Сатарин Ким К : другие произведения.

Зеркало Мая

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Столкновение двух миров, регрессирующего и застывшего


Зеркало мая

  
   Напарники
  
   Восход, разгоревшись, озаряет мир пронзительной ясностью; палящий глаз солнца проникает под кроны леса и до речного дна, , являя взору любую тайну. Недаром мороки да духи пуще звона колоколов боятся его лучей, и ни один шаман не станет камлать в полдень. Позднее стоит этим заниматься; днем же пора чистой, доброй силы. Вот предвечерней порой, когда солнце стоит низко и нет в нём полной мощи, вершатся на земле большие и малые чудеса, доброе и злое ведовство уравновешивает друг друга. Стемнеет, и плохо станет тогда под открытым небом человеку без надежного оберега. Ночной Народ: мороки, альвы, гномы, создания бесплотные и злобные потянутся к горячей крови. Потом наступает глухая ночь, время смертного чародейства, пора заклятия жертвы. Выползают из-под корней неуспокоившиеся духи, бледными облачками шастают вокруг жилищ в поисках незаговорённого входа. Ночью законное время охоты хищников, время предсмертных криков жертв, тревожных снов и ослабляющих душу страхов.
   Немир открыл глаза. Предрассветный сумрак позволял разглядеть только потолочные балки Дома Невидимок, да темную фигуру рядом. Узнать во тьме шамана нельзя, но Немир прекрасно помнил прикосновение его руки. Доводилось получать ему и тычки, и затрещины. Яслан кротостью нрава не отличался, но сейчас его рука касалась плеча спящего нежно.
   - Вставай, одевайся. Твое время настало, - прошептал шаман и исчез во тьме.
   Одевался Немир на ощупь. Нетрудно для подростка, прожившего в Доме Невидимок осень, зиму и большую часть весны. Да и одежды-то всего: изношенные сапоги, кожаные портки, да исподняя рубаха, в которой спит. Подушкой служила свернутая овчинная безрукавка, ее Немир надел уже снаружи, прикрыв тихонько за собой дверь. У летнего жилища шамана его ждали: конус из жердей, покрытых полосками бересты, манил светящимся прямоугольником входа, рядом стояла фигура в плаще, увенчанная шляпой с перьями. Кто-то из старейшин явился лично напутствовать проходящего испытание юнца.
   Поклонившись старейшине согласно обычаю, Немир проскользнул внутрь. Шаман сидел у очага, кроме его слабого огонька горело три лучины, освещая двух дюжих мужчин. Галхигей и Оронаст, знатные охотники и следопыты, разговаривать с невидимкой не имели права. А сейчас Немир был невидимкой, исчезнувшим из мира жителей деревни. Вот когда он пройдет испытание, тогда другое дело...
   Следопыты молча наблюдали, как Немир снимает одежду и обувь, как шаман проверяет, нет ли там предметов, коих проходящий испытание иметь не должен, как потом шаман вручает предметы разрешенные: нож, кремень, трут и нитку в берестяной плоской коробочке.
   - Невидимка, дотоле рекомый Немир, настала пора пройти испытание, после которого ты станешь взрослым. Эти двое отвезут и отведут тебя в определенное место, свяжут ноги и оставят одного. Ты развяжешься и вернешься в деревню с охотничьей добычей - птицей, зверем или рыбой...
   Все это испытуемый и сам прекрасно знал, но шаман не мог отступать от обычая, продолжал говорить. На шею Немиру повесили оберег - три щучьих зуба. Это, конечно, дядюшкин подарок. Любой взрослый мужчина мог предложить оберег испытуемому, дабы не оставался тот беззащитным перед силами ночного ужаса. Одрей был единственным мужчиной, учившим Немира мужским делам. Как теперь, после долгой зимы, когда Яслан излагал им предания древности и рассказывал о мире за околицей, понимал испытуемый, дядя частенько упоминал о вещах, которые подросткам знать не полагалось. И шаман не все сказанное дядей подтверждал...
   Оттого Немир шаману верил не до конца. Хватило выдержки этого не показывать, другие невидимки порой ставили слова Яслана под сомнение. Но после полученных наказаний быстро усвоили - с шаманом не спорят. Да и подручные его руки распускали при первом удобном случае, с ними тоже не спорили. Да и как может спорить невидимка? Его для деревни нет. Отцы и матери оплакивали уходящих в Дом Невидимок сыновей, будто умерших. Пройдет сын испытание - вернется в деревню, получит взрослое имя, станет жить в доме холостяков. Не пройдет - значит останется навсегда в лесу. Испытуемый должен вернуться самостоятельно, помогать ему, разыскивать нельзя. Возвращались не все, от шамана и старейшин зависело, как далеко и в какое место заведут испытуемого, сколь прочно свяжут ему ноги.
   Следопыты повели его на полдень. Тропка короткая, пару сотен шагов. Их испытуемый прошагал между ними, почти наощупь. И, когда вышли на древний тракт, порядком поразился. Оронаст - он повыше, так что испытуемый различал следопытов - отвязал лошадь, запряженную в легкую повозку, сел впереди. Галхигей и Немир пристроились за его спиной, свесив ноги по сторонам. Лошадка бодро побежала по темной дороге. В повозках испытуемых доселе не возили. Немного вокруг деревни дорог, пригодных для колесного хода.
   Немир больше удивился, но и немного смутился. Об испытаниях любой житель деревни знал достаточно. Случалось всякое. Кто-то бродил рядом с деревней, тратя время на безуспешные попытки поймать зверя или птицу. Рядом с деревней живность встречалась редко, а вернешься с пустыми руками - век вся деревня будет помнить и получишь нелестное прозвище - Пусторукий. Хуже этого только смерть. Других увозили или уводили в богатые охотничьи края, где добычи - хоть полную телегу нагружай, но выбраться оттуда, не зная дорог, оказывалось столь тяжко, что охотничьи трофеи по пути выбрасывали, возвращаясь с малой пичужкой либо ворохом слегка подсушенных окуньков. Позорно, но все же не с пустыми руками.
   Возвращались испытуемые обычно через два-три дня, но некоторые блудили по незнакомым местам чуть не десять дней. Опять же - кого куда завезут. Женщины говорили - но кто же им поверит? - что тех, кого невзлюбит шаман или кто-то из старейшин, нарочно отвозят подальше и связывают покрепче. Хуже всего считалось попасть в Заречье. Туда деревенские почти не ходили. Холмы, сосны, рек и ручьев почти нет, древние развалины, да таинственные Пятнистые Скалы с Зеркалом Мая.
   Охота плохая, рыбалки вовсе нет, да и от духов там, по всеобщему убеждению, обереги не защищали. Но даже не это главное - тамошних мест никто, кроме следопытов, не знал. Дорога, ведущая в Пятнистые Скалы, она всем известна. До нее отсюда рукой подать. Свернет сейчас Оронаст направо - значит, туда, к единственному мосту через реку, в Заречье. Но до Пятнистых Скал три-четыре дня пути, стало быть, выбросят его на полдороге, или даже ближе.
   Оронаст не свернул, продолжил путь на полночный восход. Здешних мест Немир тоже не знал - древний тракт, уже хорошо различимый в набирающем силу свете дня, прорезал заболоченный лес. Вроде как сюда деревенские иногда ходили: когда лето жаркое, за птицей, к осени брали в изобилии ягоды, зимой охотились на зайцев. А по весне, когда кругом лужи и топи - что здесь делать?
   Над головой бесшумно промелькнула сова. Немир глянул на восход - горизонта не видно, но вроде солнечный диск еще не явил себя людям. И хорошо. Увидеть днем сову - плохое предзнаменование. Слава Ушедшему, обошлось...
   К добру или худу, но Оронаст неожиданно повернул направо. Казалось, он направляет лошадь прямо в чащу, но под колесами оставалось все то же ровное и прочное покрытие. Значит, древний тракт имел неизвестное ответвление. Немир припомнил рассказы дядюшки: в лесу и под водами реки множество позабытых древних дорог, если их знать, сможешь передвигаться намного быстрее. Но кто же, кроме следопытов и шамана, может о них знать? Оронаст знал. Ветви елок, ветви покрытой молодой зеленью ольхи смыкались с обеих сторон, но колеса в болоте не вязли, лошадка бежала бодро. А когда солнечные лучи ударили в глаза сквозь полог леса, а желудок напомнил, что пора бы и позавтракать, лес расступился. Они мчались по широкой дороге, петляющей между низкими пологими холмами. Здесь Немир не бывал, место знал по рассказам, называлось оно Дубовый Увал. Оставили бы его здесь, он вернулся бы в деревню с добычей уже на следующий день. Но нет, следопыты лошадь не жалели, и вскоре Немир понял, почему. За очередным поворотом открылась река.
   Пока Оронаст распрягал лошадь, испытуемый проследовал за вторым следопытом к берегу. Галхигей вытащил из кустов легкую лодку, столкнул на воду, оглянулся на Немира и глазами указал ему - туда. Хорошо, догадался придержать лодку, зайдя по колено в воду, иначе испытуемый рухнул бы в реку, едва шагнув в неустойчивую лодку. Присев, Немир наблюдал, как следопыт привязывает к корме веревку, другой конец которой уходил в кусты.
   Галхигей погнал лодку по темной спокойной воде сильными гребками, то с одной, то с другой стороны. Немир умел плавать, но плохо, переплыть реку не смог бы. А вот протоку, через которую они сейчас плыли к лесистому острову, наверное, одолел. Течение здесь слабое.
   Едва они покинули лодку, Оронаст с того берега потянул веревку к себе. Пока он притягивал лодку и переправлялся, Галхигей отвел испытуемого к укрытой среди деревьев землянке, вытащил оттуда конскую упряжь на троих и жестом приказал Немиру сидеть у землянки. Сам же ушел, скрылся среди деревьев, будто слился с ними. Поглядев на упряжь, где наличествовали даже седла, испытуемый сообразил, что отвезут его очень далеко. Но зачем было переправляться на остров? За упряжью мог бы сплавать и один из следопытов, а если у них здесь и кони, то как их переправлять через реку? В раздумьях Немир гнал от себя догадку - ему показали тайное место следопытов, уже не боясь, что он вернется с испытания. Сейчас завезут в глухомань, свяжут ноги на сотню обмоток и десяток узлов, воткнут нож в дерево повыше и бросят его. Но темноты он не развяжется, а ночью ему и конец придет. Кабаны, волки - это не самое страшное, придут незримые твари ночные, а у него ни огня теплотворного, оберегающего, ни оберегов подходящих...
   Первым подошел Оронаст, постоял возле него молча, потом Галхигей привел трех лошадок. На вид смирных, следопыты взнуздали их махом и подсадили испытуемого в седло, как мальчишку. Впереди ехал Галхигей, лошадь Немира следовала за ним, ею не надо было управлять. Замыкал процессию Оронаст. Когда проезжали большой, открытый реке луг, на котором паслись стреноженные кони, испытуемый оглянулся, надеясь поймать взгляд следопыта. Но Оронаст смотрел куда-то в пространство, будто в глубокой задумчивости. Судя по всему, следопыты не боялись ни Черного Сома, ни Ночного Народа, ни даже Речных Татей - а в последних верил даже никого не опасающийся Одрей.
   За лугом вновь пошел лес, а после они подъехали к огромному разрушенному зданию древних, на стенах которого росли кусты и деревья. Галхигей направил лошадь к разрушенному участку стены и заставил ее взбираться по куче обломков. Здесь, похоже, следопыты поработали - обломки выровнены, образуют широкие ступени, подъем дался лошадкам без труда.
   Внутри здания стен не было. Сквозь проломы в наружных стенах, через огромные окна Немир разглядел уходящую вдаль ширь реки. Но их путь лежал не туда. Ровная дорога венчала уходящую в реку от здания насыпь, по ней процессия спокойно доехала до середины реки. Дорога постепенно опускалась прямо в воду. Галхигей без колебаний направил лошадку вперед. Вода бурунами взвилась у ног лошади, дошла до брюха - лошадь уверенно шла посреди реки. Вот и ноги Немира обдало холодом, сапоги промокли. Не иначе, животные ходили здесь не раз.
   Сотни три шагов, не меньше, проехали они по скрытой водой дороге, пока не выбрались на небольшой островок. Немир обернулся, запоминая дорогу и поймал насмешливый взгляд Оронаста.
   - Здесь ты вернуться без лошади не сможешь, - неожиданно нарушил молчание следопыт. - Сумеешь выбраться к реке - выходи к мосту.
   Немир вслух удивился, что следопыт заговорил с испытуемым. Оронаст ответил, что в Заречье действуют другие правила. Но на другие вопросы отвечать не стал. Галхигей ехал впереди молча, не оборачиваясь. Еще на острове они поднялись на низкий и узкий мост. Проржавевшее металлическое покрытие чьи-то заботливые руки прикрыли досками. За мостом последовал еще один островок, затем мелкая протока, которую они перешли вброд, снова островок. На нем обнаружилась ровная древняя дорога в отличном состоянии. Как и предыдущие, она уходила в воду, но здесь было глубже, следопыты покинули седла и плыли, держась за лошадиные гривы. Так же поступил и Немир.
   Слава Ушедшему, протока оказалась узкой. Немир и промокнул и продрог, а следопыты хоть бы что. На болотистом берегу они пустили лошадок вскачь, остановившись только в лесу. Выжали мокрую одежду, обсохли сами, вытерли досуха пучками травы расседланных лошадей. Оронаст объявил, что придется немного обождать. Полдень уже прошел, весеннее солнце жарило вовсю, а ветра в лесу не было. Согревшись, Немир обнаружил, что его донимают комары.
   Одежда висела на кустах, сохла, но штаны и сапоги они надели, едва кожа чуть проветрилась. Сели рядом на поваленный древесный ствол, подставив спины солнцу. испытуемый посередине, следопыты слева и справа.
   - В Заречье отвозят испытуемых, чтобы они не вернулись? - как бы между прочим спросил Немир.
   - Я же вернулся, - спокойно ответил Оронаст.
   - Но возвращаются не все?
   - Из Заречья даже следопыты не всегда возвращаются, - буркнул Оронаст. - Помолчи, парень. Что тебе нужно знать, мы сами скажем.
   Вновь отряд возглавлял Галхигей, он продирался сквозь кусты, порой спешиваясь, руководствуясь общим направлением. Ни дорог, ни заметных ориентиров вокруг. Ольшаники, орешники, березняки, кусты, иногда - болотистые поляны. Солнце ощутимо опустилось, когда они уткнулись в полуразрушенную стену из небольших одинаковых камней. Отыскали пролом побольше, провели сквозь него лошадей. За стеной оказалась вторая такая же стена, между ними - древняя дорога, засыпанная листьями и ветками. Следопыты повернули направо. Дорога сделала несколько поворотов и нырнула под землю. Остановились ненадолго, чтобы дать глазам привыкнуть к сумраку. Впереди виднелись проблески света, их хватало, чтобы лошади шли уверенно, да и дорога была гладкая.
   Подземелье кончилось ровной площадкой, слева стояли три высоких здания без окон. Дорога шла мимо, зигзагами поднималась на холм, мостиками перепрыгивала овраги. Лошади шли ровным шагом, Немир вертел головой, запоминая местность. На вершине следующего холма стояло красивое здание с остроконечной крышей, увенчанное острием с поперечной палкой. Галхигей остановился, спешился, поклонился зданию, сделал рукой непонятный жест перед грудью.
   - Здесь когда-то поклонялись Распятому. Это еще до Ушедшего было, - тихо сказал Оронаст сзади.
   Опять же, про Распятого упоминал дядя - а шаман об этом молчал. Галхигей обернулся, глянул выжидательно в лицо испытуемому.
   - За капищем ухаживают? - спросил Немир, понимая, что следопыту не все равно, что он думает.
   - Напарники иногда заходят. Только сие не капище, постройка называется храм, - усмехнулся Галхигей. - Такой же есть в Пятнистых Скалах. Случится побывать, зайди, служитель тебе ответит на все вопросы.
   Немир не нашел, что ответить. Отчего следопыт говорит с ним о вещах, рядовым селянам неизвестным? Дядя в молодости недолгое время был следопытом, он даже жил некоторой время в Наклонной, деревне, откуда родом бесследно сгинувший отец Немира. Вот он мог рассказать и о Речных Татях, и о других деревнях, лежащих в пяти-десяти днях пути, и о Зеркале Мая. А прочие мужчины чаще всего ничем лежащим за пределами повседневной жизни не интересовались. Шаман и старейшины выбирали, кому что рассказывать, Немир их любимчиком не был.
   Галхигей вернулся в седло, они обогнули еще три холма - на склонах или вершине каждого виднелись руины строений древних. Дорога закончилась на ровной, усыпанной щебнем площадке. Здесь, как и в огромной, наполовину заполненной водой огромной яме внизу, с немалое озеро размером, не росли ни трава, ни кусты. Посредине площадки возвышалось сооружение из проржавевшего и рассыпающего металла. Немир не смог бы сказать, на что оно похоже. Повисшее над окоемом солнце било в глаза, пока они пешими, ведя за собой лошадей, брели к опушке. У деревьев лошадей освободили от седел и отпустили.
   - Мы пришли?
   - Дальше пешими. Здесь удобная дорога кончается, - усмехнулся Оронаст. - За ночь, парень, так ноги намнешь - глядишь, и связывать тебя не придется.
   - А как же лошади? - похолодев, спросил испытуемый.
   Неужели, чтобы завести его в такую даль, старейшины согласны погубить лошадей?
   - Ничего, Ночного Народа здесь нет, волки к мертвой воде не ходят, переночуют лошадки спокойно. О себе ты не беспокоишься?
   Немир покачал головой. Если его собрались вести дальше по ночному лесу, да в Заречье, то это уже ничем не напоминало рядовое испытание. Днем он запоминал дорогу, сохранял чувство направления. Ночью затеряется в неизвестных местах; наверняка старейшины того и хотят. Но почему, что он им сделал?
   С другой стороны, затеряться он может, но не пропадет же - если действительно в Заречье не властен Ночной Народ. Волки, кабаны не столь опасны для опытного лесовика. Немир опытным себя не называет, но ходить по лесу приходилось, что надо знать, знает. Заблудиться не заблудится, рано ли, поздно выйдет к реке, доберется берегом до мосту. Только вот страшновато вдали от родной деревни, да еще в местах, о которых столько всякого рассказывали...
   Солнце село, но следопыты все так же ломились напрямик через лес. Кусты, крутые откосы, засыпанные мягкой хвоей сосняки чередовались, усыпляя память однообразием. А когда полутьма стала тьмой и следопыты запалили факела, Немир вовсе потерял направление. Свет озарял ближайшие деревья да землю на три шага вперед. Однако подъемов и спусков больше не встречалось, Галхигей вел их, обходя вершины, отчего приходилось беспрерывно петлять. Одно хорошо - испытуемому удавалось сберечь силы. Весь день не евши, полдня в седле, вынужденное купание, а теперь ночной марш - он бездумно шагал вслед следопыту, отворачиваясь от норовящих стегнуть по глазам веток.
   Шли ходко, кусты встречались редко, поляны тоже, в основном сосняк перемежался зарослями ольхи. Густотравья почти не было, ноги не застревали, болот и ручьев тоже не попадалось. Несколько раз, казалось, они шли по заросшим древним дорогам, но утверждать сие с уверенностью Немир не мог. Просто попадались места, где деревья стояли по бокам, а впереди их не было. Судя по всему, миновала полночь.
   Следопыты в третий раз сменили факела, зажгли на этот раз один, Оронаст шел сзади впотьмах. Немир так устал, что даже не насторожился. И когда внезапно полетел на землю, сбитый умелой подножкой, даже обрадовался в первое мгновение возможности отдохнуть. А следопыт уже вязал ему ноги длинным кожаным ремнем. Вернулся Галхигей с огнем, пристроил факел на расчищенном от хвои участке земли.
   - Не хватало тебе еще пожара. Вот, парень, нож твой будет здесь, - он воткнул его в ствол сосны на высоте вытянутой вверх руки. - Сначала освободись, потом спи, иначе узлы к утру разбухнут, намучаешься развязывать. Возвращаясь, держись между полднем и закатом, выйдешь к реке либо торной дороге.
   Следопыт канул во тьму, Оронаст его окликнул, давая направление - ослепленный светом факела Галхигей ничего вокруг себя не видел. Некоторое время передвижение следопытов сопровождал хруст веток под ногами, затем все стихло. Испытуемый, преодолевая усталость, встал, прыжками достиг сосны, потянулся за ножом. Он не пытался развязывать путы - при свете факела узлы не разглядишь, перерезал их ножом и освободил ноги. Вместо длинного кожаного ремня у него появилось три отрезка покороче. И вовремя. Факел догорал, Немир воспользовался последними мгновениями его жизни, чтобы запалить костерок.
   Огонь, живой, согревающий, разгоняющий мрак, отгоняющий Ночной Народ! Только возле него можно уцелеть, когда окажешься ночью под открытым небом. Так полагали сородичи Немира, и сейчас испытуемый поступал не раздумывая, согласно опыту предков. Привалившись спиной к к стволу дерева, он удовлетворенно глядел на разгоревшийся огонь. Спасен! Но спустя немногое время в сонной голове промелькнула мысль: "А как же следопыты"? Им сейчас полагалось уйти от него как можно дальше, не оставить следов, дабы не смог испытуемый отыскать обратный путь, не превратить испытание в простое путешествие туда и обратно. Раз так, не станут Галхигей с Оронастом разводить костер. Оторвутся от него в темноте, отойдут на несколько сотен шагов - тогда запалят факел и при его свете уйдут далеко, за тысячи шагов, чтобы не услыхал испытуемый производимые человеком звуки, не уловил чутким обонянием запах дыма.
   Как же они без животворного огня? Тут Немир вспомнил: следопыты утверждали, что в Заречье Ночного Народа нет. Получается, тогда и ему костер ни к чему? Поверить в то, что противоречило всему предыдущему опыту, он не мог. Но и предположить, что следопыты его обманули, чтобы сгубить, не соглашался. Что-то внутри подсказывало: Оронаст не лгал, видавший виды охотник сам считал - Ночного Народа в Заречье нет.
   Сделав над собой усилие, Немир неуверенными шагами, оглядываясь, отошел от костра, отыскал лесину, набрал сучьев и сложил обычный охотничий костер. До восхода гореть не будет, но большую часть ночи какое-никакое тепло и запах костра ему обеспечены. Волков отпугнет, кабаны к костровищу тоже не полезут, запах дыма зверью неприятен, а большего ему и не надо. Укладываясь возле огня, испытуемый не забыл вознести к Ушедшему просьбу-обещание. Хоть и смеялся над этим дядюшка, да и шаман Ушедшего не жаловал - ушел так ушел, чего его теперь вспоминать и на возвращение надеяться - а все же пренебрегать памятью Ушедшего не стоило.
   Проснулся испытуемый, замерзнув до самых глубин тела. Костер безнадежно погас, ночная тьма сменилась чернильно-серым сумраком, одежда казалась влажной, да и волосы покрылись мелкими капельками воды. Ночной сон не добавил сил. Про голод и говорить нечего. Но он жив, свободен, и звездное небо давало надежду определить направление. Немного побродив, он обнаружил полянку, с которой смог определить знакомые созвездия. Полдень лежал как раз за вершиной холма, Немир сообразил, что по уклону местности он сможет отыскать путь и в полутьме, а с вершины, Ушедший даст, можно и дорогу лучше разглядеть. Там, глядишь, посветлеет, можно и о пище насущной будет позаботиться.
   До вершины он добрался, когда почти рассвело. На восходе окоем окрасился розовой каймой, раздались еще несмелые птичьи трели. Среди осин и сосен здесь возвышалась железная башня. Древние то ли недостроили ее, воздвигнув только каркас, то ли стены кто-то аккуратно снял и унес. Вокруг башни чисто, только трава и кусты, пробившиеся сквозь каменную площадку основания, давали приют пичужкам и ящерицам, прыснувшим в стороны при появлении Намира.
   Проржавевшие ступеньки подозрительно прогибались под ногами. Лестница привела на небольшую огороженную площадку с тремя железными коробками. Здесь башня сужалась, вверх уходила не лестница, а закрепленные на центральном столбе перекладины. Вершины сосен поднимались над площадкой, не давая разглядеть местность вокруг. Дождавшись первых лучей солнца, Немир начал карабкаться вверх. Где-то на середине столба он обнаружил небольшую площадку, на которой смог передохнуть и оглядеться. Кроны деревьев остались внизу, обзор ничего не загораживает, подниматься выше незачем. Испытуемый сел на площадку, свесил вниз ноги и сразу посмотрел в закатную сторону. Точно, за вторым холмом отсюда поднимается струйка дыма, едва заметная в утренних косых лучах. Наверняка Оронаст с Галхигеем развели костерок, чтобы согреться, урвать немного утреннего сна. Если броситься сейчас туда, не зная дорог, отыщешь к полудню разве что холодные угли. Такую возможность следопыты наверняка предусмотрели.
   А может и не спят они, а добыли зверя или птицу и поджаривают на огне добычу. По-походному, насадив на прутья. Обжарят, съедят, и дальше пойдут. Ничего Немиру не оставят. При мысли о еде рот наполнился слюной, он поспешно повернулся в полуденную сторону. Леса, холмы, крыши одиноких строений, а вдали - лес белых столбов, и они как будто шевелятся. Не сразу испытуемый сообразил, что это и есть знаменитые Крутилки. Далековато, однако, а за ними - дорога от Пятнистых Скал к мосту и далее, к деревне. И до дороги два дня пути лесом, и оттуда до деревни - дня три, если идти быстро. Но идти быстро голодным он не сможет, так и так охота становится первым делом.
   Испытуемый повернул взор в полунощную сторону и на половине начатого движения остановился. Озеро, и недалеко. Зажато между высоких холмов, а вот с железной башни его видно. Вода отливает зеленью. У озера жизнь должна кипеть: птицы, быть может, удастся карасей наловить... А с полночной стороны холмы кончаются, до окоема сплошной лес. А вот на восходе что-то сверкает, взошедшее солнце не дает рассмотреть. Не иначе, Пятнистые Скалы. Коли так, то дорога к ним делает порядочный крюк, обходя Крутилки. От озера куда ближе. Ближе-то ближе, но без дороги, лесом, получится дольше. Да и до озера с зеленой водой тоже придется без дорог добираться...
   Добравшись, Немир - пока он имел какое-то право называть себя детским именем - присел на берегу. Единственное место, где берег не огораживали сплошные ивы с березами, было перед ним. А в озеро от берега здесь отходила песчаная коса. Судя по цвету воды, изрядно отдававшей темной зеленью, слева от косы начинались приличные глубины. С берега рыбацкую снасть не забросишь - прямо перед ним коса, там рыба ловиться не будет, слева и справа - заросший берег. Пришлось разуться, снять штаны, и зайти по косе в озеро. Крючок испытуемый выстругал из ветки, червей на приманку накопал под корнями, нить была с собой. Пойманных карасей он насаживал на обструганный прутик, закрепленный на мелком месте. Уже с десяток упитанных рыбешек на прутике вяло шевелили плавниками в ожидании своей судьбы, когда с берега неожиданно раздался человеческий голос:
   - Эй, приятель! Ты давно тут устроился?
   Обернувшись, испытуемый увидел на берегу троих: парня чуть постарше себя, в пятнистой зеленой одежде и двух девушек в необычной одежде. Обе в мужских штанах, одна в синих, длинных, другая в коротких, чуть ниже колена, коричневых. На ногах у них ярко-белые облегающие тапочки с узорами и шнурками, на теле - расстегнутые легкие курточки, под которыми виднеются нижние рубахи, яркие, с рисунками и непонятными надписями. Та, что в длинных штанах, вытянула вперед руку с зажатой в кулаке плоской коробочкой и держала ее ровно, на стоящего без штанов по колено в воде Немира не смотрела, уставившись на коробочку. Другая глянула на испытуемого, прыснула и отвернулась к парню.
   - Вадька, это же деревенский.
   Парень обалдело смотрел на Немира, тот поспешно выбрался на берег, вскочил в штаны.
   - Владислав, - парень протянул руку.
   Испытуемый пожал ее, не понимая, как быть. Откуда здесь люди? Странно одеты, странно говорят. Неужели это и есть напарники?
   - Он не ответит, у него нет имени, пока не пройдет инициацию, - подсказала черноглазая в коротких штанах.
   - Как тебя звали в детстве? - немедленно спросил Владислав.
   Вторая девчонка продолжала держать перед собой коробочку, отгораживаясь ею от испытуемого.
   - Надя, - показал на нее Владислав, - Юля, - кивнул он на черноглазую.
   - Меня звали Немиром, - с трудом промолвил испытуемый. - А вы откуда?
   - Из города, - парень поднял руку с зажатыми в ней несколькими не очень длинными ровными прутами, - девчонки захотели рыбку половить. Ты себе на еду ловишь?
   Немир машинально кивнул. Не сразу он сообразил, что городом Владислав называет Пятнистые Скалы. Да и одежда парня отвлекала: пятнистая куртка со множеством карманов,подвешенная на ремешке через плечо сумка со сложными застежками, высокие сапоги, составленные из скрепленных шнурками частей. Немир даже представить не мог, из чего она могла быть сшита.
   - Так мы тебе поможем! Надюша, костром займешься?
   Девушка в длинных штанах с длинными ровными светлыми волосами отвлеклась от своей коробочки и капризно спросила:
   - А рыбу мы что, ловить не будем?
  
   Владислав разобрался быстро. С костром и ухой Немир мог справиться лучше; тем более, ему дали маленький острый топорик, котелок и железный прутик, на который его подвешивать. Караси полетели в быстро закипевшую воду - Владислав сунул в костер несколько белых камушков, сгоревших ярким бездымным пламенем и моментально запалившим все подготовленные сучья. А девушки тем временем разулись, Надя подвернула штаны, вошли в воду и принялись ловить рыбу. Ровные пруты оказались складными удилищами со всей оснасткой - они даже приманку забрасывали в озеро сами, стоило нажать на небольшой выступ у рукояти.
   Сам Владислав ловил не на живую наживку, а на железную блестящую рыбку, которую его удилище потихоньку подтаскивало к берегу. На нее бросались то крупные окуни, то щурята. Меж делом он перебрасывался с испытуемым словами - обратиться к девушкам, даже к похожей на настину тетку Юле, Немир не решался.
   - И куда ты потом направишься?
   - К реке главное выйти, потом берегом до моста, и домой.
   - Ты к определенному времени должен вернуться?
   - Нет. Главное - вернуться вообще и принести добычу: птицу, зверя, рыбу.
   - Так мы тебе сколько хочешь рыбы наловим. Задержись на денек, мы ее подвялим, вернешься с полным мешком рыбы.
   - Нет, я должен сам ее добыть. А что такое - подвялим?
   Владислав объяснил, Немир кое-как понял, что рыба вначале солится, а затем сушится. Но у него ни соли, ни холщового мешка, в котором ее можно досушивать на ходу. Соль у Владислава имелась, но опять же - мало, хватило бы лишь на десяток средних рыбешек.
   В уху порезали лук, высыпали крупу. Девчонки быстро устали стоять в холодной воде, да и рыбы набралось в достатке. Надя опять вытащила коробочку и направила на костер. Посмотревшему на нее заинтересованно Немиру она сделала разрешающий жест рукой - мол, подойди ко мне. С внутренней стороны коробочки оказалось окошко. В нем - помешивающая уху Юля, устанавливающий складные сидения Владислав.
   - Вот твое видео, - девушка несколько раз коснулась пальцами окошка, и в нем появился Немир, стоящий без штанов по колено в воде. На лице - изумление и смущение. Испытуемый почувствовал, что краснеет.
   - А что еще есть? - полюбопытствовал он чужим голосом.
   Будто не он это произнес, а кто-то другой. Надя остановила показ изображения, теперь на экране мельтешили маленькие, но яркие, картинки.
   - Что же тебе такое показать? - задумалась она.
   Надя красивая, это Немир понял сразу. Да и Юля тоже. Кожа у девушек чистая, глаза огромные, выразительные, губы яркие. Одежда и фигуры подчеркивает, и сама по себе внимание привлекает. С девушками их селения никакого сравнения. Да и держатся напарницы, будто на празднике, Немир рядом с ними - как дитя неразумное, к тому же чумазое. Но когда Надя задумалась, и в чертах ее лица он уловил что-то знакомое. Так же приоткрывали рот и бездумно смотрели в пространство многие селяне - из тех, что умом не блистали - стоило их спросить о чем-то, требующем небольшого размышления.
   - Вот, смотри, море, - она погладила пальцем окошко на коробочке, и там появилась картинка. - Знаешь, что такое море? Это когда много воды, и она соленая.
   Испытуемый о существовании моря слышал. Если долго плыть вниз по реке, если тебя не съедят водные твари, не схватят лихие люди, не тронет Ночной народ - можно достичь места, где не видно берега, а вода становится соленой на вкус и для питья непригодной. А сейчас он это море видел, пусть и на картинке. Песчаный берег, полуголые веселые люди. Или напарники? Внешних различий, он знал, не было.
   - Немир, а ты знаешь, что такое карта? Ну, очень маленький рисунок каких-то земель, по которому можно отыскать путь? - спросила Юля.
   Убедившись, что он не понимает, о чем речь, показала ему свою коробочку. В маленьком рисунке, где синее пятнышко было, по уверениям Юли, тем самым озером, у которого они сейчас сидели, испытуемый не сразу признал вид окружающих холмов с огромной высоты. Если бы не утренний взгляд с железной башни, он вообще бы ничего не понял. А так - сообразил, даже разглядел вокруг озера за холмами несколько тонких линий и догадался, что так выглядят древние дороги.
   Надя все время стояла, направив на него свою коробочку. А Владислав сказал Юле, что она поступает неправильно, Немир сам должен отыскать дорогу назад.
   - Так ты вроде собираешься его кормить - не то же самое? - удивилась Юля, но коробочку убрала.
   - Рыбы наловить он сможет и сам, костер развести - тем более. А раз мы в этом же месте рыбачим, так что, гнать его? Не по людски как-то, - возразил Владислав.
   Уха была готова, Немиру налили полную миску, дали железную легкую ложку. Девушки взяли одну миску на двоих. Испытуемый уплетал горячее с невероятной скоростью, Надя даже схватилась вновь за свою коробочку. Напарники точно не голодали, для них уха - всего лишь часть ритуала рыбалки, так что Немиру достался почти весь котелок. Но гораздо больше ухи ему запомнился хлеб - пахучий и невероятно мягкий, просто тающий во рту; Юля отдала ему свою порцию. Они с Надей недоеденную уху вылили в костер, а Владислав сходил к озеру, набрал котелок воды и залил кострище уже окончательно. Немир не рискнул спросить, почему они так поступили. Может, у них свои верования, обряды или традиции, кто знает. Сам он рассчитывал отдохнуть у костра до вечера, а уж тогда идти к железной башне и переночевать там, на поднятой вверх площадке.
   - Могу подсказку дать, чтобы тебе лишние километры по сопкам не мерить, - предложил Владислав, наклоняя к испытуемому свою коробочку.
   На ней виднелась та же местность, но без цвета и подробностей, будто нарисованная росчерками обугленной щепки.
   - Вот озеро, - по белому пятну мелькнула черная фигурка, подобная наконечнику стрелы, - а вот здесь устроен водосброс, уходящий под землей на ту сторону холма, к ручью, - стрелка на картинке указала на извилистую линию.
   Немир мгновенно прикинул, что путь по прямой короче на пол-дня. Он выиграет не только время, но и силы. Сейчас, после сытного обеда, карабкаться по крутым склонам ох как не хотелось.
   - Водосброс рассчитан на паводок, сейчас тоннель должен быть почти сухим. Конечно, там могут быть повреждения и завалы, сооружение не новое. По краям установлены световые колодцы, путь хорошо виден, а в середине без факела не обойдешься. С факелом я тебе помогать не стану, ты же должен самостоятельно пройти испытание. Так что не тяни, пока факел сготовишь, пока огонь разведешь - может и вечер спуститься. Тогда одним факелом не обойдешься...
  
   Вдоль берега, склонясь вислыми ветвями к зелёной воде, купая в озере узловатые корни, стояли старые изогнутые ивы. Надломленная ветвь полоскалась в воде, и водомерки мельтешили вокруг, морщиня гладкую поверхность. Вот и указанное Владиславом место: мелкий, укрытый зарослями заливчик, в нем каменный низкий квадрат, через прорезь в стенке вниз льется поток воды. Рядом - вделанные в стену ручки, о которые можно опираться руками и ногами при спуске. Даже не вымокнешь. Немир присел на краю, свесил ноги в темную пропасть. Огляделся.
   Напарники остались на месте рыбалки. Его они постарались спровадить побыстрее. Впрочем, явно не спешили: старательно запоминали своими коробочками, как он готовит факел, как высекает ножом о кремень искру, запаливает трут и раздувает огонь, как мастерит из бересты и обкладывает изнутри глиной коробочку для углей. Его не торопили - но и без слов стало ясно, что напарникам его общество более не требовалось. Они бы и рыбачили отдельно - вот только на всем озере другого подходящего места не нашлось, слишком густо растут по берегам деревья, костер негде развести.
   Тишина. То есть вода падает вниз с гулким журчанием, перекликаются птицы в кронах деревьев, плещется рыба в озере. А вот других звуков, человеческих, не слышно. Немир не думал, что Владислав обманет. В деревне люди не врали друг другу - это немыслимо среди тех, у кого ты все время на виду. Но напарники не из деревни. Да они и вообще не люди: таково всеобщее убеждение. Морлоки они, взявшие на время людской облик, от людей совершенно неотличимые. Вот сходит, скажем, Немир после возвращения к Зеркалу Мая, отразится в нем - и появится в Пятнистых Скалах напарник с его обликом, вечно юный. Не зря, ох, не зря Юля так напоминала настину тетушку, Евдоху, какой та, должно быть, была в молодости. Вернувшись, надо будет спросить Евдоху, гляделась ли та в Зеркало Мая, достигнув совершеннолетия.
   Впрочем, чего спрашивать? И так все ясно. Внешность, манера внезапно, посреди фразы, вскидывать глаза на собеседника, певучесть речи - нет в деревне никого, с кем он смог бы попутать Евдоху.
   Глаза привыкли к полутьме, и он спустился. Дно отыскалось на глубине в два человеческих роста. Внизу - заваленная гниющими листьями яма, через них падающий ручеек промыл себе дорогу во тьму. Впрочем, тьма не сплошная - вдали угадывается светлое пятно. Пришлось постоять еще, чтобы глаза привыкли уже к полному сумраку. Немир вначале пытался идти по приступочку сбоку, но тот сплошь покрыт листьями и ветками, так что он пошлепал прямо по воде. Сапоги промокнут, дело ясное, но идти босиком в подземелье страшновато. Темно, среди веток можно ноги наколоть, и что тогда делать?
   До светлого пятна он добрался быстро. Вверх уходил колодец с лестницей на стене, путь испытуемого лежал дальше. Вдали он разглядел следующее пятно света. До него добраться оказалось потруднее. Ручеек под ногами почти иссяк, ноги вязли в листьях и ветках, завалы порой доходили до пояса. Капающая сверху вода, да звук собственного дыхания - вот и все, что мог расслышать Немир. Его охватила тревога. Ночного Народа здесь, в Заречье, быть не должно. Но то под небом, а он в глубоком подземелье. Прошел еще один уходящий вверх колодец, а впереди - сплошная тьма. Кто знает, чьим домом она служит. Ведь гномы, они не только в норах под корнями деревьев любят хорониться, им всякое подземелье любо. Возьмут его сейчас во тьме своими крепкими короткими руками, скрутят...
   Воображение отказывалось представлять дальнейшее, но и от этой мысли Немира охватил леденящий холод. Он снял коробочку с пояса, раздул угли, запалил факел. Специально слабый, но такой, чтобы горел подольше. Владислав говорил, за полчаса быстрого хода испытуемый дойдет до выхода. В любом случае впереди еще будут световые колодцы, а проход - тоннель, как его называли напарники - прямой, ни свернуть, ни заблудиться невозможно. Кто их знает, как они ход времени измеряют, ненастоящие люди...
   Здесь веток скопилось столько, что Немир взобрался на приступок сбоку и пошел по нему, ногами разгребая листья. Здесь уже не до страха перед гномами - спеши, спеши, испытуемый, а то прогорит факел, а ты в листьях останешься... Отчего-то слабый огонек на конце пучка веток казался надежной защитой. Собственное тяжелое дыхание и шум шагов звучали гулко, Немир уже не пытался прислушиваться. Сейчас не осторожность, а скорость служили надежной защитой.
   Факел он держал немного сзади, чтобы огонь не ослеплял. Света хватало, чтобы различить путь на три шага вперед. Вскоре завалы веток на полу исчезли, вновь появился ручеек и весело побежал вперед. А там уже виднелось очередное освещенное место. Неожиданно дорогу преградила большая плоская железяка, лежащая наклонно. Под ней комком собрались ветки, сверху же путь был свободен. Взобравшись на нее, испытуемый глянул на стену над приступком: темный проем, за ним - каменные ступени ведут вверх. Железяка, должно быть, дверь с того проема. Толстенная, тяжелая - что понадобилось такой дверью закрывать?
   Немира одолело любопытство. Факел пока горит, да если и погаснет - световой колодец отсюда виден отчетливо. Юркнув в проем, он начал подниматься по ступеням. Сыро, на стенах потеки, ступеньки поднимаются вверх, то и дело повертывая назад. После шести поворотов он обнаружил вторую прочную дверь, точь-в-точь первая, но эта находилась на месте и лишь слегка приоткрывала выход в слабо освещенный коридор. Отворив дверь, для чего пришлось налечь на нее плечом, испытуемый протиснулся в широкий коридор. Вверху слабо светились зарешеченные окна, а слева и справа он разглядел по три мощных двери. Справа все три оказались закрыты - он и тянул за ручки, и пытался их крутить, и толкал всем плечом - бесполезно.
   Первая дверь слева открылась легко, стоило потянуть за ручку, но за ней ничего интересного не нашлось: железная палка с поперечиной на конце, стоящая у стены, да уходящий вверх световой колодец с узкой лесенкой. Вторую дверь Немир открыть не смог. А за третьей обнаружил уходящий вдаль зал с багровыми стенами. В длину, на глаз, десятка четыре шагов, и в ширину немногим меньше. Вверху - те же слабо светящиеся забранные решетками окна. В зале стоял лютый холод, тянуло сквозняком. Свет факела с середины зала едва доставал до стен, выхватывая детали рисунков: человекоподобные страшилища с плоскими, едва выступающими чертами лица, многорукие люди, неведомые животные, крылатые повозки... Вдоль стены стоял ряд лежаков, возле каждого - столик с непонятными вещами. Немир даже не мог сказать, на что они походили, разум отказывался видеть в них хоть что-то знакомое. В центре зала - длинный стол, на нем стоят плоские прямоугольные пластины, с одной стороны блестящие. При свете факела испытуемый увидел в них свое отражение.
   Единственным, что он смог опознать в зале, оказалась посуда. В углу лежала кучка древесной трухи, и в ней Немир выкопал несколько тарелок, мисок и ложек из неведомого настоящим людям материала. Тут же обнаружился мешок с ручками из белого хрустящего материала: в него он посуду и пристроил. Взяв еще железную палку с поперечиной, испытуемый покинул древнее подземелье. Факел погас, едва он добрался до светового колодца, но страха темноты или гномов уже не осталось. Немир представлял себе, с какой завистью на него станут смотреть в деревне. Лишь у нескольких старейшин, да у шамана имелась сработанная древними кухонная утварь, а у него - целый мешок! И себе хватит, и дяде, и Насте можно будет что-то подарить...
   Удивительно, но на поверхность он выбрался, вовсе не испытывая чувства облегчения и безопасности. Наоборот, едва пройдя десяток шагов по ручейку, скачущему среди обросших мхом камней, успел несколько раз тревожно оглянуться. Никого, клонящееся к окоему солнце еще достаточно высоко, можно и место для ночлега подготовить, и поохотиться. Охоту Немир отложил назавтра, остановился, принялся мыть в ручейке посуду. Попутно припоминал картинку, показанную ему не Владиславом, а Юлией. Вроде бы слева должна проходить древняя дорога, ведущая на восход. Решительно оставив ручеек, он принялся карабкаться вверх, продираясь через густой темный ельник. Посуда гремела в мешке, и это раздражало. Вообще не дело в лесу издавать громкие звуки, даже если не охотишься. Остановившись, Немир нарезал лапника и переложил посуду в мешке.
   Теперь недавние радужные мысли ушли. Шаман, хоть сам и пользовался двумя блестящими легкими мисками древних, вполне мог объявить находку испытуемого запретной. Из-за того, что найдена она в Заречье, и только из-за того. Могла его к этому подтолкнуть простая зависть. Так что хвастаться не стоило, а лучше - подарить для начала самое красивое блюдо кому-нибудь из старейшин. В таком случае Яслан вряд ли объявит посуду из Заречья запретной. О том, чтобы подарить что-то шаману, Немир даже не подумал. Яслана он не любил, и догадывался, что нелюбовь вполне взаимна.
   Вот и дорога. Заросшая, но ровная, идти легче и, главное, испытуемый уверен, что на целый день пути она ведет в нужном направлении, поближе к Крутилкам. Он так и шел по ней, думая о жизни, об увиденном, о том, чем займется по возвращении. И что-то слишком часто вспоминалась Настя. Нет, ясное дело, девушки-напарницы вспоминались как яркие огоньки: изящные фигурки, изумительная кожа, умело подрезанные и уложенные волосы, красивая, подчеркивающая природную красоту одежда. Но о чем с ними говорить? Да и кто он для них? Невежественный деревенский парнишка. Немир им не признался, что читать умеет, но напарники сие умение наверняка ни в грош не оценят. Столько, сколько знает и умеет любой из них, не знает и не умеет вся деревня скопом. Так что Надя с Юлей не про него, а вот Настя - дело другое.
   Молодой полноценный мужчина может взять в жены девушку, если ее родители согласны, а бабки-хранительницы возражать не станут. Бабки, как точно знал Немир, возражать не станут - он из захудалого рода, его родни в деревне - мать, дядя и три дядиных дочери, его сестры. С настиной семьей он ни в каком родстве не состоит, оттого хранительницы ничего против не скажут. Но вот родители девушки... Тут Немир с ясностью осознал, что надеяться ему не на что.
   Шагал испытуемый без остановок, запоминал места. Отложившиеся в памяти рисунки с коробочек напарников обретали плоть, становясь пройденными извивами дороги, сопками и полянами. Вскоре Немир понял, что местность на день пути в любую сторону он вполне может себе представить, будто сам там побывал. Расхрабрился так, что лег спать, не разводя огня. Пожевал на ночь собранных походя листьев подорожника, нарубил лапника на подстилку, да и завалился под большой елью, едва стемнело. Заснул сразу, измотался за день. Не шутка - очутиться одному в Заречье, потом башня, напарники, подземелье...
   Сновидений не было, душа не бродила в недоступных живым краях, мирно отдыхала. Оттого он и проснулся легко, сразу вспомнив, где он, и что случилось днем. Открыв глаза, увидел мелькание световых пятен, слух уловил легкое шуршание. Все же несколько мгновений Немир не понимал, что это. Напарники, следопыты, собственная непонятная отвага отодвинули заученные с детства страхи - оттого страшный облик Накрута был для него лишь танцующими меж стволами огнями. Огни приблизились, яркий свет ослепил, и только тогда испытуемый схватился за оберег.
   - Велес добрый, духи-щуры да огонь негасимый! Отведите напасть мимо да меня обороните, за живот стеной дубовой встаньте, мрак ужасный разгоните... - забормотал ослепленный Намир.
   Сейчас, сейчас прозвучит страшный щелчок, на животворный огонь падет страшный плевок Накрута и всех людей, что сидят вокруг, поразит Сухая Сыпь. Кто и выживет, того односельчане станут сторониться, и не только его, но и всех, с ним живущих...
   "Да ведь нет у тебя огня. Ты же костра не палил, лег спать так. Может, Накрут не заметит"? Огни пролетели мимо, сопровождаемые непонятным, страшным шуршанием. ослепленный испытуемый глядел вслед, но в глазах плавали огненные круги, и он ничего не разглядел. Показалось лишь, что Накрут двигался - то ли полз, то ли прыгал, то ли бежал - по древней дороге. По той самой, по которой днем шел Немир. А говорили, что Накрут летает...
   Щелчок не прозвучал, и страх отпустил. Испытуемый разжал руку, щучьи зубы - дядюшкин оберег - впились в ладонь, прорвав кожу. Слизнув кровь, Немир подумал, что даром ему приход Накрута не обошелся. Хоть и ерундовая ранка, но место важное, ладонь правой руки, и в походе даже такая мелочь может грозить неприятностью.
  
   Дороги Заречья
   Дом Холостяков стоял у полночных ворот. Низкий, стены присыпаны землей почти до крыши, маленькие окошки блестят бережно сохраняемым стеклом. Глеба - это имя он получил только что, и привыкал к нему, шагая от площади к своему новому жилью - провели в левое крыло и показали угол у окошка.
   - Жить будешь здесь, на виду, - мрачно сказал Никодим, тот самый старейшина, которому Глеб, в детстве Немир, подарил найденное в подземельях блюдо.
   Расчет его, родившийся в Заречье, купить подарком благосклонность старейшин, оправдался: и шаман промолчал, и даже традиционных испытаний, которые полагалось пройти вернувшемуся испытуемому, считай, не случилось.
   То есть сами состязания в силе и ловкости состоялись. Он вернулся с добычей последним, шестеро других маялись, ожидая его возвращения. Поэтому состязания назначили, едва бывший Немир сбросил на площади с плеч двух огромных глухарей. Селяне вышли за пределы городьбы, туда же вынесли сосновый щит, обшитый кожей, на которой охрой нарисованы животные: олень, лошадь, бык
   В стрельбе из лука у испытуемого не нашлось соперников, хотя поврежденная рука изрядно мешала целиться. Ладонь, поврежденная крепко сжатым оберегом, распухла и болела. Он имел право отложить испытания, но это означало, что не только он, но и еще шестеро юношей не получат сегодня мужского имени. И эти шестеро явно не будут ему благодарны - а ему жить с ними в одном доме... И он согласился, заметив благодарные взгляды тех, кого раньше звали Нестором и Олешей.
    Затем метали топор. Задача состояла не только в том, чтобы брошенный топор воткнулся в щит, отстоящий на десять шагов - желательно было попасть в нарисованную голову волка. Бросать левой рукой он не умел, использовал поврежденную правую. Топор воткнулся в нижний край щита, его успех приветствовали радостными криками только сестры, дочери Одрея. Да еще Настя радостно улыбнулась, и юноша разом почувствовал прилив сил. Взрослые наблюдали за состязанием молча, шумели и открыто радовались успехам испытуемых только ребята да молодые девушки. Следующий этап, рубку жерди со скачущего коня, все семеро одолели играючи. Как-никак любимое развлечение мальчишек всех возрастов, получивших возможность взобраться на коня.
   Затем юноши карабкались на смазанный жиром столб: тут Никодим вышел вперед и объявил, что вернувшийся последним испытуемый от испытания освобождается, так как у него не было возможности отдохнуть, и он находится в неравном положении. Его речь приняли одобрительно - каждый понимал, что бывший в детстве Немиром едва держится на ногах от усталости.
   Потом испытуемых поставили в ряд, вынесли котел с углями и шаман вытащил раскаленный уголек железными щипцами и с невозмутимым лицом опустил его на подставленную левую ладонь бывшего Олеши. Юноша сжал зубы, лицо его чуть дрогнуло, но он не издал даже вздоха. А шаман уже выкладывал угли на протянутые руки других испытуемых. Никто не застонал, не вздрогнул.
   Дойдя до бывшего Немира, Яслан произнес:
   - Отойди в сторону. Это испытание ты уже прошел. Покажи всем правую ладонь. Всем покажи! - Испытуемый поднял распухшую руку и показал ее окружающим. - Оберег в ладони принял на себя силу Накрута и отбросил ее! Оберег тоже покажи, Глеб!
   Вот и свершилось. Его взрослое имя было названо первым! Значит, он выиграл состязание, все селение будет помнить, что он стал первым новым мужчиной этого лета!
   Глеб понял и то, отчего ему предназначили чуть ли не лучшее место в доме. Не потому, что он первым обрел взрослое имя, и даже не потому, что он сделал старейшине ценный подарок. Селяне ждали, не проявятся ли последствия его встречи с Накрутом. Вдруг его кожа через несколько дней покроется вначале слегка розовой, а затем белой сыпью? Тогда его отведут в шалаш за околицей, оставят запас еды и воды, предоставив своей судьбе. Подхватившие Сухую Сыпь в половине случаев умирали, выжившие - зачастую оставались слабосильными, негодными ни к серьезной работе, ни к дальним походам. А место у окна обеспечивало соседям возможность заметить проявления болезни на его теле, стоило им только появиться.
   Упав на свою лежанку, он мгновенно заснул. И проснулся вечером, лишь оттого, что его слегка толкнул тот, кого раньше звали Олешей.
   - Глеб, ужинать будешь? Тебя хотят выслушать, ты нынче первый...
   Микола, так его звали по-взрослому, разбудил Глеба посреди ужина. Горячей картошки уже холостяки уже поснедали, пришла очередь чая с пирогами - и рассказов, естественно. Глеб о своем испытании уже рассказывал, но лишь старейшинам и шаману с подручными. Теперь настала очередь холостяков, из которых в Заречье бывали человека три, вряд ли больше. Так что слушали его, раскрыв рты. Недавние соперники по состязанию кривились - приключения Глеба напрочь затмевали их собственные рассказы.
   - ...И ты отыскал следы Накрута?
   - Накрута ли, кого ли иного, но следы есть. Будто телега проехала на огромных колесах, помяв придорожные кусты. Я прошел по ним, пока было по дороге, а потом шел уже прямиком на Крутилки, а от них - дорогой, что ведет к Пятнистым Скалам...
   Вновь и вновь приходилось рассказывать о Накруте, показывать рану, оберег, добытую посуду и металлическую палку, которой он сбил двух тетеревов на токовище.
   - Токовище отыскал в Заречье?
   - Нет, я пошел на Комариные Топи, там без дичи не останешься, а крюк небольшой.
   - Так тебе там, - тихо произнес один из сегодняшних соперников, Будрим, - ночевать, должно быть, пришлось?
   И все вокруг затихли. Кружки с чаем на стол поставили, и на Глеба уставились. Ну да, пришлось ночевать, как без этого на утренний глухариный ток попадешь? А что такого-то?
   - Так ты как ночевал? С костром или без? - деловито уточнил все тот же Будрим.
   Нехороший он был парень, и Глеба всегда презирал. Издеваться над собой тот не позволял, они порой дрались, Глебу доставалось больше, но и Будрим - это его мужское имя, в детстве его звали иначе - свое получал и особо не наглел. А вот уколоть словом стремился при первой возможности.
   - Там без костра никак, комары сожрут, и замерзнешь, сырость кругом. Это в Заречье на сопках в сосняке можно рискнуть, там Ночного Народа нет.
   Будрим усомнился - а как же Накрут?
   - Значит, Накрут Ночному Народу не принадлежит, - пожал плечами Глеб.
   Холостяки разом загалдели: обсудить Ночной Народ, да еще в пору, когда солнце вот-вот за окоем скроется - дело и страшное и сладкое. Пошли рассказы, кто кого когда видел, что происходило со знакомыми селянами в сумеречную пору или в местах дальних. Тут и выяснилось, что Комариные Топи место гиблое, одному же там ночевать - верная смерть; да и днем там людей пропало - не перечесть.
   - Я в болота не лез, - оправдывался Глеб, - смотрел по растительности, где сухо. А токовище по слуху нашел, ну, это здесь всем понятно...
   Мало того, что он вернулся из Заречья, принес находки, которые сейчас передавали из рук в руки, восхищаясь умениями Древних, пережил встречу с Накрутом, так он, оказывается, и охотничий трофей добыл один из лучших. Никто из остальных ничего крупнее зайца добыть не смог. Соперники по сегодняшнему состязанию смотрели на него кто растерянно, кто с ненавистью. Будрим, да и Сергиз - те точно с ненавистью. Ну, так они его и в ребячестве не любили.
   Только Мирон, пожилой уже холостяк, грустно улыбался. Жалко его, конечно, он небось, сам не рад что выжил после Серого Засоса. Повезло, луговой дневной вихрь утащил его не столь далеко, Мирон вышел к реке и там наткнулся на селян-рыбаков, те его отвели в село. С тех пор живет, слабый, как ребенок, и холостой. За такого не одна девка не пойдет, хоть умом Мирон и не тронулся.
   - Успеете наглядеться, большую железную миску и три малые тарелки я отдаю в пользование Дому, - объявил Глеб, сбивая волну всеобщей зависти. - Остальное родичам подарю.
   Родичей, как знала вся деревня, у него всего и было: мать, да дядюшка Одрей с семьей. И посуды для них оставалось всего ничего: глубокая небольшая миска с с ручками и крышкой, расписная чашка, да три ложки из легкого железа.
   - Себе ничего не оставишь? - ухмыльнулся довольный Будрим. - Или тебе ничего не стоит вновь в Заречье сходить, новый клад Древних отыскать?
   Ну, такие приемы Глеб знал давно, еще ребенком перестал на подначки огрызаться или делать необдуманные заявления.
   - Если только в Пятнистые Скалы, к Зеркалу Мая схожу. Но не один, сами знаете, нужна компания. Никто, кстати, туда не собирается?
   К Зеркалу Мая ходили молодые, прожившие в Доме Холостяков не больше трех зим. И на вопрос Глеба откликнулись двое: Натан и Лексей. Оба прошли испытание прошлой весной, но тогда для похода оказалось поздновато. Случилось так, что этим летом просьбу на поход никто не заявлял, не нашлось смельчака взять на себя зачин. Общий разговор сразу рассыпался, холостяки разбрелись по углам, Глеб уговорился с парнями, что завтра они кинут клич среди подходящих по возрасту девок и не позднее вечера подадут просьбу. Тянуть некогда, вот-вот наступит лето, а Зеркало просыпалось поздней весной, и к началу лета вновь засыпало.
   - Тебе рука идти не помешает? - участливо поинтересовался Лексей.
   - Мне обещали, через три дня заживет.
   Парни переглянулись, но промолчали. Решили, больше говорить не о чем - да и успеют они наговориться за несколько дней пути к Пятнистым Скалам. Глеб прилег на лежанку и мгновенно уснул.
  
   - Настя, привет. Занята чем? - Глеб остановил девушку у западной городьбы.
   - Огород ждет, - Настя замедлила шаг, - Ты чего спросить хотел, Глеб? Спрашивай...
   Глеба поразила ее холодность. Как будто она разговаривали не с ним, товарищем по детским играм, по чтению книг - а в деревне читали немногие - а просто с односельчанином. Может, оттого что он получил взрослое имя, и с девушками теперь придется держаться иначе?
   - В Заречье я встретил напарницу, ликом и манерами - точь-в-точь молодая Евдоха. Должно быть, в молодости к Зеркалу Мая ходила. Мы вот собираемся туда на днях. Пойдешь с нами?
   Настя остановилась и принялась расспрашивать: как выглядела напарница, что говорила, во что была одета. Женское любопытство неистребимо, и когда Глеб намекнул, что в походе она все детали подробно узнает, да она и сама сможет на напарников поглядеть, девушка пойти согласилась. Разговор оставил неприятное чувство - будто он вынудил Настю согласиться и она это так и восприняла. Отсюда и ее холодность. Да и вообще - став взрослым, Глеб утратил право в любой момент говорить с незамужними девушками, сколько ему хочется. На улице остановиться поговорить чуть-чуть не возбранялось, прочее же общение определялось старинным порядком: по праздникам, когда проходили обряды да игры для молодых. Или вот в походе к Зеркалу Мая, для которого установлено единственное правило: старший по походу - шаман, подручный шамана или старейшина, которому молодежь послушна; он и определяет порядки, и в каждом походе они свои, оттого, что состав участников разнится.
   Девушка удалилась. Глеб глядел ей вслед, темно-коричневый сарафан колыхался в такт легким шагам, а он мысленно представлял, как бы Настя выглядела в одежде напарников. Он хотел было подарить ей железную палку, что принес из Заречья, но почувствовал - сейчас подарки неуместны.
   Селяне занимались своими делами. Холостякам работы распределял Фиодорий, прошедших испытания он не тревожил - пусть отдыхают, определяются, к чему руки ловчее прикладываются, к чему душа лежит. А старейшины той порой к ним присмотрятся, кто на что годен. Селению нужны и мастеровые, по дереву, по железу либо коже, нужны и охотники. Шаман нуждается в подручных, кто-то из них его заменит со временем. Ценятся лекари, не все же старым бабкам травки от разных хвороб заваривать: мужчина, он в корень глядит, знахарки только со знакомой хворобой управляться горазды. Ну, а кто талантом не богат, будет землю пахать, рыбу ловить, скотину пасти - тоже дело мужское.
   Мать управлялась возле дома, у летнего очага. Глеб подумал, что мог бы отдать железную палку Игвару. Тот бы сложил матери печку, с ней сподручнее, и дров меньше уйдет.
   - Нет, сынок, не стоит оно того, - возразила мать, придирчиво осматривая его руку. - Кто знает, чего тебе завтра понадобится. Палка сия древняя - твое единственное богатство, кроме нее, отдариться при надобности нечем. Холостяки, знаешь ли, и деревянными плошками обошлись бы, но теперь что об этом говорить...
   Она не спрашивала, что он намерен делать дальше, о походе к Зеркалу Мая он сказал сам. Мать не возражала. Услышав, что и Настя тоже идет, осуждающе покачала головой:
   - Ты все еще мальчишка. Не для тебя она, ей найдут жениха побогаче. Хочешь жениться - присмотрись к Варваре, к рыжей. Ее тебе отдать могут, девка в возрасте, скоро уже надежду выйти замуж потеряет. А хозяйка она прекрасная, и нрав у нее легкий...
   - Что же никто не взял, такую-то замечательную? - зло усмехнулся Глеб.
   - Родни у ней больно много. А кто у нас ей не родич, те парни других девок повыбирали. Надо бы ее в Наклонную было вовремя отдавать, да мать пожалела, теперь видишь, как оно вышло...
   - Стара она для меня, Варька.
   - Это так. Тогда не спеши жениться, новые девки нарастут, а ты в силу войдешь, может, шкурок беличьих еще накопишь.
   Мать его поняла. Но легче от этого Глебу не стало. Поняла, но не поддержала: сказала, что все говорят в таких случаях - ищи пару по себе, не спеши, время покажет, что правильно... Да и дядя разочаровал.
   - Да, вещички забавные, пригодятся. Себе-то что оставил?
   - Вот эту палку. Не знаю, для чего она сгодится. Я ей глухарей сшибал...
   - В кузнице приспособят к делу, - изрек Одрей, осмотрев железную штуковину, - пользы от нее может оказаться больше, чем от красивых ложек. Что делать думаешь?
   - К Зеркалу Мая собрался... А что потом, не решил. Землю пахать скучновато, а охотник из меня не самый лучший. Может, в следопыты податься?
   Дядя решение одобрил, но совсем не так, как ожидал Глеб.
   - На два, на три года - мысль разумная. Заматереешь, дальние края посмотришь. Кто ты сейчас в деревне? Да никто, считай. Родни - почти нет, из хозяйства - одна вот эта палка. Жених из тебя никудышный, и девку тебе отдадут только, какая будет с изъяном. Вот накопишь полный сундук хоть посуды древней, хоть диковинок каких, я уж не говорю о шкурках ценных - тогда женишься, на ком пожелаешь. Хотя бы выбор у тебя будет. Да и охотничье дело поневоле освоишь, без него следопыту не выжить.
   Совсем огорчился Глеб, когда дядя сказал, что в деревне его многие не любят. Мол, совсем никто, а перед другими, чей род куда приличней, лучшим выставляется. И только оттого стоит в следопыты уйти, с глаз односельчан долой. Опять же, следопытов в деревне уважают и побаиваются, хоть и нельзя сказать, что пользуются они всеобщей любовью.
   - Хочешь, Одрей, чтобы я, как ты, жил?
   - Хочу, - согласился дядя, - я свою судьбу так проложил, и не жалею. А ты со мной многим схож, чего же кривиться на добрый совет? Ты на что надеялся, с тобой сразу старейшины советоваться начнут, а девки вокруг тебя хороводы водить станут? Оттого лишь, что ты с напарниками говорил, да ложки по селению раздариваешь...
   Глеб ни на что такое не надеялся, но и правда - его удачное возвращение для деревни малозначимо. Случай, и только. Вот если таких случаев будет несколько, его выделят среди прочих холостяков. А выделиться нужно, после железной башни, напарников, подземелья и Накрута он не считал себя простым деревенским парнем. И о Накруте...
   - Одрей, а Накрут принадлежит к Ночному Народу?
   Ответа не знал ни дядюшка, ни шаман с подручными, ни кто иной.
  
   Глеб, Натан, Лексей - трое юношей, молодых мужчин. Глеб в занятиях не определился, Натан землепашец, горазд с лошадьми управляться, Лексей рыбак, разводит и ловит рыбу в прудах. Он хорошо плавает, знает повадки речной живности. Для похода в Пятнистые Скалы не самые нужные умения. И шесть девиц: Настя и ее двоюродная сестрица Онита, да рыжая Варвара - эта пошла в надежде на замужество, не иначе, все трое парней не ее родичи, могут стать женихами. В походе с ними будет трудно, выносливостью девки не отличаются. Другие девицы покрепче: младшая сестра Варвары, Дарица, девчонка веселая и шустрая, Глебу ровесница. И Ксанка с Олегой, неразлучные подруги: девки упрямые, смелые, на парней глядящие свысока. Ксанка-то понятно - она дочка старейшины, Дайара, а вот с чего Олега так высоко себя ставит, Глеб не понимал. Старшим с ними пошел Евпат, в сопровождающие он прихватил Пимена, следопыта.
   Перед выходом из деревни Евпат при остальных предупредил Глеба:
   - Заметим на твоем теле сыпь - отправим назад. Сложишь у реки шалаш, в нем и будешь жить. По дороге я покажу тебе место. Внял? Все равно пойдешь к Зеркалу Мая?
   - Пойду, - твердо ответил Глеб.
   А что еще скажешь, коль ты походу зачинщик, а на тебя шестеро девок смотрят. Да пятеро из них ему ни к чему, одной Насти достаточно. Хорошо хоть, старейшина сказал это при тех, с кем идут вместе, другие селяне не слышали. А то пошли бы разговоры, чего это в поход берут обреченного. Пусть не все заболевали после визита Накрута, а все же молва переживших визит считала порченными, хотя бы по-первости.
   - Тогда выходим. До Федотова холма идем свободно, кто как пожелает, не хоронимся, - объявил Евпат, и походники чинно выступили по восходной дороге.
   Их не провожали. Согласно обычаю, пока они не вернутся, даже упоминать их имена в разговоре не полагалось. Деревня о них на время как бы забывала, и тем укрывала от внимания Ночного Народа. Вперед немедленно вырвались трое: Варька и Ксанка с Олегой. Настя пристроилась рядом с Лексеем, немало удивив последнего. Видно, ей совсем не хотелось идти рядом с Глебом, вот она показательно и затеяла разговор с молодым рыбаком.
   Зато возле Глеба незаметно оказалась Онита, плотная низкорослая девица со сросшимися густыми бровями и приплюснутым носом. Ее юноша знал мало, в детских играх Онита не выделялась, и имела репутацию нелюдимой.
   - Глеб, почему тот холм - Федотов?
   - Думаю, в честь Михаила Федотова, - ответил юноша, прислушиваясь к разговорам приотставших Насти и Лексея, - мы его знаем, как Ушедшего.
   - Это кто тебе такое сказал? - Евпат услышал, остановился и обернулся к резвому умом молодцу .
   - Напарники...
   Меньше всего сейчас хотелось обсуждать напарников, а ведь он был в сем сведущ. Немногие в деревне с напарниками разговаривали, а случая, чтобы вместе рыбачить, варить уху, обедать - такого вообще никто не припоминал. Что говорили о них в деревне - то одно, видел же своими глазами Глеб другое. Однако спорить ни с кем не собирался, понимая бесполезность сего занятия. Лучше промолчать или отделаться расплывчатым ответом.
   Евпат, не дождавшись от него продолжения, изрек:
   - Словам их веры нет, могут и обмануть.
   - Могут. Да и мы можем их неверно понять, говорят они не полностью по-нашему, - согласился Глеб, не сбавляя шага.
   Он обогнал Ониту, которой старейшина громко, чтобы все слышали, рассказывал про Федотов холм. И ведь верно, прежде там была землянка, туда приносили дары Ушедшему. Еще в детские годы Евпата землянка обвалилась, шаман запретил ее чинить, так что дары теперь приносили исключительно проходящие мимо, если желали заслужить благосклонность Ушедшего. Уйдя вперед, юноша оказался рядом с Варей. Рыжая девица вопросительно на него глянула, но промолчала. Так молча рядом и шла. Когда Глеб оборачивался, чтобы взглянуть на Настю, оборачивалась вместе с ним, так что вскоре Глеб погрузился в свои мысли, шагая механически, не думая о спутниках по походу.
   У холма присели передохнуть. Варя устало прислонилась спиной к дереву и закрыла глаза. Онита, та вообще упала в траву, как мешок с зерном. Остальные держались достойнее: присели кружком, тихо беседовали. Глеб поднялся к остаткам землянки Ушедшего, отломил от дорожной лепешки кусочек, раскрошил над заросшей ямой. Подошедшая следом Олега плеснула туда же несколько капель из походной баклажки.
   - У тебя дома почитают Ушедшего? - мягко спросила девушка.
   - Почитают? - засомневался Глеб. - Быть может. Вот помнят - точно.
   Как не помнить: Ушедший заповедал столько правил жизни, дал столько объяснений непонятному... Но вот расходились его объяснения со словами шамана, с тем, чему учили старые женщины внуков и внучек, и оттого понемногу забывались они в деревне. Но помнили его заповеди еще многие, любой желающий мог их и услышать от знающих людей, и даже прочитать. Первые почитатели Ушедшего записали многие его изречения.
   - А Распятого помнят? - голос бойкой Олеги прозвучал непривычно тихо.
   - Я о нем только в Заречье первый раз услышал, - признался юноша. - В Пятнистых Скалах, говорят, есть храм Распятого, любой может войти.
   - Отведешь меня туда? - Олега схватила его за руку и просительно заглянула в лицо.
   Глеб пообещал. Девушка попросила его держать их разговор в тайне, а Распятого вовсе не упоминать. Старейшины настроены против, они и Ушедшего-то не особо жаловали...
   За Федотовым холмом шли, сторожась: впереди в полсотне шагов Пимен с Натаном, с луками в руках, затем девушки с Евпатом, Глеб с Лексеем приотстали. Они тоже держали луки наготове. Вблизи реки могли напасть Речные Тати. Большими группами они попадались только на реке, так что четверых лучников для защиты девушек хватало. Да и сами девки шли с ножами, Ксанка с Олегой, помнил Глеб, метали их не хуже парней. Возле самой реки походников встретил вынырнувший из кустов Одрей.
   - Внизу видели лодку. Далече, однако лучше поостеречься. Через мост пойдем в потемках. И на четвереньках, кто знает, вдруг Тати в темноте видят, как днем?
   Походники не возражали. Расположились тут же, недалеко от дороги, в кустах. Ждали темноты. Молчали. Для этого не требовалось команды старейшины, все понимали и так - неосторожное слово может выдать, до моста - сотни две шагов, кто знает, не затаилась ли рядом засада. Пимен сходил к мосту, вернулся, жестом показал - чисто. Но и Тати не глупцы, умеют стать незаметными, подстерегая добычу. Селяне не раз пропадали как раз возле реки, кроме следопытов и рыбаков, никто из деревенских, считай, реки и не видал. Только походники к Зеркалу Мая, но и они чаще проходили мост в сумерках, дабы Речные Тати, заметив их, не догнали уже в Заречье.
   "А как они догонят"? - пришла в голову Глеба неожиданная мысль. -"Тати точно так же опасаются Ночного Народа, ночуют у сберегающего огня. И ночами не нападают. Или они знают, что в Заречье ночных сил опасаться нечего"? Раньше он о подобной возможности не думал. Получалось противоречие: либо Речные Тати в Заречье не опасны - а чего тогда их береглись? - либо Ночного Народа в Заречье нет. А вот с этим могли соглашаться только следопыты, шаман и старейшины сочтут такую мысль не то что глупой - опасной для деревни. Жаль, нельзя поговорить с Одреем, при всех об этом не стоит, а уединяться - тоже посмотрят косо. Евпат, так тот точно спросит, о чем он с дядей шептался. Врать Глеб не умел, и сейчас подумал, что иногда такое умение могло пригодиться.
   Рыжая Варя пристроилась рядом, даже облокотилась на него немного. Дарица поглядывала на них с интересом, кто ее интересовал, непонятно. А вот Олега взглянула пару раз ему в глаза, Глеб почувствовал, что смотрела она на него оценивающе, будто впервые увидела. Уж Варя ее точно не интересовала ни в малейшей степени. Ксанка с гордым видом смотрела в пространство, окружающие для нее словно не существовали. Для нее - самое обычное поведение. Глеб ощутил смутную уверенность, что при первой опасности ее поведение изменится разительно. Настя устроилась так, чтобы оказаться к нему спиной, разговаривала, то есть шепталась, с Лексеем. Онита лежала на спине, закрыв глаза. Видать, шла девка из последних сил. А ведь поход только начался...
   Поднялись, когда покрасневший диск утонул в дымке окоема, окрасив закатное небо оранжевым разливом. На мост вышли в полный рост, а там опустились на четвереньки и поползли. Кстати пришлись две повозки на маленьких колесиках, хранящиеся в ямке у придорожных кустов. На них погрузили походные мешки и луки. Первую повозку толкали Натан с Пименом, вторую, следовавшую за основной группой - Одрей с племянником.
   Оказавшись над рекой - об этом Глеб узнал, узрев темную поверхность воды сквозь щели в растрескавшихся досках моста - дядя с облегчением сказал:
   - Ну вот, здесь нас с берега не услышат. Ты что хотел спросить? Говори, я вижу, ты сам не свой.
   - Речные Тати Ночного Народа боятся? Если да, то чего мы их на закате опасаемся, все равно не догонят...
   - Кто их знает. Ходят некоторые наши следопыты ночами без огня, отчего и им не ходить...
   - Чего старейшины всех убеждают, что Ночной народ в Заречье есть? И почему Ушедшего стараются забыть?
   - Кто верит в Ушедшего, кто не страшится любой ночной тени, тот и слова старейшин сомнению подвергнуть может, - усмехнулся Одрей. - Следопытов они терпят, робкие следопыты деревне ни к чему, а ну как другие тоже пожелают своим умом жить? Раздор получится, перессорятся все между собой, деревня погибнуть может. Вот старейшины и смотрят - кто силен, в себе уверен, для деревни полезен и раздоров избегает - тем дозволено свое мнение иметь. Только такой человек и сам не каждому свои мысли доверит. Я вот с тобой говорю по-родственному, с прочими больше молчу. И ты тоже впредь думай, кому что говорить станешь...
   Ползти, подталкивая повозку, было непросто. Ноги уставали от непривычной позы, пот заливал глаза, а еще следовало постоянно оглядываться, нет ли угрозы сзади. Разговор затих сам собой. Впереди девушки, все в пастушечьих мужских штанах, серых, обшитых зеленым по коленкам и ягодицам, ползли дружной группой. Глеб сзади узнавал только Ониту, по самой широкой задней части, и Дарицу - эта была самой стройной. Настю он узнать не смог и расстроился, осознав это.
   Разогнувшись на той стороне реки, Глеб обнаружил, что ветер с реки достаточно свеж, а небо потемнело настолько, что пора и огонь разводить, коли не желаешь с Ночным Народом накоротке переведаться. Походники похватали свои мешки и сбились в кучу, настороженно озираясь. Евпат предупредил, чтобы факела без его команды не зажигали. Одрей тем временем связал повозки и потащил за собой через мост, не попрощавшись. Только теперь молодежь осознала, что они в Заречье. Девушки пристроились поближе к парням. Настя и Дарица к Лексею, Варя с Онитой - к Глебу. Ксанка с Олегой держались сами по себе, Натан прилепился к ним, и Евпат тоже. Пимен шел впереди, шагал широко, но девушки не отставали. Страх подгонял.
   Прошли несколько сот шагов, небо окончательно потемнело, и тут следопыт свернул направо. Зашагали по траве, вскоре из темноты появилось угловатое строение с плоской крышей. Пимен предупредил, что перед входом торчат камни, и принялся заводить девушек по одной в темнеющую пасть входа.
   - Внутри можно запалить факел, - разрешил Евпат, - только осторожно, не подпалите ветки на полу. Глеб и ... Ксана, зайдите в лес, нарубите лапника. Огня не зажигайте...
   Глеб в наступившей тьме узнал Ксанку только по фигуре, лица уже не различались. Он попробовал взять ее за руку, но девушка отшатнулась от него.
   - Я дорогу различаю, не споткнусь. Держись за мной.
   Она решительно шагнула в сторону и затерялась на фоне темных ветвей. Глеб различал только движение, фигуру разглядеть не мог. Искать сосны им пришлось на ощупь, ветви рубили каждый сам по себе, назад отправились, перекликаясь.
   - Ты, мнится, в темноте видишь, как кошка? - полюбопытствовал юноша, продираясь сквозь кусты.
   У строения кто-то запалил маленький костерок - пламени не видно, но отсветы на камнях не дают сбиться с дороги.
   - Должно быть, чуть лучше тебя. Здесь главное - не бояться, - высокомерно заявила Ксанка.
   Глеб не ответил. Он боялся, но не признаваться же в этом девушке, которая и так на него глядит свысока. Костерок развели в яме возле нагромождения камней, он освещал вход в строение, с других сторон пламя прикрывали камни или передняя стена строения, кое-как сбитая из неровных досок. Прочие три стены и крыша оказались каменными, осыпающимися от старости, но вполне надежными. На пол постелили лапник, отрядили смотреть за костром на первую половину ночи Натана - в углу обнаружился запас дров - и улеглись спать. Место для Глеба нашлось, как легко можно догадаться, между Варей и Онитой.
   Проснулся он поздно; едва забрезжил грядущий рассвет, превратив тьму в темную серость, как все девчонки встали и разошлись по утренним делам. Глеб присел, огляделся. Спал только Натан, которому выпало первое ночное дежурство. Лексей возился у костра, Настя ему помогала, Евпат раздавал поручения. Он обернулся на вышедшего наружу Глеба.
   - Вовремя. Буди Натана, идите в лес, принесете пригодное на дрова бревно. Пимен с Онитой уже собирают сучья.
   Недоумевая, как можно что-то отыскать в полутьме - на ощупь, что ли? - юноша поспешил выполнить распоряжение. Бревно они действительно отыскали на ощупь - Натан о него споткнулся. Подняли, и потащили. Немного по дороге заблудились, остановились, чтобы прислушаться, понять, где свои. Определив направление, Глеб нагнулся к бревну, но Натан его остановил.
   - Подожди чуток, передохнем. Не спеши, нам еще целый день идти. Спать-то как хочется, - зевнул он и потер глаза руками. - Я пока не поем, к работе непригоден. Тебе хорошо, ты всю ночь спал, даже девок не щупал.
   - А ты щупал? - изумленно вопросил Глеб, который о такой возможности даже подумать не мог.
   - Кого? Ксанку с Олегой, что ли? Они бы мне враз голову оторвали, с руками вместе. Нет, это Лексей со своими девками баловался, полночи шуршали да хихикали. Твои, я думаю, тоже были бы не против.
   - Какие такие мои? - мрачно спросил юноша, весьма раздосадованный услышанным.
   Лексей лежал между Настей и Дарицей. С кем из них он баловался и как далеко зашел?
   - Варя с Онитой твои. Девки явно нас между собой поделили, ко мне вообще никто не приближается, я возле Ксанки держусь, чтобы одному не остаться, она хоть не убегает, но молчит, будто меня рядом совсем нет. А Олега ближе одного шага не подпускает, глазищами зыркнет и отворачивается...
   Завтракали в полутьме: каша с вяленой рыбой, лепешки, да немного зеленых листьев одуванчика. Костер старательно загасили, оставили после себя запас дров, принесенное молодыми парнями бревно весьма для этого пригодилось. И сразу после еды вышли в путь. На восходе окоем уже розовел, с полуночи дул свежий ветерок, заставляя ежиться и завязывать поплотнее завязки капюшона. Они шли по тракту, почти не сторожась. Впрочем, старейшина определил Глебу и Ксанке идти сзади, держа наготове луки, и они добросовестно оглядывались через каждые сорок шагов каждый. Ксанка, когда хотела, могла шагать широко, как Глеб, так что оглядывались они по очереди - Ксанка успевала считать не только свои шаги, но и шаги юноши. А тот положился на девушку и шел, сверля взглядом Настину спину и раздумывая, чем же могли заниматься ночью Лексей с девушками?
   - Глеб, а как же ты по Заречью ходил, если темноты боишься? - неожиданно спросила Ксанка.
   Они отстали от группы на несколько десятков шагов, так что никто их разговора услышать не мог. Девушка специально незаметно убавила шаг, равняющийся по ней Глеб незаметно для себя тоже зашагал медленнее.
   - Боишься, не боишься - идти-то надо. Да и не всегда меня темнота пугает...
   - Ты хоть признался. Не всякий решится вслух сказать, что чего-то боится. Тебе Настя нравится и ты страдаешь, что она от тебя отвернулась?
   Переход на больную тему случился столь неожиданно, что он не нашелся с ответом. Только пробормотал, что девчонки сами парней поделили и что ему теперь делать, не приставать же к Насте внаглую, когда его старейшина прикрывать отряд отправил.
   - Никто вас не делил, не настолько вы хороши, - усмехнулась Ксанка. - Настя специально к Лексею льнет, чтобы от тебя за его спиной спрятаться. В деревню вернемся - она его и не заметит. Она о себе много думает, твоя Настя. Считает, что такая неписаная красавица, что женихи к ней в очередь выстроятся.
   - Ты не завидуешь ли?
   - Немного есть, - мягко ответила Ксанка. - Девчонки красавиц не любят, парни в их присутствии дуреют. Дарица вон, тоже решила Лексея завлечь, только Настьке назло, ей он тоже не нужен. Вот Варя на любого согласна. Ты присмотрись, Глеб, из нее жена хорошая получится.
   - Ты намекаешь, что из тебя - плохая? - не удержался юноша, впервые столь откровенно беседующий с девушкой и чувствующий себя скованно.
   - Не знаю. Смотря для кого. Ты не злись, я ведь по-дружески. Ты здесь один такой, с кем можно поговорить серьезно, и ты меня услышишь. Да ты лук опусти, и можешь часто не оглядываться...
   В общем, с Ксанкой он во многом соглашался. Хоть и держалась она, как старшая, но говорила с ним уважительно и о том, что ему интересно. Онита, которую ребята дружно невзлюбили, вызывала у девчонок жалость - о ней Ксанка промолчала, кроме того, что держалась та возле Глеба по просьбе сестры, Насти. Старейшина Евпат, ясное дело, прекрасно понимал, кто чего в этом походе стоит, и зачем в него отправился. Их юные чувства и стремление доказать кому-то свою исключительность для него яснее ясного. И для Ксанки тоже. Полагаться в походе Евпат мог на Пимена, что само собой разумелось, да еще на нее, Ксанку. Глеба обуревали сомнительные идеи, Настя - капризная красавица, Варя озабочена женихами, Дарица и Онита вообще пошли за компанию с сестрами...
   - А Олега?
   Ксанка замялась. Говорить про подругу не хотелось, но ведь сама затеяла столь откровенный разговор, нелепо идти на попятную.
   - У нее странные представления о мире. Она даже больше подозрений у старейшин вызывает, чем ты. Больше я ничего не скажу, хочешь, говори с ней сам.
   - Поговорю, - пообещал юноша, - а что же ты про парней ничего не сказала?
   - А чего про них говорить. Парни как парни...
   Ксанка его выделила из общей массы, и лишь оттого, что за пределами деревни он оказывался предприимчивей и решительней остальных. Готовый следопыт - так она напрямую и выразилась.
   Привал организовали возле такого же строения: три каменные стены и плоская крыша, передняя стенка - из досок. Пимен сказал, что такие же стоят вдоль всей дороги до Пятнистых Скал, идущие к Зеркалу Мая в них ночуют и пережидают непогоду. Развели костер, к котлу приставили Ониту, Евпат отозвал Ксанку в сторону и о чем-то с ней переговорил. Глеб оказался не у дел. Присел рядом с Пименом, тот снял обувь и внимательно рассматривал подошвы.
   - Что-то мне все вокруг говорят, Пимен, что надо подаваться в следопыты. Действительно так, как думаешь?
   - Сам решай, - Пимен вздохнул и принялся обуваться. - Нам новички особо не требуются, но тебя возьмут. Галхигей слово замолвил, мы его слушаем...
   Следопыт оказался молчуном, отвечал уклончиво, да и Евпат смотрел за ними во все глаза, а потом отвел в лесок уже Глеба.
   - Раздевайся, парень, пора твою кожу смотреть.
   Кожа оказалась чистой, без сыпи. Евпат проворчал - "повезло" и предложил выбрать, с кем из ребят он пойдет на охоту.
   - Возьмете с собой Ксанку и Ониту.
   - Зачем? - недовольно вскинулся юноша.
   - Не твоего ума дело. Пока... Возьмете, потому что я так велел. И пойдете слева от дороги, ночевать мы будем не здесь, а у следующей остановки.
   - Где? - не понял Глеб.
   - Эти домики с плоской крышей называются остановками. Так кого ты возьмешь?
   Он решил взять Лексея - чтобы не оставлять его с Настей, ясное дело. Кто из двух парней был лучшим охотником, Глеб не знал. Он вообще подозревал, что лучше других окажется Ксанка. Так оно и вышло. Онита вообще в лесу замечала только себя и спутников, Лексей все кидался в мокрые места, надеясь на пруд или хотя бы болотце - там он хотя бы знакомых по повадкам птиц смог бы отыскать. Но лес, как нарочно, попался сухой.
   - Здесь даже зайцев нет, - удрученно молвил Глеб, осмотрев очередные кустики на небольшой прогалине. - Вся надежда, что к птице какой подберемся...
   Ксанка с ним согласилась. Теперь она шла первой, в тридцати шагах сзади следовали Онита с Лексеем, Глеб пробирался левее в двадцати шагах. Он и Ксанка с луками, прочие шли просто так, пользы от них все равно не было никакой. "Зачем Евпат навязал их нам"? - недоумевал юноша. Но подумав, решил, что еще до вечера разберется. Пока же следовало отыскать любую пригодную дичь. Не то, чтобы пища иссякла - но мяса у них больше не было. А идти без мяса с грузом на большие расстояния девчонкам будет трудновато.
   И вроде бы им повезло - Ксанка подстрелила сперва одного, потом другого тощих по весне рябчиков, добычу повесили Лексею на пояс: пусть несет, раз охотник из него никудышный. Но охотясь, они влезли в совсем уж густую чащобу, и уклонились влево, где обнаружилась старая заросшая дорога. Идти по ней все же оказалось куда легче, и Глеб решил пока не сворачивать, припоминая, что и основная дорога тоже изгибается влево. Так что главное - не зайти слишком далеко, повернуть направо при первом удобном случае. И вывела их дорога к большому полю, через которое тянулись к стоящей в отдалении роще несколько рядов деревьев. Ряды отстояли друг от друга шагов на сто, поле между ними заросло травой и кустами. Глеб еще подумал, что здесь могут и зайцы встретиться, и гнездовья луговых птиц, как из-за ближайшего дерева раздалось негромкое фырканье. Как будто конь слегка всхрапнул, а потом прочистил ноздри.
   А затем из-за деревьев на них надвинулся морок, и события понеслись с головокружительной быстротой: визг Ксанки, канувшая в багровом тумане стрела Глеба, размахивающая веткой Онита и наползающая в мерцающем мареве пофыркивающая неописуемая фигура, перебирающая суставчатыми лапами... Юноша пришел в себя, когда мерцание погасло и поле перед ними предстало в своем обычном виде - даже трава там, где только что подползало к ним неведомое существо, оказалось почти не помята.
   - Глеб, смотри, - Онита указала вверх, там сквозь листву мелькало что-то темное, стремительно удаляясь в полуночную сторону, - ты его прогнал!
   От пережитого тряслись руки, Глеб и не заметил, как выпустил три стрелы. Может, какая-то из них попала в цель, может, Онита удачно огрела того, кого она назвала Архидом, березовой веткой, а скорее, Архид просто не хотел причинить им зла. Стрелы Глеба то ли сгинули, то ли улетели вдаль - вблизи их не видно, сколь ни шарь в том месте, где прополз Архид. Да и прополз ли? Следов почти нет , лишь головки некоторых цветов надломлены.
   Вернулась пристыженная Ксанка - убежав с визгом, она хотя бы не заблудилась, вернулась сама, а вот Лексея пришлось искать, дальнейшая охота была сорвана. Теперь они ломились через лес напрямую. Два рябчика все же лучше, чем ничего, главное - все живы, никто не потерялся, а Онита неожиданно показала себя с лучшей стороны. Она и Архида разглядела, не в укор Глебу будь сказано, толком, и не испугалась ничуть. Глеб - не разглядел; его воспоминания разительно отличались от того, что рассказывала Онита. Двое других не помнили ничего, кроме охватившего их ужаса.
   На дорогу вышли там, где Глеб и рассчитывал. Он с Ксанкой как-то сами собой оказались впереди.
   - Глеб, мне кажется, я поняла, зачем нам Лексея с Онитой навязали, - тихо сказала Ксанка. Если не ошибаюсь, завтра на охоту Евпат отправит Натана с Дарицей и Олегой, и они на что-то такое там наткнутся...
   Варю и Настю, считала Ксанка, проверять Евпат не станет.
  
   Вечером у костра, раскрыв рты, слушали Ониту. Глеб отмалчивался. Ему не нравилось, что Онита не видела ни окружающего Архида багрового марева, ни многочисленных лап, несущих приземистое гибкое тело. Насчет морды создания он вообще ничего не помнил, оставалось впечатление чего-то страшного, нечеловеческого, даже смотреть на которое без вреда для рассудка невозможно.
   - Архид к Ночному Народу не относится, - утихомирил запугавшую саму себя молодежь Евпат. - Тварь редкая, обитает только в Заречье, облик меняет раз от разу, отпугивает ужасом. Его можно встретить даже на дороге, по которой мы сейчас идем, причем только днем. Так что сегодня спите спокойно. Особенно те, кто встретился с Архидом. Выспитесь - и наутро почувствуете себя прекрасно. На охоту завтра пойдут другие, вам же предстоит их и свой груз нести.
   На этот раз слева от него лежала Варя, а справа - Олега. Заснул Глеб мгновенно, он даже не заметил, кого Евпат назначил ночным сторожащим. А среди ночи проснулся. Варя пристроила голову ему на плечо, плечо затекло, и он тихонько снял девичью головку со своего тела. Справа было пусто, Олега сидела возле костра, а рядом с ней - Лексей. Глеб сразу успокоился и вновь заснул. Поутру он проснулся, огляделся, обнаружил спящего Лексея и подскочил. Опоздал! Варя, Натан, Олега и Дарица ушли на охоту. С ними пошел Пимен. Прочие варили похлебку, собирали дрова, идти дальше не собирались, ждали охотников. Перекусив, как бы невзначай он подошел к Насте. Вокруг люди, что хочешь, при всех не спросишь.
   - Тебя на охоту не позвали?
   - Моя очередь завтра наступит, - девушка повернулась к костру и без всякой необходимости подбросила туда пару веток.
   Евпат будто не смотрел в их сторону, но Глеб догадался, что их короткий разговор он для себя отметил.
   - Может, мы с Ксанкой пока в другую сторону на охоту сходим?
   Вопрос прозвучал громко, слышали все. Евпат поморщился, покачал головой, жестом подозвал юношу к себе. Когда тот нагнулся, тихонько произнес:
   - Не успеете. Они скоро вернутся. Если все будет в порядке, пойдем дальше все вместе.
   Не удалось. Вернулись горе-охотники действительно быстро, только вот не все передвигались на своих ногах. Пимен нес Дарицу на руках. Девушка была в сознании, но ее била крупная дрожь. Ее уложили возле костра, напоили травяным настоем, Евпат прошептал сонный наговор - и девушка уснула. Варя осталась присматривать за сестрой, Пимен рассказывал всем о случившемся.
   - Наткнулись на холм, под ним - тоннель. Будь он темным, никто ведь не полез бы, верно? - он огляделся, но никто ему не возразил.
   - Там было светло, молодежь туда и кинулась, посмотреть. Я предупредил, чтобы далеко не заходили. Сам остался у входа. Слышу - крики, выбегает Натан, ничего вокруг не видя. Я ему ногу подставил, он упал, кричу ему "что случилось"? Молчит. Но в себя пришел. Потом выскакивают Варя с Олегой и Дарицу на плечах тащат, та - без сознания. Что там произошло, не говорят, не разглядели, мол.
   Натан сидел, красный, глаз не поднимал. Варя действительно ничего не видела, она зашла в подземелье последней, заметила только, как белый яркий свет позеленел, и тут мимо с воплем промчался Натан. А после она помогала Олеге вытащить Дарицу.
   - Я шла третьей, - неохотно рассказывала Олега. - Вдруг потемнело, идущая первой Дарица прижалась к стенке и упала, Натан мимо меня рванулся назад. Я посмотрела вдоль тоннеля, толком не разглядела, но показалась мне, что там чья-то огромная пасть с раздвоенным желтым языком. Схватила Дарицу, потащила, Варя помогала...
   Подробнее о пасти Олега не говорила: показалось, и все. Что толку о мороках рассказывать, других пугать, что ли? Походники сидели в сторонке подавленные, молчали, поглядывая за Варей. Та занималась костром и присматривала за сестрой. Глеб подсел к растянувшемуся на травке Пимену. Следопыт скинул сапоги и блаженно шевелил пальцами босых ног.
   - Тебе сапоги жмут, видать, Пимен? - спросил юноша участливо.
   - Ноги намял. А идти еще долго. Сегодня до обеда точно не тронемся. Может, и до вечера...
   - Ты ведь нарочно их к подземелью привел, знал, что случится, - продолжил Глеб ласково, - не знаешь, к чему это испытание?
   - Вернешься в деревню, узнаешь. Или сам догадаешься, ты парень шустрый, - недовольно пробормотал Пимен. - Только в Заречье, если свернешь с дороги, приключения сами тебя найдут. В том подземелье до сих пор никто не умер, понимаешь?
   - А ты там бывал? - заинтересовался Глеб.
   Ответа он не получил. Пимен ответить не успел, бдительный старейшина окликнул юношу, пришлось отойти от следопыта. Евпат послал его, Ксанку и Настю на охоту. На этот раз - вправо от дороги. Там, якобы, неожиданностей не бывает. Так и получилось: обычный весенний лес, в котором приходилось присматривать за Настей - впервые Глеб не испытывал желания поговорить с девушкой - дичью небогатый, да и птицы попадались исключительно мелкие. Ксанка добыла еще рябчика, Глеб стрелял во взлетевшую куропатку, не попал. А Настя плелась сзади, и он в ее сторону даже не оборачивался.
   Вернувшись, обнаружили пришедшую в себя Дарицу. Веселая, полная сил - только вот о случившемся в подземелье ничего вспомнить не может. До вечера не случилось ничего примечательного. Дошли без приключений до следующей остановки, развели огонь, Евпат отозвал в сторону Глеба и Олегу.
   - Завтра минуем один холм, мы его зовем Зубьями. Возьмете с собой Настю, подниметесь на вершину. Попробуете подняться, во всяком случае. Выйдете рано с утра, до завтрака, едва рассветет. Холм увидите слева, не перепутаете; поднимитесь - и назад. До того, как поднимитесь, ни меня, ни Пимена не расспрашивайте. Спать ляжете пораньше, втроем, Настю - в середку. А сейчас - сходите за дровишками, пока не смерклось...
   Улегшись, Настя сразу отвернулась к Олеге. Лежа у ее спины, юноша думал, что оно и к лучшему. Можно выспаться, хоть пока и не хочется. А можно и поразмыслить о том о сем. Лексей, лежащий между сестрами, что-то шептал, оттуда доносилось шуршание, вздохи. Глеб не прислушивался, до Дарицы ему дела нет, пусть Лексея завлекает. В том, что Варя в таких играх участвовать не станет, он чувствовал полную уверенность. Не до игр девке, замуж пора давно, за кого - уже и без разницы. Гораздо больше занимал Глеба вопрос, для чего Евпат устраивал им испытания. Не все идущие к Зеркалу Мая встречались с мороками, Архидом, прочим Ночным Народом. Однако же некоторые встречались. Никто не сгинул, то Пимен верно молвил. Стало быть, слева от дороги безопасно, но страшно. Вот и посылают туда некоторых для испытания смелости.
   "Да смелости ли? Во-первых, девок испытывать зачем? Ну, конечно, женщины и скотину в отдалении пасут, и рыбной ловлей занимаются, и за грибами-ягодами порой далеконько от деревни заходят. Нужно ведь старейшинам знать, на кого можно положиться. Может такое быть? Может, но неубедительно сие.
   Во-вторых, парней чего проверять, они же испытания прошли, иначе бы мужского имени не удостоились. Так что не смелость тут проверяется, точно. А может, вообще Евпат не нас проверял, а отношение Ночного Народа?" Внезапно пришедшая мысль потащила за собой следующую: "Не требуют ли Напарники от нас жертвоприношений? Не кровавых, не мяса и шкур, а переживаний. Может, им испуг нужен, любопытство, удивление, да и страсть любовная лишней не будет. Такова плата за свободу прохода к Зеркалу Мая". Оттого, что любовной страсти среди них маловато - Дарица с Лексеем казались Глебу шаловливыми детишками, не влюбленными - и приходиться Евпату посылать то одних, то других в места гиблые, к тварям страхолюдным, дабы те ужасом в довольной степени напитались. А тут то он с Онитой страху не поддались, после Олега против подземного морока устояла - вот и приходится Настю к Зубьям отправлять...
   При мысли, что завтра Настя в панике сбежит от морока, и ее придется ловить, а потом тащить в расположение отряда, юноша почувствовал к девушке некий холодок. "И чего она к Зеркалу Мая поперлась"? - он как бы и забыл в сей момент, что сам ее подбивал отправиться в поход. Он не заметил, как заснул. Ночью несколько раз просыпался - что-то снилось пугающее, то изгибающиеся зеленые с рыжиной змеиные тела, открывающие зубастые пасти, то Настя с хворостиной, стегающая его голое тело. Проснувшись, озирался, испуганно прислушивался, не разбирая поначалу, где сон, где явь. У костра стерег огонь грустный Натан, его, видать, приспособили к ночным бдениям на весь поход. Лексей и Дарица спали, как и все остальные. Под утро у костра бдел Пимен, он и разбудил их троицу, едва на восходе просветлел окоем.
   К Зубьям подошли, когда солнечные лучи осветили уже весь холм. То, что старейшина обозвал Зубьями, оказалось остатками не то стены огромного дома, не то стены, некогда огораживавшей вершину холма. От дороги туда вел заросший проселок. Продравшись по нему к подножию, троица начала подъем по крутому склону. Напрямик подниматься показалось трудновато, они обнаружили идущую зигзагом тропу и зашагали по ней: Глеб, Настя и Олега. За всю дорогу от места ночевки Настя так и не открыла рта. Глеб тоже молчал, отвечал на редкие вопросы Олеги скупо, несколькими словами. Хотелось спать так сильно, хоть какие страшилища сейчас выползи - внимания не обратит. Но страшилищ не было, зато на середине холма вдруг сверху начали опускаться мелкие серые хлопья, будто пепел.
   Юноша несколько раз ступил неверно, чуть не упал, и тут сонливость наконец ушла, смытая подступившим ужасом. Идущая сзади Настя вдруг села, потом повалилась набок и жалобно сообщила, что дальше идти не может, ноги не держат. Олега на ногах держалась, но ее тоже одолела слабость. Сверху сыпался неощутимый пепел, который не садился на одежду, его не уносил легкий ветерок с закатной стороны, да и рукой поймать частички того пепла не удавалось...
   - Настю оставим здесь, вдвоем поднимемся? - предложила Олега.
   - Нет. Оставить беспомощную без охраны... Я ее понесу.
   - У вершины, чаю, труднее будет, - предупредила Олега.
   Подняв Настю на руки, Глеб продолжил подъем. Его спутница угадала - ближе к вершине силы таяли. Пепел, который пеплом не был, падал все гуще. Они трижды останавливались передохнуть. Олега держалась, они шли налегке, без груза. Глеба же шатало из стороны в сторону. Силы оставались, но он боялся упасть на ровной тропинке. Здесь, у подножия старой стены, склон становился пологим. До стены они добрались вместе: Олега поддерживала Глеба, несущего Настю, чтобы юношу не качало по сторонам. Настя вроде заснула: дышала, но на вопросы отвечала не сразу. И даже держаться за шею Глеба у нее не хватало сил.
   Тропа упиралась в разваленные ворота, колонны по сторонам прохода обвалились, торчали остатки едва по пояс человеку.
   - Смотри, они же из цельного камня выточены были! - поразился Глеб, опуская Настю возле лежащей растрескавшейся колонны.
   За стеной пепел исчез. Серые облачка проплывали по утренней голубизне, обещая к вечеру дождь. Мир за стеной казался ярче, лес внизу и изгибающаяся огромным крюком дорога виделись тускло, расплывчато. Выше стены лежали кучи камней, торчали огромные рыжие железки и острые длинные блестящие трубки, непонятно из чего сделанные. Настю они оставили сидеть у остатков колонны, прислонив ее спиной к камню. Нести девушку выше сил не осталось, здесь же они оставалась на глазах, до вершины оставалось несколько десятков шагов. Встали, пошатываясь, обнялись и потащились к самой большой ржавой железке, напоминающей цветок с двумя уцелевшими напротив друг друга лепестками. Упали по дороге, когда их одновременно кинуло вправо, поднялись, добрались до железки, огляделись.
   Другая сторона холма ничем не отличалась от той, по которой они поднялись. Переводя дух, Глеб оглядел полуночную сторону, узнавая знакомые места. Он припомнил рисунок в коробочке Напарников, мысленно подвигал его, поворачивая так и этак, пока не понял, где сейчас он сам и где проходит невидимые отсюда дороги. Судя по всему, дальше дорога к Пятнистым Скалам прорезала болотистый участок, где ни дорог, ни охоты, ни древних строений с мороками и прочими неприятными чудесами.
   Назад идти оказалось легче. Он подобрал блестящую твердую трубку; поставишь стоймя, она выше Олеги окажется. А толщина такая, что в отверстие три пальца засунуть можно. Гнется трубка едва-едва, но вот один конец у нее сплющен. Олега взглянула на его находку, кривясь, ей хотелось побыстрее унести с холма ноги. Но промолчала. Вниз Настю нес один Глеб, спутница озаботилась находкой. Взяв в руки древнюю вещь, Олега что-то забормотала. Прислушавшись, юноша разобрал лишь "и избавь нас от лукавого...", и решил, что это защитное заклинание.
   Все так же падал сверху пепел, который на самом деле не пепел, одолевала слабость, но хотя бы не кружилась голова и не бросало из стороны в сторону. Да и Настя, едва они спустились туда, где не было пепла, ожила. Идти не могла, но хотя бы держалась за Глеба, облегчая его труд. Передохнув у подножия, Глеб поднялся на ноги, строго глянул на Настю и приказал:
   - Вставай!
  
   Пятнистые Скалы
   Назад Настя шла сама. Приказ Глеба, то, как это он сказал, поразили ее так, что всю дорогу она даже головы не поднимала. Зато, едва они вернулись на стоянку отряда, сразу же, при всех, попросила старейшину никуда больше ее с Глебом не отправлять.
   - Меня сие тоже обрадует, - заявил юноша, уловив на себе вопросительные взгляды односельчан.
   - Так, молодцы и девицы, - скрипучим голосом проговорил Евпат, - распри начались?
   Глеба он отправил назад по дороге, на сотню шагов, чтобы стоял там на виду, пока не позовут. Олегу - на такое же расстояние вперед, Настя осталась. Потом к костру позвали Олегу и она рассказывала, что случилось. Слов Глеб не слышал, но вопросов ей задали множество. Когда подозвали юношу, все разговоры сразу стихли. Его рассказ слушали внимательно все, даже Олега, которая ничего нового услышать никак не могла. И ему вопросов не задавали.
   В путь вышли сразу. Глебу и Олеге старейшина дал послабление, приказав идти налегке, Настя же шла с обычным грузом. Постепенно из вереницы путников образовались пары и тройки, возле юноши задержалась Варя. Онита, как ни странно, прилепилась к Пимену. Евпат приотстал, о чем-то толковал с Олегой, не разобрать, говорили тихо. Варя молчала, только робко поглядывала на Глеба.
   Идти было трудно - все же сил на Зубьях он потерял много. С грузом, пожалуй, и вовсе бы отстал. Опустив голову, юноша бездумно следовал за шагающим впереди Натаном, и тут ему на плечо легла женская рука.
   - Подойди к Евпату, старейшина желает с тобой потолковать, - Олега улыбнулась ему, бодрая и радостная, будто и не поднималась с ним утром на холм.
   Евпат глядел на Глеба, словно решал, зарезать или жить оставить. И молчал. Но при этом все укорачивал шаг. Он разомкнул уста, когда впереди идущие удалились сотни на две шагов.
   - Ты понял, что с тобой произошло за Зубьями?
   В голове юноши мелькали некоторые мысли, но уверенности, что действительно произошло что-то важное, не было. Но раз старейшина спрашивает...
   - Я прошел испытание на силу духа, полагаю.
   - Можно сказать и так, - кивнул Евпат. - Ты начал повелевать другими. Пусть с тобой были всего-то две девки, но ты стал старшим. Для этого потребна не только сила духа...
   - Я не мог Настю бросить и бежать за помощью. Нести ее сил недоставало, я сейчас и налегке едва ноги переставляю...
   Старейшина согласился, решение верное, он говорил о другом: раз проявив способность вести за собой, Глеб не расстанется с нею и в дальнейшем.
   - Думаешь, право повелевать кто-то дает? Нет, его всегда берут сами. Берут, отталкивая других желающих, иногда - отталкивая так далеко, что те не возвращаются. Каждые два-три года кто-то уходит из деревни навсегда. Повелителей не может быть много, ты же в прежнее состояние уже не вернешься. Таким, как ты, остаются две дороги: следопыты либо охотники-одиночки, что живут отдельной от деревни жизнью или, если тебя выберут старейшины, мы начнем готовить тебя себе на смену. Второй путь долог, самого выбора придется ждать лет десять-пятнадцать. Пока не женишься, пока твои сыновья не устоятся в характере и привычках, дабы всем видно стало, что ты достойно их воспитал. И все то время ты будешь учиться у нас, помогать по простым делам, повелевать людьми в разовых поручениях. От тебя потребуется много терпения. И, знаешь, при всем том ты не обязательно станешь в итоге старейшиной. Всегда могут отыскаться достойнейшие.
   Глеб припомнил всех, покинувших деревню на его памяти. Да, чаще уходили холостяки или бездетные. Но вот ушел же с женой и двумя младшими детьми Нехлюд - человек в возрасте и весьма уважаемый. Значит, не смог терпеть, ушел туда, где надеялся жить своим умом. В Наклонную, в Луговую, или на Речные Выселки... Старейшина ничего не советовал, сказал что сказал, а дальше своим умом обходись.
   Оказалось, влево от дороги они уходили на испытания. Так издавна повелось, что будет, если селяне просто придут к Пятнистым Скалам, ни разу не свернув с дороги, никто не знал. Оттого и сворачивали. Проверка оказывалась не лишней и для старейшин. Так, предполагаемое будущее Ксанки несколько увяло в глазах Евпата, зато Ониты и Глеба - внушило некоторые надежды. Насчет Олеги старейшина промолчал.
   - Нет, испытания не кончились. Завтра мы пересечем ущелье, по мосту. Его иногда называют мост-доска. Там несколько человек спустятся вниз, наберут воды из ручья. Если смогут...
   - И кто спустится? - не удержался Глеб.
   - Завтра и узнаешь. Сегодня я хотел спросить тебя - пойдешь с ними? Испытывать тебя незачем, но вдруг других придется поднимать на руках? Пимен один может не справиться.
   Глеб сказал, что пойдет. И старейшина внезапно спросил, не согласится ли он прихватить с собой Варю.
   ... - и пригласишь ее ты. Пригласишь, не приказывай. И проследи, чтобы она шла с тобой рядом, если согласится. В чем я не сомневаюсь, по правде говоря.
  
   Мост казался невероятным. Каменное сооружение висело в воздухе, опираясь на далеко отстоящие края оврага, будто туго натянутая веревка. Или, действительно, доска длиной в три сотни шагов. Вблизи стало заметно, что мост стар: края выщербились, перила, если они когда и были, исчезли. Довольно крутой склон оврага зарос кустарником, внизу блестела малая речка, заросшая по краям осокой. Тропинки вниз не видать, трава после вчерашнего дождика еще мокрая, спуск сам по себе не так легок.
   - Ну что, девки-парни, кому-то надо за водой спуститься, - озабоченно произнес старейшина, остановившись у края обрыва. - Здесь единственное место, где крюк делать не придется. Пимен пойдет обязательно, для охраны, а воду понесут Лексей и Онита. Кто в помощь им сам вызовется?
   - Я пойду, - выступил вперед Глеб и глянул в глаза Варе, впервые за весь поход.
   Девушка немедленно вызвалась идти с ними. Ксанка усмехнулась, Настя уставилась на Варю с откровенным изумлением, а Лексей уже вынимал из мешков походные бурдюки и сосуды из тыквы.
   - Веревка нам пригодилась бы, - застенчиво произнесла Варвара.
   Пимен приподнял левую руку с мотком веревки. Глянули вниз, определили маршрут, поочередно спустились до середины склона, Натан наверху держал веревку. Здесь кусты росли густо, давая опору, меж ними подобрались почти к самой воде. Хороший, открытый берег нашелся точно под мостом. Глеб даже подумал, что кто-то озаботился его расчистить. А что? Люди годами ходят по дороге, не удивительно, что нашлись заботливые, думающие не только о себе.
   Лексей присел у воды, Онита подавала сосуды, остальные столпились за их спинами. Внезапно порыв ветра окатил их желтой пылью. В носу засвербело, Глеб чихнул и внимательно огляделся. Все, как обычно. Только здесь, под мостом, место точно необычное, и, значит, вывод он сделал неверный.
   - Лексей, закончил? Давай бурдюк, убираемся отсюда как можно быстрее. Мне кажется, сия пыль не просто так прилетела.
   Ему поверили, поднимались почти бегом, Натану пришлось держать веревку с тяжестью сразу двоих девчонок, потом Лексея с грузом. Пимен выбрался без помощи веревки, Глеб поднимался последним, оглядываясь. Но угроза пришла не снаружи, она, оказалось, таилась внутри. Оказавшись наверху, он заметил, что цвета вокруг стали ярче. Стоило присмотреться повнимательнее к любому предмету, и его очертания начинали меняться. Руки утратили чувствительность, стали огромными и легкими.
   Уже девчонки утешали разревевшуюся Ониту, Лексей неожиданно убежал в кусты, а Натан с Евпатом повалили Пимена и вязали его веревкой. Глебу происходящее казалось неважным: и обнимающая, целующая его Варя, и визжащая от страха Настя, и бледная Ксанку, взявшую старшинство на себя. Время исчезло, он равнодушно наблюдал, как по мосту маршируют чудовища, духи и мороки, завывая и ругаясь. Он понимал, сие - видения, но казалось смешным сейчас идти искать Лексея или присматривать за Пименом, коего связали, только оглушив.
   Так он и стоял, не зная, сколько, не замечая объятий Варвары, пока мороки не рассеялись. В глазах двоилось, но голова стала ясной, Глеб начал соображать, что происходит вокруг. Евпат, Натан и Олега ушли ловить Лексея. Дарица присматривала за сидящей у дороги Онитой. Та вроде успокоилась, зато теперь ревела Настя, на которую не обращали внимания. Ксанка сидела на корточках возле Пимена, беседуя со связанным следопытом. Варя стояла рядом с юношей прижавшись к нему и поглаживая его грудь.
   - Варя, ты как? - спросил Глеб онемевшими внезапно губами.
   - Мне хорошо, милый, как никогда. Может, отойдем с дороги? - она просительно заглянула ему в глаза.
   Тут юноша сообразил, что никто из присутствующих в их сторону не смотрит, и ему стало не по себе. Похоже, кое-что выпало у него из памяти, и это выпадение оставило сосущее чувство страха и стыда. Однако следовало думать и о других, раз Евпат отсутствовал, а Пимен связан. Почему связан, Глеб не понимал. Возможно, желтая пыль подействовала на него не так, как на других. Подойдя к следопыту, для чего пришлось высвобождаться из объятий Варвары, он спросил у Ксанки, в чем дело.
   - Отошел? Слава огню животворному, - вздохнула девушка. - Хоть вы с Варей в присмотре не нуждались. Онита заявила, что она уродина и всем жить мешает, просила ее убить. Пимен драться полез, возомнил, что кругом враги, Насте в глаз заехал. Лексей просто убежал с дикими криками...
   - Пимен, ты меня отчетливо видишь? - спросил Глеб следопыта. - То я, узнаешь? Или я изменился?
   - Узнаю тебя, ты Глеб. Только ты теперь оранжевый, а волосы синие. Что ты с собой сделал?
   - Я такой же, как был, это желтая пыль мороки наводит. На всех, кто оказался под мостом. Ты помнишь, как драться начал?
   Пимен не помнил. В его воспоминаниях мелькали духи, Речные Тати, морлоки, напарники; Ксанке пришлось рассказывать ему, что случилось после их возвращения из оврага. Про Глеба она упомянула вскользь, дескать обнимался с Варей не стесняясь окружающих, и юноша почувствовал, как предательски розовеют щеки.
   Лексея-беглеца поймали и привели, тот ничего, кроме жуткого страха, вспомнить не мог. Развязали и оклемавшегося следопыта. Тот, если и не поверил до конца Ксанке, возражать подтвердившему ее слова старейшине не осмелился.
   - Вот так иногда дается вода в Заречье, - веско произнес Евпат. - Пусть никто не винит себя или других, мы столкнулись с силой, одолеть которую нельзя. И легко отделались. Олега и Ксанка показали себя замечательно, Глеб и Варя не сдались, поддержали друг друга, освободили остальных для важных дел. В деревне рассказывать об этом не стоит, нас поймут неправильно. Они же здесь не были. Так что - забудьте.
   В тишине прозвучал звонкий голос Вари.
   - Глеб, ты обещал взять меня в жены. Это мне тоже забыть?
   Варя смотрела на него, в глазах стоял страх, а губы девушки тряслись.
   - Обещал, я слышала, - пискнула Настя. - Мужчина ты или кто?
   - Глеб, ты говорил разборчиво, - подтвердила повеселевшая Дарица. - Или, скажешь, под мостом морок на тебя напустили такой, чтобы ты спешно женился? Может такое быть?
   - Я согласилась стать твоей женой, ты и этого не помнишь? - отчаянно прошептала Варя.
   По ее щекам уже катились слезы.
   - Тихо, молодежь! - призвал к порядку Евпат. - Кем вы тут себя возомнили? Решение о свадьбе принимают родители, они учтут, что предложение женихом сделано, и что получено согласие невесты. Учтут и обстановку, скажем прямо, особую. Я обладаю властью объявить вас мужем и женой прямо здесь, но тоже учту обстановку и не стану этого делать. А ты, Глеб, ничего не решай до возвращения в деревню. Молчи о своем предложении. Рот раскроешь только в одном случае - если станешь настаивать на немедленной свадьбе.
   Стоявшие вокруг юноши и девушки вопросительно уставились на Глеба. Тот глянул на Варю и так ему ее стало жалко, что он не раздумывая выпалил:
   - Стану настаивать.
  
   Евпат все равно свадьбу отложил, к Зеркалу Мая ходили только холостые, не им ломать обычай. Однако все повеселели, словно и не случилось напасти под мостом. Дальше шли бодро, всей группой, обсуждая всякие брачные обычаи. Заодно сочиняли, как сыграть свадьбу в походе. Что ни говори, как ни выдумывай, требовалась хорошая добыча. Если не мясо, то хотя бы рыба в достатке. Не дело, если гости на свадьбе останутся голодными. Плохое предзнаменование. А кто же захочет начинать жизнь с такого? Получалось, лучше потерпеть до возвращения.
   Девчонки наперебой поздравляли Варю, парни тоже, а вот к Глебу подошел, улучив момент, только Пимен.
   - Лучший выбор из тех, кто здесь, - сказал тихонько, чтобы никто не слышал, и сразу отошел.
   Проходили Крутилки, высокие столбы с вращающимися спицами, усеивающие голые холмы. От них дорога сворачивала на полночь, и здесь домики-остановки встречались через каждую тысячу шагов. Но многие заброшены, в полутьме они отыскали пригодный для ночлега и развели вечерний костер. Сторожить поставили Лексея, сегодня Натан сможет выспаться. Глеба положили в один угол, Варю - в противоположный, остальные устроились между ними, кто как хотел. Ночью Глеб проснулся, глянул - у костра сидел Лексей и Олега. Лексей спал сидя. Поднявшись, Глеб присел у костра.
   -Не спится? Ты не жалеешь ли? - тихонько спросила девушка.
   Глеб покачал головой. Он на самом деле не жалел. Не то, чтобы Варя ему нравилась - ничуть не больше, чем другие. Только, раз угасла его детская любовь к Насте, то какая разница, кто станет его женой? Варя точно не хуже других, не зря же каждый встречный ему об этом определенно говорил.
   - Очень уж неожиданно все случилось, - продолжила Олега.
   - Поход, - откликнулся Глеб, - здесь быстро решать приходится.
   - Она для тебя удачный выбор. Подаришь ее родителям взятую на Зубьях штуковину, они и обрадуются. Может, дом для вас сразу построят, родни у Вари много, им не в тягость станет.
   Да, и о доме у него мысли вертелись: вести жену в дом матери, убогий и маленький, не хотелось. Строить новый - либо одаривать помощников, либо родню просить. И одно, и другое не для него. И одаривать нечем, и родни почти нет. Зато у Вари полдеревни родня. И родители справные, новый дом для дочери потянут. А уж то, что они Глебу будут рады, и любой его подарок сочтут достаточным, никаких сомнений не вызывало. Впрочем, он ведь согласился не поэтому. Ему Варю стало жалко. Только поманил девушку возможным счастьем, пусть и будучи не в своем уме, и сразу на попятный идти? Каково ей услышать отказ, он представлял: у Варвары же все на лице написано.
   - Возможно, и так, - он пожал плечами. - А тебя для усиления к костру поставили, или ты сама?
   Кивнув в сторону Лексея, Олега тихо сказала:
   - Ему веры нет. Но пусть он об этом не знает. Нам еще надо дойти и вернуться.
   - Ты, я слышал, тоже под подозрением? - поинтересовался юноша.
   - Как и ты. Но не в этом походе, здесь мы с тобой - главная опора. Даже Пимен Евпата немного подвел. - Она грустно усмехнулась. - Ничего, Насте сие пойдет на пользу. Пусть знает, что в жизни случаются и неприятности, каких не ждешь.
   Синяк у Насти налился синевой во всю правую часть лица. Хорошо, кости уцелели. Евпат, осмотрев ее, произнес обычную фразу - "до свадьбы заживет", и теперь все, желая поддержать Настю, всерьез заявляли, что свадьба Глеба с Варей состоится ровно в тот момент, когда настин синяк станет неразличим при солнечном свете. Пимен просил у нее прощения трижды. Настя же отвечала, что следопыт невиновен, дело в желтом порошке, прощать его не за что. Но отвечала с таких холодом в голосе, что все понимали - не простила.
   Лексей повалился набок, и не проснулся. Они отодвинули его ноги от костра, чтобы не обгорели случайно, будить не стали. И сидели почти до утра, молча, думая каждый о своем. Наутро Глеб посмотрел на спутников просветленным взором - ночное бдение изменило его не меньше, чем преодоленные преграды. Вернее, без этого бдения то новое, что зрело глубоко в нем, не сумело бы проклюнуться.
   Евпат оказался просто стар - пятидневный поход вымотал его так, что старейшина уже почти не думал о других, ему лишь бы самому не свалиться. Несчастный Пимен, человек хороший, да ума недалекого, тяжко переживал случившуюся с ним под мостом проруху. Загадочная Олега, одинаково далекая и от простых девчонок, и от дочки старейшины Ксанки, и от него, Глеба: девка надежная, но безнадежно чужая. Дура Настька, такая же дура, только добрая и без запросов - Дарица. Желающая всех подчинить умница и трусиха Ксанка - с ней он всегда легко договорится именно благодаря этим двум ее особенностям. Простой парень Натан, кажущийся сам себе хитрым Лексей, несчастная Онита, которая всю жизнь считает себя хуже других - и с этим ей жить до самой смерти. И Варя, с которой можно говорить обо всем, которая не подвергнет его действия сомнению, которая счастлива просто оттого, что он рядом.
   До Пятнистых Скал оставалось четверть дня пути, Старейшина разрешил пустить в утреннюю похлебку остаток сушеного мяса. Назад им идти без испытаний, без спешки - может, дичь какую добудут, а нет - дойдут и так. Шагали неспешно. Глеб, приотстав, шел с Варей, рассказывал о своем пребывании в Заречье. Не так рассказывал, как остальным: не умалчивал, не пропускал ничего.
   - Когда я с тобой, мне тоже Ночной Народ не страшен, - сообщила Варя. - Я только сама по себе трусиха.
   Верно, она ведь в подземелье ничего не испугалась, когда пришлось Дарицу вытаскивать. И после желтой пыли под мостом не плакала, не убегала, стояла, его обнимала.
   - А ты что про Зеркало Мая слышал? Мне мудрые женщины говорили, что это и не зеркало вовсе. Встанешь перед прозрачной стеной, а за ней морлок страшный, и чем больше ты на него смотришь, тем больше он на тебя похож становится. Когда станет, как отражение, тут стена почернеет, значит, тебе убираться пора, - девушка шла с повернутой головой, только на него и глядела, хорошо, дорога гладкая, а то давно бы споткнулась.
   - Я думаю, - ответил Глеб, - что вернувшиеся нам не все рассказывают. Я вот слышал, что Зеркало Мая нашей крови требует. Немного, одну капельку, но берет. Иначе оно тебя не отразит. И еще я слышал, что потом тебе еду предлагают. Кто ест, кто отказывается. Я так не откажусь. Хлеб у напарников замечательный...
   Совсем не ощущалось, что встречает Варя двадцать третью весну, а он только семнадцатую. Конечно, с Ксанкой разговаривать интереснее, та к людям внимательна, мелочи собирает в кучу и из них выводы интересные делает. Глеб тоже так может, но нет в нем Ксанкиной наблюдательности. Да и к чему? Старейшиной он не станет, подастся в следопыты, будет бродить по лесам и знать, что Варя ждет его возвращения. Все, как дядя советовал.
   Пятнистые Скалы заметили издали. После одного из поворотов из-за холма показались возвышающиеся строения. Отсюда, за несколько тысяч шагов, они действительно выглядели скалами, которые будто кто ровно обтесал. Дорога уходила к ним несколькими плавными поворотами. Слева тянулся лес с поднимающимися над кронами холмами, справа - низинка, заросшая кустами и чахлой, блеклой травой. Разговоры сразу утихли, молодежь во все глаза разглядывала легендарное место. А когда подошли поближе, им встретилась безлошадная повозка на толстых колесах. Спереди у нее возвышалась застекленная будка, а в ней виднелось по пояс странное человекоподобное существо. То есть человеческого в нем выглядели пропорции и общие очертания: торс, плечи, короткие мускулистые руки, голова. Только вот черты лица едва намечены, словно нарисованы на ровном розовом пузыре головы. Ни волос, ни ушей. Повозка проехала мимо них - Евпат приказал заранее очистить для нее дорогу, а существо их словно не заметило.
   - Морлок, - пояснил старейшина. - Встретите таких, внимания не обращайте. Они не разговаривают, и выглядят все одинаково.
   Ксанка поинтересовалась, а что у них там, откуда ноги растут. Мужики они, бабы или нечто среднее? Евпат под усмешки остальных объяснил, что там нет ничего. Ни того, что предназначено для рождения детей, ни даже отверстий для избавления от съеденного-выпитого. На законно возникшие вопросы отвечать не стал, начал раздавать УКАЗАНИЯ, как следует себя вести. Оказалось, ни старейшина, ни Пимен в Пятнистые Скалы не пойдут. Останутся ждать у ворот. А молодежь к Зеркалу Мая проводят, и назад отведут. Евпат наказывал не задерживаться. Прямо не запрещал - хотите побродить, осмотреться - на здоровье, не запрещено. Но лучше не надо. Пользы никакой, а смятения в умах точно прибавится.
   - Мне придется задержаться, - сообщил Глеб, как о деле давно решенном. - Надеюсь, не очень долго, проголодаться не успеете. Возьму с собой Варю и Олегу, коли они не откажутся. Если все получится, вернусь с едой, нет - вернусь быстро. В любом случае вернусь до темноты.
   - Хорошо, - с явной неохотой согласился Евпат, - до темноты подождем. Еда в дороге лишней не будет.
   Ворот у Пятнистых Скал не имелось, стояла у дороги небольшая остановка, наподобие тех, в которых они ночевали раньше. Только эта оказалась целой, гладкой, с прозрачной боковой стенкой и скамьей внутри. А рядом с ней стояла повозка на колесах. Большая, с окнами во все стены, прикрытая крышей. В ней сидели на сиденьях с высокими спинками несколько морлоков, а у двери повозки стоял напарник. Мужчина средних лет, начавший лысеть с затылка, в обычных сапогах, кожаных штанах и куртке на пуговицах. Одежда на нем самая что ни на есть привычная, будто в деревне у них выпросил.
   Евпат подошел к нему, оставив молодежь дожидаться разрешения идти дальше, переговорил, оглянулся на Глеба, подозвал.
   - Глеб? Здравствуй, - обратился к нему напарник. - Я Александр. Что ты хотел увидеть у нас в городе?
   - Храм Распятого. Как готовят у вас еду. Хлеб, например. Еще хотел поговорить с Владиславом, я с ним виделся не так давно на озере. Если он не против, конечно. Со мной еще две девушки...
   - Зеркало Мая вас не интересует? - спросил Александр, вынимая из-за пазухи уже знакомую Глебу коробочку.
   - Интересует, конечно. Мы хотели посмотреть, как вы живете, не только отразиться в зеркале.
   Александр поводил по коробочке пальцами и сказал, что лучше им всем сейчас поехать к зеркалу, а потом, если останутся силы и желания, Глеба и девушек отвезут к храму и покажут остальное, о чем просили. Владислава постараются отыскать, но здесь Александр ничего обещать не мог. Евпат стоял рядом, хмуро смотрел в сторону. Понятно, при Александре он никак не мог выказать, что Глеб проявляет самоволие, делал вид, что ничуть не возражает. Да и перед Глебом идти на попятную несолидно, ведь только что разрешил ему, да еще при всех, прогулку по городу.
   Молодежь вслед за Александром залезла в повозку, расселись по мягким удобным сиденьям. В повозке хватило бы места еще десятку человек. Сидящий впереди морлок принялся крутить большое колесо перед собой и повозка мягко поехала по гладкой дороге.
   Варя прижалась к нему, схватила за руку и ошалевшим взором разглядывала проносящиеся мимо постройки. Повозка ехала быстро, они не успевали ничего рассмотреть, сие превышало человеческие возможности. Множество построек вокруг, одни высокие - крыши снизу не видать, другие в несколько уровней; те со множеством окон, иные без них или с редкими окнами. Попадались дома с полностью прозрачной передней стеной, за ней бродили напарники в ярких одеждах. Но чаще на улицах встречались морлоки без одежды, неразличимые, как горошины в стручке.
   Им навстречу пронеслось несколько меньших повозок, разглядеть не удалось, столь быстро они промелькнули. Александр, сидевший впереди, впереди повернулся к ним вместе с сиденьем.
   - Сейчас приедем. Девушки пойдут в один вход, молодые люди в другой. К Зеркалу Мая подходят по одному, так что придется немного подождать. Автобус, - он похлопал по свободному сидению рядом, - будет вас ждать, чтобы отвезти назад. Далеко не отходите, если потеряетесь, выбраться самим будет очень трудно...
   Автобус остановился возле небольшого желтого здания, они вышли, Александр подтолкнул Глеба к левой двери, велев идти первым. Девушки зашли в правую дверь. Поднявшись на несколько ступенек, юноша очутился в белой комнате с каменным полом. Каменная лестница справа вела наверх, слева располагались две двери, в самом помещении стояли сиденья со спинками на тонких, почти незаметных ножках. Лексей с Натаном присели, Глеб вошел в дверь, открывшуюся без его усилий. Короткий коридор, вдоль стены железные ящики в несколько рядов, следующая дверь...
   Стоящий возле мутного окна напарник в белой тонкой куртке и таких же штанах попросил юношу раздеться. Глеб сложил одежду на широкую мягкую скамейку у стены и встал возле окна. То, что это не окно, он понял только присмотревшись: за мутным синеватым стеклом неясно вырисовывались искривленные башни и чуть ближе - фигура морлока.
   - Чтобы отразиться в зеркале, потребуется капля твоей крови, - безразлично произнес напарник, - вставь палец вот сюда и не отдергивай, когда почувствуешь укол, - он показал на стоящее сбоку гладкое округлое сооружение, в котором на уровне пояса виднелось несколько отверстий.
   Для пальца подходило только одно. Глеб вставил палец туда. По коже проползло что-то влажное, укололо в мякоть, а чуть спустя палец ощутил холод и фигура морлока в зеркале внезапно осветилась.
   - Вынь палец и стой ровно, - напарник подошел к сооружению, доходящему ему до подмышек, и что-то стал делать с другой стороны, где находились разные окошечки и ручки.
   А Глеб наблюдал за преобразованиями морлока. Его тело понемногу вытягивалось, лысина покрылась щеткой коротких волос, выпятился нос, очертились губы. На причинном месте появились выпячивания, потихоньку приобретающие форму мужского органа, руки удлинились, под гладкой доселе кожей взбугрились мышцы. И сама кожа изменила цвет на розовато-желтый. Глаза морлока оставались закрытыми, безмятежно спокойное лицо ничем не походило на его собственное.
   Напарник сбоку смотрел только на свои окошечки, в них что-то мелькало и сверкало. И вдруг стихло. Напарник отошел в сторону и впервые взглянул в зеркало.
   - Ты зубы так сильно не сжимай, - посоветовал он Глебу, - и плечи опусти немного. Вздохни глубоко пару раз. Вот, теперь вы похожи...
   Глеб так не считал, но без зеркала, в котором отражался бы он сам, возразить было трудно. Не так уж хорошо он представлял себе - себя.
   - Когда он проснется?
   - Нескоро, - удивился вопросу напарник. - Одевайся и выходи. Процесс на самом деле занимает месяцы, ты видел копирование внешности, а это самое простое.
   Зеркало погасло, теперь в нем отражался только сам голый Глеб. Да, морлок преобразовался в него, не возразишь. Одевшись, юноша отправился назад. Вышел на улицу, у автобуса Александр предложил подождать Варю и Олегу. Варя вышла почти сразу, а вот Олегу пришлось ждать долго. Уже появился и Лексей, передавший свой облик морлоку, когда Олега наконец вернулась. Александр наказал Лексею сажать всех в автобус и ждать его возвращения, а сам повел Глеба и девушек пешком.
   - Ты задержалась, - заметил юноша Олеге и посмотрел вопросительно.
   - Не сразу согласилась кровь отдать. Мне дали возможность спросить отца Тихона, допустимо ли сие. Он благословил.
   Глеб с Варей переглянулись, не понимая. Александр пояснил, что отец Тихон - служитель в храме распятого. Только он распятого назвал иначе, Христом, а уже Олега пояснила им, что отец - принятое обращение к служителю распятого, и что тот при помощи коробочки напарника объяснил, что нет ничего плохого в том, что делается у Зеркала Мая. Заодно и выяснили, почему зеркало назвали Зеркалом Мая. Маем напарники именовали конец весны, их календарь отличался от календаря, принятого в деревне.
   Девушки шли ошеломленные увиденным в зеркале, даже по сторонам не смотрели. А зря. Мимо проносились разные повозки без лошадей, ни одной пары схожих юноша не увидел. В подземелье под дорогой ярко светились длинные нити, подвешенные к потолку. Навстречу без числа попадались морлоки, но хватало и напарников разных возрастов. Последние с интересом смотрели на деревенских, Александр подтвердил, что подобные гости в городе редки, да и те держатся окраин.
   - Мы никому не препятствуем. Приходите в любое время, но тех, кто будет рад вас видеть, на весь город несколько человек. Да, Глеб, Владислав сейчас занят, встретиться с тобой не сможет...
   Варя, даже ошалевшая от многолюдья и непривычной обстановки, заметила, сколь неприятным оказалось сие известие для юноши. Александр уже рассказывал про храм распятого, Олега слушала завороженно, Глеба же интересовало, может ли служитель распятого разрешить им свадьбу.
   - Вам - нет, - сразу ответила Олега, - венчаться в храме могут только крещеные. Вы готовы креститься?
   - Я даже не знаю, что сие такое. Мне бы хоть немного узнать о распятом...
   Александр пообещал, что в храме ему дадут книжку, и он все сможет прочитать сам. Глеб согласно кивнул. Их провожатый посмотрел на прижавшуюся к юноше Варвару, сообразил, что той тоже храм не очень нужен, и предложил вызвать повозку, которая отвезет их к месту производства хлеба. А потом та же повозка вернется к храму, они заберут Олегу и покинут город. Александр никому не отказывал - он просто хотел, чтобы докучливые гости побыстрее убрались к себе.
   Хлеб в городе пекли иначе, но суть оставалась той же, печи и добавки отличались. Варе стало интересно, она спрашивала то одно, то другое, досадливо закусывала губу, когда не понимала ответов. Слишком много новых слов, неведомых приспособлений, которые все делали сами. Они попробовали разные виды хлеба; с собой им дали большой темный хлеб для всех и белую подрумяненную булочку для Олеги. Назад их вез тот же морлок, он как будто знал, куда им надо. Забрав сторонницу распятого из храма, морлок сразу же поехал дальше. Глеб потерял чувство направления, солнце скрывалось за тучами, а запоминать бесчисленные повороты оказалось непосильным трудом.
   Олега накинулась на аппетитно пахнущую булку, а взамен вручила юноше книгу о распятом, с рисунками.
   - Глеб, быстро рассказывай, что вы видели, а я расскажу, как выглядит храм. Пусть Евпат думает, что мы там и там были вместе.
   Олега скрывала свой интерес к распятому. Шамана и старейшин он точно насторожил бы; Глеб же мог сказать, что интересовался городом в целом. И что он знал в нем? Зеркало Мая, храм распятого, вкусный хлеб - вот он со всем и ознакомился. А Олегу таскал с собой, уверенный в ее выносливости и смелости, для поддержки. Вдруг Варе помощь понадобится? Место необычное, Пятнистые Скалы, а Олега свою надежность доказала.
   Чувствуя себя неуверенно, юноша согласился. Варя принимала любое его решение, втроем обмануть старейшину нетрудно. Но тот даже не спросил, ни где были, ни что делали. Едва морлок подвез их к остановке, как голодные походники накинулись на хлеб. Трое добытчиков в пиршестве не участвовали, отговорились, что поели в городе. Их сдержанно хвалили; хлеб хвалили взахлеб. Поев, пустились в обратный путь. Молодежь вовсю делилась воспоминаниями, шли кучей, только Пимен с Евпатом держались отдельно.
   Теперь не поймешь, кто с кем дружит, кто кого не любит - Зеркало мая сплотило всех. Даже Лексей не выглядел отвергнутым, а Настя обращалась к Глебу ничуть не реже, чем к остальным парням. Рассказывали, что запомнилось в Полосатых Скалах: каждый замечал что-то свое, пропущенное остальными. Глеб на всякий случай описал храм, которого в глаза не видел, поймав одобрительный взгляд Олеги. А Варя, оказывается, столько мелочей заметила, что выпечку хлеба объясняла намного лучше Глеба.
   Натан сумел разговорить напарника, что присматривал за зеркалом. Тот пояснил, что напарники происходят вовсе не от морлоков: отражение в зеркале лишь образец, напарник происходит не от него, как-то иначе. Как, Натан не понял, не знал он таких слов.
   - Может, им просто не хочется признаваться? - предположила Дарица. - Произойти от такого чудища любому позорно.
   - Как бы ни было, все равно появляются они не от отца с матерью. Значит - не люди, - веско сказала Ксанка.
   Спорить никто не стал, только Глеб слегка задумался, так ли Ксанка сама в том уверена? Стоило бы с ней перемолвиться без лишних ушей. С ней - о напарниках, с Олегой - о храме. Да и с Евпатом неплохо бы поговорить, уж очень он немногословен. Трудно поверить, что самовольные прогулки Глеба ему безразличны.
   Набрали воды в одном из ручьев. От Пятнистых Скал ушли недалеко, едва стемнело, устроились на ночевку. Припасы кончались, лепешек и орехов осталось на два дня, мяса не осталось совсем. Глеб вслух предположил, что неплохо бы поохотиться. Охотников, на кого оставалась надежда, трое: он, Ксанка, Пимен. Дорога делала петлю, огибая Крутилки, Глеб надеялся там, возле холмов, на опушках, добыть нескольких зайцев. И заодно спрямить путь и догнать идущую по дороге основную группу. Ксанка его поддержала. Евпат помолчал, потом нехотя сказал, что в районе Крутилок можно нарваться на неприятные неожиданности от напарников. Если группа лишится, пусть и временно, лучших охотников, им придется туго. Так что лучше завтра перейти мост-доску, и уж там охотиться. Не в той стороне, где Крутилки, в противоположной.
   Спали все, ходившие в Пятнистые Скалы, ночную стражу несли Пимен и Евпат. Глеб лег рядом с Варей, и она всю ночь прижималась к нему, отчего сон вышел прерывистым и беспокойным. Едва засветлело, хмурый юноша подсел к костру. Евпат сообщил, что завтрака сегодня не будет.
   - Так на охоту мне идти?
   - Пойдешь обязательно. И с Ксаной, как ты хотел. Поговоришь там с ней, перемоете косточки и напарников, и всех остальных, - старейшина откровенно усмехался, глядя на него.
   - Те, кто ходил к Зеркалу Мая, всю жизнь сие событие обсуждают. Чего же мне...
   - У тебя запросы огромные. Думаешь, я не вижу, что ты мечтаешь вернуться к Пятнистым Скалам? Вот и обсудишь свои помыслы с Ксанкой. Хоть она и девка, а голова у нее работает. Так что я ничуть не возражаю.
   - Пойду в следопыты, - утвердительно проговорил Глеб после недолгого молчания.
   Евпат не ответил. Сидел, смотрел на тощий огонек, только глаза временами поднимал вверх и влево, будто вспоминая что. И юноша рядом с ним принялся вспоминать и раздумывать. Вот напарники - яркая, красивая и интересная жизнь. Но он не напарник, сие ему заказано. Вот обычные парни, как тот же Натан - они всю жизнь будут пахать, тянуть повседневную работу. Тоже не привлекает. Вот Евпат, да, пожалуй, и Ксанка повзрослевшая - эти решают за других, как кому жить. Учат, судят, направляют. Там же и шаман с подручными. Такая жизнь куда интереснее, но решать за других - тягота поболее, чем ежедневная пахота того же Натана. Может и надоесть, и измотать, хоть Глеб и чувствовал - у него сил хватит. Или вот следопыты: тяготы и страхи время от времени, зато какие! Он до сих пор не мог без ужаса вспоминать видения после желтой пыли.
   Но взять, к примеру, Пимена: какой-то он безразличный ко всему, что с ними случалось. Вначале юноша думал, от опыта сие. Мол, не раз всякие мороки да духи встречались, привык за долгую жизнь. А потом понял - нет, он сам по себе такой. Столкнись следопыт завтра с чудом чудным - пройдет мимо, разве что старейшинам донести не забудет. А не дадут ему поручения - он о том чуде сразу и думать забудет. Да и другие следопыты, припомнил юноша, слишком спокойные. Хотя... откуда ему знать? Он-то их видел в деревне, в спокойной жизни, где они отдыхали.
   Охота получилась бедная. Зайцев видели, только добыть не удалось. Ксанка заметила глухаря, его сбили на взлете двумя стрелами. Потом добыли рябчика, а отряд догоняли уже по дороге, быстрым шагом, почти бегом. Поговорить не удалось. Все же стало понятно, что смутило Ксанку в Пятнистых Скалах: она обратила внимание на разноцветные яркие сооружения возле некоторых громадин-домов.
   - Они маленькие, Глеб. Маленькие скамейки, маленькие лесенки, маленькие домики. Взрослый не поместится, вот ребенку по росту придется. Может, у напарников все же бывают дети?
   - Тогда, выходит, они - люди? - выдохнул на бегу Глеб.
   Деревня пребывала в уверенности, что напарники получаются в Зеркале Мая из морлоков, сразу взрослыми, в возрасте тех, кто отразился в зеркале. Никто про детей напарников не слышал, да и не удивительно. Может, их в каких специальных местах держат, или прячут, чтобы на глаза деревенским не попались. Кто знает, во что напарники верят. Может, Глеб со спутниками для них - опасный и жуткий лесной народ, от которого малых прятать полагается.
   - Не знаю, - Ксанка высказала догадку, и больше ничего не могла добавить. - Поговори с Варей. Она, мне кажется, насчет детей внимательней всех окажется.
   Но Варя с полным безразличием припомнила, что видела двух-трех маленьких человечков, только не разглядела, морлоки то или напарники. Ей сие казалось неважным.
   Ужин получился скудным, спать сразу не ложились, принялись рассказывать у костра разные истории. Лексей рассказывал интереснее всех: то было над чем посмеяться, то аж страх пробирал. Хоть и у костра, а все же жутковато во тьме о напастях Ночного Народа слушать.
   - Так ведь и светлым вечером можно сгинуть, когда и солнце не село, - неожиданно вступил в беседу Евпат. - Про Отводящего слыхали? Так слушайте. Не все, что про Ночной Народ говорится, правда. Во тьме и образ толком не разглядишь, случается, у кого-то сон с явью путается - вот и рождаются истории, которыми только детей пугать. Здесь же случается все при свете, на закате, когда солнце еще только-только окоем цепляет. В сию пору все вокруг видно отчетливо. Но охотники уже спешат либо в деревню воротиться, либо место для ночевки получше выбрать. Вот тут-то и появляется Отводящий. Обликом - точь-в точь кто-то из знакомых. Зовет за собой, обещает либо место хорошее показать, либо коротким путем к деревне вывести. Хоть соглашайся, хоть нет, а через короткое время стоишь, и не помнишь, как ты сюда попал и не знаешь, как выбираться.
   - Как же тогда охотники спасаются? - не утерпела Дарица. - Ведь выбираются же, раз потом рассказать о нем могут.
   - Отводящий далеко не уводит. Пара сотен шагов, не больше. Опасность в другом - человек не помнит, что он делал, после того, как Отводящего увидел. Иные даже забывают и где находились. Кто сразу в себя пришел, тот дорогу отыщет, солнце ведь светит. Но ведь пропадают в лесах и охотники и следопыты. Может, кого Отводящий и подальше увел...
   Да, люди пропадали. Серый Засос, тот хватал своих жертв на открытом месте, на глазах у людей, и только порой сенокоса, в самую жару. Его жертвам, считалось, просто не повезло. Кроме них, от весны до весны обязательно кто-нибудь не возвращался из леса. Что с ним случилось, медведь ли задрал, волки ли загрызли или Ночной Народ душу высосал, оставалось тайной. Чаще пропадали мужики - дети и бабы поодиночке в лес не ходили, да и держались вблизи деревни, чтобы засветло вернуться. Отводящий же являлся одиночкам. Услышав об этом, молодежь повеселела. Евпат как бы невзначай глянул на Глеба: похоже, суть сказанного предназначалась ему. Глеб улыбнулся в ответ. Он за время рассказа успел перемолвиться с Олегой о детях напарников. И девушка верно молвила - дети у них есть. Родители-напарники приводят их в храм Распятого, служитель упоминал о сем вполне определенно. Олегу, как и Варю, сие известие не заинтересовало. Глеб же понимал: если напарники растят детей, если веруют в Распятого, трудно будет убедить каждого селянина не считать их людьми.
   Старейшины за такие мысли, вслух высказанные, могут и изгнать. Только интересно - что они сами о сем думают? Признав напарников людьми, придется объяснять, с чего же ими тогда детей пугают и к любой встрече с ними относятся настороженно. Старейшины боятся уважение потерять? Так ведь Ондей как раз про это и говорил, на мосту через реку, когда они ползли за повозкой...
   Когда стали укладываться, подошедший тихонько Пимен предложил немного прогуляться. Евпат сделал вид, что не заметил явного неповиновения. Следопыт же, пока не отошли подальше по дороге, помалкивал.
   - Идешь в следопыты? Решил?
   - Иду, - прошептал Глеб недоумевающе.
   - Тогда полагается тебе испытание. Отведу тебя в одно место, просидишь там до утра, солнце взойдет - выйдешь на дорогу, нас дождешься. Не просидишь - сгинешь навсегда. Отвести?
   Место, которое Пимен отыскал, не иначе, чутьем, отстояло от дороги шагов на сто. В полной тьме среди кустов чернела яма, от нее несло сладковатым незнакомым запахом. Глебу предстояло спуститься вниз. Ноги нащупали ровные ступеньки, а едва они кончились, впереди появился тусклый желтый свет, пробивающийся сквозь неплотно прикрытую дверь.
   Следопыт спускаться не стал, несколько мгновений его шаги шуршали в траве, а потом остался лишь вечный шум засыпающего леса. И там, за дверью, тоже кто-то пищал, повизгивал и бегал. Глебу примстилась Харута, косматая голова на лошадиных ногах, насмерть затаптывающая оставшихся под ночным небом путников. Но здесь ведь подземелье, владения гномов и Велундра, хромца с огромным молотом. А пищали, надо думать, крысы. Он вошел.
   Под ногами - кучи мусора, листвы и веток, даже шевелящиеся местами. Крысы, барсук? Или - он похолодел в ужасе - действительно гномы? На стенах протянуты толстые веревки, на потолке - одна такая светится желтым неярким светом. Посредине подземелья громоздилась железная стенка по грудь высотой, с полкой сверху, на ней сверкал узорами полупрозрачный сосуд, напоминающий вытянутый кувшин. Приглядеться юноша не успел - в подземелье внезапно стало темно.
   Писк усилился, со всех сторон доносились шорохи, сильные неприятные запахи кружили голову. Глеб на память шагнул к стенке - взобраться на полку, сесть, уберечь ноги то ли от крыс, то ли от гномов. На первом же шаге вновь стало светло, юноша успел заметить мелькающие среди мусора тела. Конечно, крысы. Наглые, непуганые. А сосуд на полке оказался битым. Жаль. В селении ему бы цены не было.
   Вновь стемнело. И тут Глеб разглядел в дальнем углу туманные очертания раскоряченой фигуры с шестью руками и длинным, свешивающимся до подбородка носом. Как есть Ситноврат, страж порога подземного пекла! Стало быть, пришел конец земной жизни, сейчас явится кто-нибудь из Ночного Народа и лишит его жизни. Ситноврат сам не убивает, лишь проверяет, не осталась ли в жертве хоть капелька жизни...
   Юноша шагнул немного в сторону - разглядеть шестирукую фигуру получше - и вновь засветилась потолочная веревка. Да она, кажись, на его шаги отвечает!
   И точно. Всю ночь Глеб шагал по кучам мусора, гоняя обеспокоенных крыс. Там, где он приметил Ситноврата, уходил вглубь проход, через несколько шагов перекрытый завалом. Веревка-светильник не гасла, остановиться юноша не решался, убежденность в отсутствии Ночного Народа в Заречье при виде Ситноврата мигом пропала. Он повторял раз за разом защитные наговоры, и к рассвету от страха и незнакомых густых запахов устал так, что выбирался наверх и брел к дороге, не глядя по сторонам.
   Пимен, взглянув на него, вначале усмехнулся по-доброму, но потом не удержался, и захохотал во весь голос.
   - Всю ночь с гномами сражался? Так в селе и рассказывай, правильно... Я серьезно. Не ты первый там ночуешь, и другие вылезали отсель не краше, не раз видеть доводилось. Однако, коли живым остался - быть тебе следопытом!
  
   2014
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"