Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Следствие которое зашло в тупик

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

     Глава 1
  
     Человек, которому оставалось жить десять минут, смеялся.
  
     Источником его веселья была история, только что рассказанная ему его личной помощницей Моникой Жамине, которая вез его домой тем холодным, моросящим вечером 22 марта 1990 года из его офиса в его квартиру.
  
     Это касалось общего коллеги в офисе Корпорации космических исследований на рю де Сталь, женщины, которую считали настоящей вампиршей, людоедкой, которая оказалась лесбиянкой. Обман воззвал к туалетному чувству юмора этого человека.
  
     Пара покинула офис в брюссельском пригороде Укле, Бельгия, без десяти семь, Моник была за рулем универсала Renault 21. Несколькими месяцами ранее она продала собственный Volkswagen своего работодателя, потому что он был таким плохим водителем, что она боялась, что он в конечном итоге покончит с собой.
  
     От офиса до его квартиры в центральном здании трехэтажного комплекса Шеридре на улице Франсуа Фоли было всего десять минут езды, но на полпути они остановились у булочной. Оба зашли внутрь, он, чтобы купить буханку своего любимого pain de campagne . На ветру шел дождь; они склонили головы, не замечая машины, которая следовала за ними.
  
     Ничего странного в этом нет. Ни один из них не был обучен ремеслу; автомобиль без опознавательных знаков с двумя темнощекими пассажирами следовал за ученым неделями, никогда не теряя его, никогда не приближаясь к нему, просто наблюдая; и он их не видел. Другие знали, но он не знал.
  
     Выйдя из магазина прямо напротив кладбища, он бросил буханку хлеба на заднее сиденье и забрался в машину, чтобы завершить путешествие к себе домой. В десять минут восьмого Моник остановилась перед стеклянными дверями многоквартирного дома, расположенного в пятнадцати метрах от улицы. Она предложила поехать с ним, чтобы проводить его домой, но он отказался. Она знала, что он будет ожидать свою подругу Хелен и не хотела, чтобы они встретились. Это было одним из его тщеславия, в котором его обожающий женский персонал потворствовал ему, что Хелен была просто хорошим другом, составляя ему компанию, пока он был в Брюсселе, а его жена была в Канаде.
  
     Он вылез из машины, как всегда подняв воротник своего пальто с поясом, и взвалил на плечо большую черную холщовую сумку, с которой почти никогда не расставался. Он весил более пятнадцати килограммов и содержал массу бумаг: научные статьи, проекты, расчеты и данные. Ученый не доверял сейфам и нелогично полагал, что все детали его последних проектов безопаснее повесить на плечо.
  
     Последнее, что Моник видела своего работодателя, это то, что он стоял перед стеклянными дверями с сумкой на одном плече и буханкой хлеба под другой рукой, нащупывая ключи. Она смотрела, как он проходит через двери, и самозапирающиеся стеклянные качели закрылись за ним. Затем она уехала.
  
     Ученый жил на шестом этаже восьмиэтажного здания. Два лифта поднимались по задней стене здания, окруженные лестницей, с пожарной дверью на каждой площадке. Он взял один из них и вышел на шестом этаже. Тусклый, на уровне пола, свет в вестибюле автоматически включился, когда он это сделал. Все еще позвякивая ключами, опираясь на вес своей сумки и сжимая буханку хлеба, он повернул налево и снова налево по красновато-коричневому ковру и попытался вставить свой ключ в замок двери своей квартиры.
  
     Убийца ждал с другой стороны шахты лифта, которая выходила в тускло освещенный вестибюль.
  
     Он тихо обошел шахту, держа свой 7,65-мм пистолет с глушителем. Автоматическая "Беретта", которая была завернута в пластиковый пакет, чтобы не допустить рассыпания извлеченных патронов по ковру.
  
     Пяти выстрелов, сделанных с расстояния менее одного метра в затылок и шею, было более чем достаточно. Большой, дородный мужчина прислонился к двери и сполз на ковер. Стрелок не потрудился проверить; в этом не было необходимости. Он делал это раньше, практикуясь на заключенных, и он знал, что его работа выполнена. Он легко сбежал вниз по шести лестничным пролетам, вышел из задней части здания, пересек усаженный деревьями сад и сел в ожидающую машину. Через час он был в посольстве своей страны, а через день - за пределами Бельгии.
  
     Хелен прибыла через пять минут. Сначала она подумала, что у ее возлюбленного случился сердечный приступ. В панике она вошла в дом и вызвала скорую помощь. Затем она поняла, что его собственный врач жил в том же здании, и она вызвала его тоже. Парамедики прибыли первыми.
  
     Один из них попытался сдвинуть тяжелое тело, все еще обращенное вниз. Рука мужчины была вся в крови. Через несколько минут он и врач констатировали смерть жертвы. Единственная другая обитательница четырех квартир на этом этаже подошла к ее двери, пожилая дама, которая слушала концерт классической музыки и ничего не слышала за своей массивной деревянной дверью. Шеридреу был таким зданием, очень сдержанным.
  
     Человек, лежащий на полу, был доктором Джеральдом Винсентом Буллом, своенравным гением, дизайнером оружия для всего мира, а в последнее время оружейником Саддама Хусейна в Ираке.
  
     После убийства доктора Джерри Булла по всей Европе начали происходить странные вещи.
  
     В Брюсселе бельгийская контрразведка признала, что в течение нескольких месяцев за Буллом почти ежедневно следовала серия автомобилей без опознавательных знаков, в которых находились двое мужчин смуглой, восточно-средиземноморской внешности.
  
     11 апреля британские таможенники изъяли в доках Мидлсборо восемь секций огромных стальных труб, прекрасно выкованных и фрезерованных, которые можно собирать с помощью гигантских фланцев на каждом конце, просверленных для крепления мощных гаек и болтов. Торжествующие офицеры объявили, что эти трубы не предназначались для нефтехимического завода, как указано в накладных и экспортных сертификатах, а были частями большого ствола пистолета, разработанного Джерри Буллом и предназначенного для Ирака. Фарс с Суперпушкой родился, и он будет продолжаться и продолжаться, раскрывая двурушничество, тайные лапы нескольких спецслужб, массу бюрократической некомпетентности и некоторые политические махинации.
  
     В течение нескольких недель части Суперпушки начали появляться по всей Европе. 23 апреля Турция объявила, что остановила венгерский грузовик, перевозивший для Ирака единственную десятиметровую стальную трубу, предположительно являющуюся частью оружия. В тот же день греческие власти захватили еще один грузовик со стальными деталями и несколько недель удерживали незадачливого британского водителя как сообщника. В мае итальянцы перехватили семьдесят пять тонн деталей, а еще пятнадцать тонн были конфискованы на заводе Фучине, недалеко от Рима. Последние были изготовлены из сплава титановой стали и должны были стать частью казенной части пистолета, как и другие детали, доставленные со склада в Брешии, на севере Италии.
  
     Пришли немцы с находками во Франкфурте и Бремерхафене, также идентифицированными как части всемирно известного Суперпушка.
  
     На самом деле, Джерри Булл разместил заказы для своего детища умело и хорошо. Трубки, образующие бочки, действительно были изготовлены в Англии двумя фирмами: Walter Somers из Бирмингема и Sheffield Forgemasters. Но восемь перехваченных в апреле 1990 года были последними из пятидесяти двух секций, достаточных для изготовления двух полных стволов длиной 156 метров и невероятным метровым калибром, способных выпустить снаряд размером с цилиндрическую телефонную будку.
  
     Цапфы или опоры были привезены из Греции, трубы, насосы и клапаны, из которых состоял возвратный механизм, - из Швейцарии и Италии, затвор - из Австрии и Германии, метательное вещество - из Бельгии. В общей сложности в качестве подрядчиков были задействованы семь стран, и ни одна из них не знала точно, что они делают.
  
     Популярная пресса устроила настоящий праздник, как и ликующие таможенники и британская правовая система, которая с готовностью начала преследовать любую невиновную сторону. На что никто не указал, так это на то, что лошадь убежала. Перехваченные части представляли собой суперпушки 2, 3 и 4.
  
     Что касается убийства Джерри Булла, это породило несколько странных теорий в средствах массовой информации. Как и следовало ожидать, кандидатуру ЦРУ выдвинула бригада "ЦРУ- отвечает-за-все". Это был еще один абсурд. Хотя Лэнгли в прошлом и при определенных обстоятельствах одобрял ликвидацию определенных партий, эти партии почти всегда занимались одним и тем же - офицеры-контрактники становились кислыми, ренегатами и двойными агентами. Мысль о том, что вестибюль в Лэнгли завален трупами бывших агентов, застреленных их собственными коллегами по приказу режиссеров-геноцидистов на верхнем этаже, забавна, но совершенно нереальна.
  
     Более того, Джерри Булл был не из этого захолустного мира. Он был известным ученым, конструктором и подрядчиком артиллерии, обычной и очень нетрадиционной, американским гражданином, который когда-то много лет работал на Америку и много рассказывал своим друзьям из армии США о том, чем он занимается. Если бы каждый конструктор и промышленник в оружейной промышленности, работавший на страну, которая в то время не считалась врагом Соединенных Штатов, был "выброшен на ветер", около пятисот человек по всей Северной и Южной Америке и Европе должны были бы пройти квалификацию.
  
     Наконец, Лэнгли, по крайней мере, за последние десять лет, оказался в тупике из-за новой бюрократии контрольных и надзорных комитетов. Ни один профессиональный офицер разведки не отдаст приказ о нанесении удара без письменного и подписанного приказа. Для такого человека, как Джерри Булл, эта подпись должна была исходить от самого директора Центральной разведки.
  
     Директором DCI в то время был Уильям Вебстер, по правилам бывший судья из Канзаса. Было бы примерно так же легко получить от Уильяма Вебстера подписанное разрешение на убийство, как прокопать выход из тюрьмы Марион тупой чайной ложкой.
  
     Но, безусловно, лидером лиги в загадке "кто убил Джерри Булла" был, конечно, израильский Моссад. Вся пресса и большинство друзей и семьи Булла пришли к тому же выводу. Булл работал на Ирак; Ирак был врагом Израиля; дважды два равно четырем. Проблема в том, что в этом мире теней и кривых зеркал то, что может показаться или не показаться равным двум, при умножении на коэффициент, который может быть или не быть равным двум, может, получится четыре, но, вероятно, этого не произойдет.
  
     Моссад - самая маленькая, самая безжалостная и самая фанатичная из ведущих разведывательных служб в мире.
  
     Несомненно, в прошлом он совершил много убийств, используя одну из трех групп кидонов - это слово на иврите означает штык. Кидонимы подчиняются подразделению Комбатантов или комемиуте, людям глубокого прикрытия, жесткому отряду. Но даже у Моссада есть свои правила, хотя и навязанные им самим.
  
     Прекращения делятся на две категории. Один из них - "оперативное требование", непредвиденная чрезвычайная ситуация, при которой операция, связанная с дружественными жизнями, подвергается чьей-то опасности, и человек, стоящий на пути, должен быть устранен, быстро и навсегда. В этих случаях наблюдающий катса, или оперативный сотрудник, имеет право уничтожить противника, который ставит под угрозу всю миссию, и получит обратную поддержку от своих боссов в Тель-Авиве.
  
     Другая категория увольнений предназначена для тех, кто уже находится в списке казненных. Этот список существует в двух местах: в личном сейфе премьер-министра и в сейфе главы Моссада. Каждый новый премьер-министр обязан ознакомиться с этим списком, который может содержать от тридцати до восьмидесяти имен. Он может инициализировать каждое имя, давая "Моссаду" "добро" на основе "если и когда", или он может настаивать на том, чтобы с ним консультировались перед каждой новой миссией. В любом случае, он должен подписать приказ о казни.
  
     Вообще говоря, те, кто в списке, делятся на три класса. Осталось несколько ведущих нацистов, хотя этот класс почти прекратил свое существование. Несколько лет назад, хотя Израиль организовал крупную операцию по похищению и суду Адольфа Эйхмана, потому что хотел сделать из него международный пример, другие нацисты были просто тихо ликвидированы. Второй класс - это почти все современные террористы, в основном арабы, которые уже пролили израильскую или еврейскую кровь, как Ахмед Джибриль и Абу Нидаль, или которые хотели бы, с добавлением нескольких неарабов.
  
     Третий класс, в котором могло быть имя Джерри Булла, - это те, кто работает на врагов Израиля и чья работа будет представлять большую опасность для Израиля и его граждан, если она продвинется дальше.
  
     Общим знаменателем является то, что у тех, на кого нацелены, должны быть руки в крови, фактически или в перспективе.
  
     Если потребуется нанести удар, премьер-министр передаст дело судебному следователю, настолько засекреченному, что мало кто из израильских юристов и граждан никогда не слышал о нем. Следователь проводит "суд" с зачитыванием обвинения, обвинителем и защитником. Если запрос Моссада будет подтвержден, дело вернется к премьер-министру на подпись. Команда kidon сделает все остальное - если сможет.
  
     Проблема с теорией "Моссад убил быка" заключается в том, что она ошибочна почти на всех уровнях. Правда, Булл работал на Саддама Хусейна, разрабатывая новую обычную артиллерию (которая не могла достичь Израиля), ракетную программу (которая могла бы однажды) и гигантскую пушку (которая совсем не беспокоила Израиль). Но так было и с сотнями других. Полдюжины немецких фирм стояли за отвратительной иракской газовой промышленностью, продукцией которой Саддам уже угрожал Израилю. Немцы и бразильцы изо всех сил работали над ракетами Saad 16. Французы были главными двигателями и поставщиками иракских исследований по созданию ядерной бомбы.
  
     Этот Бык, его идеи, его замыслы, его деятельность и его прогресс, несомненно, глубоко интересовали Израиль.
  
     После его смерти много говорилось о том факте, что в предыдущие месяцы он был обеспокоен неоднократными тайными проникновениями в его квартиру во время его отсутствия. Ничего не было взято, но следы были оставлены. Стекла были сдвинуты и заменены; окна были оставлены открытыми; видеокассета была перемотана и удалена из проигрывателя. Был ли он предупрежден, задавался он вопросом, и стоял ли за всем этим Моссад? Он был, и они были - но по менее чем очевидной причине.
  
     В последствии незнакомцы с черными подбородками и гортанным акцентом, которые следовали за ним по всему Брюсселю, были идентифицированы СМИ как израильские убийцы, готовящие свой момент. К сожалению для теории, агенты Моссада не бегают вокруг, выглядя и действуя как Панчо Вилья. Они были там, все верно, но никто их не видел; ни Булл, ни его друзья или семья, ни бельгийская полиция. Они были в Брюсселе с командой, которая могла выглядеть и сойти за европейцев - бельгийцев, американцев, кого бы они ни выбрали. Именно они предупредили бельгийцев, что за Буллом следует другая команда.
  
     Более того, Джерри Булл был человеком необычайной неосмотрительности. Он просто не мог устоять перед вызовом.
  
     Он раньше работал на Израиль, любил страну и людей, у него было много друзей в израильской армии, и он не мог держать язык за зубами. Бросая вызов фразе вроде: "Джерри, держу пари, ты никогда не заставишь эти ракеты на Saad 16 работать", Булл пускался в трехчасовой монолог, в котором подробно описывал, что он делает, как далеко продвинулся проект, каковы проблемы и как он надеется их решить -жребий. Для разведывательной службы он был мечтой о неосмотрительности. Даже в последнюю неделю своей жизни он развлекал двух израильских генералов в своем офисе, показывая им полную картину с точностью до минуты, записанную на пленку устройствами в их портфелях. Зачем им уничтожать такой рог изобилия внутренней информации?
  
     Наконец, у Моссада есть еще одна привычка, когда он имеет дело с ученым или промышленником, но никогда с террористом. Всегда дается последнее предупреждение; не странный взлом, направленный на перемещение очков или перемотку видеокассет, а реальное устное предупреждение. Даже в случае с доктором Яхией Эль Мешадом, египетским физиком-ядерщиком, который работал над первым иракским ядерным реактором и был убит в своем номере в отеле Meridien в Париже 13 июня 1980 года, процедура была соблюдена. Катса, говорящая по-арабски, зашла к нему в комнату и прямо сказала, что с ним будет, если он не прекратит. Египтянин сказал незнакомцу у его двери, чтобы тот убирался - не самый мудрый шаг. Приказывать команде "Моссад кидон" совершать непрактичные действия против самих себя - это не тактика, одобренная страховой отраслью. Два часа спустя Мешад был мертв. Но у него был свой шанс. Год спустя весь поставляемый Францией ядерный комплекс в Осираке 1 и 2 был уничтожен израильским воздушным ударом.
  
     Булл был другим - американским гражданином канадского происхождения, добродушным, доступным и любителем виски с потрясающим талантом. Израильтяне могли говорить с ним как с другом, и делали это постоянно. Было бы проще всего в мире послать друга, чтобы прямо сказать ему, что он должен остановиться, иначе за ним придет жесткая команда - ничего личного, Джерри, просто так обстоят дела.
  
     Булл не собирался получать посмертную медаль Конгресса. Более того, он уже сказал израильтянам и своему близкому другу Джорджу Вонгу, что хочет покинуть Ирак - физически и по контракту. С него было достаточно. То, что случилось с доктором Джерри Буллом, было чем-то совершенно иным.
  
     Джеральд Винсент Булл родился в 1928 году в Норт-Бэй, Онтарио. В школе он был умен и движим стремлением добиться успеха и заслужить одобрение мира. В шестнадцать лет он окончил среднюю школу, но из-за того, что он был так молод, единственным колледжем, который его принял, был инженерный факультет Университета Торонто.
  
     Здесь он показал, что он не просто умный, но и блестящий. В двадцать два года он стал самым молодым доктором философии. Его воображение захватила авиационная инженерия, в частности баллистика - изучение тел, будь то снаряды или ракеты, в полете. Именно это привело его на путь артиллерии.
  
     После Торонто он поступил на работу в канадское подразделение по вооружению и научно-исследовательским разработкам CARDE в Валькартире, тогда тихом маленьком городке за пределами Квебека. В начале 1950-х годов человек обращал свое лицо не только к небесам, но и за их пределы, к самому космосу. Модным словом были ракеты . Именно тогда Булл показал, что он не только технически блестящий. Он был индивидуалистом - изобретательным, нестандартным и с богатым воображением. Именно в течение десяти лет работы в CARDE он разработал свою идею, которая станет мечтой его жизни до конца его дней.
  
     Как и все новые идеи, идея Булла оказалась довольно простой. Когда в конце 1950-х годов он посмотрел на появляющийся ассортимент американских ракет, он понял, что девять десятых из этих впечатляющих на тот момент ракет были только первой ступенью. Прямо на вершине, всего лишь в несколько раз меньше, находились вторая и третья ступени и, еще меньше, крошечный сосок полезной нагрузки.
  
     Гигантская первая ступень предназначалась для того, чтобы поднять ракету вверх через первые 150 километров воздуха, где атмосфера была самой плотной, а гравитация самой сильной. После 150-километровой отметки требовалось гораздо меньше энергии, чтобы вывести спутник в космос и вывести его на орбиту на высоте от 400 до 500 километров над Землей. Каждый раз, когда ракета взлетала, вся эта громоздкая и очень дорогая первая ступень разрушалась - сгорала, чтобы навсегда упасть в океаны.
  
     Предположим, размышлял Булл, вы могли бы пробить вторую и третью ступени, плюс полезную нагрузку, на эти первые ISO-километры из ствола гигантской пушки? Теоретически, он умолял денежных людей, это было возможно, проще и дешевле, и пистолет можно было использовать снова и снова.
  
     Это было его первое настоящее столкновение с политиками и бюрократами, и он потерпел неудачу, в основном из-за своей личности. Он ненавидел их, а они ненавидели его. Но в 1961 году ему повезло. Университет Макгилла пришел, потому что он предвидел интересную рекламу. Армия США вступила в бой по своим собственным причинам; хранитель американской артиллерии, армия вела силовую игру с Военно-воздушными силами, которые боролись за контроль над всеми ракетами или снарядами, летящими выше 100 километров. На их совместные средства Булл смог основать небольшое исследовательское учреждение на острове Барбадос. Армия предоставила ему комплект из одной снятой с хранения шестнадцатидюймовой морской пушки (самого большого калибра в мире), одного запасного ствола, одного небольшого устройства радиолокационного слежения, крана и нескольких грузовиков. Макгилл открыл мастерскую по металлу. Это было похоже на попытку покорить индустрию гонок Гран-при с помощью гаража на задворках. Но Булл сделал это. Началась его карьера удивительных изобретений, и ему было тридцать три года: застенчивый, неуверенный в себе, неопрятный, изобретательный и все еще индивидуалист.
  
     Он назвал свои исследования на Барбадосе Исследовательским проектом на большой высоте, или HARP. Старая морская пушка была должным образом установлена, и Булл начал работу над снарядами. Он назвал их Мартлет, в честь геральдической птицы, которая изображена на эмблеме Университета Макгилла.
  
     Булл хотел вывести полезную нагрузку с инструментами на околоземную орбиту дешевле и быстрее, чем кто-либо другой. Он прекрасно знал, что ни один человек не выдержит давления, вызванного выстрелом из пистолета, но он справедливо полагал, что в будущем девяносто процентов научных исследований и работ в космосе будут выполняться машинами, а не людьми. Америка при Кеннеди, подстрекаемая полетом русского Юрия Гагарина, предприняла с мыса Канаверал более гламурное, но в конечном счете довольно бессмысленное упражнение по размещению там мышей, собак, обезьян и, в конечном счете, людей.
  
     Там, на Барбадосе, Булл продолжал сражаться со своим единственным пистолетом и патронами Martlet. В 1964 году он взорвал "Мартлет" высотой 92 километра, а затем добавил к своему пистолету дополнительные 16 метров ствола (это стоило всего 41 000 долларов), сделав новый 36-метровый ствол самым длинным в мире. С этим он достиг волшебных 150 километров с 180-килограммовой полезной нагрузкой.
  
     Он решал проблемы по мере их возникновения. Основным из них было топливо. В маленькой пушке заряд дает снаряду один сильный удар, когда он превращается из твердого вещества в газ за микросекунду. Газ пытается избежать сжатия, и ему некуда выходить, кроме как из ствола, толкая при этом оболочку перед собой. Но с таким длинным стволом, как у Булла, требовался специальный, более медленный порох, чтобы не расколоть ствол. Ему нужен был порох, который отправил бы его снаряд в этот огромный ствол с долгим, неуклонно ускоряющимся свистом. Итак, он создал это.
  
     В 1966 году старые противники Булла среди чиновников Министерства обороны Канады достали его, убедив своего министра прекратить финансирование. Булл возразил, что он может отправить в космос полезную нагрузку с инструментами за небольшую часть того, что это стоило на мысе Канаверал. Безрезультатно. Чтобы защитить свои интересы, армия США перевела Булла с Барбадоса в Юму, штат Аризона.
  
     Здесь, в ноябре того же года, он поднял полезную нагрузку на 180 километров вверх, что стало рекордом за последние двадцать пять лет. Но в 1967 году Канада полностью отказалась от участия, как правительство, так и Университет Макгилла. США
  
     Армия последовала его примеру. Проект HARP закрыт. Булл обосновался на чисто консультативной основе в поместье, которое он купил в Хайуотере, на границе северного Вермонта и его родной Канады. Он назвал свою компанию Space Research Corporation.
  
     К делу АРФЫ было два постскриптума. К 1990 году запуск каждого килограмма приборов в космос в рамках программы "Спейс шаттл" с мыса Канаверал стоил десять тысяч долларов. До конца своих дней Булл знал, что может сделать это за шестьсот долларов за килограмм. И в 1988 году началась работа над новым проектом в Национальной лаборатории Лоуренса Ливермора в Калифорнии. Проект включал в себя гигантскую пушку, но пока со стволом калибром всего четыре дюйма и длиной ствола всего пятьдесят метров. В конечном счете, и ценой в сотни миллионов долларов, есть надежда, что будет построен гораздо, гораздо больший, с целью запуска полезных нагрузок в космос. Название проекта - Исследовательский проект на сверхвысоких высотах, или SHARP.
  
     Джерри Булл жил и управлял своим комплексом в Хайуотере на границе в течение десяти лет. В то время он отказался от своей несбывшейся мечты об оружии, которое могло бы запускать полезные заряды в космос, и сосредоточился на своей второй области знаний - более прибыльной в области обычной артиллерии.
  
     Он начал с главной проблемы: почти все армии мира основывали свою артиллерию на универсальных 155-мм. Гаубичная полевая пушка. Булл знал, что в артиллерийской перестрелке человек с большей дальностью стрельбы - король.
  
     Он может сидеть сложа руки и разить врага, оставаясь при этом невредимым. Булл был полон решимости расширить дальность стрельбы и повысить точность 155-мм. полевая пушка. Он начал с боеприпасов. Это уже пытались сделать раньше, но никому не удалось. Через четыре года Булл расколол его.
  
     В контрольных испытаниях снаряд Bull прошел в полтора раза большее расстояние, чем та же 155-мм. стандартная пушка, был более точным и взорвался с той же силой на 4700 осколков, в отличие от 1350 для снаряда НАТО. НАТО не было заинтересовано. По милости Божьей, таковым не был и Советский Союз.
  
     Ничуть не смутившись, Булл продолжал работать, производя новый полноствольный снаряд повышенной дальности. Тем не менее НАТО не было заинтересовано, предпочитая оставаться со своими традиционными поставщиками и снарядами малой дальности.
  
     Но если власть имущие не захотели смотреть, это сделал остальной мир. Военные делегации устремились в Хайуотер, чтобы проконсультироваться с Джерри Буллом. Среди них были Израиль (именно тогда он укрепил дружеские отношения, начатые с наблюдателями на Барбадосе), Египет, Венесуэла, Чили и Иран. Он также выступал в качестве консультанта по другим вопросам артиллерии в Великобритании, Голландии, Италии, Канаде и Соединенных Штатах, чьи военные ученые (если не Пентагон) продолжали с некоторым трепетом изучать то, что он задумал.
  
     В 1972 году Булл был незаметно принят в гражданство США. В следующем году он начал работу над собственно полевой пушкой 155-го калибра. В течение двух лет он совершил еще один прорыв, обнаружив, что идеальная длина пушечного ствола ни много, ни мало в сорок пять раз превышает его калибр. Он усовершенствовал новый редизайн стандартного 155-мм. полевая пушка и назвал ее GC (для калибра пушки) 45. Новое орудие с его снарядами увеличенной дальности стрельбы превзошло бы по вооружению любую артиллерию во всем коммунистическом арсенале. Но если он ожидал контрактов, он был разочарован. И снова Пентагон остался при оружейном лобби и его новой идее о ракетных снарядах по восьмикратной цене за снаряд. Характеристики обоих снарядов были идентичны.
  
     Грехопадение Булла, когда оно произошло, началось достаточно невинно в 1976 году, когда его пригласили при попустительстве ЦРУ помочь усовершенствовать артиллерию и снаряды Южной Африки, которая в то время сражалась с поддерживаемыми Москвой кубинцами в Анголе.
  
     Булл был ничем иным, как политически наивным - в удивительной степени. Он пошел, обнаружил, что ему нравятся южноафриканцы, и хорошо поладил с ними. Тот факт, что Южная Африка была международным изгоем из-за своей политики апартеида, его не беспокоил. Он помог им перестроить свою артиллерию по образцу своей все более популярной длинноствольной гаубицы дальнего действия GC-45. Позже южноафриканцы создали свою собственную версию, и именно эти пушки разбили советскую артиллерию, отбросив русских и кубинцев.
  
     Вернувшись в Соединенные Штаты, Булл продолжил поставлять свои снаряды. Однако в 1977 году Организация Объединенных Наций ввела эмбарго на поставки оружия в Южную Африку, и когда Джимми Картер стал президентом, Булл был арестован и обвинен в незаконном экспорте запрещенному режиму. ЦРУ бросило его, как горячую картошку. Его убедили хранить молчание и признать себя виновным. Ему сказали, что это была формальность; он получит пощечину за техническое нарушение.
  
     16 июня 1980 года американский судья приговорил Булла к году тюремного заключения с отсрочкой на шесть месяцев и штрафу в размере 105 000 долларов. На самом деле он отсидел четыре месяца и семнадцать дней в тюрьме Алленвуд в Пенсильвании. Но для Булла это было не главное.
  
     На него обрушились стыд и позор, а также чувство предательства. Как они могли так поступить с ним? он спросил разумно. Он помогал Соединенным Штатам везде, где мог, принял ее гражданство, согласился с призывом ЦРУ. Пока он был в Алленвуде, его компания Space Research Corporation обанкротилась и закрылась. Он был разрушен.
  
     Выйдя из тюрьмы, он навсегда покинул Соединенные Штаты и Канаду, эмигрировал в Брюссель и начал все сначала в однокомнатной квартире с мини-кухней. Друзья говорили позже, что после суда он изменился, уже никогда не был прежним человеком. Он так и не простил ЦРУ, и он так и не простил Америку; тем не менее, он годами боролся за повторное слушание и помилование.
  
     Он вернулся к консультированию и принял предложение, которое было сделано ему до суда: работать на Китай над улучшением его артиллерии. В начале и середине 1980-х годов Булл работал в основном на Пекин и переделывал их артиллерию по образцу своей пушки GC-4S, которая в настоящее время продавалась по мировой лицензии австрийской компанией Voest-Alpine, купившей патенты у Булла за единовременную выплату в два миллиона долларов. Булл всегда был ужасным бизнесменом, иначе он был бы мультимиллионером.
  
     Пока Булл был в Китае, кое-что произошло в другом месте. Южноафриканцы взяли его проекты и значительно улучшили их, создав буксируемую гаубицу под названием G-5 из его GC-45 и самоходную пушку G-6. Оба имели дальность стрельбы с удлиненными снарядами в сорок километров. Южная Африка продавала их по всему миру. Из-за неудачной сделки с южноафриканцами Булл не получил ни пенни гонорара.
  
     Среди заказчиков этого оружия был некий Саддам Хусейн из Ирака. Именно эти пушки разбили человеческие волны иранских фанатиков во время восьмилетней ирано-иракской войны, окончательно разгромив их в болотах Фао. Но Саддам Хусейн добавил новый поворот, особенно в битве при Фао. Он добавил ядовитый газ в снаряды.
  
     Затем Булл работал на Испанию и Югославию, переделывая старые 130-мм пушки югославской армии советского производства.
  
     артиллерия к новой 155-мм пушке с увеличенным радиусом действия снарядов. Хотя он никогда не доживет до того, чтобы увидеть это, это было оружие, унаследованное сербами после распада Югославии, которое должно было стереть в порошок города хорватов и мусульман в гражданской войне. И в 1987 году он узнал, что Соединенные Штаты, в конце концов, будут исследовать полезную нагрузку - космическую пушку, - но Джерри Булл решительно отказался от сделки.
  
     Той зимой он получил странный телефонный звонок из иракского посольства в Бонне: не хотел бы доктор Булл посетить Багдад в качестве гостя Ирака?
  
     Чего он не знал, так это того, что в середине 1980-х годов Ирак стал свидетелем операции "Стойкий", согласованных американских усилий по перекрытию всех источников импорта оружия, предназначенного для Ирана. Это последовало за резней среди американских морских пехотинцев в Бейруте, когда поддерживаемые Ираном фанатики "Хезболлы" напали на их казармы.
  
     Реакция Ирака, хотя они и выиграли в своей войне с Ираном от операции "Стойкий", была такой: если американцы могут сделать это с Ираном, они могут сделать это с нами. С тех пор Ирак решил импортировать не оружие, а, по возможности, технологии для собственного производства. Булл был прежде всего дизайнером; он заинтересовал их.
  
     Задание завербовать его досталось Амеру Саади, который был вторым номером в Министерстве промышленности и военной индустриализации, известному как МИМИ. Когда Булл прибыл в Багдад в январе 1988 года, Амер Саади, приятный, космополитичный дипломат / ученый, говорящий по-английски, по-французски и по-немецки, а также по-арабски, прекрасно сыграл его.
  
     Иракцы, по его словам, хотели, чтобы Булл помог им осуществить их мечту о запуске мирных спутников в космос. Чтобы сделать это, они должны были спроектировать ракету, которая могла бы доставить туда полезную нагрузку. Их египетские и бразильские ученые предположили, что первым шагом будет объединение пяти ракет "Скад", девятьсот из которых Ирак купил у Советского Союза. Но были технические проблемы, много проблем. Им нужен был доступ к суперкомпьютеру. Мог бы Булл помочь им?
  
     Булл любил проблемы - они были смыслом его существования. У него не было доступа к суперкомпьютеру, но на двух ногах он сам был ближе всего. Кроме того, он сказал Амеру Саади, если Ирак действительно хочет стать первой арабской страной, запустившей спутники в космос, есть другой способ - дешевле, проще и быстрее, чем запуск ракет с нуля. Расскажи мне все, - сказал иракец. Так Булл и сделал.
  
     Всего за три миллиона долларов, сказал он, он мог бы изготовить гигантскую пушку, которая справилась бы с этой задачей. Это будет пятилетняя программа. Он мог победить американцев в Ливерморе до удара. Это был бы триумф арабов. Доктор Саади светился от восхищения. Он предложил бы эту идею своему правительству и настоятельно рекомендовал бы ее. А тем временем, не мог бы доктор Булл взглянуть на иракскую артиллерию?
  
     К концу своего недельного визита Булл согласился решить проблемы, связанные с объединением пяти "Скадов" для создания первой ступени ракеты межконтинентального или космического полета; разработать два новых артиллерийских орудия для армии; и представить официальное предложение по его полезной нагрузке -в-орбитальный суперпушка.
  
     Как и в случае с Южной Африкой, он смог заблокировать свой разум от природы режима, которому он собирался служить.
  
     Друзья рассказали ему о послужном списке Саддама Хусейна как человека с самыми кровавыми руками на Ближнем Востоке. Но в 1988 году тысячи респектабельных компаний и десятки правительств требовали вести бизнес с Ираком, который тратит большие деньги.
  
     Для Булла приманкой было его ружье, его любимое ружье, мечта его жизни, наконец-то нашедшая покровителя, который был готов помочь ему воплотить ее в жизнь и присоединиться к пантеону ученых.
  
     В марте 1988 года Амер Саади послал дипломата в Брюссель, чтобы поговорить с Буллом. Да, сказал конструктор оружия, он добился прогресса в решении технических проблем первой ступени иракской ракеты. Он был бы рад передать их после подписания контракта со своей компанией, опять же Корпорацией космических исследований. Сделка была заключена. Иракцы поняли, что его предложение оружия всего за три миллиона долларов было глупым; они подняли цену до десяти миллионов, но попросили ускорить процесс.
  
     Когда Булл работал быстро, он работал удивительно быстро. За один месяц он собрал команду из лучших свободных улан, которых смог найти. Возглавлял команду Supergun в Ираке британский инженер-проектировщик по имени Кристофер Коули. Сам Булл окрестил ракетную программу, базирующуюся в Сааде 16 на севере Ирака, проектом Берд. Задача с супероружием была названа "Проект Вавилон".
  
     К маю точные характеристики Вавилона были разработаны. Это была бы невероятная машина.
  
     Один метр ствола; ствол длиной 156 метров и весом 1665 тонн - высота монумента Вашингтона.
  
     Булл уже ясно дал понять Багдаду, что ему придется изготовить прототип меньшего размера, Мини-Вавилон, с 350-миллиметровым стволом и весом всего 113 тонн. Но в этом он мог бы испытать носовые конусы, которые также были бы полезны для ракетного проекта. Иракцам это понравилось - им тоже нужна была технология носового обтекателя.
  
     В то время Джерри Булл, похоже, не осознавал всей важности ненасытного иракского аппетита к технологиям с носовым обтекателем. Может быть, в своем безграничном энтузиазме увидеть, как наконец-то осуществилась мечта его жизни, он просто подавил ее. Носовые конусы очень продвинутой конструкции необходимы, чтобы предотвратить сгорание полезной нагрузки от тепла трения, когда она возвращается в атмосферу Земли. Но орбитальные полезные грузы в космосе не возвращаются; они остаются там.
  
     К концу мая 1988 года Кристофер Коули размещал свои первые заказы у Уолтера Сомерса из Бирмингема на отрезки труб, которые должны были составить ствол Мини-Вавилона. Разделы для полномасштабных Вавилонов 1, 2, 3 и 4 появятся позже. Другие странные заказы на сталь были размещены по всей Европе.
  
     Темп, с которым работал Булл, был потрясающим. За два месяца он преодолел путь, на который у государственного предприятия ушло бы два года. К концу 1988 года он разработал для Ирака два новых орудия -самоходные орудия, в отличие от буксируемых машин, поставляемых Южной Африкой. Обе части были бы настолько мощными, что могли бы сокрушить оружие окружающих стран Ирана, Турции, Иордании и Саудовской Аравии, которые приобрели их у НАТО и Америки.
  
     Буллу также удалось решить проблему соединения пяти "Скадов" вместе, чтобы сформировать первую ступень ракеты Bird, которая будет называться Al-Abeid, "Верующий". Он обнаружил, что иракцы и бразильцы в Saad 16 работали с ошибочными данными, полученными в аэродинамической трубе, которая сама была неисправна. После этого он передал свои свежие расчеты и оставил бразильцев заниматься этим.
  
     В мае 1989 года большая часть мировой военной промышленности и прессы, наряду с правительственными наблюдателями и офицерами разведки, посетили большую выставку оружия в Багдаде. Значительный интерес был проявлен к макетам-прототипам двух больших пушек. В декабре "Аль-Абейд" подвергся испытанию, вызвавшему большой шум в СМИ, что серьезно встряхнуло западных аналитиков.
  
     Большая трехступенчатая ракета, хорошо освещаемая иракскими телекамерами, с ревом взлетела с базы космических исследований Аль-Анбар, оторвалась от земли и исчезла. Три дня спустя Вашингтон признал, что ракета действительно оказалась способной запустить спутник в космос.
  
     Но аналитики разработали больше. Если бы Аль-Абейд мог это сделать, это также могла бы быть межконтинентальная баллистическая ракета. Внезапно западные спецслужбы отказались от своих предположений о том, что Саддам Хусейн не представлял реальной опасности, и его отделяли годы от того, чтобы стать серьезной угрозой.
  
     Три главных разведывательных агентства, ЦРУ в Америке, Секретная разведывательная служба - SIS - в Великобритании и Моссад в Израиле, пришли к мнению, что из двух систем пушка Babylon была забавной игрушкой, а ракета Bird - реальной угрозой. Все трое ошиблись. Это был Аль-Абейд, который не сработал.
  
     Булл знал почему, и он рассказал израильтянам, что произошло. "Аль-Абейд" взлетел на двенадцать тысяч метров и пропал из виду. Вторая стадия отказалась отделяться от первой. Третьей стадии не существовало. Это был манекен. Он знал, потому что ему было предъявлено обвинение в попытке убедить Китай предоставить третий этап, и он должен был отправиться в Пекин в феврале.
  
     Он действительно пошел, и китайцы отвергли его наотрез. Находясь там, он встретился и долго беседовал со своим старым другом Джорджем Вонгом. Что-то пошло не так с иракским бизнесом, что-то, что чертовски беспокоило Джерри Булла, и это были не израильтяне. Несколько раз он настаивал, что хочет убраться из Ирака, и как можно скорее. Что-то случилось в его собственной голове, и он хотел убраться из Ирака. В этом решении он был полностью прав, но слишком поздно.
  
     * * *
  
     15 февраля 1990 года президент Саддам Хусейн созвал полное собрание своей группы внутренних советников в своем дворце в Сарсенге, высоко в курдских горах.
  
     Ему нравился Сарсенг. Он стоит на вершине холма, и через его окна с тройным остеклением он мог смотреть на окружающую сельскую местность, где курдские крестьяне ютились суровыми зимами в своих лачугах и лачугах. Отсюда было не так много миль до охваченного ужасом города Халабджа, где в течение двух дней 17 и 18 марта 1988 года он приказал наказать семьдесят тысяч граждан за их предполагаемое сотрудничество с иранцами.
  
     Когда его артиллерия закончила, пять тысяч курдских собак были мертвы, а семь тысяч искалечены на всю жизнь. Лично он был весьма впечатлен действием цианистого водорода, распыляемого из артиллерийских снарядов. Немецкие компании, которые помогли ему с технологией приобретения и создания газа, наряду с нервно-паралитическими веществами Табун и Зарин, заслужили его благодарность. Они заслужили это своим газом, подобным Циклону-Б, который так правильно использовался против евреев много лет назад и вполне может быть использован снова.
  
     В то утро он стоял перед окнами своей раздевалки и смотрел вниз. Он был у власти, неоспоримой власти, в течение шестнадцати лет, и он был вынужден наказать многих людей. Но многое также было достигнуто.
  
     Новый Сеннахирим восстал из Ниневии, а другой Навуходоносор - из Вавилона. Некоторые научились легкому пути, путем подчинения. Другие прошли трудный, очень трудный путь и в основном были мертвы. Другим, многим другим, еще предстояло учиться. Но они бы, они бы.
  
     Он слушал, как колонна вертолетов с грохотом приближалась с юга, в то время как его костюмер суетился, поправляя зеленый платок, который он любил носить в V-образной форме поверх своей военной куртки, чтобы скрыть свои челюсти. Когда все было к его удовлетворению, он взял свой личный пистолет, позолоченную Беретту иракского производства, в кобуре и на поясе, и закрепил его на поясе. Он уже использовал его раньше против министра кабинета министров и, возможно, пожелает сделать это снова. Он всегда носил его с собой.
  
     Лакей постучал в дверь и сообщил Президенту, что те, кого он вызвал, ожидают его в конференц-зале.
  
     Когда он вошел в длинную комнату с окнами из зеркального стекла, возвышающимися над снежным пейзажем, все дружно встали. Только здесь, в Сарсенге, его страх перед убийством уменьшился. Он знал, что дворец окружен тремя рядами лучших сотрудников его президентской охраны, Амн-аль-Хасса, которыми командует его собственный сын Кусай, и что никто не может приблизиться к этим огромным окнам. На крыше были установлены французские зенитные ракеты Crotale, а его истребители прочесывали небо над горами.
  
     Он сел в похожее на трон кресло в центре верхнего стола, который образовывал перекладину буквы T. По бокам от него, по двое с каждой стороны, сидели четверо его самых доверенных помощников. Для Саддама Хусейна было только одно качество, которого он требовал от человека, пользующегося его благосклонностью: верность. Абсолютная, тотальная, рабская преданность. В этом качестве, как научил его опыт, были градации. Во главе списка стояла семья; после этого клан; затем племя. Есть арабская поговорка: "Я и мой брат против нашего двоюродного брата; я и мой двоюродный брат против всего мира". Он верил в это. Это сработало.
  
     Он пришел из трущоб маленького городка под названием Тикрит и из племени Аль-Тикрити. Огромное количество членов его семьи и Аль-Тикрити занимали высокие посты в Ираке, и им можно было простить любую жестокость, любую неудачу, любые личные излишества, при условии, что они были преданы ему. Разве его второй сын, психопат Удай, не забил до смерти слугу и не был прощен?
  
     Справа от него сидел Иззат Ибрагим, его первый заместитель, а за ним - его зять Хусейн Камиль, глава MIMI, человек, отвечающий за закупки оружия. Слева от него сидел Таха Рамадам, премьер-министр, а за ним Садун Хаммади, заместитель премьер-министра и набожный мусульманин-шиит. Саддам Хусейн был суннитом, но его единственной областью терпимости были вопросы религии. Как стороннему наблюдателю (за исключением тех случаев, когда это было удобно), ему было все равно. Его министр иностранных дел Тарик Азиз был христианином. Ну и что? Он сделал то, что ему сказали.
  
     Армейские начальники были на вершине ствола Т, генералы, командующие Республиканской гвардией, пехотой, бронетехникой, артиллерией и инженерами. Далее шли четыре эксперта, чьи отчеты и опыт были причиной, по которой он созвал собрание.
  
     Двое сидели справа от стола: доктор Амер Саади, технолог и заместитель своего зятя, а рядом с ним бригадир Хасан Рахмани, глава контрразведывательного крыла Мухабарата, или Разведывательной службы. Перед ними стояли доктор Исмаил Убайди, управляющий иностранным подразделением Мухабарата, и бригадир Омар Хатиб, глава внушающей страх Тайной полиции Амн-аль-Амм, или АМАМ.
  
     У трех сотрудников секретной службы были четко определенные задачи. Доктор Убайди занимался шпионажем за границей; Рахмани контратаковал иностранный шпионаж внутри Ирака; Хатиб поддерживал порядок среди иракского населения, подавляя любую возможную внутреннюю оппозицию с помощью своей обширной сети наблюдателей и информаторов и чистого, абсолютного террора, порожденного слухами очто он делал с противниками, которых арестовывали и тащили в тюрьму Абу-Грейб к западу от Багдада или в его личный центр допросов, известный в шутку как Спортивный зал под штаб-квартирой АМАМ.
  
     Саддаму Хусейну поступало много жалоб на жестокость начальника его Тайной полиции, но он всегда посмеивался и отмахивался от них. Ходили слухи, что он лично дал Хатибу свое прозвище Аль-Муазиб, "Мучитель". Хатиб, конечно, был Ат-Тикрити и верен до конца.
  
     Некоторые диктаторы, когда нужно обсудить деликатные вопросы, предпочитают, чтобы собрание было небольшим. Саддам думал об обратном; если предстоит грязная работа, они все должны быть вовлечены. Ни один человек не мог сказать:
  
     "У меня чистые руки, я не знал". Таким образом, все вокруг него получили бы сообщение: "Если я упаду, вы упадете".
  
     Когда все вернулись на свои места, президент кивнул своему зятю Хусейну Камилю, который обратился к доктору Саади с докладом. Технократ прочитал свой отчет, не поднимая глаз. Ни один мудрый человек не поднял глаза, чтобы посмотреть Саддаму в лицо. Президент утверждал, что может читать в душе человека по его глазам, и многие в это верили. Пристальный взгляд в его лицо может означать мужество, неповиновение, предательство. Если президент подозревал нелояльность, преступник обычно умирал ужасной смертью.
  
     Когда доктор Саади закончил, Саддам на некоторое время задумался.
  
     "Этот человек, этот канадец. Как много он знает?"
  
     "Не все, но, я полагаю, достаточно, чтобы разобраться с этим, сайиди".
  
     Саади использовал почетное арабское обращение, эквивалентное западному "сэр", но более уважительное. Альтернативным приемлемым титулом был Саид Раис, или "господин президент".
  
     "Как скоро?"
  
     "Скоро, если уже не сейчас, сайиди".
  
     "И он разговаривал с израильтянами?"
  
     "Постоянно, Саид Раис", - ответил доктор Убайди. "Он был их другом в течение многих лет. Посетил Тель-Авив и прочитал лекции по баллистике офицерам штаба артиллерии. У него там много друзей, возможно, среди Моссада, хотя он может этого и не знать".
  
     "Могли бы мы закончить проект без него?" - спросил Саддам Хусейн.
  
     Вмешался Хусейн Камиль. "Он странный человек. Он настаивает на том, чтобы носить с собой все свои самые важные научные документы в большой холщовой сумке. Я поручил нашим контрразведчикам взглянуть на эти документы и скопировать их ".
  
     "И это было сделано?" Президент пристально смотрел на Хассана Рахмани, своего начальника контрразведки.
  
     "Немедленно, Саид Раис. В прошлом месяце во время его визита сюда. Он пьет много виски. Это был наркотик, и он спал долго и глубоко. Мы взяли его сумку и скопировали каждую страницу в ней. Кроме того, мы записали все его технические разговоры. Все документы и стенограммы были переданы нашему товарищу доктору Саади ".
  
     Президентский взгляд вернулся к ученому.
  
     "Итак, еще раз, можете ли вы завершить проект без него?"
  
     "Да, Саид Раис, я верю, что мы можем. Некоторые из его вычислений имеют смысл только для него самого, но я попросил наших лучших математиков изучить их в течение месяца. Они могут их понять. Инженеры могут сделать все остальное ".
  
     Хусейн Камиль бросил на своего заместителя предупреждающий взгляд: Лучше бы ты был прав, мой друг.
  
     "Где он сейчас?" - спросил Президент.
  
     "Он уехал в Китай, сайиди", - ответил доктор Убайди. "Он пытается найти нам третью ступень для ракеты "Аль-Абейд". Увы, он потерпит неудачу. Ожидается, что он вернется в Брюссель в середине марта ".
  
     "У вас там есть люди, хорошие люди?"
  
     "Да, сайиди. Я держал его под наблюдением в Брюсселе в течение десяти месяцев. Вот откуда мы знаем, что он принимал израильские делегации в своих офисах там. У нас также есть ключи от его жилого дома ".
  
     "Тогда пусть это будет сделано. По его возвращении".
  
     "Без промедления, Саид Раис". Доктор Убайди подумал о четырех людях, которых он нанял в Брюсселе для наблюдения на расстоянии вытянутой руки. Один из них делал это раньше: Абдельрахман Мойеддин. Он дал бы ему эту работу.
  
     Трое сотрудников разведки и доктор Саади были уволены. Остальные остались. Когда они остались одни, Саддам Хусейн повернулся к своему зятю.
  
     "И другой вопрос - когда он у меня будет?"
  
     "Я уверен, что к концу года, Абу Кусай".
  
     Будучи членом семьи, Камиль мог бы использовать более интимный титул "Отец Кусая". Это напомнило остальным присутствующим, кто был семьей, а кто нет. Президент хмыкнул.
  
     "Нам понадобится место, новое место, крепость; не существующее место, каким бы секретным оно ни было. Новое секретное место, о котором никто не узнает. Никто, кроме крошечной горстки, даже не все из нас здесь. Не гражданский инженерный проект, а военный. Ты можешь это сделать?"
  
     Генерал Али Мусули из инженерных войск выпрямил спину, уставившись на грудь президента.
  
     "С гордостью, Саид Раис".
  
     "Ответственный человек - ваш лучший, ваш самый лучший".
  
     "Я знаю этого человека, сайиди. Полковник. Блестящий в строительстве и обмане. Русский Степанов сказал, что он был лучшим учеником в маскировке, которого он когда-либо преподавал ".
  
     "Тогда приведи его ко мне. Не здесь - в Багдаде, через два дня. Я сам поручу ему это. Он хороший баасист, этот полковник? Преданный партии и мне?"
  
     "Совершенно верно, сайиди. Он умрет за тебя".
  
     "Я надеюсь, вы все тоже". Последовала пауза, затем тихо: "Будем надеяться, что до этого не дойдет".
  
     Как остановка разговора, это сработало. К счастью, на этом собрание все равно закончилось.
  
     Доктор Джерри Булл вернулся в Брюссель 17 марта, измученный и подавленный. Его коллеги предположили, что его депрессия была вызвана его отказом в Китае. Но это было нечто большее.
  
     С тех пор, как он прибыл в Багдад более двух лет назад, он позволил убедить себя - потому что это было то, во что он хотел верить, - что ракетная программа и Вавилонская пушка предназначались для запуска небольших спутников с приборами на околоземную орбиту. Он мог видеть огромную пользу в самоуважении и гордости для всего арабского мира, если Ирак сможет это сделать. Более того, это было бы прибыльно, окупилось бы, поскольку Ирак запустил спутники связи и погоды для других стран.
  
     Как он понял, план состоял в том, чтобы Вавилон выпустил свою ракету со спутником на юго-восток над Ираком, над Саудовской Аравией и южной частью Индийского океана и вышел на орбиту. Это было то, для чего он его создал.
  
     Он был вынужден согласиться со своими коллегами, что ни одна западная нация не будет смотреть на это так. Они бы предположили, что это был военный пистолет. Отсюда и хитрость в упорядочении деталей ствола, казенной части и механизма отдачи.
  
     Только он, Джеральд Винсент Булл, знал правду, которая была очень проста - пушка "Вавилон" не могла использоваться в качестве оружия для запуска обычных разрывных снарядов, какими бы гигантскими они ни были. снаряды.
  
     Во-первых, вавилонская пушка с ее 156-метровым стволом не могла оставаться неподвижной без опор. Ему требовалась одна цапфа, или опора, для каждой второй из двадцати шести секций ствола, даже если, как он и предвидел, его ствол поднимался по склону горы под углом сорок пять градусов. Без этих опор ствол обвис бы, как мокрые спагетти, и разорвался бы на части, когда соединения разорвались.
  
     Поэтому он не мог ни поднимать, ни опускать свое возвышение, ни перемещаться из стороны в сторону. Таким образом, он не мог выбирать различные цели. Чтобы изменить его угол наклона, вверх или вниз или из стороны в сторону, его пришлось бы демонтировать, что заняло бы недели. Даже для очистки и перезарядки между разрядами потребуется пара дней. Более того, повторные выстрелы изнашивают этот очень дорогой ствол. Наконец, Вавилон нельзя было скрыть от контратаки.
  
     Каждый раз, когда он стрелял, из его ствола вырывался сгусток пламени длиной в девяносто метров, и каждый спутник и самолет засекали это. Его координаты на карте будут у американцев через несколько секунд. Кроме того, его ударные волны с реверберацией достигли бы любого хорошего сейсмографа даже в Калифорнии. Вот почему он говорил всем, кто готов был слушать: "Это нельзя использовать как оружие".
  
     Его проблема заключалась в том, что после двух лет в Ираке он понял, что для Саддама Хусейна наука имела одно-единственное применение: ее нужно было применять к оружию войны и власти, которую оно ему давало, и ни к чему другому. Так какого черта он финансировал Вавилон? Он мог выстрелить только один раз в гневе, прежде чем ответные истребители-бомбардировщики разнесли его на куски, и он мог запустить только спутник или обычный снаряд.
  
     Именно в Китае, в компании сочувствующего Джорджа Вонга, он взломал его. Это было последнее уравнение, которое он когда-либо решал.
  
  
     Глава 2
  
     Большой Ram Charger мчался по главной магистрали из Катара в Абу-Даби в Объединенных Арабских Эмиратах, демонстрируя хорошую скорость. Кондиционер поддерживал в салоне прохладу, а у водителя были его любимые кассеты в стиле кантри и вестерн, наполнявшие салон домашними звуками.
  
     За Рувейсом они оказались на открытой местности, море слева от них лишь изредка виднелось между дюнами, а справа - великая пустыня, простиравшаяся на сотни мрачных и песчаных миль в сторону Дофара и Индийского океана.
  
     Рядом со своим мужем Мэйбелл Уокер взволнованно смотрела на охристо-коричневую пустыню, мерцающую под полуденным солнцем. Рэй Уокер не отрывал глаз от дороги. Всю свою жизнь нефтяник, он и раньше видел пустыни.
  
     "Видел одного, видел их всех", - ворчал он, когда его жена издавала одно из своих частых восклицаний удивления при виде и звуках, которые были для нее такими новыми.
  
     Но для Мейбелл Уокер все это было в новинку, и хотя перед отъездом из Оклахомы она упаковала достаточно лекарств, чтобы открыть новое отделение Eckerd, она наслаждалась каждой минутой своего двухнедельного тура по странам Персидского залива - тому, что раньше называлось Персидским заливом.
  
     Они начали с севера, в Кувейте, затем поехали на внедорожнике, предоставленном им компанией, на юг, в Саудовскую Аравию, через Хафджи и Эль-Хобар, пересекли дамбу в Бахрейн, затем обратно и вниз через Катар в ОАЭ. На каждой остановке Рэй Уокер проводил формальную "инспекцию" офиса своей компании - мнимая причина поездки, - в то время как она брала гида из офиса компании и осматривала местные достопримечательности. Она чувствовала себя очень храброй, идя по всем этим узким улочкам в сопровождении всего одного белого мужчины, не подозревая, что в любом из пятидесяти американских городов она была бы в большей опасности, чем среди арабов Персидского залива.
  
     Зрелища привели ее в восторг во время ее первого и, возможно, последнего путешествия за пределы Соединенных Штатов. Она восхищалась дворцами и минаретами, удивлялась потоку необработанного золота, выставленного в золотых магазинах, и была поражена потоком темных лиц и разноцветных одежд, которые кружились вокруг нее в Старых Кварталах.
  
     Она фотографировала все и всех, чтобы показать женскому клубу дома, где она была и что видела. Она приняла близко к сердцу предупреждение представителя компании в Катаре, чтобы он был осторожен и не фотографировал араба из пустыни без его разрешения, поскольку некоторые все еще верили, что фотография захватывает часть души жертвы.
  
     Она часто напоминала себе, что была счастливой женщиной, и ей было чему радоваться. Выйдя замуж почти сразу после окончания средней школы за своего постоянного кавалера в течение двух лет, она оказалась замужем за хорошим, солидным мужчиной с работой в местной нефтяной компании, который поднимался по служебной лестнице по мере расширения компании, пока не стал одним из вице-президентов.
  
     У них был хороший дом за пределами Талсы и пляжный домик для летних каникул в Хаттерасе, между Атлантическим океаном и проливом Памлико в Северной Каролине. Это был хороший тридцатилетний брак, вознагражденный одним прекрасным сыном. И теперь это, двухнедельный тур за счет компании по всем экзотическим достопримечательностям, звукам, запахам и впечатлениям другого мира, Персидского залива.
  
     "Это хорошая дорога", - заметила она, когда они поднялись на холм, и полоса битума замерцала и задрожала перед ними. Если температура внутри машины была семьдесят градусов, то там, в пустыне, было сто двадцать.
  
     "Должно быть", - проворчал ее муж. "Мы построили это".
  
     "Компания?"
  
     "Нет. Дядя Сэм, черт возьми."
  
     У Рэя Уокера была привычка добавлять единственное слово, черт возьми, когда он распространял информацию.
  
     Они посидели некоторое время в дружеской тишине, пока Тэмми Уайнетт убеждала ее быть рядом со своим мужчиной, что она всегда делала и собиралась делать после их ухода на пенсию.
  
     Приближаясь к шестидесяти, Рэй Уокер уходил на пенсию с хорошей пенсией и несколькими солидными опционами на акции, и благодарная компания предложила ему двухнедельную, полностью оплаченную, первоклассную поездку в Персидский залив, чтобы
  
     "осмотрите" его различные аванпосты вдоль побережья. Хотя он тоже никогда не был там раньше, он должен был признать, что был менее очарован всем этим, чем его жена, но он был рад за нее.
  
     Лично он с нетерпением ждал, когда закончит с Абу-Даби и Дубаем, а затем сядет в салон первого класса авиалайнера, направляющегося прямо в Соединенные Штаты через Лондон. По крайней мере, он сможет заказать длинный холодный батон, не прибегая за ним в офис компании. Возможно, для кого-то ислам и подходит, размышлял он, но после того, как он останавливался в лучших отелях Кувейта и Саудовской Аравии, и ему говорили, что они совершенно сухие, он задавался вопросом, какая религия может помешать парню выпить прохладного пива в жаркий день.
  
     Он был одет в то, что, по его мнению, было снаряжением нефтяника в пустыне - высокие ботинки, джинсы, ремень, рубашка и стетсон, что было не совсем необходимо, поскольку на самом деле он был химиком по контролю качества.
  
     Он проверил одометр: восемьдесят миль до поворота на Абу-Даби.
  
     "Придется отлить, дорогая", - пробормотал он.
  
     "Ну, тогда будь осторожен", - предупредила Мейбелл. "Там есть скорпионы".
  
     "Но они не могут прыгать на два фута", - сказал он и зарычал на свою собственную шутку. Быть ужаленным в член высоко прыгающим скорпионом - это было хорошо для мальчиков дома.
  
     "Рэй, ты ужасный человек", - ответила Мейбелл и тоже засмеялась. Уокер развернул Ram Charger к краю пустой дороги и открыл дверь. Поток тепла ворвался внутрь, как будто из дверцы печи. Он вылез и захлопнул за собой дверь, чтобы впустить прохладный воздух.
  
     Мейбелл осталась на пассажирском сиденье, пока ее муж шел к ближайшей дюне и расстегивал ширинку.
  
     Затем она уставилась в лобовое стекло и пробормотала:
  
     "О, Боже мой, ты только посмотри на это".
  
     Она потянулась за своим "Пентаксом", открыла дверцу и соскользнула на землю.
  
     "Рэй, как ты думаешь, он не будет возражать, если я его сфотографирую?"
  
     Рэй смотрел в другую сторону, поглощенный одним из самых больших удовольствий мужчины средних лет.
  
     "Я буду рядом с тобой, дорогая. Кто?"
  
     Бедуинка стояла через дорогу от своего мужа, очевидно, выйдя из-за двух дюн. В одну минуту его не было, в следующую он был. Мэйбелл Уокер стояла у переднего крыла внедорожника с фотоаппаратом в руке в нерешительности. Ее муж повернулся и застегнул молнию. Он уставился на человека через дорогу.
  
     "Не знаю", - сказал он. "Думаю, нет. Но не подходи слишком близко. Наверное, завелся блох. Я заведу двигатель.
  
     Ты делаешь быстрый снимок, и если он становится противным, прыгай прямо. Быстро".
  
     Он забрался обратно на водительское сиденье и завел двигатель. Это усилило работу кондиционера, что стало облегчением.
  
     Мэйбл Уокер сделала несколько шагов вперед и подняла камеру.
  
     "Могу я тебя сфотографировать?" спросила она. "Камера? Картинка? Щелк-щелк? Для моего альбома back home?"
  
     Мужчина просто стоял и смотрел на нее. Его некогда белая джеллаба, грязная и пыльная, упала с его плеч на песок у его ног. Кефия в красно-белую крапинку была закреплена на его голове двухнитевым черным шнуром, а один из волочащихся углов был подвернут под противоположный висок, так что ткань закрывала его лицо от переносицы вниз. Поверх крапчатых дотов на нее смотрели темные глаза. Та небольшая часть кожи на лбу и глазницах, которую она могла видеть, была выжжена пустыней коричневого цвета. У нее было готово много фотографий для альбома, который она собиралась сделать дома, но ни одной из бедуинских племен с просторами саудовской пустыни за спиной.
  
     Она подняла камеру. Мужчина не двигался. Она прищурилась через отверстие, обрамляющее фигуру в центре продолговатого изображения, задаваясь вопросом, сможет ли она успеть к машине вовремя, если араб прибежит к ней. Щелчок .
  
     "Большое вам спасибо", - сказала она. Он по-прежнему не двигался. Она попятилась к машине, лучезарно улыбаясь.
  
     "Всегда улыбайтесь", - вспомнила она, как "Ридерз Дайджест" однажды советовал американцам, столкнувшимся с кем-то, кто не понимает по-английски.
  
     "Милая, садись в машину!" - крикнул ее муж.
  
     "Все в порядке, я думаю, с ним все в порядке", - сказала она, открывая дверь.
  
     Аудиокассета закончилась, когда она делала снимок. Это отключило радиостанцию. Рука Рэя Уокера протянулась и затащила ее в машину, которая с визгом отъехала от обочины.
  
     Араб посмотрел им вслед, пожал плечами и пошел за песчаную дюну, где он припарковал свой собственный "Лендровер" песочного камуфляжа. Через несколько секунд он тоже уехал в направлении Абу-Даби.
  
     "К чему такая спешка?" - пожаловалась Мейбелл Уокер. "Он не собирался нападать на меня".
  
     "Дело не в этом, дорогая". Рэй Уокер был молчаливым, человеком под контролем, способным справиться с любой международной чрезвычайной ситуацией. "Мы прилетаем в Абу-Даби и следующим рейсом возвращаемся домой. Кажется, этим утром Ирак вторгся в Кувейт, черт возьми. Они могут быть здесь в любой час ".
  
     Было десять часов утра по времени Персидского залива 2 августа 1990 года.
  
     Двенадцатью часами ранее полковник Осман Бадри, напряженный и взволнованный, ждал у гусениц неподвижного Т-72
  
     основной боевой танк возле небольшого аэродрома под названием Сафван. Хотя он не мог знать этого тогда, война за Кувейт начнется там и закончится там, в Сафване.
  
     Сразу за аэродромом, на котором были взлетно-посадочные полосы, но на нем не было зданий, главная магистраль шла на север и юг.
  
     На дороге на север, по которой он ехал три дня назад, был перекресток, где путешественники могли повернуть на восток в Басру или на северо-запад в Багдад.
  
     На юг дорога проходила прямо через кувейтский пограничный пост в пяти милях. С того места, где он стоял, глядя на юг, он мог видеть тусклое зарево Джахры, а за ним, дальше на восток через залив, зарево огней самого Эль-Кувейта.
  
     Он был взволнован, потому что пришло время его страны. Время наказать кувейтских подонков за то, что они сделали с Ираком, за необъявленную экономическую войну, за финансовый ущерб и их высокомерное высокомерие.
  
     Разве не его страна в течение восьми кровавых лет удерживала орды Персии от вторжения в северный залив и прекращения всего их роскошного образа жизни? И была ли ее награда теперь за то, что она сидела молча, в то время как кувейтцы украли больше, чем их справедливая доля нефти с общего месторождения Румайлах? Неужели они теперь будут нищими, поскольку Кувейт перепроизводил и снизил цены на нефть? Должны ли они теперь смиренно уступить, когда собаки Аль-Сабах настаивали на выплате жалкого кредита в 15 миллиардов долларов, который они предоставили Ираку во время войны?
  
     Нет, Раис, как обычно, все сделал правильно. Исторически Кувейт был девятнадцатой провинцией Ирака; всегда был, пока британцы не провели свою проклятую линию на песке в 1913 году и не создали самый богатый эмират в мире. Кувейт будет возвращен этой ночью, этой самой ночью, и Осман Бадри станет частью этого.
  
     Как армейский инженер, он не был бы в первой линии, но он шел бы близко позади со своими подразделениями по наведению мостов, землеройными машинами, бульдозерами и саперами, чтобы отрезать путь, если кувейтцы попытаются его заблокировать. Не то, чтобы воздушное наблюдение показало какие-либо препятствия. Никаких земляных работ, никаких песчаных насыпей, никаких противотанковых траншей, никаких бетонных ловушек. Но на всякий случай там будут инженеры под командованием Османа Бадри, чтобы перерезать дорогу танкам и механизированной пехоте Республиканской гвардии.
  
     В нескольких ярдах от того места, где он стоял, палатка полевого командования была полна старших офицеров, которые изучали свои карты и вносили последние коррективы в свой план атаки, в то время как часы и минуты тикали, пока они ждали окончательного приказа "вперед" от Rais в Багдаде.
  
     Полковник Бадри уже виделся и беседовал со своим собственным командующим генералом Оллом Мусули, который отвечал за весь инженерный корпус иракской армии и которому он был безмерно предан за то, что он рекомендовал его на "особую службу" в феврале прошлого года. Он смог заверить своего начальника, что его - Бадри - люди полностью экипированы и готовы к бою.
  
     Пока он разговаривал с Мусули, подошел другой генерал, и его представили Абдулле Кадири, командиру танков. На расстоянии он видел, как генерал Саади Тума Аббас, командующий элитной Республиканской гвардией, вошел в палатку. Будучи верным членом партии и поклонником Саддама Хусейна, он был озадачен, услышав, как генерал-танкист Кадири бормочет себе под нос "политический подонок". Как это могло быть? Разве Тума Аббас не был близким другом Саддама Хусейна, и разве он не был вознагражден за победу в решающей битве при Фао, которая в конце концов победила иранцев? Полковник Бадри выбросил из головы слухи о том, что Фао на самом деле выиграл ныне исчезнувший генерал Махер Рашид.
  
     Повсюду вокруг него в темноте толпились солдаты и офицеры дивизий Таваккулны и Медины гвардии. Его мысли вернулись к той памятной февральской ночи, когда генерал Мусули приказал ему оставить свои обязанности по завершению работ на объекте в Аль-Кубаи, чтобы доложить в штаб-квартиру в Багдаде. Он предполагал, что его переведут.
  
     "Президент хочет вас видеть", - резко сказал Мусули. "Он пошлет за тобой. Переезжайте в офицерскую каюту здесь, и будьте доступны днем и ночью ".
  
     Полковник Бадри закусил губу. Что он сделал? Что он сказал? Ничего предательского - это было бы невозможно. Был ли он ложно осужден? Нет, президент не послал бы за таким человеком. Нарушителя просто схватит один из отрядов головорезов бригадного генерала Хатиба "Амн-аль-Амм" и увезет, чтобы преподать урок. Увидев его лицо, генерал Мусули расхохотался, его зубы сверкнули под густыми черными усами, которые многие старшие офицеры носили в подражание Саддаму Хусейну.
  
     "Не волнуйся. У него есть для тебя задание, особое задание".
  
     И он это сделал. Через двадцать четыре часа Бадри вызвали в вестибюль офицерской каюты, где его ждала длинная черная штабная машина с двумя людьми из "Амн-аль-Хасс", службы безопасности президента. Его доставили прямо в Президентский дворец на самую волнующую и важную встречу в его жизни.
  
     В то время дворец располагался на углу улицы Кинди и улицы 14 июля, недалеко от одноименного моста, в честь первого из двух июльских переворотов 1968 года, которые привели к власти партию БААС и свергли правление генералов. Бадри провели в комнату ожидания и продержали там два часа. Его дважды тщательно обыскали, прежде чем привести в Присутствие.
  
     Как только охранники рядом с ним остановились, он остановился, затем дрожащим жестом отдал честь и держал ее в течение трех секунд, прежде чем сорвать берет и сунуть его под левую руку. После этого он остался по стойке смирно.
  
     "Так ты гений маскировки ?"
  
     Ему сказали не смотреть Раису прямо в глаза, но когда с ним заговорили, он ничего не мог поделать. Саддам Хусейн был в хорошем настроении. Глаза молодого офицера перед ним сияли любовью и восхищением. Хорошо, нечего бояться. Размеренным тоном Раис сказал инженеру, чего он хочет.
  
     Грудь Бадри наполнилась гордостью и благодарностью.
  
     В течение пяти месяцев после этого он работал в невозможные сроки и преуспел с запасом в несколько дней. У него были все возможности, которые обещал ему Раис. Все и каждый были в его распоряжении. Если бы ему понадобилось больше бетона или стали, ему достаточно было позвонить Камилю по его личному номеру, и зять президента немедленно предоставил бы его из источников Министерства промышленности. Если ему требовалось больше рабочей силы, прибывали сотни рабочих, и всегда корейцы или вьетнамцы, нанятые по контракту. Они рубили и копали, они жили в жалких лагерях в долине в течение того лета, а потом их увезли, он не знал куда.
  
     Кроме кули, никто не приезжал сюда по дороге, потому что единственная неровная колея, которая в конце концов сама будет уничтожена, оставалась только для грузовиков, перевозящих сталь и грузы, и бетономешалок. Все остальные люди, кроме водителей грузовиков, прилетели на одном из российских вертолетов МИЛЯ, и только когда они прибыли, с их глаз сняли повязки, чтобы их заменили, когда они уедут. Это относилось как к самому старшему, так и к самому скромному иракцу.
  
     Бадри сам выбрал это место после нескольких дней разведки на вертолете над горами. Он, наконец, выбрал свое место высоко в Джебаль-аль-Хамрине, к северу и дальше в горы от Кифри, где холмы хребта Хамрин становятся горами на дороге в Сулейманию.
  
     Он работал по двадцать часов в сутки, грубо спал на стройплощадке, запугивал, угрожал, уговаривал и подкупал своих людей, и, наконец, это было сделано до конца июля. Территория была очищена от всех следов работы, каждого кирпича и куска бетона, каждого куска стали, который мог поблескивать на солнце, каждой царапины и царапины на камнях.
  
     Три деревни хранителей были достроены и заселены их козами и овцами. Наконец, единственная колея была уничтожена, завалена грубым щебнем и осыпью в долину под землеройным движителем, катящимся назад, и три долины и изнасилованная гора были восстановлены в том виде, в каком они когда-то были. Почти.
  
     Ибо он, Осман Бадри, полковник инженерных войск, наследник строительных навыков, которые возвели Ниневию и Тир, ученик великого Степанова из России, мастер маскировки, искусства маскировки чего-либо, чтобы выглядеть как ничто или что-то еще, построил для Саддама Хусейна Каала, Крепость. Никто не мог его видеть, и никто не знал, где он был.
  
     Прежде чем его закрыли, Бадри наблюдал, как другие, сборщики оружия и ученые, строили эту устрашающую пушку, ствол которой, казалось, доставал до самых звезд. Когда все было завершено, они ушли, и остался только гарнизон. Они бы остались и жили там. Никто не хотел уходить. Те, кто должен был прибыть или уехать, сделали бы это на вертолете. Ни один из них не приземлился бы; они зависли бы над небольшим участком травы вдали от горы. Те немногие, кто прибывал или уходил, всегда были с завязанными глазами.
  
     Пилоты и экипаж будут заперты на одной авиабазе, где не будет ни посетителей, ни телефонов. Последние семена дикой травы были разбросаны, последние кусты посажены, и Крепость осталась одна в своей изоляции.
  
     Хотя Бадри этого не знал, рабочих, прибывших на грузовике, в конце концов увезли, а затем пересадили в автобусы с затемненными стеклами. Далеко в ущелье автобусы с тремя тысячами азиатских рабочих были остановлены, и охранники убежали. Когда взрывы обрушили горный склон, все автобусы были похоронены навсегда. Затем охранники были застрелены другими. Все они видели Каала.
  
     Размышления Бадри были прерваны взрывом криков из командной палатки, и по толпе ожидающих солдат быстро пробежал слух, что атака началась.
  
     Инженер подбежал к своему грузовику и забрался на пассажирское сиденье, в то время как его водитель завел двигатель.
  
     Они удерживали позицию, пока танковые экипажи двух гвардейских дивизий, которые возглавят вторжение, наполняли воздух оглушительным шумом, а российские Т-72 с грохотом покидали аэродром и направлялись по дороге в Кувейт.
  
     Позже он расскажет своему брату Абделькариму, летчику-истребителю и полковнику ВВС, что это было похоже на выстрел по индейке. Жалкий полицейский пост на границе был сметен и раздавлен. В два часа ночи колонна пересекла границу и покатилась на юг. Если кувейтцы обманывали себя, что эта армия, четвертая по численности постоянная армия в мире, собиралась продвинуться к хребту Мутла и бряцать оружием, пока Кувейт не согласится с требованиями Раиса, им не повезло. Если Запад думал, что эта армия просто захватит желанные острова Варба и Бубиян, предоставив Ираку долгожданный доступ к Персидскому заливу, они тоже ошиблись. Приказ из Багдада гласил: забирайте все.
  
     Незадолго до рассвета произошло танковое столкновение в небольшом кувейтском нефтяном городке Джахра, к северу от Эль-Кувейта. Единственная кувейтская бронетанковая бригада была срочно переброшена на север, ее задержали за неделю до вторжения, чтобы не провоцировать иракцев.
  
     Это было односторонне. Кувейтцы, которые должны были быть не более чем торговцами и нефтяными спекулянтами, сражались упорно и хорошо. Они задержали сливки Республиканской гвардии на час, что позволило некоторым из их истребителей "Скайхок" и "Мираж" дальше на юг на авиабазе Ахмади подняться в воздух, но у кувейтцев не было ни единого шанса. Огромные советские Т-72 разорвали на куски меньшие китайские Т-55, используемые кувейтцами. Защитники потеряли двадцать танков за столько же минут, и, наконец, оставшиеся в живых отступили.
  
     Осман Бадри, наблюдавший с расстояния в милю, как мастодонты сворачивали и стреляли во вздымающиеся облака пыли и дыма, в то время как розовая линия касалась неба над Ираном, не мог знать, что однажды те же самые Т-72 дивизий "Медина" и "Таваккулна" сами будут разорваны на части "Челленджерами" и "Абрамсами" избританцы и американцы.
  
     К рассвету подразделения first point с грохотом ворвались на северо-западную окраину Эль-Кувейта, разделив свои силы, чтобы перекрыть четыре шоссе, которые давали доступ к городу из этого квартала; дорога Абу-Даби вдоль берега моря, дорога Джахра между пригородами Гранады и Андалуса, а также Пятая и Шестая кольцевые автомагистрали дальшеюг. После раскола "четыре зубца" направились в центральный Кувейт.
  
     Полковник Бадри вряд ли был нужен. Не было ни рвов, которые могли бы засыпать его саперы, ни препятствий, которые можно было бы снести динамитом, ни бетонных столбов, которые можно было бы снести бульдозером. Только однажды ему пришлось нырять, спасая свою жизнь.
  
     Проезжая через Сулайбихат, довольно близко (хотя он и не знал об этом) к христианскому кладбищу, одинокий "Небесный ястреб" выкатился из солнца и нацелился на танк впереди него четырьмя ракетами класса "воздух-земля". Танк тряхнуло, он потерял гусеницу и начал гореть. Паникующий экипаж высыпал из башни.
  
     Затем "Скайхок" вернулся, направляясь к следующим грузовикам, из его носа вырывались языки пламени. Бадри увидел, как перед ним взорвался асфальт, и выскочил из двери как раз в тот момент, когда его кричащий водитель съехал с дороги в кювет и перевернул его.
  
     Никто не пострадал, но Бадри был в ярости. Наглый пес. Он закончил путешествие в другом грузовике.
  
     В течение всего дня раздавались спорадические перестрелки, когда две дивизии с бронетехникой, артиллерией и механизированной пехотой продвигались по разросшемуся городу Кувейт. В Министерстве обороны группа кувейтских офицеров закрылась и попыталась сразиться с захватчиками с помощью стрелкового оружия, которое они нашли внутри.
  
     Один из иракских офицеров, в духе благоразумия, указал, что они были бы мертвецами, если бы он открыл огонь из своего танкового орудия. В то время как несколько кувейтских бойцов сопротивления спорили с ним, прежде чем сдаться, остальные сменили форму на диш-дэш и гутру и ускользнули через черный ход. Один из них позже стал лидером кувейтского сопротивления.
  
     Основное противостояние произошло в резиденции эмира Аль-Сабаха, хотя он и его семья задолго до этого бежали на юг в поисках убежища в Саудовской Аравии. Он был раздавлен.
  
     На закате полковник Осман Бадри стоял спиной к морю в самой северной точке Эль-Кувейта на улице Арабского залива и смотрел на фасад этой резиденции, дворца Дасман. Во дворце уже находилось несколько иракских солдат, и время от времени кто-нибудь появлялся, неся бесценный артефакт, вырванный из стен, перешагивая через тела на ступеньках и лужайке, чтобы погрузить добычу в грузовик.
  
     Он испытывал искушение взять что-нибудь себе, прекрасный и достойный подарок для своего отца в доме старика в Кадисии, но что-то удерживало его: наследие той проклятой английской школы, которую он посещал много лет назад в Багдаде, и все из-за дружбы его отца с англичанином Мартиноми его восхищение всем британским.
  
     "Мародерство - это воровство, ребята, а воровство - это неправильно. Библия и Коран запрещают это. Так что не делай этого".
  
     Даже по сей день он мог вспомнить мистера Хартли, директора подготовительной школы Фонда Тасисия, находящейся в ведении Британского совета, читающего лекции своим ученикам, англичанам и иракцам, за их партами.
  
     Как часто он рассуждал со своим отцом с тех пор, как вступил в партию БААС, о том, что англичане всегда были империалистическими агрессорами, веками державшими арабов в цепях, чтобы пожинать собственные плоды?
  
     А его отец, которому сейчас было семьдесят и который был намного старше, потому что Осман и его брат родились во втором браке, всегда улыбался и говорил:
  
     "Может быть, они иностранцы и неверные, но они вежливы, и у них есть стандарты, сын мой. И каких стандартов придерживается ваш мистер Саддам Хусейн, скажите на милость?"
  
     Было невозможно пробиться через толстый череп старика, насколько важна Партия для Ирака и как ее лидер приведет Ирак к славе и триумфу. В конце концов он прекратил эти разговоры, чтобы его отец не сказал что-нибудь о Раисе, что могло быть услышано соседом и доставить им всем неприятности.
  
     Он не соглашался со своим отцом только в этом, потому что очень любил его.
  
     Итак, из-за директора школы двадцать пять лет назад полковник Бадри теперь отступил и не присоединился к разграблению дворца Дасман, хотя это было в традициях всех его предков, а англичане были дураками.
  
     По крайней мере, годы, проведенные в школе Тасисия, научили его бегло говорить по-английски, что оказалось полезным, потому что именно на этом языке он мог лучше всего общаться с полковником Степановым, который долгое время был старшим инженером в Советской военной консультативной группе, прежде чем холодная война вступила в свои права.конец, и он вернулся в Москву.
  
     Осману Бадри было тридцать пять, и 1990 год оказался величайшим за всю его жизнь. Как он позже сказал своему старшему брату:
  
     "Я просто стоял там спиной к заливу и дворцу Дасман передо мной и думал: "Клянусь Пророком, мы сделали это. Мы, наконец, захватили Кувейт. И всего за один день." И на этом все закончилось".
  
     Он был неправ, как это случилось. Это было только начало.
  
     В то время как Рэй Уокер, по его собственному выражению, тащил задницу через аэропорт Абу-Даби, колотя по прилавку продаж, чтобы настоять на конституционном праве американца на мгновенный авиабилет, ряд его соотечественников заканчивали бессонную ночь.
  
     В семи часовых поясах отсюда, в Вашингтоне, Совет национальной безопасности не спал всю ночь. Раньше им приходилось встречаться лично в Ситуационной комнате в подвале Белого дома; новые технологии теперь означали, что они могли совещаться по защищенной видеосвязи из разных мест.
  
     Предыдущим вечером, все еще 1 августа в Вашингтоне, ранние сообщения указывали на некоторую стрельбу вдоль северной границы Кувейта. Это не было неожиданностью. В течение нескольких дней наблюдения больших спутников KH-11 над северной частью Персидского залива показывали наращивание иракских сил, сообщая Вашингтону больше, чем США.
  
     посол в Кувейте действительно знал. Проблема заключалась в том, каковы были намерения Саддама Хусейна: угрожать или вторгаться?
  
     Накануне в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли были направлены отчаянные запросы, но Агентство не оказало никакой помощи, предоставив анализы "возможно" на основе спутниковых снимков, собранных Национальным разведывательным управлением, и политической смекалки, уже известной ближневосточному отделу Госдепартамента.
  
     "Любой недоделок может это сделать", - прорычал Брент Скоукрофт, председатель СНБ. "Неужели у нас нет никого прямо внутри иракского режима?"
  
     Ответом на это было полное сожаления "нет". Это была проблема, которая будет повторяться в течение нескольких месяцев.
  
     Ответ на загадку пришел перед десятью часами вечера, когда президент Джордж Буш лег спать и больше не отвечал на звонки Скоукрофта. Это было после рассвета по времени Персидского залива, и иракские танки были за Джахрой, входя в северо-западные пригороды Эль-Кувейта.
  
     Это была, как позже вспоминали участники, настоящая ночь. На видеосвязи было восемь человек, представляющих СНБ, Министерство финансов, Государственный департамент, ЦРУ, Объединенный комитет начальников штабов и Пентагон. Последовал шквал приказов, которые были выполнены. Похожая серия вышла из спешно созванного заседания комитета COBRA (Пристройка к совещательной комнате Кабинета министров) в Лондоне, который находился в пяти часах езды от Вашингтона, но всего в двух часах от Персидского залива.
  
     Оба правительства заморозили все иракские финансовые активы, размещенные за границей, а также (с согласия кувейтских послов в обоих городах) все кувейтские активы, чтобы любое новое марионеточное правительство, работающее на Багдад, не смогло наложить лапу на средства. Эти решения заморозили миллиарды и миллиарды нефтедолларов.
  
     Президент Буш был разбужен в 4:45 утра 2 августа, чтобы подписать документы. В Лондоне Маргарет Тэтчер, долгое время занимавшая высокие позиции и поднявшая семь уровней Каина, уже сделала то же самое, прежде чем сесть на свой самолет в Штаты.
  
     Еще одним важным шагом было собрать Совет Безопасности Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке, чтобы осудить вторжение и призвать Ирак к немедленному выводу войск. Это было достигнуто резолюцией 660, подписанной в четыре тридцать утра того же утра.
  
     Около рассвета конференция по видеосвязи закончилась, и у участников было два часа, чтобы добраться домой, помыться, переодеться, побриться и вернуться в Белый дом к восьмичасовому заседанию СНБ в полном составе под председательством лично президента Буша.
  
     Среди новичков на собрании в полном составе были Ричард Чейни из Министерства обороны, Николас Брейди из Министерства финансов и генеральный прокурор Ричард Торнбург. Боб Киммитт продолжал замещать Госдепартамент, потому что госсекретарь Джеймс Бейкер и заместитель госсекретаря Лоуренс Иглбергер оба уехали из города.
  
     Председатель Объединенного комитета начальников штабов Колин Пауэлл вернулся из Флориды, привезя с собой генерала, отвечающего за Центральное командование, крупного дородного мужчину, о котором подробнее будет рассказано позже. Норман Шварцкопф был рядом с генералом Пауэллом, когда они вошли.
  
     Джордж Буш покинул собрание в 9:15 утра, когда Рэй и Мэйбелл Уокер, к счастью, были в воздухе и где-то над Саудовской Аравией направлялись на северо-запад, домой и в безопасность. Президент вылетел на вертолете с южной лужайки на военно-воздушную базу Эндрюс, где перешел на первый самолет ВВС и вылетел в Аспен, штат Колорадо. Он должен был выступить с речью о потребностях США в обороне. Как оказалось, это была подходящая тема, но день будет намного более напряженным, чем предполагалось.
  
     В воздухе он принял длинный звонок от короля Иордании Хусейна, монарха меньшего и находящегося в тени соседа Ирака. Хашимитский король был в Каире, совещался с президентом Египта Хосни Мубараком.
  
     Король Хусейн был в отчаянии от того, что Соединенные Штаты дали арабским государствам несколько дней, чтобы попытаться разобраться без войны. Он сам предложил созвать конференцию четырех государств, включая президента Мубарака, его самого и Саддама Хусейна, а в качестве председателя - Его Величество короля Саудовской Аравии Фахда. Он был уверен, что такая конференция убедит иракского диктатора уйти из Кувейта мирным путем. Но ему понадобилось три, может быть, четыре дня, и никакого публичного осуждения Ирака ни одной из стран-участниц конференции.
  
     Президент Буш сказал ему: "Ты понял. Я полагаюсь на тебя". Несчастный Джордж еще не встретил леди из Лондона, которая ждала его в Аспене. Они встретились в тот вечер.
  
     У Железной леди вскоре создалось впечатление, что ее хорошая подруга вот-вот снова начнет колебаться. В течение двух часов она засунула ручку метлы так глубоко в левую штанину президента, что она вышла у линии воротника.
  
     "Ему нельзя, ему просто нельзя позволить, чтобы это сошло с рук, Джордж".
  
     Столкнувшись с этими сверкающими голубыми глазами и хрустальными интонациями, пробивающимися сквозь гул кондиционера, Джордж Буш признал, что это также не входило в намерения Америки. Его близкие позже чувствовали, что Саддам Хусейн с его артиллерией и танками беспокоил его меньше, чем эта устрашающая сумка.
  
     3 августа Соединенные Штаты провели тихий разговор с Египтом. Президенту Мубараку напомнили, насколько его вооруженные силы зависят от американского вооружения, насколько Египет задолжал Всемирному банку и Международному валютному фонду, и сколько американской помощи он получил. 4 августа египетское правительство опубликовало публичное заявление, в котором решительно осудило вторжение Саддама Хусейна.
  
     К ужасу иорданского короля, но не к его удивлению, иракский деспот сразу отказался ехать на конференцию в Джидду и сидеть рядом с Хосни Мубараком под председательством короля Фахда.
  
     Для короля Саудовской Аравии это было жестокое оскорбление, нанесенное в рамках культуры, которая гордится изысканной вежливостью. Король Фахд, который скрывает проницательный политический ум за неизменно милостивой личностью, был недоволен.
  
     Это был один из двух факторов, которые сорвали конференцию в Джидде. Другим был тот факт, что саудовскому монарху показали американские фотографии, сделанные из космоса, которые доказывали, что иракская армия не только не остановила свое наступление, но все еще находится в полном боевом порядке и движется на юг к границе с Саудовской Аравией на южной окраине Кувейта.
  
     Неужели иракцы действительно осмелятся пойти дальше и вторгнуться в саму Саудовскую Аравию? Арифметика сложилась.
  
     Саудовская Аравия обладает самыми большими запасами нефти в мире. На втором месте Кувейт, запасы которого при нынешнем уровне добычи составляют более ста лет. Третий - Ирак. Захватив Кувейт, Саддам Хусейн изменил баланс сил. Более того, девяносто процентов нефтяных скважин и запасов Саудовской Нефти сосредоточены в дальнем северо-восточном углу Королевства, вокруг Дахрана, Эль-Хобара, Даммама и Джубайля, а также в глубине страны от этих портов.
  
     Треугольник лежал прямо на пути наступающих дивизий Республиканской гвардии, и фотографии доказывали, что в Кувейт вливаются новые дивизии.
  
     К счастью, Его Величество так и не обнаружил, что фотографии были подделаны. Подразделения, расположенные близко к границе, окапывались, но бульдозеры, которые сделали это очевидным, были стерты с лица земли.
  
     6 августа Королевство Саудовской Аравии официально попросило американские войска войти в Королевство для его защиты.
  
     Первые эскадрильи истребителей-бомбардировщиков отправились на Ближний Восток в тот же день. "Щит пустыни" начался.
  
     Бригадный генерал Хасан Рахмани выскочил из своей штабной машины и взбежал по ступенькам отеля Hilton, который был быстро захвачен в качестве штаб-квартиры иракских сил безопасности в оккупированном Кувейте. Когда утром 4 августа он вошел в вестибюль через стеклянные двери, его позабавило, что отель Hilton находится прямо рядом с американским посольством, оба на берегу моря с прекрасным видом на сверкающие голубые воды Персидского залива.
  
     Вид был всем, что сотрудники посольства собирались получить на некоторое время - по его предложению здание было немедленно окружено республиканской гвардией и так и останется. Он не мог помешать иностранным дипломатам передавать сообщения с их суверенной территории своим правительствам на родину, и он знал, что у него нет суперкомпьютеров, необходимых для взлома более сложных кодов, которые будут использовать британцы и американцы. Но как глава контрразведки Мухабарата, он мог гарантировать, что у них не будет ничего интересного для отправки домой, ограничив свои наблюдения видами из их окон.
  
     Это, конечно, оставляло им возможность получения информации от соотечественников, все еще находящихся на свободе в Кувейте, по телефону. Еще один главный приоритет: убедиться, что все внешние телефонные линии были перерезаны или прослушивались - прослушивались бы лучше, но большинство его лучших людей были полностью задействованы в Багдаде.
  
     Он зашел в анфиладу комнат, которые были отведены для команды контрразведки, снял свою армейскую куртку, бросил ее вспотевшему помощнику, который принес два его чемодана с документами, и подошел к окну, чтобы взглянуть на бассейн отеля Hilton Marina. Хорошая идея поплавать позже, подумал он, затем заметил, что двое солдат наполняют свои бутылки водой из нее, а еще двое мочатся в нее. Он вздохнул.
  
     В тридцать семь лет Рахмани был подтянутым, красивым, чисто выбритым мужчиной - его не беспокоили вычурные усы, как у Саддама Хусейна. Он был там, где он был, и он знал это, потому что он был хорош в своей работе, а не из-за политического влияния; он был технократом в мире политически возвышенных кретинов.
  
     Почему, спрашивали его иностранные друзья, вы служите этому режиму? Этот вопрос обычно задавали, когда он напоил их в баре отеля "Рашид" или в более уединенном месте. Ему было позволено общаться с ними, потому что это было частью его работы. Но каждый раз он оставался совершенно трезвым. Он не возражал против спиртного по религиозным соображениям - он просто заказал джин с тоником, но убедился, что бармен знает, что ему нужно давать только тоник.
  
     Поэтому он улыбнулся на вопрос, пожал плечами и ответил: "Я иракец и горжусь этим; какому правительству вы хотите, чтобы я служил?"
  
     В глубине души он прекрасно знал, почему служил режиму, большинство светил которого он в глубине души презирал. Если в нем и были какие-то эмоции, о чем он часто заявлял, что у него их нет, то они проявлялись в искренней любви к своей стране и ее народу, простым людям, которых партия БААС давно перестала представлять.
  
     Но главной причиной было то, что он хотел преуспеть в жизни. Для иракца его поколения было мало вариантов. Он мог выступить против режима и уволиться, чтобы зарабатывать на жизнь за границей, уклоняясь от ударных отрядов и зарабатывая гроши, переводя с арабского на английский и обратно, или он мог остаться в Ираке.
  
     Это оставляло три альтернативы. Снова выступи против режима и окажись в одной из камер пыток этого животного Омара Хатиба, существа, которое он лично ненавидел, полностью осознавая, что это чувство было взаимным; или попытайся выжить в качестве свободного бизнесмена в экономике, которая систематически разрушалась; или продолжай улыбатьсяна идиотов и подняться в их рядах благодаря уму и таланту.
  
     Он не видел ничего плохого в последнем. Как Рейнхард Гелен, который служил сначала Гитлеру, затем американцам, а затем западным немцам; как Маркус Вольф, который служил восточногерманским коммунистам, не веря ни единому их слову, он был шахматистом. Он жил ради игры, сложных ходов шпиона и контрразведчика. Ирак был его личной шахматной доской. Он знал, что другие профессионалы во всем мире могли бы это понять.
  
     Хассан Рахмани отошел от окна, сел в кресло за столом и начал делать заметки.
  
     Нужно было чертовски много сделать, чтобы Кувейт когда-либо был хотя бы в достаточной степени безопасным, как девятнадцатая провинция Ирака.
  
     Его первой проблемой было то, что он не знал, как долго Саддам Хусейн намеревался оставаться в Кувейте. Он сомневался, что этот человек знал себя. Не было никакого смысла в проведении масштабной контрразведывательной операции, в заделывании всех возможных утечек и дыр в безопасности, если Ирак собирался уйти.
  
     В глубине души он верил, что Саддаму это сойдет с рук. Но это означало бы умно боксировать, делать правильные ходы, говорить правильные вещи. Первой уловкой должно было быть посещение завтрашней конференции в Джидде, чтобы льстить королю Фахду до тех пор, пока он не сможет больше терпеть, заявлять, что Ирак не хочет ничего, кроме справедливого договора о нефти, доступе в Персидский залив и непогашенном кредите, и он отправится домой в Багдад. Таким образом, держа все в руках арабов и любой ценой не допуская американцев и британцев, Саддам мог рассчитывать на предпочтение арабов продолжать говорить, пока ад не замерзнет.
  
     Западу, уделявшему внимание всего несколько недель, это надоело бы, и он предоставил бы это четырем арабам - двум королям и двум президентам, - и до тех пор, пока нефть продолжала течь, создавая смог, который душил их, англосаксы были бы счастливы. Если бы Кувейт не подвергся жестокому обращению, средства массовой информации оставили бы эту тему, режим Аль-Сабаха был бы забыт в изгнании где-нибудь в Саудовской Аравии, кувейтцы продолжали бы жить своей жизнью при новом правительстве, а конференция по выходу из Кувейта могла бы пережевывать слова в течение десятилетия, пока это больше не стало бы иметь значения.
  
     Это можно сделать, но для этого потребуется правильное прикосновение. Прикосновение Гитлера - "Я ищу только мирного урегулирования моих справедливых требований. Это абсолютно моя последняя территориальная амбиция ". Король Фахд попался бы на это - в любом случае, никто не испытывал никакой любви к кувейтцам, не говоря уже о пожирателях лотоса Аль-Сабах. Король Фахд и король Хусейн бросят их, как Чемберлен бросил чехов в 1938 году.
  
     Проблема была в том, что, хотя Саддам был чертовски умен, иначе его бы уже не было в живых, стратегически и дипломатически он был шутом. Так или иначе, рассуждал Хасан Рахмани, раисы поймут это неправильно; он не отступит и не пойдет дальше, не захватит нефтяное месторождение Саудовской Аравии и не поставит западный мир перед свершившимся фактом, с которым они ничего не могут поделать, кроме как уничтожить нефть и свое собственное процветание на целое поколение.
  
     "Запад" означал американцев с британцами на их стороне, и все они были англосаксами. Он знал об англосаксах. Пять лет в подготовительной школе мистера Хартли "Тасисия" научили его безупречному английскому, пониманию британцев и настороженному отношению к этой англосаксонской привычке наносить вам очень сильный удар в челюсть без предупреждения.
  
     Он потер подбородок, куда давным-давно получил такой удар, и громко рассмеялся. Его помощник в другом конце комнаты подпрыгнул на фут. Майк кровавый Мартин, где ты сейчас?
  
     Хассан Рахмани - умный, культурный, космополитичный, образованный и утонченный, отпрыск высшего класса, служивший режиму головорезов - склонился к своей задаче. Это была непростая задача. Из 1,8 миллиона человек в Кувейте в августе того года только 600 000 были кувейтцами. К ним вы могли бы добавить 600 000 палестинцев, некоторые из которых остались бы верны Кувейту, некоторые из которых встали бы на сторону Ирака, потому что так поступила ООП, и большинство из которых опустили бы головы и попытались выжить. Тогда 300 000 египтян, некоторые из которых, без сомнения, работали на Каир, что в наши дни было равносильно работе на Вашингтон или Лондон, и 250 000 пакистанцев, индийцев, бангладешцев и филиппинцев, в основном рабочих или домашней прислуги. Будучи иракцем, он считал, что кувейтцы не могли поцарапать блошиный укус на ихзадницу, не вызывая иностранного слугу.
  
     А затем 50 000 граждан Первого мира - британцы, американцы, французы, немцы, испанцы, шведы, датчане - назовите это. И он должен был пресекать иностранный шпионаж. ... Он вздыхал о тех днях, когда сообщения означали мессенджеры или телефоны. Как глава контрразведки, он мог закрыть границы и перерезать телефонные линии. Но теперь любой дурак со спутником может ввести номера в сотовый телефон или компьютерный модем и поговорить с Калифорнией. Трудно перехватить или отследить источник, кроме как с лучшим оборудованием, которого у него не было.
  
     Он знал, что не может контролировать поток информации или постоянный поток беженцев, бегущих через границу. Он также не мог повлиять на пролеты американских спутников, все из которых, как он подозревал, теперь были перепрограммированы на изменение своих орбит над Кувейтом и Ираком каждые несколько минут. (Он был прав.) Не было смысла пытаться сделать невозможное, даже если ему пришлось бы притвориться, что он это сделал и преуспел. Главной целью должно быть предотвращение активного саботажа, фактического убийства иракцев и уничтожения их оборудования, а также формирование реального движения сопротивления. И он должен был бы предотвратить помощь извне, в виде людей, ноу-хау или оборудования, от любого сопротивления.
  
     В этом он столкнулся бы со своими соперниками из АМАМ, Тайной полиции, которые были установлены двумя этажами ниже его. Хатиб, как он узнал этим утром, назначил этого головореза Сабаави, такого же жестокого болвана, как и он сам, главой АМАМА в Кувейте. Если сопротивляющиеся кувейтцы попадут в их руки, они научатся кричать так же громко, как диссиденты у себя дома. Так что он, Рахмани, просто держался бы за иностранцев. Это было его краткое изложение.
  
     * * *
  
     В то утро доктор Терри Мартин незадолго до полудня закончил свою лекцию в Школе востоковедения и африканистики, факультете Лондонского университета на Гауэр-стрит, и удалился в общую комнату для старшего персонала. Сразу за дверью он столкнулся с Мейбл, секретаршей, которую он делил с двумя другими старшими преподавателями арабистики.
  
     "О, доктор Мартин, для вас было сообщение".
  
     Она порылась в своем дипломате, поставив его на одно обтянутое твидом колено, и достала листок бумаги.
  
     "Этот джентльмен звонил вам. Он сказал, что это было довольно срочно, если бы вы могли перезвонить ему.
  
     В общей комнате Мартин бросил свои конспекты лекций о халифате Абассидов и воспользовался телефоном-автоматом на стене. Номер ответил на втором гудке, и звонкий женский голос просто повторил номер в ответ. Нет названия компании, только номер.
  
     "Мистер Стивен Лэйнг там?" - спросил Мартин.
  
     "Могу я сказать, кто звонит?"
  
     "Э-э... доктор Мартин. Терри Мартин. Он позвал меня".
  
     "Ах, да, доктор Мартин. Ты бы держался?"
  
     Мартин нахмурился. Она знала о звонке, знала его имя. Хоть убей, он не мог вспомнить никакого Стивена Лэйнга.
  
     К телефону подошел мужчина. "Стив Лэйнг слушает. Слушай, это ужасно хорошо, что ты так быстро перезвонил. Я знаю, что это невероятно короткое уведомление, но мы встречались некоторое время назад в Институте стратегических исследований. Сразу после того, как вы опубликовали ту блестящую статью об иракской машине по закупкам оружия. Мне было интересно, что ты делаешь на обед."
  
     Лэйнг, кем бы он ни был, выбрал тот способ самовыражения, который одновременно застенчив и убедителен, от которого трудно отказаться.
  
     "Сегодня? Сейчас?"
  
     "Если вы ничего не исправили. Что ты имел в виду?"
  
     "Бутерброды в столовой", - сказал Мартин.
  
     "Я не мог бы предложить вам приличное соле меньер в "Скотте", не так ли? Вы, конечно, это знаете. Маунт-Стрит".
  
     Мартин знал об этом, одном из лучших и самых дорогих рыбных ресторанов Лондона. Двадцать минут езды на такси. Было половина первого. И он любил рыбу. И зарплата Скотта была намного выше его академической зарплаты.
  
     Лэйнг случайно не знал об этих вещах?
  
     "Вы на самом деле с МКС?" он спросил.
  
     "Объясните за обедом, доктор. Скажем, в час дня. С нетерпением жду этого ". Телефон упал.
  
     Когда Мартин вошел в ресторан, метрдотель вышел вперед, чтобы лично поприветствовать его.
  
     "Доктор Мартин? Мистер Лэйнг за своим столом. Пожалуйста, следуйте за мной".
  
     Это был тихий столик в углу, очень скромный. Можно было говорить незаметно. Лэйнг, которого Мартин теперь был уверен, что никогда не встречал, поднялся, чтобы поприветствовать его, костлявый мужчина в темном костюме и строгом галстуке с редеющими седыми волосами. Он пригласил своего гостя сесть и, приподняв бровь, указал на бутылку прекрасного охлажденного Мерсо, которая стояла в ведерке со льдом. Мартин кивнул.
  
     "Вы не из Института, не так ли, мистер Лэйнг?"
  
     Лэйнг нисколько не смутился. Он смотрел, как наливается хрустящая прохладная жидкость, и официант уходит, оставляя каждому из них меню. Он поднял свой бокал за своего гостя.
  
     "Сенчури Хаус, на самом деле. Тебя это беспокоит?"
  
     Британская секретная разведывательная служба работает в Сенчури-хаусе, довольно ветхом здании к югу от Темзы, между Элефант-энд-Касл и Олд-Кент-роуд. Это не новое здание, и оно не совсем подходит для работы, которую оно должно выполнять, и внутри настолько запутано, что посетителям действительно не нужны пропуска безопасности; через несколько секунд они заблудятся и в конечном итоге будут молить о пощаде.
  
     "Нет, просто интересуюсь", - сказал Мартин.
  
     "На самом деле, это мы заинтересованы. Я ваш большой поклонник. Я стараюсь быть в курсе событий, но я не так осведомлен, как ты ".
  
     "Мне трудно в это поверить", - сказал Мартин, но он был польщен. Когда академику говорят, что им восхищаются, это приятно.
  
     "Совершенно верно", - настаивал Лэйнг. "Подошва на двоих? Превосходно. Я надеюсь, что прочитал все ваши документы, переданные в Институт, а также в United Services people и Chatham. Плюс, конечно, те две статьи в Survival " .
  
     За последние пять лет, несмотря на свою молодость (всего тридцать пять лет), доктор Мартин становился все более и более востребованным оратором, представляя эрудированные доклады таким учреждениям, как Институт стратегических исследований, Институт объединенных служб и другой орган по интенсивному изучению иностранных дел, Чатем-Хаус. Survival - это журнал МКС, и из каждого номера двадцать пять экземпляров автоматически отправляются в Министерство иностранных дел и по делам Содружества на Кинг-Чарльз-стрит, из которых пять попадают в Сенчури-хаус.
  
     Интерес Терри Мартина к этим людям был вызван не его выдающимся знанием средневековой Месопотамии, а второй шляпой, которую он носил. Несколько лет назад, исходя из личных интересов, он начал изучать вооруженные силы Ближнего Востока, посещая оборонные выставки и заводя дружеские отношения с производителями и их арабскими клиентами, где благодаря его беглому арабскому у него было много контактов. Спустя десять лет он стал ходячей энциклопедией в избранном им предмете времяпрепровождения, и к нему с уважением прислушивались лучшие профессионалы, подобно тому, как американский писатель Том Клэнси считается мировым экспертом по оборонному оборудованию НАТО и бывшего Варшавского договора.
  
     Прибыли два сола меньер, и они с удовольствием принялись за еду.
  
     Восемью неделями ранее Лэйнг, который в то время был директором по операциям ближневосточного подразделения Century House, попросил у The Research People портрет Терри Мартина. То, что он увидел, произвело на него впечатление.
  
     Родившийся в Багдаде, выросший в Ираке, затем получивший образование в Англии, Мартин покинул Хейлибери с тремя продвинутыми уровнями, все с отличием, по английскому, истории и французскому. Хейлибери считал его блестящим ученым, предназначенным для получения стипендии в Оксфорде или Кембридже.
  
     Но мальчик, уже бегло говоривший по-арабски, хотел продолжить изучение арабского языка, поэтому он подал заявление в качестве выпускника в Школу восточных и африканских исследований в Лондоне, посетив весеннее собеседование 1973 года.
  
     Принятый сразу, он присоединился к осеннему семестру 1973 года, изучая историю Ближнего Востока.
  
     Он получил первоклассную степень за три года, а затем потратил еще три года на докторскую степень, специализируясь на Ираке с восьмого по пятнадцатый века, уделяя особое внимание Абасидскому халифату с 750 по 1258 год. Он защитил докторскую диссертацию в 1979 году, затем на год ушел в творческий отпуск - он был в Ираке в 1980 году, когда Ирак вторгся в Иран, вызвав восьмилетнюю войну, и этот опыт вызвал его интерес к ближневосточным вооруженным силам.
  
     По возвращении ему предложили должность лектора в возрасте всего двадцати шести лет, что является почетной наградой в SOAS, которая является одной из лучших и, следовательно, одной из самых сложных школ изучения арабского языка в мире. Он был повышен до уровня читателя в знак признания его превосходства в оригинальных исследованиях, и он стал читателем по истории Ближнего Востока в возрасте тридцати четырех лет, явно предназначенный для профессорского звания к сорока годам.
  
     Так много Лэйнг прочитал в написанной биографии. Что заинтересовало его еще больше, так это вторая строка, сборник знаний об оружейных арсеналах Ближнего Востока. В течение многих лет это была второстепенная тема, затмеваемая холодной войной, но теперь ...
  
     "Это связано с этим кувейтским делом", - сказал он наконец. Остатки рыбы были убраны. Оба мужчины отказались от десерта. Мерсо прошел очень красиво, и Лэйнг ловко позаботился о том, чтобы Мартин получил большую его часть. Теперь, как будто незваный, появились два винтажных порта.
  
     "Как вы можете себе представить, в последние несколько дней творилась адская каша".
  
     Лэйнг преуменьшал значение дела. Леди вернулась из Колорадо в том, что мандарины называли "ее модой Боадицеи", отсылкой к той древней британской королеве, которая рубила римлян по колени мечами, торчащими из колес ее колесницы, если они попадались на пути. Министр иностранных дел Дуглас Херд, по слухам, был пьян из-за того, что стал носить стальной шлем, и требования мгновенного просветления посыпались на призраков Сенчури Хаус.
  
     "Дело в том, что мы хотели бы отправить кого-нибудь в Кувейт, чтобы точно выяснить, что происходит".
  
     "Под иракской оккупацией?" - спросил Мартин.
  
     "Боюсь, что да, поскольку они, похоже, главные".
  
     "Так почему я?"
  
     "Позвольте мне быть откровенным", - сказал Лэйнг, который намеревался быть кем угодно, но только не. "Нам действительно нужно знать, что происходит внутри. Иракская оккупационная армия - сколько, насколько хорошо, какая техника. Наши собственные граждане - как они справляются, находятся ли они в опасности, могут ли они реально выбраться в безопасности. Нам нужен человек на земле. Эта информация жизненно важна. Итак, кто-то, кто говорит по-арабски, как араб, кувейтец или иракец. Так вот, ты проводишь свою жизнь среди арабоговорящих, гораздо чаще, чем я...
  
     "Но здесь, в Британии, наверняка должны быть сотни кувейтцев, которые могли бы вернуться", - предположил Мартин.
  
     Лэйнг неторопливо посасывал кусок подошвы, застрявший между двумя зубами.
  
     "На самом деле, - пробормотал он, - человек предпочел бы кого-то из своего народа".
  
     "Британец? Кто может сойти за араба, прямо посреди них?"
  
     "Это то, что нам нужно. Боюсь, мы сомневаемся, что он есть ".
  
     Должно быть, это было вино или портвейн. Терри Мартин не привык к Мерсо и портвейну за обедом.
  
     Позже он охотно откусил бы себе язык, если бы мог повернуть время вспять на несколько секунд.
  
     Но он заговорил, а потом было уже слишком поздно.
  
     "Я знаю одного. Мой брат Майк. Он майор в SAS. Он может сойти за араба".
  
     Лэйнг скрыл волнение, которое всколыхнулось в нем, когда он вытащил зубочистку и оскорбительный кусочек подошвы.
  
     "Теперь он может", - пробормотал он. "Может ли он сейчас?"
  
  
     Глава 3
  
     Стив Лэйнг вернулся в Сенчури Хаус на такси в состоянии некоторого удивления и восторга. Он договорился об обеде с ученым арабистом в надежде привлечь его к другому заданию, которое он все еще имел в виду, и поднял вопрос о Кувейте только как уловку для разговора.
  
     Годы практики научили его начинать с вопроса или просьбы, которые цель не могла выполнить, а затем переходить к реальному делу. Теория заключалась в том, что эксперт, поставленный в тупик первым запросом, будет более сговорчивым для его собственного самоуважения, если согласится на второй.
  
     Неожиданное откровение доктора Мартина оказалось ответом на вопрос, который уже был поднят во время конференции высокого уровня в Century накануне. В то время это обычно рассматривалось как безнадежное желание. Но если молодой доктор Мартин был прав... брат, который говорил по-арабски даже лучше, чем он ...
  
     и который уже служил в полку специальной воздушной службы и поэтому привык к тайной жизни ...
  
     интересно, очень интересно.
  
     По прибытии в Century Лэйнг направился прямо к своему непосредственному начальнику, Контролеру с Ближнего Востока.
  
     После часа, проведенного вместе, они оба поднялись наверх, чтобы встретиться с одним из двух заместителей шефа.
  
     Секретная разведывательная служба, или SIS, также известная в народе, хотя и неточно, как MI-6, остается даже во времена предполагаемого "открытого" правительства теневой организацией, которая охраняет свою тайну. Только в последние годы британское правительство официально признало, что он вообще существует. И уже в 1991 году то же самое правительство публично назвало своего босса, шаг, расцененный большинством инсайдеров как глупый и недальновидный, который не служил никакой другой цели, кроме как вынудить этого несчастного джентльмена к нежелательной новизне - необходимости в телохранителях, оплачиваемых за государственный счет. Такова тщетность политкорректности.
  
     Сотрудники SIS не перечислены ни в одном руководстве, но фигурируют, если вообще фигурируют, как государственные служащие в списках различных министерств, в основном Министерства иностранных дел, под эгидой которого находится Служба. Бюджет не фигурирует ни в каких отчетах, он спрятан в бюджетах дюжины различных министерств.
  
     Даже его убогая штаб-квартира в течение многих лет считалась государственной тайной, пока не стало ясно, что любой лондонский таксист, которого попросят отвезти пассажира в Сенчури-Хаус, ответит: "О, вы имеете в виду Дом Призраков, шеф?" В этот момент было признано, что если лондонские таксисты знали, где это было, КГБ
  
     возможно, это сработало.
  
     Хотя "Фирма" гораздо менее известна, чем ЦРУ, бесконечно меньше и финансируется более скупо, она заслужила прочную репутацию среди друзей и врагов благодаря качеству своего "продукта" (тайно собранных разведданных). Среди крупнейших разведывательных агентств мира только израильский Моссад меньше и еще более скрытен.
  
     Человек, возглавляющий SIS, официально известен как Шеф и никогда, несмотря на бесконечные неправильные названия в прессе, как Генеральный директор. Генеральный директор есть у сестринской организации MI-5, или Службы безопасности, отвечающей за контрразведку в пределах границ Соединенного Королевства.
  
     Внутри компании Вождь известен как "С", что должно означать "Вождь", но не означает. Первым в истории главнокомандующим был адмирал сэр Мэнсфилд Каммингс, а буква "С" происходит от фамилии этого давно умершего джентльмена.
  
     Под началом вождя находятся два заместителя вождя, а под ними пять помощников вождя. Эти люди управляют пятью основными отделами: Операционным (или оперативным, которые собирают секретную информацию); Разведывательным (который анализирует ее в надежде получить значимую картину); Техническим (ответственным за фальшивые документы, миникамеры, секретные записи, ультракомпактные коммуникации и все другие кусочки металла, необходимые для совершения чего-то незаконного исойдет с рук в недружественном мире); Администрация (включая зарплаты, пенсии, штатное расписание, бюджетную бухгалтерию, Юридический отдел, Центральный Реестр и тому подобное); и контрразведка (которая пытается очистить Службу от враждебного проникновения путем проверки и проверки).
  
     Под управлением Ops находятся контролеры, которые управляют различными подразделениями земного шара - Западным полушарием, Блоком Sov, Африкой, Европой, Ближним Востоком и Австралазией - с дополнительным офисом для связи, у которого есть щекотливая задача - пытаться сотрудничать с "дружественными" агентствами.
  
     Честно говоря, это не совсем так аккуратно (ничто британское не бывает таким аккуратным), но они, кажется, справляются.
  
     В тот август 1990 года в центре внимания был Ближний Восток, и особенно Иракский отдел, на которого, казалось, обрушился весь политический и бюрократический мир Вестминстера и Уайтхолла, как шумный и нежеланный фан-клуб.
  
     Заместитель начальника внимательно выслушал то, что сказали Диспетчер Среднего Востока и директор по операциям в этом регионе, и несколько раз кивнул. Он подумал, что это был или мог быть интересный вариант.
  
     Дело было не в том, что из Кувейта не поступало никакой информации. В первые сорок восемь часов, до того, как иракцы отключили международные телефонные линии, каждая британская компания, имеющая офис в Кувейте, связывалась по телефону, телексу или факсу со своим местным представителем. Посольство Кувейта привлекло внимание Министерства иностранных дел первыми страшными историями и потребовало немедленного освобождения.
  
     Проблема заключалась в том, что практически ни одна информация не была такого рода, которую Шеф мог бы представить Кабинету министров как абсолютно достоверную. После вторжения Кувейт превратился в одну гигантскую "педерастическую неразбериху", как язвительно выразился министр иностранных дел шестью часами ранее.
  
     Даже сотрудники британского посольства теперь были надежно заперты в своем комплексе на краю залива, почти в тени остроконечных Кувейтских башен, пытаясь связаться по телефону с теми британскими гражданами, которые значатся в крайне неадекватном списке, чтобы узнать, все ли с ними в порядке. Мудрость, полученная от этих напуганных бизнесменов и инженеров, заключалась в том, что они могли время от времени слышать выстрелы. "Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю", - такова была реакция Century на такие жемчужины интеллекта.
  
     Теперь человек на земле и обученный глубокому проникновению, специалист по тайным операциям, который может сойти за араба - это может быть очень интересно. Помимо некоторой достоверной информации о том, что, черт возьми, там происходит, существовал шанс показать политикам, что что-то действительно делается, и заставить Уильяма Вебстера в ЦРУ подавиться мятными леденцами после ужина.
  
     У заместителя начальника не было иллюзий относительно почти котеночного уважения Маргарет Тэтчер (взаимного) к SAS с того дня в мае 1980 года, когда они уничтожили террористов в иранском посольстве в Лондоне, и она провела вечер с командой в казармах на Олбани-стрит, попивая виски и слушая их разговоры.рассказы о безрассудстве.
  
     "Я думаю, " сказал он наконец, " мне лучше поговорить с DSF".
  
     Официально полк специальной воздушной службы не имеет никакого отношения к SIS. Цепочки командования совсем другие. 22-й SAS, проходящий действительную службу (в отличие от 23-го SAS, работающего неполный рабочий день), базируется в казармах под названием Стерлинг Лайнс, за пределами графства Херефорд на западе Англии. Его командир подчиняется директору Сил специального назначения, или DSF, чей офис находится в нескольких зданиях на западе Лондона. Сам офис находится на вершине некогда элегантного здания с колоннами, покрытого, казалось бы, вечным слоем строительных лесов, частью кроличьего логова из маленьких комнат, недостаток великолепия которых противоречит важности запланированных там операций.
  
     DSF подчиняется директору военных операций (генералу), который подчиняется начальнику Генерального штаба (генералу еще более высокого ранга), а Генеральный штаб подчиняется Министерству обороны.
  
     Но особенность в названии SAS есть не просто так. С тех пор, как в 1941 году в Западной пустыне Ливии полковником Дэвидом Стирлингом была основана SAS, она действовала тайно. В его задачи всегда входило глубокое проникновение с целью скрытного нахождения и наблюдения за передвижениями противника; глубокое проникновение с целью саботажа, убийств и общего хаоса; ликвидация террористов; освобождение заложников; тесная охрана, эвфемизм для телохранителей высоких и могущественных; и зарубежные учебные миссии.
  
     Как и члены любого элитного подразделения, офицеры и солдаты SAS, как правило, тихо живут в своем собственном обществе, не могут обсуждать свою работу с посторонними, отказываются фотографироваться и редко выходят из тени.
  
     Поскольку образ жизни членов двух тайных обществ имел много общего, SIS и SAS знали друг друга, по крайней мере, в лицо и часто сотрудничали в прошлом, либо в совместных операциях, либо с разведчиками, "одалживая" солдата-специалиста из полка для выполнения конкретной задачи. Что-то в этом роде имел в виду заместитель начальника SIS (который согласовал свой визит с шефом, сэром Колином), когда брал стакан односолодового виски у бригадного генерала Дж.П.
  
     Ловат в тайной лондонской штаб-квартире в тот вечер, когда садилось солнце.
  
     Невольный объект таких дискуссий и частных размышлений в Лондоне и Кувейте в тот момент изучал карту в другой казарме за много миль отсюда. В течение последних восьми недель он и его команда из двенадцати инструкторов жили в части помещений, отведенных частному подразделению телохранителей шейха Зайда бин Султана Абу-Даби.
  
     Это была задача, которую полк выполнял много раз раньше. По всему западному берегу Персидского залива, от султаната Оман на юге до Бахрейна на севере, раскинулась цепь султанатов, эмиратов и шейхов, в которых и за пределами которых веками хозяйничали британцы. Государства-перемирие, ныне Объединенные Арабские Эмираты, были названы так потому, что Британия когда-то подписала перемирие с их правителями, чтобы защитить их с помощью Королевского флота от мародерствующих пиратов в обмен на торговые привилегии. Отношения продолжаются, и у многих из этих правителей есть подразделения королевской гвардии, обученные тонкостям непосредственной защиты с помощью команд инструкторов SAS. Разумеется, выплачивается гонорар, но Министерству обороны в Лондоне.
  
     Майор Майк Мартин разложил на столе в столовой большую карту Персидского залива и большей части Ближнего Востока и изучал ее в окружении нескольких своих людей. В тридцать семь лет он был не самым старым человеком в комнате; двум его сержантам перевалило за сорок, они были крепкими, жилистыми и очень подтянутыми солдатами, брать которых на службу человеку на двадцать лет моложе их было бы крайне глупо.
  
     "Что-нибудь в этом для нас, босс?" - спросил один из сержантов.
  
     Как и во всех маленьких, сплоченных подразделениях, в полку широко используются имена, но офицеров обычно называют
  
     "босс" других рангов.
  
     "Я не знаю", - сказал Мартин. "Саддам Хусейн вторгся в Кувейт. Вопрос в том, выйдет ли он по собственному желанию? Если нет, разрешит ли ООН ввести войска и вышвырнуть его? Если да, я бы подумал, что там должно быть что-то, что мы могли бы сделать ".
  
     "Хорошо", - удовлетворенно сказал сержант, и остальные шестеро за столом кивнули. По их мнению, прошло слишком много времени с тех пор, как они участвовали в настоящей, адреналиновой боевой операции.
  
     В полку есть четыре основные дисциплины, и каждый новобранец должен освоить одну из них. Есть фрифалеры, специализирующиеся на высотных прыжках с парашютом; альпинисты, предпочитающие скалистые склоны и высокие вершины; бронированные разведчики, которые водят и управляют урезанными, тяжелобронированными лендроверами с длинной базой по открытой местности; и амфибии, опытныена каноэ, надувных лодках с бесшумным ходом и подводных работах.
  
     В его команде из двенадцати человек у Мартина было четверо фрифоллеров, включая его самого, четверо бойцов-разведчиков, обучавших Абу Даби принципам быстрой атаки и контратаки на пустынной местности, а поскольку Абу-Даби находится у залива, четыре инструктора subaqua.
  
     Помимо своей специальности, бойцы SAS должны обладать хорошими практическими знаниями в других дисциплинах, чтобы взаимозаменяемость была обычной. Кроме того, они должны освоить еще кое-что - радио, первую помощь и языки.
  
     Основная боевая единица состоит всего из четырех человек. Если один из них когда-либо выйдет из строя, его задачи будут быстро распределены между оставшимися в живых тремя, будь то радисты или медики подразделения.
  
     Они гордятся гораздо более высоким уровнем образования, чем любое другое подразделение в армии, и, поскольку они путешествуют по миру, языки являются обязательными. Каждый солдат должен выучить его, кроме английского. В течение многих лет русский язык был фаворитом, теперь он выходит из моды после окончания холодной войны. Малайский язык очень полезен на Дальнем Востоке, где полк годами воевал на Борнео. Испанский язык растет после тайных операций в Колумбии против кокаиновых лордов Медельина и Кали. Французский выучен - на всякий случай.
  
     И поскольку полк провел годы, помогая султану Омана Кабус в его войне с коммунистическими агентами, проникшими из Южного Йемена в глубь Дофара, а также в других учебных миссиях в Персидском заливе и в Саудовской Аравии, многие бойцы SAS сносно говорят по-арабски. Сержант, который просил о каких-то действиях, был одним из них, но он должен был признать: "Босс чертовски потрясающий. Я никогда не слышал никого, похожего на него. Он даже выглядит соответствующим образом".
  
     Майк Мартин выпрямился и провел орехово-коричневой рукой по иссиня-черным волосам.
  
     "Пора возвращаться".
  
     Было чуть больше десяти. Они встанут до рассвета, чтобы совершить обычную десятимильную пробежку со своими подопечными, пока солнце не стало слишком жарким. Это была рутинная работа, которую Абу Даби ненавидели, но на которой настаивал их шейх. Если эти странные солдаты из Англии сказали, что это хорошо для них, значит, так оно и было. Кроме того, он платил за это, и он хотел получить ценность за свои деньги.
  
     Майор Мартин удалился в свою каюту и заснул быстро и крепко. Сержант был прав; он действительно выглядел соответственно. Его люди часто задавались вопросом, не унаследовал ли он свою оливковую кожу, темные глаза и густые черные волосы от каких-нибудь средиземноморских предков. Он никогда не говорил им, но они были неправы.
  
     Дедушка обоих мальчиков Мартинов по материнской линии был британским плантатором чая в Дарджилинге в Индии. В детстве они видели его фотографии - высокий, розоволицый, со светлыми усами, с трубкой во рту, с пистолетом в руке, стоящий над застреленным тигром. Очень похож на пукка сахиба, англичанина индийского владычества.
  
     Затем в 1928 году Теренс Грейнджер совершил немыслимое: он влюбился в индийскую девушку и настоял на том, чтобы жениться на ней. То, что она была нежной и красивой, не имело значения. Это просто не было сделано. Чайная компания не уволила его - это сделало бы это открытым. Они отправили его во внутреннюю ссылку (так они на самом деле это называли) на изолированную плантацию в далеком Ассаме.
  
     Если это должно было быть наказанием, это не сработало. Грейнджеру и его новой невесте, бывшей мисс Индире Бозе, там понравилось - дикая, изрезанная оврагами местность, изобилующая дичью и тиграми, склоны с густым зеленым чаем, климат, люди. И там Сьюзен родилась в 1930 году. Они вырастили ее там, англо-индийскую девочку с индийскими товарищами по играм.
  
     К 1943 году война докатилась до Индии, и японцы продвигались через Бирму к границе.
  
     Грейнджер был достаточно взрослым, чтобы не идти добровольцем, но он настоял, и после базовой подготовки в Дели его отправили майором в Стрелковый полк Ассама. Все британские кадеты были повышены до майора; они не должны были служить под началом индийского офицера, но индийцы могли стать лейтенантами или капитанами.
  
     В 1945 году он погиб при пересечении Иравади. Его тело так и не было возвращено; оно исчезло в тех промокших бирманских джунглях, одно из десятков тысяч, которые видели одни из самых жестоких рукопашных боев войны.
  
     С небольшой пенсией от компании его вдова вернулась к своей собственной культуре. Два года спустя пришли новые неприятности. Индия была разделена в 1947 году. Британцы уходили. Али Джинна настаивал на своем мусульманском Пакистане на севере, Пандит Неру довольствовался преимущественно индуистской Индией на юге. Когда волны беженцев двух религий покатились на север и юг, вспыхнули ожесточенные бои. Погибло более миллиона. Миссис
  
     Грейнджер, опасаясь за безопасность своей дочери, отправила ее заканчивать образование к младшему брату ее покойного отца, очень хорошему архитектору из Хаслемира, графство Суррей. Шесть месяцев спустя мать погибла во время беспорядков.
  
     Итак, в семнадцать лет Сьюзен Грейнджер приехала в Англию, страну своих отцов, которую она никогда не видела. Она провела один год в школе для девочек недалеко от Хаслемира, а затем два года в качестве стажера-медсестры в больнице общего профиля Фарнхэма, а затем еще один год в качестве секретаря адвоката Фарнхэма.
  
     В двадцать один год, самый младший разрешенный возраст, она устроилась стюардессой в корпорацию British Overseas Airways. Она тренировалась вместе с другими девочками в школе BOAC, старом перестроенном монастыре Святой Марии в Хестоне, недалеко от Лондона. Ее подготовка медсестры была решающим фактором, а ее внешность и манеры - дополнительным плюсом.
  
     В двадцать один год она была красива, с ниспадающими каштановыми волосами, карими глазами и кожей, как у европейки, с постоянным золотистым загаром. По окончании учебы она была назначена на линию номер 1 от Лондона до Индии - очевидный выбор для девушки, свободно говорящей на хинди.
  
     В те дни это было долгое, долгое путешествие на борту четырехмоторного "Аргонавта". Маршрут был Лондон-Рим-Каир-Басра-Бахрейн-Карачи-Бомбей. Затем в Дели, Калькутту, Коломбо, Рангун, Бангкок и, наконец, в Сингапур, Гонконг и Токио. Конечно, один экипаж не мог сделать все это, и первой остановкой экипажа была Басра на юге Ирака, где ее сменил другой экипаж.
  
     Именно там в 1951 году, за выпивкой в Порт-клубе, она познакомилась с довольно застенчивым молодым бухгалтером Иракской нефтяной компании, которой тогда владели и управляли британцы. Его звали Найджел Мартин, и он пригласил ее на ужин. Ее предупреждали о волках - среди пассажиров, экипажа и во время остановок. Но он казался милым, поэтому она согласилась. Когда он отвез ее обратно в здание вокзала БОАК, где размещались стюардессы, он протянул ей руку. Она была так удивлена, что потрясла им.
  
     Потом она лежала без сна в ужасной жаре, размышляя, каково это - поцеловать Найджела Мартина.
  
     Во время ее следующей остановки в Басре он снова был там. Только после того, как они поженились, он признал, что был настолько поражен, что узнал через сотрудника станции BOAC Алекса Рейда, когда она должна была родить следующей.
  
     Той осенью 1951 года они играли в теннис, плавали в клубе "Порт" и гуляли по базарам Басры. По его предложению она взяла отпуск и поехала с ним в Багдад, где он базировался.
  
     Вскоре она поняла, что это место, где она может обосноваться. Бурлящие толпы в ярких одеждах, виды и запахи улиц, готовящееся мясо на берегу Тигра, мириады маленьких магазинчиков, торгующих травами и специями, золотом и драгоценностями, - все это напомнило ей о ее родной Индии. Когда он сделал ей предложение, она сразу же согласилась.
  
     Они поженились в 1952 году в соборе Святого Георгия, англиканской церкви на Хайфской улице, и, хотя на ее стороне в церкви никого не было, многие люди пришли из МПК и посольства, чтобы заполнить оба ряда скамей.
  
     Это было хорошее время, чтобы жить в Багдаде. Жизнь была медленной и легкой, мальчик-король Фейсал был на троне, страной управлял Нури ас Саид, а подавляющее иностранное влияние было британским. Отчасти это произошло из-за мощного вклада МПК в экономику, отчасти потому, что большинство армейских офицеров получили британское образование, но главным образом потому, что весь высший класс был приучен к горшку накрахмаленными английскими нянями, что всегда оставляет неизгладимое впечатление.
  
     Со временем у Мартинов родилось двое сыновей, 1953 и 1955 годов рождения. При крещении Майкл и Терри были так же непохожи, как мел и сыр. В Майкле проявились гены мисс Индиры Бозе; он был черноволосым, темноглазым и смуглым; шутники из британской общины говорили, что он больше похож на араба. Терри, на два года младше, пошел в своего отца: невысокий, коренастый, розовокожий и рыжеволосый.
  
     В три часа ночи майора Майка Мартина разбудил санитар.
  
     "Есть послание, сайиди".
  
     Это было довольно простое сообщение, но срочность кодировалась как "блиц", а сигнал означал, что оно пришло лично от директора спецназа. Это не требовало ответа. Он просто приказал ему вернуться в Лондон первым попавшимся самолетом.
  
     Он передал свои обязанности капитану SAS, который был в своей первой командировке с полком и был его заместителем по учебной части, и помчался в аэропорт в гражданской одежде.
  
     В 2:55 утра в Лондон должен был уехать. Более сотни пассажиров храпели или ворчали на борту, когда стюардесса бодро объявила, что оперативная причина девяностоминутной задержки скоро будет устранена.
  
     Когда двери снова открылись, чтобы впустить одинокого худощавого мужчину в джинсах, ботинках, рубашке и куртке-бомбере с большой сумкой через плечо, многие из тех, кто еще не спал, уставились на него. Мужчине показали свободное место в бизнес-классе, он устроился поудобнее и через несколько минут после взлета откинулся на спинку сиденья и крепко заснул.
  
     Бизнесмен рядом с ним, который обильно поужинал и употребил много запрещенных жидких напитков, затем прождал два часа в аэропорту и еще два в самолете, принял еще одну таблетку антацида и сердито посмотрел на расслабленную спящую фигуру рядом с ним.
  
     "Чертов араб", - пробормотал он и тщетно попытался заснуть.
  
     Два часа спустя над Персидским заливом наступил рассвет, но самолет British Airways мчался на северо-запад и приземлился в Хитроу незадолго до десяти по местному времени. Майк Мартин вышел из таможенного зала одним из первых, потому что в багажном отсеке самолета у него не было багажа. Его никто не встретил; он знал, что его не будет. Он также знал, куда идти.
  
     В Вашингтоне еще даже не рассвело, но первые лучи восходящего солнца осветили далекие холмы округа Принс-Джордж, где река Патуксент впадает в Чесапик. На шестом и верхнем этаже большого продолговатого здания среди скопления, которое образует штаб-квартиру ЦРУ и известно просто как Лэнгли, все еще горел свет.
  
     Судья Уильям Вебстер, директор Центральной разведки, потер усталые глаза кончиками пальцев, встал и подошел к панорамному окну. Полоса серебристых берез, которые скрывали его вид на Потомак, когда они были в полной листве, как сейчас, все еще были окутаны тьмой. В течение часа восходящее солнце вернет им бледно-зеленый цвет. Это была еще одна бессонная ночь. Со времени вторжения в Кувейт он ловил момент между звонками от президента, Совета национальной безопасности, Государственного департамента и, как казалось, почти от любого другого, у кого был его номер.
  
     Позади него, такие же усталые, как и он, сидели Билл Стюарт, его заместитель директора по операциям, и Чип Барбер, глава Ближневосточного отдела.
  
     "Значит, это все?" - спросил старший инспектор, как будто повторный вопрос мог дать лучший ответ.
  
     Но никаких изменений не произошло. Позиция состояла в том, что президент, СНБ и государство требовали глубоких сверхсекретных разведданных из самого сердца Багдада, из самых сокровенных советов самого Саддама Хусейна. Собирался ли он остаться в Кувейте? Отступит ли он под угрозой резолюций Организации Объединенных Наций, которые выходят из Совета Безопасности? Дрогнет ли он перед лицом нефтяного эмбарго и торговой блокады? О чем он думал? Что он планировал? Черт возьми, где он был в любом случае?
  
     И Агентство не знало. Конечно, у них был Глава резидентуры в Багдаде. Но этот человек был заморожен в течение нескольких недель. Человек из Агентства был известен этому ублюдку Рахмани, который возглавлял иракскую контрразведку, и теперь стало ясно, что все, что неделями скармливали главе резидентуры, было чушью собачьей. Его лучшие "источники", по-видимому, работали на Рахмани и рассказывали ему чушь.
  
     Конечно, у них были фотографии - достаточно фотографий, чтобы утонуть. Спутники KH-11 и KH-12 пролетали над Ираком каждые несколько минут, делая счастливые снимки всего по всей стране. Аналитики работали круглосуточно, определяя, что может быть заводом по производству ядовитых газов, что может быть ядерным объектом - или, возможно, тем, за что он себя выдает, велосипедной мастерской.
  
     Прекрасно. Аналитики Национального разведывательного управления, предприятия, состоящего частично из ЦРУ и частично из ВВС, вместе с учеными из ENPIC, Национального центра интерпретации фотографий, составляли картину, которая однажды станет полной. Это главный командный пункт, это ЗРК
  
     ракетный полигон, это база истребителей. Хорошо, потому что фотографии говорят нам об этом. И однажды, возможно, их всех придется бомбить, возвращая в каменный век. Но что еще было у Саддама? Спрятанный, спрятанный глубоко под землей?
  
     Годы пренебрежения Ираком теперь приносили свои плоды. Люди, развалившиеся в своих креслах позади Вебстера, были бывшими шпионами, которые сделали свои кости на берлинской стене, когда бетон еще даже не высох. Они прошли долгий путь, прежде чем электроника взяла на себя сбор разведданных.
  
     И они сказали ему, что камеры NRO и подслушивающие уши Агентства национальной безопасности в Форт-Миде не могут раскрыть планы, они не могут шпионить за намерениями, они не могут проникнуть в голову диктатора.
  
     Итак, NRO делал снимки, а уши Форт-Мида слушали и записывали каждое слово в каждом телефонном звонке и радиосообщении в Ирак, из Ирака и внутри Ирака. И все же у него не было ответов.
  
     Та же администрация, тот же Капитолийский холм, которые были настолько загипнотизированы электронными устройствами, что потратили миллиарды долларов на разработку и отправку каждой последней штуковины, которую только мог изобрести изобретательный человеческий разум, теперь требовали ответов, которые, похоже, эти штуковины им не давали.
  
     И люди, стоящие за DCI, говорили, что elint, название электронной разведки, было резервным вариантом и дополнением к humint, или сбору разведданных человеком, но не заменой ему. Это было приятно знать, но не решение его проблемы.
  
     Который заключался в том, что Белый дом требовал ответов, которые могли быть даны только авторитетным источником, агентом, шпионом, шпионом, предателем, кем угодно, занимающим высокое место в иракской иерархии. Которого у него не было .
  
     "Ты спрашивал Сенчури Хаус?"
  
     "Да. То же, что и мы".
  
     "Я еду в Тель-Авив через два дня", - сказал Чип Барбер. "Я увижусь с Яаковом Дрором. Должен ли я спросить его?"
  
     Старший инспектор кивнул. Генерал Яков "Коби" Дрор был главой Моссада, самого несговорчивого из всех "дружественных" агентств. Директор ЦРУ все еще мучился из-за дела Джонатана Полларда, который был направлен Моссадом прямо внутри Америки против Соединенных Штатов. Несколько друзей. Он ненавидел просить Моссад об одолжениях.
  
     "Положись на него, Чип. Мы здесь не валяем дурака. Если у него есть источник в Багдаде, мы хотим войти.
  
     Нам нужен этот продукт. А пока мне лучше вернуться в Белый дом и снова встретиться со Скаукрофтом".
  
     На этой бесполезной ноте собрание закончилось.
  
     Четверо мужчин, которые ждали в лондонской штаб-квартире SIS в то утро 5 августа, были заняты большую часть ночи.
  
     Директор Сил специального назначения, бригадный генерал Дж.П. Ловат, большую часть времени разговаривал по телефону, позволив себе двухчасовой сон в своем кресле между двумя и четырьмя часами ночи. Как и многие боевые солдаты, он давно выработал навык улучать несколько часов, когда и где быситуация разрешена.
  
     Никто никогда не знал, сколько времени может пройти до следующего шанса перезарядить батареи. Перед рассветом он умылся и побрился и был готов продолжить еще один день, работая на полную катушку.
  
     Именно его звонок высокопоставленному сотруднику British Airways в полночь (по лондонскому времени) удержал авиалайнер на земле в Абу-Даби. Исполнительный директор British Airways, разбуженный у себя дома, не спросил, почему он должен удерживать авиалайнер за три тысячи миль до тех пор, пока на него не сможет сесть дополнительный пассажир. Он знал Ловата, потому что они были членами Клуба спецназа на Герберт Кресент, примерно знали, что он делает, и оказали услугу, не спрашивая почему.
  
     Во время завтрака дежурный сержант справился в Хитроу, что рейс из Абу-Даби задержался на треть от девяностоминутной задержки и приземлится около десяти. Майор должен быть в казармах около одиннадцати.
  
     Посыльный на мотоцикле срочно доставил личное дело одного человека из казарм Браунинга, штаб-квартиры парашютно-десантного полка в Олдершоте. Полковой адъютант вычеркнул это из Записей сразу после полуночи. Это было досье, в котором описывалась карьера Майка Мартина в Paras с того дня, как он представился восемнадцатилетним школьником, на протяжении всех девятнадцати лет, которые он был профессиональным солдатом, за исключением двух длительных периодов, которые он провел при переводе в полк SAS.
  
     Командир 22-го SAS, полковник Брюс Крейг, тоже шотландец, всю ночь ехал из Херефорда, привезя с собой досье, охватывающее эти два периода. Он вошел как раз перед рассветом.
  
     "Доброе утро, Джей Пи, в чем дело?"
  
     Они хорошо знали друг друга. Ловат, всегда известный как Джей Пи или Джейпи, был человеком, командовавшим отрядом, который отбил у террористов иранское посольство в Лондоне десять лет назад, а Крейг в то время был командиром отряда под его началом. Они прошли долгий путь.
  
     "Сенчури хочет отправить человека в Кувейт", - сказал он. Этого, казалось, было достаточно. Длинные речи не были его страстью.
  
     "Один из наших? Мартин?" Полковник Крейг бросил на стол папку, которую принес.
  
     "Похоже на то. Я перезвонил ему из Абу-Даби ".
  
     "Ну и хрен с ними. Ты собираешься согласиться с этим?"
  
     Майк Мартин был одним из офицеров Крейга, и они тоже прошли долгий путь. Ему не нравилось, когда Сенчури Хаус уводил его людей у него из-под носа. DSF пожал плечами.
  
     "Возможно, придется. Если он подойдет. Если им захочется, они, вероятно, поднимутся очень высоко ".
  
     Крейг хмыкнул и взял крепкий черный кофе у сержанта-санитара, которого он приветствовал как Сида - они вместе сражались в Дофаре. Когда дело доходило до политики, полковник знал счет. SIS может вести себя застенчиво, но когда они хотели потянуть за ниточки, они могли подняться так высоко, как им хотелось. Сенчури Хаус, вероятно, выиграл бы в этом, если бы захотел. Полку придется сотрудничать, даже несмотря на то, что Сенчури будет иметь общий контроль под видом совместной миссии.
  
     Двое мужчин из Сенчури прибыли сразу после полковника, и их всех представили. Старшим был Стив Лэйнг. Он привел с собой Саймона Паксмана, главу иракского отдела. Их усадили в приемной, угостили кофе и предложили прочитать два файла с резюме. Оба мужчины похоронили себя на фоне Майка Мартина с восемнадцати лет. Накануне вечером Паксман провел четыре часа с младшим братом, узнавая о семейном происхождении и воспитании в Багдаде и государственной школе Хейлибери.
  
     Мартин написал личное письмо Парас во время своего последнего семестра в Хейлибери летом 1971 года
  
     и в сентябре того же года ему предложили пройти собеседование в the depot в Олдершоте. Его школа считала его умеренным ученым, но превосходным спортсменом. Парас это вполне устраивало. Мальчик был принят и начал обучение в том же месяце, изнурительные двадцать две недели, которые привели выживших на курс к апрелю 1972 года.
  
     Сначала было четыре недели рукопашного боя, элементарного обращения с оружием, элементарного полевого мастерства и физической подготовки; затем еще две недели того же плюс первая помощь, сигналы и изучение мер предосторожности против NBC -ядерной, бактериологической и химической войны.
  
     Седьмая неделя была посвящена более интенсивным тренировкам, которые становились все тяжелее, но не так плохо, как восьмая и девятая недели - марши на выносливость через хребет Брекон в Уэльсе, где сильные и подтянутые мужчины умирали от переохлаждения, переохлаждения и истощения.
  
     На десятой неделе прошли курсы в Хайте, Кент, по стрельбе на полигоне, где Мартин, которому только что исполнилось девятнадцать, получил оценку как меткий стрелок. Одиннадцатая и двенадцатая были испытательными неделями, проведенными на открытой местности недалеко от Олдершота - просто бегали вверх и вниз по песчаным холмам, таская стволы деревьев в грязи, дожде и ледяном граде середины зимы.
  
     "Испытательные недели?" пробормотал Паксман, переворачивая страницу. "Чем, черт возьми, было остальное?"
  
     После нескольких недель испытаний молодые люди получили свои вожделенные красные береты и халаты десантников, а затем еще три недели провели в Бреконах на учениях по обороне, патрулированию и боевой стрельбе. К тому времени - это был конец января - Бреконы были совершенно мрачными и замерзшими. Люди спали в сырости и сырости без костров.
  
     Недели с шестнадцати по девятнадцать были посвящены базовым парашютным курсам в ВВС Абингдона, где еще несколько человек выпали, и не только из самолета.
  
     После еще двух недель, посвященных полевым учениям под названием "Последний забор" и некоторой оттачиванию навыков строевой подготовки на плацу, на двадцать второй неделе состоялся парад без сознания, когда гордым родителям наконец разрешили увидеть молодых людей, которые покинули их шесть месяцев назад.
  
     Рядовой Майк Мартин уже давно был выбран в качестве ПОМ - потенциального офицерского материала - и в мае 1972 г.
  
     он поступил в Королевскую военную академию Сандхерст, присоединившись к годичному стандартному военному курсу. Весной 1973 года новый лейтенант Мартин отправился прямиком в Хайт, чтобы принять командование взводом на подготовительной тренировке для Северной Ирландии, и он командовал взводом в течение двенадцати несчастных недель, сидя на наблюдательном пункте под названием Льняная мельница, который прикрывал ультрареспубликанский анклав Ардойн, Белфаст. Он был назначен в Третий батальон, известный как "Три пара", и после Белфаста вернулся на базу в Олдершоте, чтобы командовать взводом новобранцев, подвергая новичков тому же чистилищу, через которое прошел он сам. Летом 1977 года он вернулся в Three Para, который сейчас базируется в Оснабрюке в составе Британской рейнской армии.
  
     Это было еще одно несчастное время. Пара были переведены в "режим пингвина", что означало, что в течение трех лет из каждых девяти, или одного тура из трех, они не прыгали с парашютом и использовались в качестве обычной пехоты на грузовиках. Все паразиты ненавидят режим пингвина. Моральный дух был низким, между Пара и пехотой вспыхивали драки, и Мартину приходилось наказывать людей, которым он искренне сочувствовал. Он продержался почти год, а затем в ноябре 1977 года вызвался добровольцем для перевода в SAS.
  
     Значительная часть САС происходит из Пара, возможно, потому, что обучение имеет сходство, хотя САС утверждают, что их сложнее, что они берут очень здоровых мужчин, а затем начинают работать над ними.
  
     Документы Мартина прошли через Архив полка в Херефорде, где было отмечено его свободное владение арабским языком, и летом 1978 года Мартин прошел стандартный "начальный" отборочный курс продолжительностью шесть недель.
  
     В первый день улыбающийся инструктор сказал им всем:
  
     "На этом курсе мы не пытаемся обучать вас. Мы попытаемся убить тебя".
  
     Они тоже это сделали. Только десять процентов проходят начальный курс в SAS. Это экономит время позже. Мартин скончался.
  
     Затем последовало продолжение обучения, обучение в джунглях в Белизе и один дополнительный месяц в Англии, посвященный сопротивлению допросу. Сопротивление означает попытку хранить молчание, пока применяются некоторые чрезвычайно неприятные методы. Хорошая новость заключается в том, что и полк, и доброволец имеют право каждый час настаивать на RTU - возвращении в подразделение - для добровольца.
  
     "Они сумасшедшие", - сказал Паксман, отбрасывая папку и наливая себе еще кофе. "Они все чертовски сумасшедшие".
  
     Лэйнг хмыкнул. Он был поглощен вторым файлом; это был опыт человека в Аравии, который ему был нужен для миссии, которую он имел в виду.
  
     Мартин провел три года в SAS во время своего первого тура в звании капитана и должности командира отряда. Он выбрал эскадрилью "Фрифаллерс" - эскадрильи "А", "В", "С" и "Г" - что было естественным выбором для человека, который прыгал в Парасе с их командой по показу высотных прыжков в свободном падении "Красные дьяволы".
  
     Если у Параса не было причин использовать его арабский, то у Полка были. В течение трех лет с 1979 по 1981 год он служил вместе с войсками султана Омана в западном Дофаре, преподавал охрану VIP-персон в двух эмиратах Персидского залива, обучал Национальную гвардию Саудовской Аравии в Эр-Рияде и читал лекции частным телохранителям шейха Исы из Бахрейна. После этих списков в его досье SAS были пометки: что он восстановил прочную связь детства с арабской культурой, что он говорил на языке, как ни один другой офицер в полку, и что у него была привычка совершать долгие прогулки по пустыне, когда он хотел обдумать проблему, непроницаемыйк жаре и мухам.
  
     Запись показала, что он вернулся в Paras после трехлетнего прикомандирования к SAS зимой
  
     81 год и, к своей радости, обнаружил, что Пара принимали участие в операции "Рокки Лэнс" в январе и феврале 1982 года, из всех мест, в Омане. Итак, он вернулся в Джебель Акдар на этот период, прежде чем уйти в отпуск в марте. В апреле его поспешно отозвали - Аргентина вторглась на Фолклендские острова. Параграфы Два и три отправились в Южную Атлантику. Они приплыли на лайнере "Канберра", который был спешно переоборудован для использования в военных целях, и сошли на берег в Сан-Карлос-Уотер. Три параплана пересекли Восточный Фолкленд под мокрым снегом и дождем в направлении Порт-Стэнли. Табуляция означала форсированный марш в плохих условиях с 120 фунтами снаряжения.
  
     Три Пара разместились на уединенной ферме под названием Эстансия Хаус и готовились к последнему штурму Порт-Стэнли, что означало сначала взятие хорошо защищенной горы Лонгдон. Именно в ту ужасную ночь 11 июня капитан Майк Мартин получил свою пулю.
  
     Это началось как тихая ночная атака на аргентинские позиции и стало очень шумным, когда капрал Милн наступил на мину, которая оторвала ему ногу. Аргентинские пулеметы открыли огонь, вспышки осветили гору, как днем, и Три Пара могли либо убежать обратно в укрытие, либо попасть под огонь и захватить Лонгдон. Они взяли Лонгдон, с двадцатью тремя убитыми и более сорока ранеными. Одним из них был Майк Мартин, который получил пулю в ногу и разразился шипящим потоком грязных оскорблений, к счастью, на арабском.
  
     После большей части дня, проведенного на склоне горы, его доставили на передовой перевязочный пункт в Аякс-Бей, залатали и вертолетом доставили на госпитальное судно "Уганда". "Уганда" остановилась в Монтевидео, и Мартин был среди тех, кто был достаточно здоров, чтобы лететь домой на гражданском авиалайнере в Брайз Нортон. Затем Парас дал ему три недели в Хедли-Корт, Кожаная голова, для выздоровления.
  
     Именно там он встретил медсестру Люсинду, которая должна была стать его женой после краткого ухаживания. Возможно, ей нравилось очарование мужа в Парасе, но она ошибалась. Они устроили домашнее хозяйство в коттедже недалеко от Чобхэма, что было удобно для ее работы в Лезерхеде и его работы в Олдершоте. Но спустя три года, фактически увидев его в течение четырех с половиной месяцев, Люсинда совершенно справедливо поставила его перед выбором: ты можешь получить Парас и свою чертову пустыню, или ты можешь получить меня. Он обдумал это и выбрал пустыню.
  
     Она была совершенно права, что ушла. Осенью 1982 года он учился в колледже персонала, получил высшее звание и хороший стол, возможно, в министерстве. В феврале 1983 года он провалил экзамен.
  
     "Он сделал это намеренно", - сказал Паксман. "В записке его командира здесь говорится, что он мог бы прорваться, если бы захотел".
  
     "Я знаю", - сказал Лэйнг. "Я читал это. Мужской ... необычно".
  
     Летом 1983 года Мартин был назначен на должность британского штабного офицера при штабе сухопутных войск султана Омана в Маскате. Он сразу же отправился на прикомандирование еще на два года, сохранив свой значок Пара, но командуя Северным пограничным полком, Маскат. Он получил звание майора в Омане летом 86-го.
  
     Офицеры, отслужившие один тур в SAS, могут вернуться на второй, но только по приглашению.
  
     Едва он вернулся в Англию зимой 87-го, когда состоялся его неоспоримый развод, как пришло приглашение из Херефорда. Он вернулся в качестве командира эскадрильи в январе 88-го, служил в Северном фланге (Норвегия), затем в султане Брунея и шесть месяцев в команде внутренней безопасности в Стерлинг Лайнс в Херефорде. В июне 1990 года он был отправлен со своей командой инструкторов в Абу-Даби.
  
     Сержант Сид постучал и просунул голову в дверь.
  
     "Бригадир спрашивает, не желаете ли вы присоединиться к нему. Майор Мартин на пути наверх ".
  
     Когда Мартин вошел, Лэйнг заметил потемневшее от загара лицо, волосы и глаза и бросил взгляд на Паксмана. Один убит, осталось двое. Он выглядел соответственно. Теперь, сделает ли он это, и сможет ли он говорить по-арабски, как они сказали?
  
     Джей Пи вышел вперед и взял руку Мартина в свою сокрушительную хватку.
  
     "Рад видеть тебя снова, Майк".
  
     "Благодарю вас, сэр". Он пожал руку полковнику Крейгу.
  
     "Позвольте мне представить этих двух джентльменов", - сказал DSF. "Мистер Лэйнг и мистер Паксман, оба из Сенчури. У них есть... э-э- предложение, которое они хотели бы сделать вам. Джентльмены, стреляйте вперед. Вы бы предпочли поговорить с майором Мартином наедине?"
  
     "О, нет, пожалуйста", - поспешно сказал Лэйнг. "Шеф надеется, что если из этой встречи что-то получится, это определенно будет совместная операция".
  
     Хороший штрих, подумал Джей Пи, упомянув сэра Колина. Просто чтобы показать, какое влияние эти ублюдки намерены проявить, если потребуется.
  
     Все пятеро сели. Лэйнг говорил, объясняя политическую подоплеку, неопределенность относительно того, быстро ли Саддам Хусейн уйдет из Кувейта, медленно или вообще не уйдет, если его не вышвырнут. Но политический анализ заключался в том, что Ирак сначала лишит Кувейт всего ценного, а затем будет продолжать требовать уступок, на которые Организация Объединенных Наций просто не была настроена идти. Можно было бы смотреть на месяцы и месяцы.
  
     Британии нужно было знать, что происходит внутри Кувейта - не сплетни и слухи, не зловещие истории, распространяемые в средствах массовой информации, а достоверную информацию: о британских гражданах, все еще застрявших там, об оккупационных силах, и если в конечном итоге придется применить силу, может ли быть полезным кувейтское сопротивлениев сковывании все большего и большего количества войск Саддама, находящихся на передовой.
  
     Мартин кивнул, выслушал и задал несколько уместных вопросов, но в остальном промолчал. Два старших офицера смотрели в окно. Лэйнг закончил сразу после двенадцати.
  
     "Примерно так, майор. Я не ожидаю ответа немедленно, прямо сейчас, но время имеет существенное значение ".
  
     "Вы не возражаете, если мы перекинемся парой слов с нашим коллегой наедине?" - спросил Джей Пи.
  
     "Конечно, нет. Послушай, мы с Саймоном поспешим обратно в офис. У тебя есть номер моего рабочего стола. Может быть, вы дадите мне знать сегодня днем?"
  
     Сержант Сид вывел двух гражданских и сопроводил их на улицу, где он наблюдал, как они ловили такси. Затем он поднялся обратно в свое гнездо под балками крыши за строительными лесами.
  
     Джей Пи подошел к маленькому холодильнику и достал три холодных пива. Когда таблетки были сняты, все трое мужчин сделали по глотку.
  
     "Послушай, Майк, ты знаешь, что к чему. Это то, чего они хотят. Если вы думаете, что это безумие, мы с этим согласимся ".
  
     "Абсолютно", - сказал Крейг. "В полку ты не получаешь черных отметок за то, что говоришь "нет". Это их идея, а не наша ".
  
     "Но если ты хочешь пойти с ними, - сказал Джей Пи, - пройди, так сказать, через дверь, тогда ты с ними, пока не вернешься. Мы, конечно, будем участвовать. Они, вероятно, не смогут справиться с этим без нас. Но вы будете под ними. Они будут главными. Когда все закончится, ты вернешься к нам, как если бы ты был в отпуске ".
  
     Мартин знал, как это работает. Он слышал о других, которые работали в Century. Ты просто перестал существовать для Полка, пока не вернулся. Затем все они сказали: "Рад снова тебя видеть", и никогда не упоминали и не спрашивали, где ты был.
  
     "Я возьму это", - сказал он. Полковник Крейг поднялся. Он должен был вернуться в Херефорд. Он протянул свою руку.
  
     "Удачи, Майк".
  
     "Кстати, " сказал бригадир, " у вас назначено свидание за ланчем. Просто дальше по улице. Это устроил Сенчури".
  
     Он вручил Мартину листок бумаги и попрощался с ним.
  
     Майк Мартин спустился обратно по лестнице. В газете говорилось, что он обедал в маленьком ресторане в четырехстах ярдах отсюда, а его хозяином был мистер Вейн Аль-Хоури.
  
     Помимо MI-S и MI-6, третьим крупным подразделением британской разведки является Штаб правительственной связи, или GCHQ, комплекс зданий в охраняемом комплексе за пределами степенного городка Челтенхэм в Глостершире.
  
     GCHQ - это британская версия Агентства национальной безопасности Америки, с которым оно очень тесно сотрудничает - слушатели, чьи антенны подслушивают почти каждую радиопередачу и телефонный разговор в мире, если они того пожелают.
  
     Благодаря сотрудничеству с GCHQ, американское АНБ имеет ряд внешних станций внутри Великобритании, помимо других своих постов прослушивания по всему миру, а GCHQ имеет свои собственные зарубежные станции, в частности, очень большую на британской суверенной территории в Акротири на Кипре.
  
     Станция Акротири, находящаяся ближе к месту происшествия, следит за Ближним Востоком, но всю свою продукцию передает обратно в Челтенхэм для анализа. Среди аналитиков есть ряд экспертов, которые, хотя и являются арабами по происхождению, имеют очень высокий уровень подготовки. Таким человеком был г-н Аль-Хоури, который задолго до этого решил поселиться в Великобритании, натурализоваться и жениться на англичанке.
  
     Этот добродушный бывший иорданский дипломат теперь работал старшим аналитиком в арабской службе GCHQ
  
     где, несмотря на то, что среди британцев было много знатоков арабского языка, он часто мог прочесть смысл за смыслом записанной на пленку речи лидера арабского мира. Именно он, по просьбе Century, ждал Майка Мартина в ресторане.
  
     У них был праздничный обед, который длился два часа, и они говорили только по-арабски. Когда они расстались, Мартин вышел и направился обратно к зданию SAS. Пройдут часы брифингов, прежде чем он будет готов отправиться в Эр-Рияд с паспортом, который, как он знал, у Century к тому времени будет готов, с визами на вымышленное имя.
  
     Прежде чем покинуть ресторан, мистер Аль-Хоури набрал номер с настенного телефона у мужского туалета.
  
     "Нет проблем, Стив. Он совершенен. На самом деле, я не думаю, что когда-либо слышал кого-то подобного ему. Знаете, это не ученый арабский; с вашей точки зрения, это даже лучше. Уличный арабский, каждое ругательство, сленг, кусок жаргона. ... Нет, ни следа акцента. ... Да, он может пройти нормально ... практически по любой улице на Ближнем Востоке. Нет, нет, вовсе нет, старина. Рад быть полезным ".
  
     Тридцать минут спустя Майк Мартин забрал свою арендованную машину и ехал по шоссе М4 обратно в Челтенхэм. Прежде чем войти в штаб-квартиру, он также позвонил по номеру, расположенному недалеко от Гауэр-стрит.
  
     Человек, которому он звонил, поднял трубку, так как это было в его офисе в SOAS, где он работал над документами во второй половине дня, который не требовал лекций.
  
     "Привет, братан. Это я".
  
     Солдату не нужно было представляться. С тех пор, как они вместе учились в подготовительной школе в Багдаде, он всегда называл своего младшего брата "братан". На другом конце провода послышался вздох.
  
     "Майк? Где ты, черт возьми?"
  
     "В Лондоне, в телефонной будке".
  
     "Я думал, ты где-то в Заливе".
  
     "Вернулся сегодня утром. Вероятно, сегодня вечером снова уеду".
  
     "Послушай, Майк, не уходи. Это все моя вина. ... Я должен был держать свой чертов рот на замке...
  
     Глубокий смех его старшего брата донесся из-за линии.
  
     "Я задавался вопросом, почему педерасты вдруг заинтересовались мной. Они пригласили тебя на ланч, не так ли?"
  
     "Да, мы говорили о чем-то другом. Это просто всплыло, как бы выскользнуло. Послушай, тебе не обязательно уходить. Скажи им, что я ошибся".
  
     "Слишком поздно. В любом случае, я принял ".
  
     "О Боже..." В своем кабинете, в окружении эрудированных томов по средневековой Месопотамии, молодой человек чуть не плакал.
  
     "Майк, береги себя. Я буду молиться за тебя".
  
     Майк на мгновение задумался. Да, у Терри всегда было что-то религиозное. Он, вероятно, так и сделал бы.
  
     "Сделай это, брат. Увидимся, когда я вернусь ".
  
     Он повесил трубку. Один в своем кабинете, рыжеволосый ученый, который поклонялся своему брату-солдату, положил голову на руки.
  
     Когда рейс British Airways в Саудовскую Аравию вылетел из Хитроу в 8:45 вечера той ночью, точно по расписанию, Майк Мартин был на нем с паспортом с полной визой на другое имя. Незадолго до рассвета его встретит глава резидентуры Сенчури в посольстве Эр-Рияда.
  
  
     Глава 4
  
     Дон Уокер нажал на педаль тормоза, и винтажный Corvette Stingray 63-го года на мгновение остановился у главного входа на военно-воздушную базу Сеймур Джонсон, чтобы пропустить пару отдыхающих, прежде чем выехать на шоссе.
  
     Было жарко. Августовское солнце палило прямо на маленький городок Голдсборо в Северной Каролине, так что асфальт, казалось, мерцал, как движущаяся вода. Было хорошо опустить верх и чувствовать ветер, каким бы теплым он ни был, пробегающий по его коротким светлым волосам.
  
     Он направил классический спортивный автомобиль, которому уделил столько внимания, через спящий город к шоссе 70, затем свернул на шоссе 13, направляясь на северо-восток.
  
     В то жаркое лето 1990 года Дону Уокеру было двадцать девять лет, он был холост, был бойцом-жокеем и только что узнал, что отправляется на войну. Ну, может быть. Очевидно, это будет зависеть от какого-то странного араба по имени Саддам Хусейн.
  
     В то же утро командир крыла, полковник (позже генерал) Хэл Хорнбург изложил суть дела: через три дня, 9 августа, его эскадрилья, 336-й ракетный полк Девятой воздушной армии тактического воздушного командования, отправлялась в Персидский залив. Приказ поступил от командования тактической службы на базе ВВС Лэнгли в Хэмптоне, штат Вирджиния. Так оно и было. Восторг среди пилотов был экстатическим. В чем был смысл всех этих лет тренировок, если ты так и не смог выстрелить вкусностями?
  
     За три дня до конца предстояло проделать огромную работу, и для него, как офицера по вооружению эскадрильи, это было больше, чем для большинства. Но он умолял дать ему всего лишь двадцатичетырехчасовой отпуск, чтобы пойти и попрощаться со своими родными, и подполковник Стив Тернер, начальник отдела вооружений, сказал ему, что если 9 августа не хватало одной крошечной детали, когда F-15E Eagles взлетели, он - Тернер - личнонадрать задницу. Затем он ухмыльнулся и сказал Уокеру, что если он хочет вернуться к восходу солнца, ему лучше поторопиться.
  
     К девяти утра Уокер уже мчался через Сноу-Хилл и Гринвилл, направляясь к цепи островов к востоку от пролива Памлико. Ему повезло, что его родители не вернулись в Талсу, иначе он никогда бы не смог этого сделать. Был август, и они проводили свой ежегодный отпуск в семейном пляжном домике недалеко от Хаттераса, в пяти часах езды от базы.
  
     Дон Уокер знал, что он отчаянный пилот, и наслаждался этим. Быть двадцатидевятилетним и заниматься делом, которое ты любишь больше всего на свете, и делать это в высшей степени хорошо, - это хорошее чувство. Ему нравилась база, ему нравились ребята, и он обожал возбуждение и мощь McDonnell Douglas F-15E Strike Eagle, на котором он летал. Он подумал, что это был лучший самолет во всех Военно-воздушных силах США, и к черту то, что говорили люди на "Файтинг Фэлконс". Только военно-морской F-18 Hornet мог сравниться, или так они сказали, но он никогда не летал на Hornet, и Eagle был просто прекрасен для него.
  
     В Вефиле он повернул прямо на восток, к Колумбии и Китовому Усу, где шоссе превращалось в цепь островов; Китти Хок позади него слева, он повернул на юг, к Гаттерасу, где дорога наконец закончилась и со всех сторон было море. В детстве он хорошо проводил каникулы в Гаттерасе, выходя в море на рассвете со своим дедушкой за синей рыбой, пока старик не заболел и не смог больше ходить.
  
     Теперь, когда его отец уходит на пенсию с нефтяной работы в Талсе, возможно, они с мамой будут проводить больше времени в пляжном домике, и он сможет приезжать туда чаще. Он был достаточно молод, чтобы мысль о том, что он может не вернуться из Персидского залива, если начнется война, не приходила ему в голову.
  
     Уокер окончил среднюю школу в Талсе в возрасте восемнадцати лет с единственной жгучей мечтой - он хотел летать. Насколько он мог вспомнить, он всегда хотел летать. Он провел четыре года в штате Оклахома по специальности "авиационная инженерия", которую окончил в июне 1983 года. Он отсидел свой срок в ROTC, и той осенью его призвали в Военно-воздушные силы.
  
     Он прошел подготовку пилота на авиабазе Уильямс, недалеко от Финикса, летал на Т-33 и Т-38, а через одиннадцать месяцев на параде крыльев он узнал, что сдал экзамен как выдающийся выпускник, четвертый из сорока учеников. К его неизменной радости, пятерка лучших выпускников отправилась в школу подготовки бойцов на авиабазе Холломан, недалеко от Аламагордо, штат Нью-Мексико. Остальные ученики, подумал он с высочайшим высокомерием молодого человека, которому суждено летать на истребителях, будут отправлены в качестве бомбовозов или мусорщиков.
  
     В учебном подразделении для замены в Хоумстеде, штат Флорида, он, наконец, бросил Т-38 и перешел на F-4
  
     Фантом, большой, мощный, грубый самолет, но, наконец, настоящий боец.
  
     "Девять месяцев в Хоумстеде" закончились его отправкой в первую эскадрилью в Осан в Южной Корее, где он целый год летал на "Фантомах". Он был хорош, и он знал это, и, по-видимому, так же, как и начальство. После Осана его отправили в школу истребительного вооружения при ВВС Макконнелла в Вичито, штат Канзас.
  
     Истребительное оружие, возможно, является самым сложным курсом в ВВС США. Он выделяет людей высокого полета, с точки зрения карьеры. Технология нового оружия внушает благоговейный трепет. Выпускники McConnell должны понимать каждую гайку и болт, каждый кремниевый чип и микросхему в ошеломляющем множестве боеприпасов, которые современный истребитель может запустить в своих противников, в воздухе или на земле. Уокер снова стал выдающимся выпускником, а это означало, что каждая истребительная эскадрилья ВВС была бы рада иметь его.
  
     Он попал в 336-ю эскадрилью в Голдсборо летом 87-го, год летал на "Фантомах", затем четыре месяца на авиабазе Люк в Финиксе, а затем перешел на "Страйк Игл", которыми перевооружались "Ракетчики". Он управлял Орлом больше года, когда Саддам Хусейн вторгся в Кувейт.
  
     Незадолго до полудня "Стингрей" повернул к цепи островов; в нескольких милях к северу от него стоял памятник в Китти-Хок, где Орвилл и Уилбур Райт подняли в воздух на несколько ярдов свою хитроумную конструкцию из струн и проволоки, чтобы доказать, что человек действительно может летать на самолете с двигателем. Если бы они только знали...
  
     Через голову Нага он следил за ползущими туристами и трейлерами, пока они, наконец, не иссякли, и дорога опустела мимо мыса Гаттерас на оконечности острова. Он загнал "Стингрей" на подъездную дорожку к деревянному каркасному дому своих родителей незадолго до часа дня. Он нашел их на крыльце, выходящем на спокойное синее море.
  
     Рэй Уокер первым увидел своего сына и издал радостный крик. Мейбелл вышла из кухни, где готовила обед, и бросилась в его объятия. Его дедушка сидел в своем кресле-качалке, глядя на море. Дон подошел и сказал:
  
     "Привет, дедушка. Это я, Дон".
  
     Старик поднял глаза, кивнул и улыбнулся; затем он снова посмотрел на океан.
  
     "Он не так уж хорош", - сказал Рэй. "Иногда он знает тебя, иногда нет. Что ж, садись и расскажи нам новости. Эй, Мэйбелл, как насчет пары кружек пива для некоторых измученных жаждой парней?"
  
     За пивом Дон сказал родителям, что через пять дней отправляется в Персидский залив. Рука Мейбелл взлетела ко рту; его отец выглядел серьезным.
  
     "Ну, я думаю, для этого он и нужен, для тренировок и всего такого", - сказал он наконец.
  
     Дон отхлебнул пива и не в первый раз задумался, почему родителям всегда приходится так сильно беспокоиться.
  
     Его дедушка пристально смотрел на него, в его слезящихся глазах было что-то вроде узнавания.
  
     "Дон отправляется на войну, дедушка", - крикнул ему Рэй Уокер. Глаза старика вспыхнули жизнью.
  
     Всю свою карьеру он был морским пехотинцем, присоединившись к корпусу сразу после школы много, много лет назад, в 1941 году, он поцеловал свою жену на прощание и оставил ее с ее родителями в Талсе вместе с их новорожденной малышкой Мейбелл, чтобы отправиться на Тихий океан. Он был с Макартуром на Коррехидоре и слышал, как тот сказал: "Я вернусь", и он был в двадцати ярдах от генерала, когда Макартур вернулся.
  
     В промежутке он пробился через дюжину жалких атоллов в Марианских островах и пережил ад Иводзимы. На его теле было семнадцать боевых шрамов, и он имел право носить ленты с Серебряной звездой, двумя Бронзовыми звездами и семью Пурпурными сердцами на груди.
  
     Он всегда отказывался брать офицерский чин, с радостью оставаясь мастер-сержантом, потому что знал, где находится настоящая власть. Он сошел на берег в Инчхоне, Корея, и когда его, наконец, отправили заканчивать службу в качестве инструктора на Пэррис-Айленд, на его парадной форме было больше украшений, чем на любом другом куске ткани на базе. Когда его наконец отправили в отставку после двух отсрочек, на его последнем параде появились четыре генерала, что было больше, чем обычно для другого генерала.
  
     Старик поманил к себе внука. Дон встал из-за стола и наклонился.
  
     "Остерегайся этих японцев, парень, - прошептал старик, - или они умрут".
  
     Дон обнял старика за худые, измученные ревматизмом плечи.
  
     "Не волнуйся, дедушка. Они не приблизятся ко мне".
  
     Старик кивнул и, казалось, был удовлетворен. Ему было восемьдесят. В конце концов, бессмертного сержанта заполучили не японцы и не корейцы. Это был старый мистер Альцгеймер. В эти дни он проводил большую часть своего времени в приятных снах, со своей дочерью и зятем, которые присматривали за ним, потому что ему больше некуда было идти.
  
     После обеда родители Дона рассказали ему о своем турне по Персидскому заливу, из которого они вернулись четырьмя днями ранее. Мэйбелл пошла и принесла свои фотографии, которые только что вернулись из проявителя.
  
     Дон сидел рядом со своей матерью, пока она просматривала стопку, определяя дворцы и мечети, набережные и рынки цепочки эмиратов и шейхов, которые они с Рэем посетили.
  
     "Теперь будь осторожен, когда спускаешься туда", - наставляла она своего сына. "Это те люди, с которыми вам придется столкнуться. Опасные люди - только посмотрите в эти глаза".
  
     Дон Уокер посмотрел на фотографию в ее руке. Бедуин стоял между двумя песчаными дюнами, позади него была пустыня, один конец его кефии был подоткнут и закрывал его лицо. Только темные глаза подозрительно смотрели в камеру.
  
     "Я буду уверен и буду присматривать за ним", - пообещал он ей. Она казалась удовлетворенной.
  
     В пять часов он решил, что ему следует вернуться на базу. Родители проводили его до передней части дома, где была припаркована его машина. Мэйбелл обняла своего сына и еще раз попросила его беречься, а Рэй обнял его и сказал, что они гордятся им. Дон сел в машину и дал задний ход, чтобы выехать на дорогу.
  
     Он оглянулся.
  
     Из дома на веранду вышел его дедушка, опираясь на две трости. Он медленно отложил две трости в сторону и выпрямился, вытесняя ревматизм из своей старой спины и плеч, пока они не стали квадратными. Затем он поднял руку ладонью вниз к козырьку своей бейсбольной кепки и держал ее там, как старый воин, приветствующий своего внука, который отправлялся на очередную войну.
  
     Дон из машины поднял руку в ответ. Затем он нажал на акселератор и умчался. Он больше никогда не видел своего дедушку. Старик умер во сне в конце октября.
  
     К тому времени в Лондоне уже стемнело. Терри Мартин работал допоздна, потому что, хотя старшекурсники уехали на долгие летние каникулы, ему нужно было готовиться к лекциям, а из-за специальных каникулярных курсов, которые также проводились в школе, он был очень занят даже в летние месяцы. Но в тот вечер он заставлял себя найти какое-нибудь занятие, чтобы отвлечься от беспокойства.
  
     Он знал, куда отправился его брат, и мысленно представлял себе опасности, связанные с попыткой проникнуть в оккупированный Ираком Кувейт под глубоким прикрытием.
  
     В десять, когда Дон Уокер начал свой путь на север от Хаттераса, Терри вышел из школы, вежливо пожелав спокойной ночи старому уборщику, который запер за ним дверь, и пошел по Гауэр-стрит и улице Св.
  
     Переулок Мартина ведет к Трафальгарской площади. Возможно, подумал он, яркие огни поднимут ему настроение. Это был теплый и приятный вечер.
  
     В Сент-Мартин-ин-те-Филдс он заметил, что двери были открыты и изнутри доносились звуки гимнов. Он вошел, нашел скамью в конце зала и послушал репетицию хора. Но чистые голоса певчих только усугубили его депрессию. Он вспомнил детство, которое они с Майком разделили тридцать лет назад в Багдаде.
  
     Найджел и Сьюзан Мартин жили в прекрасном, просторном старом двухэтажном доме в Саадуне, фешенебельном районе в половине города под названием Рисафа. Первое воспоминание Терри, когда ему было два года, было о том, как его темноволосый брат был одет, чтобы начать свой первый день в детском саду мисс Сэйвелл. Это означало рубашку и короткие брюки, ботинки и носки, униформу английского мальчика. Майк "кричал в знак протеста против того, что его оторвали от его обычной посуды, белого хлопчатобумажного халата, который давал свободу движений и сохранял прохладу тела.
  
     В пятидесятые годы жизнь британской общины в Багдаде была легкой и элегантной. Были членства в клубе Man-sour и в клубе Alwiya с его бассейном, теннисными кортами и кортом для игры в сквош, где офицеры Иракской нефтяной компании и посольства встречались, чтобы поиграть, поплавать, отдохнуть или выпить прохладительные напитки в баре.
  
     Он мог вспомнить Фатиму, их папу или няню, пухлую нежную девушку из сельской деревни, чье жалованье откладывалось, чтобы сделать ей приданое, чтобы она могла выйти замуж за хорошо обеспеченного молодого человека, когда вернется в свое племя. Он играл на лужайке с Фатимой, пока они не пошли забирать Майка из школы мисс Сэйвелл.
  
     До того, как каждому мальчику исполнилось три года, он говорил на двух языках: английском и арабском, изучая последний у Фатимы, садовника или повара. Майк был особенно быстр в языке, а поскольку их отец был большим поклонником арабской культуры, дом часто был полон его иракских друзей.
  
     Арабы, как правило, любят маленьких детей в любом случае, проявляя к ним гораздо больше терпения, чем европейцы, и когда Майк с его черными волосами и темными глазами носился по лужайке, свободно разгуливая в белой тарелке и болтая по-арабски, иракские друзья его отца смеялись от удовольствия и кричали:
  
     "Но Найджел, он больше похож на одного из нас!"
  
     По выходным устраивались экскурсии, чтобы посмотреть "Королевскую охоту Харития", разновидность английской охоты на лис, перенесенной на Ближний Восток, в ходе которой под руководством муниципального архитектора Филипа Херста охотились на шакалов, а потом всех угощали "бараньим куском" кузи и овощами. И были замечательные пикники вниз по реке на острове Свиней, расположенном посреди медленно движущегося Тигра, который делил город пополам.
  
     Через два года Терри последовал за Майком в детский сад мисс Сэйвелл, но из-за того, что он был очень одаренным, они вместе пошли в подготовительную школу Фонда, которой руководил мистер Хартли, в одно и то же время.
  
     Ему было шесть, а его брату восемь, когда они впервые приехали в Тасисию, где было несколько английских мальчиков, а также иракские мальчики из высшего класса. Родители.
  
     К тому времени в Ираке уже произошел один государственный переворот. Мальчик-король и Нури Асаид были убиты, а генерал-коммунист Кассем захватил абсолютную власть. Хотя два молодых английских мальчика не знали обо всем этом, их родители и английская община начали беспокоиться.
  
     Поддерживая Коммунистическую партию Ирака, Кассем устроил жестокий погром против членов националистической партии БААС, которые, в свою очередь, пытались убить генерала. Одним из тех в группе, кто не смог расстрелять диктатора из пулемета, был молодой зачинщик по имени Саддам Хусейн.
  
     В свой первый день в школе Терри оказался в окружении группы иракских мальчиков.
  
     "Он - личинка", - сказал один. Терри начал плакать.
  
     "Я не личинка", - всхлипнул он.
  
     "Да, это ты", - сказал самый высокий мальчик. "Ты толстый и белый, со смешными волосами. Ты выглядишь как личинка. Жрать, жрать, жрать."
  
     Затем все они подхватили песнопение. Майк появился из-за его спины. Конечно, все они говорили по-арабски.
  
     "Не называй моего брата личинкой", - предупредил он.
  
     "Твой брат? Он не похож на твоего брата. Но он действительно похож на личинку ".
  
     Использование сжатого кулака не является частью арабской культуры. На самом деле, это чуждо большинству культур, за исключением определенных частей Дальнего Востока. Даже к югу от Сахары сжатый кулак не является традиционным оружием. Чернокожих мужчин из Африки и их потомков нужно было научить сжимать кулак и наносить удар; тогда они стали лучшими в мире в этом. Удар сжатым кулаком - это во многом западно-средиземноморская и особенно англосаксонская традиция.
  
     Удар правой Майка Мартина пришелся прямо в челюсть главного Терри-бейтера и сбил его с ног.
  
     Мальчик был не столько обижен, сколько удивлен. Но никто никогда больше не называл Терри личинкой.
  
     Удивительно, но Майк и иракский мальчик стали лучшими друзьями. На протяжении всех своих школьных лет они были неразлучны. Высокого парня звали Хасан Рахмани. Третьим членом банды Майка был Абделькарим Бадри, у которого был младший брат, Осман, того же возраста, что и Терри. Так Терри и Осман тоже подружились, что было полезно, потому что Бадри"старшего часто можно было встретить в доме их родителей. Он был врачом, и Мартинсы были счастливы, что он стал их семейным врачом. Именно он помог Майку и Терри Мартину справиться с обычными детскими недугами - корью, свинкой и ветряной оспой.
  
     Абделькарим, старший сын Бадри, вспоминал Терри, был очарован поэзией, его голова всегда была погружена в книгу английских поэтов, и он получал призы за чтение стихов, даже когда он был против английских мальчиков. Осман, младший, хорошо разбирался в математике и сказал, что однажды хочет стать инженером или архитектором и строить красивые вещи. Терри сидел на своей скамье в тот теплый вечер 1990 года и задавался вопросом, что с ними со всеми случилось.
  
     Пока они учились в Тасисии, ситуация вокруг них в Ираке менялась. Через четыре года после того, как он пришел к власти, убив короля, сам Кассем был свергнут и убит армией, обеспокоенной его заигрыванием с коммунизмом. Последовали одиннадцать месяцев правления, разделенного между армией и партией БААС, в течение которых баасисты жестоко мстили своим бывшим преследователям, коммунистам.
  
     Затем армия вытеснила БААС, снова отправив ее членов в изгнание, и правила единолично до 1968 года.
  
     Но в 1966 году, в возрасте тринадцати лет, Майка отправили заканчивать образование в английскую государственную школу под названием Хейлибери. Терри должным образом последовал за ним в 1968 году. В конце июня тем летом родители отвезли его в Англию, чтобы они все вместе могли провести там долгие каникулы, прежде чем Терри присоединится к Майку в школе. Таким образом, они случайно пропустили два переворота, 14 и 30 июля, которые свергли армию и привели к власти партию БААС при президенте Бакре с вице-президентом по имени Саддам Хусейн.
  
     Найджел Мартин подозревал, что что-то надвигается, и строил свои планы. Он ушел из IPC и присоединился к базирующейся в Великобритании нефтяной компании Burmah Oil, и после того, как он собрал семейные дела в Багдаде, он поселил семью за пределами Хартфорда, откуда он мог ежедневно ездить в Лондон на свою новую работу.
  
     Найджел Мартин стал заядлым игроком в гольф, и по выходным его сыновья часто выступали в роли кэдди, когда он играл с коллегой-руководителем Burmah Oil, неким мистером Денисом Тэтчером, жена которого очень интересовалась политикой.
  
     Терри любил Хейлибери, который в то время находился под руководством Уильяма Стюарта; оба мальчика учились в Мелвилл-Хаусе, директором которого в то время был Ричард Роудс-Джеймс. Как и следовало ожидать, Терри оказался ученым, а Майк - спортсменом. Пренебрегая возможностью поступить в университет, Майк рано объявил, что хочет сделать карьеру в армии. Это было решение, с которым мистер Роудс-Джеймс с радостью согласился. Если защитное отношение Майка к своему более низкорослому и пухлому брату началось в Mr.
  
     Школа Хартли в Багдаде, это было подтверждено в Хейлибери, как и обожание младшим мальчиком своего брата или сестры.
  
     Терри Мартин вышел из затемненной церкви, когда закончилась репетиция хора, прошел через Трафальгарскую площадь и сел на автобус до Бейсуотера, где они с Хилари снимали квартиру. Проезжая по Парк-Лейн, он вспомнил школьные годы с Майком. И теперь, будучи глупым, когда он должен был держать рот на замке, он стал причиной того, что его брата отправили в оккупированный Кувейт. Он был близок к слезам от беспокойства и разочарования.
  
     Он вышел из автобуса и поспешил по Чепстоу-Гарденс. Хилари, которая отсутствовала три дня по делам, должна была вернуться. Он надеялся на это; он нуждался в утешении. Когда он вошел, он позвал и с радостью услышал ответный голос из гостиной.
  
     Он вошел в комнату и выпалил глупость, которую он сделал. Затем он почувствовал, что находится в теплых, утешительных объятиях доброго, нежного биржевого маклера, с которым он разделил свою жизнь.
  
     Майк Мартин провел два дня с главой резидентуры в Эр-Рияде, которая теперь была усилена за счет добавления еще двух человек из Century.
  
     Резидентура в Эр-Рияде обычно работает вне посольства, и, поскольку Саудовская Аравия считается наиболее дружественной британским интересам страной, она никогда не рассматривалась как "тяжелая" должность, требующая большого штата сотрудников и сложного оборудования. Но десятидневный кризис в Персидском заливе изменил ситуацию.
  
     Недавно созданная коалиция западных и арабских стран, решительно выступающих против продолжающейся оккупации Ираком Кувейта, уже имела двух назначенных главнокомандующих - генерала Нормана Шварцкопфа из Соединенных Штатов и принца Халеда бин Султана бин Абдулазиза, сорокачетырехлетнего профессионального солдата, прошедшего подготовку в Штатахи в Сандхерсте в Англии, племянник короля и сын министра обороны принца Султана.
  
     Принц Халед, в ответ на просьбу Британии, был, как обычно, любезен, и с поразительной быстротой была приобретена большая отдельная вилла на окраине города для сдачи в аренду британскому посольству.
  
     Техники из Лондона устанавливали приемники и передатчики с их неизбежными шифровальными машинами для безопасного использования, и это место должно было стать штаб-квартирой британской секретной службы на время чрезвычайной ситуации. Где-то на другом конце города американцы делали то же самое для ЦРУ, которое явно намеревалось иметь очень крупное присутствие. Вражда, которая позже разовьется между высшим руководством вооруженных сил США и гражданскими лицами Агентства, еще не началась.
  
     Тем временем Майк Мартин остановился в частном доме начальника участка Джулиана Грея. Оба мужчины согласились, что не будет никакого преимущества в том, что Мартина увидит кто-либо в посольстве. Очаровательная миссис
  
     Грей, карьеристка, была его хозяйкой, и ей и в голову не приходило спрашивать, кто он и что делает в Саудовской Аравии. Мартин не говорил по-арабски с саудовским персоналом, просто принял предложенный кофе с улыбкой и поблагодарил по-английски.
  
     Вечером второго дня Грей проводил Мартину свой последний инструктаж. Казалось, они сделали все, что могли, по крайней мере, из Эр-Рияда.
  
     "Ты вылетаешь в Дахран завтра утром. Гражданский полет Саудии. Они перестали бежать прямо в Хафджи. Тебя встретят. Фирма назначила диспетчера в Хафджи; он встретит вас и отвезет на север.
  
     На самом деле, я думаю, что он бывший полк. Спарки Лоу - ты его знаешь?"
  
     "Я знаю его", - сказал Мартин.
  
     "У него есть все, что, как ты сказал, тебе нужно. И он нашел молодого кувейтского пилота, с которым вы, возможно, захотите поговорить. Он получит от нас все последние снимки с американских спутников, показывающие приграничную зону и основные скопления иракских войск, которых следует избегать, плюс все остальное, что мы получим. И, наконец, эти фотографии только что пришли из Лондона ".
  
     Он разложил ряд больших глянцевых фотографий на обеденном столе.
  
     "Похоже, Саддам еще не назначил иракского генерал-губернатора; он все еще пытается сформировать администрацию из кувейтских квислингов и ничего не добивается. Даже кувейтская оппозиция не будет играть в мяч.
  
     Но, похоже, там уже присутствует Тайная полиция. Этот здесь, кажется, местный глава АМАМА, имя полковник Сабаави, настоящий ублюдок. Его босс в Багдаде, который может посетить, является главой Амн-аль-Амм, Омар Хатиб. Вот."
  
     Мартин уставился на лицо на фотографии: угрюмое, угрюмое, смесь жестокости и крестьянской хитрости в глазах и во рту.
  
     "Его репутация довольно кровавая. То же, что и его приятель в Кувейте, Сабаави. Хатибу около сорока пяти лет, он родом из Тикрита, член клана самого Саддама и его давний приспешник. Мы мало что знаем о Сабаави, но он будет более очевиден ".
  
     Грей придвинул к себе другую фотографию.
  
     "Помимо АМАМ, Багдад направил команду из контрразведывательного крыла Мухабарата, вероятно, чтобы справиться с иностранцами и любыми попытками шпионажа или саботажа, направленными извне их нового завоевания. Босс CI - это вот кто - у него репутация хитрого и ничтожного дурака. Он может быть тем, с кем нужно быть осторожным ".
  
     Это было 8 августа. Еще один C-5 Galaxy прогрохотал над головой, чтобы приземлиться на близлежащем военном аэродроме, части огромной американской логистической машины, которая уже была запущена и вливала свои бесконечные материальные ресурсы в нервное, непонимающее и чрезвычайно традиционное мусульманское королевство.
  
     Майк Мартин посмотрел вниз и уставился на лицо Хассана Рахмани.
  
     Это снова был Стив Лэйнг на телефоне.
  
     "Я не хочу говорить", - сказал Терри Мартин.
  
     "Я думаю, мы должны, доктор Мартин. Послушай, ты беспокоишься о своем брате, не так ли?"
  
     "Очень сильно".
  
     "В этом нет необходимости, ты знаешь. У него очень жесткий характер, он вполне способен постоять за себя. Он хотел уйти, без вопросов. Мы дали ему абсолютное право отказать нам ".
  
     "Мне следовало держать рот на замке".
  
     "Попытайтесь взглянуть на это с другой стороны, доктор. Если дело дойдет до худшего, нам, возможно, придется отправить в Персидский залив много других братьев, мужей, сыновей, дядей, любимых. Если есть что-то, что любой из нас может сделать, чтобы ограничить их потери, разве мы не должны попытаться? "
  
     "Хорошо. Чего ты хочешь?"
  
     "О, еще один обед, я думаю. Легче разговаривать как мужчина с мужчиной. Вы знаете отель Montcalm? Скажем, в час дня?"
  
     "Несмотря на мозги, он довольно эмоциональный маленький негодяй", - заметил Лэйнг Саймону Паксману ранее тем утром.
  
     "Боже милостивый", - сказал Паксман, как энтомолог, которому только что сообщили о новом забавном виде, обнаруженном под скалой.
  
     У руководителя шпионажа и академика была отдельная тихая будка - мистер Коста позаботился об этом. Когда подали корнеты с копченым лососем, Лэйнг затронул свою тему.
  
     "Дело в том, что мы действительно можем столкнуться с войной в Персидском заливе. Конечно, пока нет; потребуется время, чтобы собрать необходимые силы. Но американцы держат удила между зубами. Они абсолютно полны решимости, при полной поддержке нашей доброй леди с Даунинг-стрит, изгнать Саддама Хусейна и его головорезов из Кувейта".
  
     "Предположим, он уйдет по собственному желанию", - предположил Мартин.
  
     "Ну, хорошо, война не нужна", - ответил Лэйнг, хотя в глубине души он думал, что этот вариант, возможно, не так уж хорош. По ветру ходили слухи, которые были глубоко тревожными и фактически привели к его обеду с Арабистом.
  
     "Но если нет, нам просто придется войти под эгидой Организации Объединенных Наций и вышвырнуть его".
  
     ""Мы"?"
  
     "Ну, в основном американцы. Мы пошлем войска, чтобы присоединиться к ним; земля, море, воздух. У нас сейчас корабли в Персидском заливе, истребители и эскадрильи истребителей-бомбардировщиков направляются на юг. Что-то в этом роде. миссис Ти полна решимости, чтобы мы не видели, что мы расслабляемся. На данный момент это просто "Щит пустыни", мешающий ублюдку думать о движении на юг и вторжении в Саудовскую Аравию. Но это может привести к чему-то большему. Вы, конечно, слышали об ОМП?"
  
     "Оружие массового уничтожения. Конечно."
  
     "В этом-то и проблема. NBC. Ядерный, бактериологический и химический. В частном порядке наши сотрудники в Century уже пару лет пытаются предупредить политических хозяев о подобных вещах. В прошлом году шеф представил доклад "Разведка в девяностые". Предупреждал, что большой угрозой сейчас, после окончания холодной войны, является и будет распространение. Выскочившие диктаторы с крайне нестабильным внешним видом получают в руки высокотехнологичное оружие, а затем, возможно, используют его. "Высшие оценки", - сказали они все, "Очень хорошо", - а потом сволочь - все об этом. Теперь, конечно, они все волнуются до чертиков ".
  
     "Знаете, у него этого много: Саддам Хусейн", - заметил Мартин.
  
     "В том-то и дело, мой дорогой друг. По нашим оценкам, Саддам потратил пятьдесят миллиардов долларов за последнее десятилетие на закупки оружия. Вот почему он банкрот - должен пятнадцать миллиардов кувейтцам, еще пятнадцать саудовцам, и это только за кредиты, предоставленные ему во время ирано-иракской войны. Он вторгся, потому что они отказались все списать и сунули ему еще тридцать миллиардов, чтобы вытащить его экономику из беды.
  
     "Теперь суть проблемы в том, что одна треть из этих пятидесяти миллиардов - невероятных семнадцати миллиардов долларов - была потрачена на приобретение оружия массового уничтожения или средств его изготовления".
  
     "И Запад, наконец, проснулся?"
  
     "С удвоенной силой. Там происходит адская операция. Лэнгли было приказано мчаться по всему миру, чтобы отследить каждое правительство, которое когда-либо продавало что-либо Ираку, и проверить разрешения на экспорт.
  
     Мы делаем то же самое ".
  
     "Это не займет много времени, если они все будут сотрудничать, и они, вероятно, будут", - сказал Мартин, когда прибыло его крыло скейта.
  
     "Это не так просто", - сказал Лэйнг. "Хотя еще рано, уже ясно, что зять Саддама Камиль создал чертовски умную машину закупок. Сотни маленьких подставных компаний по всей Европе и Северной, Центральной и Южной Америке. Покупка мелочей, которые, казалось, ничего не значили.
  
     Подделка экспортных заявок, подтасовка деталей продукта, ложь о его конечном использовании, перенаправление покупок через страны, которые были указаны в сертификате экспорта в качестве конечного пункта назначения. Но соедините все невинные на вид детали и детали вместе, и вы можете получить что-то действительно неприятное ".
  
     "Мы знаем, что у него есть бензин", - сказал Мартин. "Он использовал его против курдов и иранцев в Фао. Фосген, иприт. Но я слышал, что есть и нервно-паралитические вещества. Ни запаха, ни видимых признаков. Смертельный и очень недолговечный."
  
     "Мой дорогой друг, я так и знал. Ты кладезь информации".
  
     Лэйнг знал все о газе, но он знал больше о лести.
  
     "Тогда есть сибирская язва", - сказал Мартин. "Он экспериментировал с этим и, возможно, с легочной чумой.
  
     Но вы знаете, вы не можете просто запустить эти вещи с помощью пары кухонных перчаток. Вам нужно очень специализированное химическое оборудование. Это должно быть указано в экспортных лицензиях ".
  
     Лэйнг кивнул и разочарованно вздохнул.
  
     "Должен, да. Но следователи уже столкнулись с двумя проблемами. Стена запутывания со стороны некоторых компаний, в основном в Германии, и вопрос о двойном использовании. Кто-то отправляет груз пестицидов - что может быть более невинным в стране, пытающейся увеличить свое сельскохозяйственное производство, по крайней мере, так говорится. Другая компания в другой стране поставляет другое химическое вещество - та же очевидная причина, пестицид.
  
     Затем какой-нибудь умный химик соединит их вместе и бинго - ядовитый газ. Оба поставщика ноют: "Мы не знали ".
  
     "Ключ будет лежать в оборудовании для смешивания химикатов", - сказал Мартин. "Это высокотехнологичная химия. Вы не можете смешивать эти вещи в ванне. Найдите людей, которые поставляли готовые заводы, и людей, которые их собирали. Они могут раздражаться и пыхтеть, но они будут точно знать, что они делали, когда они это делали. И для чего это было".
  
     "Фабрики под ключ?" - спросил Лэйнг.
  
     "Целые заводы, построенные с нуля иностранными компаниями по контракту. Новый владелец просто поворачивает ключ и входит. Но ничто из этого не объясняет наш обед. У вас должен быть доступ к химикам и физикам. Я слышал об этих вещах только из-за личного интереса. Почему я?"
  
     Лэйнг задумчиво помешивал свой кофе. Он должен был играть осторожно.
  
     "Да, у нас есть химики и физики. Ученые всех мастей. И, без сомнения, они найдут ответы на некоторые вопросы. Затем мы переведем ответы на простой английский. Американцы сделают то же самое. Мы работаем в полном сотрудничестве с Вашингтоном над этим, и мы сравним наши анализы. Мы получим некоторые ответы, но не все. Мы верим, что вы можете предложить что-то другое. Отсюда и этот обед.
  
     Знаете ли вы, что большинство нашего высшего руководства по-прежнему придерживается мнения, что арабы не смогли собрать детский велосипед, не говоря уже о том, чтобы изобрести его? "
  
     Он задел за живое, и он знал это. Психопортрет, который он заказал для доктора Терри Мартина, вот-вот должен был доказать свою ценность. Мартин густо покраснел, затем взял себя в руки.
  
     "Я действительно злюсь, - сказал он, - когда мои соотечественники настаивают, что арабские народы - это просто кучка погонщиков верблюдов, которые предпочитают носить кухонные полотенца на головах. Да, я действительно слышал, как это выражалось таким образом. Дело в том, что они строили чрезвычайно сложные дворцы, мечети, порты, дороги и ирригационные системы, когда наши предки все еще носились в медвежьих шкурах. У них были правители и законодатели удивительной мудрости, когда мы были в Темные века ".
  
     Мартин наклонился вперед и ткнул в человека из Сенчури своей кофейной ложкой.
  
     "Говорю вам, среди иракцев есть блестящие ученые, и как строители они не имеют себе равных. Их инженеры-строители лучше, чем кто-либо в радиусе тысячи миль вокруг Багдада, и я включаю Израиль. Многие, возможно, прошли советское или западное обучение, но они впитали наши знания, как губки, а затем сами внесли огромный вклад ".
  
     Он сделал паузу, и Лэйнг набросился.
  
     "Доктор Мартин, я не могу не согласиться с вами. Я работаю в ближневосточном подразделении Century всего год, но я пришел к тому же мнению, что и вы, - что иракцы - очень талантливый народ. Но так случилось, что ими правит человек, который уже совершил геноцид. Неужели все эти деньги и весь этот талант действительно будут направлены на то, чтобы убить десятки, может быть, сотни тысяч людей? Собирается ли Саддам принести славу народу Ирака, или он собирается устроить им бойню?"
  
     Мартин вздохнул.
  
     "Ты прав. Он - отклонение от нормы. Он не был им когда-то, давным-давно, но он стал им. Он превратил национализм старой партии БААС в национал-социализм, черпая вдохновение у Адольфа Гитлера.
  
     Чего ты хочешь от меня?"
  
     Лэйнг на некоторое время задумался. Он был близко, слишком близко, чтобы потерять своего человека сейчас.
  
     "Джордж Буш и миссис Мы договорились, что наши две страны создадут орган для расследования и анализа всей области ОМУ Саддама. Следователи будут приводить факты по мере их обнаружения. Ученые расскажут нам, что они имеют в виду. Что у него есть? Как развивался? Сколько из этого?
  
     От чего нам нужно защититься, если дело дойдет до войны - от противогазов? Космические скафандры? Шприцы с противоядием? Мы еще не знаем, что у него есть или что нам понадобится-"
  
     "Но я ничего не знаю об этих вещах", - перебил его Мартин.
  
     "Нет, но ты знаешь что-то, чего не знаем мы. Арабский разум, разум Саддама. Будет ли он использовать то, что у него есть?
  
     Выдержит ли он в Кувейте или уйдет? Какие побуждения заставят его бросить? Дойдет ли он до конца очереди? Наш народ просто не понимает арабскую концепцию мученичества".
  
     Мартин рассмеялся. "Президент Буш, - сказал он, - и все люди вокруг него будут действовать в соответствии со своим воспитанием. Который основан на иудео-христианской моральной философии, поддерживаемой греко-римской концепцией логики. И Саддам будет реагировать на основе своего собственного видения самого себя".
  
     "Как араб и мусульманин?"
  
     "Э-э-э. Ислам не имеет к этому никакого отношения. Саддаму наплевать на хадисы, кодифицированные учения Пророка. Он молится на камеру, когда ему это удобно. Нет, ты должен вернуться в Ниневию и Ассирию. Его не волнует, сколько людей должно умереть, пока он думает, что может победить ".
  
     "Он не может победить, не против Америки. Никто не может".
  
     "Неправильно. Вы используете слово "победа" так, как его использовал бы британец или американец. То, как Буш, Скоукрофт и остальные используют его даже сейчас. Он увидит это по-другому. Если он покинет Кувейт, потому что ему платит король Фахд, что могло бы произойти, если бы состоялась конференция в Джидде, он может победить с честью. Получать плату за увольнение приемлемо. Он побеждает. Но Америка этого не допустит".
  
     "Ни за что".
  
     "Но если он сдастся под угрозой, он проиграет. Вся Аравия увидит это. Он проиграет и, вероятно, умрет. Так что он не уйдет ".
  
     "А если против него будет запущена американская военная машина? Он будет разбит на куски ", - сказал Лэйнг.
  
     "Это не имеет значения. У него есть свой бункер. Его народ умрет. Не важно. Но если он сможет навредить Америке, он победит. Если он сможет сильно навредить Америке, действительно сильно, он будет покрыт славой. Живой или мертвый. Он победит ".
  
     "Черт возьми, это сложно", - вздохнул Лэйнг.
  
     "Не совсем. Когда вы переходите Иордан, в моральной философии происходит качественный скачок. Позвольте мне спросить еще раз: чего вы хотите от меня?"
  
     "Комитет формируется, чтобы попытаться проконсультировать наших хозяев по вопросу об этом оружии массового уничтожения. Оружие, танки, самолеты - этим займутся Министерства обороны. Проблема не в них. Просто скобяные изделия - мы можем уничтожить их с воздуха.
  
     "На самом деле, есть два комитета, один в Вашингтоне и один здесь, в Лондоне. Британские наблюдатели на своих, американские наблюдатели на наших. Там будут люди из Министерства иностранных дел, Олдермастона, Портон-Дауна. У века есть два места. Я посылаю коллегу, главу иракского отдела Саймона Паксмана. Я бы хотел, чтобы вы посидели с ним, посмотрели, есть ли какой-то аспект толкования, который мы могли бы пропустить, потому что это специфический арабский аспект. Это твоя сильная сторона - это то, что ты можешь внести ".
  
     "Хорошо, за то, что я могу внести, что может быть ничем. Как это называется, комитет? Когда он встретится?"
  
     "Ах, да, Саймон позвонит тебе, сообщит, когда и где. На самом деле, у этого есть подходящее название. Медуза".
  
     Мягкие и теплые каролинские сумерки надвигались на военно-воздушную базу Сеймур Джонсон в тот поздний день 10 августа, приглашая на вечер с кувшином ромового пунша в ведерке со льдом и стейком из кукурузы на гриле.
  
     Бойцы 334-й тактической истребительной эскадрильи, которые все еще не эксплуатировали F-15E, и бойцы 335-го TFS, the Chiefs, которым предстояло вылететь в Персидский залив в декабре, стояли и смотрели. Вместе с 336-й эскадрильей они составляли Четвертое тактическое истребительное крыло Девятой воздушной армии. Это был 336-й, который был в движении.
  
     Два дня бешеной деятельности, наконец, подходили к концу; два дня подготовки самолетов, планирования маршрута, выбора снаряжения и складывания секретных руководств и компьютера эскадрильи - со всей его боевой тактикой, запертой в банке данных - в контейнеры, которые должны быть доставлены транспортами. Перемещение эскадрильи боевых самолетов - это не то же самое, что перемещение дома, что может быть достаточно плохо. Это похоже на перемещение небольшого города.
  
     На летном поле двадцать четыре истребителя F-15E Strike Eagles притаились в тишине, грозные звери, ожидающие, когда маленькие паукообразные существа того же вида, которые их спроектировали и построили, заберутся на борт и высвободят ничтожными пальцами свою ужасную силу.
  
     Они были снаряжены для долгого перелета через весь мир на Аравийский полуостров за одно путешествие. Один только вес топлива - тринадцать с половиной тонн - составлял полезную нагрузку пяти бомбардировщиков Второй мировой войны. А Орел - это боец.
  
     Личное снаряжение экипажей было упаковано в дорожные капсулы, бывшие капсулы с напалмом, которые теперь нашли более гуманное применение. Под крыльями находились канистры с рубашками, носками, шортами, мылом, бритвенными принадлежностями, униформой, талисманами и журналами для девочек. Из всего, что они знали, это мог быть долгий путь до ближайшего бара для одиноких.
  
     Огромные танкеры KC-10, которые будут наседать на истребителей на всем пути через Атлантику и на Саудовский полуостров, все четыре из них, кормящие по шесть орлов каждый, уже были в воздухе, ожидая над океаном.
  
     Позже воздушный караван "Старлифтеров" и "Гэлакси" доставит остальное, маленькую армию монтажников и монтажников, электронщиков и вспомогательный персонал, боеприпасы и запасные части, силовые домкраты и мастерские, станки и верстаки. Они могли рассчитывать на то, что ничего не найдут на другом конце; все, чтобы поддерживать в боевой готовности две дюжины самых совершенных в мире истребителей-бомбардировщиков, пришлось бы перевозить на той же одиссее через полмира.
  
     Каждый Strike Eagle в тот вечер представлял черные ящики, алюминий, композитные материалы из углеродного волокна, компьютеры и гидравлику на сумму 44 миллиона долларов, а также некоторые довольно вдохновенные дизайнерские работы. Несмотря на то, что эта конструкция возникла тридцать лет назад, Eagle был новым истребителем, так много времени требуется на исследования и разработки.
  
     Возглавлял гражданскую делегацию из города Голдсборо мэр Хэл К. Плонк. Этот прекрасный государственный служащий радуется прозвищу, которым наградили его благодарные двадцать тысяч сограждан, - "Керпланк", прозвище, которое он получил за способность развлекать трезвые делегации из политкорректного Вашингтона своим южным произношением и запасом шуток. Известно, что некоторые гости из столицы после часа щекотания ребер мэра отправляются в Вашингтон в поисках лечения травм.
  
     Естественно, мэр Плонк возвращается на свой пост после каждого срока с увеличенным большинством голосов.
  
     Стоя рядом с командиром авиакрыла Хэлом Хорнбургом, гражданская делегация с гордостью смотрела, как Eagles, буксируемые тягачами, вышли из ангаров, и экипаж самолета поднялся на борт, пилот на переднем сиденье двухместной кабины, а его офицер по системам вооружения, или Виззо, сзади. Вокруг каждого самолета группа наземной команды работала над предстартовыми проверками.
  
     "Я когда-нибудь рассказывал вам, - вежливо спросил мэр у самого старшего офицера ВВС, сидевшего рядом с ним, - историю о генерале и проститутке?"
  
     В этот момент Дон Уокер милосердно запустил свои двигатели, и вой двух турбореактивных двигателей Pratt и Whitney F100-PW-220 заглушил подробности несчастного случая этой женщины от рук генерала. F100 может преобразовывать ископаемое топливо в много шума и тепла и 24 000 фунтов тяги и собирался это сделать.
  
     Один за другим двадцать четыре "Иглз" из 336-го взлетно-посадочной полосы стартовали и начали катиться милю до конца взлетно-посадочной полосы. Маленькие красные флажки развевались под крыльями, показывая, где штыри прикрепили ракеты underwing Sparrow и Sidewinder к их пилонам. Эти булавки вылезали только перед самым взлетом. Их путешествие в Аравию может быть мирным, но отправить Орла в полет без каких-либо средств самообороны вообще было бы немыслимо.
  
     Вдоль рулежной дорожки к точке взлета стояли группы вооруженных охранников и полиции ВВС. Некоторые махали, некоторые отдавали честь. Прямо перед взлетно-посадочной полосой "Иглз" снова остановились и подверглись последнему вниманию роя артиллеристов и наземной команды. Они перекрыли колеса, затем проверили каждый двигатель по очереди, ища утечки, незакрепленные фитинги или панели - все, что могло пойти не так во время руления.
  
     Наконец, штыри на ракетах были выдернуты.
  
     Терпеливо ждали Орлы, шестьдесят три фута в длину, восемнадцать в высоту и сорок в поперечнике, весом 40 000
  
     фунтов без костей и 81 000 при максимальном взлетном весе, к которому они были близки сейчас. Это был бы долгий взлет.
  
     Наконец, они выехали на взлетно-посадочную полосу, повернули на легкий бриз и ускорились по асфальту.
  
     Форсаж включился, когда пилоты протаранили дроссели через "ворота", и тридцатифутовое пламя вырвалось из выхлопных труб. Рядом со взлетно-посадочной полосой начальники экипажей, головы которых были защищены шлемами от страшного шума, приветствовали своих детей, отправившихся на зарубежное задание. Они не увидят их снова до Саудовской Аравии.
  
     В миле от взлетно-посадочной полосы колеса оторвались от асфальта, и "Иглз" взлетели. Колеса вверх, закрылки вверх, дроссели выведены из режима форсажа в режим военной мощности. Двадцать четыре Орла задрали носы к небу, установили скорость набора высоты пять тысяч футов в минуту и исчезли в сумерках.
  
     Они выровнялись на высоте 25 000 футов, и час спустя увидели габаритные огни и навигационный индикатор первого танкера KC-10. Время пополнять счет. Два двигателя F100 испытывают страшную жажду. При работающем форсаже каждый из них расходует 40 000 фунтов топлива в час, поэтому режим дожигания или "разогрев" используется только для взлета, боя или экстренных маневров "убираемся отсюда". Даже при нормальных настройках мощности двигатели нуждаются в доливке каждые полтора часа. Чтобы добраться до Саудовской Аравии, им отчаянно понадобились бы их KC-10, их заправочные станции в небе.
  
     Эскадрилья к этому времени была в широком строю, каждый ведомый находился на своем лидере звена в шеренге в ряд, примерно в миле между концами крыльев. Дон Уокер, со своим wizzo позади него, выглянул и увидел, что его ведомый удерживает позицию там, где он должен быть. Летя на восток, они теперь были в темноте над Атлантикой, но радар показывал местоположение каждого самолета, и их навигационные огни выделяли их.
  
     В хвосте KC-10 выше и впереди него оператор стрелы открыл панель, которая защищала его окно в мир, и посмотрел на море огней позади него. Топливный бум продолжался, ожидая первого клиента.
  
     Каждая группа из шести Орлов уже определила свой танкер, и Уокер подошел к своей очереди.
  
     Прикосновение к дросселю, и "Орел" проплыл под танкером, в пределах досягаемости стрелы. В заправщике оператор "налетел" своей стрелой на сопло, выступающее из передней кромки левого крыла истребителя.
  
     Когда он "зафиксировался", топливо начало течь со скоростью две тысячи фунтов в минуту. Орел пил и пил.
  
     Когда он был полон, Уокер оторвался, и его ведомый скользнул к Соку. По ту сторону неба три других танкиста делали то же самое для каждого из своих шести зарядов.
  
     Они летели сквозь ночь, которая была короткой, потому что они летели к солнцу со скоростью около пятисот миль в час над землей. Через шесть часов снова взошло солнце, и они пересекли побережье Испании, пролетев к северу от африканского побережья, чтобы избежать Ливии. Приближаясь к Египту, который был членом коалиционных сил, 336-й полк повернул на юго-восток, пролетел над Красным морем и впервые увидел огромную охристо-коричневую плиту песка и гравия, называемую Аравийской пустыней.
  
     После пятнадцати часов полета, уставшие и окоченевшие, сорок восемь молодых американцев приземлились в Дахране в Саудовской Аравии. В течение нескольких часов они были перенаправлены в конечный пункт назначения, на авиабазу Тумрайт в султанате Оман.
  
     В течение четырех месяцев, до середины декабря, они будут жить здесь в условиях, о которых позже будут вспоминать с ностальгией, в семистах милях от иракской границы и опасной зоны. Они совершали учебные полеты над внутренними районами Омана, когда прибывали их вспомогательные средства, плавали в голубых водах Индийского океана и ждали того, что приготовили для них Господь и Норман Шварцкопф.
  
     В декабре они должны были перебазироваться в Саудовскую Аравию, и один из них, хотя он никогда не узнает об этом, изменит ход войны.
  
  
     Глава 5
  
     Аэропорт Дахран был забит. Майку Мартину, когда он прибыл из Эр-Рияда, показалось, что большая часть восточного побережья хочет быть в движении. Расположенный в самом сердце огромной цепи нефтяных месторождений, которые принесли Саудовской Аравии ее сказочное богатство, Дахран давно привык к американцам и европейцам - в отличие от Таифа, Эр-Рияда, Янбо и других городов королевства. Даже шумный порт Джидды не привык к такому количеству англосаксонских лиц на улицах, но ко второй неделе августа Дахран пришел в себя после вторжения.
  
     Некоторые пытались выбраться; многие поехали через дамбу в Бахрейн, чтобы улететь оттуда.
  
     Другие были в аэропорту Дахран, в основном жены и семьи нефтяников, направлялись в Эр-Рияд и стыковочным рейсом возвращались домой.
  
     Другие прибывали, поток американцев со своим оружием и припасами. Собственный гражданский рейс Мартина только что втиснулся между двумя неуклюжими самолетами C-5 "Гэлакси", двумя из почти вплотную идущего воздушного конвоя из Великобритании, Германии и Соединенных Штатов, который был занят постоянным наращиванием, которое превратит северо-восточную Саудовскую Аравию в один большой вооруженный лагерь.
  
     Это была не "Буря в пустыне"; до начала кампании по освобождению Кувейта оставалось еще пять месяцев. Это был "Щит пустыни", предназначенный для сдерживания иракской армии, теперь увеличенной до четырнадцати дивизий, развернутых вдоль границы и по всему Кувейту, от продвижения на юг.
  
     Наблюдателю в аэропорту Дахран это может показаться впечатляющим, но более тщательное исследование показало бы, что защитная оболочка была тонкой, как бумага. Американская бронетехника и артиллерия еще не прибыли - самые ранние морские отправления только расчищали береговую линию США, а запасы, перевозимые "Гэлакси", "Старлифтерами" и "Геркулесами", составляли лишь малую часть того груза, который мог перевозить корабль.
  
     "Иглз", базирующиеся в Дахране, и "Шершни" морской пехоты Бахрейна, плюс британские "Торнадо", которые только что прибыли в Дахран и едва остыли после путешествия из Германии, имели достаточно боеприпасов, чтобы выполнить полдюжины миссий, прежде чем закончились.
  
     Требуется нечто большее, чтобы остановить решительный натиск массированной брони. Несмотря на впечатляющую демонстрацию военной техники на нескольких аэродромах, северо-восток Саудовской Аравии все еще лежал обнаженным под солнцем.
  
     Мартин протиснулся сквозь толпу в зале прилета, перекинув сумку через плечо, и заметил знакомое лицо в толпе у барьера.
  
     На его первом отборочном курсе для SAS, когда они сказали ему, что не будут пытаться обучать его, а вместо этого попытаются убить его, они почти преуспели. Однажды он прошел тридцать миль по Бреконам, одной из самых труднопроходимых мест в Британии, под ледяным дождем со ста фунтами снаряжения в рюкзаке фирмы Bergen. Как и другие, он был вне пределов истощения, заперт в частном мире, где все существование было миазмами боли, и выжила только воля.
  
     Затем он увидел грузовик, тот красивый ожидающий грузовик. Конец марша и, с точки зрения человеческой выносливости, конец пути. Сто ярдов, восемьдесят, пятьдесят; конец всепоглощающей агонии его тела подкрадывался все ближе и ближе, пока онемевшие ноги гнали его и Бергена последние несколько ярдов.
  
     В кузове грузовика сидел человек и смотрел на испещренное дождевыми разводами, искаженное болью лицо, которое, пошатываясь, приближалось к нему. Когда задний борт был в десяти дюймах от вытянутых пальцев Мартина, мужчина постучал по задней части кабины, и грузовик укатил. Он не прокатился лишнюю сотню ярдов; он прокатился еще десять миль. Спарки Лоу был человеком в грузовике.
  
     "Привет, Майк. Рад тебя видеть".
  
     Такие вещи требуют ужасно много прощения.
  
     "Привет, Спарки. Как обстоят дела."
  
     "Чертов волосатый, раз уж ты спрашиваешь".
  
     Спарки вывел свой невзрачный полноприводный джип со стоянки, и через тридцать минут они выехали из Дахрана и направились на север. До Хафджи было двести миль, трехчасовой переход, но после того, как справа от них проскользнул порт Джубайль, у них, по крайней мере, было немного уединения. Дорога была пуста. Ни у кого не было желания посещать Хафджи, небольшое нефтяное поселение на границе с Кувейтом, ныне превратившееся в город-призрак.
  
     "Беженцы все еще прибывают?" - спросил Мартин.
  
     " Немного, " кивнул Спарки. "Правда, до тонкой струйки. Главный порыв пришел и ушел. По главной дороге едут в основном женщины и дети с пропусками - иракцы пропускают их, чтобы избавиться от них. Достаточно умен. Если бы я управлял Кувейтом, я бы тоже хотел избавиться от экспатриантов.
  
     "Некоторым индийцам удается прорваться - иракцы, похоже, игнорируют их. Не такой умный. У индейцев хорошая информация, и я убедил пару человек развернуться и вернуться с посланиями для нашего народа ".
  
     "У тебя есть то, о чем я просил?"
  
     "Ага. Грей, должно быть, потянул за какие-то ниточки. Он прибыл вчера на грузовике с саудовской маркировкой. Я положил его в спальню для гостей. Сегодня вечером мы поужинаем с молодым пилотом ВВС Кувейта, о котором я вам рассказывал.
  
     Он утверждает, что у него есть связи внутри, надежные люди, которые могут быть полезны ".
  
     Мартин хмыкнул. "Он не видит моего лица. Может быть сбит ".
  
     Спарки обдумал это. "Правильно".
  
     Захваченная вилла Спарки Лоу была не так уж и плоха, подумал Мартин. Он принадлежал американскому нефтяному менеджеру из Aramco, который вытащил своего человека оттуда и вернулся в Дахран.
  
     Мартин знал, что лучше не спрашивать, что Спарки Лоу делал в этой глуши. Было очевидно, что он тоже был "одолжен" Сенчури Хаусом, и его задачей, по-видимому, было перехватывать беженцев, просачивающихся на юг, и, если они заговорят, расспрашивать их о том, что они видели и слышали.
  
     Хафджи был практически безлюден, если не считать Национальной гвардии Саудовской Аравии, которая окопалась на оборонительных позициях в городе и вокруг него. Но вокруг все еще бродило несколько безутешных саудовцев, и у одного продавца на рынке, который не мог поверить, что у него действительно есть покупатель, Мартин купил нужную ему одежду.
  
     В середине августа в Хафджи все еще работало электричество, что означало, что кондиционер работал, как и водяной насос из колодца и водонагреватель. Там была доступная ванна, но он знал, что лучше не принимать ее.
  
     Он не мылся, не брился и не чистил зубы три дня. Если миссис Грей, его хозяйка в Эр-Рияде, и заметила усиливающийся запах, который у нее, несомненно, был, она была слишком хорошо воспитана, чтобы упомянуть об этом.
  
     Для гигиены полости рта Мартин просто ковырял в зубах деревянной щепкой после еды. Спарки Лоу тоже не упоминал об этом, но тогда он знал причину.
  
     Кувейтский офицер оказался красивым молодым человеком двадцати шести лет, который был охвачен яростью из-за того, что сделали с его страной, и явно поддерживал свергнутую королевскую династию Аль-Сабах, которая теперь проживала в роскошном отеле в Таифе в качестве гостей короля Саудовской Аравии Фахда.
  
     Он также был сбит с толку, обнаружив, что, хотя его хозяин был тем, кем он ожидал - британским офицером в гражданской повседневной одежде, - третий человек за столом оказался таким же арабом, но был одет в грязный грязно-белый тоб с пятнистой кефией на голове, один волочащийся угол которой был заправлен через нижнюю частьполовина его лица. Лоу представил их.
  
     "Вы действительно британец?" - удивленно спросил молодой человек. Ему объяснили, почему Мартин был одет так, как он был, и почему он держал лицо закрытым. Капитан Халед Аль-Халифа кивнул.
  
     "Мои извинения, майор. Конечно, я понимаю."
  
     История капитана была ясной и прямой. Вечером 1 августа ему позвонили домой и сказали явиться на авиабазу Ахмади, где он находился. Всю ночь он и его коллеги-офицеры слушали по радио сообщения о вторжении в их страну с севера. К рассвету его эскадрилья истребителей "Скайхок" была заправлена, вооружена и готова к взлету. Американский "Скайхок", хотя и не является современным истребителем, все же может оказаться весьма полезным в наземной атаке. Он никогда не сможет сравниться с иракским МиГ-23, 25 или 29 или французским "Миражом", но, к счастью, во время своего единственного боевого задания на сегодняшний день он никогда не встречал ни одного.
  
     Он обнаружил свои цели в северных пригородах Эль-Кувейта сразу после рассвета.
  
     "Я подбил один из их танков своими ракетами", - взволнованно объяснил он. "Я знаю, потому что я видел, как это варится. Тогда у меня осталась только пушка, поэтому я пошел к грузовикам позади. Попал в первого - он съехал в кювет и перевернулся. Потом у меня закончились патроны, и я полетел обратно. Но над Ахмади диспетчерская башня сказала нам двигаться на юг к границе и спасать самолеты. У меня было достаточно топлива, чтобы приготовить Дахран.
  
     "Вы знаете, мы вывели из строя более шестидесяти наших самолетов. Скайхоки, Миражи и британские тренеры Hawk.
  
     Плюс вертолеты "Газели", "Пума" и "Супер-Пума". Теперь я буду сражаться отсюда и вернусь, когда мы будем освобождены. Как ты думаешь, когда начнется атака?"
  
     Спарки Лоу осторожно улыбнулся. Мальчик был так блаженно уверен.
  
     "Боюсь, пока нет. Вы должны быть терпеливы. Необходимо проделать подготовительную работу. Расскажи нам о своем отце".
  
     Отец пилота, казалось, был чрезвычайно богатым торговцем, другом королевской семьи и силой в стране.
  
     "Будет ли он поддерживать силы вторжения?" - спросил Лоу.
  
     Молодой Аль-Халифа был в ярости.
  
     "Никогда, никогда! Он сделает все, что в его силах, чтобы помочь освобождению!" Он повернулся к темным глазам над клетчатой тканью. "Ты увидишь моего отца? Вы можете положиться на него ".
  
     "Возможно", - сказал Мартин.
  
     "Ты передашь ему сообщение от меня?"
  
     Он несколько минут писал на листе бумаги и отдал его Мартину. Когда он поехал обратно в Дахран, Мартин сжег лист в пепельнице. Он не мог пронести ничего компрометирующего в Эль-Кувейт.
  
     На следующее утро они с Лоу сложили снаряжение, о котором он просил, в багажник джипа, и они снова поехали на юг до Манифы, затем повернули на запад по дороге Таплайн, которая проходит вдоль иракской границы на всем протяжении Саудовской Аравии. Она называлась Tapline, потому что TAP означает Трансаравийский трубопровод, и дорога обслуживала трубопровод, по которому на запад доставлялось столько саудовской нефти.
  
     Позже Таплайн-роуд станет главной транспортной артерией для самой большой сухопутной военной армады, которую когда-либо видели, когда 400 000 американских, 70 000 британских, 10 000 французских и 200 000 саудовских и других арабских солдат собрались для вторжения в Ирак и Кувейт с юга. Но в тот день он был пуст.
  
     Проехав несколько миль, джип снова повернул на север, обратно к саудовско-кувейтской границе, но в другом месте, далеко вглубь страны. Рядом с продуваемой мухами пустынной деревней Хаматийят на саудовской стороне граница проходит в ближайшей точке к самому Кувейту.
  
     Более того, американские фоторазведывательные снимки, полученные Греем в Эр-Рияде, показали, что основная масса иракских сил была сгруппирована чуть выше границы, но недалеко от побережья. Чем дальше вглубь страны, тем реже становились иракские аванпосты. Они концентрировали свои силы между контрольно-пропускным пунктом Нувайсиб на побережье и пограничным постом Аль-Вафра в сорока милях от берега.
  
     Деревня Хаматийят находилась в сотне миль в пустыне, спрятанная в изгибе линии границы, которая сокращает расстояние до Эль-Кувейта.
  
     Верблюды, о которых просил Мартин, ждали их на маленькой ферме за пределами деревни, поджарая самка в расцвете сил и ее потомство, теленок кремового цвета с бархатной мордой и нежными глазами, все еще на вскармливании. Она вырастет и станет такой же вспыльчивой, как и остальные представители ее рода, но не сейчас.
  
     "Почему теленок?" - спросила Лоу, когда они сидели в джипе и наблюдали за животными в загоне.
  
     "История на обложке. Если кто-нибудь спросит, я отвезу ее на верблюжьи фермы за пределами Сулайбии для продажи. Цены там лучше".
  
     Он выскользнул из джипа и зашаркал обутыми в сандалии ногами, чтобы разбудить погонщика верблюдов, который дремал в тени своей хижины. В течение тридцати минут двое мужчин сидели на корточках в пыли и торговались о цене двух животных.
  
     Погонщику никогда не приходило в голову, глядя на смуглое лицо, грязные зубы и щетину, сидящего на корточках в пыли в своей грязной рубашке и его запахе, что он разговаривает не с бедуинским торговцем, у которого есть деньги, чтобы потратить их на двух хороших верблюдов.
  
     Когда сделка была улажена, Мартин заплатил из пачки саудовских риалов, которые он взял у Лоу и некоторое время держал подмышкой, пока они не испачкались. Затем он отвел двух верблюдов на милю и остановился, когда песчаные дюны скрыли их от любопытных глаз. Лоу оказался в джипе.
  
     Он сидел в нескольких сотнях ярдов от загона для погонщиков и наблюдал. Хотя он хорошо знал Аравийский полуостров, он никогда не работал с Мартином, и он был впечатлен. Этот человек не просто притворялся арабом; когда он выскользнул из джипа, он просто стал бедуином в каждой черте и жесте.
  
     Хотя Лоу этого не знал, накануне в Кувейте двое британских инженеров, пытаясь сбежать, покинули свою квартиру, одетые в белые кувейтские тобы от шеи до пола и с головными уборами гутра на головах. Они были на полпути к своей машине в пятидесяти футах, когда ребенок крикнул из канавы: "Ты можешь одеваться как араб, но ты все равно ходишь как англичанин". Инженеры вернулись в свою квартиру и остались там.
  
     Обливаясь потом на солнце, но так, чтобы никто не мог удивиться такому труду, выполняемому в дневную жару, двое солдат SAS перенесли снаряжение в багажные корзины, которые висели по обе стороны верблюдицы. Она стояла на четвереньках, но все еще протестовала против лишнего веса, плевалась и рычала на мужчин, которые работали над ней.
  
     Двести фунтов взрывчатки "Семтекс-Н" поместились в один, каждый пятифунтовый блок был завернут в ткань, а сверху - несколько мешков с кофейными зернами на случай, если какой-нибудь любопытный иракский солдат захочет посмотреть. В другой корзине были пистолеты-пулеметы, боеприпасы, детонаторы, часовые карандаши и гранаты, а также небольшой, но мощный приемопередатчик Мартина со складной спутниковой тарелкой и запасные кадмиево-никелевые батарейки. Они тоже были увенчаны кофейными пакетиками.
  
     Когда они закончили, Лоу спросил:
  
     "Что-нибудь еще, что я могу сделать?"
  
     "Нет, это все, спасибо. Я останусь здесь до заката. Тебе не нужно ждать ".
  
     Лоу протянул руку.
  
     "Извини за Бреконов".
  
     Мартин пожал его.
  
     "Не парься. Я выжил".
  
     Лоу рассмеялся коротким лающим смехом.
  
     "Да, это то, что мы делаем. Мы, блядь, выживаем. Оставайся счастливчиком, Майк".
  
     Он уехал. Верблюд закатил глаз, рыгнул, отрыгнул немного жвачки и начал жевать. Теленок попытался добраться до ее сосков, потерпел неудачу и лег рядом с ней.
  
     Мартин прислонился к верблюжьему седлу, натянул кефию на лицо и задумался о грядущих днях. Пустыня не была бы проблемой; суета оккупированного Кувейта могла бы быть.
  
     Насколько жестким был контроль, насколько жесткими были контрольно-пропускные пункты, насколько проницательными были солдаты, которые их обслуживали?
  
     Сенчури предложил попытаться достать ему поддельные документы, но он отказался от них. Иракцы могут поменять удостоверения личности.
  
     Он был уверен, что выбранная им обложка была одной из лучших в арабском мире. Бедуины приходят и уходят, когда им заблагорассудится. Они не оказывают сопротивления вторгающимся армиям, потому что они видели слишком много - сарацин и турок, крестоносцев и тамплиеров, немцев и французов, британцев и египтян, израильтян и иракцев. Они пережили все это, потому что держатся в стороне от всех политических и военных вопросов.
  
     Многие режимы пытались приручить их, но все безуспешно. Король Саудовской Аравии Фахд, постановив, что все его граждане должны иметь дома, построил красивую деревню под названием Эскан, оборудованную всеми современными удобствами - бассейном, туалетами, ваннами, водопроводом. Несколько бедуинов были схвачены и помещены в тюрьму.
  
     Они выпили из бассейна (он выглядел как оазис), помочились во внутреннем дворике, поиграли с водопроводными кранами, а затем ушли, вежливо объяснив своему монарху, что предпочитают спать под звездами. Эскан был очищен и использован американцами во время кризиса в Персидском заливе.
  
     Мартин знал, что его настоящей проблемой был его рост. Он был на дюйм ниже шести футов, но большинство бедуинов намного ниже этого. Столетия болезней и недоедания сделали большинство из них страдающими от болезней и низкорослыми. Вода в пустыне предназначена только для питья человеком, козой или верблюдом; поэтому Мартин избегает ванны. Он знал, что очарование жизни в пустыне предназначено исключительно для жителей Запада.
  
     У него не было документов, удостоверяющих личность, но это не было проблемой. Несколько правительств пытались выдать бедуинам документы, удостоверяющие личность. Соплеменники обычно в восторге, потому что они делают такую хорошую туалетную бумагу, лучше, чем горсть гравия. Для полицейского или солдата настаивать на предъявлении документов, удостоверяющих личность бедуина, - пустая трата времени, и обе стороны это знают. С точки зрения властей, главное, чтобы бедуины не создавали проблем. Им и в голову не придет участвовать в каком-либо кувейтском движении сопротивления. Мартин знал это; он надеялся, что иракцы тоже это знали.
  
     Он дремал до заката, затем сел на верблюда. В его "хижине, хижине, хижине" она поднялась на ноги. Ее ребенок некоторое время кормил грудью, привязанный позади нее, и они отправились в том неторопливом, раскатистом темпе, который кажется очень медленным, но покрывает удивительное количество земли. Верблюдицу хорошо кормили и поили в загоне, и она не уставала несколько дней.
  
     Он находился далеко к северо-западу от полицейского участка Рукайфа, где проходит автомобильная дорога из Саудовской Аравии в Кувейт, когда он пересек границу незадолго до восьми. Ночь была черной, если не считать слабого отблеска звезд. Справа от него виднелось зарево кувейтского нефтяного месторождения Манагиш, на котором, вероятно, находился иракский патруль, но пустыня перед ним была пуста.
  
     На карте было тридцать пять миль до верблюжьих ферм к югу от Сулайбии, отдаленного района Эль-Кувейта, где он намеревался оставить своих животных до тех пор, пока они ему снова не понадобятся. Но перед этим он закопал снаряжение в пустыне и отметил место.
  
     Если его не остановят и не задержат, он сделает это в темноте до восхода солнца, до которого оставалось девять часов. Десятый час приведет его на верблюжьи фермы.
  
     Когда нефтяное месторождение Манагиш осталось позади, он направился по ручному компасу по прямой к месту назначения. Иракцы, как он и предполагал, могут патрулировать дороги, даже рельсы, но никогда - пустыню. Ни один беженец не попытается сбежать таким образом, ни враг не проникнет.
  
     С верблюжьих ферм, после восхода солнца, он знал, что может вскарабкаться на борт грузовика, направляющегося в центр города, в двадцати милях дальше.
  
     Высоко над ним, бесшумно в ночном небе, по небу скользил спутник KH-11 Национального разведывательного управления. Годами ранее предыдущие поколения американских спутников-шпионов должны были делать свои снимки и время от времени выплевывать капсулы в спускаемых аппаратах, чтобы их кропотливо извлекали и обрабатывали пленку.
  
     KH-11, шестьдесят четыре фута в длину и весом тридцать тысяч фунтов каждый, умнее. Когда они делают снимки земли под ними, они автоматически шифруют снимки в серию электронных импульсов, которые передаются вверх на другой спутник.
  
     Спутник-приемник выше является одним из сети, расположенной на геосинхронной орбите, что означает, что они дрейфуют в пространстве со скоростью и курсом, которые удерживают их всегда над одной и той же точкой на земле. По сути, они парят. Получив изображения с KH-11, зависший спутник либо передает их прямо в Соединенные Штаты, либо, если мешает изгиб земли, передает их через космос другой зависшей "птице", которая отправляет снимки своим американским хозяевам. Таким образом, НРО
  
     может собирать свою фотографическую информацию в режиме реального времени, всего через несколько секунд после того, как сделаны снимки.
  
     Бонус в войне огромен. KH-11 может видеть, например, движущийся вражеский конвой заблаговременно, вовремя, чтобы вызвать воздушный удар, чтобы уничтожить грузовики. Несчастные солдаты внутри них никогда не узнают, как истребители-бомбардировщики нашли их. Потому что KH-11 могут работать днем и ночью, в облаках или тумане.
  
     О них была использована фраза: всевидящие. Увы, это самообман. Той ночью KH-11 вылетел из Саудовской Аравии и пролетел над Кувейтом. Но он не видел, как одинокий представитель племени бедуинов вторгся на запретную территорию, и ему было бы все равно, если бы это произошло. Он переместился через Кувейт и в Ирак. Он видел много зданий, огромные скопления промышленных мини-городов вокруг Аль-Хиллы и Тармии, Аль-Атира и Тувайты, но он не видел, что было в этих зданиях. Он не видел ни готовящихся чанов с ядовитым газом, ни гексафторида урана, предназначенного для газодиффузионных центрифуг завода по разделению изотопов.
  
     Он двигался на север, выбирая аэродромы, шоссе и мосты. Он даже увидел автомобильную свалку в Аль-Кубаи, но не обратил на это внимания. Он видел промышленные центры Аль-Каим, Джазира и Аль-Ширкат к западу и северу от Багдада, но не устройства массового убийства, которые готовились в них. Он пролетел над Джебель-аль-Хамрином, но не увидел Крепости, построенной инженером Османом Бадри. Он видел только гору среди других гор, горные деревни среди других горных деревень. Затем он прошел через Курдистан и попал в Турцию.
  
     Майк Мартин брел сквозь ночь в направлении Эль-Кувейта, невидимый в одежде, которую он не надевал почти две недели. Он улыбнулся, вспомнив момент, когда, возвращаясь к своему Land-Rover из похода по пустыне за пределами Абу-Даби, он был удивлен, когда его перехватила пухлая американская леди, направившая на него камеру и кричащая "щелк-щелк".
  
     Было решено, что Британский комитет "Медуза" соберется на предварительную конференцию в комнате под Кабинетом Министров в Уайтхолле. Главная причина заключалась в том, что здание было безопасным, его регулярно проверяли на наличие подслушивающих устройств, хотя казалось, что, поскольку русские в наши дни такие ужасно милые, они могли бы, наконец, прекратить такие утомительные попытки.
  
     Комната, в которую привели восьмерых гостей, находилась на два этажа ниже уровня земли. Терри Мартин слышал о лабиринте противоударных, защищенных от жучков камер, где самые деликатные государственные вопросы могли обсуждаться в условиях полной секретности под невинно выглядящим зданием напротив Кенотафа.
  
     Председательствовал сэр Пол Спрюс, вежливый и опытный бюрократ в ранге помощника постоянного секретаря Кабинета министров. Он представился сам, а затем все всем. Американское посольство и, следовательно, Соединенные Штаты были представлены помощником военного атташе и Гарри Синклером, проницательным и опытным офицером из Лэнгли, который последние три года возглавлял лондонское отделение ЦРУ. Синклер был высоким, угловатым мужчиной, который предпочитал твидовые пиджаки, часто ходил в оперу и очень хорошо ладил со своими британскими коллегами.
  
     Человек из ЦРУ кивнул и подмигнул Саймону Паксману, с которым он однажды встречался на заседании Объединенного разведывательного комитета, в котором ЦРУ имеет постоянное место в Лондоне.
  
     Работа Синклера будет заключаться в том, чтобы отмечать все интересное, что могут обнаружить британские ученые, и передавать эту информацию обратно в Вашингтон, где также заседала значительно более многочисленная американская часть комитета "Медуза". Затем все полученные данные будут сопоставлены и сопоставлены в ходе продолжающихся поисков для анализа потенциала Ирака привести к ужасающим жертвам.
  
     Там были двое ученых из Олдермастона, Исследовательского центра по оружию в Беркшире - они любят опускать слово "атомный" перед словом "WRE", но именно этим и занимается Олдермастон. Их работа заключалась бы в том, чтобы попытаться выяснить на основе информации из Соединенных Штатов, Европы и любого другого места, которую можно было бы получить, плюс аэрофотоснимки возможных иракских ядерных исследовательских объектов, насколько далеко, если вообще, Ирак продвинулся в своем стремлении взломать технологию создания атомной бомбы изее собственный.
  
     Там были еще двое ученых, из Портон-Дауна. Один был химиком, другой - биологом, специализирующимся на бактериологии.
  
     В прессе Портон-Дауна часто обвиняли в исследованиях химического и бактериологического оружия для британского использования. Фактически, его исследования в течение многих лет были сосредоточены на поиске противоядий от любых и всех форм газовой и микробной войны, которые могут быть применены против британских и союзных войск. К сожалению, невозможно разработать противоядия от чего-либо, не изучив сначала свойства токсина. Таким образом, два ученых из Портона имели под своей эгидой и в условиях строгой секретности некоторые очень неприятные вещества. Но тогда так, что 13 августа у мистера Саддам Хусейн. Разница была в том, что союзники не собирались использовать их против иракцев, но чувствовалось, что г-н Хусейн может быть не таким терпеливым.
  
     Задачей людей из Портона было бы выяснить, смогут ли они из списков химикатов, закупленных Ираком в течение ряда лет, определить, что у него было, сколько, насколько это вредно и можно ли это использовать. Они также изучили бы аэрофотоснимки ряда фабрик и заводов в Ираке, чтобы увидеть, могут ли какие-либо явные признаки в виде сооружений определенного размера и формы - установок для дезактивации, очистителей выбросов - идентифицировать заводы по производству отравляющих газов.
  
     "Теперь, джентльмены, - начал сэр Пол, обращаясь к четырем ученым, - основное бремя лежит на вас.
  
     Остальные из нас будут помогать и поддерживать, где сможем.
  
     "У меня здесь два тома разведданных, полученных на данный момент от наших людей за границей, сотрудников посольств, торговых представительств и- э-э... тайных джентльменов. Еще рано. Это первые результаты лишения лицензий на экспорт в Ирак за последнее десятилетие, и, само собой разумеется, они исходят от правительств, которые наиболее оперативно помогают.
  
     "Мы забросили сеть как можно шире. Имеется в виду экспорт химикатов, строительных материалов, лабораторного оборудования, специализированных инженерных изделий - практически всего, кроме зонтов, шерсти для вязания и мягких игрушек.
  
     "Некоторые из этих экспортных товаров, возможно, даже большинство, окажутся вполне обычными покупками развивающейся арабской страны в мирных целях, и я приношу извинения за то, что может оказаться потраченным впустую временем на их изучение. Но, пожалуйста, сосредоточьтесь не только на специализированных закупках для производства оружия массового уничтожения, но и на закупках двойного назначения - предметов, которые можно приспособить или использовать для иных целей, чем указано.
  
     "Теперь, я полагаю, наши американские коллеги также были на работе".
  
     Сэр Пол передал одно из своих досье людям из Портон-Дауна и одно - людям из Олдермастона. Человек из ЦРУ достал два файла и сделал то же самое. Сбитые с толку ученые сидели перед блоком документов.
  
     "Мы пытались, - объяснил сэр Пол, - не дублировать - американцы и мы сами, - но, увы, здесь может быть некоторый элемент дублирования. Я еще раз прошу прощения. А теперь, мистер Синклер."
  
     Глава резидентуры ЦРУ, в отличие от государственного служащего из Уайтхолла, который своим многословием чуть не усыпил ученых, был прямолинеен и прямолинеен.
  
     "Дело в том, джентльмены, что нам, возможно, придется сражаться с этими ублюдками".
  
     Это было больше похоже на это. Синклер говорил так, как британцам нравится думать, что говорят американцы - прямо и не боясь смягчать слова. Четверо ученых уделили ему пристальное внимание.
  
     "Если этот день когда-нибудь наступит, мы первыми нанесем удар с помощью авиации. Как и британцы, мы хотим потерять как можно меньше жертв. Итак, мы нападем на их пехоту, их пушки, танки и самолеты. Мы нацелимся на их ракетные комплексы ЗРК, линии связи, командные центры. Но если Саддам применит оружие массового уничтожения, мы понесем ужасные потери, мы оба. Итак, нам нужно знать две вещи.
  
     "Первый, что у него есть? Тогда мы сможем спланировать противогазы, накидки, химические противоядия. Во-вторых, куда, черт возьми, он его положил? Тогда мы сможем нацелиться на заводы и склады - уничтожить все это, прежде чем он сможет это использовать.
  
     Так что изучайте фотографии, используйте увеличительные стекла, ищите явные признаки. Мы продолжим отслеживать и опрашивать подрядчиков, которые построили ему эти заводы, и ученых, которые их оборудовали. Это должно нам о многом рассказать. Но иракцы, возможно, немного передвинули его. Итак, это возвращается к вам, джентльмены, аналитики. Вы могли бы спасти здесь много жизней, так что сделайте все возможное. Определите для нас оружие массового уничтожения, и мы войдем и разбомбим семь дерьмов из него ".
  
     Четверо ученых были поражены. У них была работа, которую нужно было выполнять, и они знали, что это такое. Сэр Пол выглядел слегка шокированным.
  
     "Да, хорошо, я уверен, что мы все глубоко благодарны мистеру Синклеру за его- э-э... объяснение. Могу я предложить нам собраться снова, когда у Олдермастона или Портон-Дауна будет что-нибудь для нас?"
  
     Выйдя из здания, Саймон Паксман и Терри Мартин вышли под теплым августовским солнцем из Уайтхолла на Парламентскую площадь. Он был переполнен обычными колоннами туристических автобусов. Они нашли свободную скамейку рядом с мраморной статуей Уинстона Черчилля, сердито взирающего сверху вниз на наглых смертных, столпившихся под ним.
  
     "Вы видели последние новости из Багдада?" - спросил Паксман.
  
     "Конечно".
  
     Саддам Хусейн только что предложил уйти из Кувейта, если Израиль уйдет с Западного берега, а Сирия - из Ливана. Попытка установить связь. Организация Объединенных Наций отвергла это с ходу. Из Совета Безопасности продолжали поступать резолюции: прекращение торговли с Ираком, экспорта нефти, движения валюты, авиаперелетов, ресурсов. И систематическое разрушение Кувейта оккупационной армией продолжалось.
  
     "Какое-нибудь значение?"
  
     "Нет, просто обычное раздражение и пыхтение. Предсказуемо. Играю на публику. Конечно, ООП это понравилось, но не более того. Это не план игры ".
  
     "У него есть план игры?" - спросил Паксман. "Если это так, никто не может разобраться в этом. Американцы думают, что он сумасшедший".
  
     "Я знаю. Вчера вечером я видел Буша по телевизору".
  
     "Он что, сумасшедший, Саддам?"
  
     "Как лиса".
  
     "Тогда почему он не двинется на юг, к нефтяным месторождениям Саудовской Аравии, пока у него есть такая возможность? Наращивание американской мощи только начинается - и нашей тоже. Несколько эскадрилий, авианосцы в Персидском заливе, но ничего на земле. Одна только авиация не может остановить его. Тот американский генерал, которого они только что назначили ..."
  
     "Schwarzkopf," said Martin. "Norman Schwarzkopf."
  
     "Это тот парень. Он считает, что ему понадобится целых два месяца, прежде чем у него появятся силы, чтобы остановить и отбросить полномасштабное вторжение. Так почему бы не атаковать сейчас?"
  
     "Потому что это было бы нападением на братское арабское государство, с которым у него нет никаких разногласий. Это принесло бы позор. Это оттолкнуло бы каждого араба. Это противоречит культуре. Он хочет править арабским миром, чтобы он приветствовал его, а не поносил ".
  
     "Он вторгся в Кувейт", - указал Паксман.
  
     "Это было другое. Он мог бы утверждать, что это исправляет империалистическую несправедливость, потому что Кувейт всегда исторически был частью Ирака. Как Неру, вторгающийся в португальский Гоа ".
  
     "Да ладно тебе, Терри. Саддам вторгся в Кувейт, потому что он банкрот. Мы все это знаем".
  
     "Да, это настоящая причина. Но главная причина в том, что он возвращал законную иракскую территорию.
  
     Смотрите, это происходит по всему миру. Индия захватила Гоа, Китай захватил Тибет, Индонезия захватила Восточный Тимор.
  
     Аргентина пыталась завоевать Фолкленды. Каждый раз претензия заключается в том, чтобы вернуть кусок законной территории. Знаете, он очень популярен среди домашней публики ".
  
     "Тогда почему его собратья-арабы восстают против него?"
  
     "Потому что они думают, что ему это не сойдет с рук", - сказал Мартин.
  
     "И ему это не сойдет с рук. Они правы".
  
     "Только из-за Америки, а не из-за арабского мира. Если он хочет завоевать признание арабского мира, он должен унизить Америку, а не своего арабского соседа. Ты был в Багдаде?"
  
     "Не в последнее время", - сказал Паксман.
  
     "Там полно фотографий Саддама, изображенного как воин пустыни на белом коне с поднятым мечом. Конечно, все это чушь; этот человек - уличный стрелок. Но именно так он видит себя ".
  
     Паксман поднялся.
  
     "Все это очень теоретично, Терри. Но в любом случае спасибо за ваши мысли. Проблема в том, что мне приходится иметь дело с неопровержимыми фактами. В любом случае, никто не видит, как он может унизить Америку. У янки вся власть, все технологии. Когда они будут готовы, они могут пойти туда и взорвать его армию и военно-воздушные силы ".
  
     Терри Мартин прищурился от солнца.
  
     "Жертвы, Саймон. Америка может вынести многое, но она не может понести огромные потери. Саддам может.
  
     Они не имеют для него значения ".
  
     "Но там еще недостаточно американцев".
  
     "Именно".
  
     "Роллс-ройс" с Ахмедом Аль Халифой на борту подъехал к фасаду офисного здания, которое на английском и арабском языках называло себя штаб-квартирой Al-Khalifa Trading Corporation Ltd., и с шипением остановился.
  
     Водитель, крупный слуга, наполовину шофер, наполовину телохранитель, вышел с водительского сиденья и пошел к задней части, чтобы открыть дверь для своего хозяина.
  
     Возможно, было глупо брать с собой "роллс-ройс", но кувейтский миллионер отклонил все просьбы воспользоваться "Вольво", опасаясь обидеть иракских солдат на блокпостах.
  
     "Пусть они гниют в аду", - прорычал он за завтраком. На самом деле, поездка от его роскошного дома с окруженным садом в роскошном пригороде Андалуса до офисного здания в Шамии прошла без происшествий.
  
     В течение десяти дней после вторжения дисциплинированные и профессиональные солдаты Иракской республиканской гвардии были выведены из Эль-Кувейта, чтобы быть замененными призывной толпой Народной армии. Если он ненавидел первое, то к последнему у него не было ничего, кроме презрения.
  
     В первые несколько дней Стражники разграбили его город, но систематически и целенаправленно. Он видел, как они вошли в национальный банк и забрали золотые слитки на 5 миллиардов долларов, которые составляли национальный резерв. Но это не было грабежом ради личной выгоды. Слитки были помещены в контейнеры, запечатаны в грузовиках и отправлены в Багдад.
  
     Золотой Сук принес еще один миллиард долларов в виде артефактов из чистого золота, и все пошло тем же путем.
  
     Блокпосты охранников, которых можно было отличить по их черным беретам и общей выправке, были строгими и профессиональными. Затем, совершенно неожиданно, они понадобились дальше на юг, чтобы занять позиции на южной границе с Саудовской Аравией.
  
     На их место пришла Народная армия, оборванная, небритая, недисциплинированная и, по этой причине, более непредсказуемая и опасная. Случайные убийства кувейтцев за отказ отдать свои часы или машину свидетельствовали об этом.
  
     К середине августа жара обрушилась, как молот на наковальню. Иракские солдаты, ища укрытия, разорвали тротуарную плитку и построили себе маленькие каменные хижины на улицах, которые они должны были проверять, и заползли внутрь. В прохладе рассвета и вечера они вышли, чтобы притвориться солдатами. Затем они преследовали мирных жителей и грабили еду и ценности под предлогом проверки автомобилей на предмет контрабанды.
  
     Г-н Аль-Халифа обычно любил быть на работе к семи утра, но, задержавшись до десяти, когда солнце было жарким, он пронесся мимо каменных бивуаков с Народной армией внутри них, и никто его не остановил. Два солдата, неряшливые и без шляп, на самом деле неумело отдали честь "Роллс-ройсу", предполагая, что в нем должен быть кто-то из их собственной стороны.
  
     Конечно, это не могло продолжаться долго. Рано или поздно какой-нибудь бандит украл бы "Роллс-ройс" под дулом пистолета. Ну и что? Когда его отвезут домой - он был убежден, что так и будет, но не знал как, - он купит другой.
  
     Он вышел на тротуар в сверкающем белом тобе, легкой хлопчатобумажной гутре, закрепленной вокруг головы двумя черными шнурами, ниспадающими на лицо. Водитель закрыл дверь и вернулся к другой стороне машины, чтобы отвести ее в гараж компании.
  
     "Милостыня, сайиди, милостыня. Для того, кто не ел три дня".
  
     Он только наполовину видел человека, сидевшего на корточках на тротуаре рядом с дверью, очевидно, спящего на солнце, что является обычным явлением в любом ближневосточном городе. Теперь этот человек был рядом с ним, бедуин в запятнанных одеждах, с протянутой рукой.
  
     Его водитель обошел "Роллс-ройс", чтобы отослать нищего прочь потоком проклятий.
  
     Ахмед Аль-Халифа поднял руку. Он был практикующим мусульманином, который старался соблюдать учения Священного Корана, одно из которых гласит, что человек должен подавать милостыню так щедро, как только может.
  
     "Припаркуй машину", - приказал он. Из бокового кармана своего халата он достал бумажник и извлек банкноту в десять динаров. Бедуин взял купюру обеими руками, жест, указывающий на то, что дар благодетеля настолько весом, что для его поддержки нужны две руки.
  
     "Шукрон, сайиди, шукран". Затем, не меняя тона голоса, мужчина добавил: "Когда будете в своем кабинете, пошлите за мной. У меня есть новости от вашего сына с юга ".
  
     Торговец подумал, что он, должно быть, ослышался. Мужчина зашаркал прочь по тротуару, пряча банкноту в карман. Аль-Халифа вошел в офисное здание, кивнул в знак приветствия швейцару и поднялся в свой офис на верхнем этаже в некотором оцепенении. Когда он сел за свой стол, он на мгновение задумался, затем нажал кнопку внутренней связи.
  
     "На тротуаре снаружи стоит член племени бедуинов. Я хочу поговорить с ним. Пожалуйста, отправьте его наверх".
  
     Если его личная секретарша и подумала, что ее работодатель сошел с ума, она никак этого не показала. Только ее сморщенный нос, когда пять минут спустя она провела бедуинку в прохладу офиса, показал, что она думала о личном запахе неожиданного гостя своего босса.
  
     Когда она ушла, торговец указал на стул.
  
     "Ты сказал, что видел моего сына?" коротко спросил он. Он наполовину подумал, что этот человек может быть здесь из-за еще более крупной банкноты.
  
     "Да, мистер Аль-Халифа. Я был с ним два дня назад в Хафджи ".
  
     Сердце кувейтца подпрыгнуло. Прошло две недели, и никаких новостей. Он узнал лишь косвенно, что его единственный сын вылетел в то утро с авиабазы Ахмади, а после этого - ничего. Никто из его контактов, похоже, не знал, что произошло. В тот день, 2 августа, было много неразберихи.
  
     "У тебя есть послание от него?"
  
     "Да, сайиди".
  
     Аль-Халифа протянул руку.
  
     "Пожалуйста, отдай его мне. Я хорошо вознагражу тебя".
  
     "Это в моей голове. Я не мог взять с собой бумагу, поэтому я выучил ее наизусть ".
  
     "Очень хорошо. Пожалуйста, скажи мне, что он сказал ".
  
     Майк Мартин слово в слово процитировал одностраничное письмо, написанное пилотом "Скайхока".
  
     "Мой дорогой отец, несмотря на его внешность, человек перед вами - британский офицер ... "
  
     Аль-Халифа дернулся на стуле и уставился на Мартина, с трудом веря своим глазам или ушам.
  
     "Он прибыл в Кувейт под прикрытием. Теперь, когда вы знаете это, вы держите его жизнь в своих руках. Я умоляю вас доверять ему, как он теперь должен доверять вам, потому что он будет искать вашей помощи.
  
     "Я в безопасности и здоров и базируюсь в ВВС Саудовской Аравии в Дахране. Я смог выполнить одну миссию против иракцев, уничтожив один танк и грузовик. Я буду летать с Королевскими ВВС Саудовской Аравии до освобождения нашей страны.
  
     "Каждый день я молюсь Аллаху, чтобы часы пролетали быстрее, пока я не смогу вернуться и снова обнять тебя. Твой послушный сын, Халед".
  
     Мартин остановился. Ахмед Аль-Халифа встал, подошел к окну и выглянул наружу. Он сделал несколько долгих, глубоких вдохов. Когда он взял себя в руки, он вернулся в свое кресло.
  
     "Спасибо тебе. Спасибо. Чего ты хочешь?"
  
     "Оккупация Кувейта не продлится несколько часов или несколько дней. Это займет несколько месяцев, если только Саддама Хусейна не удастся убедить уйти".
  
     "Американцы не придут быстро?"
  
     "Американцам, британцам, французам и остальным членам Коалиции потребуется время, чтобы собрать свои силы. У Саддама четвертая по величине постоянная армия в мире, более миллиона человек. Некоторые из них - мусор, но многие - нет. Эти оккупационные силы не будут вытеснены горсткой солдат ".
  
     "Очень хорошо. Я понимаю".
  
     "В то же время, считается, что каждый иракский солдат, танк и орудие, которые могут быть прижаты при оккупации Кувейта, не могут быть использованы на границе-"
  
     "Вы говорите о сопротивлении, вооруженном сопротивлении, сопротивлении", - сказал Аль-Халифа. "Некоторые дикие парни пытались. Они стреляли по иракским патрулям. Их пристрелили, как собак".
  
     "Да, я так считаю. Они были храбры, но глупы. Есть способы делать такие вещи. Смысл не в том, чтобы убивать сотнями или быть убитым. Смысл в том, чтобы заставить иракскую оккупационную армию постоянно нервничать, постоянно бояться, нуждаться в сопровождении каждого офицера, когда он путешествует, никогда не иметь возможности спать спокойно ".
  
     "Послушайте, мистер Инглиш, я знаю, что вы имеете в виду как лучше, но я подозреваю, что вы человек, привыкший к этим вещам и опытный в них. Я не такой. Эти иракцы - жестокий и дикий народ. Мы знаем их издревле. Если мы сделаем то, что вы говорите, будут репрессии ".
  
     "Это похоже на изнасилование, мистер Аль-Халифа".
  
     "Изнасилование?"
  
     "Когда женщину хотят изнасиловать, она может сопротивляться или уступить. Если она будет послушной, ее изнасилуют, возможно, побьют, возможно, убьют. Если она будет сражаться, ее изнасилуют, наверняка побьют, возможно, убьют".
  
     "Кувейт - женщина, Ирак - насильник. Это я уже знаю. Так зачем сопротивляться?"
  
     "Потому что есть завтра. Завтра Кувейт посмотрит в зеркало. Твой сын увидит лицо воина".
  
     Ахмед Аль-Халифа долго смотрел на темнолицего бородатого англичанина, затем сказал:
  
     "Так будет и его отец. Пусть Аллах помилует мой народ. Чего ты хочешь? Деньги?"
  
     "Спасибо, нет. У меня есть деньги".
  
     На самом деле у него было десять тысяч кувейтских динаров, взятых у посла в Лондоне, который снял их в Банке Кувейта на углу Бейкер-стрит и Джордж-стрит.
  
     "Мне нужны дома, в которых я мог бы жить. Их было шестеро".
  
     "Нет проблем. Уже есть тысячи заброшенных квартир-"
  
     "Не квартиры. Отдельные виллы. В квартирах есть соседи. Никто не будет расследовать бедного человека, нанятого для ухода за заброшенной виллой ".
  
     "Я найду их".
  
     "Также документы, удостоверяющие личность. Настоящие кувейтские. Всего три. Один для кувейтского врача, один для индийского бухгалтера и один для садовника из другого города.
  
     "Хорошо. У меня есть друзья в Министерстве внутренних дел. Я думаю, что они все еще контролируют прессы, которые производят ID
  
     карты. А как насчет изображения на них?"
  
     "Для садовника на рынке найдите старика на улице. Заплати ему. Для врача и бухгалтера выберите среди своего персонала людей, которые выглядят примерно так же, как я, но чисто выбриты. Эти фотографии, как известно, плохие.
  
     "Наконец, автомобили. Три. Один белый универсал, один полноприводный джип, один старый и потрепанный пикап. Все в закрытых гаражах, все с новыми номерами".
  
     "Очень хорошо, это будет сделано. Удостоверения личности и ключи от гаражей и домов - где вы их возьмете?"
  
     "Ты знаешь христианское кладбище?"
  
     Аль-Халифа нахмурился.
  
     "Я слышал об этом, но никогда там не был. Почему?"
  
     "Это на дороге Джахра в Сулайбихате, рядом с главным мусульманским кладбищем. Очень непонятные ворота с крошечной надписью: Для христиан. Большинство надгробий предназначены для ливанцев и сирийцев, с некоторыми филиппинцами и китайцами. В дальнем правом углу изображен моряк торгового флота Шептон. Мраморная плита расшаталась. Под ним я выцарапал углубление в гравии. Оставь их там. Если у вас есть сообщение для меня, то то же самое. Проверяйте могилу раз в неделю на наличие сообщений от меня ".
  
     Аль-Халифа в замешательстве покачал головой.
  
     "Я не создан для такого рода вещей".
  
     Майк Мартин исчез в водовороте людей, которые кишели на узких улочках и переулках района Бнейд-аль-Кар. Пять дней спустя под надгробием Умелого моряка Шептона он нашел три удостоверения личности, три комплекта ключей от гаража с указанием местоположения, три комплекта ключей зажигания и шесть комплектов ключей от дома с адресами на бирках.
  
     Два дня спустя иракский грузовик, возвращавшийся в город с нефтяного месторождения Умм-Гудайр, был разнесен на куски чем-то, на что он наехал.
  
     Чип Барбер, глава ближневосточного отдела ЦРУ, находился в Тель-Авиве уже два дня, когда в кабинете, который ему выделили в посольстве США, зазвонил телефон. На линии был глава резидентуры ЦРУ.
  
     "Чип, все в порядке. Он вернулся в город. Я назначил встречу на четыре часа. Это дает вам время, чтобы успеть на последний рейс из Бен-Гуриона в Штаты. Ребята говорят, что заедут в офис и заберут нас ".
  
     Начальник участка звонил из-за пределов посольства, поэтому он говорил в общих чертах на случай, если линия прослушивалась. Конечно, он был задействован, но только израильтянами, которые все равно знали.
  
     "Он" был генералом Яаковом "Коби" Дрором, главой Моссада; офисом было само посольство, а парнями были двое мужчин из личного штаба Дрора, которые прибыли на неизвестной машине в десять минут четвертого.
  
     Барбер подумал, что пятьдесят минут - это много времени, чтобы добраться от территории посольства до штаб-квартиры Моссада, которая расположена в офисной башне под названием Хадар Дафна билдинг на бульваре царя Саула.
  
     Но собрание должно было состояться не там. Машина помчалась на север, за город, мимо военного аэродрома Сде Дов, пока не выехала на прибрежное шоссе, ведущее в Хайфу.
  
     Недалеко от Герцлии расположен большой курортный комплекс с апартаментами и отелями, который называется просто Country Club. Это место, куда приезжают некоторые израильтяне, но в основном пожилые евреи из-за рубежа, чтобы расслабиться и насладиться многочисленными оздоровительными и спа-услугами, которыми может похвастаться это место. Эти счастливые люди редко смотрят на холм над курортом.
  
     Если бы они это сделали, то увидели бы на вершине довольно великолепное здание, откуда открывается прекрасный вид на окружающую сельскую местность и море. Если бы они спросили, что это было, им бы сказали, что это летняя резиденция премьер-министра.
  
     Премьер-министру Израиля действительно разрешено приезжать туда, одному из немногих, кому разрешено, потому что это учебная школа Моссада, известная внутри Моссада как Мидраш.
  
     Яков Дрор принял двух американцев в своем кабинете на верхнем этаже, светлой, просторной комнате с включенным на полную мощность кондиционером. Невысокий, коренастый мужчина, он носил израильскую рубашку с коротким рукавом и открытым воротом и выкуривал положенные шестьдесят сигарет в день.
  
     Барбер был рад кондиционеру; дым разрушал его носовые пазухи.
  
     Глава израильской разведки поднялся из-за стола и неуклюже подошел к нему.
  
     "Чип, мой старый друг, как ты поживаешь в эти дни?"
  
     Он заключил высокого американца в объятия. Ему нравилось грохотать, как плохому еврейскому характерному актеру, и играть дружелюбного, добродушного медведя. Все это действие. В предыдущих миссиях в качестве старшего оперативника, как катса, он доказал, что он очень умен и чрезвычайно опасен.
  
     Чип Барбер поприветствовал его в ответ. Улыбки были такими же постоянными, как и воспоминания. И не так давно американский суд приговорил Джонатана Полларда из военно-морской разведки к очень длительному тюремному заключению за шпионаж в пользу Израиля, операцию, которая, несомненно, была проведена против Америки гениальным Коби Дрором.
  
     Через десять минут они подошли к самому главному: Ираку.
  
     "Позволь мне сказать тебе, Чип, я думаю, ты играешь совершенно правильно", - сказал Дрор, наливая своему гостю еще одну чашку кофе, который не давал ему спать несколько дней. Он затушил третью сигарету в большой стеклянной пепельнице.
  
     Барбер пытался не дышать, но пришлось сдаться. "Если нам придется войти, - сказал он, - если он не уйдет из Кувейта, а нам придется войти, мы начнем с авиации".
  
     "Конечно".
  
     "И мы будем стремиться к его оружию массового уничтожения. Это и в твоих интересах, Коби. Здесь нам нужно некоторое сотрудничество ".
  
     "Чип, мы годами наблюдали за этим оружием массового уничтожения. Черт возьми, мы предупреждали о них. Как вы думаете, для кого предназначены все эти ядовитые газы, эти бактериальные и чумные бомбы? США. Мы предупреждали и предупреждали, и никто не обращал внимания. Девять лет назад мы взорвали его ядерные генераторы в Осираке, отбросив его на десять лет назад в поисках бомбы. Мир осудил нас. Америка тоже".
  
     "Это была косметика. Мы все это знаем ".
  
     "Ладно, Чип, теперь на кону жизни американцев, это больше не "косметика". Настоящие американцы могут умереть".
  
     "Коби, твоя паранойя проявляется".
  
     "Чушь собачья. Послушайте, нам выгодно, чтобы вы взорвали все его заводы по производству ядовитых газов, и его лаборатории по борьбе с чумой, и его исследования в области атомной бомбы. Нас это вполне устраивает. И мы даже можем держаться в стороне от этого, потому что теперь у дяди Сэма есть арабские союзники. Так кто жалуется? Не Израиль. Мы передали вам все, что у нас есть по его секретным программам создания оружия. Все, что у нас есть. Не сдерживайся".
  
     "Нам нужно больше, Коби. Ладно, может быть, мы немного пренебрегали Ираком в последние годы. Нам пришлось иметь дело с холодной войной. Теперь это Ирак, и нам не хватает продуктов. Нам нужна информация - не уличный мусор, а настоящие, высокооплачиваемые деньги. Итак, я спрашиваю вас прямо: у вас есть какой-нибудь агент, работающий на вас, высокопоставленный в иракском режиме? Нам нужно задать вопросы, и нам нужны ответы. И мы заплатим - мы знаем правила".
  
     На некоторое время воцарилась тишина. Коби Дрор созерцал кончик своей сигареты. Два других старших офицера посмотрели на стол перед ними.
  
     "Чип, - медленно произнес Дрор, - я даю тебе свое слово. Если бы у нас был какой-нибудь агент прямо в советах Багдада, я бы вам сказал. Я бы пропустил все это мимо ушей. Поверь мне, я этого не делаю ".
  
     Генерал Дрор позже объяснял своему премьер-министру, очень сердитому Ицхаку Шамиру, что в то время, когда он говорил, он не лгал. Но ему действительно следовало упомянуть Иерихон.
  
  
     Глава 6
  
     Майк Мартин увидел юношу первым, иначе кувейтский мальчик умер бы в тот день. Он ехал на своем потрепанном, покрытом пятнами и ржавом пикапе, нагруженном арбузами, которые он купил на одной из отдаленных ферм близ Джахры, когда увидел, как голова в белом льняном одеянии выскакивает из-за кучи щебня на обочине, Он также зацепил кончиквинтовка, которую мальчик нес до того, как она исчезла за обломками.
  
     Грузовик хорошо служил своей цели. Он попросил об этом в его нынешнем состоянии, потому что правильно предположил, что рано или поздно - вероятно, раньше - иракские солдаты начнут конфисковывать шикарные автомобили для собственного использования.
  
     Он взглянул в зеркало заднего вида, затормозил и свернул с Джахра-роуд. Позади него ехал грузовик, полный солдат Народной армии.
  
     Кувейтский юноша пытался удержать мчащийся грузовик на прицеле своей винтовки, когда жесткая рука закрыла ему рот, а другая вырвала винтовку из его рук.
  
     "Я не думаю, что ты действительно хочешь умереть сегодня, не так ли?" - прорычал голос ему в ухо. Грузовик проехал мимо, и момент, чтобы выстрелить в него, тоже исчез. Мальчик был достаточно напуган своими собственными действиями; теперь он был в ужасе.
  
     Когда грузовик исчез, хватка на его лице и голове ослабла. Он вывернулся и перекатился на спину. Над ним склонился высокий, бородатый, сурового вида бедуин.
  
     "Кто ты?" - пробормотал он.
  
     "Кто-то, кто знает лучше, чем убивать одного иракца, когда в том же грузовике двадцать других.
  
     Где твоя машина для побега?"
  
     "Вон там", - сказал мальчик, которому на вид было около двадцати, изо всех сил пытающийся отрастить свою первую бороду. Это был мотороллер, стоявший в двадцати ярдах от нас, возле деревьев. Бедуин вздохнул. Он положил винтовку, старый Ли Энфилд .303, который мальчик, должно быть, купил в антикварном магазине, и решительно повел юношу к пикапу.
  
     Он проехал короткое расстояние до кучи камней; винтовка упала под арбузы. Затем он подъехал к мотороллеру и поднял его поверх груза фруктов. Несколько дынь лопнули.
  
     "Залезай", - сказал он.
  
     Они поехали в тихое место недалеко от порта Шувайх и остановились.
  
     "Что, по-твоему, ты делал?" - спросил бедуин.
  
     Мальчик уставился в окно через засиженное мухами лобовое стекло. Его глаза были влажными, а губы дрожали.
  
     "Они изнасиловали мою сестру. Медсестра - в больнице Аль-Адан. Их четверо. Она уничтожена".
  
     Бедуин кивнул.
  
     "Этого будет много", - сказал он. "Так ты хочешь убивать иракцев?"
  
     "Да, столько, сколько смогу. Прежде чем я умру".
  
     "Хитрость в том, чтобы не умереть. Если это то, чего ты хочешь, я думаю, мне лучше потренировать тебя, или ты не продержишься и дня ".
  
     Мальчик фыркнул.
  
     "Бедуины не сражаются".
  
     "Когда-нибудь слышал об Арабском легионе?" Юноша молчал. "А до них принц Фейсал и арабское восстание? Все бедуины. Есть ли еще такие, как ты?"
  
     Юноша оказался студентом юридического факультета, до вторжения учился в Кувейтском университете.
  
     "Нас пятеро. Мы все хотим одного и того же. Я решил попробовать первым ".
  
     "Запомни этот адрес", - сказал бедуин. Он дал это - виллу на глухой улице в Ярмуке. Мальчик дважды ошибся, потом оказался прав. Мартин заставил его повторить это двадцать раз.
  
     "Семь часов вечера. Будет темно. Но комендантский час не раньше десяти. Приезжайте по отдельности. Припаркуйтесь по крайней мере в двухстах ярдах от дома, а остальное пройдете пешком. Входите с интервалом в две минуты. Врата и дверь будут открыты".
  
     Он посмотрел, как мальчик уехал на своем скутере, и вздохнул. Довольно простой материал, подумал он, но на данный момент это все, что у меня есть.
  
     Молодые люди появились вовремя. Он лежал на плоской крыше через дорогу и наблюдал за ними. Они нервничали и были неуверенны, оглядывались через плечо, ныряли в ворота, а затем снова выходили. Слишком много фильмов с Богартом. Когда все они были внутри, он дал им еще десять минут. Иракские силовики не появлялись. Он соскользнул с крыши, перешел дорогу и вошел в дом с задней стороны. Они сидели в главной комнате с включенным светом и незадернутыми шторами. Четверо молодых людей и девушка, смуглые и очень напряженные.
  
     Они смотрели на дверь в холл, когда он вошел из кухни. В одну минуту его не было, а в следующую он был. Молодежь мельком увидела его, прежде чем он протянул руку и выключил свет.
  
     "Задерни шторы", - тихо сказал он. Девушка сделала это. Женская работа. Затем он снова включил свет.
  
     "Никогда не сиди в освещенной комнате с открытыми шторами", - сказал он. "Вы не хотите, чтобы вас видели вместе".
  
     Он разделил свои шесть резиденций на две группы. Он жил в четырех, переходя от одного к другому без определенной последовательности. Каждый раз он оставлял крошечные знаки для себя - лист, застрявший в дверном косяке, консервная банка на ступеньке. Если бы они когда-нибудь пропали, он бы знал, что в доме побывали. В двух других он хранил половину снаряжения, которое он принес из его могилы в пустыне. Место, которое он выбрал для встречи со студентами, было наименее важным из его жилищ, и теперь он никогда больше не будет использовать его для сна.
  
     Все они были студентами, кроме одного, который работал в банке. Он заставил их представиться.
  
     "Теперь вам нужны новые имена". Он дал каждому из них новое имя. "Ты никому больше не рассказываешь - ни друзьям, ни родителям, ни братьям, никому - эти имена. Всякий раз, когда они используются, вы знаете, что послание исходит от одного из нас.
  
     "Как нам тебя называть?" - спросила девушка, которая только что стала Раной.
  
     "Бедуины", - сказал он. "Сойдет. Ты - еще раз, что это за адрес?"
  
     Молодой человек, на которого он указал, подумал, затем достал листок бумаги. Мартин забрал это у него.
  
     "Никаких клочков бумаги. Запоминай все. Народная армия может быть глупой, но Тайная полиция - нет. Если вас обыскивают, как вы это объясните?"
  
     Он заставил тех троих, кто записал адрес, сжечь свои клочки бумаги.
  
     "Насколько хорошо вы знаете свой город?"
  
     "Довольно хорошо", - сказал самый старший из них, двадцатипятилетний банковский клерк.
  
     "Недостаточно хорош. Завтра купите карты, карты улиц. Готовься, как к выпускным экзаменам. Изучите каждую улицу и переулок, каждую площадь и сад, каждый бульвар и переулок, каждое крупное общественное здание, каждую мечеть и внутренний двор. Ты знаешь, что дорожные знаки рушатся?"
  
     Они кивнули. В течение пятнадцати дней после вторжения, оправившись от шока, кувейтцы начали проявлять пассивное сопротивление, гражданское неповиновение. Это было спонтанно и нескоординированно. Одним из шагов было срывание уличных знаков. Кувейт - сложный город для начала; лишенный уличных указателей, он превратился в лабиринт.
  
     Иракские патрули уже полностью заблудились. Для Тайной полиции найти адрес подозреваемого было сущим кошмаром. На главных перекрестках ночью срывали или разворачивали столбы с указателями.
  
     В ту первую ночь Мартин дал им два часа на элементарную охрану. Всегда имейте проверенную историю прикрытия для любого путешествия и любого свидания. Никогда не носите с собой компрометирующие бумаги. Всегда относитесь к иракским солдатам с уважением, граничащим с почтением. Никому не доверяй.
  
     "Отныне вы - два человека. Один из них - это настоящий ты, тот, кого все знают, студент, клерк. Он вежлив, внимателен, законопослушен, невинен, безвреден. Иракцы оставят его в покое, потому что он им не угрожает. Он никогда не оскорбляет их страну, их флаг или их лидера. Он никогда не попадает в поле зрения АМАМА. Он остается живым и свободным. Другой человек появляется только по особому случаю, на миссии. Он станет опытным и опасным и все равно останется в живых ".
  
     Он учил их безопасности. Чтобы прийти на встречу на рандеву, приходите пораньше, паркуйтесь подальше. Отойди в тень. Наблюдайте в течение двадцати минут. Посмотрите на окружающие дома. Проверьте, нет ли голов на крыше, ожидающая группа из засады. Будьте внимательны к шарканью солдатских ботинок по гравию, огоньку сигареты, звону металла о металл.
  
     Когда у них еще было время добраться домой до комендантского часа, он отпустил их. Они были разочарованы.
  
     "А как насчет захватчиков? Когда мы начнем их убивать?"
  
     "Когда ты знаешь, как".
  
     "Неужели мы ничего не можем сделать?"
  
     "Когда иракцы передвигаются, как они это делают? Они маршируют?"
  
     "Нет, они используют грузовики, фургоны, джипы, угнанные машины", - сказал студент юридического факультета.
  
     "У которых есть бензиновые колпачки, - сказал бедуин, - которые снимаются при быстром повороте. Куски сахара - двадцать кусков на бензобак. Он растворяется в бензине, проходит через карбюратор и превращается в твердую карамель на жаре двигателя. Это разрушает двигатель. Будьте осторожны, чтобы не быть пойманным. Работайте в парах и после наступления темноты.
  
     Один следит, другой подсовывает сахар. Замените крышку бензобака. Это занимает десять секунд.
  
     "Кусок фанеры, четыре дюйма на четыре, с четырьмя заостренными стальными гвоздями. Опустите его под свой тоб, пока он не выскользнет у ваших ног. Подтолкните его носком под передний край шины стоящего автомобиля.
  
     "В Кувейте есть крысы, поэтому есть магазины, которые продают крысиный яд. Купите белый, на основе стрихнина.
  
     Купите тесто у пекаря. Смешайте яд, используя резиновые перчатки, затем уничтожьте перчатки. Выпекайте хлеб в кухонной духовке, но только тогда, когда вы одни в доме ".
  
     Студенты уставились на него, открыв рты.
  
     "Мы должны отдать это иракцам?"
  
     "Нет, вы перевозите хлеб в открытых корзинах на скутерах или в багажниках автомобилей. Они остановят вас на блокпостах и украдут его. Мы встречаемся здесь снова через шесть дней ".
  
     Четыре дня спустя иракские грузовики начали ломаться. Некоторые были отбуксированы, а другие брошены, шесть грузовиков и четыре джипа. Механики выяснили, почему, но не смогли выяснить, когда или кем. Начали взрываться шины, и фанерные квадраты были переданы Тайной полиции, которая разозлилась и избила нескольких кувейтцев, схваченных наугад на улицах.
  
     Больничные палаты начали заполняться больными солдатами, у всех рвота и боли в животе. Поскольку их собственная армия почти никогда не выдавала им продовольственных пайков, и они жили впроголодь на своих блокпостах и в своих каменных лагерях вдоль и поперек улиц, предполагалось, что они пили загрязненную воду.
  
     Затем в больнице Амири в Дасмане кувейтский лаборант провел анализ образца рвотных масс одного из иракцев. Он подошел к своему начальнику отдела в большом недоумении.
  
     "Он ел крысиный яд, профессор. Но он говорит, что у него был только хлеб на три дня и немного фруктов ".
  
     Профессор был озадачен.
  
     "Хлеб для иракской армии?"
  
     "Нет, они не доставляли ничего в течение нескольких дней. Он взял его у проходившего мимо кувейтского мальчика-пекаря ".
  
     "Где ваши образцы?"
  
     "На верстаке, в лаборатории. Я подумал, что лучше сначала увидеть тебя."
  
     "Совершенно верно. Ты хорошо поработал. Уничтожь их. Ты ничего не видел, ты понимаешь?"
  
     Профессор вернулся в свой кабинет, качая головой. Крысиный яд. Кто, черт возьми, подумал об этом?
  
     Комитет "Медуза" снова собрался 30 августа, потому что бактериолог из Портон-Дауна посчитал, что на тот момент он узнал все, что мог, об иракской программе борьбы с микробами, такой, какой она была или казалась.
  
     "Я боюсь, что мы смотрим на довольно скромную добычу", - сказал доктор Брайант своим слушателям. "Основная причина в том, что бактериологическое исследование вполне может быть проведено в любой судебно-медицинской или ветеринарной лаборатории с использованием того же оборудования, которое вы найдете в любой химической лаборатории, и которое не будет указано в разрешениях на экспорт.
  
     "Видите ли, подавляющее большинство продуктов предназначено для блага человечества, для лечения болезней, а не для их распространения. Поэтому нет ничего более естественного, чем желание развивающейся страны изучать бильгарзию, бери-бери, желтую лихорадку, малярию, холеру, брюшной тиф или гепатит. Это человеческие болезни. Существует еще один ряд болезней животных, которые ветеринарные колледжи вполне могли бы захотеть изучить ".
  
     "Значит, практически нет способа установить, есть ли в Ираке сегодня завод по производству микробных бомб или нет?" - спросил Синклер из ЦРУ.
  
     "Практически нет", - сказал Брайант. "Есть запись, подтверждающая это еще в 1974 году, когда Саддама Хусейна, так сказать, не было на троне-"
  
     "Тогда он был вице-президентом и силой, стоящей за троном", - сказал Терри Мартин. Брайант был взволнован.
  
     "Ну, неважно. Ирак подписал контракт с Институтом Мерье в Париже на строительство бактериологического исследовательского проекта. Предполагалось, что это будет для ветеринарных исследований болезней животных, и, возможно, так оно и было ".
  
     "А как насчет историй о культурах сибирской язвы для использования против людей?" - спросил американец.
  
     "Что ж, это возможно. Сибирская язва является особо опасной болезнью. В основном он поражает крупный рогатый скот и другой домашний скот, но может заразить людей, если они обращаются с продуктами из зараженных источников или употребляют их в пищу. Возможно, вы помните, что британское правительство проводило эксперименты с сибирской язвой на Гебридском острове Грейнард во время Второй мировой войны. Это все еще вне закона ".
  
     "Так плохо, да? Где он мог достать все это?"
  
     "В том-то и дело, мистер Синклер. Вы вряд ли пойдете в уважаемую европейскую или американскую лабораторию и скажете: "Могу ли я получить несколько хороших культур сибирской язвы, потому что я хочу бросить их в людей?" В любом случае, ему это и не нужно. По всему Третьему миру есть больной скот. Нужно было бы только заметить вспышку и купить пару больных туш. Но это не будет отображаться в правительственных документах ".
  
     "Таким образом, у него могут быть культуры этой болезни для использования в бомбах или снарядах, но мы не знаем. Это позиция?" - спросил сэр Пол Спрюс. Его ручка с золотым пером была занесена над блокнотом.
  
     "Примерно так", - сказал Брайант. "Но это плохая новость. Лучшая новость в том, что я сомневаюсь, что это сработает против наступающей армии. Я полагаю, что если бы против вас шла армия, и вы были бы достаточно безжалостны, вы бы захотели остановить их на их пути ".
  
     "Это примерно такая форма", - сказал Синклер.
  
     "Ну, anthrax бы так не поступил. Он пропитал бы почву, если бы его сбросили в результате серии воздушных взрывов выше и впереди армии. Все, что растет на этой почве - трава, фрукты, овощи - будет заражено.
  
     Любой зверь, питающийся травой, погибнет. Любой, кто ест мясо, пьет молоко или прикасается к шкуре любого такого зверя, заразится им. Но пустыня - не лучшее место для таких споровых культур.
  
     Предположительно, наши солдаты будут есть расфасованную еду и пить воду в бутылках? "
  
     "Да, они уже есть", - сказал Синклер.
  
     "Тогда сибирская язва не будет иметь большого эффекта, если только они не вдохнут споры. Болезнь должна проникать в человека через легкие или пищевые пути. Принимая во внимание газовую опасность, я подозреваю, что они все равно будут в противогазах ".
  
     "Мы планируем это, да", - ответил Синклер.
  
     "Мы тоже", - добавил сэр Пол.
  
     "Тогда я действительно не понимаю, почему сибирская язва", - сказал Брайант. "Это не остановило бы солдат на их пути, как различные газы, а тех, кто заразился, можно было вылечить с помощью мощных антибиотиков. Видите ли, есть инкубационный период. Солдаты могут выиграть войну, а потом заболеть. Честно говоря, это скорее оружие террористов, чем военное. Теперь, если вы уронили пузырек с концентратом сибирской язвы в систему водоснабжения, от которой зависел город, вы можете вызвать катастрофическую эпидемию, которая сокрушит медицинские службы, но если вы собираетесь распылять что-то на бойцов в пустыне, я бы выбрал один из различных нервно-паралитических газов. Невидимый и быстрый".
  
     "Значит, нет никаких указаний, если у Саддама есть лаборатория по борьбе с микробами, где она может быть?" - спросил сэр Пол Спрюс.
  
     "Честно говоря, я бы посоветовался со всеми ветеринарными институтами и колледжами Запада. Посмотрите, были ли какие-либо приглашенные профессора или делегации в Ираке за последние десять лет. Спросите тех, кто ходил, было ли какое-либо заведение, которое было абсолютно закрыто для них и окружено карантинными мерами предосторожности. Если бы это было, то так и будет ", - сказал Брайант.
  
     Синклер и Паксман писали яростно. Еще одно задание для шашек.
  
     "В противном случае, - заключил Брайант, - вы могли бы попробовать человеческий интеллект. Иракский ученый в этой области, который уволился и обосновался на Западе. Исследователи в области бактериологии, как правило, разбросаны по земле, довольно тесная группа - как деревня, на самом деле. Обычно мы знаем, что происходит в наших собственных странах, даже в такой диктатуре, как Ирак. Такой человек мог бы услышать, если Саддам получил это средство, где он его разместил ".
  
     "Что ж, я уверен, что мы глубоко признательны, доктор Брайант", - сказал сэр Пол, когда они встали. "Больше работы для детективов наших правительств, а, мистер Синклер? Я слышал, что другой наш коллега из Портон-Дауна, доктор
  
     Рейнхарт, сможет предоставить нам свои выводы по вопросу о ядовитых газах примерно через две недели. Я, конечно, буду оставаться на связи, джентльмены. Спасибо за ваше участие ".
  
     Группа в пустыне тихо лежала, наблюдая, как рассвет крадется через песчаные дюны. Когда прошлым вечером они пришли в дом бедуинов, молодые люди не понимали, что их не будет всю ночь. Они думали, что получат еще одну лекцию.
  
     Они не взяли с собой теплой одежды, а ночи в пустыне холодные, даже в конце августа. Они дрожали и задавались вопросом, как они будут объяснять свое отсутствие своим обезумевшим родителям. Пойманный комендантским часом? Тогда почему бы не позвонить? Вышел из строя ... это должно было бы сработать.
  
     Трое из пятерых задавались вопросом, сделали ли они в конце концов правильный выбор, но теперь было слишком поздно отступать.
  
     Бедуин просто сказал им, что им пора заняться делом, и повел их от дома к прочному полноприводному автомобилю, припаркованному в двух улицах от дома. Они выехали из города и свернули с дороги в плоскую, жесткую пустыню до наступления комендантского часа. С тех пор, как они вошли в пустыню, они никого не видели.
  
     Они ехали на юг двадцать миль по пескам, пока не наткнулись на узкую дорогу, которая, как они подозревали, вела от нефтяного месторождения Манагиш на запад к Внешней автомагистрали на востоке. Они знали, что на всех нефтяных месторождениях стоят иракские гарнизоны, а основные магистрали кишат патрулями.
  
     Где-то к югу от них окопались шестнадцать дивизий армии и Республиканской гвардии, противостоящих Саудовской Аравии и растущему потоку прибывающих американцев. Они нервничали.
  
     Трое из группы лежали на песке рядом с бедуином, наблюдая за дорогой в растущем свете. Он был довольно узким. Приближающиеся транспортные средства должны были бы свернуть на гравийный край, чтобы пропустить друг друга.
  
     На полпути через дорогу была протянута доска, утыканная гвоздями. Бедуин достал его из своего грузовика и положил там, накрыв одеялом, сделанным из старых мешков. Он заставил их насыпать песок на одеяло, пока оно не стало похоже на небольшую песчинку, принесенную ветром из пустыни.
  
     Два других ученика, банковский клерк и студент юридического факультета, были наблюдателями. Каждый лежал на песчаной дюне в сотне ярдов вверх и вниз по дороге, высматривая приближающиеся машины. Им сказали, что если транспортное средство было большим иракским грузовиком или их было несколько, они должны помахать определенным образом.
  
     Сразу после шести студент юридического факультета помахал рукой. Его сигнал означал "Слишком много, чтобы справиться". Бедуин потянул за леску, которую держал в руке. Доска соскользнула с дороги. Тридцать секунд спустя два грузовика, набитые иракскими солдатами, проехали невредимыми. Бедуины побежали к дороге и заменили доски, мешки и песок.
  
     Затем, несколько минут спустя, банковский служащий помахал рукой. Это был правильный сигнал. Со стороны шоссе по дороге к нефтяному месторождению катилась штабная машина.
  
     Водителю и в голову не пришло свернуть, чтобы объехать песчаную полосу, но он все равно зацепил гвозди только одним передним колесом. Этого было достаточно. Шина лопнула, одеяло обернулось вокруг колеса, и машина резко вильнула. Водитель вовремя поймал поворот и выровнял машину, и она остановилась наполовину на дороге, наполовину съехав с нее. Сторона, которая была в стороне от дороги, увязла.
  
     Водитель выскочил спереди, а сзади появились два офицера, майор и младший лейтенант. Они кричали на водителя, который пожимал плечами и скулил, указывая на руль. Домкрат никогда бы не попал под него - машина была под сумасшедшим углом.
  
     Своим ошеломленным ученикам бедуин пробормотал: "Оставайтесь здесь", встал и пошел по песку к дороге. На правом плече у него было бедуинское верблюжье одеяло, прикрывавшее его правую руку. Он широко улыбнулся и приветствовал майора.
  
     "Салам Алейхем, Саид майор. Я вижу, у тебя проблема. Возможно, я смогу помочь. Мой народ совсем недалеко отсюда ".
  
     Майор потянулся за пистолетом, затем расслабился. Он нахмурился и кивнул.
  
     "Алейхем салам, бедуин. Это верблюжье отродье съехало с дороги на моей машине".
  
     "Его придется отвести назад, сайиди. У меня много братьев".
  
     Расстояние сократилось до восьми футов, когда рука бедуина поднялась. Он выстрелил в стиле SAS, две очереди, пауза, две очереди, пауза... Майор был ранен в сердце с расстояния восьми футов. Легкое движение АК вправо попало лейтенанту в грудную кость, заставив его упасть на водителя, который поднимался из-за своего изодранного переднего колеса. Когда мужчина выпрямился, он как раз успел умереть от третьей пары пуль в груди.
  
     Шум стрельбы, казалось, эхом отдавался в дюнах, но пустыня и дорога были пусты. Он вызвал трех перепуганных студентов из их укрытий.
  
     "Положите тела обратно в машину - водитель за рулем, офицеры на заднем сиденье", - сказал он двум мужчинам. Девушке он дал короткую отвертку, лезвие которой было заточено до игольчатого острия.
  
     "Ударь бензобаком три раза".
  
     Он посмотрел на своих наблюдателей. Они сигнализировали, что ничего не будет. Он сказал девушке взять свой носовой платок, обернуть его вокруг камня, завязать узлом и смочить в бензине. Когда три тела вернулись в машину, он поджег намокший носовой платок и бросил его в лужу бензина, хлынувшего из бака.
  
     "Теперь, двигайся".
  
     Они не нуждались в дальнейших торгах, пробираясь через песчаные дюны к тому месту, где он припарковал полноприводный автомобиль. Только бедуин догадался взять доску и принести ее с собой. Когда он свернул в дюны, большая часть бензина в горящей машине загорелась и загорелась. Штабная машина исчезла в огне.
  
     Они ехали обратно в Кувейт в благоговейном молчании. Двое из пяти были с ним впереди, остальные трое сзади.
  
     "Ты видел?" - спросил Мартин наконец. "Ты смотрел?"
  
     "Да, бедуин".
  
     "Что ты думаешь?"
  
     "Так и было ... так быстро, " наконец сказала девушка Рана.
  
     "Я думал, это было давно", - сказал банкир.
  
     "Это было быстро и жестоко", - сказал Мартин. "Как ты думаешь, сколько времени мы были в пути?"
  
     "Полчаса?"
  
     "Шесть минут. Вы были шокированы?"
  
     "Да, бедуин".
  
     "Хорошо. Только психопаты не испытывают шока в первый раз. Когда-то был американский генерал, Паттон.
  
     Когда-нибудь слышал о нем?"
  
     "Нет, бедуин".
  
     "Он сказал, что это не его работа - следить за тем, чтобы его солдаты умирали за свою страну. Это была его работа - убедиться, что другие бедные ублюдки умерли за своих. Понимаешь?"
  
     Философия Джорджа Паттона не очень хорошо переводится на арабский, но они с этим справились.
  
     "Когда вы идете на войну, есть момент, до которого вы можете прятаться. После этого у вас есть выбор. Ты умрешь или он умрет. Сделайте свой выбор сейчас, все вы. Ты можешь вернуться к своим занятиям или отправиться на войну".
  
     Они думали несколько минут. Первой заговорила Рана.
  
     "Я пойду на войну, если ты покажешь мне как, бедуин".
  
     После этого молодым людям пришлось согласиться.
  
     "Очень хорошо. Но сначала я научу тебя, как уничтожать, убивать и оставаться в живых. Мой дом, через два дня, на рассвете, когда будет отменен комендантский час. Принесите школьные учебники, все вы, включая тебя, банкир. Если вас останавливают, будьте естественны; вы просто студенты, идущие учиться. Верно, в некотором смысле, но разные исследования.
  
     "Ты должен выйти здесь. Найдите свой путь в город на разных грузовиках ".
  
     Они снова выехали на просмоленные дороги и выехали на Пятую кольцевую автомагистраль. Мартин указал на гараж, где останавливались грузовики, и водители подвозили их. Когда они ушли, он вернулся в пустыню, откопал свой закопанный радиоприемник, отъехал на три мили от места захоронения, открыл спутниковую антенну и начал разговаривать по своей зашифрованной "Мотороле" с указанным домом в Эр-Рияде.
  
     Через час после засады сгоревший штабной автомобиль был обнаружен следующим патрулем. Тела были доставлены в ближайшую больницу, Аль-Адан.
  
     Судебный патологоанатом, который проводил вскрытие под взглядом сердитого полковника АМАМ
  
     заметил отверстия от пуль - крошечные булавочные уколы в запечатанной обугленной плоти. Он был семейным человеком, у него были собственные дочери. Он знал молодую медсестру, которая была изнасилована.
  
     Он натянул простыню обратно на третье тело и начал снимать перчатки.
  
     "Я боюсь, что они умерли от асфиксии, когда машина загорелась после аварии", - сказал он. "Да смилуется Аллах".
  
     Полковник хмыкнул и ушел.
  
     На своей третьей встрече со своей группой добровольцев бедуин загнал их далеко в пустыню, в место к западу от Эль-Кувейта и к югу от Джахры, где они могли побыть одни. Сидя на песке, как на пикнике, пятеро подростков наблюдали, как их учитель достал вещевой мешок и высыпал на свое верблюжье одеяло множество странных устройств. Одного за другим он идентифицировал их.
  
     "Пластиковая взрывчатка. Легкий в обращении, очень устойчивый ".
  
     Они стали на несколько оттенков бледнее, когда он сжал вещество в своих руках, как пластилин. Один из молодых людей, чей отец владел табачной лавкой, по просьбе принес несколько старых коробок из-под сигар.
  
     "Это, - сказал бедуин, " карандаш времени, детонатор с таймером в сочетании. Когда вы закручиваете этот винт-бабочку наверху, склянка с кислотой раздавливается. Кислота начинает прожигать себе путь через медную диафрагму.
  
     Это произойдет за шестьдесят секунд. После этого фульминат ртути приведет к детонации взрывчатого вещества. Смотри".
  
     Он завладел их безраздельным вниманием. Взяв кусок Semtex-H размером с пачку сигарет, он положил его в маленькую коробку для сигар и вставил детонатор в сердце массы.
  
     "Теперь, когда вы крутите бабочку вот так, все, что вам нужно сделать, это закрыть коробку и обернуть резинку вокруг коробки ... так ... чтобы держать его закрытым. Ты делаешь это только в последний момент".
  
     Он поставил коробку на песок в центре круга.
  
     "Однако шестьдесят секунд - это намного больше, чем ты думаешь. У вас есть время дойти до иракского грузовика, или бункера, или полугусеничного грузовика, бросить коробку и уйти. Иди - никогда не беги. Бегущий человек - это сразу же сигнал тревоги. Оставьте достаточно времени, чтобы зайти за один угол. Продолжайте идти, а не бежать, даже после того, как услышите взрыв ".
  
     Он краем глаза посмотрел на часы на своем запястье. Тридцать секунд.
  
     "Бедуин", - сказал банкир.
  
     "Да?"
  
     "Это не настоящий Кулак, не так ли?"
  
     "Что?"
  
     "Бомба, которую ты только что сделал. Это манекен, верно?"
  
     Сорок пять секунд. Он потянулся вперед и поднял его.
  
     "О, нет. Это настоящий кулак. Я просто хотел показать вам, как долго на самом деле шестьдесят секунд. Никогда не паникуйте из-за этих вещей. Паника убьет тебя, тебя застрелят, просто всегда сохраняй спокойствие ".
  
     Ловким движением запястья он отправил коробку из-под сигар, вращаясь, далеко в дюны. Он упал позади одного и взорвался. Взрыв потряс сидящую группу, и мелкий песок унесло ветром.
  
     Высоко над северным заливом американский самолет системы АВАКС зафиксировал взрыв на одном из своих тепловых датчиков.
  
     Оператор обратил на это внимание диспетчера миссии, который вглядывался в экран. Свечение от источника тепла угасало.
  
     "Интенсивность?"
  
     "Размером с танковый снаряд, я полагаю, сэр".
  
     "Хорошо. Зарегистрируйте это. Никаких дальнейших действий".
  
     "Вы сможете сделать это сами к концу сегодняшнего дня. Детонаторы и временные карандаши, которые вы будете носить и хранить в них ", - сказал бедуин.
  
     Он взял алюминиевую трубку для сигар, завернул детонатор в ватин и вставил его в трубку, затем снова завинтил крышку.
  
     "Пластик, который ты будешь носить вот так".
  
     Он взял обертку от куска мыла, скатал четыре унции взрывчатого вещества в форму куска мыла и завернул его, запечатав дюймовым куском липкой ленты.
  
     "Коробки из-под сигар, которые вы приобретаете для себя. Не большой сорт для Гаваны - маленький сорт для черутов.
  
     Всегда держите в коробке две сигары на случай, если вас остановят и обыщут. Если иракец когда-нибудь захочет забрать у тебя трубку от сигар, или коробку, или мыло, позволь ему".
  
     Он заставил их тренироваться под солнцем, пока они не научились разворачивать "мыло", вынимать черуты, готовить бомбу и обматывать коробку резинкой за тридцать секунд.
  
     "Ты можешь делать это на заднем сиденье машины, в мужском туалете кафе, в дверном проеме или ночью за деревом".
  
     он сказал им. "Сначала выбери свою цель. Убедитесь, что нет солдат, стоящих на одной стороне, которые выживут. Затем поверните бабочку, закройте коробку, затяните ее резинкой, подойдите, бросьте бомбу и уходите.
  
     С того момента, как вы крутите бабочку, медленно считайте до пятидесяти. Если через пятьдесят секунд вы не расстались с ним, бросьте его как можно дальше. Теперь, в основном, вы будете делать это в темноте, так что это то, что мы сейчас сделаем ".
  
     Он заставил группу завязать глаза каждому члену по очереди, а затем наблюдать, как ученик шарит и роняет вещи. Ближе к вечеру они могли делать это на ощупь. Ранним вечером он дал им остальное содержимое рюкзака, достаточное для каждого ученика, чтобы сделать шесть кусков мыла и шесть карандашей time. Сын табачника согласился предоставить все маленькие коробки и алюминиевые трубки. Они могли бы приобрести ватин, обертки от мыла и резиновые ленты для себя. Затем он отвез их обратно в город.
  
     В течение сентября штаб-квартира AMAM в отеле Hilton получала поток сообщений о неуклонно возрастающем количестве нападений на иракских солдат и военную технику. Полковник Сабаави становился все более и более разъяренным, поскольку он становился все более и более разочарованным.
  
     Это было не так, как должно было быть. Кувейтцы, как ему сказали, были трусливым народом, который не причинит никаких неприятностей - немного багдадских методов, и они будут делать то, что им скажут. Это получалось не совсем так.
  
     На самом деле существовало несколько движений сопротивления, большинство из которых были случайными и нескоординированными.
  
     В шиитском районе Румайтия иракские солдаты просто исчезли. У мусульман-шиитов была особая причина ненавидеть иракцев, поскольку их единоверцы, шииты Ирана, были убиты сотнями тысяч во время ирано-иракской войны. Иракским солдатам, которые забрели в лабиринт переулков, составляющих район Румайтия, перерезали горло, а их тела сбросили в канализацию. Они так и не были найдены.
  
     Среди суннитов сопротивление было сосредоточено в мечетях, куда иракцы редко заходили. Здесь передавались сообщения, обменивались оружием и планировались атаки.
  
     Наиболее организованное сопротивление исходило от руководства кувейтской знати, образованных и богатых людей. Г-н Аль-Халифа стал банкиром, используя свои средства для обеспечения продовольствием, чтобы кувейтцы могли есть, и другими грузами, спрятанными под продуктами, которые поступали извне.
  
     Организация преследовала шесть целей, пять из которых были формой пассивного сопротивления, и у каждой была своя ветвь. Одним из них была документация; каждый участник сопротивления был снабжен совершенной документацией, подделанной участниками сопротивления в Министерстве внутренних дел. Второе отделение предназначалось для разведки - хранения потока информации об иракских передвижениях, направляющихся в направлении штаба Коалиции в Эр-Рияде, в частности об иракской живой силе и вооружении, береговых укреплениях и размещении ракет.
  
     Третье отделение обеспечивало функционирование служб - водоснабжения, электроснабжения, пожарных бригад и здравоохранения. Когда, наконец, потерпев поражение, Ирак открыл нефтяные краны и начал уничтожать само море, кувейтские инженеры-нефтяники сказали американским истребителям-бомбардировщикам, какие именно клапаны нужно ударить, чтобы перекрыть поток.
  
     Общественные комитеты солидарности распространились по всем районам, часто связываясь с европейцами и другими жителями Первого мира, все еще скрывающимися в своих квартирах, и не давая им попадаться на пути иракских траловых сетей.
  
     Спутниковая телефонная система была контрабандой ввезена из Саудовской Аравии в поддельном топливном баке джипа. Он не был зашифрован, как у Мартина, но, постоянно держа его в движении, кувейтское сопротивление могло избежать обнаружения со стороны Ирака и связаться с Эр-Риядом всякий раз, когда нужно было что-то передать. Пожилой радиолюбитель работал на протяжении всей оккупации, отправив семь тысяч сообщений другому радиолюбителю в Колорадо, которые были переданы в Государственный департамент.
  
     И было сопротивление в наступлении, в основном под руководством кувейтского полковника, который сбежал из здания Министерства обороны в первый день. Поскольку у него был сын по имени Фуад, его кодовое имя было Абу Фуад, или Отец Фуада.
  
     Саддам Хусейн, наконец, отказался от попыток сформировать марионеточное правительство и назначил своего сводного брата Али Хасана Маджида генерал-губернатором.
  
     Сопротивление было не просто игрой. Небольшая, но чрезвычайно грязная война развернулась под землей. В ответ АМАМ организовал два центра для допросов - в спортивном центре "Катма" и на стадионе "Кадисия". Здесь методы главы АМАМ Омара Хатиба были импортированы из тюрьмы Абу-Грейб за пределами Багдада и широко использовались. До освобождения погибло пятьсот кувейтцев, из которых двести пятьдесят были казнены, многие после длительных пыток.
  
     Начальник контрразведки Хасан Рахмани сидел за своим столом в отеле Hilton и читал отчеты, подготовленные его сотрудниками на месте. 15 сентября он совершал краткий визит в связи со своими обязанностями в Багдаде.
  
     Отчеты сделали мрачное чтение.
  
     Неуклонно увеличивалось количество нападений на иракские аванпосты на пустынных дорогах, сторожевые будки, транспортные средства и блокпосты. В основном это была проблема АМАМА - местное сопротивление оказалось под их контролем, и - предсказуемо, по мнению Рахмани - этот жестокий болван Хатиб делал из этого завтрак для верблюда.
  
     У Рахмани было мало времени на пытки, которым так предан его соперник в иракской разведывательной структуре.
  
     Он предпочитал полагаться на терпеливую детективную работу, дедукцию и хитрость, хотя ему пришлось признать, что в Ираке террор и ничто другое удерживали Rais у власти все эти годы. Он должен был признать, со всем его образованием, что уличный, хитрый психопат из переулков Тикрита пугал его.
  
     Он пытался убедить своего президента позволить ему возглавить внутреннюю разведку в Кувейте, но ответом было твердое "нет". Это был принципиальный вопрос, объяснил ему министр иностранных дел Тарик Азиз. Ему, Рахмани, было поручено защищать государство от шпионажа и саботажа из иностранных источников.
  
     Раисы не признавали, что Кувейт был чужой страной - это была девятнадцатая провинция Ирака.
  
     Так что работа Омара Хатиба заключалась в обеспечении соблюдения.
  
     Просматривая пачку отчетов в то утро в отеле "Хилтон", Рахмани испытал некоторое облегчение от того, что ему не пришлось выполнять эту задачу. Это был кошмар, и, как он и предсказывал, Саддам Хусейн постоянно неправильно разыгрывал свои карты.
  
     Захват западных заложников в качестве живого щита на случай нападения оказался катастрофой, совершенно контрпродуктивной. Он упустил свой шанс свернуть на юг и захватить нефтяные месторождения Саудовской Аравии, вынудив короля Фахда сесть за стол переговоров, и теперь американцы хлынули в театр военных действий.
  
     Все попытки ассимилировать Кувейт потерпели неудачу, и в течение месяца, возможно, меньше, Саудовская Аравия станет неприступной со своим американским щитом вдоль северной границы.
  
     Саддам Хусейн, по его мнению, не мог ни покинуть Кувейт без унижения, ни остаться там в случае нападения без еще большего унижения. Тем не менее, настроение вокруг Раиса по-прежнему было уверенным, как будто он был убежден, что что-то произойдет. Чего, черт возьми, ожидал этот человек? Рахмани задумался. Что сам Аллах склонился бы с небес и разбил своим врагам лицо?
  
     Рахмани встал из-за стола и подошел к окну. Ему нравилось прогуливаться так, как он думал; это приводило в порядок его мозг. Он посмотрел вниз из окна. Некогда сверкающая пристань для яхт теперь превратилась в мусорную свалку.
  
     В отчетах на его столе было что-то, что его беспокоило. Он вернулся и снова просмотрел их. Да, что-то странное. Некоторые нападения на иракцев были совершены с применением пистолетов и винтовок; другие - с применением бомб, изготовленных из промышленного тротила. Но были и другие, постоянный придирчивый поток, который ясно указывал на то, что была использована пластиковая взрывчатка. В Кувейте никогда не было пластиковой взрывчатки, и меньше всего Семтекс-Х.
  
     Так кто же им пользовался и где они его взяли?
  
     Затем были радиосообщения о зашифрованном передатчике где-то в пустыне, который все время перемещался, выходил в эфир в разное время, говорил какую-то чушь в течение десяти или пятнадцати минут, а затем замолкал, и всегда в разных направлениях.
  
     Затем появились сообщения о странном бедуине, который, казалось, бродил по своей воле, появляясь, исчезая и появляясь снова, и всегда оставлял за собой след разрушения. Прежде чем они умерли от ран, двое тяжело раненых солдат сообщили, что видели мужчину, высокого и уверенного в себе в красно-белой клетчатой кефии, один конец которой был натянут на его лицо.
  
     Двое кувейтцев под пытками упомянули легенду о невидимом бедуине, но утверждали, что на самом деле никогда его не видели. Люди Сабаави пытались убедить заключенных с еще большей болью признать, что они это сделали. Дураки. Конечно, они изобрели бы что угодно, чтобы остановить агонию.
  
     Чем больше Хасан Рахмани думал об этом, тем больше он убеждался, что у него на руках иностранный лазутчик, определенно являющийся частью его власти. Ему было трудно поверить, что был какой-то бедуин, который знал о пластиковой взрывчатке и зашифрованных передатчиках - если они были от одного и того же человека.
  
     Возможно, он и обучил нескольких взрывников, но, похоже, он также проводил много атак сам.
  
     Было бы просто невозможно подобрать каждого бедуина, блуждающего по городу и пустыне - это был бы путь АМАМА, но они годами вырывали бы ногти и ничего не добились.
  
     Для Рахмани проблема разрешилась тремя вариантами: захватить человека во время одной из его атак - но это было бы случайным и, возможно, никогда не произойдет. Захватите одного из его кувейтских сообщников и проследите за человеком до его логова. Или взять его, склонившегося над своим передатчиком в пустыне.
  
     Рахмани решился на последнее. Он привозил из Ирака две или три свои лучшие группы радиодетекторов, размещал их в разных точках и пытался определить источник радиопередачи. Ему также понадобится армейский вертолет наготове с командой спецназа, готовой к отправке. Как только он вернется в Багдад, он приведет это в движение.
  
     Хасан Рахмани был не единственным человеком в тот день в Кувейте, который интересовался бедуинами. На загородной вилле, расположенной в нескольких милях от отеля Hilton, красивый усатый молодой полковник кувейтской армии в белом хлопчатобумажном тобе сидел в кресле и слушал друга, который пришел к нему с интересным отрывком.
  
     "Я просто сидел в своей машине на светофоре, ни на что особенно не глядя, когда заметил этот иракский армейский грузовик на противоположной стороне перекрестка. Он был припаркован там, с группой солдат вокруг капота, которые ели и курили. Затем молодой человек, один из наших, вышел из кафе, сжимая что-то похожее на крошечную коробку. Он был действительно маленьким. Я ничего не думал об этом, пока не увидел, как он бросил его под грузовик.
  
     Затем он повернул за угол и исчез. Свет изменился, но я остался там, где был.
  
     "Через пять секунд грузовик развалился на части. Я имею в виду, это просто разлетелось на части. Все солдаты были на земле с оторванными ногами. Я никогда не видел, чтобы такой маленький пакет наносил столько вреда. Я говорю вам, я повесил U и выбрался оттуда до того, как появился АМАМ ".
  
     "Пластик", - задумчиво произнес армейский офицер. "Чего бы я только не отдал за кое-что из этого. Должно быть, это был один из людей бедуинов. Кто этот ублюдок, в любом случае? Я бы хотел встретиться с ним ".
  
     "Дело в том, что я узнал мальчика".
  
     "Что?" Молодой полковник наклонился вперед, его лицо озарилось интересом.
  
     "Я бы не проделал весь этот путь только для того, чтобы сказать вам то, что вы уже слышали. Говорю вам, я узнал бомбометателя. Абу Фуад, я годами покупал сигареты у его отца".
  
     Доктор Рейнхарт, когда он выступал перед комитетом "Медузы" в Лондоне три дня спустя, выглядел усталым. Несмотря на то, что он отказался от всех своих других обязанностей в Портон-Дауне, документация, которую он забрал с собой с первой встречи, и дополнительная информация, которая поступала с тех пор, поставили перед ним чудовищную задачу.
  
     "Исследование, вероятно, еще не завершено, - сказал он, - но вырисовывается довольно полная картина.
  
     "Во-первых, конечно, мы знаем, что Саддам Хусейн обладает большими мощностями по производству ядовитых газов, которые, по моим оценкам, составляют более тысячи тонн в год.
  
     "Во время ирано-иракской войны некоторые иранские солдаты, которые были отравлены газом, проходили лечение здесь, в Великобритании, и я смог их осмотреть. Мы уже тогда могли распознать фосген и иприт.
  
     "Худшая новость заключается в том, что я не сомневаюсь, что Ирак теперь располагает значительными запасами двух гораздо более смертоносных газов, нервно-паралитических веществ немецкого изобретения, называемых Зарин и Табун. Если бы они использовались в ирано-иракской войне, а я думаю, что так оно и было, не было бы и речи о лечении пострадавших в британских больницах. Они были бы мертвы ".
  
     "Насколько плохи эти... э-э ..... агенты, доктор Рейнхарт? " спросил сэр Пол Спрюс.
  
     "Сэр Пол, у вас есть жена?"
  
     Вежливый мандарин был поражен.
  
     "Ну, да, на самом деле я знаю".
  
     "Леди Спрюс когда-нибудь пользовалась духами из пульверизатора?"
  
     "Да, я действительно верю, что видел, как она это делала".
  
     "Вы когда-нибудь замечали, насколько мелким является распыление из распылителя? Насколько малы капли?"
  
     "Да, действительно, и, принимая во внимание цену духов, я очень этому рад".
  
     Это была хорошая шутка. В любом случае, сэру Полу это понравилось.
  
     "Две капли зарина или Табуна на вашей коже, и вы мертвы", - сказал химик из Портон-Дауна.
  
     Никто не улыбнулся.
  
     "Иракские поиски нервно-паралитических газов восходят к 1976 году. В том году они обратились в британскую компанию ICI, объяснив, что хотят построить завод по производству пестицидов для производства четырех средств от насекомых, но материалы, которые они просили, заставили ICI отказать им наотрез. Представленные иракцами спецификации касались коррозионностойких корпусов реакторов, труб и насосов, которые убедили ICI в том, что реальной конечной целью были не химические пестициды, а нервно-паралитический газ. Сделка была отклонена".
  
     "Слава Богу за это", - сказал сэр Пол и сделал пометку.
  
     "Но не все отказались от них", - сказал бывший венский беженец. "Всегда оправданием было то, что Ираку нужно производить гербициды и пестициды, которые, конечно, нуждаются в ядах".
  
     "Неужели они действительно хотели производить эти сельскохозяйственные продукты?" - спросил Паксман.
  
     "Никаких шансов", - сказал Рейнхарт. "Для профессионального химика ключ лежит в количествах и типах. В 1981 году они обратились к немецкой фирме с просьбой построить для них лабораторию с очень особенной и необычной планировкой. Он должен был производить пентахлорид фосфора, химическое вещество для органического фосфора, который является одним из ингредиентов нервно-паралитического газа. Ни одной нормальной университетской исследовательской лаборатории не пришлось бы иметь дело с такими отвратительно токсичными веществами. Инженеры-химики, участвовавшие в этом, должны были это знать.
  
     "В дальнейших экспортных лицензиях указаны заказы на тиодигликоль. Горчичный газ получают из него при смешивании с соляной кислотой. Тиодигликоль в небольших количествах можно использовать также для изготовления чернил для шариковых ручек ".
  
     "Сколько они купили?" - спросил Синклер.
  
     "Пятьсот тонн".
  
     "Это слишком много, - пробормотал Паксман.
  
     "Это было в начале 1983 года", - сказал Рейнхарт. "Летом их большой завод по производству ядовитых газов в Самарре был введен в эксплуатацию, производя иприт, который является ипритом. Они начали использовать его против иранцев в декабре.
  
     "Во время первых нападений иранских человеческих волн иракцы использовали смесь желтого дождя, иприта и табуна. К 1985 году они усовершенствовали эту смесь до смеси цианистого водорода, иприта, табуна и зарина, достигнув шестидесятипроцентного уровня смертности среди иранской пехоты ".
  
     "Не могли бы мы просто взглянуть на нервно-паралитические газы, доктор?" - спросил Синклер. "Это, похоже, действительно смертельная штука".
  
     "Так и есть", - сказал доктор Рейнхарт. "С 1984 года химикатами, которые они покупали, были оксихлорид фосфора, который является важным химическим веществом-предшественником Табуна, и два предшественника Зарина, триметилфосфит и фторид калия. В первом из этих трех они пытались заказать 150 тонн у голландской компании. Этого пестицида достаточно, чтобы убить каждое дерево, куст и травинку на Ближнем Востоке. Голландцы отказались от них, как и ICI, но они все равно купили два неконтролируемых химических вещества в то время: диметиламин для изготовления табуна и изопропанол для зарина ".
  
     "Если они были неконтролируемыми в Европе, почему их нельзя было использовать для производства пестицидов?" - спросил сэр Пол.
  
     "Из-за количества, - ответил доктор Рейнхарт, - и химического производственного и погрузочно-разгрузочного оборудования, и расположения заводов. Для опытного химика или инженера-химика ни одна из этих покупок не может быть иной, кроме как для отравляющего газа ".
  
     "Доктор, вы знаете, кто был основным поставщиком на протяжении многих лет?" - спросил сэр Пол.
  
     "О, да. В первые дни был некоторый вклад научного характера из Советского Союза и Восточной Германии, а также некоторый экспорт примерно из восьми стран, в большинстве случаев небольших количеств неконтролируемых химических веществ. Но восемьдесят процентов заводов, макетов, машин, специального погрузочно-разгрузочного оборудования, химикатов, технологий и ноу-хау поступили из Западной Германии ".
  
     "На самом деле, - протянул Синклер, - мы годами протестовали перед Бонном. Они всегда подавляли протесты. Доктор, вы можете идентифицировать химические газовые заводы на тех фотографиях, которые мы вам дали? "
  
     "Да, конечно. Некоторые фабрики указаны в документах. Другие вы можете увидеть с помощью увеличительного стекла ".
  
     Химик разложил на столе пять больших аэрофотоснимков.
  
     "Я не знаю арабских имен, но эти номера идентифицируют фотографии для вас, не так ли?"
  
     "Да. Вы просто указываете на здания ", - сказал Синклер.
  
     "Здесь целый комплекс из семнадцати зданий... вот, эта большая одиночная установка - вы видите установку для очистки воздуха? И вот, этот... и весь этот комплекс из восьми зданий ... и этот тоже."
  
     Синклер изучал список из своего атташе-кейса. Он мрачно кивнул.
  
     "Как мы и думали. Аль-Каим, Фаллуджа, Аль-Хилла, Салман Пак и Самарра. Доктор, я очень, очень благодарен вам. Наши парни в Штатах выяснили точно то же самое. Они все станут мишенью для первой волны атак ".
  
     Когда собрание закончилось, Синклер вместе с Саймоном Паксманом и Терри Мартином прогулялся до Пикадилли и выпил кофе в Richoux.
  
     "Не знаю, как вы, ребята, - сказал Синклер, помешивая капучино, - но для нас главное - газовая угроза. Генерал Шварцкопф уже убежден. Это то, что он называет кошмарным сценарием: массовые газовые атаки, дождь воздушных взрывов над всеми нашими войсками. Если они пойдут, они пойдут в масках и противогазах, с головы до ног. Хорошая новость в том, что этот газ не живет долго, когда он подвергается воздействию воздуха. Он касается пустыни, он мертв. Терри, ты не выглядишь убежденным."
  
     "Этот дождь воздушных взрывов", - сказал Мартин. "Как Саддам должен их запустить?"
  
     Синклер пожал плечами.
  
     "Артиллерийский обстрел, я полагаю. Это то, что он сделал против иранцев ".
  
     "Ты не собираешься уничтожить его артиллерию? У него радиус действия всего тридцать километров. Должно быть, он где-то там, в пустыне ".
  
     "Конечно, - сказал американец, " у нас есть технология, позволяющая определить местонахождение каждого орудия и танка, несмотря на окопы и маскировку".
  
     "Так что, если его оружие сломано, как еще Саддам запускает газовый дождь?"
  
     "Истребители-бомбардировщики, я полагаю".
  
     "Но вы уничтожите и их тоже, к тому времени, когда наземные войска двинутся в путь", - указал Мартин. "У Саддама не останется ничего, что могло бы летать".
  
     "Ладно, тогда ракеты "Скад" - как угодно. Это то, что он попытается. И мы уничтожим их одного за другим. Извините, ребята, мне пора ".
  
     "К чему ты клонишь, Терри?" - спросил Паксман, когда человек из ЦРУ ушел. Терри Мартин вздохнул.
  
     "О, я не знаю. Просто Саддам и его планировщики будут знать все это. Они не будут недооценивать американскую воздушную мощь. Саймон, ты можешь достать мне все речи Саддама за последние шесть месяцев? На арабском - должно быть, на арабском ".
  
     "Да, я полагаю, что так. Они будут у GCHQ в Челтенхеме или у арабской службы Би-би-си. На пленке или стенограмме?"
  
     "Записывайте, если возможно".
  
     В течение трех дней Терри Мартин слушал гортанный, разглагольствующий голос из Багдада. Он прокручивал и прокручивал записи и не мог избавиться от мучительного беспокойства, что иракский деспот издает неправильные звуки для человека, попавшего в такую серьезную беду. Либо он не знал или не осознавал глубины своей проблемы, либо он знал что-то, чего не знали его враги.
  
     21 сентября Саддам Хусейн выступил с новой речью, или, скорее, с заявлением Совета революционного командования, в котором использовалась его собственная специфическая лексика. В заявлении он заявил, что нет ни малейшего шанса на отступление Ирака из Кувейта и что любая попытка изгнать Ирак приведет к
  
     "мать всех сражений".
  
     Вот как это было переведено. СМИ это понравилось, и слова стали довольно популярной фразой.
  
     Доктор Мартин изучил текст, а затем позвонил Саймону Паксману.
  
     "Я изучал жаргон Верхней части долины Тигра", - сказал он.
  
     "Боже милостивый, что за хобби", - ответил Паксман.
  
     "Дело в том, что он использовал фразу: "мать всех битв".
  
     "Да, что насчет этого?"
  
     "Это слово переводится как "битва". Там, откуда он родом, это также означает "несчастный случай" или "кровавая баня". "
  
     На некоторое время в трубке повисла тишина.
  
     "Не беспокойся об этом".
  
     Но, несмотря на это, Терри Мартин сделал.
  
  
     Глава 7
  
     Сын табачника был напуган, как и его отец.
  
     "Ради всего святого, расскажи им, что ты знаешь, сын мой", - умолял он мальчика.
  
     Делегация из двух человек от Кувейтского комитета сопротивления была предельно вежлива, когда они представились табачнику, но были весьма настойчивы в том, что они хотели, чтобы его сын был откровенен и правдив с ними.
  
     Владелец магазина, хотя и знал, что посетители дали ему псевдонимы вместо своих настоящих имен, имел достаточно ума, чтобы понять, что он разговаривает с могущественными и влиятельными представителями своего народа. Хуже того, для него стало полной неожиданностью узнать, что его сын вообще участвовал в активном сопротивлении.
  
     Хуже всего то, что он только что узнал, что его отпрыск даже не состоял в официальном кувейтском сопротивлении, а был замечен бросающим бомбу под иракский грузовик по приказу какого-то странного бандита, о котором он никогда не слышал. Этого было достаточно, чтобы у любого отца случился сердечный приступ.
  
     Они вчетвером сидели в гостиной комфортабельного дома табачника в Кейфане, пока один из посетителей объяснял, что они ничего не имеют против бедуинов, а просто хотят связаться с ним, чтобы они могли сотрудничать.
  
     Итак, мальчик объяснил, что произошло с того момента, как его друга затянуло за груду обломков, и в тот момент, когда он собирался стрелять по мчащемуся иракскому грузовику. Мужчины слушали молча, только спрашивающий время от времени вставлял очередной вопрос. Это был тот, кто ничего не сказал, тот, в темных очках, который был Абу Фуадом.
  
     Спрашивающего особенно интересовал дом, где группа встречалась с бедуинами. Мальчик назвал адрес, затем добавил:
  
     "Я не думаю, что есть большой смысл идти туда. Он чрезвычайно бдителен. Один из нас однажды пошел туда, чтобы попытаться поговорить с ним, но место было заперто. Мы не думаем, что он живет там, но он знал, что мы были там. Он сказал нам никогда больше так не делать. Если это когда-нибудь случится, сказал он, он разорвет контакт, и мы никогда больше его не увидим ".
  
     Сидящий в своем углу Абу Фуад одобрительно кивнул. В отличие от других, он был обученным солдатом, и ему показалось, что он узнал руку другого обученного человека.
  
     "Когда ты встретишься с ним в следующий раз?" - тихо спросил он.
  
     Была вероятность, что мальчик мог передать сообщение, приглашение на переговоры.
  
     "В настоящее время он связывается с одним из нас. Тот, с кем связались, приносит остальное. Это может занять некоторое время ".
  
     Двое кувейтцев ушли. У них было описание двух транспортных средств: потрепанный пикап, очевидно, замаскированный под садовника, привозящего свои фрукты в город из сельской местности, и мощный полноприводный автомобиль для поездок в пустыню.
  
     Абу Фуад проверил номера обеих машин у своего друга в Министерстве транспорта, но след закончился. Оба числа были вымышленными. Единственной другой зацепкой были удостоверения личности, которые мужчина должен был иметь при себе, чтобы пройти через вездесущие иракские блокпосты и контрольно-пропускные пункты.
  
     Через свой комитет он связался с государственным служащим в Министерстве внутренних дел. Ему повезло. Мужчина вспомнил, как сбежал с поддельным удостоверением личности для садовника из Джахры. Это была услуга, которую он оказал миллионеру Ахмеду Аль-Халифе шесть недель назад.
  
     Абу Фуад был в восторге и заинтригован. Торговец был влиятельной и уважаемой фигурой в движении. Но всегда считалось, что он был строго ограничен финансовой, небоевой стороной вещей. Что, черт возьми, он делал в качестве покровителя таинственного и смертоносного бедуина?
  
     К югу от кувейтской границы продолжался прилив американского оружия. Когда прошла последняя неделя сентября, генерал Норман Шварцкопф, похороненный в кроличьем логове секретных комнат двумя этажами ниже Министерства обороны Саудовской Аравии на Олд-Эйрпорт-роуд в Эр-Рияде, наконец понял, что у него наконец-то достаточно сил, чтобы объявить Саудовскую Аравию безопасной от иракского нападения.
  
     В воздухе генерал Чарльз "Чак" Хорнер создал зонтик из постоянно патрулирующей стали, быстроходную и хорошо снабженную армаду истребителей превосходства в воздухе, штурмовиков-бомбардировщиков, заправщиков "воздух-воздух", тяжелых бомбардировщиков и разрушающих танки "Тандерболтов", достаточных для уничтоженияприближающиеся иракцы на земле и в воздухе.
  
     У него была воздушно-десантная техника, которая могла охватывать и охватывала радаром каждый квадратный дюйм Ирака, которая могла ощущать каждое движение тяжелого металла, катящегося по дорогам, движущегося по пустыне или пытающегося подняться в воздух, которая могла прослушивать каждый разговор иракцев в эфире и точно определять любой источник тепла.
  
     На земле Норман Шварцкопф знал, что теперь у него достаточно механизированных подразделений, легкой и тяжелой бронетехники, артиллерии и пехоты, чтобы встретить любую иракскую колонну, удержать ее, окружить и ликвидировать.
  
     В последнюю неделю сентября, в условиях такой полной секретности, что даже союзникам не сообщили, Соединенные Штаты разработали свои планы по переходу от оборонительной роли к наступательной. Нападение на Ирак было спланировано, хотя мандат Организации Объединенных Наций все еще ограничивался обеспечением безопасности Саудовской Аравии и государств Персидского залива, и только этим.
  
     Но у него тоже были проблемы. Во-первых, количество иракских войск, орудий и танков, развернутых против него, было вдвое больше, чем когда он прибыл в Эр-Рияд шестью неделями ранее. Другая проблема заключалась в том, что для освобождения Кувейта ему потребовалось бы вдвое больше коалиционных сил, чем для обеспечения безопасности Саудовской Аравии.
  
     Норман Шварцкопф был человеком, который очень серьезно относился к изречению Джорджа Паттона: один мертвый американец, британец, француз или любой другой солдат или летчик Коалиции - это слишком много. Прежде чем он войдет, он хотел бы двух вещей: удвоить количество сил, которые у него есть в настоящее время, и воздушная атака, гарантирующая
  
     "уменьшить" на пятьдесят процентов численность иракских сил, расположенных к северу от границы.
  
     Это означало больше времени, больше оборудования, больше магазинов, больше оружия, больше танков, больше войск, больше самолетов, больше топлива, больше еды и намного больше денег. Затем он сказал ошеломленным кресельным наполеонам на Капитолийском холме, что если они хотят победы, им лучше позволить ему получить все.
  
     На самом деле, это был более вежливый председатель Объединенного комитета начальников штабов, генерал Колин Пауэлл, который передал сообщение дальше, но он немного смягчил формулировку. Политики любят играть в солдатские игры, но они ненавидят, когда к ним обращаются на языке солдат.
  
     Итак, планирование в последнюю неделю сентября было совершенно секретным. Как оказалось, это было к лучшему.
  
     Организация Объединенных Наций, проваливающая мирные планы по всем швам, подождет до 29 ноября, прежде чем дать добро Коалиции на применение всей необходимой силы для изгнания Ирака из Кувейта, если она не уйдет до 15 января. Если бы планирование началось в конце ноября, оно никогда не было бы завершено вовремя.
  
     Ахмед Аль-Халифа был глубоко смущен. Он, конечно, знал Абу Фуада, кем и чем он был.
  
     Кроме того, он с пониманием отнесся к его просьбе. Но он дал свое слово, объяснил он, и он не мог отказаться от него.
  
     Даже своему собрату-кувейтцу и товарищу по сопротивлению он не открыл, что бедуин на самом деле был британским офицером. Но он согласился оставить сообщение для бедуинов в месте, которое, как он знал, человек рано или поздно найдет.
  
     На следующее утро он оставил письмо со своей личной рекомендацией, призывая бедуинов согласиться встретиться с Абу Фуадом под мраморным надгробием Умелого моряка Шептона на христианском кладбище.
  
     * * *
  
     В группе было шесть солдат во главе с сержантом, и когда бедуины вышли из-за угла, они были так же удивлены, как и он.
  
     Майк Мартин припарковал свой маленький грузовичок в закрытом гараже и пешком направлялся через весь город к вилле, которую он выбрал для этой ночи. Он устал, и, что необычно, его бдительность была притуплена. Когда он увидел иракцев и понял, что они видели его, он проклял себя. В его работе люди могут погибнуть из-за мгновенной потери бдительности.
  
     Это было после комендантского часа, и хотя он привык передвигаться по городу, когда в нем не было законопослушных граждан, и только иракские патрули рыскали по улицам, он старался двигаться по плохо освещенным боковым улицам, через темные участки пустыря и внизчерные переулки, точно так же, как иракцы придерживались основных автомагистралей и перекрестков. Таким образом, они никогда не беспокоили друг друга.
  
     Но после возвращения Хасана Рахмани в Багдад и его язвительного доклада о бесполезности Народной армии произошли некоторые изменения. Начали появляться зеленые береты иракских сил специального назначения.
  
     Хотя "Зеленые береты" и не относились к элитной республиканской гвардии, они, по крайней мере, были более дисциплинированными, чем толпа призывников, называемая Народной армией. Именно шестеро из них спокойно стояли у своего грузовика на перекрестке дорог, где обычно не было иракцев.
  
     Мартин едва успел тяжело опереться на палку, которую он носил с собой, и принять позу старика.
  
     Это была хорошая поза, потому что в арабской культуре старикам уделяется уважение или, по крайней мере, сострадание.
  
     "Эй, ты", - крикнул сержант. "Подойди сюда".
  
     Четыре автомата были направлены на одинокую фигуру в клетчатой кефии . Старик остановился, затем заковылял вперед.
  
     "Что ты делаешь на улице в такой час, бедуин?"
  
     "Просто старик, пытающийся добраться до своего дома до комендантского часа, сайиди", - заныл мужчина.
  
     "Комендантский час прошел, дурак! Прошло два часа".
  
     Старик в замешательстве покачал головой.
  
     "Я не знал, сайиди. У меня нет часов".
  
     На Ближнем Востоке часы не являются незаменимыми, просто высоко ценятся, признак процветания. Иракские солдаты, прибывшие в Кувейт, вскоре приобрели их - они просто забрали их. Но слово "бедуин" происходит от бидун, что означает "снаружи".
  
     Сержант хмыкнул. Оправдание было возможным.
  
     "Бумаги", - сказал он.
  
     Старик свободной рукой похлопал по своей испачканной одежде.
  
     "Я, кажется, потерял их", - взмолился он.
  
     "Обыщите его", - сказал сержант. Один из солдат двинулся вперед. Ручная граната, прикрепленная к внутренней стороне левого бедра Мартина, ощущалась как один из арбузов из его грузовика.
  
     "Не трогай мои яйца", - резко сказал старый бедуин. Солдат остановился. Кто-то сзади издал смешок. Сержант попытался сохранить серьезное выражение лица.
  
     "Ну, продолжай, Зухаир. Обыщите его".
  
     Молодой солдат Зухаир колебался, смущенный. Он знал, что над ним подшутили.
  
     "Только моей жене разрешено трогать мои яйца", - сказал бедуин. Двое солдат разразились хохотом и опустили винтовки. Остальные сделали то же самое. Зухаир все еще сдерживался.
  
     "Имейте в виду, это не принесет ей никакой пользы. Я давно прошел через такие вещи ", - сказал старик.
  
     Это было слишком. Патруль покатился со смеху. Даже сержант ухмыльнулся.
  
     "Хорошо, старик. В путь. И не оставайся снова на улице после наступления темноты ".
  
     Бедуин захромал к углу улицы, почесываясь под одеждой. На углу он повернул.
  
     Граната, с неуклюже торчащим в сторону зарядным рычагом, покатилась по булыжникам и уперлась в носок Зухайра. Все шестеро уставились на него. Затем он взорвался. Это был конец шести солдат. Это тоже был конец сентября.
  
     В ту ночь далеко в Тель-Авиве генерал Коби Дрор из Моссада сидел в своем кабинете в здании "Хадар Дафна", выпивая допоздна после работы со старым другом и коллегой Шломо Гершоном, всегда известным как Сами.
  
     Сами Гершон был главой подразделения комбатантов Моссада или Komemiute, подразделения, ответственного за нелегальных агентов, опасный передний край шпионажа. Он был одним из двух других присутствующих, когда его шеф солгал Чипу Барберу.
  
     "Ты не думаешь, что мы должны были сказать им?" Спросил Гершон, потому что тема снова всплыла.
  
     Дрор покрутил пиво в бутылке и сделал глоток. "К черту их", - прорычал он. "Пусть они вербуют свои собственные кровавые активы".
  
     Будучи подростком-солдатом весной 1967 года, Дрор спрятался в пустыне под своим танком "Паттон" и ждал, пока четыре арабских государства приготовятся свести счеты с Израилем раз и навсегда. Он все еще помнил, как внешний мир ограничивался бормотанием: "Ту-ту".
  
     Вместе с остальной частью своей команды, которой командовал двадцатилетний парень, он был одним из тех, кто под командованием Израэля Таля пробил брешь прямо через перевал Митла и отбросил египетскую армию обратно к Суэцкому каналу.
  
     И он вспомнил, как, когда Израиль уничтожил четыре армии и четыре военно-воздушных силы за шесть дней, те же западные СМИ, которые в мае заламывали руки по поводу надвигающегося уничтожения его страны, обвинили Израиль в тактике хулиганства, победив.
  
     С тех пор философия Коби Дрора была сформулирована: к черту их всех. Он был сабря, родился и вырос в Израиле, и у него не было ни широты взглядов, ни терпения таких людей, как Давид Бен-Гурион.
  
     Его политическая лояльность была связана с крайне правой партией Ликуд, с Менахемом Бегином, который был в Иргун, и Ицхаком Шамиром, ранее входившим в банду Штерна.
  
     Однажды, сидя в конце класса и слушая лекцию одного из его сотрудников для новобранцев, он услышал, как этот человек использовал фразу "дружественные разведывательные службы". Он поднялся и возглавил класс.
  
     "Нет такого понятия, как друг Израиля, за исключением, может быть, еврея из диаспоры", - сказал он им. "Мир разделен на две части: наших врагов и нейтральных. Мы знаем, как бороться с нашими врагами. Что касается нейтралов, берите все, ничего не отдавайте. Улыбайтесь им, хлопайте их по спине, выпивайте с ними, льстите им, благодарите их за подсказки и ничего им не говорите ".
  
     "Что ж, Коби, будем надеяться, что они никогда не узнают", - сказал Гершон.
  
     "Как они могут? Нас только восемь, кто знает. И мы все в офисе ".
  
     Должно быть, это из-за пива. Он кого-то упускал из виду.
  
     Весной 1988 года британский бизнесмен по имени Стюарт Харрис посетил промышленную ярмарку в Багдаде. Он был директором по продажам компании в Ноттингеме, которая производила и продавала дорожно-сортировочное оборудование. Ярмарка проходила под эгидой Министерства транспорта Ирака. Как и почти все жители Запада, он остановился в отеле "Рашид" на улице Яфа, который был построен в основном для иностранцев и всегда находился под наблюдением.
  
     На третий день выставки Харрис вернулся в свою комнату и обнаружил, что ему под дверь подсунули простой конверт. На нем не было имени, только номер его комнаты, и номер был правильным.
  
     Внутри был один лист бумаги и еще один совершенно обычный конверт типа авиапочтового. На клочке бумаги было написано по-английски печатными буквами: "По возвращении в Лондон передайте этот конверт нераспечатанным Норману в израильское посольство".
  
     Это было все. Стюарт Харрис был в панике, в ужасе. Он знал репутацию Ирака, его страшной Тайной полиции. Что бы ни было в обычном конверте, его могли арестовать, подвергнуть пыткам и даже убить.
  
     К его чести, он сохранил хладнокровие, сел и попытался разобраться во всем. Почему он? например. В Багдаде были десятки британских бизнесменов. Почему выбрали Стюарта Харриса? Они не могли знать, что он еврей, что его отец прибыл в Англию в 1935 году из Германии под именем Сэмюэля Горовица, не так ли?
  
     Хотя он никогда не узнает, двумя днями ранее в столовой ярмарочной площади состоялся разговор между двумя чиновниками иракского министерства транспорта. Один рассказал другому о своем посещении Ноттингемского завода прошлой осенью; как Харрис был его хозяином в первый и второй дни, затем исчез на день, а затем вернулся. Он - иракец - спросил, не болен ли Харрис. Это был коллега, который рассмеялся и сказал ему, что Харрис уехал на Йом Кипур.
  
     Двое иракских государственных служащих больше не думали об этом, но кто-то в соседней кабинке подумал. Он доложил о разговоре своему начальнику. Старший мужчина, казалось, не обратил на это никакого внимания, но позже стал очень задумчивым и проверил мистера Стюарта Харриса из Ноттингема, установив номер его комнаты в отеле "Рашид".
  
     Харрис сидел и размышлял, что же, черт возьми, делать. Даже если, рассуждал он, анонимный отправитель письма обнаружил, что он еврей, была одна вещь, которую они не могли знать. Ни за что. По невероятному совпадению, Стюарт Харрис был саянином.
  
     Израильский институт разведки и специальных операций, основанный в 1951 году по приказу самого Бен-Гуриона, известен за пределами своих стен как Моссад, что на иврите означает "Институт". В его стенах это никогда, никогда не называется так, но всегда "Офис". Среди ведущих разведывательных агентств мира она, безусловно, самая маленькая. С точки зрения персонала, работающего на зарплате, он крошечный. В штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, штат Вирджиния, работает около 25 000 сотрудников, и это не считая всех внешних отделений. На пике своего развития Первое главное управление КГБ, отвечавшее, подобно ЦРУ и Моссаду, за сбор иностранной разведки, насчитывало 15 000
  
     оперативники по всему миру, около трех тысяч человек, базирующихся в штаб-квартире в Язенево.
  
     В Моссаде в любое время работает всего от 1200 до 1500 сотрудников и менее сорока оперативных сотрудников, называемых катсами.
  
     То, что ИТ-отдел может работать с таким ограниченным бюджетом и крошечным персоналом и обеспечивать "продукт", который он делает, зависит от двух факторов. Одним из них является его способность по желанию подключаться к израильскому населению - населению, все еще удивительно космополитичному и содержащему ошеломляющее разнообразие талантов, языков и географического происхождения.
  
     Другим фактором является международная сеть помощников или помощников, на иврите сайаним. Это евреи диаспоры (они должны быть полностью евреями с обеих сторон), которые, хотя, вероятно, лояльны к стране, в которой они проживают, также будут сочувствовать государству Израиль.
  
     В одном только Лондоне две тысячи сайаним, пять тысяч в остальной части Британии и в десять раз больше в Соединенных Штатах. Их никогда не вводят в действие, просто просят об одолжении. И они должны быть убеждены, что помощь, которую их просят оказать, не предназначена для операции против страны их рождения или усыновления. Противоречивые привязанности недопустимы. Но они позволяют сократить эксплуатационные расходы в десять раз.
  
     Например: Команда Моссада прибывает в Лондон, чтобы организовать операцию против палестинского отряда под прикрытием. Им нужна машина. Саяна с подержанным автомобилем просят оставить законный подержанный автомобиль в определенном месте с ключами под ковриком. Он возвращается позже, после операции. Саян никогда не знает, для чего он использовался; в его книгах говорится, что он был предоставлен возможному покупателю на утверждение.
  
     Той же команде нужен "фронт". Саян, владеющий собственностью, сдает пустующий магазин, а кондитерский саян снабжает его конфетами и шоколадом. Им нужно отправить почту; агент по недвижимости саян дает ключи от свободного офиса в своем списке.
  
     Стюарт Харрис был в отпуске на израильском курорте Эйлат, когда в баре отеля Red Rock он разговорился с приятным молодым израильтянином, который превосходно говорил по-английски. В более позднем разговоре израильтянин привел своего друга, пожилого мужчину, который незаметно выпытал у Харриса, каковы его чувства к Израилю. К концу каникул Харрис согласился, что, если он когда-нибудь сможет что-нибудь сделать...
  
     В конце отпуска Харрис отправился домой, как ему посоветовали, и продолжил свою жизнь. Два года он ждал звонка, но никакого звонка так и не последовало. Тем не менее, дружелюбный посетитель периодически поддерживал связь - одна из самых утомительных обязанностей катсаса в зарубежном командировании - следить за сайаним в их списке.
  
     Итак, Стюарт Харрис сидел на волне нарастающей паники в гостиничном номере в Багдаде и размышлял, что делать.
  
     Письмо вполне могло быть провокацией - его перехватили бы в аэропорту при попытке вывезти его контрабандой.
  
     Подсунуть его в чужую сумку? Он не чувствовал, что сможет это сделать. И как он сможет вернуть его в Лондоне?
  
     Наконец, он успокоился, разработал план и сделал это совершенно правильно. Он сжег внешний конверт и записку в пепельнице, раздавил угли и спустил их в унитаз. Затем он спрятал простой конверт под запасным одеялом на полке над шкафом, предварительно вытер его начисто.
  
     Если бы в его комнату ворвались с обыском, он бы просто поклялся, что никогда не нуждался в одеяле, никогда не забирался на верхнюю полку, а письмо, должно быть, оставил предыдущий жилец.
  
     В канцелярском магазине он купил плотный конверт из манильской бумаги, клейкую этикетку и клейкую ленту; в почтовом отделении - достаточно марок, чтобы отправить журнал из Багдада в Лондон. Он забрал с выставки рекламный журнал, восхваляющий достоинства Ирака, и даже проштамповал пустой конверт логотипом выставки.
  
     В последний день, как раз перед отъездом в аэропорт со своими двумя коллегами, он удалился в свою комнату. Он вложил письмо в журнал и запечатал их в конверт. Он адресовал его дяде в Лонг-Итоне и приклеил этикетку и марки. В вестибюле, он знал, был почтовый ящик, и следующая доставка была через четыре часа. Даже если бы конверт был вскрыт на пару головорезами, рассуждал он, он был бы над Альпами на британском авиалайнере.
  
     Говорят, что удача благоволит храбрым или глупым, или и тем и другим. Вестибюль находился под наблюдением людей из АМАМ, следивших за тем, чтобы к какому-нибудь уезжающему иностранцу не подошел иракец, пытаясь что-то ему подсунуть. Харрис носил свой конверт под пиджаком и под левой подмышкой. Мужчина за газетой в углу наблюдал, но тележка с багажом проехала между ними, когда Харрис опустил конверт в почтовый ящик. Когда наблюдатель увидел его снова, Харрис был за столом, передавая свой ключ.
  
     Брошюра прибыла в дом его дяди неделю спустя. Харрис знал, что его дядя уехал в отпуск, и, поскольку у него был ключ на случай пожара или кражи со взломом, он воспользовался им, чтобы проскользнуть внутрь и забрать свой пакет.
  
     Затем он отнес его в израильское посольство в Лондоне и попросил встретиться со своим контактом. Его провели в комнату и сказали подождать.
  
     Вошел мужчина средних лет и спросил, как его зовут и почему он хочет видеть "Нормана". Харрис объяснил, достал из кармана конверт с авиапочтой и положил его на стол. Израильский дипломат побледнел, снова попросил его подождать и ушел.
  
     Здание посольства на 2 Палас Грин - красивое сооружение, но его классические линии не дают представления о богатстве укреплений и технологий, которые скрывают лондонскую резидентуру Моссада в подвале.
  
     Именно из этой подземной крепости был срочно вызван молодой человек. Харрис ждал и ждал.
  
     Хотя он и не знал об этом, его изучали через одностороннее зеркало, когда он сидел там с конвертом на столе перед ним. Его также фотографировали, в то время как записи были проверены, чтобы убедиться, что он действительно был саяном, а не палестинским террористом. Когда фотография Стюарта Харриса из Ноттингема из файлов сверилась с человеком за односторонним зеркалом, юная катса наконец вошла в комнату.
  
     Он улыбнулся, представился Рафи и предложил Харрису начать свою историю с самого начала, еще в Эйлате. Так сказал ему Харрис. Рафи знал все об Эйлате (он только что прочитал весь файл), но ему нужно было проверить. Когда повествование дошло до Багдада, он заинтересовался. Сначала у него было мало вопросов, что позволило Харрису рассказывать в свое время. Затем посыпались вопросы, их было много, пока Харрис не несколько раз заново переживал все, что он делал в Багдаде. Рафи не делал никаких заметок; все это записывалось. Наконец, он воспользовался настенным телефоном, чтобы тихо поговорить на иврите со старшим коллегой по соседству.
  
     Его последним действием было горячо поблагодарить Стюарта Харриса, поздравить его с мужеством и хладнокровием, призвать его никогда никому не рассказывать об этом инциденте и пожелать ему счастливого возвращения домой. Затем Харриса выпроводили.
  
     Человек в противовзрывном шлеме, бронежилете и перчатках забрал письмо. Это было сфотографировано и просвечено рентгеном. Израильское посольство уже потеряло одного человека в результате взрыва бомбы с письмом и не собиралось терять еще одного.
  
     Наконец письмо было вскрыто. В нем лежали два листа авиапочтовой бумаги из луковой кожи, исписанные мелким шрифтом. На арабском языке. Рафи не говорил по-арабски, не говоря уже о том, чтобы читать на нем. Как и никто другой в лондонском участке, по крайней мере, недостаточно хорошо, чтобы разобрать паучий арабский почерк. Рафи отправил в Тель-Авив пространный и тщательно зашифрованный радиосообщение, а затем написал еще более полный отчет в формальном и единообразном стиле, получивший в Моссаде название "НАКА". Письмо и отчет отправились в дипломатическую сумку и сели на вечерний рейс авиакомпании El Al из Хитроу в Бен-Гурион.
  
     Посыльный с вооруженным эскортом встретил курьера прямо с самолета и забрал холщовую сумку, предназначенную для большого здания на бульваре Царя Саула, где сразу после завтрака она оказалась перед главой иракского отдела, очень способным молодым катсой по имени Дэвид Шарон.
  
     Он действительно говорил и читал по-арабски, и то, что он прочитал на этих двух страницах письма в кожуре лука, вызвало у него то же чувство, которое он испытал, когда впервые выбросился из самолета над пустыней Негев во время тренировки с Парас.
  
     Используя свою собственную пишущую машинку, избегая как секретаря, так и текстового процессора, он напечатал буквальный перевод письма на иврите. Затем он отнес их оба, а также отчет Рафи о том, как письмо попало к Моссаду, своему непосредственному начальнику, директору Ближневосточного отдела.
  
     По сути, в письме говорилось, что автор был высокопоставленным чиновником в высших советах иракского режима и что он был готов работать на Израиль за деньги - но только за деньги.
  
     Там было еще немного и адрес почтового ящика на главном почтовом отделении Багдада для ответа, но в этом и заключалась суть.
  
     В тот вечер в личном кабинете Коби Дрора состоялась встреча на высоком уровне. Присутствовали он и Сами Гершон, глава Комбатантов. Также Эйтан Хадар, непосредственный начальник Давида Шарона на посту директора Ближневосточного отдела, которому он тем утром передал багдадское письмо. Был вызван сам Шарон.
  
     С самого начала Гершон был пренебрежителен.
  
     "Это фальшивка", - сказал он. "Я никогда не видел такой вопиющей, неуклюжей, очевидной попытки провокации. Коби, я не пошлю туда никого из своих людей, чтобы проверить это. Это означало бы послать человека на смерть. Я бы даже не стал посылать отера в Багдад, чтобы попытаться установить контакт ".
  
     Отер - это араб, используемый Моссадом для установления предварительного контакта с другим арабом, посредник низкого уровня и гораздо более расходный материал, чем полноценный израильский каца.
  
     Мнение Гершона, казалось, возобладало. Письмо было безумием, по-видимому, попыткой заманить высокопоставленного каца в Багдад для ареста, пыток, публичного суда и публичной казни. Наконец, Дрор повернулся к Дэвиду Шарону.
  
     "Ну, Дэвид, у тебя есть язык. Что ты думаешь?"
  
     Шарон с сожалением кивнула.
  
     "Я думаю, что Сами почти наверняка должен быть прав. Посылать туда хорошего человека было бы безумием ".
  
     Эйтан Хадар бросил на него предупреждающий взгляд. Между подразделениями существовало обычное соперничество. Не нужно преподносить победу подразделению "Гершон Комбат" на блюдечке.
  
     "Девяносто девять процентов шансов говорят о том, что это ловушка", - сказала Шарон.
  
     "Всего девяносто девять?" - поддразнивающе спросил Дрор. "А один процент, мой юный друг?"
  
     "О, просто глупая идея", - сказала Шарон. "Мне только что пришло в голову, что один процент может сказать, что ни с того ни с сего у нас появился новый Пеньковский".
  
     Наступила мертвая тишина. Слово повисло в воздухе, как открытый вызов. Гершон выдохнул с протяжным шипением. Коби Дрор уставился на своего начальника отдела по Ираку. Шарон посмотрела на кончики его пальцев.
  
     В шпионаже есть только четыре способа вербовки агента для проникновения в высшие советы страны-мишени.
  
     Первый, безусловно, самый сложный: использовать одного из своих граждан, человека, обученного в исключительной степени, чтобы сойти за гражданина целевой страны, прямо в сердце этой цели. Это практически невозможно, если только лазутчик не родился и не вырос в стране-цели, и его можно вернуть обратно, придумав легенду, объясняющую его отсутствие. Даже тогда ему придется ждать годы, чтобы подняться до полезной должности с доступом к секретам - спящий на срок до десяти лет.
  
     И все же когда-то Израиль был мастером этой техники. Это было потому, что, когда Израиль был молод, в него хлынули евреи, которые выросли по всему миру. Были евреи, которые могли сойти за марокканцев, алжирцев, ливийцев, египтян, сирийцев, иракцев и йеменцев. Это было отдельно от всех тех, кто приезжал из России, Польши, Западной Европы, Северной и Южной Америки.
  
     Самым успешным из них был Эли Коэн, родившийся и выросший в Сирии. Он был возвращен в Дамаск как сириец, который отсутствовал много лет и теперь вернулся. Под своим новым сирийским именем Коэн стал близким другом высокопоставленных политиков, государственных служащих и генералов, которые свободно разговаривали со своим бесконечно щедрым хозяином на его роскошных вечеринках. Все, что они говорили, включая весь план сирийской битвы, вернулось в Тель-Авив как раз к началу Шестидневной войны. Коэн был разоблачен, подвергнут пыткам и публично повешен на площади Революции в Дамаске. Такие проникновения чрезвычайно опасны и очень редки.
  
     Но шли годы, первые израильтяне-иммигранты состарились; их дети из племени сабра не изучали арабский и не могли попробовать то, что сделал Эли Коэн. Вот почему к 1990 году в Моссаде было гораздо меньше блестящих арабистов, чем можно себе представить.
  
     Но была и вторая причина. Проникновение в арабские секреты легче осуществить в Европе или Соединенных Штатах. Если арабское государство покупает американский истребитель, детали могут быть легче украдены и с гораздо меньшим риском в Америке. Если высокопоставленный араб кажется восприимчивым к такому подходу, почему бы не сделать это, пока он посещает злачные места Европы? Вот почему к 1990 году подавляющая часть операций Моссада проводилась в Европе и Америке с низким уровнем риска, а не в арабских государствах с высоким уровнем риска.
  
     Королем всех лазутчиков, однако, был Маркус Вольф, который в течение многих лет руководил разведывательной сетью Восточной Германии. У него было одно большое преимущество - восточный немец мог сойти за западного немца.
  
     В свое время "Миша" Вольф внедрил множество и множество своих агентов в Западную Германию. Один из них стал личным личным секретарем самого канцлера Вилли Брандта. Специальностью Вольф была чопорная, неряшливая, маленькая старая дева-секретарша, которая выросла и стала незаменимой для своего западногерманского министра-работодателя - и которая могла скопировать каждый документ, который попадал на ее стол, для передачи обратно в Восточный Берлин.
  
     Второй метод проникновения заключается в использовании гражданина агентства-агрессора, выдающего себя за выходца из третьей страны. Страна-цель знает, что злоумышленник - иностранец, но убеждена, что он дружелюбный, отзывчивый иностранец.
  
     Моссад снова блестяще проделал это с человеком по имени Зеев Гур Арье. Он родился Вольфганг Лотц в Мангейме, Германия, в 1921 году. Вольфганг был шести футов ростом, светловолосый, голубоглазый, необрезанный и все же еврей. Он приехал в Израиль мальчиком, вырос там, взял свое еврейское имя, сражался в подпольной Хагане и стал майором израильской армии. Затем Моссад прибрал его к рукам.
  
     Его отправили обратно в Германию на два года, чтобы он совершенствовал свой родной немецкий и "процветал" на деньги Моссада. Затем, с новой женой-немкой-язычницей, он эмигрировал в Каир и открыл школу верховой езды.
  
     Это был большой успех. Египетские штабные офицеры любили отдыхать со своими лошадьми в сопровождении разносчика шампанского Вольфганга, хорошего правого немца-антисемита, которому они могли доверять. И признаюсь, они это сделали. Все, что они сказали, вернулось в Тель-Авив. Лотца в конце концов поймали, ему повезло, что его не повесили, а после Шестидневной войны обменяли на египетских пленных.
  
     Но еще более успешным самозванцем был немец более раннего поколения. До Второй мировой войны Рихард Зорге был иностранным корреспондентом в Токио, говорил по-японски и имел высокие связи в правительстве Хидеки Тодзио. Это правительство одобрило Хидера и предположило, что Зорге был лояльным нацистом - он, конечно, сказал, что он был.
  
     Токио никогда не приходило в голову, что Зорге не был немецким нацистом. На самом деле он был немецким коммунистом на службе у Москвы. В течение многих лет он предоставлял Москве для изучения военные планы режима Тодзе.
  
     Его великий переворот был его последним. В 1941 году гитлеровские армии стояли перед Москвой. Сталину нужно было срочно узнать: осуществит ли Япония вторжение в СССР со своих маньчжурских баз? Зорге узнал; ответ был отрицательным. Сталин мог перебросить сорок тысяч монгольских войск с востока в Москву. Азиатское пушечное мясо сдерживало немцев еще несколько недель, пока не наступила зима и Москва не была спасена.
  
     Не так Зорге; он был разоблачен и повешен. Но перед смертью его информация, вероятно, изменила историю.
  
     Самый распространенный метод заполучить агента в целевой стране - третий: просто завербовать человека, который уже "на месте". Вербовка может быть утомительно медленной или удивительно быстрой. С этой целью специалисты по выявлению талантов патрулируют дипломатическое сообщество в поисках высокопоставленного чиновника другой стороны, который может показаться разочарованным, обиженным, недовольным, озлобленным или каким-либо образом подверженным вербовке.
  
     Делегации, посещающие зарубежные страны, изучаются на предмет того, можно ли кого-то отвести в сторону, устроить хорошее времяпрепровождение и обратиться за изменением лояльности. Когда специалист по выявлению талантов отмечает "возможно", к нему присоединяются рекрутеры, обычно начинающие со случайной дружбы, которая становится более глубокой и теплой. В конце концов,
  
     "друг" предполагает, что его приятель может оказать ему небольшую услугу; необходима незначительная и несущественная информация.
  
     Как только ловушка захлопнется, пути назад уже не будет, и чем более безжалостному режиму служит новобранец, тем меньше вероятность, что он во всем признается и сдастся на милость этого несуществующего режима.
  
     Мотивы для того, чтобы быть завербованным для служения другой стране, различны. Новобранец может быть в долгах, в неудачном браке, обойден повышением, возмущен собственным режимом или просто жаждет новой жизни и много денег. Он может быть завербован через свои собственные слабости, сексуальные или гомосексуальные, или просто сладкими разговорами и лестью.
  
     Немало советских людей, таких как Пеньковский и Гордиевский, перешли на другую сторону по искренним соображениям совести, но большинство шпионов, которые обращаются против своей собственной страны, делают это потому, что они разделяют довольно чудовищное тщеславие, убежденность в том, что они действительно важны в схеме вещей.
  
     Но самая странная из всех вербовок называется "приход". Как следует из фразы, новобранец просто входит, неожиданно и без предупреждения, и предлагает свои услуги.
  
     Реакция агентства, к которому обращаются таким образом, всегда вызывает крайний скептицизм - конечно, это должно быть
  
     "посадите" с другой стороны. Таким образом, когда в 1960 году высокий русский подошел к американцам в Москве, заявил, что он полный полковник советской военной разведки, ГРУ, и предложил шпионить на Запад, он был отвергнут.
  
     Сбитый с толку, мужчина подошел к британцу, который дал ему попробовать. Олег Пеньковский оказался одним из самых удивительных агентов в истории. За свою короткую тридцатимесячную карьеру он передал более 5500 документов англо-американской операции, которая руководила им, и каждый из них был в категории "секретно" или "совершенно секретно".
  
     Во время карибского ракетного кризиса мир так и не понял, что президент Кеннеди знал всю комбинацию карт, которые должен был разыграть Никита Хрущев, подобно игроку в покер с зеркалом за спиной своего оппонента.
  
     Зеркалом был Пеньковский.
  
     Русский шел на безумный риск, отказываясь выходить на Запад, пока у него был шанс. После ракетного кризиса он был разоблачен советской контрразведкой, предан суду и расстрелян.
  
     Никому из трех других израильтян, находившихся в комнате Коби Дрора той ночью в Тель-Авиве, не нужно было ничего рассказывать об Олеге Пеньковском. В их мире он был частью легенды. Мечта витала в их головах после того, как Шарон обронила это имя. Настоящий, живой, позолоченный, двадцатичетырехкаратный предатель в Багдаде? Может ли это быть правдой - может ли это быть правдой?
  
     Коби Дрор одарил Шарон долгим, тяжелым взглядом.
  
     "Что у тебя на уме, молодой человек?"
  
     "Я просто подумала", - сказала Шарон с притворной застенчивостью. " Письмо ... никакого риска ни для кого - просто письмо ...
  
     задаю несколько вопросов, трудных вопросов, вещей, которые мы хотели бы знать. ... Он появляется или он не появляется ".
  
     Дрор взглянул на Гершона. Человек, который руководил нелегальными агентами, пожал плечами. "Я положил людей на землю", - казалось, говорил этот жест. "Какое мне дело до писем?"
  
     "Хорошо, юный Дэвид. Мы пишем ему ответное письмо. Мы задаем ему несколько вопросов. Тогда мы видим. Эйтан, ты работаешь с Дэвидом над этим. Дай мне взглянуть на письмо, прежде чем оно уйдет".
  
     Эйтан Хадар и Дэвид Шарон ушли вместе.
  
     "Я надеюсь, ты знаешь, что, черт возьми, делаешь", - пробормотал глава Middle East своему протеже.
  
     Письмо было составлено с особой тщательностью. Над ним работали несколько внутренних экспертов - по крайней мере, версия на иврите. Перевод придет позже.
  
     Дэвид Шарон представился только по имени, с самого начала. Он поблагодарил автора за беспокойство и заверил его, что письмо благополучно прибыло по назначению, которое, должно быть, имел в виду автор.
  
     Далее в ответе говорилось, что автор не мог не понимать, что его письмо вызвало большое удивление и подозрение как из-за его источника, так и из-за способа передачи.
  
     По его словам, Дэвид знал, что автор явно не дурак и поэтому поймет, что "мой народ"
  
     нужно было бы установить некоторые добросовестные.
  
     Далее Дэвид заверил писателя, что, если удастся установить его добросовестность, его требование об оплате не вызовет никаких проблем, но, очевидно, продукт должен оправдывать финансовое вознаграждение, которое "мои люди" были готовы заплатить. Поэтому не будет ли автор достаточно любезен, чтобы попытаться ответить на вопросы на прилагаемом листе?
  
     Полное письмо было длиннее и сложнее, но в этом и заключалась его суть. В заключение Шарон дала автору почтовый адрес в Риме для его ответа.
  
     На самом деле адрес был закрытой конспиративной квартирой, которую римская резидентура добровольно предоставила по настоятельной просьбе Тель-Авива. С тех пор римская станция будет следить за оставленным адресом. Если бы иракские агенты безопасности появились на нем, их бы заметили, и дело было бы прервано.
  
     Список из двадцати вопросов был тщательно подобран после долгих размышлений. На восемь вопросов Моссад уже знал ответы, но не ожидал, что они будут знать. Так что попытка обмануть Тель-Авив не сработает.
  
     Еще восемь вопросов касались событий, достоверность которых можно было проверить после того, как они произошли. Четыре вопроса были вещами, которые Тель-Авив действительно хотел знать, особенно о намерениях самого Саддама Хусейна.
  
     "Давайте посмотрим, как высоко этот ублюдок действительно поднимается", - сказал Коби Дрор, когда прочитал список.
  
     Наконец, был вызван профессор арабского факультета Тель-Авивского университета, чтобы сформулировать письмо в этом витиеватом и цветистом стиле письменного языка. Шарон подписал его на арабском языке арабской версией своего собственного имени, Дауд.
  
     Текст также содержал еще один момент. Давид хотел бы дать своему писателю имя, и если писатель в Багдаде не возражает, не будет ли он возражать, чтобы его называли просто Иерихон?
  
     Письмо было отправлено из единственной арабской страны, где у Израиля было посольство - Каира.
  
     После того, как он исчез, Дэвид Шарон продолжил свою работу и стал ждать. Чем больше он думал об этом, тем более безумным казалось это дело. Почтовый ящик в стране, где сетью контрразведки управлял такой умный человек, как Хассан Рахмани, был ужасно опасен. Так же как и написание совершенно секретной информации "открытым текстом", и не было никаких указаний на то, что Иерихон знал что-либо о секретном письме.
  
     О продолжении использования обычной почты также не могло быть и речи, если бы эта штука развивалась. Однако, рассуждал он, вероятно, этого не произойдет.
  
     Но это произошло. Четыре недели спустя ответ Иерихона достиг Рима и был доставлен нераспечатанным во взрывобезопасном ящике в Тель-Авив. Были приняты чрезвычайные меры предосторожности. Конверт может быть подключен к взрывчатке или смазан смертельным токсином. Когда ученые, наконец, объявили его чистым, он был открыт.
  
     К их ошеломленному изумлению, Иерихон придумал paydirt. Все восемь вопросов, ответы на которые Моссад уже знал, были абсолютно точными. Еще восьми - перемещениям войск, повышениям, увольнениям, зарубежным поездкам известных светил режима - придется ждать проверки, как и когда они произошли, если они вообще произошли. Последние четыре вопроса Тель-Авив не мог ни знать, ни проверить, но все они были вполне выполнимы.
  
     Дэвид Шарон быстро написал ответное письмо с текстом, который в случае перехвата не вызовет проблем с безопасностью:
  
     "Дорогой дядя, большое спасибо за твое письмо, которое только что пришло. Приятно слышать, что вы здоровы и в добром здравии. Некоторые из поднятых вами вопросов потребуют времени, но все будет хорошо, я скоро напишу снова. Твой любящий племянник, Дауд".
  
     В здании "Хадар Дафна" росло настроение, что этот человек Иерихон, возможно, все-таки серьезен. Если это так, то необходимы срочные действия. Обмен двумя письмами - это одно, а запуск глубоко законспирированного агента в жестокую диктатуру - совсем другое. Не было никакого способа, чтобы общение могло продолжаться на основе четкого письма, общедоступной почты и почтовых ящиков. Они были рецептом ранней катастрофы.
  
     Для того, чтобы попасть в Багдад, жить там и управлять Иерихоном, потребовался бы оперативный сотрудник, использующий все обычные приемы - секретное письмо, коды, почтовые ящики для мертвых писем и средства, которые невозможно перехватить, чтобы вывезти товар из Багдада обратно в Израиль.
  
     "Я этого не потерплю", - повторил Гершон. "Я не отправлю высокопоставленного израильского каца в Багдад с черной миссией на длительное пребывание. Это дипломатическое прикрытие, или он не поедет".
  
     "Хорошо, Сами", - сказал Дрор. "Это дипломатическое прикрытие. Давайте посмотрим, что у нас есть ".
  
     Смысл дипломатического прикрытия в том, что черный агент может быть арестован, подвергнут пыткам, повешен - что угодно. Аккредитованный дипломат, даже в Багдаде, может избежать таких неприятностей; если его поймают на шпионаже, он просто будет объявлен персоной нон грата и выслан. Это делается постоянно.
  
     Тем летом несколько крупных подразделений Моссада заработали сверхурочно, особенно исследовательские. Гершон уже мог сказать им, что у него нет агента среди сотрудников какого-либо посольства, аккредитованного в Багдаде, и из-за этого его нос уже был не в порядке. Итак, начались поиски дипломата, который подошел бы.
  
     Все иностранные посольства в Багдаде были идентифицированы. Из столиц каждой страны был получен список всех их сотрудников в Багдаде. Никто не выписался; никто никогда раньше не работал на Моссад, кого можно было бы восстановить. В тех списках не было даже одного саяна.
  
     Затем клерку пришла в голову идея: Организация Объединенных Наций. В 1988 году у всемирной организации было одно учреждение, базирующееся в Багдаде, - Экономическая комиссия ООН для Западной Азии.
  
     Моссад имеет большое влияние в Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке, и был получен список сотрудников.
  
     Проверено одно имя: молодой еврейский чилийский дипломат по имени Альфонсо Бенц Монкада. Он не был обученным агентом, но он был саяном и поэтому, по-видимому, был готов помочь.
  
     Один за другим советы Иерихона сбылись. Процесс проверки показал, что армейские подразделения, о которых он говорил, будут перемещены, были обмануты; продвижение по службе, которое он предсказал, произошло должным образом, и произошли увольнения.
  
     "Либо за этим фаррагом стоит сам Саддам, либо Джерико предает свою страну от задницы до локтя".
  
     таков был приговор Коби Дрора.
  
     Дэвид Шарон прислал третье письмо, также невинно составленное. Для его второго и третьего посланий профессор был не нужен. В третьем письме упоминался заказ клиента из Багдада на очень тонкую стеклянную посуду и фарфор. Очевидно, сказал Дэвид, требовалось немного больше терпения, чтобы можно было разработать способ перевалки, который гарантировал бы грузы от случайной катастрофы.
  
     Испаноязычная катса, уже проживающая в Южной Америке, была срочно отправлена в Сантьяго и убедила родителей сеньора Бенца немедленно отправить их сына домой в отпуск из сострадания, потому что его мать серьезно заболела. Это был отец, который позвонил своему сыну в Багдад. Обеспокоенный сын подал заявление и сразу же получил трехнедельный отпуск по соображениям сострадания и улетел обратно в Чили.
  
     Его встретила не больная мать, а целая команда офицеров-инструкторов Моссада, которые умоляли его удовлетворить их просьбу. Он обсудил этот вопрос со своими родителями и согласился. Эмоциональное притяжение нужд Земли Израиля, которых никто из них никогда не видел, было сильным.
  
     Другой саян из Сантьяго, сам не зная почему, предоставил свою летнюю виллу, расположенную в окруженном стеной саду за городом, недалеко от моря, и тренировочная команда приступила к работе.
  
     Требуется два года, чтобы обучить катса управлять глубоко законспирированным агентом на враждебной территории, и это минимум.
  
     У команды было три недели. Они работали по шестнадцать часов в день. Они научили тридцатилетнего чилийца секретному письму и основным кодам, миниатюрной фотографии и уменьшению фотографий до микроточек.
  
     Они вывели его на улицу и научили, как обнаружить хвост. Они предупредили его, чтобы он никогда не махал хвостом, за исключением крайней необходимости, если у него есть глубоко компрометирующие материалы. Они сказали ему, что если он даже подумает, что за ним следят, прервите встречу или пикап и повторите попытку позже.
  
     Они показали ему, как использовать горючие химикаты, хранящиеся в фальшивой авторучке, чтобы уничтожить улики за считанные секунды, прячась в любом мужском туалете или просто за углом.
  
     Они вывезли его на машинах, чтобы показать ему, как обнаружить хвост автомобиля, один из которых выступал в роли инструктора, а остальные члены команды - в качестве "противников". Они учили его, пока у него не зазвенело в ушах, не заболели глаза, и он не попросил сна.
  
     Затем они рассказали ему о ящиках для мертвых писем или тайниках - секретных отделениях, где можно оставить сообщение или забрать другое. Они показали ему, как создать его из углубления за расшатанным кирпичом в стене, или под надгробной плитой, в расщелине старого дерева, или под каменной плитой.
  
     Через три недели Альфонсо Бенц Монкада попрощался со своими плачущими родителями и улетел обратно в Багдад через Лондон. Старший инструктор откинулся на спинку стула на вилле, устало провел рукой по лбу и сказал команде:
  
     "Если этот ублюдок останется жив и на свободе, я совершу паломничество в Мекку".
  
     Команда рассмеялась; их лидер был глубоко ортодоксальным евреем. Все время, пока они обучали Монкаду, никто из них не знал, что он собирался делать в Багдаде. Это не было их работой - знать.
  
     И чилиец тоже.
  
     Во время промежуточной остановки в Лондоне его отвезли в отель Хитроу Пента. Там он встретил Сами Гершона и Дэвида Шарона, и они рассказали ему.
  
     "Не пытайтесь опознать его", - предупредил Гершон молодого человека. "Предоставь это нам. Просто установите капли и обслуживайте их. Мы вышлем вам списки вопросов, на которые мы хотим получить ответы. Вы не поймете их - они будут на арабском. Мы не думаем, что Иерихон хорошо говорит по-английски, если вообще говорит. Никогда не пытайтесь переводить то, что мы посылаем вам. Просто положите его в одну из капель "ты-ему" и сделайте соответствующую отметку мелом, чтобы он знал, что нужно пойти и обслужить каплю.
  
     "Когда ты увидишь его отметку мелом, иди и обслужи коробку "он-тебе" и получи его ответ обратно".
  
     В отдельной спальне Альфонсо Бенц Монкада получил свой новый багаж. Там была камера, которая выглядела как туристический Pentax, но имела съемный картридж с более чем сотней экспозиций, плюс невинно выглядящую алюминиевую стойку для удержания камеры на нужном расстоянии над листом бумаги. Камера была настроена на этот диапазон.
  
     В его туалетный набор входили горючие химикаты, замаскированные под лосьон после бритья, и различные невидимые чернила. В бумажнике для письма хранилась вся обработанная бумага для тайного письма. Наконец, они рассказали ему о способах общения с ними, методе, который они разрабатывали, пока он тренировался в Чили.
  
     Он писал письма о своей любви к шахматам - он уже был фанатом шахмат - своему другу по переписке Джастину Бокомо из Уганды, который работал в Генеральном секретариате здания ООН в Нью-Йорке. Его письма всегда отправлялись из Багдада дипломатической почтой ООН в Нью-Йорк. Ответы также поступали от Бокомо из Нью-Йорка.
  
     Хотя Бенц Монкада этого не знал, в Нью-Йорке был угандиец по имени Бокомо. В почтовом отделении также была катса из Моссада, которая осуществляла перехваты.
  
     Письма Бокомо будут иметь обратную сторону, которая при обработке откроет список вопросов Моссада.
  
     Это должно было быть скопировано, когда никто не видел, и передано Иерихону в одном из согласованных дропов.
  
     Ответ Иерихона, вероятно, будет написан паучьим арабским шрифтом. Каждая страница должна была быть сфотографирована десять раз, на случай смазывания, и пленка была отправлена в Бокомо.
  
     Вернувшись в Багдад, молодой чилиец с сердцем во рту установил шесть капель, в основном за расшатанными кирпичами в старых стенах или разрушенных домах, под плитами в переулках и один под каменным подоконником заброшенного магазина.
  
     Каждый раз он думал, что его окружит страшный АМАМ, но жители Багдада казались такими же вежливыми, как всегда, и никто не обращал на него никакого внимания, когда он бродил, по-видимому, любопытный иностранный турист, вверх и вниз по переулкам и переулкам Старого квартала, Армянского квартала,рынок фруктов и овощей в Касре и старые кладбища - везде, где он мог найти осыпающиеся старые стены и расшатанные каменные плиты, где никому и в голову не придет искать.
  
     Он записал местоположение шести капель, три из которых содержали послания от него в Иерихон и три для ответов от Иерихона ему. Он также разработал шесть мест - стены, ворота, ставни - на трех из которых невинная отметка мелом предупредила бы Иерихона о том, что для него есть сообщение, и три других, где Иерихон сигнализировал бы, что у него готов ответ и он лежит в ящике для мертвых писем, ожидая получения.
  
     Каждая отметка мелом реагировала на разные капли. Он записал местоположения этих капель и места, отмеченные мелом, так точно, что Иерихон мог найти их только по письменному описанию.
  
     Все это время он высматривал хвост, будь то на машине или пешком. Только один раз он был под наблюдением, но это было неуклюже и рутинно, поскольку АМАМ, казалось, выбирал случайные дни, чтобы следить за случайными дипломатами.
  
     На следующий день хвоста не было, поэтому он снова возобновил.
  
     Когда у него все было готово, он записал это на пишущей машинке, предварительно запомнив каждую деталь. Он уничтожил ленту, сфотографировал листы, уничтожил документы и отправил пленку мистеру
  
     Бокомо. Через почтовое отделение здания ООН на Ист-Ривер в Нью-Йорке небольшая посылка вернулась Давиду Шарону в Тель-Авив.
  
     Самым рискованным было доставить всю эту информацию в Иерихон. Это означало одно последнее письмо в тот проклятый почтовый ящик в Багдаде. Шарон написал своему "другу", что нужные ему документы будут переданы ровно в полдень через четырнадцать дней, 18 августа 1988 года, и забрать их следует не более чем через час.
  
     Точные инструкции на арабском языке были у Монкады к шестнадцатому. Восемнадцатого числа, без пяти минут полдень, он вошел в почтовое отделение, его направили к почтовому ящику, и он опустил в него объемистый пакет.
  
     Никто не остановил и не арестовал его. Час спустя Джерико открыл коробку и достал посылку. Его тоже не остановили и не арестовали.
  
     Теперь, когда был установлен безопасный контакт, трафик начал поступать. Иерихон настаивал, что он назначит цену за каждую партию информации, которую хотел получить Тель-Авив, и если деньги будут внесены, информация будет отправлена. Он назвал очень скромный банк в Вене, банк Винклера на Балльгассе, недалеко от площади Францис-канерплац, и назвал номер счета.
  
     Тель-Авив согласился и немедленно проверил банк. Он был маленьким, сверхсекретным и практически неприступным. В нем явно содержался соответствующий номерной счет, потому что первый перевод двадцати тысяч долларов Тель-Авивом на него не был возвращен переводящему банку с запросом.
  
     Моссад предположил, что Джерико, возможно, пожелает назвать себя "для его собственной защиты, на случай, если что-то пойдет не так, и его друзья на западе смогут помочь". Джерико наотрез отказался; он пошел дальше.
  
     Если бы была предпринята какая-либо попытка осмотреть дропы или каким-либо образом приблизиться к нему, или если бы когда-либо деньги не поступали, он немедленно отключился бы.
  
     Моссад согласился, но попробовал другие способы. Были составлены психопортреты, изучен его почерк, составлены и изучены списки иракских знаменитостей. Все, о чем могли догадаться мальчики из задней комнаты, это то, что Иерихон был среднего возраста, среднего образования, вероятно, плохо или неуверенно говорил по-английски и имел военное или квазивоенное прошлое.
  
     "Это дает мне половину кровавого иракского высшего командования, пятьдесят лучших в партии БААС и кузена Джона Доу Фреда", - прорычал Коби Дрор.
  
     Альфонсо Бенц Монкада управлял Иерихоном два года, и продукт был из чистого золота. Это касалось политики, обычных вооружений, военного прогресса, смены командования, закупок вооружений, ракет, газа, микробной войны и двух попыток государственного переворота против Саддама Хусейна. Только в отношении ядерного прогресса Ирака Иерихон колебался. Его спросили, конечно. Это было в глубокой тайне и известно только иракскому эквиваленту Роберта Оппенгеймера, физику доктору Джафару Аль-Джафару. Слишком сильно давить означало бы вызвать разоблачение, сообщил он.
  
     Осенью 1989 года Иерихон сообщил Тель-Авиву, что Джерри Булл находится под подозрением и наблюдением в Брюсселе со стороны команды иракского Мухабарата. Моссад, который к тому времени использовал Булла как еще один источник прогресса в ракетной программе Ирака, попытался предупредить его так тонко, как только мог. Они ни за что не сказали бы ему в лицо то, что знали, - это было бы равносильно тому, чтобы сказать ему, что у них есть высокопоставленный агент в Багдаде, и ни одно агентство никогда не уничтожит такой актив.
  
     Итак, катса, контролирующий значительную станцию в Брюсселе, несколько раз заставлял своих людей проникать в квартиру Булла в течение осени и зимы, оставляя косвенные сообщения, перематывая видеокассету, меняя бокалы, оставляя окно во внутреннем дворике открытым, даже кладя длинную прядь женских волос на его подушку.
  
     Специалист по оружию, конечно, забеспокоился, но недостаточно. Когда пришло сообщение Иерихона о намерении ликвидировать Булла, было слишком поздно. Удар был нанесен.
  
     Информация Иерихона дала Моссаду почти полную картину Ирака в период подготовки к вторжению в Кувейт в 1990 году. То, что он рассказал им об оружии массового уничтожения Саддама, подтвердило и усилило наглядные доказательства, которые были переданы им Джонатаном Поллардом, к тому времени приговоренным к пожизненному заключению.
  
     Помня о том, что он знал, и о том, что, по его мнению, должна была знать и Америка, Моссад ждал реакции Америки. Но по мере того, как химические, ядерные и бактериологические приготовления в Ираке продвигались вперед, оцепенение на Западе продолжалось, поэтому Тель-Авив хранил молчание.
  
     К августу 1990 года два миллиона долларов перешли из Моссада на номерной счет Иерихона в Вене. Он был дорогим, но он был хорошим, и Тель-Авив решил, что он того стоит. Затем произошло вторжение в Кувейт, и случилось непредвиденное. Организация Объединенных Наций, приняв резолюцию от 2 августа, призывающую Ирак немедленно вывести войска, почувствовала, что не может продолжать поддерживать Саддама, сохраняя присутствие в Багдаде. 7 августа Экономическая комиссия для Западной Азии была внезапно закрыта, а ее дипломаты отозваны.
  
     Бенц Монкада смог сделать одну последнюю вещь перед своим отъездом. Он оставил сообщение в дропе, в котором сообщил Иерихону, что его исключают, и контакт теперь прерван. Однако он может вернуться, и Иерихон должен продолжать сканировать места, где были нанесены отметки мелом. Затем он ушел. Молодого чилийца подробно допрашивали в Лондоне, пока не осталось ничего, что он мог бы рассказать Дэвиду Шарону.
  
     Таким образом, Коби Дрор смог солгать Чипу Барберу с невозмутимым лицом. В то время он не управлял активом в Багдаде. Было бы слишком неловко признать, что он так и не узнал имя предателя и что теперь он даже потерял контакт. Тем не менее, как ясно дал понять Сами Гершон, если американцы когда-нибудь узнают... Оглядываясь назад, возможно, ему действительно следовало упомянуть Иерихон.
  
  
     Глава 8
  
     Первого октября Майк Мартин посетил могилу Умелого моряка Шептона на кладбище Сулайбихат и обнаружил просьбу Ахмеда Аль-Халифы.
  
     Он не был особенно удивлен. Если Абу Фуад слышал о нем, он также слышал о неуклонно растущем и распространяющемся кувейтском движении сопротивления и его темном ведущем свете. То, что они в конечном итоге должны были встретиться, вероятно, было неизбежно.
  
     За шесть недель положение иракских оккупационных сил резко изменилось. Во время своего вторжения они потерпели поражение, и они начали свою оккупацию с небрежной уверенностью, уверенные, что их пребывание в Кувейте будет таким же легким, как и завоевание.
  
     Грабежи были легкими и прибыльными, разрушения забавными, а использование женщин доставляло удовольствие. Это был путь завоевателей, который восходил ко временам Вавилона.
  
     Кувейт, в конце концов, был жирным голубем, которого можно было ощипать. Но через шесть недель голубь начал клевать и царапать. Более ста иракских солдат и восемь офицеров либо исчезли, либо были найдены мертвыми. Не все исчезновения можно было объяснить дезертирством. Впервые оккупационные силы испытывали страх.
  
     Офицеры больше не ездили в одном штабном автомобиле, а настаивали на грузовике с сопровождающими войсками.
  
     Здания штаб-квартиры приходилось охранять днем и ночью, вплоть до того, что иракские офицеры стали стрелять поверх голов своих спящих часовых, чтобы разбудить их.
  
     Ночи стали периодами, когда нельзя было идти ни на что меньшее, чем существенное перемещение войск. Когда стемнело, команды блокпоста укрылись в своих редутах. И все же мины взрывались, машины загорались или загорались с поврежденными двигателями, бросали гранаты, а солдаты исчезали с перерезанными глотками в канализационных коллекторах или на мусорных свалках.
  
     Растущее сопротивление вынудило Верховное командование заменить Народную армию силами специального назначения, хорошими боевыми частями, которые должны были быть на передовой в случае прихода американцев. Повторяя фразу Черчилля, начало октября для Кувейта не было началом конца, но это был конец начала.
  
     У Мартина не было возможности ответить на послание Аль-Халифы, когда он прочитал его на кладбище, поэтому он не откладывал свой ответ до следующего дня.
  
     Он согласился встретиться, сказал он, но на своих собственных условиях. Чтобы воспользоваться преимуществом темноты, но избежать комендантского часа в десять вечера, он созвал собрание в половине восьмого. Он дал точные указания относительно того, где Абу Фуад должен припарковать свою машину и в небольшой роще, где они встретятся. Место, которое он указал, находилось в районе Абрак Хейтан, недалеко от главной автомагистрали, ведущей из города к ныне разрушенному и неиспользуемому аэропорту.
  
     Мартин знал, что это район традиционных каменных домов с плоскими крышами. На одной из этих крыш он будет ждать два часа до встречи, чтобы посмотреть, следят ли за кувейтским офицером, и если да, то кто: его собственные телохранители или иракцы. Во враждебной среде офицер SAS все еще был на свободе и в бою, потому что он не рисковал, совсем не рисковал.
  
     Он ничего не знал о концепции безопасности Абу Фуада и не был готов предположить, что она была блестящей.
  
     Он назначил собрание на вечер седьмого и оставил свой ответ под мраморной плитой.
  
     Ахмед Аль-Халифа забрал его на четвертом.
  
     * * *
  
     Доктора Джона Хипвелла никогда бы не приняли во время случайной встречи за физика-ядерщика, не говоря уже об одном из тех ученых, которые проводили свои рабочие дни за надежной охраной Исследовательского центра по атомному оружию в Олдермастоне, разрабатывая плутониевые боеголовки для ракет "Трайдент", которые скоро будут установлены.
  
     Случайный наблюдатель принял бы его за грубоватого фермера из родного графства, который больше чувствует себя дома, мудро склонившись над загоном с жирными ягнятами на местном рынке, чем наблюдая за облицовкой смертоносных дисков из плутония чистым золотом.
  
     Хотя погода все еще была мягкой, когда Хипвелл вновь появился перед комитетом "Медузы", на нем, как и в августе, была рубашка с квадратным рисунком, шерстяной галстук и твидовый пиджак. Не дожидаясь, пока его попросят, он своими большими красными руками набил и набил трубку из вереска махоркой, прежде чем приступить к своему отчету. Сэр Пол Спрюс с отвращением сморщил свой острый нос и жестом приказал увеличить мощность кондиционера.
  
     "Что ж, джентльмены, хорошая новость заключается в том, что в распоряжении нашего друга г-на Саддама Хусейна нет атомной бомбы. Пока нет, даже близко", - сказал доктор Хипвелл, исчезая в облаке бледно-голубого дыма.
  
     Была пауза, пока он занимался своим личным костром. Возможно, размышлял Терри Мартин, если вы каждый день рискуете получить смертельную дозу плутониевых лучей, случайная трубка табака на самом деле не имеет значения. Доктор Хипвелл взглянул на свои записи.
  
     "Ирак шел по следу своей собственной ядерной бомбы с середины 1970-х годов, когда Саддам Хусейн действительно пришел к власти. Похоже, это навязчивая идея этого человека. В те годы Ирак купил полную систему ядерных реакторов у Франции, которая не была связана Договором о нераспространении ядерного оружия 1968 года, именно для этой цели ".
  
     Он с удовольствием затянулся и снова утрамбовал пылающий костер на верхушке трубки. Тлеющие угольки упали на его записи.
  
     "Прости меня", - сказал сэр Пол. "Был ли этот реактор предназначен для выработки электроэнергии?"
  
     "Должно быть", - согласился Хипвелл. "Абсолютная чушь, конечно, и французы это знали. Ирак обладает третьими по величине нефтяными месторождениями в мире. Они могли бы иметь электростанцию, работающую на мазуте, за небольшую цену. Нет, смысл был в том, чтобы заправлять реактор низкосортным ураном, называемым желтым кеком или карамелью, чтобы они могли убедить людей продавать их. После использования в реакторе конечным продуктом является плутоний ".
  
     За столом раздались одобрительные кивки. Все знали, что британский реактор в Селлафилде вырабатывал электроэнергию для энергосистемы и выбрасывал плутоний, который шел Хипвеллу для его боеголовок.
  
     "Итак, израильтяне принялись за работу", - сказал Хипвелл. "Сначала одна из их команд коммандос взорвала огромную турбину в Тулоне до того, как она была отправлена, отложив проект на два года. Затем, в 1981 году, когда драгоценные заводы Саддама Осирак 1 и 2 были готовы к запуску, израильские истребители-бомбардировщики ворвались и разнесли все к чертям собачьим. С тех пор Саддаму так и не удалось купить еще один реактор. Через некоторое время он перестал пытаться ".
  
     "Какого черта он это сделал?" - спросил Гарри Синклер со своего конца стола.
  
     "Потому что он изменил направление", - сказал Хипвелл с широкой улыбкой, как человек, который разгадал кроссворд за рекордно короткое время. "До тех пор он шел по пути плутония. С некоторым успехом, между прочим. Но этого недостаточно. И все же...
  
     "Я не понимаю", - сказал сэр Пол Спрюс. "В чем разница между атомной бомбой на основе плутония и атомной бомбой на основе урана?"
  
     "Уран проще", - сказал физик. "Послушайте, существуют различные радиоактивные вещества, которые можно использовать для цепной реакции, но для вашей простой, базовой, эффективной атомной бомбы уран - это билет. Это то, чего добивался Саддам с 1982 года - элементарная бомба на основе урана. Он еще не достиг этого, но он все еще пытается, и однажды он достигнет этого ".
  
     Хипвелл откинулся назад с широкой улыбкой, как будто он разрешил загадку Творения. Как и большинство сидящих за столом, Спрюс все еще был озадачен.
  
     "Если он может купить этот уран для своего разрушенного реактора, почему он не может сделать из него бомбу?" он спросил.
  
     Хипвелл ухватился за этот вопрос, как фермер за выгодную сделку.
  
     "Разные виды урана, мой дорогой человек. Забавная штука, уран. Очень редкий. Из тысячи тонн урановой руды все, что вы получаете, - это блок размером с коробку из-под сигар. Желторотый. Он называется природный уран, с изотопным числом 238. С его помощью можно привести в действие промышленный реактор, но не сделать бомбу. Недостаточно чистый. Для бомбы вам нужен более легкий изотоп, уран-235 ".
  
     "Откуда это взялось?" - спросил Паксман.
  
     "Это внутри желтого пирога. В этом блоке размером с коробку из-под сигар достаточно урана-235, чтобы без дискомфорта засунуть его под ноготь одного пальца. Дьявол разделяет их двоих. Это называется разделением изотопов.
  
     Очень сложный, очень техничный, очень дорогой и очень медленный ".
  
     "Но вы сказали, что Ирак добирается туда", - указал Синклер.
  
     "Он есть, но его еще нет", - сказал Хипвелл. "Есть только один жизнеспособный способ очистки и очистки желтого кека до требуемых девяноста трех процентов чистоты. Много лет назад, в рамках Манхэттенского проекта, ваши ребята испробовали несколько методов. Они экспериментировали, понимаете? Эрнест Лоуренс попробовал один способ, Роберт Оппенгеймер попробовал другой. В те дни они использовали оба метода взаимодополняющим образом и создали достаточно урана-235, чтобы сделать Маленького Мальчика.
  
     "После войны был изобретен и постепенно совершенствовался метод центрифуги. В настоящее время используется только этот метод. По сути, вы помещаете сырье в устройство, называемое центрифугой, которая вращается так быстро, что весь процесс должен выполняться в вакууме, иначе подшипники превратятся в желе. Медленно более тяжелые изотопы, те, которые вам не нужны, притягиваются к внешней стенке центрифуги и выводятся. То, что осталось, немного чище, чем когда вы начинали. Совсем чуть-чуть. Вы должны делать это снова и снова, тысячи часов, просто чтобы получить пластину урана бомбового класса размером с почтовую марку."
  
     "Но он делает это?" - настаивал сэр Пол.
  
     "Ага. Занимаюсь этим уже около года. Эти центрифуги... чтобы сэкономить время, мы связываем их последовательно, называемыми каскадами. Но вам нужны тысячи центрифуг, чтобы создать каскад ".
  
     "Если они шли по этому пути с 1982 года, почему это заняло так много времени?" - спросил Терри Мартин.
  
     "Вы не пойдете в хозяйственный магазин и не купите урановую газодиффузионную центрифугу с полки", - указал Хипвелл. "Сначала они пытались, но им отказали - документы показывают это. С 1985 года они покупают составные части, чтобы строить свои собственные на месте. Они получили около пятисот тонн основного уранового кека, половина из которого из Португалии. Они закупили большую часть технологии центрифугирования в Западной Германии...
  
     "Я думал, что Германия подписала целый ряд международных соглашений, ограничивающих распространение технологии создания ядерной бомбы", - возразил Паксман.
  
     "Может быть, так и есть. Я бы не знал о политике ", - сказал ученый. "Но они собрали кусочки и обломки отовсюду. Вам нужны дизайнерские токарные станки, специальная сверхпрочная сталь, подверженная старению, антикоррозионные сосуды, специальные клапаны, высокотемпературные печи, называемые "черепными" печами, потому что именно так они выглядят, плюс вакуумные насосы и сильфоны - это серьезная технология, о которой мы говорим. Совсем немного, плюс ноу-хау, пришло из Германии ".
  
     "Позвольте мне прояснить это", - сказал Синклер. "У Саддама уже работают центрифуги для разделения изотопов?"
  
     "Да, один каскад. Он функционирует уже около года. И еще один скоро выйдет в эфир ".
  
     "Ты знаешь, где все это находится?"
  
     "Завод по сборке центрифуг находится в месте под названием Таджи - здесь". Ученый передал американцу большой аэрофотоснимок и обвел ряд промышленных зданий.
  
     "Действующий каскад, похоже, находится где-то под землей, недалеко от старого разрушенного французского реактора в Тувайтеа, реактора, который они назвали Осирак. Я не знаю, найдете ли вы его когда-нибудь с помощью бомбардировщика - он определенно скрыт и замаскирован под землей ".
  
     "А новый каскад?"
  
     "Понятия не имею", - сказал Хипвелл. "Может быть где угодно".
  
     "Вероятно, где-то в другом месте", - предположил Терри Мартин. "Иракцы практикуют дублирование и рассредоточение с тех пор, как они положили все яйца в одну корзину, а израильтяне взорвали корзину".
  
     Синклер хмыкнул.
  
     "Насколько вы уверены, - спросил сэр Пол, - что Саддам Хусейн еще не получил свою бомбу?"
  
     "Очень", - сказал физик. "Это вопрос времени. У него было недостаточно времени. Для простой, но пригодной для использования атомной бомбы ему понадобится от тридцати до тридцати пяти килограммов чистого урана-235. Запуск в холодную погоду год назад, даже если предположить, что рабочий каскад может функционировать двадцать четыре часа в сутки - что невозможно, - программа отжима требует не менее двенадцати часов на центрифугу. Вам понадобится тысяча вращений, чтобы получить чистоту от нуля процентов до требуемых девяноста трех процентов. Это пятьсот дней вращения. Но тогда есть чистка, обслуживание, техническое обслуживание, поломки. Даже при наличии тысячи центрифуг, работающих каскадом сейчас и за последний год, вам потребуется пять лет. Принесите еще один каскад в следующем году - сократите его до трех лет ".
  
     "Значит, он наберет свои тридцать пять килограммов не раньше 1993 года?" - вставил Синклер.
  
     "Нет, он не может".
  
     "И последний вопрос: если он получит уран, сколько еще осталось до атомной бомбы?"
  
     "Недолго. Несколько недель. Видите ли, страна, которая собирается создать свою собственную бомбу, будет параллельно заниматься ядерной инженерией. Разработка бомбы не так уж и сложна, если вы знаете, что делаете. И Джафар знает - он будет знать, как его создать и запустить. Черт возьми, мы обучали его в Харуэлле. Но дело в том, что только в масштабе времени у Саддама Хусейна пока не может быть достаточно чистого урана. Десять килограммов, максимум. Ему не хватает как минимум трех лет".
  
     Доктора Хипвелла поблагодарили за его недели анализа, и встреча закончилась.
  
     Синклер возвращался в свое посольство и составлял свои обширные заметки, которые отправлялись в Соединенные Штаты в зашифрованном виде. Там их сравнивали с анализами американских коллег - физиков, привлеченных из лабораторий Сандии, Лос-Аламоса и, главным образом, Лоуренса Ливермора в Калифорнии, где в течение многих лет секретный отдел, называемый просто Отделом Z, отслеживал неуклонное распространение ядерных технологий по всему миру от имени Государственного департамента иПентагон.
  
     Хотя Синклер не мог этого знать, выводы британской и американской групп в значительной степени подтверждают друг друга.
  
     Терри Мартин и Саймон Паксман покинули то же собрание и побрели по Уайтхоллу под ласковым октябрьским солнцем.
  
     "Большое облегчение", - сказал Паксман. "Старина Хипвелл был совершенно непреклонен. По-видимому, американцы полностью согласны. Этот ублюдок еще и близко не подошел к своей атомной бомбе. Одним кошмаром меньше, о котором стоит беспокоиться ".
  
     Они расстались на углу, Паксман пересек Темзу в направлении Сенчури-Хаус, Мартин пересек Трафальгарскую площадь и направился по Сент-Мартин-лейн к Гауэр-стрит.
  
     Установить, что Ирак имел или даже, вероятно, имел, - это одно. Выяснить, где именно он находился, было другим. Съемка продолжалась и продолжалась. KH-11 и KH-12 дрейфовали по небу в бесконечной последовательности, фотографируя то, что они видели на иракской земле под ними.
  
     К октябрю в небо поднялось еще одно устройство, новый американский разведывательный самолет, настолько секретный, что на Капитолийском холме о нем не знали. Под кодовым названием "Аврора" он летел на окраинах внутреннего космоса, развивая скорость 8 Махов, почти пять тысяч миль в час, управляя собственным огненным шаром - эффектом ПВРД - далеко за пределами иракских радаров или ракет-перехватчиков. Даже технологии умирающего СССР не могли обнаружить Aurora, которая заменила легендарный SR-71 Blackbird.
  
     По иронии судьбы, в то время как Blackbird выводился из строя, другой, еще более пожилой "старый верный"
  
     той осенью осуществлял свою торговлю над Ираком. Почти сорокалетний самолет U-2, получивший прозвище Леди-Дракон, все еще летал и все еще делал снимки. Еще в 1960 году Гэри Пауэрс был сбит на U-2 над Свердловском, Сибирь, и именно U-2 засек первые советские ракеты, размещенные на Кубе летом 1962 года, хотя именно Олег Пеньковский определил их как наступательные, а не оборонительныеоружие, тем самым отметая фальшивые протесты Хрущева и сея семена его собственного окончательного уничтожения.
  
     U-2 1990 года был переоборудован как "слушатель", а не "наблюдатель", и переименован в TR-1, хотя он по-прежнему занимался фотографией.
  
     Вся эта информация, полученная от профессоров и ученых, аналитиков и переводчиков, следопытов и наблюдателей, интервьюеров и исследователей, создала картину Ирака до осени 1990 года, и это стало пугающей картиной.
  
     Из тысячи источников информация, наконец, была направлена в единственную и очень секретную комнату двумя этажами ниже штаба ВВС Саудовской Аравии на Олд-Эйрпорт-роуд. Комната, расположенная дальше по улице, где военное руководство заседало на совещании и обсуждало свои несанкционированные (Организацией Объединенных Наций) планы вторжения в Ирак, называлась просто "Черная дыра".
  
     Именно в Черной дыре американские и британские целеуказатели, привлеченные из всех трех служб и всех рангов от рядового до генерала, точно определили места, которые должны были быть уничтожены. Наконец, они составят карту воздушной войны генерала Чака Хорнера. В конечном итоге он содержал семьсот целей. Шестьсот человек были военными - в том смысле, что это были командные пункты, мосты, аэродромы, арсеналы, склады боеприпасов, ракетные полигоны и места сосредоточения войск. Остальные сто были целями, связанными с оружием массового уничтожения - исследовательские центры, сборочные заводы, химические лаборатории, склады.
  
     Линия по производству газовых центрифуг в Таджи была указана, как и приблизительное предполагаемое расположение каскада центрифуг под землей где-то в комплексе Тувайта.
  
     Но завода по розливу воды в Тармии там не было, как и Аль-Кубаи. Никто не знал о них.
  
     Копия всеобъемлющего доклада Гарри Синклера в Лондоне присоединилась к другим сообщениям, поступившим из разных частей Соединенных Штатов и из-за рубежа. Наконец, синтез всех этих глубоких анализов попал в очень маленький и очень скрытный аналитический центр Госдепартамента, известный только узкому кругу лиц в Вашингтоне как Группа политической разведки и анализа. PIAG является своего рода аналитической оранжереей для иностранных дел и готовит отчеты, которые абсолютно не предназначены для общественного потребления. Действительно, подразделение подчиняется только государственному секретарю, в то время Джеймсу Бейкеру.
  
     Два дня спустя Майк Мартин лежал ничком на крыше, откуда открывался превосходный вид на район Абрак-Хейтан, где он назначил встречу с Абу Фуадом.
  
     Почти точно в назначенный час он увидел, как с шоссе короля Фейсала, ведущего в аэропорт, съехала одинокая машина и свернула на боковую улицу. Машина медленно ехала по улице, удаляясь от ярких огней шоссе и случайных машин, в темноту.
  
     Он увидел, как контур остановился в том месте, которое он описал в своем послании Аль-Халифе. Двое людей вышли, мужчина и женщина. Они огляделись, убедились, что никакая другая машина не последовала за ними с шоссе, и медленно пошли дальше, к месту, где роща деревьев покрывала пустырь.
  
     Абу Фуаду и женщине было сказано подождать до получаса. Если бедуины не появлялись, они должны были прерваться и отправиться домой. Они действительно ждали сорок минут, прежде чем вернуться к машине. Оба были разочарованы.
  
     "Его, должно быть, задержали", - сказал Абу Фуад своему спутнику. "Возможно, иракский патруль. Кто знает? В любом случае, черт возьми. Мне придется начать все сначала ".
  
     "Я думаю, ты сумасшедший, если доверяешь ему", - сказала женщина. "Ты понятия не имеешь, кто он".
  
     Они говорили тихо, лидер кувейтского сопротивления оглядывал улицу, чтобы убедиться, что иракские солдаты не появились, пока его не было.
  
     "Он успешен и хитер, и он работает как профессионал. Это все, что мне нужно знать. Я хотел бы сотрудничать с ним, если он захочет ".
  
     "Тогда я ничего не имею против этого".
  
     Женщина издала короткий вскрик. Абу Фуад дернулся на своем сиденье.
  
     "Не оборачивайся. Давай просто поговорим, " сказал голос с заднего сиденья. В зеркале заднего вида кувейтец увидел смутные очертания бедуинской кефии и уловил запах того, кто живет грубо. Он испустил дух в длинном выдохе.
  
     "Ты двигаешься тихо, бедуин".
  
     "Не нужно поднимать шум, Абу Фуад. Это привлекает иракцев. Мне это не нравится, за исключением тех случаев, когда я готов.
  
     Зубы Абу Фуада сверкнули под его черными усами.
  
     "Очень хорошо. Теперь мы нашли друг друга. Давайте поговорим. Кстати, зачем прятаться в машине?
  
     "Если бы эта встреча была ловушкой для меня, твои первые слова, когда ты вернулся в машину, были бы другими".
  
     "Самообвиняющий-"
  
     "Конечно".
  
     "А потом?"
  
     "Ты был бы мертв".
  
     "Понял".
  
     "Кто твой спутник? Я не упоминал о компаньонах.
  
     "Ты назначил место встречи. Это я тоже должен был тебе доверять. Она - надежный коллега. Асрар Кабанди".
  
     "Очень хорошо. Приветствую вас, мисс Кабанди. О чем ты хочешь поговорить?"
  
     "Оружие, бедуины. Пистолеты-пулеметы Калашникова, современные ручные гранаты, Семтекс-Х. Мои люди могли бы сделать гораздо больше с такими вещами ".
  
     "Твои люди пойманы, Абу Фуад. Десять человек были окружены в том же доме целой ротой иракской пехоты под руководством АМАМА. Все расстреляны. Все молодые".
  
     Абу Фуад молчал. Это была настоящая катастрофа.
  
     " Девять, " сказал он наконец. "Десятый притворился мертвым и позже уполз. Он ранен, и мы заботимся о нем. Это он нам рассказал".
  
     "Что?"
  
     - Что их предали. Если бы он умер, мы бы не узнали ".
  
     "Ах, предательство. Всегда опасность в любом движении сопротивления. А предатель?"
  
     "Мы, конечно, знаем его. Мы думали, что можем ему доверять.
  
     "Но он виновен?"
  
     "Похоже, что так".
  
     "Только кажется?"
  
     Абу Фуад вздохнул.
  
     "Выживший клянется, что только одиннадцатый человек знал о встрече и адрес. Но, возможно, произошла утечка где-то в другом месте, или за одним из них был "хвост". ..."
  
     "Тогда он должен быть проверен, этот подозреваемый. И если виновен, наказан. Мисс Кабанди, не могли бы вы оставить нас на некоторое время, пожалуйста."
  
     Молодая женщина взглянула на Абу Фуада, который кивнул. Она вышла из машины и пошла обратно к роще деревьев. Бедуин подробно и тщательно рассказал Абу Фуаду, чего он от него хочет.
  
     "Я не выйду из дома до семи часов", - закончил он. "Поэтому ни при каких обстоятельствах ты не должен звонить до половины восьмого. Понял?"
  
     Бедуин выскользнул из машины и исчез среди темных переулков, проходящих между домами.
  
     Абу Фуад проехал по улице и подобрал мисс Кабанди. Вместе они поехали домой.
  
     Бедуины больше никогда не видели эту женщину. Перед освобождением Кувейта Асрар Кабанди был схвачен АМАМОМ, подвергнут жестоким пыткам, групповому изнасилованию, застрелен и обезглавлен. Перед смертью она ничего не сказала.
  
     Терри Мартин разговаривал по телефону с Саймоном Паксманом, который все еще был завален работой и мог бы обойтись без перерыва. Паксман ответил на звонок только потому, что ему понравился суетливый профессор арабистики.
  
     "Я знаю, что доставляю неудобства, но у вас есть какие-нибудь контакты в GCHQ?"
  
     "Да, конечно", - сказал Паксман. "В основном, на арабской службе. Знайте Режиссера этого, приходите к этому ".
  
     "Не могли бы вы, возможно, позвонить ему и спросить, примет ли он меня?"
  
     "Ну, да, я полагаю, что так. Что у тебя на уме?"
  
     "Это то, что в наши дни поступает из Ирака. Я, конечно, изучил все речи Саддама, смотрел объявления о заложниках и живых щитах и видел их ужасные попытки пиара по телевидению. Но я хотел бы посмотреть, есть ли что-то еще, что было поднято, материал, который не был очищен их Министерством пропаганды ".
  
     "Ну, это то, что делает GCHQ", - признал Паксман. "Я не понимаю, почему нет. Если ты сидел с людьми из "Медузы", у тебя есть допуск. Я позвоню ему".
  
     В тот день, по предварительной договоренности, Терри Мартин поехал на запад, в Глостершир, и предстал перед хорошо охраняемыми воротами комплекса зданий и антенн, которые составляют третье главное подразделение британской разведки наряду с МИ-6 и МИ-5, штаб-квартирой правительственной связи.
  
     Директором арабской службы был Шон Пламмер, под началом которого работал тот самый мистер Аль-Хоури, который одиннадцатью неделями ранее тестировал арабский язык Майка Мартина в ресторане "Челси", хотя ни Терри Мартин, ни Пламмер этого не знали.
  
     Режиссер согласился встретиться с Мартином в разгар напряженного рабочего дня, потому что, будучи коллегой-арабистом, он слышал о молодом ученом из SOAS и восхищался его оригинальным исследованием Абасидского халифата.
  
     "Итак, что я могу для вас сделать?" - спросил он, когда они оба сидели со стаканом мятного чая, роскошный Пламмер позволил себе избежать страданий от кофе в заведении. Мартин объяснил, что он был удивлен скудостью перехватов, которые ему показали на выезде из Ирака. Глаза Пламмера загорелись.
  
     "Ты прав, конечно. Как вы знаете, наши арабские друзья дают взаймы, чтобы болтать, как сороки на разомкнутых цепях.
  
     За последние пару лет трафик, который можно перехватить, резко упал. Теперь либо весь национальный характер изменился, либо...
  
     "Закопанные кабели", - сказал Мартин.
  
     "Именно. По-видимому, Саддам и его ребята закопали более сорока пяти тысяч миль волоконно-оптических кабелей связи. Вот о чем они говорят. Для меня это абсолютный ублюдок. Как я могу продолжать давать шпионам в Лондоне очередные сводки погоды в Багдаде и чертовы списки белья матушки Хусейн?"
  
     Мартин понял, что это была его манера говорить. Служение Пламмера принесло гораздо больше, чем это.
  
     "Конечно, они все еще разговаривают - министры, государственные служащие, генералы - вплоть до болтовни между командирами танков на границе с Саудовской Аравией. Но серьезные, сверхсекретные телефонные звонки не транслируются. Раньше такого не было. Что ты хочешь увидеть?"
  
     В течение следующих четырех часов Терри Мартин просматривал множество перехваченных сообщений. Радиопередачи были слишком очевидны; он искал что-то в случайном телефонном звонке, оговорке, ошибке. Наконец он закрыл файлы с дайджестами.
  
     "Не могли бы вы, - спросил он, - просто следить за чем-нибудь действительно странным, за чем-нибудь, что просто не имеет смысла?"
  
     Майк Мартин начал подумывать, что однажды ему следует написать туристический путеводитель по плоским крышам Эль-Кувейта. Казалось, он провел впечатляющее количество времени, лежа на одном из них, осматривая местность под ним. С другой стороны, они действительно создавали превосходные места для луппинга или положения лежа.
  
     Он занимался этим конкретным делом почти два дня, осматривая дом, адрес которого он дал Абу Фуаду. Это был один из шести, которые ему одолжил Ахмед Аль-Халифа, и которым он теперь никогда больше не воспользуется.
  
     Хотя прошло два дня с тех пор, как он дал адрес Абу Фуаду, и до вечера 9 октября ничего не должно было произойти, он все еще бодрствовал днем и ночью, питаясь пригоршней хлеба и фруктов.
  
     Если иракские солдаты прибудут до половины восьмого вечера девятого, он будет знать, кто его предал - сам Абу Фуад. Он взглянул на часы. Семь тридцать. Кувейтский полковник должен позвонить примерно сейчас, как и было приказано.
  
     На другом конце города Абу Фуад действительно поднимал телефонную трубку. Он набрал номер, на который ответили после третьего гудка.
  
     "Salah?"
  
     "Да, кто это?"
  
     "Мы никогда не встречались, но я слышал много хорошего о тебе - что ты верный и храбрый, один из нас. Люди знают меня как Абу Фуада".
  
     На том конце провода послышался вздох.
  
     "Мне нужна твоя помощь, Салах. Можем ли мы, движение, рассчитывать на вас?"
  
     "О, да, Абу Фуад. Пожалуйста, скажи мне, чего ты хочешь ".
  
     "Не я лично, а друг. Он ранен и болен. Я знаю, что ты фармацевт. Вы должны немедленно доставить ему лекарства - бинты, антибиотики, обезболивающие. Ты слышал о том, кого они называют бедуином?"
  
     "Да, конечно. Но ты хочешь сказать, что знаешь его?"
  
     "Неважно, но мы работаем вместе уже несколько недель. Он чрезвычайно важен для нас ".
  
     "Я прямо сейчас спущусь в магазин, выберу то, что ему нужно, и отнесу ему. Где мне его найти?"
  
     "Он скрывается в доме в Шувайхе и не может двигаться. Возьми карандаш и бумагу".
  
     Абу Фуад продиктовал адрес, который ему дали. На другом конце провода это было отмечено.
  
     "Я немедленно приеду, Абу Фуад. Вы можете доверять мне ", - сказал фармацевт Салах.
  
     "Ты хороший человек. Ты будешь вознагражден".
  
     Абу Фуад повесил трубку. Бедуин сказал, что позвонит на рассвете, если ничего не случится, и фармацевт будет чист.
  
     Майк Мартин скорее увидел, чем услышал, первый грузовик незадолго до половины девятого. Он катился по собственной инерции, двигатель был выключен, чтобы не издавать ни звука, и он проехал перекресток улицы, прежде чем остановиться в нескольких ярдах дальше и просто скрылся из виду. Мартин одобрительно кивнул.
  
     Второй грузовик сделал то же самое несколькими мгновениями позже. Из каждой машины тихо вышли двадцать человек, Зеленые береты, которые знали, что они делают. Мужчины двинулись колонной вверх по улице во главе с офицером, который схватил гражданского. Белая тарелка мужчины мерцала в полутьме. Поскольку все названия улиц были стерты, солдатам понадобился гражданский проводник, чтобы найти эту дорогу. Но номера домов все еще были на высоте.
  
     Гражданский остановился у дома, изучил номерной знак и указал. Командующий капитан поспешно переговорил шепотом со своим сержантом, который отвел пятнадцать человек в боковой переулок, чтобы прикрыть тыл.
  
     Сопровождаемый оставшимися солдатами, капитан попробовал открыть стальную дверь в маленький сад. Он открылся. Мужчины хлынули сквозь толпу.
  
     Внутри сада капитан мог видеть, что в комнате наверху горел слабый свет. Большая часть первого этажа была занята гаражом, который был пуст. У входной двери все притворство скрытности исчезло.
  
     Капитан попробовал ручку, обнаружил, что она заперта, и указал на солдата позади него. Мужчина дал короткую очередь из своей автоматической винтовки по замку в деревянной оправе, и дверь распахнулась.
  
     Под предводительством капитана "Зеленые береты" ворвались внутрь. Некоторые направились в затемненные комнаты на первом этаже; капитан и остальные направились прямо в главную спальню.
  
     С лестничной площадки капитан мог видеть интерьер плохо освещенной спальни, кресло спинкой к двери и клетчатую кефию, выглядывающую из-за верха. Он не стрелял. Полковник Сабаави из АМАМ был конкретен: этот ему нужен живым для допроса. Бросаясь вперед, молодой офицер не почувствовал, как нейлоновая леска зацепилась за его голени.
  
     Он услышал, как его собственные люди врываются через заднюю дверь, а другие поднимаются по лестнице. Он увидел ссутулившуюся фигуру в грязном белом халате, заваленную подушками, и большой арбуз, завернутый в кефию. Его лицо исказилось от гнева, и у него было время, чтобы прорычать оскорбление дрожащему фармацевту, который стоял в дверях.
  
     Пять фунтов Semtex-H могут показаться не такими уж большими, и они не выглядят очень большими. Дома в этом районе построены из камня и бетона, что спасло окружающие жилые дома, некоторые из которых были заняты кувейтцами, от более чем поверхностных повреждений. Но дом, в котором стояли солдаты, практически исчез. Черепица с его крыши была позже найдена в нескольких сотнях ярдов.
  
     Бедуин не стал ждать, чтобы посмотреть на дело своих рук. Он был уже на расстоянии двух улиц, шаркая ногами, занимаясь своими делами, когда услышал приглушенный грохот, как будто хлопнула дверь, затем секундная гулкая тишина, затем треск каменной кладки.
  
     На следующий день произошли три события, все после наступления темноты. В Кувейте у бедуина состоялась вторая встреча с Абу Фуадом. На этот раз кувейтец пришел на рандеву один, в тени глубокого арочного дверного проема, всего в двухстах ярдах от отеля Sheraton, который был захвачен десятками высокопоставленных иракских офицеров.
  
     "Ты слышал, Абу Фуад?"
  
     "Конечно. Весь город гудит. Они потеряли более двадцати человек, остальные ранены". Он вздохнул.
  
     "Будет больше случайных репрессий".
  
     "Ты хочешь остановиться сейчас?"
  
     "Нет. Мы не можем. Но сколько еще мы должны страдать?"
  
     "Американцы и британцы придут. Однажды".
  
     "Аллах, сделай это скорее. Был ли Салах с ними?"
  
     "Он привел их. Там был только один гражданский. Ты больше никому не сказал?"
  
     "Нет, только он. Должно быть, это был он. На его совести жизни девяти молодых людей. Он не увидит Рая".
  
     "Итак. Чего еще ты хочешь от меня?"
  
     "Я не спрашиваю, кто ты или откуда ты. Как опытный армейский офицер, я знаю, что вы не можете быть простым бедуином, погонщиком верблюдов из пустыни. У вас есть запасы взрывчатки, оружия, боеприпасов, гранат. Мои люди тоже могли бы многое сделать с помощью этих вещей ".
  
     "И твое предложение?"
  
     "Присоединяйся к нам и приноси свои припасы. Или оставайтесь сами по себе, но делитесь своими припасами. Я здесь не для того, чтобы угрожать, а только для того, чтобы просить. Но если вы хотите помочь нашему сопротивлению, это способ сделать это ".
  
     Майк Мартин на некоторое время задумался. Через восемь недель у него осталась половина припасов, все еще зарытых в пустыне или разбросанных по двум виллам, которые он использовал не для проживания, а для хранения. Из четырех других его домов один был разрушен, а другой, где он встречался со своими учениками, был скомпрометирован. Он мог бы отдать свои запасы и попросить больше к ночному сбросу - рискованно, но осуществимо, если только его сообщения в Эр-Рияд не перехватывались, о чем он не мог знать. Или он мог совершить еще одно путешествие на верблюдах через границу и вернуться с еще двумя корзинами. Даже это было бы нелегко - теперь вдоль этой границы было шестнадцать иракских дивизий, в три раза больше, чем когда он вошел.
  
     Пришло время снова связаться с Эр-Риядом и попросить инструкций. В то же время он отдаст Абу Фуаду почти все, что у него было. К югу от границы было еще больше; ему просто нужно было как-то пройти через это.
  
     "Куда вы хотите, чтобы это было доставлено?" он спросил.
  
     "У нас есть склад в порту Шувайх. Это довольно безопасно. В нем хранится рыба. Владелец - один из нас ".
  
     "Через шесть дней", - сказал Мартин.
  
     Они договорились о времени и месте, где доверенный помощник Абу Фуада встретит бедуина и проведет его до склада. Мартин описал автомобиль, на котором он будет ездить, и то, как он будет выглядеть.
  
     В тот же вечер, но на два часа раньше из-за разницы во времени, Терри Мартин сидел в тихом ресторане недалеко от своей квартиры и вертел в руке бокал вина. Гость, которого он ждал, вошел через несколько минут, пожилой мужчина с седыми волосами, в очках и в пятнистом галстуке-бабочке. Он вопросительно огляделся.
  
     "Моше, сюда".
  
     Израильтянин поспешил туда, где встал Терри Мартин, и бурно приветствовал его.
  
     "Терри, мой дорогой мальчик, как ты?"
  
     "Лучше видеть тебя, Моше. Не мог позволить тебе проехать через Лондон без хотя бы ужина и возможности поболтать."
  
     Израильтянин по возрасту годился Мартину в отцы, но их дружба была основана на общих интересах.
  
     Оба были учеными и страстными исследователями древних ближневосточных арабских цивилизаций, их культуры, искусства и языков.
  
     Профессор Моше Хадари прошел долгий путь. В молодости он раскопал большую часть Святой Земли вместе с Игаэлем Ядином, который сам был профессором и генералом армии. Хадари очень сожалел о том, что, будучи израильтянином, ему была запрещена большая часть Ближнего Востока, даже для получения образования. Тем не менее, в своей области он был одним из лучших, и поскольку эта область была небольшой, было неизбежно, что два ученых должны были встретиться на каком-нибудь семинаре, как это было десять лет назад.
  
     Это был хороший ужин, и беседа текла вокруг последних исследований, новейших крошечных свежих представлений о том, какой была жизнь в королевствах Ближнего Востока десять веков назад.
  
     Терри Мартин знал, что он связан Законом о государственной тайне, поэтому его недавние действия по заданию Century House не подлежали обсуждению. Но за кофе их разговор вполне естественно зашел о кризисе в Персидском заливе и шансах войны.
  
     "Как ты думаешь, Терри, он уйдет из Кувейта?" спросил профессор.
  
     Мартин покачал головой. "Нет, он не может, если ему не будет дан четко обозначенный путь, уступки, которые он может использовать для оправдания ухода. Чтобы ходить голым, он падает ".
  
     Хадари вздохнул.
  
     "Так много отходов", - сказал он. "Вся моя жизнь, так много отходов. Всех этих денег достаточно, чтобы превратить Ближний Восток в рай на земле. Все эти таланты, все эти молодые жизни. И для чего? Терри, если начнется война, будут ли британцы сражаться с американцами?"
  
     "Конечно. Мы уже отправили Седьмую бронетанковую бригаду, и я верю, что за ней последует четвертая бронетанковая. Это создает разделение, помимо истребителей и военных кораблей. Не беспокойся об этом. Это война на Ближнем Востоке, в которой Израиль не только может, но и должен сидеть сложа руки ".
  
     "Да, я знаю", - мрачно сказал израильтянин. "Но еще многим молодым людям придется умереть".
  
     Мартин наклонился вперед и похлопал своего друга по руке.
  
     "Послушай, Моше, этого человека нужно остановить. Рано или поздно. Израиль из всех стран должен знать, как далеко он зашел со своим оружием массового уничтожения. В некотором смысле, мы только что узнали истинный масштаб того, что у него есть ".
  
     "Но наши люди, конечно, помогали. Мы, вероятно, его главная цель ".
  
     "Да, в анализе целей", - сказал Мартин. "Наша главная проблема заключается в жесткой оперативной разведке. У нас просто нет информации высшего уровня, поступающей к нам из Багдада. Ни британцы, ни американцы, и даже ваш народ тоже ".
  
     Двадцать минут спустя ужин закончился, и Терри Мартин проводил профессора Хадари до такси, чтобы отвезти его обратно в отель.
  
     * * *
  
     Около полуночи по приказу Хасана Рахмани в Багдаде в Кувейте были установлены три триангуляционные станции.
  
     Это были радиоприемные тарелки, предназначенные для отслеживания источника излучения радиоволн и определения на него направления по компасу. Одна из них представляла собой стационарную станцию, установленную на крыше высокого здания в районе Ардия, на крайней южной окраине Эль-Кувейта. Его тарелка была обращена к пустыне.
  
     Два других были мобильными станциями, большими фургонами с тарелками на крыше, встроенным генератором электроэнергии и затемненным интерьером, где сканеры могли сидеть за своими консолями и ловить эфирные волны в поисках передатчика, который, как им сказали, вероятно, будет отправлен откуда-то впустыня между городом и границей с Саудовской Аравией.
  
     Один из этих фургонов находился за пределами Джахры, значительно западнее своего коллеги в Ардии, а третий находился на побережье, на территории больницы Аль-Адан, где сестра студентки юридического факультета была изнасилована в первые дни вторжений. Трекер "Аль-Адан" мог получить полный перекрестный пеленг по тем, о которых сообщали сканеры дальше на север, фиксируя источник передачи до квадрата в несколько сотен ярдов в поперечнике.
  
     На авиабазе Ахмади, где когда-то Халед Аль-Халифа летал на своем "Скайхоке", в круглосуточном режиме ожидания ждал боевой вертолет советской постройки "Хинд". Экипаж "Хинда" состоял из военно-воздушных сил - уступка, которую Рахмани пришлось выжать из командующего им генерала. Команды радиослежения были из собственного контрразведывательного подразделения Рахмани, призванные из Багдада и лучшие, какие у него были.
  
     Профессор Хадари провел бессонную ночь. Кое-что, что сказал ему его друг, глубоко обеспокоило его. Он считал себя абсолютно лояльным израильтянином, происходящим из старинной сефардской семьи, эмигрировавшей на рубеже веков вместе с такими людьми, как Бен-Иегуда и Бен-Гурион. Сам он родился за пределами Яффо, когда это был еще шумный порт палестинских арабов, и он выучил арабский язык маленьким мальчиком.
  
     Он вырастил двух сыновей и видел, как один из них погиб в ужасной засаде на Юге Ливана. Он был дедушкой пятерых маленьких детей. Кто должен сказать ему, что он не любил свою страну?
  
     Но что-то было не так. Если начнется война, многие молодые люди могут погибнуть, как погиб его Зеев, даже если они были британцами, американцами и французами. Было ли это время для Коби Дрора, чтобы проявить мстительный, маломощный шовинизм?
  
     Он встал рано, оплатил свой счет, собрал вещи и заказал такси в аэропорт. Перед тем, как покинуть отель, он некоторое время зависал у ряда телефонов в вестибюле, затем передумал.
  
     На полпути к аэропорту он приказал таксисту свернуть с шоссе М4 и найти телефонную будку. Ворча на время и проблемы, которые это потребует, водитель так и сделал, в конце концов найдя один на углу в Чизвике.
  
     Хадари повезло. Именно Хилари ответила на телефонный звонок в квартире Бэйсуотер.
  
     "Подожди, " сказал он, " он уже на полпути к двери".
  
     На линию вышел Терри Мартин.
  
     "Это Моше. Терри, у меня не так много времени. Скажи своим людям, что у Института действительно есть высокопоставленный источник в Багдаде. Скажи им, чтобы спросили, что случилось с Иерихоном. Прощай, мой друг".
  
     "Моше, одну минуту. Ты уверен? Откуда ты знаешь?"
  
     "Это не имеет значения. Ты никогда не слышал этого от меня. До свидания".
  
     Телефон отключился. В Чизвике пожилой ученый снова сел в свое такси и поехал в Хитроу. Он дрожал от чудовищности того, что он сделал. И как он мог сказать Терри Мартину, что именно он, профессор арабского языка из Тель-Авивского университета, составил тот первый ответ Иерихону в Багдаде?
  
     Звонок Терри Мартина застал Саймона Паксмана за его столом в Сенчури Хаус сразу после десяти.
  
     "Обед? Извините, я не могу. Адский день. Возможно, завтра", - сказал Паксман.
  
     "Слишком поздно. Это срочно, Саймон."
  
     Паксман вздохнул. Без сомнения, его ручной ученый придумал какую-то новую интерпретацию фразы в иракской передаче, которая должна была изменить смысл жизни.
  
     "Все еще не могу приготовить обед. Важная конференция здесь, в доме. Слушай, выпьем по-быстрому. Дыра в стене, это паб под мостом Ватерлоо, совсем недалеко отсюда. Скажем, в двенадцать часов? Я могу дать тебе полчаса, Терри".
  
     "Более чем достаточно. Увидимся", - сказал Мартин.
  
     Сразу после полудня они сидели за кружкой пива в пивной, над которой грохотали поезда Южного региона в Кент, Сассекс и Хэмпшир. Мартин, не раскрывая своего источника, рассказал то, что ему сказали тем утром.
  
     "Черт возьми", - прошептал Паксман. В соседней кабинке были люди. "Кто тебе сказал?"
  
     "Не могу сказать".
  
     "Ну, ты должен".
  
     "Смотрите, он рискнул. Я дал свое слово. Он академик и выпускник. Вот и все".
  
     Паксман задумался. Академический, и сведение с Терри Мартином. Конечно, еще один арабист. Мог быть на задании у Моссада. Как бы то ни было, информация должна была вернуться в Century и без промедления.
  
     Он поблагодарил Мартина, оставил свое пиво и поспешил обратно по дороге в Сенчури.
  
     Из-за конференции в обеденное время Стив Лэйнг не выходил из здания. Паксман отвел его в сторону и рассказал ему. Лэйнг обратился с этим прямо к самому шефу.
  
     Сэр Колин, который никогда не склонен был к преувеличениям, объявил генерала Коби Дрора самым занудным типом, отказался от обеда, приказал принести что-нибудь на его стол и удалился на верхний этаж. Там он позвонил лично по чрезвычайно защищенной линии судье Уильяму Вебстеру, директору ЦРУ.
  
     В Вашингтоне было только половина девятого, но судья был человеком, который любил вставать с рассветом, и он был за своим столом, чтобы ответить на звонок. Он задал своему британскому коллеге пару вопросов об источнике информации, хмыкнул из-за отсутствия такового, но согласился, что это то, что нельзя упускать из виду.
  
     Вебстер сказал своему заместителю директора (операции) Билл Стюарт, который взорвался от ярости, а затем провел получасовую конференцию с Чипом Барбером, руководителем операций ближневосточного подразделения. Барбер разозлился еще больше, потому что он был тем человеком, который сидел лицом к лицу с генералом Дрором в светлой комнате на вершине холма за пределами Герцлии, и, по-видимому, ему солгали.
  
     Вдвоем они разработали то, что хотели сделать, и вернули идею Режиссеру.
  
     В середине дня Уильям Вебстер провел совещание с Брентом Скоукрофтом, председателем Совета национальной безопасности, и он передал этот вопрос президенту Бушу. Вебстер попросил то, что хотел, и получил все полномочия идти вперед.
  
     Мы обратились за содействием к государственному секретарю Джеймсу Бейкеру, и он немедленно его оказал. В ту ночь Госдепартамент направил срочный запрос в Тель-Авив, который был представлен получателю на следующее утро, всего в трех часах езды из-за временного разрыва.
  
     Заместителем министра иностранных дел Израиля в то время был Биньямин Нетаньяху, красивый, элегантный, седовласый дипломат и брат того Джонатана Нетаньяху, который был единственным израильтянином, убитым во время налета на аэропорт Энтеббе Иди Амина, в ходе которого израильские коммандос спасли пассажиров французского авиалайнера, захваченного палестинскими иНемецкие террористы.
  
     Биньямин Нетаньяху родился в третьем поколении сабра и частично получил образование в Соединенных Штатах.
  
     Из-за его беглости и красноречия, а также страстного национализма он был членом правительства Ликуда Ицхака Шамира и часто убедительным представителем Израиля в интервью западным СМИ.
  
     Он прибыл в Вашингтон Даллеса два дня спустя, 14 октября, несколько озадаченный срочностью приглашения Госдепартамента, чтобы он вылетел в Соединенные Штаты для обсуждения значительной важности.
  
     Он был еще более озадачен, когда два часа частных бесед с заместителем госсекретаря Лоуренсом Иглбергером показали не более чем всеобъемлющий обзор событий на Ближнем Востоке со 2 августа. Он закончил переговоры в полном расстройстве, а затем поздно вечером вылетел обратно в Израиль.
  
     Когда он покидал Государственный департамент, помощник сунул ему в руку дорогую пергаментную карточку. Открытка была озаглавлена личным гербом, и автор изящным рукописным шрифтом просил его не покидать Вашингтон, не заехав в дом писателя с коротким визитом, чтобы обсудить вопрос, имеющий неотложное значение "для обеих наших стран и всего нашего народа".
  
     Он знал подпись, знал человека и знал силу и богатство руки, которая это написала. Лимузин писателя стоял у дверей. Израильский министр принял решение и приказал своему секретарю вернуться в посольство за обоими комплектами багажа и встретиться с ним в доме в Джорджтауне через два часа. Оттуда они отправятся к Даллесу. Затем он сел в лимузин.
  
     Он никогда раньше не бывал в этом доме, но он оказался таким, каким и ожидал: красивое здание в лучшем конце М-стрит, менее чем в трехстах ярдах от кампуса Джорджтаунского университета. Его провели в отделанную панелями библиотеку с картинами и книгами превосходной редкости и вкуса. Несколько мгновений спустя вошел его хозяин, продвигаясь по кашанскому ковру с протянутой рукой.
  
     "Моя дорогая Биби, как мило с твоей стороны уделить мне время".
  
     Сол Натансон был одновременно банкиром и финансистом, профессии, которые сделали его чрезвычайно богатым, но его истинное состояние скорее намекалось, чем декларировалось, а сам человек был слишком образованным, чтобы зацикливаться на этом. Картины Ван Дайка и Брейгеля на его стенах не были копиями, а его пожертвования на благотворительность, в том числе некоторые в Государстве Израиль, были легендарными.
  
     Как и израильский министр, он был элегантным и седовласым, но, в отличие от чуть более молодого человека, он был сшит на Сэвил-Роу в Лондоне, а его шелковые рубашки были из Сулки.
  
     Он указал гостю на одно из пары кожаных клубных кресел перед камином, и вошел английский дворецкий с бутылкой и двумя бокалами на серебряном подносе.
  
     "Кое-что, что, я подумал, тебе может понравиться, мой друг, пока мы болтаем".
  
     Дворецкий налил в два бокала красного вина от Lalique, и израильтянин сделал глоток. Натансон вопросительно поднял бровь.
  
     "Превосходно, конечно", - сказал Нетаньяху. Шато Мутон Ротшильд 61 года нелегко найти и не проглотить. Дворецкий оставил бутылку в пределах досягаемости и удалился.
  
     Сол Натансон был слишком деликатен, чтобы врываться в суть того, что он хотел сказать. Сначала были поданы закуски для разговоров. Затем Ближний Восток.
  
     "Ты знаешь, что будет война", - грустно сказал он.
  
     "Я в этом не сомневаюсь", - согласился Нетаньяху.
  
     "Прежде чем все закончится, многие молодые американцы вполне могут быть мертвы, прекрасные молодые люди, которые не заслуживают смерти.
  
     Мы все должны сделать все возможное, чтобы сохранить это число как можно ниже, насколько это в человеческих силах, не так ли? Еще вина?"
  
     "Я не могу не согласиться".
  
     К чему, черт возьми, клонил этот человек? Заместитель министра иностранных дел Израиля искренне понятия не имел.
  
     "Саддам, - сказал Натансон, глядя на огонь, - это угроза. Его нужно остановить. Он, вероятно, представляет большую угрозу для Израиля, чем для любого другого соседнего государства ".
  
     "Мы говорили это в течение многих лет. Но когда мы разбомбили его ядерный реактор, Америка осудила нас ".
  
     Натансон сделал пренебрежительный жест одной рукой.
  
     "Чепуха, конечно, всякая косметическая чепуха для лица вещей. Мы оба знаем это, и мы оба знаем лучше. У меня есть сын, который служит в Персидском заливе".
  
     "Я не знал. Пусть он благополучно вернется".
  
     Натансон был искренне тронут.
  
     "Спасибо тебе, Биби, спасибо тебе. Я молюсь об этом каждый день. Мой первенец, мой единственный сын. Я просто чувствую это ... на данный момент времени ... сотрудничество между всеми нами должно быть без ограничений ".
  
     "Бесспорно". У израильтянина было неприятное чувство, что грядут плохие новости.
  
     "Чтобы снизить потери, понимаете. Вот почему я прошу твоей помощи, Биби, чтобы уменьшить количество жертв. Мы на одной стороне, не так ли? Я американец и еврей ".
  
     Порядок, в котором он использовал эти слова, повис в воздухе.
  
     "А я израильтянин и еврей", - пробормотал Нетаньяху. У него тоже был свой порядок старшинства. Финансиста это нисколько не смутило.
  
     "Именно. Но благодаря вашему образованию здесь, вы поймете, насколько - ну, как бы это сформулировать? - эмоциональными иногда могут быть американцы. Могу я быть откровенным?"
  
     Долгожданное облегчение, подумал израильтянин.
  
     "Если бы было сделано что-нибудь, что могло бы хоть немного снизить число жертв, хотя бы на горстку, и я, и мои соотечественники были бы вечно благодарны тому, кто внес хоть какой-то вклад".
  
     Другая половина чувства осталась невысказанной, но Нетаньяху был слишком опытным дипломатом, чтобы пропустить это. И если бы было сделано или не сделано что-либо, что могло бы увеличить эти потери, память Америки была бы долгой, а ее месть неприятной.
  
     "Чего ты хочешь от меня?" он спросил.
  
     Сол Натансон потягивал вино и смотрел на мерцающие поленья.
  
     "По-видимому, в Багдаде есть человек. Кодовое название - Иерихон..."
  
     Когда он закончил, это был задумчивый заместитель министра иностранных дел, который поспешил в Даллес, чтобы успеть на рейс домой.
  
  
     Глава 9
  
     Блокпост, на котором он оказался, находился на углу улицы Мохаммеда Ибн Кассема и Четвертой кольцевой дороги. Когда Майк Мартин увидел это на расстоянии, у него возникло искушение развернуться и отправиться обратно тем же путем, которым он пришел.
  
     Но там были иракские солдаты, размещенные вдоль дороги с каждой стороны на подходах к контрольно-пропускному пункту, очевидно, только для этой цели, и было бы безумием пытаться уйти от их ружейного огня на медленной скорости, необходимой для разворота. У него не было выбора, кроме как ехать дальше, присоединяясь к концу очереди автомобилей, ожидающих проверки.
  
     Как обычно, проезжая через Эль-Кувейт, он старался избегать основных дорог, на которых, вероятно, были установлены блокпосты, но пересечь любую из шести кольцевых дорог, которые окружают Эль-Кувейт серией концентрических полос, можно было только на крупном перекрестке.
  
     Он также надеялся, ведя машину в середине утра, затеряться в дорожной суматохе или найти иракцев, укрывающихся от жары. Но середина октября охладила погоду, и Спецназ в зеленых беретах оказался далек от бесполезной Народной армии. Поэтому он сел за руль белого универсала Volvo и стал ждать.
  
     Все еще была черная и глубокая ночь, когда он поехал по бездорожью далеко в пустыню на юг и выкопал остатки своей взрывчатки, оружия и боеприпасов, оборудования, которое он обещал Абу Фуаду. Было еще до рассвета, когда он пересел из джипа в универсал в гараже на задних улицах Фирдоуса.
  
     Между пересаживанием из машины в машину и моментом, когда он решил, что солнце достаточно высоко и достаточно жарко, чтобы заставить иракцев искать укрытия в тени, ему даже удалось два часа вздремнуть за рулем машины в гараже. Затем он вывел универсал и поставил джип в гараж, зная, что такой ценный автомобиль скоро будет конфискован.
  
     Наконец он вымыл лицо и руки и сменил одежду, сменив запачканную и испачканную в пустыне одежду бедуина на чистую белую одежду кувейтского врача.
  
     Машины перед ним медленно продвигались к иракской пехоте, сгруппировавшейся вокруг заполненных бетоном бочек впереди. В некоторых случаях солдаты просто смотрели на удостоверение личности водителя и махали ему рукой; в других случаях машину отводили в сторону для обыска. Обычно это были те транспортные средства, которые перевозили какой-то груз, которым было приказано остановиться.
  
     Он с беспокойством осознал, что позади него на полу грузового отсека стоят два больших деревянных сундука, содержимого которых было достаточно, чтобы обеспечить его немедленный арест и передачу на милость АМАМА.
  
     Наконец последняя машина впереди него отъехала, и он подъехал к бочкам. Старший сержант не потрудился попросить документы, удостоверяющие личность. Увидев большие коробки в задней части "Вольво", солдат махнул универсалу на обочину дороги и выкрикнул приказ своим коллегам, которые ждали там.
  
     В окне со стороны водителя, которое Мартин уже опустил, появилась оливково-серая униформа.
  
     Форма согнулась, и в открытом окне появилось заросшее щетиной лицо.
  
     "Вон", - сказал солдат. Мартин вышел и выпрямился. Он вежливо улыбнулся. Подошел сержант с жестким рябым лицом. Рядовой подошел к задней двери и заглянул в коробки.
  
     "Документы", - сказал сержант. Он изучил удостоверение личности, которое протянул Мартин, и его взгляд метнулся от размытого лица за пластиком к тому, кто стоял перед ним. Если он и видел какую-то разницу между британским офицером, стоящим перед ним, и продавцом торговой корпорации "Аль-Халифа", чей портрет был использован для открытки, он не подал виду.
  
     Удостоверение личности было выдано годом ранее, и через год мужчина может решить сбрить бороду.
  
     "Вы врач?"
  
     "Да, сержант. Я работаю в больнице".
  
     "Где?"
  
     "На дороге Джахра".
  
     "Куда ты идешь?"
  
     "В больницу Амири, в Дасмане".
  
     Сержант был явно не очень образован, и в рамках его культуры врач считался человеком значительного образования и положения. Он хмыкнул и пошел к задней части универсала.
  
     "Откройся", - сказал он.
  
     Мартин открыл заднюю дверь, и она распахнулась над их головами. Сержант уставился на два ствола.
  
     "Что это такое?"
  
     " Образцы, сержант. Они нужны исследовательской лаборатории в Амири ".
  
     "Откройся".
  
     Мартин достал несколько маленьких медных ключей из кармана своей приборной панели . Ящики были типа багажника или чемодана, купленные в багажном магазине, и у каждого было два медных замка.
  
     "Ты знаешь, что эти сундуки хранятся в холодильнике?" сказал Мартин непринужденно, возясь с ключами.
  
     "Охлажденный?" Сержант был озадачен этим словом.
  
     "Да, сержант. Внутри холодно. Они поддерживают культуры при постоянной низкой температуре. Это гарантирует, что они остаются инертными. Я боюсь, что если я откроюсь, холодный воздух выйдет наружу, и они станут очень активными. Лучше отойди".
  
     Услышав фразу "отойдите", сержант нахмурился и снял с плеча карабин, направив его на Мартина, подозревая, что в ящиках должно быть какое-то оружие.
  
     "Что ты имеешь в виду?" он зарычал. Мартин виновато пожал плечами.
  
     "Мне жаль, но я не могу предотвратить это. Микробы просто исчезнут в воздухе вокруг нас ".
  
     "Микробы - какие микробы?" Сержант был смущен и зол, как на собственное невежество, так и на манеры доктора.
  
     "Разве я не сказал, где я работаю?" - мягко спросил он.
  
     "Да, в больнице".
  
     "Верно. Изолированная больница. Здесь полно образцов оспы и холеры для анализа ".
  
     На этот раз сержант действительно отпрыгнул назад, на целых два фута. Отметины на его лице не были случайностью - в детстве он чуть не умер от оспы.
  
     "Убери это барахло отсюда, черт бы тебя побрал!"
  
     Мартин снова извинился, закрыл заднюю дверь, сел за руль и уехал. Час спустя его провели на рыбный склад в порту Шувайх и передали его груз Абу Фуаду.
  
     Государственный департамент Соединенных Штатов
  
     Вашингтон, округ Колумбия 20520
  
     16 октября 1990
  
     МЕМОРАНДУМ ДЛЯ: Джеймса Бейкера
  
     ОТ: Группа политической разведки и анализа
  
     ТЕМА: Уничтожение иракской военной машины
  
     КЛАССИФИКАЦИЯ: ТОЛЬКО ДЛЯ ГЛАЗ
  
     За десять недель, прошедших с момента вторжения Ирака в эмират Кувейт, как нами, так и нашими британскими союзниками, было проведено самое тщательное расследование точных размеров, характера и состояния подготовки военной машины, находящейся в настоящее время в распоряжении президента Саддама Хусейна.
  
     Критики, несомненно, скажут, с обычным преимуществом ретроспективного анализа, что такой анализ должен был быть выполнен до этой даты. Как бы то ни было, результаты различных анализов сейчас перед нами, и они представляют собой очень тревожную картину.
  
     Одни только обычные вооруженные силы Ирака с его постоянной армией численностью в миллион с четвертью человек, его орудиями, танками, ракетными батареями и современными военно-воздушными силами в совокупности делают Ирак, безусловно, самой мощной военной силой на Ближнем Востоке.
  
     Два года назад было подсчитано, что если результатом войны с Ираном было сокращение иранской военной машины до такой степени, что она больше не могла реально угрожать своим соседям, то ущерб, нанесенный Ираном иракской военной машине, был такого же значения.
  
     Теперь ясно, что в случае с Ираном жесткое эмбарго на закупки, намеренно введенное нами и нашими британскими коллегами, привело к тому, что ситуация осталась практически такой же. В случае с Ираком, однако, два прошедших года были заполнены программой перевооружения ужасающей силы.
  
     Вы помните, г-н госсекретарь, что политика Запада в районе Персидского залива и на самом деле на всем Ближнем Востоке долгое время основывалась на концепции баланса: представление о том, что стабильность и, следовательно, статус-кво могут быть сохранены только в том случае, если ни одной стране в регионе не будет позволено приобрести такую власть, чтобы угрожать подчинениемвсех своих соседей и, таким образом, установить господство.
  
     Только на фронте обычных боевых действий теперь ясно, что Ирак приобрел такую мощь и теперь стремится создать такое господство.
  
     Но этот отчет еще больше касается другого аспекта иракских приготовлений: создания огромного запаса оружия массового уничтожения в сочетании с продолжающимися планами создания еще большего количества и соответствующих международных и, возможно, межконтинентальных систем его доставки.
  
     Короче говоря, если не будет достигнуто полное уничтожение этого оружия, все еще находящегося в разработке, и систем его доставки, ближайшее будущее демонстрирует катастрофическую перспективу.
  
     В течение трех лет, согласно исследованиям, представленным комитету "Медуза" и с которыми британцы полностью согласны, Ирак будет обладать собственной атомной бомбой и способностью запускать ее в любом месте в радиусе двух тысяч километров от Багдада.
  
     К этой перспективе следует добавить тысячи тонн смертоносного отравляющего газа и бактериологический военный потенциал, включающий сибирскую язву, туляремию и, возможно, бубонную и легочную чуму.
  
     Если бы Ираком правил мягкий и разумный режим, перспектива все равно была бы пугающей. Реальность такова, что Ираком правит исключительно президент Саддам Хусейн, который явно находится во власти двух идентифицируемых психических состояний: мании величия и паранойи.
  
     В течение трех лет, если не удастся предпринять превентивные действия, Ирак сможет доминировать с помощью одной только угрозы на всей территории от северного побережья Турции до Аденского залива, от морей у Хайфы до гор Кандагара.
  
     Результатом этих откровений должно стать радикальное изменение политики Запада. Уничтожение иракской военной машины и особенно оружия массового уничтожения теперь должно стать главной целью политики Запада. Освобождение Кувейта теперь стало неактуальным, служа лишь оправданием.
  
     Желанная цель может быть сорвана только односторонним уходом Ирака из Кувейта, и необходимо приложить все усилия для обеспечения того, чтобы этого не произошло.
  
     Поэтому политика США в союзе с нашими британскими союзниками должна быть направлена на достижение четырех целей: 1. Насколько это возможно, скрытно представлять Саддаму Хусейну провокации и аргументы, направленные на то, чтобы заставить его отказаться от вывода войск из Кувейта.
  
     2. Отвергнуть любой компромисс, который он может предложить в обмен на уход из Кувейта, тем самым устраняя оправдание для нашего запланированного вторжения и уничтожения его военной машины.
  
     3. Настоятельно призвать Организацию Объединенных Наций принять без дальнейших проволочек давно откладываемую резолюцию 678 Совета Безопасности, уполномочивающую союзников по коалиции начать воздушную войну, как только они будут готовы.
  
     4. Делать вид, что приветствует, но на самом деле срывает любой мирный план, который мог бы позволить Ираку выйти невредимым из его нынешней дилеммы. Очевидно, что Генеральный секретарь ООН, Париж и Москва представляют здесь главную опасность, которые могут в любой момент предложить какой-нибудь наивный план, способный предотвратить то, что должно быть сделано. Общественность, конечно, и впредь будет убеждена в обратном.
  
     С уважением покорен,
  
     ПИАГ
  
     "Ицхак, мы действительно должны согласиться с ними в этом".
  
     Премьер-министр Израиля, как всегда, казался карликом рядом с большим вращающимся креслом и столом перед ним, когда его заместитель министра иностранных дел предстал перед ним в укрепленном личном кабинете премьер-министра под зданием Кнессета в Иерусалиме. Два десантника с "Узи" за тяжелой, обшитой сталью деревянной дверью ничего не слышали из того, что происходило внутри.
  
     Ицхак Шамир сердито смотрел через стол, его короткие ноги свободно болтались над ковром, хотя на случай необходимости была специально подогнана подставка для ног. Его морщинистое, драчливое лицо под седыми волосами делало его еще больше похожим на какого-нибудь северного тролля.
  
     Его заместитель министра иностранных дел отличался от премьер-министра во всех отношениях: высокий там, где национальный лидер был невысоким, хорошо скроенный там, где Шамир был помят, вежливый там, где он был холериком. И все же они прекрасно ладили, разделяя одно и то же бескомпромиссное видение своей страны и палестинцев, так что премьер-министр российского происхождения без колебаний выбрал и продвинул дипломата-космополита.
  
     Биньямин Нетаньяху хорошо доказал свою правоту. Израиль нуждался в Америке: в ее доброй воле, которая когда-то автоматически гарантировалась силой еврейского лобби, но теперь находилась в осаде на Капитолийском холме и в американских СМИ; в ее пожертвованиях, ее вооружении, ее праве вето в Совете Безопасности. Это было ужасно много, чтобы подвергнуть риску одного предполагаемого иракского агента, которым руководил Коби Дрор из Тель-Авива.
  
     "Пусть они получат этого Иерихона, кем бы он ни был", - призвал Нетаньяху. "Если он поможет им уничтожить Саддама Хусейна, тем лучше для нас".
  
     Премьер-министр хмыкнул, кивнул и потянулся к интеркому.
  
     "Свяжись с генералом Дрором и скажи ему, что мне нужно видеть его здесь, в моем кабинете", - сказал он своему личному секретарю.
  
     "Нет, не тогда, когда он свободен. Сейчас".
  
     Четыре часа спустя Коби Дрор покинул кабинет своего премьер-министра. Он кипел. Действительно, сказал он себе, когда его машина выехала с холма из Иерусалима на широкое шоссе, ведущее обратно в Тель-Авив, он не помнил, когда был так зол.
  
     Услышать от собственного премьер-министра, что ты был неправ, было достаточно плохо. То, что ему сказали, что он тупой мудак, было тем, без чего он мог бы обойтись.
  
     Обычно он получал удовольствие, глядя на сосновые леса, где во время осады Иерусалима, когда сегодняшнее шоссе представляло собой колею, его отец и другие сражались, чтобы пробить брешь в палестинских линиях и освободить город. Но не сегодня.
  
     Вернувшись в свой кабинет, он вызвал Сами Гершона и сообщил ему новости.
  
     "Как, черт возьми, американцы узнали?" - закричал он. "Кто слил информацию?"
  
     "В офисе никого нет", - решительно заявил Гершон. "А как насчет того профессора? Я вижу, он только что вернулся из Лондона".
  
     "Проклятый предатель", - прорычал Дрор. "Я сломаю его".
  
     "Британцы, вероятно, напоили его", - предположил Гершон. "Хвастовство в его чашах. Оставь это, Коби. Ущерб нанесен. Что мы должны делать?"
  
     "Расскажи им все о Иерихоне", - рявкнул Дрор. "Я не буду этого делать. Пошли Шарон. Позволь ему сделать это. Встреча в Лондоне, где произошла утечка информации".
  
     Гершон обдумал это и усмехнулся.
  
     "Что тут смешного?" - спросил Дрор.
  
     "Только это. Мы больше не можем связаться с Иерихоном. Просто дай им попробовать. Мы до сих пор не знаем, кто этот ублюдок.
  
     Пусть они узнают. Если повезет, они сделают из этого верблюжью задницу ".
  
     Дрор обдумал это, и в конце концов хитрая улыбка появилась на его лице. "Пошли Шарон сегодня вечером", - сказал он.
  
     "Затем мы запускаем еще один проект. Я уже некоторое время думаю об этом. Мы назовем это операцией "Иисус Навин".
  
     "Почему?" - озадаченно спросил Гершон.
  
     "Разве ты не помнишь точно, что Иисус Навин сделал с Иерихоном?"
  
     Встреча в Лондоне была сочтена достаточно важной, чтобы Билл Стюарт, заместитель директора Лэнгли по операциям, лично пересек Атлантику в сопровождении Чипа Барбера из Ближневосточного отдела.
  
     Они остановились на одной из конспиративных квартир Компании, в квартире недалеко от посольства на Гросвенор-сквер, и поужинали с заместителем директора SIS и Стивом Лэйнгом. Заместитель директора отвечал за протокол, учитывая ранг Стюарта; на допросе Дэвида Шарона его заменит Саймон Паксман, который отвечал за Ирак.
  
     Давид Шарон прилетел из Тель-Авива под другим именем и был встречен катсой из израильского посольства в Палас-Грин. Британская служба контрразведки MI-5, которая не любит, когда иностранные агенты, даже дружественные, играют в игры в порту въезда, была предупреждена SIS и заметила ожидающую катсу из посольства. Как только он поприветствовал вновь прибывшего, "мистер Элиягу, "Группа MI-S вылетела рейсом из Тель-Авива, тепло приветствуя г-на Шарона в Лондоне и предлагая все условия, чтобы сделать его пребывание приятным.
  
     Двух разгневанных израильтян сопроводили к их машине, помахали им рукой у входа в вестибюль, а затем степенно проследовали в центр Лондона. Массированные отряды гвардейской бригады не могли бы выполнить работу лучше.
  
     Допрос Дэвида Шарона начался на следующее утро и занял целый день и половину ночи. SIS решила использовать одну из своих конспиративных квартир, хорошо защищенную и эффективно "подключенную"
  
     квартира в Южном Кенсингтоне.
  
     Это было (и остается) большим и просторным заведением, местом проведения конференции служила столовая. В одной из спален находились кассеты с магнитофонами и два техника, которые записывали каждое произнесенное слово. Аккуратная молодая женщина, привезенная из Сенчури, распоряжалась кухней и руководила подносами с кофе и бутербродами для шести мужчин, собравшихся вокруг обеденного стола.
  
     Двое подтянутых мужчин в вестибюле внизу провели день, притворяясь, что чинят идеально работающий лифт, в то время как на самом деле следили за тем, чтобы никто, кроме других известных обитателей здания, не поднимался выше уровня первого этажа.
  
     За обеденным столом сидели Дэвид Шарон и катса из лондонского посольства, который в любом случае был объявлен агентом; два американца, Стюарт и Барбер из Лэнгли; и два сотрудника SIS, Лэйнг и Паксман.
  
     По просьбе американцев Шарон начал с начала истории и рассказал ее так, как это произошло.
  
     "Наемник? Наемник, пришедший на работу?" в какой-то момент спросил Стюарт. "Ты меня не разыгрываешь?"
  
     "Мои инструкции заключаются в том, чтобы быть абсолютно откровенным", - сказал Шарон. "Так это и произошло".
  
     Американцы ничего не имели против наемника. Действительно, это было преимущество. Среди всех мотивов предательства своей страны деньги являются самыми простыми и легкими для агентства по подбору персонала. С наемником каждый знает, где он находится. Нет мучительных чувств сожаления, нет страха отвращения к себе, нет хрупкого эго, которое нужно массировать и льстить, нет взъерошенных перьев, которые нужно пригладить. Наемник в мире разведки подобен шлюхе. Не нужны утомительные ужины при свечах и сладкие пустяки. Пригоршня долларов на туалетном столике вполне подойдет.
  
     Шарон описал отчаянные поиски кого-то, кто мог бы жить в Багдаде под дипломатическим прикрытием на длительный срок, и выбор Хобсоном Альфонсо Бенца Монкады, его интенсивную подготовку в Сантьяго и его повторную фильтрацию, чтобы управлять Иерихоном в течение двух лет.
  
     "Подожди", - сказал Стюарт. "Этот любитель управлял Иерихоном два года? Сделал семьдесят коллекций из the drops и вышел сухим из воды?"
  
     "Ага. Клянусь своей жизнью", - сказала Шарон.
  
     "Что ты думаешь, Стив?"
  
     Лэйнг пожал плечами. "Новичку везет. Не хотел бы попробовать это в Восточном Берлине или Москве ".
  
     "Правильно", - сказал Стюарт. "И за ним никогда не было хвоста до капли? Никогда не шел на компромисс?"
  
     "Нет", - сказала Шарон. "За ним несколько раз следили, но всегда спорадически и неуклюже. Направляясь из своего дома в здание Экономической комиссии или обратно, и один раз, когда он направлялся к выходу. Но он увидел их и прервал ".
  
     "Просто предположим, - сказал Лэйнг, - что за ним действительно следила настоящая команда наблюдателей. Ребята из контрразведки Рахмани следят за сбросом и сворачивают сам Иерихон. Под влиянием убеждения Иерихон должен сотрудничать. ..."
  
     "Тогда стоимость продукта упала бы", - сказала Шарон. "Но Иерихон действительно наносил большой ущерб. Рахмани не позволил бы этому продолжаться. Мы бы увидели публичный суд и повешение Иерихона, а Монкаду, если повезет, исключили бы.
  
     "Похоже, что следопыты были людьми АМАМА, хотя предполагается, что иностранцы - это территория Рахмани.
  
     Как бы то ни было, они были такими же неуклюжими, как обычно. Монкада заметил их без проблем. Вы знаете, как АМАМ всегда пытается перейти на контрразведывательную работу ".
  
     Слушатели кивнули. Межведомственное соперничество не было чем-то новым - это происходило в их собственных странах.
  
     Когда Шарон дошел до того, что Монкада был внезапно выведен из Ирака, Билл Стюарт разразился ругательствами.
  
     "Ты хочешь сказать, что он отключен, вне контакта? Вы хотите сказать нам, что Иерихон на свободе без какого-либо контролера? "
  
     "В том-то и дело", - терпеливо сказала Шарон. Он повернулся к Чипу Барберу. "Когда генерал Дрор сказал, что у него нет агента в Багдаде, он имел в виду именно это. Моссад был убежден, что "Иерихон", как продолжающаяся операция, провалился".
  
     Барбер бросил на молодого катсу взгляд, который говорил: "Вытяни другую ногу, сынок. На нем есть колокольчики".
  
     "Мы хотим восстановить контакт", - спокойно сказал Лэйнг. "Как?"
  
     Шарон изложила все шесть местоположений ящиков для просроченных писем. За два года работы Монкада сменил два из них; в одном случае из-за того, что место было снесено бульдозером для реконструкции, в другом - из-за того, что заброшенный магазин был отремонтирован и вновь заселен. Но шесть действующих капель и шесть мест, где должны были быть нанесены предупреждающие отметки мелом, были самыми современными, которые были получены с его последнего инструктажа после его исключения.
  
     Точное местоположение этих капель и места для меловых отметок были отмечены с точностью до дюйма.
  
     "Может быть, мы могли бы попросить дружественного дипломата подойти к нему на мероприятии, сказать ему, что он вернулся в строй и деньги стали лучше", - предложил Барбер. "Обойди все это дерьмо под кирпичами и плитами".
  
     "Нет", - сказала Шарон. "Это капли, или ты не сможешь связаться с ним".
  
     "Почему?" - спросил Стюарт.
  
     "Вам будет трудно в это поверить, но я клянусь, что это правда. Мы так и не узнали, кто он такой".
  
     Четверо западных агентов несколько минут пристально смотрели на Шарона.
  
     "Вы так и не опознали его?" - медленно спросил Стюарт.
  
     "Нет. Мы пытались. Мы попросили его назвать себя для его собственной защиты. Он отказался, пригрозил отключиться, если мы будем упорствовать. Мы провели анализ почерка, психопортреты. Мы перекрестно проиндексировали информацию, которую он мог предоставить, и материал, до которого он не мог добраться. В итоге у нас получился список из тридцати, может быть, сорока человек, все из окружения Саддама Хусейна, все из Совета революционного командования, Высшего командования армии или высших чинов партии БААС.
  
     "Никогда не мог подобраться ближе, чем это. Дважды мы вставляли в наши требования технический термин на английском языке. Каждый раз они возвращались с вопросом. Кажется, он говорит только по-английски или очень плохо. Но это может быть слепой. Он мог говорить свободно, но если бы мы знали это, это сузило бы поле до двух или трех. Поэтому он всегда пишет шрифтом, по-арабски".
  
     Стюарт хмыкнул, убежденный. "Звучит как Глубокая глотка".
  
     "Конечно, Вудворд и Бернштейн идентифицировали "Глубокую глотку"?" предположил Паксман.
  
     "Так они утверждают, но я сомневаюсь в этом", - сказал Стюарт. "Я полагаю, что парень оставался в глубокой тени, как Иерихон".
  
     К тому времени, когда они вчетвером наконец позволили измученному Дэвиду Шарону вернуться в его посольство, уже давно стемнело. Если и было что-то еще, что он мог бы им сказать, они не собирались вытягивать это из него.
  
     Но Стив Лэйнг был уверен, что на этот раз Моссад вышел чистеньким. Билл Стюарт рассказал ему об уровне давления, которое было оказано в Вашингтоне.
  
     Два британских и два американских офицера разведки, устав от сэндвичей и кофе, отправились в ресторан в полумиле от отеля. Билл Стюарт, у которого была язва, которая не прошла после двенадцати часов бутербродов и сильного стресса, поиграл с тарелкой копченого лосося.
  
     "Это ублюдок, Стив. Это настоящий четырехглазый ублюдок. Подобно Моссаду, нам придется попытаться найти аккредитованного дипломата, уже обученного всем ремеслам, и заставить его работать на нас. Заплатим ему, если придется.
  
     Лэнгли готов потратить на это много денег. Информация Иерихона может спасти нам много жизней, когда начнутся боевые действия ".
  
     "Так кто же тогда остается нам?" - спросил Барбер. "Половина посольств в Багдаде уже закрыта.
  
     Остальные должны быть под пристальным наблюдением. Ирландцы, швейцарцы, шведы, финны?"
  
     "Нейтралы не будут играть в мяч", - сказал Лэйнг. "И я сомневаюсь, что они отправили обученного агента в Багдад за свой счет. Забудьте о посольствах стран Третьего мира - это означает начало целой программы вербовки и обучения".
  
     "У нас нет времени, Стив. Это срочно. Мы не можем пойти по тому же пути, по которому пошли Израильтяне.
  
     Три недели - это безумие. Тогда это могло бы сработать, но сейчас Багдад находится на военном положении. Там все должно быть намного жестче. Начиная с холода, я бы хотел минимум три месяца, чтобы дипломат освоился ".
  
     Стюарт согласно кивнул.
  
     "В противном случае, кто-то с законным доступом. Некоторые бизнесмены все еще приходят и уходят, особенно немцы. Мы могли бы создать убедительного немца или японца ".
  
     "Проблема в том, что они недолговечные ребята. В идеале, нужно, чтобы кто-то был матерью-наседкой этого Иерихона для следующего- чего? Четыре месяца. А как насчет журналиста? " предложил Лэйнг.
  
     Паксман покачал головой. "Я разговаривал со всеми ними, когда они выходили; будучи журналистами, они находятся под тотальным наблюдением. Шныряние по закоулкам не сработает для иностранного корреспондента - у них у всех постоянно есть надзиратель из AMAM. Кроме того, не забывайте, что за пределами аккредитованного дипломата мы говорим о черной операции. Кто-нибудь хочет остановиться на том, что происходит с агентом, попавшим в руки Омара Хатиба? "
  
     Четверо мужчин за столом были наслышаны о жестокой репутации Хатиба, главы АМАМА, по прозвищу Аль-Муазиб, "Мучитель".
  
     "Возможно, придется пойти на риск", - заметил Барбер.
  
     "Я имел в виду больше принятие", - указал Паксман. "Какой бизнесмен или репортер согласится, зная, что его ждет, если его поймают? Я бы предпочел КГБ АМАМ ".
  
     Билл Стюарт в отчаянии отложил вилку и попросил еще стакан молока.
  
     "Ну, тогда это все - если не считать поиска обученного агента, который может сойти за иракца".
  
     Паксман бросил взгляд на Стива Лэйнга, который на мгновение задумался и медленно кивнул.
  
     "У нас есть парень, который может", - сказал Паксман.
  
     "Ручной араб? То же самое сделал Моссад, то же самое сделали и мы, - сказал Стюарт, - но не на этом уровне. Разносчики посланий, помощники. Это сопряжено с высоким риском и высокой стоимостью".
  
     "Нет, британец, майор SAS".
  
     Стюарт замер, не донеся стакан с молоком до рта. Барбер отложил нож и вилку и перестал жевать свой стейк.
  
     "Говорить по-арабски - это одно. Выдавать себя за иракца внутри Ирака - это совсем другая игра ", - сказал Стюарт.
  
     "Он темнокожий, черноволосый, кареглазый, но он стопроцентный британец. Он родился и вырос там. Он может сойти за одного из них ".
  
     "И он полностью обучен тайным операциям?" - спросил Барбер. "Черт, где он, черт возьми?"
  
     "На самом деле, он сейчас в Кувейте", - сказал Лэйнг.
  
     "Черт. Ты хочешь сказать, что он застрял там, отсиживается?"
  
     "Нет. Кажется, он передвигается довольно свободно".
  
     "Так что, если он может выбраться, какого черта он делает?"
  
     "На самом деле, убивая иракцев".
  
     Стюарт обдумал это и медленно кивнул.
  
     "Большие яйца", - пробормотал он. "Ты можешь вытащить его оттуда? Мы хотели бы позаимствовать его".
  
     "Я полагаю, да, в следующий раз, когда он выступит по радио. Однако нам пришлось бы прогнать его. И поделись продуктом".
  
     Стюарт снова кивнул.
  
     "Я думаю, да. Вы, ребята, принесли нам Иерихон. Это сделка. Я улажу это с Судьей ".
  
     Паксман встал и вытер рот.
  
     "Я лучше пойду и скажу Эр-Рияду", - сказал он.
  
     Майк Мартин был человеком, привыкшим сам создавать свою удачу, но в том октябре его жизнь была спасена счастливой случайностью.
  
     Он должен был сделать радиосвязь с указанным домом SIS на окраине Эр-Рияда ночью девятнадцатого, в ту же ночь, когда четыре старших офицера разведки из ЦРУ и Сенчури Хаус обедали в Южном Кенсингтоне.
  
     Если бы он это сделал, его бы не было в эфире из-за двухчасовой разницы во времени, прежде чем Саймон Паксман смог вернуться в Сенчури Хаус и предупредить Эр-Рияд, что его разыскивают.
  
     Хуже того, он был бы в эфире в течение пяти-десяти минут, обсуждая с Эр-Риядом способы обеспечения пополнения запасов оружия и взрывчатки.
  
     На самом деле, незадолго до полуночи он был в гараже, где держал свой джип, только для того, чтобы обнаружить, что у автомобиля спустило колесо.
  
     Чертыхаясь, он провел час с поднятым джипом, пытаясь снять колесные гайки, которые были почти приклеены на место смесью смазки и песка пустыни. Без четверти час он выехал из гаража и через полмили заметил, что даже его запасное колесо медленно протекает.
  
     Ничего не оставалось, как вернуться в гараж и отказаться от радиосвязи с Эр-Риядом.
  
     На ремонт обеих шин ушло два дня, и только ночью двадцать первого он обнаружил, что находится глубоко в пустыне, далеко к югу от города, поворачивая свою маленькую спутниковую тарелку в направлении столицы Саудовской Аравии, расположенной за много сотен миль, используя Sendкнопка для передачи серии быстрых сигналов, указывающих, что звонит именно он и что он вот-вот выйдет в эфир.
  
     Его радио было базовым, десятиканальным стационарным кристаллом, с одним каналом, назначенным на каждый день месяца по очереди. Двадцать первого числа он использовал первый канал. Идентифицировав себя, он переключился на Прием и стал ждать. Через несколько секунд низкий голос ответил:
  
     "Скалистая гора, Черный Медведь, читаю вам пять".
  
     Коды, идентифицирующие Эр-Рияд и Мартина, соответствовали дате и каналу, на случай, если кто-то враждебный попытается использовать диапазон волн.
  
     Мартин подошел к Send и произнес несколько фраз.
  
     На окраине города Кувейт на севере молодой иракский техник был предупрежден пульсирующим светом на консоли, которую он контролировал в реквизированной квартире на крыше жилого дома. Один из его "чистильщиков" поймал передачу и включил ее.
  
     "Капитан", - настойчиво позвал он. Офицер из отдела сигналов контрразведки Хассана Рахмани подошел к пульту. Лампочка все еще пульсировала, и техник поворачивал диск, чтобы зафиксировать пеленг.
  
     "Кто-то только что вышел в эфир".
  
     "Где?"
  
     "В пустыне, сэр".
  
     Техник слушал в наушниках, как его пеленгаторы стабилизировались на источнике передачи.
  
     "Передача с электронным шифрованием, сэр".
  
     "Это должен быть он. Босс был прав. Каково отношение?"
  
     Офицер потянулся к телефону, чтобы предупредить два других своих подразделения наблюдения, грузовики с прицепами, припаркованные в Джахре, и больницу Аль-Адан недалеко от побережья.
  
     "Два ноль два градуса по компасу".
  
     Два ноль два градуса - это двадцать два градуса к западу от прямого южного направления, и в том направлении не было абсолютно ничего, кроме кувейтской пустыни, которая простиралась до границы с саудовской пустыней.
  
     "Частота?" рявкнул офицер, когда на линии появился трейлер Jahra.
  
     Трекер дал ему это, редкий канал в очень низкочастотном диапазоне.
  
     " Лейтенант, - крикнул он через плечо, - отправляйся на авиабазу Ахмади. Скажи им, чтобы подняли вертолет в воздух. У нас есть решение ".
  
     Далеко в пустыне Мартин закончил то, что должен был сказать, и переключился на прием, чтобы получить ответ из Эр-Рияда. Это было не то, чего он ожидал. Сам он говорил всего пятнадцать секунд.
  
     "Скалистая гора, Черный Медведь, возвращайтесь в пещеру. Я говорю еще раз, возвращайтесь в пещеру. Очень срочно. Снова и снова".
  
     Иракский капитан передал частоту на обе другие свои станции мониторинга. В Джахре и на территории больницы другие техники настроили свои датчики источника на указанную частоту, и над их головами из стороны в сторону закачались тарелки диаметром в четыре фута. Тот, что на побережье, охватывал территорию от северной границы Кувейта с Ираком до границы с Саудовской Аравией. Сканеры "Джахра" пронеслись с востока на запад, от моря на востоке до иракских пустынь на западе.
  
     Втроем они могли определить местоположение с точностью до ста ярдов и определить направление и расстояние до вертолета Hind и его десяти вооруженных солдат.
  
     "Все еще там?" - спросил капитан.
  
     Техник осмотрел круглый экран перед ним, откалиброванный по его краю с помощью точек компаса. Центр блюда представлял точку, где он сидел. За несколько секунд до этого на экране была сверкающая линия, идущая от центра к компасному курсу 202. Теперь экран был пуст. Он загорался только тогда, когда человек там снова передавал.
  
     "Нет, сэр. Он исчез из эфира. Вероятно, слушает ответ."
  
     "Он вернется", - сказал капитан.
  
     Но он был неправ. Черный Медведь нахмурился из-за внезапных инструкций из Эр-Рияда, отключил питание, закрыл передатчик и сложил антенну.
  
     Иракцы отслеживали частоту остаток ночи до рассвета, когда "Хинд" в Аль-Ахмади заглушил свои винты, и окоченевшие, усталые солдаты выбрались обратно.
  
     Саймон Паксман спал на раскладушке в своем кабинете, когда зазвонил телефон. Это был шифровальщик из отдела связи в подвале.
  
     "Я спущусь", - сказал Паксман. Это было очень короткое сообщение, только что расшифрованное, из Эр-Рияда. Мартин был на связи и получил приказ.
  
     Из своего офиса Паксман позвонил Чипу Барберу в его квартиру в ЦРУ на Гросвенор-сквер.
  
     "Он на обратном пути", - сказал он. "Мы не знаем, когда он пересечет границу. Стив говорит, что хочет, чтобы я спустился туда. Ты идешь?"
  
     "Правильно", - сказал Барбер. "Инспектор возвращается в Лэнгли утренним рейсом. Но я иду с тобой. Я должен увидеть этого парня ".
  
     В течение 22 октября американское посольство и Министерство иностранных дел Великобритании обратились в посольство Саудовской Аравии за срочной аккредитацией нового младшего дипломата в Эр-Рияде. Не было никаких проблем.
  
     Два паспорта, ни на имя Барбера, ни на имя Паксмана, были выданы без промедления, и мужчины вылетели рейсом из Хитроу в 8:45 утра и прибыли в международный аэропорт имени короля Абдулазиза в Эр-Рияде незадолго до рассвета.
  
     Чипа Барбера встретила машина американского посольства и отвезла его прямо в представительство США, где базировалась чрезвычайно разросшаяся операция ЦРУ, в то время как меньший седан без опознавательных знаков отвез Паксмана на виллу, где разместилась британская операция SIS. Первая новость, которую получил Паксман, заключалась в том, что Мартин, по-видимому, не пересек границу и не зарегистрировался.
  
     С точки зрения Мартина, приказ Эр-Рияда вернуться на базу было легче сказать, чем сделать. Он вернулся из пустыни задолго до рассвета 22 октября и провел день, закрывая свою операцию.
  
     Под надгробием Умелого моряка Шептона на христианском кладбище было оставлено послание, в котором г-ну Аль-Халифе объяснялось, что ему, к сожалению, пришлось покинуть Кувейт. В дополнительной записке для Абу Фуада объяснялось, где и как собрать оставшиеся предметы оружия и взрывчатки, которые все еще были спрятаны на двух из его некогда шести вилл.
  
     К вечеру он закончил и поехал на своем потрепанном пикапе на верблюжью ферму за Сулайбией, где заканчивались последние аванпосты Эль-Кувейта и начиналась пустыня.
  
     Его верблюды были все еще там и в хорошем состоянии. Теленка отняли от груди, и он был на пути к тому, чтобы стать ценным животным, поэтому он использовал его, чтобы погасить долг, который он задолжал владельцу фермы, который заботился о нем.
  
     Незадолго до наступления сумерек он сел на верблюдицу и направился на юго-юго-запад, так что, когда наступила ночь и холодная тьма пустыни окутала его, Мартин был далеко от последних признаков жилья.
  
     Ему потребовалось четыре часа вместо обычного, чтобы добраться до места, где он закопал свое радио, места, отмеченного выпотрошенными и ржавыми обломками автомобиля, который когда-то, давным-давно, сломался и был брошен там.
  
     Он спрятал радиоприемник под грузом фиников, которые хранил в корзинах. Даже с этим верблюд был гораздо менее нагружен, чем девять недель назад, когда перевозил свой груз взрывчатки и оружия в Кувейт.
  
     Если она и была благодарна, то не подавала виду, урча и плюясь от отвращения из-за того, что ее выселили из ее уютного загона на ферме. Но она не замедлила своей раскачивающейся походки, пока мили проносились в темноте.
  
     Однако это было совсем другое путешествие, чем в середине августа. Продвигаясь на юг, Мартин видел все больше и больше признаков присутствия огромной иракской армии, которая теперь наводнила район к югу от города, распространяясь все дальше и дальше на запад, к иракской границе.
  
     Обычно он мог видеть сияние огней различных нефтяных скважин, которые разбросаны здесь по пустыне, и, зная, что иракцы, скорее всего, займут их, уходил в пески, чтобы избежать их.
  
     В других случаях он чувствовал запах древесного дыма от иракского пожара и мог вовремя обойти лагеря. Однажды он чуть не наткнулся на батальон танков, укрывшихся за подковообразными песчаными стенами, обращенными к американцам и саудовцам через границу на юге. Он услышал звон металла о металл как раз вовремя, резко дернул уздечку вправо и ускользнул обратно в песчаные дюны.
  
     К югу от Кувейта, когда он вошел, было всего две дивизии Иракской республиканской гвардии, и они были дальше на восток, прямо к югу от Эль-Кувейта.
  
     Теперь дивизия Хаммурапи присоединилась к двум другим, и еще одиннадцать дивизий, в основном регулярной армии, были отправлены по приказу Саддама Хусейна в южный Кувейт, чтобы соответствовать наращиванию американской и коалиционной мощи на другой стороне.
  
     Четырнадцать дивизий - это много людей, даже разбросанных по пустыне. К счастью для Мартина, они, похоже, не выставляли часовых и крепко спали под своими машинами, но их огромное количество толкало его все дальше и дальше на запад.
  
     О коротком пятидесятикилометровом переходе от саудовской деревни Хаматийят до кувейтской верблюжьей фермы не могло быть и речи; его подталкивали на запад, к иракской границе, отмеченной глубокой расщелиной Вади-эль-Батин, которую он на самом деле не хотел пересекать.
  
     Рассвет застал его далеко к западу от нефтяного месторождения Манагиш и все еще к северу от полицейского участка Аль-Муфрад, который отмечает границу на одном из предварительных пунктов пересечения границы.
  
     Местность стала более холмистой, и он нашел скопление скал, в котором можно было провести день. Когда взошло солнце, он стреножил верблюда, который с отвращением обнюхал голый песок и камни, не найдя даже вкусного тернового куста на завтрак, завернулся в верблюжье одеяло и уснул.
  
     Вскоре после полудня его разбудил лязг танков совсем рядом, и он понял, что находится слишком близко к главной дороге, которая ведет из Джахры в Кувейте на юго-запад, чтобы пересечь границу Саудовской Аравии на таможенной станции Аль-Салми. После захода солнца он ждал почти до полуночи, прежде чем отправиться в путь. Он знал, что граница не может быть дальше, чем в двенадцати милях к югу.
  
     Его поздний старт позволил ему перемещаться между последними иракскими патрулями примерно в три часа ночи, в тот час, когда настроение людей самое низкое, а часовые, как правило, дремлют.
  
     При свете луны он увидел, как полицейский участок Каймат-Субах скользнул в сторону, а через две мили он понял, что пересек границу. На всякий случай он продолжал ехать, пока не свернул на боковую дорогу, которая проходит с востока на запад между Хаматийятом и Ар-Руги. Там он остановился и собрал свою радиоприемную тарелку.
  
     Поскольку иракцы на севере окопались на несколько миль на кувейтской стороне границы, и поскольку план генерала Шварцкопфа требовал, чтобы силы "Щита пустыни" также отступили, чтобы в случае нападения они знали, что иракцы действительно вторглись в Саудовскую Аравию, Мартин оказался в пустом нет-земля человека. Однажды эта пустая земля превратится в бурлящий поток саудовских и американских войск, устремляющийся на север, в Кувейт, но в предрассветной темноте 24 октября он был один.
  
     Саймона Паксмана разбудил младший член команды Century House, который жил на вилле.
  
     "Черный медведь вышел в эфир, Саймон. Он пересек границу".
  
     Паксман вскочил с кровати и побежал в радиорубку в пижаме. Радист сидел на вращающемся стуле лицом к пульту, который тянулся вдоль всей стены того, что когда-то было довольно элегантной спальней. Поскольку сейчас было двадцать четвертое число, коды изменились.
  
     "Корпус-Кристи Техасскому рейнджеру, где ты? Повторяю, изложите свою позицию, пожалуйста ".
  
     Голос звучал глухо, когда исходил из динамика консоли, но был совершенно четким.
  
     "К югу от Каймат-Субаха, на дороге Хаматийят-Ар-Руги".
  
     Оператор повернулся, чтобы взглянуть на Паксмана. Сотрудник SIS нажал кнопку отправки и сказал:
  
     "Рейнджер, оставайся там. За тобой едет такси. Признай".
  
     "Понял", - сказал голос. "Я подожду черное такси".
  
     На самом деле это было не черное такси. Это был американский вертолет "Блэкхок", который пронесся по дороге два часа спустя, в открытой дверце рядом с пилотом сидел грузчик, пристегнутый ремнями, в маске с биноклем, осматривая пыльную колею, которая предположительно была дорогой. С двухсот футов начальник погрузки заметил человека рядом с верблюдом и уже собирался лететь дальше, когда мужчина помахал рукой.
  
     "Блэкхок" снизил скорость до зависания и настороженно наблюдал за бедуинами. Насколько пилот был обеспокоен, это было неудобно близко к границе. Тем не менее, положение на карте, которое ему дал офицер разведки его эскадрильи, было точным, и больше никого не было видно.
  
     Это был Чип Барбер, который договорился с подразделением армии США на военно-воздушной базе в Эр-Рияде о предоставлении "Блэкхока", чтобы забрать британца, который должен был пересечь границу из Кувейта. У "Блэкхока" был радиус действия, но никто не сказал армейскому пилоту о бедуине с верблюдом.
  
     Пока авиаторы американской армии наблюдали с двухсот футов, человек на земле разложил ряд камней. Когда он закончил, он отступил. Начальник загрузки сфокусировал бинокль на дисплее камней. Они сказали просто: Привет.
  
     Мастер загрузки заговорил в свою маску.
  
     "Должно быть, тот самый парень. Давайте возьмем его ".
  
     Пилот кивнул, и "Блэкхок" описал круг и снизился, пока не завис в футе от земли в двадцати ярдах от человека и его зверя.
  
     Мартин уже снял корзины и тяжелое верблюжье седло со своего животного и бросил их на обочине дороги. Рация и его личное оружие, Браунинг калибра 9 мм. тринадцатизарядный автоматический пистолет, любимый SAS, были в сумке, перекинутой через плечо.
  
     Когда вертолет снизился, верблюд запаниковал и пустился галопом прочь. Мартин смотрел ей вслед. Она хорошо служила ему, несмотря на свой отвратительный характер. Ей не причинят вреда одной в этой пустыне. Насколько она была обеспокоена, она была дома. Она свободно бродила, добывая себе корм и воду, пока какой-нибудь бедуин не находил ее, не видел клейма и радостно принимал ее за свою.
  
     Мартин нырнул под вращающиеся лезвия и побежал к открытой двери. Перекрывая вой роторов, начальник загрузки прокричал:
  
     "Ваше имя, пожалуйста?"
  
     "Майор Мартин".
  
     Из отверстия высунулась рука, чтобы втащить Мартина в корпус.
  
     "Добро пожаловать на борт, майор".
  
     В этот момент шум двигателя заглушил дальнейшие разговоры, грузчик вручил Мартину пару защитных наушников, чтобы заглушить рев, и они вернулись на рейс в Эр-Рияд.
  
     Приближаясь к городу, пилот был перенаправлен на виллу на окраине города. Рядом с ним был участок пустыря, где кто-то выложил три ряда ярко-оранжевых подушек для сидений в форме буквы H. Когда "Блэкхок" завис, человек в арабской одежде спрыгнул на три фута на землю, повернулся, чтобы поблагодарить экипаж, и зашагал к дому, когда вертолет поднялся в воздух. Двое домашних слуг начали собирать подушки.
  
     Мартин прошел через арочный дверной проем в стене виллы и оказался во внутреннем дворике, вымощенном плитняком.
  
     Из дверей дома вышли двое мужчин. Тот, которого он узнал из штаб-квартиры SAS в Западном Лондоне несколько недель назад.
  
     "Саймон Паксман", - сказал молодой человек, протягивая руку. "Чертовски хорошо, что ты вернулся. Это Чип Барбер, один из наших кузенов из Лэнгли".
  
     Барбер пожал руку и окинул взглядом стоящую перед ним фигуру: грязно-белый халат в пятнах от подбородка до пола, полосатое одеяло, сложенное и перекинутое через плечо, кефия в красно-белую клетку с двумя черными шнурами, удерживающими ее на месте, худощавый, жесткий, темноглазыйзаросшее черной щетиной лицо.
  
     "Рад познакомиться с вами, майор. Много слышал о тебе." Его нос дернулся. "Думаю, тебе не помешала бы горячая ванна, а?"
  
     "О, да, я немедленно разберусь с этим", - сказал Паксман.
  
     Мартин кивнул, сказал "Спасибо" и вошел в прохладу виллы. Паксман и Барбер вошли следом за ним. Барбер был в восторге.
  
     "Черт", - подумал он про себя. "Я действительно верю, что этот ублюдок мог бы даже это сделать".
  
     Мартину потребовалось три последовательных купания в мраморной ванне виллы, приобретенной для британцев принцем Халедом бин Султаном, чтобы соскрести грязь и пот недель. Он сидел с полотенцем вокруг талии, пока парикмахер, вызванный для этой цели, подстригал его спутанные волосы, затем он побрился с помощью умывальника Саймона Паксмана.
  
     Его кефия, одеяло, одежда и сандалии были вынесены в сад, где слуга-саудовец превратил их в удовлетворительный костер. Два часа спустя, в легких хлопчатобумажных брюках Paxman's и рубашке с короткими рукавами, Майк Мартин сидел за обеденным столом и размышлял о ланче из пяти блюд.
  
     "Не могли бы вы сказать мне, " спросил он, " почему вы вытащили меня?"
  
     Ответил Чип Барбер.
  
     "Хороший вопрос, майор. Чертовски хороший вопрос. Заслуживает чертовски хорошего ответа. Верно? Дело в том, что мы хотели бы, чтобы вы отправились в Багдад. На следующей неделе. Салат или рыба?"
  
  
     Глава 10
  
     И ЦРУ, и SIS спешили. Хотя об этом мало упоминалось ни тогда, ни после, к концу октября в Эр-Рияде было установлено очень крупное присутствие и операция ЦРУ.
  
     Слишком скоро присутствие ЦРУ вступило в конфликт с военным руководством в миле от него, в лабиринте планировочных комнат под Министерством обороны Саудовской Аравии. Настроение, безусловно, у генералов авиации, было убежденным в том, что с умелым использованием удивительного набора технических чудес, имеющихся в их распоряжении, они смогут выяснить все, что им нужно знать об обороне и приготовлениях Ирака.
  
     И это был удивительный набор. Помимо космических спутников, поставляющих постоянный поток изображений земли Саддама Хусейна; помимо "Авроры" и U-2, делающих то же самое, но с более близкого расстояния, были и другие машины устрашающей сложности, предназначенные для предоставления информации с воздуха.
  
     Спутники другого типа, находящиеся в геосинхронном положении и зависшие над Ближним Востоком, были предназначены для прослушивания того, что говорили иракцы, и эти спутники улавливали каждое слово, произнесенное по открытой линии. Они не смогли поймать конференции по планированию, проведенные на этих 45 000 милях проложенных волоконно-оптических кабелей.
  
     Среди самолетов главной была Бортовая система предупреждения и управления, известная как AWACS. Это были авиалайнеры Boeing 707, на спинах которых был установлен огромный радарный купол. Совершая медленные круги над северной частью Персидского залива с круглосуточным сменением, системы АВАКС могли в течение нескольких секунд информировать Эр-Рияд о любом воздушном движении над Ираком. Вряд ли иракский самолет мог двигаться или выполнять миссию по взлету, но Эр-Рияд знал его номер, курс, курсовую скорость и высоту.
  
     В поддержку системы АВАКС была проведена еще одна конверсия Boeing 707, E8-A, известная как J-STAR, которая делала для движений на земле то же, что АВАКС делал для движений в воздухе. Благодаря большому радару Norden, сканирующему вниз и вбок, так что он мог охватить Ирак, даже не входя в воздушное пространство Ирака, J-STAR мог засечь практически любой кусок металла, который начинал двигаться.
  
     Сочетание этих и многих других технических чудес, на которые Вашингтон потратил миллиарды и миллиарды долларов, убедило генералов в том, что если это было сказано, они могли это услышать, если это двигалось, они могли это видеть, и если бы они знали об этом, они могли бы это уничтожить. Более того, они могли бы сделать это, будь то дождь или туман, ночью или днем. Никогда больше враг не сможет укрыться под сенью деревьев джунглей и избежать обнаружения. Глаза-в-небе увидели бы все это.
  
     Офицеры разведки из Лэнгли были настроены скептически, и это было заметно. Сомнения были для гражданских. Перед лицом этого военные стали раздражительными. Ему предстояла тяжелая работа, он собирался ее выполнить, и холодная вода ему была не нужна.
  
     С британской стороны ситуация была иной. Операция SIS на театре военных действий в Персидском заливе не имела ничего общего с операцией ЦРУ, но все же это была крупная операция по стандартам Century House, и в духе Century она была менее заметной и более секретной.
  
     Более того, британцы назначили командующим всеми силами Великобритании в Персидском заливе и заместителем генерала Шварцкопфа, необычного солдата с необычным прошлым.
  
     Норман Шварцкопф был крупным, крепким мужчиной, обладавшим значительной военной доблестью и очень хорошим солдатом. Известный либо как Штормин Норман, либо как "Медведь", его настроение могло варьироваться от добродушного дружелюбия до взрывов гнева, всегда кратковременных, которые его сотрудники называли "генералом, выходящим из себя". Его британский коллега не мог быть более непохожим.
  
     Генерал-лейтенант сэр Питер де ла Билльер, прибывший в начале октября, чтобы принять командование британцами, был обманчиво худощавым, худощавым, жилистым человеком с застенчивыми манерами и неохотной речью. Крупный американский экстраверт и худощавый британский интроверт заключили странное партнерство, которое увенчалось успехом только потому, что каждый достаточно знал другого, чтобы понять, что скрывается за откровенной презентацией.
  
     Сэр Питер, известный в войсках как П.Б., Был самым награжденным солдатом в британской армии, о чем он никогда бы не заговорил ни при каких обстоятельствах. Только те, кто был с ним в его различных кампаниях, время от времени бормотали в свои пивные бокалы о ледяной прохладе под огнем, из-за которой все эти "гонги" были приколоты к его тунике. Он также когда-то был командиром SAS, что дало ему очень полезные знания о Персидском заливе, арабском языке и секретных операциях.
  
     Поскольку британский командующий ранее работал с SIS, команда Century House нашла в нем более привычное ухо, чтобы выслушивать их оговорки, чем в группе ЦРУ.
  
     У SAS уже было хорошее присутствие на театре военных действий в Персидском заливе, скрываясь в своем собственном уединенном лагере в углу более крупной военной базы за пределами Эр-Рияда. Как бывший командир этих людей, генерал П.Б. был обеспокоен тем, что их замечательные таланты не должны быть потрачены впустую на выполнение повседневных задач, которые могут выполнять пехотинцы или десантники. Эти люди были специалистами по глубокому проникновению и освобождению заложников.
  
     Сидя на той вилле за пределами Эр-Рияда в последнюю неделю октября, команда ЦРУ и SIS разработала операцию, которая во многом соответствовала задачам SAS. Операция была поручена местной SAS
  
     командир, и он приступил к работе над своим планом.
  
     Весь день первого дня пребывания Майка Мартина на вилле был потрачен на то, чтобы объяснить ему, что англо-американские союзники узнали о существовании в Багдаде отступника под кодовым именем Иерихон. Они сказали ему, что у него все еще есть право отказаться и вернуться в полк. В течение вечера он обдумывал это. Затем он сказал офицерам ЦРУ-SIS на брифинге:
  
     "Я войду. Но у меня есть свои условия, и я хочу, чтобы они были выполнены ".
  
     Главной проблемой, по их общему признанию, была бы его легенда прикрытия. Это была не быстрая миссия, зависящая от скорости и смелости перехитрить сеть контрразведки. Он также не мог рассчитывать на скрытую поддержку и помощь, с которыми он столкнулся в Кувейте. Он также не мог бродить по пустыне за пределами Багдада как заблудший член племени бедуинов. К тому времени весь Ирак превратился в огромный вооруженный лагерь. Даже районы, которые на карте казались пустынными и пустыми, были пересечены армейскими патрулями. В Багдаде повсюду были группы проверки армии и АМАМ, Военная полиция искала дезертиров, а АМАМ - всех, кто мог вызвать подозрения.
  
     Страх, в котором держали АМАМА, был хорошо известен всем на вилле. Сообщения бизнесменов и журналистов, а также британских и американских дипломатов перед их высылкой убедительно свидетельствовали о вездесущности Тайной полиции, которая держала граждан Ирака в страхе и трепете.
  
     Если Мартин вообще войдет, ему придется остаться. Управлять таким агентом, как Иерихон, было бы для него нелегко. Во-первых, этого человека нужно было бы отследить по почтовым ящикам и сообщить, что он вернулся к работе. Ящики, возможно, уже скомпрометированы и находятся под наблюдением. Иерихона могли поймать и заставить признаться во всем.
  
     Более того, Мартину нужно было бы найти место для жизни, базу, где он мог бы отправлять и получать сообщения.
  
     Ему придется рыскать по городу, обслуживая запасы, если поток внутренней информации Иерихона возобновится, хотя теперь она будет предназначена для новых хозяев.
  
     Наконец, и это хуже всего, не могло быть никакого дипломатического прикрытия, никакого защитного щита, который избавил бы его от ужасов, которые последуют за поимкой и разоблачением. Для такого человека камеры для допросов в Абу-Грейбе были бы готовы.
  
     "Что, э-э, именно вы имели в виду?" - спросил Паксман, когда Мартин высказал свое требование.
  
     "Если я не могу быть дипломатом, я хочу быть прикрепленным к дипломатическому дому".
  
     "Это нелегко, старина. За посольствами следят".
  
     "Я не сказал "посольство". Я сказал "дипломатический дом".
  
     "Что-то вроде шофера?" - спросил Барбер.
  
     "Нет. Слишком очевидно. Водитель должен оставаться за рулем автомобиля. Он водит дипломата повсюду, и за ним следят, как за дипломатом ".
  
     "Что же тогда?"
  
     "Если ситуация не изменится радикально, многие высокопоставленные дипломаты живут за пределами здания посольства, и если ранг достаточно высок, у них будет вилла в собственном саду, окруженном стеной. В старые времена в таких домах всегда был садовник-разнорабочий."
  
     "Садовник?" переспросил Барбер. "Ради всего святого, это человек физического труда. Тебя бы подобрали и завербовали в армию".
  
     "Нет. Садовник-мастер на все руки делает все вне дома. Он ухаживает за садом, ездит за рыбой на рыбный рынок на велосипеде, покупает фрукты и овощи, хлеб и масло. Он живет в лачуге в глубине сада ".
  
     "Так в чем же смысл, Майк?" - спросил Паксман.
  
     "Дело в том, что он невидим. Он такой обычный, никто его не замечает. Если его остановят, его удостоверение личности в порядке, и у него есть письмо на посольской бумаге на арабском языке, в котором объясняется, что он работает на дипломата и освобожден от службы, и не могли бы власти, пожалуйста, позволить ему заниматься своими делами. Если он не делает что-то неправильно, любой полицейский, который создает ему проблемы, сталкивается с официальной жалобой из посольства ".
  
     Офицеры разведки обдумали это.
  
     "Это может сработать", - признал Барбер. "Обычный, невидимый. Что ты об этом думаешь, Саймон?"
  
     "Что ж, - сказал Паксман, - дипломат должен быть в этом замешан".
  
     "Только отчасти", - сказал Мартин. "Ему просто нужно было бы получить категорический приказ от своего правительства, чтобы принять и нанять человека, который представится, затем отвернется и продолжит свою работу. Что он подозревает, это его личное дело. Он будет держать рот на замке, если хочет сохранить свою работу и карьеру. Это если приказ исходит достаточно высоко".
  
     "Британское посольство закрыто", - сказал Паксман. "Иракцы будут стараться изо всех сил, чтобы оскорбить наш народ".
  
     "То же самое и с нами", - сказал Барбер. "Кого ты имеешь в виду, Майк?"
  
     Когда Мартин рассказал им, они уставились на него с недоверием.
  
     "Ты не можешь быть серьезным", - сказал американец.
  
     "Но я есть", - спокойно сказал Мартин.
  
     "Черт возьми, Майк, с такой просьбой нужно было бы обратиться к ... ну, к премьер-министру".
  
     "И президент", - добавил Барбер.
  
     "Ну, мы все должны быть такими приятелями в наши дни, почему бы и нет? Я имею в виду, если продукт Джерико в конечном итоге спасет жизни союзников, не слишком ли много я прошу о телефонном звонке? "
  
     Чип Барбер взглянул на часы. Время в Вашингтоне все еще было на семь часов раньше, чем в Персидском заливе. Лэнгли заканчивал бы свой обед. В Лондоне это произошло всего на два часа раньше, но старшие офицеры, возможно, все еще сидят за своими столами.
  
     Барбер поспешил обратно в посольство США и отправил шифрованное сообщение заместителю директора по операциям Биллу Стюарту, который, прочитав его, передал директору Уильяму Вебстеру. Он, в свою очередь, позвонил в Белый дом и попросил о встрече со своим президентом.
  
     Саймону Паксману повезло. Его зашифрованный телефонный звонок застал Стива Лэйнга за рабочим столом в Century House, и после прослушивания глава отдела операций на Ближнем Востоке позвонил шефу домой.
  
     Сэр Колин обдумал это и позвонил секретарю Кабинета министров сэру Робину Батлеру.
  
     Принято считать, что глава Секретной разведывательной службы имеет право в случаях, которые он сочтет чрезвычайными, просить и добиваться личной встречи со своим премьер-министром, а Маргарет Тэтчер всегда отличалась своей доступностью для людей, которые руководили разведывательными службами и спецназом. Она согласилась встретиться с шефом в своем личном кабинете на Даунинг-стрит, 10, на следующее утро в восемь.
  
     Она, как всегда, была на работе до рассвета и почти убрала со своего стола, когда появился Шеф. Она выслушала его странную просьбу с довольно озадаченным видом, потребовала нескольких объяснений, обдумала это, а затем, как обычно, приняла решение без промедления.
  
     "Я поговорю с президентом Бушем, как только он встанет, и мы посмотрим, что мы можем сделать. Этот, гм, человек - он действительно собирается это сделать? "
  
     "Таково его намерение. Премьер-министр".
  
     " Один из ваших людей, сэр Колин?
  
     "Нет, он майор в SAS".
  
     Она заметно просветлела.
  
     "Замечательный парень".
  
     "Я так считаю, мэм".
  
     "Когда все это закончится, я бы предпочел встретиться с ним".
  
     "Я уверен, что это можно устроить, премьер-министр".
  
     Когда шеф ушел, сотрудники с Даунинг-стрит позвонили в Белый дом, хотя была еще глубокая ночь, и установили горячую линию связи для Вашингтона в восемь утра, в час ночи.
  
     Лондон. Обед премьер-министра был перенесен на тридцать минут.
  
     Президенту Джорджу Бушу, как и его предшественнику Рональду Рейгану, всегда было трудно отказать британскому премьер-министру в том, чего она хотела, когда она стреляла изо всех сил.
  
     "Хорошо, Маргарет, " сказал президент через пять минут, " я позвоню".
  
     "Он может только сказать"нет", - указала миссис Тэтчер, - и он не должен. В конце концов, мы очень много для него сделали ".
  
     "Да, мы прекрасно справились", - сказал президент.
  
     Главы двух правительств позвонили друг другу с разницей в час, и ответ озадаченного человека на другом конце провода был утвердительным. Он хотел встретиться с их представителями наедине, как только они прибудут.
  
     В тот вечер Билл Стюарт вылетел из Вашингтона, а Стив Лэйнг поймал последнее в тот день сообщение из Хитроу.
  
     Если Майк Мартин и имел какое-то представление о той бурной деятельности, которую вызвало его требование, он никак этого не показал. Он провел 26 и 27 октября, отдыхая, питаясь и спя. Но он перестал бриться, позволив темной щетине снова пробиться. Однако работа от его имени велась в нескольких разных местах.
  
     Глава отделения SIS в Тель-Авиве посетил генерала Коби Дрора с последней просьбой. Шеф Моссада в изумлении уставился на англичанина.
  
     "Ты действительно собираешься продолжать это, не так ли?" - спросил он.
  
     "Я знаю только то, что мне сказали спросить у тебя, Коби".
  
     "Черт возьми, на черном? Ты знаешь, что его поймают, не так ли?"
  
     "Ты можешь это сделать, Коби?"
  
     "Конечно, мы можем это сделать".
  
     " Двадцать четыре часа?
  
     Коби Дрор снова играл свою роль Скрипача на крыше.
  
     "Для тебя, бойчик, моя правая рука. Но послушайте, это безумие, то, что вы предлагаете ".
  
     Он встал и вышел из-за своего стола, обняв англичанина за плечи.
  
     "Вы знаете, мы нарушили половину наших собственных правил, и нам повезло. Обычно мы никогда не заставляем наших людей посещать почтовый ящик с мертвыми письмами. Это может быть ловушка. Для нас ящик для мертвых писем односторонний: от катса до шпиона. Ради Иерихона мы нарушили это правило. Монкада подобрал продукт таким образом, потому что другого пути не было.
  
     И ему повезло - в течение двух лет ему везло. Но у него было дипломатическое прикрытие. Теперь ты хочешь ... это ?"
  
     Он поднял маленькую фотографию печального вида мужчины с арабскими чертами лица, с пучками черных волос и щетиной, фотографию, которую англичанин только что получил из Эр-Рияда, доставленную (поскольку между двумя столицами нет коммерческих маршрутов) личным двухмоторным самолетом связи HS-125 генерала де ла Билльерасамолет.
  
     125-й стоял на военном аэродроме Сде-Дов, где его опознавательные знаки были тщательно сфотографированы.
  
     Дрор пожал плечами.
  
     "Хорошо. К завтрашнему утру. Моя жизнь".
  
     У Моссада, вне всякого сомнения, одни из лучших технических служб в мире. Помимо центрального компьютера с почти двумя миллионами имен и соответствующих им данных, помимо одной из лучших служб взлома замков на земле, в подвале и подвале штаб-квартиры Моссада существует ряд комнат, где температура тщательно контролируется.
  
     В этих комнатах есть бумага. Не просто старая бумага - очень особенная бумага. Там лежат оригиналы практически всех паспортов в мире, а также множество других удостоверений личности, водительских прав, карточек социального страхования и тому подобного.
  
     Затем есть бланки, незаполненные удостоверения личности, с которыми писцы могут работать по своему усмотрению, используя оригиналы в качестве руководства для изготовления подделок превосходного качества.
  
     Удостоверения личности - не единственная специальность. Банкноты практически безошибочного сходства могут быть и производятся в больших количествах либо для того, чтобы помочь разрушить валюты соседних, но враждебных стран, либо для финансирования черных операций Моссада, о которых ни премьер-министр, ни Кнессет не знают и не хотят знать.
  
     Только после некоторого самоанализа ЦРУ и SIS согласились обратиться за помощью к Моссаду, но они просто не могли предъявить удостоверение личности сорокапятилетнего иракского рабочего с уверенностью, что оно пройдет любую проверку в Ираке. Никто не потрудился найти и абстрагировать оригинал для копирования.
  
     К счастью, "Сайерет Маткаль", трансграничная разведывательная группа, настолько секретная, что ее название даже не может быть напечатано в Израиле, двумя годами ранее совершила вторжение в Ирак, чтобы высадить арабского офицера, у которого там были какие-то контакты на низком уровне. Находясь на иракской земле, агенты застали врасплох двух рабочих на полях, связали их и отобрали удостоверения личности.
  
     Как и было обещано, фальсификаторы Дрора работали всю ночь и к рассвету изготовили иракское удостоверение личности, убедительно грязное и запачканное, как будто от долгого использования, на имя Махмуда Аль-Хоури, сорока пяти лет, из деревни на холмах к северу от Багдада, работающего в столице в качестветруженик.
  
     Фальсификаторы не знали, что Мартин взял имя мистера Аль-Хоури, который проверял свой арабский в ресторане Челси в начале августа; они также не могли знать, что он выбрал деревню, из которой приехал садовник его отца, старик, который давным-давно под деревом вБагдад, рассказал маленькому английскому мальчику о месте, где он родился, о его мечети и кафе, о полях люцерны и дынь, которые его окружали. И была еще одна вещь, о которой фальсификаторы не знали.
  
     Утром Коби Дрор вручил удостоверение личности сотруднику SIS из Тель-Авива.
  
     "Это его не подведет. Но я говорю вам, что этот, - он постучал по фотографии коротким указательным пальцем, - этот, ваш ручной араб, предаст вас или будет пойман в течение недели ".
  
     Сотрудник SIS мог только пожать плечами. Даже он не знал, что человек на смазанной фотографии вовсе не араб. Ему не нужно было знать, поэтому ему не сказали. Он просто сделал то, что ему сказали - положил карточку на самолет HS-125, на котором она была доставлена обратно в Эр-Рияд.
  
     Также была приготовлена одежда, простая посуда иракского рабочего, тускло-коричневая кефия и грубые парусиновые ботинки на веревочной подошве.
  
     Плетущий корзины, не зная, что он делает и зачем, создавал плетеный ящик из ивовых прутьев самого необычного дизайна. Он был бедным саудовским ремесленником, и деньги, которые странный неверный был готов заплатить, были очень хорошими, поэтому он работал с желанием.
  
     За пределами города Эр-Рияд, на секретной военной базе, готовились две довольно специальные машины. Они были доставлены Геркулесом Королевских ВВС с главной базы SAS дальше по Аравийскому полуострову в Омане и были разобраны и переоборудованы для долгой и трудной поездки.
  
     Суть преобразования двух лендроверов с длинной базой заключалась не в броне и огневой мощи, а в скорости и дальности. Каждая машина должна была бы перевозить свой обычный состав из четырех солдат SAS, и один из них перевозил бы пассажира. Другой будет перевозить большой мотоцикл для бега по пересеченной местности, оснащенный топливными баками повышенной дальности.
  
     Американская армия снова предоставила свою мощь по запросу, на этот раз в виде двух своих больших двухвинтовых вертолетов Chinook workhorse. Им просто сказали быть наготове.
  
     Михаил Сергеевич Горбачев, как обычно, сидел за своим столом в своем личном кабинете на седьмом и верхнем этаже здания Центрального комитета на Новой площади в сопровождении двух секретарей-мужчин, когда зазвонил интерком, объявляя о прибытии двух эмиссаров из Лондона и Вашингтона.
  
     В течение двадцати четырех часов он был заинтригован просьбами как американского президента, так и британского премьер-министра о том, чтобы он принял личного эмиссара от каждого из них. Не политик, не дипломат - просто посланник. В наше время, подумал он, какое сообщение нельзя передать по обычным дипломатическим каналам? Они могли даже использовать горячую линию, которая была полностью защищена от перехвата, хотя переводчики и технические специалисты имели доступ.
  
     Он был заинтригован и любопытен, а поскольку любопытство было одной из его самых заметных черт, он стремился разгадать загадку.
  
     Десять минут спустя двух посетителей провели в личный кабинет Генерального секретаря КПСС и Президента Советского Союза. Это была длинная, узкая комната с рядом окон только по одной стороне, выходящих на Нью-сквер. Позади президента, который сидел спиной к стене в конце длинного стола для совещаний, не было окон.
  
     В отличие от мрачного, тяжелого стиля, который предпочитали два его предшественника, Андропов и Черненко, младший Горбачев предпочитал светлый, воздушный декор. Письменный стол и стол были из светлого бука, по бокам стояли прямые, но удобные стулья. Окна были закрыты сетчатыми занавесками.
  
     Когда двое мужчин вошли, он жестом велел своим секретарям удалиться. Он встал из-за стола и вышел вперед.
  
     "Приветствую вас, джентльмены", - сказал он по-русски. "Кто-нибудь из вас говорит на моем языке?"
  
     Один из них, которого он принял за англичанина, ответил на ломающемся русском: "Переводчик был бы желателен, мистер
  
     Президент".
  
     "Виталий, " обратился Горбачев к одному из уходящих секретарей, " пришлите сюда Евгения".
  
     В отсутствие языка он улыбнулся и жестом пригласил своих посетителей сесть. Его личный переводчик присоединился к ним через несколько секунд и сел сбоку от президентского стола.
  
     "Меня зовут, сэр, Уильям Стюарт. Я заместитель директора (по операциям) Центрального разведывательного управления в Вашингтоне", - сказал американец.
  
     Рот Горбачева сжался, а брови нахмурились.
  
     "А я, сэр, Стивен Лэйнг, директор по операциям Ближневосточного отдела британской разведки".
  
     Недоумение Горбачева усилилось. Шпионы, чекисты - что, черт возьми, все это значит?
  
     "Каждое из наших агентств, - сказал Стюарт, - обратилось к своему соответствующему правительству с просьбой спросить вас, примете ли вы нас. Дело в том, сэр, что Ближний Восток движется к войне. Мы все это знаем. Если мы хотим избежать этого, нам нужно знать внутренние планы иракского режима. Мы считаем, что то, что они говорят публично, и то, что они обсуждают наедине, радикально отличается ".
  
     "В этом нет ничего нового", - сухо заметил Горбачев.
  
     "Совсем ничего, сэр. Но это крайне нестабильный режим. Опасный - для всех нас. Если бы мы только могли знать, что на самом деле думают сегодня в кабинете президента Саддама Хусейна, мы могли бы лучше спланировать стратегию предотвращения грядущей войны ", - сказал Лэйнг.
  
     "Конечно, для этого и существуют дипломаты", - указал Горбачев.
  
     "Как правило, да, господин президент. Но бывают времена, когда даже дипломатия слишком открыта, слишком публичный канал для выражения самых сокровенных мыслей. Вы помните дело Рихарда Зорге?"
  
     Горбачев кивнул. Каждый русский знал о Зорге. Его лицо появилось на почтовых марках. Он был посмертно героем Советского Союза.
  
     "В то время, - продолжал Лэйнг, - информация Зорге о том, что Япония не будет нападать в Сибири, была крайне важна для вашей страны. Но это не могло прийти к вам через посольство.
  
     "Дело в том, г-н Президент, что у нас есть основания полагать, что в Багдаде существует источник, занимающий исключительно высокое положение, который готов раскрыть нам все самые сокровенные планы Саддама Хусейна. Такое знание может означать разницу между войной и добровольным уходом Ирака из Кувейта ".
  
     Михаил Горбачев кивнул. Он также не был другом Саддама Хусейна. Когда-то послушный клиент СССР, Ирак становился все более независимым, и в последнее время его сумасбродный лидер вел себя беспричинно оскорбительно по отношению к СССР.
  
     Более того, советский лидер хорошо понимал, что если он хочет провести свои реформы, ему понадобится финансовая и промышленная поддержка. Это означало добрую волю Запада. Холодная война закончилась - это было реальностью. Вот почему он присоединился к СССР в осуждении Советом Безопасности вторжения Ирака в Кувейт.
  
     "Итак, джентльмены, установите контакт с этим источником", - ответил Горбачев. "Предоставьте нам информацию, которую власти могут использовать, чтобы разрядить эту ситуацию, и мы все будем благодарны. СССР также не желает войны на Ближнем Востоке".
  
     "Мы хотели бы установить контакт, сэр", - сказал Стюарт. "Но мы не можем. Источник отказывается раскрывать себя, и можно понять почему. Для него риск, должно быть, очень велик. Чтобы установить контакт, мы должны избегать дипломатического пути. Он ясно дал понять, что будет использовать только тайную связь с нами ".
  
     "Так чего же ты просишь у меня?"
  
     Два западных человека глубоко вздохнули.
  
     "Мы хотим переправить человека в Багдад, чтобы он стал связующим звеном между источником и нами", - сказал Барбер.
  
     "Агент?"
  
     "Да, господин президент, агент. Выдает себя за иракца".
  
     Горбачев пристально посмотрел на них.
  
     "У вас есть такой человек?"
  
     "Да, сэр. Но он должен иметь возможность где-то жить - тихо, незаметно, невинно, - пока он принимает сообщения и доставляет наши собственные запросы. Мы просим, чтобы ему разрешили выдать себя за иракца в штате высокопоставленного сотрудника советского посольства".
  
     Горбачев подпер подбородок кончиками пальцев. Он был кем угодно, но только не новичком в тайных операциях; его собственный КГБ организовал немало таких. Теперь его попросили помочь старым противникам КГБ в создании одного из них и одолжить советское посольство в качестве своего зонтика. Это было так возмутительно, что он чуть не рассмеялся.
  
     "Если этот ваш человек будет пойман, мое посольство будет скомпрометировано.
  
     "Нет, сэр. Ваше посольство будет цинично обмануто традиционными западными врагами России.
  
     Саддам поверит в это", - сказал Лэйнг.
  
     Горбачев обдумал это. Он напомнил о личной мольбе одного президента и одного премьер-министра по этому вопросу. Они, очевидно, считали это важным, и у него не было другого выбора, кроме как считать их доброжелательность к нему важной. Наконец он кивнул.
  
     "Очень хорошо. Я дам указание генералу Владимиру Крючкову оказать вам полное содействие ".
  
     Крючков в то время был председателем КГБ. Десять месяцев спустя, когда Горбачев был в отпуске на Черном море, Крючков вместе с министром обороны Дмитрием Язовым и другими совершили государственный переворот против собственного президента.
  
     Двое жителей Запада неловко переступили с ноги на ногу.
  
     "С величайшим уважением, господин президент, - спросил Лэйнг, - можем ли мы попросить, чтобы это был ваш министр иностранных дел, и только ему вы доверяете?"
  
     Эдуард Шеварднадзе был тогда министром иностранных дел и верным другом Михаила Горбачева.
  
     "Шеварднадзе и он один?" - спросил президент.
  
     "Да, сэр, если вам угодно".
  
     "Очень хорошо. Договоренности будут сделаны только через Министерство иностранных дел ".
  
     Когда офицеры западных спецслужб ушли, Михаил Горбачев сидел, погруженный в свои мысли. Они хотели, чтобы об этом знали только он и Эдуард. Не Крючков. Интересно, они знали что-то, чего не знал президент СССР?
  
     Всего было одиннадцать агентов Моссада - две команды по пять человек и диспетчер миссии, которого Коби Дрор отобрал лично, оторвав его от скучной работы лектором для новобранцев в учебном заведении под Герцлией.
  
     Одна из команд была из отделения ярид, подразделения Моссада, занимающегося оперативной безопасностью и наблюдением. Другой был из невиота, чья специальность - прослушивание, взлом и проникновение - короче говоря, все, что касается неодушевленных или механических предметов.
  
     Восемь из десяти говорили по-немецки на уровне или на хорошем уровне, а диспетчер миссии говорил свободно. В любом случае, двое других были техниками. Передовая группа для операции "Джошуа" проникла в Вену за три дня, прибыв из разных европейских пунктов отправления, каждый с идеальным паспортом и легендой прикрытия.
  
     Как и в случае с операцией "Иерихон", Коби Дрор нарушил несколько правил, но никто из его подчиненных не собирался спорить. Джошуа был назначен айн Эфес , что означает дело без промаха, что, исходя от самого босса, означало высший приоритет.
  
     В командах Ярида и невиота обычно от семи до девяти человек в каждой, но поскольку цель считалась гражданской, нейтральной, любительской и ничего не подозревающей, численность была уменьшена.
  
     Глава резидентуры Моссада в Вене выделил три своих конспиративных квартиры и трех бодлимов, чтобы постоянно содержать их в чистоте, порядке и снабжать продовольствием.
  
     Бодель, множественное число бодлим, обычно молодой израильтянин, часто студент, нанятый в качестве помощника после тщательной проверки его происхождения и происхождения. Его работа - выполнять поручения, выполнять работу по дому и не задавать вопросов.
  
     Взамен ему разрешают бесплатно жить на конспиративной квартире Моссада, что является большим преимуществом для студента с нехваткой денег в иностранной столице. Когда приезжают приезжие "пожарные", бодель должен съехать, но его можно оставить для уборки, стирки и покупок.
  
     Хотя Вена не может показаться крупной столицей, для мира шпионажа она всегда была очень важна. Причина восходит к 1945 году, когда Вена, как вторая столица Третьего рейха, была оккупирована победившими союзниками и разделена на четыре сектора - французский, британский, американский и русский.
  
     В отличие от Берлина, Вена вернула себе свободу - даже русские согласились уйти, - но ценой стал полный нейтралитет для Вены и всей Австрии. С началом холодной войны во время блокады Берлина в 1948 году Вена вскоре стала рассадником шпионажа. Нейтральная, практически без собственной контрразведывательной сети, недалеко от венгерской и чешской границ, открытая на Запад, но кишащая восточноевропейцами, Вена была идеальной базой для различных агентств.
  
     Вскоре после своего образования в 1951 году "Моссад" также увидел преимущества Вены и переехал туда с таким присутствием, что глава резидентуры выше по рангу посла.
  
     Это решение было более чем оправдано, когда элегантная и уставшая от жизни столица бывшей Австро-Венгерской империи стала центром сверхсекретного банковского дела, домом для трех отдельных учреждений Организации Объединенных Наций и излюбленным пунктом въезда в Европу для палестинских и других террористов.
  
     Австрия, приверженная своему нейтралитету, уже давно располагает аппаратом контрразведки и внутренней безопасности, обойти который так просто, что агенты Моссада называют этих офицеров с благими намерениями "ферцалахами", что не очень лестное слово, означающее "пердеть".
  
     Выбранным Коби Дрором диспетчером миссии был жесткий катса с многолетним европейским опытом работы в Берлине, Париже и Брюсселе.
  
     Гидеон Барзилай также отбывал срок в одном из подразделений по исполнению наказаний в кидоне, которые преследовали арабских террористов, ответственных за массовое убийство израильских спортсменов на Олимпийских играх 1972 года в Мюнхене. К счастью для его собственной карьеры, он не был вовлечен в одно из самых больших фиаско в истории Моссада, когда подразделение кидонов застрелило безобидного марокканского официанта в Лиллехаммере, Норвегия, после того, как ошибочно идентифицировало человека как Али Хассана Саламеха, руководителя резни.
  
     Гидеон "Гиди" Барзилай теперь был Эвальдом Штраусом, представляющим производителя сантехники во Франкфурте. Его бумаги были не только в идеальном порядке, но и при осмотре содержимого его портфеля были бы обнаружены соответствующие брошюры, книги заказов и корреспонденция на фирменных бланках.
  
     Даже телефонный звонок в его головной офис во Франкфурте подтвердил бы его легенду о прикрытии, поскольку номер телефона на бланке указывал на офис во Франкфурте, обслуживаемый Моссадом.
  
     Документы Гиди, наряду с документами десяти других членов его команды, были продуктом другого подразделения комплексных резервных служб Моссада. В том же подвале в Тель-Авиве, где располагался отдел подделок, находится еще одна серия помещений, предназначенных для хранения деталей поистине удивительного количества компаний, реальных и вымышленных. Записи компании, аудиты, регистрации и фирменные бланки хранятся в таком изобилии, что любой katsa в иностранной операции может быть оснащен фирменным стилем, который практически невозможно взломать.
  
     Обосновавшись в собственной квартире, Барзилай провел расширенное совещание с местным начальником отделения и начал свою миссию с относительно простой задачи: выяснить все, что он мог, о незаметном и ультратрадиционном частном банке под названием Winkler Bank, недалеко от площади Францисканерплац.
  
     В те же выходные два американских вертолета "Чинук" поднялись в воздух с военной базы за пределами Эр-Рияда и направились на север, чтобы перекрыть магистральную дорогу, которая проходит вдоль саудовско-иракской границы от Хафджи до Иордании.
  
     В корпус каждого "Чинука" был втиснут один "лендровер" с длинной базой, оснащенный только самым необходимым, но снабженный топливными баками дальнего действия. С каждой машиной ехали по четыре человека из SAS, втиснутые в зону позади летных экипажей.
  
     Их конечный пункт назначения находился за пределами их обычного радиуса действия, но на дороге Таплайн их ждали два больших танкера, подъехавших из Даммама на побережье Мексиканского залива.
  
     Когда измученные жаждой "Чинуки" вышли на дорогу, экипажи танкеров принялись за работу, пока вертолеты снова не наполнились горючим. Взлетев, они направились вверх по дороге в направлении Иордании, держась низко, чтобы избежать иракского радара, расположенного по ту сторону границы.
  
     Сразу за саудовским городом Бадана, приближаясь к месту, где сходятся границы Саудовской Аравии, Ирака и Иордании, "Чинуки" снова приземлились. Их ждали еще два танкера, чтобы заправиться, но именно в этот момент они выгрузили свои грузы и пассажиров.
  
     Если экипаж американского самолета знал, куда направляются молчаливые англичане, они не подали никакого знака, а если и не знали, то не спрашивали. Грузчики спустили замаскированные песком грузовики с пандусов на дорогу, пожали друг другу руки и сказали: "Эй, удачи вам, ребята". Затем они заправились и отправились обратно тем же путем, каким пришли. Танкисты последовали за ними.
  
     Восемь бойцов SAS посмотрели им вслед, а затем направились в другом направлении, дальше по дороге в сторону Иордании. В пятидесяти милях к северо-западу от Баданы они остановились и стали ждать.
  
     Капитан, командующий миссией из двух машин, проверил свою позицию. Во времена полковника Дэвида Стирлинга в Западной пустыне Ливии это делалось путем определения координат солнца, луны и звезд. Технология 1990 года сделала это намного проще и точнее.
  
     В руке капитан держал устройство размером с книгу в мягкой обложке. Это называлось Глобальной системой позиционирования, или спутниковой навигацией, или Магелланом. Несмотря на свои размеры, GPS может позиционировать своего владельца в квадрате размером не более десяти на десять ярдов в любой точке земной поверхности.
  
     Ручной GPS-навигатор капитана можно было переключить либо на Q-код, либо на P-код. Р-код был рассчитан с точностью до квадрата десять на десять ярдов, но для этого требовались четыре американских спутника NAVSTAR
  
     быть над горизонтом в одно и то же время. Q-коду требовалось всего две навигационные звезды над горизонтом, но он был точен только до ста ярдов на сто.
  
     В тот день нужно было отслеживать только два спутника, но их было достаточно. Никто не собирался скучать по кому-либо еще на расстоянии ста ярдов в этой воющей пустыне из песка и сланца, в милях от любого места между Баданой и иорданской границей. Удовлетворенный тем, что он был на месте встречи, капитан выключил GPS и заполз под маскировочные сетки, натянутые его людьми между двумя машинами, чтобы защитить их от солнца. Датчик температуры показал, что было 130 градусов по Фаренгейту.
  
     Час спустя с юга прилетел британский вертолет "Газель". Майор Майк Мартин вылетел из Эр-Рияда на самолете королевских ВВС "Геркулес" в саудовский город Аль-Джауф, ближайший к границе в тот момент, где был муниципальный аэропорт. "Геркулес" доставил "Газель" со сложенными несущими винтами, пилота, наземную команду и дополнительные топливные баки, необходимые для доставки "Газели" из Аль-Джауфа на Тэплайн-роуд и обратно.
  
     На случай наблюдения иракского радара даже в этом заброшенном месте "Газель" скользила над пустыней, но пилот быстро увидел тот самый "старшелл", выпущенный капитаном SAS, когда услышал приближающийся двигатель.
  
     "Газель" остановилась на дороге в пятидесяти ярдах от "Лендроверов", и Мартин вылез из машины. Через плечо у него был перекинут вещевой мешок, а в левой руке - плетеная корзина, содержимое которой заставило пилота "Газели" задуматься, не вступил ли он в Воздушный корпус Королевской армии или в какое-нибудь отделение Фермерского союза. В корзине были две живые курицы.
  
     В остальном Мартин был одет так же, как восемь солдат SAS, ожидавших его: пустынные ботинки, свободные брюки из плотной парусины, рубашка, свитер и камуфляжная боевая куртка. На его шее была клетчатая кефия, которую можно было натянуть, чтобы защитить лицо от кружащейся пыли, а на голове круглый вязаный шерстяной шлем, увенчанный парой сверхпрочных очков.
  
     Пилот удивился, почему человек не умер от жары во всем этом снаряжении, но ведь он никогда не испытывал холода пустынной ночи.
  
     Бойцы SAS вытащили из задней части "Газели" пластиковые канистры с бензином, которые придавали маленькому разведывательному вертолету максимальный общий вес, и снова наполнили баки. Когда он снова был полон, пилот помахал на прощание и взлетел, направляясь на юг в Аль-Джауф, чтобы вернуться в Эр-Рияд и вернуться к здравомыслию от этих безумцев в пустыне.
  
     Только когда он ушел, люди из SAS почувствовали себя спокойно. Хотя восьмерка с "Лендроверами" была
  
     Бойцы эскадрильи - эксперты по легким транспортным средствам - а Мартин был вольным стрелком эскадрильи "А", он знал все, кроме двух.
  
     Обменявшись приветствиями, они сделали то, что делают британские солдаты, когда у них есть время: они заварили крепкий чай.
  
     Место, где капитан решил пересечь границу с Ираком, было диким и мрачным по двум причинам. Чем более суровой была местность, по которой они ехали, тем меньше было шансов нарваться на иракский патруль. Его работа заключалась не в том, чтобы опередить иракцев на открытой местности, а в том, чтобы полностью избежать обнаружения.
  
     Вторая причина заключалась в том, что он должен был разместить своего подопечного как можно ближе к длинному иракскому шоссе, которое змеей тянется из Багдада на запад через великие равнины пустыни к иорданскому пограничному переходу в Рувейшиде.
  
     Этот жалкий аванпост в пустыне стал очень хорошо знаком телезрителям после завоевания Кувейта, потому что именно здесь обычно пересекала границу несчастная волна беженцев - филиппинцев, бенгальцев, палестинцев и других - спасаясь от хаоса, вызванного завоеванием.
  
     В этом дальнем северо-западном уголке Саудовской Аравии расстояние от границы до Багдадской дороги было самым коротким. Капитан знал, что к востоку от него, от Багдада до границы с Саудовской Аравией, местность, как правило, представляла собой плоскую пустыню, гладкую, как бильярдный стол, по большей части, что позволяло быстро пробежать от границы до ближайшей дороги, ведущей в Багдад. Но он также, вероятно, был занят армейскими патрулями и наблюдающими глазами. Здесь, на западе иракских пустынь, местность была более холмистой, изрезанной оврагами, которые могли нести внезапные наводнения во время дождей, и которые все еще приходилось тщательно преодолевать в сухой сезон, но практически не было иракских патрулей.
  
     Выбранная точка пересечения находилась в пятидесяти километрах к северу от того места, где они стояли, а за границей без опознавательных знаков оставалась еще сотня до дороги Багдад-Рувейшид. Но капитан решил, что ему понадобится целая ночь, лежка под маскировочными сетями в течение следующего дня и следующей ночи, чтобы доставить своего подопечного в точку, находящуюся в нескольких минутах ходьбы от дороги.
  
     Они отправились в путь в четыре часа дня. Солнце все еще палило, и из-за жары казалось, что едешь мимо дверцы доменной печи. В шесть приблизились сумерки, и температура воздуха начала быстро падать. В семь было совершенно темно, и начался озноб. Пот высох на них, и они были благодарны за толстые свитера, над которыми издевался пилот "Газели".
  
     В головной машине штурман сидел рядом с водителем и постоянно проверял их местоположение и курс. Вернувшись на свою базу, он и капитан провели часы, изучая серию крупномасштабных фотографий высокой четкости, любезно предоставленных американской миссией U-2 с их базы в Таифе, которые сформировали картину лучше, чем просто карта.
  
     Они ехали без огней, но с помощью фонарика навигатор отслеживал их отклонение от маршрута, корректируя каждый раз, когда овраг или ущелье заставляли их отклоняться на несколько километров на восток или запад.
  
     Каждый час они останавливались, чтобы уточнить местоположение с помощью "Магеллана". Навигатор уже откалибровал стороны своих фотографий с помощью минут и секунд долготы и широты, так что цифры, отображаемые на цифровом дисплее "Магеллана", точно указывали им, где они находятся на фотографиях.
  
     Продвижение было медленным, потому что на каждом гребне один из мужчин должен был бежать вперед и заглядывать, чтобы убедиться, что на другой стороне нет неприятного сюрприза.
  
     За час до рассвета они нашли вади с крутыми склонами, въехали внутрь и укрылись сетями.
  
     Один из мужчин отошел к ближайшему выступу, чтобы посмотреть вниз на лагерь и заказать несколько корректировок, пока не убедился, что самолет-корректировщик практически должен врезаться в вади, чтобы увидеть их.
  
     В течение дня они ели, пили и спали, двое всегда начеку на случай появления бродячего пастуха или другого одинокого путника. Несколько раз они слышали высоко над головой иракские реактивные самолеты, а однажды - блеяние коз, пасущихся на соседнем холме. Но козы, с которыми, казалось, не было пастуха, побрели в противоположном направлении. После захода солнца они двинулись дальше.
  
     Есть небольшой иракский городок под названием Ар-Рутба, расположенный вдоль шоссе, и незадолго до четырех утра они увидели его тусклые огни вдалеке. "Магеллан" подтвердил, что они были там, где хотели, к югу от города, в пяти милях от дороги.
  
     Четверо мужчин исследовали окрестности, пока один не нашел вади с мягким песчаным дном. Здесь они молча вырыли свою яму, используя инструменты для рытья траншей, прикрепленные к бортам лендроверов, чтобы выкапывать их из сугробов. Они похоронили мотоцикл повышенной проходимости с усиленными шинами и канистры с запасным топливом, чтобы доставить его к границе, если возникнет необходимость. Все они были завернуты в жесткие полиэтиленовые пакеты для защиты от песка и воды, поскольку дожди все еще продолжались.
  
     Чтобы защитить тайник от вымывания, они возвели пирамиду из камней, чтобы предотвратить водную эрозию.
  
     Штурман поднялся на холм над вади и взял точный пеленг с места на радиомачту над Ар-Рутбой, красная сигнальная лампа которой виднелась вдалеке.
  
     Пока они работали, Майк Мартин разделся догола и достал из своей сумки халат, головной убор и сандалии Махмуда Аль-Хоури, иракского рабочего и садовника-разнорабочего. С матерчатой сумкой, в которой были хлеб, масло, сыр и оливки на завтрак, потрепанный бумажник с удостоверением личности и фотографиями пожилых родителей Махмуда, а также потрепанная жестяная коробка с деньгами и перочинным ножом, он был готов идти. "Лендроверам" понадобился час, чтобы убраться с места, прежде чем лечь спать.
  
     "Сломай ногу", - сказал капитан,
  
     "Удачной охоты, босс", - сказал штурман.
  
     "По крайней мере, у тебя будет свежее яйцо на завтрак", - сказал другой, и раздался приглушенный смех. Майк Мартин махнул рукой и начал идти через пустыню к дороге. Через несколько минут "лендроверы" уехали, и вади снова опустел.
  
     У главы резидентуры в Вене был на учете некий саян, который сам занимался банковским делом, занимал высокий пост в одном из ведущих клиринговых банков страны. Именно его попросили подготовить настолько полный, насколько он мог, отчет о банке Винклера. The sayan сказали только, что некоторые израильские предприятия вступили в отношения с Winkler и хотели убедиться в его надежности, происхождении и банковской практике. Ему с сожалением сказали, что в эти дни происходит так много мошенничества.
  
     Саян принял причину расследования и сделал все возможное, что было довольно хорошо, учитывая, что первое, что он обнаружил, это то, что Винклер действовал в режиме почти навязчивой секретности.
  
     Банк был основан почти сто лет назад отцом нынешнего единственного владельца и президента. Винклеру 1990 года было девяносто один год, и он был известен в венских банковских кругах как der Alte, "Старик". Несмотря на свой возраст, он отказался отказаться от президентства или единоличного контрольного пакета акций.
  
     Будучи вдовцом, но бездетным, у него не было естественного наследника в семье, поэтому окончательное распоряжение контрольным пакетом акций должно было дождаться оглашения его завещания.
  
     Тем не менее, повседневное управление банком возлагалось на трех вице-президентов. Встречи со стариком Винклером происходили примерно раз в месяц в его частном доме, во время которых его главной заботой, казалось, было обеспечение соблюдения его собственных строгих стандартов.
  
     Исполнительные решения принимались вице-президентами Кесслером, Гемютлихом и Блеем. Конечно, это не был расчетный банк, у него не было владельцев текущих счетов и чековых книжек. Его деятельность заключалась в том, чтобы хранить средства клиентов, которые будут размещены в надежных, безопасных инвестициях, в основном на европейском рынке.
  
     Если процентная доходность от таких инвестиций никогда не войдет в десятку лучших исполнителей лиги, это было не главное. Клиенты Winkler не стремились к быстрому росту или заоблачным процентным доходам. Они искали безопасности и абсолютной анонимности. Этот Винклер гарантировал их, и его банк доставил.
  
     Стандарты, на которых Старик Винклер делал такой акцент, включали полную конфиденциальность в отношении личности владельцев его номерных счетов в сочетании с полным избеганием того, что Старик назвал "новомодной ерундой".
  
     Именно это отвращение к современным ухищрениям привело к запрету компьютеров для хранения конфиденциальной информации или контроля учетных записей, факсимильных аппаратов и, где это возможно, телефонов. Банк Винклера принимал инструкции и информацию по телефону, но никогда не разглашал их по телефонной линии. Там, где это было возможно, банк Винклера любил использовать старомодное письмо, написанное на дорогой кремовой бумаге linenfold, или личные встречи в самом банке.
  
     В пределах Вены банковский курьер доставлял все письма и заявления в запечатанных воском конвертах, и только для национальных и международных писем банк доверял публичной почтовой системе.
  
     Что касается номерных счетов, принадлежащих иностранным клиентам - the sayan попросили затронуть их - никто точно не знал, сколько их было, но слухи намекали на депозиты в сотни миллионов долларов. Очевидно, что если это было так, и учитывая, что процент скрытных клиентов иногда умирал, не рассказав никому другому, как управлять счетом, у банка Винклера дела шли неплохо, спасибо.
  
     Гиди Барзилай, когда прочитал отчет, долго и громко ругался. Старик Винклер, возможно, ничего не знал о новейших методах прослушивания телефонов и взлома компьютеров, но его внутреннее чутье не подвело.
  
     В течение многих лет, пока Ирак наращивал свои технологии по производству отравляющих газов, все покупки из Германии проходили через один из трех швейцарских банков. Моссад знал, что ЦРУ взломало компьютеры всех трех банков - первоначально целью был поиск отмытых денег от наркотиков - и именно эта внутренняя информация позволила Вашингтону подать бесконечную череду протестов правительству Германии по поводу экспорта. Вряд ли ЦРУ было виновато в том, что канцлер Гельмут Коль с презрением отверг все протесты; информация была абсолютно точной.
  
     Если Гиди Барзилай думал, что он собирается взломать центральный компьютер Winkler Bank, он ошибался; его не было. Это оставило прослушивание комнат, перехват почты и прослушивание телефонов. Скорее всего, ни один из них не решит его проблему.
  
     Для управления многими банковскими счетами, для снятия средств и переводов, требуется пароль Losungsworth, кодированный пароль. Но владельцы учетных записей обычно могут использовать такой пароль для идентификации себя при телефонном звонке или отправке факса, а также в письме. То, как, казалось, действовал банк Винклера, значимый номерной счет, принадлежащий иностранному клиенту, такому как Иерихон, имел бы гораздо более сложную систему управления; либо официальное оформление с достаточной идентификацией владельца счета, либо письменное поручение, составленное в точной форме и способом, сточные закодированные слова и символы, появляющиеся точно в заранее оговоренных местах.
  
     Очевидно, что банк Винклера будет принимать платежи от кого угодно, в любое время и в любом месте. Моссад знал это, потому что он платил Иерихону его кровавые деньги переводами на счет внутри Winkler, который был идентифицирован для них одним номером. Убедить банк Винклера сделать перевод было бы совсем другим делом.
  
     Каким-то образом, сидя в халате, в котором он провел большую часть своей жизни, слушая церковную музыку, старик Винклер, казалось, догадался, что незаконная технология перехвата информации превзойдет обычные методы передачи информации. Будь проклят и проклят этот человек.
  
     Единственное, что еще мог предложить sayan, это то, что такими дорогостоящими номерными счетами, безусловно, будет заниматься лично один из трех вице-президентов, и никто другой. Старик хорошо подобрал своих подчиненных: репутация всех троих заключалась в том, что они были лишены чувства юмора, жестки и хорошо оплачивались. Одним словом, неприступный. Израилю, добавил саян, не нужно беспокоиться о банке Винклера. Он, конечно, упустил главное. Гиди Барзилай в ту первую неделю ноября уже был по горло сыт банком Винклера.
  
     Через час после рассвета был автобус, и он замедлил ход для единственного пассажира, сидевшего на камне у дороги в трех милях от Ар-Рутбы, когда он встал и помахал рукой. Он отдал две грязные банкноты в динарах, сел на заднее сиденье, поставил корзину с цыплятами на колени и заснул.
  
     В центре города был полицейский патруль, когда автобус резко остановился на своих старых рессорах, и несколько пассажиров вышли, чтобы отправиться на работу или на рынок, в то время как другие сели. Но пока полиция проверяла удостоверения личности у тех, кто садился в машину, они довольствовались тем, что поглядывали через пыльные окна на тех немногих, кто оставался внутри, и игнорировали крестьянина с курами на заднем сиденье. Они искали диверсантов, подозрительных личностей.
  
     Еще через час автобус с грохотом покатил на восток, раскачиваясь и раскачиваясь, время от времени съезжая на жесткую обочину, когда мимо с ревом проносилась колонна армейских машин, на задних сиденьях которых угрюмо сидели заросшие щетиной новобранцы, уставившись на поднимаемые ими клубы пыли.
  
     С закрытыми глазами Майк Мартин прислушивался к болтовне вокруг него, цепляясь за непривычное слово или намек на акцент, который он, возможно, забыл. Арабский язык этой части Ирака заметно отличался от кувейтского. Если бы он мог сойти за плохо образованного и безобидного феллага в Багдаде, эти провинциальные акценты и фразы оказались бы полезными. Немногие вещи обезоруживают городского полицейского быстрее, чем акцент сена.
  
     Курам в клетке у него на коленях пришлось нелегко, несмотря на то, что он рассыпал кукурузу из кармана и поделился водой из своей фляжки, а сейчас они запекаются в лендровере под сеткой в пустыне позади него. При каждом наклоне птицы протестующе кудахтали или приседали и гадили в подстилку под ними.
  
     Требовался острый глаз, чтобы заметить, что основание клетки при ее внешнем измерении было на четыре дюйма больше, чем внутри. Густая подстилка вокруг куриных лапок скрывала разницу. Подстилка была всего в дюйм глубиной. В полости глубиной четыре дюйма под клеткой размером двадцать на двадцать дюймов находилось множество предметов, которые полиция Ар-Рутбы сочла бы загадочными, но интересными.
  
     Одним из них была складная спутниковая тарелка, превращенная в короткий стержень, похожий на складной зонтик. Другой был приемопередатчиком, более мощным, чем тот, который Мартин использовал в Кувейте. Багдад не предоставил бы возможности вещать, блуждая по пустыне. Не было бы длительных передач, что объяснялось, помимо перезаряжаемой кадмиево-серебряной батареи, последним элементом в полости. Это был магнитофон, но довольно особенный.
  
     Новые технологии, как правило, начинаются большими, громоздкими и сложными в использовании. По мере его развития происходят две вещи. Внутренности становятся все более и более сложными, хотя все меньше и меньше, и операция становится проще.
  
     Радиоприемники, вывезенные во Францию агентами британского управления специальных операций во время Второй мировой войны, были кошмаром по современным стандартам. Занимая чемодан, им нужна была антенна, натянутая на несколько ярдов вверх по водосточной трубе, с громоздкими клапанами размером с лампочки и способная передавать сообщения только с помощью азбуки Морзе. Это заставляло оператора стучать целую вечность, в то время как немецкие детекторы могли триангулировать источник и приближаться.
  
     Магнитофон Мартина был прост в управлении, но также нес в себе некоторые полезные функции. Десятиминутное сообщение можно было медленно и четко прочитать в рупор. Прежде чем это было записано на катушку, кремниевый чип зашифровал бы его в искажение, которое, даже если бы его перехватили, иракцы, вероятно, не смогли бы расшифровать.
  
     По нажатию кнопки пленка перематывалась назад. Другая кнопка заставила бы его перезаписать, но на одной двухсотой скорости, сократив сообщение до трехсекундного пакета, который было бы практически невозможно отследить.
  
     Именно этот сигнал посылал передатчик, когда он был подключен к спутниковой антенне, аккумулятору и магнитофону. В Эр-Рияде сообщение будет перехвачено, замедлено, расшифровано и воспроизведено в открытом виде.
  
     Мартин вышел из автобуса в Рамади, где он остановился, и сел в другой автобус, проехав мимо озера Хаббания и старой базы Королевских ВВС, ныне переоборудованной в современную базу иракских истребителей. Автобус был остановлен на окраине Багдада, и все удостоверения личности были проверены.
  
     Мартин смиренно стоял в очереди, сжимая своих цыплят, когда пассажиры подошли к столу, за которым сидел сержант полиции. Когда подошла его очередь, он поставил плетеную корзину на пол и достал свое удостоверение личности
  
     карта. Сержант взглянул на него. Ему было жарко и хотелось пить. Это был долгий день. Он указал на место происхождения владельца карты.
  
     "Где это?"
  
     "Это небольшая деревня к северу от Баджи. Хорошо известен своими дынями, бей."
  
     Рот сержанта дернулся. Бей был уважительной формой обращения, восходящей к Турецкой империи, которую можно было услышать лишь изредка, и то только от людей из настоящей глуши. Он пренебрежительно махнул рукой; Мартин собрал своих цыплят и вернулся к автобусу.
  
     Незадолго до семи автобус подкатил к остановке, и майор Мартин вышел на главную автобусную станцию в Кадхимии, Багдад.
  
  
     Глава 11
  
     Это была долгая прогулка ранним вечером от автобусной станции на севере города до дома первого секретаря Совета в округе Мансур, но Мартин был рад этому.
  
     Во-первых, он был заперт в двух разных автобусах в течение двенадцати часов, преодолев 240 миль от Ар-Рутбы до столицы, и это были не роскошные автобусы. Во-вторых, прогулка дала ему возможность еще раз ощутить город, который он не видел с тех пор, как улетел на авиалайнере в Лондон очень нервным тринадцатилетним школьником, и это было двадцать четыре года назад.
  
     Многое изменилось. Город, который он помнил, был во многом арабским городом, гораздо меньшим, сгруппированным вокруг центральных районов Шейх Омар и Саадун на северо-западном берегу Тигра в Рисафе и района Алам за рекой в Карче. В этом внутреннем городе была большая часть жизни; здесь узкие улочки, переулки, рынки, мечети и их минареты доминировали над горизонтом, напоминая людям об их подчинении Аллаху.
  
     Двадцать лет нефтяных доходов привели к тому, что по некогда открытым пространствам пролегли длинные разделенные магистрали с поворотами, путепроводами и перекрестками в виде клеверного листа. Автомобилей стало больше, и небоскребы устремились ввысь, в ночное небо, Маммон подталкивал своего старого противника.
  
     Мансура, когда он добрался до него по длинной улице Рабиа, было трудно узнать. Он вспомнил широкие открытые пространства вокруг клуба "Мансур", куда его отец водил семью по выходным днем. Мансур по-прежнему был высококлассным пригородом, но открытые пространства были заполнены улицами и жилыми домами для тех, кто мог позволить себе жить со вкусом.
  
     Он прошел в нескольких сотнях ярдов от старой подготовительной школы мистера Хартли, где он учил уроки и играл на переменах со своими друзьями Хассаном Рахмани и Абделькаримом Бадри, но в темноте он не узнал улицу.
  
     Он точно знал, чем сейчас занимается Хассан, но о двух сыновьях доктора Бадри он ничего не слышал почти четверть века. Неужели малыш, Осман, с его пристрастием к математике, все-таки стал инженером? он задумался. А Абделькарим, получивший призы за чтение английской поэзии, стал ли он, в свою очередь, поэтом или писателем?
  
     Если бы Мартин маршировал в манере SAS, на пятках и носках, размахивая плечами, чтобы помочь своим движущимся ногам, он мог бы преодолеть расстояние в два раза быстрее. Ему также могли напомнить, как тем двум инженерам в Кувейте, что "ты можешь одеваться как араб, но ты все равно ходишь как англичанин".
  
     Но его ботинки не были зашнурованными походными ботинками. Это были парусиновые тапочки на веревочной подошве, обувь бедного иракского феллага, поэтому он ковылял, опустив плечи и опустив голову.
  
     В Эр-Рияде ему показали современную карту города Багдада и множество фотографий, сделанных с большой высоты, но увеличенных до тех пор, пока с помощью увеличительного стекла можно было рассмотреть сады за стенами, различая бассейны и автомобили богатых и влиятельных людей.
  
     Все это он выучил наизусть. Он повернул налево на Джордан-стрит и сразу за площадью Ярмук повернул направо на обсаженную деревьями аллею, где жил советский дипломат.
  
     В шестидесятые годы, при Касеме и последовавших за ним генералах, СССР занимал привилегированное и престижное положение в Багдаде, делая вид, что поддерживает арабский национализм, потому что его считали антизападным, и одновременно пытаясь обратить арабский мир к коммунизму. В те годы советское посольство приобрело несколько больших резиденций за пределами своего основного комплекса, которые не могли вместить растущий штат сотрудников, и в качестве уступки этим резиденциям и их территории был предоставлен статус советской территории. Это была привилегия, которую даже Саддам Хусейн так и не удосужился отменить, тем более что до середины восьмидесятых его основным поставщиком оружия была Москва, и шесть тысяч советских военных советников обучали его военно-воздушные силы и бронетанковый корпус на их российском оборудовании.
  
     Мартин нашел виллу и идентифицировал ее по маленькой латунной табличке, которая сообщала, что это резиденция, принадлежащая посольству СССР. Он потянул за цепь рядом с воротами и стал ждать.
  
     Через несколько минут ворота открылись, и на пороге появился дородный коротко стриженный русский в белой тунике стюарда.
  
     "Да?" - сказал он.
  
     Мартин ответил по-арабски, вкрадчивым хныканьем просителя, который обращается к вышестоящему начальству. Русский нахмурился. Мартин порылся во внутреннем кармане халата и достал удостоверение личности. Это имело смысл для управляющего; в его стране знали о внутренних паспортах. Он взял карточку, сказал: "Подождите" по-арабски и закрыл ворота.
  
     Он вернулся через пять минут, поманив иракца в грязной посуде через ворота на передний двор. Он повел Мартина к ступенькам, ведущим к главной двери виллы. Когда они дошли до нижней ступеньки, наверху появился человек.
  
     "Этого будет достаточно. Я разберусь с этим", - сказал он по-русски слуге, который в последний раз сердито посмотрел на араба и вернулся в дом.
  
     Юрий Куликов, первый секретарь советского посольства, был полностью профессиональным дипломатом, который счел приказ, полученный им из Москвы, возмутительным, но неизбежным. Очевидно, его поймали за ужином, потому что он сжимал в руке салфетку, которой промокнул губы, спускаясь по ступенькам.
  
     "Итак, вы здесь", - сказал он по-русски. "Теперь послушай, если нам придется пройти через эту шараду, пусть будет так.
  
     Но я лично не буду иметь к этому никакого отношения. Панимаешь ?"
  
     Мартин, который не говорил по-русски, беспомощно пожал плечами и сказал по-арабски:
  
     "Пожалуйста, бей?"
  
     Куликов воспринял смену формулировки как тупую дерзость. Мартин с восхитительной иронией осознал, что советский дипломат действительно думал, что его нежеланный новый сотрудник был соотечественником, которого натравили на него те жалкие призраки с Лубянки в Москве.
  
     "О, очень хорошо, тогда, арабский, если хочешь", - раздраженно сказал он. Он тоже обучался арабскому языку, на котором хорошо говорил с резким русским акцентом. Будь он проклят, если этот агент КГБ собирался показать его.
  
     И он продолжил по-арабски.
  
     "Вот твоя визитка. Вот письмо, которое мне было приказано подготовить для вас. Теперь вы будете жить в хижине в дальнем конце сада, содержать территорию в порядке и делать покупки, как инструктирует шеф-повар. Кроме этого, я не хочу знать. Если тебя поймают, я ничего не знаю, кроме того, что я взял тебя по доброй воле. А теперь занимайтесь своими делами и избавьтесь от этих проклятых кур. Я не допущу, чтобы куры портили сад".
  
     Хоть какой-то шанс, с горечью подумал он, возвращаясь к прерванному ужину. Если этот олух попадется на какую-нибудь пакость, АМАМ скоро узнает, что он русский, и мысль о том, что он случайно попал в личный состав первого секретаря, будет столь же вероятной, как катание на коньках по Тигру. Юрий Куликов в частном порядке был в ярости на Москву.
  
     Майк Мартин нашел свое жилище у задней стены сада площадью в четверть акра, однокомнатное бунгало с раскладушкой, столом, двумя стульями, рядом крючков на одной стене и умывальником, установленным на полке в углу.
  
     Дальнейший осмотр показал, что поблизости есть земляной чулан и кран с холодной водой в стене сада. Гигиена, очевидно, была бы довольно простой, а еда, предположительно, подавалась через кухонную дверь в задней части виллы.
  
     Он вздохнул. Дом за пределами Эр-Рияда казался очень далеким.
  
     Он нашел несколько свечей и несколько спичек. При их тусклом свете он завесил окна одеялами и принялся обрабатывать перочинным ножом грубые плитки пола. За час ковыряния в заплесневелом растворе поднялись четыре плитки, а еще через час копания лопаткой из ближайшего сарая для горшков образовалась яма, в которую поместились его радиопередатчик, батарейки, магнитофон и спутниковая антенна. Смесь грязи и слюны, втираемая в щели между плитками, скрыла последние следы его раскопок.
  
     Незадолго до полуночи он использовал свой нож, чтобы отрезать фальшивое дно куриной клетки и установить подстилку в настоящее основание, так что от четырехдюймовой полости не осталось и следа. Пока он работал, цыплята скреблись по полу, с надеждой ища несуществующее пшеничное зерно, но нашли и съели несколько жуков.
  
     Мартин доел последние оливки и сыр и поделился оставшимися кусочками лаваша со своими попутчиками, а также миской воды, набранной из наружного крана.
  
     Куры вернулись в свою клетку, и если теперь они нашли свой дом на четыре дюйма глубже, чем раньше, они не жаловались. Это был долгий день, и они пошли спать.
  
     В качестве последнего жеста Мартин помочился на розы Куликова в темноте, прежде чем задуть свечи, завернуться в одеяло и сделать то же самое.
  
     Его биологические часы заставили его проснуться в четыре утра. Достав передающее устройство в пластиковых пакетах, он записал короткое сообщение для Эр-Рияда, ускорил его в двести раз, подключил магнитофон к передатчику и установил спутниковую тарелку, которая занимала большую часть центрашак но указал на открытую дверь.
  
     В четыре сорок пять утра он отправил одиночную передачу на дневной канал, затем разобрал все это и спрятал обратно под пол.
  
     Небо над Эр-Риядом все еще было черным, как смоль, когда аналогичная антенна на крыше резиденции SIS поймала односекундный сигнал и передала его в комнату связи. "Окно" времени передачи было с половины пятого до пяти утра, и слушающая вахта бодрствовала.
  
     Две вращающиеся ленты зафиксировали вспышку из Багдада, и вспыхнула сигнальная лампа, предупреждая техников.
  
     Они замедлили сообщение в двести раз, пока оно не дошло до наушников в чистом виде. Один записал это стенографически, напечатал и вышел из комнаты.
  
     Джулиана Грея, начальника участка, разбудили в пять пятнадцать.
  
     "Это Черный Медведь, сэр. Он внутри".
  
     Грей прочитал стенограмму с нарастающим волнением и пошел будить Саймона Паксмана. Глава иракского отдела в настоящее время находился в длительной командировке в Эр-Рияде, его обязанности в Лондоне были переданы его подчиненному. Он тоже сел, совершенно проснувшись, и прочитал это.
  
     "Черт возьми, пока все хорошо".
  
     "Проблема может начаться, " сказал Грей, " когда он попытается поднять Иерихон".
  
     Это была отрезвляющая мысль. Бывший агент Моссада в Багдаде был отключен на целых три месяца. Он мог быть скомпрометирован или пойман, или просто передумал. Его могли отправить куда подальше, особенно если он оказался генералом, который сейчас командует войсками в Кувейте. Могло случиться все, что угодно. Паксман встал.
  
     "Лучше скажи Лондону. Есть шанс выпить кофе?"
  
     "Я скажу Мохаммеду, чтобы он собрался", - сказал Грей.
  
     Майк Мартин поливал клумбы в половине шестого, когда в доме началось движение. Кухарка, пышногрудая русская женщина, увидела его из своего окна и, когда вода была горячей, позвала его к кухонному окну.
  
     "Как мазываетесь?" спросила она, затем на мгновение задумалась и использовала арабское слово: "Имя?"
  
     "Махмуд", - сказал Мартин.
  
     "Ну, вот тебе чашка кофе, Махмуд".
  
     Мартин несколько раз кивнул головой в знак восхищенного согласия, пробормотав "шукран" и взяв горячую кружку двумя руками. Он не шутил; это был вкусный настоящий кофе и его первый горячий напиток после чая на саудовской стороне границы.
  
     Завтрак был в семь, тарелка чечевицы и лаваш, который он съел. Оказалось, что вчерашний горничный и его жена, кухарка, ухаживали за первым секретарем Куликовым, который, казалось, был холост. К восьми Мартин познакомился с шофером, иракцем, который немного говорил по-русски и был бы полезен, переводя простые сообщения русским.
  
     Мартин решил не подходить слишком близко к шоферу, который мог быть подставным лицом Тайной полиции АМАМА или даже контрразведки Рахмани. Это оказалось не проблемой; агент или нет, шофер был снобом и относился к новому садовнику с презрением. Однако он согласился объяснить повару, что Мартину пришлось на некоторое время уйти, потому что их хозяин приказал ему избавиться от своих цыплят.
  
     Вернувшись на улицу, Мартин направился к автобусной станции, по пути выпустив своих кур на пустырь.
  
     Как и во многих арабских городах, автовокзал в Багдаде - это не просто место для посадки в транспортные средства, отправляющиеся в провинции. Это бурлящий водоворот рабочего человечества, где у людей есть что покупать и продавать. Бег вдоль южной стены - полезный блошиный рынок. Именно здесь Мартин, после соответствующего торга, купил расшатанный велосипед, который жалобно скрипел, когда он на нем ехал, но вскоре был благодарен за порцию масла.
  
     Он знал, что не сможет передвигаться на машине, и даже мотоцикл был бы слишком велик для скромного садовника. Он вспомнил, как слуга его отца ездил по городу с рынка на рынок, покупая продукты на каждый день, и, насколько он мог видеть, велосипед все еще был совершенно обычным способом передвижения для работающих людей.
  
     Немного поработав перочинным ножом, он отпилил верхнюю часть куриной клетки, превратив ее в квадратную корзину с открытым верхом, которую он прикрепил к задней части велосипеда с помощью двух толстых резиновых шнуров, бывших автомобильных ремней вентилятора, которые он купил в гараже на заднем дворе.
  
     Он поехал на велосипеде обратно в центр города и купил четыре разноцветные палочки мела в канцелярском магазине на улице Шурджа, прямо напротив католической церкви Святого Иосифа, где халдейские христиане собираются для поклонения.
  
     Он вспомнил район своего детства, Агид аль-Насара, или Район христиан, и улицы Шурджа и Банк все еще были полны незаконно припаркованных автомобилей и иностранцев, бродящих по магазинам, торгующим травами и специями.
  
     Когда он был мальчиком, через Тигр было всего три моста: Железнодорожный мост на севере, Новый мост посередине и мост короля Фейсала на юге. Теперь их было девять. Через четыре дня после начала воздушной войны, которая все еще впереди, ее не будет, потому что все они были нацелены внутри Черной дыры в Эр-Рияде и были уничтожены должным образом. Но в ту первую неделю ноября жизнь города текла через них непрерывно.
  
     Другой вещью, которую он заметил, было присутствие повсюду Тайной полиции АМАМА, хотя большинство из них не пытались скрывать. Они наблюдали за происходящим на углах улиц и из припаркованных машин. Дважды он видел, как иностранцев останавливали и требовали предъявить удостоверения личности, и дважды видел, как то же самое происходило с иракцами. Поведение иностранцев выражало смиренное раздражение, но поведение иракцев выражало явный страх.
  
     На поверхности городская жизнь продолжалась, и жители Багдада были такими же добродушными, какими он их помнил; но его антенны подсказывали ему, что под поверхностью река страха, навязанная тираном в большом дворце у реки возле моста Таммуз, была сильной и глубокой.
  
     Только однажды в то утро он столкнулся с намеком на то, что многие иракцы чувствовали каждый день своей жизни. Он был на фруктово-овощном рынке в Касре, все еще через реку от своего нового дома, и торговался о цене на свежие фрукты со старым торговцем. Если русские собирались кормить его чечевицей и хлебом, он мог бы, по крайней мере, подкрепить эту диету фруктами.
  
     Неподалеку четверо мужчин из АМАМА грубо обыскали юношу, прежде чем отправить его восвояси. Старый продавец фруктов отхаркнулся и сплюнул в пыль, едва не задев один из своих баклажанов.
  
     "Однажды Бени Наджи вернутся и прогонят эту грязь", - пробормотал он.
  
     "Осторожнее, старик, это глупые слова", - прошептал Мартин, проверяя персики на спелость. Старик уставился на него.
  
     "Откуда ты, брат?"
  
     "Далеко. Деревня на севере, за Баджи."
  
     "Возвращайся туда, если ты последуешь совету старика. Я многое повидал. Бени Наджи придет с неба - да, и Бени эль Калб".
  
     Он снова сплюнул, и на этот раз баклажанам повезло меньше. Мартин купил персики и лимоны и уехал. К полудню он вернулся в дом первого секретаря Совета. Куликов давно уехал в посольство, и его водитель был с ним, поэтому, хотя Мартин и получил упрек от повара, это было по-русски, поэтому он пожал плечами и продолжил работу в саду.
  
     Но он был заинтригован тем, что сказал старый зеленщик. Некоторые, казалось, могли предвидеть свое собственное вторжение и не сопротивлялись ему. Фраза "прогнать эту грязь" могла относиться только к Тайной полиции и, как следствие, к Саддаму Хусейну.
  
     На улицах Багдада британцев называют Бени Наджи. Кем именно был Наджи, остается утерянным в тумане времени, но считается, что он был мудрым и святым человеком. Молодые британские офицеры, служившие в тех частях империи, приходили к нему, чтобы посидеть у его ног и послушать его мудрость. Он обращался с ними как со своими сыновьями, хотя они были христианами и, следовательно, неверными, поэтому люди называли их "Сыновьями Наджи".
  
     Американцев называют Бени эль Калб. Калб по-арабски - это собака, а собака, увы, не является высоко ценимым существом в арабской культуре.
  
     Гидеон Барзилай мог бы, по крайней мере, извлечь одно утешение из отчета о банке Винклера, предоставленного банковским отделом посольства . Это показало ему направление, в котором он должен был идти.
  
     Его первоочередной задачей было определить, кто из трех вице-президентов, Кесслер, Гемютлих или Блей, контролировал счет, принадлежащий иракскому ренегату Иерихону.
  
     Самым быстрым путем был бы телефонный звонок, но, судя по отчету, Барзилай был уверен, что никто из них ни в чем не признается по открытой линии.
  
     Он отправил свой запрос по сильно закодированному сигналу с укрепленной подземной станции Моссада под посольством в Вене и получил ответ из Тель-Авива так быстро, как только мог быть подготовлен.
  
     Это было письмо, подделанное на подлинном бланке, полученное от одного из старейших и наиболее уважаемых банков Великобритании, Coutts of The Strand, Лондон, банкиры, Ее Величеству Королеве.
  
     Подпись была даже точной копией автографа подлинного старшего офицера Coutts в зарубежном отделе. Ни на конверте, ни на письме не было имени адресата, которое начиналось просто: "Уважаемый сэр".
  
     Текст письма был простым и по существу. Важный клиент Куттса вскоре должен был сделать существенный перевод на номерной счет клиента банка Винклера, а именно, номер счета такой-то. Клиент Куттса теперь предупредил их, что по неизбежным техническим причинам осуществление перевода будет отложено на несколько дней. Если клиент Винклера спросит, не пришло ли оно вовремя, Куттс будет бесконечно благодарен, если господа Винклер мог сообщить своему клиенту, что перевод действительно в пути и прибудет без малейшей ненужной задержки. Наконец, Куттс был бы очень признателен за подтверждение благополучного прибытия их послания.
  
     Барзилай подсчитал, что, поскольку банкам нравится перспектива поступления денег, и немногим больше, чем Винклеру, солидный старый банк на Баллгассе любезно предоставит банкирам Королевского дома Виндзоров ответное письмо. Он был прав.
  
     Конверт Куттса из Тель-Авива соответствовал почтовому бланку и был проштампован британскими марками, очевидно, отправленными в почтовое отделение на Трафальгарской площади двумя днями ранее. Оно было адресовано просто
  
     "Директор по работе с зарубежными клиентами, Winkler Bank". Конечно, в банке Винклера такой должности не было, поскольку работа была разделена между тремя мужчинами.
  
     Конверт был доставлен глубокой ночью, его просунули через почтовое отделение банка в Вене.
  
     К тому времени группа наблюдения yarid наблюдала за банком в течение недели, отмечая и фотографируя его распорядок дня, часы открытия и закрытия, прибытие почты, отправление курьера на обход, расположение секретарши за ее столом в вестибюле на первом этаже,и расположение охранника за столом поменьше напротив нее.
  
     Банк Винклера не занимал новое здание. Балльгассе, как и вся площадь Францисканерплац, находится в старом районе недалеко от Зингерштрассе. Здание банка, должно быть, когда-то было венским жилищем богатой купеческой семьи, солидным и солидным, уединенным за тяжелой деревянной дверью, украшенной неброской медной табличкой. Судя по планировке похожего дома на площади, который команда yarid исследовала, выдавая себя за клиентов живущего там бухгалтера, в нем было всего пять этажей, примерно по шесть офисов на этаже.
  
     Среди своих наблюдений команда yarid отметила, что исходящая почта доставлялась каждый вечер, незадолго до закрытия, в почтовый ящик на площади. Это была рутинная работа, выполняемая швейцаром или охранником, который затем возвращался в здание, чтобы держать дверь открытой, пока персонал выходил. Наконец, он впустил ночного сторожа, прежде чем сам отправиться домой. Это был ночной сторож, который заперся, задвинув достаточное количество засовов на деревянной двери, чтобы не пропустить бронированную машину.
  
     Перед тем, как конверт от Coutts of London был опущен в дверь банка, глава технической группы neviot осмотрел почтовый ящик на Францисканерплац и фыркнул от отвращения. Вряд ли это был вызов. Один из его команды был взломщиком отмычек и открыл почтовый ящик и закрыл его за три минуты. Из того, что он узнал, когда делал это в первый раз, он мог подобрать подходящий ключ, что он и сделал.
  
     После нескольких незначительных настроек он работал так же хорошо, как ключ почтальона.
  
     Дальнейшее наблюдение показало, что банковский охранник всегда забирал исходящую почту банка за двадцать-тридцать минут до обычного шести вечера, когда ее забирал из почтового ящика служебный почтовый фургон.
  
     В тот день, когда письмо Куттса попало в почтовую щель в двери, команда yarid и отмычка невиота работали вместе. Когда банковский охранник возвращался в банк вниз по переулку после того, как в тот вечер его высадили, отмычка открыла дверцу почтового ящика. Двадцать два письма, отправленные из банка Винклера, лежали сверху. Потребовалось тридцать секунд, чтобы абстрагировать письмо, адресованное господам Куттс из Лондона, замените остальное и снова закройте коробку.
  
     Все пятеро из команды ярида были размещены на площади на случай, если кто-нибудь попытается помешать
  
     "почтальон", чья униформа, поспешно купленная в магазине подержанных вещей, имела заметное сходство с настоящей униформой венских почтальонов.
  
     Но добропорядочные граждане Вены не привыкли к агентам с Ближнего Востока, нарушающим неприкосновенность почтового ящика. В то время на площади было всего два человека, и ни один из них не обратил никакого внимания на то, что, по-видимому, служащий почтового отделения занимался своими законными делами. Двадцать минут спустя настоящий почтальон сделал свою работу, но к тому времени прохожие ушли и заменились новыми.
  
     Барзилай открыл ответ Винклера Куттсу и отметил, что это был краткий, но вежливый ответ с признательностью, написанный на сносном английском и подписанный Вольфгангом Гемютлихом. Руководитель группы Моссад теперь точно знал, кто занимался иерихонским счетом. Все, что оставалось, это сломать его или проникнуть в него. Чего Барзилай не знал, так это того, что его проблемы только начинались.
  
     Было уже далеко за полночь, когда Майк Мартин покинул лагерь в Мансуре. Он не видел причин беспокоить русских, выходя через главные ворота; в задней стене была калитка гораздо меньшего размера с ржавым замком, ключ от которого ему дали. Он выкатил свой велосипед в переулок, запер ворота и начал крутить педали.
  
     Он знал, что это будет долгая ночь. Чилийский дипломат Монкада прекрасно описал офицерам Моссада, которые допрашивали его, когда он вышел, где именно он установил три ящика для мертвых писем, предназначенных для сообщений от него в Иерихон, и где поставить отметки мелом, чтобы предупредить невидимый Иерихон, что его ожидает сообщение. Мартин чувствовал, что у него не было выбора, кроме как использовать все три одновременно, с идентичным сообщением в каждом.
  
     Он написал эти послания на арабском языке на тонкой авиапочтовой бумаге и сложил каждое в квадратный перламутровый пакет. Три пакета были прикреплены скотчем к внутренней стороне его бедра. Меловые палочки находились в боковом кармане.
  
     Первой каплей стало кладбище Альвазия, через реку в Рисафе. Он уже знал это, помнил с давних времен и долго изучал на фотографиях в Эр-Рияде. Найти незакрепленный кирпич в темноте было совсем другим делом.
  
     Ему потребовалось десять минут, пока он шарил кончиками пальцев в темноте обнесенного стеной кладбища, прежде чем нашел нужную. Но это было именно то, о чем говорил Монкада. Он вытащил кирпич из ниши, сунул за него один пакет из пергамина и поставил кирпич на место.
  
     Его вторая капля попала в другую старую и осыпающуюся стену, на этот раз возле разрушенной цитадели в Адхамии, где от древнего рва остался только застоявшийся пруд. Недалеко от цитадели находится святилище Имама Аладама, а между ними стена, такая же старая и разрушенная, как и сама цитадель. Мартин нашел стену и единственное дерево, растущее у нее. Он сунул руку за дерево и отсчитал десять рядов кирпичей сверху вниз. Десятый кирпич закачался, как старый зуб. Второй конверт ушел за ним, и кирпич вернулся. Мартин проверил, не наблюдает ли кто-нибудь, но он был совершенно один; никто не захотел бы прийти в это пустынное место после наступления темноты.
  
     Третья и последняя капля была на другом кладбище, но на этот раз на британском, давно заброшенном, в Вазирайе, недалеко от турецкого посольства. Как и в Кувейте, это была могила, но не царапина под мрамором гробницы; скорее, это была внутренняя часть небольшого каменного сосуда, зацементированного там, где должен был быть надгробный камень, в одном конце давно заброшенного участка.
  
     "Неважно", - пробормотал Мартин тому, кто лежал под ним, давно мертвому воину империи. "Просто продолжай, у тебя все хорошо".
  
     Поскольку Монкада базировался в здании Организации Объединенных Наций, в нескольких милях от дороги на аэропорт Матар Садам, он мудро расположил свои места, отмеченные мелом, ближе к более широким дорогам Мансура, где их можно было увидеть из проезжающей машины. Правило состояло в том, что кто бы - Монкада или Иерихон - ни увидел отметку мелом, он должен был отметить, к какой капле она относится, а затем стереть ее влажной тряпкой. Россыпь метки, проходящая через день или около того, увидит, что она исчезла, и узнает, что его сообщение было получено, и (предположительно) отправитель посетил и получил посылку.
  
     Таким образом, оба агента общались друг с другом в течение двух лет и никогда не встречались.
  
     У Мартина, в отличие от Монкады, не было машины, поэтому он проехал всю дистанцию на велосипеде. Его первый знак, крест Святого Андрея в виде буквы X, был сделан синим мелом на каменном столбе ворот заброшенного особняка.
  
     Второе было написано белым мелом на ржаво-красной железной двери гаража в задней части дома в Ярмуке. Он принял форму лотарингского креста. Третий был нарисован красным мелом - полумесяц ислама с горизонтальной полосой посередине - на стене здания Союза арабских журналистов на окраине района Мутанаби. Иракских журналистов не поощряют к тому, чтобы они занимались расследованиями, и пометка мелом на их стене вряд ли попала бы в заголовки газет.
  
     Мартин не мог знать, патрулировал ли Джерико, несмотря на предупреждение Монкады о том, что он может вернуться, город, выглядывая из окна своей машины, чтобы увидеть, были ли нанесены метки на стены. Все, что Мартин мог теперь делать, это ежедневно проверять и ждать.
  
     Это было седьмого ноября, когда он заметил, что белая отметка мелом исчезла. Неужели владелец гаражных ворот решил почистить свой лист ржавого металла по собственному желанию?
  
     Мартин поехал дальше. Синий мел на столбе у ворот особняка отсутствовал; как и красная метка на стене для журналистов.
  
     В ту ночь он обслуживал три ящика для мертвых писем, предназначенных для сообщений из Иерихона своему контролеру.
  
     Один из них находился за расшатанным кирпичом в задней части стены, ограждающей овощной рынок Касра на улице Саадун. Для него был сложенный лист бумаги из луковой кожи. Вторая капля, под расшатанным каменным подоконником заброшенного дома в переулке в лабиринте грязных улочек, составляющих сук на северном берегу реки возле моста Шухада, принесла то же самое подношение. Третий и последний, под расшатанными плитами заброшенного двора на улице Абу Навас, выдал третий квадратик тонкой бумаги.
  
     Мартин спрятал их под липкой лентой вокруг левого бедра и поехал домой к Мансуру.
  
     При свете мерцающей свечи он прочитал их все. Послание было тем же: Иерихон был жив и здоров. Он был готов снова работать на Запад, и он понимал, что британцы и американцы теперь были получателями его информации. Но теперь риски неизмеримо возросли, как и его гонорары. Он ожидал согласия на это и указания на то, чего хотели.
  
     Мартин сжег все три послания и растер пепел в порошок. Он уже знал ответ на оба вопроса. Лэнгли был готов быть щедрым, действительно щедрым, если продукт был хорошим. Что касается необходимой информации, Мартин выучил наизусть список вопросов, касающихся настроения Саддама, его концепции стратегии и расположения основных командных центров и мест производства оружия массового уничтожения.
  
     Незадолго до рассвета он сообщил Эр-Рияду, что Иерихон вернулся в игру.
  
     10 ноября доктор Терри Мартин вернулся в свой маленький и захламленный кабинет в Школе востоковедения и африканистики и обнаружил клочок бумаги от своей секретарши, положенный вчетверо на его промокашку:
  
     "Звонил некий мистер Пламмер; сказал, что у вас есть его номер и вы знаете, о чем идет речь".
  
     Резкость текста указывала на то, что мисс Вордсворт была обижена. Она была леди, которая любила защищать своих академических подопечных с собственнической уверенностью наседки. Очевидно, это означало постоянное знание того, что происходит. Звонившие, которые отказались сообщить ей, зачем они звонят или о чем идет речь, не получили ее одобрения.
  
     Осенний семестр в самом разгаре, и нужно справиться с целым набором новых студентов, и Терри Мартин почти забыл о своей просьбе к директору арабской службы в Штаб-квартире правительственной связи.
  
     Когда позвонил Мартин, Пламмер отсутствовал на ланче; затем послеобеденные лекции заняли его до четырех. Его связь с Глостерширом нашла свою цель как раз перед тем, как он отправился домой в пять.
  
     "Ах, да", - сказал Пламмер. "Ты помнишь, что просил о чем-то странном, о чем-то, что не имело смысла? Вчера на нашей станции на Кипре мы обнаружили кое-что, что, похоже, немного воняет. Вы можете послушать его, если хотите ".
  
     "Здесь, в Лондоне?" - спросил Мартин.
  
     "Ах, нет, боюсь, что нет. Конечно, это записано здесь на пленку, но, честно говоря, вам нужно было бы услышать это на большом компьютере, со всеми улучшениями, которые мы можем получить. У простого магнитофона не было бы такого качества. Это довольно приглушенно; вот почему даже мои арабские сотрудники не могут разобраться в этом ".
  
     Оставшаяся часть недели была полностью занята для них обоих. Мартин согласился приехать в воскресенье, и Пламмер предложил ему пообедать в "вполне приличном маленьком пабе примерно в миле от офиса".
  
     Двое мужчин в твидовых пиджаках не вызвали удивления в сияющем ресторане, и каждый заказал воскресное жаркое дня - говядину и йоркширский пудинг.
  
     "Мы не знаем, кто с кем разговаривает, - сказал Пламмер, - но очевидно, что это довольно высокопоставленные люди. По какой-то причине звонивший использует открытую телефонную линию и, похоже, вернулся из поездки в штаб-квартиру передовой в Кувейте. Возможно, он пользовался телефоном в машине; мы знаем, что он не был подключен к военной сети, поэтому, вероятно, человек, с которым разговаривали, не был военным. Возможно, высокопоставленный чиновник."
  
     Принесли говядину, и они замолчали, пока ее подавали с жареным картофелем и пастернаком. Когда официантка покинула их угловую кабинку, Пламмер продолжил.
  
     "Звонивший, похоже, комментирует сообщения иракских ВВС о том, что американцы и британцы все чаще патрулируют агрессивные истребители вплоть до иракской границы, а затем в последнюю минуту сворачивают".
  
     Мартин кивнул. Он слышал об этой тактике. Он был разработан для отслеживания реакции иракской ПВО на такие кажущиеся атаки в их воздушном пространстве, заставляя их "освещать" свои экраны радаров и прицелы ракет SAM, таким образом показывая их точные позиции наблюдающим системам АВАКС, кружащим над заливом.
  
     "Оратор ссылается на Бени эль Калб, "сыновей собак", имея в виду американцев, а слушатель смеется и предполагает, что Ирак ошибается, реагируя на эту тактику, которая, очевидно, предназначена для того, чтобы заманить их в ловушку, заставив раскрыть свои оборонительные позиции.
  
     "Затем говорящий говорит что-то, что мы не можем понять. В этом месте есть какие-то искажения, помехи или что-то в этом роде. Мы можем усилить большую часть сообщения, чтобы устранить помехи, но в этот момент говорящий приглушает свои слова.
  
     "В любом случае, слушатель становится очень раздраженным и говорит ему заткнуться и уйти с линии. Действительно, слушатель, который, как мы полагаем, находится в Багдаде, бросает трубку. Я бы хотел, чтобы вы услышали последние два предложения ".
  
     После обеда Пламмер отвез Мартина в комплекс мониторинга, который все еще функционировал точно так же, как и в будний день. ЦПС работает по графику семь дней в неделю. В звукоизолированной комнате, похожей на студию звукозаписи, Пламмер попросил одного из техников воспроизвести таинственную пленку. Он и Мартин сидели в тишине, пока гортанные голоса из Ирака наполняли комнату.
  
     Разговор начался так, как описал Пламмер. Ближе к концу иракец, который инициировал звонок, казалось, пришел в возбуждение. Высота голоса выросла.
  
     "Это ненадолго, Рейфик. Скоро мы будем..."
  
     Затем начался беспорядок, и слова были искажены. Но их воздействие на человека в Багдаде было электрическим.
  
     Он вмешался.
  
     "Замолчи, ибн-аль-габа".
  
     Затем он швырнул трубку, как будто внезапно и с ужасом осознал, что линия не защищена.
  
     Техник прокрутил пленку три раза и с немного разной скоростью.
  
     "Что вы думаете?" - спросил Пламмер.
  
     "Ну, они оба члены Партии", - сказал Мартин. "Только партийные иерархи используют обращение"Рейфик" или "Товарищ".
  
     "Хорошо, итак, у нас есть две большие шишки, болтающие о наращивании американского вооружения и провокациях ВВС США против границы".
  
     "Затем говорящий возбуждается, возможно, сердится, с оттенком ликования. Использует фразу "ненадолго".
  
     "
  
     "Указывает на то, что будут внесены какие-то изменения?" - спросил Пламмер.
  
     "Похоже на то", - сказал Мартин.
  
     "Затем искаженный фрагмент. Но посмотри на реакцию слушателя, Терри. Он не только бросает трубку, он называет своего коллегу "сыном шлюхи". Это довольно сильная штука, а?"
  
     "Очень сильный. Только старший из них мог использовать эту фразу и выйти сухим из воды ", - сказал Мартин.
  
     "Что, черт возьми, спровоцировало это?"
  
     "Это искаженная фраза. Послушай еще раз".
  
     Техник снова воспроизвел единственную фразу.
  
     "Что-нибудь об Аллахе?" - предположил Пламмер. "Скоро мы будем с Аллахом? Быть в руках Аллаха?""
  
     "Для меня это звучит так: "Скоро у нас будет... что-то ... что-то ... Аллах."
  
     "Хорошо, Терри. Я соглашусь с этим. Может быть, "Прибегнуть к помощи Аллаха"?"
  
     "Тогда почему другой человек взорвался от ярости?" - спросил Мартин. "Приписывать благоволение Всемогущего своему собственному делу не является чем-то новым. И не особенно оскорбительный. Я не знаю. Не могли бы вы дать мне дубликат кассеты, чтобы я мог взять ее с собой домой? "
  
     "Конечно".
  
     "Вы спрашивали об этом наших американских кузенов?"
  
     "Конечно. Форт-Мид поймал тот же разговор со спутника. Они тоже не могут с этим разобраться. На самом деле, они не оценивают это высоко. Для них это отодвигается на второй план ".
  
     Терри Мартин поехал домой с маленькой кассетой в кармане. К немалому раздражению Хилари, он настоял на том, чтобы снова и снова проигрывать и воспроизводить краткий разговор на их прикроватном кассетном проигрывателе. Когда он запротестовал, Терри указал, что Хилари иногда беспокоилась и беспокоилась из-за одного пропущенного ответа в кроссворде Times. Хилари была возмущена сравнением.
  
     "По крайней мере, я получу ответ на следующее утро", - огрызнулся он, перевернулся на другой бок и заснул.
  
     Терри Мартин не получил ответа ни на следующее утро, ни на следующее. Он проигрывал свою кассету в перерывах между лекциями и в другое время, когда у него было несколько свободных минут, записывая возможные варианты для перепутанных слов. Но смысл всегда ускользал от него. Почему другой человек в том разговоре был так зол из-за безобидного упоминания Аллаха?
  
     Только пять дней спустя два гортанных и шипящих звука, содержащиеся в искаженной фразе, обрели смысл.
  
     Когда они это сделали, он попытался связаться с Саймоном Паксманом в Сенчури Хаус, но ему сказали, что его контакт отсутствует до дальнейшего уведомления. Он попросил соединить его со Стивом Лэйнгом, но глава отдела операций на Ближнем Востоке также был недоступен.
  
     Паксман, хотя и не мог этого знать, находился в длительном пребывании в штаб-квартире SIS в Эр-Рияде, а Лэйнг посещал тот же город для крупной конференции с Чипом Барбером из ЦРУ.
  
     Человек, которого они называли "корректировщиком", прилетел в Вену из Тель-Авива через Лондон и Франкфурт, его никто не встретил, и он взял такси из аэропорта Швехат до отеля Sheraton, где у него был забронирован номер.
  
     Наблюдатель был румяным и веселым, всеамериканским адвокатом из Нью-Йорка с документами, подтверждающими это. Его английский с американским акцентом был безупречен - что неудивительно, поскольку он провел годы в Соединенных Штатах - и его немецкий сносно.
  
     Через несколько часов после прибытия в Вену он воспользовался услугами секретаря отеля Sheraton, чтобы составить и составить вежливое письмо на фирменном бланке своей юридической фирмы некоему Вольфгангу Гемютлиху, вице-президенту Winkler Bank.
  
     Бумага была совершенно подлинной, и, если проверить телефон, подписавший действительно был старшим партнером в самой престижной юридической фирме Нью-Йорка, хотя он был в отпуске (что Моссад проверил в Нью-Йорке) и, конечно, не был тем же человеком, что и посетитель в Вене.
  
     Письмо было одновременно извиняющимся и интригующим, как и должно было быть. Автор представлял клиента с большим состоянием и положением, который теперь хотел основательно вложить свое состояние в Европе.
  
     Это был клиент, который лично настоял, по-видимому, после того, как услышал от друга, чтобы к банку Винклера обратились по этому вопросу, и, в частности, к доброму герру Гемютлиху.
  
     Автор мог бы договориться о предварительной встрече, но и его клиент, и юридическая фирма придавали огромное значение полной осмотрительности, избегая открытых телефонных линий и факсов для обсуждения дел клиента, поэтому автор воспользовался визитом в Европу, чтобы лично съездить в Вену.
  
     Увы, его расписание позволяло ему провести в Вене всего три дня, но если герр Гемютлих будет настолько любезен, что избавит его от интервью, он - американец - с удовольствием приедет в банк.
  
     Письмо было опущено американцем лично через почтовое отделение банка ночью, и к полудню следующего дня курьер банка доставил ответ в отель Sheraton. Герр Гемютлих был бы рад встретиться с американским адвокатом на следующее утро в десять часов.
  
     С того момента, как был показан наблюдатель, его глаза ничего не упустили. Он ничего не записывал, но ни одна деталь не ускользнула и ни одна не была забыта. Администратор проверил его документы, позвонил наверх, чтобы подтвердить, что его ждут, и швейцар проводил его наверх - вплоть до строгой деревянной двери, в которую он постучал. Наблюдатель никогда не был вне поля зрения.
  
     По команде "Сюда" швейцар открыл дверь и впустил американского посетителя, вышел и закрыл ее за собой, прежде чем вернуться к своему столу в вестибюле.
  
     Герр Вольфганг Гемютлих поднялся из-за стола, пожал руку, жестом пригласил гостя сесть в кресло напротив себя и вернулся на свое место за столом.
  
     Слово Gemütlich в переводе с немецкого означает "удобный", с оттенком сердечности. Никогда не было человека с менее подходящим именем. Этот Гемютлих был худым, почти как труп, ему было чуть за шестьдесят, в сером костюме, с серым галстуком, с редеющими волосами и лицом в тон. Он источал серость. В бледных глазах не было и намека на юмор, а приветливая улыбка на тонких губах была не столько усмешкой, сколько изгибом чего-то на плите.
  
     Офис был таким же строгим, как и его владелец: стены, обшитые темными панелями, дипломы по банковскому делу в рамках вместо картин и большой богато украшенный стол, на поверхности которого не было ни малейшего намека на беспорядок.
  
     Вольфганг Гемютлих не был банкиром для развлечения; очевидно, что все формы веселья были чем-то, что он не одобрял. Банковское дело было серьезным - более того, это была сама жизнь. Если и было что-то, о чем герр Гемютлих серьезно сожалел, так это трата денег. Деньги предназначались для сбережений, предпочтительно под эгидой банка Винклера. Снятие средств может вызвать у него серьезную кислотную боль, а крупный перевод со счета Winkler куда-то еще испортит ему всю неделю.
  
     Наблюдатель знал, что он был там, чтобы заметить и доложить. Его основной задачей, которая теперь выполнена, было установить личность Гемютлиха для команды yarid на улице. Он также искал любой сейф, в котором могли храниться оперативные данные о счете Иерихона, а также защитные замки, дверные засовы, системы сигнализации - короче говоря, он был там, чтобы подготовить заведение к возможному ограблению.
  
     Избегая подробностей о суммах, которые его клиент хотел перевести в Европу, но намекая на их огромные размеры, наблюдатель продолжил разговор, поинтересовавшись уровнем безопасности и конфиденциальности, поддерживаемым банком Винклера. Герр Гемютлих с радостью объяснил, что номерные счета у Винклера были неприступны, а осторожность была навязчивой.
  
     Только один раз во время разговора их прервали. Боковая дверь открылась, чтобы впустить женщину, похожую на мышь, с тремя буквами для подписи. Гемютлих нахмурился, услышав эту неприятность.
  
     "Вы действительно сказали, что они важны, герр Гемютлих. В противном случае..." - сказала женщина. На второй взгляд, она была не так стара, как можно было предположить по ее внешности - возможно, сорок. Зачесанные назад волосы, пучок, твидовый костюм, чулки цвета лайла и туфли на плоской подошве наводили на мысль о большем.
  
     "Да, да, да..." - сказал Гемютлих и протянул руку за письмами. "Entschuldigung ...", - спросил он своего гостя.
  
     Он и корректировщик использовали немецкий, после того как установили, что Гемютлих говорил только по-английски.
  
     Наблюдатель, однако, поднялся на ноги и отвесил новичку легкий поклон.
  
     "Grü ss Gott, Fräulein," he said. Она выглядела взволнованной. Гости Гемютлиха обычно не вставали из-за секретаря. Однако этот жест заставил Гемютлиха прочистить горло и пробормотать:
  
     "Ах, да, э-э... мой личный секретарь, мисс Харденберг".
  
     Наблюдатель тоже это заметил, когда садился.
  
     Когда его выпроводили с заверениями, что он предложит своему клиенту в Нью-Йорке самый выгодный счет в банке Винклера, режим был таким же, как и при въезде. Швейцар был вызван из прихожей и появился в дверях. Наблюдатель попрощался и последовал за мужчиной.
  
     Вместе они подошли к маленькому лифту с решеткой на фасаде, который с лязгом поехал вниз. Наблюдатель спросил, может ли он воспользоваться мужским туалетом, прежде чем уйти. Швейцар нахмурился, как будто такие физические функции на самом деле не ожидались в банке Винклера, но он остановил лифт в мезонине. Рядом с дверями лифта он указал наблюдателю на деревянную дверь без опознавательных знаков, и наблюдатель вошел.
  
     Очевидно, это было для сотрудников-мужчин банка: одна кабинка, одна кабинка, раковина, рулон для полотенец и шкаф. Наблюдатель включил краны, чтобы создать шум, и быстро проверил комнату. Зарешеченное, запечатанное окно, через которое проходят провода системы сигнализации - возможно, но нелегко. Вентиляция с помощью автоматического вентилятора. В шкафу были веники, сковородки, чистящие средства и пылесос. Значит, у них действительно был уборщик. Но когда они сработали? Ночи или выходные? Если судить по его собственному опыту, то даже уборщик работал бы в частных кабинетах только под присмотром. Очевидно, что о швейцаре или ночном дозоре можно было легко позаботиться, но дело было не в этом. Приказ Коби Дрора был конкретным: не оставлять никаких улик.
  
     Когда он вышел из мужского туалета, швейцар все еще был снаружи. Увидев, что широкие мраморные ступени, ведущие в вестибюль на пол этажа ниже, находятся дальше по коридору, наблюдатель улыбнулся, указал на него и зашагал по коридору, вместо того чтобы воспользоваться лифтом для такой короткой поездки.
  
     Швейцар побежал за ним, сопроводил его в вестибюль и вывел за дверь.
  
     Наблюдатель услышал, как большой медный язычок самоблокирующегося механизма закрылся позади него. Если бы швейцар был наверху, подумал он, как бы женщина-администратор приняла клиента или мальчика-посыльного?
  
     Он провел два часа, рассказывая Гиди Барзилаю о внутренней работе банка, насколько он мог наблюдать за ними, и отчет был мрачным. Глава команды невиота сидел, качая головой.
  
     Они могут ворваться, сказал он. Нет проблем. Найдите систему сигнализации и нейтрализуйте ее. Но что касается отсутствия следов - это было бы подло. Там был ночной сторож, который, вероятно, бродил с интервалами. И тогда, что они будут искать? Сейф? Где? Какого типа? Сколько лет? Ключ или комбинация или оба? Это заняло бы несколько часов. И им придется заставить замолчать ночной дозор. Это оставило бы след. Но Дрор запретил это.
  
     Корректировщик вылетел из Вены и вернулся в Тель-Авив на следующий день. В тот день по серии фотографий он опознал Вольфганга Гемютлиха и, для верности, Фройляйн Харденберг. Когда он ушел, Барзилай и руководитель группы невиотов снова посовещались.
  
     "Честно говоря, мне нужно больше внутренней информации, Гиди. Я еще слишком многого не знаю. Документы, которые вам нужны - он должен хранить их в сейфе. Где? За обшивкой? Сейф на полу? В кабинете секретаря?
  
     В специальном хранилище в подвале? Нам здесь нужна внутренняя информация ".
  
     Барзилай хмыкнул. Давным-давно, на тренировках, один из инструкторов сказал им всем: нет такого понятия, как человек без слабых мест. Найдите эту точку, нажмите на нерв, и он будет сотрудничать. На следующее утро все команды yarid и neviot начали интенсивное наблюдение за Вольфгангом Гемютлихом.
  
     Но язвительный венец собирался доказать, что инструктор ошибался.
  
     У Стива Лэйнга и Чипа Барбера была серьезная проблема. К середине ноября Джерико дал свой первый ответ на вопросы, заданные ему через почтовый ящик в Багдаде. Его цена была высока, но американское правительство безропотно перевело деньги на счет в Вене.
  
     Если информация Иерихона была точной - а не было никаких оснований подозревать, что это не так, - тогда она была чрезвычайно полезной. Он не ответил на все вопросы, но он ответил на некоторые и подтвердил, что на другие уже даны ответы наполовину.
  
     В основном, он совершенно конкретно назвал семнадцать мест, связанных с производством оружия массового уничтожения. Восемь из этих мест были уже подозреваемыми союзниками; из них он исправил местоположение двух. Остальные девять были новой информацией, главной из которых было точное местоположение погребенной лаборатории, в которой функционировал каскад газодиффузионных центрифуг для получения урана-235 бомбового качества.
  
     Проблема заключалась в следующем: как сообщить военным, не упуская из виду тот факт, что у Лэнгли и Сенчури был высокопоставленный агент, который предавал Багдад изнутри?
  
     Не то чтобы руководители шпионажа не доверяли военным. Отнюдь нет, они были старшими офицерами не просто так. Но в тайном мире существует старое и проверенное правило под названием "нужно знать". Человек, который чего-то не знает, не может проговориться, пусть и непреднамеренно. Если бы люди в штатском просто из ниоткуда составили список новых целей, сколько генералов, бригадиров и полковников поняли бы, откуда он взялся?
  
     На третьей неделе месяца Барбер и Лэйнг провели частную встречу в подвале Министерства обороны Саудовской Аравии с генералом Бастером Глоссоном, заместителем генерала Чака Хорнера, который командовал воздушной войной на театре военных действий в Персидском заливе.
  
     Хотя у него должно было быть имя, никто никогда не называл генерала Глоссона иначе, чем
  
     "Бастер", и именно он планировал и продолжал планировать возможную всеобъемлющую воздушную атаку на Ирак, которая, как все знали, должна была предшествовать любому наземному вторжению.
  
     Лондон и Вашингтон давно сошлись во мнении, что, независимо от Кувейта, военная машина Саддама Хусейна просто должна быть уничтожена, и это в значительной степени включает в себя возможности производства газа, микробов и ядерных бомб.
  
     Прежде чем "Щит пустыни" окончательно уничтожил все шансы на успешное иракское нападение на Саудовскую Аравию, полным ходом шли планы возможной воздушной войны под секретным кодовым названием "Мгновенный гром". Истинным архитектором той воздушной войны был Бастер Глоссон.
  
     К 16 ноября Организация Объединенных Наций и различные дипломатические канцелярии по всему миру все еще искали "мирный план", чтобы положить конец кризису без единого выстрела, бомбы или запуска ракеты. Все трое мужчин в подземной комнате в тот день знали, что такой беспроигрышный план просто не осуществится.
  
     Барбер был краток и точен: "Как ты знаешь, Бастер, мы и британцы уже несколько месяцев пытаемся получить точную идентификацию объектов Саддама по производству оружия массового уничтожения". Генерал ВВС осторожно кивнул.
  
     У него была карта вдоль коридора с большим количеством булавок, чем у дикобраза, и каждая из них была отдельной целью для бомбардировки. Что теперь?
  
     "Итак, мы начали с экспортных лицензий и отслеживали страны-экспортеры, затем компании в тех странах, которые выполнили контракты. Затем ученые, которые оборудовали интерьеры этих объектов, но многие из них были доставлены на объекты в автобусах с черными окнами, жили на базе и никогда толком не знали, где они были.
  
     "Наконец, Бастер, мы связались со строителями, теми, кто на самом деле построил большинство саддамовских дворцов с отравляющим газом. И у некоторых из них выросли розы. Настоящий заработок".
  
     Барбер передал генералу новый список целей. Глоссон с интересом изучал их. Они не были идентифицированы с привязкой к сетке карт, как это потребовалось бы разработчику кампании по созданию бомб, но описаний было бы достаточно, чтобы идентифицировать их по уже имеющимся аэрофотоснимкам.
  
     Глоссон хмыкнул. Он знал, что некоторые списки уже были целями; другие, со знаками вопроса, теперь подтверждались; другие были новыми. Он поднял глаза.
  
     "Это по-настоящему?"
  
     "Совершенно верно", - сказал англичанин. "Мы убеждены, что строители - хороший источник, может быть, лучший, потому что они в каске, которые знали, что делали, когда строили эти места, и они говорят свободно, в большей степени, чем бюрократы".
  
     Глоссон поднялся.
  
     "Хорошо. У тебя будет еще что-нибудь для меня?"
  
     "Мы просто продолжим копать там, в Европе, Бастер", - сказал Барбер. "У нас есть еще какие-то цели, подтвержденные жесткими фактами, мы передадим их дальше. Вы знаете, они похоронили чертовски много вещей. Глубоко под пустыней. Мы говорим о крупных строительных проектах ".
  
     "Вы скажете мне, куда они их положили, и мы снесем им крышу", - сказал генерал.
  
     Позже Глоссон передал список Чаку Хорнеру. Шеф ВВС США был ниже ростом, чем Глоссон, мрачного вида, помятый человек с лицом ищейки и всей дипломатической тонкостью носорога со сваями. Но он обожал свой летный и наземный экипаж, и они отвечали ему тем же.
  
     Было известно, что он будет сражаться от их имени против подрядчиков, бюрократов и политиков вплоть до Белого дома, если сочтет нужным, и ни разу не умерил свой язык.
  
     То, что ты видел, было тем, что ты получил.
  
     Посещая государства Персидского залива Бахрейн, Абу-Даби и Дубай, где были размещены некоторые из его экипажей, он избегал притонов Шератонов и Хилтонов, где текла хорошая жизнь (в буквальном смысле), чтобы поесть с летным экипажем на базе и поспать на койке в бараке.
  
     Военнослужащие и женщины не склонны к лицемерию; они быстро знают, что им нравится, а что они презирают. Пилоты ВВС США полетели бы на бипланах из струн и проволоки против Ирака ради Чака Хорнера.
  
     Хорнер изучил список людей из тайной разведки и хмыкнул. Два из этих мест были отмечены на картах как голая пустыня.
  
     "Откуда они это взяли?" - спросил он Глоссона.
  
     "Они говорят, что берут интервью у строительных бригад, которые их построили", - сказал Глоссон.
  
     "Чушь собачья", - сказал генерал Хорнер. "Эти хуесосы нашли себе кого-то в Багдаде. Бастер, мы ничего не говорим об этом - никому. Просто возьми их лакомства и внеси их в хит-лист ". Он сделал паузу и подумал, затем добавил: "Интересно, кто этот ублюдок".
  
     Стив Лэйнг вернулся домой в Лондон восемнадцатого, Лондон, охваченный безумной суматохой из-за кризиса, охватившего правительство консерваторов, когда член парламента на задней скамье пытался использовать партийные правила, чтобы свергнуть Маргарет Тэтчер с поста премьер-министра.
  
     Несмотря на усталость, Лэйнг взял сообщение на своем столе от Терри Мартина и позвонил ему в школу. Из-за волнения Мартина Лэйнг согласился встретиться с ним, чтобы немного выпить после работы, чтобы как можно меньше отсрочить возвращение Лэйнга в его дом в пригороде.
  
     Когда они устроились за угловым столиком в тихом баре в Вест-Энде, Мартин достал из своего атташе-кейса кассетный проигрыватель и кассету. Показывая их Лэйнгу, он объяснил свою просьбу несколько недель назад Шону Пламмеру и их встрече в предыдущие выходные.
  
     "Мне сыграть это для тебя?" - спросил он.
  
     "Что ж, если парни из GCHQ не могут этого понять, я чертовски хорошо знаю, что не могу", - сказал Лэйнг. "Послушайте, у Шона Пламмера в штате такие арабы, как Аль-Хоури. Если они не смогут справиться с этим ..."
  
     Тем не менее, он вежливо выслушал.
  
     "Слышишь?" - взволнованно спросил Мартин. "Звук "к" после "есть" ? Этот человек не призывает на помощь Аллаха в деле Ирака. Он использует титул. Это то, что так разозлило другого человека. Очевидно, что никто не должен использовать это название открыто. Это должно быть ограничено очень маленьким кругом людей ".
  
     "Но что он на самом деле говорит?" - спросил Лэйнг в полном замешательстве.
  
     Мартин непонимающе посмотрел на него. Неужели Лэйнг ничего не понял?
  
     "Он говорит, что огромное наращивание американской мощи не имеет значения, потому что"скоро у нас будет Кубт-ут-Аллах ". "
  
     Лэйнг все еще выглядел озадаченным.
  
     "Оружие", - настаивал Мартин. "Так и должно быть. Скоро появится что-то, что удержит американцев ".
  
     "Простите мой бедный арабский, - сказал Лэйнг, - но что такое Кубт-ут-Аллах?"
  
     "О", - сказал Мартин. "Это означает "Кулак Бога". "
  
  
     Глава 12
  
     После одиннадцати лет пребывания у власти и трех побед на всеобщих выборах премьер-министр Великобритании фактически пала 20 ноября, хотя она объявила о своем решении уйти в отставку только два дня спустя.
  
     Ее отстранение от власти было вызвано неясным правилом в конституции Консервативной партии, требующим ее номинального переизбрания в качестве лидера партии через периодические промежутки времени. Такой перерыв произошел в ноябре того года. Ее переизбрание должно было быть просто формальностью, пока бывший министр, не занимающий свой пост, не решил баллотироваться против нее. Не подозревая об опасности, она едва ли восприняла вызов всерьез, проводя вялую кампанию и фактически присутствуя на конференции в Париже в день голосования.
  
     За ее спиной ряд старых обид, оскорбленное эго и нервные опасения, что она может даже проиграть предстоящие всеобщие выборы, объединились в альянс против нее, не позволив ей вернуться в руководство партии при первом голосовании.
  
     Если бы ее так вернули, второго голосования не было бы, и претендент исчез бы в безвестности. На выборах 20 ноября ей нужно было большинство в две трети голосов; ей не хватило всего четырех голосов, что привело ко второму туру голосования.
  
     В течение нескольких часов то, что началось с нескольких сдвинутых камней, скатившихся с холма, превратилось в оползень. Посоветовавшись со своим кабинетом министров, который сказал ей, что теперь она проиграет, она подала в отставку. Чтобы остановить претендента, канцлер казначейства Джон Мейджор баллотировался на высший пост и победил.
  
     Эта новость ошеломила солдат в Персидском заливе, как американских, так и британских. Внизу, в Омане, американские летчики-истребители, которые теперь ежедневно общались с бойцами SAS с близлежащей базы, спросили британцев, что происходит, и получили в ответ беспомощные пожатия плечами.
  
     Майк Мартин услышал новости, когда иракский шофер с важным видом подошел и рассказал ему. Мартин обдумал новости, посмотрел непонимающе и спросил:
  
     "Кто она?"
  
     "Дурак", - огрызнулся шофер. "Лидер Бени Наджи. Теперь мы победим ".
  
     Он вернулся к своей машине, чтобы продолжить слушать багдадское радио. Через несколько мгновений первый секретарь Куликов выбежал из дома и был доставлен обратно в свое посольство.
  
     В ту ночь Мартин отправил длинное сообщение в Эр-Рияд, содержащее последнюю порцию ответов из Иерихона и добавленную просьбу от себя о дальнейших инструкциях. Присев на корточки у входа в свою хижину, чтобы защитить ее от незваных гостей, поскольку спутниковая антенна была установлена в дверном проеме, обращенном на юг, Мартин ждал ответа. Слабый, пульсирующий огонек на пульте маленького приемопередатчика сообщил ему в половине второго ночи, что он получил ответ.
  
     Он разобрал блюдо, спрятал его обратно под пол вместе с батареями и передатчиком, замедлил сообщение и прослушал его воспроизведение.
  
     Там был свежий список требований к информации от Иерихона и согласие на последнее требование агента о деньгах, которые теперь были переведены на его счет. Менее чем за месяц ренегат из Совета Революционного командования заработал более миллиона долларов.
  
     К списку добавились еще две инструкции для Мартина. Первым было послать Иерихону сообщение, не в форме вопроса, которое, как надеялись, он сможет каким-то образом повлиять на мышление планировщиков в Багдаде. Это означало, что новости из Лондона, вероятно, означали, что действия Коалиции по возвращению Кувейта будут отменены, если Rais проявит твердость.
  
     Никогда не будет известно, дошла ли эта дезинформация до высших советов Багдада, но в течение недели Саддам Хусейн заявил, что свержение Тэтчер произошло из-за отвращения британского народа к ее оппозиции ему.
  
     Последняя инструкция на кассете Майка Мартина в тот вечер заключалась в том, чтобы спросить Иерихона, слышал ли он когда-нибудь об оружии или оружейной системе, называемой "Кулак Божий".
  
     При свете свечи Мартин провел большую часть ночи, записывая вопросы на арабском языке на двух листах тонкой авиапочтовой бумаги. В течение двадцати часов документы были спрятаны за расшатанным кирпичом в стене рядом со святилищем имама Аладама в Адхамии.
  
     Потребовалась неделя, чтобы ответы вернулись. Мартин прочитал паутинный арабский шрифт, написанный почерком Иерихона, и перевел все на английский. С точки зрения солдата, это было интересно.
  
     Три дивизии Республиканской гвардии, противостоящие британцам и американцам вдоль границы, Таваккулна и Медина, к которым теперь присоединился Хаммурапи, были оснащены смесью основных боевых танков Т-54/55, Т-62 и Т-72, все три российские.
  
     Но во время недавнего тура, продолжил Иерихон, генерал бронетанкового корпуса Абдулла Кадири, к своему ужасу, обнаружил, что большинство экипажей сняли свои батареи и использовали их для питания вентиляторов, кухонных плит, радиоприемников и кассетных проигрывателей. Было сомнительно, что в боевых условиях кто-либо из них сейчас запустится. На месте было несколько казней, а два старших командира были освобождены от должности и отправлены домой.
  
     Сводный брат Саддама Али Хассан Маджид, ныне генерал-губернатор Кувейта, сообщил, что оккупация превращается в кошмар, нападения на иракских солдат по-прежнему не прекращаются, а число дезертиров растет. Сопротивление не проявляло никаких признаков ослабления, несмотря на энергичные допросы и многочисленные казни полковника Сабаави из АМАМ и два личных визита его босса Омара Хатиба.
  
     Хуже того, сопротивление каким-то образом приобрело пластиковую взрывчатку под названием "Семтекс", которая намного мощнее промышленного динамита.
  
     Иерихон обнаружил еще два крупных военных командных пункта, оба были построены в подземных пещерах и невидимы с воздуха.
  
     В ближайшем окружении Саддама Хусейна определенно думали, что решающим вкладом в падение Маргарет Тэтчер было его собственное влияние. Он дважды повторил свой абсолютный отказ даже рассматривать вопрос о выходе из Кувейта.
  
     Наконец, Джерико никогда не слышал ни о чем под кодовым названием Кулак Бога, но прислушался бы к такой фразе. Лично он сомневался, что существует какое-либо оружие или система вооружения, неизвестные союзникам.
  
     Мартин зачитал все сообщение на пленку, ускорил его и передал. В Эр-Рияде за него жадно ухватились, и радиотехники зарегистрировали время его прибытия: 23:55 30 ноября 1990 года.
  
     Лейла Аль-Хилла медленно вышла из ванной, остановившись в дверном проеме со светом позади нее, чтобы поднять руки к дверному косяку с каждой стороны и принять позу на мгновение.
  
     Свет в ванной, просвечивающий сквозь неглиже, в полной мере продемонстрировал ее зрелый и чувственный силуэт. Так и должно быть; оно было черным, из тончайшего кружева и стоило небольшое состояние, парижский импорт, приобретенный в бутике в Бейруте.
  
     Здоровяк на кровати жадно уставился на него, провел пушистым языком по толстой нижней губе и ухмыльнулся.
  
     Лейле нравилось бездельничать в ванной перед сеансом секса. Там были места, которые нужно было вымыть и помазать, глаза подчеркнуть тушью, губы накрасить красным и нанести духи, разные ароматы для разных частей ее тела.
  
     В тридцать лет это было хорошее тело, из тех, что нравятся клиентам: не толстое, но хорошо изогнутое там, где оно должно быть, с широкими бедрами и грудью, с мускулами под изгибами.
  
     Она опустила руки и направилась к тускло освещенной кровати, покачивая бедрами, туфли на высоких каблуках увеличивали ее рост на четыре дюйма и увеличивали размах бедер.
  
     Но человек на кровати, лежащий на спине и голый, покрытый, как медведь, черным мехом от подбородка до лодыжек, закрыл глаза.
  
     Не засыпай на мне сейчас, болван, подумала она, не сегодня, когда ты мне нужен. Лейла села на край кровати и провела острыми красными ногтями по волосам на животе к груди, сильно ущипнула каждый сосок, затем снова провела рукой назад, от живота к паху.
  
     Она наклонилась вперед и поцеловала мужчину в губы, ее язык проник в отверстие. Но губы мужчины ответили без особого энтузиазма, и она уловила сильный запах арака.
  
     Снова пьяная, подумала она, почему этот дурак не может держаться подальше от этой дряни. Тем не менее, у этого были свои преимущества, эта бутылка арака каждый вечер. Ну что ж, за работу.
  
     Лейла Аль-Хилла была хорошей куртизанкой, и она знала это. По словам некоторых, лучший на Ближнем Востоке и, безусловно, один из самых дорогих.
  
     Много лет назад, будучи ребенком, она обучалась в очень частной академии в Ливане, где старшие девочки практиковали сексуальные уловки и уловки оулд-найлов из Марокко, девушек-научей из Индии и хитрых технократов из Фукутоми-чо, в то время как дети смотрели и учились.
  
     После пятнадцати лет самостоятельной профессиональной работы она знала, что девяносто процентов мастерства хорошей шлюхи не имеют ничего общего с проблемой борьбы с ненасытной мужественностью. Это было для порножурналов и фильмов.
  
     Ее талантом было льстить, делать комплименты, хвалить и потакать, но главным образом вызывать настоящую мужскую эрекцию из бесконечной череды пресыщенных аппетитов и угасших сил.
  
     Она провела рукой в паху и нащупала пенис мужчины. Вздохнул про себя. Мягкий, как зефир. Генерал Абдулла Кадири, командующий бронетанковым корпусом Армии Республики Ирак, сегодня вечером нуждался в небольшом поощрении.
  
     Из-под кровати, где она спрятала его ранее, она достала мягкий матерчатый мешочек и высыпала его содержимое на простыню рядом с собой.
  
     Смазав пальцы густым сливочным желе, она смазала фаллоимитатор-вибратор среднего размера, приподняла одно из бедер генерала и умело просунула его в его задний проход.
  
     Генерал Кадири хмыкнул, открыл глаза, взглянул на обнаженную женщину, склонившуюся над его гениталиями, и снова ухмыльнулся, сверкнув зубами под густыми черными усами.
  
     Лейла нажала на диск у основания вибратора, и настойчивая пульсирующая пульсация начала заполнять нижнюю часть тела генерала. Под ее рукой женщина почувствовала, как обмякший орган начал набухать.
  
     Из фляжки с пробкой, торчащей через пробку, она наполовину наполнила рот глотком безвкусного вазелина без запаха, затем наклонилась вперед и взяла возбуждающий пенис мужчины в рот.
  
     Сочетание маслянистой гладкости желе и быстрого зондирования ее умелого острого языка начало оказывать эффект. В течение десяти минут, пока у нее не заболела челюсть, она ласкала и сосала, пока эрекция генерала не стала такой хорошей, какой она когда-либо была.
  
     Прежде чем он успел потерять самообладание, она подняла голову, перекинула через него свое пышное бедро, ввела его в себя и устроилась на его бедрах. Она чувствовала себя больше и лучше, но это работало - просто.
  
     Лейла наклонилась вперед и накрыла грудью его лицо.
  
     "Ах, мой большой сильный черный медведь, " ворковала она, " ты великолепен, как всегда".
  
     Он улыбнулся ей. Она начала подниматься и опускаться, не слишком быстро, поднимаясь до тех пор, пока шлем не остановился между половыми губами, медленно опускаясь, пока она не охватила все, что у него было. Когда она двигалась, она использовала развитые и тренированные мышцы влагалища, чтобы сжимать и сжимать, расслаблять, сжимать и сжимать.
  
     Она знала эффект двойного подстрекательства. Генерал Кадири начал хрюкать, а затем кричать, короткие резкие крики вырывались из него из-за ощущения глубокой пульсирующей пульсации в области его сфинктера и женщины, поднимающейся и опускающейся на его члене с неуклонно возрастающим ритмом.
  
     "Да, да, о, да, это так хорошо, продолжай, дорогой", - задыхалась она ему в лицо, пока, наконец, он не испытал оргазм. В то время как он достиг кульминации на ее бедрах, Лейла выпрямила свой торс, возвышаясь над ним, дергаясь в судорогах, крича от удовольствия, имитируя свой собственный потрясающий оргазм.
  
     Когда он выдохся, он сразу сдулся, и через несколько секунд она убрала себя и его фаллоимитатор, отбросив его в сторону, чтобы он не заснул слишком рано. Это было последнее, чего она хотела после всей своей тяжелой работы. Предстояло проделать еще больше работы.
  
     Итак, она легла рядом с ним и накрыла их обоих простыней, приподнявшись на локте, позволяя своей груди прижаться к его лицу, приглаживая его волосы и поглаживая его щеку свободной правой рукой.
  
     "Бедный медведь", - пробормотала она. "Ты очень устал? Ты слишком много работаешь, мой великолепный любовник. Они слишком усердно работают над тобой. Что это было сегодня, а? Все больше проблем на Совете, и всегда ты, кто должен их решать? Мммммм? Скажи Лейле, ты знаешь, что можешь сказать маленькой Лейле ".
  
     Итак, прежде чем он уснул, он это сделал.
  
     Позже, когда генерал Кадири храпел, избавляясь от последствий арака и секса, Лейла удалилась в ванную, где, заперев дверь и усевшись на унитаз с подносом на коленях, она все записала аккуратным, убористым арабским шрифтом.
  
     Еще позже, утром, листы тонкой бумаги, скатанные в выдолбленный тампон, чтобы избежать проверок безопасности, она передаст его человеку, который заплатил ей.
  
     Она знала, что это опасно, но это было прибыльно, двойной заработок за одну и ту же работу, и однажды она намеревалась разбогатеть - достаточно разбогатеть, чтобы навсегда уехать из Ирака и открыть собственную академию, возможно, в Танжере, с вереницей милых девушек, с которыми можно спать, и марокканскими слугами, которых можно пороть, когда захочется.она чувствовала необходимость.
  
     Если Гиди Барзилай был разочарован процедурами безопасности банка Winkler, то две недели слежки за Вольфгангом Гемютлихом довели его до безумия. Этот человек был невозможен.
  
     После установления личности наводчика за Гемютлихом быстро проследили до его дома за парком Пратер. На следующий день, пока он был на работе, команда yarid наблюдала за домом, пока фрау Гемютлих не ушла за покупками. Девушка-член команды отправилась за ней, оставаясь на связи со своими коллегами по персональному радио, чтобы она могла предупредить их о возвращении леди. На самом деле жена банкира отсутствовала два часа - более чем достаточно времени.
  
     Проникновение экспертов невиота не составило проблем, и жучки были быстро установлены в гостиной, спальне и телефоне. Поиски - быстрые, умелые и не оставляющие следов - ничего не дали. Там были обычные бумаги: документы на дом, паспорта, свидетельства о рождении, свидетельство о браке, даже серия банковских выписок. Все было сфотографировано, но взгляд на частный банковский счет не выявил никаких доказательств хищения из банка Винклера - был даже ужасный шанс, что этот человек окажется абсолютно честным.
  
     В шкафу и ящиках спальни не было обнаружено никаких признаков странных личных привычек - всегда хороший рычаг шантажа среди респектабельных представителей среднего класса - и действительно, руководитель группы neviot, увидев, как фрау Гемютлих покидает дом, не удивился.
  
     Если личный секретарь этого человека был маленькой мышкой, то его жена была похожа на клочок выброшенной бумаги.
  
     Израильтянин подумал, что редко видел такую понурую маленькую креветку.
  
     К тому времени, когда девушка из Ярида появилась на радио с невнятным предупреждением о том, что жена банкира направляется домой, эксперты по взлому в невиоте закончили и ушли. Человек в униформе телефонной компании запер входную дверь после того, как остальные выбежали через задний двор и через сад.
  
     С тех пор команда невиота устанавливала магнитофоны в фургоне на улице, чтобы слушать, что происходит внутри дома.
  
     Две недели спустя отчаявшийся руководитель группы сказал Барзилаю, что они едва заполнили одну кассету. В первый вечер они записали восемнадцать слов. Она сказала: "Вот твой ужин, Вольфганг" - никакого ответа.
  
     Она просила новые занавески - отказалась. Он сказал: "Завтра рано утром я отправляюсь спать".
  
     "Он говорит это каждую чертову ночь, как будто он говорит это уже тридцать лет", - пожаловался человек из невиота.
  
     "Любой секс?" - спросил Барзилай.
  
     "Ты, должно быть, шутишь, Гиди. Они даже не разговаривают, не говоря уже о том, чтобы трахаться ".
  
     Все остальные выводы о недостатке в характере Вольфганга Гемютлиха оказались нулевыми. Не было азартных игр, маленьких мальчиков, общения, ночных клубов, любовниц, беготни по кварталу красных фонарей. Однажды он ушел из дома, и настроение команды трейлинга поднялось. Гемютлих был в темном пальто и шляпе, пешком, после наступления темноты и после ужина, двигаясь по затемненному пригороду, пока не подошел к частному дому в пяти кварталах от него.
  
     Он постучал и стал ждать. Дверь открылась, его впустили, и она закрылась. Вскоре на первом этаже за тяжелыми шторами зажегся свет. Прежде чем дверь закрылась, один из израильских наблюдателей мельком увидел мрачного вида женщину в белой нейлоновой тунике.
  
     Может быть, эстетические ванны? Вспомогательный душ, смешанная сауна с двумя здоровенными девками, которые управляются с березовыми вениками? Проверка на следующее утро показала, что женщина в тунике была пожилой хироподисткой, которая вела небольшую практику из собственного дома. Вольфгангу Гемютлиху подстригали мозоли.
  
     Первого декабря Гиди Барзилай получил ракету от Коби Дрора в Тель-Авиве. Его предупредили, что это не была операция без ограничения по времени. Организация Объединенных Наций дала Ираку время до 16 января, чтобы убраться из Кувейта. После этого началась бы война. Может случиться все, что угодно. Продолжайте в том же духе.
  
     "Гиди, мы можем следовать за этим ублюдком, пока ад не замерзнет", - сказали два лидера команды своему диспетчеру.
  
     "В его жизни просто нет грязи. Я не понимаю этого ублюдка. Ничего - он не делает ничего, что мы могли бы использовать против него ".
  
     Барзилай оказался перед дилеммой. Они могли похитить жену и угрожать мужу, что ему лучше сотрудничать, иначе. ... Проблема была в том, что подлец скорее обменял бы ее, чем украл талон на обед.
  
     Хуже того, он вызовет полицию.
  
     Они могут похитить Гемютлиха и поработать над ним. Проблема была в том, что человеку пришлось бы вернуться в банк, чтобы сделать перевод, чтобы закрыть счет в Иерихоне. Оказавшись в банке, он заорал "голубое убийство". Коби Дрор сказал: "ни промаха, ни следов".
  
     "Давайте переключимся на секретаря", - сказал Барзилай. "Секретарши часто знают все, что знает их босс".
  
     Итак, две команды переключили свое внимание на одинаково скучно выглядящую фройляйн Эдит Харденберг.
  
     Она заняла еще меньше времени, всего десять дней. Они проследили за ней до ее дома, маленькой квартиры в солидном старом доме недалеко от Траутенауплац, далеко в Девятнадцатом округе, северо-западном пригороде Гринцинга.
  
     Она жила одна. Ни любовника, ни парня, ни даже домашнего животного. При обыске ее личных бумаг был обнаружен скромный банковский счет, мать на пенсии в Зальцбурге. Сама квартира когда-то снималась матерью, как показала арендная плата, но дочь переехала в нее семь лет назад, когда мать вернулась в свой родной Зальцбург.
  
     Эдит водила маленький автомобиль Seat, который она припарковала на улице возле дома, но в основном она добиралась на работу на общественном транспорте, без сомнения, из-за проблем с парковкой в центре города.
  
     Ее платежные квитанции показали скупую зарплату - "подлые ублюдки", - взорвался искатель невиота, когда увидел сумму, - а в ее свидетельстве о рождении было указано, что ей тридцать девять лет - "и выглядит на пятьдесят", - заметил искатель.
  
     В квартире не было никаких фотографий мужчин, только одна фотография ее матери, одна из них в отпуске у какого-то озера, и одна из ее, по-видимому, покойного отца в форме таможенной службы.
  
     Если в ее жизни и был какой-то мужчина, то, похоже, это был Моцарт.
  
     "Она любительница оперы, и это все", - доложил Барзилаю руководитель группы "невиот" после того, как квартира была оставлена точно такой, какой они ее нашли. "У нее большая коллекция пластинок - она еще не дошла до компакт-дисков - и все они opera. Должно быть, она потратила на них большую часть своих свободных денег. Книги об опере, о композиторах, певцах и дирижерах. Афиши зимнего календаря Венской оперы, хотя она не могла позволить себе билет ".
  
     "Ни одного мужчины в ее жизни, да?" - задумчиво произнес Барзилай.
  
     "Она может влюбиться в Паваротти, если ты сможешь заполучить его. Кроме этого, забудь об этом ".
  
     Но Барзилай не забыл об этом. Он вспомнил случай в Лондоне, давным-давно. Государственный служащий в защите, настоящий тип старой девы; затем Sovs произвели на свет этого потрясающего молодого югослава ... даже судья сочувствовал ей на суде.
  
     В тот вечер Барзилай отправил длинную зашифрованную телеграмму в Тель-Авив.
  
     К середине декабря наращивание коалиционной армии к югу от границы с Кувейтом превратилось в огромную, неумолимую приливную волну из людей и стали.
  
     Триста тысяч мужчин и женщин из тридцати стран выстроились в ряд через саудовскую пустыню от побережья и на запад на протяжении более ста миль.
  
     В порты Джубайля, Даммама, Бахрейна, Дохи, Абу-Даби и Дубая с моря заходили грузовые суда, чтобы выгрузить оружие и танки, топливо и припасы, продовольствие и постельные принадлежности, боеприпасы и запасные части в бесконечной последовательности.
  
     Из доков автоколонны катились на запад по Тейплайн-роуд, чтобы создать обширные базы снабжения, которые однажды будут снабжать армию вторжения.
  
     Пилот "Торнадо" из Табука, летевший на юг от ложной атаки на иракской границе, сказал своим коллегам по эскадрилье, что он пролетел над носом колонны грузовиков, а затем в хвост очереди. На скорости пятьсот миль в час ему потребовалось шесть минут, чтобы добраться до конца вереницы грузовиков в пятидесяти милях отсюда, и они катились нос к хвосту.
  
     На логистической базе Альфа-один компаунд стояли бочки с маслом, сложенные друг на друга в три ряда, на поддонах размером шесть на шесть футов, с линиями между ними шириной с вилочный погрузчик. Территория комплекса была сорок на сорок километров.
  
     И это было только для топлива. В других частях Лог Альфа были снаряды, ракеты, минометы, кессоны с пулеметными патронами, бронебойные противотанковые боеголовки и гранаты. В других были продукты питания и вода, оборудование и запасные части, аккумуляторы для танков и передвижные мастерские.
  
     В то время силы коалиции были ограничены генералом Шварцкопфом частью пустыни к югу от Кувейта. Чего Багдад не мог знать, так это того, что перед нападением американский генерал намеревался перебросить дополнительные силы через Вади аль Батин и еще на сотню миль дальше на запад в пустыню, вторгнуться в сам Ирак, продвигаясь прямо на север, а затем на восток, чтобы обойти Республиканскую гвардию с фланга и уничтожить ее.
  
     13 декабря Ракетчики, 336-я эскадрилья тактического воздушного командования ВВС США, покинули свою базу в Тумраите в Омане и перебазировались в Аль-Харз в Саудовской Аравии. Это было решение, которое было принято 1 декабря.
  
     Аль-Харз был пустым аэродромом, построенным со взлетно-посадочными полосами и маршрутными такси, но не более того. Ни диспетчерской вышки, ни ангаров, ни мастерских, ни жилья для кого-либо - просто плоская площадка в пустыне с полосами бетона.
  
     Но это был аэродром. С удивительной дальновидностью правительство Саудовской Аравии ввело в эксплуатацию и построило достаточно авиабаз, чтобы разместить военно-воздушные силы, в пять раз превышающие королевские ВВС Саудовской Аравии.
  
     После 1 декабря туда въехали американские строительные бригады. Всего за тридцать дней был построен палаточный городок, способный вместить пять тысяч человек и пять эскадрилий истребителей.
  
     Главными среди строителей были инженеры-тяжеловесы, бригады Красной Лошади, поддерживаемые сорока огромными электрическими генераторами из ВВС. Часть оборудования доставлялась автомобильным транспортом на малотоннажных погрузчиках, но большая часть доставлялась по воздуху. Они построили ангары-раскладушки, мастерские, склады топлива, склады боеприпасов, комнаты для полетов и брифингов, операционные, диспетчерские вышки, складские палатки и гаражи.
  
     Для летного и наземного экипажей они соорудили улицы из палаток с проходами между ними, уборными, банями, кухнями, столовыми и водонапорной башней, которые будут пополняться колоннами грузовиков из ближайшего источника воды.
  
     Аль-Харз находится в пятидесяти милях к юго-востоку от Эр-Рияда, что оказалось всего в трех милях от максимальной дальности действия ракет "Скад", имеющихся в распоряжении Ирака. В течение трех месяцев здесь будут находиться пять эскадрилий: две из F-15E Strike Eagles - 336-й ракетной и Chiefs, 335-я эскадрилья Сеймура Джонсона, который присоединился к этому моменту; одна из F-15C pure-fighter Eagles; и две из F-16
  
     Истребители соколов.
  
     В крыле была специальная улица для 250 женщин-сотрудников; среди них были юрист, начальники наземных бригад, водители грузовиков, клерки, медсестры и два офицера разведки эскадрильи.
  
     Экипаж самолета самостоятельно вылетел из Тумрайта; наземная команда и другие сотрудники прибыли на грузовом самолете.
  
     Вся перегрузка заняла два дня, и когда они прибыли, инженеры все еще работали и оставались таковыми до Рождества.
  
     Дон Уокер наслаждался своим временем в Thumrait. Условия проживания были современными и превосходными, а в непринужденной атмосфере Омана на территории базы разрешались алкогольные напитки.
  
     Впервые он встретился с британскими спецназовцами, у которых там постоянная тренировочная база, и другими
  
     "офицеры-контрактники", служащие в оманских войсках султана Кабуса. Было проведено несколько запоминающихся вечеринок, представители противоположного пола были в высшей степени привлекательны, и полеты "Орлов" на ложных миссиях до иракской границы были великолепны.
  
     Из SAS, после поездки в пустыню с ними на легких разведывательных машинах, Уокер заметил недавно назначенному командиру эскадрильи подполковнику Стиву Тернеру:
  
     "Эти парни, безусловно, сумасшедшие".
  
     Аль Харз, как оказалось, отличается от Тумрайта. Будучи домом двух святых мест, Мекки и Медины, Саудовская Аравия придерживается строгого трезвенничества, а также любого обнажения женской формы ниже подбородка, за исключением рук и ног.
  
     В своем Общем приказе номер один генерал Шварцкопф запретил весь алкоголь для всех коалиционных сил под его командованием. Все американские подразделения соблюдали этот приказ, и он строго соблюдался в Аль-Харзе.
  
     Однако в порту Даммама американские погрузчики были ошеломлены количеством шампуня, предназначенного для британских королевских ВВС. Ящик за ящиком разгружали, грузили на грузовики или воздушные грузовики C-130 Hercules и доставляли в эскадрильи Королевских ВВС. Они были озадачены тем, что в условиях практически полного отсутствия воды экипаж британского самолета мог тратить так много времени на мытье волос. Это была загадка, которая будет продолжать озадачивать их до конца войны.
  
     На другой стороне полуострова, на пустынной базе Табук, которую британские "Торнадо" делили с американскими "Соколами", пилоты ВВС США были еще более заинтригованы, увидев, как британцы на закате сидят под своими навесами, наливают в стакан небольшую порцию шампуня и доливают его водой из бутылок.
  
     В Аль-Харзе проблемы не возникло - не было шампуня. Более того, условия были более стесненными, чем в Тумрайте. Кроме командира крыла, у которого была отдельная палатка, остальные, начиная с полковника и ниже, делили палатку по два, четыре, шесть, восемь или двенадцать человек в зависимости от ранга.
  
     Что еще хуже, женский персонал был вне пределов досягаемости, проблема, которая стала еще более неприятной из-за того факта, что американские женщины, верные своей культуре и без саудовской мутавы - религиозной полиции - чтобы их видеть, принимали солнечные ванны в бикини за низкими заборами, которые они возвели вокруг своих палаток.
  
     Это привело к тому, что экипаж самолета поспешил реквизировать все грузовики hilux на базе, автомобили с шасси, расположенными высоко над колесами. Только с их вершины, встав на цыпочки, настоящий патриот мог пройти от своей палатки до линии вылета, пройдя через огромный отвлекающий маневр, чтобы проехать по улице между женскими палатками и проверить, в хорошей ли форме женщины.
  
     Помимо этих гражданских обязанностей, для большинства это было возвращение к скрипучей раскладушке и "счастливому носку".
  
     Новое настроение было и по другой причине. Организация Объединенных Наций назначила Саддаму Хусейну крайний срок до 15 января. Заявления, исходящие из Багдада, оставались вызывающими. Впервые стало ясно, что они собираются идти на войну. Тренировочные миссии приобрели новый и неотложный характер.
  
     По какой-то причине 15 декабря в Вене было довольно тепло. Светило солнце, и температура поднялась. В обеденный перерыв фройляйн Харденберг, как обычно, вышла из банка на свой скромный обед и решила по прихоти купить бутерброды и съесть их в Городском парке в нескольких кварталах от Балльгассе.
  
     У нее была привычка делать это все лето и даже осенью, и для этого она всегда брала с собой бутерброды. 15 декабря у нее ничего не было.
  
     Тем не менее, глядя на ярко-голубое небо над площадью Францис-канерплац и защищенная своим аккуратным твидовым пальто, она решила, что если природа собирается предложить, хотя бы на один день, немного Altweibersommer - лета для пожилых дам, для венцев - она воспользуется этим и поедит в парке.
  
     Была особая причина, по которой она любила маленький парк по ту сторону Ринга. В одном конце находится Hübner Kursalon, ресторан со стеклянными стенами, похожий на большой зимний сад. Здесь во время обеденного перерыва небольшой оркестр играет мелодии Штрауса, самого венского композитора.
  
     Не имея возможности позволить себе пообедать там, другие могут сидеть за пределами ограждения и наслаждаться музыкой бесплатно. Более того, в центре парка, защищенный его каменной аркой, стоит статуя самого великого Иоганна.
  
     Эдит Харденберг купила свои сэндвичи в местном закусочном, нашла скамейку в парке на солнце и откусила от нее, слушая мелодии вальса.
  
     "Entschuldigung."
  
     Она подскочила, вырванная из задумчивости низким голосом, сказавшим: "Извините".
  
     Если и было что-то, чего мисс Харденберг не потерпела бы, так это то, что к ней обращался совершенно незнакомый человек. Она посмотрела в сторону.
  
     Он был молодым и темноволосым, с мягкими карими глазами, а в его голосе слышался иностранный акцент. Она уже собиралась снова решительно отвести взгляд, когда заметила, что у молодого человека в руке какая-то иллюстрированная брошюра, и он указывает на слово в тексте. Вопреки себе она посмотрела вниз. Брошюра представляла собой иллюстрированные программные ноты для "Волшебной флейты " .
  
     "Пожалуйста, это слово - оно не немецкое, нет?"
  
     Его указательный палец указывал на слово portitura .
  
     Она должна была уйти там, а потом, конечно, просто встать и уйти. Она начала заворачивать свои бутерброды.
  
     "Нет, - коротко ответила она, " это итальянское".
  
     "Ах", - сказал мужчина извиняющимся тоном. "Я изучаю немецкий, но я не понимаю итальянский. Пожалуйста, это означает историю?"
  
     "Нет, " сказала она, " это означает партитуру, музыку".
  
     "Спасибо", - сказал он с искренней благодарностью. "Так трудно понять ваши венские оперы, но я их так люблю".
  
     Ее пальцы замедлились в своем трепетании, чтобы завернуть оставшиеся бутерброды и уйти.
  
     "Действие происходит в Египте, вы знаете", - объяснил молодой человек. Какая чушь, сказать ей это, ей, которая знала каждое слово Die Zauberfl öte .
  
     "Действительно, это так", - сказала она. Это зашло слишком далеко, сказала она себе. Кем бы он ни был, он был очень дерзким молодым человеком. Да ведь они почти разговаривали. Сама идея.
  
     "То же самое, что и у пдр", - заметил он, возвращаясь к изучению своих программных заметок. "Мне нравится Верди, но я думаю, что предпочитаю Моцарта".
  
     Ее бутерброды были завернуты заново; она была готова идти. Она должна просто встать и уйти. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и он выбрал этот момент, чтобы поднять глаза и улыбнуться.
  
     Это была очень застенчивая улыбка, почти умоляющая; карие глаза цвета спаниеля, обрамленные ресницами, за которые модель убила бы.
  
     "Нет никакого сравнения", - сказала она. "Моцарт - мастер над ними всеми".
  
     Его улыбка стала шире, обнажив ровные белые зубы.
  
     "Он жил здесь когда-то. Возможно, он сидел здесь, прямо на этой скамейке, и сочинял свою музыку".
  
     "Я уверена, что он ничего подобного не делал", - сказала она. "Тогда скамейки здесь не было".
  
     Она встала и повернулась. Молодой человек тоже встал и отвесил короткий венский поклон.
  
     "Я сожалею, что побеспокоил вас, фройляйн. Но спасибо вам за вашу помощь ".
  
     Она выходила из парка, возвращалась к своему столу, чтобы закончить обед, злясь на себя. Беседы с молодыми людьми в парках - что дальше? С другой стороны, он был всего лишь иностранным студентом, пытающимся узнать о венской опере. В этом, конечно, нет ничего плохого. Но этого достаточно. Она прошла мимо плаката. Конечно; Венская опера ставила "Волшебную флейту" через три дня. Возможно, это было частью учебного курса молодого человека.
  
     Несмотря на свою страсть, Эдит Харденберг никогда не была на опере в Государственной опере. Она, конечно, бродила по зданию, когда оно было открыто в дневное время, но билет в оркестр всегда был выше ее сил.
  
     Они были почти бесценны. Абонементы на оперу передавались из поколения в поколение. Абонемент на сезон был для очень богатых. Другие билеты можно было получить только благодаря влиянию, которого у нее не было. Даже обычные билеты были ей не по средствам. Она вздохнула и вернулась к своей работе.
  
     Тот единственный день теплой погоды стал концом. Холод и серые тучи вернулись. Она вернулась к своей привычке обедать в своем обычном кафе и за своим обычным столом. Она была очень аккуратной женщиной, человеком привычки.
  
     На третий день после парка она пришла к своему столику в обычное время, с точностью до минуты, и почти не заметила, что соседний с ней столик был занят. Там была пара студенческих тетрадей - она не стала заморачиваться с названиями - и недопитый стакан воды.
  
     Едва она заказала блюдо дня, как из мужского туалета вернулся хозяин стола. Только когда он сел, он узнал ее и вздрогнул от удивления.
  
     "О, Gr ü ss Gott - снова", - сказал он. Ее губы сжались в неодобрительную линию. Подошла официантка и поставила перед ней еду. Она была в ловушке. Но молодой человек был неудержим.
  
     "Я закончил заметки о программе. Думаю, теперь я все понимаю ".
  
     Она кивнула и начала деликатно есть. "Превосходно. Ты здесь учишься?"
  
     Почему она спросила об этом? Что за безумие вселилось в нее? Но болтовня в ресторане поднялась вокруг нее. О чем ты беспокоишься, Эдит? Конечно, цивилизованный разговор, даже с иностранным студентом, не повредит? Ей было интересно, что бы подумал герр Гемютлих. Он бы, конечно, не одобрил.
  
     Смуглый молодой человек счастливо улыбнулся.
  
     "Да. Я изучаю инженерное дело. В техническом университете. Когда я получу степень, я вернусь домой и помогу развивать свою страну. Пожалуйста, меня зовут Карим ".
  
     "Фройляйн Харденберг", - чопорно произнесла она. "А откуда вы родом, герр Карим?"
  
     "Я из Иордании".
  
     О, боже милостивый, араб. Ну, она предположила, что в Техническом университете, в двух кварталах через Кернтнер-ринг, их было много. Большинство из тех, кого она видела, были уличными торговцами, ужасными людьми, которые продавали ковры и газеты в уличных кафе и отказывались уходить. Молодой человек рядом с ней выглядел достаточно респектабельно. Возможно, он происходил из лучшей семьи. Но, в конце концов... араб. Она доела и подала знак, чтобы принесли счет. Пора покинуть компанию этого молодого человека, хотя он был удивительно вежлив. Для араба.
  
     "И все же, - сказал он с сожалением, - я не думаю, что смогу пойти".
  
     Пришел ее счет. Она нащупала несколько банкнот по шиллингу.
  
     "Куда идти?"
  
     "В оперу. Чтобы увидеть Волшебную флейту. Не один - у меня бы не хватило смелости. Так много людей. Не зная, куда идти, где аплодировать".
  
     Она терпеливо улыбнулась.
  
     "О, я не думаю, что вы пойдете, молодой человек, потому что вы не получите никаких билетов".
  
     Он выглядел озадаченным.
  
     "О нет, дело не в этом".
  
     Он полез в карман и положил на стол два листка бумаги. Ее стол. Рядом с ее клювом.
  
     Второй ряд оркестра. В нескольких футах от певцов. Центральный проход.
  
     "У меня есть друг в Организации Объединенных Наций. Они получают распределение, вы знаете. Но они были ему не нужны, поэтому он отдал их мне ".
  
     Дал. Не продал, отдал. Бесценный, и он отдал их.
  
     "Не могли бы вы, - умоляюще спросил молодой человек, - взять меня с собой? Пожалуйста?"
  
     Это было красиво сформулировано, как будто она заберет его.
  
     Она представила, как сидит в этом огромном, сводчатом, позолоченном раю в стиле рококо, и ее дух поднимается вместе с голосами басов, баритонов, теноров и сопрано высоко к расписному потолку. ...
  
     "Конечно, нет", - сказала она.
  
     "Oh, I am sorry, Fräulein. Я оскорбил тебя".
  
     Он протянул руку и взял билеты, одну половину в одну сильную молодую руку, другую половину в другую, и начал рвать.
  
     "Нет". Ее рука опустилась на его собственную, прежде чем более половины дюйма бесценных билетов были разорваны пополам. "Ты не должен этого делать".
  
     Она была ярко-розовой.
  
     "Но они бесполезны для меня".
  
     "Ну, я полагаю..."
  
     Его лицо просияло.
  
     "Тогда ты покажешь мне свой оперный театр? Да?"
  
     Покажи ему оперу. Конечно, это было по-другому. Это не свидание. Не те свидания, на которые ходили люди, которые ...
  
     принятые даты. На самом деле, больше похож на гида. Венская любезность, показывающая студенту из-за границы одно из чудес австрийской столицы. В этом нет ничего плохого ...
  
     Они встретились на ступеньках, по договоренности, в семь пятнадцать. Она приехала из Гринцинга и припарковалась без проблем. Они присоединились к суете движущейся толпы, уже оживленной предвкушением удовольствия.
  
     Если Эдит Харденберг, старая дева, прожившая двадцать лет без любви, и могла когда-нибудь ощутить намек на рай, то это была та ночь 1990 года, когда она села в нескольких футах от сцены и позволила себе утонуть в музыке. Если ей когда-либо и было знакомо ощущение опьянения, то это был тот вечер, когда она позволила себе полностью опьянеть в потоке повышающихся и понижающихся голосов.
  
     В первом тайме, когда Папагено пел и скакал перед ней, она почувствовала, как сухая молодая рука легла поверх ее собственной. Инстинкт заставил ее резко отдернуть руку. Во второй половине, когда это случилось снова, она ничего не делала и чувствовала, как вместе с музыкой в нее просачивается тепло крови другого человека - тепло.
  
     Когда все закончилось, она все еще была пьяна. Иначе она никогда бы не позволила ему проводить ее через площадь к старому пристанищу Фрейда, кафе Landtmann, которое теперь восстановлено в своем былом великолепии 1890 года.
  
     Там был превосходный метрдотель Роберт собственной персоной, который проводил их к столику, и они съели поздний ужин.
  
     После этого он проводил ее до машины. Она успокоилась. Ее сдержанность подтверждала себя.
  
     "Я бы так хотел, чтобы ты показал мне настоящую Вену", - тихо сказал Карим. "Твоя Вена, Вена прекрасных музеев и концертов. Иначе я никогда не пойму культуру Австрии, не так, как вы могли бы мне ее показать ".
  
     "О чем ты говоришь, Карим?"
  
     Они стояли у ее машины. Нет, она определенно не предлагала ему подвезти его до квартиры, где бы она ни находилась, и любое предложение, чтобы он поехал с ней домой, показало бы, каким негодяем он был на самом деле.
  
     "Что я хотел бы увидеть тебя снова".
  
     "Почему?"
  
     "Если он скажет мне, что я красивая, я его ударю", - подумала она.
  
     "Потому что ты добрый", - сказал он.
  
     "О".
  
     Она была ярко-розовой в темноте. Не говоря больше ни слова, он наклонился и поцеловал ее в щеку. Затем он ушел, зашагав прочь через площадь. Она поехала домой одна.
  
     В ту ночь сны Эдит Харденберг были тревожными. Она мечтала о давно. Когда-то был Хорст, который любил ее все то долгое жаркое лето 1970 года, когда ей было девятнадцать и она была девственницей.
  
     Хорст, который лишил ее целомудрия и заставил полюбить его. Хорст, который ушел зимой без записки, объяснений или слов прощания.
  
     Сначала она подумала, что с ним, должно быть, произошел несчастный случай, и обзвонила все больницы. Затем, что его работа в качестве коммивояжера позвала его, и он позвонит.
  
     Позже она узнала, что он женился на девушке из Граца, которую он тоже любил, когда его туда приводили обходы.
  
     Она плакала до весны. Затем она взяла все воспоминания о нем, все признаки того, что он был там, и сожгла их. Она сожгла подарки и фотографии, которые они сделали, гуляя по территории и плавая по озерам Шлосспарка в Лаксенбурге, и больше всего она сожгла фотографию дерева, под которым он полюбил ее первым, действительно полюбил ее и сделал своей.
  
     У нее больше не было мужчин. Они просто предают тебя и бросают, сказала ее мать, и ее мать была права. Она поклялась, что больше никогда не будет мужчин.
  
     В ту ночь, за неделю до Рождества, сны рассеялись перед рассветом, и она заснула, прижимая к своей худенькой груди программку "Волшебной флейты". Когда она спала, некоторые морщинки, казалось, разгладились в уголках ее глаз и в уголках рта. И когда она спала, она улыбалась. Конечно, в этом не было никакого вреда.
  
  
     Глава 13
  
     У большого серого "Мерседеса" возникли проблемы с движением. Яростно нажимая на клаксон, водителю пришлось пробиваться сквозь поток машин, фургонов, рыночных прилавков и тележек, которые создают путаницу жизни между улицами Хулафа и Рашид.
  
     Это был старый Багдад, где торговцы и торговцы, продавцы тканей, золота и специй, торговцы и продавцы большинства известных товаров занимались своим ремеслом на протяжении десяти веков.
  
     Машина свернула на Бэнк-стрит, где обе стороны дороги были забиты припаркованными машинами, и, наконец, въехала на улицу Шурджа. Впереди уличный рынок продавцов специй был непроницаем. Водитель полуобернул голову.
  
     "Это все, что я могу сделать".
  
     Лейла Аль-Хилла кивнула и подождала, пока ей откроют дверь. Рядом с водителем сидел Кемаль, неуклюжий личный телохранитель генерала Кадири, неуклюжий сержант бронетанкового корпуса, который много лет служил в штабе Кадири. Она ненавидела его.
  
     После паузы сержант открыл свою дверь, выпрямил свое огромное тело на тротуаре и открыл заднюю пассажирскую дверь. Он знал, что она снова унизила его, и это было видно по его глазам. Она вышла из машины и не удостоила его ни взглядом, ни словом благодарности.
  
     Одной из причин, по которой она ненавидела телохранителя, было то, что он повсюду следовал за ней. Конечно, это была его работа, порученная ему Кадири, но это не заставило ее ненавидеть его меньше. Когда он был трезв, Кадири был жестким профессиональным солдатом; в сексуальных вопросах он также был безумно ревнив. Отсюда его правило, что она никогда не должна оставаться одна в городе.
  
     Другой причиной ее неприязни к телохранителю была его очевидная страсть к ней. Женщина с давно испорченными вкусами, она хорошо понимала, что любой мужчина может возжелать ее тела, и если цена будет подходящей, она потворствует любой такой похоти, какой бы странной ни была ее реализация. Но Кемаль нанес величайшее оскорбление: будучи сержантом, он был беден. Как он смеет лелеять такие мысли? И все же он явно это сделал - смесь презрения к ней и зверского желания. Это проявилось, когда он знал, что генерал Кадири не смотрит.
  
     Со своей стороны, он знал о ее отвращении, и его забавляло оскорблять ее своими взглядами, сохраняя при этом формальность.
  
     Она пожаловалась Кадири на его тупую наглость, но он только рассмеялся. Он мог заподозрить любого мужчину в желании обладать ею, но Кемалю было позволено много вольностей, потому что Кемаль спас его жизнь в болотах Аль-Фао от иранцев, и Кемаль умрет за него.
  
     Телохранитель захлопнул дверь и был рядом с ней, пока они продолжали идти пешком по улице Шурджа.
  
     Эта зона называется Агид аль-Насара, Район христиан. Помимо церкви Святого Георгия за рекой, построенной британцами для себя и своей протестантской веры, в Ираке существуют три христианские секты, представляющие среди них около семи процентов населения.
  
     Самой крупной является ассирийская или сирийская секта, собор которой находится в районе христиан, недалеко от улицы Шурджа. В миле от отеля находится армянская церковь, рядом с другой запутанной паутиной маленьких улочек и переулков, история которых насчитывает много веков, под названием Камп эль Арман, старый армянский квартал.
  
     Бок о бок с сирийским собором стоит церковь Святого Иосифа, церковь халдейских христиан, самой маленькой секты. Если сирийский обряд напоминает греческий православный, то халдеи являются ответвлением католической церкви.
  
     Самым известным иракцем из халдейских христиан был тогдашний министр иностранных дел Тарик Азиз, хотя его собачья преданность Саддаму Хусейну и его политике геноцида может указывать на то, что г-н Азиз каким-то образом отошел от учения принца мира. Лейла Аль-Хилла тоже родилась халдейкой, и теперь эта связь оказалась полезной.
  
     Разношерстная пара достигла кованых железных ворот, ведущих на мощеный двор перед арочной дверью халдейской церкви. Кемаль остановился. Будучи мусульманином, он не пошел бы дальше ни на шаг. Она кивнула ему и прошла через ворота. Кемаль наблюдал за ней, когда она купила маленькую свечу в киоске у двери, накинула на голову тяжелую черную кружевную шаль и вошла в темное, насыщенное благовониями помещение.
  
     Телохранитель пожал плечами и отошел на несколько ярдов, чтобы купить банку кока-колы и найти место, где можно посидеть и понаблюдать за дверным проемом. Он удивлялся, почему его учитель допускал эту бессмыслицу. Женщина была шлюхой; однажды она надоест генералу, и ему, Кемалю, было обещано, что он сможет получить удовольствие, прежде чем ее уволят. Он улыбнулся этой перспективе, и капля колы потекла по его подбородку.
  
     Внутри церкви Лейла остановилась, чтобы зажечь свою свечу от одной из сотен свечей, горевших рядом с дверью, затем, склонив голову, направилась к исповедальным ложам в дальнем конце нефа. Мимо прошел священник в черном, но не обратил на нее никакого внимания.
  
     Это всегда была одна и та же исповедальня. Она вошла точно в назначенный час, обогнав женщину в черном, которая также искала священника, чтобы выслушать ее перечисление грехов, вероятно, более банальное, чем у молодой женщины, которая оттолкнула ее и заняла ее место.
  
     Лейла закрыла за собой дверь, повернулась и села на место для кающихся. Справа от нее была резная решетка.
  
     Она услышала шорох за ним. Он был бы там; он всегда был там в назначенный час.
  
     Кем он был? она задумалась. Почему он так щедро заплатил за информацию, которую она ему принесла? Он не был иностранцем - его арабский был слишком хорош для этого, арабский того, кто родился и вырос в Багдаде.
  
     И его деньги были хорошими, очень хорошими.
  
     "Лейла?" Голос был шепотом, низким и ровным. Ей всегда приходилось приходить после него и уходить раньше него. Он предупредил ее, чтобы она не слонялась снаружи в надежде увидеть его, но как она могла это сделать, когда Кемаль притаился у нее за плечом? Этот болван что-нибудь увидит и доложит своему хозяину.
  
     Это было больше, чем стоила ее жизнь.
  
     "Назовите себя, пожалуйста".
  
     "Отец, я согрешил в делах плоти и не достоин твоего отпущения грехов".
  
     Это он придумал фразу, потому что никто другой не сказал бы этого.
  
     "Что у тебя есть для меня?"
  
     Она запустила руку между ног, оттянула в сторону промежность своих трусиков и извлекла фальшивый тампон, который он дал ей несколько недель назад. Один конец отвинчен. Из внутренней полости она извлекла тонкий рулон бумаги, свернутый в трубочку размером не больше карандаша. Это она пропустила через решетку решетки.
  
     "Подожди".
  
     Она услышала шуршание бумаги из луковой кожи, когда мужчина опытным взглядом пробежал сделанные ею заметки - отчет об обсуждениях и выводах вчерашнего совета по планированию под председательством самого Саддама Хусейна, на котором присутствовал генерал Абдулла Кадири.
  
     "Хорошо, Лейла. Очень хорошо".
  
     Сегодня деньги были в швейцарских франках, банкнотах очень высокого достоинства, передаваемых через решетку от него к ней. Она спрятала их все в том месте, где хранила свою информацию, в месте, которое, как она знала, большинство мусульманских мужчин считали нечистым в определенное время. Только доктор или страшный АМАМ могли найти их там.
  
     "Как долго это должно продолжаться?" - спросила она решетку.
  
     "Осталось недолго. Скоро начнется война. К концу этого Rais упадет. Другие возьмут власть. Я буду одним из них. Тогда ты будешь по-настоящему вознаграждена, Лейла. Сохраняйте спокойствие, делайте свою работу и будьте терпеливы ".
  
     Она улыбнулась. Действительно вознагражден. Деньги, много денег, достаточно, чтобы уехать далеко и быть богатой до конца своих дней.
  
     "Иди сейчас".
  
     Она встала и вышла из кабинки. Старая женщина в черном нашла кого-то другого, кто выслушал ее исповедь.
  
     Лейла снова пересекла неф и вышла на солнечный свет. Болван Кемаль стоял за коваными воротами, сминая в огромном кулаке консервную банку и потея от жары. Хорошо, пусть попотеет. Он бы потел гораздо больше, если бы только знал. ...
  
     Не взглянув на него, она повернула вниз по улице Шурджа, через переполненный рынок, к припаркованной машине. Кемаль, разъяренный, но беспомощный, неуклюже плелся за ней. Она не обратила ни малейшего внимания на бедного феллага, толкающего велосипед с открытой плетеной корзиной на заднем сиденье, а он не обратил на нее ни малейшего внимания. Этот человек был на рынке только по просьбе повара в доме, где он работал, покупая мускатный орех, кориандр и шафран.
  
     Оставшись один в своей исповедальне, человек в черной сутане халдейского священника посидел еще немного, чтобы убедиться, что его агент не вышел на улицу. Было крайне маловероятно, что она узнает его, но в этой игре даже внешние шансы были чрезмерными.
  
     Он имел в виду то, что сказал ей. Приближалась война. Американцы зажали удила между зубами и теперь не отступят.
  
     До тех пор, пока этот дурак во дворце у реки на мосту Тамуз не испортил все и не отступил в одностороннем порядке из Кувейта. К счастью, он, казалось, был одержим идеей собственного уничтожения. Американцы выиграют войну, а затем они придут в Багдад, чтобы закончить работу. Конечно, они не могли просто завоевать Кувейт и подумать, что это конец? Ни один народ не может быть таким могущественным и таким глупым.
  
     Когда они придут, им понадобится новый режим. Будучи американцами, они будут стремиться к кому-то, кто свободно говорит по-английски, кто понимает их образ жизни, их мысли и их речь, и кто будет знать, что сказать, чтобы понравиться им и стать их выбором.
  
     Само образование, сама космополитическая вежливость, которые сейчас ополчились против него, были бы в его пользу.
  
     На данный момент он был исключен из высших советов и самых сокровенных решений Раиса - потому что он не принадлежал к тупому племени Аль-Тикрити, или пожизненному фанатику партии БААС, или полноправному генералу, или сводному брату Саддама.
  
     Но Кадири был из Тикрита - и ему доверяли. Всего лишь посредственный генерал танков и со вкусами верблюда во время гона, он однажды играл в пыли переулков Тикрита с Саддамом и его кланом, и этого было достаточно. Кадири присутствовал на каждом совещании по принятию решений и знал все секреты. Мужчине в исповедальне нужно было знать эти вещи, чтобы подготовиться.
  
     Когда он убедился, что путь свободен, человек встал и ушел. Вместо того, чтобы пересечь неф, он проскользнул через боковую дверь в ризницу, кивнул настоящему священнику, который облачался для службы, и покинул церковь через черный ход.
  
     Человек с велосипедом был всего в двадцати футах от него. Он случайно поднял взгляд, когда священник в своей черной сутане вышел на солнечный свет и развернулся как раз вовремя. Человек в сутане огляделся, заметил, но не обратил внимания на феллагу, склонившегося над его велосипедом и поправляющего цепь, и быстро зашагал по аллее к маленькой машине без опознавательных знаков.
  
     По лицу продавца специй струился пот, а сердце бешено колотилось. Близко, чертовски близко. Он намеренно избегал приближаться к штаб-квартире Мухабарата в Мансуре на случай, если столкнется с этим лицом. Что, черт возьми, делал этот человек в качестве священника в христианском квартале?
  
     Боже, прошли годы - годы с тех пор, как они вместе играли на лужайке подготовительной школы мистера Хартли "Тасисия", с тех пор, как он ударил мальчика в челюсть за оскорбление его младшего брата, с тех пор, как они читали стихи в классе, всегда превосходил Абделькарим Бадри. Прошло много времени с тех пор, как он видел своего старого друга Хасана Рахмани, ныне главу контрразведки Республики Ирак.
  
     Приближалось Рождество, и в пустынях на севере Саудовской Аравии триста тысяч американцев и европейцев обратили свои мысли к дому, готовясь провести праздник на глубоко мусульманской земле. Но, несмотря на приближающееся празднование рождества Христова, наращивание величайших сил вторжения со времен Нормандии продолжалось.
  
     Часть пустыни, в которой находились силы Коалиции, все еще находилась прямо к югу от Кувейта. Не было дано никакого намека на то, что в конечном итоге половина этих сил продвинется намного дальше на запад.
  
     В прибрежные порты все еще прибывали новые дивизии. Британская четвертая бронетанковая бригада присоединилась к седьмой "Крысам пустыни", чтобы сформировать Первую бронетанковую дивизию. Французы увеличили свой вклад до десяти тысяч человек, включая Иностранный легион.
  
     Американцы ввезли или собирались ввезти Первую кавалерийскую дивизию, Второй и Третий бронетанковые кавалерийские полки, Первую механизированную пехотную дивизию и Первую и третью бронетанковые, две дивизии морской пехоты, а также 82-ю и 101-ю воздушно-десантные.
  
     Прямо на границе, там, где они хотели быть, были саудовские оперативные силы и силы специального назначения, которым помогали египетские и сирийские дивизии и другие подразделения, набранные из множества небольших арабских стран.
  
     Северные воды Персидского залива были почти полностью покрыты военными кораблями коалиционных военно-морских сил.
  
     Либо в Персидском заливе, либо в Красном море по другую сторону Саудовской Аравии Соединенные Штаты разместили пять авианосных групп, возглавляемых "Эйзенхауэром", "Индепенденс", "Джоном Ф. Кеннеди", "Мидуэем" и "Саратогой", а "Америка", "Рейнджер" и "Теодор Рузвельт" еще впереди.
  
     Воздушная мощь только этих машин, с их "Томкэтс", "Шершнями", "Незваными гостями", "Бродягами", "Мстителями" и "Соколиными глазами", впечатляла.
  
     В Персидском заливе находился на посту американский линкор "Висконсин", к которому в январе присоединится "Миссури".
  
     Во всех странах Персидского залива и по всей Саудовской Аравии каждый аэродром, заслуживающий такого названия, был забит истребителями, бомбардировщиками, танкерами, грузовыми судами и самолетами раннего предупреждения, которые уже летали круглосуточно, хотя еще не вторгались в воздушное пространство Ирака, за исключением самолетов-разведчиков, которые незамеченными курсировали над головой.
  
     В нескольких случаях военно-воздушные силы Соединенных Штатов делили аэродромное пространство с эскадрильями британских королевских военно-воздушных сил. Поскольку экипажи самолетов говорили на одном языке, общение было легким, неформальным и дружелюбным. Иногда, однако, возникали недоразумения. Примечательный случай касался секретного британского местоположения, известного только как MMFD.
  
     На ранней тренировочной миссии диспетчер воздушного движения спросил британский "Торнадо", достиг ли он определенной поворотной точки. Пилот ответил, что нет, он все еще был над MMFD.
  
     Со временем многие американские пилоты услышали об этом месте и изучили свои карты, чтобы найти его. Это была загадка по двум причинам: британцы, по-видимому, потратили на нее много времени, и она не была расположена ни на одной американской воздушной карте. Была выдвинута теория, что это может быть неправильное толкование KKMC, что означало Военный город короля Халеда, крупную саудовскую базу. Это было отклонено, и поиск продолжился. Наконец американцы сдались. Где бы ни находился MMFD, его просто нельзя было найти на военных картах, предоставленных эскадрильям ВВС США их планировщиками в Эр-Рияде.
  
     В конце концов пилоты "Торнадо" раскрыли секрет MMFD. Это означало "мили и мили гребаной пустыни".
  
     На земле солдаты жили в самом сердце MMFD. Для многих, спящих под своими танками, мобильными орудиями и бронированными машинами, жизнь была тяжелой и, что еще хуже, скучной.
  
     Однако были отвлекающие факторы, и один из них посещал соседние подразделения, пока тянулось время. Американцы были оснащены особенно хорошими койками, к которым британцы испытывали вожделение. По счастливой случайности американцам также выдавали на редкость отвратительные расфасованные блюда, вероятно, изобретенные государственным служащим Пентагона, который скорее умер бы, чем ел их три раза в день.
  
     Их называли MRes, что означает Готовые к употреблению блюда. Американские солдаты отрицали в себе это качество и решили, что MRE на самом деле означает Блюда, от которых отказываются эфиопы. Напротив, британцы питались намного лучше, поэтому, верные капиталистической этике, вскоре была налажена оживленная торговля между американскими кроватями и британскими пайками.
  
     Еще одной новостью с британских позиций, которая ошеломила американцев, был заказ, сделанный Министерством обороны Лондона на полмиллиона презервативов для солдат в Персидском заливе. В суровых пустынях Аравии такая покупка считалась признаком того, что британцы должны знать что-то, чего не знали солдаты.
  
     Тайна была раскрыта за день до начала наземной войны. Американцы провели сто дней, снова и снова чистя свои винтовки, чтобы очистить их от всепроникающего песка, пыли, песка и гравия, которые бесконечно забивались в концы стволов. Британцы сняли свои презервативы, чтобы показать красивые блестящие стволы, блестящие от оружейного масла.
  
     Другим важным событием, произошедшим незадолго до Рождества, была реинтеграция французского контингента в центр планирования союзников.
  
     В первые дни Франция потерпела катастрофу с министром обороны по имени Жан-Пьер Шевенман, который, казалось, испытывал сильную симпатию к Ираку и приказал французскому командующему передавать все решения союзников по планированию в Париж. Когда это стало ясно генералу Шварцкопфу, он и сэр Питер де ла Билльер чуть не расхохотались. Месье Шевенман был в то время также ведущим деятелем Общества дружбы Франция-Ирак. Хотя французским контингентом командовал отличный солдат в лице генерала Мишеля Рокежоффра, Францию пришлось исключить из всех советов по планированию.
  
     В конце года Пьер Жокс был назначен министром обороны Франции и сразу же отменил приказ. С этого момента генерал Рокеджоффр мог войти в доверие к американцам и британцам.
  
     За два дня до Рождества Майк Мартин получил из Иерихона ответ на вопрос, заданный неделей ранее. Джерико был непреклонен: в предыдущие несколько дней состоялось заседание кризисного кабинета, на котором присутствовало только внутреннее ядро кабинета Саддама Хусейна, Совет революционного командования и высшие генералы.
  
     На встрече был поднят вопрос о добровольном выходе Ирака из Кувейта. Очевидно, что это не было выдвинуто как предложение кем-либо на собрании - никто не был настолько глуп. Все слишком хорошо помнили предыдущий случай, когда во время ирано-иракской войны было выдвинуто иранское предложение о том, что, если Саддам Хусейн уйдет в отставку, может быть установлен мир. Саддам спрашивал мнения.
  
     Министр здравоохранения предположил, что такой шаг может быть мудрым - как чисто временная уловка, конечно.
  
     Саддам пригласил министра в боковую комнату, вытащил его пистолет, застрелил его и вернулся, чтобы возобновить заседание кабинета.
  
     Вопрос о Кувейте был поднят в форме осуждения Организации Объединенных Наций за то, что она осмелилась даже предложить эту идею. Все ждали, что Саддам даст ход. Он отказался, сев, как он часто делал, во главе стола, как наблюдающая кобра, переводя взгляд с одного человека на другого в попытке выкурить хоть какой-то намек на нелояльность.
  
     Вполне естественно, что без подсказки со стороны Rais разговор иссяк. Затем Саддам начал говорить очень тихо, и это было время, когда он был наиболее опасен.
  
     Любой, сказал он, кто позволил бы мысли о признании такого катастрофического унижения Ирака перед лицом американцев прийти ему в голову, был человеком, готовым играть роль лизоблюда перед Америкой до конца своей жизни. Для такого человека не могло быть места за этим столом.
  
     На этом все и закончилось. Все присутствующие наклонились назад, чтобы объяснить, что такая мысль никогда, ни при каких обстоятельствах, не придет никому из них в голову.
  
     Затем иракский диктатор добавил кое-что еще: только если Ирак сможет победить и будет замечен, что победил, можно будет уйти из девятнадцатой провинции Ирака, сказал он.
  
     Затем все сидящие за столом глубокомысленно кивнули, хотя никто не мог понять, о чем он говорил.
  
     Это был длинный отчет, и Майк Мартин передал его на виллу за пределами Эр-Рияда в ту же ночь.
  
     Чип Барбер и Саймон Паксман корпели над ним часами. Каждый из них решил ненадолго отдохнуть от Саудовской Аравии и улететь домой на несколько дней, оставив управление Майком Мартином и Иерихоном со стороны Эр-Рияда в руках Джулиана Грея для британцев и главы местного отделения ЦРУ для американцев. Оставалось всего двадцать четыре дня до истечения установленного Организацией Объединенных Наций срока и начала воздушной войны генерала Чака Хорнера против Ирака. Оба мужчины хотели короткого отпуска домой, и мощный отчет Иерихона дал им такую возможность. Они могли бы забрать это с собой.
  
     "Как ты думаешь, что он имеет в виду:"побеждай и будь свидетелем победы"? - спросил Барбер.
  
     "Понятия не имею", - сказал Паксман. "Нам нужно будет нанять аналитиков, которые лучше нас, чтобы взглянуть на это".
  
     "Мы тоже. Я думаю, что в ближайшие несколько дней никого не будет рядом, кроме продавцов. Я расскажу все как есть Биллу Стюарту, и у него, вероятно, найдутся яйцеголовые, которые попытаются добавить углубленный анализ, прежде чем он попадет к директору и Государственному департаменту ".
  
     "Я знаю яйцеголового, я бы хотел взглянуть на это", - сказал Паксман, и на этой ноте они отправились в аэропорт, чтобы успеть на свои рейсы домой.
  
     В канун Рождества, когда они сидели в скромном винном баре в лондонском Вест-Энде с Саймоном Паксманом, доктору Терри Мартину показали весь текст иерихонского послания и спросили, не попытается ли он выяснить, что, если вообще что-либо, мог иметь в виду Саддам Хусейн, побеждая Америку в качестве цены за уход из Кувейта.
  
     "Кстати, - спросил он Паксмана, - я знаю, что это нарушает правила "нужно знать", но я действительно беспокоюсь. Я делаю эти одолжения для тебя - дай мне одно взамен. Как дела у моего брата Майка в Кувейте? Он все еще в безопасности?"
  
     Паксман несколько секунд пристально смотрел на доктора арабских наук.
  
     "Я могу только сказать вам, что его больше нет в Кувейте", - сказал он. "И это больше, чем стоит моя работа".
  
     Терри Мартин покраснел от облегчения.
  
     "Это лучший рождественский подарок, который я мог бы получить. Спасибо тебе, Саймон". Он поднял глаза и пошевелил пальцем. "Только одно - даже не думай посылать его в Багдад".
  
     Паксман был в бизнесе пятнадцать лет. Он сохранял неподвижное лицо, его тон был легким. Ученый явно просто шутил.
  
     "Неужели? Почему бы и нет?"
  
     Мартин допивал свой бокал вина и не заметил проблеска тревоги в глазах офицера разведки.
  
     "Мой дорогой Саймон, Багдад - единственный город в мире, в который он не должен входить. Ты помнишь те записи иракских радиоперехватов, которые дал мне Шон Пламмер? Некоторые голоса были идентифицированы. Я узнал одно из имен. Чертовски удачная случайность, но я знаю, что я прав ".
  
     "Неужели?" спокойно сказал Паксман. "Расскажи мне больше".
  
     "Конечно, прошло много времени, но я знаю, что это был тот же самый человек. И угадайте, что? Сейчас он глава контрразведки в Багдаде, лучший охотник за шпионами Саддама номер один".
  
     " Хассан Рахмани, " пробормотал Паксман. Терри Мартину следует воздержаться от выпивки даже перед Рождеством. Он не может нести это. Его язык убегает вместе с ним.
  
     "Это тот самый. Вы знаете, они вместе учились в школе. Мы все были. Старая добрая подготовительная школа мистера Хартли. Майк и Хассан были лучшими друзьями. Видишь? Вот почему его никогда нельзя увидеть в окрестностях Багдада ".
  
     Паксман вышел из винного бара и уставился на коренастую фигуру арабиста, направлявшегося вниз по улице.
  
     "Вот дерьмо", - сказал он. "О, черт возьми, черт возьми".
  
     Кто-то только что испортил его Рождество, и он собирался испортить Рождество Стива Лэйнга.
  
     Эдит Харденберг отправилась в Зальцбург, чтобы провести праздничный сезон со своей матерью, семейная традиция, которая насчитывает много лет.
  
     Кариму, молодому иорданскому студенту, удалось навестить Гиди Барзилая на его конспиративной квартире, где диспетчер операции "Джошуа" раздавал напитки членам команд Ярида и невиота, работавшим под его началом, в свободное от дежурства время. Только один несчастный был в Зальцбурге, присматривая за мисс Харденберг на случай, если она внезапно вернется в столицу.
  
     Настоящее имя Карима было Ави Херцог, двадцатидевятилетний парень, который был прикомандирован к Моссаду несколькими годами ранее из подразделения 504, подразделения армейской разведки, специализирующегося на трансграничных рейдах, что объясняло его свободное владение арабским языком. Из-за его приятной внешности и обманчиво застенчивых и застенчивых манер, которые он мог проявить, когда хотел, Моссад дважды использовал его для операций с приманкой.
  
     "Ну, как дела, красавчик?" - спросил Гиди, передавая напитки.
  
     "Медленно", - сказал Ави.
  
     "Не занимай слишком много времени. Старик хочет результата, помни".
  
     "Это одна очень встревоженная леди", - ответил Ави. "Заинтересован только во встрече умов - пока".
  
     Под прикрытием студента из Аммана его поселили в небольшой квартире, которую он делил с другим арабским студентом, фактически членом команды невиота, телефонным прослушивателем по профессии, который также говорил по-арабски. Это было на случай, если Эдит Харденберг или кому-то еще взбредет в голову проверить, где и как он жил и с кем.
  
     Общая квартира выдержала бы любую проверку - она была завалена учебниками по инженерному делу и завалена иорданскими газетами и журналами. Оба мужчины действительно были зачислены в Технический университет на случай, если там тоже будет проведена проверка. Заговорил сосед Херцога по квартире.
  
     "Встреча умов? К черту это".
  
     "В том-то и дело", - сказал Ави. "Я не могу".
  
     Когда смех утих, он добавил:
  
     "Кстати, я собираюсь получить деньги за опасность".
  
     "Почему?" - спросил Гиди. "Думаешь, она откусит его, когда ты спустишь джинсы?"
  
     "Нет. Это художественные галереи, концерты, оперы, концерты. Я могу умереть от скуки, прежде чем зайду так далеко ".
  
     "Ты просто продолжай так, как ты умеешь, бойчик. Ты здесь только потому, что в Офисе говорят, что у тебя есть то, чего нет у нас ".
  
     "Да", - сказала женщина, член команды слежения за яридом. "Около девяти дюймов".
  
     "Хватит об этом, юная Яэль. Ты можешь вернуться на дорожную службу на улице Хаяркон в любое удобное для тебя время ".
  
     Выпивка, смех и шутки на иврите лились рекой. Поздно вечером того же дня Яэль обнаружила, что она была права. Это было хорошее Рождество для команды Моссада в Вене.
  
     * * *
  
     "Так что ты думаешь, Терри?"
  
     Стив Лэйнг и Саймон Паксман пригласили Терри Мартина присоединиться к ним в одной из квартир Фирмы в Кенсингтоне. Им нужно было больше уединения, чем они могли получить в ресторане. Это было за два дня до Нового года.
  
     "Очаровательно", - сказал Мартин. "Абсолютно увлекательно. Это по-настоящему? Саддам действительно сказал все это?"
  
     "Почему ты спрашиваешь?"
  
     "Ну, если вы простите мне мои слова, это странное прослушивание телефона. Кажется, что рассказчик рассказывает кому-то другому о собрании, на котором он присутствовал. ... Другой человек на линии, кажется, ничего не говорит ".
  
     Фирма просто не могла рассказать Терри Мартину, как они получили отчет.
  
     "Вмешательство другого человека было поверхностным", - спокойно сказал Лэйнг. "Просто мычание и выражение интереса. Казалось, не было смысла включать их ".
  
     "Но это тот язык, который использовал Саддам?"
  
     "Да, мы так понимаем".
  
     "Очаровательно. Впервые я вижу что-то, что он сказал, что не предназначалось для публикации или широкой аудитории ".
  
     У Мартина в руках был не рукописный отчет Иерихона, который был уничтожен его собственным братом в Багдаде, как только он был прочитан, слово в слово, на магнитофон. Это была машинописная расшифровка на арабском языке текста, который попал в Эр-Рияд в виде прерывистой передачи перед Рождеством. У него также был собственный перевод на английский язык.
  
     "Эта последняя фраза, - сказал Паксман, который в тот же вечер должен был вернуться в Эр-Рияд, - где он говорит:"побеждай, и тебя увидят победителем" - это тебе о чем-нибудь говорит?"
  
     "Конечно. Но вы знаете, вы все еще используете слово "победа" в его европейском или североамериканском значении. Я бы использовал слово "преуспеть" на английском языке ".
  
     "Хорошо, Терри, как, по его мнению, он может добиться успеха против Америки и Коалиции?" - спросил Лэйнг.
  
     "Унижением. Я уже говорил вам раньше, он должен покинуть Америку, выглядя полным дураком ".
  
     "Но он не уйдет из Кувейта в ближайшие двадцать дней? Нам действительно нужно знать, Терри ".
  
     "Послушайте, Саддам пошел туда, потому что его требования не были удовлетворены", - сказал Мартин. "Он потребовал четырех вещей: захвата островов Варба и Бубиян, чтобы иметь доступ к морю, компенсации за излишки нефти, которые, как он утверждает, Кувейт похитил с общего нефтяного месторождения, прекращения перепроизводства в Кувейте и списания военного долга в пятнадцать миллиардов долларов. Если он сможет получить это, он сможет отступить с честью, оставив Америку висеть на ветру. Это победа".
  
     "Есть какой-нибудь намек на то, что он думает, что может их получить?"
  
     Мартин пожал плечами.
  
     "Он думает, что миротворцы Организации Объединенных Наций могли бы потянуть время. Он делает ставку на то, что время на его стороне, что если он сможет продолжать выкручиваться, решимость ООН иссякнет. Возможно, он прав".
  
     "Этот человек не имеет смысла", - отрезал Лэйнг. "У него есть крайний срок. Пятнадцатое января, осталось меньше двадцати дней. Он будет сокрушен".
  
     "Если только, - предположил Паксман, - один из постоянных членов Совета Безопасности не придумает в последнюю минуту мирный план, чтобы отложить крайний срок".
  
     Лэйнг выглядел мрачным.
  
     "Париж или Москва, или и то, и другое", - предсказал он.
  
     "Если дело дойдет до войны, он все еще думает, что сможет победить? Прошу прощения, "преуспеть"? " спросил Паксман.
  
     "Да", - сказал Терри Мартин. "Но вернемся к тому, что я говорил вам раньше - американским потерям. Не забывайте, Саддам - бандит из подполья. Его избирательный округ - это не дипломатические коридоры Каира и Эр-Рияда.
  
     Все эти аллеи и базары забиты палестинцами и другими арабами, которые возмущены Америкой, покровителем Израиля. Любой человек, который может оставить Америку истекать кровью, какой бы ущерб ни был нанесен его собственной стране, станет тостом этих миллионов ".
  
     "Но он не может этого сделать", - настаивал Лэйнг.
  
     "Он думает, что может", - возразил Мартин. "Послушайте, он достаточно умен, чтобы понять, что в глазах Америки Америка не может проиграть, не должна проиграть. Это просто неприемлемо. Посмотрите на Вьетнам. Ветераны пришли домой, и их забросали мусором. Для Америки ужасные потери от рук презираемого врага - это форма потери. Неприемлемая потеря. Саддам может потерять пятьдесят тысяч человек в любое время и в любом месте. Ему все равно. Дядя Сэм знает. Если Америка понесет такие потери, она будет потрясена до глубины души. Должны полететь головы, разбиться карьеры, пасть правительства. Взаимные обвинения и самообвинения будут длиться целое поколение ".
  
     "Он не может этого сделать", - снова сказал Лэйнг.
  
     "Он думает, что может", - повторил Мартин.
  
     "Это газовое оружие", - пробормотал Паксман.
  
     "Может быть. Кстати, ты когда-нибудь выяснял, что означала та фраза в телефонном перехвате?"
  
     Лэйнг бросил взгляд на Паксмана. Снова Иерихон. Не должно быть никакого упоминания об Иерихоне.
  
     "Нет. Никто из тех, кого мы спрашивали, никогда не слышал об этом. Никто не мог с этим справиться".
  
     "Это может быть важно, Стив. Что-то другое - не газ".
  
     "Терри, - терпеливо сказал Лэйнг, - менее чем через двадцать дней американцы вместе с нами, французами, итальянцами, саудовцами и другими бросят на Саддама Хусейна самую большую воздушную армаду, которую когда-либо видел мир. Достаточно огневой мощи, чтобы за следующие двадцать дней превысить весь тоннаж, сброшенный во время Второй мировой войны. Генералы в Эр-Рияде немного заняты. Мы действительно не можем пойти туда и сказать: "Держите все, ребята. У нас есть фраза в телефонном перехвате, которую мы не можем разобрать. "Давайте посмотрим правде в глаза, это был просто взволнованный человек по телефону, предполагающий, что Бог на их стороне ".
  
     "В этом нет ничего странного, Терри", - сказал Паксман. "Люди, идущие на войну, утверждали, что с начала времен у них была поддержка Бога. Это было все, что было ".
  
     "Другой человек сказал говорящему заткнуться и сойти с линии", - напомнил им Мартин.
  
     "Значит, он был занят и раздражителен".
  
     "Он назвал его сыном шлюхи".
  
     "Значит, он ему не очень нравился".
  
     "Может быть".
  
     "Терри, пожалуйста, оставь это в покое. Это была просто фраза. Это газовое оружие. Это то, на что он рассчитывает.
  
     Со всем остальным вашим анализом мы согласны ".
  
     Мартин ушел первым, двое офицеров разведки - двадцать минут спустя. Закутавшись в пальто, с поднятыми воротниками, они пошли по тротуару в поисках такси.
  
     "Знаешь, - сказал Лэйнг, - он умный маленький засранец, и он мне очень нравится. Но он действительно ужасный зануда. Вы слышали о его личной жизни?"
  
     Мимо проехало такси, пустое, с выключенным светом. Время перерыва на чай. Лэйнг выругался на это.
  
     "Да, конечно, Ящик проверил".
  
     Коробка, или Коробка 500, на сленге Службы безопасности, МИ-5. Когда-то, давным-давно, адрес МИ-5
  
     на самом деле это был почтовый ящик 500, Лондон.
  
     "Ну, вот вы и пришли", - сказал Лэйнг.
  
     "Стив, я действительно не думаю, что это имеет к этому какое-то отношение".
  
     Лэйнг остановился и повернулся к своему подчиненному.
  
     "Саймон, доверься мне. У него пчела в шляпе, и он просто тратит наше время. Примите один совет.
  
     Просто брось профессора".
  
     "Это будет оружие с отравляющим газом, господин президент".
  
     Через три дня после Нового года такие торжества, какие были в Белом доме - и для большинства из них вообще не было перерыва, - давно утихли. Все Западное крыло, сердце администрации Буша, гудело от активности.
  
     В тишине Овального кабинета Джордж Буш сидел за огромным письменным столом, за которым стояли высокие узкие окна с пятидюймовым бледно-зеленым пуленепробиваемым стеклом и под гербом Соединенных Штатов.
  
     Перед ним стоял генерал-лейтенант Брент Скоукрофт, советник по национальной безопасности.
  
     Президент взглянул на дайджест анализов, который ему только что представили.
  
     "Все согласны с этим?" - спросил он.
  
     "Да, сэр. Материал, который только что пришел из Лондона, показывает, что их люди полностью согласны с нашими.
  
     Саддам Хусейн не уйдет из Кувейта, пока ему не будет дан выход, спасение лица, которого мы гарантируем, что он не получит. В остальном он будет полагаться на массовые газовые атаки на сухопутные войска Коалиции либо до, либо во время их вторжения через границу ".
  
     Джордж Буш был первым американским президентом после Джона Ф. Кеннеди, который действительно участвовал в боевых действиях.
  
     Он видел тела американцев, убитых в бою. Но было что-то особенно отвратительное, особенно отвратительное в мысли о молодых боевых солдатах, корчащихся в последние мгновения своей жизни, когда газ разрывал их ткани легких и калечил центральную нервную систему.
  
     "И как он запустит этот газ?" он спросил.
  
     "Мы считаем, что есть четыре варианта, господин президент. Очевидный из них - это канистры, выпущенные с истребителей и ударных бомбардировщиков, Колин Пауэлл только что связался с Чаком Хорнером в Эр-Рияде. Генерал Хорнер говорит, что ему нужно тридцать пять дней непрерывной воздушной войны. После двадцатого дня ни один иракский самолет не долетит до границы. К тридцатому дню ни один иракский самолет не будет взлетать более шестидесяти секунд. Он говорит, что гарантирует это, сэр. На нем могут быть его звезды".
  
     "А остальное?"
  
     "У Саддама есть несколько батарей РСЗО. Это, по-видимому, вторая линия возможности ".
  
     Многозарядные ракетные системы Ирака были советского производства и основаны на старых "Катюшках", которые с сокрушительным эффектом использовались советской армией во Второй мировой войне. Теперь, значительно обновленные, эти ракеты, запускаемые в быстрой последовательности из прямоугольного "пакета" в кузове грузовика или с фиксированной позиции, имели дальность действия в сто километров.
  
     "Естественно, г-н Президент, из-за их дальности их пришлось бы запускать из Кувейта или иракской пустыни на западе. Мы верим, что J-STARs найдут их на своих радарах, и они будут уничтожены. Иракцы могут маскировать их сколько угодно, но металл будет виден.
  
     "Что касается остального, у Ирака есть запасы снарядов с газовыми наконечниками для использования танками и артиллерией. Радиус действия, менее тридцати семи километров - девятнадцать миль. Мы знаем, что запасы уже на месте, но на таком расстоянии это сплошная пустыня - никакого укрытия. Воздушные парни уверены, что смогут найти их и уничтожить. А еще есть Скады - о них заботятся даже сейчас, когда мы говорим ".
  
     "А превентивные меры?"
  
     "Они завершены, господин президент. В случае нападения сибирской язвы каждый человек проходит вакцинацию. Британцы тоже это сделали. Мы увеличиваем производство вакцины против сибирской язвы с каждым часом. И у каждого мужчины и женщины есть противогаз и противогазная накидка. Если он попытается это сделать ... "
  
     Президент встал, повернулся и уставился на печать. Белоголовый орел, сжимая свои стрелы, смотрел в ответ.
  
     Двадцать лет назад из Вьетнама возвращались те ужасные мешки для трупов на молнии, и он знал, что запасы даже сейчас хранятся в незаметных контейнерах без опознавательных знаков под солнцем Саудовской Аравии. Даже при соблюдении всех мер предосторожности оставались участки открытой кожи, маски, до которых нельзя было вовремя дотянуться и надеть.
  
     В следующем году будет кампания по переизбранию. Но дело было не в этом. Победа или поражение, у него не было намерения войти в историю как американского президента, который отправил на смерть десятки тысяч солдат, не как во Вьетнаме за девять лет, а за несколько недель или даже дней.
  
     "Брент ..."
  
     "Господин президент".
  
     "Джеймс Бейкер должен вскоре встретиться с Тариком Азизом".
  
     "Через шесть дней в Женеве".
  
     "Попроси его прийти и повидаться со мной, пожалуйста".
  
     В первую неделю января Эдит Харденберг впервые за много лет начала получать удовольствие, по-настоящему получать удовольствие. Было волнительно исследовать и объяснять своей нетерпеливой молодой подруге чудеса культуры, которые лежат в пределах ее города.
  
     Банк Винклера разрешал своим сотрудникам четырехдневный перерыв, чтобы отметить Новый год; после этого им придется ограничить свои культурные прогулки вечерами, которые все еще обещали театр, концерты и концерты, а также выходные, когда музеи и галереи все еще были открыты.
  
     Они провели полдня в Югендстиле, любуясь модерном, и еще полдня в Сезессии, где висит постоянная выставка работ Климта.
  
     Молодой иорданец был в восторге и взволнован, от него посыпался поток вопросов, и Эдит Харденберг уловила энтузиазм, ее глаза загорелись, когда она объяснила, что в Кунстлерхаусе есть еще одна замечательная выставка, которая определенно необходима на следующих выходных.
  
     После просмотра Климта Карим повел ее обедать в гриль-ресторан Sirk. Она возмутилась расходами, но ее новый друг объяснил, что его отец был богатым хирургом в Аммане и что его содержание было щедрым.
  
     Удивительно, но она позволила ему налить ей бокал вина и не заметила, когда он снова наполнил его. Ее речь стала более оживленной, и на каждой бледной щеке появился небольшой румянец.
  
     За кофе Карим наклонился вперед и положил свою руку на ее. Она выглядела взволнованной и поспешно огляделась вокруг, чтобы посмотреть, заметил ли кто-нибудь, но никто не беспокоился. Она убрала руку, но довольно медленно.
  
     К концу недели они посетили четыре культурных сокровища, которые она имела в виду, и когда они возвращались в холодной темноте к ее машине после вечера в Музикферайне, он взял ее руку в перчатке в свою и не отпускал. Она не убрала его, чувствуя, как тепло просачивается сквозь хлопчатобумажную перчатку.
  
     "Вы очень добры, что делаете все это для меня", - серьезно сказал он. "Я уверен, что это должно быть скучно для вас".
  
     "О, нет, это совсем не так", - искренне сказала она. "Мне нравится видеть и слышать все эти прекрасные вещи. Я так рад, что ты тоже. Совсем скоро ты станешь экспертом по европейскому искусству и культуре ".
  
     Когда они подошли к ее машине, он улыбнулся ей, взял ее продуваемое ветром лицо в свои обнаженные, но удивительно горячие руки и легко поцеловал в губы.
  
     "Danke, Edith."
  
     Затем он ушел. Она, как обычно, поехала домой, но у нее дрожали руки, и она чуть не попала под трамвай.
  
     Государственный секретарь Джеймс Бейкер встретился с министром иностранных дел Ирака Тариком Азизом в Женеве 9 января. Это была недолгая встреча, и она не была дружеской. Этого не должно было быть. Присутствовал только один англо-арабский переводчик, хотя английский Тарика Азиза прекрасно справлялся с задачей понимания американца, который говорил медленно и с большой ясностью. Его послание было довольно простым.
  
     Если в ходе любых военных действий, которые могут произойти между нашими странами, ваше правительство решит применить запрещенное на международном уровне оружие - отравляющий газ, я уполномочен информировать вас и президента Хусейна, что моя страна применит ядерное устройство. Короче говоря, мы нанесем ядерный удар по Багдаду.
  
     Коренастый седовласый иракец понял смысл послания, но сначала не мог в это поверить. Во-первых, ни один человек в здравом уме не осмелился бы высказать такую неприкрытую угрозу Раису. У него была привычка, как у прежних вавилонских царей, вымещать свое неудовольствие на несущем послание.
  
     Во-вторых, сначала он не был уверен, что американец говорит серьезно. Последствия, сопутствующий ущерб от ядерной бомбы, не ограничатся Багдадом, не так ли? Это опустошило бы половину Ближнего Востока, не так ли?
  
     Тарик Азиз, направляясь домой в Багдад глубоко обеспокоенным человеком, не знал трех вещей.
  
     Во-первых, так называемые "театральные" ядерные бомбы современной науки далеки от бомбы Хиросимы 1945 года. Новые "чистые" бомбы с ограниченным уроном называются так потому, что, хотя их урон от взрыва и взрыва столь же ужасен, как и всегда, радиоактивность, которую они оставляют после себя, имеет чрезвычайно короткое время действия.
  
     Во-вторых, в корпусе линкора "Висконсин", который в то время находился в заливе и к которому присоединился "Миссури", находились три совершенно особых кессона из стали и бетона, достаточно прочных, чтобы, если корабль пойдет ко дну, не разрушаться в течение десяти тысяч лет. Внутри них были три крылатые ракеты "Томагавк", которые, как надеялись Соединенные Штаты, никогда не придется использовать.
  
     В-третьих, госсекретарь вовсе не шутил.
  
     Генерал сэр Питер де ла Билльер шел один в темноте пустынной ночи, сопровождаемый только хрустом песка под ногами и своими тревожными мыслями.
  
     Профессиональный солдат на протяжении всей жизни и ветеран боевых действий, его вкусы были такими же аскетичными, как и его тело.
  
     Будучи не в состоянии наслаждаться роскошью, которую предлагают города, он чувствовал себя как дома и непринужденно в лагерях, на бивуаках и в компании однополчан. Как и другие до него, он оценил Аравийскую пустыню - ее широкие горизонты, палящую жару и леденящий холод, а во многих случаях и ее устрашающую тишину.
  
     В ту ночь, посетив линию фронта - одно из удовольствий, которое он позволял себе так часто, как только мог, - он ушел из лагеря Святого Патрика, оставив позади задумчивые танки "Челленджер" под сетями, притаившихся животных, терпеливо ожидающих своего часа, и гусар, готовящих ужин под сетями.они.
  
     К тому времени близкий друг генерала Шварцкопфа и посвященный во все самые сокровенные советы штаба планирования, генерал знал, что приближается война. Менее чем за неделю до истечения крайнего срока, установленного Организацией Объединенных Наций, не было и намека на то, что Саддам Хусейн имел какое-либо намерение уйти из Кувейта.
  
     Что беспокоило его в ту ночь под звездами саудовской пустыни, так это то, что он не мог понять, что, по мнению багдадского тирана, он задумал. Будучи солдатом, британский генерал любил понимать своего врага, понимать его намерения, его мотивы, его тактику, его общую стратегию.
  
     Лично у него не было ничего, кроме презрения к человеку в Багдаде. Многочисленные задокументированные файлы, изображающие геноцид, пытки и убийства, вызвали у него отвращение. Саддам не был солдатом, никогда им не был, и тот настоящий военный талант, который он имел в своей армии, он в значительной степени растратил, отменив своих генералов или казнив лучших из них.
  
     Проблема была не в этом; проблема заключалась в том, что Саддам Хусейн явно взял на себя общее руководство всеми аспектами - политическими и военными - и что бы он ни делал, в этом не было ни капли смысла.
  
     Он вторгся в Кувейт в неподходящее время и по неправильным причинам. Сделав это, он лишил себя шансов убедить своих собратьев-арабов в том, что он открыт для дипломатии, восприимчив к доводам разума и что проблема может быть решена в рамках межарабских переговоров. Если бы он пошел по этому пути, он, вероятно, мог бы вполне справедливо рассчитывать на то, что нефть продолжит поступать, а Запад постепенно потеряет интерес, поскольку межарабские конференции застряли на годы.
  
     Это была собственная глупость диктатора, которая привела Запад, и в довершение всего иракская оккупация Кувейта с ее многочисленными изнасилованиями и жестокостью и попытками использовать жителей Запада в качестве живого щита, гарантировала ему полную изоляцию.
  
     В первые дни Саддам Хусейн имел в своей власти богатые нефтяные месторождения на северо-востоке Саудовской Аравии, и он медлил. Со своей армией и военно-воздушными силами под хорошим командованием он мог бы даже добраться до Эр-Рияда и диктовать свои условия. Он потерпел неудачу, и "Щит пустыни" был создан, в то время как он руководил одной катастрофой по связям с общественностью за другой в Багдаде.
  
     Он мог быть уличным, но во всех других вопросах он был стратегическим шутом. И все же, рассуждал британский генерал, как может человек быть таким глупым?
  
     Даже перед лицом военно-воздушных сил, которые теперь были направлены против него, Саддам Хусейн делал каждый неверный шаг, как в политическом, так и в военном плане. Неужели он понятия не имел, какая ярость с небес вот-вот обрушится на Ирак? Неужели он действительно не понимал уровня огневой мощи, которая собиралась отбросить его арсенал на десять лет назад за пять недель?
  
     Генерал остановился и посмотрел через пустыню на север. В ту ночь не было луны, но звезды в пустыне такие яркие, что только при их свете можно различить смутные очертания. Земля была плоской, убегая к лабиринту песчаных стен, огневых рвов, минных полей, заграждений из колючей проволоки и оврагов, которые составляли иракскую оборонительную линию, через которую американские инженеры Big Red One пробивали путь, чтобы позволить "Челленджерам" катиться.
  
     И все же у багдадского тирана был один-единственный козырь, о котором генерал знал и которого боялся: Саддам мог просто уйти из Кувейта.
  
     Время было не на стороне союзников; оно принадлежало Ираку. 15 марта должен был начаться мусульманский праздник Рамадан. В течение месяца ни один мусульманин не должен употреблять пищу или воду между восходом и заходом солнца.
  
     Ночи были для еды и питья. Это сделало войну для мусульманской армии в Рамадан практически невозможной.
  
     После 15 апреля пустыня превратится в ад, температура поднимется до 130 градусов. Дома будет нарастать давление, чтобы вывести мальчиков; к лету давление дома и страдания в пустыне станут непреодолимыми. Союзникам пришлось бы уйти, и, сделав это, они никогда больше не вернулись бы вот так. Коалиция была единственным явлением.
  
     Итак, 15 марта было пределом. Работая в обратном направлении, наземная война может длиться до двадцати дней. Это должно было бы начаться, если вообще начаться, к 23 февраля. Но Чаку Хорнеру понадобилось тридцать пять дней воздушной войны, чтобы сокрушить иракское оружие, полки и оборону. 17 января - это была самая поздняя возможная дата.
  
     Предположим, Саддам уйдет? Он оставил бы полмиллиона союзников, выглядящих как дураки, растянутыми в пустыне, висящими на проволоке, которым некуда идти, кроме как назад. И все же Саддам был непреклонен - он не отступит.
  
     Что задумал этот сумасшедший человек? генерал снова спросил себя. Ждал ли он чего-то, какого-то божественного вмешательства в его собственном воображении, которое сокрушило бы его врагов и оставило его торжествующим?
  
     Из танкового лагеря позади него раздался крик. Он обернулся. Командир Королевских ирландских гусар королевы Артур Денаро звал его ужинать. Крепкий, жизнерадостный Артур Денаро, который однажды окажется в первом танке через эту брешь.
  
     Он улыбнулся и пошел назад. Было бы хорошо сидеть на корточках на песке с мужчинами, выгребая запеченные бобы и хлеб из жестянки, слушая голоса в отблесках огня, ровный гул Ланкашира, раскатистый говор Хэмпшира и мягкий ирландский акцент; смеяться над лег-подтягивание и шутки, грубый словарный запас людей, которые использовали грубый английский, чтобы сказать именно то, что они имели в виду, и с хорошим юмором.
  
     Господь, сгнои того человека на севере. Какого черта он ждал?
  
  
     Глава 14
  
     Ответ на недоумение британского генерала лежал на обитой вагонетке под флуоресцентными лампами завода, расположенного в восьмидесяти футах под пустыней Ирака, где он был построен.
  
     Инженер быстро отступил назад и встал по стойке смирно, когда дверь в комнату открылась. Только пять человек вошли, прежде чем два вооруженных охранника из президентской службы безопасности "Амн-аль-Хасс" закрыли дверь.
  
     Четверо мужчин подчинились тому, кто был в центре. На нем, как обычно, была его боевая форма поверх блестящих черных ботинок, его личное оружие висело на поясе, зеленый хлопковый платок прикрывал треугольник между курткой и горлом.
  
     Один из четырех других был личным телохранителем, который даже здесь, где каждого пять раз проверяли на наличие спрятанного оружия, не отходил от него ни на шаг. Между Раисом и его телохранителем стоял его зять, Хусейн Камиль, глава Министерства промышленности и военной индустриализации, МИМИ. Как и во многих других вещах, это была МИМИ, которая перешла от Министерства обороны.
  
     По другую сторону от президента стоял вдохновитель программы, доктор Джафар Аль-Джафар, ядерный гений Ирака. Рядом с ним, но немного сзади, стоял доктор Салах Сиддики. Там, где Джафар был физиком, Сиддики был инженером.
  
     Сталь их ребенка тускло поблескивала в белом свете. Он был четырнадцати футов в длину и чуть более трех футов в диаметре.
  
     В задней части четыре фута занимало сложное амортизирующее устройство, которое сбрасывалось, как только снаряд был запущен. Даже оставшаяся часть десятифутовой гильзы на самом деле была сабо, гильзой из восьми одинаковых секций. Крошечные разрывные болты заставили бы это оторваться, когда снаряд отправился на свою миссию, оставив более тонкое ядро диаметром в два фута продолжать в одиночку.
  
     Сабо был там только для того, чтобы заполнить двадцатичетырехдюймовый снаряд до тридцати девяти дюймов, необходимых для заполнения канала ствола пусковой установки, и для защиты четырех жестких хвостовых плавников, которые он скрывал.
  
     Ирак не обладал телеметрией, необходимой для управления подвижными плавниками с помощью радиосигналов с земли, но жесткие плавники должны были стабилизировать снаряд в полете и предотвращать его раскачивание или кувыркание.
  
     Спереди носовой обтекатель был изготовлен из сверхпрочной стали и заострен на игле. Это тоже в конечном итоге станет ненужным.
  
     Когда ракета, войдя во внутреннее пространство во время полета, возвращается в атмосферу земли, воздух, становящийся более плотным при полете вниз, создает достаточно тепла трения, чтобы расплавить носовой обтекатель. Вот почему возвращающимся астронавтам нужен этот тепловой экран - чтобы предотвратить сжигание их капсулы.
  
     Устройство, которое пятеро иракцев обследовали в ту ночь, было похожим. Стальной носовой обтекатель облегчил бы его полет вверх, но не выдержал бы повторного входа. Если бы он удержался, плавящийся металл согнулся бы и прогнулся, заставляя падающее тело раскачиваться, отклоняться, поворачиваться бортом к несущемуся воздуху и сгорать. Стальной нос был спроектирован так, чтобы разлетаться на части в апогее полета, открывая под ним спускаемый конус, более короткий, тупой и сделанный из углеродного волокна.
  
     В те дни, когда доктор Джеральд Булл был жив, он пытался купить от имени Багдада британскую фирму в Северной Ирландии под названием LearFan. Это была авиационная компания, обанкротившаяся. Компания пыталась создавать реактивные самолеты представительского класса со многими компонентами из углеродного волокна. Доктора Булла и Багдад интересовали не самолеты представительского класса, а машины для намотки нитей из углеродного волокна в Лирфане.
  
     Углеродное волокно чрезвычайно термостойкое, но с ним также очень трудно работать. Углерод сначала превращается в своего рода шерсть, из которой прядут нить или нить. Нить укладывается и переплетается крест-накрест много раз по форме, затем соединяется в оболочку для создания желаемой формы.
  
     Поскольку углеродное волокно жизненно важно в ракетной технике, а эта технология засекречена, большое внимание уделяется контролю за экспортом таких машин. Когда люди из британской разведки узнали, куда предназначалось оборудование LearFan, и проконсультировались с Вашингтоном, сделка была сорвана. Тогда предполагалось, что Ирак не приобретет ее технологию производства углеродных нитей.
  
     Эксперты ошибались. Ирак попробовал другой подход, который сработал. Американского поставщика кондиционеров и изоляционных материалов невольно убедили продать подставной иракской компании оборудование для прядения каменной ваты. В Ираке иракские инженеры модифицировали его для производства углеродного волокна.
  
     Между амортизатором в задней части и носовым обтекателем покоилась работа доктора Сиддики - небольшая, обычная, но прекрасно функционирующая атомная бомба, которая приводилась в действие по принципу ствола пушки, используя катализаторы лития и полония для создания вихря нейтронов, необходимых для запуска цепной реакции.
  
     Внутри разработки доктора Сиддики был настоящий триумф: сферический шар и трубчатая пробка, между ними весом тридцать пять килограммов, изготовленные под эгидой доктора Джафара. Оба были из чистого обогащенного урана-235.
  
     Медленная удовлетворенная улыбка расплылась под густыми черными усами. Президент выступил вперед и провел указательным пальцем по полированной стали.
  
     "Это сработает? Это действительно сработает? " прошептал он.
  
     "Да, Саид Раис", - сказал физик.
  
     Голова в черном берете медленно кивнула несколько раз.
  
     "Вас следует поздравить, братья мои".
  
     Под снарядом, на деревянной подставке, была простая табличка. На нем было написано: Кубт-ут-Аллах.
  
     * * *
  
     Тарик Азиз долго и упорно размышлял о том, как, если вообще, он мог бы донести до своего президента американскую угрозу, столь жестоко изложенную ему в Женеве.
  
     Двадцать лет они знали друг друга, двадцать лет, в течение которых министр иностранных дел служил своему хозяину с собачьей преданностью, всегда принимая его сторону во время тех ранних столкновений внутри партийной иерархии БААС, когда были другие претенденты на власть, всегда следуя его личному мнению, что абсолютная безжалостность человека из Тикритавосторжествовал бы, и всегда оказывался прав.
  
     Они вместе взобрались на грязный столб власти в ближневосточной диктатуре, один всегда в тени другого. Седовласый, коренастый Азиз сумел преодолеть первоначальный недостаток своего высшего образования и знания двух европейских языков путем чистого слепого повиновения.
  
     Оставляя фактическое насилие другим, он наблюдал и одобрял, как и все должны делать при дворе Саддама Хусейна, когда чистка за чисткой приводила к тому, что колонны армейских офицеров и людей, которым когда-то доверяли, были опозорены и отправлены на казнь. приговору часто предшествовали мучительные часы с мучителями в Абу-Грейбе.
  
     Он видел, как хороших генералов снимали с должности и расстреливали за попытку встать на защиту подчиненных им людей, и он знал, что настоящие заговорщики погибли более ужасной смертью, чем он мог себе представить.
  
     Он видел, как племя Аль-Джубури, когда-то столь могущественное в Армии, что никто не смел их оскорблять, было раздето и унижено, а выжившие были приведены к покорности и повиновению. Он хранил молчание, когда сводный брат Саддама Али Хассан Маджид, тогдашний министр внутренних дел, руководил геноцидом курдов не только в Халабдже, но и в пятидесяти других городах и деревнях, уничтоженных бомбами, артиллерией и газом.
  
     Тарик Азиз, как и все в окружении Раиса, знал, что ему больше некуда идти. Если что-нибудь случится с его хозяином, с ним тоже будет покончено навсегда.
  
     В отличие от некоторых вокруг трона, он был слишком умен, чтобы поверить, что это был популярный режим. Его настоящим страхом были не иностранцы, а ужасная месть народа Ирака, если с него когда-нибудь снимут покровительство Саддама.
  
     Его проблема в тот день, 11 января, когда он ждал личной встречи, на которую его вызвали по возвращении из Европы, заключалась в том, как сформулировать американскую угрозу, не навлекая на себя неизбежный гнев. Раис, он знал, мог легко заподозрить, что именно он, министр иностранных дел, на самом деле предложил американцам угрозу. В паранойе нет логики, только внутренний инстинкт, иногда правильный, а иногда неправильный. Много невинных людей погибло, и их семьи вместе с ними, на основе каких-то вдохновляющих подозрений со стороны Rais.
  
     Два часа спустя, возвращаясь к своей машине, он испытывал облегчение, улыбался и был озадачен.
  
     Причина его облегчения была проста; его президент оказался расслабленным и добродушным. Он с одобрением выслушал восторженный отчет Тарика Азиза о его миссии в Женеве, о широком сочувствии, которое он обнаружил у всех, с кем он говорил о позиции Ирака, и об общих антиамериканских настроениях, которые, казалось, росли на Западе.
  
     Он понимающе кивнул, когда Тарик возложил вину на американских поджигателей войны, и когда, наконец, охваченный собственным чувством возмущения, он упомянул о том, что на самом деле сказал ему Джеймс Бейкер, ожидаемого взрыва ярости со стороны Rais не последовало.
  
     В то время как другие за столом смотрели сердито и кипели, Саддам Хусейн продолжал кивать и улыбаться.
  
     Уходя, министр иностранных дел улыбался, потому что в последний раз его Раис фактически поздравил его с европейской миссией. Тот факт, что по любым нормальным дипломатическим стандартам эта миссия обернулась катастрофой - отвергнутая со всех сторон, с ледяной вежливостью встреченная хозяевами, неспособная поколебать решимость Коалиции, направленной против его страны, - казалось, не имел значения.
  
     Его недоумение было вызвано тем, что Раис сказал в конце аудиенции. Это было невнятное замечание, обращенное к министру иностранных дел наедине, когда президент провожал его до двери.
  
     "Рейфик, дорогой товарищ, не волнуйся. Скоро у меня будет сюрприз для американцев. Пока нет. Но если Бени-эль-Кальб когда-нибудь попытается пересечь границу, я отвечу не газом, а Кулаком Божьим ".
  
     Тарик Азиз кивнул в знак согласия, хотя и не знал, о чем говорил Раис.
  
     С другими он узнал двадцать четыре часа спустя.
  
     Утром 12 января состоялось последнее заседание Совета Революционного командования в полном составе, которое должно было состояться в Президентском дворце, на углу улицы 14 Июля и улицы Кинди. Неделю спустя его разбомбили до щебня, но птица внутри давно улетела.
  
     Как обычно, вызов на собрание пришел в последний момент. Как бы высоко человек ни поднимался в иерархии, каким бы надежным он ни был, никто, кроме крошечной горстки членов семьи, близких людей и личных телохранителей, никогда не знал точно, где Раис будет в данный час в любой день.
  
     Если он все еще был жив после семи крупных, серьезных покушений на убийство, то это было из-за его одержимости личной безопасностью.
  
     Ни контрразведке, ни Тайной полиции Омара Хатиба, ни, конечно, армии; даже Республиканской гвардии не была доверена эта безопасность. Эта задача выпала на долю Амн-аль-Хасса. Они могли быть молоды, большинство едва вышли из подросткового возраста, но их преданность была фанатичной и абсолютной. Их командиром был собственный сын Раиса Кусай.
  
     Ни один заговорщик никогда не мог знать, по какой дороге поедет Раис, когда и в каком транспортном средстве.
  
     Его визиты на военные базы или промышленные объекты всегда были неожиданностью не только для посещаемых, но и для окружающих. Даже в Багдаде он переезжал с места на место по своей прихоти, иногда проводя несколько дней во дворце, в другое время удаляясь в свой бункер позади и под отелем "Рашид".
  
     Каждую тарелку, поставленную перед ним, нужно было сначала попробовать, а дегустатором был первенец шеф-повара.
  
     Каждый напиток был из бутылки с неразрывной печатью.
  
     В то утро повестка на собрание во дворце была доставлена каждому члену ПКР специальным курьером за час до собрания. Таким образом, времени на подготовку к убийству не оставалось.
  
     Лимузины проехали через ворота, сдали свои заряды и отправились на специальную парковку. Каждый член ПКР проходил через арку для обнаружения металла; личное оружие не разрешалось.
  
     Когда они собрались в большом конференц-зале с Т-образным столом, их было тридцать три. Восемь сидели на вершине буквы "Т", по бокам от пустого трона в центре. Остальные стояли лицом друг к другу по всей длине ствола буквы T.
  
     Семеро из присутствующих были связаны с Раис кровным родством, а еще трое - браком. Эти и еще восемь человек были из Тикрита или его ближайших окрестностей. Все они были давними членами партии БААС.
  
     Десять из тридцати трех были министрами кабинета министров, а девять - генералами армии или военно-воздушных сил. Саади Тума Аббас, бывший командующий Республиканской гвардией, в то же утро был назначен министром обороны и, сияя, восседал на первом месте. Он заменил Абд Аль-Джаббера Шеншаля, курда-отступника, который уже давно связал свою судьбу с убийцей собственного народа.
  
     Среди генералов армии были Мустафа Ради из пехоты, Фарук Ридха из артиллерии, Али Мусули из инженеров и Абдулла Кадири из бронетанкового корпуса.
  
     В дальнем конце стола сидели три человека, контролировавшие разведывательный аппарат: доктор Убайди из отдела внешней разведки Мухабарата, Хасан Рахмани из контрразведки и Омар Хатиб из Тайной полиции.
  
     Когда вошел Раис, все встали и захлопали. Он улыбнулся, взял свой стул, предложил им сесть и начал свое выступление. Они были здесь не для того, чтобы что-то обсуждать; они были здесь, чтобы им что-то сказали.
  
     Только зять, Хусейн Камиль, не выказал удивления, когда Раис произнес свою речь. Когда после сорока минут речи, в которой говорилось о непрерывной череде триумфов, которыми было отмечено его лидерство, он сообщил им свои новости, немедленной реакцией было ошеломленное молчание.
  
     Они знали, что Ирак пытался годами. То достижение в этой единственной области технологий, которое, казалось, само по себе могло вызвать трепет страха во всем мире и благоговение даже у могущественных американцев, было достигнуто - теперь, на самом пороге войны, - казалось невероятным. Божественное вмешательство. Но Божество не было на небесах наверху; он сидел прямо здесь, с ними, спокойно улыбаясь.
  
     Это был предупрежденный Хусейн Камиль, который встал и возглавил овацию. Остальные поспешили последовать за ним, каждый боялся встать последним или самым сдержанным в своих аплодисментах. Тогда никто не был готов остановиться первым.
  
     Когда он вернулся в свой кабинет два часа спустя, Хассан Рахмани, вежливый и космополитичный глава контрразведки, убрал со своего стола, приказал никому не мешать и сел за стол с крепким черным кофе. Ему нужно было подумать, и подумать глубоко.
  
     Как и для всех остальных в той комнате, эта новость потрясла его. Баланс сил на Ближнем Востоке изменился одним махом, хотя об этом еще никто не знал. После того, как Раис, который с поднятыми руками с восхитительным самоуничижением призвал прекратить овации, возобновил свое председательствование, каждый человек в зале поклялся молчать.
  
     Это Рахмани мог понять. Несмотря на бушующую эйфорию, которая охватила их всех, когда они уходили, и к которой он безоговорочно присоединился, он мог предвидеть серьезные проблемы.
  
     Ни одно устройство такого рода не стоило и ломаного гроша, если ваши друзья - и, что более важно, ваши враги - не знали, что оно у вас есть. Только тогда потенциальные враги приползли как друзья.
  
     Некоторые страны, которые разработали это оружие, просто объявили об этом факте с помощью серьезного испытания и позволили остальному миру разобраться с последствиями. Другие, такие как Израиль и Южная Африка, просто намекали на то, чем они обладают, но никогда не подтверждали, оставляя миру и особенно соседям догадываться.
  
     Иногда это срабатывало лучше; воображение буйствовало.
  
     Но, как убедился Рахмани, это просто не сработает для Ирака. Если то, что ему сказали, было правдой - а он не был уверен, что все это мероприятие не было очередной уловкой, рассчитанной на возможную утечку информации, чтобы добиться еще одной отсрочки казни, - тогда никто за пределами Ирака в это не поверит.
  
     Единственный способ сдержать Ирак - это доказать это. Раис, по-видимому, теперь отказался это делать. Конечно, были серьезные проблемы с доказательством любого такого утверждения.
  
     О тестировании на домашней территории не может быть и речи, это полное безумие. Отправить корабль глубоко в южную часть Индийского океана, бросить его и позволить испытанию произойти там, возможно, было возможно когда-то, но не сейчас. Все порты были надежно блокированы. Но можно было бы пригласить группу из Международного агентства по атомной энергии Организации Объединенных Наций в Вене, чтобы они изучили и убедились, что это не ложь. В конце концов, представители МАГАТЭ посещали страну почти ежегодно в течение десятилетия и всегда были совершенно одурачены относительно того, что происходит. Получив визуальные доказательства, они должны были бы поверить своим собственным глазам и тестам, смириться со своей прошлой доверчивостью и подтвердить истину.
  
     И все же он, Рахмани, только что услышал, что этот маршрут официально запрещен. Почему? Потому что все это было ложью?
  
     Потому что Раис имел в виду что-то другое? И что более важно, что было в этом для него, Рахмани?
  
     В течение нескольких месяцев он рассчитывал, что Саддам Хусейн пробьет себе дорогу в войне, которую он не мог выиграть; теперь он это сделал. Рахмани рассчитывал на поражение, кульминацией которого станет спланированное американцами падение Rais и его собственное возвышение в спонсируемом американцами режиме преемника. Теперь все изменилось. Он понял, что ему нужно время, чтобы подумать, решить, как лучше разыграть эту удивительную новую карту.
  
     В тот вечер, когда стемнело, на стене за халдейской церковью святого Иосифа в районе христиан появилась надпись мелом. Он напоминал восьмерку на боку.
  
     Жители Багдада трепетали в ту ночь. Несмотря на непрекращающийся взрыв пропаганды на местном иракском радио и слепую веру многих в то, что все это правда, были и другие, которые спокойно слушали Би-би-си
  
     Всемирная служба на арабском языке, подготовленная в Лондоне, но транслировавшаяся с Кипра, и знала, что Бени Наджи говорил правду. Приближалась война.
  
     В городе предполагали, что американцы начнут с ковровых бомбардировок Багдада, предположение, которое дошло до самого президентского дворца. Были бы массовые жертвы среди гражданского населения.
  
     Режим предполагал это, но не возражал. В высших эшелонах власти рассчитывали, что глобальный эффект от такой массовой резни мирных жителей в их домах вызовет всемирное отвращение к Соединенным Штатам, заставив ее воздержаться и уйти. Вот почему такому многочисленному контингенту иностранной прессы все еще разрешалось и даже поощрялось занимать отель "Рашид". Гиды были наготове, чтобы направить иностранные телекамеры к местам геноцида, как только он начался.
  
     Тонкость этого аргумента каким-то образом ускользнула от тех, кто на самом деле жил в домах Багдада. Многие уже бежали, неиракцы направлялись к иорданской границе, чтобы пополнить пятимесячный поток беженцев из Кувейта, иракцы искали убежища в сельской местности.
  
     Никто не подозревал, в том числе миллионы домоседов, приклеившихся к своим экранам по всей территории Соединенных Штатов и Европы, об истинном уровне изощренности, который теперь был в пределах досягаемости мрачного Чака Хорнера в Эр-Рияде. Никто тогда не мог предвидеть, что большинство целей будет выбрано из меню, подготовленного камерами спутников в космосе, и уничтожено бомбами с лазерным наведением, которые редко попадают туда, куда они не были нацелены.
  
     Что граждане Багдада действительно знали, поскольку правда, почерпнутая из Би-би-си, просочилась через базары и рынки, так это то, что через четыре дня после полуночи 12 января истечет срок выхода из Кувейта и прилетят американские военные самолеты. Итак, город затих в ожидании.
  
     Майк Мартин медленно выехал на велосипеде с улицы Шурджа и обогнул заднюю часть церкви. Он увидел отметку мелом на стене, когда проезжал мимо, и поехал дальше. В конце переулка он остановился, сошел с велосипеда и потратил некоторое время на то, чтобы отрегулировать цепь, оглядываясь назад, туда, откуда он пришел, чтобы увидеть, есть ли какое-либо движение позади него.
  
     Нет. Никаких переступаний ног Тайной полиции в дверях, никаких голов, высовывающихся из-за горизонта крыш. Он крутанул педали назад, протянул влажную тряпку, стер отметину и уехал.
  
     Цифра восемь означала, что послание ожидало его под каменными плитами в заброшенном дворе на улице Абу Навас, у реки, всего в полумиле отсюда.
  
     Мальчиком он играл там, бегал по набережным с Хасаном Рахмани и Абделькаримом Бадри, где торговцы готовили восхитительный мосгуф на подушках из терновника, продавая прохожим нежные порции карпа из реки Тигр.
  
     Теперь магазины были закрыты, чайные закрыты ставнями; мало кто бродил по набережным, как раньше. Молчание сослужило ему хорошую службу. На вершине Абу Наваса он увидел группу охранников в штатском, но они не обратили внимания на феллага, который крутил педали по делам своего хозяина. Он был воодушевлен их видом; АМАМ был ничем иным, как неуклюжим. Если бы они собирались застолбить почтовый ящик для мертвых писем, они бы не поставили группу людей так явно во главе улицы. Их слежка была бы попыткой изощренности, но ошибочной.
  
     Послание было там. Кирпич вернулся на свое место через секунду, а сложенная бумага оказалась в промежности его трусов. Через несколько минут он уже пересекал мост Ахрар через Тигр, возвращался из Рисафы в Карч и направлялся к дому советского дипломата в Мансуре.
  
     За девять недель его жизнь установилась на вилле, окруженной стеной. Русская кухарка и ее муж относились к нему справедливо, и он немного освоил их язык. Он каждый день покупал свежие продукты, что давало ему веские основания обслуживать все свои почтовые ящики с просроченными письмами. Он передал четырнадцать посланий невидимому Иерихону и получил от него пятнадцать.
  
     Восемь раз его останавливал АМАМ, но каждый раз его скромное поведение, велосипед и корзина с овощами, фруктами, кофе, специями и продуктами, а также письмо из дипломатического дома и его видимая бедность заставляли его отправляться восвояси.
  
     Он не мог знать, какие военные планы разрабатывались в Эр-Рияде, но он должен был написать все вопросы и запросы для Иерихона своим собственным арабским шрифтом после прослушивания их на поступающих кассетах, и он должен был прочитать ответы Иерихона, чтобы отправить их обратно в виде пакетов Саймону Паксману.
  
     Как солдат, он мог только оценить, что информация Иерихона, политическая и военная, должна была быть бесценной для командующего генерала, готовящегося напасть на Ирак.
  
     Он уже приобрел масляный обогреватель для своей хижины и керосиновую лампу, чтобы ее освещать. Из мешковины с рынка теперь делали занавески на все окна, а хруст ног по гравию предупреждал его, если кто-нибудь приближался к двери.
  
     В ту ночь он с благодарностью вернулся в тепло своего дома, запер дверь на засов, убедился, что все занавески закрывают каждый квадратный дюйм окон, зажег лампу и прочитал последнее послание Иерихона. Удар был короче обычного, но это не уменьшило его воздействия. Мартин прочитал это дважды, чтобы убедиться, что даже он не потерял внезапно понимание арабского, пробормотал "Иисус Христос" и убрал свои незакрепленные плитки, чтобы показать магнитофон.
  
     Чтобы не было никаких недоразумений, он медленно и внимательно прочитал сообщение на арабском и английском языках в магнитофон, прежде чем переключить управление на скорость ветра и сократить пятиминутное сообщение до полутора секунд.
  
     Он передал это в двадцать минут после полуночи.
  
     Саймон Паксман не потрудился лечь спать, потому что он знал, что в ту ночь было окно передачи между пятнадцатью и тридцатью минутами первого. Он играл в карты с одним из радистов, когда пришло сообщение. Второй радист принес новости из комнаты связи.
  
     "Тебе лучше подойти и послушать это сейчас, Саймон", - сказал он.
  
     Хотя в операции SIS в Эр-Рияде участвовало гораздо больше, чем четыре человека, управление Иерихоном считалось настолько секретным, что в нем участвовали только Паксман, глава радиостанции Джулиан Грей и два радиста. Их три комнаты были практически изолированы от остальной части виллы.
  
     Саймон Паксман слушал голос на большом магнитофоне в радиорубке, которая на самом деле была переделанной спальней. Мартин заговорил сначала по-арабски, дважды приводя дословное рукописное послание из Иерихона, а затем дважды свой собственный перевод.
  
     Слушая, Паксман почувствовал, как большая холодная рука движется глубоко в его животе. Что-то пошло не так, сильно не так. То, что он слышал, просто не могло быть. Двое других мужчин молча стояли рядом с ним.
  
     "Это он?" - настойчиво спросил Паксман, как только сообщение было закончено. Его первой мыслью было, что Мартина похитили, а голос принадлежал самозванцу.
  
     "Это он - я проверил осси. Нет никаких сомнений, что это он ".
  
     Речевые паттерны имеют различные тона и ритмы, высокие и низкие частоты, которые могут быть записаны на осциллографе, который сводит их к серии строк на экране, как кардиомонитор в кардиологическом отделении.
  
     Каждый человеческий голос немного отличается, независимо от того, насколько хороша имитация. Перед отъездом в Багдад голос Майка Мартина был записан на такой аппарат. Более поздние передачи из Багдада постигла та же участь, на случай, если замедление и ускорение вместе с любыми искажениями, вызванными магнитофоном или спутниковой передачей, приводили к искажениям.
  
     Голос, который пришел из Багдада той ночью, сверился с записанным голосом. Это говорил Мартин, и никто другой.
  
     Вторым страхом Паксмана было то, что Мартина поймали, пытали и обратили, что теперь он вещает под давлением. Он отверг эту идею как очень маловероятную.
  
     Были заранее оговоренные слова, пауза, колебание, покашливание, которые предупредили бы слушателей в Эр-Рияде, если бы он когда-либо не передавал как свободный агент. Кроме того, его предыдущая передача была всего три дня назад.
  
     Иракская тайная полиция может быть жестокой, но она не была быстрой. И Мартин был жестким. Человек, сломленный и обращенный с такой скоростью, был бы разбит вдребезги, превратился бы в измученную развалину, и это проявилось бы в произнесении речи.
  
     Это означало, что Мартин был на уровне - послание, которое он прочитал, было именно тем, что он получил в ту ночь из Иерихона. Который оставил больше невесомого. Либо Джерико был прав, либо ошибался, либо лгал.
  
     "Позовите Джулиана", - сказал Паксман одному из радистов.
  
     В то время как мужчина пошел, чтобы забрать главу британской резидентуры с кровати наверху, Паксман позвонил по частной линии своего американского коллеги Чипа Барбера.
  
     "Чип, лучше тащи сюда свой зад - быстро", - сказал он.
  
     Человек из ЦРУ быстро пришел в себя. Что-то в голосе англичанина подсказало ему, что сейчас не время для сонных подшучиваний.
  
     "Проблема, старина бадди?"
  
     "Именно так это выглядит отсюда", - признал Паксман.
  
     Барбер был на другом конце города и в доме SIS за тридцать минут, в свитере и брюках поверх пижамы. Это был час ночи.
  
     К тому времени у Паксмана была запись на английском и арабском языках, плюс расшифровка на обоих языках. Два радиста, которые годами работали на Ближнем Востоке, свободно говорили и подтвердили, что перевод Мартина был довольно точным.
  
     "Он, должно быть, шутит", - выдохнул Барбер, когда услышал запись.
  
     Паксман пробежался по проверкам, которые он уже сделал на подлинность голоса Мартина.
  
     "Послушай, Саймон, - сказал Барбер, - это просто Иерихон сообщает о том, что, по его словам, он слышал, как Саддам сказал сегодня утром - извините, вчера утром. Скорее всего, Саддам лжет. Давайте посмотрим правде в глаза, он лжет, как дышит ".
  
     Ложь или нет, в Эр-Рияде этим вопросом не занимались. Местные отделения SIS и ЦРУ могли снабжать своих генералов тактической и даже стратегической военной информацией из Иерихона, но политика принадлежала Лондону и Вашингтону. Барбер посмотрел на часы: семь вечера в Вашингтоне.
  
     "Они, должно быть, уже смешивают свои коктейли", - сказал он. "Лучше сделайте их сильными, ребята. Я немедленно передам это в Лэнгли ".
  
     "Какао и печенье в Лондоне", - сказал Паксман. "Я передам это Сенчури. Пусть они сами разбираются".
  
     Барбер ушел, чтобы отправить свою копию передачи в сильно зашифрованном коде Биллу Стюарту с рейтингом срочности "flash", самым высоким из известных. Это означало бы, что, где бы он ни был, шифровальщики найдут его и скажут ему перейти на защищенную линию.
  
     Паксман сделал то же самое для Стива Лэйнга, которого будили посреди ночи и просили покинуть теплую постель, выйти в морозную ночь и отправиться обратно в Лондон.
  
     Была последняя вещь, которую Паксман мог сделать, что он и сделал. У Мартина было окно передачи только для прослушивания, и это было в четыре утра. Паксман подождал и послал своему человеку в Багдад очень короткое, но очень четкое сообщение. В нем говорилось, что Мартин не должен предпринимать никаких попыток до дальнейшего уведомления приблизиться к любому из его шести ящиков с мертвыми письмами. На всякий случай.
  
     Карим, иорданский студент, медленно, но неуклонно продвигался в своих ухаживаниях за фройляйн Эдит Харденберг. Она позволила ему держать ее за руку, когда они шли по улицам Старой Вены, тротуары хрустели от мороза под их ногами. Она даже призналась себе, что ей было приятно держаться за руки.
  
     На второй неделе января она купила билеты в Бургтеатр - Карим заплатил. Спектакль был посвящен пьесе Грильпарцера "Гигус и сейн Ринг" .
  
     Она взволнованно объяснила, прежде чем они вошли, что речь идет о старом короле с несколькими сыновьями, и тот, кому он завещал свое кольцо, будет преемником. Карим просидел весь спектакль в восторге и попросил несколько пояснений в тексте, на которые он постоянно ссылался во время спектакля.
  
     Во время антракта Эдит с радостью ответила на них. Позже Ави Херцог скажет Барзилаю, что все это было так же захватывающе, как наблюдать за высыханием краски.
  
     "Ты филистер", - сказал человек из Моссада. "У вас нет культуры".
  
     "Я здесь не ради своей культуры", - сказал Ави.
  
     "Тогда продолжай в том же духе, мальчик".
  
     В воскресенье Эдит, набожная католичка, отправилась на утреннюю мессу в Вотивкирхе. Карим объяснил, что, будучи мусульманином, он не может сопровождать ее, но будет ждать в кафе через площадь.
  
     Позже, за кофе, в который он намеренно добавил немного шнапса, отчего ее щеки порозовели, он объяснил различия и сходства между христианством и исламом - общее поклонение единому истинному Богу, преемственность патриархов и пророков, учения священных книг и моральные кодексы. Эдит была напугана, но очарована. Она задавалась вопросом, может ли прослушивание всего этого подвергнуть опасности ее бессмертную душу, но она была поражена, узнав, что ошибалась, думая, что мусульмане преклоняются перед идолами.
  
     "Я бы хотел поужинать", - сказал Карим три дня спустя.
  
     "Ну, да, но ты слишком много тратишь на меня", - сказала Эдит. Она обнаружила, что может с удовольствием смотреть в его молодое лицо и мягкие карие глаза, постоянно предупреждая себя, что разница в возрасте между ними в десять лет делает что-то большее, чем платоническая дружба, довольно смешной.
  
     "Только не в ресторане".
  
     "Тогда где?"
  
     "Ты приготовишь для меня еду, Эдит? Ты умеешь готовить? Настоящая венская еда?"
  
     Она ярко покраснела при этой мысли. Каждый вечер, если только она не собиралась одна на концерт, она готовила себе скромную закуску, которую съедала в маленькой нише своей квартиры, служившей обеденной зоной. Но да, подумала она, она умеет готовить. Это было так давно.
  
     Кроме того, она спорила сама с собой, он водил ее на несколько дорогих обедов в рестораны ... и он был чрезвычайно хорошо воспитанным и вежливым молодым человеком. Конечно, в этом не могло быть никакого вреда.
  
     Сказать, что сообщение Иерихона в ночь с 12 на 13 января вызвало ужас в определенных тайных кругах в Лондоне и Вашингтоне, было бы преуменьшением. Контролируемая паника была бы ближе к цели.
  
     Одной из проблем был крошечный круг людей, которые знали о существовании Иерихона, не говоря уже о деталях.
  
     Принцип необходимости знать может показаться придирчивым или даже навязчивым, но он работает по определенной причине. Все агентства чувствуют себя обязанными перед активом, работающим на них в ситуации очень высокого риска, независимо от того, насколько неблагородным может быть этот актив как человек. Тот факт, что Джерико явно был наемником, а не высокомерным идеологом, не имел значения. Тот факт, что он цинично предавал свою страну и ее правительство, не имел значения. Правительство Ирака в любом случае воспринималось как отвратительное, поэтому один мошенник играл роль предателя для другой группы.
  
     Дело было в том, что, помимо его очевидной ценности и того факта, что его информация вполне могла спасти жизни союзников на поле боя, Иерихон был ценным активом, и оба агентства, управлявшие им, держали само его существование в тайне только от узкого круга посвященных. Ни правительственным министрам, ни политикам, ни государственным служащим, ни солдатам не было официально сообщено о существовании Иерихона. Поэтому его продукт был замаскирован различными способами. Был придуман целый ряд легенд, чтобы объяснить, откуда исходит этот поток информации.
  
     Предполагалось, что военная диспозиция была обусловлена серией дезертирства иракских солдат с кувейтского театра военных действий, в том числе несуществующего майора, которого подробно допрашивали на секретном разведывательном объекте на Ближнем Востоке, но за пределами Саудовской Аравии.
  
     Научно-техническая информация, касающаяся оружия массового уничтожения, как говорили, была получена от иракского выпускника факультета естественных наук, который перешел на сторону британцев после учебы в Имперском колледже в Лондоне и влюбился в английскую девушку, а также в результате интенсивного повторного прохождения европейских технических специалистов, которые работали в Ираке между 1985и 1990.
  
     Политическая разведка была связана со смесью беженцев, хлынувших из Ирака, тайных радиосообщений из оккупированного Кувейта, а также с блестящей разведкой сигналов и электронной разведкой - sigint и elint - прослушиванием и воздушным наблюдением.
  
     Но как объяснить прямое сообщение о собственных словах Саддама, каким бы странным ни было их утверждение, сделанное на закрытой встрече в его собственном дворце, без допуска к агенту в высших кругах Багдада?
  
     Опасность такого признания была ужасающей. Во-первых, есть утечки. Все время происходят утечки. Утечка документов Кабинета министров, утечка меморандумов государственной службы и утечка межведомственных сообщений.
  
     Политики, насколько это касается тайного сообщества, являются худшими. Чтобы поверить в кошмары главных призраков, они разговаривают со своими женами, подругами, парнями, парикмахерами, водителями и барменами.
  
     Они даже конфиденциально разговаривают друг с другом с официантом, склонившимся над столом.
  
     Добавьте к этому тот факт, что в Вашингтоне и Лондоне есть ветераны прессы и других СМИ, чьи таланты в расследованиях заставляют ФБР и Скотланд-Ярд казаться медлительными в понимании, и возникает проблема с объяснением продукта Иерихона, не признав Иерихона.
  
     Наконец, в Лондоне все еще были сотни иракских студентов - некоторые, несомненно, агенты подразделения внешней разведки доктора Исмаила Убайди в Мухабарате - готовые сообщить обо всем, что они видели или слышали.
  
     Речь шла не просто о том, чтобы кто-то осудил Иерихон по имени; это было бы невозможно. Но один намек на то, что из Багдада поступила информация, которой не должно было быть, и контрразведывательная сеть Рахмани заработает в полную силу, чтобы обнаружить и изолировать источник. В лучшем случае, это может обеспечить будущее молчание Иерихона, когда он замолчит, чтобы защитить себя; в худшем случае, его захват.
  
     По мере того, как начался обратный отсчет до начала воздушной войны, два агентства повторно связались со всеми своими бывшими экспертами в области ядерной физики и попросили провести быструю переоценку уже предоставленной информации. Существовала ли, в конце концов, какая-либо мыслимая возможность того, что у Ирака может быть более мощная и быстрая установка для разделения изотопов, чем считалось ранее?
  
     В Америке снова были проведены консультации с экспертами из Сандиа, Лоуренса Ливермора и Лос-Аламоса, а в Великобритании - с экспертами из Харвелла и Олдермастона. Отдел Z в Ливерморе, люди, которые постоянно следят за распространением ядерного оружия в странах Третьего мира, подвергались особому давлению.
  
     Эксперты вернулись, довольно раздраженные, чтобы подтвердить свой совет. По их словам, даже при наихудшем сценарии - если предположить, что не один, а целых два каскада газодиффузионных центрифуг будут работать не один, а два года, - Ирак никак не мог иметь больше половины урана-235, необходимого для одного устройства средней мощности.
  
     Это оставило агентствам меню опций.
  
     Саддам ошибался, потому что ему лгали самому себе. Вывод: маловероятно. Ответственные заплатят своими жизнями за такое надругательство над Раисом.
  
     Саддам сказал это, но он лгал. Вывод: вполне осуществимо - поднять боевой дух среди его слабеющих и встревоженных сторонников. Но зачем ограничивать новости самыми закоренелыми фанатиками, которые не ослабевали и не испытывали опасений? Пропаганда, повышающая моральный дух, предназначена для масс и за рубежом.
  
     Без ответа.
  
     Саддам этого не говорил. Вывод: весь отчет был нагромождением лжи. Вторичный вывод: Джерико солгал, потому что он жаден до денег и думает, что с приближением войны его время скоро закончится. Он назначил цену в миллион долларов за свою информацию.
  
     Иерихон солгал, потому что он был разоблачен и раскрыл все. Вывод: тоже возможно, и этот вариант представлял ужасную личную опасность для человека в Багдаде, чтобы поддерживать связь.
  
     В этот момент ЦРУ решительно переместилось на водительское сиденье. Лэнгли, будучи казначеем, имел на это полное право.
  
     "Я сообщу тебе суть дела, Стив", - сказал Билл Стюарт Стиву Лэйнгу по защищенной линии связи из ЦРУ в Сенчури Хаус вечером 14 января. "Саддам неправ, или он лжет; Джерико неправ, или он лжет. Как бы то ни было, дядя Сэм не собирается переводить миллион долларов на счет в Вене за такую ерунду ".
  
     "В конце концов, не может быть, чтобы необдуманный вариант был правильным, Билл?"
  
     "Который из них это?"
  
     "Это сказал Саддам, и он прав".
  
     "Ни за что. Это трехкарточный трюк. Мы не собираемся это проглатывать. Смотрите, Иерихон был великолепен в течение девяти недель, даже несмотря на то, что теперь нам придется перепроверить то, что он дал нам. Половина уже доказана, и это хороший материал. Но он все испортил этим последним отчетом. Мы думаем, что это конец пути. Мы не знаем почему, но это мудрость с вершины горы ".
  
     "Создает нам проблемы, Билл".
  
     "Я знаю, приятель, и именно поэтому я звоню через несколько минут после окончания конференции с Директором.
  
     Либо Иерихон был взят и все рассказал команде головорезов, либо он поднялся и бежит. Но если он узнает, что мы не отправим ему никакого миллиона долларов, я думаю, он станет злым. В любом случае, это плохие новости для вашего человека там. Он хороший человек, верно?"
  
     "Самый лучший. Адские нервы".
  
     "Так вытащи его оттуда, Стив. Быстро".
  
     "Я думаю, это то, что нам придется сделать, Билл. Спасибо за подсказку. Жаль - это была хорошая операция ".
  
     "Лучший, пока это продолжалось".
  
     Стюарт повесил трубку. Лэйнг поднялся наверх, чтобы повидать сэра Колина. Решение было принято в течение часа.
  
     К часу завтрака утром 15 января в Саудовской Аравии каждый член экипажа - американец, британец, француз, итальянец, саудовец и кувейтец - знал, что они идут на войну. Они верили, что политики и дипломаты не смогли предотвратить это. В течение дня все авиационные подразделения были переведены в состояние боевой готовности.
  
     Нервные центры кампании были расположены в трех учреждениях в Эр-Рияде.
  
     На окраине военно-воздушной базы в Эр-Рияде была расположена коллекция огромных палаток с кондиционерами, известных из-за зеленого света, который проникал сквозь брезент, как Сарай. Это был первый фильтр для приливной волны фотографий воздушной разведки, которые поступали неделями и которые удвоятся и утроятся в последующие недели.
  
     Продукт the Barn - синтез наиболее важной фотографической информации, поступающей из стольких разведывательных вылетов, - прошел милю по дороге в штаб-квартиру Королевских ВВС Саудовской Аравии, большая часть которой была передана Центральным ВВС, или CENTAF.
  
     Гигантское здание из серого крапчатого бетона и стекла, построенное на сваях длиной в сто пятьдесят метров, штаб-квартира имеет подвал во всю длину, и именно здесь, на один уровень ниже земли, базировался CENTAF.
  
     Несмотря на размеры подвала, места все равно не хватало, поэтому автостоянка была забита множеством зеленых палаток и сборных зданий, где происходила дальнейшая интерпретация.
  
     В подвале находился центр всего этого, Объединенный центр обработки изображений, лабиринт взаимосвязанных комнат, в которых на протяжении всей войны работали двести пятьдесят аналитиков, американских и британских, из всех трех вооруженных сил и всех рангов. Это была Черная Дыра.
  
     Технически ответственным был командующий ВВС генерал Чак Хорнер, но, поскольку его часто вызывали в министерство обороны, расположенное в миле дальше по дороге, более привычным было присутствие его заместителя, генерала Бастера Глоссона.
  
     Специалисты по планированию воздушной войны в "Черной дыре" ежедневно и даже ежечасно консультировались с документом под названием "Базовый график целей", списком и картой всего в Ираке, на что был нанесен удар. Из этого они вывели ежедневную библию каждого командира авиации, офицера разведки эскадрильи, офицера оперативного планирования и летного состава на театре военных действий в Персидском заливе - Приказ о постановке воздушных задач.
  
     АТО каждого дня представляло собой чрезвычайно подробный документ, занимающий более ста страниц машинописного текста. На подготовку ушло три дня.
  
     Сначала было распределение - решение о процентном соотношении типов целей в Ираке, которые могут быть поражены за один день, и имеющихся самолетов, подходящих для такого удара.
  
     На второй день было проведено распределение - преобразование процентного соотношения иракских целей в фактические цифры и местоположения. Третий день был посвящен распределению - решению "кому что достанется". В процессе распределения могло быть решено, например, что это для британских "Торнадо", это для американских "Страйк Иглз", это для военно-морских "Томкэтс", это для "Фантомов", а это для B-52
  
     Стратофортрессы.
  
     Только после этого каждой эскадрилье и крылу будет отправлено меню на следующий день. После этого им предстояло сделать это - найти цель, разработать маршрут, связаться с заправщиками, спланировать направление удара, рассчитать второстепенные цели на случай отказа и проложить путь домой.
  
     Командир эскадрильи выбирал свои экипажи - во многих эскадрильях за один день было назначено несколько целей - и выбирал своих лидеров полетов и их ведомых. Офицеры по вооружению, одним из которых был Дон Уокер, выбирали боеприпасы - "железные" или "тупые" бомбы, которые представляют собой неуправляемые бомбы, бомбы с лазерным наведением, ракеты с лазерным наведением и так далее.
  
     В миле вниз по Олд-Аэропорт-роуд находилось третье здание. Министерство обороны Саудовской Аравии огромно: пять соединенных между собой основных зданий из мерцающего белого цемента, высотой в семь этажей, с рифлеными колоннами до четвертого.
  
     Именно на этом четвертом этаже генералу Норману Шварцкопфу выделили красивый номер, который он почти никогда не видел, часто устраиваясь на койке в подвале, где он мог находиться рядом со своим командным пунктом.
  
     В целом, министерство имеет четыреста метров в длину и сто футов в высоту, щедрость, которая принесла дивиденды во время войны в Персидском заливе, когда Эр-Рияду пришлось принять у себя так много неожиданных иностранцев.
  
     Под землей находятся еще два этажа помещений, расположенных по всей длине здания, и из четырехсот метров командованию Коалиции было выделено шестьдесят. Именно здесь генералы заседали на конклаве на протяжении всей войны, наблюдая на гигантской карте, как штабные офицеры указывали, что было сделано, что было упущено, что проявилось, что изменилось, и какова была реакция и диспозиция Ирака.
  
     Защищенный от палящего солнца в тот январский день, командир британской эскадрильи стоял перед настенной картой, на которой были указаны семьсот целей в Ираке, 240 основных и остальные второстепенные, и заметил:
  
     "Ну, примерно так",
  
     Увы, это было не то. Без ведома планировщиков, несмотря на все спутники и все технологии, чистая человеческая изобретательность в форме камуфляжа и маскировки обманула их.
  
     В сотнях огневых точек по всему Ираку и Кувейту иракские танки сидели и размышляли под своей сеткой, хорошо прицеливаясь союзниками из-за содержания в них металла, обнаруживаемого верхними радарами. Во многих случаях они были сделаны из спичечного картона, фанеры и жести, а бочки с железным ломом внутри давали соответствующий металлический отклик датчикам. На множестве старых шасси грузовиков теперь установлены копии пусковых труб для ракет "Скад". Все эти мобильные "пусковые установки" будут торжественно взорваны союзниками.
  
     Но что более серьезно, семьдесят основных целей, связанных с оружием массового уничтожения, не были обнаружены, потому что они были глубоко спрятаны или хитро замаскированы под что-то другое. Только позже планировщики будут ломать голову над тем, как иракцам удалось восстановить целые разрушенные подразделения с такой невероятной скоростью; только позже инспекторы Организации Объединенных Наций обнаружат завод за заводом и склад за складом, которые уцелели, и уйдут, зная, что под землей еще больше погребенных.
  
     Но в тот жаркий день 1990 года никто этого не знал. Что знали молодые люди, летевшие из Табука на западе в Бахрейн на востоке и далее в сверхсекретный Хамис Мушаит на юге, так это то, что через сорок часов они отправятся на войну, и некоторые из них не вернутся.
  
     В последний полный день перед началом заключительных брифингов большинство из них написали домой. Некоторые грызли свои карандаши и не знали, что сказать. Другие думали о своих женах и детях и плакали, когда писали; руки, привыкшие управлять многими тоннами смертоносного металла, пытались подобрать неадекватные слова, чтобы выразить то, что они чувствовали; влюбленные пытались выразить то, что они должны были сказать шепотом раньше, отцы убеждали своих сыновей позаботиться о своих матерях, если случится худшее.
  
     Капитан Дон Уокер услышал эту новость вместе со всеми другими пилотами и экипажем ракетчиков 336-го TFS в кратком сообщении от командира крыла в Аль-Харзе. Было незадолго до девяти утра, и солнце уже обрушивалось на пустыню, как кувалда на ожидающую наковальню.
  
     Не было ни одного обычного подшучивания, когда мужчины выходили из палаточного зала для брифингов, каждый погрузился в свои личные мысли. У каждого из них эти мысли были примерно одинаковыми: последняя попытка избежать войны была предпринята и провалилась; политики и дипломаты мотались с конференции на конференцию, позировали и декламировали, убеждали, запугивали, умоляли, угрожали и уговаривали, чтобы избежать войны - и потерпели неудачу.
  
     Так, по крайней мере, они верили, те молодые люди, которые только что узнали, что разговор, наконец, окончен, не понимая, что они в течение нескольких месяцев были предназначены для этого дня.
  
     Уокер наблюдал, как командир эскадрильи Стив Тернер заковылял к своей палатке, чтобы написать то, что, как он искренне верил, могло стать его последним письмом Бетти Джейн в Голдсборо, Северная Каролина. Рэнди Робертс коротко перебросился несколькими словами с Бумером Генри, затем они расстались и ушли.
  
     Молодой житель Оклахомы посмотрел на бледно-голубой небесный свод, где он мечтал оказаться с тех пор, как был маленьким мальчиком в Талсе, и где он скоро может умереть на этом тридцатом году, и повернул свои шаги к периметру. Как и другие, он хотел побыть один.
  
     На базе в Аль-Харзе не было забора, только охряное море песка, сланца и гравия, простиравшееся до горизонта и за ним до следующего и следующего. Уокер миновал ангары-раскладушки, сгруппированные вокруг бетонной площадки, где механики к тому времени работали над своими подопечными, а начальники экипажей проходили между каждой командой, совещаясь и проверяя, чтобы убедиться, что, когда каждый из их детей, наконец, отправится на войну, они станут машинами настолько совершенными, насколько может сделать рука человекаони.
  
     Уокер заметил среди них своего собственного Орла и, как всегда, испытал благоговейный трепет, когда рассматривал F-15E
  
     издалека своим видом тихой угрозы. Он молча притаился среди кишащего роя мужчин и женщин в комбинезонах, которые ползали по всему его мощному телу, невосприимчивый к любви или похоти, ненависти или страху, терпеливо ожидая момента, когда он, наконец, сделает то, для чего он был разработан много лет назад на чертежной доске - принесет пламя исмерть людям, которых президент Соединенных Штатов назвал своей целью. Уокер позавидовал своему Орлу; при всей его бесчисленной сложности, он ничего не мог чувствовать, он никогда не мог бояться.
  
     Он оставил город холста позади и пошел по равнине сланца, его глаза были затенены козырьком бейсбольной кепки и авиаторскими очками, едва ощущая солнечный жар на своих плечах.
  
     В течение восьми лет он летал на самолетах своей страны и делал это потому, что любил их. Но он никогда по-настоящему, по-настоящему не рассматривал перспективу того, что он может умереть в бою. Часть каждого боевого пилота мечтает испытать свое мастерство, свои нервы и превосходство своего самолета против другого человека в реальном, а не фиктивном соревновании. Но другая часть всегда предполагает, что этого никогда не произойдет. На самом деле дело никогда не дойдет до убийства сыновей других матерей или до того, чтобы быть убитым ими.
  
     В то утро, как и все остальные, он наконец понял, что дело действительно дошло до этого: что все эти годы учебы и тренировок наконец привели к этому дню и этому месту; что через сорок часов он снова поднимет своего Орла в небо, и что на этот раз он может не прийтиназад.
  
     Как и другие, он думал о доме. Будучи единственным ребенком и одиноким мужчиной, он думал о своих матери и отце. Он вспомнил все времена и места своего детства в Талсе, то, что он и его родители делали вместе во дворе за домом, день, когда ему дали его первую бейсбольную перчатку, и он заставил своего отца подавать ему до захода солнца.
  
     Его мысли вернулись к каникулам, которые они провели вместе, прежде чем он уехал из дома, чтобы поступить в колледж, а затем в Военно-воздушные силы. Лучше всего он помнил тот случай, когда отец взял его на рыбалку только для мужчин на Аляску летом, когда ему было двенадцать.
  
     Тогда Рэй Уокер был почти на двадцать лет моложе, стройнее и выносливее, сильнее своего сына, прежде чем годы обратили разницу вспять. Они взяли каяк с гидом и другими отдыхающими и плавали по ледяным водам залива Глейшер, наблюдали за черными медведями, собирающими ягоды на горных склонах, за тюленями, греющимися на последних оставшихся льдинах августа, и за солнцем, восходящим над ледником Менденхолл за Джуно. Вместе они вытащили двух семидесятифунтовых монстров из Палтусовой ямы и вытащили глубоководного королевского лосося из канала у Ситки.
  
     Теперь он обнаружил, что идет по морю раскаленного песка в стране, далекой от дома, и слезы текут по его лицу, не вытираясь, высыхая на солнце. Если он умрет, он никогда не женится и не будет иметь собственных детей.
  
     Дважды он чуть не сделал предложение; один раз девушке в колледже, но это было, когда он был очень молод и увлечен, во второй раз более зрелой женщине, которую он встретил за пределами базы возле Макконнелла, которая дала ему понять, что никогда не сможет стать женой реактивного жокея.
  
     Теперь он хотел, как никогда раньше, иметь своих собственных детей; он хотел женщину, к которой можно было бы приходить домой в конце дня, и дочь, которую можно было бы уложить в кроватку со сказкой на ночь, и сына, которого можно было бы научить ловить вращающийся футбольный мяч, чтобыотбивать и подавать, ходить пешком и ловить рыбу, так, как учил его отец. Более того, он хотел вернуться в Талсу и снова обнять свою мать, которая так сильно переживала из-за того, что он сделал, и храбро притворялась, что нет. ...
  
     Молодой пилот наконец вернулся на базу, сел за шаткий стол в своей общей палатке и попытался написать письмо домой. Он не был хорошим автором писем. Слова дались нелегко. Обычно он описывал то, что недавно произошло в эскадрилье, его друзей, состояние погоды. Это было по-другому.
  
     Он написал две страницы своим родителям, как и многие сыновья в тот день. Он пытался объяснить, что происходит в его голове, что было нелегко.
  
     Он рассказал им о новостях, которые были объявлены тем утром, и что это означало, и он попросил их не беспокоиться о нем. Он прошел лучшую подготовку в мире и летал на лучшем истребителе в мире для лучших военно-воздушных сил в мире.
  
     Он написал, что сожалеет обо всех тех случаях, когда он причинял боль, и он поблагодарил их за все, что они делали для него на протяжении многих лет, с первого дня, когда им пришлось вытирать ему задницу, до того момента, когда они пришли, чтобы присутствовать, когда генерал приколол желанные крылья летчикана его груди.
  
     Через сорок часов, объяснил он, он снова оторвет своего Орла от взлетно-посадочной полосы, но на этот раз все будет по-другому. На этот раз, впервые, он будет стремиться убить других людей, а они будут стремиться убить его.
  
     Он не увидел бы их лиц и не почувствовал бы их страха, как и они не узнали бы его, потому что это не путь современной войны. Но если они преуспеют, а он потерпит неудачу, он хотел, чтобы его родители знали, как сильно он их любил, и он надеялся, что был хорошим сыном.
  
     Закончив, он запечатал свое письмо. Многие другие письма были запечатаны в тот же день по всей длине и ширине Саудовской Аравии. Затем их забрала военная почтовая служба, и они были доставлены в Трентон, Талсу, Лондон, Руан и Рим.
  
     В ту ночь Майк Мартин получил очередную порцию от своих контролеров в Эр-Рияде. Когда он прокрутил пленку назад, на ней говорил Саймон Паксман. Это было не длинное послание, но оно было ясным и по существу.
  
     В своем предыдущем послании Иерихон был неправ, полностью и совершенно неправ. Каждая научная проверка доказывала, что он никак не мог быть прав.
  
     Он был неправ либо намеренно, либо непреднамеренно. В первом случае он, должно быть, обратился, привлеченный жаждой денег, или был обращен. Во втором случае он был бы огорчен, потому что ЦРУ категорически отказалось платить ему еще один доллар за такой продукт.
  
     Если это так, то не было другого выбора, кроме как верить либо в то, что при содействии Иерихона вся операция была раскрыта иракской контрразведке, которая теперь в руках "вашего друга Хасана Рахмани"; или в то, что это скоро произойдет, если Иерихон захочет отомстить, отправив Рахмани анонимную наводку.
  
     Теперь следует предположить, что все шесть ящиков для мертвых писем скомпрометированы. Ни при каких обстоятельствах к ним нельзя было приближаться. Мартин должен самостоятельно подготовиться к побегу из Ирака при первой же безопасной возможности, возможно, под покровом хаоса, который наступит через двадцать четыре часа. Конец сообщения.
  
     Мартин обдумывал это остаток ночи. Он не был удивлен, что Запад не поверил Иерихону. То, что выплаты наемнику теперь должны были прекратиться, было ударом. Этот человек только сообщил о содержании конференции, на которой выступал Саддам. Итак, Саддам солгал - в этом нет ничего нового. Что еще оставалось делать Иерихону - игнорировать это? Это была наглость человека, попросившего миллион долларов, который сделал это.
  
     Помимо этого, логика Паксмана была безупречной. В течение четырех дней, может быть, пяти, Иерихон проверил бы и не нашел бы больше денег. Он становился злым, обиженным. Если бы он сам не был сбит с ног и не оказался в руках Мучителя Омара Хатиба, он вполне мог бы отреагировать анонимным сообщением.
  
     И все же было бы глупо со стороны Иерихона делать это. Если Мартина поймают и сломают - а он не был уверен, сколько боли он может вынести от рук Хатиба и его профессионалов в Спортзале - его собственная информация может указать пальцем на Иерихона, кем бы он ни был.
  
     Тем не менее, люди совершают глупые поступки. Паксман был прав, за сбросами может быть наблюдение.
  
     Что касается побега из Багдада, это было легче сказать, чем сделать. Из сплетен на рынках Мартин слышал, что дороги из города были запружены патрулями АМАМ и Военной полиции, которые искали дезертиров и уклонистов. Его собственное письмо от советского дипломата Куликова уполномочивало его только служить этому человеку в качестве садовника в Багдаде. Трудно объяснить патрульному контрольно-пропускному пункту, что он делал, направляясь на запад в пустыню, где был похоронен его мотоцикл.
  
     В итоге он решил на некоторое время остаться в советской резиденции. Вероятно, это было самое безопасное место в Багдаде.
  
  
     Глава 15
  
     Крайний срок для Саддама Хусейна покинуть Кувейт истек в полночь 15 января. В тысячах комнат, хижин, палаток и домиков по всей Саудовской Аравии, а также в Красном море и Персидском заливе люди посмотрели на свои часы, а затем друг на друга. Сказать было очень мало.
  
     Двумя этажами ниже Министерства обороны Саудовской Аравии, за стальными дверями, которые защитили бы любое банковское хранилище в мире, было почти ощущение разочарования. После всей этой работы, всего этого планирования больше нечего было делать - в течение пары часов. Теперь дело дошло до молодых людей. У них были свои задачи, и они выполняли их в кромешной тьме высоко над головами генералов.
  
     В 2:15 утра генерал Шварцкопф вошел в военный зал. Все встали. Он прочитал вслух послание к войскам, капеллан прочитал молитву, и главнокомандующий сказал: "Хорошо, давайте приступим к работе".
  
     Далеко в пустыне люди уже работали. Первыми границу пересекли не военные самолеты, а восемь вертолетов Apache, принадлежащих 101-й воздушно-десантной дивизии армии. Их задача была ограниченной, но важной.
  
     К северу от границы, но недалеко от Багдада, находились две мощные иракские радиолокационные базы, чьи тарелки контролировали все небо от залива на востоке до западной пустыни.
  
     Вертолеты были выбраны, несмотря на их низкую скорость по сравнению со сверхзвуковыми реактивными истребителями, по двум причинам. Скользя по пустыне, они могли скрыться от радаров и незаметно приблизиться к базам; кроме того, командиры хотели получить подтверждение от людей, что базы действительно разрушены, и с близкого расстояния. Только чопперы могли дать это. Это стоило бы многих жизней, если бы эти радары продолжали функционировать.
  
     Апачи сделали все, что было предложено. Их все еще не заметили, когда они открыли огонь. У всей их команды были шлемы ночного видения, которые выглядят так, как будто у них спереди торчат короткие бинокли. Они дают пилоту полное ночное зрение, так что в полной темноте невооруженным глазом он может видеть все, как если бы оно было освещено яркой луной.
  
     Сначала они разрушили электрические генераторы, которые питали радары, затем средства связи, с помощью которых об их присутствии можно было сообщать на ракетные полигоны дальше вглубь страны; наконец, они взорвали тарелки радаров.
  
     Менее чем за две минуты они выпустили двадцать семь ракет с лазерным наведением "Хеллфайр", сто 70-миллиметровых.
  
     ракеты и четыре тысячи выстрелов из мощных пушек. От обоих радиолокационных станций остались тлеющие руины.
  
     Миссия пробила огромную брешь в системе ПВО Ирака, и через эту дыру хлынули остатки ночной атаки.
  
     Те, кто видел план воздушной войны генерала Чака Хорнера, позже предположили, что он, вероятно, был одним из самых блестящих, когда-либо созданных. Он содержал хирургическую, пошаговую точность и достаточную гибкость, чтобы справиться с любой непредвиденной ситуацией, которая требовала изменения.
  
     Первый этап был совершенно ясен в своих целях и привел к трем другим этапам. Он должен был уничтожить все системы ПВО Ирака и превратить превосходство союзников в воздухе, с которого они начали, в господство в воздухе. Для того, чтобы остальные три этапа были успешными в установленный самими собой тридцатипятидневный срок, самолеты союзников должны были беспрепятственно пользоваться воздушным пространством Ирака.
  
     В подавлении противовоздушной обороны Ирака ключевым фактором был радар. В современной войне радар является самым важным и наиболее часто используемым инструментом, несмотря на великолепие всех остальных в арсенале.
  
     Радар обнаруживает приближающиеся военные самолеты; радар направляет ваши собственные истребители на перехват; радар направляет зенитные ракеты; и радар наводит оружие.
  
     Уничтожение радара делает врага слепым, как боксер-тяжеловес на ринге без глаз. Он может быть все еще большим и сильным, он может нанести страшный удар, но его враг может обойти незрячего Самсона, нанося удары и нанося удары по беспомощному гиганту, пока не будет достигнут предрешенный результат.
  
     С огромной дырой, пробитой в переднем радиолокационном прикрытии Ирака, "Торнадо" и "Иглз", F-111
  
     "Трубкозубы" и F-4G "Уайлд Уизел" прорвались через брешь, направляясь к радиолокационным станциям дальше вглубь страны, направляясь к ракетным базам, управляемым этими радарами, целясь в командные центры, где сидели иракские генералы, и уничтожая посты связи, через которые генералы пытались связаться со своими отдаленными подразделениями.
  
     В ту ночь с линкоров "Висконсин" и "Миссури" и крейсера "Сан-Хасинто" в Персидском заливе было выпущено пятьдесят две крылатые ракеты "Томагавк". Руководствуясь комбинацией компьютеризированного банка памяти и телевизионной носовой камеры, "Томагавки" обнимают контуры ландшафта, отклоняясь по предопределенным курсам туда, куда они должны идти. Находясь в этом районе, они "видят" цель, сравнивают ее с той, что сохранилась в их памяти, определяют точное здание и дом.
  
     Дикая Ласка - это версия Фантома, но специализирующаяся на уничтожении радаров. Он несет ХАРМс, высокоскоростные противорадиационные ракеты. Когда радарная тарелка загорается или "загорается", она излучает электромагнитные волны, в том числе инфракрасные. С этим ничего не поделаешь. Задача HARM - обнаружить эти волны с помощью своих датчиков и попасть прямо в сердце радара, прежде чем взорваться.
  
     Возможно, самым странным из всех боевых самолетов, проскользнувших в небе на север в ту ночь, был F-117A, известный как истребитель-невидимка. Полностью черный, созданный в такой форме, что его многочисленные углы отражают большую часть направленных на него радиолокационных волн, а остальные поглощают в собственном теле, стелс-истребитель отказывается отражать враждебные радиолокационные волны обратно в приемник и тем самым выдавать свое существование врагу.
  
     Таким образом, невидимые, американские F-117A в ту ночь просто незаметно проскользнули сквозь экраны иракских радаров, чтобы сбросить свои двухтысячефунтовые бомбы с лазерным наведением точно на тридцать четыре цели, связанные с национальной системой противовоздушной обороны. Тринадцать из этих целей были в Багдаде и его окрестностях.
  
     Когда бомбы упали, иракцы вслепую выстрелили вверх, но ничего не увидели и промахнулись. По-арабски Крадущихся называли шабах; это означает "призрак".
  
     Они прибыли с секретной базы Хамис Мушаит глубоко на юге Саудовской Аравии, куда их перевели из их столь же секретного дома в Тонопе, штат Невада. В то время как менее удачливым американским летчикам приходилось жить в палатках, Хамис Мушаит был построен в нескольких милях от чего бы то ни было, но с надежными укрытиями для самолетов и кондиционируемыми помещениями, именно поэтому там были размещены ценные Стелсы.
  
     Из-за того, что они летали так далеко, их полеты были одними из самых продолжительных за всю войну, до шести часов от взлета до посадки, и все это в напряжении. Они пробрались незамеченными через одни из самых мощных систем противовоздушной обороны в мире - системы Багдада - и ни одна из них не была затронута ни в ту, ни в любую другую ночь.
  
     Когда они сделали то, зачем пришли, они снова ускользнули, плавая, как скаты в спокойном море, и вернулись в Хамис Мушаит.
  
     Самая опасная работа этой ночи досталась британским Торнадо. Их задачей тогда и на следующую неделю, пока она не была прекращена, был "отказ от аэродрома", используя свои большие, тяжелые бомбы JP-233, разрушающие взлетно-посадочную полосу.
  
     Их проблема была двоякой. Иракцы построили свои военные аэродромы, чтобы они были абсолютно огромными. Таллил был в четыре раза больше Хитроу, с шестнадцатью взлетно-посадочными полосами и маршрутными такси, которые также можно было использовать для взлета и посадки. Уничтожить все это было просто невозможно.
  
     Вторая проблема заключалась в высоте и скорости. JP-233 должны были запускаться с Торнадо в стабилизированном прямом и горизонтальном полете. Даже после запуска бомбы у "Торнадо" не было другого выбора, кроме как пролететь над целью. Даже если радары были выведены из строя, артиллеристы - нет; зенитная артиллерия, известная как triple-A, накатывала на них волнами, когда они приближались, так что один пилот описал эти миссии как
  
     "полет сквозь трубы из расплавленной стали".
  
     Американцы отказались от испытаний бомбы JP-233, посчитав ее убийцей пилотов. Они были правы.
  
     Но экипажи Королевских ВВС продолжали наступление, теряя самолеты и экипажи, пока их не отозвали и не дали другие обязанности.
  
     Сбрасыватели бомб были не единственными самолетами, поднявшимися в воздух в ту ночь. За ними и с ними летел необычайный набор резервных служб.
  
     Истребители превосходства в воздухе прикрывали ударные бомбардировщики и над ними. Иракские наземные диспетчеры"
  
     инструкции их собственным пилотам - тем немногим, кому удалось взлететь в ту ночь, - были заблокированы американскими "Воронами" ВВС и аналогичными "Бродягами" ВМС. Иракские пилоты в воздухе не получили ни устных инструкций, ни радиолокационного наведения. Большинство, мудро, сразу вернулись домой.
  
     К югу от границы кружили шестьдесят танкеров: американские KC-135 и KC-10, КА-6D ВМС США и британские Victors и VC-10. Их работа заключалась в том, чтобы принимать военные самолеты, прибывающие из Саудовской Аравии, заправлять их для выполнения миссии, а затем встречать их на обратном пути, чтобы дать им больше топлива для возвращения домой. Это может показаться рутиной, но на самом деле делать это в кромешной темноте было описано одним летчиком как "пытаться засунуть спагетти в задницу дикой кошки".
  
     А над заливом, где они находились в течение пяти месяцев, E-2 Hawkeyes ВМС США и E-3 Sentry AWACS ВВС США кружили вокруг и вокруг, их радары фиксировали каждый дружественный и каждый вражеский самолет в небе, предупреждая, давая советы, направляя и наблюдая.
  
     К рассвету радары Ирака были в основном разгромлены, его ракетные базы ослеплены, а его основные командные центры разрушены. Для завершения работы потребуется еще четыре дня и ночи, но господство в воздухе уже было на виду. Позже появятся электростанции, телекоммуникационные вышки, телефонные станции, ретрансляционные станции, укрытия для самолетов, диспетчерские вышки и все те известные объекты для производства и хранения оружия массового уничтожения.
  
     Еще позже последовала бы систематическая "деградация" боеспособности иракской армии к югу и юго-западу от кувейтской границы до уровня менее пятидесяти процентов - условие, на котором настаивал генерал Шварцкопф, прежде чем он атаковал наземными войсками.
  
     Два неизвестных тогда фактора позже приведут к изменениям в ходе войны. Одним из них было решение Ирака обрушить шквал ракет "Скад" на Израиль; другой был вызван актом явного разочарования со стороны капитана Дона Уокера из 336-й эскадрильи тактических истребителей.
  
     Рассвет наступил утром 17 января над Багдадом, который был очень сильно потрясен.
  
     Обычные граждане не сомкнули глаз с трех часов утра, и когда наступил рассвет, некоторые из них отважились с любопытством взглянуть на развалины десятков крупных объектов по всему городу. То, что они пережили ночь, казалось многим чудом, потому что они были простыми людьми, которые не понимали, что двадцать дымящихся куч щебня были тщательно отобраны и нанесены с такой точностью, что граждане не подвергались смертельной опасности.
  
     Но настоящее чувство шока было среди иерархов. Саддам Хусейн покинул Президентский дворец и поселился в своем необычном многоэтажном бункере позади и под отелем "Рашид", который все еще был полон выходцев с Запада, в основном из средств массовой информации.
  
     Бункер был построен годами ранее внутри огромного кратера, вырытого землеройщиками, в основном по шведской технологии. Меры безопасности были настолько изощренными, что на самом деле это была коробка в коробке, а под и вокруг внутренней коробки были пружины такой силы, чтобы защитить жителей от ядерной бомбы, уменьшая ударные волны, которые сравняли бы город с землей, превратив его в небольшую дрожь внизу.
  
     Хотя доступ осуществлялся по пандусу с гидравлическим приводом, установленному на пустыре позади отеля, основное сооружение находилось под Рашидом, который намеренно был построен на земле выше, как особое место отдыха для жителей Запада в Багдаде. Любой враг, желающий попытаться провести бомбардировку бункера с глубоким проникновением, должен был бы сначала уничтожить Рашида.
  
     Как бы они ни старались, подхалимам, окружавшим Rais, было трудно скрыть ночные бедствия. Постепенно уровень катастрофы проник во все их умы.
  
     Все они рассчитывали на массированную бомбардировку города, в результате которой были бы разрушены жилые кварталы и погибли тысячи ни в чем не повинных мирных жителей. Затем эта бойня будет показана средствам массовой информации, которые снимут все это на пленку и покажут измученным зрителям дома. Так начнется глобальная волна отвращения к президенту Бушу и Соединенным Штатам, кульминацией которой станет чрезвычайная сессия ООН
  
     Совет Безопасности и вето Китая и России против дальнейшей резни.
  
     К полудню стало ясно, что Сыны Собак из-за Атлантики не были услужливыми. Насколько было известно иракским генералам, бомбы упали примерно туда, куда были нацелены, но и только.
  
     Поскольку все крупные военные объекты в Багдаде намеренно располагались в густонаселенных жилых районах, избежать массовых жертв среди гражданского населения было невозможно. Тем не менее, в то время как экскурсия по городу показала, что двадцать командных пунктов, ракетных площадок, радарных баз и центров связи превратились в руины, те, кто не находился в целевых зданиях, пострадали немногим больше, чем разбитые окна, и даже сейчас смотрели на беспорядок.
  
     Властям пришлось довольствоваться выдумкой числа погибших среди гражданского населения и утверждениями, что американские самолеты были сбиты с неба, как осенние листья. Большинство иракцев, одурманенных годами пропаганды, поверили этим первым сообщениям - на какое-то время.
  
     Генералы, отвечающие за противовоздушную оборону, знали лучше. К полудню им стало ясно, что они потеряли почти все свои возможности радиолокационного предупреждения, что их ЗРК - ракеты класса "земля-воздух" - были слепы, и что связь с удаленными подразделениями была практически прервана. Хуже того, операторы радаров, которые выжили, продолжали настаивать на том, что ущерб был нанесен бомбардировщиками, которые просто не появлялись на их экранах. Лжецы были немедленно арестованы.
  
     Некоторые жертвы среди гражданского населения действительно имели место. По крайней мере, две крылатые ракеты "Томагавк", чьи хвостовые части были повреждены обычным огнем "трипл-А", а не ЗРК, не попали в цель. Один из них разрушил два дома и сдул черепицу с мечети, возмущение, которое было продемонстрировано пресс-службе во второй половине дня.
  
     Другой упал на пустырь и образовал большой кратер. Ближе к вечеру на дне его было найдено тело женщины, сильно разбитое ударом, который, по-видимому, убил ее.
  
     Бомбардировки продолжались в течение всего дня, так что бригады скорой помощи не были готовы сделать ничего большего, чем поспешно завернуть труп в одеяло, отвезти его в морг ближайшей больницы и оставить там. Больница оказалась рядом с крупным командным центром ВВС, который был разрушен, и все койки были заняты военнослужащими, ранеными во время нападения. Несколько десятков тел были доставлены в один и тот же морг, все они погибли от взрывов бомб. Кулак женщины был лишь одним из них.
  
     С его ресурсами на пределе, патологоанатом работал быстро и скрупулезно. Идентификация и причина смерти были его главными приоритетами, и у него не было времени на досужий осмотр. По всему городу были слышны взрывы новых бомб, и ответный огонь не прекращался. Он не сомневался, что вечер и ночь принесут ему еще больше тел.
  
     Что удивило доктора, так это то, что все его мертвые тела были обслуживающим персоналом, кроме женщины. На вид ей было около тридцати, и когда-то она была миловидной. Бетонная пыль, прилипшая к ее разбитому лицу, в сочетании с местом, где ее нашли, не давали никаких других объяснений, кроме того, что она убегала, когда ракета попала в пустырь и убила ее. Тело было помечено таким образом, а затем завернуто для захоронения.
  
     Ее сумочка была найдена рядом с телом, и в ней были пудреница, губная помада и ее удостоверения личности. Установив, что некая Лейла Аль-Хилла, несомненно, была гражданской жертвой взрыва бомбы, обеспокоенный патологоанатом приказал увезти ее для поспешного захоронения.
  
     Более тщательное вскрытие, на которое у него не было времени, которое было проведено 17 января, показало бы, что женщину неоднократно и жестоко насиловали, а затем систематически избивали до смерти. Сброс в кратер произошел несколькими часами позже.
  
     Генерал Абдулла Кадири покинул свой роскошный офис в Министерстве обороны двумя днями ранее.
  
     Не было никакого смысла оставаться, чтобы быть разорванным на куски американской бомбой, и он был уверен, что Министерство будет поражено и уничтожено до того, как воздушная война начнется много дней назад. Он был прав.
  
     Он обосновался на своей вилле, которая, как он был уверен, была достаточно анонимной, хотя и роскошной, чтобы ее не было ни на одной американской карте целей. И в этом он был прав.
  
     Вилла уже давно была оборудована собственной коммуникационной комнатой, которую теперь обслуживали сотрудники Министерства. Все его коммуникации с различными командными пунктами бронетанкового корпуса вокруг Багдада осуществлялись по проложенному волоконно-оптическому кабелю, который также был вне досягаемости бомбардировщиков.
  
     Только с дальними подразделениями приходилось связываться по радио с угрозой перехвата - плюс, конечно, с теми, кто находился в Кувейте.
  
     Его проблема, когда темнота опустилась на Багдад той ночью, заключалась не в том, как связаться с командирами его бронетанковых корпусов или какие приказы им отдать. Они не могли участвовать в воздушной войне, им было поручено как можно шире рассредоточить свои танки среди рядов манекенов или спрятать их в подземных бункерах и ждать.
  
     Его проблемой, скорее, была его личная безопасность, и он боялся не американцев.
  
     Двумя ночами ранее, поднявшись с постели с лопнувшим мочевым пузырем, как обычно, мутный от арака, он, спотыкаясь, побрел в ванную. Обнаружив, что дверь, как он и думал, застряла, он сильно толкнул ее. Двести фунтов веса его тела сорвали внутренний засов с винтов, и дверь распахнулась.
  
     Возможно, он и был тупицей, но Абдулла Кадири не пришел с глухой улицы близ Тикрита, чтобы командовать всеми иракскими танками за пределами Республиканской гвардии, не поднялся по скользкой лестнице внутренней вражды в партии БААС и не получил надежного места в Совете революционного командования без достаточных запасов звериной хитрости.
  
     Он молча смотрел на свою любовницу, сидящую, завернутую в халат, на сиденье унитаза, ее бумага поддерживалась задней стороной коробки из-под салфеток, ее рот округлился от ужаса и удивления, ее ручка все еще застыла в воздухе. Затем он рывком поднял ее на ноги и ударил в челюсть.
  
     Когда она пришла в себя от выплеснутого на лицо кувшина воды, у него было время прочитать отчет, который она готовила, и вызвать верного Кемаля из его квартиры через двор. Это был Кемаль, который отвел шлюху в подвал.
  
     Кадири читала и перечитывала отчет, который она почти закончила. Если бы это касалось его личных привычек и предпочтений, рычага для будущего шантажа, он бы отмахнулся от этого и просто убил ее. В любом случае, никакой шантаж никогда бы не сработал. Он знал, что личная низость некоторых из окружения Раиса была больше, чем его собственная. Он также знал, что Раисам было все равно.
  
     Это было хуже. Очевидно, он говорил о том, что происходило в правительстве и армии. То, что она шпионила, было очевидно. Ему нужно было знать, как долго и что она уже сообщила, но больше всего, для кого.
  
     Кемаль сначала получил долгожданные удовольствия, с разрешения своего хозяина. Ни один человек не будет жаждать того, что останется, когда Кемаль закончит допрос. Это заняло несколько часов. Кадири знала, что Кемаль получил все это - по крайней мере, все, что знала куртизанка.
  
     После этого Кемаль продолжал развлекаться, пока она не умерла.
  
     Кадири была убеждена, что она не знала настоящей личности человека, который завербовал и заставил ее шпионить за ним, но картина должна была соответствовать Хасану Рахмани.
  
     Описание обмена информацией против денег в исповеди Святого Иосифа показало, что этот человек был профессионалом, и Рахмани, безусловно, был им.
  
     То, что за ним нужно следить, не беспокоило Кадири. За всеми, кто был вокруг Раи, наблюдали; на самом деле, они наблюдали друг за другом. Правила Rais были просты и понятны. За каждой фигурой высокого ранга следили и докладывали о трех его коллегах. Обвинение в предательстве может и, вероятно, приведет к разорению. Таким образом, немногие заговоры могут зайти очень далеко. Один из тех, кому доверяли, сообщал об этом, и это доходило до ушей Раи.
  
     Чтобы усложнить ситуацию, каждого члена окружения время от времени провоцировали, чтобы посмотреть, какой будет его реакция. Коллега, проинструктированный об этом, отвел бы своего друга в сторону и предложил бы измену.
  
     Если друг соглашался, ему конец. Если он не сообщит о предлагающем, ему конец. Так что любой подход мог быть провокацией - было просто слишком небезопасно предполагать иное. Таким образом, каждый сообщал о других.
  
     Но это было по-другому. Рахмани был главой контрразведки. Проявил ли он инициативу самостоятельно, и если да, то почему? Была ли эта операция с ведома и одобрения самого Раиса, и если да, то почему?
  
     Что он сказал? генерал задумался. Вещи нескромные, без сомнения. Но предательский?
  
     Тело оставалось в подвале, пока не упали бомбы, затем Кемаль нашел кратер на пустыре, чтобы сбросить его. Генерал настоял, чтобы сумочку положили рядом. Пусть этот ублюдок Рахмани узнает, что случилось с его шлюхой.
  
     Когда миновала полночь, генерал Абдулла Кадири в одиночестве потел, добавляя несколько капель воды в свой десятый стакан арака. Если бы Рахмани был один, он прикончил бы ублюдка. Но как он мог знать, как высоко по лестнице ему не доверяли? Отныне ему придется быть осторожным, осторожнее, чем когда-либо прежде. Эти ночные поездки в город закончатся. В любом случае, с началом воздушной войны пришло время прекратить.
  
     Саймон Паксман снова прилетел в Лондон. Не было смысла оставаться в Эр-Рияде. ЦРУ твердо установило контакт с Иерихоном, хотя невидимый отступник в Багдаде еще не знал об этом, и Майк Мартин был заперт в каюте, пока не смог сбежать в пустыню и найти безопасный путь через границу.
  
     Позже Паксман мог поклясться, положа руку на сердце, что встреча вечером восемнадцатого с доктором Терри Мартином была настоящим совпадением. Он знал, что Мартин живет в Бейсуотере, как и он сам, но это большой район со множеством магазинов.
  
     Поскольку его жена находилась у постели больной матери, а его собственное возвращение было непредвиденным, Паксман вернулся домой в пустую квартиру и пустой холодильник, поэтому он отправился за покупками в открытый допоздна супермаркет на Уэстборн-Гроув.
  
     Тележка Терри Мартина чуть не врезалась в его собственную, когда он выезжал из-за угла магазинов "Паста" и "Корм для домашних животных".
  
     Оба мужчины были поражены.
  
     "Мне позволено узнать тебя?" - спросил Мартин со смущенной улыбкой.
  
     В то время в том проходе больше никого не было.
  
     "Почему бы и нет?" - сказал Паксман. "Я всего лишь скромный государственный служащий, который ходит по магазинам за ужином".
  
     Они вместе закончили свои покупки и договорились перекусить в индийском ресторане, а не готовить дома в одиночку. Хилари, казалось, тоже была в отъезде.
  
     Паксман, конечно, не должен был этого делать. Он никогда не должен был чувствовать себя неловко из-за того, что старший брат Терри Мартина оказался в ситуации ужасающей опасности и что он вместе с другими отправил его в это. Его не должно было беспокоить, что доверчивый ученый действительно верит, что его обожаемый брат и сестра в безопасности в Саудовской Аравии. Вся традиция настаивает на том, чтобы не беспокоиться о таких вещах. Но он это сделал.
  
     Была еще одна проблема. Стив Лэйнг был его начальником в Century House, но Лэйнг никогда не был в Ираке. Его прошлое было в Египте и Иордании. Паксман знал Ирак - и арабский. Конечно, не такой, как Терри Мартин, но Мартин был исключительным. Паксман знал достаточно из нескольких визитов, прежде чем он стал главой иракского отдела, чтобы сформировать искреннее уважение к качеству иракских ученых и изобретательности их инженеров. Не было секретом, что большинство британских технических институтов считали своих выпускников из Ирака лучшими в арабском мире.
  
     Беспокойство, которое не давало ему покоя с тех пор, как его начальство сказало ему, что последний отчет Иерихона не может быть ничем иным, кроме чепухи, было просто страхом, что, несмотря на все шансы, Ирак может на самом деле продвинуться дальше, чем западные ученые были готовы поверить.
  
     Он подождал, пока принесут два блюда, окруженные маленькими горшочками с аксессуарами, без которых не обходится ни одно индийское блюдо, затем принял решение.
  
     "Терри, - сказал он, - я собираюсь сделать кое-что, что, если это когда-нибудь выйдет наружу, будет означать конец моей карьеры на Службе".
  
     Мартин был поражен.
  
     "Это звучит радикально. Почему?"
  
     "Потому что я был официально предупрежден о тебе".
  
     Ученый собирался положить себе на тарелку немного мангового чатни, но остановился.
  
     "Меня больше не считают надежным? Это был Стив Лэйнг, который втянул меня во все это ".
  
     "Дело не в этом. Мнение таково - ты слишком много беспокоишься ".
  
     Паксман не был готов использовать слово Лэйнга "суетливый".
  
     "Возможно, я знаю. Это тренировка. Академикам не нравятся головоломки, на которые, кажется, нет ответа. Мы должны продолжать беспокоиться об этом, пока беспорядочные иероглифы не обретут смысл. Это было из-за фразы в "перехвате"?"
  
     "Да, это и другие вещи".
  
     Паксман выбрал куриную хорму; Мартину нравилось его горячее -виндалу. Поскольку Мартин знал толк в восточной кухне, он пил горячий черный чай, а не ледяное пиво, от которого становилось только хуже. Он моргнул, глядя на Паксмана поверх края своей кружки.
  
     "Хорошо. Так что же такое великое признание?"
  
     "Ты дашь мне слово, что дальше этого дело не пойдет?"
  
     "Конечно".
  
     "Произошел еще один перехват".
  
     У Паксмана не было ни малейшего намерения раскрывать существование Иерихона. Группа, которая знала об этом активе в Ираке, все еще была крошечной и такой и останется.
  
     "Могу я послушать это?"
  
     "Нет. Это было подавлено. Не приближайся к Шону Пламмеру. Ему пришлось бы отрицать это, и это показало бы, откуда вы получили информацию ".
  
     Мартин налил себе еще раиты, чтобы охладить пылающее карри.
  
     "Что там написано, этот новый перехват?"
  
     Паксман рассказал ему. Мартин отложил вилку и вытер лицо, которое было ярко-розовым под копной рыжих волос.
  
     "Может ли это... может ли это при каких-либо обстоятельствах быть правдой?" - спросил Паксман.
  
     "Я не знаю. Я не физик. Начальство дало ему "нет-нет"?"
  
     "Абсолютно. Все ученые-ядерщики согласны, что это просто не может быть правдой. Значит, Саддам лгал".
  
     Лично Мартин подумал, что это был очень странный радиоперехват. Это больше походило на информацию с закрытого собрания.
  
     "Саддам лжет, - сказал Мартин, - все время. Но обычно для общественного потребления. Это было для его собственного внутреннего ядра доверенных лиц? Интересно, почему? Повышение боевого духа на пороге войны?"
  
     "Так думают власти", - сказал Паксман.
  
     "Генералам сообщили?"
  
     "Нет. Причина в том, что они сейчас очень заняты, и им не нужно беспокоиться о чем-то, что просто должно быть мусором ".
  
     "Так чего же ты хочешь от меня, Саймон?"
  
     "Разум Саддама. Никто не может этого понять. Ничто из того, что он делает, не имеет смысла на Западе. Он действительно сумасшедший или сумасшедший, как лиса? "
  
     "В его мире последнее. В его мире то, что он делает, имеет смысл. Ужас, который нас возмущает, не имеет для него морального недостатка, и это имеет смысл. Угрозы и буйство имеют для него смысл. Только когда он пытается войти в наш мир - с этими ужасными пиар-мероприятиями в Багдаде, взъерошивая волосы тому маленькому английскому мальчику, изображая доброго дядюшку и тому подобное - только когда он пытается это сделать, он выглядит полным дураком. В своем собственном мире он не дурак. Он выживает, он остается у власти, он сохраняет Ирак единым, его враги терпят неудачу и погибают ".
  
     "Терри, пока мы сидим здесь, его страна превращается в пыль".
  
     "Это не имеет значения, Саймон. Все это можно заменить".
  
     "Но почему он сказал то, что, как предполагается, сказал?"
  
     "Что думают силы?"
  
     "Что он солгал".
  
     "Нет, - сказал Мартин, - он лжет для общественного потребления. Для его внутреннего ядра, он не должен. В любом случае, они принадлежат ему. Либо источник информации лгал, и Саддам никогда этого не говорил; или он сказал это, потому что верил, что это правда ".
  
     "Значит, ему самому лгали?"
  
     "Возможно. Тот, кто это сделал, дорого заплатит, когда узнает. Но тогда перехват может быть фальшивым. Преднамеренный блеф, рассчитанный на то, чтобы его перехватили".
  
     Паксман не мог сказать того, что знал: что это не был перехват. Это пришло из Иерихона. И за два года при израильтянах и три месяца при англо-американцах Иерихон никогда не ошибался.
  
     "У тебя есть сомнения, не так ли?" - сказал Мартин.
  
     "Полагаю, что да", - признал Паксман.
  
     Мартин вздохнул.
  
     "Соломинки на ветру, Саймон. Фраза в перехвате, человеку сказали заткнуться и назвали сыном шлюхи, фраза Саддама об успехе и о том, что его видят успешным - в причинении вреда Америке - и теперь это. Нам нужен кусок веревки ".
  
     "Струна?"
  
     "Из соломы получается тюк только тогда, когда ее можно обмотать бечевкой. Должно быть что-то еще относительно того, что он действительно имеет в виду. В противном случае силы правы, и он пойдет за газовым оружием, которое у него уже есть ".
  
     "Хорошо. Я поищу кусок веревки".
  
     "И я, - сказал Мартин, - не встретил вас этим вечером, и мы не разговаривали".
  
     "Спасибо", - сказал Паксман.
  
     Хасан Рахмани узнал о смерти своего агента Лейлы через два дня после того, как это произошло, 19 января. Она не явилась на запланированную передачу информации с постели генерала Кадири, и, опасаясь худшего, он проверил записи морга.
  
     Больница в Мансуре представила доказательства, хотя труп был похоронен вместе со многими другими из разрушенных военных зданий в братской могиле.
  
     Хасан Рахмани верил в то, что в его агента попала шальная бомба, когда он посреди ночи пересекал пустырь, не больше, чем в призраков. Единственными призраками в небе над Багдадом были американские бомбардировщики-невидимки, о которых он читал в западных военных журналах, и это были не призраки, а логически продуманные изобретения. Такова была смерть Лейлы Аль-Хиллы.
  
     Его единственным логическим выводом было то, что Кадири обнаружила свою внештатную деятельность и положила ей конец. Это означало, что она должна была заговорить перед смертью.
  
     Для него это означало, что Кадири стал могущественным и опасным врагом. Хуже того, его главный канал связи с внутренними советами режима был закрыт.
  
     Если бы он знал, что Кадири была так же обеспокоена, как и он сам, Рахмани был бы в восторге. Но он не знал. Он только знал, что с этого момента ему придется быть предельно осторожным.
  
     На второй день воздушной войны Ирак выпустил свою первую батарею ракет по Израилю. Средства массовой информации сразу же объявили, что это советские "Скады", и это название закрепилось за ними на протяжении всей войны. На самом деле, они вовсе не были скадами.
  
     Цель нападения не была глупой. Ирак совершенно ясно осознал, что Израиль не является страной, готовой принять большое количество жертв среди гражданского населения. Когда первые ракетные боеголовки упали на пригород Тель-Авива, Израиль отреагировал, выйдя на тропу войны. Это было именно то, чего хотел Багдад.
  
     В коалицию из пятидесяти стран, направленную против Ирака, входили семнадцать арабских государств, и если и было что-то, что все они разделяли помимо исламской веры, так это враждебность к Израилю. Ирак рассчитал, вероятно, правильно, что если Израиль удастся спровоцировать на вступление в войну ударом по нему, арабские страны, входящие в Коалицию, выйдут из нее. Даже король Фахд, монарх Саудовской Аравии и хранитель Двух Святых мест, оказался бы в безвыходном положении.
  
     Первой реакцией на падение ракет на Израиль было предположение, что они могут быть начинены газом или бактериальными культурами. Если бы они были, Израиль не смог бы сдержаться. Было быстро доказано, что боеголовки состояли из обычных взрывчатых веществ. Но психологический эффект внутри Израиля все еще был огромным.
  
     Соединенные Штаты немедленно оказали массированное давление на Иерусалим, чтобы он не отвечал контрударом. Союзники, как сказали Ицхаку Шамиру, позаботятся об этом. Израиль фактически нанес контрудар в виде волны своих собственных истребителей-бомбардировщиков F-15, но отозвал их, все еще находясь в израильском воздушном пространстве.
  
     Настоящий "Скад" был неуклюжей, устаревшей советской ракетой, девятьсот экземпляров которой Ирак купил несколькими годами ранее. Радиус действия ракеты составлял менее трехсот километров, а боеголовка весила около тысячи фунтов. Он не управлялся, и даже в своем первоначальном виде он мог на полном расстоянии приземлиться где угодно в пределах полумили от своей цели.
  
     С точки зрения Ирака, это была практически бесполезная покупка. Он не мог достичь Тегерана во время ирано-иракской войны, и он, конечно, не мог достичь Израиля, даже если бы его обстреляли с крайней западной границы Ирака.
  
     То, что иракцы сделали тем временем с немецкой технической помощью, было странным. Они разрезали "Скады" на куски и использовали три из них для создания двух новых ракет. Если говорить не слишком точно, то новая ракета Аль-Хусейна была в полном беспорядке.
  
     Добавив дополнительные топливные баки, иракцы увеличили дальность полета до 620 километров, чтобы он мог (и достиг) Тегерана и Израиля. Но его полезная нагрузка была сокращена до жалких 160 фунтов. Его руководство, всегда неустойчивое, теперь стало хаотичным. Две из них, выпущенные по Израилю, не только промахнулись мимо Тель-Авива, они промахнулись по всей республике и упали в Иордании.
  
     Но как оружие террора это почти сработало. Несмотря на то, что все "Аль-Хусейны", упавшие на Израиль, имели меньшую боевую нагрузку, чем одна американская двухтысячефунтовая бомба, упавшая на Ирак, они повергли израильское население в состояние, близкое к панике.
  
     Соединенные Штаты отреагировали тремя способами. Было совершено более тысячи боевых вылетов, чтобы сбить приближающиеся ракеты и еще более неуловимые мобильные пусковые установки.
  
     Батареи американских ракет Patriot были отправлены в Израиль в течение нескольких часов в попытке сбить приближающиеся ракеты, но главным образом для того, чтобы убедить Израиль остаться в стороне от войны.
  
     И SAS, а позже и американские "Зеленые береты" были отправлены в западные пустыни Ирака, чтобы найти мобильные ракетные установки и либо уничтожить их своими ракетами "Милан", либо вызвать авиаудары по радио.
  
     Патриоты, хотя и провозглашались спасителями всего творения, имели ограниченный успех - но это была не их вина. Raytheon спроектировал Patriot для перехвата самолетов, а не ракет, и они были спешно адаптированы для новой роли. Причина, по которой они почти никогда не попадают в приближающуюся боеголовку, никогда не раскрывалась.
  
     Дело в том, что, увеличив дальность полета "Скада", превратив его в "Аль-Хусейн", иракцы также увеличили его высоту. Новая ракета, войдя во внутреннее пространство на своем параболическом полете, раскалилась докрасна, когда возвращалась вниз, на что "Скад" никогда не был рассчитан. Когда он вернулся в атмосферу Земли, он просто распался. То, что обрушилось на Израиль, было не целой ракетой, а падающим мусорным баком.
  
     Patriot, выполняя свою работу, поднялся на перехват и обнаружил, что к нему приближается не один кусок металла, а дюжина. И его крошечный мозг сказал ему сделать то, на что он был запрограммирован - пойти на самый большой. Обычно это был бак с отработанным топливом, неконтролируемо падающий вниз. Боеголовка, намного меньшая и отделившаяся при распаде, просто выпала. Многие вообще не взорвались, и большая часть разрушений, нанесенных израильским зданиям, была вызвана ударами.
  
     Если так называемый "Скад" был психологическим террором, "Патриот" был психологическим спасителем. Но психология сработала, поскольку это было частью решения, чтобы удержать Израиль от войны.
  
     Другой частью было обещание значительно улучшенной ракеты Arrow, когда она будет готова к установке к 1994 году. Раздел третий - это право Израиля выбирать до ста дополнительных целей, которые будут уничтожены военно-воздушными силами союзников. Выбор был сделан - в основном цели в Западном Ираке, которые затронули Израиль, дороги, мосты, аэродромы, все, что указывает на запад, на нее. Ни одна из этих целей по своему географическому расположению не имела никакого отношения к освобождению Кувейта на другой стороне полуострова.
  
     Истребители-бомбардировщики американских и британских ВВС, назначенные для охоты за "Скадами", заявили о многочисленных успехах, заявления, которые ЦРУ немедленно восприняло скептически, к ярости генерала Чака Хорнера и генерала Шварцкопфа.
  
     Через два года после войны Вашингтон официально отрицал, что авиация уничтожила хотя бы одну мобильную пусковую установку "Скад" - предположение, которое и сегодня способно привести любого пилота в ярость. Дело в том, что пилоты в значительной степени были снова обмануты маскировкой.
  
     Если южная пустыня Ирака - это невыразительный бильярдный стол, то западная и северо-западная пустыни каменисты, холмисты и изрезаны тысячами вади и оврагов. Это была земля, по которой Майк Мартин ехал во время своего проникновения в Багдад. Прежде чем начать свои ракетные обстрелы, Багдад создал множество муляжей мобильных пусковых установок "Скад", и они были спрятаны, наряду с настоящими, по всему ландшафту.
  
     Привычка заключалась в том, чтобы изготавливать их ночью, в виде трубы из листового металла, установленной на старом грузовике с бортовой платформой, а на рассвете поджигать бочку с маслом и хлопковыми отходами внутри трубы. Далеко, датчики в системе АВАКС
  
     взял источник тепла и зарегистрировал запуск ракеты. Истребители, направленные на локацию, сделали все остальное и заявили об убийстве.
  
     Люди, которых нельзя было обмануть таким образом, были SAS. Несмотря на то, что их было немного, они устремились в западные пустыни на своих "лендроверах" и мотоциклах, лежали в палящие дни и морозные ночи и наблюдали. На расстоянии двухсот ярдов они могли видеть, что было настоящей мобильной пусковой установкой, а что муляжом.
  
     Когда настоящие ракетные установки появились из водопропускных труб и под мостами, где они были скрыты от наблюдения с воздуха, молчаливые люди на скалах наблюдали в бинокли. Если вокруг было слишком много иракцев, они тихо вызывали воздушные удары по радио. Если бы им это сошло с рук, они использовали свои собственные противотанковые ракеты "Милан", которые издавали очень приятный звук при попадании в топливный бак настоящего Аль-Хусейна.
  
     Вскоре стало ясно, что через пустыню проходит невидимая линия север-юг. К западу от этой линии иракские ракеты могли поразить Израиль; к востоку от него они были вне досягаемости. Задача состояла в том, чтобы запугать иракские экипажи, чтобы они не осмеливались выходить на запад от этой линии, а стреляли с востока от нее и лгали своему начальству. Прошло восемь дней, а затем ракетные обстрелы Израиля прекратились. Они никогда не начинали снова.
  
     Позже дорога Багдад-Иордания использовалась в качестве разделителя. К северу от него была Северная Скад-аллея, территория американского спецназа, который прибыл на вертолете дальнего действия. Под дорогой была Южная Скад-Аллея, бейливик Британской специальной воздушной службы. Четверо хороших людей погибли в тех пустынях, но они выполнили работу, для выполнения которой их послали, где технологии на миллиарды долларов были обмануты.
  
     На четвертый день воздушной войны, 20 января, 336-я эскадрилья из Аль-Харза была одним из подразделений, которые не были перенаправлены в западные пустыни.
  
     В его задачу в тот день входил крупный ракетный комплекс SAM к северо-западу от Багдада. ЗРК управлялись двумя большими радарными тарелками.
  
     Воздушные атаки по плану генерала Хорнера теперь продвигались на север. Когда были уничтожены почти все ракетные базы и тарелки радаров к югу от горизонтальной линии, проходящей через южный Багдад, пришло время очистить воздушное пространство к востоку, западу и северу от столицы.
  
     С двадцатью четырьмя Страйк Иглами в эскадрилье 20 января должно было стать днем для нескольких миссий. Командир эскадрильи, подполковник Стив Тернер, выделил отряд из двенадцати самолетов для ракетной базы. Стая Орлов такого размера была известна как "горилла".
  
     Гориллой руководил один из двух старших командиров звена. На четырех из двенадцати самолетов были "ХАРМс" - ракеты, поражающие радары, которые наводятся на инфракрасные сигналы с радарной тарелки. Остальные восемь несли две длинные, блестящие бомбы с лазерным наведением в корпусе из нержавеющей стали, известные как GBU-10-I. Когда радары были мертвы, а ракеты слепы, они следовали за Хармсом и взрывали ракетные батареи.
  
     Не казалось, что что-то пойдет не так. Двенадцать Орлов взлетели тремя группами по четыре человека, построились в свободный эшелон и поднялись на высоту двадцать пять тысяч футов. Небо было ярко-голубым, и охристая пустыня внизу была хорошо видна.
  
     Прогноз погоды над целью указывал на более сильный ветер, чем над Саудовской Аравией, но не упоминал о шамале , одной из тех быстрых пыльных бурь, которые могут уничтожить цель за считанные секунды.
  
     К югу от границы двенадцать Орлов встретили свои танкеры, два KC-10. Каждый танкер мог накормить шестерых голодных бойцов, поэтому один за другим "Иглз" опускались на станцию позади танкеров и ждали, пока оператор стрелы, наблюдавший за ними через свое плексигласовое окно всего в нескольких футах от них, "проплывал" стрелой, чтобы зафиксировать их топливные форсунки.
  
     Наконец, двенадцать Орлов заправились для выполнения своей миссии и повернули на север, в сторону Ирака. Система АВАКС над заливом сообщила им, что впереди не было никакой враждебной воздушной активности. Если бы в воздухе были иракские истребители, "Иглз" несли, помимо бомб, два вида ракет класса "воздух-воздух": ракету воздушного перехвата 7
  
     и AIM-9, более известный как Воробей и Сайдвиндер.
  
     Ракетная база была там, все верно. Но его радары не были активны. Если радарные тарелки не работали при их прибытии, они должны были немедленно включиться, чтобы направить ЗРК в поисках приближающихся злоумышленников. Как только радары включались, четыре Ударных Орла, несущих Хармса, просто выводили их из строя или, на языке ВВС США, разрушали весь их день.
  
     То ли иракский командир боялся за свою шкуру, то ли просто был чрезвычайно умен, у американцев ничего не получилось. Но эти радары отказались ожить. Первые четыре Орла, ведомые командиром полета, снижались все ниже и ниже, чтобы спровоцировать включение радаров. Они отказались.
  
     Было бы глупо со стороны бомбардировщиков заходить туда с все еще исправными радарами - если бы они внезапно загорелись без предупреждения, ЗРК застали бы "Иглз" врасплох.
  
     После двадцати минут над целью атака была отменена. Компоненты гориллы были назначены их второстепенным целям.
  
     Дон Уокер перекинулся парой слов с Тимом Натансоном, его виззо, сидящим позади него. Второстепенной целью в тот день был стационарный объект "Скад" к югу от Самарры, который в любом случае посещали другие истребители-бомбардировщики, потому что это был известный объект с ядовитым газом.
  
     Система АВАКС подтвердила, что с двух крупных иракских авиабаз в Самарре на Востоке и Баладе на юго-востоке не было никаких взлетных действий. Дон Уокер вызвал своего ведомого, и двухплоскостный элемент направился к месту падения "Скада".
  
     Все сообщения между американскими самолетами были закодированы системой Have-quick, которая искажает речь для любого, кто пытается слушать, кто не использует ту же систему. Кодировки могут меняться ежедневно, но они были общими для всех самолетов союзников.
  
     Уокер огляделся. Небо было чистым; в полумиле от него его ведомый, Рэнди "R-2" Робертс, ехал сзади и немного выше него, а позади сидел чудак Джим "Бумер" Генри.
  
     Над позицией стационарной пусковой установки "Скад" Уокер снизился, чтобы правильно определить цель. К его ярости, это было скрыто кружащимися облаками пустынной пыли, поднявшимся шамалом, созданным сильным пустынным ветром там, на полу.
  
     Его бомбы с лазерным наведением не промахнутся, если они смогут следовать за лучом, направленным на цель с его собственного самолета. Чтобы направить направляющий луч, он должен был видеть свою цель.
  
     Разъяренный и на исходе топлива, он отвернулся. Два разочарования в одно и то же утро - это слишком.
  
     Он ненавидел приземляться с полным боекомплектом. Но ничего не поделаешь, дорога домой лежала на юг.
  
     Три минуты спустя он увидел под собой огромный промышленный комплекс.
  
     "Что это?" - спросил он Тима. ВСО проверил свои карты брифинга.
  
     "Это называется Тармия".
  
     "Иисус, он большой".
  
     "Да".
  
     Хотя ни один человек не знал об этом, промышленный комплекс Тармия состоял из 381 здания и занимал площадь десять миль на десять миль.
  
     "Внесен в список?"
  
     "Нет".
  
     "Все равно спускаюсь. Рэнди, прикрой мою задницу".
  
     "Понял", - донеслось по воздуху от его ведомого.
  
     Уокер сбросил своего Орла до десяти тысяч футов.
  
     Промышленное распространение было огромным. В центре было одно огромное здание, размером с крытый спортивный стадион.
  
     "Иду внутрь".
  
     "Дон, это не цель".
  
     Снизившись до восьми тысяч футов, Уокер активировал свою систему лазерного наведения и выровнялся на огромной фабрике внизу и перед ним. Его дисплей на голове показывал расстояние, когда оно сокращалось, и показывал ему секунды до выстрела. Когда последний достиг нуля, он выпустил свои бомбы, все еще держа нос на приближающейся цели.
  
     Лазерным детектором в носу двух бомб была система PAVEWAY. Под его фюзеляжем находился модуль наведения, называемый ЛАНТИРН. ЛАНТИРН направил невидимый инфракрасный луч на цель, где луч отразился, образовав своего рода воронкообразную электронную корзину, направленную обратно на него.
  
     Носовые конусы PAVEWAY почувствовали эту корзину, вошли в нее и последовали за воронкой вниз и внутрь, пока не попали точно туда, куда был направлен луч.
  
     Обе бомбы сделали свое дело. Они взорвались под выступом крыши фабрики. Увидев, как они взорвались, Дон Уокер отклонился назад, поднял нос "Орла" и вернул его на двадцать пять тысяч футов.
  
     Час спустя он и его ведомый, после очередной дозаправки в воздухе, вернулись в Аль-Харз.
  
     Прежде чем он поднял нос, Уокер увидел ослепительную вспышку двух взрывов и поднявшийся огромный столб дыма, а также мельком увидел облако пыли, которое должно было последовать за взрывом.
  
     Чего он не видел, так это того, что эти две бомбы оторвали один конец фабрики, подняв большую часть крыши в воздух, как парус корабля в море.
  
     Он также не заметил, что сильный ветер пустыни в то утро - тот же самый, который вызвал пыльную бурю, чтобы стереть с лица земли место взрыва "Скада", - сделал все остальное. Он сорвал крышу с завода, откинув ее, как крышку от банки с сардинами, когда листы кровельной стали летели во все стороны.
  
     Вернувшись на базу, Дон Уокер, как и любой другой пилот, подвергся подробному допросу. Это был утомительный процесс для уставших пилотов, но это нужно было сделать. Ответственной была офицер разведки эскадрильи, майор Бет Крогер.
  
     Никто не притворялся, что горилла была успешной, но каждый пилот уничтожил свою второстепенную цель, кроме одного. Их отчаянный офицер-оружейник завалил свою второстепенную цель и наугад выбрал третичную.
  
     "Какого черта ты это сделал?" Спросил Крогер.
  
     "Потому что он был огромным и выглядел важным".
  
     "Это даже не было в порядке выполнения задач", - пожаловалась она. Она записала выбранную им цель, ее точное местоположение и описание, а также его собственный отчет о повреждениях от бомб и представила его вниманию TACC - Тактического центра управления воздушным движением, который делил подвал CENTAF под штаб-квартирой ВВС Саудовской Аравии с аналитиками "Черной дыры" в Эр-Рияде.
  
     "Если это окажется завод по розливу воды или фабрика по производству детского питания, они надерут тебе задницу", - предупредила она Уокера.
  
     "Знаешь, Бет, ты прекрасна, когда злишься", - поддразнил он ее.
  
     Бет Крогер была хорошим кадровым офицером. Если с ней собирались флиртовать, она предпочитала полковников и выше. Поскольку трое из тех, кто был на базе, были серьезно женаты, Аль Харз оказался настоящей занозой.
  
     "Вы переходите границы дозволенного, капитан", - сказала она ему и ушла, чтобы подать свой отчет.
  
     Уокер вздохнул и пошел к своей койке, чтобы отдохнуть. Тем не менее, она была права. Если бы он только что разгромил самый большой в мире сиротский приют, генерал Хорнер лично получил бы свои капитанские жетоны вместо зубочисток. Так получилось, что они так и не сказали Дону Уокеру, что именно он ударил в то утро. Но это был не сиротский приют.
  
  
     Глава 16
  
     Карим пришел на ужин к Эдит Харденберг в ее квартиру в Гринцинге в тот же вечер. Он сам нашел дорогу в пригород на общественном транспорте и привез с собой подарки: пару ароматических свечей, которые он поставил на маленький столик в столовой и зажег; и две бутылки хорошего вина.
  
     Эдит впустила его, розовая и смущенная, как всегда, а затем вернулась к хлопотам над венским шницелем, который она готовила на своей крошечной кухне. Прошло двадцать лет с тех пор, как она готовила еду для мужчины; она находила это испытание пугающим, но, к ее удивлению, захватывающим.
  
     Карим приветствовал ее целомудренным поцелуем в щеку в дверях, что еще больше взволновало ее, затем нашел "Набукко" Верди в библиотеке ее записей и поставил его на проигрыватель.
  
     Вскоре аромат свечей, мускуса и пачули, присоединился к нежным каденциям "Хора рабов".
  
     дрейфовать по квартире.
  
     Все было именно так, как ему сказали ожидать от команды невиота, которая ворвалась несколько недель назад: очень аккуратно, очень аккуратно, чрезвычайно чисто. Квартира суетливой женщины, которая жила одна.
  
     Когда блюдо было готово, Эдит преподнесла его с обильными извинениями. Карим попробовал мясо и сказал, что оно лучшее, что он когда-либо пробовал, что еще больше взволновало ее, но в то же время очень обрадовало.
  
     За едой они говорили о культурных событиях; об их запланированном визите во дворец Шенбрунн и о том, чтобы увидеть сказочных липиццанских лошадей в Hofreitschule, испанской школе верховой езды в Хофбурге на Йозефсплац.
  
     Эдит ела так же, как и все остальное - точно, как птица, клюющая кусочек. Ее волосы, как всегда, были зачесаны назад и собраны в строгий пучок на затылке.
  
     При свете свечей, потому что он выключил слишком яркую лампу над столом, Карим был мрачно красив и вежлив, как всегда. Он постоянно наполнял ее бокал вином, так что она выпила гораздо больше, чем выпивала время от времени, что обычно позволяла себе время от времени.
  
     Эффект от еды, вина, свечей, музыки и компании ее юной подруги медленно разъедал защитные силы ее сдержанности.
  
     Над пустыми тарелками Карим наклонился вперед и посмотрел ей в глаза.
  
     "Эдит?"
  
     "Да".
  
     "Могу я спросить тебя кое о чем?"
  
     "Если ты пожелаешь".
  
     "Почему ты носишь волосы, зачесанные назад вот так?"
  
     Это был дерзкий вопрос, личный. Она покраснела еще сильнее.
  
     "Я ... я всегда носил его вот так".
  
     Нет, это было неправдой. Было время, вспоминала она, с Хорстом, когда они струились по ее плечам, густые и коричневые, летом 1970 года. Было время, когда его унесло ветром на озере в Шлосспарке в Лаксенбурге.
  
     Карим молча поднялся и пошел за ней. Она почувствовала нарастающую панику. Это было нелепо.
  
     Умелые пальцы вытащили большой черепаховый гребень из ее пучка. Это должно прекратиться. Она почувствовала, как вынимаются заколки, волосы распускаются и падают на спину. Она неподвижно сидела на своем месте. Те же пальцы приподняли ее волосы и потянули их вперед, чтобы они упали по обе стороны ее лица.
  
     Карим встал рядом с ней, и она подняла глаза. Он протянул две руки и улыбнулся.
  
     "Так-то лучше. Ты выглядишь на десять лет моложе и красивее. Давай сядем на диван. Ты выбираешь свою любимую музыку для проигрывателя, а я приготовлю кофе. Сделка?"
  
     Без разрешения он взял ее маленькие ручки и поднял ее со стула. Опустив одну руку, он вывел ее из ниши в гостиную. Затем он повернулся и пошел на кухню, отпустив при этом ее другую руку.
  
     Слава Богу, он это сделал. Она дрожала с головы до ног. Их дружба должна была быть платонической. Но тогда он не прикоснулся к ней, на самом деле не прикоснулся к ней. Она, конечно, никогда бы не допустила такого.
  
     Она увидела свое отражение в зеркале на стене, розовое и раскрасневшееся, волосы ниспадают на плечи, закрывают уши, обрамляют лицо. Ей показалось, что она мельком увидела девушку, которую знала двадцать лет назад.
  
     Она взяла себя в руки и выбрала пластинку. Ее любимый Штраус, вальсы, каждую ноту которых она знала, "Розы с юга", "Венский лес", "Фигуристы", "Дунай"... Слава богу, он был на кухне и не видел, как она чуть не уронила его, когда ставила на проигрыватель. Казалось, ему было очень легко найти кофе, воду, фильтры, сахар.
  
     Она сидела на дальнем конце дивана, когда он присоединился к ней, колени вместе, кофе на коленях. Она хотела поговорить о концерте, запланированном на Musikverein на следующей неделе, но слова не приходили. Вместо этого она отхлебнула кофе.
  
     "Эдит, пожалуйста, не бойся меня", - пробормотал он. "Я твой друг, не так ли?"
  
     "Не будь глупым. Конечно, я не боюсь ".
  
     "Хорошо. Потому что я никогда не причиню тебе вреда, ты знаешь."
  
     Друг. Да, они были друзьями, дружбой, рожденной взаимной любовью к музыке, искусству, опере, культуре. Ничего больше, конечно. Такой маленький разрыв между другом и парнем. Она знала, что у других секретарш в банке были мужья и бойфренды, наблюдала за их волнением перед тем, как пойти на свидание, хихикала в холле на следующее утро, жалея ее за то, что она такая одинокая.
  
     "Это "Розы с юга", не так ли?"
  
     "Да, конечно".
  
     "Я думаю, что это мой любимый из всех вальсов".
  
     "Мой тоже". Это было лучше - вернуться к музыке.
  
     Он взял чашку с кофе с ее колен и поставил ее рядом со своей на боковой столик. Затем он встал, взял ее за руки и поднял на ноги.
  
     "Что...?"
  
     Она обнаружила, что ее правая рука взята в его левую, сильная и убедительная рука обнимает ее за талию, и она мягко кружилась на сосновом паркете небольшого пространства между мебелью, танцуя вальс.
  
     Гиди Барзилай сказал бы: дерзай, бойчик, не теряй больше времени. Что он знал?
  
     Ничего. Сначала доверие, потом падение. Карим держал правую руку на уровне спины Эдит.
  
     Когда они повернулись, между ними было несколько дюймов расстояния, Карим приблизил их сцепленные руки к своему плечу, а правой рукой притянул Эдит ближе к своему телу. Это было незаметно.
  
     Эдит обнаружила, что уткнулась лицом ему в грудь, и ей пришлось отвернуться. Ее маленькая грудь прижималась к его телу, и она снова почувствовала тот мужской запах.
  
     Она отстранилась. Он позволил ей, отпустил ее правую руку, а левой приподнял ее подбородок. Затем он поцеловал ее, когда они танцевали.
  
     Это не был непристойный поцелуй. Он держал свои губы вместе, не прилагая никаких усилий, чтобы заставить ее разомкнуть их. В ее голове был поток мыслей и ощущений, самолет вышел из-под контроля, вращался, падал, протесты поднимались, чтобы бороться, и терпели неудачу. Банк, Гемютлих, ее репутация, его молодость, его иностранность, их возраст, тепло, вино, запах, сила, губы. Музыка прекратилась. Если бы он сделал что-нибудь еще, она бы вышвырнула его вон. Он оторвал свои губы от ее губ и наклонил ее голову вперед, пока она не уперлась ему в грудь. Они оставались неподвижными в тихой квартире в течение нескольких секунд.
  
     Это она отстранилась. Она повернулась к дивану и села, глядя перед собой. Она нашла его на коленях перед ней. Он взял обе ее руки в свои.
  
     "Ты сердишься на меня, Эдит?"
  
     "Тебе не следовало этого делать", - сказала она.
  
     "Я не хотел. Я клянусь в этом. Я ничего не мог с этим поделать ".
  
     "Я думаю, тебе следует уйти".
  
     "Эдит, если ты злишься и хочешь наказать меня, у тебя есть только один способ. Не позволяя мне увидеть тебя снова."
  
     "Ну, я не уверен".
  
     "Пожалуйста, скажи, что позволишь мне увидеть тебя снова".
  
     "Я полагаю, что да".
  
     "Если ты скажешь "нет", я брошу учебу и пойду домой. Я не смогу жить в Вене, если ты не хочешь меня видеть".
  
     "Не будь глупым. Ты должен учиться".
  
     "Значит, ты увидишь меня снова?"
  
     "Хорошо".
  
     Он ушел через пять минут. Она погасила свет, переоделась в свою строгую хлопчатобумажную ночную рубашку, умыла лицо, почистила зубы и легла спать.
  
     В темноте она лежала, подтянув колени к груди. Через два часа она сделала то, чего не делала годами: она улыбнулась в темноте. В ее голове снова и снова мелькала безумная мысль, и она не возражала. У меня есть парень. Он на десять лет моложе, студент, иностранец, араб и мусульманин. И я не возражаю.
  
     Полковник Дик Битти из ВВС США в ту ночь дежурил на кладбище, глубоко под Олд-Эйрпорт-роуд в Эр-Рияде.
  
     Черная дыра никогда не останавливалась, она никогда не ослабевала, и в первые дни воздушной войны она работала сильнее и быстрее, чем когда-либо.
  
     Генеральный план генерала Чака Хорнера по ведению воздушной войны потерпел неудачу, вызванную отвлечением сотен его боевых самолетов на охоту за пусковыми установками "Скадов" вместо того, чтобы уничтожать заранее назначенные им цели.
  
     Любой боевой генерал подтвердит, что план может быть разработан до последней гайки и болта, но когда воздушный шар взлетает, он никогда не бывает таким. Кризис, вызванный падением ракет на Израиль, оказался серьезной проблемой. Тель-Авив кричал на Вашингтон, а Вашингтон кричал на Эр-Рияд. Отвлечение всех этих боевых самолетов на охоту за неуловимыми мобильными пусковыми установками было ценой, которую Вашингтону пришлось заплатить, чтобы удержать Израиль от ответных действий, и приказы Вашингтона не терпели возражений. Все могли видеть, что Израиль теряет терпение и его вступление в войну обернется катастрофой для хрупкой коалиции, которая сейчас действует против Ирака, но проблема по-прежнему остается серьезной.
  
     Цели, первоначально намеченные на третий день, были отложены из-за отсутствия самолетов, и эффект был похож на костяшки домино. Еще одна проблема заключалась в том, что все еще не могло быть оценки ущерба от бомбы или BDA. Это было необходимо, и это должно было быть сделано. Альтернатива может быть ужасающей.
  
     БДП были решающими, потому что "Черная дыра" должна была знать уровень успеха или его отсутствия в результате ежедневной волны воздушных ударов. Если бы крупный иракский командный центр, радарная установка или ракетная батарея находились в Воздушном задании, они были бы должным образом атакованы. Но был ли он уничтожен? Если да, то в какой степени?
  
     Десять процентов, пятьдесят процентов или куча дымящихся обломков? Просто предполагать, что иракская база была уничтожена, было бесполезно. На следующий день ничего не подозревающие самолеты союзников могут быть отправлены над этим участком с другой миссией. Если бы это место все еще функционировало, пилоты могли погибнуть.
  
     Итак, каждый день выполнялись задания, и уставшие пилоты точно описывали, что они сделали и во что попали. Или думали, что попали. На следующий день другие самолеты пролетели над целями и сфотографировали их.
  
     Таким образом, каждый день, когда Приказ о воздушном задании начинал свой трехдневный переход к подготовке, первоначальное меню назначенных целей должно было включать миссии второго посещения, чтобы завершить работу, выполненную лишь частично.
  
     20 января, на четвертый день воздушной войны, военно-воздушные силы союзников официально не удосужились уничтожить промышленные предприятия, помеченные как производящие оружие массового уничтожения. Они все еще были сосредоточены на подавлении ПВО противника.
  
     В ту ночь полковник Битти готовил список фоторазведывательных миссий на следующий день на основе результатов всех этих совещаний с офицерами разведки эскадрильи. К полуночи он почти закончил, и ранние приказы уже направлялись в различные эскадрильи, назначенные на миссии по фоторазведке на рассвете.
  
     "Тогда вот что, сэр".
  
     Рядом с ним был главный старшина ВМС США. Полковник взглянул на мишень.
  
     "Что ты имеешь в виду, Тармия?"
  
     "Так здесь написано, сэр".
  
     "Так где, черт возьми, Тармия, в любом случае?"
  
     "Здесь, сэр".
  
     Полковник взглянул на воздушную карту. Местоположение ничего для него не значило.
  
     "Радар? Ракеты, авиабаза, командный пункт?"
  
     "Нет, сэр. Промышленный объект".
  
     Полковник устал. Это была долгая ночь, и она будет продолжаться до рассвета.
  
     "Ради бога, мы еще не добрались до промышленности. Все равно дай мне список".
  
     Он пробежал глазами по списку. Он включал в себя все известные союзникам промышленные объекты, которые были предназначены для производства оружия массового уничтожения; там были заводы, которые, как известно, производили снаряды, взрывчатку, транспортные средства, детали оружия и запчасти для танков.
  
     В первую категорию попали Аль-Каим, Ас-Шаркат, Тувайта, Фаллуджа, Аль-Хилла, Аль-Атир и Аль-Фурат. Полковник не мог знать, что в списке отсутствовала Рашадия, где иракцы установили свой второй каскад газовых центрифуг для производства очищенного урана, проблема, которая ускользнула от экспертов комитета "Медуза". Этот завод, обнаруженный Организацией Объединенных Наций гораздо позже, был не захоронен, а замаскирован под предприятие по розливу воды.
  
     Полковник Битти также не мог знать, что Аль-Фурат был скрытым местом первого уранового каскада, который посетил немец, доктор Штеммлер, "где-то недалеко от Тувайты", и что его точное местоположение было выдано Иерихоном.
  
     "Я не вижу никакой Тармии", - проворчал он.
  
     "Нет, сэр. Его там нет ", - сказал исполнительный директор.
  
     "Дай мне ссылку на сетку".
  
     Никто не мог ожидать, что аналитики запомнят сотни сбивающих с толку арабских географических названий, тем более что в некоторых случаях одно название охватывало десять отдельных целей, поэтому Глобальная система определения местоположения давала всем целям привязку к сетке, которая привязывала их к двенадцати цифрам, квадрат пятьдесят на пятьдесят ярдов.
  
     Когда он бомбил огромный завод в Тармии, Дон Уокер обратил внимание на эту ссылку, которая была приложена к его отчету о разборе полетов.
  
     "Его здесь нет", - запротестовал полковник. "Это даже не чертова мишень. Кто его взорвал?"
  
     "Какой-то пилот из 336-го в Аль-Харзе. Пропустил первые две назначенные цели не по своей вине. Наверное, не хотел возвращаться домой с полными багажниками".
  
     " Мудак, " пробормотал полковник. "Хорошо, все равно отдай это BDA. Но низкий приоритет. Не тратьте на это пленку".
  
     Лейтенант-коммандер Даррен Клири сидел за штурвалом своего F-14 Tomcat. Он был очень расстроенным человеком.
  
     Под ним огромная серая туша авианосца USS Ranger подставила нос легкому бризу и делала двадцать семь узлов по воде. Море Северного залива было мертвенно спокойным в предрассветный час, и небо скоро станет ярким и голубым. Это должен был быть день удовольствия для молодого пилота военно-морского флота, пилотирующего один из лучших в мире истребителей.
  
     Двухместный "Томкэт" с двумя плавниками, получивший прозвище "Защитник флота", завоевал более широкую аудиторию, когда снялся в фильме "Top Gun" . Его кабина, вероятно, является самым востребованным креслом в американской боевой авиации, и, конечно же, в военно-морском флоте, и быть за штурвалом такого самолета в такой прекрасный день всего через неделю после прибытия на станцию в Персидском заливе должно было сделать Даррена Клири очень счастливым. Причиной его страданий было то, что он был назначен не на боевое задание, а в BDA, "делая счастливые снимки", как он жаловался прошлой ночью. Он умолял офицера по операциям эскадрильи позволить ему отправиться на охоту за МиГами, но безрезультатно.
  
     "Кто-то должен это сделать", - был его ответ. Как и все боевые пилоты, добившиеся превосходства в воздухе среди союзников в войне в Персидском заливе, Клири опасался, что иракские самолеты покинут небо через несколько дней, положив конец любым шансам запутаться.
  
     Итак, к его огорчению, его "перевели" - назначили - на миссию TARPS.
  
     Позади него и его летного офицера загрохотали два реактивных двигателя General Electric, когда палубная команда подключила его к паровой катапульте на наклонной полетной палубе, слегка отклоняя его нос от центральной линии "Рейнджера" . Клири ждал, дроссель в левой руке, контрольная колонка неподвижна и нейтральна в правой, пока были сделаны последние приготовления. Наконец, краткий вопрос, кивок, и этот мощный взрыв энергии, когда дроссель пошел вперед, прямо через ворота в форсаж, и катапульта выбросила его и 68 000
  
     разгон боевого самолета с нуля до 150 узлов за три секунды.
  
     Серая сталь Рейнджера исчезла за его спиной, и внизу вспыхнуло темное море. Кот нащупал стремительный воздух вокруг нее, почувствовал его поддержку и плавно поднялся в светлеющее небо.
  
     Это будет четырехчасовая миссия с двумя дозаправками. Ему нужно было сфотографировать двенадцать мишеней, и он был бы не один. Впереди него уже был A-6 Avenger с бомбами с лазерным наведением на случай, если они столкнутся с зенитной артиллерией, в случае чего Avenger научит иракских артиллеристов вести себя тихо.
  
     EA-6B Prowler отправлялся на ту же миссию, вооруженный HARMs на случай, если они столкнутся с SAM
  
     ракетный объект, управляемый радаром. Бродяга использовал бы свой вред, чтобы уничтожить радар, а Мститель использовал бы свои бомбы на ракетах.
  
     На случай, если появятся иракские военно-воздушные силы, еще два "Томкэта" будут верхом на дробовике, над фотографом и по обе стороны от него, их мощные радары AWG-9 в воздухе, способные определить внутренний размер ноги иракского пилота, прежде чем он встанет с кровати.
  
     Весь этот металл и технологии должны были защитить то, что висело под ногами Даррена Клири и за ними, тактическую систему воздушной разведки, или БРЕЗЕНТ. Висящий немного правее центральной линии Tomcat, БРЕЗЕНТ напоминал обтекаемый гроб длиной семнадцать футов. Это было гораздо сложнее, чем Пентакс туриста.
  
     В его носу была мощная рамочная камера с двумя положениями: вперед-вниз или прямо вниз.
  
     За ним была панорамная камера, смотрящая наружу, вбок и вниз. За этим был инфракрасный разведывательный комплекс, предназначенный для записи тепловых (тепловых) изображений и их источника. В последнем повороте пилот мог видеть на своем головном дисплее в своей кабине то, что он фотографировал, все еще находясь над головой.
  
     Даррен Клири поднялся на пятнадцать тысяч футов, встретился с остальными сопровождающими, и они продолжили соединение с назначенным им танкером KC-135 к югу от иракской границы.
  
     Не беспокоясь об иракском сопротивлении, Клири сфотографировал одиннадцать основных целей, которые ему были назначены, затем повернул назад над Тармией к двенадцатому месту, представляющему второстепенный интерес.
  
     Проходя мимо Тармии, он взглянул на свой дисплей и пробормотал: "Что это, черт возьми?" Это был момент, когда закончился последний из 750 кадров в каждой из его основных камер.
  
     После второй дозаправки миссия приземлилась обратно на Рейнджере без происшествий. Палубная команда загрузила камеры и отправила их в фотолабораторию для проявления на негативы.
  
     Клири отчитался о выполнении миссии без происшествий, затем спустился к столу с офицером разведки. Когда негативы появились на экране с белым светом внизу, Клири объяснил, что представлял собой каждый кадр и откуда он взялся. Офицер разведки делал заметки для своего собственного отчета, который будет приложен к отчету Клири, плюс фотографии.
  
     Когда они дошли до последних двадцати кадров, офицер разведки спросил: "Что это?"
  
     "Не спрашивай меня", - сказал Клири. "Они исходят от той цели в Тармии. Ты помнишь - тот, к которому Эр-Рияд присоединился в последний момент?"
  
     "Да. Так что же это за штуки внутри фабрики?"
  
     "Похоже на фрисби для гигантов", - с сомнением предположил Клири.
  
     Это была фраза, которая застряла. Офицер разведки использовал это в своем собственном отчете в сочетании с признанием, что он не имел ни малейшего представления, что это такое. Когда посылка была завершена, Локхид S-3 Викинг был сброшен с палубы Рейнджера и доставил всю посылку в Эр-Рияд. Даррен Клири вернулся к воздушным боевым заданиям, никогда не сталкивался с неуловимыми МиГами и покинул Персидский залив с USS Ranger в конце апреля 1991 года.
  
     Вольфганг Гемютлих в то утро все больше и больше беспокоился о состоянии своего личного секретаря.
  
     Она была вежлива и официальна, как всегда, и настолько эффективна, насколько он мог требовать - а герр Гемютлих требовал многого. Не будучи человеком чрезмерно чувствительным, он сначала не увидел ничего необычного, но после ее третьего визита в его личное святилище, чтобы взять письмо, он заметил, что в ней было что-то необычное.
  
     Ничего беззаботного, конечно, и уж точно не легкомысленного - он бы никогда этого не потерпел. Это был воздух, который она носила с собой. Во время ее третьего визита он более внимательно наблюдал за ней, когда, склонив голову над блокнотом, она записывала его диктовку.
  
     Да, безвкусный деловой костюм был на месте, подол ниже колен. Волосы все еще были собраны в пучок на затылке. ... На четвертом визите он с ужасом осознал, что Эдит Харденберг слегка припудрила лицо. Не так много, просто намек. Он быстро проверил, нет ли помады на ее губах, и с облегчением увидел, что от нее не осталось и следа.
  
     Возможно, рассуждал он, он обманывал себя. Был январь, морозная погода на улице могла вызвать обветривание ее кожи; без сомнения, пудра должна была облегчить боль. Но было что-то еще.
  
     Глаза. Не тушь для ресниц - гм, Готтсвиллен, пусть это будет не тушь. Он проверил еще раз, но там ничего не было. Он был введен в заблуждение, успокаивал он себя. Решение пришло к нему во время обеда, когда он расстелил льняную салфетку на промокашке и, как и каждый день, послушно ел бутерброды, приготовленные фрау Гемютлих.
  
     Они сверкали. Fräulein Hardenberg"s eyes sparkled. Это не могла быть зимняя погода - к тому времени она была в помещении уже четыре часа. Банкир отложил недоеденный сэндвич и понял, что видел тот же синдром у некоторых молодых секретарей как раз перед тем, как уйти домой в пятницу вечером.
  
     Это было счастье. Эдит Харденберг была действительно счастлива. Теперь он понял, что это проявлялось в том, как она ходила, как говорила и как выглядела. Она была такой все утро - это, и еще намек на пудру. Этого было достаточно, чтобы глубоко обеспокоить Вольфганга Гемютлиха. Он надеялся, что она не тратила деньги.
  
     Снимки, сделанные лейтенант-коммандером Дарреном Клири, поступили в Эр-Рияд во второй половине дня, как часть шквала свежих снимков, которые каждый день поступали в штаб-квартиру CENTAF.
  
     Некоторые из этих снимков были сделаны со спутников KH-11 и KH-12 высоко над землей, что дало крупномасштабную картину с широким углом обзора, охватывающую весь Ирак. Если они не показали никаких изменений по сравнению с предыдущим днем, они были сложены.
  
     Другие были из постоянных миссий по фоторазведке, выполняемых на более низких уровнях TR-1. Некоторые из них демонстрировали иракскую активность, военную или промышленную, что было новым - передвижения войск, военные самолеты, выруливающие там, где их раньше не было, ракетные установки в новых местах. Они пошли на целевой анализ.
  
     Те, что были с "Томкэта" Рейнджера, предназначались для оценки ущерба от бомбы. Они были отфильтрованы через Сарай, скопление зеленых палаток на краю военно-воздушной базы; затем, должным образом помеченные и идентифицированные, они отправились по дороге к Черной Дыре, где приземлились в департаменте BDA.
  
     Полковник Битти заступил на дежурство в семь часов вечера. Он проработал два часа, изучая снимки ракетного полигона (частично разрушенного, две батареи, по-видимому, все еще целы) и центра связи (превращенного в руины), а также множество укрепленных укрытий для самолетов, в которых размещались иракские МиГи, Миражи и Сухои (разрушенные).
  
     Когда он дошел до дюжины фотографий фабрики в Тармии, он нахмурился, встал и подошел к столу, за которым сидел британский сержант Королевских ВВС.
  
     "Чарли, что это такое?"
  
     "Тармия, сэр. Вы помните, что вчера на фабрику напал Страйк Игл - тот, которого не было в списке?"
  
     "О, да, фабрика, которая даже не была целью?"
  
     "Это тот самый. Кот из "Рейнджровера" забрал их сегодня утром сразу после десяти."
  
     Полковник Битти похлопал по фотографиям в своей руке.
  
     "Так что, черт возьми, здесь происходит?"
  
     "Не знаю, сэр. Вот почему я положил их на твой стол. Никто не может справиться с этим ".
  
     "Ну, этот орлиный жокей определенно потряс чью-то клетку. Они здесь сходят с ума".
  
     Американский полковник и британский сержант уставились на изображения, привезенные Котом из Тармии. Они были совершенно ясны, определение фантастическое. Некоторые из них были сняты с камеры, расположенной в носовой части отсека TARPS, показывающей разрушенную фабрику, когда Tomcat приблизился на пятнадцать тысяч футов; другие - с панорамной камеры в средней части отсека. Люди в Амбаре извлекли дюжину самых лучших и чистых.
  
     "Насколько велика эта фабрика?" - спросил полковник.
  
     "Примерно сто метров на шестьдесят, сэр".
  
     Гигантская крыша была сорвана, и остался только фрагмент, покрывающий четверть площади иракского завода.
  
     На трех четвертях, которые были выставлены на обозрение, всю планировку фабрики можно было наблюдать с высоты птичьего полета. Были подразделения, вызванные разделами, и в каждом подразделении большой темный диск занимал большую часть пола.
  
     "Этот металл?"
  
     "Да, сэр, согласно инфракрасному сканеру. Какая-то сталь."
  
     Еще более интригующей и причиной всего внимания со стороны людей из BDA была реакция Ирака на рейд Дона Уокера. Вокруг фабрики без крыши был сгруппирован не один, а пять огромных кранов, их стрелы нависали над внутренним пространством, как аисты, клюющие кусочек. Учитывая весь ущерб, причиненный Ираку, краны такого размера были в почете.
  
     Вокруг фабрики и внутри нее можно было видеть толпу рабочих, которые усердно прикрепляли диски к крюкам крана для демонтажа.
  
     "Ты сосчитал этих парней, Чарли?"
  
     "Более двухсот, сэр".
  
     "А эти диски", - полковник Битти сверился с отчетом офицера разведки "Рейнджера", - "эти "Фрисби для гигантов"?"
  
     "Понятия не имею, сэр. Никогда не видел ничего подобного".
  
     "Ну, они чертовски важны для мистера Саддама Хусейна. Действительно ли Тармия - зона без цели?"
  
     "Что ж, так оно и было перечислено, полковник. Но не могли бы вы взглянуть на это?"
  
     Летный сержант вытащил еще одну фотографию, которую он извлек из файлов. Полковник посмотрел туда, куда указывал сержант.
  
     "Ограждение из звеньев цепи".
  
     "Двойная цепь. А здесь?"
  
     Полковник Битти взял увеличительное стекло и посмотрел еще раз.
  
     "Заминированная полоса ... батареи типа "три А " ... сторожевые башни. Где ты все это нашел, Чарли?"
  
     "Вот. Взгляните на картину в целом".
  
     Полковник Битти уставился на свежую фотографию, размещенную перед ним, снимок всей Тармии и окрестностей со сверхвысокой высоты. Затем он сделал долгий выдох.
  
     "Иисус Христос, нам придется пересмотреть всю Тармию. Как, черт возьми, мы это пропустили?"
  
     Дело в том, что весь промышленный комплекс Тармии из 381 здания был очищен первыми аналитиками как невоенный и нецелевой по причинам, которые позже стали частью фольклора людей-кротов, которые работали в Черной Дыре и выжили.
  
     Это были американцы и британцы, и все они были бойцами НАТО. Их учили оценивать советские цели, и они искали советский способ ведения дел. Подсказки, которые они искали, были стандартными индикаторами. Если бы здание или комплекс были военными и важными, это было бы запрещено. Он будет охраняться от нарушителей и защищен от нападения.
  
     Были ли там сторожевые вышки, ограждения из сетки, батареи типа "три А", ракеты, заминированные полосы, казармы? Были ли признаки въезда и выезда тяжелых грузовиков; были ли внутри ограждения мощные линии электропередач или специальная электростанция? Эти знаки означали цель. У Тармии не было ничего из этого - по-видимому.
  
     То, что сержант Королевских ВВС сделал, по наитию, заключалось в том, чтобы пересмотреть снимок всей местности под очень высоким углом. И вот оно - забор, батареи, казармы, укрепленные ворота, ракеты, заграждения из колючей проволоки, заминированная полоса. Но далеко.
  
     Иракцы просто захватили огромный участок земли площадью в сто квадратных километров и огородили его.
  
     Ни в Западной, ни даже в Восточной Европе такой захват земель был бы невозможен.
  
     Промышленный комплекс, из 381 здания которого семьдесят позже оказались предназначенными для военного производства, находился в центре площади, широко разбросанный, чтобы избежать повреждений от бомб, но все же только пятьсот акров из десяти тысяч в охраняемой зоне.
  
     "Линии электропередач?" сказал полковник. "Здесь нет ничего, что могло бы дать больше энергии, чем зубная щетка".
  
     "Сюда, сэр. В сорока пяти километрах к западу. Силовые линии проходят в противоположном направлении. Пятьдесят фунтов за пинту теплого пива, эти линии электропередач фальшивые. Настоящий кабель будет проложен под землей и проложен от электростанции в сердце Тармии. Это электростанция мощностью сто пятьдесят мегаватт, сэр.
  
     "Сукин сын", - выдохнул полковник. Затем он выпрямился и схватил пачку фотографий.
  
     "Хорошая работа, Чарли. Я отнесу все это Бастеру Глоссону. Между тем, нет необходимости ждать на этой фабрике без крыши. Если это важно для иракцев - мы уничтожим это ".
  
     "Да, сэр. Я внесу это в список".
  
     "Не раньше, чем через три дня. Завтра. Что такое бесплатно?"
  
     Летный сержант подошел к компьютерной консоли и набрал запрос.
  
     "Ничего, сэр. Забронировано надежно, каждое подразделение".
  
     "Разве мы не можем отвлечь эскадрилью?"
  
     "Не совсем. Из-за охоты на Скадов у нас есть отставание. О-о, подождите, там в Диего сорок три сотни. У них есть потенциал".
  
     "Хорошо, отдай это Любителям".
  
     "Если вы простите, что я так говорю", - заметил сержант с той изысканно вежливой формулировкой, которая маскирует несогласие, - "Баффы" не совсем точные бомбардировщики".
  
     "Послушай, Чарли, за двадцать четыре часа эти иракцы зачистят это место. У нас нет выбора.
  
     Отдай его Любителям".
  
     "Да, сэр".
  
     Майк Мартин был слишком беспокойным, чтобы отсиживаться в советском лагере дольше нескольких дней. Русский управляющий и его жена были в смятении, не спали по ночам из-за бесконечной какофонии падающих бомб и ракет в сочетании с грохотом безграничного, но в значительной степени неэффективного зенитного огня Багдада.
  
     Они выкрикивали проклятия из окон на всех американских и британских летчиков, но у них также заканчивалась еда, а русский желудок - убедительный аргумент. Решение состояло в том, чтобы снова послать садовника Махмуда за покупками.
  
     Мартин три дня крутил педали по городу, когда увидел отметку мелом. Он был на задней стене одного из старых домов Хайят в Карадит-Мариам, и это означало, что Иерихон доставил посылку в соответствующий почтовый ящик.
  
     Несмотря на бомбардировки, естественная стойкость обычных людей, пытающихся наладить свою жизнь, начала проявляться. Не было произнесено ни слова, кроме как вполголоса, да и то только для члена семьи, который не предал бы говорящего АМАМУ, рабочий класс осознал, что "Сыны собак" и "Сыны Наджи", казалось, могли ударить по тому, что хотели, и оставить остальноеодин.
  
     Через пять дней Президентский дворец превратился в груду обломков. Министерства обороны больше не существовало, как не существовало ни телефонной станции, ни главной электростанции. Что еще более неудобно, все девять мостов теперь украшали дно Тигра, но множество мелких предпринимателей наладили паромное сообщение через реку, некоторые достаточно большие, чтобы принимать грузовики и легковые автомобили, некоторые плоскодонки, перевозящие десять пассажиров и их велосипеды, некоторые просто гребные лодки.
  
     Большинство крупных зданий остались нетронутыми. Отель "Рашид" в Карче все еще был набит представителями иностранной прессы, хотя Раис, несомненно, находился в своем бункере под ним. Что еще хуже, штаб-квартира АМАМ, представляющая собой совокупность соединенных домов со старыми фасадами и модернизированными интерьерами на перекрытой улице недалеко от Каср-эль-Абьяда в Рисафе, была в безопасности. Под двумя из этих домов находился Спортивный зал, о котором никогда не упоминали, кроме как шепотом, где Мучитель Омар Хатиб добивался своих признаний.
  
     На другом берегу реки, в Мансуре, единственное большое офисное здание, в котором находилась штаб-квартира Мухабарата, как иностранной, так и контрразведывательной, не было опознавательных знаков.
  
     Майк Мартин обдумывал проблему отметки мелом, пока ехал на велосипеде обратно на советскую виллу. Он знал, что его приказы были формальными - никакого подхода. Если бы он был чилийским дипломатом по имени Бенц Монкада, он бы подчинился этому указанию, и он был бы прав. Но Монкада не был обучен лежать неподвижно, если необходимо, в течение нескольких дней на одном наблюдательном посту и наблюдать за окружающей местностью, пока даже птицы не свили гнездо на его шляпе.
  
     Той ночью Мартин пешком пересек реку в Рисафе, когда начались воздушные налеты, и направился на овощной рынок в Касре. Тут и там на тротуарах виднелись фигуры, спешащие в укрытие, как будто их скромные жилища могли отразить нападение "Томагавка", и он был всего лишь одним из них. Что еще более важно, его авантюра в отношении патрулей АМАМ окупилась: им тоже не нравились открытые улицы с американцами над головой.
  
     Он нашел свою наблюдательную позицию на крыше фруктового склада, с края которой он мог видеть улицу, стену овощного рынка, а также кирпич и плитняк, которые отмечали падение. В течение восьми часов, с восьми вечера до четырех утра, он лежал и наблюдал.
  
     Если бы дроп был застолблен, АМАМ использовал бы не менее двадцати человек. За все это время послышался бы шарканье ботинка по камню, кашель, движение сведенных судорогой мышц, чирканье спички, тлеющий огонек сигареты, гортанный приказ потушить ее; что-нибудь было бы. Он просто не верил, что люди Хатиба или Рахмани могли оставаться неподвижными и молчаливыми в течение восьми часов.
  
     Незадолго до четырех утра бомбардировки прекратились. На рынке внизу не было света. Он снова проверил наличие камеры, установленной в высоком окне, но в этом районе не было высоких окон. В десять минут пятого он соскользнул с крыши, пересек переулок - кусочек черноты в темно-сером тире, движущийся сквозь черноту, - нашел кирпич, убрал послание и исчез.
  
     Он перелез через стену резиденции первого секретаря Куликова незадолго до рассвета и оказался в своей хижине, прежде чем кто-либо пошевелился.
  
     Послание из Иерихона было простым: он ничего не слышал в течение девяти дней. Он не видел меловых пометок.
  
     С момента его последнего сообщения не было никакого контакта. На его банковский счет не поступило никакой платы. И все же его послание было получено; он знал это, потому что проверил. Что было не так?
  
     Мартин не передал сообщение в Эр-Рияд. Он знал, что не должен был нарушать приказы, но он верил, что он, а не Паксман, был человеком на месте, и он имел право принимать некоторые решения для себя. Его риск в ту ночь был просчитанным; он выставлял свои навыки против людей, которые, как он знал, уступали ему в скрытой игре. Если бы был хоть один намек на то, что переулок находится под наблюдением, он бы ушел так же, как и пришел, и никто бы его не увидел.
  
     Возможно, Паксман был прав, и Иерихон был скомпрометирован. Возможно также, что Иерихон просто передавал то, что он слышал от Саддама Хусейна. Камнем преткновения стал миллион долларов, который ЦРУ отказалось заплатить. Мартин придумал свой собственный ответ.
  
     Он сказал, что были проблемы, вызванные началом воздушной войны, но что все в порядке, что немного больше терпения не поможет. Он сказал Иерихону, что последнее сообщение действительно было получено и передано, но что он, Иерихон, как человек мирской, поймет, что миллион долларов - это очень большая сумма и что информацию нужно проверить. Это займет немного больше времени. Иерихон должен сохранять хладнокровие в эти неспокойные времена и ждать следующей отметки мелом, чтобы предупредить его о возобновлении их соглашения.
  
     Днем Мартин заложил послание за кирпичом в стене у стоячего рва цитадели в Адхамии, а в сумерках сделал мелом отметку на ржаво-красной поверхности гаражной двери в Ярмуке.
  
     Двадцать четыре часа спустя отметка мелом была стерта. Каждую ночь Мартин настраивался на Эр-Рияд, но ничего не приходило. Он знал, что ему приказано бежать из Багдада и что его контролеры, вероятно, ждут, когда он пересечет границу. Он решил подождать еще немного.
  
     Диего-Гарсия не входит в число самых посещаемых мест в мире. Это крошечный остров, чуть больше кораллового атолла, на дне архипелага Чагос в южной части Индийского океана. Когда-то это была британская территория, но на протяжении многих лет она была сдана в аренду Соединенным Штатам.
  
     Несмотря на свою изолированность, во время войны в Персидском заливе он принимал у себя наспех собранное 4300-е бомбардировочное авиакрыло ВВС США, летающее на B-52 Stratofortresses.
  
     B-52, возможно, был самым старым ветераном войны, прослужив на вооружении более тридцати лет. Для многих из них это был костяк Стратегического авиационного командования со штаб-квартирой в Омахе, штат Небраска, огромный летающий мастодонт, который днем и ночью кружил над периферией советской империи, снаряжая термоядерные боеголовки.
  
     Возможно, B-52 был старым, но он оставался грозным бомбардировщиком, а во время войны в Персидском заливе обновленный G
  
     версия была использована для сокрушительного воздействия на окопавшиеся войска так называемой элитной Республиканской гвардии Ирака в пустынях южного Кувейта. Если сливки иракской армии вышли из своих бункеров изможденными и с поднятыми руками во время наземного наступления Коалиции, это было отчасти потому, что их нервы были расшатаны, а боевой дух подорван круглосуточным обстрелом из B-52.
  
     На войне было всего восемьдесят таких бомбардировщиков, но их грузоподъемность и бомбовая нагрузка были настолько велики, что они сбросили 26 000 тонн боеприпасов, сорок процентов от всего тоннажа, сброшенного во время войны.
  
     Они настолько велики, что в покое на земле их крылья поддерживают восемь Pratt и Whitney J-57
  
     двигатели в четырех отсеках по два, опускаются к земле. При взлете с полной загрузкой крылья сначала поднимаются в воздух, кажется, что они поднимаются над огромным корпусом, как у чайки. Только в полете они торчат прямо в сторону.
  
     Одной из причин, по которой они наводят такой ужас на Республиканскую гвардию в пустыне, было то, что они летают вне поля зрения и звука, так высоко, что их бомбы падают без какого-либо предупреждения и от этого еще более пугают.
  
     Но если они хорошие ковровые бомбардировщики, точность стрельбы не является их сильной стороной, как пытался указать летный сержант.
  
     На рассвете 22 января три "Баффа" взлетели с Диего-Гарсии и направились в сторону Саудовской Аравии. Каждая несла свою максимальную боевую нагрузку, пятьдесят одну 750-фунтовую тупую бомбу, способную упасть куда угодно с высоты тридцати пяти тысяч футов. Двадцать семь бомб были размещены внутри, остальные на стойках под каждым крылом.
  
     Три бомбардировщика представляли собой обычную ячейку для операций Buff, и их экипажи с нетерпением ждали дня рыбалки, плавания и подводного плавания на рифе их тропического убежища. Со смирением они проложили свой курс на далекую фабрику, которую они никогда не видели и никогда не увидят.
  
     B-52 Stratofortress называют Buff не потому, что он окрашен в коричневый или серовато-коричневый цвет. Это слово даже не является производным от первых двух слогов своего числа - Би-Пять-Два. Это просто расшифровывается как Большой уродливый толстый ублюдок.
  
     Итак, Любители пробрались на север, нашли Тармию, взяли изображение указанной фабрики и сбросили все 153 бомбы. Затем они отправились домой на архипелаг Чагос.
  
     Утром двадцать третьего, примерно в то время, когда Лондон и Вашингтон начали требовать больше фотографий этих таинственных летающих тарелок, была назначена еще одна миссия BDA, но на этот раз фотозвонок был осуществлен разведывательным "Фантомом", запущенным Национальной гвардией ВВС Алабамы с базы Шейх Иса наБахрейн, известный среди местных как Shakey's Pizza.
  
     В замечательном разрыве с традицией Баффы действительно попали в цель. На месте фабрики фрисби зиял огромный кратер. Вашингтону и Лондону пришлось удовлетвориться дюжиной фотографий, которые они получили от лейтенант-коммандера Даррена Клири.
  
     Лучшие аналитики в Черной Дыре увидели фотографии, пожали плечами в своем невежестве и отправили их своим начальникам в двух столицах.
  
     Копии сразу же отправились в JARIC, британский центр фотоинтерпретации, и в Вашингтоне в ENPIC.
  
     Те, кто проходит мимо этого серого квадратного кирпичного здания на углу в захудалом и запущенном районе в центре Вашингтона, вряд ли догадаются, что происходит внутри. Единственный ключ к Национальному центру интерпретации фотографий - это сложные вытяжные трубы для кондиционирования воздуха внутри, которые поддерживают при контролируемой температуре потрясающую батарею самых мощных компьютеров в Соединенных Штатах.
  
     Что касается остального, то запыленные и забрызганные дождем окна, невзрачная дверь и мусор, валяющийся на улице снаружи, могут свидетельствовать о не очень процветающем складе.
  
     Но именно сюда поступают снимки, сделанные этими спутниками; именно работающие здесь аналитики сообщают людям из Национального разведывательного управления, Пентагона и ЦРУ, что именно видели все эти дорогие "птицы". Они хороши, эти аналитики, в курсе последних событий в области технологий, молоды, умны и сообразительны. Но они никогда не видели таких дисков, как фрисби в Тармии.
  
     Итак, они подали фотографии и сказали об этом.
  
     Эксперты из Пентагона в Вашингтоне и Министерства обороны в Лондоне, которые знали практически все обычные виды оружия, начиная с арбалета, изучили фотографии, покачали головами и вернули их обратно.
  
     На случай, если они имели какое-либо отношение к оружию массового уничтожения, их показали ученым в Сандии, Лос-Аламосе и Лоуренсе Ливерморе в Америке и в Портон-Дауне, Харвелле и Олдермастоне в Англии. Результат был тот же.
  
     Лучшим предположением было то, что диски были частью больших электрических трансформаторов, предназначенных для новой иракской электростанции. Это было объяснение, на которое пришлось согласиться, когда на запрос о дополнительных фотографиях из Эр-Рияда ответили новостями о том, что фабрика в Тармии буквально прекратила свое существование.
  
     Это было очень хорошее объяснение, но оно не прояснило одну проблему: почему иракские власти на фотографиях так отчаянно пытались скрыть или спасти их?
  
     Только вечером двадцать четвертого Саймон Паксман, разговаривая из телефонной будки, позвонил доктору Терри Мартину на квартиру.
  
     "Хочешь еще индийского блюда?" он спросил.
  
     "Не могу сегодня", - сказал Мартин. "Я собираю вещи".
  
     Он не упомянул, что Хилари вернулась, и он также хотел провести вечер со своим другом.
  
     "Куда ты идешь?" - спросил Паксман.
  
     "Америка", - сказал Мартин. "Приглашение на лекцию о халифате Абассидов. Довольно лестно, на самом деле.
  
     Им, кажется, нравится мое исследование структуры закона третьего халифа. Прости."
  
     "Просто что-то еще пришло с юга. Еще одна загадка, которую никто не может объяснить.
  
     Но дело не в нюансах арабского языка, а в технических деталях. И все же ..."
  
     "Что это?"
  
     "Фотография. Я прогнал копию".
  
     Мартин колебался.
  
     "Еще одна соломинка на ветру?" он спросил. "Хорошо, тот же ресторан. В восемь."
  
     "Возможно, это все, что нужно, - сказал Паксман, - просто еще одна соломинка".
  
     Чего он не знал, так это того, что то, что он держал в руке в той ледяной телефонной будке, было очень большим куском бечевки.
  
  
     Глава 17
  
     Терри Мартин приземлился в международном аэропорту Сан-Франциско сразу после трех часов утра по местному времени на следующий день, где его встретил хозяин, профессор Пол Масловски, радушный и гостеприимный, в твидовом пиджаке американского академика с кожаными нашивками, и сразу почувствовал, что его окутывают теплые объятия всех -Американское гостеприимство.
  
     "Мы с Бетти подумали, что отель будет несколько обезличенным, и подумали, не предпочтете ли вы остановиться у нас?" - сказал Масловски, выруливая на своем компакте из комплекса аэропорта на шоссе.
  
     "Спасибо, это было бы замечательно", - сказал Мартин, и он имел в виду именно это.
  
     "Студенты с нетерпением ждут возможности услышать тебя, Терри. Нас, конечно, немного - наш арабский отдел, должно быть, меньше вашего в SOAS, но они действительно полны энтузиазма ".
  
     "Отлично. Я с нетерпением жду встречи с ними ".
  
     Пара довольно болтала об их общей страсти, средневековой Месопотамии, пока не добрались до каркасного дома профессора Масловски в пригородной застройке в Менло-Парке.
  
     Там он встретил жену Пола, Бетти, и ему показали теплую и удобную комнату для гостей. Он взглянул на часы: без четверти пять.
  
     "Могу я воспользоваться телефоном?" - спросил он, спускаясь по лестнице.
  
     "Абсолютно, - сказал Масловски. "Ты хочешь позвонить домой?"
  
     "Нет, локально. У вас есть справочник?"
  
     Профессор отдал ему телефонную книгу и ушел.
  
     Это было при Ливерморе: Национальная лаборатория Лоуренса Ливермора, в округе Аламеда. Он был как раз вовремя.
  
     "Не могли бы вы соединить меня с отделом Z?" - спросил он, произнося это "Зед", когда ответила секретарша.
  
     "Кто?" - спросила девушка.
  
     "Департамент Зи", - поправил себя Мартин. "Кабинет директора".
  
     "Подожди, пожалуйста".
  
     На линии раздался еще один женский голос.
  
     "Кабинет директора. Могу ли я вам помочь?"
  
     Вероятно, помог британский акцент. Мартин объяснил, что он доктор Мартин, ученый, приехавший из Англии с кратким визитом, и был бы благодарен поговорить с директором. Трубку взял мужской голос.
  
     "Доктор Мартин?"
  
     "Да".
  
     "Я Джим Джейкобс, заместитель директора. Чем я могу вам помочь?"
  
     "Послушай, я знаю, что это ужасно короткое уведомление. Но я здесь с кратким визитом, чтобы прочитать лекцию на кафедре ближневосточных исследований в Беркли. Тогда я должен лететь обратно. Дело в том, что я задавался вопросом, могу ли я приехать в Ливермор, чтобы повидаться с тобой ".
  
     Чувство недоумения пришло прямо по телефонному проводу.
  
     "Не могли бы вы дать мне некоторое представление о том, о чем идет речь, доктор Мартин?"
  
     "Ну, это нелегко. Я являюсь членом британского комитета "Медуза". Тебе это ни о чем не говорит?"
  
     "Конечно, делает. Мы собираемся закрыться прямо сейчас. Тебя устроит завтрашний день?"
  
     "Совершенно. Во второй половине дня у меня лекция. Утро будет в порядке?"
  
     "Скажем, в десять часов?" - спросил доктор Джейкобс.
  
     Назначение было назначено. Мартин ловко избежал упоминания о том, что он вовсе не физик-ядерщик, а арабист. Не нужно усложнять ситуацию.
  
     В ту ночь, на другом конце света, в Вене, Карим уложил Эдит Харденберг в постель. Его соблазнение не было ни поспешным, ни неуклюжим, но, казалось, последовало за вечером концерта музыки и ужина с совершенной естественностью.
  
     Даже когда она вез его обратно из центра города в свою квартиру в Гринцинге, Эдит пыталась убедить себя, что это будет просто выпить кофе и поцеловать на ночь, хотя глубоко внутри она знала, что притворяется.
  
     Когда он обнял ее и поцеловал нежно, но убедительно, она просто позволила ему это; ее прежняя уверенность в том, что она будет протестовать, казалось, растаяла, и она не могла этому помешать. И глубоко внутри она больше не хотела этого.
  
     Когда он подхватил ее на руки и понес в ее крошечную спальню, она просто уткнулась лицом в его плечо и позволила этому случиться. Она едва почувствовала, как ее строгое маленькое платье соскользнуло на пол. Его пальцы обладали ловкостью, которой Хорст никогда не обладал - не нажимал, не толкал и не цеплялся за молнии и пуговицы.
  
     Она все еще была в сорочке, когда он присоединился к ней под Бетткиссеном, большим мягким венским пуховым одеялом, и тепло его крепкого молодого тела было как большое утешение в суровую зимнюю ночь.
  
     Она не знала, что делать, поэтому крепко закрыла глаза и позволила этому случиться. Странные, ужасные, греховные ощущения начали пробегать по ее непривычным нервам под вниманием его губ и мягко ищущих пальцев. Хорст никогда не был таким.
  
     Она начала паниковать, когда его губы оторвались от ее собственных и от ее груди и перешли в другие места, плохие, запретные места, которые ее мать всегда называла "там, внизу".
  
     Она попыталась оттолкнуть его, слабо протестуя, зная, что волны, начинающие пробегать по нижней части ее тела, не были правильными и приличными, но он был нетерпелив, как щенок спаниеля на сбитую куропатку.
  
     Он не обращал внимания на ее повторяющееся "Найн, Карим, дас соллст дю нихт", и волны превратились в приливный поток, а она была потерянной лодкой в безумном океане, пока последняя большая волна не обрушилась на нее, и она утонула в ощущении, которого она не испытывала ни разу за свои тридцать девятьпотребовались годы, чтобы обременить уши ее отца-исповедника в Вотивкирхе.
  
     Затем она обхватила его голову руками, прижала его лицо к своей маленькой тонкой груди и молча покачивала его.
  
     Еще дважды в течение ночи он занимался с ней любовью, один раз сразу после полуночи и снова в темноте перед рассветом, и каждый раз он был таким нежным и сильным, что ее сдерживаемая любовь изливалась навстречу его любви так, как она никогда не предполагала, что это возможно. Только после второго раза она смогла заставить себя провести руками по его телу, пока он спал, и удивиться блеску кожи и любви, которую она испытывала к каждому ее дюйму.
  
     Хотя он понятия не имел, что его гость интересуется миром, кроме изучения арабского языка, доктор Масловски настоял, чтобы он отвез Терри Мартина в Ливермор утром, а не тратил деньги на такси.
  
     "Я думаю, у меня в доме более важный парень, чем я думал", - предположил он по дороге. Но хотя Мартин возражал, что это не так, калифорнийский ученый знал достаточно о лаборатории Лоуренса Ливермора, чтобы знать, что не все приходят туда по телефонному звонку. Доктор Масловски, с мастерским благоразумием, воздержался от дальнейших вопросов.
  
     У главных ворот безопасности охранники в форме проверили список, изучили паспорт Мартина, сделали телефонный звонок и направили их на парковку.
  
     "Я подожду здесь", - сказал Масловски.
  
     Учитывая работу, которую она выполняет, Лаборатория представляет собой странно выглядящее скопление зданий на Васко-роуд, некоторые из них современные, но многие построены еще в те дни, когда это была старая военная база. Чтобы добавить к этому нагромождению стилей, "временные" здания, которые каким-то образом стали постоянными, расположены между старыми казармами. Мартина привели к группе офисов на восточной стороне авеню комплекса.
  
     Это не выглядит так много, но именно из этого скопления зданий группа ученых следит за распространением ядерных технологий в странах Третьего мира.
  
     Джим Джейкобс оказался немногим старше Терри Мартина, чуть моложе сорока, доктор философии и физик-ядерщик. Он пригласил Мартина в свой заваленный бумагами кабинет.
  
     "Холодное утро. Держу пари, вы думали, что в Калифорнии будет жарко. Все так делают. Но не здесь, наверху.
  
     Кофе?"
  
     "Люби немного".
  
     "Сахар, сливки?"
  
     "Нет, блэк, пожалуйста".
  
     Доктор Джейкобс нажал кнопку внутренней связи.
  
     "Сэнди, можно нам два кофе? Мой, ты знаешь. И один черный."
  
     Он улыбнулся через стол своему посетителю. Он не потрудился упомянуть, что разговаривал с Вашингтоном, чтобы подтвердить имя английского гостя и что он действительно был членом комитета "Медуза". Кто-то из американской части комитета, кого он знал, проверил список и подтвердил утверждение. Джейкобс был впечатлен. Посетитель может выглядеть молодым, но он, должно быть, довольно влиятельный человек в Англии. Заместитель директора знал все о "Медузе", потому что он и его коллеги неделями консультировались по поводу Ирака и передали все, что у них было, каждую деталь истории глупости и пренебрежения со стороны Запада, который, черт возьми, чуть не предоставил Саддаму Хусейну ядерный вариант.
  
     "Итак, чем я могу помочь?" он спросил.
  
     "Я знаю, что это маловероятно", - сказал Мартин, доставая свой дипломат. "Но я полагаю, вы это уже видели?"
  
     Он положил на стол копию одной из дюжины фотографий фабрики в Тармии, той, которую Паксман непослушно дал ему. Джейкобс взглянул на него и кивнул.
  
     "Конечно, получил дюжину из них из Вашингтона три-четыре дня назад. Что я могу сказать? Они ничего не значат. Не могу сказать вам больше, чем я сказал Вашингтону. Никогда не видел ничего подобного".
  
     Вошла Сэнди с подносом кофе, яркая блондинка из Калифорнии, полная уверенности в себе.
  
     "Привет, - сказала она Мартину.
  
     "Oh, er, hallo. Директор видел это?"
  
     Джейкобс нахмурился. Подразумевалось, что он сам, возможно, недостаточно старший. "Режиссер катается на лыжах в Колорадо. Но я пропустил их мимо ушей некоторых из лучших умов, которые у нас здесь есть, и, поверьте мне, они очень, очень хороши ".
  
     "О, я уверен", - сказал Мартин. Еще одна глухая стена. Что ж, это был всего лишь рискованный выстрел.
  
     Сэнди поставила чашки с кофе на стол. Ее взгляд упал на фотографию.
  
     "О, опять они", - сказала она.
  
     "Да, снова они", - сказал Джейкобс и дразняще улыбнулся. "Доктор Мартин здесь думает, что, может быть, кто-то... старшие должны взглянуть на них ".
  
     "Ну, " сказала она, " покажи их папе Ломаксу".
  
     С этими словами она ушла.
  
     "Кто такой папа Ломакс?" - спросил Мартин.
  
     "О, не обращайте внимания. Раньше здесь работал. Сейчас на пенсии, живет один в горах. Время от времени появляется ради старых времен. Девушки обожают его, он приносит им горные цветы. Забавный старик".
  
     Они выпили свой кофе, но больше говорить было не о чем. Джейкобсу нужно было поработать. Он еще раз извинился за то, что не смог помочь. Затем он выпроводил своего посетителя, вернулся в свое святилище и закрыл дверь.
  
     Мартин подождал в коридоре несколько секунд, затем просунул голову в дверь.
  
     "Где мне найти папу Ломакса?" - спросил он Сэнди.
  
     "Я не знаю. Живет высоко в горах. Там никогда никто не был".
  
     "У него есть телефон?"
  
     "Нет, там нет линий. Но я думаю, что у него есть сотовый. Страховая компания настояла. Я имею в виду, он ужасно старый ".
  
     На ее лице отразилась та искренняя забота, которую только калифорнийская молодежь может проявлять к тем, кому за шестьдесят. Она порылась в справочнике и нашла номер. Мартин заметил это, поблагодарил ее и ушел.
  
     В десяти часовых поясах от нас в Багдаде был вечер. Майк Мартин ехал на велосипеде на северо-запад по улице Порт-Саид. Он только что прошел мимо старого британского клуба, который раньше назывался Саутгейт, и, поскольку он помнил его с детства, он обернулся, чтобы посмотреть на него.
  
     Его невнимательность чуть не привела к несчастному случаю. Он достиг края площади Нафура и, не задумываясь, нажал на педали вперед. Слева от него ехал большой лимузин, и хотя технически у него не было права проезда, два сопровождающих его мотоцикла явно не собирались останавливаться.
  
     Один из них резко вильнул, чтобы избежать столкновения с неуклюжим феллагой с корзиной для овощей, прикрепленной к его заднему сиденью, переднее колесо мотоцикла задело меньший велосипед и отправило его на асфальт.
  
     Мартин упал вместе со своим велосипедом, растянувшись на дороге, его овощи рассыпались. Лимузин затормозил, остановился и обогнул его, прежде чем ускорился.
  
     Стоя на коленях, Мартин поднял глаза, когда машина проехала мимо. Лицо пассажира на заднем сиденье смотрело в окно на болвана, который посмел задержать его на долю секунды.
  
     Это было холодное лицо в форме бригадного генерала, худое и язвительное, с желваками по обе стороны носа, обрамляющими горький рот. В эти полсекунды Мартин заметил глаза. Не холодные или злые глаза, не налитые кровью, не проницательные и даже не жестокие. Пустые глаза, совершенно и полностью пустые, глаза давно ушедшей смерти. Затем лицо за окном прошло мимо.
  
     Ему не нужны были шепотки двух рабочих, которые подняли его на ноги и помогли собрать овощи. Он видел это лицо раньше, но смутно, размыто, снятое во время приветствия, на фотографии на столе в Эр-Рияде несколько недель назад. Он только что видел самого страшного человека в Ираке после Раиса, возможно, включая Раиса. Это был тот, кого они называли Аль-Муазиб, Мучитель, выбиватель признаний, глава АМАМА, Омар Хатиб.
  
     Терри Мартин набрал номер, который ему дали во время обеденного перерыва. Ответа не последовало, только медовый тон записанного голоса, сообщающего ему: "Абонент, которому вы позвонили, недоступен или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, попробуйте позвонить позже ".
  
     Пол Масловски пригласил Мартина на ланч со своими коллегами по факультету в кампусе. Беседа была оживленной и академической. За едой Мартин еще раз поблагодарил хозяев за приглашение и повторил свою признательность пожертвованиям, которые профинансировали его визит. Он снова набрал номер после обеда по пути в Барроуз-Холл под руководством директора по ближневосточным исследованиям Кэтлин Келлер, но снова ответа не последовало.
  
     Лекция прошла хорошо. Там было двадцать семь аспирантов, все готовились к получению докторской степени, и Мартин был впечатлен уровнем и глубиной их понимания статей, которые он написал на тему халифата, правившего центральной Месопотамией в то время, которое европейцы называют средневековьем.
  
     Когда один из студентов встал, чтобы поблагодарить его за то, что он проделал весь этот путь, чтобы поговорить с ними, а остальные зааплодировали, Терри Мартин покраснел и поблагодарил их. Позже он заметил телефон-автомат на стене в вестибюле. На этот раз последовал ответ, и грубый голос сказал:
  
     "Да".
  
     "Простите, это доктор Ломакс?"
  
     "Есть только один, друг. Это я".
  
     "Я знаю, это звучит безумно, но я приехал из Англии. Я хотел бы увидеть тебя. Меня зовут Терри Мартин".
  
     "Англия, да? Далеко отсюда. Чего бы вы хотели от такого старого болвана, как я, мистер Мартин?"
  
     "Хочу вспомнить долгую память. Покажу тебе кое-что. Люди в Ливерморе говорят, что ты здесь дольше, чем большинство, видел почти все. Я хочу тебе кое-что показать. Трудно объяснить по телефону.
  
     Могу я подняться и повидаться с тобой?"
  
     "Это не налоговая форма?"
  
     "Нет".
  
     "Или обложка "Плейбоя"?"
  
     "Боюсь, что нет".
  
     "Теперь ты вызвал у меня любопытство. Ты знаешь дорогу?"
  
     "Нет. У меня есть карандаш и бумага. Можете ли вы описать это?"
  
     Папа Ломакс рассказал ему, как добраться туда, где он жил. Это заняло некоторое время. Мартин все это записал.
  
     "Завтра утром", - сказал отставной физик. "Теперь слишком поздно, ты заблудишься в темноте. И тебе понадобится полный привод".
  
     Это был один из двух J-STARs E-8A во время войны в Персидском заливе, который поймал сигнал тем утром 27 января. J-STARs все еще были экспериментальными самолетами и летали в основном с гражданскими техниками на борту, когда в начале января их срочно доставили с базы на заводе Grumman в Мельбурне во Флориде через полмира в Аравию.
  
     В то утро один из двух самолетов, вылетевших с военно-воздушной базы в Эр-Рияде, находился высоко над иракской границей, все еще находясь в воздушном пространстве Саудовской Аравии, вглядываясь своим радаром Norden down-and-sideways более чем в сотню миль в западную пустыню Ирака.
  
     Звон был слабым, но он указывал на металл, медленно продвигающийся далеко вглубь Ирака, колонна длиной не более двух, может быть, трех грузовиков. Тем не менее, это было то, для чего J-STAR был там, поэтому командир миссии сказал одному из самолетов системы АВАКС, круживших над северной оконечностью Красного моря, сообщив системе АВАКС точное местоположение небольшого иракского конвоя.
  
     Внутри корпуса AWACS командир миссии зафиксировал точное место и огляделся в поисках воздушного элемента, который мог бы нанести конвою недружественный визит. В то время все операции в западной пустыне все еще были нацелены на поиск "Скадов", если не считать того, что внимание уделялось двум огромным иракским авиабазам под названием H2 и H3, которые были расположены в этих пустынях. J-STAR, возможно, подобрал мобильную пусковую установку "Скад", хотя при дневном свете это было бы необычно.
  
     Система АВАКС обнаружила элемент из двух истребителей F-15E Strike Eagles, идущих на юг со стороны Северной аллеи Скадов.
  
     Дон Уокер летел на юг на высоте двадцати тысяч футов после выполнения задания на окраине Аль-Каима, где он и его ведомый Рэнди Робертс только что уничтожили стационарную ракетную базу, защищавшую один из заводов по производству отравляющих газов, предназначенных для последующего уничтожения.
  
     Уокер принял вызов и проверил топливо. Это было низко. Хуже того, с его бомбами с лазерным наведением, его подкрыльевые пилоны содержали только два Sidewinders и два Sparrow. Но это были ракеты класса "воздух-воздух" на случай, если они столкнутся с иракскими самолетами. Где-то к югу от границы его терпеливо ждал выделенный ему топливозаправщик, и ему понадобится каждая капля, чтобы вернуться в Аль-Харз. Тем не менее, местоположение конвоя было всего в пятидесяти милях и всего в пятнадцати милях от его предполагаемого маршрута. Несмотря на то, что у него не осталось боеприпасов, не было никакого вреда в том, чтобы посмотреть.
  
     Его ведомый все слышал, поэтому Уокер махнул рукой через купол самолета в полумиле от него в чистом воздухе, и два Орла перешли в пикирование справа от них.
  
     На высоте восьми тысяч футов он мог видеть источник звука, который появился на экране J-STAR. Это была не пусковая установка "Скад", а два грузовика и две БРДМ-2, легкие бронированные машины советского производства на колесах, а не на гусеницах.
  
     Со своего места он мог видеть гораздо больше, чем Джей-СТАР. Внизу, в глубоком вади, под ним стоял одинокий "Лендровер". На высоте пяти тысяч футов он мог видеть четырех британских солдат SAS вокруг него, крошечных муравьев на коричневом полотнище пустыни. Чего они не могли видеть, так это четырех иракских автомобилей, образовавших вокруг них подкову, и иракских солдат, высыпавших из задних бортов двух грузовиков, чтобы окружить вади.
  
     Дон Уокер встречался с SAS в Омане. Он знал, что они действуют в западных пустынях против ракетоносцев "Скад", и несколько человек из его эскадрильи уже поддерживали радиосвязь с этими странно звучащими английскими голосами с земли, когда бойцы SAS отметили цель, с которой они не могли справиться сами.
  
     На высоте трех тысяч футов он мог видеть, как четверо британцев с любопытством смотрят вверх. Итак, в полумиле от нас были иракцы. Уокер нажал кнопку передачи.
  
     "Постройтесь сзади, возьмите грузовики".
  
     "Ты получил это".
  
     Хотя у него не осталось ни бомб, ни ракет, в перчатке его правого крыла, сразу за зияющим воздухозаборником, была спрятана 20-минутная пушка M-61-A1 Vulcan с шестью вращающимися стволами, способная выпустить весь магазин из 450 снарядов с впечатляющей скоростью. Снаряд 20-мм. пушки размером с небольшой банан и взрывается при ударе. Для тех, кто попал в грузовик или бежит на открытом месте, они могут все испортить.
  
     Уокер щелкнул переключателями прицеливания и наведения, и его головной дисплей - его HUD - показал ему две бронированные машины прямо через экран, плюс прицельный крест, положение которого уже учитывало дрейф и прицеливание.
  
     Первая БРДМ получила сотню пушечных снарядов и разлетелась на части. Слегка приподняв нос, он поместил крест для плавания на плексигласе HUD на задней части второго транспортного средства. Он увидел, как загорелся бензобак. Затем он поднялся и перелетел через него, взбираясь и перекатываясь, пока над его головой не появилась коричневая пустыня.
  
     Продолжая бросок, Уокер снова опустил Орла. Горизонт синего и коричневого цветов вернулся в свое обычное положение, с коричневой пустыней внизу и голубым небом вверху. Оба БРДМ пылали, один грузовик лежал на боку, другой был разорван в клочья. Маленькие фигурки в отчаянии бросились под прикрытие скал.
  
     Внутри вади четверо бойцов SAS получили сообщение. Они были на борту и катились вниз по пересохшему руслу, прочь от засады. Они никогда не узнают, кто именно заметил их - вероятно, бродячие пастухи - и, учитывая их удаленное положение, но они знали, кто только что спас их задницы.
  
     Орлы взлетели, помахали крыльями и поднялись к границе и ожидающему танкеру.
  
     Сержантом, командовавшим патрулем SAS, был сержант Питер Стивенсон. Он поднял руку в сторону уходящих бойцов и сказал:
  
     "Не знаю, кто ты, приятель, но я у тебя в долгу".
  
     Так случилось, что у миссис Масловски был джип Suzuki в качестве малолитражки, и хотя она никогда не водила его в четырехколесном режиме, она настояла, чтобы Терри Мартин одолжил его. Его рейс в Лондон был только в пять вечера в тот день, и он отправился рано, потому что не знал, как долго он будет. Он сказал ей, что намерен вернуться самое позднее к двум.
  
     Доктор Масловски должен был вернуться в свой кабинет, но дал Мартину карту, чтобы он не заблудился.
  
     Дорога в долину реки Мочо привела его прямо назад, мимо Ливермора, где он обнаружил Минс-роуд, отходящую от Теслы. Миля за милей последние дома пригорода Ливермора исчезали, и земля поднималась. Ему повезло с погодой. Зима в этих краях никогда не бывает очень холодной, но близость моря приводит к появлению густых плотных облаков и внезапным клубам тумана. В тот день, 27 января, небо было голубым и свежим, воздух спокойным и холодным.
  
     Сквозь лобовое стекло он мог видеть вдали ледяную вершину Кедровой горы. Через десять миль после поворота он съехал с Майнс-роуд и свернул на грунтовую дорогу, прижимаясь к склону крутого холма.
  
     Далеко внизу, в долине, Моко сверкал на солнце, кувыркаясь между скалами. Трава по обе стороны уступила место зарослям полыни и дубравы; высоко вверху пара воздушных змеев кружила на фоне синевы, а дорога бежала дальше, вдоль края Кедрового хребта в пустыню.
  
     Он миновал одинокий зеленый фермерский дом, но Ломакс сказал ему идти до конца дороги. Пройдя еще три мили, он нашел хижину, грубо обтесанную, с необработанной каменной трубой и столбом голубого древесного дыма, поднимавшегося к небу.
  
     Он остановился во дворе и вышел. Из хлева одинокая джерсийская корова смотрела на него бархатными глазами.
  
     Ритмичные звуки доносились с другой стороны хижины, поэтому он обошел ее спереди и обнаружил папашу Ломакса на утесе, откуда открывался вид на долину и реку далеко внизу.
  
     Ему, должно быть, было семьдесят пять, но, несмотря на беспокойство Сэнди, он выглядел так, словно избивал медведей гризли ради хобби. Ростом на дюйм выше шести футов, в грязных джинсах и клетчатой рубашке, старый ученый колол поленья с легкостью, с какой нарезают хлеб.
  
     Его белоснежные волосы ниспадали до плеч, а щетина усов цвета слоновой кости обрамляла подбородок. Еще больше белых кудрей выбилось из-под выреза его рубашки, и он, казалось, не чувствовал холода, хотя Терри Мартин был рад своей стеганой парке.
  
     "Значит, нашел его? Услышал, как ты идешь, " сказал Ломакс и одним взмахом расколол последнее полено. Затем он отложил топор и подошел к своему посетителю. Они пожали друг другу руки; Ломакс указал на ближайшее бревно и сам сел на одно из них.
  
     "Доктор Мартин, не так ли?"
  
     "Э-э, да".
  
     "Из Англии?"
  
     "Да".
  
     Ломакс полез в верхний карман, достал кисет с табаком и немного рисовой бумаги и начал сворачивать сигарету.
  
     "Не политкорректно, не так ли?" Ломакс спросил.
  
     "Нет, я так не думаю".
  
     Ломакс хмыкнул с явным одобрением.
  
     "У меня был политкорректный врач. Всегда кричал на меня, чтобы я бросил курить ".
  
     Мартин отметил прошедшее время.
  
     "Я полагаю, ты оставил его?"
  
     "Нет, он бросил меня. Умер на прошлой неделе. Пятьдесят шесть. Стресс. Что привело тебя сюда?"
  
     Мартин порылся в своем дипломате.
  
     "Я должен извиниться с самого начала. Вероятно, это пустая трата вашего и моего времени. Я просто хотел узнать, не взглянете ли вы на это."
  
     Ломакс взял предложенную фотографию и уставился на нее.
  
     "Ты действительно из Англии?"
  
     "Да".
  
     "Чертовски долгий путь, чтобы показать мне это".
  
     "Ты узнаешь это?"
  
     "Должен. Провел пять лет своей жизни, работая там ".
  
     Рот Мартина открылся от шока.
  
     "Ты действительно был там?"
  
     "Жил там пять лет".
  
     "В Тармии?"
  
     "Где это, черт возьми? Это Ок-Ридж".
  
     Мартин несколько раз сглотнул.
  
     "Доктор Ломакс. Эта фотография была сделана шесть дней назад истребителем ВМС США над разбомбленным заводом в Ираке ".
  
     Ломакс поднял взгляд, ярко-голубые глаза под косматыми белыми бровями, затем снова посмотрел на фотографию.
  
     "Сукин сын", - сказал он наконец. "Я предупреждал ублюдков. Три года назад. Написал статью, предупреждающую, что это технология, которую, вероятно, будет использовать Третий мир ".
  
     "Что с ним случилось?"
  
     "О, я думаю, они его разгромили".
  
     "Кто?"
  
     "Ты знаешь, остроголовые".
  
     "Эти диски - фрисби внутри фабрики - ты знаешь, что это такое?"
  
     "Конечно. Калютроны. Это точная копия старого объекта в Ок-Ридже ".
  
     "Калу- что?"
  
     Ломакс снова поднял взгляд.
  
     "Вы не доктор наук? Не физик?"
  
     "Нет. Мой предмет - изучение арабского языка".
  
     Ломакс снова хмыкнул, как будто не быть физиком было тяжелым бременем для человека, которого нужно нести по жизни.
  
     "Калутроны. Калифорнийские циклотроны. Сокращенно Калютроны."
  
     "Что они делают?"
  
     "ЭМИС. Электромагнитное разделение изотопов. На вашем языке они очищают сырой уран-238, чтобы отфильтровать уран-235 бомбового качества. Вы говорите, это место находится в Ираке?"
  
     "Да. Неделю назад его случайно разбомбили. Этот снимок был сделан на следующий день. Кажется, никто не знает, что это значит ".
  
     Ломакс посмотрел на долину, затянулся и выпустил струйку лазурного дыма.
  
     "Сукин сын", - снова сказал он. "Мистер, я живу здесь, потому что я так хочу. Подальше от всего этого смога и пробок - этого было достаточно много лет назад. У меня нет телевизора, но у меня есть радио. Это о том человеке, Саддаме Хусейне, не так ли?"
  
     "Да, это так. Не могли бы вы рассказать мне о калутронах?"
  
     Старик затушил окурок и теперь смотрел не только на долину, но и на многие годы назад.
  
     "Тысяча девятьсот сорок третий. Давным-давно, да? Почти пятьдесят лет. До того, как вы родились, до того, как большинство людей родились в наши дни. Тогда нас была кучка, мы пытались сделать невозможное. Мы были молоды, энергичны и изобретательны, и мы не знали, что это невозможно. Итак, мы это сделали.
  
     "Там были Ферми из Италии и Понтекорво; Фукс из Германии, Нильс Бор из Дании, Нанн Мэй из Англии и другие. И мы, янки: Юри, Оппи и Эрнест. Я был очень младшим. Всего двадцать семь.
  
     "Большую часть времени мы нащупывали свой путь, делали то, что никогда не пробовали, проверяли то, что, по их словам, невозможно было сделать. У нас был бюджет, на который в наши дни не купишь ни гроша, поэтому мы работали весь день и всю ночь и выбирали короткие пути. Пришлось - сроки были такими же сжатыми, как и деньги. И каким-то образом мы сделали это за три года. Мы взломали коды и создали бомбу. Маленький мальчик и толстый мужчина.
  
     "Затем ВВС сбросили их на Хиросиму и Нагасаки, и мир сказал, что нам не следовало этого делать. Проблема была в том, что если бы мы этого не сделали, это сделал бы кто-то другой. Нацистская Германия, сталинская Россия...
  
     "Калутроны ...", - предположил Мартин.
  
     "Да. Вы слышали о Манхэттенском проекте?"
  
     "Конечно".
  
     "Ну, у нас на Манхэттене было много гениев, особенно двое. Роберт Дж. Оппенгеймер и Эрнест О.
  
     Лоуренс. Слышал о них?"
  
     "Да".
  
     "Думал, что они коллеги, партнеры, верно?"
  
     "Я полагаю, что да".
  
     "Неправильно. Они были соперниками. Понимаете, мы все знали, что ключом был уран, самый тяжелый элемент в мире. И к 1941 году мы знали, что только более легкий изотоп, 235, может вызвать цепную реакцию, в которой мы нуждались. Хитрость заключалась в том, чтобы отделить целых семь десятых процента от 235, скрывающегося где-то в массе урана-238.
  
     "Когда Америка вступила в войну, мы добились больших успехов. После многих лет пренебрежения начальство вчера захотело результатов. Та же старая история. Итак, мы испробовали все способы разделения этих изотопов.
  
     "Оппенгеймер пошел на газовую диффузию - превращение урана в жидкость, а затем в газ, гексафторид урана, ядовитый и коррозийный, с которым трудно работать. Центрифуга появилась позже, ее изобрел австриец, захваченный русскими в плен и пущенный в ход в Сухуми. До центрифуги диффузия газа была медленной и трудной.
  
     "Лоуренс пошел другим путем - электромагнитным разделением с помощью ускорения частиц. Знаешь, что это значит?"
  
     "Боюсь, что нет".
  
     "По сути, вы разгоняете атомы до адской скорости, а затем используете гигантские магниты, чтобы бросить их в кривую. Две гоночные машины на скорости входят в поворот, тяжелая машина и легкая машина. Какой из них заканчивается на внешней дорожке?"
  
     "Тяжелый", - сказал Мартин.
  
     "Правильно. Это принцип. Калютроны зависят от гигантских магнитов диаметром около двадцати футов.
  
     Это, - он постучал по фрисби на фотографии, - магниты. Макет - точная копия моего старого малыша в Ок-Ридже, штат Теннесси ".
  
     "Если они работали, почему их прекратили?" - спросил Мартин.
  
     "Скорость", - сказал Ломакс. "Оппенгеймер победил. Его путь был быстрее. Калютроны были чрезвычайно медленными и очень дорогими. После 1945 года, и даже больше, когда тот австриец был освобожден русскими и приехал сюда, чтобы показать нам свое изобретение центрифуги, технология calutron была заброшена. Рассекречен.
  
     Вы можете получить все подробности и планы из Библиотеки Конгресса. Вероятно, это то, что сделали иракцы ".
  
     Двое мужчин несколько минут сидели молча.
  
     "Вы хотите сказать, - предположил Мартин, - что Ирак решил использовать технологию Ford Model-T, и поскольку все предполагали, что они будут участвовать в гонках Гран-при, никто этого не заметил".
  
     "Ты понял, сынок. Люди забывают - старая модель Ford T может быть старой, но она работала . Это привело тебя туда. Он перенес тебя из пункта А в пункт Б. И он почти никогда не ломался ".
  
     "Доктор Ломакс, ученые, с которыми консультировались мое и ваше правительства, знают, что в Ираке работает один каскад газодиффузионных центрифуг, и это продолжалось в течение прошлого года. Вот-вот появится еще один, но, вероятно, он еще не работает. Исходя из этого, они подсчитали, что Ирак не может переработать достаточно чистого урана - скажем, тридцать пять килограммов, - чтобы его хватило на бомбу ".
  
     " Совершенно верно, " кивнул Ломакс. "Нужно пять лет с одним каскадом, может быть, больше. Минимум три года с двумя каскадами."
  
     "Но предположим, что они использовали калютроны в тандеме. Если бы вы были главой иракской программы создания бомб, как бы вы это сыграли? "
  
     "Не так", - сказал старый физик и начал сворачивать очередную сигарету. "Тебе говорили в Лондоне, что ты начинаешь с желтого кека, который называется нулевым процентом чистоты, и ты должен очистить его до девяноста трех процентов чистоты, чтобы получить качество бомбы?"
  
     Мартин подумал о докторе Хипвелле, с его костром из трубки, в комнате под Уайтхоллом, говорящем именно это.
  
     "Да, они это сделали".
  
     "Но они не потрудились сказать, что очистка вещества от нуля до двадцати занимает большую часть времени?
  
     Они не говорили, что по мере того, как материал становится чище, процесс ускоряется? "
  
     "Нет".
  
     "Ну, это так. Если бы у меня были калютроны и центрифуги, я бы не использовал их в тандеме. Я бы использовал их последовательно. Я бы пропустил базовый уран через калютроны, чтобы получить его от нуля до двадцати, может быть, двадцати пяти процентов чистоты; затем используйте это в качестве сырья для новых каскадов ".
  
     "Почему?"
  
     "Это сократило бы ваше время очистки в каскадах в десять раз".
  
     Мартин обдумывал это, пока папаша Ломакс пыхтел.
  
     "Тогда, когда, по вашим расчетам, Ирак мог бы получить эти тридцать пять килограммов чистого урана?"
  
     "Зависит от того, когда они начали с калутронов".
  
     Мартин подумал. После того, как израильские самолеты уничтожили иракский реактор в Осираке, Багдад проводил две политики: рассредоточение и дублирование, разбросав лаборатории по всей стране, чтобы их никогда нельзя было снова разбомбить; и используя технику прикрытия со всех сторон при закупках и экспериментах. Осирак подвергся бомбардировке в 1981 году.
  
     "Скажем, они купили компоненты на открытом рынке в 1982 году и собрали их к 1983 году".
  
     Ломакс взял палку с земли у своих ног и начал рисовать в пыли.
  
     "У этих парней есть какие-нибудь проблемы с поставками желтого кека, основного сырья?" он спросил.
  
     "Нет, много сырья".
  
     " Допустим, так, " проворчал Ломакс. "Покупайте чертовы вещи в K-mart в наши дни.
  
     Через некоторое время он постучал по фотографии своей палкой.
  
     "На этой фотографии изображено около двадцати калютронов. Это все, что у них было?"
  
     "Может быть, больше. Мы не знаем. Давайте предположим, что это все, что у них получилось ".
  
     "С 1983 года, верно?"
  
     "Основное допущение".
  
     Ломакс продолжал царапать в пыли.
  
     "У мистера Хусейна есть нехватка электроэнергии?"
  
     Мартин подумал о 150-мегаваттной электростанции через песок от Тармии и предположении из Черной дыры, что кабель проходит под землей в Тармию.
  
     "Нет, нет недостатка в силе".
  
     "Мы сделали", - сказал Ломакс. "Калютроны требуют удивительного количества электроэнергии для функционирования. В Ок-Ридже мы построили самую большую угольную электростанцию, когда-либо построенную. Даже тогда нам приходилось подключаться к общественной сети. Каждый раз, когда мы их включали, по всему Теннесси происходил перегоревший картофель фри и коричневые лампочки - мы так много использовали ".
  
     Он продолжал рисовать своей палкой, производя вычисления, затем вычеркивал это и начинал другое на том же участке пыли.
  
     "У них нехватка медной проволоки?"
  
     "Нет, они могли бы купить это и на открытом рынке".
  
     "Эти гигантские магниты должны быть обернуты тысячами миль медной проволоки", - сказал Ломакс. "Во время войны мы не могли получить ни одного. Необходим для военного производства, каждая унция. Знаешь, что сделал старина Лоуренс?"
  
     "Понятия не имею".
  
     "Позаимствовал все серебряные слитки в Форт-Ноксе и переплавил их в проволоку. Сработал так же хорошо. В конце войны нам пришлось вернуть все это обратно в Форт-Нокс ". Он усмехнулся. "Он был персонажем".
  
     Наконец он закончил и выпрямился.
  
     "Если бы они собрали двадцать калютронов в 1983 году и прогнали через них желторотика до 89-го... и затем взяли тридцатипроцентно чистый уран и в течение одного года загружали его в каскад центрифуг, у них было бы тридцать пять ключей с девяностотрехпроцентным ураном бомбового качества... Ноябрь".
  
     "В ноябре следующего года", - сказал Мартин.
  
     Ломакс встал, потянулся, наклонился и помог своему гостю подняться на ноги.
  
     "Нет, сынок, в ноябре прошлого года".
  
     * * *
  
     Мартин съехал с горы и взглянул на часы. Полдень. Восемь часов утра в Лондоне. Паксман оставил бы свой стол и пошел домой. У Мартина не было его домашнего номера.
  
     Он мог ждать двенадцать часов в Сан-Франциско, чтобы позвонить, или он мог улететь. Он решил летать. Мартин приземлился в Хитроу в одиннадцать утра 28 января и был у Паксмана в половине двенадцатого. В два часа ночи Стив Лэйнг срочно разговаривал с Гарри Синклером в посольстве на Гросвенор-сквер, а час спустя глава лондонского отделения ЦРУ был на прямой и очень защищенной линии с заместителем директора по операциям Билл Стюарт.
  
     Только утром 30 января Билл Стюарт смог подготовить полный отчет для директора Уильяма Вебстера.
  
     "Это подтверждается", - сказал он бывшему судье из Канзаса. "У меня были люди в том домике возле Кедровой горы, и старик Ломакс все это подтвердил. Мы отследили его оригинальную статью. -она была подшита. Записи из Ок-Риджа подтверждают, что эти диски являются калютронами ".
  
     "Как, черт возьми, это произошло?" - спросил старший инспектор. "Почему мы никогда не замечали?"
  
     "Ну, идея, вероятно, пришла от Джафара Аль-Джафара, иракского босса их программы. Помимо Харвелла в Англии, он также тренировался в ЦЕРНе, недалеко от Женевы. Это гигантский ускоритель частиц ".
  
     "И что?"
  
     "Калютроны - это ускорители частиц. В любом случае, вся технология calutron была рассекречена в 1949 году. С тех пор он доступен по запросу ".
  
     "А калютроны - где они были куплены?"
  
     "По частям, в основном из Австрии и Франции. Покупки не вызвали удивления из-за устаревшей природы технологии. Завод был построен югославами по контракту. Они сказали, что хотят строить планы, поэтому иракцы просто дали им планы Ок-Риджа - вот почему Тармия является точной копией ".
  
     "Когда все это было?" - спросил старший инспектор.
  
     "Тысяча девятьсот восемьдесят второй".
  
     "Так что этот агент, как его зовут-"
  
     "Иерихон", - сказал Стюарт.
  
     "То, что он сказал, не было ложью?"
  
     "Джерико сообщил только то, что, по его словам, он слышал, как Саддам Хусейн сказал на закрытой конференции. Я боюсь, что мы больше не можем исключать вывод, что на этот раз человек действительно говорил правду ".
  
     "И мы выбили Иерихон из игры?"
  
     "Он требовал миллион долларов за свою информацию. Мы никогда не платили такую сумму, и в то время...
  
     "Ради Бога, Билл, это дешево по цене!"
  
     Старший инспектор встал и подошел к витринам. Осины теперь были голыми, не такими, как в августе, а в долине Потомак проносился мимо на своем пути к морю.
  
     "Билл, я хочу, чтобы ты доставил Чипа Барбера обратно в Эр-Рияд. Посмотри, есть ли какой-нибудь способ восстановить контакт с этим Иерихоном ".
  
     "Есть канал, сэр. Британский агент в Багдаде. Он сошел за араба. Но мы предложили, чтобы люди Века вытащили его оттуда ".
  
     "Просто молись, чтобы они этого не сделали, Билл. Нам нужно вернуть Иерихон. Не обращайте внимания на средства - я их санкционирую.
  
     Где бы ни было спрятано это устройство, мы должны найти его и предать забвению, пока не стало слишком поздно ".
  
     "Да. Э-э-э... кто расскажет генералам?"
  
     Директор вздохнул. "Я встречаюсь с Колином Пауэллом и Брентом Скоукрофтом через два часа".
  
     "Лучше ты, чем я", - подумал Стюарт, уходя.
  
  
     Глава 18
  
     Двое мужчин из Сенчури Хаус прибыли в Эр-Рияд раньше, чем Чип Барбер из Вашингтона. Стив Лэйнг и Саймон Паксман приземлились перед рассветом, вылетев ночным рейсом из Хитроу.
  
     Джулиан Грей, глава резидентуры в Эр-Рияде, встретил их на своей обычной машине без опознавательных знаков и привез на виллу, где он фактически жил, лишь изредка навещая свою жену в течение пяти месяцев.
  
     Он был озадачен внезапным появлением Паксмана из Лондона, не говоря уже о более высокопоставленном Стиве Лэйнге, для наблюдения за операцией, которая фактически была закрыта.
  
     На вилле, за закрытыми дверями, Лэйнг рассказал Грею, почему Джерико нужно было выследить и вернуть в игру без промедления.
  
     "Иисус. Значит, ублюдку действительно удалось это сделать ".
  
     "Мы должны предполагать это, хотя у нас нет доказательств", - сказал Лэйнг. "Когда у Мартина будет окно для прослушивания?"
  
     "Между одиннадцатью пятнадцатью и одиннадцатью сорока пятью сегодня вечером", - сказал Грей. "Для безопасности мы ничего не посылали ему в течение пяти дней. Мы ожидали, что он снова появится за границей в любое время ".
  
     "Будем надеяться, что он все еще там. Если нет, мы в глубоком дерьме. Нам придется заново фильтровать его, а это может занять вечность. Иракские пустыни кишат патрулями".
  
     "Кто из вас знает об этом?" - спросил Грей.
  
     "Как можно меньше, и так оно и останется", - ответил Лэйнг.
  
     Между Лондоном и Вашингтоном была создана очень тесная группа, которой необходимо знать, но для профессионалов она все еще была слишком большой. В Вашингтоне были президент и четыре члена его кабинета, плюс председатель Совета национальной безопасности и председатель Объединенного комитета начальников штабов. Добавьте к этому четырех человек в Лэнгли, из которых один, Чип Барбер, направлялся в Эр-Рияд. Вернувшись в Калифорнию, несчастный доктор Ломакс принял нежеланного гостя в своей каюте, чтобы убедиться, что он не контактирует с внешним миром.
  
     В Лондоне новость дошла до нового премьер-министра Джона Мейджора, секретаря Кабинета министров и двух членов кабинета; в Сенчури-Хаус знали три человека.
  
     В Эр-Рияде на вилле СИС теперь было трое, и Барбер направлялся к ним. Среди военных информация была ограничена четырьмя генералами - тремя американскими и одним британским.
  
     У доктора Терри Мартина развился дипломатический приступ гриппа, и он с комфортом проживал на конспиративной квартире SIS в сельской местности, под присмотром заботливой экономки и трех не очень заботливых нянь.
  
     Отныне все операции против Ирака, связанные с поиском и уничтожением устройства, которое, как предполагали союзники, носило кодовое название Кубт-ут-Аллах, или Кулак Божий, будут проводиться под прикрытием активных мер, направленных на ликвидацию самого Саддама Хусейна, или для каких-либо других вероятных целей.разум.
  
     На самом деле две такие попытки уже были предприняты. Были определены два места, в которых можно ожидать, что иракский президент будет проживать, по крайней мере временно. Никто не мог точно сказать, когда, потому что Раис перемещался, как блуждающий огонек, из укрытия в укрытие, когда его не было в бункере в Багдаде.
  
     Непрерывное наружное наблюдение наблюдало за двумя местами. Один был виллой в сельской местности в сорока милях от Багдада, другой - большой передвижной дом, переоборудованный в военный караван и центр планирования.
  
     Однажды наблюдатели с воздуха видели, как мобильные ракетные батареи и легкая бронетехника выдвигались на позиции вокруг виллы. Ворвалась стая Ударных Орлов и разнесла виллу на куски. Это была ложная тревога - птица улетела.
  
     Во второй раз, за два дня до конца января, было замечено, что большой трейлер переехал на новое место. Снова началась атака; снова цель была не дома.
  
     В обоих случаях летчики шли на огромный риск, продолжая свои атаки, поскольку иракские артиллеристы яростно отбивались. Неспособность свергнуть иракского диктатора в обоих случаях поставила союзников в затруднительное положение.
  
     Они просто не знали точных движений Саддама Хусейна. На самом деле их никто не знал, кроме крошечной группы личных телохранителей, набранных из Амн-аль-Хасса, под командованием его собственного сына Кусая.
  
     На самом деле, он большую часть времени перемещался. Несмотря на предположение, что Саддам находился в своем бункере глубоко под землей в течение всей воздушной войны, на самом деле он находился там менее половины этого времени. Но его безопасность была обеспечена серией тщательно продуманных обманов и ложных следов. Несколько раз его "видели" его собственные ликующие войска - циники говорили, что они приветствовали, потому что они были теми, кого не на фронте избивали Баффы. Человек, которого иракские войска видели во всех подобных случаях, был одним из двойников, который мог сойти за Саддама среди всех, кроме его ближайших приближенных.
  
     В других случаях колонны лимузинов, до дюжины, проносились по городу Багдад с затемненными стеклами, заставляя граждан полагать, что их Раис находится внутри одной из машин. Не так; все эти кавалькады были приманкой. Когда он переезжал, он иногда ездил в одной машине без опознавательных знаков.
  
     Даже среди его ближайшего окружения преобладали меры безопасности. Членам Кабинета министров, предупрежденным о встрече с ним, будет дано всего пять минут, чтобы покинуть свои резиденции, сесть в свои машины и следовать за мотоциклистом. Даже тогда местом назначения было не место встречи.
  
     Их отгоняли к припаркованному автобусу с затемненными стеклами, где они находили всех остальных служителей, сидящих в темноте. Между служителями и водителем была ширма. Даже водителю пришлось следовать за мотоциклистом из Амн-аль-Хасса до конечного пункта назначения.
  
     Позади водителя министры, генералы и советники сидели в темноте, как школьники на таинственной экскурсии, никогда не зная, куда они едут или, позже, где они были.
  
     В большинстве случаев эти собрания проводились в больших и уединенных виллах, которые арендовались на день и освобождались до наступления темноты. У специального подразделения Амн-аль-Хасса не было другой работы, кроме как найти такую виллу, когда Раис хотел встретиться, держать владельцев виллы без связи с внешним миром и позволить им вернуться домой, когда Раис давно ушел.
  
     Неудивительно, что союзники не смогли его найти. Но они пытались - до первой недели февраля. После этого все попытки убийства были отменены, и военные так и не поняли почему.
  
     Чип Барбер прибыл на британскую виллу в Эр-Рияде сразу после полудня в последний день января. После приветствий четверо мужчин сели и переждали несколько часов, пока не смогут связаться с Мартином, если он все еще там.
  
     "Я полагаю, у нас есть крайний срок на это?" - спросил Лэйнг. Барбер кивнул.
  
     "Двадцатое февраля. Бушующий Норман хочет ввести туда войска двадцатого февраля."
  
     Паксман присвистнул. "Двадцать дней, черт возьми. Дядя Сэм собирается оплатить счет за это?"
  
     "Ага. Директор уже разрешил перевести один миллион долларов Джерико на его счет сейчас, сегодня. За местоположение устройства, предполагая, что оно одно и только одно, мы заплатим ублюдку пять. "
  
     "Пять миллионов долларов?" - возмутился Лэйнг. "Господи, никто никогда не платил ничего подобного за информацию!"
  
     Барбер пожал плечами. "Джерико, кем бы он ни был, числится наемником. Он хочет денег, ничего больше. Так пусть он заслужит это. Тут есть одна загвоздка. Арабы торгуются, а мы нет. Через пять дней после того, как он получит сообщение, мы снижаем ставку на полмиллиона в день, пока он не назовет точное местоположение. Он должен это знать".
  
     Трое британцев размышляли над суммами, которые составляли больше, чем все их зарплаты вместе взятые за всю жизнь.
  
     "Что ж, - заметил Лэйнг, - это должно поднять ему настроение".
  
     Послание было написано во второй половине дня и вечером. Сначала нужно было установить контакт с Мартином, который должен был подтвердить заранее оговоренными кодовыми словами, что он все еще там и свободен. Тогда Эр-Рияд подробно расскажет ему о предложении Иерихону и будет настаивать на том, что сейчас все очень срочно.
  
     Мужчины ели экономно, играя с едой, с трудом справляясь с напряжением в комнате. В половине одиннадцатого Саймон Паксман вместе с остальными зашел в радиорубку и записал сообщение на магнитофон. Произносимый отрывок был ускорен в двести раз по сравнению с реальной продолжительностью и вышел чуть менее чем за две секунды.
  
     В десять секунд пятнадцать минут двенадцатого старший радиоинженер послал короткий сигнал: "Вы на месте".
  
     Сообщение. Три минуты спустя раздался крошечный взрыв, похожий на помехи. Спутниковая антенна поймала это, и когда звук замедлился, пятеро слушателей услышали голос Майка Мартина: "Черный Медведь вызывает Роки Маунтин, прием. Конец".
  
     На вилле в Эр-Рияде произошел взрыв облегчения, четверо зрелых мужчин обнимали друг друга, как футбольные фанаты, чья команда выиграла Суперкубок.
  
     Те, кто никогда там не был, с трудом могут представить себе ощущение, когда узнают, что "один из наших" далеко в тылу все еще, каким-то образом, жив и свободен.
  
     "Четырнадцать гребаных дней он сидел там", - восхищался Барбер. "Почему, черт возьми, этот ублюдок не убрался, когда ему сказали?"
  
     "Потому что он упрямый идиот", - пробормотал Лэйнг. "Так же хорошо".
  
     Более бесстрастный радист посылал еще один краткий вопрос. Он хотел, чтобы пять слов подтвердили - хотя осциллограф сказал ему, что голосовой рисунок совпадает с голосом Мартина, - что SAS
  
     майор говорил не под принуждением. Четырнадцати дней более чем достаточно, чтобы сломить человека.
  
     Его ответное послание в Багдад было настолько коротким, насколько это было возможно:
  
     "О Нельсоне и Севере, я повторяю, о Нельсоне и Севере. Вон".
  
     Прошло еще три минуты. В Багдаде Мартин присел на корточки на полу своей лачуги в глубине сада первого секретаря Куликова, уловил короткую вспышку звука, произнес свой ответ, нажал кнопку ускорения и передал запись продолжительностью в десятую долю секунды обратно в столицу Саудовской Аравии.
  
     Слушатели слышали, как он сказал: "Воспевайте славу блестящего дня". Радист ухмыльнулся.
  
     "Это он, сэр. Живой, здоровый и свободный".
  
     "Это стихотворение?" - спросил Барбер.
  
     "Настоящая вторая строчка, - сказал Лэйнг, - звучит так:"Воспой славу славного дня". Если бы он все понял правильно, он бы разговаривал, приставив пистолет к виску. В таком случае... " Он пожал плечами.
  
     Радист отправил последнее сообщение, настоящее сообщение, и закрылся. Барбер полез в свой портфель.
  
     "Я знаю, что это может быть не совсем в соответствии с местными обычаями, но дипломатическая жизнь имеет определенные привилегии".
  
     " Я говорю, " пробормотал Грей. "Дом Периньон. Как вы думаете, Лэнгли может себе это позволить?"
  
     "Лэнгли, - сказал Барбер, - только что поставил пять миллионов долларов на покерный стол. Я думаю, он может предложить вам, ребята, бутылку шипучки ".
  
     "Очень прилично", - сказал Паксман.
  
     Одна неделя привела к преображению Эдит Харденберг - неделя, то есть, и последствия влюбленности.
  
     С нежной поддержкой Карима она была у парикмахера в Гринцинге, который распустил ее волосы, подстриг и уложил их до подбородка, так что они падали ей на лицо, подчеркивая ее узкие черты и придавая ей намек на зрелый шарм.
  
     Ее возлюбленный с ее застенчивого одобрения выбрал набор средств для макияжа; ничего кричащего, только намек на подводку для глаз, тональный крем, немного пудры и чуть-чуть помады у рта.
  
     В банке Вольфганг Гемютлих был в частном ужасе, тайно наблюдая, как она пересекает комнату, став выше на дюймовых каблуках. Его огорчали даже не каблуки, не прическа и не макияж, хотя он бы категорически запретил все это, если бы фрау Гемютлих хотя бы упомянула саму идею. Что его беспокоило, так это ее вид, чувство уверенности в себе, когда она вручала ему письма на подпись или писала под диктовку.
  
     Он, конечно, знал, что произошло. Одна из тех глупых девчонок внизу убедила ее потратить деньги. Это был ключ ко всему, тратить деньги. По его опыту, это всегда приводило к краху, и он боялся худшего.
  
     Ее природная застенчивость не совсем испарилась, и в банке она была такой же сдержанной, как всегда, в речи, если не совсем в манерах. Но в присутствии Карима, когда они были одни, она постоянно поражала себя своей смелостью. В течение двадцати лет физические вещи вызывали у нее отвращение, и теперь она была похожа на путешественника в путешествии медленных и удивительных открытий, наполовину смущенного и испуганного, наполовину любопытного и взволнованного. Так их любовь - поначалу совершенно односторонняя - стала более исследовательской и взаимной. В первый раз, когда она прикоснулась к нему "там, внизу", она думала, что умрет от шока и унижения, но, к ее удивлению, она выжила.
  
     Вечером третьего февраля он принес домой в ее квартиру коробку, завернутую в подарочную бумагу и перевязанную лентой.
  
     "Карим, ты не должен так поступать. Ты тратишь слишком много".
  
     Он обнял ее и погладил по волосам. Она научилась любить, когда он это делал.
  
     "Смотри, котенок, мой отец богат. Он дает мне щедрое пособие. Ты бы предпочел, чтобы я провел его в ночных клубах?"
  
     Ей также нравилось, когда он дразнил ее. Конечно, Карим никогда бы не пошел в одно из этих ужасных мест.
  
     Поэтому она приняла духи и туалетные принадлежности, к которым когда-то, всего две недели назад, она бы никогда не прикоснулась.
  
     "Могу я открыть его?" - спросила она.
  
     "Для этого он и существует".
  
     Сначала она не поняла, что это такое. Содержимое коробки, казалось, было пеной из шелков, кружев и цветов. Когда она поняла, потому что видела рекламу в журналах - не тех, которые она покупала, конечно, - она стала ярко-розовой.
  
     "Карим, я не мог. Я просто не мог ".
  
     "Да, ты мог бы", - сказал он и усмехнулся. "Продолжай, котенок. Иди в спальню и попробуй. Закрой дверь - я не буду смотреть".
  
     Она разложила вещи на кровати и уставилась на них. Она, Эдит Харденберг? Никогда. Там были чулки и пояса, трусики и лифчики, подвязки и короткие ночные рубашки, черные, розовые, алые, кремовые и бежевые. Вещи из тонкого кружева или отделанные им, шелковисто-гладкие ткани, по которым кончики пальцев пробегали, как по льду.
  
     Она провела час одна в той комнате, прежде чем открыла дверь в халате. Карим поставил чашку с кофе, встал и подошел. Он посмотрел на нее сверху вниз с доброй улыбкой и начал развязывать пояс, который скреплял халат. Она снова покраснела и не могла встретиться с ним взглядом. Она отвела взгляд. Он позволил халату распахнуться.
  
     "О, котенок, - сказал он мягко, - ты потрясающая".
  
     Она не знала, что сказать, поэтому просто обняла его за шею, больше не испытывая ни страха, ни ужаса, когда ее бедро коснулось твердости его джинсов.
  
     Когда они занялись любовью, она встала и пошла в ванную. Вернувшись, она встала и посмотрела на него сверху вниз. Не было в нем такой части, которую бы она не любила. Она присела на край кровати и провела указательным пальцем по едва заметному шраму на одной стороне его подбородка, который, по его словам, он получил, провалившись сквозь теплицу в саду своего отца под Амманом.
  
     Он открыл глаза, улыбнулся и потянулся к ее лицу; она схватила его руку и потерлась носом о пальцы, поглаживая кольцо с печаткой на мизинце, кольцо с бледно-розовым опалом, которое подарила ему мать.
  
     "Что мы будем делать сегодня вечером?" - спросила она.
  
     "Давай выйдем", - сказал он. "Сирк в "Бристоле"".
  
     "Ты слишком любишь стейки".
  
     Он протянул руку ей за спину и обхватил ее маленькие ягодицы под прозрачной марлей.
  
     "Это стейк, который я люблю". Он усмехнулся.
  
     "Прекрати - ты ужасен, Карим!" - сказала она. "Я должен одеться".
  
     Она отстранилась и увидела себя в зеркале. Как она могла так сильно измениться? подумала она. Как она вообще могла заставить себя носить нижнее белье? Затем она поняла почему. Ради Карима, ее Карима, которого она любила и который любил ее, она сделает все. Любовь, возможно, пришла поздно в ее жизни, но она пришла с силой горного потока.
  
     Государственный департамент Соединенных Штатов
  
     Вашингтон, округ Колумбия 20520
  
     5 февраля 1991
  
     МЕМОРАНДУМ ДЛЯ: г-на Джеймса Бейкера
  
     ОТ: Группа политической разведки и анализа
  
     ТЕМА: Убийство Саддама Хусейна
  
     КЛАССИФИКАЦИЯ: ТОЛЬКО ДЛЯ ГЛАЗ
  
     Конечно, от вашего внимания не ускользнуло, что с момента начала боевых действий между коалиционными военно-воздушными силами, вылетающими из Саудовской Аравии и соседних государств, и Республикой Ирак, было предпринято по меньшей мере две, а возможно, и больше попыток добиться свержения президента Ирака Саддама Хусейна.
  
     Все подобные попытки предпринимались с помощью бомбардировок с воздуха и исключительно Соединенными Штатами. Поэтому эта группа считает неотложным изложить возможные последствия успешной попытки убийства г-на Хусейна.
  
     Идеальным исходом, конечно, было бы, чтобы любой режим-преемник нынешней диктатуры партии БААС, созданный под эгидой победоносных коалиционных сил, принял форму гуманного и демократического правительства.
  
     Мы считаем, что такая надежда иллюзорна.
  
     Во-первых, Ирак не является и никогда не был единой страной. Это всего лишь поколение от того, чтобы стать лоскутным одеялом из конкурирующих, часто враждующих племен. Он содержит почти в равных частях две потенциально враждебные секты ислама, суннитскую и шиитскую конфессии, а также три христианских меньшинства. К этому следует добавить курдскую нацию на севере, энергично продолжающую поиски отдельной независимости.
  
     Во-вторых, в Ираке никогда не было ни малейшего демократического опыта, который перешел от турецкого к хашимитскому правлению партии БААС без промежуточной интерлюдии демократии, как мы ее понимаем.
  
     Следовательно, в случае внезапного свержения нынешней диктатуры путем убийства есть только два реалистичных сценария.
  
     Первым была бы попытка навязать извне консенсусное правительство, охватывающее все основные фракции, по принципу широкой коалиции.
  
     По мнению этой группы, такая структура продержалась бы у власти крайне ограниченный период.
  
     Традиционному и извечному соперничеству потребовалось бы совсем немного времени, чтобы буквально разорвать его на части.
  
     Курды, несомненно, воспользуются возможностью, которой так долго отказывали, чтобы сделать выбор в пользу отделения и создания своей собственной республики на севере. Слабое центральное правительство в Багдаде, основанное на консенсусном соглашении, было бы бессильно предотвратить такой шаг.
  
     Реакция Турции была бы предсказуемой и яростной, поскольку собственное курдское меньшинство Турции, проживающее в приграничных районах, не теряя времени, присоединится к своим собратьям-курдам по ту сторону границы в гораздо более активном сопротивлении турецкому правлению.
  
     На юго-востоке шиитское большинство вокруг Басры и Шатт-эль-Араб, несомненно, найдет веские причины, чтобы сделать предложение Тегерану. Иран испытал бы сильное искушение отомстить за убийство своей молодежи в недавней ирано-иракской войне, потакая этим попыткам в надежде аннексировать юго-восточный Ирак перед лицом беспомощности Багдада.
  
     Прозападные государства Персидского залива и Саудовская Аравия будут повергнуты в нечто, приближающееся к панике, при мысли о том, что Иран достигнет самой границы Кувейта.
  
     Дальше на север арабы иранского Арабистана нашли бы общее дело со своими собратьями-арабами по ту сторону границы в Ираке, что было бы решительно пресечено аятоллами в Тегеране.
  
     На заднице Ирака мы почти наверняка увидели бы вспышку межплеменной борьбы, чтобы свести старые счеты и установить превосходство над тем, что осталось.
  
     Мы все с тревогой наблюдали за гражданской войной, которая сейчас бушует между сербами и хорватами в бывшей Югославии. Пока что эти боевые действия еще не распространились на Боснию, где их ожидает третья составляющая сила в виде боснийских мусульман. Когда боевые действия войдут в Боснию, а однажды это произойдет, бойня будет еще более ужасной и еще более непреодолимой.
  
     Тем не менее, эта группа считает, что страдания Югославии отойдут на второй план по сравнению со сценарием, который сейчас рисуется для Ирака в условиях полного распада. В таком случае можно ожидать крупной гражданской войны в самом сердце Ирака, четырех пограничных войн и полной дестабилизации в Персидском заливе. Одна только проблема беженцев исчисляется миллионами.
  
     Единственным другим жизнеспособным сценарием является то, что Саддама Хусейна сменит другой генерал или высокопоставленный член иерархии БААС. Но поскольку все в нынешней иерархии запятнаны кровью, как и их лидер, трудно понять, какие выгоды получит замена одного монстра другим, возможно, даже более умным деспотом.
  
     Поэтому идеальным, хотя и, по общему признанию, не идеальным решением должно быть сохранение статус-кво в Ираке, за исключением того, что все оружие массового уничтожения должно быть уничтожено, а мощь обычных вооружений должна быть настолько ослаблена, чтобы не представлять угрозы для любого соседнего государства в течение как минимум десятилетия.
  
     Вполне можно утверждать, что продолжающиеся нарушения прав человека нынешним иракским режимом, если ему будет позволено выжить, окажутся самыми печальными. В этом нет никаких сомнений. И все же Западу пришлось стать свидетелем ужасных сцен в Китае, России, Вьетнаме, Тибете, Восточном Тиморе, Камбодже и многих других частях света. Для Соединенных Штатов просто невозможно навязать человечество во всемирном масштабе, если они не готовы вступить в постоянную глобальную войну.
  
     Таким образом, наименее катастрофическим результатом нынешней войны в Персидском заливе и возможного вторжения в Ирак является сохранение у власти Саддама Хусейна в качестве единоличного хозяина объединенного Ирака, хотя и ослабленного в военном отношении в отношении иностранной агрессии.
  
     По всем указанным причинам эта группа призывает прекратить все попытки убить Саддама Хусейна или двинуться на Багдад и оккупировать Ирак.
  
     С уважением покорен,
  
     ПИАГ
  
     Майк Мартин нашел отметку мелом 7 февраля и в тот же вечер извлек тонкий перламутровый конверт из ящика для просроченных писем. Вскоре после полуночи он установил спутниковую антенну, указывающую на дверь его лачуги, и прочитал паутинный арабский шрифт на единственной странице из бумаги из луковой кожи прямо в магнитофон. После арабского он добавил свой собственный перевод на английский и отправил сообщение в 00:16 утра, через минуту в свое окно.
  
     Когда раздался взрыв и спутник поймал его в Эр-Рияде, дежурный радист крикнул:
  
     "Он здесь. Черный Медведь пробивается!"
  
     Вбежали четверо сонных мужчин из соседней комнаты. Большой магнитофон у стены замедлил ход и расшифровал сообщение. Когда техник нажал кнопку воспроизведения, комната наполнилась звуками Мартина, говорящего по-арабски. Паксман, чей арабский был лучшим, выслушал наполовину и прошипел:
  
     "Он нашел это. Иерихон говорит, что нашел его ".
  
     "Тихо, Саймон".
  
     Арабский прекратился, и начался текст на английском. Когда голос остановился и отключился, Барбер в волнении ударил сжатым кулаком по ладони другой руки.
  
     "Мальчик, он сделал это. Ребята, вы можете достать мне расшифровку этого - вот так, прямо сейчас? "
  
     Техник прокрутил пленку назад, надел наушники, повернулся к своему текстовому процессору и начал печатать.
  
     Барбер подошел к телефону в гостиной и позвонил в подпольную штаб-квартиру CENTAF.
  
     Был только один человек, с которым ему нужно было поговорить.
  
     Очевидно, генералу Чаку Хорнеру требовалось очень мало сна. Никто ни в командных пунктах коалиции под зданием Министерства обороны Саудовской Аравии, ни в штаб-квартире CENTAF под зданием ВВС Саудовской Аравии на Олд-Эйрпорт-роуд не высыпался в течение этих недель, но генерал Хорнер, казалось, спал меньше, чем большинство.
  
     Возможно, когда его любимый экипаж самолета был в воздухе и летел глубоко на вражескую территорию, он не чувствовал, что может спать. Поскольку полет продолжался двадцать четыре часа в сутки, оставалось мало времени на сон.
  
     У него была привычка бродить по офисам комплекса СЕНТАФ посреди ночи, неторопливо переходя от аналитиков "Черной дыры" к Центру тактического управления воздушным движением. Если телефон звонил без присмотра, а он был рядом с ним, он отвечал. Несколько ошеломленных офицеров ВВС в пустыне, звонивших за разъяснениями или с вопросом и ожидавших, что дежурный майор выйдет на связь, обнаружили, что разговаривают с самим боссом.
  
     Это была очень демократичная привычка, но иногда она приносила сюрпризы. Однажды командир эскадрильи, имя которого не называется, позвонил и пожаловался, что его пилоты каждую ночь подвергаются обстрелу из "тройного огня" по пути к своим целям. Разве иракские артиллеристы не могли быть раздавлены визитом тяжелых бомбардировщиков, "Баффов"?
  
     Генерал Хорнер сказал подполковнику, что это невозможно - баффы получили полную задачу. Командир эскадрильи в пустыне запротестовал, но ответ был все тот же. Что ж, сказал подполковник, в таком случае можешь отсосать у меня.
  
     Очень немногие офицеры могут приказать полному генералу сделать это и выйти сухим из воды. То, что две недели спустя отважный командир эскадрильи получил повышение до полного полковника, многое говорит о подходе Чака Хорнера к своим летным экипажам.
  
     Именно там Чип Барбер нашел Хорнера той ночью, незадолго до часа дня, и они встретились в личном кабинете генерала внутри подземного комплекса сорок минут спустя.
  
     Генерал мрачно прочитал транскрипцию текста на английском языке из Эр-Рияда. Барбер использовал текстовый процессор для аннотирования определенных частей - это больше не выглядело как радиосообщение.
  
     "Это еще один из ваших выводов из интервью с бизнесменами в Европе?" язвительно спросил он.
  
     "Мы считаем информацию точной, генерал".
  
     Хорнер хмыкнул. Как и у большинства бойцов, у него было мало времени на тайный мир - людей, которых называли шпионами. Так было всегда. Причина проста. Бой посвящен стремлению к оптимизму - возможно, осторожному оптимизму, но, тем не менее, оптимизму - иначе никто никогда не принимал бы в нем участия.
  
     Тайный мир посвящен презумпции пессимизма. Эти две философии имеют мало общего, и даже на этом этапе войны ВВС США становились все более раздраженными из-за неоднократных предположений ЦРУ о том, что оно уничтожает меньше целей, чем утверждает.
  
     "И эта предполагаемая цель связана с тем, что я думаю?" - спросил генерал.
  
     "Мы просто считаем, что это очень важно, сэр".
  
     "Ну, первым делом, мистер Барбер, мы собираемся чертовски хорошо на это взглянуть".
  
     На этот раз это был TR-1 из Таифа, который оказал честь. Модернизированная версия старого U-2, TR-1
  
     использовался как многозадачный сборщик информации, способный летать над Ираком вне поля зрения и звука, используя свои технологии для глубокого проникновения в оборону с помощью радаров и прослушивающего оборудования. Но у него все еще были свои камеры, и его иногда использовали не для общей картины, а для одной интимной миссии. Задача фотографирования места, известного только как Аль-Кубай, была настолько интимной, насколько это возможно.
  
     Была и вторая причина для TR-1: Он может передавать свои изображения в режиме реального времени. Не дожидаясь возвращения миссии, загрузите БРЕЗЕНТ, проявите пленку и доставьте ее в Эр-Рияд. Когда TR-1 совершал полет над обозначенным участком пустыни к западу от Багдада и к югу от авиабазы Аль-Мухаммади, изображения, которые он видел, поступали прямо на телевизионный экран в подвале штаба ВВС Саудовской Аравии.
  
     В комнате было пятеро мужчин, включая техника, который управлял консолью и который мог по слову четырех других приказать компьютеру сделать стоп-кадр и сделать фотоотпечаток для изучения.
  
     Там были Чип Барбер и Стив Лэйнг, которых терпели в гражданской одежде в этой мекке военной доблести; двумя другими были полковник Битти из ВВС США и командир эскадрильи Джо Пек из Королевских ВВС, оба эксперты по анализу целей.
  
     Причина использования Аль-Кубаи заключалась просто в том, что это была ближайшая деревня к цели; поскольку это было слишком маленькое поселение, чтобы его можно было увидеть на их картах, для аналитиков важна была сопутствующая ссылка на сетку и описание.
  
     TR-1 обнаружил его в нескольких милях от привязки к сетке, отправленной Иерихоном, но не могло быть никаких сомнений в том, что описание было точным, и поблизости не было других мест, которые соответствовали бы описанию.
  
     Четверо мужчин наблюдали, как цель вплывает в поле зрения, замирает на лучшем кадре и удерживается. Модем выдавил отпечаток для изучения.
  
     "Это там, внизу?" выдохнул Лэйнг.
  
     "Должно быть", - сказал полковник Битти. "На многие мили вокруг нет ничего подобного".
  
     "Хитрые жукеры", - сказал Пек.
  
     Аль-Кубай на самом деле был ядерным заводом для всей иракской ядерной программы доктора Джафара Аль-Джафара.
  
     Британский инженер-ядерщик однажды заметил, что его ремесло - "на десять процентов гениальное и на девяносто процентов водопроводное". В этом есть нечто большее. Машиностроительный завод - это место, где мастера берут результаты физиков, расчеты математиков и компьютеров, а также результаты химиков и собирают конечный продукт. Именно инженеры-ядерщики на самом деле превращают устройство в готовый кусок металла.
  
     Ирак полностью похоронил свой завод в Аль-Кубаи под пустыней, на глубине восьмидесяти футов, и это был всего лишь уровень крыши. Под крышей три этажа мастерских уходили дальше вниз. Что вызвало замечание командира эскадрильи Пека о "хитрых педерастах", так это мастерство, с которым оно было замаскировано.
  
     Не так уж сложно построить целую фабрику под землей, но ее маскировка представляет серьезные проблемы.
  
     Как только он будет построен в его гигантском кратере, песок может быть отброшен бульдозером к железобетонным стенам и на крышу, пока здание не будет скрыто. Раковины под самым нижним этажом могут справиться с дренажом.
  
     Но фабрике понадобится кондиционирование воздуха; для этого требуется впуск свежего воздуха и выпуск загрязненного воздуха - обе трубы выступают из пола пустыни. Для этого также потребуется масса электроэнергии, что подразумевает мощный дизельный генератор. Для этого тоже нужны воздухозаборник и выпускной патрубок - еще две трубы.
  
     Должен быть спуск или пассажирский лифт и грузовой подъемник для доставки и отправки персонала и материалов - еще одна надземная конструкция. Грузовики доставки не могут катиться по мягкому песку; им нужна твердая дорога, отрог асфальта, отходящий от ближайшей главной дороги.
  
     Будут выбросы тепла, которые можно скрыть в течение дня, когда наружный воздух горячий, но не в холодные ночи.
  
     Как же скрыть от наблюдения с воздуха участок девственной пустыни с асфальтированной дорогой, которая, кажется, ведет в никуда, четырьмя основными трубами, шахтой лифта, постоянным прибытием и отъездом грузовиков и частыми выбросами тепла?
  
     Это был полковник Осман Бадри, молодой гений инженерного корпуса иракской армии, который взломал его; и его решение обмануло союзников со всеми их самолетами-разведчиками.
  
     С воздуха Аль-Кубай был автомобильной свалкой площадью в сорок пять акров. Хотя наблюдатели в Эр-Рияде, даже с их лучшими увеличительными стеклами, не могли этого увидеть, четыре кучи ржавеющих обломков автомобилей представляли собой сварные каркасы - сплошные купола из искореженного металла, - под которыми трубы всасывали свежий воздух или отфильтровывали зловонные газы через разбитые кузова автомобилей и фургонов.
  
     Главный ангар, разделочный цех, с его стальными баллонами с кислородом и ацетиленом, демонстративно припаркованными снаружи, скрывал вход в шахты лифтов. Естественность сварки в таком месте оправдала бы наличие источника тепла.
  
     Причина однопутной просмоленной дороги была очевидна - грузовики должны были приезжать с обломками автомобилей и уезжать с металлоломом.
  
     Вся система на самом деле была замечена на ранней стадии системой АВАКС, которая зарегистрировала огромную массу металла посреди пустыни. Это была танковая дивизия? Склад боеприпасов? Ранний облет показал, что это была просто автомобильная свалка, и интерес был прекращен.
  
     Чего четверо мужчин в Эр-Рияде также не могли видеть, так это того, что четыре других мини-горы ржавых автомобильных кузовов также представляли собой прочно сваренные рамы, имеющие внутреннюю форму куполов, но с гидравлическими домкратами под ними.
  
     На двух из них размещались мощные зенитные батареи, многоствольные российские пушки ЗСУ-23-4; на двух других были спрятаны ЗРК моделей 6,8 и 9, не с радиолокационным наведением, а с тепловым наведением меньшего размера - тарелка радара выдала бы игру.
  
     "Значит, он там, внизу", - выдохнул Битти.
  
     Пока они смотрели, в кадре появился длинный грузовик, груженный старыми кузовами. Казалось, он двигался небольшими рывками, потому что TR-1, пролетевший на высоте восьмидесяти тысяч футов над Аль-Кубаи, отбрасывал стоп-кадры со скоростью несколько кадров в секунду. Зачарованные, два офицера разведки наблюдали, пока грузовик не въехал задним ходом в сварочный цех.
  
     "Держу пари, что еда, вода и припасы находятся под кузовами машин", - сказал Битти. Он откинулся на спинку стула. "Проблема в том, что мы никогда не доберемся до этой чертовой фабрики. Даже любители не могут бомбить так глубоко ".
  
     "Мы могли бы закрыть их", - сказал Пек. "Сокрушите шахту лифта, запечатайте их. Затем, если они попытаются провести какие-либо спасательные работы, чтобы разблокировать, мы снова расстреляем их ".
  
     "Звучит неплохо", - согласился Битти. "Сколько дней до вторжения на сушу?"
  
     "Двенадцать", - сказал Барбер.
  
     "Мы можем это сделать", - сказал Битти. "Высокоуровневый, с лазерным наведением, масса самолетов, горилла".
  
     Лэйнг бросил на Барбера предупреждающий взгляд.
  
     "Мы бы предпочли что-нибудь более сдержанное", - сказал Барбер. "Рейд из двух кораблей, низкий уровень, глазное подтверждение уничтожения".
  
     Наступила тишина.
  
     "Вы, ребята, пытаетесь нам что-то сказать?" - спросил Битти. "Например, Багдад не должен знать, что мы заинтересованы?"
  
     "Не могли бы вы, пожалуйста, сделать это таким образом?" настаивал Лэйнг. "Кажется, нет никакой защиты. Ключ здесь - маскировка ".
  
     Битти вздохнул. Чертовы призраки, подумал он. Они пытаются защитить кого-то. Ну, это не мое дело.
  
     "Что ты об этом думаешь, Джо?" - спросил он командира эскадрильи.
  
     "Торнадо" могли бы это сделать, - сказал Джо Пек, - если бы буканьеры указывали им цели. Шесть бомб весом в тысячу фунтов пробили дверь сарая. Держу пари, что этот жестяной сарай внутри железобетонный. Должен хорошо сдерживать взрыв ".
  
     Битти кивнул. "Хорошо, ребята, у вас это есть. Я улажу это с генералом Хорнером. Кого ты хочешь использовать, Джо?"
  
     "Эскадрилья шесть ноль восемь, в Махарраке. Я знаю командира, Фила Керзона. Мне привести его сюда?"
  
     Командир крыла Филип Керзон командовал двенадцатью "Панавиа Торнадо" 608-й эскадрильи Королевских ВВС на острове Бахрейн, куда они прибыли двумя месяцами ранее со своей базы в Лаарбрюке, Германия. Сразу после полудня того же дня, 8 февраля, он получил приказ, который не терпел возражений: немедленно явиться в штаб-квартиру CENTAF в Эр-Рияде. Срочность была настолько велика, что к тому времени, когда он принял сообщение, его дежурный офицер доложил, что самолет Beach King Air из Shakey's Pizza на другой стороне острова приземлился и выруливает, чтобы забрать его. Когда он поднялся на борт самолета Beach King Air, надев форменную куртку и кепку, он обнаружил, что двухмоторный представительский самолет принадлежит самому генералу Хорнеру.
  
     "Что, черт возьми, происходит?" - спросил себя командир крыла, и с оправданием.
  
     На военно-воздушной базе в Эр-Рияде его ждала штабная машина ВВС США, чтобы отвезти его на милю по Старой дороге аэропорта к Черной дыре.
  
     Четверо мужчин, которые были на конференции, чтобы посмотреть фотографии миссии TR-1 в десять утра, все еще были там. Не хватало только техника. Им больше не нужны были фотографии. Те, что у них были, были разбросаны по всему столу. Командир эскадрильи Пек представил их друг другу.
  
     Стив Лэйнг объяснил, что было необходимо, и Керзон изучил фотографии.
  
     Филип Керзон не был дураком, иначе он не командовал бы эскадрильей очень дорогих истребителей-бомбардировщиков Ее Величества. В первых миссиях низкого уровня с бомбами JP-233 против иракских аэродромов он потерял два самолета и четырех хороших людей; двое, как он знал, были мертвы. Двух других, избитых и ошеломленных, только что показали по иракскому телевидению - еще один пиар-шедевр Саддама.
  
     "Почему бы не включить эту цель в порядок выполнения задач в воздухе, как и все остальные?" тихо спросил он. "К чему такая спешка?"
  
     "Позвольте мне быть с вами совершенно откровенным", - сказал Лэйнг. "Теперь мы считаем, что в этом объекте находится главный и, возможно, единственный склад Саддама с особо опасными снарядами с отравляющим газом. Есть свидетельства того, что первые акции вот-вот будут отправлены на фронт. Отсюда и срочность".
  
     Битти и Пек оживились. Это было первое объяснение, которое они получили, чтобы объяснить духов "
  
     интерес к фабрике под свалкой.
  
     "Но два штурмовика?" Керзон упорствовал. "Только двое? Это делает его очень низкоприоритетной миссией. Что я должен сказать своему экипажу? Я не собираюсь лгать им, джентльмены. Пожалуйста, поймите это совершенно прямо ".
  
     "В этом нет необходимости, и я бы этого тоже не потерпел", - сказал Лэйнг. "Просто скажи им правду. Это воздушное наблюдение показало движение грузовиков к месту и обратно. Аналитики считают, что это военные грузовики, и они поспешили с выводом, что эта кажущаяся свалка скрывает склад боеприпасов - в основном, внутри этого большого центрального сарая. Итак, это цель. Что касается миссии низкого уровня, вы можете видеть, что там нет ни ракет, ни тройногоА. "
  
     "И это правда?" - спросил командир крыла.
  
     "Я клянусь в этом".
  
     "Тогда почему, джентльмены, четкое намерение, что если кто-либо из моих экипажей будет сбит и допрошен, Багдад не должен узнать, откуда на самом деле поступила информация? Ты веришь в историю с военным грузовиком не больше, чем я ".
  
     Полковник Битти и командир эскадрильи Пек откинулись назад. Этот человек действительно сильно сжимал духов там, где было больнее всего. Хорошо для него.
  
     "Скажи ему, Чип", - сказал Лэйнг, смиряясь.
  
     "Хорошо, командир крыла, я буду с тобой откровенен. Но это только для ваших ушей. Остальное абсолютно верно.
  
     У нас есть перебежчик. В Штатах. Приехал перед войной в качестве аспиранта. Теперь он влюбился в американскую девушку и хочет остаться. Во время собеседований с сотрудниками иммиграционной службы кое-что всплыло. Умный интервьюер передал его нам ".
  
     "ЦРУ?" - спросил Керзон.
  
     "Хорошо, да, ЦРУ. Мы заключили сделку с этим парнем. Он получает грин-карту, он помогает нам. Когда он был в Ираке, в армии инженеров, он работал над несколькими секретными проектами. Теперь он проливает все. Итак, теперь вы знаете.
  
     Но это высшая классификация. Это не меняет миссию, и с вашей стороны не будет ложью не сообщать об этом экипажу самолета, чего, кстати, вы можете и не делать ".
  
     "Последний вопрос", - сказал Керзон. "Если этот человек в безопасности в Штатах, зачем еще обманывать Багдад?"
  
     "Есть и другие цели, которые он проливает для нас. Это требует времени, но мы можем получить от него двадцать новых целей.
  
     Мы предупредили Багдад, что он поет, как канарейка, ночью они перевозят лакомства в другое место. Ты же знаешь, они тоже могут сложить два и два".
  
     Филип Керзон встал и собрал фотографии. У каждого была точная привязка к карте, нанесенная на одну сторону.
  
     "Хорошо. Завтра на рассвете. Этот сарай перестанет существовать ".
  
     Затем он ушел. На обратном пути он обдумывал миссию. Что-то внутри него говорило, что это воняло, как старая треска. Но объяснения были вполне выполнимы, и у него были свои приказы. Он не стал бы лгать, но ему было запрещено раскрывать все. Хорошая часть заключалась в том, что цель была основана на обмане, а не на защите. Его люди должны входить и выходить невредимыми. Он уже знал, кто возглавит атаку.
  
     Командир эскадрильи Лофти Уильямсон счастливо развалился в кресле под вечерним солнцем, когда раздался звонок. Он читал последнее издание Журнала World Air Power , библию боевых пилотов, и был раздражен тем, что его оторвали от великолепно авторитетной статьи об одном из иракских истребителей, с которым он мог столкнуться.
  
     Командир эскадрильи был в своем кабинете, перед ним были разложены фотографии. В течение часа он информировал своего старшего командира звена о том, что от него требуется.
  
     "У тебя будет два доллара, чтобы отметить цель для тебя, так что ты должен быть в состоянии подняться и убраться оттуда, прежде чем нечестивые поймут, что их поразило".
  
     Уильямсон нашел своего штурмана, человека на заднем сиденье, которого американцы называют wizzo, который в настоящее время делает гораздо больше, чем просто навигатор, отвечающий за авиационную электронику и системы вооружения. Летный лейтенант Сид Блэр слыл способным найти консервную банку в Сахаре, если ее нужно было разбомбить.
  
     Вдвоем, с помощью оперативного персонала, они наметили миссию. Точное местоположение свалки было найдено по координатной сетке на их воздушных картах.
  
     Пилот ясно дал понять, что хочет атаковать с востока в самый момент восхода солнца, чтобы у иракских стрелков был свет в глазах, в то время как он, Уильямсон, видел цель с полной ясностью.
  
     Блейр настаивал, что ему нужен "стоун-бонкер", какой-нибудь безошибочный ориентир на трассе, с помощью которого он мог бы в последнюю минуту вносить небольшие коррективы в свой курс. Они обнаружили один в двенадцати милях от цели в восточном направлении - радиомачту ровно в одной миле от трассы.
  
     Выход на рассвете дал бы им жизненно важное время для достижения цели, или TOT, в котором они нуждались. Причина, по которой ТОТ должен следовать второму, заключается в том, что точность определяет разницу между успехом и неудачей.
  
     Если первый пилот опоздает хотя бы на секунду, следующий пилот может попасть прямо под взрыв бомб своего коллеги; хуже того, первый пилот столкнется с Торнадо, приближающимся к нему сзади со скоростью почти десять миль в минуту - не самое приятное зрелище. Наконец, если первый пилот придет слишком рано или второй пилот опоздает, у стрелков будет время проснуться, подготовить свои орудия и прицелиться. Итак, вторые флайеры попадают в цель как раз в тот момент, когда утихает шрапнель первых взрывов.
  
     Уильямсон привел своего ведомого и второго штурмана, двух молодых лейтенантов, Питера Джонса и Ники Тайна. Точный момент, когда солнце должно подняться над низкими холмами к востоку от цели, был согласован в 0708 часов, а направление атаки - 270 градусов строго на запад.
  
     Были назначены два буканьера из 12-й эскадрильи, также базирующейся в Махарраке. Уильямсон должен был связаться со своими пилотами утром. Оружейникам было поручено установить на каждый "Торнадо" по три бомбы весом в тысячу фунтов, оснащенные носовыми частями с лазерным наведением PAVEWAY. В восемь вечера того же дня четыре члена экипажа поели и отправились спать, а утренний звонок был назначен на три часа ночи.
  
     Было все еще темно, когда летчик на грузовике подъехал к спальному помещению 608-й эскадрильи, чтобы отвести четырех членов экипажа в летную рубку.
  
     Если американцы в Аль-Харзе работали под прикрытием, то те, кто базировался в Бахрейне, наслаждались комфортом цивилизованной жизни. Некоторые спали по двое в номере в отеле "Шератон". Другие жили в кирпичных холостяцких квартирах ближе к авиабазе. Еда была превосходной, напитки были доступны, и худшее одиночество боевой жизни было смягчено присутствием трехсот женщин-стюардесс-стажеров в близлежащей тренировочной школе Gulf Air.
  
     Пиратов вывели в залив всего неделю назад, предварительно сказав, что они никому не нужны. С тех пор они более чем доказали свою ценность. По сути, охотники за подводными лодками, Баксы были более привычны к обыску вод Северного моря в поисках советских подводных лодок, но они также не возражали против пустыни.
  
     Их специальностью были низкие полеты, и хотя они были тридцатилетними ветеранами, они были известны во время военных учений с ВВС США в истребительной школе ВМС в Мирамаре, Калифорния, уклоняясь от гораздо более быстрых американских истребителей, просто "поедая грязь" - летая так низко, что это становилось невозможнымследовать через холмы и горы пустыни.
  
     Соперничество между военно-воздушными силами приведет к тому, что американцы не любят низкие полеты и ниже пятисот футов склонны опускать шасси, в то время как Королевским ВВС это нравится, а выше ста футов жалуются на высотную болезнь. На самом деле, оба могут летать низко или высоко, но Баксы, не сверхзвуковые, но удивительно маневренные, считают, что они могут опуститься ниже, чем кто-либо, и выжить.
  
     Причиной их появления в заливе были первоначальные потери, понесенные "Торнадо" во время их первых миссий сверхнизкого уровня. Работая в одиночку, "Торнадо" должны были запустить свои бомбы, а затем следовать за ними до самой цели, прямо в сердце "трипл-А". Но когда они и Буканьеры работали вместе, бомбы Торнадо несли носовой обтекатель с лазерным наведением, в то время как у Баксов был лазерный передатчик, называемый PAVESPIKE. Двигаясь над Торнадо и позади него, Олень может "пометить" цель, позволяя Торнадо выпустить бомбу, а затем убраться к черту без промедления.
  
     Более того, ТРОТУАРНАЯ ПЛИТКА Buck была установлена в гироскопически стабилизированном подвесе в его брюхе, так что он тоже мог вращаться и вращаться, удерживая лазерный луч прямо на цели, пока бомба не прилетит и не попадет.
  
     В летной рубке Уильямсон и два пилота Buck договорились установить свой IP-адрес - Начальную точку, начало бомбометания - в двенадцати милях к востоку от ангара-цели. Затем они пошли переодеваться в летное снаряжение. Как обычно, они прибыли в гражданской одежде; политика Бахрейна заключалась в том, что слишком много военных на улицах может встревожить местных жителей.
  
     Когда все они были заменены, Уильямсон как командир миссии завершил инструктаж. До взлета оставалось еще два часа. Тридцать вторая "схватка" пилотов Второй мировой войны прошла долгий путь. Было время для кофе и следующего этапа приготовлений. Каждый мужчина взял свой пистолет, маленький Walther PPK, который они все ненавидели, полагая, что в случае нападения в пустыне они могут с таким же успехом бросить его в голову иракцу и надеяться вырубить его таким образом.
  
     Они также вытащили свои 1000 фунтов стерлингов пятью золотыми соверенами и "карточку гули". Этот замечательный документ был впервые представлен американцам во время войны в Персидском заливе, но британцы, которые участвовали в боевых действиях в этих частях с 1920-х годов, хорошо их поняли. Гули-чит - это письмо на арабском языке и шести видах бедуинского диалекта. По сути, в нем говорится: "Уважаемый мистер Беду, отправитель этого письма - британский офицер. Если вы вернете его ближайшему британскому патрулю вместе с его яичками и желательно там, где они должны быть, а не во рту, вы будете вознаграждены 5000 фунтов стерлингов золотом."Иногда это срабатывает.
  
     У летной формы были светоотражающие нашивки на плечах, которые, возможно, могли быть обнаружены союзными поисковиками, если бы пилот приземлился в пустыне; но крыльев над левым нагрудным карманом не было, только нашивка "Юнион Джек", приклеенная на липучке.
  
     После кофе пришла стерилизация - не так плохо, как кажется. Все кольца, сигареты, зажигалки, письма и семейные фотографии были изъяты, все, что могло дать следователю рычаг воздействия на личность его заключенного.
  
     Обыск с раздеванием проводила потрясающая представительница ВВС по имени Памела Смит - экипаж решил, что это лучшая часть миссии, и молодые пилоты бросали свои ценные вещи в самые неожиданные места, чтобы посмотреть, сможет ли Памела их найти. К счастью, она когда-то была медсестрой и воспринимала эту чушь со спокойным добродушием.
  
     Один час до взлета. Некоторые люди ели, некоторые не могли, некоторые дремали, некоторые пили кофе и надеялись, что им не придется писать в середине миссии, а некоторых вырвало. Автобус отвез восьмерых мужчин к их самолету, уже переполненному монтажниками, монтажниками и оружейниками. Каждый пилот обошел свой корабль, проверяя ритуал перед взлетом. Наконец они поднялись на борт.
  
     Первой задачей было устроиться, полностью пристегнуться и подключиться к быстрому радио, чтобы они могли разговаривать. Затем ВСУ - вспомогательный силовой агрегат, который заставляет танцевать все инструменты.
  
     В задней части ожила инерциальная навигационная платформа, давая Сиду Блэру возможность прокладывать запланированные курсы и повороты. Уильямсон завел свой правый двигатель, который начал тихо выть, затем левый.
  
     Закройте навес, выруливайте на номер один, точку ожидания. Разрешение с башни, такси до точки взлета.
  
     Уильямсон посмотрел направо. Торнадо Питера Джонса был рядом с ним и немного позади, а за ним два Пирата. Он поднял руку. Три руки в белых перчатках поднялись в ответ.
  
     Педальный тормоз включен, разогнан до максимальной "сухой" мощности. Торнадо слегка дрожал. Через дроссельную заслонку в форсаж, теперь она дрожала от тормозов. Последний большой палец вверх и три благодарности. Тормоза выключены, всплеск, крен, взлетно-посадочная полоса мелькает все быстрее и быстрее, а затем они взлетели, четыре в строю, накренились над темным морем, огни Манамы остались позади, прокладывая курс на встречу с танкером, ожидающим их где-то за границей Саудовской Аравии с Ираком.
  
     Уильямсон вывел двигатель из режима форсажа и установил набор высоты со скоростью 300 узлов до двадцати тысяч футов. С помощью радара они обнаружили танкер в темноте, закрылись за ним и вставили свои топливные форсунки в задние дроги. После пополнения все четверо развернулись и улетели в пустыню.
  
     Уильямсон выровнял свой отряд на высоте двухсот футов, установив максимальную крейсерскую скорость в 480 узлов, и таким образом они вошли в Ирак. Он летел с помощью TIALD, тепловизионного и лазерного целеуказателя, который был британским эквивалентом системы LANTIRN. Низко над черной пустыней пилоты могли видеть все перед собой, скалы, утесы, обнажения, холмы, как будто они светились.
  
     Незадолго до восхода солнца они повернули в ИС на трассу для бомбежки. Сид Блейр увидел радиомачту и приказал своему пилоту скорректировать курс на один градус.
  
     Уильямсон переключил свои защелки для сброса бомб в подчиненный режим и взглянул на головной дисплей, на котором отображались мили и секунды до точки сброса. Он был на высоте ста футов, на ровной земле и держался твердо. Где-то позади него его ведомый делал то же самое. Время в створ было точным. Он уменьшал и уменьшал скорость на форсаже, чтобы поддерживать скорость атаки в 540 узлов.
  
     Солнце поднялось над холмами, первые лучи прорезали равнину, и вот оно уже в шести милях. Он мог видеть блеск металла, груды разбитых машин и большой серый сарай в центре, двойные двери которого были направлены на него.
  
     Баксы были в сотне футов выше и в миле позади. Разговор с Баксом, который начался в IP, продолжался в его ушах. Шесть миль и сближение, пять миль, некоторое движение в районе цели, четыре мили.
  
     "Я отмечаю", - сказал первый штурман Бакса. Лазерный луч от Оленя был направлен прямо на дверь сарая. На трех милях Уильямсон начал свой "лофт", задрав нос, закрывая обзор цели.
  
     Неважно, технология сделает все остальное. На высоте трехсот футов его HUD сказал ему отпустить. Он щелкнул переключателем бомбы, и все три бомбы весом в тысячу фунтов вылетели из его нижней части.
  
     Поскольку он поднимался, бомбы немного поднялись вместе с ним, прежде чем гравитация взяла верх, и они начали изящную нисходящую параболу к сараю.
  
     С его самолетом на полторы тонны легче, он быстро поднялся на тысячу футов, затем набрал 135 градусов крена и продолжал тянуть за контрольную колонку. Торнадо нырял и разворачивался, возвращаясь к земле и возвращаясь тем путем, которым он пришел. Его Олень пронесся над ним, затем, в свою очередь, отстранился.
  
     Поскольку у него была телекамера в брюхе его самолета, штурман Пиратов мог видеть бомбы "
  
     удар прямо по дверям сарая. Вся территория перед сараем растворилась в облаке пламени и дыма, а с того места, где раньше был сарай, поднялся столб пыли. Когда он начал оседать.
  
     Питер Джонс во втором "Торнадо" приближался, отставая от своего лидера на тридцать секунд.
  
     Штурман Бакса видел больше, чем это. Движения, которые он видел ранее, кодифицировались в шаблон.
  
     Были видны пистолеты.
  
     "У них трипл-А!" - крикнул он. Второй Торнадо поднимался. Второй Пират мог видеть все это. Сарай, разнесенный на куски под воздействием первых трех бомб, показал внутреннюю структуру, искривленную и изогнутую. Но среди груды разбитых машин пылали зенитные орудия.
  
     "Бомбы уничтожены!" - крикнул Джонс и развернул свой "Торнадо" на максимальной скорости. Его собственный Пират также удалялся от цели, но его брусчатка на брюхе удерживала луч на остатках сарая.
  
     "Столкновение!" - закричал штурман "Бака".
  
     Среди обломков машины мелькнуло пламя. Два переносных ЗРК взлетели после Торнадо.
  
     Уильямсон выровнялся после разворота, вернувшись на сто футов над пустыней, но направляясь в другую сторону, к теперь уже взошедшему солнцу. Он услышал голос Питера Джонса, кричавшего: "Мы ранены!"
  
     Позади него Сид Блэр молчал. Ругаясь в гневе, Уильямсон снова развернул "Торнадо", думая, что у него может быть шанс сдержать иракских стрелков с помощью его пушки. Он опоздал.
  
     Он услышал, как один из Парней сказал: "У них там ракеты", а затем он увидел, как "Торнадо" Джонса набирает высоту, извергая дым из горящего двигателя, услышал, как двадцатипятилетний парень совершенно отчетливо сказал: "Идет ко дну... катапультируюсь".
  
     Никто из них больше ничего не мог сделать. В предыдущих миссиях Баксы сопровождали Торнадо домой. К этой дате было решено, что "Бакс" могут отправиться домой самостоятельно. В тишине два целеуказателя сделали то, что у них получалось лучше всего: они натянули животы прямо на пустыню под утренним солнцем и держали их там всю дорогу домой.
  
     Лофти Уильямсон был в слепой ярости, убежденный, что ему солгали. Он этого не сделал; никто не знал о triple-A и ракетах, спрятанных в Аль-Кубаи.
  
     Высоко вверху TR-1 отправил фотографии разрушений в режиме реального времени обратно в Эр-Рияд. Часовой E-3 слышал все разговоры в воздухе и сказал Эр-Рияду, что они потеряли экипаж "Торнадо".
  
     Лофти Уильямсон вернулся домой один, чтобы отчитаться и выместить свой гнев на отборщиках целей в Эр-Рияде.
  
     В штаб-квартире CENTAF на Олд-Эйрпорт-роуд радость Стива Лэйнга и Чипа Барбера по поводу того, что Кулак Божий был похоронен в утробе матери, где он был создан, была омрачена потерей двух молодых людей.
  
  
     Глава 19
  
     Бригадный генерал Хасан Рахмани сидел в своем личном кабинете в здании Мухабарат в Мансуре и почти с отчаянием размышлял о событиях предыдущих двадцати четырех часов.
  
     То, что основные военные и военно-производственные центры его страны систематически разрушались бомбами и ракетами, его не беспокоило. Эти события, предсказанные им за несколько недель до этого, просто приблизили ожидаемое американское вторжение и отстранение от должности человека из Тикрита.
  
     Это было то, что он планировал, желал и уверенно ожидал, не подозревая в тот февральский полдень 1991 года, что этого не произойдет. Рахмани был высокоинтеллектуальным человеком, но у него не было хрустального шара.
  
     В то утро его беспокоило только его собственное выживание, шансы на то, что он доживет до дня падения Саддама Хусейна.
  
     Взрыв на рассвете предыдущего дня атомной электростанции в Аль-Кубаи, так искусно замаскированный, что никто даже не предполагал его обнаружения, потряс властную элиту Багдада до глубины души.
  
     Через несколько минут после вылета двух британских бомбардировщиков оставшиеся в живых артиллеристы связались с Багдадом, чтобы сообщить об атаке. Услышав об этом событии, доктор Джафар Аль-Джафар лично сел в свою машину и поехал на место, чтобы проверить своих сотрудников в подполье. Он был вне себя от ярости и к полудню горько пожаловался Хусейну Камилю, в ведении Министерства промышленности и военной индустриализации которого находилась вся ядерная программа.
  
     По сообщениям, миниатюрный ученый кричал на зятя Саддама, что из общих расходов на вооружение в размере 50 миллиардов долларов за десятилетие только на 8 миллиардов долларов было израсходовано, и в самый момент своего триумфа оно было уничтожено. Неужели государство не может предложить никакой защиты своему народу?
  
     Возможно, иракский физик был ростом чуть выше пяти футов и телосложением напоминал комара, но с точки зрения влияния он был довольно сильным, и ходили слухи, что он шел дальше и дальше.
  
     Наказанный Хусейн Камиль сообщил об этом своему тестю, который также был охвачен приступом ярости. Когда это произошло, весь Багдад задрожал за свою жизнь.
  
     Ученые под землей не только выжили, но и спаслись, поскольку фабрика включала в себя узкий туннель, ведущий на полмили под пустыней и заканчивающийся круглой шахтой с перилами в стене. Персонал появился таким образом, но было бы невозможно переместить тяжелую технику через тот же туннель и шахту.
  
     Главный лифт и грузовой подъемник представляли собой искореженные обломки от поверхности до глубины двадцати футов.
  
     Восстановление этого было бы крупным инженерным подвигом, занявшим недели - недели, которых, как подозревал Хасан Рахмани, у Ирака не было.
  
     Если бы на этом все закончилось, он бы просто почувствовал облегчение, потому что он был глубоко обеспокоен с той конференции во дворце перед началом воздушной войны, когда Саддам раскрыл существование "своего" устройства.
  
     Что сейчас беспокоило Рахмани, так это безумная ярость главы его государства. Заместитель президента Иззат Ибрагим позвонил ему вскоре после полудня предыдущего дня, и глава контрразведки никогда не знал, чтобы ближайший доверенный человек Саддама был в таком состоянии.
  
     Ибрагим сказал ему, что Раис был вне себя от гнева, и когда это случалось, обычно проливалась кровь. Только это могло успокоить ярость человека из Тикрита. Заместитель президента ясно дал понять, что ожидается, что он - Рахмани - даст результаты, и быстро. "Какие именно результаты вы имели в виду?" он спросил Ибрагима. "Выясни, - кричал ему Ибрагим, - откуда они узнали".
  
     Рахмани связался с друзьями в армии, которые поговорили с "их артиллеристами, и отчеты были непреклонны в одном: в британском налете участвовали два самолета. Выше были еще двое, но предполагалось, что это были истребители, прикрывающие; конечно, они не сбросили никаких бомб.
  
     Из армии Рахмани разговаривал с операторами планирования ВВС. Их точка зрения - а некоторые из их офицеров прошли обучение на Западе - заключалась в том, что ни одна цель, имеющая большое военное значение, никогда не заслуживала бы удара только с двух самолетов. Ни за что.
  
     Итак, рассуждал Рахмани, если британцы не думали, что автомобильная свалка была свалкой металлолома, что они думали, что это было? Ответ, вероятно, лежит в двух сбитых британских летчиках. Лично он с удовольствием провел бы допросы, будучи убежден, что с помощью определенных галлюциногенных препаратов он мог бы заставить их говорить в течение нескольких часов, и правдиво.
  
     Армия подтвердила, что они поймали пилота и штурмана в течение трех часов после налета, в пустыне, один хромал из-за сломанной лодыжки. К сожалению, отряд из АМАМ появился с поразительной скоростью и забрал листовки с собой. Никто не спорил с АМАМОМ. Итак, двое британцев были теперь с Омаром Хатибом, и да помилует их Аллах.
  
     Обманутый своим шансом проявить себя, предоставив информацию, предоставленную листовками, Рахмани понял, что ему придется что-то внести. Вопрос был - что? Единственное, чего было бы достаточно, - это то, чего хотел Раис. И чего бы он хотел? Да ведь это заговор. Тогда у него был бы заговор.
  
     Ключом будет передатчик.
  
     Он потянулся к своему телефону и позвонил майору Мохсену Зайеду, руководителю отдела разведки своего подразделения, людям, обвиненным в перехвате радиопередач. Пришло время им снова поговорить.
  
     * * *
  
     В двадцати милях к западу от Багдада находится небольшой городок Абу-Грейб, самое непримечательное место, и все же имя, известное, хотя и редко упоминаемое во всем Ираке. Ибо в Абу-Грейбе находилась огромная тюрьма, предназначенная почти исключительно для допросов и содержания под стражей политических заключенных. Как таковой, он был укомплектован персоналом и управлялся не национальной тюремной службой, а Тайной полицией, AMAM.
  
     В то время, когда Хасан Рахмани звонил своему эксперту по sigint, длинный черный Mercedes подъехал к двойным деревянным дверям тюрьмы. Двое охранников, узнав пассажира машины, бросились к воротам и распахнули их. Как раз вовремя; человек в машине мог ответить ледяной жестокостью тем, кто вызвал его кратковременную задержку из-за небрежности на работе.
  
     Машина проехала, ворота закрылись. Фигура сзади не ответила на усилия охранников ни кивком, ни жестом. Они были неуместны.
  
     У ступеней главного офисного здания машина остановилась, и другой охранник подбежал, чтобы открыть заднюю пассажирскую дверь. Бригадный генерал Омар Хатиб вышел, подтянутый, в сшитой на заказ униформе баратеи, и поднялся по ступенькам. Двери были поспешно открыты для него на всем пути. Младший офицер, помощник, принес свой дипломат.
  
     Чтобы добраться до своего офиса, Хатиб поднялся на лифте на пятый и верхний этаж, и когда он остался один, он заказал кофе по-турецки и начал изучать свои бумаги. В отчетах дня подробно описан прогресс в извлечении необходимой информации из тех, кто находится в подвале.
  
     За своим фасадом Омар Хатиб был так же обеспокоен, как и его коллега по всему Багдаду - человек, которого он ненавидел с той же злобой, что и это чувство.
  
     В отличие от Рахмани, который с его неполно английским образованием, знанием языков и космополитическим видом неизбежно вызывал подозрения, Хатиб мог рассчитывать на фундаментальное преимущество родом из Тикрита.
  
     До тех пор, пока он выполнял работу, которую ему поручил Rais, и делал это хорошо, поддерживая поток признаний в предательстве, чтобы успокоить неутолимую паранойю, он был в безопасности.
  
     Но последние двадцать четыре часа были тревожными. Он тоже получил телефонный звонок накануне, но от зятя, Хусейна Камиля. Как Ибрагим Рахмани, Камиль принес новости о безграничной ярости Раиса из-за бомбардировки Аль-Кубаи и требовал результатов.
  
     В отличие от Рахмани, у Хатиба в руках действительно были британские листовки. С одной стороны, это было преимуществом, с другой - ловушкой. Раи захотят узнать, и быстро, как летчики были проинформированы перед миссией - как много союзники знали об Аль-Кубаи и как они это узнали?
  
     Он, Хатиб, должен был предоставить эту информацию. Его люди работали над листовками в течение пятнадцати часов, начиная с семи часов предыдущего вечера, когда они прибыли в Абу-Грейб. До сих пор дураки держались.
  
     Со двора под его окном донесся звук шипения, глухого удара и низкого хныканья. Бровь Хатиба озадаченно нахмурилась, затем разгладилась, когда он вспомнил.
  
     Во внутреннем дворе под его окном иракец висел на перекладине, держась за запястья, его заостренные пальцы всего в четырех дюймах над пылью. Рядом стоял кувшин, до краев наполненный рассолом, когда-то прозрачным, а теперь темно-розовым.
  
     Каждый охранник и солдат, пересекающий двор, получил постоянный приказ остановиться, взять одну из двух ротанговых палок из банки и нанести один удар по спине повешенного, между шеей и коленями. Капрал под навесом неподалеку вел подсчет.
  
     Глупый парень был рыночным торговцем, который, как слышали, называл президента сыном шлюхи и теперь узнавал, хотя и с небольшим опозданием, истинную меру уважения, которое граждане должны всегда проявлять по отношению к Rais.
  
     Интригующим было то, что он все еще был там. Это просто показало, какой стойкостью обладали некоторые из этих людей из рабочего класса. Торговец перенес уже более пятисот ударов, впечатляющий рекорд. Он был бы мертв до тысячного - никто никогда не выдерживал тысячи - но все равно это было интересно. Другой интересной вещью было то, что на этого человека донес его десятилетний сын.
  
     Омар Хатиб отхлебнул кофе, отвинтил золотую авторучку и склонился над своими бумагами.
  
     Полчаса спустя в его дверь осторожно постучали.
  
     "Войдите", - позвал он и поднял глаза в ожидании. Ему нужны были хорошие новости, и только один человек мог постучать, не будучи объявленным младшим офицером снаружи.
  
     Вошедший мужчина был дородным, и его собственной матери было бы трудно назвать его красивым.
  
     Лицо было глубоко изрыто оспой в детстве, и два круглых шрама блестели там, где были удалены кисты. Он закрыл дверь и стоял, ожидая, когда к нему обратятся.
  
     Хотя он был всего лишь сержантом, его запятнанный комбинезон не соответствовал даже этому званию, все же он был одним из немногих людей, с которыми бригадир испытывал дружеские чувства. Сержанту Али, единственному из персонала тюрьмы, было разрешено сидеть в его присутствии, когда его приглашали.
  
     Хатиб указал мужчине на стул и предложил ему сигарету. Сержант закурил и с благодарностью затянулся; его работа была тяжелой и утомительной, сигарета была долгожданным перерывом. Причина, по которой Хатиб терпел подобную фамильярность со стороны человека столь низкого ранга, заключалась в том, что он питал искреннее восхищение Али. Хатиб высоко ценил эффективность, и его доверенный сержант был тем, кто никогда не подводил его. Спокойный, методичный, хороший муж и отец, Али был настоящим профессионалом.
  
     "Ну?" он спросил.
  
     "Навигатор" близко, очень близко, сэр. Пилот... " Он пожал плечами. "Час или больше".
  
     "Я напоминаю тебе, что они оба должны быть сломлены, Али, ничто не сдерживало. И их истории должны соответствовать друг другу. Сам Раис рассчитывает на нас.
  
     "Возможно, вам следует прийти, сэр. Я думаю, что через десять минут вы получите свой ответ. Сначала штурман, и когда пилот узнает это, он последует ".
  
     "Очень хорошо".
  
     Хатиб поднялся, и сержант придержал для него дверь. Вместе они спустились с первого этажа на первый уровень подвала, где лифт остановился. Там был проход, ведущий к лестнице в подвал. Вдоль коридора были стальные двери, а за ними, сидя на корточках среди грязи, сидели семь членов американского экипажа, четверо британцев, один итальянец и пилот кувейтского "Скай Хоук".
  
     На следующем уровне ниже были другие камеры, две из которых были заняты. Хатиб заглянул через отверстие для Иуды в двери первого.
  
     Единственная лампочка без абажура освещала камеру, стены которой были покрыты затвердевшими экскрементами и другими коричневыми пятнами застарелой крови. В центре, на пластиковом офисном стуле, сидел совершенно голый мужчина, по груди которого стекали пятна рвоты, крови и слюны. Его руки были скованы за спиной наручниками, а лицо закрывала матерчатая маска без прорезей для глаз.
  
     Двое мужчин в комбинезонах, похожих на комбинезоны сержанта Али, стояли по бокам от человека в кресле, их руки ласкали пластиковые трубки длиной в ярд, наполненные битумом, который увеличивает вес, не снижая гибкости.
  
     Они стояли в стороне, делая перерыв. До того, как их прервали, они, по-видимому, сосредоточились на голенях и коленных чашечках, которые были ободраны и стали сине-желтыми.
  
     Хатиб кивнул и перешел к следующей двери. Через отверстие он мог видеть, что второй заключенный не был в маске. Один глаз был полностью закрыт, мякоть брови и щеки срослись запекшейся кровью. Когда он открыл рот, там, где были два сломанных зуба, зияли щели, а из разбитых губ выступила кровавая пена.
  
     " Тайн, " прошептал штурман, " Николас Тайн. Лейтенант авиации. Пять ноль один ноль девять шесть восемь". "Навигатор", - прошептал сержант. Хатиб прошептал в ответ: "Кто из наших людей говорит по-английски?"
  
     Али показал жестом - тот, что слева. "Выведите его".
  
     Али вошел в камеру навигатора и вышел с одним из допрашивающих. Хатиб переговорил с этим человеком на арабском. Мужчина кивнул, вернулся в камеру и надел маску навигатора. Только тогда Хатиб позволил бы открыть двери обеих камер.
  
     Говорящий по-английски наклонился к голове Ники Тайна и заговорил через ткань. Его английский был с сильным акцентом, но сносным.
  
     "Хорошо, лейтенант авиации, это все. Для тебя все кончено. Больше никакого наказания".
  
     Молодой штурман услышал слова. Его тело, казалось, расслабилось от облегчения.
  
     "Но твоему другу не так повезло. Сейчас он умирает. Итак, мы можем отвезти его в больницу - чистые белые простыни, врачи, все, что ему нужно; или мы можем закончить работу. Твой выбор. Когда ты скажешь нам, мы остановимся и отвезем его в больницу ".
  
     Хатиб кивнул в сторону коридора сержанту Али, который вошел в другую камеру. Из открытой двери донеслись звуки пластиковой плети, хлещущей по голой груди. Затем пилот начал кричать.
  
     "Все в порядке, шеллс!" - крикнул Ники Тайн из-под капюшона. "Прекратите это, ублюдки! Это был склад боеприпасов для снарядов с отравляющим газом. ..."
  
     Избиение прекратилось. Али вышел, тяжело дыша, из камеры пилота.
  
     "Ты гений, Саид бригадир".
  
     Хатиб скромно пожал плечами.
  
     "Никогда не стоит недооценивать сентиментальность англичан и американцев", - сказал он своему ученику. "Немедленно найдите переводчиков. Получите все детали, все до последней. Когда у вас будут стенограммы, принесите их в мой офис ".
  
     Вернувшись в свое святилище, бригадный генерал Хатиб лично позвонил Хусейну Камилю. Через час Камиль перезвонил ему. Его тесть был в восторге; собрание будет созвано, вероятно, в тот же вечер. Омар Хатиб должен быть готов к вызову.
  
     В тот вечер Карим снова дразнил Эдит, мягко и без злобы, на этот раз по поводу ее работы.
  
     "Тебе никогда не бывает скучно в банке, дорогая?" "Нет, это интересная работа. Почему ты спрашиваешь?" "О, я не знаю. Я просто не понимаю, как ты можешь считать это интересным. Для меня это была бы самая скучная работа в мире ".
  
     "Ну, это не так, так что вот". "Хорошо. Что в этом такого интересного?" "Вы знаете, ведение счетов, размещение инвестиций, что-то в этом роде. Это важная работа".
  
     "Чепуха. Это значит говорить "Доброе утро, да, сэр, нет, сэр, конечно, сэр" множеству людей, бегающих туда-сюда, чтобы обналичить чек на пятьдесят шиллингов. Скучно".
  
     Он лежал на спине на ее кровати. Она подошла и легла рядом с ним, обняв его одной рукой за плечи, чтобы они могли обниматься. Она любила обниматься.
  
     "Иногда ты сумасшедший, Карим. Но я безумно люблю тебя. Winkler Bank - это не эмиссионный банк, а торговый банк ".
  
     "В чем разница?"
  
     "У нас нет текущих счетов, клиенты с чековыми книжками приходят и уходят. Это так не работает ".
  
     "Итак, у вас нет денег, без клиентов".
  
     "Конечно, у нас есть деньги, но на депозитных счетах".
  
     "У меня никогда не было ничего подобного", - признался Карим. "Просто небольшой текущий счет. Я все равно предпочитаю наличные ".
  
     "У вас не может быть наличных, когда вы говорите о миллионах, люди украдут их. Итак, вы кладете их в банк и инвестируете ".
  
     "Ты хочешь сказать, что старый Гемютлих управляет миллионами? Из денег других людей?"
  
     "Да, миллионы и миллионы".
  
     "Шиллинги или доллары?"
  
     "Доллары, фунты, миллионы и миллионы".
  
     "Ну, я бы не доверил ему свои деньги".
  
     Она села, искренне потрясенная.
  
     "Герр Гемютлих абсолютно честен. Он никогда бы не подумал о том, чтобы сделать это ".
  
     "Может быть, и нет, но кто-то другой может. Послушайте, я знаю человека, у которого есть счет в Winkler. Его зовут Шмитт. Однажды я захожу и говорю: доброе утро, герр Гемютлих, меня зовут Шмитт, и у меня здесь есть аккаунт. Он смотрит в свою книгу и говорит: "Да, ты знаешь. Итак, я говорю: я хотел бы отозвать все это. Затем, когда появляется настоящий Шмитт, ничего не остается. Вот почему наличные для меня лучше ".
  
     Она рассмеялась над его наивностью и потянула его вниз, покусывая его за ухо.
  
     "Это не сработает. Герр Гемютлих, вероятно, знает вашего драгоценного Шмитта. В любом случае, ему пришлось бы назвать себя ".
  
     "Паспорта можно подделать. Эти проклятые палестинцы делают это постоянно ".
  
     "И ему понадобилась бы подпись, образец которой у него был бы".
  
     "Итак, я бы потренировался подделывать подпись Шмитта".
  
     "Карим, я думаю, однажды ты можешь оказаться преступником. Ты плохой".
  
     Они оба захихикали от этой идеи.
  
     "В любом случае, если бы вы были иностранцем и жили за границей, у вас, вероятно, был бы номерной счет. Они совершенно неприступны".
  
     Он посмотрел на нее сверху вниз, приподнявшись на локте, нахмурив брови.
  
     "Что это?"
  
     "Номерной счет?"
  
     "Мммммм".
  
     Она объяснила, как они работают.
  
     "Это безумие", - взорвался он, когда она закончила. "Любой может появиться и заявить права собственности. Если Гемютлих никогда даже не видел владельца...
  
     "Есть процедуры идентификации, идиот. Очень сложные коды, методы написания писем, определенные способы размещения подписей - все виды вещей, чтобы убедиться, что человек действительно является владельцем учетной записи.
  
     Если все они не будут выполнены - в буквальном смысле - герр Гемютлих не будет сотрудничать. Так что подражание невозможно".
  
     "У него, должно быть, чертовски хорошая память".
  
     "О, ты слишком глуп для слов. Все это записано. Ты приглашаешь меня на ужин?"
  
     "Ты заслуживаешь этого?"
  
     "Ты знаешь, что я знаю".
  
     "О, хорошо. Но я хочу закуску".
  
     Она была озадачена. "Хорошо, заказывайте первое".
  
     "Я имею в виду тебя".
  
     Он протянул руку и схватил за пояс ее узких трусиков, потянув ее зацепленным пальцем обратно на кровать. Она хихикала от восторга. Он перекатился на нее и начал целовать. Внезапно он остановился. Она выглядела встревоженной.
  
     "Я знаю, что бы я сделал", - выдохнул он. "Я бы нанял медвежатника, взломал сейф старого Гемютлиха и посмотрел на коды. Тогда мне это сошло бы с рук".
  
     Она рассмеялась от облегчения, что он не передумал заниматься любовью.
  
     "Не сработает. Мммммм. Сделай это снова ".
  
     "Было бы так".
  
     "Аааааа. Не стал бы ".
  
     "Будет. Сейфы постоянно ломаются. Смотрите это в газетах каждый день".
  
     Она провела своей исследующей рукой ниже, и ее глаза широко раскрылись.
  
     "Оооо, это все для меня? Ты прекрасный, большой, сильный мужчина, Карим, и я люблю тебя. Но старина Гемютлих, как ты его называешь, немного умнее тебя. ..."
  
     Минуту спустя ее больше не волновало, насколько умен Гемютлих.
  
     Пока агент Моссада занимался любовью в Вене, Майк Мартин настраивал свою спутниковую антенну, когда приближалась полночь и одиннадцатое число месяца уступило место двенадцатому.
  
     Тогда до запланированного на 20 февраля вторжения в Ирак оставалось всего восемь дней. К югу от границы, северная часть пустыни Саудовской Аравии ощетинилась самой большой концентрацией людей и оружия, пушек, танков и складов, размещенных на таком относительно небольшом участке земли со времен Второй мировой войны.
  
     Безжалостный обстрел с воздуха продолжался, хотя большинство целей из первоначального списка генерала Хорнера были посещены, иногда дважды или более. Несмотря на появление новых целей, вызванных кратковременным заградительным огнем "Скадов" по Израилю, генеральный план ВВС вернулся в нужное русло. Все известные фабрики по производству оружия массового уничтожения были стерты в порошок, и это включало двенадцать новых, добавленных информацией из Иерихона.
  
     Как действующее оружие иракские военно-воздушные силы фактически прекратили свое существование. Ее истребители-перехватчики редко возвращались на свои базы, если они решали вступить в схватку с "Орлами", "Шершнями", "Томкэтами", "Соколами", "Фантомами" и "Ягуарами" союзников, и к середине февраля они даже не удосужились попытаться. Часть лучших бойцов и истребителей-бомбардировщиков намеренно была отправлена в Иран, где они были немедленно конфискованы. Другие все еще были уничтожены в своих укрепленных убежищах или разорваны на части, если их застали на открытом месте.
  
     На самом высоком уровне командование союзников не могло понять, почему Саддам решил послать лучшие боевые самолеты своему старому врагу. Причина заключалась в том, что после определенной даты он твердо ожидал, что у каждой нации в регионе не будет иного выбора, кроме как преклонить перед ним колено; в этот момент он вернет свой военный флот.
  
     К тому времени во всей стране не осталось ни одного неповрежденного моста или действующей электростанции.
  
     К середине февраля все большие усилия авиации союзников были направлены против иракской армии в южном Кувейте и через кувейтскую границу в сам Ирак.
  
     От северной границы Саудовской Аравии с востока на запад до шоссе Багдад-Басра боевики били по позициям артиллерии, танков, ракетных батарей и пехоты. Американские А-10 "Тандерболты", прозванные за свою грацию в небе "летающим бородавочником", бродили по своей воле, делая то, что у них получалось лучше всего - уничтожая танки. Орлам и Торнадо также была поставлена задача "подбивать танки".
  
     Чего не знали генералы союзников в Эр-Рияде, так это того, что сорок крупных объектов, предназначенных для оружия массового уничтожения, все еще оставались скрытыми под пустынями и горами, или что авиабазы Сикко все еще были нетронуты.
  
     После захоронения фабрики в Аль-Кубаи настроение стало легче как среди четырех генералов, которые знали, что там на самом деле содержалось, так и среди сотрудников ЦРУ и SIS, дислоцированных в Эр-Рияде.
  
     Это настроение отразилось в кратком сообщении, которое Майк Мартин получил в тот вечер. Его диспетчеры в Эр-Рияде начали с того, что сообщили ему об успехе миссии "Торнадо", несмотря на потерю одного самолета. Передача продолжалась, чтобы поздравить его с тем, что он остался в Багдаде после того, как ему разрешили уехать, и со всей миссией. Наконец, ему сказали, что делать больше нечего. Иерихону следует послать последнее сообщение о том, что союзники благодарны, что все его деньги были выплачены, и что контакт будет восстановлен после войны. Затем Мартину сказали, что он действительно должен сбежать в безопасное место в Саудовской Аравии, пока это не стало невозможным.
  
     Мартин закрыл свой набор, убрал его под пол и лег на кровать перед сном.
  
     Интересно, подумал он. Армии не идут на Багдад. А как насчет Саддама - разве не это было целью учений? Что-то изменилось.
  
     Если бы он знал о конференции, которая тогда проходила в штаб-квартире Мухабарата менее чем в полумиле отсюда, сон Майка Мартина не был бы таким легким.
  
     В вопросах технического мастерства есть четыре уровня - компетентный, очень хороший, блестящий и естественный. Последняя категория выходит за рамки простого мастерства и входит в область, где все технические знания подкрепляются врожденным чутьем, внутренним чутьем, шестым чувством, сопереживанием предмету и механизму, чему нельзя научить в учебниках.
  
     В вопросах радио майор Мохсен Зайед был прирожденным специалистом. Довольно молодой, в совиных очках, которые придавали ему вид прилежного студента, Зайед жил, ел и дышал технологией радио. Его личные покои были завалены последними журналами с Запада, и когда он наткнулся на новое устройство, которое могло бы повысить эффективность его отдела радиоперехвата, он попросил его. Поскольку он ценил этого человека, Хасан Рахмани попытался достать его для него.
  
     Вскоре после полуночи двое мужчин сидели в кабинете Рахмани.
  
     "Есть прогресс?" - спросил Рахмани.
  
     "Я думаю, да", - ответил Зайед. "Он там, все в порядке - в этом нет сомнений. Проблема в том, что он использует импульсные передачи, которые почти невозможно перехватить. Они происходят так быстро. Почти, но не совсем. С умением и терпением иногда можно найти один, даже если вспышки могут длиться всего несколько секунд ".
  
     "Насколько вы близки?" - спросил Рахмани.
  
     "Ну, я отследил частоты передачи до довольно узкой полосы в диапазоне сверхвысоких частот, что упрощает жизнь. Несколько дней назад мне повезло. Мы следили за узкой полосой на всякий случай, и он вышел в эфир. Слушай".
  
     Зайед достал магнитофон и нажал кнопку воспроизведения. Беспорядочный беспорядок звуков заполнил офис. Рахмани выглядел озадаченным.
  
     "И это все?"
  
     "Это зашифровано, конечно".
  
     "Конечно", - сказал Рахмани. "Ты можешь его сломать?"
  
     "Почти наверняка нет. Шифрование осуществляется с помощью одного кремниевого чипа, состоящего из сложных микросхем ".
  
     "Это нельзя расшифровать?" Рахмани терялся; Зайед жил в своем собственном частном мире и говорил на своем собственном частном языке. Он уже прилагал большие усилия, чтобы попытаться откровенно поговорить со своим командиром.
  
     "Это не код. Чтобы преобразовать этот беспорядок обратно в исходную речь, потребуется идентичный кремниевый чип.
  
     Перестановки исчисляются сотнями миллионов ".
  
     "Тогда в чем смысл?"
  
     "Дело в том, сэр, что я имею к этому отношение".
  
     Хассан Рахмани в волнении наклонился вперед.
  
     "Пеленг?"
  
     "Мой второй. И угадайте, что? Это сообщение было отправлено посреди ночи, за тридцать часов до бомбардировки Аль-Кубаи. Я предполагаю, что в нем были детали атомной станции. Это еще не все".
  
     "Продолжай".
  
     "Он здесь".
  
     "Здесь, в Багдаде?"
  
     Майор Зайед улыбнулся и покачал головой. Он приберег свои лучшие новости напоследок. Он хотел, чтобы его ценили.
  
     "Нет, сэр, он здесь, в районе Мансур. Я думаю, что он внутри области два на два километра ".
  
     Рахмани яростно думал. Это было близко, удивительно близко. Зазвонил телефон. Он слушал несколько секунд, затем положил трубку и поднялся.
  
     "Я призван. И последнее. Сколько еще перехватов, пока вы не сможете точно определить это? В квартал или даже в дом?"
  
     "Если повезет, один. Возможно, я не поймаю его с первого раза, но при первом перехвате я думаю, что смогу его найти. Я молюсь, чтобы он отправил длинное сообщение, несколько секунд в эфире. Тогда я могу дать вам квадрат сто на сто метров ".
  
     Рахмани тяжело дышал, когда спускался к ожидающей машине.
  
     Они приехали на встречу с Rais в двух затемненных автобусах. Семь министров пришли в одном, шесть генералов и три начальника разведки - в другом. Никто не видел, куда они направлялись, и за лобовым стеклом водитель просто следовал за мотоциклом.
  
     Только когда автобус остановился во внутреннем дворе, окруженном стеной, девяти мужчинам из второго автобуса разрешили выйти. Это была сорокаминутная непрямая поездка. По оценкам Рахмани, они находились в сельской местности примерно в тридцати милях от Багдада. Не было слышно шума уличного движения, и звезды над головой показывали смутные очертания большой виллы с окнами, зашторенными черным.
  
     В главной гостиной семь служителей уже ждали. Генералы заняли назначенные места и сидели молча. Охранники провели доктора Убайди из внешней разведки, Хассана Рахмани из контрразведки и Омара Хатиба из Тайной полиции к трем креслам, стоящим перед единственным большим мягким креслом, предназначенным для самого Раиса.
  
     Человек, который послал за ними, вошел через несколько минут. Все они встали, и им было предложено сесть.
  
     Для некоторых прошло более трех недель с тех пор, как они видели Президента. Он казался напряженным, мешки под глазами и скулы стали более заметными.
  
     Без предисловий Саддам Хусейн приступил к делу их встречи. Был бомбовый налет - они все знали об этом, даже те, кто до налета ничего не знал о месте под названием Аль-Кубай.
  
     Место было настолько секретным, что не более дюжины человек в Ираке точно знали, где оно находится. И все же он был разбомблен. Никто, кроме высших в стране и нескольких преданных техников, никогда не посещал это место, кроме как с завязанными глазами или в запечатанном транспорте, но оно было разбомблено.
  
     В комнате воцарилась тишина, тишина страха. Генералы - Ради из пехоты, Кадири из бронетанкового корпуса, Ридха из артиллерии и Мусули из инженеров, а также двое других, глава Республиканской гвардии и начальник штаба - пристально смотрели на ковер перед ними.
  
     Наш товарищ, Омар Хатиб, допросил двух британских летчиков, произнес Раис. Теперь он объяснит, что произошло.
  
     Никто не смотрел на Раис, но теперь все взгляды устремились на худую, как грабли, фигуру Омара Хатиба.
  
     Мучитель не отрывал взгляда от живота главы государства, глядя на него через всю комнату.
  
     Летчики поговорили, сказал он категорично. Они ничего не утаили. Командир их эскадрильи сказал им, что самолеты союзников видели грузовики, армейские грузовики, въезжающие и выезжающие с определенной автомобильной свалки. Из этого у "Сынов собак" сложилось впечатление, что двор замаскировал склад боеприпасов, в частности хранилище снарядов с отравляющим газом. Он не считался высокоприоритетным и, как считалось, не имел никакой противовоздушной обороны. Таким образом, только два самолета были назначены на миссию, а еще два над ними, чтобы отметить цель. Для подавления "трипл-А" не было выделено самолетов защиты, потому что считалось, что их не было. Они - пилот и штурман - больше ничего не знали.
  
     Раис кивнул генералу Фаруку Ридхе. "Правда или ложь, Рейфик?"
  
     "Это нормально, Саид Раис, - сказал человек, командовавший артиллерийским и ракетным установками ЗРК, - когда они посылают сначала истребители-ракетоносцы, чтобы поразить оборону, а затем бомбардировщики для цели. Они всегда так делают. Для высокоприоритетной цели только два самолета и никакой поддержки никогда не было ".
  
     Саддам размышлял над ответом, его темные глаза ничем не выдавали его мыслей. Это было частью власти, которую он имел над этими людьми; они никогда не знали, как он отреагирует.
  
     "Есть ли шанс, Рафик Хатиб, что эти люди что-то скрывают от тебя, что они знают больше, чем говорят?"
  
     "Нет, Раис. Они были ... убедил полностью сотрудничать".
  
     "Значит, это конец дела?" - тихо спросил Раис. "Рейд был просто неудачной случайностью?"
  
     В комнате закивали головы. Крик, когда он раздался, парализовал их всех.
  
     "Неправильно! Вы все неправы!"
  
     Через секунду голос упал до спокойного шепота, но страх был внушен. Все они знали, что мягкость голоса может предшествовать самым ужасным откровениям, самым жестоким наказаниям.
  
     "Не было никаких грузовиков, никаких армейских грузовиков. Оправдание, данное пилотам на случай, если их поймают.
  
     Есть что-то большее, не так ли?"
  
     Большинство из них потели, несмотря на кондиционер. Так было всегда, с незапамятных времен, когда тиран племени вызывал охотника на ведьм, и племя сидело и трепетало, опасаясь, что он окажется тем, на кого указывает жужжалка.
  
     "Существует заговор", - прошептал Раис. "Есть предатель. Кто-то - предатель, который замышляет против меня заговор".
  
     Он молчал несколько минут, позволяя им дрожать. Когда он заговорил снова, это было для трех мужчин, которые смотрели на него через комнату.
  
     "Найди его. Найди его и приведи ко мне. Он узнает наказание за такие преступления. Он и вся его семья".
  
     Затем он вышел из комнаты, сопровождаемый своим личным телохранителем. Шестнадцать человек, оставшихся позади, даже не смотрели друг на друга, не могли встретиться взглядами друг с другом. Была бы жертва. Никто не знал, кто это будет. Каждый боялся за себя, за какое-нибудь случайное замечание, возможно, даже не за это.
  
     Пятнадцать человек держались на расстоянии от последнего, ловца ведьм, которого они называли Аль-Муазиб, Мучитель. Он принесет жертву.
  
     Хасан Рахмани тоже хранил молчание. Сейчас было не время упоминать о радиоперехватах. Его операции были деликатными, тонкими, основанными на обнаружении и реальном интеллекте. Последнее, что ему было нужно, это обнаружить, что топочущие сапоги АМАМА топчут все его расследования.
  
     В ужасе министры и генералы ушли обратно в ночь и приступили к своим обязанностям.
  
     "Он не хранит их в сейфе своего офиса", - сказал Ави Херцог, он же Карим, своему контролеру Гиди Барзилаю за поздним завтраком на следующее утро.
  
     Встреча прошла в безопасности, в собственной квартире Барзилая. Херцог не звонил по телефону из общественной будки, пока Эдит Харденберг не оказалась в безопасности в банке. Вскоре после этого прибыла команда yarid, которая атаковала своего коллегу, сопровождая его на место встречи, чтобы убедиться, что за ним нет никаких шансов. Если бы у него вырос хвост, они бы это увидели. Это была их специальность.
  
     Гиди Барзилай наклонился вперед через заваленный едой стол, его глаза горели.
  
     "Молодец, бойчик. Так что теперь я знаю, где он не хранит коды. Вопрос в том, где?"
  
     "В его столе".
  
     "Стол? Ты сумасшедший. Любой может открыть стол".
  
     "Ты видел это?"
  
     "Gemütlich"s desk? Нет".
  
     "По-видимому, он очень большой, очень богато украшенный и очень старый. Настоящий антиквариат. Кроме того, в нем есть отделение, созданное оригинальным краснодеревщиком, настолько секретное, что его так трудно найти, что Гемютлих считает его надежнее любого сейфа. Он считает, что грабитель может пойти за сейфом, но никогда не подумает о столе. Даже если грабитель обшарит стол, он никогда не найдет отделение."
  
     "И она не знает, где он находится?"
  
     "Нет. Никогда не видел, чтобы он открывался. Он всегда запирается в кабинете, когда ему нужно обратиться к нему ".
  
     Барзилай обдумал это.
  
     "Хитрый ублюдок. Я бы не отдал ему должное за это. Знаешь, он, наверное, прав".
  
     "Могу ли я разорвать это сейчас - роман?"
  
     "Нет, Ави, пока нет. Если ты прав, то ты блестяще справился. Но оставайся рядом, продолжай играть. Если ты сейчас исчезнешь, она вспомнит ваш последний разговор, сложит два и два, испытает приступ раскаяния, что угодно. Останься с ней, поговори, но никогда больше о банковском деле".
  
     Барзилай задумался над своей проблемой. Никто из его команды в Вене никогда не видел сейфа, но был один человек, который видел.
  
     Барзилай отправил тщательно зашифрованное сообщение Коби Дрору в Тель-Авив. Наводчика привели и усадили в комнате с художником.
  
     Корректировщик не был разносторонне одаренным, но у него был один удивительный навык: у него была фотографическая память. Более пяти часов он сидел с закрытыми глазами и мысленно возвращался к интервью, которое он имел с Гемютлихом, выдавая себя за адвоката из Нью-Йорка. Его основной задачей было найти защелки сигнализации на окнах и дверях, настенный сейф, провода, указывающие на нажимные кнопки - все хитрости для обеспечения безопасности в комнате. Это он заметил и сообщил. Письменный стол не слишком интересовал его. Но, сидя в комнате под бульваром царя Саула несколько недель спустя, он мог закрыть глаза и увидеть все это снова.
  
     Строка за строкой он описал художнику стол. Иногда корректировщик смотрел на рисунок, вносил исправления и продолжал. Художник работал тушью с тонкой ручкой и раскрасил стол акварелью. Через пять часов у художника был лист тончайшей бумаги для картриджей, на котором была точная цветная фотография стола, за которым тогда сидел в офисе герра Вольфганга Гемютлиха в банке Винклера на Баллгассе, Вена.
  
     Рисунок был отправлен Гиди Барзилаю в дипломатической почте из Тель-Авива в посольство Израиля в Австрии. Он получил это в течение двух дней.
  
     Перед этим проверка списка саянимов по всей Европе выявила существование месье Мишеля Леви, антиквара с бульвара Распай в Париже, известного как один из ведущих экспертов по классической мебели на континенте.
  
     Только в ночь на четырнадцатое, в тот же день, когда Барзилай получил свою акварельную картину в Вене, Саддам Хусейн вновь созвал совещание министров, генералов и руководителей разведки.
  
     Снова собрание было созвано по приказу главы АМАМ Омара Хатиба, который передал новости о своем успехе через зятя Хусейна Камиля, и снова это было на вилле глубокой ночью.
  
     Раис просто вошел в комнату и жестом показал Хатибу, чтобы тот доложил о своих находках.
  
     "Что я могу сказать, Саид Раис?" Глава Тайной полиции поднял руки и опустил их в жесте беспомощности. Это был шедевр в актерской игре самоуничижения.
  
     "Раис, как всегда, был прав, а мы все ошибались. Бомбардировка Аль-Кубаи действительно не была случайностью. Был предатель, и он был найден ".
  
     По залу прокатился гул льстивого изумления. Человек в кресле с прямой спинкой, прислоненный спиной к стене без окон, просиял и поднял руки, призывая прекратить эти ненужные аплодисменты.
  
     Это произошло, но не слишком быстро.
  
     Разве я не был прав? улыбка сказала. Разве я не всегда прав?
  
     "Как ты это обнаружил, Рейфик?" - спросил Раис.
  
     "Сочетание удачи и детективной работы", - скромно признался Хатиб. "Что касается удачи, то, как мы знаем, это дар Аллаха, который улыбается нашему Раису".
  
     По комнате прокатился одобрительный гул.
  
     "За два дня до нападения бомбардировщиков Бени-Наджи на дороге неподалеку был установлен пункт управления дорожным движением. Это была обычная выборочная проверка моими людьми передвижений возможных дезертиров, контрабандных товаров. ... Номера транспортных средств были отмечены.
  
     "Два дня назад я проверил это и обнаружил, что большинство транспортных средств были местными - фургоны и грузовики. Но одним из них был дорогой автомобиль, зарегистрированный здесь, в Багдаде. Был обнаружен владелец, человек, у которого могла быть причина посетить Аль-Кубай. Но телефонный звонок подтвердил, что он не посещал учреждение. Интересно, почему тогда он оказался в этом районе?"
  
     Хассан Рахмани кивнул. Это была хорошая детективная работа, если это было правдой. И это было не похоже на Хатиба, который обычно полагался на грубую силу.
  
     "И почему он был там?" - спросил Раис.
  
     Хатиб сделал паузу, чтобы осознать откровение.
  
     "Чтобы отметить точное описание наземной автомобильной свалки, определить расстояние от ближайшего крупного ориентира и точный компасный азимут - все, что потребуется военно-воздушным силам, чтобы найти его".
  
     В комнате раздался всеобщий выдох.
  
     "Но это пришло позже, Саид Раис. Сначала я пригласил этого человека присоединиться ко мне в штаб-квартире AMAM для небольшого откровенного разговора ".
  
     Мысли Хатиба вернулись к откровенному разговору в подвале под штаб-квартирой АМАМ в Саадуне, Багдад, в подвале, известном как Спортивный зал.
  
     Обычно Омар Хатиб поручал своим подчиненным проводить допросы, довольствуясь тем, что устанавливал уровень суровости и контролировал результат. Но это был настолько деликатный вопрос, что он выполнил задачу сам, запретив всем остальным выходить за звуконепроницаемую дверь.
  
     Из потолка камеры торчали два стальных крюка, на расстоянии ярда друг от друга, и с них свисали две короткие цепи, прикрепленные к деревянному брусу. Запястья подозреваемого он привязал к концам перекладины, так что мужчина висел, разведя руки в ярде друг от друга. Из-за того, что руки не были вертикальными, напряжение было еще больше.
  
     Ступни были в четырех дюймах от пола, лодыжки привязаны к другому шесту длиной в ярд. Х-образная конфигурация заключенного давала доступ ко всем частям тела, а поскольку он висел в центре комнаты, к нему можно было подойти со всех сторон.
  
     Омар Хатиб положил плетеную ротанговую трость на приставной столик и подошел к стойке. Безумные крики человека, получившего первые пятьдесят ударов плетью, прекратились, сменившись невнятным бормотанием мольбы. Хатиб пристально посмотрел ему в лицо.
  
     "Ты дурак, мой друг. Ты мог бы так легко покончить со всем этим. Ты предал Раиса, но он милосерден. Все, что мне нужно, это твое признание ".
  
     "Нет, я клянусь... ва-Аллах-Адхим... клянусь Аллахом Великим, я никого не предавал".
  
     Мужчина плакал, как ребенок, слезы агонии текли по его лицу. Он был мягким, отметил Хатиб; это не займет много времени.
  
     "Да, ты предал. Кубт-ут-Аллах - ты знаешь, что это значит?"
  
     "Конечно", - захныкал мужчина.
  
     "И ты знаешь, где он хранился для безопасности?"
  
     "Да".
  
     Хатиб сильно ударил коленом вверх по обнаженным яичкам. Мужчина хотел бы удвоить ставку, но не смог. Его вырвало, слизь стекала по его голому телу и стекала с кончика его пениса.
  
     "Да- что?"
  
     "Да, сайиди".
  
     "Лучше. И где был спрятан Кулак Бога - это не было известно нашим врагам?"
  
     "Нет, сайиди, это секрет".
  
     Рука Хатиба метнулась вперед и ударила висящего человека по лицу.
  
     "Монюк, грязный монюк, тогда как получилось, что сегодня утром на рассвете вражеские самолеты разбомбили его и уничтожили наше оружие?"
  
     Заключенный широко раскрыл глаза, его шок пересилил стыд от оскорбления. Монюк по-арабски - это мужчина, который играет женскую роль в гомосексуальной связи.
  
     "Но это невозможно. Никто, кроме немногих, не знает об Аль-Кубаи..."
  
     "Но враг знал. ... Они уничтожили его".
  
     "Сайиди, я клянусь, это невозможно. Они никогда не могли его найти. Человек, который его построил, полковник Бадри, слишком хорошо его замаскировал. ..."
  
     Допрос продолжался еще полчаса до его неизбежного завершения.
  
     Хатиба оторвал от размышлений сам Раис.
  
     "И кто он, наш предатель?"
  
     "Инженер, доктор Салах Сиддики, Раис".
  
     Послышался вздох. Президент медленно кивнул, как будто все это время подозревал этого человека.
  
     "Можно спросить, - сказал Хасан Рахмани, - на кого работал этот негодяй?"
  
     Хатиб бросил злобный взгляд на Рахмани и не торопился.
  
     "Этого он не говорил, Саид Раис".
  
     "Но он будет, он будет", - сказал президент.
  
     "Саид Раис, " пробормотал Хатиб, - боюсь, я должен сообщить, что на этом этапе его признания предатель умер".
  
     Рахмани вскочил на ноги, игнорируя протокол. "Господин Президент, я должен протестовать. Это показывает самую удивительную некомпетентность. У предателя, должно быть, была линия связи с врагом, какой-то способ передачи своих сообщений. Теперь мы, возможно, никогда не узнаем".
  
     Хатиб бросил на него взгляд, полный такой чистой ненависти, что Рахмани, который мальчиком читал Киплинга в школе мистера Хартли, вспомнил Крайта, пыльную змею, которая прошипела: "Берегись, ибо я смерть".
  
     "Что ты можешь сказать?" - спросил Раис. Хатиб был раскаявшимся! "Саид Раис, что я могу сказать? Люди, которые служат под моим началом, любят тебя как своего собственного отца - нет, даже больше. Они готовы умереть за тебя. Когда они услышали, как изливается эта предательская грязь... там был избыток рвения".
  
     Чушь собачья, подумал Рахмани. Но Раис медленно кивал. Это был тот язык, который ему нравилось слышать.
  
     "Это понятно", - сказал Раис. "Такие вещи случаются. А вы, бригадир Рахмани, который критикует своего коллегу, добились ли вы каких-либо успехов?"
  
     Было заметно, что Рахмани не называли Рафиком, "Товарищем". Ему нужно было быть осторожным, очень осторожным. "В Багдаде есть передатчик, Саид Раис".
  
     Он продолжил рассказывать о том, что сказал ему майор Зайед. Он подумал о том, чтобы добавить последнюю фразу - "Еще одна передача, если мы сможем ее перехватить, и, я думаю, у нас будет отправитель", - но он решил, что это может подождать.
  
     "Тогда, поскольку предатель мертв, - сказал Раис, - я могу открыть вам то, что не мог сказать два дня назад.
  
     Кулак Бога не уничтожен, даже не похоронен. За двадцать четыре часа до бомбардировки я приказал перенести его в более безопасное место ".
  
     Потребовалось несколько секунд, чтобы аплодисменты стихли, поскольку внутренний круг выразил свое восхищение явным гением лидера.
  
     Он сказал им, что устройство отправлено в Крепость, местонахождение которой их не касается, и из Каалы оно будет запущено, чтобы изменить всю историю, в тот день, когда первый боевой ботинок американского солдата ступит на святую землю Ирака.
  
  
     Глава 20
  
     Известие о том, что британские торнадо не достигли своей настоящей цели в Аль-Кубаи, сильно потрясло человека, известного только как Иерихон. Это было все, что он мог сделать, чтобы заставить себя подняться на ноги и аплодировать Rais с обожанием всех остальных.
  
     В затемненном автобусе с другими генералами, которых везли обратно в центр Багдада, он молча сидел сзади, погруженный в свои мысли.
  
     То, что использование устройства, которое сейчас спрятано в другом месте - в месте под названием Каала, в Крепости, о которой он никогда не слышал и местоположение которой он не знал, - может привести к множеству смертей, его ни на йоту не волновало.
  
     Его поглотило собственное положение. В течение трех лет он рисковал всем - разоблачением, разорением и ужасной смертью - чтобы предать режим своей страны. Дело было не просто в том, чтобы сколотить огромное личное состояние за границей; этого он, вероятно, мог бы добиться путем вымогательства и воровства прямо здесь, в Ираке, хотя это тоже было бы сопряжено с риском.
  
     Смысл был в том, чтобы удалиться за границу с новой личностью и прошлым, предоставленными его иностранными казначеями, в безопасности под их мантией, в безопасности от мстительных отрядов убийц. Он видел судьбу тех, кто просто воровал и убегал; они постоянно жили в страхе, пока однажды иракские мстители не настигли их.
  
     Он, Иерихон, хотел как своего состояния, так и безопасности, и именно поэтому он приветствовал передачу своего контроля от Израиля к американцам. Они будут заботиться о нем, соблюдать соглашение и создать новую личность, что позволит ему стать другим человеком с другой национальностью, купить свой особняк на берегу моря в Мексике и жить легкой и комфортной жизнью.
  
     Теперь все изменилось. Если бы он промолчал и устройство было использовано, американцы подумали бы, что он солгал об Аль-Кубаи. Он этого не сделал, но в своей ярости они никогда бы в это не поверили. Будь что будет, американцы отвергли бы его рассказ, и все это было бы напрасно. Каким-то образом он должен был предупредить их, что произошла ошибка. Еще несколько рисков, и все было бы кончено - Ирак побежден, Раис повержен, а он, Иерихон, оттуда и далеко.
  
     В уединении своего кабинета он написал свое послание, как всегда, на арабском языке, на тонкой бумаге, которая занимала так мало места. Он рассказал о конференции того вечера; что, когда он отправлял свое последнее сообщение, устройство действительно находилось в Аль-Кубаи, как он и сказал, но сорок восемь часов спустя, когда налетели Торнадо, его переместили. Что это была не его вина.
  
     Далее он рассказал все, что знал: что существует секретное место под названием Крепость; что устройство находится там, и из Каалы оно будет запущено, когда первый американец пересечет границу с Ираком.
  
     Вскоре после полуночи он сел в машину без опознавательных знаков и исчез на задних улицах Багдада. Никто не ставил под сомнение его право на это; никто не посмел бы. Он поместил послание под каменной плитой в старом дворе на улице Абу Навас, затем сделал отметку мелом за церковью Святого Иосифа в районе христиан. На этот раз отметка мелом была немного другой. Он надеялся, что невидимый человек, который собирал его послания, не будет терять времени.
  
     Так случилось, что Майк Мартин покинул советскую виллу рано утром 15 февраля. Русский повар дал ему длинный список свежих продуктов, которые нужно было купить, список, который будет чрезвычайно трудно заполнить.
  
     Еда была на исходе. Дело было не в фермерах в сельской местности, а в транспортных проблемах.
  
     Большинство мостов были разрушены. Центральная Иракская равнина - это земля рек, орошающих посевы, которые кормят Багдад. Вынужденные платить за переправу через все эти страны, производители предпочли остаться дома.
  
     К счастью, Мартин начал с рынка специй на улице Шурджа, а затем объехал вокруг церкви Св.
  
     Джозеф - в переулок сзади. Когда он увидел отметку мелом, он был потрясен.
  
     Отметкой этой конкретной стены всегда должна была быть восьмерка на ее стороне с одним коротким штрихом по горизонтали через соединение двух кругов. Но он ранее предупредил Иерихона, что, если когда-либо возникнет реальная чрезвычайная ситуация, единственный штрих должен быть заменен двумя маленькими крестиками, по одному в каждом круге восьмерки. Сегодня там были кресты.
  
     Мартин изо всех сил крутанул педали во внутренний двор на улице Абу Навас, подождал, пока не прояснится, наклонился, как всегда, чтобы поправить сандалию, сунул руку в потайное место в стене и нашел тонкий конверт. К полудню он вернулся на виллу, объясняя разъяренному повару, что сделал все возможное, но продукты будут доставлены в город позже, чем когда-либо. Ему придется вернуться во второй половине дня.
  
     Когда он прочитал послание Иерихона, стало слишком ясно, почему этот человек был в панике. Мартин составил собственное послание, объяснив Эр-Рияду, почему он теперь чувствовал, что был вынужден взять дело в свои руки и принять собственное решение. Не оставалось времени для конференций в Эр-Рияде и дальнейшего обмена сообщениями. Хуже всего для него было откровение Иерихона о том, что иракская контрразведка знала о незаконном передатчике, посылающем пакетные сигналы. Он не мог знать, насколько они были близки, но он должен был предположить, что дальнейшего расширенного обмена сообщениями с Эр-Риядом быть не может. Поэтому он принимал решение сам.
  
     Мартин прочитал послание Иерихона сначала по-арабски, а затем свой собственный перевод на магнитофон. Он добавил свое собственное послание и приготовился к отправке.
  
     У него не было окна передачи до поздней ночи - ночь всегда выбиралась так, чтобы семья Куликовых крепко спала. Но, как и Иерихон, у него была срочная процедура.
  
     Это была передача одного длинного звукового потока, в данном случае пронзительного свиста, на совершенно другой частоте, далеко за пределами обычного диапазона УКВ.
  
     Он проверил, что иракский шофер был с первым секретарем Куликовым в посольстве в центре города, а русский слуга и его жена были на обеде. Затем, несмотря на риск разоблачения, он установил спутниковую антенну рядом с открытым дверным проемом и послал сигнал со свистом.
  
     В radio shack, бывшей спальне на вилле SIS в Эр-Рияде, загорелась единственная лампочка. Была половина второго пополудни. Дежурный радист, обслуживавший обычный трафик между виллой и Сенчури Хаус в Лондоне, бросил то, что он делал, крикнул через дверь о подкреплении и настроился на прием на текущей частоте Мартина.
  
     Второй оператор просунул голову в дверь.
  
     "Что случилось?"
  
     "Позови Стива и Саймона. Приближается Черный Медведь, и это чрезвычайная ситуация ".
  
     Мужчина ушел. Мартин дал Рияду пятнадцать минут, затем включил свою основную передачу.
  
     Эр-Рияд был не единственной радиомачтой, которая уловила взрыв. За пределами Багдада другая спутниковая антенна, неустанно работающая в УКВ-диапазоне, поймала его часть. Послание было таким длинным, что, даже сокращенное, оно длилось четыре секунды. Иракские слушатели уловили последние два и получили дозу.
  
     Как только он отправил, Мартин закрылся и спрятал свое оборудование под плитками пола. Едва он это сделал, как услышал шаги по гравию. Это был русский слуга, который в порыве великодушия пересек двор, чтобы предложить ему балканскую сигарету. Мартин принял это с большим подпрыгиванием, поклонами и бормотанием "Шукран".
  
     Русский, гордый своим добродушием, пошел обратно к дому. "Бедный ублюдок", - подумал он. "Что за жизнь".
  
     Когда он снова остался один, бедняга начал писать по-арабски мелким почерком в блокноте из авиапочтовой бумаги, который он держал под своей подстилкой. Пока он это делал, гений радио по имени майор Зайед внимательно изучал очень крупномасштабную карту города, особенно района Мансур. Закончив свои расчеты, он перепроверил их и позвонил бригадному генералу Хасану Рахмани в штаб-квартиру Мухабарата, расположенную всего в пятистах ярдах от ромбовидного ромба Мансура, обведенного зелеными чернилами. Его встреча была назначена на четыре часа.
  
     В Эр-Рияде Чип Барбер расхаживал по главной гостиной виллы с распечаткой в руке, ругаясь так, как он не ругался с тех пор, как ушел из Морской пехоты тридцать лет назад.
  
     "Что, черт возьми, он думает, что он делает?" он потребовал от двух офицеров британской разведки, находившихся с ним в комнате.
  
     "Полегче, Чип", - сказал Лэйнг. "У него был чертовски долгий забег. Он находится под огромным напряжением. Плохие парни приближаются. Вся наша традиция говорит нам, что мы должны вытащить его оттуда - сейчас ".
  
     "Да, я знаю, он отличный парень. Но он не имеет права так поступать. Мы - люди, оплачивающие счета, помнишь?"
  
     "Мы помним, - сказал Паксман, " но он наш человек, и он за много миль от холода. Если он решит остаться, то это для того, чтобы закончить работу, как для вас, так и для нас ".
  
     Барбер успокоился.
  
     "Три миллиона долларов. Как, черт возьми, мне сказать Лэнгли, что он предложил Иерихону еще три миллиона долларов, чтобы на этот раз все было правильно? Этот иракский мудак должен был сделать все правильно с первого раза. Насколько нам известно, он мог сдавать с самого низа колоды, просто чтобы заработать больше денег ".
  
     "Чип, - сказал Лэйнг, - мы здесь говорим о ядерной бомбе".
  
     "Может быть, - прорычал Барбер, - может быть, мы говорим о ядерной бомбе. Может быть, Саддам вовремя получил достаточно урана, может быть, он вовремя собрал все это вместе. Все, что у нас действительно есть, это расчеты некоторых ученых и заявление Саддама - если он вообще когда-либо делал это заявление. Черт возьми, Джерико - наемник, он может лгать в зубах. Ученые могут ошибаться, Саддам лжет, когда дышит. Что мы на самом деле получили за все эти деньги?"
  
     "Ты хочешь рискнуть?" - спросил Лэйнг.
  
     Барбер тяжело опустился на стул.
  
     "Нет, - сказал он наконец, - нет, я не знаю. Хорошо, я улажу это с Вашингтоном. Тогда мы расскажем генералам. Они должны это знать. Но я скажу вам, ребята, одну вещь: однажды я встречусь с этим Иерихоном, и если он нас разыгрывает, я оторву ему руки и забью его до смерти мокрым концом ".
  
     В четыре часа того же дня майор Зайед принес свои карты и расчеты в кабинет Хасана Рахмани.
  
     Он тщательно объяснил, что в тот день он провел третью триангуляцию и сузил область до ромба, показанного на карте Мансура. Рахмани с сомнением посмотрел на него.
  
     "Это сто ярдов на сто ярдов", - сказал он. "Я думал, что современные технологии могут уменьшить эти источники выбросов до квадратного ярда".
  
     "Если я получу длинную передачу, да, я смогу", - терпеливо объяснил молодой майор. "Я могу получить луч от приемника-перехватчика шириной не более ярда. Скрестите это с другим перехватом из другой точки, и вы получите свой квадратный ярд. Но это ужасно короткие передачи. Они в эфире и выключаются в течение двух секунд. Лучшее, что я могу получить, это очень узкий конус, острием к ствольной коробке, тянущийся через всю страну и становящийся все шире по мере продвижения. Может быть, угол в одну секунду одного градуса по компасу. Но на расстоянии пары миль это становится сотней ярдов. Смотри, это все еще небольшая область ".
  
     Рахмани вгляделся в карту. В отмеченном ромбе было четыре здания.
  
     "Давайте спустимся туда и посмотрим на это", - предложил он.
  
     Двое мужчин рыскали по Мансуру с картой, пока не проследили указанную область. Он был жилым и очень процветающим. Все четыре резиденции были отделены друг от друга, обнесены стенами и стояли на своей территории. К тому времени, как они закончили, уже темнело.
  
     "Совершите на них набег утром", - сказал Рахмани. "Я тихо оцеплю район войсками. Ты знаешь, что ищешь. Вы идете со своими специалистами и разбираете все четыре места по отдельности. Если ты его найдешь, у нас есть шпион ".
  
     "Одна проблема", - сказал майор. "Видишь вон ту медную табличку? Это резиденция советского посольства ".
  
     Рахмани обдумал это. Он не получит благодарности за развязывание международного инцидента.
  
     "Сначала сделай остальные три", - приказал он. "Если вы ничего не добьетесь, я очищу советское здание вместе с Министерством иностранных дел".
  
     Пока они разговаривали, один из сотрудников той советской виллы был в трех милях отсюда. Садовник Махмуд Аль-Хоури был на старом британском кладбище, кладя тонкий конверт в каменный кувшин у давно неухоженного надгробия. Позже он сделал мелом отметку на стене здания Союза журналистов. Во время ночной экскурсии по району незадолго до полуночи он заметил, что отметка мелом была стерта.
  
     В тот вечер в Эр-Рияде состоялась конференция, очень закрытая конференция в закрытом офисе двумя этажами ниже здания Министерства обороны Саудовской Аравии. Присутствовали четыре генерала, один из них сидел во главе стола, и двое гражданских, Барбер и Лэйнг. Когда гражданские закончили говорить, четверо военных сидели в мрачном молчании.
  
     "Это правда?" - спросил один из американцев.
  
     "С точки зрения стопроцентного доказательства, у нас этого нет", - сказал Барбер. "Но мы думаем, что существует очень высокая вероятность того, что информация точна".
  
     "Почему вы так уверены?" - спросил генерал ВВС США.
  
     "Как вы, джентльмены, вероятно, уже догадались, в течение нескольких месяцев у нас был агент, работающий на нас высоко в иерархии в Багдаде".
  
     Последовала серия одобрительных ворчаний.
  
     "Не думал, что вся эта информация о цели поступает из хрустального шара Лэнгли", - сказал генерал ВВС, который все еще возмущался тем, что ЦРУ сомневается в успехах его пилотов.
  
     "Дело в том, - сказал Лэйнг, - что до сих пор мы никогда не находили его информацию чем-то иным, кроме как потрясающе точной. Если он лжет сейчас, это адская афера. Второй вопрос: можем ли мы пойти на такой риск?"
  
     На несколько минут воцарилась тишина.
  
     "Есть одна вещь, которую вы, ребята, упускаете из виду", - сказал представитель ВВС США. "Доставка".
  
     "Доставка?" - спросил Барбер.
  
     "Правильно. Иметь оружие - это одно, а направить его прямо на своего врага - совсем другое. Послушайте, никто не может поверить, что Саддам все еще занимается миниатюризацией. Это гипертехнология. Так что он не может запустить эту штуку, если она у него есть, из танковой пушки. Или артиллерийское орудие - того же калибра. Или батарейка типа "Катюшки". Или ракета".
  
     "Почему не ракета, генерал?"
  
     "Полезная нагрузка", - саркастически сказал летчик. "Чертов груз. Если это грубое устройство, мы должны смотреть на полтонны. Скажем, тысяча фунтов. Теперь мы знаем, что ракеты "Аль-Абейд" и "Аль-Таммуз" были еще только в разработке, когда мы разгромили объект в Сааде-16. Аль-Аббас и Аль-Бадр - одно и то же. Неработоспособен - либо разбит, либо слишком маленькая полезная нагрузка ".
  
     "Что насчет "Скада"?" - спросил Лэйнг.
  
     "То же самое", - сказал генерал. "Так называемый "Аль-Хусейн" дальнего действия продолжает разрушаться при входе в атмосферу и имеет полезную нагрузку в 160 килограммов. Даже базовый советский "Скад" имеет максимальную полезную нагрузку 600 килограммов. Слишком маленький".
  
     "Все еще есть бомба, запущенная с самолета", - указал Барбер.
  
     Генерал ВВС нахмурился. "Джентльмены, я дам вам свою личную гарантию, здесь и сейчас: отныне ни один иракский военный самолет не достигнет границы. Большинство даже не сойдет с асфальта. Те, кто это сделает и направится на юг, будут застрелены на полпути к границе. У меня достаточно АВАКОВ, достаточно истребителей - я могу это гарантировать ".
  
     "А Крепость?" - спросил Лэйнг. "Стартовая площадка?"
  
     "Сверхсекретный ангар, вероятно, подземный, единственная взлетно-посадочная полоса, ведущая от устья; вмещающий "Мираж", "МиГ", "Сухой" - укомплектованный и готовый к работе. Но мы получим его до границы.
  
     Решение зависело от американского генерала во главе стола.
  
     "Вы собираетесь найти хранилище этого устройства, эту так называемую Крепость?" тихо спросил он.
  
     "Да, сэр", - сказал Барбер. "Мы пытаемся даже сейчас. Мы полагаем, что нам может понадобиться еще несколько дней ".
  
     "Найдите его, и мы уничтожим его".
  
     - А вторжение через четыре дня, сэр? - спросил Лэйнг.
  
     "Я дам тебе знать".
  
     * * *
  
     В тот вечер было объявлено, что наземное вторжение в Кувейт и Ирак было отложено и перенесено на двадцать четвертое февраля.
  
     Позже историки назвали две альтернативные причины для этой отсрочки. Одна из них заключалась в том, что морские пехотинцы США хотели перенести свою главную ось атаки на несколько миль дальше на запад, и что это потребовало бы переброски войск, переброски складов и дальнейших приготовлений. Это тоже было правдой.
  
     Причина, позже выдвинутая в прессе, заключалась в том, что два британских компьютерных хакера взломали компьютер Министерства обороны и сильно нарушили сопоставление прогнозов погоды для района атаки, вызвав путаницу в выборе наилучшего дня для атаки с климатической точки зрения.
  
     На самом деле, погода была прекрасной и ясной между двадцатым и двадцать четвертым, и она ухудшилась, как только началось наступление.
  
     Генерал Норман Шварцкопф был крупным и очень сильным человеком, физически, умственно и морально. Но он был бы больше, или, возможно, меньше, чем человеком, если бы явное напряжение последних нескольких дней не начало сказываться на нем.
  
     Он работал по двадцать часов в день в течение шести месяцев без перерыва. Он не только руководил крупнейшим и самым быстрым наращиванием военной мощи в истории, задачей, которая сама по себе могла сломить меньшего человека, но и справился со сложностями взаимоотношений с чувствительными слоями саудовского общества, сохранил мир, когда десятки раз междоусобные распри могли разрушить Коалицию, и отразилбесконечные благонамеренные, но бесполезные и изматывающие вмешательства с Капитолийского холма.
  
     И все же не все это нарушало его столь необходимый сон в те последние несколько дней. Это была огромная ответственность за то, чтобы быть ответственным за все эти молодые жизни, которые принесли кошмар.
  
     В кошмаре был Треугольник. Всегда Треугольник. Это был прямоугольный треугольник земли, лежащий на боку. То, что должно было быть основанием треугольника, - это береговая линия от Хафджи вниз мимо Джубайля до трех связанных между собой городов Даммам, Эль-Хоба и Дахран.
  
     Перпендикулярная линия треугольника была границей, идущей на запад от побережья, сначала между Саудовской Аравией и Кувейтом, затем в пустыню, чтобы стать иракской границей.
  
     Гипотенуза была наклонной линией, соединяющей последний западный форпост в пустыне с побережьем в Дахране.
  
     Внутри этого треугольника почти полмиллиона молодых мужчин и женщин сидели и ждали его приказа. Восемьдесят процентов из них были американцами. На востоке были саудовцы, другие арабские контингенты и морская пехота.
  
     В центре находились великие американские бронетанковые и механизированные пехотные части, и среди них была британская первая бронетанковая дивизия. На крайнем фланге были французы.
  
     Когда-то кошмаром были десятки тысяч молодых людей, вливающихся в штаны для атаки, чтобы промокнуть под дождем ядовитого газа и умереть там между песчаными стенами и колючей проволокой. Теперь было еще хуже.
  
     Всего за неделю до этого, рассматривая треугольник на карте боевых действий, офицер армейской разведки фактически предположил: "Возможно, Саддам намеревается разместить там ядерную бомбу". Мужчина думал, что он шутит.
  
     В ту ночь командующий генерал снова попытался заснуть, но безуспешно. Всегда Треугольник. Слишком много людей, слишком мало места.
  
     На вилле SIS Лэйнг, Паксман и два радиотехника разделили ящик пива, тайно принесенного из британского посольства. Они тоже изучали карту; они тоже видели Треугольник. Они тоже почувствовали напряжение.
  
     "Одна чертова бомба, одна гребаная маленькая, грубая бомба первой попытки под Хиросимой, взрыв в воздухе или взрыв на земле ...", - сказал Лэйнг.
  
     Им не нужно было быть учеными, чтобы знать, что первый взрыв убьет более ста тысяч молодых солдат. В течение нескольких часов радиационное облако, всасывающее миллиарды тонн активного песка из пустыни, начнет дрейфовать, покрывая смертью все на своем пути.
  
     У кораблей в море было бы время, чтобы задраить, но не у наземных войск или жителей саудовских городов. Он будет дрейфовать на восток, расширяясь по мере продвижения, над Бахрейном и аэродромами союзников, отравляя море, до побережья Ирана, чтобы уничтожить там одну из категорий, которые Саддам Хусейн объявил недостойными жизни - "Персов, евреев и мух".
  
     "Он, черт возьми, не может его запустить", - сказал Паксман. "У него нет ракеты или самолета, которые могут это сделать".
  
     Далеко на севере, скрытый в Джебаль аль-Хамрин, глубоко внутри казенной части пушки со стволом длиной сто восемьдесят метров и дальностью действия в тысячу километров, Кулак Бога лежал неподвижно, но готовый к тому, чтобы его призвали к полету.
  
     Дом в Кадисии проснулся только наполовину и был совершенно не готов к визитерам, которые пришли на рассвете.
  
     Когда владелец построил его много лет назад, он был установлен посреди фруктовых садов. Он находился в трех милях от четырех вилл в Мансуре, которые майор контрразведки Зайед уже тогда готовился поставить под наблюдение. Распространение юго-западных пригородов Багдада окутало старый дом, и новая скоростная автомагистраль Кадисия с ревом пронеслась через то, что когда-то было полями, где росли персики и абрикосы.
  
     Тем не менее, это был прекрасный дом, принадлежавший преуспевающему человеку, который сейчас давно на пенсии, обнесенный стеной и все еще сохранивший несколько фруктовых деревьев в глубине сада.
  
     Было два грузовика с солдатами АМАМА под командованием майора, и они не церемонились. Замок главных ворот был сбит выстрелом, ворота распахнулись, и солдаты хлынули внутрь, разбив входную дверь и избив дряхлого слугу, который пытался их остановить.
  
     Они пробежали по дому, открывая шкафы и срывая портьеры, в то время как перепуганный старик, которому принадлежал дом, пытался защитить и защитить свою жену.
  
     Солдаты обчистили это место почти догола и ничего не нашли. Когда старик умолял их сказать, чего они хотели или искали, майор грубо сказал ему, что он прекрасно знает, и поиски продолжались.
  
     После дома солдаты попробовали сад. Внизу, у стены, они нашли свежевырытую землю. Двое из них держали старика, пока солдаты копали. Он возразил, что не знает, почему земля была свежевырыта; он ничего не закапывал. Но они все равно нашли это.
  
     Он был в джутовом мешке, и все могли видеть, когда они его вытащили, что это был радиоприемник.
  
     Майор ничего не знал о радиоприемниках, и ему было бы все равно, если бы он знал, что сломанная модель передатчика Азбуки Морзе в джутовой сумке была очень далека от ультрасовременного спутникового передатчика, которым пользовался Майк Мартин и который все еще находится под полом его лачуги в саду первого секретаря Куликова. Для AMAM major радио были уловками шпионов, и это было все, что имело значение.
  
     Старик начал причитать, что он никогда не видел этого раньше, что кто-то, должно быть, ночью перелез через стену, чтобы закопать его там, но солдаты АМАМА сбили его с ног прикладами своих винтовок, а также его жену, когда она закричала.
  
     Майор осмотрел трофей, и даже он мог видеть, что некоторые иероглифы на мешке с содержимым, похоже, были иероглифами на иврите.
  
     Им не нужна была домашняя прислуга или старая женщина - только мужчина. Ему было за семьдесят, но его вынесли лицом вниз, схватив за лодыжки и запястья по четыре солдата, и бросили в кузов одного из грузовиков, как мешок с инжиром.
  
     Майор был счастлив. Действуя по анонимной наводке, он выполнил свой долг. Его начальство было бы довольным. Это дело не касалось тюрьмы Абу-Грейб. Он отвел своего пленника в АМАМ
  
     штаб-квартира и спортивный зал. Это, рассуждал он, было единственным местом для израильских шпионов.
  
     В тот же день, 16 февраля, Гиди Барзилай был в Париже, показывая свою картину Мишелю Леви. Старый антиквар саян был рад помочь. Только однажды его попросили раньше, и это было одолжить кое-какую мебель катсе, пытающемуся проникнуть в определенный дом, выдавая себя за антиквара.
  
     Для Мишеля Леви это было удовольствием и волнением, чем-то, что оживляло существование старого человека, получать консультации от Моссада, иметь возможность чем-то помочь.
  
     "Булле", - сказал он.
  
     "Прошу прощения?" - сказал Барзилай, который подумал, что он был груб.
  
     "Булле", - повторил старик. "Также пишется как B-u-h-l. Великий французский краснодеревщик. Его стиль, вы видите, определенно. Имейте в виду, это не от него. Для него этот период слишком поздний".
  
     "Тогда от кого это?"
  
     Месье Леви было за восемьдесят, с редкими седыми волосами, прилипшими к морщинистой голове, но у него были розовые, как яблоки, щеки и яркие глаза, которые искрились от удовольствия быть живым. Он произнес кадиш за очень многих представителей своего поколения.
  
     "Ну, Буль, когда он умер, передал свою мастерскую своему протеже, немцу Эбену. Он, в свою очередь, передал традицию другому немцу, Ризенеру. Я бы подумал, что это из периода Ризенера.
  
     Конечно, учеником, возможно, самим мастером. Ты собираешься это купить?"
  
     Он, конечно, дразнил. Он знал, что Моссад не покупал произведения искусства. В его глазах плясали веселые огоньки.
  
     "Давайте просто скажем, что я заинтересован в этом", - сказал Барзилай.
  
     Леви был в восторге. Они снова взялись за свои шалости. Он никогда не узнает, что именно, но в любом случае это было весело.
  
     "Неужели эти столы-"
  
     "Бюро, - сказал Леви, - это бюро".
  
     "Хорошо, в этих бюро когда-нибудь были потайные отделения?"
  
     Все лучше и лучше - восхитительно! О, какое волнение!
  
     "Ах, ты имеешь в виду облатку. Конечно. Знаете, молодой человек, много лет назад, когда мужчину можно было вызвать и убить на дуэли из-за вопроса чести, даме, заведшей интрижку, приходилось быть очень осторожной. Значит, ни телефонов, ни факсов, ни видео. Все порочные мысли ее любовника должны были быть записаны на бумаге. Тогда где ей спрятать их от своего мужа?
  
     "Не в стенном сейфе - там их не было. И не железный ящик - ее муж потребовал бы ключ. Итак, светские люди тех дней заказывали предметы мебели с оберткой . Не все время, но иногда. Заметьте, это должно было быть хорошей работы, иначе это было бы слишком заметно ".
  
     "Как можно было бы узнать, есть ли у предмета, который ты ... думаешь купить, такая каша .
  
     О, это было чудесно. Человек из Моссада не собирался покупать бюро Ризенера, он собирался проникнуть в одно из них.
  
     "Хотели бы вы увидеть его?" - спросил Леви.
  
     Он сделал несколько телефонных звонков, и, наконец, они вышли из его магазина и взяли такси. Это был другой дилер.
  
     Леви о чем-то шепотом поговорил, мужчина кивнул и оставил их наедине. Леви сказал, что если он сможет добиться продажи, то получит небольшую плату за поиск, не более того. Дилер был доволен; так часто бывает в антикварном мире.
  
     Стол, который они исследовали, был удивительно похож на тот, что был в Вене.
  
     "Теперь, - сказал Леви, - тайник не будет большим, иначе его можно было бы обнаружить при измерениях, внешних, а не внутренних. Таким образом, он будет тонким, вертикальным или горизонтальным. Вероятно, не более двух сантиметров толщиной, скрывается в панели, которая кажется прочной, толщиной в три сантиметра, но на самом деле представляет собой две деревянные пластины с прокладкой между ними. Ключ к разгадке - это кнопка разблокировки ".
  
     Он достал один из верхних ящиков.
  
     "Пощупай там", - сказал он.
  
     Барзилай протянул руку, пока кончики его пальцев не коснулись задней части.
  
     "Пощупай вокруг".
  
     "Ничего", - сказала катса.
  
     "Это потому, что там ничего нет", - сказал Леви. "Не в этом. Но там может быть ручка, защелка или кнопка. Гладкая кнопка, вы нажимаете на нее; ручка, вы поворачиваете ее; защелка, двигаете ее из стороны в сторону и смотрите, что происходит ".
  
     "Что должно произойти?"
  
     "Тихий щелчок, и маленький кусочек маркетри выскакивает, подпружиненный. За этим скрывается тайник" .
  
     Даже изобретательность краснодеревщиков восемнадцатого века имела свои пределы. В течение часа месье Леви научил катсу основным десяти местам, где нужно искать скрытую защелку, которая отпустит пружину, чтобы открыть отсек.
  
     "Никогда не пытайтесь использовать силу, чтобы найти его", - настаивал Леви. "Ты все равно не сделаешь этого силой, и, кроме того, это оставляет следы на деревянной обшивке".
  
     Он толкнул Барзилая локтем и ухмыльнулся. Барзилай угостил старика хорошим обедом в Coupole, затем взял такси обратно в аэропорт, чтобы вернуться в Вену.
  
     Рано утром, 16 февраля, майор Зайед и его команда явились на первую из трех вилл, которые должны были быть обысканы. Два других были запечатаны, у всех входов стояли люди, а сбитые с толку обитатели были заперты внутри.
  
     Майор был безупречно вежлив, но его авторитет не терпел возражений. В отличие от команды AMAM в полутора милях от нас, в Кадисии, люди Зайеда были экспертами, нанесли очень мало непоправимого ущерба и были более эффективны для этого.
  
     Начав с уровня земли, в поисках доступа к тайнику под плитками пола, они неуклонно продвигались по дому, комната за комнатой, шкаф за шкафом, и полость за полостью.
  
     Сад также был обыскан, но никаких следов обнаружено не было. К полудню майор, наконец, был удовлетворен, извинился перед жильцами и ушел. По соседству он начал работать во втором доме.
  
     В подвале под штаб-квартирой АМАМ в Саадуне старик лежал на спине, привязанный за запястья и талию к прочному деревянному столу, в окружении четырех экспертов, которые должны были добиться от него признания. Кроме них, здесь присутствовали врач и бригадный генерал Омар Хатиб, консультировавшийся в углу с сержантом Али.
  
     Это был глава АМАМА, который принял решение о меню скорбей, которые нужно предпринять. Сержант Али поднял бровь; он понял, что ему определенно понадобится его комбинезон в этот день. Омар Хатиб коротко кивнул и ушел. Ему нужно было заняться бумажной работой в его кабинете наверху.
  
     Старик продолжал умолять, что он ничего не знал ни о каком передатчике, что он не был в саду несколько дней из-за ненастной погоды. ... Следователи не были заинтересованы. Они привязали обе лодыжки к ручке метлы, проходящей поперек подъема. Двое из четверых подняли ступни в требуемое положение так, чтобы подошвы были обращены к комнате, в то время как Али и его оставшийся коллега сняли со стен тяжелые фитили из электрического гибкого трубопровода.
  
     Когда началась бастинадо, старик кричал, как и все они, пока голос не сорвался, а затем потерял сознание. Ведро ледяной воды из угла, где они были сложены в ряд, привело его в чувство.
  
     Иногда, в течение всего утра, мужчины отдыхали, расслабляя мышцы рук, которые устали от их усилий. Пока они отдыхали, чашки с рассолом были разбиты о мясистые ноги. Затем, освеженные, они возобновили.
  
     Между приступами обморока старик продолжал протестовать, что он даже не может управлять радиопередатчиком и, должно быть, произошла какая-то ошибка.
  
     К середине утра кожа и мясо с подошв обеих ног были содраны, и сквозь кровь просвечивали белые кости. Сержант Али вздохнул и кивнул, что этот процесс должен прекратиться. Он закурил сигарету и наслаждался дымом, в то время как его помощник использовал короткий железный прут, чтобы сломать кости ноги от лодыжки до колен.
  
     Старик умолял доктора, как один практикующий врач другого, но врач АМАМ уставился в потолок. У него был приказ, который заключался в том, чтобы сохранить заключенного живым и в сознании.
  
     На другом конце города майор Зайед закончил обыск второй виллы в четыре часа, как раз в тот момент, когда Гиди Барзилай и Мишель Леви поднимались из-за стола в Париже. И снова он ничего не нашел. Вежливо извинившись перед перепуганной парой, которая наблюдала, как их дом систематически грабили, он ушел и со своей командой перешел к третьей и последней вилле.
  
     * * *
  
     В Саадуне старик все чаще падал в обморок, и врач возразил следователям, что ему нужно время, чтобы прийти в себя. Была приготовлена инъекция и введена в кровоток заключенного. Это оказало почти немедленный эффект, вернув его из состояния, близкого к коме, к бодрствованию и пробудив нервы к новой чувствительности.
  
     Когда иглы в жаровне раскалились красно-белым светом, их медленно вонзили в сморщенную мошонку и высохшие яички внутри.
  
     Сразу после шести старик снова впал в кому, и на этот раз доктор опоздал. Он работал яростно, пот страха струился по его лицу, но всех его стимуляторов, введенных прямо в сердце, было недостаточно.
  
     Али вышел из комнаты и вернулся через пять минут с Омаром Хатибом. Бригадир посмотрел на тело, и многолетний опыт подсказал ему то, для чего ему не нужна была медицинская степень. Он повернулся, и его открытая ладонь нанесла съежившемуся доктору страшный удар по лицу.
  
     Сила удара, а также репутация человека, который его нанес, заставили доктора рухнуть на пол среди своих шприцев и флаконов.
  
     "Кретин", - прошипел Хатиб. "Убирайся отсюда".
  
     Доктор собрал свои кусочки в сумку и ушел на четвереньках. Мучитель посмотрел на дело рук Али. В воздухе витал сладковатый запах, знакомый обоим мужчинам с давних времен, смесь пота, ужаса, мочи, экскрементов, крови, рвоты и слабый аромат горелого мяса.
  
     "Он все еще протестовал до конца", - сказал Али. "Клянусь, если бы он что-то знал, мы бы вытянули это из него".
  
     "Положите его в мешок, - отрезал Омар Хатиб, - и верните его жене для погребения".
  
     Это был прочный белый холщовый мешок шести футов в длину и двух футов в ширину, и его бросили на пороге дома в Кадисии в десять вечера того же дня. Медленно и с большим трудом, поскольку оба были стары, вдова и домашняя прислуга подняли сумку, внесли ее внутрь и положили на обеденный стол. Женщина заняла свое место в конце стола и начала выражать свое горе.
  
     Сбитый с толку старый слуга Талат подошел к телефону, но тот был сорван со стены и не работал. Взяв телефонную книгу своей хозяйки, которую он не мог прочитать, он пошел по дороге к дому фармацевта и попросил соседа попытаться связаться с молодым хозяином - любой из молодых хозяев подойдет.
  
     В тот же час, когда фармацевт пытался дозвониться по разрушенной внутренней телефонной системе Ирака, а Гиди Барзилай, вернувшись в Вену, составлял новую телеграмму Коби Дрору, майор Зайед докладывал Хасану Рахмани об отсутствии прогресса за день.
  
     "Этого просто не было", - сказал он главе контрразведки. "Если бы это было так, мы бы нашли это. Так что это должна быть четвертая вилла, дом дипломата ".
  
     "Ты уверен, что не можешь ошибаться?" - спросил Рахмани. "Это не могло быть в другом доме?"
  
     "Нет, сэр. Ближайший к этим четырем дом находится далеко за пределами области, обозначенной скрещенными балками. Источник этих импульсных передач находился внутри этого алмаза на карте. Я бы поклялся в этом ".
  
     Рахмани колебался. Дипломаты были сущим дьяволом для расследования, всегда готовые броситься в Министерство иностранных дел с жалобой. Чтобы попасть в резиденцию товарища Куликова, ему пришлось бы подняться высоко - так высоко, как он мог.
  
     Когда майор ушел, Рахмани позвонил в Министерство иностранных дел. Ему повезло; министр иностранных дел, который месяцами почти постоянно находился в разъездах, был в Багдаде. Более того, он все еще сидел за своим столом.
  
     Рахмани назначил свое интервью на десять часов утра следующего дня.
  
     Фармацевт был добрым человеком, и он просто продолжал пытаться всю ночь. Он так и не смог дозвониться до старшего сына, но, используя связь в армии, ему удалось передать сообщение младшему из двух сыновей своего погибшего друга. Он не мог поговорить с этим человеком сам, но армейский контакт передал его дальше.
  
     Послание дошло до младшего сына на его базе далеко от Багдада на рассвете. Как только он услышал это, офицер взял свою машину и поехал. Обычно это заняло бы у него не более двух часов.
  
     В тот день, 17 февраля, ему потребовалось шесть. Там были патрули и блокпосты. Используя свой ранг, он мог проехать в начало очереди, показать свой пропуск, и ему помахали.
  
     Это не сработало для разрушенных мостов. На каждом из них ему приходилось ждать парома. Был полдень, когда он прибыл в дом своих родителей в Кадисии.
  
     Его мать бросилась в его объятия и заплакала у него на плече. Он попытался вытянуть из нее подробности того, что именно произошло, но она сама была уже не молода и была в истерике.
  
     Наконец, он поднял ее и отнес в ее комнату. В куче лекарств, которые солдаты разбросали по полу в ванной, он нашел пузырек со снотворным, которое его отец принимал, когда зимние холода вызвали артрит. Он дал своей матери двоих, и вскоре она уснула.
  
     На кухне он приказал старому Талату приготовить им обоим кофе, и они сели за стол, пока слуга описывал, что произошло с рассвета предыдущего дня. Когда он закончил, он показал сыну своего мертвого хозяина яму в саду, где солдаты нашли сумку с радиоприемником. Молодой человек прошелся по садовой стене и нашел царапины там, где злоумышленник пришел ночью, чтобы закопать ее. Затем он вернулся в дом.
  
     Хасана Рахмани заставили ждать, что ему не понравилось, но у него была назначена встреча с министром иностранных дел Тариком Азизом незадолго до одиннадцати.
  
     "Мне кажется, я не совсем вас понимаю", - сказал седовласый священник, по-совиному глядя сквозь очки.
  
     "Посольствам разрешено связываться со своими столицами по радио, и их передачи всегда закодированы".
  
     "Да, министр, и они исходят из здания Канцелярии. Это часть обычного дипломатического трафика. Это другое. Мы говорим здесь о скрытом передатчике, используемом шпионами, посылающем импульсные передачи на приемник, который, мы уверены, находится не в Москве, но гораздо ближе ".
  
     "Прерывистые передачи?" - спросил Азиз.
  
     Рахмани объяснил, что это такое.
  
     "Я все еще не понимаю тебя. Почему какой-то агент КГБ - и, предположительно, это должен быть КГБ
  
     операция - посылать импульсные сообщения из резиденции Первого секретаря, когда у них есть полное право посылать их по гораздо более мощным передатчикам из посольства? "
  
     "Я не знаю".
  
     "Тогда ты должен предложить мне какое-то лучшее объяснение. Бригадир. Ты хоть представляешь, что происходит за пределами твоего собственного офиса? Разве вы не знаете, что вчера поздно вечером я вернулся из Москвы после интенсивных дискуссий с г-ном Горбачевым и его представителем Евгением Примаковым, который был здесь на прошлой неделе? Разве вы не знаете, что я привез с собой мирное предложение, которое, если Раис примет его - а я представляю его ему через два часа, - может заставить Советский Союз отозвать Совет Безопасности и запретить американцам нападать на нас?
  
     "И перед лицом всего этого, в этот самый момент, вы ожидаете, что я унижу Советский Союз, отдав приказ о налете на виллу их первого секретаря? Откровенно говоря, бригадир, вы, должно быть, сошли с ума."
  
     На этом все и закончилось. Хасан Рахмани оставил Министерство кипящим, но беспомощным. Однако была одна вещь, которую Тарик Азиз не запретил. В стенах своего дома Куликов может быть неприступен.
  
     Внутри своей машины он может быть неприкасаемым. Но улицы не принадлежали Куликову.
  
     "Я хочу, чтобы это было окружено", - сказал Рахмани своей лучшей команде наблюдения, когда вернулся в свой офис. "Делайте это тихо, незаметно, незаметно. Но я хочу тотального наблюдения за этим зданием. Когда посетители приходят и уходят - а посетители должны быть, - я хочу, чтобы за ними следили".
  
     К полудню команды наблюдателей были на месте. Они сидели в припаркованных машинах под деревьями, покрывающими все четыре стены комплекса Куликова и контролировали оба конца единственной улицы, которая вела к нему. Другие, находящиеся дальше, но связанные по радио, сообщали о любом приближении и следили за каждым, кто уходил.
  
     Младший сын сидел в столовой родительского дома и смотрел на длинный холщовый мешок, в котором лежал его отец. Он позволил слезам течь по его лицу, оставляя влажные следы на куртке его униформы, и он подумал о хороших днях давным-давно. В то время его отец был преуспевающим врачом с большой практикой, он даже ухаживал за семьями некоторых членов британской общины после того, как его познакомил с ними его друг Найджел Мартин.
  
     Он подумал о тех временах, когда они с братом играли в саду Мартинса с Майком и Терри, и задался вопросом, что вообще случилось с этими двумя.
  
     Через час он заметил несколько пятен на холсте, которые, казалось, были больше, чем были. Он встал и направился к двери.
  
     "Talat."
  
     "Учитель?"
  
     "Принеси ножницы и кухонный нож".
  
     Оставшись один в комнате, полковник Осман Бадри разрезал холщовый мешок сверху, с одной стороны и снизу. Затем он снял верхнюю часть мешка и свернул его обратно. Тело его отца все еще было совершенно обнаженным.
  
     Согласно традиции, это должно было быть женской работой, но это не было задачей для его матери. Он попросил воды и бинтов, вымыл и вымыл изуродованное тело, перевязал сломанные ступни, выпрямил и запеленал раздробленные ноги и прикрыл почерневшие гениталии. Когда он работал, он плакал; и когда он плакал, он менялся.
  
     В сумерках он позвонил имаму на кладбище Альвазия в Рисафе и договорился о похоронах на следующее утро.
  
     Майк Мартин действительно ездил в город на велосипеде в то воскресное утро, 17 февраля, но он вернулся, купив продукты и проверив три стены на наличие каких-либо меловых пометок, и вернулся на виллу незадолго до полудня. Во второй половине дня он был занят уходом за садом. Г-н Куликов, не будучи ни христианином, ни мусульманином и не празднуя ни мусульманский святой день в пятницу, ни христианскую субботу в воскресенье, был дома с простудой, жалуясь на состояние своих роз.
  
     Пока Мартин работал над цветочными клумбами, команды наблюдателей Мухабарата тихо занимали свои места за стеной. Джерико, рассуждал он, не мог получить новости меньше чем за два дня; Мартин снова будет патрулировать свои отметки мелом следующим вечером.
  
     Похороны доктора Бадри состоялись в Альвазии вскоре после девяти часов. Кладбища Багдада в те времена были заняты, и у имама было много дел. Всего за несколько дней до этого американцы разбомбили общественное бомбоубежище, в результате чего погибло более трехсот человек. Чувства были на пределе.
  
     Несколько скорбящих на других похоронах неподалеку спросили молчаливого полковника, погиб ли его родственник от американских бомб. Он коротко ответил, что смерть наступила по естественным причинам.
  
     По мусульманскому обычаю, похороны происходят быстро, без длительного периода ожидания между смертью и погребением. И это был не деревянный гроб, как у христиан; тело было завернуто в ткань.
  
     Пришел фармацевт, поддерживая миссис Бадри, и они ушли группой, когда короткая церемония закончилась.
  
     Полковник Бадри был всего в нескольких ярдах от ворот Алвазии, когда услышал, как его окликают по имени. В нескольких ярдах от него стоял лимузин с затемненными стеклами. Один из них сзади был наполовину открыт. Голос снова позвал его.
  
     Полковник Бадри попросил фармацевта отвезти его мать домой в Кадисию; он присоединится к ним позже.
  
     Когда они ушли, он подошел к машине.
  
     Голос сказал: "Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне, полковник. Нам нужно поговорить. Он открыл дверцу машины и заглянул внутрь.
  
     Единственный пассажир переместился на дальнюю сторону, чтобы освободить место. Бадри подумал, что лицо ему знакомо, но смутно. Он где-то его видел. Он забрался внутрь и закрыл дверь. Мужчина в темно-сером костюме нажал на кнопку, и окно поднялось, закрывая звуки снаружи.
  
     "Ты только что похоронил своего отца".
  
     "Да". Кто был этот человек? Почему он не мог поместить лицо?
  
     "То, что с ним сделали, было отвратительно. Если бы я узнал вовремя, я мог бы остановить это. Я узнал слишком поздно ".
  
     Осман Бадри почувствовал что-то вроде удара в живот. Он понял, с кем разговаривает - с человеком, на которого ему указали на военном приеме два года назад. "Я собираюсь сказать вам кое-что, полковник, что, если бы вы сообщили об этом, привело бы к тому, что я умру более ужасно, чем ваш отец".
  
     Была только одна такая вещь, подумал Бадри. Измена.
  
     "Когда-то, - тихо сказал мужчина, - я любил Изюм".
  
     "Я тоже", - сказал Бадри.
  
     "Но все меняется. Он сошел с ума. В своем безумии он нагромождает жестокость на жестокость. Его нужно остановить.
  
     Ты, конечно, знаешь о Каала."
  
     Бадри снова был удивлен, на этот раз внезапной сменой темы.
  
     "Конечно. Я построил это ".
  
     "Вот именно. Ты знаешь, что сейчас находится внутри него?"
  
     "Нет".
  
     Старший офицер сказал ему.
  
     "Он не может быть серьезным", - сказал Бадри.
  
     "Он абсолютно серьезен. Он намерен использовать его против американцев. Возможно, это не наша забота. Но знаете ли вы, что Америка сделает в ответ? Он ответит тем же. Ни один кирпич здесь не устоит на кирпиче, ни один камень на камне. Выживет только Раис. Ты хочешь быть частью этого?"
  
     Полковник Бадри подумал о теле на кладбище, над которым могильщики еще тогда засыпали сухую землю.
  
     "Чего ты хочешь?" он спросил.
  
     "Расскажи мне о Каале".
  
     "Почему?"
  
     "Американцы уничтожат его".
  
     "Ты можешь передать им эту информацию?"
  
     "Поверь мне, есть способы. Каала..."
  
     Так полковник Осман Бадри, молодой инженер, который когда-то хотел проектировать прекрасные здания, которые прослужат столетия, как это делали его предки, сказал человеку по имени Иерихон.
  
     "Ссылка на сетку".
  
     Бадри дал ему и это тоже.
  
     "Возвращайтесь на свой пост, полковник. Ты будешь в безопасности".
  
     Полковник Бадри вышел из машины и пошел прочь. Его желудок вздымался, переворачиваясь и переворачиваясь. Через сотню ярдов он начал спрашивать себя снова и снова: что я наделал? Внезапно он понял, что должен поговорить со своим братом, старшим братом, у которого всегда была более холодная голова, более мудрый совет.
  
     Человек, которого команда Моссада называла наводчиком, вернулся в Вену в тот понедельник, вызванный из Тель-Авива. Он снова был престижным адвокатом из Нью-Йорка, со всеми необходимыми документами, удостоверяющими личность, чтобы доказать это.
  
     Даже несмотря на то, что настоящий адвокат больше не был в отпуске, шансы на то, что Гемютлих, который ненавидел телефоны и факсы, позвонит в Нью-Йорк, чтобы проверить, считались минимальными. Это был риск, на который Моссад был готов пойти.
  
     Еще раз наблюдатель обосновался в отеле Sheraton и написал личное письмо герру Гемютлиху.
  
     Он снова извинился за свое неожиданное прибытие в столицу Австрии, но объяснил, что его сопровождал бухгалтер его фирмы, и что они оба хотели внести первый существенный депозит от имени своего клиента.
  
     Письмо было доставлено из рук в руки ближе к вечеру, а на следующее утро в отель прибыл ответ Гемютлиха, в котором предлагалось встретиться в десять утра.
  
     Корректировщик действительно сопровождался. Человек, который был с ним, был известен просто как взломщик, потому что это была его специальность.
  
     Если Моссад обладает в своей штаб-квартире в Тель-Авиве практически непревзойденной коллекцией подставных компаний, фальшивых паспортов, фирменных бланков и всех других принадлежностей для обмана, почетное место все равно должно принадлежать его медвежатникам и слесарям. Способность Моссада проникать в закрытые места занимает свою нишу в тайном мире. В науке взлома Моссад долгое время считался просто лучшим. Если бы команда Невиота отвечала за Уотергейт, никто бы никогда не узнал.
  
     Репутация израильских отмычек настолько высока, что, когда британские производители отправляли новый продукт в SIS для комментариев, Century House передавал его в Тель-Авив. Коварный до безобразия Моссад изучит его, найдет, как его выбрать, а затем вернет в Лондон как "неприступный". Сестра узнала об этом.
  
     В следующий раз, когда британская компания по производству замков придумала особенно блестящий новый замок, Century House попросила их забрать его, сохранить, но предоставить немного более простой для анализа. Это был самый простой вариант, который был отправлен в Тель-Авив. Там его изучили и, наконец, выбрали, затем вернули в Лондон в качестве
  
     "нерушимый". Но это был оригинальный замок, который SIS посоветовала производителю продать.
  
     Год спустя это привело к неприятному инциденту, когда слесарь из Моссада провел три потных и приводящих в бешенство часа, работая с таким замком в коридоре офисного здания в европейской столице, прежде чем вышел, бледный от ярости. С тех пор британцы проверили свои собственные замки и предоставили Моссаду самим разобраться с этим.
  
     Отмычка, привезенная из Тель-Авива, была не лучшей в Израиле, а второй по качеству. Для этого была причина: у него было то, чего не было у лучшей отмычки.
  
     Ночью молодой человек прошел шестичасовой инструктаж Гиди Барзилая на тему работы восемнадцатого века немецко-французского краснодеревщика Ризенера, а также полное описание внутренней планировки здания Винклера. Ярид, группа наблюдения, завершил свое обучение кратким изложением передвижений ночного дозора, наблюдаемого по времени и местам включения и выключения света внутри банка в ночное время.
  
     В тот же понедельник Майк Мартин прождал до пяти часов дня, прежде чем покатил свой велосипед-качалку через посыпанный гравием двор к задним воротам сада Куликова, открыл калитку и вышел.
  
     Он сел на лошадь и поехал по дороге в направлении ближайшей паромной переправы через реку, в том месте, где раньше был мост Джумхурия, прежде чем Торнадо предложили ему свое личное внимание.
  
     Он завернул за угол, чтобы вилла не была видна, и увидел первую припаркованную машину. Затем второй, дальше.
  
     Когда двое мужчин вышли из второй машины и заняли позицию в центре дороги, его желудок начал сжиматься. Он рискнул оглянуться назад; двое мужчин из другой машины блокировали любое отступление. Зная, что все кончено, он продолжал крутить педали. Больше ничего не оставалось делать. Один из мужчин впереди него указал на обочину дороги.
  
     "Эй ты!" - крикнул он. "Сюда!"
  
     Он остановился под деревьями на обочине дороги. Появились еще трое мужчин, солдаты. Их оружие было направлено прямо на него. Он медленно поднял руки.
  
  
     Глава 21
  
     В тот день в Эр-Рияде британские и американские послы встретились, по-видимому, неофициально, с целью насладиться типично английской привычкой пить чай с пирожными.
  
     На лужайке перед британским посольством также присутствовали Чип Барбер, предположительно из числа сотрудников посольства США, и Стив Лэйнг, который любому случайному собеседнику сказал бы, что он из Отдела культуры своей страны.
  
     Третьим гостем, в редкий перерыв от своих обязанностей на земле, был генерал Норман Шварцкопф.
  
     Через короткое время все пятеро мужчин оказались вместе в углу лужайки, держа в руках чашки с чаем. Это сделало жизнь проще, когда все знали, чем на самом деле зарабатывают на жизнь остальные.
  
     Среди всех гостей единственной темой разговора была надвигающаяся война, но эти пятеро мужчин имели информацию, недоступную всем остальным. Одним из источников информации были новости о деталях мирного плана, представленного в тот день Тариком Азизом Саддаму Хусейну, план, привезенный из Москвы, и переговоры с Михаилом Горбачевым. Это было предметом беспокойства для каждого из пяти гостей, но по разным причинам.
  
     Генерал Шварцкопф уже в тот день опроверг предположение из Вашингтона о том, что он может атаковать раньше, чем планировалось. Советский мирный план предусматривал объявленное прекращение огня и вывод иракских войск из Кувейта на следующий день.
  
     Вашингтон знал эти подробности не из Багдада, а из Москвы. Немедленный ответ из Белого дома заключался в том, что план имеет свои достоинства, но не решает ключевых проблем. В нем не упоминалось о том, что Ирак навсегда аннулировал свои притязания на Кувейт; в нем не упоминался невообразимый ущерб, нанесенный Кувейту - пятьсот нефтяных пожаров, миллионы тонн сырой нефти, хлынувшей в залив и отравившей его воды, двести казненных кувейтцев, разграбление КувейтаГород.
  
     "Колин Пауэлл сказал мне, - сказал генерал, - что Государственный департамент настаивает на еще более жесткой линии.
  
     Они хотят потребовать безоговорочной капитуляции".
  
     "Конечно, они так и делают", - пробормотал американский посланник.
  
     "И я сказал им, " сказал генерал, - я сказал им, что вам нужен арабист, чтобы взглянуть на это".
  
     "Действительно, - ответил британский посол, - и почему это должно быть так?"
  
     Оба посла были непревзойденными дипломатами, которые годами работали на Ближнем Востоке. Оба были арабистами.
  
     "Что ж, - сказал главнокомандующий, - такого рода ультиматум не работает с арабами. Они умрут первыми".
  
     В группе воцарилась тишина. Послы вглядывались в бесхитростное лицо генерала в поисках намека на иронию.
  
     Два офицера разведки хранили молчание, но у обоих в голове была одна и та же мысль: в этом-то все и дело, мой дорогой генерал.
  
     "Ты пришел из дома русского".
  
     Это было утверждение, а не вопрос. Контрразведчик был в штатском, но явно офицер.
  
     "Да, бей".
  
     "Документы".
  
     Мартин порылся в карманах своего кухонного гарнитура и достал удостоверение личности и испачканное и скомканное письмо, первоначально выданное ему первым секретарем Куликовым. Офицер изучил карточку, поднял глаза, чтобы сравнить лица, и посмотрел на письмо.
  
     Израильские фальсификаторы хорошо выполнили свою работу. Простое, заросшее щетиной лицо Махмуда Аль-Хоури смотрело сквозь грязный пластик.
  
     "Обыщите его", - сказал офицер.
  
     Другой человек в штатском провел руками по телу под приборной панелью, затем покачал головой. Никакого оружия.
  
     "Карманы".
  
     В карманах обнаружились несколько банкнот в динарах, несколько монет, перочинный нож, разноцветные кусочки мела и пластиковый пакет. Офицер поднял последнюю фигуру.
  
     "Что это?"
  
     "Неверный выбросил его. Я использую его для своего табака ".
  
     "В нем нет табака".
  
     "Нет, бей, у меня кончились. Я надеялся купить немного на рынке ".
  
     "И не называй меня бей . Это вышло с турками. Кстати, откуда ты родом?"
  
     Мартин описал маленькую деревню далеко на севере. "Он хорошо известен в округе своими дынями", - услужливо добавил он.
  
     "Помолчите о своих трижды проклятых дынях!" - рявкнул офицер, у которого создалось впечатление, что его солдаты пытаются не улыбаться.
  
     Большой лимузин въехал в дальний конец улицы и остановился в двухстах ярдах от нас.
  
     Младший офицер толкнул локтем своего начальника и кивнул. Старший мужчина повернулся, посмотрел и сказал Мартину,
  
     "Жди здесь".
  
     Он вернулся к большой машине и наклонился, чтобы обратиться к кому-то через заднее стекло.
  
     "Кто у тебя есть?" - спросил Хасан Рахмани.
  
     "Садовник-разнорабочий, сэр. Работает там. Убирает розы и гравий, делает покупки для повара".
  
     "Умный?"
  
     "Нет, сэр, практически простодушный. Крестьянин из глубинки, родом с какого-то дынного поля на севере."
  
     Рахмани обдумал это. Если бы он задержал дурака, русские удивились бы, почему их человек не вернулся. Это насторожило бы их. Он надеялся, что, если российская мирная инициатива провалится, он получит разрешение совершить налет на это место. Если он позволит этому человеку выполнить свои поручения и вернуться, он может предупредить своих советских работодателей. По опыту Рахмани, каждый бедный иракец говорил на одном языке, и говорил хорошо. Он достал кошелек и достал сто динаров.
  
     "Дай ему это. Скажите ему, чтобы он закончил покупки и вернулся. Тогда он должен держать ухо востро, ожидая кого-нибудь с большим серебряным зонтом. Если он будет молчать о нас и завтра сообщит о том, что он видел, он будет хорошо вознагражден. Если он расскажет русским, я передам его АМАМ ".
  
     "Да, бригадир".
  
     Офицер взял деньги, вернулся и проинструктировал садовника о том, что он должен был сделать. Мужчина выглядел озадаченным.
  
     "Зонтик, сайиди?"
  
     "Да, большой серебряный или, может быть, черный, указывающий на небо. Ты когда-нибудь видел такой?"
  
     "Нет, сайиди", - печально сказал мужчина. "Всякий раз, когда идет дождь, они все бегут внутрь".
  
     "Клянусь Аллахом Великим, - пробормотал офицер, - это не из-за дождя, болван! Это для отправки сообщений ".
  
     "Зонтик, который посылает сообщения", - медленно повторил садовник, - "Я поищу его, сайиди".
  
     "Идите своей дорогой", - в отчаянии сказал офицер. "И храните молчание о том, что вы здесь видели".
  
     Мартин крутанул педали вниз по дороге, мимо лимузина. Когда он приблизился, Рахмани опустил голову на заднее сиденье. Не нужно позволять крестьянину встречаться с главой контрразведки Республики Ирак.
  
     Мартин нашел отметку мелом в семь и восстановил сообщение в девять. Он читал его при свете из окна кафе - не при электрическом свете, потому что его больше не было, а при свете бензиновой лампы. Когда он увидел текст, он тихо присвистнул, сложил бумагу и засунул ее в трусы.
  
     Не было и речи о возвращении на виллу. Передатчик был взорван, и дальнейшее сообщение означало бы катастрофу. Он рассматривал автобусную станцию, но повсюду были патрули армии и АМАМ, которые искали дезертиров.
  
     Вместо этого он отправился на фруктовый рынок в Касре и нашел водителя грузовика, направляющегося на запад. Этот человек ехал всего в нескольких милях от Хаббании, и двадцать динаров убедили его взять пассажира. Многие грузовики предпочитали ездить ночью, полагая, что Собачьи Сыны там, наверху, в своих самолетах, не смогут увидеть их в темноте, не подозревая, что ни днем, ни ночью потрепанные грузовики с фруктами не были главным приоритетом генерала Чака Хорнера.
  
     Итак, они ехали всю ночь, при свете фар, генерирующих по крайней мере одну свечу, и на рассвете Мартин обнаружил, что его высадили на шоссе к западу от озера Хаббания, где водитель свернул к богатым фермам долины Верхнего Евфрата.
  
     Их дважды останавливали патрули, но каждый раз Мартин предъявлял свои документы и русское письмо, объясняя, что он работал садовником у неверных, но они возвращались домой и уволили его. Он жаловался на то, как с ним обращались, пока нетерпеливые солдаты не сказали ему замолчать и идти своей дорогой.
  
     В ту ночь Осман Бадри был недалеко от Майка Мартина, двигаясь в том же направлении, но впереди него.
  
     Его целью была база истребителей, где его старший брат Абделькарим был командиром эскадрильи.
  
     В 1980-х годах бельгийская строительная компания Sixco получила контракт на строительство восьми сверхзащищенных авиабаз для размещения лучших иракских бойцов.
  
     Ключом к ним было то, что почти все было погребено под землей - казармы, ангары, склады топлива, склады боеприпасов, мастерские, комнаты для инструктажа, помещения для экипажа и большие дизельные генераторы для питания баз.
  
     Единственное, что было видно на поверхности, - это настоящие взлетно-посадочные полосы длиной в три тысячи метров. Но поскольку на них, по-видимому, не было ни зданий, ни ангаров, союзники подумали, что это пустые аэродромы, какими был Аль-Харз в Саудовской Аравии до того, как туда вошли американцы.
  
     При более тщательном осмотре на земле были бы обнаружены бетонные противовзрывные двери толщиной в один метр, встроенные в ведущие вниз пандусы на концах взлетно-посадочных полос. Каждая база занимала площадь пять на пять километров, по периметру окруженную забором из колючей проволоки. Но, как и Тармия, базы Sixco оказались неактивными и были оставлены в покое.
  
     Чтобы управлять ими, пилоты должны были пройти инструктаж под землей, сесть в свои кабины и запустить двигатели там. Только когда они были полностью запущены, когда взрывоопасные стены защищали остальную часть базы от их реактивных выхлопов и отводили газы вверх, чтобы смешаться с горячим воздухом пустыни снаружи, двери на пандусы были открыты.
  
     Истребители могли мчаться по пандусам, выходить на полную мощность, на форсаже, с визгом проноситься по взлетно-посадочной полосе и быть в воздухе за считанные секунды. Даже когда АВАКС заметил их, казалось, что они появились из ниоткуда и, как предполагалось, выполняли миссии низкого уровня, происходящие откуда-то еще.
  
     Полковник Абделькарим Бадри находился на одной из этих баз Sixco, известной только как KM 160, потому что она находилась недалеко от дороги Багдад-Ар-Рутба, в 160 километрах к западу от Багдада. Его младший брат появился на посту охраны в проволоке сразу после захода солнца.
  
     Из-за его ранга из караульной будки был немедленно сделан телефонный звонок в личные покои командира эскадрильи, и вскоре появился джип, катящий по пустой пустыне, по-видимому, появившийся из ниоткуда.
  
     Молодой лейтенант ВВС сопроводил посетителя на базу, джип скатился по другому скрытому, но небольшому пандусу в подземный комплекс, где был припаркован джип. Лейтенант повел нас по длинным бетонным коридорам, мимо пещер, где механики работали на МиГ-29. Воздух был чистым и отфильтрованным, и повсюду слышался гул генераторов.
  
     В конце концов они вошли в помещение для старших офицеров, и лейтенант постучал в дверь. По команде изнутри он провел Османа Бадри в квартиру командира.
  
     Абделькарим встал, и братья обнялись. Мужчине постарше было тридцать семь лет, он тоже был полковником и смуглолицым красавцем с тонкими усиками. Он не был женат, но никогда не испытывал недостатка в женском внимании. Его внешность, его сардонические манеры, его лихая униформа и крылья его пилота обеспечили это. И его внешность не была притворством; генералы ВВС признали, что он был лучшим летчиком-истребителем в стране, и русские, которые обучали его на асе советского истребительного флота, сверхзвуковом истребителе МиГ 29 Fulcrum, согласились с этим.
  
     "Ну, брат мой, что привело тебя сюда?" Спросил Абделькарим.
  
     Осман, когда он сел и взял кофе из свежеприготовленного напитка, у него было время изучить своего старшего брата. Вокруг рта появились морщинки напряжения, которых раньше не было, и усталость в глазах.
  
     Абделькарим не был ни дураком, ни трусом. Он совершил восемь боевых вылетов против американцев и англичан. Он вернулся от них всех-справедливый. Он видел, как его лучшие коллеги были сбиты или разорваны на части ракетами "Спарроу" и "Сайдвиндер", и сам увернулся от четырех.
  
     Шансы, которые он осознал после своей первой попытки перехватить американские бомбардировщики, были невозможны. Со своей стороны, у него не было ни информации, ни указаний относительно того, где находится враг, сколько его, какого типа, на какой высоте или в каком направлении. Иракские радары были выведены из строя, центры управления и управления были разрушены, а пилоты были предоставлены сами себе.
  
     Хуже того, американцы со своими системами АВАКС могли перехватить иракские военные самолеты еще до того, как они поднимались на тысячу футов, сообщая своим пилотам, куда лететь и что делать, чтобы занять наилучшую позицию для атаки. Абделькарим Бадри знал, что для иракцев каждая боевая миссия была самоубийственным заданием.
  
     Обо всем этом он ничего не сказал, выдавив из себя улыбку и спросив о новостях своего брата. Эта новость убила улыбку.
  
     Осман рассказал о событиях последних шестидесяти часов: прибытие войск АМАМА в дом их родителей на рассвете, обыск, обнаружение в саду, избиение их матери и Талата и арест их отца. Он рассказал, как его вызвали, когда соседний аптекарь, наконец, получил сообщение для него, и как он поехал домой и обнаружил тело их отца на обеденном столе.
  
     Рот Абделькарима сжался в сердитую линию, когда Осман рассказал о том, что он обнаружил, когда разрезал мешок для трупов, и о том, как их отец был похоронен этим утром.
  
     Пожилой мужчина резко наклонился вперед, когда Осман рассказал, как его перехватили, когда он покидал кладбище, и о состоявшемся разговоре.
  
     "Ты рассказал ему все это?" - спросил он, когда его брат закончил.
  
     "Да".
  
     "Это правда, все правда? Ты действительно построил эту Крепость, эту Каалу?"
  
     "Да".
  
     "И вы сказали ему, где это, чтобы он мог рассказать американцам?"
  
     "Да. Я поступил неправильно?"
  
     Абделькарим на некоторое время задумался.
  
     "Сколько людей во всем Ираке знают обо всем этом, брат мой?"
  
     "Шесть", - сказал Осман.
  
     "Назови их".
  
     "Сам Раис; Хусейн Камиль, который предоставил финансы и рабочую силу; Амер Саади, который предоставил технологию. Затем генерал Рида, который поставлял артиллеристов, и генерал Мусули из инженеров - он предложил меня на эту работу. И я, я построил это ".
  
     "Пилоты вертолетов, которые привозят посетителей?"
  
     "Они должны знать направления, чтобы ориентироваться, но не то, что внутри. И их держат на карантине где-то на базе, я не знаю где ".
  
     "Посетители - кто из вас может знать?"
  
     "Нет. Им завязывают глаза перед взлетом и до тех пор, пока они не прибудут ".
  
     "Если американцы уничтожат этого Кубт-ут-Аллаха, как вы думаете, кого заподозрит АМАМ? Раис, министры, генералы - или вы?"
  
     Осман положил голову на руки.
  
     "Что я наделал?" он застонал.
  
     "Я боюсь, маленький брат, что ты уничтожил нас всех".
  
     Оба мужчины знали правила. За измену Раис не требует ни единой жертвы, кроме уничтожения трех поколений: отца и дядей, чтобы больше не было зараженного семени, братьев по той же причине, сыновей и племянников, чтобы никто не вырос, чтобы продолжить вендетту против него. Осман Бадри начал тихо плакать.
  
     Абделькарим встал, поднял Османа на ноги и обнял его.
  
     "Ты поступил правильно, брат. Ты поступил правильно. Теперь мы должны подумать, как выбраться отсюда ".
  
     Он посмотрел на часы: восемь часов.
  
     "Отсюда до Багдада нет телефонных линий для населения", - сказал он. "Только подземные линии для защитников в их различных бункерах. Но это послание не для них. Сколько времени тебе потребуется, чтобы доехать до дома нашей матери?"
  
     "Три, может быть, четыре часа", - сказал Осман.
  
     "У тебя есть восемь, чтобы добраться туда и обратно. Скажи нашей матери, чтобы она упаковала все, что она ценит, в машину нашего отца. Она может водить его - не очень хорошо, но достаточно. Она должна взять Талата и отправиться в деревню Талата. Она должна искать убежища у его племени, пока один из нас не свяжется с ней. Понял?"
  
     "Да. Я могу вернуться к рассвету. Почему?"
  
     "Перед рассветом. Завтра я возглавляю полет МиГов в Иран. Другие ушли раньше. Это безумный план Раиса, чтобы спасти свои лучшие истребители. Чушь, конечно, но это может спасти наши жизни.
  
     Ты пойдешь со мной".
  
     "Я думал, МиГ-29 был одноместным?"
  
     "У меня есть одна версия тренажера с двумя сиденьями. Модель UB. Вы будете одеты как офицер ВВС.
  
     Если повезет, нам это сойдет с рук. Теперь иди".
  
     В ту ночь Майк Мартин шел на запад по дороге Ар-Рутба, когда мимо него промелькнула машина Османа Бадри, направлявшаяся в Багдад. Ни один из них не обратил внимания на другого. Целью Мартина была следующая переправа через реку, в пятнадцати милях впереди. Там, с разрушенным мостом, грузовикам придется ждать парома, и у него будет больше шансов заплатить другому водителю, чтобы он отвез его дальше на запад.
  
     Ранним утром он нашел точно такой грузовик, но он мог довезти его только до точки сразу за Мухаммади. Там он снова начал ждать. В три часа машина полковника Бадри снова помчалась назад. Он не приветствовал это, и это не прекратилось. Водитель явно спешил. Как раз перед рассветом появился третий грузовик, выехал с боковой дороги на главное шоссе и остановился, чтобы взять его на борт.
  
     Он снова заплатил водителю из своего истощающегося запаса банкнот в динарах, благодарный тому, кто догадался вернуть ему пачку денег в Мансуре. Он предполагал, что к рассвету семья Куликовых пожалуется, что они потеряли своего садовника.
  
     При обыске в его хижине под матрасом обнаружился блокнот для письма - странная вещь для неграмотного человека, - а при дальнейшем обыске под плитками обнаружился передатчик. К полудню охота будет в разгаре, начавшись в Багдаде, но распространяясь по всей стране. К ночи ему нужно было быть далеко в пустыне, направляясь к границе.
  
     Грузовик, в котором он ехал, был за 160 км, когда взлетел самолет МиГ-29.
  
     Осман Бадри был в ужасе, будучи одним из тех людей, которые испытывают глубокое отвращение к полетам. В подземных пещерах, которые составляли базу, он стоял в стороне, пока его брат инструктировал четырех молодых пилотов, которые будут составлять оставшуюся часть полета. Большинство современников Абделькарима были мертвы; это были молодые люди, младше его более чем на десять лет, незадолго до окончания школы. Они с пристальным вниманием выслушали своего командира эскадрильи и кивнули в знак согласия.
  
     Внутри Мига, даже с закрытым куполом, Осман подумал, что никогда не слышал подобного рева, когда в замкнутом пространстве два советских турбовентиляторных двигателя RD 33 работали на максимальной сухой мощности. Скорчившись в задней кабине позади своего брата, Осман увидел, как большие противопожарные двери открываются на своих гидравлических поршнях, и в конце пещеры появляется квадрат бледно-голубого неба. Шум усилился, когда пилот перевел дроссельную заслонку через ворота на форсаж, и советский перехватчик с двумя ребрами задрожал от ее тормозов.
  
     Когда тормоза оторвались, Осман подумал, что его лягнул в поясницу мул. "МиГ" рванулся вперед, бетонные стены промелькнули мимо, и реактивный самолет поднялся по трапу и вышел в рассветный свет.
  
     Осман закрыл глаза и помолился. Грохот колес прекратился, он, казалось, дрейфовал, и он открыл глаза. Они были в воздухе, головной МиГ кружил низко над 160 км, в то время как остальные четыре реактивных самолета с визгом вылетали из туннеля внизу. Затем двери закрылись, и авиабаза прекратила свое существование.
  
     Вокруг него, потому что версия UB - это тренажер, были циферблаты и часы, кнопки, переключатели, экраны, ручки и рычаги. Между его ног была двойная контрольная колонка. Его брат сказал ему оставить все в покое, что он был рад сделать.
  
     На высоте тысячи футов пять МиГов выстроились в шахматном порядке, четверо молодых людей позади командира эскадрильи. Его брат взял курс чуть южнее строго на восток, держась низко, надеясь избежать обнаружения и пересечь южные окраины Багдада, скрыв свои МиГи от любопытных американских глаз в беспорядке промышленных предприятий и других радарных изображений.
  
     Это была рискованная игра, попытка избежать радаров системы АВАКС над заливом, но у него не было выбора. Его приказы были формальными, и теперь у Абделькарима Бадри появилась дополнительная причина для желания добраться до Ирана.
  
     Удача была с ним в то утро, благодаря одной из тех случайностей на войне, которые не должны происходить, но происходят. В конце каждой долгой смены на станции над заливом самолет системы АВАКС должен был возвращаться на базу и заменяться другим. Это называлось сменой места в такси. Во время смены места в кабине иногда возникало короткое окно, когда закрывание радара приостанавливалось. Полет "Мига" на бреющем полете над Южным Багдадом и Салманом Паком совпал как раз с таким счастливым случаем.
  
     Иракский пилот надеялся, что, держась на высоте тысячи футов, он сможет проскользнуть под любыми американскими самолетами, которые, как правило, летали на высоте двадцати тысяч футов и выше. Он хотел обойти иракский город Аль-Кут с севера, а затем направиться прямо к безопасности иранской границы в ее ближайшем пункте.
  
     В то утро, в этот час, капитан Дон Уокер из 336-й эскадрильи тактических истребителей из Аль-Харза возглавлял вылет четырех "Страйк Иглов" на север, в направлении Эль-Кута, его задачей было разбомбить крупный речной мост через Тигр, на котором танки Республиканской гвардии были пойманы J-STAR, направлявшимися на юг дляКувейт.
  
     336-й провел большую часть своей войны в ночных миссиях, но мост к северу от Эль-Кута будет "быстрым решением", а это значит, что нельзя было терять времени, если иракские танки будут использовать его для продвижения на юг. Итак, бомбардировка в то утро имела кодировку "Иеремия направляет": генерал Чак Хорнер хотел, чтобы это было сделано, и сейчас.
  
     "Орлы" были загружены двухтысячефунтовыми бомбами с лазерным наведением и ракетами класса "воздух-воздух". Из-за расположения пилонов для крепления бомб под крыльями "Орла" нагрузка была асимметричной, бомбы с одной стороны были тяжелее, чем ракеты "Спарроу" с другой. Он назывался "ублюдочный груз". Автоматическое управление дифферентом компенсировало это, но это все равно был не тот груз, который большинство пилотов предпочли бы иметь под собой в воздушном бою.
  
     В то время как "МиГи", снизившиеся до пятисот футов и скользящие по ландшафту, приближались с запада, "Иглз" приближались с юга, на расстоянии восьмидесяти миль.
  
     Первым признаком того, что Абделькарим Бадри почувствовал их присутствие, была тихая трель в его ушах. Его брат позади него не знал, что это было, но пилоты истребителей знали. Тренер МиГ лидировал, четверо юниоров растянулись позади него свободным V-образным строем. Они все тоже это слышали.
  
     Трель исходила из их приемника предупреждения RWR-radar. Это означало, что где-то там были другие радары, прочесывающие небо.
  
     Четыре Орла перевели свои радары в режим поиска, лучи бежали впереди них, чтобы увидеть, что там. Советские радиолокационные приемники засекли эти лучи и сообщили об этом своим пилотам.
  
     МиГи ничего не могли сделать, кроме как продолжать идти. На высоте пятисот футов они были значительно ниже "Орлов" и направлялись поперек предполагаемой трассы "Орлов".
  
     На расстоянии шестидесяти миль трель в ушах иракских пилотов усилилась до пронзительного писка. Это означало, что RWR говорили им: кто-то там вышел из режима поиска и заблокирован на вас.
  
     Позади Дона Уокера его wizzo Тим увидел изменение в отношении своего радара. После легкого сканирования из стороны в сторону американские радары перешли к наведению, сузив свои лучи и сосредоточившись на том, что они обнаружили.
  
     "У нас пять неопознанных, на десять часов меньше", - пробормотал волшебник и включил IFF. Остальные три волшебника в полете сделали то же самое.
  
     Идентификация "Свой- чужой" - это своего рода транспондер, который несут все боевые самолеты. Он посылает импульс на определенных частотах, которые меняются ежедневно. Военные самолеты на той же стороне получат этот импульс и ответят: "Я друг". Вражеская авиация не может этого сделать. Пять точек на экране радара, пересекающих трассу "Иглз" в милях впереди и близко к земле, могли быть пятью товарищескими самолетами, возвращающимися с задания - более чем вероятно, поскольку в небе было гораздо больше самолетов союзников, чем иракцев.
  
     Тим допросил неизвестных по первому, второму и четвертому способам. Нет ответа.
  
     "Враги", - доложил он. Дон Уокер переключил свои ракетные переключатели на радар, пробормотал "Вступить в бой" трем другим пилотам, опустил нос и направился вниз.
  
     Абделькарим Бадри был в невыгодном положении, и он знал это. Он знал это с того момента, как американцы нацелились на него. Он знал без всяких "ЕСЛИ", чтобы сказать ему, что эти другие самолеты не могли быть братьями иракцами. Он знал, что его заметили враги, и он знал, что его молодые коллеги не смогут им противостоять.
  
     Его недостаток заключался в миге, на котором он летал. Поскольку это была версия trainer, единственный тип с двумя сиденьями, он никогда не предназначался для боя. Радар полковника Бадри отклонялся от носа всего на шестьдесят градусов.
  
     Он не мог видеть, кто схватил его.
  
     "Что у тебя есть?" он рявкнул на своего ведомого. Ответ был задыхающимся и испуганным.
  
     "Четыре противника, высота три часа, быстро пикируем".
  
     Итак, авантюра провалилась. Американцы обстреливали небо с юга, намереваясь уничтожить их всех в воздухе.
  
     "Рассеяться, погрузиться, перейти на форсаж, направиться к Ирану!" - крикнул он.
  
     Молодые пилоты не нуждались во втором предложении. Из реактивных труб каждого "мига" вырвалась струя пламени, когда четыре дросселя прошли через ворота, пробивая истребители через звуковой барьер и почти удваивая их скорость.
  
     Несмотря на огромное увеличение расхода топлива, одноместные машины могли поддерживать форсаж достаточно долго, чтобы ускользнуть от американцев и все же добраться до Ирана. Их преимущество перед "Иглз" означало, что американцы никогда не догонят их, хотя они тоже сейчас были бы в форсаже.
  
     У Абделькарима Бадри не было такого выбора. Создавая свою версию тренажера, советские инженеры не только установили более простой радар, но и, чтобы приспособиться к весу ученика и его кабины, они значительно уменьшили внутренний запас топлива.
  
     Полковник-истребитель нес подкрыльевые топливные баки дальнего действия, но их было бы недостаточно. У него было четыре варианта. Ему потребовалось не более двух секунд, чтобы разобраться в них.
  
     Он мог перейти на форсаж, сбежать от американцев и вернуться на иракскую базу, где его рано или поздно арестуют и передадут АМАМ для пыток и смерти.
  
     Он мог включить форсаж и продолжить движение в Иран, уклоняясь от американцев, но вскоре после пересечения границы у него закончилось топливо. Даже если он и его брат благополучно катапультируются, они упадут среди персидских племен, которые так ужасно пострадали во время ирано-иракской войны от грузов, сброшенных на них иракскими авиаторами.
  
     Он мог бы использовать форсаж, чтобы избежать Орлов, затем полететь на юг, катапультироваться над Саудовской Аравией и стать пленником. Ему никогда не приходило в голову, что с ним будут обращаться гуманно.
  
     Были некоторые строки, которые пришли ему в голову с давних времен, строки из стихотворения, которое он выучил в Mr.
  
     Школа Хартли в Багдаде его детства. Теннисон? Вордсворт? Нет, Маколей, так и было, Маколей, что-то о человеке в его последние минуты, что-то, что он зачитал в классе.
  
     Каждому человеку на этой земле,
  
     Смерть приходит рано или поздно.
  
     И как человек может умереть лучше
  
     Чем сталкиваться с ужасными трудностями,
  
     Для праха его отцов
  
     А храмы его богов?
  
     Бадри перевел дроссельную заслонку на форсаж, перевел "МиГ Фулкрум" в вираж с набором высоты и пошел навстречу приближающимся американцам.
  
     Как только он повернулся, четыре Орла попали в зону действия его радара. Двое разбежались, мчась вниз за убегающими одноместными самолетами, все с включенным форсажем, все за звуковым барьером.
  
     Но лидер американцев надвигался прямо на него. Бадри почувствовал дрожь, когда "Точка опоры" перешла на сверхзвуковую скорость, немного отрегулировал контрольную колонку и направился к пикирующему Орлу впереди него.
  
     "Господи, он идет прямо на нас!" - сказал Тим с заднего сиденья. Уокеру не нужно было говорить. На экране его собственного радара он увидел четыре исчезающие точки иракского самолета, улетающего в Иран, и одинокий огонек вражеского истребителя, поднимающегося к нему, чтобы вступить в бой. Дальномер раскручивался, как будильник, вышедший из-под контроля. На расстоянии тридцати миль они неслись навстречу друг другу со скоростью 2200
  
     миль в час. Он все еще не мог видеть Точку Опоры визуально, но это не займет много времени.
  
     В "Миге" полковник Осман Бадри был совершенно сбит с толку. Он ничего не понял из того, что произошло. Внезапный звук включения форсажа снова ударил его в поясницу, а поворот на семь G заставил его на несколько секунд потерять сознание.
  
     "Что происходит?" он кричал в свою маску, но не знал, что кнопка отключения звука включена, поэтому его брат не мог его услышать.
  
     Большой палец Дона Уокера был занесен над рычагом управления ракетой. У него было два варианта: дальнобойный AIM-7
  
     Sparrow, который управлялся радаром с самого Eagle, или AIM-9 Sidewinder меньшей дальности, который был тепловой самонаводящейся.
  
     На расстоянии пятнадцати миль он мог видеть это, маленькую черную точку, мчащуюся к нему. Сдвоенные плавники показали, что это был МиГ 29 Fulcrum - возможно, один из лучших истребителей-перехватчиков в мире в умелых руках. Уокер не знал, что столкнулся с версией безоружного тренера. Что он действительно знал, так это то, что в нем может быть АА-10
  
     Советская ракета, с дальностью стрельбы такой же, как у его AIM-7. Вот почему он выбрал Воробьев.
  
     На двенадцати милях он запустил двух Воробьев прямо вперед. Ракеты унеслись прочь, улавливая энергию радара, отраженную от Мига, и послушно направляясь прямо к нему.
  
     Абделькарим Бадри видел вспышки, когда Воробьи покидали Орла, давая ему еще несколько секунд жизни, если он не сможет заставить американца прерваться. Он протянул руку вниз слева от себя и потянул за единственный рычаг.
  
     Дон Уокер часто задавался вопросом, на что это будет похоже, и теперь он знал. С нижней стороны крыльев Мига послышалась ответная вспышка света. Это было похоже на холодную руку, сжимающую его внутренности, ледяное, замораживающее ощущение чистого страха. Другой человек запустил в него две ракеты. Он смотрел верной смерти прямо в лицо.
  
     Через две секунды после того, как он запустил Sparrows, Уокер пожалел, что не выбрал Sidewinders. Причина была проста: Sidewinders были ракетами типа "выстрели и забудь", они находили цель независимо от того, где находился Орел. Воробьям нужен был Орел, чтобы направлять их; если бы он сейчас оторвался, ракеты без руководства "зависли бы" или блуждали по небу, чтобы безвредно упасть на землю.
  
     Он был в пределах доли секунды от разрыва, когда увидел ракеты, выпущенные Мигом
  
     кувыркайся к земле. В недоумении он понял, что это вовсе не ракеты; иракец обманул его, выпустив топливные баки под крыльями. Падая, алюминиевые канистры поймали утреннее солнце, сверкая, как воспламененное топливо для запуска ракет. Это был трюк, и он, Дон Уокер, черт возьми, чуть не попался на него.
  
     В тот МиГ Абделькарим Бадри понял, что американец не собирается сдаваться. Он испытал мужество этого человека, и он проиграл. На заднем сиденье Осман нашел кнопку передачи. Оглянувшись через плечо, он увидел, что они поднимаются, уже на много миль над землей.
  
     "Куда мы идем?" он закричал. Последнее, что он услышал, был голос Абделькарима, совершенно спокойный.
  
     "Мир, брат мой. Чтобы приветствовать нашего отца. Аллах-о-Ахбар".
  
     Уокер наблюдал, как в этот момент взорвались два "Воробья", огромные пионы красного пламени в трех милях от него, а затем обломки советского истребителя упали на пейзаж внизу. Он почувствовал, как пот ручьями стекает по его груди.
  
     Его ведомый, Рэнди Робертс, который занимал позицию выше и позади него, появился с кончика его правого крыла, рука в белой перчатке поднята с поднятым большим пальцем. Он ответил тем же, и два других Орла, бросив бесплодную погоню за оставшимися МиГами, подплыли снизу, чтобы переформироваться, и направились к мосту над Аль-Кутом.
  
     Скорость событий в бою истребителей такова, что все действие, от первого захвата радаром до уничтожения Fulcrum, заняло всего тридцать восемь секунд.
  
     Наблюдатель был в банке Винклера ровно в десять утра в сопровождении своего "бухгалтера".
  
     Молодой человек нес глубокий атташе-кейс, в котором находилось сто тысяч американских долларов наличными.
  
     Деньги на самом деле были временным займом, организованным банковским служащим саяном, который испытал большое облегчение, когда ему сказали, что они просто будут депонированы в банке Винклера на некоторое время, а затем извлечены и возвращены ему.
  
     Увидев деньги, герр Гемютлих пришел в восторг. У него было бы меньше энтузиазма, если бы он заметил, что доллары занимают только половину толщины атташе-кейса, и он был бы в ужасе, увидев, что лежит под фальшивым дном.
  
     Ради благоразумия бухгалтера сослали в комнату фройляйн Харденберг, пока адвокат и банкир согласовывали конфиденциальные операционные коды для нового счета. Бухгалтер вернулся, чтобы взять на себя ответственность за получение денег, и к одиннадцати вопрос был решен. Герр Гемютлих вызвал швейцара, чтобы тот проводил посетителей обратно в вестибюль и к входной двери.
  
     По пути вниз бухгалтер что-то прошептал на ухо американскому адвокату, и адвокат перевел это швейцару. Коротко кивнув, швейцар остановил старый решетчатый лифт на нижнем этаже, и все трое вышли.
  
     Адвокат указал своему коллеге на дверь мужского туалета, и бухгалтер вошел. Адвокат и швейцар остались на лестничной площадке снаружи.
  
     В этот момент до их ушей донеслись звуки драки в вестибюле, отчетливо слышимые, потому что вестибюль находился в двадцати футах по коридору и вниз по пятнадцати мраморным ступеням.
  
     Пробормотав извинения, швейцар зашагал по коридору, пока не смог увидеть с верхней площадки лестницы коридор. То, что он увидел, заставило его сбежать вниз по мраморным ступеням, чтобы разобраться в этом вопросе.
  
     Это была возмутительная сцена. Каким-то образом трое дебоширов, явно пьяных, вошли в вестибюль и стали приставать к администратору, требуя денег на более жидкие напитки. Позже она скажет, что они обманом заставили ее открыть входную дверь, представившись почтальоном.
  
     Полный негодования, швейцар попытался выгнать хулиганов на улицу. Никто не заметил, что один из хулиганов, войдя, уронил пачку сигарет на дверной косяк, так что, хотя обычно дверь закрывается сама собой, она не закрылась полностью.
  
     И никто не заметил, что в толчее и толчке четвертый человек вошел в вестибюль на четвереньках.
  
     Когда он встал, к нему сразу же присоединился адвокат из Нью-Йорка, который последовал за швейцаром вниз по лестнице в вестибюль.
  
     Они стояли в стороне, пока швейцар загонял трех хулиганов туда, где им самое место - на улицу. Когда он обернулся, служащий банка увидел, что адвокат и бухгалтер спустились с антресолей по собственной воле. С обильными извинениями за неприличную рукопашную схватку он выпроводил их.
  
     Оказавшись на тротуаре, бухгалтер испустил огромный вздох облегчения.
  
     "Я надеюсь, что мне больше никогда не придется этого делать", - сказал он.
  
     "Не волнуйтесь", - сказал адвокат. "Ты неплохо справился".
  
     Они говорили на иврите, потому что бухгалтер не знал другого языка. На самом деле он был банковским кассиром из Беэр-Шеева, и единственной причиной, по которой он оказался в Вене на своем первом и последнем секретном задании, было то, что он также оказался идентичным близнецом взломщика, который тогда неподвижно стоял в темноте уборной на антресольном этаже. Там он оставался неподвижным в течение двенадцати часов.
  
     Майк Мартин прибыл в Ар-Рутбу в середине дня. Ему потребовалось двадцать часов, чтобы преодолеть расстояние, которое обычно занимает не более шести часов на машине.
  
     На окраине города он встретил пастуха со стадом коз и оставил его несколько озадаченным, но вполне счастливым, купив четырех из них за оставшуюся горсть динаров по цене, почти вдвое превышающей цену, которую пастух получил бы на рынке.
  
     Козлы, казалось, были счастливы, что их уводят в пустыню, хотя теперь на них были веревочные поводья. Вряд ли можно было ожидать, что они знали, что они были там только для того, чтобы объяснить, почему Майк Мартин бродил по пустыне к югу от дороги под полуденным солнцем.
  
     Его проблема заключалась в том, что у него не было компаса - он был с остальным его снаряжением, под черепицей лачуги в Мансуре. Используя солнце и свои дешевые часы, он, как мог, рассчитал пеленг от радиовышки в городе до вади, где был похоронен его мотоцикл.
  
     Это был пятимильный переход, замедленный козами, но он того стоил, потому что дважды он видел, как солдаты смотрели на него с дороги, пока он не скрылся из виду. Но солдаты не предприняли никаких действий.
  
     Он нашел нужное вади незадолго до захода солнца, определив отметки, выбитые в близлежащих камнях, и он отдыхал, пока не погас свет, прежде чем начать копать. Счастливые козы разбрелись.
  
     Он все еще был там, завернутый в пластиковый пакет, вместительный 125-кубовый. Мотоцикл Yamaha для бега по пересеченной местности, весь черный, с корзинами для дополнительных топливных баков. Там был спрятанный компас, а также пистолет и боеприпасы.
  
     Он пристегнул пистолет в кобуре к правому бедру. С тех пор не было бы больше вопроса о притворстве; ни один иракский крестьянин не будет ездить на этой машине в тех краях. Если бы его перехватили, ему пришлось бы стрелять и убегать.
  
     Он ехал всю ночь, показав гораздо лучшее время, чем смогли сделать "Лендроверы". С помощью dirt bike он мог разогнаться по равнинным участкам и вести машину по скалистым хребтам вади, используя двигатель и ноги.
  
     В полночь он заправился и выпил воды, добавив несколько килограммов пайков из рюкзаков, оставшихся в тайнике. Затем он поехал прямо на юг, к границе с Саудовской Аравией.
  
     Он так и не узнал, когда пересек границу. Все это была безликая пустошь из камней и песка, гравия и осыпей, и, учитывая зигзагообразный курс, который ему приходилось преодолевать, невозможно было узнать, сколько миль он преодолел.
  
     Он ожидал узнать, что находится в Саудовской Аравии, когда добрался до Тейплайн-роуд, единственной автомагистрали в тех краях. Земля стала легче, и он ехал со скоростью двадцать миль в час, когда увидел автомобиль.
  
     Если бы он не был таким уставшим, он бы отреагировал быстрее, но он был наполовину одурманен усталостью, и его рефлексы были медленными.
  
     Переднее колесо велосипеда задело растяжку, и он вылетел, кувыркаясь снова и снова, пока не остановился на спине. Когда он открыл глаза и посмотрел вверх, над ним стояла фигура, а на металле мерцал звездный свет.
  
     "Bouge pas, mec."
  
     Не арабский. Он ломал свой усталый разум. Что-то давным-давно. Да, Хейлибери, какой-то неудачливый школьный учитель пытается научить его тонкостям французского.
  
     "Ne tirez pas", - медленно произнес он. "Je suis Anglais."
  
     Во Французском иностранном легионе всего три британских сержанта, и одного из них зовут Маккаллин.
  
     "Ты сейчас?" - спросил он по-английски. "Что ж, тебе лучше тащить свою задницу к командной машине. И я возьму этот пистолет, если ты не возражаешь.
  
     Патруль Легиона находился далеко к западу от назначенной ему позиции на линии фронта союзников, проверяя дорогу Таплайн на предмет возможных иракских дезертиров. С сержантом Маккаллином в качестве переводчика Мартин объяснил французскому лейтенанту, что он был на задании в Ираке.
  
     Это было вполне приемлемо для Легиона: работа в тылу была одной из их специальностей. Хорошей новостью было то, что у них было радио.
  
     Взломщик терпеливо ждал в темноте чулана для метел весь вторник и всю ночь. Он слышал, как несколько сотрудников мужского пола заходили в туалет, делали то, за чем пришли, и уходили. Сквозь стену он слышал, как лифт время от времени с воем поднимается и опускается на верхний этаж. Он сидел на своем портфеле, прислонившись спиной к стене, и, время от времени поглядывая на свои светящиеся часы, узнавал, сколько времени прошло.
  
     Между половиной шестого и шестью он слышал, как мимо проходил персонал, направляясь в вестибюль и домой. Он знал, что в шесть часов придет ночной сторож, которого впустит швейцар, который к тому времени проверит каждого сотрудника, проходящего мимо его стола, согласно ежедневному списку.
  
     Когда швейцар уходил сразу после шести, ночной дозор запирал входную дверь и включал сигнализацию.
  
     Затем он устраивался с портативным телевизором, который приносил каждый вечер, и смотрел игровые шоу, пока не наступало время его первого раунда.
  
     По словам команды yarid, даже уборщики находились под наблюдением. Они убирали общие части - коридоры, лестницы и туалеты - ночью в понедельник, среду и пятницу, но во вторник вечером взломщика не должны беспокоить. По субботам они возвращались, чтобы убрать частные кабинеты под присмотром швейцара, который все время оставался с ними.
  
     Распорядок ночного дозора, по-видимому, всегда был одним и тем же. Он совершил три обхода здания, проверяя все двери, в десять часов утра, в два часа ночи и в пять.
  
     Между заступлением на дежурство и своим первым туром он смотрел телевизор и ел свой упакованный ужин. В самый длинный промежуток, между десятью и двумя, он задремал, поставив маленький будильник, чтобы сообщить ему, когда было два часа ночи. Взломщик намеревался совершить кражу со взломом во время этого перерыва.
  
     Он уже видел кабинет Гемютлиха и его важнейшую дверь. Последний был из цельного дерева, но, к счастью, не встревожился. Окно было потревожено, и он заметил слабые очертания двух прижимных прокладок между паркетом и ковром.
  
     Ровно в десять он услышал, как лифт загрохотал вверх, неся ночную вахту, чтобы начать свой обход дверей офиса, начиная с самого верха и спускаясь этаж за этажом пешком.
  
     Полчаса спустя пожилой мужчина закончил, просунул голову в дверь мужского туалета, включил свет, чтобы проверить проводное и сигнальное окно, закрыл дверь и вернулся к своему столу в вестибюле. Там он решил посмотреть вечернее игровое шоу.
  
     В 10:45 взломщик в полной темноте вышел из мужского туалета и прокрался по лестнице на четвертый этаж.
  
     Дверь кабинета герра Гемютлиха заняла у него пятнадцать минут. Последний тумблер четырехрычажного врезного замка откинулся, и он шагнул внутрь.
  
     Хотя он носил повязку на голове с маленьким ручным фонариком, он взял другой, побольше, чтобы осмотреть комнату. Благодаря его свету он мог избежать двух нажимных подушек и подойти к столу с незащищенной стороны. Затем он выключил его и продолжил при свете только фонарика.
  
     С замками на трех верхних ящиках проблем не было - маленьким латунным вещицам более ста лет.
  
     Когда три ящика были выдвинуты, он просунул руку и начал нащупывать ручку, кнопку или рычаг. Ничего. Он нашел его часом позже, в задней части третьего ящика с правой стороны. Маленький рычажок из латуни, не более дюйма длиной. Когда он нажал на нее, раздался тихий щелчок, и полоска инкрустации у основания столба приоткрылась на сантиметр.
  
     Лоток внутри был довольно мелким, меньше дюйма, но его было достаточно, чтобы вместить двадцать два листа тонкой бумаги. Каждый из них был точной копией доверенности, которой одной было бы достаточно для управления счетами, находящимися в ведении Гемютлиха.
  
     Взломщик достал свою камеру и зажим, устройство из четырех откидных алюминиевых ножек, которое удерживало предварительно сфокусированную камеру на нужном расстоянии от бумаги под ней, чтобы получить экспозицию высокой четкости.
  
     В верхней части стопки листов был тот, в котором описывался метод работы со счетом, открытым предыдущим утром споттером от имени вымышленного клиента в Соединенных Штатах. Тот, кого он хотел, был седьмым по счету. Номер, который он уже знал - Моссад переводил деньги на счет Иерихона в течение двух лет, прежде чем американцы захватили власть.
  
     На всякий случай он все равно сфотографировал их всех. Вернув тайник в исходное состояние, он поставил на место и запер все ящики и вышел, запечатав за собой дверь кабинета. Он вернулся в кладовку для метел в десять минут второго.
  
     Когда банк открылся для утреннего бизнеса, взломщик позволил лифту полчаса ходить вверх и вниз, зная, что швейцару никогда не нужно провожать сотрудников до их офисов. Первый клиент появился без десяти десять. Когда лифт проехал мимо него, наркоман выскользнул из мужского туалета, на цыпочках дошел до конца коридора и посмотрел вниз, в вестибюль. Стол швейцара был пуст; он был наверху, сопровождая клиента.
  
     Взломщик извлек звуковой сигнал и дважды нажал. Не прошло и трех секунд, как раздался звонок в парадную дверь.
  
     Администратор включила свою акустическую систему и спросила:
  
     "Ja?"
  
     "Lieferung", - произнес металлический голос. Она нажала на дверную защелку, и в вестибюль вошел крупный веселый курьер. Он нес большую картину маслом, завернутую в коричневую бумагу и перевязанную бечевкой.
  
     "Вот вы, леди, вся вымытая и готовая к повторному использованию", - сказал он.
  
     За его спиной закрылась дверь. В этот момент из-за края на уровне пола появилась рука и вставила комок бумаги. Дверь, казалось, закрылась, но защелка не сработала.
  
     Курьер поставил картину маслом на край стола администратора. Он был большой, пять футов в ширину и четыре фута в высоту. Он полностью закрывал ей вид на вестибюль.
  
     - Но я ничего не знаю о... - запротестовала она. Голова доставщика появилась из-за края картины.
  
     "Пожалуйста, просто распишитесь в получении в целости и сохранности", - сказал он и положил перед ней планшет с бланком квитанции. Пока она изучала его, взломщик спустился по мраморным ступеням и выскользнул за дверь.
  
     "Но здесь написано Harzmann Galerie", - указала она.
  
     "Это верно. Баллгассе, дом четырнадцать".
  
     "Но мы номер восемь. Это банк Винклера. Галерея дальше наверху".
  
     Озадаченный курьер принес свои извинения и ушел. Швейцар спустился по мраморным ступеням. Она объяснила, что произошло. Он фыркнул, вернулся на свое место через вестибюль от стойки администратора и вернулся к утренней газете.
  
     Когда в полдень вертолет "Блэкхок" доставил Майка Мартина на военно-воздушную базу в Эр-Рияде, там собрался небольшой и нетерпеливый комитет, чтобы встретить его. Там был Стив Лэйнг с Чипом Барбером. Человек, которого он не ожидал увидеть, был его командиром, полковником Брюсом Крейгом. Пока Мартин был в Багдаде, развертывание SAS в западных пустынях Ирака увеличилось до двух полных эскадрилий из четырех, имеющихся в распоряжении Херефорда. Один остался в Херефорде в качестве резервной эскадрильи, другой был в составе небольших подразделений на тренировочных миссиях по всему миру.
  
     "Ты понял, Майк?" - спросил Лэйнг.
  
     "Да. Последнее послание Иерихона. Не удалось передать это по радио".
  
     Он кратко объяснил почему и передал единственный грязный лист бумаги с отчетом Иерихона.
  
     "Чувак, мы волновались, когда не могли дозвониться до тебя последние сорок восемь часов", - сказал Барбер. "Вы проделали отличную работу, майор".
  
     "Только одно, джентльмены", - сказал полковник Крейг. "Если вы закончили с ним, могу я вернуть своего офицера?"
  
     Лэйнг изучал бумагу, расшифровывая арабский, насколько мог. Он поднял глаза.
  
     "Почему да, я полагаю, что так. С нашей искренней благодарностью".
  
     "Подождите минутку", - сказал Барбер. "Что вы собираетесь с ним теперь делать, полковник?"
  
     "О, койка на нашей базе через аэродром, немного еды-"
  
     "Есть идея получше", - сказал Барбер. "Майор, как тебя захватывает стейк из Канзаса с картошкой фри, час в мраморной ванне и большая мягкая кровать?"
  
     "По яйцам", - засмеялся Мартин.
  
     "Правильно. Полковник, благодаря моим людям, ваш человек получает номер люкс в отеле "Хайатт" дальше по дороге на двадцать четыре часа. Согласен?"
  
     "Хорошо. Увидимся завтра в это же время, Майк", - сказал Крейг.
  
     Во время короткой поездки в отель напротив штаб-квартиры CENTAF Мартин дал Лэйнгу и Барберу перевод иерихонского послания. Лэйнг делал стенографические заметки.
  
     "Вот и все", - сказал Барбер. "Воздушные парни войдут туда и взорвут его".
  
     Чипу Барберу потребовалось заселить грязного иракского крестьянина в лучший номер в отеле Hyatt, и когда он был заселен, Барбер ушел, чтобы перейти дорогу в "Черную дыру".
  
     Мартин провел час в глубокой, горячей ванне и воспользовался бесплатными принадлежностями для бритья и мытья головы, а когда он вышел, стейк и картошка фри стояли на подносе в гостиной.
  
     Он доел половину ужина, когда его сморил сон. Ему едва удалось застелить широкую мягкую кровать по соседству, после чего он уснул.
  
     Пока он спал, произошло несколько вещей. В его гостиную были доставлены свежевыглаженные шорты, брюки, носки, туфли и рубашка.
  
     В Вене Гиди Барзилай отправил оперативные данные о номерном счете в Иерихоне в Тель-Авив, где была подготовлена идентичная копия с соответствующей формулировкой.
  
     Карим встретил Эдит Харденберг, когда она выходила из банка после работы, пригласил ее выпить кофе и объяснил, что ему пришлось на неделю вернуться в Иорданию, чтобы навестить свою больную мать. Она приняла его доводы, взяла его за руку и сказала, чтобы он поспешил вернуться к ней, как только сможет.
  
     Из "Черной дыры" поступили приказы на авиабазу в Таифе, где самолет-разведчик TR-1 готовился к вылету для выполнения миссии на крайнем севере Ирака, чтобы сделать дополнительные снимки крупного оружейного комплекса в Ас-Шаркате.
  
     Миссия получила новое задание со свежими координатами на карте, в частности, посетить и сфотографировать район горной гряды в северном секторе Джебаль-эль-Хамрин. Когда командир эскадрильи запротестовал против внезапного изменения, ему сказали, что приказы классифицируются как "указания Иеремии". Протест закончился.
  
     TR-1 взлетел сразу после двух, а к четырем его изображения появились на экранах в назначенном конференц-зале по коридору от Черной дыры.
  
     В тот день над Джебалем было облачно и шел дождь, но благодаря инфракрасному и тепловизионному радарам, устройству ASARS-2, которое не поддается воздействию облаков, дождя, града, мокрого снега, снега и темноты, самолет-шпион все равно получил свои снимки.
  
     По прибытии их изучали полковник Битти из ВВС США и командир эскадрильи Пек из ВВС ВЕЛИКОБРИТАНИИ, два ведущих фоторазведчика-аналитика в "Черной дыре".
  
     Конференция по планированию началась в шесть. Присутствовало всего восемь человек. В кресле сидел заместитель генерала Хорнера, столь же решительный, но более жизнерадостный генерал Бастер Глоссон. Два офицера разведки, Стив Лэйнг и Чип Барбер, были там, потому что именно они привели цель и знали предысторию ее раскрытия. Два аналитика, Битти и Пек, должны были объяснить свою интерпретацию изображений местности. И там было три штабных офицера, два американца и один британец, которые отмечали, что должно быть сделано, и следили за тем, чтобы это было сделано.
  
     Полковник Битти начал с того, что должно было стать лейтмотивом конференции.
  
     "У нас здесь проблема", - сказал он.
  
     "Тогда объясните это", - сказал генерал.
  
     "Сэр, предоставленная информация дает нам ссылку на сетку. Двенадцать цифр, шесть из которых обозначают долготу и шесть - широту. Но это не ссылка на спутниковую навигацию, ограничивающая площадь до нескольких квадратных ярдов. Мы говорим об одном квадратном километре. На всякий случай мы увеличили площадь до одной квадратной мили ".
  
     "И что?"
  
     "И вот оно".
  
     Полковник Битти указал на стену. Почти все пространство было занято увеличенной фотографией, высокой четкости, с компьютерным улучшением, размером шесть на шесть футов. Все уставились на него.
  
     "Я ничего не вижу", - сказал генерал. "Просто горы".
  
     "В этом, сэр, и заключается проблема. Его там нет".
  
     Внимание переключилось на духов. В конце концов, это был их разум.
  
     "Что, - медленно произнес генерал, - должно там быть?"
  
     "Пистолет", - сказал Лэйнг.
  
     "Пистолет?"
  
     "Так называемое вавилонское ружье".
  
     "Я думал, вы, ребята, перехватили их все на стадии производства".
  
     "Мы тоже. По-видимому, один из них прошел".
  
     "Мы уже проходили через это раньше. Предполагается, что это ракета или секретная база боевых бомбардировщиков. Ни одна пушка не может выстрелить таким большим зарядом ".
  
     "Этот может, сэр. Я связался с Лондоном. Ствол длиной более ста восьмидесяти метров, диаметр ствола один метр. Полезная нагрузка более полтонны. Дальность до тысячи километров, в зависимости от используемого топлива."
  
     "А расстояние отсюда до Треугольника?"
  
     "Четыреста семьдесят миль, или 750 километров. Генерал, могут ли ваши истребители перехватить снаряд?"
  
     "Нет".
  
     - Ракеты "Пэтриот"?
  
     "Возможно, если они окажутся в нужном месте в нужное время и смогут вовремя заметить это. Вероятно, нет".
  
     "Дело в том, - вмешался полковник Битти, - что пушки или ракеты там нет".
  
     "Похоронен под землей, как сборочный завод в Аль-Кубаи?" - предположил Барбер.
  
     "Это было замаскировано автомобильной свалкой сверху", - сказал командир эскадрильи Пек. "Здесь ничего нет.
  
     Ни дорог, ни путей, ни линий электропередач, ни оборонительных сооружений, ни вертолетной площадки, ни колючей проволоки, ни казарм охраны - просто пустыня холмов и низких гор с долинами между ними ".
  
     "Предположим, - сказал Лэйнг, защищаясь, - что они использовали тот же трюк, что и в Тармии - выставили периметр защиты так далеко, что это было за кадром?"
  
     "Мы пробовали это", - сказал Битти. "Мы смотрели на пятьдесят миль во всех направлениях. Ничего - никакой защиты".
  
     "Просто операция по чистому обману?" предложил Барбер.
  
     "Ни за что. Иракцы всегда защищают свои ценные активы, даже от своего собственного народа. Смотри -смотри сюда".
  
     Полковник Битти подошел к картине и указал на группу хижин.
  
     "Крестьянская деревня, прямо по соседству. Дым от дров, загоны для коз, козы здесь, пасутся в долине. Есть еще двое за кадром ".
  
     "Может быть, они выдолбили всю гору", - сказал Лэйнг. "Ты сделал это, на горе Шайенн".
  
     "Это серия пещер, туннелей, лабиринт комнат за укрепленными дверями", - сказал Битти. "Вы говорите о бочке длиной 180 метров. Попробуй втащить это внутрь горы, ты обрушишь всю эту чертову штуку на вершину. Смотрите, джентльмены, я вижу, что казенник, магазин, все жилые помещения находятся под землей, но кусок этого ствола должен где-то торчать. Это не так ".
  
     Все снова уставились на фотографию. Внутри квадрата находились три холма и часть четвертого. Самый большой из трех не был отмечен ни взрывозащищенными дверями, ни подъездной дорогой.
  
     "Если это где-то там, - предложил Пек, - почему бы не разбомбить квадратную милю? Это могло бы обрушить любую гору на вершине оружия ".
  
     "Хорошая идея", - сказал Битти. "Генерал, нам бы не помешали Баффы. Приклейте всю квадратную милю ".
  
     "Могу я внести предложение?" - спросил Барбер.
  
     "Пожалуйста, сделайте это", - сказал генерал Глоссон.
  
     "Если бы я был Саддамом Хусейном, с его паранойей, и у меня было бы единственное оружие такой ценности, у меня был бы человек, которому я мог бы доверять. И я бы отдал ему приказ, что если когда-нибудь Крепость подвергнется бомбардировке, он должен был открыть огонь. Короче говоря, если первые две бомбы упали широко - а квадратная миля - это довольно большая площадь, - остальные могут опоздать на долю секунды ".
  
     Генерал Глоссон наклонился вперед.
  
     "К чему конкретно вы клоните, мистер Барбер?"
  
     "Генерал, если Кулак Бога находится внутри этих холмов, он скрыт с помощью чрезвычайно искусной операции обмана. Единственный способ быть на сто процентов уверенным в его уничтожении - это аналогичная операция. Единственный самолет, появляющийся из ниоткуда, наносящий одну атаку и поражающий цель нажатием кнопки в первый и единственный раз ".
  
     "Я не знаю, сколько раз я должен это повторять, " сказал раздраженный полковник Битти, - но мы не знаем, где находится кнопка - точно".
  
     "Я думаю, что мой коллега говорит о целеуказании", - сказал Лэйнг.
  
     "Но это означает еще один самолет", - возразил Пек. "Как пираты, готовящиеся к Торнадо.
  
     Даже целеуказатель должен сначала увидеть цель ".
  
     "Это сработало со Скадами", - сказал Лэйнг.
  
     "Конечно, люди из SAS пометили ракетные пусковые установки, и мы взорвали их. Но они были прямо там, на земле, в тысяче ярдов от ракет с биноклем ", - сказал Пек.
  
     "Именно".
  
     На несколько секунд воцарилась тишина.
  
     "Вы говорите, - сказал генерал Глоссон, - о том, чтобы отправить людей в горы, чтобы дать нам мишень в десять квадратных ярдов".
  
     Дебаты продолжались еще два часа. Но это всегда возвращалось к аргументу Лэйнга.
  
     Сначала найдите его, затем отметьте, затем уничтожьте - и все это незаметно для иракцев, пока не стало слишком поздно.
  
     В полночь капрал Королевских военно-воздушных сил отправился в отель Hyatt. Он не мог получить ответа от двери гостиной, поэтому ночной менеджер впустил его. Он пошел в спальню и потряс за плечо мужчину, спящего в махровом халате на кровати.
  
     "Сэр, проснитесь, сэр. Вас разыскивают на другой стороне дороги, майор."
  
  
     Глава 22
  
     "Он там ", - сказал Майк Мартин два часа спустя.
  
     "Где?" - спросил полковник Битти с неподдельным любопытством.
  
     "Где-то там".
  
     В конференц-зале, расположенном дальше по коридору от "Черной дыры", Мартин, склонившись над столом, изучал фотографию большей части хребта Джебаль-аль-Хамрин. На нем был изображен квадрат пять миль на пять миль. Он указал указательным пальцем.
  
     "Деревни, три деревни - здесь, здесь и здесь".
  
     "А что насчет них?"
  
     "Они фальшивые. Они прекрасно сделаны, они являются точными копиями деревень горных крестьян, но в них полно охранников ".
  
     Полковник Битти уставился на три деревни. Один из них находился в долине всего в полумиле от середины трех гор в центре кадра. Два других занимали террасы на склонах гор дальше.
  
     Ни один из них не был достаточно большим, чтобы вместить мечеть; на самом деле, они были немногим больше деревушек. У каждого был свой главный и центральный сарай для хранения зимнего сена и корма, а также сараи поменьше для овец и коз.
  
     Дюжина скромных лачуг составляла остальную часть поселений, глинобитных домов с соломенными или жестяными крышами, которые можно увидеть где угодно в горах Ближнего Востока. Летом поблизости могут быть небольшие участки возделываемых культур, но не зимой.
  
     Жизнь в горах Ирака сурова зимой, с косыми проливными дождями и несущимися облаками. Представление о том, что во всех частях Ближнего Востока тепло, является популярным заблуждением.
  
     "Ладно, майор, ты знаешь Ирак, а я нет. Почему они фальшивые?"
  
     - Система жизнеобеспечения, - сказал Мартин. "Слишком много деревень, слишком много крестьян, слишком много коз и овец.
  
     Не хватает корма. Они бы умерли с голоду".
  
     "Черт", - с чувством сказал Битти. "Так чертовски просто".
  
     "Может быть, и так, но это доказывает, что Джерико не лгал и не ошибался снова. Если они это сделали, они что-то скрывают ".
  
     Полковник Крейг, командир 22-го SAS, присоединился к ним в подвале. Он тихо разговаривал со Стивом Лэйнгом. Теперь он подошел.
  
     "Что ты думаешь, Майк?"
  
     "Это здесь, Брюс. Его, наверное, можно было увидеть с расстояния в тысячу ярдов в хороший бинокль".
  
     "Начальство хочет выделить команду, чтобы отметить это. Ты выбываешь".
  
     "Чушь собачья, сэр. Эти холмы, вероятно, кишат пешими патрулями. Вы можете видеть, что здесь нет дорог ".
  
     "И что? Патрулей можно избежать".
  
     "А если ты столкнешься с кем-нибудь? Никто не говорит по-арабски так, как я, и ты это знаешь. Кроме того, это НИМБ
  
     бросьте. Вертолеты тоже не будут работать".
  
     "У тебя было все, что нужно, насколько я могу судить".
  
     "Это тоже дерьмо. Я вообще не видел никаких действий. Я сыт по горло запугиванием. Позволь мне взять это. Другие неделями жили в пустыне, пока я ухаживал за садом ".
  
     Полковник Крейг поднял бровь. Он не спрашивал Лэйнга, чем именно занимался Мартин - ему бы все равно не сказали, - но он был удивлен, что один из его лучших офицеров выдавал себя за садовника.
  
     "Возвращайся на базу. Там мы сможем лучше планировать. Если мне понравится твоя идея, ты можешь ее получить ".
  
     Перед рассветом генерал Шварцкопф согласился, что альтернативы нет, и дал свое согласие. В этом оцепленном уголке военно-воздушной базы в Эр-Рияде, который был частной собственностью SAS, Мартин изложил свои идеи полковнику Крейгу и получил добро.
  
     Координация планирования будет осуществляться полковником Крейгом для людей на местах и генералом Глоссоном для возможного удара истребителей.
  
     Бастер Глоссон пил утренний кофе со своим другом и начальником Чаком Хорнером.
  
     "Есть идеи для устройства, которое мы хотели бы использовать на этом?" он спросил.
  
     Генерал Хорнер вспомнил одного офицера, который двумя неделями ранее посоветовал ему сделать что-то крайне грубое.
  
     "Да", - сказал он. "Отдай это в Три тридцать шестой".
  
     Майк Мартин выиграл свой спор с полковником Крейгом, указав - логично - что, поскольку большинство солдат SAS на театре военных действий в Персидском заливе уже развернуты в Ираке, он был старшим офицером, что он был командиром эскадрильи B, которая тогда участвовала в операциях в пустыне под командованием его номерадва, и что он один свободно говорил по-арабски.
  
     Но решающим аргументом была его подготовка и опыт прыжков с парашютом в свободном падении. Единственным способом проникнуть в иракские горы, не подняв тревогу, должен был быть HALO drop - большая высота, низкое раскрытие, что означало выход из самолета на высоте 25 000 футов и свободное падение, чтобы открыть парашюты на высоте 3500
  
     Ножки. Это была работа не для новичков.
  
     Планирование всей миссии должно было занять неделю, но на это не было времени. Единственным решением было одновременное планирование различных аспектов прыжка, марша по пересеченной местности и выбора положения лежа. Для этого Мартину нужны были люди, которым он мог бы доверить свою жизнь, что он и собирался сделать в любом случае.
  
     Вернувшись в угол SAS военно-воздушной базы в Эр-Рияде, его первый вопрос полковнику Крейгу был:
  
     "Кого я могу заполучить?"
  
     Список был коротким; так много людей было на операциях в пустыне.
  
     Когда адъютант показал ему список, ему бросилось в глаза одно имя.
  
     Питер Стивенсон - определенно".
  
     "Тебе повезло", - сказал Крейг. "Он вернулся через границу неделю назад. С тех пор я отдыхаю. Он в хорошей форме".
  
     Мартин познакомился с сержантом Стивенсоном, когда сержант был капралом, а он - капитаном, во время своей первой командировки в полку в качестве командира отряда. Как и он сам, Стивенсон был вольным игроком и служил в воздушном десанте своей собственной эскадрильи.
  
     "Он хорош", - сказал Крейг, указывая на другое имя. "Человек с горы. Я полагаю, вам понадобятся два из них ".
  
     Имя, на которое он указал, было капрал Бен Истман.
  
     "Я знаю его. Ты прав - я возьму его в любое время. Кто же еще?"
  
     Последним был выбран капрал Кевин Норт из другой эскадрильи. Мартин никогда не оперировал с ним, но Норт был специалистом по горам и получил рекомендации от своего командира отряда.
  
     Было пять областей планирования, которые должны были быть выполнены одновременно. Мартин разделил задачи между ними, взяв на себя общую ответственность.
  
     Сначала был выбран самолет, чтобы сбросить их. Без колебаний Мартин выбрал C-130
  
     Геркулес, обычная стартовая площадка SAS, и тогда их было девять, служивших в Персидском заливе. Все они базировались в близлежащем международном аэропорту имени короля Халеда. Во время завтрака пришли еще лучшие новости: трое из них были из 47-й эскадрильи, базирующейся в Лайнхеме в Уилтшире, эскадрильи, которая имеет многолетний опыт взаимодействия с фрифаллерами SAS.
  
     Среди экипажа одного из трех "Геркулесов" был некий летный лейтенант Глин Моррис.
  
     На протяжении всей войны в Персидском заливе транспортные суда "Геркулес" были частью операции "узел и спица", перевозя грузы, которые прибывали в Эр-Рияд, на отдаленные базы Королевских ВВС в Табуке, Мухарраке, Дахране и даже Сибе в Омане. Моррис служил в качестве loadmaster или cargo supervisor, но его настоящая функция на этой планете была PJI, инструктором по прыжкам с парашютом, и Мартин прыгал под его руководством раньше.
  
     Вопреки представлению о том, что Para и SAS сами заботятся о своих парашютных полетах, все боевые десанты в британских вооруженных силах подчиняются Королевским ВВС, и отношения основаны на взаимном доверии, что каждая сторона точно знает, что она делает. Командир ВВС Иэн Макфейден, командующий ВВС в Персидском заливе, откомандировал желанный "Геркулес" в миссию SAS, как только он вернулся со склада в Табуке, и монтажники начали переоборудовать его для миссии HALO, запланированной на ту же ночь.
  
     Главной из задач по переоборудованию была установка кислородной консоли на полу грузового отсека. Летая в основном на низких высотах, "Геркулес" до этого момента никогда не нуждался в кислороде в тылу, чтобы поддерживать жизнь войск на большой высоте. Лейтенанту авиации Моррису не требовалось обучения в том, что он делал, и он привел второго PJI от другого Геркулеса, сержанта авиации Сэмми Долиша. Они весь день работали над "Геркулесом" и к заходу солнца он был готов.
  
     Вторым приоритетом были сами парашюты. В тот момент SAS не спускались в Ирак с небес - они отправились в иракские пустыни на колесах, - но в течение недель, предшествовавших настоящей войне, тренировочные миссии были постоянными.
  
     На военно-воздушной базе был герметичный отсек с оборудованием для обеспечения безопасности с регулируемой температурой, где SAS хранила свои парашюты. Мартин попросил и получил выделение восьми основных парашютов и восьми резервных, хотя ему и его людям понадобилось бы только по четыре каждого. Сержанту Стивенсону было поручено проверять и упаковывать все восемь в течение дня.
  
     Парашюты больше не были круглыми, связанными с воздушно-десантными подразделениями, а более новой конструкцией, называемой "квадратами". Они на самом деле не квадратные, а продолговатые и имеют два слоя ткани. В полете воздух проходит между слоями, образуя полужесткое "крыло" с аэродинамическим сечением, позволяющее свободному падению "лететь" по парашюту вниз, как планер, с большей мобильностью для поворота и маневрирования. Такие обычно можно увидеть на выставках свободного падения.
  
     Два капрала получили задание получить и проверить все оставшиеся запасы, которые понадобятся.
  
     Сюда входили четыре комплекта одежды, четыре больших рюкзака "Берген", бутылки с водой, шлемы, ремни, оружие, кондиционеры - ценные концентраты, которые были бы всем, что можно было съесть, - боеприпасы, аптечки первой помощи...
  
     список можно было продолжать и продолжать. Каждый человек будет нести восемьдесят фунтов в этих Бергенах, и ему может понадобиться каждая унция.
  
     Монтажники и механики работали над самим "Геркулесом" в специально отведенном ангаре, ремонтируя двигатели и обслуживая каждую движущуюся деталь.
  
     Командир эскадрильи назначил свой лучший экипаж, штурман которого сопровождал полковника Крейга обратно в Черную Дыру, чтобы выбрать подходящую зону высадки, важнейшую DZ.
  
     Самого Мартина взяли под контроль шесть техников, четверо американцев и двое британцев, и познакомили с приборами, которыми он должен был управлять, чтобы найти цель, определить ее местоположение с точностью до нескольких квадратных ярдов и передать информацию обратно в Эр-Рияд.
  
     Когда он закончил, его различные устройства были надежно упакованы от случайной поломки и перенесены в ангар, где гора снаряжения для четырех человек росла и росла. Для дополнительной безопасности было по два научных устройства, что снова увеличивало вес, который могли нести люди.
  
     Сам Мартин отправился присоединиться к планировщикам в Черную Дыру. Они склонились над большим столом, заваленным свежими фотографиями, сделанными другим TR-1 тем утром сразу после рассвета. Погода была ясной, и на фотографиях был виден каждый уголок и расщелина Джебаль аль Хамрин.
  
     "Мы предполагаем, - сказал полковник Крейг, - что это чертово орудие должно быть направлено с юга на юго-восток. Поэтому, по-видимому, здесь должна быть лучшая точка наблюдения ".
  
     Он указал на ряд расщелин в склоне горы к югу от предполагаемой Крепости, холм в центре группы в пределах квадратного километра, который был обозначен покойным полковником Османом Бадри.
  
     "Что касается DZ, здесь есть небольшая долина, примерно в сорока километрах к югу. ... Вы можете видеть, как вода блестит в маленьком ручейке, бегущем вниз по долине ".
  
     Мартин посмотрел. Это была крошечная впадина в холмах, 500 ярдов в длину и около 100 в ширину, с травянистыми берегами, усеянными камнями, и ручьем, стекающим своей зимней водой по дну провала.
  
     "Это лучшее?" - спросил Мартин.
  
     Полковник Крейг пожал плечами. "Честно говоря, это все, что у тебя есть. Следующий находится в семидесяти километрах от цели. Подойди еще ближе, и они увидят, как ты приземляешься".
  
     На карте, при дневном свете, это было бы легко; в кромешной темноте, проносясь сквозь морозный воздух со скоростью 120 миль в час, было бы легко промахнуться. Не было бы никаких огней, чтобы направлять их, никаких сигнальных ракет на земле. Из черноты в черноту.
  
     "Я возьму это", - сказал он. Штурман Королевских ВВС выпрямился.
  
     "Хорошо, я пойду".
  
     У штурмана будет напряженный день. Его задачей было бы найти дорогу без огней и по безлунному небу не к зоне сброса, а к точке в пространстве, из которой, учитывая ветровой дрейф, четыре падающих тела могли бы покинуть его самолет, чтобы найти эту крошечную долину. Даже падающие тела дрейфуют по ветру; его задачей было бы оценить, насколько сильно.
  
     Только в час сумерек все мужчины снова встретились в ангаре, теперь запрещенном для всех остальных на базе. "Геркулес" стоял наготове, заправленный. Под одним крылом была куча снаряжения, которое понадобится четверым мужчинам. Долиш, инструктор Королевских ВВС по прыжкам, переупаковал каждый из восьми сорока восьми-фунтовых парашютов, как будто он собирался использовать их сам. Стивенсон был удовлетворен.
  
     В одном углу стоял большой стол для брифингов. Мартин, который привез с собой увеличенные фотографии из Черной дыры, усадил Стивенсона, Истмена и Норта за стол, чтобы проложить маршрут от DZ до тех расщелин, где они намеревались укрыться и изучать Крепость, сколько бы времени это ни заняло. Это выглядело как две ночи тяжелого марша, отдых на месте в промежуточный день. Не могло быть и речи о том, чтобы идти при дневном свете, и маршрут не мог быть прямым.
  
     Наконец, каждый человек упаковал свой "Берген" снизу доверху, последним пунктом был заказ на пояс - тяжелый пояс с многочисленными карманами, который после приземления распаковывался и надевался на талию.
  
     На закате из закусочной принесли американские гамбургеры и газировку, и четверо мужчин отдыхали до взлета. Это было запланировано на 9:45, с целью снижения в 11:30 вечера.
  
     Мартин всегда думал, что ожидание было хуже всего; после безумной активности дня это было похоже на долгое разочарование. Не на чем было сосредоточиться, кроме напряжения, постоянной ноющей мысли о том, что, несмотря на все проверки и перепроверки, было забыто что-то жизненно важное. Это был период, когда некоторые мужчины ели, или читали, или писали домой, или дремали, или просто ходили в туалет и опорожнялись.
  
     В девять тягач отбуксировал "Геркулес" на площадку, и экипаж в составе пилота, второго пилота, штурмана и бортинженера начал проверку запуска двигателя. Двадцать минут спустя в ангар въехал автобус с черными окнами, чтобы отвезти людей и их снаряжение к десантному самолету, который ждал с открытыми задними дверями и опущенным пандусом.
  
     Два PJI были готовы для них, с мастером загрузки и монтажником парашюта. Только семеро поднялись по пандусу пешком и вошли в огромную пещеру Здесь. Трап поднялся, и двери закрылись. Монтажник вернулся к автобусу; он не хотел лететь с ними.
  
     Вместе с PJI и loadmaster четверо солдат пристегнулись ремнями к сиденьям вдоль стены и стали ждать. В 9:44 вечера "Геркулес" поднялся из Эр-Рияда и повернул свой тупой нос на север.
  
     В то время как самолет Королевских ВВС поднялся в ночное небо 21 февраля, американский вертолет попросили держаться в стороне, прежде чем заходить на посадку рядом с американским сектором авиабазы.
  
     Его послали в Аль-Харз, чтобы забрать двух человек. Стив Тернер, командир эскадрильи 336-й тактической истребительной эскадрильи, был вызван в Эр-Рияд по приказу генерала Бастера Глоссона.
  
     С собой, как и было приказано, он взял человека, которого считал своим лучшим пилотом для штурмовых вылетов на низких высотах.
  
     Ни командир ракетчиков, ни капитан Дон Уокер не имели ни малейшего представления, зачем они нужны.
  
     Час спустя в небольшой комнате для брифингов под штаб-квартирой CENTAF им объяснили, почему и что было необходимо. Им также сказали, что никому другому, за исключением офицера по системам вооружения Уокера, человека, летящего на сиденье позади него, не было разрешено знать все подробности.
  
     Затем их вертолетом доставили обратно на базу.
  
     После взлета четверо солдат могли отстегнуться и передвигаться по корпусу самолета при тусклом красном освещении над головой. Мартин прошел вперед, поднялся по трапу на летную палубу и некоторое время сидел с экипажем.
  
     Они летели на высоте 10 000 футов в сторону иракской границы, затем начали набирать высоту. На высоте 25 000 футов "Геркулес" выровнялся и пересек границу Ирака, казалось бы, один в звездном небе.
  
     На самом деле он был не один. Над заливом у АВАКС был приказ постоянно следить за небом вокруг и под ними. Если какой-либо экран иракского радара, по какой-то неизвестной причине еще не охваченный ВВС союзников, решит "засветиться", он должен был быть немедленно атакован. С этой целью под ними находились две стаи диких хорьков с противорадиолокационными ракетами HARM.
  
     На случай, если какой-нибудь иракский летчик-истребитель решит подняться в небо той ночью, над ним и слева от него была группа "Ягуаров" Королевских ВВС, а справа - группа F-15C Eagles. "Геркулес" летел в защитном ящике со смертоносной технологией. Ни один другой пилот в небе той ночью не знал почему. Они просто получили приказ.
  
     На самом деле, если кто-нибудь в Ираке видел какую-либо вспышку на радаре в ту ночь, предполагалось, что грузовой самолет просто направлялся на север в Турцию.
  
     Грузчик сделал все возможное, чтобы его гостям было комфортно с чаем, кофе, безалкогольными напитками и крекерами.
  
     За сорок минут до точки выброса навигатор вспыхнул сигнальной лампой, указывающей на Р-минус сорок, и начались последние приготовления.
  
     Четверо солдат надевают основной и запасной парашюты, первый на ширину плеч, второй ниже спины. Затем появились Бергены, подвешенные вниз головой на спине под парашютами, с острием между ног. Оружие - глушитель Heckler и Koch MP5 SD
  
     пистолет-пулемет - был закреплен на левом боку, а личный кислородный баллон закреплен поперек живота.
  
     Наконец, они надели свои шлемы и кислородные маски, прежде чем подключить последние к центральной консоли, каркасной конструкции размером с большой обеденный стол, заставленный баллонами с кислородом. Когда все дышали и чувствовали себя комфортно, пилоту сообщили, и он начал выпускать воздух и уровень давления внутри корпуса в ночь, пока оба не выровнялись.
  
     Это заняло почти двадцать минут. Затем они снова сели, ожидая. За пятнадцать минут до точки выброски из кабины пилотов в уши диспетчера пришло еще одно сообщение. Он сказал PJI жестом солдатам переключиться с кислорода на главной консоли на их личные миниботинки. У каждого из них был тридцатиминутный запас, и им понадобилось бы от трех до четырех минут для самого сброса.
  
     В тот момент только штурман на летной палубе точно знал, где он находится; команда SAS была полностью уверена, что их высадят в нужном месте.
  
     К этому времени мастер загрузки поддерживал связь с солдатами постоянным потоком сигналов руками, который закончился, когда он указал обеими руками на индикаторы над консолью. В уши старшины пришел поток инструкций от навигатора.
  
     Люди поднялись и начали медленно, как космонавты, отягощенные своим снаряжением, двигаться к трапу. PJI, также на мобильных кислородных баллонах, отправились с ними. Бойцы SAS выстроились в шеренгу перед все еще закрытой задней дверью, каждый проверял оборудование перед собой.
  
     При Р-минус четыре задняя дверь опустилась, и они уставились в 25 000 футов несущегося черного воздуха.
  
     Другой сигнал рукой - два пальца, поднятые PJI, - сообщил им, что они находятся на P-минус два. Мужчины подошли к самому краю пандуса и посмотрели на огни (неосвещенные) по обе стороны зияющего отверстия. Свет стал красным, очки были опущены. Загорелся зеленый свет. ...
  
     Все четверо мужчин развернулись на одной пятке, лицом к пещере, и отскочили назад, разведя руки в стороны, лицами вниз.
  
     Под их масками мелькнул край трапа, и "Геркулес" исчез.
  
     Сержант Стивенсон шел впереди.
  
     Стабилизировав положение при падении, они беззвучно пролетели по ночному небу пять миль. В 3500
  
     автоматические спусковые механизмы, управляемые давлением, рывком раскрыли парашютные ранцы, и ткань взорвалась.
  
     На второй позиции Майк Мартин увидел, что тень в пятидесяти футах под ним, похоже, перестала двигаться. В ту же секунду он почувствовал вибрацию от открытия своего главного парашюта, затем "квадрат" принял нагрузку, и он замедлился со 120 миль в час до четырнадцати, а нерешительные приняли на себя часть шока.
  
     На высоте тысячи футов каждый мужчина расстегнул застежки, которые удерживали его Берген на спине, и стянул груз вниз по ногам, чтобы закрепить его на ногах. Бергены останутся там на всем пути вниз, будучи выпущенными всего в ста футах над землей, чтобы повиснуть на всей протяженности четырнадцатифутового нейлонового удерживающего троса.
  
     Парашют сержанта уходил вправо от Мартина, поэтому он последовал за ним. Небо было ясным, видны были звезды, черные очертания гор устремлялись вверх со всех сторон. Затем Мартин увидел то, что видел сержант: блеск воды в ручье, бегущем через долину.
  
     Питер Стивенсон упал прямо в центре зоны, в нескольких ярдах от края ручья, на мягкую траву и мох. Мартин опустил свой "Берген" на леску, вильнул, остановился в воздухе, почувствовал, как "Берген" ударился о землю под ним, и мягко встал на обе ноги.
  
     Капрал Истман пронесся мимо и над ним, развернулся, скользнул обратно и упал в пятидесяти ярдах.
  
     Мартин отстегивал ремни парашюта и вообще не видел, как приземлился Кевин Норт.
  
     На самом деле, альпинист был четвертым и последним в очереди, спускаясь в сотне ярдов от него, но на склоне холма, а не на лугу. Он пытался приблизиться к своим коллегам, таща вниз свои статические линии, когда Берген под ним врезался в холм. Когда он коснулся земли, "Берген" оттащил в сторону дрейфующий человек наверху, к поясу которого он был прикреплен. Он пролетел по склону холма пять ярдов, а затем застрял между двумя камнями.
  
     Внезапный рывок за шнур потянул Норта вниз и вбок, так что он приземлился не на ноги, а на бок.
  
     На том склоне было немного камней, но один из них раздробил его левое бедро в восьми местах.
  
     Капрал совершенно отчетливо почувствовал, как раздробилась кость, но удар был настолько сильным, что на несколько секунд притупил боль. Затем это пошло волнами. Он перевернулся и схватился за бедро двумя руками, снова и снова шепча: "Нет, нет, пожалуйста, Боже, нет".
  
     Хотя он и не осознавал этого, потому что это произошло внутри ноги, у него началось кровотечение. Один из осколков кости при множественном переломе пробил бедренную артерию, которая начала откачивать его жизненную кровь в месиво из бедра.
  
     Остальные трое нашли его минуту спустя. Все они отцепили свои вздымающиеся парашюты и бергены, убежденные, что он будет делать то же самое. Когда они поняли, что его нет с ними, они пришли посмотреть.
  
     Стивенсон достал карманный фонарик и посветил на ногу.
  
     "О, черт", - прошептал он. У них были аптечки первой помощи, даже перевязочные материалы, но ничего, чтобы справиться с этим. Капралу требовалась травматологическая терапия, плазма, серьезная операция - и быстро. Стивенсон побежал обратно в Северный Берген, достал аптечку первой помощи и начал готовить укол морфия. В этом не было необходимости. С кровью боль исчезала.
  
     Норт открыл глаза, сфокусировался на лице Майка Мартина над ним, прошептал: "Мне жаль, босс".
  
     и снова закрыл глаза. Через две минуты он ушел.
  
     В другое время и в другом месте Мартин, возможно, смог бы выразить какие-то признаки того, что он чувствовал, потеряв такого человека, как Норт, работающего под его командованием. Не было времени; это было не то место. Двое оставшихся сержантов поняли это и в мрачном молчании занялись тем, что должны были сделать. Горе может прийти позже.
  
     Мартин надеялся собрать рассыпанные парашюты и очистить долину, прежде чем найти скалистую расщелину, чтобы спрятать излишки снаряжения. Теперь это было невозможно. Ему нужно было справиться с телом Норта.
  
     "Пит, начинай собирать все, что мы хороним. Найдите где-нибудь пустую царапину или сделайте ее. Бен, начинай собирать камни".
  
     Мартин склонился над телом, снял жетоны и пистолет-пулемет, затем пошел помогать Истману.
  
     Вместе, ножами и руками, трое мужчин вырыли углубление в упругом дерне и положили в него тело. Сверху можно было сложить еще кое-что: четыре раскрытых основных парашюта, четыре все еще упакованных запасных, четыре кислородных баллона, ремни, лямки.
  
     Затем они начали складывать камни сверху, не в аккуратной форме, как пирамида из камней, которую заметили бы, а случайным образом, как будто камни упали со склона горы. Из ручья была принесена вода, чтобы смыть с камня и травы красные пятна. Голые участки, где раньше стояли камни, которые они использовали, были исцарапаны ногами, и в них были вдавлены кусочки мха с кромки воды.
  
     Долина должна была выглядеть, насколько это возможно, такой, какой она была за час до полуночи.
  
     Они надеялись провести пять часов маршем до рассвета, но работа заняла у них больше трех. Часть содержимого Бергена Норта осталась внутри и была похоронена вместе с ним: его одежда, еда и вода.
  
     Другие предметы, которые они должны были разделить между собой, делая их собственные грузы еще тяжелее.
  
     За час до рассвета они покинули долину и приступили к постоянной операционной процедуре. Сержант Стивенсон взял на себя роль ведущего разведчика, двигаясь впереди двух других, опускаясь на землю, прежде чем подняться на гребень, чтобы заглянуть за вершину на случай, если на другой стороне будет неприятный сюрприз.
  
     Маршрут лежал вверх, и он задал изнурительный темп. Несмотря на то, что он был маленьким и жилистым человеком и на пять лет старше Мартина, он мог сбить с ног большинство мужчин и нести восьмидесятифунтовый груз, пока он это делал.
  
     Облака появились над горами как раз тогда, когда Мартин в них нуждался, задерживая рассвет и давая ему дополнительный час. За девяносто минут тяжелого марша они преодолели восемь миль, преодолев несколько хребтов и два холма между собой и долиной. Наконец наступление серого света заставило их искать место, чтобы спрятаться.
  
     Мартин выбрал горизонтальную трещину в скалах под навесом, скрытую сухой травой и чуть выше сухого вади. В последние сумерки они съели немного еды, выпили воды, накрылись сеткой и улеглись спать. Было три дежурных вахты, и Мартин заступил на первую.
  
     Он разбудил Стивенсона в одиннадцать утра и уснул, пока сержант стоял на страже. Это было в четыре часа дня, когда Бен Истман ткнул Мартина в ребра жестким пальцем. Открыв глаза, майор увидел Истмена, приложившего указательный палец к губам. Мартин прислушался. Из вади в десяти футах под их выступом доносились гортанные звуки голосов на арабском.
  
     Сержант Стивенсон проснулся и поднял бровь. Что нам теперь делать? Мартин некоторое время слушал. Их было четверо, в патруле, им надоело бесконечно маршировать по горам, и они устали. В течение десяти минут он знал, что они намеревались разбить там лагерь на ночь.
  
     Он и так уже потерял достаточно времени. Ему нужно было двигаться к шести, когда на холмы опустится темнота, и ему нужен был каждый час, чтобы преодолеть мили до тех расщелин в холме через долину от Крепости. Ему может понадобиться больше времени, чтобы найти эти трещины и найти их.
  
     Разговор из вади ниже показал, что иракцы собирались искать дрова для костра. Они наверняка бросят взгляд на кусты, за которыми залегли бойцы SAS. Даже если они этого не сделают, могут пройти часы, прежде чем они проспят достаточно крепко, чтобы патруль Мартина смог проскользнуть мимо них и уйти. Выбора не было.
  
     По сигналу Мартина двое других вытащили свои плоские обоюдоострые ножи, и трое мужчин скользнули по осыпи в вади внизу.
  
     Когда работа была закончена, Мартин пролистал платежные книжки погибших иракцев. Он заметил, что у всех них было отчество Аль-Убайди. Все они были из племени убайди, горцев, которые пришли из этих мест.
  
     На всех были знаки отличия Республиканской гвардии. Очевидно, Стража была отобрана из этих горных бойцов, чтобы сформировать патрули, задачей которых было охранять Крепость от злоумышленников. Он отметил, что они были худыми, худощавыми людьми, на них не было ни грамма жира, и, вероятно, они были неутомимы в такой горной местности, как эта.
  
     Все еще потребовался час, чтобы затащить четыре тела в расщелину, разрезать их замаскированную палатку, чтобы сформировать брезент, и украсить брезент кустами, сорняками и травой. Но когда они закончили, потребовался бы очень острый глаз, чтобы заметить тайник под навесом. К счастью, у иракского патруля не было рации, так что они, вероятно, не свяжутся со своей базой, пока не вернутся - когда бы это ни случилось. Теперь они никогда не вернутся, но, если повезет, пройдет два дня, прежде чем их хватятся.
  
     С наступлением темноты бойцы SAS продолжали маршировать, пытаясь при свете звезд вспомнить очертания гор на фотографиях, следуя указаниям компаса в направлении горы, которую они искали.
  
     Карта, которую нес Мартин, была блестящим кондитерским изделием, нарисованным компьютером на основе аэрофотоснимков TR-1 и показывающим маршрут между DZ и предполагаемым положением лежа. Время от времени останавливаясь, чтобы проконсультироваться со своим портативным навигационным навигатором и изучить карту с помощью фонарика, Мартин мог отслеживать их направление и прогресс. К полуночи оба были хороши. Он прикинул, что до марша еще десять миль.
  
     В Бреконах в Уэльсе Мартин и его люди могли бы развивать скорость четыре мили в час по такой местности - быстрая прогулка по ровной поверхности для тех, кто выводит своих собак на вечернюю прогулку без восьмидесятифунтового рюкзака. Маршировать с такой скоростью было вполне нормально. Но в этих враждебных холмах, с возможностью патрулирования вокруг них, продвижение должно было быть медленнее. У них было одно столкновение с иракцами, и второго было бы слишком много.
  
     Преимуществом, которое они имели перед иракцами, были их NVGS, очки ночного видения, которые они носили, как лягушки "
  
     глаза на стебельках. В новой широкоугольной версии они могли видеть местность перед собой в бледно-зеленом свете, поскольку работа усилителей изображения заключалась в том, чтобы собирать каждый кусочек естественного света в окружающей среде и концентрировать его на сетчатке зрителя.
  
     За два часа до рассвета они увидели перед собой большую часть Крепости и начали подниматься по склону слева от них. Гора, которую они выбрали, находилась на южной границе квадратного километра, предоставленного Иерихоном, и из расщелин возле вершины они должны были иметь возможность смотреть на южную сторону Крепости - если это действительно была Крепость - на высоте, почти равной ее вершине.
  
     Они упорно карабкались в течение часа, их дыхание вырывалось хриплыми вздохами. Сержант Стивенсон, шедший впереди, свернул на крошечную козью тропу, которая вела вверх и вокруг изгиба горы. Не доходя до вершины, они нашли расщелину, которую TR-1 видел на своей камере, направленной вниз и вбок. Это было лучше, чем Мартин мог надеяться - естественная трещина в скале длиной восемь футов, глубиной четыре фута и высотой два фута. Снаружи трещины был выступ шириной в два фута, на котором мог лежать торс Мартина с нижней частью тела и ногами внутри камней.
  
     Мужчины достали свою сетку и начали делать свою нишу невидимой для наблюдающих глаз.
  
     Еда и вода были разложены по мешочкам орденских поясов, техническое снаряжение Мартина было наготове, оружие проверено и разложено рядом. Незадолго до восхода солнца Мартин использовал одно из своих устройств.
  
     Это был передатчик, намного меньший, чем тот, который был у него в Багдаде, размером едва с две пачки сигарет. Он был подключен к кадмиево-никелевой батарее с достаточной мощностью, чтобы дать ему больше времени для разговора, чем ему когда-либо понадобится.
  
     Частота была фиксированной, и на другом конце было прослушивание в течение двадцати четырех часов в сутки.
  
     Чтобы привлечь внимание, ему нужно было только нажать кнопку передачи в согласованной последовательности сигналов и пауз, а затем дождаться ответа говорящего с ответной последовательностью.
  
     Третьим компонентом набора была антенна-тарелка, складная, как в Багдаде, но меньшего размера.
  
     Хотя сейчас он находился дальше на север, чем иракская столица, он также был намного выше.
  
     Мартин установил антенну, указывая на юг, подключил батарею к телевизору, а телевизор - к антенне, затем нажал кнопку передачи. Раз-два-три-четыре-пять; пауза; раз-два-три; пауза; один; пауза; один.
  
     Пять секунд спустя рация в его руке тихо пискнула. Четыре вспышки, четыре вспышки, две.
  
     Он нажал кнопку передачи, опустил большой палец и сказал в динамик:
  
     "Приди в Ниневию, приди в Тир. Я снова говорю: приди в Ниневию, приди в Тир".
  
     Он отпустил кнопку передачи и стал ждать. Набор взволнованно выдал раз-два-три; пауза; один; пауза; четыре. Получено и признано.
  
     Мартин убрал аппарат в водонепроницаемый чехол, взял мощный полевой бинокль и опустил свое туловище на выступ. Позади него сержант Стивенсон и капрал Истман были зажаты, как эмбрионы, в расщелине под скалой, но, по-видимому, вполне комфортно. Две ветки поддерживали сетку перед ним, образуя щель, через которую он просунул бинокль, за который наблюдатель за птицами отдал бы свою правую руку.
  
     Когда солнце просочилось в горы Хамрина утром 23 февраля, майор Мартин начал изучать шедевр своего старого школьного друга Османа Бадри - Каала, которую не могла увидеть ни одна машина.
  
     В Эр-Рияде Стив Лэйнг и Саймон Паксман уставились на листок, который им вручил инженер, выбежавший из радиорубки.
  
     "Черт возьми", - с чувством сказал Лэйнг. "Он там - он на чертовой горе!"
  
     Двадцать минут спустя новости дошли до Аль-Харза из офиса генерала Глоссона.
  
     Капитан Дон Уокер вернулся на свою базу рано утром двадцать второго, немного поспал в то, что осталось от ночи, и приступил к работе сразу после восхода солнца, когда пилоты, выполнявшие задания в течение ночи, заканчивали разбор полетов и отправлялись спать.
  
     К полудню у него был план, который он должен был представить своим вышестоящим офицерам. Он был немедленно отправлен в Эр-Рияд и одобрен. Во второй половине дня были выделены соответствующие самолеты, экипаж и вспомогательные службы.
  
     Планировался налет четырех кораблей на иракскую авиабазу к северу от Багдада под названием Тикрит-Ист, недалеко от места рождения Саддама Хусейна. Это будет ночной налет с применением двухтысячефунтовых бомб с лазерным наведением. Дон Уокер возглавит его со своим обычным ведомым и другим элементом из двух Орлов.
  
     Чудесным образом миссия появилась в приказе о постановке задач в эфире из Эр-Рияда, хотя она была разработана всего за двенадцать часов, а не за три дня до этого.
  
     Остальные три необходимых экипажа были немедленно сняты с выполнения любых других задач и направлены в миссию Тикрит-Восток, намеченную на ночь двадцать второго (возможно) или любую другую ночь, которую им приказали. До тех пор они находились в постоянном часовом режиме ожидания.
  
     Четыре Ударных Орла были готовы к заходу солнца двадцать второго, и в десять часов утра миссия была отменена. Никакая другая миссия не была заменена. Восьми членам экипажа было приказано отдохнуть, в то время как остальная часть эскадрильи отправилась на танковую стрельбу среди подразделений Республиканской гвардии к северу от Кувейта.
  
     Когда они вернулись на рассвете двадцать третьего, настала очередь четырех неработающих членов экипажа.
  
     Совместно со штабом планирования миссии был разработан маршрут на Восток Тикрита, который приведет "четырех орлов" вверх по коридору между Багдадом и иранской границей на восток, с поворотом курса на сорок пять градусов над озером Ас-Са'Дийя, а затем прямо на северо-запад к Тикриту.
  
     Когда он потягивал кофе на завтрак в столовой, командир эскадрильи вызвал Дона Уокера на улицу.
  
     "Ваш целевой маркер на месте", - сказали ему. "Отдохни немного. Это может быть тяжелая ночь ".
  
     В лучах восходящего солнца Майк Мартин начал изучать гору через крутую долину. При полном увеличении его очки могли различать отдельные кусты; переместив фокус назад, он мог видеть область любого размера, который он хотел.
  
     В течение первого часа это выглядело как просто гора. Трава росла, как и на всех остальных. Там были чахлые кусты и заросли, как и на всем остальном. Тут и там на склонах виднелись участки голой скалы, иногда небольшие валуны. как и все другие холмы в его видении, он был неправильной формы. Казалось, что нет ничего неуместного.
  
     Время от времени он крепко зажмуривал глаза, чтобы дать им отдохнуть, на некоторое время опускал голову на предплечья и начинал снова.
  
     К середине утра начала вырисовываться закономерность. Казалось, что на некоторых участках горы трава росла не так, как на других участках. Были участки, где растительность казалась слишком регулярной, как будто в линиях. Но не было никакой двери, если только она не была с другой стороны, ни дороги, ни колеи со следами шин, ни стояка, выпускающего грязный воздух изнутри, ни следов нынешних или предыдущих раскопок. Это было движущееся солнце, которое дало первую подсказку.
  
     Вскоре после одиннадцати ему показалось, что он заметил что-то в траве. Он вернул очки на то место и включил полное увеличение. Солнце скрылось за облаком. Когда он вышел, отблеск вспыхнул снова. Затем он увидел источник: обрывок провода в траве.
  
     Он моргнул и попробовал снова. Наискось, это был кусок проволоки длиной в фут в траве. Это была часть более длинной нити, покрытой зеленым пластиком проволоки, небольшая часть которой была стерта, чтобы обнажить металл под ней.
  
     Проволока была одной из нескольких, которые он мельком увидел, все они были зарыты в траву, иногда открываясь, когда ветер раскачивал стебли из стороны в сторону. Диагонали в противоположном направлении, участок проволочной сетки под травой.
  
     К полудню он мог видеть это лучше. Участок горного склона, где зеленая проволочная сетка удерживала почву на поверхности под землей; трава и кустарники, посаженные в каждом ромбовидном промежутке между ограждениями, прорастали сквозь промежутки, покрывая проволоку внизу.
  
     Затем он увидел террасирование. Одна часть склона горы была сложена из блоков, предположительно бетонных, каждый из которых находился на расстоянии трех дюймов от того, что находился под ним. Вдоль горизонтальных террас, созданных таким образом, были земляные ручейки, из которых росли кустарники. Там, где они прорастали, они были в горизонтальных линиях. Сначала это выглядело не так, потому что они были разной высоты, но когда он изучил только их стебли, стало ясно, что они действительно были в линии. Природа не растет по линиям.
  
     Он попробовал другие части горы, но рисунок закончился, а затем начался снова дальше слева от него. Это было в начале дня, когда он решил это.
  
     Аналитики в Эр-Рияде были правы - до определенного момента. Если бы кто-нибудь попытался выдолбить весь центр холма, он бы обрушился. Кто бы это ни сделал, он, должно быть, взял три существующих холма, срезал внутренние грани и застроил промежутки между вершинами, чтобы создать гигантский кратер.
  
     Заполняя пробелы, строитель следовал контурам настоящих холмов, сдвигая ряды бетонных блоков назад и вверх, создавая мини-трассы, насыпая сверху десятки тысяч тонн верхнего слоя почвы.
  
     Облицовка, должно быть, появилась позже: листы зеленой проволочной сетки с виниловым покрытием, предположительно, прикрепленные к бетону внизу, удерживая землю на склонах. Затем семена травы, распыленные на землю, укореняются и распространяются, а кустарники и кустарники высеваются в более глубокие чаши, оставленные на бетонных террасах.
  
     Трава с прошлого лета слиплась, создав собственную связующую сеть корней, а кустарники проросли сквозь проволоку и траву, чтобы соответствовать подлеску на первоначальных холмах.
  
     Над кратером крыша крепости, несомненно, представляла собой геодезический купол, отлитый таким образом, что в нем тоже были тысячи карманов, где могла расти трава. Были даже искусственные валуны, выкрашенные в серый цвет настоящих камней, с потеками там, где прошел дождь.
  
     Мартин начал концентрироваться на области вблизи того места, где должен был быть край кратера до строительства ротонды.
  
     Он нашел то, что искал, примерно в пятидесяти футах ниже вершины купола. Он уже пятьдесят раз провел очками по небольшой выпуклости и не заметил.
  
     Это было скалистое обнажение, выцветшее серое, но две черные линии пересекали его из стороны в сторону. Чем больше он изучал линии, тем больше удивлялся, зачем кому-то понадобилось забираться так высоко, чтобы провести две линии поперек валуна.
  
     С северо-востока налетел шквал ветра, взъерошив сетку на его лице. Тот же ветер заставил одну из линий сдвинуться. Когда ветер стих, линия перестала двигаться. Затем Мартин понял, что это были не нарисованные линии, а стальные провода, идущие по камню и уходящие в траву.
  
     Меньшие валуны стояли по периметру большого, как часовые в кольце. Почему такой круглый, почему стальная проволока? Предположим, что кто-то внизу сильно дернул за эти провода - сдвинется ли валун с места?
  
     В половине четвертого он понял, что это не валун. Это был серый брезент, утяжеленный кругом камней, который нужно было сдвинуть в сторону, когда провода были потянуты вниз, в пещеру внизу.
  
     Под брезентом он постепенно разглядел круглую фигуру пяти футов в диаметре. Он смотрел на брезентовую простыню, под которой, невидимые для него, последние три фута орудия "Вавилон" выступали из казенной части на двести ярдов внутрь кратера в небо. Он указывал на юго-юго-восток в сторону Дахрана, расположенного в 750 километрах.
  
     "Дальномер", - пробормотал он людям позади него. Он вернул бинокль и взял предложенный ему инструмент. Это было похоже на телескоп.
  
     Когда он поднес его к глазу, как ему показали в Эр-Рияде, он увидел гору и брезент, под которым был спрятан пистолет, но без увеличения.
  
     На призме были четыре V-образных шеврона, все острия которых были направлены внутрь. Он медленно поворачивал рифленую ручку на боковой части прицела, пока все четыре точки не коснулись друг друга, образуя крест. Крест покоился на брезенте.
  
     Отняв оптический прицел от глаза, он сверился с цифрами на вращающейся ленте. Тысяча восемьдесят ярдов.
  
     "Компас", - сказал он. Он задвинул дальномер за спину и взял электронный компас. Это было не устройство, зависящее от блюда, плавающего в чаше со спиртом, и даже не указатель, балансирующий на подвесе.
  
     Он поднес его к глазу, увидел брезент над долиной и нажал кнопку. Компас сделал все остальное, дав ему пеленг от его собственного положения до брезента в 348 градусов, десять минут и восемнадцать секунд.
  
     Навигационный навигатор выдал ему последнее, что ему было нужно - его собственное точное местоположение на поверхности планеты с точностью до квадрата пятнадцать на пятнадцать ярдов.
  
     Попытка установить спутниковую антенну в ограниченном пространстве была неуклюжей, и на это ушло десять минут.
  
     Когда он позвонил в Эр-Рияд, ответ последовал незамедлительно. Мартин медленно зачитал слушателям в столице Саудовской Аравии три набора цифр: его собственное точное местоположение, направление по компасу от себя до цели и дальность. Эр-Рияд мог бы разобраться с остальным и дать пилоту его координаты.
  
     Мартин заполз обратно в расщелину, чтобы его заменил Стивенсон, который должен был следить за иракскими патрулями, и попытался уснуть.
  
     В половине девятого, в полной темноте, Мартин проверил инфракрасный маркер цели. По форме он напоминал большую лампу-вспышку с пистолетной рукояткой, но сзади у него был окуляр.
  
     Он соединил его с батареей, направил на Крепость и посмотрел. Вся гора была освещена так ясно, как будто купалась в огромной зеленой луне. Он направил ствол усилителя изображения на брезент, скрывающий ствол "Вавилона", и нажал на спусковой крючок пистолета.
  
     Единственный невидимый луч инфракрасного света пробежал по долине, и он увидел, как на склоне горы появилась маленькая красная точка. Переместив прицел ночного видения, он установил красную точку на брезенте и удерживал ее там полминуты. Удовлетворенный, он выключил его и заполз обратно под сетку.
  
     Четыре "Страйк Иглз" взлетели из Аль-Харза в десять сорок пять утра и поднялись на высоту двадцать тысяч футов. Для трех экипажей это была обычная миссия по нанесению удара по иракской авиабазе. Каждый "Орел" нес две бомбы с лазерным наведением по две тысячи фунтов в дополнение к ракетам класса "воздух-воздух" для самообороны.
  
     Дозаправка от их назначенного танкера KC-10 к югу от иракской границы прошла нормально и без происшествий.
  
     Когда они были пополнены, они развернулись в свободном строю, и самолет, получивший код Bluejay, взял курс почти строго на север, пройдя над иракским городом Ас-Самава в 11:14.
  
     Они летели в режиме радиомолчания, как всегда, и без огней, каждый wizzo мог четко видеть три других самолета на своем радаре. Ночь была ясной, и система АВАКС над заливом дала им "четкую картинку"
  
     совет, означающий, что ни один иракский боевик не поднялся.
  
     В 11:39 wizzo Дона Уокера пробормотал:
  
     "Поворотный момент в пяти".
  
     Они все услышали это и поняли, что через пять минут они превратятся в озеро Са'дийя.
  
     Как только они вошли в поворот на сорок пять градусов влево, чтобы взять новый курс на Тикрит на восток, остальные три члена экипажа отчетливо услышали, как Дон Уокер сказал:
  
     "У лидера стаи Блюджей есть ... проблемы с двигателем. Я собираюсь в RTB. Сойка-тройка, принимай командование".
  
     Сойкой-тройкой в ту ночь был Булл Бейкер, лидер другого двухплоскостного элемента. Начиная с этой передачи, все пошло не так, и очень странным образом.
  
     Ведомый Уокера Рэнди "R-2" Робертс сблизился со своим лидером, но не видел никаких видимых проблем с двигателями Уокера, тем не менее лидер Bluejay терял мощность и высоту. Если бы он собирался вернуться на базу, было бы нормально, если бы его ведомый остался с ним, если только проблема не была минимальной. Проблемы с двигателем далеко над вражеской территорией не минимальны.
  
     "Понял", - признал Бейкер. Затем они услышали, как Уокер сказал:
  
     "Сойка-два, присоединяйся к Сойке-три, я повторяю, присоединяйся. Это приказ. Двигайтесь на восток в Тикрит".
  
     Ведомый, теперь сбитый с толку, сделал, как ему было приказано, и вернулся, чтобы присоединиться к остальным Блюджей.
  
     Их командир продолжал терять высоту над озером; они могли видеть его на своих радарах.
  
     В тот же момент они поняли, что он совершил немыслимое. По какой-то причине - возможно, из-за путаницы, вызванной неисправностью двигателя, - он говорил не по быстрому кодированному радио, а "чисто". Что еще более удивительно, он действительно упомянул их пункт назначения.
  
     Над заливом молодой сержант ВВС США, обслуживающий часть батареи консолей в корпусе самолета системы АВАКС, в недоумении вызвал своего командира миссии.
  
     "У нас проблема, сэр. У лидера Bluejay проблемы с двигателем. Он хочет RTB ".
  
     "Верно, принято к сведению", - сказал командир миссии. В большинстве самолетов пилот является капитаном и несет полную ответственность. В системе АВАКС ответственность за безопасность самолета несет пилот, но командир миссии отдает приказы, когда дело доходит до отдачи приказов по воздуху.
  
     "Но, сэр, " запротестовал сержант, " лидер Блюджей говорил ясно. Дал цель миссии. Должен ли я RTB
  
     их всех?"
  
     "Отрицательно, миссия продолжается", - сказал диспетчер. "Продолжай".
  
     Сержант вернулся к своему пульту в полном замешательстве. Это было безумие: если бы иракцы услышали эту передачу, их противовоздушная оборона в восточном Тикрите была бы приведена в полную боевую готовность.
  
     Затем он снова услышал Уокера.
  
     "Лидер Блюджей, Мэйдэй, Мэйдэй. Оба двигателя вышли из строя. Катапультируюсь".
  
     Он все еще говорил ясно. Иракцы, если бы они слушали, могли бы услышать все это.
  
     На самом деле, сержант был прав - сообщения были услышаны. В восточном Тикрите артиллеристы снимали брезент со своих "трипл-А", а ракеты с тепловым наведением ждали звука приближающихся двигателей. Другие подразделения были подняты по тревоге, чтобы немедленно отправиться в район озера на поиски двух сбитых членов экипажа.
  
     "Сэр, лидер Блюджей ранен. Мы должны RTB остальных из них ".
  
     "Принято к сведению. Отрицательно", - сказал командир миссии. Он взглянул на часы. У него были свои приказы. Он не знал почему, но он будет повиноваться им.
  
     К тому времени рейс Bluejay был в девяти минутах от цели, направляясь в приемную комиссию. Три пилота летели на своих Орлах в каменном молчании.
  
     В системе АВАКС сержант все еще мог видеть вспышку Лидера Bluejay, далеко внизу над поверхностью озера. Очевидно, что "Орел" был брошен и мог разбиться в любой момент.
  
     Четыре минуты спустя командир миссии, похоже, передумал.
  
     "Полет "Блюджей", АВАКС - рейсу "Блюджей", RTB, я повторяю RTB".
  
     Три Ударных Орла, подавленные ночными событиями, отклонились от своего курса и направились домой. Иракские артиллеристы в восточном Тикрите, лишенные радара, напрасно ждали еще час.
  
     На южной окраине Джебаль-аль-Хамрина другой иракский пост прослушивания услышал обмен репликами.
  
     Ответственному полковнику связи не было поручено оповещать Восточный Тикрит или любую другую авиабазу о приближении вражеских самолетов. Его единственной задачей было следить за тем, чтобы никто не входил в Джебал.
  
     Когда "Блюджей Флайт" разворачивался над озером, он перешел в режим боевой готовности в Амбере; путь от озера до авиабазы должен был вести "Иглз" вдоль южной границы хребта. Когда один из них потерпел крушение, он был в восторге; когда три других откатились на юг, он почувствовал облегчение. Он опустил свою бдительность.
  
     Дон Уокер по спирали спускался к поверхности озера, пока не выровнялся на высоте ста футов и не подал сигнал бедствия. Скользя над водами Ас-Са'Дийи, он ввел свои новые координаты и повернул на север, в Джебаль. В то же время он отправился к ЛАНТИРНУ, с помощью которого он мог смотреть сквозь свой фонарь и видеть пейзаж перед собой, четко освещенный инфракрасным лучом, излучаемым из-под его крыла.
  
     Столбцы информации на его головном дисплее теперь показывали его курс и скорость, высоту и время до точки запуска.
  
     Он мог бы перейти на автопилот, позволив компьютеру управлять Орлом, бросая его вниз по каньонам и долинам, мимо скал и склонов холмов, в то время как пилот держал руки на бедрах. Но он предпочел остаться на ручном управлении и управлять им сам.
  
     С помощью разведывательных фотографий, предоставленных "Черной дырой", он проложил курс вверх по хребту, который никогда не позволял ему подняться над горизонтом. Он держался низко, прижимаясь к дну долины, сворачивая с ущелья на ущелье, зигзагообразный курс американских горок, который уносил его вверх по хребту к Крепости.
  
     Когда Уокер сделал свой сигнал бедствия, радио Майка Мартина выкрикнуло серию заранее согласованных сигналов. Мартин прополз вперед к выступу над долиной, навел инфракрасный целеуказатель на брезент в тысяче ярдов от него, установил красную точку точно в центре цели и теперь держал ее там.
  
     Сигналы по радио означали "семь минут до запуска бомбы", и с тех пор Мартин не должен был сдвигать красное пятно ни на дюйм.
  
     " Вовремя, " пробормотал Истмен. "Я чертовски замерзаю здесь".
  
     "Недолго", - сказал Стивенсон, запихивая последние кусочки в свой "Берген". "Тогда у тебя будет столько бегов, сколько ты захочешь, Бенни".
  
     Только радио осталось распакованным, готовым к следующей передаче.
  
     На заднем сиденье Eagle Тим, волшебник, мог видеть ту же информацию, что и его пилот. Четыре минуты до старта, три тридцать, три... цифры на HUD отсчитывали время, пока Орел с криком летел через горы к своей цели. Он промелькнул над небольшой впадиной, где приземлились Мартин и его люди, и за считанные секунды покрыл местность, по которой они с трудом пробирались со своими рюкзаками. "Девяносто секунд до запуска ..."
  
     Бойцы SAS услышали звук двигателей, доносившийся с юга, когда "Орел" начал подниматься.
  
     Истребитель-бомбардировщик пролетел над последним гребнем в трех милях к югу от цели, как раз в тот момент, когда обратный отсчет достиг нуля. В темноте две бомбы в форме торпеды покинули свои пилоны под крыльями и несколько секунд набирали высоту, движимые собственной инерцией.
  
     В трех фиктивных деревнях республиканские гвардейцы утонули в реве реактивных двигателей, извергающихся из ниоткуда над их головами, вскочили со своих коек и побежали к своему оружию. Через несколько секунд крыши фуражных амбаров поднялись на гидравлических домкратах, обнажив ракеты под ними.
  
     Две бомбы почувствовали притяжение и начали падать. Инфракрасные искатели в своих носах вынюхивали направляющий луч, перевернутое ведро невидимых лучей, отражающихся от красного пятна на их цели, ведро, в которое они однажды вошли, они никогда не смогут выйти.
  
     Майк Мартин лежал ничком, ожидая, оглушенный шумом двигателя, когда горы задрожали, и неподвижно держал красную точку на пушке Babylon.
  
     Он никогда не видел бомб. Только что он смотрел на бледно-зеленую гору в свете усилителя изображения; в следующий момент ему пришлось отвести глаза и прикрыть их, когда ночь превратилась в кроваво-красный день.
  
     Две бомбы взорвались одновременно, за три секунды до того, как полковник гвардии глубоко под полой горой потянулся к Пусковому рычагу. Он так и не сделал этого.
  
     Глядя через долину без ночного прицела, Мартин увидел, как вся вершина Крепости вспыхнула в пламени. В его сиянии он уловил мимолетный образ массивной бочки, вставшей на дыбы, как раненый зверь, изгибающейся и поворачивающейся во время взрыва, ломающейся и падающей вместе с фрагментами купола в кратер внизу.
  
     "Чертов адский огонь", - прошептал сержант Стивенсон рядом с ним. Это была неплохая аналогия. Оранжевый огонь начал светиться в кратере, когда первые вспышки взрыва угасли, и в горы вернулся тусклый полумрак. Мартин начал вводить свои коды оповещения для слушателей в Эр-Рияде.
  
     Дон Уокер развернул "Игл" после запуска бомбы, сделав крен на 135 градусов, снижаясь и проходя, чтобы найти и продолжить обратный курс на юг. Но поскольку он находился не над равниной, а вокруг него возвышались горы, ему пришлось набрать большую высоту, чем обычно, или рискнуть срезать одну из вершин.
  
     Это была деревня, наиболее удаленная от Крепости, которая получила лучший снимок. На долю секунды он был над ними, на одном конце крыла, разворачиваясь на юг, когда были запущены две ракеты.
  
     Это были не российские ЗРК, а лучшие, которые были у Ирака - франко-германские "Роланды".
  
     Первый был низким, мчался за Орлом, когда он скрылся из виду за горами. "Роланду" не удалось преодолеть хребет. Второй скользнул по скалам пика и догнал бойца в следующей долине. Уокер почувствовал ужасный шок, когда ракета врезалась в корпус его самолета, разрушив и почти вырвав правый двигатель. Орла швырнуло по небу, его хрупкие системы были в беспорядке, пылающее топливо образовывало за ним хвост кометы. Уокер проверил управление, мокрый пудинг там, где когда-то был твердый отклик. Все было кончено, его самолет умирал под ним, все его сигнальные огни были включены, и тридцать тонн горящего металла вот-вот упадут с неба.
  
     "Катапультируйся, катапультируйся..."
  
     Купол автоматически разрушился за микросекунду до того, как два катапультируемых кресла вылетели наружу, взлетев в ночь, поворачиваясь, стабилизируясь. Их датчики сразу поняли, что они были слишком низко, и разорвали ремни, удерживающие пилота в кресле, отбросив его подальше от падающего металла, чтобы его парашют мог раскрыться.
  
     Уокер никогда раньше не выходил из игры. Чувство шока на некоторое время лишило его способности принимать решения. К счастью, производители подумали об этом. Когда тяжелое металлическое сиденье отвалилось, парашют раскрылся и раскрылся. Ошеломленный, Уокер оказался в кромешной тьме, раскачиваясь в своей упряжи над долиной, которую он не мог видеть.
  
     Это было недолгое падение - он был слишком низко для этого. В считанные секунды земля взметнулась и ударила его, и он был сбит с ног, кувыркаясь, катаясь, руки отчаянно цеплялись за фиксатор ремня безопасности.
  
     Затем парашют исчез, унесенный ветром вниз по долине, и он оказался на спине на жесткой траве. Он встал.
  
     "Тим", - позвал он. "Тим, ты в порядке?" Он побежал вверх по дну долины в поисках другого парашюта, уверенный, что они оба приземлились в одном и том же районе.
  
     В этом Он был прав. Оба летчика упали в двух долинах к югу от своей цели. В небе на севере он мог различить тусклое красноватое свечение.
  
     Через три минуты он врезался во что-то и ударился коленом. Он подумал, что это камень, но в тусклом свете увидел, что это одно из катапультных кресел. Возможно, его. Кулак Тима? Он продолжал смотреть.
  
     Уокер нашел своего волшебника. Молодой человек катапультировался идеально, но взрыв ракеты разрушил блок отделения сиденья на его катапультируемом устройстве. Он приземлился на склоне горы, пристегнутый к сиденью, его парашют все еще был спрятан под ним. Удар аварии наконец оторвал тело от сиденья, но ни один человек не переживает такого потрясения.
  
     Тим Натансон лежал на спине в долине, сплетение сломанных конечностей, его лицо было скрыто шлемом и забралом. Уокер сорвал маску, снял жетоны, отвернулся от зарева в горах и побежал, слезы текли по его лицу.
  
     Он бежал, пока не мог больше бежать, затем нашел расщелину в горе и заполз туда, чтобы отдохнуть.
  
     Через две минуты после взрывов в Крепости Мартин связался с Эр-Риядом. Он послал свою серию сигналов, а затем свое сообщение. Это было:
  
     "Теперь, Варрава, я повторяю, теперь, Варрава".
  
     Трое бойцов SAS выключили рацию, упаковали ее, взвалили свои бергены на спины и начали быстро спускаться с горы. Сейчас, как никогда раньше, патрули будут искать не их - вряд ли иракцы еще какое-то время будут разбираться, почему бомбардировка была такой точной, - а сбитый американский экипаж.
  
     Сержант Стивенсон засек направление пылающего самолета, когда он пролетел над их головами, и направление, в котором он упал. Предполагая, что после катапультирования он продолжался некоторое время, экипаж самолета, если бы они выжили, должен был быть где-то в этом направлении. Бойцы SAS двигались быстро, чуть опережая соплеменников убайди из Гвардии, которые затем высыпали из своих деревень и направились вверх по хребту.
  
     Двадцать минут спустя Майк Мартин и двое других бойцов SAS нашли тело мертвого офицера системы вооружения. Они ничего не могли поделать, поэтому они пошли дальше.
  
     Десять минут спустя они услышали позади себя непрерывный грохот стрельбы из стрелкового оружия. Это продолжалось некоторое время. Аль-Убайди тоже нашли тело и в ярости разрядили в него свои магазины.
  
     Этот жест также выдал их позицию. Бойцы SAS продолжали наступать.
  
     Дон Уокер едва почувствовал лезвие ножа сержанта Стивенсона у своего горла. Это было легко, как шелковая нить на пищеводе. Но он поднял глаза и увидел фигуру человека, стоящего над ним. Он был темноволос и худощав; в его правой руке был пистолет, направленный в грудь Уокера; и этот человек носил форму капитана Иракской республиканской гвардии, горной дивизии. Затем человек заговорил:
  
     "Чертовски глупое время, чтобы зайти на чай. Может, нам просто убраться отсюда к чертовой матери?"
  
     * * *
  
     В ту ночь генерал Норман Шварцкопф сидел один в своем номере на четвертом этаже здания Министерства обороны Саудовской Аравии.
  
     Это было не то место, где он провел большую часть последних семи месяцев; большую часть этого времени он посещал столько боевых подразделений, сколько мог, или спускался в подвал со своими сотрудниками и планировщиками. Но большой и удобный офис был тем местом, куда он шел, когда хотел побыть один.
  
     В тот вечер он сидел за своим столом, украшенным красным телефоном, который связывал его по сверхсекретной сети с Вашингтоном, и ждал.
  
     За десять минут до часа ночи 24 февраля зазвонил другой телефон.
  
     "General Schwarzkopf?" Это был британский акцент.
  
     "Да. Это он".
  
     "У меня есть сообщение для вас, сэр".
  
     "Стреляй".
  
     "Это: "Теперь Варрава", сэр. "Теперь Варрава".
  
     "Благодарю вас", - сказал Главнокомандующий и положил трубку. В 04:00 того дня началось наземное вторжение.
  
  
     Глава 23
  
     Трое бойцов SAS тяжело маршировали всю оставшуюся ночь. Они задали темп вперед и вверх, который оставил Дона Уокера, который не носил рюкзака и думал, что он в хорошей физической форме, измученным и задыхающимся.
  
     Иногда он падал на колени, понимая, что дальше идти нельзя, что даже смерть была бы предпочтительнее бесконечной боли в каждой мышце. Когда это происходило, он чувствовал две стальные руки, по одной под каждой подмышкой, и слышал голос сержанта Стивенсона на кокни в своем ухе:
  
     "Давай, приятель. Только немного дальше. Видишь тот гребень? Мы, вероятно, остановимся на другой стороне этого ".
  
     Но они этого так и не сделали. Вместо того, чтобы направиться на юг, к предгорьям Джебаль аль-Хамрин, где, как он полагал, они встретили бы заслон Республиканской гвардии с автомобилями, Майк Мартин направился на восток, в высокие холмы, ведущие к иранской границе. Это был ход, который заставил патрули горцев Аль-Убайди отправиться за ними.
  
     Сразу после рассвета, оглянувшись назад и вниз, Мартин увидел группу из шести человек, более здоровых, чем остальные, все еще поднимающихся и приближающихся. Когда республиканские гвардейцы достигли следующего гребня, они обнаружили, что одна из их жертв сидит на земле, отвернувшись от них.
  
     Отступив за скалы, соплеменники открылись, пронзив чужеземца насквозь в спину. Труп опрокинулся. Шесть человек из патруля охраны вышли из укрытия и побежали вперед.
  
     Слишком поздно они увидели, что тело было рюкзаком "Берген", накинутым на камуфляжный халат, увенчанный летным шлемом Уокера. Три пистолета Хеклера и Коха MP5 с глушителем сразили их, когда они стояли вокруг
  
     "тело".
  
     Над городом Ханакин Мартин, наконец, объявил остановку и передал сообщение в Эр-Рияд. Стивенсон и Истмен несли вахту, глядя на запад, откуда должны были появиться патрули преследования.
  
     Мартин просто сказал Эр-Рияду, что осталось трое бойцов SAS, и с ними был один американский летчик. На случай, если сообщение было перехвачено, он не сообщил их позицию. Затем они двинулись дальше.
  
     Высоко в горах, недалеко от границы, они нашли приют в каменной хижине, используемой местными пастухами летом, когда стада приходили на верхние пастбища. Там, с дежурными по очереди, они пережидали четыре дня наземной войны, пока далеко на юге танки и авиация союзников сокрушали иракскую армию в девяносточасовом блицкриге и вторгались в Кувейт.
  
     В тот же день, первый в наземной войне, одинокий солдат вошел в Ирак с запада. Он был израильтянином из коммандос Сайерет Маткаль, выбранным за его превосходный арабский.
  
     Израильский вертолет, оснащенный дальнобойными танками и одетый в форму иорданской армии, вылетел из Негева и пронесся над иорданской пустыней, чтобы доставить мужчину на территорию Ирака, к югу от контрольно-пропускного пункта Рувейшид.
  
     Когда оно покинуло его, оно развернулось и полетело обратно через Иордан и в Израиль, незапятнанное.
  
     Как и у Мартина, у солдата был легкий, прочный мотоцикл с тяжелыми шинами для пустыни. Несмотря на то, что он выглядел старым, потрепанным, грязным, ржавым и помятым, его двигатель был в превосходном состоянии, и он перевозил дополнительное топливо в двух корзинах на заднем колесе.
  
     Солдат пошел по главной дороге на восток и на закате вошел в Багдад.
  
     Забота его начальства о его безопасности была чрезмерной. Благодаря этому удивительному телеграфу Буша, который, кажется, способен превзойти даже электронику, жители Багдада уже знали, что их армия разгромлена в пустынях южного Ирака и Кувейта. К вечеру первого дня АМАМ ушел в свои казармы и остался там.
  
     Теперь, когда бомбардировки прекратились - поскольку все самолеты союзников были нужны над полем боя, - жители Багдада свободно передвигались, открыто говоря о скором прибытии американцев и британцев, чтобы смести Саддама Хусейна.
  
     Это была эйфория, которая продлится неделю, пока не станет ясно, что союзники не придут, и власть АМАМА снова сомкнулась над ними.
  
     Центральная автобусная станция представляла собой бурлящую массу солдат, большинство из которых разделись до майки и шорт, выбросив свою форму в пустыне. Это были дезертиры, которые ускользнули от расстрельных отрядов, ожидавших за линией фронта. Они продавали свои автоматы Калашникова по цене билета домой в свои деревни. В начале недели эти винтовки стоили по тридцать пять динаров каждая; четыре дня спустя цена упала до семнадцати.
  
     У израильского лазутчика было одно задание, которое он выполнил ночью. Моссад знал только о трех почтовых ящиках для отправки сообщений в Иерихон, которые были оставлены Альфонсо Бенцем Монкадой в августе. Так получилось, что Мартин снял с производства два из них по соображениям безопасности, но третий все еще работал.
  
     Израильтянин разместил идентичные сообщения во всех трех каплях, сделал три соответствующие отметки мелом, сел на свой мотоцикл и снова поехал на запад, присоединившись к толпе беженцев, направляющихся в ту сторону.
  
     Ему потребовался еще один день, чтобы добраться до границы. Здесь он свернул к югу от главной дороги в пустыню, пересек Иордан, нашел свой скрытый направленный маяк и использовал его. Израильский самолет, круживший над Негевом, сразу же засек бип-бип-луч, и вертолет вернулся на место встречи, чтобы забрать лазутчика.
  
     Он не спал в течение этих пятидесяти часов и мало ел, но он выполнил свою миссию и благополучно вернулся домой.
  
     * * *
  
     На третий день наземной войны Эдит Харденберг вернулась к своему столу в банке Винклера, озадаченная и сердитая. Предыдущим утром, когда она уже собиралась уходить на работу, ей позвонили.
  
     Говоривший на безупречном немецком языке с зальцбургским акцентом представился соседом ее матери. Он сказал ей, что фрау Харденберг неудачно упала с лестницы, поскользнувшись на обледенелом участке, и была в плохом состоянии.
  
     Она сразу же попыталась позвонить своей матери, но неоднократно получала сигнал "занято". Окончательно обезумев, она позвонила на Зальцбургскую биржу, которая сообщила ей, что телефон, должно быть, вышел из строя.
  
     Позвонив в банк и сказав, что не выйдет на работу, она поехала в Зальцбург по снегу и слякоти, приехав поздним утром. Ее мать, совершенно здоровая и здоровая, была удивлена, увидев ее. Не было ни падения, ни травм. Хуже того, какой-то вандал перерезал ее телефонную линию снаружи квартиры.
  
     К тому времени, когда Эдит Харденберг вернулась в Вену, было уже слишком поздно браться за работу.
  
     Когда на следующее утро она появилась за своим столом, она обнаружила Вольфганга Гемютлиха в еще худшем настроении, чем она. Он горько упрекнул ее за отсутствие накануне и выслушал ее объяснения в плохом настроении.
  
     Причина его собственных страданий не заставила себя долго ждать. В середине утра предыдущего дня в банке появился молодой человек и настоял на встрече с ним.
  
     Посетитель объяснил, что его зовут Азиз и что он сын владельца крупного номерного счета. Его отец, объяснил араб, был нездоров, но хотел, чтобы его сын действовал вместо него.
  
     При этом Азиз-младший представил документацию, которая полностью и безупречно удостоверяла его как посла своего отца, имеющего все полномочия для управления номерным счетом. Герр Гемютлих проверил документы, подтверждающие полномочия, на предмет малейшего изъяна, но такового не было. У него не было другого выбора, кроме как уступить.
  
     Юный негодяй настаивал на том, что его отец хотел закрыть весь счет и перевести содержимое в другое место. Это, заметьте, фройляйн Харденберг, всего через два дня после поступления на счет еще 3 миллиона долларов кредита, в результате чего общая сумма превысила 10 миллионов долларов.
  
     Эдит Харденберг очень спокойно выслушала рассказ Гемютлиха о горе, а затем спросила о посетителе. Да, ей сказали, его первое имя было Карим. Теперь, когда она упомянула об этом, на мизинце одной руки было кольцо-печатка с розовым опалом и, действительно, шрам вдоль подбородка. Если бы он был менее поглощен собственным чувством возмущения, банкир, возможно, удивился бы такому точному допросу своей секретарши о человеке, которого она не могла видеть.
  
     Он, конечно, знал, признал Гемютлих, что владелец счета должен быть кем-то вроде араба, но он понятия не имел, что этот человек был из Ирака или у него был сын.
  
     После работы Эдит Харденберг пошла домой и начала убирать свою маленькую квартирку. Она скребла и чистила его часами. Там были две картонные коробки, которые она отнесла в большой мусорный бак в нескольких сотнях ярдов и выбросила. В одном было несколько предметов косметики, духов, лосьонов и солей для ванн; в другом - разнообразное женское нижнее белье. Затем она вернулась к своей уборке.
  
     Соседи сказали, что позже она играла музыку весь вечер и до поздней ночи - не своего обычного Моцарта и Штрауса, а Верди, особенно что-то из Nabucco . Одна особенно проницательная соседка определила пьесу как "Хор рабов", которую она играла снова и снова.
  
     Ранним утром музыка смолкла, и она уехала на своей машине, захватив с собой два предмета из своей кухни.
  
     Ее нашел бывший бухгалтер, выгуливавший свою собаку в парке Пратер в семь часов утра на следующий день.
  
     Он покинул Главную аллею, чтобы позволить своей собаке заниматься своими делами в парке вдали от дороги.
  
     На ней было аккуратное серое твидовое пальто, волосы собраны в пучок на затылке, на ногах толстые лайловые чулки, а на ногах удобные туфли на плоской подошве. Веревка для белья, перекинутая через ветку дуба, не предала ее, а ступеньки на кухню были в метре от нее.
  
     Она была совершенно неподвижна и окоченела в смерти, ее руки были по бокам, а пальцы ног были аккуратно направлены вниз.
  
     Эдит Харденберг всегда была очень аккуратной женщиной.
  
     28 февраля был последним днем наземной войны. В иракских пустынях к западу от Кувейта иракская армия была обойдена с фланга и уничтожена. К югу от города подразделения Республиканской гвардии, которые 2 августа вошли в Кувейт, прекратили свое существование. В тот день силы, оккупировавшие город, подожгли все, что могло гореть, и, стремясь уничтожить то, что не горело, ушли на север в извилистой колонне полугусеничных грузовиков, фургонов, легковых автомобилей и повозок.
  
     Колонна была поймана в том месте, где шоссе на север прорезает хребет Мутла. Орлы и ягуары, Кошки и Шершни, Торнадо и Молнии, Фантомы и Апачи обрушились на колонну и превратили ее в обугленные обломки. Когда голова колонны была уничтожена и блокировала дорогу, остальные не могли убежать ни вперед, ни назад, и из-за разреза в хребте не могли покинуть дорогу. Многие погибли в этой колонне, а остальные сдались. К заходу солнца первые арабские войска вошли в Кувейт, чтобы освободить его.
  
     В тот вечер Майк Мартин снова связался с Эр-Риядом и услышал новости. Он назвал свою позицию и позицию относительно ровного луга неподалеку.
  
     У бойцов SAS и Уокера закончилась еда, таял снег, чтобы пить, и было очень холодно, они не решались разжечь огонь, чтобы не выдать свою позицию. Война закончилась, но патрули горной стражи вполне могли этого не знать или им было все равно.
  
     Сразу после рассвета за ними прилетели два вертолета "Блэкхок" дальнего действия, предоставленные американской 101-й воздушно-десантной дивизией. Они прибыли из базового лагеря огня, созданного 101-й в пятидесяти милях от Ирака, после крупнейшего вертолетного нападения в истории. Расстояние от границы с Саудовской Аравией было настолько велико, что даже от пожарной базы на реке Евфрат до гор близ Ханакина было далеко.
  
     Вот почему их было двое: У второго было еще больше топлива для поездки домой.
  
     На всякий случай восемь Орлов кружили над ним, обеспечивая защитное прикрытие во время дозаправки на лугу. Дон Уокер прищурился, глядя вверх.
  
     "Эй, это мои ребята!" он закричал. Пока два "Блэкхока" с грохотом возвращались назад, "Страйк Иглз" ехали на дробовике, пока не оказались к югу от границы.
  
     Они попрощались друг с другом на продуваемой ветром песчаной полосе, окруженной остатками разгромленной армии недалеко от саудовско-иракской границы. Вращающиеся лезвия "Блэкхока" взметнули пыль и гравий, прежде чем доставить Дона Уокера в Дахран и обратно в Аль-Харз. Британская "Пума" стояла дальше, чтобы отвезти бойцов SAS на их собственную секретную оцепленную базу.
  
     В тот вечер в комфортабельном загородном доме в холмистой местности Сассекса доктору Терри Мартину рассказали, где на самом деле находился его брат с октября и что сейчас он вне Ирака и в безопасности в Саудовской Аравии.
  
     Мартин чуть не заболел от облегчения, и SIS подбросила его обратно в Лондон, где он возобновил свою жизнь в качестве преподавателя в Школе востоковедения и африканистики.
  
     Два дня спустя, 3 марта, командиры коалиционных сил встретились в палатке на маленькой и голой иракской взлетно-посадочной полосе Сафван с двумя генералами из Багдада, чтобы договориться о капитуляции.
  
     Единственными представителями союзной стороны были генералы Норман Шварцкопф и принц Халед бин Султан. Рядом с американским генералом сидел командующий британскими войсками, генерал сэр Питер де ла Биллиер.
  
     Оба западных офицера по сей день считают, что только два иракских генерала прибыли в Сафван. На самом деле их было трое.
  
     Американская сеть безопасности была чрезвычайно плотной, чтобы исключить возможность того, что какой-либо убийца доберется до палатки, в которой встречались генералы противника. Целая американская дивизия окружила аэродром, лицом наружу.
  
     В отличие от союзных командиров, которые прибыли с юга на нескольких вертолетах, иракской стороне было приказано двигаться к дорожной развязке к северу от взлетно-посадочной полосы. Там они оставили свои машины, чтобы пересесть на несколько американских бронетранспортеров, называемых хамви, и американские водители проехали последние две мили до взлетно-посадочной полосы и группы палаток, где их ждали.
  
     Через десять минут после того, как группа генералов вошла в палатку для переговоров со своими переводчиками, еще один черный лимузин Mercedes ехал по дороге Басры к перекрестку. К тому времени блокпостом там командовал капитан Седьмой бронетанковой бригады США, все более старшие офицеры отправились на взлетно-посадочную полосу. Неожиданный лимузин был немедленно остановлен.
  
     На заднем сиденье машины сидел третий иракский генерал, хотя и всего лишь бригадный генерал, с черным атташе-кейсом в руках.
  
     Ни он, ни его водитель не говорили по-английски, а капитан не говорил по-арабски. Он собирался связаться по радио с взлетно-посадочной полосой для получения приказов, когда подъехал джип, управляемый американским полковником и с другим на пассажирском сиденье. Водитель был в форме спецназа "Зеленые береты"; у пассажира были знаки отличия G2, военной разведки.
  
     Оба мужчины показали свое удостоверение капитану, который изучил карточки, признал их подлинность и отдал честь.
  
     "Все в порядке, капитан. Мы ожидали этого ублюдка", - сказал полковник в Зеленых беретах. "Кажется, его задержало спущенное колесо".
  
     "В этом кейсе, - сказал офицер G2, указывая на атташе-кейс иракского бригадира, который теперь стоял в недоумении у своей машины, - содержатся имена всех наших военнопленных, включая пропавший экипаж самолета. Штормящий Норман хочет этого, и сейчас".
  
     "Хаммеров" не осталось. Полковник в зеленых беретах грубо подтолкнул иракца к джипу. Капитан был озадачен. Он ничего не знал ни о каком третьем иракском генерале. Он также знал, что его подразделение недавно попало в плохие книги Медведя, заявив, что заняло Сафван, когда оно не достигло этой цели. Последнее, что ему было нужно, это вызвать еще больший гнев генерала Шварцкопфа на Седьмую бронетанковую, задержав список пропавших без вести американских летчиков. Джип уехал в направлении Сафвана. Капитан пожал плечами и жестом показал иракскому водителю припарковаться вместе со всеми остальными.
  
     По дороге на взлетно-посадочную полосу джип проехал между рядами припаркованных американских бронетехники на протяжении мили. Затем был пустой участок дороги перед кордоном вертолетов Apache, окружавшим фактическую зону переговоров.
  
     Освободившись от танков, полковник G2 повернулся к иракцу и заговорил на хорошем арабском.
  
     "Под твоим сиденьем", - сказал он. "Не выходи из джипа, но надень их - быстро".
  
     Иракец был одет в темно-зеленую форму своей страны. Свернутая одежда под его сиденьем была светло-коричневой, как у полковника саудовского спецназа. Он быстро сменил брюки, куртку и берет.
  
     Как раз перед кольцом апачей на асфальте джип свернул в пустыню, обогнул взлетно-посадочную полосу и поехал на юг. На дальней стороне Сафвана автомобиль выехал на главную дорогу в Кувейт, в двадцати милях отсюда.
  
     Американские танки стояли со всех сторон, лицом наружу. Их работа заключалась в том, чтобы запретить проникновение любых лазутчиков. Их командиры на своих башнях наблюдали, как один из их собственных джипов с двумя их полковниками и саудовским офицером выехал за пределы периметра и покинул охраняемую зону, поэтому их это не касалось.
  
     Джипу потребовался почти час, чтобы добраться до кувейтского аэропорта, а затем превратился в разрушенную развалину, опустошенную иракцами и покрытую черной пеленой дыма от пожаров на нефтяных месторождениях, полыхающих по всему эмирату. Путешествие заняло так много времени, потому что, чтобы избежать резни на дороге Мутла-Ридж, он свернул с большой дороги через пустыню к западу от города.
  
     Не доехав пяти миль до аэропорта, полковник G2 достал из бардачка ручной коммуникатор и включил серию звуковых сигналов. Над аэропортом начал заход на посадку одиночный самолет.
  
     Импровизированная диспетчерская вышка аэропорта была трейлером, укомплектованным американцами. Приближающийся самолет был British Aerospace HS-125. Мало того, это был личный самолет британского командующего, генерала де ла Билльера. Должно быть, так оно и было; у него были все правильные маркировки и правильные позывные. Авиадиспетчер разрешил посадку.
  
     HS-125 вырулил не к обломкам здания аэропорта, а к отдаленной точке рассредоточения, где он встретился с американским джипом. Дверь открылась, опустился трап, и трое мужчин поднялись на борт двухместного самолета.
  
     "Грэнби-один, разрешение на взлет", - услышал диспетчер. Он обслуживал прибывающий канадский "Геркулес" с лекарствами для больницы на борту.
  
     "Держись, Грэнби-один. ... Каков ваш план полета?"
  
     Он имел в виду: это было чертовски быстро - куда, черт возьми, ты думаешь, ты идешь?
  
     "Извините, Кувейтская башня". Голос был четким и четким, чисто Королевских военно-воздушных сил. Диспетчер слышал RAF раньше, и все они звучали одинаково - опрятно.
  
     "Кувейтская башня, мы только что приняли на борт полковника саудовского спецназа. Чувствую себя очень плохо.
  
     Один из сотрудников принца Халеда. Генерал Шварцкопф потребовал его немедленной эвакуации, поэтому сэр Питер предложил свой собственный самолет. Разрешите взлет, пожалуйста, старина".
  
     На двух дыханиях британский пилот упомянул одного генерала, одного принца и одного рыцаря королевства. Контролер был мастер-сержантом и хорошо справлялся со своей работой. У него была прекрасная карьера в ВВС Соединенных Штатов. Отказ эвакуировать больного саудовского полковника из штаба принца по просьбе генерала на самолете британского командующего может не принести этой карьере никакой пользы.
  
     "Грэнби-один, взлет свободен", - сказал он.
  
     HS-125 взлетел над Кувейтом, но вместо того, чтобы направиться в Эр-Рияд, где находится одна из лучших больниц на Ближнем Востоке, он взял курс на запад вдоль северной границы королевства.
  
     Постоянно бдительный AWACS увидел это и вызвал, спрашивая о его назначении. На этот раз pukka British voice вернулся, объяснив, что они летят на британскую базу в Акротири на Кипре, чтобы эвакуировать домой близкого друга и сослуживца генерала де ла Билльера, который был тяжело ранен фугасом. Командир миссии в системе АВАКС ничего об этом не знал, но задавался вопросом, как именно он должен возражать. Его сбили?
  
     Пятнадцать минут спустя HS-125 покинул воздушное пространство Саудовской Аравии и пересек границу Иордании.
  
     Иракец, сидевший на заднем сиденье представительского самолета, ничего не знал обо всем этом, но был впечатлен эффективностью британцев и американцев. Он сомневался, получив последнее сообщение от своих казначеев на Западе, но, поразмыслив, согласился, что было бы разумно уйти сейчас, а не ждать позже и делать это самостоятельно, без посторонней помощи. План, изложенный ему в том послании, сработал как мечта.
  
     Один из двух пилотов в тропической форме Королевских ВВС вернулся с летной палубы и что-то пробормотал по-английски американскому полковнику G2, который ухмыльнулся.
  
     "Добро пожаловать на свободу, бригадир", - сказал он по-арабски своему гостю. "Мы вышли из воздушного пространства Саудовской Аравии. Скоро мы посадим тебя на авиалайнер и отправим в Америку. Кстати, у меня есть кое-что для тебя."
  
     Он достал из нагрудного кармана листок бумаги и показал его иракцу, который прочитал его с большим удовольствием. Это была простая сумма: сумма, размещенная на его банковском счете в Вене, теперь превышает 10 миллионов долларов.
  
     Зеленый берет полез в шкафчик и достал несколько стаканов и коллекцию миниатюрных бутылок скотча. Он налил по одной бутылке в каждый стакан и раздал их по кругу.
  
     "Ну, мой друг, за пенсию и процветание".
  
     Он пил; другой американец пил. Иракец улыбнулся и выпил.
  
     "Отдохни", - сказал полковник G2 по-арабски. "Мы будем там меньше чем через час".
  
     После этого они оставили его в покое. Он откинул голову на спинку сиденья и позволил своим мыслям вернуться за последние двадцать недель, когда Мэт сколотил свое состояние.
  
     Он пошел на большой риск, но он окупился. Он вспомнил тот день, когда он сидел в конференц-зале Президентского дворца и услышал, как Раис объявил, что, наконец, Ирак в последний момент обзавелся собственной ядерной бомбой. Это стало настоящим шоком, как и внезапное прекращение всех коммуникаций после того, как он рассказал американцам.
  
     Затем они внезапно вернулись, более настойчивые, чем когда-либо, требуя сообщить, где хранится устройство.
  
     У него не было ни малейшего представления, но за предложенную награду в 5 миллионов долларов явно пришло время поставить на карту все. Тогда все оказалось проще, чем он мог себе представить.
  
     Несчастный инженер-ядерщик, доктор Салах Сиддики, был схвачен на улицах Багдада и обвинен, среди моря его собственной боли, в том, что он выдал местонахождение устройства. Заявляя о своей невиновности, он выдал место Аль-Кубаи и камуфляж автомобильной свалки. Откуда ученый мог знать, что его допрашивали за три дня до взрыва, а не через два дня после него?
  
     Следующим потрясением Иерихона было известие о том, что были сбиты два британских самолета. Это не было предвидено. Он отчаянно нуждался в том, чтобы знать, было ли в их брифинге какое-либо указание на то, как информация попала в руки союзников.
  
     Его облегчение, когда стало ясно, что они ничего не знают, кроме своего брифинга, и что, насколько им известно, это место может быть складом артиллерийских боеприпасов, было недолгим, когда Rais настаивал, что, должно быть, был предатель. С тех пор доктора Сиддики, закованного в цепи в камере под спортзалом, пришлось отправить на тот свет, что он и сделал, сделав массивную инъекцию воздуха в сердце, вызвав коронарную эмболию.
  
     Записи времени его допроса, с трех дней до взрыва до двух дней после него, были должным образом изменены.
  
     Но самым большим из всех потрясений было узнать, что союзники промахнулись, что бомба была убрана в какое-то скрытое место под названием Каала, Крепость. Какая крепость? Где?
  
     Случайное замечание инженера-ядерщика перед смертью показало, что асом камуфляжа был некий полковник инженеров Осман Бадри, но проверка записей показала, что молодой офицер был страстным поклонником президента. Как изменить это мнение?
  
     Ответ заключался в аресте по сфабрикованным обвинениям и грязном убийстве его горячо любимого отца. После этого разочарованный Бадри превратился в замазку в руках Иерихона во время встречи на заднем сиденье машины после похорон.
  
     Человек по имени Иерихон, также прозванный Мучителем Муазибом, чувствовал себя в мире со всем миром. Его охватило сонное оцепенение, возможно, из-за напряжения последних нескольких дней. Он попытался пошевелиться, но обнаружил, что его конечности не функционируют. Два американских полковника смотрели на него сверху вниз, разговаривая на языке, которого он не мог понять, но знал, что это не английский. Он попытался ответить, но его рот не произносил ни слова.
  
     HS-125 повернул на юго-запад, снизился над иорданским побережьем и снизился до десяти тысяч футов.
  
     Над заливом Акаба "Зеленый берет" открыл пассажирскую дверь, и стремительный поток воздуха заполнил кабину, несмотря на то, что двухместный самолет замедлился почти до остановки.
  
     Два полковника помогли ему подняться, безропотно, безвольно и беспомощно, пытаясь что-то сказать, но не в силах.
  
     Над голубой водой к югу от Акабы бригадный генерал Омар Хатиб покинул самолет и нырнул в воду, чтобы развалиться при ударе. Остальное сделали акулы.
  
     HS-125 повернул на север, прошел над Эйлатом после возвращения в воздушное пространство Израиля и, наконец, приземлился на Сде Дов, военном аэродроме к северу от Тель-Авива. Там два пилота сняли свою британскую форму, а полковники - американскую форму. Все четверо вернулись в свои обычные израильские ряды. Представительский самолет был лишен ливреи Королевских ВВС, перекрашен в прежний цвет и возвращен кипрской авиакомпании Air Charter sayan, которая его одолжила.
  
     Деньги из Вены были переведены сначала в банк Kanoo в Бахрейне, а затем в другой в Соединенных Штатах. Часть была переведена в банк "Хапоалим" в Тель-Авиве и возвращена израильскому правительству; это была сумма, которую Израиль выплачивал Иерихону до передачи ЦРУ. Остаток, более 8 долларов
  
     миллион пошел в то, что Моссад называет Фондом развлечений.
  
     * * *
  
     Через пять дней после окончания войны еще два американских вертолета дальнего действия вернулись в долины Хамрина. Они не спрашивали разрешения и не искали одобрения.
  
     Тело офицера оружейных систем "Страйк Игл". Лейтенант Тим Натансон, так и не был найден.
  
     Охранники разорвали его на части пулеметными очередями, а шакалы, лисы, вороны и коршуны довершили остальное.
  
     По сей день его кости должны лежать где-то в тех холодных долинах, менее чем в сотне миль от того места, где его предки когда-то трудились и плакали у вод Вавилона.
  
     Его отец получил известие в Вашингтоне, усадил для него шиву и прочитал кадиш, и скорбел в одиночестве в особняке в Джорджтауне.
  
     Тело капрала Кевина Норма было найдено. Пока "Блэкхокс" стоял рядом, британские военные разобрали пирамиду и извлекли капрала, которого положили в мешок для трупов и доставили сначала в Эр-Рияд, а оттуда домой в Англию на транспорте "Геркулес".
  
     В середине апреля в штабном лагере SAS на окраине Херефорда состоялась краткая церемония.
  
     Для SAS нет кладбища; ни одно кладбище не собирает их мертвых. Многие из них лежат на пятидесяти иностранных полях сражений, названия которых большинству неизвестны.
  
     Некоторые из них находятся под песками Ливийской пустыни, где они пали, сражаясь с Роммелем в 1941 и 1942 годах.
  
     Другие находятся среди греческих островов, гор Абруцци, Юры и Вогезов. Они разбросаны по Малайзии и Борнео, в Йемене, Маскате и Омане, в джунглях и ледяных пустошах, а также под холодными водами Атлантики у Фолклендских островов.
  
     Когда тела находили, они возвращались домой в Британию, но всегда для того, чтобы их передали семьям для захоронения. Даже тогда ни на одном надгробии никогда не упоминается SAS, поскольку аккредитованный полк - это первоначальное подразделение, из которого солдат пришел в SAS - стрелков, парашютистов, гвардейцев, кого угодно.
  
     Есть только один памятник. В самом сердце линий Стирлинга в Херефорде стоит невысокая и приземистая башня, обшитая деревом и выкрашенная в тусклый шоколадно-коричневый цвет. На его вершине часы отсчитывают часы, поэтому здание известно просто как Часовая башня.
  
     Вокруг его основания расположены листы тусклой бронзы, на которых выгравированы все имена и места, где они умерли.
  
     В апреле того года было объявлено о пяти новых именах. Один был застрелен иракцами в плену, двое убиты в перестрелке, когда они пытались проскользнуть обратно через саудовскую границу. Четвертый умер от переохлаждения после нескольких дней в промокшей одежде и морозной погоде. Пятым был капрал Кевин Норт.
  
     В тот день под дождем там было несколько бывших командиров полка. Пришел Джон Симпсон, и виконт Джонни Слим, и сэр Питер. Там были директор спецназа Джей Пи Ловат и полковник Брюс Крейг, тогда командир. И майор Майк Мартин и несколько других.
  
     Поскольку теперь они были дома, те, кто все еще служил, могли носить редко встречающиеся береты песочного цвета с эмблемой крылатого кинжала и девизом "Кто посмеет, тот и победит".
  
     Это была недолгая церемония. Офицеры и солдаты увидели, что ткань отодвинута в сторону, недавно выгравированные имена выделялись жирным и белым цветом на фоне бронзы. Они отдали честь и ушли, чтобы вернуться к различным зданиям столовой.
  
     Вскоре после этого Майк Мартин сел в парке к своему маленькому автомобилю хэтчбек, выехал через охраняемые ворота и повернул к коттеджу, который он все еще держал в деревне на холмах Херефордшира.
     Ведя машину, он думал обо всем, что произошло на улицах и в песках Кувейта; и в небесах над головой; и в переулках и на базарах Багдада; и на холмах Хамрина. Поскольку он был скрытным человеком, он был рад хотя бы одному: что никто никогда не узнает.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"