Силантьев Роман Николаевич : другие произведения.

Демократ

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жизнь может быть разной.


Роман Силантьев

Демократ.

Повесть.

   Василий Степанович Находкин - инженер, по образованию, а работал..., да где только не работал? В те застойные, как теперь говорят, времена с работой было проще. Можно было по специальности найти, а можно было, и поменять профессию - себя поискать, так сказать. Особенно последнее время, перед самой "перестройкой", этим поиском были заняты многие. Это и интересно, да и жизнь так часто складывалась, что всё шло, как говорят моряки, враздрай. Со Степанычем это тоже было.
   Он был воспитан в духе советской школы. Теперь-то её все ругают, кому только не лень. А тогда она давала неплохое воспитание, надо сказать, но, правда, тем, кто его хотел иметь. Степаныч хотел име­ть хорошее советское воспитание и получил его. Школу, институт за­кончил почти с отличием. Получил неплохие знания и был честным че­ловеком. Правда, особенно перед самой перестройкой, честные люди были, прямо скажем, не в чести. И почему так было, сразу так и не скажешь. А только именно так и было. И этот-то его "недостаток", честность т.е., и стал причиной смены не только предприятий, но и профессии даже. Последняя должность его, в канун самой перестройки, - стрелочник. Да-да, и не стоит удивляться. Таких судеб тогда было много. По началу-то все тогда ругали, на чём свет стоит, коммунистов и их порядки. И почему-то никто не догадался даже просто разобраться с тем, кто же такие коммунисты и почему они так плохо жизнь в стране организовали, что люди жили куда хуже, чем в тех же капита­листических странах? Хотя по Марксу и Ленину выходило, что коммунизм должен быть более развитым общественным строем, при котором простые люди должны были жить лучше. А у наших коммунистов это не получалось никак. Да и с тем, кто же такие коммунисты, тоже была неразбериха. Интересно, что даже в Большой Советской Энциклопедии это понятие отсутствовало, словно в жизни его и не существовало.
   А в жизни последние годы почти каждый тихо ненавидел их про себя, да, нет-нет, анекдотец, при случае, с удовольствием рассказывал про "настоящих" коммунистов, особенно с Кавказа. И когда Горбачёв только намекнул на то, что нужны перемены, все радостно подхватили "перестройку", хотя никто не понимал, куда она ведёт? Просто все были уверены, что хуже уже не будет.
   Теперь-то многим стало понятно, что получилось не совсем то, чего каждому хотелось, но, как скажет позднее известный Виктор Степанович, что "хотели - как лучше, а получилось - как всегда". Эту его крылатую фразу теперь почти каждый запомнит на всю оставшуюся жизнь. А многие с ней уже и умерли, так и не дождавшись того, как лучше-то?
  
   В жизнь Степаныча тоже вошло несчастье. Оно даже не было каким-то одноликим, как у многих. Мало ли у кого каких бед случается в жизни. У него же сразу всё рассыпалось, как карточный домик. Сна­чала жена ушла. Незаметно так. Говорят, приехал её первый возлюбленный, который в очень короткий срок стал "новым русским". Он, так же го­ворят, тоже помнил её всю жизнь, да и сам был виноват, что они не поженились в своё время. Короче говоря, увёз он её на своей иномар­ке вместе с дочкой, про которую тоже ходили слухи, что она не, сов­сем чтобы, дочка Степаныча, а дочка этого "нового русского". Говори­ли так же, что объявился этот возлюбленный из мест заключения и сразу стал "новым русским". Очень для этого оказалась благоприят­ной обстановка в обществе.
   И не успел Степаныч пережить эту потерю, как попал под сокращение. Железные дороги тогда стали переводить на белорусский метод работы и всех дежурных по переезду сократили и всё тут.
   Кстати, обязательно надо сказать, почему его стали называть про­сто Степанычем? А дело в том, что, когда он, ища правды в жизни и более справедливых порядков, очутился, наконец, на железной дороге в должности простого дежурного по переезду, прознавшие о том, что у него высшее образование, коллеги-путейцы стали его так называть. По имени и отчеству в их среде не принято было обращаться - только по именам: Васька, Мишка, Серёга... Но, ради его высшего образова­ния, они сделали исключение и стали называть по отчеству.
   Оставшись без работы, он сначала решил отдохнуть и даже немного обрадовался неожиданному отпуску. Когда же, месяц спустя, он стал снова искать себе работу, то - не тут-то было... В стране так быст­ро и незаметно всё изменилось, что её стало не узнать. А он ещё ос­тавался, к тому же, честным человеком и к бизнесу, который, вдруг, стал везде процветать, относился, как к спекуляции. Все вокруг давно уже это за спекуляцию не считали, а он, ну и ещё некоторые, считали. А раз так, значит, этот род деятельности для них был закрыт. Других же рабочих мест просто не стало. Так, совершенно неожидан­но, встал вопрос, как же теперь жить дальше? Вопрос, который, ещё месяц-два тому назад, казался нелепым. Отпуск, которому он так обрадовался, в одночасье повернул к нему жизнь совсем другой сторо­ной, холодной и непривлекательной. Из этой непривлекательности всё явственнее веяло могильным холодом. Степаныч стал никому не нужен. С каждым днём он это ощущал всё острее и острее. Средства его стали таять, а, где их добывать, он уже не знал. Сначала он пытался кое-что продать из своих домашних вещей. Тут ему, можно сказать, неслыханно повезло. Жена ушла от него без лишних хлопот и, ничего не взяв с собой. Так что, квартира была в его распоряжении, и остались вещи жены, которые он, узнав в ЖеКе, что она совсем выписалась из квартиры, и счёл возможным продать, чтобы ни о чём не напоминали. А помогла ему в этом соседка по лестничной площадке, которая уже торговала своими вещами и вызвалась продать и вещи его бывшей жены. Женщина эта была неопределённого возраста, добрая, приветливая, всегда всем улыбалась, от чего и выглядела мо­ложе, хотя и была уже на пенсии. Но Степаныч понимал, что этот ис­точник средств был временным, который давал, лишь некоторую, передышку и надо было её максимально эффективно использовать. К тому же, как потом оказалось, на шее этой пожилом женщины были уже свои безработные, так что, соваться к ней со своим горем, было неловко и стыдно.
   С того момента, когда он осознал своё бедственное положение, прошло с десяток дней мучительных раздумий и поиска выхода. Ничего определённого ему в голову не приходило. Он останавливался то на одном варианте дальнейших действий, то на другом. Во всех из них, при более детальном их рассмотрении, он находил, неприемлемые для себя, какие-то моменты.
   Однажды, гуляя по центральной улице их небольшого городка, он увидел недалеко от рынка своего бывшего коллегу по работе ещё на механическом заводе. Тот стоял в рядах торговцев и торговал мясом. Степаныч подошёл, и они разговорились о житье-бытье. Выяснилось, что Семён - бывший Семён Аркадьевич - теперь живёт недалеко от райцентра у тёщи в деревне и занимается животноводством. Он рассказал о своей неудавшейся попытке стать фермером, о том, как его просто задушили налогами. Теперь он остановился на ведении домашнего хозяйства только для своих нужд. Весь расчёт их домашнего хозяйства строился на том, что они всё воспроизводили, в основном, для себя и жили этим, лишь небольшую часть продукции, реализуя на рынке для покупки самого необходимого. Видя, как это заинтересовало Степаныча, Семён пригласил его приехать в гости и посмотреть всё их хозяйство в живом виде. Степаныч очень обрадовался этому приглашению.
   Уже на следующий же день, он в пригородном автобусе доехал до деревни, где жил Семён. Встретили его приветливо. Мало того, что Степаныч наелся вдоволь в этот день своей любимой картошки с солёными грибами, отведал, отменно заквашенной, капустки и отличного жаркого из свинины, так он ещё привёз с собой массу впечатлений и планов. С этого дня его квартира, вдруг, преобразилась, совсем незаметно превратившись в штаб фантазий и мечтаний. Он так размечтался о своём хозяйстве, что даже на угрозу - быть обложенным налогами - совсем не обращал внимание. А происходило это потому, что он решил уже для себя, что поселиться должен там, где его не достанет никакая налоговая инспекция. Да и что остаётся делать, раз они так с нами поступают, почему бы и нам не схитрить, так думал про себя Степаныч. И мысль эта пришла к нему не, с бухты-барахты. Судьба как-то занесла его на сезонные работы к геологам. Так вот, однажды они наткнулись в тайге на одинокое жильё, в котором жил, и давно уже, охотник. Он ушёл от житейской суеты в тайгу и стал там жить так же, как жили и раньше одинокие охотники, не пользуясь благами цивилизации, кроме, пожалуй, самого необходимого. Остальное - они добывали для себя сами. По тем же принципам жил и этот охотник, который два раза в год выбирался в город, чтобы сдать шкурки да приобрести всё необходимое для своего житья и охоты.
   Очень скоро у Степаныча в голове начал, вполне определённо, складываться план действий. И он, помимо своей воли, стал готовиться к его осуществлению. Им уже руководил этот план, который любому обывателю показался бы безумным.
   Прежде всего, он познакомился с местными цыганами и договорился с ними поменять его "жигулёнок" на лошадь вместе со сбруей и телегой. Потом он побывал в семейном общежитии и нашёл там семью, которой сдал свою квартиру в аренду. Сдал за ту же плату, что они платили в этом общежитии, и это уже было кое-что, что давало возможность, пусть скромно, но кормить себя. Ещё Степаныч побывал у знакомых электриков с механического завода и договорился с ними, что они подготовят ему небольшой, киловатт на пять-десять, генератор для ветряной электростанции. Прожитые им годы не принесли ему больших материальных благ, но множество знакомств, приобретённые им, теперь оборачивались вполне ощутимой прямой выгодой. Ему не надо было много ломать голову, где что достать, если возникала в чём-то нужда. Его знакомые охотно, каждый в своём деле, подсказывали, где и что есть. Ему оставалось только пойти и договориться.
   Дома он тоже не сидел, сложа руки. Прежде всего, он усовершенствовал свою прибалтийскую палатку, пристегав к ней парниковую плёнку поверх тента, а тент тоже сделал более надёжным, пришив дополнительные натяжки, чтобы он стал более надёжно крепиться и не боялся сильных ветров.
   В заботах прошёл остаток зимы. Степаныч был и без того человеком пунктуальным, но этого ему казалось мало. Он завёл ежедневник, в котором скурпулёзно вёл записи по самым неотложным делам. Вспомнив любую мелочь, необходимую для переезда, он тут же всё записывал в общий список. Потом вечером, сидя над этим списком вещей и дел, он отбирал те пункты записей, по которым в первую очередь нужно было что-то сделать завтра - остальные, отодвигая напотом. В следующий вечер снова отбирались какие-то дела и вещи, которые он должен был сделать и упаковать. Вещей набиралось достаточно много, но и тут он решил распределить их по очерёдности, предполагая приехать за ними ещё несколько раз летом.
   Степаныч достал карту своего района и стал тщательно её изу­чать. Ему хотелось найти оптимальный вариант места для своего будущего поселения.
   Удалённость от города должна быть минимальной, - так он считал. Но достаточной, чтобы никто не мог побеспокоить его своими посещениями и претензиями, в ближайшие несколько лет. Он так же не хотел слишком далеко забираться на север области, так как в тех местах продуктивность земли была ниже. Для человека, ко­торый собирался жить натуральным хозяйством, это обстоятельство было немаловажным.
   Карта, которую он достал у геологов, давала возможность сориентироваться не только в расположении населенных пунктов, но и в рельефе местности. Таким образом, он нашёл небольшую впадину, в которой, по его расчётам, можно будет неплохо расположить всё своё хозяйство. Она была на достаточном удалении и, самое главное, при­личным перевалом защищена от проникновения посторонних людей. Удаление было достаточным для недосягаемости людьми, но вполне преодолеваемое на лошади за световой день пути. Степаныча устраивало так же, что, сравнительно недалеко от этой впадины, была деревушка, которую он намеревался использовать как перевалочную базу для своих вещей. Правда, всё это было хорошо на карте, а вот, как на самом деле, предстояло проверить практически. В Сотники, так называлась деревня, судя по карте, дорога была, хотя и не обещала быть асфальтированной.
   Все дни, занятые подготовкой к столь решительной перемене в своей судьбе, Степаныч провёл на одном дыхании и пережил за всё это время небывалый душевный подъём. Впервые, можно сказать, он решал задачи не для кого-то и не по чьей-то непонятной воле, а сам и для себя. Впервые в нём открылся неисчерпаемый источник фанта­зии и творческой энергии. При этом он сам часто удивлялся, как всё складно у него выходило, и не было, ни малейшего намёка на то, что он решился на какой-то безумный шаг. Это было действительно странно, так как, расскажи он кому-то из своих знакомых о своих планах, его просто сочли бы сумасшедшим. А он был счастлив. Впер­вые в его жизни появилось дело, которое стало возвышать его над мелочностью и суетностью всех окружающих. У него теперь тоже появилась цель в жизни, его цель, к которой он уже стремился всем своим существом. Даже, когда, дня за два до своего выезда из города, он случайно увидел свою бывшую жену, которая ехала в элегантной иномарке рядом со своим новым мужем, в нём ничто не шелохнулось. Только, проводив их взглядом, он подумал, с сожалением, и чего она раньше не созналась, чья была дочь, и кого она, в действительности, любит? Сразу бы стало ясно, почему у них не клеились отношения, почему они не складывались так, как у некоторых их знакомых супружеских пар. А теперь вроде бы и сожалеть не о чём. Правда, горькие воспоминания о своей бывшей семейной жизни только уберегли его в данный момент от поспешных шагов по замене неудавшейся любви.
   Когда цыганская телега была наполнена поклажей и увязана, он в последний раз присел в своей квартире, чтобы перевести дух и осмот­реться. Она действительно была его квартирой, и не только потому, что жена выписалась, а просто получал её он от своей работы, ещё, будучи инженером, так что против совести идти не приходилось. Свои оставшиеся вещи, кроме мебели, он временно запер в самую маленькую комнату, а большую оставил будущим жильцам. Молча, оглядываясь, он немного взгрустнул. Где-то в сознании мелькнуло сомнение, всё ли правильно он делает? Но это сомнение, едва промелькнув, тут же ис­чезло. В душе снова появился приятный подъём чувств, который не позволял этим сомнениям одержать верх.
   А час спустя, Степаныч уже ехал по дороге, ведущей к новой жизни. Где-то там, за сопками и лесом, может быть именно под теми облачка­ми, что висели сейчас у горизонта, предстояло ему начать эту новую жизнь. И мысленно он уже был там. Хотелось, наконец, почувствовать себя достаточно свободным от ранних звонков будильника, от укори­тельных взглядов жены, от хитростей и коварства начальства, от сотрудников-алкашей и от всего того, что незаметно отравляло ему жи­знь. Все это он оставлял сейчас там, позади себя, теперь уже тоже за сопками и поворотами шоссе, по которому ехал вперед и вперёд.
   Его мерин помахивал хвостом и, покачивая мощным крупом, спокойно и привычно тянул свою телегу с поклажей. Степаныч невольно остановил свой взгляд на этом великом труженике и подумал, что ему сей­час надо именно так впрячься в свою "телегу" и везти её, пока держат ноги. Лошадь тянет, пока есть силы, а когда они кончаются, она падает и умирает. Ему, видимо, надо теперь настроиться на такой же труд, на такой же подход к делу. Пока есть душевный порыв и силы, надо тянуть, тянуть и тянуть.
   Далее его мысли повернулись к его материальному положению. Кое-что ему удалось собрать от продажи лишнего имущества, часть которого ещё осталась у соседки на реализации. Кроме этого, он получил вперёд, за всё лето, плату за квартиру от своих жильцов. К счастью, ему попались молодые бизнесмены, которые челночили в Китай, и которые сейчас были при деньгах. Все это давало возможность, не думая о куске хлеба, прожить длительное время. Вот всё это время-то он и должен был использовать, до последней минуточки, на обустройство своего нового жилья и на обзаведение хозяйством.
   Потом он стал вспоминать, всё ли он взял с собой. И первая же мысль о ружье. Он протянул руку и потрогал его под тентом. Оно было на месте. Когда-то, и машину, и ружьё он купил, повинуясь общим модным увлечениям своих коллег по работе. Машина, правда, была подержанной, а вот ружьё было новым. И он ходил с ним на охоту всего три раза. Теперь же этот предмет стал для него предметом первостепенного значения. Ружьё придавало ему некоторую уверенность и все­ляло чувство защищённости от возможных неприятностей, которые могли встретиться в тайге.
   Затем он стал перебирать в памяти, все ли необходимые продукты он взял? Снова рука стала ощупывать тюки под тентом и наткнулась на большую книгу по кулинарии. "О, - отметил он про себя, - эта тоже здесь". Успокоившись, Степаныч стал оглядываться по сторонам и отмечать все прелести весенней природы. Путь ему предстоял неблизкий, но он этого не боялся. С каждым шагом коня он всё ближе и ближе становился к цели, а медленность этого процесса не раздражала по­ка. Зато, среди этой суеты, появилась возможность поразмышлять, не спеша, обо всём. И он наслаждался этим.
  
  
   В Сотниках Степаныч был уже под вечер. Место для ночлега ему удалось найти у одной пожилой женщины, которая копалась в своём дворе перед домом. Домик её он приметил ещё издали. Он стоял на окраине деревни и было в нём что-то старинное и уютное.
   Здесь было ещё много снега, хотя он и таял буквально на глазах. Степаныч разговорился с ней, объяснил, что ему нужно переночевать ночи две-три. Сказал так же, что он работает от геологической партии. Последнее пришлось сделать, чтобы к нему было больше доверия. И хотя лихие люди сюда, видимо, ещё не добрались, так как женщина встретила его довольно приветливо, он всё-таки счёл необходимым подстраховаться.
   Октябрина Васильевна, так звали женщину, поместила его в маленькой комнатке за печкой. Домик был небольшой - весьма древней по­стройки. Коня распрягли, и он мерно прожёвывал сено, которое Степанычу дали цыгане на первое время. Цыгане дали так же и овёс. В об­щем, пока всё складывалось довольно удачно. С Октябриной Васильев­ной было договорено, что он будет и впредь останавливаться у неё, когда нужно.
   Эта женщина, обрадовавшись неожиданному гостю, рассказала ему про всю свою жизнь. Степаныч слушал, как заворожённый. Он впервые имел возможность выслушать живого человека, который прожил свою жизнь, как герой своего времени. Эта скромная на вид женщина, в молодости довольно красивая, всё делала в жизни так, как показывали в наших старых фильмах. С неё самой можно было бы сделать положи­тельную героиню тех времён. И всё в этой жизни было вроде бы, как у других. Да только не совсем так.
  
   Не было в её жизни лжи, необузданных страстей из-за богатства или почестей, зависти она ни к кому не испытывала и зла никому не желала. Может быть, поэтому в её жизни была большая настоящая любовь. Правда, муж её был инвалидом войны, но прожили они больше двадцати пяти лет, прежде чем она его схоронила. Единственная дочка теперь замужем за военным и живёт во Владивостоке. Сколько раз дочь пыталась забрать к себе мать, но Октябрина Васильевна никак не могла решиться оставить своё обжитое гнездо. Какая-то сила не давала ей это сделать.
   Степаныч слушал её, и в нём просыпалось уважение к этой прекрасной женщине, отдавшей государству всё и оставившей себе только одинокую старость и это убогое, с точки зрения норм конца двадцатого столетия, жильё. Ему хотелось попробовать исправить ошибки предыдущего поколения. Он не мог уже спокойно смотреть, как государство безнаказанно обирало людей и всё это исчезало, как в бездонной пропасти. Он всё больше утверждался в своей правоте - хотя бы попытаться уйти от налогов и поборов - может быть, тогда удастся встать на ноги и зажить по-человечески. Он хотел просто своим примером доказать существование такой возможности.
   Как и предполагал Степаныч, ему пришлось задержаться здесь. Во-первых, он помог Октябрине Васильевне в её несложном хозяйстве, поправив двери у сарая, калитку, которая просто уже висела на старых ремнях, и наладил парник, заменив в старом сгнившие рейки и стой­ки. Во-вторых, пришлось тщательно собраться в дорогу, отобрав с собой только самое необходимое. Все остальное имущество он занёс в дом. За телегой же она обещала присмотреть. Дорога предстояла незнакомая, и Степаныч решил обойтись без телеги, навьючив всю поклажу на коня. Сам же предполагал идти пешком. Таким образом, только на третий день пребывания в Сотниках, он двинулся дальше. Вышел очень рано - едва рассвело. Снег за эти дни совсем почти растаял.
   Сориентировавшись по компасу и карте, Степаныч первое время шёл по тропинкам и дорожкам, которые в изобилии были натоптаны и наез­жены со всех сторон деревушки. Но, по мере удаления от Сотников, их становилось всё меньше и меньше. Через каждый час пути Степаныч делал небольшой привал и давал возможность пощипать сухостойной травы своему коню, добавляя затем и овёс. Как любой опытный человек, передвигающийся в незнакомой местности, он помечал направление своего движения. Эта привычка осталась у него ещё от хождения с геологическими партиями. Одновременно, он примечал все особенности местности и выбирал такие места для своего движения, чтобы была возможность впоследствии про­ехать здесь и на телеге. При своём движении он старался выдерживать одно направление по компасу, но складки местности вынуждали всё время менять его. Тогда он ориентировался на вершины самых высоких сопок и в итоге снова возвращался на своё направление.
   Уже к вечеру он добрался до довольно уютной долины, закрытой с северной стороны высокими сопками. Небольшой ручеёк, который Степаныч едва отыскал в прошлогодней траве, образовал эту пойму. Дорожки и тропинки давно кончились, и он двигался уже по совсем нехо­женым местам.
   Перебравшись на северную сторону долины, он решил остановиться на ночлег. Солнце уже было за сопками, когда Степаныч успел толь­ко поставить палатку и развести костёр. Его четвероногий друг, на длинном поводке, пасся недалеко от костра в зарослях прошлогодней нетоптаной травы. Уже кое-где, среди сухих стеблей, попадались свежие побеги молодой травки. Сивка старательно выщипывал именно их.
   Зашумел, почерневший в одночасье, чайник над костром. Потом Степаныч долго ещё вертел свой транзисторный приёмник, пока, наконец, не нашёл долгожданный "Маяк". Остальные станции работали или плохо, или были китайскими. Рядом со Степанычем было ружьё, заряженное и взведённое. Оно стояло готовое в любую секунду выпустить свою стра­шную силу на волю. Все это немного сглаживало впечатления надвигающегося ночного мрака в совершенно незнакомом, глухом месте.
   Как оказалось, вода в ручье была довольно вкусной и чистой. Это вполне устраивало Степаныча. Он уже решил, что именно здесь завтра подберёт для своего поселения подходящее место и начнёт обустраи­ваться, а послезавтра уже поедет за остальными вещами.
   Но не успел он устроиться на ночлег в своей палатке, как Сивка тревожно заржал и, в несколько скачков, оказался у самого тлеющего костра. Степаныч выскочил с ружьем из палатки и стал всматриваться в темноту. В какое-то мгновение мелькнули огоньки звериных глаз в траве, и он тут же выстрелил в том направлении. Раздался шум убегающего зверя, и вскоре всё стихло. Сивка, отскочивший в сторону по­сле выстрела, стоял в недоумении в стороне. Степаныч успокоил коня, подложил в костёр самых толстых стволов валежника, чтобы огонь дер­жался, как можно дольше, немного оживил его мелкими сухими сучьями и снова влез в палатку. Он решил не забираться в спальный мешок, а лечь на него, укрывшись шерстяным одеялом - мало ли придётся бы­стро выскочить.
   Уже задрёмывая, он подумал, что обязательно надо сюда привезти собаку. Васильевна поможет достать, - размышлял он, уже засыпая.
   Больше за всю ночь их никто не потревожил. Так решил Степаныч, проснувшись, когда солнце уже освещало палатку в верхней её части. Выбравшись из неё, он увидел Сивку и ясное чистое небо. Все было на месте. Костёр своим огнём сделал ровное круглое отверстие в стволах валежника. Пошевелив кучу золы, Степаныч обнаружил ещё горячие угли. От них вскоре снова ожил костёр, подогревая подвешенный чайник.
   После завтрака Степаныч стал осматривать и изучать окрестность. Устраивать жилище прямо здесь, где у него была поставлена палатка, было опасно. Походив с геологами, он хорошо познакомился с нравами таких маленьких ручейков, которые после дождя превращались в целые бушующие реки. По этому он остановил свой выбор на более высоком месте, возле подножия сопки. Оседлав коня, Степаныч решил проехать к тому месту.
   Осмотром он остался доволен. Подножие сопки в этом месте было двухступенчатым. Первая, от поймы ручья, ступень была довольно обширной. Площадь её около четырёх гектар и возвышалась она метра на три. Вторая ступень была поуже, но выше ещё метра на три. Вот в ней-то он и собирался сделать себе жилище.
   Когда-то, ему на глаза попалась книга о строительстве заглублён­ных жилищ в США. Степаныч прочитал её с большим интересом. А когда возникла мысль поселиться в отдалённом от всех властей месте, он вспомнил о ней и решил, что можно, по крайней мере, на первое время, сделать жилище заглублённым. Конечно, строить землянки в нашем оте­честве - дело не новое. Но тут дело не совсем в землянке, а в том, чтобы построить жилище, которое по удобствам ни чем не уступало традиционным. И, конечно же, все помещения его должны хорошо венти­лироваться. Это непременное условие всех заглубленных жилищ, строящихся по западным проектам. Конечно, именно такое жилище сразу построить здесь не удастся, да ещё одному. Но со временем, Степаныч решил эту идею всё-таки попытаться воплотить.
   А пока он нашёл небольшое углубление на склоне сопки и решил здесь вырыть норку для имущества, которое уже не было смысла та­щить назад. Сделав всё, как задумал, он так хорошо замаскировал это место, словно здесь была обычная песчаная осыпь. Пещера была сделана по всем правилам, с сохранением глинистого козырька над ней. Это защищало её от дождевых потоков, отводя их в стороны. Но, однако же, всё, что могло пострадать от влаги, он ещё завернул в полиэтиленовую плёнку.
   До вечера он ещё успел натаскать валежника к палатке, потом поу­жинал и лег спать. В эту ночь его никто не беспокоил. Видимо его выстрел изрядно напугал волка, а Степаныч полагал, что это был именно он, а может быть, и ранил он его, что тоже послужило хорошим предупреждением. Но в дальнейшем он решил, если позволят обстоятель­ства, обнести своё жилище хорошим забором и, конечно же, обзавестись собакой. Её он уже видел наяву, правда, во сне. Она была ласковая, и всё время подпрыгивала перед ним, вертя своим неутомимым хвостом.
   Обратный путь Степаныч проделал верхом. Размеренное, неторопливое шествие коня дало возможность ему о многом передумать. Даже в его мыслях мелькнули сомнения, правильно ли он выбрал место для будущего жилища? Но потом, поразмыслив ещё, он всё-таки решил, что, если до сих пор там никто не появлялся, о чём свидетельствовало полное отсутствие следов человека, то почему непременно кто-то появится именно сейчас? Да и нельзя сбрасывать со счетов удачу - решил он. В удачу, он уже стал твердо верить. Впервые в своей жизни он стал ощущать, что ему стало везти в его делах. Всё, что он ни задумает, стало сбываться и как-то легко и просто. И даже простая ве­ра в удачу стала помогать. Ему и в голову не приходило, что дело, которое он сейчас взвалил на себя, далеко не каждому по плечу. А он всё это даже за труд не считал - так лёгкие приключения.
   И снова, так же под вечер, он был в Сотниках. Октябрина Василь­евна встретила его, словно они были знакомы уже много лет. На сле­дующий день должна была быть суббота. Ночью пошёл дождь. Ехать в такую погоду, да ещё такую даль, было бы просто безумием. И хозяйка уговорила Степаныча остаться и истопить баньку. Она сама уже давно ею не занималась, так как тяжело стало носить воду. Приходится теперь мыться у соседей. А тут и сама помылась бы в своей баньке, да и го­стю приятно. И Степаныч согласился. Заодно он занялся и подготовкой к своей поездке. Пока он не решался ехать сразу на телеге и, для начала, решил использовать только её передок. Он соорудил из толстых прутьев и жёрдочек решётку на передке и решил на неё сложить всю свою поклажу. Это были разные продукты, инструменты, ручной бур и даже три отрезка алюминиевой трубы. Он предполагал их использовать: или для дымохода, или для скважины, если успеет установить и наладить ветряк, за которым, правда, ещё надо было съездить снова в город.
   А пока, он всё это сооружал под навесом, банька истопилась, и незаметно настал вечер. Васильевна сама убрала баньку, так как для неё это было делом привычным, и предложила ему первому пойти мыться - первый пар самый жаркий. Но выяснилось, что Степаныч этот "вид спорта" не особенно-то и уважает. Для Васильевны это было просто удивительно. Она всю жизнь прожила среди сибиряков, у которых па­рилка, по удовольствию, стояла на первом месте, после выпивки. Так что, первой идти в баню пришлось самой хозяйке. Зато, когда Степаныч, раскрасневшийся и слегка утомлённый банным жаром, пришёл в горницу, там уже был накрыт стол, и стояла бутылка, правда, без эти­кетки. Васильевна принимала его, как дорогого гостя. И снова по­текли разговоры. В этот раз разговорился сам Степаныч. Ему захоте­лось кому-то пожаловаться на свою прежнюю жизнь, а лучшего слушателя ему было и не найти.
   Степанычу весной должно было стукнуть 35 лет, и был он, лет на 25, моложе своей собеседницы. Но всё-таки он уже перешёл тот тридцатилетний рубеж, после которого возрастные условности перестают мешать общению людей. И, не смотря на то, что он прожил на много меньше Васильевны, испытать ему пришлось достаточно. Правда, трудности его были связаны с его представлением о добре, о совести и чести. Почему-то в этом он никак не мог найти понимания с окружающими. И, если ещё остались на Земле люди честные в том понимании, первоначальном, этого слова, за которым стоят и соответствующие поступки, то они поймут его и трудности, с которыми он постоянно сталкивался. Для остальных же людей его трудности возникали там, где для них их просто не было и не могло быть. Эти люди тоже считали себя честными, хотя таковыми и не являлись.
   Октябрина Васильевна слушала своего гостя, и душа её тут же от­кликалась на все его неприятности таким пониманием, на какое он и рассчитывать не мог. А все дело было в том, что она сама была про­сто честным человеком, в изначальном понимании этого слова.
   И хотя её реакция на окружающую действительность не была столь острой и категоричной, как у Степаныча, она его понимала, как никто другой, и все его повороты в личной судьбе разделяла всецело.
   Разговор их затянулся за полночь. Самогонки, которую сумела раздобыть Васильевна, они выпили всего по две маленькие гранёные рюмочки, напоминавшие по форме и размерам обыкновенные медицинские мензурки. Но для них этого хватило, чтобы освободить свою душу от оков тяжелого времени и погрузиться в свой мир, о котором, как оказалось, мечтали оба. Васильевна, всегда тайно мечтавшая о сыне, смирилась с тем, что судьба не дала ей возможности попытать счастья ещё раз. И вот теперь перед ней сидел молодой мужчина, который и по возрасту годился ей в сыновья, и такой, каким она всегда хотела видеть своего сына. А Степаныч был рад столь внимательному и чуткому слушателю. Он рассказал ей всё про своё прошлое. Только о своих планах решил пока ничего не говорить. Дело, которое он задумал, требовало осторожности и большого доверия.
   К утру дождь прекратился. Васильевна сходила куда-то и принесла в плетёнке симпатичного щенка. Степаныч очень ему обрадовался и так принял, словно эта добрая женщина подарила ему то, чего он больше всего желал на свете. Он принялся его тискать, от чего щенок только кряхтел и удивленно таращил свои чёрные глазёнки.
   До вечера Степаныч помог Октябрине Васильевне по хозяйству. Они вместе закончили перебирать семенную картошку, достали её из подва­ла и рассыпали в кладовочке на пол. Здесь днём уже было тепло, и она должна была, быстрее прорасти. Потом, опять вместе, увязали пок­лажу на передок, чтобы утром Степаныч мог тронуться в путь без задержки. Вечером они ещё обсудили хозяйственные дела. Степаныч обещался помочь ей сажать картошку и весь огород в целом. Заодно он решил посадить картошку и себе, так как огород у Васильевны был почти гектар, а сама она сажала едва четверть. Выяснилось, что у неё есть плуг, ещё от старых кузнецов остался. Но она сказала, что в деревне ещё есть два трактора и землю ей вспашут. Чем Степаныч остался очень доволен. Честно говоря, его беспокоил вопрос, как он сумеет выкрутиться в этом году с огородом, но оказалось дело решилось само собой и быстро. Значит в этом году, - решил Степаныч, - я могу целиком заняться постройкой жилья.
   0б этом, он размышлял уже в пути, ведя под уздцы Сивку, впряжённого в импровизированную двухколёсную повозку. Только сейчас Степаныч по-настоящему оценил тот факт, что, доставшаяся ему, телега была на резиновых колёсах. Автомобильные шины так хорошо себя вели на грунтовой дорожке, да ещё после дождя, когда почва размякла, что он не мог не радоваться этому. Многие его опасения на этот счёт просто отпали сами собой. И Степаныч невольно снова подивился тому, что как-то всё хорошо и гладко складывается в его судьбе теперь. Это было просто удивительно. Ведь надо же было так случиться, чтобы судьба свела его именно с Октябриной Васильевной, такой доброй и с таким тонким пониманием жизни женщиной. Да ещё и плуг у неё есть, - вспомнил, усмехнувшись, Степаныч. Этот предмет всё не давал ему покоя, где и как его раздобыть? А тут на тебе - всё есть. Да и с огородом всё удачно вышло...
   Неожиданно он остановил своё внимание на, хорошо натоптанной, тропинке, которая пересекала его путь. Он и тогда, когда впервые ехал здесь, пересекал её, но был всецело во власти выбранного на­правления. Теперь же эта дорожка привлекла его внимание совсем ина­че. Куда-то ж люди протоптали эту тропинку? Он остановил коня и пошёл по ней один, чтобы заглянуть, что там, за ее поворотом? Поворот был метрах в ста от того места, где он оставил Сивку. За поворотом стала видна ложбина, а за ней, на взгорке, было какое-то заброшенное кирпичное строение. Оно заинтересовало Степаныча. Он вернулся за Сивкой и решил всё-таки туда добраться. Расстояние-то всего чуть больше километра, туда и обратно, а вдруг что-нибудь там полезное найду? - Так он рассуждал про себя, перебираясь через ложби­ну. Уже на пригорке путь ему преградил ров. Он оставил коня и пошёл дальше, намереваясь обследовать заброшенное строение. Это оказа­лась заброшенная ракетная точка. Основной подъезд к ней был с другой стороны, а тропинку протоптали, видимо, сотниковцы, унося отсюда всё, что могло пригодиться в хозяйстве. Степаныч обошёл все подземные переходы, но первое, чем он сразу, практически, заинтересо­вался, это обилие колючей проволоки. Во многих местах она была спутана, но были и участки забора нетронутые, с которых можно было снять эти неудобные колючие нити. И он, не откладывая дело в долгий ящик, вернулся за инструментом и, примерно за час работы, намотал с десяток мотков, которые перенёс через ров и тоже погрузил на свою таратайку.
   Добравшись до своей долины, Степаныч просто не сразу узнал её. Маленький ручеёк стал целой рекой. Пришлось потратить немало вре­мени, чтобы найти брод. А, переправившись через ручей, он не пошёл к прежней стоянке, а направился к месту, где оставил свою по­клажу. Все было на месте - только потоки воды с сопки омыли с двух сторон его пещеру. В самой же пещере было сухо.
   Берёзовая роща хорошо защищала место его новой стоянки от вет­ров. Это было кстати, так как на открытых местах гулял "хвост циклона". Быстро разведя костёр, он переоделся, потом развесил на ве­рёвку свою промокшую одежду и стал ставить палатку. Сивка был при­вязан недалеко от костра, а, благополучно проспавший почти всю до­рогу, щенок, перекусив вместе со Степанычем всего понемногу, снова спал в своей плетёнке, свернувшись пушистым калачиком.
   Закончив неотложные на сегодня дела, Степаныч присел у костра и стал настраивать себя на то, что теперь надо обосноваться здесь надолго, может быть навсегда. Времени до посадки картофеля было достаточно и ему надо было потратить его на своё, хоть и временное, жилищное обустройство. Потом, поднявшись, он стал тщательно выби­рать место для палатки. Её нужно было поставить так, чтобы она не мешала будущим земляным работам. Получилось так, что палатку завт­ра придётся немного передвинуть.
   До зимы надо было успеть капитально вкопаться в сопочное подножие, чтобы никакой мороз ему не был страшен. Чтобы было веселее, он включил приёмник. По "Маяку" сообщали всякие страсти, которые твори­лись где-то там, далеко. Но всё это мало трогало и волновало сейчас Степаныча. В нём уже кипела энергия и жажда конкретного действия.
  
   Обилие планов в голове иногда пугало его самого, но он вспоминал, как, придя в институт, тоже был ошарашен, когда на первом же собрании студентов декан объявил, сколько им предстояло сдать экзаменов и зачётов во время всей учёбы. Но пошло время, дни мелькали за днями, а с ними уходили в прошлое и те самые экзамены и зачёты. Постепенно, не сразу, конечно, перекочёвывая, из разряда предстоящих в разряд сданных. При этом весь процесс шёл спокойно, всё решало­сь в своё время. Всё обучение состояло из пяти лет, каждый учебный год из двух семестров, каждый семестр из множества дней, по которым, если всё равномерно распределить, то становится не так уж трудно учиться. Вот так же и теперь он решил всё распределить во времени и не терять ни минуты зря. В этом был весь предполагаемый смысловой фокус его эксперимента.
   До наступления темноты ещё было время, и он успел соорудить стол из привезённого им старого калиточного притвора, который Ва­сильевна отдала ему, когда Степаныч сделал ей новую калитку. Опи­лив подгнившие края досок, и подрезав их топором, он приладил получившуюся столешницу к спиленной берёзке. Прямо рядом с палаткой росли две берёзки из одного корня. Одну он спилил и на этот пенёк и на оставшийся ствол второй берёзки приладил свою столешницу.
   Пока он всё это сооружал, солнце спряталось за сопку. Степаныч решил стул соорудить завтра, а пока воспользовался ящиком с про­дуктами. Установил свечу на столе, зажёг её и достал свою хозяйст­венную тетрадь. Вот теперь ему предстояло каждый вечер сидеть над ней, обдумывать и заносить в неё свои планы. В этот раз, он вы­брал на завтра сооружение изгороди из колючей проволоки. Надо было обезопасить своё пристанище - всё спокойнее будет спать.
   Затем он стал вспоминать, не сказал ли что лишнее у Васильевны? Но, поразмыслив, в конце концов, он решил, что надо всё-таки посвятить в его планы эту женщину, которая стала относиться к не­му, как к сыну. Тем более что ему нужно будет покупать бычков и тёлочек на развод, а как без неё? Она всех в деревне знает. Ей и карты в руки,- как говорят.
   Да, вот ещё что, - вспомнил он неожиданно, - надо попросить Октябрину Васильевну насушить сухарей из свежего хлеба. Такие сухари куда вкуснее, чем из чёрствого хлеба. А ему здесь пока без них не обой­тись. Вспомнив это, он записал на отдельном листке, который наме­ревался взять с собой, когда вновь поедет в Сотники.
   А утром работа закипела. Если на первой подножной ступени сопки расположилась березовая роща, то на второй уже был подрастающий молодой сосновый бор. Степаныч выбирал те стволы сосен, что не так толсты для столбов забора, и спиливал их. Потом он пилил их на от­дельные брёвнышки, по длине, чуть более двух метров. На метр он рас­считывал их закопать в землю, а остального должно было хватить для верхней части забора - высота вполне достаточная для любого зверя. Он посчитал, что ему нужно сорок столбов. Из одной сосны выходило по три-четыре столба. Значит, надо было свалить и разде­лать двенадцать-четырнадцать сосен. Только к вечеру он закончил эту работу. За несколько ходок, Сивка перевёз это к месту предполагаемого забора. Степаныч рассчитывал, что забор этот будет пока временным, и очищать столбы от коры было не обязательно. Это значительно облегчало задачу и экономило много времени.
   В этот день, к вечеру, он почувствовал значительную усталость, но она была приятной. Особенно он это ощутил после ужина. А питал­ся Степаныч, в основном, китайской лапшой и прибавлял к ней консер­вы: то рыбные, то мясные. Правда, у него был мешок картошки, которую дала Васильевна, но пока ему некогда было её готовить.
   Хозяйственный двор Степаныча был огорожен за четыре дня. Этот забор отделял теперь территорию, площадью в четыре сотки, делая её, относительно безопасной, от зверья. Нижние ряды проволоки Степаныч сделал наиболее частыми, чтобы хищники не могли протиснуться. Между столбами он поставил ещё по два колышка, которые не давали возможность раздвигать проволоку. Довольный своей работой, он даже решил приготовить для себя и своего щенка, которого стал кликать Дружком, праздничный ужин. Он сварил в котелке картошку и потом ещё её потушил с мясными консервами. Но и это ещё не всё. Было решено открыть банку с солёными огурцами, подаренную ему Ва­сильевной. Ужин получился славный. Когда-нибудь, - думал Степаныч, - у меня будут свои овощи и столько, сколько душа попросит. Дружок после ужина как-то незаметно снова заснул, а Степаныч пошёл прогуляться вверх по сопке, чтобы полюбоваться закатом. Он едва достиг вершины - ноги ещё гудели от дневной работы - как солнце уже косну­лось горизонта и стало медленно погружаться в верхушки дальнего леса. Там, за сопкой, была извилистая речка и добротный лес по её берегам.
   Было тихо и спокойно кругом. Только пламенеющий закат делал всю округу совсем необычной. Вся долина была залита малиновым светом. Степаныч стоял, вбирая в себя эту красоту, и думал, что вот этот далёкий заброшенный кусочек Земли теперь должен стать его домом, где ему предстояло устроить свою жизнь совсем по другим правилам. Главная и первейшая его задача - сделать здесь хорошую ферму, дающую устойчивый доход, достаточный для его проживания и для его нормального жизненного обустройства. А на что-то большее он пока не замахивался.
   На следующий день Степаныч решил соорудить нечто, вроде будки, для Дружка. Пришлось консервы переложить в пещеру, а из ящика он соорудил, тоже временное, жильё для подрастающего пса. Последний достаточно уверенно стал чувствовать себя на огороженной территории. Сначала Степаныч хотел его привязать, чтобы сразу воспитать его, как сторожевую собаку, на которую можно оставлять свой "посто­ялый" двор. Но потом, понаблюдав за Дружком, решил этого не делать. Дружок сам не рисковал выходить за ограду, чего было вполне достаточно его хозяину.
   Ещё в этот день Степаныч доделал проволочные навесы для ворот и к вечеру стал собираться в Сотники. Палатку он решил в этот раз не снимать. Для зверья она стала недосягаемой, а люди сюда вряд ли сунутся, кроме, может быть, охотников, которые, как он слышал, до чужого добра не слишком охочи. В тайге действуют свои законы, и, попадись кто-нибудь с чужим имуществом - высшая мера может быть применена без суда и следствия на месте, к тому же без свидетелей.
  
   Октябрина Васильевна сдержала своё слово и велела трактористу вспахать почти весь свой участок. Едва встретив Степаныча, она тут же стала рассказывать, что успела посадить. Ей очень хотелось этим поделиться. В парнике уже была высажена рассада помидор, капусты и перца. Степаныч даже удавился перечню.
   - Неужели все это здесь растёт?
   - Почему нет? - Ответила Васильевна и стала дальше показывать ему свой участок. - Вот здесь можешь ты сажать картошку, сколько захочешь.
   Степаныч усмехнулся.
   - Сколько захочешь? А копать потом до Нового года?
   - Зачем? Заплатим Гончару, так он нам копалкой всё выкопает. У него техника хорошо работает. У нас ведь было отделение колхоза, а теперь всю технику поделили и самораспустились. Так большинство бывших колхозников свою технику уже давно пропили. Тольке у двоих и осталась - у Гончаренки и Лаптева.
   Они ещё долго ходили по участку, обсуждая, где и что лучше посадить. Дружок, который снова оказался в незнакомой обстановке, неот­лучно следовал за хозяином. Он уже к нему привык и без хозяина чув­ствовал себя неуютно. А вечером, за ужином, Степаныч всё-таки рас­сказал Васильевне о своих планах обзавестись большим хозяйством. Она восприняла его рассказ, совсем не удивляясь, и лишь, покачав головой, отметила, что дело это трудное и одному его поднять будет тя­жело.
   - Вот ты уехал сейчас, - продолжала она, - а там никого нет, и душа спокойна. А когда кто-то будет? Весь изведёшься - по себе знаю. Да и потом, худоба рогатая будет себе пастись, но ведь надо же для себя и поросёночка иметь, и курочек, а то и гусей. А за ними глаз да глаз нужен.
   - Это все так - я согласен. Со временем, видимо, придётся обза­вестись товарищем. Но пока я себя-то, только-только, прокормлю.
   - Да я не об этом. - Возразила Васильевна. - Жену тебе надо, хозяйку.
   - Да ну вас, - отмахнулся Степаныч, - И вы туда же... Хватит с меня...
   - От жизни не убежишь и не спрячешься. Ты ведь ещё и не был счастлив, судя по твоему рассказу, а уже бежишь от жизни. Как ни трудно мне было с Егор Иванычем, а всё бы сейчас отдала, чтобы вернулся он хоть на годок ещё. - Сказала она и отвернулась, вытирая повлажневшие глаза. Чуть придя в себя, она, продолжала. - Думаешь, по­чему я так обрадовалась тебе? Да одной-то, да ещё в такой глуши, разве большое удовольствие вековать? Другой раз, особенно зимой, дни так медленно тянутся, что завыла бы. А, когда вдвоём были, то всё было равно: и где жить, и чем заниматься, и поговорить было о чём. И ты, Василёк..., можно я тебя так буду называть?
   - Он утвердительно кивнул, а она продолжала.- И ты, Василёк, слушай, что я, старая, говорю. Ты мне как раз в сыновья годишься, так плохого я тебе не посоветую.
   - Да я так и не думаю. Просто я полагал сначала встать на ноги немного, а потом уже о семье можно будет подумать.
   - Ну, это тоже правильно.
   А Степаныч продолжал.
   - Потом не только о семье надо будет подумать, а и о настоящих помощниках. Правда, я не хочу обзаводиться работниками, а мне товарищи нужны, чтобы вместе трудиться, вместе вести дело и барыши делить на равных.
   - Эко ты куда хватил!? А получится в нашей-то ситуации?
   - А что нам может помешать? Кто будет знать, на каких принци­пах будет дело у нас поставлено в нашей артели? И я так полагаю, что мы на деле и сможем проверить, жизнеспособна ли вообще идея коммунизации общества?
   - Вот умом я понимаю, что ничего из твоей затеи не получится, а душа вся на твоей стороне. И давай начнём строить твою артель пря­мо сейчас.
   - С кем это?
   - Да хотя бы со мной. А что? Если что не так - я тебе по-матерински и подскажу без всяких там обид. Может быть, мы сразу кое-какие ошибки подправим с тобой - с другими-то их не придётся повто­рять. Я вот часто замечала, что очень многие начинания, хорошие начинания, не получались из-за первых же неудач. Люди как-то к ним охладевали и переставали верить.
   А, если люди перестают в дело верить, ничего путного из этого дела уже не выйдет. И пусть тебя не пугает, что я уже немолодая. Я ещё на своём участке о-го-го как работаю. Вот, глядишь, пока ты там обживаешься да обустраиваешься, я тебе здесь тыл обеспечу. А платы мне много не надо - я сама не возьму. Просто мне это очень интересно самой. У меня всю жизнь душа просила чего-нибудь эдакого...
   - Октябрина Васильевна! Да меня не только не пугает эта перспек­тива, а очень даже радует. Честно говоря, мне ведь даже посовето­ваться не с кем, обсудить какое-нибудь дело - тоже не с кем. А тут такая перспектива... Да для меня, я считаю, это просто подарок судьбы. Я и с животными-то ещё толком дела не имел, кроме лошадей. Когда с геологами ходил, то часто на лошадях ездили. Так что вы напрасно беспокоитесь за свой возраст. Если вы искренни в своих намерениях, то, хоть сейчас, создаём товарищество.
   - По рукам. - Смеясь и протягивая руку, сказала Октябрина Васильевна.
   - По рукам. Тогда на завтра назначаем презентацию.
   -А устав? - спросила решительно Октябрина Васильевна.- Я хочу посмотреть, на какой основе будут строиться взаимоотношения в нашем товариществе?
   - Это, хоть сейчас. Я уже об этом столько передумал, так тщате­льно всё взвешивал, что готов отвечать прямо сейчас. Понимаете, Октябрина Васильевна, когда людей хотят обмануть, начинается выдумывание всяких коэффициентов, статей отчисления, инструкций, процен­тных ставок и т.д. А ведь в жизни всё гораздо проще: есть работа, есть произведённый продукт, который надо справедливо поделить. Так вот, если действительно задаться целью - поделить справедливо, то ничего нет проще. Вся выручка от произведенного продукта должна быть под контролем всех членов товарищества. Из этой выручки оплачиваются все текущие производственные расходы, из неё платятся налоги, а остальное наше. Остаётся нашу долю справедливо распреде­лить соответственно трудовому вкладу каждого. В нашем товариществе можно это сделать по отработанному времени. Характер труда в таких артелях особой роли не играет - все работы важны и нужны.
   - А и, правда, как просто! Я ведь тоже часто думала об этом. Дер­жала поросёнка в прошлом году и стала всё записывать: сколько ушло на его покупку, сколько на зерновой размол... Картошка своя, так я её не писала. Потом, когда его забили, я большую часть продала скупщику и кое-что оставила для себя. Остаток этот весь взве­сила и по той же цене всё оценила. Вот, когда из этой суммы выч­ла расходы, то и осталось то, что я заработала. Вышла такая сумма, которая равнялась трём моим месячным зарплатам в колхозе. Значит, выкорми я за год четырёх таких поросят, так мне и работать не надо было б? А дома-то я бы их, шутя, выкорми­ла. В колхозе-то, всяко, свинарка голов пятьдесят выкармливала в год, а то и больше. Почему ж так мало получали-то? Куда всё это уходило? Ты вот можешь мне ответить, почему в колхозе не делали оплату труда по такой простой схеме, как ты вот говоришь? Ведь тогда был бы интерес какой-то конкретный, больше произвести, но и заработать больше. Почему так не было?
   - Да потому, что тем, в чьих руках тогда власть была, уже то­гда хотелось нас обмануть. Вот и всё.
   - А ведь вроде бы коммунисты были?
   - Настоящих коммунистов, Октябрина Васильевна, Сталин всех расстрелял или в лагеря упрятал навсегда. А те, что остались, как я понимаю, уже таковыми не могли и быть. Они только формально счита­лись коммунистами, а на деле были обыкновенными приспособленцами. Смешно сказать, а у меня дома есть энциклопедия, но в ней даже нет этого слова "коммунист". Значит, как я понимаю, кто-то очень не хотел, чтобы с этим понятием люди чётко разобрались: "Кто есть кто?" Нет, Октябрина Васильевна, во всём, что с нами случилось, ещё предстоит разобраться. Думаю, что люди такие найдутся, которые захо­тят это сделать.
  
  
   Картошку они посадили под маркер, чтобы копать осенью картофе­лекопалкой. Потом Степаныч сделал гряды. Делал под строгим контро­лем Васильевны. Она руководила, куда что закладывать, а куда и ничего. При этом старательно всё объясняла, почему так, а не иначе. За эти несколько дней Степаныч ещё съездил, уже на телеге, к ракет­ной точке и набрал там ещё проволоки, в том числе и алюминиевой. Удалось ему снять и часть проводки - тоже пригодится.
   Когда он вернулся с точки, они с Васильевной снова стали обсуждать свои дела. Договорились насчёт сухарей. Так же Васильевна взя­лась разузнать о продаже животных и ценах на них. Она же сама предложила взять пока поросят. Картошки у неё осталось ещё много. Можно было прокормить маленьких поросят до августа месяца, а там уже пойдёт свежая картошка. Сарай у неё был довольно большой и стоял пу­стой. Вопрос был весь в деньгах. Степаныч предложил объединить сре­дства в единую кассу, чтобы знать, чем они располагают.
   Выяснилось, что им можно было взять по весенним ценам сейчас шестерых поросят, а на тёлочек и бычков денег не оставалось. И то­гда Степаныч предложил продать свою квартиру. Видимо, мне уже не жить в ней, а первоначальный капитал, зато у нас будет. На следую­щий же день он выехал в город на автобусе, что проходил по трассе в километрах пятнадцати от Сотников.
   Всю дорогу, пока он шёл до автобуса, пока ехал, в нём мы­сли вились вокруг неожиданного поворота событий в его одиноком за­творничестве.
  
   Нет, оно пока не нарушалось в полном смысле этого слова, но уже появился близкий человек, с которым можно будет, в слу­чае надобности, просто облегчить душу. Октябрина Васильевна невольно вызывала в нём симпатию тем, как ясно она мыслила, как рассужда­ла, как относилась к делу и в целом к жизни. И дело не только в том, что их взгляды во многом совпадали или были просто взаимно симпа­тичны, но и в том, что она помогала ему взглянуть на жизнь с какой-то иной стороны. А потребность в этом, видимо, жила в нём. Сомне­ния часто посещали его, и поделиться ими, посоветоваться, как лучше поступить в том или ином случае, было не с кем. В его первоначальных планах это было, пожалуй, самое слабое звено. И вот теперь судьба даёт ему возможность внести приятную корректировку в его ближайшее будущее.
   Однако, Степаныч даже не подозревал, что его везения не закончатся на этом. Хотя скорее можно сказать, что он просто угодил в благо­приятную струю событий и располагающих ситуаций, которые и привели к тому, что люди, в это трудное время, оказались в состоянии, сор­ванных ветром событий, листьев, и они только искали возможность, хоть где-то приткнуться, за что-то или за кого-то зацепиться.
   Покупателя ему на свою квартиру искать, долго не пришлось. Его жильцы с радостью согласились её купить. Дела их шли успешно. Они занимались челночным бизнесом - ездили в Китай за товаром и здесь перепродавали его. Перекос с курсом доллара и ценами на энергоно­сители давал возможность процветать такой торговле.
   Договорились о цене. В долларах, правда, это было немного, но здесь, в глубинке, внутренние цены оставались ещё весь 9З-й год низкими и Степаныч, сообразив, что это так, согласился. Получив несколько миллионов за неё, он отдал цену всего двух литров водки за генератор, что составило сумму меньше пяти тысяч рублей, да литр отдал за навесы для ворот кузнецу. Сами мужики предложили ему, если надо, сварочный аппарат. Степаныч взял его за два литра.
   Когда встал вопрос, на чём всё это перевести в Сотники, те же мужики привели к нему шофёра, который успел уже приватизировать свой грузовик и теперь "халтурил" на нём. Степаныч был немного с ним знаком, и они быстро договорились обо всём.
   Помня, какой большой сарай у Васильевны, и пользуясь тем, что подвернулся грузовик, Степаныч взял всю свою мебель и библиотеку, а так же телевизор и холодильник. Перед окончательным отъездом, вме­сте с этим шофёром, которого звали Сашей, они объездили все хозяй­ственные магазины и накупили множество нужных вещей, пользуясь тем, что цены были ещё относительно не высоки. Стекло, лампочки, патро­ны и выключатели, электронагреватели, бензопилу, два насоса для во­ды, электроды для сварки и небольшую, но очень удобную грузовую ту­ристскую тележку. В другом магазине Степаныч приобрёл сразу три ванны со всеми принадлежностями, сантехнику и разных гвоздей и шу­рупов. В общем, машина была полной, когда они уже ехали к Сотникам.
   Когда они выбрались за черту города, миновали перевал и дорога стала спокойнее, Саша спросил Степаныча, чем он собирается занять­ся? И Степаныч, как всегда бывает в дороге, подробно поделился с ним своими намерениями, только не говорил, что собирается всё своё хозяйство прятать от налогов, пока не наладит дело. Но Саша сам на­вел его на этот ответ. Дело в том, что он и сам уже не раз пытался заняться этим, но всегда преградой становились примеры других фермеров, которые просто разорились и потеряли всё. Тогда Степанычу пришлось немного раскрыть свои карты под честное слово Саши. Тот обрадовался его выдумке и тут же сам напросился в напар­ники. Как выяснилось, он такой вариант обдумывал тоже, но не отва­жился его осуществить в одиночку. В итоге, к приезду в Сотники в Степанычевой артели уже был потенциальный третий артельщик. Остава­лось только обсудить это дело с Октябриной Васильевной.
   Первый же вопрос Васильевны был о том, женат Саша или нет? Степаныч тут же подумал, почему ему этот важный вопрос не пришёл в го­лову? Как выяснилось, у Саши ситуация на семейном поприще не лучше, чем у самого Степаныча, хотя он был и моложе.
   - Ну, тогда берём до кучи, - воскликнул Степаныч.
   Октябрина Васильевна тоже согласилась, и они стали обсуждать всё, что только могло волновать начинающих артельцев. Степаныч поделился своими соображениями, как он предполагает построить взаимоотношения в их артели. Было решено создать фонд развития артели, куда артельщиками вносятся свои паевые взносы, но они так и остаются собственностью того, кто их внёс. В случае выхода из артели кого-то, он вправе потребовать их обратно. Если сейчас у кого-то нечего вносить, то, в процессе работы, он будет отчислять в фонд развития часть своей заработанной доли, процент которой они решили обсудить потом. Отчисления будут делаться до выравнивания сумм со всеми артельщиками. Этот фонд будет источником оборотных средств и источни­ком для их постоянного развития. По мере износа основных фондов, часть сумм фонда будет списываться в конце каждого года. Норматив­ную базу таких списаний им предстояло ещё обсудить и прийти к еди­ному мнению. Все это было интересно, всем троим. Они впервые сами думали над тем, как можно распорядиться результатами своего труда. Конечным же результатом их обсуждений должен был стать устав их ар­тели, который и будет регулировать все производственные отношения членов артели. Затем Васильевна рассказала о том, где, что и почём можно ку­пить в Сотниках. Сначала они решили, что сейчас действительно лучше взять поросят под присмотр Васильевны, а так же двух бычков и те­лочку, которые продавались прямо сейчас. Остальное можно было доку­пить осенью, хотя они и будут дороже. Вырученные деньги за кварти­ру Степаныча решили занести в фонд развития на его счёт. Туда же внесли стоимость Сашиного автомобиля.
   Однако, самое интересное началось, когда, стали просчитывать раз­ные варианты. Вот тут всё предстало совсем по-другому. Выяснилось, что наиболее приемлемый вариант состоял в том, чтобы, не теряя вре­мени даром, немедленно начать скупать молодняк во всей округе, пока он был ещё достаточно дешёвый, и свозить его на постоялый двор. На миллион рублей можно было купить около тридцати-тридцати пяти голов. Продержав их лето и зиму, уже можно было рассчитывать на приличный доход. Если же это стадо продержать до следующей осени, то это уже был бы доход ощутимый. А шесть поросят могли помочь этот срок про­держаться только за счёт фонда развития.
   На следующий день мужчины соорудили мостки к Сашиной машине. Пока сооружали, Степаныч всё сетовал, что у Сашиного газона пе­редний мост не был ведущим. Но, после некоторого раздумья, Саша предложил поменять свою машину на ГАЗ-66. Ему уже делали такое пре­дложение дельцы на рынке, когда он им подвозил товар. У них был но­венький ГАЗ-66, но они ездят только по городу, так что его повы­шенная проходимость им не нужна, а бензина он съедает заметно больше. Вот они и хотели его поменять.
   Степаныч с радостью посоветовал Саше поменять свой автомобиль. Тот согласился и решил сразу поехать за ним. А Степаныч намеревал­ся наведаться на свой постоялый двор, чтобы лучше разведать доро­гу и отвезти туда кое-что.
   Когда они закончили делать мостки, то подошла Октябрина Василь­евна и предложила огородить невспаханную часть её участка, чтобы она могла забрать местных бычков и тёлочку, пока их не продали, кому-нибудь ещё. Мужчины с ней охотно согласилась. Поскольку они на­чинали дело почти с нуля, то сразу появилось столько хлопот, что впору развести руками. Но артельщики не смущались этим. Они дружно старались делать дела, в порядке их появления. Особенно Степанычу нравилось, что их новый напарник к любым поворотам в их делах относился спокойно. Его волевое лицо очень нравилось и Степанычу и Октябрине Васильевне. Он внимательно выслушивал всё, что нужно сделать и, так же спокойно и обстоятельно начинал воплощать всё задуманное.
   Через три дня они снова все собрались в Сотниках. Саша уже при­гнал ГАЗ-66-й, у Октябрины Васильевны в импровизированном загоне гуляли три тёлочки и два бычка. Степаныч был очень доволен тем, насколько стало легче решать многие вопросы. В их, пусть небольшом, коллективе они теперь решались как бы сами собой. Стоило только поделиться идеей, как тут же находились ответы на вопросы: что, где и как дальше? Нет, ему просто повезло с парт­нёрами - так он считал. Но всем троим, нравилось, как идут дела. Каждому в отдельности не было возможности решить так быстро такое количество вопросов, а вместе они решались и быстро.
   На следующий день они оборудовали небольшой тайничок у Василь­евны для хранения денег, которые и передали под её контроль. Да­лее на очереди были лопасти для ветровой электростанции. Вместе с Сашей Степаныч вновь поехал на точку. Они нашли там отрезки труб, которые должны были подойти для того, чтобы сварить из них гнезда для насадки лопастей. Весь день ушёл на это изобретение. А вече­ром ещё накосили травы для телят. Васильевна учила обоих, как держать косу, как её точить. Наука эта оказалась не такая уж простая, а осваивать её надо было, так как в июле обоим предстояло осилить заготовку сена на всё хозяйство.
  
   Расстояние, которое преодолевал Степаныч на телеге за целый день, на машине они преодолели за два часа. И то, можно полчаса от­кинуть на то, что путь ещё не был хорошо разведан, и ехали достаточно осторожно. Машина вела себя великолепно. Мало того, что они дое­хали быстрее, ещё было доставлено множество всякого груза.
   Когда добрались до постоялого двора, то Саше очень понравилось место. Осмотревшись, он предложил сделать запруду на ручье, чтобы водопой для скотины был, чтобы было, где искупаться, рыбу половить. Потом, со стороны этого водохранилища не надо будет огораживать вы­пас. Степаныч с этим согласился. Но занялись они в первую очередь ветряком.
   Его пришлось поставить пока на деревянную вышку. Для этого Саша, как главный теперь специалист по технике, наладил бензопилу. Они свалили не очень толстые, но достаточно длинные хлысты. Волоком за автомобилем их доставили в своё кочевье, где и стали сооружать вышку. Она получилась высотой около десяти метров. Сшитые жердями че­тыре хлыста и образовали вышку, которую через подставку подняли всё тем же автомобилем. Она стояла на второй ступени подошвы сопки, так что теперь была достаточно высока и даже возвышалась над вершинами деревьев.
   Теперь оставалось на верхнюю площадку, где уже был закреплён ге­нератор с редуктором, поднять лопасти и закрепить их. Всё вместе дело заняло почти два дня, и к вечеру третьего дня уже была прикру­чена последняя лопасть. Ветряк заработал. Ветерок, казалось, был небольшой. Но, видимо, это впечатление было обманчивым внизу, под защитой деревьев. А вверху воздух всё равно был в движении, и он сра­зу начал своё неутомимое дело. И какой восторг оба испытали, когда подключенная лампочка тут же загорелась. Так в их будущее хозяйст­во пришла, можно сказать, цивилизация. Теперь днём ветряк будет качать, и греть воду, а вечером освещать ещё и их быт.
  
  
   К началу сенокоса артельщики скупили в округе и свезли к себе в загон четыре десятка молодняка разного возраста. Загон был сде­лан по принципу "электропастуха" и переносился с одного места на дру­гое. Весь выпас находился на их берегу ручья, а косить же они решили с другой стороны. С утра, пока было ещё не жарко, они надевали накомарники и выходили косить. Трава была крупная, легко-резкая и день за днем скошенная площадь всё увеличивалась. Погода стояла яс­ная, а в здешних местах она в это время почти всегда такая, так что уже на пятый день они стали, после обеденного отдыха, убирать уже готовое сено. Очень выручал ГАЗ-66-й. Его все четыре широких колеса были ведущими и он, не хуже трактора, перемещался по пожне. Саша ездил, в основном, на пониженных передачах - берёг машину. Тент пришлось снять, и кузов был открыт. Загрузив в него сено, они отво­зили к месту стогования. Октябрина Васильевна подсказала, как надо стоговать сено. В каждом деле были свои премудрости, и артельщики теперь собирали их по крупицам, пользуясь добротой людей и их бес­корыстностью. Русские люди хранили их в своей памяти и отдавали с радостью любому, кто интересовался этим.
   Ещё до наступления покосной поры, Степаныч и Саша много успели сделать по обустройству своего быта: пробурили скважину, наладили водогрейную колонку и сделали душевую кабину. Они так же начали постройку зим­него жилища для себя, засыпного, как и хотел Степаныч. Но покос для сельского жителя - пора особая. Все силы и всё внимание направ­лены к одной цели - накосить и высушить как можно больше сена и за более короткий срок. Полное совпадение хороших погодных условий и сроков спелости трав в России всегда расценивалось как большое ве­зение, как необыкновенная удача, как подарок природы. Вот почему к покосам у русских людей отношение особое. Да и поговорка, что "весенний день год кормит" вполне может подойти и к сенокосной страде. Шутка ли, но всего за две недели надо заготовить кормов на весь год.
   Утром, выходя на луг, когда ещё телята продолжали вылёживать свои бока, они невольно останавливались и любовались природой, её необычной, для горожанина, дикой здешней красотой. А запах скошенных трав был таким упоительным, что, при каждом вдохе, хотелось вскрик­нуть от восторга. Природа как бы щедро дарила впечатлениями за их нелёгкие крестьянские труды. Ещё они заметили, что сто­ило им перейти ручей и начать точить свои косы, как телята, словно по команде начинали подниматься и нехотя направлялись к новому сво­ему загону, заботливо отгороженному с вечера хозяевами. Маленького напряжения в проводах ограждения было достаточно, чтобы резко жа­лить чувствительные мордочки этих "ушастиков". И они, испробовав раз "электрическое жало", уже боялись даже подходить к проволоке. Благодаря этому, пасти те­лят не было необходимости. В жаркий полдень они сами забирались в тень берёз, где, к тому же, для них была устроена поилка. Так что времени на них уходило немного. С таким же успехом артельщики могли держать сотню этих симпатичных животных. О чем они оба уже и мечтали.
   Всё упиралось теперь в зимнее стойло, которое надо было сделать желательно тёплым, как только можно. Хотя Октябрина Васильев­на говорила, что многие здешние крестьяне держат бычков и на ули­це. Но Степаныча такое содержание чем-то не устраивало. И он дер­жал в уме планы, как только немного закончат свое зимнее жилье, приступить к строительству телятника.
   На попечительстве Октябрины Васильевны остались шесть поросят, за которыми она ходила, как за малыми детьми. Они подрастали и все трудности состояли в том, что кормов им приходилось готовить всё больше и больше. Происходило это, конечно, постепенно, но, к концу ию­ля, стало уже заметно, так как они стали, есть вдвое больше, чем в начале.
   На Октябрине Васильевне был и уход за огородом. Правда, картошку молодёжь обработала, капусту и помидоры окучили. А остальные дела легли на её плечи. Но мужчины строились, и она не хотела отрывать их лишний раз от дела. К тому же, у неё было тайное желание удивить своих партнёров хорошим урожаем овощей, и она старалась, как могла.
   Дружок подрос за эти месяцы и был полным хозяином в долине. Правда, он бегал по всей территории только днём, а ночью предпочитал находиться внутри загонов, словно чувствовал, что от него хо­тели два молодых хозяина.
   За время сенокосной страды, Степаныч и Саша обсудили все свои дальнейшие дела и вместе пришли к выводу, что им нужен пильный ста­нок и, если удастся достать, хотя бы небольшую, электростанцию с приводом от бензинового двигателя. Для этого им надо было немного потеснить свои расходы и, если денежные запасы позволят, сде­лать попытку достать всё это. Хотя "достать" - это слово уже не подходило к настоящему времени - теперь купить стало можно почти всё. Это, пожалуй, единственное, бесспорное завоевание "перестройки". Но это-то и было странно. Было такое впечатление, что весь дефицит где-то лежал и только и ждал этой самой "перестройки".
   Покончив с заготовкой сена, они приехали к Октябрине Васильевне и поделились с ней своими планами. Денег от Степанычевой квартиры оставалось ещё достаточно и всё, что они спланировали, можно было купить. А ещё Степаныч предложил завести каждому по экземпляру об­щего финансового отчёта. Это нужно было для того, чтобы каждый мог выходить с конкретным, уже просчитанным, предложением. Кроме этого, каждый артельщик мог сам контролировать каждую копейку общих средств. Идея эта понравилась.
   Каждый день был заполнен заботами и делами, но все они были при­ятными. Артельщики сами планировали свои дела, и не было ничего радостнее, чем видеть, как все их планы воплощаются. И при этом не имело значения, каким трудом всё это доставалось. Просто каждый по­нимал, что сейчас, когда у них ещё не было путного жилья, когда быт был не устроен, как следует, то именно на это уходила большая ча­сть времени. Но придёт время, когда эти заботы отойдут на второй план и тогда можно будет заняться более продуктивным разведением скота и иметь ощутимый доход. Сейчас же, всё так складывалось, что они занимались своими телятами только между делом, так как основ­ным было строительство и обустройство.
   Если посчитать, сколько ими обоими было выполнено грунтовых работ, то любому экскаватору стало бы стыдно. Но это, одновременно, и удивляло их обоих, сколько мужчины могут сделать, если правильно распределить усилия по времени дня и по дням. И это же, одновременно, вселяло в них уверенность в то, что их планы им по плечу.
   К сентябрю, отвоёванное у подножия сопки, пространство превра­тилось в довольно большую землянку. Осталось сделать из неё жилое помещение. Уже напиленные доски для пола лежали штабелем и сохли. Но окончательной отделкой они решили заняться после уборки картош­ки. Правда, даже сейчас жить в этом помещении можно было. Стояла печь, были выведены вентиляционные каналы, была пробурена скважи­на на 8 метров. Кроме этого, они сделали часть своего строения в виде небольшого возвышения или башни, в которой разместили одну ванну - она должна была выполнять функцию водонапорной ёмкости. Но и это не всё. Прежде чем засыпать землей своё строение, они соорудили сливную траншею для отвода сбросовых вод. Она полу­чилась, достаточно обширной, так как для биологической очистки важ­на не столько ёмкость, сколько площадь. Грунт в этом месте был крупно-песчаный, что позволяло надеяться, что их система очистки будет функционировать нормально. Была удачной и геология в этом месте - хороший слой глины защищал грунтовые воды от сточных. Всё устройство было довольно простым. Степаныч узнал о том, как это делается ещё у геологов, которые всегда возмущались, что местное население, дожив до третьего тысячелетия, до сих пор ходит в туалет на улицу, даже в морозы. И они, вместе с Сашей, расчистили площадку в песчаном слое грунта. Площадка около десяти квадратных метров. Выложили несколько рядов кирпичей (всё с той же точки ракетной) на расстоянии около полуметра, и накрыли их обломками шифера (всё с той же точки) в три ряда в общей сложности. И всё это зарыли землёй, предварительно подведя туда сливную трубу.
   Покончив со всем этим, они засыпали и жилище землёй и обло­жили ещё дёрном, чтобы оно быстрее поросло травой, и не было размы­то дождевыми потоками. И трава не заставила себя долго ждать. Вскоре их жилище выглядело привлекательно не только с точки зрения нео­бычности сочетания сруба и рельефа местности, но его украшало обилие све­жей зелени по краям. Два окна были пока закрыты с двух сторон плёнкой. Просто ещё не были готовы рамы для них.
   Огромная, по объёму, работа была проделана двумя мужчинами по­чти незаметно. Во-первых, они максимально всё делали проще, во-вторых, с, максимально возможным, применением техники. Очень пригодилась цепная пила "Парма". Она оказалась такой удобной в рабо­те, что оба не могли нарадоваться тому, что пришла мысль купить этот чудный инструмент. Ветряк спокойно переносил её нагрузку, а она могла не только пилить вдоль, под углом и поперёк, но и фрезе­ровать любые пазы. Держа на руках и водя по поверхности, можно было выровнять любую поверхность или сделать паз любой нужной фор­мы.
   Степаныч постоянно удивлялся, сколько один человек может сделать за день. Раньше ему и в голову не приходило, что человечество насоздавало всяких технических помощников себе, которые помогали в работе, превращая её в удовольствие. Когда Саша, по вечерам после покоса, пока Степаныч готовил ужин, незаметно вроде, собрал и наладил пильный станок, то оказалось, что на нём можно вообще делать из дерева всё.
   Иногда, оглядывая всё, что сумели сделать за какие-нибудь четыре месяца, они сами изумлялись. Но это - их чудо - только вселяло больше уверенности, что они стали работать в правильном направ­лении и что эта задача вполне им по плечу.
   Рассказывая обо всём сделанном Васильевне, Степаныч однажды вы­сказал такую мысль, что, если бы они с Сашей проработали вместе лет десять, то наверняка построили бы что-нибудь вроде Храма Ва­силия Блаженного, что в Москве. Она от души смеялась над его шут­кой, но была искренне рада их настроению. Эта женщина, прожившая дол­гую жизнь с мужчиной, который постоянно нуждался в её помощи, но с которым, как она считала, была всё-таки счастлива, тем ни менее, всегда считала, что мужчина должен быть совсем другим: деятельным, активным, создающим. От него всё время должна исходить энергия созидания. И вот, за её столом сидели два таких, по нынешним временам, чудака, которые наперебой строили какие-то планы, тут же соглашались друг с другом, а через мгновение у них рождались новые идеи, и начиналось новое обсуждение. Казалось - будь у них по де­сять пар рук - всем бы нашли они дело, причём неотложное.
   В этот раз они спорили о том, как лучше строить телятник. Ва­сильевна плохо понимала их терминологию, но была очень рада, что она, пусть уже на старости лет, стала причастна к настоящему делу. Жизнь, вдруг, подарила ей возможность побыть рядом с такими чуда­ками, и ей нравилось это всё - она тоже словно ожила.
   А Степаныч и Саша спорили не зря. Собственно, они выбрали две модели строительства: каркасная и сплошная, из брёвен. Каркасную конструкцию легче было делать. Но на неё требовались доски, которые сейчас не было возможности напилить на их пильном станке. Выходило, что их надо было покупать на пилораме в Черновке, но на это были снова нужны деньги. Пришлось привлекать к решению этого вопроса Октябрину Васильевну. Она спросила их о том, сколько им на это надо и полез­ла за своим талмудом.
   - Если вы будите на себя расходовать не более того, что расходуете сейчас, то до следующей осени нам нужно будет... - Она наз­вала цифру и сделала вывод. - Значит ещё можно расходовать полтора миллиона. Мужчины обрадовались и, уже на завтра, было решено отко­мандировать Сашу за досками и купить кое-что из продуктов.
   Однако Саша вернулся достаточно расстроенный и без досок. Степаныч был в загоне - поил телят. Саша нашёл его и сообщил, что до­ски сильно подорожали, и он не решился их брать по таким ценам. Но зато он взял на себя смелость сделать другую покупку. Когда, они подошли к машине, Саша, откинув тент, показал Степанычу несколько длинных пакетов.
   - Это,- пояснил он,- прибалтийская ветряная электростанция. Она недорогая и полностью готовая к сборке. Я подумал, что нам не помешают лишние пять киловатт?
   Степаныч, не смотря на то, что был немного расстроен отсутстви­ем досок, всё-таки обрадовался этой покупке.
   - Молодец, что взял,- сказал он.- Ветряк нам действительно кста­ти. Если дело расширять, электроэнергия будет нужна. А телятник будем делать из подтоварника.
   Поскольку изменились обстоятельства, они, не откладывая дело в дол­гий ящик, обсудили новый вариант постройки телятника. Делали это, пока обедали и потом, когда оба сидели и отдыхали, перекиды­ваясь суждениями. Мало помалу, картина с этой постройкой проясни­лась, и теперь всё упиралось только в заготовку древесины.
   Они и раньше пилили лес очень аккуратно, не сваливая всё подряд, а, выбирая то, что нужно и так, чтобы лес не оголялся, а про­сто, чтобы освобождалось место для его лучшего разрастания. Вот и сейчас они стали уходить подальше от своего кочевья и проводить прореживание зарослей сосняка, который кое-где был просто непроходимым. В этот раз им требовался, так называемый, подтоварник или бревнышки не более двадцати сантиметров в диаметре. Все сучья они тоже забирали, бросая в кузов и прижимая их бревнышками. Из сучьев пилили для печки дрова. И делали они всё это неукоснительно, так как предполагали, что рано или поздно, а им придётся эту землю или выкупать, или брать в аренду, а, значит, она всё равно будет их землей.
   Работая на лесной делянке, Саша однажды предложил Степанычу найти название их постоялому двору. Степанычу эта мысль понрави­лась, и они стали обсуждать разные названия. Среди множества Сашиных вариантов было и предложение назвать по имени первопроходца и основателя здешнего поселения, то бишь, Василия, и назвать его Васильевкой. Но Степаныч тут же предложил название Октябриновка, моти­вируя это название тем, что Октябрина Васильевна заслуживает этого больше, чем он, да и имя её заслуживает увековечивания. Может так случиться, что вскоре молодые люди и знать не будут, в честь какого Октября назвали эту женщину. И Саша с таким предложением согласил­ся. Потом они стали решать, когда об этом объявить самой Васильев­не? И решили сделать это на ноябрьские праздники.
  
  
   По вечерам, пока Степаныч готовил какой-нибудь ужин, Саша, тоже изрядно уставший, потихоньку собирал новый ветряк. За неделю эта работа была закончена и они, выбрав место для него, подняли вторую вышку. Новая электростанция лучше держала напряжение, и они решили от неё запитать своё жилое помещение, а на воду и электропилу пере­ключить старый ветряк. К тому же у них появилась возможность установить холодильник, который пока был у Васильевны. Они не решались его привезти из-за больших колебаний напряжения. А ближайшая поездка в Сотники была не за горами. Наступало время копки картошки и уборки овощей.
   Не смотря на то, что они оба с редким старанием трудились с раннего утра до позднего вечера, всё равно очень многое не удавалось успеть во время. Так стала поджимать погода, из-за которой мыться на улице в душевой кабинке было уже не совсем приятно. Ну­жно было делать ванную, хотя бы вчерне, чтобы мыться в закрытом помещении. Но всё-таки каждый из них понимал, что это трудности временные. Оглядываясь на уже сделанное, оба сожалели, что не на­чали трудиться так, на своё хозяйство, ещё раньше. Сколько времени ушло зря, впустую? Обсуждая это, высказывая, друг другу своё мнение на этот счёт, оба в подсознании формировали уверенность, что теперь всё в их руках, и использовать каждую минуточку време­ни для обращения её в конкретное дело - стало теперь основным прин­ципом их поведения, их жизненным кредо. При этом у обоих появи­лась какая-то жадность до работы. Может быть потому, что оба стали понимать, что теперь их благосостояние находится в их же руках и только от них и зависит. Да и смысл общей трудовой копилки стал со­всем иным - реальным, осязаемым. Вот чего так не хватало нашему прежнему строю - реальной причастности каждого к делу и пропорцио­нальности затрат трудовых и полученного результата. Если бы и раньше они четко знали свою долю в общем труде, то и отдача от них бы­ла бы совсем другая. Но чья-то злая воля именно вот это, основное связующее звено, материальной заинтересованности любого общества, любой общественной формации, просто исключило и сделало труд обесцененным.
   Конечно, историки, видимо, с этим обстоятельством, со временем, разберутся. Но сколько того же времени на это уйдёт, вот в чём во­прос? И сколько ещё за это время всего снова нагромоздится? Может, историки всё начнут объяснять с таким же интервалом времени, как и после рабовладельческого общества или феодального? Тогда какой смысл вообще в такой науке? Кому от неё польза? Все это теперь ста­ло предметом горячих обсуждений и споров между Сашей и Степанычем. Неожиданная смена производственных отношений, в которых они участвуют непосредственно сами, навела их на эти размышления и ста­ла источником постоянного возврата к переоценке всего того, что у нас в стране было.
  
  
   Октябрина Васильевна обрадовалась приезду мужчин. Она быстро сходила к Гончару, и уже через полчаса его трактор въехал на их уча­сток с дальних ворот и стал копалкой высеивать картошку. Лишнюю ботву, чтобы она не мешала копалке, Васильевна сама убрала понемногу и переносила её на обочину, за что мужчины её уже попеняли - это была их прерогатива. Но та только отмахнулась. За час работы копалки была просеяна половина борозд. Ещё через час, когда картошку подсушило солнышко, артельщики стали её соби­рать. Сначала собрали самую крупную и засыпали её на хранение в подвал. Он оказался не очень-то и большим в сравнении с тем количеством картофеля, который уродился. Отдохнувшая, видимо не за один год, земля дала прекрасный урожай, и артельцы поня­ли это, когда приступили к уборке.
  
  
   Саша въехал на своём ГАЗоне прямо на картофельный участок, то­чно пройдя колёсами по междурядью. Работа заки­пела. А вечером, когда, изрядно уставшие, они сидели за столом, уже торопясь к своим телятам, которых на ночь надо было напоить и накормить, Васильевна стала их потчевать. Она подала на стол всё, что только смог уродить её огород. Здесь были помидоры и перцы разных сортов, огурцы свежие и свежесольные, кабач­ки, баклажаны, дыня и арбуз. От такого изобилия не хотелось уез­жать, но надо было всё-таки напоить своих "ушастиков", к чему они уже привыкли. Изрядно перекусив, Саша и Степаныч уехали, чтобы назавтра вернуться и повторить свой трудовой подвиг.
   Дорога теперь была знакома и довольно хорошо накатана до самого перевала, так что времени на неё стало уходить меньше. Но всё-таки, почти два часа пути располагали к разговору, и Степаныч стал расспра­шивать Сашу, что у него произошло с семьёй? И Саша рассказал неза­мысловатую историю, в которой, как в зеркале, отражалось наше время необдуманных перемен и совершенно неподготовленных судеб к таким переменам. Постепенное нарастание материальных проблем и постоян­ное вмешательство тёщи привели к тому, что их семья распалась сама собой. Может быть, конечно, и любви большой не было, а уж так полу­чилось, что решение Саши потратить последние свои сбережения на при­ватизацию своего автомобиля, что вообще-то делало его несколько не­зависимым в автопарке, стало последней каплей в их житейском море неприятностей. И она ушла к матери вместе с сыном. Они обе теперь челночат в Китай. Сынишка, в основном, с бабушкой, которая ещё жи­ва и тоже всю жизнь прожила одинокой. Так что, налицо уже наследст­венная преемственность матриархальных устремлений и матриархального эстетизма.
   Степаныч, в свою очередь, высказался о своей неудачи в лич­ной жизни, что, как получается, у него и любви, видимо, не было, раз они так расстались без больших страданий и хлопот. Хотя, по до­чери он иногда скучал, но мысль, что она не его дочь, постепенно охладила чувства и к ней.
  
   - Вот-вот, у меня это тоже где-то так, - откликнулся Саша. - Иногда думаю об этом, а особенных переживаний нет. Выходит, что это ещё было не то?
   - А может быть здесь ещё другое? - Продолжал размышлять Степаныч. - Мы сами ещё не были готовы к обзаведению семьёй. В моей жиз­ни ещё не было той точки опоры, которая была бы моей, и я мог бы точно сказать, кто я и чего хочу в этой жизни. Вот только сейчас появляется намёк на моё устойчивое положение. Я уже начинаю чувст­вовать себя относительно не зависимым от людей и обстоятельств. По­том в моей жизни начинает прорисовываться, наконец, кто я? Навер­ное, уже могу говорить, что я - фермер или крестьянин?
   - Лучше - фермер, - отозвался Саша.
   - Хорошо - фермер. Нам с тобой, если этот годик так поработать, можно будет уже строить более основательные планы, и решать пробле­мы быта более цивилизованно.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ну не вечно же нам жить в землянке, да ещё двоим в одной? Можно будет построить хорошие дома. А там и выезжать куда-нибудь на отдых, по-очереди.
   - Ну, это конечно. Только я думаю, что нам всё-таки надо ещё немного расшириться. Хорошо бы третьего найти в компанию, чтобы кому-то одному, уже без боязни, можно было уезжать из Октябриновки.
   - Да, это было бы неплохо, - ответил, улыбнувшись, Степаныч. Немного помолчав, они стали вновь планировать свои ближайшие действия. Конечно же, на первом плане сейчас был телятник, но на денёк надо было Саше ехать в город, так как кончалось горючее - уже вторая бочка подходила к концу.
   Надо было пополнить запас, да и продуктов купить.
   Когда они приехали в Октябриновку, первым их встретил Дружок, который выкатился откуда-то с весёлым визгом и крутящимся хвостом.
   Потом он занял своё привычное место на крылечке их землянки и, забыв о хозяевах, что-то доедал. Видимо он что-то откопал из своих старых запасов.
   Шутка ли - хозяев не было целый день дома.
   Все кормушки у телят были тоже пусты и мужчины сразу отправились косить для них траву, пока было ещё светло. Потом напоили их и, то­лько после этого, сами расположились отдыхать. Завтрашний день обещал быть тоже полным хлопот.
   А на следующий день в Сотниках их ожидал сюрприз. Неожиданно приехала дочь Октябрины Васильевны. Совсем молоденькая, лет двад­цати пяти, женщина и её сынишка Славик, четырёх лет. Звали её Оль­гой. Она была похожа на мать, но, то ли от молодости, то ли от ка­ких-то других причин, красота её была более тонкой, более изящной. Даже в мамином деревенском платке она выглядела совсем по-городскому. Мужчины это сразу заметили, и что-то дрогнуло у каждого внутри. Может быть, собственная неустроенная личная жизнь кольнула, а может быть просто зависть. Правда, они не подали и виду, что присутствие Ольги их так смутило. Октябрина Васильевна всё ей успела рассказать об артели, так что знакомство не было спонтанным. Она встретилась с ними, как уже со старыми знакомыми и сразу включилась в общий ритм их деятельности.
   На этот раз трактор копать стал пораньше, и они быстрее закончи­ли с уборкой. Благодаря этому лишние полтора часа посидели за го­степриимным столом Васильевны. Расспрашивали Олю об их жизни там, во Владивостоке. Совершенно неожиданно стали проясняться очень непри­ятные вещи. Рассказывая о них, Оля часто прерывала свой рассказ, так как ей мешали подступавшие слёзы, которые, видимо, давно копи­лись в ней.
   Выяснилось, что её мужу, капитан-лейтенанту с боевого корабля, грозило сокращение из армии, так как их корабль, совершенно неожи­данно, продали за границу. "Ему до пенсии ещё, как медному котелку, - говорила она сквозь слезы, - а его сокращают. Куда же теперь подать­ся, если там всюду сейчас останавливается производство, и везде сокращают, под разными предлогами, людей?"
   - Может быть, его переведут на другой корабль и дадут всё-таки до пенсии дослужить? - Уточнил Степаныч.
   -В том-то всё и дело, что на других кораблях мест нет, да и они все под таким же дамокловым мечом находятся. Их корабль - уже второй - продан. И сколько ещё продадут, никто не знает?
   В ответ на рассказ Оли Степаныч рассказал свою историю, а потом добавил, что у Саши тоже почти такая же ситуация.
   - Так что, как видите, сейчас такие времена, которые коснулись, не просто многих, судеб, а почти всех или большинства. Но надо жить. Если вашего мужа всё-таки сократят, то надо искать иные сред­ства существования и не опускать руки. Я, знаете, тоже пережил ме­сяц, но такой, доложу я вам, что и врагу страшно желать такого. А потом вот нашёл выход и сейчас не жалею. Да ещё, благодарен судьбе, что она свела меня с такими хорошими людьми. А, если уж не найдёте ничего лучшего, то приезжайте к нам, прокормим какое-то время, пока устроитесь. Я, конечно, не предлагаю вам войти в наше фермер­ское дело, так как муж ваш всё-таки офицер, да и вы теперь уж го­родская.
   - Да мой муж тоже из деревни, так что... за это не беспокой­тесь. А вот за предложение спасибо - всё-таки какая-то надежда. Соломинка, если хотите. Я вам очень благодарна!
   - А кто вы по специальности?
   - Учитель - естественник: ботаника, биология, зоология...
   - Какая прелесть! - Воскликнул Степаныч. - Да мы вас даже и поуговаривать готовы, если только решитесь к нам присоединиться.
   Октябрина Васильевна незаметно тихонько подошла сзади к Степанычу и Саше, сидевших рядом, обняла их обоих и стала благодарить за услышанную поддержку. Лучше и она бы не смогла успокоить её дочь. А Степаныч, тоже растроганный, вдруг сказал.
   - Не время, наверное, сейчас выдавать большие тайны, да уж больно повод подходящий. Знаете, мы ведь наше новое поселение решили наз­вать "Октябриновкой".
   - Да вы что?! - изумилась Оля. - Ну, мама, ты уже и здесь в почёте?
   Та отмахнулась только и отвернулась, пряча слёзы. А Степаныч продолжал.
   - Мы просто действуем по аналогии с теми знаменитыми местами, которые остались в истории государства нашего: Кусково, Абрамцево, Галицыно... Чем же, думаем, хуже имя такой доброй и хорошей женщины, да и нашего Октября тоже? И о том, и о другом надо оставить память. Так что, думаю, вам не зазорно будет приехать в хозяйство, носящее такое дорогое, для вас, имя?
   Возвращались они в приподнятом настроении. Саша попробовал за­говорить о том, какая у Васильевны симпатичная дочь, но Степаныч его прервал и сказал, что эти всякие мысли выкинь из головы и близко к себе не подпускай. Именно с таких необдуманных, в самом нача­ле, моментов и начинаются все глупости в жизни. Нам сейчас не война нужна, результатом которой будет развал всего дела, а взаимо­понимание и взаимопомощь, понял?
   - Да я ни о том, - стал оправдываться Саша.
   - И "ни о том" не надо, как искренний друг прошу тебя, хорошо!
   - Ну ладно.
   - Понимаешь, - продолжал Степаныч, - я, может быть, сам ещё не знаю, что такое настоящая любовь, но, хотя бы из книг, знаю, какие грани просто нельзя переступать. И отступничества жизнь не прощает. Еще был бы ты один, тогда это было бы твоё личное дело. А так, сам то­го не подозревая, ты можешь навредить всему нашему делу. Тем более, что оно ещё в самом начале. Поэтому, этот вопрос снимаем с повестки дня. Да и молодой ты ещё для неё. И можно ли вообще сейчас встревать в чужую семью, когда она в таком трудном положении? На чужом несчастье счастья не построишь - это закон жизни...
   - Слушай, Степаныч, я даже не подозревал, что ты так можешь мы­слить и рассуждать так серьёзно. Это для меня просто открытие.
   - Подожди, Саша, наступит зима, времени свободного будет ­больше, тогда мы ещё о многом переговорим и лучше узнаем друг друга. А что касается твоего счастья, то твоя судьба ещё где-нибудь ходит в школу и думать не думает, что ты где-то готовишься поразить её потом своею состоятельностью и, может быть, даже об­разованностью.
   - Ну, уж, образованностью?!
   - Именно образованностью. Это то, чего нам всем, по-настоящему, не хватает. И с этим, нашим всеобщим недостатком, мы теперь будем беспощадно бороться. Зима у нас долгая, времени много - не потратить же всё это драгоценное время на телевизионный ящик с его штам­пованными программами? Нет уж - будем заниматься. Зря я, что ли, библиотеку собирал? Понимаешь, Саша, в самообразовании есть своя прелесть. Нужно понимать его необходимость, а потом найти интересующую тебя тему и, в полном соответствии развитию твоего интереса, детально над ней рабо­тать. Продвигаться в своём познании, как по лесенке вверх - сту­пенька за ступенькой.
   - А что, мне в школе история нравилась...
   - Ну вот? У меня одна энциклопедия может тебе в этом очень да­же помочь.
   - А как ты энциклопедию достал?
   - Да случайно. У соседки нашей умер муж, так она стала кни­ги продавать, а я узнал. Он у неё был человек образованной. Да и нам теперь, чтобы за своё существование бороться, надо быть образованными. Поверишь ли, чует моё сердце, что только в этом наше спасение. Просто всем существом своим это ощущаю, хотя, может быть, доказать свою правоту сейчас пока не сумею.
   - Но не всем же быть образованными? - Возразил, было, Саша.
   - Нет, Саша, ты не прав. Не забывай, что мы уже живём почти в двадцать первом век. Это тебе что-нибудь говорит?
   - Нет. - Откровенно признался Саша.
   - Ну, как же? Давай вспомним историю. Что произошло, скажем, за весь восемнадцатый век, потом за весь девятнадцатый, и, наконец, за двадцатый? Сейчас темп жизни, совсем другой. А в двадцать первом веке он вообще не оставляет времени на раскачки и размышления типа: делать - не делать, становиться - не становиться? "Быть или не быть?" - Вот как теперь стоит вопрос.
   - Может быть оно и так, да только не всем, видно, это нужно знать и понимать? А многим и просто не по уму.
   - Вот это глупость, рождённая бездельниками, и повторяемая теми, кто на этой глупости наживается. А всё дело только в желании человека. Не отсутствие способностей мешает человеку стать образованным, а отсутствие желания. Я считаю, что и наследуется не отсутствие способ­ностей к обучению, а именно нежелание учиться, да и трудиться, как следует. Стоит только человеку самому захотеть и проявить волю, как он может со своим уровнем образования сделать просто чудеса. Нужно твоё желание, сила воли, чтобы заставить себя работать над книга­ми и простое трудолюбие. Я знаю много примеров, когда, слабо учивши­еся в школе, люди, став взрослыми, проникались желанием к учёбе, начинали "тарахтеть", как трактор "Кировец", и становились даже видными учёными. И обратно же - отличники в школе, войдя в самостоятельную жизнь, проявляли безволие и лень, что кончалось тем, что они, в итоге, ни чем не отличались от бывших троечников. По­йми, твоё желание может в корне тебя изменить. Ты только подумай, хорошенько разберись в себе, выбери, кем и каким ты хочешь быть, а дальше надо будет только работать в этом направлении.
   Саша слушал и узнавал Степаныча совсем с другой стороны. Но ещё приятнее было то, что, совершенно неожиданно, и для него стали от­крываться совсем другие перспективы. От слов Степаныча, от его уве­ренности повеяло юношескими мечтами и приятным ощущением своей зна­чимости в этой жизни. Правда, он никогда не думал о том, чтобы стать образованным человеком. Никого в их среде с таким, как те­перь говорят, имиджем, с такой нацеленностью просто не было. Собственно, и ориентироваться-то было не на кого. Даже учителя в их школе были обычные, все обременённые хозяйственными делами и заботами и, кроме только того, что положено по программе, они ни о чём с учениками никогда не говорили. Да и что такое, образованный человек? Надо будет уточ­нить. Сейчас он не решался нарушить воцарившееся романтическое молчание, наполненное у каждого своими мыслями и чувствами.
  
   Осенние дни стояли ветреные, и это было на руку Степанычу и Саше. Хорошо работали пилы, и им только оставалось отрезать по размеру брёвнышки и крепить. Вскоре стены были готовы, и они приступили к их засыпке землёй, так как большая часть высоты стен должна быть засыпана. Они торопились это сделать до наступления морозов. Одновременно, беря грунт для засыпки стен телятника, они го­товили и котлован для будущего второго строения под жильё. Сивка трудился с утра до вечера. То он помогал на передке своей телеги вывозить стволы сосен из лесу к месту погрузки на машину, то во­зил на телеге ящики-опрокидушки с землёй, которые изобрёл Саша, чтобы не лопатить дважды землю, а разгружать телегу простым опрокидыванием ящиков. Дело двигалось. Крышу телятника они решили по­крыть тростником, которого оказалась целая прорва в низовьях ручья.
   Кстати, на карте геологов не было названия у ручья и предсто­яло его тоже назвать. Решили назвать его "Васильком". Имя Степаныча соединили с названием веселого цветка, что хорошо подходило их неугомонному соседу, который весело журчал и днём и ночью. Импровизированный телятник получился достаточных размеров, чтобы поместились все телята. В верхней части стен были размещены шесть оконных рам для освещения, которые были сделаны наскоро из под­сушенного материала. И ещё оставалось время для каких-то земляных работ до морозов.
   Вечером, обсудив все то, что нужно было бы сделать, они всё-таки единодушно решили, что надо заняться дамбой. Уж очень им хотелось попробо­вать поднять уровень воды в ручье хотя бы на метр. Спланировали, как лучше эту дамбу строить, и в какой последовательности. Края её решили сделать из брёвен, а потом постепенно засыпать грунтом от берегов, пока не останется последняя перемычка, которую предстояло засыпать в последнюю очередь.
   Место для перемычки было ими выбрано уже давно. Собственно, его и выбирать было нечего. Природа сама приготовила это место, проре­зав ручьём бугор напрямую. Вот в этом-то месте они и стали соору­жать свою плотину. Неделя и два дня тяжелейшего, но увлекательного своими ожиданиями, труда и, наконец, наступил торжественный момент полного перекрытия их ручья. В этом месте нужно было сыпать грунт тяжелый, с большим количеством глины и камней. И то и другое было в изобилии. Только засыпку перекрытия они стали делать не с телеги, а с кузова ГАЗона. Дамба у них была в этом месте достаточно широкой, и машина спокойно прошла до самого места перекрытия. Открыв задний борт, они стали сбрасывать землю. Вскоре бугорок земли стал уже возвышаться над уровнем воды. Ещё три машины вошли в эту пере­мычку и, только после этого, грунтовая перемычка, сравнялась с уров­нем брёвен. Верхнюю часть перемычки выстелили плоскими камнями.
   Вода в Васильке словно остановилась и, постояв немного, медленно стала подниматься. Это было заметно по уровню её на внутренних брёв­нах. Края перемычки тоже выложили камнем, пока не поднялась вода, и уплотнили глиной. После этого оба почувствовали, как они устали за последние дни. На следующий день они запланировали отправить Сашу за горючим и продуктами, а так же проведать Васильевну. Степаныч же собирался заняться установкой ванны внутри их жилища. Ему нужно было выбрать место и точно всё спланировать. А он предпочитал заниматься этим один. Так что всё было кстати.
   Когда утром они вышли из палатки, то их ожидал приятный сюрприз. Василёк, за ночь, набрал свой расчётный уровень, и вода с шумом падала с импровизированного водопада. Но главное было в другом. Прямо, перед их жильём, образовалось небольшое водохранилище, в котором отражались розовые утренние облака. Когда они сооружали эту плотину, то даже и не предполагали, какая красота им вдруг откроется. Кусочек опрокинутого неба делал пейзаж вокруг совсем неузнаваемым. И Саша и Степаныч стояли, как заворожённые, и любовались открывшейся красотой. За озёрком стоял, по-осеннему грустный, покос. Стебельки трав были уже, кое-где, в инее.
  
  
   Дни шли за днями. Уже их озёрко стало подёргиваться лёгким ледком. За это время они успели напилить брусочки для настилки пола в их жилище. Но, прежде чем перейти окончательно в своё жильё, они настелили полы, а в хозяйственном углу жилья установили ванну и всю сантехнику. Потом соорудили перегородки и установили кухню, привезённую Степанычем из своей квартиры. После этого, наконец, они покинули свою палатку, перебравшись в зимнее жилище. В нём получились две небольшие комнатки. Кровать, рабочий стол и полки с книгами помещались в каждой из них. Столовая была общей. Стол в ней стоял у окна, и из него было видно их озерко и луг на той стороне. И Степаныч и Саша остались довольными своим новым жильём. С наступлением морозов выяснилось, что помещение, врытое в землю тремя своими стенами, оказалось очень тёплым. Благодаря этому они держали вентиляцию открытой на всю мощь, от чего воздух в помещении был всегда свежим.
   Их телята чувствовали себя прекрасно. Они ещё весь день проводили в загоне, а вечером их поджидали поилки в телятнике и они гурьбой туда устремлялись сами.
   Приятная новость пришла от Ольги. Она написала Васильевне, что её муж заинтересовался их артелью и они, к весне, собирались подъехать уже насовсем. Им оставалось только решить вопрос с приватизацией квартиры, чтобы потом, как Степаныч, продать её и ехать не с пустыми руками.
   Октябрина Васильевна ещё вполне справлялась со своей хрюкающей оравой. Степаныч всё переживал, как Васильевна будет управляться дальше с ними? Но она успокаивала, что в колхозе ухаживала и за большим количеством животных. Она сама предложила весной парочку самых лучших свинок покрыть, чтобы они принесли поросят. Это гораздо выгоднее, чем покупать. Они все вместе обсудили и решили, что так и следует поступить. По мере же возникновения трудностей, было решено остальных поросят забивать по одному, чтобы уменьшить расход кормов и облегчить уход. Васильевна же уже надеялась на приезд дочери и на её помощь. Но, не смотря на это, Степаныч и Саша уже записали в свои планы возможность забрать часть поросят в Октябриновку.
   Так каждый день делались какие-то дела, которые приводили их хозяйство во всё более организованное и удобное в эксплуатации. И хотя большая часть сооружений была сделана из того, что есть под рукой, а не из того, что лучше, всё равно эти сооружения позволяли выиграть время для того, чтобы потом, получив доход с хозяйства, начинать всё строить капитально. И Степаныч, и Саша хорошо это понимали. Они уже просчитывали возможные варианты расширения их хозяйства на случай, если приедут Оля с мужем. Получалось, что, если они приедут с деньгами за квартиру, то вопрос о расширении их стада решался сам собой. Но, если они приедут ни с чем, тогда можно будет начинать реализацию самых больших бычков (а таких было с десяток) в обмен на покупку нового молодняка. По стоимости получалось, что, реализовав одного бычка, они могли купить три поменьше и выкармливать уже трёх. Для реализации им нужно было ещё найти торговца или магазин, с которым завести постоянное дело.
  
   Пока дневные морозы ещё не были большими, они стали заготавливать древесину на следующий год. Совсем неожиданно Саша сделал открытие, что замороженные стволы легче пилить на циркулярке. Именно этим он теперь и стал заниматься каждый день после обеда. Степаныч только подвозил ему свежеспиленные стволы. Конечно же, пи­лить доски на циркулярке, было делом длительным и хлопотным, но зато они экономили в будущем на их покупке. Все, что оставалось от распиливания кругляка на доски, Саша потом распиливал на дрова. Так автоматически решалась проблема с топливом.
   В перерывах днём и вечерами они часто, в разговорах, касались те­мы, которая теперь занимала обоих. Если бы каждый из них трудился так же и раньше, то, сколько бы они уже понастроили? И как бездумно каждый из них тратил время до этого. Куда оно только не уходило? И всё казалась, что ещё целая жизнь впереди. И только теперь они стали понимать, как дорого стоит их время. И жили они не ахти как, только потому, что тратили его, это время, впустую на всякие второстепенные пустяки.
   За зиму они сделали своё жилое помещение. Отделку выполнили реечками. Жильё получилось нарядным и уютным. На стене появились часы, зеркало и полочки, телевизор занял своё место. Им самим очень нравилось то, как всё получилось и, казалось бы, само собой. Исправно работала канализация и водогрейная колонка. Когда, с наступлением морозов, ветряки стали работать вяло из-за слабого ветра, они, при необходимости, стали запускать свою движковую электростанцию. Она вполне компенсировала, дефицит энергии. Словом, жизнь стала входить в более стабильное русло.
   Они продолжали работать каждый день, за редким исключением, но трудовое напряжение несколько спало. Появилась возможность читать или заниматься каким-то любимым делом. Но именно чтение стало теперь основным занятием во время отдыха у обоих.
   Кстати, по вечерам они выработали довольно простой устав их ар­тели. Он отражал интересы каждого члена артели и закреплял его права по договору. Довольно долго они обсуждали то, как всё-таки организовать систему оплаты? И, наконец, согласились, что наилучшая форма, когда каждый труд в их артели будет считаться равным по значимости и стоимости. В этом случае вопрос оплаты стал решаться очень просто - по отработанному времени. Вопросы недобросовестного отношения к делу предполагалось решать в рабочем порядке и, исходя из ситуации. Фонд оплаты труда образовывался, естественно, из чистой прибыли и делился между двумя направлениями: наличная оплата и резервный фонд накопления. Процентное соотношение между первым и вторым зависело от решения артельщиков. Но в фонде накопления для каждого работника четко фиксировалась его лич­ная доля. Все это должно было записываться в общем и индивидуальных журналах, которые положено иметь каждому артельщику на руках. Эта доля была собственностью каждого артельщика. В случае острой необходимости или выхода из артели, он должен был её получить. Это было непременным условием. Но та часть фонда, которая переводилась в средства производства, становилась автоматически частью неделимого фонда артели и выплатам не подлежала. Все эти вопросы обязательно решались на собрании артельщиков, по мере их возникновения. Артель­щики так же имели право вносить изменения в устав в любое время, если возникала необходимость. Документ этот должен совершенство­ваться в процессе жизни.
   Отдельно они обсуждали положение о личном журнале, записи в котором должны были полностью дублировать записи общего жур­нала о приходе и расходе средств, а так же об учёте рабочего вре­мени. И делалось это для того, чтобы исключить любые попытки и возможности ск­рыть доходы или факты неверного распределения. Именно таков должен быть учёт при справедливом распределении результатов трута. И это всё предстояло внедрить и опробовать. Было это очень интересно.
   Когда они ознакомили Октябрину Васильевну со своими идеями по этому поводу, она их полностью поддержала. После этого они ввели в свои журналы графы об отработанном времени, договорившись, что именно каждый будет туда писать и какое время считать рабочим.
   Потом, немного подумав, Октябрина Васильевна неожиданно замети­ла, что когда-то в колхозах была такая упрощённая форма оплаты тру­да черезтрудодни и не получилась. Степаныч сразу ответил, что на то и предусмотрена возможность, вносить изменения в устав, в любое время, чтобы по ходу дела производить корректировку, если жизнь этого потребует.
   - Но, - продолжал он, - насколько я помню, тогда не получилось в большей степени из-за того, что колхозники не были напрямую заинтересованы в конечном результате их труда. А это же совсем другая ситуация. Мы же здесь наш интерес полностью увязываем на конечный результат. К тому же, коллектив наш пока маленький и все сознательные - никого не надо воспитывать и агитировать.
  
  
   В апреле приехали дочь и зять Октябрины Васильевны. Они заявились на своём японском джипе, который Володя, так звали мужа Оли, купил ещё до своей отставки. Джип он продавать не стал, а квартиру продали. Конечно, это был неслыханный риск по нынешним временам. Но, как потом выяснилось, ему голову вскружили миллионы, которые для него тогда звучали непривычно внушительно. Конечно, уже года через два каждому станет привычной эта цифра, но в тот год сложилась такая ситуация в восточных, регионах, когда рост цен на внутреннем рынке значительно отставал от роста курса доллара. И покупательная способность милли­она рублей на внутреннем рынке была ещё очень высокой. Кроме того, Сбербанк установил очень высокие процентные ставки по вкладам, и они с миллионов составляли такую приличную сумму, что создавалось такое впечатление, будто можно было прожить на одни проценты с миллионных вкладов. Словом, они приехали с хорошим настроением, полные планов и, по тем временам, богатые.
   Несколько дней они отдыхали, знакомились с обстановкой в городе и в селе. Потом настал момент ознакомления с делами артели. Первым с ними познакомился Саша, который по пути в город, как всегда, заехал к Васильевне. Он-то и предложил им приехать в Октябриновку и на месте всё посмотреть. Они приняли его предложение и, когда Саша возвра­щался уже из города, на своём "джипе", Володя и Оля поехали за ним.
   Честно говоря. Саша не особенно-то надеялся на то, что эти, с виду обеспеченные, люди примкнут к их довольно хлопотному делу. Хотя, в их деле как раз очень не хватало ещё человека или даже семьи для надзо­ра за хозяйством во время их долгих поездок куда-то или даже во время строительных работ. Невольно возникает лишняя усталость, когда приходится всё время дёргаться то туда, то сюда. А так каждый занимался бы своим делом.
   С другой стороны, - размышлял дальше Саша, - присутствие Ольги в их Октябриновке будет только дополнительным раздражителем мужской природы, от которой, как выяснилось, не так-то просто спрятаться. Придётся и себе искать подружку, а на это нужно время, это новые заботы и хлопоты. Как-то на это посмотрит Степаныч? С виду он железный мужик. С ним даже заговорить на эту тему было неловко, особенно после того, как он отчитал его тогда за одну попытку заговорить об Ольге. Но, так или иначе, а записываться в монахи он не собирается и, видимо, придётся этот щепетильный вопрос решать.
  
  
   Первым, как всегда, их встретил Дружок, который уже был безраздельным хозяином в Октябриновке. Он стал, было, лаять на подъехавших гостей, но Саша тут же вмешался и недовольный Дружок уступил. Ворча и явно переживая, что ему не дали исполнить свои обязанности, он отошёл в сторону. Потом подъехал Степаныч на телеге. Он только что закончил раздавать сено телятам и был рад приехавшим. Он пригласил гостей что-нибудь перекусить с дороги, но те изъявили желание сна­чала осмотреться. Степаныч повел их по территории и комментировал всё, что показывал. В конце он не преминул заметить, что всё это они построили вдвоём с Сашей меньше, чем за год их пребывания здесь. Это произвело на Владимира определенное впечатление. Потом они зашли в жилое помещение, и там им был представлен предполагаемый устав их ар­тели. Просмотрев его, Владимир спросил, действительно ли они хотят строить свои отношения по такой схеме? Степаныч подтвердил это.
   - Поскольку, - сказал он, - я - начинатель этого дела, и вложил уже в него приличные средства, то, конечно же, мог претендовать первым на роль хозяина. Но именно этого мне и не хочется. Не знаю почему, но не хочется.
   - Думаю, мы с вами одной школы воспитания, советской, и не хотим уже её менять? - Ответил Владимир.
   - Да и можно было б поменять, если бы было на что, - сказал, как отрезал, Степаныч. Он остался доволен тем, как ответил ему Владимир и, помолчав немного, снова спросил. - А у вас какие планы?
   - Да мы ещё посмотрим, - ответила Оля, - так как сейчас появилась возможность поразмышлять и всё взвесить. Мы вот поместили сейчас наши деньги в банк на проценты и они, как оказалось, дают нам такой доход, что мы можем жить не работая.
   Ещё когда она говорила, Степаныч стал расплываться в улыбке. Олю это немного смутило, но она не подала виду. А Степаныч стал извинять­ся за несдержанность, но всё-таки предложил выслушать его мнение на этот счёт.
   - Если бы всё было так просто, я тоже поступил так же. Но даже за этот год покупательная способность рубля упала почти вдвое. Прошлым летом мы на один миллион закупили сорок голов молодняка, а в этом придётся довольствоваться двадцатью. А проценты в банках, насколько я знаю, не изменились. Это, во-первых. Во-вторых, вы же должны пони­мать, что с потолка деньги не падают никогда. Ни что ни откуда просто так не берётся. Приходит время и за всё приходится расплачиваться. А сейчас всё так быстро меняется в стране - вы можете просто не успеть насладиться вашим богатством, как в одно прекрасное утро, от него уже ничего не останется.
   - Да неужели такое возможно? - Воскликнула Оля.
   - Возможно. - Неожиданно подтвердил Владимир. - Но мы подумаем. Знаете, я только что вырвался из одной ситуации и ещё просто не ус­пел перебросить свои мысли на что-то другое. Хотя, как Оля уже писала маме, дело ваше меня заинтересовало. И знаете чем? Тем, что вы хотите всё сделать на равных. Мне давно хотелось проверить на деле, возможен в принципе такой подход к делу или нет? Стоит вообще думать и мечтать человечеству о коммунизме или оно приговорено, навечно, быть в плену владельцев средств производства и собственнических устрем­лений?
   - Именно. Именно так. - Подхватил Степаныч. - Но я ещё добавлю, чтобы вас ещё немного в этом заинтересовать. В наши планы входит хорошее капитальное строительство для всех здесь живущих. Мы уже, можно ска­зать, устроились достаточно комфортно с Сашей для такого рода заня­тий.
   - Да, это вы молодцы! - Подтвердила Оля. - Я даже не ожидала встре­тить здесь все условия, как в городской квартире. И ванная, и туалет, и никаких вам вёдер... Это вы просто молодцы.
   - Спасибо? - Продолжал Степаныч, - Но мы будем дальше строить уже нормальные дома. Вот для этого нам и нужны люди, чтобы каждый мог за­ниматься своим делом: кто животными, кто строительством, кто огородом, но всё в общий котёл и делить всё это, по справедливости, без присутствия даже причин для обмана друг друга.
   - Заманчиво, очень заманчиво! - Сказал Владимир.- Мы постараемся принять решение в ближайшие три-четыре дня. А сейчас поедем, а то Славика оставили на Октябрину Васильевну - как там они поладят?
   И они уехали. Перспектива, что в Октябриновке появятся новые люди, и радовала, и немного настораживала - как-то приживутся новые артельщики в их коллективе? И Степаныч, и Саша сразу стали прикидывать практические выгоды и издержки такого шага. И среди издержек, естественно, сразу обоим пришла в голову мысль о том, что придётся им снова на лето переселяться в палатку, уступив своё жильё новым артельщикам. Тем не менее, оба с этим были согласны.
  
   Снова предстоял сезон тяжёлых строительных работ, но это неизбежная трудность всех, кто отважился, когда-либо, осваивать необжитые места. И с нею нужно было смириться. Зато в этих краях им никто пока не предъявил счёт на оплату стройматериала. И они пользовались этим, надеясь, к тому моменту, когда это может случиться, быть уже платёжеспособными. Пока они строились, их подопечные спокойно поглощали ежедневно корма и перерабатывали их в килограммы живого веса, имеющего конкретную, весьма ощутимую, стоимость.
   А, с наступлением весны, "копилка дел", так они называли свою тетрадь, куда записывали всё, что надо сделать, стала быстро заполняться. Рук явно не хватало. Приходилось выбирать самые неотложные дела, а остальные: либо откладывать, либо делать по частям.
  
   Через три дня снова приехали Володя и Оля. Пока Степаныч и Саша завершали свои дела, они вдвоём обошли всё хозяйство и, останавлива­ясь периодически, что-то обсуждали друг с другом. А за столом они объявили, что всё-таки решили примкнуть к октябриновским энтузиастам и романтикам. После этого, все вместе стали обсуждать, где кто будет жить, как распорядиться, свободными деньгами, какую живность покупать и сколько?
   Оля и Володя категорически отказались вселяться в жильё, где жили Степаныч и Саша. Они изъявили настоятельное желание поставить палат­ку, только большую, и на лето расположиться в ней.
   - Нашу долю общих трудностей мы хотим преодолеть сами. - Мотивиро­вал такое решение Володя. - Тем более что Оля пока будет помогать маме и жить будет и там, и тут.
   Относительно их будущего жилья было несколько мнений, но больше всего понравилось предложение Степаныча.
   - Давайте не будем тратить время на времянки. - Сказал он. - Начнём строить капитальный дом. Тут у меня есть один проект - дом в двух уров­нях. Первый должен быть заглублён в землю, и в нём расположить гараж, мастерскую, котельную и хранилище для овощей. Остальные помещения располагаются на втором уровне. Три комнаты и все удобства - вполне заменят любую городскую квартиру.
   Тут же они посчитали, сколько надо средств на основной строймате­риал. Затем, два миллиона решили выделить на закупку ещё партии молодняка. Для этого предстояло снова объехать всю округу и договорить­ся с теми, кто желает продать своих бычков и тёлочек. Володя предло­жил для поездок пользоваться своей машиной, так как она меньше берёт бензина и достаточно мобильна.
  
   Воспользовавшись Володиным предложением, они стали ездить в город и по сёлам на джипе. Однажды, находясь в городе, Степаныч занимался покупками по списку Оли, которая теперь руководила вопросами продовольственного обеспе­чения артельцев. Закупив часть товара, и отнеся его в машину, он на обратном пути решил купить пару пакетов, которые продавали, женщины у входа. Приценившись, он протянул одной из них деньги и тут же за­мер в растерянности. Какие на него смотрели глаза?! Это были удиви­тельно прекрасные глаза. Их взгляд о чём-то просил и даже умолял, манил и звал за собой. Она держала на груди кролика, которого тоже, видимо, продавала. Степаныч никак не мог справиться с собой и стоял, не решаясь ни на что.
   Видимо его состояние передалось и женщине. Она сама оказалась в таком сложном, необъяснимо-гипнотическом состоянии. Наконец, немного придя в себя, она улыбнулась и тем как бы смягчила неловко­сть положения. И Степаныч, немного осмелев, заговорил с ней. Потом они шли медленно куда-то и тоже разговаривали. Затем сидели на ска­мейке в парке и тоже разговаривали. Только к вечеру он отвёз её к дому. Звали её Верой. Она год, как овдовела, - муж погиб в автокатастрофе. Был сынишка шести лет. Осталась без работы и вот вынуждена была торговать пакетами из полиэтилена да кроликов, что ещё остались в хозяйстве мужа. А Степанычу это было всё равно. Он был готов сдаться в плен этой маленькой женщине навсег­да, на всю жизнь - такое расположение он к ней испытывал.
   Они прощались у дома уже как старые, добрые друзья, совсем не чувствуя неловкости и стеснения. Словно между ними уже всё было решено и оговорено окончательно. Он оставил ей деньги на месяц и пообещал, что приедет недели через две.
  
  
   Чем дальше увозил его джип от города, тем сильнее тянуло назад. Что с ним произошло в это короткое время? Какие скрытые механизмы включились внутри его? Он не смог бы этого объяснить ни кому. Но они включились, они заставили совсем другими глазами смотреть на жизнь, на природу, на это изобретение человеческого ума, которое уносило его сейчас, жестоко и безоговорочно, всё дальше и дальше от того места на этой планете, где для него теперь всегда будет всходить солн­це. Оно, это место на планете, стало самым светлым и самым при­влекательным. Отсюда к нему теперь струились невидимые лучи, согревающие всё его существо. Они питали в нем новую надежду, новую светлую мечту.
   По-пути, он завернул к Васильевне, чтобы записать расходы и узнать, не надо ли ей чего? Октябрина Васильевна сразу заметила, что Степаныч немного не в себе. Он сидел и записывал в журнал расходы, а с лица не сходила улыбка и выражение полного отсутствия. Она, пожалуй, давно не видела счастливых людей и потому терпеливо наблюдала за ним. Но потом, не выдержав, всё-таки подошла к нему сзади и, положив по-матерински руку на голову, спросила.
   - Случилось что, Василёк?
   Степаныч посмотрел на неё и только утвердительно мигнул глазами. В следующее мгновение он уже снова сидел в джипе и летел дальше.
  
  
   За время отсутствия Степаныча, Володя и Саша, занимаясь текущими делами, незаметно втянулись в дискуссию о том, какую конструкцию дома выбрать и из чего его лучше строить? В итоге, оба сошлись на том, что нижний, заглублённый, этаж нужно бесспорно делать из силикатного кирпича, а верхний сделать деревянным. Саша хотел сделать весь этаж из бруса, а Володя, мотивируя тем, что из бруса, намного дороже, и дольше делать, предлагал каркасно-засыпной вариант. Доводы его вскоре стали казаться убедительными и Саше, хотя Саша убеждал, что сейчас они могли брать лес бесплатно, и надо было этим пользоваться, но в меру, конечно. На замечания Володи, что это не совсем хорошо, Саша отвечал однозначно, так как этот вопрос они уже решили ещё со Степанычем для себя. Он говорил, что сейчас, когда нас обманывают на каждом шагу московские и местные чиновники, особенно обманули весь народ на приватизации, не будет большого греха в том, что они воспользуются правом переселенцев на то, чтобы взять хотя бы лес для своего обустройства. Если бы не перестройка, жили б они сейчас спокойно, каждый в своей квартире, а так именно перестройка стала виной всех их трудностей и житейских неприятностей. Володя с этим согласился. И Саша продолжал, что, поскольку лес здесь даровой пока, нет смысла его откуда-то привозить и тратить на это большие деньги. Правда, сейчас у них не было пилорамы, поэтому Саша предложил брус, хоть для сплошных стен, хоть для каркаса, не выпиливать, а выстрагивать из бревна. Он нарисовал весьма нехитрое приспособление, как можно было из бревна получать брус путём строгания. Выглядело это действительно очень просто. На два домкратика укладывалось бревно, потом сверху укладывалось на подставки длинное направляющее устройство из досок, в виде коробчатой конструкции, и по ним на роликах прокатывалось стро­гальное устройство. Это устройство делалось из перевернутого настоль­ного строгального станка, поставленного на подшипниковые колёсики. После каждого прокатывания, домкратики немного приподнимали бревно и так несколько раз, пока не была готова ровная поверхность. Потом бревно переворачивалось, и вся процедура повторялась. Одновременно со строганием бревна получалось большое количество стружки, которую и можно было использовать в качестве утеплителя в стены.
   Идея так понравилась Володе, что он просто загорелся ею. И в нём незаметно стало просыпаться главное мужское качество, заложенное при­родой - стремление к созиданию. Природа как бы напоминала им - вы созидатели, так фантазируйте, изобретайте, дерзайте. И это было увле­кательно. Сочетание конкретного дела и возможности применить свои творческие способности - это то, чего так не хватает большинству муж­чин.
   Потом они стали обсуждать конструкцию стен. В этом деле тоже были свои сложности, но и там нашлось решение, которое приглянулось обоим. Всё-таки, остановившись на каркасном варианте, они решили отказаться от раскосин, характерных для каркасных конструкций. Они придавали жёсткость стенам и уберегали всю кон­струкция от перекоса. А роль этих раскосин должна была взять на себя дощатая обшивка стен. Каждая доска, в отдельности, по всей вероят­ности, была слабее брусчатой раскосины, но, поскольку этих дощечек было много, то они вкупе придавали бы большую прочность всей стенке. Хитрость состояла только в том, а это и было их новшеством, что обшивать надо было не горизонтальными рядами, а наклонными, под 35 - 45 градусов, и желательно, чтобы на одной стороне стены нак­лон был в одну сторону, а на другой - в другую.
   Этой своей находкой они и поспешили поделиться с, подъехавшим, Степанычем. Но тот выглядел немного рассеянным, никак не мог уловить суть их объяснений и отвечал что-то невнятное. Володя и Саша ничего не могли понять, и лишь подошедшая Оля кое-что поняла и заявила всем, чтобы они оставили его в покое, так как ему не здоровится. Степаныч благодарно посмотрел на неё и ушёл в дом.
   Уже через три дня снова возникла необходимость поездки в город за строгальным устройством и осями для подшипников. Оси надо было выта­чивать и фрезеровать, так что опять пришлось ехать Степанычу, кото­рый уже не ехал, а летел на крыльях. Отдав эскизы мужикам из мастер­ской, и купив станок, он приехал к дому Веры и пошёл к ней.
   По тому, как она его встретила, можно было с уверенностью сделать вывод, что он в этом доме гость желанный и долгожданный. Вера оказа­лась удивительной умницей. Она даже Серёжу сумела так настроить, что он тоже искренне обрадовался, когда она представила ему Василия Степа­новича. Степаныч привёз всякие вкусности и, вообще, всё складывалось удивительно просто и ясно. Всё происходило так, словно они были тыся­чу лет знакомы. Когда Вера проходила мимо его, он чувствовал её вол­нение, которое тут же передавалось и ему. О, каким приятным и притя­гательным было оно! Эта маленькая женщина вдруг заполнила всё прост­ранство вокруг. Она была всюду. А Сережа был её сын и был частью её. Оказавшись в их мире, Степаныч стал проникаться всеми его красками, запахами, формами и звуками. Всё это, как-то незаметно, становилось ча­стью его самого.
   Когда Серёжа ушёл гулять, они, оставшись одни, уже через мгновение были рядом и буквально задыхались в объятиях друг друга. Такого вос­торга души Степаныч не испытывал никогда в жизни. Они нуждались друг в друге, в прикосновениях друг к другу и жадно ловили эти сладостные мгновения. "О наслаждение!" - вертелось у него на уме.- "О наслаждение!"
   Только теперь он понял, что жить без любви - все равно, что и не жить. Только теперь он почувствовал благодарность к своей бывшей же­не, что она сделала такой смелый шаг. Теперь он её понимал и был ей искренне благодарен. Все силы природы, дремавшие в нём, по всей веро­ятности, до сих пор, словно вырвались наружу. Он никак не мог насы­титься своей страстью и с Верой, похоже, происходило то же самое. Они были нужны друг другу. Год одинокой жизни для этой женщины, созданной для семьи и домашнего очага, показался невыносимой пыткой. И теперь, встретив этого, не известно чем приглянувшегося ей, мужчину, она нырнула в его объятия, как ныряет пловец в ласкающие волны теп­лого южного моря.
   Когда Степаныч рассказал коллегам о том, какой неожиданный пово­рот произошёл в его судьбе за последнее время, их, похоже, это уже не удивило, а просто, несомненно, обрадовало. Они принялись обсуждать это обстоятельство и то, как им в дальнейшем разместиться. Саша безоговорочно заявил, что тоже переходит в палатку.
   - Ну, хорошо! - Сказал Степаныч, - А зимой? Тоже будешь в палатке жить?
   Возникла пауза. Каждый думал о своём и, одновременно, о том о чём все. Степаныч понимал, что он здесь самый старший, по воз­расту, и должен предложить общеприемлемый выход. И он сказал.
   - Давайте попробуем совершить трудовой подвиг - построим два до­ма. Нас - мужчин, всё-таки трое теперь. Поэтому, мы возведём не один, а два цоколя из кирпича, а каркасы можно последовательно делать и зашивать в любую погоду - даже в морозы. Главное закрыться на зиму и установить систему отопления. Отделывать будем уже зимой - тогда и времени будет достаточно. Естественно, первым будем стараться сде­лать дом для Оли и Володи. Это, вне всякого сомнения. Вам только при­дётся немного сместить настоящее новоселье из-за возможной задержки отделочных работ.
   Такое предложение действительно было приемлемым для всех, хотя каждый понимал, как это трудно. Но Володя, немного погодя, добавил, что, разумеется, как запасной вариант, надо будет иметь возможность для него и Оли пожить зимой у мамы. "Конечно, это на случай, если не всё получится, как замышляем".- Добавил он.
   После этого Степаныч пошёл прогуляться к своему озёрку. Он остановился у мостков, наскоро сооружённых Сашей ещё осенью. Под ними ещё был запоздалый ледок. Но всё это Степаныч сейчас не видел. Он воспринимал природу целиком. Все впечатления в нём смешались, и он стоял, охваченный общим душевным подъёмом. Все мысли, все чувства в нём сейчас были прикованы к одному только образу и одному имени: "Вера". Он вспоминал их последнее свидание, и волна тепла постепенно овладевала им. Как она была прекрасна в своей наготе. В этой женщине всё было создано для наслаждения. Так он считал и был, наверное, прав. В ней всё было изящно и красиво: от ступней ног до длинных кос, с которыми она не могла расстаться, как с юностью. И всё её существо излучало тепло и бесконечную любовь. Как, оказывается, хорошо жить! - подумал Степаныч.
  
  
   Вечером они просчитали стоимость стройматериала и, хотя денег хватало, надо было, для подстраховки, уже искать способ сбыта мяса хотя бы од­ного бычка или тёлочки в месяц. Этим решил заняться Степаныч. А вот способ забоя предложил Саша, который, будучи шофёром, возил несколь­ко раз скот на бойню и видел, как там его забивают с помощью гильо­тины, и как потом разделывают на блоке. Нож для гильотины тоже предстояло заказать в кузнице Степанычу.
   Степанычу пришлось ещё поездить в город. Он привёз в Октябриновку Веру и Серёжу, добыл нож для гильотины, закупил кирпич и доставил его до подножия перевала - дальше "Камаз", гружёный кирпичом, мог застрять. Отсюда предполагалось перевозить кирпичи понемногу на Сашином вездеходе.
   Но во время его поездок, дело не стояло на месте, так как Саша и Володя трудились во всю. Вера очень быстро со всеми подружилась и взяла на себя все хозяйственные заботы в Октябриновке. Оля помогала маме, и, одновременно, её заботой стало формирование будущего продуктивного стада. Она же разрабатывала всю стратегию их животноводства. Было решено отобрать лучших тёлочек и готовить их к отёлу. Наблюдая за молодня­ком, она уже наметила двенадцать кандидаток и двух бычков на расплод. Их отделили в отдельный загон.
  
  
  
   Чтобы Серёже не было скучно, привезли Славика от бабушки. Оба мальчика прекрасно себя чувствовали в Октябриновке. Уже властвовал июнь и в Васильке, в его запруженной части, была тёплая вода, и дети могли купаться в ней весь день. Кроме этого, они помогали всем, чем могли и где могли. Работы по строительству домов шли довольно быстро. Даже котлованы для цокольных этажей были готовы быстрее, чем предполагалось. Все трудились по системе, разработанной Степанычем, отдавая все силы и равномерно распределяя их в течение дня. Таким образом, почти все дела не стояли на месте. Если Володя вывозил грунт из котлована на тележке, то в это время Саша строгал брёвна, делая из них брус. Потом они ме­нялись. К вечеру приезжал Степаныч с кирпичом или досками - он тоже подключался к основному их делу.
   Очень торжественно отметили закладку первых кирпичей фундамента. Все были при этом волнующем акте. Первые кирпичи клали по-очереди, хотя учил всех снова Степаныч. Он оказался весьма наблюдатель­ным и способным учеником сам, в свое время, когда ещё был студентом, и теперь ему всё это пригодилось. Не забыли замуровать и монеты на счастье.
   Когда доски, цемент, кирпич, шифер и гвозди были завезены, Степа­ныч подменил Сашу, которого определили на строительство гильотины и всей площадки вокруг неё.
   Но, не смотря на то, что основная жизнь в Октябриновке крутилась вокруг стройки, каждый день приносил свои неожиданности. К таким, например, можно отнести дни рождения. В этот раз оно было у Славика. И было всеми решено его отметить, устроив, во второй половине дня, выходной всем. Даже бабушку Славика - Васильевну, привезли на этот праздник.
   После застолья все пошли гулять по, уже протоптанной, дорожке на сопку. Оттуда вся Октябриновка была, как на ладони. Она ещё выглядела, как большая строительная площадка, но все уже видели, что вот там стоят благоустроенные дома, а там, за леском, будут фермы. Пря­мо перед домами будет сохранена березовая роща, за ней начиналось их озеро, а ещё дальше луга. Все складывалось во вполне определённую картину. И все это было создано руками этих людей. Они теперь все были причастны к тому, что здесь делалось. И ещё много надо было сделать, но это уже было только делом времени. А оно, незаметно тикая, приносило с собой: то лишний ряд кладки, то лишние килограммы веса бычков и тёлочек, то выстроганный брус, то кубометры вынутого грун­та, и, уже сделанное, только больше вселяло уверенность, что этим людям всё по плечу. Каждый понимал, что на случай, если не успеют справиться с тем, что сами себе определили, есть запасной вариант, но все работали так, словно никаких запасных вариантов нет, и не могло быть.
   Люди, которые никогда ничего своими руками не создали, никогда не поймут того душевного энтузиазма, который испытывают люди-созидатели. Особенно, если они всё делают сами: сами планируют и сами возводят.
   И ещё эти сумасшедшие планы не закончены, а они, стоя там, на вершине сопки, и потом, спускаясь вниз, всё говорили и говорили напе­ребой, выдвигая всё новые и новые предложения, что и где ещё надо будет построить. И никто друг другу не возражал. Так уж устроен че­ловек, что ему мало достигнутого. Взобравшись на вершину, ему хочет­ся покорить ещё более высокую. И в этом секрет развития самого чело­века, его потребностей и всего того, что он успеет за свою жизнь создать.
   Очутившись в этом, богом забытом, уголке природы, они совсем не чувствовали себя заброшенными и одинокими. Их жизнь уже шла здесь, их планы и устремления были связаны с этими местами. В их сознании и этот уголок природы перестал быть диким и неуютным, каким был до их появления.
   Октябрина Васильевна была очень довольна, что нашлось такое дело, настоящее дело, которое объединило интересы столь разных людей и сплотило их в единый коллектив. Именно в этом случае это понятие стало звучать так, как оно и должно было бы звучать и раньше, да не звучало. Найдись, в те времена, такой человек, как Степаныч, да организуй работу в колхозе по таким вот принципам, разве не пошёл бы за ним каждый? Но чья же тогда злая воля перевернула всё в колхозах с ног на голову и завела такие порядки, что колхозники стали воровать у самих себя и спиваться? 0б этом надо будет обяза­тельно поговорить с молодыми, решила она.
  
   А время шло, и дело не стояло на месте. Уже к осени оба дома были вчерне готовы. По вечерам, когда они шли дружно отдыхать, то останавливались и смотрели на то, как стала выглядеть их Октябриновка на фоне заката. Всё было вполне цивилизованно, хотя работы было ещё много.
   На цокольные этажи были поставлены каркасы. Крыши по­крыты шифером и, после этого, стены обшиты снаружи досками. Затем уста­новлены, предложенные Владимиром, системы отопления. Они заключались в том, что не было никаких батарей и труб. Просто, в цокольном этаже, стоял отопительный котел, а рядом с ним большая ёмкость для воды. И этот котёл грел воду в этой большой ёмкости, которая и отдавала по­том тепло. А поскольку второй этаж находился над цокольным, то че­рез специальные отверстия в полу теплый воздух должен был устремлять­ся наверх и отапливать, таким образом, все верхние помещения. Одну такую емкость они раздобыли на ракетной точке, а вторую Степаныч ку­пил за четыре литра водки в автопарке - бочку со списанного молоко­воза.
   Кроме этого, были настелены потолки и уже засыпаны стружкой и опилками, смешанными с песком, золой и известью. Только полы ещё предстояло настелить, и не было рам и дверей, а так же нужно было отеплить сте­ны. Но относительно рам и дверей у Володи имелись соображения, и он пообещал, если его освободят от копки картошки, сделать и то и другое сам. При этом заверял, что решение очень оригинальное и ему очень хотелось сделать сюрприз.
   Вообще, у Владимира проявилась страсть к работе с деревом. Он так оригинально решал многие конструктивные задачи, что все артельцы удивлялись, откуда он берёт такие решения? Именно такое решение он нашёл и для рам, и для дверей. Когда Степаныч, Саша и Вера вернулись с копки картошки, то их уже ожидал обещанный сюрприз. Во всех фасад­ных окнах были вставлены рамы, уже застеклённые и совершенно ориги­нальной формы, правда, пока одиночные. Но больше всего поражали две­ри. Они были сделаны по одной оригинальной технологии, но все совершенно разной формы. Входная наружная дверь и вторая, из тамбура в жилое помещение, были сделаны с двойным остеклением ромбообразной формы. Вся остальная площадь двери была зашита реечками, расположен­ными под углом к горизонтальности. Это делало всю конструкцию двери удивительно простой и прочной, но, одновременно, давало возможность сделать двери любой формы. Он сам их встретил уставший, но довольный.
  
   А рамы Володя успел сделать только одинарные, но предлагал сделать вообще тройные. Для каждого окна делать три рамы по единому шаблону и вставлять их пакетом в оконную обсадку, заполняя зазоры любым мягким отеплителем. Оба дома с такими окнами должны вы­глядеть, по его мнению, достаточно оригинально.
   А ещё раньше, именно Володя предложил, когда делали крышу, сделать вынос крыши больше, да и кровлю немного приспустить. От этого изменился вид домов, и они стали похожи на старинные, крытые соломой, украинские куреня. В этой задумке был и сугубо практический толк - такая крыша лучше оберегала стены от осадков. А это было не лишним, так как декоративную обшивку стен приходилось отложить до следующего летнего сезона. Оставалось только отеплить стены, и можно было въезжать в дома и жить, а полы делать постепенно. Пока они предпола­гали просто ходить по настеленным доскам. Они, таким образом, подсы­хали и быстрее становились готовыми к окончательной настилке.
   В оставшийся, ещё относительно теплый, сентябрь, все силы были направлены на строительство ещё одного крытого помещения для скота. Его надо было сделать таким же по размеру, но теплее, так как в нём предполагалось расположить покрытых нетелей и сделать его одновре­менно и помещением для родившегося молодняка. Степанычу снова выпала поездка - предстояло раздобыть доильные аппараты. Он не возражал, тем более что Октябрина Васильевна свела его с бывшим снабженцем их колхоза, который дал точный адрес, куда ехать за ними. Одновременно подошёл черёд решать вопрос о сбыте мя­са, так как надо было уже пополнять свой бюджет и начинать, наконец, возвращать свои затраты. В этом вопросе вызвалась помочь Вера, так как у неё соседка по лестничной площадке постоянно торговала на рынке. Она знала там всех и могла познакомить с нужными людьми. Се­рёжу уговорили остаться со Славиком под присмотром тети Оли. Тем более что они уже были почти неразлейвода, и сделать это было не трудно.
   С доильными аппаратами чуть не вышла осечка. Они были получены базой для колхоза, но у того не было денег для оплаты. Чиновник долго мялся, и, не отпуская и не отказывая, пока Степаныч не дал ему взятку, правда, он и тогда ещё сомневался, но, узнав, что Степаныч платит за аппараты наличными, а не по перечислению, так, вдруг, обрадовался, что и взятку вернул. Так что пара новеньких доильных аппаратов индивидуального пользования у них уже была.
   Что касается Вериной соседки, то её отыскали на рынке. Она быстро всё поняла и повела их какими-то закоулками к заведующей мясным от­делом рынка. Это была полная женщина, весьма приятная на лицо, но с совершенно безобразной фигурой. Впрочем, саму её собственная фигура, по всей вероятности, не смущала. Она выслушала Степаныча и без лишних рассуждений сразу предложила, что нужно установить какую-то оперативную связь, лучше телефон, и тогда она будет созваниваться, ориентируясь по ситуации. Во время разговора она всё время вертела в руках маленький телефончик. Степаныч спросил, где она его приобрела и сколько заплатила? Это оказался просто радиотелефон, но для инди­видуальной связи подходил. Правда, у него был небольшой радиус дей­ствия. Но в голове Степаныча моментально созрел план. Он решил прио­брести этот телефон для установления связи из Октябриновки с Василь­евной, а той попробовать установить обычный телефон. Таким об­разом, даже такая, опосредованная, связь пока могла обеспечить их по­требности.
  
   Не откладывая дело в долгий ящик, они с Верой поехали на район­ный узел связи, разыскали там начальника и договорились с ним, изрядно заплатив для гарантии. Тот пообещал в недельный срок прове­сти телефон Васильевне. Затем они разыскали и купили радиотелефон, попутно узнав, как можно, с помощью антенны, увеличить радиус его действия. Затем снова заехали к Татьяне Андреевне, так звали заведующую мясным отделом рынка, и обо всем с ней окончательно договори­лись. Пока в их планах было реализовать по одной туши говядины в ме­сяц. Вопрос о цене решили всегда оговаривать отдельно, исходя из ситуации, но 25% от реализации оставалось за рынком. Степаныч взял номер телефона заведующей и обещал в недельный срок сообщить свой номер, параллельно объяснив так же, как они будут связываться через Васильевну. Татьяна Андреевна была опытным работником - ей это всё было не в новинку. Больше всего её устраивало, что с нового года её новые поставщики предполагали уже забивать по две головы скота в месяц. Это означало, что перед ней были солидные партнёры, которых не следовало упускать. Но ещё больше её устраивало, что они согласились поставлять мясо по её звонку, а не тогда, когда рынок за­вален мясом.
  
   Телефон к Октябрине Васильевне провели через четыре дня, о чём она сообщила по радиотелефону, который они наладили уже сами, днём раньше. У них теперь была связь с Сотниками, а, через Сотники, и с райцентром. Это уже походило на цивилизацию. Октябрина Васильевна позвонила Татьяне Андреевне и продиктовала свой номер, сказав от кого. А через одиннадцать дней уже был звонок, что желательно при­везти мясо. Настал момент испытать Сашину гильотину в действии,
   Детей увели на прогулку подальше в лес и Саша, объяснив всем, кто и что должен делать, приступил к операции. Отобрав нужного бычка и надев ему верёвку на рога, они вывели его за ведром из загона и привели в павильон, где было это странное орудие. Бык послушно просунул голову к ведру в рамку гильотины и тут же упал сверху нож. Он без труда отрубил голову двухгодичному быку и тот всей тушей рас­ползся по дощатому полу.
   Когда вышла кровь, тушу оттащили за задние ноги лебедкой и ста­ли снимать шкуру, приподнимая тушу всё выше. Когда шкуру сняли, под тушу постелили чистый лист фанеры и уже на ней выпотрошили внутренности. Но и это, как оказалось, было ещё не всё. Надо было правильно разделать её. И вновь пригодилась Сашина наблюдательность. Он точно ставил топор, а Степаныч наносил по нему удары лёгкой кувалдочкой. Так они, все трое, уставшие и вспотевшие от напряжения, справились, наконец, с задачей. А утром Степаныч уже повёз мясо на рынок.
   Выручку Татьяна Андреевна предложила сама класть на их счёт в банк, после чего звонить и сообщать, сколько положила и когда. Пер­вая такая операция была проделана через шесть дней. Этот факт артельщики все дружно обсуждали и были довольны тем, что их труд полу­чил такое удачное завершение. В итоге, они выручили по хорошей зарплате каждому из всех шестерых. Такой вариант устраивал всех и обещал, что их предприятие станет не только выгонным, но и достаточно при­быльным. Особенно, когда они перейдут на забой по две головы в ме­сяц. Сейчас ещё это было не желательно делать, так как ещё не все бычки на­брали хороший вес.
   Незаметно перешли к обсуждению дел на следующий год. Кроме строи­тельства дома для Саши, наметили строительство хорошего коровника. Им понравилась сама идея, засыпных или полузасыпных, сооружений для животных. Даже их временные деревянные помещения, сделанные по прин­ципу "тяп-ляп" или, как говорил Степаныч: "По тяпу- ляпу",- показали себя, как достаточно тёплые и вполне пригодные для содержания скота в здешних условиях. Но артельцы уже держали ориентир на хорошую, кирпичную ферму. Увидев по телевидению такую ферму, им тоже захотелось попробовать создать у себя нечто подобное. А раз иметь ферму, значит, надо было делать и цех по переработке молока. Правда, совершенно неожиданно, по телеви­дению промелькнула передача об одном канадском фермере, который, живя в очень отдаленном месте, начал поить молодняк молоком, и от это­го мясо его бычков и тёлочек стало высшей категории. За этим мясом стали приезжать из самых престижных ресторанов. Эта идея тоже пока­залась достаточно интересной. В общем, планы были самые разные, и все обещали в будущем приличные доходы.
  
   Но вот, наконец, было закончено ещё одно временное помещение для скота. В нём пришлось отгородить небольшую часть для поросят, и в срочном порядке перевезли их из Сотников, чтобы немного разгрузить Октябрину Васильевну. Она предложила пустить своих свиноматок ещё раз по кругу. После раздумий и колебаний артельцы согласились. Ос­тальных поросят перевезли в Октябриновку. Всех их содержать, при по­купных кормах, было накладно, да и картошки столько не было. Поэтому, решили начать взрослых поросят срочно реализовывать. Созвонились с Татьяной и, уже на следующей неделе, отвезли ей туши трёх самых больших поросят, ос­тавив одного борова для себя. Татьяна Андреевна в этот раз сразу отда­ла Степанычу деньги и сказала, что и впредь будет делать так всегда.
   Так, вроде незаметно, а их казна продолжала наполняться. В этой казне уже сразу шло распределение по статьям и зарплатам. У каждого уже был свой счёт наличными, которые он мог брать в любую минуту, как свою зарплату, а так же счёт в общем, неделимом, фонде, на который каждый имел право в случае выхода из артели. Такое распределение ус­траивало всех артельцев. Теперь они могли платить разумные налоги и быть не в убытке сами.
   Забивать поросят помогал, приглашённый Октябриной Васильевной, её знакомый. Он ловко разделался со всеми троими, заряжая своё ружьё патронами с тремя картечинами вместо жакана. Потом только выстрел в ухо и, вместо живой свиньи, туша, с которой можно делать что угодно. Одного большого борова решили забить с наступлением устойчивых морозов и использовать его для себя. А дальше, из оставшихся двенадцати штук молодняка, по мере надобности, отстреливать, для своих нужд, по одному. Таким образом, проблему со свининой для себя артельцы решили - не нужно было впредь её покупать.
   На попечении Октябрины Васильевны остались две свиноматки, да два десятка кур и индюшек. Ей стало намного легче. В её сарайчик мужчины провели безопасный свет, чтобы куры неслись всю зиму. Теперь Октябрина Васильевна должна была снабжать всю артель яйцами, хотя бы для кулинарии и выпечек.
   Распорядок дня артельцев немного изменился с наступлением морозов. Поскольку с утра обычно температура была более низкая, то они решили до полудня время тратить на отделку своих помещений, это, конечно, кро­ме обслуживания скота, а после обеда, пока светло, заниматься заго­товкой древесины, дров и изготовлением стройматериала. Обычно кто-то один: Володя или Саша, - строгал или пилил на станке, а двое других ездили в лес и заготавливали древесину.
   Внутренние помещения отделывались реечками разной ширины и длинны. Получалось очень симпатично. Жёны терпеливо убирали каждый день сле­ды отделочных работ, но им этот процесс очень нравился, так как на их глазах рождалась красота и уют их жилья. При их непосредственном участии Они с удовольствием принимали участие в этом, помогая, как могли.
   По вечерам, кроме субботних и воскресных, по настоянию жён, все отдыхали и проводили время в кругу своей семьи. В субботу и воскресенье собирались все вместе и тогда полноводной рекой разливались душевные разговоры. Те­левизор, к тому времени, просто заполонили американские фильмы и всякие глупые ШОУ, которые очень быстро надоели. Артельцы удивительно дружно их недолюбливали из-за пустоты и тех и других. Через день та­кие фильмы и передачи уже забывались, и вспомнить-то было не чего. После нашего кинематографа, эти, шикарные по форме, ленты казались жалкими, пустыми и совершенно бессмысленными. Разговорившись как-то однажды на эту тему, артельцы стали сравнивать свои впечатления об иностранных фильмах и они во многом у них совпадали. Тон в их обсуж­дении задавали Оля и Володя. Они, во Владивостоке, заграничную видео-продукцию смотрели давно и обсуждали этот вопрос не только друг с другом.
   Володя так же рассказывал, что, встречаясь с иностранцами в по­следние годы службы, он сложил свое мнение о них. Многие впечатления были довольно странными, пока судьба не свела их с семьёй одного во­енного, который долго довольно был в командировке за границей. Тот помог немного разобраться в их представлениях об иностранцах. Дело в том, что большая часть их, особенно американцев, представляет собой, довольно ограниченную, в духовном плане, нацию. Это очень замет­но для людей нашего воспитания. Дело в том, что они с детства формируются в довольно жестких социальных рамках, которые неизбежно отражаются на всём их укладе и образе жизни. Главным содержанием их жиз­ни является, несомненно, работа и, наверное, это прекрасно. Но вот, по­сле работы, им предоставляется широчайший выбор всяких развлекательных ШОУ: от спортивных до увеселительных, которые, в общем-то, воздействуют на человека, как наркотики, вырабатывая привычку к зрелищам. Привычка, естественно, переходит в постоянную потребность и уже не даёт человеку возможности заниматься чем-нибудь другим. Таким образом, весь жизненный процесс их крутится по одному замкну­тому кругу: работа - развлечения, работа - развлечения... Причем, развлечения-то такого рода, что они не развивают человека, а превра­щают его в своего постоянного потребителя, раба, если хотите. Это ужасно. Получается, что без всяких препаратов химических, над кото­рыми работали в своё время фашисты, человека превращают в, запрограм­мированного, биоробота. Причем, узко-запрограммированного.
   Обсуждая всё это во время своих посиделок, они неизбежно затра­гивали вопросы, касающиеся нашего прошлого и тех причин, которые привели к такому неудачному для народа повороту в жизни страны.
   Чтобы предметнее об этом рассуждать, пришлось мобилизовать не только энциклопедию, в которую, кстати, артельцы стали заглядывать всё чаще и чаще. Каждый вроде бы искал что-то своё, а вкупе все вме­сте искали истину. При этом все участники посиделок были представи­тели, можно сказать, одного, обиженного, класса, может быть, поэтому и поиск шёл в, единственно правильном, направлении - люди искали убедительный ответ на их общий вопрос.
   К середине зимы, уже все были согласны, что основной виновник того, что произошло у нас в стране, был Сталин и его, сугубо кав­казский, средневековый, взгляд на теорию построения коммунистиче­ского общества. Именно с его подлого стремления укрепить свою единоличную власть навечно и началось создание у нас структур, которые впоследствии и превратились постепенно в номенклатурный класс, ко­торый фактически и контролировал средства производства у нас в стра­не. Одновременно этот же класс контролировал и распределение.
   Когда артельцы пришли к такому выводу, то многое из событий по­следних лет стало выглядеть совсем в ином свете. Неожиданное под­тверждение правоты их выводов нашла Вера, которая, вместе с прежним своим мужем, он был ленинградец, выписывала в своё время ленинградский журнал "Нева". Так вот, в первом номере журна­ла за 1989 год, она нашла статью Сергея Андреева, в которой он полностью подтверждает их вывод о том, с какого "потолка" взялись люди, которым понадобилась именно такая "перестройка".
   Дальше их поиск пошёл по пути детального рассмотрения самой тео­рии построения коммунизма. Первые же шаги в этом направлении оказа­лись достаточно любопытными. Во-первых, в энциклопедии отсутствова­ло понятие "коммунист". Это было удивительным, что точное опреде­ление этого понятия отсутствовало. Значит, кто-то у нас в стране не хотел, чтобы люди имели возможность тщательно разобраться с этим вопросом и точно уяснить, наконец, кто же такой "настоящий коммунист"? И выходило, что правы те, кто заявлял, что настоящих коммунистов Сталин всех уничтожил, а наплодил впоследствии мутантов, которые ни к этому понятию, ни вообще к коммунизму никакого отношения не имели. Значит, и настоящей компартии у нас тоже не было.
   Второе, заметили они, что с понятием "социализм", которым столько лет пудрили нам мозги, тоже в энциклопедии были неточности. Оно трактовалось, как первая фаза коммунистического общества. Но ведь Маркс, в своем "Манифесте коммунистической партии", вёл речь о разных социализмах: феодальном, мелкобуржуазном, французском утопическом, не­мецком классическом, консервативном. Как же быть с ними? И какой, наконец, социализм был у нас, если был?
   При более тщательном разбирательстве с этим понятием, оказалось, что социализм вообще не строй и его построить невозможно. Социализм в марксистской науке - это диалектический процесс... Да, именно про­цесс приведения общественных отношений в соответствие с уровнем раз­вития производительных сил. И в таком случае у нас в стране, действительно, был социализм, но сталинско-номенклатурный, конечным итогом развития которого стала реставрация у нас буржуазных общественных отношений. Да ещё пока не в лучшем варианте.
   Интересно, что в разговорах на эти темы принимали участие и жен­щины, да ещё и деятельное участие. Они, то и дело, брали на себя труд отыскать в энциклопедии или других, книгах, интересующий всех вопрос. Делали это с азартом, совсем не уступая мужчинам в любопытстве. А женское любопытство, стоит его только направить в определенное русло, может проникнуть в любые тайны. И, пожалуй, самым главным практически итогом их поисков, было общее заключение, что пока выход для всех простых, небогатых и незнатных, людей только в получении хорошего образования и в познании, тщательно скрываемых, законов раз­вития человеческого естества.
   Именно в этом им и хотелось помочь своим детям. Ведь, чем больше будет людей по-настоящему образованных, тем быстрее люди сумеют най­ти пути совершенствования общественных отношений в сторону более справедливого распределения общественных благ. Вот почему они решили готовить своих детей к обучению уже сейчас. И если Славику ещё можно было раскачиваться, то для Серёжи наступило время более акти­вной тренировки своего познавательного интереса. И обе женщины по-насто­ящему стали проникаться этой заботой.
  
  
   В январе стояли сильные морозы. Но, как было договорено с Татья­ной Андреевной, артельцы стали поставлять ей по две туши в месяц. Цены на мясо стали снова подниматься, так как массовый сезонный забой скота закончился. Работая на морозе, артельцы поняли, что нужно их забойный пункт делать более тёплым и обязательно сложить в нём печку.
   Так каждый день вносил новые "надо" в их планы, но, к чести артельцев, они не отмахивались от них. Все вопросы, однажды возникшие, попадали в список дел и уже оттуда могли быть исключены только в случае их выполнения. Таких принципов придерживались неукоснительно Степаныч и Володя, прошедший армейскую школу, в которой есть приказ и только его выполнение - и никаких других вариантов. А Саша у них стал достойным учеником. Он ещё был молод и мог подпасть под любое влияние. Сейчас он понимал это и считал, что ему просто повезло - судьба свела с такими товарищами.
   В середине февраля позвонила Октябрина Васильевна и сообщила, что у них в Сотниках один разорившийся фермер срочно продаёт трактор "Беларусь" с навесными орудиями. Узнав, сколько он хочет за него, артельцы обсудили это и решили брать. Поехали Степаныч и Саша. Всю до­рогу они обсуждали предстоящую покупку. Конечно, с приобретением техники, да ещё такой, прибавлялось хлопот, но зато как увеличива­лись их возможности. Сразу появились планы приведения в порядок их заливных лугов, превратив их в хорошее пастбище, а дальней их части в покосные угодья. Да и косить не вручную тоже кое-что значило положительное - значительно расширяло их кормовую базу.
  
   У Октябрины Васильевны они встретили очень симпатичную молодую девушку. Это была дочь фермера, продававшего свой трактор. Она была заплаканной, и всё время отворачивалась от приехавших мужчин. На вид, ей было лет семнадцать-восемнадцать. Васильевна принялась сразу угощать приехавших, приглашая за стол и Лену, так звали гостью. Она от­казывалась, но Степаныч, как старший, решительно предложил ей раздеться и пригласил за стол. Одета она была более чем скромно, и, видимо, именно этого очень стеснялась. А Саша лишь только успел заметить, какие грустные были у неё глаза. Но вот, Степанычу удалось её успокоить, и она повернулась лицом ко всем. Заметив реакцию присутствующих мужчин на свою красоту, она совсем успокоилась и улыбнулась.
   С этого момента Саша старался всё время её видеть и ничего не пропускать. Держалась она скромно и просто, но была явно чем-то опечалена. А всё было просто и банально. Типичная русская ситуация этих лет. Переоценивший свои возможности мужичонка, взявшийся не за своё дело, совсем всё пропил - остался последний трактор, а как жить потом?
   Рассказывая об этом, она всё время вытирала, катившиеся сами собой, слёзы. Ей надо было ехать поступать куда-нибудь, а на что ехать? Десять классов закончила, а что дальше?
   Потом Лена проводила их к своему дому, где торги были короткими. При виде кучи денег, отец Лены готов был снять с себя последнюю рубашку. И, хотя он старался держаться с достоинством, это у него не очень-то получалось. Правда, в хозяйстве у них ещё остались два по­росёнка да корова, но это, чтобы совсем не умереть с голоду. Саша с грустью все это наблюдал и в нём сама собой зрела готовность на решительный поступок. Прощаясь, он выждал удобный момент, когда ря­дом с Леной никого не было, подошёл к ней и сказал, едва скрывая волнение.
   - У меня через неделю день рождения и я хочу вас пригласить на него к нам, в Октябриновку.
   - А где это? - Искренне удивилась Лена. В её глазах мелькнул какой-то, едва уловимый, лучик, сразу преобразивший её. Всего мгновение сохранялось её новое выражение лица, но Саша уже успел её запомнить именно такой, совсем другой.
   - Я за вами заеду и отвезу и туда и обратно, если вы согласитесь.
   Наверное, на месте Лены ломаться было и не удобно, и не уместно? И она не стала этого делать, а, только, отвернувшись в сторону, кивнула утвердительно головой. Саше этого было довольно. Он был уже счастлив. Они ещё договорились, в какое время он заедет и на чём, и расстались уже, как хорошо знакомые люди. Лена, хоть и была смущена и обескуражена немного таким поворотом в событиях, однако, когда Саша уже сидел в тракторе, помахала ему рукой и улыбнулась. И никто, кроме него в этот миг не знал, что это означало. Вот и в его жизни появилась добрая женская рука, которая одним движением своим могла сделать человека счастливым.
   А уже через месяц Лена была жительницей Октябриновки. Её приняли с восторгом. У всех семейных артельцев камнем на душе лежала семей­ная неустроенность Саши. И, наконец, они от этой головной боли изба­вились. Кроме этого, появление ещё одной женщины в среде артельцев было, как нельзя, кстати. Это давало возможность более рационально и эффективно женщинам сменять друг друга на ферме, там, где их труд был необходим. К лету отделка домов внутри была, практически, завершена.
   Оговари­вая планы на предстоящий летний сезон, артельцы решили ещё закупить молодняка штук тридцать. Таким образом, снова предстояли поездки по сёлам. Кроме этого, договорились с Татьяной Андреевной, в летние ме­сяца, когда обычно никто, почти, не забивает скот - все пасут, поставлять уже по три туши в ме­сяц. Это позволяло им покрыть все расходы на покупку молодняка и заодно сделать солидную прибавку на личных счетах каждого. Все артельцы уже напланировали покупок.
   По весне разделали и засеяли пробное поле, правда, пока только овощами. Оля перенимала технологии от мамы и весь её опыт тут же передавала своим подругам. Стало прибавляться работы на ферме, так как пошли отёлы. Мужчины, чтобы беречь руки своих молодых хозяек, вызвались помогать им в раздаивании коров. Обычно ручная раздойка шла около недели, а дальше уже можно было доить аппаратом. Появилось свое молоко. Это в Октябриновке было целое событие, так как оба мальчика его любили.
   Поскольку за осень и весну заготовили достаточно досок и бруса, то на Сашин дом надо было закупить только цемент, кирпич и шифер. Но зато потребовались запчасти для обоих автомобилей. Пришлось до­ход с одного бычка полностью отдать на это.
   В общем, жизнь шла. Каждый день приносил новые заботы, но все они для этих людей стали разрешимые. Их труд уже приносил ощутимую от­дачу. Их хозяйство к лету уже принесло доход больше сорока миллионов и столько же обещало принести лето. Каждому в отдельности такой до­ход и не снился. Но все вместе они теперь стали способными решать, довольно быстро и оперативно, любые задачи. Так, совершенно неожи­данно, разъезжая по селам с целью покупки телят, Саша и Степаныч приобрели картофелекопалку. Причём совершенно новую. Хозяин, в своё время, приватизировал именно её, а вот трактор ему так и не достался. Покупка была оговорена тут же на месте, а на следующий же день они уже приехали и забрали двух телят в этом селе и прицепили копалку сзади.
   Когда Володя, как дизелист, проверил и переналадил по-своему трак­тор, то появился соблазн выделить немного времени и сделать первую дорожку в их предполагаемом парке. Она должна была стать основой будущей аллеи, ведущей от домов к озеру. Работали две субботы и вы­корчевали все мешающие пни с помощью трактора. Женщины всё лишнее сожгли, а тем же трактором отутюжили саму дорожку. Те­перь осенью надо было только подсадить недостающие деревья точно в ряд, и аллея будет готова. Заниматься прокладыванием парковых доро­жек было очень интересно и весело - тут работали все сразу. Но дру­гие дела поджимали, и это занятие было отложено до лучших времен.
   Во время перекура выяснилось, что Вера ждёт ребёнка. И, как толь­ко она объявила об этом, стоящая рядом Лена тоже сильно покраснела. Мужчины не удержались от дружного хохота. Теперь нужно было срочно строить дом. Это сейчас было самым главным. Снова пришлось рыть зем­лю, возить кирпич, укладывать его. Но работа шла быстро и спорко. Они уже все знали, как что делать. Вскоре третий дом, уже вполне определенно вписывался в общую жилую компози­цию их Октябриновки.
   Поскольку осенью должно было освободиться неплохое жилое помещение, так как Саша и Лена должны были переехать в новый дом, то сам собой возник вопрос, что разместить в освобождающемся помещении? Каждый предлагал то, что приходило ему в голову: от зимнего свинар­ника до столярной мастерской. А жизнь, как всегда, внесла свою по­правку в эти планы.
   Вернувшись из одной из своих поездок к родителям, Лена обратилась ко всем с просьбой, не могла бы артель взять к себе её младшего брата Лёньку. Ему пятнадцать лет, только что закончил восьмилет­ку, а дальше учиться здесь негде. Ехать в город не на что. Роди­тели же дома пьют, и парень просто пропадает. "Ему даже поесть дома не всегда удаётся, - говорила Лена и жалобно смотрела на всех. - Ведь начнёт воровать с местными ребятами и всё - кончен человек".
   Так появился ещё один житель в Октябриновке, который почему-то очень привязался к Степанычу и охотно стал у него учиться всему. Мальчик оказался толковый. Быстро приобретал навыки во всех работах, которыми приходилось заниматься в Октябриновке. Часто, глядя на не­го, Степаныч невольно думал, что вот в каком возрасте нужно учить кре­стьянскому делу. Молодой ещё, не отравленный вином и курением, орга­низм с легкостью осваивал всё. Он буквально схватывал всё налету и скоро стал совсем незаменимым человеком в Октябриновке. Иногда ка­залось, что именно Лёньки и не хватало в их коллективе, чтобы, вдруг, всем почувствовать себя родней и ближе друг другу. Он умел всех расположить к себе, всем помогал и вообще стал эдаким безотказным всёуспевайкой. У них даже стала расхожей фраза, если кто-то что-то не успевал сделать: "А ладно - Лёнька сделает". И Лёнька делал. Он всюду успевал, да ещё и других стал подгонять. Такой стал в нём просы­паться хозяин.
   Но однажды, на вечерних посиделках, Володя стал пенять Степанычу в шутку.
   - Степаныч, у нас теперь все дети будут твои.
   - Как эта? - удивился Степаныч.
   - Да Славка с Серёжкой с Лёньки глаз не сводят, все с него копи­руют, а тот с тебя.
   - Это правда, - поддержала Оля своего мужа, - истинная правда. Я стала тут Славику что-то говорить, а он мне, мол, а Лёня вот так де­лает... И весь сказ...
   -Учить их надо, а вот как? - Отозвался Степаныч. - Может быть, по­пробовать заинтересовать Лёньку, а за ним и наша детвора потянется?
  
   Весь этот разговор, к счастью, происходил без ребятишек. Они со своим кумиром разъезжали по загону на Сивке, раздавая корма. И дела­ли это увлеченно.
   А тем временем подходило начало учебного года, и Серёже нужно бы­ло идти в школу. Вера надеялась, что он будет ходить в школу в Сот­никах, а жить у Васильевны. На выходные она рассчитывала за­бирать его домой. Но перестройка дала уже и здесь свои "плоды". Школу в Сотниках закрыли, и детей теперь предстояло возить за семь километров на центральную усадьбу, теперь уже разорившегося, колхоза. Это было очень неудобно. Степаныч и Вера всё-таки поехали туда устраивать Серёжу в школу. Но неожиданно директор школы предложила им самим заниматься с сыном дома.
   - Программы сейчас не сложные - их упростили. - Сказала она. - Числиться он будет у нас, а заниматься будите дома. Все необходимое мы вам объясним. Программу я дам. Теперь, видимо, снова будем воз­вращаться к старым порядкам, когда "дело спасения утопающих снова будет делом самих утопающих", - грустно добавила она.
   Степаныч и Вера согласились, но какой-то неприятный осадок у них остался от этого разговора и от того, как легко теперь стали отно­ситься к судьбе ребёнка. В Октябриновке все вместе, включая и Лёню, обсудили создавшуюся ситуацию. Приходилось подрастающему поколению давать образование своими силами. Володя так и сказал.
   - Скажем спасибо той, "плохой" советской власти за то, что она да­ла нам образование, и мы начнём теперь по крупицам всё вспоминать и учи­ть своих детей сами.
   Лёня стал сначала возражать против учёбы, но все взрослые единодушно выступили против такой глупости и, пусть каждый на свой лад, но старались убедить его в необходимости продолжать обучение. И хотя разговор получился как бы предварительным, но в нём была необходимость. Чувствовалось, что у Лёни была некоторая, традиционная для России, апатия к образованию и к самому процессу учёбы. Поэтому, нужно было время на то, чтобы он всё-таки сумел настроить себя на учёбу.
   С этого момента все разговоры в присутствии его строились так, чтобы он понимал, как много он ещё не знает и что только учёба может ему дать настоящие знания по всем этим вопросам. Объяснял ли Степаныч ему, почему надо следить за плотностью прилегания клапана у насоса или почему две лампочки у него дома горят в полнакала, которые Степаныч использовал как ночник, - и в том, и в другом случае он говорил, что надо изучать физику и тогда он будет всё знать сам. Подобные ответы сначала обижали немного Лёню, но Степаныч терпеливо ему объяснял, что просто на пальцах, как говорят, объяснить такие вещи нет возможности. А если и попытаться это сделать, то объяснение будет поверхностным, приблизительным. Наука же приблизительности не терпит. Её надо осваивать последовательно, основательно - не хочешь же ты стать полуобразованным человеком? Сколько их вокруг? А ведь из-за своей полуобразованности, их жизнь похожа скорее на набор несчастливых случайностей, с которыми постоянно приходится сталкиваться и преодолевать лишние трудности. На это у них уходит вся жизнь, а результата, в конечном итоге, нет, всё равно, никакого. Понимаешь, всю жизнь барахтаться - и результата никакого. Разве тебе этого хочется? - Говорил Степаныч и едва сдерживал улыбку, вспоминая свои жизненные "кульбиты".
   Но Степаныч был для Лёни авторитетом и, может быть поэтому, он принимал его доводы очень серьёзно и, сам того не замечая, проникался желанием быть похожим на него. В силу этого, и желание познания каких-то, не известных ещё ему, истин, всё прочнее входило в его сознание. Совсем по-другому стал Лёня смотреть на окружающую действитель­ность, в которой ему вроде было всё ясно. Тут же на его пути всюду стали появляться вопросы: а почему так, почему это, почему не... и так далее. И уже было странно, сколько их было, этих неясностей и вопросов, на которые хотелось найти ответы прямо сейчас.
   Он продолжал приставать с ними ко всем, но не всегда получал те ответы, которые были для него убедительными. Наконец, в нём стало проявляться самолюбие, - почему другие знают, а он нет? Но однажды, произошло нечто, похожее на чудо, для этого мальчика. Степаныч был дома, когда зашёл Лёня и спросил, знает ли Степаныч, что такое "императив"?
   - А где ты это слово услышал?
   - Ольга Егоровна говорила Ленке о каком-то нравственном императиве.
   Степаныч, который, в это время возился, с проводкой, хотел снача­ла ответить, но, выдержав паузу, вдруг сказал.
   - Вот видишь полка с энциклопедией? Возьми нужный том и посмотри, что такое "императив"?
   Леня подошёл к полке с тридцатью томами энциклопедии и несколько растерялся. Заметив это, Степаныч подсказал ему.
   - Смотри по алфавиту на буквосочетание "им..."
   Лёня ещё долго рассматривал корешки томов, но потом решился и взял десятый том. Потом он долго листал его и, наконец, затих читая. Степаныч наблюдал за ним. Лёня читал, и на лице его всё время менялось выражение: от сосредоточенного внимания до изумления. Наконец он сказал.
   - Странно. Здесь это всего повелительная форма глагола и всё.
   По совету Степаныча он стал искать "нравственный императив", но такого термина не оказалось. Тогда Степаныч предложил спросить у Ольги Егоровны, где она вычитала этот термин?
   Лёня ушёл. Он был явно озадачен, но всё-таки в нём горело любопытство и это понравилось Степанычу. Через какое-то время, он вновь явился с книгой в руках.
   - Вот здесь есть. - Сказал он и стал листать страницы. Потом они, уже вместе со Степанычем, стали разбираться в написанном. Лёня был приятно поражён, как на его глазах стал раскрываться такой простой и понятный смысл чужого, иностранного слова. Степаныч пояснял, сам, уточнив своё представление об императиве, слышанное им ещё на лекциях по теории Канта, что гипотетический императив - он, как бы даёт право выбора: поступать так или не поступать, делать или не делать. Категорический же императив, к которому относится и нравственный, такого выбора не допускает. Есть принципы и надо им следовать, есть дело и надо его сделать, есть повод и должен последовать поступок и никак иначе...
   - Применительно к жизни, можно сказать, что все мы привыкли жить, руководствуясь скорее гипотетическими императивами, с заниженными требованиями, в то время как Запад, особенно в деловой части, живёт по принципам категорических императивов. Мы могли учиться, а могли и не учиться - кусок хлеба был гарантирован, практически, каждому. А теперь таких гарантий нет. Больше того, размер зарабатываемого кус­ка теперь полностью будет зависеть от уровня образования и от спо­собности давать какую-то ощутимую отдачу. Но и это, думаю, не всё. Есть моменты, о которых мы с тобой поговорим как-нибудь попозже, когда твой уровень образования будет несколько иным, если, конечно, ты захочешь его изменить,
   - Василия Степанович, я даже не знаю, как это сказать... Но мне это всё страшно интересно. Ведь ещё час назад я об этом даже представления не имел, а, сколько ещё таких секретов от меня скрыто? Да и как интересно разыскивать истину, разгадывать эти загадки!?
   Они ещё говорили и говорили об этом. Степаныч пытался, как мог, раскрыть механизм познания. Эту увлекательнейшую, познавательную цепную реакцию, в которой одно знание тянет за собой другое, а это знание открывает дорогу к следующему и предела в природе этому процессу пока не видно. Можно совершенствоваться до бесконечности. Лёня был так заинтересован этим, что, казалось, он сходу, прямо сейчас, готов засесть за книги.
  
  
   Когда об этом эпизоде Степаныч рассказал Саше, тот неожиданно сказал.
   - А знаешь, может быть это ему и ни к чему? Он так увлечённо занимается хозяйством, что я совсем не вижу никаких причин, чтобы заинтересовывать его чем-то другим. Зачем ему всё это? Он будет только дёргаться и отвлекаться от того дела, для которого, мо­жет быть, он и рождён.
   - Ты это серьезно? - Удивлённо спросил Степаныч.
   - Вполне,
   - Вот ещё прагматик на мою голову... А для какого дела тогда рождён ты... или я?
   - Ну - я..., ты?..
   - А я вот, знаешь, сколько профессий перебрал, сколько книг перечитал, сколько передумал, пока сумел сделать какой-то осознанный выбор?
   - Ну а ему-то этот выбор зачем, если его природа выбрала сама?
   - Да не природа выбрала, чудак, а обстоятельства, в которых он себя проявил пока просто, как трудолюбивый, но и любознательный мальчик. И ничего больше. Но свой настоящий выбор он ещё не сделал осознанно. И будет гораздо хуже, если он его начнёт делать уже в зрелом возрасте, когда будет семья и надо будет её кормить и кормить, а не заниматься выбором. Разве наш с тобой пример - не пример?
   - А ты именно так расцениваешь всё, что с ним произошло?
   - А как же всё это иначе расценить, Саша? Именно так. И лучше, если мы поможем этому мальчику сейчас подготовиться к этому серьёзному выбору, когда ещё не поздно, а не потом, когда до локтя уже не достанешь. Но есть и ещё один момент любопытный в этой ситуации. Ведь так, как пытаешься рассуждать ты, рассуждают и буржуа, будучи себе на уме. Да они просто заинтересованы в том, чтобы все, кроме них, разумеется, рассуждали именно так и довольствовались именно тем, что им судьба посылает в "готовом", если можно так сказать, виде. Но они так рассуждают потому, что им нужны послушные, недалёкие рабы для воспроизводства их капитала. Зачем же нам способствовать тому, чтобы наши дети становились у них раба­ми? Ну, сам посуди?
   В ответ Саша только согласно кивнул головой. Похоже, он тоже стал понимать, что сам знает о жизни не достаточно, чтобы смело распорядиться своей судьбой, а уж чужой и подавно.
   По заведённому кем-то у нас в стране порядку, стало считаться не совсем модным, а то и не приличным, говорить впрямую на такие темы. И люди стали этих тем избегать, словно это их не волнует вовсе. И Степаныч, когда-то сам, столкнувшись с этим, сильно недоумевал по этому поводу, пока грянувшая "перестройка" не дала на многие вопросы такие ответы, о которых люди и подозревать не могли. И вот теперь, Степаныч пытался изменить отношение к образованию и к разговорам об этом, в нужную сторону. Может быть, это не всегда ловко получалось и кое в чём примитивно, но, несомненно, было одно, что ситуацию менять надо. Он сам всё больше и больше занимался осмыслением прожитого и втягивал, как мог, своих артельцев в разговоры, а значит и в размышления об этом. В подобных разговорах на посиделках неволь­но принимали участие и дети, в сознании которых параллельно формировалось вполне определённое к этому отношение. Цель бытия, роман­тизм бытия становились совсем другими. Они не были связаны с лишним куском, с лишними удобствами для себя и близких, а направлены были в бесконечную даль познания, жажда которого становилась нормой. В этом мире осмысление жизни было другим. Перед каждым действием вставал вопрос: а зачем, почему, кому это надо, что за этим стоит? Там, в этом волшебном мире познания бытия лежали мечты и устремления Степаныча, а, значит, и его друзей, и их детей. Они проникались этой атмосферой, они её впитывали, и она уже начинала формировать их мечты совсем по-иному.
   Всё чаще в их разговорах стали появляться мнения, что до сих пор все люди в нашей стране были игрушками в чьих-то коварных руках. Это мнение постоянно находило всё новое и новое подтверждение. Они те­перь об этом говорили смело и открыто, не считаясь с глупым самолюбием, мол, мы не такие...
   Вообще, многое в сознании артельцев стало меняться с тех пор, как они стали общаться на общей деловой основе, в которой каждому было всё понятно до мелочей. Любое дело, в их Октябриновке, было каждому, как своё, личное. При этом не нужно было никого убеждать, что это именно так. Всё стало просто и понятно. И ясность эту устанавлива­ли правила, по которым жила артель.
   Существенное отличие в образе мышления этих людей дало возможно­сть понять, что их освобождение от любых возможных пут только в том, чтобы в путы эти не попадаться, а, для этого, нужны знания, знания и знания. Именно в них представлялась возможность для бесконечного самосовершенствования и, одновременно, в них был путь к свободе от всех закамуфлированных тиранов.
  
  
   Деловая жизнь в Октябриновке шла своим чередом. Поголовье взрос­лых животных постепенно сокращалось, но им на смену быстро подрастал молодняк. Особенно заметно это стало после того, как всё молоко, остающееся от удовлетворения нужд артельцев, стали скармливать молодняку. Животные стали так быстро набирать вес, что казалось - они растут на глазах.
   На следующий год артельцы планировали уже строить кирпичные помещения для скота. Проектом будущей фермы вызвался заняться Володя. Ему это нравилось, этим он занимался, и он же предложил разрабо­тать общее перспективное планирование Октябриновки.
   Купленный трактор дал возможность механизировать очень много опе­раций. В частности, появилась возможность снимать верхний слой зем­ли в загонах и увозить его на поля и покосы. Этот слой был насыщен органикой и хорошо перемешан копытами животных - прямо го­товый компост. Правда, все это сначала воспринималось артельцами, как просто дополнительная нагрузка на них и технику. Но потом, поко­сы ответили таким обильным, по здешним местам, травостоем, что всем стало ясно - это дело стоит любых затрат. К тому же и на огородных землях творилось что-то невообразимое. Овощи набирали вес так усердно, что вскоре их некуда было девать. Как-то незаметно артельцы стали богатеть. На счету у каждого уже значились солидные суммы. Да и фонд развития не пустовал. Из него в последнее время купили только две алюминиевые бочки с устаревших молоковозов и пристроили их под бензин и солярку. Получилась своя заправочная. Из каждой поездки Саша старался привозить бочки с горючим и потом перекачивал всё это в основные ёмкости.
   Приобрели ещё два ветряка. Они крутились постоянно и значительно разгружали дизельную электростанцию. Её запускали только во время дойки или, когда совсем не было ветра...
   Но общая ситуация в стране не могла не отразиться на делах и жизни артели. Постоянная инфляция стала грозить превратить их на­копления в пыль. Посоветовавшись друг с другом, артельцы решили сделать все нужные покупки на ближайшее время, а остальные деньги пустить на скупку скота. Из-за хорошего урожая травы, сена в этом году наготовили до­статочно, и можно было дополнительно прокормить зиму ещё десятка два молодняка. Приходилось именно таким образом сохранять свои же деньги. Связываться с долларом артельцы не хотели, так как трудно было понять ту игру, которую вело правительство и те, кто за ним стоит.
   И Степаныч, и Володя старались следить внимательно за перипетиями в политической и экономической чехарде. И оба они обсуждали все воз­можные варианты в дальнейшей судьбе нашей экономики. По их мнению получалось, что доллар тоже не давал гарантий сохранности накопле­ний, так как сам мог в любое время обвалиться на нашем внутреннем рынке и оставить в большом убытке тех, кто в него слишком верил.
   Вот почему и осеннюю выручку они пустили на закупку зерна. Тем более что, по сложившимся обстоятельствам, стоимость зерна была достаточно низка. Затем, по всеобщему согласию, освободили Октябрину Васильевну от тяжелого ухода за свиноматками, забрав их к себе. А Васильевне оборудовали хорошую птичью фермочку, небольшую, но с пе­чкой и хорошим освещением. Купили так же небольшой инкубатор и тот, работая постоянно, стал приносить цыплят. На зерне они очень неплохо росли. А во дворе у неё было много места и птицам было раздолье.
   Васильевне так понравилось с ними заниматься, что она уже и жизни без них не представляла. Все лишние яйца она тут же закладывала в инкубатор, и получалось, что, через три нетели, сами собой появлялись новые пушистые комочки, К осени загон возле её курятника был полон подрастающих цыплят разных возрастов. Так и с куриным мясом проблема решилась как-то незаметно. Степаныч был доволен своим детищем, тем, как на практике стали воплощаться его мысли по поводу более справедливых отношений в сфе­ре производства. Как выясняется, совершенно разные люди, ради справедливости в таких отношениях, готовы заниматься любым тяжёлым тру­дом; готовы терпеть неудобства, если они точно знают, ради чего; если их перспективы пропорционально увязаны с их трудовыми затрата­ми. Они устают, а глаза счастливые. Ещё не успели отдохнуть, а уже строят новые планы. И вот теперь, сам собой стал вопрос, что же дальше? Остановить­ся в своем развитии на том количестве людей, что было сейчас, или продолжать расширяться? Перспективы развития экономики в уже неда­леком будущем требовали, для выживания, постоянного укрупнения про­изводства. Об этом они стали достаточно часто беседовать с Володей. Он больше подходил, по возрасту и опыту, для таких обсуждений.
   И все-таки, обсудив все детали их жизненного уклада, они решили пока не спешить с увеличением численности работающих в артели, а на­править усилия на совершенствование уже имевшегося дела, на повышение его доходности. Для этого они решили предложить артельцам нала­дить переработку своей продукции: мяса и молока. Их накопления по­зволяли купить оборудование для этого. А после этого можно будет думать и о расширении артели.
   Результатом же общего обсуждения стало совсем другое решение. По мнению Оли надо было именно сейчас направить усилия на то, чтобы полностью обеспечить себя кормами, особенно зерном. Пока она помогала маме в обслуживании поросят, ей очень хорошо стало известно положение в колхозе. И по всему выходило, что надеяться на них в будущем было нельзя. Надо было готовить землю для того, чтобы сеять зерно самим, и так же завести свою мельницу. Это экономило бы зна­чительные суммы и придавало бы большую независимость их хозяйству. В таком случае надо была покупать ещё один трактор.
   Октябрина Васильевна тоже одобрительно отнеслась к этому, только она ещё уточнила, что трактор желательно покупать новый. Для осуществления этого плана, снова понадобилась взятка чиновникам агропрома. Но зато добыли трактор, который ещё не был в деле. К нему весь набор пропашных орудий и жатку. Правда, на это ушли совсем все деньги артельцев, включая и зарплату. Но уже приближался следующий месяц и следующий забой, который должен был снова пополнить казну артели.
   База сельхозтехники была рядом с железнодорожным вокзалом. Саша вместе со Степанычем заехали к вокзалу, чтобы перекусить, пока на базе был обеденный перерыв. В буфете было всего три столика и четыре стойки. Они пристроились у стойки и молча ели. Вдруг, Степаныч уви­дел мальчика, который явно наблюдал за ними из угла буфета. Потом мальчик отвел свой взгляд в сторону и, неожиданно, сорвавшись с ме­ста, быстро подскочил к освободившемуся столику, схватил оставшиеся на тарелке хлеб и картофелину и снова отправился, уже жуя свою до­бычу, в тот же угол буфета. Произошло это очень быстро. Степаныч испытал, нечто похожее на шок. У него комок подкатил к горлу. Саша тоже всё видел. Оба не могли есть и замерли с вилками в руках. Только, придя в себя, через несколько минут, они снова стали внимательно рассматривать мальчика. Ему было лет двенадцать. Одет он был, хоть и по росту, но в очень засаленную и затёртую одежду. Видимо она давно уже не знала женских рук.
   А тем временем у обоих вертелось в голове, как помочь этому мальчугану. Наконец, Степаныч поймал взгляд мальчика и поманил его к себе. Тот некоторое время помялся в нерешительности, но потом медленно подошёл.
   - Ты, может быть, кушать хочешь, сынок? - спросил Степаныч, как можно ласковее, хотя голос его все-таки дрогнул.
   Мальчик кивнул головой и опустил глаза. Саша очень быстро, без очереди, взял сосиски с макаронами, булочку, компот и вернулся к стойке. Мальчику у стойки было высоковато, и он пристроился на подо­коннике.
  
   Степаныч и Саша молча ждали, пока опустеет тарелка и ста­кан. Потом они вместе пошли к машине и, по пути, расспрашивали Женю, так звали мальчика. Выяснилось, что он остался совсем один. Отца у него и не было, а мать в последнее время занималась торговлей и всё пила. Потом она уехала куда-то за товаром и вот уже месяц, как от неё: ни слуху - ни духу. А жили они в Могоче, но там местные мальчишки беспризорные лютовали, и он решил уехать.
   - Как это лютовали? - Переспросил Степаныч.
   - Да они отбирали всё для пахана, и ещё заставляли воровать или попрошайничать у поездов.
   - А на чём ты сюда добрался? - Спросил уже Саша.
   - На грузовом. Только я сначала был в Уруше, потом в Магдагачах и везде паханы, только свои.
   - И что, везде ребятишки беспризорные? - Спросил Степаныч.
   - Так промышляют - жить-то надо чем-то...
   Тогда Степаныч предложил ему поехать с ними.
   - Мы живём в тайге - там у нас ферма. Будешь с нами жить - помогать и учиться, конечно. У нас там ещё три мальчика есть. Думаю, ты подружишься с ними. Они добрые, весёлые...
   Уже в дороге Степаныча стали, было, мучить сомнения, как-то примут их вольность женщины? Ведь на их плечи лягут новые заботы. Но рассказ обо всей этой истории получился такой убедительный, что никто не выразил неудовольствия. Все приняли Женю, как родственника. Его вымыли, переодели в то, что подошло от других детей, а его одежду тут же выстирали и развесили сушиться. И тут только Саша и Степаныч заметили, что Женя впервые за всё время улыбнулся.
  
  
  
   С появлением Жени в Октябриновке неожиданно встала проблема, ко­торая раньше как-то не волновала артельцев. Возник вопрос, правомочны ли они, вообще, привлекать детей, в том числе и своих, к труду в таком возрасте? Не один вечер потратили они на обсуждение его.
   Оля ничего не видела страшного в том, чтобы с детства дети участвовали в делах взрослых. Вера осторожно, но всё-таки достаточна настойчиво, ссылалась на опыт, прожитых, при советской власти, лет. Было не принято привлекать к труду детей. Володя, с одной стороны, подтверждал, что было это именно так, но сам склонялся к тому, что не видит ничего плохого в том, чтобы ребятишки, как бы играючи, по­могали взрослым. Саша больше поддерживал мнение Веры, хотя и не мог объяснить, почему. Лена только заметила, что в деревне всё равно дети помогали всегда, особенно в огороде. И только Степаныч не спешил высказывать своё мнение. Он искал свой, изначальный, подход к этой проблеме. Это было не просто. Но однажды, в рассужде­ниях с самим собой, у него мелькнула удачная, как ему показалось, мысль на этот счет. Ею он и решил поделиться со своими товарищами.
   Заключалась она в том, что, следуя логики развития всякого яв­ления, в процессе развития детей, они сами подсказывали, как в этом случае правильнее поступать. Ведь они с самого несмышлёного време­ни сами везде лезли и старались подражать взрослым. Природа их к этому побуждает. Отстраняя их от этого, взрослые искусственно лишают их возможности вырабатывать и развивать свои навыки и свою тя­гу к труду. И этот период оторванности детей от реальной жизни, вся­ко, шёл им не на пользу. Многие ведь так потом и не привыкали к тру­ду должным образом, что порождало потом столько несчастий в их жиз­ни. Было бы куда органичнее, чтобы они принимали участие в труде взрослых и привыкали к нему естественным порядком, вместо того, что­бы целыми днями бездельничать или заниматься какими-то выдуманными глупостями. Конечно всё в меру и по желанию.
   - Думаю, - заключил Степаныч, - что наша официальная педагогическая доктрина тогда была ошибочной и не случайно. Как теперь выясняется, в номенклатурных верхах действовали люди в своих, корыстных интере­сах. И эти, так называемые, ошибки на самом деле были намеренными, чтобы формировать население страны соответствующим образом. Им не нужны были люди гармонично развитые. Такие люди наверняка не допустили бы, чтобы их обвели вокруг пальца. Им нужны были люди малообразованные, слабовольные, склонные к употреблению спиртного. Словом, чтобы легче было потом народ обманывать, надо его достаточно разложить. Что они успешно и выполнили, получив то, что хотели. Зачем же нам продолжать следовать тем же приемам в во­спитании своих детей и сейчас?
   Мнение Степаныча стало решающим. Тогда артельцы решили открыть детям их трудовые счета, только трудооплатный норматив изменять каждый год по возрастам. Скажем, в семь лет повременный норматив оплаты должен составлять 10% от взрослого. Далее, с каждым годом добавлять по 10%. Так к шестнадцати годам норматив становился рав­ным взрослому. При этом дети включались в дело с полным сознанием не только необходимости, но и своих возможностей.
   Когда ребятам выдали трудовые паспорта, стало ясно, что расчёт был верным. Они, с таким желанием, стали трудиться везде, где бы им ни предложили, что впору было вмешаться и умерить их трудовой энтузиазм.
  
  
   Приближался учебный год, и надо было съездить за документами Жени, а заодно и узнать, не объявилась ли мать. Прошло уже около месяца, как Женя жил в Октябриновке. Он совсем привык к новой обстановке и сдружился с ребятами. На вопрос, не хотел бы он вернуться домой, Женя потупился, опустил глаза и отрицательно покачал головой. Степаныч поехал с ним в Могочу за школьными документами.
   Приехав утренним поездом, они сразу пошли к Жене домой. Они с матерью жили не далеко от станции в деревянных домах-бараках. Дома матери не было и вообще не было никого. Соседи сказали, что она бы­ла с каким-то мужиком, подвыпившая и, когда узнала, что Женька убежал, только махнула рукой и сказала: "Он у меня уже большой - сам себе дорогу пробьёт". - Больше никто её не видел. Так судьба Жени была решена сама собой.
   В школе долго не могли понять, почему Женины документы они должны были отдать человеку, который никем не приходился Жене. И тут Степанычу пришлось пустить в ход свои способности убеждать. Правда, делать он это стал только тогда, когда пришла директор школы. Её он сумел убедить, но она ещё переговорила с Женей. Беседовали они с полчаса, вдвоём, а потом всё-таки документы выдали.
   В Черновке директор школы уже запомнила Степаныча. Она выслушала его и дала согласие, что и Женя будет только числиться учеником, но в конце полугодия и года ему надо будет являться на собеседование по программе для аттестации. И здесь всё было улажено. Конечно, мо­жно было бы поселить мальчиков у 0ктябрины Васильевны, но Степаныч не хотел взваливать на неё такой груз ответственности, да и школу современную он знал. Мальчики в ней будут только учиться бездельничать и выйдут из школы ни к чему не способные. У него родился совсем другой план. Ему хотелось попробовать организовать образование сов­сем по другим правилам. По его мнению, следовало так организовать дело, чтобы дети учились сами добывать знания: рылись в учеб­никах сами; сами находили ответы на вопросы; если надо, обращали­сь к томам энциклопедии и, заодно, учились ею пользоваться; обязательно искали ответы в другой литературе, о которой ещё предстояло позабо­титься.
   На одной из посиделок он поделился с артельцами своими мыслями на этот счёт.
   - Ну и выдумщик ты, Степаныч! - Воскликнул в ответ Володя. - Хотя, не сойти мне с этого места, но что-то рационально положительное в этом есть. Только, как всё это организовать?
   - Отвечаю. - Обрадовался Степаныч. - Мы им готовим вопросы на каждую тему: основные и вспомогательные. Ребятам предоставляется в распоряжение вся библиотека. Прежде всего, конечно, учебники, а потом, если нужно, энциклопедия. Особенно она пригодится Лёне.
   - А ты всё-таки хочешь его привлечь к учёбе? - Спросила Лена. - Дома-то он не очень любил заниматься.
   - Вот и посмотрим. Пусть попробует свои силы в самообразовании. Ему надо осилить программу девятого класса. А заодно, он же будет помогать и младшим ребятам.
   И снова пришлось ехать в Черновку. Директор школы встретила его уже настороженно. На этот раз у неё возникли какие-то подозре­ния, почему Степаныч хлопочет за чужих детей и сколько их ещё у него? Пришлось и здесь пустить в ход всё красноречие, на какое он только был способен. Он даже пообещал помочь с покупкой компьютера для шко­лы. В итоге, он вернулся в Октябриновку уже с программами и учебни­ками, довольный и счастливый. Конечно же, такие хлопоты, да и время немного жаль, но зато было положено начало сотрудничества с этой школой. Ведь на подходе был и Славик, а в Октябриновке, решил Степаныч, должны жить только образованные люди.
   Он с удовольствием размышлял об этом, пока джип накручивал на свои колёса длинную пыльную ленту дороги до Октябриновки. Ему хоте­лось, чтобы все люди, независимо от их рода занятий, были образованными. Этого можно было достичь только самообразованием, а в его основе может лежать только личное желание и потребность - не быть пешкой. На формирование такого желания и такой потребности у октябриновских детей и были направлены его мечты и усилия.
   В его жизни, в его судьбе, такое скрытое желание к познанию окружающего мира не только через внешние формы, а через выявление сути всех природных явлений, и стало источником его постоянных поисков. Он жил и работал, как все, а душа искала.
   Природа не охотно раскрывает свои глубинные тайны, где это про­исходит. Картина зачастую меняется на прямо противоположную. А с другой стороны, поражаешься и удивляешься, как это раньше без этого мог - это ведь так просто и понятно! Вот, буквально, в начале зимы, Степаныч, совершенно случайно, ку­пил у торговца на базаре книгу. Его заинтересовало название "Куда несёт течение?". Куда же оно, действительно, нас несёт? - Спрашивал он себя, покупая эту книгу. А, прочтя её, он, естественно, заинтересовался работами Вернадского, на которого ссылался автор. Но всё, что ему удалось отыскать, так это запись о нём в энциклопедии и несколько дневниковых записей в сборнике "Пророки в своём отечестве". Но даже этой, скупой информации, о нём и его работах в области открытия Ноосферы, было достаточно, чтобы Степаныч уже забо­лел страстным желанием раскрыть её тайну.
   Он решил ни с кем не делиться своими мыслями на этот счёт, пока не разберётся сам досконально. У него, к сожалению, не было в дост­атке нужной литературы, но никто не мог лишить его возможности размышлять самому и он эту возможность использовал. Постепенно, следуя логики Вернадского, используя свои знания, он, шаг за шагом, продвигался в сферу, доселе, недосягаемую. Многое, что раньше он просто даже и в мысли свои не мог допустить, стало выглядеть совсем по-другому.
   После того, как "перестройка" открыла оборотную сторону жизни в нашем государстве, становилось ясно, почему те или иные знания не доходили до людей. И теперь все размышления Степаныча были на­правлены не на изобретение велосипеда, а на расследования хода мы­слей великих людей, оставивших свои открытия. Поэтому он собирал всё, что, прямо или косвенно, относилось к этой области знания, ко­торая сейчас его волновала.
   Для него стали открываться новые понятия, которые просто не были в поле его внимания, а за ними и совсем другой мир. Он по-дру­гому увидел звёзды; по-другому увидел Землю и всё, что на ней была; по-другому увидел человека. Его стали, вдруг, посещать такие до­гадки, которыми хотелось немедленно поделиться со всеми. Удерживали только отдельные моменты, которые ещё как бы не позволяли замкнуть всё происходящее в природе в единый процесс. И он продолжал решать одну логическую задачу за другой, после чего неясных моментов стано­вилось всё меньше и меньше.
   Из дневниковых записей Вернадского, чудом сохранившимся, Степаныч узнал о существовании Ноосферы, которая является "эмпирическим обобщением" мыслительной деятельности всех людей на земном шаре. При этом речь шла о накоплении математического потенциала в Ноосфере, которая была создана разумной деятельностью человека, являлась про­дуктом деятельности человеческого разума. В результате дальнейшего своего путешествия по книжным уголкам, он узнал, что с точки зрения чистой физики, Ноосфера является волновым компьютером, но гигант­ским по своим возможностям, в котором хранилась информация о дея­тельности мозга каждого человека, живущего на Земле в данный мо­мент, а так же, при определенных условиях, сохранялась информация предыдущих поколений.
   Вся ноосферная теория, в целом, давала ответы на очень многие тай­ны нашего бытия. Она давала ответы на те вопросы истории, которые всегда казались спорными, так как не было возможности их объективно обосновать - не было объективного критерия.
  
   Чем ближе подъезжал сейчас Степаныч к Октябриновке, тем больше в нём разгоралось нетерпение всё-таки рассказать своим товарищам об этих открытиях. Ему хотелось, чтобы они, прежде всего, поняли, почему он так хлопочет об образовании детей и зачем их надо учить по-новому. Нет, в общем-то, они понимали это, но не так, как он.
   В первую же субботу, после этой поездки, собравшиеся к ним на посиделки, артельцы были встречены Степанычем несколько необычно. Он всех приглашал пройти, рассаживаться и приготовиться слушать очень важное сообщение. Но тут же Вера стала подавать чай с новым, медовым тортом, творить которые она была мастерица. В ней не было той брос­кой внешности, что была у первой жены Степаныча, но зато в ней было такое женское обаяние, которое с лихвой покрывало все прочие внешние женские достоинства. А если к этому обаянию ещё прибавить, что она была великолепным кулинаром и бесподобно всё готовила, то, как женщине, этой женщине не было просто цены. И кому, как не Степанычу, было это понимать? И, когда его спросила, вдруг, Оля, что за сообще­ние он хотел сделать, он ответил, что, какое тут сообщение, когда на столе такое "произведение" и чай.
  
  
   За чаем все говорили о житейских пустяках. В них была своя осо­бая прелесть. Дни артельцев были заполнены тяжелым трудом. Они все дружно уставали. Многие дела, которыми им сейчас приходилось зани­маться, были для них не привычны и требовали большого внимания и на­пряжения. А здесь можно было расслабиться и отвлечься, поговорить о любых пустяках, просто помолчать и послушать кого-нибудь.
   Удовлетворив своё любопытство в отношении нового торта, все снова стали смотреть на Степаныча. И он стал говорить.
   - Сегодня я хочу вам сделать небольшое признание в том, что всё это время, в тайне от вас, в тайне от Верочки - прости, мое Сердце, - я размышлял над одной философской проблемой, которая, не­сомненно, и для вас будет интересна.
   И он рассказал о том, как небольшая книжечка навела его на увле­кательный поиск следов одного величайшего открытия века.
   - Помните, - говорил Степаныч, - вы меня спрашивали, над чем это я, так сосредоточенно, ломаю голову? Я тогда сказал, что над корпускулярно-волновым дуализмом. Вы ещё посмеялись и всё.
   - Но мы думали, что ты просто пошутил? - Оправдалась за всех Оля.
   - Нет, это не совсем так. Речь шла об открытии двойственности форм существования материи, которое позволило на все природные яв­ления и на весь мир, в целом, взглянуть совсем по-другому. Кстати, это открытие заключается в том, что материя существует в двух формах: корпускулярной и волновой. Причем, обе эти формы, как сообщающиеся сосуды, в которых одна форма материи может переходить в другую и наоборот. И этот процесс идёт постоянно и непрерывно. Корпускулы распадаются, выделяя энергию в виде электромагнитных волн. Электромагнитные волны, суммируясь с другими волнами, образуют новые кор­пускулы, которые тут же становятся частицами атомов, но уже других, новых атомов.
   И вот, если бы волновая энергия возвращалась вновь в корпу­скулярную форму в виде той же частицы, которая распалась, то можно было бы считать, что всегда были правы метафизики, которые утверждали, что мир не изменен. На самом же деле, освободившаяся волновая энергия может возвра­щаться в виде любых других частиц, которых науке уже известно более трехсот. Представляете, сколько комбинаций они могут создать? И это значит, что вся, окружающая нас, материя - как бы живая. Она на­ходится в постоянном движении и изменении. Это свойство материи даёт возможность природе, и осуществлять свой эволюционный процесс.
   - Ну и что? - Удивленно уставилась на Степаныча Оля.
   - А то, что в результате этой эволюции, Природа создала человека, которому дала мощный генератор электромагнитных волн - то бишь, наш мозг - которым человек может управлять через свои желания и устрем­ления. Смекаете?
   - Не очень. - Опять отозвалась Оля.
   - Мы, через наши желания, можем управлять процессом эволюции материи. А мы живём и не знаем об этом. Потому, что совершенно не знаем нашей изначальной физиологии. Мы не знаем даже, в чем заклю­чается разница между мужчиной и женщиной.
   - Вот уж новость!? - Воскликнула Оля.
   - Не спеши, Оля. Я имею в виду изначально-физиологическую разни­цу. И, наконец, что такое любовь?
   - Кажется Степаныч нас хочет удивить? - Не уни­малась Оля.
   - Именно так.- Парировал Степаныч. - Я уже сказал, что наш мозг является мощным генератором электромагнитного излучения. И проис­ходит это так. Вся жизнедеятельность нашего организма регулируется биотоками, которые генерирует наш мозг. Их генерация сопровождается выделением большого количества электромагнитных волн той же частоты, что и наше биополе. Таким образом, с одной стороны, наш мозг регули­рует все процессы в нашем организме, а с другой, он тут же посылает сигналы об этом в электромагнитное поле вокруг нас. Потом эти сиг­налы возвращаются и уже сами принимают участие в выработке новых биотоков и новых сигналов.
   И этот процесс идет непрерывно.
   - И мы друг с другом через это поле сообщаемся? - Спросила Лена.
   - Да, Леночка, только не со всеми сразу, хотя ты очень быстро уловила суть.
   - Как не со всеми?
   - Мы общаемся только с теми, кто находится на одной частоте с нашим биополем, а это только очень близкие нам люди: родители, любимый, дети.
   - Вот, - подхватила снова Лена, - я же всё время говорю Саше, что чувствую его, когда он нервничает или психует, а он мне не верит. У меня в это время такое состояние, словно я что-то, очень важное, забыла сделать. И вот, мечусь по дому - ищу то, что не потеряла.
   Саша только смущённо пожал плечами, а Степаныч продолжал.
   - Так и должно быть. Дело в том, что организмы мужчины и женщины устроены следующим образом. Мужчина, после полового созревания, фиксирует частоту своего биополя и больше никогда её не меняет. Женщина имеет такую возможность, когда она влюбляется, но влюбляется по-настоящему, сильно. Она тогда переходит в частоту любимого челове­ка. Кстати, это может быть и другая женщина, как это случается у лесбиянок. Только, повторяю, любовь должна быть сильной, настоящей. И, если судить по психологическим особенностям людей, то получается, что большинство женщин может поменять свою частоту только один - два раза, но некоторые три - яркие холерики, например.
   Таким образом, вот вам ответ на первый вопрос, что такое настоящая любовь? Второй интересный вопрос, можем ли мы бесконечно влюбляться? По поводу женщин я уже сказал. Можно только добавить, что, не поменяв частоты своего биополя, женщина уже живёт, фактически, с чужим, для себя, человеком. Вот почему многие женщины, испытав неудачу в первом, иногда и втором, браке, так и живут одинокими. Они уже не могут полюбить - природа не дает им на это сил. Что же касается мужчин, то здесь тоже не так всё просто. Мужчины, хоть и не меняют своей частоты, но, ведя разгульный образ жизни, они плодят себе недоброжелательниц, которые в короткие мгновения их контактов своим био­полем вызывают отрицательные изменения в их биополе, что впоследст­вии неизбежно отражается на здоровье мужчины. При этом однажды сделанная, информативно-недоброжелательная запись в его биополе может храниться всю жизнь в Ноосфере и всю жизнь хранить своё отрицательное воздействие.
   Женщина, когда влюбляется, и сильно, по-настоящему, - меняет часто­ту биополя и оставляет всё своё прошлое в той частоте. Она, как го­ворят в таких случаях, как бы рождается заново. Мужчины же вынуждены жить под давлением своих грехов всю жизнь. Вот почему мужчины живут меньше, чем женщины, особенно одинокие.
   Воцарилось молчание, наполненное размышлениями и переосмыслением всего услышанного. Первым нарушил это молчание Володя, который спро­сил.
   - Откуда эта теория?
   - Это, скорее всего, частные положения, вытекающие из общей ноосферной теории академика Вернадского, над которой он работал долгие годы. И я вам осветил лишь небольшую часть её, касающуюся такой проблемы, с которой непосредственно сталкивается каждый. Сделал я это умышленно, чтобы вас заинтересовать ею. Согласитесь, что это довольно необычный подход к нашим взаимоотношениям, проливающий, тем ни менее, свет на многие явления, в которых мы всегда путались.
   - Но почему об этом нигде не писали, ведь Вернадский, насколько я знаю, умер сразу после войны? - Спросила Вера.
   - Дело в том, что чиновники от власти сразу уловили для себя и своей власти опасность, которая таится в недрах этой теории. Имен­но поэтому и все рукописи его, касающиеся этих вопросов, были изъ­яты. Правда, надо отдать должное тем людям, которые, работая над раз­ными справочниками, статьями, брошюрами, старались, хоть в какой-то возможной мере, отразить самые ценные знания, часто даже через кос­венные намеки и данные. Вот, читая всё это, разыскивая уже целена­правленно всё, что к этому относится, я и стал, шаг за шагом, разгадывать эти тайны.
   Ведь Вернадский был не одинок в своих выводах. Он занимался биогеохимией, если можно так всё совокупить, чем он занимался, и в своих исследованиях решал важную практическую задачу, насколько может хватить запасов нефти и газа в недрах земной коры? Получалось, что, следуя простейшим математическим подсчётам по объёмам нефтеносных слоёв, люди уже давно должны были выкачать нефть и газ, но ведь этого не происходило. Занимаясь этой проблемой, Вернадский и вышел на биохимические реакции, управляемые электромагнит­ными волнами. Суть этого явления в том, что, с одной стороны, прямым потребле­нием нефтепродуктов мы стимулируем природные источники нефтепродуктов к более интенсивному биосинтезу. С другой стороны, своеобразным катализатором, т.е. ускорителем, реакции биосинтеза служит желание людей иметь эти нефтепродукты. Его исследовательская логика давала именно такой ответ. Он напрашивался сам собой. Следуя этой логики, если отбросить веру в Бога, то получалось, что в природе должна быть субстанция, с которой человек взаимодействует через свои желания. Французский учёный Тейяр де Шарден такую субстанцию назвал "ноосферой", т.е. сферой созданной разумом. Вернадский же определил эту субстанцию, как волновое поле, созданное клетками мозга человека. Позднее, это подтвердили физики, создавшие теорию элементарных частиц. Элементарные частицы это и есть те первичные корпускулы, из которых строится корпускулярная форма материи - та, которую мы ви­дим и осязаем. Физики же и подтвердили вывод Вернадского о том, что человеческий разум не только создаёт ноосферу, но и постоянно с ней взаимодействует через цепочку обратной связи. Это значит, что человек не есть вещь в себе, а субстанция глобальная, космическая и даже вселенская. Это значит, что мы не должны, не имеем права жить, замыкаясь в своей скорлупе. Мы должны осознать своё космическое предназначение и жить в соответствии с ним.
   Все слушали с огромным вниманием, а Вера просто не спускала со Степаныча глаз. Она и без того успела полюбить этого человека, но сейчас он, вдруг, открывался ей совсем с другой стороны. А Степаныч, окрылённый таким вниманием, продолжал.
   - Взаимодействие человека с Ноосферой идет по определённым прави­лам. В случае их соблюдения, связь с Ноосферой положительная. Она-то и способствует максимально в осуществлении желаний человека, касаю­щихся, естественно, природных явлений. В случае, когда правила не соблюдаются, связь ослабевает, так как становится отрицательной, и может вообще свести на нет все наши желания. Положительность связи с Ноосферой зависит от соблюдения правил, заложенных природой в этот механизм. А правила эти продиктованы законами природы - человек не должен делать ничего такого, что противоречило бы интересам природы. Для человека это следующие нормы поведения - он не должен: красть, убивать, кривить душой, поступать против совести, обманывать, но должен с уважением относиться к родителям.
   - Одним словом, надо соблюдать христианские заповеди. - Вставила свою реплику Оля.
   - Именно так. Сейчас это вполне очевидно, что они взяты не с по­толка.
   - Откуда же тогда? Кто их первый записал? - Поинтересовалась Вера.
   - На этот счёт есть много версий, но мне кажется, что всё-таки, на сегодняшний день, более убедительная версия о принадлежности этих за­писей наблюдателям из других галактик или цивилизаций. Не могли, в те далекие времена, люди земные знать о таких закономерностях во вза­имоотношении с, опекающими их, природными силами. Скорее всего, это при­внесённая информация, но записанная на уровне понятном для того вре­мени и языком того времени.
   - Хорошо, я это всё допускаю в отношении с Богом, но ка­кое отношение к этому имеют родители? - Спросил Володя.
   - С точки зрения божественной теории это действительно получается постулат, взятый с потолка. Но с точки зрения ноосферной теории это требование становится одним из главных. Ведь формирование индивиду­альной ноосферы начинается с родителей. Если родители живут в браке по любви, то дети рождаются и живут под покровительством их ноосферной частоты. При нормальных отношениях в семье, они её же, эту частоту, и наследуют. А для нормальных отношений и нужно уважительное отношение к родителям, т.е. положительная связь с их ноосферой.
   Далее Степаныч стал объяснять, как происходит сложение импульсов частотных колебаний, какие, при этом, возможны варианты и как эти варианты проявляют себя в поведении людей. Закончив объяснение ма­тематической стороны дела, он сделал обобщение.
   - Все это, в целом, позволяет сделать такой вывод, что мы все имеем индивидуальную ноосферу, которая для нас является одновременно и нашим игровым полем, и нашим ангелом - хранителем. Мы в неё посылаем сигналы о наших желаниях и устремлениях, но она: нам может помогать в их осуществлении, если мы следуем правилам общения с ней; либо на­оборот - будет разрушать наши импульсы, если мы нарушаем эти прави­ла. И, поскольку наша частотная ноосфера наследуется нами от родите­лей, мы должны хранить в себе память о них и положительно к ним от­носиться.
   - А как же женщины? - Не удержалась Лена.
   - Если женщина переходит в ноосферу мужа, то она, прежде всего, должна положительно относиться к нему, но не забывать о своих родителях, так как некоторые гармоники, регулирующие отдельные участки мозга, могут совпадать и после смены частоты, то есть, продолжать кон­такт с ноосферой своих родителей.
   - Иными словами, нам здесь предлагается заменить веру в Бога на веру в Ноосферу? - Высказал свою точку зрения Саша.
   - Во-первых, здесь речь идёт уже не о вере, если ты успел заме­тить, а о знании законов взаимодействия частот. Во-вторых, я ни кому ничего не предлагаю, кроме знания, а применение его - дело каждого, сугубо индивидуальное. Можно продолжать жить и делать вид, что ни­какой зависимости между человеком и природой не существует, а, раз так, значит, человек может делать всё, что "его левая нога захочет". Но можно знать хотя бы о том, как природа может наказать отступ­ников от её законов, т.е. человек должен знать, чем он будет распла­чиваться за своё отступничество. И в связи с этим, мне бы и хоте­лось продолжить свой рассказ. Ведь то, что я сейчас рассказал, это только самое начало теории, целой теории, которая касается букваль­но всего спектра деятельности человека. Просто, для начала, мне хочется, чтобы мы разобрались в семейных проблемах, как самых близ­ких для каждого из нас.
   - Говори, говори, Степаныч, - подбодрила его Оля, - это очень ин­тересно.
   - И так, в случае положительной связи с ноосферой, человек получает возможность жить под её покровительством, иметь здоровое потомство и передавать свои лучшие качества из поколения в поколение по наследству. А ведь это необходимейшее условие эволюции человеческого рода. В случае отрицательного отношения с ней, происходят сбои, прежде всего, в наследственной системе, в системе формирования потенциала желаний человека. При этом процесс этот чисто математический - нашу Ноосферу можно сравнить с блоком памяти компьютера. Только она, Ноосфера, практи­чески, неограниченная по объёму. И в ней накапливаются потенциалы всех видов нашей деятельности, которые: либо суммируются, либо вычитаются. А, для большей наглядности, я вам сейчас всё постараюсь объяснить на графиках сложения кривых колебаний наших импульсов.
   И Степаныч стал рисовать карандашом на листах бумаги различные варианты сложения основных частот и гармоник. Потом он показал, как могут эти кривые наших итоговых импульсов суммироваться с импульса­ми близких нам людей. Получалась довольно наглядная картина взаимо­действия человека и с Ноосферой, и с близкими людьми.
  
   Интерес к тому, что рассказал Степаныч, превзошёл все его ожидания. Артельцы продолжали заниматься своими повседневными делами, но все мысли их невольно вертелись вокруг этой темы. Каждый проверял услышанное на своей судьбе и старался разобраться в ней до ме­лочей. При этом никто не мог бы точно дать ответ на вопрос, зачем ему всё это нужно? Да, этого, видимо, и не требовалось. Уже через некоторое время, они стали обсуждать между собой результаты собственных обдумываний.
   А жизнь шла своим порядком. С появле­нием Жени, отношения среди подрастающего поколения Октябриновки лишь немного изменились. Конечно, несомненным авторитетом для ребят был Лёня. К нему вскоре так же стал относиться и Женя. Но Лёня уже все чаще стал принимать участие в работах взрослых, а на долю Жени выпала очередь запрягать Сивку и развозить корма вместе с младшими ребятишками. Женя, как ни странно, оказался совсем не испорченным мальчиком. Во всяком случае, его не пришлось перевоспитывать.
   Перед сном он любил читать. Книги выбирал в библиотеке Степаныча и Веры, в основном, приключенческие. Мечтал о путешествиях. Часто об этом говорил с Серёжей и Славиком.
   И вскоре мальчики стали относиться и к нему, как к старшему товарищу. Работали они с удовольствием, кто как мог, и вечером дружно участвовали в записи отработанных часов и в обсуждении предстоящих дел на завтра. Это теперь стало частью их жизни. Правда, у них было достаточно времени покупаться в озерке днём, поваляться на солнышке, если дело было летом, или что-нибудь смастерить, если на дворе лютовала зима. По вечерам они смотрели те­левизор или записи с видеомагнитофона. В этот процесс активно вмешивались взрослые и тщательно отбирали, что стоит им смотреть, а от чего лучше воздержаться. Как ни странно, но дети с пониманием относились к такому отбору. Ещё выручала фильмотека отечественных фильмов, которую стали активно пополнять, записывая наши фильмы во время их демонстрации. Словом, жизнь шла обычным деловым поряд­ком.
  
  
  
   На следующих посиделках на Степаныча посыпался град вопросов. Сначала он сделал попытку ответить на первые, но потом, когда стало ясно, что этому нет конца, и многие из них касаются того, о чём он ещё не говорил. Тогда он предложил с вопросами повременить, а послушать объяснения дальше.
   В этот раз он разъяснил, в чём состоит суть корпускулярно-волнового дуализма материи.
   - Эти две формы существования материи свидетельствуют о том, - говорил он, - что весь материальный мир, окружающий нас - живой. Даже без нашего участия он может меняться, развиваться и эволюцио­нировать, как живой организм.
   Это заключение казалось артельцам невероятным. Ему пришлось приво­дить доказательства своих слов. Ему было жаль, что он не мог рассказать под­робно, как сам искал ответы на эти вопросы, вылавливая по словечку, по фразочке из энциклопедии и всей той литературы, которую он су­мел раздобыть. И ему самому тогда было удивительно, как многое, уже читанное ранее, вдруг приобретало совсем другой смысл, в свете ноосферной теории. И вот сейчас эти крупицы найденного материала, плюс собственные логические заключения, держали экзамен.
   - Природа выполняет свою программу, главным содержанием которой является совершенствование самой себя, то есть, эволюция материального мира. Две, взаимно переходящие, формы материи дают возможность природе пробовать бесконечное количество вариантов и, в случае получе­ния нежизнеспособного варианта, перечеркивать всё, обращая в единое энергетическое облако, из которого будут возникать новые образова­ния. И процесс этот бесконечный. Он протекает в бесконечном времен­ном пространстве. Относительно продолжительности жизни человека эта бесконечность вообще кажется невероятной. Но, тем ни менее, природа живёт и живёт совсем другими масштабами, другими измерениями. И ко­нечно, с точки зрения отдельного человека, можно рассуждать так, что, мол, какое мне-то до этого дело? У человека своих про­блем - выше головы. Но, если всё-таки подняться над этим ограничен­ным индивидуализмом, и взглянуть на наше с вами бытие шире, фило­софски, то станет ясно, что человек, всего-навсего, часть той грандиозной прог­раммы, которую слепо, но неуклонно выполняет природа. В каждого из нас природа вложила программу, которую мы можем знать, а можем и не знать; можем её выполнить, а можем и не выпол­нить. В первом случае, когда мы осознаём свою роль, это наша прог­рамма - максимум. Во втором, когда живём вслепую, наша программа - ми­нимум. Только нужно помнить, что, действуя в целом методом проб и ошибок, природа человеку отвела функцию сознательного содействия эволюции. А это к чему-то обязывает человека?!
   - Ты хочешь сказать, что в каждого из нас природой заложена какая-то конкретная функция? - Спросил Володя.
   - Именно так. Но, чтобы понять её, надо разобраться с той общей функцией человека вообще в природе и в природной эволюции. Я уже го­ворил, что наш мозг так устроен, что через наши желания, при соблю­дении определённых правил, мы можем влиять на нашу собственную при­роду, изменяя себя, свою внешность, черты характера и многое другое. Ноосфера помогает нам в этом. Но можно сделать эти желания шире, так как природа идёт нам навстречу. Она готова менять планету, гене­рировать нужные нам материалы и химические элементы, если они будут необходимы человеку для эволюции. Но, для осуществления таких масш­табных преобразований, нужно активное участие в этом процессе всех или большей части людей вместе. Тейяр де Шарден так и писал, что, "преобразуя материю, человек включается в творчество эволюции... Дальнейшее совершенствование эволюции человека возможно только на коллектив­ной основе". Но для этого ещё нужно, чтобы люди жили совсем по другим прави­лам - правилам положительного общения с Ноосферой. То есть, другими словами, нам потребуется совсем другое, качественно другое, население Земли, способное само к эволюции, а так же способное соз­нательно участвовать в эволюции природы.
   - Эко, ты замахнулся?! - Воскликнула Оля,
   - Это не я - это природа нам так определила. И, если мы не до­стигнем желаемого ею, она нас просто уничтожит и начнет всё заново. Она вечна и терпелива. Но речь не о ней, а о нас. Человек должен знать о своём месте в природе и о своем предназначении. А следовать или не следовать своему предназначению - личное дело каждого. Я уже говорил, что выполнение правил взаимоотношений с Ноосферой дает возможность человеку передавать по наследству свои лучшие ка­чества. В этом и заключалась бы эволюция человеческого рода. Но, к сожалению, в этом человечество остановилось, топчется на месте и не продвигается вперед. Эволюция - это процесс постепенного, но неуклонного, накопления нового качества. Но именно в этом-то и не может человечество сдви­нуться с места, так как, из поколения в поколение, не происходит накопление лучших качеств - они просто не наследуются из-за невыпол­нения условий наследования. Конечно, природа не терпит пустоты, а по сему, время от времени, она воспроизводит людей с, нужными ей качествами, но, как говорит­ся по принципу: "На кого Бог пошлёт". Т.е. на совершенно случайной основе, когда случайно совпадают в Ноосфере различные импульсы и дают в чьей-то индивидуальной ноосфере нужное сочетание
   У присутствующих возникло множество вопросов, и они тут же их стали задавать и обсуждать вместе. В этот раз засиделись дольше обычного, и произошло это незаметно для всех. Просто уже каждый вошёл в понима­ние предмета обсуждения в такой мере, чтобы уже самому размышлять и делать предположения. Это уже было очень близко к коллективному творчеству. Прощаясь, Владимир взял у Степаныча книгу "Куда несёт течение?", чтобы ознакомиться с ней самому.
  
   Подошло начало учебного года. Взрослые очень серь­ёзно отнеслись к организации учебы своих детей. Было решено три ча­са учебного времени выделить для занятий до обеда и три после обеда. Потом, как показала практика, такое распределение времени оказалось достаточно эффективным. Постепенно дети стали привыкать к новому способу добывания знаний - совершенно самостоятельно. При этом они совсем не мешали друг другу, так как занимались, в основном, в разных местах. Каждый искал ответ на свой вопрос и в своих книгах. Постепенно ста­ло выясняться, какими книгами ещё надо было обзавестись. Из каждой поездки в город артельцы привозили всё, что нужно было для учёбы.
   Весь учебный процесс контролировали женщины. Они следили за тем, чтобы мужчины, если были их уроки, не опаздывали, а, в некоторых случаях, и подменяли их.
   Но, не смотря на текущие дела и заботы, основные разговоры на посиделках всё же велись вокруг ноосферной теории. Через районную библио­теку они заказали копии с журнальных публикаций Вернадского и Тейяра де Шардена, французского учёного-теолога, который тоже занимал­ся этой проблемой. Он тоже пришёл к заключению, что в природе суще­ствует высшая субстанция - Ноосфера, через которую только и возмож­но развитие человека.
   Незаметно Степаныч подвёл всех к общему выводу, что, если следовать законам природы, то многое в нашей жизни надо пересмотреть. Природа требует от человека, чтобы он отказался ото лжи, даже са­мой невинной, от обманов, от лицемерия... Словом, всего того, что вызывает отрицательные эффекты во взаимодействии с ноосферой. При этом имеется в виду ноосфера индивидуальная и общая, совокупная Ноосфера, состоящая из всего многообразия индивидуальных ноосфер. Только в этом случае возможна дальнейшая эволюция человеческого рода и всей природы в целом. Природа готова нам помогать - дело то­лько за людьми.
   При этом каждый индивидуально получал бы, наконец, возможность вести свою родословную, не по паспортным записям, а в натуральном виде строил бы своё частотное родовое дерево, по стволу которого будут передаваться все лучшие качества людей из поколения в поко­ление.
   Но, если следовать этим правилам, то становится невозможным дальше жить в буржуазных общественных отношениях, так как они полностью держатся на обмане и лицемерии, не говоря уже об убийствах и насилии над человеком.
   И буржуазия, и все властьимущие до них, не могли никак при­нять эту, только что рождающуюся, прогрессивную теорию. Вот почему за бешеные деньги были закуплены права на издание всех трудов тех учёных, которые работали над этой темой. При этом ни один труд так и не был опубликован. Канули в лету работы Тейяра де Шардена, Эдуара Леруа и других. А работы Вернадского просто изъяли, после его смерти, по указанию Сталина, этого "радетеля" за "чистоту" коммуни­стической идеологии, который своей подлой политикой создал все пред­посылки для уничтожения и коммунистической идеологии, и её основ. Именно создан­ный Сталиным класс номенклатуры всё сделал, чтобы снова вернуть нашу страну к капитализму, да ещё такому варварскому, монополистическому и номенклатурно-мафиозному.
  
  
   Естественно, сам собой состоялся разговор о том, можно ли артельцам, уже сейчас, жить по ноосферным правилам? Сумеют ли они детей вырастить по ним? Их отдалённость от внешнего мира давала такую воз­можность. Больше того, каждый из них уже фактически старался выпол­нять эти правила, такие простые и естественные. Но они, взрослые все люди, повидавшие жизнь. А детей всегда будет манить запретный плод. И тут было, над чем, подумать.
   Все это очень волновало артельцев. И всё-таки они решили жить по-новому. В этом, заброшенном уголке Земли, где теперь у каждого был его дом, было дело, в которое они вкладывали всю душу, предстояло провести невиданный эксперимент - жить без лжи, по правилам добра и справедливости. И даже не вопреки всем очерни­телям и насмешникам такого образа жизни, у которых вся их кажущаяся убеждённость от лукавого. Нет, просто, попробовав жить по прин­ципам справедливого распределения результатов труда, они поняли, что душа человеческая требует такой же справедливости и во всем ос­тальном. В каждом человеке она стремится к возвышенному и благород­ному. Жизнь её насилует, ставит на колени, загоняет в угол, а душа всё равно рвётся на простор, к свету, добру и справедливости.
   Очернители, от лукавого, стараются высмеять такие слова, как "добро", "равенство", "справедливость". А они живут, и сами прокладывают себе путь в этом грешном, запутанном мире. Каждому, чья душа жаждет добра, не терпит угнетения и эксплуатации, не выносит обмана, без этих понятий не обойтись. Само собой получилось, что там, где есть добро и справедливость, есть и душа. А там, где царит обман и ложь, неравенство и угнетение, души нет, и не может быть.
  
  
   Владимир, ознакомившись с содержанием книги, задал Степанычу, в конце одной из посиделок, неожиданный вопрос, когда они остались вдвоём.
   - Я тут не понял, почему автор заканчивает повествование довольно любопытным заявлением о приезде "эмиссара из Букингемского дворца". Что он имеет в виду?
   - Вообще, об этом отдельно нужно поговорить. Но, всё-таки, как я понимаю, он имеет в виду масонского эмиссара.
   - А при чём тут Букингемский дворец?
   - Очевидно, это центр Всемирного Масонского братства, где размещается Высший Масонский Совет.
   - А Английская королева его возглавляет? - С иронической улыбкой произнёс Владимир.
   - Выходит так. А может быть и её сын?..
   - Ты это просто предполагаешь?
   - Рассуди сам по логике фактов: где впервые появилась масонская ложа? - В Англии. Все последующие могли возникнуть только с их представительством, под их патронажем, и в полном их подчинении. Зачем же им терять возможность управлять, столь мощным и влиятельным международным движением? Ну, и последнее, зачем бы англичанам было кормить и содержать столько лет королевскую семью, когда у них уже давно отличный, дееспособный парламент? Сопоставь всё это - сам всё поймёшь.
   Когда ноосферная теория стала понятной всем взрослым в Октябриновке, они все вместе стали разъяснять её суть детям, но в доступной для них форме. Но это было ещё не всё. И без того, не ис­пытывающие особой тяги к спиртному, они решили вообще от него от­казаться, чтобы детям не подавать и малейшего примера, в этом. Ведь, как писал в своих дневниках Вернадский, алкоголь наносит непоправимый вред деятельности мозга, снижая его потенциальные воз­можности и снижая уровень взаимодействия с ноосферой.
  
   Потом Степаныч решил провести несколько занятий по ноосферной теории с ребятами. Но получилось так, что ему вскоре пришлось читать им целый курс философии. Всё, что он начал объяснять по своему новому предмету, вызвало столько вопросов у ребят, так их заинтересовало, что отмахнуться не было никакой возможности.
   Правда, у него были опасения, что Женя и Серёжа не поймут философских законов и это может отпугнуть их от этой науки. Но получи­лось всё просто удивительно. Дети с таким интересом стали воспри­нимать философские мудрости, что вскоре совершенно свободно овладели многими положениями и применяли их в жизни, если возникала необходимость что-то доказать или обосновать. Так сам собой напрашивался вывод, какой предмет надо начинать давать детям в школе с младших классов. Он для жизни является главным, помогая им самим уже ориентироваться в жизни, отталкиваясь от знаний законов природы. И можно этот предмет назвать так, как переводится слово "философия" - "любовь к мудрости".
  
   Удачным оказался эксперимент по организации самостоятельной ра­боты мальчиков. Потребовалась всего неделя, чтобы Лёня и Женя уже привыкли к новому порядку самостоятельного обучения. Собираясь на посиделки, взрослые даже спорили между собой, что явилось главным в такой удаче с этим экспериментом? Одни считали, что им просто по­везло с детьми - они подобрались с хорошими способностями. Другие, что дело всё-таки в методе, выбранном для организации их учебного процесса. А пока взрослые спорили, мальчики сами рылись в книгах, и сами искали ответы на многочисленные вопросы. Весь смысл их поиска состоял в том, чтобы найти ответ доказательный. Вот эту доказатель­ность, обоснованность и воспитывала новая система обучения. А, кроме этого, она воспитывала умение самостоятельно работать с мате­риалом, самостоятельно мыслить и, таким образом, заниматься самообразованием...
   "Двадцать первый век должен стать для человечества веком возрож­дения, - размышлял Степаныч, - но духовного, которого ждёт от нас природа. И не можем мы идти на поводу у буржуазных воротил и отдавать своих детей в бардели и банды, в различные притоны и на панель. А для этого и нужно их сделать людьми образованными..."
  
  
  
  
  
  
   ­

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"