Степанов Александр Фёдорович : другие произведения.

Чудило

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Внимание! В тексте использованы фрагменты АБС ПНС!

  
  Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня, прижимаясь к самой дороге, зеленел лес, изредка уступая место полянкам, поросшим жёлтой осокой. Солнце садилось который час, всё никак не могло сесть и висело низко над горизонтом. Машина катилась по узкой дороге, засыпанной хрустящим гравием. Крупные камни я пускал под колесо, и каждый раз в багажнике лязгали и громыхали пустые канистры.
  На очередном повороте в перспективе уходящей в смыкающийся зелёный коридор трассы появился некоторый объект, который при увеличении по мере моего приближения преобразовался в субъекта невысокого роста, в кепке и долгополом потрепанном двубортном пиджаке. Он нерешительно топтался на обочине, всем своим видом показывая, что очень устал, но не решается сделать элементарное движение: поднять руку и проголосовать.
  Я остановился рядом с ним, перегнувшись через пустое сиденье, открыл дверь и спросил:
  - Подвезти?
  - А... можно? - робко спросил мужичок.
  - Можно - грубовато ответил я. Что, в самом деле, Ваньку тут валяет? Раз я остановился и предложил - какие ещё вопросы?
  Покивав в знак благодарности, субъект, здорово напоминающий вождя мирового пролетариата, полез в машину. Это получалось у него совершенно неловко, он никак не мог попасть на место с первого раза - то нога не закидывалась, то головой приложился, в конце концов, он всё-таки вполз, бормоча под нос нечто невразумительное, и захлопнул дверцу. При этом, естественно, защемил пиджак, и дверца как следует не захлопнулась, а у меня на щитке замигала лампочка.
  Я терпеливо ждал, когда он исправит свою оплошность, но этот деревенский квазиильич сидел подобно истукану и тоже ждал - когда поедем.
  - Пиджак - сказал я ему.
  - Что - пиджак? - спросил он испуганно.
  - У вас пиджак защемился - ответил я ему. - Дверь откройте, пиджак подберите и захлопните, как следует.
  - Да ну? - удивился он и начал шкрябать по двери в поисках ручки.
  - Кнопка там, кнопка! - совсем уже грубо сказал я ему. - Кнопку нажмите!
  - Может, я лучше пешком? - жалобно спросил он, никак не находя этой злосчастной кнопки.
  - Нет уж! - сказал я, опять перегнулся - теперь уже через него - и нажал кнопку.
  - Тащите свой сюртук!
  Местный подобрал полу пиджака, и я захлопнул дверцу как следует. Пахло от него на удивление приятно - лесом и свежим деревом. Старичок-лесовичок. И ещё слегка, буквально чуть-чуть - коньяком, причём довольно дорогим - уж я-то в этих вещах толк понимаю!
  - Куда путь держим? - тронувшись, спросил я его.
  - Кхе... в Гадюкино, куда ж ещё. - Ответил попутчик, ёрзая на сиденье и устраиваясь поудобнее. - Тут одна дорога, больше некуда. Вы, никак, тоже туда? Или по делам каким?
  Я кинул - да, мол, в Гадюкино. Да, мол, по делам. Экий назойливый дед попался - сразу выяснять начал...
  - Вот я так сразу и подумал, что в Гадюкино и по делам - важно произнёс он. - Владимир Ильич меня зовут, Гадюкин. Местный я, значит. Гадюкинский. И предки мои тоже местные, гадюкинские. Они когда-то эту деревню и поставили - лет триста назад. Зашли подальше от боярина свово, беглые, значит, а зашли совсем в другую волость, чтоб не нашёл их боярин наш, из староверов оне были. Вот, значит, было их шесть братьёв, да три жёнки, да детей малых семеро - все, как есть, Гадюкины. Первым делом землян нарыли да огород разбили - земля хороша оказалась! И из этой глуши пять лет носа не казали - тока девок местных воровали. Троих своровали, значит, да успокоились. А девки-то попались одна другой краше, да достались братьям младшим, неженатым, стало быть, холостым. И умницы... Смекнули, по родне покручинившись да о том, что не по-людски их взамуж взяли, аки звери лесные, покрали - смекнули, говорю, что жисть у Гадюкиных получше будет, чем у своих: мужики непьющи, работящи, смелы, сильны да ласковы... И пригожи тоже! А уж балагуры-то!
  Баба - она, ить что - ушами любит прежде, а уж телом опосля. Жемчугов им не дарили, но слов тёплых хватало - так хватало, что и в мороз без печи жарко бывало! И пошли девки местны, в жёнки силком нашими взяты, чудить по лесу, своих родичей бывших стращать-пужать, да данью гадюкинской, лесной, обкладывать....
  - Постой, ты же сказал - староверы они были? - возмутился я потоку этого складного бреда. - Как же так - без батюшки в жёны, выкрали...
  - Это смотря какие староверы! - хитро прищурился Ильич и стал уж совсем неотличим от своего исторического тёзки. - Мы же староверы-язычники! Веру прапрадедов вон на сколько сохранили - потому и ушли от барина, что поп тамошний, местный, всю деревню на род наш натравил.... Да ты не перебивай, мил человек, а слушай, коли в Гадюкино едешь, да ещё и по делам - оно тебе сгодится!
  Так вот, перемазали наши жёнки лица свои сажею да глиною, оделися в шкуры медвежьи да ветки березовы, да и стали являться своим родокам в видах таки. То ли русалки, то ли лешачихи - поди разбери! А голоса-то те же! Через страх такой, значит, и обложили окрестны деревни своим побором - небольшим, чтоб хватало, лишнего не просили. Топоры да лопаты, жито на посев да репы с капустой на посадку, саженцы яблоновы да рой пчелиный... Немного-то и взяли так, а через пару лет отдарили всех так же - и мёдом, и житом, и репою. От лесовиков, значит, от водяных да леших...
  Дедок вёл свой рассказ, более похожий на сказку, а я крутил баранку и проклинал себя за то, что остановился. Вот ведь нехристь! Никола-угодник недобро посматривал на меня с "торпеды": зачем, дескать, этот бред слушаешь?
  - А сейчас-то вы как, православные? - спросил я его, стараясь перевести тему с этой бредовой летописи на что-нибудь более близкое к сегодняшним заботам.
  - Зачем это? - аж подпрыгнул Ильич. - Чур меня, чур! И не были, и не будем! Но и в этих, богов старых, тож не верим больше. Не боги они - так, духи... Уважать - уважаем, дружить - дружим, а чтоб поклоняться - нет, паря, шутишь! Они это тож, кстати, уважают. Не любят, когда их боятся да перед ними заискивают. Лес да природу-матушку любить надо, а кака любовь со страха? Меня вот если жёнка начнёт со страха любить - отравит ведь в конце концов, или с лешим договорится, чтоб извести как-то... А мне оно надо? Нет, не надо! - Он яростно погрозил пальцем кому-то или чему-то впереди себя. - Потому и живём так, как понимаем. А нас.. - он грустно вздохнул - нас мало кто понимает. Гадюкины - одно слово, и всё тут. А ты, мил человек, кто будешь? - резко изменил Гадюкин тему.
  - Директором я буду - ответил я. - Новой лесопилки, которую сейчас в Дроздово строят.
  - Лес наш, значит, изводить собрался? - Недобро глянул на меня Владимир Ильич, прямо как Ленин на буржуазию. - Сгорит тогда твоя лесопильня, как достроишь да первое дерево в нашем лесу для неё тронешь - так и заполыхат. Не довезёшь и однова хлыста! Помни моё слово! Не для того лес местный стоит, чтоб его на продажу в чужи края справлять, в полон!
  - Никак, ты жечь собрался? - усмехнулся я. Надо же - замухрышка-дед, проголосовать боится, а перед директором не робеет, хорохорится...
  - Коли Огневик поленится, так и я подожгу. Вот только тронь!
  Такое мне было не впервой. Угрозы я слыхивал и от маститых бандитов в "ледниковый период", и от разномастных местных в самых разных местностях, и от чиновников - да Бог не подвёл ни разу. На бандюков находились бандюки покруче, местные продавали свои халупы и съезжали в город, или спивались, получив компенсацию, а чиновники... с ними всегда удавалось договориться.
  - Не спалишь ты лесопилку - улыбнулся я. - Бог не даст. И лесопилка моя из железа, чудило ты этакое.
  - У меня и железо займётся. Слово знаю. - Нагло ответил он. Ну, действительно, чудило! Напился, старик, так пойди, похмелись - и неча рассказывать байки! Ох, довести бы его до деревни да высадить...
  Слава Богу, впереди показалась деревня - десяток крепких, справных домов, свободно стоящих вдоль берега реки посреди огородов.
  - Это и есть Гадюкино? - спросил я Ильича.
  - Оно самое, родина моя! - улыбнулся он. - Останавливаться-то где будешь? Давай у меня?
  Вот бес, словно и не угрожал только что поджогом... Масон деревенский, двуличный!
  - Так мы же повздорили вроде как?
  - А ты не бери в голову. Мало ли что люди вздорят - а всё едино договориться могут, коли в голове свои мозги имеют. А коли ко мне не хошь - так в поганую избу тебя определю... Боле тебя на постой никто не пустит.
  - Что за поганая изба? - спросил я. Машина тем временем не спеша сползала по косогору вниз, к деревне.
  - Да зовём её так промеж себя - ещё со времён старых. Для иноверцев она поставлена, иконы там повешены, лампады-свечи всяки, книжки тож... Чтоб гость уютно себя чуйствовал.
  - Так что, грязно там?
  - Да ну, какое грязно! Чище, чем в твоей квартире! Наши за постоем блюдут, и бельё меняют, и полы моют. Она же не для тебя поганая - для нас.
  - Ты, Ильич, говори, да не заговаривайся. Как это вера русская поганой может быть? Это вы вот, язычники, поганые - а не мы, православные! В России ведь живёшь, антихрист!
  - А это с какой стороны глянуть на факт! - опять хитро сощурившись, ответил он. - Кто на Руси коренной, а кто пришлый - вопрос ещё тот. И кто хозяин подлинный - тоже не всем ведомо. Ну, куда определяться будешь?
  - Давай в дом христианский - вздохнув, ответил я ему, - там переночую. Свет-то хоть есть?
  - И свет, и радиво, и телефон, и этот, как его... дивидюк этот. Всё есть, не беспокойся. И холодильник, и душ. Вона туда сворачивай, налево.
  Ох, бредит дед, не иначе - думал я, подгоняя машину к могучим, потемневшим тесовым воротам, поставленным здесь, наверное, ещё в те времена, когда по лесам окрестным шастали разбойничьи шайки. Дедок, как только я остановился, с неожиданной ловкостью открыл дверцу и выскользнув из машины, подбежал к воротам. Ткнув пальцем в столб, он отошёл в сторону - а я увидел, что створки начали потихоньку раскрываться... неужели автомат стоит?
  - Заезжай, благодетель! - помахал мне рукой Ильич, приглашая во двор.
  Во дворе из под колёс с возмущённым мявом шарахнулся толстенный чёрный кот, а я отметил, что дорогу он мне всё-таки перебежал. Ну, сатанисты... Креста на них нет!
  Посреди двора стоял навес - явно предназначенный для парковки автомобиля, площадка под ним была выложена красной брусчаткой - всё чин по чину, как у людей. Я загнал под него машину, заглушил двигатель, вынул ключи и вышел.
  - Сколько с меня за постой-то? - спросил я Ильича на всякий случай, подозревая, что этот кемпинг в стиле "рашн кантри" здесь не случаен - не иначе, как турбизнес у этих гадюкинцев, о котором мне ничего не известно... пока.
  - Скоко, скоко... - проворчал Ильич. - Да нискоко. Скоко от щедрот на столе оставишь поутру - стоко и будет.
  - А не оставлю если?
  - То стоко и будет - с идиотской улыбочкой, явно издеваясь, ответил мне он. - Ты, раз щепетильный такой, скажи мне лучше: с меня скоко за подвоз? Как-никак, двадцать вёрст меня катал...
  - Да нискоко - ответил теперь уже я.
  - Нет, мил человек, я цены на такси знаю! - опять замахал пальцем Ильич. - Четыреста семьдесят с меня причитается! Нас не проведёшь! Сдачу давай! - потребовал он, протягивая мне пятитысячную ассигнацию. Однако!
  - Да нет у меня сдачи! - Возмутился я. - И не буду с тебя я деньги брать! Так подвёз!
  - Нет, милок, ты нас на так не купишь! Мы тут не по вашим законам живём - по своим, гадюкинским! - с шипением произнёс Ильич. - До чего не договоримся - а мои деньги возьми, это - твой закон, закон избы поганой! И пока ты тут, во дворе этом - по законам мира твоего поганого и живи.
  - Да не поганый он! - вспылил я.
  - Для тебя не поганый, для нас поганый. Давай, давай сдачу-то...
  Заскрежетав зубами, я вытащил бумажник, чтобы показать ему такую же пятитысячную, которая у меня в нём засиротилась. Но тут же вспомнил, что разменял её на выезде из Дроздово - погода стояла жаркая, хотелось пить, и я купил бутыль "Кока-Колы" за тридцатку. Значит, у меня должно быть четыре тысячи девятьсот семьдесят... а ведь и заправился перед этим, как раз на пятьсот - полный бак... Итого у меня оставалось ровно на сдачу с его пятитысячной! Вот это совпадение!
  Я, не пересчитывая, вынул деньги и протянул ему, а в кошелёк положил его бумажку. Ильич же, не глядя, сунул мои - теперь уже его деньги - во внутренний карман своего пиджака.
  - Пересчитал бы... - сказал я ему.
  - Неча там пересчитывать - ответил он. - Ровно всё. Иди теперь в дом, да отдыхай. Коли нужно чего - по телефону позвони, наши принесут... или подскажут.
  - Так насчёт леса-то, как - договариваться будем? - спросил я.
  - Утром поговорим. На свежую голову. Ты пока отдохни с дороги, в баньке попарься, поспи. Утро вечера - оно мудренее.
  - А кому звонить-то? - спросил я его, совершенно сбитый с толку.
  - А ты, эта, в книжечку посмотри. Грамотный? Вот и посмотри, значить, в книжечку. У нас секретов нет, не то, что у иных прочих. Отдыхай с дороги, добрый человек!
  Ильич удалился, слегка загребая носками сапог, через калитку, которая была под стать воротам. Ворота закрылись сами, ещё только как я въехал во двор. Автоматически, значить. Куда же это я попал, Господи? Перекрестившись на всякий случай, я поднялся по деревянным ступенькам, покрытым домотканым половиком, на высокое крыльцо под навесом и вошёл в дом.
  Внутри оказалось прохладно, пахло старым деревом - очень приятный запах, соответствующий такому дому, если смотреть на него снаружи. Но сени этому запаху не соответствовали - они были обшиты новенькой евровагонкой, а свет включился автоматически, как только я перешагнул через порог. Неплохо живут язычники-"староверы"... Кулачьё!
  Натуральный древесный запах деревни стоял во всём доме, но вот обстановка запаху совершенно не соответствовала. Вместо русской печи был камин, искусно сложенный из наборного кирпича - дорогущего, я и сам второй год мечтал о подобном каминчике, да всё никак не мог себе позволить. В окнах стояли деревянные стеклопакеты, почти неотличимые с виду от примитивных деревенских рам - но стоившие целое состояние, эта модель мне как-то встречалась, я и сам хотел наладить производство таких же - да не потянул на закупку оборудования. Мебель была простенькой, но со вкусом - в общем, всё, на что не натыкался мой взгляд, я уже когда-то видел, да или не смог купить - пожадничал, или откладывал на потом, ибо было некогда, а потом или товар исчезал, или я забывал о своей мечте.
  Как Ильич и обещал, в доме оказался иконостас, лампады, свечи и две библии - на русском и церковнославянском, в отдельном уголке, всё как положено. Привычно перекрестившись на лики святых, я продолжил обследование дома.
  Кухня тоже была современной - современным было всё, вплоть до сантехники. В спальне был телевизор, стоял компьютер и телефон - нормальный аппарат... с факсом! И тут же лежала телефонная книга - точнее, буклет о пяти страничках. "Гадюкино" - гласила надпись на обложке, ламинированной, глянцевой и отпечатанной на высочайшем уровне. И - само Гадюкино, такое, каким я увидел его на въезде.
  На каждой страничке было по два трехзначных номера телефона, с фотографиями и краткими рассказами об абонентах - жителях Гадюкино. Причём каждая семья была представлена в полном составе - радостные, улыбающиеся лица. Вот ведь нехристи! И правда, кулачьё!
  На последней странице обложки я увидел правила выхода в районную телефонную сеть и коды стран и главнейших городов мира. И ещё, в особой рамочке - телефоны десяти приёмных служб президентов России, США, Японии... У меня голова пошла кругом. Куда я попал, в самом деле? Матюгнувшись, я вышел из спальни и обошёл оставшиеся помещения, стараясь тщательно оценить всё, что увидел. Результат поверг меня в полное уныние.
  Этот дом с его начинкой стоил больше, чем вся моя дроздовская лесопилка с весьма современным оборудованием, выписанным из Финляндии! Стоимость некоторых прибамбасов я просто не смог оценить - так, например, невероятный холодильник с сенсорной панелью, похожей больше на пульт летающей тарелки был мне совершенно незнаком. В гостиной стоял кинотеатр, думать о цене которого я побоялся. А сауна, с навороченным душем, с небольшим тренажёрным залом, с бассейном, в котором плескались золотые рыбки в голубой воде... Я никак не мог понять - как всё это разместилось в столь небольшом с виду доме? Сам проект с подобной планировкой должен стоить немало - это был явно индивидуальный проект, выполненный мастером! Но окончательно меня добили картины - скорее всего, подлинники... или такие копии, которые стоят немногим меньше оригинала. Босх, Левитан, Васнецов, Шишкин... Преобладали пейзажи, особенно лесные. Кроме Босха, естественно. Незнакомые мне полотна знакомых мастеров были помещены в золочёные - или золотые?! - рамы с такими же табличками. Я попытался представить себе стоимость ночёвки в таких апартаментах и вздрогнул. Если оставить этому Ильичу на столе поутру пять тысяч - всё, что было у меня сейчас - то это маловато будет...
  Холодильник оказался забит самой разной снедью - от свежих огурчиков и зелени с местной грядки до каких-то неведомых японских деликатесов в маленьких деревянных коробочках. Обнаружились и коньяк - тот самый, которым пахло от моего попутчика, и вино, и водочка... Тяпнув для смелости сто граммов, я решительно направился к телефону. Номер Ильича был прост - три тройки, но к аппарату он долго не подходил.
  - Здоров будь, постоялец! - весело поприветствовал он меня. - А я, знаешь, на огороде копаюсь... Что там у тебя стряслось?
  - Ильич, ты мне скажи - откуда у тебя всё это? - сходу влепил я свой вопрос.
  - У меня разве? - усмехнулся он. - У тебя, не у меня. Если ты о поганом доме толкуешь. А у меня сейчас в одной руке трубка, а в другой репка. Вот и всё.
  - Я так думаю, твой дом не хуже этого? - продолжил я свою атаку.
  - А что тебе за интерес до моего дома-то? Тебе, милый, для постоя-ночлега выделено, и даже имени твоего никто не спросил, хоть и свои имена представили - а ты всё обиженным себя считаешь? За подвоз тебе заплачено, за постой по разумению запрошено да по способности - что ж тебе, хороняка, надо ещё? Ешь, пей, парься, мойся, отдыхай, молись да спать ложись! Сказал же я тебе - завтра разговоры все, не раньше. Что время воруешь, аки тать? Невежлив ты, гостюшок, ой, невежлив!
  - Да я... - я не знал, что сказать - тем более, что тон Ильича сейчас разительно изменился. Былой его застенчивости не осталось и следа, он просто наезжал на меня и отчитывал, как директор школы нашкодившего двоечника... которого к тому же, знает как облупленного. А возразить мне, действительно, было нечего. И спросить, по большому счёту, тоже. Я извинился и отключил телефон. Но он тут же затрезвонил.
  В трубке молчало и потрескивало.
  - Алло, - сказал я и подул в трубку. - Нажмите кнопку.
  Тогда в трубке грубо осведомились:
  - Это Александр?
  - Да.- Я был удивлён.
  - А почему ты не отвечаешь?
  - Я отвечаю. Кто это?
  - Это Петровский тебя беспокоит. Сходи в засольный цех и скажи мастеру, чтобы мне позвонил.
  - Какому мастеру?
  - Ну, кто там сегодня у тебя?
  - Не знаю...
  Связь разорвалась. Что это за засольный цех такой? Что у них тут за гадюкинское такое производство? Что же эти гадюкинцы-язычники такое творят, что могут так жить? Звонок, судя по всему, был ошибочным, а моё имя - совпадением.
  Но что же, чёрт возьми, прости Господи, тут такое творится? Такое-растакое?
  Я прошёл в кухню-столовую и накатил ещё сто грамм. Коньяк был хорош, и пах отборными клопами. Внутренне смятение моё, однако, не улеглось, а наоборот, усилилось. Что-то тут было неправильно, неестественно, отдавало сказочной нереальностью и показушностью - словно я попал на представление, где мне отведена роль главного героя - только вот меня предупредить об этом забыли.
  Запиликал мой телефон. Что за позвоночное время - с девяти до одиннадцати!!! И так - каждый день!
  Звонила жена.
  - Саша, у тебя всё в порядке?
  - Нормально всё, не беспокойся.
  - Как доехал?
  - Хорошо доехал, не беспокойся.
  - А остановился где? Всё хорошо?
  - Нормально устроился, не беспокойся!
  - Ну как не беспокоиться! Ты уехал, не звонишь, мне тут одной страшно, эти дроздовские по улицам пьяные бродят, песни орут...
  - Поорут и перестанут. Сегодня Ивана Купала, им орать и положено спьяну - мужичьё.
  - Сам-то! Дворянин! Вспомни, кем до перестройки-то работал!
  - Ты мне этим не тычь! И вообще - я сейчас занят, перезвони позже!
  Я раздражённо выключил трубку. Вот зараза! Стоит только отъехать куда - так сразу же, бдительный надзор - как, что... Будто я с девочками кувыркаться по лесам катаюсь. Не тот уже у меня возраст, и цели не те, чтобы на шлюх современных тратиться и время терять. И вообще, сейчас мне было не до супруги, сидящей себе в Дроздово и не знающей, чем себя занять во время рекламой паузы в сериале о несчастной любви Ярославны к королю испанскому... Вот ведь бредятина!
  Выбила она меня из колеи размышлений своим звонком. Я взял бутылку и бокал и прошел в гостиную. Огромный экран кинотеатра просто завораживал своим совершенством, а в его уголке я углядел маленький логотип - свернувшуюся восьмёркой змею с яблоком во рту. Не иначе, как гадюка... или, скорее, змей-искуситель.
  Но я так и не смог найти ни пульта, не кнопок вкл-выкл от этого чуда враждебной техники. Зато шестисторонняя полка-стояк, торщащая рядом, была забита фильмами. Приключения, сериалы, православная тематика - меня поразило не столько количество, сколько тот факт, что каждый из этих фильмов был моим любимым, или хотя бы нравился мне! Словно неведомый редактор подбирал это всё для меня.
  Я обратил внимание на компьютер, стоящий в навороченном столе в углу горницы. Он, вроде бы, имел кнопку - и был снабжен тем же змеиным логотипом. Мышь и клавиатура были самые обычные, стандартные.
  Что же, я пригубил ещё толику малую коньяка и нажал включение.
  Экран загорелся сразу, без обычной в таких случаях задержки для прогрева. И никаких предварительных вывесок - программа там, пользователи... Видеозаставка с гадюкинским видом - судя по всему, онлайн, и не портящая этого вечернего пейзажа надпись: "Здравствуйте, постоялец Александр Иванович!"
  Пока я хлопал глазами, надпись плавно трансформировалась в следующую фразу:
  "Изберите способ общения, наиболее гармоничный для вас в настоящий момент".
  - То есть? - сказал я вслух сам себе. Ей-богу, это был нестандартный компьютер!
  Надпись тут же сменилась:
  "На выбор вам предлагается:
  клавиатурный способ - посредством набора текста вопроса на клавиатуре
  акустический - посредством вопрошания при помощи ваших голосовых связок
  спиритуальный - посредством думания мысли и представления концепции вопроса.
  
  Ответы возможно получить:
  Путём вывода в виде надписи на экран
  Путём голосового отвечания
  Путём прямой трансляции ответа в ваше сознание.
  Для выбора необходимой комбинации расставьте галочки против необходимого вам варианта путём потыкания перстом в зерцало экранное"
  - Чего? - взвыл я, прочитав эту ахинею.
  Внизу текста появилась ещё одна строчка:
  "Можно вывести другой вариант текста, более гармоничный с привычным для вас эмоциональным ритмом"
  - Ну, бредятина гадюкинская... - сказал я и сотворил потыкание пальцем в зерцало экранное, избрав для себя голосовое вопрошание и таковое же отвечание.
  Сразу же раздался глас, поразительно похожий на глас Ильича:
  - Ну вот, выбрали, наконец, уважаемый. О чём спросить хотел, милый? Али узнать чего?
  - Ты кто? - спросил я, сбитый с толку непривычностью происходящего.
  - Кто-кто... конь в пальто! Тебе-то что за разница, Александр Иванович? Сам не представился ещё, а допрос ведёшь...
   Мне подумалось, а не шуточки ли это Ильича? Поставлена скрытая веб-камера, микрофоны-колонки, сидит себе дед да стебётся над "постояльцем"...
  - Ну, вы-то моё имя и так знаете - почему-то я решил перейти на "вы".
  - Я много что знаю, и вежливость тоже мне ведома. Но прощаю - всё едино тебе помощь нужна. Так что давай, пытай, фашист заезжий... Щукарь я для тебя буду.
  - А вы точно можете мысли читать? - осведомился я.
  - Точно.
  - Так, может быть...
  - Может, - перебил меня Щукарь. - только без толку.
  - Почему?
  - Потому. Голова у тебя слабовата для такого. Я-то тебя услышу, а вот ты мои ответы за своими думками и не увидишь. Мне всё едино вслух придётся тебе растолковывать, а ты дурнем себя ощутишь полоумным - вроде как сидишь тут и лекцию слушаешь.
  - А как вы это делаете?
  - Что делаю?
  - Ну, всё вот это... отвечания там, мыслей чтения...
  - Обучен с измальства, вот и делаю. Откуда мне знать, как делаю. Это всё не мои заслуги. Высочайшие достижения нейтронной мегалоплазмы! - провозгласил он. - Ротор поля наподобие дивергенции градуирует себя вдоль спина и там, внутре, обращает материю вопроса в спиритуальные электрические вихри, их коих и возникает синекдоха отвечания.... Понял что-нибудь?
  Я покрутил головой, на что Щукарь мне ответил:
  - Ты бестолковкой-то не крути, поганец, я энтого не вижу. Коли решил вербально общаться - так и общайся. Коли передумал - путём потыкания перстом в зерцало нову комбинацию создай. Эвона что захотел - вызнать, как я думаю да говорю! Ты мне вот сам расскажи - как ты думаешь да говоришь, как слышишь да ответствуешь? Могешь?
  Я задумался. Действительно, как? В мыслях Щукаря... или, скорее, Ильича, сидящего где-нибудь в своём сортире и вовсю валяющего со мной Ваньку, оказался здравый смысл. Кто из нас может рассказать, КАК он думает? Что думает - может каждый, и каждый рвется это сделать. А вот КАК - попробуй, разберись...
  Чёрт, совсем мозги запутал мне этот Ильич! Ничего, сейчас я его проверю на вшивость!
  Я сменил комбинацию - теперь мои вопросы он должен был слышать посредством думания мысли и представления концепции вопроса, а ответы - путём голосового отвечания. Посмотрим!
  - Ну и что? - раздался этот насмешливый голос. - Вопросы-то есть?
  Как назло, вопросов не было. В голове, по крайней мере. То есть - что я говорю, они были - но их было слишком много. Чересчур. И я не знал, какой же из них выбрать.
  - Да Щукарь я, Щукарь. Не морочь себе голову.
  - "И где ты?"
  - Где, где... везде, где надо. Только не в толчке Ильичевом! - Щукарь хихикнул. - Ну и ассоциации у тебя! Поганец! - совсем уже ласково произнёс голос.
  - "А кто ты?"
  - Щукарь я, если так интересно. Вот харя моя!
  На экране появилось щучья голова в кепке Ильича, подмигивающая мне янтарным глазом.
  - Понял? - произнесла она. - Ничего рожиус?
  Было очень странно смотреть, как она говорит. Совершенно как щука в кукольном театре, она вовсю открывала и закрывала зубастую пасть в неприятном соответствии с произносимыми звуками.
  "Так не бывает - подумал я. - Это розыгрыш."
  - Очень нужно тут всяких разыгрывать - произнес Щукарь. - Делать мне больше нечего. Или вырубай машину да продолжай свой коньяк хлестать, или толковать давай. Скушно тебе поди...
  Некстати вспомнилось про телевизор - как он включается?
  - Как-как... Обыкновенно, слово знать надо в доме этом. Скажи "по щукарёву повеленью, по моему похотенью, включись, чудо враждебной техники" - он и включится.
  Опешив, я произнёс:
  - По щучьему веленью, по моему хотенью.... - но был перебит довольным гоготом Щукаря:
  - По Щукарёву повеленью! По моему похотенью! Тоже мне, дилектор лесопильки! Слово правильно повторить не может!
  Я матюгнулся про себя и попробовал ещё раз.
  - О, теперь уже лучше! - опять заржал Щукарь. - Токо - не "попохотенью", а "похотенью"! Попохот! Га-га-га!!!! Ой, помру сейчас! Давай я тебе текст на зерцало выведу! Читай, поганец!
  На экране появилось это издевательское заклинание - всё в окружении каких-то вензелей, розанчиков и листочков.
  - Не буду я это читать - ответил я вслух. - Не нужен мне твой телевизор!
  - Глянь-ко, обиделся поганец! - опять заржал Щукарь на экране. - А как рвался-то!
  - Хватит меня поганцем обзывать! - заорал я. Эти издевательства становились невыносимыми.
  - А кто же ты для нас ещё? - осведомился Щукарь. - Поганец и есть, ибо вера твоя для нас поганая.
  - Ваша вера поганая, а моя - христианская! - взорвался я. - Слова подбирай, чудило стоеросовое!
  - А ведь по вере твоей и определяю, кто ты есть! - ехидно сказала щучья морда с экрана и подмигнула. - Как у тебя в библии записано?
  - Ты что, рехнулся? - я присел на диван и опять хлебнул коньяка, кося глазом на монитор. Видимо, решив покрасоваться поэффектней, Щукарь сам включил телевизор и появился теперь прямо передо мной - огромный, как акулья морда из фильма "Челюсти".
  - Где это в библии записано, что вера наша поганая? - спросил я. Если этот придурок желает спора - поспорю.
  - Записано-записано! - хихикнул Щукарь. - "Какой мерою меряете, той и вам отмерится!". Не так разве?
  - И что с того?
  - Ты чужую себе веру поганой считаешь. Так не ерепенься, коли и твою поганой назовут! Справедливо?
  - Ну ты, философ! - поперхнулся я коньяком и поставил бокал на самостоятельно подкатившийся стеклянный столик. - С такими мыслями тебя даже в говночисты не возьмут!
  - А ты поматерись ещё - а всё однова свово не докажешь. Супротив простоты куды попрёшь?
  - Я же тебя поганцем не называю.... - сказал я, пытаясь обосновать ответ потолковее.
  - Разве? А думаешь через слово что? Не стыдно?
  - А ты мысли не подслушивай! - прикрикнул я. - Не твоего ума это дело, что я там думаю!
  - Неужто? Я-то ведь для того сюда и поставлен, чтобы подслушивать! А ты думал, почто?
  Ну, гадюки! Держитесь, твари - не только лес ваш, а и деревню вашу под корень изведу! И плевать мне, что телефоны президентов у вас тут понаписаны! Уничтожу! - твёрдо решил я. И со злостью запустил бокалом в зерцало телеэкрана.
  - Устремив свои мысли на высшее Я, свободный от вожделения и себялюбия, исцелившись от душевной горячки, сражайся, Арджуна! - опять загоготал Щукарь с экрана, которому крепко ударившая посудина не нанесла никакого вреда. И сам бокал не разбился - хотя был должен.
  Хуже того - он отлетел от экрана так, словно тот был резиновый, и попал мне по лбу. Теперь я держал свой метательный снаряд в руке, а на месте попадания росла шишка - здоровущая и болезненная.
  - Так вот оно с гадюкиными и происходит - примирительно сказал Щукарь. - Что им дашь - то и получишь обратно с той же силой... или больше. А возьмут они лишь то, что сочтут нужным взять. Понял теперь? Ты - про себя, мы - вслух. Ты в изображение потешное - а оно обратно, в голову твою. Разумеешь, человече?
  - Ну, скоты... - мой пыл понемногу спадал. - И что же тебе надо-то от меня, Ильич?
  Сейчас я был уверен, что беседую с сегодняшним своим пассажиром.
  - Не Ильич я - возразил Щукарь. - А надо малости всего - отступись от лесов наших. Не твои они, и ничьи. Сердце земли русской в них хранится и живёт. А мы охранять его поставлены.
  - Слушай, не знаю, кто ты и что ты - ответил я этой щучьей морде - а вот ославить вас могу на всю землю русскую. Такую шумиху в прессе подниму... не думай, есть у меня возможность. И через месяц сами попрячетесь, хранители! Кулачьё вы, сектанты! Откуда такой дом?! - опять взорвался я. - Откуда такая техника? А? Из Америки ведь! Вы же, твари, Родиной торгуете! Подкупить меня хотели? Хрен вам! Да я вас так ославлю....
  Щукарь загадочно улыбался и кивал в такт моим гневным фразам. И тут у меня зазвонил телефон....
  - Саша, с тобой хочет Лисовсянкий встретиться! - Без обычного приветствия и расспросов, всё ли у меня в порядке, затараторила в трубке супруга. - Он тут, в Дроздово, приехал снимать о местных жителях, как они Купалу празднуют - ну, говорит, и о тебе тоже можно сделать хорошую передачу! А с нами - не поверишь! Рахманов! Сам! От президента! Ты когда приедешь? Я у него в машине, он меня тоже пригласил на съёмки сюжета, ты же знаешь - Сережа ведь милейший человек, и он с тобой поговорить хочет, он тебя слышит, у нас телефон на громкой связи, так что говорите, договаривайтесь!
  Это было именно то, что мне сейчас и было надо! Сам Лисовсянский! Восходящая звезда массмедиа, с которым я был знаком уже.. как бы не соврать, лет десять - не слишком тесно, но в гости друг к другу хаживали. Не виделись мы с ним уже года три - каждый с головой ушёл в раскрутку своих планов, но за его карьерой сложно было не уследить - по телевидению постоянно шли его передачи, его репортёры стирали в порошок всех, кто становился поперёк его планам, а планы его были - ого-го какие! И это Гадюкино он в два счёта с дерьмом смешает, как бы его тут не встретили и что бы не посулили! С таким дерьмом, что...
  Лисовсянскому вообще, как мне казалось, было едино, кого мешать с дерьмом - была бы ему от этого выгода. И, если признать честно - это было главное его умение, его талант и дар божий. Не зря его приметили в Кремле, и не зря его столь щедро финансировали в последнее время - не один уже кандидат в депутаты, мыслящий вразрез с устоями страны, свернул свою деятельность и удалился в неведомокуда! Лисовсянский бил без промаха и насмерть, и никакая чистота помыслов избранной им жертвы и прочая ерунда не могла ему промешать сделать из любимца публики политический труп. И если с ним сейчас был Виталий Павлович, доверенное лицо Президента по вопросам морали и нравов...
  - Привет, Серега! - обрадовано крикнул я в телефон. - У меня как раз для тебя такой сюжет есть!
  - Здорово, Сашок! - отозвалась труба. - Да что ты можешь мне предложить такого? - на том конце линии Серега рассмеялся.
  - Ой, что он тебе может предложить! - заорал на всю комнату девчоночий голос, лет эдак на десять по тембру, но с интонациями отпетой шлюхи. - Ты приезжай сюда, мы тут тебе такое предложим!...
  Я лихорадочно пытался выключить телефон, но он, такой послушный ранее, не реагировал на команды. А вокруг меня орали разные теперь уже голоса - и девчонок, и девок, и пацанов лет шестнадцати, и грубые мужские... Мало того - в этот бедлам вклинивались сладострастные вопли и стоны, словно я находился посреди массовой оргии...
  - Эй, Наташка! Да, птыца, да! Эй, давай, давай, эх, хорошо! Сашо, ты тожэ! Ваай, хорошо!!! - этот голос с кавказским акцентом перекрикивал всех. И что самое ужасное - среди этого бедлама слышался и мой голос!
  Не зная, что предпринять, я уселся на свой телефон и заорал не своим голосом:
  - Прекрати!!!
  Голоса мгновенно смолкли, а Щукарь заржал, как стадо мустангов.
  - Ну что, о ком теперь твой дружок материал подаст президенту? Что ещё, Александр Иванович, супротив Гадюкино задумаешь?
  - Но это же ложь! - возмущённо прокричал я, вставая. Меня трясло от всей низости этой провокации.
  - Ложь. Но тебе от неё не отмыться. Ни перед женой, ни перед президентом... а ведь президент и не знал о тебе доселе! А уж Лисовсянский-то твой, какой материальчик накопал! И как он тебя переработает! Любо-дорого смотреть!
  - Не переработает - ответил я уверенно. - Мы с ним...
  - Друзья - закончил мою мысль Щукарь. - Вот именно поэтому он тебя и сожрёт с потрохами. В первую очередь.
  - Вы же, гады, всю жизнь мою за минуту поломали... - простонал я.- Из-за каких-то паршивых ёлок... Исчезни, а?
  - Айн момент! - провозгласил Щукарь. - Но не более, чем на пять минут. Охолони пока - помолись, если поможет. Или выпей. Покушай...
  - Заткнись - сказал я ему уже совершенно спокойно. - Заткнись, а то спалю эту вашу халупу к чёртовой матери!
  Щукарь заткнулся и даже погасил экраны, а я вышел на крыльцо, хлопая по дороге дверями. Во мне всё кипело, было гадко, яростно, тоскливо и страшно одновременно.
  На улице уже стемнело, и на дворе стоял летний ночной сумрак, столь характерный для средней полосы. Где-то поблизости завопил петух. В суп тебя, подумал я с ненавистью. Хотелось курить... чёрт, уже два года как не курю, и тянет на это богопротивное занятие лишь с большого психа.
  Я облокотился на перила крыльца, и под моей рукой оказалась пачка. Надо же - "Кронверк"! Когда-то я ими баловался, да потом забросил, хотя вкус мне нравился. Пачка была открытой, а внутри болталась пара сигарет и зажигалка. Не иначе, как кто из постояльцев позабыл - или из местных, когда прибираться приходили за нами, "погаными"... Плюнув на всё, я закурил. После первых трёх затяжек голова легонько поплыла, а сам я слегка расслабился. Ладно, хоть трясти перестало. Теперь можно и обдумать происходящее.
  Может быть, и правда, подпалить этим сволочам их блокхаус? Да и всю их счастливую гадючью деревеньку? Такое творят, гады - ну, чистые масоны, не иначе. Что за техника у них? И специалисты тут работают - невероять просто. Я понемногу начинал осознавать, что этот Щукарь - не просто Ильич, сидящий в наушниках с микрофоном в своём нужнике и пялящийся на монитор слежения - нет, тут попахивало совсем иным подходом. Мысли читать, они, конечно, не умеют. Сказки всё это. Но очень продвинутый психолог экстра-класса должен быть способен на такое предугадывание поведения вплоть до мелочей, когда у находящегося с ним в контакте субъекта возникает уверенность в том, что его мысли читаются... вроде бы я когда-то читал такое объяснение. А голос, пропущенный через современные цифровые системы, может быть любым, нынешние программы способны даже интонации генерировать, неотличимые от реальных.
  Так что не дед в сортире надо мной издевается - а бригада спецов разного пошиба, но высокого уровня, и техника у них - на грани фантастики. Зачем им это надо? Не из-за леса же гадюкинского такое представление устроили? Если бы дело касалось только леса - и денег, соответственно - гораздо проще было грохнуть меня, и концы в воду. К чему такую культурную программу устраивать? Значит, не в ёлках дело! А в чём же тогда?
  Сатанисты-язычники эти, не иначе, как к власти рвутся. И через меня хотят на моих знакомых выйти... Нет, тоже ерунда полная после этого аудиошоу! Со мной отношения испорчены, да и с Рахмановым и Лисовским у них тоже отношений не сложится никаких в результате. Завалить меня в глазах власть имущих морально - смысл-то? Я в политическом плане ноль без палочки и даже меньше - могу лишь изредка подарок сделать нужному человеку, и то - по их меркам, скорее милый сердцу подарок, чем действительно дорогой. На этом мои политические действия и заканчиваются. Нет смысла гадюкинцам меня вот так валить... То есть выгоды нет - а смысл наверняка есть. Правда, я его пока не вижу...
  А может быть, есть и выгода - прихлопнуть на корню единственное на всю волость деревообрабатывающее предприятие, которое ещё даже не запущено, а потом - своё открыть. Уничтожить конкурента - то есть меня - ещё до того, как я смогу таковым считаться. Но путь для этого выбрали - не иначе, как с жиру бесятся. И откуда у них такие деньги?
  В сумраке скрипнула калитка, и по темноте двора в моём направлении поплыло что-то светлое и небольшое. Мне подумалось, что это привидение - так бесшумно оно двигалось. Остановившись возле крыльца, привидение тихонечко и скромно произнесло детским голосом:
  - Дядя Саша, я вам молока от Зорьки принесла. Угощайтесь!
  Девчонка, лет десяти, а совсем не привидение. И чего тут только мерещиться не начнёт!
  Я спустился с крыльца и взял из детских рук простую глиняную крынку. Она была тёплая, молоко, похоже, только из-под коровы.
  - Спасибо, красавица! - сказал я девочке. - Звать-то тебя как?
  - Наина, а по батюшке - Киевна - серьёзно отвечала она, опустив глаза и смущённо дергая за уголок веселенькой капроновой косынки с разноцветными изображениями Атомиума и с надписями на разных языках: "Международная выставка в Брюсселе".
  - Ну, спасибо тебе, Наина свет Киевна! - сказал я и приложился к крынке.
  Молоко было сказочное. Оно отдавало неведомыми травами, медами, и запахом луговых цветов. Век бы такое пил!
  - Я наше молоко люблю, - сказала она задумчиво. - Я нашу Зорьку сама дою, никому не позволяю. И огурцы наши хорошие, и картошка. Только я настоящие люблю, которые в земле растут, а не те, которые сами появляются. Они тоже вкусные, но ненастоящие всё-таки. Кто в поганой избе останавливается, все хвалят, говорят, продукты очень хорошие. Они, и правда, хорошие, ненастоящие только. Вы молока поешьте, оно настоящее, а не из воздуха. В нём сила земли нашей.
  А то, что в холодильнике у вас и в самобранке, вы ешьте, не бойтесь. Вреда от этого нет, но и пользы особой тоже. Просто очень вкусно, и всё.
   Дядя Саша, можно я вас попрошу? - вопросительно сказала девочка и, не дожидаясь моего ответа, продолжила:
  - Вы не обижайте лес наш, пожалуйста! Он хороший, он живой, он всем нам радость даёт и защищает. Я знаю, вы хороший человек, и не злой на самом деле. Просто жить не умеете. Вы хотите как лучше, а получается плохо. Потому, что хотите для себя, а не для мира и леса. Вы сами себе говорите, что жизнь такая, а на самом деле это вы такой. Вы думаете, что людям даёте работу и деньги, а эти деньги никому счастья не приносят, и даже вам. От ваших денег люди спиваются и звереют, потому, что вы живое губите...
  Я перестал хлебать это сказочное молоко и весь обратился в слух. Любой другой гадюкинец у меня бы уже летел с этого двора после таких речей, получив волшебного пендаля, но Наине Киевне невозможно было возразить. Она не обвиняла, не доказывала что-то, не укоряла даже. Она говорила просто и ясно, но о том, что и было на самом деле. Она говорила правду - мою Страшную Правду, которой я никому не прощал. И это было ужасно - потому, что я был сейчас совершенно беззащитен. Перед ней, такой маленькой и хрупкой девочкой, говорящей совершенно не детские вещи.
  - Вы всё время про Бога говорите, а на самом деле его для вас нет. Вы и говорите о нём потому, что это выгодно сегодня. Вы уже четыре деревни сгубили и восемь лесов извели. Вы ради денег живёте, а ими даже пользоваться вам некогда, вы жизни и не видите, она вся мимо проходит, и из-за этого вы злитесь на всех. У вас и друзья все такие же, только хуже. Это они вас и хотят ещё хуже сделать, чтобы вы власти захотели. А тогда у вас всё получится, и вас царём сделают, только много-много людей убьют из-за этого, а потом и вас убьют в глубоком подземелье. Я знаю, вы сейчас меня выслушаете, но все равно всё будете делать по своему, потому, что вам гордость не позволяет, от своего отступиться. Только потом вы всё равно меня вспомните и всё поймёте. И тогда снова сюда приедете, чтобы нашей крови попить. И тогда станете, как мы, и жить, как мы, станете А пока вы молоко пейте, оно для вас очень полезное..
  А наш лес и нашу деревню вы не обижайте, вы не просто так сюда приехали....
  Я обрёл, наконец, дар речи, оторвался от крынки и ответил этой маленькой Кассандре:
  - Конечно, не просто так. По делам.
  - Это вы так думаете только, что по делам и сами. Это совсем-совсем не так!
  - А как? - глупо спросил я.
  - А вот так - сказала Наина Киевна как-то неприветливо. - Молока попили?
  - Великолепно попил. Огромное тебе спасибо! Ты себе представить не можешь...
  - Чего уж тут представлять, - перебила она уже совершенно раздражённо. - Попил, говорю? Вот и давай сюда крынку... Крынку, говорю, давай!
  - По... пожалуйста, - проговорил я.
  - Пожалуйста, пожалуйста... Корми вас тут за пожалуйста...
  - Я могу заплатить, - сказал я, начиная сердиться.
  - "Заплатить, заплатить"... - Она пошла было к калитке. - А ежели за это и не платят вовсе? И нечего врать было....
  - То есть как это - врать?
  - А вот так вот и врать! - Она замолчала и скрылась за калиткой.
  Что это она? - подумал я. Странная какая-то девочка. И даже имя у неё странное. Надо же было этим нехристям так дочурку назвать! Наина! Да ещё и Киевна!
  Впрочем, Киевна - это отчество. Отца у неё, значит, Кием зовут. Тоже имечко, не приведи Господи - совсем не православное, Вий какой-то, упырь местный, не иначе. Из рода в род они тут, как нелюди... нет, сводить со света эту деревню нужно вместе с лесом ихним - дети сумасшедшие по ночам с молоком бегают, меня уговаривают от своих планов отступиться... Даже если и захотел бы - как отступлюсь?
  Я закурил вторую сигарету, а над лесом начала вылезать полная, красная и круглая Луна. Совсем уж, до неприличия и нереальности огромная.
  Кредит на шестнадцать миллионов взят. С местными властями всё оговорено, и они мне льготу на полтора года сделали - почти никаких поборов брать не будут, никаких откатов, спасибо отцу Кириллу, замолвил словечко перед администрацией. Новую церкву ему через три месяца надо будет ставить в Кошкино. Обещано же! Дурдыева-то он не пустил с той же идеей, за месяц до меня - нехристь этот Дурдыев, татарин. И дурак к тому же - начал не с властями да священниками, а с жителями договариваться. И сюда он тоже ездил... интересно, что у него тут сложилось? Тоже, поди, выперли не солоно хлебавши да обгадивши. Хотя - нужно должное отдать гадюкинцам - кормёжка прекрасная для гостей, хоть и неприветливо встречают...
  Я посмотрел на обнаглевшую Луну, занявшую уже четверть горизонта. Полнолуние тут! Да нет - полоумие! Что не местный попадается - то псих. И откуда у сумасшедших такие деньги? Кто с ними связаться решил и поддерживать? Паноптикум, ей-богу. И чего от них ещё можно ожидать? Сейчас эта полоумная Наинка ко мне с молоком забежала - а через час её в мою постель пошлют? Не удивлюсь! Только зачем им всё это?
  От реки потянуло промозглой сыростью. Я сплюнул и вернулся в избу. Чёрт с вами, гадюками-щуками, продержусь до утра - а потом только шины зашуршат по дороге, плевал я на ваши придурочные примочки! Не запугаете!
  Что-то изменилось в доме. Комната наполнилась невнятным шумом. Кто-то разговаривал, слышалась музыка, где-то смеялись, кашляли, шаркали ногами. Смутная тень на мгновение заполонила тень лампочки, громко скрипнули половицы. Потом вдруг запахло аптекой, и в лицо мне пахнуло холодом.
  Видимо, всё-таки решили запугать - понял я и решительно раскрыл дверь, ведущую из сеней в дом. Прямо передо мной стоял огромный, закованный в блестящие доспехи рыцарь и держал над головой занесённый для удара очень ржавый двуручный меч с волнистым лезвием. Из внутреннего пространства лат доносилось усталое и болезненное пыхтение. Видимо, он меня совсем заждался.
  С резким хаканьем это железное чудо опустило свой меч, намереваясь развалить меня на две половинки. Я шарахнулся и, споткнувшись, грохнулся спиной вперёд, растянувшись поперёк коридора. При этом я заехал затылком по стене и сорвал вешалку с висящей на ней рухлядью. Вся эта рухлядь свалилась на меня, и от неё омерзительно завоняло псиной.
  Впрочем, не повезло не только мне - мой ряженый в латы противник не рассчитал удар и загнал свой меч-кладенец в стену выше косяка. Теперь он с лихорадочным подвыванием пытался его выдернуть обратно, но получалось это у него не очень ловко. Точнее, совсем не получалось. Железные перчатки не давали ему возможности ухватить меч как следует, и рукоять меча у него всё время выскальзывала. Сделав две или три неудачных попытки, он немузыкально взвыл и кинулся вперёд, пригнувшись, словно нападающий в регби - прямо на меня.
  Действительно, ему сейчас не было никакой нужды в оружии, чтобы разделаться со мной - хватило бы и его железного костюмчика. Я с обмиранием сердца смотрел, как на меня надвигается эта блестящая фигура, но... неведомый мне супостат ограничился лишь тем, что наступил мне на ногу своим железным сапогом, от чего у меня перед глазами заплясали искры, и стремительно удалился к выходу из дома, грохоча, как телега с кастрюлями. На крыльце, как только за ним закрылась дверь, раздался ужасающий грохот и нечеловеческие вопли - этот герой, похоже, сверзился по ступенькам... возможно, кубарем. Вопли стихли, и грохот тоже прекратился.
  Мне сейчас было не до его судьбы - очень болела голова, и нога болела, я пытался спихнуть с себя кучу омерзительного старья - какие-то заплесневелые тулупы, салопы, кепки и прочие уличные вещи, старые и несвежие. Получалось не очень - барахла оказалось неожиданно много, и я барахтался в этой куче, подобно попавшему в болото бегемоту. Когда, наконец, я распихал всё тряпьё в стороны, то ощутил на себе чей-то пристальный и недобрый взгляд.
  Прямо передо мной стояло заросшее серой шерстью существо размером с кошку, но на двух ногах, больше всего напоминающее миниатюрную копию снежного человека. В дерюжных штанах и с босыми ногами с длинными толстыми пальцами. Ручки человечек держал, засунув в карманы, а его глаза, горящие красными угольками, буравили меня недобрым взглядом. Полка я приходил в себя, он тоненьким голоском произнёс:
  - Ну, держись теперь, придурок поганый! - и, резко выпростав руку из кармана, запустил в меня чем-то вроде шаровой молнии. И тут же юркнул в угол и пропал из вида.
  Похоже, это была настоящая шаровая молния - горячая, потрескивающая и пахнущая озоном, сантиметров десять в диаметре. Она, описав плавную дугу и повисев у меня над носом, аккуратно перелетела в область пояса и ниже.... И запах озона уступил место вони горелой тряпки и палёной шерсти!
  Я взвыл и попытался стряхнуть с себя эту огненную бестию - но не тут-то было! Она висела как приклеенная, разрастаясь с каждой секундой в диаметре. Когда боль стала невыносимой, я завопил - неизвестное мне оружие неизвестного мне существа, достигшее к этому моменту размеров баскетбольного мяча, взорвалось с оглушительным грохотом, раскидав вокруг обугленные остатки передней части моих брюк.
  Кое-как я встал. Смотреть на поражённую файерболом область совсем не хотелось. Пересилив себя, я опустил глаза. Красная кожа, полностью спаленные волосы и несколько больших волдырей на причинном месте. Болело сильно - но идти было можно. И я потихоньку перебрался через порог и направился в помывочную - туда, где я видел бассейн с голубой водой и рыбками. Нужна была холодная вода, лучше всего - лёд, и срочно.
  Льда в бассейне оказалось завались! Собственно, он весь и был занят одной большой глыбой льда с рыбками, вмёрзшими в её прозрачную голубизну. Я это понял, к сожалению, с некоторым запозданием - когда впечатался в лёд поочерёдно пятками, копчиком и затылком, прыгнув в бассейн с бортика.
  Говорят, что джентльмен - это тот, кто называет кошку кошкой, даже наступив на неё в темноте. Думаю, я не джентльмен, далеко не джентльмен.... Если судить по тому, что я сказал неведомым гадюкинским затейникам по поводу устроенного ими розыгрыша.
  ...В гостиную я вошёл, обвязавшись полотенцем, чтобы прикрыть срам, морщась от боли и злой, как чёрт. Коньяк стоял на том же месте, где я его и оставил, а бокала уже не было. Неужто этот железный чудик его стибрил?
  О коньяке я позабыл, лишь только взгляд мой упал на экран кинотеатра. На нём вовсю шёл монтаж видеоряда к той части оргии, в которой якобы принимал участие и я, и которую не столь давно озвучил во время сеанса связи Щукарь. Правда, звука сейчас не было - но я мог пронаблюдать, как творятся эти чудеса враждебной техники. Интерьер комнаты, в которой происходило действо, менялся по прихоти неведомого режиссера и так, и этак, менялся и антураж, и костюмы действующих лиц - то есть то, что можно было назвать костюмами. Менялись и сами действующие лица и тела - видимо, местные психологи добивались максимального правдоподобия подделки. На моих глазах в "бой" был брошен целый зоопарк - собаки, свиньи, ослы, змеи, а потом, путём перетасовки участников произошёл естественный отбор. Я там тоже присутствовал - не на самом переднем плане и не на самом заднем, массовик-затейник изо всех своих извращенческих сил старался подобрать для меня роль, которая выглядела бы наиболее достоверно. В какой-то момент моё тело мелькнуло крупным планом, и я насмешливо улыбнулся - плохо они меня знают! На левом боку у меня родимое пятно, которое в этой постановке отсутствовало. Вот и прокололись!
  - Кхе, спасибо! - произнёс Щукарь из-под потолка, и участок моего бока приблизился, а пятно появилось - точь-в-точь такое же, как в реальности. - Что бы мы без тебя делали, поганец! - совсем уже добродушно сказал он.
  Я уже не злился, а рассуждал холодно и точно, как автомат. Это уже не психология. Это - действительно, чтение картинок прямо из мозгов, и значит... Значит, ОНИ знают обо мне ВСЁ! Или по крайней мере то, о чём я здесь успел подумать. А подумать я успел о многом...
  В голове промчалась череда ассоциаций и воспоминаний, и под радостный смешок Щукаря интерьер комнаты на экране из мрачного подземелья со свисающими цепями преобразовался в роскошный банкет-зал сауны Редькина, где мы, бывало, собирались просто отдохнуть, а сам Редькин, по слухам, был совсем не чужд подобным плотским утехам. Не в таком масштабе, разумеется... Что самое поганое - его дачка была вполне в пределах досягаемости моего Хаммера - километрах в ста от Дроздово! И в довершение всех огорчений я увидел, как в зал своей вальяжной походкой вошёл сам Редькин, пьяный в дым. Поддать он любит, это факт.
  А меня переместили в тыл к какому-то кавказцу, заставив содомировать его в то время, как он занимался с малолеткой. Из зверья осталась лишь собака, трансформировавшаяся в афганскую борзую Редькина.
  - Вот, теперь почти полный порядок! - счастливо произнёс Щукарь.
  Я сел на диван и отхлебнул прямо из горлышка, откинувшись на спинку.
  - А ты знаешь, падло - обратился я к невидимому собеседнику - что за такую порнографию тебе пять лет вкатят с конфискацией?
  - Кому? Мне? А ты меня найди сначала! И ещё докажи, что это - моя работа. Хрен меня возьмёшь, хрен прихватишь, поганец! А через пять минут этот ролик на сайт к твоему Лисовсянскому поскачет. А с него - в приёмную президента и просто в Интернет.
  - Айпишный адрес всё равно определят.
  - Да ну? Определят, конечно. И знаешь, каким он будет? Редькинским! А Редькин сегодня пьян в хлам, и как раз почти этим он и занимается. Вот удивится, что и ты присутствовал! Так что, дорогой Александр Иванович - ваша песенка спета. И ещё многих других подобных вам товарищей. После этого ролика такое чавканье и хруст в кругах некоторых возникнут.... Хе-хе-хе... Надо же - такие взрослые дяди, а на маленьких малолеточек...
  - Как тебе не стыдно, сволочь - сказал я ему совершенно беззлобно и укоряюще. - Так бессовестно врать. И чего ты хочешь добиться?
  Я уже твёрдо уверился, что это был шантаж - наглый, многоходовый и заранее рассчитанный. И, по всей видимости, он был предназначен не только ради моей персоны. Я, скорее всего, был для них лишь первой фигурой в задуманной комбинации. Принцип домино? Уничтожение власти? Ловко, ловко... И кто же за всем этим стоит?
  - Я и стою, не сумлевайся! - успокоил меня Щукарь. - Вся эта разработка - полностью моя. Чем и горжусь! Так что - закрываешь свою лесопилку-то? Пока ролик-кролик не побёг?
  - А дальше-то? Ты же на этом не остановишься!
  - Кто тебе сказал? Остановлюсь. Я свои обещания блюду.
  - Да кто их блюдёт сегодня-то? - фыркнул я и осёкся. В голове промелькнула мысль, и вся картина сразу же прояснилась, словно с неё сдёрнули старую, мутную плёнку.
  Да, никто из людей в наше время свои обещания - особенно, если они увязаны с политикой - не выполняет, кроме как под страхом неотвратимого возмездия. Из ЛЮДЕЙ! А здесь, в Гадюкино - НЕ ЛЮДИ! НЕЛЮДИ! И это объясняло всё. И эту технику, лишь с виду похожую на нашу, человеческую, и невероятную роскошь, и явление Щукаря только в электронном виде, и то маленькое лохматое существо, запустившее в меня фаерболом, о котором я совсем позабыл почему-то в последние десять минут! И этот ненормальный рыцарь - не иначе, как их неудачный биоробот. Инопланетяне! Бесы из глубокого Космоса!
  И конечно, ничто человеческое им не нужно, потому, что чуждо. Тогда, действительно, из-за одной хворостинки они могут ломать эту комедию. А их главная задача - не свержение и захват власти с использованием в качестве отправной точки меня, бизнесмена среднего пошиба, а моя вербовка на их сторону! Вот оно что! И методы - те же самые, что и в КГБ, МИ-6, ЦРУ... Вот уж я попал так попал - прямо в сатанинские сети, в которые, если честно, никогда не верил особенно. Но оказалось - они есть.
  - Так что решил-то, косатик? Пойдешь на условия наши? Али как? Давай, определяйся уже! Две минутки твоих осталось.
  - Хрен с вами, закрываю - сказал я задумчиво. - Только что мне в виде компенсации предложите?
  Если уж продавать свою шкуру... нет, душу всё-таки! - так нужно продавать подороже - решил я. Тут и поторговаться не грех...
  - А что предложим? Девку на ночь. Али двух. И что унести отсюда сможешь. Хошь? Не хошь?
  - Да пошёл ты... - сказал я ему. - Нафига мне ваш галактическй СПИД?
  - Штаны новые могу тебе дать - продолжал Щукарь издеваться. Коньяка две бутылки возьми, хороший он. И огурчиков там, суши и поросячьи уши...
  - Ты меня что, совсем за идиота держишь? - всё-таки взорвался я. - У меня всё дело на этой лесопилке завязано! Я же по миру пойду!
  - А как ты с деревенскими, где до этого леса сводил, поступал? - хитро осведомился Щукарь, сменивший теперь картину оргии на своё щучье рыло. - Так же. Копейки бросал местным, как кость собаке, и всю их жисть ломал ради своей прибыли. И где она теперь, прибыль твоя? А леса где, что сотни лет до тебя стояли, и не тобой насажены были, а природой-матушкой? Ты ей хоть что-то предложил? Даже не подумал. Сколько птиц, зверья и людей загубил, скоко дерев в труху извёл! Скоко судеб поломал! А заради чего? Ради гордыни да дури своей, чтобы умным да деловым казаться. Кому? Лисовсянскому свому? А ты знаешь, что он голубой? Знаешь ведь.... И с Рахмановым они не зря вместе путешествуют. Тоже знаешь. Ну и кто ты после этого?
  Мы для тебя - поганые. А ты сам для себя теперь? Что скажешь? Опять - "заткнись"? Нет, промолчишь. Сейчас в тебе остатки человека зашевелились - потому, что душонка твоя исхудавшая да одичавшая, со страху в пятки позабилась. И душой-то это не назвать. Думаешь, нужна она нам такая? Да и не скупаем мы их, не те мы купцы, не по той части. Ты мне вот что скажи, Сан Ваныч: кто тебя таким сделал-то?
  - Да пошёл ты... - сказал я ему, но в голове, назло моим пожеланиям действительно закрутился вопрос, заданный Щукарём. И мысли о том, что по большому счёту он прав. Но соглашаться с ним никак нельзя...
  - А вот это ты брось, родимый. Нас ещё никто на мякине не проводил. Думаешь, сейчас согласишься, а завтра к обеду сюда своих ребят пришлёшь и всё по твоему будет? Не уж, фигушки! Брось! Сказал да - значит да. Соврёшь - ответишь, по полной программе. Как с вами, погаными, ещё поступать? Только страх и понимаете... - грустно вздохнул он. - Да ты не парься, возьми в шкафу штаны новые, переоденься, выпей да закуси. Заснуть ты сегодня всё едино не заснёшь, так давай хоть потолкуем.
  - Не о чем мне с тобой, сволочью, толковать - грубо ответил я, подходя к шкафу.
  Штаны там были, одни. Причём в точности такие же, какие спалил мне этот... кто?
  - Домовой, домовой это был - просветил меня Щукарь, деликатно повернувшись ко мне своим щучьим затылком на экране, пока я менял одёжу. Как ни странно, ни волдырей, ни ожогов уже не было. Но и шерсть не восстановилась.
  - Брось мне хрень-то молоть. Домовых не существует - спокойно ответил я ему, садясь на диван.
  - Конечно-конечно - участливо, как врач-психиатр из "Кавказской пленницы", согласился со мной Щукарь. - Позвать? - так же участливо предложил он.
  - Кого? - вздрогнул я, представив, как эта парочка завалится сюда - рыцарь со ржавым мечом и это существо с фаерболами...
  - Вот видишь, ты уже и поумнел! - захихикал Щукарь. - Я же говорю - тока через страх до таких, как ты, дойти и может.
  - Отвали, скотина - слабо отмахнулся я. В голове не было никаких мыслей, а в душе не осталось даже злости - только пустота и усталость. Хотелось нажраться, нажраться как свинья, желудок начинал побаливать - мой гастрит требовал пищи, чёрт бы его побрал... спасть не хотелось. Пустота, усталость и голод.
  - Так и поешь, милай, тут можно. Не отравим, чай - снова встрял Щукарь.
  Идти на кухню не хотелось. Вообще не хотелось шевелиться. Столик, до этого стоявший как нормальная мебель, внезапно сорвался с места и, ловко огибая углы, резво выкатился из комнаты.
  - Счас всё будет - заявил Щукарь. - Обслужим гостя по первому разряду!
  Не знаю, кто и как орудовал на кухне - но через полминуты столик вернулся, уставленный яствами.
  - Кушать подано! Угощайтесь на здоровье, Сан Ваныч!
  Миноги, картошечка со сметаной, лёгкий салатик, ещё что-то фруктовое... я нехотя отправил в рот первый кусочек, прожевал. Подумал - а не принять ли ещё рюмочку... но передумал. Захотелось поговорить с нормальным человеком, но в этом высокотехнологичном деревенском дурдоме нормальных людей не было, кроме меня. Впрочем, мне уже самому не верилось в то, что я нормален.
  - Ну ладно, этот, мохнатый - домовой - нехотя сказал я Щукарю. - Пусть, допускаю. Но первый-то, в латах - это что за дурик отмороженный?
  - А дубель это - отозвался Щукарь. - Что же тут непонятного?
  - Какой ещё Думбель? - не понял я.
  - Не Думбель, а дубель! - улыбнулась мне, как ребёнку, с экрана щучья морда. - Твой дубель, милай, твой! Ты сам его материализовал!
  - Брось мне ерунду молоть - отозвался я. - Я тут ни причём, всё это ваши шуточки подлые.
  - Тебе же было сказано, что место в Гадюкино - непростое? Было. Поверил? Нет! Думаешь, от того, что не поверил - оно проще стало?
  - И чем же этот оно непростое? Тем, что вы сюда из америки техники понатащили, да базу тут устроили, контры? - совсем уже лениво ответил я ему.
  - Да не тащил сюда никто никакой техники. И Америка твоя нам до лампочки. Здесь, как учёные ваши говорят, "место силы" - мощнейшее! И особенное. А первые поселенцы в этом углу болотном нашими оказались, Гадюкиными. Язычниками. Которые и деревья слушать умеют, и сам воздух, и место... Вот и договорились они - и не только с Силой, которая тут, а с большим гораздо. Не спрашивай, с чем - всё едино не поймёшь.
  - С Богом, что ли? - вставил я реплику. - Или с дьяволом, скорее?
  - Я же говорил - не поймешь... - вздохнул грустно Щукарь. - Ни то, ни другое. Хотя с Богом тоже можно - да для этого место особое не нужно, он везде тебя услышит. Нет, с самой природой, с планетой они договорились. Информационные поля там, ноосферы разные, лептоны да мюоны, да первоосновы энергии - разве тебе физика сейчас интересна? Тем более, что и не физика это даже, а вообще наука, которую ваши учёные ещё не знают. В общем, удалось им в этой местности так структуру информационную настроить, что мысль здесь материальна становится. Доступно, в таком вот аксепте?
  Я кивнул головой. Врёт, конечно - да и пусть себе врёт. Тело охватила приятная истома, гастрит успокаивался. Мне было тепло, сыто и уютно. И даже становилось немного интересно. Хотя я ни на слово не верил этому рылу, продолжающему свою странную лекцию.
  - Так вот, Сан Ваныч, тут не только у гадюкинцев мысли материализуются, а и у гостей заезжих - если они в резонанс нечаянно попадут с нашей настройкой. Что у тебя и получилось.
  - Будет врать-то! - возразил я ему. - Ни о каких таких рыцарях и домовых я не думал...
  - Ты Тихона не приплетай - укорил меня Щукарь. - Он существо самостоятельное, хотя и нечасто в теле в мир является - а всё же домовой опытный, славный. И рисует превосходно, в стиле Бидструпа, и славится среди местных домовых рассудительностью и трезвым поведением...
  - Да уж, я заметил... - хмыкнул я.
  - А ты не хмыкай. У него тоже эмоции присутствуют, как и у тебя. И то что ты дом спалить хотел... в общем, не злобно он к тебе отнёсся.
  - Не злобно? - возмутился я удивлённо.
  - Конечно. Он тебе фаербол мог и в задницу загнать... факербол бы получился - хихикнул Щукарь. - И сейчас бы мы не разговаривали. Дал тебе Тихон огоньку на себе попробовать, чтобы мысли о поджоге у тебя более не возникало. И не смертельно - ты даже не ин-ва-ли-ди-зи-ровался! - по складам произнёс он трудное слово. И с дубелем твоим тебе повезло! Мне скажи спасибо!
  - Тебе-то за что?
  - А кто его в латы засунул? А? А меч кто не по силам ему в руки вложил? Я, моя это заслуга! - самодовольно сказал Щукарь.
  - Я всё равно ничего не понимаю - признался я. - Пусть даже и мой дубль, как ты говоришь - я о нём даже не думал! Как же я его мог создать?
  - Ты о том, чтобы всё развалить и всех разогнать думал. О разрушении. Вот, и надумал, что появилось. Неустойчивый дубляк получился - на три минуты хватило, слабенький.. спонтанный. Но разорвать он любого был готов, кого бы не встретил. Гоблин, одно слово, с тебя слепленный. Злой, слепой и рвущийся в бой... на улицы гадюкинские. Вот я его в латы и упаковал - чтобы не такой резвый был. А мечом руки ему занял, не умеет он с ним обращаться, дурень. Весь в тебя!
  - Так что же, он на меня похож? - вздрогнул я от посетившей меня мысли. Если это сумасшедшее создание убежит в район Дроздово и будет там изловлено... это же что потом я доказывать буду? Что это не мой брат-близнец?
  - Да нет его уже, рассосался он, когда с крыльца загремел! - засмеялся мой собеседник. - Я же говорю - слабенький он у тебя, недолговечный получился. А на тебя... да, был похож. Гоблин, одно слово!
  - Бредятина какая-то... - сказал я устало.
  - Сам ты бредятина и бредятину порождаешь - немного грустно возразил Щукарь. - Ладно, хоть обошлось, а то пришлось бы выметать твои косточки поганые...
  - Опять? - чуть не взвыл я.
  - Не опять, но снова. Ладно, ладно, не буду дразниться. Ты и так притомился уже. Оно и понятно - столько на тебя навалилось тут... одним человеком в избу поганую вошёл - а выйдешь другим уже. Это тебе не фунт изюму стрескать!
  - Так вы тут что - решил сменить я тему - всё можете?
  - Всего никто не может - возразил мне Щукарь. - Но в твоём понимании - всё. Если фантазировать слишком не начнёшь.
  - А почему бы вам тогда мне просто деньжат не предложить за то, чтобы я лес ваш не трогал? - спросил я.
  - Вот ещё захотел, чудило! - рассмеялся Щукарь. - Так неинтересно! Да и повадился бы ты сюда, как хорёк в курятник на дармовщинку-то! Хужее доброго волшебника нету на земле существа!
  - Это отчего же?
  - Да от того, что рядом с такими люди свиньями становятся. Неужто непонятно? Хочешь всё иметь - научись уметь. Своей головой, своими руками. А вы как живёте? Ничё можно не делать, бог устроит... И устраиваете ведь, черти! Божьим именем только свои грехи и прикрываете, несправедливость да воровство. Не так ли, а?
  Я задумался. В его словах была правота, пожалуй. Но и поддаваться на его философию тоже не хотелось. Хотя... за гадюкинским образом жизни крылось ой как много возможностей!
  - Э, размечтался уже! - одёрнуло меня с экрана щучье рыло. - Сейчас Тихон явится... хочешь? Спокойнее, спокойнее, родной! Хороший ты человек, да привычки у тебя дурные - всё в рай на чужом горбу въехать норовишь, да не своим поживиться. Пожил среди людей сладкой жизнью? И будет с тебя!
  - Да какая она сладкая! - взорвался я. - Ты хоть знаешь...
  - Да всё я про тебя знаю, скота и дубину. Ты сам к себе на лесопилку устройся работягой из тобой же деревни разорённой, горб по четырнадцать часов в сутки наживать за копейки, да смотреть при этом, как ты сам на джипе своём приезжаешь и орёшь, что зарплаты лишишь и выгонишь - так ведь орёшь, чтобы страху нагнать и чтобы никто ничего не требовал! Посиди в такой шкуре годик...
  - Бывал я уже в такой шкуре - ответил я ему. - По молодости... Знаю.
  - А раз знаешь да на себе испытал, да не занравилось - что же другим-то людям ту же судьбину строишь?
  - Так ведь нельзя по другому-то... - вздохнул я. - Пробовал уже. И разорялся. Общество у нас такое. Это вам тут хорошо - повелителям мух, надо мной выёживаться в благоденствии своём...
  - Если общество такое, что заставляет тебя сволочью быть - что же ты его поддерживаешь?
  - Не поддерживаю я...
  - Разве? А друзья твои, а твои знакомые? А связи? Себе-то не ври!
  И тут он был прав.
  - Поеду я домой - сказал я. - О чём мне тут с вами толковать? Ваша взяла, прижали. Прищучили...как пса помойного, как крысу в угол загнали!
  - Не советую я тебе в путь сейчас трогаться. Ты до утра хотел тут побыть - так и побудь, узнай чего нового...
  - Не хочу. Противен ты мне, до тошноты противен! И кто ты такой, сволочь?
  - Да будет тебе! - возразил Щукарь. - Всё - единое Я, это Я - мировое Я. Единение с неведением, происходящее от затмения света Я, исчезает с развитием духовности.
  - А эта бредятина откуда? - спросил я. Я не ждал ответа.
  - Изречение из "Упанишад, - ответил с готовностью Щукарь. - Но они к делу не относятся, как и эта бредятина, хотя к делу относится всё...
  - Не грузи - попросил я.
  - Ладно, прямо тебе скажу. Искусственный я. Не настоящий. Искин по вашему.
  - Кто-кто?
  - Искусственный интеллект. Меня гадюкинцы придумали и сотворили для своего удобства. Вроде джина из кувшина. Доступно?
  - Доступно - ответил я. Я решил ничему здесь более не удивляться.... И не задерживаться. Моё мнение о том, что гадюкинцы хотят с помощью - или посредством моей персоны произвести переворот в стране, сменялось на другое. Сейчас я был уверен... почти уверен в том, что всё, что им нужно - спокойствие их коммуны, не то фантастической, не то магической... или и то и это одновременно? Неважно. Они хотят, чтобы их оставили в покое.
  - Но тогда к чему весь этот балаган? - озвучил Щукарь мои мысли. - Концы не вполне сходятся! Коли мы покою хотим - так нам проще было бы, чтоб ты вообще сюда не доехал. Думаешь, сложно это нам?
  - Думаю, нет - ответил я. - Тогда вообще ни хрена не понимаю.
  - Да всё ты понимаешь, только признаться себе в этом понимании боишься. Нам надо, чтобы изменился ты. Всего лишь. Чтобы Человек в тебе проснулся от спячки. Настоящий Человек, а не та Свинья, которой ты сейчас являешься.
  - Я не свинья - ответил я.
  - А никакая свинья себя свиньёй не признает. И никакой псих себя психом не считает. Закон разума, кхе-кхе...
  В комнате воцарилось молчание. Щукарь помалкивал, я ворочал мозгами. Как я должен измениться - так, чтобы они остались довольны? Мне уже было ясно, что отсюда я, неизменённый, не уйду. Не мытьём, так катаньем они меня достанут.
  А если даже и уйду - чудом Божиим или в результате "счастливого стечения обстоятельств" что, по сути своей, одно и то же? Мне всё равно придётся поменяться... жизнь точно изменится после того, как они выкинут в сеть свой грёбаный ролик. Уже завтра меня вызовет глава администрации, отец Кирилл там тоже будет и ещё кое-кто... И меня вежливо попросят вернуть долги, отдать неустойку, исчезнуть из района, и больше никому из властей никогда на глаза не попадаться... нигде и никогда. Ибо... В общем, ясно. Дом придётся продать, квартиру тоже, жена с визгом и треском начнёт выдирать у меня капиталы - чтобы ей, горемычной, хоть что-то осталось на бедность после моего разорения. Может быть, грохнуть её сразу? Пока не поздно? Она же всё выдерет, я её знаю, а после этого меня грохнут... ей по барабану, буду ли я жить... пауки в банке. Все мы, весь круг моих знакомств - и я сам как паук среди них.
  А ведь не задумывался я над этим почти до сегодняшнего дня! Надо же! Всё шло ровно-гладко, и на душе не было бы так гадко, кабы не гадюкинцы - так бы и текла моя жизнь дальше...
  - Слышь, Сан Ваныч! - подал голос Щукарь. - Ты, это... смотрю я, совсем закручинился, аж жалко тебя. Знаешь что? Мы ведь тут тоже не изверги - езжай ты домой безо всяких условий, живи как жил! Ступай с миром!
  Я налил и выпил. Вот сволочь! Подгадал момент!
  - Хрен теперь. Не хочу. - Ответил я ему. - Я вот сейчас подумал, посмотрел... да ведь знаешь ты мои мысли, гадюка... Не хочу я жить так, как раньше жил. Ты мне этим балаганом... нет, не то, чтобы мозги прочистил - намекнул, скорее, что будет если... если оступлюсь я где-то.... Или не оступлюсь даже, если подставит меня кто. Все мы так живём... а зачем?
  Меня, кажется, развезло наконец-то. И в кои-то веки потянуло на философию... давненько я не размышлял. Не до того было... Гонка, то одно, то другое, то третье. Выпивали, отдыхали, да без размышлений и споров - зрелища, песни, славословия в адрес друг друга и вышестоящих "нужных" людей. Фальшь, фанфаронство, притворство... блеф, сплошной блеф... Я встал и открыл окно. С ночной улицы в комнату ворвался свежий, прохладный воздух, с ароматом трав и цветов, звёзд и листьев, луны и ночной реки... Господи, как хорошо дышится-то!
  И зачем мне вычислять, для чего им нужно, чтобы я изменился? Сейчас у меня всё легонько плыло перед глазами, но голова была лёгкой и ясной, я ощущал себя моложе лет на двадцать - и снова, как и тогда, желалось странного... не в плане извращений, а в смысле - чего-то нового, необычного, неизведанного, не вписывающегося в привычную колею понимания и привычек. Чёрт побери, кем я стал за последние двадцать лет! Господи, как я изменился! Ведь когда-то я был самым "ботаническим ботаником" в школе, всё привычное и "правильное" для меня было поперёк, я что-то придумывал, я что-то искал... И вот - нашёл теперь. Что нашёл? Самосвинство, довольное, сытое и уверенное.
  А дальше - если оставить всё как есть? Ничто в природе не остаётся неизменным - и я тоже. Значит, я изменюсь... ещё больше, в ту же сторону, в которую менялся всё это время. И стану как... Мне вспомнился Григорий Палыч, и меня передёрнуло.
  Достойнейший человек, без устной резолюции которого в крае не решается ничего сколь-нибудь значимого. Его устное одобрение стоит очень дорого - в буквальном смысле, а уж подпись... И все, кто появляется в его поле зрения - его рабы, холопы, смерды. Хотя он - добрейшей души человек. С виду. На самом деле мне рассказывали, как один из глав районов не встал при его появлении на каком-то банкете. Расправа была цивилизованной, тихой и жестокой. Теперь этот бывший глава работает сельским учителем в соседней республике...
  Стать таким же к шестидесяти пяти? А ведь хотел! Ей-Богу, хотел! Но сейчас это стало противно, до омерзения! Эх, отмотать бы жизнь, как киноплёнку, на двадцать лет назад и начать всё заново! Только вот как? В этом мире только два выбора на самом деле: обедать или быть обедом. Третьего не дано. Или дано? Гадюкинцам?
  - Оно верно думаешь, нам как раз дано - удовлетворённо сказал Щукарь. - И каждому дано... при желании, конечно. И если пороху хватит.
  - Никак, к вам переселиться хочешь предложить? - усмехнулся я.
  - Обойдёшься. Нам в нашей экосистеме лишние рты и задницы ни к чему. Но вот помочь можем новую жизнь начать.
  - Это как же? - спросил я.
  - Да роликом моим... - захихикал Щукарь не к месту. - Как только передумаешь новой жизнью жить - так мы его и запустим... или что похожее.
  - Ты мне это прекратите - ответил я ему. - Я шантаж не люблю... и никто его не любит.
  - Милай, да разве ж я шантажирую? Я же так, шуткую... Но если что - запущу, не сумлевайся. С вами, "обычными" людьми, как по другому? Ты вот здесь и сейчас белый и пушистый, а вернёшься к своим - и что будет через неделю? Опять своё мнение поменяешь! А ведь жизнь наша как устроена? Забыл дышать - помер. Тебя жизнь сама дышать заставляет ежесекундно, а ведь это - тоже и труд... и принуждение. Это что - не шантаж?
  - Это закон природы.
  - Правильно! И природу не обижать, и себе подобных - тоже закон природы. Только человек на себя, на сердце своё скафандру каменну надеть умудрился, чтобы его обойти. И вроде бы - ничего, обходит... Да только всё едино сгинет, тока позже и весь без остатку. И всякий виновный в том при издыхании своём с собой мильёны невиновных уволочёт, их же и обвиняя. Не так разве?
  - Да, в общем-то, так - ответил я, немного подумав. - Так вы тут что, за спасение мира взялись?
  - Именно так, родной! Понял наконец-то! Ибо пришло время!
  Я не совсем понял, время чего пришло - то ли моего понимания, то ли спасения мира.
  - И того, и другого! - провозгласил Щукарь. - И не думай, что ты тут один такой... были и до тебя...
  - Дурдыев, что ли?
  - Он самый, душа-человек... Его, знаешь, даже гонять как тебя не пришлось - умница! И кроме него и тебя тут люди были и будут ещё... и не только здесь.
  - А где ещё? - спросил я.
  - Да таких Гадюкино, как наша, по всей Земле предостаточно, не беспокойся.. и во Франции, и в Мексике, и в Ёпонии...
  - Постой, постой... и все там - "староверы-язычники"?
  - Да ну тебя... там все разные. Но цель одна. И возможности у нас похожи... Мы же вашу цивилизацию на пятьсот лет обогнали! А сейчас на буксире её тащим.
  Я сел за столик и налил себе ещё. Ни хрена себе поворот событий! Хотя.. это же было видно с самого начала, и лишь инерция мышления не позволяла мне сделать этот вывод раньше. Получается, всякие эти масоны...
  - Да никто эти масоны, детишки в песочнице, если хочешь знать. Хотя и мы к этому руку приложили когда-то... да ничего с этой организацией путнего не вышло. Они, вишь, власти хотят. А где власть - там и дерьмо. Не нужны они нам. И мы им тоже. Мы сами по себе.
  - Ладно, ладно... - прервал я его излияния. - Чёрт с ними, с масонами. Ты мне вот что скажи: как это вы НАШУ цивилизацию на пятьсот лет... или сколько там на самом деле - обогнали?
  - Мыслим по другому, токо и всего. Всё сложное состоит из простого, усложняемого лишь привычкой человеков видеть вокруг себя стены Непостижимости... Ваша цивилизация на этом и построена: из простого сделать сложное, из явного - тайное, из общего - частное... Собственность, понимаешь! У нас нет её... Проще всё, только и всего. И относимся друг к другу по другому. Не случайно же от язычников произошли...
  - Грешников... - вырвалось у меня почему-то.
  - Да будет тебе... Грех - понятие более чем условное у вас, христиан. То одно грехом объявите, то другое - что властям надобно, то и запрещаете. На самом деле проще всё...
  - А именно?
  Щукарь подмигнул мне с экрана:
  - А ты не делай людям того, чего себе бы не сделал. Как себе платишь - так и другому плати за ту же работу, к примеру. Справедливо?
  Я согласился, что, в общем-то, да.
  - Вот, и думай теперь, приводи жизнь к этому простому правилу. Что тебе ещё нужно? Не хочешь битым быть - и других не бей, куда же проще-то?
  - Так ведь это и так известно всем... - возразил я ему.
  - Коли известно - так что не живут так люди? А? - задал он мне вопрос и тут же на него ответил: - Потому что увильнуть могут. А законы разные им в этом помогают. А у нас как? Ты вот - решил Гадюкино наше пожечь-разрушить - и тут же со своими планами вживую столкнулся, только они супротив тебя обернулись. Место такое, что же ты хочешь.... Да мы его ещё и настроили соответственно.
  - Вашу мать... - только и вырвалось у меня. - Так что получается: вы тут сами себя в страхе держите... шантажируете, так сказать, своими настройками?
  - Умница! - провозгласил Щукарь. - Я думал, ты до этого только через час дойдёшь!
  - Ладно, ладно... Ну, здесь-то, ладно. Место силы тут, то и это... А как на всей планете? Там-то ваши законы не действуют?
  - Кто тебе сказал? Всё по воле нашей, захотим - расширим зону. Только люди готовы должны быть к этому. Иначе... ты представляешь, что произойдёт, если мгновенно это сделать?
  Меня передёрнуло. Да уж... Если в два часа ночи за стеной врубают на полную катушку музыку, то один сосед другому такого желает, что при гадюкинской технологии от потревоженного гражданина одни ошмётки останутся...
  - Так, ладно. А я-то тут при чём? То есть - чем могу быть полезен?
  - А вокруг тебя теперь наша зона будет распространяться. По мере твоего упрощения она всё шире будет. Сначала - на тебя самого, потом - на метр от тебя, потом...
  - Не совсем понял - сказал я ему. - Что это будет в итоге?
  - Везучесть... или невезучесть. В первую очередь для тебя, потом уже - для окружающих. Не беспокойся, дубелей не будет. Просто - повезло - не повезло... Исполнение желаний, одним словом. Твоих желаний относительно других людей для тебя, и других - что тебе пожелают. А тебе.. учиться жить при таких условиях. Потихоньку, полегоньку. Чтобы до уровня рефлексов это дошло.
  - Ё-моё... - только и смог сказать я. - Так я точно, без всяких ваших подстав разорюсь. Нельзя же так работать!
  - А ты думал! - загоготал Щукарь. - И жить так нельзя, в вашем мире поганом. Потому менять его нужно...
  
  ...За окном завывал ветер, жестяной фонарь на столбе мотался, как... жесть на ветру, одним словом. В стекло барабанила снежная крупа, которую ветер швырял щедрыми пригоршнями с ночного декабрьского неба. Но в кабинете было тепло и уютно. Я как раз закончил проверку годового отчёта, когда дверь распахнулась, и ко мне ввалился Редькин собственной персоной. Он был в валенках, подшитых кожей, в пахучем извозчицком тулупе, из поднятого воротника торчала вперёд седоватая нечистая борода. Волосы он стриг под горшок, так что никто никогда не видел его ушей. Был он, по своему обыкновению, слегка нетрезв и весел. Одно слово - Редькин... Любитель жизни.
  - Здорово, Сашок! - пробасил он, вытаскивая из недр своего тулупа початую уже здоровенную бутылку. - Как ты тут, брат, влачишь дни свои, в скиту заброшенном?
  Я встал из-за стола, мы поздоровались, обнялись. Редькина я не видел с лета, как раз с той самой моей поездки в Гадюкино.
  - Насилу к тебе проехал! - делился он впечатлениями, поставив бутылку на стол и оглядываясь вокруг в поисках стаканов или рюмок. Я открыл холодильник, достал хлеб, сало, лук и остатки вчерашнего салата. И пару солёных огурцов.
  - Скидай тулуп-то - сказал я ему - у нас третий уже день не воруют.
  Редькин заржал и вылез из своего балахона, в кабинете ещё сильнее запахло овчиной и бензином.
  - Представляешь, фильтр забился... конденсат, чёрт его возьми! Менять пришлось прямо на дороге! И это на Ровере новеньком! Что делают, гады! Ведь сколько за него отдал! А, впрочем, дай им Бог здоровья! Где у тебя ёмкости-то?
  За что я всегда любил Редькина - так это за его бесшабашную беззлобность. Грешник он был отпетый, но ханжой он не был. И, зная что сам не идеален, от других никогда не требовал идеальности. Хотя воровал и присваивал чужое, где и как только мог, с той же весёлой бесшабашностью. Я поставил на стол пару рюмок и мой гость, плотоядно облизываясь, принялся разливать водку.
  - С наступающим тебя, брат! - пробасил он, поднимая стопку.
  - И тебя так же! - ответил я ему.
  Мы выпили и только после этого сели. Приёмник в углу мурлыкал "Happy New Year", от печи шло приятное тепло, год со всеми его заботами был почти позади. Мне было интересно, с чем и зачем пожаловал Редькин, но он, жадно хрустя огурцом, лишь покрякивал и сладострастно чавкал. Наконец, проглотив, он развязал язык.
  - Я, брат, не просто так приехал. Ну, с Новым годом поздравить - это само собой, конечно. Но и разговор есть. Завалить тебя хотят... нет, не бойся, не то, чтобы грохнуть - разорить пока. Поперёк ты всем встал нынче, понимаешь? Социалист ты наш доморощенный, чудило несчастное... Ну вот скажи ты мне, скажи по старой дружбе - зафигам ты всё это устроил? Ладно бы там, с катушек съехал - поняли бы. Но ведь в своём уме ты! Вот что!
  - А может, не в своём? - спросил я его, хитро прищурясь.
  - Был бы не в своём - уже дворником бы работал. Или в психушке лечился. Знаю я такие случаи. Что ты задумал-то? Поделись секретом...
  - Да нет тут никаких секретов. Всё у меня на виду.
  - Рассказывай! - фыркнул Редькин, наливая ещё по пятьдесят. - Нет у него секретов! Твоей затеи никто понять не может... и не может понять, как ты не прогораешь. Ведь почти без копейки всё сызнова начал! Всё продал, всё раздал... Ладно, бывает у нашего брата такой бзик. Но вот когда ты начал по деревням мотаться, своим бывшим работникам деньги развозить... ни черта не понимаю! Тоже мне, Савва Морозов! Да нет, тот не дурак был - под революцию подгадывал... О! Понял! - заорал он, хлопая меня по плечу. - Давай выпьем!
  Мы выпили. Редькин, смахнув слезу и не закусывая даже, поспешил изложить мне свой понимание.
  - Это... Ведь власть сменится? Так? Чёрт, как я сразу-то не понял! Правильно, коммуняки снова придут... А ты - как Морозов в семнадцатом...
  - Морозов большевикам подкидывал свои миллионы - возразил я ему - а я нет.
  - Точно, чёрт.... Тогда ничего не понимаю. Что, неужто просто чудишь?
  - Считай, что так - улыбнулся я. - Так что ты там рассказать-то хотел?
  - В общем, достал ты всех своим новым предприятием - сказал Редькин, навалившись локтями на стол и приблизив ко мне свою бороду, в которой гнездилась его своеобычная пшённая каша. Голос его стал тише, вкрадчивее, словно нас тут кто-то мог подслушать.
  - Ты ведь что творишь? Ты ведь ЧЕСТНО своё предприятие ведёшь! - говорил он почти с ужасом. - Так, как его никто и нигде не провёл бы... всю чистую прибыль ровно делишь между всеми... и мужики у тебя столько же, сколько и ты, получают... даже больше! Налоги все - до копеечки... ни единой взятки не даёшь и не берёшь... Что творишь? На тебя оглядываются... О тебе говорят - по всей области уже! Ладно бы, между нашими трёп шёл - а то ведь что? Слухи! Слухи! Народ голосит: вот, Привалов по стопсят тыщ и больше своим платит, когда остальные по десять максимум... И не разоряется! Социалист! Быдло начало профсоюзы, глядя на тебя организовывать - да ладно бы, как обычно, там профсоюзному боссу кинул шмат и пальцем пригрозил - и всё тихо-гладко. А они, заразы, неподкупные профсоюзы создают! Без боссов и заводил! И всё из-за тебя!
  - Так уж и из-за меня! - ответил я. - Может, из-за плохой оплаты всё-таки?
  - Да нормально уже платим! Не меньше, чем в городе! А им всё мало! Я что, скажи мне, от своего отказываться должен?
  - А ты сам решай, что твоим является. По труду и разумению - сказал я.
  - Ну, ботаник! - Редькин заржал и погрозил мне пальцем. - Получится, что я на своих работяг работать должен только в силу интереса к работе и любви к ближнему? Бред.
  - Так и они на тебя работают.
  - Но хозяин-то я! Я! - он ударил себя в грудь кулаком и из его бороды просыпалось на стол пшено. - Не в монастыре же живём.. и не в комунне индуистской!
  - Ты мне это брось - поморщился я. - Среди людей живём. Как разорять-то меня решили?
  - Да хрен тебя, чудилу, разоришь. Непруха у всех... у кого пожар, у кого с документами завал, профсоюзы эти нового толку... У Негодова несчастный случай - с лестницы сверзился, кондрашка хватила, лежит уже месяц в коме. Григорий Палыч - помнишь? - хрен его кто забудет, царствие ему небесное - подавился позавчера креветкой... помер. Как раз, говорят, тебя обсуждал с псами своими, холуями. Не знаю, может быть, и враки - но только сказал он про тебя "Чтоб ему подавиться этим грантом!" - и тут же сам заперхал, посинел и свалился... Что за чёрт! Ну, и все дела пока встали - пока его преемник вожжи возьмёт, месяц пройдёт, не меньше. А, у всех всё стоит! - махнул он рукой. - Так что не дрейфь, Сашок, до весны тебя никто не тронет. Даже налоговая с проверкой.
  - А им-то какого рожна надо? Всё, что требовали, я им отправил.
  - Они злы на тебя, как черти! Три раза на прошлой неделе к тебе ездили ведь! Не знал? Так ни разу и не доехали! То машина поломалась, то под лёд на переправе провалились, а в последний раз их "Газель" вообще, в фуру вписалась. Все живы, черти, но у всех и головы поушиблены - и у инспекторов, и у бойцов! Во как! И кроме голов, ничего больше не ушиблено! Бывает же так!
  - Какая переправа? - удивился я. - Мост же есть!
  - Так его закрыли в тот день за каким-то чёртом... на полчаса закрыли - а налоговикам так не терпелось к тебе попасть, что по льду рванули, придурки! Везунчик ты! У тебя-то всё в порядке?
  Мы выпили ещё по одной.
  - Да не жалуюсь - сказал я. - Долгов у меня нет теперь, слава богу, работаю... сам видишь. И на здоровье не жалуюсь.
  - Эт-та точно! - загоготал Редькин. - Я смотрю, ты ведь помолодел никак? Факт, точно! Ты сейчас лет на тридцать смотришься, чёрт. Как умудрился? Я вот всё старею, блин... и девочки уже не радуют почти. Может, и мне, как ты, чудить начать? А? Все контракты - к чёрту, дом, квартиры, продать, всех, кто на меня работал, найти и наградить щедро, а самому - в глушь, в лес, в скит!
  Редькин возбудился. Он вскочил и забегал по комнате, размахивая руками. Как бы не своротил чего - подумалось мне. Или не зашибся часом.
  - В лес! К природе-матушке! К простоте изначальной! Знал бы ты, брат, как мне всё это надоело, это вот всё!
  Он сорвал с груди массивную золотую цепь с таким же крестом, украшенным бриллиантами и гневно потряс блестящей безделушкой.
  - Вот! Знаешь, сколько стоит? А? На эту побрякушку, в церкви освящённую, деревню можно от пуза месяц кормить! Я её "из любви к Богу" купил и надел! А какая любовь тут, кроме, как к себе, любимому? Ой, тяжелы эти вериги! Уйду, уйду в монастырь! - театрально взвыл он.
  - Слушай, возьми это рыжьё, продай, а деньги раздай - попросил он меня, протягивая мне на раскрытой ладони своё украшение. - Ей-богу, возьми. У тебя рука лёгкая, от тебя счастье идёт... все так говорят. Я же грешник, от денег моих всем несчастья одни. Девчонка одна... бывала у меня часто, спилась ведь! А я ей на квартиру дал! А она - за месяц спилась! Я же так хотел, чтоб у неё всё хорошо было!
  Редькин бросил крест на стол, сел и разревелся.
  - Вот! К чёртовой матери! Жене я думаешь, нужен? Она на Канары уканала - уже месяц носу не кажет. Дети? А я им тоже пофиг, им деньги подавай... На меня, как на мешок с заначкой смотрят, не как на человека, Саша! Ну не могу я так! Ты развёлся - и правильно сделал. Пересекался я с твоей месяц назад в столице... Змея змеёй, ей-богу! Только и шипит про тебя: сволочь, сволочь, чудило грёбаное.... Она тебе простить не может, что кормушки лишилась! И на тебя, как на мешок смотрела всю жизнь! "Мне, говорит, он как муж нафиг был не нужен, трудоголик! Мне деньги его были нужны!". Вот как. И моя такая же! Ну для чего я живу?!!! - взвыл он по-медвежьи...
  Спустя полчаса, влив в себе ещё не меньше полулитра, Редькин даже как будто протрезвел и его истерика прекратилась. Теперь мы просто сидели и спокойно разговаривали. То есть говорил в основном он, а я слушал и иногда кивал.
  - Я же не дурак, Саня - говорил он мне. - Я же наблюдательный, хоть и поддать люблю. Вокруг тебя с лета фигня нездоровая творится. То есть - может и здоровая, разобраться не могу точно пока. Кто тебя подрезать хочет - тому не везёт, натурально. У тебя же... Это бывает же такое везение! Ведь за дело это ты с нуля взялся, и дело-то бредовое, все ржали как над придурком! Экобаланс в лесу поддерживать! Банки за туристами убирать! Мышей пересчитывать! Дурь! Добро бы - во Франции какой... а то - в России! И - на тебе! Правительство профинансировало! Да как! По блату большому такой грант не получишь! Блин! ООН тебя на заметку взяло! Эксперимент планетарного масштаба в лесу гадюкинском! Кто бы поверил! Ни с того, ни с сего!
  - Ну, у меня с этим делом тоже возни хватило - сказал я ему. - Сколько мужиков ноги переломало, пока всё наладилось... Два месяца несчастных случаев...
  - И перетасовалось у тебя народа прилично - кивнул согласно Редькин. - Но уж те, кто остался... Золото, а не люди!
  - А ты откуда знаешь?
  - Следим-с... - рассмеялся он. - И ведь не приглашаешь их даже - сами к тебе приходят! Сколько у тебя уже народу?
  - Сто семьдесят человек. Да и хозяйство большое, сам знаешь.
  - Да уж, комплекс у тебя получается... И производство, и торговля, и туризм, и учёные... Чем только не крутишь! У тебя же государство в этом лесу целое! К весне сколько в штате планируешь?
  - Да человек пятьсот-шестьсот нужно будет собрать. Но и этого мало...
  Редькин что-то посчитал в уме и изрёк:
  - А так ты знаешь что? Через пару лет ты всем районом заправлять будешь, факт. Помяни моё слово, будет так! Эх, Сашок! Возьми меня к себе на работу!
  - Кем? - рассмеялся я.
  - Да хоть дворником! Дело даже не в зарплате, если хочешь знать. Люди у тебя хорошие... и вообще - вот, сижу я у тебя и чувствую, понимаю: всё пустое, что главным раньше считал, всё пустое - кроме леса твоего... Хорошо тут у тебя, здесь моё место. И ведь не хотел ехать к тебе ещё вчера - а сегодня что-то прямо как торкнуло: езжай! Хоть выпивши был - а всё едино поехал. Новый год же на носу, а поехал. И не жалею! - взревел он. - Принимай на работу дворником! Пошло оно всё в преисподнюю - чины, красы, богатства! Жить хочу! Жить, понимаешь, жить, а не за хвостом своим гоняться!
  - Кстати, знаешь что? - опять успокоился Редькин. - Вокруг Дурдыева... помнишь татарина того? Он до тебя хотел этот лес в разработку взять? - так вот, вокруг него похожая байда творится, как и вокруг тебя. Только в других краях, под Тюменью где-то. Он по рекам и рыбе спец теперь - и везёт ему... а тоже, как и ты - после того, как в наших краях дело своё свернул, распродал всё, все капиталы раздал и с нуля начал....
  - Постой, постой... - Редькин схватил бутылку, налил себе полную и выпил залпом. - И ты, и он, в Гадюкино ездили... А про Гадюкино это тут слухи ходят один другого нелепее. То есть оно, то нет его, то дворцы на его месте видят, то землянки, то болото... Как так? Ну-ка, ну-ка, расскажи, что там такое? Может быть, и мне туда прокатиться?...
  ... Мы шли, обнявшись, по хрустящему снегу к дому. Редькин еле держался на ногах, икал, и всё пытался в пьяном умилении потрепать меня по щеке, бормоча, как заевшая пластинка, одно и то же:
  - Сашок... ботаник.... Чудило!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"