Соколов Владимир Дмитриевич -- составитель : другие произведения.

Жюль Верн. "20 000 лье под водой" (часть 1)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

Краткая коллекция текстов на французском языке

Jules Verne/Жюль Верн

vingt mille lieues sous les mers (tour du monde sous marin)/Двадцать тысяч лье под водой (Кругосветное путешествие в морских глубинах)

Содержание

К началу страницы

Premier partie/часть первая

I UN ECUEIL FUYANT /1. ПЛАВАЮЩИЙ РИФ

France Русский
L'année 1866 fut marquée par un événement bizarre, un phénomène inexpliqué et inexplicable que personne n'a sans doute oublié. Sans parler des rumeurs qui agitaient les populations des ports et surexcitaient l'esprit public à l'intérieur des continents les gens de mer furent particulièrement émus. Les négociants, armateurs, capitaines de navires, skippers et masters de l'Europe et de l'Amérique, officiers des marines militaires de tous pays, et, après eux, les gouvernements des divers Etats des deux continents, se préoccupèrent de ce fait au plus haut point. 1866 год ознаменовался удивительным происшествием, которое, вероятно, еще многим памятно. Не говоря уже о том, что слухи, ходившие в связи с необъяснимым явлением, о котором идет речь, волновали жителей приморских городов и континентов, они еще сеяли тревогу и среди моряков. Купцы, судовладельцы, капитаны судов, Шкиперы как в Европе, так и в Америке, моряки военного флота всех стран, даже правительства различных государств Старого и Нового Света были озабочены событием, не поддающимся объяснению.
En effet, depuis quelque temps, plusieurs navires s'étaient rencontrés sur mer avec "une chose énorme" un objet long, fusiforme, parfois phosphorescent, infiniment plus vaste et plus rapide qu'une baleine. Дело в том, что с некоторого времени многие корабли стали встречать в море какой-то длинный, фосфоресцирующий, веретенообразный предмет, далеко превосходивший кита как размерами, так и быстротой передвижения.
Les faits relatifs à cette apparition, consignés aux divers livres de bord, s'accordaient assez exactement sur la structure de l'objet ou de l'être en question, la vitesse inouie de ses mouvements, la puissance surprenante de sa locomotion, la vie particulière dont il semblait doué. Si c'était un cétacé, il surpassait en volume tous ceux que la science avait classés jusqu'alors. Ni Cuvier, ni Lacépède, ni M. Dumeril, ni M. de Quatrefages n'eussent admis l'existence d'un tel monstre - à moins de l'avoir vu, ce qui s'appelle vu de leurs propres yeux de savants. Записи, сделанные в бортовых журналах разных судов, удивительно схожи в описании внешнего вида загадочного существа или предмета, неслыханной скорости и силы его движений, а также особенностей его поведения. Если это было китообразное, то, судя по описаниям, оно превосходило величиной всех доныне известных в науке представителей этого отряда. Ни Кювье, ни Ласепед, ни Дюмериль, ни Катрфаж не поверили бы в существование такого феномена, не увидав его собственными глазами, вернее глазами ученых.
A prendre la moyenne des observations faites à diverses reprises - en rejetant les évaluations timides qui assignaient à cet objet une longueur de deux cents pieds et en repoussant les opinions exagérées qui le disaient large d'un mille et long de trois - on pouvait affirmer, cependant, que cet être phénoménal dépassait de beaucoup toutes les dimensions admises jusqu'à ce jour par les ichtyologistes - s'il existait toutefois. Оставляя без внимания чересчур осторожные оценки, по которым в пресловутом существе было не более двухсот футов длины, отвергая явные преувеличения, по которым оно рисовалось каким-то гигантом, - в ширину одна миля, в длину три мили! - все же надо было допустить, придерживаясь золотой середины, что диковинный зверь, если только он существует, в значительной степени превосходит размеры, установленные современными зоологами.
Or, il existait, le fait en lui-même n'était plus niable, et, avec ce penchant qui pousse au merveilleux la cervelle humaine, on comprendra l'émotion produite dans le monde entier par cette surnaturelle apparition. Quant à la rejeter au rang des fables, il fallait y renoncer. По свойственной человеку склонности верить во всякие чудеса легко понять, как взволновало умы это необычное явление. Некоторые попытались было отнести всю эту историю в область пустых слухов, но напрасно! Животное все же существовало; этот факт не подлежал ни малейшему сомнению.
En effet, le 20 juillet 1866, le steamer Governor-Higginson, de Calcutta and Burnach steam navigation Company, avait rencontré cette masse mouvante à cinq milles dans l'est des côtes de l'Australie. Le capitaine Baker se crut, tout d'abord, en présence d'un écueil inconnu ; il se disposait même à en déterminer la situation exacte, quand deux colonnes d'eau, projetées par l'inexplicable objet, s'élancèrent en sifflant à cent cinquante pieds dans l'air. Donc, à moins que cet écueil ne fût soumis aux expansions intermittentes d'un geyser, le Governor-Higginson avait affaire bel et bien à quelque mammifère aquatique, inconnu jusque-là, qui rejetait par ses évents des colonnes d'eau, mélangées d'air et de vapeur. Двадцатого июля 1866 года судно "Гавернор-Хигинсон" пароходной компании "Калькутта энд Бернах" встретило огромную плавучую массу в пяти милях от восточных берегов Австралии. Капитан Бэкер решил сперва, что он обнаружил не занесенный на карты риф; он принялся было устанавливать его координаты, но тут из недр этой темной массы вдруг вырвались два водяных столба и со свистом взлетели в воздух футов на полтораста. Что за причина? Подводный риф, подверженный извержениям гейзеров? Или же просто-напросто какое-нибудь морское млекопитающее, которое выбрасывало из ноздрей вместе с воздухом фонтаны воды?
Pareil fait fut également observé le 23 juillet de la même année, dans les mers du Pacifique, par le Cristobal-Colon, de West India and Pacific steam navigation Company. Donc, ce cétacé extraordinaire pouvait se transporter d'un endroit à un autre avec une vélocité surprenante, puisque à trois jours d'intervalle, le Governor-Higginson et le Cristobal-Colon l'avaient observé en deux points de la carte séparés par une distance de plus de sept cents lieues marines. Двадцать третьего июля того же года подобное явление наблюдалось в водах Тихого океана с парохода "Кристобал-Колон", принадлежащего Тихоокеанской Вест-Индской пароходной компании. Слыханное ли дело, чтобы какое-либо китообразное способно было передвигаться с такой сверхъестественной скоростью? В течение трех дней два парохода - "Гавернор-Хигинсон" и "Кристобал-Колон" - встретили его в двух точках земного шара, отстоящих одна от другой более чем на семьсот морских лье! [морское лье равно 5555 м]
Quinze jours plus tard, à deux mille lieues de là l'Helvetia, de la Compagnie Nationale, et le Shannon, du Royal-Mail, marchant à contrebord dans cette portion de l'Atlantique comprise entre les Etats-Unis et l'Europe, se signalèrent respectivement le monstre par 42?15' de latitude nord, et 60?35' de longitude à l'ouest du méridien de Greenwich. Dans cette observation simultanée, on crut pouvoir évaluer la longueur minimum du mammifère à plus de trois cent cinquante pieds anglais, puisque le Shannon et l'Helvetia étaient de dimension inférieure à lui, bien qu'ils mesurassent cent mètres de l'étrave à l'étambot. Or, les plus vastes baleines, celles qui fréquentent les parages des îles Aléoutiennes, le Kulammak et l'Umgullick, n'ont jamais dépassé la longueur de cinquante-six mètres, - si même elles l'atteignent. Пятнадцать дней спустя, в двух тысячах лье от вышеупомянутого места, пароходы "Гельвеция", Национальной пароходной компании, и "Шанон", пароходной компании "Рояль-Мэйл", шедшие контргалсом, встретившись в Атлантическом океане на пути между Америкой и Европой, обнаружили морское чудище под 42o15' северной широты и 60o35' долготы, к западу от Гринвичского меридиана. При совместном наблюдении установили на глаз, что в длину млекопитающее по меньшей мере достигает трехсот пятидесяти английских футов [английский фут равен 30,4 см]. Они исходили из того расчета, что "Шанон" и "Гельвеция" были меньше животного, хотя оба имели по сто метров от форштевня до ахтерштевня. Самые громадные киты, что водятся в районе Алеутских островов, и те не превышали пятидесяти шести метров в длину, - если вообще достигали подобных размеров!
Ces rapports arrivés coup sur coup, de nouvelles observations faites à bord du transatlantique le Pereire, un abordage entre l'Etna, de la ligne Inman, et le monstre, un procès-verbal dressé par les officiers de la frégate française la Normandie, un très sérieux relèvement obtenu par l'état-major du commodore Fitz-James à bord du Lord-Clyde, émurent profondément l'opinion publique. Dans les pays d'humeur légère, on plaisanta le phénomène, mais les pays graves et pratiques, l'Angleterre, l'Amérique, l'Allemagne, s'en préoccupèrent vivement. Эти донесения, поступившие одно вслед за другим, новые сообщения с борта трансатлантического парохода "Пэрер", столкновение чудовища с судном "Этна", акт, составленный офицерами французского фрегата "Нормандия", и обстоятельный отчет, поступивший от коммодора Фитц-Джеймса с борта "Лорд-Кляйда", - все это серьезно встревожило общественное мнение. В странах, легкомысленно настроенных, феномен служил неисчерпаемой темой шуток, но в странах положительных и практических, как Англия, Америка, Германия, им живо заинтересовались.
Partout dans les grands centres, le monstre devint à la mode ; on le chanta dans les cafés, on le bafoua dans les journaux, on le joua sur les théâtres. Les canards eurent là une belle occasion de pondre des oeufs de toute couleur. On vit réapparaître dans les journaux - à court de copie - tous les êtres imaginaires et gigantesques, depuis la baleine blanche, le terrible "Moby Dick" des régions hyperboréennes, jusqu'au Kraken démesuré, dont les tentacules peuvent enlacer un bâtiment de cinq cents tonneaux et l'entraîner dans les abîmes de l'Océan. On reproduisit même les procès-verbaux des temps anciens les opinions d'Aristote et de Pline, qui admettaient l'existence de ces monstres, puis les récits norvégiens de l'évêque Pontoppidan, les relations de Paul Heggede, et enfin les rapports de M. Harrington, dont la bonne foi ne peut être soupçonnée, quand il affirme avoir vu, étant à bord du Castillan, en 1857, cet énorme serpent qui n'avait jamais fréquenté jusqu'alors que les mers de l'ancien Constitutionnel. Во всех столицах морское чудовище вошло в моду: о нем пелись песенки в кафе, над ним издевались в газетах, его выводили на подмостках театров. Для газетных уток открылась оказия нести яйца всех цветов. Журналы принялись извлекать на свет всяких фантастических гигантов, начиная от белого кита, страшного "Моби Дика" арктических стран, до чудовищных осьминогов, которые в состоянии своими щупальцами опутать судно в пятьсот тонн водоизмещением и увлечь его в пучины океана. Извлекли из-под спуда старинные рукописи, труды Аристотеля и Плиния, допускавших существование морских чудовищ, норвежские рассказы епископа Понтопидана, сообщения Поля Геггеда и, наконец, донесения Харингтона, добропорядочность которого не подлежит сомнению, утверждавшего, что в 1857 году, находясь на борту "Кастиллана", он собственными глазами видел чудовищного морского змия, до того времени посещавшего только воды блаженной памяти "Конститюсьонель".
Alors éclata l'interminable polémique des crédules et des incrédules dans les sociétés savantes et les journaux scientifiques. La "question du monstre" enflamma les esprits. Les journalistes, qui font profession de science en lutte avec ceux qui font profession d'esprit, versèrent des flots d'encre pendant cette mémorable campagne ; quelques-uns même, deux ou trois gouttes de sang, car du serpent de mer, ils en vinrent aux personnalités les plus offensantes. В ученых обществах и на страницах научных журналов поднялась нескончаемая полемическая возня между верующими и неверующими. Чудовищное животное послужило волнующей темой. Журналисты, поклонники науки, в борьбе со своими противниками, выезжавшими на остроумии, пролили в эту памятную эпопею потоки чернил; а некоторые из них даже пролили две-три капли крови, потому что из-за этого морского змия дело буквально доходило до схваток!
Six mois durant, la guerre se poursuivit avec des chances diverses. Aux articles de fond de l'Institut géographique du Brésil, de l'Académie royale des sciences de Berlin, de l'Association Britannique, de l'Institution Smithsonnienne de Washington, aux discussions du The Indian Archipelago, du Cosmos de l'abbé Moigno, des Mittheilungen de Petermann, aux chroniques scientifiques des grands journaux de la France et de l'étranger, la petite presse ripostait avec une verve intarissable. Ses spirituels écrivains parodiant un mot de Linné, cité par les adversaires du monstre, soutinrent en effet que "la nature ne faisait pas de sots", et ils adjurèrent leurs contemporains de ne point donner un démenti à la nature, en admettant l'existence des Krakens, des serpents de mer, des "Moby Dick", et autres élucubrations de marins en délire. Enfin, dans un article d'un journal satirique très redouté, le plus aimé de ses rédacteurs, brochant sur le tout, poussa au monstre, comme Hippolyte, lui porta un dernier coup et l'acheva au milieu d'un éclat de rire universel. L'esprit avait vaincu la science. Шесть месяцев длилась эта война с переменным успехом. На серьезные научные статьи журналов Бразильского географического института, Берлинской королевской академии наук, Британской ассоциации, Смитсонианского института в Вашингтоне, на дискуссию солидных журналов "Индиан Аршипелаге", "Космоса" аббата Муаньо, "Миттейлунген" Петерманна, на научные заметки солидных французских и иностранных газет бульварная пресса отвечала неистощимыми насмешками. Пародируя изречение Линнея, приведенное кем-то из противников чудовища, журнальные остроумцы утверждали, что "природа не создает глупцов", и заклинали своих современников не оскорблять природу, приписывая ей создание неправдоподобных спрутов, морских змей, разных "Моби Диков", которые существуют-де только в расстроенном воображении моряков! Наконец, популярный сатирический журнал, в лице известного писателя, ринувшегося на морское чудо, как новый Ипполит, нанес ему, при всеобщем смехе, последний удар пером юмориста. Остроумие победило науку.
Pendant les premiers mois de l'année 1867, la question parut être enterrée, et elle ne semblait pas devoir renaître, quand de nouveaux faits furent portés à la connaissance du public. Il ne s'agit plus alors d'un problème scientifique à résoudre, mais bien d'un danger réel sérieux à éviter. La question prit une tout autre face. Le monstre redevint îlot, rocher, écueil, mais écueil fuyant, indéterminable, insaisissable. В первые месяцы 1867 года вопрос о новоявленном чуде, казалось, был похоронен, и, по-видимому, ему не предстояло воскреснуть. Но тут новые факты стали известны публике. Дело шло уже не о разрешении интересной научной проблемы, но о серьезной действительной опасности. Вопрос принял новое освещение. Морское чудище превратилось в остров, скалу, риф, но риф блуждающий, неуловимый, загадочный!
Le 5 mars 1867, le Moravian, de Montréal Océan Company, se trouvant pendant la nuit par 27?30' de latitude et 72?15' de longitude, heurta de sa hanche de tribord un roc qu'aucune carte ne marquait dans ces parages. Sous l'effort combiné du vent et de ses quatre cents chevaux-vapeur, il marchait à la vitesse de treize noeuds. Nul doute que sans la qualité supérieure de sa coque, le Moravian, ouvert au choc, ne se fût englouti avec les deux cent trente-sept passagers qu'il ramenait du Canada. Пятого марта 1867 года пароход "Моравиа", принадлежавший Монреальской океанской компании, под 27o30' широты и 72o15' долготы ударился на полном ходу о подводные скалы, не обозначенные ни на каких штурманских картах. Благодаря попутному ветру и машине в четыреста лошадиных сил пароход делал тринадцать узлов. Удар был настолько сильный, что, не обладай корпус судна исключительной прочностью, столкновение кончилось бы гибелью парохода и двухсот тридцати семи человек, считая команду и пассажиров, которых он вез из Канады.
L'accident était arrivé vers cinq heures du matin, lorsque le jour commençait à poindre. Les officiers de quart se précipitèrent à l'arrière du bâtiment. Ils examinèrent l'Océan avec la plus scrupuleuse attention. Ils ne virent rien, si ce n'est un fort remous qui brisait à trois encablures, comme si les nappes liquides eussent été violemment battues. Le relèvement du lieu fut exactement pris, et le Moravian continua sa route sans avaries apparentes. Avait-il heurté une roche sous-marine, ou quelque énorme épave d'un naufrage ? On ne put le savoir ; mais, examen fait de sa carène dans les bassins de radoub, il fut reconnu qu'une partie de la quille avait été brisée. Столкновение произошло около пяти часов утра, на рассвете. Вахтенные офицеры кинулись к корме. Они осмотрели поверхность океана самым тщательнейшим образом. Но ничего подозрительного не заметили, если не считать большой волны, поднятой на водной глади на расстоянии трех кабельтовых. Установив координаты, "Моравиа" продолжала свой путь без явных признаков аварии. На что же наткнулся пароход? На подводный риф или на остов разбитого корабля? Никто этого не знал. Но позже, в доке, при осмотре подводной части судна, оказалось, что часть киля повреждена.
Ce fait, extrêmement grave en lui-même, eût peut-être été oublié comme tant d'autres, si, trois semaines après, il ne se fût reproduit dans des conditions identiques. Seulement, grâce à la nationalité du navire victime de ce nouvel abordage, grâce à la réputation de la Compagnie à laquelle ce navire appartenait, l'événement eut un retentissement immense. Происшествие, само по себе серьезное, вероятно, было бы вскоре предано забвению, подобно многим другим, если бы три недели спустя оно не повторилось при тех же условиях. И благодаря тому, что пострадавшее судно шло под флагом крупной державы и принадлежало влиятельной пароходной компании, несчастный случай получил широкую огласку.
Personne n'ignore le nom du célèbre armateur anglais Cunard. Cet intelligent industriel fonda, en 1840, un service postal entre Liverpool et Halifax, avec trois navires en bois et à roues d'une force de quatre cents chevaux, et d'une jauge de onze cent soixante-deux tonneaux. Имя английского судовладельца Кюнарда известно всякому. Этот ловкий делец открыл в 1840 году регулярное почтовое сообщение между Ливерпулем и Галифаксом, имея три деревянных колесных парохода мощностью в четыреста лошадиных сил и водоизмещением в тысячу сто шестьдесят две тонны.
Huit ans après, le matériel de la Compagnie s'accroissait de quatre navires de six cent cinquante chevaux et de dix-huit cent vingt tonnes, et, deux ans plus tard, de deux autres bâtiments supérieurs en puissance et en tonnage. En 1853, la compagnie Cunard, dont le privilège pour le transport des dépêches venait d'être renouvelé, ajouta successivement à son matériel l'Arabia, le Persia, le China, le Scotia, le Java, le Russia, tous navires de première marche, et les plus vastes qui, après le Great-Eastern, eussent jamais sillonné les mers. Ainsi donc, en 1867, la Compagnie possédait douze navires, dont huit à roues et quatre à hélices. Восемь лет спустя количество судов пароходной компании увеличилось четырьмя судами мощностью в шестьсот пятьдесят лошадиных сил и водоизмещением в тысячу восемьсот двадцать тонн. А двумя годами позже прибавилось еще два судна, превосходившие своих предшественников мощностью и тоннажем. В 1853 году пароходная компания Кюнарда возобновила преимущественное право перевозить спешную почту и постепенно ввела в состав своей флотилии новые суда, как то: "Аравия", "Персия", "Китай", "Шотландия", "Ява", "Россия". Все эти суда отличались быстрым ходом и размерами уступали только "Грейт-Истерну". В 1867 году пароходная компания владела двенадцатью судами, из которых восемь было колесных и четыре винтовых.
Si je donne ces détails très succincts, c'est afin que chacun sache bien quelle est l'importance de cette compagnie de transports maritimes, connue du monde entier pour son intelligente gestion. Nulle entreprise de navigation transocéanienne n'a été conduite avec plus d'habileté ; nulle affaire n'a été couronnée de plus de succès. Depuis vingt-six ans, les navires Cunard ont traversé deux mille fois l'Atlantique, et jamais un voyage n'a été manqué, jamais un retard n'a eu lieu, jamais ni une lettre, ni un homme, ni un bâtiment n'ont été perdus. Aussi, les passagers choisissent-ils encore, malgré la concurrence puissante que lui fait la France, la ligne Cunard de préférence à toute autre, ainsi qu'il appert d'un relevé fait sur les documents officiels des dernières années. Ceci dit, personne ne s'étonnera du retentissement que provoqua l'accident arrivé à l'un de ses plus beaux steamers. Вдаваясь в такие подробности, я хочу яснее показать значение этой компании морского пароходства, которая своей четкостью в работе приобрела мировую известность. Ни одно трансокеанское пароходное предприятие не было руководимо с таким уменьем; ни одно дело не увенчалось таким успехом. В течение двадцати шести лет суда пароходства Кюнарда две тысячи раз пересекли Атлантический океан, ни разу не отменив рейса, ни разу не опоздав против расписания, ни разу не потеряв ни одного письма, ни одного человека, ни одного судна за время своего плавания! И по сию пору, несмотря на сильную конкуренцию со стороны Франции, пассажиры предпочитают пароходную компанию Кюнарда всем прочим компаниям, как это видно из официальных документов за последние годы. Приняв во внимание все эти обстоятельства, легко понять, какой поднялся шум вокруг аварии, постигшей один из лучших пароходов компании Кюнарда.
Le 13 avril 1867, la mer étant belle, la brise maniable, le Scotia se trouvait par 15?12' de longitude et 45?37' de latitude. Il marchait avec une vitesse de treize noeuds quarante-trois centièmes sous la poussée de ses mille chevaux-vapeur. Ses roues battaient la mer avec une régularité parfaite. Son tirant d'eau était alors de six mètres soixante-dix centimètres, et son déplacement de six mille six cent vingt-quatre mètres cubes. Тринадцатого апреля 1867 года "Шотландия" находилась под 15o12' долготы и 45o37' широты. Море было спокойное, дул легкий ветерок. Тысячесильная машина сообщала пароходу скорость в тринадцать и сорок три сотых узла. Колеса парохода равномерно рассекали морские волны. Осадка судна равнялась шести метрам семидесяти сантиметрам, а его водоизмещение - шести тысячам шестистам двадцати четырем кубическим метрам.
A quatre heures dix-sept minutes du soir, pendant le lunch des passagers réunis dans le grand salon, un choc, peu sensible, en somme, se produisit sur la coque du Scotia, par sa hanche et un peu en arrière de la roue de bâbord. В четыре часа семнадцать минут пополудни, в то время как пассажиры завтракали в кают-компании, корпус парохода вздрогнул от легкого удара в кормовую часть, несколько позади колеса левого борта.
Le Scotia n'avait pas heurté, il avait été heurté, et plutôt par un instrument tranchant ou perforant que contondant. L'abordage avait semblé si léger que personne ne s'en fût inquiété à bord, sans le cri des caliers qui remontèrent sur le pont en s'écriant : По характеру толчка можно было предположить, что удар был нанесен каким-то острым предметом. Притом толчок был настолько слабым, что никто на борту не обратил бы на это внимания, если бы не кочегары, которые, взбежав на палубу, кричали:
"Nous coulons ! nous coulons !" - Течь в трюме! Течь в трюме!
Tout d'abord, les passagers furent très effrayés ; mais le capitaine Anderson se hâta de les rassurer. En effet, le danger ne pouvait être imminent. Le Scotia, divisé en sept compartiments par des cloisons étanches, devait braver impunément une voie d'eau. В первую минуту пассажиры, естественно, всполошились, но капитан Андерсон успокоил их. Действительно, судну не грозила опасность. Пароход, разделенный на семь отсеков водонепроницаемыми переборками, мог не бояться какой-то легкой пробоины.
Le capitaine Anderson se rendit immédiatement dans la cale. Il reconnut que le cinquième compartiment avait été envahi par la mer, et la rapidité de l'envahissement prouvait que la voie d'eau était considérable. Fort heureusement, ce compartiment ne renfermait pas les chaudières, car les feux se fussent subitement éteints. Капитан Андерсон тотчас же спустился в трюм. Он установил, что пятый отсек залит водой и, судя по скорости, с которой вода прибывала, пробоина в борту была значительна. К счастью, в этом отсеке не было паровых котлов, иначе вода мгновенно погасила бы топки.
Le capitaine Anderson fit stopper immédiatement, et l'un des matelots plongea pour reconnaître l'avarie. Quelques instants après, on constatait l'existence d'un trou large de deux mètres dans la carène du steamer. Une telle voie d'eau ne pouvait être aveuglée, et le Scotia, ses roues à demi noyées, dut continuer ainsi son voyage. Il se trouvait alors à trois cent mille du cap Clear, et après trois jours d'un retard qui inquiéta vivement Liverpool, il entra dans les bassins de la Compagnie. Капитан Андерсон распорядился остановить машины и затем приказал одному из матросов, опустившись в воду, осмотреть пробоину. Через несколько минут было выяснено, что в подводной части парохода имеется пробоина шириной в два метра. Такую пробоину не было возможности заделать, и "Шотландия" с колесами, наполовину погруженными в воду, продолжала свой путь. Авария произошла в трехстах милях от мыса Клэр. Итак, "Шотландия" пришла в Ливерпульский порт и причалила к пристани компании с опозданием на три дня, вызвав тем самым живейшее беспокойство.
Les ingénieurs procédèrent alors à la visite du Scotia, qui fut mis en cale sèche. Ils ne purent en croire leurs yeux. A deux mètres et demi au-dessous de la flottaison s'ouvrait une déchirure régulière, en forme de triangle isocèle. La cassure de la tôle était d'une netteté parfaite, et elle n'eût pas été frappée plus sûrement à l'emporte-pièce. Il fallait donc que l'outil perforant qui l'avait produite fût d'une trempe peu commune - et après avoir été lancé avec une force prodigieuse, ayant ainsi perce une tôle de quatre centimètres, il avait dû se retirer de lui-même par un mouvement rétrograde et vraiment inexplicable. Пароход поставили в сухой док, и инженеры компании осмотрели судно. Они не верили своим глазам. В корпусе судна, в двух с половиною метрах ниже ватерлинии, зияла пробоина в виде равнобедренного треугольника. Края пробоины были ровные, их как бы вырезали резцом. Очевидно, орудие, пробившее корпус судна, обладало замечательной закалкой. Притом, пробив листовое железо толщиной в четыре сантиметра, оно само собой высвободилось из пробоины! Это обстоятельство было уже совершенно необъяснимо!
Tel était ce dernier fait, qui eut pour résultat de passionner à nouveau l'opinion publique. Depuis ce moment, en effet, les sinistres maritimes qui n'avaient pas de cause déterminée furent mis sur le compte du monstre. Ce fantastique animal endossa la responsabilité de tous ces naufrages, dont le nombre est malheureusement considérable ; car sur trois mille navires dont la perte est annuellement relevée au Bureau-Veritas, le chiffre des navires à vapeur ou à voiles, supposés perdus corps et biens par suite d'absence de nouvelles, ne s'élève pas à moins de deux cents ! С того времени все морские катастрофы от невыясненных причин стали относить на счет животного. Мифическому зверю пришлось отвечать за многие кораблекрушения. А число их, к сожалению, значительно, ибо двести по крайней мере из трех тысяч судов, о гибели которых ежегодно сообщается в "Бюро-Веритас", считаются "пропавшими без вести".
Or, ce fut le "monstre" qui, justement ou injustement, fut accusé de leur disparition, et, grâce à lui, les communications entre les divers continents devenant de plus en plus dangereuses, le public se déclara et demanda catégoriquement que les mers fussent enfin débarrassées et à tout prix de ce formidable cétacé. Так или иначе, но по милости "чудовища" сообщение между материками становилось все более и более опасным, и общественное мнение настоятельно требовало, чтобы моря были очищены любой ценой от грозного китообразного.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

II LE POUR ET LE CONTRE/2. ЗА И ПРОТИВ

France Русский
A l'époque où ces événements se produisirent, je revenais d'une exploration scientifique entreprise dans les mauvaises terres du Nebraska, aux Etats-Unis. En ma qualité de professeur-suppléant au Muséum d'histoire naturelle de Paris, le gouvernement français m'avait joint à cette expédition. Après six mois passés dans le Nebraska, chargé de précieuses collections, j'arrivai à New York vers la fin de mars. Mon départ pour la France était fixé aux premiers jours de mai. Je m'occupais donc, en attendant, de classer mes richesses minéralogiques, botaniques et zoologiques, quand arriva l'incident du Scotia. В то время когда происходили описываемые события, я возвращался из путешествия по штату Небраска в Северной Америке, предпринятого с целью изучения этого неизведанного края. Французское правительство прикомандировало меня к научной экспедиции как адъюнкт-профессора при Парижском музее естественной истории. Собрав за шесть месяцев странствий по Небраске драгоценнейшие коллекции, я в конце марта прибыл в Нью-Йорк. Я предполагал выехать во Францию в первых числах мая. Итак, досуг, оставшийся до отъезда, я посвятил классификации моих минералогических, ботанических и зоологических богатств. Именно в это время и произошла авария с пароходом "Шотландия".
J'étais parfaitement au courant de la question à l'ordre du jour, et comment ne l'aurais-je pas été ? J'avais lu et relu tous les journaux américains et européens sans être plus avancé. Ce mystère m'intriguait. Dans l'impossibilité de me former une opinion, je flottais d'un extrême à l'autre. Qu'il y eut quelque chose, cela ne pouvait être douteux, et les incrédules étaient invités à mettre le doigt sur la plaie du Scotia. Я был, разумеется, в курсе событий, беспокоивших общественное мнение, да и могло ли быть иначе? Я читал и перечитывал все американские и европейские газеты, но ясности в вопрос, волновавший всех, они не вносили. Таинственная история подстрекала мое любопытство. В поисках истины я бросался из одной крайности в другую. Что тут крылась тайна, сомневаться не приходилось, а скептикам предоставлялось право "вложить перст в раны" "Шотландии".
A mon arrivée à New York, la question brûlait. L'hypothèse de l'îlot flottant, de l'écueil insaisissable, soutenue par quelques esprits peu compétents, était absolument abandonnée. Et, en effet, à moins que cet écueil n'eût une machine dans le ventre, comment pouvait-il se déplacer avec une rapidité si prodigieuse ? Я приехал в Нью-Йорк в самом разгаре споров, поднятых вокруг этого события. Предположения относительно блуждающего острова, неуловимого рифа, выдвинутые лицами мало компетентными, были окончательно отброшены. И в самом деле, как мог бы передвигаться с такой скоростью пресловутый риф, если бы у него не было мощной машины?
De même fut repoussée l'existence d'une coque flottante, d'une énorme épave, et toujours à cause de la rapidité du déplacement. Отвергнута была и гипотеза о блуждающем остове потонувшего гигантского корабля, передвигавшегося так же "с необъяснимой скоростью.
Restaient donc deux solutions possibles de la question, qui créaient deux clans très distincts de partisans : d'un côté, ceux qui tenaient pour un monstre d'une force colossale ; de l'autre, ceux qui tenaient pour un bateau "sous-marin" d'une extrême puissance motrice. Оставались два возможных решения вопроса, имевшие своих сторонников: одни приписывали все беды животному колоссальной величины, другие предполагали существование подводного судна с необычайно мощным двигателем.
Or, cette dernière hypothèse, admissible après tout, ne put résister aux enquêtes qui furent poursuivies dans les deux mondes. Qu'un simple particulier eût à sa disposition un tel engin mécanique, c'était peu probable. Où et quand l'eut-il fait construire, et comment aurait-il tenu cette construction secrète ? Последнее предположение, наиболее правдоподобное, отпало в результате расследования, произведенного в обоих полушариях. Трудно было предположить, чтобы частное лицо владело подобным судном. Где и когда было оно построено? И как строительство такого гиганта могло сохраниться в тайне?
Seul, un gouvernement pouvait posséder une pareille machine destructive, et, en ces temps désastreux où l'homme s'ingénie à multiplier la puissance des armes de guerre, il était possible qu'un Etat essayât à l'insu des autres ce formidable engin. Après les chassepots, les torpilles, après les torpilles, les béliers sous-marins, puis la réaction. Du moins, je l'espère. Только государство в состоянии было создать механизм, обладающий столь разрушительной силой. В нашу эпоху, когда человеческий ум изощряется в изобретении смертоносных орудий, легко допустить, что какое-нибудь государство втайне от остальных соорудило и испытывало эту грозную машину. После ружей Шасепо - торпеды, после торпед - подводные тараны, потом - затишье. По крайней мере я на это надеюсь.
Mais l'hypothèse d'une machine de guerre tomba encore devant la déclaration des gouvernements. Comme il s'agissait là d'un intérêt public, puisque les communications transocéaniennes en souffraient, la franchise des gouvernements ne pouvait être mise en doute. D'ailleurs, comment admettre que la construction de ce bateau sous-marin eût échappé aux yeux du public ? Garder le secret dans ces circonstances est très difficile pour un particulier, et certainement impossible pour un Etat dont tous les actes sont obstinément surveillés par les puissances rivales. Но предположение относительно военного подводного корабля рухнуло ввиду поступивших от всех правительств заявлений об их непричастности к этому делу. В искренности правительственных заявлений нельзя было усомниться, поскольку опасность угрожала международным трансокеанским сообщениям. И, помимо того, как могло ускользнуть от общественного внимания сооружение гигантского подводного судна? Сохранить тайну в подобных условиях чрезвычайно трудно частному лицу и совершенно немыслимо отдельному государству, за каждым действием которого ревниво следят могущественные державы-соперницы.
Donc, après enquêtes faites en Angleterre, en France, en Russie, en Prusse, en Espagne, en Italie, en Amérique, voire même en Turquie, l'hypothèse d'un Monitor sous-marin fut définitivement rejetée. Итак, после того как были наведены справки в Англии, Франции, России, Пруссии, Испании, Италии, Америке и даже в Турции, гипотеза насчет подводного монитора решительно отпала.
Опять на поверхность вод, несмотря на насмешки бульварной прессы, всплыло пресловутое чудовище, и возбужденное воображение рисовало самые нелепые картины из области ихтиологической фантастики.
A mon arrivée à New York, plusieurs personnes m'avaient fait l'honneur de me consulter sur le phénomène en question. J'avais publié en France un ouvrage in-quarto en deux volumes intitulé : Les Mystères des grands fonds sous-marins. Ce livre, particulièrement goûté du monde savant, faisait de moi un spécialiste dans cette partie assez obscure de l'histoire naturelle. Mon avis me fut demandé. Tant que je pus nier du fait, je me renfermai dans une absolue négation. Mais bientôt, collé au mur, je dus m'expliquer catégoriquement. Et même, "l'honorable Pierre Aronnax, professeur au Muséum de Paris", fut mis en demeure par le New York-Herald de formuler une opinion quelconque. По приезде моем в Нью-Йорк многие лица оказывали честь консультироваться со мной по этому волнующему вопросу. Еще в бытность мою во Франции я выпустил в свет книгу в двух томах in-quarto [в четверть бумажного листа (лат.)], озаглавленную "Тайны морских глубин". Эта книга, встретившая хороший прием в научном мире, создала мне славу специалиста в сравнительно мало изученной отрасли естественной истории. Меня просили высказать свое мнение по этому вопросу. Но, поскольку в моем распоряжении не было никакого фактического материала, я уклонялся, ссылаясь на свою полную неосведомленность. Однако, прижатый к стене, я вынужден был вынести свое суждение. И "уважаемый Пьер Аронакс, профессор Парижского музея", к которому обратились репортеры "Нью-Йорк-Геральда" с просьбой "сформулировать свое суждение", наконец, сдался.
Je m'exécutai. Je parlai faute de pouvoir me taire. Je discutai la question sous toutes ses faces, politiquement et scientifiquement, et je donne ici un extrait d'un article très nourri que je publiai dans le numéro du 30 avril. Я заговорил, потому что молчание становилось уже неприличным. Я рассмотрел вопрос со всех сторон, с политической и научной. Привожу выдержку из статьи, появившейся 30 апреля в газете.
"Ainsi donc, disais-je, après avoir examiné une à une les diverses hypothèses, toute autre supposition étant rejetée, il faut nécessairement admettre l'existence d'un animal marin d'une puissance excessive. "Итак, - писал я, - взвесив одну за другой все выдвинутые гипотезы и не имея иных более солидных предположений, приходится допустить существование морского животного, обладающего огромной силой.
"Les grandes profondeurs de l'Océan nous sont totalement inconnues. La sonde n'a su les atteindre. Que se passe-t-il dans ces abîmes reculés ? Quels êtres habitent et peuvent habiter à douze ou quinze milles au-dessous de la surface des eaux ? Quel est l'organisme de ces animaux ? On saurait à peine le conjecturer. Глубинные слои океана почти не исследованы. Никакой зонд еще не достигал до них. Что творится в неведомых безднах? Какие существа живут и могут жить в двенадцати или пятнадцати милях под уровнем вод? Что за организм у этих животных? Любое предположение было бы гадательным.
"Cependant, la solution du problème qui m'est soumis peut affecter la forme du dilemme. Решение стоящей перед нами задачи может быть двояким.
"Ou nous connaissons toutes les variétés d'êtres qui peuplent notre planète, ou nous ne les connaissons pas. Или нам известны все виды существ, населяющих нашу планету, или они не все нам известны.
"Si nous ne les connaissons pas toutes, si la nature a encore des secrets pour nous en ichtyologie, rien de plus acceptable que d'admettre l'existence de poissons ou de cétacés, d'espèces ou même de genres nouveaux, d'une organisation essentiellement "fondrière", qui habitent les couches inaccessibles à la sonde, et qu'un événement quelconque, une fantaisie, un caprice, si l'on veut, ramène à de longs intervalles vers le niveau supérieur de l'Océan. Если нам известны не все виды живых существ, если в области ихтиологии природа хранит от нас тайны, нет никаких оснований не допускать существования рыб или китообразных неизвестных нам видов или даже родов, особых "глубоководных" организмов, приспособленных жить в глубинных водных слоях и только лишь в силу каких-то физических законов или, если угодно, причуд природы всплывающих порою на поверхность океана.
"Si, au contraire, nous connaissons toutes les espèces vivantes, il faut nécessairement chercher l'animal en question parmi les êtres marins déjà catalogués, et dans ce cas, je serai disposé à admettre l'existence d'un Narwal géant. Если же, напротив, нам известны все виды живых существ, то нужно искать животное, о котором идет речь, среди уже классифицированных морских животных, и в этом случае я готов допустить существование _гигантского нарвала_.
"Le narwal vulgaire ou licorne de mer atteint souvent une longueur de soixante pieds. Quintuplez, décuplez même cette dimension, donnez à ce cétacé une force proportionnelle à sa taille, accroissez ses armes offensives, et vous obtenez l'animal voulu. Il aura les proportions déterminées par les Officiers du Shannon, l'instrument exigé par la perforation du Scotia, et la puissance nécessaire pour entamer la coque d'un steamer. Обыкновенный нарвал, или единорог, часто достигает шестидесяти футов в длину. Упятерите, удесятерите его размеры, наделите животное силой, пропорциональной его величине, соответственно увеличьте его бивень, и вы получите представление о чудовище! Животное приобретает размеры, указанные офицерами "Шанона", бивень, способный нанести пробоину пароходу "Шотландии", и силу достаточную, чтобы протаранить корпус океанского парохода.
"En effet, le narwal est armé d'une sorte d'épée d'ivoire, d'une hallebarde, suivant l'expression de certains naturalistes. C'est une dent principale qui a la dureté de l'acier. On a trouvé quelques-unes de ces dents implantées dans le corps des baleines que le narwal attaque toujours avec succès. D'autres ont été arrachées, non sans peine, de carènes de vaisseaux qu'elles avaient percées d'outre en outre, comme un foret perce un tonneau. Le musée de la Faculté de médecine de Paris possède une de ces défenses longue de deux mètres vingt-cinq centimètres, et large de quarante-huit centimètres à sa base ! В самом деле, нарвал вооружен подобием костяной шпаги, алебардой, по выражению некоторых натуралистов. Это огромный рог, обладающий твердостью стали. Следы от ранений не однажды находили на теле китов, которых нарвал всегда атакует с успехом. Случалось, что осколки бивня нарвала извлекали из деревянных корпусов судов, которые они пробивают насквозь, как бурав просверливает бочонок. Музей парижского медицинского факультета располагает бивнем длиной в два метра двадцать пять сантиметров, который у основания достигает в окружности сорока восьми сантиметров.
"Eh bien ! supposez l'arme dix fois plus forte, et l'animal dix fois plus puissant, lancez-le avec une rapidité de vingt milles à l'heure, multipliez sa masse par sa vitesse, et vous obtenez un choc capable de produire la catastrophe demandée. Так вот! Представим себе бивень в десять раз больше, животное в десять раз сильнее, вообразим, что оно движется со скоростью двадцати миль в час, помножим массу животного на скорость, и вы поймете возможную причину катастрофы.
"Donc, jusqu'à plus amples informations, j'opinerais pour une licorne de mer, de dimensions colossales, armée, non plus d'une hallebarde, mais d'un véritable éperon comme les frégates cuirassées ou les "rams" de guerre, dont elle aurait à la fois la masse et la puissance motrice. Итак, в ожидании более полных сведений я склоняюсь к мнению, что мы имеем дело с морским единорогом гигантских размеров, вооруженным уже не алебардой, а настоящим тараном, как броненосные фрегаты и другие военные суда, столь же массивные, как они, и наделенные такой же двигательной силой.
"Ainsi s'expliquerait ce phénomène inexplicable - à moins qu'il n'y ait rien, en dépit de ce qu'on a entrevu, vu, senti et ressenti - ce qui est encore possible !" Так объясняю я это необъяснимое явление при условии, что такое явление имело место в действительности, а не было плодом расстроенного воображения, - что тоже возможно".
Ces derniers mots étaient une lâcheté de ma part ; mais je voulais jusqu'à un certain point couvrir ma dignité de professeur, et ne pas trop prêter à rire aux Américains, qui rient bien, quand ils rient. Je me réservais une échappatoire. Au fond, j'admettais l'existence du "monstre". Последние слова были с моей стороны уловкой: я хотел сохранить свое достоинство ученого и не дать повода для насмешек американцев, которые мастера подшутить. Я оставил себе путь для отступления. В сущности же я был убежден в существовании "чудовища".
Mon article fut chaudement discuté, ce qui lui valut un grand retentissement. Il rallia un certain nombre de partisans. La solution qu'il proposait, d'ailleurs, laissait libre carrière à l'imagination. L'esprit humain se plaît à ces conceptions grandioses d'êtres surnaturels. Or la mer est précisément leur meilleur véhicule, le seul milieu où ces géants près desquels les animaux terrestres, éléphants ou rhinocéros, ne sont que des nains - puissent se produire et se développer. Les masses liquides transportent les plus grandes espèces connues de mammifères, et peut-être recèlent-elles des mollusques d'une incomparable taille, des crustacés effrayants à contempler, tels que seraient des homards de cent mètres ou des crabes pesant deux cents tonnes ! Pourquoi nous ? Autrefois, les animaux terrestres, contemporains des époques géologiques, les quadrupèdes, les quadrumanes, les reptiles, les oiseaux étaient construits sur des gabarits gigantesques. Le Créateur les avait jetés dans un moule colossal que le temps a réduit peu à peu. Pourquoi la mer, dans ses profondeurs ignorées, n'aurait-elle pas gardé ces vastes échantillons de la vie d'un autre âge, elle qui ne se modifie jamais, alors que le noyau terrestre change presque incessamment ? Pourquoi ne cacherait-elle pas dans son sein les dernières variétés de ces espèces titanesques, dont les années sont des siècles, et les siècles des millénaires ? Статья моя вызвала горячие споры и получила широкую известность. У меня даже появились единомышленники. Предложенное в ней решение задачи давало, впрочем, полную свободу воображению. Человеческий ум склонен создавать величественные образы гигантов. И море - именно та область, та единственная стихия, где эти гиганты, - перед которыми земные животные, слоны и носороги, просто пигмеи, - могут рождаться и существовать. Водная среда выращивает самые крупные виды млекопитающих, и, может быть, в ней живут исполинские моллюски, наводящие ужас ракообразные, омары в сто метров длиною, крабы весом в двести тонн! Как знать? Некогда земные животные, современники геологических эпох, четвероногие, четверорукие, пресмыкающиеся, птицы были созданы по гигантским образцам. Они были отлиты в колоссальные формы, затем время сократило их в размере. Почему не допустить, что море в своих неизведанных глубинах сохранило величественные образчики жизни отдаленнейших эпох, - оно, которое не подвержено никаким изменениям, меж тем как земная кора непрестанно эти изменения претерпевает? Почему бы морю не сохранить в своем лоне последние виды титанических существ, годы которых равны векам, а века - тысячелетиям?
Mais je me laisse entraîner à des rêveries qu'il ne m'appartient plus d'entretenir ! Trêve à ces chimères que le temps a changées pour moi en réalités terribles. Je le répète, l'opinion se fit alors sur la nature du phénomène, et le public admit sans conteste l'existence d'un être prodigieux qui n'avait rien de commun avec les fabuleux serpents de mer. Но я предаюсь мечтаниям, с которыми мне приличествовало бы бороться! Прочь порождение фантазии! В будущем все это обратилось в ужасную действительность! Повторяю, природа необычайного явления не вызывала больше сомнений, и общество признало существование диковинного существа, не имеющего ничего общего со сказочными морскими змеями.
Mais si les uns ne virent là qu'un problème purement scientifique à résoudre, les autres, plus positifs, surtout en Amérique et en Angleterre, furent d'avis de purger l'Océan de ce redoutable monstre, afin de rassurer les communications transocéaniennes. Les journaux industriels et commerciaux traitèrent la question principalement à ce point de vue. La Shipping and Mercantile Gazette, le Lloyd, le Paquebot, la Revue maritime et coloniale, toutes les feuilles dévouées aux Compagnies d'assurances qui menaçaient d'élever le taux de leurs primes, furent unanimes sur ce point. Но если для некоторых вся эта таинственная история имела чисто научный интерес, то для людей более практических, особенно для американцев и англичан, заинтересованных в безопасности трансокеанских сообщений, со всей очевидностью вставала необходимость очистить океан от страшного зверя. Пресса, представлявшая интересы промышленных и финансовых кругов, рассматривала вопрос принципиально, именно с этой практической стороны. "Шиппинг-энд-Меркэнтайл газет", "Ллойд", "Пакебот", "Ревю-маритим-колониаль" - все эти органы, финансируемые страховыми обществами, грозившими повысить страховые обложения, высказались на этот счет единодушно.
L'opinion publique s'étant prononcée, les Etats de l'Union se déclarèrent les premiers. On fit à New York les préparatifs d'une expédition destinée à poursuivre le narwal. Une frégate de grande marche l'Abraham-Lincoln, se mit en mesure de prendre la mer au plus tôt. Les arsenaux furent ouverts au commandant Farragut, qui pressa activement l'armement de sa frégate. Общественное мнение, и в первую очередь Соединенные Штаты, поддержало инициативу страховых обществ. В Нью-Йорке стали готовиться к экспедиции, специально предназначенной для поимки нарвала. Быстроходный фрегат "Авраам Линкольн" должен был в ближайшее время выйти в море. Военные склады были открыты для капитана Фарагута, и капитан спешно снаряжал свой фрегат.
Précisément, et ainsi que cela arrive toujours, du moment que l'on se fut décidé à poursuivre le monstre, le monstre ne reparut plus. Pendant deux mois, personne n'en entendit parler. Aucun navire ne le rencontra. Il semblait que cette Licorne eût connaissance des complots qui se tramaient contre elle. On en avait tant causé, et même par le câble transatlantique ! Aussi les plaisants prétendaient-ils que cette fine mouche avait arrêté au passage quelque télégramme dont elle faisait maintenant son profit. Но, как это часто случается, именно в то время, когда было решено снарядить экспедицию, животное перестало появляться. Целые два месяца не было о нем слуху. Ни одно судно с ним не встречалось. Единорог словно почувствовал, что против него составляется заговор. Об этом столько говорили! Сносились даже по трансатлантическому подводному кабелю! Шутники уверяли, что этот плут перехватил какую-нибудь телеграмму и принял меры предосторожности.
Donc, la frégate armée pour une campagne lointaine et pourvue de formidables engins de pêche, on ne savait plus où la diriger. Et l'impatience allait croissant, quand, le 2 juillet, on apprit qu'un steamer de la ligne de San Francisco de Californie à Shangai avait revu l'animal, trois semaines auparavant, dans les mers septentrionales du Pacifique. Итак, фрегат был снаряжен в дальнее плавание, снабжен грозными китобойными снарядами, а в какую сторону держать ему путь, никто не знал. Напряженное состояние достигало предела, как вдруг 2 июля прошел слух, что пароход, совершающий рейсы между Сан-Франциско и Шанхаем, недели три тому назад встретил животное в северных водах Тихого океана.
L'émotion causée par cette nouvelle fut extrême. On n'accorda pas vingt-quatre heures de répit au commandant Farragut. Ses vivres étaient embarques. Ses soutes regorgeaient de charbon. Pas un homme ne manquait à son rôle d'équipage. Il n'avait qu'à allumer ses fourneaux, à chauffer, à démarrer ! On ne lui eût pas pardonné une demi-journée de retard ! D'ailleurs, le commandant Farragut ne demandait qu'à partir. Известие это произвело чрезвычайное впечатление. Капитану Фарагуту не дали и двадцати четырех часов отсрочки. Продовольствие было погружено на борт. Трюмы наполнены доверху углем. Команда была в полном составе. Оставалось только разжечь топки, развести пары и отшвартоваться! Ему не простили бы и нескольких часов промедления! Впрочем, капитан Фарагут и сам рвался выйти в море.
Trois heures avant que l'Abraham-Lincoln ne quittât la pier de Brooklyn, je reçus une lettre libellée en ces termes : За три часа до отплытия "Авраама Линкольна" мне вручили письмо следующего содержания:
Monsieur Aronnax, "Господину Аронаксу,
professeur au Muséum de Paris, профессору Парижского музея.
Fifth Avenue hotel. Гостиница "Пятое авеню",
New York. Нью-Йорк.
"Monsieur, Милостивый государь!
Si vous voulez vous joindre à l'expédition de l'Abraham-Lincoln, le gouvernement de l'Union verra avec plaisir que la France soit représentée par vous dans cette entreprise. Le commandant Farragut tient une cabine à votre disposition. Если вы пожелаете присоединиться к экспедиции на фрегате "Авраам Линкольн", правительство Соединенных Штатов Америки выразит удовлетворение, узнав, что в Вашем лице Франция приняла участие в настоящем предприятии. Капитан Фарагут предоставит в Ваше распоряжение каюту.
Très cordialement, votre Совершенно преданный Вам
J.-B. HOBSON, Secrétaire de la marine." морской министр Д.Б.Гобсон".

К началу страницы

Premier partie/часть первая

III COMME IL PLAIRA &Аgrave; MONSIEUR/3. КАК БУДЕТ УГОДНО ГОСПОДИНУ ПРОФЕССОРУ

France Русский
Trois secondes avant l'arrivée de la lettre de J.-B. Hobson, je ne songeais pas plus a poursuivre la Licorne qu'à tenter le passage du nord-ouest. Trois secondes après avoir lu la lettre de l'honorable secrétaire de la marine, je comprenais enfin que ma véritable vocation, l'unique but de ma vie, était de chasser ce monstre inquiétant et d'en purger le monde. В момент получения письма от господина Гобсона я столько же думал об охоте за единорогом, сколько о попытке прорваться сквозь ледовые поля Северо-Западного прохода. Однако, прочитав письмо морского министра, я сразу же понял, что истинное мое призвание, цель всей моей жизни в том и заключается, чтобы уничтожить это зловредное животное и тем самым избавить от него мир.
Cependant, je revenais d'un pénible voyage, fatigué, avide de repos. Je n'aspirais plus qu'à revoir mon pays, mes amis, mon petit logement du Jardin des Plantes, mes chères et précieuses collections ! Mais rien ne put me retenir. J'oubliai tout, fatigues, amis, collections, et j'acceptai sans plus de réflexions l'offre du gouvernement américain. Я только что возвратился из тяжелого путешествия, страшно устал, нуждался в отдыхе. Я так мечтал вернуться на родину, к друзьям, в свою квартиру при Ботаническом саде, к моим милым драгоценным коллекциям! Но ничто не могло меня удержать от участия в экспедиции. Усталость, друзья, коллекции - все было забыто! Не раздумывая, я принял приглашение американского правительства.
"D'ailleurs, pensai-je, tout chemin ramène en Europe, et la Licorne sera assez aimable pour m'entraîner vers les côtes de France ! Ce digne animal se laissera prendre dans les mers d'Europe - pour mon agrément personnel - et je ne veux pas rapporter moins d'un demi mètre de sa hallebarde d'ivoire au Muséum d'histoire naturelle." "Впрочем, - размышлял я, - все пути ведут в Европу! И любезный единорог, пожалуй, приведет меня к берегам Франции! Почтенное животное не лишит меня удовольствия привезти в Парижский музей естествознания в качестве экспоната не менее полуметра его костяной алебарды".
Mais, en attendant, il me fallait chercher ce narwal dans le nord de l'océan Pacifique ; ce qui, pour revenir en France, était prendre le chemin des antipodes. Но в ожидании далекого будущего предстояло выслеживать нарвала в северных водах Тихого океана, - иными словами, держать путь в противоположную сторону от Франции.
"Conseil !" criai-je d'une voix impatiente. - Консель! - крикнул я в нетерпении.
Conseil était mon domestique. Un garçon dévoué qui m'accompagnait dans tous mes voyages ; un brave Flamand que j'aimais et qui me le rendait bien, un être phlegmatique par nature, régulier par principe, zélé par habitude, s'étonnant peu des surprises de la vie, très adroit de ses mains, apte à tout service, et, en dépit de son nom, ne donnant jamais de conseils - même quand on ne lui en demandait pas. Консель был моим слугой и сопутствовал мне во всех моих путешествиях. Я любил его, и он платил мне взаимностью. Флегматичный по природе, добропорядочный из принципа, исполнительный по привычке, философски относившийся к неожиданным поворотам судьбы, мастер на все руки, всегда готовый услужить, он, вопреки своему имени [Conseil - совет (франц.)], никогда не давал советов - даже когда к нему обращались за таковым.
A se frotter aux savants de notre petit monde du Jardin des Plantes, Conseil en était venu à savoir quelque chose. J'avais en lui un spécialiste, très ferré sur la classification en histoire naturelle, parcourant avec une agilité d'acrobate toute l'échelle des embranchements des groupes, des classes, des sous-classes, des ordres, des familles, des genres, des sous-genres, des espèces et des variétés. Mais sa science s'arrêtait là. Classer, c'était sa vie, et il n'en savait pas davantage. Très versé dans la théorie de la classification, peu dans la pratique, il n'eût pas distingué, je crois, un cachalot d'une baleine ! Et cependant, quel brave et digne garçon ! Соприкасаясь постоянно с кругами нашего ученого мирка при Ботаническом саде, Консель и сам кое-чему научился. Он специализировался в области естественнонаучной классификации, наловчился с быстротой акробата пробегать всю лестницу типов, групп, классов, подклассов, отрядов, семейств, родов, подродов, видов и подвидов. Но его познания на этом и кончались. Классифицировать - это была его стихия, дальше он не шел. Сведущий в теории классификации, но слабо подготовленный практически, он, я думаю, не сумел бы отличить кашалота от беззубого кита! И все же какой хороший малый!
Conseil, jusqu'ici et depuis dix ans, m'avait suivi partout où m'entraînait la science. Jamais une réflexion de lui sur la longueur ou la fatigue d'un voyage. Nulle objection à boucler sa valise pour un pays quelconque, Chine ou Congo, si éloigné qu'il fût. Il allait là comme ici, sans en demander davantage. D'ailleurs d'une belle santé qui défiait toutes les maladies ; des muscles solides, mais pas de nerfs, pas l'apparence de nerfs au moral, s'entend. Вот уже десять лет Консель сопровождает меня во всех научных экспедициях. И я никогда не слыхал от него жалобы, если путешествие затягивалось или сопровождалось большими тяготами. Он готов был каждую минуту ехать со мной в любую страну, будь то Китай или Конго, каким бы далеким ни был путь. Он готов был безоговорочно следовать за мною повсюду. Притом он мог похвалиться завидным здоровьем, при котором не страшны никакие болезни, крепкими мускулами и, казалось, полным отсутствием нервов.
Ce garçon avait trente ans, et son âge était à celui de son maître comme quinze est à vingt. Qu'on m'excuse de dire ainsi que j'avais quarante ans. Ему было тридцать лет, и возраст его относился к возрасту его господина, как пятнадцать к двадцати. Да простится мне несколько усложненная форма, в которую вылилось мое признание в том, что мне сорок лет!
Seulement, Conseil avait un défaut. Formaliste enragé il ne me parlait jamais qu'à la troisième personne - au point d'en être agaçant. Но у Конселя был один недостаток. Неисправимый формалист, он обращался ко мне не иначе, как в третьем лице - манера, раздражавшая меня.
"Conseil !" répétai-je, tout en commençant d'une main fébrile mes préparatifs de départ. - Консель! - вторично позвал я, с лихорадочной торопливостью принимаясь за сборы к отъезду.
Certainement, j'étais sûr de ce garçon si dévoué. D'ordinaire, je ne lui demandais jamais s'il lui convenait ou non de me suivre dans mes voyages, mais cette fois, il s'agissait d'une expédition qui pouvait indéfiniment se prolonger, d'une entreprise hasardeuse, à la poursuite d'un animal capable de couler une frégate comme une coque de noix ! Il y avait là matière à réflexion, même pour l'homme le plus impassible du monde ! Qu'allait dire Conseil ? В преданности Конселя я был уверен. Обыкновенно я не спрашивал, согласен ли он сопровождать меня в поездке, но на этот раз речь шла об экспедиции, которая могла затянуться на неопределенное время, о предприятии рискованном, об охоте за животным, способным пустить ко дну фрегат, как ореховую скорлупу! Было над чем задуматься даже самому флегматичному человеку!
"Conseil !" criai-je une troisième fois. - Консель! - крикнул я в третий раз.
Conseil parut. Консель появился.
"Monsieur m'appelle ? dit-il en entrant. - Господин профессор изволил звать меня? - спросил он, входя.
- Oui, mon garçon. Prépare-moi, prépare-toi. Nous partons dans deux heures. - Да, друг мой, собирай мои вещи и собирайся сам. Мы едем через два часа.
- Comme il plaira à monsieur, répondit tranquillement Conseil. - Как будет угодно господину профессору, - отвечал Консель спокойно.
- Pas un instant à perdre. Serre dans ma malle tous mes ustensiles de voyage, des habits, des chemises, des chaussettes, sans compter, mais le plus que tu pourras, et hâte-toi ! - Нельзя терять ни минуты. Уложи в чемодан все мои дорожные принадлежности, костюмы, рубашки, носки, и как можно побольше и поживей!
- Et les collections de monsieur ? fit observer Conseil. - А коллекции господина профессора? - спросил Консель.
- On s'en occupera plus tard. - Мы займемся ими позже.
- Quoi ! les archiotherium, les hyracotherium, les oréodons, les chéropotamus et autres carcasses de monsieur ? - Как так! Архиотерии, гиракотерии, ореодоны, херопотамусы и прочие скелеты ископаемых...
- On les gardera à l'hôtel. - Они останутся на хранение в гостинице.
- Et le babiroussa vivant de monsieur ? - А бабирусса?
- On le nourrira pendant notre absence. D'ailleurs, je donnerai l'ordre de nous expédier en France notre ménagerie. - Ее будут кормить в наше отсутствие. Впрочем, я распоряжусь, чтобы все наше хозяйство отправили во Францию.
- Nous ne retournons donc pas à Paris ? demanda Conseil. - А мы разве едем не в Париж? - спросил Консель.
- Si... certainement... répondis-je évasivement, mais en faisant un crochet. - Да... конечно... только придется, пожалуй, сделать небольшой крюк...
- Le crochet qui plaira à monsieur. - Как будет угодно господину профессору. Крюк так крюк!
- Oh ! ce sera peu de chose ! Un chemin un peu moins direct, voilà tout. Nous prenons passage sur l'Abraham-Lincoln... - Совсем пустячный! Мы только несколько уклонимся от прямого пути, вот и все! Мы отплываем на фрегате "Авраам Линкольн".
- Comme il conviendra à monsieur, répondit paisiblement Conseil. - Как будет угодно господину профессору, - отвечал покорно Консель.
- Tu sais, mon ami, il s'agit du monstre... du fameux narwal... Nous allons en purger les mers !... L'auteur d'un ouvrage in-quarto en deux volumes sur les Mystères des grands fonds sous-marins ne peut se dispenser de s'embarquer avec le commandant Farragut. Mission glorieuse, mais... dangereuse aussi ! On ne sait pas où l'on va ! Ces bêtes-là peuvent être très capricieuses ! Mais nous irons quand même ! Nous avons un commandant qui n'a pas froid aux yeux !... - Знаешь, мой друг, речь идет о чудовище... о знаменитом нарвале. Мы очистим от него моря! Автор книги в двух томах, in-quarto, "Тайны морских глубин" не может отказаться сопровождать капитана Фарагута в экспедиции. Миссия почетная, но... и опасная! Тут придется действовать вслепую. Зверь может оказаться с причудами! Но будь что будет! Наш капитан не даст промаха!..
- Comme fera monsieur, je ferai, répondit Conseil. - Куда господин профессор, туда и я, - отвечал Консель.
- Et songes-y bien ! car je ne veux rien te cacher. C'est là un de ces voyages dont on ne revient pas toujours ! - Подумай хорошенько! Я от тебя ничего не хочу утаивать. Из таких экспедиций не всегда возвращаются.
- Comme il plaira à monsieur." - Как будет угодно господину профессору.
Un quart d'heure après, nos malles étaient prêtes. Conseil avait fait en un tour de main, et j'étais sûr que rien ne manquait, car ce garçon classait les chemises et les habits aussi bien que les oiseaux ou les mammifères. Через четверть часа чемоданы были уложены. Консель живо справился со сборами, и можно было поручиться, что он ничего не забыл, потому что он так же хорошо классифицировал рубашки и платье, как птиц и млекопитающих.
L'ascenseur de l'hôtel nous déposa au grand vestibule de l'entresol. Je descendis les quelques marches qui conduisaient au rez-de-chaussée. Je réglai ma note à ce vaste comptoir toujours assiégé par une foule considérable. Je donnai l'ordre d'expédier pour Paris (France) mes ballots d'animaux empaillés et de plantes desséchées. Je fis ouvrir un crédit suffisant au babiroussa, et, Conseil me suivant, je sautai dans une voiture. Служитель гостиницы перенес наши вещи в вестибюль. Я стремглав сбежал по нескольким ступеням в нижний этаж. Расплатился по счету в конторе, где вечно толпились приезжие. Я распорядился, чтобы тюки с препарированными животными и засушенными растениями были отправлены во Францию (в Париж). Открыв солидный кредит своей бабируссе, я, а следом за мной и Консель прыгнули в карету.
Le véhicule à vingt francs la course descendit Broadway jusqu'à Union-square, suivit Fourth-avenue jusqu'à sa jonction avec Bowery-street, prit Katrin-street et s'arrêta à la trente-quatrième pier. Là, le Katrinferryboat nous transporta, hommes, chevaux et voiture, à Brooklyn, la grande annexe de New York, située sur la rive gauche de la rivière de l'Est, et en quelques minutes, nous arrivions au quai près duquel l'Abraham-Lincoln vomissait par ses deux cheminées des torrents de fumée noire. Экипаж, нанятый за двадцать франков, спустился по Бродвею до Юнион-сквера, свернул на Четвертое авеню, проехал по нему до скрещения с Боуэри-стрит, затем повернул на Катрин-стрит и остановился у Тридцать четвертого пирса. Отсюда на катринском пароме нас доставили - людей, лошадей и карету - в Бруклин, главный пригород Нью-Йорка, расположенный на левом берегу Ист-Ривера. Через несколько минут карета была у причала, где стоял "Авраам Линкольн", из двух труб которого валил дым густыми клубами.
Nos bagages furent immédiatement transbordés sur le pont de la frégate. Je me précipitai à bord. Je demandai le commandant Farragut. Un des matelots me conduisit sur la dunette, où je me trouvai en présence d'un officier de bonne mine qui me tendit la main. Наш багаж тотчас погрузили на палубу. Я взбежал по трапу на борт корабля. Спросил капитана Фарагута. Матрос провел меня на ют. Там меня встретил офицер с отличной выправкой. Протянув мне руку, он спросил:
"Monsieur Pierre Aronnax ? me dit-il. - Господин Пьер Аронакс?
- Lui-même, répondis-je. Le commandant Farragut ? - Он самый, - отвечал я. - Капитан Фарагут?
- En personne. Soyez le bienvenu, monsieur le professeur. Votre cabine vous attend." - Собственной персоной! Добро пожаловать, господин профессор! Каюта к вашим услугам.
Je saluai, et laissant le commandant aux soins de son appareillage, je me fis conduire à la cabine qui m'était destinée. Я откланялся и, не отвлекая внимания капитана от хлопот, связанных с отплытием, попросил лишь указать предназначенную мне каюту.
L'Abraham-Lincoln avait été parfaitement choisi et aménagé pour sa destination nouvelle. C'était une frégate de grande marche, munie d'appareils surchauffeurs, qui permettaient de porter à sept atmosphères la tension de sa vapeur. Sous cette pression, l'Abraham-Lincoln atteignait une vitesse moyenne de dix-huit milles et trois dixièmes à l'heure, vitesse considérable, mais cependant insuffisante pour lutter avec le gigantesque cétacé. "Авраам Линкольн" был отлично приспособлен для своего нового предназначения. Это был быстроходный фрегат, оборудованный самыми совершенными машинами, которые работали при давлении пара до семи атмосфер. При таком давлении "Авраам Линкольн" достигал средней скорости в восемнадцать и три десятых мили в час, скорости значительной, но, увы, недостаточной для погони за гигантским китообразным.
Les aménagements intérieurs de la frégate répondaient à ses qualités nautiques. Je fus très satisfait de ma cabine, située à l'arrière, qui s'ouvrait sur le carré des officiers. Внутренняя отделка фрегата отвечала его мореходным качествам. Я был вполне удовлетворен своей каютой, которая находилась на кормовой части судна и сообщалась с кают-компанией.
"Nous serons bien ici, dis-je à Conseil. - Нам будет здесь удобно, - сказал я Конселю.
- Aussi bien, n'en déplaise à monsieur, répondit Conseil, qu'un bernard-l'ermite dans la coquille d'un buccin." - Удобно, как раку-отшельнику в раковине моллюска-трубача, с позволения сказать! - ответил Консель.
Je laissai Conseil arrimer convenablement nos malles, et je remontai sur le pont afin de suivre les préparatifs de l'appareillage. Я предоставил Конселю распаковывать чемоданы, а сам поднялся на палубу, поглядеть на приготовления к отплытию.
A ce moment, le commandant Farragut faisait larguer les dernières amarres qui retenaient l'Abraham-Lincoln à la pier de Brooklyn. Ainsi donc, un quart d'heure de retard, moins même, et la frégate partait sans moi, et je manquais cette expédition extraordinaire, surnaturelle, invraisemblable, dont le récit véridique pourra bien trouver cependant quelques incrédules. В эту самую минуту капитан Фарагут приказал отдать концы, удерживавшие "Авраама Линкольна" у Бруклинской пристани. Опоздай я на четверть часа, даже и того менее, фрегат ушел бы, и мне не пришлось бы участвовать в этой необычной, сверхъестественной, неправдоподобной экспедиции, самое достоверное описание которой могут счесть за чистейший вымысел.
Mais le commandant Farragut ne voulait perdre ni un jour, ni une heure pour rallier les mers dans lesquelles l'animal venait d'être signalé. Капитан Фарагут не желал терять ни дня, ни часа; он спешил выйти в моря, в которых было замечено животное.
Il fit venir son ingénieur. Он вызвал старшего механика.
"Sommes-nous en pression ? lui demanda-t-il. - Давление достаточное? - спросил его капитан.
- Oui, monsieur, répondit l'ingénieur. - Точно так, капитан, - отвечал механик.
- Go ahead", cria le commandant Farragut. - Go ahead! [Вперед! (англ.)] - распорядился капитан Фарагут.
A cet ordre, qui fut transmis à la machine au moyen d'appareils à air comprimé, les mécaniciens firent agir la roue de la mise en train. La vapeur siffla en se précipitant dans les tiroirs entr'ouverts. Les longs pistons horizontaux gémirent et poussèrent les bielles de l'arbre. Les branches de l'hélice battirent les flots avec une rapidité croissante, et l'Abraham-lincoln s'avança majestueusement au milieu d'une centaine de ferry-boats et de tenders chargés de spectateurs, qui lui faisaient cortège. Приказание сейчас же было передано в машинное отделение по аппарату, приводимому в действие сжатым воздухом; механики повернули пусковой рычаг. Пар со свистом устремился в золотники. Поршни привели во вращение гребной вал. Лопасти винта стали вращаться со все возрастающей скоростью, и "Авраам Линкольн" величественно тронулся в путь, сопровождаемый сотней катеров и буксиров, переполненных людьми, устроившими эти торжественные проводы.
Les quais de Brooklyn et toute la partie de New York qui borde la rivière de l'Est étaient couverts de curieux. Trois hurrahs, partis de cinq cent mille poitrines. éclatèrent successivement. Des milliers de mouchoirs s'agitèrent au-dessus de la masse compacte et saluèrent l'Abraham-Lincoln jusqu'à son arrivée dans les eaux de l'Hudson, à la pointe de cette presqu'île allongée qui forme la ville de New York. Набережные Бруклина и вся часть Нью-Йорка вдоль Ист-Ривера были полны народа. Троекратное "ура", вырвавшееся из пятисот тысяч уст, следовало одно за другим. Тысяча платков взвилась в воздухе над густой толпой, приветствовавшей "Авраама Линкольна", пока он не вошел в воды Гудзона у оконечности полуострова, на котором расположен Нью-Йорк.
Alors, la frégate, suivant du côté de New-Jersey l'admirable rive droite du fleuve toute chargée de villas, passa entre les forts qui la saluèrent de leurs plus gros canons. L'Abraham-Lincoln répondit en amenant et en hissant trois fois le pavillon américain, dont les trente-neuf étoiles resplendissaient à sa corne d'artimon ; puis, modifiant sa marche pour prendre le chenal balisé qui s'arrondit dans la baie intérieure formée par la pointe de Sandy-Hook, il rasa cette langue sablonneuse où quelques milliers de spectateurs l'acclamèrent encore une fois. Фрегат, придерживаясь живописного правого берега у Нью-Джерси, сплошь застроенного виллами, прошел мимо фортов, которые салютовали ему из самых больших орудий. "Авраам Линкольн" в ответ троекратно поднимал и опускал американский флаг с тридцатью девятью звездами, развевавшийся на гафеле; затем, когда судно, меняя курс, чтобы войти в отмеченный баканами фарватер, который округляется во внутренней бухте, образуемой оконечностью Санди-Хука, огибало эту песчаную отмель, его снова приветствовала многотысячная толпа.
Le cortège des boats et des tenders suivait toujours la frégate, et il ne la quitta qu'à la hauteur du light-boat dont les deux feux marquent l'entrée des passes de New York. Процессия катеров и буксиров провожала фрегат до двух плавучих маяков, огни которых указывают судам вход в Нью-йоркский порт.
Trois heures sonnaient alors. Le pilote descendit dans son canot, et rejoignit la petite goélette qui l'attendait sous le vent. Les feux furent poussés ; l'hélice battit plus rapidement les flots ; la frégate longea la côte jaune et basse de Long-lsland, et, à huit heures du soir, après avoir perdu dans le nord-ouest les feux de Fire-lsland, elle courut à toute vapeur sur les sombres eaux de l'Atlantique. Было три часа пополудни. Лоцман покинул свой мостик, сел в шлюпку, которая доставила его на шхуну, ожидавшую под ветром. Увеличили пары; лопасти винта все быстрее рассекали воду; фрегат шел вдоль песчаного и низкого берега Лонг-Айленда и к восьми часам, потеряв из виду на северо-востоке огни Файр-Айленда, пошел под всеми парами по темным водам Атлантического океана.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

IV NED LAND/4. НЕД ЛЕНД

France Русский
Le commandant Farragut était un bon marin, digne de la frégate qu'il commandait. Son navire et lui ne faisaient qu'un. Il en était l'âme. Sur la question du cétacé, aucun doute ne s'élevait dans son esprit, et il ne permettait pas que l'existence de l'animal fût discutée à son bord. Il y croyait comme certaines bonnes femmes croient au Léviathan par foi, non par raison. Le monstre existait, il en délivrerait les mers, il l'avait juré. C'était une sorte de chevalier de Rhodes, un Dieudonné de Gozon, marchant à la rencontre du serpent qui désolait son île. Ou le commandant Farragut tuerait le narwal, ou le narwal tuerait le commandant Farragut. Pas de milieu. Капитан Фарагут был опытный моряк, поистине достойный фрегата, которым он командовал. Составляя со своим судном как бы одно целое, он был его душой. Существование китообразного не подлежало для него никакому сомнению, и он не допускал на своем корабле никаких кривотолков по этому поводу. Он верил в существование животного, как иные старушки верят в библейского Левиафана - не умом, а сердцем. Чудовище существовало, и капитан Фарагут освободит от него моря, - он в этом поклялся. Это был своего рода родосский рыцарь, некий Дьедоне де Гозон, вступивший в борьбу с драконом, опустошавшим его остров. Либо капитан Фарагут убьет нарвала, либо нарвал убьет капитана Фарагута. Середины быть не могло!
Les officiers du bord partageaient l'opinion de leur chef. Il fallait les entendre causer, discuter, disputer, calculer les diverses chances d'une rencontre, et observer la vaste étendue de l'Océan. Plus d'un s'imposait un quart volontaire dans les barres de perroquet, qui eût maudit une telle corvée en toute autre circonstance. Tant que le soleil décrivait son arc diurne, la mâture était peuplée de matelots auxquels les planches du pont brûlaient les pieds, et qui n'y pouvaient tenir en place ! Et cependant. L'Abraham-Lincoln ne tranchait pas encore de son étrave les eaux suspectes du Pacifique. Команда разделяла мнение своего капитана. Надо было послушать, как люди толковали, спорили, обсуждали, взвешивали возможные шансы на скорую встречу с животным! И как они наблюдали, вглядываясь в необозримую ширь океана! Даже те офицеры, которые в обычных условиях считали вахту каторжной обязанностью, готовы были дежурить лишний раз. Пока солнце описывало на небосводе свой дневной путь, матросы взбирались на рангоут, потому что доски палубы жгли им ноги и они не могли там стоять на одном месте. А между тем "Авраам Линкольн" еще не рассекал своим форштевнем подозрительных вод Тихого океана!
Quant à l'équipage, il ne demandait qu'à rencontrer la licorne, à la harponner. et à la hisser à bord, à la dépecer. Il surveillait la mer avec une scrupuleuse attention. D'ailleurs, le commandant Farragut parlait d'une certaine somme de deux mille dollars, réservée à quiconque, mousse ou matelot, maître ou officier, signalerait l'animal. Je laisse à penser si les yeux s'exerçaient à bord de l'Abraham-Lincoln. Что касается экипажа, у него было одно желание: встретить единорога, загарпунить его, втащить на борт, изрубить на куски. За морем наблюдали с напряженным вниманием. Кстати сказать, капитан Фарагут пообещал премию в две тысячи долларов тому, кто первым заметит животное, будь то юнга, матрос, боцман или офицер. Можно себе вообразить, с каким усердием экипаж "Авраама Линкольна" всматривался в море!
Pour mon compte, je n'étais pas en reste avec les autres, et je ne laissais à personne ma part d'observations quotidiennes. La frégate aurait eu cent fois raison de s'appeler l'Argus. Seul entre tous, Conseil protestait par son indifférence touchant la question qui nous passionnait, et détonnait sur l'enthousiasme général du bord. И я не отставал от других, выстаивая целыми днями на палубе. Наш фрегат имел все основания именоваться "Аргусом". Один Консель выказывал полное равнодушие к волновавшему нас вопросу и не разделял возбужденного настроения, царившего на борту.
J'ai dit que le commandant Farragut avait soigneusement pourvu son navire d'appareils propres à pêcher le gigantesque cétacé. Un baleinier n'eût pas été mieux armé. Nous possédions tous les engins connus, depuis le harpon qui se lance à la main, jusqu'aux flèches barbelées des espingoles et aux balles explosibles des canardières. Sur le gaillard d'avant s'allongeait un canon perfectionné, se chargeant par la culasse, très épais de parois, très étroit d'âme, et dont le modèle doit figurer à l'Exposition universelle de 1867. Ce précieux instrument, d'origine américaine, envoyait sans se gêner, un projectile conique de quatre kilogrammes à une distance moyenne de seize kilomètres. Я уже говорил, что капитан Фарагут озаботился снабдить свое судно всеми приспособлениями для ловли гигантских китов. Ни одно китобойное судно не могло быть лучше снаряжено. У нас были все современные китобойные снаряды, начиная от ручного гарпуна до мушкетонов с зазубренными стрелами и длинных ружей с разрывными пулями. На баке стояла усовершенствованная пушка, заряжавшаяся с казенной части, с очень толстыми стенками и узким жерлом, модель которой была представлена на Всемирной выставке 1867 года. Это замечательное орудие американского образца стреляло четырехкилограммовыми снарядами конической формы на расстоянии шестнадцати километров.
Donc, l'Abraham-Lincoln ne manquait d'aucun moyen de destruction. Mais il avait mieux encore. Il avait Ned Land, le roi des harponneurs. Итак, "Авраам Линкольн" снаряжен был всеми видами смертоносных орудий. Мало того! На борту фрегата находился Нед Ленд, король гарпунеров.
Ned Land était un Canadien, d'une habileté de main peu commune, et qui ne connaissait pas d'égal dans son périlleux métier. Adresse et sang-froid, audace et ruse, il possédait ces qualités à un degré supérieur, et il fallait être une baleine bien maligne, ou un cachalot singulièrement astucieux pour échapper à son coup de harpon. Нед Ленд, уроженец Канады, был искуснейшим китобоем, не знавшим соперников в своем опасном ремесле. Ловкость и хладнокровие, смелость и сообразительность сочетались в нем в равной степени. И нужно было быть весьма коварным китом, очень хитрым кашалотом, чтобы увернуться от удара его гарпуна.
Ned Land avait environ quarante ans. C'était un homme de grande taille - plus de six pieds anglais - vigoureusement bâti, l'air grave, peu communicatif, violent parfois, et très rageur quand on le contrariait. Sa personne provoquait l'attention, et surtout la puissance de son regard qui accentuait singulièrement sa physionomie. Неду Ленду было около сорока лет. Это был высокого роста, - более шести английских футов, - крепкого сложения, суровый с виду мужчина; необщительный, вспыльчивый, он легко впадал в гнев при малейшем противоречии. Наружность его обращала на себя внимание; и больше всего поражало волевое выражение его глаз, придававшее его лицу особенную выразительность.
Je crois que le commandant Farragut avait sagement fait d'engager cet homme à son bord. Il valait tout l'équipage, à lui seul, pour l'oeil et le bras. Je ne saurais le mieux comparer qu'à un télescope puissant qui serait en même temps un canon toujours prêt à partir. Я считаю, что капитан Фарагут поступил мудро, пригласив этого человека к участию в экспедиции: по твердости руки и верности глаза он один стоил всего экипажа. Неда Ленда можно было уподобить мощному телескопу, который одновременно был и пушкой, всегда готовой выстрелить.
Qui dit Canadien, dit Français, et, si peu communicatif que fût Ned Land, je dois avouer qu'il se prit d'une certaine affection pour moi. Ma nationalité l'attirait sans doute. C'était une occasion pour lui de parler, et pour moi d'entendre cette vieille langue de Rabelais qui est encore en usage dans quelques provinces canadiennes. La famille du harponneur était originaire de Québec, et formait déjà un tribu de hardis pêcheurs à l'époque où cette ville appartenait à la France. Канадец - тот же француз, и я должен признаться, что Нед Ленд, несмотря на свой необщительный нрав, почувствовал ко мне некоторое расположение. Невидимому, его влекла моя национальность. Ему представлялся случай поговорить со мною по-французски, а мне послушать старый французский язык, которым писал Рабле, язык, сохранившийся еще в некоторых провинциях Канады. Нед вышел из старинной квебекской семьи, в его роду было немало смелых рыбаков еще в ту пору, когда город принадлежал Франции.
Peu à peu, Ned prit goût à causer. et j'aimais à entendre le récit de ses aventures dans les mers polaires. Il racontait ses pêches et ses combats avec une grande poésie naturelle. Son récit prenait une forme épique, et je croyais écouter quelque Homère canadien, chantant l'Iliade des régions hyperboréennes. Понемногу Нед разговорился, и я охотно слушал его рассказы о пережитых злоключениях в полярных морях. Рассказы о рыбной ловле, о поединках с китами дышали безыскусственной поэзией. Повествование излагалось в эпической форме, и порою мне начинало казаться, что я слушаю какого-то канадского Гомера, поющего "Илиаду" гиперборейских стран!
Je dépeins maintenant ce hardi compagnon, tel que je le connais actuellement. C'est que nous sommes devenus de vieux amis, unis de cette inaltérable amitié qui naît et se cimente dans les plus effrayantes conjonctures ! Ah ! brave Ned ! je ne demande qu'à vivre cent ans encore, pour me souvenir plus longtemps de toi ! Я описываю этого отважного человека таким, каким я знаю его теперь. Мы стали с ним друзьями. Мы с ним связаны нерушимыми узами дружбы, которая зарождается и крепнет в тяжелых жизненных испытаниях! Молодчина Нед! Я не прочь бы прожить еще сто лет, чтобы подольше вспоминать о тебе!
Et maintenant, quelle était l'opinion de Ned Land sur la question du monstre marin ? Je dois avouer qu'il ne croyait guère à la licorne, et que, seul à bord, il ne partageait pas la conviction générale. Il évitait même de traiter ce sujet, sur lequel je crus devoir l'entreprendre un jour. Однако какого же мнения держался Нед Ленд насчет морского чудища? Надо признаться, он не верил в существование фантастического единорога и один из всех на борту не разделял общего ослепления. Он избегал даже касаться этой темы, на которую однажды я пытался с ним заговорить.
Par une magnifique soirée du 30 juillet, c'est-à-dire trois semaines après notre départ, la frégate se trouvait à la hauteur du cap Blanc, à trente milles sous le vent des côtes patagonnes. Nous avions dépassé le tropique du Capricorne, et le détroit de Magellan s'ouvrait à moins de sept cent milles dans le sud. Avant huit jours, l'Abraham-Lincoln sillonnerait les flots du Pacifique. Великолепным вечером 30 июля, короче говоря, через три недели после того, как мы отвалили от набережных Бруклина, фрегат находился поблизости мыса Бланка, в тридцати милях под ветром от патагонских берегов. Мы пересекли тропик Козерога, и, менее чем в семистах милях к югу, перед нами откроется вход в Магелланов пролив. Еще восемь дней, и "Авраам Линкольн" будет бороздить воды Тихого океана!
Assis sur la dunette, Ned Land et moi, nous causions de choses et d'autres, regardant cette mystérieuse mer dont les profondeurs sont restées jusqu'ici inaccessibles aux regards de l'homme. J'amenai tout naturellement la conversation sur la licorne géante, et j'examinai les diverses chances de succès ou d'insuccès de notre expédition. Puis, voyant que Ned me laissait parler sans trop rien dire, je le poussai plus directement. Сидя с Недом Лендом на юте, мы толковали о разных пустяках, не сводя глаз с моря, таинственные глубины которого все еще недоступны человеческому взору. Разговор, естественно, перешел на гигантского единорога, и я стал перебирать различные возможные случаи, в зависимости от которых повышались или падали шансы на успех нашей экспедиции. Но, видя, что Нед уклоняется от разговора, я поставил вопрос прямо.
"Comment, Ned, lui demandai-je, comment pouvez-vous ne pas être convaincu de l'existence du cétacé que nous poursuivons ? Avez-vous donc des raisons particulières de vous montrer si incrédule ?" - Как можете вы, Нед, - сказал я, - сомневаться в существовании китообразного, за которым мы охотимся? Какие у вас основания не доверять фактам?
Le harponneur me regarda pendant quelques instants avant de répondre, frappa de sa main son large front par un geste qui lui était habituel, ferma les yeux comme pour se recueillir, et dit enfin : Гарпунер поглядел на меня с минуту. Прежде чем ответить, привычным жестом хлопнул себя по лбу, закрыл глаза, как бы собираясь с мыслями, и, наконец, сказал:
"Peut-être bien, monsieur Aronnax. - Основания веские, господин Аронакс.
- Cependant, Ned, vous, un baleinier de profession, vous qui êtes familiarisé avec les grands mammifères marins, vous dont l'imagination doit aisément accepter l'hypothèse de cétacés énormes, vous devriez être le dernier à douter en de pareilles circonstances ! - Послушайте, Нед! Вы китобой по профессии, вам доводилось не раз иметь дело с крупными морскими млекопитающими. Вам легче, чем кому-либо, допустить возможность существования гигантского китообразного. Кому-кому, а вам-то не пристало в данном случае быть маловером!
- C'est ce qui vous trompe, monsieur le professeur, répondit Ned. Que le vulgaire croie à des comètes extraordinaires qui traversent l'espace, ou à l'existence de monstres antédiluviens qui peuplent l'intérieur du globe, passe encore, mais ni l'astronome, ni le géologue n'admettent de telles chimères. De même, le baleinier. J'ai poursuivi beaucoup de cétacés, j'en ai harponné un grand nombre, j'en ai tué plusieurs, mais si puissants et si bien armés qu'ils fussent, ni leurs queues, ni leurs défenses n'auraient pu entamer les plaques de tôle d'un steamer. - Вы ошибаетесь, господин профессор, - отвечал Нед. - Если невежда верит, что какие-то зловещие кометы бороздят небо, что в недрах земного шара обитают допотопные чудовищные животные, - куда ни шло! Но астроному и геологу смешны подобные сказки. Также и китобою. Я много раз охотился за китообразными, много их загарпунил, множество убил, но, как бы ни были велики и сильны эти животные, ни своим хвостом, ни бивнем они не в состоянии пробить металлическую обшивку парохода.
- Cependant, Ned, on cite des bâtiments que la dent du narwal a traversés de part en part. - Однако, Нед, рассказывают же, что бывали случаи, когда зуб нарвала протаранивал суда насквозь.
- Des navires en bois, c'est possible, répondit le Canadien, et encore, je ne les ai jamais vus. Donc, jusqu'à preuve contraire, je nie que baleines, cachalots ou licornes puissent produire un pareil effet. - Деревянные суда, еще возможно! - отвечал канадец. - Впрочем, я этого не видел. И пока не увижу своими глазами, не поверю, что киты, кашалоты и единороги могут произвести подобные пробоины.
- Ecoutez-moi, Ned... - Послушайте, Нед...
- Non, monsieur le professeur, non. Tout ce que vous voudrez excepté cela. Un poulpe gigantesque, peut-être ?... - Увольте, профессор, увольте! Все, что вам угодно, только не это. Разве что гигантский спрут...
- Encore moins, Ned. Le poulpe n'est qu'un mollusque, et ce nom même indique le peu de consistance de ses chairs. Eût-il cinq cents pieds de longueur, le poulpe, qui n'appartient point à l'embranchement des vertébrés, est tout à fait inoffensif pour des navires tels que le Scotia ou l'Abraham-Lincoln. Il faut donc rejeter au rang des fables les prouesses des Krakens ou autres monstres de cette espèce. - Еще менее вероятно, Нед! Спрут - это мягкотелое. Уже самое название указывает на особенности его тела. Имей он хоть пятьсот футов в длину, спрут остается живым беспозвоночным и, следовательно, совершенно безопасным для таких судов, как "Шотландия" и "Авраам Линкольн". Пора сдать в архив басни о подвигах разных спрутов и тому подобных чудовищ!
- Alors, monsieur le naturaliste, reprit Ned Land d'un ton assez narquois, vous persistez à admettre l'existence d'un énorme cétacé... ? - Итак, господин естествоиспытатель, - спросил Нед с некоторой иронией, - вы убеждены в существовании гигантского китообразного?..
- Oui, Ned, je vous le répète avec une conviction qui s'appuie sur la logique des faits. Je crois à l'existence d'un mammifère, puissamment organisé, appartenant à l'embranchement des vertébrés, comme les baleines, les cachalots ou les dauphins, et muni d'une défense cornée dont la force de pénétration est extrême. - Да, Нед! И убеждение мое основывается на логическом сопоставлении фактов. Я уверен в существовании млекопитающего мощного организма, принадлежащего, как и киты, кашалоты или дельфины, к подтипу позвоночных и наделенного костным бивнем исключительной крепости.
- Hum ! fit le harponneur, en secouant la tête de l'air d'un homme qui ne veut pas se laisser convaincre. - Гм! - произнес гарпунер, с сомнением покачав головой.
- Remarquez, mon digne Canadien, repris-je, que si un tel animal existe, s'il habite les profondeurs de l'Océan, s'il fréquente les couches liquides situées à quelques milles au-dessous de la surface des eaux, il possède nécessairement un organisme dont la solidité défie toute comparaison. - Заметьте, почтеннейший канадец, - продолжал я, - если подобное животное существует, если оно обитает в океанских глубинах, в водных слоях, лежащих в нескольких милях под уровнем моря, оно, несомненно, должно обладать организмом огромной жизненной силы.
- Et pourquoi cet organisme si puissant ? demanda Ned. - А на что ему такая сила? - спросил Нед.
- Parce qu'il faut une force incalculable pour se maintenir dans les couches profondes et résister à leur pression. - Сила нужна, чтобы, обитая в глубинах океана, выдерживать давление верхних слоев воды.
- Vraiment ? dit Ned qui me regardait en clignant de l'oeil. - В самом деле? - сказал Нед, глядя на меня прищуренным глазом.
- Vraiment, et quelques chiffres vous le prouveront sans peine. - В самом деле! И в доказательство могу привести несколько цифр.
- Oh ! les chiffres ! répliqua Ned. On fait ce qu'on veut avec les chiffres ! - Э-э! Цифры! - заметил Нед. - Цифрами можно оперировать как угодно!
- En affaires, Ned, mais non en mathématiques. Ecoutez-moi. Admettons que la pression d'une atmosphère soit représentée par la pression d'une colonne d'eau haute de trente-deux pieds. En réalité, la colonne d'eau serait d'une moindre hauteur, puisqu'il s'agit de l'eau de mer dont la densité est supérieure à celle de l'eau douce. Eh bien, quand vous plongez, Ned, autant de fois trente-deux pieds d'eau au-dessus de vous, autant de fois votre corps supporte une pression égale à celle de l'atmosphère, c'est-à-dire de kilogrammes par chaque centimètre carré de sa surface. Il suit de là qu'à trois cent vingt pieds cette pression est de dix atmosphères, de cent atmosphères à trois mille deux cents pieds, et de mille atmosphères à trente-deux mille pieds, soit deux lieues et demie environ. Ce qui équivaut à dire que si vous pouviez atteindre cette profondeur dans l'Océan, chaque centimètre carré de la surface de votre corps subirait une pression de mille kilogrammes. Or, mon brave Ned, savez-vous ce que vous avez de centimètres carrés en surface ? - В торговых делах, Нед, но не в математике. Выслушайте меня. Представим себе давление в одну атмосферу в виде давления водяного столба высотою в тридцать два фута. В действительности высота водяного столба должна быть несколько меньшей, поскольку морская вода обладает большей плотностью, чем пресная. Итак, когда вы ныряете в воду, Нед, ваше тело испытывает давление в столько атмосфер, иначе говоря, в столько килограммов на каждый квадратный сантиметр своей поверхности, сколько столбов воды в тридцать два фута отделяют вас от поверхности моря. Отсюда следует, что на глубине в триста двадцать футов давление равняется десяти атмосферам, на глубине в три тысячи двести футов - ста атмосферам, и в тридцать две тысячи футов, то есть на глубине двух с половиною лье, - тысяче атмосферам. Короче говоря, если бы вам удалось опуститься в столь сказочные глубины океана, на каждый квадратный сантиметр вашего тела приходилось бы давление в тысячу килограммов. А вам известно, уважаемый Нед, сколько квадратных сантиметров имеет поверхность вашего тела?
- Je ne m'en doute pas, monsieur Aronnax. - И понятия не имею, господин Аронакс.
- Environ dix-sept mille. - Около семнадцати тысяч.
- Tant que cela ? - Да неужто?
- Et comme en réalité la pression atmosphérique est un peu supérieure au poids d'un kilogramme par centimètre carré, vos dix-sept mille centimètres carrés supportent en ce moment une pression de dix-sept mille cinq cent soixante-huit kilogrammes. - А так как в действительности атмосферное давление несколько превышает один килограмм на квадратный сантиметр, то семнадцать тысяч квадратных сантиметров вашего тела испытывают в настоящую минуту давление семнадцати тысяч пятисот шестидесяти восьми килограммов!
- Sans que je m'en aperçoive ? - А я этого не замечаю?
- Sans que vous vous en aperceviez. Et si vous n'êtes pas écrasé par une telle pression, c'est que l'air pénètre à l'intérieur de votre corps avec une pression égale. De là un équilibre parfait entre la poussée intérieure et la poussée extérieure, qui se neutralisent, ce qui vous permet de les supporter sans peine. Mais dans l'eau, c'est autre chose. - А вы этого и не замечаете. Под этим огромным давлением ваше тело не сплющивается потому лишь, что воздух, находящийся внутри вашего тела, имеет столь же высокое давление. Отсюда совершенное равновесие между давлением извне и давлением изнутри, нейтрализующееся одно другим. Вот почему вы и не замечаете этого давления. Но в воде совсем другое дело.
- Oui, je comprends, répondit Ned, devenu plus attentif, parce que l'eau m'entoure et ne me pénètre pas. - А-а! Понимаю, - отвечал Нед, внимательно слушавший. - Вода не воздух, она давит извне, а внутрь не проникает!
- Précisément, Ned. Ainsi donc, à trente-deux pieds au-dessous de la surface de la mer, vous subiriez une pression de dix-sept mille cinq cent soixante-huit kilogrammes ; à trois cent vingt pieds, dix fois cette pression, soit cent soixante-quinze mille six cent quatre-vingt kilogrammes ; à trois mille deux cents pieds, cent fois cette pression, soit dix-sept cent cinquante-six mille huit cent kilogrammes ; à trente-deux mille pieds, enfin, mille fois cette pression, soit dix-sept millions cinq cent soixante-huit mille kilogrammes ; c'est-à-dire que vous seriez aplati comme si l'on vous retirait des plateaux d'une machine hydraulique ! - Вот именно, Нед! На глубине тридцати двух футов вы будете испытывать давление в семнадцать тысяч пятьсот шестьдесят восемь килограммов; на глубине трехсот двадцати футов это давление удесятерится, то есть будет равно ста семидесяти пяти тысячам шестистам восьмидесяти килограммам; наконец, на глубине тридцати двух тысяч футов давление увеличится в тысячу раз, то есть будет равно семнадцати миллионам пятистам шестидесяти восьми тысячам килограммам; образно говоря, вас сплющило бы почище всякого гидравлического пресса!
- Diable ! fit Ned. - Фу-ты, дьявол! - сказал Нед.
- Eh bien, mon digne harponneur, si des vertébrés, longs de plusieurs centaines de mètres et gros à proportion, se maintiennent à de pareilles profondeurs, eux dont la surface est représentée par des millions de centimètres carrés, c'est par milliards de kilogrammes qu'il faut estimer la poussée qu'ils subissent. Calculez alors quelle doit être la résistance de leur charpente osseuse et la puissance de leur organisme pour résister à de telles pressions ! - Ну-с, уважаемый гарпунер, если позвоночное длиной в несколько сот метров и крупных пропорций может держаться в таких глубинах, стало быть, миллионы квадратных сантиметров его поверхности испытывают давление многих миллиардов килограммов. Какой же мускульной силой должно обладать животное и какая должна быть сопротивляемость его организма, чтобы выдерживать такое давление!
- Il faut, répondit Ned Land, qu'ils soient fabriqués en plaques de tôle de huit pouces, comme les frégates cuirassées. - Надо полагать, - отвечал Нед Ленд, - что на нем обшивка из листового железа в восемь дюймов толщиною, как на броненосных фрегатах!
- Comme vous dites, Ned, et songez alors aux ravages que peut produire une pareille masse lancée avec la vitesse d'un express contre la coque d'un navire. - Пожалуй, что так, Нед. И подумайте, какое разрушение может нанести подобная масса, ринувшись со скоростью курьерского поезда на корпус корабля!
- Oui... en effet... peut-être, répondit le Canadien, ébranlé par ces chiffres, mais qui ne voulait pas se rendre. - Да-а... точно... может статься... - отвечал канадец, смущенный цифровыми выкладками, но все же не желавший сдаваться.
- Eh bien, vous ai-je convaincu ? - Ну-с, убедились вы, а?
- Vous m'avez convaincu d'une chose, monsieur le naturaliste, c'est que si de tels animaux existent au fond des mers, il faut nécessairement qu'ils soient aussi forts que vous le dites. - В одном вы убедили меня, господин естествоиспытатель, что, ежели подобные животные существуют в морских глубинах, надо полагать, они и впрямь сильны, как вы говорите.
- Mais s'ils n'existent pas, entêté harponneur, comment expliquez-vous l'accident arrivé au Scotia ? - Но если б они не существовали, упрямый вы человек, так чем вы объясните случай с пароходом "Шотландия"?
- C'est peut-être..., dit Ned hésitant. - А тем... - сказал Нед нерешительно.
- Allez donc ! - Ну, ну, говорите!
- Parce que... ça n'est pas vrai !" répondit le Canadien, en reproduisant sans le savoir une célèbre réponse d'Arago. - А тем... что все это враки! - ответил Нед, бессознательно повторяя знаменитый ответ Араго.
Mais cette réponse prouvait l'obstination du harponneur et pas autre chose. Ce jour-là, je ne le poussai pas davantage. L'accident du Scotia n'était pas niable. Le trou existait si bien qu'il avait fallu le boucher, et je ne pense pas que l'existence du trou puisse se démontrer plus catégoriquement. Or, ce trou ne s'était pas fait tout seul, et puisqu'il n'avait pas été produit par des roches sous-marines ou des engins sous-marins, il était nécessairement dû à l'outil perforant d'un animal. Но ответ этот доказывал лишь упрямство гарпунера и ничего более. В тот день я оставил его в покое. Происшествие с пароходом "Шотландия" не подлежало ни малейшему сомнению. Пробоина была настолько основательной, что ее пришлось заделывать, и я не думаю, что требовались доказательства более убедительные. Не могла же пробоина возникнуть сама собою; а поскольку всякая мысль о возможности удара о подводный риф или какой-либо китобойный снаряд исключалась, все приписывалось таранящему органу животного.
Or, suivant moi, et toutes les raisons précédemment déduites, cet animal appartenait à l'embranchement des vertébrés, à la classe des mammifères, au groupe des pisciformes, et finalement à l'ordre des cétacés. Quant à la famille dans laquelle il prenait rang, baleine, cachalot ou dauphin, quant au genre dont il faisait partie, quant à l'espèce dans laquelle il convenait de le ranger, c'était une question à élucider ultérieurement. Pour la résoudre. il fallait disséquer ce monstre inconnu, pour le disséquer le prendre, pour le prendre le harponner - ce qui était l'affaire de Ned Land - pour le harponner le voir ce qui était l'affaire de l'équipage - et pour le voir le rencontrer - ce qui était l'affaire du hasard. Итак, в силу соображений, изложенных выше, я относил животное к подтипу позвоночных, классу млекопитающих, к отряду китообразных. Что же касается семейства, что же касается рода, вида, к которому его надлежало отнести, это выяснится только впоследствии. Чтобы разрешить этот вопрос, нужно было вскрыть неизвестное чудовище, чтобы вскрыть, нужно было его изловить, чтобы изловить, нужно было его загарпунить, - это было делом Неда Ленда, - чтобы загарпунить, нужно было его выследить, - а это было делом всего экипажа, - а чтобы его выследить, нужно было его встретить, - что было уже делом случая!

К началу страницы

Premier partie/часть первая

V &Аgrave; L'AVENTURE !/5. НАУДАЧУ!

France Русский
Le voyage de l'Abraham-Lincoln, pendant quelque temps, ne fut marqué par aucun incident. Cependant une circonstance se présenta, qui mit en relief la merveilleuse habileté de Ned Land, et montra quelle confiance on devait avoir en lui. Вначале плавание "Авраама Линкольна" протекало однообразно. Только однажды случай предоставил Неду Ленду проявить свою удивительную сноровку, снискавшую ему всеобщее уважение.
Au large des Malouines, le 30 juin, la frégate communiqua avec des baleiniers américains, et nous apprîmes qu'ils n'avaient eu aucune connaissance du narwal. Mais l'un d'eux, le capitaine du Monroe, sachant que Ned Land était embarqué à bord de l'Abraham-Lincoln, demanda son aide pour chasser une baleine qui était en vue. Le commandant Farragut, désireux de voir Ned Land à l'oeuvre, l'autorisa à se rendre à bord du Monroe. Et le hasard servit si bien notre Canadien, qu'au lieu d'une baleine, il en harponna deux d'un coup double, frappant l'une droit au coeur, et s'emparant de l'autre après une poursuite de quelques minutes ! Тридцатого июня, на широте Фолклендских островов, фрегат снесся с встречным американским китобойным судном "Монроэ"; но оказалось, что там ничего не слышали о нарвале. Капитан китобоя, узнав, что на борту "Авраама Линкольна" находится Нед Ленд, обратился к нему с просьбой помочь им загарпунить кита, которого они выследили в здешних водах. Капитан Фарагут, любопытствуя увидеть Неда Ленда в деле, разрешил гарпунеру перейти на борт "Монроэ". Охота сложилась удачно для нашего канадца. Вместо одного кита он загарпунил двух: одного уложил на месте, попав гарпуном в самое сердце, за другим пришлось охотиться несколько минут!
Décidément, si le monstre a jamais affaire au harpon de Ned Land, je ne parierai pas pour le monstre. Право, не поручусь за жизнь животного, доведись ему иметь дело с гарпунером Недом Лендом!
La frégate prolongea la côte sud-est de l'Amérique avec une rapidité prodigieuse. Le 3 juillet, nous étions à l'ouvert du détroit de Magellan, à la hauteur du cap des Vierges. Mais le commandant Farragut ne voulut pas prendre ce sinueux passage, et manoeuvra de manière à doubler le cap Horn. Мы прошли с большой скоростью мимо юго-восточного берега Южной Америки, и 3 июля, на долготе мыса Дев, были, наконец, у входа в Магелланов пролив. Но капитан Фарагут не пожелал входить в этот извилистый пролив и взял курс на мыс Горн.
L'équipage lui donna raison à l'unanimité. Et en effet, était-il probable que l'on pût rencontrer le narwal dans ce détroit resserré ? Bon nombre de matelots affirmaient que le monstre n'y pouvait passer, "qu'il était trop gros pour cela !" Экипаж единодушно одобрил решение капитана. И в самом деле, возможно ли было встретить нарвала в этом узком проходе? Матросы в большинстве были убеждены, что чудовище "слишком толсто, чтобы заплыть в такую щель".
Le 6 juillet, vers trois heures du soir, I'Abraham Lincoln, à quinze milles dans le sud, doubla cet îlot solitaire, ce roc perdu à l'extrémité du continent américain, auquel des marins hollandais imposèrent le nom de leur villa natale, le cap Horn. La route fut donnée vers le nord-ouest, et le lendemain, l'hélice de la frégate battit enfin les eaux du Pacifique. Шестого июля, около трех часов пополудни, "Авраам Линкольн" обогнул в пятнадцати милях к югу тот уединенный остров, ту скалу на оконечности Южной Америки, которую голландские моряки назвали, в честь своего родного города, мысом Горн. Обогнув мыс Горн, мы взяли курс на северо-запад, и на другое утро винт фрегата рассекал воды Тихого океана.
"Ouvre l'oeil ! ouvre l'oeil !" répétaient les matelots de l 'Abraham Lincoln. "Гляди в оба! Гляди в оба!" - говорили друг другу матросы "Авраама Линкольна".
Et ils l'ouvraient démesurément. Les yeux et les lunettes, un peu éblouis, il est vrai, par la perspective de deux mille dollars, ne restèrent pas un instant au repos. Jour et nuit, on observait la surface de l'Océan, et les nyctalopes, dont la faculté de voir dans l'obscurité accroissait les chances de cinquante pour cent, avaient beau jeu pour gagner la prime. И они действительно смотрели во все глаза. Награда в две тысячи долларов прельщала каждого. И глаза и зрительные трубы не знали ни минуты покоя! И днем и ночью пристально вглядывались в поверхность океана; и люди, страдающие никталопией, имели вдвое больше шансов получить премию, потому что в темноте они отлично видели.
Moi, que l'appât de l'argent n'attirait guère, je n'étais pourtant pas le moins attentif du bord. Ne donnant que quelques minutes au repas, quelques heures au sommeil, indifférent au soleil ou à la pluie, je ne quittais plus le pont du navire. Tantôt penché sur les bastingages du gaillard d'avant, tantôt appuyé à la lisse de l'arrière, je dévorais d'un oeil avide le cotonneux sillage qui blanchissait la mer jusqu'à perte de vue ! Et que de fois j'ai partagé l'émotion de l'état-major, de l'équipage, lorsque quelque capricieuse baleine élevait son dos noirâtre au-dessus des flots. Le pont de la frégate se peuplait en un instant. Les capots vomissaient un torrent de matelots et d'officiers. Chacun, la poitrine haletante, l'oeil trouble, observait la marche du cétacé. Je regardais, je regardais à en user ma rétine, à en devenir aveugle, tandis que Conseil, toujours phlegmatique, me répétait d'un ton calme : Премия не прельщала меня, но тем не менее я внимательно вглядывался в море. Наскоро обедал, тревожно спал. И, несмотря на палящий зной, несмотря на проливные дожди, не уходил с палубы. То перегнувшись через борт на баке, то опершись о поручни на шканцах, я жадно впивался глазами в вспененные гребни бурунов, исчертивших морскую ширь до самого горизонта! И сколько раз приходилось мне волноваться вместе с экипажем, стоило из воды выступить черной спине кита! Валили валом матросы на палубу. Затаив дыхание, напрягая зрение, вся команда следила за животным. Я тоже смотрел, смотрел, рискуя повредить сетчатку, ослепнуть! Флегматичный Консель неизменно говорил:
"Si monsieur voulait avoir la bonté de moins écarquiller ses yeux, monsieur verrait bien davantage !" - Господин профессор видел бы много лучше, если бы меньше утруждал глаза!
Mais, vaine émotion ! L'Abraham-Lincoln modifiait sa route, courait sur l'animal signalé, simple baleine ou cachalot vulgaire, qui disparaissait bientôt au milieu d'un concert d'imprécations ! Но напрасны были наши треволнения! Случалось, "Авраам Линкольн", лавируя, чуть ли не вплотную подходил к выслеженному животному. Но оказывалось, это был обыкновенный кит или кашалот, который пускался в бегство при криках взбешенной команды.
Cependant, le temps restait favorable. Le voyage s'accomplissait dans les meilleures conditions. C'était alors la mauvaise saison australe, car le juillet de cette zone correspond à notre janvier d'Europe ; mais la mer se maintenait belle, et se laissait facilement observer dans un vaste périmètre. Погода стояла прекрасная. Плавание проходило при благоприятных условиях, хотя время года было самое дождливое, потому что в Южном полушарии июль соответствует нашему европейскому январю; море было спокойное, видимость отличная.
Ned Land montrait toujours la plus tenace incrédulité ; il affectait même de ne point examiner la surface des flots en dehors de son temps de bordée - du moins quand aucune baleine n'était en vue. Et pourtant sa merveilleuse puissance de vision aurait rendu de grands services. Mais, huit heures sur douze, cet entêté Canadien lisait ou dormait dans sa cabine. Cent fois, je lui reprochai son indifférence. Нед Ленд по-прежнему относился скептически к нашим тревогам. Он демонстративно не выходил на палубу в часы, свободные от вахты. А между тем удивительная острота его зрения могла бы сослужить большую службу! Но упрямый канадец из двенадцати часов предпочитал восемь проводить в своей каюте за книжкой или просто валяться на койке. Сотни раз я упрекал его в равнодушии.
"Bah ! répondait-il, il n'y a rien, monsieur Aronnax, et y eût-il quelque animal, quelle chance avons-nous de l'apercevoir ? Est-ce que nous ne courons pas à l'aventure ? On a revu, dit-on, cette bête introuvable dans les hautes mers du Pacifique, je veux bien l'admettre, mais deux mois déjà se sont écoulés depuis cette rencontre, et à s'en rapporter au tempérament de votre narwal, il n'aime point à moisir longtemps dans les mêmes parages ! Il est doué d'une prodigieuse facilité de déplacement. Or, vous le savez mieux que moi, monsieur le professeur, la nature ne fait rien à contre sens, et elle ne donnerait pas à un animal lent de sa nature la faculté de se mouvoir rapidement, s'il n'avait pas besoin de s'en servir. Donc, si la bête existe, elle est déjà loin !" - Ба, господин профессор! - отвечал он. - Да если б эта тварь и существовала, много ли у нас шансов выследить ее? Ведь мы гоняемся за зверем наудачу, не так ли? Говорят, что видели это пресловутое животное в северных водах Тихого океана? Положим. Так ведь с той поры прошло два месяца, а судя по нраву вашего нарвала, он не любит киснуть на месте! Вы ж сами говорите: "Одарено, мол, необыкновенной быстротой движения!" А вы знаете лучше меня, господин профессор, что природа ничего не создает без цели. И она не одарила бы животное, ленивое по натуре, резвостью движений. А стало быть, если наше животное и существует, оно уже далеко отсюда!
A cela, je ne savais que répondre. Evidemment, nous marchions en aveugles. Mais le moyen de procéder autrement ? Aussi, nos chances étaient-elles fort limitées. Cependant, personne ne doutait encore du succès, et pas un matelot du bord n'eût parié contre le narwal et contre sa prochaine apparition. Все это так! Мы шли наудачу. Но что было делать? Шансы на встречу с нарвалом все уменьшались. И все же никто не сомневался в успехе, и ни один матрос не стал бы биться об заклад насчет факта существования животного и скорой встречи с ним.
Le 20 juillet, le tropique du Capricorne fut coupé par 105? de longitude, et le 27 du même mois, nous franchissions l'équateur sur le cent dixième méridien. Ce relèvement fait, la frégate prit une direction plus décidée vers l'ouest, et s'engagea dans les mers centrales du Pacifique. Двадцатого июля мы вторично пересекли тропик Козерога под 105o долготы, а двадцать седьмого числа того же месяца перевалили за экватор на сто десятом меридиане. Отсюда фрегат взял курс на запад, к центральному бассейну Тихого океана.
Le commandant Farragut pensait, avec raison, qu'il valait mieux fréquenter les eaux profondes, et s'éloigner des continents ou des îles dont l'animal avait toujours paru éviter l'approche, "sans doute parce qu'il n'y avait pas assez d'eau pour lui !" disait le maître d'équipage. Капитан Фарагут весьма резонно рассудил, что нарвала можно скорее встретить в глубоководных зонах, вдали от материков и крупных островов, приближаться к которым животное избегало, потому, видимо, что "прибрежные воды для него мелки", как объяснял нам боцман.
La frégate passa donc au large des Pomotou, des Marquises, des Sandwich, coupa le tropique du Cancer par 132? de longitude, et se dirigea vers les mers de Chine. Фрегат прошел в виду островов Паумоту, Маркизских, Сандвичевых, пересек тропик Рака под 132o долготы и направился в Китайские моря.
Nous étions enfin sur le théâtre des derniers ébats du monstre ! Et, pour tout dire, on ne vivait plus à bord. Les coeurs palpitaient effroyablement, et se préparaient pour l'avenir d'incurables anévrismes. L'équipage entier subissait une surexcitation nerveuse, dont je ne saurais donner l'idée. On ne mangeait pas, on ne dormait plus. Vingt fois par jour, une erreur d'appréciation, une illusion d'optique de quelque matelot perché sur les barres, causaient d'intolérables douleurs, et ces émotions, vingt fois répétées, nous maintenaient dans un état d'éréthisme trop violent pour ne pas amener une réaction prochaine. Наконец-то мы были на театре последних подвигов чудовища! И, сказать правду, вся жизнь на судне замерла. Сердца у всех учащенно бились, и, конечно, для большинства из нас сердечные заболевания были обеспечены. Все были возбуждены до крайности. Люди не ели, не спали. Раз двадцать в день какая-нибудь ошибка в вычислении, обман зрения какого-нибудь матроса, взобравшегося на кабестан, приводили нас в волнение. Нервы наши находились в состоянии крайнего возбуждения, что грозило вызвать скорую реакцию.
Et en effet, la réaction ne tarda pas à se produire. Pendant trois mois, trois mois dont chaque jour durait un siècle ! l'Abraham-Lincoln sillonna toutes les mers septentrionales du Pacifique, courant aux baleines signalées, faisant de brusques écarts de route, virant subitement d'un bord sur l'autre, s'arrêtant soudain, forçant ou renversant sa vapeur, coup sur coup, au risque de déniveler sa machine, et il ne laissa pas un point inexploré des rivages du Japon à la côte américaine. Et rien ! rien que l'immensité des flots déserts ! Rien qui ressemblât à un narwal gigantesque, ni à un îlot sous-marin, ni à une épave de naufrage, ni à un écueil fuyant, ni à quoi que ce fût de surnaturel ! И реакция не замедлила наступить. Три месяца - целые три месяца, когда каждый день казался вечностью, - "Авраам Линкольн" бороздил моря северной части Тихого океана в погоне за встречными китами, круто меняя курс, ложась с галса на галс, то резко замедляя ход, то разводя пары с риском вывести машину из строя. Не осталось неисследованной ни одной точки от берегов Японии до американских берегов. Но все тщетно! Пустынны были океанские воды! Ни признака гигантского нарвала, ни признака какого-либо подводного острова или плавающего рифа, ни призрака потонувшего судна, блуждающего в здешних водах, словом, никакой фантастики!
La réaction se fit donc. Le découragement s'empara d'abord des esprits, et ouvrit une brèche à l'incrédulité. Un nouveau sentiment se produisit à bord, qui se composait de trois dixièmes de honte contre sept dixièmes de fureur. On était "tout bête" de s'être laissé prendre à une chimère, mais encore plus furieux ! Les montagnes d'arguments entassés depuis un an s'écroulèrent à la fois, et chacun ne songea plus qu'à se rattraper aux heures de repas ou de sommeil du temps qu'il avait si sottement sacrifié. Наступила реакция. Уныние вызвало упадок духа, открыло дорогу неверию. Возбуждению, царившему на борту, заступило другое чувство: на одну треть это было чувство стыда, на две трети - чувство злобы. "Остаться в дураках", гоняясь за химерой, - вот что особенно злило! Ворох доказательств, нагроможденный в течение года, рухнул, и каждый спешил наверстать даром потраченные часы сна и отдыха!
Avec la mobilité naturelle à l'esprit humain, d'un excès on se jeta dans un autre. Les plus chauds partisans de l'entreprise devinrent fatalement ses plus ardents détracteurs. La réaction monta des fonds du navire, du poste des soutiers jusqu'au carré de l'état-major, et certainement, sans un entêtement très particulier du commandant Farragut, la frégate eût définitivement remis le cap au sud. С непостоянством, свойственным людям, команда из одной крайности бросалась в другую. Самые горячие сторонники экспедиции, к несчастью, стали самыми яростными противниками ее. Упадочное настроение охватило весь корабль, начиная от кубрика до кают-компании, и, если б неудивительное упорство капитана Фарагута, фрегат, несомненно, поворотил бы носом к югу.
Cependant, cette recherche inutile ne pouvait se prolonger plus longtemps. L'Abraham-Lincoln n'avait rien à se reprocher, ayant tout fait pour réussir. Jamais équipage d'un bâtiment de la marine américaine ne montra plus de patience et plus de zèle ; son insuccès ne saurait lui être imputé ; il ne restait plus qu'à revenir. Напрасные поиски не могли, однако, продолжаться бесконечно. Экипажу "Авраама Линкольна" не приходилось винить себя за неудачу, он сделал все, что только от него зависело. Никогда еще матросы американского флота не выказывали такого терпения и усердия. Они были неповинны, что экспедиция не имела успеха. Оставалось скорее вернуться на родину.
Une représentation dans ce sens fut faite au commandant. Le commandant tint bon. Les matelots ne cachèrent point leur mécontentement, et le service en souffrit. Je ne veux pas dire qu'il y eut révolte à bord, mais après une raisonnable période d'obstination, le commandant Farragut comme autrefois Colomb, demanda trois jours de patience. Si dans le délai de trois jours, le monstre n'avait pas paru, l'homme de barre donnerait trois tours de roue, et l'Abraham-Lincoln ferait route vers les mers européennes. Заявление в этом духе было сделано капитану. Капитан стоял на своем. Матросы не скрывали своего недовольства, и дисциплина на судне упала. Я не хочу сказать, что на борту начался бунт, но все же после непродолжительного сопротивления капитан Фарагут, как некогда Колумб, вынужден был просить три дня отсрочки. Если в течение трех дней чудовище не будет обнаружено, рулевой положит руль на борт, и "Авраам Линкольн" направит свой бег в сторону европейских морей.
Cette promesse fut faite le 2 novembre. Elle eut tout d'abord pour résultat de ranimer les défaillances de l'équipage. L'Océan fut observé avec une nouvelle attention. Chacun voulait lui jeter ce dernier coup d'oeil dans lequel se résume tout le souvenir. Les lunettes fonctionnèrent avec une activité fiévreuse. C'était un suprême défi porté au narwal géant, et celui-ci ne pouvait raisonnablement se dispenser de répondre à cette sommation "à comparaître !" Обещание было дано 2 ноября. Настроение команды сразу поднялось. С новой энергией люди всматривались в океанские воды. Каждый хотел бросить последний взгляд на море в надежде на успех. Зрительные трубы снова пошли в ход. Это был последний торжественный вызов гиганту-нарвалу, и чудовище не имело причины уклониться от требования "предстать перед судом"!
Deux jours se passèrent. L'Abraham-Lincoln se tenait sous petite vapeur. On employait mille moyens pour éveiller l'attention ou stimuler l'apathie de l'animal, au cas où il se fût rencontré dans ces parages. D'énormes quartiers de lard furent mis à la traîne pour la plus grande satisfaction des requins, je dois le dire. Les embarcations rayonnèrent dans toutes les directions autour de l'Abraham-Lincoln, pendant qu'il mettait en panne, et ne laissèrent pas un point de mer inexploré. Mais le soir du 4 novembre arriva sans que se fût dévoilé ce mystère sous-marin. Два дня истекли. "Авраам Линкольн" шел под малыми парами. Команда придумывала тысячу способов, чтобы привлечь внимание животного или "расшевелить" его, в случае если оно находится в здешних водах. Огромные куски сала, привязанные к веревкам, волочились за кормой, - кстати сказать, к великому удовольствию акул! "Авраам Линкольн" лежал в дрейфе, а вокруг него шлюпки бороздили море во всех направлениях, не оставляя без внимания ни одной точки на его поверхности. Наступил вечер 4 ноября, а подводная тайна так и оставалась тайной!
Le lendemain, 5 novembre, à midi, expirait le délai de rigueur. Après le point, le commandant Farragut, fidèle à sa promesse, devait donner la route au sud-est, et abandonner définitivement les régions septentrionales du Pacifique. В полдень 5 ноября истекал указанный срок. С последним ударом часов капитан Фарагут, верный своему слову, должен был отдать приказание повернуть на юго-восток и покинуть воды северной части Тихого океана.
La frégate se trouvait alors par 31?15' de latitude nord et par 136?42' de longitude est. Les terres du Japon nous restaient à moins de deux cents milles sous le vent. La nuit approchait. On venait de piquer huit heures. De gros nuages voilaient le disque de la lune, alors dans son premier quartier. La mer ondulait paisiblement sous l'étrave de la frégate. Фрегат находился тогда под 31o15'северной широты и 136o42' восточной долготы. Японские берега оставались менее чем в двухстах милях под ветром. Ночь наступала. Пробило восемь часов. Густые облака заволокли серп луны, вступившей в свою первую четверть. Легкими волнами разбегалась вода из-под форштевня фрегата.
En ce moment, j'étais appuyé à l'avant, sur le bastingage de tribord. Conseil, posté près de moi, regardait devant lui. L'équipage, juché dans les haubans, examinait l'horizon qui se rétrécissait et s'obscurcissait peu à peu. Les officiers, armes de leur lorgnette de nuit, fouillaient l'obscurité croissante. Parfois le sombre Océan étincelait sous un rayon que la lune dardait entre la frange de deux nuages. Puis, toute trace lumineuse s'évanouissait dans les ténèbres. Я стоял на баке, опершись на поручни штирборта. Консель, находившийся рядом, смотрел прямо перед собой. Матросы, взобравшись на ванты, наблюдали за горизонтом, который все суживался из-за сгущавшейся темноты. Офицеры, приставив к глазам ночные бинокли, обшаривали воды, окутанные предвечерней мглой. Порою лунный луч, прорвавшись в просветы облаков, бросал серебряные блики на темную поверхность океана. Но находили тучи, и серебряный след гас во мраке.
En observant Conseil, je constatai que ce brave garçon subissait tant soit peu l'influence générale. Du moins, je le crus ainsi. Peut-être, et pour la première fois, ses nerfs vibraient-ils sous l'action d'un sentiment de curiosité. Глядя на Конселя, я решил, что впервые за все это время он поддался общему настроению. Так по крайней мере мне показалось. Возможно, что впервые в жизни нервы его напряглись под влиянием любопытства.
"Allons, Conseil, lui dis-je, voilà une dernière occasion d'empocher deux mille dollars. - Ну-с, Консель, - сказал я, - последний раз представляется случай заработать две тысячи долларов!
- Que monsieur me permette de le lui dire, répondit Conseil, je n'ai jamais compté sur cette prime, et le gouvernement de l'Union pouvait promettre cent mille dollars, il n'en aurait pas été plus pauvre. - С позволения господина профессора, скажу, - отвечал Консель, - что я никогда не рассчитывал на эту премию. И если бы правительство Соединенных Штатов пообещало не две тысячи долларов, а сто, оно не потеряло бы ни копейки!
- Tu as raison, Conseil. C'est une sotte affaire, après tout, et dans laquelle nous nous sommes lancés trop légèrement. Que de temps perdu, que d'émotions inutiles ! Depuis six mois déjà, nous serions rentrés en France... - Ты прав, Консель. Дурацкая затея! И мы поступили легкомысленно, впутавшись в это дело. Сколько времени потеряно даром! Сколько напрасных волнений! Еще шесть месяцев назад мы могли бы вернуться во Францию...
- Dans le petit appartement de monsieur, répliqua Conseil, dans le Muséum de monsieur ! Et j'aurais déjà classé les fossiles de monsieur ! Et le babiroussa de monsieur serait installé dans sa cage du Jardin des Plantes, et il attirerait tous les curieux de la capitale ! - В квартирку господина профессора, - заметил Консель, - в Парижском музее! И я бы уже классифицировал ископаемых из коллекции господина профессора! Бабирусса, вывезенная господином профессором, сидела бы теперь в клетке в Ботаническом саду и привлекала к себе любопытных со всех концов столицы!
- Comme tu dis, Conseil, et sans compter, j'imagine, que l'on se moquera de nous ! - Все это так и было бы, Консель! И, воображаю, как над нами будут смеяться!
- Effectivement, répondit tranquillement Conseil, je pense que l'on se moquera de monsieur. Et, faut-il le dire... ? - Уж действительно! - отвечал спокойно Консель. - Я думаю, что будут смеяться над господином профессором. Не знаю, говорить ли...
- Il faut le dire, Conseil. - Говори, Консель.
- Eh bien, monsieur n'aura que ce qu'il mérite ! - ...и господин профессор заслужил насмешки.
- Vraiment ! - Помилуй!
- Quand on a l'honneur d'être un savant comme monsieur, on ne s'expose pas..." - Когда имеешь честь быть ученым, как господин профессор, не следует пускаться...
Conseil ne put achever son compliment. Au milieu du silence général, une voix venait de se faire entendre. C'était la voix de Ned Land, et Ned Land s'écriait : Консель не окончил своей любезности. Глубокую тишину нарушил громкий возглас. Это был голос Неда Ленда. Нед Ленд кричал:
"Ohé ! la chose en question, sous le vent, par le travers à nous !" - Ого-го! Наша-то штука под ветром, перед самым нашим носом!

К началу страницы

Premier partie/часть первая

VI &Аgrave; TOUTE VAPEUR/6. ПОД ВСЕМИ ПАРАМИ

France Русский
A ce cri, l'équipage entier se précipita vers le harponneur, commandant, officiers, maîtres, matelots, mousses, jusqu'aux ingénieurs qui quittèrent leur machine, jusqu'aux chauffeurs qui abandonnèrent leurs fourneaux. L'ordre de stopper avait été donné, et la frégate ne courait plus que sur son erre. Весь экипаж кинулся к гарпунеру: капитан, офицеры, матросы, юнги, даже механики, бросившие свои машины, даже кочегары, покинувшие свои топки. Был отдан приказ остановить судно, и фрегат шел лишь в силу инерции.
L'obscurité était profonde alors, et quelques bons que fussent les yeux du Canadien, je me demandais comment il avait vu et ce qu'il avait pu voir. Mon coeur battait à se rompre. Ночь была темная; и я удивился, как мог канадец, при всей своей зоркости, что-нибудь увидеть в таком мраке. Сердце у меня так билось, что готово было разорваться.
Mais Ned Land ne s'était pas trompé, et tous, nous aperçûmes l'objet qu'il indiquait de la main. Но Нед Ленд не ошибся. И вскоре мы все увидели предмет, на который он указывал.
A deux encablures de l'Abraham-Lincoln et de sa hanche de tribord, la mer semblait être illuminée par dessus. Ce n'était point un simple phénomène de phosphorescence, et l'on ne pouvait s'y tromper. Le monstre, immergé à quelques toises de la surface des eaux, projetait cet éclat très intense, mais inexplicable, que mentionnaient les rapports de plusieurs capitaines. Cette magnifique irradiation devait être produite par un agent d'une grande puissance éclairante. La partie lumineuse décrivait sur la mer un immense ovale très allongé, au centre duquel se condensait un foyer ardent dont l'insoutenable éclat s'éteignait par dégradations successives. В двух кабельтовых от "Авраама Линкольна", за штирбортом, море, казалось, было освещено изнутри. Это не было обычным явлением свечения моря. Чудовище, всплыв в поверхностные водные слои, отдыхало в нескольких туазах [туаз равен 1,949 метра] под уровнем океана, и от него исходил этот яркий, необъяснимой силы свет, о котором упоминали в своих донесениях многие капитаны. Какой необычайной мощностью должны были обладать светящиеся органы живого организма, излучавшие столь великолепное сияние! Светящийся предмет имел контуры огромного, удлиненной формы, овала, в центре которого, как в фокусе, свет был особенно ярок, по мере же приближения к краям ослабевал.
"Ce n'est qu'une agglomération de molécules phosphorescentes, s'écria l'un des officiers. - Да это просто скопление фосфоресцирующих организмов! - воскликнул один из офицеров.
- Non, monsieur, répliquai-je avec conviction. Jamais les pholades ou les salpes ne produisent une si puissante lumière. Cet éclat est de nature essentiellement électrique... D'ailleurs, voyez, voyez ! il se déplace ! il se meut en avant, en arrière ! il s'élance sur nous !" - Вы ошибаетесь, сударь, - возразил я решительно. - Никогда фолады или сальпы не выделяют столь светящееся вещество. Это свет электрического происхождения... Впрочем, посмотрите, посмотрите-ка! Свет перемещается! То приближается, то удаляется, Теперь он направляется на нас!
Un cri général s'éleva de la frégate. На палубе поднялся крик.
"Silence ! dit le commandant Farragut. La barre au vent, toute ! Machine en arrière !" - Смирно! - скомандовал капитан Фарагут. - Руль под ветер! Задний ход!
Les matelots se précipitèrent à la barre, les ingénieurs à leur machine. La vapeur fut immédiatement renversée et l'Abraham-Lincoln, abattant sur bâbord, décrivit un demi-cercle. Все кинулись по своим местам: кто к рулю, кто в машинное отделение. И "Авраам Линкольн", развернувшись на бакборт, описал полукруг.
"La barre droite ! Machine en avant !" cria le commandant Farragut. - Право руля! Ход вперед! - командовал капитан Фарагут.
Ces ordres furent exécutés, et la frégate s'éloigna rapidement du foyer lumineux. Фрегат забрал большой ход и стал удаляться от светящейся точки.
Je me trompe. Elle voulut s'éloigner, mais le surnaturel animal se rapprocha avec une vitesse double de la sienne. Я ошибся. Фрегат хотел только удалиться, но сверхъестественное животное погналось за ним со скоростью, превышавшей скорость его хода.
Nous étions haletants. La stupéfaction, bien plus que la crainte nous tenait muets et immobiles. L'animal nous gagnait en se jouant. Il fit le tour de la frégate qui filait alors quatorze noeuds. et l'enveloppa de ses nappes électriques comme d'une poussière lumineuse. Puis il s'éloigna de deux ou trois milles, laissant une traînée phosphorescente comparable aux tourbillons de vapeur que jette en arrière la locomotive d'un express. Tout d'un coup. des obscures limites de l'horizon, où il alla prendre son élan, le monstre fonça subitement vers l'Abraham-Lincoln avec une effrayante rapidité, s'arrêta brusquement à vingt pieds de ses précintes, s'éteignit non pas en s'abîmant sous les eaux, puisque son éclat ne subit aucune dégradation mais soudainement et comme si la source de ce brillant effluve se fût subitement tarie ! Puis, il reparut de l'autre côté du navire, soit qu'il l'eût tourné, soit qu'il eût glissé sous sa coque. A chaque instant une collision pouvait se produire, qui nous eût été fatale. Мы затаили дыхание. Пожалуй, даже не страх, а удивление приковало нас к месту. Животное гналось за нами, как бы играя. Оно сделало оборот вокруг судна, которое шло со скоростью четырнадцати узлов, обдав его каскадом электрических лучей, словно светящейся пылью, и мгновенно оказалось на расстоянии двух или трех миль от нас, оставив за собою в море фосфоресцирующий след, напоминавший клубы дыма, которые выбрасывает локомотив курьерского поезда. И вдруг из-за темной линии горизонта, куда оно отступило, чтобы взять разбег, чудовище ринулось на "Авраама Линкольна" с устрашающей быстротой и, круто оборвав свой бег в двадцати футах от борта, погасло. Нет! Оно не ушло под воду, иначе яркость его свечения уменьшалась бы постепенно, - оно погасло сразу, словно источник этого светового потока мгновенно иссяк. И сразу же появилось по другую сторону судна, не то обойдя его, не то проскользнув под его корпусом. Каждую секунду могло произойти роковое столкновение.
Cependant, je m'étonnais des manoeuvres de la frégate. Elle fuyait et n'attaquait pas. Elle était poursuivie, elle qui devait poursuivre, et j'en fis l'observation au commandant Farragut. Sa figure, d'ordinaire si impassible, était empreinte d'un indéfinissable étonnement. Маневры фрегата меня удивляли. Корабль спасался бегством, а не вступал в бои. Фрегату надлежало преследовать морское чудовище, а тут чудовище преследовало фрегат! Я обратил на это внимание капитана Фарагута. В эту минуту на его бесстрастном лице было написано крайнее недоумение.
"Monsieur Aronnax, me répondit-il, je ne sais à quel être formidable j'ai affaire, et je ne veux pas risquer imprudemment ma frégate au milieu de cette obscurité. D'ailleurs, comment attaquer l'inconnu, comment s'en défendre ? Attendons le jour et les rôles changeront. - Господин Аронакс, - сказал он в ответ, - я не знаю, с каким грозным зверем имею дело, и не хочу рисковать своим фрегатом в ночной тьме. И как прикажете атаковать неизвестное животное? Как от него защищаться? Подождем рассвета, тогда роли переменятся.
- Vous n'avez plus de doute, commandant, sur la nature de l'animal ? - Вы, стало быть, не сомневаетесь уже в природе этого явления, капитан?
- Non, monsieur, c'est évidemment un narwal gigantesque, mais aussi un narwal électrique. - Видите ли, сударь, по всей вероятности, это гигантский нарвал, притом электрический нарвал!
- Peut-être, ajoutai-je, ne peut-on pas plus l'approcher qu'une gymnote ou une torpille ! - Пожалуй, - сказал я, - он так же опасен, как гимнот или электрический скат.
- En effet, répondit le commandant, et s'il possède en lui une puissance foudroyante, c'est à coup sûr le plus terrible animal qui soit jamais sorti de la main du Créateur. C'est pourquoi, monsieur, je me tiendrai sur mes gardes." - Ну, а если у этого зверя еще и органы электрические, то это поистине самое страшное животное, когда-либо созданное рукою творца! - ответил капитан. - Поэтому, сударь, я принимаю все меры предосторожности.
Tout l'équipage resta sur pied pendant la nuit. Personne ne songea à dormir. L'Abraham-Lincoln, ne pouvant lutter de vitesse, avait modéré sa marche et se tenait sous petite vapeur. De son côté, le narwal, imitant la frégate, se laissait bercer au gré des lames, et semblait décidé à ne point abandonner le théâtre de la lutte. Экипаж фрегата был на ногах всю ночь. Никто глаз не сомкнул. "Авраам Линкольн", оказавшись не в состоянии состязаться в скорости с морским животным, умерил ход и шел под малыми парами. Нарвал, подражая фрегату, лениво покачивался на волнах и, казалось, не обнаруживал желания покинуть поле битвы.
Vers minuit, cependant, il disparut, ou, pour employer une expression plus juste, il "s'éteignit" comme un gros ver luisant. Avait-il fui ? Il fallait le craindre, non pas l'espérer. Mais à une heure moins sept minutes du matin, un sifflement assourdissant se fit entendre, semblable à celui que produit une colonne d'eau, chassée avec une extrême violence. Около полуночи он все же исчез, или, говоря точнее, "угас", как гигантский светлячок. Не скрылось ли животное в морские глубины? Мы не смели на это надеяться. Был час ночи в исходе, когда послышался оглушительный свист. Казалось, что где-то поблизости, вырвавшись из океанских пучин, забил мощный фонтан.
Le commandant Farragut, Ned Land et moi, nous étions alors sur la dunette, jetant d'avides regards à travers les profondes ténèbres. Капитан Фарагут, Нед Ленд и я стояли в этот момент на юте и с жадностью всматривались в ночной мрак.
"Ned Land, demanda le commandant, vous avez souvent entendu rugir des baleines ? - А часто ли вам, Нед Ленд, приходилось слышать, как киты выбрасывают воду? - спросил капитан.
- Souvent, monsieur, mais jamais de pareilles baleines dont la vue m'ait rapporté deux mille dollars. - Частенько, сударь! Но ни разу не доводилось встречать кита, один вид которого принес бы мне две тысячи долларов.
- En effet, vous avez droit à la prime. Mais, dites-moi, ce bruit n'est-il pas celui que font les cétacés rejetant l'eau par leurs évents ? - В самом деле, вы заслужили премию. Ну, а скажите мне, когда кит выбрасывает воду из носовых отверстий, он производит такой же шипящий свист?
- Le même bruit, monsieur, mais celui-ci est incomparablement plus fort. Aussi, ne peut-on s'y tromper. C'est bien un cétacé qui se tient là dans nos eaux. Avec votre permission, monsieur, ajouta le harponneur, nous lui dirons deux mots demain au lever du jour. - Точь-в-точь! Но только шуму побольше. Ошибки быть не может. Ясно, что к нам пришвартовалось китообразное, которое водится в здешних водах. С вашего позволения, сударь, - прибавил гарпунер, - на рассвете я скажу ему пару теплых слов!
- S'il est d'humeur à vous entendre, maître Land, répondis-je d'un ton peu convaincu. - Если он будет в настроении вас выслушать, мистер Ленд, - заметил я с некоторым сомнением.
- Que je l'approche à quatre longueurs de harpon, riposta le Canadien, et il faudra bien qu'il m'écoute ! - Когда я подберусь к нему на расстояние четырехкратной длины гарпуна, - возразил канадец, - так придется выслушать!
- Mais pour l'approcher, reprit le commandant, je devrai mettre une baleinière à votre disposition ? - Но ведь для этого я должен дать вам вельбот? - спросил капитан.
- Sans doute, monsieur. - Само собою.
- Ce sera jouer la vie de mes hommes ? - И рисковать жизнью гребцов?
- Et la mienne !" répondit simplement le harponneur. - И моей! - просто сказал гарпунер.
Vers deux heures du matin le foyer lumineux reparut, non moins intense, à cinq milles au vent de l'Abraham-Lincoln. Malgré la distance, malgré le bruit du vent et de la mer, on entendait distinctement les formidables battements de queue de l'animal et jusqu'à sa respiration haletante. Il semblait qu'au moment où l'énorme narwal venait respirer à la surface de l'océan, l'air s'engouffrait dans ses poumons, comme fait la vapeur dans les vastes cylindres d'une machine de deux mille chevaux. Около двух часов ночи, под ветром, в пяти милях от "Авраама Линкольна", опять появился столь же интенсивно светящийся предмет. Несмотря на расстояние, несмотря на шум ветра и моря, явственно слышался могучий всплеск хвостом и астматическое дыхание животного. Казалось, что воздух, подобно пару в цилиндрах машины в две тысячи лошадиных сил, врывался в легкие этого гиганта моря, когда он, всплыв на поверхность океана, переводил дыхание.
"Hum ! pensai-je, une baleine qui aurait la force d'un régiment de cavalerie, ce serait une jolie baleine !" "Ну, - подумал я, - хорош кит, который может помериться силами с целым кавалерийским полком!"
On resta sur le qui-vive jusqu'au jour, et l'on se prépara au combat. Les engins de pêche furent disposés le long des bastingages. Le second fit charger ces espingoles qui lancent un harpon à une distance d'un mille, et de longues canardières à balles explosives dont la blessure est mortelle, même aux plus puissants animaux. Ned Land s'était contenté d'affûter son harpon, arme terrible dans sa main. До рассвета мы были настороже и готовились к бою. Китоловные сети были положены по бортам судна. Помощник капитана приказал приготовить мушкетоны, выбрасывающие гарпун на расстояние целой мили, и держать наготове ружья, заряженные разрывными пулями, которые бьют наповал даже самых крупных животных. Нед Ленд ограничился тем, что наточил свой гарпун - орудие смертоносное в его руках.
A six heures, l'aube commença à poindre, et avec les premières lueurs de l'aurore disparut l'éclat électrique du narwal. A sept heures, le jour était suffisamment fait, mais une brume matinale très épaisse rétrécissait l'horizon, et les meilleures lorgnettes ne pouvaient la percer. De là, désappointement et colère. В шесть часов начало светать; и с первыми лучами утренней зари померкло электрическое сияние нарвала. В семь часов почти совсем рассвело; но густой утренний туман застилал горизонт, и в самые лучшие зрительные трубы ничего нельзя было разглядеть. Каково было наше разочарование и гнев, можно себе представить!
Je me hissai jusqu'aux barres d'artimon. Quelques officiers s'étaient déjà perchés à la tête des mâts. Я взобрался на бизань-мачту. Несколько офицеров влезли на марсовые площадки.
A huit heures, la brume roula lourdement sur les flots, et ses grosses volutes se levèrent peu à peu. L'horizon s'élargissait et se purifiait à la fois. В восемь часов густые клубы тумана поплыли над волнами и медленно начали подниматься вверх. Линия горизонта расширилась и прояснилась.
Soudain, et comme la veille, la voix de Ned Land se fit entendre. Неожиданно, как и накануне, послышался голос Неда Ленда.
"La chose en question, par bâbord derrière !" cria le harponneur. - Глядите-ка! Эта штука с левого борта, за кормой! - кричал гарпунер.
Tous les regards se dirigèrent vers le point indiqué. Все взгляды устремились в указанном направлении.
Là, à un mille et demi de la frégate, un long corps noirâtre émergeait d'un mètre au-dessus des flots. Sa queue, violemment agitée, produisait un remous considérable. Jamais appareil caudal ne battit la mer avec une telle puissance. Un immense sillage, d'une blancheur éclatante, marquait le passage de l'animal et décrivait une courbe allongée. Там, в полутора милях от фрегата, виднелось какое-то длинное темное тело, выступавшее примерно на метр над поверхностью воды. Волны пенились под мощными ударами его хвоста. Никогда еще не доводилось наблюдать, чтобы хвостовой плавник разбивал волны с такой силой! Ослепляющий своей белизною след, описывая дугу, отмечал путь животного.
La frégate s'approcha du cétacé. Je l'examinai en toute liberté d'esprit. Les rapports du Shannon et de l'Helvetia avaient un peu exagéré ses dimensions, et j'estimai sa longueur à deux cent cinquante pieds seulement. Quant à sa grosseur, je ne pouvais que difficilement l'apprécier ; mais, en somme, l'animal me parut être admirablement proportionné dans ses trois dimensions. Фрегат приблизился к китообразному животному. Я стал внимательно вглядываться в него. Донесения "Шанона" и "Гельвеции" несколько преувеличили его размеры. По-моему, длина животного не превышала двухсот пятидесяти футов. Что касается толщины, то ее трудно было определить; все же у меня создалось впечатление, что животное удивительно пропорционально во всех трех измерениях.
Pendant que j'observais cet être phénoménal, deux jets de vapeur et d'eau s'élancèrent de ses évents, et montèrent à une hauteur de quarante mètres, ce qui me fixa sur son mode de respiration. J'en conclus définitivement qu'il appartenait à l'embranchement des vertébrés, classe des mammifères, sous-classe des monodelphiens, groupe des pisciformes, ordre des cétacés, famille... Ici, je ne pouvais encore me prononcer. L'ordre des cétacés comprend trois familles : les baleines, les cachalots et les dauphins, et c'est dans cette dernière que sont rangés les narwals. Chacune de ces famille se divise en plusieurs genres, chaque genre en espèces, chaque espèce en variétés. Variété, espèce, genre et famille me manquaient encore, mais je ne doutais pas de compléter ma classification avec l'aide du ciel et du commandant Farragut. В то время как я наблюдал за этим диковинным существом, из его носовых отверстий вырвались два водяных столба, которые рассыпались серебряными брызгами на высоте сорока метров. Теперь у меня было некоторое представление о том, как нарвал дышит. И я пришел к выводу, что животное принадлежит к подтипу позвоночных, к классу млекопитающих, отряду китообразных, семейству... Вот этого я еще не решил. Отряд китообразных включает в себя китов, кашалотов и дельфинов; к последним причисляются и нарвалы. Каждое семейство подразделяется на роды, роды на виды, виды... Я не мог еще определить, к какому роду и виду относится животное; но я не сомневался, что пополню пробел в классификации с помощью неба и капитана Фарагута.
L'équipage attendait impatiemment les ordres de son chef. Celui-ci, après avoir attentivement observé l'animal, fit appeler l'ingénieur. L'ingénieur accourut. Команда с нетерпением ожидала приказаний начальника. Капитан некоторое время внимательно наблюдал за животным, затем приказал позвать старшего механика. Тот явился.
"Monsieur, dit le commandant, vous avez de la pression ? - Пары разведены? - спросил капитан.
- Oui, monsieur, répondit l'ingénieur. - Точно так! - ответил механик.
- Bien. Forcez vos feux, et à toute vapeur !" - Так-с! Усилить давление! Дать полный ход!
Trois hurrahs accueillirent cet ordre. L'heure de la lutte avait sonné. Quelques instants après, les deux cheminées de la frégate vomissaient des torrents de fumée noire, et le pont frémissait sous le tremblotement des chaudières. Троекратное ура грянуло в ответ на приказ. Час боя настал. Спустя несколько секунд из двух труб фрегата повалили клубы черного дыма, палуба сотрясалась от клокотания пара в котлах, работавших под высоким давлением.
L'Abraham-Lincoln, chassé en avant par sa puissante hélice, se dirigea droit sur l'animal. Celui-ci le laissa indifféremment s'approcher à une demi-encablure ; puis dédaignant de plonger, il prit une petite allure de fuite, et se contenta de maintenir sa distance. Мощный винт заработал, и "Авраам Линкольн" под всеми парами устремился к животному. Животное подпустило к себе корабль на расстояние полукабельтова. Затем поплыло не спеша, держась на почтительном расстоянии.
Cette poursuite se prolongea pendant trois quarts d'heure environ, sans que la frégate gagnât deux toises sur le cétacé Il était donc évident qu'à marcher ainsi, on ne l'atteindrait jamais По крайней мере три четверти часа продолжалась погоня, но фрегат не выиграл и двух туазов. Было очевидно, что при такой скорости животного не настигнуть.
Le commandant Farragut tordait avec rage l'épaisse touffe de poils qui foisonnait sous son menton. Капитан Фарагут в ярости теребил свою густую бороду.
"Ned Land ?" cria-t-il. - Нед Ленд! - крикнул он.
Le Canadien vint à l'ordre. Канадец подошел.
"Eh bien, maître Land, demanda le commandant, me conseillez-vous encore de mettre mes embarcations à la mer ? - Ну-с, мистер Ленд, - сказал капитан, - не пора ли спустить шлюпки?
- Non, monsieur, répondit Ned Land, car cette bête-là ne se laissera prendre que si elle le veut bien. - Придется повременить, сударь, - отвечал Нед Ленд. - Покуда эта тварь сама не пожелает даться в руки, ее не возьмешь!
- Que faire alors ? - Что же делать?
- Forcer de vapeur si vous le pouvez, monsieur. Pour moi, avec votre permission, s'entend, je vais m'installer sous les sous-barbes de beaupré, et si nous arrivons à longueur de harpon, je harponne. - Поднять давление пара, если это возможно, сударь. Я же, с вашего позволения, помещусь на бушприте и, как только мы подойдем поближе, ударю по этой твари гарпуном.
- Allez, Ned, répondit le commandant Farragut. Ingénieur, cria-t-il, faites monter la pression." - Ступайте, Нед, - ответил капитан Фарагут. - Увеличить давление пара! - скомандовал он механикам.
Ned Land se rendit à son poste. Les feux furent plus activement poussés ; l'hélice donna quarante-trois tours à la minute, et la vapeur fusa par les soupapes. Le loch jeté, on constata que l'Abraham-Lincoln marchait à raison de dix-huit milles cinq dixièmes à l'heure. Нед Ленд занял свой пост. Заработали топки, и винт стал давать сорок три оборота в минуту; пар клубами вырывался наружу через клапаны. Брошенный в воду лаг показал, что "Авраам Линкольн" делает восемнадцать с половиною миль в час.
Mais le maudit animal filait aussi avec une vitesse de dix-huit milles cinq dixièmes. Но и проклятое животное плыло со скоростью восемнадцати с половиною миль в час!
Pendant une heure encore, la frégate se maintint sous cette allure, sans gagner une toise ! C'était humiliant pour l'un des plus rapides marcheurs de la marine américaine. Une sourde colère courait parmi l'équipage. Les matelots injuriaient le monstre, qui, d'ailleurs, dédaignait de leur répondre. Le commandant Farragut ne se contentait plus de tordre sa barbiche, il la mordait. В течение часа фрегат шел на такой скорости, не выиграв ни одного туаза! Как это было унизительно для одного из самых быстроходных судов американского флота! Команда приходила в бешенство. Матросы проклинали морское чудовище, но оно и в ус не дуло! Капитан Фарагут уже не теребил свою бородку, а кусал ее.
L'ingénieur fut encore une fois appelé. Снова был призван старший механик.
"Vous avez atteint votre maximum de pression ? Lui demanda le commandant. - Давление доведено до предела? - спросил капитан.
- Oui, monsieur, répondit l'ingénieur. - Точно так, капитан, - отвечал тот.
- Et vos soupapes sont chargées ?... - Сколько атмосфер?..
- A six atmosphères et demie. - Шесть с половиной.
- Chargez-les à dix atmosphères." - Доведите до десяти.
Voilà un ordre américain s'il en fut. On n'eût pas mieux fait sur le Mississippi pour distancer une "concurrence" ! Поистине американский приказ! Капитан парохода какой-нибудь частной компании на Миссисипи, в стремлении обогнать "конкурента", не мог бы поступить лучше!
"Conseil, dis-je à mon brave serviteur qui se trouvait près de moi, sais-tu bien que nous allons probablement sauter ? - Консель, - сказал я моему верному слуге, - мы, как видно, взлетим в воздух!
- Comme il plaira à monsieur !" répondit Conseil. - Как будет угодно господину профессору! - отвечал Консель.
Eh bien ! je l'avouerai, cette chance, il ne me déplaisait pas de la risquer. Признаюсь, отвага капитана была мне по душе.
Les soupapes furent chargées. Le charbon s'engouffra dans les fourneaux. Les ventilateurs envoyèrent des torrents d'air sur les brasiers. La rapidité de l'Abraham Lincoln s'accrut. Ses mâts tremblaient jusque dans leurs emplantures, et les tourbillons de fumée pouvaient à peine trouver passage par les cheminées trop étroites. Предохранительные клапаны были зажаты. Снова засыпали уголь на колосники. Вентиляторы нагнетали воздух в топки. "Авраам Линкольн" рвался вперед. Мачты сотрясались до самого степса, и вихри дыма с трудом прерывались наружу сквозь узкие отверстия труб.
On jeta le loch une seconde fois. Вторично бросили лаг.
"Eh bien ! timonier ? demanda le commandant Farragut. - Сколько хода? - спросил капитан Фарагут.
- Dix neuf milles trois dixièmes, monsieur. - Девятнадцать и три десятых мили, капитан.
- Forcez les feux." - Поднять давление!
L'ingénieur obéit. Le manomètre marqua dix atmosphères. Mais le cétacé "chauffa" lui aussi, sans doute, car, sans se gêner, il fila ses dix-neuf milles et trois dixièmes. Старший механик повиновался. Манометр показывал десять атмосфер. Но и чудовище шло "под всеми парами", делая без заметного усилия по девятнадцати и три десятых мили в час.
Quelle poursuite ! Non, je ne puis décrire l'émotion qui faisait vibrer tout mon être. Ned Land se tenait à son poste, le harpon à la main. Plusieurs fois, l'animal se laissa approcher. Какая гонка! Не могу описать своего волнения. Я дрожал всеми фибрами своего существа! Нед Ленд стоял на посту с гарпуном в руке. Несколько раз животное подпускало фрегат на близкое расстояние к себе.
"Nous le gagnons ! nous le gagnons !" s'écria le Canadien. - Настигаем! Настигаем! - кричал канадец.
Puis, au moment où il se disposait à frapper, le cétacé se dérobait avec une rapidité que je ne puis estimer à moins de trente milles à l'heure. Et même, pendant notre maximum de vitesse, ne se permit-il pas de narguer la frégate en en faisant le tour ! Un cri de fureur s'échappa de toutes les poitrines ! Но в тот момент, когда он готовился метнуть гарпун, животное спасалось бегством, развивая скорость не менее тридцати миль в час. И в то время как мы шли с максимальной скоростью, животное, словно издеваясь над нами, описало вокруг нас большой круг! У всех нас вырвался крик бешенства.
A midi, nous n'étions pas plus avancés qu'à huit heures du matin. В полдень нас отделяло от животного такое же расстояние, как и в восемь часов утра.
Le commandant Farragut se décida alors à employer des moyens plus directs. Капитан Фарагут решился, наконец, прибегнуть к более крутым мерам.
"Ah ! dit-il, cet animal-là va plus vite que l'Abraham-Lincoln ! Eh bien : nous allons voir s'il distancera ses boulets coniques. Maître, des hommes à la pièce de l'avant." - А-а! - сказал он. - От "Авраама Линкольна" животное ускользает! Посмотрим, ускользнет ли оно от конических бомб! Боцман! Людей к носовому орудию!
Le canon de gaillard fut immédiatement chargé et braqué. Le coup partit, mais le boulet passa à quelques pieds au-dessus du cétacé, qui se tenait à un demi-mille. Орудие на баке немедленно зарядили и навели. Раздался выстрел, но снаряд пролетел несколькими футами выше животного, которое находилось на расстоянии полумили от фрегата.
"A un autre plus adroit ! cria le commandant, et cinq cents dollars à qui percera cette infernale bête !" - Наводчика половчее! - скомандовал капитан. - Пятьсот долларов тому, кто пристрелит это исчадие ада!
Un vieux canonnier à barbe grise - que je vois encore - , l'oeil calme, la physionomie froide, s'approcha de sa pièce, la mit en position et visa longtemps. Старый канонир с седой бородой, - я как сейчас вижу его спокойный взгляд и бесстрастное лицо, - подошел к орудию, тщательно навел его и долго прицеливался.
Une forte détonation éclata, à laquelle se mêlèrent les hurrahs de l'équipage. Не успел отзвучать выстрел, как раздалось многоголосое "ура!".
Le boulet atteignit son but, il frappa l'animal, mais non pas normalement, et glissant sur sa surface arrondie, il alla se perdre à deux milles en mer. Снаряд попал в цель. Но удивительное дело! Скользнув по спине животного, выступавшей из воды, ядро, отлетев мили на две, упало в море.
"Ah ça ! dit le vieux canonnier, rageant, ce gueux-là est donc blindé avec des plaques de six pouces ! - Ах, чтоб тебя! - вскрикнул взбешенный старик. - Да этот гад в броне из шестидюймового железа!
- Malédiction !" s'écria le commandant Farragut. - Проклятие! - вскричал капитан Фарагут.
La chasse recommença, et le commandant Farragut se penchant vers moi, me dit : Охота возобновилась; и капитан, наклоняясь ко мне, сказал:
"Je poursuivrai l'animal jusqu'à ce que ma frégate éclate ! - Покуда фрегат не взлетит в воздух, я буду охотиться за этим зверем!
- Oui, répondis-je, et vous aurez raison !" - Вы правильно поступите, - ответил я.
On pouvait espérer que l'animal s'épuiserait, et qu'il ne serait pas indifférent à la fatigue comme une machine à vapeur. Mais il n'en fut rien. Les heures s'écoulèrent, sans qu'il donnât aucun signe d'épuisement. Можно было надеяться, что животное устанет, не выдержав состязания с паровой машиной. Ничуть не бывало! Часы истекали, а оно не-выказывало ни малейшего признака утомления.
Cependant, il faut dire à la louange de l'Abraham-Lincoln qu'il lutta avec une infatigable ténacité. Je n'estime pas à moins de cinq cents kilomètres la distance qu'il parcourut pendant cette malencontreuse journée du 6 novembre ! Mais la nuit vint et enveloppa de ses ombres le houleux océan. К чести "Авраама Линкольна" надо сказать, он охотился за зверем с неслыханным упорством. Я думаю, что он сделал по меньшей мере пятьсот километров в этот злополучный день 6 ноября! Но наступила ночь и окутала мраком волнующийся океан.
En ce moment, je crus que notre expédition était terminée, et que nous ne reverrions plus jamais le fantastique animal. Je me trompais. В ту минуту мне казалось, что наша экспедиция окончена и мы никогда более не увидим фантастическое животное. Я ошибался.
A dix heures cinquante minutes du soir, la clarté électrique réapparut, à trois milles au vent de la frégate, aussi pure, aussi intense que pendant la nuit dernière. В десять часов пятьдесят минут вечера снова вспыхнул электрический свет в трех милях под ветром от фрегата - столь же ясный, яркий, как и в прошлую ночь.
Le narwal semblait immobile. Peut-être, fatigué de sa journée, dormait-il, se laissant aller à l'ondulation des lames ? Il y avait là une chance dont le commandant Farragut résolut de profiter. Нарвал лежал неподвижно. Быть может, утомившись за день, он спал, покачиваясь на волнах? Капитан Фарагут решил воспользоваться благоприятным моментом.
Il donna ses ordres. L'Abraham-Lincoln fut tenu sous petite vapeur, et s'avança prudemment pour ne pas éveiller son adversaire. Il n'est pas rare de rencontrer en plein océan des baleines profondément endormies que l'on attaque alors avec succès, et Ned Land en avait harponné plus d'une pendant son sommeil. Le Canadien alla reprendre son poste dans les sous-barbes du beaupré. Он отдал нужные приказания. "Авраам Линкольн" взял малый ход, чтобы не разбудить своего противника. Встретить в открытом океане спящего кита вовсе не редкость, и сам Нед Ленд загарпунил не одного из них именно во время сна. Канадец снова занял свой пост на бушприте.
La frégate s'approcha sans bruit, stoppa à deux encablures de l'animal, et courut sur son erre. On ne respirait plus à bord. Un silence profond régnait sur le pont. Nous n'étions pas à cent pieds du foyer ardent, dont l'éclat grandissait et éblouissait nos yeux. Фрегат бесшумно приблизился на два кабельтовых к животному. Тут машина была остановлена, и судно шло по инерции. На борту воцарилась тишина. Все затаили дыхание. Мы были всего в сотне футов от светящегося пространства. Сила свечения еще увеличилась и буквально слепила глаза.
En ce moment, penché sur la lisse du gaillard d'avant je voyais au-dessous de moi Ned Land, accroché d'une main à la martingale, de l'autre brandissant son terrible harpon Vingt pieds à peine le séparaient de l'animal immobile. Я стоял на баке, опершись о борт, и видел, как внизу, на бушприте, Нед Ленд, уцепившись одной рукой за мартинштаг, потрясал своим страшным орудием. Всего двадцать футов отделяло его от животного.
Tout d'un coup, son bras se détendit violemment, et le harpon fut lancé. J'entendis le choc sonore de l'arme, qui semblait avoir heurté un corps dur. Вдруг рука Неда Ленда поднялась широким взмахом, и гарпун взвился в воздухе. Послышался звон, как при ударе по металлу.
La clarté électrique s'éteignit soudain, et deux énormes trombes d'eau s'abattirent sur le pont de la frégate, courant comme un torrent de l'avant à l'arrière, renversant les hommes, brisant les saisines des dromes. Электрическое излучение угасло мгновенно, и два гигантских водяных столба обрушились на палубу фрегата, сбивая с ног людей, ломая фальшборты.
Un choc effroyable se produisit, et, lancé par-dessus la lisse, sans avoir le temps de me retenir, je fus précipité à la mer. Раздался страшный треск, и, не успев схватиться за поручни, я вылетел за борт.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

VII UNE BALEINE D'ESPECE INCONNUE/7. КИТ НЕИЗВЕСТНОГО ВИДА

France Русский
Bien que j'eusse été surpris par cette chute inattendue, je n'en conservai pas moins une impression très nette de mes sensations. Неожиданно упав в воду, я был ошеломлен, но сознание не потерял.
Je fus d'abord entraîné à une profondeur de vingt pieds environ. Je suis bon nageur, sans prétendre égaler Byron et Edgar Poe, qui sont des maîtres, et ce plongeon ne me fit point perdre la tête. Deux vigoureux coups de talons me ramenèrent à la surface de la mer. Меня сразу же увлекло на глубину около двадцати футов. Я хорошо плаваю; и хотя не притязаю состязаться с такими пловцами, как Байрон и Эдгар По, но, очутившись в воде, я не растерялся. Двумя сильными взмахами я всплыл на поверхность океана.
Mon premier soin fut de chercher des yeux la frégate. L'équipage s'était-il aperçu de ma disparition ? L'Abraham-Lincoln avait-il viré de bord ? Le commandant Farragut mettait-il une embarcation à la mer ? Devais-je espérer d'être sauvé ? Я стал искать глазами фрегат. Заметили ли там мое исчезновение? Повернул ли "Авраам Линкольн" на другой галс? Догадался ли капитан Фарагут послать в поисках меня шлюпку? Есть ли надежда на спасение?
Les ténèbres étaient profondes. J'entrevis une masse noire qui disparaissait vers l'est, et dont les feux de position s'éteignirent dans l'éloignement. C'était la frégate. Je me sentis perdu. Мрак был полный. Я едва различил вдали какую-то темную массу, которая, судя по огням, постепенно угасавшим, удалялась на восток. Это был фрегат. Я погиб.
"A moi ! à moi !" criai-je. en nageant vers l'Abraham-Lincoln d'un bras désespéré. - На помощь! На помощь! - закричал я, пытаясь, что было силы, плыть вслед "Аврааму Линкольну".
Mes vêtements m'embarrassaient. L'eau les collait à mon corps, ils paralysaient mes mouvements. Je coulais ! je suffoquais !... Одежда стесняла меня. Намокнув, она прилипала к телу, затрудняла движения. Я шел ко дну! Я задыхался!..
"A moi !" - На помощь!
Ce fut le dernier cri que je jetai. Ma bouche s'emplit d'eau. Je me débattis, entraîné dans l'abîme... Я крикнул в последний раз. Захлестнуло рот водой. Я стал биться, но бездна втягивала меня...
Soudain, mes habits furent saisis par une main vigoureuse, je me sentis violemment ramené à la surface de lamer, et j'entendis, oui, j'entendis ces paroles prononcées à mon oreille : Вдруг чья-то сильная рука схватила меня за ворот и одним рывком вытащила на поверхность воды. И я услышал, да, услышал, как у самого моего уха кто-то сказал:
"Si monsieur veut avoir l'extrême obligeance de s'appuyer sur mon épaule, monsieur nagera beaucoup plus à son aise." - Если сударь изволит опереться на мое плечо, ему будет легче плыть.
Je saisis d'une main le bras de mon fidèle Conseil. Я схватил за руку верного Конселя.
"Toi ! dis-je, toi ! - Это ты! - вскричал я. - Ты!
- Moi-même, répondit Conseil, et aux ordres de monsieur. - Я, - отвечал Консель, - и в полном распоряжении господина профессора.
- Et ce choc t'a précipité en même temps que moi à la mer ? - Ты упал в воду вместе со мной?
- Nullement. Mais étant au service de monsieur, j'ai suivi monsieur !" - Никак нет. Но, состоя на службе у господина профессора, последовал за ним.
Le digne garçon trouvait cela tout naturel ! И он находил свой поступок естественным!
"Et la frégate ? demandai-je. - А фрегат?
- La frégate ! répondit Conseil en se retournant sur le dos, je crois que monsieur fera bien de ne pas trop compter sur elle ! - Фрегат! - отвечал Консель, ложась на спину. - Не посоветовал бы я господину профессору рассчитывать на него!
- Tu dis ? - Что ты говоришь?
- Je dis qu'au moment où je me précipitai à la mer, j'entendis les hommes de barre s'écrier : "L'hélice et le gouvernail sont brisés..." - А то, что, когда я прыгнул в море, вахтенный крикнул: "Гребной винт сломан!"
- Brisés ? - Сломан?
- Oui ! brisés par la dent du monstre. C'est la seule avarie, je pense, que l'Abraham-Lincoln ait éprouvée. Mais, circonstance fâcheuse pour nous, il ne gouverne plus. - Да! Чудовище пробило его своим бивнем. Полагаю, что "Авраам Линкольн" отделался небольшой аварией. Но для нас это плачевная история. Фрегат потерял управление!
- Alors, nous sommes perdus ! - Значит, мы погибли!
- Peut-être, répondit tranquillement Conseil. Cependant, nous avons encore quelques heures devant nous, et en quelques heures, on fait bien des choses !" - Все может быть, - спокойно ответил Консель. - Впрочем, еще несколько часов в нашем распоряжении; а за несколько часов может многое случиться!
L'imperturbable sang-froid de Conseil me remonta. Je nageai plus vigoureusement ; mais, gêné par mes vêtements qui me serraient comme un chape de plomb, j'éprouvais une extrême difficulté à me soutenir. Conseil s'en aperçut. Хладнокровие невозмутимого Конселя ободрило меня. Я поплыл сколько хватало сил; но промокшая одежда сдавливала меня, как свинцовая оковка, и я с трудом держался на воде. Консель это заметил.
"Que monsieur me permette de lui faire une incision", dit-il. - Не позволит ли, сударь, разрезать на нем платье? - сказал он.
Et glissant un couteau ouvert sous mes habits, il les fendit de haut en bas d'un coup rapide. Puis, il m'en débarrassa lestement, tandis que je nageais pour tous deux. Вынув нож, Консель вспорол на мне одежду сверху донизу, и пока я его поддерживал на воде, он сдернул ее с меня.
A mon tour, je rendis le même service à Conseil, et nous continuâmes de "naviguer" l'un près de l'autre. Я в свою очередь оказал такую же услугу Конселю. И мы, держась друг возле друга, продолжали наше "плавание".
Cependant, la situation n'en était pas moins terrible. Peut-être notre disparition n'avait-elle pas été remarquée, et l'eût-elle été, la frégate ne pouvait revenir sous le vent à nous, étant démontée de son gouvernail. Il ne fallait donc compter que sur ses embarcations. Все же положение не стало менее ужасным. Нашего исчезновения, возможно, и не заметили. А если бы и заметили, фрегат, потерявший управление, все равно в поисках нас не мог пойти против ветра. Рассчитывать можно было только на шлюпки.
Conseil raisonna froidement dans cette hypothèse et fit son plan en conséquence. Etonnante nature ! Ce phlegmatique garçon était là comme chez lui ! Консель хладнокровно обсуждал все возможности нашего спасения и составил план действий. Удивительная натура! Флегматичный малый чувствовал себя тут как дома!
Il fut donc décidé que notre seule chance de salut étant d'être recueillis par les embarcations de l'Abraham-Lincoln, nous devions nous organiser de manière a les attendre le plus longtemps possible. Итак, единственная надежда была на шлюпки "Авраама Линкольна". Стало быть, нам необходимо было как можно дольше продержаться на воде.
Je résolus alors de diviser nos forces afin de ne pas les épuiser simultanément, et voici ce qui fut convenu : pendant que l'un de nous, étendu sur le dos, se tiendrait, immobile, les bras croisés, les jambes allongées, l'autre nagerait et le pousserait en avant. Ce rôle de remorqueur ne devait pas durer plus de dix minutes, et nous relayant ainsi, nous pouvions surnager pendant quelques heures, et peut-être jusqu'au lever du jour. Экономя свои силы, мы решили действовать таким образом: в то время как один из нас, скрестив руки и вытянув ноги, будет отдыхать, лежа на спине, другой будет плыть, подталкивая перед собою отдыхающего. Мы сменяли друг друга каждые десять минут. Чередуясь таким образом, мы надеялись удержаться на поверхности воды несколько часов, а может быть, и до рассвета!
Faible chance ! mais l'espoir est si fortement enraciné au coeur de l'homme ! Puis, nous étions deux. Слабая надежда! Но человек так уж создан, что никогда не теряет надежды. И все же нас было двое.
Enfin je l'affirme bien que cela paraisse improbable - , si je cherchais à détruire en moi toute illusion, si je voulais "désespérer", je ne le pouvais pas ! Но если б я, как это не парадоксально, и утратил всякие иллюзии, если б в минуту слабости и готов был сдаться без борьбы, - я _не мог бы_ этого сделать!
La collision de la frégate et du cétacé s'était produite vers onze heures du soir environ. Je comptais donc sur huit heures de nage jusqu'au lever du soleil. Opération rigoureusement praticable, en nous relayant. La mer assez belle, nous fatiguait peu. Parfois, je cherchais à percer du regard ces épaisses ténèbres que rompait seule la phosphorescence provoquée par nos mouvements. Je regardais ces ondes lumineuses qui se brisaient sur ma main et dont la nappe miroitante se tachait de plaques livides. On eût dit que nous étions plongés dans un bain de mercure. Столкновение фрегата с нарвалом произошло около одиннадцати часов вечера. Стало быть, до рассвета оставалось почти восемь часов. Задача вполне выполнимая при условии чередования. Море было спокойное, плавание почти не утомляло нас. Время от времени я вглядывался в густой мрак, нарушаемый лишь фосфорическим свечением воды, встревоженной взмахами наших рук. Я глядел на светящиеся волны, которые, разбиваясь о мою руку, разбегались по широкому водному полю, испещренному свинцовыми бликами. Мы словно плыли в море ртути.
Vers une heure du matin, je fus pris d'une extrême fatigue. Mes membres se raidirent sous l'étreinte de crampes violentes. Conseil dut me soutenir, et le soin de notre conservation reposa sur lui seul. J'entendis bientôt haleter le pauvre garçon ; sa respiration devint courte et pressée. Je compris qu'il ne pouvait résister longtemps. Около часу ночи меня внезапно охватила крайняя усталость. Руки и ноги сводило судорогой. Консель должен был поддерживать меня, и забота о нашем спасении пала на его долю. Вскоре я услыхал его прерывистое и тяжелое дыхание. Консель задыхался, и я понял, что долго он не выдержит.
"Laisse-moi ! laisse-moi ! lui dis-je. - Оставь меня! Оставь! - говорил я.
- Abandonner monsieur ! jamais ! répondit-il. Je compte bien me noyer avant lui !" - Оставить господина профессора! Ни за что! - отвечал он. - Я надеюсь утонуть первым.
En ce moment, la lune apparut à travers les franges d'un gros nuage que le vent entraînait dans l'est. La surface de la mer étincela sous ses rayons. Cette bienfaisante lumière ranima nos forces. Ma tête se redressa. Mes regards se portèrent à tous les points de l'horizon. J'aperçus la frégate. Elle était à cinq mille de nous, et ne formait plus qu'une masse sombre, à peine appréciable ! Mais d'embarcations, point ! В эту минуту луна выглянула из-за черной тучи, которую ветер гнал на юг. Поверхность океана заискрилась при лунном свете. Благодетельное сияние луны придало нам сил. Я поднял голову. Окинул взглядом горизонт. Вдали, на расстоянии пяти миль от нас, едва вырисовывался темный силуэт фрегата. Но ни одной шлюпки в виду!
Je voulus crier. A quoi bon, à pareille distance ! Mes lèvres gonflées ne laissèrent passer aucun son. Conseil put articuler quelques mots, et je l'entendis répéter à plusieurs reprises : Я хотел крикнуть. Но разве услышат мой голос на таком расстоянии! К тому же я не мог разомкнуть распухших губ. Консель собрался с силами и крикнул:
"A nous ! à nous !" - На помощь! На помощь!
Nos mouvements un instant suspendus, nous écoutâmes. Et, fût-ce un de ces bourdonnements dont le sang oppressé emplit l'oreille, mais il me sembla qu'un cri répondait au cri de Conseil. Остановившись на секунду, мы прислушались. Что это? Шум в ушах от прилива крови к голове? Или мне почудилось, что на крик Конселя ответили криком?
"As-tu entendu ? murmurai-je. - Ты слышал? - прошептал я.
- Oui ! oui !" - Слышал!
Et Conseil jeta dans l'espace un nouvel appel désespéré. И Консель опять отчаянно закричал.
Cette fois, pas d'erreur possible ! Une voix humaine répondait à la nôtre ! Etait-ce la voix de quelque infortuné, abandonné au milieu de l'Océan, quelque autre victime du choc éprouvé par le navire ? Ou plutôt une embarcation de la frégate ne nous hélait-elle pas dans l'ombre ? Ошибиться было нельзя! Человеческий голос ответил на вопль Конселя! Был ли это голос такого же несчастного, как и мы, выброшенного в океанские пучины, такой же жертвы катастрофы, постигшей корабль? А не подают ли нам сигналы с шлюпки, невидимой в мраке ночи?
Conseil fit un suprême effort, et, s'appuyant sur mon épaule, tandis que je résistais dans une dernière convulsion, il se dressa à demi hors de l'eau et retomba épuisé. Консель, собрав последние силы и опершись на мое плечо, сведенное судорогой, высунулся наполовину из воды, но тут же упал обессиленный.
"Qu'as-tu vu ? - Что ты видел?
- J'ai vu... murmura-t-il, j'ai vu... mais ne parlons pas... gardons toutes nos forces !..." - Я видел, - прошептал он, - я видел... помолчим лучше... побережем наши силы!
Qu'avait-il vu ? Alors, je ne sais pourquoi, la pensée du monstre me vint pour la première fois à l'esprit !... Mais cette voix cependant ?... Что же он увидел? И вдруг мысль о морском чудовище впервые пришла мне в голову. Не увидел ли он морское чудовище?.. Ну, а человеческий голос?
Les temps ne sont plus où les Jonas se réfugient dans le ventre des baleines ! Прошли те времена, когда Ионы укрывались в чреве китов!
Pourtant, Conseil me remorquait encore. Il relevait parfois la tête, regardait devant lui, et jetait un cri de reconnaissance auquel répondait une voix de plus en plus rapprochée. Консель из последних усилий подталкивал меня перед собою. Порой он приподнимал голову и, глядя вдаль, кричал. На его крик отвечал голос, который становился все слышнее, словно бы приближаясь к нам.
Je l'entendais à peine. Mes forces étaient à bout ; mes doigts s'écartaient ; ma main ne me fournissait plus un point d'appui ; ma bouche, convulsivement ouverte, s'emplissait d'eau salée ; le froid m'envahissait. Je relevai la tête une dernière fois, puis, je m'abîmai... Но слух отказывался мне служить. Силы мои иссякали, пальцы немели, плечо становилось ненадежной опорой, я не мог закрыть рта, сведенного в судорожной спазме. Я захлебывался соленой водой. Холод пронизывал меня до самых костей. Я в последний раз поднял голову и пошел ко дну...
En cet instant, un corps dur me heurta. Je m'y cramponnai. Puis, je sentis qu'on me retirait, qu'on me ramenait à la surface de l'eau, que ma poitrine se dégonflait, et je m'évanouis... И тут я натолкнулся на какое-то твердое тело. Я задержался на нем. Почувствовал, что меня выносит на поверхность воды, что дышать становится легче... я потерял сознание...
Il est certain que je revins promptement à moi, grâce à de vigoureuses frictions qui me sillonnèrent le corps. J'entr'ouvris les yeux... По-видимому, я скоро пришел в себя благодаря энергичному растиранию всего тела. Открыл глаза...
"Conseil ! murmurai-je. - Консель! - прошептал я.
- Monsieur m'a sonné ?" répondit Conseil. - Сударь изволил звать меня? - отозвался Консель.
En ce moment, aux dernières clartés de la lune qui s'abaissait vers l'horizon, j'aperçus une figure qui n'était pas celle de Conseil, et que je reconnus aussitôt. И при свете заходящей луны передо мной мелькнуло и другое лицо, которое я сразу же узнал.
"Ned ! m'écriai-je - Нед! - вскрикнул я.
- En personne, monsieur, et qui court après sa prime ! répondit le Canadien. - Он самый, сударь! Как видите, все еще гоняюсь за премией! - отвечал канадец.
- Vous avez été précipité à la mer au choc de la frégate ? - Вас сбросило в воду при сотрясении фрегата?
- Oui, monsieur le professeur, mais plus favorisé que vous, j'ai pu prendre pied presque immédiatement sur un îlot flottant. - Так точно! Но мне повезло больше, чем вам. Я почти сразу же высадился на плавучий островок.
- Un îlot ? - На островок?
- Ou, pour mieux dire, sur notre narwal gigantesque. - Точнее сказать, оседлал нашего гигантского нарвала!
- Expliquez-vous, Ned. - Не понимаю вас, Нед, - сказал я.
- Seulement, j'ai bientôt compris pourquoi mon harpon n'avait pu l'entamer et s'était émoussé sur sa peau. - Видите ли, я сразу же смекнул, почему мой гарпун не мог пробить шкуру чудовища, а только скользнул по поверхности.
- Pourquoi, Ned, pourquoi ? - Почему, Нед? Почему?
- C'est que cette bête-là, monsieur le professeur, est faite en tôle d'acier !" - А потому что это животное, господин профессор, заковано в стальную броню!
Il faut que je reprenne mes esprits, que je revivifie mes souvenirs, que je contrôle moi-même mes assertions. Ко мне внезапно вернулась способность мыслить, оживилась память, я пришел в себя.
Les dernières paroles du Canadien avaient produit un revirement subit dans mon cerveau. Je me hissai rapidement au sommet de l'être ou de l'objet à demi immergé qui nous servait de refuge. Je l'éprouvai du pied. C'était évidemment un corps dur, impénétrable, et non pas cette substance molle qui forme la masse des grands mammifères marins. Слова канадца окончательно отрезвили меня. Несколько оправившись от потрясения, я вскарабкался на спину этого неуязвимого существа или предмета. Я попробовал ударить по нему ногой. Тело было явно твердое, неподатливое, непохожее на мягкую массу тела крупных морских млекопитающих!
Mais ce corps dur pouvait être une carapace osseuse, semblable à celle des animaux antédiluviens, et j'en serais quitte pour classer le monstre parmi les reptiles amphibies, tels que les tortues ou les alligators. Но это могло быть костным панцирем, подобно сплошной костяной крышке черепа допотопных животных? А если так, то мне пришлось бы отнести чудовище к допотопным пресмыкающимся типа черепах или крокодилов.
Eh bien ! non ! Le dos noirâtre qui me supportait était lisse, poli, non imbriqué. Il rendait au choc une sonorité métallique, et, si incroyable que cela fût, il semblait que, dis-je, il était fait de plaques boulonnées. Но нет! Отливающая черным глянцем спина, на которой я стоял, была гладкой, отполированной, а не чешуйчатой. При ударе она издавала металлический звук и, как это не удивительно, была склепана из листового железа.
Le doute n'était pas possible ! L'animal, le monstre, le phénomène naturel qui avait intrigué le monde savant tout entier, bouleversé et fourvoyé l'imagination des marins des deux hémisphères, il fallait bien le reconnaître, c'était un phénomène plus étonnant encore, un phénomène de main d'homme. Сомнения не было! То, что принимали за животное, за чудовище, за необычайное явление природы, поставившее в тупик весь ученый мир, взволновавшее воображение моряков обоих полушарий, оказалось еще более чудесным явлением: созданием рук человеческих!
La découverte de l'existence de l'être le plus fabuleux, le plus mythologique, n'eût pas, au même degré, surpris ma raison. Que ce qui est prodigieux vienne du Créateur, c'est tout simple. Mais trouver tout à coup, sous ses yeux, l'impossible mystérieusement et humainement réalisé, c'était à confondre l'esprit ! Доведись мне установить существование самого фантастичного, полумифического животного, я не был бы удивлен в такой степени. В том, что природа творит чудеса, нет ничего удивительного, но увидеть своими глазами нечто чудесное, сверхъестественное и притом созданное человеческим гением, - тут есть над чем задуматься!
Il n'y avait pas à hésiter cependant. Nous étions étendus sur le dos d'une sorte de bateau sous-marin, qui présentait, autant que j'en pouvais juger, la forme d'un immense poisson d'acier. L'opinion de Ned Land était faite sur ce point. Conseil et moi, nous ne pûmes que nous y ranger. Однако раздумывать долго не было времени. Мы лежали на поверхности невиданного подводного судна, напоминавшего собою, насколько я мог судить, огромную стальную рыбу. Мнение Неда Ленда на этот счет уже сложилось. Нам с Конселем приходилось только согласиться с ним.
"Mais alors, dis-je, cet appareil renferme en lui un mécanisme de locomotion et un équipage pour le manoeuvrer ? - Если это и в самом деле судно, - сказал я, - то должны быть и машины, приводящие его в движение, и экипаж для управления им?
- Evidemment, répondit le harponneur, et néanmoins, depuis trois heures que j'habite cette île flottante, elle n'a pas donné signé de vie. - Ну, как полагается! - отвечал гарпунер. - Но вот уже три часа, как я торчу на этом плавучем островке, а не заметил никаких признаков жизни.
- Ce bateau n'a pas marché ? - Что ж, судно движется?
- Non, monsieur Aronnax. Il se laisse bercer au gré des lames, mais il ne bouge pas. - Нет, господин Аронакс! Покачивается себе на волнах, а с места не трогается.
- Nous savons, à n'en pas douter, cependant, qu'il est doué d'une grande vitesse. Or, comme il faut une machine pour produire cette vitesse et un mécanicien pour conduire cette machine, j'en conclus... que nous sommes sauvés. - Ну, мы-то знаем, как нельзя лучше, какова быстроходность этого судна! Чтобы развить такую скорость, нужны машины, а чтобы управлять машинами, нужны механики, из чего я заключаю, что... мы спасены!
- Hum !" fit Ned Land d'un ton réservé. - Гм! - с сомнением произнес Нед.
En ce moment, et comme pour donner raison à mon argumentation, un bouillonnement se fit à l'arrière de cet étrange appareil, dont le propulseur était évidemment une hélice, et il se mit en mouvement. Nous n'eûmes que le temps de nous accrocher à sa partie supérieure qui émergeait de quatre-vingts centimètres environ. Très heureusement sa vitesse n'était pas excessive. В этот момент, словно в подтверждение моих слов, за кормой этого фантастического судна послышалось какое-то шипенье. Видимо, пришли в движение лопасти гребного винта, и судно дало ход. Мы едва успели схватиться за небольшое возвышение в носовой части, выступавшее из воды сантиметров на восемьдесят. К счастью, судно шло на умеренной скорости.
"Tant qu'il navigue horizontalement, murmura Ned Land, je n'ai rien à dire. Mais s'il lui prend la fantaisie de plonger, je ne donnerais pas deux dollars de ma peau !" - Покуда этот поплавок держится на поверхности, - ворчал Нед Ленд, - мне нечего возразить. Но ежели ему придет фантазия нырнуть, я не дам и двух долларов за свою шкуру!
Moins encore, aurait pu dire le Canadien. Il devenait donc urgent de communiquer avec les êtres quelconques renfermés dans les flancs de cette machine. Je cherchai à sa surface une ouverture, un panneau, "un trou d'homme", pour employer l'expression technique ; mais les lignes de boulons, solidement rabattues sur la jointure des tôles, étaient nettes et uniformes. Канадец мог бы дать за нее и того меньше. Надо было безотлагательно вступать в переговоры с людьми, заключенными в этот плавучий механизм. Я стал ощупывать поверхность, отыскивая какой-нибудь люк, отверстие, какую-нибудь "горловину", говоря техническим языком; но ряды заклепок, плотно пригнанных к краям стальной обшивки, не оставляли пустого места.
D'ailleurs, la lune disparut alors, et nous laissa dans une obscurité profonde. Il fallut attendre le jour pour aviser aux moyens de pénétrer à l'intérieur de ce bateau sous-marin. Луна зашла за горизонт, и мы оказались в полнейшей темноте. Нужно было ожидать рассвета, чтобы попытаться проникнуть внутрь подводного судна.
Ainsi donc, notre salut dépendait uniquement du caprice des mystérieux timoniers qui dirigeaient cet appareil, et, s'ils plongeaient, nous étions perdus ! Ce cas excepté, je ne doutais pas de la possibilité d'entrer en relations avec eux. Et, en effet, s'ils ne faisaient pas eux-mêmes leur air, il fallait nécessairement qu'ils revinssent de temps en temps à la surface de l'Océan pour renouveler leur provision de molécules respirables. Donc, nécessité d'une ouverture qui mettait l'intérieur du bateau en communication avec l'atmosphère. Итак, наша жизнь всецело зависела от прихоти таинственных кормчих, управлявших судном! Вздумай они пойти под воду, и мы погибли! В противном случае я не сомневался в возможности войти с ними в сношение. И в самом деле, если только они не вырабатывали кислород химическим способом, им приходилось время от времени всплывать на поверхность океана, чтобы возобновить запасы чистого воздуха! А стало быть, имелось какое-то отверстие, через которое воздух поступает внутрь судна.
Quant à l'espoir d'être sauvé par le commandant Farragut, il fallait y renoncer complètement. Nous étions entraînés vers l'ouest, et j'estimai que notre vitesse, relativement modérée, atteignait douze milles à l'heure. L'hélice battait les flots avec une régularité mathématique, émergeant quelquefois et faisant jaillir l'eau phosphorescente à une grande hauteur. Тщетны были надежды на помощь капитана Фарагута! Мы шли на запад на умеренной скорости, не более, я думаю, двенадцати миль в час. Лопасти винта разрезали воду с математической равномерностью, выбрасывая время от времени в воздух целые снопы фосфоресцирующих брызг.
Vers quatre heures du matin, la rapidité de l'appareil s'accrut. Nous résistions difficilement à ce vertigineux entraînement, lorsque les lames nous battaient de plein fouet. Heureusement, Ned rencontra sous sa main un large organeau fixé à la partie supérieure du dos de tôle, et nous parvînmes à nous y accrocher solidement. Около четырех часов утра скорость хода возросла. Мы с трудом удерживались на полированной поверхности судна, с головокружительной быстротой рассекавшего океанские волны, которые неистово хлестали нас со всех сторон. Хорошо, что Нед нащупал якорное кольцо, вделанное в стальную обшивку! Мы поспешили покрепче за него ухватиться.
Enfin cette longue nuit s'écoula. Истекла и эта долгая ночь.
Mon souvenir incomplet ne permet pas d'en retracer toutes les impressions. Un seul détail me revient à l'esprit. Pendant certaines accalmies de la mer et du vent, je crus entendre plusieurs fois des sons vagues, une sorte d'harmonie fugitive produite par des accords lointains. Quel était donc le mystère de cette navigation sous-marine dont le monde entier cherchait vainement l'explication ? Quels êtres vivaient dans cet étrange bateau ? Quel agent mécanique lui permettait de se déplacer avec une si prodigieuse vitesse ? Мне трудно восстановить в памяти все, что было пережито мной в ту ночь! Помню, что порою, когда шум ветра и грохот волн стихал, доносились издалека беглые аккорды, обрывки мелодии. Что за таинственное подводное судно? Куда держит дно путь? Что за люди находятся в нем? Что за удивительный механический двигатель позволяет ему развивать такую бешеную скорость?
Le jour parut. Les brumes du matin nous enveloppaient, mais elles ne tardèrent pas à se déchirer. J'allais procéder à un examen attentif de la coque qui formait à sa partie supérieure une sorte de plate-forme horizontale, quand je la sentis s'enfoncer peu à peu. Рассвело. Утренний туман окутал нас своей пеленой. Но и туман рассеялся. Я хотел уже приступить к тщательному осмотру верхней части корпуса, выступавшей из воды в виде горизонтальной плоскости, как вдруг почувствовал, что судно медленно погружается в воду.
"Eh ! mille diables ! s'écria Ned Land, frappant du pied la tôle sonore, ouvrez donc, navigateurs peu hospitaliers !" - Эй вы, дьяволы! - закричал Нед Ленд, стуча ногами по гулкому металлу. - Отпирайте, да поживее! Горе-мореплаватели!
Mais il était difficile de se faire entendre au milieu des battements assourdissants de l'hélice. Heureusement, le mouvement d'immersion s'arrêta. Но трудно было что-либо услышать из-за оглушительного шума гребного винта. К счастью, погружение в морские глубины приостановилось.
Soudain, un bruit de ferrures violemment poussées se produisit à l'intérieur du bateau. Une plaque se souleva, un homme parut, jeta un cri bizarre et disparut aussitôt. Изнутри судна послышался лязг отодвигаемых засовов. Поднялась крышка люка. Оттуда выглянул человек; он выкрикнул какое-то непонятное слово и мгновенно исчез.
Quelques instants après, huit solides gaillards, le visage voilé, apparaissaient silencieusement, et nous entraînaient dans leur formidable machine. Несколько минут спустя из люка вышли восемь дюжих молодцов с закрытыми лицами; и они молча повлекли нас внутрь своего грозного подводного корабля.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

VIII MOBILIS IN MOBILE/8. MOBILIS IN MOBILE

France Русский
Cet enlèvement, si brutalement exécuté, s'était accompli avec la rapidité de l'éclair. Mes compagnons et moi, nous n'avions pas eu le temps de nous reconnaître. Je ne sais ce qu'ils éprouvèrent en se sentant introduits dans cette prison flottante ; mais, pour mon compte, un rapide frisson me glaça l'épiderme. A qui avions-nous affaire ? Sans doute à quelques pirates d'une nouvelle espèce qui exploitaient la mer à leur façon. Столь бесцеремонное похищение свершилось с быстротой молнии. Мы буквально не успели опомниться. Не знаю, что чувствовали мои спутники, очутившись в плавучей тюрьме, но у меня мороз пробежал по коже. С кем мы имели дело? Несомненно, с пиратами новой формации, которые разбойничали на морях по вновь изобретенному ими способу.
A peine l'étroit panneau fut-il refermé sur moi, qu'une obscurité profonde m'enveloppa. Mes yeux, imprégnés de la lumière extérieure, ne purent rien percevoir. Je sentis mes pieds nus se cramponner aux échelons d'une échelle de fer. Ned Land et Conseil, vigoureusement saisis, me suivaient. Au bas de l'échelle, une porte s'ouvrit et se referma immédiatement sur nous avec un retentissement sonore. Едва крышка узкого люка захлопнулась, я оказался в полной темноте. Глаза, привыкшие к дневному свету, отказывалась служить в этом мраке. Я ощупью шел, ступая босыми ногами по ступенькам железной лестницы. Вслед за мной вели Неда Ленда и Конселя. Внизу лестницы находилась дверь, которая распахнулась и, пропустив нас, со звоном захлопнулась.
Nous étions seuls. Où ? Je ne pouvais le dire, à peine l'imaginer. Tout était noir, mais d'un noir si absolu, qu'après quelques minutes, mes yeux n'avaient encore pu saisir une de ces lueurs indéterminées qui flottent dans les plus profondes nuits. Мы остались одни. Куда мы попали? Что можно было сказать? Я представить себе не мог, где мы находимся. Все было погружено во мрак. Мрак был настолько полный, что даже спустя несколько минут нельзя было уловить ни малейшего проблеска света, мерцание которого чувствуется в самую темную ночь.
Cependant, Ned Land, furieux de ces façons de procéder, donnait un libre cours à son indignation. Нед Ленд, взбешенный грубостью обращения, дал волю своему негодованию.
"Mille diables ! s'écriait-il, voilà des gens qui en remonteraient aux Calédoniens pour l'hospitalité ! Il ne leur manque plus que d'être anthropophages ! Je n'en serais pas surpris, mais je déclare que l'on ne me mangera pas sans que je proteste ! - Тысяча чертей! - кричал он. - Эти люди превзошли в гостеприимстве каледонских дикарей! Недостает только, чтобы они оказались людоедами. Меня это нисколько не удивит, но я заранее заявляю, что добровольно на съедение не отдамся!
- Calmez-vous, ami Ned, calmez-vous, répondit tranquillement Conseil. Ne vous emportez pas avant l'heure. Nous ne sommes pas encore dans la rôtissoire ! - Полноте, друг Нед, полноте! - говорил невозмутимый Консель. - Не кипятитесь раньше времени. Мы еще не на сковороде!
- Dans la rôtissoire, non, riposta le Canadien, mais dans le four, à coup sûr ! Il y fait assez noir. Heureusement, mon bowie-kniff ne m'a pas quitté, et j'y vois toujours assez clair pour m'en servir. Le premier de ces bandits qui met la main sur moi... - Не на сковороде, - отвечал канадец, - но в печке-то уж наверно! И тьма кромешная. К счастью, мой "bowie-knife" [нож с широким лезвием (англ.)] при мне, и не требуется много света, чтобы его пустить в ход! Пусть только хоть один бандит тронет меня...
- Ne vous irritez pas, Ned, dis-je alors au harponneur, et ne nous compromettez point par d'inutiles violences. Qui sait si on ne nous écoute pas ! Tâchons plutôt de savoir où nous sommes !" - Не волнуйтесь, Нед, - сказал я гарпунеру, - и не ставьте нас в неприятное положение своей напрасной горячностью. Кто знает, не подслушивают ли нас? Попытаемся лучше выяснить, где мы находимся!
Je marchai en tâtonnant. Après cinq pas, je rencontrai une muraille de fer, faite de tôles boulonnées. Puis, me retournant, je heurtai une table de bois, près de laquelle étaient rangés plusieurs escabeaux. Le plancher de cette prison se dissimulait sous une épaisse natte de phormium qui assourdissait le bruit des pas. Les murs nus ne révélaient aucune trace de porte ni de fenêtre. Conseil, faisant un tour en sens inverse, me rejoignit, et nous revînmes au milieu de cette cabine, qui devait avoir vingt pieds de long sur dix pieds de large. Quant à sa hauteur, Ned Land, malgré sa grande taille, ne put la mesurer. Я пошел ощупью. Пройдя шагов пять, я уперся в стену, обитую листовым железом. Двинувшись вдоль стены, я наткнулся на деревянный стол, возле которого стояло несколько скамеек. Пол нашей тюрьмы покрыт был толстой циновкой из формиума, заглушавшей шаги. На голых стенах не было и признака двери или окна. Консель, пустившийся в обход в другую сторону, столкнулся со мной, и мы оба вышли на середину камеры, имевшей в длину примерно футов двадцать, а в ширину футов десять. Что касается высоты, то Нед Ленд, несмотря на свой рост, не мог дотянуться рукой до потолка.
Une demi-heure s'était déjà écoulée sans que la situation se fût modifiée, quand, d'une extrême obscurité, nos yeux passèrent subitement à la plus violente lumière. Notre prison s'éclaira soudain, c'est-à-dire qu'elle s'emplit d'une matière lumineuse tellement vive que je ne pus d'abord en supporter l'éclat. A sa blancheur, à son intensité, je reconnus cet éclairage électrique, qui produisait autour du bateau sous-marin comme un magnifique phénomène de phosphorescence. Après avoir involontairement fermé les yeux, je les rouvris, et je vis que l'agent lumineux s'échappait d'un demi-globe dépoli qui s'arrondissait à la partie supérieure de la cabine. Прошло полчаса, а все оставалось по-прежнему. И вдруг наши глаза, привыкшие к полной темноте, ослепил яркий свет. Наша тюрьма внезапно осветилась. Свет был настолько ярок, что в первый момент я невольно зажмурил глаза. Я узнал этот беловатый слепящий свет, заливавший в ту страшную ночь все пространство вокруг подводного корабля, свет, который мы принимали за великолепное явление фосфоресценции морских организмов! Когда я открыл глаза, я увидел, что живительный свет исходил из электрической арматуры в виде полушария, вделанного в потолок кабины.
"Enfin ! on y voit clair ! s'écria Ned Land, qui, son couteau à la main, se tenait sur la défensive. - Наконец-то стало светло! - вскричал Нед Ленд, стоявший в оборонительной позе, с ножом в руке.
- Oui, répondis-je, risquant l'antithèse, mais la situation n'en est pas moins obscure. - Да, но положение наше не прояснилось! - отвечал я.
- Que monsieur prenne patience", dit l'impassible Conseil. - Пусть господин профессор запасется терпением, - сказал невозмутимый Консель.
Le soudain éclairage de la cabine m'avait permis d'en examiner les moindres détails. Elle ne contenait que la table et les cinq escabeaux. La porte invisible devait être hermétiquement fermée. Aucun bruit n'arrivait à notre oreille. Tout semblait mort à l'intérieur de ce bateau. Marchait-il, se maintenait-il à la surface de l'Océan, s'enfonçait-il dans ses profondeurs ? Je ne pouvais le deviner. При электрическом освещении можно было разглядеть кабину в мельчайших подробностях. Обстановка состояла из стола и пяти скамеек. Потайная дверь, видимо, закрывалась герметически. Ни единого звука извне не доносилось до наших ушей. Казалось, все умерло на этом судне. Плыли ли мы по поверхности океана? Погрузились ли в морские пучины? Этого нельзя было угадать.
Cependant, le globe lumineux ne s'était pas allumé sans raison. j'espérais donc que les hommes de l'équipage ne tarderaient pas à se montrer. Quand on veut oublier les gens, on n'éclaire pas les oubliettes. Но не напрасно же зажегся светоносный шар! У меня блеснула надежда, что кто-нибудь из экипажа судна не замедлит появиться. Если хотят забыть о людях, не освещают подземные темницы!
Je ne me trompais pas. Un bruit de verrou se fit entendre, la porte s'ouvrit, deux hommes parurent. Я не обманулся в ожиданиях. Послышался лязг затворов, дверь открылась, вошли два человека.
L'un était de petite taille, vigoureusement musclé, large d'épaules, robuste de membres, la tête forte, la chevelure abondante et noire, la moustache épaisse, le regard vif et pénétrant, et toute sa personne empreinte de cette vivacité méridionale qui caractérise en France les populations provençales. Diderot a très justement prétendu que le geste de l'homme est métaphorique, et ce petit homme en était certainement la preuve vivante. On sentait que dans son langage habituel, il devait prodiguer les prosopopées, les métonymies et les hypallages. Ce que. d'ailleurs, je ne fus jamais à même de vérifier, car il employa toujours devant moi un idiome singulier et absolument incompréhensible. Один был невысок ростом, мускулист, широкоплеч, с большой головой, всклокоченными черными волосами, усатый, остроглазый. Все его обличие южанина носило на себе отпечаток чисто французской живости, выдававшей в нем провансальца. Дидро справедливо сказал, что характер человека сказывается в его движениях, а этот крепыш мог служить тому живым доказательством. Чувствовалось, что язык его красочен, щедр на прибаутки, образные выражения, на своевольные обороты речи. Впрочем, я не мог в этом убедиться, потому что в нашем присутствии они изъяснялись на странном неизвестном мне наречии.
Le second inconnu mérite une description plus détaillée. Un disciple de Gratiolet ou d'Engel eût lu sur sa physionomie à livre ouvert. Je reconnus sans hésiter ses qualités dominantes - la confiance en lui, car sa tête se dégageait noblement sur l'arc formé par la ligne de ses épaules, et ses yeux noirs regardaient avec une froide assurance : - le calme, car sa peau, pâle plutôt que colorée, annonçait la tranquillité du sang ; - l'énergie, que démontrait la rapide contraction de ses muscles sourciliers ; le courage enfin, car sa vaste respiration dénotait une grande expansion vitale. Второй незнакомец заслуживает более подробного описания. Для ученика Грасиоле и Энгеля его лицо было открытой книгой. Я не колеблясь признал основные черты характера этого человека: уверенность в себе, о чем свидетельствовали благородная посадка головы, взгляд черных глаз, исполненный холодной решимости, спокойствие, ибо бледность его кожи говорила о хладнокровии, непреклонность воли, что выдавало быстрое сокращение надбровных мышц, - наконец, мужество, ибо его глубокое дыхание изобличало большой запас жизненных сил.
J'ajouterai que cet homme était fier, que son regard ferme et calme semblait refléter de hautes pensées, et que de tout cet ensemble, de l'homogénéité des expressions dans les gestes du corps et du visage, suivant l'observation des physionomistes, résultait une indiscutable franchise. Прибавлю, что это был человек гордый, взгляд его, твердый и спокойный, казалось, выражал возвышенность мысли; и во всем его облике, в осанке, движениях, в выражении его лица сказывалась, если верить наблюдениям физиономистов, прямота его натуры.
Je me sentis "involontairement" rassuré en sa présence, et j'augurai bien de notre entrevue. В его присутствии я "невольно" почувствовал себя в безопасности, и свидание с ним предвещало благополучное разрешение нашей участи.
Ce personnage avait-il trente-cinq ou cinquante ans, je n'aurais pu le préciser. Sa taille était haute, son front large, son nez droit, sa bouche nettement dessinée. ses dents magnifiques, ses mains fines, allongées, éminemment "psychiques" pour employer un mot de la chirognomonie, c'est-à-dire dignes de servir une âme haute et passionnée. Cet homme formait certainement le plus admirable type que j'eusse jamais rencontré. Détail particulier, ses yeux, un peu écartés l'un de l'autre, pouvaient embrasser simultanément près d'un quart de l'horizon. Cette faculté je l'ai vérifié plus tard se doublait d'une puissance de vision encore supérieure à celle de Ned Land. Lorsque cet inconnu fixait un objet, la ligne de ses sourcils se fronçait, ses larges paupières se rapprochaient de manière à circonscrire la pupille des yeux et à rétrécir ainsi l'étendue du champ visuel, et il regardait ! Quel regard ! comme il grossissait les objets rapetissés par l'éloignement ! comme il vous pénétrait jusqu'à l'âme ! comme il perçait ces nappes liquides, si opaques à nos yeux, et comme il lisait au plus profond des mers !... Сколько было лет этому человеку? Ему можно было дать и тридцать пять и пятьдесят! Он был высокого роста; резко очерченный рот, великолепные зубы, рука, тонкая в кисти, с удлиненными пальцами, в высшей степени "психическая", заимствуя определение из словаря хиромантов, то есть характерная для натуры возвышенной и страстной, все в нем было исполнено благородством. Словом, этот человек являл собою совершенный образец мужской красоты, какой мне не доводилось встречать. Вот еще примечательность его лица: глаза, широко расставленные, могли объять взглядом целую четверть горизонта! Эта способность, - как я узнал позднее, - сочеталась с остротой зрения, превосходившей зоркость Неда Ленда. Когда незнакомец устремлял на что-либо свой взгляд, брови его сдвигались; он прищуривал глаза, ограничивая поле зрения, и смотрел! Что за взгляд! Он пронизывал душу! Он проникал сквозь водные слои, непроницаемые для наших глаз, вскрывал тайны морских глубин!..
Les deux inconnus, coiffés de bérets faits d'une fourrure de loutre marine, et chaussés de bottes de mer en peau de phoque, portaient des vêtements d'un tissu particulier, qui dégageaient la taille et laissaient une grande liberté de mouvements. Оба незнакомца были в беретах из меха морской выдры, обуты в высокие морские сапоги из тюленьей кожи. Одежда из какой-то особой ткани мягко облегала их стан, не стесняя свободы движений.
Le plus grand des deux évidemment le chef du bord - nous examina avec une extrême attention, sans prononcer une parole. Puis, se retournant vers son compagnon, il s'entretint avec lui dans une langue que je ne pus reconnaître. C'était un idiome sonore, harmonieux, flexible, dont les voyelles semblaient soumises à une accentuation très variée. Высокий, - по-видимому, командир судна, - оглядел нас с величайшим вниманием, не произнося ни слова. Затем, оборотясь к своему спутнику, он заговорил на языке, о существовании которого я совершенно не подозревал. Это был благозвучный, гибкий, певучий язык с ударениями на гласных.
L'autre répondit par un hochement de tête, et ajouta deux ou trois mots parfaitement incompréhensibles. Puis du regard il parut m'interroger directement. Тот кивнул головой и обронил два-три слова на том же языке. Потом он вопросительно посмотрел на меня.
Je répondis, en bon français, que je n'entendais point son langage ; mais il ne sembla pas me comprendre, et la situation devint assez embarrassante. Я ответил ясным французским языком, что не понимаю его вопроса. Но он, по-видимому, тоже не понял меня. Положение становилось довольно затруднительным.
"Que monsieur raconte toujours notre histoire, me dit Conseil. Ces messieurs en saisiront peut-être quelques mots !" - А все же пусть господин профессор расскажет им нашу историю, - сказал мне Консель. - Авось эти господа поймут хоть кое-что!
Je recommençai le récit de nos aventures, articulant nettement toutes mes syllabes, et sans omettre un seul détail. Je déclinai nos noms et qualités ; puis, je présentai dans les formes le professeur Aronnax, son domestique Conseil, et maître Ned Land, le harponneur. Я стал рассказывать о наших приключениях, отчетливо, по слогам, выговаривая каждое слово, не упуская ни единой подробности. Я назвал наши имена, указал звание и, с соблюдением всех правил этикета, представился лично, в качестве профессора Аронакса. Затем представил своего слугу Конселя и гарпунера, мистера Неда Ленда.
L'homme aux yeux doux et calmes m'écouta tranquillement, poliment même, et avec une attention remarquable. Mais rien dans sa physionomie n'indiqua qu'il eût compris mon histoire. Quand j'eus fini, il ne prononça pas un seul mot. Человек с прекрасными добрыми глазами слушал меня спокойно, даже учтиво, и чрезвычайно внимательно, но я не мог прочесть на его лице, понял ли он хоть что-нибудь из моего рассказа. Я окончил повествование. Он не произнес ни слова.
Restait encore la ressource de parler anglais. Peut-être se ferait-on entendre dans cette langue qui est à peu près universelle. Je la connaissais, ainsi que la langue allemande, d'une manière suffisante pour la lire couramment, mais non pour la parler correctement. Or, ici, il fallait surtout se faire comprendre. Оставалась возможность объясниться с ними по-английски. Может быть, они говорят на языке, который стал почти общепринятым. Я бегло читал и по-английски и по-немецки, но свободно изъясняться не мог. А тут требовалась прежде всего ясность изложения.
"Allons, à votre tour, dis-je au harponneur. A vous, maître Land, tirez de votre sac le meilleur anglais qu'ait jamais parlé un Anglo-Saxon. et tâchez d'être plus heureux que moi." - Ну-с, теперь ваш черед, - сказал я гарпунеру. - Извольте-ка, мистер Ленд, тряхнуть стариной и вступить в переговоры, как подобает англосаксу, на чистейшем английском языке! Как знать, не повезет ли вам больше, чем мне.
Ned ne se fit pas prier et recommença mon récit que je compris à peu près. Le fond fut le même, mais la forme différa. Le Canadien, emporté par son caractère, y mit beaucoup d'animation. Il se plaignit violemment d'être emprisonné au mépris du droit des gens, demanda en vertu de quelle loi on le retenait ainsi, invoqua l'habeas corpus, menaça de poursuivre ceux qui le séquestraient indûment, se démena, gesticula, cria, et finalement, il fit comprendre par un geste expressif que nous mourions de faim. Нед не заставил себя просить и повторил по-английски мой рассказ. Вернее, он передал сущность, но совершенно в другой форме. Канадец, увлекаемый своим темпераментом, говорил с большим воодушевлением. Он в резких выражениях протестовал против нашего заточения, совершенного в явное нарушение прав человека! Спрашивал, в силу какого закона нас держат на этом поплавке, ссылался на habeas corpus [начальные слова закона о неприкосновенности личности, принятого английским парламентом в 1679 году], грозил судебным преследованием тех, кто лишил нас свободы, бесновался, размахивал руками, кричал и в конце концов выразительным жестом дал понять, что мы умираем с голоду.
Ce qui était parfaitement vrai, mais nous l'avions à peu près oublié. Это была сущая правда, но мы об этом почти забыли.
A sa grande stupéfaction, le harponneur ne parut pas avoir été plus intelligible que moi. Nos visiteurs ne sourcillèrent pas. Il était évident qu'ils ne comprenaient ni la langue d'Arago ni celle de Faraday. К своему величайшему удивлению, гарпунер, по-видимому, преуспел не более меня. Наши посетители и бровью не повели. Язык Фарадея, как и язык Араго, был для них непонятен.
Fort embarrassé, après avoir épuisé vainement nos ressources philologiques, je ne savais plus quel parti prendre, quand Conseil me dit : Обескураженный неудачей, исчерпав все филологические ресурсы, я не знал, как нам быть дальше. Но тут Консель сказал:
"Si monsieur m'y autorise, je raconterai la chose en allemand. - Если господин профессор позволит, я поговорю с ним по-немецки.
- Comment ! tu sais l'allemand ? m'écriai-je. - Как, ты говоришь по-немецки? - вскричал я.
- Comme un Flamand, n'en déplaise à monsieur. - Как всякий фламандец, с позволения господина профессора.
- Cela me plaît, au contraire. Va, mon garçon." - Вот это мне нравится! Продолжай, дружище!
Et Conseil, de sa voix tranquille, raconta pour la troisième fois les diverses péripéties de notre histoire. Mais, malgré les élégantes tournures et la belle accentuation du narrateur, la langue allemande n'eut aucun succès. И Консель степенно рассказал в третий раз все перипетии нашей истории. Но, невзирая на изысканность оборотов и прекрасное произношение рассказчика, немецкий язык также не имел успеха.
Enfin, poussé à bout, je rassemblai tout ce qui me restait de mes premières études, et j'entrepris de narrer nos aventures en latin. Cicéron se fût bouché les oreilles et m'eût renvoyé à la cuisine, mais cependant, je parvins à m'en tirer. Même résultat négatif. Наконец, доведенный до крайности, я попытался восстановить в памяти свои юношеские познания и пустился излагать наши злоключения по-латыни. Цицерон зажал бы себе уши и выставил бы меня за дверь, но все же я довел рассказ до конца. Результат был столь же плачевный.
Cette dernière tentative définitivement avortée, les deux inconnus échangèrent quelques mots dans leur incompréhensible langage, et se retirèrent, sans même nous avoir adresse un de ces gestes rassurants qui ont cours dans tous les pays du monde. La porte se referma. Последняя попытка тоже не имела успеха. Незнакомцы обменялись несколькими словами на каком-то непостижимом языке и ушли, не подав нам надежды каким-либо ободряющим знаком, понятным во всех странах мира! Дверь за ними затворилась.
"C'est une infamie ! s'écria Ned Land, qui éclata pour la vingtième fois. Comment ! on leur parle français, anglais, allemand, latin, à ces coquins-là, et il n'en est pas un qui ait la civilité de répondre ! - Какая низость! - вскричал Нед Ленд, вспылив уже, наверное, в двадцатый раз. - Как! С ними говорят и по-французски, и по-английски, и по-немецки, и по-латыни, а канальи хоть бы из вежливости словом обмолвились!
Calmez-vous, Ned, dis-je au bouillant harponneur, la colère ne mènerait à rien. - Успокойтесь, Нед, - сказал я кипятившемуся гарпунеру. - Криком делу не поможешь.
- Mais savez-vous, monsieur le professeur, reprit notre irascible compagnon, que l'on mourrait parfaitement de faim dans cette cage de fer ? - Но вы сами посудите, господин профессор, - возразил наш раздражительный компаньон, - не околевать же нам с голоду в этой железной клетке!
- Bah ! fit Conseil, avec de la philosophie, on peut encore tenir longtemps ! - Ба! - заметил философски Консель. - Мы еще в силах продержаться порядочное время!
- Mes amis, dis-je, il ne faut pas se désespérer. Nous nous sommes trouvés dans de plus mauvaises passes. Faites-moi donc le plaisir d'attendre pour vous former une opinion sur le commandant et l'équipage de ce bateau. - Друзья мои, - сказал я, - не надо отчаиваться. Мы были еще в худшем положении. Не спешите, пожалуйста, составлять мнение насчет командира и экипажа этого судна.
- Mon opinion est toute faite, riposta Ned Land. Ce sont des coquins... - Мое мнение уже сложилось, - ответил Нед Ленд. - Отъявленные негодяи...
- Bon ! et de quel pays ? - Так-с! А из какой страны?
- Du pays des coquins ! - Из страны негодяев!
- Mon brave Ned, ce pays-là n'est pas encore suffisamment indiqué sur la mappemonde, et j'avoue que la nationalité de ces deux inconnus est difficile à déterminer ! Ni Anglais, ni Français, ni Allemands, voilà tout ce que l'on peut affirmer. Cependant, je serais tenté d'admettre que ce commandant et son second sont nés sous de basses latitudes. Il y a du méridional en eux. Mais sont-ils espagnols, turcs, arabes ou indiens, c'est ce que leur type physique ne me permet pas de décider. Quant à leur langage. il est absolument incompréhensible. - Любезный Нед, - сказал я, - страна сия еще недостаточно ясно обозначена на географической карте, и, признаюсь, трудно определить, какой национальности наши незнакомцы. Что они не англичане, не французы, не немцы - можно сказать с уверенностью. А все же мне кажется, что командир и его помощник родились под низкими широтами. У них внешность южан. Но кто они? Испанцы, турки, арабы или индусы? Наружность их не настолько типична, чтобы судить о их национальной принадлежности. Что касается языка, происхождение его совершенно необъяснимо.
Voilà le désagrément de ne pas savoir toutes les langues, répondit Conseil, ou le désavantage de ne pas avoir une langue unique ! - Большое упущение не знать всех языков! - заметил Консель. - А еще проще было бы ввести один общий язык!
- Ce qui ne servirait à rien ! répondit Ned Land. Ne voyez-vous pas que ces gens-là ont un langage à eux, un langage inventé pour désespérer les braves gens qui demandent à dîner ! Mais, dans tous les pays de la terre ouvrir la bouche, remuer les mâchoires, happer des dents et des lèvres, est-ce que cela ne se comprend pas de reste ? Est-ce que cela ne veut pas dire à Québec comme aux Pomotou, à Paris comme aux antipodes : J'ai faim ! donnez-moi à manger !... - И это бы не помогло! - возразил Нед Ленд. - Неужто не видите, что у этих людей язык собственного изобретения, выдуманный, чтобы приводить в бешенство порядочного человека, который хочет есть! Во всех странах мира поймут, что надо человеку, когда он открывает рот, щелкает зубами, чавкает! На этот счет язык один как в Квебеке, так и в Паумоту, как в Париже, так и у антиподов: "Я голоден! Дайте мне поесть!"
- Oh ! fit Conseil, il y a des natures si inintelligentes !..." - Э-э! - сказал Консель. - Бывают такие непонятливые натуры...
Comme il disait ces mots, la porte s'ouvrit. Un stewart entra. Il nous apportait des vêtements, vestes et culottes de mer, faites d'une étoffe dont je ne reconnus pas la nature. Je me hâtai de les revêtir, et mes compagnons m'imitèrent. Не успел он сказать последнее слово, как дверь растворилась. Вошел стюард [буфетчик на корабле (англ.)]. Он принес нам одежду, куртки и морские штаны, сшитые из какой-то диковинной ткани. Я проворно оделся. Мои спутники последовали моему примеру.
Pendant ce temps, le stewart muet, sourd peut-être avait disposé la table et placé trois couverts. Тем временем стюард, - немой, а может быть, и глухой, - накрыл на стол и поставил три прибора.
"Voilà quelque chose de sérieux, dit Conseil, et cela s'annonce bien. - Дело принимает серьезный оборот, - сказал Консель. - Начало обнадеживающее!
- Bah ! répondit le rancunier harponneur, que diable voulez-vous qu'on mange ici ? du foie de tortue, du filet de requin, du beefsteak de chien de mer ! - Ба! - возразил злопамятный гарпунер. - На кой черт вам ихние кушанья! Черепашья печенка, филе акулы, бифштекс из морской собаки!
- Nous verrons bien !" dit Conseil. - А вот увидим! - сказал Консель.
Les plats, recouverts de leur cloche d'argent, furent symétriquement posés sur la nappe, et nous prîmes place à table. Décidément, nous avions affaire à des gens civilisés, et sans la lumière électrique qui nous inondait, je me serais cru dans la salle à manger de l'hôtel Adelphi, à Liverpool, ou du Grand-Hôtel, à Paris. Je dois dire toutefois que le pain et le vin manquaient totalement. L'eau était fraîche et limpide, mais c'était de l'eau - ce qui ne fut pas du goût de Ned Land. Parmi les mets qui nous furent servis, je reconnus divers poissons délicatement apprêtés ; mais, sur certains plats, excellents d'ailleurs, je ne pus me prononcer, et je n'aurais même su dire à quel règne, végétal ou animal, leur contenu appartenait. Quant au service de table, il était élégant et d'un goût parfait. Chaque ustensile, cuiller, fourchette, couteau, assiette, portait une lettre entourée d'une devise en exergue, et dont voici le fac-similé exact : Блюда, прикрытые серебряными колпаками, были аккуратно расставлены на столе, застланном скатертью. Мы сели за стол. Право, мы имели дело с людьми цивилизованными, и, если б не электрическое освещение, можно было бы вообразить, что находимся в ресторане отеля Адельфи в Ливерпуле или в Гранд-Отеле в Париже. Должен сказать, что к столу не подали ни хлеба, ни вина. Вода была свежая и прозрачная, но все же это была вода, - что пришлось не по вкусу Неду Ленду. В числе поданных нам кушаний я отметил несколько знакомых мне рыбных блюд, превосходно приготовленных; но перед некоторыми кушаньями я стал в тупик. Я не мог даже определить, какого они происхождения - растительного или животного. Что до сервировки стола, на всем лежал отпечаток изящества и тонкого вкуса. На столовой утвари, ложках, вилках, ножах, тарелках, был выгравирован инициал в полукружии надписи-девиза. Вот точное факсимиле: "Mobilis in mobile. N" [подвижный в подвижном (лат.)].
Mobile dans l'élément mobile ! Cette devise s'appliquait justement à cet appareil sous-marin, à la condition de traduire la préposition in par dans et non par sur. La lettre N formait sans doute l'initiale du nom de l'énigmatique personnage qui commandait au fond des mers ! _Подвижный в подвижной среде_! Девиз, удивительно подходивший к этому подводному судну при условии, что предлог in в переводе читать как _в_, а не _на_. Буква "N" была, очевидно, инициалом таинственной личности, господствовавшей в глубинах морей!
Ned et Conseil ne faisaient pas tant de réflexions. Ils dévoraient, et je ne tardai pas à les imiter. J'étais, d'ailleurs, rassuré sur notre sort, et il me paraissait évident que nos hôtes ne voulaient pas nous laisser mourir d'inanition. Нед и Консель не вдавались в подобные размышления. Они набросились на еду, и я поспешил последовать их примеру. Теперь я был спокоен за нашу участь, и мне казалось очевидным, что наши хозяева не дадут нам умереть от истощения.
Cependant, tout finit ici-bas, tout passe, même la faim de gens qui n'ont pas mangé depuis quinze heures. Notre appétit satisfait, le besoin de sommeil se fit impérieusement sentir. Réaction bien naturelle, après l'interminable nuit pendant laquelle nous avions lutté contre la mort. Однако все на свете кончается, все проходит, даже голод людей, не евших целых пятнадцать часов! Насытившись, мы почувствовали, что нас неодолимо клонит ко сну. Реакция вполне естественная после борьбы со смертью в ту ночь, которой, казалось, конца не будет.
"Ma foi, je dormirais bien, dit Conseil. - Ей-ей, я охотно соснул бы, - сказал Консель.
- Et moi, je dors !" répondit Ned Land. - А я уже сплю, - ответил Нед Ленд.
Mes deux compagnons s'étendirent sur le tapis de la cabine, et furent bientôt plongés dans un profond sommeil. И оба мои спутника растянулись на циновках, разостланных на полу кабины, и мгновенно заснули.
Pour mon compte, je cédai moins facilement à ce violent besoin de dormir. Trop de pensées s'accumulaient dans mon esprit, trop de questions insolubles s'y pressaient, trop d'images tenaient mes paupières entr'ouvertes ! Où étions-nous ? Quelle étrange puissance nous emportait ? Je sentais - ou plutôt je croyais sentir - l'appareil s'enfoncer vers les couches les plus reculées de la mer. De violents cauchemars m'obsédaient. J'entrevoyais dans ces mystérieux asiles tout un monde d'animaux inconnus, dont ce bateau sous-marin semblait être le congénère, vivant, se mouvant, formidable comme eux !... Puis, mon cerveau se calma, mon imagination se fondit en une vague somnolence, et je tombai bientôt dans un morne sommeil. Но для меня не так просто было отдаться властной потребности сна. Тысячи мыслей волновали мозг, тысячи неразрешенных вопросов вставали передо мною, тысячи образов не давали мне сомкнуть веки! Где мы? Какая неуемная сила увлекала нас? Я чувствовал, - вернее, мне казалось, что чувствую, - как судно погружается в самые глубинные слои моря. Меня мучили кошмары. Из таинственных морских пучин возникали целые сонмища неведомых животных, казалось, однородных с этим подводным кораблем, столь же жизнедеятельным, подвижным, грозным, как они!.. Понемногу мозговое возбуждение улеглось, видения растаяли в дымке дремоты, и я забылся вскоре тяжелым сном.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

IX LES COLERES DE NED LAND/9. НЕД ЛЕНД В ЯРОСТИ

France Русский
Quelle fut la durée de ce sommeil, je l'ignore ; mais il dut être long, car il nous reposa complètement de nos fatigues. Je me réveillai le premier. Mes compagnons n'avaient pas encore bougé, et demeuraient étendus dans leur coin comme des masses inertes. Не знаю, долго ли мы спали; вероятно, долго, потому что я чувствовал себя вполне отдохнувшим. Проснулся я раньше всех. Мои спутники мирно почивали, растянувшись в углу.
A peine relevé de cette couche passablement dure, je sentis mon cerveau dégagé, mon esprit net. Je recommençai alors un examen attentif de notre cellule. Голова у меня была свежая, мысли ясные. Поднявшись со своего изрядно жесткого ложа, я снова стал внимательно исследовать наш каземат.
Rien n'était changé à ses dispositions intérieures. La prison était restée prison, et les prisonniers, prisonniers. Cependant le stewart, profitant de notre sommeil, avait desservi la table. Rien n'indiquait donc une modification prochaine dans cette situation, et je me demandai sérieusement si nous étions destinés à vivre indéfiniment dans cette cage. Никаких превращений тут не произошло. Темница оставалась темницей, а пленники пленниками! Только убраны были приборы со стола. Ничто не предвещало скорого изменения нашей участи; и в тревоге я спрашивал себя: неужели обречены мы, невесть какое время, жить в этой клетке?
Cette perspective me sembla d'autant plus pénible que, si mon cerveau était libre de ses obsessions de la veille, je me sentais la poitrine singulièrement oppressée. Ma respiration se faisait difficilement. L'air lourd ne suffisait plus au jeu de mes poumons. Bien que la cellule fût vaste, il était évident que nous avions consommé en grande partie l'oxygène qu'elle contenait. En effet, chaque homme dépense en une heure, l'oxygène renfermé dans cent litres d'air et cet air, chargé alors d'une quantité presque égale d'acide carbonique, devient irrespirable. Невеселая будущность рисовалась еще в более мрачных красках, потому что мне стало не хватать воздуха. Я почувствовал какое-то стеснение в груди, хотя вчерашние кошмары больше не повторялись. Дыхание становилось все затрудненнее. От духоты я буквально задыхался. Хотя наша камера была достаточно просторна, мы, видимо, поглотили большую часть кислорода, содержащегося в воздухе. Известно, что человек расходует в час такое количество, кислорода, какое содержится в ста литрах воздуха. Поэтому воздух, насыщенный почти таким же количеством выдыхаемой углекислоты, становится негодным для дыхания.
Il était donc urgent de renouveler l'atmosphère de notre prison, et, sans doute aussi, L'atmosphère du bateau sous-marin. Короче говоря, необходимо было освежить атмосферу в нашей камере и, само собою, во всем подводном корабле.
Là se posait une question à mon esprit. Comment procédait le commandant de cette demeure flottante ? Obtenait-il de l'air par des moyens chimiques, en dégageant par la chaleur l'oxygène contenu dans du chlorate de potasse, et en absorbant l'acide carbonique par la potasse caustique ? Dans ce cas, il devait avoir conservé quelques relations avec les continents, afin de se procurer les matières nécessaires à cette opération. Se bornait-il seulement à emmagasiner l'air sous de hautes pressions dans des réservoirs, puis à le répandre suivant les besoins de son équipage ? Peut-être. Ou, procédé plus commode. plus économique, et par conséquent plus probable, se contentait-il de revenir respirer à la surface des eaux, comme un cétacé. et de renouveler pour vingt-quatre heures sa provision d'atmosphère ? Но тут у меня возник вопрос. Как поступает в таком случае командир подводного судна? Не получает ли он кислород химическим способом: путем прокаливания бертолетовой соли с одновременным поглощением углекислого газа воздуха хлористым калием? Но ведь запасы химических веществ истощаются, их приходится возобновлять и, стало быть, поддерживать сношения с Землей? Возможно, он довольствуется сжатым воздухом, нагнетенным в особые резервуары, который расходуется по мере надобности? Все может статься! Не действует ли он более простым, более экономическим, а значит, и более вероятным способом? Не поднимается ли он на поверхность океана подобно киту, подышать свежим воздухом?
Quoi qu'il en soit. et quelle que fût la méthode, il me paraissait prudent de l'employer sans retard. Но каким бы способом он ни действовал, по-моему, пришло время применить его без промедления!
En effet, j'étais déjà réduit à multiplier mes inspirations pour extraire de cette cellule le peu d'oxygène qu'elle renfermait, quand, soudain, je fus rafraîchi par un courant d'air pur et tout parfumé d'émanations salines. C'était bien la brise de mer, vivifiante et chargée d'iode ! J'ouvris largement la bouche, et mes poumons se saturèrent de fraîches molécules. En même temps, je sentis un balancement, un roulis de médiocre amplitude, mais parfaitement déterminable. Le bateau, le monstre de tôle venait évidemment de remonter à la surface de l'Océan pour y respirer à la façon des baleines. Le mode de ventilation du navire était donc parfaitement reconnu. Я старался дышать чаще, вбирая в себя остатки кислорода, которые еще сохранились в душном помещении. И вдруг на меня пахнуло морем: струя чистого, насыщенного морскими запахами воздуха ворвалась в наш каземат. Животворного, напоенного йодистыми веществами, морского воздуха! Широко раскрыв рот, я вдохнул с жадностью его чудодейственную струю! И буквально в ту же минуту почувствовал легкий толчок и затем нерезкую бортовую качку, впрочем довольно ощутимую. Судно, это стальное чудовище, всплывало на поверхность вод подышать, на манер кита, свежим воздухом! Итак, способ вентилирования судна был установлен.
Lorsque j'eus absorbé cet air pur à pleine poitrine, je cherchai le conduit, l'"aérifère", si l'on veut, qui laissait arriver jusqu'à nous ce bienfaisant effluve. et je ne tardai pas à le trouver. Au-dessus de la porte s'ouvrait un trou d'aérage laissant passer une fraîche colonne d'air, qui renouvelait ainsi l'atmosphère appauvrie de la cellule. Надышавшись полной грудью, я стал искать вентиляционное отверстие, так сказать, "воздухопровод", через который поступал живительный ток. Я скоро нашел его. Над дверью находилась отдушина, через которую врывалась струя чистого воздуха, освежавшая камеру.
J'en étais là de mes observations, quand Ned et Conseil s'éveillèrent presque en même temps, sous l'influence de cette aération revivifiante. Ils se frottèrent les yeux, se détirèrent les bras et furent sur pied en un instant. Как только пахнуло свежестью, проснулись Нед и Консель. Точно по команде, протерев глаза, потянувшись, они оба вскочили на ноги.
"Monsieur a bien dormi ? me demanda Conseil avec sa politesse quotidienne. - Как почивалось господину профессору? - учтиво спросил Консель.
- Fort bien, mon brave garçon, répondis-je. Et, vous, maître Ned Land ? - Превосходно, мой друг, - отвечал я. - А вам, мистер Нед Ленд?
- Profondément, monsieur le professeur. Mais, je ne sais si je me trompe, il me semble que je respire comme une brise de mer ?" - Спал мертвым сном, господин профессор. Если не ошибаюсь, повеяло морским ветерком?
Un marin ne pouvait s'y méprendre, et je racontai au Canadien ce qui s'était passé pendant son sommeil. Моряк не мог ошибиться, и я рассказал гарпунеру о том, что произошло, пока они спали.
"Bon ! dit-il, cela explique parfaitement ces mugissements que nous entendions, lorsque le prétendu narwal se trouvait en vue de l'Abraham-Lincoln. - Тэк-с! - сказал он. - Теперь понятно, что это был за свист, который мы слышали, когда мнимый нарвал шнырял в виду "Авраама Линкольна"!
- Parfaitement, maître Land, c'était sa respiration ! - Совершенно верно, мистер Ленд! До нас доносилось его свистящее дыхание.
- Seulement, monsieur Aronnax, je n'ai aucune idée de l'heure qu'il est, à moins que ce ne soit l'heure du dîner ? - А скажите на милость, господин Аронакс, который теперь час? Я никак не могу сообразить, не обеденный ли?
- L'heure du dîner, mon digne harponneur ? Dites, au moins, l'heure du déjeuner, car nous sommes certainement au lendemain d'hier. - Обеденный час, мой уважаемый гарпунер? Вы, верно, хотите сказать, что время завтракать? Мы наверное проспали весь вчерашний день, до самого нынешнего утра!
- Ce qui démontre, répondit Conseil, que nous avons pris vingt-quatre heures de sommeil. - Выходит, что мы проспали целые сутки! - вскричал Консель.
- C'est mon avis. répondis-je. - Так мне кажется, - отвечал я.
- Je ne vous contredis point, répliqua Ned Land. Mais dîner ou déjeuner, le stewart sera le bienvenu, qu'il apporte l'un ou l'autre. - Не стану спорить с вами, господин профессор, - сказал Нед Ленд. - По мне, все равно, что обед, что завтрак! Лишь бы стюард надоумился подать нам и то и другое!
- L'un et l'autre, dit Conseil - И то и другое! - повторил Консель.
- Juste, répondit le Canadien, nous avons droit à deux repas, et pour mon compte, je ferai honneur à tous les deux. - Правильно! - поддержал его канадец. - Мы имеем право и на то и на другое! А что меня касается, я окажу честь и завтраку и обеду.
- Eh bien ! Ned, attendons, répondis-je. Il est évident que ces inconnus n'ont pas l'intention de nous laisser mourir de faim, car, dans ce cas, le dîner d'hier soir n'aurait aucun sens. - Ну, что ж, Нед, приходится запастись терпением, - сказал я. - Наши неведомые хозяева, очевидно, не имеют намерения уморить нас с голоду. Иначе им не было бы смысла кормить нас вчера обедом.
- A moins qu'on ne nous engraisse ! riposta Ned. - А что, если они вздумали откармливать нас на убой? - сказал Нед.
- Je proteste, répondis-je. Nous ne sommes point tombés entre les mains de cannibales ! - Едва ли! - ответил я. - Не в руки же людоедов мы попали!
- Une fois n'est pas coutume, répondit sérieusement le Canadien. Qui sait si ces gens-là ne sont pas privés depuis longtemps de chair fraîche, et dans ce cas, trois particuliers sains et bien constitués comme monsieur le professeur, son domestique et moi... - Один раз полакомиться не в счет, - серьезно сказал канадец. - Кто знает, может быть, эти люди давненько не пробовали свежего мяса. А трое здоровых, хорошо упитанных особ, как господин профессор, его слуга и я...
- Chassez ces idées, maître Land, répondis-je au harponneur, et surtout. ne partez pas de là pour vous emporter contre nos hôtes, ce qui ne pourrait qu'aggraver la situation. - Выбросьте вздорные мысли из головы, мистер Ленд, - отвечал я гарпунеру. - И главное, не вздумайте разговаривать в таком духе с нашими хозяевами, вы этим только ухудшите наше положение.
- En tout cas, dit le harponneur, j'ai une faim de tous les diables, et dîner ou déjeuner, le repas n'arrive guère ! - Баста! - сказал гарпунер. - Я голоден, как тысяча чертей, и будь то обед или ужин, а нам его не подают!
- Maître Land, répliquai-je, il faut se conformer au règlement du bord, et je suppose que notre estomac avance sur la cloche du maître-coq. - Мистер Ленд, - заметил я, - на корабле следует подчиняться установленному распорядку, а я подозреваю, что сигналы наших желудков опережают звонок кока!
- Eh bien ! on le mettra à l'heure, répondit tranquillement Conseil. - Что ж, переведем стрелки наших часов, - сказал невозмутимый Консель.
- Je vous reconnais là, ami Conseil, riposta l'impatient Canadien. Vous usez peu votre bile et vos nerfs ! Toujours calme ! Vous seriez capable de dire vos grâces avant votre bénédicité, et de mourir de faim plutôt que de vous plaindre ! - Узнаю вас, друг Консель! - вскричал нетерпеливый канадец. - У вас желчь даром не разливается, вы бережете свои нервы! Завидное спокойствие! Вы способны, не покушав, произнести благодарствие! Вы скорее умрете с голоду, чем станете жаловаться!
- A quoi cela servirait-il ? demanda Conseil. - А что толку в жалобах? - спросил Консель.
- Mais cela servirait à se plaindre ! C'est déjà quelque chose. Et si ces pirates - je dis pirates par respect, et pour ne pas contrarier monsieur le professeur qui défend de les appeler cannibales - , si ces pirates se figurent qu'ils vont me garder dans cette cage où j'étouffe, sans apprendre de quels jurons j'assaisonne mes emportements, ils se trompent ! Voyons, monsieur Aronnax. parlez franchement. Croyez-vous qu'ils nous tiennent longtemps dans cette boîte de fer ? - Что толку? Пожалуешься, и все как-то легче! Ну, а ежели эти пираты, - я говорю пираты из уважения к господину профессору, потому что он запрещает мне называть их людоедами, - ежели эти пираты воображают, что я позволю держать себя в клетке, где я задыхаюсь, и что дело обойдется без крепких слов, на которые я горазд во гневе, так они ошибаются! Послушайте, господин Аронакс, скажите откровенно, как вы думаете, долго еще протомят нас в этом железном ящике?
- A dire vrai, je n'en sais pas plus long que vous, ami Land. - Откровенно говоря, я знаю об этом не больше вашего, мой друг!
- Mais enfin, que supposez-vous ? - Ну, все-таки, как вы полагаете?
- Je suppose que le hasard nous a rendus maîtres d'un secret important. Or, l'équipage de ce bateau sous-marin a intérêt à le garder, et si cet intérêt est plus grave que la vie de trois hommes, je crois notre existence très compromise. Dans le cas contraire, à la première occasion, le monstre qui nous a engloutis nous rendra au monde habité par nos semblables. - Я полагаю, что случай позволил нам приоткрыть важную тайну. И если экипаж подводного судна заинтересован в сохранении этой тайны и если тайна для них дороже, чем жизнь трех человек, то, я думаю, мы в большой опасности. В противном случае чудовище, поглотившее нас, при первой же возможности вернет нас в общество нам подобных.
- A moins qu'il ne nous enrôle parmi son équipage, dit Conseil, et qu'il nous garde ainsi... - Или зачислит нас в судовую команду, - сказал Консель, - и будет держать...
- Jusqu'au moment, répliqua Ned Land, où quelque frégate, plus rapide ou plus adroite que l'Abraham-Lincoln, s'emparera de ce nid de forbans, et enverra son équipage et nous respirer une dernière fois au bout de sa grand'vergue. - До тех пор, - закончил Нед Ленд, - пока какой-нибудь фрегат, более быстроходный или более удачливый, чем "Авраам Линкольн", не захватит это разбойничье гнездо и не вздернет весь экипаж и нас вместе с ним на реи.
- Bien raisonné, maître Land, répliquai-je. Mais on ne nous a pas encore fait, que je sache, de proposition à cet égard. Inutile donc de discuter le parti que nous devrons prendre, le cas échéant. Je vous le répète, attendons, prenons conseil des circonstances, et ne faisons rien, puisqu'il n'y a rien à faire. - Весьма резонно, мистер Ленд, - заметил я. - Но, как мне известно, никто еще не делал нам каких-либо предложений. Поэтому бесполезно строить планы на будущее. Повторяю, нужно выждать время, нужно действовать в соответствии с обстоятельствами; и не нужно ничего делать, раз делать нечего!
- Au contraire ! monsieur le professeur, répondit le harponneur, qui n'en voulait pas démordre, il faut faire quelque chose. - Напротив, господин профессор, - ответил гарпунер, не желавший сдаваться, - нужно что-то делать!
- Eh ! quoi donc, maître Land ? - Но что же именно, мистер Ленд?
- Nous sauver. - Бежать!
- Se sauver d'une prison "terrestre" est souvent difficile, mais d'une prison sous-marine, cela me paraît absolument impraticable. - Бежать из "земной" тюрьмы и то довольно трудно, но бежать из подводной тюрьмы и вовсе, по-моему, немыслимо.
- Allons, ami Ned, demanda Conseil, que répondez-vous à l'objection de monsieur ? Je ne puis croire qu'un Américain soit jamais à bout de ressources !" - Ну-с, друг Ленд, - обратился к нему Консель, - что вы скажете в ответ на замечание господина профессора? Я не поверю, чтобы американец полез в карман за словом!
Le harponneur. visiblement embarrassé, se taisait. Une fuite, dans les conditions où le hasard nous avait jetés, était absolument impossible. Mais un Canadien est à demi français, et maître Ned Land le fit bien voir par sa réponse. Гарпунер, явно смущенный, молчал. Побег в тех условиях, в которые поставил нас случай, был совершенно невозможен. Но недаром канадец наполовину француз, и Нед Ленд доказал это своим ответом.
"Ainsi, monsieur Aronnax, reprit-il après quelques instants de réflexion, vous ne devinez pas ce que doivent faire des gens qui ne peuvent s'échapper de leur prison ? - Стало быть, господин Аронакс, - сказал он после короткого раздумья, - вы не догадываетесь, что должен делать человек, если он не может вырваться из тюрьмы?
- Non, mon ami. - Не догадываюсь, мой друг!
- C'est bien simple, il faut qu'ils s'arrangent de manière à y rester. - А очень просто! Он устраивается там по-хозяйски.
- Parbleu ! fit Conseil, vaut encore mieux être dedans que dessus ou dessous ! - Еще бы! - сказал Консель. - Куда приятнее обосноваться внутри плавучей тюрьмы, чем оказаться вне ее стен!
- Mais après avoir jeté dehors geôliers, porte-clefs et gardiens, ajouta Ned Land. - Но прежде нужно вышвырнуть вон всех тюремщиков, ключарей, стражников! - прибавил Нед Ленд.
- Quoi, Ned ? vous songeriez sérieusement à vous emparer de ce bâtiment ? - Полноте, Нед! Неужели вы серьезно думаете взять в свои руки судно?
- Très sérieusement, répondit le Canadien. - Вполне серьезно, - отвечал гарпунер.
- C'est impossible. - Пустая затея!
- Pourquoi donc, monsieur ? Il peut se présenter quelque chance favorable, et je ne vois pas ce qui pourrait nous empêcher d'en profiter. S'ils ne sont qu'une vingtaine d'hommes à bord de cette machine, ils ne feront pas reculer deux Français et un Canadien, je suppose !" - Почему же, сударь? Разве не может представиться удобный случай? А раз так, я не вижу причины им не воспользоваться. Ежели на этом поплавке не больше двадцати человек экипажа, неужто они заставят отступить двух французов и одного канадца!
Mieux valait admettre la proposition du harponneur que de la discuter. Aussi, me contentai-je de répondre : Разумнее было обойти молчанием фантазерство гарпунера и не вступать с ним в спор. Поэтому я ограничился дипломатической оговоркой.
"Laissons venir les circonstances, maître Land, et nous verrons. Mais, jusque-là, je vous en prie, contenez votre impatience. On ne peut agir que par ruse, et ce n'est pas en vous emportant que vous ferez naître des chances favorables. Promettez-moi donc que vous accepterez la situation sans trop de colère. - При случае, мистер Ленд, мы вернемся к этой теме, - сказал я. - Но прошу вас запастись терпением. Тут надо действовать осторожно, а вы своей вспыльчивостью только все дело испортите! Обещайте мне считаться с нашим положением и не впадать в гнев.
- Je vous le promets, monsieur le professeur, répondit Ned Land d'un ton peu rassurant. Pas un mot violent ne sortira de ma bouche, pas un geste brutal ne me trahira, quand bien même le service de la table ne se ferait pas avec toute la régularité désirable. - Обещаю, господин профессор, - отвечал Нед Ленд мало утешительным тоном. - В рот воды наберу, не изменю себе ни единым движением, пусть даже не будут кормить, как нам того хотелось бы!
- J'ai votre parole, Ned", répondis-je au Canadien. - Вы дали слово, Нед, - сказал я канадцу.
Puis, la conversation fut suspendue, et chacun de nous se mit à réfléchir à part soi. Разговор на этом кончился, и каждый из нас углубился в свои мысли.
J'avouerai que, pour mon compte, et malgré l'assurance du harponneur, je ne conservais aucune illusion. Je n'admettais pas ces chances favorables dont Ned Land avait parlé. Pour être si sûrement manoeuvré, le bateau sous-marin exigeait un nombreux équipage, et conséquemment, dans le cas d'une lutte, nous aurions affaire à trop forte partie. D'ailleurs, il fallait, avant tout, être libres, et nous ne l'étions pas. Je ne voyais même aucun moyen de fuir cette cellule de tôle si hermétiquement fermée. Et pour peu que l'étrange commandant de ce bateau eût un secret à garder - ce qui paraissait au moins probable il ne nous laisserait pas agir librement à son bord. Maintenant, se débarrasserait-il de nous par la violence, ou nous jetterait-il un jour sur quelque coin de terre ? C'était là l'inconnu. Toutes ces hypothèses me semblaient extrêmement plausibles, et il fallait être un harponneur pour espérer de reconquérir sa liberté. Должен сознаться, что вопреки гарпунеру, исполненному радужных надежд, я не питал никаких иллюзий. Я не верил в счастливый исход, на который уповал Нед Ленд. Судя по тому, как искусно маневрировал подводный корабль, на борту должен был находиться солидный экипаж; и, стало быть, вступив в борьбу, мы столкнулись бы с сильным противником. Притом, чтобы действовать, нужно быть свободными, а мы сидели взаперти! Я не представлял себе, каким путем можно бежать из этого стального каземата с герметическими затворами. И если командир хранит в тайне существование своего подводного корабля, - что было вполне вероятно, - он не позволит нам разгуливать на борту судна. Как он обойдется с нами? Обречет ли на смерть, или высадит когда-нибудь на необитаемый остров? Мы были в его власти. Все мои домыслы, как мне казалось, были равно близки к истине, и нужно быть Недом Лендом, чтобы надеяться завоевать себе свободу.
Je compris d'ailleurs que les idées de Ned Land s'aigrissaient avec les réflexions qui s'emparaient de son cerveau. J'entendais peu à peu les jugements gronder au fond de son gosier, et je voyais ses gestes redevenir menaçants. Il se levait, tournait comme une bête fauve en cage, frappait les murs du pied et du poing. D'ailleurs, le temps s'écoulait, la faim se faisait cruellement sentir, et, cette fois, le stewart ne paraissait pas. Et c'était oublier trop longtemps notre position de naufragés, si l'on avait réellement de bonnes intentions à notre égard. Впрочем, зная склонность канадца к навязчивым идеям, я понимал, что чем больше он будет раздумывать, тем больше будет ожесточаться. Я уже чувствовал, что проклятия застревают в его глотке, что в его движениях сказывается едва сдерживаемая ярость. Он вскакивал, метался, как дикий зверь в клетке, колотил об стену и ногой и кулаками. Время шло, голод давал себя знать, а стюард не показывался. Нашим хозяевам, если у них действительно были в отношении нас добрые намерения, не следовало так надолго оставлять без внимания потерпевших кораблекрушение!
Ned Land, tourmenté par les tiraillements de son robuste estomac, se montait de plus en plus, et, malgré sa parole, je craignais véritablement une explosion, lorsqu'il se trouverait en présence de l'un des hommes du bord. Неда Ленда от голода мучили спазмы в желудке, и он все больше выходил из себя; я начинал уже опасаться с его стороны, несмотря на данное им слово, вспышки гнева при появлении кого-нибудь из команды судна.
Pendant deux heures encore, la colère de Ned Land s'exalta. Le Canadien appelait, il criait, mais en vain. Les murailles de tôle étaient sourdes. Je n'entendais même aucun bruit à l'intérieur de ce bateau, qui semblait mort. Il ne bougeait pas, car j'aurais évidemment senti les frémissements de la coque sous l'impulsion de l'hélice. Plongé sans doute dans l'abîme des eaux, il n'appartenait plus à la terre. Tout ce morne silence était effrayant. Прошло еще два часа. Гнев Неда Ленда все нарастал. Канадец звал, кричал, но тщетно. Глухи были железные стены. Не слышно было ни малейшего шума на судне, как будто все там умерло. Не чувствовалось легкого дрожания корпуса при вращении винта. Судно, несомненно, стояло на месте. Погрузившись в морские пучины, оно не принадлежало более земле. Безмолвие это было ужасно.
Quant à notre abandon, notre isolement au fond de cette cellule, je n'osais estimer ce qu'il pourrait durer. Les espérances que j'avais conçues après notre entrevue avec le commandant du bord s'effaçaient peu à peu. La douceur du regard de cet homme, l'expression généreuse de sa physionomie, la noblesse de son maintien, tout disparaissait de mon souvenir. Je revoyais cet énigmatique personnage tel qu'il devait être, nécessairement impitoyable, cruel. Je le sentais en dehors de l'humanité, inaccessible à tout sentiment de pitié, implacable ennemi de ses semblables auxquels il avait dû vouer une impérissable haine ! Мы были покинуты, заперты в стенах каземата. Я страшился подумать о том, как долго может продлиться наше заключение. Проблеск надежды, вспыхнувший было при свидании с капитаном, понемногу угас. Ласковый взгляд этого человека, печать великодушия на его лице, благородство осанки - все изгладилось в моей памяти. Я представлял себе этого таинственного незнакомца таким, каким он, верно, и был: неумолимым, жестокосердным. Он, видимо, поставил себя выше человечности, стал недоступен чувству жалости, сделался непримиримым врагом себе подобных, которым он поклялся в вечной ненависти!
Mais, cet homme, allait-il donc nous laisser périr d'inanition, enfermés dans cette prison étroite livrés à ces horribles tentations auxquelles pousse la faim farouche ? Cette affreuse pensée prit dans mon esprit une intensité terrible, et l'imagination aidant, je me sentis envahir par une épouvante insensée. Conseil restait calme, Ned Land rugissait. Но неужели этот человек даст нам погибнуть в стенах тесной темницы? Оставит нас во власти страшных мучений, на которые обрекает жестокий голод? Ужасная мысль овладела моим сознанием, а воображение сгущало краски. Отчаяние овладело мною. Консель был спокоен. Нед Ленд неистовствовал.
En ce moment, un bruit se fit entendre extérieurement. Вдруг снаружи послышался шум.
Des pas résonnèrent sur la dalle de métal. Les serrures furent fouillées, la porte s'ouvrit, le stewart parut. Чьи-то шаги гулко отдавались в металлических плитах. Засовы взвизгнули, дверь отворилась, вошел стюард.
Avant que j'eusse fait un mouvement pour l'en empêcher, le Canadien s'était précipité sur ce malheureux ; il l'avait renversé ; il le tenait à la gorge. Le stewart étouffait sous sa main puissante. Прежде чем я успел сделать движение, чтобы удержать канадца, он ринулся на беднягу, повалил его на пол, схватил за горло. Стюард задыхался в его могучих руках.
Conseil cherchait déjà à retirer des mains du harponneur sa victime à demi suffoquée, et j'allais joindre mes efforts aux siens, quand, subitement, je fus cloué à ma place par ces mots prononcés en français : Консель пытался было вырвать из рук гарпунера его жертву, а я уже готов был помочь ему - и вдруг так и замер на месте при словах, сказанных по-французски:
"Calmez-vous, maître Land, et vous, monsieur le professeur, veuillez m'écouter !" - Успокойтесь, мистер Ленд, и вы, господин профессор! Извольте выслушать меня!

К началу страницы

Premier partie/часть первая

X L'HOMME DES EAUX/10. ОБИТАТЕЛЬ МОРЕЙ

France Русский
C'était le commandant du bord qui parlait ainsi. Это был капитан корабля.
A ces mots, Ned Land se releva subitement. Le stewart, presque étranglé sortit en chancelant sur un signe de son maître ; mais tel était l'empire du commandant à son bord, que pas un geste ne trahit le ressentiment dont cet homme devait être animé contre le Canadien. Conseil, intéressé malgré lui, moi stupéfait, nous attendions en silence le dénouement de cette scène. Нед Ленд живо вскочил на ноги. Стюард, чуть не задушенный, тотчас же, по знаку своего начальника, пошатываясь, вышел из каюты; и власть командира была такова, что этот человек ни единым жестом не выказал своей злобы против канадца. Консель, и тот, казалось, несколько опешил от неожиданности. И все втроем мы молча ожидали развязки этой сцены.
Le commandant, appuyé sur l'angle de la table, les bras croisés, nous observait avec une profonde attention. Hésitait-il à parler ? Regrettait-il ces mots qu'il venait de prononcer en français ? On pouvait le croire. Капитан, прислонившись к столу, скрестив руки на груди, внимательно смотрел на нас. Колебался ли он вступить с нами в сношения? Жалел ли, что у него вырвалось несколько французских фраз? Вполне возможно.
Après quelques instants d'un silence qu'aucun de nous ne songea à interrompre : Несколько секунд длилось молчание, и никто из нас не решался его нарушить.
"Messieurs, dit-il d'une voix calme et pénétrante, je parle également le français, l'anglais, l'allemand et le latin. J'aurais donc pu vous répondre dès notre première entrevue, mais je voulais vous connaître d'abord, réfléchir ensuite. Votre quadruple récit, absolument semblable au fond, m'a affirmé l'identité de vos personnes. Je sais maintenant que le hasard a mis en ma présence monsieur Pierre Aronnax, professeur d'histoire naturelle au Muséum de Paris, chargé d'une mission scientifique à l'étranger, Conseil son domestique, et Ned Land, d'origine canadienne, harponneur à bord de la frégate l'Abraham-Lincoln, de la marine nationale des Etats-Unis d'Amérique." - Господа, - сказал, наконец, капитан спокойным и проникновенным голосом, - я свободно владею французским, английским, немецким и латинским языками. Я мог бы сразу же объясниться с вами, но я хотел сперва понаблюдать за вами и затем решить, как мне к вам отнестись. Все, что вы рассказали о себе, и вместе и порознь, вполне совпадало; и я убедился, что вы действительно те самые лица, за которых вы себя выдаете. Я знаю теперь, что случай свел меня с господином Пьером Аронаксом, профессором естественной истории в Парижском музее, командированным за границу с научной миссией; я знаю, что спутники господина профессора - его слуга Консель и канадец Нед Ленд, гарпунер с фрегата "Авраам Линкольн", входящего в состав военно-морского флота Соединенных Штатов Америки.
Je m'inclinai d'un air d'assentiment. Ce n'était pas une question que me posait le commandant. Donc, pas de réponse à faire. Cet homme s'exprimait avec une aisance parfaite, sans aucun accent. Sa phrase était nette, ses mots justes, sa facilité d'élocution remarquable. Et cependant, je ne "sentais" pas en lui un compatriote. Я поклонился в знак согласия. Капитан не обращался ко мне с вопросом. Стало быть, ответа не требовалось. Он изъяснялся по-французски совершенно свободно. Произношение его было безукоризненно, слова точны, манера говорить обаятельна.
Il reprit la conversation en ces termes : Затем он сказал:
"Vous avez trouvé sans doute, monsieur, que j'ai longtemps tardé à vous rendre cette seconde visite. C'est que, votre identité reconnue, je voulais peser mûrement le parti à prendre envers vous. J'ai beaucoup hésité. Les plus fâcheuses circonstances vous ont mis en présence d'un homme qui a rompu avec l'humanité. Vous êtes venu troubler mon existence... - Вы, несомненно, сочли, что наша вторичная встреча могла бы состояться несколько раньше. Но я стал в тупик, узнав, кто вы такой, сударь! Я долго не мог принять решения. Досадные обстоятельства свели вас с человеком, который порвал с человечеством! Вы смутили мой покой...
- Involontairement, dis-je. - Поневоле, - сказал я.
- Involontairement ? répondit l'inconnu, en forçant un peu sa voix. Est-ce involontairement que l'Abraham-Lincoln me chasse sur toutes les mers ? Est-ce involontairement que vous avez pris passage à bord de cette frégate ? Est-ce involontairement que vos boulets ont rebondi sur la coque de mon navire ? Est-ce involontairement que maître Ned Land m'a frappé de son harpon ?" - Поневоле? - повторил неизвестный, несколько возвысив голос. - Неужто "Авраам Линкольн" поневоле охотился за мной во всех морях? Неужто вы поневоле пустились в плавание на борту этого фрегата? Неужто ваши снаряды поневоле попадали в корпус моего судна? Неужто мистер Нед Ленд поневоле метнул в меня острогой?
Je surpris dans ces paroles une irritation contenue. Mais, à ces récriminations j'avais une réponse toute naturelle à faire, et je la fis. Сдержанное раздражение чувствовалось в словах капитана. Но на все его упреки у меня был совершенно естественный ответ.
"Monsieur, dis-je, vous ignorez sans doute les discussions qui ont eu lieu à votre sujet en Amérique et en Europe. Vous ne savez pas que divers accidents, provoqués par le choc de votre appareil sous-marin, ont ému l'opinion publique dans les deux continents. Je vous fais grâce des hypothèses sans nombre par lesquelles on cherchait à expliquer l'inexplicable phénomène dont seul vous aviez le secret. Mais sachez qu'en vous poursuivant jusque sur les hautes mers du Pacifique, l'Abraham-Lincoln croyait chasser quelque puissant monstre marin dont il fallait à tout prix délivrer l'Océan." - Сударь, - сказал я, - до вас, конечно, не доносились слухи, которые ходили в Америке и Европе в связи с вашим судном. Вы не знаете, какой отклик в общественном мнении обоих материков получили несчастные случаи при столкновении военных кораблей с вашим подводным судном! Я не стану утомлять ваше внимание перечислением всех предположений, которыми пытались объяснить необъяснимое явление, составлявшее вашу тайну. Но знайте, что, преследуя вас до самых отдаленных морей Тихого океана, "Авраам Линкольн" считал, что он охотится за каким-то морским чудовищем, истребить которое он обязан во что бы то ни стало!
Un demi-sourire détendit les lèvres du commandant, puis, d'un ton plus calme : Легкая усмешка тронула губы капитана.
"Monsieur Aronnax, répondit-il, oseriez-vous affirmer que votre frégate n'aurait pas poursuivi et canonné un bateau sous-marin aussi bien qu'un monstre ?" - Господин Аронакс, - сказал он более спокойным тоном, - возьмете ли вы на себя смелость утверждать, что ваш фрегат не стал бы преследовать и обстреливать подводное судно с такой же энергией, как преследовал морское чудовище?
Cette question m'embarrassa, car certainement le commandant Farragut n'eût pas hésité. Il eût cru de son devoir de détruire un appareil de ce genre tout comme un narwal gigantesque. Вопрос капитана смутил меня. Я знал, что командир фрегата, капитан Фарагут, конечно, не стал бы раздумывать. Он счел бы своим долгом уничтожить подводное судно так же, как и чудовищного нарвала.
"Vous comprenez donc, monsieur, reprit l'inconnu, que j'ai le droit de vous traiter en ennemis." - Итак, вы должны согласиться, сударь, - продолжал неизвестный, - что я имею право отнестись к вам, как к моим врагам.
Je ne répondis rien, et pour cause. Я опять ничего не ответил, и по той же причине.
A quoi bon discuter une proposition semblable, quand la force peut détruire les meilleurs arguments.
"J'ai longtemps hésité, reprit le commandant. Rien ne m'obligeait à vous donner l'hospitalité. Si je devais me séparer de vous, je n'avais aucun intérêt à vous revoir. Je vous remettais sur la plate-forme de ce navire qui vous avait servi de refuge. Je m'enfonçais sous les mers, et j'oubliais que vous aviez jamais existé. N'était-ce pas mon droit ? - Я долго колебался, - говорил капитан. - Ничто не обязывало меня оказывать вам гостеприимство. У меня не было бы сейчас причины встречаться с вами, если б я решил избавиться от вас. Я мог бы, высадив вас на палубу моего судна, послужившего вам убежищем, опуститься в морские глубины и забыть о вашем существовании! Разве я был не вправе так поступить?
- C'était peut-être le droit d'un sauvage, répondis-je, ce n'était pas celui d'un homme civilisé. - Дикарь был бы вправе поступить так, но не цивилизованный человек! - отвечал я.
- Monsieur le professeur, répliqua vivement le commandant, je ne suis pas ce que vous appelez un homme civilisé ! J'ai rompu avec la société tout entière pour des raisons que moi seul j'ai le droit d'apprécier. Je n'obéis donc point à ses règles, et je vous engage à ne jamais les invoquer devant moi !" - Господин профессор, - возразил с живостью капитан, - я вовсе не из тех людей, которых вы именуете цивилизованными! Я порвал всякие связи с обществом! На то у меня были веские причины. А насколько причины были основательны, судить могу лишь я один! Я не повинуюсь законам этого самого общества и прошу вас никогда на них не ссылаться!
Ceci fut dit nettement. Un éclair de colère et de dédain avait allumé les yeux de l'inconnu, et dans la vie de cet homme, j'entrevis un passé formidable. Non seulement il s'était mis en dehors des lois humaines, mais il s'était fait indépendant, libre dans la plus rigoureuse acception du mot, hors de toute atteinte ! Qui donc oserait le poursuivre au fond des mers, puisque, à leur surface, il déjouait les efforts tentés contre lui ? Quel navire résisterait au choc de son monitor sous-marin ? Quelle cuirasse, si épaisse qu'elle fût, supporterait les coups de son éperon ? Nul, entre les hommes, ne pouvait lui demander compte de ses oeuvres. Dieu, s'il y croyait, sa conscience, s'il en avait une, étaient les seuls juges dont il put dépendre. Все было сказано. Гневен и презрителен был взгляд неизвестного. И у меня мелькнула мысль, что в прошлом этого человека скрыта страшная тайна. Недаром он поставил себя вне общественных законов, недаром ушел за пределы досягаемости, обретя независимость и свободу в полном значении этого слова! Кто отважится преследовать его в морских пучинах, если и на поверхности океана он пресекал всякую попытку вступить с ним в бой? Какое судно устоит против этого подводного монитора? Какая броня выдержит удар его тарана? Никто из людей не мог потребовать у него отчета в его действиях! Бог, если он верил в него, совесть, если он еще не потерял ее, были его единственными судьями.
Ces réflexions traversèrent rapidement mon esprit. pendant que l'étrange personnage se taisait, absorbé et comme retiré en lui-même. Je le considérais avec un effroi mélangé d'intérêt, et sans doute, ainsi qu'Oedipe considérait le Sphinx. Все эти мысли промелькнули в моей голове, пока этот загадочный человек, весь уйдя в себя, хранил молчание. Я глядел на него с ужасом и любопытством; так, верно, Эдип глядел на сфинкса!
Après un assez long silence, le commandant reprit la parole. Капитан прервал, наконец, томительное молчание.
"J'ai donc hésité, dit-il, mais j'ai pensé que mon intérêt pouvait s'accorder avec cette pitié naturelle à laquelle tout être humain a droit. Vous resterez à mon bord, puisque la fatalité vous y a jetés. Vous y serez libres, et, en échange de cette liberté, toute relative d'ailleurs, je ne vous imposerai qu'une seule condition. Votre parole de vous y soumettre me suffira. - Итак, я колебался, - сказал он. - Но, подумав, решил, что свои интересы можно в конце концов совместить с чувством сострадания, на которое имеет право всякое живое существо. Вы останетесь на борту моего корабля, раз судьба забросила вас сюда. Я предоставлю вам свободу, впрочем, весьма относительную; но взамен вы должны выполнить одно условие. Вашего обещания сдержать свое слово вполне для меня довольно.
- Parlez, monsieur, répondis-je, je pense que cette condition est de celles qu'un honnête homme peut accepter ? - Я слушаю, сударь, - ответил я. - Надеюсь, что порядочному человеку не составит труда принять ваше условие!
- Oui, monsieur, et la voici. Il est possible que certains événements imprévus m'obligent à vous consigner dans vos cabines pour quelques heures ou quelques jours, suivant le cas. Désirant ne jamais employer la violence, j'attends de vous, dans ce cas, plus encore que dans tous les autres, une obéissance passive. En agissant ainsi, je couvre votre responsabilité, je vous dégage entièrement, car c'est à moi de vous mettre dans l'impossibilité de voir ce qui ne doit pas être vu. Acceptez-vous cette condition ?" - Само собою разумеется! Так вот: возможно, что некоторые непредвиденные обстоятельства когда-нибудь вынудят меня удалить вас на несколько часов или дней в ваши каюты без права выходить оттуда. Не желая прибегать к насилию, я заранее хочу заручиться вашим обещанием беспрекословно повиноваться мне в подобных случаях. Таким образом я снимаю с вас всякую ответственность за все, что может произойти. Вы будете лишены возможности быть свидетелями событий, в которых вам не положено принимать участие. Ну-с, принимаете мое условие?
Il se passait donc à bord des choses tout au moins singulières, et que ne devaient point voir des gens qui ne s'étaient pas mis hors des lois sociales ! Entre les surprises que l'avenir me ménageait, celle-ci ne devait pas être la moindre. Стало быть, на борту подводного корабля вершатся дела, о которых вовсе не следует знать людям, не поставившим себя вне общественных законов! Из всех нечаянностей, которые готовило мне будущее, последняя нечаянность была не из самых малых!
"Nous acceptons, répondis-je. Seulement, je vous demanderai, monsieur, la permission de vous adresser une question, une seule. - Принимаем, - отвечал я. - Но позвольте, сударь, обратиться к вам с вопросом?
- Parlez, monsieur. - Пожалуйста.
- Vous avez dit que nous serions libres à votre bord ? - Вы сказали, что мы будем пользоваться свободой на борту вашего судна?
- Entièrement. - Полной свободой.
- Je vous demanderai donc ce que vous entendez par cette liberté. - Я желал бы знать, что вы разумеете под этой свободой?
- Mais la liberté d'aller, de venir, de voir, d'observer même tout ce qui se passe ici - sauf en quelques circonstances graves - , la liberté enfin dont nous jouissons nous-mêmes, mes compagnons et moi." - Вы можете свободно передвигаться в пределах судна, осматривать его, наблюдать жизнь на борту, - за исключением редких случаев, - короче говоря, пользоваться свободой наравне со мной и моими товарищами.
Il était évident que nous ne nous entendions point. Видимо, мы говорили на разных языках.
"Pardon, monsieur, repris-je, mais cette liberté, ce n'est que celle que tout prisonnier a de parcourir sa prison ! Elle ne peut nous suffire. - Извините, сударь, но это свобода узника в стенах темницы! Мы не можем этим удовольствоваться.
- Il faudra, cependant, qu'elle vous suffise ! - Приходится удовольствоваться.
- Quoi ! nous devons renoncer à jamais de revoir notre patrie, nos amis, nos parents ! - Как! Мы должны отбросить всякую надежду увидеть родину, друзей, семью?
- Oui, monsieur. Mais renoncer à reprendre cet insupportable joug de la terre, que les hommes croient être la liberté, n'est peut-être pas aussi pénible que vous le pensez ! - Да! И вместе с тем сбросить с себя тяжкое земное иго, что люди называют свободой! Уж не так это тягостно, как вы думаете!
- Par exemple, s'écria Ned Land, jamais je ne donnerai ma parole de ne pas chercher à me sauver ! - Что касается меня, - вскричал Нед Ленд, - я никогда не дам слово отказаться от мысли бежать отсюда!
- Je ne vous demande pas de parole, maître Land répondit froidement le commandant. - Я и не прошу вашего слова, мистер Ленд, - холодно отвечал капитан.
- Monsieur, répondis-je, emporté malgré moi, vous abusez de votre situation envers nous ! C'est de la cruauté ! - Сударь, - вскричал я, не владея собою, - вы злоупотребляете своей властью! Это бесчеловечно!
- Non, monsieur, c'est de la clémence ! Vous êtes mes prisonniers après combat ! Je vous garde, quand je pourrais d'un mot vous replonger dans les abîmes de l'Océan ! Vous m'avez attaqué ! Vous êtes venus surprendre un secret que nul homme au monde ne doit pénétrer, le secret de toute mon existence ! Et vous croyez que Je vais vous renvoyer sur cette terre qui ne doit plus me connaître ! Jamais ! En vous retenant, ce n'est pas vous que je garde, c'est moi-même !" - Напротив, великодушно! Вы взяты в плен на поле битвы! Одно мое слово, и вас сбросили бы в пучины океана! А я сохранил вам жизнь. Вы напали на меня! Вы овладели тайной, в которую не должен был проникнуть ни один человек в мире, - тайной моего бытия! И вы воображаете, что я позволю вам вернуться на землю, для которой я умер! Да никогда! Я буду держать вас на борту ради собственной безопасности!
Ces paroles indiquaient de la part du commandant un parti pris contre lequel ne prévaudrait aucun argument. По-видимому, капитан принял решение, против которого бессильны были всякие доводы.
"Ainsi, monsieur, repris-je, vous nous donnez tout simplement à choisir entre la vie ou la mort ? - Совершенно очевидно, сударь, - сказал я, - что вы попросту предоставляете нам выбор между жизнью и смертью?
- Tout simplement. - Совершенно очевидно.
- Mes amis, dis-je, à une question ainsi posée, il n'y a rien à répondre. Mais aucune parole ne nous lie au maître de ce bord. - Друзья мои, - сказал я, обращаясь к своим спутникам, - дело обстоит так, что спорить бесполезно. Но мы не дадим никакого обещания, которое связало бы нас с хозяином этого судна.
- Aucune, monsieur", répondit l'inconnu. - Никакого, - сказал неизвестный.
Puis, d'une voix plus douce, il reprit : И более мягким тоном он прибавил:
"Maintenant, permettez-moi d'achever ce que j'ai à vous dire. Je vous connais, monsieur Aronnax. Vous, sinon vos compagnons, vous n'aurez peut-être pas tant à vous plaindre du hasard qui vous lie à mon sort. Vous trouverez parmi les livres qui servent à mes études favorites cet ouvrage que vous avez publié sur les grands fonds de la mer. Je l'ai souvent lu. Vous avez poussé votre oeuvre aussi loin que vous le permettait la science terrestre. Mais vous ne savez pas tout, vous n'avez pas tout vu. Laissez-moi donc vous dire, monsieur le professeur, que vous ne regretterez pas le temps passé à mon bord. - Позвольте мне закончить наш разговор. Я знаю вас, господин Аронакс. Если не ваши спутники, то, может быть, вы лично не посетуете на случай, связавший наши судьбы. Между моими любимыми книгами вы найдете и свой труд, посвященный изучению морских глубин. Я часто перечитываю вашу книгу. Вы двинули науку океанографии так далеко, как только это возможно для жителя земли. Позвольте уверить вас, господин профессор, что вы не пожалеете о времени, проведенном на борту моего корабля.
Vous allez voyager dans le pays des merveilles. L'étonnement, la stupéfaction seront probablement l'état habituel de votre esprit. Vous ne vous blaserez pas facilement sur le spectacle incessamment offert à vos yeux. Je vais revoir dans un nouveau tour du monde sous-marin - qui sait ? le dernier peut-être - tout ce que j'ai pu étudier au fond de ces mers tant de fois parcourues, et vous serez mon compagnon d'études. A partir de ce jour, vous entrez dans un nouvel élément, vous verrez ce que n'a vu encore aucun homme car moi et les miens nous ne comptons plus - et notre planète, grâce à moi, va vous livrer ses derniers secrets." Вы совершите путешествие в страну чудес! Смена впечатлений взволнует ваше воображение. Вы постоянно будете находиться в восторженном состоянии. Вы не устанете изумляться виденным. Жизнь подводного мира непрерывно будет развертываться перед вашими глазами, не пресыщая ваш взор! Я готовлюсь предпринять вновь подводное путешествие вокруг света - как знать, не последнее ли? Я хочу еще раз окинуть взглядом все, что мною изучено в морских глубинах, не однажды мною исследованных! Вы будете участником моих научных занятий. С нынешнего дня вы вступаете в новую стихию, вы увидите то, что скрыто от людских глаз, - я и мои товарищи, не идем в счет, - и наша планета раскроет перед вами свои сокровенные тайны!
Je ne puis le nier ; ces paroles du commandant firent sur moi un grand effet. J'étais pris là par mon faible, et j'oubliai, pour un instant, que la contemplation de ces choses sublimes ne pouvait valoir la liberté perdue. D'ailleurs, je comptais sur l'avenir pour trancher cette grave question. Ainsi, je me contentai de répondre : Не скрою, речи капитана произвели на меня большое впечатление. Он тронул мою чувствительную струну, и я на мгновение забыл, что созерцание чудес подводного мира не искупит утраченной свободы. Но я утешил себя, положившись на будущее в решении столь важного вопроса. Поэтому я ограничился короткой репликой.
"Messieurs, si vous avez brisé avec l'humanité, je veux croire que vous n'avez pas renié tout sentiment humain. Nous sommes des naufragés charitablement recueillis à votre bord, nous ne l'oublierons pas. Quant à moi, je ne méconnais pas que, si l'intérêt de la science pouvait absorber jusqu'au besoin de liberté, ce que me promet notre rencontre m'offrirait de grandes compensations." - Сударь, - сказал я, - хотя вы и порвали с-человечеством, все же, надеюсь, вам не чужды человеческие чувства? Мы потерпели кораблекрушение. Вы великодушно приняли нас на борт своего судна. Мы никогда не забудем этого. Что касается меня, признаюсь, что если бы возможность служить науке могла ослабить вкус к свободе, то встреча с вами с избытком вознаградила бы меня за ее утрату.
Je pensais que le commandant allait me tendre la main pour sceller notre traité. Il n'en fit rien. Je le regrettai pour lui. Я думал, что капитан протянет мне руку, чтобы скрепить наш договор. Но капитан руки не протянул. И я мысленно пожалел его.
"Une dernière question, dis-je, au moment où cet être inexplicable semblait vouloir se retirer. - Последний вопрос, - сказал я, заметив, что этот непостижимый человек готов уйти.
- Parlez, monsieur le professeur. - Слушаю вас, господин профессор.
- De quel nom dois-je vous appeler ? - Как прикажете именовать вас?
- Monsieur, répondit le commandant, je ne suis pour vous que le capitaine Nemo, et vos compagnons et vous, n'êtes pour moi que les passagers du Nautilus." - Сударь, - отвечал капитан, - я для вас капитан Немо [Nemo - никто (лат.)], а вы для меня, как и ваши спутники, только пассажиры "Наутилуса".
Le capitaine Nemo appela. Un stewart parut. Le capitaine lui donna ses ordres dans cette langue étrangère que je ne pouvais reconnaître. Puis, se tournant vers le Canadien et Conseil : Капитан Немо позвал слугу и отдал ему приказание на том же неизвестном мне языке. Затем, обращаясь к канадцу и Конселю, он сказал:
"Un repas vous attend dans votre cabine, leur dit-il. Veuillez suivre cet homme. - Завтрак вас ждет в вашей каюте. Потрудитесь следовать за этим человеком.
- &Сcedil;a n'est pas de refus !" répondit le harponneur. - Не откажусь! - ответил гарпунер.
Conseil et lui sortirent enfin de cette cellule où ils étaient renfermés depuis plus de trente heures. И они вышли, наконец, из темницы, где пробыли взаперти более тридцати часов.
"Et maintenant, monsieur Aronnax, notre déjeuner est prêt. Permettez-moi de vous précéder. - А теперь, господин Аронакс, пойдемте и мы завтракать. Не угодно ли вам пожаловать за мною.
- A vos ordres, capitaine." - Я в вашем распоряжении, капитан.
Je suivis le capitaine Nemo, et dès que j'eus franchi la porte, je pris une sorte de couloir électriquement éclairé, semblable aux coursives d'un navire. Après un parcours d'une dizaine de mètres. une seconde porte s'ouvrit devant moi. И я пошел вслед за капитаном Немо. Переступив порог, мы очутились в освещенном электричеством узком проходе. Пройдя метров десять, мы через открытую дверь вошли в большую залу.
J'entrai alors dans une salle à manger ornée et meublée avec un goût sévère. De hauts dressoirs de chêne, incrustés d'ornements d'ébène, s'élevaient aux deux extrémités de cette salle, et sur leurs rayons à ligne ondulée étincelaient des faiences, des porcelaines, des verreries d'un prix inestimable. La vaisselle plate y resplendissait sous les rayons que versait un plafond lumineux, dont de fines peintures tamisaient et adoucissaient l'éclat. Это была столовая, отделанная и меблированная в строгом вкусе. Высокие дубовые поставцы, инкрустированные черным деревом, стояли по обеим концам столовой, и на их полках с волнообразными краями сверкал дорогой фаянс, фарфор, хрусталь. Серебряная утварь отражала своей блестящей поверхностью свет, падавший сверху. Тонкая роспись потолка смягчала яркость освещения.
Au centre de la salle était une table richement servie. Le capitaine Nemo m'indiqua la place que je devais occuper. Посредине залы стоял богато сервированный стол. Капитан Немо жестом указал мне мое место.
"Asseyez-vous, me dit-il, et mangez comme un homme qui doit mourir de faim." - Садитесь, - сказал он, - и кушайте! Вы, верно, умираете с голоду.
Le déjeuner se composait d'un certain nombre de plats dont la mer seule avait fourni le contenu, et de quelques mets dont j'ignorais la nature et la provenance. J'avouerai que c'était bon, mais avec un goût particulier auquel je m'habituai facilement. Ces divers aliments me parurent riches en phosphore, et je pensai qu'ils devaient avoir une origine marine. Завтрак состоял из нескольких блюд, приготовленных исключительно из продуктов, поставляемых морем; все же некоторые блюда вызывали во мне недоумение. Кушанья были очень аппетитные, но в них чувствовался какой-то привкус; впрочем, вскоре я перестал его ощущать. Все эти блюда содержали в себе, как мне показалось, много фосфора, и я решил, что все они морского происхождения.
Le capitaine Nemo me regardait. Je ne lui demandai rien, mais il devina mes pensées, et il répondit de lui-même aux questions que je brûlais de lui adresser. Капитан Немо искоса на меня поглядывал. Я ни о чем не спрашивал его, но он сам ответил мне на вопросы, которые вертелись у меня на языке.
"La plupart de ces mets vous sont inconnus, me dit-il. Cependant, vous pouvez en user sans crainte. Ils sont sains et nourrissants. Depuis longtemps, j'ai renoncé aux aliments de la terre, et je ne m'en porte pas plus mal. Mon équipage, qui est vigoureux, ne se nourrit pas autrement que moi. - Большинство этих блюд вам незнакомо, - сказал он, - но кушайте их без боязни. Пища здоровая и питательная. Я давно отказался от мясных блюд и, как видите, чувствую себя неплохо. Мои матросы все, как на подбор, здоровяки, а мы одинаково питаемся.
- Ainsi, dis-je, tous ces aliments sont des produits de la mer ? - Стало быть, - сказал я, - все эти кушанья изготовлены из продуктов, поставляемых морем?
- Oui, monsieur le professeur, la mer fournit à tous mes besoins. Tantôt, je mets mes filets a la traîne, et je les retire, prêts à se rompre. Tantôt, je vais chasser au milieu de cet élément qui paraît être inaccessible à l'homme, et je force le gibier qui gîte dans mes forêts sous-marines. Mes troupeaux, comme ceux du vieux pasteur de Neptune, paissent sans crainte les immenses prairies de l'Océan. J'ai là une vaste propriété que j'exploite moi-même et qui est toujours ensemencée par la main du Créateur de toutes choses." - Да, господин профессор! Море удовлетворяет все мои нужды. Закинув сети, я получаю богатый улов. Опустившись в морские глубины, казалось, не доступные человеку, чтобы поохотиться в подводных лесах, я подстрелю водяную дичь. Мои стада, подобно стадам Нептуна, мирно пасутся на океанских пастбищах. Владения мои обширны, и рука создателя всего живого не оскудевает!
Je regardai le capitaine Nemo avec un certain étonnement, et je lui répondis : Я поглядел на Немо с удивлением и сказал:
"Je comprends parfaitement, monsieur, que vos filets fournissent d'excellents poissons à votre table ; je comprends moins que vous poursuiviez le gibier aquatique dans vos forêts sous-marines ; mais je ne comprends plus du tout qu'une parcelle de viande, si petite qu'elle soit, figure dans votre menu. - Я хорошо понимаю, сударь, что сети поставляют превосходную рыбу к вашему столу; я понимаю, хотя и не совсем ясно, что вы позволяете себе роскошь охотиться за водяной дичью в подводных лесах; но мне совершенно непонятно, откуда в меню появляется мясное блюдо, пусть в самом малом количестве?
- Aussi, monsieur, me répondit le capitaine Nemo, ne fais-je jamais usage de la chair des animaux terrestres. - Сударь, - отвечал капитан Немо, - я не питаюсь мясом земных животных.
- Ceci, cependant, repris-je, en désignant un plat où restaient encore quelques tranches de filet. - Ну, а это что же такое? - спросил я, указывая на тарелку, на которой лежали кусочки говядины.
- Ce que vous croyez être de la viande, monsieur le professeur, n'est autre chose que du filet de tortue de mer. Voici également quelques foies de dauphin que vous prendriez pour un ragoût de porc. Mon cuisinier est un habile préparateur, qui excelle à conserver ces produits variés de l'Océan. Goûtez à tous ces mets. Voici une conserve d'holoturies qu'un Malais déclarerait sans rivale au monde, voilà une crème dont le lait a été fourni par la mamelle des cétacés, et le sucre par les grands fucus de la mer du Nord, et enfin, permettez-moi de vous offrir des confitures d'anémones qui valent celles des fruits les plus savoureux." - То, что вы принимаете за говядину, господин профессор, всего лишь филейная часть морской черепахи. А вот жаркое из печени дельфина; вы легко приняли бы это блюдо за рагу из свинины! Мой повар мастерски консервирует дары океана. Отведайте всего понемногу. Вот консервы из морских кубышек; любой малаец нашел бы их несравненными на вкус! Вот крем, взбитый из сливок, которые поставляют нам киты; вот сахар, который добывается из гигантских фукусов Средиземного моря! И, наконец, позвольте вам предложить варенье из анемонов, не уступающих в сочности самым спелым плодам земли.
Et je goûtais, plutôt en curieux qu'en gourmet, tandis que le capitaine Nemo m'enchantait par ses invraisemblables récits. И я отведывал от каждого блюда не из жадности, а из любопытства. А капитан Немо тем временем чаровал меня, рассказывая баснословные вещи.
"Mais cette mer, monsieur Aronnax, me dit-il, cette nourrice prodigieuse, inépuisable, elle ne me nourrit pas seulement ; elle me vêtit encore. Ces étoffes qui vous couvrent sont tissées avec le byssus de certains coquillages ; elles sont teintes avec la pourpre des anciens et nuancées de couleurs violettes que j'extrais des aplysis de la Méditerranée. Les parfums que vous trouverez sur la toilette de votre cabine sont le produit de la distillation des plantes marines. Votre lit est fait du plus doux zostère de l'Océan. Votre plume sera un fanon de baleine, votre encre la liqueur sécrétée par la seiche ou l'encornet. Tout me vient maintenant de la mer comme tout lui retournera un jour ! - Море, господин Аронакс, - говорил он, - кормит меня. Щедроты его неистощимы. Море не только кормит меня, но и одевает. Ткань на вашем костюме соткана из биссуса некоторых двустворчатых моллюсков; окрашена она, по примеру древних, соком пурпурницы, а фиолетовый оттенок придан экстрактом аплизий Средиземного моря. Духи, что стоят на туалетном столике в вашей каюте, получены сухой перегонкой морских растений. Ваша постель из мягкой морской травы зостеры. Пером вам будет служить китовый ус, чернилами выделения желез каракатицы. Я живу дарами моря, и море в свое время возьмет обратно свои дары!
- Vous aimez la mer, capitaine. - Вы любите море, капитан?
- Oui ! je l'aime ! La mer est tout ! Elle couvre les sept dixièmes du globe terrestre. Son souffle est pur et sain. C'est l'immense désert où l'homme n'est jamais seul, car il sent frémir la vie à ses côtés. La mer n'est que le véhicule d'une surnaturelle et prodigieuse existence ; elle n'est que mouvement et amour ; c'est l'infini vivant, comme l'a dit un de vos poètes. Et en effet, monsieur le professeur, la nature s'y manifeste par ses trois règnes, minéral, végétal, animal. Ce dernier y est largement représenté par les quatre groupes des zoophytes, par trois classes des articulés, par cinq classes des mollusques, par trois classes des vertébrés, les mammifères, les reptiles et ces innombrables légions de poissons, ordre infini d'animaux qui compte plus de treize mille espèces, dont un dixième seulement appartient à l'eau douce. La mer est le vaste réservoir de la nature. C'est par la mer que le globe a pour ainsi dire commencé, et qui sait s'il ne finira pas par elle ! Là est la suprême tranquillité. La mer n'appartient pas aux despotes. A sa surface, ils peuvent encore exercer des droits iniques, s'y battre, s'y dévorer, y transporter toutes les horreurs terrestres. Mais à trente pieds au-dessous de son niveau, leur pouvoir cesse, leur influence s'éteint, leur puissance disparaît ! Ah ! monsieur, vivez, vivez au sein des mers ! Là seulement est l'indépendance ! Là je ne reconnais pas de maîtres ! Là je suis libre !" - Да, я люблю море! Море - это все! Оно покрывает собою семь десятых земного шара. Дыхание его чисто, животворно. В его безбрежной пустыне человек не чувствует себя одиноким, ибо вокруг себя он ощущает биение жизни. В лоне морей обитают невиданные, диковинные существа. Море - это вечное движение и любовь, вечная жизнь, как сказал один из ваших поэтов. И в самом деле, господин профессор, водная среда представляет для развития жизни исключительные преимущества. Тут представлены все три царства природы: минералы, растения, животные. Животное царство широко представляют четыре группы зоофитов [зоофиты, по научной классификации того времени, объединяли большое число различных групп беспозвоночных и в том числе губок, кишечнополостных, червей, иглокожих и др.], три класса членистых, пять классов моллюсков, три класса позвоночных, млекопитающих, пресмыкающихся и неисчислимые легионы рыб, отряды животных, которых насчитывают свыше тринадцати тысяч видов, из коих только одна десятая обитает в пресных водах. Море - обширный резервуар природы. Если можно так выразиться, морем началась жизнь земного шара, морем и окончится! Тут высший покой! Море не подвластно деспотам. На поверхности морей они могут еще чинить беззакония, вести войны, убивать себе подобных. Но на глубине тридцати футов под водою они бессильны, тут их могущество кончается! Ах, сударь, оставайтесь тут, живите в лоне морей! Тут, единственно тут, настоящая независимость! Тут нет тиранов! Тут я свободен!
Le capitaine Nemo se tut subitement au milieu de cet enthousiasme qui débordait de lui. S'était-il laissé entraîner au-delà de sa réserve habituelle ? Avait-il trop parlé ? Pendant quelques instants, il se promena, très agité. Puis, ses nerfs se calmèrent, sa physionomie reprit sa froideur accoutumée, et, se tournant vers moi : Капитан Немо вдруг умолк. Не изменил ли он своей обычной сдержанности? Не пожалел ли, что сказал лишнее? Несколько минут он в видимом волнении ходил по комнате. Понемногу нервы его успокоились, лицо приняло обычное холодное выражение. Наконец, он подошел ко мне.
"Maintenant, monsieur le professeur, dit-il, si vous voulez visiter le Nautilus, je suis a vos ordres." - А теперь, господин профессор, - сказал он, - если вы желаете осмотреть "Наутилус", я к вашим услугам.
vingt mille lieues sous les mers (tour du monde sous marin)/Двадцать тысяч лье под водой (Кругосветное путешествие в морских глубинах) (Premier partie)/часть первая

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XI LE NAUTILUS/11. "НАУТИЛУС"

France Русский
Le capitaine Nemo se leva. Je le suivis. Une double porte, ménagée à l'arrière de la salle, s'ouvrit, et j'entrai dans une chambre de dimension égale à celle que je venais de quitter. Я последовал за капитаном Немо. Двойная дверь в глубине столовой распахнулась, и мы вошли в соседнюю комнату, столь же просторную.
C'était une bibliothèque. De hauts meubles en palissandre noir, incrustés de cuivres, supportaient sur leurs larges rayons un grand nombre de livres uniformément reliés. Ils suivaient le contour de la salle et se terminaient à leur partie inférieure par de vastes divans, capitonnés de cuir marron, qui offraient les courbes les plus confortables. De légers pupitres mobiles, en s'écartant ou se rapprochant à volonté, permettaient d'y poser le livre en lecture. Au centre se dressait une vaste table, couverte de brochures, entre lesquelles apparaissaient quelques journaux déjà vieux. La lumière électrique inondait tout cet harmonieux ensemble, et tombait de quatre globes dépolis à demi engagés dans les volutes du plafond. Je regardais avec une admiration réelle cette salle si ingénieusement aménagée, et je ne pouvais en croire mes yeux. Это была библиотека. В высоких шкафах из черного палисандрового дерева с бронзовыми инкрустациями на широких полках стояли рядами книги в одинаковых переплетах. Шкафы тянулись вдоль стен, занимая все пространство от пола до потолка. Несколько отступя от шкафов, шли сплошные широкие диваны, обитые коричневой кожей. Легкие передвижные подставки для книг расставлены были близ диванов. Посредине библиотеки стоял большой стол, заваленный журналами, среди которых я заметил несколько старых газет. С лепного потолка, завершая весь этот гармонический ансамбль, четыре полушария из матового стекла изливали электрический свет. С восхищением осматривал я этот покой, обставленный с таким вкусом, и глазам своим не верил.
"Capitaine Nemo, dis-je à mon hôte, qui venait de s'étendre sur un divan, voilà une bibliothèque qui ferait honneur à plus d'un palais des continents, et je suis vraiment émerveillé, quand je songe qu'elle peut vous suivre au plus profond des mers. - Капитан Немо, - сказал я хозяину, расположившемуся на диване, - ваша библиотека сделала бы честь любому дворцу на континенте; и я диву даюсь при мысли, что такая сокровищница сопутствует вам в морские глубины!
- Où trouverait-on plus de solitude, plus de silence, monsieur le professeur ? répondit le capitaine Nemo. Votre cabinet du Muséum vous offre-t-il un repos aussi complet ? - А где же вы найдете столь благоприятные условия для работы, господин профессор? - ответил капитан Немо. - Тишина, полный покой. Разве в вашем кабинете в Парижском музее вы пользуетесь такими удобствами?
- Non, monsieur, et je dois ajouter qu'il est bien pauvre auprès du vôtre. Vous possédez la six ou sept mille volumes... - Разумеется, нет! И я должен признаться, что мой парижский кабинет беден в сравнении с вашим. У вас тут не менее шести-семи тысяч томов...
- Douze mille, monsieur Aronnax. Ce sont les seuls liens qui me rattachent à la terre. Mais le monde a fini pour moi le jour où mon Nautilus s'est plongé pour la première fois sous les eaux. Ce jour-là, j'ai acheté mes derniers volumes, mes dernières brochures, mes derniers journaux, et depuis lors, je veux croire que l'humanité n'a plus ni pensé, ni écrit. Ces livres, monsieur le professeur, sont d'ailleurs à votre disposition, et vous pourrez en user librement." - Двенадцать тысяч, господин Аронакс. Книги - единственное, что связывает меня с землей. Свет перестал существовать для меня в тот день, когда "Наутилус" впервые погрузился в морские глубины. В тот день я в последний раз покупал книги, журналы, газеты. С того дня для меня человечество перестало мыслить, перестало творить. Моя библиотека к вашим услугам, господин профессор; вы можете располагать ею, как вам будет угодно.
Je remerciai le capitaine Nemo, et je m'approchai des rayons de la bibliothèque. Livres de science, de morale et de littérature, écrits en toute langue, y abondaient ; mais je ne vis pas un seul ouvrage d'économie politique ; ils semblaient être sévèrement proscrits du bord. Détail curieux, tous ces livres étaient indistinctement classés, en quelque langue qu'ils fussent écrits, et ce mélange prouvait que le capitaine du Nautilus devait lire couramment les volumes que sa main prenait au hasard. Поблагодарив капитана Немо, я подошел к библиотечным полкам. Тут была собрана научная, философская, художественная литература на всех языках; но я не заметил ни одного сочинения по политической экономии; очевидно, политической экономии доступ на борт судна был строго воспрещен. Любопытная подробность - книги были расставлены в алфавитном порядке, независимо от того, на каком языке они написаны; видимо, капитан Немо свободно владел всеми языками.
Parmi ces ouvrages, je remarquai les chefs-d'oeuvre des maîtres anciens et modernes, c'est-à-dire tout ce que l'humanité a produit de plus beau dans l'histoire, la poésie, le roman et la science, depuis Homère jusqu'à Victor Hugo, depuis Xénophon jusqu'à Michelet, depuis Rabelais jusqu'à madame Sand. Mais la science, plus particulièrement, faisait les frais de cette bibliothèque ; les livres de mécanique, de balistique. d'hydrographie, de météorologie, de géographie, de géologie, etc., y tenaient une place non moins importante que les ouvrages d'histoire naturelle, et je compris qu'ils formaient la principale étude du capitaine. Je vis là tout le Humboldt, tout l'Arago, les travaux de Foucault, d'Henry Sainte-Claire Deville, de Chasles, de Milne-Edwards, de Quatrefages, de Tyndall, de Faraday, de Berthelot, de l'abbé Secchi, de Petermann, du commandant Maury, d'Agassis etc. Les mémoires de l'Académie des sciences, les bulletins des diverses sociétés de géographie, etc., et, en bon rang, les deux volumes qui m'avaient peut-être valu cet accueil relativement charitable du capitaine Nemo. Parmi les oeuvres de Joseph Bertrand, son livre intitulé les Fondateurs de l'Astronomie me donna même une date certaine ; et comme je savais qu'il avait paru dans le courant de 1865, je pus en conclure que l'installation du Nautilus ne remontait pas à une époque postérieure. Среди книг я увидел произведения великих писателей и мыслителей древнего и нового мира - все то лучшее, что создано человеческим гением в области истории, поэзии, художественной прозы и науки, начиная с Гомера до Виктора Гюго, с Ксенофонта до Мишле, с Рабле до госпожи Санд. Но научные книги все же преобладали в этой библиотеке; книги по механике, баллистике, гидрографии, метеорологии, географии, зоологии и прочее чередовались с трудами по естественной истории, как я понял, главного предмета научных интересов капитана. Тут было полное собрание сочинений Гумбольдта, Араго, труды Фуко, Анри Сент Клер Девиля, Шасля, Мильн Эдвардса, Катрфажа, Тиндаля, Фарадея, Вертело, аббата Секки, Петерманна, капитана Мори, Агассиса, "Записки Академии наук", сборники различных географических обществ и прочее. И в этом почетном обществе находились две моих книги, которым, возможно, я был обязан относительно любезным приемом на борту "Наутилуса"! Книга Жозефа Бертрана "Основы астрономии" позволила мне сделать заключение: я знал, что она вышла в свет в 1865 году, - стало быть, "Наутилус" был спущен под воду не раньше этого времени.
Ainsi donc, depuis trois ans, au plus, le capitaine Nemo avait commencé son existence sous-marine. J'espérai, d'ailleurs, que des ouvrages plus récents encore me permettraient de fixer exactement cette époque ; mais j'avais le temps de faire cette recherche, et je ne voulus pas retarder davantage notre promenade à travers les merveilles du Nautilus. Итак, капитан Немо начал свое подводное существование всего лишь три года назад. Впрочем, я надеялся установить точную дату, если в библиотеке окажется более позднее издание. Но у меня впереди было достаточно времени для подобных изысканий, и, помимо того, мне не хотелось откладывать обозрения чудес "Наутилуса".
"Monsieur, dis-je au capitaine, je vous remercie d'avoir mis cette bibliothèque à ma disposition. Il y a là des trésors de science, et j'en profiterai. - Благодарю вас, сударь, - сказал я, - за разрешение пользоваться вашей библиотекой. Тут собраны столь ценные научные сокровища! Я не премину с ними ознакомиться.
- Cette salle n'est pas seulement une bibliothèque, dit le capitaine Nemo, c'est aussi un fumoir. - Тут не только библиотека, - отвечал капитан Немо, - но и курительная.
- Un fumoir ? m'écriai-je. On fume donc à bord ? - Курительная? - воскликнул я. - Курительная на борту "Наутилуса"?
- Sans doute. - Совершенно верно!
- Alors, monsieur, je suis forcé de croire que vous avez conservé des relations avec La Havane. - В таком случае, сударь, я должен предположить, что вы поддерживаете связь с Гаваной?
- Aucune, répondit le capitaine. Acceptez ce cigare, monsieur Aronnax, et, bien qu'il ne vienne pas de La Havane, vous en serez content, si vous êtes connaisseur." - Отнюдь нет, - возразил капитан. - Позвольте предложить вам сигару. Правда, она не гаванская, но, если вы знаток, сигара придется вам по вкусу.
Je pris le cigare qui m'était offert, et dont la forme rappelait celle du londrès ; mais il semblait fabriqué avec des feuilles d'or. Je l'allumai à un petit brasero que supportait un élégant pied de bronze, et j'aspirai ses premières bouffées avec la volupté d'un amateur qui n'a pas fumé depuis deux jours. Я взял сигару, по форме весьма напоминавшую лучшие сорта гаванских, но, казалось, скрученную из золотистых листьев. Я раскурил ее у светильника, стоявшего на изящной бронзовой подставке, и затянулся с жадностью завзятого курильщика, лишенного табака уже двое суток.
"C'est excellent, dis-je, mais ce n'est pas du tabac. - Превосходная сигара, - сказал я, - но разве это табак?
- Non, répondit le capitaine, ce tabac ne vient ni de La Havane ni de l'Orient. C'est une sorte d'algue, riche en nicotine, que la mer me fournit, non sans quelque parcimonie. Regrettez-vous les londrès, monsieur ? - Табак, но не гаванский и не турецкий. Море поставляет мне, хотя и не очень щедро, эти редкие морские водоросли, богатые никотином. Вы и теперь вздыхаете о гаванских сигарах, а?
- Capitaine, je les méprise à partir de ce jour. - С этой минуты, капитан, я их презираю!
- Fumez donc à votre fantaisie, et sans discuter l'origine de ces cigares. Aucune régie ne les a contrôlés, mais ils n'en sont pas moins bons, j'imagine. - Курите, пожалуйста, сколько вам вздумается, не спрашивая о происхождении сигар. Никакая таможня не взимала за них налога, но от этого, полагаю, они не стали хуже!
- Au contraire." - Напротив!
A ce moment le capitaine Nemo ouvrit une porte qui faisait face à celle par laquelle j'étais entré dans la bibliothèque, et je passai dans un salon immense et splendidement éclairé. В этот момент капитан Немо растворил дверь, противоположную той, через которую мы вошли в библиотеку, и я оказался в ослепительно освещенном салоне.
C'était un vaste quadrilatère, à pans coupés, long de dix mètres, large de six, haut de cinq. Un plafond lumineux, décoré de légères arabesques, distribuait un jour clair et doux sur toutes les merveilles entassées dans ce musée. Car, c'était réellement un musée dans lequel une main intelligente et prodigue avait réuni tous les trésors de la nature et de l'art, avec ce pêle-mêle artiste qui distingue un atelier de peintre. Это был просторный зал с закругленными углами, длиною в десять, шириною в шесть, высотою в пять метров. Сильные лампы, скрытые за узорчатым орнаментом потолка, выдержанного в духе мавританских сводчатых покрытий, бросали мягкий свет на сокровища этого музея. Да, это был настоящий музей, в котором мастерской и щедрой рукой были соединены воедино дары природы и искусства в том живописном беспорядке, какой обличает жилище художника.
Une trentaine de tableaux de maîtres, à cadres uniformes, séparés par d'étincelantes panoplies, ornaient les parois tendues de tapisseries d'un dessin sévère. Je vis là des toiles de la plus haute valeur, et que, pour la plupart, j'avais admirées dans les collections particulières de l'Europe et aux expositions de peinture. Les diverses écoles des maîtres anciens étaient représentées par une madone de Raphaël, une vierge de Léonard de Vinci, une nymphe du Corrège, une femme du Titien, une adoration de Véronèse, une assomption de Murillo, un portrait d'Holbein, un moine de Vélasquez, un martyr de Ribeira, une kermesse de Rubens, deux paysages flamands de Téniers, trois petits tableaux de genre de Gérard Dow, de Metsu, de Paul Potter, deux toiles de Géricault et de Prudhon, quelques marines de Backuysen et de Vernet. Parmi les oeuvres de la peinture moderne, apparaissaient des tableaux signés Delacroix, Ingres, Decamps, Troyon, Meissonnier, Daubigny, etc., et quelques admirables réductions de statues de marbre ou de bronze, d'après les plus beaux modèles de l'antiquité, se dressaient sur leurs piédestaux dans les angles de ce magnifique musée. Cet état de stupéfaction que m'avait prédit le commandant du Nautilus commençait déjà à s'emparer de mon esprit. Десятка три картин великих мастеров, в одинаковых рамах, отделенные одна от другой щитами с рыцарскими доспехами, украшали стены, обтянутые ткаными обоями строгого рисунка. Тут были полотна огромной ценности, которыми я любовался в частных картинных галереях Европы и на художественных выставках. Различные школы старинных мастеров были представлены тут: "Мадонна" Рафаэля, "Дева" Леонардо да Винчи, "Нимфа" Корреджо, "Женщина" Тициана, "Поклонение волхвов" Веронезе, "Успение" Мурильо, "Портрет" Гольбейна, "Монах" Веласкеза, "Мученик" Рибейры, "Ярмарка" Рубенса, два фламандских пейзажа Тенирса, три жанровых картинки Жерара Доу, Метсю, Поля Поттера, два полотна Жерико и Прюдона, несколько морских видов Бекюйзена и Берне. Современная живопись была представлена картинами Делакруа, Энгра, Декампа, Труайона, Мессонье, Добиньи и т.д.; несколько очаровательных мраморных и бронзовых копий античных скульптур на высоких пьедесталах стояло по углам великолепного музея. Предсказание командира "Наутилуса" начинало сбываться: я был буквально ошеломлен.
"Monsieur le professeur, dit alors cet homme étrange, vous excuserez le sans-gêne avec lequel je vous reçois, et le désordre qui règne dans ce salon. - Господин профессор, - сказал этот загадочный человек, - надеюсь, вы извините меня за то, что я принимаю вас запросто и в гостиной беспорядок.
- Monsieur, répondis-je, sans chercher à savoir qui vous êtes, m'est-il permis de reconnaître en vous un artiste ? - Сударь, - отвечал я, - не доискиваясь, кто вы такой, смею предполагать, что вы художник!
- Un amateur, tout au plus, monsieur. J'aimais autrefois à collectionner ces belles oeuvres créées par la main de l'homme. J'étais un chercheur avide, un fureteur infatigable, et j'ai pu réunir quelques objets d'un haut prix. Ce sont mes derniers souvenirs de cette terre qui est morte pour moi. A mes yeux, vos artistes modernes ne sont déjà plus que des anciens ; ils ont deux ou trois mille ans d'existence, et je les confonds dans mon esprit. Les maîtres n'ont pas d'âge. - Любитель, сударь, не более! Когда-то мне доставляло удовольствие собирать прекрасные творения рук человеческих. Я был страстный, неутомимый коллекционер, и мне удалось приобрести несколько вещей большой ценности. Это собрание картин - последнее воспоминание о земле, которая для меня уже не существует. В моих глазах ваши современные живописцы - то же, что старинные мастера. Гений не имеет возраста.
- Et ces musiciens ? dis-je, en montrant des partitions de Weber, de Rossini, de Mozart, de Beethoven, d'Haydn, de Meyerbeer, d'Herold, de Wagner, d'Auber, de Gounod, et nombre d'autres, éparses sur un pianoorgue de grand modèle qui occupait un des panneaux du salon. - А композиторы? - спросил я, указывая на партитуры Вебера, Россини, Моцарта, Бетховена, Гайдна, Мейербера, Герольда, Вагнера, Обера, Гуно и многих других, разбросанные на огромнейшей фисгармонии, занимавшей всю стену между дверьми.
- Ces musiciens, me répondit le capitaine Nemo, ce sont des contemporains d'Orphée, car les différences chronologiques s'effacent dans la mémoire des morts - et je suis mort, monsieur le professeur, aussi bien mort que ceux de vos amis qui reposent à six pieds sous terre !" - Для меня эти композиторы, - отвечал капитан Немо, - современники Орфея, ибо понятие о времени стирается в памяти мертвых, а я мертв, господин профессор! Я такой же труп, как и те ваши друзья, которые покоятся в шести футах под землей!
Le capitaine Nemo se tut et sembla perdu dans une rêverie profonde. Je le considérais avec une vive émotion, analysant en silence les étrangetés de sa physionomie. Accoudé sur l'angle d'une précieuse table de mosaique, il ne me voyait plus, il oubliait ma présence. Капитан Немо умолк и глубоко задумался. Я глядел на него в величайшем волнении, молча изучая его лицо. Опершись о драгоценный мозаичный стол, он, казалось, не замечал меня, забыл о моем присутствии.
Je respectai ce recueillement, et je continuai de passer en revue les curiosités qui enrichissaient ce salon. Не желая нарушать течения его мыслей, я решил заняться осмотром редкостей.
Auprès des oeuvres de l'art, les raretés naturelles tenaient une place très importante. Elles consistaient principalement en plantes, en coquilles et autres productions de l'Océan, qui devaient être les trouvailles personnelles du capitaine Nemo. Au milieu du salon, un jet d'eau, électriquement éclairé, retombait dans une vasque faite d'un seul tridacne. Cette coquille, fournie par le plus grand des mollusques acéphales, mesurait sur ses bords, délicatement festonnés, une circonférence de six mètres environ ; elle dépassait donc en grandeur ces beaux tridacnes qui furent donnés à François 1er par la République de Venise, et dont l'église Saint-Sulpice, à Paris, a fait deux bénitiers gigantesques. Произведения искусства соседствовали с творениями природы. Водоросли, раковины и прочие дары океанской фауны и флоры, собранные, несомненно, рукою капитана Немо, занимали видное место в его коллекции. Посреди салона из гигантской тридакны бил фонтан, освещенный снизу электричеством. Края резко ребристой раковины этого исполинского двустворчатого моллюска были изящно зазубрены. В окружности раковина достигала шести метров. Стало быть, этот экземпляр превосходил размерами прекрасные тридакны, поднесенные Венецианской республикой Франциску I и служившие кропильницами в парижской церкви св.Сульпиция.
Autour de cette vasque, sous d'élégantes vitrines fixées par des armatures de cuivre, étaient classés et étiquetés les plus précieux produits de la mer qui eussent jamais été livrés aux regards d'un naturaliste. On conçoit ma joie de professeur. Вокруг раковины в изящных витринах, оправленных в медь, были расположены по классам и снабжены этикетками редчайшие экспонаты океанических вод, какие когда-либо доводилось видеть натуралисту. Вообразите себе радость такого естествоиспытателя, как я!
L'embranchement des zoophytes offrait de très curieux spécimens de ses deux groupes des polypes et des échinodermes. Dans le premier groupe, des tubipores, des gorgones disposées en éventail, des éponges douces de Syrie, des isis des Molluques, des pennatules, une virgulaire admirable des mers de Norvège, des ombellulaires variées, des alcyonnaires, toute une série de ces madrépores que mon maître Milne-Edwards a si sagacement classés en sections, et parmi lesquels je remarquai d'adorables flabellines, des oculines de l'île Bourbon, le "char de Neptune" des Antilles, de superbes variétés de coraux, enfin toutes les espèces de ces curieux polypiers dont l'assemblage forme des îles entières qui deviendront un jour des continents. Раздел зоофитов - "животных-цветов" - был представлен весьма любопытными образцами полипов и иглокожих. Первую группу составляли органчиковые и горгониевые восьмилучевые кораллы, сирийские губки, молуккские изиды, морские перья, прелестные лофогелии норвежских морей, различные зонтичные, альциониевые, целая коллекция шестилучевых мадрепоровых кораллов, которые мой учитель Мильн Эдварде так остроумно классифицировал на подотряды и среди которых я особо отметил очаровательных веерниц, разноцветных глазчатых кораллов с острова Бурбон, "колесницу Нептуна" с Антильских островов, бесподобные разновидности кораллов! Тут были представлены все виды обитателей коралловых рифов, колонии которых образуют настоящие острова, а со временем, возможно, и целые материки.
Dans les échinodermes, remarquables par leur enveloppe épineuse, les astéries, les étoiles de mer, les pantacrines, les comatules, les astérophons, les oursins, les holoturies, etc., représentaient la collection complète des individus de ce groupe. Иглокожие, примечательные своим известковым панцирем из многочисленных пластинок решетчатого строения, как то: красно-бурые морские звезды астериас, морские лилии, стебельчатые лилии ризокринусы, астерофоны, морские ежи, голотурии и прочие, являли полное собрание представителей этой группы.
Un conchyliologue un peu nerveux se serait pâmé certainement devant d'autres vitrines plus nombreuses où étaient classés les échantillons de l'embranchement des mollusques. Je vis là une collection d'une valeur inestimable, et que le temps me manquerait à décrire tout entière. Parmi ces produits, je citerai, pour mémoire seulement, - l'élégant marteau royal de l'Océan indien dont les régulières taches blanches ressortaient vivement sur un fond rouge et brun, - un spondyle impérial, aux vives couleurs, tout hérissé d'épines, rare spécimen dans les muséums européens, et dont j'estimai la valeur à vingt mille francs, un marteau commun des mers de la Nouvelle-Hollande, qu'on se procure difficilement, - des buccardes exotiques du Sénégal, fragiles coquilles blanches à doubles valves, qu'un souffle eût dissipées comme une bulle de savon, - plusieurs variétés des arrosoirs de Java, sortes de tubes calcaires bordés de replis foliacés, et très disputés par les amateurs, - toute une série de troques, les uns jaune verdâtre, pêchés dans les mers d'Amérique, les autres d'un brun roux, amis des eaux de la Nouvelle-Hollande, ceux-ci, venus du golfe du Mexique, et remarquables par leur coquille imbriquée, ceux-là, des stellaires trouvés dans les mers australes, et enfin, le plus rare de tous, le magnifique éperon de la Nouvelle-Zélande ; - puis, d'admirables tellines sulfurées, de précieuses espèces de cythérées et de Vénus, le cadran treillissé des côtes de Tranquebar, le sabot marbré à nacre resplendissante, les perroquets verts des mers de Chine, le cône presque inconnu du genre Coenodulli, toutes les variétés de porcelaines qui servent de monnaie dans l'Inde et en Afrique, la "Gloire de la Mer", la plus précieuse coquille des Indes orientales ; - enfin des littorines, des dauphinules, des turritelles des janthines, des ovules, des volutes, des olives, des mitres, des casques, des pourpres, des buccins, des harpes, des rochers, des tritons, des cérites, des fuseaux, des strombes, des pterocères, des patelles, des hyales, des cléodores, coquillages délicats et fragiles, que la science a baptisés de ses noms les plus charmants. Какой-нибудь впечатлительный конхиолог, конечно, растерялся бы, увидев соседние витрины, в которых были размещены и классифицированы представители типа моллюсков. Коллекция мягкотелых не имела цены, и мне не достало бы времени ее описать. Я назову лишь-некоторые особи и единственно ради того, чтоб сохранить в памяти их названия: изящная королевская синевакула Индийского океана, вся в белых пятнах, ярко выступающих на красном и коричневом фоне, красочный "императорский спондил", весь ощетинившийся шипами, - редкий экземпляр, за который, по моему мнению, любой европейский музей заплатил бы двадцать тысяч франков, обыкновенная синевакула из морей Новой Голландии, весьма трудно добываемая, экзотические сенегальские бюккарды - двустворчатые белые раковины, - такие хрупкие, что рассыпаются при малейшем дуновении, множество разновидностей морского щипца с острова Явы - улитки вроде известковых трубок, окаймленных листовидными складками, высоко ценимые любителями; все виды брюхоногих, начиная от зеленовато-желтых, которых вылавливают в морях Америки, до кирпично-красных, предпочитающих воды Новой Голландии; одни, добытые в Мексиканском заливе и примечательные своей черепицеобразной раковиной, другие - звездчатки, найденные в южных морях, и, наконец, самый редкий из всех, великолепный шпорник Новой Зеландии; затем удивительные теллины, драгоценные виды цитер и венусов, решетчатые кадраны, отливающие перламутром, с берегов Транкебара, крапчатая башенка, зеленые ракушки Китайских морей, конусовидная улитка; все виды ужовок, служащих монетами в Индии и Африке, "Слава морей" - драгоценнейшая раковина Восточной Индии; наконец, литорины, дельфинки, башенки, янтины, яйцевидки, оливы, митры, шлемы, пурпурницы, трубачи, арфы, скальницы, тритоны, цериты, веретеновидки, блюдечки, стеклышки, клеодоры - нежные хрупкие раковины, которым ученые дали прелестные имена.
A part, et dans des compartiments spéciaux, se déroulaient des chapelets de perles de la plus grande beauté, que la lumière électrique piquait de pointes de feu, des perles roses, arrachées aux pinnes marines de la mer Rouge, des perles vertes de l'haliotyde iris, des perles jaunes, bleues, noires. curieux produits des divers mollusques de tous les océans et de certaines moules des cours d'eau du Nord, enfin plusieurs échantillons d'un prix inappréciable qui avaient été distillés par les pintadines les plus rares. Quelques-unes de ces perles surpassaient en grosseur un oeuf de pigeon ; elles valaient, et au-delà, celle que le voyageur Tavernier vendit trois millions au shah de Perse, et primaient cette autre perle de l'iman de Mascate, que je croyais sans rivale au monde. В особых отделениях лежали нити жемчуга невиданной красоты, загоравшиеся всеми огнями при электрическом освещении: розовый жемчуг, извлеченный из морской пинны Красного моря, зеленый жемчуг из галиотиса, желтый жемчуг, голубой, черный - удивительный продукт различных моллюсков всех океанов и некоторых перловиц из северных рек; и, наконец, несколько бесценных образцов, извлеченных из самых крупных и редчайших раковин жемчужниц. Иные жемчужины были больше голубиного яйца; каждая из них стоила дороже той жемчужины, которую путешественник Тавернье продал за три миллиона персидскому шаху, а красотой они превосходили жемчужину имама маскатского, которой, как я думал, не было равной в мире.
Ainsi donc, chiffrer la valeur de cette collection était, pour ainsi dire, impossible. Le capitaine Nemo avait dû dépenser des millions pour acquérir ces échantillons divers, et je me demandais à quelle source il puisait pour satisfaire ainsi ses fantaisies de collectionneur, quand je fus interrompu par ces mots : Определить стоимость коллекции не представляло возможности. Капитан Немо должен был истратить миллионы на приобретение этих редчайших образцов; и я спрашивал себя: из каких источников черпает средства на удовлетворение своих причуд этот собиратель редкостей? Но тут капитан обратился ко мне:
"Vous examinez mes coquilles, monsieur le professeur. En effet, elles peuvent intéresser un naturaliste ; mais, pour moi, elles ont un charme de plus, car je les ai toutes recueillies de ma main, et il n'est pas une mer du globe qui ait échappé à mes recherches. - Вы рассматриваете мои раковины, господин профессор? В самом деле, они могут заинтересовать натуралиста, но для меня они имеют особую прелесть, потому что я собрал их собственными руками, и нет моря на земном шаре, которое я обошел бы в своих поисках.
- Je comprends, capitaine, je comprends cette joie de se promener au milieu de telles richesses. Vous êtes de ceux qui ont fait eux-mêmes leur trésor. Aucun muséum de l'Europe ne possède une semblable collection des produits de l'Océan. Mais si j'épuise mon admiration pour elle, que me restera-t-il pour le navire qui les porte ! Je ne veux point pénétrer des secrets qui sont les vôtres ! Cependant, j'avoue que ce Nautilus, la force motrice qu'il renferme en lui, les appareils qui permettent de le manoeuvrer, l'agent si puissant qui l'anime, tout cela excite au plus haut point ma curiosité. Je vois suspendus aux murs de ce salon des instruments dont la destination m'est inconnue. Puis-je savoir ?... - Понимаю, капитан, вполне понимаю, какое удовольствие испытываете вы, любуясь своими сокровищами. И они собраны вашими собственными руками! Ни один европейский музей не располагает такой коллекцией океанской фауны и флоры. Но если я растрачу все свое внимание на осмотр коллекции, что же останется для судна? Я отнюдь не хочу проникать в ваши тайны, но признаюсь, что устройство "Наутилуса", его двигатели, механизмы, сообщающие ему необычайную подвижность, все это крайне возбуждает мое любопытство. На стенах салона я вижу приборы, назначение которых мне неизвестно. Могу ли я узнать...
- Monsieur Aronnax, me répondit le capitaine Nemo, je vous ai dit que vous seriez libre à mon bord, et par conséquent, aucune partie du Nautilus ne vous est interdite. Vous pouvez donc le visiter en détail et je me ferai un plaisir d'être votre cicérone. - Господин Аронакс, - ответил капитан, - я уже сказал вам, что вы свободны на борту моего судна; следовательно, нет такого уголка на "Наутилусе", куда бы вам был воспрещен доступ! Вы можете осматривать судно со всем его устройством, и я почту за удовольствие быть вашим проводником.
- Je ne sais comment vous remercier, monsieur, mais je n'abuserai pas de votre complaisance. Je vous demanderai seulement à quel usage sont destinés ces instruments de physique... - Не нахожу слов благодарности, сударь! Постараюсь не злоупотребить вашей любезностью! Разрешите только узнать назначение этих физических приборов...
- Monsieur le professeur, ces mêmes instruments se trouvent dans ma chambre, et c'est là que j'aurai le plaisir de vous expliquer leur emploi. Mais auparavant, venez visiter la cabine qui vous est réservée. Il faut que vous sachiez comment vous serez installé à bord du Nautilus." - Господин профессор, точно такие же приборы имеются в моей каюте, и там я объясню вам их назначение. Но сначала пройдемте в каюту, приготовленную для вас. Надо же вам знать, в каких условиях вы будете жить на борту "Наутилуса"!
Je suivis le capitaine Nemo, qui, par une des portes percées à chaque pan coupé du salon, me fit rentrer dans les coursives du navire. Il me conduisit vers l'avant, et là je trouvai, non pas une cabine, mais une chambre élégante, avec lit, toilette et divers autres meubles. Я последовал за капитаном Немо. Выйдя через одну из дверей, имевшихся в каждом из округленных углов салона, мы оказались в узком проходе, пролегавшем по обоим бокам судна. Пройдя на нос корабля, капитан Немо ввел меня в каюту, вернее, в изящно обставленную комнату с кроватью, туалетным столом и прочей удобной мебелью.
Je ne pus que remercier mon hôte. Оставалось только благодарить любезного хозяина.
"Votre chambre est contiguë à la mienne, me dit-il, en ouvrant une porte, et la mienne donne sur le salon que nous venons de quitter." - Ваша каюта - смежная с моей, - сказал он, раскрывая другую дверь, - а моя сообщается с салоном, откуда мы только что вышли.
J'entrai dans la chambre du capitaine. Elle avait un aspect sévère, presque cénobitique. Une couchette de fer, une table de travail, quelques meubles de toilette. Le tout éclairé par un demi-jour. Rien de confortable. Le strict nécessaire, seulement. Каюта капитана носила суровый, почти монастырский характер. Железная кровать, рабочий стол, несколько стульев, умывальник. В каюте царил полумрак. Ничего лишнего. Только необходимые вещи.
Le capitaine Nemo me montra un siège. Капитан Немо указал мне на стул.
"Veuillez vous asseoir", me dit-il. - Не желаете ли присесть? - сказал он.
Je m'assis, et il prit la parole en ces termes : Я сел, и он начал свои объяснения.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XII TOUT PAR L'ELECTRICITE/12. ВСЕ НА ЭЛЕКТРИЧЕСКОЙ ЭНЕРГИИ!

France Русский
"Monsieur, dit le capitaine Nemo, me montrant les instruments suspendus aux parois de sa chambre, voici les appareils exigés par la navigation du Nautilus. Ici comme dans le salon, je les ai toujours sous les yeux, et ils m'indiquent ma situation et ma direction exacte au milieu de l'Océan. Les uns vous sont connus, tels que le thermomètre qui donne la température intérieure du Nautilus ; le baromètre, qui pèse le poids de l'air et prédit les changements de temps ; l'hygromètre, qui marque le degré de sécheresse de l'atmosphère ; le storm-glass, dont le mélange, en se décomposant, annonce l'arrivée des tempêtes ; la boussole, qui dirige ma route ; le sextant, qui par la hauteur du soleil m'apprend ma latitude ; les chronomètres, qui me permettent de calculer ma longitude ; et enfin des lunettes de jour et de nuit, qui me servent à scruter tous les points de l'horizon, quand le Nautilus est remonté à la surface des flots. - Сударь, - сказал капитан Немо, указывая на приборы, висевшие на стенах каюты, - вот аппаратура, служащая для управления "Наутилусом". Здесь, как и в салоне, она всегда у меня перед глазами и в любой момент дает мне знать, в какой точке океана находится мой подводный корабль, а также указывает его направление. Некоторые приборы вам знакомы. Вот термометр для измерения температуры воздуха на "Наутилусе"; барометр - прибор, определяющий атмосферное давление, благодаря этому мы имеем возможность предвидеть изменение погоды; гигрометр - один из приборов для измерения степени влажности в атмосфере; storm-glass сигнализирует о приближении бури; компас указывает путь; секстан позволяет по высоте солнца определить широту; хронометры дают возможность установить долготу; и, наконец, зрительные трубы, дневные и ночные, которыми я пользуюсь, осматривая горизонт, когда "Наутилус" поднимается на поверхность океана.
- Ce sont les instruments habituels au navigateur, répondis-je, et j'en connais l'usage. Mais en voici d'autres qui répondent sans doute aux exigences particulières du Nautilus. Ce cadran que j'aperçois et que parcourt une aiguille mobile, n'est-ce pas un manomètre ? - Ну, что ж! Все это приборы обычные в обиходе мореплавателей, и я давно с ними знаком. Но тут есть вещи, которые, очевидно, имеют отношение к особенностям управления подводным кораблем. Хотя бы этот большой циферблат с подвижной стрелкой, не манометр ли?
- C'est un manomètre, en effet. Mis en communication avec l'eau dont il indique la pression extérieure, il me donne par là même la profondeur à laquelle se maintient mon appareil. - Манометр, совершенно верно! Прибор этот служит для измерения давления воды и тем самым указывает, на какой глубине находится мое подводное судно.
- Et ces sondes d'une nouvelle espèce ? - А эти зонды новой конструкции?
- Ce sont des sondes thermométriques qui rapportent la température des diverses couches d'eau. - Термометрические зонды. Ими измеряют температуру в различных слоях воды.
- Et ces autres instruments dont je ne devine pas l'emploi ? - А вот эти инструменты? Я не представляю себе их назначение.
- Ici, monsieur le professeur, je dois vous donner quelques explications, dit le capitaine Nemo. Veuillez donc m'écouter." - Тут, господин профессор, я должен буду дать вам некоторые разъяснения, - сказал капитан Немо. - Не угодно ли выслушать их?
Il garda le silence pendant quelques instants, puis il dit : Помолчав немного, он сказал:
"Il est un agent puissant, obéissant, rapide, facile, qui se plie à tous les usages et qui règne en maître à mon bord. Tout se fait par lui. Il m'éclaire, il m'échauffe, il est l'âme de mes appareils mécaniques. Cet agent, c'est l'électricité. - В природе существует могущественная сила, послушная, простая в обращении. Она применима в самых различных случаях, и на моем корабле все подчинено ей. От нее исходит все! Она освещает, отапливает, приводит в движение машины. Эта сила - электрическая энергия!
- L'électricité ! m'écriai-je assez surpris. - Электрическая энергия? - удивленно воскликнул я.
- Oui, monsieur. - Да, сударь.
- Cependant, capitaine, vous possédez une extrême rapidité de mouvements qui s'accorde mal avec le pouvoir de l'électricité. Jusqu'ici, sa puissance dynamique est restée très restreinte et n'a pu produire que de petites forces ! - Однако, капитан, исключительная быстроходность вашего корабля плохо согласуется с возможностями электрической энергии. До сей поры динамическая сила электричества представлялась весьма ограниченной и возможности ее чрезвычайно ничтожны.
- Monsieur le professeur, répondit le capitaine Nemo, mon électricité n'est pas celle de tout le monde, et c'est là tout ce que vous me permettrez de vous en dire. - Господин профессор, - отвечал капитан Немо, - способы использования электрической энергии на корабле значительно отличаются от общепринятых. Позволю себе на этом закончить!
- Je n'insisterai pas. monsieur, et je me contenterai d'être très étonné d'un tel résultat. Une seule question, cependant, à laquelle vous ne répondrez pas si elle est indiscrète. Les éléments que vous employez pour produire ce merveilleux agent doivent s'user vite. Le zinc, par exemple, comment le remplacez-vous, puisque vous n'avez plus aucune communication avec la terre ? - Не смею настаивать, сударь, и удовольствуюсь вашим кратким сообщением. Признаться, я изумлен! Позвольте лишь задать вопрос. Надеюсь, вы ответите, если не сочтете меня нескромным. Ведь элементы, которые служат проводниками этой чудодейственной силы, должны быстро истощаться, не так ли? Чем вы замените хотя бы цинк? Вы ведь не поддерживаете связи с землей?
- Votre question aura sa réponse, répondit le capitaine Nemo. Je vous dirai, d'abord, qu'il existe au fond des mers des mines de zinc, de fer, d'argent, d'or, dont l'exploitation serait très certainement praticable. Mais je n'ai rien emprunté à ces métaux de la terre, et j'ai voulu ne demander qu'à la mer elle-même les moyens de produire mon électricité. - Отвечу на ваш вопрос, - сказал капитан Немо. - Прежде всего скажу, что на морском дне имеются значительные залежи руд, цинка, железа, серебра, золота и прочее, разработка которых не составит большого труда. Но я не пожелал пользоваться благами земли и предпочел позаимствовать у моря количество энергии, потребной для нужд корабля.
- A la mer ? - У моря?
- Oui, monsieur le professeur, et les moyens ne me manquaient pas. J'aurais pu, en effet, en établissant un circuit entre des fils plongés à différentes profondeurs, obtenir l'électricité par la diversité de températures qu'ils éprouvaient ; mais j'ai préféré employer un système plus pratique. - Да, господин профессор, в море нет недостатка в этой энергии. Я мог бы, кстати сказать, проложив кабель на различных глубинах, получить ток от разности температур в различных водных слоях. Но я предпочел более практический способ:
- Et lequel ? - Какой же?
- Vous connaissez la composition de l'eau de mer. Sur mille grammes on trouve quatre-vingt-seize centièmes et demi d'eau, et deux centièmes deux tiers environ de chlorure de sodium ; puis. en petite quantité, des chlorures de magnésium et de potassium, du bromure de magnésium, du sulfate de magnésie, du sulfate et du carbonate de chaux. Vous voyez donc que le chlorure de sodium s'y rencontre dans une proportion notable. Or, c'est ce sodium que j'extrais de l'eau de mer et dont je compose mes éléments. - Вам известен состав морской воды. На тысячу граммов приходится девяносто шесть с половиною процентов чистой воды, два и две трети процента хлористого натрия; далее в небольшом количестве хлористый магний и хлористый кальций, бромистый магний, сернокислый магний, сульфат и углекальциевая соль. Вы видите, что хлористый натрий содержится в морской воде в значительном количестве. Вот этот-то натрий я выделяю из морской воды и питаю им свои элементы.
- Le sodium ? - Хлористым натрием?
- Oui, monsieur. Mélangé avec le mercure, il forme un amalgame qui tient lieu du zinc dans les éléments Bunzen. Le mercure ne s'use jamais. Le sodium seul se consomme, et la mer me le fournit elle-même. Je vous dirai, en outre, que les piles au sodium doivent être considérées comme les plus énergiques, et que leur force électromotrice est double de celle des piles au zinc. - Да, сударь. В соединении с ртутью он образует амальгаму, заменяющую цинк в элементах Бунзена. Ртуть в элементах не разлагается. Расходуется только натрий, а его мне поставляет море. И надо сказать, что, помимо всего, натриевые элементы по крайней мере в два раза сильнее цинковых.
- Je comprends bien, capitaine, l'excellence du sodium dans les conditions où vous vous trouvez. La mer le contient. Bien. Mais il faut encore le fabriquer, l'extraire en un mot. Et comment faites-vous ? Vos piles pourraient évidemment servir à cette extraction ; mais, si je ne me trompe, la dépense du sodium nécessitée par les appareils électriques dépasserait la quantité extraite. Il arriverait donc que vous en consommeriez pour le produire plus que vous n'en produiriez ! - Я хорошо понимаю, капитан, все преимущество натрия в условиях, в которых вы находитесь. Натрий вам поставляет море. Отлично! Но ведь его еще надо добыть, иначе говоря, выделить из его хлористого соединения. Каким способом вы его извлекаете? Разумеется, ваши батареи могли бы послужить для электрохимического разложения хлористого натрия, но, если не ошибаюсь, расход натрия на электролиз очень высок. И что же окажется? Вы таким способом потратите натрия больше, чем его получите!
- Aussi, monsieur le professeur, je ne l'extrais pas par la pile, et j'emploie tout simplement la chaleur du charbon de terre. - Поэтому-то, господин профессор, я не извлекаю натрий электролитическим способом и пользуюсь для этого энергией каменного угля.
- De terre ? dis-je en insistant. - Каменного угля?
Disons le charbon de mer, si vous voulez, répondit le capitaine Nemo. - Скажем, морского угля, если вам угодно, - отвечал капитан Немо.
- Et vous pouvez exploiter des mines sous-marines de houille ? - Стало быть, вы нашли способ разрабатывать подводные каменноугольные копи?
- Monsieur Aronnax, vous me verrez à l'oeuvre. Je ne vous demande qu'un peu de patience, puisque vous avez le temps d'être patient. Rappelez-vous seulement ceci : je dois tout à l'Océan ; il produit l'électricité, et l'électricité donne au Nautilus la chaleur, la lumière, le mouvement, la vie en un mot. - Господин Аронакс, вы увидите это на деле. Я только попрошу вас запастись терпением, благо в этом вам способствует излишек свободного времени. Помните лишь одно: я всем обязан океану. Океан снабжает меня электричеством, а электричество дает "Наутилусу" тепло, свет, способность двигаться, словом, жизнь!
- Mais non pas l'air que vous respirez ? - Но не воздух для дыхания?
- Oh ! je pourrais fabriquer l'air nécessaire à ma consommation, mais c'est inutile puisque je remonte à la surface de la mer, quand il me plaît. Cependant, si l'électricité ne me fournit pas l'air respirable, elle manoeuvre, du moins, des pompes puissantes qui l'emmagasinent dans des réservoirs spéciaux, ce qui me permet de prolonger, au besoin, et aussi longtemps que je le veux, mon séjour dans les couches profondes. - О, я мог бы получить и воздух, чистейший кислород! Но это излишне, ибо я могу подняться в любой момент на поверхность океана. Впрочем, если электрическая энергия и не вырабатывает кислород, потребный для дыхания, все же она приводит в движение мощные насосы, нагнетающие воздух в специальные резервуары, что позволяет мне, если потребуется, долгое время находиться в глубинных водах.
- Capitaine, répondis-je, je me contente d'admirer. Vous avez évidemment trouvé ce que les hommes trouveront sans doute un jour, la véritable puissance dynamique de l'électricité. - Капитан, я восхищаюсь вами! - сказал я. - Вы, очевидно, сделали научное открытие, выявив двигательную мощь электрической энергии! Когда-нибудь люди поймут это!
- Je ne sais s'ils la trouveront, répondit froidement le capitaine Nemo. Quoi qu'il en soit, vous connaissez déjà la première application que j'ai faite de ce précieux agent. C'est lui qui nous éclaire avec une égalité, une continuité que n'a pas la lumière du soleil. Maintenant, regardez cette horloge ; elle est électrique, et marche avec une régularité qui défie celle des meilleurs chronomètres. Je l'ai divisée en vingt-quatre heures, comme les horloges italiennes, car pour moi, il n'existe ni nuit, ni jour, ni soleil, ni lune, mais seulement cette lumière factice que j'entraîne jusqu'au fond des mers ! Voyez, en ce moment, il est dix heures du matin. - Не знаю, поймут ли они когда-нибудь, - холодно отвечал капитан Немо. - Но, как бы то ни было, я дал этой драгоценной силе широкое применение. Она изливает на нас свой равномерный и постоянный свет, чего недостает солнечному свету. Теперь взгляните на эти часы: они электрические и в точности не уступают лучшим хронометрам. Я сконструировал их по итальянской системе, разделив циферблат на двадцать четыре часа, потому что для меня не существует ни дня, ни ночи, ни солнца, ни луны, только лишь этот искусственный свет, который я уношу с собой в морские глубины! Видите, теперь десять часов утра.
- Parfaitement. - Совершенно верно!
- Autre application de l'électricité. Ce cadran, suspendu devant nos yeux, sert à indiquer la vitesse du Nautilus. Un fil électrique le met en communication avec l'hélice du loch, et son aiguille m'indique la marche réelle de l'appareil. Et, tenez, en ce moment, nous filons avec une vitesse modérée de quinze milles à l'heure. - А вот и другое применение электричества. Циферблат, который вы видите перед собой, служит указателем скорости "Наутилуса". Проводами он соединяется с винтом лага, и стрелка постоянно дает мне знать, на какой скорости идет судно. Смотрите, сейчас мы идем со скоростью не более пятнадцати миль в час.
- C'est merveilleux, répondis-je, et je vois bien, capitaine, que vous avez eu raison d'employer cet agent, qui est destiné à remplacer le vent, l'eau et la vapeur. - Удивительно! - воскликнул я. - Вы, я вижу, правильно разрешили задачу, применив силу, которая в будущем заменит ветер, воду и паровые двигатели!
- Nous n'avons pas fini, monsieur Aronnax, dit le capitaine Nemo en se levant, et si vous voulez me suivre, nous visiterons l'arrière du Nautilus." - Мы еще не кончили, господин Аронакс, - сказал капитан Немо, вставая. - И, если вам угодно, пройдемте на корму "Наутилуса".
En effet, je connaissais déjà toute la partie antérieure de ce bateau sous-marin, dont voici la division exacte, en allant du centre à l'éperon : la salle à manger de cinq mètres, séparée de la bibliothèque par une cloison étanche, c'est-à-dire ne pouvant être pénétrée par l'eau, la bibliothèque de cinq mètres, le grand salon de dix mètres, séparé de la chambre du capitaine par une seconde cloison étanche, ladite chambre du capitaine de cinq mètres, la mienne de deux mètres cinquante, et enfin un réservoir d'air de sept mètres cinquante, qui s'étendait jusqu'à l'étrave. Total, trente-cinq mètres de longueur. Les cloisons étanches étaient percées de portes qui se fermaient hermétiquement au moyen d'obturateurs en caoutchouc, et elles assuraient toute sécurité à bord du Nautilus, au cas où une voie d'eau se fût déclarée. И я действительно ознакомился с внутренним устройством подводного корабля. Вот его точное описание, если идти от миделя к форштевню на носовую часть: столовая метров пять длиною, отделенная от библиотеки непроницаемой, точнее говоря, водонепроницаемой переборкой; библиотека длиною метров пять, салон в длину десять метров, отделенный второй водонепроницаемой переборкой от каюты капитана длиной пять метров; рядом моя каюта в длину два с половиною метра; и, наконец, резервуар для хранения воздуха, который занимает все пространство до форштевня, то есть семь с половиною метров. Итого тридцать пять метров! Водонепроницаемые переборки и герметически запиравшиеся двери служили надежной защитой, если бы в какой-либо части подводного корабля образовалась течь.
Je suivis le capitaine Nemo. à travers les coursives situées en abord, et j'arrivai au centre du navire. Là, se trouvait une sorte de puits qui s'ouvrait entre deux cloisons étanches. Une échelle de fer, cramponnée à la paroi, conduisait à son extrémité supérieure. Je demandai au capitaine à quel usage servait cette échelle. Я последовал за капитаном Немо по узким проходам, и мы опять оказались в самом центре судна. Там, заключенное между двумя непроницаемыми переборками, находилось узкое помещение. Железный трап, привинченный к стене, вел к самому потолку. Я спросил капитана, куда ведет этот трап.
"Elle aboutit au canot, répondit-il. - Он ведет к шлюпке, - отвечал он.
- Quoi ! vous avez un canot ? répliquai-je, assez étonné. - Как! У вас есть шлюпка? - спросил я, несколько удивившись.
- Sans doute. Une excellente embarcation, légère et insubmersible, qui sert à la promenade et à la pêche. - Само собой! Отличное гребное судно, легкое и устойчивое. Шлюпка служит для прогулок и рыбной ловли.
- Mais alors, quand vous voulez vous embarquer, vous êtes forcé de revenir à la surface de la mer ? - Стало быть, вам приходится подниматься на поверхность моря, чтобы спустить шлюпку в воду?
- Aucunement. Ce canot adhère à la partie supérieure de la coque du Nautilus, et occupe une cavité disposée pour le recevoir. Il est entièrement ponté, absolument étanche, et retenu par de solides boulons. Cette échelle conduit à un trou d'homme percé dans la coque du Nautilus, qui correspond à un trou pareil percé dans le flanc du canot. C'est par cette double ouverture que je m'introduis dans l'embarcation. On referme l'une, celle du Nautilus ; je referme l'autre, celle du canot, au moyen de vis de pression ; je largue les boulons, et l'embarcation remonte avec une prodigieuse rapidité à la surface de la mer. J'ouvre alors le panneau du pont, soigneusement clos jusque-là, je mâte, je hisse ma voile ou je prends mes avirons, et je me promène. - Вовсе нет! Шлюпка помещается в специальной выемке в кормовой части палубы "Наутилуса". Это вполне палубное судно, оно снабжено водонепроницаемой крышкой и укреплено в своем гнезде крепкими болтами. Трап ведет к узкому люку в палубе "Наутилуса", который сообщается с таким же люком в дне шлюпки. Через эти отверстия я попадаю в шлюпку. Тотчас же палубный люк закрывается. Я со своей стороны закрываю герметической крышкой отверстие в шлюпке. Затем отвинчиваю болты, и шлюпка мгновенно всплывает на поверхность вод. Тогда я открываю герметический люк шлюпки, ставлю мачту, поднимаю паруса, берусь за весла, и вот я в открытом море!
- Mais comment revenez-vous à bord ? - А как же вы возвращаетесь на борт?
- Je ne reviens pas, monsieur Aronnax, c'est le Nautilus qui revient. - Я не возвращаюсь, господин Аронакс! "Наутилус" возвращается на поверхность океана.
- A vos ordres ! - По вашему приказанию?
- A mes ordres. Un fil électrique me rattache à lui. Je lance un télégramme, et cela suffit. - По моему приказанию. Шлюпка соединена с судном электрическим кабелем. Я даю телеграмму - и дело с концом!
- En effet, dis-je, grisé par ces merveilles, rien n'est plus simple !" - И в самом деле, - говорю я, наглядевшись на все эти чудеса, - ничего не может быть проще!
Après avoir dépassé la cage de l'escalier qui aboutissait à la plate-forme, je vis une cabine longue de deux mètres, dans laquelle Conseil et Ned Land, enchantés de leur repas, s'occupaient à le dévorer à belles dents. Puis, une porte s'ouvrit sur la cuisine longue de trois mètres, située entre les vastes cambuses du bord. Миновав лестничную клетку, мы прошли мимо открытой двери в небольшую каюту, не более двух метров в длину, в которой Консель и Нед Ленд уписывали за обе щеки отличный завтрак. Затем растворилась соседняя дверь, и мы заглянули в камбуз длиной в три метра, расположенный между вместительными кладовыми судна.
Là, l'électricité, plus énergique et plus obéissante que le gaz lui-même, faisait tous les frais de la cuisson. Les fils, arrivant sous les fourneaux, communiquaient à des éponges de platine une chaleur qui se distribuait et se maintenait régulièrement. Elle chauffait également des appareils distillatoires qui, par la vaporisation, fournissaient une excellente eau potable. Auprès de cette cuisine s'ouvrait une salle de bains, confortablement disposée, et dont les robinets fournissaient l'eau froide ou l'eau chaude, à volonté. Электричество оказалось удобнее всякого газа. Все готовилось на электричестве. Провода, включенные в аппаратуру в виде платиновых пластинок, раскаляли их добела, поддерживая в плите температуру, нужную для приготовления пищи. На электричестве работал и дистилляционный аппарат, снабжавший судно чистейшей пресной водой. Возле камбуза помещалась ванная комната, комфортабельно оборудованная, с кранами для горячей и холодной воды.
A la cuisine succédait le poste de l'équipage, long de cinq mètres. Mais la porte en était fermée, et je ne pus voir son aménagement, qui m'eût peut-être fixé sur le nombre d'hommes nécessité par la manoeuvre du Nautilus. Дальше находился матросский кубрик длиною пять метров. Но дверь была заперта, и мне не пришлось по его обстановке определить количество обслуживающего персонала на борту "Наутилуса".
Au fond s'élevait une quatrième cloison étanche qui séparait ce poste de la chambre des machines. Четвертая водонепроницаемая переборка отделяла кубрик от машинного отделения.
Une porte s'ouvrit, et je me trouvai dans ce compartiment où le capitaine Nemo - ingénieur de premier ordre, à coup sûr - avait disposé ses appareils de locomotion. Отворилась дверь, и я оказался в помещении, где капитан Немо - первоклассный инженер - установил машины, приводившие "Наутилус" в движение.
Cette chambre des machines, nettement éclairée, ne mesurait pas moins de vingt mètres en longueur. Elle était naturellement divisée en deux parties ; la première renfermait les éléments qui produisaient l'électricité. et la seconde, le mécanisme qui transmettait le mouvement à l'hélice. Машинное отделение, занимавшее в длину метров двадцать, было ярко освещено. Помещение состояло из двух половин: в первой находились батареи, вырабатывавшие электрическую энергию, во второй - машины, вращавшие винт корабля.
Je fus surpris, tout d'abord, de l'odeur sui generis qui emplissait ce compartiment. Le capitaine Nemo s'aperçut de mon impression. Я сразу же почувствовал какой-то неприятный запах, стоявший в помещении. Капитан Немо заметил это.
"Ce sont, me dit-il, quelques dégagements de gaz, produits par l'emploi du sodium ; mais ce n'est qu'un léger inconvénient. Tous les matins, d'ailleurs, nous purifions le navire en le ventilant à grand air." - Вы чувствуете запах газа, - сказал он, - газ выделяется при извлечении натрия. Приходится с этим мириться! Впрочем, мы каждое утро основательно вентилируем весь корабль.
Cependant, j'examinais avec un intérêt facile à concevoir la machine du Nautilus. Естественно, что я с интересом осматривал машинное отделение "Наутилуса".
"Vous le voyez, me dit le capitaine Nemo, j'emploie des éléments Bunzen, et non des éléments Ruhmkorff. Ceux-ci eussent été impuissants. Les éléments Bunzen sont peu nombreux, mais forts et grands, ce qui vaut mieux, expérience faite. L'électricité produite se rend à l'arrière, où elle agit par des électro-aimants de glande dimension sur un système particulier de leviers et d'engrenages qui transmettent le mouvement à l'arbre de l'hélice. Celle-ci. dont le diamètre est de six mètres et le pas de sept mètres cinquante, peut donner jusqu'à cent vingt tours par seconde. - Вы видите, - сказал капитан Немо, - я пользуюсь элементами Бунзена, а не Румкорфа. Последние не дали бы мне такого высокого напряжения. Батарей Бунзена у меня не так много, но зато они работают на большой мощности. Электрическая энергия, выработанная батареями, передается в машинное отделение, приводит в действие электромоторы, которые через сложную систему трансмиссий сообщают вращательное движение гребному валу. И несмотря на то, что винт в диаметре равен шести метрам, скорость вращения его доходит до ста двадцати оборотов в секунду.
- Et vous obtenez alors ? - И вы развиваете скорость...
- Une vitesse de cinquante milles à l'heure." - Пятьдесят миль в час.
Il y avait là un mystère, mais je n'insistai pas pour le connaître. Comment l'électricité pouvait-elle agir avec une telle puissance ? Où cette force presque illimitée prenait-elle son origine ? Etait-ce dans sa tension excessive obtenue par des bobines d'une nouvelle sorte ? Etait-ce dans sa transmission qu'un système de leviers inconnus pouvait accroître à l'infini ? C'est ce que je ne pouvais comprendre. Тут крылась тайна, и я не настаивал на ее разъяснении. Как может электричество дать ток столь высокого напряжения? В чем источник этой сверхмощной энергии? В высоком ли качестве арматуры нового образца, в которой индуцируется ток? В системе ли трансмиссий неизвестной дотоле конструкции, способной довести силу напряжения до бесконечности? Я не мог этого понять.
"Capitaine Nemo, dis-je, je constate les résultats et je ne cherche pas à les expliquer. J'ai vu le Nautilus manoeuvrer devant l'Abraham-Lincoln, et je sais à quoi m'en tenir sur sa vitesse. Mais marcher ne suffit pas. Il faut voir où l'on va ! Il faut pouvoir se diriger à droite, à gauche, en haut, en bas ! Comment atteignez-vous les grandes profondeurs, où vous trouvez une résistance croissante qui s'évalue par des centaines d'atmosphères ? Comment remontez-vous à la surface de l'Océan ? Enfin, comment vous maintenez-vous dans le milieu qui vous convient ? Suis-je indiscret en vous le demandant ? - Капитан Немо, - сказал я, - результаты налицо, и я не притязаю на объяснения. Я не забыл еще, как искусно маневрировал "Наутилус" вокруг "Авраама Линкольна", и мне известна его быстроходность. Но развить скорость - этого еще недостаточно. Нужно видеть, куда идешь! Нужно иметь возможность направлять судно вправо, влево, вверх, вниз! Каким способом погружаетесь вы на большие глубины, где давление достигает ста атмосфер? Каким способом вы поднимаетесь на поверхность океана? Наконец, каким способом вы движетесь вперед в избранных вами глубинных слоях? Но, может быть, нескромно с моей стороны задавать подобные вопросы?
- Aucunement, monsieur le professeur, me répondit le capitaine, après une légère hésitation. puisque vous ne devez jamais quitter ce bateau sous-marin. Venez dans le salon. C'est notre véritable cabinet de travail, et là, vous apprendrez tout ce que vous devez savoir sur le Nautilus !" - Нисколько, господин профессор, - отвечал капитан после некоторого колебания. - Ведь вы навсегда связаны с подводным кораблем. Пойдемте в салон. Там у нас настоящий рабочий кабинет, и там вы узнаете все, что вам должно знать о "Наутилусе".

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XIII QUELQUES CHIFFRES/13. НЕКОТОРЫЕ ЦИФРЫ

France Русский
Un instant après, nous étions assis sur un divan du salon, le cigare aux lèvres. Le capitaine mit sous mes yeux une épure qui donnait les plan, coupe et élévation du Nautilus. Puis il commença sa description en ces termes : Вскоре мы сидели на диване в салоне с сигарами во рту. Капитан разложил передо мною чертежи, представлявшие в продольном и поперечном разрезе план "Наутилуса". Затем он сказал:
"Voici. monsieur Aronnax, les diverses dimensions du bateau qui vous porte. C'est un cylindre très allongé, à bouts coniques. Il affecte sensiblement la forme d'un cigare, forme déjà adoptée à Londres dans plusieurs constructions du même genre. La longueur de ce cylindre. de tête en tête, est exactement de soixante-dix mètres, et son bau. à sa plus grande largeur, est de huit mètres. Il n'est donc pas construit tout à fait au dixième comme vos steamers de grande marche, mais ses lignes sont suffisamment longues et sa coulée assez prolongée, pour que l'eau déplacée s'échappe aisément et n'oppose aucun obstacle a sa marche. - Вот, господин Аронакс, чертежи судна, на котором вы находитесь. Судно представляет собой сильно удлиненный цилиндр с коническими концами. По своей форме оно напоминает сигару, а эта форма считается в Лондоне лучшей для подобного рода конструкций. Длина цилиндра семьдесят метров; наибольшая ширина - восемь метров. Пропорция судна несколько отступает от обычного для ваших быстроходных паровых судов отношения ширины к длине, как единица к десяти, но и при данном соотношении лобовое сопротивление невелико и вытесняемая вода не затрудняет хода корабля.
"Ces deux dimensions vous permettent d'obtenir par un simple calcul la surface et le volume du Nautilus. Sa surface comprend mille onze mètres carrés et quarante-cinq centièmes ; son volume, quinze cents mètres cubes et deux dixièmes - ce qui revient à dire qu'entièrement immergé, il déplace ou pèse quinze cents mètres cubes ou tonneaux. Эти две величины уже позволяют вычислить площадь и объем "Наутилуса". Площадь его равняется одной тысяче одиннадцати и сорока пяти сотым квадратных метров, объем равен одной тысяче пятистам и двум десятым кубических метров; короче говоря, корабль, полностью погруженный в воду, вытесняет тысячу пятьсот и две десятых кубических метров, или тонн, воды.
"Lorsque j'ai fait les plans de ce navire destiné à une navigation sous-marine, j'ai voulu, qu'en équilibre dans l'eau il plongeât des neuf dixièmes, et qu'il émergeât d'un dixième seulement. Par conséquent, il ne devait déplacer dans ces conditions que les neuf dixièmes de son volume, soit treize cent cinquante-six mètres cubes et quarante-huit centièmes, c'est-à-dire ne peser que ce même nombre de tonneaux. J'ai donc dû ne pas dépasser ce poids en le construisant suivant les dimensions sus-dites. Составляя план судна, предназначенного к подводному плаванию, я исходил из того расчета, что при спуске в воду девять десятых его объема были бы погружены в море и одна десятая выступала из воды. При таких условиях судно должно было вытеснять только девять десятых своего объема, иначе говоря, одну тысячу триста пятьдесят шесть и сорок восемь сотых кубических метров воды, и весить столько же тонн. Конструкция судна не допускала, стало быть, нагрузки свыше этого веса.
"Le Nautilus se compose de deux coques, l'une intérieure, l'autre extérieure, réunies entre elles par des fers en T qui lui donnent une rigidité extrême. En effet, grâce à cette disposition cellulaire, il résiste comme un bloc, comme s'il était plein. Son bordé ne peut céder ; il adhère par lui-même et non par le serrage des rivets, et l'homogénéité de sa construction, due au parfait assemblage des matériaux, lui permet de défier les mers les plus violentes. "Наутилус" имеет два корпуса, один наружный, другой внутренний; они соединены между собой железными балками, имеющими двутавровое сечение, которые придают судну чрезвычайную прочность. В самом деле, благодаря такой конструкции судно противостоит любому давлению, подобно монолиту. Крепостью своего корпуса "Наутилус" обязан отнюдь не заклепкам обшивки: монолитность его конструкции достигнута путем сварки и обеспечена однородностью материалов, что позволяет ему вступать в единоборство с самыми бурными морями.
"Ces deux coques sont fabriquées en tôle d'acier dont la densité par rapport à l'eau est de sept, huit dixièmes. La première n'a pas moins de cinq centimètres d'épaisseur, et pèse trois cent quatre-vingt-quatorze tonneaux quatre-vingt-seize centièmes. La seconde enveloppe, la quille, haute de cinquante centimètres et large de vingt-cinq, pesant, à elle seule, soixante-deux tonneaux, la machine, le lest, les divers accessoires et aménagements, les cloisons et les étrésillons intérieurs, ont un poids de neuf cent soixante et un tonneaux soixante-deux centièmes, qui, ajoutés aux trois cent quatre-vingt-quatorze tonneaux et quatre-vingt-seize centièmes, forment le total exigé de treize cent cinquante-six tonneaux et quarante-huit centièmes. Est-ce entendu ? Двойная обшивка корабля изготовлена из листовой стали, удельный вес которой равен семи и восемь десятых. Толщина наружной обшивки не менее пяти сантиметров, вес триста девяносто четыре и девяносто шесть сотых тонны. Внутренняя обшивка, киль - в вышину пятьдесят сантиметров и в ширину двадцать пять сантиметров, весом шестьдесят две тонны, - машины, балласт и прочее оборудование, обстановка, внутренние переборки и пилерсы - все это вместе взятое весит девятьсот шестьдесят одну и шестьдесят две сотых тонны. Таким образом общий вес судна составляет одну тысячу триста пятьдесят шесть и сорок восемь сотых тонны, ясно?
- C'est entendu, répondis-je. - Совершенно ясно, - отвечал я.
- Donc, reprit le capitaine, lorsque le Nautilus se trouve à flot dans ces conditions, il émerge d'un dixième. Or, si j'ai disposé des réservoirs d'une capacité égale à ce dixième, soit d'une contenance de cent cinquante tonneaux et soixante-douze centièmes, et si je les remplis d'eau, le bateau déplaçant alors quinze cent sept tonneaux, ou les pesant, sera complètement immergé. C'est ce qui arrive, monsieur le professeur. Ces réservoirs existent en abord dans les parties inférieures du Nautilus. - Стало быть, - продолжал капитан, - находясь на поверхности океана, "Наутилус" при этих условиях выступает над поверхностью воды на одну десятую. Следовательно, желая полностью погрузить "Наутилус" в воду, необходимо располагать резервуарами, емкостью равными этой десятой доле его объема, иными словами, способными вмещать в себя сто пятьдесят и семьдесят две сотых тонны воды. В последнем случае вес судна составил бы одну тысячу пятьсот семь тонн, и оно совершенно ушло бы под воду. Так и есть в действительности, господин профессор! Такие резервуары имеются в трюме "Наутилуса".
J'ouvre des robinets, ils se remplissent, et le bateau s'enfonçant vient affleurer la surface de l'eau. Стоит открыть краны, как они наполняются водой, и корабль погружается в море в уровень с поверхностью воды!
- Bien, capitaine, mais nous arrivons alors à la véritable difficulté. Que vous puissiez affleurer la surface de l'Océan, je le comprends. Mais plus bas, en plongeant au-dessous de cette surface, votre appareil sous-marin ne va-t-il pas rencontrer une pression et par conséquent subir une poussée de bas en haut qui doit être évaluée à une atmosphère par trente pieds d'eau, soit environ un kilogramme par centimètre carré ? - Хорошо, капитан! Но вот тут и возникает главное затруднение! Допустим, что ваше судно может держаться в уровень с поверхностью океана. Но, погружаясь в глубинные слои, разве ваш подводный корабль не испытывает повышенного давления верхних слоев воды? Разве это давление не выталкивает его снизу вверх с силою, которая равна примерно одной атмосфере на каждые тридцать футов воды, то есть около одного килограмма на квадратный сантиметр?
- Parfaitement, monsieur. - Совершенно верно, сударь.
- Donc, à moins que vous ne remplissiez le Nautilus en entier, je ne vois pas comment vous pouvez l'entraîner au sein des masses liquides. - Стало быть, для того чтобы "Наутилус" опустился в глубины океана, вам приходится до отказа наполнять резервуары водой?
- Monsieur le professeur, répondit le capitaine Nemo, il ne faut pas confondre la statique avec la dynamique, sans quoi l'on s'expose à de graves erreurs. Il y a très peu de travail à dépenser pour atteindre les basses régions de l'Océan, car les corps ont une tendance à devenir "fondriers". Suivez mon raisonnement. - Господин профессор, - отвечал капитан Немо, - не следует смешивать статику с динамикой, это может повести к серьезным промахам. Не требуется больших усилий, чтобы опуститься в глубины океана, потому что корпус корабля имеет тенденцию "тонуть" в воде. Вы следите за ходом моей мысли?
- Je vous écoute, capitaine. - Я слушаю вас, капитан.
- Lorsque j'ai voulu déterminer l'accroissement de poids qu'il faut donner au Nautilus pour l'immerger, je n'ai eu à me préoccuper que de la réduction du volume que l'eau de mer éprouve à mesure que ses couches deviennent de plus en plus profondes. - Так вот, когда мне пришлось определять, каков должен быть вес "Наутилуса", чтобы он мог погружаться в глубины, я занялся прежде всего расчетом уменьшения объема морской воды на различных глубинах под давлением верхних водных слоев.
- C'est évident, répondis-je. - Совершенно очевидно, - отвечал я.
- Or, si l'eau n'est pas absolument incompressible, elle est, du moins, très peu compressible. En effet, d'après les calculs les plus récents, cette réduction n'est que de quatre cent trente-six dix millionièmes par atmosphère, ou par chaque trente pieds de profondeur. S'agit-il d'aller à mille mètres, je tiens compte alors de la réduction du volume sous une pression équivalente à celle d'une colonne d'eau de mille mètres, c'est-à-dire sous une pression de cent atmosphères. Cette réduction sera alors de quatre cent trente-six cent millièmes. Je devrai donc accroître le poids de façon à peser quinze cent treize tonneaux soixante-dix-sept centièmes, au lieu de quinze cent sept tonneaux deux dixièmes. L'augmentation ne sera conséquemment que de six tonneaux cinquante-sept centièmes. - Но если вода и обладает способностью сжиматься, все же сжимаемость ее весьма ограничена. Действительно, согласно последним данным вода сжимается на четыреста тридцать шесть десятимиллионных при повышении давления на одну атмосферу, или, скажем, на каждые тридцать футов глубины. При погружении на глубину тысячи метров приходится брать в расчет сокращение объема от давления водяного столба высотой в тысячу метров, иначе говоря, от давления в сто атмосфер. Итак, сокращение объема составит в этих условиях четыреста тридцать шесть стотысячных. Следовательно, водоизмещение судна увеличится до одной тысячи пятисот тринадцати и семидесяти семи сотых тонны; между тем нормальный тоннаж судна одна тысяча пятьсот семь и две десятых тонны. А стало быть, для увеличения водоизмещения судна потребуется балласт весом всего лишь в шесть и пятьдесят семь сотых тонны.
- Seulement ? - Всего лишь?
- Seulement, monsieur Aronnax, et le calcul est facile à vérifier. Or, j'ai des réservoirs supplémentaires capables d'embarquer cent tonneaux. Je puis donc descendre à des profondeurs considérables. Lorsque je veux remonter à la surface et l'affleurer, il me suffit de chasser cette eau, et de vider entièrement tous les réservoirs, si je désire que le Nautilus émerge du dixième de sa capacité totale." - Всего лишь, господин Аронакс! И расчет этот легко проверить. У меня имеются запасные резервуары емкостью в сто тонн. Благодаря этому я могу погружаться на значительные глубины. Если я хочу подняться в уровень с поверхностью моря, мне достаточно выкачать воду из запасных резервуаров. Если я захочу, чтобы "Наутилус" вышел на поверхность океана на одну десятую своего объема, я должен до отказа опорожнить резервуары.
A ces raisonnements appuyés sur des chiffres, je n'avais rien à objecter. Что можно было возразить против чисто математической выкладки капитана?
"J'admets vos calculs, capitaine, répondis-je, et j'aurais mauvaise grâce à les contester, puisque l'expérience leur donne raison chaque jour. Mais je pressens actuellement en présence une difficulté réelle. - Должен признать правильность ваших вычислений, капитан, - отвечал я, - и напрасно было бы их оспаривать, тем более что ваши расчеты каждодневно оправдываются на практике. Но у меня возникает сомнение...
- Laquelle, monsieur ? - Какого рода, сударь?
- Lorsque vous êtes par mille mètres de profondeur, les parois du Nautilus supportent une pression de cent atmosphères. Si donc, à ce moment, vous voulez vider les réservoirs supplémentaires pour alléger votre bateau et remonter à la surface, il faut que les pompes vainquent cette pression de cent atmosphères, qui est de cent kilogrammes par centimètre carré. De là une puissance... - Когда вы находитесь на глубине тысячи метров, обшивка "Наутилуса" испытывает давление ста атмосфер, не так ли? Но если вы пожелаете опорожнить резервуары, чтобы, облегчив судно, поднять его на поверхность, вашим насосам придется преодолеть давление ста атмосфер, не так ли? А ведь это равняется ста килограммам на квадратный сантиметр! Тут нужна большая мощность...
- Que l'électricité seule pouvait me donner, se hâta de dire le capitaine Nemo. Je vous répète, monsieur, que le pouvoir dynamique de mes machines est à peu près infini. Les pompes du Nautilus ont une force prodigieuse, et vous avez dû le voir, quand leurs colonnes d'eau se sont précipitées comme un torrent sur l'Abraham-Lincoln. D'ailleurs, je ne me sers des réservoirs supplémentaires que pour atteindre des profondeurs moyennes de quinze cent à deux mille mètres, et cela dans le but de ménager mes appareils. Aussi, lorsque la fantaisie me prend de visiter les profondeurs de l'Océan à deux ou trois lieues au-dessous de sa surface, j'emploie des manoeuvres plus longues, mais non moins infaillibles. - Которую может дать только электричество, - поспешил досказать капитан Немо. - Повторяю, сударь, возможности моих машин почти не ограничены. Насосы "Наутилуса" большой мощности. Вы могли в этом убедиться, когда на палубу "Авраама Линкольна" обрушился целый водяной столб, извергнутый ими. Впрочем, я пользуюсь запасными резервуарами лишь в крайнем случае, а именно при погружении на глубины от полутора до двух тысяч метров. Без особой нужды я не перегружаю батареи. Ну, а ежели мне приходит фантазия побывать в океанских пучинах, короче говоря, на глубине двух-трех лье под поверхностью воды, я пользуюсь более сложным маневром, но не менее надежным.
- Lesquelles, capitaine ? demandai-je. - Что это за маневр, капитан? - спросил я.
- Ceci m'amène naturellement à vous dire comment se manoeuvre le Nautilus. - Предварительно я должен рассказать вам, каким способом управляется "Наутилус".
- Je suis impatient de l'apprendre. - Я весь нетерпение, капитан!
- Pour gouverner ce bateau sur tribord, sur bâbord, pour évoluer, en un mot, suivant un plan horizontal, je me sers d'un gouvernail ordinaire à large safran, fixé sur l'arrière de l'étambot, et qu'une roue et des palans font agir. Mais je puis aussi mouvoir le Nautilus de bas en haut et de haut en bas, dans un plan vertical, au moyen de deux plans inclinés, attachés à ses flancs sur son centre de flottaison, plans mobiles, aptes à prendre toutes les positions, et qui se manoeuvrent de l'intérieur au moyen de leviers puissants. Ces plans sont-ils maintenus parallèles au bateau, celui-ci se meut horizontalement. Sont-ils inclinés, le Nautilus, suivant la disposition de cette inclinaison et sous la poussée de son hélice, ou s'enfonce suivant une diagonale aussi allongée qu'il me convient, ou remonte suivant cette diagonale. Et même, si je veux revenir plus rapidement à la surface, j'embraye l'hélice, et la pression des eaux fait remonter verticalement le Nautilus comme un ballon qui, gonflé d'hydrogène, s'élève rapidement dans les airs. - Чтобы направлять судно на штирборт, на бакборт, чтобы делать эволюции, короче говоря, вести судно по горизонтальной плоскости, я пользуюсь обыкновенным рулем с широким пером, подвешенным к ахтерштевню, который приводится в движение штурвалом посредством штуртроса. Но я могу направлять "Наутилус" и в вертикальной плоскости, сверху вниз и снизу вверх, посредством двух наклонных плоскостей, свободно прикрепленных к его бортам у ватерлинии. Плоскости эти подвижны и приводятся в любое положение изнутри судна при помощи мощных рычагов. Если плоскости поставлены параллельно килю, судно идет по горизонтали. Если они наклонны, "Наутилус", в зависимости от угла наклона, увлекаемый винтом, либо опускается по диагонали, удлиняемой по моему желанию, либо поднимается по той же диагонали. Более того, при желании можно ускорить подъем, выключив винт. Под давлением воды "Наутилус" всплывает на поверхность по вертикали, как взлетает в воздух наполненный водородом аэростат.
- Bravo ! capitaine, m'écriais-je. Mais comment le timonier peut-il suivre la route que vous lui donnez au milieu des eaux ? - Браво, капитан! - вскричал я. - Но как может рулевой вести подводный корабль вслепую?
- Le timonier est placé dans une cage vitrée, qui fait saillie à la partie supérieure de la coque du Nautilus, et que garnissent des verres lenticulaires. - Управление ходом судна производится из рубки, образующей выступ в наружной части корабельного корпуса. Иллюминаторы рубки из толстого черепицеобразного стекла.
- Des verres capables de résister à de telles pressions ? - И стекло способно выдержать такое давление?
- Parfaitement. Le cristal, fragile au choc, offre cependant une résistance considérable. Dans des expériences de pêche à la lumière électrique faites en 1864, au milieu des mers du Nord, on a vu des plaques de cette matière, sous une épaisseur de sept millimètres seulement, résister à une pression de seize atmosphères, tout en laissant passer de puissants rayons calorifiques qui lui répartissaient inégalement la chaleur. Or, les verres dont je me sers n'ont pas moins de vingt et un centimètres à leur centre, c'est-à-dire trente fois cette épaisseur. - Как нельзя лучше! Хрусталь, при всей своей ломкости при падении, оказывает, однако, значительное сопротивление давлению воды. В тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году производилась в Северном море опытная рыбная ловля при электрическом свете. И что же? Хрустальные пластинки в семь миллиметров толщиной выдержали давление в шестнадцать атмосфер! Причем надо сказать, что был включен ток высокого напряжения. Стекла же, которыми пользуюсь я, имеют толщину не менее двадцати одного сантиметра, то есть в тридцать раз толще упомянутых пластинок.
- Admis, capitaine Nemo ; mais enfin, pour voir, il faut que la lumière chasse les ténèbres, et je me demande comment au milieu de l'obscurité des eaux... - Все это так, капитан Немо! Но чтобы ориентироваться в пути, необходим свет, который рассеивал бы тьму. А во мраке вод...
- En arrière de la cage du timonier est placé un puissant réflecteur électrique, dont les rayons illuminent la mer à un demi-mille de distance. - Позади рубки помещается мощный электрический рефлектор, который освещает море на расстоянии полмили.
- Ah ! bravo, trois fois bravo ! capitaine. Je m'explique maintenant cette phosphorescence du prétendu narval, qui a tant intrigué les savants ! A ce propos, je vous demanderai si l'abordage du Nautilus et du Scotia, qui a eu un si grand retentissement, a été le résultat d'une rencontre fortuite ? - Браво! Брависсимо, капитан! Теперь я понимаю, что означало свечение моря, столь смущавшее ученых! Бот он, пресловутый фосфоресцирующий нарвал! Кстати, скажите, столкновение "Наутилуса" с "Шотландией", наделавшее столько шуму, чистая случайность?
- Purement fortuite, monsieur. Je naviguais à deux mètres au-dessous de la surface des eaux, quand le choc s'est produit. J'ai d'ailleurs vu qu'il n'avait eu aucun résultat fâcheux. - Чистейшая, сударь! Я плыл в двух метрах под уровнем моря, когда произошло столкновение. Впрочем, я сразу же увидел, что оно не имело печальных последствий.
- Aucun, monsieur. Mais quant à votre rencontre avec l'Abraham-Lincoln ?... - Никаких, сударь! Ну, а что касается вашей встречи с "Авраамом Линкольном"...
- Monsieur le professeur, j'en suis fâché pour l'un des meilleurs navires de cette brave marine américaine mais on m'attaquait et j'ai dû me défendre ! Je me suis contenté, toutefois, de mettre la frégate hors d'état de me nuire - elle ne sera pas gênée de réparer ses avaries au port le plus prochain. - Весьма прискорбно, господин профессор, что пострадал один из лучших кораблей американского флота; но на меня напали, я вынужден был защищаться. Впрочем, я удовольствовался тем, что обезвредил фрегат. Судно отделается легким ремонтом в ближайшем порту!
- Ah ! commandant, m'écriai-je avec conviction, c'est vraiment un merveilleux bateau que votre Nautilus ! - О командир, - воскликнул я, - ваш "Наутилус" действительно чудеснейшее судно!
- Oui, monsieur le professeur, répondit avec une véritable émotion le capitaine Nemo, et je l'aime comme la chair de ma chair ! Si tout est danger sur un de vos navires soumis aux hasards de l'Océan, si sur cette mer, la première impression est le sentiment de l'abîme, comme l'a si bien dit le Hollandais Jansen, au-dessous et à bord du Nautilus, le coeur de l'homme n'a plus rien à redouter. Pas de déformation à craindre, car la double coque de ce bateau a la rigidité du fer ; pas de gréement que le roulis ou le tangage fatiguent ; pas de voiles que le vent emporte ; pas de chaudières que la vapeur déchire ; pas d'incendie à redouter, puisque cet appareil est fait de tôle et non de bois ; pas de charbon qui s'épuise, puisque l'électricité est son agent mécanique ; pas de rencontre à redouter, puisqu'il est seul à naviguer dans les eaux profondes ; pas de tempête à braver, puisqu'il trouve à quelques mètres au-dessous des eaux l'absolue tranquillité ! Voilà, monsieur. Voilà le navire par excellence ! Et s'il est vrai que l'ingénieur ait plus de confiance dans le bâtiment que le constructeur, et le constructeur plus que le capitaine lui-même, comprenez donc avec quel abandon je me fie à mon Nautilus, puisque j'en suis tout à la fois le capitaine, le constructeur et l'ingénieur !" - Да, господин профессор, - взволнованно отвечал капитан Немо, - я люблю его, как плоть от плоти моей! Если ваши суда, подверженные всем случайностям мореплавания, всюду подстерегает опасность, если первое впечатление, которое производит море, как хорошо сказал голландец Янсен, - страх бездны, то на борту "Наутилуса" человек может быть спокоен. Тут нечего бояться прогиба в корпусе, ибо двойная обшивка судна крепче железа; тут нет такелажа, который страдает от боковой качки или "устает" от качки килевой; нет парусов, которые может сорвать ветер; нет паровых котлов, которые могут взорваться; тут исключена опасность пожара, потому что на корабле нет деревянных частей; нет угля, запас которого может истощиться, потому что корабль управляется электрическими аппаратами; нет опасности столкновения, ибо он один плавает в морских пучинах; не страшны и бури, потому что в нескольких метрах под уровнем моря царит глубокий покой! Так-с, сударь! Вот совершенный подводный корабль! И если верно, что изобретатель больше верит в свое судно, нежели конструктор, а конструктор больше, чем сам капитан, то поймите, с каким безграничным доверием отношусь к "Наутилусу" я, одновременно изобретатель, конструктор и капитан судна!
Le capitaine Nemo parlait avec une éloquence entraînante. Le feu de son regard, la passion de son geste, le transfiguraient. Oui ! il aimait son navire comme un père aime son enfant ! Капитан Немо говорил с большим воодушевлением. Горящий взгляд, порывистые движения совершенно преобразили его. Да, он любил свое судно, как отец любит свое детище!
Mais une question, indiscrète peut-être, se posait naturellement, et je ne pus me retenir de la lui faire. Но вопрос, возможно нескромный, так и срывался с моих губ; и, наконец, я все же спросил:
"Vous êtes donc ingénieur, capitaine Nemo ? - Вы, стало быть, инженер, господин Немо?
- Oui, monsieur le professeur, me répondit-il, j'ai étudié à Londres, à Paris, à New York, du temps que j'étais un habitant des continents de la terre. - Да, господин профессор, - ответил он, - я обучался в Лондоне, Париже и Нью-Йорке в те времена, когда еще был жителем Земли.
- Mais comment avez-vous pu construire, en secret, cet admirable Nautilus ? - Но как же вам удалось сохранить в тайне строительство этого удивительного подводного корабля?
- Chacun de ses morceaux, monsieur Aronnax, m'est arrivé d'un point différent du globe, et sous une destination déguisée. Sa quille a été forgée au Creusot, son arbre d'hélice chez Pen et C?, de Londres, les plaques de tôle de sa coque chez Leard, de Liverpool, son hélice chez Scott, de Glasgow. Ses réservoirs ont été fabriqués par Cail et Co, de Paris, sa machine par Krupp, en Prusse, son éperon dans les ateliers de Motala, en Suède, ses instruments de précision chez Hart frères, de New York, etc., et chacun de ces fournisseurs a reçu mes plans sous des noms divers. - Каждая часть корабля, господин Аронакс, получена мною из различных стран земного шара. Предназначение каждого заказа было вымышленным. Киль "Наутилуса" выкован у Крезо, гребной вал у "Пена и компании" в Лондоне, листовая обшивка корпуса у Лерда в Ливерпуле, винт у Скотта в Глазго, резервуары у "Кайля и компании" в Париже, машины у Круппа в Пруссии, таран в мастерских Мотала в Швеции, измерительные приборы у братьев Гарт в Нью-Йорке и так далее. Поставщики получали мои чертежи, подписанные всякий раз другим именем.
- Mais, repris-je, ces morceaux ainsi fabriqués, il a fallu les monter, les ajuster ? - Но, получив отдельные части, вы должны были их собрать, смонтировать? - спросил я.
- Monsieur le professeur, j'avais établi mes ateliers sur un îlot désert, en plein Océan. Là, mes ouvriers c'est-à-dire mes braves compagnons que j'ai instruits et formés, et moi, nous avons achevé notre Nautilus. Puis, l'opération terminée, le feu a détruit toute trace de notre passage sur cet îlot que j'aurais fait sauter, si je l'avais pu. - Господин профессор, моя судостроительная верфь находилась на пустынном острове, в открытом океане. Там обученные мною рабочие, мои отважные товарищи, под моим наблюдением собрали наш "Наутилус". Когда корабль был собран, огонь уничтожил всякие следы нашего пребывания на острове, который, если бы мог, я взорвал бы!
- Alors il m'est permis de croire que le prix de revient de ce bâtiment est excessif ? - Надо полагать, что корабль стоил вам немалых денег?
- Monsieur Aronnax, un navire en fer coûte onze cent vingt-cinq francs par tonneau. Or, le Nautilus en jauge quinze cents. Il revient donc à seize cent quatre-vingt-sept mille francs, soit deux millions y compris son aménagement, soit quatre ou cinq millions avec les oeuvres d'art et les collections qu'il renferme. - Господин Аронакс, броненосец обходится в одну тысячу сто двадцать пять франков с каждой тонны. "Наутилус" весит тысячу пятьсот тонн. Стало быть, он обошелся около двух миллионов франков, если считать только стоимость его оборудования, и не менее четырех или пяти миллионов франков вместе с коллекциями и художественными произведениями, хранящимися в нем.
- Une dernière question, capitaine Nemo. - Разрешите, капитан, задать последний вопрос?
- Faites, monsieur le professeur. - Извольте, господин профессор!
- Vous êtes donc riche ? - Вы очень богаты?
- Riche à l'infini, monsieur, et je pourrais, sans me gêner, payer les dix milliards de dettes de la France !" - Несметно богат! Я мог бы свободно уплатить десять миллиардов государственного долга Франции!
Je regardai fixement le bizarre personnage qui me parlait ainsi. Abusait-il de ma crédulité ? L'avenir devait me l'apprendre. Я пристально посмотрел на своего собеседника. Не злоупотреблял ли он моей доверчивостью? Время покажет!

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XIV LE FLEUVE-NOIR/14. "ЧЕРНАЯ РЕКА"

France Русский
La portion du globe terrestre occupée par les eaux est évaluée à trois millions huit cent trente-deux milles cinq cent cinquante-huit myriamètres carrés, soit plus de trente-huit millions d'hectares. Cette masse liquide comprend deux milliards deux cent cinquante millions de milles cubes, et formerait une sphère d'un diamètre de soixante lieues dont le poids serait de trois quintillions de tonneaux. Et, pour comprendre ce nombre, il faut se dire que le quintillion est au milliard ce que le milliard est à l'unité, c'est-à-dire qu'il y a autant de milliards dans un quintillion que d'unités dans un milliard. Or, cette masse liquide, c'est à peu près la quantité d'eau que verseraient tous les fleuves de la terre pendant quarante mille ans. Площадь, занимаемая водой на поверхности земного шара, исчисляется в три миллиона восемьсот тридцать две тысячи пятьсот пятьдесят восемь квадратных мириаметров [мириаметр - десять тысяч метров]; иначе говоря, вода занимает свыше тридцати восьми миллионов гектаров земной поверхности. Объем этой жидкой массы равен двум миллиардам двумстам пятидесяти миллионам кубических миль; и если вообразить себе эту жидкую массу в форме шара, то окажется, что диаметр его равен шестидесяти лье, а вес составляет три квинтиллиона тонн. А чтобы осмыслить эти цифры, необходимо знать, что квинтиллион относится к миллиарду, как миллиард к единице, иными словами, в квинтиллионе столько же миллиардов, сколько в миллиарде единиц. Образно говоря, такое количество воды могли бы излить все земные реки лишь в течение сорока тысяч лет!
Durant les époques géologiques, à la période du feu succéda la période de l'eau. L'Océan fut d'abord universel. Puis, peu à peu, dans les temps siluriens, des sommets de montagnes apparurent, des îles émergèrent, disparurent sous des déluges partiels, se montrèrent à nouveau, se soudèrent. formèrent des continents et enfin les terres se fixèrent géographiquement telles que nous les voyons. Le solide avait conquis sur le liquide trente-sept millions six cent cinquante-sept milles carrés, soit douze mille neuf cent seize millions d'hectares. В геологическом прошлом нашей планеты за огненным периодом следовал период водяной. Земная поверхность представляла собою ложе мирового океана. Затем, в силурийский период, начался горообразовательный процесс; из вод выступили горные вершины, на поверхности океана появились острова, которые исчезали во время потопов и затем вновь возникали, соединяясь между собою и образуя материки; соотношение между пространствами суши и воды на Земле неоднократно изменялось, и, наконец, рельеф земной поверхности принял те очертания, какие мы видим на современных географических картах. Суша отвоевала у воды тридцать семь миллионов шестьсот пятьдесят семь квадратных миль, или двенадцать миллиардов девятьсот шестнадцать миллионов гектаров.
La configuration des continents permet de diviser les eaux en cinq grandes parties : l'Océan glacial arctique, l'Océan glacial antarctique, l'Océan indien, l'Océan atlantique, l'Océan pacifique. Очертания материков позволяют разделить мировые воды на пять главных водоемов: Северный Ледовитый океан, Южный Ледовитый океан, Индийский океан, Атлантический океан, Тихий океан.
L'Océan pacifique s'étend du nord au sud entre les deux cercles polaires, et de l'ouest a l'est entre l'Asie et l'Amérique sur une étendue de cent quarante-cinq degrés en longitude. C'est la plus tranquille des mers ; ses courants sont larges et lents, ses marées médiocres, ses pluies abondantes. Tel était l'Océan que ma destinée m'appelait d'abord à parcourir dans les plus étranges conditions. Тихий океан простирается с севера на юг, занимая все пространство между обоими полярными кругами, и с запада на восток, между Азией и Америкой, на протяжении ста сорока пяти градусов долготы. Это самый спокойный из океанов, течения его широки и не быстры, приливы и отливы умеренны, осадки обильны. Таков океан, с которого началось мое путешествие в самых необычайных условиях.
"Monsieur le professeur, me dit le capitaine Nemo, nous allons, si vous le voulez bien, relever exactement notre position, et fixer le point de départ de ce voyage. Il est midi moins le quart. Je vais remonter à la surface des eaux." - Господин профессор, - сказал капитан Немо, - если вам угодно, мы с точностью определим место, где мы находимся, и установим отправную точку нашего путешествия. Теперь без четверти двенадцать. Я прикажу поднять судно на поверхность океана.
Le capitaine pressa trois fois un timbre électrique. Les pompes commencèrent à chasser l'eau des réservoirs ; l'aiguille du manomètre marqua par les différentes pressions le mouvement ascensionnel du Nautilus, puis elle s'arrêta. Капитан нажал трижды кнопку электрического звонка. Тотчас же насосы начали выкачивать воду из резервуаров; стрелка манометра поползла вверх, указывая на то, что давление все уменьшается; наконец, она замерла на месте.
"Nous sommes arrivés", dit le capitaine. - Мы вышли на поверхность, - сказал капитан.
Je me rendis à l'escalier central qui aboutissait à la plate-forme. Je gravis les marches de métal, et, par les panneaux ouverts, j'arrivai sur la partie supérieure du Nautilus. Я направился к центральному трапу. Взобравшись по железным ступенькам наверх, я вышел через открытый люк на палубу "Наутилуса".
La plate-forme émergeait de quatre-vingts centimètres seulement. L'avant et l'arrière du Nautilus présentaient cette disposition fusiforme qui le faisait justement comparer à un long cigare. Je remarquai que ses plaques de tôles, imbriquées légèrement, ressemblaient aux écailles qui revêtent le corps des grands reptiles terrestres. Je m'expliquai donc très naturellement que, malgré les meilleures lunettes, ce bateau eût toujours été pris pour un animal marin. Палуба выступала из воды не больше чем на восемьдесят сантиметров. Округлый и длинный корпус "Наутилуса" и в самом деле был похож на сигару. Я обратил внимание на то, что его черепитчатая обшивка из листового железа напоминала чешую, покрывающую тело наземных пресмыкающихся. И я понял, почему, несмотря на самые сильные подзорные трубы, это судно всегда принимали за морское животное.
Vers le milieu de la plate-forme, le canot, à demi-engagé dans la coque du navire, formait une légère extumescence. En avant et en arrière s'élevaient deux cages de hauteur médiocre, à parois inclinées, et en partie fermées par d'épais verres lenticulaires : l'une destinée au timonier qui dirigeait le Nautilus, l'autre où brillait le puissant fanal électrique qui éclairait sa route. Полускрытая в корпусе "Наутилуса" шлюпка образовывала небольшую выпуклость в самой середине палубы. На носу и на корме выступали две невысокие кабины с наклонными стенками, частично прикрытые толстым чечевицеобразным стеклом: передняя служила рубкой рулевого, в задней был установлен мощный электрический прожектор, освещавший путь.
La mer était magnifique, le ciel pur. A peine si le long véhicule ressentait les larges ondulations de l'Océan. Une légère brise de l'est ridait la surface des eaux. L'horizon, dégagé de brumes, se prêtait aux meilleures observations. Океан был великолепен, небо ясно. Длинный корпус судна лишь слегка покачивался на широких океанских волнах. Легкий восточный ветерок чуть рябил водную гладь. Туман не застилал линии горизонта, и можно было с большой точностью вести наблюдение.
Nous n'avions rien en vue. Pas un écueil, pas un îlot. Plus d'Abraham-Lincoln. L'immensité déserte. Ничто не останавливало взгляда. Ни островка, ни скалы в виду. Ни следа "Авраама Линкольна"... Необозримая пустыня!
Le capitaine Nemo, muni de son sextant, prit la hauteur du soleil, qui devait lui donner sa latitude. Il attendit pendant quelques minutes que l'astre vint affleurer le bord de l'horizon. Tandis qu'il observait, pas un de ses muscles ne tressaillait, et l'instrument n'eût pas été plus immobile dans une main de marbre. Капитан Немо, взяв секстан, приготовился измерить высоту солнца, чтобы определить, на какой широте мы находимся. Он ожидал несколько минут, пока дневное светило не вышло из-за облака. И покамест он наблюдал, ни один мускул его руки не дрогнул, словно секстан держала рука статуи.
"Midi, dit-il. Monsieur le professeur, quand vous voudrez ?..." - Полдень, - сказал капитан. - Господин профессор, не угодно ли вам...
Je jetai un dernier regard sur cette mer un peu jaunâtre des atterrages japonais, et je redescendis au grand salon. Я кинул последний взгляд на желтоватые воды, омывавшие, несомненно, японские берега, и сошел вслед за ним в салон.
Là, le capitaine fit son point et calcula chronométriquement sa longitude, qu'il contrôla par de précédentes observations d'angle horaires. Puis il me dit : Там капитан сделал при помощи хронометра вычисления, определил долготу данного места и проверил свой расчет по предшествующим угломерным наблюдениям. Затем он сказал:
"Monsieur Aronnax, nous sommes par cent trente-sept degrés et quinze minutes de longitude à l'ouest... - Господин Аронакс, мы находимся под сто тридцать седьмым градусом и пятнадцатью минутами западной долготы...
- De quel méridien ? demandai-je vivement, espérant que la réponse du capitaine m'indiquerait peut-être sa nationalité. - По какому меридиану? - живо спросил я, надеясь, что ответ капитана прольет свет на его национальность.
- Monsieur, me répondit-il, j'ai divers chronomètres réglés sur les méridiens de Paris, de Greenwich et de Washington. Mais, en votre honneur je me servirai de celui de Paris." - Сударь, - отвечал он, - у меня разные хронометры, поставленные по Парижскому, Гринвичскому и Вашингтонскому меридианам. Но в честь вас я выбираю парижский.
Cette réponse ne m'apprenait rien. Je m'inclinai, et le commandant reprit : Ответ не осветил ровно ничего. Я поклонился, а капитан продолжал:
"Trente-sept degrés et quinze minutes de longitude à l'ouest du méridien de Paris, et par trente degrés et sept minutes de latitude nord, c'est-à-dire à trois cents milles environ des côtes du Japon. C'est aujourd'hui 8 novembre, à midi, que commence notre voyage d'exploration sous les eaux. - Под сто тридцатью семью градусами и пятнадцатью минутами западной долготы от Парижского меридиана и под тридцатью градусами и семью минутами северной широты, иными словами, в трехстах милях от берегов Японии. Итак, сегодня, восьмого ноября, в полдень, начинается наше кругосветное путешествие под водой.
- Dieu nous garde ! répondis-je. - Храни нас господь! - сказал я.
- Et maintenant, monsieur le professeur, ajouta le capitaine, je vous laisse à vos études. J'ai donné la route à l'est-nord-est par cinquante mètres de profondeur. Voici des cartes à grands points, où vous pourrez la suivre. Le salon est à votre disposition, et je vous demande la permission de me retirer." - А теперь, господин профессор, - прибавил капитан, - продолжайте свои занятия. Я приказал взять курс на восток-северо-восток и идти на глубине пятидесяти метров. На карте ежедневно будет отмечаться пройденный нами путь. Салон в вашем распоряжении. А теперь позвольте покинуть вас.
Le capitaine Nemo me salua. Je restai seul, absorbé dans mes pensées. Toutes se portaient sur ce commandant du Nautilus. Saurais-je jamais à quelle nation appartenait cet homme étrange qui se vantait de n'appartenir à aucune ? Cette haine qu'il avait vouée à l'humanité, cette haine qui cherchait peut-être des vengeances terribles, qui l'avait provoquée ? Etait-il un de ces savants méconnus, un de ces génies "auxquels on a fait du chagrin", suivant l'expression de Conseil, un Galilée moderne, ou bien un de ces hommes de science comme l'Américain Maury, dont la carrière a été brisée par des révolutions politiques ? Je ne pouvais encore le dire. Moi que le hasard venait de jeter à son bord, moi dont il tenait la vie entre les mains, il m'accueillait froidement, mais hospitalièrement. Seulement, il n'avait jamais pris la main que je lui tendais. Il ne m'avait jamais tendu la sienne. Капитан Немо откланялся и вышел. Я остался наедине со своими мыслями. Я думал о капитане "Наутилуса". Узнаю ли я когда-нибудь, какой национальности этот загадочный человек, отрекшийся от своей родины? Что вызвало в нем ненависть к человечеству, возможно, ненависть, жаждавшую отмщения? Не из тех ли он непризнанных ученых, не из тех ли гениев, которых, как говорит Консель, "обидел свет"? Не современный ли Галилей, не жрец ли науки, как американец Мори, ученая карьера которого была прервана политическими событиями? Неизвестно! Случай бросил меня на борт его судна, и жизнь моя была в его руках. Он встретил меня холодно, но не отказал в гостеприимстве. Ни разу не пожал он моей протянутой руки. Ни разу не подал мне своей руки!
Une heure entière, je demeurai plongé dans ces réflexions, cherchant à percer ce mystère si intéressant pour moi. Puis mes regards se fixèrent sur le vaste planisphère étalé sur la table, et je plaçai le doigt sur le point même où se croisaient la longitude et la latitude observées. Целый час провел я в размышлениях, стараясь проникнуть в волнующую тайну этого человека. Нечаянно взгляд мой упал на карту Земли, разложенную на столе; и я, водя пальцем по карте, нашел точку скрещения долготы и широты, указанные капитаном Немо.
La mer a ses fleuves comme les continents. Ce sont des courants spéciaux, reconnaissables à leur température, à leur couleur, et dont le plus remarquable est connu sous le nom de courant du Gulf Stream. La science a déterminé, sur le globe, la direction de cinq courants principaux : un dans l'Atlantique nord, un second dans l'Atlantique sud, un troisième dans le Pacifique nord, un quatrième dans le Pacifique sud, et un cinquième dans l'Océan indien sud. Il est même probable qu'un sixième courant existait autrefois dans l'Océan indien nord, lorsque les mers Caspienne et d'Aral, réunies aux grands lacs de l'Asie, ne formaient qu'une seule et même étendue d'eau. На океанах, как и на материках, есть свои реки. Это океанские течения, которые легко узнать по цвету и температуре и самое значительное из которых известно под названием Гольфстрим. Наука нанесла на карту земного шара направление пяти главнейших течений: первое на севере Атлантического океана, второе на юге Атлантического океана, третье на севере Тихого океана, четвертое на юге Тихого океана и, наконец, пятое в южной части Индийского океана. Вполне вероятно, что в северной части Индийского океана существовало и шестое океанское течение в те времена, когда Каспийское и Аральское моря и большие озера Азии составляли одно водное пространство.
Or, au point indiqué sur le planisphère, se déroulait l'un de ces courants, le Kuro-Scivo des Japonais, le Fleuve-Noir, qui, sorti du golfe du Bengale où le chauffent les rayons perpendiculaires du soleil des Tropiques, traverse le détroit de Malacca, prolonge la côte d'Asie, s'arrondit dans le Pacifique nord jusqu'aux îles Aléoutiennes, charriant des troncs de camphriers et autres produits indigènes, et tranchant par le pur indigo de ses eaux chaudes avec les flots de l'Océan. C'est ce courant que le Nautilus allait parcourir. Путь "Наутилуса" лежал по одному из таких течений, обозначенному на карте под японским названием _Куро-Сиво_, что значит "Черная река". Выйдя из Бенгальского залива, согретое отвесными лучами тропического солнца, это течение проходит через Малаккский пролив, идет вдоль берегов Азии и, огибая их в северной части Тихого океана, достигает Алеутских островов; оно увлекает с собой стволы камфарного дерева, тропические растения и резко отличается ярко-синим цветом своих теплых вод от холодных вод океана.
Je le suivais du regard, je le voyais se perdre dans l'immensité du Pacifique, et je me sentais entraîner avec lui, quand Ned Land et Conseil apparurent à la porte du salon. Я изучал путь этого течения по карте, представляя себе, как оно теряется в бескрайних просторах Тихого океана; и воображение так увлекло меня, что я не заметил, как Нед Ленд и Консель вошли в салон.
Mes deux braves compagnons restèrent pétrifiés à la vue des merveilles entassées devant leurs yeux. Мои спутники не могли прийти в себя от удивления при виде чудес, представших перед их глазами.
"Où sommes-nous ? où sommes-nous ? s'écria le Canadien. Au muséum de Québec ? - Где же мы находимся? Где? - вскричал канадец. - Не в Квебекском ли музее?
- S'il plaît à monsieur, répliqua Conseil, ce serait plutôt à l'hôtel du Sommerard ! - С позволения сказать, - заметил Консель, - скорее в особняке Соммерара!
- Mes amis, répondis-je en leur faisant signe d'entrer, vous n'êtes ni au Canada ni en France, mais bien à bord du Nautilus, et à cinquante mètres au-dessous du niveau de la mer. - Друзья мои, - сказал я, приглашая их подойти поближе, - вы не в Канаде и не во Франции, а на борту "Наутилуса", в пятидесяти метрах ниже уровня моря.
- Il faut croire monsieur, puisque monsieur l'affirme. répliqua Conseil ; mais franchement, ce salon est fait pour étonner même un Flamand comme moi. - Приходится поверить, раз сударь так говорит, - сказал Консель. - Но, признаться, этот салон может удивить даже такого фламандца, как я.
- Etonne-toi, mon ami. et regarde, car, pour un classificateur de ta force. il y a de quoi travailler ici." - Удивляйся, друг мой, да, кстати, осмотри витрины, там найдется много любопытного для такого классификатора, как ты.
Je n'avais pas besoin d'encourager Conseil. Le brave garçon, penché sur les vitrines. murmurait déjà des mots de la langue des naturalistes : classe des Gastéropodes, famille des Buccinoides, genre des Porcelaines, espèces des Cypr?a Madagascariensis, etc. Поощрять Конселя не было надобности. Склонившись над витриной, он уже бормотал что-то на языке натуралистов: "брюхоногие, класс животных из типа моллюсков, семейство трубачей, род ужовки, вид Мадагаскарской ципреи".
Pendant ce temps, Ned Land, assez peu conchyliologue, m'interrogeait sur mon entrevue avec le capitaine Nemo. Avais-je découvert qui il était, d'où il venait, où il allait, vers quelles profondeurs il nous entraînait ? Enfin mille questions auxquelles je n'avais pas le temps de répondre. Тем временем Нед Ленд, мало осведомленный в конхиологии, расспрашивал меня о моем свидании с капитаном Немо. Узнал ли я, кто он, откуда прибыл, куда направляется, в какие глубины увлекает нас. Короче говоря, он задавал мне тысячи вопросов, на которые я не успевал отвечать.
Je lui appris tout ce que je savais, ou plutôt, tout ce que je ne savais pas, et je lui demandai ce qu'il avait entendu ou vu de son côté. Я сообщил ему все, что я знал, вернее, чего я не знал, и в свою очередь спросил его, что он слышал или видел со своей стороны.
"Rien vu, rien entendu ! répondit le Canadien. Je n'ai pas même aperçu l'équipage de ce bateau. Est-ce que, par hasard, il serait électrique aussi, lui ? - Ничего не видел, ничего не слышал, - отвечал канадец. - Даже из команды судна никто мне на глаза не попался. Неужто и экипаж электрический?
- Electrique ! - Электрический!
- Par ma foi ! on serait tenté de le croire. Mais vous, monsieur Aronnax, demanda Ned Land, qui avait toujours son idée, vous ne pouvez me dire combien d'hommes il y a à bord ? Dix, vingt, cinquante, cent ? - Ей-ей, в это можно поверить! Но вы, господин Аронакс, - спросил Нед Ленд, одержимый своим замыслом, - вы-то можете мне сказать, сколько людей на борту? Десять, двадцать, пятьдесят, сто?
- Je ne saurais vous répondre, maître Land. D'ailleurs, croyez-moi, abandonnez, pour le moment, cette idée de vous emparer du Nautilus ou de le fuir. Ce bateau est un des chefs-d'oeuvre de l'industrie moderne, et je regretterais de ne pas l'avoir vu ! Bien des gens accepteraient la situation qui nous est faite, ne fût-ce que pour se promener à travers ces merveilles. Ainsi. tenez-vous tranquille, et tâchons de voir ce qui se passe autour de nous. - Не могу вам на это ответить, Нед! И послушайте меня, выбросьте-ка из головы вашу затею овладеть "Наутилусом" или бежать с него. Судно - настоящее чудо современной техники, и я очень сожалел бы, если б мне не довелось с ним ознакомиться. Многие пожелали бы оказаться в нашем положении, хотя бы ради возможности поглядеть на все эти чудеса! Поэтому успокойтесь и давайте наблюдать за тем, что происходит вокруг нас.
- Voir ! s'écria le harponneur, mais on ne voit rien, on ne verra rien de cette prison de tôle ! Nous marchons, nous naviguons en aveugles..." - Наблюдать! - вскричал гарпунер. - Да разве что увидишь в этой железной тюрьме! Мы движемся, мы плывем, как слепые...
- Ned Land prononçait ces derniers mots, quand l'obscurité se fit subitement, mais une obscurité absolue. Le plafond lumineux s'éteignit, et si rapidement, que mes yeux en éprouvèrent une impression douloureuse, analogue à celle que produit le passage contraire des profondes ténèbres à la plus éclatante lumière. Не успел Нед окончить фразу, как вдруг в салоне стало темно. Светоносный потолок померк так внезапно, что я почувствовал боль в глазах, как это бывает при резком переходе из мрака на яркий свет.
Nous étions restés muets, ne remuant pas, ne sachant quelle surprise, agréable ou désagréable, nous attendait. Mais un glissement se fit entendre. On eût dit que des panneaux se manoeuvraient sur les flancs du Nautilus. Мы замерли на месте, не зная, что нас ожидает, - удовольствие или неприятность. Но тут послышался какой-то шорох. Словно бы железная обшивка "Наутилуса" стала раздвигаться.
"C'est la fin de la fin ! dit Ned Land. - Конец конца! - сказал Нед Ленд.
- Ordre des Hydroméduses !" murmura Conseil. - Отряд гидромедуз! - бормотал Консель.
Soudain, le jour se fit de chaque côté du salon, à travers deux ouvertures oblongues. Les masses liquides apparurent vivement éclairées par les effluences électriques. Deux plaques de cristal nous séparaient de la mer. Je frémis, d'abord, à la pensée que cette fragile paroi pouvait se briser ; mais de fortes armatures de cuivre la maintenaient et lui donnaient une résistance presque infinie. Внезапно салон опять осветился. Свет проникал в него снаружи с обеих сторон, через огромные овальные стекла в стенах. Водные глубины были залиты электрическим светом. Хрустальные стекла отделяли нас от океана. В первый момент я содрогнулся при мысли, что эта хрупкая преграда может разбиться; но массивная медная рама сообщала стеклам прочность почти несокрушимую.
La mer était distinctement visible dans un rayon d'un mille autour du Nautilus. Quel spectacle ! Quelle plume le pourrait décrire ! Qui saurait peindre les effets de la lumière à travers ces nappes transparentes, et la douceur de ses dégradations successives jusqu'aux couchés inférieures et supérieures de l'Océan ! Морские глубины были великолепно освещены в радиусе одной мили от "Наутилуса". Дивное зрелище! Какое перо достойно его описать! Какая кисть способна изобразить всю нежность красочной гаммы, игру световых лучей в прозрачных морских водах, начиная от самых глубинных слоев до поверхности океана!
On connaît la diaphanéité de la mer. On sait que sa limpidité l'emporte sur celle de l'eau de roche. Les substances minérales et organiques, qu'elle tient en suspension, accroissent même sa transparence. Dans certaines parties de l'Océan, aux Antilles, cent quarante-cinq mètres d'eau laissent apercevoir le lit de sable avec une surprenante netteté, et la force de pénétration des rayons solaires ne paraît s'arrêter qu'à une profondeur de trois cents mètres. Mais, dans ce milieu fluide que parcourait le Nautilus, l'éclat électrique se produisait au sein même des ondes. Ce n'était plus de l'eau lumineuse, mais de la lumière liquide. Прозрачность морской воды известна. Установлено, что морская вода чище самой чистой ключевой воды. Минеральные и органические вещества, содержащиеся в ней, только увеличивают ее прозрачность. В некоторых частях океана, у Антильских островов, сквозь слой воды в сто сорок пять метров можно прекрасно видеть песчаное дно, а солнечные лучи проникают на триста метров в глубину! Но электрический свет, вспыхнувший в самом лоне океана, не только" освещал воду, но и превращал жидкую среду вокруг "Наутилуса" в жидкий пламень.
Si l'on admet l'hypothèse d'Erhemberg, qui croit à une illumination phosphorescente des fonds sous-marins, la nature a certainement réservé pour les habitants de la mer l'un de ses plus prodigieux spectacles, et j'en pouvais juger ici par les mille jeux de cette lumière. De chaque côté, j'avais une fenêtre ouverte sur ces abîmes inexplorés. L'obscurité du salon faisait valoir la clarté extérieure, et nous regardions comme si ce pur cristal eût été la vitre d'un immense aquarium. Если допустить гипотезу Эремберга, полагавшего, что вода в морских глубинах фосфоресцирует, то надо признать, что природа приберегла для обитателей морей одно из самых чарующих зрелищ, о чем я могу свидетельствовать, наблюдая игру световых лучей, преломляющихся в грани тысячи жидких алмазов. Окна по обе стороны салона были открыты в глубины неизведанного. Темнота в комнате усиливала яркость наружного освещения, и казалось, глядя в окна, что перед нами гигантский аквариум.
Le Nautilus ne semblait pas bouger. C'est que les points de repère manquaient. Parfois, cependant, les lignes d'eau, divisées par son éperon, filaient devant nos regards avec une vitesse excessive. Создавалось впечатление, что "Наутилус" стоит на месте. Объяснялось это тем, что в виду не было никакой неподвижной точки. Но все же океанские воды, рассеченные форштевнем судна, порою проносились перед нашими глазами с чрезвычайной скоростью.
Emerveillés, nous étions accoudés devant ces vitrines, et nul de nous n'avait encore rompu ce silence de stupéfaction, quand Conseil dit : Очарованные картиной подводного мира, опершись на выступ оконной рамы, мы прильнули к стеклам, не находя слов от удивления, как вдруг Консель сказал:
"Vous vouliez voir. ami Ned, eh bien, vous voyez ! - Вы желали видеть, милейший Нед, ну вот и смотрите!
- Curieux ! curieux ! faisait le Canadien - qui oubliant ses colères et ses projets d'évasion, subissait une attraction irrésistible - et l'on viendrait de plus loin pour admirer ce spectacle ! - Удивительно! Удивительно! - говорил восторженно канадец, позабыв и свой гнев и свои планы бегства. - Стоило приехать издалека, чтобы полюбоваться на такое чудо!
- Ah ! m'écriai-je, je comprends la vie de cet homme ! Il s'est fait un monde à part qui lui réserve ses plus étonnantes merveilles ! - Да, теперь мне понятна жизнь этого человека! - воскликнул я. - Он проник в особый мир, и этот мир раскрывал перед ним свои самые сокровенные тайны!
- Mais les poissons ? fit observer le Canadien. Je ne vois pas de poissons ! - Но где же рыбы? - спрашивал канадец. - Я не вижу рыб!
- Que vous importe, ami Ned, répondit Conseil, puisque vous ne les connaissez pas. - А на что они вам, милейший Нед? - отвечал Консель. - Ведь в рыбах вы ничего ровно не смыслите.
- Moi ! un pêcheur ! s'écria Ned Land. - Я? Да ведь я рыбак! - вскричал Нед Ленд.
Et sur ce sujet, une discussion s'éleva entre les deux amis, car ils connaissaient les poissons, mais chacun d'une façon très différente. И между друзьями завязался спор; оба они знали толк в рыбах, но каждый по-своему.
Tout le monde sait que les poissons forment la quatrième et dernière classe de l'embranchement des vertébrés. On les a très justement définis : "des vertébrés à circulation double et à sang froid, respirant par des branchies et destinés à vivre dans l'eau". Ils composent deux séries distinctes : la série des poissons osseux. c'est-à-dire ceux dont l'épine dorsale est faite de vertèbres osseuses, et les poissons cartilagineux. c'est-à-dire ceux dont l'épine dorsale est faite de vertèbres cartilagineuses. Известно, что рыбы составляют четвертый и последний класс позвоночных [современная систематика делит позвоночных на 6 классов]. Им дано очень точное определение: "позвоночные - животные с двойным кровообращением и холодной кровью, дышат жабрами и приспособлены жить в воде". Рыбы подразделяются на костистых и хрящевых. Костистые - это рыбы, у которых костяной скелет; хрящевые - рыбы, у которых скелет хрящевой.
Le Canadien connaissait peut-être cette distinction, mais Conseil en savait bien davantage, et maintenant, lié d'amitié avec Ned. il ne pouvait admettre qu'il fût moins instruit que lui. Aussi lui dit-il : Канадец, возможно, слышал о таком подразделении, но Консель, более сведущий в этой области, не мог из чувства дружбы допустить, чтобы Нед оказался менее образованным, чем он. Поэтому он сказал:
"Ami Ned, vous êtes un tueur de poissons, un très habile pêcheur. Vous avez pris un grand nombre de ces intéressants animaux. Mais je gagerais que vous ne savez pas comment on les classe. - Милейший Нед, вы гроза рыб, искуснейший рыболов! Вы переловили множество этих занятных животных. Но бьюсь об заклад, что вы и понятия не имеете, как их классифицируют.
- Si. répondit sérieusement le harponneur. On les classe en poissons qui se mangent et en poissons qui ne se mangent pas ! - Как классифицируют рыб? - серьезно отвечал гарпунер. - На съедобных и несъедобных!
- Voilà une distinction de gourmand, répondit Conseil. - Вот так гастрономическая классификация! - воскликнул Консель.
Mais dites-moi si vous connaissez la différence qui existe entre les poissons osseux et les poissons cartilagineux ? - А не скажете ли вы, чем отличаются костистые рыбы от хрящевых?
- Peut-être bien, Conseil. - А может быть, и скажу, Консель!
- Et la subdivision de ces deux grandes classes ? - А вы знаете, как подразделяются эти два основных класса?
- Je ne m'en doute pas, répondit le Canadien. - Понятия не имею, - отвечал канадец.
- Eh bien, ami Ned, écoutez et retenez ! Les poissons osseux se subdivisent en six ordres : Primo. Les acanthoptérygiens, dont la mâchoire supérieure est complète. mobile. et dont les branchies affectent la forme d'un peigne. Cet ordre comprend quinze familles, c'est-à-dire les trois quarts des poissons connus. Type : la perche commune. - Так вот, милейший Нед, слушайте и запоминайте! Костистые рыбы подразделяются на шесть подотрядов: primo, колючеперые с цельной и подвижной верхней челюстью, с гребенчатыми жабрами. Подотряд включает пятнадцать семейств, иначе говоря, почти три четверти всех известных рыб. Представитель подотряда: обыкновенный окунь.
- Assez bonne à manger, répondit Ned Land. - Рыба недурна на вкус, - заметил Нед Ленд.
- Secundo, reprit Conseil, les abdominaux, qui ont les nageoires ventrales suspendues sous l'abdomen et en arrière des pectorales, sans être attachées aux os de l'épaule - ordre qui se divise en cinq familles, et qui comprend la plus grande partie des poissons d'eau douce. Type : la carpe, le brochet. - Secundo, - продолжал Консель, - рыбы с брюшными плавниками, расположенными позади грудных, но не соединенными с плечевой костью. Подотряд включает пять семейств, и сюда относится большая часть пресноводных рыб. Представители подотряда: карп, щука.
- Peuh ! fit le Canadien avec un certain mépris, des poissons d'eau douce ! - Фи! - сказал канадец с пренебрежением, - пресноводные рыбы!
- Tertio, dit Conseil, les subrachiens, dont les ventrales sont attachées sous les pectorales et immédiatement suspendues aux os de l'épaule. Cet ordre contient quatre familles. Type : plies, limandes, turbots, barbues, soles, etc. - Tertio, - продолжал Консель, - мягкоперые, у которых брюшные плавники находятся под грудными и непосредственно связаны с плечевой костью. Подотряд включает четыре семейства. Представители: палтус, камбала, тюрбо и так далее...
- Excellent ! excellent ! s'écriait le harponneur, qui ne voulait considérer les poissons qu'au point de vue comestible. - Превосходные рыбы! Превосходные! - восклицал гарпунер, не признававший другой классификации рыб, кроме вкусовой.
- Quarto, reprit Conseil, sans se démonter, les apodes, au corps allongé, dépourvus de nageoires ventrales, et revêtus d'une peau épaisse et souvent gluante ordre qui ne comprend qu'une famille. Type : l'anguille, le gymnote. - Quarto, - продолжал не смущаясь Консель, - бесперые, с удлиненным телом, без брюшных плавников, покрытые жесткой и слизистой кожей. Подотряд включает только одно семейство. Сюда относятся угревые: угорь обыкновенный, гимнот - угорь электрический.
- Médiocre ! médiocre ! répondit Ned Land. - Посредственная рыба! Посредственная! - заметил Нед Ленд.
- Quinto, dit Conseil, les lophobranches, qui ont les mâchoires complètes et libres, mais dont les branchies sont formées de petites houppes. disposées par paires le long des arcs branchiaux. Cet ordre ne compte qu'une famille. Type : les hippocampes, les pégases dragons. - Quinto, - говорил Консель, - пучкожаберные, с цельной подвижной челюстью; жабры состоят из кисточек, расположенных попарно вдоль жаберных дуг. В этом подотряде одно семейство. Представители: морской конек, летучий дракон.
- Mauvais ! mauvais ! répliqua le harponneur. - Мерзость! Мерзость! - заметил гарпунер.
- Sexto, enfin, dit Conseil, les plectognathes, dont l'os maxillaire est attaché fixement sur le côte de l'intermaxillaire qui forme la mâchoire, et dont l'arcade palatine s'engrène par suture avec le crâne, ce qui la rend immobile ordre qui manque de vraies ventrales, et qui se compose de deux familles. Types : les tétrodons, les poissons-lunes. - Sexto, - сказал Консель в заключение, - сростночелюстные, у которых кости, ограничивающие рот сверху, сращены, придавая полную неподвижность челюсти, - подотряд, порочащий настоящих рыб. Представители: иглобрюхи, луна-рыба.
- Bons à déshonorer une chaudière ! s'écria le Canadien. - Ну, эта рыба только осквернит кастрюлю! - вскричал канадец.
- Avez-vous compris, ami Ned ? demanda le savant Conseil. - Вы хоть сколько-нибудь поняли, милейший Нед? - спросил ученый Консель.
- Pas le moins du monde, ami Conseil, répondit le harponneur. Mais allez toujours, car vous êtes très intéressant. - Нисколько, милейший Консель! - отвечал гарпунер. - Но валяйте дальше, любопытно послушать!
- Quant aux poissons cartilagineux, reprit imperturbablement Conseil, ils ne comprennent que trois ordres. - Что касается хрящевых рыб, - невозмутимо продолжал Консель, - они подразделяются на три отряда.
- Tant mieux, fit Ned. - И того много! - буркнул Нед.
- Primo, les cyclostomes, dont les mâchoires sont soudées en un anneau mobile, et dont les branchies s'ouvrent par des trous nombreux - ordre ne comprenant qu'une seule famille. Type : la lamproie. - Primo, круглоротые, у которых вместо челюсти одно срединное носовое отверстие, а позади черепа ряд круглых жаберных отверстий. Отряд включает лишь одно семейство. Представитель: минога.
- Faut l'aimer. répondit Ned Land. - Хороша рыба! - сказал Нед Ленд.
- Secundo, les sélaciens, avec branchies semblables à celles des cyclostomes, mais dont la mâchoire inférieure est mobile. Cet ordre, qui est le plus important de la classe, comprend deux familles. Types : la raie et les squales. - Secundo, селахии; жабры у них похожи на жаберные отверстия круглоротых, но с подвижной нижней челюстью. Отряд самый значительный в классе. Подразделяется на два семейства. Представители: акулы и скаты.
- Quoi ! s'écria Ned, des raies et des requins dans le même ordre ! Eh bien, ami Conseil, dans l'intérêt des raies, je ne vous conseille pas de les mettre ensemble dans le même bocal ! - Как! - вскричал Нед. - Скат и акула в одном отряде? Ну, милейший Консель, в интересах скатов не советую вам сажать их вместе в один сосуд!
- Tertio, répondit Conseil, les sturioniens, dont les branchies sont ouvertes, comme à l'ordinaire, par une seule fente garnie d'un opercule ordre qui comprend quatre genres. Type : l'esturgeon. - Tertio, - продолжал Консель, - осетровые. Жабры у них открываются, как обычно, одной щелью, снабженной жаберной крышкой, - отряд включает четыре вида. Представитель семейства: осетр.
- Ah ! ami Conseil, vous avez gardé le meilleur pour la fin à mon avis, du moins. Et c'est tout ? - Э, э! Милейший Консель, вы приберегли на мой вкус лучший кусочек на закуску! И это все?
- Oui, mon brave Ned, répondit Conseil, et remarquez que quand on sait cela, on ne sait rien encore. car les familles se subdivisent en genres, en sous-genres. en espèces, en variétés... - Да, милейший Нед, - отвечал Консель. - И заметьте, что знать это, еще не значит узнать все, потому что семейства подразделяются на роды, виды, разновидности.
- Eh bien. ami Conseil, dit le harponneur, se penchant sur la vitre du panneau, voici des variétés qui passent ! - Так-то, милейший Консель! - сказал гарпунер, взглянув в окно. - А вот вам и разновидности!
- Oui ! des poissons, s'écria Conseil. On se croirait devant un aquarium ! - Рыбы! - вскричал Консель. - Право, можно подумать, что перед нами аквариум!
- Non, répondis-je, car l'aquarium n'est qu'une cage, et ces poissons-là sont libres comme l'oiseau dans l'air. - Нет! - возразил я. - Аквариум - та же клетка, а эти рыбы свободны, как птицы в воздухе.
- Eh bien, ami Conseil, nommez-les donc, nommez-les donc ! disait Ned Land. - А ну-ка, милейший Консель, называйте рыб! Называйте! - сказал Нед Ленд.
- Moi, répondit Conseil, je n'en suis pas capable ! Cela regarde mon maître !" - Это не по моей части, - отвечал Консель. - Это дело хозяина!
Et en effet, le digne garçon. classificateur enragé, n'était point un naturaliste, et je ne sais pas s'il aurait distingué un thon d'une bonite. En un mot, le contraire du Canadien, qui nommait tous ces poissons sans hésiter. И в самом деле, славный парень, рьяный классификатор, не был натуралистом, и я не уверен, мог ли он отличить тунца от макрели. Канадец, напротив, называл без запинки всех рыб.
- Un baliste, avais-je dit. - Балист, - сказал я.
- Et un baliste chinois ! répondait Ned Land. - Балист китайский, - заметил Нед Ленд.
- Genre des balistes, famille des sclérodermes, ordre des plectognathes". murmurait Conseil. - Род балистов, семейство жесткокожих, отряд сростночелюстных, - бормотал Консель.
Décidément, à eux deux, Ned et Conseil auraient fait un naturaliste distingué. Право, вдвоем они составили бы замечательного натуралиста!
Le Canadien ne s'était pas trompé. Une troupe de balistes, à corps comprimé. à peau grenue, armés d'un aiguillon sur leur dorsale, se jouaient autour du Nautilus, et agitaient les quatre rangées de piquants qui hérissent chaque côté de leur queue. Rien de plus admirable que leur enveloppe, grise par-dessus, blanche par-dessous dont les taches d'or scintillaient dans le sombre remous des lames. Entre eux ondulaient des raies, comme une nappe abandonnée aux vents. et parmi elles, j'aperçus, à ma grande joie, cette raie chinoise, jaunâtre à sa partie supérieure, rose tendre sous le ventre et munie de trois aiguillons en arrière de son oeil : espèce rare, et même douteuse au temps de Lacépède, qui ne l'avait jamais vue que dans un recueil de dessins japonais. Канадец не ошибся. Множество китайских балистов, со сплющенным телом, с зернистой кожей, с шипом на спинном плавнике, резвилось вокруг "Наутилуса", ощетинясь колючками, торчавшими в четыре ряда по обе стороны хвоста. Ничего нет прелестнее китайских балистов, сверху серых, белых снизу, с золотыми пятнами на чешуе, мерцавшими в темных струях за кормою. Между балистами виднелись скаты, словно полотнища, развевающиеся по ветру; и среди них я заметил, к величайшей радости, японского ската с желтоватой спиной, нежно-розовым брюхом и тремя шипами над глазом; вид настолько редкий, что самое существование его было в свое время поставлено под сомнение Ласепедом, который видел такого ската только в одном собрании японских рисунков.
Pendant deux heures toute une armée aquatique fit escorte au Nautilus. Au milieu de leurs jeux, de leurs bonds, tandis qu'ils rivalisaient de beauté, d'éclat et de vitesse, je distinguai le labre vert, le mulle barberin, marqué d'une double raie noire. Le gobie éléotre, à caudale arrondie, blanc de couleur et tacheté de violet sur le dos, le scombre japonais, admirable maquereau de ces mers, au corps bleu et à la tête argentée, de brillants azurors dont le nom seul emporte toute description des spares rayés, aux nageoires variées de bleu et de jaune, des spares fascés, relevés d'une bande noire sur leur caudale, des spares zonéphores élégamment corsetés dans leurs six ceintures, des aulostones, véritables bouches en flûte ou bécasses de mer, dont quelques échantillons atteignaient une longueur d'un mètre, des salamandres du Japon, des murènes échidnées, longs serpents de six pieds, aux yeux vifs et petits, et à la vaste bouche hérissée de dents, etc. В продолжение двух часов подводное воинство эскортировало "Наутилус". И покуда рыбы резвились и плескались, соперничая красотою расцветки, блеском чешуи и юркостью, я приметил зеленого губана, барабульку, отмеченную двойной черной полоской, бычка, белого, с фиолетовыми пятнами на спине и закругленным хвостом, японскую скумбрию, чудесную макрель здешних морей, с серебряной головой и голубым телом, блистательных лазуревиков, одно название которых заменяет всякие описания, спарид рубчатых, с разноцветным плавником, голубым и желтым, спарид полосатых, с черной перевязью на хвосте, спарид поясоносных, изящно зашнурованных шестью поперечными полосами, трубкоротых с рыльцем в форме флейты, или морских бекасов, некоторые представители которых достигают метра в длину, японскую саламандру, мурену, род змеевидного угря, длиною в шесть футов, с маленькими живыми глазками и широким ощеренным зубами ртом, всего не перечислишь...
Notre admiration se maintenait toujours au plus haut point. Nos interjections ne tarissaient pas. Ned nommait les poissons, Conseil les classait, moi, je m'extasiais devant la vivacité de leurs allures et la beauté de leurs formes. Jamais il ne m'avait été donné de surprendre ces animaux vivants, et libres dans leur élément naturel. Восхищению нашему не было предела. Восклицаниям не было конца. Нед называл рыб, Консель их классифицировал, а я восторгался живостью их движений и красотою формы. Мне не доводилось видеть таких рыб в их естественной среде.
Je ne citerai pas toutes les variétés qui passèrent ainsi devant nos yeux éblouis, toute cette collection des mers du Japon et de la Chine. Не стану описывать все разновидности, промелькнувшие перед нашими ослепленными глазами, всю эту коллекцию Японского и Китайского морей.
Ces poissons accouraient, plus nombreux que les oiseaux dans l'air, attirés sans doute par l'éclatant foyer de lumière électrique. Рыбы, привлеченные, несомненно, блеском электрического света, стекались целыми стаями, их было больше, чем птиц в воздухе.
Subitement, le jour se fit dans le salon. Les panneaux de tôle se refermèrent. L'enchanteresse vision disparut. Mais longtemps, je rêvai encore, jusqu'au moment où mes regards se fixèrent sur les instruments suspendus aux parois. La boussole montrait toujours la direction au nord-nord-est, le manomètre indiquait une pression de cinq atmosphères correspondant à une profondeur de cinquante mètres, et le loch électrique donnait une marche de quinze milles à l'heure. Внезапно в салоне стало светло. Железные створы задвинулись. Волшебное видение исчезло. Но я долго бы еще грезил наяву, если б мой взгляд случайно не упал на инструменты, развешанные на стене. Стрелка компаса по-прежнему показывала направление на северо-северо-восток, манометр - давление в пять атмосфер, соответствующее глубине в пятьдесят метров ниже уровня моря, а электрический лаг - скорость в пятнадцать миль в час.
J'attendais le capitaine Nemo. Mais il ne parut pas. L'horloge marquait cinq heures. Я ждал капитана Немо. Но он не появлялся. Хронометр показывал пять часов.
Ned Land et Conseil retournèrent à leur cabine. Moi, je regagnai ma chambre. Mon dîner s'y trouvait préparé. Il se composait d'une soupe à la tortue faite des carets les plus délicats, d'un surmulet à chair blanche. un peu feuilletée, dont le foie préparé à part fit un manger délicieux, et de filets de cette viande de l'holocante empereur, dont la saveur me parut supérieure à celle du saumon. Нед Ленд и Консель ушли в свою каюту. Я тоже вернулся к себе. Обед уже стоял на столе. Был подан суп из нежнейших морских черепах, на второе барвена, которая славится своей белой, слегка слоистой мякотью и печень которой, приготовленная особо, считается изысканнейшим блюдом, затем филейная часть рыбы из семейства окуневых, более вкусная, чем лососевое филе.
Je passai la soirée à lire, à écrire, à penser. Puis, le sommeil me gagnant, je m'étendis sur ma couche de zostère, et je m'endormis profondément, pendant que le Nautilus se glissait à travers le rapide courant du Fleuve Noir. Вечером я читал, писал, размышлял. Когда же меня начало клонить ко сну, я лег на свое ложе из морской травы и крепко заснул, меж тем как "Наутилус" скользил по быстрому течению "Черной реки".

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XV UNE INVITATION PAR LETTRE/15. ПИСЬМЕННОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ

France Русский
Le lendemain, 9 novembre, je ne me réveillai qu'après un long sommeil de douze heures. Conseil vint, suivant son habitude, savoir "comment monsieur avait passé la nuit". et lui offrir ses services. Il avait laissé son ami le Canadien dormant comme un homme qui n'aurait fait que cela toute sa vie. На следующий день, 9 ноября, я проснулся после глубокого двенадцатичасового сна. Консель, по обыкновению, пришел узнать, "хорошо ли хозяин почивал", и предложить свои услуги. Его друг, канадец, все еще спал так безмятежно, как будто другого занятия у Него и не было.
Je laissai le brave garçon babiller à sa fantaisie, sans trop lui répondre. J'étais préoccupé de l'absence du capitaine Nemo pendant notre séance de la veille, et j'espérais le revoir aujourd'hui. Я не мешал славному малому болтать, но отвечал невпопад. Меня тревожило, что капитан не присутствовал на вчерашнем зрелище, и я надеялся увидеть его нынешним днем.
Bientôt j'eus revêtu mes vêtements de byssus. Leur nature provoqua plus d'une fois les réflexions de Conseil. Je lui appris qu'ils étaient fabriqués avec les filaments lustrés et soyeux qui rattachent aux rochers les "jambonneaux", sortes de coquilles très abondantes sur les rivages de la Méditerranée. Autrefois, on en faisait de belles étoffes, des bas, des gants, car ils étaient à la fois très moelleux et très chauds. L'équipage du Nautilus pouvait donc se vêtir à bon compte, sans rien demander ni aux cotonniers, ni aux moutons, ni aux vers à soie de la terre. Я облачился в свои виссоновые одеяния. Качество ткани вызвало у Конселя целый ряд замечаний. Пришлось ему объяснить, что ткань эта вырабатывается из шелковистых прочных нитей биссуса, посредством которых прикрепляется к скалам раковина, так называемая "пинна", которая встречается во множестве у берегов Средиземного моря. В старину из биссуса выделывали прекрасные ткани - виссоны, а позже чулки, перчатки, чрезвычайно мягкие и теплые. И экипаж "Наутилуса" не нуждался ни в хлопке, ни в овечьей шерсти, ни в шелковичных червях, потому что материал для одежды ему доставляло море!
Lorsque je fus habillé, je me rendis au grand salon. Il était désert. Одевшись, я вошел в салон. Там было пусто.
Je me plongeai dans l'étude de ces trésors de conchyliologie, entassés sous les vitrines. Je fouillai aussi de vastes herbiers, emplis des plantes marines les plus rares, et qui, quoique desséchées, conservaient leurs admirables couleurs. Parmi ces précieuses hydrophytes, je remarquai des cladostèphes verticillées, des padines-paon, des caulerpes à feuilles de vigne, des callithamnes granifères, de délicates céramies à teintes écarlates, des agares disposées en éventails, des acétabules, semblables à des chapeaux de champignons très déprimés, et qui furent longtemps classées parmi les zoophytes, enfin toute une série de varechs. Я занялся изучением конхиологических сокровищ, хранившихся в витринах. Я рылся в гербариях, наполненных редкостными морскими растениями, хотя и засушенными, но не утратившими пленительной яркости красок. Среди этих изящных морских растений я заметил кольчатые кладостефы, пластинчатые падины, каулерпы, похожие на виноградные листья, бугорчатые каллитамнионы, нежные церамиумы ярко-красных расцветок, хрупкие алые веерообразные агариумы и другие различные водоросли.
La journée entière se passa, sans que je fusse honoré de la visite du capitaine Nemo. Les panneaux du salon ne s'ouvrirent pas. Peut-être ne voulait-on pas nous blaser sur ces belles choses. День прошел, а капитан Немо не удостоил меня своим посещением. Железные створы на окнах в салоне не раскрывались. Не желали ли охранить нас от пресыщения столь дивным зрелищем?
La direction du Nautilus se maintint à l'est-nord-est, sa vitesse à douze milles, sa profondeur entre cinquante et soixante mètres. "Наутилус" держал курс на восток-северо-восток и шел на глубине пятидесяти - шестидесяти метров со скоростью двенадцати миль в час.
Le lendemain, 10 novembre, même abandon, même solitude. Je ne vis personne de l'équipage. Ned et Conseil passèrent la plus grande partie de la journée avec moi. Ils s'étonnèrent de l'inexplicable absence du capitaine. Cet homme singulier était-il malade ? Voulait-il modifier ses projets à notre égard ? Следующий день, 10 ноября, прошел как и остальные: по-прежнему не показался ни один человек из команды "Наутилуса". Нед и Консель провели большую часть дня со мною. Отсутствие капитана удивляло их. Может быть, этот странный человек заболел? А может быть, он переменил свое решение в отношении нас?
Après tout, suivant la remarque de Conseil. nous jouissions d'une entière liberté, nous étions délicatement et abondamment nourris. Notre hôte se tenait dans les termes de son traité. Nous ne pouvions nous plaindre, et d'ailleurs, la singularité même de notre destinée nous réservait de si belles compensations, que nous n'avions pas encore le droit de l'accuser. Впрочем, как правильно заметил Консель, у нас не было причины жаловаться: мы пользовались полной свободой, нас вкусно и сытно кормили. Наш хозяин строго соблюдал условия договора. И к тому же самая необычность нашего положения представляла такой интерес, что мы не вправе были сетовать на судьбу.
Ce jour-là, je commençai le journal de ces aventures, ce qui m'a permis de les raconter avec la plus scrupuleuse exactitude, et, détail curieux, je l'écrivis sur un papier fabriqué avec la zostère marine. С этого дня я стал аккуратно вести запись текущих событий, и поэтому могу восстановить все наши приключения с величайшей точностью. И любопытная подробность! Свои записи я вел на бумаге, изготовленной из морской травы.
Le 11 novembre, de grand matin, l'air frais répandu à l'intérieur du Nautilus m'apprit que nous étions revenus à la surface de l'Océan, afin de renouveler les provisions d'oxygène. Je me dirigeai vers l'escalier central, et je montai sur la plate-forme. Итак, 11 ноября, проснувшись ранним утром, я догадался по притоку свежего воздуха, что мы всплыли на поверхность океана, чтобы возобновить запасы кислорода. Я направился к трапу и вышел на палубу.
Il était six heures. Je trouvai le temps couvert, la mer grise, mais calme. A peine de houle. Le capitaine Nemo, que j'espérais rencontrer là, viendrait-il ? Je n'aperçus que le timonier, emprisonné dans sa cage de verre. Assis sur la saillie produite par la coque du canot, j'aspirai avec délices les émanations salines. Было шесть часов утра. Погода стояла пасмурная, море было серое, но спокойное. Лишь легкая зыбь пробегала по водной глади. Появится ли нынче капитан Немо? Я так надеялся встретить его тут. Но, кроме рулевого, заключенного в свою стеклянную будку, на палубе никого не было. Сидя на возвышении, образуемом корпусом шлюпки, я жадно вдыхал насыщенный солью морской воздух.
Peu à peu, la brume se dissipa sous l'action des rayons solaires. L'astre radieux débordait de l'horizon oriental. La mer s'enflamma sous son regard comme une traînée de poudre. Les nuages, éparpillés dans les hauteurs, se colorèrent de tons vifs admirablement nuancés, et de nombreuses "langues de chat" annoncèrent du vent pour toute la journée. Понемногу, под действием солнечных лучей, туман рассеялся. На восточной части горизонта показался лучезарный диск. Море вспыхнуло, как порох. Высокие, рассеянные облака окрасились в удивительно нежные тона, а обрамлявшие их, точно кружевом, перистые облачка, так называемые "кошачьи языки", предвещали ветреный день.
Mais que faisait le vent à ce Nautilus que les tempêtes ne pouvaient effrayer ! Но что значит ветер для "Наутилуса", который не страшился бурь!
J'admirai donc ce joyeux lever de soleil, si gai, si vivifiant, lorsque j'entendis quelqu'un monter vers la plate-forme. Я радостно встречал восход солнца - такое животворящее, исполненное ликования явление природы, - как вдруг послышались чьи-то шаги.
Je me préparais à saluer le capitaine Nemo, mais ce fut son second - que j'avais déjà vu pendant la première visite du capitaine - qui apparut. Il s'avança sur la plate-forme. et ne sembla pas s'apercevoir de ma présence. Sa puissante lunette aux yeux, il scruta tous les points de l'horizon avec une attention extrême. Puis, cet examen fait, il s'approcha du panneau, et prononça une phrase dont voici exactement les termes. Je l'ai retenue, car, chaque matin, elle se reproduisit dans des conditions identiques. Я собрался было приветствовать капитана Немо, но это был только его помощник - я видел его уже раньше, при первой встрече с капитаном. Он взошел на палубу, казалось, не замечая моего присутствия. Приставив к глазам подзорную трубу, он с величайшим вниманием стал исследовать горизонт. Окончив свои наблюдения, он подошел к люку и произнес несколько слов. Я точно запомнил их, потому что впоследствии слышал эти слова каждодневно при подобных же условиях.
Elle était ainsi conçue : Фраза звучала так:
"Nautron respoc lorni virch." "Nautron respoc lorni virch!"
Ce qu'elle signifiait, je ne saurais le dire. Что означала фраза, не знаю!
Ces mots prononcés, le second redescendit. Je pensai que le Nautilus allait reprendre sa navigation sous-marine. Je regagnai donc le panneau, et par les coursives je revins à ma chambre. Произнеся эти слова, помощник капитана сошел вниз. Я подумал, что "Наутилус" начнет снова погружаться в морские глубины. Поэтому я в свою очередь поспешил сойти вниз.
Cinq jours s'écoulèrent ainsi, sans que la situation se modifiât. Chaque matin, je montais sur la plate-forme. La même phrase était prononcée par le même individu. Le capitaine Nemo ne paraissait pas. Прошло пять дней без каких-либо перемен. Каждое утро я выходил на палубу. Каждое утро тот же человек произносил ту же фразу. Капитан Немо не появлялся.
J'avais pris mon parti de ne plus le voir, quand, le 16 novembre, rentré dans ma chambre avec Ned et Conseil, je trouvai sur la table un billet à mon adresse. Я решил, что больше уже не увижу его, и покорился своей участи; но 16 ноября, войдя вместе с Недом и Конселем в свою каюту, я нашел на столе адресованную мне записку.
Je l'ouvris d'une main impatiente. Il était écrit d'une écriture franche et nette, mais un peu gothique et qui rappelait les types allemands. Я поспешил вскрыть ее. Записка была написана по-французски, но готическим шрифтом, напоминавшим буквы немецкого алфавита.
Ce billet était libellé en ces termes :
Monsieur le professeur Aronnax, à bord du Nautilus. "Господину профессору Аронаксу. На борту "Наутилуса",
16 novembre 1867. 16 ноября 1867 года.
Le capitaine Nemo invite monsieur le professeur Aronnax à une partie de chasse qui aura lieu demain matin dans ses forêts de l'île Crespo. Il espère que rien n'empêchera monsieur le professeur d'y assister, et il verra avec plaisir que ses compagnons se joignent à lui. Капитан Немо просит господина профессора Аронакса принять участие в охоте, которая состоится завтра утром в его лесах на острове Креспо. Капитан Немо надеется, что ничто не помешает господину профессору воспользоваться его приглашением, и притом он будет очень рад, если спутники господина профессора пожелают присоединиться к нашей экскурсии.
Le commandant du Nautilus, Capitaine NEMO." Командир "Наутилуса" капитан Немо".
"Une chasse ! s'écria Ned. - На охоту? - вскричал Нед.
- Et dans ses forêts de l'île Crespo ! ajouta Conseil. - Да еще в его лесах на острове Креспо! - прибавил Консель.
- Mais il va donc à terre, ce particulier-là ? reprit Ned Land. - Стало быть, этот человек иногда высаживается на берег? - спросил Нед Ленд.
- Cela me paraît clairement indiqué, dis-je en relisant la lettre. - Сказано, кажется, совершенно ясно, - ответил я, перечитывая письмо.
- Eh bien ! il faut accepter, répliqua le Canadien. Une fois sur la terre ferme, nous aviserons à prendre un parti. D'ailleurs, je ne serai pas fâché de manger quelques morceaux de venaison fraîche." - Ну, что ж! Надо принять приглашение, - заявил канадец. - А попав на сушу, мы уж обдумаем, как нам поступить. Помимо всего, я не прочь съесть кусок свежей дичи.
Sans chercher à concilier ce qu'il y avait de contradictoire entre l'horreur manifeste du capitaine Nemo pour les continents et les îles, et son invitation de chasser en forêt, je me contentai de répondre : Не пытаясь установить связь между ненавистью капитана Немо к континентам и островам и его приглашением охотиться в лесах Креспо, я ограничился ответом:
"Voyons d'abord ce que c'est que l'île Crespo." - Посмотрим-ка сперва, что представляет собою остров Креспо!
Je consultai le planisphère, et, par 32?40' de latitude nord et 167?50' de longitude ouest, je trouvai un îlot qui fut reconnu en 1801 par le capitaine Crespo, et que les anciennes cartes espagnoles nommaient Rocca de la Plata, c'est-à-dire "Roche d'Argent". Nous étions donc à dix-huit cents milles environ de notre point de départ, et la direction un peu modifiée du Nautilus le ramenait vers le sud-est. И тут же на карте я нашел под 32o40' северной широты и 167o5О' западной долготы этот островок, открытый в 1801 году капитаном Креспо и значившийся на старинных испанских картах под названием Rocca de la Plata, что по-французски означает "Серебряный утес". Итак, мы находились в тысяча восьмистах милях от точки нашего отправления, и "Наутилус" несколько изменил курс, повернув к юго-востоку.
Je montrai à mes compagnons ce petit roc perdu au milieu du Pacifique nord. Я указал моим спутникам на скалистый островок, затерянный в северной части Тихого океана.
"Si le capitaine Nemo va quelquefois à terre, leur dis-je, il choisit du moins des îles absolument désertes !" - Ну если уж капитан Немо порою и выходит на сушу, - сказал я, - то, конечно, он выбирает самые необитаемые острова!
Ned Land hocha la tête sans répondre, puis Conseil et lui me quittèrent. Après un souper qui me fut servi par le stewart muet et impassible, je m'endormis, non sans quelque préoccupation. Нед Ленд ничего не ответил, только лишь покачал головой; затем они оба ушли. После ужина, поданного безмолвным и невозмутимым стюардом, я лег спать несколько озабоченный.
Le lendemain, 17 novembre, à mon réveil, je sentis que le Nautilus était absolument immobile. Je m'habillai lestement, et j'entrai dans le grand salon. Поутру 17 ноября, проснувшись, я почувствовал, что "Наутилус" стоит на месте. Наскоро одевшись, я вышел в салон.
Le capitaine Nemo était là. Il m'attendait, se leva, salua, et me demanda s'il me convenait de l'accompagner. Капитан Немо был там. Он ожидал меня. Когда я вошел, он встал, поздоровался и спросил, согласен ли я сопровождать его на охоту.
Comme il ne fit aucune allusion à son absence pendant ces huit jours, je m'abstins de lui en parler, et je répondis simplement que mes compagnons et moi nous étions prêts à le suivre. Поскольку он не сделал ни малейшего намека насчет своего восьмидневного отсутствия, я воздержался заговорить на эту тему и коротко ответил, что я и мои спутники готовы сопутствовать ему.
"Seulement, monsieur, ajoutai-je, je me permettrai de vous adresser une question. - Но позвольте, сударь, - прибавил я, - задать вам один вопрос.
- Adressez, monsieur Aronnax, et, si je puis y répondre, j'y répondrai. - Пожалуйста, господин Аронакс. Если смогу, я вам отвечу.
- Eh bien, capitaine, comment se fait-il que vous, qui avez rompu toute relation avec la terre, vous possédiez des forêts dans l'île Crespo ? - Как случилось, капитан, что вы, порвав всякие связи с землей, владеете лесами на острове Креспо?
- Monsieur le professeur, me répondit le capitaine, les forêts que je possède ne demandent au soleil ni sa lumière ni sa chaleur. Ni les lions, ni les tigres, ni les panthères, ni aucun quadrupède ne les fréquentent. Elles ne sont connues que de moi seul. Elles ne poussent que pour moi seul. Ce ne sont point des forêts terrestres, mais bien des forêts sous-marines. - Господин профессор, - отвечал капитан, - леса в моих владениях не нуждаются ни в солнечном свете, ни в теплоте. В них не водятся ни львы, ни тигры, ни пантеры, ни какие-либо другие четвероногие. Об их существовании знаю лишь я один. Растут они лишь для одного меня. Это не земные леса, а подводные.
- Des forêts sous-marines ! m'écriai-je. - Подводные леса? - вскричал я.
- Oui, monsieur le professeur. - Да, господин профессор.
- Et vous m'offrez de m'y conduire ? - И вы предлагаете мне побывать в этих лесах?
- Précisément. - Совершенно верно.
- A pied ? - Идти туда пешком?
- Et même à pied sec. - Даже не замочив ног.
- En chassant ? - И охотиться там?
- En chassant. - И охотиться.
- Le fusil à la main ? - И взять ружье?
- Le fusil à la main." - И взять ружье.
Je regardai le commandant du Nautilus d'un air qui n'avait rien de flatteur pour sa personne. Я кинул на капитана Немо взгляд, в котором не было ничего лестного для его особы.
"Décidément, il a le cerveau malade, pensai-je. Il a eu un accès qui a dure huit jours, et même qui dure encore. C'est dommage ! Je l'aimais mieux étrange que fou !" "Несомненно, у него голова не в порядке, - подумал я. - Видимо, у него был приступ болезни, длившийся восемь дней, и, как знать, здоров ли он теперь? А жаль! Все же лучше иметь дело с чудаком, чем с сумасшедшим!"
Cette pensée se lisait clairement sur mon visage, mais le capitaine Nemo se contenta de m'inviter à le suivre, et je le suivis en homme résigné à tout. Мысли эти были ясно написаны на моем лице, но капитан Немо жестом пригласил меня следовать за собою, и я безропотно повиновался ему.
Nous arrivâmes dans la salle à manger, où le déjeuner se trouvait servi. Мы вошли в столовую, где был уже подан завтрак.
"Monsieur Aronnax, me dit le capitaine, je vous prierai de partager mon déjeuner sans façon. Nous causerons en mangeant. Mais, si je vous ai promis une promenade en forêt, je ne me suis point engagé à vous y faire rencontrer un restaurant. Déjeunez donc en homme qui ne dînera probablement que fort tard." - Господин Аронакс, - сказал капитан, - прошу вас позавтракать со мною без церемоний. За столом мы продолжим наш разговор. Ведь я обещал вам прогулку в лес, но не в ресторан! Поэтому рекомендую вам завтракать поплотнее; обедать, видимо, мы будем очень поздно.
Je fis honneur au repas. Il se composait de divers poissons et de tranches d'holoturies, excellents zoophytes, relevés d'algues très apéritives, telles que la Porphyria laciniata et la Laurentia primafetida. La boisson se composait d'eau limpide à laquelle, à l'exemple du capitaine, j'ajoutai quelques gouttes d'une liqueur fermentée, extraite, suivant la mode kamchatkienne, de l'algue connue sous le nom de "Rhodoménie palmée". Я отдал должное завтраку. Меню состояло из рыбных кушаний, ломтиков голотурий, превосходных зоофитов, приправленных весьма пикантным соусом из морских водорослей, так называемых порфир и лауренсий. Пили мы чистую воду, прибавляя в нее, по примеру капитана, несколько капель перебродившего настоя, приготовленного, по-камчатски, из водоросли, известной под названием "лапчатой родимении".
Le capitaine Nemo mangea, d'abord, sans prononcer une seule parole. Puis, il me dit : Вначале капитан Немо завтракал молча. Потом он сказал:
"Monsieur le professeur, quand je vous ai proposé de venir chasser dans mes forêts de Crespo, vous m'avez cru en contradiction avec moi-même. Quand je vous ai appris qu'il s'agissait de forêts sous-marines, vous m'avez cru fou. Monsieur le professeur, il ne faut jamais juger les hommes à la légère. - Господин профессор, совершенно очевидно, что, получив мое приглашение на охоту в лесах острова Креспо, вы сочли меня непоследовательным. Когда же вы узнали, что я приглашаю вас в подводные леса, вы решили, что я просто сумасшедший. Никогда не следует, господин профессор, поверхностно судить о людях.
- Mais, capitaine, croyez que... - Но, капитан, поверьте, что...
- Veuillez m'écouter, et vous verrez si vous devez m'accuser de folie ou de contradiction. - Благоволите выслушать меня, а после судите, можно ли обвинять меня в непоследовательности или в сумасшествии.
- Je vous écoute. - Я слушаю вас.
- Monsieur le professeur, vous le savez aussi bien que moi, l'homme peut vivre sous l'eau à la condition d'emporter avec lui sa provision d'air respirable. Dans les travaux sous-marins, l'ouvrier, revêtu d'un vêtement imperméable et la tête emprisonnée dans une capsule de métal, reçoit l'air de l'extérieur au moyen de pompes foulantes et de régulateurs d'écoulement. - Господин "профессор, вы, как и я, знаете, что человек может находиться под водой, если при нем будет достаточный запас воздуха, нужного для дыхания. При подводных работах водолазы, одетые в водонепроницаемый костюм, с защитным металлическим шлемом на голове, получают воздух с поверхности через специальный шланг, соединенный с насосом.
- C'est l'appareil des scaphandres, dis-je. - Это так называемые скафандры, - сказал я.
- En effet, mais dans ces conditions, l'homme n'est pas libre. Il est rattache à la pompe qui lui envoie l'air par un tuyau de caoutchouc, véritable chaîne qui le rive à la terre, et si nous devions être ainsi retenus au Nautilus, nous ne pourrions aller loin. - Совершенно верно! Но человек, одетый в скафандр, стеснен в своих действиях. Его связывает резиновый шланг, через который насосы подают ему воздух. Это настоящая цепь, которой он прикован к земле; и если бы мы были так прикованы к "Наутилусу", мы не далеко бы ушли.
- Et le moyen d'être libre ? demandai-je. - Каким же способом можно избежать такой скованности? - спросил я.
- C'est d'employer l'appareil Rouquayrol-Denayrouze, imaginé par deux de vos compatriotes, mais que j'ai perfectionné pour mon usage, et qui vous permettra de vous risquer dans ces nouvelles conditions physiologiques, sans que vos organes en souffrent aucunement. Il se compose d'un réservoir en tôle épaisse, dans lequel j'emmagasine l'air sous une pression de cinquante atmosphères. Ce réservoir se fixe sur le dos au moyen de bretelles, comme un sac de soldat. Sa partie supérieure forme une boîte d'où l'air, maintenu par un mécanisme à soufflet, ne peut s'échapper qu'à sa tension normale. Dans l'appareil Rouquayrol, tel qu'il est employé, deux tuyaux en caoutchouc, partant de cette boîte, viennent aboutir à une sorte de pavillon qui emprisonne le nez et la bouche de l'opérateur ; l'un sert à l'introduction de l'air inspiré, l'autre à l'issue de l'air expiré, et la langue ferme celui-ci ou celui-là, suivant les besoins de la respiration. Mais, moi qui affronte des pressions considérables au fond des mers, j'ai dû enfermer ma tête, comme celle des scaphandres, dans une sphère de cuivre, et c'est à cette sphère qu'aboutissent les deux tuyaux inspirateurs et expirateurs. - Пользуясь прибором Рукейроля-Денейруза, изобретенного вашим соотечественником и усовершенствованного мною, вы можете без всякого ущерба для здоровья погрузиться в среду с совершенно иными физиологическими условиями. Прибор этот представляет собою резервуар из толстого листового железа, в который нагнетается воздух под давлением в пятьдесят атмосфер. Резервуар укрепляется на спине водолаза ремнями, как солдатский ранец. Верхняя часть резервуара заключает в себе некое подобие кузнечных мехов, регулирующих давление воздуха, доводя его до нормального. В обычном приборе Рукейроля две резиновые трубки соединяют резервуар со специальной маской, которая накладывается на лицо водолаза; одна трубка служит для вдыхания свежего воздуха, другая для удаления воздуха отработанного, и водолаз по мере надобности нажимает языком клапан той или другой трубки. Но мне, чтобы выдерживать на дне моря значительное давление верхних слоев воды, пришлось вместо маски надеть на голову, как в скафандре, медный шлем с двумя трубками - вдыхательной и выдыхательной.
- Parfaitement, capitaine Nemo, mais l'air que vous emportez doit s'user vite, et dès qu'il ne contient plus que quinze pour cent d'oxygène, il devient irrespirable. - Превосходно, капитан Немо! Но ведь запас воздуха быстро иссякает, и как только процент кислорода падет до пятнадцати, он становится непригоден для дыхания?
Sans doute, mais je vous l'ai dit, monsieur Aronnax, les pompes du Nautilus me permettent de l'emmagasiner sous une pression considérable, et, dans ces conditions, le réservoir de l'appareil peut fournir de l'air respirable pendant neuf ou dix heures. - Разумеется. Но я уже сказал вам, господин Аронакс, что насосы "Наутилуса" позволяют мне нагнетать воздух в резервуар под значительным давлением, а при этих условиях можно обеспечить водолаза кислородом на девять-десять часов.
- Je n'ai plus d'objection à faire, répondis-je. Je vous demanderai seulement, capitaine, comment vous pouvez éclairer votre route au fond de l'Océan ? - Оспаривать это не приходится, - отвечал я. - Хотелось бы только знать, капитан, каким способом вы освещаете себе путь на дне океана?
- Avec l'appareil Ruhmkorff, monsieur Aronnax. Si le premier se porte sur le dos, le second s'attache à la ceinture. Il se compose d'une pile de Bunzen que je mets en activité, non avec du bichromate de potasse, mais avec du sodium. Une bobine d'induction recueille l'électricité produite, et la dirige vers une lanterne d'une disposition particulière. Dans cette lanterne se trouve un serpentin de verre qui contient seulement un résidu de gaz carbonique. Quand l'appareil fonctionne, ce gaz devient lumineux, en donnant une lumière blanchâtre et continue. Ainsi pourvu, je respire et je vois. - Аппаратом Румкорфа, господин Аронакс. Резервуар со сжатым воздухом укрепляется на спине, а этот привязывают к поясу. Он состоит из элемента Бунзена, который я заряжаю натрием, а не двухромистым калием, как обычно. Индукционная катушка вбирает в себя электрический ток и направляет его к фонарю особой конструкции. Фонарь состоит из змеевидной, полой, стеклянной трубки, наполненной углекислым газом. Когда аппарат вырабатывает, электрический ток, газ светится достаточно ярко. Таким образом я могу дышать и видеть под водой.
- Capitaine Nemo, à toutes mes objections vous faites de si écrasantes réponses que je n'ose plus douter. Cependant, si je suis bien forcé d'admettre les appareils Rouquayrol et Ruhmkorff, je demande à faire des réserves pour le fusil dont vous voulez m'armer. - Капитан Немо, вы на все мои возражения даете такие исчерпывающие ответы, что я не смею больше сомневаться. Однако, признав себя побежденным касательно аппаратов Рукейроля и Румкорфа, я все же надеюсь взять реванш на ружьях, которыми вы обещали меня снабдить.
- Mais ce n'est point un fusil à poudre, répondit le capitaine. - Но ведь это не огнестрельное оружие, - отвечал капитан.
- C'est donc un fusil à vent ? - Стало быть, ружья действуют сжатым воздухом?
- Sans doute. Comment voulez-vous que je fabrique de la poudre à mon bord, n'ayant ni salpêtre, ni soufre ni charbon ? - Само собою! И как мог бы я изготовлять порох на борту моего судна, не имея ни селитры, ни серы, ни угля?
- D'ailleurs, dis-je, pour tirer sous l'eau, dans un milieu huit cent cinquante-cinq fois plus dense que l'air il faudrait vaincre une résistance considérable. - И притом, какое огромное сопротивление пришлось бы преодолевать пуле, если бы пользоваться огнестрельным оружием под водой, в среде, которая в восемьсот пятьдесят пять раз плотнее воздуха! - прибавил я.
- Ce ne serait pas une raison. Il existe certains canons, perfectionnés après Fulton par les Anglais Philippe Coles et Burley, par le Français Furcy, par l'Italien Landi, qui sont munis d'un système particulier de fermeture, et qui peuvent tirer dans ces conditions. Mais je vous le répète, n'ayant pas de poudre, je l'ai remplacée par de l'air à haute pression, que les pompes du Nautilus me fournissent abondamment. - Ну, это не причина! Существует оружие, усовершенствованное после Фультона англичанами Филиппом Кольтом и Бурлеем, французом Фюрси и итальянцем Ланди, снабженное особыми затворами и способное стрелять в таких условиях. Но, повторяю, не имея пороха, я воспользовался сжатым воздухом, которым меня снабжают в неограниченном количестве насосы "Наутилуса".
- Mais cet air doit rapidement s'user. - Но нагнетенный воздух быстро расходуется.
- Eh bien, n'ai-je pas mon réservoir Rouquayrol, qui peut, au besoin, m'en fournir. Il suffit pour cela d'un robinet ad hoc. D'ailleurs, monsieur Aronnax, vous verrez par vous-même que, pendant ces chasses sous-marines, on ne fait pas grande dépense d'air ni de balles. - Ну что ж! Разве не при мне резервуар Рукейроля? Ведь в случае нужды он выручит меня. А _посему_ достаточно повернуть кран! Впрочем, вы сами увидите, господин Аронакс, что подводные охотники скромно расходуют и кислород и пули.
- Cependant, il me semble que dans cette demi-obscurité, et au milieu de ce liquide très dense par rapport à l'atmosphère, les coups ne peuvent porter loin et sont difficilement mortels ? - Все же мне кажется, что в полутьме, какая царит на дне моря, и при чрезвычайной плотности жидкой среды ружейные пули не попадают в цель на большом расстоянии и не могут быть смертоносными.
- Monsieur, avec ce fusil tous les coups sont mortels, au contraire, et dès qu'un animal est touché, si légèrement que ce soit, il tombe foudroyé. - Напротив, сударь! Каждый выстрел из такого ружья несет смерть. И как бы легко не было ранено животное, оно падает, как пораженное молнией.
- Pourquoi ? - Почему же?
- Parce que ce ne sont pas des balles ordinaires que ce fusil lance, mais de petites capsules de verre - inventées par le chimiste autrichien Leniebroek - et dont j'ai un approvisionnement considérable. Ces capsules de verre, recouvertes d'une armature d'acier, et alourdies par un culot de plomb, sont de véritables petites bouteilles de Leyde, dans lesquelles l'électricité est forcée à une très haute tension. Au plus léger choc, elles se déchargent, et l'animal, si puissant qu'il soit, tombe mort. J'ajouterai que ces capsules ne sont pas plus grosses que du numéro quatre, et que la charge d'un fusil ordinaire pourrait en contenir dix. - Потому что эти ружья заряжены не обычными пулями, а снарядом, изобретенным австрийским химиком Лениброком. У меня имеется изрядный запас таких снарядов. Эти стеклянные капсюли, заключенные в стальную, оболочку с тяжелым свинцовым дном, - настоящие лейденские банки в миниатюре! Они содержат в себе электрический заряд высокого напряжения. При самом легком толчке они разряжаются, и животное, каким бы могучим оно ни было, падает замертво. Прибавлю, что эти капсюли не крупнее дроби номер четыре и что обойма ружья вмещает не менее десяти зарядок.
- Je ne discute plus, répondis-je en me levant de table, et je n'ai plus qu'à prendre mon fusil. D'ailleurs, ou vous Irez, j'irai." - Сдаюсь! - отвечал я, вставая из-за стола. - Мне остается только взять ружье. Словом, куда вы, капитан, туда и я!
Le capitaine Nemo me conduisit vers l'arrière du Nautilus, et, en passant devant la cabine de Ned et de Conseil, j'appelai mes deux compagnons qui nous suivirent aussitôt. Капитан Немо повел меня на корму "Наутилуса". Проходя мимо каюты Неда и Конселя, я окликнул их, и они тотчас же присоединились к нам.
Puis, nous arrivâmes à une cellule située en abord près de la chambre des machines, et dans laquelle nous devions revêtir nos vêtements de promenade. Затем мы все вошли в камеру рядом с машинным отделением, где нам надлежало обрядиться в водонепроницаемые костюмы для предстоящей подводной прогулки.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XVI PROMENADE EN PLAINE/16. ПРОГУЛКА ПО ПОДВОДНОЙ РАВНИНЕ

France Русский
Cette cellule était, à proprement parler, l'arsenal et le vestiaire du Nautilus. Une douzaine d'appareils de scaphandres, suspendus à la paroi, attendaient les promeneurs. Камера служила одновременно и арсеналом и гардеробной "Наутилуса". На стенах, в ожидании любителей прогулок, висело около дюжины скафандров.
Ned Land, en les voyant, manifesta une répugnance évidente à s'en revêtir. При виде скафандров Нед Ленд выразил явное нежелание в них облачиться.
"Mais, mon brave Ned, lui dis-je, les forêts de l'île de Crespo ne sont que des forêts sous-marines ! - Послушай, Нед, - сказал я, - ведь леса на острове Креспо - подводные леса!
- Bon ! fit le harponneur désappointé, qui voyait s'évanouir ses rêves de viande fraîche. Et vous, monsieur Aronnax, vous allez vous introduire dans ces habits-là ? - Пусть так, - отвечал обманутый в своих ожиданиях гарпунер, поняв, что его мечты о свежей говядине рассыпаются в прах. - А вы, господин Аронакс, неужто вы эту штуку нацепите на себя?
- Il le faut bien, maître Ned. - Придется, Нед!
- Libre à vous, monsieur, répondit le harponneur, haussant les épaules, mais quant à moi, à moins qu'on ne m'y force, je n'entrerai jamais là-dedans. - Как вам угодно! - сказал гарпунер, пожимая плечами. - Что касается меня, по своей воле я в нее не влезу, разве что поневоле придется!
- On ne vous forcera pas, maître Ned, dit le capitaine Nemo. - Вас никто не неволит, господин Нед, - заметил капитан Немо.
- Et Conseil va se risquer ? demanda Ned. - А Консель рискнет прогуляться? - спросил Нед.
- Je suis monsieur partout où va monsieur", répondit Conseil. - Куда господин профессор, туда и я, - отвечал Консель.
Sur un appel du capitaine, deux hommes de l'équipage vinrent nous aider à revêtir ces lourds vêtements imperméables, faits en caoutchouc sans couture, et préparés de manière à supporter des pressions considérables. On eût dit une armure à la fois souple et résistante. Ces vêtements formaient pantalon et veste. Le pantalon se terminait par d'épaisses chaussures, garnies de lourdes semelles de plomb. Le tissu de la veste était maintenu par des lamelles de cuivre qui cuirassaient la poitrine, la défendaient contre la poussée des eaux, et laissaient les poumons fonctionner librement ; ses manches finissaient en forme de gants assouplis, qui ne contrariaient aucunement les mouvements de la main. На зов капитана пришли два матроса и помогли нам одеться в тяжелые непромокаемые скафандры, скроенные из цельных-кусков резины. Водолазная аппаратура, рассчитанная на высокое давление, напоминала броню средневекового рыцаря, но отличалась от нее своей эластичностью. Скафандр состоял из головного шлема, куртки, штанов и сапог на толстой свинцовой подошве. Ткань куртки поддерживалась изнутри подобием кирасы из медных пластинок, которая защищала грудь от давления воды и позволяла свободно дышать; рукава куртки оканчивались мягкими перчатками, не стеснявшими движений пальцев.
Il y avait loin, on le voit, de ces scaphandres perfectionnés aux vêtements informes, tels que les cuirasses de liège, les soubrevestes, les habits de mer, les coffres, etc., qui furent inventés et prônés dans le XVIIIe siècle. Эти усовершенствованные скафандры были гораздо лучше изобретенных в XVIII веке лат из пробкового дерева, камзолов без рукавов, разных морских подводных одеяний - "сундуков" и прочее, столь высоко в свое время превознесенных.
Le capitaine Nemo, un de ses compagnons - sorte d'Hercule, qui devait être d'une force prodigieuse - , Conseil et moi, nous eûmes bientôt revêtu ces habits de scaphandres. Il ne s'agissait plus que d'emboîter notre tête dans sa sphère métallique. Mais, avant de procéder à cette opération, je demandai au capitaine la permission d'examiner les fusils qui nous étaient destinés. Капитан Немо, богатырского сложения матрос из команды "Наутилуса", Консель и я быстро облеклись в скафандры. Оставалось только надеть на голову металлический шлем. Но, прежде чем совершить эту операцию, я попросил у капитана разрешения осмотреть наши ружья.
L'un des hommes du Nautilus me présenta un fusil simple dont la crosse, faite en tôle d'acier et creuse à l'intérieur, était d'assez grande dimension. Elle servait de réservoir à l'air comprimé, qu'une soupape, manoeuvrée par une gâchette, laissait échapper dans le tube de métal. Une boîte à projectiles, évidée dans l'épaisseur de la crosse, renfermait une vingtaine de balles électriques, qui, au moyen d'un ressort, se plaçaient automatiquement dans le canon du fusil. Dès qu'un coup était tiré, l'autre était prêt à partir. Мне подали обыкновенное ружье, стальной приклад которого, полый внутри, был несколько больше, чем у огнестрельного оружия. Приклад служил резервуаром для сжатого воздуха, врывавшегося в дуло, как только спущенный курок открывал клапан резервуара. В обойме помещалось штук двадцать электрических пуль, которые особой пружиной механически вставлялись в дуло. После каждого выстрела ружье автоматически заряжалось.
"Capitaine Nemo, dis-je, cette arme est parfaite et d'un maniement facile. Je ne demande plus qu'à l'essayer. Mais comment allons-nous gagner le fond de la mer ? - Капитан Немо, - сказал я, - ружье ваше замечательно и притом чрезвычайно простой конструкции. Мне не терпится испробовать его на деле. Но каким способом мы опустимся на дно?
- En ce moment, monsieur le professeur, le Nautilus est échoué par dix mètres d'eau, et nous n'avons plus qu'à partir. - В данную минуту, господин профессор, "Наутилус" стоит на мели, на глубине десяти метров, и мы можем выйти наружу.
- Mais comment sortirons-nous ? - Но как же мы выйдем?
- Vous l'allez voir." - А вот увидите!
Le capitaine Nemo introduisit sa tête dans la calotte sphérique. Conseil et moi, nous en fîmes autant, non sans avoir entendu le Canadien nous lancer un "bonne chasse" ironique. Le haut de notre vêtement était terminé par un collet de cuivre taraudé, sur lequel se vissait ce casque de métal. Trois trous, protégés par des verres épais, permettaient de voir suivant toutes les directions, rien qu'en tournant la tête à l'intérieur de cette sphère. Dès qu'elle fut en place, les appareils Rouquayrol, placés sur notre dos, commencèrent à fonctionner, et, pour mon compte, je respirai à l'aise. И капитан Немо надел на голову шлем. Консель и я последовали его примеру, причем канадец иронически пожелал нам "удачной охоты". Ворот куртки был снабжен медным кольцом с винтовой нарезкой, на которую навинчивался шарообразный металлический шлем. Сквозь три толстых смотровых стекла в шлеме можно было, поворачивая голову, глядеть во все стороны. Открыв кран аппарата Рукейроля, висевшего на спине, я прицепил к поясу лампу Румкорфа и взял в руки ружье.
La lampe Ruhmkorff suspendue à ma ceinture, le fusil à la main, j'étais prêt à partir. Mais, pour être franc, emprisonné dans ces lourds vêtements et cloué au tillac par mes semelles de plomb, il m'eût été impossible de faire un pas. Тяжелый скафандр и особенно подбитые свинцом сапоги буквально пригвождали меня к полу: казалось, я не смогу сделать ни шагу.
Mais ce cas était prévu, car je sentis que l'on me poussait dans une petite chambre contiguë au vestiaire. Mes compagnons, également remorqués, me suivaient. J'entendis une porte, munie d'obturateurs, se refermer sur nous, et une profonde obscurité nous enveloppa. Однако все было предусмотрено: меня втолкнули в маленькую кабинку, смежную с гардеробной. Мои спутники последовали за мной таким же способом. Я слышал, как за нами захлопнулась дверь, и нас объяла глубокая тьма.
Après quelques minutes, un vif sifflement parvint à mon oreille. Je sentis une certaine impression de froid monter de mes pieds à ma poitrine. Evidemment, de l'intérieur du bateau on avait, par un robinet, donné entrée à l'eau extérieure qui nous envahissait, et dont cette chambre fut bientôt remplie. Une seconde porte, percée dans le flanc du Nautilus, s'ouvrit alors. Un demi-jour nous éclaira. Un instant après, nos pieds foulaient le fond de la mer. Спустя несколько минут до моего слуха донесся пронзительный свист, и я почувствовал пронизывающий холод снизу. Видимо, в машинном отделении открыли кран и в кабину впустили воду. Как только вода заполнила все помещение, отворилась вторая дверь в самом борту "Наутилуса". Снаружи стоял полумрак. Минуту спустя мы нащупали ногами морское дно.
Et maintenant. comment pourrais-je retracer les impressions que m'a laissées cette promenade sous les eaux ? Les mots sont impuissants à raconter de telles merveilles ! Quand le pinceau lui-même est inhabile à rendre les effets particuliers à l'élément liquide, comment la plume saurait-elle les reproduire ? Как описать впечатления этой подводной прогулки? Слова бессильны воссоздать чудеса океанических глубин. Если кисть живописца не в состоянии передать всю прелесть водной стихии, как же изобразить это пером?
Le capitaine Nemo marchait en avant, et son compagnon nous suivait à quelques pas en arrière. Conseil et moi, nous restions l'un près de l'autre, comme si un échange de paroles eût été possible à travers nos carapaces métalliques. Je ne sentais déjà plus la lourdeur de mes vêtements, de mes chaussures, de mon réservoir d'air, ni le poids de cette épaisse sphère, au milieu de laquelle ma tête ballottait comme une amande dans sa coquille. Tous ces objets, plongés dans l'eau, perdaient une partie de leur poids égale à celui du liquide déplacé. et je me trouvais très bien de cette loi physique reconnue par Archimède. Je n'étais plus une masse inerte, et j'avais une liberté de mouvement relativement grande. Капитан Немо шел впереди, его товарищ следовал за нами на расстоянии нескольких шагов. Я и Консель держались рядом, как будто можно было перекинуться словом в наших металлических шлемах! Я уже не чувствовал тяжести скафандра, сапог, резервуара со сжатым воздухом, металлического шлема, в котором моя голова болталась, как миндаль в скорлупе! Все эти предметы, погруженные в воду, теряли в весе ровно столько, сколько и вытесненная ими вода. Я готов был благословлять этот физический закон, открытый Архимедом. Благодаря ему я не был более инертной массой: я обрел относительную подвижность.
La lumière, qui éclairait le sol jusqu'à trente pieds au-dessous de la surface de l'Océan, m'étonna par sa puissance. Les rayons solaires traversaient aisément cette masse aqueuse et en dissipaient la coloration. Je distinguais nettement les objets à une distance de cent mètres. Au-delà, les fonds se nuançaient des fines dégradations de l'outremer, puis ils bleuissaient dans les lointains, et s'effaçaient au milieu d'une vague obscurité. Véritablement, cette eau qui m'entourait n'était qu'une sorte d'air, plus dense que l'atmosphère terrestre, mais presque aussi diaphane. Au-dessus de moi, j'apercevais la calme surface de la mer. Свет, проникавший в толщу воды на тридцать футов, освещал дно океана с поразительной яркостью. Ясно были видны все предметы на расстоянии ста метров. А дальше ультрамариновые краски морских глубин постепенно угасали, сгущались и, наконец, растворялись в туманной беспредельности. Среда, окружавшая меня, казалась тем же воздухом, только более плотным, чем земная атмосфера, но не менее прозрачным. Надо мной была спокойная поверхность моря.
Nous marchions sur un sable fin, uni, non ridé comme celui des plages qui conserve l'empreinte de la houle. Ce tapis éblouissant, véritable réflecteur, repoussait les rayons du soleil avec une surprenante intensité. De là, cette immense réverbération qui pénétrait toutes les molécules liquides. Serai-je cru si j'affirme, qu'à cette profondeur de trente pieds, j'y voyais comme en plein jour ? Мы шли по мелкому, плотно слежавшемуся песку, на котором приливы и отливы, избороздившие приморские пляжи, не оставили и следа. Ослепительный песчаный ковер служил благодатным рефлектором для солнечных лучей. Вот откуда исходит сила этого отраженного сияния, которым пронизана каждая частица воды! Поверят ли мне, что на глубине тридцати футов под поверхностью океана так же светло, как на земле в ясный день?
Pendant un quart d'heure, je foulai ce sable ardent, semé d'une impalpable poussière de coquillages. La coque du Nautilus, dessinée comme un long écueil, disparaissait peu à peu, mais son fanal, lorsque la nuit se serait faite au milieu des eaux, devait faciliter notre retour à bord, en projetant ses rayons avec une netteté parfaite. Effet difficile à comprendre pour qui n'a vu que sur terre ces nappes blanchâtres si vivement accusées. Là, la poussière dont l'air est saturé leur donne l'apparence d'un brouillard lumineux ; mais sur mer, comme sous mer, ces traits électriques se transmettent avec une incomparable pureté. Вот уже четверть часа идем мы по пламенеющему песку, усеянному неосязаемой пылью ракушек. Контуры корпуса "Наутилуса", рисовавшегося каким-то подводным рифом, постепенно стушевывались, но яркий свет его прожектора, с наступлением темноты в глубине вод, укажет нам путь на борт судна. Трудно представить себе силу отражения солнечных лучей в морских водоемах тому, кто привык к рассеянному, холодному электрическому свету земных городов. Там электрический свет, пронизывая воздух, насыщенный пылью, создает впечатление светящегося тумана; но на море, равно и в морских глубинах, электрические лучи обретают большую мощность.
Cependant, nous allions toujours, et la vaste plaine de sable semblait être sans bornes. J'écartais de la main les rideaux liquides qui se refermaient derrière moi, et la trace de mes pas s'effaçait soudain sous la pression de l'eau. А мы все шли и шли по бескрайной песчаной равнине. Я раздвигал руками водную завесу, смыкавшуюся за моей спиной, и давление воды мгновенно стирало следы моих ног на песке.
Bientôt, quelques formes d'objets. à peine estompées dans l'éloignement, se dessinèrent à mes yeux. Je reconnus de magnifiques premiers plans de rochers, tapissés de zoophytes du plus bel échantillon, et je fus tout d'abord frappé d'un effet spécial à ce milieu. Вскоре стали смутно вырисовываться вдали очертания предметов. Я различил величественные силуэты подводных утесов, густо унизанных прелестнейшими зоофитами; и тут я был ослеплен световым эффектом, свойственным только жидкой среде.
Il était alors dix heures du matin. Les rayons du soleil frappaient la surface des flots sous un angle assez oblique, et au contact de leur lumière décomposée par la réfraction comme à travers un prisme, fleurs, rochers, plantules, coquillages, polypes, se nuançaient sur leurs bords des sept couleurs du spectre solaire. C'était une merveille, une fête des yeux, que cet enchevêtrement de tons colorés, une véritable kaléidoscopie de vert, de jaune, d'orange, de violet, d'indigo, de bleu, en un mot, toute la palette d'un coloriste enragé ! Que ne pouvais-je communiquer à Conseil les vives sensations qui me montaient au cerveau, et rivaliser avec lui d'interjections admiratives ! Que ne savais-je, comme le capitaine Nemo et son compagnon, échanger mes pensées au moyen de signes convenus ! Aussi, faute de mieux, je me parlais à moi-même. je criais dans la boîte de cuivre qui coiffait ma tête, dépensant peut-être en vaines paroles plus d'air qu'il ne convenait. Было десять часов утра. Косые лучи солнца преломлялись в воде, словно в призме, и окрашивали ребра утесов, водоросли, раковины, полипы всеми семью цветами солнечного спектра. Какой праздник для глаз был в этом причудливом сочетании красок, в этой непрестанной смене зеленого, желтого, оранжевого, фиолетового, синего, голубого, красного, как на палитре вдохновенного живописца! Зачем я не мог поделиться с Конселем впечатлениями, взволновавшими мое воображение, восторгаться и радоваться вместе с ним! Зачем я не знал языка знаков, подобно капитану Немо и его спутнику, чтобы обмениваться мыслями! Не находя иного выхода, я говорил сам с собою, я выкрикивал какие-то слова, расточительно и попусту расходуя драгоценный запас воздуха.
Devant ce splendide spectacle, Conseil s'était arrête comme moi. Evidemment, le digne garçon. en présence de ces échantillons de zoophytes et de mollusques, classait, classait toujours.
Polypes et échinodermes abondaient sur le sol. Les isis variées, les cornulaires qui vivent isolément, des touffes d'oculines vierges, désignées autrefois sous le nom de "corail blanc", les fongies hérissées en forme de champignons, les anémones adhérant par leur disque musculaire, figuraient un parterre de fleurs, émaillé de porpites parées de leur collerette de tentacules azurés. d'étoiles de mer qui constellaient le sable, et d'astérophytons verruqueux, fines dentelles brodées par la main des naiades, dont les festons se balançaient aux faibles ondulations provoquées par notre marche. C'était un véritable chagrin pour moi d'écraser sous mes pas les brillants spécimens de mollusques qui jonchaient le sol par milliers, les peignes concentriques, les marteaux, les donaces, véritables coquilles bondissantes, les troques, les casques rouges, les strombes aile-d'ange, les aphysies, et tant d'autres produits de cet inépuisable Océan. Mais il fallait marcher, et nous allions en avant, pendant que voguaient au-dessus de nos têtes des troupes de physalies, laissant leurs tentacules d'outre-mer flotter à la traîne, des méduses dont l'ombrelle opaline ou rose tendre, festonnée d'un liston d'azur, nous abritait des rayons solaires, et des pélagies panopyres, qui, dans l'obscurité, eussent semé notre chemin de lueurs phosphorescentes ! Полипы и иглокожие устилали песчаное дно. Разновидности изид, трубчатые кораллы - корнулярии, живущие особняком, гроздья первобытных глазчат, прежде именуемых "белыми кораллами", грибовидные фунгии, ветряницы, приросшие к почве своей мускулистой подошвой, представляли собою настоящий цветник, разукрашенный сифонофорами - порпитами в венчике лазоревых щупальцев, целыми созвездиями морских звезд; и, словно тонкие кружева, сплетенные руками наяд, трепетали при каждом нашем шаге гирлянды бугорчатых астерофитонов. Как жаль было ступать ногами по этим блистающим моллюскам, устилавшим землю тысячами морских гребешков, морских молотков, донаксов, настоящих прыгающих ракушек, трохусов, красных шлемов, крылатиков, петушков, сердцевидок и множеством других созданий неисчерпаемого в своей фантазии океана. Но надо было идти, и мы шли дальше. Над нашими головами плыли отряды физалий с колыхающимися бирюзовыми щупальцами, медузы своими опаловыми или нежно-розовыми зонтиками с лазоревой окраиной защищали нас от солнечных лучей, а фосфоресцирующие медузы - пелагии освещали б дорогу, если бы нас настигла ночь!
Toutes ces merveilles, je les entrevis dans l'espace d'un quart de mille, m'arrêtant à peine, et suivant le capitaine Nemo, qui me rappelait d'un geste. Bientôt, la nature du sol se modifia. A la plaine de sable succéda une couche de vase visqueuse que les Américains nomment "oaze", uniquement composée de coquilies siliceuses ou calcaires. Puis, nous parcourûmes une prairie d'algues, plantes pélagiennes que les eaux n'avaient pas encore arrachées, et dont la végétation était fougueuse. Ces pelouses à tissu serré, douces au pied, eussent rivalisé avec les plus moelleux tapis tissés par la main des hommes. Mais, en même temps que la verdure s'étalait sous nos pas, elle n'abandonnait pas nos têtes. Un léger berceau de plantes marines, classées dans cette exubérante famille des algues, dont on connaît plus de deux mille espèces, se croisait à la surface des eaux. Je voyais flotter de longs rubans de fucus, les uns globuleux, les autres tubulés, des laurencies, des cladostèphes, au feuillage si délié, des rhodymènes palmés, semblables à des éventails de cactus. J'observai que les plantes vertes se maintenaient plus près de la surface de la mer, tandis que les rouges occupaient une profondeur moyenne, laissant aux hydrophytes noires ou brunes le soin de former les jardins et les parterres des couches reculées de l'Océan. Все эти чудеса я наблюдал мимоходом, на коротком пути, не больше четверти мили, и всякий раз, как я останавливался, капитан Немо жестом приглашал меня следовать за ним. Вскоре характер почвы изменился. Песчаное плато сменилось вязким илом, который американцы называют _ооз_ и который состоит из множества кремнеземовых или известковых раковинок. Затем мы прошли луга водорослей, поражавших своей мощностью. Подводные лужайки по мягкости могли соперничать с самыми пушистыми коврами, вытканными руками искуснейших мастеров. Водоросли не только стлались под ногами, но и раскидывались над головой. Морские растения, сплетаясь своими стеблями, воздвигали зеленые своды на поверхности вод. Над нами развевались длинные космы фукусов, то шарообразные, то трубчатые, лауренсии, тонколистые кладостефы, лапчатые родимении, похожие на кактусы. Я заметил, что зеленые водоросли тянулись к поверхности вод, а красные предпочитали срединные слои, предоставляя черным и бурым водорослям создавать сады и цветники в океанических глубинах.
Ces algues sont véritablement un prodige de la création, une des merveilles de la flore universelle. Cette famille produit à la fois les plus petits et les plus grands végétaux du globe. Car de même qu'on a compté quarante mille de ces imperceptibles plantules dans un espace de cinq millimètres carrés, de même on a recueilli des fucus dont la longueur dépassait cinq cents mètres. Водоросли - подлинный перл творения, одно из чудес царства растений. К ним относятся и самые мелкие и самые крупные растительные организмы земли. И наряду с крохотными растеньицами, сорок тысяч которых могут уместиться на площади в пять квадратных миллиметров, встречаются бурые водоросли длиною до сотни метров.
Nous avions quitté le Nautilus depuis une heure et demie environ. Il était près de midi. Je m'en aperçus à la perpendicularité des rayons solaires qui ne se réfractaient plus. La magie des couleurs disparut peu à peu, et les nuances de l'émeraude et du saphir s'effacèrent de notre firmament. Nous marchions d'un pas régulier qui résonnait sur le sol avec une intensité étonnante. Les moindres bruits se transmettaient avec une vitesse à laquelle l'oreille n'est pas habituée sur la terre. En effet, l'eau est pour le son un meilleur véhicule que l'air, et il s'y propage avec une rapidité quadruple. Прошло полтора часа, как мы покинули "Наутилус". Было около полудня. Я заметил это по солнечным лучам, которые, падая отвесно, уже не преломлялись в воде. Волшебство красок пропало, изумрудные и сапфировые цвета потускнели и вовсе исчезли с нашего небосвода. Мы шли, и каждый наш шаг гулко отдавался в жидкой среде. Малейший шум распространялся со скоростью, непривычной для нашего слуха. И действительно, вода лучший проводник звука, нежели воздух: звук распространяется в жидкой среде в четыре раза быстрее.
En ce moment, le sol s'abaissa par une pente prononcée. La lumière prit une teinte uniforme. Nous atteignîmes une profondeur de cent mètres, subissant alors une pression de dix atmosphères. Mais mon vêtement de scaphandre était établi dans des conditions telles que je ne souffrais aucunement de cette pression. Je sentais seulement une certaine gêne aux articulations des doigts, et encore ce malaise ne tarda-t-il pas à disparaître. Quant à la fatigue que devait amener cette promenade de deux heures sous un harnachement dont j'avais si peu l'habitude, elle était nulle. Mes mouvements, aidés par l'eau, se produisaient avec une surprenante facilité. А между тем дорога шла под уклон. Солнечные лучи утрачивали свою силу. Мы находились на глубине ста метров, выдерживая давление в десять атмосфер. Но скафандр был, видимо, так хорошо приспособлен к этим условиям, что я не страдал от повышенного давления. Все же в суставах пальцев я испытывал несколько болезненное ощущение, которое, впрочем, вскоре прошло. Усталости от двухчасовой ходьбы в непривычном для меня снаряжении я не чувствовал. При поддержке воды я двигался с поразительной легкостью.
Arrivé à cette profondeur de trois cents pieds, je percevais encore les rayons du soleil, mais faiblement. A leur éclat intense avait succédé un crépuscule rougeâtre. moyen terme entre le jour et la nuit. Cependant, nous voyions suffisamment à nous conduire. et il n'était pas encore nécessaire de mettre les appareils Ruhmkorff en activité. На глубине в триста футов я все же ловил последние отблески заходящего солнца. Дневное светило уступало место предвечерним сумеркам. Но мы все еще обходились без аппарата Румкорфа.
En ce moment, le capitaine Nemo s'arrêta. Il attendit que je l'eusse rejoint, et du doigt, il me montra quelques masses obscures qui s'accusaient dans l'ombre à une petite distance. Вдруг капитан Немо остановился. И когда я к нему подошел, он указал мне на какую-то темную массу, выступавшую из полутьмы, невдалеке от нас.
"C'est la forêt de l'île Crespo", pensai-je, et je ne me trompais pas. "Остров Креспо", - подумал я и не ошибся.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XVII UNE FORET SOUS-MARINE/17. ПОДВОДНЫЙ ЛЕС

France Русский
Nous étions enfin arrivés à la lisière de cette forêt, sans doute l'une des plus belles de l'immense domaine du capitaine Nemo. Il la considérait comme étant sienne, et s'attribuait sur elle les mêmes droits qu'avaient les premiers hommes aux premiers jours du monde. D'ailleurs, qui lui eût disputé la possession de cette propriété sous-marine ? Quel autre pionnier plus hardi serait venu, la hache à la main, en défricher les sombres taillis ? Мы подошли, наконец, к опушке леса, несомненно одного из красивейших мест в обширных владениях капитана Немо. Он считал их своей собственностью и имел на это такое же право, какое присвоил себе первый человек в первые дни существования мира. И кто мог оспаривать у него права на подводные владения? Какой смельчак дерзнул бы проникнуть в эти глубины и с топором в руках расчищать себе путь сквозь дремучие заросли?
Cette forêt se composait de grandes plantes arborescentes, et, dès que nous eûmes pénétré sous ses vastes arceaux. mes regards furent tout d'abord frappés d'une singulière disposition de leurs ramures - disposition que je n'avais pas encore observée jusqu'alors. Подводный лес состоял из гигантских древовидных растений; и едва мы вступили под его мощные своды, как мое внимание было привлечено своеобразным явлением природы, еще не встречавшимся в моей научной практике.
Aucune des herbes qui tapissaient le sol, aucune des branches qui hérissaient les arbrisseaux, ne rampait, ni ne se courbait, ni ne s'étendait dans un plan horizontal. Toutes montaient vers la surface de l'Océan. Pas de filaments, pas de rubans, si minces qu'ils fussent, qui ne se tinssent droit comme des tiges de fer. Les fucus et les lianes se développaient suivant une ligne rigide et perpendiculaire, commandée par la densité de l'élément qui les avait produits. Immobiles, d'ailleurs, lorsque je les écartais de la main, ces plantes reprenaient aussitôt leur position première. C'était ici le règne de la verticalité. Ни одна травинка не стлалась по земле, ни одна ветвь не сгибалась и не росла в горизонтальном направлении. Все устремлялось вверх, к поверхности океана. Ни единое волоконце, ни один стебелек, как бы тонки они ни были, не клонились к земле, а вытягивались в струнку, как железные прутья, фукусы и ламинарии, уступая плотности окружающей среды, тянулись вверх по прямой линии, строго перпендикулярной к поверхности океана. Водоросли, казалось, застыли в своей неподвижности, и, чтобы пройти, приходилось раздвигать их руками; но растение тотчас же принимало прежнее положение. Тут было царство вертикальных линий!
Bientôt, je m'habituai à cette disposition bizarre, ainsi qu'à l'obscurité relative qui nous enveloppait. Le sol de la forêt était semé de blocs aigus, difficiles à éviter. La flore sous-marine m'y parut être assez complète, plus riche même qu'elle ne l'eût été sous les zones arctiques ou tropicales, où ses produits sont moins nombreux. Mais, pendant quelques minutes, je confondis involontairement les règnes entre eux, prenant des zoophytes pour des hydrophytes, des animaux pour des plantes. Et qui ne s'y fût pas trompé ? La faune et la flore se touchent de si près dans ce monde sous-marin ! Вскоре я освоился и с причудливым лесом и с полумраком водной среды. Песчаный грунт был усеян острыми камнями, затруднявшими нам путь. Подводная флора показалась мне чрезвычайно богатой, даже более богатой, нежели в арктических и тропических зонах, где она представлена достаточно скупо. В первое время я не мог отличить мир растительный от мира животного: зоофитов принимал за водоросли, животных - за растения. И кто бы не ошибся на моем месте? Фауна и флора часто так сходны по форме в подводном мире!
J'observai que toutes ces productions du règne végétal ne tenaient au sol que par un empâtement superficiel. Dépourvues de racines, indifférentes au corps solide, sable, coquillage, test ou galet, qui les supporte, elles ne lui demandent qu'un point d'appui, non la vitalité. Ces plantes ne procèdent que d'elles-mêmes, et le principe de leur existence est dans cette eau qui les soutient, qui les nourrit. La plupart, au lieu de feuilles, poussaient des lamelles de formes capricieuses, circonscrites dans une gamme restreinte de couleurs, qui ne comprenait que le rose, le carmin, le vert, l'olivâtre, le fauve et le brun. Je revis là, mais non plus desséchées comme les échantillons du Nautilus, des padines-paons, déployées en éventails qui semblaient solliciter la brise, des céramies écarlates, des laminaires allongeant leurs jeunes pousses comestibles, des néréocystées filiformes et fluxueuses, qui s'épanouissaient à une hauteur de quinze mètres, des bouquets s'acétabules, dont les tiges grandissent par le sommet, et nombre d'autres plantes pélagiennes, toutes dépourvues de fleurs. "Curieuse anomalie, bizarre élément, a dit un spirituel naturaliste, où le règne animal fleurit, et où le règne végétal ne fleurit pas !" Я заметил, что все особи растительного мира лишь прикрепляются к грунту, а не растут из него. Не имея корней, они требуют от земли не жизненных соков, а только опоры; они равно произрастают на камнях, ракушках, песке или гальке. Все нужное для их существования заключается в воде, вода их поддерживает и питает. Большинство растений пластинчатой, весьма прихотливой формы; в окраске растений преобладают тона розоватые, алые, зеленые, желтоватые, рыжие и бурые. Мне повстречались тут живые образцы тех особей, которые в засушенном виде хранились в коллекции "Наутилуса": веерообразная падина-павония, казалось, жаждавшая дуновения ветерка, пунцовые церамиумы, ламинарий, съедобные водоросли, простирающие вверх свои молодые побеги, нитевидные нереоцистисы, распускавшие свои ветви на высоте пятнадцати метров, букеты ацетобулярий - нитчатых дудчаток, стебли которых утолщаются кверху, и множество других, лишенных цветков морских растений. "Любопытная аномалия, причуда водной среды! - сказал один естествоиспытатель. - Здесь животные, как цветы, а растения лишены цветов!"
Entre ces divers arbrisseaux, grands comme les arbres des zones tempérées, et sous leur ombre humide, se massaient de véritables buissons à fleurs vivantes, des haies de zoophytes, sur lesquels s'épanouissaient des méandrines zébrées de sillons tortueux, des cariophylles jaunâtres à tentacules diaphanes, des touffes gazonnantes de zoanthaires, et pour compléter l'illusion -, les poissons-mouches volaient de branches en branches, comme un essaim de colibris, tandis que de jaunes lépisacanthes, à la mâchoire hérissée, aux écailles aiguës, des dactyloptères et des monocentres, se levaient sous nos pas, semblables à une troupe de bécassines. Между древовидными растениями, не уступавшими по величине деревьям умеренного пояса, виднелись кустовидные колонии шестилучевых кораллов, настоящие кустарники в цвету! Живые изгороди из зоофитов, на которых пышно распускались коралловидные меандрины, исполосованные извилистыми бороздками, желтоватые звездчатые кораллы-кариофиллеи с прозрачными щупальцами, пучки похожих на травы зоантарий, и в довершение иллюзии рыбки - ильные прыгуны порхали с ветки на ветку, точно рой колибри, а из-под наших ног, как стаи бекасов, поднимались желтые, с ощеренной пастью и заостренной чешуей леписаканты, дактилоптеры и моноцентры.
Vers une heure, le capitaine Nemo donna le signal de la halte. J'en fus assez satisfait pour mon compte, et nous nous étendîmes sous un berceau d'alariées, dont les longues lanières amincies se dressaient comme des flèches. Около часу дня капитан Немо дал сигнал к отдыху, чем меня весьма обрадовал. Мы расположились под сенью аларий с лентовидным слоевищем, вздымавших свои длинные, похожие на стрелы стебли.
Cet instant de repos me parut délicieux. Il ne nous manquait que le charme de la conversation. Mais impossible de parler, impossible de répondre. J'approchai seulement ma grosse tête de cuivre de la tête de Conseil. Je vis les yeux de ce brave garçon briller de contentement, et en signe de satisfaction. il s'agita dans sa carapace de l'air le plus comique du monde. Короткий отдых был чрезвычайно приятен. Недоставало только возможности поговорить. Но все же я приблизил свою большую медную голову к шлему Конселя. Глаза его из-под толстых стекол скафандра блестели от удовольствия, и в знак полного удовлетворения он комично завертел головой в своем металлическом колпаке.
Après quatre heures de cette promenade, je fus très étonné de ne pas ressentir un violent besoin de manger. A quoi tenait cette disposition de l'estomac, je ne saurais le dire. Mais, en revanche, j'éprouvais une insurmontable envie de dormir, ainsi qu'il arrive à tous les plongeurs. Aussi mes yeux se fermèrent-ils bientôt derrière leur épaisse vitre, et je tombai dans une invincible somnolence, que le mouvement de la marche avait seul pu combattre jusqu'alors. Le capitaine Nemo et son robuste compagnon, étendus dans ce limpide cristal, nous donnaient l'exemple du sommeil. Меня крайне удивляло, что после четырехчасовой прогулки я не ощущал голода. Что было тому причиной, я не знал. Но меня неодолимо клонило ко сну, как это бывает со всеми водолазами. Веки мои смежились, и я отдался дремоте, которую преодолевал только движением. Капитан Немо и его богатырского сложения спутник первые подали пример, растянувшись во весь рост в лоне этой кристаллически чистой среды.
Combien de temps restai-je ainsi plongé dans cet assoupissement, je ne pus l'évaluer ; mais lorsque je me réveillai, il me sembla que le soleil s'abaissait vers l'horizon. Le capitaine Nemo s'était déjà relevé, et je commençais à me détirer les membres, quand une apparition inattendue me remit brusquement sur les pieds. Не могу определить, сколько времени я спал; но, проснувшись, я заметил, что солнце клонилось к горизонту. Капитан Немо уже встал, и я начал было потягиваться, расправляя члены, как одно непредвиденное обстоятельство мгновенно подняло меня на ноги.
A quelques pas, une monstrueuse araignée de mer, haute d'un mètre, me regardait de ses yeux louches, prête à s'élancer sur moi. Quoique mon habit de scaphandre fût assez épais pour me défendre contre les morsures de cet animal, je ne pus retenir un mouvement d'horreur. Conseil et le matelot du Nautilus s'éveillèrent en ce moment. Le capitaine Nemo montra à son compagnon le hideux crustacé, qu'un coup de crosse abattit aussitôt, et je vis les horribles pattes du monstre se tordre dans des convulsions terribles. В нескольких шагах от нас чудовищный краб в метр вышиной, вперив в меня взгляд раскосых глаз, готовился наброситься на меня. Хотя скафандр служил достаточной защитой от его клешней, все же я не мог скрыть овладевшего мной ужаса. В эту минуту проснулись Консель и матрос с "Наутилуса". Капитан Немо указал матросу на гнусное членистоногое, и тот, ударив его прикладом, тотчас же убил гада; и я видел, как сводило в предсмертных конвульсиях страшные лапы чудовища.
Cette rencontre me fit penser que d'autres animaux, plus redoutables, devaient hanter ces fonds obscurs, et que mon scaphandre ne me protégerait pas contre leurs attaques. Je n'y avais pas songé jusqu'alors, et je résolus de me tenir sur mes gardes. Je supposais, d'ailleurs, que cette halte marquait le terme de notre promenade ; mais je me trompais, et, au lieu de retourner au Nautilus, le capitaine Nemo continua son audacieuse excursion. Случай этот заставил меня вспомнить, что в мраке водных пучин водятся и более опасные животные, от которых не защитит и скафандр. Удивительно, что я не подумал об этом раньше! Впредь я решил быть настороже. Впрочем, мне казалось, что наш привал знаменует конец прогулки. Но я ошибался. Капитан Немо и не помышлял возвращаться к "Наутилусу", он отважно шел вперед.
Le sol se déprimait toujours, et sa pente, s'accusant davantage, nous conduisit à de plus grandes profondeurs. Il devait être à peu près trois heures, quand nous atteignîmes une étroite vallée, creusée entre de hautes parois à pic, et située par cent cinquante mètres de fond. Grâce à la perfection de nos appareils, nous dépassions ainsi de quatre-vingt-dix mètres la limite que la nature semblait avoir imposée jusqu'ici aux excursions sous-marines de l'homme. Дно круто спускалось вниз, и мы все больше погружались в морские глубины. Было примерно около трех часов дня, когда мы очутились в узкой ложбине, стиснутой отвесными утесами, на глубине ста пятидесяти метров под уровнем моря. Благодаря совершенству наших водолазных аппаратов мы опустились уже на девяносто метров ниже того предела, который природа, казалось, установила для подводных экскурсий человека.
Je dis cent cinquante mètres, bien qu'aucun instrument ne me permît d'évaluer cette distance. Mais je savais que, même dans les mers les plus limpides, les rayons solaires ne pouvaient pénétrer plus avant. Or, précisément, l'obscurité devint profonde. Aucun objet n'était visible à dix pas. Je marchais donc en tâtonnant, quand je vis briller subitement une lumière blanche assez vive. Le capitaine Nemo venait de mettre son appareil électrique en activité. Son compagnon l'imita. Conseil et moi nous suivîmes leur exemple. J'établis, en tournant une vis, la communication entre la bobine et le serpentin de verre, et la mer, éclairée par nos quatre lanternes, s'illumina dans un rayon de vingt-cinq mètres. Я определил глубину нашего погружения в сто пятьдесят метров, хотя никаких измерительных приборов у меня не было. Но я знал, что даже в самых прозрачных водах солнечные лучи не могут проникать глубже определенной толщи воды. На расстоянии десяти шагов ничего не было видно. Я шел ощупью, как вдруг тьму прорезал довольно яркий луч света. Капитан Немо зажег электрический фонарь. Его спутник сделал то же. Мы с Конселем последовали их примеру. Как только мы повернули выключатель, змеевидная стеклянная трубка, наполненная газом, засветилась от действия электрического тока. Свет наших фонарей осветил море в радиусе двадцати пяти метров.
Le capitaine Nemo continua de s'enfoncer dans les obscures profondeurs de la forêt dont les arbrisseaux se raréfiaient de plus en plus. J'observai que la vie végétale disparaissait plus vite que la vie animale. Les plantes pélagiennes abandonnaient déjà le sol devenu aride, qu'un nombre prodigieux d'animaux, zoophytes, articulés, mollusques et poissons y pullulaient encore. Между тем капитан Немо вел нас все дальше, в самую глубь мрачного леса, в котором все реже и реже встречались кустистые колонии. Растительная жизнь, как я заметил, исчезала заметно раньше животной. На этих глубинах морские растения из-за недостатка солнечного света почти не встречались, меж тем как множество удивительных животных, зоофитов, членистоногих, моллюсков и рыб все еще кишело вокруг нас.
Tout en marchant, je pensais que la lumière de nos appareils Ruhmkorff devait nécessairement attirer quelques habitants de ces sombres couches. Mais s'ils nous approchèrent, ils se tinrent du moins à une distance regrettable pour des chasseurs. Дорогой я подумал, что свет электрического аппарата Румкорфа должен привлечь внимание обитателей мрачных глубинных слоев. Но если морские животные и приближались к нам, то все же держась на почтительном расстоянии, недоступном для охотника.
Plusieurs fois, je vis le capitaine Nemo s'arrêter et mettre son fusil en joue ; puis, après quelques instants d'observation, il se relevait et reprenait sa marche. Несколько раз капитан Немо останавливался и вскидывал ружье к плечу, но, прицелившись, опускал ружье, не выстрелив, и шел дальше.
Enfin, vers quatre heures environ, cette merveilleuse excursion s'acheva. Un mur de rochers superbes et d'une masse imposante se dressa devant nous, entassement de blocs gigantesques, énorme falaise de granit, creusée de grottes obscures, mais qui ne présentait aucune rampe praticable. C'étaient les accores de l'île Crespo. C'était la terre. Наконец, около четырех часов дня мы достигли цели нашей чудесной прогулки. Перед нами вдруг выросла гранитная стена, величественная громада неприступных утесов, изрытая пещерами. Это было подножие острова Креспо. Это была земля!
Le capitaine Nemo s'arrêta soudain. Un geste de lui nous fit faire halte, et si désireux que je fusse de franchir cette muraille, je dus m'arrêter. Ici finissaient les domaines du capitaine Nemo. Il ne voulait pas les dépasser. Au-delà, c'était cette portion du globe qu'il ne devait plus fouler du pied. Капитан Немо остановился. Жестом он приказал нам сделать привал, и, как я не жаждал преодолеть эти стены, пришлось повиноваться. Здесь кончались владения капитана Немо. Он не хотел переступить их границы. За этой чертой начинался другой мир, в который он не желал шага ступить!
Le retour commença. Le capitaine Nemo avait repris la tête de sa petite troupe, se dirigeant toujours sans hésiter. Je crus voir que nous ne suivions pas le même chemin pour revenir au Nautilus. Cette nouvelle route, très raide, et par conséquent très pénible, nous rapprocha rapidement de la surface de la mer. Cependant, ce retour dans les couches supérieures ne fut pas tellement subit que la décompression se fit trop rapidement, ce qui aurait pu amener dans notre organisme des désordres graves, et déterminer ces lésions internes si fatales aux plongeurs. Très promptement, la lumière reparut et grandit, et, le soleil étant déjà bas sur l'horizon, la réfraction borda de nouveau les divers objets d'un anneau spectral. Мы тронулись в обратный путь. Капитан Немо снова встал во главе нашего маленького отряда и, не колеблясь, повел нас вперед. Мне показалось, что мы возвращались к "Наутилусу" другой дорогой. Новая дорога с чрезвычайно крутым подъемом, а значит и очень утомительная, скоро вывела нас к поверхности океана. Впрочем, вступление в верхние слои воды совершалось более или менее постепенно и не могло грозить неприятными последствиями, так как резкое изменение давления гибельно отражается на человеческом организме и является роковым для неосторожных водолазов. Вскоре мы снова вошли в освещенные слои воды. Солнце стояло низко над горизонтом, и его косые лучи, преломляясь в воде, окружали радужным ореолом все предметы.
A dix mètres de profondeur, nous marchions au milieu d'un essaim de petits poissons de toute espèce, plus nombreux que les oiseaux dans l'air, plus agiles aussi, mais aucun gibier aquatique, digne d'un coup de fusil. ne s'était encore offert à nos regards. Мы шли на глубине десяти метров. Вокруг нас кружили стайки самых разнообразных рыбешек, более многочисленных, чем птицы в воздухе, и более проворных, но ни одна водяная дичь, достойная ружейного выстрела, не попалась нам на глаза.
En ce moment, je vis l'arme du capitaine, vivement épaulée, suivre entre les buissons un objet mobile. Le coup partit, j'entendis un faible sifflement, et un animal retomba foudroyé à quelques pas. Внезапно капитан Немо опять вскинул ружье к плечу и стал прицеливаться в какое-то существо, мелькавшее в кустах. Он спустил курок. Послышался слабый свист, и сраженное животное упало в пяти шагах от нас.
C'était une magnifique loutre de mer, une enhydre, le seul quadrupède qui soit exclusivement marin. Cette loutre, longue d'un mètre cinquante centimètres, devait avoir un très grand prix. Sa peau, d'un brun marron en dessus, et argentée en dessous, faisait une de ces admirables fourrures si recherchées sur les marchés russes et chinois ; la finesse et le lustre de son poil lui assuraient une valeur minimum de deux mille francs. J'admirai fort ce curieux mammifère à la tête arrondie et ornée d'oreilles courtes, aux yeux ronds, aux moustaches blanches et semblables à celles du chat, aux pieds palmés et unguiculés, à la queue touffue. Ce précieux carnassier, chassé et traqué par les pêcheurs, devient extrêmement rare, et il s'est principalement réfugié dans les portions boréales du Pacifique, où vraisemblablement son espèce ne tardera pas à s'éteindre. Это была великолепная морская выдра, калан, единственное четвероногое, обитающее только в морях. Мех выдры, достигающей полутора метров, темно-коричневый, на кончиках серебристо-белый и весьма нежного подшерстка, высоко ценится на русском и китайском рынках. По тонкости и шелковистости волоса мех нашей выдры должен был стоить по крайней мере две тысячи франков. Я с интересом рассматривал этот любопытный образец млекопитающего с плоской головой, короткими ушами, круглыми глазами, белыми кошачьими усами, с сильно развитой перепонкой между пальцами лапок, с пушистым хвостом. Это ценное хищное животное, за которым охотятся, устраивая целые облавы, становится чрезвычайно редкой добычей и встречается чаще всего в северной части Тихого океана, где тоже, вероятно, скоро исчезнет.
Le compagnon du capitaine Nemo vint prendre la bête, la chargea sur son épaule, et l'on se remit en route. Спутник капитана Немо взвалил убитое животное себе на плечи, и мы опять двинулись в путь.
Pendant une heure, une plaine de sable se déroula devant nos pas. Elle remontait souvent à moins de deux mètres de la surface des eaux. Je voyais alors notre image, nettement reflétée, se dessiner en sens inverse, et, au-dessus de nous, apparaissait une troupe identique. reproduisant nos mouvements et nos gestes, de tout point semblable, en un mot, à cela près qu'elle marchait la tête en bas et les pieds en l'air. Целый час шли мы по песчаной равнине. Местами дно поднималось настолько, что каких-нибудь два метра отделяло нас от поверхности океана. И тогда я видел, как отражение наших фигур в воде бежало в обратном направлении, а другое отражение, повернутое вверх ногами, плыло над нашими головами.
Autre effet à noter. C'était le passage de nuages épais qui se formaient et s'évanouissaient rapidement ; mais en réfléchissant, je compris que ces prétendus nuages n'étaient dus qu'à l'épaisseur variable des longues lames de fond, et j'apercevais même les "moutons" écumeux que leur crête brisée multipliait sur les eaux. Il n'était pas jusqu'à l'ombre des grands oiseaux qui passaient sur nos têtes, dont je ne surprisse le rapide effleurement à la surface de la mer. Помимо этого было еще явление, достойное внимания. Над нами непрерывно проносились облака, мгновенно сгущавшиеся и мгновенно таявшие. Подумав, я понял, что возникновение облаков объясняется постоянным изменением толщи водяного слоя над нами, и, приглядевшись, заметил даже белые "барашки" на гребнях волн. Прозрачность воды была такова, что отчетливо были видны тени крупных морских птиц, пролетавших над океаном.
En cette occasion, je fus témoin de l'un des plus beaux coups de fusil qui ait jamais fait tressaillir les fibres d'un chasseur. И тут-то я стал свидетелем самого замечательного выстрела, который когда-либо доводилось наблюдать охотнику.
Un grand oiseau, à large envergure, très nettement visible, s'approchait en planant. Le compagnon du capitaine Nemo le mit en joue et le tira, lorsqu'il fut à quelques mètres seulement au-dessus des flots. L'animal tomba foudroyé, et sa chute l'entraîna jusqu'à la portée de l'adroit chasseur qui s'en empara. C'était un albatros de la plus belle espèce, admirable spécimen des oiseaux pélagiens. Над нами парила на широко распростертых крыльях какая-то большая птица. И когда она летела в расстоянии нескольких метров от поверхности моря, спутник капитана Немо прицелился и подстрелил птицу. Птица камнем упала в море, и сила падения была так велика, что, преодолев сопротивление воды, она свалилась почти в самые руки меткого стрелка. Это был альбатрос, великолепный представитель отряда морских птиц.
Notre marche n'avait pas été interrompue par cet incident. Pendant deux heures, nous suivîmes tantôt des plaines sableuses, tantôt des prairies de varechs, fort pénibles à traverser. Franchement, je n'en pouvais plus, quand j'aperçus une vague lueur qui rompait, à un demi mille, l'obscurité des eaux. C'était le fanal du Nautilus. Avant vingt minutes, nous devions être à bord, et là, je respirerais à l'aise, car il me semblait que mon réservoir ne fournissait plus qu'un air très pauvre en oxygène. Mais je comptais sans une rencontre qui retarda quelque peu notre arrivée. Импровизированная охота нисколько не замедлила нашего походного марша. В течение двух часов мы шли то по песчаной равнине, то среди лугов морских водорослей. Я буквально изнемогал, как вдруг слабая полоска света рассеяла темноту вод на полумилю. Это был прожектор "Наутилуса". Еще каких-нибудь двадцать минут - и мы на борту судна! Наконец-то я вздохну свободно! Мне начинало казаться, что кислород в моем резервуаре уже истощается. Но я не предвидел, что нечаянная встреча несколько замедлит наше возвращение на "Наутилус".
J'étais resté d'une vingtaine de pas en arrière, lorsque je vis le capitaine Nemo revenir brusquement vers moi. De sa main vigoureuse, il me courba à terre, tandis que son compagnon en faisait autant de Conseil. Tout d'abord, je ne sus trop que penser de cette brusque attaque, mais je me rassurai en observant que le capitaine se couchait près de moi et demeurait immobile. Я шел шагах в двадцати от спутников. Вдруг капитан Немо круто повернулся и быстро направился ко мне. Мощной рукой он пригнул меня к земле, его спутник поступил так же с Конселем. В первую минуту я не знал, что и подумать об этом внезапном нападении, но, увидев, что капитан лежит неподвижно подле меня, я успокоился.
J'étais donc étendu sur le sol, et précisément à l'abri d'un buisson de varechs, quand, relevant la tête, j'aperçus d'énormes masses passer bruyamment en jetant des lueurs phosphorescentes. Я лежал распростертый на земле, под прикрытием водорослей. Взглянув вверх, я увидел, что над нами проносятся какие-то огромные фосфоресцирующие туши.
Mon sang se glaça dans mes veines ! J'avais reconnu les formidables squales qui nous menaçaient. C'était un couple de tintoréas, requins terribles, à la queue énorme, au regard terne et vitreux, qui distillent une matière phosphorescente par des trous percés autour de leur museau. Monstrueuses mouches à feu, qui broient un homme tout entier dans leurs mâchoires de fer ! Je ne sais si Conseil s'occupait à les classer, mais pour mon compte, j'observais leur ventre argenté, leur gueule formidable, hérissée de dents, à un point de vue peu scientifique, et plutôt en victime qu'en naturaliste. Кровь застыла в моих жилах. Я узнал страшных морских хищников. Это были две акулы, ужасные акулы-людоеды с огромным хвостовым плавником, тусклыми стеклянными глазами, с глазчатыми, пропитанными светящимся веществом пятнами на морде. Чудовищная пасть, способная одним движением своей железной челюсти раздробить человека! Не знаю, занимался ли Консель классификацией акул, что касается меня, я глядел на их серебристое брюхо, грозную пасть, ощеренную зубами, скорее как жертва, чем как ученый-естествоиспытатель.
Très heureusement, ces voraces animaux y voient mal. Ils passèrent sans nous apercevoir, nous effleurant de leurs nageoires brunâtres, et nous échappâmes, comme par miracle, à ce danger plus grand, à coup sûr, que la rencontre d'un tigre en pleine forêt. К нашему великому счастью, у этих прожорливых животных плохое зрение. Распустив свои темные плавники, они пронеслись мимо, не заметив нас; и мы каким-то чудом избавились от опасности более страшной, чем встреча с тигром в глухом лесу.
Une demi-heure après, guidés par la traînée électrique, nous atteignions le Nautilus. La porte extérieure était restée ouverte, et le capitaine Nemo la referma, dès que nous fûmes rentrés dans la première cellule. Puis, il pressa un bouton. J'entendis manoeuvrer les pompes au dedans du navire, je sentis l'eau baisser autour de moi et, en quelques instants, la cellule fut entièrement vidée. La porte intérieure s'ouvrit alors, et nous passâmes dans le vestiaire. Через полчаса мы подошли к "Наутилусу", яркий прожектор которого указывал нам путь. Люк был открыт, и, как только мы вошли в кабину, капитан Немо захлопнул наружную дверь. Затем он нажал кнопку. Насосы внутри судна заработали, что было видно по тому, как спадает уровень воды вокруг нас. Через несколько секунд в кабине не осталось и капли воды. Тогда распахнулась внутренняя дверь, и мы попали в гардеробную.
Là, nos habits de scaphandre furent retirés, non sans peine, et, très harassé, tombant d'inanition et de sommeil, je regagnai ma chambre, tout émerveillé de cette surprenante excursion au fond des mers. Не без труда сняли мы свои скафандры, и я, измученный, полусонный, падая от усталости, но совершенно очарованный чудесной подводной прогулкой, добрался, наконец, до своей каюты.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XVIII QUATRE MILLE LIEUES SOUS LE PACIFIQUE/18. ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ ЛЬЕ ПОД ВОДАМИ ТИХОГО ОКЕАНА

France Русский
Le lendemain matin, 18 novembre, j'étais parfaitement remis de mes fatigues de la veille, et je montai sur la plate-forme, au moment ou le second du Nautilus prononçait sa phrase quotidienne. Il me vint alors à l'esprit qu'elle se rapportait à l'état de la mer, ou plutôt qu'elle signifiait : "Nous n'avons rien en vue." Проснувшись утром, 18 ноября, я почувствовал себя вполне отдохнувшим. Выйдя на палубу "Наутилуса", я услыхал, как помощник капитана произносил свою традиционную фразу. И вдруг я понял ее смысл. Речь шла, конечно, о состоянии моря, вернее, об отсутствии опасности: "На море спокойно!"
Et en effet, l'Océan était désert. Pas une voile à l'horizon. Les hauteurs de l'île Crespo avaient disparu pendant la nuit. La mer, absorbant les couleurs du prisme, à l'exception des rayons bleus, réfléchissait ceux-ci dans toutes les directions et revêtait une admirable teinte d'indigo. Une moire, à larges raies, se dessinait régulièrement sur les flots onduleux. Необозримая водная ширь! Ни паруса на горизонте. Ни утесов острова Креспо! За ночь они исчезли из виду. Перед глазами синее море! Море поглотило все краски солнечного спектра, осталась одна лишь синь! Морская гладь, вся в переливах легкой зыби, живо напоминала муаровую ткань.
J'admirais ce magnifique aspect de l'Océan, quand le capitaine Nemo apparut. Il ne sembla pas s'apercevoir de ma présence, et commença une série d'observations astronomiques. Puis, son opération terminée, il alla s'accouder sur la cage du fanal, et ses regards se perdirent à la surface de l'Océan. Я залюбовался волшебным видом океана. Но тут поднялся на палубу капитан Немо. Он приступил к астрономическим наблюдениям, не замечая, казалось, моего присутствия. Потом он облокотился на штурвальную рубку и погрузился взглядом в бескрайную даль.
Cependant, une vingtaine de matelots du Nautilus, tous gens vigoureux et bien constitues, étaient montés sur la plate-forme. Ils venaient retirer les filets qui avaient été mis à la traîne pendant la nuit. Ces marins appartenaient évidemment à des nations différentes, bien que le type européen fût indiqué chez tous. Je reconnus, à ne pas me tromper, des Irlandais, des Français, quelques Slaves, un Grec ou un Candiote. Du reste, ces hommes étaient sobres de paroles, et n'employaient entre eux que ce bizarre idiome dont je ne pouvais pas même soupçonner l'origine. Aussi, je dus renoncer à les interroger. Тем временем на палубу поднялись человек двадцать матросов "Наутилуса". Они начали выбирать сети, закинутые накануне ночью. Это были здоровые крепкие люди различных национальностей, но все европейского типа. Я без труда узнал ирландцев, французов, славян, одного грека, или критянина. Они были скупы на слова и объяснялись между собой на каком-то непонятном наречии, происхождения которого я не мог угадать. Стало быть, я не-мог говорить с ними.
Les filets furent halés à bord. C'étaient des espèces de chaluts, semblables à ceux des côtes normandes, vastes poches qu'une vergue flottante et une chaîne transfilée dans les mailles inférieures tiennent entr'ouvertes. Ces poches, ainsi traînées sur leurs gantiers de fer, balayaient le fond de l'Océan et ramassaient tous ses produits sur leur passage. Ce jour-là, ils ramenèrent de curieux échantillons de ces parages poissonneux, des lophies, auxquels leurs mouvements comiques ont valu le qualificatif d'histrions, des commerçons noirs, munis de leurs antennes, des balistes ondulés, entourés de bandelettes rouges, des tétrodons-croissants, dont le venin est extrêmement subtil, quelques lamproies olivâtres, des macrorhinques, couverts d'écailles argentées, des trichiures, dont la puissance électrique est égale à celle du gymnote et de la torpille, des notoptères écailleux, à bandes brunes et transversales, des gades verdâtres, plusieurs variétés de gobies, etc., enfin, quelques poissons de proportions plus vastes, un caranx à tête proéminente, long d'un mètre, plusieurs beaux scombres bonites, chamarrés de couleurs bleues et argentées, et trois magnifiques thons que la rapidité de leur marche n'avait pu sauver du chalut. Сети вытащили на борт судна. Они представляли собою подобие нормандского невода, огромного мешка, который благодаря верхним поплавкам и цепи, продетой в нижние петли, держится полуоткрытым в воде. Мешок этот, прикрепленный к корме стальными тросами, скребет дно океана и вбирает в себя все, что попадается на пути судна. В это утро в сети попали любопытные образчики океанской фауны: лягва-рыба из семейства рукоперых, прозванная за свои комичные движения клоуном, спинороги, опоясанные красными лентами, способный раздуваться ядовитый скалозуб, оливковые миноги, среброчешуйчатые сарганы, нитехвосты с сильно развитыми электрическими органами, не уступающими в силе органам гимнота и ската, зеленоватые тресковые бычки различных видов и, наконец, несколько более крупных рыб: толстоголовка с выпуклой головой, длиной в целый метр, множество отличных макрелей, разряженных в серебро и лазурь, три великолепных тунца, которых не спасла от невода быстрота их движений.
J'estimai que ce coup de filet rapportait plus de mille livres de poissons. C'était une belle pêche, mais non surprenante. En effet, ces filets restent à la traîne pendant plusieurs heures et enserrent dans leur prison de fil tout un monde aquatique. Nous ne devions donc pas manquer de vivres d'une excellente qualité, que la rapidité du Nautilus et l'attraction de sa lumière électrique pouvaient renouveler sans cesse. Я полагаю, что на этот раз сети принесли не менее тысячи фунтов рыбы. Удачный улов, но отнюдь не удивительный! Сети выметываются на несколько часов и, следуя за судном, вбирают в свои тенета всех обитателей водяного мира, какие только встретятся на пути. И впредь у нас не будет недостатка в превосходной добыче - порукой тому быстроходность "Наутилуса" и притягательная сила его прожектора.
Ces divers produits de la mer furent immédiatement affalés par le panneau vers les cambuses, destinés, les uns à être mangés frais, les autres à être conservés. Богатые дары океана были незамедлительно спущены в камбуз; часть улова была оставлена впрок, другая к столу.
La pêche finie, la provision d'air renouvelée, je pensais que le Nautilus allait reprendre son excursion sous-marine, et je me préparais à regagner ma chambre, quand, se tournant vers moi, le capitaine Nemo me dit sans autre préambule : Рыбная ловля окончена, запас воздуха в резервуарах возобновлен, и я, решив, что "Наутилус" снова пойдет под воду, хотел спуститься в свою каюту; но тут капитан Немо обернулся в мою сторону и без всяких предисловий сказал:
"Voyez cet océan, monsieur le professeur, n'est-il pas doué d'une vie réelle ? N'a-t-il pas ses colères et ses tendresses ? Hier, il s'est endormi comme nous, et le voilà qui se réveille après une nuit paisible !" - Взгляните-ка на океан, господин профессор, разве это не живое существо? Порою гневное, порою нежное! Ночью он спал, как и мы, и вот просыпается в добром расположении духа после покойного сна!
Ni bonjour, ni bonsoir ! N'eût-on pas dit que cet étrange personnage continuait avec moi une conversation déjà commencée ? Ни приветствия, ни пожелания доброго утра! Казалось, этот загадочный человек продолжает начатый разговор.
"Regardez, reprit-il, il s'éveille sous les caresses du soleil ! Il va revivre de son existence diurne ! C'est une intéressante étude que de suivre le jeu de son organisme. Il possède un pouls, des artères, il a ses spasmes, et je donne raison à ce savant Maury, qui a découvert en lui une circulation aussi réelle que la circulation sanguine chez les animaux." - Посмотрите, - говорил он, - океан пробуждается под ласкою солнечных лучей! Он начинает дневную жизнь! Как любопытно наблюдать за проявлениями жизнедеятельности его организма! У него есть сердце, есть артерии, и я вполне согласен с ученым Мори, который открыл в мировом океане циркуляцию воды, столь же реальную, как циркуляция крови в жилах живого существа.
Il est certain que le capitaine Nemo n'attendait de moi aucune réponse, et il me parut inutile de lui prodiguer les "Evidemment", les "A coup sûr", et les "Vous avez raison". Il se parlait plutôt à lui-même, prenant de longs temps entre chaque phrase. C'était une méditation à voix haute. Капитан Немо не ожидал ответа, а я счел лишним прерывать его речь пустыми "да", "конечно", "совершенно верно", "вы правы". Он говорил как бы сам с собою и после каждой фразы надолго умолкал. Он размышлял вслух.
"Oui, dit-il, l'Océan possède une circulation véritable, et, pour la provoquer, il a suffi au Créateur de toutes choses de multiplier en lui le calorique, le sel et les animalcules. Le calorique, en effet, crée des densités différentes, qui amènent les courants et les contre-courants. L'évaporation, nulle aux régions hyperboréennes, très active dans les zones équatoriales, constitue un échange permanent des eaux tropicales et des eaux polaires. En outre, j'ai surpris ces courants de haut en bas et de bas en haut, qui forment la vraie respiration de l'Océan. J'ai vu la molécule d'eau de mer, échauffée à la surface, redescendre vers les profondeurs, atteindre son maximum de densité à deux degrés au-dessous de zéro, puis se refroidissant encore, devenir plus légère et remonter. Vous verrez, aux pôles, les conséquences de ce phénomène, et vous comprendrez pourquoi, par cette loi de la prévoyante nature, la congélation ne peut jamais se produire qu'à la surface des eaux !" - Да, - говорил он, - в мировом океане происходит постоянная циркуляция воды, обусловленная изменением температуры, наличием солей и микроорганизмов. Изменение температуры предопределяет плотность воды, и, как следствие этого, образуются течения и противотечения. Испарение воды, незначительное в полярных областях и весьма значительное в экваториальных зонах, порождает постоянный обмен между тропическими и полярными водами. Помимо того, я обнаружил постоянную вертикальную циркуляцию от поверхностных вод до глубинных и от глубинных к поверхностным, что является подлинно дыханием океана! Океанические воды, прогретые в поверхностных слоях теплых зон океана, уносятся в холодные зоны, где благодаря охлаждению становятся более плотными, а следовательно, и более тяжелыми, опускаются вниз и заполняют глубины океана. Постепенно подымаясь вверх к экваториальной зоне и прогреваясь, они вновь увлекаются в зоны высоких широт. У полюса вам будут видны результаты этого явления, и вы оцените предусмотрительность природы, ибо в силу этого закона вода превращается в лед только в поверхностных слоях!
Pendant que le capitaine Nemo achevait sa phrase, je me disais : "Le pôle ! Est-ce que cet audacieux personnage prétend nous conduire jusque-là !" В то время как капитан Немо произносил последние слова, я думал: "Полюс! Неужели этот смельчак хочет направиться к полюсу?"
Cependant, le capitaine s'était tu, et regardait cet élément si complètement, si incessamment étudié par lui. Puis reprenant : Капитан умолк, устремив взор на водную стихию, которую он так тщательно и непрестанно изучал. После короткого молчания он сказал:
"Les sels, dit-il, sont en quantité considérable dans la mer, monsieur le professeur, et si vous enleviez tous ceux qu'elle contient en dissolution, vous en feriez une masse de quatre millions et demi de lieues cubes, qui, étalée sur le globe, formerait une couche de plus de dix mètres de hauteur. Et ne croyez pas que la présence de ces sels ne soit due qu'à un caprice de la nature. Non. Ils rendent les eaux marines moins évaporables, et empêchent les vents de leur enlever une trop grande quantité de vapeurs, qui, en se résolvant, submergeraient les zones tempérées. Rôle immense, rôle de pondérateur dans l'économie générale du globe !" - Море содержит в себе изрядное количество солей. И если бы удалось собрать всю соль, растворенную в, мировом океане, объем ее составил бы четыре с половиной миллиона кубических лье. И если бы рассыпать эту соль ровным слоем по всему земному шару, образовался бы соляной покров свыше десяти метров толщиной. Не подумайте, что наличие солей в морской воде является капризом природы. Нет! Соль уменьшает испаряемость воды, предохраняет от выветривания водяных паров и тем самым спасает от излишества осадков умеренные пояса нашей планеты. Важная роль! Роль почетная - уравновешивать действие стихий на земном шаре!
Le capitaine Nemo s'arrêta, se leva même, fit quelques pas sur la plate-forme, et revint vers moi : Капитан Немо вновь умолк, выпрямился, сделал несколько шагов по палубе и опять подошел ко мне.
"Quant aux infusoires, reprit-il, quant à ces milliards d'animalcules, qui existent par millions dans une gouttelette, et dont il faut huit cent mille pour peser un milligramme, leur rôle n'est pas moins important. Ils absorbent les sels marins, ils s'assimilent les éléments solides de l'eau, et, véritables faiseurs de continents calcaires, ils fabriquent des coraux et des madrépores ! Et alors la goutte d'eau, privée de son aliment minéral, s'allège, remonte à la surface, y absorbe les sels abandonnés par l'évaporation, s'alourdit, redescend, et rapporte aux animalcules de nouveaux éléments à absorber. De là, un double courant ascendant et descendant, et toujours le mouvement, toujours la vie ! La vie, plus intense que sur les continents, plus exubérante, plus infinie, s'épanouissant dans toutes les parties de cet océan, élément de mort pour l'homme, a-t-on dit, élément de vie pour des myriades d'animaux et pour moi !" - Что касается миллиардов мельчайших существ, населяющих миллионами каждую каплю воды, роль их не менее значительна. Они поглощают морские соли, вбирают в себя растворенную в воде известь и в виде полипняков и мадрепоровых кораллов являются настоящими рифообразователями! Умирая, они снова отдают в воду различные минеральные вещества, а частично отлагают их в виде скелетов на морском дне. Таким образом осуществляется вечное круговое вращение, вечная жизнь! Жизнь более напряженная, нежели на суше, более плодотворная, бесконечная, охватывающая поистине каждую каплю воды в океане, в этой среде, как говорят, убийственной для человека, но животворной для мириадов животных - и для меня!
Quand le capitaine Nemo parlait ainsi, il se transfigurait et provoquait en moi une extraordinaire émotion. Произнося эти слова, капитан Немо совершенно преобразился и произвел на меня сильное впечатление.
"Aussi, ajouta-t-il, là est la vraie existence ! Et je concevrais la fondation de villes nautiques, d'agglomérations de maisons sous-marines, qui, comme le Nautilus reviendraient respirer chaque matin à la surface des mers, villes libres, s'il en fut, cités indépendantes ! Et encore, qui sait si quelque despote..." - И настоящая жизнь, - прибавил он, - здесь, только здесь! Я верю в возможность создания подводных городов, построения подводных зданий, которые, как "Наутилус", каждое утро будут подниматься на поверхность океана, чтобы запастись свежим воздухом, городов свободных, городов независимых. И, кто знает, если какой-нибудь деспот...
Le capitaine Nemo acheva sa phrase par un geste violent. Puis, s'adressant directement à moi, comme pour chasser une pensée funeste : Капитан Немо оборвал фразу угрожающим жестом. Потом, обращаясь прямо ко мне и как бы желая отвлечься от мрачных мыслей, спросил:
"Monsieur Aronnax, me demanda-t-il, savez-vous quelle est la profondeur de l'Océan ? - Господин Аронакс, известна ли вам глубина океана?
- Je sais, du moins, capitaine, ce que les principaux sondages nous ont appris. - Известны результаты измерений, капитан!
- Pourriez-vous me les citer, afin que je les contrôle au besoin ? - А каковы цифровые данные измерений? При случае я мог бы их проверить.
- En voici quelques-uns, répondis-je, qui me reviennent à la mémoire. Si je ne me trompe, on a trouvé une profondeur moyenne de huit mille deux cents mètres dans l'Atlantique nord, et de deux mille cinq cents mètres dans la Méditerranée. Les plus remarquables sondes ont été faites dans l'Atlantique sud, près du trente-cinquième degré, et elles ont donné douze mille mètres, quatorze mille quatre-vingt-onze mètres, et quinze mille cent quarante-neuf mètres. En somme, on estime que si le fond de la mer était nivelé, sa profondeur moyenne serait de sept kilomètres environ. - Цифровые данные, насколько я помню, таковы... - отвечал я. - Если не ошибаюсь, средняя глубина в северной части Атлантического океана, согласно измерениям, достигает восьми тысяч двухсот метров, а в Средиземном море двух тысяч пятисот метров. Самые замечательные промеры были сделаны в южной части Атлантического океана, приблизительно на тридцать пятом градусе широты. Результаты: двенадцать тысяч метров, четырнадцать тысяч девятьсот один метр и пятнадцать тысяч сто сорок девять метров. Короче говоря, если бы ложе мирового океана было приведено к одному уровню, средняя океанская глубина исчислялась бы приблизительно в семь километров.
- Bien, monsieur le professeur, répondit le capitaine Nemo, nous vous montrerons mieux que cela, je l'espère. Quant à la profondeur moyenne de cette partie du Pacifique, je vous apprendrai qu'elle est seulement de quatre mille mètres." - Отлично, господин профессор, - отвечал капитан Немо. - Надеюсь дать вам более точные показатели. Что касается средней глубины данной части Тихого океана, то могу вам сообщить, что она не превышает четырех тысяч метров.
Ceci dit, le capitaine Nemo se dirigea vers le panneau et disparut par l'échelle. Je le suivis, et je regagnai le grand salon. L'hélice se mit aussitôt en mouvement, et le loch accusa une vitesse de vingt milles à l'heure. Сказав это, капитан Немо направился к люку и сошел вниз по железной лесенке. Я последовал за ним. Винт почти в ту же минуту пришел во вращение, и лаг показал скорость двадцать миль в час.
Pendant les jours, pendant les semaines qui s'écoulèrent, le capitaine Nemo fut très sobre de visites. Je ne le vis qu'à de rares intervalles. Son second faisait régulièrement le point que je trouvais reporté sur la carte, de telle sorte que je pouvais relever exactement la route du Nautilus. Проходили дни, проходили недели, а капитан Немо не баловал меня своими посещениями. Я встречался с ним очень редко. Помощник капитана каждое утро аккуратнейшим образом отмечал на карте курс корабля, и я мог с точностью определить местонахождение "Наутилуса".
Conseil et Land passaient de longues heures avec moi. Conseil avait raconté à son ami les merveilles de notre promenade, et le Canadien regrettait de ne nous avoir point accompagnés. Mais j'espérais que l'occasion se représenterait de visiter les forêts océaniennes. Консель и Ленд проводили со мной целые часы. Консель рассказывал своему другу о том, какие чудеса довелось ему увидеть во время нашей подводной прогулки, и канадец сожалел, что не принял в ней участия. А я утешал его, уверяя, что еще не раз случится нам посетить океанские леса.
Presque chaque jour, pendant quelques heures, les panneaux du salon s'ouvraient, et nos yeux ne se fatiguaient pas de pénétrer les mystères du monde sous-marin. Почти каждый день на несколько часов железные створы в салоне раздвигались, и нам предоставлялось право проникать в тайны подводного мира.
La direction générale du Nautilus était sud-est, et il se maintenait entre cent mètres et cent cinquante mètres de profondeur. Un jour, cependant, par je ne sais quel caprice, entraîné diagonalement au moyen de ses plans inclinés, il atteignit les couches d'eau situées par deux mille mètres. Le thermomètre indiquait une température de 4,25 centigrades, température qui, sous cette profondeur, paraît être commune à toutes les latitudes. "Наутилус" держал курс на юго-восток и шел на глубине ста - ста пятидесяти метров под уровнем океана. Но однажды, по прихоти капитана, судно погрузилось в глубинные воды на две тысячи метров. Стоградусный термометр показывал 4,25o - температура, как будто свойственная этим глубинам под всеми широтами.
Le 26 novembre, à trois heures du matin le Nautilus franchit le tropique du Cancer par 172? de longitude. Le 27, il passa en vue des Sandwich, où l'illustre Cook trouva la mort, le 14 février 1779. Nous avions alors fait quatre mille huit cent soixante lieues depuis notre point de départ. Le matin, lorsque j'arrivai sur la plate-forme, j'aperçus, à deux milles sous le vent, Haouai, la plus considérable des sept îles qui forment cet archipel. Je distinguai nettement sa lisière cultivée, les diverses chaînes de montagnes qui courent parallèlement à la côte, et ses volcans que domine le Mouna-Rea, élevé de cinq mille mètres au-dessus du niveau de la mer. Entre autres échantillons de ces parages, les filets rapportèrent des flabellaires pavonées, polypes comprimés de forme gracieuse, et qui sont particuliers à cette partie de l'Océan. Двадцать шестого ноября, в три часа утра, "Наутилус" пересек тропик Рака под 172o долготы. 27 ноября мы миновали Сандвичевы острова, где 14 февраля 1779 года погиб знаменитый капитан Кук. Мы прошли, стало быть, четыре тысячи восемьсот шестьдесят лье со времени нашего путешествия. Утром, выйдя на палубу, я увидел, в двух милях под ветром, остров Гавайи, самый большой из семи островов, образующих Гавайский архипелаг. Я видел ясно возделанные поля, предгорья и цепи гор вдоль побережья, вулканы, над которыми господствует Мауна-Кеа, вздымающаяся на пять тысяч метров над уровнем моря. Сети, в числе многих образцов фауны этих мест, выловили несколько экземпляров веерообразной павонии, полипа чрезвычайно изящной формы, типичного обитателя этой части океана.
La direction du Nautilus se maintint au sud-est. Il coupa l'Equateur, le 1er décembre, par 142? de longitude, et le 4 du même mois, après une rapide traversée que ne signala aucun incident, nous eûmes connaissance du groupe des Marquises. "Наутилус" по-прежнему держал курс на юго-восток. 1 декабря он пересек экватор под 142o долготы, а 4 декабря, после быстрого перехода, не отмеченного ничем примечательным, мы подошли к Маркизским островам.
J'aperçus à trois milles, par 8?57' de latitude sud et 139?32' de longitude ouest, la pointe Martin de Nouka-Hiva, la principale de ce groupe qui appartient à la France. Je vis seulement les montagnes boisées qui se dessinaient à l'horizon, car le capitaine Nemo n'aimait pas à rallier les terres. Là, les filets rapportèrent de beaux spécimens de poissons, des choryphènes aux nageoires azurées et à la queue d'or, dont la chair est sans rivale au monde, des hologymnoses à peu près dépourvus d'écailles, mais d'un goût exquis, des ostorhinques à mâchoire osseuse, des thasards jaunâtres qui valaient la bonite, tous poissons dignes d'être classés à l'office du bord. На расстоянии трех миль от берега, под 8o57' южной широты и 139o32' западной долготы, вырисовывался пик Мартин на Нукухива, крупнейшем из Маркизских островов, принадлежащих Франции. Я мог разглядеть лишь очертания лесистых гор на горизонте, так как капитан Немо не любил приближаться к земле. В этих водах попались в сети великолепные образцы рыб: корифены с лазоревыми плавниками и золотым хвостом, несравненные по нежности их мяса, коралловые губаны, почти бесчешуйные, но очень вкусные, коралловые рыбки-осторинки с костяной челюстью, желтоватые мелкие тунцы, тасары, на вкус не уступающие макрели, - рыбы, достойные почетного места в нашем меню.
Après avoir quitté ces îles charmantes protégées par le pavillon français, du 4 au 11 décembre, le Nautilus parcourut environ deux mille milles. Миновав эти прелестные острова, охраняемые французским морским флотом, "Наутилус" с 4 по 11 декабря прошел около двух тысяч миль.
Cette navigation fut marquée par la rencontre d'une immense troupe de calmars, curieux mollusques, très voisins de la seiche. Les pêcheurs français les désignent sous le nom d'encornets, et ils appartiennent à la classe des céphalopodes et à la famille des dibranchiaux, qui comprend avec eux les seiches et les argonautes. Ces animaux furent particulièrement étudiés par les naturalistes de l'antiquité, et ils fournissaient de nombreuses métaphores aux orateurs de l'Agora, en même temps qu'un plat excellent à la table des riches citoyens, s'il faut en croire Athénée, médecin grec, qui vivait avant Gallien. Плавание ознаменовалось встречей с огромным количеством кальмаров, любопытных моллюсков, родственных каракатице. Французские рыболовы называют их "летучие волосатики". Кальмары принадлежат к классу головоногих, подклассу двужаберных, к которому относятся и каракатицы и аргонавт "бумажный ботик". Эти животные внимательно изучались древними натуралистами и, занимая почетное место в метафорах античных ораторов, пользовались не меньшим успехом за столом богатых граждан, так по крайней мере утверждает Атеней, древнегреческий врач, предшественник знаменитого Галена.
Ce fut pendant la nuit du 9 au 10 décembre, que le Nautilus rencontra cette armée de mollusques qui sont particulièrement nocturnes. On pouvait les compter par millions. В ночь с 9 на 10 декабря "Наутилус" встретил на своем пути целые полчища моллюсков. С наступлением ночи животные, поднявшись из морских пучин в верхние слои и следуя миграционными путями сельди и сардин, перемещались из умеренной зоны в зоны более теплые. Обычная миграция морских организмов, которая захватывает громадные массы, исчисляемые миллионами тонн!
Ils émigraient des zones tempérées vers les zones plus chaudes, en suivant l'itinéraire des harengs et des sardines. Nous les regardions à travers les épaisses vitres de cristal, nageant à reculons avec une extrême rapidité, se mouvant au moyen de leur tube locomoteur, poursuivant les poissons et les mollusques, mangeant les petits, mangés des gros, et agitant dans une confusion indescriptible les dix pieds que la nature leur a implantés sur la tête, comme une chevelure de serpents pneumatiques. Le Nautilus, malgré sa vitesse, navigua pendant plusieurs heures au milieu de cette troupe d'animaux. et ses filets en ramenèrent une innombrable quantité, où je reconnus les neuf espèces que d'Orbigny a classées pour l'océan Pacifique. Мы наблюдали сквозь толстые хрустальные стекла, как кальмары, с силой выбрасывая воду из своей так называемой "воронки" обратными толчками, по "ракетному" принципу, проворно перебирая своими десятью щупальцами, развевавшимися вокруг их головы, как живые змеи Горгоны, преследовали с удивительной скоростью рыб и моллюсков, - пожирали мелких и в свою очередь пожирались крупными. "Наутилус", несмотря на быстроту своего хода, в течение многих часов шел в окружении этих животных, во множестве попадавших в сети. Я узнал представителей девяти видов, согласно классификации д'Орбиньи, типических для тихоокеанской фауны.
On le voit, pendant cette traversée, la mer prodiguait incessamment ses plus merveilleux spectacles. Elle les variait à l'infini. Elle changeait son décor et sa mise en scène pour le plaisir de nos yeux, et nous étions appelés non seulement à contempler les oeuvres du Créateur au milieu de l'élément liquide, mais encore à pénétrer les plus redoutables mystères de l'Océan. Море щедро развертывало перед нами картины, одна другой пленительнее! Оно разнообразило их до бесконечности. Оно меняло без устали декорации и обстановку сцены, радуя глаз. Оно не только развлекало нас, позволяя наблюдать живые существа в родной им стихии, но и открывало нам свои самые сокровенные тайны.
Pendant la journée du 11 décembre, j'étais occupé à lire dans le grand salon. Ned Land et Conseil observaient les eaux lumineuses par les panneaux entr'ouverts. Le Nautilus était immobile. Ses réservoirs remplis, il se tenait à une profondeur de mille mètres, région peut habitée des Océans, dans laquelle les gros poissons faisaient seuls de rares apparitions. Днем, 11 декабря, я читал в салоне книгу из библиотеки капитана Немо. Нед Ленд и Консель при раздвинутых ставнях любовались ярко освещенными водами. "Наутилус" стоял на месте. Наполнив резервуары, судно держалось на глубине тысячи метров, в слоях мало обитаемых, где крупная рыба встречается чрезвычайно редко.
Je lisais en ce moment un livre charmant de Jean Macé, les Serviteurs de l'estomac, et j'en savourais les leçons ingénieuses, lorsque Conseil interrompit ma lecture. Я читал прелестную книгу Жана Масэ "Служители желудка", восхищаясь неподражаемым остроумием автора, как вдруг Консель позвал меня.
"Monsieur veut-il venir un instant ? me dit-il d'une voix singulière. - Не угодно ли вашей милости подойти сюда на минуту? - сказал он каким-то странным голосом.
- Qu'y a-t-il donc, Conseil ? - Что случилось, Консель?
- Que monsieur regarde." - Не угодно ли взглянуть.
Je me levai, j'allai m'accouder devant la vitre, et je regardai. Я встал, подошел к окну, взглянул наружу.
En pleine lumière électrique, une énorme masse noirâtre, immobile, se tenait suspendue au milieu des eaux. Je l'observai attentivement, cherchant à reconnaître la nature de ce gigantesque cétacé. Mais une pensée traversa subitement mon esprit. В пространстве, ярко освещенном прожектором "Наутилуса", виднелась повисшая среди вод какая-то черная громада. Я пристально всматривался, разглядывая это гигантское китообразное животное. И вдруг у меня мелькнула мысль.
"Un navire ! m'écriai-je. - Корабль! - вскричал я.
- Oui, répondit le Canadien, un bâtiment désemparé qui a coule a pic !" - Да, - отвечал канадец, - затонувший корабль с перебитым рангоутом!
Ned Land ne se trompait pas. Nous étions en présence d'un navire, dont les haubans coupés pendaient encore a leurs cadènes. Sa coque paraissait être en bon état, et son naufrage datait au plus de quelques heures. Trois tronçons de mâts, rasés à deux pieds au-dessus du pont, indiquaient que ce navire engagé avait dû sacrifier sa mâture. Mais, couché sur le flanc, il s'était rempli, et il donnait encore la bande à bâbord. Triste spectacle que celui de cette carcasse perdue sous les flots, mais plus triste encore la vue de son pont où quelques cadavres, amarrés par des cordes, gisaient encore ! J'en comptai quatre - quatre hommes, dont l'un se tenait debout, au gouvernail - puis une femme, à demi-sortie par la claire-voie de la dunette, et tenant un enfant dans ses bras. Нед Ленд не ошибался. Перед нами был корабль, потерпевший крушение, с перерезанными вантами, беспомощно висевшими на цепях. Корпус судна был еще в хорошем состоянии; казалось, кораблекрушение произошло всего несколько часов назад. Обломки трех мачт, выступавшие над палубой едва на два фута, свидетельствовали, что команде судна пришлось пожертвовать рангоутом. Наполнившись водой, судно накренилось на бакборт. Какую грусть наводило это судно! Но еще большая грусть охватывала при виде трупов на палубе, привязанных канатами! Я насчитал шесть трупов: четыре мужских - один так и застыл, стоя у руля, - один женский. Женщина с ребенком на руках высунулась наполовину из решетчатого отверстия юта!
Cette femme était jeune. Je pus reconnaître, vivement éclairés par les feux du Nautilus, ses traits que l'eau n'avait pas encore décomposés. Dans un suprême effort, elle avait élevé au-dessus de sa tête son enfant, pauvre petit être dont les bras enlaçaient le cou de sa mère ! L'attitude des quatre marins me parut effrayante, tordus qu'ils étaient dans des mouvements convulsifs, et faisant un dernier effort pour s'arracher des cordes qui les liaient au navire. Seul, plus calme, la face nette et grave, ses cheveux grisonnants collés à son front, la main crispée à la roue du gouvernail, le timonier semblait encore conduire son trois-mâts naufragé à travers les profondeurs de l'Océan ! Она была молода. При ярком свете прожектора я мог даже различить черты ее лица, еще не тронутого разложением. В отчаянии она подняла над головой младенца, цеплявшегося ручонками за материнскую шею! Лица четырех моряков, пытавшихся в последнем усилии разорвать веревки, связывающие их с тонущим судном, поистине были ужасны. Один лишь рулевой, с прилипшими ко лбу седыми волосами и ясным лицом, сохранял спокойствие и, сжимая штурвал рукою, казалось, по-прежнему управлял своим трехмачтовым кораблем в его последнем пути в пучинах океана!
Quelle scène ! Nous étions muets, le coeur palpitant, devant ce naufrage pris sur le fait, et, pour ainsi dire, photographié à sa dernière minute ! Какое страшное зрелище. Молча, с бьющимся сердцем, стояли мы, не отводя глаз от этой картины кораблекрушения, как бы заснятого в минуту катастрофы!
Et je voyais déjà s'avancer, l'oeil en feu, d'énormes squales, attirés par cet appât de chair humaine ! А прожорливые акулы уже устремлялись на запах человеческого мяса!
Cependant le Nautilus, évoluant, tourna autour du navire submergé, et, un instant, je pus lire sur son tableau d'arrière : И пока "Наутилус", лавируя, огибал корпус потонувшего корабля, я успел прочесть на его корме:
Florida, Sunderland. "Флорида" _Зундерланд_.
vingt mille lieues sous les mers (tour du monde sous marin)/Двадцать тысяч лье под водой (Кругосветное путешествие в морских глубинах) (Premier partie)/часть первая

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XIX VANIKORO/19. ВАНИКОРО

France Русский
Ce terrible spectacle inaugurait la série des catastrophes maritimes, que le Nautilus devait renconter sur sa route. Depuis qu'il suivait des mers plus fréquentées, nous apercevions souvent des coques naufragées qui achevaient de pourrir entre deux eaux, et, plus profondément, des canons, des boulets, des ancres, des chaînes, et mille autres objets de fer, que la rouille dévorait. Трагическая гибель "Флориды" не являлась каким-либо исключительным случаем катастрофы на море. В дальнейшем, плавая в морях наиболее судоходных, мы все чаще встречали остовы судов, потерпевших кораблекрушение, догнивавших в воде; а на самом дне моря ржавели пушки, ядра, якоря, цепи и тысячи других железных обломков.
Cependant, toujours entraînés par ce Nautilus, où nous vivions comme isolés, le 11 décembre, nous eûmes connaissance de l'archipel des Pomotou, ancien "groupe dangereux" de Bougainville, qui s'étend sur un espace de cinq cents lieues de l'est-sud-est à l'ouest-nord-ouest. entre 13?30' et 23?50' de latitude sud, et 125?30' et 151?30' de longitude ouest, depuis l'île Ducie jusqu'à l'île Lazareff. Одиннадцатого декабря мы приблизились к берегам архипелага Паумоту, бывшей Бугенвильской "опасной группы островов", разбросанных на протяжении пятисот лье, с востока-юго-востока на запад-северо-запад, под 13o30' - 20o50' южной широты и 125o30' - 151o30' западной долготы, от острова Дюси до острова Лазарева (Матахива).
Cet archipel couvre une superficie de trois cent soixante-dix lieues carrées, et il est formé d'une soixantaine de groupes d'îles, parmi lesquels on remarque le groupe Gambier, auquel la France a imposé son protectorat. Ces îles sont coralligènes. Un soulèvement lent, mais continu, provoqué par le travail des polypes, les reliera un jour entre elles. Puis, cette nouvelle île se soudera plus tard aux archipels voisins, et un cinquième continent s'étendra depuis la Nouvelle-Zélande et la Nouvelle-Calédonie jusqu'aux Marquises. Этот архипелаг занимает площадь в триста семьдесят квадратных лье и состоит из шестидесяти групп островов, в числе которых находится и группа Гамбье (Мангарева), принадлежащая Франции. Это коралловые острова. Медленная, но неустанная работа полипов со временем приведет к тому, что все эти острова соединятся между собой. Затем вновь образовавшийся массив суши сплотится рано или поздно с соседним архипелагом, и между Новой Зеландией и Новой Каледонией, простираясь вплоть до Маркизских островов, возникнет пятый материк.
Le jour où je développai cette théorie devant le capitaine Nemo, il me répondit froidement : Однажды я заговорил на эту тему с капитаном Немо, но он сухо ответил мне:
"Ce ne sont pas de nouveaux continents qu'il faut à la terre, mais de nouveaux hommes !" - Нужны новые люди, а не новые континенты!
Les hasards de sa navigation avaient précisément conduit le Nautilus vers l'île Clermont-Tonnerre, l'une des plus curieuses du groupe, qui fut découvert en 1822, par le capitaine Bell, de la Minerve. Je pus alors étudier ce système madréporique auquel sont dues les îles de cet Océan. Держась намеченного курса, "Наутилус" проходил вблизи острова Клермон-Тоннер, любопытнейшего из островов всей группы, открытой в 1822 году капитаном "Минервы" Беллом. И тут мне представился случай наблюдать колонии мадрепоровых кораллов, которым обязаны своим происхождением острова в этой части Тихого океана.
Les madrépores, qu'il faut se garder de confondre avec les coraux, ont un tissu revêtu d'un encroûtement calcaire, et les modifications de sa structure ont amené M. Milne-Edwards, mon illustre maître, à les classer en cinq sections. Les petits animalcules qui sécrètent ce polypier vivent par milliards au fond de leurs cellules. Ce sont leurs dépôts calcaires qui deviennent rochers, récifs, îlots, îles. Ici, ils forment un anneau circulaire, entourant un lagon ou un petit lac intérieur, que des brèches mettent en communication avec la mer. Là, ils figurent des barrières de récifs semblables à celles qui existent sur les côtes de la Nouvelle-Calédonie et de diverses îles des Pomotou. En d'autres endroits, comme à la Réunion et à Maurice, ils élèvent des récifs frangés, hautes murailles droites, près desquelles les profondeurs de l'Océan sont considérables. Мадрепоровые кораллы - настоящие рифообразователи, их не должно смешивать с другими видами кораллов. Это морские животные, обладающие известковым скелетом. Различие в структуре их скелета дало моему знаменитому учителю Мильн-Эдвардсу основание подразделить их на пять отрядов. Миллиарды этих микроскопических животных создают своими известковыми скелетиками мощные сооружения: береговые рифы, острова. Тут они образуют лагуну, замыкая океанские воды в кольцо более или менее удлиненного атолла. Там воздвигают барьерные рифы, подобные рифам, опоясывающим берега Новой Каледонии и многих островов Паумоту. А в иных местах, как на островах Общества и на острове Маврикия, они возводят рифовые утесы, высокие отвесные стены, у основания которых глубина океана значительна.
En prolongeant à quelques encablures seulement les accores de l'île Clermont-Tonnerre, j'admirai l'ouvrage gigantesque, accompli par ces travailleurs microscopiques. Ces murailles étaient spécialement l'oeuvre des madréporaires désignés par les noms de millepores, de porites, d'astrées et de méandrines. Ces polypes se développent particulièrement dans les couches agitées de la surface de la mer, et par conséquent, c'est par leur partie supérieure qu'ils commencent ces substructions, lesquelles s'enfoncent peu à peu avec les débris de sécrétions qui les supportent. Telle est, du moins, la théorie de M. Darwin, qui explique ainsi la formation des atolls - théorie supérieure, selon moi, à celle qui donne pour base aux travaux madréporiques des sommets de montagnes ou de volcans, immergés à quelques pieds au-dessous du niveau de la mer. Мы шли на расстоянии нескольких кабельтовых от подножия острова Клермон-Тоннер, и я не мог надивиться гигантскими сооружениями, созданными столь микроскопическими зодчими. Эти своеобразные фундаменты являются в основном творением мадрепоровых кораллов, а также коралловых полипняков, известных под названием миллепоровых (из гидроидных), дырчатых - поритов, звездчат - астрей и мозговиков - меандрин. Известковые полипняки, а именно, виды, созидающие рифы и острова, придерживаются берегов суши. Волны и ветер наносят к живым полипнякам обломки кораллов, ракушек и прочее. Первоначально образуется береговой риф; затем полоса полипняков, постепенно отступая от берега, образует барьерный риф; в дальнейшем происходит погружение центрального кораллового острова ниже уровня моря, и, таким образом, появляется атолл. Такова по крайней мере теория Дарвина, объясняющая происхождение атолла, - теория, по моему мнению, более близкая к истине, нежели утверждения его противников, что якобы базой для нарастания живых полипняков служат вершины гор или вулканов, не достигающих всего нескольких футов до поверхности океана.
Je pus observer de très près ces curieuses murailles, car, à leur aplomb, la sonde accusait plus de trois cents mètres de profondeur, et nos nappes électriques faisaient étinceler ce brillant calcaire. Я мог наблюдать вблизи эти любопытные известковые цоколи, погруженные на триста метров в морские глубины и отливающие перламутровым блеском при ярком свете наших электрических огней.
Répondant à une question que me posa Conseil, sur la durée d'accroissement de ces barrières colossales, je l'étonnai beaucoup en lui disant que les savants portaient cet accroissement à un huitième de pouce par siècle. Консель спросил меня, сколько времени требует возведение таких колоссальных массивов, и был крайне удивлен, когда я ответил ему, что, по вычислениям ученых, толща коралловых отложений за сто лет увеличивается на одну восьмую дюйма [как показали более поздние наблюдения, коралловые полипняки растут гораздо быстрее, давая иногда за год десять и более сантиметров].
"Donc, pour élever ces murailles, me dit-il, il a fallu ?... - Стало быть, чтобы возвести такие стены, - сказал он, - потребовалось...
- Cent quatre-vingt-douze mille ans, mon brave Conseil, ce qui allonge singulièrement les jours bibliques. D'ailleurs, la formation de la houille, c'est-à-dire la minéralisation des forêts enlisées par les déluges, a exigé un temps beaucoup plus considérable. Mais j'ajouterai que les jours de la Bible ne sont que des époques et non l'intervalle qui s'écoule entre deux levers de soleil, car, d'après la Bible elle-même. Le soleil ne date pas du premier jour de la création." - Сто девяносто две тысячи лет, друг Консель! Библейское летоисчисление, видимо, слишком омолодило Землю. Помимо того, формация каменноугольная, иначе говоря, минерализация допотопных лесов, требовала еще более продолжительного времени. Впрочем, должен заметить, что под библейскими днями сотворения мира следует подразумевать целые эпохи, а не промежуток времени между восходом солнца, тем более что, как свидетельствует библия, солнце создано не в первый день творения.
Lorsque le Nautilus revint à la surface de l'Océan, je pus embrasser dans tout son développement cette île de Clermont-Tonnerre, basse et boisée. Ses roches madréporiques furent évidemment fertilisées par les trombes et les tempêtes. Un jour, quelque graine, enlevée par l'ouragan aux terres voisines, tomba sur les couches calcaires, mêlées des détritus décomposés de poissons et de plantes marines qui formèrent l'humus végétal. Une noix de coco, poussée par les lames, arriva sur cette côte nouvelle. Le germe prit racine. L'arbre, grandissant, arrêta la vapeur d'eau. Le ruisseau naquit. La végétation gagna peu à peu. Quelques animalcules, des vers, des insectes, abordèrent sur des troncs arrachés aux îles du vent. Les tortues vinrent pondre leurs oeufs. Les oiseaux nichèrent dans les jeunes arbres. De cette façon, la vie animale se développa, et, attiré par la verdure et la fertilité, l'homme apparut. Ainsi se formèrent ces îles, oeuvres immenses d'animaux microscopiques. Когда "Наутилус" поднялся на поверхность океана, я мог охватить глазом едва выступающий из воды и поросший густым лесом остров Клермон-Тоннер. Морские штормы и бури оплодотворили, видимо, известковую почву острова. Зерно, унесенное ураганом с соседней суши, упало однажды на эту почву, удобренную разложившимися остатками морских рыб и водорослей, и принесло богатые всходы. Волны выбросили на остров кокосовый орех, созревший на дальнем берегу. Зерна дали ростки. Выросли деревья. Деревья задерживали испарения воды. Возник ручей. Остров постепенно покрылся растительностью. Морским течением, вместе со стволами деревьев, вырванных из земли на соседних островах, были занесены различные микроорганизмы, черви, насекомые. Черепахи стали класть тут свои яйца. Птицы свили гнезда на молодых деревцах. Постепенно развилась жизнь мира животного. И, привлеченный свежестью зелени и плодородием почвы, на острове появился человек. Так образовались коралловые острова - величественное творение микроскопических животных.
Vers le soir, Clermont-Tonnerre se fondit dans l'éloignement, et la route du Nautilus se modifia d'une manière sensible. Après avoir touché le tropique du Capricorne par le cent trente-cinquième degré de longitude, il se dirigea vers l'ouest-nord-ouest, remontant toute la zone intertropicale. Quoique le soleil de l'été fût prodigue de ses rayons, nous ne souffrions aucunement de la chaleur, car à trente ou quarante mètres au-dessous de l'eau, la température ne s'élevait pas au-dessus de dix à douze degrés. К вечеру Клермон-Тоннер скрылся из виду, и "Наутилус" резко изменил курс. Пройдя тропик Козерога под 135o долготы, подводный корабль направился на запад-северо-запад и прошел всю зону между тропиками. Хотя лучи тропического солнца и были жгучи, мы все же не страдали от жары, потому что на глубине тридцати - сорока метров температура воды не превышала десяти - двенадцати градусов.
Le 15 décembre, nous laissions dans l'est le séduisant archipel de la Société. et la gracieuse Taiti, la reine du Pacifique. J'aperçus le matin, quelques milles sous le vent, les sommets élevés de cette île. Ses eaux fournirent aux tables du bord d'excellents poissons, des maquereaux, des bonites, des albicores, et des variétés d'un serpent de mer nommé munérophis. Пятнадцатого декабря мы прошли западнее живописного архипелага Общества и прелестного острова Таити, жемчужины Тихого океана. Утром в нескольких милях под ветром я увидел высокие вершины этого острова. В его водах мы выловили несколько превосходных рыб: беломясых тунцов, альбакоров и похожих на морских змей рыб мурен.
Le Nautilus avait franchi huit mille cent milles. Neuf mille sept cent vingt milles étaient relevés au loch, lorsqu'il passa entre l'archipel de Tonga-Tabou, où périrent les équipages de l'Argo, du Port-au-Prince et du Duke-of-Portland, et l'archipel des Navigateurs, où fut tué le capitaine de Langle, l'ami de La Pérouse. Puis, il eut connaissance de l'archipel Viti, où les sauvages massacrèrent les matelots de l'Union et le capitaine Bureau, de Nantes, commandant l'Aimable-Josephine. "Наутилус" прошел восемь тысяч сто миль. Когда мы проходили между архипелагом Тонга-Табу, где погибли экипажи "Арго", "Порт-о-Пренс" и "Дюк оф Портланд", и архипелагом Мореплавателей, где был убит капитан Лангль, друг Лаперуза, лаг "Наутилуса" отметил девять тысяч семьсот двадцать миль. Затем мы обошли архипелаг Фиджи, где были убиты матросы из команды "Юнион" и капитан Бюро из Нанта, командир корабля "Любезная Жозефина".
Cet archipel qui se prolonge sur une étendue de cent lieues du nord au sud, et sur quatre-vingt-dix lieues de l'est à l'ouest, est compris entre 60 et 20 de latitude sud, et 174? et 179? de longitude ouest. Il se compose d'un certain nombre d'îles, d'îlots et d'écueils, parmi lesquels on remarque les îles de Viti-Levou, de Vanoua-Levou et de Kandubon. Архипелаг Фиджи растянулся на сто лье с севера на юг и на девяносто лье с востока на запад, под 6o и 2o южной широты и 174o-179o западной долготы. Он представлял собою группу островков, барьерных рифов и островов, из которых крупнейшие - Вити-Леву, Вануа-Леву и Кандюбон.
Ce fut Tasman qui découvrit ce groupe en 1643, l'année même où Toricelli inventait le baromètre, et où Louis XIV montait sur le trône. Je laisse à penser lequel de ces faits fut le plus utile à l'humanité. Vinrent ensuite Cook en 1714, d'Entrecasteaux en 1793, et enfin Dumont-d'Urville, en 1827, débrouilla tout le chaos géographique de cet archipel. Острова эти были открыты Тасманом в 1643 году; в том же году Торичелли изобрел барометр, а Людовик XIV вступил на престол. Предоставляю судить читателю, которое из этих событий было полезнее для человечества! В 1774 году эти острова посетил Кук, в 1793 году д'Антркасто, и, наконец, в 1827 году Дюмон д'Юрвиль, распутавший географический хаос этого архипелага.
Le Nautilus s'approcha de la baie de Wailea, théâtre des terribles aventures de ce capitaine Dillon, qui, le premier, éclaira le mystère du naufrage de La Pérouse. "Наутилус" шел близ бухты Вайлеа, памятной в связи с трагическими приключениями капитана Диллона, который первый осветил тайну гибели кораблей Лаперуза.
Cette baie, draguée à plusieurs reprises, fournit abondamment des huîtres excellentes. Nous en mangeâmes immodérément, après les avoir ouvertes sur notre table même, suivant le précepte de Sénèque. Ces mollusques appartenaient à l'espèce connue sous le nom d'ostrea lamellosa, qui est très commune en Corse. Мы несколько раз закидывали драгу и извлекли множество превосходных устриц. Следуя наставлениям Сенеки, мы вскрывали раковины тут же за столом и глотали устрицы с жадностью. Эти моллюски принадлежат к виду, известному под названием Ostrea lamellosa, чрезвычайно распространенному на Корсике.
Ce banc de Wailea devait être considérable, et certainement, sans des causes multiples de destruction, ces agglomérations finiraient par combler les baies, puisque l'on compte jusqu'à deux millions d'oeufs dans un seul individu. Бухта Вайлеа, видимо, была велика; и если бы не злейшие враги устриц морские звезды и крабы, пожирающие молодых моллюсков в громадных количествах, скопление раковин привело бы к полному обмелению бухты, если учесть, что каждый моллюск производит до двух миллионов яиц.
Et si maître Ned Land n'eut pas à se repentir de sa gloutonnerie en cette circonstance, c'est que l'huître est le seul mets qui ne provoque jamais d'indigestion. En effet, il ne faut pas moins de seize douzaines de ces mollusques acéphales pour fournir les trois cent quinze grammes de substance azotée, nécessaires à la nourriture quotidienne d'un seul homme. И если Неду Ленду на этот раз не пришлось каяться в своем обжорстве, то лишь потому, что устрицы единственное блюдо, которое не грозит расстройством желудка. В самом деле, нужно съесть не менее шестнадцати дюжин этих двустворчатых моллюсков, чтобы организм человека получил триста пятнадцать граммов азотистых веществ, необходимых для его питания в течение дня.
Le 25 décembre, le Nautilus naviguait au milieu de l'archipel des Nouvelles-Hébrides, que Quiros découvrit en 1606, que Bougainville explora en 1768, et auquel Cook donna son nom actuel en 1773. Ce groupe se compose principalement de neuf grandes îles, et forme une bande de cent vingt lieues du nord-nord-ouest au sud-sud-est, comprise entre 15? et 2? de latitude sud, et entre 164? et 168? de longitude. Nous passâmes assez près de l'île d'Aurou, qui, au moment des observations de midi, m'apparut comme une masse de bois verts, dominée par un pic d'une grande hauteur. Двадцать пятого декабря "Наутилус" шел мимо островов Ново-Гебридского архипелага, открытого Квиросом в 1606 году, исследованного Бугенвилем в 1768 году и получившего свое нынешнее наименование от Кука в 1773 году. Группа эта состоит в основном из девяти больших островов, следующих один за другим на протяжении ста двадцати лье с северо-северо-запада к юго-юго-востоку, под 15o-2o южной широты и 164o-168o долготы. В полдень мы проходили довольно близко от острова Ору; и у меня осталось от него впечатление сплошного лесного массива, увенчанного высоким горным пиком.
Ce jour-là, c'était Noël, et Ned Land me sembla regretter vivement la célébration du "Christmas", la véritable fête de la famille, dont les protestants sont fanatiques. В тот день было рождество, и Нед Ленд, как мне показалось, приуныл, вспоминая традиционное "Christmas" - подлинный семейный праздник, до фанатизма почитаемый протестантами.
Je n'avais pas aperçu le capitaine Nemo depuis une huitaine de jours, quand le 27, au matin, il entra dans le grand salon, ayant toujours l'air d'un homme qui vous a quitté depuis cinq minutes. J'étais occupé à reconnaître sur le planisphère la route du Nautilus. Le capitaine s'approcha, posa un doigt sur un point de la carte, et prononça ce seul mot : Капитан Немо не появлялся уже целую неделю. Наконец, утром 27 декабря он вошел в салон так непринужденно, словно мы расстались с ним каких-нибудь пять минут назад. А я как раз искал на карте место прохождения "Наутилуса". Капитан подошел ко мне и, указав точку на карте, коротко сказал:
"Vanikoro." - Ваникоро.
Ce nom fut magique. C'était le nom des îlots sur lesquels vinrent se perdre les vaisseaux de La Pérouse. Название подействовало на меня магически. Это было название островов, у которых погибли корабли Лаперуза.
Je me relevai subitement. Я вскочил на ноги.
"Le Nautilus nous porte à Vanikoro ? demandai-je. - "Наутилус" держит курс на Ваникоро? - спросил я.
- Oui, monsieur le professeur, répondit le capitaine. - Да, господин профессор, - отвечал капитан.
- Et je pourrai visiter ces îles célèbres où se brisèrent la Boussole et l'Astrolabe ? - И я могу побывать на этих знаменитых островах, где потерпели кораблекрушение "Буссоль" и "Астролябия"?
- Si cela vous plaît, monsieur le professeur. - Если вам будет угодно, господин профессор.
- Quand serons-nous à Vanikoro ? - А как далеко до Ваникоро?
- Nous y sommes, monsieur le professeur." - А вот и Ваникоро, господин профессор.
Suivi du capitaine Nemo, je montait sur la plate-forme, et de là, mes regards parcoururent avidement l'horizon. Вместе с капитаном Немо я поднялся на палубу и глазами жадно впился в горизонт.
Dans le nord-est émergeaient deux îles volcaniques d'inégale grandeur, entourées d'un récif de coraux qui mesurait quarante milles de circuit. Nous étions en présence de l'île de Vanikoro proprement dite, à laquelle Dumont d'Urville imposa le nom d'île de la Recherche, et précisément devant le petit havre de Vanou, situé par 16?4' de latitude sud, et 164?32' de longitude est. Les terres semblaient recouvertes de verdure depuis la plage jusqu'aux sommets de l'intérieur, que dominait le mont Kapogo, haut de quatre cent soixante-seize toises. На северо-востоке виднелись два острова, разные по величине, но, несомненно, вулканического происхождения, окруженные коралловым барьером, приблизительно до сорока миль в окружности. Мы были вблизи острова Ваникоро. Вернее, мы были у входа в маленькую гавань Вану, расположенную под 16o4' южной широты и 164o32' восточной долготы. Остров, казалось, был сплошь покрыт зеленью, начиная от берега до горных вершин, над которыми возвышалась вершина Капого высотою четыреста семьдесят шесть туазов.
Le Nautilus, après avoir franchi la ceinture extérieure de roches par une étroite passe, se trouva en dedans des brisants, où la mer avait une profondeur de trente à quarante brasses. Sous le verdoyant ombrage des palétuviers, j'aperçus quelques sauvages qui montrèrent une extrême surprise à notre approche. Dans ce long corps noirâtre, s'avançant à fleur d'eau, ne voyaient-ils pas quelque cétacé formidable dont ils devaient se défier ? "Наутилус", войдя через узкий пролив внутрь кораллового барьера, очутился за линией прибоя, в гавани, глубина которой доходила до тридцати - сорока саженей. В тени мангров виднелись фигуры дикарей, с величайшим удивлением следивших за нашим судном. Быть может, они принимали черный веретенообразный корпус "Наутилуса" за какое-нибудь китообразное животное, которого надо было опасаться?
En ce moment, le capitaine Nemo me demanda ce que je savais du naufrage de La Pérouse. Капитан Немо спросил меня, что мне известно о гибели Лаперуза.
"Ce que tout le monde en sait, capitaine, lui répondis-je. - То, что известно всем, капитан, - отвечал я.
- Et pourriez-vous m'apprendre ce que tout le monde en sait ? me demanda-t-il d'un ton un peu ironique. - А не можете ли вы посвятить меня в то, что известно всем? - не без иронии спросил капитан.
- Très facilement." - Очень охотно!
Je lui racontai ce que les derniers travaux de Dumont d'Urville avaient fait connaître, travaux dont voici le résumé très succinct. И я стал пересказывать ему содержание последних сообщений Дюмон д'Юрвиля.
Вот краткое изложение событий.
La Pérouse et son second, le capitaine de Langle, furent envoyés par Louis XVI, en 1785, pour accomplir un voyage de circumnavigation. Ils montaient les corvettes la Boussole et l'Astrolabe, qui ne reparurent plus. Лаперуз и его помощник, капитан де Лангль, в 1785 году были посланы Людовиком XVI в кругосветное плавание на корветах "Буссоль" и "Астролябия" и бесследно пропали.
En 1791, le gouvernement français, justement inquiet du sort des deux corvettes. arma deux grandes flûtes, la Recherche et l'Espérance, qui quittèrent Brest, le 28 septembre, sous les ordres de Bruni d'Entrecasteaux. В 1791 году французское правительство, встревоженное судьбой двух корветов Лаперуза, снарядило спасательную экспедицию под командой Бруни д'Антркасто, в составе двух фрегатов "Решерш" и "Эсперанс", которые вышли в плавание из Бреста 28 сентября.
Deux mois après, on apprenait par la déposition d'un certain Bowen, commandant l'Albermale, que des débris de navires naufragés avaient été vus sur les côtes de la Nouvelle-Géorgie. Mais d'Entrecasteaux, ignorant cette communication, - assez incertaine, d'ailleurs - se dirigea vers les îles de l'Amirauté, désignées dans un rapport du capitaine Hunter comme étant le lieu du naufrage de La Pérouse. Спустя два месяца стало известно из показаний некоего Боуэна, командира корабля "Албермель", что обломки каких-то судов были замечены у берегов Новой Георгии. Но д'Антркасто, не зная об этом сообщении, - к слову сказать, довольно сомнительном, - держал свой путь к островам Адмиралтейства, которые в рапорте капитана Гунтера указывались как место кораблекрушения корветов Лаперуза.
Ses recherches furent vaines. L'Espérance et la Recherche passèrent même devant Vanikoro sans s'y arrêter, et, en somme, ce voyage fut très malheureux, car il coûta la vie à d'Entrecasteaux, à deux de ses seconds et à plusieurs marins de son équipage. Поиски д'Антркасто были безуспешны. Корветы спасательной экспедиции прошли мимо Ваникоро, не останавливаясь, и плавание для них окончилось трагически, ибо экспедиция стоила жизни самому д'Антркасто, двум его помощникам и многим матросам из команды корветов.
Ce fut un vieux routier du Pacifique, le capitaine Dillon, qui, le premier, retrouva des traces indiscutables des naufragés. Le 15 mai 1824, son navire, le Saint-Patrick, passa près de l'île de Tikopia, l'une des Nouvelles-Hébrides. Là, un lascar, l'ayant accosté dans une pirogue, lui vendit une poignée d'épée en argent qui portait l'empreinte de caractères gravés au burin. Ce lascar prétendait, en outre, que, six ans auparavant, pendant un séjour à Vanikoro, il avait vu deux Européens qui appartenaient à des navires échoués depuis de longues années sur les récifs de l'île. Первым на несомненные следы гибели кораблей Лаперуза напал старый морской волк, капитан Дилон, отлично знавший Тихий океан. 15 мая 1824 года его корабль "Святой Патрик" проходил мимо острова Тикопиа, принадлежащего к Ново-Гебридской группе. Там один туземец, приплывший к кораблю в пироге, продал капитану серебряный эфес шпаги, на котором сохранились следы какой-то надписи. Тот же туземец рассказал Дилону, что шесть лет назад он видел на Ваникоро двух европейцев из экипажа кораблей, разбившихся о рифы вблизи этого острова.
Dillon devina qu'il s'agissait des navires de La Pérouse, dont la disparition avait ému le monde entier. Il voulut gagner Vanikoro, où, suivant le lascar, se trouvaient de nombreux débris du naufrage ; mais les vents et les courants l'en empêchèrent. Дилон сообразил, что речь идет о корветах Лаперуза, исчезновение которых волновало весь мир. Он решил идти на Ваникоро, где, по словам туземца, сохранились еще следы кораблекрушения. Но ветры и течения не позволили Дилону осуществить его намерение.
Dillon revint à Calcutta. Là, il sut intéresser à sa découverte la Société Asiatique et la Compagnie des Indes. Un navire, auquel on donna le nom de la Recherche, fut mis à sa disposition, et il partit, le 23 janvier 1827, accompagné d'un agent français. Дилон вернулся в Калькутту. Там он сумел заинтересовать своим открытием Азиатское общество и Ост-Индскую компанию, и в его распоряжение был предоставлен корабль, также получивший название "Решерш". 23 января 1827 года, сопровождаемый французским представителем, Дилон отплыл из Калькутты.
La Recherche, après avoir relâché sur plusieurs points du Pacifique, mouilla devant Vanikoro, le 7 juillet 1827, dans ce même havre de Vanou, où le Nautilus flottait en ce moment. После неоднократных остановок в различных пунктах Тихого океана, 7 июля 1827 года, корабль "Решерш" бросил, наконец, якорь в той самой гавани Вану, где сейчас стоял "Наутилус".
Là, il recueillit de nombreux restes du naufrage, des ustensiles de fer, des ancres, des estropes de poulies, des pierriers, un boulet de dix-huit, des débris d'instruments d'astronomie, un morceau de couronnement, et une cloche en bronze portant cette inscription : "Bazin m'a fait", marque de la fonderie de l'Arsenal de Brest vers 1785. Le doute n'était donc plus possible. Дилон нашел тут множество остатков кораблекрушения: якоря, инструменты, блоковые стропы, камнеметы, восемнадцатифунтовое ядро, обломки астрономических приборов, кусок гакаборта и бронзовый колокол с надписью: "Отлит Базеном", с клеймом литейной Брестского арсенала и датой "1785". Не оставалось ни малейшего сомнения!
Dillon, complétant ses renseignements, resta sur le lieu du sinistre jusqu'au mois d'octobre. Puis, il quitta Vanikoro, se dirigea vers la Nouvelle-Zélande, mouilla à Calcutta, le 7 avril 1828, et revint en France, où il fut très sympathiquement accueilli par Charles X. Дилон, продолжая поиски доказательств, пробыл на месте катастрофы до октября месяца. Затем он поднял якорь и через Новую Зеландию пошел в Калькутту. 7 апреля 1828 года он воротился во Францию и был милостиво принят Карлом X.
Mais, à ce moment, Dumont d'Urville, sans avoir eu connaissance des travaux de Dillon, était déjà parti pour chercher ailleurs le théâtre du naufrage. Et, en effet, on avait appris par les rapports d'un baleinier que des médailles et une croix de Saint-Louis se trouvaient entre les mains des sauvages de la Louisiade et de la Nouvelle-Calédonie. В то же самое время Дюмон д'Юрвиль, ничего не зная об открытии Дилона, продолжал поиски следов кораблекрушения в совершенно другом направлении. Со слов одного китобоя ему стало известно, что у дикарей Луизиады и Новой Каледонии видели медаль и крест св.Людовика.
Dumont d'Urville, commandant l'Astrolabe, avait donc pris la mer, et, deux mois après que Dillon venait de quitter Vanikoro, il mouillait devant Hobart-Town. Là, il avait connaissance des résultats obtenus par Dillon, et, de plus, il apprenait qu'un certain James Hobbs, second de l'Union, de Calcutta, ayant pris terre sur une île située par 8?18' de latitude sud et 156?30' de longitude est, avait remarqué des barres de fer et des étoffes rouges dont se servaient les naturels de ces parages. Дюмон д'Юрвиль, командир "Астролябии", вышел в море и спустя два месяца после того, как Дилон покинул Ваникоро, бросил якорь у Гобарт-Тоуна. Тут он узнал о результатах поисков Дилона и помимо того ознакомился с показанием некоего Джемса Гоббса, помощника капитана "Юниона" из Калькутты, который утверждал, что, пристав к острову, лежащему под 8o18' южной широты и 156o30' восточной долготы, он якобы видел у туземцев железные брусья и куски красной ткани.
Dumont d'Urville, assez perplexe, et ne sachant s'il devait ajouter foi à ces récits rapportés par des journaux peu dignes de confiance, se décida cependant à se lancer sur les traces de Dillon. Дюмон д'Юрвиль, смущенный этими противоречивыми сведениями и не зная, можно ли им верить, решился все же идти по следам Дилона.
Le 10 février 1828, I 'Astrolabe se présenta devant Tikopia, prit pour guide et interprète un déserteur fixé sur cette île, fit route vers Vanikoro, en eut connaissance le 12 février, prolongea ses récifs jusqu'au 14, et, le 20 seulement, mouilla au-dedans de la barrière, dans le havre de Vanou. Десятого февраля 1828 года корвет "Астролябия" подошел к острову Тикопиа. Приняв на борт в качестве лоцмана и переводчика бывшего матроса, обосновавшегося на этом острове, судно взяло курс на Ваникоро. Подойдя к острову 12 февраля, "Астролябия", лавируя между его коралловыми рифами, только 20 февраля, преодолев рифовые барьеры, вошла в гавань Вану.
Le 23, plusieurs des officiers firent le tour de l'île, et rapportèrent quelques débris peu importants. Les naturels, adoptant un système de dénégations et de faux-fuyants, refusaient de les mener sur le lieu du sinistre. Cette conduite, très louche, laissa croire qu'ils avaient maltraité les naufragés, et, en effet, ils semblaient craindre que Dumont d'Urville ne fût venu venger La Pérouse et ses infortunés compagnons. Двадцать третьего февраля матросы "Астролябии", вернувшись из обхода острова, принесли несколько малоценных обломков. Туземцы отказались указать им место катастрофы, отговариваясь непониманием. Поведение туземцев было подозрительным и наводило на мысль, что они плохо обошлись с потерпевшими кораблекрушение. Они как будто боялись, что Дюмон д'Юрвиль явился отомстить за Лаперуза и его злосчастных спутников.
Cependant, le 26, décidés par des présents, et comprenant qu'ils n'avaient à craindre aucune représaille, ils conduisirent le second, M. Jacquinot, sur le théâtre du naufrage. Наконец, 26 февраля, прельстившись подарками и поняв, что им не грозит расплата за содеянное, туземцы указали помощнику капитана Жаконо место катастрофы.
Là, par trois ou quatre brasses d'eau, entre les récifs Pacou et Vanou, gisaient des ancres, des canons, des saumons de fer et de plomb, empâtés dans les concrétions calcaires. La chaloupe et la baleinière de l'Astrolabe furent dirigées vers cet endroit, et, non sans de longues fatigues, leurs équipages parvinrent à retirer une ancre pesant dix-huit cents livres, un canon de huit en fonte, un saumon de plomb et deux pierriers de cuivre. Там, на глубине трех-четырех саженей под водою, между рифами Паку и Вану, лежали якоря, пушки, железные и свинцовые чушки балласта, покрывшиеся уже известковыми отложениями. Шлюпка и китобойное судно с "Астролябии" направились к этому месту и с большим трудом подняли со дна якорь, весивший тысячу восемьсот фунтов, пушку, стрелявшую восьмифунтовыми ядрами, одну свинцовую чушку и две медные камнеметные мортиры.
Dumont d'Urville, interrogeant les naturels, apprit aussi que La Pérouse, après avoir perdu ses deux navires sur les récifs de l'île, avait construit un bâtiment plus petit, pour aller se perdre une seconde fois... Où ? On ne savait. Дюмон д'Юрвиль, опросив туземцев, узнал, что Лаперуз, потерявший оба корабля, разбившиеся о рифовый барьер острова, выстроил из обломков небольшое суденышко и вновь пустился в плавание, чтобы опять потерпеть кораблекрушение... Где? Этого никто не знал.
Le commandant de l'Astrolabe fit alors élever, sous une touffe de mangliers, un cénotaphe à la mémoire du célèbre navigateur et de ses compagnons. Ce fut une simple pyramide quadrangulaire, assise sur une base de coraux, et dans laquelle n'entra aucune ferrure qui pût tenter la cupidité des naturels. Командир "Астролябии" воздвиг под сенью мангров памятник отважному мореплавателю и его спутникам. Это была простая четырехгранная пирамида на коралловом пьедестале. Ни кусочка металла, на который так падки туземцы, не пошло на этот памятник!
Puis, Dumont d'Urville voulut partir ; mais ses équipages étaient minés par les fièvres de ces côtes malsaines, et, très malade lui-même, il ne put appareiller que le 17 mars. Дюмон д'Юрвиль хотел тут же сняться с якоря. Но команда "Астролябии" была изнурена лихорадкой, свирепствовавшей в этих местах, да и сам он был болен. Он мог пуститься в обратный путь только 17 марта.
Cependant, le gouvernement français, craignant que Dumont d'Urville ne fût pas au courant des travaux de Dillon, avait envoyé à Vanikoro la corvette la Bayonnaise, commandée par Legoarant de Tromelin, qui était en station sur la côte ouest de l'Amérique. La Bayonnaise mouilla devant Vanikoro, quelques mois après le départ de l'Astrolabe, ne trouva aucun document nouveau, mais constata que les sauvages avaient respecté le mausolée de La Pérouse. Между тем французское правительство, полагая, что Дюмон д'Юрвиль не знает об открытии Дилона, послало на Ваникоро корвет "Байонез", под командою Легоарана де Тромлена, стоявший тогда у западного берега Америки. "Байонез" бросил якорь у берегов Ваникоро спустя несколько месяцев после отплытия "Астролябии". Никаких новых документов не было найдено, но выяснилось, что дикари не тронули мавзолея Лаперуза.
Telle est la substance du récit que je fis au capitaine Nemo. Вот все, что я мог сообщить капитану Немо.
"Ainsi, me dit-il, on ne sait encore où est allé périr ce troisième navire construit par les naufragés sur l'île de Vanikoro ? - Итак, - сказал он, - по сей день неизвестно, где погибло третье судно, выстроенное потерпевшими кораблекрушение у Ваникоро?
- On ne sait." - Неизвестно.
Le capitaine Nemo ne répondit rien, et me fit signe de le suivre au grand salon. Le Nautilus s'enfonça de quelques mètres au-dessous des flots, et les panneaux s'ouvrirent. Капитан ничего не ответил, но знаком пригласил меня следовать за ним в салон. "Наутилус" погрузился на глубину нескольких метров, и железные створы раздвинулись.
Je me précipitai vers la vitre, et sous les empâtements de coraux, revêtus de fongies, de syphonules, d'alcyons, de cariophyllées, à travers des myriades de poissons charmants, des girelles, des glyphisidons, des pomphérides, des diacopes, des holocentres, je reconnus certains débris que les dragues n'avaient pu arracher, des étriers de fer, des ancres, des canons, des boulets, une garniture de cabestan, une étrave, tous objets provenant des navires naufragés et maintenant tapissés de fleurs vivantes. Я кинулся к окну, и под коралловыми отложениями, под покровом фунгий, сифоновых, альциониевых кораллов, кариофиллей, среди мириадов прелестных рыбок, радужниц, глифизидонов, помферий, диакопей, жабошипов я заметил обломки, не извлеченные экспедицией Дюмон д'Юрвиля, железные части, якоря, пушки, ядра, форштевень - словом, части корабельного снаряжения, поросшие теперь животными, похожими на цветы.
Et pendant que je regardais ces épaves désolées, le capitaine Nemo me dit d'une voix grave : В то время как я рассматривал эти плачевные останки, капитан Немо сказал мне внушительным тоном:
"Le commandant La Pérouse partit le 7 décembre 1785 avec ses navires la Boussole et l'Astrolabe. Il mouilla d'abord à Botany-Bay, visita l'archipel des Amis, la Nouvelle-Calédonie, se dirigea vers Santa-Cruz et relâcha à Namouka, l'une des îles du groupe Hapai. Puis, ses navires arrivèrent sur les récifs inconnus de Vanikoro. La Boussole, qui marchait en avant, s'engagea sur la côte méridionale. L'Astrolabe vint à son secours et s'échoua de même. Le premier navire se détruisit presque immédiatement. Le second, engravé sous le vent, résista quelques jours. Les naturels firent assez bon accueil aux naufragés. Ceux-ci s'installèrent dans l'île, et construisirent un bâtiment plus petit avec les débris des deux grands. Quelques matelots restèrent volontairement à Vanikoro. - Капитан Лаперуз вышел в плаванье седьмого декабря тысяча семьсот восемьдесят пятого года на корветах "Буссоль" и "Астролябия". Сперва он базировался на Ботани-Бэй, затем посетил архипелаг Общества, Новую Каледонию, направился к Санта-Крусу и бросил якорь у Намука, одного из островов Гавайской группы. Наконец, корветы Лаперуза подошли к рифовым барьерам, окружающим остров Ваникоро, в ту пору еще неизвестным мореплавателям. "Буссоль", который шел впереди, натолкнулся на рифы около южного берега. "Астролябия" поспешила к нему на помощь и тоже наскочила на риф. Первый корвет затонул почти мгновенно. Второй, севший на мель под ветром, держался еще несколько дней. Туземцы оказали довольно хороший прием потерпевшим кораблекрушение. Лаперуз обосновался на острове и начал строить небольшое судно из остатков двух корветов. Несколько матросов пожелали остаться на Ваникоро.
Les autres, affaiblis, malades, partirent avec La Pérouse. Ils se dirigèrent vers les îles Salomon, et ils périrent, corps et biens, sur la côte occidentale de l'île principale du groupe, entre les caps Déception et Satisfaction ! Остальные, изнуренные болезнями, слабые, отплыли с Лаперузом в направлении Соломоновых островов и погибли все до одного у западного берега главного острова группы, между мысами Разочарования и Удовлетворения!
- Et comment le savez-vous ? m'écriai-je. - Но как вы об этом узнали? - вскричал я.
- Voici ce que j'ai trouvé sur le lieu même de ce dernier naufrage !" - Вот что я нашел на месте последнего кораблекрушения!
Le capitaine Nemo me montra une boîte de ferblanc, estampillée aux armes de France, et toute corrodée par les eaux salines. Il l'ouvrit, et je vis une liasse de papiers jaunis, mais encore lisibles. И капитан Немо показал мне жестяную шкатулку с французским гербом на крышке, заржавевшую в соленой морской воде. Он раскрыл ее, и я увидел свиток пожелтевшей бумаги, но все же текст можно было прочесть.
C'étaient les instructions même du ministre de la Marine au commandant La Pérouse, annotées en marge de la main de Louis XVI ! Это была инструкция морского министерства капитану Лаперузу с собственноручными пометками Людовика XVI на полях!
"Ah ! c'est une belle mort pour un marin ! dit alors le capitaine Nemo. C'est une tranquille tombe que cette tombe de corail, et fasse le ciel que, mes compagnons et moi, nous n'en ayons jamais d'autre !" - Вот смерть, достойная моряка! - сказал капитан Немо. - Он покоится в коралловой могиле. Что может быть спокойнее этой могилы? Дай бог, чтобы моим товарищам и мне выпала такая же доля!

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XX LE DETROIT DE TORRES/20. ТОРРЕСОВ ПРОЛИВ

France Русский
Pendant la nuit du 27 au 28 décembre, le Nautilus abandonna les parages de Vanikoro avec une vitesse excessive. Sa direction était sud-ouest, et, en trois jours, il franchit les sept cent cinquante lieues qui séparent le groupe de La Pérouse de la pointe sud-est de la Papouasie. В ночь с 27 на 28 декабря мы оставили Ваникоро. "Наутилус" взял курс на юго-запад и, развив большую скорость, в три дня прошел семьсот пятьдесят лье, словом, расстояние, отделяющее группу островов Лаперуза от юго-восточной оконечности Новой Гвинеи.
Le ler janvier 1863, de grand matin, Conseil me rejoignit sur la plate-forme. Лишь только мы встали, утром, первого января 1868 года, я вышел на палубу, и тут меня встретил Консель.
"Monsieur, me dit ce brave garçon, monsieur me permettra-t-il de lui souhaiter une bonne année ? - С вашего позволения, господин профессор, я хотел бы пожелать вам счастья в новом году, - сказал он.
- Comment donc, Conseil, mais exactement comme si j'étais à Paris, dans mon cabinet du Jardin des Plantes. J'accepte tes voeux et je t'en remercie. Seulement, je te demanderai ce que tu entends par "une bonne année", dans les circonstances où nous nous trouvons. Est-ce l'année qui amènera la fin de notre emprisonnement, ou l'année qui verra se continuer cet étrange voyage ? - За чем же стало дело, Консель? Вообрази, что мы в Париже, в моем кабинете в Ботаническом саду! Но скажи, в чем ты видишь счастье при нынешних наших обстоятельствах? Жаждешь ли вырваться из плена, или мечтаешь продлить наше подводное путешествие?
- Ma foi, répondit Conseil, je ne sais trop que dire à monsieur. Il est certain que nous voyons de curieuses choses, et que, depuis deux mois, nous n'avons pas eu le temps de nous ennuyer. La dernière merveille est toujours la plus étonnante, et si cette progression se maintient, je ne sais pas comment cela finira. M'est avis que nous ne retrouverons jamais une occasion semblable. - Ей-ей, не знаю, что и сказать! - отвечал Консель. - Много чудес довелось нам увидеть, и, признаться, в эти два месяца у нас не было времени скучать. Последнее чудо, говорят, всегда самое удивительное; и если впредь будет так продолжаться, я уж и не знаю, чем все это кончится! По-моему, такого случая нам никогда больше не представится...
- Jamais, Conseil. - Никогда, Консель!
- En outre, monsieur Nemo, qui justifie bien son nom latin, n'est pas plus gênant que s'il n'existait pas. - Да и господин Немо вполне оправдывает свое латинское имя. Он ничуть нас не стесняет, словно бы и вправду не существует!
- Comme tu le dis, Conseil. - Верно, Консель.
- Je pense donc, n'en déplaise à monsieur, qu'une bonne année serait une année qui nous permettrait de tout voir... - Я полагаю, сударь, что счастливым будет тот год, в котором мы увидим все на свете...
- De tout voir, Conseil ? Ce serait peut-être long. Mais qu'en pense Ned Land ? - Все увидим, Консель? Пожалуй, это будет длинная история! А что думает Нед Ленд?
- Ned Land pense exactement le contraire de moi, répondit Conseil. C'est un esprit positif et un estomac impérieux. Regarder les poissons et toujours en manger ne lui suffit pas. Le manque de vin, de pain, de viande, cela ne convient guère à un digne Saxon auquel les beefsteaks sont familiers, et que le brandy ou le gin, pris dans une proportion modérée, n'effrayent guère ! - Нед Ленд держится совершенно другого мнения, - отвечал Консель. - У него положительный склад ума и требовательный желудок. Ему скучно смотреть на рыб и есть рыбные блюда. Как истый англосакс, он привык к бифштексам и не брезгует бренди и джином - в умеренной дозе! Понятно, что ему трудно обходиться без мяса, хлеба и вина!
- Pour mon compte, Conseil, ce n'est point là ce qui me tourmente, et je m'accommode très bien du régime du bord. - Что касается меня, Консель, меньше всего я обеспокоен вопросом питания. Меня вполне удовлетворяет режим на борту "Наутилуса".
- Moi de même, répondit Conseil. Aussi je pense autant à rester que maître Land à prendre la fuite. Donc, si l'année qui commence n'est pas bonne pour moi, elle le sera pour lui, et réciproquement. De cette façon, il y aura toujours quelqu'un de satisfait. Enfin, pour conclure, je souhaite à monsieur ce qui fera plaisir à monsieur. - И меня тоже, - отвечал Консель. - Поэтому я так же охотно остался бы тут, как мистер Ленд охотно бы отсюда бежал. Сложись новый год несчастливо для меня, значит для него он сложился бы счастливо, и наоборот! Таким манером один из нас обязательно будет доволен. Ну, а в заключение пожелаю господину профессору всего, что он сам себе желает!
- Merci, Conseil. Seulement je te demanderai de remettre à plus tard la question des étrennes, et de les remplacer provisoirement par une bonne poignée de main. Je n'ai que cela sur moi. - Благодарю, Консель! А новогодних подарков тебе придется обождать до более удобного времени; пока же удовольствуйся крепким пожатием руки. Вот все, что я могу тебе предложить!
- Monsieur n'a jamais été si généreux", répondit Conseil. - Господин профессор никогда не был так щедр, - ответил Консель.
Et là-dessus, le brave garçon s'en alla. Затем Консель ушел.
Le 2 janvier, nous avions fait onze mille trois cent quarante milles, soit cinq mille deux cent cinquante lieues, depuis notre point de départ dans les mers du Japon. Второе января. Мы прошли одиннадцать тысяч триста сорок миль, короче говоря, пять тысяч двести пятьдесят лье с момента нашего выхода из Японского моря.
Devant l'éperon du Nautilus s'étendaient les dangereux parages de la mer de corail, sur la côte nord-est de l'Australie. Notre bateau prolongeait à une distance de quelques milles ce redoutable banc sur lequel les navires de Cook faillirent se perdre, le 10 juin 1770. Le bâtiment que montait Cook donna sur un roc, et s'il ne coula pas, ce fut grâce à cette circonstance que le morceau de corail, détaché au choc, resta engagé dans la coque entr'ouverte. Перед нами расстилались опасные воды Кораллового моря, омывающие северо-восточные берега Австралии. Наше судно шло на расстоянии нескольких миль от коварного барьерного рифа, о который 10 июня 1770 года едва не разбились корабли Кука. Судно, на котором находился сам Кук, наткнулось на рифовую гряду и не затонуло лишь потому, что коралловая глыба, отломившаяся при столкновении, застряла в пробоине корпуса корабля.
J'aurais vivement souhaité de visiter ce récif long de trois cent soixante lieues, contre lequel la mer, toujours houleuse, se brisait avec une intensité formidable et comparable aux roulements du tonnerre. У меня было сильное желание осмотреть эту гряду коралловых рифов, которая тянулась по горизонту на целые триста шестьдесят лье. Об эту каменную стену яростно билась вода, и буруны в облаках белой пены с грохотом рассыпались в стороны.
Mais en ce moment, les plans inclinés du Nautilus nous entraînaient à une grande profondeur, et je ne pus rien voir de ces hautes murailles coralligènes. Je dus me contenter des divers échantillons de poissons rapportés par nos filets. Je remarquai, entre autres, des germons, espèces de scombres grands comme des thons. aux flancs bleuâtres et rayés de bandes transversales qui disparaissent avec la vie de l'animal. Ces poissons nous accompagnaient par troupes et fournirent à notre table une chair excessivement délicate. On prit aussi un grand nombre de spares vertors, longs d'un demi-décimètre, ayant le goût de la dorade, et des pyrapèdes volants, véritables hirondelles sous-marines, qui, par les nuits obscures, rayent alternativement les airs et les eaux de leurs lueurs phosphorescentes. Parmi les mollusques et les zoophytes, je trouvai dans les mailles du chalut diverses espèces d'alcyoniaires, des oursins, des marteaux, des éperons, des. cadrans, des cérites, des hyalles. La flore était représentée par de belles algues flottantes, des laminaires et des macrocystes, imprégnées du mucilage qui transsudait à travers leurs pores, et parmi lesquelles je recueillis une admirable Nemastoma Geliniaroide, qui fut classée parmi les curiosités naturelles du musée. Но в этот момент "Наутилус" ушел в морские пучины, и мне не удалось увидеть вблизи высоких коралловых стен. Пришлось удовольствоваться изучением различных образцов рыб, попавших в сети. Я сразу же приметил крупных тунцов с серебристо-белым брюхом и темными поперечными полосами на золотисто-голубой спине, которые исчезают, как только рыба умирает. Тунцы следовали за судном целыми стаями; их чрезвычайно вкусное мясо приятно разнообразило наш стол. В сети попались, тоже в большом количестве, морские караси длиной в пять сантиметров, вкусом напоминавшие дорад, и рыбы-летучки, настоящие подводные ласточки, которые в темные ночи бороздят то воздух, то воду своими фосфоресцирующими телами. Среди моллюсков и зоофитов я нашел запутавшиеся в петлях сетей различные виды альционарий, морских ежей, ракушек-молотков, церитов, башенок, стеклушек. Флора была представлена прекрасными плавучими водорослями, ламинариями и макроцистисами, покрытыми слизью, сочившейся сквозь их поры; и между ними я нашел прелестный экземпляр nemastoma geliniaroide, которую я приобщил к музейной коллекции в качестве редкого явления природы.
Deux jours après avoir traversé la mer de Corail, le 4 janvier, nous eûmes connaissance des côtes de la Papouasie. A cette occasion, le capitaine Nemo m'apprit que son intention était de gagner l'océan Indien par le détroit de Torrès. Sa communication se borna là. Ned vit avec plaisir que cette route le rapprochait des mers européennes. Два дня спустя, переплыв через Коралловое море, 4 января мы увидели берега Папуа. По этому случаю капитан Немо сообщил мне о своем намерении пройти в Индийский океан через Торресов пролив. Это было все, что он сказал. Нед Ленд с удовлетворением отметил, что этим путем мы приближаемся к европейским берегам.
Ce détroit de Torrès est regardé comme non moins dangereux par les écueils qui le hérissent que par les sauvages habitants qui fréquentent ses côtes. Торресов пролив считается опасным для мореплавателей не только из-за обилия рифов, но и из-за того, что на его берегах часто появляются дикари.
Il sépare de la Nouvelle-Hollande la grande île de la Papouasie, nommée aussi Nouvelle-Guinée. Пролив этот отделяет Австралию от большого острова Новой Гвинеи, или Папуа.
La Papouasie a quatre cents lieues de long sur cent trente lieues de large, et une superficie de quarante mille lieues géographiques. Elle est située, en latitude, entre 0?l9' et 10?2' sud, et en longitude, entre 128?23' et 146?15'. A midi, pendant que le second prenait la hauteur du soleil, j'aperçus les sommets des monts Arfalxs, élevés par plans et terminés par des pitons aigus. Остров Папуа простирается на четыреста лье в длину и сто тридцать в ширину и занимает площадь в сорок тысяч географических лье. Он лежит под 0o19' и 10o2' южной широты и 128o23' и 146o15' долготы. В полдень, когда помощник капитана определял высоту солнца, я разглядел цепи Арфальских гор, вздымавшиеся террасами и увенчанные остроконечными вершинами.
Cette terre, découverte en 1511 par le Portugais Francisco Serrano, fut visitée successivement par don José de Menesès en 1526, par Grijalva en 1527, par le général espagnol Alvar de Saavedra en 1528, par Juigo Ortez en 1545, par le Hollandais Shouten en 1616, par Nicolas Sruick en 1753, par Tasman, Dampier, Fumel, Carteret, Edwards, Bougainville, Cook, Forrest, Mac Cluer, par d'Entrecasteaux en 1792, par Duperrey en 1823, et par Dumont d'Urville en 1827. "C'est le foyer des noirs qui occupent toute la Malaisie". a dit M. de Rienzi, et je ne me doutais guère que les hasards de cette navigation allaient me mettre en présence des redoutables Andamenes. Земля эта была открыта в 1511 году португальцем Франциско Серрано. Затем тут побывали: в 1526 году дон Хозе де Менезес, в 1527 - Грихальва, в 1528 - испанский генерал Альвар де Сааверда, в 1545 - Хуго Ортес, в 1616 - голландец Саутен, в 1753 - Никола Срюик, затем Тасман, Дампиер, Фюмель, Картере, Эдварде, Бугенвиль, Кук, Форрест, Мак Клур, в 1792 - д'Антркасто, в 1823 - Дюппере и в 1827 - Дюмон д'Юрвиль. Де Риенци сказал об этом острове: "Тут средоточие всех меланезийских чернокожих", и я не сомневался более, что случайности плавания столкнут меня со страшными андаменами.
Le Nautilus se présenta donc à l'entrée du plus dangereux détroit du globe, de celui que les plus hardis navigateurs osent à peine franchir, détroit que Louis Paz de Torrès affronta en revenant des mers du Sud dans la Mélanésie, et dans lequel, en 1840, les corvettes échouées de Dumont d'Urville furent sur le point de se perdre corps et biens. Le Nautilus lui-même, supérieur à tous les dangers de la mer, allait, cependant, faire connaissance avec les récifs coralliens. Итак, "Наутилус" стоял у входа в опаснейший на земном шаре пролив, войти в который едва осмеливались самые отважные мореплаватели. Пролив этот был открыт Луисом Торресом на обратном пути из южных морей в Меланезию. В этом же проливе в 1840 году едва не погибли севшие на мель корветы экспедиции Дюмон д'Юрвиля. Сам "Наутилус", пренебрегавший опасностями морского плавания, должен был остерегаться коралловых рифов.
Le détroit de Torrès a environ trente-quatre lieues de large, mais il est obstrué par une innombrable quantité d'îles, d'îlots, de brisants, de rochers, qui rendent sa navigation presque impraticable. En conséquence, le capitaine Nemo prit toutes les précautions voulues pour le traverser. Le Nautilus, flottant à fleur d'eau, s'avançait sous une allure modérée. Son hélice, comme une queue de cétacé, battait les flots avec lenteur. Торресов пролив имеет в ширину приблизительно тридцать четыре лье, но бесчисленное множество островов, островков, бурунов и скал делают его почти непроходимым для судов. Учитывая это, капитан Немо принял всякие предосторожности, "Наутилус" шел на уровне воды и с малой скоростью. Лопасти винта, напоминая хвостовой плавник кита, медленно рассекали волны.
Profitant de cette situation, mes deux compagnons et moi, nous avions pris place sur la plate-forme toujours déserte. Devant nous s'élevait la cage du timonier, et je me trompe fort, ou le capitaine Nemo devait être là, dirigeant lui-même son Nautilus. Воспользовавшись случаем, я и оба мои спутника вышли на палубу, вечно пустующую. Мы стали за штурвальной рубкой, и, если не ошибаюсь, капитан Немо находился там и сам управлял "Наутилусом".
J'avais sous les yeux les excellentes cartes du détroit de Torrès levées et dressées par l'ingénieur hydrographe Vincendon Dumoulin et l'enseigne de vaisseau Coupvent-Desbois - maintenant amiral qui faisaient partie de l'état-major de Dumont d'Urville pendant son dernier voyage de circumnavigation. Ce sont, avec celles du capitaine King, les meilleures cartes qui débrouillent l'imbroglio de cet étroit passage, et je les consultais avec une scrupuleuse attention. Передо мной была превосходная карта Торресова пролива, составленная инженером-гидрографом Винценданом Дюмуленом и мичманом - впоследствии адмиралом - Купван Дебуа, состоявшим при штабе Дюмон д'Юрвиля во время его последнего кругосветного плавания. Эта карта, как и карта, составленная капитаном Кингом, - лучшие карты Торресова пролива, вносящие ясность в путаницу этого рифового лабиринта. Я изучал их с величайшим вниманием.
Autour du Nautilus la mer bouillonnait avec furie. Le courant de flots, qui portait du sud-est au nord-ouest avec une vitesse de deux milles et demi, se brisait sur les coraux dont la tête émergeait çà et là. Вокруг нас бушевало разъяренное море. Взбаламученные воды, подхваченные сильным течением, неслись с юго-востока на северо-запад со скоростью двух с половиною миль и с грохотом разбивались о гребни коралловых рифов, выступавшие среди вспененных волн.
"Voilà une mauvaise mer ! me dit Ned Land. - Скверное море! - сказал Нед Ленд.
- Détestable, en effet, répondis-je, et qui ne convient guère à un bâtiment comme le Nautilus. - Прескверное! - отвечал я. - И вовсе непригодное для такого судна, как "Наутилус".
- Il faut, reprit le Canadien, que ce damné capitaine soit bien certain de sa route, car je vois là des pâtés de coraux qui mettraient sa coque en mille pièces, si elle les effleurait seulement !" - Надо полагать, - продолжал канадец, - что проклятый капитан Немо хорошо знает путь, иначе его посудина вдребезги разбилась бы о коралловые рога, что высовываются из воды!
En effet, la situation était périlleuse, mais le Nautilus semblait se glisser comme par enchantement au milieu de ces furieux écueils. Il ne suivait pas exactement la route de l'Astrolabe et de la Zélée qui fut fatale à Dumont d'Urville. Il prit plus au nord, rangea l'île Murray, et revint au sud-ouest, vers le passage de Cumberland. Je croyais qu'il allait y donner franchement, quand, remontant dans le nord-ouest, il se porta, à travers une grande quantité d'îles et d'îlots peu connus, vers l'île Tound et le canal Mauvais. В самом деле, положение было опасным. Но "Наутилус", словно по волшебству, легко скользил среди предательских рифов. Он не придерживался маршрута "Астролябии" и "Зеле", оказавшегося роковым для Дюмон д'Юрвиля. Он взял курс много севернее и, обогнув остров Меррея, опять повернул на юго-запад к Кумберландскому проходу. Я думал, что мы войдем в этот проход, по внезапно "Наутилус" изменил направление и пошел на северо-запад, лавируя меж бесчисленных и мало исследованных островов и островков, к острову Тунда и каналу Опасному.
Je me demandais déjà si le capitaine Nemo, imprudent jusqu'à la folie, voulait engager son navire dans cette passe où touchèrent les deux corvettes de Dumont d'Urville, quand, modifiant une seconde fois sa direction et coupant droit à l'ouest, il se dirigea vers l'île Gueboroar. Я уже спрашивал себя: "Неужели капитан Немо настолько безрассуден, что введет свое судно в канал, где сели на мель оба корвета Дюмон д'Юрвиля?" Но тут "Наутилус", вторично переменив направление, пошел прямо на запад, к острову Гвебороар.
Il était alors trois heures après-midi. Le flot se cassait, la marée étant presque pleine. Le Nautilus s'approcha de cette île que je vois encore avec sa remarquable lisière de pendanus. Nous la rangions à moins de deux milles. Было три часа пополудни. Морской прилив почти достиг своей высшей точки. "Наутилус" шел близ берегов Гвебороара, который и посейчас еще живо представляется мне в кудрявой зелени панданусов. Мы плыли вдоль его берегов на расстоянии не менее двух миль.
Soudain, un choc me renversa. Le Nautilus venait de toucher contre un écueil, et il demeura immobile, donnant une légère gîte sur bâbord. Вдруг сильным толчком меня свалило с ног. "Наутилус" наскочил на подводный риф и стал на месте, слегка накренившись на бакборт.
Quand je me relevai, j'aperçus sur la plate-forme le capitaine Nemo et son second. Ils examinaient la situation du navire, échangeant quelques mots dans leur incompréhensible idiome. Поднявшись, я увидел на палубе капитана Немо и помощника капитана. Они исследовали положение судна, обмениваясь отрывистыми фразами на своем непостижимом наречии.
Voici quelle était cette situation. A deux milles, par tribord, apparaissait l'île Gueboroar dont la côte s'arrondissait du nord à l'ouest, comme un immense bras. Vers le sud et l'est se montraient déjà quelques têtes de coraux que le jusant laissait à découvert. Nous nous étions échoués au plein. et dans une de ces mers où les marées sont médiocres, circonstance fâcheuse pour le renflouage du Nautilus. Cependant. Le navire n'avait aucunement souffert, tant sa coque était solidement liée. Mais s'il ne pouvait ni couler, ni s'ouvrir, il risquait fort d'être à jamais attaché sur ces écueils, et alors c'en était fait de l'appareil sous-marin du capitaine Nemo. А вот каково было положение. За штирбортом, в двух милях от нас, виднелся остров Гвебороар, вытянувшийся с севера на запад, как гигантская рука. На юго-востоке уже показывались из воды обнаженные морским отливом верхушки коралловых рифов. Мы сели на мель в таком месте, где морские отливы довольно слабы - обстоятельство весьма неприятное для "Наутилуса". Однако судно не пострадало при столкновении - настолько прочным был его корпус. Но если даже в корпусе "Наутилуса" не было изъяна, пробоины и течи, все же ему грозила опасность остаться навсегда прикованным к подводным рифам. И тогда пришел бы конец подводному кораблю капитана Немо!
Je réfléchissais ainsi, quand le capitaine, froid et calme, toujours maître de lui, ne paraissant ni ému ni contrarié, s'approcha : Мои раздумья нарушил капитан Немо, как всегда невозмутимый, прекрасно владевший собою. На его лице нельзя было прочесть ни волнения, ни досады.
"Un accident ? lui dis-je. - Несчастный случай? - спросил я.
- Non, un incident, me répondit-il. - Случайная помеха! - ответил он.
- Mais un incident, répliquai-je, qui vous obligera peut-être à redevenir un habitant de ces terres que vous fuyez !" - Помеха, - возразил я, - которая, возможно, принудит вас стать жителем земли, от которой вы бежите!
Le capitaine Nemo me regarda d'un air singulier. et fit un geste négatif. C'était me dire assez clairement que rien ne le forcerait jamais à remettre les pieds sur un continent. Puis il dit : Капитан Немо метнул на меня загадочный взгляд и отрицательно покачал головой. Жест его говорил достаточно ясно, что ничто и никогда не заставит его ступить ногой на сушу. Затем он сказал:
"D'ailleurs, monsieur Aronnax, le Nautilus n'est pas en perdition. Il vous transportera encore au milieu des merveilles de l'Océan. Notre voyage ne fait que commencer, et je ne désire pas me priver si vite de l'honneur de votre compagnie. - Впрочем, господин Аронакс, "Наутилусу" вовсе не грозит гибель. Он еще будет знакомить вас с чудесами океана. Наше путешествие только лишь началось, и я отнюдь не желаю так скоро лишиться вашего общества.
- Cependant, capitaine Nemo, repris-je sans relever la tournure ironique de cette phrase, le Nautilus s'est échoué au moment de la pleine mer. Or, les marées ne sont pas fortes dans le Pacifique, et, si vous ne pouvez délester le Nautilus - ce qui me paraît impossible je ne vois pas comment il sera renfloué. - Однако, капитан Немо, - отвечал я, делая вид, что не понял смысла насмешливой фразы, - мы сели на мель во время прилива. Вообще в Тихом океане сила прилива очень незначительна, и если вы не освободите "Наутилус" от излишнего балласта, я не вижу, каким способом судно снимется с мели?
- Les marées ne sont pas fortes dans le Pacifique, vous avez raison, monsieur le professeur, répondit le capitaine Nemo, mais, au détroit de Torrès, on trouve encore une différence d'un mètre et demi entre le niveau des hautes et basses mers. C'est aujourd'hui le 4 janvier, et dans cinq jours la pleine lune. Or, je serai bien étonné si ce complaisant satellite ne soulève pas suffisamment ces masses d'eau, et ne me rend pas un service que je ne veux devoir qu'à lui seul." - Морские приливы в Тихом океане незначительной силы, вы правы, господин профессор, - отвечал капитан Немо, - но в Торресовом проливе разница между уровнем прилива и отлива воды в полтора метра. Нынче четвертое января. Через пять дней наступит полнолуние. И я буду крайне удивлен, если луна, верный спутник нашей планеты, не поднимет водяную массу на нужную мне высоту. Тем самым она окажет мне услугу, которую я желал бы принять единственно лишь от ночного светила!
Ceci dit, le capitaine Nemo, suivi de son second, redescendit à l'intérieur du Nautilus. Quant au bâtiment, il ne bougeait plus et demeurait immobile. comme si les polypes coralliens l'eussent déjà maçonné dans leur indestructible ciment. С этими словами капитан Немо в сопровождении своего помощника сошел в ют. Что касается судна, оно приросло к месту, словно коралловые полипы уже успели вмуровать его в свой несокрушимый цемент.
"Eh bien, monsieur ? me dit Ned Land, qui vint à moi après le départ du capitaine. - Ну-с, господин профессор? - сказал Нед Ленд, подойдя ко мне, едва лишь капитан удалился с палубы.
Eh bien, ami Ned, nous attendrons tranquillement la marée du 9, car il paraît que la lune aura la complaisance de nous remettre à flot. - Ну-с, друг Нед! Стало быть, будем ожидать прилива девятого января? Оказывается, луна любезно снимет нас с мели!
- Tout simplement ? - Только всего?
- Tout simplement. - Только всего!
- Et ce capitaine ne va pas mouiller ses ancres au large, mettre sa machine sur ses chaînes, et tout faire pour se déhaler ? - И капитан в надежде на луну сложит руки? Не пустит в ход якоря, машины?
Puisque la marée suffira !" répondit simplement Conseil. - Хватит и одного прилива! - простодушно ответил Консель.
Le Canadien regarda Conseil, puis il haussa les épaules. C'était le marin qui parlait en lui. Канадец посмотрел на Конселя и пожал плечами. В нем заговорил моряк.
"Monsieur, répliqua-t-il, vous pouvez me croire quand je vous dis que ce morceau de fer ne naviguera plus jamais ni sur ni sous les mers. Il n'est bon qu'à vendre au poids. Je pense donc que le moment est venu de fausser compagnie au capitaine Nemo. - Господин профессор, - продолжал Нед, - помяните мое слово, никогда больше эта посудина не будет плавать ни на воде, ни под водою! "Наутилус" годится теперь только на слом. Полагаю, что пришло время избавиться от общества капитана Немо.
- Ami Ned, répondis-je, je ne désespère pas comme vous de ce vaillant Nautilus, et dans quatre jours nous saurons à quoi nous en tenir sur les marées du Pacifique. D'ailleurs, le conseil de fuir pourrait être opportun si nous étions en vue des côtes de l'Angleterre ou de la Provence, mais dans les parages de la Papouasie, c'est autre chose, et il sera toujours temps d'en venir à cette extrémité, si le Nautilus ne parvient pas à se relever, ce que je regarderais comme un événement grave. - Друг Нед, - отвечал я, - насчет "Наутилуса" я держусь другого мнения. Через четыре дня мы испытаем силу тихоокеанских приливов. Ваш совет был бы уместен в виду берегов Англии или Прованса, но у берегов Папуа - он вовсе не кстати! Им можно воспользоваться в том случае, если "Наутилус" не снимется с мели. И то я сочту этот поступок крайне рискованным!
- Mais ne saurait-on tâter, au moins, de ce terrain ? reprit Ned Land. Voilà une île. Sur cette île, il y a des arbres. Sous ces arbres. des animaux terrestres, des porteurs de côtelettes et de roastbeefs, auxquels je donnerais volontiers quelques coups de dents. - Нельзя ли хоть взглянуть на эту землю? - сказал Нед Ленд. - Вот остров. На острове растут деревья. Под деревьями разгуливают животные, земные животные, из которых изготовляются котлеты, ростбифы... Эх, охотно отведал бы я кусочек мяса!
- Ici, l'ami Ned a raison, dit Conseil, et je me range à son avis. Monsieur ne pourrait-il obtenir de son ami le capitaine Nemo de nous transporter à terre, ne fût-ce que pour ne pas perdre l'habitude de fouler du pied les parties solides de notre planète ? - На этот раз Нед Ленд прав, - сказал Консель. - Я всецело присоединяюсь к нему. Не может ли господин профессор попросить своего друга, капитана Немо, высадить нас хоть ненадолго на землю. Ведь иначе мы разучимся ходить по твердой части нашей планеты!
- Je peux le lui demander, répondis-je, mais il refusera. - Попросить могу, - отвечал я, - но он откажет.
- Que monsieur se risque, dit Conseil, et nous saurons à quoi nous en tenir sur l'amabilité du capitaine." - А если бы господин профессор все же рискнул, - сказал Консель. - По крайней мере мы знали бы, что думать о любезности капитана.
A ma grande surprise, le capitaine Nemo m'accorda la permission que je lui demandais, et il le fit avec beaucoup de grâce et d'empressement, sans même avoir exigé de moi la promesse de revenir à bord. Mais une fuite à travers les terres de la Nouvelle-Guinée eût été très périlleuse, et je n'aurais pas conseillé à Ned Land de la tenter. Mieux valait être prisonnier à bord du Nautilus, que de tomber entre les mains des naturels de la Papouasie. К моему удивлению, капитан Немо ответил согласием на мою просьбу и был настолько деликатен, что не потребовал обещания возвратиться на борт. Впрочем, побег через Новую Гвинею был чрезвычайно опасен, и я бы не посоветовал Неду Ленду искушать судьбу. Лучше быть пленником на "Наутилусе", чем попасть в руки диких папуасов.
Le canot fut mis à notre disposition pour le lendemain matin.
Je ne cherchai pas à savoir si le capitaine Nemo nous accompagnerait. Je pensai même qu'aucun homme de l'équipage ne nous serait donné, et que Ned Land serait seul chargé de diriger l'embarcation. D'ailleurs, la terre se trouvait à deux milles au plus, et ce n'était qu'un jeu pour le Canadien de conduire ce léger canot entre les lignes de récifs si fatales aux grands navires. Я не допытывался, поедет ли с нами капитан Немо. Я был уверен, что никто из экипажа не будет сопровождать нас в нашей прогулке. Придется самому Неду Ленду взяться за руль! Кстати, до берега было не более двух миль, и Нед Ленд сумеет шутя провести утлую лодку между рифовыми барьерами, столь роковыми для больших судов.
Le lendemain, 5 janvier, le canot, déponté, fut arraché de son alvéole et lancé à la mer du haut de la plate-forme. Deux hommes suffirent à cette opération. Les avirons étaient dans l'embarcation, et nous n'avions plus qu'à y prendre place. На следующий день, 5 января, шлюпка была вынута из гнезда и прямо с палубы спущена в воду. Два человека легко справились с этим делом. Весла лежали в шлюпке, и мы заняли места на скамьях.
A huit heures, armés de fusils et de haches, nous débordions du Nautilus. La mer était assez calme. Une petite brise soufflait de terre. Conseil et moi, placés aux avirons, nous nagions vigoureusement, et Ned gouvernait dans les étroites passes que les brisants laissaient entre eux. Le canot se maniait bien et filait rapidement. В восемь часов, вооруженные ружьями и топорами, мы отвалили от борта "Наутилуса". Море было довольно спокойное. С берега дул легкий ветерок. Консель и я сидели на веслах и энергично гребли. Нед, лавируя, вел шлюпку через узкие проходы, образованные бурунами. Шлюпка, покорная рулю управления, легко преодолевала риф за рифом.
Ned Land ne pouvait contenir sa joie. C'était un prisonnier échappé de sa prison, et il ne songeait guère qu'il lui faudrait y rentrer. Нед Ленд не мог скрыть своей радости. Он чувствовал себя узником, вырвавшимся на свободу, и вовсе не думал о том, что придется снова вернуться в темницу.
"De la viande ! répétait-il, nous allons donc manger de la viande, et quelle viande ! Du véritable gibier ! Pas de pain, par exemple ! Je ne dis pas que le poisson ne soit une bonne chose, mais il ne faut pas en abuser, et un morceau de fraîche venaison, grillé sur des charbons ardents, variera agréablement notre ordinaire. - Мясо! - твердил он. - Будем есть мясо, и какое мясо! Настоящую дичь! Правда, без хлеба! Я не говорю, что рыба плохая вещь, но нельзя же вечно питаться рыбой! Кусочек свежего мяса, поджаренного на углях, внесет приятное разнообразие в наш обычный стол!
- Gourmand ! répondait Conseil, il m'en fait venir l'eau à la bouche. - Лакомка! - заметил Консель. - От одного разговора у меня слюнки текут!
- Il reste à savoir, dis-je, si ces forêts sont giboyeuses, et si le gibier n'y est pas de telle taille qu'il puisse lui-même chasser le chasseur. - Надо узнать, не водится ли в здешних лесах крупная дичь, - сказал я. - И не охотится ли здешняя дичь за охотником?
- Bon ! monsieur Aronnax, répondit le Canadien, dont les dents semblaient être affûtées comme un tranchant de hache, mais je mangerai du tigre, de l'aloyau de tigre, s'il n'y a pas d'autre quadrupède dans cette île. - Пусть даже так, господин Аронакс, - ответил канадец, показывая зубы, острые, как лезвие топора. - Я готов съесть тигра, тигровое филе, если на острове не сыщется других четвероногих.
- L'ami Ned est inquiétant, répondit Conseil. - Друг Нед внушает опасения, - заметил Консель.
- Quel qu'il soit, reprit Ned Land, tout animal à quatre pattes sans plumes, ou à deux pattes avec plumes, sera salué de mon premier coup de fusil. - Какое ни попадись животное, бесперое - четвероногое или с перьями - двуногое, я отсалютую ему выстрелом!
- Bon ! répondis-je, voilà les imprudences de maître Land qui vont recommencer ! - Ну вот, - сказал я, - начинаются бесчинства мистера Ленда!
- N'ayez pas peur, monsieur Aronnax, répondit le Canadien, et nagez ferme ! Je ne demande pas vingt-cinq minutes pour vous offrir un mets de ma façon." - Не бойтесь, господин Аронакс, - ответил канадец, - гребите вовсю! Не пройдет и получаса, как я угощу вас блюдом собственного приготовления.
A huit heures et demie, le canot du Nautilus venait s'échouer doucement sur une grève de sable, après avoir heureusement franchi l'anneau coralligène qui entourait l'île de Gueboroar. В половине девятого шлюпка "Наутилуса" причалила к песчаному берегу, благополучно миновав рифовое кольцо, окружающее остров Гвебороар.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XXI QUELQUES JOURS &Аgrave; TERRE/21. НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ НА СУШЕ

France Русский
Je fus assez vivement impressionné en touchant terre. Ned Land essayait le sol du pied, comme pour en prendre possession. Il n'y avait pourtant que deux mois que nous étions, suivant l'expression du capitaine Nemo, les "passagers du Nautilus". c'est-à-dire. en réalité, les prisonniers de son commandant. Я не без волнения ступил на берег. Нед Ленд пробовал землю ногой, точно испытывая ее прочность. А ведь всего два месяца, как стали мы, по выражению капитана Немо, "пассажирами" "Наутилуса", короче говоря, пленниками его командира!
En quelques minutes. nous fûmes à une portée de fusil de la côte. Le sol était presque entièrement madréporique, mais certains lits de torrents desséchés. semés de débris granitiques, démontraient que cette île était due à une formation primordiale. Спустя несколько минут мы были уже на расстоянии ружейного выстрела от берега. Почва состояла почти исключительно из кораллового известняка; но, судя по руслам высохших рек, усеянным гранитными обломками, можно было предположить, что происхождение острова относится к древней геологической формации.
Tout l'horizon se cachait derrière un rideau de forêts admirables. Des arbres énormes, dont la taille atteignait parfois deux cents pieds, se reliaient l'un à l'autre par des guirlandes de lianes, vrais hamacs naturels que berçait une brise légère. C'étaient des mimosas, des ficus, des casuarinas, des teks, des hibiscus, des pendanus, des palmiers, mélangés à profusion, et sous l'abri de leur voûte verdoyante, au pied de leur stype gigantesque, croissaient des orchidées des légumineuses et des fougères. Горизонт был скрыт великолепной завесой лесов. Гигантские деревья, достигавшие в вышину двухсот футов, переплетались между собою ползучими лианами, которые покачивались от дуновения ветерка, образуя настоящие гамаки, созданные самой природой. Мимозы, фикусы, казуарины, тиковые деревья, гибискусы, панданусы, пальмы в гирляндах зелени, венчающей их вершины, говорили о плодородии здешней природы. Под их зелеными сводами у подножия гигантских древесных стволов пышно разрастались орхидейные, бобовые растения и папоротники.
Mais, sans remarquer tous ces beaux échantillons de la flore papouasienne, le Canadien abandonna l'agréable pour l'utile. Il aperçut un cocotier, abattit quelques-uns de ses fruits, les brisa, et nous bûmes leur lait, nous mangeâmes leur amande, avec une satisfaction qui protestait contre l'ordinaire du Nautilus. Превосходные образцы новогвинейской флоры не прельщали канадца: он предпочитал полезное приятному. Кокосовая пальма привлекла его внимание. Он сбил с дерева несколько кокосов, расколол их, и мы пили их молоко, ели кокосовую мякоть, испытывая удовольствие, что отнюдь не говорило в пользу меню "Наутилуса".
"Excellent ! disait Ned Land. - Превосходно! - восклицал Нед Ленд.
- Exquis ! répondait Conseil. - Вкусно! - вторил ему Консель.
- Et je ne pense pas, dit le Canadien. que votre Nemo s'oppose à ce que nous introduisions une cargaison de cocos à son bord ? - Полагаю, что ваш Немо не запретит погрузить на борт кладь с кокосовыми орехами? - спросил канадец.
- Je ne le crois pas, répondis-je, mais il n'y voudra pas goûter ! - Думаю, что не запретит, - ответил я. - Но сам он не прикоснется к ним.
- Tant pis pour lui ! dit Conseil. - Тем хуже для него, - сказал Консель.
- Et tant mieux pour nous ! riposta Ned Land. Il en restera davantage. - Тем лучше для нас, - поправил его Нед Ленд. - Нам больше останется!
- Un mot seulement, maître Land, dis-je au harponneur qui se disposait à ravager un autre cocotier, le coco est une bonne chose, mais avant d'en remplir le canot, il me paraît sage de reconnaître si l'île ne produit pas quelque substance non moins utile. Des légumes frais seraient bien reçus à l'office du Nautilus. - Одно лишь слово, мистер Нед! - сказал я гарпунеру, намеревавшемуся приняться за вторую пальму. - Кокосовые орехи - отличная вещь, но, прежде чем загружать ими лодку, не лучше ли сперва узнать, нет ли на острове продуктов не менее полезных. Свежие овощи были бы весьма к месту в кладовых "Наутилуса".
- Monsieur a raison, répondit Conseil, et je propose de réserver trois places dans notre embarcation, l'une pour les fruits, l'autre pour les légumes, et la troisième pour la venaison, dont je n'ai pas encore entrevu le plus mince échantillon. - Господин профессор говорит дельно, - сказал Консель. - Я предлагаю сохранить место для трех продуктов: одно для плодов, другое для овощей и третье для дичи, которой, кстати сказать, и не пахнет!
- Conseil, il ne faut désespérer de rien, répondit le Canadien. - Консель, брось отчаиваться! - ответил ему канадец.
- Continuons donc notre excursion, repris-je, mais ayons l'oeil aux aguets. Quoique l'île paraisse inhabitée, elle pourrait renfermer, cependant, quelques individus qui seraient moins difficiles que nous sur la nature du gibier ! - Словом, надо идти дальше, - сказал я. - Но будьте начеку! Остров, по-видимому, необитаем, а все же тут могут найтись охотники, не столь щепетильные насчет дичи, как мы!
- Hé ! hé ! fit Ned Land, avec un mouvement de mâchoire très significatif. - Хр!.. Хр!.. - прорычал Нед Ленд, выразительно ляская зубами.
- Eh bien ! Ned ! s'écria Conseil. - Э-э! Что с вами, Нед? - воскликнул Консель.
- Ma foi, riposta le Canadien, je commence à comprendre les charmes de l'anthropophagie ! - Честное слово, - сказал канадец, - я начинаю понимать прелесть людоедства!
- Ned ! Ned ! que dites-vous là ! répliqua Conseil. Vous, anthropophage ! Mais je ne serai plus en sûreté près de vous, moi qui partage votre cabine ! Devrai-je donc me réveiller un jour à demi dévoré ? - Нед! Нед! Что вы говорите? - крикнул Консель. - Да вы, оказывается, людоед? Право, жить в одной каюте с вами небезопасно. А если, проснувшись, я вдруг увижу, что наполовину съеден?
- Ami Conseil, je vous aime beaucoup, mais pas assez pour vous manger sans nécessité. - Друг Консель, я люблю вас, но не настолько, чтобы съесть без особой надобности.
- Je ne m'y fie pas, répondit Conseil. En chasse ! Il faut absolument abattre quelque gibier pour satisfaire ce cannibale, ou bien, l'un de ces matins, monsieur ne trouvera plus que des morceaux de domestique pour le servir." - Сомневаюсь в этом! - отвечал Консель. - Давайте-ка лучше охотиться! Настреляем-ка поскорее какой-нибудь дичи и насытим этого каннибала! Иначе господин профессор рискует в одно прекрасное утро найти вместо слуги "ножки да рожки"!
Tandis que s'échangeaient ces divers propos, nous pénétrions sous les sombres voûtes de la forêt, et pendant deux heures, nous la parcourûmes en tous sens. Так, обмениваясь шутками, вступили мы под темно-зеленые своды и в течение двух часов обошли лес из конца в конец.
Le hasard servit à souhait cette recherche de végétaux comestibles, et l'un des plus utiles produits des zones tropicales nous fournit un aliment précieux qui manquait à bord. Случай благоприятствовал нам в поисках съедобного. Нам встретилось дерево - одно из самых полезных представителей растительного мира тропиков, доставившее нам тот драгоценный продукт, которого не хватало на борту "Наутилуса".
Je veux parler de l'arbre à pain, très abondant dans l'île Gueboroar, et j'y remarquai principalement cette variété dépourvue de graines, qui porte en malais le nom de "Rima". Я говорю о хлебном дереве, в изобилии произрастающем на острове Гвебороар. Особенно ценной была его бессемянная разновидность, носящая у малайцев название "рима".
Cet arbre se distinguait des autres arbres par un tronc droit et haut de quarante pieds. Sa cime, gracieusement arrondie et formée de grandes feuilles multilobées, désignait suffisamment aux yeux d'un naturaliste cet "artocarpus" qui a été très heureusement naturalisé aux îles Mascareignes. De sa masse de verdure se détachaient de gros fruits globuleux, larges d'un décimètre, et pourvus extérieurement de rugosités qui prenaient une disposition hexagonale. Utile végétal dont la nature a gratifie les régions auxquelles le blé manque, et qui, sans exiger aucune culture, donne des fruits pendant huit mois de l'année. Дерево это отличается от других деревьев совершенно ровным прямым стволом высотою в сорок футов. Верхушка его с большими многопластными листьями, изящно закругленная, как бы подстриженная, ясно говорит натуралисту, что перед ним "хлебное дерево", которое так удачно акклиматизировалось на Маскаренских островах. Среди густой листвы висели тяжелые шаровидные плоды величиною в дециметр, с шероховатой кожей, представляющей собою как бы сеть шестиугольников. Это полезное дерево, которым природа одарила страны, где нет зернового хлеба, не требует ухода и приносит плоды в течение восьми месяцев в году.
Ned Land les connaissait bien, ces fruits. Il en avait déjà mangé pendant ses nombreux voyages, et il savait préparer leur substance comestible. Aussi leur vue excita-t-elle ses désirs, et il n'y put tenir plus longtemps. Неду Ленду хорошо были знакомы плоды хлебного дерева. Ему случалось уже не раз есть их во время своих многочисленных путешествий, и он умел приготовить питательное блюдо из его мякоти. При виде этих плодов у него разыгрался аппетит.
"Monsieur, me dit-il, que je meure si je ne goûte pas un peu de cette pâte de l'arbre à pain ! - Сударь, - сказал он, - я умру, если не отведаю этого хлебца!
- Goûtez, ami Ned, goûtez à votre aise. Nous sommes ici pour faire des expériences, faisons-les. - Отведайте, друг Нед, отведайте на здоровье! Мы для того и высадились тут, чтобы все испробовать на опыте. Валяйте же!
- Ce ne sera pas long", répondit le Canadien. - За мною дело не станет, - ответил канадец.
Et, armé d'une lentille, il alluma un feu de bois mort qui pétilla joyeusement. Pendant ce temps, Conseil et moi, nous choisissions les meilleurs fruits de l'artocarpus. Quelques-uns n'avaient pas encore atteint un degré suffisant de maturité, et leur peau épaisse recouvrait une pulpe blanche, mais peu fibreuse. D'autres, en très grand nombre, jaunâtres et gélatineux, n'attendaient que le moment d'être cueillis. И, вооружившись зажигательным стеклом, он развел костер из валежника; сухое дерево вскоре весело затрещало. А тем временем Консель и я выбирали самые спелые плоды хлебного дерева. Многие из них еще не вполне созрели, и толстая кожа прикрывала белую, но все же волокнистую мякоть. Однако в большинстве сочные и желтоватые плоды, казалось, только и ждали, чтобы их сорвали с ветки.
Ces fruits ne renfermaient aucun noyau. Conseil en apporta une douzaine à Ned Land, qui les plaça sur un feu de charbons, après les avoir coupés en tranches épaisses, et ce faisant, il répétait toujours : Сердцевина этих плодов не содержала в себе косточек. Консель принес их целую дюжину, и Нед Ленд, разрезав плод на толстые ломти, положил на горячие уголья, приговаривая:
"Vous verrez, monsieur, comme ce pain est bon ! - Вы увидите, сударь, как вкусен этот хлеб!
- Surtout quand on en est privé depuis longtemps, dit Conseil. - Особенно когда долго не видишь хлеба, - сказал Консель.
- Ce n'est même plus du pain, ajouta le Canadien. C'est une pâtisserie délicate. Vous n'en avez jamais mange, monsieur ? - Это даже не хлеб, - прибавил канадец, - а пирожное, которое тает во рту! Вам, сударь, не доводилось пробовать его?
- Non, Ned. - Не доводилось, Нед.
- Eh bien, préparez-vous à absorber une chose succulente. Si vous n'y revenez pas, je ne suis plus le roi des harponneurs !" - Ну вот, попробуйте - вещь питательная. Если не попросите второй порции, я больше не король гарпунеров!
Au bout de quelques minutes, la partie des fruits exposée au feu fut complètement charbonnée. A l'intérieur apparaissait une pâte blanche, sorte de mie tendre, dont la saveur rappelait celle de l'artichaut. Спустя несколько минут наружная оболочка плодов совершенно обуглилась. Изнутри проглянула белая мякоть, похожая на хлебный мякиш; знатоки уверяют, что вкусом она напоминает артишоки.
Il faut l'avouer, ce pain était excellent, et j'en mangeai avec grand plaisir. Надо признаться, хлеб был превосходный, и я ел его с большим удовольствием.
"Malheureusement, dis-je, une telle pâte ne peut se garder fraîche, et il me paraît inutile d'en faire une provision pour le bord. - К сожалению, - сказал я, - едва ли это тесто может долго сохраниться, и, по-моему, напрасно брать его в качестве провизии на борт.
- Par exemple, monsieur ! s'écria Ned Land. Vous parlez là comme un naturaliste, mais moi, je vais agir comme un boulanger. Conseil, faites une récolte de ces fruits que nous reprendrons à notre retour. - Помилуйте, сударь! - воскликнул Нед Ленд. - Вы рассуждаете как натуралист, а я действую как булочник. Консель, припасите, да побольше, этих плодов; на обратном пути мы возьмем их с собою.
- Et comment les préparerez-vous ? demandai-je au Canadien. - А как же вы заготовите их впрок? - спросил я канадца.
- En fabriquant avec leur pulpe une pâte fermentée qui se gardera indéfiniment et sans se corrompre. Lorsque je voudrai l'employer, je la ferai cuire à la cuisine du bord, et malgré sa saveur un peu acide, vous la trouverez excellente. - Приготовлю из мякоти кислое тесто, оно долго не портится. Когда понадобится, я испеку его в корабельной кухне. И, несмотря на несколько кисловатый привкус, хлеб покажется вам превосходным.
- Alors, maître Ned, je vois qu'il ne manque rien à ce pain... - В таком случае, мистер Нед, я скажу, что ваш хлеб хоть куда, и желать больше нечего...
- Si, monsieur le professeur, répondit le Canadien, il y manque quelques fruits ou tout ou moins quelques légumes ! - А все же, господин профессор, - отвечал канадец, - недостает овощей и фруктов!
Cherchons les fruits et les légumes." - Ну, что ж, давайте искать фрукты и овощи!
Lorsque notre récolte fut terminée, nous nous mîmes en route pour compléter ce dîner "terrestre". Окончив сбор плодов хлебного дерева, мы отправились пополнять меню нашего "земного" обеда.
Nos recherches ne furent pas vaines, et, vers midi, nous avions fait une ample provision de bananes. Ces produits délicieux de la zone torride mûrissent pendant toute l'année, et les Malais, qui leur ont donné le nom de "pisang", les mangent sans les faire cuire. Avec ces bananes, nous recueillîmes des jaks énormes dont le goût est très accusé, des mangues savoureuses, et des ananas d'un grosseur invraisemblable. Mais cette récolte prit une grande partie de notre temps, que, d'ailleurs, il n'y avait pas lieu de regretter. Поиски наши не были напрасны, и к полудню мы собрали достаточное количество бананов. Эти нежные тропические плоды поспевают круглый год, и по-малайски они называются "ptsang". Их едят сырыми. Кроме бананов, мы собрали множество jaks, чрезвычайно острых на вкус, плодов мангового дерева и невероятной величины ананасов. Хотя сбор плодов отнял много времени, мы не жалели об этом.
Conseil observait toujours Ned. Le harponneur marchait en avant, et, pendant sa promenade à travers la forêt, il glanait d'une main sûre d'excellents fruits qui devaient compléter sa provision. Консель глаз не спускал с Неда. Гарпунер шел впереди и, проходя мимо плодовых деревьев, безошибочно выбирал лучшие плоды для пополнения наших запасов провизии.
"Enfin, demanda Conseil, il ne vous manque plus rien, ami Ned ? - Надеюсь, теперь вы удовлетворены, друг Нед? - спросил Консель.
- Hum ! fit le Canadien. - Гм! - промычал канадец.
- Quoi ! vous vous plaignez ? - Как! Вы все еще недовольны?
- Tous ces végétaux ne peuvent constituer un repas, répondit Ned. C'est la fin d'un repas, c'est un dessert. Mais le potage ? mais le rôti ? - Все эти травки не могут заменить обеда, - отвечал Нед. - Это только приправа к обеду, десерт. А где же суп? Жаркое?
- En effet, dis-je, Ned nous avait promis des côtelettes qui me semblent fort problématiques. - В самом деле, - сказал я, - Нед обещал угостить нас отбивными котлетами, но, видимо, это чистейшая фантазия!
- Monsieur, répondit le Canadien, non seulement la chasse n'est pas finie, mais elle n'est même pas commencée. Patience ! Nous finirons bien par rencontrer quelque animal de plume ou de poil, et, si ce n'est pas en cet endroit, ce sera dans un autre... - Сударь, - отвечал канадец, - охота еще не кончилась, охота еще впереди! Потерпите немножко! Нам непременно встретится какая-нибудь пернатая или четвероногая дичь, если не в этом месте, так в другом...
- Et si ce n'est pas aujourd'hui, ce sera demain, ajouta Conseil, car il ne faut pas trop s'éloigner. Je propose même de revenir au canot. - Если не сегодня, то завтра, - прибавил Консель. - А все же не следует удаляться от берега. Я предлагаю даже воротиться к лодке.
- Quoi ! déjà ! s'écria Ned. - Как! Уже? - вскричал Нед.
- Nous devons être de retour avant la nuit, dis-je. - К ночи мы должны быть на борту, - сказал я.
- Mais quelle heure est-il donc ? demanda le Canadien. - А который теперь час? - спросил канадец.
- Deux heures, au moins, répondit Conseil. - Часа два, не менее, - отвечал Консель.
- Comme le temps passe sur ce sol ferme ! s'écria maître Ned Land avec un soupir de regret. - Как быстро бежит время на твердой земле! - воскликнул мистер Нед Ленд, вздохнув.
- En route", répondit Conseil. - В путь! - сказал Консель.
Nous revînmes donc à travers la forêt, et nous complétâmes notre récolte en faisant une razzia de chouxpalmistes qu'il fallut cueillir à la cime des arbres, de petits haricots que je reconnus pour être les "abrou" des Malais, et d'ignames d'une qualité supérieure. Мы шли обратно лесом и попутно пополняли наши запасы листьями капустного дерева, за которыми приходилось взбираться на самую верхушку, и зелеными бобами, которые малайцы называют "абру".
Nous étions surchargés quand nous arrivâmes au canot. Cependant, Ned Land ne trouvait pas encore sa provision suffisante. Mais le sort le favorisa. Au moment de s'embarquer, il aperçut plusieurs arbres, hauts de vingt-cinq à trente pieds, qui appartenaient à l'espèce des palmiers. Ces arbres, aussi précieux que l'artocarpus, sont justement comptés parmi les plus utiles produits de la Malaisie. Мы были нагружены до отказа, когда подходили к лодке. Однако Нед Ленд находил, что провизии еще недостаточно, и судьба оказала ему свою милость. Мы уже собирались сесть в шлюпку, как вдруг внимание канадца привлекли саговые деревья, из семейства однодольных, достигавшие двадцати пяти - тридцати футов в вышину. Эти деревья столь же ценны, как и хлебное дерево, и справедливо причисляются к полезнейшим из представителей флоры Малайи.
C'étaient des sagoutiers, végétaux qui croissent sans culture, se reproduisant, comme les mûriers, par leurs rejetons et leurs graines. Это были саговые пальмы девственных лесов, которые не нуждаются в уходе и размножаются из отростков и семян.
Ned Land connaissait la manière de traiter ces arbres. Il prit sa hache, et la maniant avec une grande vigueur, il eut bientôt couché sur le sol deux ou trois sagoutiers dont la maturité se reconnaissait à la poussière blanche qui saupoudrait leurs palmes. Нед Ленд знал, как обращаться с этими пальмами. Он взял топор, размахнулся что есть силы и в одно мгновение повалил на землю две или три пальмы. Белая пыль, осыпавшая их листву, говорила о зрелости плодов.
Je le regardai faire plutôt avec les yeux d'un naturaliste qu'avec les yeux d'un homme affamé. Il commença par enlever à chaque tronc une bande d'écorce, épaisse d'un pouce, qui recouvrait un réseau de fibres allongées formant d'inextricables noeuds, que mastiquait une sorte de farine gommeuse. Cette farine, c'était le sagou, substance comestible qui sert principalement à l'alimentation des populations mélanésiennes. Я следил за работой канадца скорее глазами натуралиста, нежели проголодавшегося человека. Прежде всего Нед снял с каждого ствола кусок коры толщиной в большой палец, причем обнажилась сеть волокон, переплетавшихся в самые запутанные узлы, связанные неким подобием клейкой муки. Мука эта и была саго, съедобное вещество, основной продукт питания меланезийского населения.
Ned Land se contenta, pour le moment, de couper ces troncs par morceaux, comme il eût fait de bois à brûler, se réservant d'en extraire plus tard la farine, de la passer dans une étoffe afin de la séparer de ses ligaments fibreux, d'en faire évaporer l'humidité au soleil, et de la laisser durcir dans des moules. Нед Ленд разрубил ствол на куски, как рубят дрова, отложив временно добывание из него муки, которую нужно было просеять, чтобы отделить от волокон, затем высушить на солнце и, наконец, дать ей затвердеть в формах.
Enfin, à cinq heures du soir, chargés de toutes nos richesses, nous quittions le rivage de l'île, et, une demi-heure après, nous accostions le Nautilus. Personne ne parut à notre arrivée. L'énorme cylindre de tôle semblait désert. Les provisions embarquées, je descendis à ma chambre. J'y trouvai mon souper prêt. Je mangeai, puis je m'endormis. В пять часов вечера, погрузив в лодку все наши сокровища, мы отчалили от острова и через полчаса пристали к борту "Наутилуса". Никто не вышел нам навстречу. Огромный стальной цилиндр казался пустым. Освободившись от ноши, я сошел в свою каюту. Там был для меня приготовлен ужин. Поужинав, я лег спать.
Le lendemain, 6 janvier, rien de nouveau à bord. Pas un bruit à l'intérieur, pas un signe de vie. Le canot était resté le long du bord, à la place même où nous l'avions laissé. Nous résolûmes de retourner à l'île Gueboroar. Ned Land espérait être plus heureux que la veille au point de vue du chasseur, et désirait visiter une autre partie de la forêt. На другой день, 6 января, на борту ничто не изменилось. Ни малейшего шума, ни признака жизни. Шлюпка покачивалась у борта. И мы решили вернуться на остров Гвебороар. Нед Ленд надеялся, что на этот раз охота будет удачнее, чем накануне, и хотел попытать счастья в другой части леса.
Au lever du soleil, nous étions en route. L'embarcation, enlevée par le flot qui portait à terre, atteignit l'île en peu d'instants. С восходом солнца мы были уже в пути. Лодка, увлекаемая морским прибоем, вскоре пристала к берегу.
Nous débarquâmes, et, pensant qu'il valait mieux s'en rapporter à l'instinct du Canadien, nous suivîmes Ned Land dont les longues jambes menaçaient de nous distancer. Мы высадились на берег и, рассудив, что вернее всего положиться на инстинкт канадца, последовали за ним, рискуя не раз потерять из виду своего длинноногого товарища.
Ned Land remonta la côte vers l'ouest, puis, passant à gué quelques lits de torrents, il gagna la haute plaine que bordaient d'admirables forêts. Quelques martins-pêcheurs rôdaient le long des cours d'eau, mais ils ne se laissaient pas approcher. Leur circonspection me prouva que ces volatiles savaient à quoi s'en tenir sur des bipèdes de notre espèce, et j'en conclus que, si l'île n'était pas habitée, du moins, des êtres humains la fréquentaient. Нед Ленд вел нас вглубь западной части острова. Пройдя вброд несколько шагов, мы вышли на равнину, окруженную великолепным лесом. Вдоль ручейков бродили зимородки, но при нашем приближении они улетали. Видимо, крылатые не однажды сталкивались с двуногими нашей породы и знают, что можно ожидать от человека. Поэтому я заключил, что если даже остров и необитаем, то все же сюда наведываются человеческие существа.
Après avoir traversé une assez grasse prairie, nous arrivâmes à la lisière d'un petit bois qu'animaient le chant et le vol d'un grand nombre d'oiseaux. Миновав довольно тучные луга, мы подошли к опушке молодого леса, откуда доносился птичий гомон и слышалось хлопанье крыльев множества птиц.
"Ce ne sont encore que des oiseaux, dit Conseil. - Тут одни только птицы, - сказал Консоль.
- Mais il y en a qui se mangent ! répondit le harponneur. - Но есть же и съедобные птицы! - ответил гарпунер.
- Point, ami Ned, répliqua Conseil, car je ne vois là que de simples perroquets. - Едва ли, друг Нед, - возразил Консель, - я вижу одних только попугаев.
- Ami Conseil, répondit gravement Ned, le perroquet est le faisan de ceux qui n'ont pas autre chose à manger. - Друг Консель, - важно отвечал Нед, - и попугай сойдет за фазана, коли есть нечего!
- Et j'ajouterai, dis-je, que cet oiseau, convenablement préparé, vaut son coup de fourchette." - А я скажу, - заметил я, - что, если эту птицу хорошо приготовить, она вполне пригодна на завтрак.
En effet, sous l'épais feuillage de ce bois, tout un monde de perroquets voltigeait de branche en branche, n'attendant qu'une éducation plus soignée pour parler la langue humaine. Pour le moment, ils caquetaient en compagnie de perruches de toutes couleurs, de graves kakatouas, qui semblaient méditer quelque problème philosophique, tandis que des loris d'un rouge éclatant passaient comme un morceau d'étamine emporté par la brise, au milieu de kalaos au vol bruyant, de papouas peints des plus fines nuances de l'azur, et de toute une variété de volatiles charmants, mais généralement peu comestibles. И в самом деле, в густой листве деревьев гнездился целый мирок попугаев, готовых заговорить на человеческом языке, если бы кто-нибудь занялся их обучением. Они перепархивали, с ветки на ветку, болтали с попугайчиками всех цветов. Тут были шлемоносные какаду, важные, казалось занятые решением какой-то философской проблемы; тут, точно лоскутки красной материи, развеваемые ветром, мелькали ярко окрашенные лори; тут на широко распахнутых крыльях с шумом проносились kalaos и радовали глаз своим оперением лазоревого цвета самых тончайших оттенков. Словом, тут были представлены все виды отряда пернатых, прелестных, но большею частью несъедобных птиц.
Cependant, un oiseau particulier à ces terres, et qui n'a jamais dépassé la limite des îles d'Arrou et des îles des Papouas, manquait à cette collection. Mais le sort me réservait de l'admirer avant peu. Однако в этой коллекции недоставало одного экспоната, а именно, птицы, которая водится только в здешних краях и никогда не покидает предела островов Ару и Папуа. Но позже случай все же позволил мне полюбоваться этой замечательной птицей.
Après avoir traversé un taillis de médiocre épaisseur, nous avions retrouvé une plaine obstruée de buissons. Je vis alors s'enlever de magnifiques oiseaux que la disposition de leurs longues plumes obligeait à se diriger contre le vent. Leur vol ondulé, la grâce de leurs courbes aériennes, le chatoiement de leurs couleurs, attiraient et charmaient le regard. Je n'eus pas de peine à les reconnaître. Пройдя сквозь довольно редкий лесок, мы вышли на поляну, местами густо заросшую кустарником. Тут мне довелось увидеть великолепных птиц, которые, судя по расположению их длинных перьев, приспособлены были к полету против ветра. Их волнообразный полет, изящество, с которым они описывают в воздухе круги, игра красок их оперения притягивали и чаровали взор. Я сразу же узнал этих птиц.
"Des oiseaux de paradis ! m'écriai-je. - Райские птицы! - вскричал я.
- Ordre des passereaux, section des clystomores, répondit Conseil. - Отряд воробьиных, семейство райских птиц, - ответил Консель.
- Famille des perdreaux ? demanda Ned Land. - Семейство куропаток? - спросил Нед Ленд.
- Je ne crois pas, maître Land. Néanmoins, je compte sur votre adresse pour attraper un de ces charmants produits de la nature tropicale ! - Не вполне, мистер Ленд! Все же я рассчитываю на вашу ловкость и надеюсь, что вы поймаете хотя бы одного представителя этих очаровательных созданий тропической природы.
- On essayera, monsieur le professeur, quoique je sois plus habitué à manier le harpon que le fusil." - Попробую, господин профессор, хотя я лучше владею острогой, чем ружьем.
Les Malais, qui font un grand commerce de ces oiseaux avec les Chinois, ont, pour les prendre, divers moyens que nous ne pouvions employer. Tantôt ils disposent des lacets au sommet des arbres élevés que les paradisiers habitent de préférence. Tantôt ils s'en emparent avec une glu tenace qui paralyse leurs mouvements. Ils vont même jusqu'à empoisonner les fontaines où ces oiseaux ont l'habitude de boire. Quant à nous, nous étions réduits à les tirer au vol, ce qui nous laissait peu de chances de les atteindre. Et en effet, nous épuisâmes vainement une partie de nos munitions. Малайцы, которые ведут крупную торговлю райскими птицами с Китаем, ловят их различными способами, но мы не могли к ним прибегнуть. То они расставляют силки на верхушке деревьев, где охотнее всего гнездятся райские птицы, то ловят их, обмазывая ветви особым клеем, лишая птиц возможности двигаться. Иногда даже отравляют источники, из которых обычно пьют воду эти птицы. Что касается нас, то надо было пытаться подстрелить их на лету, что давало мало шансов на успех. И действительно, мы истратили попусту большую часть наших зарядов.
Vers onze heures du matin, le premier plan des montagnes qui forment le centre de l'île était franchi, et nous n'avions encore rien tué. La faim nous aiguillonnait. Les chasseurs s'étaient fiés au produit de leur chasse, et ils avaient eu tort. Très heureusement, Conseil, à sa grande surprise, fit un coup double et assura le déjeuner. Il abattit un pigeon blanc et un ramier, qui, lestement plumés et suspendus à une brochette, rôtirent devant un feu ardent de bois mort. Pendant que ces intéressants animaux cuisaient, Ned prépara des fruits de l'artocarpus. Puis, le pigeon et le ramier furent dévorés jusqu'aux os et déclarés excellents. La muscade, dont ils ont l'habitude de se gaver, parfume leur chair et en fait un manger délicieux. К одиннадцати часам утра мы миновали первую гряду холмов, образующих центральную часть острова, и не подстрелили никакой дичи. Голод уже давал себя знать. Охотники, понадеявшись на богатую добычу, просчитались. Но тут, к великому удивлению самого Конселя, ему удалось двумя выстрелами сряду обеспечить нас завтраком. Он подстрелил белого голубя и вяхиря, которых мы проворно ощипали и, насадив на вертел, стали жарить на костре из сухого валежника. В то время как эти занятные птички жарились, Нед приготовлял плоды хлебного дерева. Голубь и вяхирь были съедены до косточки, и мы нашли, что птички очень вкусные. Мускатные орехи, которыми они питаются, придавали их мясу особый аромат и вкус.
"C'est comme si les poulardes se nourrissaient de truffes, dit Conseil. - Точно пулярки, вскормленные на трюфелях, - сказал Консель.
- Et maintenant, Ned. que vous manque-t-il ? demandai-je au Canadien. - Ну, а теперь чего вам еще недостает, Нед? - спросил я канадца.
- Un gibier à quatre pattes, monsieur Aronnax, répondit Ned Land. Tous ces pigeons ne sont que hors-d'oeuvre et amusettes de la bouche. Aussi, tant que je n'aurai pas tué un animal à côtelettes, je ne serai pas content ! - Четвероногой дичи, господин Аронакс, - отвечал Нед Ленд. - Все эти голуби хороши только на закуску, чтобы губы помазать. Я не успокоюсь, пока не подстрелю животное, годное на котлеты!
- Ni moi, Ned, si je n'attrape pas un paradisier.
- Continuons donc la chasse, répondit Conseil, mais en revenant vers la mer. Nous sommes arrivés aux premières pentes des montagnes, et je pense qu'il vaut mieux regagner la région des forêts." - Ну, что ж! Будем охотиться дальше, - сказал Консель. - Вернемся только обратно к берегу. Мы находимся у самых предгорий, а мне сдается, что уместнее охотиться в лесах.
C'était un avis sensé, et il fut suivi. Après une heure de marche, nous avions atteint une véritable forêt de sagoutiers. Quelques serpents inoffensifs fuyaient sous nos pas. Les oiseaux de paradis se dérobaient à notre approche, et véritablement, je désespérais de les atteindre, lorsque Conseil, qui marchait en avant, se baissa soudain, poussa un cri de triomphe, et revint à moi, rapportant un magnifique paradisier. Консель был прав, и мы последовали его совету. Через час мы пришли в густой лес, сплошь состоящий из саговых деревьев. Из-под наших ног выскальзывали змеи, правда неядовитые. Райские птицы улетали при нашем появлении, и я терял уже надежду поймать хотя бы одну из них, как вдруг Консель, который шел впереди, нагнулся, торжествующе вскрикнул и возвратился с великолепной райской птицей в руках.
"Ah ! bravo ! Conseil, m'écriai-je. - Браво, Консель! - воскликнул я.
- Monsieur est bien bon, répondit Conseil. - Господин профессор слишком любезен, - сказал Консель.
- Mais non, mon garçon. Tu as fait là un coup de maître. Prendre un de ces oiseaux vivants, et le prendre à la main ! - Помилуй, дорогой мой, ты мастерски это сделал! Взять птицу живой, да еще голыми руками!
- Si monsieur veut l'examiner de près, il verra que je n'ai pas eu grand mérite. - Если господин профессор пожелает взглянуть на нее поближе, он увидит, что моя заслуга не так велика.
- Et pourquoi, Conseil ? - Почему, Консель?
- Parce que cet oiseau est ivre comme une caille. - Потому что птица пьяна!
- Ivre ? - Пьяна?
- Oui, monsieur, ivre des muscades qu'il dévorait sous le muscadier où je l'ai pris. Voyez, ami Ned, voyez les monstrueux effets de l'intempérance ! - Да, сударь, пьяна от мускатных орехов, которыми она объелась, сидя под мускатным деревом, где я и изловил ее. Поглядите, друг Нед, поглядите-ка! Вот пагубное последствие невоздержания!
- Mille diables ! riposta le Canadien, pour ce que j'ai bu de gin depuis deux mois, ce n'est pas la peine de me le reprocher !" - Тысяча чертей! - вскричал канадец. - Нашел чем корить меня! А много ли я выпил джину за эти два месяца?
Cependant, j'examinais le curieux oiseau. Conseil ne se trompait pas. Le paradisier, enivré par le suc capiteux, était réduit à l'impuissance. Il ne pouvait voler. Il marchait à peine. Mais cela m'inquiéta peu, et je le laissai cuver ses muscades. Тем временем я изучал любопытную птицу. Консель не ошибся. Райская птица опьянела от хмельного сока мускатных орехов и пришла в беспомощное состояние. Она не могла летать. Она едва передвигала ноги. Но это меня мало беспокоило, и я оставил ее протрезвиться от мускатного хмеля.
Cet oiseau appartenait à la plus belle des huit espèces que l'on compte en Papouasie et dans les îles voisines. C'était le paradisier "grand-émeraude", l'un des plus rares. Il mesurait trois décimètres de longueur. Sa tête était relativement petite, ses yeux placés près de l'ouverture du bec, et petits aussi. Mais il offrait une admirable réunion de nuances. étant jaune de bec, brun de pieds et d'ongles, noisette aux ailes empourprées à leurs extrémités, jaune pâle à la tête et sur le derrière du cou, couleur d'émeraude à la gorge, brun marron au ventre et à la poitrine. Deux filets cornés et duveteux s'élevaient au-dessus de sa queue, que prolongeaient de longues plumes très légères, d'une finesse admirable, et ils complétaient l'ensemble de ce merveilleux oiseau que les indigènes ont poétiquement appelé 1'"oiseau du soleil". Пойманная птица принадлежала к красивейшему из восьми видов райских птиц, обитающих в Новой Гвинее и на соседних островах. Это была райская птица "большой изумруд", чрезвычайно редкая. В длину она имела тридцать сантиметров. Голова ее была относительно мала, глаза, поставленные близко к клюву, тоже невелики. Оперение птицы отличалось красотой и являло собой прелестное сочетание цветов: клюв желтый, лапки и коготки темно-коричневые, крылья светло-коричневые с пурпурным окаймлением, хохолок и затылок бледно-желтые, шея изумрудная, брюшко и грудь темно-каштановые. Оба удлиненных нитевидных хвостовых пера изящно изогнуты, боковые перья удивительной легкости и изысканной красоты. Короче говоря, это была сказочная птица, которой туземцы дали поэтическое название: "солнечная птица".
Je souhaitais vivement de pouvoir ramener à Paris ce superbe spécimen des paradisiers, afin d'en faire don au Jardin des Plantes, qui n'en possède pas un seul vivant. У меня было сильное желание вывезти в Париж этот великолепный экземпляр и подарить его Ботаническому саду, где нет ни одной живой райской птицы.
"C'est donc bien rare ? demanda le Canadien, du ton d'un chasseur qui estime fort peu le gibier au point de vue de l'art. - Значит, это редкая птица? - спросил канадец. Он, как охотник, не очень высоко ценил дичь с художественной точки зрения.
- Très rare, mon brave compagnon, et surtout très difficile à prendre vivant. Et même morts, ces oiseaux sont encore l'objet d'un important trafic. Aussi, les naturels ont-ils imaginé d'en fabriquer comme on fabrique des perles ou des diamants. - Чрезвычайно редкая, мой друг; и, главное, ее трудно взять живой. Даже шкурки убитых птиц высоко оцениваются. Поэтому туземцы подделывают их чучела, как подделывают жемчуг и бриллианты.
- Quoi ! s'écria Conseil, on fait de faux oiseaux de paradis ? - Как! - воскликнул Консель. - Делают фальшивые чучела райских птиц?
- Oui, Conseil. - Да, Консель.
- Et monsieur connaît-il le procédé des indigènes ? - И господин профессор знает, как это делается?
- Parfaitement. Les paradisiers, pendant la mousson d'est, perdent ces magnifiques plumes qui entourent leur queue, et que les naturalistes ont appelées plumes subalaires. Ce sont ces plumes que recueillent les faux-monnayeurs en volatiles, et qu'ils adaptent adroitement à quelque pauvre perruche préalablement mutilée. Puis ils teignent la suture, ils vernissent l'oiseau, et ils expédient aux muséums et aux amateurs d'Europe ces produits de leur singulière industrie. - Разумеется. Райские птицы во время восточного муссона теряют свое великолепное хвостовое оперение, которое на языке натуралистов называется "субаларным". Эти перья и собирают птичьи "фальшивомонетчики"; затем они искусно вклеивают их или вшивают в хвост какого-нибудь злополучного попугая, предварительно его ощипав. Наконец, они закрашивают швы, лакируют птицу и вывозят в европейские музеи или частные коллекции эти произведения своего своеобразного мастерства.
- Bon ! fit Ned Land, si ce n'est pas l'oiseau, ce sont toujours ses plumes, et tant que l'objet n'est pas destiné à être mangé. je n'y vois pas grand mal !" - Ну, что ж, - сказал Нед Ленд. - Если птица и поддельная, все же перья настоящие. Я не вижу в этом большой беды, ведь птицу покупают не на жаркое!
Mais si mes désirs étaient satisfaits par la possession de ce paradisier, ceux du chasseur canadien ne l'étaient pas encore. Heureusement, vers deux heures, Ned Land abattit un magnifique cochon des bois, de ceux que les naturels appellent "bari-outang". L'animal venait à propos pour nous procurer de la vraie viande de quadrupède, et il fut bien reçu. Ned Land se montra très glorieux de son coup de fusil. Le cochon, touché par la balle électrique, était tombé raide mort. Но если мое желание иметь живую райскую птицу осуществилось, то желания канадского охотника еще не были удовлетворены. Все же к двум часам дня Неду Ленду посчастливилось подстрелить превосходную лесную свинью, по-туземному "бари-утанга". Животное пришлось кстати, и мы получили настоящее мясо четвероногого. Нед Ленд был горд своей удачей. Свинья, сраженная электрической пулей, была убита наповал.
Le Canadien le dépouilla et le vida proprement, après en avoir retiré une demi-douzaine de côtelettes destinées à fournir une grillade pour le repas du soir. Puis, cette chasse fut reprise, qui devait encore être marquée par les exploits de Ned et de Conseil. Канадец освежевал ее, выпотрошил и нарезал с полдюжины котлет к ужину. Затем охота возобновилась и вскоре ознаменовалась охотничьими подвигами Неда и Конселя.
En effet, les deux amis, battant les buissons, firent lever une troupe de kangaroos, qui s'enfuirent en bondissant sur leurs pattes élastiques. Mais ces animaux ne s'enfuirent pas si rapidement que la capsule électrique ne put les arrêter dans leur course. Два друга, обшаривая кустарники, спугнули стадо кенгуру. Животные пустились бежать, припрыгивая на своих эластичных лапах. Но как быстро ни бежали зверьки, электрические пули их настигли.
"Ah ! monsieur le professeur, s'écria Ned Land que la rage du chasseur prenait à la tête, quel gibier excellent, cuit à l'étuvée surtout ! Quel approvisionnement pour le Nautilus ! Deux ! trois ! cinq à terre ! Et quand je pense que nous dévorerons toute cette chair, et que ces imbéciles du bord n'en auront pas miette !" - Ах, господин профессор! - вскричал Нед Ленд в охотничьем раже. - Какая отличная дичь, особенно в тушеном виде! Сколько тут съестных припасов для "Наутилуса". Два! Три! Пять штук убито! Подумать только, что мы одни съедим это мясо, а те остолопы на борту не получат ни кусочка!
Je crois que, dans l'excès de sa joie, le Canadien, s'il n'avait pas tant parlé, aurait massacré toute la bande ! Mais il se contenta d'une douzaine de ces intéressants marsupiaux, qui forment le premier ordre des mammifères aplacentaires - nous dit Conseil. Я думаю, что в приливе радости канадец перебил бы все стадо, если бы не увлекся болтовней! Но он удовольствовался дюжиной этих любопытных сумчатых, которые составляют, со слов Конселя, первый отряд млекопитающих, у которых плацента отсутствует.
Ces animaux étaient de petite taille. C'était une espèce de ces "kangaroos-lapins", qui gîtent habituellement dans le creux des arbres, et dont la vélocité est extrême ; mais s'ils sont de médiocre grosseur, ils fournissent, du moins, la chair la plus estimée. Животные были невелики. Они принадлежали к виду "кенгуру-кроликов", которые обычно живут в дуплах и отличаются большой увертливостью. Несмотря на то, что зверьки эти не крупные, мясо их считается одним из самых вкусных.
Nous étions très satisfaits des résultats de notre chasse. Le joyeux Ned se proposait de revenir le lendemain à cette île enchantée, qu'il voulait dépeupler de tous ses quadrupèdes comestibles. Mais il comptait sans les événements. Мы были очень довольны результатами охоты. Удачливый Нед предлагал вернуться на другой же день на этот прелестный остров и перебить всех четвероногих, годных в пищу. Но он, как обычно, не принимал во внимание непредвиденных обстоятельств.
A six heures du soir, nous avions regagné la plage. Notre canot était échoué à sa place habituelle. Le Nautilus, semblable à un long écueil, émergeait des flots à deux milles du rivage. Около шести часов вечера мы вышли на берег моря. Лодка стояла на прежнем месте. В двух милях от берега выступал из волн силуэт "Наутилуса", напоминавший рифовую полоску.
Ned Land, sans plus tarder, s'occupa de la grande affaire du dîner. Il s'entendait admirablement à toute cette cuisine. Les côtelettes de "bari-outang", grillées sur des charbons, répandirent bientôt une délicieuse odeur qui parfuma l'atmosphère !... Нед Ленд, не теряя времени, занялся приготовлением обеда. Он был мастером в поваренном искусстве. Отбивные котлеты из "бари-утанга" скоро зашипели на угольях, распространяя приятнейший запах!
Mais je m'aperçois que je marche sur les traces du Canadien. Me voici en extase devant une grillade de porc frais ! Que l'on me pardonne, comme j'ai pardonné à maître Land, et pour les mêmes motifs ! Но я ловлю себя на том, что, кажется, сам иду по стопам канадца. Я прихожу в восторг от куска жареного мяса! Да простят мне читатели, как я прощаю мистеру Ленду, и по той же причине, нашу общую слабость!
Enfin, le dîner fut excellent. Deux ramiers complétèrent ce menu extraordinaire. La pâte de sagou, le pain de l'artocarpus, quelques mangues, une demi-douzaine d'ananas, et la liqueur fermentée de certaines noix de cocos, nous mirent en joie. Je crois même que les idées de mes dignes compagnons n'avaient pas toute la netteté désirable. Обед удался на славу. Два вяхиря довершили роскошество меню. Саговое тесто, плоды хлебного дерева, несколько мангу, штук шесть ананасов и перебродивший сок кокосовых орехов привели нас в радужное настроение. Я даже подозреваю, что мысли моих уважаемых спутников не отличались должной ясностью.
"Si nous ne retournions pas ce soir au Nautilus ? dit Conseil. - А что, если мы не вернемся нынче на борт "Наутилуса"? - сказал Консель.
Si nous n'y retournions jamais ?" ajouta Ned Land. - А что, если никогда туда не вернемся? - прибавил Нед Ленд.
En ce moment une pierre vint tomber à nos pieds, et coupa court à la proposition du harponneur. В этот момент у наших ног упал камень, и вопрос гарпунера остался без ответа.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XXII LA FOUDRE DU CAPITAINE NEMO/22. МОЛНИЯ КАПИТАНА НЕМО

France Русский
Nous avions regardé du côté de la forêt, sans nous lever, ma main s'arrêtant dans son mouvement vers ma bouche, celle de Ned Land achevant son office. Мы оглянулись в сторону леса: я так и замер, не успев поднести ложку ко рту; Нед Ленд заканчивал свое занятие.
"Une pierre ne tombe pas du ciel, dit Conseil, ou bien elle mérite le nom d'aérolithe." - Камни не падают с неба, - сказал Консель, - разве только метеориты.
Une seconde pierre, soigneusement arrondie, qui enleva de la main de Conseil une savoureuse cuisse de ramier, donna encore plus de poids à son observation. Второй камень, тщательно округленный, выбил из рук Конселя аппетитную ножку вяхиря, придав еще больший вес его замечанию.
Levés tous les trois, le fusil à l'épaule, nous étions prêts à répondre à toute attaque. Вскочив на ноги и вскинув ружья на плечо, мы приготовились отразить нападение.
"Sont-ce des singes ? s'écria Ned Land. - Неужто обезьяны? - вскричал Нед Ленд.
- A peu près, répondit Conseil, ce sont des sauvages. - Вроде того, - ответил Консель. - Дикари!
- Au canot !" dis-je en me dirigeant vers la mer. - К шлюпке! - крикнул я. И мы опрометью бросились к берегу.
Il fallait, en effet, battre en retraite, car une vingtaine de naturels, armés d'arcs et de frondes, apparaissaient sur la lisière d'un taillis, qui masquait l'horizon de droite, à cent pas à peine. Наше бегство было своевременным. Справа, в ста шагах от нас, на опушке рощи, заслонявшей открытый горизонт, показались туземцы, вооруженные луками и пращами. Их насчитывалось десятка два.
Notre canot était échoué à dix toises de nous. Берег был в десяти туазах от нас.
Les sauvages s'approchaient, sans courir, mais ils prodiguaient les démonstrations les plus hostiles. Les pierres et les flèches pleuvaient. Дикари шли не спеша; но они явно были настроены враждебно. Камни и стрелы так и сыпались!
Ned Land n'avait pas voulu abandonner ses provisions, et malgré l'imminence du danger, son cochon d'un côté, ses kangaroos de l'autre, il détalait avec une certaine rapidité. Нед Ленд, несмотря на грозившую нам опасность, не забыл захватить с собой благоприобретенную провизию и бежал к шлюпке, держа тушу свиньи подмышкой и кенгуру в руках!
En deux minutes, nous étions sur la grève. Charger le canot des provisions et des armes, le pousser à la mer, armer les deux avirons, ce fut l'affaire d'un instant. Nous n'avions pas gagné deux encablures, que cent sauvages, hurlant et gesticulant, entrèrent dans l'eau jusqu'à la ceinture. Je regardais si leur apparition attirerait sur la plate-forme quelques hommes du Nautilus. Mais non. L'énorme engin, couché au large, demeurait absolument désert. В две минуты мы были на берегу. Погрузить в шлюпку провизию и оружие, оттолкнуть ее от берега, взяться за весла было делом одной минуты. Не успели мы отплыть и двух кабельтовых, как добрая сотня дикарей, гнавшихся за нами с диким воем и угрожающе размахивая руками, оказалась уже по пояс в воде. Я глаз не отрывал от "Наутилуса", надеясь, что крики туземцев привлекут внимание команды. Но нет! Пустынно было на палубе огромного подводного судна, стоявшего в виду берега!
Vingt minutes plus tard, nous montions à bord. Les panneaux étaient ouverts. Après avoir amarré le canot, nous rentrâmes à l'intérieur du Nautilus. Минут двадцать спустя мы поднялись на борт "Наутилуса". Люк был открыт. Укрепив шлюпку, мы вошли внутрь судна.
Je descendis au salon, d'où s'échappaient quelques accords. Le capitaine Nemo était là, courbé sur son orgue et plongé dans une extase musicale. Из салона доносились звуки органа. Я вошел туда. Капитан Немо, склонившись над клавишами, унесся в мир звуков.
"Capitaine !" lui dis-je. - Капитан! - сказал я.
Il ne m'entendit pas. Он не слышал.
"Capitaine !" repris-je en le touchant de la main. - Капитан! - повторил я, касаясь его плеча.
Il frissonna, et se retournant : Он вздрогнул и обернулся.
"Ah ! c'est vous, monsieur le professeur ? me dit-il. Eh bien ! avez-vous fait bonne chasse, avez-vous herborisé avec succès ? - А, это вы, господин профессор! - сказал он. - Удачна ли была охота? Обогатился ли ваш гербарий?
- Oui, capitaine, répondis-je, mais nous avons malheureusement ramené une troupe de bipèdes dont le voisinage me paraît inquiétant. - Вполне удачна, капитан, - отвечал я. - Но, на пашу беду, мы привели с собой целую толпу двуногих!
- Quels bipèdes ? - Каких двуногих?
- Des sauvages. - Дикарей!
- Des sauvages ! répondit le capitaine Nemo d'un ton ironique. Et vous vous étonnez, monsieur le professeur, qu'ayant mis le pied sur une des terres de ce globe, vous y trouviez des sauvages ? Des sauvages, où n'y en a-t-il pas ? Et d'ailleurs, sont-ils pires que les autres, ceux que vous appelez des sauvages ? - Дикарей? - повторил капитан Немо насмешливым тоном. - И вы удивляетесь, господин профессор, что, ступив на землю в любой части земного шара, вы встречаете дикарей? Дикари! Да где же их нет? И чем эти люди, которых вы называете дикарями, хуже других?
- Mais, capitaine... - Но, капитан...
- Pour mon compte, monsieur, j'en ai rencontré partout. - Что до меня, сударь, то я встречал их повсюду.
- Eh bien, répondis-je, si vous ne voulez pas en recevoir à bord du Nautilus, vous ferez bien de prendre quelques précautions. - Но все же, - возразил я, - если вы не желаете видеть их на борту "Наутилуса", не следует ли принять меры предосторожности?
- Tranquillisez-vous, monsieur le professeur, il n'y a pas là de quoi se préoccuper. - Не волнуйтесь, господин профессор, остерегаться их нет причины.
- Mais ces naturels sont nombreux. - Но их очень много.
- Combien en avez-vous compté ? - Сколько же вы их насчитали?
- Une centaine, au moins. - Не менее сотни.
- Monsieur Aronnax, répondit le capitaine Nemo, dont les doigts s'étaient replacés sur les touches de l'orgue, quand tous les indigènes de la Papouasie seraient réunis sur cette plage, le Nautilus n'aurait rien à craindre de leurs attaques !" - Господин Аронакс, - сказал капитан Немо, не отнимая пальцев от клавишей, - пусть все население Новой Гвинеи соберется на берегу, и то "Наутилусу" нечего бояться их нападения.
Les doigts du capitaine couraient alors sur le clavier de l'instrument, et je remarquai qu'il n'en frappait que les touches noires, ce qui donnait à ses mélodies une couleur essentiellement écossaise. Bientôt, il eut oublié ma présence, et fut plongé dans une rêverie que je ne cherchai plus à dissiper. Пальцы капитана забегали по клавишам; и тут я заметил, что он ударял только по черным клавишам. Поэтому его мелодии приобретали совершенно шотландский колорит. Он забыл о моем присутствии, весь отдавшись грезам. Я не стал более беспокоить его.
Je remontai sur la plate-forme. La nuit était déjà venue, car, sous cette basse latitude, le soleil se couche rapidement et sans crépuscule. Je n'aperçus plus que confusément l'Ile Gueboroar. Mais des feux nombreux, allumés sur la plage, attestaient que les naturels ne songeaient pas à la quitter. Я поднялся на палубу. Ночь уже наступила. Под этими широтами солнце заходит внезапно. В этих краях не знают сумерек. Очертания острова Гвебороар уже сливались с туманной далью. Но костры, зажженные на берегу, говорили, что туземцы и не собираются расходиться.
Je restai seul ainsi pendant plusieurs heures, tantôt songeant ces indigènes mais sans les redouter autrement, car l'imperturbable confiance du capitaine me gagnait - tantôt les oubliant, pour admirer les splendeurs de cette nuit des tropiques. Mon souvenir s'envolait vers la France, à la suite de ces étoiles zodiacales qui devaient l'éclairer dans quelques heures. La lune resplendissait au milieu des constellations du zénith. Je pensai alors que ce fidèle et complaisant satellite reviendrait après-demain, à cette même place, pour soulever ces ondes et arracher le Nautilus à son lit de coraux. Я провел на палубе в полном одиночестве долгие часы, то вспоминая о туземцах, - но уже без чувства страха, потому что уверенность капитана передалась и мне, - то, забыв о них, наслаждаясь великолепием тропической ночи. Мысленно я переносился во Францию, вслед за созвездиями Зодиака, которые через несколько часов засияют над моей родиной. Всходила луна среди созвездий зенита. И я подумал, что этот верный и галантный спутник нашей планеты вернется через двадцать четыре часа в здешние края, чтобы вздыбить океанские воды и поднять наш корабль с его кораллового ложа.
Vers minuit, voyant que tout était tranquille sur les flots assombris aussi bien que sous les arbres du rivage, je regagnai ma cabine, et je m'endormis paisiblement. Около полуночи, убедившись, что на темных водах так же спокойно, как и в прибрежных рощах, я сошел в каюту и заснул спокойно.
La nuit s'écoula sans mésaventure. Les Papouas s'effrayaient, sans doute, à la seule vue du monstre échoué dans la baie, car, les panneaux, restés ouverts, leur eussent offert un accès facile à l'intérieur du Nautilus. Ночь прошла без происшествий. Папуасов, несомненно, пугало чудовище, возлежавшее на коралловой отмели, иначе через открытый люк они легко бы проникли внутрь "Наутилуса".
A six heures du matin - 8 janvier je remontai sur la plate-forme. Les ombres du matin se levaient. L'île montra bientôt, à travers les brumes dissipées, ses plages d'abord, ses sommets ensuite. В десять часов утра 8 января я поднялся на палубу. Занималась утренняя заря. Туман рассеивался, и вскоре показался остров: сперва очертания берегов, затем вершины гор.
Les indigènes étaient toujours là, plus nombreux que la veille - cinq ou six cents peut-être. Quelques-uns, profitant de la marée basse, s'étaient avancés sur les têtes de coraux, à moins de deux encablures du Nautilus. Je les distinguai facilement. C'étaient bien de véritables Papouas, à taille athlétique, hommes de belle race, au front large et élevé, au nez gros mais non épaté, aux dents blanches. Leur chevelure laineuse, teinte en rouge, tranchait sur un corps, noir et luisant comme celui des Nubiens. Au lobe de leur oreille, coupé et distendu, pendaient des chapelets en os. Ces sauvages étaient généralement nus. Parmi eux, je remarquai quelques femmes, habillées, des hanches au genou, d'une véritable crinoline d'herbes que soutenait une ceinture végétale. Certains chefs avaient orné leur cou d'un croissant et de colliers de verroteries rouges et blanches. Presque tous, armés d'arcs, de flèches et de boucliers, portaient à leur épaule une sorte de filet contenant ces pierres arrondies que leur fronde lance avec adresse. Туземцы по-прежнему толпились на берегу; их было больше, чем накануне, - человек пятьсот - шестьсот. Более смелые, воспользовавшись отливом, обнажившим прибрежные рифы, оказались не далее двух кабельтовых от "Наутилуса". Я видел ясно их лица. То были настоящие папуасы атлетического сложения, с высоким крутым лбом, с большим, но не приплюснутым носом и белыми зубами. Красивое племя! Курчавые волосы, выкрашенные в красный цвет, представляли резкий контраст с их кожей, черной и лоснящейся, как у нубийцев. В ушах, с разрезанными надвое и оттянутыми книзу мочками, были продеты костяные серьги. Вообще же дикари были нагие. Между ними я приметил нескольких женщин в настоящих кринолинах, сплетенных из трав; юбки едва прикрывали колена и поддерживались на бедрах поясом из водорослей. Некоторые мужчины носили на шее украшения в виде полумесяца и ожерелья из белых и красных стекляшек. Почти все они были вооружены луками, стрелами и щитами, а за плечами у них висели сетки, наполненные округлыми камнями, которые они мастерски метали пращою.
Un de ces chefs, assez rapproché du Nautilus, l'examinait avec attention. Ce devait être un "mado" de haut rang, car il se drapait dans une natte en feuilles de bananiers, dentelée sur ses bords et relevée d'éclatantes couleurs. Один из вождей довольно близко подошел к "Наутилусу" и внимательно рассматривал его. Должно быть, это был "мало" высшего ранга, потому что на нем была наброшена циновка ярчайшей раскраски и с зубцами по краю.
J'aurais pu facilement abattre cet indigène, qui se trouvait à petite portée ; mais je crus qu'il valait mieux attendre des démonstrations véritablement hostiles. Entre Européens et sauvages, il convient que les Européens ripostent et n'attaquent pas. Не составляло труда подстрелить туземца; но я решил, что разумнее подождать нападения с их стороны. При столкновении европейцев с дикарями нам следует защищаться, а не нападать.
Pendant tout le temps de la marée basse, ces indigènes rôdèrent près du Nautilus, mais ils ne se montrèrent pas bruyants. Je les entendais répéter fréquemment le mot "assai", et à leurs gestes je compris qu'ils m'invitaient à aller à terre, invitation que je crus devoir décliner. Во время отлива туземцы неотступно сновали вокруг судна, но ничем не проявляли своей враждебности. Я расслышал слово "assai", которое они часто повторяли, и по их жестам понял, что меня приглашают сойти на берег, но я уклонился от приглашения.
Donc, ce jour-là, le canot ne quitta pas le bord, au grand déplaisir de maître Land qui ne put compléter ses provisions. Cet adroit Canadien employa son temps à préparer les viandes et farines qu'il avait rapportées de l'île Gueboroar. Quant aux sauvages, ils regagnèrent la terre vers onze heures du matin, dès que les têtes de corail commencèrent à disparaître sous le flot de la marée montante. Mais je vis leur nombre s'accroître considérablement sur la plage. Il était probable qu'ils venaient des îles voisines ou de la Papouasie proprement dite. Cependant, je n'avais pas aperçu une seule pirogue indigène. Итак, шлюпка не трогалась с места к величайшему огорчению мистера Ленда, которому не терпелось пополнить запасы провизии. Канадец, не теряя времени, занялся приготовлением консервов из мяса и муки, вывезенных с острова Гвебороар. Что касается дикарей, то они в одиннадцать часов утра, лишь только начался прилив и верхушки коралловых рифов стали исчезать под водой, возвратились на берег. Очевидно, туземцы пришли с соседних островов, или, вернее, с Папуа. Однако не видно было ни одной пироги.
N'ayant rien de mieux à faire, je songeai à draguer ces belles eaux limpides, qui laissaient voir à profusion des coquilles, des zoophytes et des plantes pélagiennes. C'était, d'ailleurs, la dernière journée que le Nautilus allait passer dans ces parages, si, toutefois, il flottait à la pleine mer du lendemain, suivant la promesse du capitaine Nemo. Чтобы убить время, я вздумал поскрести драгой морское дно, сплошь усеянное раковинами, полипами и богатое водорослями: сквозь прозрачные воды глаз проникал в морские пучины. Кстати, нынче был последний день пребывания "Наутилуса" в здешних краях, потому что завтра, во время прилива, по словам капитана Немо, "Наутилус" выйдет в открытое море.
J'appelai donc Conseil qui m'apporta une petite drague le gère, à peu près semblable à celles qui servent à pêcher les huîtres. Я позвал Конселя, и тот принес мне легкую драгу, напоминавшую устричные драги.
"Et ces sauvages ? me demanda Conseil. N'en déplaise à monsieur, ils ne me semblent pas très méchants ! - А как дикари? - спросил Консель. - С позволения господина профессора, эти туземцы как будто не так уж злы!
- Ce sont pourtant des anthropophages, mon garçon. - Однако они людоеды, друг мой!
- On peut être anthropophage et brave homme, répondit Conseil, comme on peut être gourmand et honnête. L'un n'exclut pas l'autre. - Пускай, хоть и людоеды, а все же, возможно, честные люди! - отвечал Консель. - Разве сластена не может быть порядочным человеком? Одно не мешает другому.
- Bon ! Conseil, je t'accorde que ce sont d'honnêtes anthropophages, et qu'ils dévorent honnêtement leurs prisonniers. Cependant, comme je ne tiens pas à être dévoré, même honnêtement, je me tiendrai sur mes gardes, car le commandant du Nautilus ne paraît prendre aucune précaution. Et maintenant à l'ouvrage." - Ладно, Консель, пусть будет по-твоему! Допустим, что эти честные людоеды честно пожирают своих пленников. Но я не желаю быть съеденным, хотя бы и честно, поэтому буду держаться настороже. Капитан Немо не собирается, видимо, принимать меры предосторожности. Ну-с, давай-ка выметывать сети!
Pendant deux heures, notre pêche fut activement conduite, mais sans rapporter aucune rareté. La drague s'emplissait d'oreilles de Midas, de harpes, de mélanies, et particulièrement des plus beaux marteaux que j'eusse vu jusqu'à ce jour. Nous prîmes aussi quelques holoturies, des huîtres perlières, et une douzaine de petites tortues qui furent réservées pour l'office du bord. В продолжение двух часов мы старательно бороздили драгой морское дно, но ничего примечательного не выловили. Драга собирала Множество разных ракушек; тут были и "уши Мидаса", арфы, гарпы и особенно молотки, пожалуй, самые красивые, какие когда-либо доводилось видеть. Попалось также несколько голотурий, жемчужных раковин и с дюжину мелких черепах, которых мы оставили для корабельного стола.
Mais, au moment où je m'y attendais le moins, je mis la main sur une merveille, je devrais dire sur une difformité naturelle, très rare à rencontrer. Conseil venait de donner un coup de drague, et son appareil remontait chargé de diverses coquilles assez ordinaires, quand, tout d'un coup, il me vit plonger rapidement le bras dans le filet, en retirer un coquillage, et pousser un cri de conchyliologue, c'est-à-dire le cri le plus perçant que puisse produire un gosier humain. И вот, когда я менее всего ожидал удачи, мне в руки попалось настоящее чудо природы, вернее сказать, уродство природы, какое чрезвычайно редко встречается. Консель, закинув драгу, вытащил множество довольно обыкновенных ракушек. Я взглянул в сетку и, сунув в нее руку, с чисто кинхиологическим, попросту говоря, с пронзительным криком, какой когда-либо вырывался из человеческого горла, вынул оттуда раковину.
"Eh ! qu'a donc monsieur ? demanda Conseil, très surpris. Monsieur a-t-il été mordu ? - Что случилось с господином профессором? - спросил с удивлением Консель. - Не укусил ли кто господина профессора?
- Non, mon garçon, et cependant, j'eusse volontiers payé d'un doigt ma découverte ! - Не беспокойся, друг мой! Но я охотно бы поплатился пальцем за такую находку.
- Quelle découverte ? - Находку?
- Cette coquille, dis-je en montrant l'objet de mon triomphe. - Вот за эту раковину, - сказал я, показывая ему предмет своего восторга.
- Mais c'est tout simplement une olive porphyre, genre olive, ordre des pectinibranches, classe des gastéropodes, embranchement des mollusques... - Да это же простая пурпурная олива, рода олив, отряда гребенчатожаберных, класса брюхоногих, типа моллюсков...
- Oui, Conseil, mais au lieu d'être enroulée de droite à gauche, cette olive tourne de gauche à droite ! - Верно, Консель! Но у раковины завиток идет не справа налево, как обычно, а слева направо!
- Est-il possible ! s'écria Conseil. - Неужели? - воскликнул Консель.
- Oui, mon garçon, c'est une coquille sénestre ! - Да, мой друг! Раковина-левша!
- Une coquille sénestre ! répétait Conseil, le coeur palpitant. - Раковина-левша! - повторил Консель взволнованным голосом.
- Regarde sa spire ! - Погляди-ка на ее завиток!
- Ah ! monsieur peut m'en croire, dit Conseil en prenant la précieuse coquille d'une main tremblante, mais je n'ai jamais éprouvé une émotion pareille !" - Ах, если господину профессору угодно мне поверить, - сказал Консель, взяв дрожащей рукой драгоценную раковину, - я никогда еще так не волновался!
Et il y avait de quoi être ému ! On sait, en effet, comme l'ont fait observer les naturalistes, que la dextrosité est une loi de nature. Les astres et leurs satellites, dans leur mouvement de translation et de rotation, se meuvent de droite à gauche. L'homme se sert plus souvent de sa main droite que de sa main gauche, et, conséquemment, ses instruments et ses appareils, escaliers, serrures, ressorts de montres, etc., sont combinés de manière a être employés de droite à gauche. Or, la nature a généralement suivi cette loi pour l'enroulement de ses coquilles. Elles sont toutes dextres, à de rares exceptions, et quand, par hasard, leur spire est sénestre, les amateurs les payent au poids de l'or. И было от чего взволноваться! Из наблюдений натуралистов известно, что в природе движение идет справа налево. Все светила и их спутники описывают круговые пути с востока на запад! У человека правая рука развита лучше, нежели левая, а следовательно, все инструменты, приборы, лестницы, замки, пружины часов и прочее приспособлены, чтобы действовать справа налево. Природа, свивая раковины, следует тому же закону. Завитки раковины за редкими исключениями завернуты справа налево. И если попадается раковина-левша, знатоки ценят ее на вес золота.
Conseil et moi, nous étions donc plongés dans la contemplation de notre trésor, et je me promettais bien d'en enrichir le Muséum, quand une pierre, malencontreusement lancée par un indigène, vint briser le précieux objet dans la main de Conseil. Итак, мы с Конселем были поглощены созерцанием нашего сокровища. И я уже мечтал обогатить своей находкой Парижский музей, как вдруг камень, брошенный каким-то туземцем, разбил нашу драгоценность в руке Конселя.
Je poussai un cri de désespoir ! Conseil se jeta sur mon fusil, et visa un sauvage qui balançait sa fronde à dix mètres de lui. Je voulus l'arrêter, mais son coup partit et brisa le bracelet d'amulettes qui pendait au bras de l'indigène. Я вскрикнул. Консель, схватив мое ружье, прицелился в дикаря, размахивавшего пращой в десяти метрах от нас. Я бросился к Конселю, но он уже успел выстрелить, и электрическая пуля разбила браслет из амулетов, украшавший запястье дикаря!
"Conseil, m'écriai-je, Conseil ! - Консель! - кричал я. - Консель!
- Eh quoi ! Monsieur ne voit-il pas que ce cannibale a commencé l'attaque ? - Да разве господину профессору не угодно было видеть, что этот каннибал первым бросился в атаку?
- Une coquille ne vaut pas la vie d'un homme ! lui dis-je. - Раковина не стоит человеческой жизни, - сказал я.
- Ah ! le gueux ! s'écria Conseil, j'aurais mieux aimé qu'il m'eût cassé l'épaule !" - Ах, бездельник! - вскричал Консель. - Лучше бы он размозжил мне плечо!
Conseil était sincère, mais je ne fus pas de son avis. Cependant, la situation avait changé depuis quelques instants, et nous ne nous en étions pas aperçus. Une vingtaine de pirogues entouraient alors le Naulilus. Ces pirogues, creusées dans des troncs d'arbre, longues, étroites, bien combinées pour la marche, s'équilibraient au moyen d'un double balancier en bambous qui flottait à la surface de l'eau. Elles étaient manoeuvrées par d'adroits pagayeurs à demi nus, et je ne les vis pas s'avancer sans inquiétude. Консель был искренен, но я остался при своем мнении. Между тем за то короткое время, что мы были заняты раковиной, положение изменилось. Десятка два пирог кружило вокруг "Наутилуса". Пироги туземцев - попросту говоря, выдолбленные древесные стволы, длинные и узкий, удивительно быстроходные и устойчивые благодаря двойному бамбуковому балансерному шесту, который держится на поверхности воды. Пироги управлялись ловкими полунагими гребцами, и я не без тревоги наблюдал, как они все ближе подплывали к нашему судну.
C'était évident que ces Papouas avaient eu déjà des relations avec les Européens, et qu'ils connaissaient leurs navires. Mais ce long cylindre de fer allongé dans la baie, sans mâts, sans cheminée, que devaient-ils en penser ? Rien de bon, car ils s'en étaient d'abord tenus à distance respectueuse. Cependant. Le voyant immobile, ils reprenaient peu à peu confiance, et cherchaient à se familiariser avec lui. Or, c'était précisément cette familiarité qu'il fallait empêcher. Nos armes, auxquelles la détonation manquait, ne pouvaient produire qu'un effet médiocre sur ces indigènes. qui n'ont de respect que pour les engins bruyants. La foudre, sans les roulements du tonnerre, effraierait peu les hommes, bien que le danger soit dans l'éclair, non dans le bruit. Папуасы уже входили, видимо, в сношения с европейцами, и суда их были им знакомы. Но эта длинная стальная сигара, едва выступавшая из воды, без мачт, без труб!.. Что могли они думать? Ничего хорошего, потому что некоторое время они держались от нас на почтительном расстоянии. Но, обманутые неподвижностью судна, папуасы постепенно осмелели и теперь выжидали случай свести с нами знакомство. Но именно это знакомство и надо было отвратить. Наши ружья, стрелявшие бесшумно, не могли испугать туземцев, уважающих только громобойные орудия. Гроза без раскатов грома менее страшит людей, хотя опасен не гром, а молния.
En ce moment, les pirogues s'approchèrent plus près du Nautilus, et une nuée de flèches s'abattit sur lui. Пироги подошли довольно близко к "Наутилусу", и на борт посыпалась туча стрел.
"Diable ! il grêle ! dit Conseil, et peut-être une grêle empoisonnée ! - Черт возьми! Настоящий град! - сказал Консель. - И, как знать, не отравленный ли град!
- Il faut prévenir le capitaine Nemo", dis-je en rentrant par le panneau. - Надо предупредить капитана Немо, - крикнул я, спускаясь в люк.
Je descendis au salon. Je n'y trouvai personne. Je me hasardai à frapper à la porte qui s'ouvrait sur la chambre du capitaine. Я пошел прямо в салон. Там никого не было. Я решил постучать в каюту капитана.
Un "entrez" me répondit. J'entrai, et je trouvai le capitaine Nemo plongé dans un calcul où les x et autres signes algébriques ne manquaient pas. - Войдите, - ответили мне из-за двери. Я вошел в каюту. Капитан Немо был занят какими-то вычислениями, испещренными знаками Х и сложными алгебраическими формулами.
"Je vous dérange ? dis-je par politesse. - Я потревожил вас? - спросил я из вежливости.
- En effet, monsieur Aronnax, me répondit le capitaine, mais je pense que vous avez eu des raisons sérieuses de me voir ? - Совершенно верно, господин Аронакс, - ответил мне капитан, - но, очевидно, у вас на это есть серьезная причина?
- Très sérieuses. Les pirogues des naturels nous entourent, et, dans quelques minutes, nous serons certainement assaillis par plusieurs centaines de sauvages. - Чрезвычайно серьезная! Пироги туземцев окружили "Наутилус", и через несколько минут нам, вероятно, придется отражать нападение дикарей.
- Ah ! fit tranquillement le capitaine Nemo, ils sont venus avec leurs pirogues ? - А-а! - сказал спокойно капитан Немо. - Они приплыли в пирогах?
- Oui, monsieur. - Да, капитан!
- Eh bien, monsieur, il suffit de fermer les panneaux. - Ну, что ж! Надо закрыть люк.
- Précisément, et je venais vous dire... - Безусловно! И я пришел вам сказать...
- Rien n'est plus facile", dit le capitaine Nemo. - Ничего нет проще, - сказал капитан Немо.
Et, pressant un bouton électrique, il transmit un ordre au poste de l'équipage. И, нажав кнопку электрического звонка, он отдал по проводам соответствующее приказание в кубрик команды.
"Voilà qui est fait, monsieur, me dit-il, après quelques instants. Le canot est en place, et les panneaux sont fermés. Vous ne craignez pas, j'imagine, que ces messieurs défoncent des murailles que les boulets de votre frégate n'ont pu entamer ? - Вот и все, господин профессор, - сказал он минутой позже. - Шлюпка водворена на место, люк закрыт. Надеюсь, вы не боитесь, что эти господа пробьют обшивку, повредить которую не могли снаряды вашего фрегата?
- Non, capitaine, mais il existe encore un danger. - Не в этом дело, капитан! Есть другая опасность.
- Lequel, monsieur ? - Какая же, сударь!
- C'est que demain, à pareille heure, il faudra rouvrir les panneaux pour renouveler l'air du Nautilus... - Завтра в этот же час потребуется открыть люк, чтобы накачать свежего воздуха в резервуары "Наутилуса".
- Sans contredit, monsieur, puisque notre bâtiment respire à la manière des cétacés. - Совершенно верно, сударь! Наше судно дышит на манер китообразных.
- Or, si à ce moment, les Papouas occupent la plate-forme, je ne vois pas comment vous pourrez les empêcher d'entrer. - Ну, а в это время папуасы займут палубу! Как тогда мы избавимся от них?
- Alors, monsieur, vous supposez qu'ils monteront à bord ? - Значит, вы уверены, сударь, что они взберутся на борт?
- J'en suis certain. - Уверен!
- Eh bien, monsieur, qu'ils montent. Je ne vois aucune raison pour les en empêcher. Au fond, ce sont de pauvres diables, ces Papouas, et je ne veux pas que ma visite à l'île Gueboroar coûte la vie à un seul de ces malheureux !" - Ну, что ж, сударь, пускай взбираются. Я не вижу причины мешать им. В сущности папуасы - бедняги! Я не хочу, чтобы мое посещение острова Гвебороар стоило жизни хотя бы одному из этих несчастных!.
Cela dit, j'allais me retirer ; mais le capitaine Nemo me retint et m'invita à m'asseoir près de lui. Il me questionna avec intérêt sur nos excursions à terre, sur nos chasses, et n'eut pas l'air de comprendre ce besoin de viande qui passionnait le Canadien. Puis, la conversation effleura divers sujets, et, sans être plus communicatif, le capitaine Nemo se montra plus aimable. Все было сказано, и я хотел уйти. Но капитан Немо удержал меня и усадил около себя. Он с интересом расспрашивал меня о наших экскурсиях на остров, о нашей охоте и, казалось, никак не мог понять звериной жадности канадца к мясной пище. Затем разговор перешел на другие темы; и хотя капитан Немо не стал откровеннее, все же он показался мне более любезным.
Entre autres choses, nous en vînmes à parler de la situation du Nautilus, précisément échoué dans ce détroit, où Dumont d'Urville fut sur le point de se perdre. Puis à ce propos : Речь зашла и о положении "Наутилуса", севшего на мель в тех же водах, где чуть не погибли корветы Дюмон д'Юрвиля.
"Ce fut un de vos grands marins, me dit le capitaine, un de vos plus intelligents navigateurs que ce d'Urville ! C'est votre capitaine Cook, à vous autres, Français. Infortuné savant ! Avoir bravé les banquises du pôle Sud, les coraux de l'Océanie, les cannibales du Pacifique, pour périr misérablement dans un train de chemin de fer ! Si cet homme énergique a pu réfléchir pendant les dernières secondes de son existence, vous figurez-vous quelles ont dû être ses suprêmes pensées !" - Этот д'Юрвиль был одним из ваших великих коряков, - сказал капитан, - и одним из просвещеннейших мореплавателей! Это французский капитан Кук. Злосчастный ученый! Преодолеть сплошные льды Южного полюса, коралловые рифы Океании, увернуться от каннибалов тихоокеанских островов - и погибнуть нелепо при крушении пригородного поезда! Если этот энергичный человек имел время подумать в последние минуты своей жизни, представляете себе, что он должен был пережить!
En parlant ainsi, le capitaine Nemo semblait ému, et je porte cette émotion à son actif. Произнося эти слова, капитан Немо явно волновался, и его взволнованность делала ему честь.
Puis, la carte à la main, nous revîmes les travaux du navigateur français, ses voyages de circumnavigation, sa double tentative au pôle Sud qui amena la découverte des terres Adélie et Louis-Philippe, enfin ses levés hydrographiques des principales îles de l'Océanie. Затем, с картой в руках, мы проследили пути всех экспедиций французского мореплавателя, всех его кругосветных путешествий, вплоть до его попыток проникнуть к Южному полюсу, окончившихся открытием земель Адели и Луи Филиппа. Наконец, мы просмотрели его гидрографические описания и карты важнейших островов Океании.
"Ce que votre d'Urville a fait à la surface des mers, me dit le capitaine Nemo, je l'ai fait à l'intérieur de l'Océan, et plus facilement, plus complètement que lui. L'Astrolabe et la Zélée, incessamment ballottées par les ouragans, ne pouvaient valoir le Nautilus, tranquille cabinet de travail, et véritablement sédentaire au milieu des eaux ! - То, что сделал ваш д'Юрвиль на поверхности морей, - сказал капитан Немо, - я повторил в океанских глубинах, но мои исследования, притом более точные, не потребовали стольких усилий. "Астролябия" и "Зеле", вечно боровшиеся с морскими бурями, не могут идти в сравнение с "Наутилусом", настоящим подводным домом, с рабочим покойным кабинетом!
- Cependant, capitaine, dis-je, il y a un point de ressemblance entre les corvettes de Dumont d'Urville et le Nautilus. - Но все же, капитан, - сказал я, - между корветами Дюмон д'Юрвиля и "Наутилусом" есть некоторое сходство.
- Lequel, monsieur ? - А именно, сударь?
- C'est que le Nautilus s'est échoué comme elles ! - "Наутилус", как и корветы, тут же сел на мель!
- Le Nautilus ne s'est pas échoué, monsieur, me répondit froidement le capitaine Nemo. Le Nautilus est fait pour reposer sur le lit des mers, et les pénibles travaux, les manoeuvres qu'imposa à d'Urville le renflouage de ses corvettes, je ne les entreprendrai pas. L'Astrolabe et la Zélée ont failli périr, mais mon Nautilus ne court aucun danger. Demain, au jour dit, à l'heure dite, la marée le soulèvera paisiblement, et il reprendra sa navigation à travers les mers. - "Наутилус" не садился на мель, сударь, - холодно ответил капитан Немо. - "Наутилус" так устроен, что можешь невозбранно отдыхать на лоне морей. И мне не придется, подобно д'Юрвилю, чтобы снять с мели свои корветы, прибегать к мучительным усилиям; "Астролябия" и "Зеле" едва не погибли в этом проливе, а мой "Наутилус" не подвергается ни малейшей опасности. Завтра в положенное время морской прилив бережно поднимет судно, и оно выйдет в открытое море.
- Capitaine, dis-je, je ne doute pas.... - Капитан, - ответил я, - не сомневаюсь, что...
- Demain, ajouta le capitaine Nemo en se levant, demain, à deux heures quarante minutes du soir, le Nautilus flottera et quittera sans avarie le détroit de Torrès." - Завтра, - сказал в заключение капитан Немо, - завтра, в два часа сорок минут пополуночи, "Наутилус" всплывет и без малейшего повреждения выйдет из Торресова пролива.
Ces paroles prononcées d'un ton très bref, le capitaine Nemo s'inclina légèrement. C'était me donner congé, et je rentrai dans ma chambre. С этими словами, сказанными крайне резким тоном, капитан Немо встал и слегка кивнул головой, что означало: разговор окончен! Я вышел из каюты и направился к себе.
Là, je trouvai Conseil, qui désirait connaître le résultat de mon entrevue avec le capitaine. Я застал там Конселя, желавшего знать, каковы результаты моего свидания с капитаном.
"Mon garçon, répondis-je, lorsque j'ai eu l'air de croire que son Nautilus était menace par les naturels de la Papouasie, le capitaine m'a répondu très ironiquement. Je n'ai donc qu'une chose à dire : Aie confiance en lui, et va dormir en paix. - Друг мой, - сказал я, - капитан высмеял меня, стоило мне заикнуться, что якобы туземцы Папуа угрожают "Наутилусу". Ну, что ж! Будем полагаться на капитана и пожелаем себе покойной ночи!
- Monsieur n'a pas besoin de mes services ? - Господину профессору не понадобятся мои услуги?
- Non, mon ami. Que fait Ned Land ? - Нет, друг мой! А что делает Нед Ленд?
- Que monsieur m'excuse, répondit Conseil, mais l'ami Ned confectionne un pâté de kangaroo qui sera une merveille !" - С позволения господина профессора, - отвечал Консель, - Нед Ленд готовит паштет из кенгуру. Паштет, говорит, будет просто чудо!
Je restai seul, je me couchai, mais je dormis assez mal. J'entendais le bruit des sauvages qui piétinaient sur la plate-forme en poussant des cris assourdissants. La nuit se passa ainsi, et sans que l'équipage sortît de son inertie habituelle. Il ne s'inquiétait pas plus de la présence de ces cannibales que les soldats d'un fort blindé ne se préoccupent des fourmis qui courent sur son blindage. Оставшись один, я лег в постель, но спал дурно. До меня доносились неистовые крики дикарей, ворвавшихся на палубу. Так прошла ночь. Экипаж "Наутилуса" по-прежнему бездействовал. Присутствие на судне каннибалов беспокоило команду столько же, сколько беспокоят солдат в блиндированном форту муравьи, ползающие по блиндажу.
A six heures du matin, je me levai... Les panneaux n'avaient pas été ouverts. L'air ne fut donc pas renouvelé à l'intérieur, mais les réservoirs, chargés à toute occurrence, fonctionnèrent à propos et lancèrent quelques mètres cubes d'oxygène dans l'atmosphère appauvrie du Nautilus. Я встал в шесть часов утра. Люк был закрыт. Стало быть, запас кислорода не возобновлялся со вчерашнего дня. Но все же аварийные резервуары, своевременно приведенные в действие, выпустив несколько кубических метров кислорода, освежали воздух.
Je travaillai dans ma chambre jusqu'à midi, sans avoir vu, même un instant, le capitaine Nemo. On ne paraissait faire à bord aucun préparatif de départ. До полудня я работал в каюте, не видав даже мельком капитана Немо. На борту не заметно было каких-либо приготовлений к отплытию.
J'attendis quelque temps encore, puis, je me rendis au grand salon. La pendule marquait deux heures et demie. Dans dix minutes, le flot devait avoir atteint son maximum de hauteur, et, si le capitaine Nemo n'avait point fait une promesse téméraire, le Nautilus serait immédiatement dégagé. Sinon, bien des mois se passeraient avant qu'il pût quitter son lit de corail. Подождав еще некоторое время, я вышел в салон. Часы показывали половину третьего. Через десять минут морской прилив должен был достигнуть своей высшей точки, и, если капитан Немо не ошибся в расчетах, "Наутилус" снимется с мели. Иначе придется ему долгие месяцы почивать на своем коралловом ложе!
Cependant, quelques tressaillements avant-coureurs se firent bientôt sentir dans la coque du bateau. J'entendis grincer sur son bordage les aspérités calcaires du fond corallien. Но тут корпус корабля начал вздрагивать, предвещая скорое освобождение! Я услыхал, как заскрипела его обшивка, касаясь известковых отложений шероховатого кораллового дна.
A deux heures trente-cinq minutes, le capitaine Nemo parut dans le salon. В два часа тридцать пять минут в салон вошел капитан Немо.
"Nous allons partir, dit-il. - Отплываем, - сказал он.
- Ah ! fis-je. - А-а!.. - молвил я.
- J'ai donné l'ordre d'ouvrir les panneaux. - Я приказал открыть люк.
- Et les Papouas ? - А папуасы?
- Les Papouas ? répondit le capitaine Nemo, haussant légèrement les épaules. - Папуасы? - повторил капитан Немо, чуть пожав плечами.
- Ne vont-ils pas pénétrer à l'intérieur du Nautilus ? - А они невзначай не проникнут внутрь судна?
- Et comment ? - Каким путем?
- En franchissant les panneaux que vous aurez fait ouvrir. - Через открытый люк.
- Monsieur Aronnax, répondit tranquillement le capitaine Nemo, on n'entre pas ainsi par les panneaux du Nautilus, même quand ils sont ouverts." - Господин Аронакс, - спокойно ответил капитан Немо, - не всегда можно войти через люк "Наутилуса", даже если он открыт.
Je regardai le capitaine. Я посмотрел на капитана.
"Vous ne comprenez pas ? me dit-il. - Не понимаете? - спросил он.
- Aucunement. - Ни слова!
- Eh bien ! venez et vous verrez." - Прошу вас следовать за мной, и вы все поймете.
Je me dirigeai vers l'escalier central. Là, Ned Land et Conseil, très intrigués, regardaient quelques hommes de l'équipage qui ouvraient les panneaux, tandis que des cris de rage et d'épouvantables vociférations résonnaient au-dehors. Мы подошли к среднему трапу, Нед Ленд и Консель были уже там и с величайшим любопытством наблюдали, как несколько матросов открывали люк при диких криках и воплях, раздававшихся с палубы.
Les mantelets furent rabattus extérieurement. Vingt figures horribles apparurent. Mais le premier de ces indigènes qui mit la main sur la rampe de l'escalier, rejeté en arrière par je ne sais quelle force invisible, s'enfuit, poussant des cris affreux et faisant des gambades exorbitantes. Крышка люка откинулась наружу... В отверстии показалось десятка два страшных физиономий. Но не успел первый же туземец взяться за поручни трапа, как был отброшен назад неведомой силой. Дикарь с диким воем пустился бежать без оглядки, выкидывая отчаянные сальто-мортале.
Dix de ses compagnons lui succédèrent. Dix eurent le même sort. Десяток его сородичей кинулись было к трапу, но их постигла та же участь.
Conseil était dans l'extase. Ned Land, emporté par ses instincts violents, s'élança sur l'escalier. Mais, dès qu'il eut saisi la rampe à deux mains, il fut renversé à son tour. Консель ликовал. Нед Ленд, движимый своими дикими инстинктами, тоже кинулся к трапу. Но и канадца в свою очередь отбросило назад, стоило ему схватиться за поручни!
"Mille diables ! s'écria-t-il. Je suis foudroyé !" - Тысяча чертей! - вопил он. - В меня ударила молния!
Ce mot m'expliqua tout. Ce n'était plus une rampe, mais un câble de métal, tout chargé de l'électricité du bord, qui aboutissait à la plate-forme. Quiconque la touchait ressentait une formidable secousse , et cette secousse eût été mortelle, si le capitaine Nemo eût lancé dans ce conducteur tout le courant de ses appareils ! On peut réellement dire, qu'entre ses assaillants et lui, il avait tendu un réseau électrique que nul ne pouvait impunément franchir. И тут я понял все. Металлические поручни представляли собою кабель тока высокого напряжения. Всякий, кто прикасался к ним, получал электрический удар, - и удар мог быть смертельным, если б капитан Немо включил в этот проводник электричества ток всех своих батарей! Короче говоря, между нападающими и нами была как бы спущена электрическая завеса, через которую никто не мог безнаказанно проникнуть.
Cependant, les Papouas épouvantés avaient battu en retraite, affolés de terreur. Nous, moitié riants, nous consolions et frictionnions le malheureux Ned Land qui jurait comme un possédé. Перепуганные насмерть папуасы обратились в бегство. А мы, сдерживая улыбку, успокаивали и растирали Неда Ленда, изрыгавшего ругательства.
Mais, en ce moment, le Nautilus, soulevé par les dernières ondulations du flot, quitta son lit de corail à cette quarantième minute exactement fixée par le capitaine. В этот момент девятый вал вынес на своем гребне наше судно, и наконец-то "Наутилус" восстал со своего кораллового ложа! Было два часа сорок минут - время, назначенное капитаном Немо.
Son hélice battit les eaux avec une majestueuse lenteur. Sa vitesse s'accrut peu à peu, et, naviguant à la surface de l'Océan, il abandonna sain et sauf les dangereuses passes du détroit de Torrès. Заработали винты, и водорез с величественной медлительностью начал рассекать океанские воды. Скорость вращения винта все увеличивалась, и подводный корабль, всплыв на поверхность океана, вышел целым и невредимым из опасных вод Торресова пролива.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XXIII ?GRI SOMNIA/23. НЕОБЪЯСНИМАЯ СОНЛИВОСТЬ

France Русский
Le jour suivant, 10 janvier, le Nautilus reprit sa marche entre deux eaux, mais avec une vitesse remarquable que je ne puis estimer à moins de trente-cinq milles à l'heure. La rapidité de son hélice était telle que je ne pouvais ni suivre ses tours ni les compter. На следующий день, 10 января, "Наутилус" вышел в открытый океан. Он шел со скоростью тридцати пяти миль в час. Винт вращался с такой быстротой, что я не мог сосчитать количество его оборотов в минуту.
Quand je songeais que ce merveilleux agent électrique, après avoir donné le mouvement, la chaleur, la lumière au Nautilus, le protégeait encore contre les attaques extérieures, et le transformait en une arche sainte à laquelle nul profanateur ne touchait sans être foudroyé, mon admiration n'avait plus de bornes, et de l'appareil, elle remontait aussitôt à l'ingénieur qui l'avait créé. Но моему восхищению не было предела, стоило лишь вспомнить, что электричество, эта чудесная сила, не только приводит в движение, обогревает и освещает судно, но и служит защитой от нападения извне, превращая его в некий ковчег завета, неприкосновенный для непосвященного. И невольно мои мысли перенеслись на творца, создавшего такое диво!
Nous marchions directement vers l'ouest, et, le 11 janvier, nous doublâmes ce cap Wessel, situé par 135? de longitude et l0? de latitude nord, qui forme la pointe est du golfe de Carpentarie. Les récifs étaient encore nombreux, mais plus clairsemés, et relevés sur la carte avec une extrême précision. Le Nautilus évita facilement les brisants de Money à bâbord, et les récifs Victoria à tribord, placés par 1300 de longitude, et sur ce dixième parallèle que nous suivions rigoureusement. Мы держали курс прямо на запад и 11 января обогнули мыс Уэссел, расположенный под 135o долготы и 10o северной широты и образующий собою восточную оконечность залива Карпентария. Коралловые рифы встречались часто, но они были разбросаны далеко друг от друга и притом с большой точностью обозначены на карте. "Наутилус" благополучно миновал буруны Моне и рифы Виктория, под 130o долготы, на десятой параллели, которой мы неуклонно держались.
Le 13 janvier, le capitaine Nemo. arrivé dans la mer de Timor, avait connaissance de l'île de ce nom par 1220 de longitude. Cette île dont la superficie est de seize cent vingt-cinq lieues carrées est gouvernée par des radjahs. Ces princes se disent fils de crocodiles, c'est-à-dire issus de la plus haute origine à laquelle un être humain puisse prétendre. Aussi, ces ancêtres écailleux foisonnent dans les rivières de l'île, et sont l'objet d'une vénération particulière. On les protège, on les gâte, on les adule, on les nourrit, on leur offre des jeunes filles en pâture, et malheur à l'étranger qui porte la main sur ces lézards sacrés. Тринадцатого января мы вошли в воды Тиморского моря, в виду острова того же названия, под 122o долготы. Этот остров, занимавший площадь в тысяча шестьсот двадцать пять квадратных лье, управляется раджами. Раджи именуются сыновьями крокодила, короче говоря, относят себя к существам высшей породы, на какую только может притязать человек. Их пресмыкающиеся предки в изобилии водятся в местных реках и являются предметом особого почитания. Их оберегают, балуют, ласкают, кормят, им предлагают в пищу молодых девушек, и горе чужеземцу, который занесет руку на священное животное!
Mais le Nautilus n'eut rien à démêler avec ces vilains animaux. Timor ne fut visible qu'un instant, à midi, pendant que le second relevait sa position. Egalement, je ne fis qu'entrevoir cette petite île Rotti, qui fait partie du groupe, et dont les femmes ont une réputation de beauté très établie sur les marchés malais. Но "Наутилусу" не пришлось столкнуться с этими гадами. Остров Тимор мы видели мимоходом, в полдень, когда помощник капитана делал свое очередное наблюдение. Также мельком видел я и островок Роти, входящий в ту же группу; говорят, здешние женщины славятся на малайских рынках своей красотою.
A partir de ce point, la direction du Nautilus, en latitude, s'infléchit vers le sud-ouest. Le cap fut mis sur l'océan Indien. Où la fantaisie du capitaine Nemo allait-elle nous entraîner ? Remontrait-il vers les côtes de l'Asie ? Se rapprocherait-il des rivages de l'Europe ? Résolutions peu probables de la part d'un homme qui fuyait les continents habités ? Descendrait-il donc vers le sud ? Irait-il doubler le cap de Bonne-Espérance, puis le cap Horn, et pousser au pôle antarctique ? Reviendrait-il enfin vers ses mers du Pacifique, où son Nautilus trouvait une navigation facile et indépendante ? L'avenir devait nous l'apprendre. Тут "Наутилус" уклонился к юго-западу от принятой ранее широты и пошел по направлению к Индийскому океану. В какие края увлекает нас фантазия капитана Немо? Возвратится ли он к берегам Азии? Приблизится ли к берегам Европы? Вряд ли! Зачем плыть туда человеку, который бежит от населенных континентов? Не ринется ли он на юг? Не обогнет ли он мыс Доброй Надежды, а затем мыс Горн? Не отважится ли направить свой путь к Южному полюсу? А может быть, возвратится в моря Тихого океана, где для подводного корабля такой простор? Ответ даст будущее.
Après avoir prolongé les écueils de Cartier, d'Hibernia, de Seringapatam, de Scott, derniers efforts de l'élément solide contre l'élément liquide, le 14 janvier, nous étions au-delà de toutes terres. La vitesse du Nautilus fut singulièrement ralentie, et, très capricieux dans ses allures, tantôt il nageait au milieu des eaux, et tantôt il flottait à leur surface. Пройдя вдоль рифов Картье, Гиберниа, Серингапатама, Скотта, этих последних усилий твердой стихии победить стихию жидкую, 14 января мы были уже за пределами каких-либо признаков земли. "Наутилус" перешел на среднюю скорость и, покорствуя воле капитана, то опускался в морские глубины, то всплывал на поверхность океана.
Pendant cette période du voyage, le capitaine Nemo fit d'intéressantes expériences sur les diverses températures de la mer à des couches différentes. Dans les conditions ordinaires, ces relevés s'obtiennent au moyen d'instruments assez compliqués. dont les rapports sont au moins douteux, que ce soient des sondes thermométriques, dont les verres se brisent souvent sous la pression des eaux, ou des appareils basés sur la variation de résistance de métaux aux courants électriques. Ces résultats ainsi obtenus ne peuvent être suffisamment contrôlés. Au contraire, le capitaine Nemo allait lui-même chercher cette température dans les profondeurs de la mer, et son thermomètre, mis en communication avec les diverses nappes liquides, lui donnait immédiatement et sûrement le degré recherché. Во время этого плавания капитан Немо сделал интересные наблюдения относительно температуры мирового океана на разных глубинах. В обычных условиях для измерения колебаний температуры в морях пользуются довольно сложными приборами, показатели которых не всегда заслуживают доверия, особенно показания термометрических зондов, стекло которых часто не выдерживает давления в глубинных слоях воды, а также и показания аппаратов, действие которых основано на неодинаковой электропроводимости некоторых металлов. Проверить полученные данные повторным опытом представляет значительные трудности. Между тем капитан Немо измерял температуру глубинных вод океана, погружаясь в морские пучины, и его термометр, приходя в соприкосновение с водными слоями различных глубин, давал точные и бесспорные показания.
C'est ainsi que, soit en surchargeant ses réservoirs, soit en descendant obliquement au moyen de ses plans inclinés, le Nautilus atteignit successivement des profondeurs de trois, quatre, cinq, sept, neuf et dix mille mètres, et le résultat définitif de ces expériences fut que la mer présentait une température permanente de quatre degrés et demi, à une profondeur de mille mètres, sous toutes les latitudes. Итак, приводя попеременно в действие то резервуары, наполненные водой, то наклонные рули глубины, капитан Немо имел возможность исследовать температуру, начиная от поверхностных слоев воды до глубинных, погружаясь постепенно на три, четыре, пять, семь, девять и десять тысяч метров ниже уровня океана; и он пришел к выводу, что под всеми широтами температура воды на глубине тысячи метров понижается до четырех с половиною градусов [это правильно только для широкого экваториального пояса между 50o северной и южной широты; севернее и южнее температура воды на глубине 1000 метров значительно ниже].
Je suivais ces expériences avec le plus vif intérêt. Le capitaine Nemo y apportait une véritable passion. Souvent, je me demandai dans quel but il faisait ces observations. Etait-ce au profit de ces semblables ? Ce n'était pas probable, car, un jour ou l'autre, ses travaux devaient périr avec lui dans quelque mer ignorée ! A moins qu'il ne me destinât le résultat de ses expériences. Mais c'était admettre que mon étrange voyage aurait un terme, et ce terme, je ne l'apercevais pas encore. Я следил за этими исследованиями с величайшим интересом. Капитан Немо вносил в свои опыты истинную страсть. Я часто спрашивал себя: на что ему научные исследования? Для пользы человечества? Невероятно, потому что рано или поздно его труды погибнут вместе с ним в каком-нибудь море, не обозначенном на карте! Не готовился ли он сделать меня душеприказчиком своих открытий? Не рассудил ли он положить конец моему подводному путешествию? Но конца еще не предвиделось.
Quoi qu'il en soit, le capitaine Nemo me fit également connaître divers chiffres obtenus par lui et qui établissaient le rapport des densités de l'eau dans les principales mers du globe. De cette communication, je tirai un enseignement personnel qui n'avait rien de scientifique. Как бы то ни было, капитан Немо ознакомил меня с цифровыми данными, полученными им в результате исследования плотности воды в главнейших морях земного шара. Из этих научных наблюдений я сделал отнюдь не научный вывод, касающийся меня лично.
C'était pendant la matinée du 15 janvier. Le capitaine, avec lequel je me promenais sur la plate-forme, me demanda si je connaissais les différentes densités que présentent les eaux de la mer. Je lui répondis négativement, et j'ajoutai que la science manquait d'observations rigoureuses à ce sujet. Произошло это утром 15 января. Капитан Немо, с которым мы прохаживались по палубе, спросил меня, известна ли мне плотность морской воды на различных глубинах? Я отвечал отрицательно, прибавив, что в этой области не имеется еще достаточно проверенных научных исследований.
"Je les ai faites, ces observations, me dit-il, et je puis en affirmer la certitude. - Я сделал эти исследования, - сказал он, - и ручаюсь за их точность.
- Bien, répondis-je, mais le Nautilus est un monde à part, et les secrets de ses savants n'arrivent pas jusqu'à la terre. - Хорошо, - отвечал я, - но на борту "Наутилуса" совсем обособленный мир, и открытия его ученых никогда не дойдут до Земли.
- Vous avez raison, monsieur le professeur, me dit-il, après quelques instants de silence. C'est un monde à part. Il est aussi étranger à la terre que les planètes qui accompagnent ce globe autour du soleil, et l'on ne connaîtra jamais les travaux des savants de Saturne ou de Jupiter. Cependant, puisque le hasard a lié nos deux existences, je puis vous communiquer le résultat de mes observations. - Вы правы, господин профессор, - сказал он после короткого молчания. - На борту обособленный мир! Он так же обособлен от Земли, как обособлены планеты, вращающиеся вместе с Землей вокруг Солнца; и наши труды так же не дойдут до Земли, как и труды ученых Сатурна или Юпитера. Но раз случай соединил наши жизни, я посвящу вас в конечные выводы моих исследований.
- Je vous écoute, capitaine. - Я вас слушаю, капитан.
- Vous savez, monsieur le professeur, que l'eau de mer est plus dense que l'eau douce, mais cette densité n'est pas uniforme. En effet, si je représente par un la densité de l'eau douce, je trouve un vingt-huit millième pour les eaux de l'Atlantique, un vingt-six millième pour les eaux du Pacifique, un trente-millième pour les eaux de la Méditerranée... - Вам, господин профессор, разумеется, известно, что морская вода обладает большей плотностью, нежели пресная, но что плотность воды не везде одинакова. В самом деле, если принять за единицу плотность пресной воды, то плотность вод Атлантического океана будет равна одной целой и двадцати восьми тысячным, вод Тихого океана - одной целой и двадцати шести тысячным, и одной целой и тридцати тысячным равняется плотность вод Средиземного моря...
- Ah ! pensai-je, il s'aventure dans la Méditerranée ? "А-а! - подумал я, - он заходит и в Средиземное море!"
- Un dix-huit millième pour les eaux de la mer Ionienne, et un vingt-neuf millième pour les eaux de l'Adriatique." - ...одной целой и восемнадцати тысячным для вод Ионического моря и одной целой и двадцати девяти тысячным для вод Адриатического моря.
Décidément, le Nautilus ne fuyait pas les mers fréquentées de l'Europe, et j'en conclus qu'il nous ramènerait - peut-être avant peu vers des continents plus civilisés. Je pensai que Ned Land apprendrait cette particularité avec une satisfaction très naturelle. По-видимому, "Наутилус" не избегал и самых оживленных морей Европы. Я из этого заключил, что когда-нибудь - и, как знать, не скоро ли? - мы приблизимся к берегам более цивилизованных континентов. И подумал, что Нед Ленд, вполне естественно, обрадуется подобной возможности.
Pendant plusieurs jours, nos journées se passèrent en expériences de toutes sortes, qui portèrent sur les degrés de salure des eaux à différentes profondeurs, sur leur électrisation, sur leur coloration, sur leur transparence, et dans toutes ces circonstances, le capitaine Nemo déploya une ingéniosité qui ne fut égalée que par sa bonne grâce envers moi. Puis, pendant quelques jours, je ne le revis plus, et demeurai de nouveau comme isolé à son bord. Некоторое время мы с капитаном посвящали целые дни научным исследованиям, - определяли соленость морской воды на различных глубинах, проникновение света в толщу воды, - и во всех случаях капитан Немо выказывал удивительную изобретательность, которая равнялась только его внимательности ко мне. Затем он снова исчез, и я по-прежнему оказался в одиночестве на борту его подводного корабля.
Le 16 janvier, le Nautilus parut s'endormir à quelques mètres seulement au-dessous de la surface des flots. Ses appareils électriques ne fonctionnaient pas, et son hélice immobile le laissait errer au gré des courants. Je supposai que l'équipage s'occupait de réparations intérieures, nécessitées par la violence des mouvements mécaniques de la machine. Шестнадцатого января "Наутилус", казалось, погрузился в сон в нескольких метрах под уровнем моря. Электрические машины остановились, винт бездействовал, отдав судно на произвол течения. Я решил, что экипаж занят ремонтом машин, связанным с их работой на больших скоростях.
Mes compagnons et moi, nous fûmes alors témoins d'un curieux spectacle. Les panneaux du salon étaient ouverts, et comme le fanal du Nautilus n'était pas en activité, une vague obscurité régnait au milieu des eaux. В тот день мне и моим товарищам довелось быть очевидцами любопытного явления. Створы в окнах салона раздвинулись. Электрический прожектор не был зажжен.
Le ciel orageux et couvert d'épais nuages ne donnait aux premières couches de l'Océan qu'une insuffisante clarté. Небо, затянутое грозовыми тучами, бросало слабый свет в верхние слои океанских вод. В окружающей нас жидкой среде царил полумрак.
J'observais l'état de la mer dans ces conditions, et les plus gros poissons ne m'apparaissaient plus que comme des ombres à peine figurées, quand le Nautilus se trouva subitement transporté en pleine lumière. Je crus d'abord que le fanal avait été rallumé, et qu'il projetait son éclat électrique dans la masse liquide. Je me trompais, et après une rapide observation, je reconnus mon erreur. Я любовался водной стихией в этом сумеречном освещении, и большие рыбы проносились мимо нас, как китайские тени. И вдруг мы попали в полосу яркого света. Сначала я думал, что заработал прожектор и, попав в полосу его лучей, засветились темные воды. Но я ошибся и, вглядевшись внимательнее, понял свое заблуждение.
Le Nautilus flottait au milieu d'une couche phosphorescente, qui dans cette obscurité devenait éblouissante. Elle était produite par des myriades d'animalcules lumineux, dont l'étincellement s'accroissait en glissant sur la coque métallique de l'appareil. Je surprenais alors des éclairs au milieu de ces nappes lumineuses, comme eussent été des coulées de plomb fondu dans une fournaise ardente, ou des masses métalliques portées au rouge blanc ; de telle sorte que par opposition, certaines portions lumineuses faisaient ombre dans ce milieu igné, dont toute ombre semblait devoir être bannie. Non ! ce n'était plus l'irradiation calme de notre éclairage habituel ! Il y avait là une vigueur et un mouvement insolites ! Cette lumière, on la sentait vivante ! "Наутилус" был снесен течением в светящиеся слои воды, вспыхивающей огнями, особенно ослепительными в мраке морских пучин. То было свечение мириадов микроскопических морских организмов. Интенсивность свечения еще увеличивалась, отраженная металлической обшивкой судна. Светящаяся водная масса то, подобно доменной печи, изливала как бы огненные струи, и взметались тысячи искр, то превращалась в сплошной поток как бы расплавленного свинца. Все вокруг этого полыхающего пространства уходило в тень, если это понятие тут применимо! Нет! То не был искусственный свет нашего прожектора! Тут чувствовался избыток жизненных сил! То был живой свет!
En effet, c'était une agglomération infinie d'infusoires pélagiens, de noctiluques miliaires, véritables globules de gelée diaphane, pourvus d'un tentacule filiforme, et dont on a compté jusqu'à vingt-cinq mille dans trente centimètres cubes d'eau. Et leur lumière était encore doublée par ces lueurs particulières aux méduses, aux astéries, aux aurélies, aux pholadesdattes, et autres zoophytes phosphorescents, imprégnés du graissin des matières organiques décomposées par la mer, et peut-être du mucus secrète par les poissons. И действительно, в этих водах образовалось скопление морских жгутиковых ночесветок (Noctiluca miliaris), настоящих студенистых шариков с нитеобразными щупальцами, образующих целые колонии: в тридцати кубических сантиметрах воды их насчитывают до двадцати пяти тысяч. Сияние ночесветок усиливалось трепетным мерцанием медуз, сиянием фолад и множества других фосфоресцирующих организмов, выделяющих светящееся вещество.
Pendant plusieurs heures, le Nautilus flotta dans ces ondes brillantes, et notre admiration s'accrut à voir les gros animaux marins s'y jouer comme des salamandres. Je vis là, au milieu de ce feu qui ne brûle pas, des marsouins élégants et rapides, infatigables clowns des mers, et des istiophores longs de trois mètres, intelligents précurseurs des ouragans, dont le formidable glaive heurtait parfois la vitre du salon. Puis apparurent des poissons plus petits, des balistes variés, des scomberoides-sauteurs, des nasons-loups, et cent autres qui zébraient dans leur course la lumineuse atmosphère. В течение многих часов "Наутилус" плыл в светящихся водах; и нашему восхищению не было границ, когда мы увидели больших морских животных, резвившихся, как саламандры, в пламени! В этом живом свете плескались изящные и увертливые дельфины, неутомимые клоуны морей, и предвестник ураганов - меч-рыба длиной в три метра, порою задевавшая своим грозным мечом хрустальное стекло. Затем появились более мелкие рыбки, спинороги, макрели-прыгуны, щетинозубы (хирурги-носачи) и сотни других рыбок, бороздивших светоносную стихию.
Ce fut un enchantement que cet éblouissant spectacle ! Peut-être quelque condition atmosphérique augmentait-elle l'intensité de ce phénomène ? Peut-être quelque orage se déchaînait-il à la surface des flots ? Mais, à cette profondeur de quelques mètres, le Nautilus ne ressentait pas sa fureur, et il se balançait paisiblement au milieu des eaux tranquilles. Было что-то чарующее в ослепительном свечении моря. Быть может, атмосферные условия усиливали напряженность этого явления? Быть может, "ад океаном разразилась гроза? Но на глубине нескольких метров под уровнем моря не чувствовалось бушевания стихий, и "Наутилус" мирно покачивался в лоне спокойных вод.
Ainsi nous marchions, incessamment charmés par quelque merveille nouvelle. Мы плыли, и все новые чудеса развертывались перед нашим изумленным взором.
Conseil observait et classait ses zoophytes, ses articulés, ses mollusques, ses poissons. Les journées s'écoulaient rapidement, et je ne les comptais plus. Ned, suivant son habitude, cherchait à varier l'ordinaire du bord. Véritables colimaçons, nous étions faits à notre coquille, et j'affirme qu'il est facile de devenir un parfait colimaçon. Консель без конца классифицировал своих зоофитов, членистоногих, моллюсков и рыб. Дни летели, и я потерял им счет. Нед, по обыкновению, старался разнообразить наш стол. Мы, как улитки, сидели в своей раковине. И я могу засвидетельствовать, что в улитку превратиться вовсе нетрудно!
Donc, cette existence nous paraissait facile, naturelle, et nous n'imaginions plus qu'il existât une vie différente à la surface du globe terrestre, quand un événement vint nous rappeler à l'étrangeté de notre situation. Наше пребывание на подводном корабле начинало нам казаться вполне естественным и даже приятным, и мы уже стали забывать, что существует иная жизнь на поверхности земного шара. Но одно происшествие неожиданно вернуло нас к сознанию действительности.
Le 18 janvier, le Nautilus se trouvait par 105? de longitude et 15? de latitude méridionale. Le temps était menaçant, la mer dure et houleuse. Le vent soufflait de l'est en grande brise. Le baromètre, qui baissait depuis quelques jours, annonçait une prochaine lutte des éléments. Восемнадцатого января "Наутилус" проходил под 105o долготы и 15o широты. Надвигались грозовые тучи, на море начинался шторм. Задул крепкий норд-остовый ветер. Барометр, постепенно падавший последние дни, предвещал бурю.
J'étais monté sur la plate-forme au moment où le second prenait ses mesures d'angles horaires. J'attendais, suivant la coutume, que la phrase quotidienne fût prononcée. Mais, ce jour-là, elle fut remplacée par une autre phrase non moins incompréhensible. Presque aussitôt, je vis apparaître le capitaine Nemo, dont les yeux, munis d'une lunette, se dirigèrent vers l'horizon. Я взошел на палубу в то время, как помощник капитана исследовал горизонт. Я ожидал, что он скажет свою обычную фразу. Но на этот раз он произнес другие слова, столь же непонятные. Тотчас же на палубе появился капитан Немо с зрительной трубой в руке и стал всматриваться в горизонт.
Pendant quelques minutes, le capitaine resta immobile, sans quitter le point enfermé dans le champ de son objectif. Puis, il abaissa sa lunette, et échangea une dizaine de paroles avec son second. Celui-ci semblait être en proie à une émotion qu'il voulait vainement contenir. Le capitaine Nemo, plus maître de lui, demeurait froid. Несколько минут капитан, не отводя от глаз зрительной трубы, пристально вглядывался в какую-то точку на горизонте. Затем, резко обернувшись, он обменялся со своим помощником несколькими словами на непонятном наречии. Последний, казалось, был очень взволнован, хотя и пытался сохранить спокойствие. Капитан Немо лучше владел собою и не терял своего обычного хладнокровия.
Il paraissait, d'ailleurs, faire certaines objections auxquelles le second répondait par des assurances formelles. Du moins, je le compris ainsi, à la différence de leur ton et de leurs gestes. По-видимому, он высказывал какие-то соображения, которые его помощник опровергал. По крайней мере я понял так по их тону и жестам.
Quant à moi, j'avais soigneusement regardé dans la direction observée, sans rien apercevoir. Le ciel et l'eau se confondaient sur une ligne d'horizon d'une parfaite netteté. Я внимательнейшим образом всматривался в туманную даль, но ничего не приметил. Пустынны были бледные очертания горизонта.
Cependant, le capitaine Nemo se promenait d'une extrémité à l'autre de la plate-forme, sans me regarder, peut-être sans me voir. Son pas était assuré, mais moins régulier que d'habitude. 11 s'arrêtait parfois, et les bras croisés sur la poitrine, il observait la mer. Que pouvait-il chercher sur cet immense espace ? Le Nautilus se trouvait alors à quelques centaines de milles de la côte la plus rapprochée. Капитан Немо ходил взад и вперед по палубе, не глядя в мою сторону; возможно, он меня и не заметил. Шаг его был тверд, но, может быть, несколько менее размерен, чем обычно. Иногда он останавливался и, сложив руки на груди, вглядывался в море. Чего искал он в этой необозримой пустыне? "Наутилус" шел в сотнях миль от ближайшего берега.
Le second avait repris sa lunette et interrogeait obstinément l'horizon, allant et venant, frappant du pied. contrastant avec son chef par son agitation nerveuse. Помощник капитана в свою очередь поднес к глазам зрительную трубу и напряженно всматривался вдаль; он явно нервничал, топал ногами, метался по палубе, являя собою полную противоположность своему начальнику.
D'ailleurs, ce mystère allait nécessairement s'éclaircir, et avant peu, car, sur un ordre du capitaine Nemo, la machine, accroissant sa puissance propulsive, imprima à l'hélice une rotation plus rapide. Впрочем, таинственная история должна была вскоре разъясниться, потому что по приказанию капитана машины заработали на большой скорости.
En ce moment, le second attira de nouveau l'attention du capitaine. Celui-ci suspendit sa promenade et dirigea sa lunette vers le point indiqué. Il l'observa longtemps. De mon côté, très sérieusement intrigué, je descendis au salon, et j'en rapportai une excellente longue-vue dont je me servais ordinairement. Puis, l'appuyant sur la cage du fanal qui formait saillie à l'avant de la plate-forme, je me disposai à parcourir toute la ligne du ciel et de la mer. Помощник опять обратил внимание капитана на какую-то точку на горизонте. Капитан прекратил хождение но палубе и навел трубу в указанном направлении. Он долго не отнимал трубы от глаз. А я, чрезвычайно заинтригованный происходящим, сошел в салон, взял там отличную зрительную трубку, которой всегда пользовался, и вернулся на палубу. Опершись на выступ штурвальной рубки, я приготовился обозревать горизонт.
Mais, mon oeil ne s'était pas encore appliqué à l'oculaire, que l'instrument me fut vivement arraché des mains. Но не успел я поднести трубку к глазам, как ее вырвали из моих рук.
Je me retournai. Le capitaine Nemo était devant moi, mais je ne le reconnus pas. Sa physionomie était transfigurée. Son oeil, brillant d'un feu sombre, se dérobait sous son sourcil froncé. Ses dents se découvraient à demi. Son corps raide, ses poings fermés, sa tête retirée entre les épaules, témoignaient de la haine violente que respirait toute sa personne. Il ne bougeait pas. Ma lunette tombée de sa main, avait roulé à ses pieds. Я обернулся. Передо мною стоял капитан Немо. Я не узнал его. Лицо его исказилось. Глаза горели мрачным огнем, брови сдвинулись. Полуоткрытый рот обнажил зубы. Его напряженная поза, сжатые кулаки, втянутая в плечи голова - все дышало бешеной ненавистью. Он не шевельнулся. Трубка валялась на полу.
Venais-je donc, sans le vouloir, de provoquer cette attitude de colère ? S'imaginait-il, cet incompréhensible personnage, que j'avais surpris quelque secret interdit aux hôtes du Nautilus ? Чем вызвал я его гнев? Не вообразил ли он, что я раскрыл какую-то тайну, которую не положено было знать пленнику "Наутилуса"?
Non ! cette haine, je n'en étais pas l'objet, car il ne me regardait pas, et son oeil restait obstinément fixé sur l'impénétrable point de l'horizon. Нет! Не на меня был обращен его гнев! Он даже не взглянул на меня. Взор его был прикован к горизонту.
Enfin, le capitaine Nemo redevint maître de lui. Sa physionomie, si profondément altérée, reprit son calme habituel. Il adressa à son second quelques mots en langue étrangère, puis il se retourna vers moi. Наконец, капитан Немо овладел собою. Его лицо обрело обычное холодное выражение. Он обратился к своему помощнику на незнакомом языке. Сказав ему несколько слов, капитан заговорил со мной.
"Monsieur Aronnax, me dit-il d'un ton assez impérieux, je réclame de vous l'observation de l'un des engagements qui vous lient à moi. - Господин Аронакс, - сказал он повелительным тоном, - вы обязаны выполнить условие, которым вы связаны со мной.
- De quoi s'agit-il, capitaine ? - В чем дело, капитан?
- Il faut vous laisser enfermer, vos compagnons et vous, jusqu'au moment où je jugerai convenable de vous rendre la liberté. - Вы и ваши спутники обязаны побыть взаперти, покуда я не сочту возможным освободить вас из заключения.
- Vous êtes le maître, lui répondis-je, en le regardant fixement. Mais puis-je vous adresser une question ? - Здесь вы хозяин, - отвечал я, пристально глядя на него. - Но разрешите задать вам один вопрос?
- Aucune, monsieur." - Ни единого, сударь!
Sur ce mot, je n'avais pas à discuter, mais à obéir, puisque toute résistance eût été impossible. Спорить было бесполезно. Приходилось подчиниться.
Je descendis à la cabine qu'occupaient Ned Land et Conseil, et je leur fis part de la détermination du capitaine. Je laisse à penser comment cette communication fut reçue par le Canadien. D'ailleurs, le temps manqua à toute explication. Quatre hommes de l'équipage attendaient à la porte, et ils nous conduisirent à cette cellule où nous avions passé notre première nuit à bord du Nautilus. Я вошел в каюту, отведенную Неду Ленду и Конселю, и объявил им волю капитана. Предоставляю вам судить, какое впечатление произвел на канадца этот приказ! Впрочем, рассуждать не было времени. Четыре матроса ожидали у двери. Нас отвели в ту же самую каюту, в которой мы были заключены в первый день нашего пребывания на "Наутилусе".
Ned Land voulut réclamer, mais la porte se ferma sur lui pour toute réponse. Нед Ленд пытался протестовать. Но в ответ захлопнулась дверь.
"Monsieur me dira-t-il ce que cela signifie ?" me demanda Conseil. - Не угодно ли господину профессору объяснить, что все это означает? - спросил Консель.
Je racontai à mes compagnons ce qui s'était passé. Ils furent aussi étonnés que moi, mais aussi peu avancés. Я рассказал о всем случившемся. Они были так же удивлены, как и я, и терялись в догадках.
Cependant, j'étais plongé dans un abîme de réflexions, et l'étrange appréhension de la physionomie du capitaine Nemo ne quittait pas ma pensée. J'étais incapable d'accoupler deux idées logiques, et je me perdais dans les plus absurdes hypothèses, quand je fus tiré de ma contention d'esprit par ces paroles de Ned Land : Разгневанное лицо капитана не выходило у меня из головы. Мысли мои путались, и я строил самые нелепые предположения. Из раздумья меня вывел возглас Неда Ленда:
"Tiens ! le déjeuner est servi !" - Ба! Завтрак на столе!
En effet, la table était préparée. Il était évident que le capitaine Nemo avait donné cet ordre en même temps qu'il faisait hâter la marche du Nautilus. В самом деле, стол был уставлен яствами. Распоряжение было, видимо, сделано в тот момент, когда капитан отдавал приказ развить большую скорость.
"Monsieur me permettra-t-il de lui faire une recommandation ? me demanda Conseil. - Не пожелает ли господин профессор выслушать небольшой совет? - спросил Консель.
- Oui, mon garçon, répondis-je. - Пожалуйста, мой друг, - отвечал я.
- Eh bien ! que monsieur déjeune. C'est prudent, car nous ne savons ce qui peut arriver. - Господину профессору нужно позавтракать из благоразумия. Ведь неизвестно, что может случиться.
- Tu as raison, Conseil. - Ты прав, Консель.
- Malheureusement, dit Ned Land, on ne nous a donné que le menu du bord. - Увы, - сказал Нед Ленд, - нам подали рыбные блюда!
- Ami Ned, répliqua Conseil, que diriez-vous donc, si le déjeuner avait manqué totalement !" - Друг Нед, - возразил Консель, - а что бы вы сказали, если б вовсе не было завтрака!
Cette raison coupa net aux récriminations du harponneur. Этот довод пресек жалобы гарпунера.
Nous nous mîmes à table. Le repas se fit assez silencieusement. Je mangeai peu. Conseil "se força", toujours par prudence, et Ned Land, quoi qu'il en eût, ne perdit pas un coup de dent. Puis, le déjeuner terminé, chacun de nous s'accota dans son coin. Сели за стол. Завтракали молча. Я ел мало, Консель "насиловал себя" из того же благоразумия, один Нед Ленд не терял времени попусту! Позавтракав, прикорнули по уголкам.
En ce moment, le globe lumineux qui éclairait la cellule s'éteignit et nous laissa dans une obscurité profonde. Ned Land ne tarda pas à s'endormir, et, ce qui m'étonna, Conseil se laissa aller aussi à un lourd assoupissement. Je me demandais ce qui avait pu provoquer chez lui cet impérieux besoin de sommeil, quand je sentis mon cerveau s'imprégner d'une épaisse torpeur. Mes yeux, que je voulais tenir ouverts, se fermèrent malgré moi. Но тут матовое полушарие у потолка погасло, и мы остались в полной темноте. Нед Ленд сразу же уснул. Но меня удивило: дремал и Консель! Что могло вызвать у него столь внезапную сонливость? Однако и меня самого неодолимо клонило ко сну. Я боролся со сном. Но веки тяжелели и непроизвольно смыкались.
J'étais en proie à une hallucination douloureuse. Evidemment, des substances soporifiques avaient été mêlées aux aliments que nous venions de prendre ! Ce n'était donc pas assez de la prison pour nous dérober les projets du capitaine Nemo, il fallait encore le sommeil ! У меня начинались галлюцинации. Очевидно, в кушанья было подмешано снотворное! Неужто капитану Немо мало было посадить нас под замок, ему понадобилось еще усыпить нас?
J'entendis alors les panneaux se refermer. Les ondulations de la mer qui provoquaient un léger mouvement de roulis, cessèrent. Le Nautilus avait-il donc quitté la surface de l'Océan ? Etait-il rentré dans la couche immobile des eaux ?
Je voulus résister au sommeil. Ce fut impossible. Ma respiration s'affaiblit. Je sentis un froid mortel glacer mes membres alourdis et comme paralysés. Mes paupières, véritables calottes de plomb, tombèrent sur mes yeux. Je ne pus les soulever. Un sommeil morbide, plein d'hallucinations, s'empara de tout mon être. Puis, les visions disparurent, et me laissèrent dans un complet anéantissement. Я из последних сил пытался побороть сонливость. Но нет! Дыхание становилось все затрудненнее. Смертельный холод сковывал, как бы парализовал, мои конечности. Веки, словно налитые свинцом, сомкнулись. Я не мог открыть глаз. Тяжелый сон овладевал мною. Меня мучили кошмары. Вдруг видения прекратились. Я потерял сознание.

К началу страницы

Premier partie/часть первая

XXIV LE ROYAUME DU CORAIL/24. КОРАЛЛОВОЕ ЦАРСТВО

France Русский
Le lendemain, je me réveillai la tête singulièrement dégagée. A ma grande surprise, j'étais dans ma chambre. Mes compagnons. sans doute, avaient été réintégrés dans leur cabine, sans qu'ils s'en fussent aperçus plus que moi. Ce qui s'était passé pendant cette nuit, ils l'ignoraient comme je l'ignorais moi-même, et pour dévoiler ce mystère, je ne comptais que sur les hasards de l'avenir. Я проснулся утром со свежей головой. К моему немалому удивлению, я лежал в постели, в своей каюте. Несомненно, и мои спутники тоже были перенесены в их каюту. Стало быть, они не больше моего могли знать, что произошло минувшей ночью. Оставалось лишь уповать, что какая-нибудь случайность раскроет в будущем эту таинственную историю.
Je songeai alors à quitter ma chambre. Etais-je encore une fois libre ou prisonnier ? Libre entièrement. J'ouvris la porte, je pris par les coursives, je montai l'escalier central. Les panneaux, fermés la veille, étaient ouverts. J'arrivai sur la plate-forme. Мне захотелось подышать свежим воздухом. Но могу ли я выйти, не заперта ли каюта на ключ? Я толкнул дверь. Дверь отворилась, и я узким коридором прошел к трапу. Люк, запертый накануне, был открыт. Я вышел на палубу.
Ned Land et Conseil m'y attendaient. Je les interrogeai. Ils ne savaient rien. Endormis d'un sommeil pesant qui ne leur laissait aucun souvenir, ils avaient été très surpris de se retrouver dans leur cabine. Нед Ленд с Конселем уже ожидали меня там. Я спросил, как они провели ночь. Но они ничего не помнили. Заснув вчера тяжелым сном, оба друга очнулись только нынче утром и, к своему удивлению, в своей каюте!
Quant au Nautilus, il nous parut tranquille et mystérieux comme toujours. Il flottait à la surface des flots sous une allure modérée. Rien ne semblait changé à bord. "Наутилус" нем и таинственен по-прежнему. Мы шли в открытом море с умеренной скоростью. На борту не чувствовалось никакой перемены.
Ned Land, de ses yeux pénétrants, observa la mer. Elle était déserte. Le Canadien ne signala rien de nouveau à l'horizon, ni voile, ni terre. Une brise d'ouest soufflait bruyamment, et de longues lames, échevelées par le vent, imprimaient à l'appareil un très sensible roulis. И напрасно Нед Ленд впивался глазами в горизонт. Океан был пустынен. Канадец не заметил на горизонте ни паруса, ни полоски земли. Дул крепкий западный ветер. "Наутилус" переваливался с волны на волну.
Le Nautilus, après avoir renouvelé son air, se maintint à une profondeur moyenne de quinze mètres, de manière à pouvoir revenir promptement à la surface des flots. Opération qui, contre l'habitude, fut pratiquée plusieurs fois, pendant cette journée du 19 janvier. Le second montait alors sur la plate-forme, et la phrase accoutumée retentissait à l'intérieur du navire. Запасшись кислородом, "Наутилус" опять нырнул под воду метров на пятнадцать. В случае необходимости судно легко могло всплыть на поверхность. Кстати сказать, в тот день, девятнадцатого января, маневр этот, против обыкновения, повторялся неоднократно. И всякий раз помощник капитана выходил на палубу и произносил традиционную фразу.
Quant au capitaine Nemo, il ne parut pas. Des gens du bord, je ne vis que l'impassible stewart, qui me servit avec son exactitude et son mutisme ordinaires. Капитан Немо не показывался. Из команды я видел в тот день одного лишь невозмутимого стюарда, который, как всегда, молча и внимательно прислуживал за столом.
Vers deux heures, j'étais au salon. occupé à classer mes notes, lorsque le capitaine ouvrit la porte et parut. Je le saluai. Il me rendit un salut presque imperceptible, sans m'adresser la parole. Je me remis à mon travail, espérant qu'il me donnerait peut-être des explications sur les événements qui avaient marqué la nuit précédente. Il n'en fit rien. Je le regardai. Sa figure me parut fatiguée ; ses yeux rougis n'avaient pas été rafraîchis par le sommeil ; sa physionomie exprimait une tristesse profonde, un réel chagrin. Il allait et venait, s'asseyait et se relevait, prenait un livre au hasard, l'abandonnait aussitôt. consultait ses instruments sans prendre ses notes habituelles, et semblait ne pouvoir tenir un instant en place. Около двух часов пополудни в салон, где я приводил в порядок свои записи, вошел капитан Немо. Я поклонился ему. Он молча кивнул мне головой. Я снова взялся за работу, надеясь втайне, что капитан заговорит о событиях прошедшей ночи. Но он молчал. Я взглянул на капитана. У него был утомленный вид. Покрасневшие глаза выдавали, что он провел бессонную ночь. Глубокая грусть, неподдельное горе наложили свой отпечаток на это волевое лицо. Он ходил взад и вперед по комнате, садился на диван, опять вставал, брал в руки первую попавшуюся книгу, тут же бросал ее, подходил к приборам, но не делал записей, как обычно. Казалось, он не находил себе места.
Enfin, il vint vers moi et me dit : Наконец, он обратился ко мне.
"Etes-vous médecin, monsieur Aronnax ?" - Вы врач, господин Аронакс? - спросил он.
Je m'attendais si peu à cette demande, que je le regardai quelque temps sans répondre. Я был захвачен врасплох вопросом капитана и в недоумении, молча смотрел на него.
"Etes-vous médecin ? répéta-t-il. Plusieurs de vos collègues ont fait leurs études de médecine, Gratiolet, Moquin-Tandon et autres. - Вы врач? - повторил он. - Многие ваши коллеги получили медицинское образование: Грасиоле, Мокен-Тандон и другие.
- En effet, dis-je, je suis docteur et interne des hôpitaux. J'ai pratiqué pendant plusieurs années avant d'entrer au Muséum. - Да, - отвечал я. - Мне приходилось работать врачом. Прежде чем стать музейным работником, я был ординатором клиники и много лет занимался медицинской практикой.
- Bien, monsieur." - Отлично, сударь!
Ma réponse avait évidemment satisfait le capitaine Nemo. Mais ne sachant où il en voulait venir, j'attendis de nouvelles questions, me réservant de répondre suivant les circonstances. Ответ мой, по-видимому, вполне удовлетворил капитана. Но, не зная, к чему он клонит речь, я ожидал дальнейших вопросов, рассудив, что отвечать буду в зависимости от обстоятельств.
"Monsieur Aronnax, me dit le capitaine, consentiriez-vous à donner vos soins à l'un de mes hommes ? - Господин Аронакс, - сказал капитан, - один из моих матросов нуждается в помощи врача. Не могли бы вы осмотреть его?
- Vous avez un malade ? - На борту есть больной?
- Oui. - Да.
- Je suis prêt à vous suivre. - Я готов служить вам.
- Venez." - Идемте.
J'avouerai que mon coeur battait. Je ne sais pourquoi je voyais une certaine connexité entre cette maladie d'un homme de l'équipage et les événements de la veille, et ce mystère me préoccupait au moins autant que le malade. Признаюсь, сердце у меня учащенно билось. Безотчетно болезнь матроса я ставил в связь с событиями минувшей ночи. И вся эта таинственная история занимала меня не менее самого больного.
Le capitaine Nemo me conduisit à l'arrière du Nautilus, et me fit entrer dans une cabine située près du poste des matelots. Капитан Немо провел меня на корму "Наутилуса" и отворил дверь в кабину рядом с матросским кубриком.
Là, sur un lit, reposait un homme d'une quarantaine d'années, à figure énergique, vrai type de l'Anglo-Saxon. Там лежал на койке мужчина лет сорока с энергичным лицом, чисто англосакского типа.
Je me penchai sur lui. Ce n'était pas seulement un malade, c'était un blessé. Sa tête, emmaillotée de linges sanglants, reposait sur un double oreiller. Je détachai ces linges, et le blessé, regardant de ses grands yeux fixes, me laissa faire, sans proférer une seule plainte. Я подошел к постели. Это был не просто больной - это был раненый. Его голова, повязанная окровавленными бинтами, лежала на подушках. Я снял повязку. Раненый глядел на меня широко раскрытыми глазами. И, пока я его разбинтовывал, не издал ни единого стона.
La blessure était horrible. Le crâne, fracassé par un instrument contondant, montrait la cervelle à nu, et la substance cérébrale avait subi une attrition profonde. Des caillots sanguins s'étaient formés dans la masse diffluente, qui affectait une couleur lie de vin. Рана была ужасна. В черепной коробке, пробитой каким-то тупым орудием, образовалось зияющее отверстие, в которое часть мозга выходила наружу. Сгустки запекшейся крови, в результате многочисленных кровоизлияний, превращали размозженную мозговую ткань в красноватую кашицу.
Il y avait eu à la fois contusion et commotion du cerveau. La respiration du malade était lente, et quelques mouvements spasmodiques des muscles agitaient sa face. La phlegmasie cérébrale était complète et entraînait la paralysie du sentiment et du mouvement. Тут наблюдались одновременно явления контузии и сотрясения мозга. Дыхание больного было затрудненным. Лицо временами искажалось судорогой. То был характерный случай воспаления мозга с явлениями паралича двигательных центров.
Je pris le pouls du blessé. Il était intermittent. Les extrémités du corps se refroidissaient déjà, et je vis que la mort s'approchait, sans qu'il me parût possible de l'enrayer. Après avoir pansé ce malheureux, je rajustai les linges de sa tête, et je me retournai vers le capitaine Nemo. Я пощупал пульс. Сердце работало с перебоями. Пульс порою пропадал. Конечности уже начинали холодеть: человек умирал, и ничем нельзя было предотвратить роковой конец. Я наложил на рану свежую повязку, оправил изголовье. Обернувшись, я спросил капитана Немо:
"D'où vient cette blessure ? Lui demandai-je. - Каким орудием нанесена рана?
- Qu'importe ! répondit évasivement le capitaine. Un choc du Nautilus a brisé un des leviers de la machine, qui a frappé cet homme. Mais votre avis sur son état ?" - Не все ли равно? - уклончиво отвечал капитан Немо. - От сильного сотрясения сломался рычаг машины, удар пришелся по голове этого человека. Ну, как вы находите больного?
J'hésitais à me prononcer. Я колебался ответить.
"Vous pouvez parler, me dit le capitaine. Cet homme n'entend pas le français." - Вы можете говорить, - сказал капитан. - Этот человек не знает французского языка.
Je regardai une dernière fois le blessé, puis je répondis : Я еще раз посмотрел на раненого и сказал:
"Cet homme sera mort dans deux heures. - Этот человек умрет часа через два.
- Rien ne peut le sauver ? - И ничто не может спасти его?
- Rien." - Ничто.
La main du capitaine Nemo se crispa, et quelques larmes glissèrent de ses yeux, que je ne croyais pas faits pour pleurer. Рука капитана Немо сжалась в кулак. Слезы выступили на глазах. Я не думал, что он способен плакать.
Pendant quelques instants, j'observai encore ce mourant dont la vie se retirait peu à peu. Sa pâleur s'accroissait encore sous l'éclat électrique qui baignait son lit de mort. Je regardais sa tête intelligente. sillonnée de rides prématurées, que le malheur, la misère peut-être. avaient creusées depuis longtemps. Je cherchais à surprendre le secret de sa vie dans les dernières paroles échappées à ses lèvres ! Несколько минут я не отходил от раненого. Электричество, заливавшее своим холодным светом смертный одр, еще усиливало бледность лица умирающего. Я вглядывался в это выразительное лицо, изборожденное преждевременными морщинами - следами невзгод и, возможно, лишений. Я ждал, что тайна его жизни раскроется в последних словах, которые сорвутся с его холодеющих уст!
"Vous pouvez vous retirer, monsieur Aronnax", me dit le capitaine Nemo. - Вы свободны, господин Аронакс, - сказал капитан Немо.
Je laissai le capitaine dans la cabine du mourant, et je regagnai ma chambre. très ému de cette scène. Pendant toute la journée, je fus agité de sinistres pressentiments. La nuit, je dormis mal, et, entre mes songes fréquemment interrompus, je crus entendre des soupirs lointains et comme une psalmodie funèbre. Etait-ce la prière des morts, murmurée dans cette langue que je ne savais comprendre ? Я оставил капитана одного у постели умирающего и вернулся к себе, чрезвычайно взволнованный этой сценой. Мрачные предчувствия тревожили меня весь день. Ночью я спал дурно. Просыпался часто. Мне все слышались чьи-то тяжкие вздохи, похоронное пение. Не читались ли молитвы по усопшему на чуждом мне языке?
Le lendemain matin, je montai sur le pont. Le capitaine Nemo m'y avait précédé. Dès qu'il m'aperçut. il vint à moi. На рассвете я вышел на палубу. Капитан Немо был уже там. Увидев меня, он подошел ко мне.
"Monsieur le professeur, me dit-il, vous conviendrait-il de faire aujourd'hui une excursion sous-marine ? - Господин профессор, - сказал он, - не угодно ли вам принять сегодня участие в подводной прогулке?
- Avec mes compagnons ? demandai-je. - Вместе с товарищами?
- Si cela leur plaît. - Если они пожелают.
- Nous sommes à vos ordres, capitaine. - Мы к вашим услугам, капитан.
- Veuillez donc aller revêtir vos scaphandres." - В таком случае, будьте любезны надеть скафандр.
Du mourant ou du mort il ne fut pas question. Je rejoignis Ned Land et Conseil. Je leur fis connaître la proposition du capitaine Nemo. Conseil s'empressa d'accepter, et, cette fois, le Canadien se montra très disposé à nous suivre. Об умирающем или умершем ни слова! Отыскав Неда Ленда и Конселя, я передал им приглашение капитана Немо. Консель обрадовался предстоящей прогулке, и канадец на этот раз охотно согласился принять в ней участие.
Il était huit heures du matin. A huit heures et demie, nous étions vêtus pour cette nouvelle promenade, et munis des deux appareils d'éclairage et de respiration. La double porte fut ouverte, et, accompagnés du capitaine Nemo que suivaient une douzaine d'hommes de l'équipage, nous prenions pied à une profondeur de dix mètres sur le sol ferme où reposait le Nautilus. Было восемь часов утра. В половине девятого, облачившись в скафандры, запасшись резервуарами Рукейроля и электрическими фонарями, мы тронулись в путь. Двойная дверь распахнулась, и мы, с капитаном Немо во главе, под эскортом двенадцати матросов, ступили на глубине десяти метров под водою на каменистое дно, на котором отдыхал "Наутилус".
Une légère pente aboutissait à un fond accidenté. par quinze brasses de profondeur environ. Ce fond différait complètement de celui que j'avais visité pendant ma première excursion sous les eaux de l'Océan Pacifique. Ici, point de sable fin, point de prairies sous-marines, nulle forêt pélagienne. Je reconnus immédiatement cette région merveilleuse dont, ce jour-là, le capitaine Nemo nous faisait les honneurs. C'était le royaume du corail. Легкий вначале уклон дна завершился впадиной с глубинами до пятнадцати саженей. Грунт дна под поверхностью Индийского океана резко отличался от грунта под тихоокеанскими водами, где мне довелось побывать во время своей первой подводной прогулки. Тут не было ни мягкого песка, ни подводных прерий, ни зарослей водорослей. Я сразу же узнал волшебную область. Это было коралловое царство!
Dans l'embranchement des zoophytes et dans la classe des alcyonnaires, on remarque l'ordre des gorgonaires qui renferme les trois groupes des gorgoniens, des isidiens et des coralliens. C'est à ce dernier qu'appartient le corail, curieuse substance qui fut tour à tour classée dans les règnes minéral, végétal et animal. Remède chez les anciens, bijou chez les modernes, ce fut seulement en 1694 que le Marseillais Peysonnel le rangea définitivement dans le règne animal. Среди кишечнополостных, класса коралловых полипов, подкласса восьмилучевмх кораллов, особенно примечательны кораллы из отряда горгониевых - роговых кораллов, как то: горгонии, белый коралл и благородный коралл. Коралловые полипы - занятные существа, их относили поочередно к минералам, к растительному и к животному миру. Кораллы - лекарственное средство древних, драгоценное украшение в наши дни, - только лишь в 1694 году были окончательно причислены к животному миру марсельским ученым Пейсоннелем.
Le corail est un ensemble d'animalcules, réunis sur un polypier de nature cassante et pierreuse. Ces polypes ont un générateur unique qui les a produits par bourgeonnement, et ils possèdent une existence propre, tout en participant à la vie commune. C'est donc une sorte de socialisme naturel. Кораллы - это скопление отдельных мелких животных, соединенных в полипняк ломким, каменистым скелетом. Начало колонии кладет отдельная особь, прикрепившись к какому-нибудь предмету. Колония получается в результате размножения почкованием одного полипа. Каждая новая особь, входя в состав колонии, начинает жить общей жизнью. Естественная коммуна.
Je connaissais les derniers travaux faits sur ce bizarre zoophyte, qui se minéralise tout en s'arborisant, suivant la très juste observation des naturalistes, et rien ne pouvait être plus intéressant pour moi que de visiter l'une de ces forêts pétrifiées que la nature a plantées au fond des mers. Мне были известны последние труды ученых, посвященные этим причудливым животным, которые разрастаются древовидными каменистыми колониями, что подтверждено тщательными исследованиями натуралистов. И для меня не было ничего более интересного, как посетить один из таких окаменелых коралловых лесов, которые природа взрастила в глубинах океана.
Les appareils Rumhkorff furent mis en activité, et nous suivîmes un banc de corail en voie de formation, qui, le temps aidant, fermera un jour cette portion de l'océan indien. La route était bordée d'inextricables buissons formés par l'enchevêtrement d'arbrisseaux que couvraient de petites fleurs étoilées à rayons blancs. Seulement, à l'inverse des plantes de la terre, ces arborisations, fixées aux rochers du sol, se dirigeaient toutes de haut en bas. Приборы Румкорфа были зажжены, и мы пошли вдоль кораллового рифа, находившегося в начальной стадии развития и обещавшего в будущем возвести барьерный риф в этой части Индийского океана. Вдоль дороги росли диковинные кустарники, образовавшиеся из плетевидно-переплетающихся между собою ветвей, усыпанных белыми шестилучевыми звездчатками. Только в отличие от земных растений коралловые деревца росли сверху вниз, прикрепившись к подножию скал.
La lumière produisait mille effets charmants en se jouant au milieu de ces ramures si vivement colorées. Il me semblait voir ces tubes membraneux et cylindriques trembler sous l'ondulation des eaux. J'étais tenté de cueillir leurs fraîches corolles ornées de délicats tentacules, les unes nouvellement épanouies, les autres naissant à peine, pendant que de légers poissons, aux rapides nageoires, les effleuraient en passant comme des volées d'oiseaux. Mais, si ma main s'approchait de ces fleurs vivantes, de ces sensitives animées, aussitôt l'alerte se mettait dans la colonie. Les corolles blanches rentraient dans leurs étuis rouges, les fleurs s'évanouissaient sous mes regards, et le buisson se changeait en un bloc de mamelons pierreux. Свет наших фонарей, играя на ярко-красных ветвях коралловых деревьев, порождал изумительные световые эффекты. Мне казалось порою, что все эти уплощенные и цилиндрические трубочки колышутся от движения воды. И мной овладевало искушение сорвать их свежие венчики с нежными щупальцами, только что распустившиеся или едва начинавшие распускаться. Мимо нас, касаясь их своими плавниками, точно птицы крыльями, проносились легкие рыбы. Но стоило моей руке потянуться к этим удивительным цветам, к этим чувствительным животным, как вся колония приходила в движение. Белые венчики втягивались в свои красные футляры, цветы увядали на глазах, а кустарник превращался в груду пористых окаменелостей.
Le hasard m'avait mis là en présence des plus précieux échantillons de ce zoophyte. Ce corail valait celui qui se pêche dans la Méditerranée, sur les côtes de France, d'Italie et de Barbarie. Il justifiait par ses tons vifs ces noms poétiques de fleur de sang et d'écume de sang que le commerce donne à ses plus beaux produits. Le corail se vend jusqu'à cinq cents francs le kilogramme, et en cet endroit, les couches liquides recouvraient la fortune de tout un monde de corailleurs. Cette précieuse matière, souvent mélangée avec d'autres polypiers, formait alors des ensembles compacts et inextricables appelés "macciota", et sur lesquels je remarquai d'admirables spécimens de corail rose. Мне представился случай увидеть редчайшие образцы животных-цветов. Благородный коралл здешних мест мог соперничать с кораллами, которые добываются в Средиземном море у французских, итальянских и африканских берегов. Поэтические названия "красный цветок", "красная пена", которые ювелиры дали самым лучшим экземплярам, вполне оправданы яркой окраской благородного коралла. Стоимость такого коралла доходит до пятисот франков за килограмм, а здешние воды таили в себе сокровищницу, способную обогатить целую толпу искателей кораллов. Это драгоценное вещество, часто сросшееся с другими полипами, образует прочное и неразрывное целое, так называемые массивные колонии "maccoiota", и тут мне посчастливилось увидеть прелестный образец розового коралла.
Mais bientôt les buissons se resserrèrent, les arborisations grandirent. De véritables taillis pétrifiés et de longues travées d'une architecture fantaisiste s'ouvrirent devant nos pas. Le capitaine Nemo s'engagea sous une obscure galerie dont la pente douce nous conduisit à une profondeur de cent mètres. Вскоре кустарники стали гуще, коралловые чащи выше. И, наконец, перед нами возникли настоящие окаменелые леса и длинные галереи самой фантастической архитектуры. Капитан Немо вступил под их мрачные своды. Дорога все время вела под уклон, и постепенно мы спустились на глубину ста метров.
La lumière de nos serpentins produisait parfois des effets magiques, en s'accrochant aux rugueuses aspérités de ces arceaux naturels et aux pendentifs disposés comme des lustres, qu'elle piquait de pointes de feu. Entre les arbrisseaux coralliens, j'observai d'autres polypes non moins curieux, des mélites, des iris aux ramifications articulées, puis quelques touffes de corallines, les unes vertes, les autres rouges, véritables algues encroûtées dans leurs sels calcaires, que les naturalistes, après longues discussions, ont définitivement rangées dans le règne végétal. Mais, suivant la remarque d'un penseur, "c'est peut-être là le point réel où la vie obscurément se soulève du sommeil de pierre, sans se détacher encore de ce rude point de départ". И когда свет наших фонарей касался порою ярко-красной шероховатой поверхности этих коралловых аркад и навесы свода, напоминавшие люстры, загорались красными огоньками, создавалось волшебное впечатление. Среди кустиков кораллов мне встречались другие не менее любопытные кораллы: мелиты, ириды с членистыми разветвлениями, пучки кораллин, зеленые, красные, настоящие водоросли с перисто-разветвленным, сильно инкрустированным известью слоевищем. После долгих споров натуралисты окончательно приобщили их к растительному миру. Как сказал один мыслитель: "Быть может, это и есть та грань, где жизнь смутно пробуждается от своего окаменелого сна, но не имеет еще сил выйти из оцепенения".
Enfin, après deux heures de marche, nous avions atteint une profondeur de trois cents mètres environ, c'est-à-dire la limite extrême sur laquelle le corail commence à se former. Mais là, ce n'était plus le buisson isolé, ni le modeste taillis de basse futaie. C'était la forêt immense, les grandes végétations minérales, les énormes arbres pétrifiés, réunis par des guirlandes d'élégantes plumarias, ces lianes de la mer, toutes parées de nuances et de reflets. Nous passions librement sous leur haute ramure perdue dans l'ombre des flots, tandis qu'à nos pieds, les tubipores, les méandrines, les astrées, les fongies, les cariophylles, formaient un tapis de fleurs, semé de gemmes éblouissantes. Наконец, часа через два мы достигли глубины трехсот метров под уровнем моря, короче говоря, того предела, где завершается процесс последовательного развития кораллового рифа и коралловые известняки при их ветвистом строении приобретают формы древовидных окаменелостей. То не были одинокие кустики, скромные, напоминавшие рощицу колонии полипняков. То были дремучие леса, величественные известковые заросли, гигантские окаменелые деревья, переплетенные между собой гирляндами изящных плюмарий, этих морских лиан всех цветов и оттенков. Мы свободно проходили под их ветвистыми сводами, терявшимися во мраке вод; а у наших ног тубипориды, астреи, меандрины, фунгии и кариофиллеи расстилались цветным ковром, осыпанным сверкающей пылью.
Quel indescriptible spectacle ! Ah ! que ne pouvions-nous communiquer nos sensations ! Pourquoi étions-nous emprisonnés sous ce masque de métal et de verre ! Pourquoi les paroles nous étaient-elles interdites de l'un à l'autre ! Que ne vivions-nous, du moins, de la vie de ces poissons qui peuplent le liquide élément, ou plutôt encore de celle de ces amphibies qui, pendant de longues heures, peuvent parcourir, au gré de leur caprice, le double domaine de la terre et des eaux ! Какое непередаваемое зрелище! Зачем не могли мы поделиться впечатлениями! Зачем были мы в этих непроницаемых масках из металла и стекла! Зачем наш голос не мог вырваться из их плена! Зачем не можем мы жить в этой водной стихии, как рыбы или, еще лучше, как амфибии, которые живут двойной жизнью, привольно чувствуя себя и на суше и в воде!
Cependant, le capitaine Nemo s'était arrêté. Mes compagnons et mol nous suspendîmes notre marche, et, me retournant, je vis que ses hommes formaient un demi-cercle autour de leur chef. En regardant avec plus d'attention, j'observai que quatre d'entre eux portaient sur leurs épaules un objet de forme oblongue. Меж тем капитан Немо остановился. Остановились и мы. Обернувшись, я увидел, что матросы выстроились полукругом позади своего начальника. Вглядевшись, я рассмотрел какой-то продолговатый предмет, который несли на плечах четыре матроса.
Nous occupions, en cet endroit. Le centre d'une vaste clairière, entourée par les hautes arborisations de la forêt sous-marine. Nos lampes projetaient sur cet espace une sorte de clarté crépusculaire qui allongeait démesurément les ombres sur le sol. A la limite de la clairière, l'obscurité redevenait profonde, et ne recueillait que de petites étincelles retenues par les vives arêtes du corail. Мы стояли посреди обширной лужайки, окруженной как бы высеченным в камне подводным лесом. В неверном свете наших фонарей на землю ложились гигантские тени. Вокруг царила глубокая тьма. И лишь порою, попадая в полосу света, вспыхивали красные искорки на гранях кораллов.
Ned Land et Conseil étaient près de moi. Nous regardions, et il me vint à la pensée que j'allais assister a une scène étrange. En observant le sol, je vis qu'il était gonflé, en de certains points, par de légères extumescences encroûtées de dépôts calcaires, et disposées avec une régularité qui trahissait la main de l'homme. Нед Ленд и Консель стояли рядом со мной. Мы ждали, что будет дальше. И вдруг у меня мелькнула мысль, что нам предстоит присутствовать при необычной сцене. Оглядевшись, я заметил, что то тут, то там виднеются невысокие холмики, покрытые известковым слоем и расположенные в известном порядке, изобличающем работу рук человеческих.
Au milieu de la clairière, sur un piédestal de rocs grossièrement entassés, se dressait une croix de corail, qui étendait ses longs bras qu'on eût dit faits d'un sang pétrifié. Посредине лужайки, на возвышении, воздвигнутом из обломков скал, стоял коралловый крест, раскинувший свои длинные, как бы окровавленные руки, обратившиеся в камень.
Sur un signe du capitaine Nemo, un de ses hommes s'avança, et à quelques pieds de la croix, il commença à creuser un trou avec une pioche qu'il détacha de sa ceinture. По знаку капитана Немо один из матросов вышел вперед и, вынув кирку из-за пояса, стал вырубать яму в нескольких футах от креста.
Je compris tout ! Cette clairière c'était un cimetière, ce trou, une tombe, cet objet oblong, le corps de l'homme mort dans la nuit ! Le capitaine Nemo et les siens venaient enterrer leur compagnon dans cette demeure commune, au fond de cet inaccessible Océan ! Я понял все! Тут было кладбище, яма - могила, а продолговатый предмет - тело человека, умершего ночью! Капитан Немо и его матросы хоронили своего товарища на этом братском кладбище в глубинах океана!
Non ! jamais mon esprit ne fut surexcité à ce point ! Jamais idées plus impressionnantes n'envahirent mon cerceau ! Je ne voulais pas voir ce que voyait mes yeux ! Никогда я не был так взволнован! Никогда я не испытывал такого смятения чувств! Я не хотел верить своим глазам!
Cependant, la tombe se creusait lentement. Les poissons fuyaient çà et là leur retraite troublée. J'entendais résonner, sur le sol calcaire, le fer du pic qui étincelait parfois en heurtant quelque silex perdu au fond des eaux. Le trou s'allongeait, s'élargissait, et bientôt il fut assez profond pour recevoir le corps. Могилу рыли медленно. Вспугнутые рыбы метнулись в стороны. Я слышал глухой стук железа об известковый грунт и видел, как разлетались искры при ударе кирки о кремень, лежавший в глубинных водах. Яма становилась все длиннее и шире и вскоре стала достаточно глубока, чтобы вместить человека.
Alors, les porteurs s'approchèrent. Le corps, enveloppé dans un tissu de byssus blanc, descendit dans sa humide tombe. Le capitaine Nemo, les bras croisés sur la poitrine, et tous les amis de celui qui les avait aimés s'agenouillèrent dans l'attitude de la prière... Mes deux compagnons et moi, nous nous étions religieusement inclinés. Тогда подошли носильщики. Тело, обернутое в белую виссоновую ткань, опустили в могилу, полную воды. Капитан Немо и его товарищи, сложив руки на груди, преклонили колена... А мы, все трое, склонили головы.
La tombe fut alors recouverte des débris arrachés au sol, qui formèrent un léger renflement. Могилу засыпали обломками выкопанного грунта, и над ней образовалась невысокая насыпь.
Quand ce fut fait, le capitaine Nemo et ses hommes se redressèrent ; puis, se rapprochant de la tombe, tous fléchirent encore le genou, et tous étendirent leur main en signe de suprême adieu... Когда все было кончено, капитан и его товарищи, опустившись на одно колено, подняли руки в знак последнего прощания...
Alors, la funèbre troupe reprit le chemin du Nautilus, repassant sous les arceaux de la forêt, au milieu des taillis, le long des buissons de corail, et toujours montant. Затем похоронная процессия тронулась в обратный путь. Мы снова прошли под аркадами подводного леса, мимо коралловых рощиц и кустарников; путь неуклонно вел в гору.
Enfin, les feux du bord apparurent. Leur traînée lumineuse nous guida jusqu'au Nautilus. A une heure, nous étions de retour. Вдали мелькнул огонек. Мы шли на этот путеводный огонь и через час взошли на борт "Наутилуса".
Dès que mes vêtements furent changés, je remontai sur la plate-forme, et, en proie à une terrible obsession d'idées, j'allai m'asseoir près du fanal. Переменив одежду, я Поднялся на палубу и сел около прожектора. Я весь был во власти мрачных мыслей.
Le capitaine Nemo me rejoignit. Je me levai et lui dis : Вскоре ко мне подошел капитан Немо. Я встал.
"Ainsi, suivant mes prévisions, cet homme est mort dans la nuit ? - Как я и предвидел, - сказал я, - этот человек умер ночью?
- Oui, monsieur Aronnax, répondit le capitaine Nemo. - Да, господин Аронакс, - ответил капитан Немо.
- Et il repose maintenant près de ses compagnons, dans ce cimetière de corail ? - И он покоится теперь на коралловом кладбище, рядом со своими товарищами?
- Oui, oubliés de tous, mais non de nous ! Nous creusons la tombe, et les polypes se chargent d'y sceller nos morts pour l'éternité !" - Да, забытый всеми, но не нами! Мы вырыли могилу, а полипы замуруют наших мертвых в нерушимую гробницу!
Et cachant d'un geste brusque son visage dans ses mains crispées, le capitaine essaya vainement de comprimer un sanglot. Puis il ajouta : И капитан Немо, закрыв лицо руками, напрасно старался подавить рыдания. Овладев собою, он сказал:
"C'est là notre paisible cimetière, à quelques centaines de pieds au-dessous de la surface des flots ! - Там, на глубине нескольких сот футов под водою, наше тихое кладбище!
- Vos morts y dorment, du moins, tranquilles, capitaine, hors de l'atteinte des requins ! - Ваши мертвые спят там спокойно, капитан. Они недосягаемы для акул!
- Oui, monsieur, répondit gravement le capitaine Nemo, des requins et des hommes !" - Да, сударь, - сказал капитан Немо, - и для акул и для людей!

К началу страницы


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"