Кира : другие произведения.

Подорожник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Еще один рассказ из цикла - последний про Экселя


   Подорожник
  
   Ну, с днем рожденьица, Ильмар! Храни Бозя твою дурную голову и умную задницу. Накат!
   Ты чего ржешь, Крысенок? Не знаешь разве, что на дороге задница у тебя - как у собаки нос? Нежный и чуткий... Не задница нежная, Крысенок, а нос. Не путай меня. У-у, срамотники!
   Нет, не сам добирался, баржака вел. По виду - вылитый Святой Гвайхен с фресок этого... не помню, как его... Волосы нитью золоченой вьются, глазки - голубая эмаль, а морда благородная и напыщенная. Глянул я на него и подумал, что попался тошный котик, гораздый только мявкать и гадить. Что "а оказалось"? А оказалось, не только! Га-га-га!
   Разливай по новой! Крысь, передай-ка вон ту ножку, позажаристей... И-эх, отпразднуем именинника!
  
   1.
   Началось все не ахти - с Музгая-ваденжанина. Еще летом ушлый смуглец попался на сомнительной сделке, а Эксель не стал с ним морочиться, отпустил. И Музгай, прежде чем выкатиться из караулки, шепнул, что в долгу не останется. Дескать, знает он проводника, который может довести, куда надо, быстрее, чем голуби долетят. Эксель взял это на заметку, вдруг пригодится?
   И пригодилось. Он уже был в городской страже не новичок, и мог отпроситься у капитана на целый месяц, да с деньгами все не складывалось. А тут и деньги, и время - но срок на исходе. Вот и вспомнился Музгай с его волшебным проводником.
   Ваденжанин зазвал Экселя в "Тростникового идола". И теперь парень сидел и думал, не означает ли "волшебный" то, чего не бывает? Есть про денговское племя то ли пословица, то ли скороговорка: "Кум у денгов покупал козла, выкупало кума после полсела". Музгай говорил: не проводник - скала. Говорил: доведет - глазом не моргнешь. Музгай говорил: слушай его, как родственную мать. Говорил, а сам пиво дармовое кушал.
   - Чего-то не видно, - перебил его размышления денг, озирая полутемную дымную таверну. - Пойду-то поищу.
   - Пойду-ка, - буркнул Эксель, поправляя.
   - Что?
   - Съел почто!
   Ваденжанин захлопал длинными ресницами, но Эксель махнул рукой - вали, мол. Не стал объяснять поговорку. Куда ему поговорки учить, если он разговаривать как следует не умеет. Зато пиво жрать умеет, две кружки опростал. И наверняка встал из-за стола не для того, чтоб выдуманного проводника искать, а за третьей порцией намылился. Но, правды ради, Эксель отметил, что на кувшин красного Музгай не покусился. Велел заказать - для проводника, мол, - но себе налить не просил.
   Народу прибывало. Ввалилась уже теплая компания дебелых молодцов - то ли охранники при торговом караване, то ли бандиты, а может, все сразу. Завизжала служанка, стиснутая лапами с двух сторон, следом грозно раскатился басок хозяина. В ответ молодцы примирительно заворчали и утихомирились, рассевшись за длинным столом.
   - Смеетесь?! Смеетесь, блудодеи! - взлетел под закопченные балки дребезжащий голосок. Из дальнего угла на охальников загрозил пальцем монашек с одутловатым пропитым лицом. - А того не ведаете, что смерть уже стоит у вас за плечом! - Потеребил монашеский ошейник, посмотрел на Экселя через ползала, и зачем-то уточнил: - За левым.
   Кто-то сзади увесисто положил руку Экселю на плечо. На левое. Парень вскипел и распахнул рот, чтобы наконец выплевать все, что он думает о ваденжанах, монахах и козлах, которые лезут добрым людям под руку... Повернул голову - и поперхнулся. Уж больно костлявой была рука, лежавшая на плече. Эксель, холодея нутром, скользнул взглядом вверх. Над ним нависал черный потрепанный плащ с капюшоном. Из-под капюшона торчал длинный подбородок с редкой седой щетиной. Узкий рот был похож на шрам, а крючковатый нос - на клюв. Выше что-то поблескивало - может, глаза, а может, болотные огни. Левой рукой видение сжимало тяжелый посох.
   Если бы нечистая сила явилась в городской кабак пугать богохульников, она выглядела бы именно так.
   Незнакомец убрал руку с плеча юноши, полез куда-то в складки плаща и достал измятую оловянную кружку. Эксель уставился на кружку, потом посмотрел чужаку в лицо, вернее, в подбородок. Бескровные губы разлепились, и мрачный истукан прогудел:
   - Налей старому воину.
   Из-за черного плеча высунулась мордашка Музгая.
   - Это он! Проводник! Зовут Подорожником. А это - Эксель Солома.
   Подорожник со стуком поставил на стол свою кружку и провел по голове пятерней, стаскивая капюшон. Показались глаза - темные, с паутинками морщинок по углам, затененные косматыми черными бровями. Затем из-под ладони выпер высокий шишковатый лоб, над которым щеткой вздыбились коротко стриженные волосы, когда-то черные, а теперь обильно сдобренные солью. Из-под ворота плаща что-то топорщилось, и, присмотревшись, Эксель увидел, что на горле у Подорожника красуется монашеский ошейник. Только не кожаный, а железный.
   Юноша поднял удивленный взгляд на лицо старика. А тот, коротко двинув бровями, выразительно посмотрел на пустую кружку. Эксель вздохнул и плеснул туда сухого вина из припасенного кувшина. "До краев", - шепнул ему на ухо Музгай так неожиданно, что парень едва не выронил посудину. "Свел с проводником - проваливай!" - зарычал он через плечо. Музгай что-то буркнул и сгинул.
   Старик неторопливо осенил себя святым знамением, бережно взял кружку со стола и осушил ее двумя большими, гулкими глотками. После чего водрузил кружку обратно, перешагнул через лавку и уселся рядом с Экселем. Тут же сбоку подскочила румяная служаночка, брякнула на стол тарелку с пирожками и, прощебетав: "Это от хозяина!", упорхнула прочь. Проводник взял с тарелки пирожок, отломил половину, просыпав гречку с яйцом на столешницу, и, прежде чем отправить кусок в пасть, спросил:
   - Куда тебе?
   Эксель замешкал с ответом, разглядывая странного проводника. Острый глаз схватывал все мелочи - как человек двигался, как держал голову, какие у него мозоли... Во-первых, это воин - тертый, опытный. Мечник. Но посохом своим тоже не дурак подраться. Ишь, как ловко его перехватил, приставляя к стенке. И недалеко отставил - в самый раз, чтобы тянуться не пришлось. Во-вторых, не бедствует. Одежда потертая, ношеная, но добротная и по размеру. В-третьих, привык командовать. Привык, что его слушаются. Даже стражники. Вон, как уставился, не дождавшись ответа.
   - В Вереск, - сказал Эксель. - Но мне туда надо попасть не позже Ракитова дня.
   - Ракитов день? - переспросил старик и прищурился.
   Эксель понял, что неудержимо краснеет. Однако больше вопросов не дождался.
   - Время есть, - сказал Подорожник, наливая себе новую порцию вина. - Бозя поможет - успеем. Если выйдем завтра на рассвете.
   Эксель наблюдал, как старик уписывает пирожок за пирожком. Хотел верить - и не мог. Ну, нельзя попасть в Вереск за три дня. Хоть тресни, а не попадешь!
   - Мы что, полетим? - ядовито осведомился он.
   - Зачем? - вскинул бровищи проводник. - Пешочком потопаем. По прямому пути.
   - По какому?
   - А это, кыся, не твое дело. Если не передумаешь, приходи завтра с утречка к Северным воротам. Только гляди: ждать не буду. У меня и своих дел хватает.
   - Я-то приду, - криво усмехнулся юноша, хватаясь за последний пирожок. - Главное, чтоб ты довел. А то затащишь в какие-нибудь болота - и поминай, как звали.
   - В болота я тебя непременно затащу. И пригляжу, чтобы ты не утоп насмерть. Поэтому будут у меня к тебе условия.
   - Какие еще условия? - нахмурился Эксель.
   Подорожник долил до краев кружку, а остатки вина из кувшина выплеснул прямо в рот. Причмокнул, отставил кувшин в сторону и, навалившись локтями на стол, заглянул Экселю в глаза.
   - Первым делом: от меня - ни на шаг. Без спросу.
   Эксель кивнул.
   - Есть-пить с рук. Только то, что разрешу.
   Снова кивок.
   - Слушаться меня, как мать родную. А в тех дебрях я тебе и буду завместо мамаши. Скажу: лежи - лежишь. Скажу: беги - бегишь!
   - Мы что, воевать там будем?
   - Может, и воевать. От вас, сопляков, никогда не знаешь, чего ждать.
   Эксель призадумался. Условия страненнькие, да и проводник - человек необычный. А раз так, то может статься, что за три дня до Вереска доберемся.
   - Сколько возьмешь?
   - Серебрушку в один конец.
   - По рукам!
  
   - Идиотом быть не запретишь. Но один закоснеет и останется памятником собственной убогости, а второй - глядишь! - побарахтается и выгребет на берег. Что "какой берег"? Не цепляйся к словам. "Берег правильного понимания вещей"? Точно, Ильмар, так его, щуреныша цеплючего! Чтоб не мешал брехать.
   Вот и этот баржак сперва показался убогим, как те сагайские макаки - ничего не вижу дальше носа, ничего не слышу, зато трепаться могу - мама моя дорогая! - успевай только рот ладошкой затыкать. Но я как на дорогу вышел, шугнул его. "Опасно здесь", - говорю. А кутятам только про опасность намекни - сразу уши прижимают и глаза таращат по сторонам. Бдят, то бишь. Баржак побдил до полудня, а потом заскучал. Тут уже мне глаза таращить пришлось. Со скуки человек дурным становится. И шею свою, и душеньку своротит набок - квакнуть не успеешь.
  
   2.
   Дождь кончился. Иссяк, а может, решил передохнуть и собраться с силами.
   Новые сапоги превратились в два комка бурой грязи, над которыми сверху жалко посверкивали красные отвороты - хана сапогам. Плащ отяжелел и противно облепил колени. Во рту пересохло, вода во фляжке кончилась. Эксель украдкой пососал промокший рукав и с уважением посмотрел в спину Подорожнику. Тот, отмахивая шаги старым крепким посохом, месил себе глину сапожищами, а ведь с самого утра на ногах, да все по болотам. Со спины он походил на палку с перекладиной, какой хозяйки в Ютте подпирают веревки с бельем - тощий и прямой, с широкими костистыми плечами. Только голова, обтянутая капюшоном, дулькой круглилась сверху и портила сравнение.
   Время от времени старик сворачивал к какому-нибудь кустику или канавке, а юноше велел оставаться на месте. Пошарив вокруг, он возвращался. На вопросы отвечал кратко: "Надо". После второго раза парень больше не спрашивал.
   И теперь покорно плелся следом, чему деятельная натура противилась изо всех сил. И усталость не гасила раздражение, а разжигала его до едва сдерживаемой злости.
   Спина внезапно переломилась посередине, и Эксель, не успев остановиться, налетел на острый зад. Подорожник разогнулся и, не оборачиваясь, ткнул ему в глаз какой-то травой.
   - Черт!
   - Не, - откликнулся проводник, вбивая посох в глину, - болотный щавель. Пожуй. Пить хочешь? Сейчас похлебчем.
   Эксель сунул листья в рот и поморщился: кислые. Проглотил мигом набежавшую слюну и огрызнулся:
   - Что я, дурак из болота пить? Сам пей.
   Палка для белья ухнула вниз - проводник не присел, а упал на корточки, и Экселю на миг почудилось, что под грязным плащом зад плотно вонзился в землю. Даже чваканье померещилось... нет, это Подорожник зачерпнул ладонями из лужи и хлебчет... Тьфу, прицепилось его словечко! Да весь он прицепился! - начал накаляться Эксель. Но сдержал досаду, и тут же сообразил, что проводник пьет, видать, не болотную жижу, а чистую водичку. Родник, наверное, здесь выходит.
   Подорожник встал, вытирая кулаком узкий щелястый рот. Эксель шагнул на его место, присел, крякнув оттого, что мокрая одежа облепила тело, и зачерпнул ладонями воду из подозрительной все-таки лужи. Вода была бурая, как настой. Нет, как крепкий липовый чай. Он почти ощутил на языке знакомый липовый вкус, потянулся губами и... получил в плечо острым коленом. Парень едва не булькнул носом в лужу, но успел выбросить ладони перед собой. Руки тотчас ушли в глину по самые запястья. Во все стороны полетели брызги и комья грязи. Во все стороны, но больше Экселю в лицо.
   Юноша зажмурился, проморгался. Под нос сунулась мозолистая ладонь, сложенная ковшиком. В ковшике колыхалась вода. Прозрачная - каждую линию на ладони видать, каждую грязинку в этой линии.
   - Пей, кыся.
   - Ты! - взорвался Эксель, отбивая руку Подорожника.
   Вскочил, оскальзываясь в растоптанной грязи, готовый придушить старую сволочь.
   - Ты!
   - Обещал есть-пить только с рук? - прищурился проводник.
   - Ты... - выдохнул парень. - А ты обещал вести. Вот и веди!
   Старик поскреб белесую щетину на длинном подбородке, пожал плечами и отвернулся. Выдернул посох, перехватил его поудобней и размеренно зашагал дальше. Только тогда Эксель понял, что стоит, до боли сжимая грязные кулаки. Разжал.
   Руки дрожали.
  
   Обычно я плюю в ладошки. А тут не поспел. И наклоняться не хотел - спина у меня. Спасибо Лялюшке за пуховый платок, им и спасаюсь.
   Так что я коленом поддал в бок, чтоб не тянул ручонки куда не надо. Баржак глазами хлопает, морда в грязи, как в веснушках. Разоряться было начал, но как я про условия напомнил, умолк. Ничего, решил я, в райке отмоется.
   Что, не пускаешь своих баржаков мыться? Ты, Оле, сильно добрый, как я погляжу. На дороге же грязи - как воды в море, дорога из грязи и состоит. А почему не пускаешь? Как "уплыл баржак"? Куда? "Хрен его знает, куда"? Га-га-га! Так у тебя ручей был, а в том райке - лужица, понял?
  
   3.
   Привал устроили в зарослях шиповника. За каким чертом - если проводник и знал, то Экселю не сказал. Буркнул: "Щас харчиться будем" и полез на холм, поросший колючим кустарником. На одной из веток висела пестренькая тряпочка. Старик тряпочку снял и сунул в недра плаща. Ага, понял Эксель, видно, тут у проводника местечко отмеченное, знакомое. Тогда понятно, почему мы лезем в колючки.
   Прежде чем нырнуть под зеленые шипастые ветки, парень оглядел окрестности. Во все стороны тянулась серая заболоченная равнина, истыканная круглыми холмиками с зелеными хохолками кустов. Ни тебе деревьев, ни рек, ни деревень-хуторов. А ведь меньше дня отшагали от Ютта. Правда, хмурое небо свесило раздутое брюхо до самой земли, подметая ближайшие холмы бахромой дождя. За этой бахромой, видать, и прятались юттские пригороды, изгибы Лукши и весь обжитой мир.
   Юноша вздохнул, натянул перчатки, чтобы не ободрать руки о шипы, и полез в кусты. Пробираться пришлось неожиданно долго - видно, леший повел кругом. Потом откуда-то сбоку донеслось хриплое карканье проводника, и Эксель выдрался на уютную полянку. Подорожник стоял, вглядываясь куда-то в заросли, но, услышав шелест веток за спиной, резко повернулся, перехватывая посох поудобней.
   - А, это ты, кутенок, - осклабился старик, и плечи его обмякли. - Шустрый! Я уж думал, тебя жаблины унесли.
   - Кто?
   - Жаблины, - серьезно ответил проводник и принялся развязывать сумку.
   Эксель плюхнулся на землю, и только тут заметил, что веселая сочная травка - вовсе не мокрая. То ли зеленый свод не пропускал дождя, то ли тучи обошли эти места стороной, но было на полянке тепло, сухо и даже как-то солнечно. Хотя самого солнца не видать. Может, приятственность наводили розовые цветы, которые густо усыпали кусты шиповника. И в траве пестрели мелкие ромашки и лиловые шишечки клевера. С краю полянки блестела вода - то ли крохотное озерцо, то ли лужа.
   Юноша вскочил, сбросил промокший плащ и подошел к озерцу. Хотел уже наклониться, да вспомнил, как получил по рукам.
   - Тут можно умываться?
   - Можно, тут даже пить можно.
   Когда парень привел себя в порядок, на траве уже лежала сомнительной чистоты дерюжка, на которую проводник выложил полкаравая черного хлеба, кусок сыра, три головки лука, несколько яблок и круг чесночной колбасы, бережно завернутый в тряпицу.
   - Накатим по глоточку? - подмигнул Подорожник и перебросил Экселю флягу с вином
   Жизнь стала налаживаться.
  
   Еще до райка я письма собрал. В Миговке опять потаскуны шалят. Троих уже недосчитались. Сходил бы ты туда, Оле, а? На дороге до Поречья какие-то идиоты жертвенник поставили. Туда я сам пойду. А под Висятиной мымфа Крапивница совсем из ума выжила - спаивает всех подряд. Допрыгается, дура старая. Что, Ильмар, тебя пыталась споить? И что? Вылил в речку? А водяник что? Все вино ей в водицу обратил? Ха! Я ж сказал: допрыгается.
   А еще метка из Топляков была, как раз на холмике. Возвращаться не хотелось, потому я решил заглянуть туда с баржаком. Как водится, у райка он отстал. Ну, там все отстают. Я только глянул: никого нет на полянке? - и хотел обратно ползти, как тут вышелушивается из кустов мой святой Гвайхен. Сам в раек залез! И понял я, что не котик гадливый это, а кутенок - наш зверь, правильный, хотя малость придурковатый. Я даже слезу уронил. От умиления. Чего ржешь, наливай!
  
   4.
   Сытый человек внутренне счастлив, и жаждет поделиться счастьем с окружающими.
   Эксель лежал на траве, опершись на локоть, смотрел, как проводник раскуривает трубочку, и подыскивал тему для беседы.
   - А все-таки, как мы за три дня успеем в Вереск?
   - Что должно - то возможно, - отозвался старик, пыхнув трубкой.
   Эксель хмыкнул.
   - Это что, твой девиз?
   - И мой тоже. - Подорожник постучал грязным ногтем по железному ошейнику, который высовывался из-под завязки капюшона. - Ордена перрогвардов, то бишь псов господних. Слыхал про таких?
   Эксель растерянно хлопнул глазами и сел.
   - Погоди, но ведь это монахи. Только боевые, с мечами. Которые за ведьмами гоняются.
   - Они, сучата.
   - Да ведь далеко они, в Амалере!
   - Ну, они там, а я тута.
   - Так ты - монах?
   Подорожник выдул целое облако дыма и сказал:
   - Я - жаблиноборец. А вот ты, - он ткнул трубкой в сторону Экселя, - баржак. Я иду, а тебя на веревочке волоку. Твоя забота одна: плыть на пузе и глазками хлопать.
   - А твоя? - скривился парень, которому не понравилось название "баржак".
   - А моя - идти, куда надо, и жаблинов гонять по пути.
   - Каких еще жаблинов? - не унимался Эксель.
   Глядя на старика, вкусно попыхивающего трубочкой, он сорвал травинку и сунул в рот. Курить сам не курил, не понравилось.
   - Жаблины разные бывают, - пожал плечами проводник. - Вот есть, например, собак, здоровенный и гладкий. Сидит на цепи. Сидит и притворяется, что ты - его хозяин. А сам подгадает, когда на него смотрят, и - хвать! зазевавшегося кота за жопу. И показательно так башку ему оторвет. С намеком, чтоб понимали, кто здесь хозяин. Мол, вот тут мы игрушки играем, а тут за жопу хватаем. Поглядишь ему в глаза - а там тьма беспросветная.
   Подорожник вздохнул и принялся выбивать трубку о каблук.
   - Вот так и жаблины. Игру играют, будто люди они. А в глазки глянешь - мама моя дорогая! Так и ждут, чтобы жопу оторвать. Ну, чего варежку открыл? Вставай, пора дальше двигать.
   "А старикан-то с придурью, - подумал Эксель, поднимаясь. - Зря с ним пошел. Дурак я все-таки, что послушался денга. Надеюсь, городской страже не придется меня выкупать"
  
   Положа руку на самое дорогое... Как это "никуда не положил"? А вот на кружке с пивом у меня что, Ильмар? Га-га-га! И точно: пена.
   Так вот, признаюсь честно: испытать его захотел... А вдруг все-таки не кутенок? Раздразнил его, разбесил. А потом шел и спиной ему презрение выказывал. С моим прострелом это запросто. Когда к Топлякам дошаркали, сопляк уже дозрел.
   А что, пусть понюхает, чем дорога пахнет, огребет и плюшек и тарашек. А то баржаком и останется.
  
   5.
   В сумерках идти было и легче, и тяжелее. Ставишь ногу, куда придется, особо не выбирая, но и вывих получить запросто можно. Подорожник достал из сумки маленький фонарик и зажег. Но Экселю это мало помогло - за раскидистыми полами плаща дороги все равно не видать. "Тащусь за ним, как... баржак, - мрачно думал парень. - Правильное название. Хоть и обидное".
   Проводник остановился, прикрыл рукавом фонарь.
   - Видишь, вон там светится?
   Совсем рядом, между двумя холмами, желтела горсть огоньков.
   - Это Топляки. Село - не село, так, дыра глухоманная. Нам туда. Бозя даст - завтра под крышей ночевать будем.
   - Завтра? - растерялся Эксель. - Так дотуда доплюнуть можно!
   - Доплюнуть можно, - покладисто отозвался Подорожник, поправляя сумку, - а дойти нельзя. После холмиков - речка-вонючка, а над ней - мосток. По тому мостку ночью лучше не ходить.
   И скорчил такую мину, что парень понял: дурят его, почем зря. Как последнего лопуха из села, случайно попавшего в столичный город. Старый хмырь поводит его вокруг трех холмов за серебряную архенту, а потом скажет: "Звиняйте, не получилось. Да и где это видано - за три дня из Ютта в Вереск попасть?"
   Эксель скрипнул зубами и спокойно бросил:
   - Значит, завтра и встретимся. В Топляках.
   Подорожник, успевший сделать шага два в сторону, развернулся. Фонарик, который он держал в левой руке, неприятно подсвечивал его лицо снизу, отчего оно казалось жутковатым.
   - Бунт на корабле? - понимающе усмехнулся старик. - А как же наши условия?
   - К черту условия, - набычился Эксель. Порылся в поясе, достал монетку и бросил ее проводнику. Тот неожиданно выпустил посох, ловко поймал денежку и, прежде чем посох упал наземь, снова подхватил палку. - Это за услуги. Больше не понадобятся.
   - Хорошо, кыся, - сказал Подорожник. - Удачи, и всего самого.
   Но с места не тронулся.
   Эксель кивнул и зашагал в сторону желтых огоньков. "Не буду поворачиваться", - решил сперва он, а потом сообразил, что в темноте старый хрыч все равно ничего не разглядит. Повернулся - и в лицо брызнула морось дождя. Просквозил сырой ветер, заставляя плотнее запахнуть плащ. Никого вокруг, и ничего - ни фонарика, ни Подорожника. То ли ветер задул огонек фонаря, то ли старик успел отойти подальше... Эксель плюнул, развернулся и, подгоняемый ветром в спину, нырнул в низинку между двух холмов.
   Вышел к реке с крутым бережком. Слева, на том берегу, дрожали желтые огоньки, размытые дождем. Пока Эксель шел к ним, огни гасли один за другим. Последний остался, разгораясь с каждым шагом все сильнее. Но отчего-то огонек сдвигался все ниже и ниже, и на миг Экселю показалось, что он сам поднимается вверх - взбирается по отвердевшим тучам в мокрое ночное небо.
   Сгоняя наваждение, путешественник пригляделся к огоньку повнимательней. И рассмеялся. Странный огонек оказался не светом в окошке, а всего-навсего костром, разведенным на берегу, под мостом. Эксель зашагал быстрее, и за шелестом дождя услышал развеселую песенку. Слов не разобрать, но, судя по голосам, песня была именно что развеселая.
   Вот и мост. Странно - огоньков деревни не видать. То ли холмы прикрывают, то ли, впрямь, туда еще идти и идти. А песенка заливалась о том, как "у нашей крали жемчуга украли".
   "Разбойники, - усмехнулся парень, - старик испугался разбойников. Не служит он в городской страже". Так близко от Ютта бандитов можно не опасаться. Если, конечно, это не залетные гости. Вряд ли. Залетные под мостами не караулят.
   Спустившись по заботливо выложенным камнями ступенькам к подножию моста, Эксель понял, что попал на пирушку. Вокруг костра сидели трое, которых парень тут же про себя окрестил Мал-мала-меньше: коренастый крепыш с кривым носом, закутанная в платки тетка и вихрастый парень. Не разбойники, но и не обычная семья. Было в них что-то такое... недоброе. Что именно - Эксель понять не мог, но за два года в страже научился чуять в людях опасность. Ошибся всего дважды: первый раз нарвался на сумасшедшего, второй - на девицу, нанюхавшуюся "королевских слез".
   Над огнем смачно булькал гнутый котелок, на плоском камне величественно восседал пузатый кувшин, явно еще не пустой; вокруг - ни обглоданных костей, ни грязных тряпок, только шелуха тыквенных семечек. Место явно обжитое и даже уютное, по крайней мере, здесь не воняло, как в городской ночлежке.
   - Го-остюшка! - обрадовалась тетка. - Иди к нам, к костру садись.
   - Привет вам от Вулси Пегаша, - со значением откликнулся Эксель, чтобы сразу показать, что он не сам по себе, а послан по делу ночным хозяином Ютта.
   - Здорово, - кивнул крепыш Мал и, пихнув локтем парнишку в бок, велел: - Освободи местечко прохожему. Видишь, устал человек, замерз, как собака. А ты, человек, садишь, чего столбеешь?
   - Да мне в Топляки надо. Дорогу не покажете?
   - Покажем-покажем, - отозвалась тетка, вскакивая и наливая вино из кувшина в кружку, добытую откуда-то из недр ее платков. - Сами туда пойдем. Посидим малость, и пойдем. Вот, угощайся.
   И ткнула Экселю в руки кружку.
   - Ага, - лениво подтвердил Мал, заглядывая в котелок. - Вместе и пойдем.
   Эксель сел на место паренька Меньшего, привалился к большому куску сухой коры, заслонявшему спину от сырого бережка, и блаженно вытянул ноги к костру. От сапог тут же повалил пар.
   Юноша поднял кружку ко рту - и заметил, как напряглись лица у его новых знакомых. Меньший даже головой боднул воздух: пей, мол. Мысленно усмехнувшись, Эксель смочил губы в вине, но пить не стал. Нашли дурака!
   - Что, Вулси, - повернулся к нему мужичок, - а не сыграть ли нам в кости, пока супчик не дозрел?
   - Кто? - удивился парень.
   - Суп, - повторил Мал, щелкнув ногтем по котелку.
   - Нет, как ты меня назвал?
   - Вулси. Ты ж сам так представился, разве нет?
   И Эксель понял, что никакой это не пригород Ютта, потому что имя Пегаша уже лет пять нагоняло страх и почтение на всю округу - от банкира до последнего крестьянина. И перепутать его с Вулси никак не могли, потому что ночному хозяину было далеко за пятьдесят.
   - Так что? - вывел его из оцепенения голос Мала. - Играем?
   - Играем, - от неожиданности ответил Эксель.
  
   Нет, Оле, не разорвали мы договора. Он же серебрушку уплатил, а значит, я его довести должен был. Так что я стоял на мосту, пока он с жаблином в кости играл. Ну, у них, как водится: "Денег и у нас нету, будем на интерес". Выиграл - и давай интересоваться: "А куда идешь? А зачем? А ты везучий?" Вот когда на удачу игра пошла, тут я и явился. Нет, Крысь, именно явился, как черт с того света. Поскользнулся на мокрых камнях, да и слетел к ним под мост - на собственной заднице, как на крыльях ночи. Мымфа меня первой зачуяла. Сразу - хвать! свой кувшин, и укатилась колобком куда-то. Малой жаблиненок пискнул, и тоже сгинул. А старший остался, жадность разобрала. Игра-то начата, чужую удачу выпускать из рук неохота.
   А я стою, держась за палку, как пьянь последняя за стенку, и вздохнуть не могу. "Не лезь, - рычит жаблин, - господин Подорожник! Никто его не заставлял, сам сел играть! Честно все! Кидай кости, Вулси." А Святой мой Гвайхен только башкой вертит, ничего не понимает. "Какое честно, когда у вас все кости меченые? - хриплю я, а разогнуться не могу. - Бозя тебя накажет".
   Тут уж баржак все понял, взвесил кости на ладошке и глаза сощурил. "Честно, говоришь? Сейчас будет тебе честно!" Жаблин скакнул было в сторону, да кутенок выхватил у меня посох и вытянул его по спине. Так и гнал бы, наверное, до самых Топляков, если бы я не упал. Типун тебе на язык, Ильмар! Не от слабости, а от величия Господа Нашего. Жадность - грех. Согрешил - значит плюнул в Бозю, который душу в тебя вкладывал, старался. За искажение облика Творца - по хребту лопатой "на"! Да не цепляйся к словам, Крысенок, "палкой" не звучит.
   Красавица, еще кувшинчик пива!
  
   6.
   - Не грабеж, а трофей, - пояснил Подорожник, снимая с огня котелок. - И законам рыцарства не противоречит.
   Эксель сидел у костра, на прежнем месте, и не знал, как себя держать. Упорствовать в том, что старик - дурак, уже не хотелось. Слишком странно все было. "Если звенит в ушах, а ты с утра не пил, значит, дело нечисто", как говаривал Тигар из городской стражи, доставая из-за пазухи воришки чужой кошелек.
   - Вот ты и повидался с жаблинами, - продолжал проводник, вытаскивая откуда-то немалых размеров деревянную ложку. С такой только в гости ходить. - Ну, и они с тобой, конечно, повидались.
   - А тебя они боятся, - заметил Эксель.
   - Да я тут кому хочешь жопу оторвать могу, - похвастался старик. - И они это знают. Ну, приступим, помолясь.
   Торжественно перекрестился и запустил ложку в дымящееся варево.
   - Значит, жаблины - это ребята с большой дороги? - уточнил Эксель, пристраиваясь к котелку.
   - Почти. Только алчут они не золота-серебра, а чего поценнее. Найдут растяпу - и давай выманивать счастье, здоровье, удачу, обещания. Или меняют на плюшки - монеты, амулеты или услуги какие. Мымфы к вину народ приваживают, потому кувшин у них не пустеет. А человек потом за выпивку готов отдать все, что угодно... Я же говорил: жаблины разные бывают.
   - А... - растерялся Эксель, - а зачем им счастье и удача?
   - У них это вместо денег. Могут долги раздать, могут на волшбу пустить, а могут и себе оставить. Такое добро всякому сгодится.
   Подорожник встал, затеплил снова фонарь и затоптал отгоравший костер. Подхватив опустевший котелок, старик пошел к ступенькам. А Эксель уж было решил, что они ночевать под мостом останутся. Подавив желание высказать это вслух, парень полез наверх, следом за провожатым.
   Выбравшись к мосту, он с удивлением и тихим ужасом увидел селение - совсем близко, рукой подать. Небольшое сельцо, судя по числу светящихся окошек, дворов на двадцать, обнесенное не то высоким забором, не то жидким частоколом. В темноте не разберешь.
   Захотелось перекреститься. Подумав, Эксель не стал себя сдерживать.
   Воротца в заборе оказались приоткрытыми. Заходите, мол, гости дорогие! Гости зашли. Запирать ворота не стали.
   В селении было непривычно тихо. Сперва Эксель не мог понять, что такого странного в этой тиши, а потом догадался: не слышно собак. Пришли бы чужаки в обычную деревню, да хоть на любую улицу пригорода - сразу лай до небес. А здесь только дождь плещет по лужам.
   Подорожник уверенным шагом направился к третьему от ворот дому. Постучал. Дверь открыла невысокая кругленькая женщина в простом холщовом платье. Открыла, и не по-хорошему скрестила руки на пухлой груди.
   - Здравствуй, Ляля, - в голосе старика появились мягко рокочущие нотки. - Пусти ночевать.
   - Явился, не запылился, - проворчала она. - Ладно, заходи уже, я сегодня добрая.
   - Добрый вечер, - чинно поздоровался Эксель, проходя следом за проводником.
   Женщина нахмурилась.
   - Этот со мной, Соломой зовут, - пояснил Подорожник. Надо же, запомнил прозвище! - На-кось, отнеси посудину Юрасику. И спасибочки скажи за супчик. Он поймет.
   Селянка фыркнула, но котелок взяла.
   - Я-то отнесу, а с тобой, старый паразит, мы еще поговорим.
   Потом протиснулась мимо Экселя, мягко вдавив его всеми выступающими частями в стену, шагнула за порог и захлопнула за собой дверь.
   Парень перевел дыхание и посмотрел на спутника.
   - Что, - подмигнул тот, - понял, кто здесь хозяйка?
   И потушил фонарь.
  
   Наутро пришел Синезуб, ихний староста, который метку и вешал. А за ним целая толпа подвалила - визг, крики. Оказалось: Ушастый Мыль из Топляков порешил жаблина из Висятины. Синезуб меня, чин чином, судить позвал. Да шепнул, что уделал Мыль не кого-нибудь, а собственного папашу. Нагуляла Краня дите, да не знали, от кого. Сегодня и узнали... Старостиха первой ей радостную весть принесла, а Краня в рев: "Родного батю уморил!"
   Там винишко еще осталось? Давай сюда. Ну, за то, чтобы успевать вовремя! Куда? Да везде, хоть в нужник. Накат!
  
   7.
   В горнице собралось, видимо, все село. Сказать, что было тесно - ничего не сказать. И воняло изрядно. Отовсюду несло жареной рыбой - местные жители просто помешались на мелкой рыбешке, зажаренной до хруста. Почти каждый держал фунтик из лопуха или деревянную плошку с любимым лакомством, аппетитно хрустел и соседей угощал. Или не угощал. Еще пахло чем-то кислым - то ли перестоявшейся квашней, то ли плесневелыми тряпками. Неудивительно - все, видимо, облачились в лучшие наряды, которые вытаскиваются из закромов раз в год, по большим праздникам.
   Собравшиеся выставляли кувшины и миски с разномастной закуской на стол, за которым восседали староста, жена старосты, дети старосты и вся родня старосты до какого-то лохматого колена. Кроме них там хватило места только Подорожнику. На тех, кто хотел примазаться к местной знати и встать рядом, староста глядел в упор и сердито цыкал зубом. Зуб был страшненький, синюшный. Народ пугался и отступал. Не испугалась только пухлая Ляля. Она бойко протолкалась к столу, брякнула на него пузатый кувшин и, не обращая внимания на цыканье, принялась протискиваться к Подорожнику. Протиснулась, подхватила на колени какого-то старостиного отпрыска и уселась на скамью. Отпрыск вякнул. Ляля цапнула со стола ближайший пирожок и заткнула мальцу рот.
   Экселя за стол не пустили. Но как спутнику важного гостя позволили пристроиться на ближайшей лавке. Справа от него громоздилась пирамида: подросток, у него коленях - детеныш помладше, а у того на руках - грудничок. Младенец не орал - уже счастье. Слева парня грел жаркий бок молодицы, которая одной рукой держала фунтик с рыбой, а второй прижимала к груди сверток. Ее младенец тоже не пищал. Счастье вдвойне. Молодица не донимала расспросами, у нее нашлось дело поинтересней - они с соседкой перетирали косточки мужьям. Эксель невольно прислушался.
   - А мой-то, а мой...
   - Ты сюда погляди! Болит, говорит, пусть дома полежит. Да разве эта дрянь улежит на месте? Вот и ношусь теперь, как дура последняя. Не бросишь же ее, ползает по дому, под ногами путается, за подол ухватить норовит.
   Молодица откинула уголок свертка, прикрывавший личико младенца, и оттуда выглянула... пятерня. Мужская корявая пятерня с забинтованным пальцем, которая тут же ущипнула молодицу за полную грудь. Женщина вскрикнула, ударила наглую лапу ладонью и пятерня разжалась. Перед тем, как спрятаться обратно в сверток, сволочная рука успела показать оцепеневшему Экселю кукиш.
   - Видали? - пожаловалась ему молодица. - Болит у него, видите ли! Я уж и в сундук запирала... скребется, проклятая! Хотите рыбки?
   Эксель медленно покачал головой и посмотрел на Подорожника. Старик чуть растянул сухие губы в усмешке.
   Но тут от двери пробились двое крепеньких ребят, толкая перед собой хмурого подростка. Народ отпрянул от стола, освободив немного места. Ребятки ткнули угрюмца в спину в последний раз, выгоняя его на всеобщее обозрение, и тот, обшаренный жадными взглядами всего села, неожиданно выпрямился, заложил руки за спину и гордо вскинул лопоухую голову.
   Подорожник откашлялся. Все притихли.
   - Ты - Ушастый Мыль из Топляков, - пробасил старик. - Так?
   - Да вы сами знаете, - бросил парнишка, презрительно уставясь куда-то в залепленный паутиной потолок.
   - Твоя мамка - Краня Наседка? - продолжил разбирательство Подорожник.
   - А кто еще!
   - Она здесь? - повернулся дознавец к старосте.
   - Краня, ты тута? - неожиданно тонким голосом воззвал сельский голова.
   Собравшиеся загомонили, заозирались и выудили откуда-то из угла зареванную мелкую тетку.
   - Скажи, Краня, кто батька этого героя? - мягко спросил Подорожник.
   - Б-брок. Б-был...
   - Ты знал, что Брок из Висятины - твой отец? - повернулся он к Ушастому.
   Мальчишка дернул плечом.
   - Узнал. Мать сказала.
   Подумал и добавил:
   - Вчера.
   Подорожник посмотрел на зареванную тетку. Та кивнула.
   - Ты знал, что Брок - твой батяня, когда подошел к нему ночью на рыбалке?
   - Знал. Потому и подошел.
   У Экселя похолодело под вздохом. Может, это сон? Может, он еще не проснулся?
   - Да все он знал, паскудец! - запрыгал на месте один из ребят, притащивших ушастого преступника. - Братец сводный, называется. Убивец! Порвать его надо, вот и весь сказ! Порвать и съесть!
   Все посмотрели на молодца. Тот смутился и заткнулся.
   - Ты куда пришел, Морось? - скрипучим голосом вопросил его Подорожник.
   - Как куда? На судилище.
   - А ты судья?
   Молодец честно призадумался.
   - Нет. Это ты судья.
   - Ну так не беси меня на исходе дня.
   - Чего? - опешил молодец.
   - Не вякай, пока тебя не спрашивают, кыся! Эх, давно я в Висятину не забредал... Еще раз вякнешь - отпущу тебе все грехи, через одно место.
   Молодец недоверчиво покосился на старика, но окружающие с готовностью зашептали ему на уши. Наверное, что-то устрашающее, потому что парень устрашился. Посерел и как-то усох.
   Ушастый Мыль наблюдал за избиением родственника, нахально усмехаясь. Ухмылка пропала, когда Подорожник перевел на него тяжелый взгляд.
   - Значит, ты пошел к Броку, когда узнал, что он - твой отец.
   - Да.
   - Зачем?
   Парнишка набычился и уставился в пол.
   "Я знаю, зачем", - подумал Эксель.
   - И что ты сделал, когда пришел к нему? - задал судья новый вопрос.
   Ушастый молчал.
   Молодец, которого только что усмиряли, принялся подпрыгивать на месте, вытягивая шею изо всех сил.
   - Ну? - облегчил его мучения Подорожник.
   - Он рукой махнул - и батя пропал! Совсем! Сгинул! Уби...
   - Хватит!
   Парень обиженно умолк.
   - И чего это было? - спросил у преступника Подорожник.
   Мальчишка вдруг встряхнулся и крикнул:
   - А вот чего!
   И, расцепив руки, сложенные за спиной, громко хлопнул в ладоши.
   У Экселя помутилось в глазах, звук хлопка раскатился оглушительным громом по всему телу, волной, так что заложило уши и дыханье перехватило. В пустой звенящей тишине селяне начали сонно валиться на пол. Эксель едва успел подхватить младенца, выпавшего из рук детеныша, который сидел справа. Не удержал - таким тяжелым показался, опустил на пол. Ему почудилось, что он внезапно очутился глубоко под водой.
   Мыль, хищно скалясь, озирал поверженных односельчан. Он беззвучно выкрикивал что-то торжествующее, пока его не сгреб в цепкие объятья Подорожник. Старый воин внимательно оглядел поле брани, кивнул Экселю и потащил упирающегося парнишку к выходу. Когда Мыль попытался пнуть беспомощно распластавшегося на полу сводного брата, Подорожник сказал ему в лицо пару слов, и мальчишка покорно обвис у него на руках. Зажав преступника подмышкой, старик вывалился на улицу, под мелкий дождь.
   Эксель медленно встал и поплыл к двери. По пути нагнулся к какому-то бедолаге и пощупал, бьется ли жилка на шее. Жилка билась.
   Как только он оказался на улице, разом нахлынули звуки - шелест дождя и смачные хлопки. Подорожник сдернул с ушастого колдуна штаны, перегнул через колено и размеренно отпускал ему грехи мозолистой ладонью. Эксель вдохнул полной грудью дождевую взвесь и окончательно пришел в себя. Присев на пороге, он досмотрел экзекуцию до конца.
   Поставив мальчишку на ноги, Подорожник пригляделся к какой-то коробочке, валявшейся на земле. Видимо, она выпала из штанов Ушастого Мыля. Он нагнулся подобрать, охнул и ухватился за поясницу.
   - Пр-р-рости, Господи! - прорычал судья, с трудом разгибаясь.
   - Отдайте! - всхлипнул Мыль.
   - Чего это? - спросил Подорожник и собрался потрясти коробочку.
   Парнишка поймал его руку.
   - Не надо! Это... батяня.
   Старик задрал брови на лоб, потом кивнул. Но коробочку не отдал.
   - Глушилку где выучил? - спросил он.
   - Сам придумал! - вскинулся мальчишка. - Надоело рыбу по одной таскать, а сетка порвалась. Вот я и придумал.
   Подорожник, крякнув, опустился на порожек, рядом с Экселем. И похлопал возле себя рукой - присаживайся, мол. Мыль вздохнул и сел.
   - Я ему: "Мамка мне все сказала, ты - мой батяня", - начал рассказывать Ушастый, уткнувшись носом в колени. - А он: "Ну и что?". А я: "Если ничего, так и в рыло можно получить". А он: "Мелкий ты ишшо". А я: "Щас я тебе покажу, кто тут мелкий!". И показал. Только и успел в коробочку из-под червей сунуть, как Морось напрыгнул.
   - Коробка-то пустая была? - уточнил Подорожник, копаясь в поясном мешочке.
   - Я все вытряхнул. Что я... зверь какой...
   Старик достал из мешочка деревянное кольцо с вырезанной собачьей головой и протянул мальчишке.
   - Держи. Пойдешь в Вереск, в таверну "Колесо". Отдашь Ильмару. Он будет там на днях. И отправляйся прямо сейчас, дело срочное. - Он покосился на приоткрытую дверь за спиной. - Пока твои не очухались и жопу тебе не оторвали.
   Мыль покусал губу и кивнул.
   - Да, - напомнил Подорожник, вынимая трубочку и кисет с табаком, - батяню-то вернуть на место не забудь. Он уже понял, кто тут мелкий.
  
   Кстати, дошел жаблиненок, Ильмар? А, правда, рано еще. Завтра к ночи подгребет, небось. Займешься? Колдунишка знатный, сам глушилку освоил. Считай его подарком ко дню рожденьица, га-га-га!
   А что баржак? Донимал меня весь вечер. "Почему, - спрашивает, - на нас заклятие не сработало?" Потому что мы - люди, отвечаю, а они - жаблины. Не нравится такой ответ - ищи другой. "А что за слова ты сказал Мылю, что тот присмирел?" Так и сказал: успокойся, Бога ради! "Словами успокоил?" Нет, говорю, духом святым. Чуешь, спрашиваю, как от меня святостью шибает? А жаблины чуят. "От тебя потом шибает", - кутенок говорит. Тут Ляля обиделась: как же, отмывала нас вчера! А когда Ляля обижается... Откуда знаешь, Ильмар? Видел? И ты? Что, все ходили на мою Лялю-кралю посмотреть? Ср-рамотники!
  
   8.
   В полдень солнце наконец проступило сквозь серые размытые тучи, тускло-желтой блямбой. Поглядев на унылое небо, Подорожник крякнул и объявил привал. Кусты на этот раз выбирал придирчиво. Сунулся в одни заросли, сразу выскочил: "Не сюда".
   - Почему? - спросил Эксель, спускаясь с холма следом за проводником.
   - Занято, - кратко ответил тот.
   - А кем?
   - Хочешь - загляни сам.
   Эксель вспомнил руку в свертке, оглянулся на безобидные с виду кустики и не захотел проверять, что там прячется. Мало ли. Да, с такими приключениями можно и забыть, куда идешь.
   - Эй, Подорожник! - окликнул он проводника, который уже начал взбираться на соседний холм. И вдруг осознал, что впервые назвал его по имени, если, конечно, это имя. - Я понял, что такое "прямой путь"! Это когда никуда не сворачиваешь... ну, помнишь, куда хотел попасть
   И весело побежал следом.
   Когда они сидели на уютной полянке, среди цветущего шиповника - почему здесь растет только шиповник? - восторг Экселя от открытия поубавился:
   - Мысль, конечно, нехитрая...
   - Простая истина, пережитая на собственной шкуре, становится мудростью, - спокойно сказал Подорожник, разгружая котомку, выданную заботливой Лялей. - Вот, одна мудрость у тебя в кармане. А Бозя даст, наживешь еще парочку.
   Юноша глянул искоса на проводника - не издевается ли - и счел за лучшее принять это за очередную простую истину.
   Расправившись с обедом, который состоял в основном из рыбы в разных видах, путники некоторое время блаженствовали в сухости и тепле. Дольше, чем в прошлый привал. Видимо, проводнику самому не хотелось опять соваться в сырость.
   "Занятный тип, - думал Эксель, наблюдая, как Подорожник раскуривает уже вторую трубку. - Монах, проводник, жаблиноборец... и, похоже, колдун. Кто же он на самом деле?"
   - А обычное имя у тебя есть? - спросил юноша. - Как у всех?
   - Как у всех - нет, - пыхнул в его сторону старик. - Только свое собственное.
   Увидев, что Эксель продолжает вопросительно пялиться, Подорожник усмехнулся и сказал:
   - Геро Лаэрт меня зовут.
   - Так ты северянин? - удивился Эксель и подосадовал, что не догадался раньше.
   - Наполовину. Отец у меня был из Леуты, пошел служить Халегу Лавенгу, и прижился. А я - серединка-наполовинку.
   - Халегу? Старому королю? - встрепенулся парень. - Погоди, так ты - сэн Геро Лаэрт? Тот самый?
   Старый черт скорчил рожу, высунул длиннющий язык и издал неприличный звук. Громко, смачно, со слюнями.
   - Пр-р-р!
   Эксель отпрянул.
   - Не тот самый, - пояснил знаменитый рыцарь, став серьезным, даже немного грустным. - Кто может сказать, что он остался таким же, как вчера? И в этом есть великий замысел Господний.
   Зыркнул на Экселя и добавил:
   - Иначе не пришлось бы мне любоваться на твою отвисшую варежку!
   До самого вечера, пока они шагали по какой-то топкой низине, юноша пришибленно молчал. Тем более, что шли след в след, и разговаривать все равно не было возможности. Вокруг сиротливо торчали замшелые стволы, под ногами слегка пружинило, и отовсюду булькало и чавкало. До леса на горизонте, куда они определенно направлялись, еще топать и топать.
   "А ведь когда-то я мечтал быть таким, как он", - думал Эксель. В груди теснились неясные ощущения, было одновременно и радостно, и обидно, горько и возвышенно. Словно встретился через несколько лет с девушкой, по которой с ума сходил когда-то, а она - не та, что грезилась во время разлуки.
   Подорожник остановился. Эксель же, задумавшись о несуразностях жизни, этого не заметил. И едва не ткнулся лбом старику в спину. Проводник чуть отступил в сторонку, и парень увидел, что на тропе лежит хвост. Здоровенный зеленый пупырчатый хвост. Как у ящерицы, если бывают ящерицы величиной с коня. Было бы чуть потемнее - и можно принять за поваленный ствол дерева, заросший мохом. Толстым концом хвост уходил в болотную жижу.
   Сперва юноша решил, что тварь сдохла, утонула. Но тут кончик хвоста лениво шевельнулся, будто подманивая.
   - Что будем делать? - шепотом спросил Эксель.
   - Думаю, ноги, - так же шепотом ответил Подорожник. - На всякий случай, Вереск - вон за тем лесочком.
   Они осторожно отступили, не сводя глаз с хвостищи - шаг, другой... Третий сделать не успели.
   Хвост бешено ударил по земле, взметнув фонтаном грязь и тину, и ухнул в болото. Вместо него с диким ревом вынырнула огромная оскаленная пасть. Передние лапы твари заканчивались когтями-крючьями. В мгновение ока чудище ухватило Подорожника когтями за плащ и сдернуло в черно-бурую жижу. Эксель взмахнул руками, пытаясь поймать старика - куда там! Только споткнулся о выроненный посох.
   Парень ринулся следом, не помня себя. Сразу ухнул с головой. Едва нащупав под ногами что-то твердое, он оттолкнулся и вынырнул, отплевываясь. Кое-как выкарабкался обратно на тропинку и закрутил во все стороны облепленной грязью головой. Никого. Ничего. И по звукам не поймешь - везде булькает. Ему вспомнились рассказы про чудовищ, живущих в трясине. Такое схватит - и утащит на дно, под корягу. Запас на зиму.
   Он еще долго метался, размахивая подобранным посохом, по всей низине - кричал, звал тварь, даже упрашивал... Напоролся на какой-то коварный сук, впившийся в бедро так, что пришлось выдергивать... Наконец, уже глубокой ночью, добрел, шатаясь, до кромки леса. И оглянулся, чтобы посмотреть в глаза беспросветной тьме, в которой сгинул его проводник.
   Над головой неуверенно громыхнуло, и сразу зарядил мелкий дождь, смывая с лица грязь и слезы.
  
   9.
   Сперва у него отобрали посох и промурыжили полдня в караулке. Юноша даже успел немного вздремнуть.
   Пока в караулку бегали служанки и поварята, солдаты терпели, а когда начали заглядывать рыцари, терпение лопнуло. И Экселя перевели в большой зал замка. Слуга, который вел его, указал на место у стены, где положено дожидаться появления лорда, потоптался неуверенно, и, наконец, спросил:
   - Правда, что вы... самого лорда Иленга?
   - Правда, - ответил Эксель, все силы которого уходили на то, что стоять прямо, не перенося веса на больную ногу.
   Зал был празднично украшен гирляндами цветов и фонариками. Стол на возвышении сверкал белоснежной скатертью. Слуги расставляли на нем кубки и блюда, золотые и серебряные.
   "Не бедно живут, - вяло подумал Эксель, и тут же одернул себя. - Не раскисай! Ты здесь по делу".
   Вокруг шныряли слуги, поправляя украшения и сдувая последние пылинки, сновали домочадцы и воины, состоявшие на службе у лорда. Под разными предлогами, но с одной целью - поглазеть на новоприбывшего наглеца. По крайней мере, так казалось самому Экселю. Еще три дня назад он пошел бы пятнами от подобной встречи. А теперь просто стоял и терпеливо ждал.
   Как он ни отмывался в ручье, как ни чистил одежду, сразу было видно: парень вылез из болота. Доковыляв после полудня до города, где он собирался либо заплатить за чистку, либо купить новую одежду, Эксель не сделал ни того, ни другого - ему уже было все равно. Вот только к цирюльнику заглянул. Тот промыл рану на ноге, смазал ее и перевязал чистым полотном. Беленькая повязка весело выглядывала из распоротой штанины.
   Наконец вокруг началась суета, гости выстроились живым коридором - так, чтобы всем была видна парадная дверь. Створки распахнулись, и вошли стражники с алебардами, перевитыми лентами. Они прошагали по залу в две шеренги и встали на карауле вдоль стен. Потом выступили рыцари, в кольчугах, парадных коттах с гербом, а следом выплыли лорд и леди Иленг, хозяева Вереска. Лорд Кадор Иленг оказался невероятно хорош собой - золотоволосый и золотоглазый, стройный, в длинных одеждах зеленого бархата. И выглядел он намного моложе своих сорока с гаком. Леди Дорада тоже блистала красотой, но ее Эксель разглядывал не так внимательно. Отметил только, что она похожа на супруга цветом волос и глаз. Потом прошли двое мальчишек - близнецы, лет двенадцати-четырнадцати, - поди разбери, кто из них наследник. Следом прошествовала золотокудрая юная леди, которую вел под руку могучий старик, видимо, кастелян.
   За ними потянулись расфуфыренные нобили - домочадцы и приближенные. От ярких нарядов и обилия драгоценностей запестрело в глазах.
   Вошедшие заняли свои места за праздничным столом. Лорд опустился в высокое резное кресло, обвел сияющими глазами гостей и провозгласил звучным, красивым голосом:
   - Рад приветствовать вас в моем доме, господа! Сегодня Ракитовый день, и, по традиции, любой бастард может явиться пред очи лорда, к роду которого он себя причисляет, и предъявить свои права. Если в этом зале есть бастард, в котором течет кровь Иленгов, пусть выйдет и скажет об этом!
   По залу прокатился шорох - все дружно повернулись в сторону Экселя. Только леди Дорада продолжала сидеть прямо, надменно глядя перед собой.
   Стараясь не хромать, юноша прошел к столу. Гости расступались, давая ему дорогу. Встав напротив кресла, в котором восседал лорд, Эксель сказал:
   - Я - Эксель из Маргерии. Семнадцать лет назад вы, лорд Иленг, оказали честь моей матери, Альте Эгон. Я - ваш сын, и в Ракитов день я прошу и требую признать меня по праву крови.
   Раньше Эксель с трепетом представлял: что будет, когда на нем скрестятся взгляды обитателей замка Вереск. А сейчас ему было плевать на эти взгляды - все, кроме одного, отцовского.
   Лорд Кадор рассматривал незваного гостя спокойным взглядом. Потом, скрестив руки на груди, он ответил:
   - Я не помню такой женщины, Эксель. Но двадцать лет назад, во время мятежа, я действительно бывал и в Маргерии. Есть ли у тебя какие-нибудь доказательства моего отцовства?
   - Только слова матери. Вы оказали ей честь в таверне "Сломанная подкова" города Паланка. Вы остановились в таверне, вместе со своим рыцарями, через три дня после того, как мятежников изгнали из Маргерии.
   Зал всколыхнулся шепотом. Один из рыцарей за столом ткнул локтем соседа, тот пожал плечами. Мальчики-близнецы сдвинули головы и принялись шушукаться, сверкая золотистыми глазами.
   - Паланка? - нахмурил брови лорд Кадор, припоминая. - Может, и останавливался. Как выглядела твоя мать?
   "Еще одна простая истина, - скрипнув зубами, добавил в копилку юноша. - Ожидаемое унижение легче не становится".
   - Высокая, волосы светло-русые, глаза синие, как у меня.
   Где-то сзади зашептались: "А у него синие, да? Ой, как симпатично..."
   - Ее имя Альта, - продолжал Эксель. - Она не работала в трактире, а там жила. Дьен Эгон, мой дед, служил маргерийскому лорду Лорелю...
   Наверное, лорд Кадор решил, что бастард сейчас начнет перечислять всю родословную, потому что остановил его движением руки.
   - Какие еще доказательства ты можешь предоставить?
   - Никаких, кроме своей внешности, - вскинул голову Эксель.
   Лорд Кадор еще раз оглядел претендента и вздохнул.
   - Определенное сходство, несомненно, есть. Если бы у тебя были золотистые глаза, я бы принял тебя даже без расспросов. Мы блюдем нашу кровь.
   Леди высокомерно кивнула.
   - Не вашу, - вскипел Эксель, - а кровь Арвелей, которая досталась вам через брак с леди Эной, сто лет тому назад. Как видите, я знаю историю дома Иленгов. Изучал, на досуге.
   - Юноша! - голос лорда зазвенел от гнева. - Я выслушал вас, и нашел ваши права недостаточными. Это мое последнее слово.
   - Ну что ж, - усмехнулся Эксель, - теперь я знаю, что мой отец - настоящий жаблин!
   Лорд Кадор непонимающе моргнул, потом посмотрел на капитана стражи и дернул подбородком.
  
   10.
   Выбравшись на улицу, Эксель сразу же промок до нитки. Дождь лил как из ведра, полируя мостовую, из водосточных труб били водопады. Юноша поднял голову, позволяя ливню охладить горящее лицо. "Ничего, - думал он, - дешево отделался. Могли и бока намять. Хорошо хоть посох вернули". Хотел засмеяться, да в горло брызнули капли. Он сплюнул, но острое чувство собственной ненужности не выплюнешь. Застряло, проклятое, под горлом, дышать мешает.
   Парень вздохнул и побрел, куда глаза глядят. Они глядели под ноги, ноги несли его по булыжной мостовой... потом мостовая кончилась, пошел дощатый настил. К этому времени усталость взяла верх над обидой, и Эксель поднял голову и поискал взглядом какое-нибудь питейное заведение. И увидел, что стоит как раз напротив таверны, окошки которой заманчиво светились. Вывеска над входом гласила: "Колесо", а рядом было прицеплено настоящее тележное колесо. "Где-то я про нее уже слышал", - подумал Эксель, подходя к двери.
   Внутри на него обрушился гомон посетителей, которых было немало - видно, из-за дождя. В очаге слуга ворочал вертела, за столами гудел народ. Было дымно, жарко, привычно. Эксель не успел еще отойти от двери, как услыхал знакомый до боли голос.
   - Тут и налетели мы на постаскуна. Здоровенный, сволочь, попался. Схапал меня - и в воду! Я туда-сюда, никак не выдраться. Думал, попал на свои тарашки, да вспомнил жаблиненка с глушилкой. Хлопнул в ладоши, он и отвалился. Но успел затащить меня до самой Старой Гати. Я еле оттуда выбрался. Посоха жалко, остался потаскуну, на память.
   Они сидели слева от входа, у окна, в уютном закуточке. Подорожник - спиной к проходу, так, что Эксель видел только его худую спину и стриженую седую голову. На противоположном конце стола, заваленного объедками, усмехался веснушчатый парень в пестрой курточке. Слева развалился плотный мордатый мужик с тяжелыми плечами, похожий на кузнеца. А справа клевал носом пьяный вдрызг мальчишка, лет пятнадцати.
   Эксель привалился плечом к дверному косяку и вслушивался в скрипучий голос, как в самую прекрасную музыку на свете.
   - А как ты хлопал, под водой-то? - с подозрением прищурился здоровяк.
   - Как-как! Все тебе объясняй, Оле... Мед-лен-но!
   Рыжий парень захохотал, разбудив пьяного мальчишку.
   - А? Что?
   Эксель перехватил посох поудобней, шагнул к столу и положил руку Подорожнику на плечо. На левое. Тот повернулся, узнал - у глаз залучились веселые морщинки.
   - А, явился. И корягу мою приволок? Герой! - Проводник повернулся к собеседникам: - Знакомьтесь, это кутенок, я про него целый вечер тарахтел. Налейте старому воину.
  
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"