Скляр Александр Акимович : другие произведения.

Куда уходит детство

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Каджый развивается в своей среде. И чем удобреннее огород, тем веселее урожай. Это об овощах. А вы подумали о людях?

  
  
   КУДА УХОДИТ ДЕТСТВО.
  
  
   Тучи плыли так низко над землей, что казалось, вот-вот заберутся под юбку тете Шуре, развешивающей белье на балконе пятого этажа. Кроме туч, туда норовил забраться и дядя Жора, страстно желающий, чтобы в самый пикантный момент сердобольные соседи со своими советами и вниманием не попадались ему на пути, а вездесущие мальчишки не вертелись под ногами и не мешали заниматься делами до них не касающихся. Дети были иного мнения, и по глазам дяди Жоры, угадывая в них любовные вожделения, старались не отставать от него, постоянно скрываясь за дяди Жориной спиной. Похоти взрослого соседа занимали детей никак не меньше их забавных игр, чего тот никак не хотел понять. Этот живой хвост дядя мог наблюдать каждый раз, проходя мимо зеркала. Он снимал пояс, после чего штаны спускались, обнажая серые трусы в темно-синих цветочках, и стегал, не глядя, у себя за спиной, очень желая задеть кого-нибудь посильнее из своих преследователей. Те, с криками разбегаясь в стороны, ни за что, не желая отставать от дяди. Дядя Жора зверел, оставляя свою затею не исполненной в очередной раз, и был готов придушить на месте первого попавшегося преследователя без всякого раскаяния.
   Супруга дяди Жоры, из-за количества рожденных ею детей, с кухни выходила поздно вечером, а заступала ранним утром, и образ своего мужа помнила только по фотографии двадцатилетней давности. Даже, когда супруг столовался, он видел спину жены, стоящей у плиты; а она ощущала его интуитивно по мере уменьшения сваренной каши в большом семейном казане. За последние годы они неоднократно сталкивались в дверях, но всегда не глядя друг на друга по причине занятости дел. И так у них все складно расходилось, что никаких претензий ни у одной из сторон не возникало. О существовании друг друга они иногда узнавали из косвенных реплик детей.
   Дядя Жора не был сантехником, но он так часто ходил к тете Шуре ремонтировать водопровод, что уже вполне мог им стать. Судя по всему, это занятие ему очень нравилось, хотя некоторые парадоксы резали глаз, - краны у него дома текли безбожно и во включенном состоянии урчали, словно кишки в желудке, просящем еду. Если же кто-нибудь из соседок просил зайти посмотреть поврежденную сантехнику, он строил зверское лицо, и стращал кулаком с небольшой арбуз. Арбуз был с хвостиком - это большой палец выглядывал между указательным и средним. "Фу, какая гадость", - говорили соседки и уходили ни с чем. Приходилось вызывать сантехника из жилищно- эксплуатационной конторы, который не многим отличался от дяди Жоры, только, что дули не крутил, но назначал за работу такую цену, что у жильцов пальцы сами, непроизвольно, затягивались в кукиш. Вот и обращались соседи вновь и вновь к дяде Жоре, которого во дворе все мальчишки звали "сантехником". Слава ползла по ступенькам нашего дома все выше и выше от этажа к этажу, плотно укладываясь в умах жильцов. Дядя Жора злился ненужной рекламе, но ничего поделать не мог: признание бежало впереди него, и выглядело настолько правдиво, что тетя Шура выставила свою претензию на замену сантехники в своей квартире на новую. Дядя Жора взъерепенился и ответил, что предъявленное условие не равнозначно с оказываемыми услугами, к тому же не понятно, кто в большей степени в них нуждается.
   Между ними пробежала черная кошка. Дядя попытался было ее прогнать, но тетя Шура шикнула на него, чтобы не трогал невинное животное. На том сантехнические способности дяди усохли.
  
  
   Горбатый Шурик, стоя у раскрытого окна, неистово бил по струнам гитары и выводил близким к фальцету голосом такие забубоны, что мешал сосредоточиться на процессе любви молодоженам с третьего этажа, использующих момент отсутствия родителей в квартире. Молодожены на ночь размещались в проходной комнате, и оттого страдали неустроенностью.
   Пятнадцатилетний Вовка Соколов сотрясал бубен, сидя на скамейке под окном у Шурика, пытаясь угадывать в такт с завываниями гитариста.
   Антонина Петровна что-то кричала со своего балкона, держась рукой за перевязанную полотенцем голову, но смысл ее слов тонул в шуме, создаваемом музыкальными инструментами.
   - Тоня! Что ты говоришь? - отчаянно запрашивала со своего балкона, сидя на табуреточке, бабушка Славика Красницкого. Ее голос тонул в общем гаме. - А...а! - визжала бабушка изо всех сил, страдая любопытством узнать то, о чем сообщала Антонина Петровна.
   - Что?! - кричал дедушка Кузин, находясь на кухне, окна которой выходили во двор. - Маша! К нам стучатся? Если это цыгане или сборщики денег - гони всех в шею - у меня льгота, как у участника войны.
   - Нет, это стучит кто-то на улице, - отвечала жена прислушиваясь.
   - Я сказал, гони всех к дьяволу! Денег не давать! - не унимался дедушка Кузин, - у меня льгота...
   - Ничего не слышу! - разводила руками бабушка Славика, - ну, как же мне узнать, что говорит Тоня? Этот бубен в ушах гикает, как битое стекло об асфальт. Матерь праведная, когда же это все кончится, и я смогу понять, о чем толкует соседка?
   - Денег не давать, ни копейки!.. - вновь прокричал дедушка Кузин из кухни.
   - Сейчас же садись учить уроки! - закрывая окно, громко наставляла Зинаида Петровна, женщина незамужняя и очень аппетитная, свою юную дочь Людмилу, которую чрезмерно интересовала жизнь двора, особенно мужской её части. В этом интересы дочери и мамы совпадали. Разница была лишь в том, что дочь эту заинтересованность не скрывала.
   Раздался лязг с силой закрывшегося окна. Но только наивный глупец мог поверить, что дочь Зинаиды тут же засела за уроки.
  
   - Я так не могу, - сказала молодая жена Ольга своему мужу Витеньке, - никакой возможности сосредоточиться, так в душу и лезет, так и лезет... Тут либо слушать надо, либо...
   - Мне второе "либо" больше подходит по потребностям организма, поэтому, давай заткнем уши ватой, и не будем отвлекаться, - предложил муж, не скрывая приоритета.
  - Он так стонет, что никакая вата не заглушит. Еще и этот бубен...
  - Давай, нашу музыку врубим на полную громкость, и задавим Горбатого
  Шурика.
  - И что мы будем делать в этом грохоте? - полюбопытствовала жена.
  - А мне этот грохот не помеха. Даже напротив, возбуждает через край.
  - Не говори глупости. Лучше уж включим пылесос и уберем квартиру, чтоб
  в результат зачесть можно было....
   - Ну, Олька, ты совсем спятила. Вместо того чтобы... когда родители ушли, ты предлагаешь уборку устроить для разогрева. Хороша взаимозаменяемость... Вот порадуются предки на такую дуру невестку. А ты случайно не свихнулась от радости, что замуж вышла, такое несешь... - обиделся Витька на предлагаемый ему противовес.
  - Когда я выходила замуж, была тишина, и птички щебетали, и муж
  выглядел умным и покладистым. А теперь выходит, что все это было подстроено, чтобы меня окрутить, наивную.
  - Хороша невинность, - возгорелся Витька, - так вцепилась, что никакой
  возможности вырваться не было, а теперь небылицы плетешь.
   - Если так, то я, как женщина умная, возражать не стану, а лучше послушаю музыку.
   - Так тебе, что - включить магнитофон? - пошел на попятную Витька.
   - Нет, уж! Обнимайся со своим магнитофоном сам, а я лучше Шурика послушаю.
   Этого молодой муж никак стерпеть не мог - закрыл форточку и учинил скандал, заглушая ритмы гитары боем бряцающей об пол посуды.
  - Ты хотела музыку послушать? Слушай! Я придумал ноктюрн "Посудный
  звон", - и он с отчаяния, стал лупить об пол блюдца, тарелки и чашки, посыпая осколки сверху вилками, ножами и хрустальными бокалами, подаренными молодоженам на свадьбу, и так не вовремя подвернувшимися под руку с их благородным перезвоном.
  
   Со второго этажа не щадя глотки кричал дедушка Бриль: "Иля! Иля! Вот я вас сейчас!.." Это означало, что его внука Илью драли за щетинистые, разросшиеся мелкими барашками, как у жителей африканского континента, волосы - его самое больное место.
   Илья был высокий и худой, со всем известным уязвимым местом - волосами, поэтому никто не мог пройти мимо, чтобы не дернуть за них разок-другой. Илья прекращал любое сопротивление, если до того момента как-либо оказывал таковое, и визжал на весь двор голосом свиньи на заклании. Его визг распространялся далеко за пределы двора и с улицы бежали любопытные, посмотреть, как дерут Илью.
   - Иля! Иля! - раздавалось из окна его квартиры, и очень похожий на своего внука дедушка неистово грозил кулаком мальчишке, дерущему Илью.
   Если визг затягивался, несмотря на угрозы, дедушка выскакивал с палкой из подъезда и храбро отгонял обидчика. Илью после этого уводили домой, но через полчаса он возвращался, и все начиналось сначала.
   Уязвимое в человеке место всегда притягивает злопыхателей, и от этого никуда не деться. Так и Илья, не мог никуда спрятаться со своей слабостью, и был обречен постоянно находиться на чеку. И чем больше он остерегался, тем коварнее и изощреннее действовали его враги. Они услаждали его слух лестью, приглашали играть в забавные игры, доверяли ему сокровенные тайны - и это все лишь для того, чтобы дождаться, когда он потеряет бдительность и позволит зайти к нему с тыла. Ну, а дальше все по кругу: визг, дедушка в окне, дедушка с палкой... Причем дедушка в окне и дедушка с палкой в дверях подъезда появлялись, иной раз, почти одновременно: такова была скорость перемещения дедушки со второго этажа на первый. Подошвы его комнатных тапочек дымились - он носил их сдавать в ремонт по два раза в неделю. Сапожник - армянин Джаник, каждый раз удивлялся: "Горят они у вас, что ли?" На что дедушка виновато молчал.
   Некоторые мальчишки с других улиц даже думали, что у Ильи было два схожих дедушки.
   Из-за этой своей слабости, Илья так и не научился играть ни в карты (на радость дедушке), ни в шахматы (на огорчение дедушке), в то время, как мальчишки устраивали турниры и проводили часы в оттачивании игровых навыков, Илья вынужден был довольствоваться созерцанием турниров со стороны, что унижало его самолюбие. Но сесть играть в шахматы или карты, оставляя незащищенным подход со спины, было выше его сил.
   Особое вожделение к Ильюшиным волосам испытывал Витька Беспалый. Уж очень он вкрадчиво умел подобраться к своей жертве и вцепиться бесовской хваткой в уязвимое место. На радость Ильи, Витька отсутствовал во дворе три года - на это время его отца направили в командировку в Индию, куда последовала и семья. После своего возвращения Витька продемонстрировал чудеса умения лазания по деревьям и водосточным трубам. Его руки хватались за все, что можно было ухватиться, а волосы Ильи представляли особый интерес и действовали на него возбуждающе. Он с необычайной ловкостью вонзал в них свои пальцы и не выпускал визжащего Илью до появления дедушки с палкой. Перед тем, как помиловать корчившегося от боли, Витька поглубже накручивал волосы на пальцы и только после этого разжимал их, выпросив напоследок оглушающий округу вопль истязуемого.
   - Во дает, индус! - поощрительно произносил дядя Жора, поглаживая заманчивый жеребячий круп тети Шуры.
   - За что он его так мучает? Отгоните хулигана! - возмущенно требовала с балкона бабушка Славика.
   - Хрен вам всем через плечо! Живым не сдамся! - кричал в полудреме дедушка Кузин. - Гранаты, гранаты давай!..
   Илья трепетал при появлении Витьки и не спускал с него испуганных глаз, держась на приличном расстоянии, поближе к своему подъезду. Но Индус (это прозвище прилипло к нему в первый же день по возвращению из дальних странствий) был коварен, хитер и очень шустёр. Пока Илья держал его в поле зрения своих подозрительных глаз, Витька демонстрировал благодушие и полное безразличие к нему. Но стоило немного отвлечься, потерять бдительность, как в доли секунд цепкие пальцы Индуса впивались в Илины волосы, и не было от них никакой пощады. Только топот сбегающего по лестнице деда с палкой мог спасти положение.
  
  
   Наш дом расположен буквой "П" и представляет собой неплохое оборонительное сооружение. Каждый входящий во двор попадает в поле зрения десятка снайперов. В какую часть тела попадут вам брошенные с окна помидор или свежее яйцо определяется точностью метателя. И, если нужда заставит вас посетить наш дом, этот рассадник необузданной в своих изощрениях детворы, обязательно обращайте внимание на беззаботно болтающих на скамейке мальчишек - следите в оба за их руками - это напрямую связано с вашим здоровьем. Если зрение позволит увидеть тонкую резинку, надетую на большой и указательный пальцы или же в руке у кого-то тонкую трубочку, не вздумайте выпускать их из виду, иначе шпуганец, согнутый из толстой проволоки, или мелкий шарик, либо представитель семейства бобовых выпущенные из духовой трубки вопьются вам в незащищенное одеждой тело. Кстати, трубочка может быть и подлиней, размером с трость, а это будет побольней, как и завещали в своих работах физики-химики, трясця их побери, выражаясь словами моей бабушки.
   Держите так же под обзором все окна и балконы - угроза может таиться, где угодно. Через двор следует проходить очень быстро, иначе всякое может случиться. А вот дверь подъезда рекомендуется открывать медленно и осторожно, и бдеть, чтобы на голову не пролилась вода или краска с остроумно установленного устройства, да и взрыва хлопушки надо остерегаться. Хлопушка - это что? - детская пугалка и не более, а вот болт с гайкой - это иное дело. Не знаю, стоит ли говорить, чтобы страху лишнего не нагонять... Ну, ладно уж, если начал... С технической точки зрения примитивнейшее устройство, но эффективное. Шуму от него, куда больше, чем от хлопушки, да и болт отстрелить может... Не известно, кто этому научил детвору, но думаю, что без совета взрослых тут дело не обошлось. Физика, нелёгкая её дери. Усадить подростков за изучение самого предмета чрезвычайно сложно, а вот с применением законов царицы наук в технике - дело обстоит намного привлекательней. Итак, берется болт, накручивается на него гайка, этак нитки на две резьбы, в отверстие гайки набивается сера со спичек, порох или ещё какая гремучая смесь, и затягивается до упора вторым болтом. Чтобы добиться эффекта, необходимо, резкое соприкосновение болта с жесткой поверхностью. А далее дело законов физики: сжатие пороха, взрыв и возможное отсоединение одного болта (опять по законам того же предмета, куда, прикажите, деться?) и полетом его по непредсказуемой траектории. Следует знать: важно не оказаться самому препятствием, стоящим на пути такой траектории. Как уже упоминалось, болт летит по совершенно случайному пути, и если к этому делу приплести теорию вероятности, то вам вообще не о чем беспокоиться - совершенно ничтожный шанс нарваться на неприятность.
   Если вы вошли в подъезд и прикрыли за собой дверь - не вздумайте расслабиться, наивно полагая, что все неприятности позади. Следом за вами может влететь самодельная дымовая шашка. Она не опасна для жизни, но вонище распространяет неприятное для органов обоняния, а так же, глаз и дыхательных путей. Здесь стоит ускорить шаг до, как можно более быстрого. Но не вздумайте касаться перил, не осмотрев их самым тщательным образом. И, ускоряя шаг, прошу вас, будьте внимательны на ступеньках - следите, чтобы не была нигде натянута проволока, через которую можно споткнуться и упасть; разлита смола или еще какая-нибудь гадость, готовая вцепиться в вашу обувь, пережевать ее или проесть насквозь. И помните все время о перилах. Ни при каких обстоятельствах не вздумайте к ним прикасаться.
   Если же ваш взгляд упрется в маленькую бутылочку с белым кипящим раствором внутри, заткнутой пробкой, то знайте - это всего лишь, карбид, но разрыв такой бутылочки чреват кровавыми последствиями. Тут есть два пути: либо, закрыв все незащищенные части тела (я не сомневаюсь в вашей храбрости, коль вы уже забрались в подъезд), мужественно пронестись мимо такой мины (только, ради бога, помните о ловушках на ступеньках), либо же, переждать этажом ниже, пока в бутылочке завершится химическая реакция и она самопроизвольно разорвется, тем самым нейтрализуя саму себя.
   Не хочу быть навязчивым, но помните, что подъезд электрифицирован, поэтому, ни при каких обстоятельствах не притрагивайтесь ни к чему металлическому. Наша детвора пока еще не научилась рассчитывать силу тока в проводниках, и потому последствия могут быть самые огорчительные. И не приведи господи, если на вашем пути встретятся загадочные провода, подсоединенные к непонятному устройству. Тут уж и я затрудняюсь, что посоветовать. Разве что: бегите, что есть сил обратно, откуда пришли, но, ради бога, будьте внимательны на ступеньках, и входную дверь открывайте крайне осторожно. А как преодолеть двор - я вам уже объяснял.
   Вы спросите, что это за лужа пролита на этаже, источающая знакомый неприятный запах - расслабьтесь - это всего лишь кошачья моча; она не представляет опасности и совершенно безвредна для людей, хотя согласен - запах очень даже задиристый.
   И еще... Дымится ли у вас за спиной дымовая шашка, падает ли на голову обломок кирпича, когда открываете дверь подъезда, влетает ли в окно кошка (но это не выше второго этажа), плюхаясь на обеденный стол во время обеда или носится по двору собака с привязанной к хвосту консервной банкой - все это имеет прямое или косвенное отношение к квартире ? 33, в которой квартирует Петя Некрасов. Знающие люди, не разбираясь в подробностях дела, сразу подымаются на пятый этаж в вышеуказанную квартиру, и докладывают суть дела Петиной маме - тете Ксене. В этот день Петя отсиживается до вечера в укромном месте и получает доклады от товарищей о настроении своей мамы и текущих делах. По возвращению домой провинившегося ждет у входа мокрая веревка, предназначенная для исполнения наказания, а на тумбочке - заготовлена механическая машинка для стрижки с притупившимися ножами. Петю сначала бьют смоченной в воде, с добавлением скипидара, веревкой, а затем стригут наголо. Мода стричься на лысо придет позже, а тогда это было унизительным наказанием. Вечно события не совпадают по времени с их потребностью: когда уже все станет на свои места! и наказания будут приятными, а пострадавший от юношеских забав будет доволен тем, что все могло закончиться гораздо хуже.
   Петр был мальчиком разумным и быстро сообразил, что, если ему все равно быть наказанным, а время позволяет, то можно совершить еще много интересных дел. Рабочих, проложивших кабель в канаве накануне, поутру ожидал неприятный сюрприз: в самой середине уложенной бухты кто-то вырезал два метра новенького, аккуратно упакованного в черную защитную пластмассовую оболочку, средства транспортировки электроэнергии. Они чесали затылки и гадали, кто этот идиот и какую цель при этом преследовал. Мнения разошлись. "Сумасшедший", - считали одни. "Враги нашего начальника - хотят снять с должности", - говорили другие. "В пьяном виде и не такое можно совершить", - предполагали третьи.
   "Ну, почему этот... этот... извращенец, - хватаясь за голову голосил начальник участка, - не отпилил кабель с краю?! Ведь работы в два раза меньше!" Это объяснению не поддавалось, а Петю спросить он не догадался. Вот если бы рабочие встретили и поговорили с дворником Макарычем, то он бы их незамедлительно отправил на пятый этаж в квартиру ? 33. Но на Петино счастье, эта встреча не состоялась. А кусок кабеля понадобился Пете, чтобы разрезать его на части и использовать, как дубинки для сражений; а почему кабель был вырезан посередине бухты, а не с краю - просто ему эта часть приглянулась, и ничего более - не надо придумывать всякую всячину и сушить себе мозги излишними домыслами. Очень качественная получалась дубинка из такого кабеля, ласкающая руку гладкой поверхностью и удовлетворяющая самолюбие своей тяжестью.
  
  
   Что жизнь без азартных игр - никчемно прожитое время, как считают некоторое. Азарт захватывает мозг, сердце, печенку и даже поджелудочную железу. Все эти органы в момент захватывающего поединка связаны воедино великим желанием победить. Но так как в достижении победы заложено, обычно, несколько факторов, она в руки не дается, и все перечисленные органы, а также органы, не вошедшие в выше перечисленный список исключительно из-за спешки и временно позабытые, становятся жертвой поражения, испытывая перегрузки. О вреде этого явления описано немало во всевозможной литературе. Особенно преуспели в этом психоаналитики, и прочие специалисты мутных наук.
   Малышня сражалась в карты и шахматы на ступеньках подъезда под щелчки. "Шалобаны", отпущенные со звоном, считались особым шиком, и кому они удавались, пользовался авторитетом. Те, кому перемахнуло за четырнадцать, тренировались проигрывать родительские деньги, и надо сказать, у них это получалось. Проигравшийся в "пух" уступал место новой жертве, и схватки продолжались до позднего вечера.
   Гена Родин был мальчиком из интеллигентной семьи, но желание испытать свое счастье в картах этому не противоречило. Тем более, что страсть ухватить судьбу за бороду присуща как юным созданиям, так и глубоким старцам, и пол этому не преграда. Девочек в игру старались не принимать - считалось, что они глупые и им карта прет по дьявольскому закону возмещения ущербности, да и языки слишком длинные. Генино счастье оказалось бито несчастьем, и он остался должен очень неприятную сумму денег Горбатому Шурику.
   "За что ему такое везение, - думал про себя Гена. - И слух музыкальный судьба устроила, и в карты везет, - негодовал он, выискивая в чертах лица Шурика неполадки, чтобы погасить свою зависть. - Один кривой крупный орлиный нос чего стоит... А кадык, торчащий колом посреди гортани? Не говоря уже о горбе. Наверно, взамен этого ему и везет в карты, - осваивал догадки Родин. - И этому, горбатому, с кривым носом еще и деньги немалые отдавать надо, - вот же, если не повезет, так дальше еще хуже будет... Где теперь деньги под расчет достать? На улице они не валяются, а если и валяются где-то, то как их все в одну кучу собрать, чтоб долг погасить по чести? "
  
  
   Белые новые "жигули" выехали из Алушты в семь пятнадцать. Спустя пять часов, машина должна была врезаться в выскочивший наперерез с проселочной дороги трактор. Тракторист Степан был пьян. В живых, из трех пассажиров легковушки, никто не остался. Гене Родину было двадцать восемь. Он был красивым мальчиком и работал барменом в ресторане Маяк. Его спутники - приятель с молодой женой, расписались в книге бракосочетаний накануне. Свой медовый месяц они проводили в Крыму. На свадьбу родители невесты подарили новобрачным новенькие "жигули". Спустя несколько дней, покореженное железо машины, вследствие аварии, было погружено в кузов самосвала, высыпавшем его в ближайшем селе на хоздворе.
   Выезжая с Алушты, пассажиры были в восторженном настроении. Во время отдыха они проехали вдоль южного побережья Крыма, насытившись вдоволь прелестями здешних мест.
   Тракторист Степан в это время работал в поле (бригадир, как назло, все время вертелся на глазах), и не успевал на "встречу с "жигулями", к тому же, он еще должен был выпить самогонки у тетки Варвары и закусить куском хлеба с огурцом.
   ...Но у машины, с отдохнувшими друзьями, на дороге прокололось колесо, а после они остановились перекусить в дорожном кафе, и необходимое для встречи с трактором время устроилось.
   После все говорили о нелепой случайности. Но в хорошо просчитанной системе именуемой жизнью, обычно, всё базируется на случайностях. "Бывают исключения из случайностей, - как говаривала тетка Варвара, отпуская очередному клиенту самогон собственного изготовления. - На случайностях вся жизнь построена. Они - опорная точка жизнесуществования. А самогон дан не во вред, а во исполнение этих случайностей".
   Видно, мудрая женщина, если чего не путает...
  
  
  - Заткнись, старая жидовка, - отвечал Славик Красницкий своей бабке,
  призывающей его не драть Илью, не пропаливать юбку тлеющим камышом Ире Сльойсберг и не поджигать самодельные дымовые шашки, чадящие на весь двор зловонием элементов таблицы Менделеева.
   Ира Сльойсберг - девушка шестнадцати лет, с очень многообещающими, округлыми, манящими телесами, по которым можно было изучать в институте архитектуры стиль барокко. Стиль барокко манил не только Славика, но и много всякого, праздно шлявшегося вокруг народа. Ирина же, как на подиуме, демонстрировала свои ценности, насмехаясь над млеющими от похоти мужскими особями широкого возрастного диапазона. Время для реализации этих неоспоримых достоинств, сопоставимым желаемым материальным благам, наступило двадцать лет спустя. Но к тому часу, молодые округлые черты, манящие свежестью, превратились в студенистые жировые складки. Ее прелести не нашли своего достойного применения своевременно, и потому она вышла замуж за простого слесаря, который помог ей родить двоих детей, а после онемел, видно от пережитых чувств.
   У Славика Красницкого родственные чувства выражались иным образом: он не пошел на свадьбу старшей сестры, с которой рос, потому что жених был плешиват, лысоват и брюхат, и этим уязвлял самолюбие брата. Его, жениха, связи и деньги Славика не привлекали. Тогда. Тогда Славик поступил в Новосибирское музыкальное училище, которое с помощью способностей и наркотиков закончил успешно и досрочно. А как могло быть иначе, ведь его музыкальным образованием первоначально занимался не кто-нибудь, а сам Горбатый Шурик.
  
  
   Мы сидели у Иры Сльойсберг на кухне и говорили на молодежные темы, а попросту - несли всякий вздор. Появление Славика вызвало легкое оживление. "Ира, у тебя есть мясорубка?" - спросил он с порога. Ирина пошарила по шкафам и извлекла требуемое устройство, вопросительно посмотрев на просителя:
   - Устроит?
   - Как раз то, что надо...
   Он прикрутил ее к столу, развернул матерчатый кулечек, и высыпал содержимое в воронку мясорубки: это были высушенные маковые головки. Когда мясорубка выполнила свое дело, Славик потребовал ложку и стал с усердием поглощать намолотое.
   Мы с интересом наблюдали, как он разжевывал всухомятку эту дрянь.
   - Может, тебе воды подать? - желая помочь пищеварению, предложила заботливо Ирина.
   - Не надо, только кайф разбавит... - отказался Славик решительно. Он уже витал в феерических аккордах, поглощающих его дух и плоть. Вот его беззаботный смех раздался из коридора, входная дверь хлопнула, отрезав нас в молчаливой задумчивости. Куда-то этот путь приведет...
   Наркотики, музыка, Гнессенское училище, ломик для рубки льда на московских улицах, выдаваемый дворникам зимой - как интересно все это сочеталось в познании мира искусства, достижения идиллии духа и естества.
   Славик еще несколько раз появлялся на нашем горизонте с молоденькими певичками из разных музыкальных училищ перед тем, как раствориться навсегда в этом бушующем мире страстей.
   Теперь в доме, в котором он провел лучшие свои молодые годы, витает его дух, хлопая, приоткрытыми створками окон, время от времени, в подъезде. И табуреточка с сидящей бабушкой на балконе их квартиры, и юношеский задорный крик Славика: "Отстань, старая жидовка!" - остались только в нашей памяти. "Я все родителям расскажу, бестолочь!" - неслось в ответ с балкона. И этот крик оскорбленного пожилого человека застыл в пространстве навсегда, невидимым укором грядущим поколениям. И следом, стон гитары и надрывный голос Горбатого Шурика: "Я - родственник Левки Толстого, ага-га, неза-конорожден-ный внук..."
  "Гранаты, гранаты давай! Опять эта сволочь лезет!.." - мерещились крики из окна квартиры дедушки Кузина.
  
  
   Почтальон была единственным человеком, которому не было оснований остерегаться наших проделок. Она пользовалась молчаливым иммунитетом неприкосновенности всей дворовой братии. В ее обязанности входило не только доставлять корреспонденцию, но и разносить пенсии пенсионерам, а это вам не "хухры-мухры", с ними, с пожилыми, шутки не пошутишь. Юмор, а заодно и шутки наши, они почему-то не понимали.
   В одном из подъездов стоял металлический почтовый ящик с гербом страны на дверце, закрывающийся на замок и предназначенный для хранения сумки почтальона. Сумка с почтой и деньгами для выплаты пенсий должна была храниться именно в нем, пока почтальон разносила письма и газеты по подъездам. Но кого не расслабляет монотонность годами проделываемой работы. Забыв, что раз в жизни и палка стреляет, почтальон, как обычно, оставила сумку на ящике, предоставив очередной раз судьбе распорядиться обстоятельством. Она была молода, и еще не устала наступать на одни и те же грабли...
   Конечно же, деньги, предназначенные для выплаты пенсий, пропали. Не все, а ровно столько, сколько проиграл Гена Родин. Гена все же был интеллигент... И сколько не опрашивали свидетелей, а мы все ими были, ничего толком о входящих и выходящих из подъезда в этот короткий промежуток времени узнано не было. Это значительно позже мы додумались, что из подъезда никто выходить и не должен был, так же, как и входить. В этом подъезде жил Гена, и он проиграл... Но это только предположение. И только вор мог точно рассказать подробности произошедшего; но никто не проговорился, и все забылось, как и не было. Забылось, но осталось в памяти навсегда, и то место, где все произошло, и запах, исходивший из места преступления, оставленный вором своими вспотевшими от непривычки к воровству руками. Осталось чувство преступления при входе в подъезд, где всегда стоял ящик для сумки почтальона. Он исчез в после перестроечные времена, когда на металлолом был повышенный спрос, так что сплав из него болтается ныне где-то по миру.
  
  
   Много лет спустя Горбатый Шурик летел на самолете в Америку и, глядя в иллюминатор на бескрайние просторы океана, млел от захватывающего дух зрелища, и волосы шевелились на голове. В этот момент он и думать забыл о некогда полученном выигрыше, и тем более мучить себя вопросом, где проигравший раздобыл деньги. Не чувствуя твердой почвы под ногами, Шурик мечтал и жил только одним желанием - долететь. Он не вспоминал о той земле, где родился и вырос - ностальгия и прочие сентиментальности были у него впереди, прежде чем навсегда забыться во времени.
  
  
   Снова заголосил Илья, и его рев понесся от этажа к этажу, отражаясь от стен "П" образного дома.
   Дядя Жора благодаря моменту, отвлекшему детвору, оторвался от своих преследователей и интимно, с мягкостью, водил пальчиком по двери тети Шуры. Тётя загодя приготовилась к встрече ухажера: никелированный гаечный ключ, а с ним в обнимку причудливый смеситель для ванны, приобретенные на базаре, освежали коридор своей новизной, расположившись у двери на тумбочке на видном месте. Хозяйка слышала кошачье царапанье в дверь вожделенной особи, но медлила открывать, возбуждая страсть, закипающую внутри дяди Жоры, которой предстояло поубавиться от заготовленной для нее работы.
  
   - Я хотел, чтобы и в моих руках, так визжали, - сказал Виктор, притягивая к себе Ольгу по праву мужа.
   - Ну, так пойди и подери Илью за волосы...
   - Нет, дорогая! Я хочу, чтобы визжала ты от моих ласк. Я чувствую себя львом готовым задрать антилопу, расплющить ее и разодрать на части.
   - Только попробуй! Я тебе башку снесу сковородой. Нашел с кем меня сравнивать - с антилопой расплющенной. Я сама тебя расплющу, только посмей...
   - Да, Олька, ничего ты не понимаешь в любовных играх. Хоть бы вид состроила в заинтересованности.
   - Погоди, милый, еще сострою. Ты меня квартирой отдельной обеспечь и моя любовь сразу же воспрянет духом. Вот тогда и погайдаемся на крыльях любви без удержу. А что сейчас - каждого шороха бояться, чтоб кто-нибудь не вошел, не прервал, не застал... Нет, так я не согласна. Подожду еще годик, а там выбирай: либо я в новой квартире со своей пылающей любовью к тебе, либо ты со своими предками в каморе, но без меня.
   - Вот опять, началась сказка про рыбака и золотую рыбку... Вспомни-ка, чем там все закончилось.
   - Я замуж выходила по любви конкретной, а не ко всей вашей семье. И квартира твоя мне казалась больше...
   - Ну, я тоже, допустим, от твоих родителей не в восторге, но я же не ставлю вопрос таким боком.
   - И, кроме того, мне все больше нравится Шурик...
   - Как?! Этот горбатый урод?
   - Зато у него красивый голос, комнаты в квартире раздельные, а привыкнуть ко всему в жизни можно, лишь бы комфорт присутствовал.
   - Ну, и катись к своему Шурику. А я на твое место Натку пристрою. Она
  покладистая и ерепениться, как ты, не станет. Так что привет, вещей твоих полезных в доме немного накопилось, одно барахло, и переезд не утомит больно.
   Виктор открыл окно и специально громко, на весь дом, крикнул:
   - Шурик! Открывай ворота. К тебе гостья на постой собирается.
   - Я принимаю почасово, а не поденно, - ответил Шурик, не предполагая о ком и о чем идет речь, но на всякий случай наперед перестраховался. - Так что, там, предупреди...
   - Дурак, - сказала Ольга и брезгливо отвернулась в сторону.
   К кому относилось слово "дурак" было не понятно.
   - Что ж, вот и потешились любовью - иди, открывай дверь - родители
  пришли, твои новые мама с папой. Расскажи им, как мы плодотворно использовали отпущенное нам время. Да не забудь поблагодарить, что так скоро вернулись, а то б мы всю квартиру в пух разнесли.
   - Сам иди, открывай. Твои родители - тебе и радоваться в первую очередь.
  
  
   Вовка Соколов, сидя на скамейке во дворе, снова застучал в бубен,
  подыгрывая в такт гитаре Горбатого Шурика. Славик Красницкий
   присоединился к ним, играя на волынке неизвестный мотив, который удачно
   вписался в общую какофонию. Где он раздобыл, эту самую, волынку, осталось
   загадкой на всю жизнь, но соседи сразу выставились в окна и вызверились на новшество.
   Музыканты слышали только себя, и потому вниманием слушателей не
   удостоили, что вызвало у невольных зрителей усилившееся возмущение и
   закипающую ярость. Гримасы их лиц, высунувшихся из окон, напоминали
   маски древнегреческих артистов трагиков. Славик же в этой мелодии, под
   воздействием слабого наркотика, слышал накатывавшиеся волны далеких
   берегов, видел стада пасущихся на лугах домашних животных, разомлевших от
   ласкающей их уши привычной мелодии.
   Соседи из окон завыли в несколько голосов сложившихся в интересные музыкальные звуки, и оркестр окончательно оформился.
  
  
   Для машин, заезжающих во двор, существовал свой джентльменский набор заморочек, и в наших головах сразу же начинали роиться знакомые навязчивые мысли: "Ну-с, с чего начнем?"
   С машинами все было уж как-то чересчур однообразно, но от этого не менее потешно. Шофер, читающий газету за рулем автомобиля сбивался со строчки, так как с десяток лоботрясов, нас так иногда ласкательно именовали, что было сил, раскачивали машину. Ну, спущенные колеса - это до простого банально, но для пострадавшей стороны хлопотно. К тому же, подкачивая задние колеса, надо было все время наблюдать, что бы кто-нибудь, не спустил передние.
   А вот завестись, чтобы выехать со двора - всегда была проблема, так как в выхлопной трубе, забита, словно ядро в пушку, сидела картофелина. Шофера подымали капот, ковырялись в моторе, и мы, стоящие вокруг, подсказывали им, где еще можно повозиться, одновременно думая: "Догадается или нет?" Мотор фыркал, пукал и, в конце концов, картошка вылетала, к нашему искреннему огорчению.
   Те, из шоферов, кто приезжал к нам во двор не первый раз, в кабине не сидели, а бегали вокруг машины, отгоняя от нее всех, кому было старше пяти лет. Малолетки отвинчивали светильники, светоотражатели и все, что поддавалось выкручиванию. Кирпичи, подставленные под колеса, не позволявшие машине тронуться с места или длинные гвозди, вставленные в покрышки с целью поразить камеру при движении - это было их рук дело.
   Каждую, покидающую двор, машину считалось долгом чести обстрелять овощами, яйцами или всем тем, что обладало свойством лететь и разбиваться или разбивать возникшее на пути препятствие; и делом нашей чести было - чтобы ни одна из них, ни дай бог, не уехала обделенная вниманием. А тут еще, дедушка Кузин обещал со своего окна угостить парочкой бутылок с зажигательной смесью: рокот грузовой машины напоминал ему движущийся танк.
   Выезжая со двора, шофера чувствовали себя боевой единицей вырвавшейся из стана врага, и наконец-то, пробившимся на родную территорию.
   Мы их понимали...
  
  
   Если со двора или с улицы слышался гул, смутно напоминающий шум просыпающегося вулкана, хотя истинные звуки этого извергающегося природного явления мы не только никогда не слышали, но и в будущем не надеялись услышать, как и все прочие жильцы дома, то сразу смотрели, кто из мальчишек отсутствовал среди нас, а затем на верхнюю часть водосточных труб. Подобные действия объяснялись очень просто: если из какой-либо трубы валил дым - это означало, что в нижнюю часть ее засунута пачка газет, вытащенных из почтовых ящиков, и подожжена. Подобные механические манипуляции с помощью законов физики приводили к вышеуказанным звуковым эффектам и выбросу дыма из верхней части трубы, вызывая у случайных прохожих грустные предположения. Героя происшествия стоило искать на прилегающих к дому улицах, наслаждающегося делом рук своих со стороны, неподвижно застывшего то ли в позе Наполеона, то ли просто засунувшего руки глубоко в карманы штанов.
   - Воздух, воздух! Ложись! - кричал дедушка Кузин из своей квартиры и прижимал своим телом сопротивляющуюся жену к полу.
   - Давай, и мы ляжем, - сказал дядя Жора тете Шуре, - а то вдруг действительно рванет на весь двор.
   - Когда рванет, тогда и приляжем, а пока, кран чини, - отрезала тетя Шура.
   - Петро! Петро! - кричала с балкона тетя Ксена, - придешь домой - исполосую! Веревку я уже намочила...
   - Здесь я, мама, - отвечал сын, привязывая пустую консервную банку к хвосту кошки. Кошка не сопротивлялась, потому, что накануне была подпоена валерьянкой. - Моей вины тут никакой, как и в том взрыве, который может последовать - это только предположение. Он может и не случиться - уверенности никакой. Да будь я учредителем этого, готовил бы алиби, а не торчал бы во дворе со всеми. А так, извините, не виновен, и даже пальцем не могу на кого-либо указать. Никаких гипотез не имею.
   Широкая Петина улыбка изображала простодушие и подкупающую доброжелательность.
   - Славик! Иди домой! Сейчас взрывать что-то будут! - вторила с балкона бабушка Славика Красницкого.
   - Пошла прочь, старая жидовка! - отвечал внук без злобы, но категорически.
   - Вы не знаете, где будут взрывать, и насколько мощно взрывное устройство? - запрашивал информацию дедушка Ильи, скрипящим на весь дом голосом.
   - Очень велика вероятность, что взрыв произойдет, как раз, в вашем подъезде, - отвечал ему, с хитрецой на устах, Петя. - У меня на то есть свои соображения.
   - Иля! Иля! - кричал дедушка истерически, - стой посреди двора и, в случае взрыва, падай наземь. Иля! Ты слышишь меня?!
   - Славик, иди домой! Я все родителям расскажу...
   - Воздух!Все в укрытия! - неслось из квартиры дедушки Кузина.
   Красной кометой воздушное пространство двора рассек переспевший помидор, конечной точкой своего полета выбрав, с барашками свитых волос, голову Ильи. Илья заголосил многократно сильнее прежнего; по лицу его стекала, полезная с точки зрения медицины, витаминная жижица.
   - Убили, ироды! - заскрипел дедушка всей ржавчиной своей гортани.
   - Дедушка! А-а! - кричал Илья, сбрасывая рукой с лица останки витаминосодержащего овоща.
   - Иля! - кричал дедушка, - не заходи в подъезд - там бомба. Я сейчас полотенце вынесу. Стой на месте и не двигайся. Нет! Лучше спрячься под балконом. Иля! Иля! Ты меня слышишь, мой мальчик?! Залезь под скамейку, там и сиди - это надежней будет.
   В это смутное время за спиной у Ильи появился Витька Беспалый.
   - А-а! - заголосил дедушка, во всю мощь голосовых связок, предполагая худшее, и он не ошибся.
   Витька тут же запустил свои пальцы в столь уязвимые Илины волосы, используя замешательство последнего, в то время, как лестница подъезда, в котором жил Илья, уже содрогалась под грузом мчавшегося по ней дедушки с палкой и полотенцем...
  
  
   Мы мирно сидели на крыльце и расписывали преферанс, когда в воздухе запахло перестройкой, вынуждая нас, в эйфории принесенных ветром надежд и обещаний, делать завышенные ставки. И что из этого вышло? Мы, как и все хотели выиграть любым путем, и потому частенько проигрывали. Даже взрослые поддались всепобеждающему желанию разбогатеть. Дядя Жора такого наобещал тете Шуре, что ничего не оставалось делать, как запрячься в рюкзаки и огромные сумки и податься за тридевять земель за иноземным товаром. Навьюченный эмалированными кастрюлями, столовыми приборами из мельхиора и нержавеющей стали, старым велосипедом, перекрашенным собственноручно кисточкой, поделками из меди, латуни и бронзы, переложенные для сохранности предметами нижнего мужского белья из хлопчатобумажной ткани, также предназначенным для продажи, он двинулся в путь.
   Заграница нас не ждала, и сначала опешила от такого нашествия, бросившись по библиотекам искать информацию о монголо-татарском нашествии и его последствиях для народов, по землям которых оно прокатилось. Пока их умные мужи соображали, законны ли действия все пребывающих толп, и чем это чревато для них, улицы превратились в барахолки. Здесь по дешевке можно было купить все, что некогда производила огромная страна, раскинутая на карте мира шкурой уничтоженного медведя. На вырученные деньги покупалось то, что эта страна не производила, и то, что всем нам было в диковинку.
   Погоня за барышом помутила мозги, смешала мешки, мужчин и женщин в один жужжащий рой, мечтающий только об одном: любой ценой вырвать прибыль. Бедняга Карл Маркс получил бы инфаркт, узрев спустя столетие тот мерзкий уровень, на котором базировалась известная формула: товар - деньги - товар.
   Никто не мог позволить себе разбазаривать валюту в платных туалетах, и тысячеглавая толпа справляла свои надобности прямо у стен вокзала, в привокзальном сквере, посреди клумбы с благоухающими розами. Стеснение полов было неуместно в этой неукротимой жажде наживы. Прививаемая десятилетиями культура мгновенно стекала подтеками испражнений с привокзальных заборов, столбов, ограждений.
   Здесь же, у кустов сирени, мы встретились с дядей Жорой. По его довольному, после облегчения, лицу струились капельки пота истинного труженика. Приводя брюки в порядок после оконченной операции, он, не глядя, постукивал каблуком туфли по своим рюкзакам и сумкам расположившимся рядом на отдых, проверяя, не стащили ли его товар, доставленный за тысячи километров тягловым транспортом в одну человеческую силу.
   Зинаида Петровна с дочкой мостились под ветвями мимозы, желая, как и все, сэкономить валюту, но мельком заметив нас, тут же вскочили, словно наседки, и исчезли со своими сумками в толпе.
   - Что, дядя Жора, сантехником, поди, приятней быть, чем с мешками по заграницам скитаться? - съехидничали мы.
   Взмыленный, от отсутствия привычки к торговой деятельности, дядя шуток не понимал, и отвечал очень серьезно:
   - Оно то, дома всегда сподручней. Опять же жена, дети рядом...
   "Тетя Шура..." - хотели дополнить мы, открыв уже рты, но вовремя сообразили: наш сосед - мужик крепкий, и мало ли что, взбредет ему в переутомленную голову при таких обстоятельствах.
   Лясы точить обстановка не располагала: надо было побыстрее распродать товар, на вырученные деньги купить востребованные на нашем рынке кассетные магнитофоны, бытовую технику, шмотки в широком ассортименте - в изголодавшейся по красивым, практичным, современным вещам стране пойдет все. Заключительный этап был самым неприятным: все, вновь приобретенное барахло, вместе с собою, предстояло запихнуть в электричку. Электричка скрипела, стонала, раскачивалась на рельсах, грозясь перевернуться, протестуя против варварского обращения с собой. Мы ее мяли, давили, растягивали с тем, чтобы больший объем вещей вогнать в меньшее пространство вагона.
   В толчее, у дверей, мелькнули наши давно уже не молодожены Виктор с Ольгой, обвешанные баулами и сумками, не меньше нашего желающие разбогатеть. Жена корпусом подталкивала мужа к заветным дверям, нанося по нему удары ногами сзади, как по навьюченному животному. Виктор зверел, но ответить не мог, зажатый толпой со всех сторон, и делал то, что творило бы любое тягловое животное на его месте: толкал, топтал, лез по головам, рвал зубами впереди стоящих. Его жена, с рыком, ползла следом, поддавливая толпу, рвущуюся в электричку. Электричка скрежетала. Машинист с помощником, молча, сцепив зубы, давились гневом.
   - Как тронемся, включи отопление, - приказал машинист, - и не выключай, пока не приедем на конечную станцию.
   Было лето. Жажда мучила всех. На каждой станции из окон вылезало многоголовое чудище, жалостным голосом прося пить. С пирона им подавали теплый, сладкий напиток, беря за него тройную цену.
   В мыслях у пассажиров застряла зима и беспрерывно льющаяся вода из-под крана.
   - Куда ссышь в тамбуре! И так дышать нечем...
   Несмотря на крики недовольных, в конце концов, в заветном месте, на переходе из одного вагона в другой, отметились все.
  Никто никого не стеснялся. Дорога в тамбур занимала полчаса лазания по головам, баулам и сумкам.
   "Пить..." - этот звук, слово, мысль обволокли вагон и заняли свободные пространства под потолком, в щелях между плотно уложенными мешками, притаились в уголках помутневших рассудков пассажиров.
   Вода ценилась на вес золота; стоимость жизни упала под ноги толпе, несущейся с поезда в магазины за товаром, толпе, рвущейся в переполненную электричку, толпе...
  
   Первым сообразил, что никуда ездить не надо, Петя Некрасов:
   - Недотепы, мы... - прокричал он, треснув себя по лбу для стимуляции плодотворной мысли. - Зачем куда-то ездить, дышать затхлым воздухом вагонов, если на месте можно все организовать: арендовать помещение, оборудование, нанять швей и пусть строчат по выкройкам... Заказать и купить только этикетки, лейбы, марки...
   - А зачем заказывать этикетки, лейбы, марки?.. - многозначительно заметил Виталик Берелет.
   Он тоже на выдумки был мастак. И мы все дружно заморгали глазами, доверившись тому, кто считался вожаком в это раздерганное время.
   - Кто вступает в акционерную компанию, прошу делать ваши взносы, господа. В зависимости от личного вклада будет насчитываться и прибыль, - торжественно объявил Петя.
   Так мы, в одно мгновение, стали господами.
   Все засуетились, заважничали, кое-кто побежал домой за деньгами.
   - Я деньги хорошо умею считать, пусть они у меня хранятся, - предложил Виталик Берелет и показал несколько карточных фокусов. Листы карт действительно совершали в его руках быстрые движения, мелькая до ряби в глазах.
   - Пусть хранятся, - не стали возражать мы, рассудив, что если Виталик с картами так обращаться может, то и с деньгами управится.
   И надо сказать, он управился. Еще неделю он уговаривал нас досдать деньги, увеличивая, таким образом, личную прибыль в будущем бизнесе. Он настолько проникся идеей организовать швейную мастерскую, которой предстояло стать собственностью акционеров, что все время бормотал себе под нос: "деньги - товар - деньги" или "товар - деньги - товар" - решая какую-то только ему известную задачу.
   В последствии, он все таки решил проблему, упростив ее до предела:
  " Деньги, - бормотал он, - и все..." и исчез с нашими деньгами навсегда.
   Трудно сказать, правильный ли он сделал выбор - теперь по истечению времени, мы поняли, что сумма прихваченная Виталиком была весьма скромна для обеспечения счастливой жизни даже на недолгое время - но уяснили себе, что бизнес - дело нечистое, и отодвинулись от него кто на сколько мог; ...но заманчивое по своей природе. И прежде, чем снова бросаться в него, полезно пройти несложный отбор: если, сидя в помойной яме, вы сможете с наслаждением есть мороженное, то считайте, что первый тест на участие в бизнесе успешно пройден. Для получения инструкции к дальнейшим испытаниям - обратитесь к районному психиатру - он не откажет. Мы все так поступили. Кое-кто прошел экзамен, кто-то провалился. Дядя Жора испытания не одолел. Тетя Шура побила его веником за это и обозвала болваном. Так-то...
  
  
   Первым пал жертвой желания разбогатеть Лева Михельсон. Вот мы насмеялись, когда его хоронили: стали в гроб укладывать, а ноги не влазят... Гроб был взят на прокат и подлежал возврату. А захоронение производилось в целлофановом мешке. Лева выбрал неудачное время для своей кончины - пик дефицита похоронных услуг. Это сейчас бюро ритуальных услуг расплодились, словно гниды на дворняге - ходи, хоть каждый день; и услужливый работник с подкупающей вежливостью пропоёт: "Чего изволите... не беспокойтесь, все будет в лучшем виде... мы сделаем за вас все, о чем вы даже не думаете... любой каприз - за ваши деньги".
   ...Сердце его не выдержало, и было от чего. Накануне он удачно сбыл товар, привезенный из-за границы, и довольный собой лег спать с умиленной улыбкой на лице. А проснувшись утром узнал, что за ночь всю его наличность сожрала инфляция. Сердце Левы не выдержало. А жаль - не довелось ему увидеть продолжения спектакля, поставленного жизнью.
   Слава им содеянного еще приподымет его из могилы - ведь именно он открыл закон зеркала, контролирующий психоэмоциональное состояние собеседников. С чем это едят? - Но только не с базарной руганью разгоряченной торговки. Хотя?!.. Лева и тут бы расставил все по местам.
   Итак, закон, который явил он на свет сродни закону Всемирного тяготения, только в нем притягивались ни предметы, флора и фауна, а эмоционально-психологические состояния людей.
   - Как это, как это?.. - начинал кудахтать нетерпеливый слушатель.
   - А очень просто, - сказал бы Лева, как бывало. - Я должен увидеть на вашем лице свое отображение. Это, как зев. Зевающий вызывает зевоту у окружающих. К примеру, мы болтаем с вами на отвлеченные темы, и у вас несварение желудка от такой бестолковой болтовни. И все на лице написано, и от этого мне тоже кисло становиться, и не только снаружи, но и внутри. Зеркальное отображение, одним словом. А дальше, делаю следующее - подбираю фразы вызывающие у человека радостные эмоции и возвышенное настроение. К примеру: "У такого человека, как вы, непременно, такие же умные дети, и такие же симпотяшки, да и жена, я думаю, умница... Вы, просто, само очарование, я мечтал бы работать с таким умным, чутким, обаятельным партнером..." - и в этом же духе прочий вздор. Но как, как это должно быть сказано - с одаривающей взгляд улыбкой, с неподдельным желанием открыть человеку секреты его собственного бытия, которые он, по странным обстоятельствам, не замечает. Естественно, после столь приятных слов и лесных отзывов, он начинает сам лучиться благодарностью к вам. Моя задача научить человечество передавать свое эмоциональное состояние окружающим и желательно положительное, вызывать расположение к себе и отображать мои эмоциональные излучения на лицах собеседников и в их душах, куда можно было бы заглянуть и удостовериться в достигнутых результатах эксперимента".
   "Вот такой у курки помет", - как сказала бы тетя Шура дяде Жоре, выпроваживая его после несостоявшейся интимной связи, или напротив, очень даже состоявшейся. Впрочем, к сантехнике это не имеет никакого отношения.
   - А теперь, для самых тупых, Иля, - говорил Лева расплываясь в обворожительной улыбке, - я искренне тебе улыбаюсь, и ты, хоть будешь последней скотиной, тоже, улыбаешься мне в ответ, и доброжелательно настроен. Это, и есть мое отображение в тебе.
   Вот такой был наш Лева - не боялся открывать мировые законы. У него еще была парочка, да мы как-то их смысл позабыли. А напрасно, могли бы продать их недорого. Время и обстоятельства к тому располагали.
  
  
   Не быть суеверным в нашей жизни невозможно, когда сплошь и рядом невероятное становится очевидным, а очевидное, стоит к нему прикоснуться судейскому персту, растворяется, словно сон после пробуждения. Так Солнце, по законам нашего судопроизводства, вполне могло стать Луной, а Луна из спутника Земли, легко превращалась с помощью судебных решений, в утерянную калошу коллежского асессора Прокла Петровича Простокваши, унесенную смерчем в 1867 году и в последующем, обросшую космической пылью, и ставшей спутником Земли.
   "А как же та Луна, которая была до 1867 года?" - спросит любопытствующий умник.
   Вот видите, вы сами того не замечая, втянулись в идиотскую дискуссию, так что, прошу вас занять место в зале местного суда и помочь следствию довести дело до абсурда. А потом еще, в сердцах, скажете, что судья подкупленный... И теперь уж точно, с вами никто не будет разговаривать, потому что вы - в лучшем случае сумасшедший, а в худшем, хотелось бы без обидных слов, но никак не получается, - дурак.
   А как же, скажите на милость, судья может быть не подкупным, если его место стоит пять миллионов? Дурак, вы, батюшка, дурак...
  
  
   Весь двор припадал к окнам, когда из подъезда выходил папа Миши Тульчика. Он строго придерживался еврейских поверий, сулившим на каждом повороте движения непредсказуемые перемены, в том числе, и неприятные для жизни. Именно от них Мишин папа защищал себя и свою семью очень экзотическим для нашей местности способом: перед каждым углом, поворотом, он останавливался в задумчивости, глядя отвлеченно в сторону. При этом, одну ножку он заводил назад, образуя крестик со второй. Пальцы рук его тоже заплетались накрест. Так он замирал на несколько секунд, бормоча одними губами свои еврейские молитвы.
   - Смотри! Смотри! Скорее! Скорее, - звала тетя Клава к окну мужа, - Тульчик снова свои зейхеры на углу дома выписывает.
   Дети подбегали к окну, тесно облепив его своими телами, словно на семейной фотографии. И во многих окнах дома можно было увидеть любопытствующих соседей. Их лица выражали злопыхательную насмешку...
   Ан, вот вам - выкусите! Ничто в мире не проходит бесследно - все имеет свою невидимую связь и вывернутый до смешного смысл.
   Прошло много лет, и Миша Тульчик стал миллионером, президентом корпорации занимающейся строительством, торговлей металлопроката, и много еще чем. Многочисленные магазины его корпорации были разбросаны по всему городу. И ни один человек не сопоставил, возникшее из ниоткуда богатство, с застывшими в нашей памяти, словно насекомые, приколотые иголками к листу бумаги, крестиками, выписываемые его отцом перед каждым поворотом... и лицам соседей, прильнувших к окнам.
  
   Ткните пальцем в того, кто не был в молодости равнодушен к девам - бойким, распущенным, смазливым. И Мишу Тульчика тоже манило... Но кобылка его прельщала пуще. Ни лошадь, ни конь пасущиеся на лужайке перед водоемом, со связанными веревками передними ногами, чтоб не убежали, а именно, "кобылка". Как, вы не знаете, что такое "кобылка"? Вы падаете в наших глазах, у вас верно была низкая оценка по "истории родного края".
   Пойти на "кобылку" означало податься в отдаленные края на заработок денег, и ни каким иным способом, как оказывая фото услуги. Нет, фотоаппарат или другую технику таскать с собой не было необходимости, все было проще и умнее. Группа в три-четыре человека во главе с "бригадиром" обходила квартиру за квартирой, дом за домом в каком-нибудь населенном пункте. Это напоминало решето в руках старателя намывающего золото. Так оно, в общем-то, и было - создавался задел для стартового капитала. Вся сложность заключалась в сохранении оного к моменту экономического кризиса. У многих этот капитал вытек через растопыренные пальцы, то тот, кто сохранил его, дождавшись нужного времени - преумножил свое богатство многократно, и таких из сотен был один...
   Так вот "кобылка"... Предлагалось любезно гражданам из малого сделать большое, из невзрачного серого - яркое, цветное, привлекательное; из притрушенного пылью прошлого - сотворить привлекательное чудесное превращение... старого, маленького формата, выгоревшего от времени черно-белого фото - в цветной портрет играющий красками, обогащенного фантазией фотографа, щедро применяющего ретушь и прочие приемы фото искусства.
   И ныне, мы все снова и снова стараемся "прогнать кобылку", пытаясь из говна слепить пряник, из наших долгов создать благосостояние, заложить старинных своих подруг в банк, за неимением иных ценностей, чтобы на вырученные деньги вкусить молодильных яблок.
   Но что-то поменялось в мире, и почему-то не в лучшую сторону. Банки перестали выдавать кредиты, и нам не на что стало веселить душу и мозг, которые по старинке желали вина, веселья и беспечности.
  
   В ответ на дядижорины приставания, тетя Шура завела козу, которую держала на балконе, а утром и вечером выпасала в парке, не позволяя, месту отдыха трудящихся зарасти травой. Радости от этого распределялись равномерно между директором парка, который списывал средства, предназначенные косарям, прямехонько, с чистой совестью за выполненную работу, себе в карман; тетей Шурой, извлекающей от такой "косьбы" два литра козьего молока ежедневно; туристами, глазевшими на козу с бо"льшим удовольствием, чем на сомнительные достопримечательности, подернутые эпохой запустения и разрухи, которыми пичкал их экскурсовод; и козой, получающей натуральную сочную пищу вдоволь с территории парка, являющегося историческим памятником, охраняемым государством.
   Блеяние козы во дворе стало для нас привычным, обыденным явлением и, если бы не сосед с нижнего этажа, жалующийся на постоянную вонь в своей квартире, вряд ли кто-нибудь обращал бы излишнее внимание на ее присутствие, так же, как и на солнце, каждый день совершающее свой путь по небу, царапаясь об антенны, установленные на крышах домов.
   Дядя Жора затаил кровную обиду на козу, ставшую причиной меньшего внимания, и потерей прежней благосклонности к нему со стороны тети Шуры. Уязвленный таким отношением, он пытался объяснить своей пассии, что в жизни первично, а что можно и на потом отложить; тетя, отвлекшись от дойки козы, одарила его презрительным взглядом, после которого коза была занесена в список смертельных врагов дяди.
   Дядя дядей, а тетя Шура пыталась увеличить надои и поступления доходов от продажи молока. Для этого необходимо было изыскать помещение для размещения новых особей. Ее взгляд привлек чердак, которому предстояло принять пополнение.
   - Смотри, - сказала она дяде Жоре, - у этого люка, ведущего на чердак, через три дня должна стоять лебедка, чтобы втаскивать животных наверх. Там много пространства, ей будет хорошо... А кизяк ты будешь стаскивать вниз ведрами и продавать на удобрения: вот тебе и дело по силам и уму...
   Дядя Жора померк взглядом, и в его сердце закралась тоска. Он внял, что время, уделяемое ему спутницей жизни, отныне будет принадлежать козе.
   Тетя Шура твердой рукой откинула крышку люка, ведущую на чердак, и, поднявшись по приставной лестнице, поманила пальцем за собой несчастного сожителя. Тот нехотя стал карабкаться следом, проклиная коммерческую сторону жизни и уповая на счастливую простоту ее.
   Вопль, раздавшийся сверху, заставил дядю сменить подневольные неловкие движения на более скоординированные, интуитивно ощутив приятные неожиданности возникшие там, наверху.
   Тетя Шура стояла, раскрыв рот от возмущения, а глаза ее "дышали" бешенством: по чердаку, словно у себя дома, нагло ходили куры, выискивая разбросанный по полу корм. Петухи держались отдельно, строго контролируя взглядом свои гаремы. Вокруг царила идиллия чердачного умиротворения и успокоительного кудахтанья кур, нарушенная резким воплем тети Шуры.
   - Твари! Гады! Скоты! Без разрешения место заняли. Я им покажу, как без согласования...
   Дядя Жора не понял, к кому относится данное обращение: к курам или к их хозяевам, но настроение его поднялось.
   В это время, тетя Шура пришла в себя и стала подкрадываться к курам, с вполне угадываемой целью. Те, однако, заметили ее маневр.
   - Что стоишь, рот разинув! Или мы им позволим безнаказанно наш чердак топтать?! Ишь устроили!.. Хватай парочку, и тащи ко мне домой, а там видно будет...
   Дядя Жора, расставив руки в стороны и согнув ноги в коленях, пошел на кур войной: так, шутя, пугают малышей, пытаясь их поймать, но чтобы они все же проскочили... Куры тоже проскочили без вреда для дяди, который в броске хотел было полонить беглянок, но вовремя одумался.
   В результате агрессивных действий сообщников на чердаке поднялась суматоха, как если бы в курятник забрался лис. Пыль и куриный пух запорошили глаза, что не помешало тете Шуре исполнить задуманное. После завершения операции, перепачканная тетя держала по курице в каждой руке. Дядя Жора держал одно куриное перо в руке, а второе застряло у него в волосах. Он гордо направился к люку с готовностью помочь тете Шуре спуститься по лестнице.
   - Что, пустой? - презрительно спросила тетя. Дядя торжественно предъявил перо. - Сними с головы еще одно - будет, чем в носу ковыряться...
  
   Через пару часов, из квартиры тети Шуры заструился завораживающий запах куриного супа, и нежно потек вниз по ступенькам подъезда, сообщая соседям о приятности жизни.
   Супруга дяди Жоры, находясь на кухне, зашмыгала носом, не понимая, как пшеничная каша и вываривающийся в другой кастрюле говяжий маслак, могли источать такой ароматный запах. Она прогнала его вместе с дурными мыслями из головы, и сосредоточилась на булькающей кастрюле с мясным отваром, заволоченным мутной серой пеной и огромной костью, торчащей наружу с гордо белеющим суставом.
   - Мам! Скоро кушать будем? - спросили, забежавшие с улицы дети. - И почему в подъезде пахнет намного вкуснее, чем у нас на кухне?
   - Ничего, мои дорогие, - ответила мать, чуть-чуть смутившись, - подперчим, добавим лавровый лист, кориандр, впрыснем сок выдавленного чеснока, и вкус будет ничуть не хуже, чем в подъезде.
   Тем временем, дядя Жора, хваля кухарку и подлизываясь с виноватым видом, обсасывал куриную ножку, смахивая набежавшие капельки пота со лба. В этот момент, он совершенно твердо был убежден, что жизнь удалась. Он обтер руки о штаны и, подойдя сзади, обхватил тетю Шуру за интимные места, изображая безмерную любовь. Сожительница расплылась в улыбке, и игриво поддела:
   - Так и обезьяна может. Ты лучше бы курицу поймал.
   Дядя Жора усилил обхват.
   В этот момент в квартиру настойчиво позвонили. Дядя с тетей обменялись взглядами, в которых сквозило неприятное предчувствие, обещающее непременно материализоваться в какую-нибудь гадость, и затаились в надежде, что незваный гость позвонит-позвонит и пойдет себе с богом. Но не тут-то было. Этот наглый тип принялся тарабанить в дверь кулаками, подняв такой шум, что из преисподней должны были сбежаться черти.
   - От такой наглости, я теряю дар речи. Пойду... Они колотят мою дверь, словно свой ковер выбивают, - сказала тетя Шура неуверенно.
   Дядя Жора на всякий случай, как бы чего не вышло, спрятался за ширмой.
   В дверях, сплоченные нанесенным им уроном, разгоряченные бурлящей кровью возмездия, стояли, уже давно не молодожены, повзрослевшие Витенька и Ольга.
   - Только не говорите, что ваш суп сварен не из наших кур, - заголосила Ольга безапелляционно.
   - Отдайте деньги по-хорошему, за нанесенный ущерб, или сами возьмем по-плохому! - заскрежетал зубами Витенька, поездив по заграницам с огромными баулами и набравшись в тех поездках опыта и напора.
   Дядя Жора, ощущая, что долг за съеденный суп должен быть возвращен, появился в коридоре со словами:
   - Я гайку подтянул; больше вода бежать не будет...
   - А-а!.. и дядя Жора здесь, - запричитала Ольга. - Так значит, вы вместе орудовали, вот почему трех кур не хватает...
   - Почему трех? Мы взяли только двух, - уверенно сказал дядя, готовый доказать свою правоту.
   - Олух, царя небесного, - в сердцах сказала тетя Шура. - Если брал, так иди с ними и разбирайся, а моего участия здесь нет. Так что извольте освободить проем двери. А тебе Жорик скажу: "Если ты кур повадился чужих таскать, и репутацию свою испортил, так знай: я другого сантехника найду, и не такого тупоголового".
   Дядя Жора смутился и униженно заблеял:
   - И я не брал... Я их только погладил... А вы про каких кур речь ведете? Живых, что ли? Живых я видел только по телевизору. А гладил тех, что в магазине на прилавке лежат, - откуда мне было знать, что они ваши? - лицо дяди, наткнувшись на опору изворотливости, покрылось зловредными морщинами.
   - Мы знаем, какой запах в супе источают домашние куры, и чем пахнут магазинные, - завизжала Ольга, почувствовав ускользающую невосполнимость потери.
   - Ну, так, вызовите эксперта, и пусть он установит истину на ваши сомнения, -
  неожиданно удивил сам себя дядя Жора остроумным замечанием.
   - А заодно, расскажите ему, почему ваши куры топчут мой чердак. Правда, скоро их оттуда вытеснят козы, - вставила в пику соседям тетя Шура.
   Если бы не мужчины, заполнившие своими массивными телами пространство брани, вцепились бы соседки, словно разъяренные тигрицы в волосы друг другу, и поразили бы визгом всю округу, от которого куры снесли бы недоношенные яйца, у козы бы скисло молоко в вымени, а дедушка Ильи охладел бы сердцем к сюрпризам жизни и окочурился.
   Но ничего этого не произошло. Только у Ольги потекла слюна изо рта, от стремления прокусить горло сопернице, и, капнув на бетон площадки подъезда, зашипела, выделив неизвестные науке газы, прожегшие дыру в твердом строительном материале, вопреки законам технических наук. А у тети Шуры мелкой дрожью застучали зубы, от желания снять скальп с молодой соседки, и откусить нос, если тот окажется поблизости. Знали бы мужчины, какое представление могло перед ними разыграться, да какие страсти должны были выплеснуться наружу, ни в жизнь бы не стали поперек дороги, и наоборот, подбодрили бы каждый свою дружину к схватке, и топали бы и кричали, болея всей душей, сердцем, селезенкой, искренне за победу своей стороны. Эх, чуть- чуть не хватило интуиции... Не дали разыграться такому действу, вполне соответствующему веку, дополняющему его и олицетворяющему. А теперь что? Что можно противопоставить этому? - Всего лишь - не прокушенное горло тети Шуры, и не снятый скальп с головы Ольги, и не разодранные в лоскутья одежды ... Ну, этим ныне никого не удивишь. На не состоявшееся кино - билет не продашь.
  
   Спустя час, обе пары мирно сидели за столом в квартире у тети Шуры и закусывали водку свежим куриным супом. Дядя Жора разомлел, и затянувшиеся переговоры саднили своей сухой торгашеской сущностью, вместо того, чтобы заняться любовью с тетей Шурой, пока коза мирно отдыхала на балконе.
   Не успело дно второй бутылки обнажиться, как выход был найден и, под храп дяди Жоры, заключен мировой договор о разделении чердака в равных долях между курами и козами.
   - Две хозяйки на одной кухне?.. Как бы чего худого не вышло, - философски заметил Виктор, и веко глаза на его лице нервно подернулось.
   - Ни каркай! - сказала зло супруга. - Куры с козами всегда хорошо уживаются - в отличие от людей, - и словно ставя точку в своем убеждении, лихо опрокинула в рот недопитую в рюмке водку, думая при этом: "Ох, не досчитается тетя Шура козьего молочка... Не умею доить коз, но ничего не поделаешь, придется научиться", - и она мило улыбнулась гостеприимной хозяйке.
   Тетя Шура ответила не менее обворожительной гримасой, рассчитывая, про себя, сколько сэкономит денег в месяц на курином мясе и яйцах, которые, она была совершенно уверена, теперь покупать не придется.
   Виктор напряженно гремел челюстями, перемалывающими нежную куриную косточку в муку, интуитивно чувствуя неудобство от искусственного слияния двух хозяйств. Что-то не укладывалось в голове. Он усиленно стремился понять: как получилось, что его угощают собственными курами, нагло украденными соседями, и при этом, еще надо их благодарить?..
   Высказать свои сомнения вслух он побоялся, видя мирно беседующих женщин, объединенных общим желанием - надуть друг друга.
  
   Забегая наперед, надо заметить, что Виктор оказался, конечно же, прав. Козы с курами возможно и ужились бы, да только тетя Шура с Ольгой - никогда. Буквально в несколько дней всё и решилось. Какой-то злоумышленник свёл козу со двора, которую тётя Шура привязала ровно на секундочку к перилам в подъезде, пока бегала домой выключить варившийся на плите куриный бульон, из так приглянувшихся ей кур, назойливо топтавшихся, в прямом смысле, у неё над головой.
   Тётя Шура очень огорчилась за козу. Настолько сильно, что на кур снизошел мор, а остаток их растерзали непонятно откуда вдруг появившиеся в большом количестве коты.
   Ольга обещала подпалить чердак, а вместе с ним и тёти Шурину квартиру. На что истица вызвала пожарное начальство, и оно строго переговорило с Виктора женой. Но тёте Шуре, на всякий случай, посоветовали приобрести огнетушитель.
   На том взаимный бизнес увял, а история отложилась до следующего продолжения.
  
  
   * * *
  
   Скрипнула дверь подъезда и седая голова с легким налетом ржавчины, выскользнула в приоткрывшуюся щель. Дверь соседнего подъезда резко распахнула свое забрало и оттуда быстрым мелким шагом выползла буквой "Г" старушка, с решительностью боевой танкетки, взяв курс в сторону улицы. Двери подъездов, заработали, словно клапана двигателей внутреннего сгорания, открываясь-закрываясь, скрипя, хлопая, пыхтя, чвакая, выпуская во двор глубоких старцев, с мутными рыбьими глазами и нетвердой походкой. Лет пятьдесят назад... они вряд ли бы узнали себя, нынешних. "Законы физики, законы Вселенной..." - сказал бы преподаватель. "Тоску нагоняют, ваши законы", - ответили бы учащиеся. Теперь же и преподаватели, и бывшие их ученики, выходили из дому, стесняясь внезапно обнаружившейся немощности; некоторые с палочками, иных вели под руки, а самых обеспеченных катили в инвалидных колясках с никелированными ручками и трубочками, и они гордо и презрительно посматривали на тех, у кого таких колясок не было. Явились миру и те, которые по многу лет не выходили из дому, те, о существовании которых забыли даже ближайшие соседи. Весь этот поток немощи тянулся в одном направлении и невольно пересек дорогу Славику Красницкому, прибывшему на каникулы из далекого города, воспитывающего из него рьяного музыканта. "Свят, свят!" - произнес Славка и невольно перекрестился. Его артистическая натура увидела в этом фрагменте гоголевских героев. "Куда идем?" - обратился он к проходящим мимо. Его презрительно окинули взглядом. "Куда это они?" - схватил за руку редкого пацана идущего по ранним своим делам: "Выборы депутатов в какой-то там совет..." - бросил тот равнодушно.
   "Эх, бабай... И что ж такое, оно выберется..." - Славик, аж, рот разинул.
   Накануне, Зинаида Петровна, женщина бойцовской наружности, у которой на окне стоит горшочек с геранью, защитила-таки свое мнение на предпочитаемого ею кандидата, перед этой молодящейся пигалицей, Антониной, вечно в юбке выше колен, в ее-то годы, потягала за волосы от души, чтобы ума добавить. Та, правда, боднула в отместку головой в живот, который до сих пор ныл, но Зинаида Петровна старалась не признаваться себе в этом, утешаясь победой над соперницей. Ни в жизнь бы, никто не заставил проголосовать ее против Сиволапа, мужчину, по фотографии видного и ухоженного. Ну, поворовывал, с кем не бывает в его-то должности, а как по иному, достатком обложиться? Натаскает и остепенится - всякое ж в жизни случается.
   А дальше, душу теребила мечта: "Вот проголосую и запишусь к нему на прием, не зря же я Тоньку поколотила, пусть знает против кого голос подымать не стоит; избранник должен быть извещен о преданности своих почитателей. Обязательно на глаза ему попадусь, а там будь, что будет: может еще и иная симпатия возникнет..."
   Зинаида Петровна была твердо убеждена, что ее душа находится в объемных грудях, всюду поспевающих на полметра раньше хозяйки.
  
   На шпиле здания городского Совета, местный архитектор утвердил золотого петушка, отлитого из чугуна методом художественного литья, и он вертелся во все стороны света, ловя в свои расставленные крылья, попутный ветер. Изумительный был петух. Легкостью обладал неимоверной, несмотря на материал происхождения - весьма не легкий, можно сказать, не птичьего полета металл. Преступники этого не знали. Петух был выкрашен в золотистый цвет, по недосмотру руководящих работников. Завхозу потом это дорого обошлось, не учли даже его преданность без границ руководящим лицам, выпороли, как самого последнего...
   Потырили петуха в одну ночь, как и не было птицы, хотя добраться до него, далеко не каждому пьяному под силу. Видно, без детально разработанного плана, не обошлось. Заодно, и медный колокол прихватили, с близь расположенного памятника по трагически погибшим. Понятно, чугун выбросили, не посмотрели, что он в золотистую краску был выкрашен. А вот медь - это другое, тут хорошим заработком пахнет. По ней этих уродов и вычислили: как раз на пункте приема цветных металлов. Да, что толку, петуха-то нет, не кому кукарекать, с тех пор, над городом. Теперь экскурсии водят к ранее достопримечательному месту, и заправский экскурсовод в белой бейсболке, указывая перстом на пустое место, рассказывает, что некогда здесь был петух, который определял направление ветра, теперь его нет и ветер дует сквозняком, бодай его лихо... Обещали сталевары выплавить петуха, да как-то все не ладится: то чугун не тот, то газ не подали, то праздник за окном, да, и петух, слишком мелкая живность, чтобы о мелочах помнить.
   И вот, в это самое историческое время, надо же было такому случиться, в голову Сиволапа забралось навязчивое беспокойство: что такое совершить, чтобы штрих о себе в жизни оставить? Сколько ни думал - пусто. Как-то на работе задержался, выходит из здания поздно, смеркалось. И видит сюжет: сидит дядя Вова-Сережа (так его, в хрена алкаша, все звали) под фонарным столбом и плачет, горько прегорько, почти, как трезвый.
   - Чего надрываешься? - спросил с недовольством Сиволап, и швырнул в него окурок недокуренный, - на, покури, да не истязай себя так, вроде как к тебе нежданно-негаданно жена вернулась.
   - Если б вернулась, я не так переживал, как то, что наш городской петух взлетел, и больше на свой шпиль не вернулся...
   - Ах, ты грязь не умытая, - схватился Сиволап, - а ведь прав, сукин сын, вон он штрих, которого городу не хватает: верну-ка я петуха на место, и тем свою пенсию оправдаю и место в истории города забью...
   Наутро навязчивая мысль не выскользнула из головы, как обычно происходит у чиновничьего брата. "Ей богу, посажу петуха на кол, пусть он по ветру смотрит, экскурсиям ветер указывает, и выкрашу в черный цвет, чтобы ничья грязная рука его больше испачкать не смогла". Позвонил на один завод, на другой, третий и энтузиазм поубавился, хотя идея казалась верной. "Бить надо в одну точку, - сказал сам себе Сиволап, - а иначе, никак на этом мире память о себе не оставить, - и ударил кулаком по столу от досады, что трудно складывается то, что задумал с пользой, и снова влепил по столу, что было мочи. Вошла любезная секретарша:
   - Василий Данилович, я слышу у вас есть нужда гвоздь забить, так может столяра вызвать, зачем себя утруждать занятием не по чину.
   - Поди прочь, Варвара, - посоветовал депутат секретарше, и с досады лупанул кулаком об стол еще раз, а потом еще и еще.
   В дверь проскользнула Зинаида Петровна. Ее попыталась удержать Варвара, но получив удар в бедро, передумала.
   - Я слышу, Василий Данилыч, вы тут орехи колите. И я тоже, такая охочая до орехов, что могу их лузгать без счету, у меня и щипцы есть для удобства. Хотите, доставлю?
   Сиволап хотел грязно выругаться, но посмотрев на бюст вошедшей в кабинет женщины, передумал.
   - Проходи, садись, - сказал он, указывая на стул. - Говори, чего надо, только быстро, занят по горло мыслью...
   Усевшись поудобней в кресле, Зинаида Петровна усилила свою позицию, заложив ногу на ногу, и оголив, тем самым, бедро внушительных размеров. Глаза депутата загорелись голодными волчьими огоньками, заметавшимися от возникшего возбуждения. Рассыпая улыбки, манящие ужимки, играя мышцами груди при вдохах, она поведала избраннику о своей преданности, готовности, ну все, что только... и за его пределами, подробно описала сражение с Антониной, задыхаясь в эмоциях, дыханием вздымая бюст ввысь, готовый вот-вот вырваться наружу.
   Василий Данилович вскочил с места и гарцевал вокруг стола, словно боевой конь в ожидании сражения, бросая томно-дикие взгляды на распалившуюся своим же рассказом женщину. Зинаида Петровна не собиралась ослаблять поводья взлелеянной мечты, усмирять страсть рвавшуюся наружу и с удовольствием топила себя в бурном потоке сладострастия. Тело ее играло, словно у беговой кобылы на финишной прямой, лицо провокационно гримасничало, уста роняли ароматнейший нектар, воздух наполнился флюидами любовной страсти, стены кабинета покачнулись в глазах Василия Даниловича. Он резко, молниеносным движением, вскочил в седло скачущей кобылицы, а на самом деле, рухнул на стул, обхватив голову руками, и уткнулся носом в стол, храпя и интенсивно дыша.
   Зинаида Петровна умолкла, вся во внимании случившегося, задумавшись над сутью произошедшего. Прошла минута, две, а возможно, сколько угодно времени, голова депутата приподнялась от стола, руки соскочили на стол и Сиволап поднялся с такой же скоростью, с какой вскакивал в "седло" стула.
   - Так говоришь, все исполнишь, чего б я тебе не назначил, и готова пожертвовать всем, чем угодно?
   Зинаида Петровна молча кивнула, затаившись мыслями и чувствами в ожидании.
   - Петух мне нужен, петух, - таинственно зашипел Василий Данилович.
   - Я готова стать вашей курочкой, - не совсем понимая своего визави, но готовая на любые жертвы, прошептала Зинаида Петровна в ответ очень и очень преданно, моргая волнительно глазами.
   - Нет, нет, - решительно сказал депутат, - сначала петух, - и, видя, что его не понимают, пояснил: - сначала петуха надо на кол усадить, а уж потом и курочку.
   - Как? - не поняла Зинаида.
   - А вот так, - ответил Василий Данилович, и начал впопыхах исполнять второе дело раньше первого к великому удовольствию обеих сторон.
  
   * * *
  
   Поздно вечером в двери квартиры дяди Жоры позвонили. Дядя подтянул трусы, заправил майку, и в тапочках на босу ногу щедро распахнул дверь. В проходе возникла Зинаида, улыбкой осчастливливая свой приход:
   - Жора, - сказала она без лишних слов, - мне нужен петух, и если ты сможешь удовлетворить мою просьбу, то я тебе тоже, никаких препятствий не окажу.
   - Тише, тише, - зашикал дядя, - мы же не одни, понимать надо. Что касается петуха, то обратись к Ольгиному Вите - это по их части: у них на чердаке целое стадо паслось. Правда, мор их одолел, так что хоть дохлого, но получишь. Как видишь, твой вопрос мы легко решили, - теперь насчет удовлетворения надо ясность внести, это, пожалуй, более заманчиво.
   - Стой, старый распутник... замри. Мне не настоящий петух нужен, а железный, или еще какой-нибудь, но чтобы его на кол посадить можно было, а он при этом еще б и вертелся. Вот какая, хреновина. Добудешь Жора, я для тебя ничего не пожалею, и твоя тетя Шура покажется тебе старой усохшей коровой, так тебя раскувыркаю, что пожизненно помнить будешь. Вот! Ты ж сантехник, тебе это вполне под силу соорудить.
   - Замолчи, Зинаида, не гневи бога, я к тому отношения не имею, но чем смогу - помогу. Станцель Сашка с 54 квартиры - молодой, но обещающий металлург, это по его части. За деньги он ползавода вынесет, а не то, что какого-то петуха. Заплатишь, и петух твой завертится на шпиле, и пикнуть не успеешь. Так что, снимай трусы - совет я тебе отменный выдал.
   - Это еще посмотрим, как он справится. Если все обойдется - заходи, согрею.
  
   Сашка, выслушав Зинаиду Петровну, обрадовал ее полезной неожиданностью.
   - Тетя Зина, - сказал он ей честно, по-соседски, - отливать и обрабатывать петуха вам никто не будет - хлопотное это дело. А вот помочь, помогу. Валяется у нас на хоздворе птица - не птица, рыба - не рыба, вроде, как змей, тварь, похоже, из земноводных, которая к нам с металлоломом попала и прижилась. Никуда ее толком приладить не удалось, а вот на кол ее вполне присадить можно, я ради вас позабочусь.
   - Сашенька, - сказала тетя Зина ласково, - если ты это дело устроишь, - то можешь на меня рассчитывать пожизненно, а водкой угощу вдоволь - не сомневайся.
  
   Прошло два дня, и тетя Зина держала в руках не петуха, но земноводное, которое вполне можно было выдать за змея и посадить на кол, пусть вертится. Какая разница колу, кого вертеть. Змий обошелся Зинаиде Петровне в бутылку водки и час удовлетворения страстей дяди Жоры. Цена змия, взошедшего на шпиль, составила: бутылку водки, час удовлетворения страстей дяди Жоры, пяти часов потраченных Сиволапом на удовлетворение потребностей Зинаиды, и двух бутылок водки на водружение змия на кол подсобными работниками кровельной мастерской, расположенной поблизости.
   Городу восстановление флюгера не стоило ни копейки, благодаря усердию спонсоров и расположению подсобных рабочих к натуральным видам оплаты. Так Зинаида Петровна вошла в коридоры власти и впала в объятия большой политики. Но об этом опосля, если время будет. А пока...
  
   * * *
  
   "...Сколь веревочке не виться, а деньги где-то на жизнь брать надо", - зло произнес заматеревший от вихрем пронёсшихся лет Виктор, осуждающе измерив взглядом некогда любимую жену Ольгу, и пошел в рекламное бюро давать объявление.
   Прошло несколько дней и муж Витя, важно швырнул жене Оле газету со словами: "Вон, погляди: о тебе уже в газете пишут".
   Ольга тут же прихорошилась и начала нетерпеливо листать газету. Спустя недолго, она подняла глаза и спросила:
   - Где же это?.. Тут одни объявления.
   - Смотри, в разделе продаж. Вот недотепа, - упрекнул Витек и, открыв газету в нужном месте, ткнул пальцем, где читать...
   Объявление, набранное мелким текстом из экономии, гласило:
   "Отдам жену в хорошие руки с разумной доплатой". А далее шло краткое описание достоинств предлагаемого "товара": крас., ум. не по год., х. гот., на все рук. маст., сост. пару поряд. чел., уют, заб. г.
   - Не поняла... И где здесь обо мне сказано? - вопросила Ольга обиженно с укором в голосе.
   - Какие-то вы, женщины, не догадливые... Всё вам разжевать надо и в рот положить. Чтобы что-то нужное купить, надо что-то ненужное продать. Верно?
   - Допустим. Хотя часто, то, что вначале кажется нужным, после оказывается ненужным.
   - Согласен уточнить формулировку, - муж Витя скорчил доброжелательную мину и заключил: - Чтобы купить что-то не нужное, надо продать что-то не нужное. Так подходит?
   - А зачем покупать что-то ненужное? - непонимающая Ольга впялила глаза в супруга.
   - Как ты не поймёшь, товар должен быть всё время в движении, чтобы приносить прибыль. Мы с тобой, сколько коммерцией занимаемся, и что? Всё при тех же интересах. Только хвост подымем, как тут же голова увязнет. Голову подопрём кверху - хвост, где-то запутается. В результате: ни товара, ни денег. А жить на что-то надо... Вот и кумекай своей балдой: если не продадим чего-нибудь, то ничего и не купим, а столоваться требуется каждый день. Отсюда: необходимо строго придерживаться основных заповедей коммерции.
   - Ну?.. -
   - Баранки гну... - разозлился Виктор, - надо, что-то продать.
   - И что продать?
   - Жену... У тебя явно прогрессирует недоразумение. Я же газету дал, пальцем тыкнул: читай и кумекай.
   - Так ты меня, скотина, собрался продать! - и Ольга пантерой вскочила на голову суженного, крепко вцепившись в шевелюру мужа.
   Виктор не выдержал внезапного наскока, и повалился на диван, увлекая за собой соперницу. После нескольких минут борьбы, сопровождаемых стонами, неблагозвучными звуками, неприличными словами борцы поднялись, исцарапанные, вспотевшие, в порванных одеждах, и продолжили разбирательство накопившихся взаимных обид.
   - Я тебе такую рекламу в прессе организовал, а ты на меня змеёй кидаешься. Внедришься к имущему покупателю, мы ему вмиг организуем расходную часть. А после, обратно вернешься.
   - Что-то я не заметила в тексте привлекательных характеристик.
   Виктор поднял газету с пола: - А ты целый ряд сокращений, конечно же, не заметила - это тебе свойственно - пропускать самое важное в тексте, - и он с торжественной гордостью прочел: "Красавица, умна не по годам, хорошо готовит, на все руки мастерица, составит пару порядочному человеку, уют, забота гарантированы".
   - Ну, если так, то я согласна, - немного помедлив, заявила Ольга, - если только, конечно, за приличного человека. Не понятно только про доплату. И ещё пунктик: что я получу в результате этой экзекуции, и какие гарантии выставляет заинтересованная сторона?
   - Вот и умница, - заметил Виктор и утер платком расцарапанный нос. - Так бы давно! Гарантии получишь с покупателя. А про доплату, это я так, для затравки клиентов распространился. К тому же в тексте специально неясность упрятана, чтобы не понятно было, кто кому должен. Пусть каждый олух надеется кроме жены ещё и доплату получить для полного счастья. А польза тебе достанется, уж поверь мне.
   - Да уж верила несколько раз. Только всё мимо прошло.
   - Не попало в цель, потому что аппетит урезать надо, а не пугать им подвернувшуюся золотую рыбку.
   - Легко сказать - не пугать, если всё время по жердочке да над пропастью перемещаешься, и споткнуться никак не возможно. Нервы внутри дребезжат, как струны на гитаре Горбатого Шурика, когда он по ним лупит в неистовом возбуждении.
   - Ладно, не стенай. Машина заведена, объявление запущено в дело. Чувствую, улов должен быть приличный. Только приведи себя в порядок, а то как мымра какая... И не сверкай глазом, словно ехидна. Смотри ветрено и беспечно, но с достоинством, будто бы благородная дама припудренная издержками современной жизни.
  
   Клиент пошел на следующий же день, как майский карась. Неизвестно, что в объявлении привлекло внимание потребителя (Виктор был уверен, что упоминание о доплате; Ольга не сомневалась, что успех принесли её чары обольщения, передавшиеся даже через газетную строку), но с утра повалили такие гуси... очередь растянулась до первого этажа и упёрлась во входную дверь подъезда. Свекровь следила за порядком на лестничной клетке, чтоб никто не пролез вне очереди. И в то же время, шаря взглядом по претендентам, определяла перспективных очередников с её точки зрения. Таковых она брала под руку и со словами: "Вы мне внушаете невероятное доверие и имеете безусловные шансы на успех", - протискивала поближе к двери со словами: "Посунься люд, этот джентльмен занимал очередь со вчерашнего вечера. Кроме того, у него льгота на проезд в общественном транспорте. Все, кто желает попасть на приём, должен записаться в журнале посетителей", - и она строго помахала в воздухе школьным дневником. Очередь тут же засуетилась, заспорила и потянулась поближе к дневнику.
  
   Первым пожаловал мужчина видный, лысоватый, со слегка выпуклым животом, по которому гинеколог бы определил пятый месяц беременности.
   - Проходите, не стесняйтесь, здесь все свои, - командовал Виктор парадом, как опытный жокей. - Расскажите о себе, докажите приоритет.
   - Я, это я, - заявил уверенно посетитель. Своих достоинств не скрываю - смотрите, оценивайте, наслаждайтесь. Но хотелось бы знать: где будет жить невеста?
   - По месту проживания супруга, - как солдат на посту, отчеканил Виктор. - Жильём суженную должен обеспечить мужчина.
   Нечаянная грусть скользнула по лицу претендента.
   - Если позволите, ещё вопрос...
   - Отчего же, ваше право...
   В разговорной речи покупателя и продавца явно просматривалось влияние художественных фильмов отснятых по сценариям классиков.
   - Хотелось бы знать размер упомянутой доплаты, и в какой валюте...
   - Ну, батенька, вы еще не познакомились близко с невестой, а уже посылаете запрос на возмещение. Недостойно, ой, как недостойно с вашей стороны. Понятие доплаты возникает по истечению трёх лет супружеской жизни, - если в объявлении об этом не упомянуто, то прошу "ссори" за упущение. Но суть понятна и честна: если, по истечению указанного срока издержки понес покупатель, то он имеет право на возмещение ущерба. Если же за это время продавец оказался обделенным, то счет на возмещение убытка повинен быть оплачен покупателем, то есть вами. Но я уверен, до этого не дойдет...
   - Вы хотите сказать, что прямо сейчас я никоим образом доплату получить не могу?
  
   - Извольте, извольте. Вы еще не взяли товар в руки, а уже желаете деньги получить не понятно за что. Так не бывает в жизни, увы. И невесту, и доплату, и всё в тот же час - уважаемый, вернитесь из вашей сказки в реальную жизнь.
   - Я хотел бы сначала доплату получить, чтобы оценить потенциал предложения, а назавтра вернуться за невестой, чтоб всё по чести было... Жаль, очень жаль, - произнес лысоватый, пятясь к двери, - имею желание серьёзно задуматься над вашим предложением.
   - Надо было сначала думать, чем невесту собирались баловать, - встряла в разговор возмущенная Ольга, - прежде, чем в очередь становиться. - Каждый рассчитывает иного облапошить, "на дурняк" пожить, да только, увы, часто сам в козлах остаётся.
   - Бывают исключения, и очень даже удивительные... - посетитель просунулся во входную дверь и исчез, и уже из-за неё донеслось: - Я на вас заявление в прокуратуру подам за мошенничество...
   Спускаясь вниз по лестнице, лысоватый обиженным тоном оповещал собравшихся, что никакой доплатой здесь не пахнет, невеста не первой свежести и вообще, история попахивает мошенничеством.
   - Ступай прочь, неудачник! Тащись в свою дворницкую жевать холодные макароны! - посылала напутствия вслед уходящему гражданину Ольгина свекровь. - Видели чудо в перьях? Голый-босый, а туда же, жениться...
   Но как бы там ни было, после ухода первого посетителя очередь заметно поредела, а те, кто остался, нерешительно переступали с ноги на ногу, лишая себя уверенности в благосклонности случая.
   Детвора потянулась со школы, наполняя дворы и улицы своим пташинным щебетом. И сразу же, с их незримым присутствием, в подъезде потянуло едким, всё усиливающимся дымком. Это дымовая шашка делала свою работу, брошенная шкодливой рукой. Желающие подобрать чужую жену, бросились по ступенькам вниз, позабыв о причине своего прихода.
   И сколько свекровь не кричала, стараясь успокоить претендентов, что это всего лишь детское баловство, что сейчас она откроет окна в подъезде и всё тут же выветрится - бегство приняло массовый характер. Следом раздался взрыв, похоже на разорвавшиеся болты с порохом, и бегство посетителей ускорилось. Во дворе их обескуражил лязгающий грохот носящейся, с привязанной к хвосту консервной банкой, кошки, и картечь из фасоли и прочих бобовых, шпуганцов, мелких камушек, выпущенных детворой из легкого стрелкового оружия. Защищаясь, кто как может, толпа взрослых бросилась вон со двора. Убегающих преследовал малец лет пяти с резиновой грушей, обрызгивая водой улепётывающую массовку.
   Свекровь, несмотря на всеобщую панику, не отпускала так приглянувшегося ей гражданина, крепко зажав его руку между металлическим плетением перил и своим бедром. Гражданин дергался, кряхтел, но его усилия были тщетны. Его положение напоминало мышь, угодившую в мышеловку.
   - Что же вы так не терпеливы, - сказала улыбчиво Ольгина свекровь, чтобы пригасить ненужные порывы претендента. - Теперь, когда все недостойные разошлись, у вас будет достаточно времени узнать поближе эту чудо женщину. Сама бы на ней женилась, да господь не удосужил меня быть мужчиной.
   - Отпустите меня, - жалобно произнес заарканенный гражданин, - я ведь безработный, а теперь, похоже, ещё и бездомный.
   - Чего эт-то вдруг, - заикаясь засомневалась свекровь. - По "прикиду", манере держаться не тянешь, дружок, на от природы немощного. И туфельки, гляди, лакированные, и костюмчик под стать. Так что, не мудри лишнего. Сейчас позавтракаем: селёдочка, водочка в запотевших рюмочках из холодильничка... А претендентка какова?! Одним глазком глянешь, и не оттащишь тебя во веки. А ты ерепенишься неприлично.
   - Туфельки я в секонд-хенде приобрел в прошлом году, и костюмчик оттуда же. Третий год, как безработный... поэтому от отчаяния. А тут ещё с моей квартиркой разминочка вышла: прежняя жена отсудила, осталось только выбраться.
   Ольгина свекровь волком глянула на презренного теперь уже претендента, и рявкнула свирепым зверем:
   - Так что ж ты, гадкая твоя рожа, в приличный дом приперся, и чужую жену обманным путём хотел завлечь в ложный соблазн... - она высвободила руку гражданина из плена, развернула его лицом вниз по лестнице, и ступней сорокового размера приложилась к пояснице развенчанного претендента.
   Гражданин шумно понесся вниз с приданным ему ускорением, согласно второму закону великого Исаака и скрылся за поворотом лестничной площадки.
  
   Тёща зашла домой повадкой лисицы, которой не удалось пробраться в курятник, а лишь - потыкаться мордой в щели его.
   - Ну, что невестушка, не нашлось других дурней на место возле тебя, кроме моего пентюха. Разбежались гости дорогие, едва услышав, что приданного за тобой нет, а лишь одни обещания.
   - Зачем же вы, мама, своего родного сына обзываете таким обидным словом. Это же вы его породили и воспитали, за что огромное спасибо.
   Невестка одной фразой решила наполеоновскую задачу: вроде б то как, защитила мужа, и одновременно натравила на мать, чтоб самой не ввязываться в перебранку.
   Свекровь потухла, затаив обиду, но от дальнейшей конфронтации отказалась.
   Мудрое слово - оно всех лечит.
  
   * * *
  
   Решительный стук в дверь и одновременное дребезжание квартирного звонка говорили, что по ту сторону двери громыхало архи важное дело.
   Дядя Жора подтянул сползавшие трусы и с хозяйским недовольством открыл дверь. На пороге стояла расфуфыренная Зинаида Петровна с праздничным выражением лица.
   - Опочки! Никак старый должок занести решила, что с таким напором дверь рвешь, - напомнил дядя Жора прежнее обещание и шлёпнул Зинаиду по аппетитному заду.
   - Долг верну, как обещано, только время подходящее наступит. Сейчас я о другом.
   - Другое подождет, как я ждал. Давай с главного начнем, с обещанного.
   Соседка увернулась взглядом и уставилась на свою отставленную в сторону ногу:
   - Скажи лучше, сколько взрослых душ в твоей квартире воздух гоняют, Жора?
   - Не считал. А тебе, что до этого? - не совсем дружелюбно ответил хозяин.
   - Предложение выгодное к тебе имею.
   - Ты ещё за прошлый раз со мной не рассчиталась, а теперь новое сулишь: как депутат избирателей обещаниями кормишь.
   - Видишь, не такой уж ты и беспросветный, прямо в точку попал. Аж, рассчитаться с тобой захотелось поскорее. Называй место и время, только, чур, не говори: "Сейчас и прямо здесь, в коридоре..."
   Дядя Жора поморщился. Он мог здесь, и прямо сейчас, Зинаидин долг оформить, да риски были уж больно повышенные. Про удобства он как-то не подумал.
   - Ладно, говори, с чем пришла. Может, опять долгом обрастёшь, так мы их сразу оба и погасим при первом подходящем случае.
   Зинаида засветилась взглядом, ощутила перспективу и решила довериться соседу, раз уж так господь дела устроил.
   - Я теперь, как бы, хочу в другое сословие перескочить. Решила выставить свою кандидатуру на выборах в городской совет.
   У дяди Жоры состроилось такое обиженное выражение лица, как будто бы хватил стакан с водкой, а в нем вода оказалась.
   - Зинка, ты представляешь, скольким теперь должна будешь, если только начнёшь избираться. Ну, а если доползешь до депутатства, то тут уж даже я не знаю, как всем долги раздашь, - и он развел в стороны руки, не представляя всей мощи обвала, обещающего свалиться на Зинаиду Петровну.
   - Да мне б только доползти, - легкомысленно ответила тётя Зина, - а там: кому должна - я всем прощаю... Всю непосильную ношу на других взвалю.
   - Думаешь, найдутся желающие за твою повинность отдуваться? Да, ты женщина прочная, может быть, и потянешь этот воз, но как-то не по- христиански такое насилие над организмом смотрится.
   - Да, что ты за организм беспокоишься. Что ему будет? Он же безразмерный, выдержит. Напугал, тоже мне, бабу возбужденным мужиком.
   - А я чем тебе могу помочь? Очередь, что ли, регулировать?
   Тётя Зина не стала больше тратить время впустую, а запросто так, ухватила дядю Жору через трусы за самый его важный орган и задвинула в коридор, прикрыв за собой входную дверь. Она придвинулась к нему вплотную, не выпуская из руки захваченного в плен узника, и с завораживающим жаром объяснила свою затею. Роль дяди Жоры сводилась к тому, чтобы он убедил, в том числе и через членов своей семьи - всех соседей, людей из прилегающих улиц и прочих встречных-поперечных проголосовать на выборах за своего человека, коим являлась Зинаида Петровна. ...И тогда в их доме, улице, районе наступит великое благоденствие и порядок. И каждому отвалится его пожелание в лучшем виде.
   Тётя Зина разжала свою руку, отпустив на волю гордость дяди Жоры, только тогда, когда он три раза повторил, что от него требуется. На прощание, в знак скрепления тайного договора, Зинаида Петровна оттянула резинку трусов дяди и резко отпустила. Тот ойкнул и втянул живот от неожиданности. Раздался звук, напоминающий рвущуюся материю, и коридор наполнился сероводородными газиками. Тётя Зина вмиг испарилась.
  
   На кухне в это время гремели кастрюли, клацали закрывающиеся дверцы шкафов и выдвижных ящиков под фальшиво звучащую песнь о несчастной, но очень привлекательной Золушке. Это жена дяди Жоры занималась повседневным делом - заготовкой корма на день жизни семьи, которая кормилась, кто когда вздумает, беспрерывно в течение дня.
   Счастливая мать и жена не чаяла души в своих питомцах и ради них выстаивала в "горячем цеху" всё своё жизненное время, не занятое официальной работой. Мужа она мысленно несколько журила, что он приносит мало денег в дом, но тут же хвалила, что не путается под ногами, не мешает ей заниматься семейными делами и не донимает пьяными разглагольствованиями.
   С помощью современного философа, оплатив ему небольшие деньги за умственные изыскания, можно было получить взамен убедительную формулировку для признания их семьи почти идеальной, в которой демократия вполне сочеталась с полной вольницей и разгильдяйством.
   Выпроводив Зинаиду, дядя вернулся в комнату и стал возбужденно ходить взад-перед, то покручивая ухо, то ковыряясь в носу, то почесывая спину, изогнув руку и скорчившись. Он взмок от носившихся в голове фантастических планов. Энергия воображения преобразовалась на теле дяди Жоры в затейливые фокусы: оно покрылось красными пятнами, глаза неестественно выпучились, пар валил из каждой поры, волосы шевелились, словно на ветру, а влага струилась с головы до ног, скапливаясь на полу в виде лужи. Дядя без вина был пьян, охмелев от иллюзий безбедной жизни, беспечно шлёпая босыми ногами в образовавшемся водоёме. Он вместе с тётей Зиной мечтал выйти на новую общественную орбиту.
   В комнату вошла жена и поставила на стол огромную кастрюлю супа. Следом влетели дети, как осы на рыбу, расхватывая ложки и тарелки. Жена дяди Жоры разливала пышущий ароматом суп, и это занятие считала верхом блаженства, не входившим ни в какое сравнение с дерзкими ночными наскоками мужа. Знай это, дядя сильно опечалился бы, так как считал себя в этом деле непревзойденным сорвиголовой.
   Дети жили мыслями о том, что их ожидает за дверями отчего дома, после того, как они пополнят ресурсы организма горячим супом. Никто никого не замечал в мыслях, струящихся, как вода в ручье по руслу, хотя вместе кричали, спорили, ругались. Каждому виделось, что его мысли и дела самые важные, а у остальных - так, постольку-поскольку. Дети были счастливы сами по себе, как и их отец, и спроси у любого, что они ели минуты спустя: суп ли из курицы, картофельное жаркое или тефтели с ячневой крупой - никто бы из них не ответил. Что уж говорить о дяде Жоре, вообще утратившем желание принимать пищу от чрезмерного чувства вожделения открывающейся перед ним новой жизни. И только супруга знала, что приготовлено на обед, из какого мяса, с какими приправами и сколько минут поджаривался лук на сковородке и сколько ломтиков хлеба будет съедено за день. Её глубочайшее заблуждение в том, что муж и дети, в момент трапезы, свою благодарность и почтение мысленно изливают в лик их кормящий. Ей было невдомек, что они воспринимают её, как окружающую обстановку, зная, что в определенное время, когда у них начинает выделяться слюна, как у собаки Павлова, им дадут поесть. И живёт каждый из них своей мечтательной жизнью и тем, что требует их воспламененная воображением душа.
  
   * * *
  
   Первыми исчезли из нашего дома Илья с дедушкой. Была ли у него бабушка? Несомненно, была. Но в нашей памяти она никак не отложилась. Видно, сумерки её растворили. Их семья не выехала заграницу, а лишь поменяла адрес проживания в городе. Похоже, дедушке надоело бегать по лестнице с палкой туда-сюда и бесконечно чинить обувь у сапожника Джаника. Подробности отъезда семьи никому не были известны, и очень скоро все и думать забыли об этом событии.
   И что вы думаете? Спустя сколько-то лет, когда вся страна превратилась в один большой базар, на котором можно было купить недорого ценные вещи - были бы деньги, мы шли по городу, не особо подчиняясь сигналам светофоров. На одной из площадей, какой-то ухарь водитель выписал дугу вокруг нас и из окна новеньких "жигулей" выставились огромные передние улыбающиеся зубы, принадлежащие Илье, а по-нашему "Иле", и его африканский череп с завитыми черными мелкими кудряшками.
   - Как дела? - бросил горделиво бывший унижаемый и оскорбляемый сосед.
   - А где твой дедушка? В багажнике? - одновременно выпалили мы.
   - Дома... - ответил Иля.
   - Нормально... - ответили мы.
   И надо же так случиться, в этот самый момент, на выставленный из окна машины локоть Ильи попал голубиный помет - известная счастливая примета. Вечно ему везет, этому Иле, на всякую гадость. Он тут же нажал на газ, унося доставшееся счастье, и снова сгинул на несколько лет в водовороте жизни.
  
   А вот и тётя Зина к воротам вышла. В это время она ещё не думала о политической карьере - не все ухабы жизни и перипетии судьбы были опробованы и пройдены. Не набила она ещё необходимое количество шишек, чтобы сквозь их ряды рассмотреть нужную дорогу. Нос по ветру, в глазах огонь, в движениях порыв.
   Из открытого соседского окна совершенно к месту неслась песня "Вихри враждебные веют над нами..." Зинаида Петровна раздумывала над перемещением заграницу ликвидного товара, который планировалось приобрести на местных рынках-барахолках. А ещё то, что случайно завалялось в дальних углах комодов, ящичков, кладовок и не было своевременно выброшено в мусорный бак.
   Дочь Людмилка, так ласково, с вульгарным подтекстом, звала её наша дворовая ватага, чихать хотела на ликвидность маминого товара и только и думала, как бы не упасть в грязь перед заграничными мужиками. Ей тоже предстояло посильное участие в добыче средств существования. Тяжеленные сумки с товаром распределялись и на её долю, о чём она, пока, только смутно догадывалась, и по-девичьи гнала эти догадки прочь.
  
   Дом наш о пяти этажах и построен буквой "П", как уже упоминалось. Но в одном из угловых подъездов архитектор добавил шестой этаж, по-видимому, рассчитывая самому там заселиться. Об этом, во всяком случае, поговаривали злющие языки, болтающиеся повсюду, где клокочет жизнь. Но что-то, по-видимому, не сложилось у архитектора и на шестом этаже поселились не те, кто планировал, а обычные статистические люди.
   Антонина Петровна при своей нездоровой голове, вечно перевязанной влажным полотенцем, взбираясь на свой "чердак", как его именовали насмешники, пешком из-за отсутствия лифта, ругала архитектора обидными словами. Смышленый архитектор достроил шестой этаж в понравившемся подъезде, а лифт запроектировать не удосужился. Возможно, банально не хватило денег, отпущенных на строительство. А может быть, просто не подумал. А скорее всего, подумал: если мне в этом доме квартиру не выделяют, так я им устрою Армагеддон - пусть лезут пешком на шестой этаж, - и искромсал проект подлым решением, за которое, между прочим, премия полагалась за экономию средств.
   Жителей шестого этажа не радовало даже то, что Карлсон, который жил на их крыше, часто пролетая мимо, заглядывал в окна и строил глазки женскому полу. Антонина Петровна обычно махала на него полотенцем, как на назойливую муху. Карлсон по-детски обижался на такое "гостеприимство" и отвечал тем, что громко топал ногами по крыше в позднее время, мешая просмотру мелодраматических сериалов по телевизору подкрышной соседке. Слабый пол таил мысленно коварство и ожидал подходящего случая, чтобы рассчитаться с капризным пришельцем.
   Но больше всего на свете жильцы шестого этажа желали всяческих негараздов архитектору спроектировавшему дом без лифта. Жив ли ещё бедолага или почивает на том свете, только покоя ему не видать из-за обоснованного недовольства жильцов самого верхнего этажа. Реплики из уст недовольных лились соляной кислотой, пронизывая насквозь и тот и этот свет. Жители пятых этажей, взбираясь пешком под сень крыши, яростно подбадривали себя мыслью, что их соседям приходится подыматься на этаж выше, и радостная приятность разливалась по их телу, придавая силы. Всё же важное дело в жизни - сравнение. Сравнил свою неудачу с чужим злоключением, и сразу не так обидна на сердце печаль, часто переходящая в нарастающую радость.
  
   Муж Антонины Петровны - невысокого роста, незаметного поведения - суетливо поспешая, каждое утро шагал на работу, словно на праздник. А после - нырк обратно в свою лузу, то есть в квартиру, и не высунется и не пикнет, как заколдованный. Никто из нас не помнил, чтобы он хоть раз остановился во дворе, с кем-либо словом перемолвился или ещё чего. Такой себе вечный маятник - туда-сюда, туда-сюда и никаких тебе отклонений. Было ли замешано в этом какое-либо хобби, которому он посвящал себя сидя дома, лепил ли вареники на кухне, раскатывая тесто старой деревянной скалкой или простодушно просиживал у телевизора, впитывая информационные каналы фибрами души - так и осталось загадкой для всех.
   Зато Антонина Петровна со своего окна на шестом этаже видела и знала всё и молчать о том не собиралась. Вот где обнаружилось преимущество шестого этажа. Глашатай в восточных землях в давние времена с минарета оповещал граждан о всевозможных событиях, распоряжениях. Этот обычай спустя века вернулся в наш дом и глашатаем выступила тётя Тоня, своим зычным голосом оповещая округу о событиях высмотренных её острым орлиным глазом. Никто не мог уберечься от её снайперского порицания, что про кого думала - тут же сообщала остальным. Бесхитростная женщина Антонина Петровна, и никто с ней ничего поделать не мог. Она даже про Зинаиду Петровну нехорошо отозвалась, когда та со своего балкона шандарахнула вниз ведро помоев, думая, что её никто не видит. Было темно, а работу водопровода отключили из-за неисправности. Но темень Антонине Петровне не помеха, чтобы отследить чужую провинность. И хотя тётя Зина пыталась переложить ответственность за проступок на Карлсона, который жил на крыше, и даже на всякую нечисть безбожно бороздящую небо, рассекая воздух рожками и топча его копытцами, но кто бы ей поверил.
   И две громогласных жрицы культа осуждения схватились в ратном сражении. В конце концов победила тишина и все легли спать с чувством собственного достоинства. Легли, но обе мысленно обсуждали продолжение сражения на следующий день.
   Утром Антонина Петровна сварила борщ для мужа, убрала в комнатах, полила цветы, погладила платье, которое собиралась вскоре надеть и, посчитав, что все второстепенные дела закончены, высунулась в окно и стала поджидать появления в поле зрения Зинаиды Петровны. Как известно, кто очень чего-то сильно ждет, тот обязательно дождется. Вот только эффект от ожидаемого не всегда тот.
   - Что ж ты, соседка хренова, гадишь у себя под носом, как последняя... - так начала свой обвинительный монолог тётя Тоня при виде провинившейся Зинаиды Петровны.
   Зинаида Петровна тоже в долгу не осталась и выплеснула на Антонину Петровну такие подробности её личной жизни (где только и раздобыла?), что тётя Тоня, набрав полные лёгкие воздуха, готовясь излить на лживую обидчицу флюиды... презрения, надув до красноты щёки, уже собралась выпустить накопления на бесстыжую врунью, как вдруг её организм заклинило и она беспомощно застыла в таком неудобном положении.
   Дело разрешилось только, когда муж вернулся с работы и, видя раздувшееся тело жены, не вставил дренажную трубку с пластмассовым наконечником в задний проход супруги. Застоявшийся воздух вырвался наружу с неимоверным свистом, распугав хулиганов на улице, пристававшим к молодым девушкам.
   Шухер (не путать с Леви Шухером - мясником, трудящимся в лавке на соседней улице) пошел такой кругом, что многое с испугу стало на свои места. Старший товаровед в близь расположенном овощном магазине посчитала правильно выручку за неделю без прибыли в свою сторону. Постовой авто-инспектор, остановивший легковушку, якобы за попрание правил дорожного движения, был предупрежден и отпущен без мзды и протокола о штрафе, чего ранее никогда не наблюдалось, к великому изумлению, как водителя, так и самого инспектора. А местный пьяница и изрядная сволочь Корней Удалый помог старушке доставить её торбу к дому, да ещё незаметно сунул ей в карман горсть мелочи, которую насобирал ранним утром в городском фонтане себе на похмелье. Электрик жилищной конторы взял оплату с приниженного заказчика строго по расценкам прейскуранта, чем привел в расстройство собственные чувства. Зато у Карлсона, который действительно жил на крыше нашего дома, забарахлил моторчик пропеллера, и пришлось ему спускаться вниз по лестницам подъезда, как обычному жильцу. Многочисленные злопыхатели из старшей возрастной категории постояльцев тут же с удовольствием заявили, мол, нечего ему мотаться со своим пропеллером, где вздумается и когда захочется бесконтрольно не только для руководящих работников, а и для обычных граждан, вызывая зависть и другие неблагосклонные чувства.
  
   Обычно тётя Тоня с тётей Зиной при встрече мило раскланивались, а их лучезарные улыбки ласкали обаянием. Так было всегда, кроме тех случаев, когда между ними происходил расдрай, обычно, из-за какой-нибудь мелочи. В таком случае они старались не замечать друг друга, и отворачивались при встрече, если таковую нельзя было миновать. И только вздыбленные волосы у одной и искры, высекаемые металлическими каблуками у другой, говорили о том, что ничто не забыто и лишь упокой души соперницы может восстановить добрые отношения.
   Но проходило время, и как лягушки в одном болоте не могут к вечеру не начать свою трескотню, обсуждая несносное поведение комаров и прочей мошкары, так и тётя Зина с тётей Тоней не могли уклониться от совместных пересудов. Они были обречены поддерживать нормальные соседские отношения. В противном случае терялся смысл их участия в перипетиях двора и овладением умами сторонников их личного мнения. А это ласкало душу и придавало замысловато покорёженный, но хоть какой-то смысл жизни. Всё в этих взаимоотношениях было сложно переплетено, чтобы взять и просто так их разрезать. Соседки, как-никак.
  
   Человек облеченный властью и персона не имеющая к ней никакого отношения - это две большие разницы, как сказали бы в Одессе. Это что-то, вроде, как осётр на столе и костлявый замызганный бубырь, от которого не только на кухне толку нет, но и последняя кошка нос воротит.
   У Зинаиды Петровны цикл превращения из второго типа в первый занял два дня.
   В воскресный день выборов она была обычным человеком, желающим лучшего будущего, как себе, так и всем окружающим, будь то соседи, жители района или города. И не только желала, но готова была закатить рукава и броситься в бой, чтобы воплотить эти пожелания в жизнь. А вот через день, после того как стали известны результаты голосования, и каким-то нелепым образом Зинаида Петровна прорвала ряды потенциальных депутатов и вклинилась в прореху, её взгляды на жизнь претерпели изменения. Впервые мысль о том: "А как же я им всем помогу в их проблемах, хоть и обещала?" - потревожила её именно в этот день.
   В шуме хлопков вылетавших пробок из бутылок шампанского, салютующих невероятной победе, и закружившейся от напитка и успеха головы, тревожащие душу вопросы, откатились в дальний угол памяти, в котором годами покоился ненужный хлам.
   Но на утро, как ни странно, неприятный вопрос вновь всплыл, предательски
  мешая радоваться жизни.
   Зинаида Петровна, лежа в постели в блаженном состоянии, вспоминала кому-чего она наобещала в случае её победы. Но тут же бонапартовская мысль оградила от возможных рисков: "Это я до вчерашнего дня была ниже обещаний. А ныне - они подо мной. Захочу каблуком раздавлю, а приглянется кто - пожурю и по головке поглажу - и будет с него".
   Розовое утро радовало сердце и приятно щекотало в груди. Грудь наполнилась томлением приятных ожиданий.
   Но опять полезли в голову дурацкие мысли. Видно так мир устроен, что без гадости нет приятности.
   "...Ещё и этот, с пропеллером - Карлсон, привязался: добудь ему, да добудь новый двигатель. А я слабину дала, пообещала. С ним, правда, дело легче всего утрясти. Он же бездомный, живет на крыше, паспорта не имеет - на выборы не ходил, хотя нагло врет, что отметился и за меня проголосовал. Видите ли, летать он хочет - поди, не миллионер. Давно пора ему на землю спуститься, да носом говно пропахать, - нечего тунеядствовать на небесах. Пусть, как все граждане, пешком ходит - а то цаца великая: не укажи ему ничего.
   А как быть с этой гадиной, Тонькой? Я ведь пообещала ей лифт на шестой этаж соорудить. Только вот не узнала заблаговременно: возможно ли это с технической стороны вопроса. А очень похоже, что невозможно. Опять же, кто платить за обустройство будет? Что же теперь - Рокфеллера в инвесторы призвать?"
   В ту минуту, когда тётя Зина узнала, что избрана городским депутатом, вмиг превратилась в строгую и расчетливую Зинаиду Петровну, без всяких тёть. И ещё, в её сознании и сердце холодным кристаллом впилось понятие "инвестор". В день своего избрания, она произнесла это слово один раз. В последующие дни - по нескольку раз на день, а в дальнейшей деятельности упоминала по три раза в час. Это была её скорость продвижения во власти по пути решения нерешаемых вопросов.
   "...И что это я лежу одна в постели? А где Вася Сиволап - мой истинный благодетель? Никак со своей подлой старой женой пьяный валяется... Ну, и пусть - один день можно".
   - Людмила! - крикнула она дочери, не вставая с постели. - Я вчера поздно пришла? А как вела себя?
   Дочь что-то пробурчала невнятно из соседней комнаты.
   - А как я могла себя вести, если не помню, как домой явилась? - задала себе вслух вопрос Зинаида Петровна, и сама же на него и ответила: - Конечно, прилично и немножко высокомерно, как и подобает депутату городского совета.
   Последнее замечание услышала дочь и, просунув голову в дверь маминой комнаты, сказала:
   - Ты слишком высокого мнения о себе. Если бы "доброжелатели" догадались сфотографировать новоизбранного депутата, возвращающегося домой после возлияний, то скандал был бы нешуточный. Хорошо, если тот, вчерашний, прохожий в полицию заявление не подаст на тебя...
   - Какой прохожий?..
   - Тот, которого ты перед домом по асфальту тягала, когда реверсировалась после торжества. Не помнишь? Куда там... Так наклюкалась, словно прапорщик после ревизии. Хорошо, если живой остался, так его топтала.
   - Кого? Прапорщика?..
   - Да, нет же, прохожего. Кричал, бедный, словно демоны напали. Впрочем, ты мне и такая нравишься.
  
   * * *
  
   Дядя Жора после долгих лет мытарств задумал вычислить формулу счастья, чтобы и самому отдохнуть от утомления прожитых лет, да и других одарить радостью. Он был добрым человеком и злился только, когда не по его выходило - в этом состоянии и зашибить мог. Но всё равно дядя Жора был добрым. Жена от него никогда плохого слова не слышала. И тетю Шуру он ни разу не обложил шахматным термином. Вот о ней такого сказать нельзя было, и применяла она термин этот, как гроссмейстер какой... И этажность любую могла надстроить - опытным была человеком в этом деле. Такая у неё планида: любила крепкое слово и не могла без него, как прапорщик без рюмки водки на выходной.
   Прожитые годы, которые по бытующему мнению должны перевоплотиться в мудрость, подсказали дяде Жоре общие критерии счастья. Эти самые годы твёрдо убедили его, что человек должен быть свободен от утомительных отношений, забот и дел, и при этом иметь необходимый финансовый ресурс для ведения достойной жизни. Помня ещё с детства поговорку, что дети цветы жизни, но садить их надо под чужим окном, дядя, несмотря на бесспорную любовь к своим отпрыскам, предложил в своей идее содержать их до совершеннолетия в интернатах. Совершеннолетие предлагалось учредить по достижению двадцати одного года - так оно как-то надежней выглядело.
   По выходным дням счастливые воспитанники интернатов встречались со своими родителями, которые по глубокому убеждению дяди, должны были проживать врозь, и только столоваться допускалось вместе. Идиллия таких взаимоотношений не могла не укрепить семью, так как не была отягощена бесконечными бытовыми проблемами и раздорами. И напротив, соскучившись, члены семьи не могли не выразить любовь и почитание друг другу. Только свободные от взаимного надоедания люди могут предаться истинному счастью взаимоотношений - так заключил дядя в своем трактате.
   С детьми и супругой, согласно дядиной теории, всё складывалось благополучно. Но вот, как быть с работой и средствами к существованию? Этот вопрос очень и очень расстраивал дядю Жору, и он долгое время ходил хмурый и разбалансированный. В таком состоянии он вошел в приоткрытую дверь квартиры бабушки Славика Красницкого, прошел на кухню, набрал из кастрюли в подвернувшуюся тарелку жаркое, выбирая самые привлекательные куски мяса и мгновенно съел, не забыв поставить тарелку в мойку. Бабушка, находившаяся всё время на кухне, стояла с открытым ртом, боясь пошевелиться, так как поведение дяди вызвало у неё в голове серьёзные опасения за личную безопасность. Она успела сказать: "На здоровье, на здоровье...", - вслед тяжелым шагам уходящего дяди Жоры, раздавшимся в коридоре, а после хлопнула входная дверь.
   "А ведь и убить мог", - прошептала посиневшими губами бабушка Славика и обессиленная опустилась на скамеечку. По её щеке скользнула скорбная слеза по так скоро увядшей жизни...
  
   Заходя к тёте Шуре на рандеву дядя молча шлялся по квартире с глубоко задумчивым видом, а потом неожиданно уходил, позабыв, зачем пожаловал. Тётя Шура стала подозревать неладное и терзать себя домыслом, а не завёл ли её полюбовник коварную соперницу? Она стала более покладиста во время дядиных посещений, стараясь всячески подбодрить его к активным действиям расположившись на диване. Но дядя вёл себя очень странно: всё время куда-то торопился, не поспешая уходить при этом, размахивал руками и швырялся обрывками непонятных фраз. И если тёте Шуре удавалось-таки склонить его к любовным ласкам, то делал своё дело быстро и нехотя, совершенно не замечая процесса...
   Тётя Шура пыталась лечить его водкой, применяя исключительно для внутреннего употребления, с нежным растиранием волосяного покрова на груди и ниже. Дядя лечился с удовольствием, но становился ещё более задумчивым, неожиданно вскакивал, ходил из угла в угол и, в конце концов, покидал приютивший его дом, как ни в чём не бывало...
   Не добившись желанного результата, тётя Шура перестала изводить на него водку и на вырученные деньги занялась разведением породистых кошек. Ей кто-то на улице сказал, что это выгодное дело, не то, что козы: весят меньше, а стоят больше. А вони несравнимо менее и мягонькие...
  
   Если в голову что-то засядет, и человек не ест, не пьёт от свалившейся задачи, то рано или поздно решение лучше или хуже котелок выдаст. Не зря же в нем мозг находится, а ещё - непонятное серое вещество. Должен же он какую-нибудь полезную функцию выполнять. Ведь рукам, ногам такой вопрос не поставишь - они всегда при деле, как и рту, глазам и ушам. А вот с мозга следует строго спросить: где результат твоей деятельности - сбиток прожилок и субпродукта, которого и мясом-то никак не назовешь?!
   В конце концов, мозг дяди Жоры, как упрямый осёл, выдал-таки посильный результат. "Вот!" - сказал он дяде, а тот передал нам, то, что сам получил. Получка эта содержала много завлекательного и интересного, сами посудите: каждый должен заниматься работой доставляющей удовольствие и несущей моральное наслаждение, а не хаять время начала рабочего дня, как редкую гадость. И если такой работы у человека нет, то он обязан отказаться от немилой пахоты, как от мерзкой подлянки. Навести баланс между теми, кому в радость дело и теми, кому в падлу горбатиться без удовольствия, должно было правительство, повинное не байдыки бить, а организовать новейшие технологии на производстве и поставить ученый мозг на потребность общества. "Один трудится - семеро с ложками сидят", - вот она, старая поговорка, обретшая только теперь разумный смысл.
   Говоря более доступно - дядя предлагал одному человеку, работающему с удовольствием прокормить семерых, лишь бы ему не мешали и создали подходящие для труда условия на базе современных технологий. Где взять эту базу современных технологий, дядя не уточнял, но данное сочетание слов звучало очень убедительно.
   Конечно же, тем, кто трудился, полагалось (тут дядя Жора на удивление не поскупился) достойное финансовое обеспечение. Но и тем, кому работа была не в радость, ради того, чтоб под ногами у трудящихся не путались и полезному труду не мешали, дядя великодушно отломил по своей природной щедрости тоже достойный ресурс. Те же, которые неработающие, обязаны были повышать свой интеллект, духовное и физическое совершенство, упорствуя в занятиях, пока им представились время и возможность. А там, если появится желание, и сами в работники пойдут, обретя себя в жизни. Чем черт не шутит?
   Такую вот мировую теорию выдвинул дядя Жора, используя опыт предыдущих поколений.
   Мы восторгались промыслом дяди и читали ему самодельные дифирамбы. Все сходились на том, что это как раз та формула, которую тщетно искали земляне сотни и тысячи лет. И вот, наконец, случилось...
   Единственный камень преткновения, выпячивающийся в теории и бросающий тень на практику так, что она морщилась, доставляя неудобство, заключался в попытке обнаружить желающих упорно трудиться на благо общества, пока общество будет готовить себя принять результаты наработанного подношения.
   "А ну его к монахам, этот кирпич! - высказали мы смелое решение, - выбить его из кладки и всех делов".
   Все спели аллилуйю дяде, воспряли духом от грядущей головокружительной перспективы, а неудобный вопрос задвинули прочь с дороги. Каждый про себя думал, что он то, как раз работать и не будет, лихорадочно копаясь в уме в поиске того, кто был бы готов с любовью к труду накормить все общество, слёзно клявшееся не мешать работающим.
   Дядя Жора воодушевился невиданной поддержкой, начал швырять лозунги с разъяснениями своей теории. "Труд - источник морального удовлетворения! - провозглашал он. - Значит, сам работник и должен платить за предоставленное ему удовольствие поработать во благо..."
   "От каждого работающего - по способностям! - громыхал дядя. - Каждому "нетрудолюбу" по потребностям!" Старый лозунг в устах дяди зазвучал по-новому, более привлекательно и, ей-ей, более справедливо.
   Мы все в душе относили себя к нетрудолюбу, и радовались возможности удовлетворить свои потребности на законных основаниях, отчаянно надеясь, что трудоголики как-нибудь отыщутся.
  
   Спустя много лет, когда мы подросли до возраста тогдашнего дяди Жоры, то неоднократно сталкивались с подобными декларациями у множества движений, союзов и партий. Видно уж слишком заманчивая идея была, которую, как мы точно знаем, первым выдвинул дядя Жора. Спасло его от мировой известности только то, что не успел написать и издать брошюру по данному вопросу и создать партию - носительницу идеи.
   Вот какие люди жили в нашем доме: что ни сосед - то либо гений, либо авантюрист-предприниматель. Жили, конечно, и нормальные люди, зарабатывающие на проживание упорным трудом, но все они меркли в тени, которую отбрасывали наши гении.
  
   * * *
   На первом этаже шестиэтажного подъезда жили братья Вася и Гриша. Они очень гордились стратегическим расположением их квартиры, которое позволяло обстреливать проходящих из духовой трубки косточками, плодами бобовых растений или жеваной бумагой.
   Вася был старше Гриши ровно настолько, сколько их маме, тёте Лиде, понадобилось, чтобы прийти в себя от первых родов. А была она крупная и могущественная женщина, и терпеть не могла ожиданий, и ещё, когда ей противоречили. Их папе было всё едино от скольких детей скрываться на работе до позднего вечера.
   Быстро смекнув про красивый уход мужа от навалившихся проблем, тётя Лида разумом заставила себя остановиться на двоих детях, хоть они и были мальчики, а она так хотела помощницу...
  
   По неизвестным причинам Карлсон, который жил на крыше именно шестиэтажного подъезда, обожал поливать Васю с Гришей из своего краника. Похоже, он, таким образом, хотел ускорить рост детей и это ему удавалось. Братья росли, как на дрожжах: то ли от обильного орошения их жидкостью Карлсона, то ли от огромных котлет, приготовляемых мясистой рукой тёти Лиды.
   "Фу, горько-соленое", - огласил вердикт Вася впервые продегустировав жидкость, окропившую его с неба. Больше, попыток оценить вкусовые качества брызг, братья не предпринимали, довольствуясь наружным омовением.
   Странно то, что остальные жильцы ничего подобного не замечали, и им ни разу не досталось влаги от орошений Карлсона. Остается только предположить, что неразлучные братья постоянно болтались под окнами своей квартиры, не позволяя Карлсону дождаться промежутка их отсутствия. А всякая нужда имеет свой разумный цикл воздержания.
   Вася и Гриша, относились к младшему поколению дворовой ребятни - школяры младших классов. Путь в школу у братьев начинался с истерического мяуканья котов, разбегавшихся в разные стороны. В карманах ребят всегда были спички, камни, трубки для плевания жеваными бумажными шариками и много разной всячины неведомого назначения. Их мама, тётя Лида, кроме внушительного бюста имела голос большой оркестровой трубы, которым она умело пользовалась в быту и в сварах с соседями. Каждый вечер она выворачивала карманы братьев и, не глядя, выбрасывала содержимое в мусорное ведро. На наивную простоту взрослых братья отвечали продуманной конспирацией. Перед приходом домой, они прятали содержимое карманов в личные тайники и тут же заполняли высвободившиеся места разнообразным хламом, попавшимся на дороге. В военном искусстве подобная операция называется дезинформацией противника - пустые карманы братьев не могли не вызвать подозрения у матери: уж слишком она их хорошо знала. Дети знали свою маму тоже...
   Удивительным было то, что содержимое карманов, перекочевавшее в тайники не сильно отличалось от того, что тетя Лида выбрасывала на мусор.
  
   Вася был старше, и Грише это дорого обходилось, выливаясь в обидные подзатыльники и разнообразные принижения при первом удобном случае. Гриша копил злобу для отмщения, и в сердцах корил мать, что она родила Ваську первым. Будь наоборот, вот он бы ему сейчас навалял...
   Они объединялись только при появлении внешнего врага, которым мог быть любой мальчишка их возраста или младше. Вот где Гриша старался возместить полученное ранее унижение от брата, храбро выскакивая у Васи из-за спины. Так закалялась кровная дружба братьев, которая, впрочем, не гарантировала, что в этот же день Вася не надает подзатыльников Грише или не влупит "шалобан с оттяжкой" в темечко.
   Тетя Лида всегда пела на кухне, вынуждая соседей слушать свое выступление. К счастью, у неё был неплохой слух, а о достоинствах голоса уже упоминалось. Своих сыновей домой она звала, применяя меццо-сопрано, сама не подозревая о том, и соседи прикрывали уши ладонями, боясь повреждения барабанных перепонок.
   - Лида, не тужься так больше, - громко говорила бабушка Славика Красницкого со своего балкончика. - Все соседи уже знают, что твоим мальчикам надо идти домой кушать. Мы сами передадим им всё что надо. Ты только не испускай такие мощные волны, а то у меня от них шторм в голове начинается.
  
   Петя Некрасов любил пользоваться отсутствием жизненного опыта у братьев, приглашая их поучаствовать в своих проделках. У детей подобное предложение от старшего вызывало чувство гордости, хотя, где-то в глубине сознания они догадывались, чем всё закончится. Возможность участия в каверзах взрослых ребят и привлечение к себе восторженных взглядов девчонок, напрочь отнимало у братьев чувство самосохранения.
   Их подельник, Петя, был значительно старше и умнее и не без основательно возлагал вторую часть мероприятия - расплату за совершенное - на братьев, которую те и получали сполна из рук тети Лиды, женщины крепкой и решительной на расправу.
   Васе, как старшему, доставалась большая часть физического воздействия, проводимого посредством мокрой веревки, кожаного отчего ремня или просто увесистой ладони матери. Гриша отделывался часто простым испугом, наблюдая за экзекуцией брата.
   После проделанного воспитательного процесса тётя Лида снова пела на кухне свои бесконечные песни.
   Вася дулся в углу на брата, и показывал украдкой кулак, за то, что тот избежал в очередной раз наказания.
   Гриша сочувственно разводил руками, мол, у каждого своя судьба. Уже тогда Вася понял, что нет правды в жизни, и обдумывал, как отдубасить Гришу при удобном случае в счет будущих своих наказаний.
   Гриша быстро понял преимущества младшего брата: чтобы он ни делал, наказывать будут Васю, и он старался изо всех сил на этом поприще.
  
   Васе было поручено водить Гришу в школу и остерегать от различных напастей. То, что братья сами являлись злоключением для других, тётя Шура, как-то не догадывалась.
   В школе братьям нравились исключительно перемены, на которых они показывали всю свою детскую прыть, предварительно набравшись опыта у старших дворовых ребят. Этот опыт откладывался у них настолько легко, естественно и тут же наполнялся личными изобретениями, что тому мог позавидовать любой диссертант претендующий на ученую степень.
   Уроки вызывали у братьев ватную сонливость и тоску. Они были уверены, что занятия нужны были только преподавателям, дабы получать зарплату; а в их обязанность входило сделать всё, чтобы учителя, их мучители, не дождались, этой самой, зарплаты.
   Несмотря на то, что братья учились в разных классах, оценки, почему-то им ставили одинаковые. Доходило даже до невероятного: они умудрялись в один и тот же день, по одним и тем же предметам получать совершенно идентичные балы. В этот день тетя Шура брала мокрую бельевую веревку и тут уж каждому из "отличников" доставалось поровну. После, Вася был в душе даже доволен тем, что обеим досталось поровну. Это серьёзно утешало его и наполняло жизнь справедливостью. Он тут же готов был простить Грише старые обиды.
   Тётя Лида сначала огорчалась низкой успеваемости сыновей и ходила на переговоры к учителям. Но учителя попались какие-то нудные и тянули свою тягомотину об усердии в занятиях, прилежании, упорстве в науках и прочую ахинею. И наговорили настолько, что мать детей невзлюбила их, педагогов вшивых, более, чем сыновья. И решила она: будь, что будет - и без учебы этой, дурацкой, живут люди и временами вполне счастливы. Главное, выйти удачно замуж... Тьфу, жениться...
  
   Песни тёти Лиды были услышаны богами, и вскоре их семья переехала в другой дом в новую квартиру. Возможно, она пела ещё где-то, что так быстро была осчастливлена неизвестными благодетелями, но на то свидетелей не нашлось, а болтовня дворовых старух исходит из зависти возрасту - это каждый пионер знает.
   Съехали-таки из места своего проживания неразлучные братья Вася и Гриша. Всем двором выпроводили. Больше всех об этом событии переживал Петя Некрасов, но по-взрослому, молча.
   "А сколько интересных дел могли бы натворить с этими простецкими ребятами..." - волновала буйством планов Петина голова.
  
   * * *
  
   Что вытворяет мода в мире?.. Что хочет, то и вытворяет.
   Никто не горит желанием выглядеть старомодным, никто не мыслит быть одетому по-старомодному.
   Появление новой моды сначала вызывает недоумение, у старушек - презрение. У стариков при этом явлении, у самых не сдержанных, вырывалось нехорошее слово.
   Но гадким смерчем мода врывается в общество, как проголодавшийся студент после занятий. За кратким переполохом следует улыбка окружающих и далее молчаливое влюбленное почитание.
   Вот и делай после этого скоропалительные выводы. Мода врывается вихрем, пока сообразишь, что к чему, она хвостом покрутила туда-сюда, словно балованная девчонка, и в том же темпе улетучилась нежданно. Угонись за ней.
  
   Витька Беспалый подрался с Димой Мельником и мода здесь совсем ни при чем. Правда на Витьке была цветастая рубашка, привезенная с Индии, латками разноцветными... А ссора произошла из-за белки, а может быть из-за птицы сойки, - разве разберешь что-нибудь у этих ребят. С дерева, под которым они играли "в ножичек" - популярную юношескую игру, по правилам которой надо бросать нож в очерченный на земле круг, чтоб тот встрял и с этого места нарезать себе надел. Так по очереди бросают и нарезают, нарезают и бросают. Кто нарежет земли столько, что другому не остается свободного места ногу в круг поставить, тот и выиграл.
   Точно, как у наших олигархов: если нарежут себе земли, то уж остальным ногу поставить некуда. Видно, ученый Карл Маркс не знал игры "в ножика", иначе, вне сомнений описал бы правила в своем "Капитале".
   Проигравший получает щелчок - это у малышей. А более взрослые ребята награждали проигравшего "шалобаном с оттяжкой". Это, когда средний палец руки оттягивают второй рукой и отпускают с вожделением садиста на голову побежденного. Ну, а совсем взрослые, те уж под деньги...
   ...И в этот момент им на головы сыпется какая-то труха, сухие ветки.
   - Белка. - сказал Беспалый.
   - Сойка, - не согласился Дима.
   - Белка, - настаивал Витька.
   - Сойка, - начинал злиться Мельник.
   Дошло до драки, без синяков, но с порванными рубахами. У Витьки оторвался рукав в цветастую клеточку, Индия,.. у Димы - ворот рубахи.
   Так и разошлись, каждый при своем мнении. Однако ночь не принесла успокоения, и выяснение спора продолжилось на следующий день.
   Дима Мельник, лихой парень, утром полез на дерево к тому месту, где как ему казалось, должно было находиться гнездо виновника их стычки, чтобы окончательно выяснить, кто таки швырялся древесной трухой. Любознательный Дима почти добрался до места, только нога подвела - соскользнула с ветки, а Дима с дерева. Провинилась нога, а поломалась рука. Ну, точь-в-точь, как у Васи с Гришей. Виноват в делах грешных Петя Некрасов, а расплату им терпеть.
   На том, спор между Витей и Димой потерял интерес и растворился во времени. Потом они выросли, как и все мы, стали большими, пошли каждый своим путем и ушли из жизни в один год, не дожив до сорока, каждый по своим печальным обстоятельствам. Свершилась величайшая справедливость мироздания, уравняв всех в правах.
   И всё же, кто, тогда под деревом, сбросил на них труху из сухих веток: белка или сойка?..
  
   Почему так жизнь устроена: хочешь мороженное, а тебе подсовывают пирожок. Тянешься к хорошему, а получаешь бог знает что в руки... Так вот о моде: в тот год влетело в наши головы слово "колокол". Белые парусиновые брюки пошитые колоколом, то есть суженные в колене и расширенные книзу, помутили наше сознание. Это был шик, предмет зависти, почти недостижимая мечта. Дело в том, что наша легкая промышленность такой фасон не выпускала, и брюки можно было пошить только в ателье под заказ. А ко всем прочим гримасам жизни у нас не было на это денег, а в ателье - необходимых лекал. За дело взялись частники - частные портные, работавшие без разрешений, сертификатов и прочей белиберды. Плевать они хотели на лекала и иные препятствия: взял заказ - вывернись наизнанку, а выполни, как клиент желает. Только у нас денег всё равно от этого в карманах не прибавилось... Только расстройство усилилось от не достижимости цели.
  
  
  
   Славик Красницкий ходил с куском белой парусины, предназначенной для пошивки заветных брюк, гордо разместив материал на согнутой в локте руке. "Бабку заставил купить", - хвастался он. Мы смотрели на него с завистью и почитанием. В последующие дни Славик важно прогуливался с тем же отрезом ткани по двору, гулял по парку и с ним же ездил по всем своим многочисленным делам. Жорка Стецкевич даже пригласил его на свадьбу, как человека в скором времени теоретически способном приобрести белые брюки "колокол", несмотря на четырехлетнюю разницу в возрасте. Это было потрясающе неимоверно, но факт. У нас, ровесников, Славика, обидно заныло "под ложечкой".
   - Хэнде хох! Лягай, вражина, пока гранату не запустил! - раздался сзади зверский голос из окна дедушки Кузина.
   Славик, не споря, поднял руки вверх. Полотно повисло у него на плече, зажалось между поднятой рукой и головой.
   - Лягай, не люд! Открываю пулеметный огонь!
   Славик был не из трусливых, но вмиг распластался на заплеванном дворовом асфальте. Белая ткань коснулась не чищеной поверхности, оскорбив достоинство хозяина. Но приказано было таким тоном, чисто сержант на плацу с первогодком упражняется, что не выполнить команду никак было нельзя.
   - Отойди от окна, и пойдем в кроватку спать до обеда, полезно ведь, - это супруга дедушки Кузина вмешалась в его бесконечную войну.
  
   Все настолько привыкли видеть Славку с куском парусины на руке, что уже не представляли его иначе и смирились с тем, что данный предмет присох к части тела навсегда. В наши головы лезли несуразицы типа: а как же он ест за столом, спит, ходит в туалет?..
   Но... "всё течет, всё меняется", - как сказал философ совершенно по другому поводу. Славик, конечно, не читал того умного проповедника. Да и мы, подавно, в то время не интересовались умозаключениями какого-то древнего старца. Но в один солнечный день Славка явился без материала (мы даже его сперва не узнали), но с новостью о том, что отдал ткань портному. И теперь, мол, трепещите миры, вскоре явится свету кавалер в белоснежных штанах. Мы опять загрустили от легкой зависти, почему-то, вместо того, чтобы порадоваться за "успехи" товарища.
   Славик выдержал внушительную паузу, как хороший актёр, и уточнил подробности сделки:
   - За червонец... Червонец предварительная оплата и бутылка водки по изготовлению. Уже и мерку снял...
   - А где ты червонец взял? - поинтересовался Виталик Берелет и предположил, - родаки дали?
   - Как же, жди, - лихо ответил Славик. - Я у отца из портмоне стащил. Там много было... Он пока досчитается, так и запутается... И зачем выпрашивать то, что на меня и так потратится, - он многозначительно бросил небрежный взгляд на окружающих.
   Мы завистливо лупали глазами от такой смелой дерзости.
   На наш молчаливый вопрос: "А где он возьмет деньги на бутылку водки?", наш ухарский товарищ бойко произнёс:
   - Из того же портмоне. Откуда же ещё? Родили меня, пусть теперь не жалуются...
   Даже ребята постарше восприняли с одобрением такую постановку вопроса.
   Да, недаром Жорка пригласил Славика на свадьбу, как единственного представителя нашего возраста.
   Жора Стецкевич был взрослый: он буряковый самогон пил не закусывая. А по сравнению с таким самогоном женитьба - сущие пустяки. Это вам кто угодно подтвердит...
  
   В тот день, когда Славка торжественно объявил, что завтра идет на вторую примерку, мы глодали слезы зависти. Но "завтра" всё как-то отодвигалось изо дня в день, и канул месяц, с момента назначения примерки, а дело замерло ни тпру, ни ну. Как убедительно разъяснял Славик: у портного то запой случился, а затем наметился выход из запоя, а вдогонку обнаружилось затянувшееся похмелье.
   Над портным, белыми штанами и самим заказчиком дворовые балагуры начали шутить обидным образом, умоляя триумф затянувшегося события. Славик в ответ нанес тактический удар, продемонстрировав имеющуюся в наличие бутылку водки, служащей гарантом завершения работы. Завидя в руках магический предмет, мы поняли, что наша карта бита и белым штанам быть. Вот только ребята постарше отреагировали иначе. Они обратились к великому чувству товарищества, выдвинув непобедимый аргумент: "Тебе для товарищей жалко пятьдесят грамм капнуть?.. - А последующий довод пристыдил бы любого: - Мы бы тебе никогда не отказали в подобном случае. Да и твой портной отсутствия ста грамм при похмелье ни за что не заметит"
   Славкина оборона рухнула не особо сопротивляясь. В знак уважения к поступку товарища, посыпались житейские советы, как замять недостачу:
   - Можно сказать, что бутылка была не плотно закрыта и оно выкапало... - проронила какая-то "кнопка" лет семи.
   Дворовая братва зашикала на малявку так, что та расплакалась и побежала жаловаться папе.
   - Лучше долить воды - никто ничего не заметит, тем более с похмелья... - это рекомендовал голос с уже установившимися басовыми нотами.
   - Как зайдешь к портному, сразу спроси который час. И только он глянет на время, ты тут же плесни ему водку в стакан. Нипочем не узнает, сколько же было в бутылке изначально...
   Рекомендации были гениально просты, находчивы и изобиловали житейским опытом, начавшим пробиваться сквозь юные годы советчиков. Чувствовалось желание подрастающего поколения "надавать дрозда" взрослым в скорой перспективе. В таких умах технический процесс не застоится...
   Славик отлил из бутылки в стакан грамм сто-сто пятьдесят водки, и важно сказал:
   -- Больше не могу, её богу...
   С ним не стали спорить.
   Почему истории не повториться на следующий день, если сценарий разработан накануне и опробован в деле? И он повторился, кто б сомневался... Славку вновь обступили любители искусственного головокружения, а также охотники выдумывать мутные ребусы.
   - Необходимо перелить содержимое бутылки в меньшую тару, чтобы водка заполнила весь объем. Это создаст видимость целостности продукта...
   - Может быть, перелить в пол литровую банку и нанести ложную надпись - один литр? Оно глаза и замутит...
   - Добавить воды до полного объема и делу конец. В случае сомнений - посылать к заведующей магазином тёте Флоре, а она любому пасть порвет...
   Варианты обмана портного приобретали всё изощренный характер с элементами технического характера. Всё говорило о том, что нашу детвору наука рано или поздно засосёт в свои объятия. И это не могло не радовать душу и не возбуждать жизненный тонус взрослеющего поколения к дальнейшим авантюрам.
  
   Ещё через пару дней в бутылке осталось не более ста грамм расчетного материала. Славик Красницкий покачал бутылкой, оценивая остатки водки и заключил:
   - Ладно, хватит ему на похмелье и столько. Скажу, остальное вытекло, когда хулиганы напали в подворотне.
  
   Больше Славка с бутылкой во дворе не появлялся, как не появились у него и белые брюки. История со штанами быстро забылась, подобно многому другому, попав в водоворот младой жизни, кипящей бесконечными историями.
   И всё же, куда делись последние сто граммов водки из бутылки (Славик ведь не пил), и почему не получил свои белые брюки, осталось для всех тайной, будоражащей память в случайные моменты жизни своей неопределённой загадочностью.
   Что-то исчезало со двора мудреным образом, а нечто являлось, когда его совсем не ждали. Так и с летающей тарелкой случилось - отвлекла массу людей от важных дел, и в первую очередь нас, подрастающих гениев озорства.
   Кто первым её заметил - уже не вспомнить ни за что, тем более, что каждый норовил себя записать в первооткрыватели. Яйцеобразной формы с пылающей внутри начинкой она зависла в небе над домом и явно не собиралась, пока во всяком случае, покидать понравившееся ей место.
   Все вначале предположили, что это проделки Пети Некрасова, но вскоре сошлись во мнении, что его проказы на такие высоты распространяться никак не могли. Разве, что в будущем... Народ выкатился во двор, тянул шеи из окон, топтался на балконах - пялил глаза на небо, чтобы получше разглядеть неимоверное явление. Зависшая тарелка действовала на жильцов дома завораживающе притягивающе и одновременно пугающе отталкивающе. Внутри неё происходили странные процессы, связанные с игрой огня и потусторонних сил, наводя смуту и тревогу в души любопытствующих зевак.
  
   Дядя Жора, будучи в гостях, у тёти Шуры, тоже было попёрся на балкон поглазеть на невидаль, да только тётя его в последний момент успела ухватить сзади за трусы и вернуть обратно:
   - Эх, дурень ты у меня, Жорка, от природы помазанный. Пока весь двор глаза в небо пялит, сам бог велел тебе женщину приласкать без помех. А ты, как последний дуралей, за всеми стараешься поспеть.
   Дядя Жора после таких слов затащил тётю в кровать и стал ласкать податливое тело. Ласкал-ласкал, а одним глазом всё же пытался разглядеть в окно, что там, на небе, происходит, и не пропустит ли он чрезвычайно важное дело, пока...
  
   - Сейчас марсиане будут высаживаться на крышу нашего дома, - предположила чья-то малявка под впечатлением ранее виденных мультипликационных фильмов.
   - Тьфу на вас, окаянные, - воинственно прокричала тётя Ксена, жившая на последнем этаже, - они же нам черепицу попортят, а осенью дожди... Сейчас же звоню участковому инспектору - пусть отгонит тарелку в сторону.
   - Не смогут они нашу черепицу поломать. Они маленькие, как тараканы, - убедительно заявил второклассник Борька.
   - Только чужих тараканов нам не хватает! - разволновалась бабушка Славика Красницкого. - Своих никак не вытравим.
   - Живо в подвал! - кричал дедушка Кузин жене. - Там у меня фауст-патрон припрятан -- вмиг покажем агрессору, как на чужое добро зариться. Я им заправлю в штаны колючку, шрапнель в ухо...
  
   В этот момент с хозяйским гонором въехала во двор белая машина. Из неё вышла не Зинка, как было бы прежде, а Зинаида Петровна. В её вновь приобретенной осанке, манере двигаться и смотреть взглядом сквозь людей угадывался свежеиспеченный депутат. Новые одежды намекали на немалую стоимость и разность положений с остальным миром.
   - Чо в небо пялимся? На земле дела закончились? - хозяйским тоном и блеском золотых украшений депутатка привлекла внимание к своей персоне, урезонив марсиан.
   - Зинка! Что ты вырядилась, как попугай на свадьбу, а у нас тут беда - открывай ворота: марсиане повадились, грозят крышу дома провалить, - возбужденно запричитала Тоня, взмахнув руками.
   - Во-первых, я же тебя Тонькой косолапой не называю, голубушка. Не знаю, как твоё отчество, да оно тебе и не надо, но обращаюсь к тебе уважительно - Антонина. И ты ко мне, будь добра, предупредительно относись, как положено к государственному лицу, зови Зинаидой Петровной, и за глаза тоже, а не только лицом к лицу, зная вас, стерв... Я теперь большие дела решать буду, так что не плюйте в колодец, самим же оттуда и пить придется. И во вторых, пока я на важном посту, никому баловать не позволю, портить народное имущество, а тем более каким-то залетным инопланетянам. Завтра же издам указ, чтоб всё, что подпортили, за свой счет восстановили. Так что не беспокойтесь - изловим, привлечем, заставим... И где же они?
   Вон, вон! - закричали со всех сторон, больше всех женщины и дети, тыча пальцами в небо.
   Зинаида Петровна подняла голову вверх, как и все присутствующие, но на указываемом месте никакой тарелки с инопланетянами не было, а болталась какая-то тучка, трепаемая хилым ветром.
   Все раскрыли рты от удивления и понеслись возгласы и предположения:
   - Вот только что была же здесь и марсиане внутри кувыркались! Куда могла подеваться?
   - Может быть Зинкиного... Петровны указа испугались, и сбежали по добру по здорову?..
   - Наверно, солнце скрылось и перестало их своими лучами подпитывать, вот они и сбежали. Или это солнце так облако подсвечивало, оно и светилось?..
   - Какое облако?.. Они нам чуть крышу не проломили. Участкового всё же надо бы привлечь...
   Предположения сыпались со всех сторон самые разные и совершенно противоречивые. В конце концов, пришли к мнению, что наша депутатка отпугнула-таки тарелку и спасла не только крышу дома, но весь наш удел. После такого подвига, никто больше не смел называть Зинаиду Петровну - Зинкой.
  
   Раздосадованный дядя Жора, слыша разговоры снизу, выскочил на балкон, забыв надеть трусы. Он тут же обвинил тётю Шуру в том, что самолично не смог наблюдать за инопланетянами и не выведал их великую тайну, которая вертелась перед носом и сама шла в руки.
   Зинаида Петровна, завидя дядю Жору на балконе у тёти Шуры, очень несвоевременно сказала:
   - А вот ты, Георгий, мне как раз и нужен для одного очень важного дела.
   Дядя Жора не знал, как себя вести в этом случае, и то высовывался, прикрывая ладонями причинное место, то скрывался в глубине квартиры.
   - Сейчас, прямо так, не получится, - отвечал дядя, продолжая свои маневры. - Эти марсиане такие "бяки"! Я зашел в гости, а они трусы стащили, мерзавцы...
   Когда он, наконец, вернулся с балкона в квартиру, тётя Шура швырнула ему трусы в лицо со словами:
   - Одень их на голову и там найдешь тот секрет, который хотел выведать у инопланетян, - при этом она отвернулась в сторону и больше не уделила внимания дяде. Тот хотел, что-то возразить, но пока надевал трусы, видно, передумал и с весьма задумчивым лицом ушел не попрощавшись. Возможно, обдумывал дело, с которым к нему хотела обратиться Зинаида Петровна.
  
   На следующий день обнаружилось, что накануне у дедушки Кузина вскрыли сарай. Об этой новости сообщала всем, кто попадался на глаза, его супруга. Поползли разные слухи, но в первую очередь пользовались спросом плохие или
  компрометирующие дедушку. Поговаривали, что искали фауст-патрон. Но вот нашли ли, или дедушка Кузин просто фантазировал, играя в свою вечную войну, неизвестно: воры записку не оставили. А жаль. Живой интерес будоражил умы соседей и не позволял им заняться повседневными делами. ...Но вот несколько банок консервации незваные гости прихватили, о чеи сообщила всем проходившим через двор жена дедушки.
   - А фауст-патрон нашли? - интересовалась дворовая детвора, а позже и взрослые.
   - Прочь пошли отсюда, шибеники, - зло отвечала супруга, махая на всех тряпкой. Отсюда все заключили, что фауст-патрон всё же был, его обнаружили и забрали.
   Подозрение сразу же пало на космических пришельцев, стащивших трусы у дяди Жоры и подло сбежавших при появлении Зинаиды Петровны - новоиспеченной депутатки.
   Тема фауст-патрона, которым дедушка Кузин пугал инопланетян, не спадала в разговорах до позднего времени. Если он был припрятан в подвале, то кто его мог поцупить и с какой целью?
   Высказывалось даже крамольное мнение, что никакая не Зинка, то бишь, Зинаида Петровна, напугала инопланетян так, что они смылись. А напугало их именно то, что дедушка Кузин послал жену в сарай за фауст-патроном. И эти невыясненные обстоятельства вертелись на языке у каждого жильца и малого и старого и просачивались мутной тревогой на соседние улицы. Район трепетал от неведомой угрозы.
   Бабушка Славика Красницкого, сидя на балконе на табуреточке, непрерывно спрашивала у всех попадавшихся на глаза людей во дворе: не знают ли они свежие новости о фауст-патроне и инопланетянах, и тем не позволяла угаснуть интересу к последним событиям.
  
   * * *
  
   У тёти Шуры было три кошки, которых она завела вместо козы и тешила их своей любовью, скрашивая серость будней. Им перепадали лучшие куски, и всё важное доставалось в первую очередь, дяде Жоре - во вторую, и то, что оставалось нетронутым. Дядя, уходя каждый раз, вытирал туфли одной из них, утратившей бдительность и попавшейся под руку. Кошки не любили дядю Жору и норовили нанести ему всяческий вред: грызли обувь, гадили на его вещи, а бывало, если подворачивался случай, впивались коготками в незащищённые части дядиного тела.
   Дядя плёл интриги против кошек, и для наветов выбирал время, когда тётя Шура не могла особо сопротивляться и полноценно отстаивать интересы своих питомцев.
   - Снеси-ка ты их на базар, да продай. Хоть на сто грамм колбасы выручишь за этих тварей, и на кормёжку не придется больше тратиться. От козы, хоть молоко было диетическое, а от этих поганцев один вред, - науськивал дядя, лёжа в обнимку на диване с тётей Шурой.
   Коты в такие моменты, интуитивно чувствуя опасность своему беззаботному существованию, старались на глаза не попадаться, и выжидали момент, когда могли приласкаться к хозяйке и выказать ей свою любовь и преданность.
   Тётя Шура вначале так и думала: разводить и продавать кошек и тем зарабатывать деньги. Но когда она принесла домой три маленьких пушистых комочка, ей стало до боли жалко нежных крошечных несмышленышей. А после комочки прижились, выросли и оказались все трое котами, а не как клялась базарная продавщица, убедительно указав на одного кота и двух кошечек.
   - Вон, какой наглый взгляд, в глазах одна похоть, как у мужика. А эти двое, конечно же кошечки, милые, забавные и доверчивые, не сомневайтесь...
   Так что принести приплод в дом могла одна тётя Шура. Но видно, подходящее для этого время она упустила. А возможно, другая причина не позволила ей обрести приемника или же наследницу. Дядя Жора активно предлагал ей свои услуги в этом деле, но требуемый результат достигнут не был, сколько дядя не уверял, что вот-вот всё получится.
   Однако, это было давно, а в последующие годы он перестал вести разговоры на эти темы от греха подальше. Его всё устраивало. В такие моменты он вспоминал козу и то, как ним пренебрегали ради мерзкого животного. Обида накатывалась ему на глаза и проступала влагой. Глубоко в душе он чувствовал, что коты достойно заменили в приоритетах козу и при выборе ценностей: коты или он, дядя Жора... - старался не доводить свою мысль до завершения. Но при всяком удобном случае наступал котам на хвост, швырял их ногой, поддев под живот и мечтал всем троим одновременно привязать за хвост консервные банки на веревке. Коты читали мысли дяди по глазам и обходили его стороной, жалуясь тёте Шуре на её полюбовника, не оставляя при этом возможность отомстить своими методами в подходящий момент.
   Дядя Жора изображал на физиономии обиженную невинность, убедительно отвечая:
   - Всё врут, плутишки бесовские, всё выдумывают - просто характер у них вот такой - скверный. Продала б ты их кому - смотришь, и в доме чище станет. Вон, сколько шерсти по углам разбросано. А я чистоту люблю...
   - Сиди уж тихо, чистюля, -- отвечала ему тётя Шура. - Они по три раза на день умываются и себя вылизывают. А ты не каждый день в ванную-комнату заходишь.
   - Ну, что ты такое говоришь, -- обижался дядя, -- как не стыдно. - И здесь чувствуется их демоновско-кошачье влияние на тебя. Дорогая. У меня есть приятель - зимние шапки из меха кроликов шьёт. Так он и котами интересовался...
   - Пусто брех, - отвечала тётя. - Вот мы его на голодный паёк посадим и к жене отправим - давно заслужил, правда котики?
   И котики дружно отвечали: "Вау!"
  
   Дядя Жора никак не мог встретиться с Зинаидой Петровной, чтобы выяснить, что та от него хотела. А вдруг, что полезное? В это, правда, с трудом верилось, но всякое в жизни случается. Зайти без приглашения в гости, после существенного повышения статуса Зинки, было как-то неудобно, да ещё и дочка ейная, где-то там по комнатам смыкалась, что ещё подумает... И что самое обидное, ведь, верно же подумает, младая стерва...
   Наконец, любопытство его не вытерпело, он взял гаечный ключ, старый рассекатель от душа с прикрученным шлангом, и после того, как стемнело, двинулся в путь.
   К счастью, дверь открыла Зинаида, окинула его оценивающим взглядом и сказала:
   - Ну, заходи, если пришёл, гусь репчатый. - И добавила, видно, для пояснения, - кобель ты, я вижу, заслуженный - и на ночь не расстаёшься со своим гаечным ключом.
   - Это так, для надёжности разговора, - ответил дядя, складывая принесённый металл в угол.
   Зинаида взяла дядю под руку, провела в комнату и усадила в кресло, прикрыв дверь.
   - Послушай, что я тебе скажу, дружочек, -- она нежно провела рукой по начинающей седеть дядиной шевелюре. - С тобой встречаться в пределах дома для меня весьма компрометируемо. Мало ли какие гнусные сплетни поползут - народ у нас, сам знаешь, преподлый. Ты же человек глупый, но авторитетный, потому, что шумный...
   - Ты у нас ума кладезь, - обиженно швырнул дядя, прервав хозяйку.
   - Ну, вот обиделся. Я же по доброму, по-свойски...
   - И я от любви страстной, - ответил дядя, всё ещё дуя щёки. - Говори, чего хотела, а то мне ещё надо гайку кой-куда вкрутить...
   - Ну вот и помирились, - заключила Зинаида Петровна доброжелательно с искринкой в глазах. - Я ныне женщина занятая общественными, можно сказать, государственными делами. Но иногда по вечерам в моём кабинете остаётся время для дружеской встречи. Хочу предложить тебе устроиться сантехником в мэрию, заодно и заполнишь такие вечера... беседами.
   - Меня, Зина, если и кличут "сантехником", то из-за недопонимания процесса... Я не дружу ни с гаечными ключами, ни с трубами, ни с болтами. Если кручу чего, то вода бежит там, где не должна бежать, а там где обязана - не бежит. Учусь я ещё... Так что в сантехники не гожусь и вынужден отказать.
   - Видишь, не ошиблась я в тебе, когда сказала, что ты шумный...
   - А мэровских работников я с детства боюсь. От них подвохом разит, где только можно. Так что извини, боязно очень. Трепещу я при их виде.
   - И при мне трепещешь?
   - Нет, на тебя, если меня и трясёт, то по другому поводу, по привычному...
   - Вот и заходи по привычному... в среду, поближе к вечеру.
   - Ладно, - согласился дядя Жора. - А гаечные ключи брать?..
  
  * * *
  
   Одна из ключевых несправедливостей жизни заключается в том, что пока ты спишь, время идёт. И не просто идёт, а коварно ворует твоё жизненное время. Ты ничего не делаешь, ничего плохого никому, а время предначертанное тебе свыше на проживание на земле тает, как сосулька в тёплых руках. Чего-то Создатель в своём проекте недоучёл. Никто во время из сотрудников небесной канцелярии не указал на прореху, а возможно, отвлёкся попросту Всемогущий.
   Сколько за время сна можно было бы хохм устроить, дел наделать и хороших, и плохих. Аннет! Встаёшь, а уже вечер, а то и утро, и пора ещё одно число из календаря вычеркивать.
   Вычёркиваешь, вычёркиваешь, а их всё меньше и меньше, и как-то радость сама собой убывает, и улыбка наперекос идёт.
  
  
   - О, время прёт, как самосвал без тормозов! - раздосадовано заметил дядя Жора и, немного покряхтев, решил набросать черновик завещания. Просто аура навеяла такое решение, да и в сердце закололо...
   Долго он думал с кого бы начать оделять своей милостью, чеша голову об угол оконного проёма. Голова начала довольно мурлыкать от удовольствия.
  "Фу-ты, напасть какая - словно кот поганый выставляюсь", - мысленно обругал себя дядя и решил перечислить всех участников готовящегося документа, а после уж расставить приоритеты первоочередности. И начал...
   "Зинке?.. А, что Зинке!.. Эта сама себе добудет, что надо и не надо. Ей, конечно же, подавай что-нибудь дорогое, а лучше драгоценное. Со всякой мелочью не лезь - лишь обозлишь, и матом обругает. И будешь вертеться в преисподней вентилятором, обдувая смоляные котлы с грешниками. Черти осерчают - поди им разъясни, что это Зинка там, на верху, лютует от неудовольствия одаренным. Лучше уж пропустить эту позицию, мол, по забывчивости.
   Шуре?! Шуре, кроме козы и кошек я уже оставил всё, что мог... Она и так не забудет - добрая женщина, хоть и брыкливая, как все самки. Обидно, что ничего о себе в память оставить не могу. Вот разве что трусы в цветочек. Они ей так нравились. Возможно, на тряпки пустит...
   Супруге?! Надо бы что-нибудь такое, чтоб запомнилось. Как же, детей вон, целый ворох. Ей для счастья ничего другого и не мыслится. Так что, как говориться, чем богаты...
   Детям? Мало ли что им надо?! Чего и сколько не дай, всегда будет маловато. В конце концов, пусть довольствуются тем, что есть. А есть у них я - их отец. После память останется на долгую жизнь. А впрочем, Сеньке гаечный ключ сгодится. В крайнем случае, сам где-нибудь что-нибудь скрутит. Ведь помню, как в малом возрасте детский велосипед на молекулы разобрал. Вот теперь пусть попробует скрутить обратно, субчик этакий...
   Светлане, дочке, неплохо бы завещать золотые серёжки и кулон с выразительным бриллиантом, да только жаль - нет ничего такого. Но без завещанного имущества не оставлю - есть у меня старая китайская ручка с засохшими чернилами внутри, а в ней золотое перо. Вот пусть и тешится: какое - никакое, а всё ж золотишко.
   Вовке, среднему сыну, оставлю колесо от велосипеда... совершенно новое. Видно, кто-то потерял по рассеяности, а я нашел. Так пусть после меня любезный сынок его по дороге гоняет и радость имеет от этой заботы.
   Ну, а самому младшенькому, Кольке, смысла оставлять, чтобы то ни было, никакого нет - всё одно ничего не поймет из-за юного возраста. Впрочем, оставлю-ка я ему по завещанию горсть мелочи, которые в старых брюках хранил на чёрный день. Он, слава богу, в том возрасте, когда любая копейка радует.
   Вот, кажется, никого не забыл..."
  
   * * *
  
   Мы повзрослели, но детство бродит в нас молодым вином, не позволяя закостенеть душе и свернуться мыслям в сухой осенний лист.
   Зачем гнаться за тем, чего всегда будет не хватать. Не лучше ли наслаждаться тем, что под силу личным возможностям, и что незримо находится рядом или окружает нас.
  
   В каком бы возрасте мы не были, время от времени мыслями возвращаемся в молодость, в ее невероятное сплетение авантюрной необузданности страстей, молодую, кипящую надеждами энергию, наивные мечтания и неимоверно бессмысленные поступки, утопические идеи обреченные разбиться о жестокие жизненные реальности. Но на этом нагромождении чувств, мыслей, веры в счастливый светлый мир, иллюзий, наивностей, ошибок, заблуждений покоится наше настоящее, оттачиваются и рассчитываются шаги в будущее, и как бы не складывалась жизнь, нам всегда остается возможным заглянуть, хоть одним глазком, в юность, глотнуть свежий воздух воспоминаний, улыбнуться былым младым мечтам и жить, жить, жить...
  
   _____________________
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"