Степанов Александр Фёдорович : другие произведения.

Марсианский хроник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главы 1 - 10


Марс [Степанов]

Глава 1

   Как странно! Это место совершенно не изменилось - и Юлиан был почему-то уверен, что и деревья здесь те же самые, что и тогда... до того, как... этого не могло быть - но это было так. Юлиан закрыл глаза, тщательно восстанавливая в памяти картинку того, что должно быть за его спиной, и остановился.
   - Вам плохо? - заботливо тронул его за локоть Чан.
   Юлиан ничего не ответил, не открывая глаз, лишь сделал рукой неопределённый жест в сторону китайца, жест, который должен был обозначать: всё в порядке. Как ни странно, спутник его понял и тихо отступил назад, оставляя своего спутника в одиночестве, в его собственной вселенной. Юлиан ощутил волну искренней благодарности и симпатии к Чану. А картинка встала перед глазами легко, словно кто-то услужливо нашёл нужную фотографию и поднёс поближе. Дерево, рябина, метров пяти в высоту, с раздвоенным стволом, под ней - маленький бетонный столбик с треугольной облупившейся табличкой, на которой угадывались жёлтые молнии и остатки надписи: "Не копать! Здесь зарыт кобель!".
   Именно "кобель", а не "кабель". Кто-то кода-то искусно переправил букву так, что от заводской не отличишь. Хохмачи местные... От них теперь, поди, ничего уже не осталось в этом мире - ни имен, ни надгробий... Юлиан открыл глаза и обернулся.
   Так и есть. И рябина, и столбик - точь-в-точь такие же. Только таблички уже нет. Юлиан вопросительно посмотрел на Чана. Тот невозмутимо пожал плечами: а что, мол, такого?
   - Как так? - спросил его Юлиан вслух. - Как так могло получиться? Почему это место не изменилось?
   Чан пожал плечами ещё раз и ответил:
   - Ах, вот вы о чём... Я не знаю. Это самое обычное, рядовое место. Никто не делал из него музей, никто тут ничего специально не делал. Музей Вашего имени находился дальше, километрах в трёх отсюда. Там, действительно, старались сохранить всё, что с Вами связано, в нетленке и непритронке. В полной. Здесь - нет, всё вольно, как ветер в тунтуре.
   Юлиан улыбнулся. Его невольно смешила эта правильная русская речь с непредсказуемыми, но в тоже время вполне понятными оборотами.
   - Нетленка, Чан, это произведение искусства. И не тунтура, а тундра.
   - Тундра от финского "тунтури" происходит - нисколько не смутившись, ответил китаец. - Поэтому "тунтура" правильней. И не забудьте, Юлиан, это не мы у вас, это вы у нас. Я говорю на нормальном русском. Вы тоже. Только нормы для нас немного различны. О`кей?
   Такой отповеди Юлиан не ожидал и, подумав, согласно кивнул. Этот странный, непонятный мир Земли двадцать второго века, который не давил на него, ничем не упрекал, изо всех сил и даже с удовольствием старался помочь, но в то же время не давал никаких поблажек даже в малости... Это было удивительно. Всё это относилось не только к Чану, но и ко всем, с кем он успел пообщаться здесь за последнюю неделю. Каждый из людей, с кем он хоть раз встречался, был неповторим и совершенно непохож на другого, во всем, от одежды и стрижки до тембра голоса, и в то же время все они были похожи как близнецы. Одной лишь деталью - отношением и к нему, и друг к другу. Одновременная мягкость и строгость, внимание и... несогласие с тем, что им казалось нарушением их привычек. Впрочем, они могли и спорить, и соглашаться - но лишь до известных пределов.
   - Ладно, проехали - улыбнулся он китайцу. - А река осталась?
   - А вы посмотрите сами. Я ведь не знаю, какую реку вы хотите увидеть.
   Юлиан двинулся вперёд, сквозь густые заросли жимолости, за которыми должен был оказаться берег. Его окружил запах листьев, травы, мокрой земли - точь-в-точь как тогда, перед отлётом. Неужели и кусты здесь те же самые? Тогда не сбиться бы влево - точно в реку слетит. Чан неслышно шёл за ним следом.
   Кусты, если направление взято правильно, должны были закончиться небольшой полянкой на берегу Волчанки, на полянке, с которой очень удобно нырять, под ней располагался хороший такой омутище, глубокий и тёмный, а берег был высотой метра три. И вообще, это было одно из потайных мест Юлиана ещё с детства. О нём мало кто знал даже из пацанов, которые знали всё. Здесь он прятался от всех, мечтая о том, как станет индейцем, здесь он тайком от всех учился курить, сюда же он притащил свою первую девчонку и здесь же они узнали друг друга... И сюда же он пришёл перед отлётом. Это было место его силы, его и больше ничьей. Потому, что и медитировать он начал тоже тут, и почти сразу же понял, ощутил, и это место, и свою с ним связь, и всю необычность собственной судьбы. Вот только до недавнего времени так и не знал точно, в чём же она, эта необычность.
   Сначала думал, что необычность его в том, что просто не такой, как все, хотя и не мог понять до конца, чем же именно он не такой. Потом, когда уже закончил школу и поступил на биофак, решил, что может понимать живое - без слов, на одних ощущениях, эмпатически. Всё живое - от клетки до слона. И это было действительно так. Живое тоже его понимало и принимало как старшего собрата и союзника, а не как хищника или угрозу. Потому и эксперименты у него получались - просто загляденье. Ещё бы! Даже вирусы шли ему навстречу, стараясь помочь достичь нужного результата.
   В итоге, едва став аспирантом, Юлиан уже сделал несколько серьёзнейших открытий, легко и блестяще сделал, и даже на Нобелевку был выдвинут, но... именно эти его прорывы в биологии послужили поводом для большого скандала - когда оказалось, что в восьми случаях из десяти опыт принципиально неповторим, и лишь в одном из ста - всё получалось. Самое обидное и самое подлое в этой ситуации было то, что повторяемость опытов зависела от его близости к месту проведения, хотя и вне зависимости от его личного присутствия. Так, в его лаборатории результаты всегда сходились, хотя бы до девяносто процентов. Если он общался с кем-то, кто хотел повторить сделанное им, хотя бы и по телефону - совпадаемость была процентов пятьдесят. Если он посещал перед экспериментами институты, где его старшие коллеги бились над его загадками - успешность подскакивала до восьмидесяти... на некоторое время, а потом падала до тридцати. И лишь у него в пробирках и клетках всё шло как по маслу, с точностью швейцарских часов, несмотря ни на что.
   Вместо Нобелевки он в итоге получил ярлык шарлатана и прозвище "Биологический Акопян". Та биоинформатика, которая помогала ему добиться успеха, наукой в то время не признавалась. И когда он неосторожно высказался на одном из симпозиумов о том, что ко всему живому, даже если оно в пробирке, нужно относиться с уважением и любовью, а не бесстрастно-холодно взирать на Жизнь через окуляры, мнение о нём как о шарлатане в научных кругах лишь закрепилось. Правда, его результатов по мгновенной трансформации видов никто не смог повторить другими способами, и статистика упорно оставалась той же.
   Тогда он плюнул на всё и переключился на конструирование биомолекул, да так, что через три месяца у него в колбах уже жила колония невиданных никому доселе бактерий, собранных чуть ли не "на коленке" из полнейшей неорганики. Академики ахали, жали руку, газеты и телевидение мололи разную чушь о его открытиях в главных новостях, но признавать этот прорыв никто не спешил. Зато им всерьёз заинтересовались спецслужбы - там прекрасно поняли, что могут Юлиановы малютки. На какое-то время он оказался в самой настоящей шарашке, где за кратчайший срок создал культуру искусственных полипов, но и это делу не помогло. Все его работы оказались засекречены, а он сам стал предметом изучения - его из "просто шарашки" перевели в подземную - светлую и просторную, оснащённую всем по последнему слову науки и техники, но расположенную на глубине километра. Госбезопасность, пораскинув мозгами, захотела-таки научиться "языку зверей".
   Но этому невозможно было научиться! Это или есть, или нет в человеке - и сколько не объяснял Юлиан столь простую мысль генералам в штатском, она так и не отложилась в их головах. Для них он был дрессировщиком вирусов и клеток, потенциальным повелителем дельфинов-убийц и крыс-диверсантов, и они искренне были убеждены в том, что ЭТОМУ можно обучить других! Непонимание сторон росло, отношения накалялись, ведь Юлиан не скрывал того, что не желает заставлять... точнее, уговаривать Жизнь работать для Смерти и, в конце концов, произошёл тот "взрыв".
   Полковник Михайлов сурово сидел за своим столом в подземном кабинете, и вежливо, по его представлениям, беседовал с молодым учёным. Это была уже далеко не первая подобная беседа, Юлиан прекрасно знал все полковничьи доводы, он знал и свой ответ, заранее, ещё до вызова: нет, и пошли вы все куда подальше! Но и полковник Михайлов был не дурак. В какой-то момент он резко изменил и тему, и тон разговора, такие молодые Ньютоны ему были не впервой, и в психологии он был подкован.
   - Прекратите мне тут валять дурака! - внезапно резко сказал он. - Здесь вам не бабушкина деревня! Здесь есть только вход, а выход у нас в случаях, подобных вашему, лишь через трубу крематория! У вас нет другого будущего, понимаете - нет! Кто не с нами - тот против нас! Вы слишком много знаете, чтобы мы могли вас просто так отпустить, и вы слишком много можете - мы это поняли. Думаете, тут дураки сидят? Вот вы решили, поди - упрусь, выкинут наверх, карьеру научную мне прикроют полностью, а я, такой умный, устроюсь дворником... или, скорее всего, в фермеры пойдёшь? - он зло прищурился - и буду продолжать свои гениальные опыты в чугунках и крынках среди чащ лесных? Так? Молчишь? Я знаю прекрасно, что вам, чтобы повторить тобой сделанное, лаборатории, спектроскопы и микроскопы не нужны!
   - Кому это - "нам"? - опешил Юлиан. - Нет тут никаких "нас", и нигде нет.
   - "Вам" - это тебе - резко сказал Михайлов. - Не могу я такую соплю как ты, на "вы" называть, да приходится. Ты вообще пустое место, если ничего не делаешь для страны, а если не желаешь делать - то ты даже не нуль, ты минус на теле общества, раковая клетка в таблетке аспирина. Понял? Кто не с нами - тот против нас! - ещё раз повторил он. - Враги нашей православно-демократической Родины давно уже строят коварные планы о твоём участии в их проектах....
   Полковника понесло. Он попал, ненароком для самого себя, в свою любимую струю демагогии, которой ему столь не хватало в последнее время. Перемещённый в подземный город в результате очередного повышения с работы на высоких партийных трибунах, он не мог здесь извергать ежедневно свои бредово-патриотические речи, здесь была совсем другая работа... До сих пор примерно раз в неделю минут по пятнадцать он изливал свой скопившийся словесный понос на головы своих младших коллег, но вот на учёном его прорвало впервые. Достал его этот ботаник, ох как достал!
   - Вы дурак, полковник. - Спокойно сказал Юлиан. - Вы даже представить себе не можете, какой вы дурак, вас даже скотиной назвать затруднительно в силу вашей дурацкой, идиотической убогости. И поставить вас сюда командовать лучшими умами страны могли только подобные вам ублюдки, думающие подобно вам. Вы меня понимаете?
   Михайлов словно впал в столбняк. С минуту он сидел окаменев, дико вращая глазами, его лицо наливалось жуткой, фиолетовой краснотой, казалось, его вот-вот хватит удар. Наконец он, справившись с собой, сделал глотательное движение и встал. Сурово и страшно, как памятник самому себе.
   - В карцер! - дико заорал он. - И в топку! Срань ботаническая! Я научу тебя любить нашу Родину! Тварь!
   После этого он резко выбросил вперёд свой сжатый кулак, целясь в Юлианов нос. Но Юлиан, занимавшийся когда-то карате, а потом паркуром, легко увернулся от этого тупого молота и Михайлов, вложивший в этот удар всё своё бешенство и оскорбленное себялюбие, перелетел через стол, не удержав равновесия.
   В кабинет ворвались адъютанты и повалили биолога на пол. Полковник лежал тут же, рядом, на мозаичном деревянном полу, с выпученными глазами и раскрытым ртом, а его багровая шея была неестественно вывернута.
   По дороге в карцер Юлиану несколько раз приложили по почкам, разбили-таки нос и губы, но если говорить честно, он ожидал большего. Но то, что большее впереди, он понял, когда за ним мягко закрылась толстенная стальная дверь с круглым иллюминатором.
   - Отдыхай пока, ботаник - прозвучал из-под потолка голос. - Шеф сказал - в топку - значит, в топку. Но до топки тебе ещё жить расхочется, и не раз. Гарантируем!
   И голос издевательски рассмеялся.
   Унитаз в карцере имелся, а именно это и было самым главным. И вообще, такие помещения, как карцеры, во все времена не содержали в идеальной чистоте, и такое обстоятельство было для Юлиана только на руку. Он присел на корточки возле металлической стены и закрыл глаза. Чтобы найти контакт с нужными бактериями и трансформировать их в металлофагов, потребуется часов пять, это время у него было. Только вот бежать здесь не имело смысла - из подземного города не убежишь, в каждом коридоре по посту с молодчиками-огнеметчиками... Огнемётчиками в народе прозвали нынешнюю охранку-опричнину, и совсем не за то, что они таскали с собой упомянутые в их прозвищах устройства. За нашивки на рукавах, с мечом и факелом, где славянской вязью на фоне триколора был выведен лозунг Святого Владимира: "Огнем и мечем!". Сначала их, да и они сами себя называли "огнемечцами", но в силу корявости словосочетания оно среди народа трансформировалось в "огнемётчики", а среди опричнины так и осталось - корявым. Как и их сознание. В народе их звали и опричниками, каковыми они действительно по сути своей и являлись. Но шёпотом, потому, что за "огнемётчика" опричник бил в глаз, а за "опричника" светила уголовно-политическая статья, такого сравнения огнемечцы не прощали. Дебилы редкостные и садюги злобные к тому же, но службу несут, как сторожевые псы - их не обойдёшь. Поэтому придётся идти другим путём, не сквозь стену...
  

Глава 2

  
   ... - Слушай, а что ты всё-таки не такой, как все? - спросил его Витька Сухоруков, ковыряя травинкой в зубах. Они сидели на его, Юлиановой полянке, Витька, как лучший друг имел право знать о ней.
   - Не знаю. Не такой, и всё. Я, может быть, мир по-другому вижу, с другой точки смотрю. Понимаешь?
   - Понимаю, что по-другому, да не пойму, как. Для меня, да и для всех всё просто: вот мы, вот мир, вот Бог, вот Дьявол. Нужно с Богом быть, чтобы с Дьяволом не оказаться. Потому нужно Заповеди соблюдать и старших слушать, любить Родину и быть готовым к подвигу. Ты же... Временами я даже думаю - не сатанист ли ты?
   - Я атеист, и люблю думать своей головой, а не правилами из Устава. Понимаешь? Только и всего.
   - И Бога для тебя нет? - прищурился Витька. - Я же вижу, что есть... только ты в Него по-своему как-то веруешь, не как остальные.
   - Я не верую, я верю - ответил Юлиан и лёг на спину, глядя в небо. По светлой синеве проплывали редкие кучевые облака, белые настолько, что резало глаз. - Что это ты эту тему завёл? В скауты вступить уговариваешь?
   - Был бы дурак - уговаривал бы. А так знаю - бесполезно. Понять тебя хочу... друзья ведь.
   - Чтобы меня понять, нужно мною стать.
   - Не нужно. Ты же меня... и других тоже, понимаешь на все сто. Но не соглашаешься. А тебя никто понять не может. И с тем, что ты такой, не соглашается.
   - И всё-таки не пойму, зачем тебе это понимание. Хочешь думать, как и я?
   - Нет. Хочу научиться уметь так думать. Для себя, это как ещё один язык выучить... даже больше.
   Юлиан сел и посмотрел на Витьку. Оказывается, его друг был гораздо умнее, чем он считал раньше.
   - И ты считаешь, этому можно научиться?
   - Может быть... а может быть, и нет. Но главное - понять сперва, с чем я имею дело.
   - Ты говоришь, как учёный... как взрослый учёный.
   Витька ничего не ответил, глядя в коричневатые воды Волчанки.
   - Ладно, попробую объяснить... - сказал Юлиан. - Понимаешь, мир вокруг - живой. И добрый, я это чувствую. И Бог тоже есть, я и его чувствую. Но он не такой, как в учебниках написано, понимаешь? Он гораздо лучше, умнее, добрее, честнее... То, что нам толкуют - это бред, все эти древние евреи и великие чудеса - сказки, выдумки, или толкования теми же древними пастухами явлений, которые они объяснить сами не могли. От Бога в библии ничего нет на самом деле. Там, скорее, от Дьявола.
   Витька содрогнулся.
   - Ты говоришь ересь. За такое знаешь, что бывает?
   - Знаю. Отчисление и излечение. Или отлучение и анафема. Первое крайне неприятно, я этого не хочу. А второе мне не грозит - я не в лоне. Ну и что? Это мои мысли, мои выводы, мои ощущения. Я имею право их иметь при себе?
   - Только при себе. Не вздумай ещё кому-то это говорить. Уж если ты называешься атеистом - то им и прикидывайся, это ещё терпимо. А то и до огнемётчиков недолго....
   - Не дурак, знаю и так, но тебе доверяю. Особенно - если ты понять хочешь что-то.
   Витька потряс головой.
   - Даже и не знаю теперь, хочу или нет... Так и сатанистом стать недолго, Дьявол - он только и ждёт, когда человек ВОТ ТАК начнёт думать, как ты.
   - Нету никакого дьявола, Витя, кроме как в головах людей - убеждённо сказал Юлиан. - Бог есть, а дьявола в самой природе не существует. Я это чувствую.
   - Опять ересь, нам недавно отец Серафим как раз эту тему объяснял.... С этого всё и начинается...
   - Ты спорить будешь или слушать? Я спорить сейчас не собираюсь - я объясняю тебе свою точку зрения. Если она тебе нужна, конечно...
   - Молчу-молчу - сказал Витька, набравшись духу. - Давай дальше.
   - Сатаной, дьяволом и так далее человек считает проявления хаоса и разрушения, всё, что для него нежелательно, в том числе и смерть. А это явления естественные, способствующие обновлению мира и поддержанию его роста.
   - А зло? Вот когда человек злой, маньяк или убийца, вор, когда Заповеди нарушаются? - встрепенулся Витька. - Тогда как? Кто это всё людям внушает?
   - Ты знаешь о такой штуке, как естественный отбор? Знаешь, не дурак. Всё дело в нём. Посмотри на природу - в ней нет зла, но есть этот самый отбор, который не позволяет всему живому становиться злым. Ошибки в генотипе - вот то самое Зло, о котором ты говоришь. Люди естественному отбору не подлежат - они научились его обходить. Ген агрессивности, ген эгоизма, многое ещё чего - всё это есть. За тысячи лет среди людей таких нарушений скопилась масса. Но и сам человек не стоит на месте - теперь мы можем начинать их исправлять, а не спихивать ответственность за поломки генома на Бога или Дьявола.
   - Ну, знаешь! - Витька даже побледнел. - Клонирование запрещено, и генетика эта... Ты же говоришь, как настоящий сатанист!
   - Ещё сорок лет назад запрещено ничего не было, я как-то листал старые журналы. И идеологии нынешней не было, сам знаешь. Нам внушают, что изменять человека - преступление, только Бог имеет на это право... а Бог ждёт, когда мы сами начнём это делать. Ты бы хотел быть здоровым?
   - Я и так здоров - фыркнул Витька.
   - А твоя врождённая дисфункция? А очки? Патология генетики - вот что это такое. Но физиология - это ерунда, когда психики касается дело - уже хуже. Знаешь, я кое-что нарыл в Интернете....
   - Ты ещё и туда лазишь? - ужаснулся Витька.
   - Представь себе. Факты старые, но даже с ними, с такими, чётко видна одна закономерность: чем больше повреждений в генетике у человека, тем более он управляем и внушаем.
   - Чёрт! - Витька даже вспотел - ты хочешь сказать....
   - Вот именно. Дьявол сегодня среди людей в рясах. Точнее - в их головах. Понял? Им выгодно, чтобы мы болели, чтобы рождались уроды и маньяки, чтобы среди людей было Зло.
   - Я не могу тебе верить... но ведь ты сказал правду. Я это чувствую.
   - И теперь тебе придётся с этим жить. Ты этого хотел?
   - Нет... я не думал, что всё вот так... Хотя - да, подсознательно я, скорее всего, искал этого. Знаешь, столько вопросов было... и я их боялся задать. Иногда спрашивал отца Серафима, он всё объяснял, но как-то странно для меня - типа ответ есть, а всё равно всё в тумане.
   - Неудивительно - усмехнулся Юлиан. - Церковь даёт ответы только в своей системе координат. Вера и Логика в ней весьма своеобразны, деформированы под неё. Этот же способ мышления десятки тысяч лет оттачивался.
   - А зачем же так? Ведь должна быть какая-то цель всего этого... разрушения, что ли, в головах?
   - Власть, Витя, власть. Религия и власть идут рука об руку. Одно без другого не живёт. Покорность нужна.
   - Ты государственный преступник, ты знаешь об этом?
   - А ты?
   - И я теперь тоже. Слушай, а почему другие этого не понимают... и даже я только сейчас въехал?
   - Тот же отбор за десятки тысяч лет. Только уже не естественный. Люди умудрились вывести породу людей, которые не любят думать в определённой области, точнее - привержены той самой системе координат, в которой отец Серафим и толкует.
   - Но ведь я же понял...
   - Ты был к этому готов, Витя. Ты просто не той породы, хотя с дисфункцией и в очках. Другими словами - ты более здоров генетически, чем остальные.
   - Чушь. Этот недоказуемо!
   - Только что доказано.
   Они посидели молча минут пять, просто глядя на несущую мимо них свои воды реку.
   - Юлиан, тебе не кажется, что мы слишком умные для своего возраста?
   - Кажется. А что ты с этим поделаешь? Какие есть.
   - Ты после школы куда собираешься?
   - На биолога. А ты?
   - Ещё утром сегодня думал в священники идти.
   - А сейчас?
   - В политику пробиваться буду. Через огнемётчика.
   - Ну и планы у тебя, индеец!
   - Надо менять всё в мире. Теперь я знаю, как победить Дьявола...
  
   ... Тихонько зажужжал сервомеханизм двери карцера, и Юлиан открыл глаза, вынырнув из своих воспоминаний. Интересно, кто это и зачем? Опять бить будут?
   Но это был священник, отец Иоанн.
   - Сыне, пришёл я спасти душу твою.
   - От чего, отче?
   - Ты же пред Господом предстанешь нераскаявшийся, неокрещённый, Диаволу принадлежащий. Покайся, исповедуйся, прими веру истинную...
   - Отец Иоанн, знаете же, что скажу. И бросьте дурака валять - вам имена врагов государевых нужны, а не моё спасение.
   - Опять упорствуешь. Облегчи участь свою! Грех на тебе в смерти новопредставленного раба Божия Сергия...
   - Я его пальцем не трогал, и вы это знаете.
   - Если бы ты щеку левую подставил, как учит Господь наш, Иисус, был бы жив человек. Отсутствие смирения твоего и погубило человека.
   Юлиан улыбнулся разбитыми губами. В нем всё больше росло ощущение, что он последние два дня общается с автоматами, биороботами, способными или издеваться, или увещевать. Это был самый нижний ярус той преисподней, в которую его привели его же способности. И его убеждения. Его могли отправить в топку хоть сейчас - но напоследок хотели вытянуть имена всех, кто мыслил вразрез с устоями идеологии этого подвала. Давили по нарастающей, тихонько увеличивая нажим, ожидая, когда он сломается. Сыворотка правды на нём не работала, реакция оказалась парадоксальной - только это обстоятельство и сохраняло ему сейчас жизнь, иначе всё было бы кончено за три часа. И теперь применялись старые, дедовские методы. Каждые полсмены - побои, после них - добрый священник. Раз от раза били сильнее, а священник увещевал всё дольше. Сейчас, по подсчётам Юлиана, отец Иоанн должен был проговорить с ним не меньше часа. Но этот сеанс прервался, почти не успев начаться.
   Дверь опять открылась, и в камеру вошёл один из адъютантов. Прошептав что-то на ухо отцу Иоанну, после чего тот мгновенно испарился, адъютант сухо обратился к Юлиану:
   - Вас просит пройти к себе новый глава комплекса, его превосходительство товарищ генерал-лейтенант Сухоруков. Будьте любезны следовать за мной немедленно.
   Что немного рассмешило и озадачило Юлиана в коридорах нижнего яруса, так это выражение лиц огнемётчиков и их странная суетливость. Завидев конвоируемого приговорённого "ботаника", они явно пугались и старались побыстрее убраться в сторону. Что-то явно произошло за эти два дня, и не только в подземелье - а и в верхнем мире тоже. Впрочем, это были пока лишь догадки, почти ничем не обоснованные и неподтвержденные. Что произошло и произошло ли что-нибудь в действительности, Юлиан мог узнать, лишь встретившись с этим Сухоруковым, про которого ничего до этого не слышал, и чин которого был удивительно низок для подобной должности.
   Но в том, что перемены, и немалые, случились, Юлиан был уверен почти наверняка.
  

Глава 3

   Через месяц полёта отец Захарий начал, наконец-то, говорить нормальным русским языком, втянувшись в сугубо мирской корабельный быт. Юлиан, да и все остальные, вздохнули с облегчением. Правда, посланник церкви не переставал креститься по каждому случаю и каждые полчаса всё ещё бормотал свои молитвы, но в нём начало появляться естественное человеческое поведение. Больше всего он сдружился почему-то с Джоном, хотя тот и был ярым протестантом. С Юлианом отношения у святого отца оставались слегка натянутыми, но похоже, что лёд начинал таять.
   - Вот смотрю я и думаю - сказал отец Захарий, ни к кому конкретно не обращаясь и глядя в иллюминатор - ведь насколько мал человек для такого пространства! Бездна! А Бог для него всё это создал - неужели? Любит Он нас, если так и есть!
   - Да, я тоже так считаю - отозвался с тренажёра Джон. Остальные промолчали, уже изрядно утомлённые за время полёта этими божественными аханьями.
   - Молчите? - чуть обиженно сказал Захарий, поворачиваясь лицом к экипажу. - Надоел я вам, поди? Сам понимаю - одно и тоже каждый день говорю... да ведь воспитание у меня такое. С детства. Не могу я иначе.
   Это была необычная речь в устах священника, привыкшего всегда давить окружающих авторитетом бога и своей правильностью. Все шестеро его спутников переглянулись удивлённо.
   - С людьми чтобы общаться, нужно спуститься к ним и на их языке говорить - продолжил Захарий свою мысль. - Все вы тут почти безбожники, учёные да технари-вояки... но хорошие вы люди, вот что. И я с вами в этих одёжах бесовских - он потрепал рукав своего комбинезона - аки птах, по воздусям летаю. А ведь к рясе привык, так привык... - добавил он сокрушённо. - Но такой уж крест у меня, грешного. Должен я с вами добраться до места, сделать своё дело и вернуться с вами же, дабы никто не пострадал и имя господне и Евангелие на марс этот доставить. А для того не должно промеж нас никакого недовольства быть, летим покуда, а я чувствую - устали вы уже от меня такого. Вот я и решил - давайте я вам досаждать не буду, и молиться буду потихоньку. Но и вы уж на меня как на простого человека смотрите, не чурайтесь.
   - Ну, попробуем, раз такое дело - отозвалась Люба. - Только сложно вам будет так сразу переключиться, наверное?
   - Постараюсь справиться - уже с улыбкой ответил Захарий. - А вы меня тогда уж мирским именем зовите - Алексеем.
   - Тут уж нам попотеть придётся, переключаясь! - рассмеялся Павел Иваныч, бортинженер. - Да ничего, привыкнем.
   - Только на сеансах связи, чур, как мне по чину положено...
   - Какие вопросы, Алексей Петрович!
   - Эх, кабы эту экспедицию на два года раньше отправили! - вздохнул Алексей-Захарий с лёгкой грустью. Юлиан вздрогнул, представив себе, что тогда творилось бы на борту.
   - Какой фильм смотреть сегодня будем, товарищи? - спросил Макграйв. Этот профессор-весельчак по праву считался душой экипажа, и Юлиан не представлял, как все они смогли бы не помереть от скуки в хотя и просторном, но всё же ограниченном пространстве корабля за этот месяц. А ведь впереди было ещё почти полгода такого существования! Техника на "Луче" была совершенна, все запрограммированные эксперименты шли сами собой - кроме экспериментов Юлиана, невозможных без него, ведь в них он и сам был частью эксперимента. Один раз, ещё в самом начале полёта, Джон и Люба выбирались в открытый космос, всего на полчаса - подтолкнули заевшую крышку телескопа. Вообще-то с самой работой прекрасно справился робот, люди лишь подстраховывали его. И впереди не намечалось никакого дела для большинства членов команды. Крутили тренажёры, вели беседы, связывались с Землёй, играли в шахматы, а главным развлечением были просмотры фильмов с их последующим обсуждением.
   - Давай "День триффидов", Дэн! - предложил Юлиан.
   - Старый или новый? - спросил Дэннис Макграйв, набирая запрос на клавиатуре.
   - Новый, новый! - одновременно прозвучало несколько голосов. Старый фильм никто не потребовал, и сегодня обошлось без обычных для таких случаев голосований, прений и бросания жребия.
   - Принято единогласно? - переспросил профессор. По-русски он говорил совершенно правильно, хотя и с довольно сильным акцентом. Этого нельзя было сказать о его земляке, Джоне Палкине - у того всё было наоборот: акцента не было никакого, но вот правильным и понятным у него получалось одно предложение из пяти. Осознавая свою неуклюжесть в русском, он предпочитал побольше помалкивать, слушать, а говорил штампами, которые мог выдать без ошибок. Поэтому Юлиану он временами напоминал разумного попугая, впрочем, как и остальным - за исключением отца Захария.
   Оказалось, что новый "День триффидов" никто ещё не смотрел, хотя картина вышла в прокат ещё за три месяца до старта и реклама была сумасшедшая, под стать бюджету. Это совместное творение Ленфильма и умирающей "Коламбия пикчерз" называли и "шедевром кино двадцать первого века", "лебединой песней Голливуда", "факелом американской культуры, переходящим в русские руки" и там было что посмотреть - от трёхмерных спецэффектов, до тончайшей игры звёздного дуэта Василькова и Паулы Ренделл.
   - Ну, все пристегнулись? - спросил Дэннис.
   Во время просмотра, чтобы не носиться по кают-компании от любого случайного движения, команда пристёгивалась к противоположной экрану стене.
   - Готово! - ответила Люба, щёлкая пряжкой.
   - Тогда поехали! Запускаю!
   Фильм действительно был отменным. Стиль Грегори в этот раз напоминал одновременно и Тарковского, и Спилберга - глубочайшая философия с внезапно возникающим пронзительным чувством безвозвратной потери всего. Юлиан несколько раз смахивал набегающие бог весть откуда слёзы, да и остальные не могли удержаться. Люба даже всхлипывала, смущаясь при этом проявления своих чувств. И это было прекрасно.
   - Мне кажется, комментарии излишни. - Сказал Макграйв, пряча в бороде усмешку, когда с экрана пропали последние титры.
   - А я восхищён! - по-детски непосредственно отозвался Павел Иванович, его глаза счастливо сверкали. - Это надо же - на таком примитивном сюжетике такую махину создать! А? Кто бы мог подумать! Ведь эта тема сто раз обыгрывалась!
   - А вот и не надо, дорогой наш Бэ И! - возразил Юлиан. - Эту повесть крайне редко экранизировали!
   - Да я не про повесть или что там у этого Уиндема было! Я про общий смысл - конец света, все померли, несколько человек осталось... Эта тема избита, как... как...
   - Как эта тема. - вставила Люба, и все рассмеялись.
   - Я бы не смеялся над ЭТОЙ темой - сказал Захарий-Алексей. - Конец света - он и есть конец света. Не дай Бог, конечно, но.... Уж больно люди любят такие страсти, вы не находите?
   - Тем не менее, я находить подтверждение картинка в жизне - решился рискнуть Джон. Посмотрев на лица товарищей, он понял, что его не поняли, смутился и попытался сказать иначе:
   - Режжисёр сделать хороший удобрение.
   - Джон, ради бога, скажите по-английски - попросил его Павел Иванович.
   Джон густо покраснел, как всегда с ним бывало в таких случаях, и выдал длинную тираду, смысл которой сводился к тому, что более жизнеутверждающего и доброго фильма он ещё никогда не видел, и ещё он берёт обязательства до конца полёта довести свой русский до уровня английского. С ним все согласились по первой части заявления, относительно второй - скептически, но корректно промолчали.
   - Да, Грегори сам себя превзошёл на этот раз - удовлетворённо признал Макграйв. - Действительно, Жизнь непобедима, а разумная - особенно! Если она, конечно, в руках разумных людей оказывается - добавил он, глянув с хитрым прищуром на Алексея.
   - Уж не скажите, уважаемый почти коллега! - тут же отозвался тот. - Я вам, как астроном, скажу: с проблемами планетарного порядка человек может совладать, и то лишь до определённого уровня, вроде этого. А уж если сверхновая? Тогда - всё, падёт огонь с неба, и исчезнет и сам человек, и планета! Вот вы, специалист по Марсу, можете сказать - жил ли на нём когда-то человек?
   - Очень даже может быть, что и жил - ответил Макграйв, потирая руки от удовольствия предстоящей полемики.
   - Ну и где же он теперь? Нет его! А ведь тоже, наверное, говорил в гордыне своей: всё превозмогу, всё в моих руках! Атмосферу - и ту спасти не смог, если и жил когда-то. И в фильме этом, посмотрите: сорняк ядовитый бегать научился благодаря генетикам - тут отец Захарий метнул неодобрительный взгляд на Юлиана - и почти конец света. Ведь может такое быть на самом деле, а? - спросил он биолога, поворачиваясь к нему лицом.
   - Что именно? - уточнил Юлиан. - Ходячее растение или конец света из-за него?
   - Конец света из-за изобретений всяческих, в гордыне сделанных!
   - Конечно, может - спокойно ответил Юлиан. - Только не из-за учёных, а из-за тех, кто распоряжается их трудом. Конец света, как вы, Алексей, справедливо заметили, и по естественным причинам может произойти, без всяких усилий к тому человека. Но вот если науки не будет - то ведь и шансов у людей не останется, как у динозавров!
   - И всё-таки наука - зло, я так считаю - не унимался Захарий-Алексей.
   - Да будет вам! - чуть не взорвался Юлиан. - Думаете, учёные - самоубийцы? Политика - вот зло настоящее, и пока она существует, будет и эта тема обыгрываться: как мир ловчее к концу привести во страх врагам!
   Алексей замолчал в бороду. Историю Юлиана он знал прекрасно, и эта история сейчас была не на его, религиозной, чаше весов. Да и Реформа, лишившая церковь ещё недавно столь абсолютного влияния на политику всей страны, заставляла теперь по другому относиться и к науке, и к Писанию - что было довольно трудно для отца Захария, два десятка лет смотревшего совсем на другие ориентиры.
   - Ладно, давайте не будем на эту тему спорить - предложил ему Юлиан. - Мы с вами всё равно каждый при своём мнении останемся, и вы это прекрасно знаете.
   - Согласен - ответил Алексей. - Но всё-таки наука может приносить людям несчастье, даже без политиков. Вот, Чернобыль, к примеру, и Гавана - чем не пример? Не из-за политиков же там реакторы взорвались!
   - Тут и я соглашусь - сказал Юлиан. - Только не по части науки, а по части головотяпства, которого и там, и там было через край. Это, знаете ли, человеческий фактор называется - и состоит в том, что ответственные люди рекомендаций учёных не слушают и лекции в студенчестве пропускают.
   - Да вы сейчас подерётесь! - воскликнула Люба. - Будет вам! Лучше вот что мне скажите: такой человек, как Коукер, по-вашему, может в природе существовать?
   - Может - с уверенностью ответил Алексей. - Я таких встречал.
   - А вот мне он показался недостоверным - сказал Павел Иванович. - Искренность его не вызывает сомнений ни в одной сцене, снимаю шляпу перед Лесли, так сыграть... Но когда жизнь заставляет человека так резко менять убеждения и сам образ действий, прямо на противоположные - ну разве может человек остаться искренним настолько же? Это же его ломает, если хотите! Значит, Коукер или подлец - вот эти могут под любой строй мгновенно подстроиться, или сыграно неправильно.
   - Да, тут немного есть сермяга - поддержал его Джон. На этот раз его поняли все, кроме Макграйва.
   - Что есть? - спросил он его по-английски. Джон, опять покраснев, ответил почему-то по-русски:
   - Сермяга. Это такие истина просто.
   - Джон! - расхохотался Павел Иванович - Не сермяга! Сермяжная правда! А что такое сермяга, я и сам не знаю!
   - Простите? - обратился уже к нему Дэннис. - Серомьяжнайя правда?
   - Это идиома, Дэннис - пояснила Люба. - Переносное выражение, означающее что-то простое в понимании, незатейливое, понять которое может и крестьянин. Истина от сохи.
   - Соха - это плуг. - Пояснил теперь Джон.
  

Глава 4

   Перед дверью, из которой его два дня назад вытаскивали огнемётчики-опричники, адъютант приказал Юлиану подождать, а сам прошмыгнул внутрь. Через пять секунд он вышел.
   - Юлиан Семёнович, его превосходительство товарищ генерал-лейтенант просят вас пройти в кабинет.
   - В какой кабинет? - не совсем понял Юлиан.
   - Сюда - адъютант показал рукой на ту дверь, из которой только что появился. Чопорный и безликий, как все адъютанты.
   "Когда человек входит в кабинет, его как бы нет" - подумалось Юлиану, пока он перешагивал порог. Дверь за ним мягко прикрылась.
   Возле картины, изображающей в полный рост живописную группу из Великих Отцов России - Александра Невского, Ивана Грозного и Иосифа Сталина, спиной к нему стоял человек среднего роста и, кажется, курил трубку. Один рукав форменного кителя был пуст и заправлен в карман. Удивление Юлиана возросло - кроме чрезвычайно малого чина для этого поста новоназначенный был к тому же инвалидом, что вообще не лезло ни в какие рамки. Или он просто ранен в руку и держит её впереди на перевязи?
   Человек спокойно обернулся - никакой перевязи, действительно однорукий! - и так же спокойно, с ленцой сказал:
   - Ну что, допрыгался, ботаник-романтик?
   - Витя? - ошарашено сказал Юлиан.
   - Признал, чёрт! - рассмеялся Витька. - Ну, что бы ты без меня делал?
   Наклонившись к интеркому, он произнёс сухим голосом:
   - Адъютант Петров, пройдите ко мне - и тут же сделал знак Юлиану рукой с зажатой в ней трубкой: молчи пока.
   Юлиан шагнул в сторону, пропуская безликого адъютанта Петрова. Тот прошёл к Сухорукову и встал навытяжку, пожирая преданными глазами начальство.
   - Петров, возьми в приёмной бумагу и ручку, там же напиши по форме прошение государю нашему о твоей отставке. Немедленно. Потом в канцелярию, оформись и чтобы через час духу твоего тут не было! Понятно?
   - Никак нет, ваше превосходительство. За что?
   - Тогда тем более - раз непонятно. Я же сказал - прослушку и видеозапись в моём кабинете отключить ПОЛНОСТЬЮ. Ты кому два канала оставил, собака? - почти ласково произнёс Витька, но от этого, казалось бы, мягкого тона, мурашки побежали по коже.
   - Ваше превосходительство, инструкция... положено.... В целях безопасности....
   - Я тебе сейчас покажу безопасность, пёс! - прошипел Сухоруков, сунув трубку в карман, схватив бедного Петрова за грудки и притянув его к себе. - В глаза смотреть! Кому телегу грузишь? В топку!
   - Ваше превосххх.... - захрипел от страха адъютант. - Не губите Христа ради... Парамонову... зам Михайлова по АХЧ...
   - Вот он кто... - удовлетворённо хмыкнул Витька, выпуская побледневшего Петрова. - Марш отставку оформлять!
   - Как ты его... - сказал Юлиан, когда за адъютантом закрылась дверь. - Аж меня до костей пробрало, со стороны глядя.
   - Спецподготовка, что же ты хочешь.
   - Руку-то... где?
   - Там, где надо. Главкома спас три года назад... гранату перехватил. Тогда из строевой опричнины и выбыл, перевели на командные штабные должности. Спец я теперь по науке.
   - Значит, Михайлова заменишь и его дело продолжишь? А знаешь, чем он занимался относительно меня?
   - Не дурак, знаю. Ты садись, боец науки, говорить будем.
   - Да я уже сидел тут недавно - усмехнулся Юлиан - с твоим предшественником.
   - Теперь со мной посидишь немного. Я тебе положение дел опишу слегка - ты же не знаешь ничего...
   Со слов Витьки получалось, что в стране произошёл тихий переворот. Несколько самых главных лиц погибли в авиакатастрофе, кто-то внезапно ушёл в отставку, кто-то ввёл в своё окружение незаметных никому заместителей. Император номинально оставался у власти, но со вчерашнего дня власти у него уже не было и на копейку. Внезапно оказалось, что весь престарелый институт правительства оказался во власти армии и госбезопасности - которые теперь играли совсем в другие игры. Молодые генерал-лейтенанты вроде Витьки - вот кто теперь рулил ситуацию.
   - Да, индеец, получилось у тебя всё-таки... - восхищённо сказал Юлиан. - И что дальше будет? Власть вы взяли, даже без сотрясения воздуха. Дальше-то что?
   - Дальше начнём Реформу. О необходимости смены курса, Обновлении и Оздоровлении России император объявит уже через три дня. За это время нужно Синод обработать. Там тоже старичьё сидит, они сейчас головами крутят, понять не могут, что творится и куда ветер подует. Всё вроде бы под ними было, и вдруг...
   Витька затянулся трубкой. Юлиан смотрел на него и не мог поверить: неужели всё, что он слышит - правда?
   - А как так получилось-то? - спросил он друга. - Мы с тобой сколько... шесть... нет, семь лет не виделись. И система только укреплялась всё это время. И вдруг - раз, и...
   - Не вдруг. Под неё умные люди, вроде тебя, но поумнее, уже лет двенадцать копали. Тихонечко...
   - Как ты - утвердительно сказал Юлиан.
   Виктор кивнул головой.
   - Примерно. Но это было и закономерно. Всякая система подчиняется определённым законам, имеет свою цикличность, автоколебания. Если они происходят спонтанно - дело кончается бунтом, резнёй, расстрелами, террором или власти, или победившей стороны. Практически всегда. В нашем случае нам повезло. Этот момент, который наступил сейчас, был предсказан ещё тридцать лет назад, теоретическая подготовка к нему началась двадцать лет назад... в общем, всё оказалось под контролем, и главное - вовремя. Мы, если можно так сказать, победили Хаос...
   - В общем, ты победил Дьявола, как и мечтал.
   - Не я один. Больше всего меня радует, что я успел вовремя сюда.
   - Да уж, точно вовремя - улыбнулся Юлиан. - Ещё бы три дня - и в топку.
   - Кстати, если бы ты не завалил Михайлова, всё равно был бы в топке. Через месяц. Я видел твои документы.
   - Потому, что не хотел сотрудничать?
   - Это ерунда. Во-первых, они не смогли тебя расшифровать - твой геном ничем не отличается от среднестатистического по большинству параметров. Мозговая активность, состав крови, нервная система - всё в пределах обычного. Им не нужно было твоё согласие - им нужны были твои способности, которые оказались для них недосягаемы. Но и это ещё не всё. Твой настоящий приговор прибыл вчера.
   - Ты о чём? Им не нужны приговоры, тем более здесь.
   - Вчера приземлилась капсула с Марса с образцами грунта и льда.
   - А я тут при чём? Вообще не моя область.
   - Ты знаешь, почему католическая церковь препятствовала Шамполионовской поездке в Египет?
   - Почему?
   - Потому, что история Египта благодаря точному понимаю этим французом иероглифов могла оказаться старше истории мира по библии. А это бомба под краеугольный камень. Шамполиона тогда, кстати, и устранить хотели - но не решились.
   - Погоди, погоди, в огороде бузина, а на полюсе имение... Что-то я ничего не понимаю.
   - Будь добр, налей кофе себе и мне. А пока льёшь, попробуй сам продумать, что к чему.
   - Нет, не догоняю всё-таки - признался Юлиан, ставя чашки на стол. - Да и состояние у меня сейчас - только ребусы разгадывать. Спать-то мне не давали, как ты можешь догадаться.
   - Извини тогда. В общем, одному ведомству интересно, есть ли жизнь на Марсе. И если в образцах что-то есть марсианское - хотя бы вирус вшивый, но марсианский, они намерены его обнаружить... и исследовать. Именно ты и был главной надеждой этого ведомства.
   - Я бы этим занялся! - улыбнулся биолог. - Уж я бы у этого вируса столько расспросил бы...
   - Вот именно. И скажи - ты смог бы по одной клетке воссоздать историю эволюции для планеты?
   - С вероятной точностью до семидесяти пяти процентов. Знаешь, сколько инфы жизнь содержит, сколько рассказывает, если умеешь её слышать!
   - Вот. Вот это и есть твой приговор, чудик. Приговор железный, даже титановый. Не понимаешь?
   - Нет, ни черта не понимаю. Говори по человечески, я устал и спать хочу.
   - Другое ведомство - а именно Синод! - не заинтересовано в обнаружении марсианской жизни. И уж тем более - в расшифровке марсианской эволюции и выводам о том, что там тоже были люди.
   - А они там были?
   - Скорее всего, да. Но чтобы это выяснить сейчас, ты должен найти и расспросить ту инфузорию, которая, возможно, сидит сейчас в капсуле, приземлившейся вчера.
   - Опять извини, поясни мне, болезному. Почему Синод заинтересован с обратным знаком? Ему марсианские проблемы не по барабану?
   - Юлиан, раньше ты был умнее, гораздо. Или, уткнувшись в пробирки, ты свою философию забыл? Смотри сам. По библии человек сотворён на Земле, и больше нигде. И жизнь тоже на Земле сотворена, а про Марс ничего не говорится. То, что до сих пор жизнь в Солнечной системе не обнаружена, подтверждает библию. Синод даже монастырь специальный содержит - монастырь-обсерваторию. Как раз для подтверждения того, что жизни нигде, кроме как у нас, нет, нет и летающих тарелок, и вся Вселенная - пустыня, которую господь в благости своей создал для того, чтобы человек понял величие божие...
   - Слышал я про обсерваторию эту монастырскую, да значения не придал.
   - А зря. Ботаник ты и есть ботаник. Видишь, как всё в природе взаимосвязано?
   - Манал я такую природу - Юлиан зевнул. - Теперь-то что со мной делать будешь? На свободу выпустишь?
   - Шиш тебе, мальчик. Тут посидишь ещё полгода. До завтра от меня - ни на шаг, спать в этом кабинете будешь.
   - Это ещё почему?
   - Пока вся охрана не сменится, половина администрации и кое-кто из учёных. Процесс уже пошёл, если ты заметил.
   - Оперативно работаете, реформаторы.
   - Закон жизни. Черепаха - лёгкая добыча.
   - Ну, а потом?
   - Во-первых, наверху ты окажешься не раньше, чем я буду уверен в твоей достаточной там безопасности. Для этого необходимо, чтобы кое-где кое-кому новые приоритеты внушили и привили как следует, во-вторых - с марсианским грунтом должно быть покончено. Вирус или что там - найден, допрошен, выводы сделаны окончательные и полностью подтверждённые. Тогда можно считать, что ты в безопасности на девяносто процентов. А пока этот вопрос спорный - ты под ударом.
   - Когда доставят-то?
   - Через неделю привезут. Как раз тебе передышка: отоспаться, отмыться, залечить раны боевые, да и мне, глядишь, что присоветуешь по местному хозяйству.
   - У тебя в кабинете и душ есть?
   - А ты не знал? Тут же целые апартаменты. Вот за этой дверью в шкафу. Пойдём, покажу.
   Юлиан присвистнул, оказавшись в жилой части генеральских покоев.
   - Да, жить можно. Кстати, знаешь, я ведь чуть сам себе не изменил. Смалодушничал.
   - А именно?
   - Когда в карцере сидел. Понял что мне всё, крышка. Ну и хотел напоследок этим опричникам устроить весёлую жизнь... Я же с клетками могу договариваться бесконтактно...
   Виктор лишь кивнул: известно, мол, и Юлиан продолжил:
   - Думал кое-кому мозговой рак скоротечный соорудить или паралич. Но.. не решился, если честно.
   - Ну и дурак - отрезал Витька.
  

Глава 5

   До музея они дошли пешком. Чан предложил ему воспользоваться мобилой, но Юлиану хотелось просто пройтись. Через лесок, через поле, через овражек и мостик... Поэтому мобила осталась стоять там, где они и опустились сегодня утром.
   Предчувствие не обмануло Юлиана - не зря он до самого конца продолжал для себя называть свой дом "музеем". Всё изменилось - по крайней мере, вокруг дома.
   Исчез весь городок, на окраине которого дом стоял. Исчезло и шоссе, и столбы, и заводские корпуса в отдалении, словно их никогда и не было. Вместо этого появился лесок, заросшие кустарником поля, на месте завода блестело синей, почти купоросного оттенка, водой, озеро, по которому плавали белые лебеди. Его дом остался, но теперь он стоял под громадой стеклянной пирамиды, по поверхности которой то и дело весело пробегали радужные блики. Не было никаких надписей, табличек, к музею вела сквозь разнотравье лишь узенькая неухоженая тропинка.
   Отчего-то Юлиану не хотелось входить в этот прозрачный саркофаг, накрывший его дом. И сам дом сквозь эти радужные стены казался теперь чужим, ненастоящим, игрушечным. Действительно, музей. Может быть, просто постоять рядом, попросить Чана вызвать мобилу - и улететь отсюда навсегда, оставив это место там, где оно и должно теперь быть со всем, что с ним связано - в прошлом? Но, почему-то промолчав, Юлиан прошёл за Чаном сквозь гостеприимно расступившуюся стеклянную стену. И сразу же забыл о своём намерении.
   Здесь ничего не изменилось. Даже воздух был тем же, что и сто лет назад. И сам дом, и пристройки, и веранда, и дверь... Даже лопата, которую Юлиан прислонил к стене в последний день, стояла так же - только земля с неё осыпалась.
   - А когда из дома сделали музей? - поинтересовался он.
   - Кажется, через год после вашего отлёта. Насколько мне известно, обстановку тщательно восстанавливали по фотографиям, которые были сфотканы в ваш последний день здесь - ответил Чан. - Проходите, Юлиан, вы дома.
   Да, он был дома. Даже пейзаж вокруг стал тем же самым - и Юлиан понял теперь, зачем эта стеклянная пирамида. Опять был город, опять стоял завод, по шоссе пробегали автомобили, шли люди, одетые по моде вековой давности. Он перешагнул порог, и сердце невольно защемило. Мамы нет, отца тоже. И уже никогда не будет. А всё так же, как и при них. Вязаная салфетка на столе, его компьютер, застеклённый книжный шкаф... Юлиан нажал кнопку, и створка отъехала в сторону. Он достал альбом. Все фотографии на месте.
   На кухне холодильник приглашающе помигивал зелёным глазком, а когда Юлиан переступил порог, включились новости. О старте "Луча"... потом новости перетекли в видеорассказ о путешествии, потом - о тех открытиях, которые сделал Юлиан, об их значении для жизни современной Земли. И о нём самом.
   - Не знаю, зачем я это смотрю... - Юлиан словно очнулся от забытья. И сразу подумалось, что он теперь здесь хозяин, а Чан - гость.
   В холодильнике была еда. Была зелень, было вино, было мясо, был хлеб. Всё было свежее но, судя по упаковке - столетней давности. Чудеса.
   В шкафчике на своём месте стоял сахар, чай, кофе, лежали конфеты и всё то, что обычно и лежало на кухне. Печь работала, чайник включился автоматически, по взмаху руки.
   - Чан, что вы будете есть? - крикнул Юлиан. Чан сидел на диване и листал фотоальбом.
   - Салат из местной зелени, если это возможно. И что-нибудь из морепродуктов.
   - Морская капуста вас устроит?
   - Немного. Впрочем, я вам сейчас помогу - китаец появился на кухне.
   - Странно, Чан. У меня такое ощущение, будто я никуда не улетал. И сейчас тот же самый год...
   - Я вас понимаю. Ведь тут ничего не изменилось.
   - А много народа здесь побывало?
   Чан на секунду прикрыл глаза, соединяясь с Центром и запрашивая информацию.
   - Три миллиона восемьсот шестьдесят тысяч девятнадцать человек.
   - С нами?
   - Да, считая и наше посещение. Непохоже, правда?
   Юлиан кивнул. Не то, чтобы непохоже - просто нереально.
   - Но в этом ваша заслуга есть - сказал Чан. - Это результат вашего изобретения. Те самые самовосстанавливающиеся поверхности.
   - Это оказалось так популярно?
   - Нет, тогда нет, но теперь они работают везде. В том числе, и в вашем доме. Здесь всё покрыто этой плёночкой, этой культурой.
   - Когда я улетал, эта культура могла только краску восстанавливать и стёкла самоочищать... и то - лишь в лаборатории.
   - Её довольно быстро модифицировали, примерно за два года. Теперь она восстанавливает всё. И применяется везде. Ни забот, ни геморроя.
   - Чан, вы знаете, что такое геморрой?
   - Это проблемы.
   - Это болезнь, не очень красивая.
   - Болезней давно нет. Проблемы ещё есть. Большие проблемы мы называем геморроем.
   - Мы их тоже так называли - улыбнулся Юлиан. - Но это было жаргоном.
   - Диалект?
   - Можно и так сказать.
   Чан, похоже, заинтересовался этим вопросом. Он опять прикрыл глаза, связываясь с Центром. Потом, не открывая глаз, улыбнулся чему-то. Юлиан решил не отвлекать его, кинул в рот ещё листик салата и отправился в обход.
   Даже старые игрушки в чулане были на месте - только пыли на них не было, совершенно. Это обстоятельство показалось Юлиану фальшивым, но ведь всё остальное было настоящим...
   На огороде уже цвела картошка, лук топорщил свои зелёные стрелы к небу, вишня одновременно цвела и плодоносила. То же самое вытворяли и яблони.
   - Чёрт знает что! - выругался про себя Юлиан.
   Впрочем, ругаться смысла не было - растения не столь долговечны, как неживая материя. Скорее всего, смотрители дома-музея меняли деревья на максимально похожие, и не раз. В итоге тут и оказались новые сорта, которых не было в природе до его отлёта. Впрочем и вишня, и яблоки были отменны на вкус. Юлиан напихал в карманы антоновки - если это, конечно, была теперь антоновка, и вернулся в дом.
   По всей видимости, китаец решил, что обед закончен, раз хозяин дома его покинул. И теперь решил помыть посуду. Когда Юлиан входил, Чан как раз загружал посуду в автомойку. Кажется, этот агрегат ему был незнаком, и он непонимающе смотрел на дверцу, которая не желала закрываться.
   - Чан, здесь нужно руками, вот так - Юлиан распихал бокалы и тарелки по кассетам. - Тогда закроется, а дальше работает автомат.
   - Да, это забавно. Как прялка - улыбнулся Чан. - Ты теперь здесь жить будешь?
   Юлиан удивился, насколько легко и естественно его спутник перешёл на "ты" и, хотя это было несколько внезапно, всё же решил подыграть ему... он ощущал, что они уже достаточно знакомы, чтобы позволить такое обращение между собой.
   - Думаю, да. Некоторое время. Потом... нужно ведь работать, так?
   - Обязательно. У нас все работают.
   - А ты кем работаешь?
   - Сегодня я твой спутник. И твой гид. И твой советчик.
   - А завтра?
   - Центр скажет. Но ты пока не можешь работать без связи с Центром. У тебя нет связи. И тебе нужна связь.
   - Это типа чипа вот сюда? - Юлиан постучал пальцем по голове, и Чан кивнул.
   - Правильно. Тогда всё будет как надо. И нам не нужно будет говорить, чтобы слышать друг друга.
   - Если честно - не хочется. Без этого никак?
   - Без этого... Без этого ты не существуешь в этом мире. У меня сегодня очень ответственная работа, потому что ты пока пришелец. Чужак. У нас всё построено на связи с Центром. Он слышит всех, все слышат его.
   - Мне нужно подумать. Извини, Чан, я могу остаться один?
   - Хорошо, я выйду.
   - Нет, совсем один. На несколько дней.
   - Можешь. Для связи с Центром используй вот это - Чан протянул ему небольшой брелок. - Это коммуникатор, очень старая модель, но он ещё работает. Можно подключить к твоему компьютеру и общаться через микрофон.
   - Спасибо.
   На окно набежала тень.
   - Мобила прилетела. Я отправляюсь к себе - сказал Чан, протягивая руку. - Спасибо тебе за интересный день, Юлиан. Думаю, мы с тобой ещё встретимся.
   Он повернулся и, ни говоря больше ни слова, вышел из комнаты. Юлиан подошёл к окну. Мобила стояла во дворе, а Чан, сев в неё, махал ему на прощание рукой.
   - Русский - китаец - братья навек - сам себе сказал Юлиан.
   Он дома, где ничто не изменилось. Но он не дома, раз мир стал таким непривычным. И всё-таки он дома, где вырос, и где живут его лучшие, пожалуй, воспоминания. Но в этом доме работают его изобретения... работу которых он так и не успел толком увидеть. Это не дом, это аквариум. Это музей его имени, в котором он сам теперь работает экспонатом имени самого себя. Зачем он вернулся? Точнее, зачем его вернули?
   А что им оставалось делать? И что он сам сделал бы на их месте, на месте своих потомков? Впрочем, это не его потомки. У него, Юлиана Семеновича Антонова, двадцати семи лет от роду биологически и ста тридцати шести фактически, нет никаких потомков. Он так и не женился, не завёл детей. Просто не успел. И теперь, если говорить честно, его с этим миром, с Землёй, ничего не связывает.
   А если бы успел? Его сейчас встретили бы внуки и правнуки, и пра-пра-правнуки, такие же чужие и далёкие для него, как и этот немногословный Чан. Все тут какие-то эмоционально обделённые - отметил себе Юлиан. Каждый, с кем он общался - как мидия, ракушка, существо в себе. Они и друг с другом-то разговаривают, словно мешки таскают. Каждый чем-то похож на Будду. Невозмутимая отрешённость. Словно чем-то заняты, что-то постоянно решают.
   Интересно, как у них с личной жизнью дело обстоит? Или от неё отказались, как от пережитка тёмных времён? Чан упоминал о том, что у них есть проблемы. Интересно, какие? Они все работают. Чан сегодня играл роль его спутника - и это было тяжёлой и ответственной работой. Что же тогда для них работа простая? Просто дышать?
   Может быть, связаться при помощи этого коммуникатора с этим Центром? Как объяснили Юлиану, Центр - это искусственный разум, выполняющий роль координатора для населения Земли и заменивший лет тридцать назад Мировое Правительство. Теперь, если хочешь быть гражданином Земли - будь добр, подключись. Иначе ты - чужак, пришелец... даже инвалид, наверное, по их меркам.
   Юлиана передёрнуло, когда он внезапно осознал, почему к нему так относились - всё-таки сквозило в каждом встреченном им человеке эта жалостивость к убогому, которую никто не хотел показывать. Действительно, он для них инвалид! Умственно неполноценный, если использовать аналог вековой давности. И в то же время он для них - герой, великий учёный, заложивший основы их сегодняшнего спокойного процветания и бессмертия. И отважный космонавт, участник первой марсианской экспедиции, нашедший сокровища ушедшей цивилизации и не пожалевший своей жизни за возможность передать их людям. И ещё он - герой Реформы, страдавший в сырых и тёмных казематах мракобесов-опричников, чудом выживший, чтобы дать этому миру увидеть настоящий рассвет. И при всём при том - умственно неполноценный! Как бы он сам относился к такому человеку?
   Наверное, так же, как они... даже, скорее всего, хуже. Он не смог бы скрывать своих чувств так, как это делают сегодняшние земляне, он не смог бы проявить столько же уважения - жалость бы помешала. Что же, дорогие мои земляки, снимаю перед вами шляпу - подумал Юлиан. Я не понимаю вас, пока не понимаю - но вы достойны уважения... и даже восхищения. Я пока не смогу как следует познакомиться с вашей культурой, я не подключен к Центру, но я это сделаю. Я сделаю всё, чтобы понять вас. Я не знаю, смогу ли я стать одним из вас, но я постараюсь. И я ещё найду, как принести этому миру пользу большую, чем уже принёс! Потому, что это - мой мир, он вырос из моих устремлений, из моих порывов, из моих мыслей и чувств. Я не представлял, что всё изменится настолько - но кто это мог представить? Я пропустил, пусть и не по своей вине, кучу семестров и несколько курсов, но я постараюсь наверстать. Иначе - зачем я здесь? Иначе - зачем жизнь меня перенесла больше, чем на столетие вперёд, иначе - зачем нужно было всё то, что было?
  

Глава 6

   Из приятной дрёмы Юлиана выбросил лёгкий стук в дверь.
   - Эй, хозяин, дома ты аль нет? Что так тихо? Спишь, что ли?
   Витька вошёл в комнату и рассмеялся, глядя на друга, сидящего на диване и трущего глаза.
   - Точно, дрых, соня. А я вот к тебе решил заскочить на пару дней. Не прогонишь? Приютишь?
   - Ты... ты откуда, чёрт? - удивился Юлиан, обнимая его. - Я тебя совсем не ждал... да если честно, думал, что и не увижу!
   - Выбил-таки отпуск за свой счёт на неделю из Козырчикова. Сколько можно? Я уже три года без выходных! А тут такое дело... в общем, повёл себя он как человек, а не как робот. Вошёл в положение.
   - Фантастика... Спецподготовку свою использовал, а? Признавайся, чёрт!
   - Чуть-чуть - улыбнулся Витька. - Ты один?
   - Сегодня один. Так что посидим, повспоминаем?
   - Посидим, посидим. Ты иди, в сенях там, сумку возьми. Чтобы было с чем сидеть!
   - А ты как добирался-то? - спросил Юлиан, втаскивая в дом увесистый багаж. - В ней же килограмм двадцать!
   - По-пластунски! - рассмеялся Витька. - На автолёте доставили, не беспокойся.
   - А что я его не слышал?
   - А это наша новая модель. Я его и сам не слышал, пока летел. Давай, давай, накрывай на стол, пред тобою генерал голодный!
   - Тоже мне, генерал... главком пробирок!
   - Пробиркин, маалчать! Накрывать на стол бегом смирно! - Заорал Витька, и они рассмеялись.
   Только сейчас Юлиан ощутил наконец-то, что всё позади, вся эта история, которая началась девять лет назад на берегу Волчанки, когда случился тот разговор с Витькой. И теперь вокруг него - совсем другой мир, похожий на тот, который он ощущал в детстве, беззаботный и солнечный. Правда, тогда тоже были тучи - но они, будучи детьми, не замечали клубившегося над их головами, да и над всей страной мрака. Тучи доставались тогда взрослым, а теперь их нет ни для кого.
   Опричники всё ещё оставались, но теперь они уже не разгуливали по улицам подшафе, уверенные в полной вседозволенности, не творили безобразий и произвола - тихо сидели в своих заведениях, содрогаясь от каждого звонка телефона и каждой входящей бумажки. Император, ещё недавно ласково звавший их "опорой русского духа" и "верными сынами отечества", говорил совсем другие речи. И специальное ведомство, Тройственная Комиссия, рассматривало жалобы граждан по фактам имевших место нарушений прав человека. Огнемётчики то и дело садились, многие поувольнялись и подались в бега, ибо отвечать им было за что.
   По телевидению теперь богослужения и душеспасительные лекции профессоров богословия, занимавшие раньше почти весь эфир, удостаивались упоминания лишь вскользь, в новостях, а вместо них потоком шли научно-популярные фильмы и программы. Оказалось, что диспуты учёных могут быть гораздо интереснее заседаний Синода - особенно, когда пошли споры о внедрении системы бесплатного распределения. Часто показывали хроники полувековой давности, и Горбачёв был сегодня самой, пожалуй, популярной исторической фигурой. В последнюю же неделю особенный интерес вызывал вопрос: должна ли Россия и её союзники использовать угрозу термоядерного удара для того, чтобы заставить мир разоружиться? Голодная Америка, не имеющая почти ничего, кроме заполненных до отказа арсеналов, уже потребовала в обмен на своё разоружение гуманитарной помощи и поддержки в войне с Пакистаном. Император сегодня утром в ответ предложил направить в Штаты высвобождающиеся три миллиона опричников, в помощь ФБР для усмирения бунтующего с голодухи и творящего беспредел белого меньшинства. Все были уверены, что президент Дисней, немного поломавшись для приличия, согласится...
   - Вить, я вот что думаю - сказал он, когда они выпили по первой. - Помнишь, мы с тобой на полянке-то сидели, ты меня тогда расспрашивал, как я думаю... Ну, тогда ты решил не на священника идти, а на огнемётчика...
   - Помню, как не помнить.
   - Так вот, если бы не было того разговора - ведь не изменилось бы ничего, как ты думаешь?
   - Изменилось бы - убеждённо сказал Витька. - С нами или без нас - но изменилось бы. Правда, тебя бы сейчас не было, стопудово, а я, скорее всего... да меня тоже бы не было.
   - Был бы. И с рукой. И в рясе.
   - Шиш тебе, мальчик. Меня ещё в семинарии сгнобили бы под корень. То, что я тогда понял, когда с тобой говорили, уже было во мне, и проявилось бы... через полгода, через год. Когда было бы уже поздно что-то менять. Так что ты тогда не только себе - ты и мне жизнь спас, сам того не зная. И ещё многим хорошим людям. Главкому, например.
   - Подожди, подожди... А ведь без тебя, если бы главкома подорвали тогда, и Реформы бы не случилось!
   Витька посмотрел на него, похлопал глазами и сказал:
   - Точно... Он же ключевой фигурой был во всей этой истории.. ну, почти ключевой... Силовая часть операции была полностью на нём, идеологическая - на три четверти... А, брось! Кто-нибудь другой бы его спас. Всё по воле божьей в мире происходит. Не столь уж мы незаменимы, как сами о себе думаем!
   - Наверное, так - сказал Юлиан. - И всё-таки...
   - Знаешь, хватит о политике. Ты мне лучше скажи: как ты умудрился эти картинки получить? Фантастика же!
   - Это вопрос сложный, научный - улыбнулся Юлиан - серым опричникам, вроде тебя, непонятный...
   - В глаз дам. Мало не покажется!
   - Всё-всё, мой генерал, я готов во всём признаться! Только не бейте меня по лицу!
   Они опять рассмеялись и выпили ещё.
   - Если честно, Вить, я и сам ещё не до конца понял, как. То есть - в общих чертах если, так целую лекцию могу задвинуть, а вот детально... Большую часть самой технологии по наитию поймал, откуда что взялось... Ведь даже не рассчитывал ничего! Просто вызвал Конюхова, дал ему параметры, неизвестно откуда в голове появившиеся, нужно, говорю, чтобы вот так работало - и словно в полубреду, ему что-то накалякал на бумажке. А он глазища распахнул и орёт: гениально! И оказалось - всё у нас есть... Микротомограф, мю-генератор, и джирессор, и витаруд новёхонький... Сейчас, орёт, сейчас, всё сделаю! - и носится, как сумасшедший. И сделал ведь - с первого включения картинка пошла... Я и сам не ожидал... А потом мне только настраиваться... точнее, подстраиваться под эту цисту пришлось - инфа прёт потоком, только резонансные частоты менять успевай... Вопрос - ответ, вопрос - ответ... Понимаешь? Вот где для меня загадка! Не сама схема - а откуда она у меня взялась!
   Витька смотрел на него теперь без тени усмешки, серьёзно и даже сурово.
   - Ты мне, ботаник, брось фуфло молотить. Я обучен, и получше детектора лжи могу сказать, где ты врёшь, где недоговариваешь, а где правду говоришь. Понял?
   - Не-а. Что-то ты суров, мой подземный генерал, внезапно стал...
   - Кончай дурака валять. Насколько это опасно? Для тебя?
   - Ты о чём? Не понимаю....
   - Вот о чём! - Витька резким движением руки рванул рубашку на плече Юлиана. - Вот о чём, скотина с ботаническими мозгами ты этакая! Что это? А?
   - Раздражение. От подземной жизни. - Холодно ответил Юлиан и попытался натянуть обратно порванную рубашку.
   - Да? Я дальтоник? Или ты мне скажешь, что бывает раздражение зелёного цвета?
   - Оно не зелёное. Оно зеленоватое. И не заразное.
   - Если бы я подозревал, что это заразно, я бы тебя сам в топку отправил немедленно, понял, дурень? Здесь всё чисто, здесь нас никто не слышит - так что давай начистоту. Нахрена ты это сделал? Молчишь? Сказать нечего? Сам не знаешь? Герой науки, мля... Говори!
   - Не рычи на меня! - взорвался Юлиан. - Меня жандармы не запугали, и тебе не удастся!
   - Да я и не рычу - немного сбавил обороты Витька. - Но ведь сам просто так фиг скажешь! А если помрёшь?
   - Не помру. Она не опасна. И не заразна. И живёт на мне... во мне... по договорённости. Она хорошая, и ты её, кстати, напугал.
   - Так, кто-то начал заговариваться. Скажи мне милый, как можно напугать квазиплесень? Она что, разумна?
   - Она эмоциональна. И ты сам знаешь, с растениями у неё почти ничего общего... кроме внешнего вида. На Земле аналогов нет, если честно. И метаболизм у неё не тот, чтобы она могла просто так у нас выжить.
   - Но ведь на тебе живёт? И сколько она на тебе просуществует?
   - Долго, пока я живу. Мы в симбиозе. Это, если говорить медицинским языком, хроническое.
   - А ты хроник, если говорить тем же языком. Марсианский хроник. Экспериментатор, чёрт бы тебя побрал! Ты подумал, как медкомиссию проходить будешь при зачислении? Как ты это скроешь?
   - Очень просто - Юлиан улыбнулся. - Смотри.
   Бесформенная зеленоватая клякса под кожей на его плече начала менять форму, и через минуту превратилась в почти правильную эмблему огнемётчика.
   - Цвет какой задать? - издевательски спросил Юлиан. - Она как хамелеон - под любой может подстроиться. Вот....
   Эмблема приобрела те же цвета, которые имел её прототип.
   - Ты красный с белым перепутал - сказал Витька. - Вот, теперь правильно... Ни фига себе...
   - Рубашку можно надеть?
   - Да надевай.
   - А ей можно сделать "вольно"?
   - Прекрати паясничать.
   - А мне можно тоже сделать "вольно", ваше высокопревосходительство, товарищ генерал?
   - Юлиан, перестань ради бога. Давай лучше выпьем. Твоей... зверушке это не повредит? И перестань дуться! Ты сам всё равно бы мне ничего не сказал!
   Юлиан, посопев, налил. Они молча выпили.
   - Да, не сказал бы. И ты, брат, спец в своём ремесле... сумел вычислить. А зачем я это сделал... Зачем... Этого я тоже не могу объяснить. Я её ощутил просто тогда, вот и всё. Ощутил... почувствовал... это... это... Ну не могу я! - он страдальчески взглянул на Виктора. - Не могу объяснить! Как собака, понимаешь, чувствую, а сказать не могу! Но это было нужно. И не только мне. И не только ей. Марсианская культура, цивилизация, если хочешь знать, это такая загадка... И это послание нам. Понимаешь? Я это увидел, ещё тогда, когда первую капсулу с реголитом в руки взял. Нет, не увидел... услышал. Почувствовал. Понял. Нет, не то! Не те слова! Понимаешь? Не те слова... у нас в языке таких нет. У них были. У них такое было... Давай-ка ещё по одной. Пятьсот миллионов лет, Витя. Вот на сколько они нас старше. Представляешь? А послание дошло... Они нам его отправили ещё когда у нас мамонты не бегали, а динозавры друг дружку жрали. Они... Они были лучше, чем мы сейчас. Но они не мы... нет, и мы не они. Это всё бред, что Землю с Марса заселяли. Нет, ты так не думай. Но Аэлита была.
   - Ты как? - спросил Виктор, потрепав его по плечу. - Всё в порядке? Давно не пил?
   - А? - отозвался Юлиан, словно просыпаясь. - Что? Да, развезло меня что-то... непорядок. Её бы не отравить...
   - Постой, постой... - Тряхнул его ещё раз Витька. - Оно что - разумно?
   - Нет. - Спокойно, терпеливо и неожиданно совсем трезво ответил Юлиан. - Оно не разумно. Оно, если хочешь знать - как фотография, слепок... другого разума. Послание, адресованное нам. Как записка в бутылке. План, если хочешь знать, как найти....
   - Найти что?
   - Я ещё не знаю точно. Она.. оно не может всего сказать, только подсказывает временами. Может быть, я почувствую это, когда окажусь там. Понимаешь, не план, я неточно выразился. Скорее, компас. Ну, Витя, это... это вообще другая логика.
   - Знаешь, а может быть, ты сейчас попробуешь определить - где?
   - Как? Я же не там.
   - Погоди.
   Витька встал, включил компьютер и воткнул в гнездо носитель. На экране появились картинки, добытые Юлианом - древние картины ушедшей в небытие цивилизации.
   - Вот, смотри. Может быть, почувствуешь?
   - Да я уже сто раз пересматривал. Ничего. Никаких намёков. Мы, если и покопаемся хорошенько, что-то найдём, наверняка... но это будет не то. Нужно самому там оказаться.
   - А вот так? - Витька щёлкнул по клавише, и на древний марсианский город, так похожий на современный земной, наложилась картина нынешней красноватой пустыни.
   - Погоди... В этом что-то есть... поверни влево... Это же Цидония! Пирамида... сфинкс... Вот что это было тогда! Да, здесь! Выше! Ещё!
   На экране изображение перемещалось так, словно крутили съёмку местности с летящего вертолёта. Сфинкс приблизился, и камера пошла вверх.
   - Так... ещё.. к левой ноздре...
   Собственно, вблизи сфинкс на Сфинкса и не был похож - да ещё при достаточно прямом освещении. Так, нагромождение камней, неровные выступы скал, и черты его были неправильны - просто неровности, посыпанные красноватой марсианской пылью. Но Юлиан теперь знал, что когда-то черты этого каменного чуда были правильны, и что именно это странное лицо не просто так миллионы лет смотрело в небо... Он понял, кого высматривали и ждали эти незрячие глаза: его. Посланника цивилизации, которая должна придти на смену им, древним людям, создавшим этот памятник самим себе и ушедшим в просторы Вселенной миллионы лет назад, а ныне, скорее всего, уже и покинувших саму Вселенную, и создающих где-то свои, новые...
  

Глава 7

   Через три месяца после того, как "Луч" покинул орбиту Земли Алексей-Захарий впал в депрессию. Он забрался в свою ячейку и лежал там уже три дня - шепча свои молитвы и не отзываясь на обращения к нему остальных членов экипажа. Если говорить честно, он просто обиделся - на всех и вся.
   Поводом для такой вселенской обиды и депрессии стало земное телевидение. Во время почти каждого сеанса связи отец Захарий вырывал себе минут по пятнадцать времени для того, чтобы наговорить очередное обращение к верующим из бездны космической, говорил он всегда мудро и вдохновенно, цитируя по памяти иной раз по полглавы из Библии и всячески утолковывая процитированное в реалии полёта и задачи экспедиции. При этом он свято верил, что каждое его слово обязательно дойдёт до ушей каждого землянина, временами договариваясь до того, что и сам корабль, и экспедиция на Марс стали возможны лишь благодаря усилиям Синода и пожеланиям верующих православных, хотя в реальности дело обстояло с точностью наоборот. Все ещё помнили, какой обструкции подвергалась пять лет назад не то, чтобы идея полёта людей на красную планету, а и сама космонавтика - она была лишь чудом не ликвидирована по решению Патриарха Сергия...
   И вот, неделю назад, отец Захарий решил просмотреть новости российского телевидения. К его удивлению, своё лицо он увидел лишь мельком, а из всей полусотни его проникновенных речей на экраны попала всего одна, да и та сильно купированная. Такое обстоятельство он воспринял как глубокую личную обиду. Поначалу он просто вздыхал и говорил о смирении и скромности, но при этом начал постоянно просматривать всё, что приходило с Земли - видимо, лелея надежду, что случится чудо и его речи вдруг зазвучат с телеэкранов. Но чуда не произошло, и Алексей впал в депрессию. Теперь он не появлялся перед камерами, и ЦУП требовал от Юлиана и остальных привести в чувство астронома... или сделать хоть что-нибудь, чтобы разрешить ситуацию. Развернуть корабль было невозможно, а с таким членом экипажа в таком состоянии духа продолжать экспедицию было опасно.
   Юлиан считал, что в данном случае самым разумным было бы не предпринимать ничего - отец Захарий просто должен отлежаться, переварить происходящие с ним и со всем обществом перемены, привыкнуть к мысли, что он теперь живёт в совсем другой эпохе, которая так незаметно к нему подкралась. Всё, что требовалось этому бородатому младенцу, свято верящему в древние сказки, так это немного повзрослеть. Правда, Юлиан тайком договорился с Любой, чтобы она почаще разогревала что-нибудь особенно аппетитно пахнущее. Голод не тётка, и элементарное желание покушать должно было, в конце концов, выманить из уединения этого космического затворника.
   Сильнее всех переживал Джон, считая Алексея своим почти другом. Но и к Джоновым призывам святой отец оставался глух, как тот ни старался. Впрочем, на борту были и другие заботы, кроме того, как вывести из уныния павшего духом священника.
   "Янцзы", стартовавший на неделю позже "Луча", уже обогнал его на пути к Марсу, скоро должны были стартовать ещё три корабля, уже автоматических. На виртуальных тренажёрах команда отрабатывала манёвры стыковки, посадки, наведения модулей в точку приземления, ещё и ещё раз Павел Иванович гонял всех по узлам и системам будущей марсианской базы, которую им предстояло собрать и законсервировать. Уметь мастерски водить вездеход должны были все, и управлять краном-манипулятором тоже. Работы впереди было много, и самая первая высадка людей на Марс обещала быть также и самой сложной операцией за всю историю космонавтики.
   - Мы, американцы, когда высаживались на Луну в шестьдесят девятом, имели задачи почти как для детей в песочнице - сказал как-то Дэннис, сняв костюм-иммитатор. - Прилунились, вышли, попрыгали, набрали реголита и улетели. Потом, уже в наше время, когда началось освоение Луны, двадцать лет назад, вся самая сложная работа досталась роботам, да и модули баз туда доставлялись практически готовые. И прилетавшим на Луну не оставалось почти никаких забот-хлопот, заходи и живи. А вот то, что предстоит сделать нам, скажу без скромности - невероятно сложно. На Луне такую же базу создавали три года, мы её должны собрать за два месяца. Да ещё и с десяток походов провести...
   - Мы же не роботы тупые! - рассмеялась Люба. - Тем более, вас будет пятеро, да китайцев трое - сила!
   - Хуже всего тем, кто на орбите останется - вставил Павел Иванович. - Вот скукотища-то - три месяца сидеть без дела...
   - Ну, Фобос - тоже интересная планетка - сказал Джон по-английски. - Так что я даже завидую немного нашим женщинам. Им такой сладкий кусочек достался!
   - Лю-лю! - рассмеялся Юлиан. - Это будет позывной для вас, девочек!
   - Я вот тебя! - крикнула в ответ Люба.
   В состав китайского экипажа тоже входила женщина, Лю Дао. Перед спуском всех приземляемых модулей "Луч" и "Янзцы" должны были состыковаться, и на орбите оставалась вахта из "космических амазонок", как шутливо прозвали уже и Любу, и Лю. Предложенный Юлианом позывной для них вызвал повальный смех.
   - Хватит ржать, как кони - сказал, отсмеявшись, Павел Иванович. - Марш на тренажёры! Юлиан, у тебя вечный перекос парашютной системы, в прошлый раз ты "бочонок" на тридцать метров левее расчётной точки посадил. Весу в нём - шесть тонн, вручную подтаскивать будешь к месту сборки? Давай-давай, тренируйся, остряк!
   - Так ветер же был! - возразил Юлиан, подлетая к углу, в котором крепились костюмы-иммитаторы. - Шквальный, порывистый, нерасчётный...
   - А мне хоть извержение вулкана, хоть торнадо - возразил Павел Иванович. - Но груз ты мне опусти там, где ему место обозначено, с точностью до дециметра. Хотя это практически невозможно...
   - Сделаем - отозвался Юлиан. - Постараемся - и сделаем...
   В этот раз ему удалось приземлить многострадальный виртуальный модуль с точностью в метр, и Павел Иванович удовлетворённо хмыкнул.
   - Можешь же, когда захочешь... И погода, заметь, хуже, чем в предыдущем спуске была. Вот так и надо работать, а то расслабились тут, понимаешь, с фильмами этими, дисскутаторы-философы... Ладно, давайте новости смотреть!
   Новости с Земли теперь смотрели с запозданием в семь минут, и сеансы связи стали пакетными, не прямыми. Послали запрос, пятнадцать минут подождали - получили ответ. Это немного угнетало, но в целом жить было можно.
   Зато с китайцами связь была прекрасной, "Янзцы" летел к Марсу в каких-то пятидесяти тысячах километрах от "Луча", и его можно было даже увидеть в бортовой телескоп. Экипаж китайского корабля, четыре человека, тоже вовсю готовился к прибытию в конечный пункт. Общение с ними весёлым назвать было нельзя, китайская команда была по своему характеру серьёзной и слишком даже деловой на взгляд как русских, так и американцев. Да и юмор на кораблях был разный - всё-таки, разные менталитеты, хотя и с одной планеты.
   Пакет новостей, пришедший с Земли, всех и озадачил, и порадовал одновременно. Научный Совет России пришёл к договорённости с Политбюро ЦК КПК о создании единого Научного Совета и объединении экономического пространства. Американцы уничтожили последнюю атомную бомбу, из-за которой ещё недавно гремел планетарный скандал - Сенат кричал, что эта кобальтовая хлопушка на сто десять килотонн ни что иное, как исторический раритет и культурный памятник США, и что она должна сохраняться в неприкосновенности чуть ли не вечно... В Иране начались антишариатские волнения и, судя по всему, правящий режим был обречён. Евросоюз требовал от России разрешения тотальной проверки всех военных баз за её пределами, не веря в то, что русские всё-таки разоружаются так, как и обещали. Молодой Управляющий Научного Совета России, Сухоруков, отбрехивался от евронападок как мог, но соглядатаев никуда пускать не хотел. Юлиан усмехнулся, прекрасно понимая своего друга - ведь даже микрограмм его, Юлиановой новой нанокультуры, попав сейчас не в те руки, может послужить началом глобального конца всего и всех. Над ней нужно ещё, как минимум, полгода работать, прежде чем она станет по-настоящему безопасной. Её нужно воспитывать, прививая этим квазивирусам этические установки. Только после этого, но никак не раньше, должен наступить этап окончательной модификации - и тогда путь к искусственному интеллекту будет наконец-то открыт. Спасибо древним марсианам - без их "заготовки", с которой Юлиан познакомился тогда, сразу после переворота, этот проект был бы невозможен.
   Очередная попытка достичь бессмертия опять провалилась - мыши в Институте геронтологии продолжали стареть... правда, с несколько меньшей скоростью, но говорить о каком-то прорыве было ещё бессмысленно, новая сыворотка оказалась ничем не лучше предыдущей... Хотя на неё возлагались такие надежды!
   И во всём мире бушевали споры вокруг нового австралийского закона о запрещении зачатия естественным путём. Сами австралийцы, похоже, никак не прореагировали на это нововведение, с удивительным единодушием согласившись на обязательное прохождение своих будущих детей через пробирку. Впрочем, им бояться было нечего - за пятнадцать лет эта практика себя зарекомендовала прекрасно, и австралийцы в возрасте до десяти лет сегодня считались самыми здоровыми детьми Земли... Больше всех возмущались австралийцами англичане.
   - Согласятся, годик побузят и тоже такое правило примут - сказал Алексей, появившись в кают-компании. - Ох, всё предречено, и всё идёт своим чередом...
   - Алексей Петрович! Как вы? - обратился к нему Павел Иванович.
   - В грех я впал, в уныние - махнул рукой отец Захарий. - все мы грешники, а я первый среди всех, прости Господи... Но ладно, жизнь идёт своим чередом, и пусть идёт, от того, что я молчу, в мире лучше не станет. Так что... Дайте что-нибудь поесть. Впрочем, сначала я душ приму.
   Он величественно уплыл через люк в банный отсек, и все переглянулись.
   - Ну, слава Богу - сказал Дэннис - прошло у него дурное настроение, наконец-то. Вы, Павел Иванович, его сейчас тренировками загрузите как следует, ему это лучше всего будет.
   - Гонять буду так, что каждый час в душ нырять ему придётся! - пообещал бортинженер. - А то совсем человек в своих думках завяз.
   Но гонять священника сильно не пришлось. Промывшись и поев, он сразу же, с первого захода прошёл все тестовые задания на отлично, не совершив ни единой ошибки и даже, как показалось Юлиану, без малейшего напряжения.
   Но вместо радости Юлиан ощутил при этом смутное беспокойство. Что-то было не так, и даже его марсианский симбионт, до этого тихо дремавший, почувствовал неведомую угрозу. Что-то было не так, хотя беспокоиться вроде бы было не о чем.
  

Глава 8

   Ку-мри долго вёл Юлиана по какому-то скудно освещённому переходу, аккуратно прорезанному в каменной толще. По стенам змеился синий плющ, в некоторых местах журчали ручейки, стекая с потолка и исчезая в скрытых растениями водостоках. Наконец, повернув в боковой проход и пройдя ещё сотню метров, марсианин остановился, и Юлиан услышал в своей голове его голос:
   - Пришли. Здесь будет твоё жилище. Ты можешь войти.
   - Куда? - спросил Юлиан. Перед ним была глухая стена.
   - Сделай шаг вперёд - посоветовал Ку-мри.
   Юлиан, чувствуя себя глупее некуда, всё-таки шагнул прямо на стену и... она тут же расступилась, образуя вполне приемлемый с земной точки зрения арочный проход. За проходом находился настоящий уголок Земли: синее небо, зелёная лужайка, деревья с висящим на них гамаком, бассейн, пластиковый стол и дачные стулья.
   - Надеюсь, тебе будет комфортно в этой среде - сказал Ку-мри. - Она полностью соответствует твоей физиологии и метаболизму. Скафандр внутри не нужен, когда ты войдёшь, то можешь его снять. Я приду к тебе несколько позже, когда окончательно отрегулирую перестройку своего тела. И мы сможем пожать друг другу руки, как это заведено у вас... и у нас. Нам нужно о многом поговорить, тебе нужно многое понять, и наш разговор будет долгим.
   - Как скоро тебя ждать? - спросил Юлиан.
   - Примерно через два дня я буду готов. Чтобы тебе не было скучно и тоскливо в это время, в твоей рекреации установлен вывод информатория. Ты можешь ознакомиться с нашей историей и культурой. Надеюсь, тебе будет интересно. Входи...
   - Что снилось? - спросил Витька, сидя за столом и попыхивая своей неизменной трубкой.
   - Ерунда какая-то... фантастика. А ты что так рано вскочил?
   - А я всегда рано встаю. Мне вообще трёх часов сна хватает на всё про всё. И то, если честно, жалко. Но организм всё-таки требует своего - ничего не попишешь.
   - Завтракать будешь? - спросил Юлиан, открывая холодильник.
   - Пожалуй. Что там у тебя?
   - Молоко, сыр, хлеб, яблоки, овсянка... Буженина есть.
   - Овсянку, сэр. И молока стакан.
   - Экий ты старикан, Витя... раньше, помню, мясо любил.
   - Так я старикан и есть. Один из самых старых людей на Земле.
   - По тебе не скажешь, ты даже моложе выглядишь, чем тогда.
   - Сейчас этим никого не удивишь, внешность значения не имеет. А вот личный опыт, воспоминания... Они тоже, если хочешь знать - параметр. И ещё тот.
   - Рука у тебя - прелесть. - Сказал Юлиан. - Когда восстановил-то?
   - Через десять лет после твоего отлёта. Опять же - благодаря тебе. И Красимирову.
   - Если честно, я не очень-то верил, что эта программа заработает... по крайней мере, так быстро. Стволовые клетки - они хотя и стволовые, но ведь капризные до ужаса! Это же не эмбриональный рост в условиях пренаталя, это же совсем другие условия! Чесалось?
   - Бешено! - ответил Витька. - Особенно, когда начали пальцы оформляться. Ночами не спал, если хочешь знать.
   - Сколько росла?
   - Пять лет. Я всё психовал - боялся, что вовремя не остановится... И будет у меня рука-до-потолка.
   - Скорее, до пола. И как, остановилась?
   - Точно там, где и должна была. И ничего до сих пор, не жалуюсь.
   - Ты вообще, до скольки дожил?
   - В обычном-то виде? - Витя понял вопрос, хотя тот был и неполон. - До девяноста шести. Мог бы и раньше восстановиться, да всё не решался... вот как ты сейчас с этим делом. Не сказать, что был развалиной - но ты бы меня точно не узнал. Лысый, в пятнах, морщинистый... как-нибудь покажу снимки. Теперь всё - старение не грозит. И тоже, знаешь, психовал после ввода молодилки - а вдруг переомоложусь до состояния младенца?
   Они рассмеялись.
   - Да, Витя, ты всё сделал для того, чтобы такое стало возможным. Но при этом, оказывается, не доверял тому, за что боролся.
   - Не я один. Человеку свойственно бояться нового... это естественная реакция. Тогда ведь такие волны психозов по земле прошлись - только держись. Ничего, справились, и даже с меньшими потерями, чем ожидалось.
   - Что сегодня будем делать? - спросил Юлиан, поставив перед другом тарелку с кашей и нарезая себе буженину.
   - Снимать штаны и бегать. По полям, по лугам, по лесам, по оврагам. Прекрати увиливать, скользкий ты тип.
   - Я не увиливаю. Я просто не спешу. Дай осмотреться-то!
   - Не осмотришься ты так, только в депрессуху влезешь. Уже три дня с тобой бьюсь, а ты...
   - Вить, пойми - непривычно это для меня!
   - Для всех это непривычно было... и для меня в том числе. И я тоже мялся, не поверишь - пятнадцать лет. Потом оказалось - пятнадцать лет эти... ну, почти псу под хвост пошли, если сравнить сделанное мной с тем, что я мог за это время сделать. Ну, сам подумай - приятно в роли инвалида среди здоровых жить? Когда все вокруг тебя носятся, носик и попку вытирают, с ложечки кормят такого здорового бугая...
   - Я сам себя кормлю, не надо.
   - Я же образно говорю. И всё-таки - пользы от тебя сейчас ноль с небольшим таким хвостиком. Подключишься - и то первые полгода только и будешь делать, что обучаться. Тебя никто не попрекает и не попрекнёт, только ты будешь на положении... как бы это сказать...
   - Недочеловека? - усмехнулся Юлиан.
   - Скорее, животного. Забавного, полуразумного, милого и героического шимпанзе - но не человека. При всём к тебе уважении всех землян.
   - Слушай, если мне полгода нужно, чтобы въехать и вас, таких продвинутых, догнать - то что из-за трёх дней кипишиться? Вам-то что? И Центру вашему? Неужто погоду эти три дня сделают?
   - Нам-то ничего. Тебе просто хуже будет, морально хуже. Чем дольше тянешь, тем больше потом комплекс вины нарастает... перед самим собой в первую очередь, если на то пошло. И уровень счастья падает, и общительность. Тем более - тебе бы жениться не мешало...
   - Да знаю я, как тут у вас теперь женятся! - с вызовом ответил Юлиан. - "С вами хотят встретиться с целью близкого сексуального знакомства четыреста семьдесят три женщины и семнадцать мужчин. Какой возраст и пол вы предпочитаете?". Бред, мне такие свадьбы собачьи даром не нужны. Если хочешь знать, я в шоке до сих пор от этого первого сообщения!
   - Вот именно поэтому тебе и нужно подключиться. Чтобы тебе такие телеги на комп больше не приходили. Ведь о твоих предпочтениях и пристрастиях даже Центр ничего не знает, не говоря уже о людях. Поэтому он тебе и сваливает всё подряд, почти без фильтрации.
   - Не верю я, что в моей голове спокойно будет... - продолжал упорствовать Юлиан. - Это же бред - в голове Интернет!
   - Даже больше, чем Интернет. Но я тебе уже объяснял, упёртое ты создание: при этом ты получаешь только ту инфу, в которой на данный момент заинтересован. И ни битом больше.
   - И чтобы меня ваш Центр пас днём и ночью? Чтобы даже сны мои смотрел? Дудки!
   - Вот чего я от тебя не ожидал, так это такой старорежимности мышления. Ты же, как мне помнится, всегда на шаг впереди был. А тут...
   - Знаешь, я ведь нашим тогдашним тотальным контролем сыт по горло. Вот так нахлебался! - Рубанул Юлиан ребром ладони по горлу. - Кому, как не тебе, это знать! А теперь, значит, контроль ещё больший...
   - А ты не равняй и не сравнивай. Это разные виды контроля. Контроль за человеком и контроль для человека. Семантическую разницу улавливаешь?
   - Да ну вас... - Юлиан набычился, прихлёбывая молоко. - Всё я понимаю, Витя, если честно. Но... страшно мне вот так. Обратного хода ведь не будет.
   - Не будет, точно. Но и у обезьяны обратного ходя не было, на самом деле, когда она с дерева спустилась и на двух ногах пошла. Хотя деревья оставались, и она на них время от времени лазала... Эволюция!
   - Чёрт с тобой. С волками жить - по волчьи выть. Давай, вживляй свою антенну...
   - Держи - Виктор протянул ему небольшую коробочку. Внутри лежала изумрудного цвета капсула. - Запей молоком, если хочешь.
   - И всё?
   - А ты думал, что тебе череп коловоротом будут сверлить? Не те времена.
   - Ну, не совсем коловоротом, конечно... Что это - наночип?
   - Так... учёные вечно рассеяны и упускают из виду порой самые основы... Что ты вообще знаешь о схеме подключения? Ты вообще, эти интересовался хоть немного?
   Юлиан почесал затылок.
   - Если честно - я думал, чип под кожу... или в череп... как само собой разумеющееся...
   - Вот дурак! - хлопнул Витька ладонями по коленкам. - Ничего подобного. Золотая нить в два ангстрема, по черепу под кожей с затылочной части, длиной четыре сантиметра. Всё. В этой капсуле - нанороботы для её построения и само золото в атомарной взвеси. Через стенки желудка в кровь, с кровью - к нужному району организма, выстраивают тебе за полчаса эту нитку и самовыводятся из организма с потом. Всё. И твой приёмопередатчик всегда с тобой.
   - А схемы?
   - Они и так в тебе, от рождения. Мозг порождает своей работой потенциалы, при определённой частоте он такие же потенциалы и воспринимать может. Нить-антенна их считывает, передаёт и принимает, а Центр всегда на связи. Вся система подогнана под человека, а не наоборот. Ну, серость! Ведь общался же и с Чаном, и с Центром, и со мной - а так ни у кого и не спросил.
   - Фантастика... так просто... - выдохнул Юлиан. - Но разве так может быть?
   - Давай, глотай уже, философ. Навоображал себе, что из него киборга сделают и ходит, трясётся. Смелее!
   Юлиану подумалось - а не вернуть ли сейчас Витьке его пилюлю, не послать ли всех этих новых сапиенсов куда подальше и не пойти ли ему в леса, на деревья жить, раз он с их точки зрения - лишь полуразумное шимпанзе? Нужно было решаться, делать выбор... Впрочем - возникла мысль - раз эту нить-антенну можно так легко создать, то ведь её можно и разрушить.... Вообще вывести из организма, использовав аналогичную схему действия. Так что, по большому счёту, он ничего не терял - наоборот, получал возможность ознакомиться с тем миром, в котором на самом деле сейчас пребывали все земляне. Мир, в котором люди то ли абсолютно свободны и сами принимают решения, какими им быть и что делать, то ли являются такими же абсолютными рабами этого странного создания - Центра, искусственного Разума, заменившего землянам выдуманных ими когда-то богов. Ему предстояло войти в дверь, из которой вроде бы имелся выход... но имелся ли на самом деле? Или это - ловушка, мышеловка, в которой каждый превращается в зомби, неотличимого от обычного человека?
   Узнать это он мог, лишь сделав свой шаг... прямо как в этом сне, который увидел сегодня под утро. Интересно, откуда этот странный сон? Ведь ничего похожего на Марсе он не видел - никаких коридоров с плющом по стенам, никаких марсиан? Или всё-таки что-то видел? На какое-то мгновение Юлиану показалось, что это сон сном и не был, а был он самым настоящим воспоминанием. Могло ли такое быть?
   Как знать? Ведь у него не было ответа на вопрос - где он отсутствовал больше ста лет, и что вообще тогда произошло в пещере на Сфинксе, после взрыва. Взрыва, кстати, он не помнил. Может быть, этот сон всё-таки имеет отношение к реальности?
   Но в данный момент перед ним была совсем другая реальность, и нужно было сделать свой выбор - здесь и сейчас, а не на Марсе, куда его настойчиво-боязливо пыталось отправить его же собственное сознание.
   - Пожелай мне удачи, что бы там ни было - сказал он Виктору. Тот улыбнулся и кивнул.
   - Ни пуха, ни пера.
   - К чёрту! - ответил Юлиан и, зачем-то зажмурившись, кинул в рот капсулу и проглотил.
  

Глава 9

   Как ни странно, грунт был совершенно не красный, скорее, сине-зеленоватого оттенка.
   - Ничего удивительного - сказал Витька - он же с глубины двухсот метров взят. Это поверхность вся в ржавчине, а вот что под ней творится - считай, мы первые и узнали.
   - Поразительно - сказал Юлиан. - Никогда бы не подумал. Знаешь, я чувствую: здесь положительно что-то есть.
   - На то тебе и поручено это дело. - Голос Виктора в наушниках звучал, хотя и ясно, но всё равно как-то не так. Его лицо из-за бликов на стекле шлема разглядеть было невозможно, и Юлиан поймал себя на дурацкой мысли: что если этот человек в белом скафандре - вовсе не Витька, а кто-нибудь другой? Мысль действительно была дурацкой, совершенно никчемушной, и Юлиан её отогнал, как назойливую муху.
   Керны, аккуратно изъятые из капсул, лежали на стеллаже, по полочкам. Двенадцать штук, все с разных глубин и с разных точек. Двенадцать тоненьких цилиндриков, каждый стоимостью с небольшой завод...
   - С чего бы начать? - спросил Юлиан. - Просто глаза разбегаются.
   - Начни с начала - посоветовал Виктор. - Думаю, принципиальной разницы нет. Сколько у тебя времени уйдёт на один керн?
   - Около недели, думаю - если дотошно. Если по-скоренькому, экспресс-анализ, значит... ну, часов пять.
   - Тогда прогоняй все "по-скоренькому", определяй перспективность каждого, и копайся с избранным хоть до посинения. Но чтобы результат был. Иначе...
   - Что, в топку? - усмехнулся Юлиан.
   - Пошёл ты лесом, придурок. Иначе ты у меня тут три года просидишь, пока щупальца не отпустишь. Сам пойми: будет неоспоримый результат - будет и гарантия твоей безопасности. Здесь тебе ничто сейчас не угрожает, а вот наверху... Солнышко увидеть хочешь?
   - Ладно, извини - махнул рукой Юлиан. - Срываюсь иногда. Приступим, благословяся...
   - Тебя Синод пулей в затылок благословит, если доберётся. Знал бы ты, как они трясутся от одной только мысли, что ты в этом дерьме марсианском марсианца отковыряешь. Так что - давай, отковыривай, озвучим максимально, чтобы это стало таким же непреложным фактом, как всемирное тяготение. Тогда только тебе ничто не грозит.
   - Витя, хватит мозги промывать. Ты меня за эту неделю достал просто, однорукий нянь. Думал, хоть в боксе от тебя отдохну - нет, и сюда припёрся, и зудит, и предупреждает, и увещевает... будто я без твоей пропаганды какой-то другой результат получу. Жизнь здесь или есть, или нет - третьего не дано. Но если она здесь есть - я её найду. И опишу её такой, какая она есть в реальности, а не так, как тебе и твоим реформаторам хочется. Понятно? Никаких фальсификаций. Я тебе не сочинитель сакральных истин.
   - Каким ты был, таким ты и остался - вздохнул Витька. - Давай, приступай, ботаник...
   Первым Юлиан взял почему-то не керн под номером один, лежащий ближе других, а номер четвёртый - что-то его притягивало именно к этому цилиндрику, ничем не отличавшемуся от других. И, взяв его в руки, Юлиан присвистнул: по поверхности образца змеилась странная паутинка, похожая на тонкую корневую систему... или, скорее, грибницу. Почти незаметная, отличающаяся от самой породы лишь долей тона, она всё-таки была. Юлиан, глядя на эту паутинку, не ощущал биения жизни.... но жизнь тут была. В глубоком, тысячелетнем сне, в ожидании часа своего возрождения, как письмо из глубины времён.
   - Видишь? - спросил он Витьку, показывая ему керн. - Вот оно.
   - Что - оно? - спросил Витька, внимательно вглядываясь в блестящую поверхность образца.
   - Паутинку такую видишь? Тоненькую, словно корешки разбегаются... Вот, на эту точку смотри!
   - Нет тут ничего, никаких корешков...
   - Дальтоник! Или просто слепой, слабовидящий! - констатировал Юлиан со вздохом. - Ничего, сейчас увидишь...
   Поместив керн в лоток сканера, Юлиан навёл лазер и объективы на интересующее его место.
   - Иди сюда, смотри - сказал он, включая аппаратуру. - Вот оно, во всей его красе!
   На экране монитора, во всём богатстве красок смещённого холодным лазером спектра и в многократном увеличении строилась компьютером трёхмерная модель органического тела, содержащегося в керне.
   - Ну как? Что это, по твоему?
   - Хочешь сказать - оно? - выдохнул Витька. - Вот так вот, сразу - и оно?
   - Погоди - Юлиан выбрал в командной строке пункт и запустил программу. В точке, которую сейчас зондировал сканер, сверкнула микроскопическая вспышка, а на экране начали выстраиваться модели каких-то молекул.
   - Чистейшая органика. К бабке не ходи. Теперь, Витя, вопрос "найдём - не найдём" уже не стоит. Вопрос стоит теперь в следующем: что мы ещё тут можем найти? Понятно?
   - Куда уж яснее... - отозвался Витька. - Я даже взмок, если хочешь знать.
   - А я почему-то - нет. И для меня работа только начинается. Пошли наружу, теперь мне нужно засесть за анализы, да и холодно здесь, что-то я мёрзну.
   - Ручки зябнуть, ножки зябнуть, не пора ли нам дерябнуть? - ехидно осведомился Витька. - Ты прав, подогрев в скафах ни к чёрту.
   Перешагивая через комингс шлюза, они чуть не оглохли от радостных воплей Тимошенко и Коссе.
   - Юлиан Семёнович, поверить не могу! - кричала Валентина, а Иван, из-за своей кошмарной бороды, внушительных размеров и вечно хмурого прозванной в секторе биологов Карабасом, протягивал им две рюмки и, что было совсем уже не вероятно - радостно как ребёнок, улыбался...
   ... Через три недели после этого события Юлиан совсем потерялся в догадках. ДНК обнаруженной культуры был расшифрован, что именно она из себя представляла, ему было почти до конца ясно. Но вот то обстоятельство, что кроме этой "грибницы", найденной ещё в четырёх других кернах, в марсианском грунте больше ничего не было - было совершенно невероятно. Получалось, что обнаружена одна-единственная форма жизни, что с точки зрения биоценоза было полнейшим бредом. Но это было именно так.
   Тем большим бредом выглядело и то обстоятельство, что, судя по ДНК, обнаруженная зверюга была именно зверюгой, а не растением или грибом. Ну, может быть, зверюшкой - как про себя ласково называл её Юлиан. И в тех условиях, в которых она находилась, она никак не могла жить, расти, питаться - только спать. Сами "корешки" оказались вовсе не корешками - а чем-то вроде нейронной сети, причём растущей... снизу! Судя по предварительной реконструкционной модели, которую Юлиан просчитал, существо это было более чем странным. Для жизнедеятельности ему требовалась температура, значительно превосходящая ту, которая вообще когда-то могла быть на Марсе. Питаться оно могло, лишь поглощая сквозь мембраны клеток животные белки и сахариды - но только при условии, что те находятся в состоянии молекулярной взвеси. Несмотря на свои потрясающие размеры - целиком такая особь могла занимать площадь не меньше гектара, и "рацион" отпетого хищника, оно могло бы существовать только при одном условии: если бы постоянно находилось в атмосфере аэрозольного бульона, который в естественных условиях просто никак не мог образоваться.
   Головоломок подкинули и геологи, исследовавшие керны. По их словам, сам синеватый состав образцов с геологической точки зрения был полнейшим невероятием - он был "композитным", как осторожно выражался Петров-Штраус. На вопросы Виктора, что же это всё-таки за порода, был дан ответ в виде осторожнейшего предположения: в природе такой материал ни при каких условиях образоваться не может, и представляет он собой ни что иное, как "пластичный бетон", сходный по своим характеристикам с баритовыми глинами, и изумительно подходящий для того, чтобы методом закачки заполнять пустоты и поры. Возможно - сказал Петров-Штраус, набравшись духу - возможно, марсоход при бурении попал как раз на бывшую подземную пустоту, вроде древней карстовой пещеры, заполненной этим композитом. На вопрос же Виктора - а кто, собственно, этим композитом заполнил эти пустоты? - Петров-Штраус лишь яростно замахал руками и закричал, что фантастикой и тому подобной ересью он не занимается, а лишь излагает то, что ему даёт возможность понять Господь. Судя по всему, он и сам был ошарашен, и очень переживал, что ляпнул лишнее...
   Вопросов было больше чем ответов - настолько больше, что Виктору "сверху" дали понять: информацию об этом открытии, несмотря ни на какую Реформу, необходимо держать в секрете, в строжайшем секрете! Ибо факты слишком ошеломительны и даже пугающи. Виктор последние дни пытал Юлиана, и сам Юлиан ломал голову: могла ли эта "зверюшка" быть носителем разума? Судя по устройству клетки, из единственной разновидности которой и состояло это существо, разум вполне мог присутствовать - сама клетка была больше всего похожа на нейрон. Но, чтобы выяснить точно, могла ли эта зверюшка мыслить и насколько высоки были её способности, часть клеток необходимо было разбудить. Но как раз на это Юлиану добро пока не давалось - новые кураторы проекта хотели максимально быть уверенными в безопасности такого шага.
   Сам Юлиан ощущал: зверюшка скорее друг для человека, чем враг или равнодушный хищник. Метаболизм марсианского создания не давал повода для беспокойства относительно его свободного существования в земных условиях, тем более - для причинения вреда человеку. Оно не могло питаться тем, что содержалось в человеческом теле, если только наиболее подходящие для него вещества не были бы специально переработаны... скажем, неким симбионтом типа макровируса.
   Юлиан знал, из чего можно вырастить необходимое звено. Он знал, что возможен и контакт "нейронов" марсианца с человеческими синапсами. И как раз в эти дни в его лаборатории необходимый симбионт был создан - им самим, втайне от всех. Оставалось сделать самое главное - вынести хотя бы несколько клеток марсианской загадки из бокса. Но вот эта задача была практически невыполнима: как на входе в бокс, в котором поддерживались марсианские условия, так и на выходе из него скафандры подвергались жесточайшей стерилизации. Раскрыть же защитный костюм в самом боксе означало верную смерть - слишком низким там было давление, человека, герметичность скафандра которого была бы нарушена, ожидала мгновенная смерть от эмболии - закипания крови.
   Пришлось кооперироваться с Сергеем Певчевым, лаборантом-золотые руки и головой без царя, и изобретать. Микроконтейнер-термос, способный поместиться в небольшой складке защитного костюма, решил проблему. Марсианские клетки теперь были у Юлиана в его лаборатории. Просыпались они неохотно, долго и с большими потерями. Выжило лишь пять процентов из всех. Питаться выжившие отказывались целых два дня, усыхая на глазах... то есть под окуляром микроскопа. Но, в конце концов, жизнь взяла своё - и Юлиан зафиксировал первое деление, второе... Рост колонии не был бурным - но зато он был устойчивым и равномерным.
   Наступила пора знакомства "марсианца" с его земным симбионтом. Первая партия макровирусов погибла без видимых причин. Это не было ни атакой "зверюшки", ни результатом отравления Юлианова макровируса какими-то марсианскими токсинами или белками. Как понял сам Юлиан - точнее, ощутил по своему обыкновению - макровирус погиб от страха. Поэтому вторая партия симбионта прошла своего рода "психологическую подготовку".
   И случилось чудо! Обе культуры объединились в единую структуру, причём это объединение оказалось настолько органично, что при взгляде на образовавшуюся колонию даже у её создателя не возникало мысли о разнородности составляющих её компонентов. Макровирус легко перерабатывал земные питательные вещества, питаясь сам, а получающиеся при этом "отходы и объедки" доставались "марсианцу" - который, в свою очередь, регулировал размножение своего "сожителя". Как понял Юлиан, рост колонии можно было задавать, программировать до определённых размеров, с точностью до десятков клеток.
   Мало того - колония оказалась способной к управляемому движению и изменению собственной формы. Серёга, всячески шантажируя Юлиана заказанным микроконтейнером, добился права поизучать получившееся чудо-юдо. И ошарашил своего товарища-заговорщика открытием: колония имела свойства жидкокристаллической структуры! И даже могла менять цвет в зависимости от "настроения"...
   - Юлиан, мне крайне неприятно тебе об этом говорить - сказал ему Виктор, вызвав в один прекрасный день к себе - но... Наверху обеспокоены твоими исследованиями... и открытием наших геологов... Петров-Штраус стукнул, гад, повоздействовал по своим каналам... Всю программу решено приостановить и законсервировать - очень боятся там, что наш "марсианский гость" выйдет из-под контроля. Пока - на неделю консервируемся, считай, что у тебя небольшой отпуск. Надеюсь, это страусиное решение дольше недели не продержится - идёт борьба, серьёзная борьба, над- и под ковром кремлёвским. Слишком большие интересы тут столкнулись, слишком много изменений эти твои "зверюшки" могут вызвать в политике. Но ты не отчаивайся, я не думаю, что неясность продлится дольше недели! Пока садись, готовь отчёты о проделанном - тебе ведь некогда было бабки подбивать, а? Вон как осунулся, аж круги под глазами. Того, что ты наковырял, уже хватит за глаза и за уши, чтобы сдвинуть дело... И заодно закажи всё, что необходимо - не стесняйся, заказывай по-барски, даже по-царски, чем больше - тем лучше. Ну, не расстроишься? - спросил его Витька, заглядывая в глаза.
   - Знаешь, оно может быть, и к лучшему - ответил Юлиан, тихо улыбаясь. - Самому отдохнуть хотелось, отоспаться... такой шквал событий и открытий... всё в порядке!
   Чесалось предплечье, где у Юлиана под кожей сейчас обосновывалась "марсианская колония". Ей тоже необходим отдых и спокойствие в ближайшие дни. Так что...
   Юлиан поймал себя на мысли о том, что теперь он должен привыкать думать не только о себе - на всю оставшуюся жизнь.
  

Глава 10

   Всё оказалось совсем не так, как предполагал Юлиан. Никаких голосов в голове, никаких видений, даже никаких снов не было - в общем, ничего такого, что говорило бы ему о контакте с Центром. "Антенна" под кожей головы себя никак не проявляла, словно он и не принимал эту пилюлю.
   Виктор, услышав вопрос о том, не испорченную ли капсулу он подсунул Юлиану, расхохотался.
   - Ну, ты даёшь! Ты что, решил - как в сказке всё будет? Вот так, сразу? Я же говорил - полгода у тебя только на обучение уйдёт.
   - Так чему учиться-то? - недоумевал Юлиан.
   - Слышать. И слушать. Центр тебя сейчас слышит и видит, инфа о тебе там присутствует полностью. А вот ты его услышишь не скоро. Можно, конечно, добиться того, чтобы и ты, не напрягаясь, его услышал... Да только зачем тебе мозги поджаривать? Это же какую мощность нужно прикладывать, чтобы твои собственные импульсы перебивать? Ты хоть знаешь, что у тебя эти самые волновые потенциалы мозга на порядок мощнее, чем у обыкновенного человека? Кстати, тебе по этой причине и труднее будет, чем остальным.
   Витька хитро улыбнулся ему с экрана и показал язык.
   - Вот так вот, ботаник. Кстати, Анастасия тебе передаёт привет и желает, чтобы ты посетил наше скромное жилище. Приедешь?
   - Давай немного погодя - ответил Юлиан.
   - Куда там погодя? - возмутился Витька. - Сидишь у себя безвылазно уже месяц, мхом обрастаешь... Думаю, небольшая поездка тебе не повредит. Совсем ты после Марса этого затворником стал. Приедешь?
   - Давай дня через два. Сейчас как-то... не знаю, в общем, пока не нужно мне это. Без обид?
   - Тогда ловлю на слове. Через два дня к тебе прибудет мобила. За тобой. И если ты не выйдешь сам - два дюжих андроида тебя скрутят и в неё погрузят.
   - Жандарм! Каким ты был, таким ты и остался!
   Витька заржал.
   - Неправда твоя! Я очень сильно изменился за последнее время. И ты изменишься, руку на отсечение даю.
   - Ну, теперь-то на отсечение что хочешь можно дать, кроме головы - усмехнулся Юлиан. - Ты, по сути, ничем и не рискуешь... Ладно, как мне с Центром-то напрямую связаться с вашим? Я тут, понимаешь, уже три дня хожу туда-сюда, сам Центр по компу никаких подсказок не даёт, кроме заявлений, что у меня всё в порядке и он меня слышит... Фокусы мне показывает типа чтения моих мыслей. Я подумаю - а он мне отвечает. А вот как его услышать - ноль инфы, говорить не хочет... пока, как он сам говорит.
   - Правильно, у тебя сейчас период такой. Головоломный. Это входит в программу.
   - Что входит, садюги?
   - Напряжение мыслительное. Решение неразрешимой задачи... Поиск несуществующего решения. При этом кое-какие части мозга и функции активизируются, инициируется способность к бесконтактному восприятию, просыпаются способности, которые есть в каждом, но спят в нас с детства. Это необходимо.
   - А зачем ты мне этот говоришь, блин? Чтобы я успокоился и ничего не получилось?
   - Да у тебя как раз этот этап только-только завершился, так что с моей стороны никакого криминала. Сам Центр посоветовал тебя просветить.
   - И пригласить? - спросил Юлиан подозрительно.
   - Нет, это мы с Настей сами. Но с его стороны возражений нет.
   - А чтобы покакать сходить тоже нужно его спрашивать? И пописать?
   - Не передёргивай. Сейчас ты просто в процессе - и потому никто без санкции Центра не имеет права тебя тревожить. Обучишься - сам поймёшь.
   - Так как обучаться-то? Я уже устал бездельем мучаться...
   - Вот и прекрасно. Тогда начинай медитировать.
   - Чего?
   - Сядь, ляг, расслабься... как удобней, в общем. И ни о чём не думай. Просто очисти голову от мыслей и прислушивайся. По полчаса в день.
   - И всё?
   - И всё. Но ты - тяжёлый случай, учти.
   - Почему?
   - У тебя масса своих мыслей в голове бродит. Вот именно поэтому. С идиотами проще всего было... Чем меньше человек думает, тем больше он способен уловить извне. Самые безмозглые оказываются самыми первыми, иной раз начинают слышать через пять минут после образования приёмника!
   - Так что - идиотизм ещё не перевёлся на Земле-матушке?
   Витька скривился.
   - Теперь идиотизмом совсем не то считается, что раньше. Классических идиотов и тупиц, типа тех, к которым мы с тобой привыкли, нет, конечно. Но айкью у всех разный - этого никакая генетика не в силах изменить... да и надо ли? И желание думать - тоже. Чем больше человек думает - тем хуже коннект. Но тем он и ценнее для общества. Обучение дольше, проблем больше... Но и выход в конце концов мощнее. Они сами потом центровыми становятся.
   - А эти... малодумающие?
   - Они-то? Коммуникаторы великолепные. Без них центровые в себе замкнутся, и вся структура пойдёт прахом. В общем, баланс необходим в системе.
   - Ты-то сам - центровой?
   - А ты войди в систему - и узнаешь. Всё-то тебе на блюдечке с голубой каёмочкой подай...
   ...В этот день Юлиан добросовестно промедитировал целых три часа - но совершенно безрезультатно. Видимо, внешняя простота связи требовала гораздо большей внутренней организации мысли, чем та, к которой он привык. Устав бороться с собой, Юлиан встал с дивана. Надо бы продолжить восполнение пробелов его познаний в истории Земли - как-никак, им был пропущен целый век, о котором он знал пока только в общих чертах. Сейчас, видимо из-за разговора с Виктором, Юлиана заинтересовал тот момент, когда его приятель стал первым и последним Президентом Земли. Собственно, сам момент инаугурации. Витька об этом периоде своей жизни говорил крайне мало и скупо, видимо в силу присущей ему скромности. Сейчас, когда его не было рядом, Юлиан мог более тщательно прошерстить файлы того времени.
   Комп выдал интересующую его запись сразу же, как только Юлиан подошёл к монитору. Да, теперь стало проще - отметил он про себя. Даже говорить ничего не нужно - только подумал, и всё, чем управляет Центр, ту же к его услугам. Но вот односторонний способ связи угнетал...
  
   Инаугурация происходила не в каком-нибудь величественном зале с колоннами и позолотой, как предполагал Юлиан, а буквально посреди чистого поля - правда, аккуратно постриженного, уставленного стульями, заполненного стоящими и снующими людьми. Виктор, лет пятидесяти на вид - да именно столько ему и было в тот момент! - стоял почти на опушке леса, одетый официально, но просто. Рядом с ним не было никого, в руках у него тоже ничего не было - ни папки с речью, ни символов власти. Он смотрел в камеру, и стояла тишина ожидания: что же скажет всему миру человек, которого земляне признали достойным управлять всей планетой?
   - Люди Земли! - произнёс, наконец, он. - Я благодарю всех вас, всех, кто принял решение о том, что я достоин этой чести, этой должности! Но чем выше должность, тем выше и ответственность - и самое важное для меня теперь - не забывать об этом. Ведь именно от моих решений будет зависеть теперь ваша судьба, судьба ваших детей да всей нашей планеты! Принимая из ваших рук власть, я хочу сказать следующее: моей главной задачей должно стать не удержание власти любой ценой, не сохранение того прекрасного мира, который мы смогли создать после всех испытаний, смертей, несчастий и несправедливостей, войн и убийств, произошедших за всю нашу человеческую историю. Нет, это событие, моя должность, и я сам - всего лишь один из этапов нашей истории, и он тоже подойдёт к концу в своё время.
   Своей главной задачей я считаю создание условий, при которых на Земле навсегда прекратится власть человека над человеком, в том числе - и моя власть над вами. Как бы хорошо не было сегодня, завтра должно стать ещё лучше, и мы должны быть к этому готовы, мы не должны останавливать перемены, не должны стараться заморозить своё положение в одной точке, как бы хорошо в ней не было.
   Для этого мы должны изменить себя, изменить свой привычный образ мышления, стать совершенно другими людьми. И если до сих пор основной политикой власти для подчинённых было условие: ты должен быть согласен! - то теперь это условие должно уйти в прошлое. Я не требую абсолютного согласия с той политикой, которую я собираюсь проводить. Я не требую ни от кого бездумного подчинения и поддакивания мне. Нет. Я вижу ваше согласие со мной в другом: ищите мои ошибки, говорите мне о них, находите способы, как сделать ещё лучше то, что делаю я. И не причиняйте вреда друг другу, кроме случаев необходимой самообороны.
   У нас теперь нет армий. Но у нас ещё есть полиция - и надо признать, она всё ещё необходима. И от нас всех, о каждого из нас зависит, сколько она ещё будет нам нужна. Но мне хотелось бы, чтобы и полиция исчезла как можно быстрее, просто за ненадобностью.
   Учёным Советом Мира на меня возложена обязанность по претворению в жизнь десятилетнего плана. Я не буду его сейчас зачитывать - вы все с ним знакомы. И я принимаю эту должность не как повелитель, а как работник, чтобы выполнить свои обязанности...
   Речь была нехарактерной - отметил для себя Юлиан. Совершенно не торжественной, простой и доступной... хотя кое-где Виктор допускал лишнее многословие. Впрочем, было видно, что он не читал по бумажке и, похоже, почти не готовился к этому выступлению. Просто говорил то, что говорилось, что было на уме. Здесь он был не политиком, а простым человеком - без всяких хитростей, без забот о собственной харизме, даже без расчёта. Впрочем, Юлиан знал, что Витька всеми этими приёмами владел в совершенстве - но, как только что оказалось - именно Витька ими владел, а не они им. Раз он смог вот так от них отказаться. Молодец.
   Речь оказалась на удивление короткой - всего семь с половиной минут. Очень мало для такого события. И совершенно не было присущей таким случаям торжественности - ни музыки, ни свиты, ни охраны в строгих пиджаках. Хотя охрана была - в этом Юлиан был уверен, зная Витьку. Но если охрана есть, работает и она при этом невидима и неосязаема - значит, она совершенна.
   Юлиан запросил Центр о попытках покушения на Президента. В день инаугурации их было пресечено шестнадцать, две из них - с атомными зарядами! Но в прессу тогда это не попало. С одной стороны - странно.... С другой - совершенно верно. Мысли людей лучше направлять на созидание. Всякие новости, связанные с насилием, просто приковывают внимание к разрушению и заставляют человека неосознанно к нему стремиться. Такую политику умалчивания катастроф применяли в России ещё в те времена, когда ею правили коммунисты. И уже тогда она себя оправдывала, хотя из-за несовершенства тогдашней социопсихологии именно такая цензура привела к краху самой системы. Слишком грубо работали двести лет назад, без учёта возможных осложнений.
   Витька бессменно на своём посту оттарабанил семнадцать лет - до передачи власти Центру, что и было его основной задачей. Две войны случилось за это время: Канадская и Яванская. Удивительно мало - если учесть, насколько же мир был ещё не готов к переменам в то время... Накормить всех, одеть, дать возможность к образованию и отменить деньги оказалось не решением всех проблем, а лишь первым серьёзным шагом в действительном решении проблем НАСТОЯЩИХ! О которых почти никто до этого и не задумывался. Лень, депрессии, алкоголизм, внезапные вспышки немотивированной агрессии, суициды, сумасшествия от безделья... Объединение потерявших цель в жизни вместе с исчезновением привычной финансовой системы людей в стихийные армии, поставившие перед собой задачу: разрушить новый мировой порядок, возвратить времена дикого капитализма - для создания идеальных условий для жесткой конкуренции и борьбы за власть... Самое удивительное - эти армии состояли из тех, кто знал о "благодатных временах" лишь из курса истории. И в обеих войнах воюющие стороны были... союзниками друг с другом, а их противником - весь остальной мир. Чистое сумасшествие! Правда, не имевшее сколь-нибудь всерьёз ощутимых последствий в глобальном масштабе, слава богу. Армии неолуддитов состояли практически из сумасшедших бойцов, не способных к хоть сколько-то координированным действиям. Самым большим их успехом можно было считать то, что им удалось собраться вместе.
   Юлиан перелистывал страницы основного курса истории, иногда выходя из корневой папки по заинтересовавшим его ссылкам. И всё больше жалел о своём пропущенном времени. Где же он был всё это время?
  

Глава 11

   День вхождения на орбиту Марса прошёл как-то слишком буднично, работы для всех оказалось столько, что на эмоции не оставалось ни сил, ни времени. Проверки всех систем, расчёты и пересчёты, ежеминутные коррекции трассы, согласование каждого шага с уже ожидающим "Луч" китайским кораблём - это вымотало экипаж, но зато и день пролетел незаметно. В настроении посланников Земли всё больше сказывалась многомесячная усталость от ограниченного пространства корабля, от монотонности быта. Все ждали, когда же, наконец, можно будет выйти наружу - пусть и в скафандрах, пусть и на красный реголит, пусть и в смертоносно разреженную атмосферу, но - выйти!
   Покрутившись на первичной орбите шестнадцать часов и отдохнув как следует, команда "Луча" начала коррекцию орбиты для сближения и стыковки с "Янцзы". Китайцы были немногословны - передавали в основном данные, необходимые для координации действий. Через сутки китайский корабль уже можно было видеть, ещё через восемь часов станции сблизились. На очереди была стыковка и очередная коррекция орбиты единого комплекса - для сближения с автоматическими транспортами, так же благополучно добравшимися до красной планеты.
   Марс проплывал под земными кораблями, жёлто-оранжевый и загадочный. Отсюда, с высоты трёхсот километров, уже можно было различить довольно мелкие детали на поверхности. Люди видели горы, впадины, одиночные возвышенности, и каждые полтора часа всматривались в поверхность особенно тщательно - когда проходили над районом посадки и тем местом, где им предстояло собрать первый земной дом-посёлок, первую земную базу на Марсе. Район Кидонии... странное и загадочное до сих пор место. Где-то там, около северного склона Сфинкса, застыл марсоход, взявший образцы грунта, и там же можно было различить в телескоп место, откуда стартовал автоматический корабль, доставивший эти образцы на Землю.
   Сфинкс далеко не каждый раз был похож на человеческое лицо - его похожесть была определяема освещением и высотой солнца над горизонтом. Само солнце здесь было каким-то "недоношенным", как выразился Павел Иванович, или "ущербным", как его охарактеризовала Люба - почти раза в два меньше в диаметре, чем на Земле. Но оно всё равно оставалось Солнцем. И всё равно выполняло свою функцию: освещало этот мир и давало ему энергию. Даже холодная атмосфера Марса, так скудно прогреваемая по сравнению с земной, получала тепла достаточно, чтобы люди могли наблюдать то и дело возникающие пыльные бури и смерчи - иной раз невероятных масштабов.
   - Ветры сильные здесь, но для нас они безопасны - сказал Алексей, глядя на очередной марсианский самум. - Так как атмосфера сильно разрежена, то и сила ветра гораздо меньше, чем при такой же скорости на Земле.
   - Ага, вот камушком на такой скорости как приложит по голове! - сказал Макграйв - мало не покажется!
   - Камушки там не летают - возразил ему Джон. - Плотность воздуха не позволяет ветру поднять их. Летает только мельчайший даст... Пыль. - добавил он, найдя нужное слово.
   Как ни странно, Джону удалось выполнить своё обещание - и теперь он говорил по-русски почти без ошибок. Иногда только не мог найти нужного русского слова - но и здесь положение на "языковом фронте" у него постоянно улучшалось.
   - Всё равно - не продуло бы... - высказал своё мнение Павел Иванович. - Не люблю сквозняков, вдруг ещё радикулит надует...
   - Смотрите - Сфинкс улыбается! - крикнула Люба, выглянув в иллюминатор.
   - Это освещение такое сейчас... - сказал Алексей. - По другому свет упадёт - и он нахмурится.
   - Скорее бы туда... - вздохнул Юлиан. - Не знаю, почему - но меня просто тянет попасть к нему в левую ноздрю...
   - Как будто нас не тянет! - отозвался Дэннис. - Ведь натуральная пещера там! Причём такая ровная, если верить последнему сканированию. А уж что внутри может оказаться...
   - Хорошо вам - побываете там, всё увидите - вздохнула Люба. - А нам с Лю тут, на орбите болтаться всё это время!
   - Зато спутники в вашей власти! И один, и другой! А один из них явно полый внутри! - ответил ей Джон.
   - Нет, мне почему-то сейчас больше на Марс попасть хочется! - не согласилась Люба.
   - "Янцзы" вызывает "Луч"! - ожили динамики. - Друзья, пора начинать стыковку! Вы готовы?
   - Так точно, капитан Ван! - отозвался в микрофон Павел Иванович. - Давайте приступать! Экипажу занять места согласно расписанию! Тем, кто не занят, под руками не путаться!
   Стыковка прошла с первого раза - корабли соприкоснулись настолько плавно и мягко, что никто не почувствовал никакого толчка. Приборы показывали, что всё в порядке, пора было открывать люк переходного шлюза. Две станции стали единым кораблём.
   Но внешний люк "Луча" открываться не желал - словно был приварен намертво.
   - "Янцзы", что у нас с внешним люком? - спросил Павел Иванович. - вы видите что-нибудь?
   - Видим - ответил голос с той стороны. - Он у вас приварен.
   - Как - приварен?!
   - Обычно приварен. Сваркой. И очень качественно. Это у вас такие русские шутки? Или новые традиции?
   - Что за чёрт! - Павел Иванович схватился за голову. - Как?
   Юлиан заметил мгновенное выражение удовольствия, промелькнувшее на лице Алексея. Или это ему показалось?
   - Что будем делать? - спросил Джон. - В такой ситуации?
   - В такой ситуации нужна консультация - ответил Павел Иванович. - Но такой подлянки никакая инструкция не предусматривает...
   - Прорезать сварку, и дело с концом - буркнул Макграйв. - Это технически осуществимо? А тому, кто это сделал, отрезать руки!
   - Какой вы кровожадный, Дэннис! - сказала Люба.
   - Технически это осуществимо - сказал Павел Иванович. - И сварку прорезать, и руки оторвать. Меня другое сейчас интересует: нет ли тут ещё какого сюрприза? Что-то подсказывает мне, что не просто так эта проблема появилась...
   - А если бы у нас связи с Землёй не было - что предписывает инструкция в таком случае? - спросил Юлиан.
   - Что-что... В случае непредвиденной и внештатной ситуации - заворачивать оглобли. Ладно, давайте связь с Землёй-матушкой...
   - Нет связи - отозвался Джон, пощёлкав клавишами. - И приёма нет. Все каналы отказали.
   - Чёрт! "Янцзы", у вас что со связью?
   - Тоже исчезла. Только с вами осталась! - отозвался кто-то из китайского корабля.
   - Это всё не случайные совпадения - сделал вывод Дэннис. - Кто-то очень хочет, чтобы мы.... Как вы это сказали? - завернули оглобли.
   - Так. Никаких оглоблей мы заворачивать не будем. - минуту помолчав, сказал Павел Иванович. - Не затем летели. Люба, Джон, тестируйте систему связи, ищите причину отказа, что там такое её блокирует... Но мне кажется, что проблема у нас снаружи и как-то связана с люком. Чтобы вскрыть люк: расстыковка, робот с резачком... и самим нужно выйти. Юлиан и вы, Макграйв - готовьтесь к выходу. Ван - сказал он в микрофон - приготовьтесь к расстыковке. Далеко от нас не отходите, будьте готовы подстраховать, если что.
   - Понятно. Готовимся.
   ... Юлиан, оказавшись снаружи корабля, испытал одновременно чувство и страха перед окружающей его бездной, и чувство небывалой свободы. Громада корабля, из которого они с Дэннисом только что вышли через один из трёх шлюзов, всё-таки внушала какую-то уверенность. Путь впереди лежал неблизкий - нужно было преодолеть около двухсот метров вокруг нагромождений антенн, баков, солнечных панелей и растяжек.
   - Ну что, заводим мотоциклы? - в наушниках послышался слегка насмешливый голос Макграйва. - Управишься?
   - Должен - ответил Юлиан. - На тренажёре у меня проблем не было. Если только и тут какой диверсии не подложено.
   - Ну, это было бы уже слишком - ответил Дэннис. - Мне кажется, всё в порядке.
   - У меня тоже, такое же ощущение - отозвался Юлиан.
   Он поймал себя на странной, возникшей словно бы сама собой, но при этом - явно не его мысли: сейчас необходимо больше доверять ощущениям, чем здравому смыслу. Юлиан прекрасно знал, откуда у него может возникнуть подобное - "марсианец"-симбионт под его кожей уже несколько раз выручал его подобным образом. Юлиан даже удивился, почему он до сих пор "молчал" - ведь они прибыли к Марсу, он должен был как-то на это событие прореагировать... Но оказалось, что его "сожитель" был гораздо более рационален, чем Юлиан представлял себе до сих пор - и попросту не желал размениваться на эмоции, привычные для людей, но, кажется, нехарактерные для марсиан.
   - Ух, захватывает дух! - крикнул Юлиан, когда движки за спиной скафандра вынесли их за пределы зоны корабельных надстроек. Теперь корабль был в стороне, и пустота вокруг начала ощущаться с ещё большей силой. Справа - корабль, сверху - громада Марса, выглядящая сейчас как пёстрое красное небо с причудливыми узорами, с остальных сторон - чернота космоса. Через полминуты из-за края корабля появился "Янцзы", висящий сейчас метрах в пятидесяти от "Луча" - несколько меньших размеров, но так же впечатляющий. Юлиан отметил, что конструктивно китайский корабль выглядел более выгодно: меньше всякой путаницы антенн, растяжек, на его поверхности - лишь самое необходимое, все системы максимально спрятаны в кожухи-чехлы из космопластика.
   - "Краб" уже на месте - теперь говорил Джон. - Он готов и ждёт вас. Резак у него в прекрасном состоянии...
   - Спасибо, Джон! - отозвался Макграйв. - Мы тоже вот-вот прибудем!
   Юлиан в какой-то момент увидел освещённый иллюминатор, в котором различил заросшее бородой лицо Алексея-Захария. Мгновенное ощущение подсказало Юлиану: священник с этой возникшей проблемой, но связан почти против собственной воли и... не знает о её причинах! Странный вывод - он противоречил сам себе. Юлиан решил пока не ломать голову над этой задачей, а сосредоточиться на том, что предстояло сделать: тщательно осмотреть участок работы и постараться понять, какие ещё неожиданности можно найти там.
   Сварной шов был тоненьким, аккуратным, но очень качественным.
   - Лазерная сварка - сказал Макграйв. - Срежется за сорок минут.
   - Сорок семь, если без остановок - отозвался Павел Иванович. - Но сначала, прежде чем запускать "Краба", осмотрите всё семь раз, прощупайте, пронюхайте... не нравится мне это недоразумение.
   Юлиану этот шов тоже не нравился.. что-то в нём было. Не под ним - в нём самом. "Краб", восьминогий робот, отдаленно напоминающий помесь паука и краба, висел на стенке корабля рядом, прицепившись магнитной застёжкой и ожидая команды к действию.
   - Мне кажется, сюрприз нас ждёт в самом шве. В начинке шва. - Сказал Юлиан, не зная даже, почему он это говорит. - Шов не настоящий. Мне нужно что-то тонкое и острое... игла... шило... что-то такое. Нужно ковырнуть.
   - Возьми у "Краба" - отозвался Павел Иванович. - Вот, он тебе протягивает...
   - Нормальное ковыряло - усмехнулся Юлиан, принимая это "космическое шило" - скорее, оно было похоже на стилет со здоровущей ручкой, предназначенной для захвата рукавицей скафандра.
   Квазишов с трудом, но отделялся от люка. Это был не металл, как могло показаться - да и казалось - на первый взгляд. Неудивительно, что китайцы не смогли этого понять - странный пластик с абсолютной точностью имитировал сварной шов.
   - На клей посажен - сообщил Макграйву Юлиан. - Странный клей... И само вещество - бинарное.
   - Какое? - удивился Дэннис.
   - Бинарное - ответил Юлиан, теперь уже уверенно вытягивая из зазора люка полоску. - Явно запрограммированное на реакцию с третьим веществом... не иначе, как с воздухом.
   - С чего ты взял?
   - Обратная сторона очень пористая. Я бы не стал тащить эту фигню в корабль.
   - Рванёт?
   - Ещё как может. Если бы со стороны "Янцзы" её начали бы резать или выдирать, как это сейчас делаю я - с китайскими товарищами мы бы уже не разговаривали. Я думаю, что было бы именно так. Нам повезло, что они восприняли это как сварной шов.
   - Им повезло ещё больше - отозвался Макграйв.
   - Стык люка необходимо прочистить, чтобы ни миллиграмма этой гадости там не осталось. Может быть, это и не взрывчатка, а просто нечто ядовитое - дала совет Люба.
   - Резонно - поддержал её Павел Иванович.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"