Рубенок Олег Федорович : другие произведения.

Имппотент

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Советский эротический рассказ


   Уважаемые товарищи! Не ропщите и не капризничайте,если вам придется спотыкаться о лишнии знаки препинания и грубые опечатки,и уж тем более в адрес автора ничего плохого не пишите,а все претензии предъявляйте программе "Fine reader".
  
  

ИМПОТЕНТ

   Советский ЭРОТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ
   Советский Союз - это могучее государство с внушающим уважение названием уже не существует. Но мало кто знает,что и в Совестском Союзе была эротика,но самой высокой пробы. Как и поэзия.
   Пример? Пожалуйста.
   Я не знаю сам,что делаю...Красота твоя,спроси ее. Ослепели груди белые до безумия красивые. Ослепили белой жаждою,друг от друга с необидою отвернулись,будто каждая красоте твоей завидует. Я не знаю сам,что делаю,и,быть может,не по праву я то целую эту левую,то целую эту правую...
   Эти стихотворные строчки принадлежат Василию Федорову,о котором нынешнее поколение и знать-то ничего не знает. А вот все,что ниже пойдет, - настрочил я. Балдейте,господа эротиканы и сексоманы!
  
   ХХХ
   Мы осматривали свои апартаменты. Боже мой, до чего ж это
приятное занятие! Моя Марта прямо-таки ошалела от счастья.
Еще бы, после общежития -- и вдруг свой угол. Правда, его нам
разделил
и на две семьи. Но наш брак был частью того большого
общего счастья... Да, то было прекрасное время комсомольских
свадеб, вроде нашей, и лозунгов, типа: "Нынешнее поколение бу-
дет жить при коммунизме!". Тогда о коммунизме говорили громко,
вслух, не стесняясь и не краснея, как теперь, например, говорят о
сексе, бабах и прочих прелестях интимной жизни.
   Тогда интимная жизнь признавалась не всеми, не у каждого ук-
ладывалась в голове. Разговоры о ней, считались как бы вроде чем-
то предосудительным, и уж если заходила речь на эту тему, то
обычно по пьянке или на работе, когда и от курева уже тошнило, и
от безделья становилось тошно. Мы были строителями коммунизма и,как потом выяснилось,строили без энтузиазма и без должного профессионализма.
   Чего там говорить, на кого-то кивать и вспоминать то, что, в об-
щем-то, в тот момент не занимало наш ум. Мы были детьми сво-
его времени, социалистической ориентации, тогда еще нам не за-
бивали головы и не расслабляли нас лозунгами вроде "Каждая
семья к двухтысячному году будет иметь отдельную квартиру!" И
мы, не думая о такой глупости, попарно взявшись за руки, затаив
дыхание, боясь вспугнуть свое счастье неловким движением или
случайным словом, неслышно ходили по свежевыкрашенным по-
лам новенькой квартиры.. Две комнаты. Один коридор. Одна кух-
ня. Все остальное тоже по одному, Ну и что! В ванную гуртом не
ходят. В сартир -- тоже редко бывает, что всех разом приспичит.
  -- Будем делить! -- сказала Надя, жена Толи.
  -- Будем! -- охотно согласились мы с Мартой.
   -- Толя! -- Надя строго и выжидательно посмотрела на своего
супруга.
  
   Тот вздрогнул всей своей тощей и неказистой фигурой и тороп-
ливо достал из кармана коробок спичек.
   --Длинная - большая комната, короткая-- маленькая, -- тор-
жественно объявила Надя и, резко изменив интонацию, строго
произнесла.
-- Толя!
   Толя неловкими нервными движениями обломил головки у двух
спичек и оставшиеся палочки зажал в кулаке.
   -- Тащите! -- приказала нам Надя.
   Мы с Мартой растерянно посмотрели друг на друга. Никто из
нас не решался взять на себя такую ответственность.
  -- Может, ты... -- робко предложила моя молодая жена.
  -- Ну, если ты настаиваешь...
   --Чего вы мандражируете! -- изумилась Надя. -- С милым
рай и в шалаше. Давай тащи!
-- грубо приказала она мне.
   --Пожалуйста, Вовик, будь решительнее, -- с жалкой улыбкой
на лице пропищала Марта. -- Я постараюсь не упрекать тебя, да-
же если ты вытащиш
ь комнату без балкона и самую маленькую.
   Надя надменно посмотрела на нее.
   -- Здесь не так много комнат, как ты думаешь. Без балкона
она -- и самая маленькая.
   Вместо того, чтобы воодушевить меня, женщины своей переб-
ранкой только дали понять мне, как ограничен мой выбор и какую
ответственность я взвалил на свои плечи. И все же перекладывать
ее на свою супругу в присутствии чужих людей мне не позволяла
моя мужская гордость да и сама Марта, которая недвусмысленно
уже дала понять, что и в этой ситуации я должен оставаться муж-
чиной, а не рассчитывать на нее.
   Дрожащей рукой я потянулся к двум спичкам, едва выглядыва-
ющим из тощего щетинистого кулака соседа. Прежде чем выбрать
одну из них, глянул ему в глаза. Они у него, к моему удивлению,
ничего не выражали. Словно тут ничего и не происходило, а если и
происходило что-то,то ему до всего этого не было никакого дела. "Или
нервы у него такие, -- подумал я, -- или ему действительно с ми-
лой рай и в шалаше". И ругая себя за слюнтяйство, выдернул
обломок спички.
   Мы все четверо тщательно сравнили его с другой палочкой, и, о Боже,
удача! Я вытащил комнату с балконом и самую большую в этой
кварире. Марта захлопала в ладоши. Не сдержалась. И нежным
взглядом одарила меня. Представляю, как я вырос в ее глазах,
после такой удачи.
   А наши соседи заметно не огорчились. Толя как находился в
заторможенном состоянии, так в нем и остался. А Надя как про-
   должала им командовать, так и тут ничто не помешало ей это сде-
лать.
   -- Будем заселяться! -- сухо сказала она и, кинув на своего супруга холодный взгляд, пошла на улицу.
   Он побежал следом за нею.
   -- Какой-то инфантильный, -- сказала моя Марта, когда
за ними закрылась входная дверь.
   Я физически ощутил, как по моей физиономии поползла ото рта
к ушам довольная улыбка.
   -- Правильно подметила, дорогая! -- воскликнул я счастливо.
-- Пойдем-ка и мы за вещами!
   И в порыве чего-то такого необузданного, захлестнувшего и пе-
реполнившего меня, я хлопнул ладошкой свою избранницу по зад-
нице... Ну как бы поторопил ее и еще свою нежность заодно выра-
зил.
   Марта неодобрительно покосилась... нет, хуже того, она гнев-
ным взглядом окинула меня.
   -- Ты эти штучки брось! -- ее милые, прелестные губки нервно
дрогнули. -- Я тебе не какая-нибудь..,
   Она обиженно проглотило слово, которое я тут же мысленно
поставил на должное ему место, и выпучил глаза от удивления.
  -- Да ты что, милая! Что ты говоришь! Это же обычный рабоче- крестьянский жест. Его вся Европа знает! Я вот однажды смотрел, как француженки в баскетбол гоняли. Так их тренер только и занимался тем, что по задницам своих баскетболисток похлопывал. Подбадривал, поощрял таким образом. И выиграли они у наших...
  -- Я никогда не занималась спортом и далека от этого... и, будь
любезен, обращайся со мной как с порядочной женщиной, а не как
с баскетболисткой.
   Мне нечего было возразить. Я ничего не мог придумать с ходу.
У меня не очень гибкое мышление и к тому же часто его заклини-
вает... особенно, когда прут на меня нахрапом. В таких случаях
можно разве что ответить грубостью... Но не хамить же женщине,
тем более своей хорошенькой жене.
   Марта уже, очевидно, догадывалась об этом моем умственном
дефекте, и поэтому без стеснения продолжала воспитательную
речь:
   -- Мне ,казалось, ты меня уважаешь... а ты... ты словно... по
крупу...
   Она жалостливо шмыгнула носом. Тут уж молчать дальше бы-
ло нельзя. Я уже тоже достаточно изучил Марту и знал, что от
шмыганья носом до слез у нее проходит, как правило, не больше од-
ного мгновения.
  
  -- Да какую же корову?! -- начал я в спешном порядке оправдываться и постарался вложить в свои слова как можно больше оптимизма, пафоса и еще чего-нибудь такого, чтобы они звучали бодро и подбодрили упавшую духом мою жену. -- Причем тут скотина и какой-то коровий круп?! Всего-то только и хлопнул на радостях по попе! А ТЫ уж развела бадягу! Тебе бы радоваться надо,что у тебя есть по чему хлопать! Вот у нашей соседки Нади не задница, прости уж за некультурное слово -- по случаю вырвалось,--так вот у нашей соседки Нади -- не задница, а колун! Такой жопой, вот опять, дорогая, слово нехорошее вырвалось, но тут без них никак не обойтись, так вот такой жопой только дрова колоть, и уж ни при каком восторге по ней хлопать не станешь.
  -- Да уж, она совсем какая-то узкозадая, -- задумниво проговорила Марта и, кинув на меня стыдливый взгляд, спросила тихо.-- Она тебе нравится?
  -- Боже! -- радостно воскликнул я, чувствуя, что на этот раз слез не будет. --Да кому же нравятся такие задницы!
   --А как же Толя?
  -- А что Толя?! Какой он мужик! Да он в этом деле ничего не понимает! Ты приглядись внимательно к нему! Она охмурила его! Женила его! И -- под каблук! И -- шварк! Раздавила личность. Толи как такового -- нет!
  -- Да, она с ним чрезмерно строга...
   Мне показалось, что Марта сказала это с какой-то затаенной
грустью... даже, может быть, сочувствуя соседу.
  -- Ну уж нашла, кого пожалеть, -- проворчал я недовольно.
  -- С чего бы ты это взял? -- недоуменно пожала Марта красивыми круглыми плечами. -- Обидно только за вашего брата, что он позволяет кому попало так помыкать собой.
   Я готов был уже с жаром возразить своей любимой и доказать
иа чем угодно и как угодно, что я не такой и на меня где сядешь,
там и слезешь, но распахнулась входная дверь... Мне ничего не оставалось,
как прикусить язык. И молча наблюдать, как наши соседи
затаскивают в
прихожую, видавшую виды, железную кровать. Они
гулко, по-хозяйски поставили ее на пол перед нами, и Надя, тяже-
ло опустилась на ржавые пружины. Пружины жалостливо и гром-
ко заскрипели, прогибаясь под нею. А на глаз казалось, в ней --
кожа да кости... Она качнулась раз-другой, проверяя надеж-
ность амортизаторов, и кровать запела во весь голос,не жалея
своих ржавых связок.
   --Вы,что, спать на ней будете? -- ужаснулась по простоте
душевной моя Марта.
   Я и сам не сразу уловил весь тайный смысл этого вопроса. Надя
   С ходу схватила его суть. Она насмешливо посмотрела на Maрту:
   -- Не волнуйся. Мы сами любим тишину и в кровати только
спим, а не качаемся.
   Боже, как жутко покраснела Марта.
  -- Я ничего такого не хотела сказать,---начала она правдываться упавшим голосом. -- Я только...
  -- А я что такого сказала? -- нахально перебила Надя. --Я
ведь только и говорю, что звукоизоляция в этих домах ни к черту
не годятся, а соседи должны беречь покой друг друга, несмотря ни
на какие сексуальные потребности.
  
  

ХХХ

   В первый вечер мне показалось, что наши соседи только и пе-
кутся о нашем покое. Они закрылись в своей комнате и никак не
хотели выходить из нее. А мы с Мартой сидели на кухне за столом.
Перед нами стояла открытая бутылка вина.
   Я горел желанием по-человечески и сообразно тем возможно-
стям, какими мы располагали, сообща отметать новоселье. Но ве-
чер подошел к концу, и стало ясно, что сообща у нас с ними сегод-
ня нечего не получится. Я изло
вчился, и в тот момент, когда Мар-
та потеряла бдительность, налил по чашке вина себе и моей суженной.
   -- Вздрогнем?- торжественно сказал я. -- За то,чтобы все у нас было хорошо на новом месте и чтобы соседи крепко спали по ночам на своей скрипучей кровати.
   Немудренный тост, но думаю, он был по делу.
   Моя избранница, не взяв чашку в руки, наклонилась и поводи-
ла над нею носом. Ее носик сморщился, а лицо исказила гримаса
отвращения.
   --И ты такой гадостью загадил мою чашку!? --с нескрывае-
мым ужасом прошептала она.
   Мне почему-то показалось, что это у Марты нe от души, а от
жадности.
   -- Ты,дорогая, привередничаешь не по нашим доходам, -- с укоризною заметил я. -- На что деньги дала, то и налил.
   Но мое замечание на этот раз пришлось как нельзя некстати.
Оно, скорее всего, напомнило молодой хозяйке о нашем
докоммунистическом существовании, когда живешь от получки до по-
лучки и каждую копейку считаешь. Я сообразил это после того, как
слова вылетели из моих уст и застряли в прелестной головке Марты. Да,я как бы подыграл ей и попал впросак. Я смущенно опустил глаза.
   Мое замешательство воодушевило Марту.
   --Ты,Вовик, обманулся в своих ожиданиях...
   Крупная слеза упала в чашку с вином.
   Я только молча смотрел,как она плачет,и ее слезы напоминали мне отцовский малопроизводительный самогонный аппарат. Вот точно так же,словно нехотя,на нем набиралась капля первача и,чистая как слеза,срывалась в железную посудину.
   Но там был настоящий первач! Такой первач,который за душу брал... А тут вода капала в настоящее вино. И как только до меня дошло, чем Марта разбавляет
и без того малоградусный напиток -- сердце мое сжалось. При на-
шей-то бедности ее слезы были непозволительной роскошью. На-
до было действовать и действовать энергично.
   -- О чем плач, дорогая? -- с болью в голосе спросил я. --Тут
что-то в чашках не то?! Так я мигом освобожу посуду! Я все вылью,
и все, дорогуша, ради тебя, чтоб только ты не переживала!
   Я схватил чашки, в каждую руку по одной, и мигом выплеснул их
содержимое себе в рот.
   Марта зажмурилась. Когда она открыла глаза, то, хоть и были
они затуманены слезами, я увидел в них ужас и растерянность.
   Я бодро подмигнул супруге. Мол, не сомневайся, свои возмож-
ности знаю, и до бузы дело не доведу. Весь предыдущий опыт под-
сказывал мне, что только таким своим уверенным поведением я
могу вернуть Марту в нормальное состояние.
   -- Вот, пожалуйста, дорогая, загляни! -- подсунул, я ей под нос
пустые чашки.
-- Ничего в них нет! Стоит ли из-за ничего расстра-
иваться!
   Она заглянула... Сморщилась, как от зубной боли, подня-
лась из-за стола и, пройдя за мою спину, растворилась во мраке
коридора.
   Мое игривое настроение поугасло, и даже выпитое вино уже не
в состоянии было поддержать его. Я понял, что переиграл... пере-
бодрился, да и с самим вином поступил опрометчиво. Конечно, ес-
ли разобраться по-человечески, Марта переживала не только за
свои копейки, но еще и за меня. Кому нравится жить с пьяницей...
Бесспорно, она была против того, чтобы я пил. Но я тоже был про-
тив этого и до пьянства дело не собирался доводить... да и спивать-
ся мне еще не с чего было. На мои деньги мы еще концы с концами
свести не могли... И уж при наших-то доходах брезговать солнцедаром...
Эх...Я поднялся и пошел искать Марту. Надо же было все это ей
объяснить!
   В нашей комнате ее не оказалось. Я заглянул в ванную -- и там никого. Тогда я постучал к Ермишиным... Ответа не последовало. Я решил, что они спят, и в растерянности остановился около их двери.
  
   - Ты чего там? -- вдруг прозвучал за дверью голос Нади.
   -- Да вот жену потерял, -- посетовал я.
   -- Как это можно в квартире жену потерять? -- хмыкнула со-
седка, -- Навервяка-в сартире сидит.
   "Вполне возможно", --подумал я и пошел к туалету, хотя у самого никак в голове не укладывалось, что моя капризная избранница может так долго засиживаться в столь не приспособленном для длительного, отдыха месте. Ее нежый носик, которым она только что с таким отвращением водила над египетским солнцедаром, должен был взбунтоваться в первые же минуты.
   Но Надя оказалась права... Незапертая дверь, едва я нажал на нее, бесшумно открылась. Я увидел свою супругу на унитазе. Печаль омрачала ее лицо.
-- Ты чего тут делаешь? -- удивился я.
   - Ничего! -- сердито ответила она.
   -А зачем тогда сидишь здесь?
  -- От нечего делать.
  -- А-а... -- переступил я с ноги на ногу. -- А дверь почему не закрыла?
  -- Ничего не делаю -- потому и не закрылась! А ты сгинь отсюда, пьяница несчастный. Глаза б мои на тебя не смотрели.
   Она поднялась и зло захлопнула дверь.
   -- Ты перебил мне все мое одиночество! -- гневно закричала она из сартира. -- Пожалуйста, уйди отсюда! Прошу тебя!
   Чертовщина какая-то получалась. Одному тошно от одиночест-
ва, и он ищет общения с другой. А другая ищет одиночества и не
хочет общаться... Чертовщина... Эх!
   Теперь уже около этой двери я стоял в полной растерянности.
Топтался, переминался с ноги на ногу и не знал, что мне предпри-
нять... каким бы образом выманить из туалета свою... мою избран-
ницу.
   -- Ты тут в очереди? -- спросил меня сосед, неслышно приблизившись ко мне сзади.
   Потом я замечу, неслышно ходить была его самая отвратительная привычка, а тогда я вздрогнул от неожиданности.
-- Да нет, -- почему-то смущаясь, ответил я.
   Зато Надя без всякого смущения четко обрисовала этому олу-
ху ситуацию:
   -- Жену расстроил вот и поносит она теперь. В свое удовольствие на дерьмо исходит!
Босая, кажись, в одном тряпичном халате, она стояла за спиной своего Толи и с издевкой посматривала на меня.
   "Ох и наглая баба", -- подумал я так грубо о ней впервые, но
вслух ничего не сказал,хотя и обидно было,что она расстройство нервной системы путает с расстройством желудка. Как-никак,а Марта не чужая мне была.
  
   А Толя повернулся к жене и так игриво спросил:
   -- Может, Надь, утешить ее?
   И при этом безобразно повилял тощей задницей. Она у него,
как и у его супруги ничем не отличалась, от колуна.
-У него своя утешилка есть! --сердито сказала
Haдя, а мне
при
казала. --Давай иди спать! Hе толкись здесь,если не в очереди.
Эй-ты, медам! -- постучала она по двери туалета... -- Освобождай
сартир! Чай не персональный! А тут кой-кого поджимает!
   Я с благодарностью глянул на чужую жену. Хоть и грубая она, но с мозгами. Но и я тоже не дурак! Я сразу сообразил, о какой
утешилке она речь вела. Что-что, а это-то у меня было и находилось в полне приличном состоянии!
   Не дожидаясь, пока Марта поднимется с насиженного места и выйдет в коридор, я бросился в нашу комнату. Мгновено
разделся и занял исходную позицию на кровати. После туалета,
как я понимал, Марте больше некуда было приткнуться. Ну, а я уже
настроился. Я уже готов был утешить ее!
  
  
   ХХХ
  
   Марта неподвижно стояла у окна и пристально вглядывалась
в темноту на улице. Я ждал, когда ей это надоест. А ей не надоеда-
ло. Наконец я не выдержал и спросил:
   -- Ты чаго там увидела?
  -- Ничёво! -- сухо ответила она.
  -- У тебя везде все "ничёво"! -- возмутился я. --Тогда чего же ты туда смотришь?
  -- Чтоб только тебя не видеть!
  -- Ну... знаешь ли... это уже начинает обижать... У меня ведь тоже есть самолюбие!.. В общежитии, мне кажется, ты была совсем другой. ..более покладистой.
  -- И в общежитии я была совсем такой же! Только мы там с тобой так тесно не контактировали.
   -- Понятно, почему я вовремя не раскусил тебя.
  -- Эх ты, пьяная харя! -- Марта посмотрела на меня через плечо, наверное, презрительно. В темноте не вдруг-то разберешься, но скорее всего -- презрительно. -- Это я по глупости при всех наших контактах закрывала глаза-... на тебя. Вот теперь и умываюсь слезами.
  -- При интимных контактах положено глаза закрывать. Даешь волю фантазии и удовольствия получаешь больше.
  -- Я от скромности закрывала глаза,а не от удовольствия.
  -- Ну,хватит умываться слезами! -- уже сердито, сказал я. -- Утром продолжишь эту процедуру, а сейчас ложись спать и закрой глаза для большего удовольствия.
  
  -- С пьяницей в одну постель?
Марта презрительно хмыкнула.
  -- Вино малоградусное, у меня от него уже ничего не осталось.
   -- Зато я после твоего трюка с чашками до сих пор придти в
себя не могу.
  
  -- Оно и видно.
  -- Чего видно?
  -- Ну, нормальная давно бы легла.
   Я хотел быть мужчиной. Я изо всех сил пытался остаться им до конца. Но до конца, к сожалению, дело не дошло, и мне так и
не удалось утешить Марту в ту ночь.
Я решил подождать до следующей.
   Конечно, я чувствовал за собой какую-то вину, хотя, если быть честным, не осознавал ее. Но чувствовать -- чувствовал и изо всех сил старался больше ничем не омрачать настроение жены.Не хамил целый день,не острил и, естественно, целый день не пил...
   И вот когда стемнело, когда пришла ночь, и Марта, стараясь не смотреть на меня, легла рядом со мной... вот тогда мне показалось, что наступил праздник. Я на радостях обнял свою любимую уродину да так ловко, что в моей ладони оказалась ее упругая грудь.
-- Не надо этого! -- зашептала Марта чуть ли не в ужасе.
   -Ну уж извини -- подвинься, дорогая. Время страданий прошло, пора нам приводить свои чувства в порядок!
   Я другой рукой закатал ее рубашку до самого пупка и зас-
кользил жадной ладонью по раскаленной коже внизу ее живота.
   -- Это уж совсем ни к чему!
   Голос у моей Марты обиженно дрогнул. И хоть в темноте невозможно было в деталях рассмотреть ее лицо, но я не сомневался, что она надула свои еще по-девичьи сладкие губы. Не долго думая, я припал своими губами к этим ее сладостям.. Она тоже
думать не захотела. Мотнула головой, и поцелуя как не бывало.
Хуже того, она повернулась на бок и задницей прижала меня к
стене.
   -- Спи спокойно, не распаляйся, -- строго порекомендовала она. -- Ты знаешь, какой сегодня день?
   Я ошалело во мраке смотрел на ее затылок. Может быть, сегодня действительно день какой-то не такой, а я к ней с этим делом пристаю.
   -- Не знаю, -- растерянно прошептал я.
   --Ты уж совсем! -- она покрутила пальцем около виска. --
Воскресенье сегодня!
   -- Ах да, воскресенье! -- радостно и торопливо воскликнул я,совсем не понимая, почему оно, сегодняшнее воскресенье, не стыкуется с моими желаниями. И чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, робко спросил: -- Ну так и что?
   -- Не догадываешься?
   Она настолько удивилась, что даже повернулась ко мне.
   -- Не догадываюсь!
  
   -- Мы делжны это делать по субботам, чтобы на другой день можно было выспаться и не ходить с больной головой. Понял?
  -- Не совсем.
  -- Эх, ты... Как бы тебе объяснить... Ну чтоб от всего этого голова не болела!
  -- От твоих объяснений, что ли?
  -- Нет, ты чего-то уж совсем того... От всего этого... ну понимаешь?
   Она и мимикой, и глазами пыталась выразить мне все то, что
не договаривала. В конце концов, хоть и темно было, но я рассмот-
рел, что она пытается донести до меня, и разочарованно вздох-
нул:
  -- А у меня без всего этого голова болит.
  -- Я не думала, что ты такой развращенный! -- вспылила она и снова повернулась ко мне спиной, и опять прижала меня задницей к холодной стене.
   Задницей я эту часть ее тела до сих пор называю со зла. А так,на самом деле-то, у нее была очаровательная жопка. Упругая и мяконькая. И все это одновременно, и все это сразу. И главное,нежная, гладенькая. До того нежная и гладенькая, что я не удержался и положил ладонь на эту ее прелесть.
  -- Ты забыл, что я тебе говорила? -- холодно сказала Марта.
  -- А что ты мне говорила?
  -- Ну об этой твоей привычке.
  -- Мы никакие мои привычки не обсуждали. У меня вообще нет никаких привычек!
   -- Ну как же нет, когда ты еще пример с француженками приводил.
   -- Ах, вот ты о чем, дорогая! Но ведь то с этим не сравнишь!
И я нежно погладил ее прелестные ягодицы.
   --Убери сейчас же руку! -- гневно зашептала она.
   -- Не уберу! -- стиснув зубы, зашипел я. -- Вот возьму сейчас и, не дожидаясь субботы, сделаю то, что и должны делать нормальные разнополые в постели.
   -- Нормальные разнополые в постели спят!... Слышишь?
Она приподняла вверх пальчик.
   Я как идиот уставился на него, одновременно напряженно вслушиваясь в ночную тишину. Ни единого звука! Редкое для города исключение, но даже запоздалый транспорт и тот почему-то не громыхал на дороге под окном.
  -- Ничего не слышу, --- шепотом доложил я, боясь вспугнуть,в общем-то, такую сейчас нужную, такую желанную тишину.
  -- Вот и я ничего не слышу! -- удовлетворенно сказала Марта.
   -- Если бы наши соседи занимались тем, к чему ты пытаешься склонить меня, тут, знаешь, какой бы скрип стоял! О-ля-ля!
   Я вспомнил ржавую кровать и уронил голову в подушку,прямо-таки уткнулся в нее головой. Нет, я не смеялся. Я готов был разреветься! Но не заплакал. Я крепился, крепился, как мог,и умолял Бога помочь мне преодолеть сопротивление жены.
   И в какой-то момент мне показалось, он внял моим молитвам.
   -- Ты спишь? --тихо спросила Марта.
   Короткие два слова, а как много открылось мне, и сколько на-
дежд породили они в душе. Господи, неужели ты на самом деле
есть? Голос у Марты потеплел, в нем появилось нечто такое, что
можно было принять за жалость. А женщину ничто так не толка-
ет к самоотдаче, как жалость...Боясь вспугнуть в ней это истинно
человеческое чувство, я молчал.
   Она повернулась ко мне и поцеловала меня в ухо. Нет, зря я
сомневался! Бог на самом деле есть!
   Я крепко обнял Марту. Вплел свои ноги в ее и, заваливая лю-
бимую на спину, страстно зашептал:
   -- Ну, пожалуйста! Только сегодня... В порядке исключения! В честь нашего переезда.
   Ее тело напряглось. Она сжала бедра, не пуская меня внутрь.
-- В честь нашего переезда вчера ты напился, а сегодня скло-
няешь меня к распутным действиям! -- начала она спокойным го-
лосом строгую воспитательную речь. -- Стоит только раз сор-
ваться, и это войдет у нас в дурную привычку. К дурному человек очень
быстро привыкает. А мы с тобой должны оставаться людьми! Как
наши соседи! И нам еще предстоит детей воспитывать.
   -При таком-то воздержании откуда они возьмутся!
   Я со стоном скатился на матрас.
   -- Ты только прислушайся, пожалуйста, -- нежно пролепетала Марта. -- Ермишины давно спят, и нам пора!
  
   ХХХ
   Утром до ужаса не хотелось вставать. Болело тело... словно
ночью я не спал, а мешки с сахарным песком на себе таскал, В
мешках-то сладость, а труд, кто знает, тяжелый, и если хорошо на
такой работе поработать, то после быстро не отлежишься, скоро
не очухаешься. А со мной какая-то чертовщина творилась. Я

мешки не таскал, и никаким таким предосудительным делом с же-
ной не занимался, а чувствовал себя погано. И все бы ничего, ес-
ли бы не понедельник. Мне целый день предстояло стоять у токар-
ного станка. Сколько лишних микрон сниму со стружкой! Как
много запорю дорогостоящих заготовок! Какую сумму с меня по-
том за них высчитают!? Бррр... Я тряхнул головой, и словно шары
   тяжелые с колючими шипами перекатилиеь в ней из одной стороны в другую.
   -- Прошу завтракать! - заглянула в комнату Марта. -- Стол накрыт!
   Она весело сверкнула глазами и снова исчезла за дверью.
   "Ну чем не жена, -- подумал я поднимаясь. -- И заботлива, и
мила. И спит, видимо, неплохо. Вон какой свеженькой да бод-
ренькой выглядит".
   А я поднялся с проклятьями. Ах, к счастью, никто их не слы-
шал, все были уже на кухне. И когда я туда пришел, наши сосе-
ди расправлялись с жареной рыбиной и ели с таким аппетитом,
что у них только за ушами трещало. У обоих, похоже, неплохое
было настроение. Во всяком случае с тем вчерашним оно у них ни
в какое сравнение не шло... Вот что значит выспаться хорошо. Эх,
права Марта...
   А эти двое обжор со знанием дела оглядели меня. У Нади гла-
за так и засветились нахальством.
   - Чего такой вялый, не выспался небось? -- спросила она
насмешливо.
   "Ну и баба! До всего ей дело", -- скучно подумал я, но отве-
чать или вступать
в разговоры не стал. Без нее было тош-
но. Голова раскалывалась, а уж с такой головой, как известно, не
до дискуссий. Я поковырял вилкой яичницу... Черт возьми, ника-
кого аппетита! Да от чего ж я так безобразно себя чувствую? Не
только разговаривать, но даже есть не хочется. А я ведь ничего
такого не делал, что, по мнению Марты, могло бы отрицательно
сказаться на моем самочувствии. Может, я в самом деле того, и в
сексуальном плане у меня не все нормально?
   Ермишины, словно соревнуясь друг с другом, быстро сметали
все, что у них лежало на столе. На что я не люблю рыбу, но и мне,
глядя на них, захотелось рыбки. А минтай-то был пережаренный в
горелом масле, и жарили его в общепитовском противне в ка-
кой-то грязной забегаловке... Ну и натура человеческая... Как бы-
вало в детстве мальчишками говоривали: "Одна кобыла всех за-
манила"... Эх... умяли люди рыбку.
   Я передвинул сковороду с яичницей поближе к Марте. Поло-
жил вилку на стол... А Толя уже из-за стола поднялся. Завернул
в бумажку обсосанные косточки и все, что они не съели, выбросил
в мусорное ведро, а все, что съел, запил холодной водой из-под крана... Ну и здоровье... Это сырой-то водой...дохлую рыбку...
   -- Тебе чайку? -- любезно спрашивает у меня Марта.
   Я киваю. Ох, до чего ж голова болит. Опять там тяжелые ша-
pы перекатились из стороны в сторону.
Толя бодро уходит из кухни.
   -- Ты куда?--кричит Надя ему вдогонку .
Он остановился и смотрит на нее. Глаза у него по-прежнему,как в тумане,поволокой затянуты,и только немного ввалились за ночь и синие тени вокруг них легли. А вид бодрый,и даже на счастливого человека вроде бы похож.
   Надя ни звука больше не издала, только как-то по-особому глянула на стол.Толя метнулся в кухню, схватил тряпку, тщательно вытер
клеенку.
   Надя неторопливо поднялась а словно пава проплыла мимо
нас в свою комнату. Толя вприпрыжку бросался за ней.
   -- Ни кожи, ни рожи, -- проворчала Марта после того, как они ушли. -- А строит из себя принцессу.
   -- Стиральная доска! -- морщась от головной боли, поделился и я своими впечатлениями о соседке. -- И совсем не сексуальна!
  -- А это тут причем? -- возмутилась Марта.
  -- Ну, стелится-то он перед ней ради чего?
  -- Господи, ну и досталось же мне сокровище! У тебя только это на уме! Может быть, он уважает ее за прекрасные душевные качества.
   Слишком тихо было ночью у соседей, чтобы я мог что-то воз-
разить.
  -- Может, и так, -- невесело согласился я и, буркнув дежурное спасибо, пошел из кухни.
  -- А ты чай не выпил! -- взволнованно крикнула Марта.
   Мне в тот момент страшно захотелось послать ее ко всем чер-
тям вместе с ее чаем. Но я сдержался. Только рукой махнул... А по
дороге на работу внушал себе, что Марта -- заботливая жена, и
я должен уважать Марту за чай по утрам и чистые рубашки по
выходным дням. И потом, я еще не совсем разобрался в ее душев-
ных качествах. Может, со временем обнаружится, что и она дос-
тойна уважения. И так, потихоньку, все образуется. Дожить бы
только до пятницы... А там и до субботы -- рукой подать!
  
  
   ХХХ
   Я всю неделю ходил как наэлектризованный. Еле дождался
субботы. Ну ни одного дня в жизни я еще не ждал с таким нетерпением. После ужина, ни на что больше не отвлекаясь, я залез в кровать и с головой окунулся в свои фантазии. О чем я фантазировал, рассказывать, наверное, долго не надо...
   Марта звенела посудой на кухне, Толик в коридоре мыл полы...
  
   Надя притихла в комнате. Интересно, она-то чего дожидалась?Межет быть, того же самого, что и я? Может быть,и она на таком же голодном пайке,как и я. Может быть,и ее уже к другим мужикам тянет,как и меня - к другим бабам. Точно тянет. От того она и злая такая,что неудовлетворенная...
   А время шло. Я торопил его, мысленно подгоняя свою cyпpyгу и надеясь, что мы начнем с нею заниматься этим не совсем приличным делом, как только она покончит с мытьем тарелок.
   И мое сердце забилось прямо-таки как у настоящего девственника, когда в комнату наконец вошла Марта.
   -- Дорогая! -- протянул я к ней жаркие руки.--Ты не забыла, какой сегодня день?
   Она недовольно поморщилась, значит, ничего не забыла. Но и никак не ответила на мой полный любви жест. Словно не замечая протянутых к ней рук, прошла мимо кровати и села на табурет у окна.
--Я еще белье не постирала, а ванная занята.
   И вместо того, чтобы хоть глянуть на меня ласково, уставилась
с безразличным видом в черное окно.
  -- Надя моется?.-- подавив вздох, спросил я.
  -- Толя стирает!
  -- Как это Толя стирает? -- ужасно удивился я.
  -- Обычным образом. Вручную. Машинки-то у них, как и у нас,нет?
   Это было сказано с очень даже большим упреком в мой адрес.
Я сделал вид, что ничего не понял.
   -- Ну, и пусть стирает! -- весело воскликнул я. -- Это даже хо-
рошо, что он стирает. У нас сегодня другие планы, и тебе, я ду-
маю, не следует переутомляться с бельем. Ложись,моя голубка,а то я уже истомился тут под одеялом. Видишь,каким бугром стоит?!
   --Господи! -- Марта с тоской посмотрела на меня. -- Ты же
сексуальный маньяк! У тебя и голова-то ни о чем больше не бо-
лит! Вот Толик!.. Вот Толик и готовит, и стирает, и полы моет!
Вот что значит -- человек уважает свою жену! А ты!.. А ты!.. Те-
бе надо было на какой-нибудь шлюхе жениться, развращенной
также, как и ты! Культурная,воспитанная девушка - не для тебя.
   Ее глаза наполнились слезами, я она выбежала из комнаты,
   Я долго лежал, смотрел в потолок и ни о чем не думал. И стукнуть по башке меня никто не стукнул, а вот чувство было такое, что она отключилась от этого мира и ничего не соображает,как после хорошего удара. Но лежи -- не лежи, соображай --не
соображай, а жену искать надо было. Я лениво поднялся и подался на поиски.
   Заглянул на кухню. Пусто и темно. Открыл двеь в ванную,вдруг она там вместе с Толиком стиркой занимается. Нет, вместе с Толиком была его жена Надя. Схватив мужа за волосы,она
   мордой тыкала его в грязную, мыльную воду, гневно приговаривая:
   -- Разве я тебе, стервец, не говорила, чтобы ты не клал белое
вместе с черным?!
   Согнувшись в три погибели над ванной, стервец только жалостливо похрюкивал и отдуваясь,выдувал мыльные пузыри.
   "Во дрянь баба!",-- подумал я и быстренько закрыл дверь,чтобы не быть свидетелем небывалого, в моем представлении, мужского пoзopa.
   Нет, все-таки моя Марта, хоть и с вывихами, но жена что надо!
   Я стоял возле сартира, пытаясь подобрать нужные для Марты
слова, прежде чем заглянуть в него, когда в коридор вышла еще
не остывшая после схватки с мужем Надя. Увидев меня, она рез-
ко переменилась в лице и движениях, и пошла прямо на меня. Я
попытался посторониться. Отступил назад к стене. Она, не обра-
щая никакого внимания на мои вежливые пируэты, приблизилась
вплотную и прижалась ко мне, словно соизмеряя свой рост с моим
   -- Какой ты большой!-- заглядывая в мои глаза снизу, зашеп-
тала она. -- Как только Марта выдерживает тебя? А впрочем, как
она тебя выдерживает, об этом нетрудно догадаться.
   Надя насмешливо посмотрела на дверь туалета и тут же, как ни в чем не бывало, отстранилась совершенно с невинной физиономией. И только уходя, на прощанье попыталась качнуть бедрами, но это у нее по нормальному не получилось. Слишком уж узкозадой для такого призывного действия была она. Вышло что-то больше похожее на собачье движение, словно сучка хвостом вильнула. "А ведь она голодная!-- подумал я. -- Такая же голодная,как и я сам!"
   От этой, казалось бы, никчемной и самой что ни на есть пошлой мысли в моих висках сильно застучало, и я вдруг понял, что мне ужасно хочется обладать ею... Не Мартой. О, Боже!.. А этой прожженной стервой.
   Я тряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения. К черту такие мысли! Ведь есть Марта! Она же есть, существует,совсем рядом существует! И сегодня суббота!
   Я положил руку на дверь сартира. Я так осторожно открывал ее, с таким чувством, словно за нею был рай с любимой в шалаше и полным очищением от всех греховных мыслей...
   Марта, сгорбившись, сидела на унитазе и, подперев кулачком подбородок, о чем-то мечтала. И потому, как она сидела, не задрав платья, нетрудно было догадаться о том, что и на этот раз она
  
   расселась здесь не ради отправления каких-то своих физиологических нужд, а для того, чтобы поизмываться надо мной.
   Я окинул ее презрительным взглядом, и не только презритель-
ным, а еще и полным ненависти, и ушел в комнату. Так и ушел,
ничего не сказав... Нет, кажетея, с досады еще плюнул.
   С тех пор я стал осваивать диван.
   Да, у нас еще был диван. Мой папа, похоже, многое предвидел в нашей интимной жизни и подарил его нам на новоселье...
   Но скучно молодому одному валяться на диване. Вот уж когда не спится, так уж не спится... В квартире все угомонились. А я смотрел в потолок и думал... все об этом... Мне страшно хотелось узнать, как у наших соседей обстоят дела с этим делом?
   Все познается в сравнении. И это мое желание было вполне уместным, естественным, правда, не совсем тактичным, но я никому не собирался задавать бестактных вопросов.
   Я вслушивался в тишину... Но железная кровать безмолвствовала. Неужели у них и по субботам совершенно также, как и у нас все дни недели?.. А что если проверить? Сходить в туалет,а потом, как бы случайно, открыть дверь в их комнату... и закрыть, если спят... а если не спят -- сделать то же самое, но предварительно извиниться, сказать, спросонья забрел.
   Но я тут же отклонял эту идею. Больно уж она была примитивной и подходила разве что только для детективного романа. Надо было придумать что-нибудь поумнее... А умнее замочной скважины ничего другого пока что люди не придумали. Но как это
мерзко подглядывать в замочную скважину! Все мое нутро восста-
ло при одной только этой мысли. И я почти всю ночь боролся с
искушением, но когда стало светать -- не выдержал, нашел себе
оправдание. Да и в самом деле, что я мог увидеть в это время су-
ток. Даже люди тяготеющие к бессоннице и то под утро засыпа-
ют... А раз я ничего не мог такого особенного увидеть, то выво-
дило, что я как бы ни за кем и не подглядывал. И выходило, мне
можно было посмотреть в замочную скважияу без всяких пред-
убеждений.
   Я бесшумно встал с дивана. Марта, подложив ладонь под ще-
ку, сладко спала. Дверь не выдала меня ни скрипом, ни сквозня-
ком... В коридоре я прислушался. Гробовая тишина! Прекрасно!
Как раз то, что надо. Не зажигая света, на цыпочках я подошел к
чужой двери. Секундное колебание -- и мой глаз у замочной сква-
жины...
   Я не поверил тому, что увидел. На табуретке, взгромоздившись
   друг на друга, сидели две голые фигуры. Они наслаждались друг другом... они упивались любовью!
   Пошатываясь, словно от удара, я побрел в свою комнату. Так
вот почему не скрипит ржавые железки! Так вот почему эта тихая пара с каждым днем все веселее и наглее смотрит на мир.
   Теперь не проходило ночи, вечера, утра и дня, чтобы я не за-
глянул в замочную скважину, когда они там затихнут. И каж-
дый раз в какое бы время суток я туда не смотрел, они занима-
лись любовью на табуретке. Я в мельчайших подробностях изу-
чил весь ритуал, который предшествовал их половому акту, и
все, что было связано с ним. А у нас в комнате тоже стояла та-
буретка!
   И однажды мои мысленные и немыслимые вариации на тему
соседской любви завели меня слишком далеко. Я совсем забыл с
кем сам имею дело. И виноват в этом был, конечно, алкоголь. С
тоски или еще по какой-то причине, я крепко набрался в соседнем
магазине у автопоилки, и такой явился домой. И черт меня дер-
нул сесть на табуретку. Ничего я и в голове-то относительно сек-
са не держал, а сел, потому что хмель в ноги ударил, и они стали подкашиваться.
А тут Марта подошла. Она встала иапротив меня, и начала
присматриваться ко мне, на глазок пытаясь определить: крепко я
набрался или так себе. А мне возьми да и ударь дурь в голо-
ву. Я задрал подал ее платья. Высоко! До самых пышных грудей.
И все, что было ниже бюста обнажилось. Покатые матовые бед-
ра... Ножки... чудо-ножки... Гладкий упругий животик. И все это
на высшем уровне! То есть на уровне моих глаз. Естественно, от всего этого я совсем обалдел. И стал осыпать поцелуями все эти мартовские прелести.
   Мой неожиданный порыв, похоже, ошеломил супругу. Она стояла ни жива ни мертва и, может быть, так бы и стояла, если бы черт не дернул меня припасть к ее губам. К тем самым, что расположены ниже бюста. Я никогда ничего подобного не делал ни с одной женщи-
ной, но этим занимались Толя с Надей и наверняка не без удовольствия... А мне так хотелось ублажить мою Марту. Какая только блажь не придет пьяному в голову... Марта зашипела, как
гадюка, и, извиваясь, выскользнула из моих рук.
   -- Боже, какой ты извращенец! -- взвизгнула она. -- И пить к
тому же начал! Как же теперь быть, как быть? --застонала она.
-- Я так мечтала создать нормальную советскую семью!
   Одернув платье, и трагически заломив руки, она пулей выле-
тела из комнаты... Направилась в туалет размышлять о своей жизни, а, может быть, и оплакивать ее.
   Я не пошел успокаивать жену. Я уже не очень-то всерьез воспри-
нимал подобные выходки любимой супруги. Кажется, я уже стал
   уставать от них да и от самой Марты тоже. Я все чаще прислу-
шивался к шагам соседки. И все больше приглядывался к ней. И
удивлялся, от чего же это так получается? Почему мне уже не
хочется с Мартой, не только так, как она разрешает, но даже и
так, как это делают наши соседи? Ну с чего меня вдруг тянет не
туда, куда надо? А ведь Надька, если ее поставить рядом с моей,
мгновенно слиняет... Естественно,женщины берут не умом,а внешним видом,умением подать себя. И у Надьки,похоже,это получалось. Неужели во всем виновата голодуха? Но тогда почему же и по субботам я стал отлынивать от этого дела, и, чтобы уйти от него наверняка, пил в этот день по- черному?
  
  
   ХХХ
   Человека часто заносит по пьянке. Я это осознал после вот
того неудачного моего приставания к собственной жене. Но алко-
голем злоупотреблять продолжал, и вскоре меня опять занесло...
Сначала понесло в ванную. Может быть, мне там и делать нечего
было, но пьяный часто не дает себе отчета куда и зачем идет. У
водки есть отличнейшее свойство, за которое ее страшно уважа-
ют люди. Она из человека делает дурака. Не всем это нравится.
Те, кому не нравится, и не злоупотребляют ею. У меня же на
этот счет была уже другая философия. Не то, чтобы я допился
до нее, но дойти -- дошел, можно сказать, своим умом... В общем,
понесло меня пьяного туда, куда мне и не нужно было... И в две-
рях ванной я случайно столкнулся с Надей. Она только что по-
мылась и, тепленькая, розовенькая, еще в незастегнутом халате,
небрежно наброшенном на голое влажное тело, тоже столкнулась
со мной. Будь я трезвый, я тут же с тысячами извинений шарах-
нулся бы в сторону, хотя любому здравомыслящему ясно, что в
этом столкновении не было ни капельки моей вины и злого умысла.
   Но таковы законы вежливости. А пьяному плевать на все, в
том числе и на вежливость. В общем, занесло меня, занесло... Не
знаю, как это получилось... во всяком случае получилось само со-
бой, без предварительного осмысления... Мы застряли в дверях,
прижатые друг другом к косякам. После мгновенной паузы Надя
сделала не очень настойчивую попытку проскользнуть в коридор.
Чтобы этого не случилось, я просунул свою ногу между ее ног, да
так удачно, что она теперь не только ускользнуть, но даже рып
нуться не могла.
   Мы смотрели в глаза друг другу. Не отрываясь, не мигая, на-
хально. За эти несколько секунд мои руки нашли ее груди и то-
ропливо мяли их.
   -- Ошалел совсем! -- заволновалась Надя. -- Мы же не одни дома, сумасшедший!
   Я не обращал внимания на ее взволнованный шепот и сосредо-
   точенно занимался своим делом. Мой агрессивный помощник вскочил на ноги и со свойственным ему напором пытался протиснуться вместе с моими трусами туда,куда и без трусов не каждого пускают.
   -- Мы же опозоримся! Это же скандал! Отпусти, миленький! Вот тебе залог!
   Она изловчилась, приподнялась на цыпочках и поцеловала меня прямо в губы.
   Ничто так не усмиряет пьяницу, как женская нежность. Я вы-
пустил ее из ловушки. Она перебежала коридор и юркнула в свою
комнату. А я зашел в ванную. Долго смотрел на запотевшие сте-
ны и никак не мог понять, зачем меня сюда занесло?.. Занесло и
все тут, и никаких объяснений этому не было.
   Утром мне не хватило духа поднять глаза на Надю. То, что я
выкинул по пьянке, по трезвому уму никак не укладывалось в
голове. И только поцелуй ее, который я не заспал, в какой-то сте-
пени смягчал мои страдания. Ох, если бы еще нам завтракать на
разных кухнях, а не только за разными столами...
   Я ковырял вилкой осточертевшую яичницу и грустно смотрел
в сковороду.
   -- Бедненький... переживает, -- неторопливо, нараспев, и,как всегда с затаенной долей сарказма, сказала Надя.
   Эти слова сочувствия могли относиться только ко мне. Но как умеет сочувствовать эта подколодная змея, кое-кто в нашей квартире уже узнал на своем опыте. Кажется, пришел и мой черед. Мне стало жарко. Мои уши зарделись. И это-то несмотря на то,
что после перепоя у нормального человека все чувства находятся в заторможенном состоянии! Я метнул полный отчаянья взгляд на соседку. К чему такая запевка?! Ведь кроме нас двоих на общей кухне завтракали еще двое.
   Надя как ни в чем не бывало смотрела на меня. Выдаст -- не выдаст? Предаст -- не предаст? Уши мои полыхали.
   Надя улыбнулась, скорее своим мыслям, чем мне, и задумчиво произнесла:
   -- Мой папа как напьется, так всегда на другой день переживает. Жалко, видите ли, ему было пропитых денег.
   Ух, как отлегло от души!
   -- Этому ничего не жалко, -- вздыбилась Марта, -- ни денег, ни меня.
   Надя промолчала, никак не пожалела ее. Умница баба! Какая умница! -- думал я с восхищением. -- Знала, кому залог давала! Теперь надо оправдать доверие, не опозориться перед ней!
   -- А вообще-то пьянство не доводит до добра, -- поучительно заметила Надя, все так же ни к кому конкретно не обращаясь,словно сама с собой разговаривала.
   Моим ушам опять стало жарко. Что это, намек на выговор с предупреждением или предупреждение уже без всякого выговора
   и намека на что-то лучшее?.. Вот они женщины... Так и бросает из огня да в полымя. Мгновение назад я уже думал о ее залоге и как буду оправдывать оказанное мне доверие, а еще через мгновение -- я снова в полной растерянности.
   Я сижу перед неубранным столом. Опустела кухня. Мне надо убрать со стола. Моя фуфыра все чаще перепоручает это дело мне. А ничего не хочется делать. Ну абсолютно --ничего!
-- О чем мечтаем? -- слышу я за спиной негромкий голос Нади.
   Я мгновенно оборачиваюсь и смотрю на нее с благодарностью.
Она понимает, она знает, за что я благодарен ей. И проходит ми-
мо меня,зацепив меня бедром, и с загадочной улыбкой вытирает свой стол. Я машинально отмечаю про себя, что переложение обязанностей произошло не только в нашей семье. .
  -- Я не мечтаю... -- пытаюсь я объяснить Наде свои переживания. -- Вчерашнее беспокоит... мне кажется, ты сердишься на меня.
  -- Ты что-то такое предосудительное сделал вчера вечером в дверях ванной и по-пьянке заспал это?
   Она смотрит на меня в упор. И насмешливо. И нахально. И с хорошо заметным упреком: "Мол, будь мужчиной всегда, а не только,когда разгорячен алкоголем!"
   Я готов... Я всегда готов! Слышь, Надя! Я широко улыбаюсь, как бы извиняясь за сегодняшнюю глупость!
  -- После пьянки никак не могу придти в себя, оправдываюсь я. -- Голова, знаешь, как болит! Ужасно! Хоть на работу не ходи.
  -- А ты и не ходи! -- она метнула на меня веселый взгляд --Возьми отгул за прогул. Не выгонят же, я думаю.
   Намек был более чем прозрачным. Но так ли я понял. Может,
это всего-навсего пустой треп? Может быть,меня и здесь за дурака держат...
   -- У нас не очень строго, а у вас?
   Я с замиранием сердца жду ответа. Она не спешит отвечать.Она ополоснула стаканы, вымыла руки и, уже вытирая их, сказала самым что ни на есть обыденным голосом:
   -- Начальница строжится... но я попробую с обеда отпроситься.
  
  
   ХХХ
   Каково одному в квартире... с непривычки. Все ушли, а мне ру-
ки приложить не к чему, да и валится все из моих рук. Я посло-
нялся, послонялся... походил из угла в угол и завалился на диван.
Да, тошно с непривычки и прогуливать, и жене изменять... На ди-
ване ворочуюсь, на часы посматриваю. Порой кажется, они стоят.
Но они тикают, правда, ужасно лениво.
   Но вот стрелки кое-как доползли до полдня, перевалили через
обеденное время, и тут совесть моя перестала терзать меня. На
смену ей во мне появилось трепетное ожидание предстоящей ветре-
   чи. Я стал проигрывать в уме, как все у нас будет, когда придет Надя. Ужасно хотелось,чтобы все у нас было не хуже, чем бывает у нее с Толей. Я даже табуретку посреди комнаты поставил. У меня все было готово... Я почему-то был уверен, Надя должна ворваться, как ветер. Не в мою судьбу, конечно, а в мою комнату. Еще бы, отпустили с работы и ради чего! И уж тут бы мы закрутили любовь.
   И вот щелкнул замок. Во мне все поднялось и опустилось. Я ведь не был избалован женщинами и, уж если честно, в душе, несмотря на все свои фантазии не очень-то верил, что соседка всерьез намерена побаловаться со мной.
   Я распахнул дверь своей комнаты и в напряженном ожидании застыл на пороге. Я еще ничего такого не сделал, а дыхание мое уже сбилось. Я всеми силами пытался заставить себя дышать ровно и выглядеть обычным прогульщиком.
   Но скорее всего она видела глубже, чем я думал, и была проницательнее, чем мне хотелось бы. Она глянула на мена искоса, но довольно-таки хитро, сбросила-туфли и юркнула в свою комнату,тихо обронив через плечо:
   -А ты настоящий сексуальный маньяк.

Я стоял в полной растерянности,и глупо улыбался сам себе. Но разве с сексуальными маньяками так поступают!? Где крепкие объятия, жаркие поцелуи и все остальное, что полагается при первой любовной встрече?Уж нет ли у этой стервы чего-нибудь другого на уме? Она способна на любую злую шутку. А так не хочется оставаться в дураках... О, Господи, тут от одних переживаний заболеешь! И никакого прогула не будет. Поликлиника до восьми вечера работает, еще успею бюллетень на сегодня оформить.

   -- Стоим? -- спрашивает Надя, выходя нз комнаты.
   - Я стою,и он стоит.Оба скучаем без дела.
   У меня во рту пересохло. Голос отвратительный. Черт бы побрал эти предсексуальные волнения!
   Ну, Наденька! Ну, голубушка! Сделай шажок-другой в мою
сторону! Подойди поближе. Обнимемся по-соседски, и к черту все
переживания! Дальше все остальное у нас пойдет как по маслу! "Лижут в очередь кобели истекающую суку соком". Ну уж если не как по маслу,то уж все равно скрипа никакого не будет.
   Она не слышит мой молчаливый призыв. С загадочной улыб-
кой она проходит мимо и закрывается в ванной. О, Монна Лиза!
О, доморощенная Джаконда! Тебя бы мордой в эту самую ванну
потыкать, как ты когда-то таким образом своего Толика учила сортировать разноцветное белье!
   Во мне вскипает злость, и, может быть, даже поднимается не-
нависть. От ненависти до сексуальной агрессивности, как
правильно утверждают сексологи, всего один шаг. Словно разъярен-ный большой зверь, я бросаюсь на дверь ванной. Но не вышибаю
ее, а скребусь в нее, как кот, который нашкодил и не уверен, что
его теперь впустят в дом.
   -- Может спинку потереть? -- нежно мурлычу я избитую пош-
лость.
  
   Никакого ответа. Только вода плещется.
   -- Надя! -- теперь уже жалостливо, как голодный пес, вернувшийся домой после очередного блуда, заскулил я.
   Сердце ее дрогнуло. Она отозвалась. С величайшим достоин-
ством крикнула:
   -- Только кристально чистые люди имеют право на блуд!
Какая мысль! Наверняка позаимствованная из инструкций банно-прачечного комбината,где она и работала. Но как она с ходу расставила все
акценты в наших с ней отношениях. Я еще с утра помылся и,
значит, полностью готов к этому делу! О, Надька! Я замотал го-
ловой, зарычал от нетерпения и, как большой хищник, загнанный
в клетку, заметался по коридору.
   Она слышала мои шаги. Она догадывалась, от чего я мечусь и,
наверное, эта моя беготня возбуждала ее и доставляла ей удовольствие. Мое нетерпение, моя страсть в конце концовсделали свое дело. Выстрелила защелка. Распахнулась дверь. Надя спиной прижалась к косяку. Румяная, как спелое яблочко. Розовенькая,
как сытая хрюшка. Голая, как Афродита, возникшая из мыльной
пены в общественной ванне.
   Я как увидел ее такую, мигом забыл о всех тайных сек-
суальных ритуалах, о всем том, что готовился проделать с нею, и
уж совсем из моей головы вылетела табуретка, которую я загодя
поставил посреди своей комнаты. Я вообще шалею при виде го-
лых баб. Не сами они на меня так действуют, а их нагота. И ес-
ли уж все их обнаженные и оголенные сокровища оказываются
вполне доступными, то тут уж я просто теряю голову. Надя-то, на-
верное, полагала, что я на руках понесу ее в кровать или, в край-
нем случае, на табурет,а я схватил ее в охапку и давай покры-
вать поцелуями разогретое в ванной тело.
   -- Зверь... животное... бедненький... совсем голодный... --
нежно шептала она, пытаясь прижать мою голову к себе и таким образом немного сдержать мой необузданный порыв.
   Но я не желал сдерживаться!

Она не выдержала натиска, стала отступать, искать точку опоры, в которую можно было бы хотя бы задницей упереться. И до чего допятились, что край ванной попал ей под коленки, как бы подсек ее. Она стала падать в ванную. Я попытался удержать ее. Но тщетно. Мы уже вышли из устойчивого равновесия, и оба плюхнулись в мыльную воду. Никто из нас не ушибся. Да и некогда нам было считать синяки и ссадины.Надя смеялась, отфыркиваясь и отплевываясь, и только мне

было не до смеха. Мне еще предстояло оправдать надькин

залог, и я больше думал об этом деле, чем о смешной ситуации,в которой мы оказались.

   Находясь сверху Надьки в очень удобном для этого положении, я торопливо пытался стянуть с себя брюки и трусы,в которых зачем-то до сих щеголял. Но проклятые тряпки намокли, прилипли к моим бедрам и никак не хотели стягиваться. Надька видела, с чем Я
мучаюсь, и глаза ее искрились от веселья. А нет бы помочь. Мы
бы сэкономили драгоценные секунды. С большим трудом, но мне
все-таки удалось оголиться вполне достаточно.
   И тут произошло то, что никак не должно было произойти. Че-
го я боялся с самого начала и почему не спешил смеяться...
   Это явление хорошо знакомо физикам. У них есть такая маши-
на, которая заряжает пару шаров, и шары потом при сближении
разряжаются. Чем сильнее заряд, тем быстрее разряд. А я-то
слишком здорово был заряжен. Мои фантазии до того наэлектризо-
вали меня, что я и успел только что штаны приспустить, а все ос-
тальное произошло без меня и помимо моей воли...
   Надя не сразу это поняла, а, скорее всего, вообще не поняла.
   Я с тоской смотрел, как из ванной уходили остатки воды, и
думал, что большего позора, чем этот, для сексуального маньяка и быть не может.
   А Надька уже веки смежила, и она уже не была расположена к смеху. Она ждала меня... Но не дождалась.
   -- Ты чего?
   Она открыла глаза, и наши взгляды встретились. Ей хватило ничтожного мгновения,чтобы догадаться о полной моей беспомощности.
   -- А ну слазь! -- грубо потребовала она.
   Я прежде чем слезть, попытался подтянуть штаны. Но они и
теперь не слушались. Мне пришлось встать на колени... И Надька
увидела то, что я не хотел показывать.
   -- И это у тебя все? -- презрительно глядя на мой конфуз,спросила она.
   Ну что было ответить? Я прятал глаза и молчал.
-- Зачем же ты с этим... добивался меня?
   Она выкарабкалась из ванной и пошла, не дожидаясь ответа
и на этот вопрос.
  
  
   ХХХ
   Я запил. По-черному. Неделю, а то и больше не просыхал.
Тогда было другое время. Тогда мы от коммунизма в каких-то
двух десятках лет находились, и в каждом магазине уже стояли
автопоилки. Опустишь в такую двугривенный
-- и тебе, пожалуй-
ста, полстакана густокрасного дерьма,привезенного из далекого Египта. Солнцедар слали нам по принципу: возьми Боже,что нам негоже... Еще монетку бросил --полный стаканюга! Балдей на здоровье!
   Я балдел-балдел и, наверное, перестарался. Обычно... приду пьяный,сунусь на диван и
   сплю. А тут вечером пришел, сунулся, а уснуть не могу. Изнутри у меня все поднимается, и впечатление такое, что не вином на-
лился, а помоями. Я -- в туалет, прочищать себя. Открываю
дверь, а унитаз занят. И не одна там Марта, а вдвоем с Толиком.
Тот -- на унитазе, она у него на коленях. Подол задран до са-
мых ушей. Ногами его обхватила, руками обняла, задницей юлит
и постанывает от удовольствия. Вот тебе и моралистка!
Вот тебе
и спортом никогда не занималась! Чтобы так скрючиться, надо
было быть чемпионкой мира по акробатике --и уж никак не меньше. А Толик, как бы в дуэте с ней, похрюкивает счастливо. У обоих глаза
закрыты --блаженствуют,и от внешнего мира отключились.
   А мне невтерпеж. У меня позывы. Мне унитаз нужен. Так
приперло, что не до разговоров, и просить эту пару перейти
в другое место уже некогда. И самому куда-то бежать -- уже поздно. В общем, не со зла, а по необходимости, рыгнул я на них. Все, что во мне было, вместе с винегретом, так и выплеснул. Они в шоке замерли, а я утерся рукавом и пошел искать Надьку. Надо было кому-то в этом доме навести порядок.
   На кухне только радио орало: "Любовь --обманная страна, и
кажднй в ней обманщик!" А, может, там что-то и другое пели.
Ведь нам эти песни до фонаря! В одно ухо влетают, в другое --
вылетают. Нам главное, чтоб шумовое оформление нашей жизни
было на уровне. Чтоб вся эта шумовая дребедень заглушала в
нас и голос совести, и голос разума. Ну, чтоб не тошнило от про-
житого дня, как от импортной бормотухи.
   И все же что-то вместе с этой музыкой изменило мой настрой...
То ли лень природная одолела, то ли апатия, которая одолевает алкоголика
при любом запое. Мне расхотелось мстить любовникам, и я не стал
искать Надьку. Я вернулся на диван и уже засыпал, когда в ком-
вату, крадучись, на цыпочках, вошла Марта.
Она думала, что я сплю, а мне в тот вечер как раз и не сла-
лось. То ли от выпитого мутило,то ли от увиденного. А, мо-
жет, от того и другого. Вот такие противоречивые чувства возобладали надо мной,и не было никакой определенности в них.
  -- Где Надька? -- спросил я уже больше из любопытства, чем
из желания что-то предпринять.
  -- Она на аборт пошла, -- пятясь назад, торпливо ответила Марта.
  -- Понятно! -- хмыкнул я. --Теперь он и тебя туда же готовит?
   Марта выскочила и захлолнула дверь. И это понятно. Будет
ждать, когда я усну... Э..эх!
   Я встал я ушел в ночь...
   С работы меня выгнали "по собственному желаю". Начальство не захотело возиться со мной и увольнять за прогулы.
   Я уехал в ближайший город. Устроился на работу не хуже
   прежней. И к тому же еще и общежитие дали. Я решил с прош-
лым порвать навсегда. Пить бросил и адрес свой новый Марте не
сообщил. Но не прошло и двух недель, как меня разыскала
Надька.
   Разъяренная, гневно сверкая глазами, она переступила порог моей комнаты и с ходу потребовала:
   -- Давай собирайся и поедешь домой!
   -- Разбежался! -- хмуро ответил я и завалился на койку кверху животом.
   Надя села рядом на затертый общежитейскими задами стул.
   -- Ты знаешь, что там без тебя делается?
-- Где там?
   -- Не прикидывайся идиотом!
   Ух, как у нее сверкали глаза! Какой темперамент! А ведь кожа да кости, и не поймешь, в чем душа держится,
  -- Дома, да? --глупо улыбнулся я.
  -- Дома не дома, а твоя стерва спуталась с моим подонком.
  -- Ты уверена в этом?
   Я старался выглядеть как можно проще, как можно глупее, и не-
доумевать, как можно искреннее.
   Надька поверила в мою неосведомленность.
  -- Догадываюсь! Раньше он с работы приходил, сразу на колени меня сажал. Подкрепится вечером и опять на колени тащит. А теперь до ночи его нет. Домой возвращаются с разницей в пять минут. И спит, как сурок! А ты -- уверена -- не уверена!
  -- Ну чего ты из этого трагедию устраиваешь? -- я изобразил на лице беззаботную улыбку, и она у меня, похоже, получилась.
-- Кончилась романтическая любовь, началась обычная жизнь.
Отдохнешь хоть от него.
  
  -- Я удивляюсь твоей беззаботности! Ты никак себе тоже отдых устроил от романтической жизни? -- Надя обожгла меня гневным взглядом. -- А ну,вставай,слюнтяй, пошли! Разве можно молодую бабу, узнавшую вкус мужика, без пригляда оставлять!
  -- Никуда я не пойду, никуда! -- наотрез отказался я. -- Нет у меня охоты с ней... понимаешь, нет!
  -- Как это нет?
   Мой ответ здорово, озадачил ее, она даже немного растерялась,
-- Ну как тебе объяснить?.. Ну брезгую я ею после Толика..,
понимаешь, неприятен, он мне.
  -- А как же мною ты не брезговал?
Я спрятал глаза.
  -- Тут это не объяснишь... Тобой не брезговал, а ею брезгую.
   -- Как это можно женщиной брезговать в твои годы? -- На-
дя искренне недоумевала. -- Да нормальному мужику любую
   подсунь, -- обработает за милую душу! Да она, наверное, и с мо-
им-то спуталась только потому, что ты не можешь! -- ее глаза
опять засветились нехорошим огнем. -- То-то я думала, что за
идиот, две бабы под боком, и живи с любой, как хочешь, а он по-
шел в пьянство и сраное общежитие осваивает. -- Она встала. -- С одной не смог, с другой не можешь... лечиться тебе надо, импотент несчастный! Из-за твоего полового бессилия судьба моя по швам трещит!
   Ну это было уже слишком. Такое я не мог стерпеть. Я тоже
вскочил на ноги.
   -- Надя! -- в отчаянье закричал я. -- Нельзя же все подгонять под одну эту вашу дырку! У меня в жизни, может быть, бо-лее высокие цели...и идеалы!
   Она презрительно отвернулась. Молча перешагнула через по-
рог и с силой захлопнула дверь. Надька-то с ее беспардонной на-
турой и распущенным языком не нашлась ничего ответить... Вот
те на... Значит, я попал в самую дырку, в точку то есть. Испытывая удовлетворение,моральное,естественно,я подскочил к окну. Надька уходила от общежития и шаталась,как пьяная. Сначала я думал,она плачет навзрыд. Но пригляделся и сообразил: ее обуял гомерический хохот. Она хохотала! А мне опять стало нехорошо. Дурно,можно сказать,и я следом за Надькой пошел в другую сторону,к автопоилке...
  
  
   ХХХ
   На этом можно было бы и поставить точку. Но рассказ мой о
моей первой и последней женитьбе будет неполным, если я в ка-
честве послесловия не приведу один забавный разговор. Он сос-
тоялся совершенно случайно и в довольно-таки экзотическом мес-
те...
   Я лежал в холодном, нетопленном вытрезвителе и давал дуба.
На соседних со мной нарах приходил в себя грязный мужичишка
с отвратительным лицом бомжа.
   -- Ты кто? -- лязгая зубами, спросил он меня после того, как немного очухался.
   Я в то время был никто. Ну кем может быть человек, которого
в очередной раз выгнали с работы.
   -- Вытрезвленец! -- скромно ответил я.
   --Давно пьешь? -- поинтересовался он.
   -- Со вчерашнего вечера уже не пью!
   -- А сейчас что, вечер или утро.
   Мы оба внимательно посмотрели в окно. Низкое, зарешечен-
ное, с грязными, пыльными стеклами, о которые бились жирные
мухи,оно,видимо,и ночью и днем было одного цвета.
   -- Я думаю, сейчас утро, -- сказал я неуверенно.
   -- А я думаю, вечер! Эй, дежурный, который час?
Сидевший за столом детина хмуро обронил:
  -- Лежи и не трепыхайся! Придет время -- без напоминания выпустим.
  -- Эх, мерзавцы! -- тихо заворчал мой сосед по койке, -- Часы отобрали, а время не говорят.
  --
   Я поспешил успокоить его:
  -- Отдадут, когда выходить будете.
  -- Уже не отдадут, -- безразличным голосом сказал он. -- Они забрали их у меня еще при первом моем посещении этого заведения... а я попадаю сюда каждый раз, как напьюсь.
   --Много пьете?
-- Бывает и много.
  -- На здоровье сказывается?
  -- На здоровье... -- он задумался. -- На здоровье... нет, а вот на жизни сказывается.
  -- Разлады в семье?
   -- До семьи дело не дошло. Я сексолог, баб изучаю, понял?
Так скажу тебе, с этим контингентом день пообщаешься и потом
уже никогда не захочешь жениться.
   -- Хорошая у вас профессия, -- в завистью вздохнул я, --можно заранее определиться... А я вот в женатиках промаялся... прежде чем пришел к тем же самым выводам, что и вы...И уж больше никогда не женюсь... одним разом сыт.
   Он оживился:
  -- Разлад на сексуальной почве? Мне как профессионалу это не мешало бы знать.
  -- Как раз секса почти никакого и не было. Была нормальная
жизнь... на культурном советском уровне.
   И я рассказал, как мы с Мартой жили. Ничего не утаивая.
Все-таки сексолог, врач, хоть и бабий, и к тому же мужик. Чего
мне его было стесняться. Вот только про Толика я умолчал. Ну
зачем ему знать про любовников моей жены. Да и не мое
это дело уже. Пусть она сама про них рассказывает, кому хочет.
   Сексолог выслушал меня с величайшим интересом и, когда я
кончил рассказ, живо воскликнул:
-- Ну, а еще у вас женщины были?
   Я не знал, как рассказать ему о Наде. Тут в один узел много
было завязано проблем и нравственного, и морального, и сексу-
ального толка. Больше всего меня смущал финал этой короткой
связи... Да, в общем, и связью-то это не назовешь... так баловство
одно, неудавшееся до конца. Я поколебался и начал выкладывать
все начистоту. Все-таки врач... все равно, что священник...
   Он так эмоционально переживал за меня, что один раз даже
с лежака вскочил. Но тот детина, что сидел за столом, тоже вскочил на ноги и дал ему приличного пинка под задницу. Сексолог сунулся на нары, поохал и уже без прежнего душевного подъёма сказал:
   -Я рассказ про вас напишу и, если получится, всю прозу зарифмую. С этим злом надо бороться всем миром!
   -С каким злом?-полюбопытствовал я.
   Но вместо ответа он вдруг весь затрясся на нарах,словно под него высокое напряжение подвели.
   Тот,который дал ему пинка,не вставая с места,сказал:
   -У него белая горячка. Может и сдохнет.
   А я смотрел на вздрагивающего вытрезвленца,и мне было обидно. Я знал,что если он умрет,то только от смеха. Это был приступ гомерического хохота. У Надьки точно так же вздрагивали плечи,когда она уходила из общежития.
  
  
   Хороший конец - делу венец!
  
   Ол Рунк
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"