Соловьёва Татьяна : другие произведения.

Двенадцать сосен (первые десять глав)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Лишённая дома и государства, главная героиня вынуждена убивать и продавать себя, чтобы выжить и отомстить. Это скорее авантюрная история, чем любовная, хотя здесь по вине главной героини очень много сексуальных сцен.


   Глава 1
  
   Я совершенно уверена, что в жизни каждого человека наступает момент, когда ему хочется кого-нибудь убить. У слабых желание не превращается в действие, и они, поскрипывая зубами, желают зла своему врагу. Сильные пускают кровь. К моим двадцати пяти годам за моей спиной два убийства. Ни за одну из этих жертв, меня не призвали к ответу, хотя тоненький, но внятный голос напоминает мне о них по ночам, расцвечивая их лица теми красками, которых у них никогда не было и придавая им мыслимые и немыслимые достоинства, которыми они никогда не обладали. После смерти все становятся хорошими. Меня это радует. Когда-нибудь и обо мне скажут, что Ворона была не виновата. Уж так сложились обстоятельства.
  
   Нужно собраться и начать по порядку. Я никогда не писала о себе. Только вымышленные истории, которые не захотело печатать ни одно издательство. Повесть о себе, естественно под своим птичьим псевдонимом, я выложу в интернете. Интересно уважают ли у нас по настоящему реальные истории и сколько я получу комментариев. На этот раз я предпочла бы остаться в тени. Случается, что убийца пишет книгу, чтобы оправдаться. Я не ищу оправдания. Мне всего лишь нужно рассказать важному для меня человеку, какая я есть на самом деле. Мне никогда не отыскать тех слов, если он будет сидеть напротив и смотреть мне в глаза. Возникнет искушение осветлить мои вороньи пёрышки и если не скрыть, то хотя бы прикрыть правду. Разоблачения я не боюсь: те, кто могут меня сдать, не ходят на сайты непризнанных авторов и никогда прочтут мою рукопись. У них есть дела поважнее. Так что Ворона в полной безопасности.
  
   Вороной меня стали называть в первом классе. До семи лет мой мир состоял из сказок, вкусных обедов с бабушкиными пирожками, поглощая которые я читала книги о попадающих в историю принцессах и спасающих их принцах. Первых принцев я обнаружила, когда пошла в школу. Они каркали мне вслед и втыкали в мои косы воронья перья, которые по прихоти судьбы оказались точно того же цвета, как и мои волосы. Не знаю почему, но уже первом классе я мне довелось стать изгоем. У меня не было подруг: девчонки боялись, что мое зло перейдет на них. А зло моё заключалось в фамилии Воронцова. Иногда я думаю, как сложилась бы моя жизнь, если бы судьба выбрала мне другую фамилию. Лебедева или Соколова. Но все сложилось, как сложилось, и однажды я решила не противиться создавшемуся образу и однажды явилась в школу с пером в косе и с зажатым в кулачке папиным перочинным ножичком, которым я со страшным криком "КАР" и полоснула по щеке первого обозвавшего меня в тот день Вороной прыщавого пацана. Меня удивительно быстро оставили в покое. А потом моя жизнь сделала крутой вираж, и руководящий нашими судьбами, которого впредь я буду именовать кукольником - смотрел на меня сверху, и хитро улыбаясь, и спрашивал: "Ну и как тебе это? Справишься?"
  
   В тот день в школу я опоздала. Отец, который обычно будил нас, уехал в командировку, и мы с мамой проспали до десяти часов. Быстро собравшись, выскочили из подъезда и разбежались в разные стороны. Точнее побежала я, а мама засеменила в элегантных сапожках на высоких каблучках. Проходя между двух белых пятиэтажек, я почувствовала, что мир изменился, и пространство вокруг наполнено страхом. Впрочем, это было и неудивительно. Слухи ползли уже давно. Но было не до раздумий. Я спешила на контрольную по алгебре, чтобы не заиметь неприятностей от математички, которая меня ненавидела. От вымытых полов в раздевалке тянуло сыростью. Откуда-то с верхних этажей доносились крики. Стрелки настенных часов приближались к одиннадцати, а это означало, что до окончания третьего урока осталось пять минут. Я вздохнула с облегчением. Успела. Пристроила куртку на вешалку, пригладила растрепавшиеся волосы. Поднявшись на второй этаж по лестнице, уже совершенно явно услышала крики, смех и улюлюканье. Раздался дробный стук каблучков. Галина Ивановна, наша географичка, соседка по дому и мамина подруга чуть не сбила меня с ног. Её перекошенное от страха лицо испугало меня. Она потащила за собой вниз по лестнице, выплевывая слова, смысл которых доходил до меня с трудом. Я пыталась что-то сказать и вырваться, но Галина Ивановна лишь сильнее стиснула мою руку. В коридоре, напротив вешалок, заметила надпись: "Русские учителя, идите в уборщицы!"
   - Быстро одевайся, - прошипела мне соседка.
   Звонок противно задребезжал, когда мы уже были на школьном дворе. Галина Ивановна оглянулась, подпрыгнула и ускорила шаг.
   - Мать на работе? - спросила она, глядя перед собой. - Я подтвердила и спросила, что случилось.
   - Потом, - буркнула она, тяжело дыша.
   Липкий страх проникал сквозь кожу. Вопросы застряли в горле. Мы неслись знакомой дорогой в библиотеку, где работала мама.
   На стене возле входа в библиотеку ещё одна надпись: "Русские - свиньи!" Наши шаги гулко отдавались на каменных плитах фойе. На стенах мирно светились голографические пейзажи, нахохлившейся птицей выглядел бронзовый бюстик Гоголя. Как часто после школы я приходила делать уроки в пустом читальном зале. Здесь, среди моих единственных потрёпанных и пожелтевших друзей, мне было уютно и спокойно.
   Мама, стоя на невысоком табуретке, перебирала книги на верхней полке. Она обернулась на наши торопливые шаги, и удивление от нашего неожиданного появления стёрлось тревогой. Галина Ивановна, которую вне школы мне было разрешено называть тётей Галей, с горечью выговаривала слова, от которых становилось жутко.
   - Пришла на урок, а они разорвали все карты, доску порезали. Я им: "Вы что, ребята?" А они плюют в меня. Кидаются учебниками. Орут, чтобы я убиралась из их города к себе. А ведь это был мой класс, я с ними в походы ходила, они секреты мне свои рассказывали. Да когда же это они успели в зверей превратиться? Да мы же далеки от этой политики чёртовой. Мы же учителя. Я Кристину к тебе привела. Не дай бог, что случится. Бежать надо отсюда.
   Тётя Галя всхлипнула и неловко потёрла глаза, оставив на щеке чёрную полосу. Мама обняла меня за плечи. Некоторое время они спорили, что делать. Тётя Галя настаивала, что надо собрать вещи, снять деньги со сберкнижек и лететь в Москву. Мама хотела дождаться отца. Тётя Галя завизжала про заполонившие город танки, назвала мою мать дурой и выбежала из библиотеки. Стало очень тихо и страшно. Я быстро пробежала взглядом портреты писателей: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский. В голове мелькнула мысль, что когда вырасту тоже стану писательницей. Мама застыла, прижав к груди томик стихов Блока. Маленькая толстая потрёпанная книжечка. Мне нравились потрёпанные книги, мне казалось, что через страницы я чувствую эмоции прочитавших её людей. А ещё я обожаю подчёркивание и мысленно спорю с предыдущим читателем.
   Воронье карканье и звук расколотого стекла, прервали мои мысли. Мы обе взглянули на упавший возле нас камень и, схватившись за руки, выбежали из библиотеки. Возле входа в библиотеку стояло трое здоровенных парней с перекошенными от ненависти лицами. Один из них, самый крупный, преградил нам путь.
   - Ты, библиотекарша, катись отсюда вместе со своими книжками. - Слово "библиотекарша" он произнёс по слогам.
   Парни заржали.
   Мамин голос казался до удивления спокойным, даже равнодушным, когда она сказала "дайте пройти". Её напряжение чувствовалось в руке. Второй раз за день я чувствовала, как впиваются в мою ладонь ногти напуганного взрослого человека. Парень посторонился, и мы проскользнули мимо. По пути мама вспомнила, что дома нет хлеба, а надо бы поесть. Хлеба купить не вышло. Знакомая продавщица только ухмыльнулась.
   - С голоду подыхайте, русские свиньи.
   Кажется ещё пару недель назад она любезно помогала выбрать нам торт.
   В сберкассе отказались снять деньги со сберкнижки. Создалось впечатление, что все вокруг выучили только одну фразу или неожиданно за одну ночь наши носы превратились в пятаки. К тому времени, как мы попали домой, стало понятно, что тётя Галя была права. Мама написала отцу записку, взяла документы, оставшиеся дома деньги. Перед дорогой решили поесть. Мама тоненько нарезала колбасу, сыр. От волнения и страха еда с трудом проходила через горло а, попадая в желудок, вызывала чувство тошноты и почему-то нового, ещё более сильного голода. С улицы донёсся страшный вопль, к которому присоединились странные звуки, ругань и плач. Мы выглянули в окно. Из пятиэтажки напротив нашей из окон выбрасывали вещи. Мама тихо охнула и тут же зажала себе рот рукой, приказав мне одеваться.
   Я поплелась к себе и замерла, прощально обводя взглядом родные стены. Над полированным - профессорским, как называл его отец - столом, висел новый календарь. Белая лошадь застыла в танце. Развивается на ветру грива. Хитро и умно смотрит на меня левым глазом. Мне нравятся лошади. Может быть, когда-нибудь я научусь на них ездить. Мне кажется у меня получится. Спохватываюсь. О чём я думаю? Надо собираться. Открываю шкаф с большим зеркалом, в котором на миг заглядываю в свои испуганные глаза и тут же отворачиваюсь. Сложив вещи в сумку, быстро кидаю туда любимого ёжика. Его мне подарил папа. Папа! Бегу в другую комнату. Говорю об отце. Из маминых рук падает на пол стопка вещей. Она берёт меня за руку.
   - Доченька! Он... - Выползает слеза на щёку. - Он найдёт нас.
   Я чувствую её страх и то, что она не верит в то, что говорит. Мне вдруг вспоминается, что когда отец уезжал, они о чём-то долго говорили на кухне. И мама выглядела грустной. Даже не грустной, а убитой, словно произошло что-то совершенно непоправимое.
  
   Когда мы, столкнувшись на лестнице с Галиной Ивановной и её мужем, дядей Мишей попали на улицу, в нашем дворе, насиловали девочку. Рядом билась в истерике её мать. Нас не тронули, потому что дядя Миша наставил на них пистолет. Мы выбежали на центральную улицу, ужасаясь возникшим, словно ниоткуда, чёрным флагам на домах, и увидели танки. Широкие гусеницы навсегда впечатали наши души в асфальт города, который мы привыкли считать родным и присвоили нашей маленькой компании имя "беженцы". И мы действительно бежали очень быстро.
  
   Кристина облокотилась на спинку кресла и потянулась, разминая затёкшие мышцы. Потом снова уставилась в экран ноутбука, перечитывая написанное. Вздохнула. Нет, всё не так. Всё было совсем не так. Никакими словами не передать ужас двенадцатилетней девочки, когда привычный мир разваливается на глазах, не оставляя надежду на будущее. Что было бы с ними, если бы они не смогли уехать? Если бы мама не сделала выбор между дочерью и отцом и осталась бы ждать его возвращения? Знакомые, которым удалось выжить, рассказывали, что в их дом пришли уже вечером. Насилуя, убивая и восстанавливая свои права, действуя по составленному в прошлом году списку. Ещё в прошлом году для того, чтобы получить талоны на продукты всех потребовали заполнить анкеты, где была указана национальность. Так в их руках оказались все адреса, где жили русские.
   В тот день мама спасла ей жизнь и погубила свою. А, впрочем, у кого из тех, кто вернулся, в порядке с психикой? Кристина нахмурилась. Уж явно не у неё. Хотя она всё-таки живёт гораздо лучше тех, кого она знала. Знакомые говорили, что ей повезло. Но кто знал, через что ей пришлось пройти? И это никогда не пройдёт, как ничто не проходит и не забывается. Но она научилась контролировать свои чувства и очищать свой мозг, чтобы не загружаться. Единственное с чем ей повезло, это с самой собой. Но ведь и себя она сделала сама. Каждый раз, когда один из тех, кто оказывался сильнее, пинал её, она поднималась и давала сдачи. Пусть даже не сразу. Но всегда.
  
   Из-за верхушек сосен выглянуло солнце. Заиграло, засмеялось раскинувшееся внизу озеро. Запахло хвоей, стало тепло и хорошо. Кошмар ушёл, растворился. Это всего лишь книга. Может, главная героиня и существует только в её воображении? Ведь у неё, Кристины, сейчас впервые за долгое время есть свой дом. Осталось ещё раз сыграть по крупному. Кто победит она или её враг? Точнее врагиня, потому что здесь присутствует женский род. И, боже мой, до чего же они похожи. Кристина встала и облокотилась на ажурные перила балкона. Пожалуй, если мама ещё спит, можно пойти поплавать. Переплыть озеро вдоль и поперёк. А потом позавтракать. Она вернулась за маленький столик, за которым так любила работать. Смешно называть работой то, за что не платят денег. Но сочинять вымышленные истории - единственная отдушина в жизни. Минуты, часы, которые она может забыть о себе и чувствует себя такой же счастливой, как в том далёком детстве, когда она ещё не стала Вороной. И разве важно, что её не печатают? В существующем сейчас виртуальном мире у неё достаточно читателей. И с ними всегда можно пообщаться и поспорить. И если большинство из них говорят, что она написала дрянь, то это так.
  
   В комнате раздались медленные неуверенные шаги. Кристина улыбнулась. Мама проснулась. Она выскочила в комнату. Илария, в длинном до полу шёлковом синем халате с распущенными тёмными волосами, шла с мобильником в руке.
   - Крис, ты почему к телефону не подходишь? Зина обзвонилась. Хочет узнать, приезжать ли ей сегодня?
   Кристина поцеловала маму в щёку, забирая у неё телефон.
   - Привет, Корзина! Прости, что забыла про тебя. Начала новый роман. Конечно, приезжай.
   Кристина посмотрела на маму, внимательно вглядываясь в её лицо, пытаясь определить как она себя сегодня чувствует, не мучили ли боли по ночам и, вообще, есть у неё сегодня силы прожить этот день. Вновь, в который раз, обожгло болью красота маминого лица. Казалось, чем меньше у неё оставалось сил, тем лучше она выглядела. Никто не мог дать ей больше тридцати с хвостиком. Коварная болезнь с лихвой воплощала потерянное здоровье и силы молодостью и красотой. Если так пойдет дальше, то мама скоро станет выглядеть моложе её. Уже сейчас, где бы они ни появлялись вместе, их считали сёстрами. Иларию это забавляло, Кристину пугало, но она заставляла себя подыгрывать маме.
   Илария улыбнулась дочери, движением губ говоря, что сегодня всё не так уж и плохо.
  
   - Корзина разбудила тебя?
   - Нет, я уже проснулась. Крис, ну когда ты перестанешь её называть этим детским прозвищем?
   - Не раньше, чем она перестанет называть меня Вороной.
   Илария театрально подняла вверх глаза, выражая недоумение.
   - Мамуль, да брось ты это безнадёжное дело. Мы уже договорились, что тот, кто из нас умрёт позже, вырежет на памятнике наши прозвища. Люди будут ходить мимо и читать, что здесь покоится с миром Корзина, а здесь без мира Ворона.
   - Какая же ты у меня дурочка, - Иллария откинула назад длинные волосы. - Ты уже плавала?
   - Ещё нет. Но я быстро. Только туда и обратно. - Кристина выбежала из комнаты.
   Илария вышла на балкон, глядя на сосны озеро и чудесный июльский день. Когда-то и она любила плавать. А теперь вот иногда нет сил и до озера дойти. Да что там до озера дойти, иногда пальцы не слушаются и нет возможности причесаться. Остается только благодарить Бога, за то, что она ещё жива и за то, что он позволил ей прожить ещё один день. И, конечно, за Криску. Сложно сказать, что было бы с ней, если бы не её взрослая дочь.
  
   Кристина вышла из ворот босиком в одном купальнике, на ходу закалывая длинные волосы на затылке. Почувствовав мамин взгляд, повернулась, помахала рукой и вприпрыжку направилась к озеру. Разбежалась, нырнула и сильными уверенными движениями, выбрасывая руки, погребла на середину.
   Илария улыбнулась, в миллионный раз отметив, как они не похожи. Кристина вся в отца. Такая же порывистая, уверенная. От него ей досталась и смугловатая кожа, и карие глаза, и этот удивительный отдающий синевой чёрный цвет волос. И, конечно, характер. Илария передвинула кресло в тень, села и закрыла глаза. Не нужно его вспоминать. Не стоит ворошить прошлое. От этого будет только больнее. Прошло уже столько лет, и его самого уже нет на свете, а всё ещё жжёт пальцы это письмо, конечно не первое, которое нашла в кармане. Письмо, из-за которого она проплакала всю ночь, удивительным образом спасло им жизнь. Не прочитав его, она бы не нашла в себе силы уехать в тот день. Осталась бы, ждала его. Погубила бы себя и Кристинку. Тогда нельзя было медлить. Они чудом остались живы. Надо уметь быть благодарной.
  
   Глава 2
  
   Холодная вода обожгла прогретое на солнце тело, сдавила обручем голову, залилась в уши. Кристина вынырнула и поплыла кролем. Быстрые движения прогнали холод, стало тепло и радостно. Мутноватая озёрная вода ласково обняла за плечи, спускаясь к бедрам, маня улечься на спину и подставить лицо к солнцу. Кристина перешла на брасс. Тяжелые намокшие волосы, извергнув заколку, упали на плечи. Она улыбнулась. Утренний приятный ритуал. Если на свете и есть счастье, то оно в движении. Кристина плавала всё лето, несмотря на погоду и даже в сентябре. Плавание утром, пробежка по вечерам и много-много упражнений. Здоровье и красота самое главное в жизни. И на это нельзя жалеть ни сил, ни времени. Уж в этом-то Кристина убедилась на собственном опыте. Пока есть красота можно использовать мужчин. Подплывая к середине озера, девушка заметила, как загорелый мужчина быстро прыгнул в воду и, выпрастывая высоко руки, поплыл ей наперерез.
   Она усмехнулась и легла на спину. Только на мгновение, чтобы ещё раз, глядя в высокое небо с клубками облачков, почувствовать себя счастливой. Он здесь, и он плывет к ней. Маленькая секунда счастья. Так приятно почувствовать себя желанной и преследуемой. А ещё лучше после всего того, что с ней было, чувствовать это сумасшедшее ненасытное желание самой. Оно делает её живой. Эх, Витька, Витенька. Горе ты мое и счастье. Кристина перевернулась на живот и перешла на кроль. Ну, догони, мальчик мой, догони. Ведь я же на море выросла, лучше тебя плаваю. Но ты мужчина и не должен сдаваться. Он догнал её напротив утопающего в деревьях островка. Подчиняясь натиску, она свернула к берегу и встала на дно, балансируя на кончиках пальцев. Он обнял её в воде, прислонив мокрое лицо к её лицу, жадно целуя. Она почувствовала, как их языки обнимаются. Нельзя-нельзя. Ещё мгновение. Ну как же хорошо. Всё, хватит. Иначе уже не оторваться от этого танца языков, не разлепить вжавшихся друг в друга тел. Кристина опустила руки и оттолкнула его. Он поскользнулся и забарахтался в воде, а она выбежала на берег, смеясь и отжимая мокрые волосы.
   Чертыхнувшись, он некоторое время стоял по пояс в воде, лаская взглядом её тело, а потом, разбрызгивая воду, бросился на берег. Подхватил на руки и унёс в тень деревьев. Там, поставив её на ноги, и прижался всем телом. Мир замер. Ещё чуть-чуть, пожалуйста, этого счастья. Ощущения, что тебя обнимает твое второе "я". Твой родной человек. Тоненький слабый голос в мозгу требовал остановиться, а Кристина наслаждалась мокрыми пальцами, стиснувшим ей грудь. Исчез бы мир, провалился. И только они вдвоём, дикари. Голые, страстные и пусть обжигает трава голые плечи и хрустит на зубах песок. Им не надо постелей, она готова прямо здесь, только бы с ним, только бы он не отпускал её никогда.
   Его язык властно раздвинул губы, дотянулся почти до горла. Рука прошлась по спине, вызывая сладкую дрожь. Родной голос называл её по имени. Может быть, остановить борьбу и позволить увлечь себя безумному желанию?
   Нельзя!
   - Отпусти меня!
   Она ударила его в грудь и отскочила, как кошка. Они смотрели друг на друга, её взгляд упал на его плавки, где пузырилось и вздувалось то, что она больше всего хотела почувствовать внутри. Нельзя! Потом захочется ещё и ещё.
   Она поправила купальник. Он снова двинулся к ней.
   - Крис, ты сводишь меня с ума. Я ничего не могу. Жить не могу, работать не могу. Прошу тебя, умоляю. Хотя бы один раз.
   Она покачала головой, изогнув губы в полуусмешке.
   - Один раз уже был и, похоже, зря.
   - Крис. Ну ты же моя. Вся моя. Я хочу тебя. Хочу!
   Кристина сдвинула тёмные брови.
   - Я не встречаюсь с женатыми мужчинами. От них нет никакого толку.
   Он подошёл ближе, взял её за руку. Она мгновенно почувствовала тепло его пальцев и счастье. Он всё правильно сказал, она его. Только в его руках ей так хорошо, только рядом с ним... Ах, какого же чёрта всё не так, как надо.
   - Кристина, послушай меня. Я даже, когда с женой сплю, тебя представляю. Ты мне всю жизнь испортила.
   Чёрт! Да зачем же говорить о жене. Дурак. Она размахнулась и ударила его по щеке. Не зря их общие знакомые называли его мартовским котярой. Тоненькая полоска усиков в сочетании с зеленоватыми глазами с загнутыми ресницами не оставляла сомнений в том, что жене приходится здорово пасти его, чтобы сохранить семью. За таких не выходят замуж. Таких берут в любовники. И она бы сделала это, если бы не жалела его жену, родившую ему двоих детишек. И к тому же Витькина семья жила всего через несколько домов от неё, ближе к середине озера. Даже, если бы она хотела, завести с ним роман, было бы проблематично. Она итак была уверена, что соседи уже болтают о них. Витька бегал с ней по утрам вокруг озера, сидел возле неё на берегу, когда она загорала.
   - У - би - рай - ся!
   Витька пошатнулся, а она уже пробежала мимо и прыгнула в воду. Холодная вода обожгла затвердевшие соски сквозь купальник. Она опустила голову. Сейчас, если по мокрым щекам текут слёзы, этого никто не увидит. Она плыла так быстро, как могла. Надо успокоиться. Она заставила себя спокойно дышать и перешла на брасс. Всё хорошо. Просто замечательно. Милый мой, единственный, ты никогда не узнаешь, что ты моя половиночка. Да только вот в этой жизни, мы вместе не будем. Ты будешь отрабатывать свой кармический брак, растя двоих детей, а она пройдёт свой долбанный путь до конца. Но даже эти мучительные поцелуи уже счастье. После того, что ей пришлось пережить, удивительно, что она может так чувствовать. Витька снится ей по ночам. Она идёт по жёлтому песку, океан плещется об ноги. Нагнули головы к воде зеленые пальмы. Солнце ласкает тело, ветер треплет волосы. Она знает, что он ждёт её. Шаг, ещё шаг. Его руки, губы. Счастье. Всего лишь сон. Витька, ты никогда не узнаешь правды и никогда не узнаешь, что я хочу тебя так же, как ты меня.
  
   Кристина посмотрела на берег. Сейчас она подплывёт к тому месту, откуда виден её дом. До сих пор не верится, что он принадлежит ей. Замок из сказки. Сердце тоскливо ёкнуло. Не обманывай себя, Кристина. Борьба вовсе не окончена. Для того, чтобы остаться принцессой придётся снова убивать. Но на этот раз это будет самый последний раз. Если вот только, сердце ёкнуло от этой мысли, она не втянулась. Мысли завертелись по привычному кругу. Как? Когда? И как сделать так, чтобы всё опять сошло с рук? Сколько не просматривай хронику происшествий, там нет ничего полезного. Так же, как и в справочнике, в интернете и в детективных романах. Ясно одно, это должно выглядеть, как несчастный случай. Как произошло в первый раз. Или как самоубийство? Так было во второй. Нельзя повторяться. Нужно что-то новое, необычное. Ведь соперница её так же умна, как и она. Они здорово похожи, если не считать того, что Лада блондинка. Но глаза у неё того же янтарного цвета и такие же длинные ресницы. И она тоже из тех, кто не останавливается, пока не победит. Если бы жизнь сложилась иначе, они могли бы стать подругами. Здорово, иметь рядом кого-то так похожего на тебя.
  
   Кристина вышла на берег, отжимая волосы, и кивая уже появившимся на пляже соседям. Как хорошо, что островок, где они целовались с Витькой, далеко отсюда и скрыт склонившимися ивами. Временный приют влюблённых, возжелавшим почувствовать друг друга на природе. Но это не для них. Это для тех свободных, кто может распоряжаться своими жизнями, как захочет. А Витькина жизнь уже обещана и расписана. И она в его расписанную судьбу влезать не должна.
  
   - Хорошо поплавала, Крис? - спросила Илария, увидев входящую дочь.
   - Чудесно. Сейчас я переоденусь и накрою завтрак в саду. Ты с кем хочешь позавтракать, с Петей и Пашей или с Иудушкой?
   - Крис, ну сколько раз я тебя просила не кощунствовать?! - тонкие брови Иларии сдвинулись к переносицы, образовав складочку.
   Кристина перегнулась через перила, оглядывая свои владения.
   - Боюсь, у нас нет выбора. Иуда составит нам компании. Петя с Пашей уже на солнце.
   - Да ну тебя, - улыбнулась Илария. - Зина звонила, она уже подъезжает. Накрывай на троих.
   - Мамуль, ты не против, что Корзина сегодня побудет с нами?
   - Конечно, нет.
   Кристина взяла мобильный.
   - Корзина, ты где? А, уже в Быково. Слушай, купи клубники на станции. Будем завтракать взбитыми сливками.
   - Ну, очень полезный завтрак, - сморщила изящный носик Илария.
   - Мамуль, ну сегодня такой день хороший. И если хочешь, я сварю нам овсянки.
   - Конечно, хочу.
  
   Когда Кристина ушла, Илария снова устроилась в кресле и закрыла глаза. Нужно собраться с силами и спуститься со второго этажа и добраться до столика в саду. А перед этим зайти в спальню и переодеться, раз у них гости. Наверно, ещё пять минут она может посидеть. Как же мало сил.
   Приняв душ, Кристина отправилась на кухню и сварила овсянку. Мама всегда настаивала, что это самый полезный завтрак. Кристина фыркнула. Корзина будет в восторге. Она ненавидит овсянку. Сама Крис ничего не имела против овсянки, она привыкла к ней с детства. С подносом в руке, Кристина вышла в сад, привычно окидывая свои владения. Нет-нет, она ни за что не отдаст эти сосны и этот зелёный газон с распустившимися лиловыми и жёлтыми ирисами своей сопернице. С самого начала, когда она появилась здесь, она как-то вмиг осознала, что этот несимметричный двухэтажный дом, выкрашенный в желтоватый цвет, с балкончиком на втором этаже, откуда открывался вид на озеро и окаймляющее его сосны, должен принадлежать ей. Только таким образом она сможет восстановить то, что у неё отняли. И хотя между их маленькой, со смежными комнатами, квартиркой, которую у них отняли, и этим домом не было ничего общего, Кристине, за всё, что им пришлось вынести, такая компенсация казалась вполне справедливой. Маме здесь очень нравилось. Это она придумала назвать двенадцать сосен именами апостолов. Петя и Павел - две самые могучие сосны, выросшие позади ворот на зеленой лужайке, где висел гамак и располагался один из двух обеденных столиков. Остальные сосны поменьше, их кроны не такие пышные, и они, мешая друг другу, высоко в небе переплетались ветками. Их шершавые коричневые стволы, возносились к облакам не так прямо, как Петя и Паша, словно всё время сомневались выдержат ли их хрупкие плечи такой сложный и прямой путь. У них тоже были имена, но Кристина и Илария всё время шутливо спорили, где есть Марк и где Матфей и которая из трех сосен, склонившихся над домом, носит имя Иоанна. Когда жизнь казалась невыносимой, Кристина прижималась щекой к шершавой коре, чувствуя, как дерево отдаёт тепло и ласку, уводя от обид и горестей к светлому небу и солнцу. Одна из двенадцати сосен была засохшей. Судя по её толстому и ровному стволу, когда-то она была крепкой. Но потом что-то случилось и ей, стоящей поодаль от своих братьев, пришлось умереть. Возможно для того, чтобы жили другие. Или она просто не справилась с жизнью. Её назвали Иудой. Эту сосну Кристина никогда бы не согласилась срубить. Она отождествляла её с собой.
  
   Кристина поставила поднос на деревянный, накрытый пёстрой клеёнкой стол и, расставив тарелки, засмотрелась на чернеющие на фоне голубого неба мёртвые ветки. Говорят, что существует материнская любовь, дочерняя, любовь к детям, любовь к мужчине. Она с этим не согласна. У каждого человека любви отпущено только на одного. Всем сердцем, всем своим существом, безусловно, не осуждая и отдавая всю себя, можно любить только одного человека. Мать или сына, мужа или любовника, сестру или брата. Всем остальным достанутся лишь крохи. Ведь даже она, Кристина, несмотря на своё безумное чувство к Витьке, не смогла бы полюбить его по-настоящему, потому что место в её сердце уже давно занято Иларией. И её жизнь принадлежит ей. Поэтому и хранит судьба от наказания.
  
   - Привет, Воронёнок.
  
   Кристина подняла голову. В нескольких шагах от неё появилась подруга с зелёной - слишком большой так неподходящей к её одежде - брезентовой сумкой через плечо и корзинкой клубники. Зина не носила, ни юбок, ни каблуков и, вообще, в отличие от Кристины плевать хотела, как она выглядит. К её удлинённому лицу с добродушным лошадиным оскалом не шли гладко зачёсанные, собранные резинкой в тоненький хвостик, волосы. Широким бровям, нависавшим над голубыми глазами, требовалась другая форма, а всему телу срочная эпиляция. Помешанная на своей внешности Кристина много раз пыталась накрасить и причесать подругу, но каждый раз результат против ожиданий лишь подчёркивал Зинину некрасивость, делая её вопиюще кричащей. Кристина сдалась. Если Зину устраивает полное отсутствие мужчин в жизни, ей-то чего париться? Даже лучше, что им двоим уготована похожая судьба испытать единственную любовь к родителям. Вся жизнь Зины была посвящена родителям. Почему так произошло, Кристина не понимала. В отличие от её больной мамы, с Зиниными родителями было всё в порядке. Они просто использовали свою дочь, занимая всё её свободное время различными дурацкими поручениями. То надо было срочно переклеить обои, то покрасить дом на даче или прополоть грядки. Причём именно в тот момент, когда Зину куда-нибудь пригласили. Эта семейка даже работала вместе. Зинин папа был известный дирижёр оркестра народных инструментов, а жена и дочь обслуживающим и попутно подыгрывающих на арфе и гуслях персоналом. Всегда в тени и в вечном полуприсиде поклона. Попробовав несколько раз вмешаться, Крис чуть не поссорилась с подругой и решила не лезть в своё дело, принимая Зину вместе с её музыкальной семейкой.
  
   Зина клюнула Кристину в щёку и поставила на стол клубнику.
   - В электричке такая жарища. Сейчас бы прыгнуть в озеро.
   - Нет уж, милая. Овсянка стынет.
   - Овсянка? Да ни за что на свете.
   - Всего несколько ложек, - засмеялась подходящая к столу Илария.
   - Здравствуйте, - улыбнулась Зина. - Чудесно выглядите. - Она скользнула взглядом по Иларии, отметив, что та уже накрашена и одета, словно собралась на прогулку. Льняные брюки обтягивали стройные бёдра, а чёрная кофточка на пуговицах белизну кожи. Мягкие волосы лежали волнами на плечах, как у девушки. Лишь в прозрачных серых глазах застыла выдающая болезнь грусть. Илария медленно опустилась на садовый стул. Зина перевела взгляд на подругу. Небрежно прихваченные заколкой волосы спускались на загорелые плечи, яркий зелёный топик открывал, сильные плечи и упругий живот Она бы может и завидовала фигуре подруги, если бы не знала, сколько усилий вложено в эту красоту. Нет, уж ей,лучше с целлюлитом, но только не бегать и не отжиматься.
   - Корзина, пойдём в дом, взбитые сливки делать. - Мамуль, - она чуть наклонилась, - а тебе, может, пока кашки положить?
   - Положи, детка, - Корзина улыбнулась. Слово "детка", которое часто употребляла Илария, вряд ли подходило к её подруге, весь облик которой дышал силой, здоровьем и какой-то совершенно ненормальной сексуальностью. Зина любила бывать с Кристиной, избыток мужского внимания доставался ей тоже. А ещё она почему-то чувствовала себя красивее.
   На кухне Зина забросала подругу вопросами.
   - Ну и как наш женатый Ромео поживает? Смог ли он победить тебя в соревнованиях по плаванию?
   Кристина рассмеялась. Сквозь смуглую кожу проступил румянец.
   - Вот именно, что женатый. Сколько не догоняй, а ничего ему не перепадёт.
   - Ну, уж так и совсем ничего? - прищурилась Зина.
   - Кроме парочки несравненных поцелуев. - Кристина покраснела ещё больше, попадая во власть утреннего воспоминания. - Давай не будем об этом, а? Мне бы уехать от него подальше, чтобы с глаз долой. Да где я найду такое чудесное место с озером и соснами?
   - Не понимаю. Что ты мучаешь себя и его. Сделала бы его своим любовником, раз уж он так мил тебе.
   - Да не просто он мне мил, Корзина. Мой он, понимаешь. От усиков этих дурацких кошачьих и глаз зеленущих до того места, что между ног. И ничего мне с этим не сделать. Помнишь, я рассказывала тебе про половинки?
   - Странно, что ты при всей своей циничности веришь в эту сказку, - нахмурилась Зина. - Может, скажешь тогда, где же моя половинка?
   - Не всем судьба встретиться, а тем, кому встретились, вместе быть, - Кристина переложила клубнику на блюдо и достала миксер. - Какие твои годы, может, ещё встретишь.
   - Похоже, что, как ты говоришь, не в этой жизни.
   Уютный шум воркующего моторчика миксера прервал разговор, и Зина больше не решилась расспрашивать. Присела, глядя, как ловко Кристина взбивает сливки и как раскладывает их по высоким вазочкам и украшает клубникой.
   - Тебе не кажется, что мама стала выглядеть ещё моложе? - вдруг спросила Кристина, озабоченно взглянув на подругу.
   - Мне так не показалось. Хотя... Это о чём-то говорит?
   - Не знаю, - Кристина нахмурилась, её лицо стало серьёзным и строгим. - Врачи молчат, как обычно. Лекарства не помогают. Но я же вижу, что ей хуже. Когда мы сюда переехали, она ещё со мной по берегу гуляла. А теперь в основном лежит. Выходит на улицу только после приёма таблетки. Но их же нельзя принимать часто. Пару раз в месяц, максимум.
   Эта чудесная таблетка придавала силы, чтобы выйти из дома и пожить обычной жизнью, которую так мало ценят здоровые люди. Прогуляться вдоль берега озера, дойти до ближайшего магазинчика, а то и вовсе отправиться в Москву и сходить в консерваторию.
   Кристина поставила вазочки на поднос и, вздохнув, посмотрела на Зину.
   - Ладно, пошли завтракать.
   Зина молча подошла к подруге и обняла. Некоторое время они постояли, уткнувшись лбами и, обняв друг друга. Детский ритуал поддержки, придуманный ими, когда они обе оказались изгоями классного общества. Кристина освободилась первая, закрутила волосы в узел.
   - Спасибо, Корзиночка. Я не должна раскисать. Бери поднос, а я возьму чайник с чашками. Мама, наверно, уже заждалась. И ни слова о болезнях. Будем наслаждаться солнцем и теплом. Ты пойдёшь купаться?
   Зина смущённо улыбнулась.
   - Ну если тебе не стыдно будет появиться со мной в обществе. Предупреждаю, что под брюками у меня выросла шерсть.
   Кристина засмеялась. Говорить подруге, чтобы она следила за собой, только тратить зря время. Сама она беспощадно расправлялась с каждым выросшим волоском, и её загорелые сильные ноги с безупречным маникюром цвета можно было запросто снимать в рекламе.
   - Корзина, да ты что?! Хоть голой купайся. Стесняться здесь некого. Я этих выскочек московских ненавижу. У каждого здесь по домищу, и в Москве по квартире. Вот досталось бы им как нам, они бы свой нос так высоко не задирали. А то здороваются со мной, словно одолжение делают.
   Зина ничего не ответила. Иногда нервы у Кристины сдавали. Сказывалось нервное напряжение, страх за мать и пережитые годы унижений. Сама бы Зина не смогла бы пройти через такое. И за то, что Криска смогла, она перед ней преклонялась и боготворила их дружбу.
  
   Глава 3
  
   День прошёл в безмятежном ничегонеделании. Илария, посидев немного на берегу, в шезлонге, ушла к себе отдыхать, а Кристина с Зиной, вдоволь нарезвившись в воде, отправились в местное кафе выпить и поболтать. Витька больше не появлялся, чему Кристина была отчасти рада. Было здорово потягивать холодное пиво, вдыхать запах сосен и наблюдать за расслабленными от солнца и алкогольных напитков отдыхающими. Слушая вполуха Зинин рассказ, как они готовятся к гастролям и какой молодец её отец, что так ловко всё организовал, намётанный взгляд Кристины подмечал детали одежды, особенности фигуры и любопытные фразы. Вот этот жест девушки, приглаживающей мокрые волосы, она использует, когда будет писать свой роман. А вот этот полноватый мужчина с брюшком, свисающими усами и лысым черепом, тоже может пригодиться.
   - Крис, ты меня не слушаешь!
   - Ещё как слушаю, Корзина! Если хочешь знать моё мнение. - Зина кивнула. - Твой отец ни хрена бы не добился без тебя и твоей матери. Вы свои жизни ковриками выстелили ему под ноги. Ну, матери-то ещё положено. А ты-то зачем себя гробишь?
   Корзина нахмурилась, сдвинула брови, отставила в сторону недопитую кружку, словно собиралась встать и уйти.
   - Ты знаешь, что я не люблю, когда ты вмешиваешься в мою жизнь?
   - Знаю! - Кристина упрямо наклонила голову. - Просто послушай меня. Я сегодня злая, поэтому тебе скажу всю правду, а ты можешь обижаться сколько хочешь. Ты если сейчас свою жизнь на сто восемьдесят не изменишь, то так и останешься папенькиной дочкой.
   - И что ты предлагаешь?
   - Самое лучшее для тебя было бы уехать в другой город, а лучше в другую страну. Подальше от предков. Хотя можно и проще: снять квартиру и перейти в другой оркестр. Ты же говорила, что тебя приглашали, помнишь?
   - Может, ещё напомнишь, что мне надо привести себя в порядок и сделать эпиляцию, чтобы найти себе мужа?
   Кристина грустно улыбнулась и накрыла руку подруги длинным прохладными пальцами.
   - Вот ты сравниваешь меня с собой, вроде, как мы обе жизни своим близким посвятили, но ведь в твоём случае всё не так. Ведь ты же не была в моём аду, Корзина? Ты не оставалась на улице с больной матерью на руках и тебе не приходилось, как мне.... - На глазах у Кристины вдруг выступили слёзы. - Чёрт! Не хочу об этом говорить. Хотя много раз собиралась тебе рассказать. Но ты лучше потом мою книгу прочтёшь. - Ведь ты же хочешь мужского тепла и готова поверить в любовь? Просто ты вбила себе в голову, что это не для тебя. А ведь у тебя никогда нормального мужика не было. Уверена, тебе понравилось бы иногда кончать.
   - Ворона, это запрещённая тема.
   Кристина допила пиво и махнула официанту.
   - Давай ещё выпьем и поговорим, а? Без запрещённых тем?
   - Ты можешь пить, а я не буду. И не хочу ничего обсуждать! - Зина отвернулась к озеру. Кристина понимала, что ей лучше остановиться, но сегодня её несло. То ли Витька завёл своими поцелуями, а сейчас спрятался за трёхметровым забором спокойной семейной жизни, то ли слишком много пива. Но их жизни с Корзиной в этот прекрасный день вдруг предстали перед ней полнейшей нелепицей. Появилась даже совсем шальная мысль: заглянуть к Витьке домой под каким-нибудь предлогом и увести к себе. И провести нормальную ночью, а потом пусть будет, как будет? Нельзя!
   - Девушки, вам ещё пива? - Перед ними вырос нагловатый официант Лёшка в вырезе завязанной узлом рубахе виднелась загорелая грудь, на сомнительно чистых ногах шлёпки через палец. Кристина, привычно смерив его холодным взглядом, вопросительно посмотрела на подругу. Та покачала головой. Кристина впилась ногтями в ладони. Ну что же за день. Даже с Корзиной всё сегодня не так. А ей так хотелось поболтать по душам. Только ведь с ней она могла пооткровенничать.
   - Счёт! - буркнула Кристина, доставая кошёлёк. Сейчас она посадит Корзину на электричку, купит ещё пару бутылок и устроится на кровати с ноутбуком. Сложенные строчки вернут душе утраченное спокойствие. Очистят и смоют прилипшую на годы грязь. Злость вдруг прошла. Она с некоторой жалостью взглянула на Зину, разыскивающую в сумке кошелёк.
   - Корзина, я сегодня угощаю. И не вздумай хотя бы с этим спорить. Мне итак трудно было остановиться. - Зина вымученно посмотрела на неё. В голубых глазах притаились боль и женское одиночество, упрямством торчал подбородок. Весь её облик словно говорил, что пусть я одна и, но никому не позволю себя унижать. Даже лучшей и единственной подруге. Кристина почувствовала уважение. Она такая же. Ещё неизвестно как она бы отделала Корзину, если бы та только попробовала вмешаться. - Подумай над моими словами, ладно? - добавила Кристина уже значительно мягче.
   Лёгкий небрежный кивок, мол, только ради тебя, заставил Кристину улыбнуться. Небрежно бросив деньги на стол, она, легко, словно и не пила пиво, поднялась из-за стола и прошла к выходу. Корзина шла следом, привычно наблюдая похотливые взгляды посетителей, провожающих фигуру подруги.
   Перекидываясь ничего незначащими фразами, подруги дошли до станции. Увидев издалека электричку, Зина клюнула Кристину в щёку.
   - Побежала, ладно?
   - Давай! - Кристина повернулась и пошла обратно. Накатило острое чувство разочарования и одиночества. Сегодня определённо была их не лучшая встреча. И зачем она только подняла этот вопрос. Кто она такая, чтобы давать советы? У неё самой, что ли всё хорошо? Вспомнился вдруг Витька с его неуёмными поцелуями. По спине побежали мурашки. Обожгло горячей волной. С тех пор, как произошла их первая встреча, Кристина не переставала думать о нём. Мысли мешали. Оказывается, как хорошо было, когда они ещё не знали друг друга. А точнее не знали так близко. Ей навстречу попадались разморённые, загоревшие, а больше обгоревшие отдыхающие с озера. Раздетые до пояса мужчины в шортах и шлёпанцах. Рядом с ними их спутницы в майках и сарафанах. Поймав парочку наглых взглядов, Кристина усмехнулась. Идите со своими курицами и не пяльтесь. Такие, как я не для вас. Вот знать бы только для кого. Она зашла в магазинчик и взяла две бутылки рязанского жигулёвского пива. Выпьет, пока будет писать. Заглянула к маме в комнату. Илария лежала на спине и слушала аудиокнигу. Кристина прислушалась. Набоков. Мама любила этого писателя больше других. Говорила, что никто из русских лучше не складывает фразы. Под её влиянием Кристина тоже прочитала его рассказы. Даже начала "Лолиту", но не смогла. Слишком противно стало. Поболтав с мамой, поднялась к себе и включила ноутбук. Пока шла загрузка, откупорила пиво. Перечитала написанное, подправила некоторые фразы. Картинки прошлой жизни замелькали перед глазами. Новая глава. Старая боль.
  
   Москва встретила жутким холодом. В наших лёгких, предназначенных для южной зимы, одёжках, мы жутко мёрзли. У нас не было знакомых, у кого бы мы могли остановиться хотя бы на время, поэтому сразу отправились в посольство. О наших скитаниях можно рассказывать долго. Один зимний месяц нам даже удалось прожить в центре. В подвале очень красивого дома с эркерами. В нашем городе таких домов не было. Однажды, когда мы с мамой, купив, хлеба и макарон, что стало нашим обычным рационом, возвращались домой, я вдруг представила, что где-то там, за уютно горящими окнами, нас ждёт папа. Мы все вместе ужинаем, а потом я иду в свою комнату, сажусь за свой стол, что-нибудь пишу или читаю. Я так замечталась, что даже направилась к подъезду. Но красный дом с эркерами и маленькими балкончиками не предназначен для беженцев, а только для тех, кому повезло здесь родиться. Для тех, кому не повезло, есть подвал, высокий и тёплый, в котором мы жили вместе с дворниками. Спали на выброшенных на помойку диванах, сидели на колченогих стульях и табуретках. Вечерами сидели и думали, как дальше жить.
   Последние деньги ушли быстро, на работу без московской прописки устроиться невозможно. Кто-то посоветовал поехать на Черкизовский рынок. Мы долго бродили между рядами, спрашивая не нужны ли продавцы, пока совсем не замёрзли. Увидев двухэтажное здание с надписью "Администрация рынка" направились туда. В коридоре была батарея, к которой мы приникли. В тот день шёл снег, и мама, сняла шапочку, чтобы её стряхнуть. С тёмными волосами, припорошенными снегом и горящими от мороза щеками, она казалась похожей на снегурочку. Только очень грустную. С тех пор, как мы приехали сюда, она почти не улыбалась. Хотя и не плакала и не жаловалась, подобно другим. Никого не проклинала, как тётя Галя, не ругалась, как другие наши новые знакомые. Даже в тех антисанитарных условиях, она старалась по мере возможности хорошо выглядеть, даже слегка подкрашивала глаза и губы. Как две нахохлившиеся птицы мы жались к батарее, когда мимо наш прошёл невысокий лысый мужчина с небольшим животиком. Одет он был в новую куртку-дулёнку. Его взгляд, бегло ощупав моё лицо, задержался на маме. И тут, видимо почувствовав нужный момент, мама шагнула к нему. Сбившимся, просящим голосом, она заговорила о том, что нам нужна любая работа и не знает ли он, к кому здесь можно было обратиться. Он снова посмотрел на меня и сказал идти за ним. Остановившись у двери с табличкой "Директор" он достал ключ. Мы вошли. Кабинет подавлял роскошью. Кожаный чёрный диван, роскошные мягкие кресла, огромный стол. Снимая дублёнку, мужчина буркнул: "Присаживайтесь". Не знаю почему, но я почувствовала, что без меня они быстрее договорятся и решила выйти. Уже закрывая дверь, услышала, что он спросил маму дочь ли я ей. Ответа не последовало, вероятно, мама просто кивнула.
  
   Уже в тот день мама получила работу. Продавщица, молодая женщина, которая вводила маму в курс дела, показалась мне грубой и неприятной. Торговали мы перчатками, варежками и разными тёплыми вещами. Помню, как было холодно, как ужасно мёрзли ноги и руки. Мы по очереди бегали греться в соседний магазин, но тепло улетучивалось быстро. С тех пор, как мама исчезла за дверью директорского кабинета, мы не оставались одни до самого вечера, когда уставшие и замёрзшие, но уже с деньгами, мы вернулись в нашу подвальную берлогу. Если спросить, что меня больше всего убивало, я назову две вещи: мамины пронизанные безнадёжностью глаза и невозможность остаться одной. Вокруг нас везде были люди, они что-то говорили, делали, переодевались, готовили, сопровождая все свои телодвижения жалобами и проклятьями на свою изменившуюся жизнь. Жизнь, которую каждый из нас оставил в ставшем вдруг чужом-родном городе, теперь казалась сказочной. Там у каждого был свой дом. Тогда я поняла, насколько важно иметь свою норку, куда можно уползти, чтобы остаться в одиночестве. По дороге мама купила колбасы, хлеба и водки. До этого момента я не видела, чтобы она пила что-нибудь кроме вина или шампанского. Тут же мама, почему-то пряча глаза, сказала, что теперь у неё есть работа и это надо отпраздновать. Вид у неё при этом был какой-то виновато-испуганный.
   Историю, как мама получила работу, я услышала уже в подвале, когда мы ужинали. Дядя Миша ушёл разгребать снег, и мы сели за стол втроём. Звали его Николай Петрович и был он директором этого рынка. Услышав это, тётя Галя вскрикнула и заявила маме, что это же хорошо, это, значит, что у тебя всё будет, если ты с умом к делу подойдёшь. Тут она встретилась со мной взглядом, и поспешно уткнулась взглядом в тарелку с тоненько нарезанными ломтиками колбасы. Мама покраснела. А я почему-то сразу поняла в чём дело. И колбаса, хоть я и не ела целый день, показалась мне бумажной. Меня затошнило. В тот вечер мне даже налили полрюмки водки, чтобы я не простудилась. От водки, тепла и застоявшихся запахов немытых тел, меня совсем разморило, и я пошла прилечь на продавленный диван. Заснуть я не могла, но сделала вид, что сплю. Хотя лучше бы я спала. Слушать, как тётя Галя уговаривала маму, было невыносимо. Исчерпав все аргументы, она упомянула моё имя и то, что мама должна думать не только о себе. Ещё после одной рюмки, когда к ним присоединился дядя Миша, возникла фраза, что раз уж они заботятся о нас, то и мама должна внести свой вклад. Потому что не всем так повезло, как ей. И мы теперь одна семья. Был момент, когда мама отчаянно затрясла головой и назвала имя отца.
   - Да нет его уже в живых, - крикнула тётя Галя. Мама побледнела и ухватилась за стол.
   - Как нет? Вы что-нибудь знаете? - Её глаза перебегали с одного лица на другое. Дядя Миша молча положил ей руку на плечо. Махнул рукой на жену. Заглотил рюмку водки. Папы больше нет? Не может быть! Я только ведь и жила надеждой, что он вернётся и заберёт нас обратно. В наш уютный дом. Где над моим письменным столом горит лампа под зелёным абажуром. Я бросилась к ним. Испуганно метнулись мамины глаза. Она поняла, что я всё слышала. Охватила меня за плечи, усадила рядом и выдохнула.
   - Расскажите нам всё.
   О смерти отца они узнали сегодня в посольстве от новоприбывших беженцев. Тех, кто надеялся выжить там, оставалось всё меньше и меньше. Оказалось, что в наш дом пришли на следующий день. На брошенные квартиры быстро выписывались новые ордера для тех, кому принадлежал этот город у моря. Тех, кто ещё смел, надеяться, избивали и выгоняли. Ужасы нарастали. Дома закутались в чёрные флаги, улицы окутал страх. Когда папа вернулся, в нашей квартире уже были новые жильцы. Наверно, он не успел прочитать маминого письма. Но, видимо, он начал бороться и выяснять, где мы. Я знаю своего отца, он никогда не сдавался. Его изуродованный труп выкинули прямо из окна.
   Мама обхватила себя на плечи и, словно в горячке, пробормотала:
   - Это из-за того, что я его не простила. Надо было простить и дождаться.
   Тётя Галя больно стиснула мои плечи и толкнула к матери, так что я чуть не упала со стулом.
   - О чём ты, Лара? Вот посмотри на неё. Дочь твоя жива. Её никто не тронул. А скольких убивали и насиловали на глазах у матерей? Тебе ещё повезло, дурёхе. И снова везёт. А ты из себя целку строишь.
   - Галя, прекрати! - стукнул кулаком дядя Миша.
   Мама молча выпила рюмку залпом и встала из-за колченого стола. Табуретка упала. Она молча, пробираясь между натыканными матрасами, на которых лежали равнодушные к нашему и переживающие своё горе, такие же как мы.
   Лицо дяди Миши побагровело.
   - Как тебе не стыдно, Галя? Она же твоя подруга. Тебе бы её пожалеть. Она же сегодня мужа потеряла.
   - Её всегда все жалеют, - процедила сквозь зубы тётя Галя. - Из-за этой красоты дьявольской. Думаешь, я не вижу, как ты на неё смотришь и облизываешься? Она сейчас ещё лучше жить будет с этим Петровичем. А ты, как грёб снег, так и будешь. А ты чего уставилась? - вопрос был адресован ко мне, но я, убитая горем, с трудом могла признать в этой растрёпанной, пьяной и завистливой женщине, нашу бывшую соседку, мамину подругу и учительницу географии. Мой мир рухнул во второй раз вместе с верой в людей. Я выбежала за мамой. Она стояла возле подъезда в одном свитере, обхватив себя руками. Медленно спускался снег. Я подошла к ней. Мне было холодно, зубы выбивали дрожь. Мама прижала меня к себе.
   - У нас всё будет хорошо, я тебе обещаю.
   Я кивнула, чувствуя, как текут, смешиваясь со снегом, слёзы. Мы остались вдвоём. Папы больше нет. Я подняла лицо вверх.
   - Я не верю, что папы больше нет. Она нарочно так сказала. Чтобы ты с этим Петровичем... - Давай завтра не пойдём на рынок. Мы как-нибудь выкрутимся.
   Мама мотнула головой.
   - Я пойду одна. Ты останешься.
   - Нет! Если пойдёшь ты, пойду и я.
   Когда я проснулась, голова была тяжёлой, а в горле саднило. Повернула голову и увидела, что мамин матрас был пустой. Возле электрической плитки хлопотала тётя Галя. Я с трудом села, облизывая запёкшиеся губы и кутаясь в дырявое одеяло.
   Тётя Галя положила мне руку на лоб.
   - Вот чёрт! Да у тебя температура. Лежи-лежи. Сейчас я тебе горячего чаю сделаю.
   - Где мама?
   - Мама на работе.
   - Но я должна быть с ней.
   - А что тебе там делать? Под ногами мешаться? Она и без тебя справится. Ей теперь нужно жизни ваши устраивать. - Она присела на краешек матраса и снова дотронулась до моего лба. - У тебя, наверно, под сорок. Надо хоть аспирин купить. Он дешёвый. Болеть-то нельзя, врача в подвал не вызовешь. - Я закрыла глаза. Как глупо, что я заболела. Были бы силы, поехала бы на рынок. Я запомнила дорогу к метро и что пересадку надо делать на станции со смешным названием "Парк культуры". Когда-то мы втроём ходили в наш парк культуры кататься на аттракционах. Точнее катались мы с папой, а мама стояла и смотрела на нас. Говорила, что у неё голова кружиться. А я специально поднимала голову вверх и смотрела на небо, чтобы голова кружилась сильнее. В тот день небо было голубым. А по выходным мы ездили на море, и папа учил меня плавать. Я не хочу верить, что папы больше нет. Я не хочу, чтобы моя мама была с Петровичем. Я не хочу, чтобы она делала это ради меня. Мне показалось, что я крикнула "Нет!" Как протест этому миру, который явно не был нашим. Как протест против подвалов, рынков и холода. И тут же почувствовала, что падаю. Стало тепло и хорошо. Здесь не было боли, здесь были прежние мама и папа, и лампа под зелёным абажуром, и стопка потрёпанных книг на столе.
   Потом мне рассказывали, что я долго болела. И всё остальное помнилось очень и очень смутно. Первые отчётливые впечатления относятся уже к тому времени, когда мы оказались в квартире у Петровича. Большая четырёхкомнатная квартира с высокими потолками на Петровском бульваре. Из окон гостиной видны разноцветные купола монастыря и узенькая полосочка бульвара с редкими деревьями, по которому чинно прогуливаются москвичи. Комната, которую выделили мне, такого же размера, как и была раньше, но она кажется мне ещё меньше из-за высоких потолков. На тумбочке возле кровати несколько новеньких книжек со слипшимися страницами. Мама кормит меня куриным бульоном с ложки. Иногда заходит Петрович. Смотрит на меня таким же взглядом, как смотрят на подобранную собаку, которую теперь не так уж просто выбросить на улицу. Целыми днями я лежу и смотрю в потолок. Иногда беру в руки какую-нибудь книгу, но чужой мир больше не увлекает меня. Мой собственный мир развалился, и я кажусь себе слишком маленькой и ничтожной. Из-за меня маме пришлось спать с этим типом. Из-за того, что я оказалась слишком слабой. Он по-хозяйски заходит ко мне. Дома он носит в тренировочные штаны и футболку. Поверх неё массивная золотая цепь, на которой висит крест с бриллиантами. Помню, что однажды я спросила, верит ли он в Бога. Он рассмеялся, в глубине рта блеснул золотой зуб.
   - В Бога верят только слабые, а я сам себе и царь, и Бог. И если ты будешь меня слушаться, деточка, у тебя всё будет хорошо.
   Я отвернулась. Он кажется мне отвратительным. Когда поправлюсь, я уговорю маму уйти.
   Конечно, мы остались. Привыкли к сытой жизни, комфорту и теплу.
  
   Кристина зевнула и посмотрела на часы. Вот это да. Оказывается два часа ночи. Всё-таки писать - это ни с чем несравнимое счастье. Сродни наркотику. За все эти часы она ни разу не подумала о Витьке. Кристина нажала на сохранение и выключила ноутбук. Пора ложиться спать. Завтра на работу и после выпитого выглядеть она будет явно не лучшим образом. Ну и плевать. Зато вот день прошёл не зря. Вон сколько страниц написано. Надо только бутылки не забыть выбросить с утра, пока мама ещё спит.
  
   Глава 4
  
   Утром Кристина проснулась от звонка. Наощупь нашла мобильный и сонным голосом произнесла "алло".
   - Доброе утро! Меня интересует квартира на улице Малая Бронная. Продаётся? - Кристина открыла глаза, мысленно проклиная себя за то, что не выключила телефон. Откуда же ты взялся в такую рань?
   - Продаётся, - прохрипела она в трубку.
   - Расскажите подробнее.
   Кристина потянулась. Возникла пауза. Дня что ли этим богатеньким мало.
   - Алло, девушка? Вас не слышно.
   - Я вам перезвоню через полчасика, - выдавила из себя Кристина. - Мне неудобно сейчас разговаривать.
   - Хорошо, жду. Хотелось бы сегодня посмотреть вашу квартиру.
   Кристина снова зарылась в подушку. Не надо было вчера столько пить, не надо было ложиться так поздно. Тогда будешь такой же бодрой, как звонивший клиент. Но сколько не работай, никогда не будешь иметь тридцать два миллиона, чтобы купить квартиру на Бронной. Кристина почувствовала раздражение. Общение с подобного рода клиентами приносило весьма ощутимый доход, но неимоверно раздражало. И она ничего не могла с этим поделать. Этих избалованных, приезжающих на своих инфинити и БМВ Х5 она ненавидела и старалась вытрясти из них побольше денег, что очень нравилось её начальнику, который и подбрасывал ей такие варианты. А сама она предпочитала работать с бедными людьми, которые если и оказывались в роли покупателей, то только обменивая свою квартиру на более худшую. С этими клиентами она была готова носиться месяцами, возить их на просмотры на своей машине, выбирая жильё получше. Комиссионные были маленькие, работы полно. Делая такую сделку, она чувствовала себя счастливой. Но хитрый лис начальник быстро просёк слабинку Кристины и перевёл её в отдел продажи элитных квартир.
   Кристина нехотя поднялась со своей большой кровати и выглянула в окно. Солнца не было, над озером висел туман. Она прошлёпала в ванную и долго плескала в лицо холодной водой. Потом, как обычно, приняла контрастный душ и отправилась на кухню варить кофе и овсянку. Телефон зазвонил снова.
   - Девушка, вы про меня забыли? Уже прошло полчаса. Как-то вы не заинтересованы в продаже.
   Ну сейчас она поставит этого Х5 на место.
   - Дело в том, что у нас уже есть клиент на эту квартиру, - равнодушно соврала она. - Мы сегодня ждём аванс.
   Это была наглая ложь, квартиру ещё никто не смотрел. Хозяйка хотела за неё слишком много денег. После её заявления уверенности в голосе у богатенького поубавилось.
   - Но у меня тоже прямая покупка. Если вы мне её сегодня покажете, я быстро приму решение.
   Кристина улыбнулась. В голосе потенциального покупателя слышалась заинтересованность. Значит, цену после просмотра можно будет немного поднять, наглую хозяйку опустить. На квартирах, где теряется миллион, скрытую комиссию делать одно удовольствие. Хитрый лис будет в восторге от неё. Договорившись встретится около двух часов, она вернулась к сварившейся овсянке и кофе. Медленно положила туда клубнику. Настроение стало чуть-чуть лучше. Снова подумалось о Витьке. Интересно, сегодня он её тоже караулит на берегу? Нет, милый плавать и бегать я сегодня не буду. Придётся все упражнения перенести на вечер. А ты возвращайся к жене и детишкам. Почувствовав как от одних воспоминаний о Витьке, поползли мурашки, она включила телевизор. Поставила перед собой тарелку и чашку с кофе. В передаче о здоровье рассказывали об отёке Квинке. В начале беседы элегантная ведущая вспомнила историю Моцарта и Сальери и торжествующе добавила, что всё было вовсе не так, как сочинил Пушкин. Моцарт давно тяжело болел, страдал отёками, вот и оказался бокал вина, который композитор выпил с Сальери роковым. Далее выступил врач и рассказал про отёк Квинке, который в случае воспаления гортани приводит к затруднению дыхания и если больному вовремя не помочь, то и к смерти. А вызвать его могут самые различные продукты, в том числе шоколад, яйца, орехи. Ну и, конечно, разные лекарства, витамины, потому что в основе болезни лежит такая плохо изученная болезнь, как аллергия. Кристина машинально съела кашу и выпила кофе. С удивлением заметила, что передача закончилась. Кристина не верила в совпадения. Всё выглядело так, что тот самый, кто смотрел на неё сверху, подкинул ей решение. Да ещё и её любимым безопасным способом, когда убийство можно квалифицировать, как несчастный случай. Нужно уничтожить соперницу: пожалуйста. Она страдает отёком Квинке на аспирин. Напои её просто водой не дай возможности вызывать скорую. Вряд ли у неё с собой окажутся противоаллергические таблетки. В конце концов, можно отобрать сумку, а потом вызвать скорую. Где и как это сделать - дело техники. Можно попробовать использовать Витьку. Снова почувствовав, как от желания сжалось сердце, Кристина саданула кулаком по столу. Да что же это такое! Надо срочно взять себя в руки. А сладенький голос внутри напевал другую песенку, лучше отдаться ему в руки, чтобы хотя бы получить передышку и начать нормально мыслить. Кристина застонала. Есть ещё один вариант. Заняться сексом с кем-нибудь другим. Например, с Серёжкой. Всё будет на высшем уровне. Они поужинают в ресторане при свечах, потом поедут к нему. Она проснётся утром от аромата свежесваренного кофе, чувствуя себя желанной и любимой. Но ты хочешь совсем не его, шепнул голосок. Но я отключусь, представлю на его месте Витьку. Ты обманываешь себя, Кристина. Никуда тебе не деться от своей-чужой половинки. И пусть обманываю. Я всех обманываю. И себя обману. Хотя себя труднее всего. Но я попробую. Кристина вздохнула и посмотрела на часы. Если закладываться на пробки, которые всегда бывают, хоть на Рязанском шоссе, хоть на Егорьевском, уже пора ехать на просмотр. Она сядет в свою любимую Кошку - так она ласково называла купленный в прошлом году нисан кашкай - врубит какую-нибудь музыку и всё будет хорошо. А потом, когда настроится, позвонит Серёжке и скажет, что соскучилась. Она быстро накрасилась, надела свободные льняные брюки и белую кофточку, подчёркивающую золотистый загар. Собрала волосы в длинный хвост, посмотрелась в зеркало. Вполне сойдёт для работы. На работе, да и, вообще, когда она выезжала в город, Кристина одевалась и держала себя строго и недоступно. Зато здесь, на Кратовском озере, в окружении сладкого запаха сосен и сверкающего озера, разгуливала в обтягивающих маечках, откровенных сарафанах и коротеньких шортиках. Ей нравилось, как на неё пялятся мужчины, как скрипят зубами девушки и женщины вслед её стройной подтянутой фигуре. А вы поплавайте с моё, побегайте, да поделайте столько упражнений, тогда тоже будете красавицами, мысленно говорила она. Всё ведь лень-матушка. А потом удивляетесь, почему ваши мужики ко мне приходят. Да что и говорить, Витькина жена, тоже выглядит как коровка на пастбище, когда одевает свои белые брючки или джинсы. Неудивительно, что Витька меня представляет, когда с ней сексом занимается. Но ведь занимается же, подлец. Стоп! Опять я о нём думаю. Да что же это такое. Кристина схватила мобильный, сумку и ключи.
   Малиновая Кошка ждала возле ворот. Хулиганистые сосны насыпали засыпали её иголками. Кристина смахнула их щёткой и села за руль. Привычно затолкнула диск Вивальди "Времена года", поставила концерт "Зима". Такая музыка наполняла её энергией, заставляла быстрее ехать, обгонять. Кристина обожала водить машину и делала это совсем не по-женски. Многие водители чертыхались ей вслед, когда она их подрезала или не уступала дорогу. Обычный страх слабых полов за свою жизнёнку ей был несвойственен: если уж она спаслась тогда, значит, у судьбы на неё совсем другие планы. Пусть боятся другие трусишки, а дорога для её Кошки вьётся серой причудливой лентой шоссе и никто не посмеет их тронуть или задеть. У неё даже страховки не было, и менты всегда отпускали, смеясь её шуточкам и оставляя свой телефон в надежде, что она когда-нибудь позвонит. Забирая права, Кристина смеялась над ними. Ждите-ждите! Я никогда не позвоню. Она, одиночка по жизни, редко испытывала желание позвонить, чтобы поболтать. Болтовни хватало на работе, а женское поговорить по душам, ей было несвойственно. Всё равно никому не рассказать, что с ней случилось. Разве что документу ворд.
  
   Глава 5
  
   Сколько себя помнила, Марина любила петь. Ещё совсем малышкой, родители её ставили на стульчик, и она самозабвенно пела без аккомпанемента одну песню за другой. Пела до тех пор, пока раскрасневшийся от выпитого отец не хватал её на руки и уносил в другую комнату. Она выступала на всех детских и школьных праздниках. И на вопрос: кем ты хочешь стать всегда, не задумываясь, отвечала певицей. Родители относились к этому с поощрением и делали, что могли. Отдали в лучшую музыкальную школу, нанимали педагогов по вокалу. Она готовилась в Гнесинку и провалилась. Родители, потратившие кучу денег, от карьеры певицы начали отговаривать. Марина швыряла вещи, устраивала скандалы и топала ногами: "Вы меня не любите, раз не хотите мне помочь". Отец сдался и ещё год проплачивал педагогов по вокалу. Гнесинка не далась и второй раз. Марина билась в истерике, запиралась у себя в комнате, отказывалась от еды. Но жизнелюбие всё-таки взяло своё, и однажды отцу удалось уговорить её заняться бизнесом. Простой довод, что, зарабатывая деньги, она сможет сама их тратить на запись и заказ песней, на костюмы и клипы. С бизнесом определялись долго. Отец, владелец продуктовых магазинов, хотел пристроить дочку к себе, но для этого она была слишком самостоятельна. Пришла однажды и заявила с порога: если откроешь мне косметический салон, больше не буду приставать с деньгами. Сама заработаю. Отец, посоветовавшись с матерью, решил попробовать.
  
   Марина окунулась в бизнес со всей своей энергией. Первое время даже забросила пение. Но родители зря радовались, все заработанные деньги оседали там же. Конечно, некоторых успехов Марина добилась. Купила несколько песен, записала клипы. Её заметили, одну песню даже передали по радио. Потом опять кризис. Карьера певицы требовала бесконечных вливаний. А годы шли, и Марина нервничала. На пятки наступали вчерашние школьницы. Наглые, практичные и готовые на всё. Мечта оставалась мечтой.
  
   Счастье приходило лишь во сне. Сон был одним и тем же. Она стояла на сцене и пела. Полный зал восторженных глаз. И она, красивая, в обтягивающем платье. Мелодия была одной и той же, до того прекрасной, что она после её исполнения зал взрывался аплодисментами, и Марина просыпалась. Каждый раз, она пыталась её запомнить, но безуспешно. Чарующие звуки растворялись в воздухе вместе со сном. Как-то раз она проснулась в страшной депрессии. Подошла к окну. Хотелось, чтобы сон стал явью, чтобы её красивое лицо улыбалось с обложек журналов, чтобы её песня звучала в рингтонах мобильников, чтобы её узнал весь мир. Она не хотела быть одной из, она должна была быть единственной. Хотя бы в своей стране. Она вышла на балкон и посмотрела на виднеющийся вдали парк Победы и шпиль университета. Ласковое весеннее солнце играло на крышах домов лежащих внизу домов. Квартиру в современном доме бизнес-класса с подземным паркингом она выбирала сама. Хотя платил, конечно, отец. Брату отец купил загородный дом, ей эту квартиру.
   Каждый раз, вспоминая о брате, она не могла успокоиться.
  
   Как-то однажды она неожиданно вернулась и застала его с дружком раздетыми. Её тогда чуть не вырвало от отвращения. Оба голые трясущиеся. Братик побледнел, выбежал за ней на лестницу.
   - Только не говори родителям. Это не то, что ты думаешь. Я не такой.
   Она развернулась и хотела треснуть по наглой физиономии, но почему-то так и не смогла поднять руку.
   - Если ты не такой, - она подчеркнула это слово - так почему я тебя ни разу с девушкой не видела. В твоем возрасте уже вовсю пора трахаться. Похоже, что ты у меня, голубенький, братец. - Он сжался, словно она его всё-таки ударила. Ухватился за перила. Хотел, что-то сказать, но так и не смог. Повернулся, пошёл. - Марина побежала пешком вниз. Первой мыслью было позвонить и всё рассказать отцу. Это же позор. Стыд. Ей даже в голову не могло прийти. - Она, конечно, обращала внимания, что девушки ему не звонили, но она считала его слишком стеснительным. Он, вообще, был тютя, как она считала. Непонятно только почему, родители в нём души не чаяли. С ним, конечно, было меньше неприятностей, чем с ней. Она-то ещё в школе, вела себя, как последняя оторва, а Лёшка тихий такой, всё дома с книжкой или у компьютера. И вот, пожалуйста. Да ещё с кем?! С этим своим очкариком, у которого ни рожи, ни кожи. Смотреть тошно. - К горлу подступил ком отвращения. Она сплюнула. Выйдя из подъезда достала тонкую сигарету с ментолом. Жадно затянулась. От холодка во рту тошнота улеглась. Надо как-то избавиться от брата. Она вдруг вспомнила, что родители хотели ему купить квартиру, но он говорил, что хочет жить на природе. Вот пусть и катится в свой загородный дом. Она набрала домашний телефон. Долго никто не отвечал. Потом подошёл брат. Голос хриплый, как больной.
   - Слушай, голубенький ты мой, если не хочешь, чтобы я родителям сказала, убирайся куда-нибудь из дома, ладно? Мне извращенцы не нужны. А там можешь, сколько угодно подставляться.
   Не дожидаясь ответа, бросила трубку и вдруг неожиданно расплакалась. Если кто узнает из знакомых, её засмеют. А когда она станет знаменитой, это и вовсе будет немыслимо. Конечно, среди шоуменов таких много, но ей от этого не легче. Она педиков всегда презирала.
  
   Глава 6.
  
   Приехав пораньше на Малую Бронную, Кристина ловко запарковала Кошку напротив подъезда и выключила двигатель, оставив радио. Передавали песню Кристины Орбакайте "Как я буду без тебя". Поддавшись романтическому настроению, она пропела вместе с певицей куплет, но дойдя до слов "С кем я буду без тебя думать про тебя" иронически фыркнула. Вот уж строчка из её жизни. С кем бы из мужчин она не находилась, а кошачьи зелёные Витькины глаза с его ухмылочкой стояли перед глазами, здорово мешая процессу. Она вздохнула и перенастроила станцию на рок и некоторое время заставляла себя энергично притопывать ногой в такт музыке. Рок делал её злой и беспощадной, именно такой, какой она и должна быть. К чёрту сантименты. Почувствовав себя немного лучше, она посмотрелась в зеркало заднего вида, подкрасила губы и причесалась. К подъезду подкатил белый огромный Лексус. Через минуту раздался звонок. С маркой машины она немного ошиблась.
   - Кристина, я подъехал. У четвёртого подъезда никого нет.
   Она скривилась. Неужели этот уродец рассчитывает, что она, подобно другим бестолковым агентам, будет топтаться у подъезда в ожидании его величества.
   - Я в машине напротив, - как можно небрежнее сказала она. - Сейчас выйду. - Она выключила радио и, щёлкнув сигнализацией, направилась к подъезду.
   Перегородив всем выезд, из машины выползли двое. Лысоватый мужчинка с животиком и его половинка, похожая на утку. Маленькие, толстенькие, самодовольные. Увидев их, Кристина почувствовала зарождающуюся ненависть. Таким, как они дано всё. А ей, чтобы выжить, приходится убивать.
   - Вы риэлтор? - заинтересованный мужской взгляд привычно ощупал её фигуру и остановился на лице.
   - Да. Прежде, чем мы поднимемся, хочу вас предупредить, чтобы вы не вступали ни в какие разговоры с хозяйкой. Особенно это касается цены.
   - Понятно-понятно, - энергично закивала утка. - Мы уже в курсе, как здесь всё происходит. У вас на самом деле есть покупатель на эту квартиру?
   - Да, - не моргнув глазом, соврала Кристина. - Готов внести аванс сегодня вечером. Так что если вам понравится, советую поторопиться.
   Не дожидаясь ответа, она направилась к подъезду и набрала код.
   Дальнейшее прошло, словно сыгранная по нотам мелодия. Покупатель, зная о том, что в нём не заинтересованы, сразу включился в игру и начал делать ошибку за ошибкой. Не торговался, ещё больше подтвердил свою заинтересованность и сразу после просмотра согласился поехать в офис, чтобы заключить договор о предстоящей покупке.
  
   - Ну, ты и умница, - заметил начальник отдела Мухин, убирая полученный аванс в сейф. У тебя просто талант обводить их вокруг пальца. - Никто из наших агентов так не может.
   "Это вовсе не талант, придурок, - подумала Кристина, слегка улыбаясь, - а жёсткий расчёт и стремление поквитаться. Если бы я родилась в Москве, тоже была бы размазнёй".
   - Даже не знаю, как отблагодарить тебя. Если всё пройдёт, ты одна сделаешь весь план отдела, - он положил руку ей на плечо, но она немедленно отстранилась.
   - Меня вполне устроит небольшое повышение процентов, - заметила она
   Рука начальника повисла на секунду в воздухе. Рот приоткрылся от удивления.
   - Но ты итак получаешь сорок процентов от прибыли. Больше, чем кто-либо из агентов.
   - Пятьдесят было бы лучше. В качестве морального ущерба.
   - Ущерба за что?
   - За общение с уродами, - усмехнулась Кристина.
   - Я обсужу это с директором, - промямлил Мухин, вовсе не уверенный, что наглая девчонка не намекала и на него самого.
  
   Сергей позвонил днём, как раз в тот момент, когда она вышла из комнаты переговоров.
   - Я соскучился, детка, - в его обычно равнодушном голосе слышался оттенок нежности. - Может, поужинаем сегодня вместе?
   Интересно, он перестанет называть её деткой, когда узнает из её книги, что она отправила на тот свет Петровича, когда ей было шестнадцать?
   - Я уже просила так не называть меня, - мягко заметила она, подходя к ксероксу, чтобы сделать копии договоров.
   - Не обижайся, я любя.
   - Ну, если только любя, то не буду, - в тон ему ответила Кристина.
   - Так что, на счёт ужина?
   - Только ужина? - мягко поддразнила она, - доставая отксерокопированный договор.
   - Конечно, нет. Ты же знаешь, стоит мне тебя увидеть, как я теряю голову и не хочу тебя отпускать.
   Обычный обмен любезностями. Кристина улыбнулась, удержавшись от искушения сострить, что если бы всё было так, он бы уже давно сделал ей предложение выйти за него замуж.
   Договорившись встретиться в "Шенонсо", Кристина выключила телефон и вернулась к переговорам.
  
   Отправляясь на место встречи, она поняла, что на некоторое время смогла забыть о Витьке. Вот бы, вообще, не думать о нём сегодня. Хотя бы сегодня, когда с ней будет такой шикарный мужчина. Сергей действительно принадлежал к разряду тех самцов, на которых бабы западают сразу и безоговорочно. Когда она впервые его увидела, мир на мгновение остановился, и она поняла, что самое лучшее в жизни уже случилось. Она встретила ЕГО. Долгое время она вспоминала их единственный танец, прикосновения его сильных рук. Потом он неудачно женился на какой-то фотомодели, чтобы расстаться с которой пришлось расплачиваться квартирой. Она уже выкинула все мысли о нём из головы, когда они случайно столкнулись на улице. Сергей шутил, что больше никогда не женится. Кристина в тон ему отвечала, что больше не собирается замуж.
  
   Они начали встречаться. Не очень часто. Один, реже два раза в неделю, стараясь не связывать друг друга. Кристина понимала, что Сергею нужно время и спокойно ждала. Если она захочет, то станет его женой. Потом откуда-то взялась шальная мысль, что он должен узнать правду и если узнает и поймёт, тогда они будут вместе. Историю о себе она планировала написать за три-четыре месяца. Кристина нашла местечко и запарковала машину. Сергей ждал у входа. Она залюбовалась им издали. Высокий, красивый, с такими же как у неё иссиня чёрными волосами и голубыми глазами в обрамлении тёмных прямых ресниц. Ему одинаково шли костюмы и джинсы со свитерами. Причём во всём он умудрялся выглядеть дорого и солидно. Сегодня на нём был светло-серый пиджак и тёмные брюки. Чуть-чуть опущенный узел галстука добавлял уютную небрежность. Курил он тоже красиво. Кристина подошла к нему, и он, мягко обняв её за плечи, прижался к её губам. Она на мгновение закрыла глаза, желая, чтобы он своим поцелуем вытеснил воспоминания о Витьке, но он быстро отстранился и, осмотрелся по сторонам в поисках урны, чтобы выкинуть окурок.
   Кристина заметила, как проходящая мимо тощая крашеная блондинка прожгла его призывным взглядом. Она вдруг осознала, что, не задумываясь, отдала бы своего шикарного любовника ей, если бы та, другая, отказалась от Витьки. Чёрт! Снова он.
   - Ну что, идём? - Сергей снова обнял её за плечи. Кристина поняла, что её раздражает его спокойствие. Сколько они не виделись? Неделю? Нельзя сказать, что он жутко по ней соскучился и умирал от желания обладать её телом. И почему-то это вдруг показалось обидным. Они прошли в ресторан, он отодвинул стул, помогая ей сесть.
   - Что будем пить?
   - Белое вино, - не задумываясь, ответила Кристина, чувствуя как неудержимо хочется выпить, чтобы хотя бы на время освободить мысли. Нельзя всё время сравнивать.
   Сергей внимательно читал карту вин, время от времени спрашивая про марку и год.
   - Всё равно какое, только побыстрее, - не выдержала Кристина.
   Сергей мягко накрыл её руку своей.
   - Малыш, что-нибудь случилось? На работе? Дома?
   - Трудный день.
   - Понял. Возьмём Божоле, если ты не против, - он подозвал официанта.
  
   Когда принесли вино и наполнили бокалы, Сергей как-то по-особенному ласково взглянул на Кристину.
   - Знаешь, я как-то вдруг понял, что неправильно веду себя с тобой. Просто удивительно, как ты меня терпишь.
   - Неправильно, это как? - приподняла брови Кристина.
   - Наверно, ты, как и каждая женщина мечтаешь о семье, - Кристина хотела возразить, но он поймал её руку. - Нет, подожди. Я понимаю, ты думаешь, что я отношусь к тебе несерьёзно. Но это не так. - Он коснулся её руки губами, и Кристина снова не почувствовала никакой страсти. Лёгкая нежность. - Я очень дорожу нашими отношениями. Просто мой брак оставил такой негатив, что мне нужно время, чтобы вновь поверить женщине. Конечно, я понимаю, что ты не такая, как моя бывшая жена. Ты мягкая, добрая. - Кристина еле сдержала смешок. Я - убийца, милый. Небольшой спец по случайным убийствам. И сейчас планирую новое. Кстати, меня это возбуждает, потому что мне нравится просчитывать людей и придумывать ходы наперёд. И я люблю вкус опасности, он заставляет чувствовать меня живой. - Скажи, - он снова легко сжал её руку. - Ты согласишься подождать до Нового года?
   Кристина прикинула, что это время как раз ей нужно для написания книги.
   - Я вовсе не спешу.
   Она не ожидала такого скорого поворота событий. Думала, что ей придётся основательно потрудиться, чтобы заставить жениться, а он почти созрел сам. Тем лучше.
   - Ты молодец. Ну что ж, когда мы всё выяснили, можно заняться выбором ужина?
   - Вполне, - она улыбнулась уголками губ, зная, что он сходит с ума от этой её полуулыбки. - Закажи мне тоже самое, что и себе.
   Сергей посмотрел на неё долгим взглядом.
   - Почему ты этого хочешь?
   - Ну, - снова полуулыбка, - одинаковая еда сближает.
   - Тебе кто-нибудь говорил, что ты умница?
   - Не далее, чем сегодня. - Она сделала небольшую паузу. - Мой начальник.
   - Мне кажется, у нас будет хорошая семья.
   - Если ты сможешь меня простить.
   - Простить? За что? - он нахмурился.
   - За прошлое, в котором не было тебя, - уклончиво заметила Кристина, думая о том, как он воспримет все откровенности, которые ему придётся прочесть в её книге.
   - Ну, детка, у всех у нас есть прошлое.
   - Тогда всё в порядке.
  
   Кристина проснулась утром от запаха проникшего в спальню кофе, что было совершенно неудивительно, если учесть, что кровать стояла в алькове, отделённая шторкой от гостиной, совмещающей с собой кухню и прихожую. Модная нынче планировка называлась студией. Когда Кристина видела такие квартиры, где ты с порога попадал в гостиную у неё возникал вопрос: почему дизайнеру для увеличения площади было не оставить унитаз и ванну без перегородок. Она потянулась, чувствуя себя в хорошем настроении. После прекрасного ужина они, оставив машины на стоянке, поехали на такси к Сергею домой. Ей так хотелось хотя бы на вечер забыть о Витьке, и это у неё получилось. Хотя и произошло это скорее от вина, нежели от ласк Сергея. Их секс, поскольку встречались они уже около года, был близок к супружескому. Закрыв дверь квартиры, они не набрасывались друг на друга, сдирая одежду в прихожей, как это было вначале, а выпивали по бокалу вина, потом Кристина принимала душ, ложилась в постель и ждала его. Глядя, как он идёт, обвязав полотенце вокруг бёдер, она в который раз подумала, что никогда не встречала мужчины красивее. Когда они занимались любовью, она не гасила свет, чтобы смотреть на него. Витька с его кошачьей внешностью и маленьким ростом даже рядом не стоял. Сергей принадлежал к тем мужчинам, которые всё делали, как надо. Умелые неспешные ласки до, нежные объятия после. Сам процесс тоже был приятен, хотя и не очень долог, но Кристина благодаря своему темпераменту успевала несколько раз достигнуть оргазма одна, прежде чем, они сливались в одном наслаждении. Его руки знали все места, которые нужно было погладить. Его губы были нежны, но не требовательны. И как после этого она могла не вспоминать наглый Витькин язык, прижимающийся к её языку? Или его руки, успевающие одновременно быть везде? Жадные руки, горячие даже после холодной озёрной воды. Он прижимался к ней до боли, и эта боль порождала нежность. Если бы только они остались наедине где-нибудь в квартире, он не смог бы проглотить ни глотка вина, не отпустил бы её в ванную. Они вряд ли бы даже добрались до кровати. В тот первый раз они делали это на медвежьей шкуре перед камином до которой с большим трудом дошли несколько шагов от двери.
  
   - С добрым утром! - перед Кристиной появился Сергей в синем шёлковом халате. Влажные после душа волосы гладко причёсаны, а пара прядок на лбу лишь добавляет шарма. Бог мой, есть ли одежда, которая ему не идёт? Он поставил поднос на столик, и она с наслаждением сделала глоток горячего кофе с корицей. Серёжка будет прекрасным мужем, и, может быть, со временем, она остынет к Витьке. И снова влюбится в него. Она ведь была в него влюблена в пятнадцать, увлечена им год назад. Куда деваются все приятные чувства? А то, что надо бы, чтобы делось, вовсе не проходит, а лишь разгорается с каждым днём.
   - Тебе хорошо со мной? - спросила она, глядя на Сергея.
   - Конечно, - он поставил чашку и провёл пальцем по её лицу. - Ты такая красивая после сна. - Его губы коснулись её губ, и она уловила запах крема от или после бритья. Щека была гладкой и приятной. В голову пришла мысль об утреннем сексе, которую она быстро отмела. Он, как всегда, спешит на работу. Ну, а она... просто не хочет. Всё было хорошо вчера и хватит.
   - Ты завезёшь мне ключи на работу?
   - Может, я успею быстренько собраться? - Кристина почувствовала, что ей не хочется оставаться одной. Лучше забраться в Кошку, включить музыку и поехать домой. Она успеет ко времени утренней пробежки и сможет увидеть Витьку. Чёрт. Но ведь только увидеть. Утонуть на миг в его зелёных глазах.
   Сергей посмотрела на часы.
   - У тебя есть десять минут, не более. Всё время забываю сделать для тебя запасной комплект ключей.
   - Всё в порядке, они мне не нужны. Не хочу как-нибудь приехать к тебе и наткнуться на какую-нибудь девушку.
   Сергей усмехнулся. Наверно, снова подумал, что она умница. И вопросов не задаёт, и никогда не устраивает сцен, если они долго не встречаются. Вот даже заслужила долгосрочное предложение замуж выйти. Она, вообще-то, замуж не собиралась. Но как отказать такому мужчине?!
   Кристина сделала ещё один глоток кофе и выбралась из постели. Пять минут на душ, пять на одевание. Даже успела подкраситься. Лёгкий поцелуй на прощанье, и вот она уже в своей Кошке, ищет какую-нибудь музыку. "С кем я буду без тебя, думать про тебя", - снова пел нежненький голосок тёзки по радио шансон. Кристина улыбнулась и сделала громче.
  
   Глава 7
  
   Кристина ехала по Раменскому шоссе, когда зазвонил мобильный. Увидев, что номер не определился, нахмурилась. В трубке раздалось шуршание, кто-то громко задышал, а потом тишину разорвал дикий крик девушки. Кристина поспешно нажала отбой и бросила мобильный на сидение рядом. В суматохе не заметила зажёгшегося красного света. Выезжающая с перекрёстка машина едва не врезалась в правый бок Кошки. Кристина чертыхнулась и, проехав по инерции, несколько метров, свернула на обочину. Руки дрожали от страха. Сука! Тебе не удастся меня напугать. Она заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов. Такие звонки повторялись неоднократно, и каждый раз возвращали её в тот зловещий вечер, когда и состоялось знакомство с Витькой. Что было бы с ней, если бы не он? Она вдруг почувствовала непреодолимое искушение набрать его номер. Так захотелось поговорить. Неважно о чём. Она уронила голову на руль и выключила радио. Не надо никому звонить. Она просто посидит в тишине и успокоится. Звонок - лишнее напоминание, что надо спешить. Надо убрать врага быстрее, чем он уберёт её. Ей просто необходимо остаться в живых. Даже не для себя, для мамы. Она пропадёт без неё. Мамочка! Если бы я могла тебе всё рассказать. Если бы ты могла пожалеть меня. Она одёрнула себя. Никакой жалости. Используй свой ум и трезво рассчитай ситуацию. Справедливость на твоей стороне. Она заслужила этот дом, который всеми правдами и неправдами пыталась отнять Лада. У неё итак было всё, потому что она родилась в столице, и она не имела никакого права посылать к ней тех подонков. Воспоминания неотвратимо наползали.
   В тот вечер она возвращалась после офисной вечеринки. Приехав на последней электричке, решила пройти пешком по берегу озера. Над соснами, глядя в воду, висела луна. Сладко пахло хвоей и водой. Где-то вдалеке лаяли собаки. Она уверенно шла по знакомой тропинке. Чувство страха до того вечера ей было не присуще. Прямо перед ней из-за кустов выросла мужская фигура.
   - Повеселиться не хочешь, девочка?
   Второй что-то замычал за спиной. Они повалили её на траву, прежде чем она успела испугаться. Страх пришёл, когда один из них приблизил воняющий луком рот к её лицу. Она крикнула, преодолевая спазм в горле. И вот этот её слабый сдавленный крик и услышал Витька, который, как оказалось после, ехал с ней в одной электричке, но зашёл в магазин за пивом, поэтому и отстал. Пивной бутылкой спаситель стукнул того, кто сдирал с неё трусики. Воспользовавшись его замешательством, быстро принялся за второго, ждущего своей очереди. Послышались удары, стоны и мат. Один, схватившись за голову, другой за яйца, убежали. Витька сел на траву рядом с Кристиной.
   - Эй, с тобой всё в порядке?
   Она одёрнула платье и сквозь слёзы помотала головой. Ей вдруг вспомнилась школа. Никогда после этого случая она не чувствовала себя чистой. Грязь прилипала к ней вместе с прикосновениями мужчин, которые с ней спали. Сегодня этой грязи стало ещё больше. Невозможно забыть этот животный страх и липкие горячие пальцы. Упирающийся в голый живот член. Полсекунды и... Она почувствовала тошноту и на коленях отползла за дерево, где её вырвало. Потом медленно, держась за ту же сосну, поднялась. Некоторое время постояла, ощущая под пальцами шершавую ласку коры. Медленно подошла к спасителю.
   Витька сидел на траве.
   - Спасибо тебе. Что успел.
   - Ничего. Главное оказаться в нужном месте и в нужный час.
   Она села рядом с ним и расплакалась.
   Он положил руку на её плечо и назвал по имени.
   - Откуда ты меня знаешь?
   - Все знают девушку, которая так хорошо плавает и быстро бегает.
   - Так ты сосед? - Она вся сжалась от того, что кроме того, что ей придётся жить с этими воспоминаниями, она ещё будет постоянно встречаться с человеком, который знает о её позоре.
   - Всё останется между нами, - тихо сказал он, гладя её по волосам.
   - Но я-то не смогу забыть.
   - Сможешь, если захочешь. Ничего не было.
   Она не знала, сколько они так просидели, пока он не набрался храбрости и не предложил пойти к нему выпить. Она покорно пошла за ним и весь вечер преданно заглядывала в глаза, подобно спасённой собачонке. А потом он её поцеловал. Этим своим наглым поцелуем. Никто никогда не целовал её так. И не обнимал. Она до сих пор не знает, было ли это оттого, что её тело раскрывалось ему навстречу, и каждый нерв замирал от наслаждения, или он просто делал это лучше других и не ленился. Сексом ведь тоже надо уметь заниматься. Нужны способности. И у Витьки они определённо были. Ну и ещё, конечно, дело было в ней. Она не помнила после, которого раза они всё-таки добрались до кровати. Началось всё на шкуре перед камином. Продолжилось на диване. Потом он унёс её в постель. Она никогда не чувствовала себя такой счастливой. Каждый раз, когда он входил в неё, она замирала, и они какое-то время не двигались, тая от неземного наслаждения. Когда мука становилась невыносимой, он проникал глубже, и они начинали двигаться навстречу друг другу, чтобы потом вместе улететь. Это было не похоже на обычный оргазм, про это хотелось сказать, что так не бывает, и даже так не должно быть, потому что это слишком сладкая мука. Они заснули, обнявшись, а потом настало утро и, войдя в гостиную, она обнаружила на тумбочке фотографию, где был её уже любимый Витька с крашеной блондинкой и двумя дочками. Она не поверила глазам. Может, это сестра? Не мог же он шептать ей все эти нежности, если женат? Это же нечестно. Она вернулась в спальню и разбудила его. Сунула под нос фотографию.
   - Кто это?
   - М-м-м, - Витька переводил сонный взгляд с Кристины на снимок. Потом нахмурился и, взяв рамку из её рук, положил на столик фотографией вниз. - Садись. Я всё объясню.
   - Так ты женат? - Кристина чувствовала, что сейчас расплачется. Переход из блаженного состояния счастья в состояние предательства был слишком резким и неожиданным. Не в силах стоять, она присела на краешек кровати. Он попытался её обнять, но она оттолкнула руку. Молчание. Слышно лишь их дыхание. Он отвёл волосы с её лица. Поцеловал. Кожа, соприкоснувшись, начала танец желания. Всего этого не может быть, если он женат. Зачем тогда эта встреча? Чтобы её подразнить? Он обнимал её всё крепче. Внутри неё шла борьба разума и тела. Уйди! Останься! Уйди, он чужой! Тело выиграло. Она осталась. Но решила про себя, что это в последний раз.
   Потом он просил прощения, говорил, что думал, что она знает про его семью. Ведь они же пару раз встречались. Но Кристина не помнила его лица, словно кукольник сверху прикрывал её глаза в тот миг, когда они встречались, чтобы она не видела Витьку с женой и дочками.
   - Где они?
   - В Турции.
   - И когда приезжают?
   Он опустил голову. Долго молчал.
   - Говори, что уж теперь.
   - Сегодня. - Он взял её руку, поднёс к губам. - Я так давно тебя хотел. Ты такая красивая.
   Она покачала головой, отметая его слова и разделяя их. Потом нашла в себе силы встать.
   - Ладно, будем считать, что это я расплатилась с тобой за спасение.
   - Кристина!
   Она выдавила улыбку, откинула назад волосы, еле сдерживаясь, чтобы не кинуться обратно в спасительное тепло его рук.
   - Больше ничего не будет.
   - Но почему?
   - Я не встречаюсь с чужими мужьями.
   - Но тебе же было хорошо? Да? Ты же запуталась при счёте оргазмов.
   Она разозлилась. Так он ещё и Казановой себя считает.
   - Знаешь, не больше, чем с другими. Я просто люблю секс, и оргазм заходит ко мне без приглашения.
   Он как-то сник. Съёжился.
   - А у меня так, как с тобой, ни с кем не было.
   Ей захотелось плакать. Обнять его и плакать вместе с ним над их дурацкими судьбами. Но она только вскинула голову и вышла из комнаты. Нашла свою сумку, причесалась, придирчиво рассматривая в зеркало разорванное у выреза платье. В такую рань вполне можно успеть добежать до дома и никого не встретить. Да и мама ещё спит. С порога повернулась к нему.
   - Привет жене и дочкам.
   Он молча захлопнул за ней дверь.
   Она не помнила, как вернулась домой, зарылась в подушку. Болело всё тело, душа, сердце. Ей хотелось выть и кричать от боли. Ну не могла же она влюбиться за одну ночь? Надо всё забыть. И до и после. Ничего не было в этот вечер, её никто не пытался изнасиловать, и она не встретилась с Витькой. Забыть не получилось. Витька начал её преследовать. Даже начал вместе с ней бегать. Она не знала, что делать. Видеть его было одновременно и мучение, и счастье.
  
   Когда Кристина почувствовала, что успокоилась, вырулила на дорогу. Одна мысль о том, что она планирует очередное убийство, заставила её собраться. Итак, если она всё-таки хочет использовать отёк Квинке, надо узнать о нём побольше. Неплохо получить консультацию врача. Когда начнётся приступ возле Марины не должно быть ни мобильного телефона, ни других людей, которых можно позвать на помощь. И уж там совершенно явно не должно быть её, Кристины. Ей нужно полное алиби. Значит, ей нужен помощник. И место, где их никто не потревожит. И где найти такое место? Она подъехала к воротам и вышла из машины. И сразу наткнулась на Витьку. Вроде бы он прогуливается с дочкой вокруг озера. Обменялись приветами. Кристина почувствовала, как сжалось сердце.
   - И где бы была всю ночь? - спросил он вполголоса.
   Кристина поперхнулась воздухом и закашлялась от подобной наглости. Он что, следит за ней? Ну, сейчас она ему покажет.
   Она наклонилась к самому его уху, чтобы не слышала дочка и отчётливо произнесла.
   - У любовника.
   С удовлетворением заметила, что от боли уголок рта задрожал, губы сжались.
   - Почему?
   Она усмехнулась. Действительно почему? Когда умираешь от желания переспать с одним, а спишь с другим. Перевела взгляд на ясные серые глаза Алёнки. Какая красивая у Витьки дочка.
   - Как дела, Алёнка?
   - Хорошо. А мы вчера за тобой заходили, чтобы в бадмик поиграть...
   И что же вам с мамой-то не играется, а?
   Ей вдруг стало жалко Витьку и до смерти захотелось его поцеловать. Всё тело уже обжигало привычное желание. Ну, вот же он рядом и так же хочет её, как она. И зачем спрашивается она к Серёжке-то ездила?
   - Давайте сегодня поиграем, - улыбнулась она девочке. - Я сейчас немножко поработаю, а часиков в пять выйду. Пойдёт?
   - Конечно! - обрадовалась Алёнка. - А купаться будем? У меня уже получается на воде держаться, но только по-собачьи.
   - Конечно, будем. И сегодня я буду учить тебя плавать по-человечьи. Называется брассом.
   - Здорово! - Кристина захлопала в ладоши. - А моя мама плавать не умеет.
   Витька покраснел, а Кристина еле удержалась от иронического замечания.
   Она подошла к багажнику и достала пакеты с продуктами.
   - Ну что, пока пока.
   - Пока, - откликнулась девочка, в то время как Витька грустно смотрел на неё. И такая в его глазах была нежность и отчаяние, что у неё снова перехватило дыхание. Она заторопилась по дорожке с пакетами к дому. Интересно, сможет ли она убедить Витьку стать соучастником убийства? Нервно хихикнула. Бросила пакеты на стол и поднялась в комнату Иларии. Мама лежала в своей обычной позе: руки скрещены на груди. Кристина села на краешек, поцеловала в щёку.
   - Привет, мамуль. Как ты?
   - Не очень, - покачала головой Илария. Хотела чаю попить, вот чашку разбила.
   - Я сейчас заварю чаю.
   - Не надо. Я молока выпила.
   Кристина обратила внимание, что сегодня мама не переоделась, как она это обычно делала по утрам, а так и осталась в ночной рубашке, даже не причесалась. У Кристины сжалось сердце. Она не должна была уезжать. Она ловким привычным движением откупорила ампулу, наполнила шприц и сделала укол. Ей показалось или мама ещё похудела?
   Илария лежала с закрытыми глазами, Кристина сидела с ней пока она не задремала. Потом встала и вышла на балкон. До боли вцепилась в перила. Господи! Ну почему же на свете нет лекарства, которое может помочь? Как же это тяжело, когда твой самый близкий человек страдает. В кухне она налила себе любимый коктейль мартини с водкой и поставила вариться куриный бульон.
  
   Включила ноутбук. Перечитала написанное.
  
   Как только я поправилась, мама заговорила, что мне нужно учиться. Петрович пообещал помочь. И вот однажды вечером, взирая на меня с видом фокусника, владелец рынков и наших душ объявил, что я устроена в школу. В лучшую из школ. Он посмотрел на маму в надежде поймать её взгляд благодарности, но она раскладывала мясо с картошкой по тарелкам и отреагировала слабым величественным кивком. Мол, она благодарна. Если бы она повела себя иначе, мне было бы больно. Но этот вежливый высокомерный кивок поставил Петровича на место. За всё заплачено.
  
   Лучшая школа в Тверском районе. Что означает, войти в любой класс за два месяца до окончания года, когда ты пропустила целую четверть? Забыла добавить, что в школе изучали английский с первого класса. С моим ай си э пэн я казалась смешной самой себе. Наверно, ни к чему упоминать, что я снова стала Вороной. Прозвище странным образом тут же утвердилось за мной, словно я не уехала на сотни километров из родного города. Но если там помнили про мой перочинный ножик, то здесь никто об этом ничего не знал. Мальчишки, испытав первые поллюции, подкарауливали девчонок на лестнице и в коридоре. Школьницы возбуждённо галдели в туалете и боялись выйти. Я была слишком погружена в семейные дела, чтобы обращать внимание на прыщавых пацанов. Этой ночью я услышала мамин плач в ванной и вновь почувствовала себя виноватой. Одноклассники высыпали на меня гурьбой из-под лестницы на первом этаже.
   Прижатая к стене я запоминала лица тех, кто лез ко мне под юбку. Я так сосредоточилась, что почти не чувствовала липких пальцев, словно это было не моё тело и спокойно стояла. Позже, один из тех пацанов, который меня не тронул, скажет, что взгляд моих глаз пригвоздил его полу. Он только смотрел, поэтому и избегнул моей последующей мести.
  
   Мне нравилось возвращаться из школы по бульвару, но в тот день запах сирени казался мне гнилым и приторным, а новенькие зеленые листочки излишне вульгарными. Мне хотелось спрятаться и зализать свои раны. Казалось, что каждый прохожий знает о моём позоре. Я была почти уверена, что на моей синей школьной юбке есть пятна, а телесные колготки порваны и заляпаны грязью. Несколько раз по пути я останавливалась и проверяла. На колготках не было ни стрелки, ни зацепки, а юбка выглядела чистой и удивительно отглаженной, несмотря на комкающие её клешни будущих мужиков. Грязной была я внутри. Отпечатки пальцев остались в душе. Я знала, что никогда не стану прежней. Мне стало понятно, почему после переезда исчезли наши традиционные поцелуи. Мама боялась испачкать меня, а я, зная, что она, что она спит с этим самодовольным толстым уродливым снаружи и внутри человеком, брезговала подойти первой, боясь ощутить резкий запах его туалетной воды, которой он обливался.
   Больше всего в тот день моего позора, мне хотелось подойти к маме. Маленькие и большие мужчины сравняли наши года и смешали нас с грязью. Но дома никого не было. На журнальном столике валялась пачка салема, и я, вытянув длинную сигарету, отправилась на балкон. Сосед Миша, пялившийся на меня уже давно, нарисовался сразу. Я вытащила стул и удобно устроилась. Кашлянув пару раз, я вполне прилично начала пускать дым. Видя такое, сосед бросил парочку комментариев и предложил выпить пива на брудершафт. Я согласилась и уже через пару минут, передав мне две бутылки, он удивительно ловко прошёлся по перилам. Пиво пошло ещё лучше, чем первая сигарета и уже очень скоро мы заключили сделку. Я сняла лифчик и разрешила ему потрогать грудь, в обмен на то, что он поможет мне подкараулить обидчиков. Гладя мою грудь, сосед так возбудился, что кончил прямо в штаны.
  
   Мы подкараулили их в кустах. Мои небольшие порезы их нагленьких сморщенных органов нанесли больше морального, чем физического вреда. Но я никогда больше не видела их с девчонками и от души надеюсь, что их петушки надолго опустили гребни. Справедливости ради придётся заметить, что сексуальный интерес моего соседа ко мне тоже угас. Когда мы возвращались домой, он сказал, что никогда не видел у девчонок такого выражения лица, как у меня.
   - Блин, ты же могла их зарезать. Они же теперь на всю жизнь напуганы. Я ж не думал, что ты с ножом. А ты тащилась от этого. Ты... - Он покачал головой в такт тем словам, которые не решился произнести и озадаченно сплюнул сквозь зубы. - Я лучше это, пойду.
   - Сигарету дай и проваливай, - потребовала я.
   Он достал пачку и молча протянул мне. Я вытащила мятую сигарету и с наслаждением затянулась. Ворона отомстила. Дома я достала нож и долго смотрела на него. В комнату, как всегда без позволения, ввалился Петрович. Мысль, которая появилась у меня при его появлении, меня испугала. Не думаю, что я смогла бы ограничиться маленьким порезом. Он как-то вздрогнул, подошёл ближе и взял нож у меня из рук.
   - Странные у тебя игрушки. Зачем он тебе?
   Я усмехнулась.
   - Для самообороны.
   - Ну ты, если кто тебя обижает, скажи. Я понимаю, его сальный взгляд задержался у меня на груди, ты девушка красивая. А парням много чего хочется в их возрасте.
   Я представила, как я рассказываю Петровичу, что меня облапали. Вряд ли он будет разбираться. Скорее скажет, что я так себя вела и что у меня слишком короткая юбка. Я нахмурилась и равнодушно бросила:
   - Спасибо, я разберусь сама.
   Он хмыкнул.
   - А ты не проста, Кристина. Когда вырастешь, возьму тебя в помощницы. Характер у тебя, что надо. Мужикам не всем так повезло.
   Откуда он мог знать про мой характер? Психолог хренов. Да когда я вырасту, я тебя убью. Неужели я это произнесла? Да. Мысленно.
  
   Пальцы быстро забегали по клавиатуре. События тех дней забыть невозможно, как и невозможно не знать, что если бы не кучка негодяев, обладающих властью, тех событий могло не произойти. И тогда не было бы ни постыдного бегства из родного города, ни подвала, ни рынка, ни Петровича. Кристина знала, что мама пыталась, именно пыталась заработать денег, чтобы уйти. Поэтому и работала с температурой на холоде. Боялась деньги потерять. Были хорошие дни для торговли. Праздники. В итоге потеряла здоровье. А может это и просто судьба. Недавно читала в какой-то книге, что каждая душа перед рождением выбирает свой путь, который должна пройти, чтобы чему-то научиться. И те души, которые выбирают сложный путь, более правы, чем другие. Так что не завидуйте тем, у кого жизнь лёгкая. Они тратят время попусту. Может, оно всё так и есть в высших материях, но ей-то, здесь и сейчас, очень тяжело. Хотя надо признать, что сейчас гораздо легче, чем тогда.
  
   Глава 8
  
   Мамина болезнь развивалась постепенно. Главным её признаком можно было назвать утомление. Если раньше Илария легко поднималась на четвёртый этаж - у Петровича мы жили в доме без лифта - то теперь стала останавливаться на каждой площадке. Жаловалась на головокружение, несколько раз падала. Ела удивительно мало. Дома при любой возможности ложилась на диван. Петрович уговаривал её пойти к врачу, но она отмахивалась, ссылалась на последствия гриппа, пока однажды утром не смогла встать с постели. В её движениях появилась неуверенность, словно она выпила лишнего. В итоге всё-таки пришлось обратиться к неврологу. Конечно, мама перестала участвовать в вечеринках Петровича и всё чаще оставалась дома. После постановки диагноза Петрович впервые не вернулся домой на ночь. Мы поужинали вдвоём и улеглись на диване перед телевизором. Я держала маму за руку и старалась изо всех сил не плакать. На экране показывали фильм, содержание которого я не могла уловить. В голове крутился один и тот же вопрос: что делать дальше? Мама словно услышала его и тихо сказала:
   - Боюсь, нам придётся отсюда уехать. Ни один мужчина не сможет жить с больной женщиной.
   Сможет тот, кто любит. Папа бы смог. Я об этом сказала. Мама только покачала головой. Что, мол, она и в нём не уверена. Я как-то немного обиделась за отца, но не стала спорить, только положила голову на мамино плечо и прошептала, как она мне тогда, возле подвала: "Мы как-нибудь справимся". Теперь это ложилось на меня. Я чувствовала себя здоровой и сильной, но не меня никто бы не взял на работу. Две проблемы: мамина болезнь и мои дурацкие четырнадцать лет. Ну почему распорядителю судеб не угодно было подождать хотя бы до восемнадцати?
  
   Всю неделю Петрович нас избегал. Возвращался, когда мы спали, уходил, когда ещё спали. Обстановка накалялась. И вот как-то, когда я, пытаясь отвлечься читала, в замке повернулся ключ. Мама поехала сдавать очередные анализы и ещё не должна была вернуться. Я съёжилась на диване и превратилась в слух. Петрович разделся и прошёл на кухню. Всю эту неделю готовила я. Под чётким маминым руководством. На обед у нас был суп с фрикадельками и овощная запеканка. Я вдруг как-то остро почувствовала, что надо разогреть ему обед. Когда я вошла, он стоял у окна, переплетя пальцы за спиной. Я видела его коротко постриженные, обрамляющие лысину волосы, какую-то особенно сегодня сутулую спину. Я нерешительно остановилась в дверях, не решаясь поздороваться. Он обернулся. Увидев меня, нахмурился.
   - Где мать?
   - У врача.
   - Похоже, она теперь всё время будет ходить по врачам.
   - Я могу разогреть вам обед, - быстро сказала я. - Есть суп с фрикадельками и запеканка.
   Он как-то пристально посмотрел на меня. Я, конечно, несколько раз ловила его заинтересованные взгляды, но до сих пор всё было как-то в норме. Другие мужчины тоже глазели на меня, с моей большой грудью и округлыми формами я выглядела, как говорили, на все семнадцать. На мне была футболка в обтяжку и лёгкие свободные брючки. Его глаза не отрывались от моей груди.
   - Ты сама готовила? - спросил он, разглядывая меня, словно впервые увидел.
   - Мама не очень хорошо себя чувствовала.
   Он опустился на маленький кожаный угловой диванчик и предложил мне сесть.
   Я поставила на плиту суп и села напротив на табуретку. Смотреть на него я не могла. Делала вид, что смотрю мимо него в окно. Боялась, что он услышит, как колотится моё бедное сердце. Сейчас он скажет, чтобы мы убирались. Сейчас он... но он молчал. В кухне раздавалось шипение конфорки, чирикала за окном птичка. Мне вдруг вспомнился наш подвал, и как тётя Галя убеждала маму переспать с этим ничтожеством. Тогда заболела я, и мама согласилась. Мысль появилась в моей голове так быстро, что я даже не успела испугаться и как следует её обдумать. Моя очередь. Моя очередь спать с этим типом, потому что это единственный выход остаться в тепле и возможность получать от него деньги. Мой взгляд упал на его пухлые короткие пальцы и уткнулся в перстень с бриллиантом. Бриллиант полыхнул голубым светом и погас. Иногда украшения ещё больше подчёркивают уродство. Я представила, как его пухлые руки скользят по маминым покатым плечам, и мне стало тошно. Ему нужно было выбрать какую-нибудь толстуху с двойным подбородком, а не мою мамочку с её почти неземной красотой.
   - Кристина, я чувствую себя подлецом, но не могу больше молчать, - вдруг необычно тихо заговорил Петрович. - Я ведь не виноват в болезни твоей матери. Я делал для вас всё, что нужно было. Ведь у тебя же была лучшая школа, хорошая одежда и еда? - Он заглянул мне в глаза. - Я кивнула. - Но мы не женаты, и я не могу... - Он остановился. - Нет, Кристина, я буду честен, я не хочу жить с больной женщиной. - Он выдохнул. На лбу у него выступили капли пота. - Я по-прежнему молчала. - Есть ли у вас какие-нибудь родственники в Москве, которые могли бы о вас позаботиться?
   - Нет, - коротко ответила я и подняла голову. Удивительно, но мой страх вдруг прошёл. Сердце выровняло свои удары, а мне даже стало жарко от злости. Ты заботился? Да за всё было уплачено. Животное с поросячьими глазками смотрело в стол, разглядывая лежащие на нём руки. На плите закипел суп. - Я поднялась и выключила его, а потом упёрлась руками на стол, немного нависая над Петровичем. - Я предлагаю вам сделку. - Наверно, здесь сработал его инстинкт торговца и в его маленьких глазках, сменяя удивление, загорелся интерес.
   - Я буду спать с вами вместо мамы, если вы не выгоните нас на улицу.
   - Ты?! - его взгляд опять упёрся в мою грудь, нависающую на уровне его лица. - Должна ли я снять футболку для пущей убедительности? Тоненький голосок в мозгу запищал, что я погублю себя и что я делаю и всё в таком роде. - Нет, я не могу. Потом ещё посадишь меня. За растление малолетних.
   - Зачем мне это? - Я опустилась на стул и тихо спокойно продолжила. - Кроме этого, я ещё буду готовить - Петрович обожал домашнюю еду - и убирать в квартире. Моя единственная просьба, чтобы мама ни о чём не узнала. Вы скажете ей, что любите её и пообещаете о ней заботиться. - Он всё ещё ощупывал меня глазами, пытаясь понять, стоит ли со мной связываться, когда я предложила поесть супчику.
   Он хрипло попросил меня подойти. Я остановилась перед ним. Он положил руки мне на грудь и начал мять её своими волосатыми толстыми пальцами.
   - Сними футболку. Я хочу на них посмотреть.
   - Только посмотреть, - удивительно спокойно объявила я. - Всё остальное будет после того, как вы дадите мне обещание. - Он кивнул.
   Момент, пока я снимала футболку и лифчик, показался мне очень долгим. Растянутым во времени. Я осознавала, что ещё могу успеть убежать и вернуть всё назад. Сказать, что пошутила. Но так же остро я понимала, что не могу позволить нам снова оказаться беженками. Его круглое, искажённое от желания обладать мной, лицо стало ещё безобразнее, чем обычно. Он рывком расстегнул брюки и вытащил маленький толстый член. - Возьми его в руку, - прохрипел он. - Я больше не могу.
   Кухню, перебивая запах мясного бульона, заполнил запах пота. Как только мои пальцы коснулись его горячей и склизкой плоти, я чуть не умерла от накатившей волны отвращения. Он застонал и кончил. Кухню заполнил резкий ещё более тошнотворный запах. Оказывается, так пахнет сперма. Его член обмяк, лицо расслабилось. Мне показалось, что Петрович впервые этот считающий себя пупом земли человечек почувствовал себя неудобно. Я видела, что он смотрел на меня, но сосредоточила всё своё внимание на пятнышках капнувшей на синюю плитку спермы. Так и не застёгивая штаны, он протиснулся мимо меня в ванную. Я растёрла пятна тапком и стала надевать лифчик. Похоже, я всё-таки волновалась, потому что никак не могла застегнуть крючки. А мне не хотелось, чтобы он увидел меня поспешно одевающейся. Нет, скорее испуганно прячущей свою слишком большую для моего возраста грудь, которой я стеснялась. В ванной послышался шум воды, и я поняла, что Петрович принимает душ. Наконец справившись с лифчиком, я натянула футболку и опустилась на стул, уперев голову в руки. В голове моей теснились разные мысли, но одной из них была та, что я не смогу долго этого выдержать. Мне слишком противен этот человек. Но мама-то смогла. Ради меня. Значит, и я должна ради неё. Я опустила руки и села прямее. Потом встала и, открыв окно, высунулась в него. Морозный воздух обжёг лицо, напоминая, что на улице очень холодно. Я всё ещё смотрела в окно, когда услышала его шаги. Петрович переоделся в банный халат. Некоторое время мы молчали, глядя друг друга.
   - Так мы можем остаться? - тихо, но внятно спросила я.
   Он вздохнул.
   - Ты, наверно, считаешь меня животным. Но ты очень сексуальна. Тебе не дашь твоих четырнадцати. У тебя ещё э- э- э никого не было?
   Я нетерпеливо кивнула, ожидая ответа на мой вопрос.
   - Как же ты любишь мать, Кристина.
   - Так же как и она меня, - парировала я.
   Повисла пауза. Наконец, Петрович шумно выдохнул воздух.
  
   - Вы можете остаться.
   Я прижалась лбом к стеклу. Через некоторое время услышала, как хлопнула входная дверь. Если бы у меня были силы, я пошла бы в душ. Но в то же время я отчётливо понимала, что мне не смыть следов его рук. Грязь липнет к моему телу, как булавки к магниту.
  
   Глава 9
  
   Я захлопнула ноутбук, сохранив предварительно файл. Вот уж не думала, что, спустя столько лет, буду вновь испытывать то же самое тошнотворное чувство. Я вышла на кухню и выпила воды. Посмотрела на часы. Половина пятого. Раз уж она обещала научить Алёнку плавать, нужно собираться. Наверно, она тоже бы хотела ребёнка от Витьки, если бы, вообще, хотела иметь детей. Но ей нечего дать своему ребёнку. Это будет всего лишь подобие любви. Любить она может только маму. Она на цыпочках заглянула в спальню Иларии. Пахло лекарствами и болезнью, несмотря на открытое настежь окно. Мама спала. Кристина осторожно поцеловала её в щёку и вышла, чувствуя подступающие слёзы. Нет! Она не должна плакать, ей нужно быть сильной. Сейчас она выйдет к озеру и увидит Витькины зелёные глаза. Она после подумает о маминой болезни. После. В своей комнате она быстро натянула купальник и встала перед зеркалом, придирчиво рассматривая фигуру. Не заметив ничего лишнего, она довольно кивнула своему отражению. Новый купальник с кофейными зёрнами вместо надоевших цветочков выглядел необычно и подчёркивал загорелую кожу. Витька будет в восторге от меня. "А спать и жить пойдёт к жене", - тут же заявил противный голосок. Чёрт. Ну как же это его угораздило так рано жениться? Насколько всё было бы проще, если бы он был свободен.
  
   Вдоволь наплескавшись в воде и преподав первый урок плавания брасом, Кристина села на полотенце, распустив волосы. Неугомонная Алёнка отправилась играть в мяч, оставив их одних.
   - А у тебя здорово получается с детьми, - хмуро заметил Витька, усаживаясь рядом. - Почему своих не заведёшь?
   Кристина чуть-чуть улыбнулась.
   - Знаешь, это не моя игра.
   - Какая игра?
   - Игра в семью и воспитание себе подобных. Жизнь достаточно интересна и без этого.
   Он серьёзно посмотрел на неё.
   - Ты странная, Крис. Все бабы, пардон девушки, хотят замуж.
   - Я не такая как все.
   - Да я уже это понял, - его пальцы медленно продвинулись по траве и обхватили её руку. Она тут же почувствовала, как стало теплее и спокойнее. Иногда ей бывало удивительно хорошо, когда они просто сидели рядом, касаясь плечами, и разговаривали. Вот только бы не пошла эта волна от него к ней, которая возвращаясь от неё и усиливаясь, заставляла их обоих сходить с ума от страсти.
   - Если я попрошу тебя кое с кем встретиться, ты сделаешь это ради меня? - вдруг вырвалось у Кристины.
   - Конечно. У тебя проблемы?
   Она чуть-чуть улыбнулась.
   - Проблемы у меня начались лет с двенадцати и с тех пор не прекращаются. Не всем же даётся такая тихая спокойная жизнь, как тебе.
   - Не могу сказать, что доволен своей жизнью. - Кристина пожала плечами, и он, видимо, не желая продолжать тему, крепче сжал её руку. - То, что произошло тогда на озере, - он сделал паузу, это ведь ... не было случайностью, да?
   Кристина молчала, борясь с искушением рассказать ему всё. Но вовремя одёрнула себя. Она не привыкла доверять людям. Разве что Корзине. Она выдернула пальцы из его тёплой руки. Изобразила удивление.
   - С чего ты взял?! Просто девушкам не стоит поздно возвращаться. Это совсем другое.
   Он быстро оглянулся назад и вдруг обхватил Кристину за плечи.
   - Ты всё врёшь! Я же чувствую, что ты боишься. Но у тебя слишком много гордости, чтобы в этом признаться и попросить помощи. Ты возомнила себя сильной и решила, что справишься одна.
   Кристина почувствовала столько знакомое волнение, его горячее дыхание обжигало губы, манило искушением поцелуя. Да о чём он думает только? Того гляди Алёнка увидит или ещё кто-нибудь. Слегка коснувшись его губ, она отпрянула. Витька тяжело дышал.
   - Не нужно ничего придумывать, Витенька. Ещё не родился тот человек, который бы меня испугал.
   Он серьёзно посмотрел ей в глаза.
   - Просто знай, что я готов тебе помочь. Во всём.
   Она протянула руку и потрепала его по кудрям, ощутив мягкость его волос. Как малыша, который обещает быть храбрым. Он тут же понял её жест, перехватил руку, поднёс к губам. Она скорее почувствовала, так тихо он произнёс.
   - Я люблю тебя.
   Горячая волна нежности охватила её с ног до головы. А она-то как его любит. Но он не должен этого знать. Снесёт крышу напрочь, она отдастся ему здесь же на траве и плевать на весь мир. Нельзя! У него дети и жена дурочка, которую ей почему-то жалко.
   - Ты не имеешь права.
   - Почему нет? Я могу любить тебя тихонько, издалека. Я хочу тебя любить. Я..
   - Иди домой, Витька, а? Мне тоже пора. - Кристина отняла руку, собрала в хвост волосы. Повернулась к нему, чтобы попрощаться и потерялась в его зеленых глазах. Как в бездну упала. Сердце сжалось.
   - Пап, пап! - услышали они оба голос Алёнки. - А можно мы купаться пойдём с Катей? Кристина, ты пойдёшь с нами?
   Кристина скользнула взглядом по раскрасневшимся от беготни щёчкам девочки. Воспользовавшись моментом, встала.
   - Нет, мне уже пора. Папа с тобой пойдёт.
   Витька тоже поднялся.
   - Ты уже уходишь?
   - Да, мне нужно... - Она, так хорошо всё выдумывающая, не знала, что сказать. Никуда ей не было нужно. Её мир был здесь, на этом озере в зелёных Витькиных глазах и отчасти даже в его дочке, которая по совершенно непонятной причине тянулась к ней.
   - К нему, да? - в его глазах была такая боль, что Кристина смутилась. Вот сейчас ей совсем не хотелось его дразнить.
   - Мама не очень хорошо себя чувствует.
   Он благодарно кивнул, обнял Алёнку за плечи и направился к воде. Кристина подобрала полотенце и босиком пошла к дому, чувствуя себя измученной и опустошённой.
  
   Илария, подоткнув за спину подушку, полулежала на кровати и слушала Булгакова "Собачье сердце". Увидев дочь, нажала кнопку и остановила диск. - Что-нибудь случилось?
   - Нет, - Кристина помотала головой, присаживаясь на краешек кровати. Хотелось прижаться и всё рассказать. О своей безнадёжной и неправильной любви и о том, как у неё нет сил отказывать ему в близости, которой она так же сильно желает. И, вообще, чёрт бы побрал этот темперамент, с которым она всю жизнь мучается. Ведь даже тогда в самые постыдные моменты своей жизни она испытывала оргазм и ненавидела себя за это. От воспоминаний накатила гадливость. Она словно наяву увидела толстые пальцы Петровича, стискивающие её грудь. Уже потом, увидев его в гробу со сложенными руками, она почувствовала облегчение. Источник боли уничтожен.
  
   Илария погладила Кристину по волосам.
   - Ты купалась?
   - Да, учила Алёнку плавать.
   Илария некоторое время молчала, подбирая слова. Её мягкий голос стал ещё мягче, когда она начала говорить.
   - Это не совсем правильно, что ты так много времени проводишь с Витей. Даже если вы просто друзья. У него есть жена. Начнутся разговоры. Зачем тебе это?
   Кристина пожала плечами.
   - Ну, я же не виновата, что когда бы я не вышла на озеро, он всё время там.
   - Он, наверно, влюблен в тебя, Крис, - Илария с материнской нежностью посмотрела на дочь. - Ты ведь у меня красавица. Будь осторожна. Не нужно разрушать чужую семью. Тебе не принесёт это счастья.
   Кристина почувствовала ком в горле. Сейчас она разрыдается. Мама не сказала ничего нового, но высказанные слова неожиданно обладали ещё большей болью, чем она чувствовала. Ей не принесёт это счастья. Да разве с тех самых пор, когда они сбежали из родного дома, она когда-нибудь была счастлива? Лишь только когда пишет и то не о себе. Она привыкла жить с болью, научилась воспринимать её, как часть себя. Счастье это не её удел. Её удел быть сильной. Она выпрямилась.
   - Мамуль, я подумаю об этом. Ты хочешь чего-нибудь? Чаю или фруктов?
   - Нет, детка. Давай попозже.
   - Ладно. Пойду поработаю, - она усмехнулась. - Если это можно назвать работой.
   - Иди, конечно. Я верю, что ты когда-нибудь станешь настоящей писательницей. Твой последний рассказ написан лучше, чем всё то, что ты писала до сих пор.
   - Тогда почему он не победил на конкурсе и его не напечатали?
   - Всему своё время, Крис.
  
   Кристина включила ноутбук и вышла на балкон, облокотившись на перила. Вечер был тёплый, со сладковатым запахом сосен и зацветающего в саду жасмина. Было ещё светло и с озера слышались привычные крики купающихся. Витька, наверно, уже дома. Сидит за столом в компании жены и дочек и поедает вкусный ужин. Сердце обожгла то ли боль, то ли зависть. Не буду о нём думать! Стукнув кулачком по перилам, девушка вернулась в комнату. По уже установившемуся правилу, прежде чем приступить к написанию следующей главы, перечитала предыдущую и полностью погрузилась в прошлое.
  
   На следующий день после происшедшего на кухне, маму положили в больницу на обследование. Петрович был так любезен, что даже предоставил автомобиль с шофером. Накануне они втроем сидели за столом, подобно настоящей семье, где он и объявил, что принял решение, что они остаются. Похлопав меня по плечу, он пообещал маме, что будет заботиться обо мне. Как только я представила эту заботу, меня сразу затошнило. Не помню, как я выдержала этот ужин до конца, но после этого я ушла к себе в комнату и, не зажигая света, легла на диван, свернувшись в клубочек. В голове билась одна единственная мысль. Завтра. Он сделает это со мной завтра. Завтра я должна отдаться мужчине, которого презираю. Завтра я стану ещё грязнее, чем была до сих пор. Мелькнула мысль о беременности. Я совершенно не представляла, как нужно предохраняться и, конечно, мне не у кого было спросить об этом. В конце концов, я отбросила эту мысль, решив, что все неприятности не должны свалиться на меня сразу.
  
   В школу я в тот день не пошла, чтобы проводить маму в больницы. У подъезда нас ждал новенький Мерседес с шофером, который предусмотрительно выскочил при нашем появлении и помог сесть. В машине пахло кожаными сидениями, играла спокойная музыка. Мы с мамой сидели на заднем сидении, держась за руки всю дорогу. У больницы мы попрощались, и мама попросила меня быть умницей. Возвращаясь домой в той же машине, на том же сидении, я думала о том, что всё случится уже сегодня. Дома я снова улеглась на диван. После школы мне позвонила Корзина и предложила куда-нибудь пойти. Я отказалась, прекрасно понимая, что её болтовня будет меня раздражать. Более того, я буду завидовать, что она спокойно вернётся домой к родителям, а я должна буду отдаться Петровичу, чтобы мы с мамой остались в таком же тепле, как она. Не знаю, сколько раз мне пришлось напомнить себе, что, если мама смогла это сделать ради меня, значит, я тоже смогу. Только вот что мне потом делать с собой? Как жить с этим?
  
   В тот вечер Петрович вернулся здорово выпивший. То ли он тоже волновался, то ли напиваться вошло у него в привычку, не знаю. Услышав звук открывающейся двери, я замерла на кухне, понимая, что уже не смогу проскользнуть к себе в комнату и сделать вид, что сплю. Сбросив ботинки, он протопал на кухню. Мы неловко поздоровались. Он попросил налить ему воды, что я и сделала. Пока он пил, я смотрела в окно на белые сугробы, напоминая себе, как холодно на улице. Он спросил про маму и засопел. Его глаза прожигали меня насквозь. Наверно, мысленно он несколько раз раздел меня. Мне казалось, что я окаменела, и мои ноги приросли к полу. В конце концов, он шумно поднялся и подошёл ко мне. Волосатая рука обхватила грудь и начала ее тискать. Он прошептал мне на ухо:
   - Я схожу от тебя с ума. Надеюсь, ты не собираешься отказываться от своего обещания?
   Я немного отодвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза.
   - Где бы вы хотели это сделать?
   - Ты умная девочка. Иди в спальню, я сейчас приду.
   В спальне ещё пахло мамиными духами, и я с трудом подавила рыдание. Раздеваясь, чтобы занять её место в кровати, я чувствовала, как неровно бьётся в груди моё бедное сердце. Простыня показалась мне холодной, я дрожала от страха и жалости к себе. Уже не просто сегодня, уже сейчас. Шаги в коридоре. Он остановился перед кроватью. Толстый лысый владелец моего тела.
   - Убери одеяло.
   Я повиновалась. Некоторое время он смотрел на меня, потом быстро сбросил одежду. Против своей воли, я смотрела на его тело, задыхаясь от отвращения. Не может быть, чтобы он был моим первым. Я не смогу. Я умру. Он тяжело навалился на меня, кусая губы и дыша перегаром. Он грубо раздвинул мне ноги и ткнулся членом в промежность. Не знаю, какое из чувств было сильнее: боль, стыд и отчаяние. На какой-то момент всё заглушила боль. Я застонала, но он зажал мне рот поцелуем, продолжая двигаться и пыхтеть, заходя всё глубже и глубже. Наконец, он издал стон и замер, упав на меня. Прижатая к кровати, я лежала под ним раздавленная физически и морально. Внутри всё горело огнём. Он отодвинулся в сторону.
   - А ты не обманула. И, правда, девочкой оказалась. Уж не помню, когда я так долбился, - он противно захохотал.
  
   Я так долго мылась в ванной, что вся моя кожа распарилась и покраснела от горячей воды. Но вряд ли мне когда-либо суждено отмыться. Нам, женщинам-беженкам, тем, которые готовы отдать свою гордость за тёплый угол и счастье близких, ходить по грязи босиком. Но я сделала это. Смогла. Хоть и грязная, но сильная. И у мамы будут деньги на хорошее лечение и лекарства. Я завернулась в халат и вышла в коридор. Чтобы попасть к себе, нужно было пройти мимо гостиной, откуда раздавался звук включённого телевизора. Петрович окликнул меня.
   Я медленно вошла.
   - Я купил таблетки. Здесь есть инструкция. Пока попьешь эти, потом проконсультируемся с врачом.
   Я взяла упаковку и вышла из комнаты, едва удерживаясь, чтобы не нагрубить. У себя в комнате я забралась под одеяло. Там, куда входил его отвратительный орган, всё болело. Но хуже всего было моё состояние. Мне не хотелось жить дальше. Я не знала, как я пойду в школу. Мне казалось, что я сойду с ума от зависти к девчонкам, у которых нормальное детство. А больше всего я боялась маму. Она посмотрит на меня и всё поймёт. Я даже не могла себя пожалеть, до того казалась себе омерзительной.
  
   Петрович оставил меня в покое на несколько дней. В наш второй раз он даже попытался быть со мной нежным. Мы были в спальне, где уже выветрился запах маминых духов. Я погасила свет. На этот раз он был трезв и даже начал гладить меня по груди. Не тискать, а именно гладить. В спальне висели очень тёмные шторы, и я не могла видеть его толстых пальцев. И тут произошло то, за что мне стыдно до сих пор. При всей моей ненависти, при всем моём отвращении к этому мужчине, мои соски затвердели. И он это заметил. Должна признаться, что к четырнадцати годам, я уже умела испытывать оргазм. Более того, он был мне необходим, чтобы получить разрядку. Наверно, поэтому моя грудь так предательски подвела меня. До сих пор для меня осталось загадкой, как можно ненавидеть и кончать. Но видимо это шутки того, кто нас создал. Тело и душа две отдельные и несвязанные с собой половины. Моя душа болела и стонала, а тело наслаждалось.
  
   Кристина задумалась. Уходить в прошлое было тяжело, настоящее при всей его неустроенности и неопределённости казалось лучше. Наслаждение. Что это для неё? Конечно, Витька. Самое большое. С ним она научилась целоваться. Расслабилась. Оказывается поцелуй гораздо более интимная вещь, чем сам секс. Это перемешивание слюней и облизывание языков друг у друга доставляет улётное наслаждение только с тем, кого ты по-настоящему хочешь. В те краткие моменты, когда она не вырывалась, он делал с ней что-то совершенно неземное, нечеловеческое. Родное. Ни один из её многочисленных любовников никогда не целовал её так. Так как с ним не бывает. В ту ночь она ему так и сказала. Он засмеялся, зарылся в её волосы. Прохрипел, что у него тоже так ни с кем не было.
  
   Кристина отодвинула ноутбук и вышла на балкон. Стемнело, качали игольчатыми шапками сосны, ветерок растрепал волосы, лаская и утешая. Хотелось плакать и перестать бороться. Стать слабенькой, как Витькина дурочка и понадеяться на мужчину.
  
   В комнату заглянула Илария.
   - Крис, чаю попьём?
   Она подошла к маме, обняла её.
   - Конечно, попьём. А может, покушаешь? Я куриный бульон сварила.
   - Завтра, милая. Сегодня совсем не хочется. Только чаю горячего с лимоном. - Илария поправила шаль на плечах. - Что-то холодно. И тошнит.
   Кристина нахмурилась. Она в топике, вечер душный, а маме холодно.
   Мама часто мёрзла, эти проклятые таблетки имеют кучу побочных эффектов. Кристина отстранилась. Обе пошли на кухню. Илария села за тол. Кристина включила чайник, поставила на стол пирожные. Илария ласково посмотрела на дочь.
   - Всё хотела спросить и забываю. Как там Сергей поживает?
   Кристина опустилась напротив, подпёрла кулачками лицо. А ведь она и забыла. Странно, как мало это её трогает. Витька совсем задурил ей голову. Усмехнулась.
   - У Серёжки всё хорошо. По-прежнему много работает, днём на правительство, вечером на мафию. Настолько отошёл от своего неудачного брака, что почти сделал мне предложение.
   - И ты молчишь?
   Кристина улыбнулась.
   - До Нового года ещё далеко. Вдруг передумает.
   - Что-то не слышу энтузиазма в твоём голосе, детка. Он же вроде тебе нравился. Что-то произошло?
   - Ничего не произошло. У нас всё хорошо. Сводил меня в ресторан, утром принёс кофе в постель. Сказка, а не мужчина. - Илария внимательно наблюдала за дочерью.
   - Твоё охлаждение как-то связано с Витей?
   - Никак, - Кристина поспешно схватила чайник и стала разливать по тонким фарфоровым чашечкам. Мама любила пить чай из красивых чашек. Говорила, что так вкуснее, чем из кружек.
   Илария отпила глоточек горячего чая и поставила чашку на место.
   - Девочка моя, тебе нужно выйти замуж, и Сергей самый подходящий кандидат. Воспитанный, респектабельный, хорошо зарабатывает. Ведь если поставить их рядом с Витей - если предположить, что тот был бы свободен - подняла вверх тонкий пальчик Илария - то наш сосед проиграет во всём. Да их даже сравнить нельзя. Ни внешне, ни внутренне.
   Кристина пожала плечами. Скажи это моему сердцу, мамочка, которое заходится только от одного его вида. Я бы рада была от него избавиться, да вот не получается. Хорошо ещё хватает сил бороться с собой и не стать его любовницей. Желая прекратить скользкий разговор, Кристина взяла в руки пульт и включила телевизор. Илария несколько раз незаметно поглядывала на дочь, понимая, что та что-то не договаривает, но расспрашивать не стала. И мысленно попросила у Бога, чтобы тот уберёг дочку от искушения.
  
   Глава 10
  
   Ночью Кристине не спалось. Растревоженные воспоминания, которые она так долго старалась похоронить, выплывали наружу. Она снова чувствовала себя школьницей. Утром форменное платьице, вечером... Она выбралась из тёплой, но такой неуютной сегодня постели и включила ноутбук. Может быть, сегодня нужные слова улягутся в правильном порядке, вызывая те чувства, которые она испытывала. Кристина и сама не знала, отчего она придавала такое значение написанию этого романа. Хотела освобождения? Так оно невозможно. Тот самый катарсис, о котором столько говорят, пусть испытывают её читатели. И Серёжка. "Расскажешь мужчине правду, потеряешь его навсегда", - шепнул внутренний противный голосок. Тогда зачем нужен такой мужчина? Она вдруг подумала о Витьке и откуда-то возникло тёплое чувство, что вот он-то как раз и понял бы. Заглушил бы её жалость к себе своими поцелуями, нежными руками стёр чужие отпечатки пальцев. Он принял бы её всю со всеми убийствами, оправдав в душе и скорбя вместе с ней. "Откуда такая уверенность, Кристина?" - в знакомом голоске чувствовалась насмешка. "Ты никогда не сможешь это проверить, потому что он никогда не придёт к тебе". Да, чёрт бы тебя побрал с твоей ненужной откровенностью. Не будет - итак проживу.
   Девушка опустила пальцы на клавиатуру. Книга не даст покоя, пока не будет закончена. Надежды на освобождение никакой, но, может быть, станет хоть чуть-чуть полегче. Это всё, что пока хотелось бы.
  
   Я и сама не поняла, как посреди испытываемого омерзения испытала оргазм. В тот день Петрович долго не мог кончить. Его маленький толстый член уже не причинял боли. Сначала я, как обычно, пыталась отключиться и думать о чём-нибудь. В темноте - первое время я настаивала на том, чтобы гасить свет - слышались стоны Петровича, изредка прерываемые какими-нибудь, пошлыми словечками. И вдруг откуда-то меня охватило возбуждение. Обычно лежавшая под ним, как бревно, я непроизвольно двинулась ему навстречу и вдруг почувствовала, как глубоко внутри сжавшаяся пружина, толчком распрямилась. Оргазм был до того сильным, что я чуть не застонала, но вовремя спохватилась. Петрович мгновенно прореагировал. Со словами "Ах ты, маленькая шлюшка", - он шлёпнул меня по щеке и вдруг, возбудившись то ли от этого первого удара, то ли от моего оргазма, мгновенно кончил, издав противный затяжной звук удовлетворения. Лёжа под его тяжелым телом, я чувствовала себя, словно описалась стоя у доски перед всем классом. Скатившись с меня, он приподнялся на локте и долго смотрел мне в лицо. Я встретила взгляд, не отворачиваясь, внушая себе, что мне плевать, что он обо мне подумает. Но я ошибалась. Он медленно провёл пальцем по моей щеке, вероятно, это самый большой жест нежности, на который он был способен, и задумчиво сказал:
   - А вот матушка твоя ни разу со мной не кончила. Только подставлялась.
   После его слов, я из жертвы, каковой себя считала, мгновенно превратилась в шлюху и моё расслабленное от наслаждения тело, тут же подтвердило выставленное против себя обвинение. Я мгновенно скатилась с кровати, подхватила валявшийся на полу халат и быстро закуталась в него. Сзади меня вспыхнула свет торшера.
   - Кристина!
   Я обернулась через плечо. Петрович, растянувшийся на простыне с вялым членом, лежавшим на яичках, мгновенно вызвал желание стукнуть его чем-нибудь тяжёлым. Он не должен был делать это со мной. Если бы он был нормальным человеком, он никогда бы не принял моей жертвы.
   - Тебе повезло, что ты в раннем возрасте испытала это. Многие взрослые женщины только мечтают об этом. - У меня пересохло в горле. Повезло? Да он, может, ещё себя Казановым будет считать? Да я должна была почувствовать первый оргазм - те, которые я получала лаская себя, не в счёт - с каким-нибудь красивым парнем, который бы любил меня, а не с этим физическим и нравственным уродом, которому я отдавалась, чтобы спастись от жестокости мира. - Он зевнул и отвернулся от меня, щёлкая пультом от телевизора. - Подавленная случившимся я словно приросла к полу и не могла двинуться. - Вспыхнул экран, зазвучал голос диктора, предсказывающий дождь и слякоть. Я, обожавшая солнце, порадовалась, что завтра его не будет. Солнечный день мне с моим позором не пережить. Я повернулась на ватных ногах.
   - Не забудь выпить таблетку, - раздался голос Петровича.
  
   Взяв упаковку таблеток, я отправилась на кухню за водой. Зажав одну в ладони, я пересчитала остальные, размышляя, умру ли я, если проглочу их все сразу. По ногам потекла сперма, одна капля, как и в первый раз, упала на плитку. Точно так же я растёрла её ногой. Я не могу позволить себе умереть. Я обязана жить и выжить. И мне предстояло решить как. Я запила таблетку водой и спрятала остальные в карман.
   На помощь пришли книги. В них я искала ответы на свои вопросы и даже иногда находила. Упиваясь чужим миром любимых героев, я забывала о своём перевёрнутом существовании то ли женщины, то ли подростка. К моменту возвращения мамы из больницы я настолько освоилась со своей ролью, что даже смогла посмотреть ей в глаза. Я сделала это ради нас, мамочка, и пусть весь мир судит меня. Зато мы в тепле и у нас есть деньги. Тогда-то во мне и зародилась мечта о собственном доме. И ради своей мечты - я уже это осознавала - я могла пойти на всё.
  
   После моего оргазма наши отношения с Петровичем изменились. Раз я получала удовольствие наряду с ним, значит, должна была и платить за него. Крохотный росточек желания убить его, с каждым месяцем выпускал по листочку. Петрович много пил, его мужские функции слабели. Уже просто я и моё развивающееся тело его не возбуждали. То он не мог кончить, то его орган отказывался подниматься. На моё счастье он не оказался фанатом орального секса. Его возбуждали разные позы и переодевания. Началось всё с того, что однажды я вернулась из школы, а он оказался дома. Вид моего форменного короткого зелёного сарафанчика в синюю клеточку так возбудил его, что он тут же быстро кончил, уложив меня на кухонный стол. А потом, поедая приготовленный мной же его любимый грибной суп, допрашивал меня с пристрастием, не пристают ли ко мне мальчишки. И если что, он готов с ними разобраться.
   - Грудь-то у тебя ого-ого стала, - он грубо ущипнул меня за сосок. - Ещё подросла, с тех пор, как я её трогаю. Тебе же нравится, а?
   Я отвернулась, что было воспринято, скорее как смущение, я же испытывала желание надеть ему на голову кастрюлю с горячим супом. То ли от неожиданности, то от того предчувствия, что это только начало его извращений, я почувствовала себя ещё больше использованной, чем обычно.
  
   Кем я только не была потом. Женщиной-кошкой, женщиной-вамп, служанкой, госпожой с хлыстиком. Кстати, надо отдать должное, однажды я с огромным удовольствием вытянула его по спине хлыстом. Он тоже привыкал мне делать больно. Брал меня, где попало. В коридоре, кухне, ванной. Однажды нас чуть не застукала мама. Я жила в увеличивающемся кошмаре и не видела другого выхода, как убить его. Через три месяца ему пришлось нас прописать. Для того чтобы положить маму в очередную больницу, требовалась прописка. Моё сердце сжалось, когда мама в знак благодарности сжала ему руку. Несколько раз из её уст прозвучало, что он не такой уж и плохой человек. Я отвернулась, чтобы она не видела моего лица. Болезнь изменила маму, она сосредоточилась на себе и теперь мало замечала окружающее. А я всё больше и больше накручивала себя, что я должна позаботиться о себе, вспомнить о своей гордости и перестать быть удобной подстилкой и кухаркой в одном лице. Кстати, готовила тоже я. Петрович вспомнил о моем предложении в первую же неделю. А недавно после юбилея Петровича, где ему подарили большой аквариум, к моим обязанностям добавилась ещё одна - кормление рыбок и покупка корма.
  
   И вдруг произошло то, что никак не ожидалось. В наш класс прямо посередине года пришёл новенький. Классручка посадила его ко мне. Сказала мимоходом, нас с Корзиной давно пора рассадить, мол, много болтаем. Мельком взглянув на меня, паренёк сел. Я слышала, как шептались девчонки за моей спиной. Наверно, обсуждали, как мне повезло: новенький был симпатичным. Широкоплечий, высокий, с почти сросшейся линией бровей над карими большими глазами. Он тут же начал копаться в сумке. Достал тетрадку, учебник, ярко-зелёную ручку и упёрся взглядом вперёд. То ли на доску, то ли на блеевшую что-то про характер Андрея Болконского, нашу одноклассницу. Я нарочито зевнула и отвернулась к окну. Денёчек был серый, хмурый, апрельский. Голая ветка жалобно билась в окно. Мне почему-то пришла в голову мысль, что ей холодно и одиноко. И она подобна мне. Именно это я чувствовала последние полгода. Нервы мои были на пределе. А я всё никак не могла найти выход из положения.
   - Воронцова, мечтать, конечно, приятнее, но вернитесь к нам, пожалуйста. - Нина Ивановна стояла у доски, глядя в мою сторону. - Кое-кто захихикал. В классе меня не любили. Да я и не старалась никому понравиться или с кем-то подружиться. Держались мы с Корзиной особняком, и я вовсе не была в восторге от того, что нас рассадили. Мы же не первоклашки, в конце концов. Справедливости ради надо отметить, что учителя меня не любили тоже. Училась я кое-как, с тройки на четвёрку, держалась независимо. Независимость эта моя, впрочем, шла не от излишне высокого мнения о себе, а скорее от моей ущербности, внутреннего стыда, с которым я никак не могла справиться. Я чувствовала себя развращённой, испорченной и грязной. - Я попрошу вас поделиться книгой с вашим соседом. Сегодня мы будем разбирать характер Наташи Ростовой. - Я взяла второй том Толстого и положила на середину парты. Рядом с моим ухом прошелестело "спасибо", слегка, повернув голову, я встретилась с его большими глазами. Мелькнула мысль, что они похожи на мои. Такие же карие. Только вот выражение их было другое: ласковое, как у оленёнка. Я же, когда смотрела на себя в зеркало, видела в них страх. Разыскивая нужную главу, в которой Наташа убегала с Анатолем, мы придвинулись ближе и наши плечи соприкоснулись. Мне вдруг стало хорошо и спокойно. Настолько хорошо, что я, казалось бы, так и сидела, не шевелясь, чувствуя, как сквозь рукав пиджака проникает его тепло.
   Лёшка провожал меня домой в тот же день. Мы шли по бульварам, даже не держась за руки, но мне, впервые с моего приезда, показалось, что этот мир не плох. Даже без солнца, столь мною любимого, мне казалось, что равнодушный город улыбался мне окнами разноцветных особняков. Новый знакомый рассказывал о себе. До этого он учился в Питере, а потом отца перевели на другую должность. Повысили. Мама не хотела переезжать, и он тоже. Там прошло его детство, а здесь у него нет друзей. Слушая его, я ощущала, какая пропасть между нами. Он был неискушённым ребёнком, я женщиной, которая знала непростительно много для своего возраста. Он предложил ещё погулять, но я убежала домой и, закрывшись у себя в комнате, заплакала, прислушиваясь, не повернётся ли в замке ключ. Сегодня после его нежных глаз, ласкающих меня, я никак не могла позволить, чтобы меня трогали. Отношения, как я ни старалась их затормозить, развивались быстро. Когда мой опоганенный рот поцеловали его неумелые губы, я замерла от блаженства. Мне показалось, что своей неискушённостью он очищает меня. Его нежность, робкие признания, заставляли меня смущаться больше, чем проделки Петровича в спальне. Мы целовались в подъездах, усевшись на широкие подоконники, и я чувствовала, как упирается в меня его крепкая плоть. Мне хотелось принадлежать ему наверно больше, потому что эти ласки распаляли меня так, что дома мне приходилось заниматься онанизмом. Он был так скромен, что мне пришлось напроситься к нему в гости. Бросив сумки на пол, мы начали целоваться прямо в коридоре, не снимая курток. Медленно, не размыкая объятий, мы двинулись в его комнату. Сели на диван, снова целовались. Потом он вдруг опустился на пол и приник к моим коленям. Шептал какие-то глупости, что он не имеет права. Я провела рукой по его волосам.
   - Обещай ни о чём не спрашивать, - Я опустилась рядом с ним, расстегивая его рубашку. - Он, наконец, запустил руки под платье, расстегнул лифчик и начал ласкать мои груди. Моё измученное тело наслаждалась его чистыми прикосновениями. Я чувствовала, что сейчас разрыдаюсь. Моё превращение из девушки в женщину должно было произойти вот так и никак не иначе. Тогда с моей душой всё было бы в порядке. Неправда, что то, что нас не убивает, делает нас сильнее. Боль, оседая в душе, делает нас злыми и жестокими. В убийцах, всегда слишком много боли и силы.
  
   В тот день я не разрешила меня проводить. Пока я шла по тем же самым бульварам, по которым мы шли вместе, моё сердце разрывалось от боли. После того, что случилось, я больше не могла принадлежать Петровичу. После Лёшкиных неискушённых рук и губ моё тело очистилось, и я стала лучше относиться к нему. Притупившаяся ненависть к Петровичу возгорелась с особенной силой. Судьба помогла мне в тот не наделать глупостей и дала время принять решение. Мучитель мой укатил на Кубу отдыхать, и я осталась в блаженном одиночестве. Ненавистная квартира - немая единственная свидетельница моих мучений - показалась мне вполне уютной после того, как я плотно закрыла дверь в спальню. Решив почитать на сон грядущий, я отправилась к книжному шкафу. Скользя пальцами по корешкам книг, совершенно уверенно вынула Булгакова.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"