил царицу Согарэр.
   Казалось, что Ахон остался спокоен. Он не закричал, не швырнул в охоса его мерзкий браслет, спросил только пугающе холодным голосом:
   -И поэтому... ты забрался в мою постель? Сам?
   От волнения Кече ухитрился забыть даже об этом. Он дрогнул, выпрямил спину:
   -Я, чистейший принц Яра, выполнил долг озоли.
   У Аникея дёрнулась щека со шрамом, но голос почти не изменился, сделался чуть тише:
   -Ради Идиче?
   -Вы всё обо мне знаете, господин. Больше мне не в чем признаваться. Накажите меня, как взбесившуюся неблагодарную собаку, укусившую руку того, кто даёт пищу. Я искал себе оправданий - и не нашёл. Да, я собирался убить царя Сади. Я был безрассудным и доверчивым. И позволил себя направлять. - С огромным трудом Кече остался стоять на коленях, не рухнул вниз, прося о милости.
   -Замолчи! - Аникея ударил охоса в грудь, снова замахнулся. - Итак, Верховный посетил Шамизоха. Что они задумали?
   Дыхание сбилось. Борясь с болью, Кече с трудом оторвался от пола, замотал головой:
   -Я не знаю. Но Верховный потребовал, чтобы я... выкрал Золотой Жезл. А Первый жрец Весты приказал мне... убить... вас.
   -И ты пообещал?!
   -Я не сказал "нет", - полузадушено выдохнул охос, пытаясь не дёргаться. Безжалостные руки Ахона могли свернуть шёю, если бы сжались чуть сильнее.
   -Ты был обязан предупредить меня о Верховном, а не разыгрывать из себя похотливого озоли.
   Отвечать Кече не мог, только хрипел, пытаясь не задохнуться. Одна рука Ахона оттягивала его голову за волосы, колено безжалостно упиралось в грудь. Аникея с отвращением отбросил бау от себя, выпрямился, собираясь шагнуть прочь, но круто развернулся.
   -Зачем ты признался? На что надеешься?
   Не представляя, как надо отвечать, и боясь собственного молчания, охос упорно забормотал, что близость тел для него священна, и теперь он весь открыт перед господином.
   -Да поразит тебя Влааль!
   Аникея не собирался принимать в расчёт такую бессмыслицу. Всякого вздора о священном трепете он довольно наслушался в Бау. У него нет нужды ни в трепете проклятого озоли, ни в его теле - или что там у него есть.
   -Габия! - зарычал окончательно разъярившийся Ахон, - пусть этого озоли выдерут. Чтобы... - всё-таки он запнулся, - мне не приходилось искать его по ночам.
   Рот слуги недоумённо приоткрылся, потом захлопнулся. Габия бросил жалостливый взгляд на Кече, скорчившегося в углу, между скамьёй и окном. В гэле Первого военачальника наказывали исключительно редко, но зато - беспощадно. После порки далеко не всегда выживали.
   Габия знал, что озоли принял приглашение жреца, но полагал, что с ведома господина. Неужели осмелился самовольно? А ведь Кече был совсем не глупым, наоборот. Но и Аникея раньше не ревновал тех, кого брал в постель.
   Господин выглядел не просто рассерженным. Он буквально зарычал на замешкавшегося с горячей водой Габия, словно и тот перед ним провинился, оделся и стремительно ушёл.
  

* * *

  
   Распустились и опали бледно-розовые грозди соляи, любимые цветы Ваху, но в этом году садис почти забыли о поклонении любимой богине. Весной разразилась война с Орту.
   Газдаки (так называли себя гордые кочевники) не откатились в степь, как отступили в прошлом году перед Абирой. Наоборот, они демонстративно копили силы, готовясь к подлинной большой войне.
   На своём берегу Барингамы они заняли все лучшие места для переправы и оттуда постоянно тревожили садис. Высокие светловолосые лучники дерзко гарцевали на легконогих лошадях порой в одном полёте стрелы от крепостных стен, и лариносы Ахона могли только следить за разведывательными разъездами врага. Остановить дерзкие прорывы не получалось, не хватало сил - расстояния между крепостями были чересчур большими.
   Не могло быть и речи о том, чтобы переправиться на другой берег Орту и самим выйти в степь. Всё равно как гоняться за уносящимся ветром, пытаясь схватить. В сравнении с отрядами газдаков, выросших прямо в седле, конница садис выглядела медленной и неповоротливой.
   Зато кочевники так и не научились штурмовать высокие каменные стены или вести правильный ближний бой. Им было по нраву налететь и стремительно унестись прочь, если противник оказывал серьёзное сопротивление.
   К началу лета положение стало отчаянным. Пришли известия о прорыве газдаков со стороны Тесс. Одни только воины - без привычных обозов с женщинами и детьми - беспрепятственно миновали перевал Ашмир, вступив в сговор с горцами. Воинственные летучие всадники сразу помчались по земле Сади подобно неудержимому ветру-урагану, неся разрушения и гибель. Они грабили и сжигали мирные поселения, уничтожали посевы и сады.
   Обученных солдат для свободного манёвра по всей стране катастрофически не хватало, а подкреплений из внутренних областей не поступало вовсе, новые лариносы где-то задерживались, несмотря на все грозные приказы и сердитые послания, которые Ахон регулярно отправлял в столицу. Пришлось, наконец, снять часть людей из приграничных гарнизонов.
   Не меньше чем война с Орту, Первого военачальника беспокоили козни Посвящённых. Главное: он усомнился в преданности Солнечному трону Анохир-Ирмы. Отсутствие серьёзной помощи из столицы наводило на подозрение в прямой измене. И Верховный еще раз скрылся из Весты, проскользнул между пальцев, как вода бесследно вытекает через трещину в кувшине.
   Выступить открыто против всего сообщества Посвящённых Аникея так и не решился. Армия, безусловно, была верна Солнечному Трону и своему Ахону, но солдаты - даже лагесы - не разбирались в интригах жрецов и вряд ли могли в них поверить и понять действия своего командира. А если бы и поняли, то сочли происходящее святотатством и дурным предзнаменованием.
   Борьба с Посвящёнными напоминала смертельно опасную игру с тенями и змеями. Чтобы выиграть, надо заставить хитроумную змею - Верховного жреца - сделать если не ошибку, то хотя бы открыто проявить себя, высунуться из норы. Только времени на такие игры не оставалось. Время неумолимо работало на врагов, они усиливались, напор нарастал. И всякий новый день мог оказаться той последней каплей, которая перетянет чашу весов.
   Кроме того, из-за моря, от Сына Солнца, не поступало вовсе никаких известий. Уверенности это не добавляло. Никогда в жизни Первый военачальник не испытывал такого напряжения. Буквально всё зависело от него одного, а кругом были предатели и неизвестность.
  
   Ахон вылил себе на плечи ледяную колодезную воду, энергично, по-собачьи, встряхнулся. Закончив утреннее омовение, босиком зашагал под навес, так и не взглянув на человека, которого Габия пропустил на дворик, отгороженный между двумя палатками.
   Слуга забрал мокрое полотенце, помог натянуть на влажное голое тело безупречно-белоснежную лаву, только идеальным цветом отличную от тех, что носили простые солдаты.
   Усевшись за врытый в землю деревянный стол, Аникея широко расставил сильные ноги, с интересом, но без особых эмоций, начал разглядывать незнакомца, приведённого разведчиком-проводником в лагерь у стен Весты. Сразу догадался, что перед ним чистокровный газдак, хотя это могло и вовсе ничего не значить.
   Ортусланин тоже молча смотрел на прославленного воина-садис, поднял руку и медленно стянул назад капюшон статы - обычно кочевники подобной одежды не носили. Взгляд Аникея вспыхнул от внезапного узнавания и снова затаился. Ранний гость приветственно улыбнулся, оскалив красивый рот. Однако синие глаза остались напряжённо-холодными, словно выточенными из тёмного льда.
   -Ты узнал меня, агун-Предводитель? - Его сади звучал безупречно.
   -Ты похож на того, кого я знал, - не очень приветливо отозвался Аникея, подвигая себе кувшин. Ортусланину он не предложил сесть.
   -Я его брат, - подтвердил молодой кочевник. - Ван'Нур, газдак из рода Старшего Дилла.
   -Газдак?... - Ахон выразительно заломил бровь, выказывая пренебрежение к явной молодости кочевника. После некоторой заминки угрюмо заметил: - До меня дошли недобрые вести о твоём... брате.
   Ван'Нур сразу напрягся.
   -Не знаю, что тебе известно, агун-Предводитель Сади. Я хочу рассказать сам. Моего брата подло предал тот, кого он считал братом по оружию. А ведь Духи земли ставят такое братство выше, чем родство по матери.
   -Так всё правда?! Про Сэ'Туа мне сообщила сестра. Но... я подумал: Санели могла и ошибиться.
   Санели прямо уведомила его, что снова возвращается в Тессал. Ради Сэ'Туа. Прочитав письмо, Аникея заподозрил, что сестра делает непоправимую ошибку. Сейчас он был в этом уверен, к сожалению.
   Наконец Аникея размашистым жестом пригласил молодого кочевника к столу, сам разлил чуть запенившийся напиток по чашкам. Не получив приказа уйти, Габия привычно и деловито хлопотал за спиной хозяина.
   -Госпожа Санели... - Внезапно газдак зарделся. И сразу стал ещё моложе, чем показался вначале. К пиву он так и не прикоснулся, только облизал губы. - Это я рассказал госпоже Санели о том, что брат встретился с Владыкой Тессал, но так и не вернулся... с той встречи. И тогда госпожа надумала вернуться в Наду. Не колебалась, хотя... я всячески отговаривал госпожу. Только её приезд не помог, мы опоздали, агун Сади.
   -Что значит опоздали? - ещё сильнее нахмурился Аникея. Голос дрогнул. - Во имя Ваху, скажи, что Сэт жив.
   -Высокий Орёл умер, - коротко отозвался Ван'Нур, и синие глаза вновь скорбно заледенели. - Он мёртв, потому что признал себя мёртвым и поверил в свою смерть. Но вначале его предали. Поэтому я пришёл к тебе, агун Сади. Чтобы мстить за Сэ'Туа. И ещё потому, что ты - брат госпожи Санели. - Последняя фраза далась газдаку с явным усилием. Но юноша выговорил её, и лёд в холодных глазах невольно подтаял, - всё-таки Ван'Нур был совсем юным.
   -Но Сэ'Туа жив? Так что с ним стряслось, в конце концов? - переспросил Ахон, ловя себя на странных мыслях. Слишком много их связывало: рядом с агуном постоянно всплывал несравненный образ Лиас, и все мысли невольно сворачивали в другую сторону.
   -Гар'Тава завидовал моему брату и ненавидел его, а когда представился удобный случай, предал. Владыка Тессал отдал Гар'Таве золото и увёз моего брата к себе, в Наду. В Высоком Дворце брата пытали и заставили стать нагивом. Мужчиной асабат.
   Ахон помолчал, проникая в подлинный смысл услышанного.
   -Асабат?... - Первый военачальник не мог вовсе ничего не слышать о загадочной касте. - Асабат - это охранницы Мерсале Рэй?
   -Можно сказать и так. В Тессал их все боятся. Стать нагивом или умереть - для мужчины одно и то же.
   В такое утверждение садис поверил не до конца.
   -Значит, хочешь мстить за брата?
   -Не совсем так, агун-Предводитель Сади. Я пришёл, чтобы попробовать договориться... Не так - не пробовать. Я отказываюсь признавать своими братьями предателей или прислуживать хитроумным тесс. Я отрекаюсь от вражды с Сади и признаю Сына Солнца своим царём. Хотя - да, пусть это станет местью за предательство. Я буду служить тебе и выполню любой твой приказ. Если пожелаешь, чтобы я плясал для предателя Гар'Тавы, я сделаю и это, - спокойно и строго, как зрелый мужчина, заявил Ван'Нур.
   Аникея поперхнулся. Вспомнилось, как ему уже клялись в верности, удивительно похоже.
   -Ради мести ты предашь интересы других газдаков? - спросил он, испытывая юношу.
   -Нет. Теперь я так не думаю.
   -Но мне необходимо знать, что ты думаешь, брат Сэ'Туа. Ты собираешься произнести очень серьёзную клятву.
   Ван'Нур снова облизал губы, сглотнул. Пока садис оставался врагом, газдак не мог принять его угощение.
   -Я думаю, что наши земли лежат рядом, и всемогущим богам Сади этого не изменить. Много всадников погибло, сражаясь с солдатами, другие сгинули в плену. Но газдаки всегда мстили. Воевали наши отцы, воевали отцы отцов. Иногда вражда затихала, но потом всегда начиналась заново. И мы всегда верили, что придёт день, и мы уничтожим всех садис. Только... вряд ли. Вы умеете учиться. Вы строите грасары не хуже, чем бау. Я сам видел огромные корабли с парусами, способные переплывать море. А от нас вы научились управляться с лошадьми. Не совсем как газдаки, но неплохо. А мы... Мало кто из газдаков владеет мечом, как солдат-садис. Газдаки до сих пор называют ваше оружие неудобным и тяжёлым. А штурмовать крепости... мы никогда не сможем. И Сэ'Туа думает так же.
   -И Сэ'Туа стал бы мне служить? - искренне поразился Аникея.
   -Я не знаю. Но мой брат сказал, что пора прекратить набеги и самоубийственную для газдаков вражду. Я сделаю это вместо него, потому что обязан подчиниться рождённому первым. И ещё потому, что мой брат прав. Нам не превратить Сади в кочевье, и мы не грабители, хотя многие садис так говорят. Люди Орту всегда кормились своим трудом и своими стадами, а не украденным чужим добром.
   -И много твоих соплеменников так думают, Ван'Нур?
   -Нет. Только газдаки Старшего Дилла не поверили Гар'Таве и не подчинились ему. Поэтому... Гар'Тава и задержался с переходом. Иначе война началась бы раньше. Но когда я вернусь в Орту-Дан, то соберу всадников моей крови и расскажу им о гнусном предательстве Гар'Тавы. И газдаки поверят моим словам. Я сделаю так, чтобы все узнали о предательстве.
   -А я смогу тебе верить, газдак? - хрипловато засмеялся Ахон, словно у него саднило горло. Оно на самом деле разболелось после вынужденного купания. Ночью его солдаты дрались прямо в реке, не позволяя газдакам выбраться на берег. Пять человек из его гэла погибли. Пять братьев, с которыми он столько лет шагал бок о бок.
   Услышав хрип, Габия сердито насупился: лучше бы господин пил тёплый отвар, а не обливался поутру холодной водой.
   -Нет. Я успел вас изучить. Вы, газдаки, не считаете клятвы, данные чужакам, истинными клятвами. Как слова, брошенные на ветер. Я поверю, когда увижу тебя в храме. Ты выпьешь кровь прямо с жертвенного блюда и признаешь над собой власть Солнечного бога.
   Лицо Ван'Нура исказила злая мальчишеская усмешка, он вскинул руки:
   -Я и не надеялся, что ты мне это предложишь, агун-Предводитель Сади. Ваши жрецы говорят, что служить Солнцу вправе только избранный народ - садис. Но я сделал выбор и не отрекусь от него, какой бы высокой не оказалась цена. Я признаю власть Солнечного бога над собой - пусть у тебя не останется сомнений. Я не боюсь, хотя знаю, что кровь сводит с ума вернее, чем ваше вино.
   Газдаку вроде бы не пристало опасаться крови: скотоводы встречались с ней почти ежедневно. Они и не боялись - в обычной жизни. Страх появлялся, когда дело касалось сакрального. Ведь кровь отделяет живое от всего неживого.
   Ахон вовсе не был уверен, что вправе принимать подобные клятвы от молодого ортусланина, пусть тот и рассуждает, как взрослый мужчина. Но, может, кочевники взрослеют раньше?
   Аникея привстал, опираясь в край стола кулаками, взгляд сделался тяжёлым.
   -Что ж, юный газдак, такой человек, как ты, мне нужен. Я не стану отказывать... в испытании.
  
   После утренней трапезы Первый военачальник отдал необходимые распоряжения и сразу повёл газдака в город. Ван'Нур казался спокойным, старательно убеждая себя, что поступает правильно. И у газдаков издревле существовал обычай: враги, решившие назваться братьями, смешивали свою кровь с молоком белой кобылицы, скрепляя этим напитком клятву. Брат госпожи Санели был не простым врагом. Он был ашааль.
   Проводить обряд Признания того, кто уверовал в Солнечного отца, полагалось главному жрецу, и его срочно вызвали в храм.
   Невыносимо ярко сияло начищенное золото. На его фоне зловещими призраками вырисовывались чёрные фигуры Посвящённых.
   Всех случайных посетителей из храма убрали. Старательно отводя глаза, Шамизох с достоинством приветствовал Ахона, бросил косой взгляд на его спутника, поджал губы.
   -Мне угодно, чтобы ты провёл обряд немедленно. Обязанности наставника-бара для этого молодого газдака я принимаю на себя.
   Никто не оспаривает приказы того, кто владеет Золотым Жезлом.
   -Повинуюсь, - с полупоклоном отозвался Шамизох и взглянул на ортусланина, привязанного к огромному позолоченному ободу, закреплённому над золотым блюдом. Этого пленника захватили ночью, в отчаянной стычке на переправе. В той самой, где погибли люди Ахона.
   Приготовленный для жертвоприношения газдак в последний раз с ненавистью глянул на окруживших его врагов. Забил барабан. Два айна в руках Посвящённого взлетели, на неуловимый миг застыли, чтобы поймать на лезвия солнечный луч, и вспороли грудь, почти до рукояти уйдя в содрогнувшееся тело, которое дополнительно удерживали два могучих послушника. Почти сразу, отбросив за ненадобностью айны, Первый жрец руками кинул на блюдо вырванное сердце, окровавленный кусок плоти, и ликующе закричал, прославляя могущество своего бога и грозя карами его противникам. И все, кто находился в храме, присоединились к его торжествующему крику.
   Если бы Ван'Нур был способен хоть на миг превозмочь жуткий смысл происходящего, то признал бы, что кровавая работа исполнена с высочайшим мастерством, отточенным до совершенства. Обряды на крови имелись почти у всех народов - и гораздо более жестокие, - но лишь в Сади они выполнялись так театрализовано, с искренним, детским упоением.
   Брат Сэ'Туа бессчётное количество раз видел убийства - и людей, и животных. Иногда насильственная смерть была страшной, иногда - будничной, но никогда не олицетворяла радость.
   "Благодарю вас, светлые Духи земли и воды, от которых я сегодня отрекаюсь. Благодарю, что пленник не из рода Старшего Дилла".
   Бой барабана заглушил последний, слабый хрип развороченного тела, оно в последний раз трепыхнулось.
   Ахон напряжённо следил за Ван'Нуром. Золотоволосый газдак подался вперёд, склонился над блюдом, сразу, не колеблясь, начал заглатывать горячую кровь. Когда он поднял вымазанное лицо, красная кровь текла по подбородку, измазала шею и грудь. Сейчас Ван'Нур походил на безумного зверя с окровавленной мордой и горящими, дикими глазами. Следом за поручителем-садис он вскинул кулаки. В одном был зажат крошечный колокольчик без язычка, сорванный в Наде, с юбки брата-нагива.
   -Великий бог-Солнце, бог огня и света, я всем сердцем признаю твою власть! Я отдаюсь тебе с радостью и прошу твоего покровительства. Я твой, я пришёл к тебе сам. На жертвенной крови, которую я разделил с тобой, клянусь служить твоей силе, и славе, и сыну твоему - Божественному Соану.
   Первый жрец Весты и не пытался преодолеть внутреннее, почти врождённое презрение, а скорее, ревность к иноверцам, претендующим на внимание и милость возлюбленного божества. Кочевник пробрался в круг тех, кто достоин служить Солнцу на земле, а значит, и в новой жизни будет допущен в вечное царство Света.
   Косясь на вновь обращённого с откровенной неприязнью, Шамизох подумал, что новый подопечный Ахона ничем не отличается от дикарей, что сейчас продаются на рынке по дешёвке.
   То ли дело Кече. Хотя озоли-бау так и не достался жрецу, он не был забыт. Первый жрец выяснил, что Ахон повёл себя как грубая бесчувственная скотина - таким он и являлся, - отправив изысканного озоли с нежной и гладкой кожей под кнут лагес-ветора. Если Кече не забили насмерть, то безнадёжно испортили. Какое варварство.
   Ахон взмахнул над жертвенником Жезлом Власти, коснулся залитого кровью блюда.
   -Слава тебе, Солнечный Повелитель! В тебе все наши надежды. Ты один вечно царишь на небе, а твой Божественный сын, царь Соан, один правит на земле. Так прими по моему слову ещё одного, кто отныне будет прославлять тебя и служить твоему сыну. Ибо в служении Сыну Солнца вся наша жизнь.
   Теперь Шамизох недовольно глянул на Первого военачальника. Упоминание имени Соана покоробило жреца: такие слова буквально уравнивали власть бога и власть царя. Однако сделать выговор Посвящённый не смел.
   После вмешательства Ахона в церемонию Первый жрец несколько отвлёкся от сожалений о бау, его вниманием целиком завладел священный предмет - Золотой Жезл, вновь оказавшийся перед глазами, совсем близко. Посвящённый едва не пропустил слова, которые на самом деле и произносились только ради его ушей:
   -Сегодня же мы поедем в Калеб, взглянуть на новых лошадей.
   Ещё не отойдя от потрясения, Ван'Нур недоумённо уставился на садис, а затем начал зеленеть.
   Ахон звонко ударил его по лицу, приводя в чувство.
   -Держись. Солнечный бог принял тебя и твою клятву, друг-газдак. Не подведи меня, своего бара.
   -Бара... - От пощёчины в голове зазвенело, но дышать стало легче. Гораздо легче. Особенно когда он выбрался их храма. Хотя этого Ван'Нур не запомнил.
  
   Первый жрец Весты был крайне недоволен, когда его потревожили среди ночи. Он и без того плохо спал. Выбираясь из постели, он ругался и бранил глупого сакра до тех пор, пока не разглядел незваного гостя.
   Озоли стоял очень прямо и словно дрожал, обнимая себя обеими руками. В неверном свете переносной лампы, которую приподнимал сакр, он выглядел удивительно юным и хрупким. Забыв о недовольстве, Шамизох расплылся в довольной ухмылке, махнул сакру, чтобы убирался.
   -Откуда ты взялся? Я слышал, что Ахон рассердился на тебя... после нашей встречи. Я рад, что ошибся и Аникея тебя не тронул.
   -Нет, господин не ошибся. Меня наказали, - как можно нейтральнее отозвался Кече. Его на самом деле тогда выпороли, только не за свидание с поклонником-жрецом.
   Шамизох взмахнул руками. От растерянности у него вырвалось:
   -Благодарения Влааль, что ты не свободен.
   Кече понял, что имел в виду Посвящённый. После наказания его покровитель Габия вначале произнёс такую же бессмыслицу, но затем пояснил свои слова:
   -Лагес-ветор наказывает кнутом за трусость или предательство. Из троих выживает один - солдата не унизят жалостью. Тебя господин пожалел.
   Тогда Кече проглотил такое объяснение, хотя думал иначе. Отравителя царицы не забили насмерть, чтобы царь Соан мог лично излить на него свой Божественный гнев. Разумеется, по меркам первого гэла, наказание было пустяковым. Озоли не просто выжил, а поднялся на ноги уже на второй день. И шрамов на спине не осталось, его пороли не кнутом.
   Промолчав и теперь, охос выложил перед Посвящённым завёрнутый в стату свёрток, предельно осторожно его развернул, стараясь не касаться священного предмета, словно боялся обвинений в кощунстве.
   Блеснуло светлое золото, таинственно замерцали камни. Было тихо, но потрясённому Шамизоху показалось, что прогремел гром. И мысли не возникло дотронуться до святыни - подобное святотатство немыслимо для любого садис. Раскрывая и закрывая беззвучно рот, как вытащенная из воды рыба, Посвящённый хватал воздух, наконец склонился перед Жезлом Власти.
   В глазах жреца плескалось изумление. Бесценный предмет завораживал. Шестнадцать крупных огранённых камней оплетали его венком, утверждая Божественное право на безграничную власть - власть царя. Каждый камень олицетворял какой-то из городов Сади, а все вместе сливались в символ единства и мощи Солнечного царства. Жезл Власти держали все цари и наследники Огненного бога и выпускали из рук, только воссоединяясь с Божественным отцом. Случайное прикосновение к святыне означало посягательство на верховную власть, а обладание им свидетельствовало о близости к богу. Золотому Диску всего лишь поклонялись, Золотой Жезл требовал повиновения.
   Понемногу дар речи вернулся:
   -Это Жезл Власти? - задал Первый жрец Весты самый глупый из вопросов.
   -Первый военачальник называл его именно так и хранил вместе с высокими значками своего гэла. Сегодня господин впервые оставил Золотой Жезл без охраны, в своей палатке. Поэтому я смог его забрать, - не моргнув, солгал Кече. - Пропажа обнаружится утром, и тогда поднимут тревогу.
   -Да, ты прав.
   Посвящённый заметался по спальне. Он понял, что сам вдруг оказался в смертельной опасности и, возможно, не переживёт новый день. Еще раз наткнувшись на озоли, Шамизох до боли закусил губу, подозрительно глянул на похитителя, всё-таки осмелившегося тронуть Божественный символ. Охос был обречён.
   -Ты пришёл незаметно?
   -Я старался, господин. Надеюсь, что это так.
   -Я тоже надеюсь, - пробормотал Шамизох, прикидывая, что необходимо сделать в первую очередь. Самое главное: немедленно доставить Жезл Верховному. А чтобы остаться вне подозрений и без свидетелей, сакра придётся удавить. Он привёл озоли и сразу признается.
   "Что же делать, если так получилось. Сакр стал много знать, - лицемерно вздохнул Шамизох. - А вот озоли жаль... Хотя его в первую очередь начнут искать повсюду".
   -А где твой Ахон?
   -Господин уехал в Калеб, - подтвердил охос то, что Посвящённый слышал днём, собственными ушами.
   Сложив ладони перед грудью, бау смиренно напомнил:
   -Господин, мне была обещана лёгкая смерть.
   С его плеч свалился шарф, открывая золотистую, без единого изъяна, кожу, словно гладкий шёлк. Жрец изумлённо уставился на озоли.
   "Ну конечно, его не портили кнутом. И Ахон с ним почти не расстаётся. Вон как наряжает, словно ограбил храмовую сокровищницу, - промелькнула в голове Посвящённого мысль, которую он с удовольствием развил. - А может, не стоит убивать... сразу? Нет, всё складывается не так плохо - только неожиданно".
   В любом случае, от улики следовало избавиться немедленно. Условным свистом Шамизох отдал приказ сакру.
   -Значит так, - он прищёлкнул пальцами, обращаясь к бау. - Ты сам вручишь подарок Верховному. Ведь ты ему пообещал.
   Первый жрец снова усмехнулся и, как бы в награду, ущипнул бау за подбородок. До чего соблазнителен.
   -Нет... - Кече отпрянул, во что-то упёрся спиной. - Я не посмею прикоснуться... снова.
   -Ещё как прикоснёшься, бау, - тотчас рассердился жрец и замахнулся, грозя ударить. Но он тут же смягчился, подмигнул, снова потянулся к щеке Кече: - Не серди меня, озоли. Ведь я так и не успел... тобой насладиться. Ну, не смотри на меня опечаленными глазами. Уверен, Верховный охотно подарит мне твою жизнь.
   Отступить ещё на шаг Кече не смог, потому что увидел, кто стоит за спиной. Неприметный маленький человечек смотрел приветливо, словно бы улыбался. Храмовый гишинар.
   Кече заранее подготовился к самому плохому, и бояться худшего было бессмысленно. Но всё равно колени ослабли. Если бы Ахон сразу велел его запороть - давно бы всё кончилось.
   -Да, господин, - склонил он голову.
   -И поторопись. Тебя выведут за городскую стену до того, как откроются ворота. И проводят в Напени, - проболтался жрец, назвав виллу, где скрывался Верховный. Торопиться с этим не стоило, ну да ладно. - Тебя там никто не найдёт.
  
  

(Конец Второй книги)

   Wednesday, 3 February 2007 'пЁ.'
  
  
   Список имён и некоторых слов.
  
   БАУ - древнее царство - соперник Сади.
   Абира - старая крепость на границе с Орту.
   Баанит - жена Кече.
   Бау - название всего царства, его столицы или жителя царства Бау.
   Галиад Биштия - Владетель Биштия, друг Кече, Охранитель трона.
   Ваалес, Ваалес-Яги (династич. имя) - Опора трона, принц Бау.
   Раиар - служанка Баанит, сводная сестра Владетеля Биштия.
   Ракасси и Зед-Вирос - Владетели Запада.
   Даир, Дари, Банч-Даир (династич. имя) - Рождённый для любви, принц Бау, близнец Итая.
   Зураим - священный огонь.
   Идиче - сын Кече.
   Итая, Банч-Итая (династич. имя) - Рожденный для надежды, принц Бау.
   Кече, Кече-Бахор (династич. имя) - Восходящий на трон, принц Бау, старший из братьев.
   Лавис - праздник вина.
   Ошот - похоть.
   Раиар - служанка.
   Ступени Неба - горы к западу от Бау.
   Тора - парные кинжалы.
   Туамо - поэт.
   Черер - сестра Владетеля Биштия.
   Яра - правящая династия.
   Ясава - дыня.
  
   ОРТУ-ДАН - Земля Всадников. Земли кочевых племён.
   Агун - Военный вождь.
   Ашааль - брат, которого сажают у очага. Особое родство по жене или мужу. Например, брат жены брата.
   Ван'Нур, Вэн - Бегущий Навстречу Ветра, брат Сэ'Туа.
   Газдак - всадник моей крови.
   Гар'Тава - Бурая Лиса, агун-Предводитель.
   Двурогий залив - бухта Радужного моря, относящаяся к Орту.
   Ортусланин - тот, кто родился в Орту.
   Праджар (осенний и весенний) - празднование равноденствия. Бау считают это слово названием столицы Орту.
   Старшая Дилла, Младшая Дилла, Танцующие, Синие Загоны - кочевые племена Орту.
   Сэ'Туа, Сэт - парящая высоко в небе птица, Высокий Орёл. Агун Старшего Дилла.
   Ув'Иста - брат Гар'Тава.
   Хумма - пусть так будет.
  
   САДИ - царство Солнца.
   Ада-Сади - Камень-Сади (Замок-Сади),крепость на берегу Сади. Она закрывает вход в бухту.
   Агираб - совет царя с Посвящёнными, Ахоном и Советниками.
   Айн - ритуальный кинжал
   Амарро - красавчик, приятель.
   Аникея - имя Первого военачальника Сади
   Анохир-Ирма - Первый жрец Солнца. Брат Соана.
   Антазей - бог ветра, покровитель моряков и всех странствующих, также является богом-врачевателем.
   Армада Панура - флот Сади.
   Ахон - Первый военачальник Сади.
   Бара - титул наставника у Посвящённых жрецов Солнца.
   Барингама - пограничная река между Сади и Орту
   Бриан - арфа.
   Ванайи - аристократка из свиты царицы.
   Ваху - богиня-Хранительница. Мать Декиора.
   Веста - город в предгорьях Тессал, на границе с Орту.
   Влааль - богиня печали. Сестра-жена Декиора.
   Водсубаси, Оду - Свидетель Гембы третьей ступени.
   Габар - питейное заведение.
   Габия - личный слуга Ахона.
   Гемба, Тинетесс - богиня тайных желаний, богиня Красной луны. Сестра Антазея.
   Гишинар - дворцовый или храмовый шпион и убийца.
   Гоикос - слуга Маси Гета.
   Грасара - большое гребное судно с прямым парусом.
   Гэл - личный отряд от 20-30 до нескольких сотен человек.
   Дальняя граница - граница с Орту.
   Декиор - бог войны.
   Дзаб - Ненасытная, Неспящая, Слепая. Богиня мести. Её запрещено чтить.
   Зучара - бубен.
   Иварий - комната с бассейном.
   Инат - лагес личной царской охраны (телохранители и стражи).
   Каба - царская вилла недалеко от столицы.
   Калеб - город-крепость на р. Барингама.
   Калимас - мужья под покровом Ваху.
   Кахья - брачный партёр, обычно для охос.
   Крийла - няня Санели.
   Лава - рубашка.
   Ларитэя - Советник Золотого Диска.
   Лагес - офицер, командир воинского отряда.
   Ларинос - воинский отряд.
   Лея - любимая (сади)
   Льежани - торговая часть Сади.
   Лиас - дочь Верховного жреца.
   Льяриша - река. Долина р. Льяриша находится недалеко от столицы, там обычно устраивается царская охота.
   Масианакаи Гета - Маси, аристократ из богатого рода, занимавшегося виноделием и торговлей.
   Охос - раб.
   Озоли - храмовая танцовщица.
   Радужное море - море, вокруг которого находятся царства Бау и Сади, разделённые землями Орту.
   Сабайи - город Сади.
   Сади - название всего царства и его столицы.
   Садис - житель Сади.
   Сакр - главный управитель дома.
   Санели - младшая сестра Аникея.
   Соан - царь Сади, Сын Солнца (официальный титул).
   Согарэр - озоли Гембы.
   Соляи - роза.
   Стата - плащ, накидка.
   Сэ'Туа, Сэт - (парящая высоко в небе птица, Высокий Орёл) кочевник из Орту, охос Сын Солнца.
   Тайшу - служанка Санели.
   Хэвва - шавет царицы Лиас
   Хатоннах - Советник Золотого Диска.
   Хранители Сади - гарнизон города Сади.
   Шавет - телохранительница, дар богини Ваху.
   Шалия - Мать богов, Возрождающая Солнце.
   Шамизох - Первый жрец Весты.
  
   ТЕССАЛ - союз горных кланов.
   Аната Мерсале Рэй - Владыка Тессал, хозяин Высокого Дворца и Предводитель кланов.
   Арефа - главная комната в доме, предназначенная для гостей.
   Асабат - клан Тёмных Теней.
   Ашмир - перевал, через который идёт дорога из Орту на Сади, в обход Барингамы. Название селение и клана.
   Беджей - Онара Мерсале Рэй, дядя Гаю.
   Вей-ю - настольная игра.
   Гаю Мерсале Рэй - огжей (наследник) Аната.
   Зайидан - перевал, ведущий к Наде.
   Нада - столица Тессал.
   Огжей - наследник.
   Сех - ароматный напиток.
   Тесс - название горного массива. Житель Тессал.
  
   АСАБАТ - клан Тёмных Теней.
   Айнар - асабат из семьи Тунур.
   Аллита - асабат из семьи Тунур.
   Арача - общий зал с очагом.
   Асабат - сестра.
   Беджей - брат-отец.
   Ери - слуги.
   Ичир - семья.
   Ковечи - нагив Айнар.
   Лан - мужчина для арачи, старший брат.
   Луру - закрытый квартал Нады, в котором живут асабат.
   Нагив - мужчина для тьяли, брат.
   Надзиаруне - Четырёхрукая. Богиня, дарующая дочерей.
   Нила - дочь Ткалев.
   Та, Кто Всегда Ждёт - богиня смерти.
   Ткалев - асабат из семьи Тунур.
   Тунур - Правая рука. Одна из семей клана Асабат.
   Тьяли - спальня нагива.
   Уеро-Онага - лан Аллиты.
   Улик - беджей. Брат-отец из семьи Тунур. Отец Айнар.
   Яджек - нагив из семьи Тунур.
  
  
  
  
   77
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"