Сюр Гном : другие произведения.

Шёл по городу волшебник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Шёл по городу волшебник
  Сюр Гном
   Настоящая статья и приложение к ней в несколько сокращённом варианте видели свет в "Иерусалимском журнале" Љ10 за 2002 г. Ниже приводится полный текст, содержащий:
  
   1. Статью "Шел по городу волшебник"
  2. Пояснения к стихам
  3. Стихи:
  
  a. триптих "Шагал" (Ш 1-3 - факсимильный Бокш. - ксерокс)
  b. "Шагал-4 или Фантазии по темени плетня", образующее тетраптих.
  c. "Шагал-5" ("Шагал-3" в бокштейновской нумеровке, в книге "Блики
  Волны", стр.205)
  d. триптих "Кирико" (1-ая, 2-ая створки - факсимильные
  бокштейновские)
  e. Vivrista ("Блики Волны", стр.314)
  f. "Виврист-2" или танцующий Бокштейн } два стиха
  g. "Монах" } посвященные Бокштейну
  h. "Монах и странник" - по мотивам Бокштейна
  i. Монах и Странник - Бокштейн - 2 версии.
  
  
  Шел по городу волшебник
  
   Я и сейчас вижу его. Вот, завернул за угол. Цвета залежалой
  тель-авивской пыли и такого же запаха. В одеженке с чужого плеча в полу-безумной бороде в звездах. Магическими пассами птичьих ручек он творит и гонит перед собой слова. Мечтатель и странник ("странный человек, не похожий на других"), он хворостинкой слова погоняет чудеса. Чтоб не разбежались. Чудесам хорошо с ним, в этом странноприимном закутке, где нет машин и телефонов, попоек и зарплат, долгов и связей, где дома угловато летят в космос, плоскости пересекаются, рождая цвета и запахи, где Судьба и Время, Пространство и Образы Вещей играют в чехарду и творят тесто мира, замешанное на красоте и гармонии. Где все так чутко и хрупко, что "балка обрушится, если чуть прислушаться".
  
   И возникал он так же. Иногда проявлялся сквозь пыль, как на старом дагерротипе, с полу-фразы затевая прерванный пол-года назад разговор (а на самом деле продолжая уже вслух бесконечный внутренний диалог); иногда - обнаруживался у дверей - всегда без предупреждения, телефона, вдруг. Телефоном он не пользовался никогда. И не потому, что не умел им пользоваться (а он не умел), - просто телефон, как и тысячи других атрибутов нашего бытия, не числился в инвентарном списке
  необходимого. Его не было.
  
   Он заходил и оставался. Иногда на три, пять, восемь часов, иногда на
  два-три дня. Чудо впускало нас обоих (нет, только меня - он и так был
  внутри), устанавливало свой микро-климат, свой порядок вещей, исчезало
  время, отпадали "необходимости", зато рождалось волшебство. Оно ткало материю пространства и слово в нем было и нитью и канвой. Материя ветвилась, множилась, сгущалась, рисунок дробился и усложнялся, впитывая все новые факторы и взаимосвязи, насыщенность росла, достигала критической массы, выпадала в осадок кристаллами, и ты (кто раньше, кто позже, у каждого своя доза) взмаливался: все! хватит! не могу!
  
   И он исчезал. Чуть-чуть приятно-обиженный (не приятно, по-настоящему обиженным он бывать не умел).
  
   А потом я его искал. Безуспешно, месяцами, как и он, наматывая
  на башмаки вервие пыльных улиц, дрожа в хамсинном мареве, мигая тьмой
  неоновых реклам. Пока в какой-то точке магического узора нить не
  находила бусинку. И чудо воскресало.
  
   Сейчас чуду уже не воскреснуть. Сколько бы пыли не осело на Тель-Авив, сколько бы пар башмаков я не истоптал... Нету больше бусинки.
  Волшебник творил чудеса и жил среди них. Одного-единственного чуда - на себя самого - у него не хватило.
  Всегда так.
  
  
  * * *
  
   Любая смерть невосполнима, смерть - она смерть и есть, а поэта - и подавно, но с этой мы потеряли не просто поэта - пусть и сколь угодно гениального. Мы потеряли звезду. Живую. Это гибель мира, цивилизации со сложнейшими, уникальными, эндемными эко-системами, с магическими взаимозависимостями, где предметы (мертвая материя) достигают уровня живой, а живая возносится до уровня духа.
  
   Его смерть была гибелью всего этого. А гибель рукописей - вторая и единственно-настоящая смерть поэта - развеяла прах.
  
   Вот теперь он действительно умер.
  
   Мы никогда не узнаем, что было (жило-было) в этих рукописях.
  Цивилизация погибла неузнанной и непознанной. В ней, как в уничтожающихся лесах Амазонии, исчезли звери, птицы и цветы, негаданные, нечитанные, незнаемые.
  
   Сколь бы тщательно не собирали мы теперь все разрозненные осколки - клочья злата - напечатанного, опубликованного, рукописного - целого нам не восстановить, как не склеить облако. Чисто количественно все собранное вряд ли превысит 10% от целого, а качественно - и 1%, т.к. самое главное - словарь мета-языка, ключ ко всему творчеству Бокштейна - в целостном своем виде утерян безвозвратно.
  
   Когда чудо убивают, да еще и выбрасывают на помойку - в самом
  буквальном смысле - Освенцима уже "не надо". Все ясно и так.
  Его жизнь удивленно трепетала на грани трагедии и гротеска, смерть
  уже перешагнула границу фарса, а уничтожение рукописей ввергло его в мир. В наш с вами мир. Тот, где Жерар де Нерваль вешается на собственном шарфе в пургу, на заборе ночлежки для бездомных, где ему было отказано в приюте; где толпа, обожравшись "гороховой колбасой" зарубает топором Бруно Шульца; где сходят с ума или гибнут от удушья Новалис и Гёльдерлин, Цветаева и Мандельштам, Кафка и Майнринк.
  
   Наш с вами мир. Обычный. С телефонами.
  
   Что противопоставить трагедии, доведенной до гротеска, Катастрофе, ввергнутой в фарс? Чем ответить на все это?
  
   Одним из двух: дадаистской кляксой или новой Божественной Комедией.
  
   Нет. Из трех. Есть еще один выход. Быть может, единственно достойный. Он невозможен, немыслим, бредовен, но потому и правилен. Потому, что волшебен. На уничтожение чуда есть лишь один ответ: сотворение нового. Не воскрешение погибшего, это и вправду не по силам никакому волшебнику. Новое чудо должно заключаться в осознании того, погибшего.
  
   У нас не осталось даже пепла рукописей? Что ж, у нас есть их звук, их образ в пространстве, метафизический узор, вечный свет на сетчатке. Как эхо в волшебной бутылке. Как тень на доме в Хиросиме.
  
   Осознание чуда, нет, не умом (чудо по определению не
  подвластно познанию умом), но "третьим глазом", внутренним зрением и слухом, - само породит новое: чудо восприятия, чудо познания принципов красоты и гармонии, угадывания истинных пропорций, золотого сечения добра и зла, лжи и истины, обличий Духа.
  
   Волшебник - даже умерший - поможет нам в этом.
  
   Божество помогает - и живет - пока ему молятся. То есть
  стремятся познать.
  
  * * *
  
   Я познакомился с Бокштейном в начале 80-х в "Обществе парапсихологии и эзотеризма", где председательствовал Авраам Шифрин, его бывший солагерник. Мы тут же сблизились. На начало и середину 80-х приходятся и наиболее интенсивные наши контакты (смотрите на даты стихов). Именно тогда, сидя у меня "днями и ночами" и зародились основы творческого взаимообмена, познания и oсознания. Мы оба любили рисунок, живопись, цвет в слове.
  
   Как-то Бокштейн принес мне своего Шагала (Ш-1). Я сказал, что это хорошо, но для меня это не Шагал. "Ну что ж, - сказал Бокштейн, - напиши своего, напиши". Я написал. Он долго метался с ним из угла в угол, ушел, а потом появился... с еще одним своим, предварительно испросив у меня позволения использовать аллюзии из моего Шагала в своем. Так мы делали всегда ("с позволения...").
  
   Бокштейн, почему-то, упорно именовал меня "Геннадием". Под этим
  именем я и фигурирую в посвящении к Шагалу-2 в "Бликах волны". В целом же образовался триптих, где боковые створки Шагал-1 и Шагaл-3 - бокштейновские, а центральная моя. Позднее я написал еще одного Шагала. "Шагал-4 или "фантазии по темени плетня". Триптих превратился в тетраптих. На стр.205 в "Бликах волны" есть еще один "Шагал" Бокштейна "Шагал-3" (малый эскиз) - если учитывать и его, то
  образуется уже "квинтаптих"...
  
   Другой триптих посвящен Кирико. Мы, - совершенно независимо друг от друга, не сговариваясь, - занимались теми же художниками, они, как опорные балки, несли конструкции наших споров и исканий. При этом
  отношение наше к ним могло быть в корне различным. Так, например, отношение Бокштейна к Кирико было, хоть и не однозначным, но в целом приемлемым, он его "принимал". Мое же - однозначно отрицающим. В триптихе "Кирико" первая створка (и хронологически и порядково) принадлежит Жигалову, центральная - Бокштейну, третья мне.
  
   Кроме этого, прилагаю два стиха, посвященных Бокштейну. Один - "Монах" - говорит сам за себя (хоть факт этот усиленно замалчивается - Бокштейн был христианином, до последнего дня). Второй - "Виврист-2" или "Танцующий Бокштейн", - требует пояснения.
  
   В то время - начало 80-х, - Бокштейн был единственным представителем литературного мира, которого одновременно (и с большой охотой) публиковали и "Мулета" Толстого и "Континент" Максимова - это было явлением абсолютно беспрецедентным, т.к. во всех остальных случаях публикация какого бы то ни было автора в одном из журналов полностью и "навечно" закрывала ему доступ в другой.
  
   "Мулета" опубликовала большую и великолепно графически оформленную подборку Бокштейна. Толстый, вообще, проявлял очень теплое к нему отношение. Мы - Бокштейн и я - каждый в отдельности, были с ним в переписке. "Вивризм" - термин, введенный Толстым и обозначавший новое течение в тогдашнем авангарде (от фр. vivre - жизнь). У Бокштейна есть стих "Vivrista" (стр.314 в "Бликах волны"). Мой "Виврист-2" - с реминисценциями из него и из "Шагала-2".
  
   В целом, все мною посылаемое, представляет, на мой взгляд,
  определенную ценность, т.к. проливает некий свет на то, как Бокштейн
  взаимодействовал с различными материалами и средами и как "поле Бокштейна" влияло на других. А "триптихи" - это всегда больше, чем три.
  
   Еще пример. Однажды Бокштейн пришел и говорит: "Слушай, я тут
  написал двухстишие и не знаю какими должны быть третья и четвертая
  строфы".
  
  Двухстишие было:
  
  Монах и странник спорили об истине:
  Что лучше: созерцать или идти? //размышлять*
  
  "Давайте подумаем", - я сказал, - и каждый из нас засел в своем углу.
  
  Я добавил:
  
  Не ведая, что видимость пути
  Не истинней иллюзии логичности.
  
  Это от 9/X/83
  
   Я посмотрел на написанное, задумался и сказал: "Нет, все-таки об истине они спорить не могли, об истине не спорят, она очевидна. А спорили они о счастии, т.е. о пути к ее достижению". Бокштейн не протестовал против этого утверждения, но в своем варианте оставил как было. Итак, стало:
  
  Монах и странник спорили о счастии
  Что лучше: созерцать или идти?
  
  Я добавил:
  
  Не ведая, что видимость пути
  Не истинней иллюзии причастья.
  
  И далее:
  
  Но мировой Судья лишен пристрастья.
  Уравновесив чуткие весы,
  Обоих исцелил от суеты:
  Того от мозолей, другого от бесстрастья.
  
  Это датируется 10/X/83
  _________________________________
  * У Бокштейна - "размышлять". По этому поводу мы тоже спорили и
  каждый остался при своем.
  
   Не буду приводить здесь версию Бокштейна**, она широко
  известна, тем более, что в течении долгих лет он вновь и вновь возвращался к ней, придумывая все новые варианты. В тот же вечер, помнится, мы спорили до хрипоты, - прямо как Монах и Странник, - о правомерности подходов и трактовок, споры эти завели нас далеко в дебри буддийской философии и каждый остался при своем мнении.
  
  Интересно тут другое. Сама постановка и определение проблемы - чисто
  бокштейновские. Его колебание между Монахом и Странником, между Путником и Созерцателем предполагало их противопоставление: движение статичности. Я же утверждал, что противопоставления нет: монах, оставаясь на месте, странствует по мирам духа, а странник - созерцает в пути. Бокштейн - по крайней мере открыто - не хотел себе признаваться, что он, как раз-то, и есть тот самый Монах-Странник, странствующий созерцатель. Думаю, он лукавил (Бокштейн умел лукавить), т.к. в более поздних версиях он вообще отказался от философских трактовок этого казуса и перевел всю проблему в эстетическую
  плоскость, кстати, на всем протяжении этих его поисков предпочтение
  свое, свои "симпатии" он отдавал Монаху...
  
  Так что, для меня он, все же, Монах, хоть и странствующий.
  
  
  
  
  _________________________________
  ** настоящим высылаю две версии бокштейновского "Монаха", какие только
  смог отыскать:
  
  а. раняя версия 1982 года из "Антологии Гнозиса".
  b. более поздняя версия опубликованная в "Бликах Волны".
  
  ***
  
  
  КВИНТАПТИХ ШАГАЛ
  
  Илья Бокштейн
  
  (из "Блики Волны" стр.203)
  
  Ш А Г А Л - 1
  (Скрипучая скрипка зеленого раввина.)
  
  Из-за масляной шторы священник выносит
  Два паруса - свитки мерцающей торы
  Звенящие мачты - педали печали старинной
  Венчают их глобусы - слов весы - шепчутся половые шторы -
  Обвившие тору цветные узоры песчинок
  А ветвистая дверь - распустилась на двери менора -
  Приоткрывшись, со столика ловит снежинки -
  Вопросы потоками вьющихся кос
  Идущих по стенам задумчиво красочных коз
  Штора шепчется рыбами детских голов
  На подушке кивок - ушки метаморфозы
  С потолка на тарелку спустился
  Настольного неба глубокий платок -
  Павший ангел - застольный подарок мороза
  Из густого листа плавника проступает слегка
  Большущий как мама петух
  У постели таинственным глазом
  За шкафом кита
  В приглушенной кровати шептанием сдвоено
  Жалостью жаркое ухо обнявшихся двух
  На лиловом шкафу остеклившись овалом
  Позванивал маленькой ложечки такт
  Маслянистые косы царицы - метели
  Морозы к постели в посуде несут
  Возле торы на столике тонкие шпоры
  В тарелке у карпа в салатном лесу
  Шпоры встали и клюнули книгу, раскрыв
  А на торе бородка раввина - рыхлая равнина
  У наряженной церкви - на-рву -
  -окна-утренним небом заснежены
  А у комнатной ели -
  Зайчата знакомой звезды - рождеству
  А из двери слова искупителя - красками нежными.
  
  
  
  Сюр Гном
  
  Шагалу посвящается
  
  Березы - скрынки молока,
  В них утром Бог купается.
  Вся - в трепетании луча,
  Корова крышу обняла
  И красным улыбается.
  И месяц, прорубью звеня,
  Коромысло качает.
  У скрипки - перья петуха
  И синеглазая, она
  Влюбленностью стекает.
  А за околицей пожар
  Витражных колоколен
  У девок из-под юбок жар
  Там глубинеет чудный яр,
  Призывностью приволен
  Там в облаках плывет, смеясь
  Сенагогальный витязь.
  Деревня - спичечная вязь -
  Вся сколобочилась, дивясь
  Парению в Над-Витебск.
  
  16.9.82
  
  
  Илья Бокштейн
  
  (из "Блики Волны" стр.204)
  
  
  
  Гене Суржеру
  
  Ш А Г А Л - 2
  
  Доска кувшином досыта обита
  Омыт из молока вопрос
  Купающийся Бог берез
  А может быть обновы луч?
  Рассветный клич:
  В листе ключа
  Включи трепещущее слово
  Обняло крышу краски красное копыто
  Вишневая улыбка у коровы.
  Игривы гривы взмыл смычок
  Попробуй проруби - изографа кораблик
  (А может месяц?) - ладно - мела колобок
  Забеливают стену - брус ложится поперек
  Не памяти - Парижа! -
  Из ноздри звенит цветок -
  Пари! - ушами ослика помахивая славно.
  А в облаках постель - пастели камуфляж
  Кому муляж, кому у флаж -
  -и-ваш-ка-выть-янутся Витязем - поблажка!
  Заполни площадь лошадь - всполохи сплошь
  Сенагогальный бык обычая
  Клякс примиреньем в пляксу вгляж
  Из храма охры вхож в витраж
  Дома ведерком обойдешь
  Над дверью киноварью выси выпь плеснешь
  И щеткой машет рожь: я Вязи витязь, свитки, появитесь!
  Над Витебском целующихся ритм
  Оформивший местечко красок Рим
  Рифмованный с ромашек кашей кашля.
  
  ***
  
  Ш А Г А Л - 4
  
  Илья Бокштейн (из "Блики Волны" стр.205)
  
  козы-казаки
  под шкрамью* - ракиты
  в красках розовые - рост
  окантованные молнией -
  -мо-до-моль -
  над город эллитвы (2*)
  /размер увелич/
  большущаи храмы
  /пардон, - это краны/
  обрушили крыши
  под крылья влюбивших... шшш!..
  /ся - лучше умыкать -
  мельтешится, слышится
  ттамь и сямь /
  
  __________________________________________
  
  * шкрамь |shkram'|
  
  1) затейливая белокрасная резьба, как
  правило, над дверью главного входа
  большой избы.
  
  2) белокрасное резное украшение церковного
  портала.__________________________________________
  
  2* эллитва |el'tva|l - ll / л - лл|
  кля 2
  __________
  2 кля / kla | - ключ читателя
  
  13 января 1986
  __________________________________________
  
  большущаи храмы / 2% под крылья влюбивших...
  ся - лучше умыкать мельтешится
  слышиться ттамь и сямь / ттамь и сямь
  
  Ш А Г А Л - 5
  
  Сюр Гном
  
  "Фантазия по темени плетня" или "Шагал-4"
  
  Укачала головка мака
  На полене Алену к сОну
  Укачала Алену кО сну
  Оплетая косу на сОсну.
  
  След во сне я за ясным станом
  Синим тыном горшок черпая
  Оплошала меня старуха
  На козу меня променяла
  
  То ли радость сидеть но шишкам,
  Лишь бы синим в перо тапая
  Запропаститься никудышним
  Неприметное замечая
  
  Мне бы прыснуть зеленой плетью
  Небеса одарить подолом
  Я по глине козу велею
  Два сучка обожженной злости
  
  Вейся, вейся по красной глине
  Петушок голубого теста
  Разрумяненный на крестинах
  На платке расписного детства
  
  Так и шел бы - гулящий Каин
  Крапивою язык скоромен,
  Озолачивая незрячих
  Островершием колоколен.
  
  25.01.86
  
  
  ТРИПТИХ "КИРИКО"
  I
  Анатолий Жигалов
  
  ПЕЙЗАЖ В СТИЛЕ КИРИКО
  
  Мою любовь измерит манекен
  Мадам, пройдемтесь парай параллельной
  Соперница же в зеркале аллей
  Двоится профилем. Крыльцо улыбки
  Лишенное перил введет в обман
  Сам Винчи уловлял стекляной сетью
  Беглянку губ и глубину долин
  У бабочки фасеточное зренье
  И это ей мешает видить суть.
  Часы не тикают а ткут секунды
  Льняная ткань смиряет вашу страсть
  Другая. Бедра втиснула в пространство
  И здесь строитель допустил просчет
  Бесстрастный созерцатель сопоставив
  Два силуэта выведет иной
  Вне наших примитивных измерений
  А мне, увы, картину не собрать.
  Я точку схода, видно, перепутал
  Прогулки чинной четкий механизм
  По парку синтетических эмоций
  Введет вас во дворец цветных витрин
  Где в позу каждый встанет как он хочет
  Наш дом из кеглей закругленных фраз
  Разрушит шар пока он не погас.
  
  II.
  
  Илья Бокштейн
  
  КИРИКО
  
  Я угломером разделил кольцо
  на циферблате мыслей
  круг цветов
  и треугольники вокруг расположил
  пространство увеличено внутри
  сложенным столиком. Смотри:
  какою деревянной глубиной
  сияет пустота
  внутри огромного ореха!
  наполовину срезан сетчатой
  ракеткой
  у шкафа тенниса лицо
  и на тяжелом угловатом
  монетами обклеенном плаке'*
  жестикулирует кругами
  на доске
  на угломеры вставший манекен.
  ______________________________
  
  * плаке' - (фр. plaquer) - изделие покрытое тонкими
  листочками из ценных материалов.
  
  III
  
  Сюр Гном
  
  К И Р И К О
  
  Как гулок шаг в небесных мастерских
  Как многолико и пустынно эхо...
  В зеркальной раме спит переодето
  Амфитеатр радостей земных.
  
  Модель творенья - кокон Бытия.
  Манящий плеск грядущего изгиба.
  Мышление - прерогатива вида,
  Творящего в "нигде" и в "никогда".
  Но под резцом крошатся небеса
  И оплывают ядовитым воском...
  Поставить Башню! Сообщить подмосткам
  Всю безысходность кукольного па.
  Сплетенья швейных ласк - узор смертей,
  Машинный блеск небесного распада.
  Углов прищуры - оперенья взгляда,
  Пустые звенья маслянных цепей.
  В совокупленьи плотных плоскостей -
  Пугливый возглас запредельных граней.
  Кристальный зуд божественных гортаней
  Рождает чувства - символы Вещей.
  Фабричный бюст - покладист и безвинн
  Макетный пульс отстукивает мерно.
  Любовь по выкройкам течет прямолинейно
  Вдоль геометрии напрасных величин...
  И все же... нить не лишена конца
  И замкнутость - не значит бесконечность.
  Впитаться в точку - воплотиться в Вечность,
  Изведав боль тернового шипа.
  
  Песок времен прохладен по утру.
  Покоен жернов и стройны подобья.
  Но тень изобличает Сатану.
  Несущего цветок правдоподобья.
  
  1 июня 83
  
  
  Илья Бокштейн
  
  ("Блики Волны", стр.314)
  
  Vivrista
  
  бредочки бредочки
  бредут на водопой
  
  о! - слов моих кулечки
  болтают под водой
  бредочки, бредочки
  склонились у воды
  а на воде плевочки плещают не туды
  бредочки ошалели позвольте господа
  мы две недели ели
  балдели и храпели
  но где же эти мели
  чтоб вырезать всегда?
  защелкали словечки: не хны,
  не хны,
  сумейте плесть колечки колючие
  вумны
  проткните дверки злобы залейте
  водо-ем
  мы все поставим пробы на нем,
  зачтем
  вам памятник поставим
  из печени моржа
  моржами сами станем вы сядьте на ежа
  а если будет больно
  ну что ж, ну что ж
  сидели и довольно
  гляди: садится вошь
  
  Сюр Гном
  
  Танцующий Бокштейн или ВиВрИсТ-2
  
  Смычок - отмычка смельчака
  Насмешностью витиеватой
  Продет парик придурковатый
  В чертополосицу лица
  Следите! Бант озорника
  Смешал фигуры в менуэте
  На заговоренном паркете
  Поддев запястьем башмака
  К чему вороне кружева
  Набитой чучелом батиста?
  Вам дозволятся струиться
  В заподнебесье сюртука!
  Туда, где умно лопоча,
  Гуляют толпы тараканов,
  На каждом усике нирваны
  Неся ничуть не расплескав
  Нарвите уши у зайчат
  Осыпьте ратушу сиренью
  Вам заповедано Бокштейном
  Звенеть из медного дупла
  Я ананасы на кладбище
  Роняю муторной рукой
  Кишат ромашки кашей кашля
  Бредочки гня на водопой.
  
  27/IX/85
  
  Сюр Гном
  
  МОНАХ
  
  Илье Бокштейну
  
  1
  
  В поклоне скит зрачков - сквозь-бирюзовый мрак.
  Презревшему сует влачащиеся гимны
  Соцветья глубизны - не одичавший символ,
  Но златой пылью сна увитый ВосьмиЗнак.
  
  А капюшон - купель сочащихся плодов.
  Вдоль трепетанья сфер, по четок средоточьям
  Рука рисует трель, узретую воочью
  Чтоб фрески, словно крипт настояные мощи,
  Влажнея востекли к ланитам куполов.
  
  Молитвы синева, оперившись пурпуром,
  Мерцает из-под скул дыханием лампад
  ...................................
  Теплеющий базальт... листок архитектуры...
  Небесного огня всеблагостный распад.
  
  4.10.82
  
  2
  
  Свечи фитильный склеп - молочная смиренность
  Златистый хоровод шалящих ангелят.
  Келейный полусвод - чарующая пленность
  Ажурный взмах теней округл и стрельчат.
  
  Ажурный взмах теней округл и стрельчат.
  Под полу-нимбом век - неодоуменья просинь.
  Склоненной головы ласкающая проседь.
  Блаженая капель полу-пронзённых глаз.
  
  Блаженая капель полу-пронзённых глаз.
  В озерах образов, в лучах ультрамарина:
  .......................................
  Простертая ладонь св. Августина
  Оливковым перстом благославляет нас.
  
  5.10.82
  
  МОНАХ И СТРАННИК
  
  Илья Бокштейн
  
  из "Антология Гнозиса" (1982)
  
  Монах и странник спорили об истине:
  Что лучше - размышлять или идти.
  Монах ответил: погоди,
  Позволит ли твой путь
  Уйти от смерти.
  
  II
  
  Илья Бокштейн
  из Авероны, гранх Диньжер, "Блики Волны", стр.135
  
  Монах и странник спорили об истине:
  Что лучше - размышлять или идти.
  Монах ответил: погоди,
  Позволит ли твой путь
  Уйти от смерти.
  Ответил странник, подожди:
  Позволит ли твой путь
  Уйти от мрамора, от красной статуэтки.
  
  
  III
  
  Сюр Гном
  
  Монах и странник спорили о счастии
  Что лучше: созерцать или идти?
  Не ведая, что видимость пути
  Не истинней иллюзии причастия.
  Но мировой Судья лишен пристрастья.
  Уравновесив чуткие весы,
  Обоих исцелил от суеты:
  Того от мозолей, другого от бесстрастья.
  
  10/X/83
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"