Скляров Олег Васильевич : другие произведения.

Голая правда

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Другая жизнь...

  
  
  
   I. Дезертир.
   "Учатся у тех, кого любят..."
   (И. Гете.)
  
  В третьем классе случилось ЧП: украли золотые часы учительницы. Прямо со стола... В начале урока они лежали на месте. Несколько раз ученики поднимались, собирались и толклись здесь, рядом с ней: выстраивались вдоль доски и возвращались. Вообще много двигались. Веление новой образовательной программы - дидактическая игра, так сказать. Ну, веление так веление, кто против? Только после звонка на перемену Людмила Ивановна, взглянув, обнаружила, что часов уже нет. Вот вам и все... "Образовались". Лицо ее, естественно, помертвело:
  
  - Сядьте на место, - сказала так, что класс сразу стал затихать, - урок не окончен. Звонок для учителя, не для вас... - Последовала длинная пауза замаха, во время которой животное предчувствие тревоги быстро заполнило светлое помещение, увешенное учебными плакатами и заставленное разросшимися комнатными растениями. - Пропали часы... - Ахнуло на головы известие. Снова горькая пауза. - Перед уроком лежали здесь! - Учительница показала точное место и медленно, раздумчиво пожевала напряженными губами, имевшими, как положено, намёк на помаду. - Пока... они... не вернутся сюда, никто... из класса... не выйдет. Все.
  
  Третьеклассники потупились, примолкли. Не каждый день вас подозревают в воровстве... А перемена, между тем, началась. В коридоре зашумели, быстро затопали. Кто-то старательно и громко захохотал. Кто-то ухмыляющийся, подталкиваемый сзади, резко распахнул дверь - внесло громче зазвучавшие голоса и усилившиеся звуки веселой суматохи. Людмила Ивановна только головою повела, и дверь прикрылась. Такие дела.
  
  У Кирюшки заболел живот. Елки... То ли от опасения, что "могут подумать...", то ли дома бабка покормила не тем, но, как назло, заболел, гад, и все... И ведь не скажешь ему, что выходить нельзя. Болит и болит, все сильнее и сильнее. Что делать? А признаваться никто не хочет: сидят - насупились и молчат, как бандиты на допросе. Что, что ему делать?! Поднять руку? А они подумают - признаться решил... Попроситься выйти? А она подумает - часы спрятать...
  
  Живот крутило. Прозвенел оглушительный звонок. Перемена кончилась. В коридоре смолкло. Людмила Ивановна должна была начинать следующий урок. Третьеклассники слегка зашевелились - вспомнили, вероятно, о правилах и своих правах. По классу даже легкий ропоток порхнул, но сразу стих. Учительница тяжело подняла голову, открыла застывшие, не видящие никого глаза.
  
  - Так и будем сидеть? - малознакомым голосом поинтересовалась она. А в ответ, как говорится, ти-ши-на... - Что ж, - произнесла горько и тихо, - время идет. Программу нам никто не отменял. Я, пожалуй, проведу очередной урок. Хотя для вас... - Снова воспарила и зависла неприятная пауза. - Для вас мне его проводить не хочется. Вот так-то, "дорогие мои".
  
  Ученики зароптали друг на друга. Потом, видя, что "Людмила" подчеркнуто не вмешивается, осмелев, зашипели: "Кто? Кто?! За него все должны... Лучше пусть сам признаётся. Все равно узнаем - хана ему!" Людмила Ивановна послушала, помолчала сомневаясь. Еще раз перебрала учащихся взглядом: "Не-ет, толку не будет..." Молча вскинула руку. Не сразу, но, поскольку "Люда" грозно стояла в необычном молчании и "терпеливо ждала", рты закрылись.
  
  - Вы, все-таки, мой класс! - громко произнесла, преодолевая себя, учительница. - Я вас, несмотря ни на что, люблю... Да, да! Не хмылься... Он знает, кому говорю... Лю-блю! - подчеркнула она неподходяще грозно. - И желаю в будущем только добра... - Людмила Ивановна сглотнула спазм, будто сомнения в правоте слов. - Не первый день зная каждого из вас, могла бы уж сама вычислить... м-м... - Все-таки запнулась. - Вычислить вора... Да! Во-ра. Но я хочу, чтобы вы росли самостоятельными и честными... - Она не задумывалась сейчас, верит ли тому, о чем говорит. Знала твердо одно: если это не дурацкая выходка от переизбытка энергии, а намеренная месть ей или корысть, то нужно употребить все усилия... - Пусть лучше сам выйдет сейчас сюда и извинится за эту... глупость. - Последовали горькая улыбка и вздох. - Если у него не хватает смелости... На дурное-то хватило. Пусть говорит с места. ...А я обещаю, вы знаете мое слово, обещаю оставить все без "последствий".
  
  Учительница говорила, а ученики сочувственно ждали, как Кирюша: "Да когда же признаются, собаки, когда?!.." Вот она, выжидающе глядя на детей, замолкла. Никто не вставал, не выходил. Тишина... Вдруг из среднего ряда, озадачив всех, дернулась к потолку и тут же перепугано спряталась за спину испачканная пастой ладошка Василевича.
  
  - Можно? - задавленный голосок, стихая, метнулся к ней и пресёкся еле различимым. - Выйти...
  
  Учительница и все ученики смотрели на него - очень застенчивого и послушного. Кто-то хихикнул... Он потупился и стал неловко, нервно тереть указательным пальцем пятнышко пасты на штанине. Резать в животе начинало так, что терпеть было невозможно. Людмила Ивановна помрачнела еще более:
  
  - Я сказала... Из класса никто не выйдет, - ее голос прозвучал тверже и злее. Малое время помолчала, потом решительно уперлась кулаками в край стола и снова выпрямилась. - Всем встать! - Ученики с шумом повскакивали, - даже лентяи и выпендрежники, - очень уж тон был... - Поскольку урок сорван, - голос Л.И. непривычно дрогнул, - а мой класс меня больше не уважает... - Стрекотнул не вполне искренний, протестующий шумок, но был игнорирован. - Из-за одного, одного негодяя!.. Не хотите мне помочь... - Класс протестующе зашумел. Людмила Ивановна только голову повыше вздернула - все смолкло. - Я... вынуждена... пригласить директора. В таком случае, пусть разбирается сам: родителей вызывает, охрану, милицию!.. Комелькова, - учительница официально и строго обратилась к отличниц-активистке: - Спустись, пожалуйста, вниз и передай Николаю Николаевичу... Очень прошу его на минуту подняться к нам. - И уже, как бы классу: - У нас тут тоже важные дела... Иди, иди Комелькова! Побыстрее, пожалуйста...
  
  В полной тишине маленькая очкастенькая "актив класса" покорно вышла из-за своего стола и, убыстряя шажки, поспешила вон. Как он ей позавидовал!.. "Еще, еще чуть - придет директор, все выяснится - можно будет уйти, убежать!" - думал Кирилл и ногами на месте переступал. Живот даже немного поуспокаивался. Но все же резал невыносимо... Стоять, оказывается, труднее.
  
  Людмила Ивановна, наконец, отвела глаза. Отстранившись от стола и закусив губу, постояла, медленно прошлась у доски. "Но кто?! - в ожидании директора думала обескуражено. - Зачем?.. - Остановилась к классу почти спиной. Скрестив руки на груди и глядя в окно, кусала губы. - За что..." Тишину в классе нарушали только приглушенные звуки с улицы: там рабочие что-то делали у котельной. А в классе молчали все. Время медлило. Никто не приходил.
  
  Долго стоять "столбом" трудно. Некоторые переступили с ноги на ногу. Некоторые украдкой оперлись о спинки стульев, о задние столы. Некоторые, самые независимые, уже почти сидели так... Шепоток стал возникать то там, то там. Наставница не реагировала. Отстранённо стояла спиной к ним, подчеркивая отношение. Неотрывно смотрела в окно на почти бесснежную декабрьскую грязноту школьного двора и думала о чем-то, явно невеселом. Может быть, об осточертевшей подготовке к обязательной ежегодной "Ёлке..." Вечер скоро.
  
  Какой-то шумок возник у двери, и она приоткрылась - бочком вошла одна "Комля":
  
  - А Николай Николаевич... уехал.
  
  Постояла под взглядами класса - разочарованного, но успокоенного - и, поскольку Людмила Ивановна больше не оборачивалась, быстренько пробралась на свое место - стоять... Тут совершенно неожиданное произошло. Кирюха Василевич, всегдашний "соня-тихоня", как все покорно ждавший дотоле решения "Люды", внезапно со своего места без разрешения рванулся мухой! С невнятным "Пустите..." - то ли "Простите?" - выскочил из ряда. Топая в тишине, многоножкой мелькнул мимо учительского стола и, неплотно притворив за собой брошенную дверь, вынесся вон.
  
  
  Погони не было. В тишине проскочил по только что вымытому коридору и дернул ручку туалетной двери... В умывальнике пол тоже был мокрым и чистым. Сиял кафель и обещающе удобно изгибался сосками ряд блестящих смесителей с чудными фарфоровыми кранами... Но во входном проеме самого туалета чудовищным когтем готовно торчала маленькая круглая Шура-техничка в черным-чёрном халате. Выпрямив сколь возможно закутанную поясницу, нервно напяливала на швабру отжатую тряпку. . . Кирилл хотел проскочить мимо ужасного препятствия, но не сумел - зацепился-таки. Растопырившись и визжа что-то негодующее, ему загородили проход. С налета бессильно ткнулся в рыхлый неприятный живот. Ощутил твёрдое дерево швабры, мокрые холодные руки - отталкивающие, мажущие лицо...
  
  Толкнув его легонькую фигурку, Шура сама на сыром поскользнулась, чуть не упала! А он задел ведро - грязная вода плесканула по полу... Гневный визг тут в какой-то реактивный вой переродился. Кирилл кинулся прочь. Только свой судорожный ж и в о т чувствовал.
  
  На первом этаже учительский туалет заперт!.. Выскочил на улицу и шмыгнул за школу. Все равно уже нужно было... куда-то прятаться. Но там, у высоких кустов и забора, рядом с трансформаторной будкой, где старшие пацаны на перемене прячутся покурить, рабочие что-то делали. Женщины в оранжевых жилетах. ...Слезы мешали видеть, но он их теперь почти не замечал. Свой запах почувствовал, это почувствовал. Всё! Внутри холодная и страшная темнота расползалась. Дым от костра с бочкой битума чувствовал. Холода не замечал - лицо горело. Сырости не замечал. Боялся - из окон его увидят. Что в классе подумали? Да еще Шуре ведро разлил... Куда, когда и как возвращаться? Что теперь делать... Куда деваться, куда девать этот запах, это куда девать?!!
  
   Слезы текли сами, не останавливались. Хотел спрятаться за грузовик у забора, но и тот зафырчал, подымил - уехал... За ним тетки оказались - смеются:
  
  - Что, прогульщик, тут лазишь... С уроков сбежал?
  
  Кирилл шмыгнул за котельную. Увидел лестницу на крышу. Не убрали еще на его счастье... Кинулся к ней и быстро полез вверх. Никто не останавливал его. Смотреть вниз, говорят, не надо. А хотелось... Поднялся на последнюю ступеньку, взглянул на то место, где только что стоял. Оно оказалось неожиданно далеко. Руки разжать... Стало очень страшно. Так страшно, что... Сверху высота всегда кажется большей.
  
  Не прыгнул. Пока боялся. Хотя и мысль, и предчувствие какой-то легкой, от всего освобождающей волны притягивали туда - к краю. Все было до жути страшно: о Людмиле думать, о хохочущем, - или молча взирающем на тебя? - классе, о доме... О часах будут спрашивать!!! Что, что бабке говорить... Шура припрется - орать.
  
  Кирилл нашел какую-то влажную грязную бумагу, занесенную сюда должно быть ветром, и попытался почиститься... Было опять холодно. Заметил, как убирали лестницу. Забился за широкие квадратные трубы на битумной площадке - плакал. Дрожал: то было холодно, то не было... Стемнело. Зажглись окна и фонари. Черные тени верхушек деревьев и широких труб перечеркнули залитую ярким белым светом крышу котельной. Опять прозвенел звонок. Занятия в школе кончились.
  
   ***
  
  
  
  II. Вызов.
  
  
  Кир прочёл повестку, не разуваясь и не отходя от двери.
  
  - Ну? - Бабка угрюмо, но примирительно смотрела поверх очков. - На службу?
  
   Не ответив, он повернулся и вышел, опять хлопнув дверью. После скандала дома не был два дня. В пятницу, говорит, и принесли, когда загулял... Явиться надо было еще утром. Откуда он знал? В руки ему не вручали... Побрел, кусая губу, к остановке. У киоска увидел Лося с пивом - соседа. Тому тоже во вторую. Помахал, приветствуя. Лось показал за спину - на киоск: мол, перед работкой - энтузиазму для?.. Кир отрицательно помотал головой, но подошел:
  
   - Я в военкомат.
  
   - Гребут? - оживился благодушный пивник, пожимая руку. - Когда? У нас малого - тоже...
  
   Кир кивнул и пожал плечами:
  
   - Иду только...
  
   - Ну... - Отслуживший уже Лось чувствовал превосходство. - Надо. Покой... Родине. В какие войска-то?
  
   Кир посмотрел в сторону и вздохнул:
  
   - Черт их знает...
  
   - Что в приписном-то?
  
   - Да в десантные... - Он небрежно дернул щекой, хотя, конечно, гордился. - Ладно! - Увидел подходивший автобус и поспешно озаботился. - Там мастеру... скажи!
  
   - Окей. - Кивнул Лось. - Еще сто раз переменят. - И неторопливо отхлебнул. - Ни пуха...
  
  
  
   Возле старого двухэтажного здания, под пыльными кленами, маясь от духоты и безделья, покуривая, сидели на корточках несколько стриженых пацанов. В самом помещении военкомата скамеек тоже нет, а здесь, хоть ветерок... В кабинет, куда надо было, очередина. Понятное дело... Кир пошел прямо к двери. На него загалдели, но он толкнул ручку и соврал, показывая повесткой на часы:
  
   - Меня к двум... вызывали.
  
   - Эх! - Наглеца отдернули от двери, резко захлопнув её. - Какой умный... Мы с утра здесь.
  
  Кир молча ударил по смелым рукам и оттолкнул возмущавшегося. Сзади опять загалдели. Дверь распахнулась:
  
  - А ну... - Красный от духоты и "рыжены" капитан с мокрыми подмышками форменки, не глядя, толкнул Кира, едва удержавшегося, чтобы не ответить, потом еще кого-то и еще... - Все на улицу... Марш! - Очередь загудела: "С утра здесь! Надоело..." - Чево-о?!.. - чуть ли не застонал капитан, выпятив челюсть. - А ну... - И во весь голос: - Бегом - марш!!! А вы - стоять! - Он выдернул повестки у Кира и еще у двоих передних. Остальные, замолкнув, потянулись к выходу. Им вслед: - И чтоб вас никто не слышал!.. - Усмиритель опять приоткрыл дверь и, буркнув туда, что сейчас вернется, быстро, не оглядываясь, пошел по коридору. - За мной!
  
   Вышли во внутренний дворик с гаражом. На стене всенепременный пожарный щит. На нем - конусообразные ведра и прочее... Все, что можно было покрасить, побелить, почистить - здесь уже несколько раз красили, белили, чистили... Капитан, остывая под ветерком, постоял, покачиваясь на носках, подбоченившись рукой, в которой все еще были зажаты повестки, раздумчиво понадувал щеки и оглядел двор. Увы... Утершись скомканным платком, в раздумье, но все еще решительно пересек чисто выметенный асфальт безнадёжного дворика. Подошел к воротам и заглянул в пропиленную в них калитку. Двое вспотевших парней, раздетых до пояса, скребли лопатами асфальт, заканчивая перекидывать в раскрытый кузов громадного грузовика кучу замусоренного песка. Двое других, без лопат, куривших в тени забора, при появлении начальства, вскочили:
  
  - Закончили, товарищ капитан!..
  
  - К дежурному.
  
  Капитану явно не хотелось возвращаться в душный кабинет. Когда в открытое окно, выходившее во дворик, через решётку сунулась чем-то недовольная блондинка в форме: "Курский, к телефону!..", он явственно скривился:
  
  - У, Черт... - И приказал. - Ждать здесь!
  
   "Стоять - бояться!" - передразнил мысленно Кир. Прислонился к прохладной стене, через решетку разглядывая блондинку. От него солдатка отворачивалась явно с меньшим недовольством, чем от своего капитана... Те двое наказуемых тоже, было, стали в тень к стене, но из коридора выглянул молодой прапор и поманил одного - носатого.
  
  - А вы, - осведомился он, бдительно глядя на Кира, - что там заглядываете?
  
  Но отвечать заторопился второй - очкастый:
  
  - Товарищ капитан обождать сказал!
  
  - Отойдите от окна...
  
  Прапор и носатый скрылись. Кир опять заглянул в помещение, но блондинки теперь не было. Пульт связи, схема города под стеклом, дежурный с повязкой... Неинтересно.
  
   - Парнишка, закуришь? - дружелюбно предложил, раскупоривая пачку "Примы", очкатый и торопливо протянул курево. У Кира сигареты кончались, но отказался. Напряг колхозный вид предлагавшего. Та подумает - компания... Демонстративно отсел к гаражу, где тени больше, и закурил свою, с фильтром. Этот опять: - Слышь?.. - шепчет, натянуто улыбаясь и виляя глазками через толстые очки. - Не заругают нас? - На сигарету глянул. - Видь гараж...
  
   Кир заносчиво отвернулся и обнаружил, что курит как раз под пожарным щитом, а на воротах соответствующее "НЕ КУРИТЬ!" "...И не пить!" - съязвил мысленно. Этот уже погасил свой окурок и засовывал его в трещину фундамента. По коридору возвращался капитан... Не пожелавший выбрасывать предпоследнюю сигарету и после предупреждения, теперь старался незаметно задавить ее. Как гадючку... Шел дымок. Возмездие, приближаясь, стало смотреть на Кира. Прижгло палец. Кир еле отвел глаза, а капитан неожиданно, не доходя, остановился посередь коридора, возле лестницы на второй этаж... Взглянув вверх, поманил. Лох, заметив, тоже расстарался следом.
  
  Болело обожженное место. Смятый вонючий окурок деть было некуда. Кир молчал в тряпочку и тяжело думал, как бы послать все это... Вернуться опять на дачу, Вике что-нибудь невразумительное и примирительное наплести... Оптимистическое. Денег бы... На втором этаже "потные подмышки" остановились возле распахнутой туалетной двери. Блестел мокрый плиточный пол. Маленькая бабка в черном халате шустро орудовала шваброй. Ещё змея...
  
  - Помощь нужна? - отдуваясь, поинтересовался капитан и поглядел в потолок, будто разыскивая и там местечко позанятней применению даровой рабсилы. - А то вот... желающие.
  
   - "По-омощь!" - передразнивая, мгновенно обернулась бабуська и раздражённо поправила съехавший на глаза бабояговский платок. - Когда всё помыла... - Исступленно ругающиеся губы ее превратились в морщинистый шиш и отвердели. Быстрые злые глазенки округлились. - Засрали, захаркали всё...
  
   Капитан молча пошел дальше, дергая запертые двери. Бабка, гремя ведром, шумно захлопнула туалет и, неразборчиво ругаясь, "потрюхала" к лестнице, нестерпимым взглядом отшвырнув с дороги двух "чертовых бандитов", припершихся за каким-то хреном... Внизу сортир заперт, дабы призывники не беспокоились. А орет... Весь коридор тоже был вымыт. Кир, было, приотстал возле пустой урны, но бычок выбрасывать передумал: еще драить заставит... Безутешный капитан вернулся к лестнице. С тем же брезгливо-непроницаемым выражением на лице, не замечая наказываемых, как ступеньки, вынужденно спустился с горних мечтаний к прежнему. Погрузился в не уменьшавшиеся заботы. Кирилл и Лох привязано опустились следом.
  
  Теперь было пусто и здесь. Тоже чисто и тихо... Представилось, что обиженный народ в точности выполнил рыдающий приказ начальства: бегом совершил марш-бросок на улицу и, чтоб никто из помещения его не слышал, продолжил движение дальше и дальше - по своим делам и по домам... Да нет, мысленно посетовал будущий десантник, все вряд ли бы выполнили приказ так добросовестно - всегда находятся строптивые... Наверно, перетрахав, народ всё-таки отпустили до поры... Кэп открыл дверь дежурного. Блондинка и другая, попышней, пили чай.
  
   - Приятного аппетита... - сказано это было тоном приказа выступить на защиту Родины. - Рабсила нужна?
  
  Блондинка пожала плечами в погонах сержанта и отвернулась. Рыжая же, сидевшая у двери, с любопытством обернулась, не оставляя бокальчика и жуя. За спиной работодателя Кир неприязненно передразнил ее жевание.
  
   - Эти нахалы, что ли? - Она посуровела. Аккуратненько облизнула накрашенные губы. - Бумажки вон пусть... пожгут! - И нос высокомерно вздернула. - Еще дразнится, сопля...
  
   - Кто дразнится? - заинтересовался быстро обернувшийся кэп.
  
   - Никто, - сказала она сердито и пододвинула загорелой ногой в неформенной туфле проволочную корзинку с несколькими мятыми копирками да масляной от халвы бумагой наверху. - Бери, бери! Не стесняйся...
  
   Говорила она Киру, стоявшему независимо. Тот - ноль эмоций. Не двинулся и вряд ли сделал бы это даже под пистолетом. А укротителя, к счастью, отвлекли... Корзинку подхватил очкарик. Или не выдержал напряжения, или понадеялся таким легким способом обрести свободу... Капитан посторонился и стал вслед объяснять, где жечь. Потом повел второго строптивого призывника в кабинет. А строптивый подумал, входя, что про его пятичасовое опоздание никто в этом бардаке, скорее всего, и не подозревает. Если, конечно, переклички не было... Устроившись возле стола, загруженного пустыми новыми папками, кэп устало посмотрел в повестки нарушителей.
  
   - Василевич. ...Кирилл, - подсказал нетерпеливый призывник.
  
   - Ты откуда такой шустрый... - Читавший поднял глаза, но опять опустил. - Б-здилевич?
  
   Кир хотел, было, поправить, но удержался. На всякий случай стал прямо. Откинувшись на спинку офисного кресла и скрестив на груди руки, капитан стал разглядывать что-то под столом.
  
   - Значит так, Базилевич...
  
   - Василевич, - всё-таки поправил Кир.
  
   Кэп вскинулся, но промолчал, в упор глядя. Кир не спрятал глаз, но и не стал злить, таращась в его гляделки. Просто перевел внимание на потный капитанский воротник. Офицер заговорил теперь по-другому: тихо и зло.
  
  - Если хочешь нормально пойти служить, умник, - многоречивая пауза, - спрячь свой поганый язык в... - Он выругался, подчеркнуто неторопливо закурил и опять серьезно посмотрел на говнюка-призывника. - Мы... здесь... - Пальцем резко ткнул в пол. - Каждый день... Каждый! Обламываем таких, как ты, пачками. И... Если... Ты... Мне...
  
   Громко "затюрлюлюкал" телефон - Кир вздрогнул и кулаки разжал... Обламывальщик, закусив сигаретный фильтр и морщась от дыма, покивал кому-то. Взглянув на Кира, положил трубку и взял с сейфа фуражку-аэродром.
  
  - Короче, вот... Чтоб сегодня разнес! - Он небрежно пихнул стопку повесток. - Вручать всем в руки. - И усмехнулся. - А там посмотрим... Понял меня? - Последовал проницательный командирский взгляд. - Смотри...
  
  Привычно нахлобучив свой "аэродром", крутой вояка хмуро поднялся и пошел к двери. Кир, сглатывая спазм, следом. Пропустив его, кэп стал запирать кабинет, а то, что осталось от несостоятельного десантника, не поднимая глаз, ускоряющимися шагами проследовало к выходу. Солнце было уже за крышами. Горячий воздух над асфальтом недвижим. Накрывшая все тень не спасала. Он швырнул на чистые ступени мятый вонючий окурок, закурил последнюю сигарету и далеко-далеко плюнул вслед скомканной пачке. Надувая щеки, опять плюнул и поспешил, чтоб с "этим" не столкнуться... В арку, где ворота и служебный ход опасливо покосился. Ладно... Новая повестка его теперь будет долго искать. Так... Десять штук. И две - совсем в Тмутаракани... Скотина. Надо было начинать с них. Потом уже, по пути домой - в этом районе... Зло проводил взглядом вывернувший из арки газик и побрел к остановке.
  
  
  
   Одну вручил быстро, сунув скривившемуся амбалу лет тридцати. Вторую, поплутав и не дозвонившись, опустил в почтовый ящик. Самому тоже не в руки вручали... Возвращался, читая названия улиц, уже не такой злой. Думал лишь об "пожрать". Киоск увидел возле военкомата же - взял печения и бутылку минералки, сократив тем завтрашний, уже сокращенный, обед. Уныло вспомнил, сколько ушло за субботу и воскресение... Дожевывал на ходу, запивая из горлышка и поглядывая на осветившиеся окна военкомата. Из темной арки на него вывернул, блестя очками, тот... лох.
  
   - Ну-ка... - Кир рукой с бутылкой загородил дорогу. - Бумажки до сих пор... жег?
  
   Скончавшийся от неожиданности стал торопливо реанимироваться.
  
  - А-а... Ты. - Лох даже улыбнулся принужденно. - А я... Повестки носил. Одна осталась. Дома никого, а собака... Спросить хотел, а ни капитана, ни прапорщика нет... Она говорит - можно соседям. А он говорил...
  
   - Дай закурить, - скривившись, прервал Кир. Примял кулек с остатками печения и сунул в задний карман. "И этого запрягли...", - подумал удовлетворенно. Озираясь, выдернул из протянутой пачки несколько сигарет и кивнул в знак благодарности. Поставил бутылку на асфальт и закурил. - Слышь... Выручи?
  
   Тот готовно покивал, думая, что речь о куреве. Спрятал сигареты, намереваясь обойти препятствие, побыстрее удалиться и, наконец, довыполнить приказ сердитой Родины. Кир, нащупывая в кармане повестки, легонько придержал:
  
   - Не спеши... - Протянул свои, оставшиеся. - Занеси за одно, будь другом?.. Тут рядом.
  
   - Не, не! - Сразу замотал головою этот. Нахмурился, отступая и ладонями отстраняясь. - Меня девушка ждет, - явно соврал. - А еще эту тащить...
  
   - Не бреши. - Кир быстро огляделся, захватывая воротник вруна. - Если... хочешь... нормально... пойти служить... - Он придвинул очкатого к стене, и тот нечаянно опрокинул недопитую бутылку. Кир пнул - она со звоном разбилась. Послушал немного и на этого серьёзно посмотрел. - Ну?.. Тут недалеко.
  
  Под арку сунулась тетка с сумками, но, застряв в подозрении, отбежала назад и что-то завопила... Кир вздрогнул.
  
  - Сдохни, ты!.. - И потащил "друга" подальше от неё - в темноту, к воротам. Но тот сразу перестал топорщиться.
  
  - Да ладно-ладно! Чё ты... Сбесился.
  
  Кир сунул ему повестки:
  
  - Смотри... Как фамилия?
  
  Тот назвался и вряд ли, очкун, соврал. Кир выплюнул окурок:
  
  - Я тебя запомнил... А нас еще сто раз вызовут.
  
  Смотрел вслед заспешившему. "Не записывают же они - какие, кому. Кто носил... Да этот не выбросит". Не убыстряя шагов, призывник Василевич удалился от ненавистного здания, от истерички. Оказавшись на другой, темной, стороне улицы, выждав, снова вернулся под клёны. Вопль тетки и звон бутылки взвинтили его и надоумили... У входа, в двух зарешеченных окнах теперь тоже горел свет. Не такой уж он "сопля", как думают господин капитан и рыжая... коза! Пальнул, не колеблясь, по светящимся целям короткой очередью крупного щебня и под звон стекол, визгом телефонисток сопровождавшийся, успокоено канул в темноту. "На войне, как на войне...", господин капитан.
  
   ***
  
  
  
  III. Полигон.
  
  "В зависимости от цели и назначения полигоны подразделяются
  на научно-исследовательские, испытательные, учебные и иные..."
   ( Из словаря.)
  
  Замполит говорил: из Германии на полигон, до Капустина яра, путь длинный, долгий. Успеете насмотреться и понять, как Родина велика. И чтобы вы там себе ни думали, но ответственность за неё - родную землю - и на вас тоже. Самая настоящая, вплоть до уголовной... Да, на вас - неучах, раздолбаях и пофигистах... Смотрите. Дорога дальняя... И другие, разумеется, слова были употреблены, но смысл вполне ясен. Пустой парк без техники, штаб, мокрый плац... Столовая, старые - краснокирпичные, ещё гитлеровские, - казармы, клуб... Бетонный забор, центральная аллея - после майского дождичка - с вытянутыми от любопытства шеями фонарей, старые тополя, отцветшие серёжки под ними на асфальте, зеркальные стёкла КПП... Задвигаемые родные зелёные ворота с красной пятиконечной звездой... - дальше и дальше - из тентованного кузова "ЗиЛ"а, из-за заднего борта. Всё!
  
  Ночью грузились в пригороде. Фонари-прожектора, высоченные кирпичные заборы с колючкой по верху, длинные складские казематы, крытые старым позеленевшим шифером и - местами - даже черепицей ещё... Серебристые капониры из оцинкованного железа... Матерные команды по рации, пот и спешка, и... Какого-то водилу-мудилу из их дивизиона током дёрнуло... Сильно. Без сознания. За мокрую изоляцию схватился... Дождичек. Кирилл видел с высоты платформы, как у командирского кунга народ стал собираться. Вертолёт, говорят, вызвали! Мат, ор, кто-то, кажется, даже по морде схлопотал... Потом долго ждали хрен знает чего, но помыться толком не дали. Сидите и всё! Ваше дело сопеть в две дырочки... Кемарить начали, кто где. Сухой паёк получать - не жрать пока! Комбат яйца ослушавшимся обещал отрывать. Колбаса, консервы, тушенка со сгущёнкой... Чёрт с ними с яйцами. Проснулись, развеселились... Потом, - в армейском составе оказались и обычные пассажирские вагоны, - жуя и облизываясь, уж из их окон глазели, как медленно-медленно поползли мимо совершенно пустые мокрые улицы немецкого пригорода с мигающими светофорами. Глубокая ночь. Сладкая сгущёнка.
  
  Так, собственно, почти всю дорогу и пришлось пилить: только ночью движение. Особенно, пока в Союз не попали... Днём стоянка, где-то на иностранных задворках технических служб ж.д. Ракетчики - режим секретности! Вашу мать... Да со спутников всё видно, говорят, вплоть до звёзд на погонах. ...Которых может стать меньше за несоблюдение инструкции. А много ночью увидишь - даже если специально у окон торчать? То близкий мелькающий лес с отсветом окон, летящим со страшной скоростью; то чернота и дальние блёстки фонарей, то мелькающие городки крохотные; то тоннели, то мосты... Короче, днём спим, ночью летим. Орлы во второй батарее, говорят, где-то вина раздобыли... Возвышенные ходят.
  
  В Союзе дело быстрее пошло. После Петрова Вала Кирилл уже дом ждал. Вечерело, когда в пригород Волгограда состав стал втягиваться. Земляков в дивизионе не было. По фигу всем. Только зам комбата с Волги - сызранский, - тоже ж дед, дружелюбно и понимающе мимоходом Кира в плечо ткнул:
  
  - Ждёшь?
  
  Кирилл, плотно устроившийся у коридорного окна, только хмыкнул: "Сам не знает, что сказал..." Теперь бы нам всё уставы учить, да матчасть, да расчёты экстремальной глиссады, да учёт баллистических погрешностей... По низине поезд пошёл, ещё притормаживая в черте города. Гаражи, гаражи по обочинам колеи, дачи... А там на горке их микрорайон начинается, между прочим. Дом, показалось, разглядел. Далеко, конечно... Закатные тучи обрамляли белые дома на горизонте каким-то грандиозным ореолом небесного света. Самолёт чертил над всем этим свою неспешную инверсию. И курить опять потянуло, хотя только что выщелкнул окурок на насыпь. Тут, дома - подумал - и останется лежать. Тук-тук, тук-тук, тук-тук...
  
  Замок, зевая и шаркая, из сортира неспешно возвращается. Вместо сапог - расшнурованные кроссовки, белая майка с Битлами под расстёгнутым ПШ, ремень на шее кольцом висит.
  
   - Василевич, - опять кряхтит, позёвывая, - к генералу! - и, урча, потягивается, морда.
  
   - Иди ты...
  
   - Я серьёзно, - говорит лениво, тоже в окно сонно пялясь, - увольнительную обещал... - Глаза его, поблёскивая, провожают незнакомые окрестности. - А "Мать Родина" где? Мамаев курган?..
  
  - Проехали.
  
  - Дай закурить...
  
  Стрельбы-пуски прошли хорошо. Запах весенней степи полигона смешивался с дизельными выхлопами тягачей и развороченной земли. Солнце жгло уже совсем по-летнему! Это вам не Германия... Загорели все сразу. Согрелись. Выбирались из душного кунга удовлетворенные, в общем: зачёт наверняка. Не хухры-мухры - девяносто пять процентов! Соответствие - таки... Даже, допустим, близкий ядерный взрыв повлияет на электронику, - ни хрена! - ракета от цели не отклонится, - гирокомпас, гироскоп - херня... Крепко придумано. "Щит Родины". Вечером как приз наводчикам-вычислителям выдали какао! Пушка-кайфушка... Вволю. Обпились... Грузились потом привычно уже. Пошел разговор, что это и вовсе не Капяр... Ашулук какой-то. Или Ширасаган даже? ...Дам здесь нет, то в Казахстане! Секретность, короче. Капьяр давно закрыт... А хрен его знает? Названий в поле не пишут... Да и не всё равно ли? Опять не слава Богу - говорят, заправщик с платформы уронили, козлы. Кирилл не видел: замполит в курилку позвал.
  
  - ...Ты самостоятельный парень, - капитан, хорошо знавший собеседника, рисовавшего не раз ему плакаты и лозунги на заказ, произнеся это, отвернулся и лицо потёр, естественную в таких условиях усталость разгоняя, - вот-вот уже дембель... Ты понимаешь меня? - Смотрит по-человечески, спокойно - Кир, правда, не понимает. - Ладно. Не целка. Прямо всажу, терпи. ...Дом рядом, а ты терпи. Самоволка? ...Это ж верная тюрьма... Гарантировано. Понимаешь? - Судя по всему, Кирюха понимал. Хотя и молчал. Замполит сунул ему для утешения нераспечатанную пачку болгарского "Опала" и поднялся. - Смотри, Кирилла, смотри... Тебе жить. Тут осталось-то вам... - Прикинул в уме. - Теперь всего месяц уже, - сказал и показал один палец для наглядности пущей. - Понял мня? Один, один месяц всего! ...Генерал благодарность объявил. Не подгадь, а?
  
  И ушел, гад.
  
  Группа Советских Войск в Германии - ГСВГ. Пацаны стали такие наколки делать. В виде вензеля с завитками, красиво плетёного из этих знакомых вычурных букв... Полушерстяное обмундирование - ПШ, яловые сапоги, - ни каких кирзачей! - улучшенное натуральное питание, дисциплина. За бугор кого попало служить не посылали. Было чем гордиться. Особенно, если очень хочется... А родина? Что родина... Хера агрессору! Это значит - дом. Всё этим сказано. Кто же свой дом, в здравом уме, не любит - ворогу поганому уступит - гнусному агрессору отдасть, кто?! Только покажите говнюка... Без пяти минут дембелям страшно хотелось туда - домой! Страшно... Даром, что только "оттуда" прикатили... А что видели? Скажешь - не поверят. Василевич из Волгограда, говорят, даже дом свой вблизи видел... да не зашёл. Морды. И не заткнёшь же всем пасти?.. Хоть и дед. А о том, что же именно там привлекательно так, маняще сладко, даже как-то и не думалось. Само собою: друзья-подруги, родители... Будущее.
  
  Смех и грех. Действительно - не врали! - за удачные показатели в учениях Министерство Обороны наградило командующего ГСВГ, тот - генерала, а Батька своих... Всем сестрам - по серьгам! Даже рядовому и сержантскому составу от щедрот родины... А что простому воину лучше всего в награду? А ему отпуск на родину - в самый раз... Кириллу и ещё пятерым перепало. Так он же дембель?!.. Ну, и что? Полагается? Значит поедет. Без разговоров... Вот номер. Через месяц-полтора демобилизация, а тут... Да кто против, вообще-то?! Никого. Родина приказывает? Значит, так надо... Собрал Кирюха вещички и письма салаг, чтоб быстрее дошли, да и в путь снова, - быстрей, быстрей! - не дай Бог передумают, опомнятся. Чем месяц уныло за забором торчать, срока ждать... Дураки, что ли? Лучше уж проветриться за государственный кошт. Тысчонку-другую километров опять протрястись-просквозить... Молодому-то, неженатому-то?! ...Да мы и враз. Не в театре.
  
  Город же изнывал от жары. Воду отключали. Дружочки - ровесники - ещё служат. Студенты в стройотрядах... Бабка кур накупила по блату и давай Кирюху потчевать "домашним". А ему эти куры там остодоели... Ну, не скажешь же? Мишаня пишет, что на уборочную их ещё задержат, чёрт... Где-то в Псковской области родину караулит. Верка, сестра его, дала Мишкины джинсы померить - "Супер райфл"! - супер-пупер, супер кайф... Зрят все. Из Ирака - работали там - даже "Волгу" привезли... Молодцы. Форму парадную отпускник подальше в шкаф, в темноту, повесил. Глаза б не глядели... Футболку с Битлами из Германии тоже привёз. После дембеля и ему самому надо будет про работу что-то думать. На завод не тянуло, опять режим... Бабка вон в новом общежитии вахтёром прирабатывает теперь. Да и учиться бы неплохо... Стюдент! Направление замполит может дать.
  
  Два дня - долой! Снова в Союзе... Отоспался, порадовался свободе, трахнуть никого пока не получилось... Пивка-водочки с родичами принял по возможности и по средствам. Бабка ещё десятку вот подкинула... Книжки читать в десятидневном отпуске? Совсем бред... Телек и то лучше. Дома сидеть? Друзей - никого. Почти два года прошло - мало что изменилось: дети соседские подросли, да деревья насадили у новостройки... Киоск новый на остановке. Ещё день, ещё... Кран на кухне горячий подтянул, сетку от комаров прибил, антенну разболтанную подпаял - штекер... Уже вечер - минус день. Дядька в рейсе - не застанет. Ладно. Дни только уж очень быстро проходят почему-то... Туда-сюда, уже шесть дней лишь осталось! Полигон вспоминался... Испытывается техника, умения, возможности - люди. Впервые в мировой истории - строй новый: без разлагающей собственности... Одна шестая суши, между прочим. Полигончик. И каковы результаты? ...А чего? Если полезет кто - мало не покажется. Специально на автобусах возили - показывали результаты точного наведения. Спёкшийся шлак, да застывшее озеро чёрного стекла вместо того, что там было. А что было - не сказали.
  
  Да, да - всё это понятно, конечно. ...Но возвращаться к месту службы за дембелем?!.. День остался. Неможется. Еле-еле парадку достал. Какое там - погладить?.. Глаза б не глядели. Замполит говорил: из Германии на полигон - до Капустина яра - путь длинный, долгий - успеете насмотреться и понять, как родина велика. ...И чтобы вы там себе ни думали, но ответственность за неё - родную землю - и на вас тоже. Самая настоящая, вплоть до уголовной... Да, на вас - неучах, раздолбаях и пофигистах... Смотрите. Дорога дальняя... И другие, разумеется, слова были употреблены, но смысл вполне ясен. Парк с техникой, штаб, мокрый плац... Столовая, старые - краснокирпичные, ещё гитлеровские, - казармы, клуб... Бетонный забор, центральная аллея - после майского дождичка - с вытянутыми от любопытства шеями фонарей, старые тополя, отцветшие серёжки под ними на асфальте, стёкла КПП. Раздвижные зелёные ворота с красной пятиконечной звездой...
  
   ***
  
  
  IV. Неровня.
  
   "Меня ж на кого покидаешь,
   О лучшая в ярких лучах,
   О лучшая в лунном мерцанье?.."
  
   ( ЕВРИПИД "Ипполит" античная драма.)
  
  1
  
  В тени на одном месте кружат мелкие мушки, время от времени дергаются в стороны и тут же возвращаются. Сухой коровий блин на прибрежном песке влечет их. "...Толкутся, кружатся у своей кучи всю жизнь, - лениво размышляет Кирилл, из-под длинного козырька поглядывая на туристов. - Дернутся пару раз куда-нибудь и назад... Родинка". Один, как тать, сидит он в тени тальника, почесывается, зевает и отгоняет этих мушек. Жарко. Ветра нет.
  
  Плотный, загорелый мужик наклонился - смочил такую же, как у Кира дырчатую синюю бейсболку. Оглаживая, плотно натянул себе на просторную лысину. На висках и затылке - аккуратно подбритая память о брюнетстве. Красивая, высокая блондинка, подбоченясь, жарится рядом. Вместе ходят. Наверно, жена. Сильный перед, обтянутый белым закрытым купальником, маячит перед глазами и не то, что напрягает, но... все же. Треугольник дополненной изнутри ткани в низу живота ясно различим. Дама изредка переминается с ноги на ногу. Медленно наклоняет тщательно причесанную голову в широкополой шляпе. Ровняет ступней песок, сдержанно жестикулирует снятыми солнечными очками. Щуря сильно накрашенные глаза, недовольно беседует с обиженной русалкой, гордо сидящей на полотенце. Обе загорелые - желтоволосые негритянки. Из Волжского, что ли...
  
  В два часа с теплохода проорали в мегафон - обедать! Русалка теперь принялась что-то доказывать Лысому. Тот морщился. Кирилл ненамеренно сел за их стол. Хотя, конечно же, были еще места... Напрягся сразу: вблизи красавица волновала несравнимо сильнее - необыкновенное лицо, две родинки на шее...
  
  - Не помешаю? - спросил невнятно. Причем, когда уже сидел...
  
  Люди воспитанные, без возражений. Она даже, кажется, улыбнулась. Ну и что? Здесь все садятся, с кем придется... Конопатая Маша-каша - потная и злая - смотрит от раздаточного окна. На этот раз без улыбок, но довольно быстро принесла суп. Ему первому. Только что было слышно, как в тесном буфете орала на кого-то и швыряла алюминиевый поднос по прилавку. Стал есть, никого не видя от неловкости.
  
  За окнами млел от зноя неподвижный береговой лес. Лист не шелохнется. Марево повисло. Пароход отчалит лишь вечером. Зеленая стоянка... Поискал соли. "Да ладно... - решил. Но сейчас же, ожесточаясь на себя, перерешил: а почему это "ладно?!.." Небрежно, как его дядька, спросил у соседей, у других и тут же пожалел. Попытались передать через Лысого. Тот продолжал жевать, игнорируя просьбу... Слава Богу, солонку подхватила сама Блондинка. Стараясь не смотреть на хамло то, принужденно поблагодарил. Устало кивнув, подпёрла длинным пальцем щёку и стала смотреть в стол, на фураньку мужа. От супа отказалась. Вздохнув, взялась за покоробленный козырек:
  
  - Ну, вот что теперь с ней делать? - Блондинка принялась сердито теребить высохшую ткань, растягивая и разглаживая. - На что это похоже...
  
  Лысый, гоняя языком что-то под верхней губой, выпрямился, протянул лапу и отнял свой головной убор. Не целясь, выкинул его через приоткрытую для сквознячка дверь в воду... Картуз быстро поплыл по течению в Астрахань. Кто-то хохотнул. Русалка резко поднялась и быстро отошла к буфету. У Блондинки заблестели глаза. На лес за окном стала смотреть, не видя. Не двигалась. Потом, уткнувшись в ладони и полуприкрыв лицо, опять стала смотреть в стол. Под потолком медленно вращались лопасти. Кирилл допил компот и поднялся. Лысый продолжал остервенело жевать.
  
  
  
  Покурил у борта, в тени спасательной шлюпки, отпустил окурок "по водам" - в сияющее прозрачное течение и побрел к себе. Каютой делился с ним дядька - помощник капитана, взявший Кирюху в длинный туристический рейс. Упав на дополнительно втиснутую кушетку, приступил к обычной дури: упорно вспоминать неприятное, - не только сегодняшнее, - иногда даже и не с ним произошедшее... "Дурь, дурь! Я причем?" Но по лысине той дать хотелось.
  
  Книжку опять, вздохнув, открыл: "Мотивация, трям-пам-пация... Н-да. ...недовольство собой и судьбой, без серьезного намерения изменить положение. Пассивность натуры - так иногда характеризуют... М-м... смутное ожидание - желание?.. - чего-то иного в неопределенном будущем. Ведь убеждены: энергическое следование по путям самоусовершенствования, - психофизические тренировки, скажем, - очень вероятный путь к "Удаче" - перемене нежелательного положения..."
  
  "О, как... - мысленно морщился Кирилл. - Все дело в пассивности, "в примирении с существующим". Надо понимать: "Ухудшится состояние - вынужденно произведутся необходимые действия"? ...Гром не грянет - мужик, соответственно... и не? Значит, чтобы сдвинуться с мертвой... - самому ухудшать себе жизнь? Что-то... "Ум бывает бессилен перед пассивностью..." Хотя: "Кто рули и весла бросил - тех Нелегкая заносит!"
  
  В дверь для приличия стукнули. Колю-повара с флегматичной Лыжей принесло. Глазами быстрыми - по каюте:
  
  - Нет Алексеича? - Убедившись, возле изголовья присел, многоречиво подмигнул. Та, не входя, хлопала глазами у открытой двери. Коля хитро глянул на нее и зашептал, доверительно улыбаясь: - Кир, ещё флакончик, а?.. Надо. Найди! У него есть. - И снова - по каюте глазами. - К вечеру бы. Угу? Как мужик - мужику... Там и Машка тебя звала, знаешь? Ждем-с. Надеемся!
  
  - Не знаю... - Кирилл отрицательно помотал головою и указал взглядом на спутницу: - Пассажирка...
  
  - Я в нерабочее время! - Нервически зашевелил усами Коля и посуровел. - Эх ты... - Он, похоже, все-таки сомневался, прежде чем прийти. - Ну... - Поднялся с корточек и вместе с "криминалом" недовольно, и будто обиженно, удалился. Впрочем, почти тотчас же его усатая голова вновь всунулась. - Но, хоть не заложишь? - Глаза блеснули. - Э?
  
  - Иди ты...
  
  Кир бросил книжку на железный рундук, декорированный белым пластиком под тумбу. Там хранилось взаперти пятизвездочное счастье, дорогая водка и сухач. Сам он не то, чтобы очень "перся" по этому делу, но... В части с этим было на самом деле строго - специфика загранслужбы... Командиры и объясняли, и сами на службе не потребляли, - что, наверно, самое главное, - но и при случае, пару раз за два года, ужасно жучили-дрючили. До дисбата, как обещалось, конечно, не дошло - не поняли бы "в верхах", - но губа пятерым попавшимся во второй раз была "бо-олючая". Кирилла спас случай. А в первый раз "замок" - замкомвзвода - земляк, хитрый собака... Сегодня - восемнадцатый день тому, как последний раз казенным харчем Кирюха-дедуля простой компот "отвальный" закусывал. Не верит никто. Да, запретный плод. Но теперь... Посмотрим вечером.
  
  Сел, лицо потер. Голые ноги Лыжи - перед глазами... Мысли вокруг одного и того же повелись - повились. Не лежалось, не сиделось в зашторенной духоте. Вентилятор включил-выключил - не помогает. Цапнул наугад дядькину классику - Еврипид! Античная драма. Ой. На нижнюю палубу... сходить? Захлопнул окно. К дядьке заглянул - ключ от КПЗ спросил. "Кладовая Прод. Запаса", "Комната Предварительного Заключения", "Кто Первый Займет..." Бывший медпункт. Его переместили в большую - бывшую "Ленинскую комнату". Курево, мол, возьму. А там, рядом, каюта Дамы... Но тот не спросил - занят. Ругался с кем-то по рации: "Отходим!"
  
  
  2
  
  Только спустился, отпер КПЗ - услышал в коридоре голос. Замер. Сам не знал, что уже помнит его. Почувствовал - вибрация и гул усилились - теплоход двинулся, наконец. Окошко белым закрашено. Выглянул опять в коридор - она. В чалме, с пакетом. Возле открытой душевой, в двух шагах, с какой-то бабой расшаркивается. "Я задержала?", "Что вы - что вы!" Его увидела: "И вы ждали?" Полотенце наверчено, глаза не накрашены - свойские, халат... В прорехе - высоко - голая нога. Сразу почувствовал - готов. Глаза опустил, башкой отрицательно мотнул и согнулся, ширинку пряча... Присел боком в проёме, якобы с дверным замком завозился. Баба та, предположив в нем конкурента, юркнула в душевую - задвижка щелкнула. О н а, все еще улыбаясь, ждала пока пропустят. Коридор узкий.
  
  Белая ворсистая пола, усеянная красными обезьянками, у лица... Делать нечего, оставил замок. Шало выпрямился и, пропуская, вынужденно повернулся лицом. Мадам, было, шагнула, но отпущенная металлическая дверь толкнула Кирилла в зад. ...Во-первых, то, что он прятал, - когда выпрямился, - стало явным. А во-вторых, м-м... Если бы она этого не увидела, то теперь почувствовала бы. ...Пауза растянулась, как нервный зевок. От полотенца пахло шампунем. Горели на низком потолке круглые матовые плафоны, блестели темные панели. Он почему-то замер. Мадам тоже не двигалась - отрешённо смотрела в дальний конец коридора. Там никого. Улыбка ее стала несколько напряженной:
  
  - Так и будем стоять?
  
  Он чуть ли не упал назад, в дверь вперся. Лицо горело. Потупившись, она сделала шаг, потом другой... и, покачивая бедрами под длинным обезьянничающим халатом, стала, не спеша, уходить. Голова опущена. Он почти замычал вслед и зажмурился. Все, поезд ушел!.. Тут же, возле полуприкрытой двери и сел на коробок. У-у, дурак... Но долго переживать не вышло. Быстрые шаги. Дверь приоткрылась, потом распахнулась, и все... О н а смотрела сверху. Снова напряженно улыбалась, на щеках красные пятна.
  
  - Мне показалось, - прозвучало тихо, но внятно, - что вы хотели... что-то сказать?
  
  Ка-ак он подпрыгнул... - чуть раковину не снес! Локоть ушиб. Она снова в конец коридора оглянулась и вошла, дверь тихо прикрыв. Кирилл прилип к ней. Целовал - целовал, целовал - целовал, - закрыв глаза, куда придется! - губы, волосы, шею, халат. . . Мягкая, жаркая, пахнущая какими-то кремами, шампунями... Полотенце съехало. Она руку высвободила, пакет свой на раковину положила и осторожно его спину обняла... А он уже искал, где этот халатище расстегивается - не нашел, стал задирать...
  
  - Ну-ну, - прозвучало снова тихо и внятно. - Не спеши...
  
  Оказалось, халат не расстегивается, а развязывается... Большие груди - белые без загара, с огромными сосками - ничем больше не прикрытые!
  
  - Запирается? - Услышал, не сразу дошло. - Можно запереть?
  
  Нашарил ручку, нащупал и опустил защелку... Так и оставались у двери, прижимаясь к переборке с донорским плакатом. На ней внизу ещё были белые трикотажные трусы в горошек. ...Дыхание и ее теперь тоже участилось. Глаза медленно закрыла. На поцелуи стала сильнее отвечать. ...Боялся даже на минутку прерваться, будто тогда что-то может помешать. "Не передумает, согласна, сейчас будет!!! - ликовала задыхающаяся душа. - Сей-час!"
  
  Расстегнул пуговицу, молнию. Кое-как спустил джинсы вместе с плавками и освобожденный уперся между горячих ног в трикотаж... Еще жарче стало. Она чуть ногу отставила... Да, да - так, так! - медленно... Взялся рукой и стал, вздрагивая, водить по горячей коже, по обритым местам, по натянутой ткани... Туда-сюда, туда-сюда! Задышала чаще, двинула раз-другой тазом, потом еще, еще... и, уже совершенно забывшись, стала двигаться, как в самом деле.
  
  Попытался коленом раздвинуть ей ноги - мешали приспущенные джинсы, но она уже сама поняла и, сгибая приподнятую ногу в колене, отвела сильное бедро, упершись ступней в переборку... Он теперь стал дальше проникать туда! Почувствовал сдвинувшуюся увлажненную ткань - т а м она уже невыносимо мешала. Горячие потные складки, жесткие волосы... Попробовал дальше сдвинуть препятствие - никак! Не вытерпев, оттянул пальцами. Сразу почувствовал густые волосы и-и... горячую, скользкую, гладкую плоть. Это было сладко. Невыносимо сладко. Начал вдвигать туда...
  
  По коридору кто-то прошел, разговаривая и знакомо громко засмеявшись. Она замерла на секунду, прислушавшись, но он так встревожено заспешил, что не сразу разобрал успокоительный поцелуй-шепот в самое ухо:
  
  - Сейчас...
  
  Женщина мягко отстранила его, наклонилась, совсем спуская трусы и высвобождая по очереди ноги. Тоже незагорелая полоса кожи на бёдрах, в низу живота, рыжеватые волоски... Дышать трудно. Обезьянки на халате застыли в одинаковых позах. Полотенце уже валялось на полу. Влажные длинные пряди, собранные кое-как, сбились вперед. Она быстро выпрямилась, отшвырнула назад волосы и, встретившись с ним блестящими глазами, скомкав, сразу сунула снятое в карман. Заметив полотенце, быстро подняла и бросила на раковину, к пакету. Он, сообразив наконец, ринулся со спущенными штанами к заваленной барахлом кушетке.
  
  Картонный коробок с контрабандной водкой - дзинь! - на пол... Чемодан, новую теплую куртку, блоки сигарет... Еще что-то и еще - просто сгреб. Долой, долой! Хрустнуло под ногами, ч-черт... За руку нетерпеливо потянул. Она снова мягко отстранилась. Сдернула халат, состроив себе "удивленную" гримаску. Теперь уже совершенно голой перед ним оказавшись, жестом попросив посторониться, застелила им пыльную обивку белой кушетки. Смотрит с веселым и притворным "безумством". "Да что же это?! Командир!.." Ощутил грудью своей снова е е - мягкую, прерывисто дышащую, вздрагивающую... Крепче притянул, сжимая и сдавливая пальцами голую спину, ягодицы, ложбинку меж ними, будто всего себя хотел внутрь вдавить. Опять влип губами в шею...
  
  - Осторожно! - Она защитилась подбородком. - Синяк будет...
  
  "Да, синяк. Дубина..." Отпустил, смешавшись. "Извините", - дурацкое вырвалось. Она, заметив стыдливое колебание, с восторгом потянулась к кушетке и, увлекая туда же его, быстро легла. Он сейчас же с опасением подумал, что неудобно ей, что медицинская кушетка слишком узкая, что отодвинуть от стены невозможно - привинчена, что стыдно и почти не знает, как это правильно делается... Кое-как сбросил, "запутавшись навсегда", спущенные джинсы с плавками и кроссовки. "А после пляжа весь в песке, а..." Почувствовал, что входит, - она своими пальцами помогла и надвинулась! - вошел... Упругое скольжение по влажному, горячему - не сказать сладкое. Плоть вступила в права. Только это стало важно. Мелькнуло, не особенно заботя, что надо бы дольше. Чтобы она успела. Но это ...мелькнуло.
  
  "Ой-й..." Он двигался, не думая уже больше об этом, сосредоточившись только на одном - сладком и единственно важном. Потом с глупой гордостью и удовольствием почувствовал, что она заспешила: задвигалась под ним чаще и чаще, быстро-быстро! Конвульсивно дернулась несколько раз... Неожиданный громкий звук дошел до него. Зубами скрипнула? Не успел подумать об этом - она охнула, еще охнула, на мгновение замерла... Тут же, видимо, вспомнив о нём, открыла ласковые глаза и, улыбаясь, легко задвигалась снова. ...А у него все продолжалось - продолжалось - продолжалось!!! Опять вдруг охнула, еще громче и замычала, стискивая зубы, очень незнакомо, как-то непохоже на нее:
  
  - У-у... Ми-лый, ми-лый, - дрожало вместе с учащенным дыханием. - Ох, опять, опять! Опять же...
  
   Пот потек в глаза - о ее волосы утерся, не задумываясь. Она изо всех сил зажмурилась, задыхается. Еще и невыносимо душно в каюте... Вот тут накатило и на него. Подступило: "А-а..." Все. Быстро, будто в радостный омут блаженно соскользнул и утих. ...Вспомнил, что на нем майка. Промок весь. И ее пот на груди, даже т а м...
  
  - Как же жарко, Боже... - первое сказанное ею п о с л е всего.
  
  Узкая кушетка, рядом не лечь. Поднялись, в себя глядя, расслабленные. Одевшись, снова спрятала волосы под чалму. Возле зеркала у раковины побрызгала водой в лицо и намеренно неспешно стала вытирать краем полотенца под глазами. Приходила в себя. Без косметики выглядела гораздо проще и сейчас спокойно подумала об этом. "Ну, - вспомнилось ей, - сама, сама навязалась! И что? - будто остывая после спора, нехотя возразила кому-то надоедливому и туповатому. - Никому не мстила. Так получилось. Само! Тоскливо было".
  
  Покой впервые за много дней настолько плотно пронизал душу, что любая, даже привычная, мысленная гадость не трогала. Совместная поездка с ним и дочерью ничего не изменила, как надеялись. "Ну и что, что?! - дерзила она кому-то, пока настроение было. - Шел бы он... к секретуткам своим". И пропела мысленно: "Не уйду из ресторана. Замуж поздно, сдохнуть рано..." Даже мальчишки еще клюют, - и невольно хохотнула. - Ка-ак он у него... вскочил!"
  
  Кирилл тоже оделся, застегнулся слабыми руками и попытался, хотя бы приоткрыть закрашенное насмерть окно. Без толку... Она чему-то засмеялась у крана. Оглянулся. Нужно было общаться, принимать какой-то - бравый? - вид. А хотелось благодарить... Остановившись возле нее и подбоченясь одной рукой, он подставил другую ладонь под струйку и тоже брызнул себе в лицо:
  
  - Мрак...
  
  Это относилось по его представлению к жаре и ни к чему более, а может подумать... Мучительно соображал, как сказать, - что хотелось сказать, а не... Вытерся ладонью. Поморгал раздумчиво. А она, встретившись в зеркале с ним глазами, вдруг развернулась, посмотрела лукаво прямо в душу и осторожненько положила руки ему на плечи. В лице его что-то дернулось... Никакой позы, никакой болтовни! Т е п е р ь ничего такого просто быть не должно... Она ласково усмехнулась:
  
  - Это прямо смешно, как говорят в Одессе. - И комически подняла брови. - Но я ведь, миленький, даже не знаю, как тебя величать... А? Меня-то Валерией, - и поправилась. - Сейчас можно Лерой.
  
  В тон ей он выпятил грудь и подбородок задрал:
  
  - Кирилл Львович!
  
  - Как в анекдоте, - сказала она, легко вздохнув, и покивала себе в зеркале. Потянулась, его в щечку чмокнула. - Будем знакомы, Кирюша.
  
  А он на это прикосновение... Вообразил, как они сейчас разойдутся и все! Решил сейчас же повторить. Кто знает, что потом? Неловкость возникшую - и продолжавшую расти - сгладить. Захотелось уже от мысли о том, что только что случилось и опять, - сейчас же! - может снова... Она головою на это замотала, смеясь: "Нет-нет!" Руку его с часами к себе повернула.
  
  - После ужина концерт наверху, знаешь? Вот приходи... Нет, нет, нет!
  
  Чмокнула куда-то возле уха, защелку на замке - бац! - дверью хлоп - и все! Как и не было. Только запах. Оставила переживать: то улыбающегося, то губы закусывающего. Этот горошек перед глазами... На часы опять глянул - не поверил: минут двадцать, двадцать пять только и прошло...
  
  
  3
  
  ...Ну конечно же, весь концерт он думал только о том, как бы опять увести ее в медпункт. Она сидела, обнявшись со своею Русалкой, у самого рояля. Лысого, слава Богу, не было. Музыка звучала громко и неприятно. Высокий лохматый парень в белой рубашке с короткими рукавами, но при галстуке, быстро двигал руками по клавишам, хмурился, поднимал брови... Кирилл не слушал его. Только старался посматривать туда незаметно и реже. Она раз лишь обернулась к нему и сделала приветственно пальчиками.
  
  Полукруглое помещение салона находилось в носовой части судна, на верхней палубе. Между раздвинутыми жёлтыми портьерами видно было - далеко впереди закатные тучи все больше и больше покрывают пылающий горизонт. Горящую золотом воду рябило сильным ветром. Поднималась волна. Погода будет меняться. Подумалось на минуту, что какой-то небывалый покой начнется теперь и в его жизни. Отчетливо-радостное что-то... Однако, вскоре мысли о том, до какой степени он начинает зависеть от этой женщины, недавно еще чужой, заставили запнуться... От этого чувства, судя по теперешнему состоянию, Кирилл долго не сумеет... Горячие ветра внутри его задули снова.
  
  Противоположный пол его замечал. "Ничего себе мальчик... Видный", - обычно оценивали прагматичные подруги. Когда же сближался с какой-нибудь и начинал от счастья хвостом бить, они сразу пытались рулить им. А то и интерес теряли. Не бей хвостом! - давно пора было уяснить, и уяснил. Но - вот... "Любовь для некоторых, прочел когда-то, - главное. Теряя ее, они думают, что теряют все. Но она только часть жизни! Составное не может быть важнее целого..." Арифметика... Пупкин, том второй. Получил, что хотел - спасибо скажи. Спасибо, тетя... "Бр-р! - потупился. - Вот ужас-то: слез не хватало..."
  
  Отлепился от окна. Не глядя на Валерию, но опасаясь нашуметь, стремительно прошел к выходу и, быстро теряя уверенность, уныло побрел по стальной палубе, вдоль поручней, ограничивающих неясные стремления некоторых пассажиров... Ветер. Флаг на носу хлопает, как брезентовый. Одно хорошо - жары не стало. Незаметно вытер глаза. Вспомнил и смачно, со вкусом, закурил, медленно выпуская безнадежный дым.
  
  
  4
  
  Получилось так, что коньячок вечером он стал пить с дядькой, а не с Колей. После вахты старпом снял галстук, расстегнул форменную рубашку и, подбоченясь рукою с зажатой "удавкой", в низкий потолок задумчиво прищурился:
  
  - А не послать ли нам... гонца? - и почесывая затылок, на племянника раздумчиво воззрел. - Слетай-ка, наверно, вниз. А то тут дело одно... - Алексеич, якобы смущенно, нос потер. - Намочить треба! - Потом добавил деловито уже. - Во что-нибудь заверни, а то сейчас же доложат... - Но вдруг счастливая мысль и ему тоже пришла: - Хотя... Постой, постой... - Достал ключи, присел кряхтя, и рундучок заветный отпер. Бутылку плоскую выбрал и близоруко, по петушиному искоса, стал этикетку читать. - Дай-ка очки? ...Не надо никуда ходить.
  
  С удовольствием выпили по первой. Кирилл яблоко разрезал, а "Не-бывалый" моряк развалился на постели и, уже полулежа, туфли медленно сбросил. Благодарный Кирилл, жуя, предложил за колбаской сухонькой слетать:
  
  - У нас полно немецкой... А тут, - на холодильник кивнул, - мореная.
  
  - Не в ей счастье. Кир... - Дядька нерешительно глядел под стол. - Просьба. - Он поднял глаза на удивленного молодого - и наивного? - родственника. - Переночуй в КПЗ, а? Только сегодня... - Смущенно отвернулся и седоватой некрасивой башкою потряс. - Пожалуйста. Тут такое дело... Но - между нами.
  
  - Об чем речь!.. - готовно, без ухмылок, согласился Кир и тут же поднялся: дошло. Хотя в бутылке еще...
  
  Дядька понимающе остановил:
  
  - "На посошок"?
  
  Кир не отказался, конечно. Пахнет так... Яблоко своё доел.
  
  - Пойду, разберу... - Свернул постель с кушетки и взял на плечо. - Разрешите убыть?
  
  - Спокойной ночи. - И когда Кир уже выходил, дядька взялся за телефон. - Водку всю... не пей? Оставь старому.
  
  - Йес, сэр!
  
  Ну, подумал, пруха... Одно к одному! Однако, дальше не пошло... Весь вечер высматривал ее - без толку. Ни на палубе, среди танцующих, ни в салоне... Ходил, ходил по судну. В коридоре торчал, дурак. Ждал. Во втором часу только улегся. Сна не было. Поглядел на коробку с водкой... Не решился. Вдруг - она? А тут... На все шаги вскакивал, в коридор, уже не таясь, выглядывал! Надоело... Но прислушиваться не перестал. Все время так и казалось: вот-вот войдет... Вот, вот она - тут! Лап-лап рукой - пусто. Сон - не сон, мука! ...Поздним утром - завтрак проспал - в туалет поднялся и с ними, со всем семейством в коридоре столкнулся. Заспанный, голопузый, несчастный...
  
  - Доброе утро, - еле сформулировал с опозданием, пропуская.
  
   Лысый удивленно поднял глаза - не узнал, но кивнул. Русалка, не оборачиваясь, засмеялась и ручкой сделала. Строгое лицо Валерии не дрогнуло, только чуть шаг замедлила:
  
  - Опаздываете...
  
  И все. Со своими в каюте скрылась. Он же в сортире головою тряс, забыл зачем пришел... "Чужая, елки... Чу-жа-я! Знать не знает. А ты, что хотел, чтоб на шею? Это - при них..." Потом ревниво подумал, что она с Ним... Может, этой же ночью? Нет, так нельзя!.. Нельзя делить. Потом решил обессилено - да хоть как! Хоть как...
  
  В столовой Маши-гуляши уже не было. Но Рыжая - живчик, а не дева! - выслушала, тоже улыбаясь, "об пожрать", головой укоризненно покачала: "Спим долго!", но покормила, как своего. Не злоупотребляйте, говорит, сейчас время дежурного плавсостава. Капитан этого не любит... "Полюбите Ваньку, - рассвирепел Кирилл, - на очке!" Но, ума хватило, промолчал. "Причем тут она. Сойду к черту! Порядки... Дисбат. По струнке, по секундам опять! К свиньям..." В глубине же души тихо, но отчетливо прозвучало: "Куда, куда ты, гад, "сойдешь..." Ва-ле-ри-я. Всё. Сдохни".
  
  
  5
  
  На Кириллову идею и жить в "КПЗ" Алексеич недолго посомневался, сообразил и усмехнулся:
  
  - Но больше двух не водить. - Подмигнул. - А "коробочек", брат... Сам понимаешь - обчествйнный - неси... "Не в театре". Оставь там себе что-нибудь, "на пожар души".
  
  ...и туши. По необходимости. А "что-нибудь" эта... сколько? Оставил одну. "Не в театре". Коробку скотчем залепил и его кофр с биноклем взял. Вверх опять понес. Словом, отселяемся. На трапе Русалка. Не разойтись с вещами... Уже спускалась, но тормознула:
  
  - На берег списали?
  
  Он, мутно улыбаясь, вверх на нее глянул, но и куцый подол, и коленки не пропустил, и... - и она это заметила, засранка. Отвел, опустил глаза:
  
  - С вами рядом теперь... проживаю.
  
  - В душе?
  
  - Почти...
  
  Независимо спорхнула со ступенек и, чувствуя его взгляд, поскакала дальше, а он, ничего толком не разглядев, вслед смотрел: "Неужели дочь?.." А, собственно, почему "неужели"? Дочь. Лет шестнадцать. А сколько же... Лере? ...Наводил уют и ждал. Всё тот горошек её перед глазами... Воду пролил! Собрал кое-как... Спешил - руки тряслись. Как своими пальцами помогала и надвинулась... Себя в порядок - быстрее! Русалка должна была рассказать. "Но может не прийти. Вчера..." В дверь постучали. Он не слышал шагов. Рванул замок!
  
  - А накури-ил!..
  
  Валера. Лера... Он готов был кинуться - на колени стать, расплакаться... Что угодно. Но плечами пожал. Затушил окурок и про окно, глядя в умывальник, доложил:
  
   - Замуровали... Демоны. Еле открылось.
  
  Задёрнутые шторки теперь свежим ветром отдувались. Она подошла и голову ему на плечо опустила. Щека горит через майку. Глаза закрыты. Вздох-стон-шёпот:
  
  - Ох, Кирюша-Кирюша... - не договорила, почуял. Подняла голову, от его губ уклоняясь. Улыбнулась. Серые большие глаза блестят, как у пьяной. - Ну, здравствуй... Ай! Ай-ай?! Запрись! Ты что делаешь...
  
  
  ...Он первый подумал, что она на обед опоздает. Поднялась, села. Лицо руками закрыла и головою замотала:
  
  - Не хочу. - У нее слезы выступили. - Не хочу-у...
  
  Понял - не об обеде речь... Промолчал. К себе опять потянул. Она не сопротивлялась, тихо на грудь прилегла. Большая, красивая... Кирилл не знал, что думать - так повезти?!!! Она теперь с ним всерьёз, догадался: не просто "Ха-ха! Без греха - для здоровья..." В глаза так внимательно смотреть стала, будто никак не разглядит там что-то. А сказать не решается. Понять всех её настроений не мог в силу возраста, но чувствовал, что и он волнует женщину неслабо. Сама себя боится... Удивительно неслышная: за ширмочкой одевается - будто уж никого в медпункте... Вскочил, ширму отшвырнул. Лера замерла, не одетая еще. Потом засмеялась и попросила застегнуть сзади.
  
  - Старая я вешалка, - и вздохнула. - Туда же...
  
  Он сграбастал ее и заставил в глаза себе посмотреть:
  
  - Я жить без тебя не смогу...
  
  Слезы запросились. Уткнулся ей в волосы! В духи... Боялся, что пошло и брехливо прозвучало. Валерия тоже смутилась - не ожидала таких чувств "от мальчика". Провожал напряженный, как черт знает... Ни о чем толком не договорились. Ну что за натура... Зарекался, зарекался! Как девушка - слезок не хватало. Вспомнил с ужасом, что и слезки, кажется... У-у! Змей. Вот змей... Стал окно дальше отдирать. Потом плавки догадался натянуть и покраснел. Глянул бы кто... Бутылку отскрёбал, отвинтил, хлебнул - поперхнулся. Да теплая... Тоже побрел в столовую. Переживая, пережевывая. "Неровня, неровня...", - повторялось назойливо. С капитаном поздоровался - от Алексеевича тот выходил. Помирились? Или это из-за того, что племянник отселен теперь в отдельную?.. Ничегошеньки?!
  
  Открыл дверь тоже - поздороваться. ...Мол, Сам заходил? И язык прикусил. У зеркала возится с рыжими своими патлами конопатая! Заколка в зубах... Увидела его - хохотнула, на дядьку покосилась. Тот смутился. Шлангом озабоченным прикинулся - ничего особенного... Ну, официантка, ну и что? Может, принесла что... Хотя - что? Да нет, ничего... Неважно. Все в порядке. Кому какой... Надо сделать вид, что... Надо сделать... Забыл, зачем приходил. Денег взял. Так просто. На пожар... "Капитан-то?! Накрыл их? Или что... Непохоже. По ним, так довольны. Не ее смена?.."
  
  В столовой семейства уже не было.
  
  
  6
  
  Два дня почти не виделись. Мельком, при посторонних... Никак не получалось у неё! Хоть ори... Опять объявили Зеленую стоянку. Мостки бросили - готово. На Волге почти везде пляж. "Во, отгрохали! А говорят - не умеем..." Здесь глубоко? Утопиться к шутам... С Лерой договорились, чтоб не метался: как сможет - сама подойдет. "Я не одна. Ты... Должен понять..." Да понятно. Конспирации для. Так резануло потом... Этот черт - никуда же не делся? Поморщился: "Ты ей... кто?" 0-ой как не хотелось об этом думать... Как вообще будет-то? Четырнадцатого рейс кончится...
  
  Стал нырять. Глаза открыл: солнце из-под воды - расплавленное, зыбкое... Лере бы показать. Ч-черт... Вроде и нет ее. Замечательно ведь должно быть? Сердце лопается. А - никак. Конспирация. Свобода же? Девицы... Лыжа Колина. Считается - в купальнике... Русалка из воды не вылезает. Вот кто пара ему. "Не пара мы, - тут же пакостная песенка на язык села, - не пара!.." Лера. Лера - холера. Что это за любовь? Тоска... Отдышался, набрал побольше воздуха и... У дна песок тронул рукой - песчинки, как ветром понесло течением. ...Лера. Лерочка.
  
  Выбрался на берег, вытирая лицо ладонями, промаргиваясь. На песок плюхнулся. Фураньку с ветки снял, как каску и опять натянул для "пущей вящести..." Утопленником себя представил. В фураньке... "А почему, - спросит милиционер, - "'шапка" сухая?" Снял и стал рассматривать через дырочки Русалку. Зажав яблоко зубами, вытирала неподалеку длинные, светлые, как у матери волосы.
  
  - Теть, дай яблочка?
  
   Она видела, подошла:
  
  - На "полопам"... - протянула. Яблочко так себе... зеленое. Одно.
  
  - Благодарствую, - отказался и похлопал по песку. - Входи. Будь, как дома. ...Опять концерт был?
  
  Села, стала расчесываться. Яблоко в зубах...
  
  - Угу, - кивает.
  
  Лера-то сюда сразу подойдет... Хорошая мысля. Но и этот?..
  
  
  ...Мало-помалу выяснилось, что они - почти земляки?! - из Волжского, точно... Во-от у кого сразу надо было всё узнавать. Хорошая мысля... еще одна. Русалку Алей зовут. Пятнадцать лет, девятый класс. Всего-то... разница. Невеста. Отец в администрации, мать - заведующая поликлиникой... "Около сорока". Губку про себя закусил. Женись. Страшно жалеет, что с родителями потащилась - ругань одна... Брат на фиг послал! Старший...
  
   - Жарко, - хрипло сказал Кирилл, встал на руки и пошел в воду.
  
  Алька стала считать "шаги". Но - упал. Лера-Лера... Что же делать? До четырнадцатого и... все. Странные, непривычные какие-то мысли, не задерживаясь уносились, как по течению, теснимые подступающей все отчетливее болью. Гадство. Глубинной, донной болью... Неровня. Вон - Алька... - адрес и телефон сейчас даст. Как нарочно Лера с Лысым появились на мостках. Купаться люди идут... Кинулся по течению, что мочи было! Русалка, смеясь, - следом. Как рыба, засранка... Кирилл вырос на Волге - мужик - но оторваться от нее - ни фига... Как рыба. Русалка. Быстрое течение несло и несло их. Пароход, людишки, лес... - отдалилось и исчезло за косой. Поток нес все дальше на быстрину, к фарватеру. Баржа встречная просквозила, волною мотнув... Алька молчит. Тоже на спину повернулась и отдыхает. Молодец. ...Небо, солнце! Да что ж так тошно-то? ...По солнечной дорожке - все ближе, ближе к берегу. Идти, однако, далеко придется. Плюхнулся подальше, на горячий песок. Пляжище.
  
  - Круто, - похвалил, смаргивая воду. Не боится, засранка, с мужиком черт-те куда... - Умеешь.
  
  - X!.. - Алька носик задрала. - Я по плаванью в мае "на Европу" ездила, если хочешь знать... - Она тяжело дышала и сыпала на себя теплый песок. - Идем, а то спасать прибегут...
  
  - И что? - уточнил Кирилл, вставая. - Первое место...
  
  - Во всяком случае - "в десятку" вошла.
  
  Назад побрели. Представлял, что и с ней... случилось. Ходят легенды, как одновременно и с мамой, и с дочкой?.. Пытается расспрашивать: кто он, да что. Не социальный статус, конечно, интересует - рано ей еще. Полуосознанно, наверно, пытается уяснить, каков он, мужчина, человек... Что, как говорится, за душою? Знал бы - сам рассказал. Идёт, дыхание восстанавливая. Посматривает, не стесняясь:
  
  - У тебя такой вид всегда, - размышляет Аля, - будто забыл что-то и вспомнить не можешь... Тоже плаванием занимался?
  
  - В армии, Аль, служил.
  
  - Ох, - почему-то удивилась она. - Расскажи! Ну пожалуйста...
  
  - А... - Корягу поднял, вроде венка, или рогов, пристроил. - Дернем завтра на время?
  
  - Ты что? Мы ночью сойдем...
  
  - Куда, - спросил, обидевшись неизвестно на что. Сразу "въехал", что никак не могла сказать ему Лера. - А где?
  
  - В Коршевитом. У нас бабушка там.
  
  Она никак не понимала: "Что это он? Адрес-телефон. Влюбился..."
  
  - До четырнадцатого же рейс?
  
  - Ну и что...
  
  Ослепительно сияла луна, отражаясь в воде. Нещадно жрали комары. Привычно вибрировала палуба. А пароход все шел и шел, не останавливаясь больше... Блестела от бортовых огней разбегающаяся вода. Остальное было черно.
  
   ***
  
  
   V. Виктория.
  
  "Человеку надлежит жить с самим собой и постоянно
  заботиться, чтобы это была хорошая компания".
   ( С. Хьюз )
  
   1
  
   После армии почти три месяца не стригся и отпускал усы. Это другой человек... Правда, брюки - еще армейские. В старые не влезть - вырос. Найдет работу, первым делом - джинсы хорошие, как у Мишани... После "Турпохода-теплохода..." пришлось вернуть. Верка развонялась: "Бабка вон пусть покупает! Она богатая..." А у той, наверно, уж все заначки кончились?.. Пора.
  
  Первое время объедался домашним и отсыпался. Радовался свободе. Подруг искал и со своими соображал. Пока деньги какие-то были. Потом дядька в туррейс взял. Лучше б не брал... Теперь целыми днями дома книжки читал и Леру вспоминал... Старая успокоилась: ничего не делает, зато дома. Может, поумнел? А то опять, как связался с "этими"! Спасибо, тогда в армию забрали...
  
  За это время понастроили... "Таки-центр". Универсам, новые остановки, киоски... Троллейбус вот-вот пойдет... Отступили от дороги и потерялись за бесконечными девятиэтажками, - облачно-белые весной и пыльно-зеленые летом, - вишнёвые сады с разномастными одноэтажными домишками. Кирилл тоже когда-то жил в таком. В памяти мать - рядом с белёными стенами, с цветущими деревьями и сине-белыми ставнями, за кривым забором... Теперь на том месте общежитие. Отца не помнил.
  
  Пока служил, достроили и заселили соседний дом. Люди все чужие. Но пригляделся. Девчонок много. Одна, особенно, так и попадала на глаза. Стройная, резкая... С родителями разборку видел: отец - "босс" - белая иномарка. Куда-то намылились. Осанистая мать одета - глазу больно. "Я повторяю: возьми зонт! - сдержанно негодовала на "грубость" и "пофигизм" чада. - "Виктория!.." Чадо - ментовская форма, курсантские погоны - круть на каблучках и восвояси... Мадам мужу за невнимание выговаривать, тот - "Ну ты едешь?" и - хлоп дверцей!.. Так узнал, что Викой зовут и учится в "Следственной".
  
  Да-а... А бабка ему сандалеты новые приготовила. Желтые. Довольная: дешёвые, говорит - очередь отстояла... Полежали - полежали, посмотрел - посмотрел да и примерил. Не в дембельских же ботинках - по жаре?..
  
  В субботу пиво пили у Мишки. Но сестра его с работы пришла и вытурила: "Идите, идите! И без вас тут... Вон - к Кирюхе! И хоть до утра там... Бабка добрая"! Спустились. Ключи он не брал, а старая ушла куда-то. Пиво было еще. Постояли, погалдели и на лестнице, у окна пристроились. Оказывается, Миха, втихую, и домашнего "мал-мал" унес... Выходить на лавочку не стали, чтоб бабок не дразнить. Да там и жарче на солнце. От нечего делать курили одну за одной. Окно, хоть и разбито, а все равно - дым. Окурков полно. Миха громко галдел про свою войну, без конца плевался, демонстрировал пацанятам авторучку с девкой, у которой спадал купальник и ржал, как конь. Вот кто-то, наверно, и позвонил - вошли менты. А с ними - она - Вика...
  
  Кирилл стоял рядом с собственной дверью. От неожиданности, от предстоящего унижения, от... - сам не знает от чего - шагнул вниз и мимо нее выскочил на улицу. Она и еще кто-то - за ним! Бегут - надо ловить! Инстинкт у них... Бабки смотрят - не поймут. Стыдуха. Преступник... Только тут понял. То он - так просто - почти шутил. Ну обфинтил, ну выскочил? Думал, отстанут и всё... Но она п о г н а л а с ь за ним... Она!!! Накатил страшенный стыд. Бежать, бежать! От нелепости, от, от... Куда-нибудь, лишь бы!..
  
  А она - девчонка, соплячка - не отстает, гонится за ним - здоровенным мужиком! Спортивная, настырная - глаза злые... Это было невыносимо. Он просто не мог видеть ее в такой роли! А себя?! "Л-любов"... От злости с такой силой рванул под арку, что ремешки на сандалете лопнули! Почувствовал ступней в носке асфальт. У-у... Детишки примолкли, за погоней следя. Соседи оторопелые...
  
  Возле стройки она даже достала его по рубашке ладонью, как в "догонялках"... Но - молчит - дыхание сберегает. А он - вот ты тут, хоть умри! - выдохся и все... Сейчас вцепится. "Овца, ну овца!..", - шипел задохнувшись и напропалую - через кирпичи, через мусор - к оврагу!
  
  ...Убежал. Как же было не убежать?.. Еще раз тяжело вздохнул, отдышаться никак не мог. "Кросс!" Твою мать... И в армии так не бегал. Легкие прокурил, дурак. "Срамота, сра-мо-та"... Отдыхая, сидел на песке в гущине ивняка. От болотца пахло. Где-то рядом снова засвиристела птаха. Наверху, на дороге прошумела машина.
  
  Ну, хоть в овраг не полезла... Что такого он сделал?! Конечно, не думал, что будут так гнаться. Все рты разинули. Но она-то, она?! Заразы кусок... Несется - грудь под форменкой болтается... Как за мышом. А если бы поймала? Настырная. Но почему, почему-у?!.. Похож на кого-то? Он зло сплюнул густую слюну - "познакомиться хотела..." Представлял, как будет за рулем и остановится на дороге, где-нибудь: садись, мол, соседка, - по пути!.. Сам весь в фирменном. Ветер - в окно! Волосы развеваются. Музыка. У-у...
  
  Подошва болталась на боковом ремешке. Он стянул её и шваркнул об песок... Повалился на спину и лежал так, пока не затемнело - чтобы не увидели... Может, напугать до полусмерти? ...Да, напугаешь. Или она - тебя. Он теперь ненавидел ее? Все мысли туда заворачивало. Про себя думать больше не хотел. Виктория - значит - победа? Автогонщик! Автогенщик... Воин. Римлянин в одной сандалии... Кое-как приладил проволокой подошву и поехал в центр. Денег было - копейки... Поискал по карманам - все.
  
  
  2
  
  Пришел утром в каких-то страшенных кирзовых ботинках. Старая так и обмерла: "Продал, продал, черт! Началось..." Но сначала сдержалась - какой-то был... Будто на нем воду возили! Молчит, бирюк... Помылся, поспал и опять засобирался: быстро поел, взял старое трико и стал обувать эти свои... кирзовые.
  
  - А сандалеты где?
  
  Он, бычина, и головы не поднял:
  
  - Порвались... Мишка спросит - вечером буду.
  
  Старая помрачнела еще пуще:
  
  - И-и... - Губы поджала и руки в бока уперла. - "Порвались"...
  
  Он приостановился:
  
  - Да калым я нашел!.. Ка-лым.
  
  - Не ори.
  
  Как говорят - сатана меж ними хвостом провел... В пластиковый пакет, где на красивой цветной фотографии ананасы с коктейлями, сложил: хлеб, помидоры, - что еще? - вяленую рыбешку, ну и оставшийся кусок сырка.
  
  - Ночевать приду.
  
  - Смотри...
  
  - Приду! Я сказал.
  
  - Чё вчера-то творили?! - заспешила она. - Тут порассказали...
  
  А он - хлоп дверью! И все. А то валялся сутками...
  
  
  3
  
  Было воскресение. К двенадцати - на Товарную. Усатый позвал. Вчера вместе трудились. Возьмет в бригаду. Объяснил: Оказывается, там все друг друга знают. Раньше многие там же были в штате. Сократили из экономии... Одного - запил - поперли, другой - тоже вчера с ними вкалывал - как и Усатый окончил техникум, но теперь, правда, безработный - калымит иногда. На базе смотрят кто как шевелится. Одних берут, других - по большой необходимости, а третьих, - "колдырей" - которые больше упрут, чем наработают - совсем гонят. Конкуренция. Туго новичку: "Возьмут - не возьмут?" Зато вечером - сразу - сумма. Ого...
  
  С Усатым его взяли без разговоров. И понеслась: Вагон-склад, склад-вагон... Жара смертная! Без привычки... До обеда еле дотерпел. Но его не было. На ходу перекусили, кто - что, и - на цемент... Два раза подходил момент, когда он, распалив себя примерами сытой, спокойной жизни, чуть не "посылал" все это "узилище" подальше, но трезвая мысль, что опять будут только размышления с лежанием, "желтые сандалеты", да прежние редкие попытки взяться за себя, останавливала - заставляла злобно хватать очередной мешок. Другой раз себя уже не заставишь.
  
  Вечером, когда мылись из шланга, которым поливались чахлые акации и клумба пожухших ромашек, Усатый подчеркивал Кириллову силу: "...но хорошо - в мешках. А если - лопатами? Да, другой бы... Вроде глядишь - здоровый, а через час - "пук"! - и все... Есть, есть здоровье. И - "жила"... Подбадривал? ...Теперь у него стопочка рублей подросла - почти бабкина пенсия. И не курил весь день.
  
  В понедельник и во вторник договаривался самостоятельно. Брали - работал: Ошибался, обманывали, злился, хитрил сам, кое-где рационализировал - приспосабливался, как мог. Но одно было неизменно - работал. Терпел: зарабатывал "на жизнь". Да что говорить - и в армии столько никогда не тягал. Хотя, конечно, там другого - тяжкого - и так навалом...
  
  Короче, за два дня - столько же! Как и с Усатым. Го-го... Плюс. Понятное дело - спал крепко. Ноготь на левой руке придавили - больно, черт! - будет сходить. Черный... Дом-база, база-дом. Своих не видел. Через бабку передали, что Лось-младший на днях "пришел". Тоже два года "тянул". Ну и хрен... Одно в голове: Дать ей сколько-то? Или купить что-нибудь... Решил: потом - что останется. Цены теперь... Не курил. Старая одобрительно молчала. Понимала, что ли?
  
  В следующее воскресение по "комкам" прошелся - цены узнать и - на толкучку. В кармане свернутая стопка самых крупных купюр. Специально наменял: и удобнее, и вообще... Вернулся в новых голубых джинсах и джинсовой куртке - тоже "Рэнглер". По всем признакам - не "самопал": и теснение, и штрихкод... И денег еще было полно.
  
  - Ух ты... - Разглядывая обновы, протягивал для приветствия руку Миха. - Здоров! - Встретился у дверей уже. - Ты куда, черт, делся?!.. Бабку спрашиваю - только ночевать, говорит, является... У бабы, что ли? А то, думали, уплыл снова на "пароходе..." Или замели.
  
  Кирилл хотел спать. Встал рано, а полночи работал... Лень было объяснять. Да и не пришлось - Миха охране порядка торопился претензии сформулировать:
  
  - "Я - дома? Вон моя квартира. По-ошли вы"... Даже Лося у подъезда не тронули, а он уже "в ужасе" был... Чё ты рванул? Не пьяные... Участковый, змей, Верку встретил... - С улицы еще раз просигналил зять. Они все на дачу ехали - что-то рвать. - Ладно... Вечером выходи. Лосек-младший пришел. Отметим... - И, на бегу, - снова взглянув на куртку: - Тоже заработал там... - на рыбе где-то.
  
  
  4
  
  Когда они с Лоськом зашли вечером, Кирилл опять спал. От шума проснулся: всегда так давит на звонок, гад!.. Бабка хотела вытурить их: спит, мол - догадалась куда зовут, - но нахальный Мишаня влез в комнату:
  
  - Рота подъём! - орет. - Вставай пришла... Ночью спать будешь.
  
  Бабка - следом:
  
  - Куда, куда обутый?! Видишь - спит...
  
  - Ну?.. - Миха тряхнул спинку кровати. - Ты чё? - Кирилл пошевелился. Глаза приоткрыл, поморщился, башкою замотал. Правда: спать хотел... Мишаня недовольно ждал. - Ну и черт с тобой! - Обиделся. - Лежи...
  
  Крутанулся и ушел. Лосек только заглянул и - следом. Кирилл потер глаза. Потянулся, зевнул... Хотел подниматься, ужинать, да идти работать, но как-то нечаянно, под невеселые мысли о приятелях, стал снова засыпать. С удовольствием вспомнил обновы... Лоська в старомодных "портках". "Крутанут" пацана... Ладно, пусть будет сегодня праздник: "Большой Сон". Как представишь мешки... Бочки, ящики, пылюгу...
  
  Теперь со своими почти не виделся. Лоська как-то встретил во дворе - лыбится: чё, говорит, "путевым" заделался? "Ну, заделался?.. - Усталый и злой Кирюха даже приостановился. - ...И что теперь"? Тот, удивленный, перестал улыбаться. Кирилл пошел дальше. "Говно собачье... Еще лыбится!"
  
  Дом-база, база-дом... Иногда "Росбакалея", иногда "Товарная - оптовая". Здесь круче. Особенно - на цементе... Хотя, стал втягиваться - привыкать к делу... Понятно - деньги появились. Непривычно. До армии еще пацан был, а у бойца и пацана - какие деньги? Купил "породистые" кроссовки и туфли, две "водолазки" - черную и синюю. В ателье заказал жилет к серому костюму из такой же ткани. Получилась "тройка". Там же - темно-синюю рубашку. Черная, из имевшихся, тоже сгодится. Бабке купил пуховый платок и кожаные тапки. Там же - на толчке.
  
  Обрадовалась Старая, но виду особо не подает. Ух ты, говорит, впору! Как же брать, без ноги? А если... Он "хитро" молчит. Да просто: по старым подбирал... Неторопливо обулась опять в обнову и пошла на скамейку, чтоб увидели. А Кириллу приятно.
  
  На толкучке теперь бывал часто: "Что почём?" - смотрел, - и что именно... Все-таки дешевле. Сориентировался и уже редко переплачивал. А качество... Смотреть надо, конечно. Денег всегда мало, а зарабатывать их... Познакомился кое - с кем. Да, продавцы - люди разные, и зарабатывать так тоже не все могут. ...Или - хотят? Он не мог и не хотел. Пришлось пару раз перепродавать... Только кажется - просто: Взял партию, - оптом дешевле - "сдал" поштучно и "наварил" - классика. ...А те, кто тебе ее сдавал? Они ж с тебя тоже навар получить хотят. Да пожирней. Того и гляди - самого "сварят". Вкрутую. Пока не научишься зубами рвать - не лезь... А вырывать надо "с мясом". Делать это он, без крайней нужды, не любил.
  
  Потом одной сволочи, чтобы не "трогала", каждый раз "отмазку" надо "давать". А она, сволочь, ходит - за "порядком" следит - с такой рожей, что он сразу предпочел в своем "узилище" уродоваться - в цементной пыли чихать, чем на поклон к этому идти - "мазать". Ещё... Есть, есть! И во-первых, и во-вторых...
  
  Знакомым оптовикам помог отмахаться. Не очень серьёзно - так... Ужаленные какие-то наехали. Со стороны - "капустки" срубить по быстрому... Не вышло. Эти, довольные, потом "сердцем отойти" позвали - "отмякнуть". Он не отказался, личные контакты поддерживал: Их "крыша" не всегда оперативная... Сначала "небо в алмазах" сулили: Улыбаются, острят: "Ты, по виду, сам браток, бригадир!" В их "тревожной молодости" о-ой как пригодишься... "И бабы, и "бабки" - усе будет!" ...Тоже, совсем недавно, из армии - свои ребяты, да и все. Только "при делах"... Ну, раз такие дела, он "уши-то распустил, губы раскатал"... - только в долг попросил. Он... Нет, дали. Помялись, но дали. Не сразу, не всю сумму, что просил "до осени", но... Учитывая заслуги нынешние и в расчете на будущие... Правда, паспорток-то посмотрели, данные зафиксировали. С шуточками, с прибауточками. Хотели в залог "на время" взять - не дал: на базе иногда требуют, когда деньги выдают.
  
  Потом замучили - хоть прячься! - когда, да когда?.. Но договорились же?! Жалуются: Дела не идут, все друг другу должны, денег нет! У кого-то клянчат, кого-то - своего! - "нагревают-напрягают!" Каждую мелкоту считают - проверяют - помнят... Тьфу, крохоборы... А если бы оказались круче?.. С этими-то - быстрей, быстрей! - кое-как расплатился. Еще про машину думал... А "покруче" - под пулями ходят. Смотришь телевизор - холодные - то там, то там валяются. Чего ради? "Джипы-иномарки; пьянки - бабы - наркота"?.. Ха-ха. Не надо "дешевых верблюдов". "А чего, - усмехнулся сам себе, - надо нам?"... Шоколада. От такой мысли опять курить захотел.
  
  ...Ну, чтоб нормально выглядеть. А то, как чмо. Лет сорок будет, тогда, конечно, плевать... Ну? Гну. Бабы, чтоб не гонялись... Купил позолоченные "хамелеоны" в каплевидной оправе, кожаную куртень на осень... Искал зимние сапоги. Ну? "Ну, ну"?! Оденется "этаким чертом": Джинсовый голубой костюм, кроссовочки, естественно, белые с синим!.. Водолазка черная, шевелюра светлая, шампунем промытая, усы, как у лисы - блин, а не чувак! Так бы и сожрали его... И вот, "этаким чертом" пройдется он... Куда? Куда-а...
  
  Возле ее дома прошелся. Раз, да два... Не торчать же в засаде? Пару раз в "Молодежку" заглянул. Бабцы конечно поглядывают, не без того. Но и раньше, в армейских штанах, точно так же снимал их, когда деньги были. А путевых не здесь надо искать... В кино сходил, по центру послонялся... Ну? Мороженого обожрался. Не то, чтобы встретить ее думал, а... А думал. Поглядеть бы - спокойно так, незаинтересованно, - лишь бы узнала. Помолчать, подождать... Да, на шею она, конечно, не бросилась бы. Но, посмотреть - уверен - посмотрела бы по-другому... Уверен? М-м... Ну, убегать бы, может, не пришлось... Нет, видеть ее больше не хотелось - стыдно. Ну, а что? Ничего... Скучно. Теплоход опять вспоминался. ...Проехали, проехали!
  
  Стал искать работу. Пора. Два законных месяца давно прошли. Читал объявления, прикидывал, расспрашивал... Для скорости научился делать это по телефону. Между прочим, не так просто. Пока "не въехал", только глазами хлопал, злился и ногам покоя не давал. Пришлось слушать, как другие говорят и смекать.
  
  Крепко запомни, даже запиши и держи перед глазами, что хочешь узнать. Настойчиво добивайся ответа. Там поймут, что не отвязаться и все скажут. Им ведь, как правило, надоедает плохая слышимость, необходимость постоянно вслушиваться и вникать... Всегда говори спокойно. По крайней мере - вежливо. Пусть там рычат. Не замечай. Мало ли с кем говорили до тебя?.. Обычно быстро успокаиваются. Профессиональное... Но, если даже трубку бросят - звони снова, делай вид, что телефон отключился. Тебе нужно, не им... А если там вину почувствуют - совсем хорошо - только внимательнее станут. Вообще: по телефону - люди вежливее. Собеседника не видно, а неизвестность настораживает...
  
  На Бакалее сядет у мастера к аппарату, и понеслась... Тот, тоже молодой еще, - знакомый Усатого - услышал про "телефонные правила" - засмеялся: Тебе бы, говорит, Кирилл, где-нибудь - бюрократом... "Бюрократов обюрократить"! Заметил - с ним, мужиком, охотнее разговаривают "тёти" молодые... Как-то расчирикалась с ним одна, на отвлеченные темы даже перешли... Потом инженерные должности перечислять стала. На одной особо остановилась, подчеркнув, что по-новому оплачиваемая и перспективная. Это по нашим-то временам!.. С директором, конечно, нужно будет побеседовать. Но она уверена, что все получится самым лучшим образом... Не стал разочаровывать. А она уже время называет, когда начальство застать вернее всего... Сказал - будет думать. Она обиделась - еще раздумывают!.. - простилась холодно. На себя рассердилась... за несдержанность? М-да. Диплом бы...
  
  - Диплом, Кирилл, это еще не все... - Задумавшись, мастер на минуту оторвался от писанины. Посмотрел в окно. С сигареты свалился столбик пепла - на бумаги, на брюки... Он спокойно спохватился: стал сдувать, отряхиваться. - ...Да, люди вокруг будут покультурнее. Но... - польстил, и Киру это было приятно. - Не дурак - сам поймешь: очень уж разные... - Мельком взглянул поверх очков и снова за работу. - А учиться, - вздохнул, - конечно, нужно.
  
  Устроиться на Бакалею штатно? Хотя легче, - погрузчики там всякие, лебедки, контейнеры - транспортеры, - но и платят меньше. И не сразу... А спросит какая-нибудь: "Где работаете?" ...Трахнутый, скажет. ...И не будешь же всю жизнь - горбом? "Цель жизни! "
  
  
  5
  
  Получил сразу за три дня. Решил "гудеть". Купил банку заморского сока. Не пробовал такой. Как в кино - из тонких бока-алов... Под музыку тихую... С необыкновенной... бабкой. Так: на рынке - мяса, груш... Еще что? Домой! Что-то часто вздыхается, а? ...Только ужин стали налаживать - жареным запахло, - бабка удивилась, что он в армии с мясом научился, - Миха "в ужасе", по горло залитый приперся. В звонок давил, как в глаз.
  
  - Чё, козел, давишь так...
  
  Тот лишь кудлатой головой мотнул. Рубашка на плече лопнула, руки в побелке... После пожатия Кирилл вытер ладонь о джинсы. Миха оперся спиной о дверь и принялся непослушными руками вправлять рубашку. Сопит злобно: Верка, стерва, оказывается, почти половину из материнского наследства зажала. "...Материнского! "- выдавил он с пьяной патетикой. Прибить мало. С зятьком сейчас схлестнулись. Змей, здоровый, как сарай...
  
  - Кирилл... Пойдем? Фиксы ему повыдергиваем.
  
  ...Пахло жареным мясом. Жрать хотелось... Спохватился на звуки кухни, морщась, обернулся:
  
  - Ба?!.. Убавь огонь!
  
  - У меня там... есть. - Миха хлопал глазами. - Домашнее...
  
  Кирилл скрестил руки и опять зло посмотрел на него: наглость характером считает, а сам... Тут же вспомнилось, как тогда вытурили их, как Миха банку с домашним под рубахой упер, как... "Виктория - победа". ...Вечно у них мочой из сортира несет. Нет, он не пойдет. Точно! Зять, конечно, мужчина здоровый и злой... И Верка милицию сразу вызовет. Если уже не вызвала... Но не в этом дело... Ну, а в чем? Свои - сами разберутся. А "влезать"... Обидели бы чужие. Да и не в этом, черт, дело! А в чем?
  Миха тоже молчал. Потускнел: губы сжал и голову отворотил... Неожиданно ткнулся в вешалку с одеждой - заслезился, что ли? - рыкнул что-то, кулаком себя по бедру ударил и выскочил в подъезд... Кирилл на секунду почувствовал слабость. Или легкость? Теперь здороваться не будет. Было уже раз, до армии. Жалко, что ли его, дурака... пьяного? ...Дома "достали", а тут друг ему... Уходил от него Кирилл - вот что. Главное... Выглянул на площадку - никого. Захлопнул дверь, постоял-постоял и пошел мыть руки... Никто ему не виноват. И не объяснишь...
  
  Ужинали. Заговорили про работу.
  
  - Может, учиться пойдешь? - Старая неожиданно протянула руку и поправила нависшую над едой челку. А вроде и погладила... Не принято было меж них это. Он поднял и отвел глаза. А она на себя деловитости напустила: - Пенсию прибавили, общежитским вяжу... Подрабатывать будешь чуток... А не так, как сейчас! Это что за нужда? ...С утра до ночи, с утра до ночи!.. Почернел. Учить будет некогда... За штаны, какие бы раззолотые не были, столько?!..
  
  Кирилл же, вздыхая, свернул на прежнее:
  
  - Да мне один предлагал - в колледж...
  
  - Куда? - не поняла Старая.
  
  - Ну, в техникум. Сам его кончал. Мастер у нас... На "сортировке". - Сказал, а сам с удовольствием подумал, как будет каждое утро с кейсом... - Можно на вечерний. Только, когда готовиться? Уже... Сегодня какое?
  
  В темном стекле между занавесками было видно его отражение. После армии еще не стригся и отпускал усы. Это был уже другой человек. Вырос, не влезает в старые одежки. Новые очень нужны.
  
  
   ***
  
  
  
  VI. Эврибади на Еврипиде.
   ( Посрамление Еврипида.)
  
   "А так вот, как я эту Федру люблю,
   Любить - это тяжкое бремя. На сердце
   Одно, да заботы, да страхи двойные..."
  
   ( ЕВРИПИД "Ипполит" античная драма.)
  
  1
  
  "Год включает в себя четыре времени года, двенадцать месяцев, пятьдесят две с хвостиком недели, триста шестьдесят пять дней, восемь тысяч семьсот шестьдесят часов, пятьсот двадцать пять тысяч шестьсот минут, тридцать один миллион пятьсот тридцать шесть тысяч секунд". Больше двух лет наверно уж прошло, как на теплоходе познакомились, ну и... Адрес и телефон у её дочери ещё тогда легко узнал. Надеялся. Да толку-то?.. После "круиза" такого офигенного время какое-то перетерпел, прикинул, что уже должны вернуться - не по два же месяца отпуска? - и позвонил. Днём - тишина. Вечером не стал тревожить - устала там, то-сё, да на н е г о не хотел нарываться. Дочуркиным фрэндом уж очень противно представляться. На следующий день утром дозвонился, - она трубку подняла! - сразу узнала. Вежливо взяла его телефон и пообещала сама позвонить, спешит теперь, мол, очень... Осень прошла, зима к концу... Решил, а вдруг телефон просто потеряла? Звонить не решился. Сам туда поехал... Ну, и что?
  
  Адрес есть - дом нашёл: обычная пятиэтажка. Не проблема. Ждать-подождал, приглядываясь издалека, из-за заснеженных деревьев. Надеялся просечь, где работает, а то и "нечаянно" встретиться на пути, да без толку. Опоздал видно, ушли уже все. Не до вечера же слоняться? Другой город всё же. Холодно. Решил следующий раз в выходные заявиться - не будет же весь день дома торчать, или с ранья смываться?.. Поехал, - чёрт наверное ворожил - часа четыре почти там тёрся, мёрз. Никого похожего. Поспрошал пацанят, - про дочку конечно, - знают Альку, в Москве. "Брат на БМВ ездит... Да, чё-т не видно - отдельно живёт". Из дома уж позвонил - тишина. Разозлился. На себя, естественно. Может, уехали? Да на дачу хоть! На подлёдный лов... Уверен был по какой-то причине, что останься они наедине, обними он её, - вся фигня и политес сразу бы к свиньям собачим улетучились - все психи её, все сомнения.
  
  Только уже весной опять номер набрал - наудачу, вечером - сразу на Валерию попал. Очень удачно, говорит, одна дома... Можно не дёргаться. Спокойно поговорим, спокойно только... Ему, вроде, адресовала, в трубку дыша. Дядька недавно, ещё раз спасибо ему, телефон помог установить - бабке как ветерану. "...Ты пойми, Кирюша, у нас ничего быть просто не может. Абсолютно". Не надо, видишь ли, её преследовать. У неё сын почти такой мог бы быть. ...Иначе она будет вынуждена "принимать меры..." У-у, как эти "меры" резанули! Против кого-о?!.. А сама говорит и говорит... Душу вытягивает-ищет пинцетом ...и из себя тоже ...с соединительной тканью, говорит, и с кровью, как в операционной - по лоскутку, по ворсинке... Говорит и говорит... сама. Не звони больше. Никогда! Прямо орёт уже.
  
  Положил тихо трубку и, прислушиваясь к себе, музон включил наугад. Казалось ему, что трубку он первым бросил. Ничего особенного не ощущал. Только сдавленно уши прижал, как перед дракой кот. И сразу подумал, что со звонками теперь всё - только встреча "случайная". О том, что и со встречами "всё" - мысли даже не случилось. Вот то действительно невозможно. Ну, не теперь, ясен пень, а потом, попозже. Только на "Белом коне" - это тоже теперь ясно. Иначе срам и чернота. Бабка заглянула: чего музыка так орёт опять? Мало было ругани? Какая ещё, твою мать, музыка, сдурела?! А-а...
  
  Не предполагал, не подсчитывал, но на подготовку "Белого коня" и... Уже тоже больше года прошло ещё, после телефонного разговора того. Гос-споди, а сколько же уж не виделись? Март, апрель, май... И никогда больше не прикоснуться к ней? "Никогда" - даже слово само - плющило-щемило. Как яйца дверью. Грёбаная жизнь. Вот на кой хрен она такая... Кишки вынимать. Любовь... Это Несчастье. Горькое, страшное невезение. Болезнь неизлечимая. Неизлечимая. Годами не проходит. Бабка вот правнуков ждёт... Э-эх. Бабка ты бабка.
  
  Альку, дочку её, по телеку показывали - увидел. Надо же совпасть!.. Сроду местные новости не смотрел, а тут с бабкой что-то ...зацепились языками, а там наших спортсменов встречают с кубком: она - Алевтина Горчина! Пловчиха, регалии... Это ж ей теперь уже... сколько? Русалка, твою мать... Не помнил. Восемнадцать-девятнадцать?.. Не больше. Сразу мысль "из подспудного" - паскудного... Лера стареет. Лера. Лера. Дура, ты, дура... Набитая. Саманом, кизяком. Неужели ты там счастлива?! Не верю. Ни за что не поверю.
  
  
  2
  
  А с этим "Белым конём", на котором предполагалось-полагалось недоверчивую Валеру-холеру украсть, умыкнуть, увезти в сияющую даль волжских степей, задурив роскошью его и красотой голову бедной даме, так вышло: Дядька - вот башка! - в пароходстве в крутые реформаторы-реорганизаторы попал - в верха выплыл. Доходы стали не в пример... Машину решил сменить. Съездил сам раз на толчок - хватило умному человеку. А у Кирилла одноклассник этим делом промышляет уже давно. Взялся помочь. Короче, дядька минимальную цену сказал, а остальное ваше, мол... Борька - одноклассник самый - озвиздел на такую щедроту: да тут ещё чутка крутануться, и тебе самому "точило" пригоним! Свежачёк... С крылами - смеётся. Вали - права получай, дурак. До сих пор не иметь, а? Вот везёт, вот везёт чеканутым! Так и сказал нечаянно. А Кир и не обиделся на радостях. Принялся перед будущим клиентом Алексеевича "семёрку" ту яростно драить от "старческих пятен" - снаружи и изнутри. Себя бы так. От прошлой дури и пачкотни. Скорбно свою бухгалтерию прикинул: да, одежонку приобрести легче... Не в пример.
  
  Так вот и закрутилось. Но нескоро дело делалось. Технарь надо было ещё прикончить - зачёты, практика, - кстати, в Волжском у них, - экзамены, диплом... В спортзале обещались силами группы за лето два больших стекала заменить, покоцанных нечаянно в соревновательном порыве. Кружись, Кирюша, и кружись, в общем. Коротко говоря, "трудно, но решаемо", как дядюшка формулирует... Большею частью в жизни, увы, так, брат. Ему те деньги не к спеху, успеется. "Десятку" новую, что с Борькой для него пригнали, уже на иномарку хочет менять... Так вот. Книжки, говорит, твои в башке книжками пусть и будут - раз нужно, а дело делом. Хандришь, куда деваться, хандри. Важно дела всё же не забрасывать, а то... Права надобно скорее получить - это да. ...За хлопотами, заметил, не так часто и тоска стала накатывать - нутрянку студить. Свой "Примерчик" с нерешительной начал казаться вполне решаемым. Машину Кирилл уверенно водит - пока на подменах, конечно. Даже комплимент - "двужильного" - заслужил. И "порево" случалось, кстати... Для очищения крови и нормализации "внутричерепного" и "внутричленного" давлений.
  
  За Камышином недавно двоих хороших тёть - уклюканых и растрёпанных по этой причине "стюденток" - подобрали. Причём, с перманентно теряемыми "очень дорогими вещами" и растерянными от такого положения дел глазами - "до Волгограда...", до самого. Курева у бедных девочек не было с утра - извелись! - сразу воскурили благодарно и призывно, "аки Везувий" щедрые. Рая-Зина. Слышали, мол, скоро "Электро" шоу, Эврипид, инцест... Всё такое. Политес, в общем. Не "Электро", а "Электра" - имя. А слова "инцест" сам толком не знал. Кровосмешение, что ли... Но деловитые и привычные до смешного... По очереди - на заднем сидении. На, говорит, пока подержи сигареточку... Потом Борька снова надумал - уже не останавливались даже. Потом какая-то из них блевать начала - прямо в новой машине... "Электра". В Горном Балыклее, конечно, высадили, заставили прибрать за собой. Недовольны ещё... Трагедия. Эврипид!
  
  А когда опытный Борька узнал, что у Кирюхи и гондончика не было... То и самому - хоть рыгай! Пацан, что ли? А на конец чё зацепил? С ума сбежал... Это же дорога! Восемьдесят рублей в бардачке были... Сдача. Такое паскудство. Да триппер-то - ладно - залечивается, а вот на баб вообще, как теперь смотреть-то "в свете прожитого", а?! А-а... Так-то. Заставляли? Но да обошлось. Молодой, здоровый организм переборол возможные происки тёмных, а счастливое сочетание звёзд и вовсе смягчило впечатление, сгладило корявости нервного восприятия, представило, по прошествии времени, случившееся в забавном же свете. Борьке даже ещё и подкатило "чутка", как он выражается, - серёжку золотую под задним ковриком нашёл: то ли от старых хозяев осталась, то ли от этих... Не заболел, короче, никто, и "интерес к жизни" не пропал ни у кого. Стоит вопрос-то? Стоит. "Хучь плачь". Ну, пошляк... Ну, и что? Херово всё одно. Хоть пошляк, хоть эстет. Жить без неё, ясно дело, тоже можно, но сложно. ...Да и зачем? Бабке внуков строгать?
  
  Долго ли, коротко ли, но и права в конце концов тоже получил. Сначала, резкий такой, кинулся без курсов экстерном сдавать, - и вождение, почти наверняка, сдал бы, - но... Но. Потом Мишаня-сосед - друг детства - через зятя коны нашёл нужные, и за правами только съездить пришлось, - заплатив, естественно. Вот они - поглажены, рассмотрены и удовлетворённо в обложку паспорта аккуратно вложены. Генук. Этапная цель. С этим всё. Машина - на стоянке, деньги, большую часть, за неё отдал. Дело за малым... "Хочешь быть счастливым? Будь им!" Козьма сказал. Что удивило - бабка не только не ругалась, когда узнала о приобретении внука, - оказывается, уже знала от дядьки, - но даже сама восемь штук "в кучу" безвозмездно положила! Садилась первый раз в машину - на соседей даже не смотрела. Сглазят, паразиты...
  
   А время, как известно, не хрен какой-нибудь - в руки не возьмёшь, не удержишь... Два раза уж машину драил до невозможности, одевался, как на концерт и... И всё то же - жопа. Раз прождал зря - что-то с зажиганием не заладилось, - уж там, в Волжском, - чтобы не опозориться в мастерскую пришлось. Потом совсем передумал и домой рванул. Час, если без остановок. Даже меньше можно. Всего-то... Второй раз дождался-таки! С утреца подъехал и из-за тех же дерев наблюдал. Недолго - минут сорок. Хрен этот лысый в микроавтобусе подъехал - она вышла! - стали какое-то тряпьё загружать. Мрачные!.. "Явление Христа народу" было явно неуместно. И потому отменилось... О "концерте" тогда и подумалось... Эдак - за краешек - два билета дорогих, нэбрэжно так, из кармашка - ать-два! Не желают ли милая дама посетить?.. Хау, я всё сказал. ...А не пожелают опять - заранее можно обменять на что-нить тоже хорошее, но прагматичное - вроде денег на кабак. Англичане, он тоже афишки те видел, приезжают: классика - "Электра", Еврипид! Новое искусство, грандиозное культурное воздействие шоу, продвинутая рок-музыка, голография, светоэффекты... И всё такое. Страх. Соблазн. "И жар соблазна..." А у него всё своё на уме. Говнюк.
  
  
  3
  
  Через две недели действо, однако... Билеты у сердца. Ехать не хочется. Вот вам и весь хрен. До копейки... И не поехал. Взял и не поехал. На этого лысого хрена смотреть опять? Шли бы они все... вместе. Набубенились в тот день с Михой-Мишаней, дорогим дружком, до полной неразберихи: "То ли это мне он грезится, то ли я ему кажусь..." Непонятно было - то ли Мишук-злодей убеждал, что просто нормальному мужику нельзя столько об одной и той же бабе думать, то ли сам Кирилла Львович Мишука убеждал, наивного, что... Что о друге плохо думает: никуда вот сегодня не поехал! Взял и не поехал. Хоть и ждали... И звонить не будет. ...Вечером бабка еле растолкала - Алексеич звонил. Работу, мол, милый, искать надо, а не на жопе сидеть. Не те времена. Короче, завтра необходимо к десяти в Волжский - в Речпорт. Алексеич там уже будет. Место Кириллу присмотрят. Как теплоходы заправляются знаешь? "Совсем не так, как поезда..." Не опаздывать. ...А каждая поездка в Волжский сулила встречу.
  
  Грубо говоря, всё случилось так, да не так... И в Речпорт не доехал, и к ним в микрорайон не свернул. Уже, когда проезжал мимо автобусной остановки, по тормозам даванул - аж к обочине по сухому с визгом юзанул на скорости. Хорошо народа почти не было - не напугал никого... Валерия с Алькой сидели только, да бабка с пацаном. Одет был парадно, как и планировалось - начальству нравиться ехал... А встреча - правда - случайной оказалась. На сто процентов. Алька рассмеялась даже: "Ба-атюшки! Ка-акие люди! И без охраны..." Какие мы ста-али... Валерия слегка улыбнулась - сразу же конечно узнала - "Вот так встреча..." Бледный весь. Усы, как у лисы... Да, мол, приглашают на работу к вам в пароходство, еду вот. Садитесь, подкину по пути? В центр... Да времени ещё... А сам цифры не видел на часах. На Валерию избегал прямо смотреть. Красивая. Похудела, кажется...
  
  А денёк выдался... Бывают в начале осени дни у нас... Утром жить хочется! Днём грустно, что всё кончается - зима впереди, а вечером... Вечером только гулять... с кем-то. У Парковой зоны попросили остановиться. Ля-ля - тополя... Тихо, тепло, солнечно, но дымка какая-то - туман слегка. За парковой решёткой листья жгут. Пахнет божественно... Сквозь дым-туман солнечные розовые лучи... Ранним утро кажется. Сказка. Тихо вокруг. ...Да по делу, тут недалеко. К отцу. Хорошая была поездка... Нет-нет, теплоход, "Русишь туристо", я тоже имела в виду, - Алька правда была чем-то довольна и в чудном состоянии духа комплименты мужику сыпала: сама тоже уже водит машину - в состоянии оценить. Возмужал... Идут очень усы. "И я возмужала, и мама возмужала, и бабушка возмужала..." Смеётся. Молодец. Хорошо. Валерия торопит - время, ребятки, время...
  
  Да, время. Помнил про "козырную" - последнюю "зацепку": Еврипид, "Электра", мол. Слышали... А! Что-то да, кажется, уже скоро? Очень рекомендуется. Вспомнил, что вспомнилось про "PINK FLOYD" концерты, про эффекты, что читал... Не жестом фокусника, но за краешек - немятые - просто извлёк" вот - "угощаю..." Алька - современная девчонка, без комплексов - хвать оба билета и... "Спасибо, спасибо! Как удачно..." Деньги мать, на всякий пожарный, предложила за них. ...Надо бы взять. Для полноты ощущений. Сдержанно, но с улыбкой, попрощался-откланялся и - по газам, хотя уже опоздал... Вот так вот. Такая история в лицах. С картами и картинами: все вместе - на Еврипиде. Никогда в жизни - ни до, ни после - себя в такой заднице Кирилл не ощущал. Всё. Точка. Сдохнуть.
  
  
   4
  
   Мгновенно взрезали тьму острые лазерные всполохи - лучи пронзительного сине-белого света! Треск и сияние. Винтообразно перемежаемые стремящимися вверх высверками, дружно заиграли в глазах. Зудящими пунктирными блёстками мгновенно взметнулись в темном пространстве, спешно выискивая что-то. Вместе с басовым звуком струн заметались по вершине громадной сцены, над арматурой прожекторов. Рампа призывно замигала радужными переливами множества трубчатых световодов: смотрите, дивитесь, притесь! Ё-моё...
  
   Еле успел к началу. Толпы, ГИБДД - к стадиону не подъехать. Оставил машину далеко - аж у проходной завода. Теперь уже подумывал. Но там проходная, охрана... Билет себе "с рук" пришлось брать, конечно же, втридорога. Но не в этом, гад, дело. Слишком смутно помнил номера мест тех билетов, а теперь понял, что почти без толку искать - стадион полон. Какие трибуны, какие сектора... Тоскливо пялился на феерически брызжущую светом сцену, слушал нарастающий свист и грохот рока отовсюду, - даже, казалось, из-под собственного сидения! - удивлялся, что такая ошеломительная громкость ничуть не забавляет, даже давит. Гадство... Не пойдёт, Алька с фрэндом явится.
  
  Минуты подоспевшей жизни осыпались серенькими кубиками мимолётных снов непредсказуемого будущего. Капризная пирамидка желаемого, как в детстве, всё не выстраивалась и не выстраивалась. То - сам виноват - не успевал среагировать на новую помеху действительности, то случайности так плотно облепляли начатое, а дни, недели - и даже месяцы - настолько быстро стушевывались в последнем приближении, ветшали и исчезали из вида, что человека это просто в очередной раз расхолаживало, обескураживало, лишало надежд. Однако уголёк неудовлетворённости под рёбрами всё тлел, больно жёгся и чадил безобразными настроениями, мыслями отвратными.
  
  Действо рассчитано на три с лишним часа, поэтому наверно разрешалось ходить, - только не к сцене конечно! Мороженое носили, "поп-корн", как у американцев, пиво... Пошел на всякий случай в тот сектор, места припоминая... А там Лера в белом, заметная, у самого-то прохода сидит. Увидела его, потупилась и за платок. Сидит плачет. Альки не видно. ...Разговаривать невозможно. Грохот, рёв, - басы-бесы, как сбесились! - скрежет, вой электронного ветра и приближающийся рокот огромного ржавого и скрипучего колеса "фортуны", как сказано в программке... Многие, - постарше, - матрона какая-то шибанутая с тремя покорными подростками, административного вида приблудный хер в белой кепочке, две девицы, - одной плохо стало... Покидал народ "Еврипида", по разным причинам, но покидал, посрамляя. Несмотря на. Английские голоса всем вслед хором пели гневное осуждение. Недостойной дочери, воспылавшей плотской любовью к отцу - общее их "Тьфу!" В лунную ночь... Река, поблескивающая змеёй... Хижина фиктивного мужа... Дальше не понял.
  
  - "Лера, Лера..." Какая я тебе Лера?! Господи... - Она говорила, сосредоточившись на давно сформулированной мысли. Торопливо, будто бы даже гневно, щурясь, глубоко и часто затягивалась сигаретой. Глаза блестели, но не плакала больше. Не тот характер. - Заставляешь женщину говорить тебе такие вещи... - Через лобовое стекло невидяще, а будто и ненавидяще, глядела на радужные всполохи "северного сияния" волшебного действа над стадионом. Музыка была настолько громкой, что даже здесь, почти в километре, было хорошо слышно. - Мне тридцать девять лет... Ну, что ещё? Всё. Алька тебе невеста. Думал об этом? Или так... Как взбрело?.. Всё, хватит. Гос-споди, как я уже жалею!..
  
  Говорила, говорила всё это, только изредка поглядывая на него в "пиковых", как ей казалось, местах монолога. Сбивала пепел за полуопущенное стекло, роняла мимо, извинялась, пыталась отряхивать - чистоту опять наводить... А он смотрел и балдел. Невзирая. Что бы она ни говорила, как бы ни волновалась, какие бы невозможности и преграды ни рисовала... Смотрел, слушал и балдел. Господи, ты боже ж мой! Как же он соскучился... Какая же она красивая! Похудела, похудела... Лучше ей так. ...Геннадий, муж, от них ушел. Уп-с. Брат Алькин - сводный, только по отцу... В Москве теперь. Бизнес. Химия какая-то... Физика?
  
  ...Но не так всё просто с Геннадием, не так просто-то! Да, молодая там имеет место. Только, только... он не молодой. Болен, короче. Тяжело. Даже жив ли будет - неизвестно. Нет, молодуха та, похоже, порядочная девочка. Не бросает. Ухаживает. Лере вот тоже теперь приходится ездить туда... Помогать. Она, в конце-то концов, врач... Да никто тут не ухмыляется! С чего? Было бы с чего. У него вон бабка две недели в больничном комплексе с давлением... Алексеича чуть Кондратий не хватил. Инфаркт. В санатории. Не помнит его на теплоходе? Старпом, между прочим... А жену? Рыжеватая такая. Официантка была...
  
  - Причём, - Кирилл снова вставлял своё "лыко" в строку, - она на четырнадцать лет моложе...
  
  - Это - жена, женщина... - Лера опять лишь быстро покосилась. - Вторая конечно. И не на семнадцать же лет?!
  
  Тему сменил и про Альку спросил. ...С отцом сейчас сидит. Кирилл тогда их подвёз - к нему ехали... Уж почти в сознание не приходит - на уколах живёт. Спит. Маркуша эта - так по фамилии почему-то прозвали молодуху - журналистка. Вынуждена изредка уезжать. Алька Леру "на концерт" одну отправила - проветриться... А то совсем задохла, мол. Они с Маркушей давно дружат. Отец-то и познакомился через дочь... Всплыла тут и история с квартирой Маркушки - даже двумя квартирами - для неё, оказывается, и компьютер туда покупал... Получилось - и для себя.
  
  Да, вот видишь, как вышло... Вторую Альке планировали на замужество. Квартиранты там сейчас. Не разнесли бы - проверить некогда. Молодые. Ни о чём не думают. Все вы так... И даже окурок в сердцах отбросила. Кирилл не успел испугаться быстро образовываемой дистанции отчуждения. Бережно взял двумя руками освободившиеся Лерины пальцы и прижал к лицу себе. Ладонь, что ли поцеловать хотел? Хотел погладить... Без умысла всякого. Импульсивно, можно сказать, судьбу себе выбрал опять... Ахнула Лера вдруг, и разговоры эти надолго прекратились.
  
  
  5
  
  Удивительная всё-таки штука - время!.. То почти замирает на месте, как зацветающая вода в пересыхающей протоке, то вдруг срывается с места и, убыстряясь, несётся вперёд, будто где-то за пределами видимого распрудили плотину. ...Утром на работу обоим. Хорошо - рискнул - машина под окнами ночевала. Лера завтракать наотрез отказалась. Себя быстро прибрала. Губы закусывает вдумчиво. Где-то мыслями бегает, на часы посматривает. Пока он кое-какие бумажки для работы брал, у дверей уже, притопывая, томилась. Трусила, оказывается, соседям на глаза показаться - одна не выходила без него. Шмыг в машину и сидит, ссутулившись, моргает в пол, по сторонам не глядя. Да никого у подъезда и не было пока - рано. Народ ещё на работу не попёр, просыпается только. В окна, думала, смотрят. Да кому там надо... Ага, это ему так по фигу! А ей?.. А ему не по фигу - ему страшно радостно! Гордо ему. Однако - время, время... Где там твой Мишка?
  
  Только, когда уже совсем один в машине остался, стал что-то осознавать, как следует - радоваться. Даже кулаком по рулю хватил и захмылился, башкою прилизанной крутя: "Ё-ё моё!" Сначала Мишаню у конторы их высадили. "Синтетические полимеры, понимашь... "Радуга!.." Малярка задрипанная. Кирилл его обычно по утрам попутно подвозил, - гордо представил свою красавицу, что уж там, - потом и Леру в центре оставил... Ей куда-то там надо было в Облздрав, Райздрав... Клятвенно - в шесть, на этом же месте! Поцеловала всё-таки на людях. Не чужие?.. Было двойственное ощущение: она с облегчением ускакала, если можно так про неё выразиться, и другое... Убеждён был - придёт. Похоже, решила для себя что-то, наконец. Но вот, что?! Вдруг снова - бред свой... Нет, нет, нет - не то. Не может быть. Так обнимала... Но что-то ясно в ней говорило: радоваться очень уж, пока не стоит. "Обжегшись на молоке, дуют на воду?" Может быть, могёт быть... Пуган. Больше двух лет ждал.
  
  Мотался по делам, - прибамбасы и фурнитуру для дока получил на вокзале, из товарного вагона прямо, - слушал Алексеича - ц.у. по телефону, бумаги в банке забирал, а Лера, будто рядом где-то стоит всё время... Даже духами её вроде бы пахнет. Здоровенный словарь купил и пока механиков ждал в теньке, вафлями похрустывая, читал. Не хотелось перед ней идиотом тупо моргать, слыша всякие "верификации", "абулии" и прочие "эксгибиционизмы" циничные. Когда вечером в машину села и увидела фолиант, почему-то не захотел говорить, что только куплено. Сказал - на работе, мол, заспорили, доказать хотел... Тем более, правда - с Алексеичем зацепились по поводу "резюме". Оказалось, шеф прав - и краткая биография тоже... Живёт язык.
  
  К нему опять ехать категорически не захотела, хоть и бабки там пока нет. Домой... И по дороге поговорим, мол. Снова себя водителем при хозяйке почувствовал. Остановился, где накрыло и давай высказывать, чудак! На букву "м"... Наболело, конечно. Даже по рулю опять врезал, удила закусывая... Но уж с совершенно другими чувствами, чем утром, увы... Чуть ли не орал на неё: да что же она делает?! Ну, было б у них... так просто... "Адюльтер" из словаря не захотел - постеснялся, да и противно было - "применять..." "Отдохнули" на корабле, и всё? А ведь и год, и другой прошел - не забывается!.. Ничего не значит? Молчит. Потупилась. Он всё-таки, с опасливым замиранием в животе, требовал ответа. Голову подняла, сразу же отвернулась. Опять покусывая губы, в белую стену киоска упулилась, будто красное "Кока-кола" никак прочесть не могла...
  
  - Кирюша, - говорит медленно, обернувшись вдруг, глаза теперь несчастные, - пожалей меня, а?.. Сил нет уже с тобой бороться. Мне время нужно. В себя прийти... Там Алька ждёт и... - Неожиданно усмехнулась, зыркнув: - ...И потом, - продолжила, смущённо улыбаясь, - мне этой-то ночи, знаешь на сколько хватит...
  
  - А мне, мне? - всё ещё злился он. - Мне не хватит!
  
  - Ты что, что говоришь?.. - стала понимать она. - Просто выспаться хочу. - Улыбнулась. Обнялись. - За столом у себя задремала. Спасибо телефон... - И на ухо уже, успокаивая: - Ведь на концерт-то пошла - тебя ждала, глупый ты. Валенок. У входа стояла, высматривала. - Вздохнула. - Да там этих входов...
  
  Прятал Кирилл покрасневшее от счастья лицо у неё в покосившейся белой причёске и думал: "Ёлы палы, ёлы палы!.. Хрен ты теперь, подруга, от меня куда денешься. "Влюбишься и женишься..."
  
  
  6
  
  Пока бабки не было, у него иногда ночевали. Даже, бывало, обедали где-нибудь в кафешке вместе, разговаривали! Плыли в разговоре... Бабку, пришло время, из больнички привёз, стали ночевать в пустой "Алькиной светёлке". Квартирантов Лера попёрла - стекло разбили толстое в двери, ребёнок чуть пожар не устроил - соседи звонили ей - жаловались, выговаривали... Дома у себя не появлялась - все знали - за бывшим мужем, геройская баба, ухаживает. Алька чуяла, конечно, что-то, но пока не лезла. Кирилл, естественно, дома у них не светился. Однако теперь с бабкой проблемы - всё время объяснения требуются. А как объяснишь?..
  
  Лера на подвиг решилась, по Алькиным словам, - постриглась! Чтобы моложе выглядеть?.. Не признаётся. То в парикмахерской укладывает, то сама, если время есть... Красиво. Особенно ему нравилось в сочетании с тем белым брючным костюмом, в котором на "Еврипиде" была. Светится вся - снежная королева! К машине идёт - не верится, что к нему: так и кажется - видение мимо проплывёт... Такая женщина, такая!.. С ним. С ним! Чудо. Проговорилась, что Аля, чуть ли не с детства, жутко обижается на судьбу, на природу, на родителей за то, что не в мать пошла... А чего, мол, страдать так? Толку с той красоты... "Не родись красивой, говорят, а родись счастливой!" Что видела-то? Проблем меньше? Ха-ха. Начиная с того, что хорошенькую девчонку уже с малолетства захваливают - гордость-самолюбие накачивают - характер портят. И снова надоедливые разговоры об её скверном характере, определившем - определяющем! - судьбу...
  
  Маркуша давно приехала, теперь сама обходилась. Они больше и не дежурили. Просила только как-нибудь помочь его искупать. Очень тяжёлый... Теперь о ночёвках вне дома и Лера была вынуждена предупреждать. "Меня сегодня не будет..." Альке этого было, слава Богу, достаточно - до поры. Не возникала. Про кабалу и демократичность взаимоотношений, однако, перестала рассуждать. Когда же Лера с Кириллом решили - приехали этого в ванную тягать, как на грех, у Маркушки и Алька оказалась... Нос к носу, так сказать. Сообразила, конечно... Сначала моргала долго, недоумённо. Потом разговаривать перестала и убежала, дверью не то, чтобы "хлопнула", а - даже не захлопнув её...
  
  Но некогда было долго размышлять и переживать. Гена этот растолстел за время болезни страшно. Смотреть тяжело. Бормочет что-то невнятно. Они сами его едва понимают. Матерится, говорят... В инвалидную коляску самостоятельно сесть не может... В ванную заносили его втроём. Кирилл сзади подмышки ухватил, а Лера с Маркушей ноги подняли. Седой пух на мошонке, отвислый громадный живот, лысина... До Кирилла дошло важное: не о мужике Лера с Маркушей - тем более, Алька - хлопочут. Тут другое... Ну, там долг - не долг - всяко бывает. А что тогда? Какие-то родовые инстинкты выживания-спасения?..
  
  Лера, угрюмая и распаренная, первой вышла оттуда и постель вонючую быстро сгребла. Кирилл на кухню ушел, чтобы не мешать, не смущать. Слышно было - позвонила куда-то. У окна притулился: там листопад, солнечно и тихо. Малыш с кошкой у подъезда, голуби на крыше подстанции, паутинка летит... А Маркуша страшненькая, с Валерией не сравнить, молчунья. Мудак этот... Лера подошла сзади, обняла и подбородком в плечо ему ткнулась:
  
  - Алька трубку не берёт-с...
  
  - Может, нет ещё? - резонно рассудил он. - Куда-нибудь зашла...
  
  - Может.
  
  В конце концов, водворили расплакавшегося вдруг Гену на чистую постель и откланялись, от вежливого кофе отказавшись. У всех - своё, как Лера сформулировала. Ради воскресения через Ахтубинский мост в лес двинули. Альку трогать лучше пока не стоит. Потом разборки. "Хуть чуть дохнуть..." Похоже, узнал Кирилла и бывший муж.
  
  Река под ясным небом холодно синела на осеннем солнце и мирно поблёскивала рябью мелких волн. Пойменный лес сникал - октябрь кончился. Зелени много, - трава прямо летняя, изумрудная! - однако, однако... Сыплется желтизна под ноги - топольки вон совсем голые стоят. Крепкие дубы медленно ржавеют - долго ещё будут ветра их прореживать, до зимы. Осины "серебристой изнанкой листа" ещё крепятся, однако - желтизна, желтизна... Паутинки и тут медленно летят.
  
   Заперли машину и тихо побрели вдоль берега. Загребали ногами этот печальный, совместный нынешний листопад. Неслышный совсем. Любимый, оказывается, обоими. Под руку Лера его взяла, потом ему захотелось её обнять. В обнимку шли, как пионеры... Улыбалась она чему-то. Молчание совсем не тяготило. Всё, что угодно мог бы теперь о себе рассказать! Такая близость, такая... Тепло. У дерева обнялись снова, целовались.
  
  - Беременна я, Кирилл, - сказала она смело улыбаясь. - Такие дела...
  
  
  7
  
  Задождило и задождило... С утра до вечера - серятина и мокрятина, хоть и зима на календаре. По два раза за день в стеклоомыватель приходилось воды наливать. Щётки новые поставил на лобовое стекло. Лучше. А то, как во сне всё... Так бы и в жизни - глаза протереть, и неясности все побоку!.. Алексеич повадился зарплату задерживать, частями выдавать... Всей конторе чёртову уйму уже должен, особенно тем, у кого зарплата хорошая. Скрипит народ, а что сделаешь? Уходить на меньшее никто не спешит. Да и найди, попробуй, это "меньшее" сейчас... Лера прямо говорит - кредитуется он за ваш счёт. Прикинь, какая сумма вырисовывается?.. После Нового года пообещал. Родственник.
  
  И с жильём явно проблема замаячила. У Кирилла жить в однокомнатной - с бабкой "под одним парусом"? А ещё ребёнок... Лерина "трёшка", похоже, уплывёт. Этот чёрт, её бывший, проворовался страшно, когда "рулил" - сидеть бы ему, если бы не болел. Его доля квартиры должна быть продана в погашение. Гараж, часть мебели... Капля в море. Лера жёстко так усмехнулась и слово неприличное употребила: не жаль, мол, ничего этого - тут вся жизнь кувырком... Достиг "высот" Гена Горчев, достиг. "Рукой не достанешь..." "Светёлка Алькина" её же ж... и по закону - её. Тоже вместе, одной семьёй - "мама"-"папа"-"доча" - куковать?.. После Нового года сматываться придётся. Куда? ...В глазах рябит от проблем. Башкой бы потрясти и очухаться, "чтоб ясность обрести..." Глаза протереть - вот, вот! Щётками...
  
  Лера проговорилась, разборками с Алькой заведённая. Такую тяжёлую штуку сказала: сейчас, мол, постель, "чувства чувствуем...", - то, сё! А через пару-тройку лет?.. Спорить бесполезно - это жизнь. Кириллу, не надо обижаться, зрелым человеком стать предстоит ещё... Чтобы не одна постель сближала? Так надо понимать. Горчева она "признала" в своё время за нахальство планов и, как ни странно, их частичное осуществление... Это он потом мозги и совесть пропил. Он умный был человек, настырный. Но не в нём суть. Она и о себе привыкла трезво думать и уважительно. Не только в соседях-сослуживцах дело... Лет через десять у Альки дети будут подрастать, Лера бабушкой в прямом смысле будет. Грубо говоря - старухой. В прямом смысле слова. Климакс там и прочее... Не морщься. Ладно - "красивая старуха..." Лучше? И будет она нужна только своему ребёнку. По-настоящему. Поэтому ребёнок будет. Если Альку тяп-ляп растили, то уж этому... Учёным она не стала, врач так себе. Именно. А вот ребёнка теперь, как надо воспитает. Знает как. ...А Кирилла в этом раскладе будущего, будто и не было. Кругом, кругом башка. Щётки водяную муть, как напасти, перед глазами разгонять не успевают. Что ж это за жизнь? Когда же разъяснит? Очки меняй...
  
  В принципе, очки Кириллу сильно-то и не требовались. Вполне обходился, только мешали, пока не привык, но - Валерия настояла - как врач. Говорит - "Надо, Федя, надо..." Тонкая оправа, затемнённые линзы. Старше, солиднее вид... Вот в чём дело! Контраст ей всё мерещился, сгладить пыталась. Серый костюм-тройку, с галстуком обязательно, очень приветствовала всегда - не только по праздникам. Вон в чём дело, оказывается... Кирилл брился, собираясь, в зеркало смотрел и в пику кое-кому ...очень хотел усы сбрить. У дядьки получилось Новый год встречать, в новой квартире - на набережной!.. Бабка там уже побывала - "хоромы", говорит, конечно... Нам бы, вздыхает, после войны такие - даже на всю семью, двенадцать человек детей... Дома осталась, естественно. Без бабки поскучаете уж, смеётся... Твою вот бы только посмотреть. Машку его уже видела - "Мария Витальевна", прости Господи! Вот мужики... Что один, что второй. Ночевать пообещал привезти - познакомить. Надо как-то... Может, ещё жить вместе придётся.
  
  Минуты подоспевшей жизни всё осыпались и осыпались серенькими кубиками мимолётных снов непредсказуемого будущего. Капризная пирамидка желаемого, как в детстве, всё не выстраивалась и не выстраивалась. То - опять сам виноват - не успевал среагировать на новую помеху действительности, то случайности так плотно облепляли начатое, а дни, недели - и даже месяцы - настолько быстро стушевывались в последнем приближении, ветшали и исчезали из вида, что человека это просто в очередной раз расхолаживало, обескураживало, лишало надежд. Однако уголёк неудовлетворённости под рёбрами всё тлел, тлел и тлел - больно жёгся, чадил тревожными настроениями, мыслями невесёлыми.
  
  А музыкальный центр, уже бабкой слегка угомонённый, продолжал выплавлять из гудящих недр надмирную песню вечного Еврипида - тягуче-прекрасную музыку гулких подземных пространств, заполненных густеющей лавой горячечных смыслов. ...Мгновенно взрезали тьму острые лазерные всполохи - лучи пронзительного сине-белого света. Треск и сияние. Винтообразно перемежаемые стремящимися вверх высверками, дружно заиграли в глазах. Зудящими пунктирными блёстками мгновенно взметнулись в темном пространстве, спешно выискивая что-то. Вместе с басовым звуком струн заметались по вершине громадной сцены, над арматурой прожекторов. Рампа призывно замигала радужными переливами множества трубчатых световодов: смотрите, дивитесь, притесь! Ё-ё моё..
  
   ***
  
  
   VII. На полпути.
  
  
  С азартным усилием навалилась на длинную истёртую ручку - тяжёлая створка нехотя подалась. Недовольно прорычала могучей пружиной крепостная дверь. С улицы, воодушевляя, обещающе нахлынул бодрый осенний воздух. Старая железнодорожная больница, грозясь угрюмыми решётками в окнах первого этажа, наконец, выпустила с вещами. Ф-фу... Не холодно. Всё везла с собой, теперь по сезону оделась. Хоть это хорошо... Люминесцентный гудящий свет, гул голосов Приемного, запах этот... Все! Усыпанная листьями асфальтовая дорожка со знакомыми выбоинами, полными прозрачной воды. Облупленные бело-голубые урны и скамьи, осыпающиеся на них многолетние кроны, вскопанная земля у морщинистых стволов. Стриженые под угольник унылые кусты возле ждущих чёрных копий изгороди. Арка и заброшенная сторожка, забрызганные ворота... Все, все!
  
  Такси, конечно, ещё не было. Полина остановилась возле телефона-автомата, облегчённо поставила большой чемодан на место посуше, сверху - тяжёлую сумку. Уф... В случае чего можно будет опять позвонить - вызвать. Потянула рукав плаща - часы стоят. Ну! Как засуетилась с выпиской...
  
  - Молодой человек!.. - Подождала, пока прохожий обернется. - Пожалуйста, который... час? "Господи, - поморщилась мысленно. - Опять..."
  
   Нащупывая часы, парень замер, во всю глядя на красавицу. Ответил второй - постарше. Полина, заводившая часики, угрюмо кивнула и отвернулась, выставляя время. Они, помедлив, двинулись дальше, но отошли недалеко. Тормознули под гнутым щитком остановки. Поглядывали в ее сторону и что-то острили по поводу здешних базарных цен. Центральный рынок - за больничным парком. Только маршрутки сейчас, молодые люди, не здесь ходят...
  
  
  
  
   Ехать было недалеко. Таксист долго отсчитывал мелочь и шаловливо лыбился: "Духи у вас чудные... Счастливого пути, мадам!" Полина вздохнула про себя: ""Счастливого..." Ещё полпути такого счастья, и "мадам" не приедет, а её привезут..." Взяла тяжёлые вещи и побрела вдоль зеленого еще газона к вокзалу. Надо было уточнить, когда второй поезд. Взять всё-таки билет, поесть, вещи, наверно, пока сдать? Потом, может...
  
  Всё оказалось очень скверно. Даже растерялась. Отошла к огромному вокзальному окну - чужой город... Радости, что из больницы быстро умчалась! Там, хоть привыкла. Рвалась... Можно было, по крайней мере, позавтракать. Про поезд дозвониться... Тонус, настрой! Да, Господи... А если нет билета? Если опять начинает колоть бок... Если и тут воняет хлоркой?!..
  
  За стеклом ветер трепал провожавших, рвал из урны сырую газету. В рябившей луже мокли окурки. Хотелось плакать... По перрону, озираясь и заглядывая в окна тронувшегося поезда, спешил давешний оторопелый "поклонник" с больничной остановки. Кожанка расстегнута, длинные волосы ерошатся на ветру. Натыкаясь на людей, он мельком оборачивался, извиняясь. Пьяненький... Поезд ушел. Парень остановился напротив окна, спиной к ней. Постоял-постоял и резко сунул руки в карманы... Второй подошел. Щурясь через дымчатые очки, поглядывал по сторонам и недовольно слушал первого. Что-то сказал насмешливо... Расстегнув аккуратное серое пальто, стал поправлять белый шарф. Подняв голову, встретился с нею взглядом. Медленно кивнул и кивком же показал первому обернуться...
  
  Тот сразу "расплылся", прилип к стеклу. Показывает, улыбаясь, что вот сейчас обойдет и... Вопросительно кивает. Ясно - её искал. Сообразили, что с чемоданом. Вокзал, ну?.. На рынке в маршрутку сели. Или машину поймали. "Как мы рады..." Полина не стала опять высокомерно отворачиваться - вряд ли бы помогло. Брезгливо дрогнула губами, продолжая смотреть перед собой, сквозь него и достаточно зло. "Иногда это их только подстегивает... Ну, а что делать?" В больнице надоели. Только смогла ходить - началось!.. Улыбаться перестал. Отвернулась от окна, чтоб хоть кассы видеть, а не... Их долго не было. Потом - закон природы - появились.
  
   - Извините, - вежливо заговорил старший. - Здравствуйте. - Он неспешно, солидно - без улыбочек, подбирал слова. - Видите ли... - Очи долу, ладони у живота мирно сложил. - Мы приезжие, никого тут не знаем. С удовольствием опять вас увидели. Вроде знакомства...
  
   - Я мужа встречаю.
  
   - С чемоданом.
  
   - С чемоданом, - сказала она твердо.
  
   "Как же, - одна, тяжёлые вещи?.. Проводить некому?" "А какое ваше..." Её почему-то успокаивало, что парни неместные: проездом здесь, на базар мотались... Случаем решила воспользоваться. Попытаться хотя бы. В конце концов, не в лесу... Задрала нос на младшего:
  
   - А чего ж... здесь толчетесь?
  
   - Пересадка, - ожил он. Выцарапал из карманчика джинсов билет. - Пожалуйста - Вечерний дилижанс...
  
   Старший тоже достал свой из бумажника. Улыбаясь, предъявил Полине как мандат.
  
   - Да вы и попутчики мне, - взглянув, раздумчиво сказала она. Подняла глаза и, оживившись, дернула бровью. - ...Могли бы быть. У меня билета еще... - Красавица сжала и разжала кулачок, показав тонкую пустую ладонь. - А там... - Вздохнув, качнула головой в сторону безнадёжной толпы у касс. - Мёртво.
  
   - О!- Оживился молодой. - Так вам куда?! - Явно обрадовался. - Не будь я Михрюткой...
  
   Невольно усмехнувшись на свойского "Михрютку", ответила и взялась за кошелек. Но парень, радостно мотнув шевелюрой, умчался, пропев: "Для землячки-то? Потом! Все потом..."
  
   - Видите... - попытался, было, второй.
  
  - Пока ничего не вижу, - сгрубила она. Отвернулась и опять стала смотреть на грязный перрон. Покоробило это - "все потом". Быстрый... Воняло хлоркой, как в больнице. "Но зачем беситься-то? Чем они виноваты..." Вздохнув, нехотя покосилась на "старшего": - "Михрютка"?.. - Хмыкнула. - Забавно.
  
   "Старший" чутко улыбнулся в ответ, кивнул:
  
   - Миха... "Не буди лихо". Меня, кстати, Кириллом кличут... - Посмотрел выжидающе и тоже повернулся к окну, усмехаясь: - Как Мишка-то разволновался, а?.. Из-за Вас.
  
   - Идите тоже!.. - Зло кивнула на очередь. - Поволнуйтесь.
  
   Теперь не понравилось, что за спиною приятеля иронизируют над ним. Чтобы "единение" с наивной собеседницей обозначилось? Кирилл поморщился:
  
   - Ну-у... - укоряя по-доброму, всматривался через туманные линзы. - Что уж вы так? Не добудет билет - с проводниками договориться можно. Не волнуйтесь. Теперь вместе ехать - поможем. Везде люди... Паспорт с собой?..
  
   Успокаивал, и ей, действительно, делалось легче. Хотя заметила, как ловко отнес ее раздражение против них - на счет билетов. Надоело самой рыпаться везде! Но правда: что уж так-то... Тут прячущий смущение Михаил вернулся, досадуя на времена, нравы и закрытые кассы:
  
   - Может, так попробуем? - Пожал плечами. - У проводников места всегда есть...
  
   - Понятно, - оборвала она.
  
   До поезда больше семи часов. Эти зовут в город. Как поняла: тогда не добрались до центра - за ней увязались. Полина удрученно отвернулась и долго не отвечала, но потом, сдав вещи, будто сама по себе, тоже побрела к остановке... Не пялиться же до ночи на кассы?
  
  
  
  В ресторан далеко, дорого, да и чего ради... Пообедали в каком-то кафе, но не в привокзальном. Там, говорили, не стоит... Пива выпили. Вышли на воздух. Стало появляться солнце. Ветер асфальт подсушил, колобродил, вольный, воду в блескучих лужах. Побрели тоже, куда глаза глядят - редкая свобода, вообще-то... Справедливо было замечено.
  
   - Где потеряешь - где найдешь... - изрёк довольно Кирилл. Покусывая спичку и щурясь от света, белым платком протер очки. - Дома специально собираешься отдохнуть: ждешь-ждешь, готовишься! А потом так... Как-то. - Вздохнул, сыто отдуваясь. - А тут, лишь поели, пивка попили... И - "ля-ля"! Душа поет. В дороге, что ли?..
  
   Невольно улыбнулась такому благодушию, позавидовав: "Счастливая натура..." "Миху" ее улыбка в щенячий восторг приводила: "Щас, говорит, - совсем, как тот сытый волк из мультика, - точно спою!" После больницы впервые выбралась на люди. Да в человеческой одежде. Не в палатном тряпье. Замирающие взгляды мужиков перестали бесить... Парни, стараясь незаметно, всё еще рассматривали ее. На внешность-то природа не поскупилась...
  
   По деревянной лестнице с уступами спустились в этот их "Флотский парк", к реке. Нашли вполне сухопутную скамейку под облетевшим деревом, где ветер меньше достает. Парни курили. Дел своих здешних вскользь тревожно касались. "Антикоррозионные полимерные покрытия, водоотталкивающие материалы судовых..." Затеяли друзья бизнес какой-то... замороченный. Судя по всему, не радужный, нет..." Земляки... Полина перестала подозревать в них криминал. Жмурилась на солнце, стрявшее среди покачивающихся ветвей. Рассеянно посматривала на "Кирюшу", самоуверенно рассуждавшего обо всём на свете. Ежилась слегка.
  
   - Ворот подними, - неожиданно озаботился он и сам помог. - Ветерок злой... - Спокойно отвел глаза и продолжил: - Надо переключаться. Легче этому научиться, чем...
  
   Поправила воротник и на "ты" не возразила. Глупо бы прозвучало сейчас. Само собою получилось. Да и лень.
  
   - В больнице у вас... - Теперь он, чутко ощутив заминку, выбрал многозначное "у вас". - Тяжёлые были? - И сам кивнул на риторический вопрос. - Они в постоянной тоске? ...Помогут маленько, внимание человека высвобождается. Сразу - на другое... И уже - даже улыбаются! Психика защищается. Если бы так все могли, по своей воле...
  
   А Полина подумала: не "тяжелая" была, значит, когда с поезда сняли? Месяц без перерыва ревела... И съязвила:
  
   - Вы - научились, можете...
  
   Он перевел дух:
  
   - В принципе.
  
   - Да-а?.. - Глянув искоса, в сомнении покачала головой. - Кто-то тут только что жаловался: "Стараешься, ждешь - готовишься отдохнуть..." Переключили бы энергию? Йог...
  
   - Ну-у!.. - Кирилл задето усмехнулся. Несогласно головой помотал. - Не надо так буквально... - Раздумывая, затянулся два раза подряд, нацелясь, метнул окурок точно в урну и позволил себе проговориться. - Не с той ноги встал - одно. Жена ушла - совсем другое...
  
   Михаил грязной подошвой раздавил свой окурок, но, немного погодя, опять закурил. Не мог спокойно сидеть. То пытался, хотя и сознавал, что глупит, принять какую-то вольную позу, то делал "мужественное лицо", то вдруг начинал беспокоиться, что слишком долго молчит и выглядит, в сравнении с ним... Очень завидовал поднявшему ей воротник. ...Ага!
  
   - У вас, говорят, здесь дед какой-то живет? - улучив момент, голос подал. - Экстрасенс.
  
   - Слышала, но, - Полина пожала плечами: - Видите ли... - Нечаянную слезу сморгнула, вытерла и, сунув в карман тонкий платочек, легко вздохнула: - Я ведь так же здесь... проездом. Земляки мы. Сказала же. Домой, с учёбы... еду.
  
   - А-а, - Кирилл вскинулся догадливо. - Думаю: из больницы - сразу на вокзал?..
  
   Последовала невеселая улыбка:
  
   - Так получается.
  
   - Говорят, - продолжил Михаил сочувственно, - он от всего лечит... - И запнулся поражённо: слезы заметил. - Проводники... говорили. ...И в пароходстве.
  
   Крохотные, но жгучие слезинки, удивляя ее, выступали сами собой. Ничего особенного она сейчас не чувствовала, плакать, во всяком случае, не собиралась. А вот... Может быть, её слабое сердце, храня опыт поколений умученных женских сердец, предчувствовало новую боль впереди? Или утреннее напряжение - "Выпишут, не выпишут?" - спадало... Зачем-то стала оправдываться, объяснять. Кирилл, осторожно тронув за рукав, понурился:
  
   - Что ты. У всех тут...
  
   Минутка настоящего сочувствия и подлинной искренности выпала... Теперь тоже один, хоть вой. Жена и дочь в этом году ушли "к друзьям..." Своенравная, мнительная, но болезненно-любимая жена и маленькая Лина - Скарлатина. О том, как ему теперь быть - никто не знал. Собаку завести, что ли?.. Слушал эту, тоже очень красивую женщину, и размышлял над... Со слезами куда-то подевался и ореол ее исключительности. А без него... Жаль ее, конечно. Но... И ближе, яснее она, будто не вот только познакомились. А все же... Жаль. Студентка... Припозднилась.
  
   - Не надо, Поль. Сто раз все изменится. - Снова дотронулся и осторожно похлопал ее по рукаву. - Приедешь домой, отдохнешь... - Многозначительно взглянул на покрасневшего приятеля. - Вот Михал Михалыча, например, снова встретишь... Что ни делается - к лучшему. Очищение, так сказать, страданием... "Катарсис" треклятый. - И вздохнул, глядя на верного спутника: - "Нелюбимым Бог дает корыто сытости, а любимым он скитания..." Увы.
  
   Полина, размякнув, тоже посмотрела на "плывшего" парня, смешно принюхивающегося к французским духам. Тот завозился под ее потеплевшим взглядом. Наморщив "задумчиво" лоб, сразу отвернулся закуривать. Доставая зеркальце, вздохнула легко:
  
   - Хорошо - вас встретила... - Посмотрелась, поискала след слёз. - Представляю, одной...
  
   - Есть известное выражение... - Кирилл уже вальяжно откинулся на спинку и посмотрел куда-то за реку. - "Ни что так не поражает меня, как звездное небо надо мной и нравственный закон внутри..." Мы животные стадные. Должны друг друга... - Неожиданно запнулся и уже другим тоном - "своему" Михрютке: - Везувий! И дымит, и дымит... Кончай.
  
  Слушая, как они препираются, Полина каблуком машинально чертила что-то на асфальте. "Рисуется Кирюша: честолюбив... Лидер".
  
   - А сколько вам? - спросила, взглянув опять искоса. В ответ раздумчиво покивала. - Тоже жизнь - не очень-то...
  
   - Как сказать! - Кирилл вскинулся: - Многих бы мы понимали, если б на собственной шкуре... - Говорил слова правильные, но той минутной правды, тона того уже не было. - В корне многих бед - слабость. Где силы? - Добавил лицу твёрдости. Хотел, наверно, пожаловаться и не выглядеть жалующимся. - Ночь. Сна ни в одном глазу, а утром... - Почти перестала слушать. "Ну и пусть... рисуется. Если охота..." Смотрела на блестевшую под солнцем реку, на то, как ветер пытается сдувать с волн блики. О приезде думала, а он: - "Чужое сердце - мир чужой, и нет к нему пути. Туда и любящей душой ля-ля-ля-ля войти." Слова! - Морщился. - Пока до истины... Язык - условность. Язык поступков - да. А силы... "Осилит дорогу идущий..."
  
   Из облетевших кустов выпрыгнула пятнистая кошечка. Повозилась в листьях и, выкатившись на солнце, уселась невдалеке лизаться. Ветер пушил ей шерсть. Полина позвала. "Кис-кис" неожиданно отозвалась, подскочила к ногам и стала резво тереться о сапог. "Мя..." "Грязнуха... Ой какая грязнуха - ползуха..." Михаил встрепенулся тоже. Порывшись, достал печение в смятой обертке и стал кормить Кису... Кирилл замолк, покусал губу:
  
   - Вот у кого жизнь! - Мигнул кошке. - Родился и мяукай...
  
  
  
  
   Вернулись затемно. Оживленные вокзальной суетой быстро получили вещи и устроились ближе к выходу - ждать. Путаясь весь день между "ты" и "вы", они теперь привычно говорили "ты"... Если бы Полина сейчас "выкнула", стало бы неловко всем. Она предпочла "вы" во множественном числе. На "Кирюшу", если надо было, смотрела совершенно открыто, не сомневалась, как утром. Порядочный, честолюбивый парень... Мужчина. Неглупый, поговорить любит... А Михрютка - есть Михрютка. Так сам представился. Бедняга...
  
   - Что, Михаил, смотришь? - Улыбнулась. - Теперь не женат - всё впереди: "Колечко на пальце - петля на шее..."
  
   То смеется, то улыбается... За стеклянной дверью, в свете вокзальных прожекторов, вдоль пустого перрона всё полз, не ускоряясь, товарный состав. Подморозило опять в ночь. Лужи с вмерзшим мусором и грязные следы на платформе поблескивали кристалликами льда. В бесконечном размеренном движении огромных черных цистерн было что-то неприятное. Полина перестала смотреть. Тревога, отступившая было, вернулась и взялась снова учить-мучить.
  
   Все теперь толклись в зале, в тепле. Сидения давно заняты. От двери дует. Вообще-то следовало бы пальто надеть. Но чемодан ворошить опять? На людях... Когда собиралась утром, белье сверху скомкала - спешила. В голову не могло прийти, что будет так холодно. Да и мятое... Поступала в больницу еще летом, в сарафане.
  
  Мишка ушел куда-то и все не появляется. А Кирилл что-то примолк. Изредка зевая и прикрываясь, смотрит в окно. Все устали. Полине очень хочется лечь или, хотя бы, присесть где-нибудь. Мотались весь день... Отвыкла. Сесть на чемодан как-то не решалась. Вдруг откроется... Вспомнила ту маленькую бездомную кошку. Так же мерзнет, где-нибудь...
  
   Кирилл тоже смотрел на состав, но своё, конечно, видел... "У Верки ночуют, - думал уныло. - Не успеть. На работу уйдет. Теперь рано выходит - далеко... Если с вокзала такси..." Вспомнил, как выпихивала из постели утром. Вспомнил, как... Потом бешено мчались.
  
   - Пойду - покурю. - Нащупал сигареты. - Мишка куда-то делся...
  
   Очень долго никого не было. Забеспокоилась даже - привыкла, что уже не одна... Потом рассердилась: почувствовала себя сторожем при чужих чемоданах! Но явились... Кирилл на Михрютку не смотрит, а тот, кажется, снова пьяненький? Улыбается...
  
  Потом народ у касс оживился, загомонил. Парни - спешно - туда! Михаил на бегу обернулся: помню, мол, помню!.. За полчаса до опаздывающего поезда должны были продолжить регистрацию и продать "резерв" на проходящий. Полина всерьез беспокоилась: билета-то... Посмотрела в ту сторону, а та-ам... "Вот что бы сейчас делала? Дура. Ещё злилась... Господи, да с детьми-то куда!.."
  
   Вернулись раздосадованные.
  
   - Резерв воякам отдали... - устало информировал Кирилл, пряча глаза.
  
   А Миша опять плечами жмет:
  
   - Только ком... - запнулся. - Компостируют. - Смутился. - Не горюй, мы...
  
   - Было бы с чего. - Посмотрела - рублем одарила, но сдержалась. - Помолчим, Михаил?..
  
   Опять два раза кольнуло. Еще думала: вдруг ей билет возьмут, а кто-то с ребенком останется? Дура... Вот дура.
  
  
  
  
   Ледяной ветер снаружи заставил торопиться и без того спешивших людей. Сначала парни с ее вещами в вагон пробились, потом и она вошла, запыхавшись уже. Проводник на входе ничего не сказал. Возможно, подумал, что провожает... Им везло - места в двух соседних купе. Повеселевший Михаил стал рассказывать дорожный анекдот про... Зашли. После яркого света вокзала - полумрак, желанное тепло, покой, простыни...
  
   - Тихо ты! - цыкнула. - Люди спят.
  
   Усадили и ее - наконец-то. Кирилл пошел договариваться, но денег тоже не взял. "Потом..." Теперь это воспринялось само собой. За ним и деловой Михрютка поспешил - у постели неловкость с ней наедине почувствовал, да и невольную вину за билет... Вернулись вслед за хладнокровным проводником, имея бледный вид. Повернувшись спиной к досадливо мотавшему головой Мише, подтянутый седой дядечка в стальной железнодорожной форме непреклонно взглянул на разодетую "цацу":
  
   - Ваш билет?
  
   "...Я знаю. Слышал. Но вы должны были и в больнице сохранить старый, заверить его там... А сегодня зарегистрировать у начальника вокзала". Молча вышла. Вынесли ее вещи. Полина сникла. Парни кинулись к общему вагону. Растерялись. Ещё десять минут стоит... Кирилл зашипел на Михрютку, вздумавшего проявить благородство, и толкнул к поручням... "Сиди уж! Джентльмен..." Злился: "Без него Верка не пустит..." Так все подгадало: и день рождения Скарлатины, и... Из первопрестольной самолетом не полетели - не дай Бог погода! "Хрен ли там бизнес... У бабки Скарлатину ни разу не оставляла".
  
   Уже из другой двери высунулась Мишкина голова - радостно кивает!.. Кинулись, ухватив чемодан, туда. Уф!.. Из тамбура - потихоньку - в переполненный вагон... Опять запах хлорки и туалета. Тусклый свет, гам с матом...
  
   - На следующей станции поменяемся, - шепчет Михаил.
  
   Проводница, крупная блондинка, насмерть ругалась с какими-то подозрительно сонными парнями: "Забирайте его к черту!.." Но милицию не звала пока: один из них непробудно спал у нее в служебке. "Лунатики! Наркуши, блин, обдолбанные..." Уловив паузу, Михаил сунулся было с деньгами - шуганула так, что!.. Полина пошла к выходу. Кирилл придержал раздраженно:
  
   - Да погоди ты! Поезд тронется, тогда... Она...
  
   Дверь теперь никак не открыть... Полина, жалко улыбаясь, потащилась ко второй - через весь вагон. Мимо торчавших с полок ступней в рваных носках, мимо выставленных перед носом грязных подошв, мимо блондинки, пинавшей в проходе пустую водочную бутылку... Михаил схватился за чемодан. Кирилл на несчастье не вытерпел:
  
   - Разобьёшь... - едко предостерег проводницу. - Не примут.
  
   Она перестала пихать упиравшегося соню. Метнув взглядик наглецу, отшвырнула проходившую Полину и кинулась к выходу:
  
   - Милиция! Милиция!!! Когда не надо, вы... - Просившую пропустить задержала: - Разберемся...
  
  Миша - уговаривать:
  
  - Девушка, милая, пойми... Она только из больницы!
  
  - Я тебе не "милая"...
  
  - Заметили. - Кирилла снова прорвало тихое бешенство. - Не "милая..."
  
   Не мог язык... Ух, как толстуха немило зыркнула!.. К вагону неспешно приближался краснолицый сержант с дубинкой, фуражка - на затылке. Проводница - на перрон: "приглашать!.." Не помня себя, Полина проскользнула мимо орущей фурии. А та за рукав уже тащила топорщившегося сержанта в вагон. Еле фуражку подхватить успел... Парни, по предъявлению билетов, были выпущены. Криминала в замечаниях Кирилла не выявлено. Справедливость их признана несомненной... Он сначала ругал милицию и Мишку ...за одинаковый запах, потом проводницу, потом Полину за то, что поспешила выйти, потом опять Мишку - за чемодан. Полина бы, мол, уехала все равно, - что они не люди?.. Потом денег предлагал, если необходимо. А потом, морщась, оправдываться стал, взглянув на вокзальные часы:
  
  - Я же говорил днем... Мы потому и самолетом не стали рисковать, пойми... - говорил и головой крутил, в глаза не смотрел: им обоим срочно там надо быть. Теперь не знает, что делать... Опять заорал на рвавшегося проявить благородство. Никак нельзя ему одному! Ну никак... Могут не принять там. - Послезавтра встретим, - заверил. - Потерпи. Или после послезавтра - Мишка... Ты, пожалуйста, телеграмму... Да! Адрес, адрес!..
  
   Давно объявили отправление. Поезд дернулся, пошел... Им сразу стало тошно: Кирилл втолкнул потерянного приятеля в вагон. Тот зло отпихнул его и еще раз высунулся: прощался. Понял, что даже, если останется, несмотря ни на что, то не найдет ее уже. Да и вряд ли бы нашел вообще... До нее, - как до горизонта на поезде. Но... бросили, бросили?! ...Полина сразу почувствовала стылый ветер и замёрзла. Стояла на пустевшем перроне и смотрела через слёзы вслед вагонам. Там - чернота. Ничего, кроме неё, казалось, уже не будет никогда. В руке бумажка с чьим-то адресом. Рядом - чемодан ее, сумка... Стояла и смотрела.
  
  
   ***
  
  
  
  VIII. Год жизни.
  
  
  - Но почему?! - прошептала нечаянно уже вслух, окну. - Почему, Господи...
  
  Сознание находило теперь больше мистические ответы. Обдумывала и их. Сон опять вспомнила... От его жути шатнуло в реальность за стеклом - под дождь. На молодые листья капало. Они поочередно вздрагивали, будто от озноба. По всему асфальту внизу - поток. "Как же так, - думала, сжавшись внутри, - для чего, кому нужно, чтобы всю жизнь так мучиться? Всю жизнь!.." Никто не ответит. Никто не поможет. Никто... Опять по карнизу струи с заливаемой крыши хлестанули. Шум - сильнее. Листики на тополе сразу запрыгали. Часто-часто запузырился поток. Коридор с подветренной стороны. Стекла сильно не заливает - только случайные капли и брызги. Видно, как, время от времени, кто-нибудь, отчаянно прыгая по асфальтовой быстрине, стремительно проскакивает под окно, к больничному входу.
  
  Как только дождь опять притих, побрела через потоки домой: переодеться, вещи приготовить. Нетерпеливо зашла в автомат. Набрала рабочий свой - занято. Позвонила дядьке в клинику. Сообщила устало и будто виновато:
  
  - Все... Опять, сказали.
  
  - Иди. Не тяни...
  
  Никогда не говорила мужу об этом. Не от неловкости, наверно, - человеком ее считали решительным, - но и сама не могла никак, до сих пор, поверить болезни. Очень редко та напоминала о своей отвратительной сути. Когда решилась, наконец, выйти замуж, и документы заполняли, естественно, пункт о здоровье напряг. Она почти призналась. Но он подумал, что это покаяние красавицы в прошлых грехах и расстроился - головой замотал: "Не надо. Перестань". А она и так-то... Еле заставила себя.
  
   Года через два после суматошной свадьбы, с которой его родичи - Бог с ними - быстро ушли и потом редко появлялись в доме, у нее что-то разладилось в организме. Он решил, что это признаки. Первого мая вернулся от своих пьяненьким. Во весь голос оптимистически философствовал и даже еще с дядькой выпил. Потом и похвастался. Дядь Гена промолчал, на неё глянул. Полина губу прикусила. Что ж - сболтнула... Все не спешила разуверять. Молча улыбаясь, поддерживала это все последние дни. Самой хотелось представить... Наигрались. Рожать ей было нельзя, категорически. Она это знала твердо и всегда осторожничала - предохранялась. Сглотнула слезы, отвернулась, но не ушла. Решила сейчас же сказать ему, что никого у них... Это был единственный случай, когда он увидел припадок. Вообще-то, Дядь Гена говорил, что и не увидел. Будто бы сразу же выгнал его "в аптеку..." Мишка, конечно, затрясся, понял все по-своему: "из-за беременности..." Ещё за кого испугался-то: за нее или... Неясно.
  
  Когда очухалась - глаза долго таращил: "Ну, как ты? Как..." И опять ничего не сказала. Только злиться стала чаще. Потом, когда он, смущенный страшно, пластиковую ванночку приволок, растерялась: что делать? Поревела незаметно и замкнулась. А уж он и старался-развлекал, утешал! Терпел: "беременная" же?.. Она и злилась, и прощения просила - улыбался. Раньше бы... Объясниться стало совсем невозможно. Хоть под пистолетом.
  
   Не выдержала однажды: "Уходи! Всё, ребёнка не будет". Чем так мучиться... И не рявкнула, а серьезно решила - все! Пусть к первой жене идет... Или к своим. Он понял, что серьезно, но не понял почему. Стоял в линялом трико, руки тер и смотрел на нее сквозь слезы. Это было невыносимо. В ноги бы кинулась... Не чувствовала ничего особенного, кроме одного. Уткнулась себе в колени: "Прости, Михаил... Детей у нас не будет".
  
  Опять стал жить у сестры. Решил: от него не хочет... ребёночка. Ушел с работы, стал на Север собираться... Через полгода его постаревшая сестра сама пришла к Полине. Мёртвая маска на лице: "Пропадает наш Миха..." Взялись за него. Хотя "браться" не очень потребовалось... У неё пить сразу перестал - лечиться решил голодом. Но выяснилось, что и лечиться уже не надо. К себе в отдел взяла. На глазах теперь. О детях молчит, сторонится даже её племянника.
  
  
  
  Не спешила в клинику намеренно. Не первый раз... Так почему-то тяжело было сегодня. Сон этот... Вернулась домой. Не разуваясь, прошла к телефону, села. Надо извиняться: "Сейчас плохо чувствую себя..." Смотрела на собственные мокрые следы и подлокотник царапала. "Разве же сама никогда не хотела... деточку?! Разве ж... Всю жизнь так, всю жизнь!.." Почти зарычала и в голос бы завыла, но уткнулась снова в колени себе. Больше некому... Испугалась ли, - разозлилась ли? - но вскочила, метнулась в ванную. Умылась, задавила новые слезы, переоделась и бегом на работу... Почти два! Никто не поможет, никто. Живут себе... Хлеб жуют. Как просто все достается... А тут - стена. "Но почему, - не унимался протест естества, желавшего справедливости, - одним всю жизнь... - И передразнила себя, уже на злых слезах: "Почему, почему..." По кочану. С размаху! Для закалки. И перо - в одно место... Для равновесия".
  
   Расправила зонт и пристроила сушиться на пустующий Мишкин стол. В кабинете - голоса. Встряхнулась, посмотрела в зеркало, но приостановилась, вслушиваясь: "Он?! Вернулся..." Хотела без него успеть. Что-то ворчит опять. У двери бубнит, слышно:
  
   - ...Господином Фордом Кирилл тоже восхищался, - Мишке брюзжать - не привыкать. - Из техникума - с красным, конечно, дипломом. А как съездил, сам посмотрел... Извините.
  
   - А вы с ним не думали, - издалека язвительный возглас Соркиной. - Может, просто оба не тяните? Не подходите... На твоей должности, например, оч-чень энергичным нужно быть...
  
   - Гуляет начальство? - озаботился, улыбаясь, он и сразу уступил нагретое место за столом. - Привет. Чаек твой попиваем... - И заметив, что начальство не в духе, "посерьезнел": - Полина Максимовна... Коньячку?
  
   - Не наглей... - Полина устало умостилась в кресле. Понимала, что недоволен её прохладной встречей, но не это волновало сейчас. - Грехи свои... исправил?
  
   Гордо отвернулся. Значит - сделал. Достала из стола его ключи - выразительно уставилась на них. Он, помедлив, нехотя, будто одолжение делал, взял связку, подбросил - поймал и подчеркнуто "бодро" вышел - угарно работать. Герой. Сорока наклонилась к чайнику, попыталась, подцепив крышку, заглянуть, но сейчас же бросила:
  
   - Уй... - За ухо "холодное" схватилась. - Будешь?
  
  Полина неопределенно дернула щекой. Уставилась в закапанное окно. Соркина, не торопясь, заварила, положила норму сахару и пододвинула бокальчик подруге-начальнице.
  
  - Ты понюхай, понюхай!..
  
   Полина забыла поесть и с удовольствием стала прихлебывать горячее, ароматное и сладкое. Сорока смотрела выжидающе, всю голову искоса наклонив, как тёзка-птица:
  
   - Не чуешь? - Показала надорванный шикарный пакет. - Тебе привез... - И внимательнее посмотрела. - Какая-то ты, мать... скушная. Сердце опять?
  
   Полина только рукой махнула и стала экзотический пакет, не видя, рассматривать. Что-то в ней зрело. По столу забарабанила, будто мысли и чувства, торопясь, листала-упорядочивала.
  
   - Что вот с ним делать... "Бизнесмен". Куда ни кинешься... Там врач не принимает, тут... А сон сегодня... - Она даже замолкла, но тяжесть давила выговориться. - Маму-покойницу обмывала, представляешь?! - Телефон звякнул. Еще, да еще... Взяла трубку, послушала и молча бросила. Помолчала раздражённо. Сложила на груди руки и медленно-медленно стала раскачиваться в такт невеселым картинам. - С его сестрой дралась, котенка родила... Ужас. - Она тяжело вздохнула и головой стриженой помотала снова и снова. Недавно коротко постриглась: непривычно легко голове. Хоть это хорошо, а то... - Спим будто, и кто-то, как ребеночек в саване, входит! - продолжила она, волнуясь опять. - Я подняться не могу. Как заору! А оно поворачивается и к постели... Смерть маленькая! Я и шептать не могу уже. А оно к Мишке тянется... - Полина замолчала, переживая, и глаза закрыла. - Не могу... - Подышала, справилась. Чай сглотнула и на другое разговор: - Что ты его тут шпыняла?
  
   - Ерзает. - Подруга поддержала смену дохлой темы. - "Не на том месте" он, видите ли...
  
   - "Он?" - Полина брови задрала. Не ожидала от Соркиной. - А, может,.. я? - Очень внимательно смотрела на экстремистку. - Он же когда-то меня сюда устроил. Я теперь его взяла...
  
  Та все же стала серьезнее:
  
   - Причём здесь ты? Он про себя... - А так как начальница, по-прежнему молча, ждала, Сорока нервно задвигалась: заусенец на пальце задумчиво покусала, на спинку тоже откинулась и голову опустила упрямо. Но вопрос уж очень... Не сон. Глаза подняла: - Ты заочный уже в тридцать стала заканчивать. Он бы... укакался.
  
   - Но, зря?
  
   Сорока отвернулась.
  
   - Знаешь же, - сказала медленно, - я баб только для семьи признаю.
  
   - Рожай, значит, и все дела, - "развернула" Полина для точности. Встала, подошла к заплаканному окну, руки на груди стиснула. - А если поздно?
  
   Голос у нее был какой-то... Сорока, не оборачиваясь, досадливо проворчала:
  
   - Я никому своего мнения не навязываю.
  
   "Эх, подруга... Если бы только в этом было дело". В "большой" комнате дверь хлопнула. Ехидный Мишанин голос громко приветствовал опаздывающих и - неразборчивый шепоток оправданий: "...Вернулась уже?" Взглянула на часы и - туда: зонт убрать... и вообще.
  
  
  
  В конце рабочего дня, когда Михалыч уже шел за картошкой, опять звонила в клинику: нет пока профессора... Ночью дежурит. Набрала домашний - Бурсак-малявка подлетел:
  
   - Альлё-у? А-а... - Ей тоже рад был. Немножко. - Привет. ...Увы. ...Вообще должон. Приходи. Бананы обещался... Да всенепременно! Ку-ку.
  
  Только открыл - галантный поклон ей, чуть не в пояс. Полина ушки его розовые - хвать! "Жених..." Обняла и давай на них дуть: "Пыль-то с ушей не стряхиваешь?!.." Почувствовала, что парню неловко: женщина, понимаешь, к груди прижала... Розовые эти лопушки соком налились. Не захотела уняться. Задумчиво ухмыляясь, тискала, не отпускала... Тут и Сам приехал, покупками цепляясь, вошёл. Этот, с тяжелой улыбкою, тикать!.. Ужинать машинально отказалась - другое в голове. Снова только чай попила. Жиденький, надо сказать, "для давления..." А он помидоров, огурцов привез, внуку - бананы! Бастурму... Доченьке с зятем не до того. Науку делают... за бугром. Но да, что ж... Дядь Гена ясно знает, зачем пришла и наверняка все устроит, - один раз уже было, - но Полина молчала, и он недоумевал, конечно.
  
  Бурсак быстренько решил с едой. Дразнясь, демонстративно хлебнул из крана и бананом помахал. Только дверь щелкнула, заглушая - и без того краткое - запоздалое: "До десяти!.." В кухне, давным-давно ставшей чужой, Полина чувствовала себя не на месте. Через силу стала мыть посуду. Все раздражало - не там стоит, но она медлила. Долго вытирала руки... Помедлив ещё, все же решилась, пошла к нему... В коридоре тихо ворчал большой холодильник. В телевизоре кто-то бегал и орал. Прислонилась к косяку. Старая пальма длинным листом в щеку знакомо кольнула, будто ласкаясь. Еще когда с мамой здесь жили... Все знают, что клиницист он сильный, но не думала об этом сейчас, он свой, значит... Сыто урчал холодильник за спиной.
  
  - Дядь Ген?.. А у меня не может быть... Тоже, как у мамы?
  
  Он обернулся, глянул на нее, поднялся за пультом и выключил телевизор. Большой, в подтяжках, что она дарила. На свету, под абажуром остановился. Смотрит:
  
   - Кровь сдавала?
  
   Полина, морщась, помотала головой и слезы кольнувшие припрятала. Вздохнула:
  
   - Маму сегодня во сне видела... Смерти боюсь.
  
   Телефон сзади застрекотал. Звук непривычно мягкий и тихий.
  
   - Я возьму... - Встрепенулась. - Да?
  
   - Аль-лё-у? - Девчоночий голосок. - ...Кто это? - растерянно.
  
  Потом хихиканье и гудки... Подружки. Ай, Бурсачина... Дядь Гена в кресло вернулся. Лицо ладонями тер. Домой позвонила, Мишка сразу ответил. Ждал...
  
  - Я у Дядь Гены... - И схитрила: - Перезвони сюда: гудки какие-то... - Чтоб убедился, Штирлиц. Потом спохватилась, что трубку в руке держит. Поспешно прижала рычаг пальцем. Молчание неприятное... - Ало?! Да, все... Хорошо. ...Купил? ...Не забуду.
  
   - Ты скоро? - дожёвывая что-то, смирно поинтересовался ничуть не ревнивый супруг.
  
   - Да.
  
   Помялись.
  
  - Ну ладно... - Мишаня хорошо различал ее молчания и теперь не трогал. - Там кино идет...
  
   Покусала губу и быстро прошла в комнату, села на диван.
  
   - Дядь Ген... А если я рожать буду? Оставлю...
  
   Он безучастно смотрел в темный экран, где сюрреалистически искажённая отражалась комната, они сами и яркая точка - абажур. Теперь стал моргать на нее и головою повел, будто шея затекла:
  
  - Поль?! Господи... - Подался вперед и руки в колени упер, будто снова собрался подниматься. - Что случилось?
  
   Все-таки собрался. Поднялся и к ней на диван пересел, прогнув его тяжестью. За плечо тронул. Полина заплакала. Схватилась, за платком в прихожую метнулась. ...Опять - чуть не в голос - у вешалки, в плащ уткнувшись. Он прибежал. Полина от него - на кухню, воду глотать... "Погоди... Сейчас". Больно рукой о кран задела - разозлилась и заткнулась. Тушь с глаз смыла, и чайник на газ опять поставила. Вернулась в комнату. Дядька смотрит непрофессионально:
  
   - Ну, что такое с тобой? - спрашивает, тревожно моргая. - Поля...
  
   Напряжённо по имени назвал, легче сделалось. Она хрипло вздохнула и голову понурила. Носом шмыгнула и рукой вытерлась, потом, - спохватившись, - платком скомканным.
  
   - Рожать хочу.
  
   - Ну-ну, Полина... - Дядька будто сразу успокоился. Головой недовольно помотал, губы неприязненно сложил и отвернулся укоризненно: - Ты же знаешь...
  
   - Я больше так не могу. Все! - сказала она твердо. - Возможно же ребенка спасти? В крайнем случае... Я узнавала.
  
   - Но ведь... Если будет приступ? И ты... Мы потеряем тебя?! - И замолк недоуменно. Промолчала. Он кашлянул, прочищая горло. - Но, а ребенку... без матери? Больные гибнут в девяноста пяти случаях...
  
   - Девяносто пять. Не сто.
  
   - Знаешь что...
  
   Дядь Гена покраснел и отвернулся... Полина услышала закипающий чайник. Встала и пошла туда. Пусть успокоится... Ей стало легко. Удивительно... Высказалась. Она поела хлеба с маслом и бастурмой. Помидоры и огурцы не тронула из упрямства. Потом только догадалась свет на кухне зажечь. Блукала в потемках столько...
  
   Он телевизор включил - опять бегают...
  
   - Зимой, - сообщила решительно, - в Москву еду... Поможешь?
  
   Кивнул. Уже у двери была, одетая, - обернулся:
  
   - Пятнадцать-двадцать процентов рожают нормально, и приступы совершенно прекращаются... - Встал, к двери тоже подошел, подбоченился. - Только не горячись... Тут думать надо. Потом объясню... - Смотрит внимательно. - Михаилу расскажи. Это - только пятнадцать процентов.
  
   - Детей-то спасают?
  
   Махнул рукой и пошел к телевизору. Полина улыбнулась и захлопнула дверь.
  
  
  
   Дождик не переставал. Зонт у них забыла... Возвращаться желания не нашлось. Плохая примета. Перескочила улицу и из автомата такси вызвала. Простывать теперь нельзя. А с частником - страшно. ...Может, зонт на работе? И с особым удовольствием подумала о том, что не придется терять, особо ценные сейчас, рабочие дни. Не надо теперь идти в клинику на унизительную операцию, что еще утром казалось неизбежным и тошным. Питаться полноценно...
  
   Компания сгорбившихся под тяжестью весны. Орава прячущих шалеющие головы в плечи и в поднятые воротники. Стайка подросшей мелкоты... Само неопределённое будущее прошествовало мимо залитых стёкол телефона-автомата. Плюёт на дождь, смоля вспыхивающие сигаретки и азартно топая по весенней воде литыми резиновыми сапогами. Бурсак-то... А?! Дымит Бурсачина, говнюк. Сказать надо... Но не окликнула. Своё будущее представила: с в о е г о - теперь он уже есть, есть! Подумала о том, что возраст у нее критический для этого дела, что пока вот таким вырастет... Да мало ли?! Думала, думала... О том, что меньше года всего... О том, что случись, Мишка и без нее все сделает, как надо - так е г о ждет. Да Верка... Вот с кем надо говорить. А Михаилу знать про все не обязательно. Э-эх, была бы мама жива...
  
   Такси, притушив фары, подкатило. Посомневалось, кто здесь вызывал... Поворчало и домой, на Новостройку повезло. А ей, что вздумалось: попросить отвезти сначала на окраину, к кладбищу?.. Где мама лежит. Потом про дождь и темень вспомнила, поежилась... Не одна. Да что подумают... Завтра с Михаилом к сестре зайдут. Это по пути... Потом могилку поправят, почистят. На прошлую пасху тоже и была... Вспомнила, как Мишка у них втихую отсыпался, и живчик, было, злой ёкнул, но успокоила себя: "Теперь нельзя беситься, нельзя... Весь год!"
  
   ***
  
  
  
   IX. Наезд.
  
  
   Только отъехали с Мишкой от авторынка - бах! - впереди белая иномарка, вильнув, ударила перебегавшую собаку и - дальше, даже не притормозив... Взвизг и всё. А у меня недавно Менелай "приказал долго жить". "Умер" - плохо звучит, "подох" - совсем не идёт. Чёрный дог. Любил лизнуть сонного хозяина в ухо. Кошек не обижал совсем. Ненавидел пьяных, только меня прощал... В городских условиях крупные собаки мало живут. Бездомные, наверно, тоже. ...Ну, мы остановились. Всё, хана псу: только задние лапы чуть подёргались. Кровь на асфальте, конечно, шерсть серая... Объезжает народ, думает - мы это, ездоки, тормознуть вовремя не могли. М-да... Есть, есть такие козлы. Человека собьёт - не остановится. Убежать постарается от доли своей, а уж собаку-то... Да куда от себя самого убедишь? Идиоты...
  
   Оттащили, бедолагу, за бордюр на траву и, что тут поделаешь, матеря водилу, - мудилу того, - дальше двинули. Собирались заправиться и с машиной повозиться - за железками-то и ездили. Жалко пса, ясно дело. Бездомные "дворяне", как правило, очень выносливые и живучие - естественный отбор - с жизнью расстаются от болезней где-то в укромном месте. У дороги смерть пса - чаще всего от наезда. Сбивший животное, - или человека, - и умотавший "во мрак неизвестности" - человек ли? Мистики верят, что ни одно "доброе" дело, как говорится. . . Логика же к очень вероятному портрету такого "ездюка" приводит: или "пофигист" забубённый без башни с шифером, съехавшим к ушам; или просто урод. Посеешь поступок, говорят, пожнёшь привычку, посеешь... - пожнёшь, братцы мои, ...судьбу. Что сеешь - то жнёшь. А припрёт самого, так стонет, бедный, потрясённо: "Что ж так не везёт-то?!" С чего бы вдруг?
  
   Да не всё, оказывается, приключение. Урода этого, "иномарочника", на заправке догнали. Мишка углядел: там спойлер "навороченный" - приметный. Мужик наших лет: вид неприступный, что ты, голос ледяной. Но наехали сходу, не остыли ещё... Сначала, конечно же, - "Не я, и хата не моя..." Ну да прижали - след крови и серая шерсть на бампере, а?!.. - "Не заметил. Что я - нарочно, что ли?!" Брешет гад - вильнул же?.. Ну, всяко бывает. А не остановился, не помог - в "ветеринарку" там, или?.. "Спешил очень". А ребёнка бы?.. Молчит. Стали материть его от досады, а он огрызаться!.. Тряпку достал - минералкой намочил и, между делом, следы - "улики" - уничтожать: вроде чистоту наводить... Я ему: мол, не спеши - это доказательство, а он - подбородок вперёд и басом на нас: "Чево? Чево такое?!.." Брюхом прёт. Оттолкнул его. Он за грудки меня! "Ручёнки-то, говорю, прими... грязные". Слово за слово, в общем, носом по столу. Сцепились. Народу - кино. Заправляются и не спешат разъезжаться. Заправщица наряд вызвала.
  
  Судмедэкспертиза, кроме обоюдных синяков, ссадин и ушибов, у него ещё два сломанных ребра насчитала. Я уж, наверно, ногой, когда он царапаться стал... А, может, приписали, умники-доброхоты. Короче, срамота и морока. "Суд, ссылка, Сибирь..." Пятнадцать суток родной речпорт, вокзал и прочие муниципальные объекты бесплатно обслуживал. Срамота: полгорода знакомых... До жены дойдёт. Хоть и бывшая, но... Это, объяснили, ещё хорошо для меня обошлось. Судья, вроде бы, тоже "собачник", хотя про сбитую животину почти не слушали. А могло бы быть куда круче: урод этот в администрации областной. И не последний шпынь. "Слуга народа". А я что... Свидетели застеснялись - языки задевали, кто куда, запрятали. Миша мой тоже. Только свидетелем шёл. Участия не принимал. Жена и сестра с зятем, понятно, угомонили его. Сник. Ну, да я и знал. Только под бухлом смелый орать. Короче: срамота, морока, да досада на всех и вся. Не наезжай. "Ни одно доброе дело", как говорится...
  
  
   ***
  
  
  
  X. Другая жизнь. (Голая правда...)
  
  
   Холод, ворвавшийся в раздвинутые двери, после вагонного тепла показался особенно лютым. Метель опять начиналась. Ёжась и оберегая ношу от стальных поручней, Мишка спустился по нечищеным ступеням. Поднял воротник и, перекладывая сетку из руки в руку, перчатки надел. Оскальзываясь на обледенелом тротуаре, заспешил с тяжёлой ношей своей от платформы. Вчера таяло, сегодня, блин, сопли смерзаются. Февраль - месяц дурной. Вспомнив, головой мотнул: дней - и то - двадцать восемь, ну?.. Электричка, взвыв, унеслась. Следующая - через сорок минут, можно успеть. Вышел на полпути к дому - краску эту чёртову так и пришлось завозить.
  
   Темнело. Уже колючий снег стал срываться. Сначала редкий и мелкий... Раз сыпнуло, два сыпнуло. Сильнее, сильнее, ещё! А потом... Под фарами аж зарябило. Машины, как живые, обдавая вонючим теплом, проносились мимо. Разом вдоль дороги зажглись фонари. При свете стало видно, какой понесло снег. Мешок зимы совсем развязался... У переезда свернул к Кириллу в больничный городок. На ветер идти! Все - в лицо, Боже ж, ты мой... Подставил поднятый воротник и бок, но чуть не упал, шагая почти не глядя. Ёлки-метёлки... Уже на подходе от метели, было, заслонила стена Гипсового, но у ограды железнодорожной больницы ветер через прутья напал ещё свирепее. Фонари, испуганно мигнув, снова зажглись. Где-то, похоже, провода ветром замыкает. Навстречу - ни души.
  
   Прищурившись от бьющего снега, поглядел под ноги и попытался бежать боком, но ещё раз поскользнулся. Чуть не грохнул стеклянную банку о столб. И-и... Газета, в которой была завернута краденая трехлитровая ёмкость с чудной американской эмалью "перламутр", прорвалась и разъехалась. Приостановившись, поставил краску на каменную опору изгороди и, сдёрнув зубами перчатку, полез в сетку заворачивать, маскировать... Рука тут же замерзла. Вдобавок бумага на морозе царапалась, как жесть. Ругнулся: "Дружба - дружбой, Кирюша..." Никаких! Сразу, как Полька говорит, без шуток: это стоит вот столько... И сейчас же осознал с привычной тоской, что не сможет сказать это старому приятелю.
  
   И-ех!!! Над головой жахнуло и затрещало электрическими искрами. Вспыхивая перед закрывшимися глазами и обдавая лицо близким жаром, почти коснулось шеи - ожгло. Что-то тяжёлое ухнулось рядом - куст затрещал. Присел, запоздало шарахнувшись от частокола изгороди. ...Но все уже кончилось. Ни одного фонаря больше не горело. Темень. По-прежнему машинально прикрываясь рукой с зажатой перчаткой и озираясь, стал медленно приподыматься, вглядываясь в темноту вокруг, пытаясь найти упавшее и... провод оборванный, что ли?! Перед глазами светлели зеленые пятна. Если бы ни снег, совсем бы ничего не было видно. Замер, не поверил себе: ё-моё!
  
  Прямо за оградой, скорчившись рядом с размётанным кустом, в сугробе боком лежала голая. Только что ничего не было!.. Ветер трепал длинные волосы. Ёлы-палы... Вверх, на тёмные окна больницы быстро посмотрел: упала сейчас, что ли... Закрыто всё. Да и далековато. Или с крыши бросилась? Заозирался опять, в тёмные верхушки деревьев всматриваясь. Вот везение... Убраться подальше хотелось. К чёрту... А, может, живая. Как же?.. Уже хватаясь за оградные прутья, бросил сетку. Перевалившись через столб, чтоб за остроконечники не зацепиться, соскочил в сугроб. Хорошо - не на пики попала... Снова оглянувшись на больницу, Мишка судорожно вздохнул, наклонился и тронул вздрогнувшую спину:
  
  - Э? - позвал тихо, чтоб не напугать. Больная?.. Спина теплая и мокрая. ...Несло снег. Громче окликнул: - Эй?!
  
   Осторожно потряс за плечо и ещё немного повернул лежавшую на бок. Крови не видно. В лицо заглянул... На его Полинку похожа - сразу понял. Молодая. Веки плотно закрыты, даже сжаты. То ли защищаясь, то ли защищая, обеими руками жмет к груди и животу толстую, лопнувшую у края и вдавившуюся в тело, громадную прозрачную... линзу?
  
   - Слушай, - позвал опять. - Нельзя тут... лежать. Замёрзнешь.
  
   Ветер продолжал трепать и закидывать на лицо этой ненормальной длинные, осыпаемые снегом, тёмные волосы. Всё напряжено, губы сжаты - ни звука... Только страшно шумят в темноте старые тополя, да мрачно темнеют за кустами окна других строений больницы. Ни огонька!.. Опять наклонился, уже злясь на себя за нерешительность и тревожась ещё больше. Взял крепко за худые предплечья, встряхнул - "Поднимайся давай!" - и с усилием поднял раздетую на ноги.
  
   - Эй, - вдруг тихо произнесла она и, дрогнув веками, повторила, - Эй.
  
   Мишка отпустил её, отвел глаза от наготы и принялся стягивать пальто... Снова сломавшись, повалилась на прежнее место! Он замер - линза в ее руках начала светиться, лучась радужными пронзительными всполохами. Разгораясь, превращалась в зыбкий, светящийся и потрескивающий шаровой оплыв роя сцепившихся искр. Женщина опять лежала, ткнувшись боком в снег, слабой рукой сдвигая это. Поколебавшись, с усилием оттолкнул носком сапога брызнувший светляками белый огонь. Прищурился от света и быстро наклонился к голой с пальто в руках, чтобы...
  
   - Что такое... - прошептал без ума и, закрыв глаза, сел. Тотчас же вскочил, стал озираться. - Ё-ё!..
  
   Под ногами и вообще - сколько видно в тумане - везде топорщилась намокшая зелёная трава!!!.. Было тепло и совсем светло. Ни ветринки. Тишина. Никакой ограды, деревьев, больницы... Унесло. Туман, сырое поле. Весной пахло. Будто в оранжерею заскочили... Полулежала она, сгибом ладони, морщась, вытирала лицо... В ногах валялись его черное пальто и эта... линза. Увеличенная темно-зеленая трава смялась под тяжестью до корней и уже подсыхала, вяла от горячего стекла. А лицо всё ещё горело от морозного ветра...
  
   Снова сел, сердцем ослабев, и сколько так просидел никто не скажет. Только, помнит, очень блестела эта чёртова оптика... К выпуклой, изумительно отполированной поверхности прирос перегнутый и надломанный стебель с синим бутоном. Он, как её тело, знакомо притягивал, смущая взгляд. Туман почти недвижно висел, оседая росой. До слез жаль - трещина от стебля в стекле пошла. Ну, как же так... Эх! Подбородок сам собой дрожал. "Не смерть я, не смерть... - слова прозвучали успокоительные. Внятно, но страшно отдалось в голове. - Это другая жизнь".
  
   ...Тебе же прежняя не нравилась? "Все брешут! Как собаки... Мучаются и мучают". Голой правды хотел? Вот она... В стекле проступали смутные черты знакомого лица. Телефонная будка, в ней вальяжная фигура, прислоняясь... Выявляется из... "Да не смерть я, не смерть! У меня тоже лицо есть, нос - косы нет. "Линза" и всё... Чего боишься-то? Ребенок..." Человек, закусив губу, тоже хмуро на синий бутон смотрит... Кирилл? Кирюха?!.. Ждет, пока освободится телефон. "...Где такую купишь? - думает. - Давайте! Я с удовольствием, без воровства..."
  
   - Дружба, Миш, знает обязанности. Сколько унижаться-просить? Зуб уже на тебя вырос. У вас же в фирме...
  
   Мишка виновато улыбнулся, кивнул:
  
   - Знаю. Говорил-говорил ей: край двадцать восьмого... Суббота сегодня, ну? Нес сейчас тебе. Да вот...
  
   "Не смерть я, не смерть. Не тревожься так, - громко убеждая, сетовал кто-то. - Я на безносую старуху... похожа?"
  
  
  
   - Здравствуйте! - оживился Кирилл. Ответили, наконец. - Не могли бы вы... Да, да! Девушка, не могли бы вы...
  
   - Я не девушка, - ворчат хрипло. Голос Шурки-сороки. - Я бабушка...
  
   - Извините. Будьте любезны... Полину? - Молчание. Отдаленный разговор, смех. Шаги... - Але? Кварти... Привет! На минутку. А?.. Да не улыбаюсь ...вроде. Сама понимаешь - конец месяца. Не до улыбок. Да... Это пресс в доке. Не слышишь? Не слышат... Нет. Им бы - еще двадцать девятое, тридцатое... Точно - тридцать второе. Что? Ладно... Только Мишке напомни - он вашу краску обещал... Машину красить. ...Серебристая. Забыла? ...Моя. Ну и что ж, что темно было... Не смеюсь, ты что? И не улыбаюсь. Хорошо. Не забудь. Обещаю. Ладно. Не злой. Первый день весны, между прочим, да... Не забудь, передай. Ко мне поехал?!.. Не обижайся. ...А кто трубу брал? "В шубе - в золоте..." Шура? Поклон передавай. Не узнал... Пока. Но жду? Да краску, краску... Не будем. Некогда пить.
  
  
  
  "...Нет, не смерть я, не смерть! Похожи... Кого ты так боишься?.."
  
  
  
   - Идет дорогуша, - от окна сообщила хозяйка, зевая, кутаясь в тёплый платок и на метель глядя. - Что делается...
  
   - Ну, ну? - поторопила гостья. - Пока не зашел... - И тоже машинально зыркнула в ночное окно - вниз, на спешившую к подъездному фонарю знакомую заснеженную фигуру. - Он-то, он что?
  
   - В общем, Миша мой еще поддал и совсем выпал... Отсядь, скажет - следили... Короче, сидели-сидели мы с Кирюшей под елочкой... - Хозяйка задёрнула штору. - Ну и... это дело. Легли.
  
   - Господи! - преувеличенно ужаснулась вторая. - Рядом же спит?
  
   - Э, милая... Брось. Пусть бы не нажирался. С такими мужиками...
  
   - Звонил... он?
  
   Кивнула:
  
   - Увидеться хотел. Краску ту просит, американскую. - Подмигнула, смеясь. - А я Мишку послала...
  
   - М-да, - всё сомневалась вторая. - Они ж... приятели.
  
   В двери хитрым ключом завозили. Хозяйка поднялась, быстро шепча:
  
   - За акцию с аванса отдам. Сейчас - у тебя, будто заняла...
  
  
  
  
   "Не смерть я, не смерть! Чего боишься... Слабости?" Застонал и глаза хотел открыть, чтобы не смотреть... сон гадский. Трудно глаза себе открывать. Так трудно. Она это... сказала?! "Верно: могу разговаривать", - голос жены с незнакомой интонацией. Резко вскинул голову. Голая сидела рядом - на его пальто, тяжко смотрела глаза в глаза. Взгляд с усилием отвёл. Под её рукой линза в траве и выросшее неизвестно когда, похожее на сломанный синий цветок ирис. Кладбищенское это, слышал, растение. Дорогое ей, наверное. Она прислушивается к чему-то и морщится:
  
   - Да, да. Смерть это не ваша, только позор... Поняла. Успокойтесь, - устало прозвучал знакомый сильный голос. - Больно? - Смотрит на его шею. Миха соображал не очень. Шею-то ломило... Ждет, смотрит в глаза опять. - Себя почувствовали? Происшедшее - не моя вина... Это поправимо - не смертельно. Случай.
  
   Не понимал, судорожно глотнул:
  
   - Я... где?
  
   Перед глазами всё снова заплавало. Она спешно ухватилась за... стекляшку эту проклятую. Зажала-зажгла напряженными пальцами уменьшившуюся, сине-белым сияющую трещину... Глаза закрыты. Едва ответила:
  
   - Не узнавала, - шёпот такой сдавленный, будто боль еле терпит. - Неважно! Погоди... те.
  
   С каждым следующим вдохом Михаил понимал все большую тоску: она уходила... А то уж и не замечал - привык. Смутили слезы. Стал видеть и слышать иначе, чувствовать - чётче, ярче. Грязные стёкла в коммуналке помыли к празднику. А потом заклеенные окна совсем расконопатили и раскрыли - май всё-таки? Провонявшее барахло умершего соседа вынесли. В прокуренное, пропитанное запахами лекарств и испражнений тесное помещение, пыльное и убогое, сырой после дождя воздух явил себя с тополиной улицы. Вроде бы всё то же, ничего видимого не изменилось, а поди ж ты... Другой, больший, очень волевой человек очнулся в нем. Какая-то преграда в естестве перестала существовать. Эта тоска смела ее, смыла и унесла. Но и незнакомая - иная - боль стала теперь своей: погиб её человек. Погиб. Лицо собственное представилось с незнакомыми глазами, с чужим - властным и коротким - взглядом. Он - не он. Видел, как из рук женщины снова выскользнула - ткнулась в землю - и погасла, начинавшая светиться штуковина. Погиб человек...
  
  Невыносимо колыхнулась безысходность. Как, чем жить? Мир изломался. Не заметили. Страшно думать. Боялись без надежды. А ее нет. Суть человеческая... Безнадёга. Сусальная позолота цивилизованности? Намерение вдохнуть душу в животное. Бессмыслица. Хотя... Очень редко. Бывает, бывает... "Белые вороны". Люди. Единицы. Толк? Они смертны. С каждым поколением - наново. Государства, империи, цивилизации - "фу" - в пыль. А люди те же. Кривда, корысть, кровь... Слабость. Конечно, что-то со всем этим... Но как, что?! Тяжелобольные души. Что посеешь...
  
   Имущие Власть - сильные мира - самые сильные, самые мудрые?.. Всю "мудрость", силу - на бой... За нее, единственную настоящую любовь, - за власть. Что? ...Против солнечной активности с массовыми психозами, против космических катастроф и земных, против глупости, лени, эгоизма? Против... Что? Сам, сам человек ничего с собой делать не хочет. Не может. Помочь?..
  
  Ума и души навалом. Денег мало. Хапнул и в нору. Трава не расти. Война, комета?! Хоть что. "Сыт, пьян и нос в табаке..." Главное - сейчас меньше напряга. "...А жрать нечего будет, дышать нечем, убьют?!" ...То когда еще. Посмотрим. А "когда" придет - плачут, молятся: "Прости! Помоги... Нет счастья в жизни. Надежды нет. Все сволочи, масоны. Специально зомбируют и оглупляют, чтоб легче править. Смысл жизни прячут - смеются. Попробуй тут из глубокой... колеи вывернуть. Даже, если другую дорогу увидел. Со стакана-то не соскочишь на ходу, как с поезда. Все же пьют? Больной, что ли... Как такому Человеком становиться? Ноги же вытрут. Я что, Христос?!" ...Нет, конечно.
  
   Кнут и пряник - без толку. Все в старой безнадежной колее. Нужно осмысленно, энергично, целенаправленно... Некому. Энергично, осмысленно - рвут свое. Не сумевшие ворчат. ...Так все? Ну... Единицы не так. Лоб расшибают о стену привычки. Хотя... Иногда. Конечно. Мир движется, живы еще. Элементарно: сильные мира, скажем, другие? Самые-самые добрые, порядочные... Те же - "белые вороны". Увы. Не так уж и элементарно, значит. Бьются-бьются... На словах: Прогресс вершится... А с кем борьба? Нет, ни с собой. Материальная культура к совершенству движется, а духовная? Но без неё же... Да, заря человеческой цивилизации пусть не вечерняя - утренняя, но и она не бесконечна. Белый день скор. Опоздать можем к звёздному часу, в вечерней заплутав. Неготовые придём - не вместим. Всё зря.
  
   Кто объяснит всем все? Как понять мутное окружающее, замороченного себя? Бог знает. Наука... Искусство, школа?.. Самой "учиться и учиться". Как перевоспитать слабоумного? Наследственность. Пьяные зачатия. Массовые. Каждое поколение увеличивает их. Стада ленивых идиотов. Два тысячелетия христианство - и по-хорошему, и по-всякому: "Не убий, морда! Не укради, дурак! Возлюби, мерзавец!" Без толку. Одна надежда - на белых ворон. Ау-у?.. Морда, дурак, мерзавец. Ложись - умирай. ...Не хочется. Инстинкт? Может, не так плохо все, если "не хочется"?
  
   "Не смерть я, не смерть. Помоги. Немного... Сам, сам старайся! - продолжали осознаваться ясные увещевания. - Для себя же... Напрячься надо. Одной трудно. Я же не смерть". ...Будто опять током горло прошибло. Уходящая боль в шее глохла. Чувствовал ее давно, невольно привык, но вот: как тоска - стала уходить - напомнила.
  
   - Не смерть я, - звучало горько, - случай. Помогу. Обязана. - Всхлип: - Простите... Потерпите чуть.
  
   Теперь знал, чей голос. Потрогал лицо - влажное. От травы... мокрой. Не от слёз. Парили еще огненные пятна в закрытых глазах, но тоже уходили. Всё уже случилось. Зря она опять... Теперь лежала в прежней позе. Намокшие волосы облепили бледные щеки, шею, голую грудь... "Снег растаял, - догадка-воспоминание выдернула: грозно свистят ветром раскачивающиеся высоко в темноте громадные деревья. Чернеют мрачными окнами жёлтые здания старой больницы. Лепит снег. Метель... Откуда, что?! Бог знает". Больше не плакала. Фиолетовый цветок совсем завял-посерел. Оброненная линза у низа живота с зияющей трещинкой сияла глубиной. Ёё волосы казались чёрными на белом теле... Михаил потупился, в сторону стараясь смотреть, и с усилием спросил, не глядя:
  
   - Все знаете? - получилось тихо. Сглотнул. - Чего ждете? - Догадался: не могут помочь. - Опоздаем и рухнем...
  
   - Что?! - Женщина вскинулась и обернулась, мгновенно окаменев. Оскорбленное горе, понял, плеснуло краем. Но она сразу же, как волна, опала, откатилась. Лицо смялось. Ту секунду и лицо, и голос были жутко похожи. Если бы жена умела так откатываться, если бы... Молчали горько. Женщина неуверенно нащупала линзу - влага на стекле мгновенно высохла. - Ошибка, - сказала несчастная берегиня и вздохнула. - Один только что пытался всем помочь... Всем. - Горло перехватило, откашлялась. - Помогу лишь тебе. О чем просишь - невозможно. Люди только сами могут... Не имело бы смысла за всё человечество пережить. Тебе помогу, это да.
  
   - Чем ты поможешь... - Сморщился: "Развестись, - думал уныло, - разменять квартиру. Господи, сколько раз..." Взялся за скомканное пальто. Посидел-посидел, глядя на него, но расправить так и не смог. - А получится? У самих...
  
   - Получится, - ответила хмуро и жёстко же пояснила. - Необходимость заставит.
  
   - А если... нет?
  
   Покачала головой, но промолчала.
  
   - Хочешь сказать, - тяжко усмехнулся. - Так нам и надо?
  
   Не ответила. Снова принялась медленно поглаживать лопнувшее место. Трещины почти не было видно. Это, похоже, стоило берегине усилий. Сосредоточенно глядела в стекло. Молчали. Туман полз рядом, как живой.
  
   "Получается по-разному, - раздумывал с полою в руках. - Требуется? Стараешься. Если сил хватает, добиваешься. Лишь бы была возможность. Слабому слёзки. Не было бы кнута, остановилась бы жизнь? Ленивые. "Пряников" мало. Не хочешь напрягаться - умирай. Твоя воля - твоя доля. Куда денешься? Жизнь орёт, как жена: "Шевелись!" Мужчина. Главное - чего надо. Кубышку натолкать, сад выходить?.. "Твоя воля - твоя доля". А кто же..."
  
   - А кто вы? - спросил вдруг строго. Молчание. "Но нам-то, - продолжал, глядя на сосредоточенную берегиню, - пропадать, значит? Слабым. Или... Царапаться-то до последней возможности. И будут... силы. Появятся. Цель уясни? Выбора нет. Кладбище или помойка. По вкусу. Жизнь учит-учит... Одни с жиру бесятся и дохнут от чужих пряников, другие в водке захлёбываются, тонут... От всего на свете страдая и слезами заливаясь, как водкой той. Третьи живут и, - время приходит, - умирают: но сад остался, всем нужен. Думай... Просто. Все просто. А наворачивают слов вокруг!.. Оправдываются?" Почувствовав взгляд, она, будто подтверждая мысли, кивнула. Приподнялась на локте. Михаил не удивился, но снова спросил сдержанно: - А вы... кто?
  
   Подняла глаза:
  
   - Голая правда... - и, что-то вспоминая, слабо улыбнулась: - Сам же назвал: "Берегиня", - сказала, отложила зашипевшую на траве штуку эту и облегчённо вздохнула, села. - Пусть остынет. - Стала массировать пальцы. - Что фее названия? Мне дали двенадцать имен. Считай - скажем... - Полиной? ...тоже.
  
   "Полина..." - едва не передразнил вслух. - Цветком-то не станешь? Ты уже... мне... сделала". Она поняла и отвела глаза на то, что осталось от сникшего ириса. Ответила все же словами, едва слышно и, в общем-то, понятно:
  
   - Еще есть время... моё.
  
   Опять заныла шея. Вспомнился Кирилл, краску ему нес. "Где банка-то? И перчатки... - машинально попытался оглядеться, сообразить, но затошнило. - Какая, к черту..." Со стыда потупился в очередной раз:
  
   - Как же мне... теперь?
  
   Женщина неприязненно вздохнула:
  
   - Что слова... Сам все понимаешь. - Невесело усмехнулась. - Только не веришь. - Твердо посмотрела прямо в глаза. - А напрасно. Многим было бы полезно послушаться. - Несколько раз с силой выдохнув и глубоко вдохнув, продолжила: - А чего не понимаешь, преждевременно. ...Зачем тебе? Что она тебе так далась - моя одежда? Другая там жизнь и законы... Со временем сам узнаешь. Сейчас ты стал сложнее, чем был. Потом еще усложнишься - и еще, и еще - настоящий опыт... проявится. Ты другой - жизнь другая. Многое поймешь. Что-то забудешь навсегда. И дальше, и...
  
   - И будут новые вопросы, - продолжил невольно сам, мысленно добавляя: "...которые сейчас начались".
  
   Она молчала. Потом грустно кивнула:
  
   - Будут.
  
   "А у самой? - Превозмогая дурноту, подумал и искоса с удивлением посмотрел на Берегиню. - Неужели же?.." Фея двенадцати имен пожала плечами. Обхватив колени и уткнувшись в них, тихо сидела рядом... Только через время, с усилием, снова взялась за остывшее стекло. Михаил подумал, что уже все... Пьяная слабость уложила его - тоже ткнулся носом в полу пальто, но бредовые глаза еще видел. Голос утишился, больше звучал в голове:
  
   - Главная твоя Беда, не сомневайся, слабость. Сегодняшнее только исправлю. Тяни сам, тяни себя, милый... Будут силы. Поступки - это серьёзно. Это совсем не слабость. Раздетую в снегу замерзать не смог бросить. Деньги у старого друга брать никак не желаешь. Даже прощаешь своему человеку требование такое. Ведь делать это... Не того стыдишься. "Посеешь поступок - пожнёшь привычку, - вспомни? - посеешь привычку - пожнёшь характер. Посеешь характер... Друг мой... Посеешь характер - пожнёшь и судьбу..."
  
   - Что я сделаю, - подумал ли, шепнул ли, прикрывая глаза, укрываясь от тумана. - Что я...
  
  - Ведьму прогонишь, - ответил кто-то громко. - Мальчик у вас теперь родится. Кирюшка...
  
  
  
   - Идет дорогуша... - сказала она.
  
   - Ну? - поторопила подругу раззадоренная слушательница. - Пока не вошел...
  
   - В общем, Мишаня еще поддал с ним и слился... Отойди от окна: скажет, следили.
  
  
  
   Мог погибнуть, поскользнувшись на заснеженной и обледенелой платформе, но электричка благополучно ушла, унося могучее электромагнитное поле и завихряя случайности, как её воздушная струя снежинки. На переезде могла сбить военная машина-транслятор с мощно работающей высокочастотной антенной. Когда её понесло с наледи, попутно втягивая в пространство инфернальные вероятности и взвивая за ними высокие энергии, всё-таки вовремя затормозила... Так и не заметил этого, прикрываясь воротником. Щурясь от снега, попытался бежать боком, но снова поскользнулся. Удерживая равновесие, взмахнул руками и - Что ты будешь делать! - грохнул банку о столб забора... Газета, в которой она была завернута, прорвалась, стекло лопнуло, и краска, резко завоняв, медленно полезла наружу, пачкая сетку. Миг всё-таки взял своё.
  
   - У-уй! Зараза... - Остановился, глядя на льющуюся в снег краску. - Ну?.. Козел. Ну, козёл...
  
   Ругнулся ещё и плюнул. Постоял-постоял, подумал и зашвырнул испорченную сетку с перепачканными остатками стекла и бумаги за изгородь. Взглянув на часы, махнул рукой и, сознавая облегчение, - не придётся теперь денег требовать, - побежал назад, к электричке, шепча забавную неразборчивую матерщину. Неожиданно погасли все фонари. Где-то линию оборвало ветром.
  
  
  
  
   В подъезде Михаил отряхнулся при свете ночника, потопал на воздушном половичке, сбивая снег с сапог. Снова нащупывая брелок-код у груди, поднялся к себе на площадку и теперь неспешно отпер дверь квартиры.
  
   - О!.. - удивилась жена. - Быстро ты. Не ездил, что ли? - С больным видом стала сосредоточенно удалять сушилкой его следы в прихожей. - А краска где? Что смотришь...
  
  Раздеваясь, никак не мог сообразить, на кого так похожа стала... Молча нащупывал носком пятку расстёгнутого сапога. Сорокина шуба висит. "Карракотовая, - издевался про себя. - Из каракулевого кота". Жена остановилась с гудящей сушилкой, ждет. Михаил вздохнул:
  
   - Разбил, ч-черт...
  
   - Как же ты так... - Выглянула из кухни Шурка, сочувственно жуя что-то светящееся беззубым ртом. - Жалко.
  
   - У пчёлки, - холодно констатировала разочарованная супружница.
  
   Скривившись так, что у него и внутри теперь запуржило, жена бросила фен. Нервно кутаясь в пуховый платок, устремилась на кухню, к сплетнице чертовой. Принесло заразу: прямо чует скандалы - кончает от них, миротворица. А тут опять - двадцать пять...
  
   - Три литра! - злобствовала супруга. - И так денег нет...
  
   Михаил выключил сушилку и тоже пошел туда, губы кусая. Помыл руки и привычно у окна примостился. Они разговаривали меж собой, не обращая внимания. Кормить его никто не собирался - явно. Только Сорока, мельком взглянув, для некоторого примирения сторон насмешливо посочувствовала:
  
   - Что это? Выше, выше - на шее... Аллергия? - И предположила многозначительно: - От помады...
  
   - Натер... - Пожал плечами, спрятав шею в воротник. - Не засос, не бойся. - Был рад и этой возможности разрядки. Не от нее бы слышать... Долго смотрел на квадратную лампочку, как сияет гранями в темном окне, на отражения их высокомерных ухмылок, на мечущиеся за двойным стеклом снежинки. Вздохнул: - А завтра, между прочим, дорогие женщины, весна...
  
   - Спешишь, - покосилась чуткая Шура. - Первое вторник. Ты что? - Недоуменно хмыкнула. - Женского дня он ждёт! Сегодня суббота только ... - Михаил нехотя потянулся к календарю и оторвал листок... За ним - тридцатое февраля... Женщины снова свысока усмехнулись. Шурка зевнула: - Не верит еще... Аллергетик.
  
   Поднялся на ноги, забыв своё удивление. Молча взял гостью сзади за локти и вывел в прихожую, к шубе.
  
   - Ты что, ты что?! - недоумевая, оборачивалась она. - Совсем уж...
  
   - С ума сошел! - Жена, опешившая было, стала в дверях. - Пусти... В ее возгласе все еще было больше удивления, чем негодования. Но, видя, что он не реагирует ни на что, подлетела решительно и попыталась оттолкнуть. ...Да разве оттолкнешь? Какой-то азарт поднялся в нем. Молча выставил эту вместе с шубой и захлопнул дверь. Был совершенно не зол и гораздо спокойнее, чем несколько минут назад. Заранее испытывал большое удовлетворение от предстоящего объяснения с суженой. Начиналась другая жизнь.
  
  
  
  
   "...обнаружен труп молодого мужчины, ...наступила от соприкосновения с прутьями металлической изгороди, оказавшейся под напряжением в результате обрыва энерголинии".
  
  30 февраля текущего года. (Из донесения дежурного дознавателя - младшего прапорщика Дорожной жандармерии, индекс 0400***)
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"