Сушко Антон Иванович : другие произведения.

Дэниел Абрахам (под псевдонимом М. Л. Н. Гановер). Сделай мне больно

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Женщина по имени Корри переселяется в дом, где по слухам обитает злобный дух, донимающий лишь женщин. Соседи предполагают, что, как и прежние обитатели этого жилища, Корри вскоре сбежит отсюда, не вынеся потустороннего "сожителя". Однако все не совсем таково, каким кажется на первый взгляд...

Дэниел Абрахам (под псевдонимом М. Л. Н. Гановер). Сделай мне больно



  
  
  Аннотация: Женщина по имени Корри переселяется в дом, где по слухам обитает злобный дух, донимающий лишь женщин. Соседи предполагают, что, как и прежние обитатели этого жилища, Корри вскоре сбежит отсюда, не вынеся потустороннего "сожителя". Однако все не совсем таково, каким кажется на первый взгляд...
  
  
  Есть не так уж много домов с тремя спальнями, которые может себе позволить одинокая женщина. 1532, Лачмонт-драйв был исключением. Возведенный в тридцатых из кирпичных блоков, он располагался посреди ряда домов, что когда-были на него похожи. Однако десятилетия использования и модификаций внесли свои коррективы. В пятидесятых появился подвал, который посчитали "законченным" только потому, что в нем был уже бетонный, а не земляной пол, гараж, присоединенный к северной стороне, чья внешняя стена почти выходила за границу участка. На заднем дворе еще в восьмидесятые был выкопан искусственный пруд, но теперь в нем ничего не было. Здесь был затхлый воздух, кухонная вентиляционная решетка дребезжала на ветру, а в трех милях отсюда располагалась база военно-воздушных сил, и звуки с нее порой, казалось, сотрясали саму землю. Но также в этом доме были полы из твердой древесины, окна недавно поменяли, а внутренний интерьер был универсального белого цвета и неплохо смотрелся при смутном осеннем свете.
  Риэлтор нервно смотрел на женщину по имени Корри Моралес. Ему не нравилось, как она сосредоточилась на мелких дефектах дома. Да, в ванной комнате когда-то была протечка. Да, штукатурка в главной спальне потрескалась, но совсем чуть-чуть. Ну хотя бы стиральная машина и сушилка в подвале ее устроили. Ванна была старой железной моделью на ножках в виде звериных лап. Эмаль на ней немного облупилась, но женщина заулыбалась едва увидев такую вещь.
  Она была не тем сортом клиента, что он обычно предпочитал. Он предпочитал работать с молодыми семьями, которые недавно поженились или завели первого ребенка. С ним он бы смог поговорить о том, как построить жизнь и как в этом доме можно все обустроить. Здесь можно было бы организовать швейную мастерскую для женщины, офис для мужчины, потому что Бог знает, как может сложиться жизнь в эти дни. Или взять обитателей базы - военные, сумевшие сколотить капитал после отставки предпочитают приобрести свой дом, чтобы не тратится на ренту. Для таких клиентов у него были другие приемы, но он также мог с ними работать. Новые семьи и военные - вот его клиентура. Пусть другие риэлторы продают огромные особняки на холмах. Возможно, он делал и не так много денег на каждой продаже, но на его территории уже были дома, которые он перепродавал три-четыре раза за последние десять лет.
  Однако эту женщину было сложно просчитать - ей было далеко за тридцать, и она захотела увидеть этот дом самостоятельно. И у нее не было обручального кольца. Когда-то ее лицо было симпатичным, и не так уж давно. Может оно было бы таковым и теперь, если бы она отрастила волосы чуть подлиннее или собрала их в хвостик. Может, она вообще была лесбиянкой. Для него это было неважно до тех пор, пока она была готова потратить деньги.
  - Это хороший, надежный дом, - сказал он и кивнул, чтобы женщина подсознательно кивнула вслед за ним.
  - Да, - ответила она. - И цена выглядит низкой.
  - У продавца были на то свои мотивы, - сказал он и подмигнул.
  - Какие? - спросила она, открыв и закрыв кухню.
  - Простите?
  - Какие мотивы?
  - Ну, знаете, как это бывает... - начал он, ухмыльнувшись. - Дети вырастают и уезжают прочь. Семьи меняются. Сперва вам кажется, что какое-то место стало частью вашей жизни, а затем вы просто переезжаете.
  Она улыбнулась, как если бы он сказал что-то смешное.
  - На самом деле я не знаю, как это бывает, - сказала она. - Продавец съехал отсюда, потому что устал от этого места?
  Риэлтор задумчиво пожал плечами и его умственные шестеренки принялись активно вращаться. Этот вопрос был похож на ловушку. Он гадал, как много женщина слышала об этом доме. Нельзя было допустить, чтобы его поймали на наглой лжи.
   - Ну знаете, они были молоды, - сказал он. - Только поженились и у них было полно идей и планов. На самом деле, я не люблю продавать дома молодоженам, особенно юным. Они слишком молоды, чтобы понять, во что они встревают. Лучше некоторое время переезжать с места на место и пожить в съемном жилье. Понять, что тебе нравится, а что нет.
  - Они купили этот дом, и он им не понравился?
  - Скорее они не совсем знали, во что встревают, - ответил он.
  Внезапная усталость в глазах женщины будто бы выдала ее как во время партии в покер. Риэлтор расслабился. Разведена, возможно, уже больше одного раза. Осталось одна и не молодеет. Может она просто ищет дешевое жилье, а может решила начать все сначала. На самом деле он ошибался почти во всем, но все равно решил сыграть согласно своим предположениям.
  - Моя жена была такой же, Господь упокой ее душу, - сказал он. - Когда мы были молоды, ей было отказаться от какой-то прежней идеи, что муху прихлопнуть. Просто выбрасывала ее из головы. Черт возьми, да таким образом она вообще могла и мне отказать. Но когда ты становишься старше, то начинаешь понимать лучше - просто не следует лезть во все подряд. Они были хорошими ребятами, просто у них ветер в голове гулял.
  Она прошлась вдоль гостиной. Она выглядела большой и пустынной. Однако добавьте в нее диван, пару стульев и кофейный столик - и в ней станет довольно тесно. Однако сейчас женщина шла по ней, как по полю. Будто бы она была двадцатилетней девушкой, а ее муж должен был принести вещи или вернуться с работы на базе. Будто бы мир не ломал ее уже несколько раз.
  Риэлтор уже чуял запах продажи, он ощущал ее на вкус.
  - Слишком много съемщиков по соседству, - сказала она, посмотрев в переднее окно. По ее голосу он понял, что она не будет торговаться. - Сложно завести компанию, когда твои соседи постоянно меняются.
  - Это все оттого, что здесь рядом база, - сказал он так, будто бы они говорили о погоде. - У людей просто нет денег на свое жилье. Ну или же они любят ренту.
  - А вот я больше не могу ее себе позволить.
  - Почему?
  - Я курю, - ответила она
  - О, в наши дни это проблема. Если конечно у вас нет собственного дома.
  Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Риэлтор еле сдержался, чтобы не улыбнуться. Ну вот и все.
  - Оформляйте, - сказала она. - Я беру.
  
  

***

  
  Мистер и мисси Клейнфельд прожили на 1530, Лачмонт-драйв восемь лет, дольше, чем кто бы то ни было в этом районе. Они почти не заметили грузовик U-Haul [американская компания, в том числе занимающаяся перевозкой вещей при переезде - прим. переводчика], прибывший воскресным утром. Они съели свои тосты с джемом, послушали проповедника по радио и стали смотреть, как их новая соседка выгружает коробки. На ней были старые синие джинсы, темная футболка с логотипом давно отмененного телевизионного шоу посередине и бледно-зеленая бандана. Когда завтрак окончился, миссис Клейнфельд выключил радио и помыл посуду, а мистер Клейнфельд вышла наружу, на передний дворик.
  - Доброе утро, - сказал он, когда вновь прибывшая женщина отошла от грузовика, держа не распакованную коробку со стаканами, что позвякивала у нее в руках.
  - Привет, - ответила она с улыбкой.
  - День переезда, - сказал мистер Клейнфельд.
  - Он самый, - подтвердила она.
  - Вам нужна какая-либо помощь?
  - Думаю, я и так справлюсь. В любом случае спасибо. Но если мне что-либо понадобится...
  - Я и моя жена здесь целый день, - сказал он. - Приходите в любое время. И с новосельем.
  - Спасибо.
  Он приветливо кивнул и вернулся обратно. Миссис Клейнфельд сидела за компьютером и подсчитывала недельные расходы. Попавшая в ловушку муха билась в окно, будто бы желая убить себя. Ее яростное жужжание прерывалось звуками тяжелого нажатия клавиш.
  - Это снова началось, - сказала мисси Клейнфельд.
  - Да.
  
  

***

  
  У нее ушла большая часть дня на то, чтобы минимально обустроиться. На то, чтобы поставить новую кровать у нее ушел час, к тому же после этого начало ныть запястье. Холодильник привезут лишь завтра. Заднюю спальню она превратила в своего рода склад и сложила туда различные еще не распакованные вещи. Здесь пока не было стационарного телефона, только сотовый, электричество также еще не было подключено. Но к ночи она повесила одежду в шкаф, полотенца в ванную и поставила свой старый кожаный диван в гостиную у телевизора. Ей следовало бы отдать грузовик U-Haul обратно, но это могло подождать и до завтра.
  Она быстро прошла по дому, ее дому, и закрыла все жалюзи. Гладкий белый пластик заблокировал весь свет, что исходил с улицы. Новые окна с двойными стеклами глушили звуки проезжавших машин. Создавалось впечатление, что сами стены дома внезапно и безмолвно переместились в какое-то другое место. Будто бы это была космическая капсула, что находилась вне этого мира, за миллионы миль от всего, что было сотворено человеком.
  Она открыла воду в ванной. Та недолго была красной (видимо, в трубах была ржавчина), но затем стала чистой и обжигающе горячей. Ванная комната стала наполняться паром и женщина разделась. Встав обнаженной пред зеркалом во весь рост, она посмотрела на шрамы на своих ногах и локтях, едва заметные кружки, не больше, чем след от потушенной сигареты. Один большой тонкий шрам в том месте, где клинок коснулся кожи, уже потускнел, рассосался и исчез. Ее отраженное тело размягчилось, а на стекле выступили капли. Она выключила воду и медленно погрузилась в ванну. Жар будто бы по щелчку подогнал кровь к ее коже. Она положила голову на покатый край железной ванны, ерзая и пытаясь найти удобный угол. У нее было мыло, мочалка, шампунь и кондиционер с запахом миндаля, который любил ее парень Дэвид. Она не использовала ничего из этого. Через десять минут она просто приподнялась и потянулась к синей груде одежды, своим джинсам. Пачка сигарет и зажигалка "Зиппо" с выцветшим логотипом "Пинк Мартини". Щелчок и язычок пламени. Первая долгая затяжка, из-за которой у нее начало щипать в горле. Она бросила пачку сигарет и зажигалку на пол и снова погрузилась в ванну. Напряжение в ее спине, ногах и животе пошло на спад.
  Вокруг нее дом издавал тихие звуки: треск в стенах, по мере того как они остывали, гул системы охлаждения ее компьютера, мягкие шлепки капель, которые падали с ее плеч и груди. Дым, что подымался от ее сигареты, почти сразу же терялся в паре. Ее желудок уже почувствовал первые признаки голода, когда раздались звуки, напоминавшие вопли, нечеловеческий визг, что с паузами издавали реактивные двигатели. Внезапно что-то промелькнуло на ее периферийном зрении, и она подскочила, уронив сигарету в ванну и залив пол водой.
  Что-то промелькнуло в зеркале. Что-то, что не было ей. Из-за пара невозможно было рассмотреть, что именно. У него могли быть выцветшие волосы или же он мог быть лысым. На нем могли быть джинсы, а могли темные брюки. Белая футболка... или же больше красная? Движения сжатых кулаков были видны яснее, чем сами руки. И где-то в самолетном гуле тонули слова. Злые слова. Корри взвизгнула и поскользнулась, пытаясь удержать равновесие.
  Звук исчез также внезапно, как и появился. Урчащее эхо отражалось от стен все слабее и слабее. В зеркале снова не было никого, кроме нее самой. Она взяла полотенце и быстро обтерлась. Ее кровь начала бежать будто бы быстрее и сильнее, сердце забилось как у птички, дыхание участилось, и на нее накатила паника. Во рту появился привкус металла.
  - Эй? - спросила она. - Есть здесь кто?
  Пол затрещал под ее весом. Она стояла неподвижно, ожидая ответных шагов. Вода стекла с ее ног и она начала мерзнуть. Сам дом стал зловеще холодным.
  - Есть кто? - снова спросила она тихим и дрожащим голосом.
  Ей никто не ответил, и она ощущала только запах своей упавшей сигареты.
  - Ну что ж, - сказала она, крепко обняв себя руками. - Хорошо.
  
  

***

  
  - Мама, послушай. Все хорошо. Мы не расставались, - сказала она, пытаясь сделать так, чтобы ее голос звучал более уверенно, чем это было на самом деле.
  - Ну, ты так внезапно уехала, - сказала ее мать, и ее голос казался тихим и далеким из-за сотовой связи. - И этот дом... Я считаю, что вполне имею причины для беспокойства.
  Корри легла на диван и надавила кончиками своих пальцев на глаза. Из-за бессонницы ее кожа стала бледной и похожей на воск, а движения замедлились. Она взяла выходной, рассчитывая закончить разбирать вещи, но сегодня коробки все еще были там же, где и вчера. Через окна в дом проникал вечер, заставляя сиять небольшую гостиную. Холодильник приехал около часа назад и гудел на кухне, но все еще был пуст.
  - Мне еще кое-что нужно сделать, - сказала Корри.
  - Он бил тебя?
  - Кто? Дэвид? Мой Дэвид?
  - У людей есть привычки, - сказала ее мать. Она повысила голос и говорила так, будто читала лекцию. - Они въедаются. Я поступала также, когда была молода. Все мои мужья были алкоголиками, как и мой отец. Мне очень нравится Дэвид, он всегда такой вежливый. Но у тебя склонность к определенному типу мужчин.
  - Я ни с кем не встречалась со времен Нэша. И нет у меня никакой склонности.
  - А что насчет того еврейского мальчика, Натаниэля?
  - Я виделась с ним всего раз восемь. Он напился, разбил окно, и больше мы никогда не разговаривали.
  - Не вешай мне лапшу на уши. Ты понимаешь, что я имею в виду. Есть тип мужчин, который привлекает тебя, или же ты сама к таким тянешься. Если Дэвид такой же, как и Нэш, думаю, у меня есть право...
  Корри села и махнула рукой в пустоту, как будто ее мать была здесь и Корри давала ей знак остановится. Далекая музыка грузовика с мороженным доносилась, будто бы из другого мира, бойкая электронная мелодия, лицемерная и зловещая.
   - Мама. Мне не нравится говорить о том, какие мужчины привлекают меня, хорошо? Дэвид ни коим образом не похож на Нэша. Он не причинит мне боли, даже если я попрошу его об этом.
  - А ты это делала? - рявкнула ее мать.
  - Делала что?
  - Просила его сделать тебе больно?
  В воздухе повисла пауза, и она могла быть как преддверьем затишья, так и бури.
  - Хорошо, мы закончили, - сказала Корри. - Я люблю тебя, мам, и правда рада, что ты беспокоишься, но я не буду говорить о...
  - А должна! - выкрикнула ее мать. - Ты должна говорить со мной обо всем! Я потратила слишком много времени и денег, чтобы убедится, что ты в порядке, чтобы притвориться, что есть какие-то границы. Хотя бы для других, дочка. Для нас их никогда нет.
  Корри застонала. Тишина на ее конце телефона стала ранящей и обвиняющей.
  - Прости, - сказала она. - Я понимаю, что тебя это пугает. Я на самом деле понимаю, почему ты испуганна. Но поверь, я знаю, что делаю. Мне больше не двадцать.
  - Так ты просила или нет Дэвида сделать тебе больно?
  - Моя сексуальная жизнь с Дэвидом... он был очень внимательным и ласковым, - сказала Корри сквозь сдавленные зубы. - Он всегда был идеальным джентльменом. Мы несколько раз говорили, только говорили о том, что может немного выходить за рамки, и ему всегда было неприятно от этого, в том числе и от симуляции насилия в наших отношениях. Все? А теперь можем мы наконец закончить...
  - Поэтому ты его оставила?
  - Мы не расстались.
  - Это все из-за твоей темной стороны, да? - быстро спросила мать. - Ты наконец нашла кого-то не своего типа, осталась с ним, потому что он хороший, чистый и здоровый, но потом поняла, что тоже придется быть хорошей, чистой и здоровой. Для тебя это как постоянно есть зерна пшеницы, хотя на самом дел тебе постоянно хочется отбивную.
  - Так, я запуталась, - сказала Корри и ее голос приобрел угрожающую окраску. - Ты говоришь мне, что Дэвид - злобный придурок или что он наоборот слишком хорош для меня? Ты уж как-то определись.
  Она услышала, как ее мать плачет. Не просто всхлипывает. Ее голос немного дрогнул, и поэтому можно было определить, что в ее глазах стоят слезы.
  - Не знаю, почему ты так поступаешь, - сказала она. - Не понимаю, зачем ты съехала с квартиры Дэвида, зачем поселилась в этом доме. Боюсь, ты движешься куда-то не туда, во тьму.
  Последние слова были столь печальны и безжизненны, что Корри глубоко вздохнула.
  - Может, оно и так, - ответила она, выдавливая из себя слова. - Но все нормально. Я больше не боюсь.
  - А надо? Тебе есть чего бояться?
  Корри застыла. До двери в ванную было всего четыре шага. Свет был выключен, она посмотрела в зеркало в полный рост. Там был виден ее силуэт, позади гас свет дня, и ее черты терялись в тенях. Там не было никого другого, никакого мужчины с округлыми кулаками или ножами. Никаких обещаний того, что удар был знаком любви. Никаких сигаретных ожогов, вывихнутых пальцев или целых выходных секса, от которого она боялась отказаться. Было лишь зеркало. И в нем отражалась лишь она.
  Есть ли здесь чего бояться?
  - Я не знаю, - сказала Корри. - Но я выясню.
  
  

***

  
  - О, - сказал мистер Клейнфельд, внезапно замешкавшись. - Так значит вы знали, что дом...
  - Проклят? - спросила его новая соседка. Корри, кажется так ее звали. - Конечно. В смысле, в общих чертах.
  Мистер Клейнфельд улыбнулся, но его брови приподнялись. Его жена разливала чай по трем чашкам, что стояли на столе, ее улыбка могла означать что угодно.
  - А как вы об этом узнали? - спросила мисси Клейнфельд. - Вы одна из этих, "охотников за приведениями?"
  Солнечный свет пробивался через спокойный воздух, вдали раздавался рокот эскадрильи вертолетов. Новая соседка взяла предложенную ей чашку и отхлебнула из нее.
  - На самом деле, нет, - сказала она. - Просто где-то слышала об этом. Ну знаете, так бывает. Я даже не помню, как узнала об это впервые, но риэлтор мне все рассказал.
  - Да? - спросил мистер Клейнфельд. Прежде такого не случалось.
  - Точно. Ну, безо всяких кровавых подробностей. Я спросила, почему цена такая низкая, и он сказал, что это связанно с какими-то историями о призраках, и что прежние постояльцы перепугались и съехали.
  - Женщины, - сказала миссис Клейнфельд. - Ему безразличны мужчины, но он ненавидит женщин.
  - Ему? - спросила новая соседка. Мистер Клейнфельд посмотрел, как его жена садится обратно в свое кресло. Первая часть встречи прошла не так, как обычно, но теперь все пошло по накатанной.
  - В доме есть неупокоенный дух, - сказала миссис Клейнфельд. - С тех самых пор, как мы сюда переехали. Он никогда не беспокоит мужчин, они его попросту не видят.
  - Девушки - другое дело, - сказал мистер Клейнфельд, как обычно тряхнув головой. - Я уже могу составить целый список молодых женщин, которые посреди ночи стучались в нашу дверь, перепуганные до смерти. Это не подходящий дом для девушки. Особенно если она одинока.
  Сказав это, он отпил чай из своей кружки, но тот был все еще горячим. Тогда он подул на него.
  - Странно, - сказала новая соседка. - Кто-нибудь знает, почему это происходит? Какое-нибудь древнее индейское захоронение?
  Его жена медленно кивнула. Пар подымался из ее чашки и вился вокруг лица. Рокот вертолетов начал заметно нарастать. Мистер Клейнфельд откинулся на спинку своего стола. Свою роль он уже отыграл, и неплохо. Его жена всегда рассказывала эту историю людям лучше, чем он.
  - Есть одна история, - сказала она. - Не знаю, насколько она правдива или надуманна, но я ни разу не видела и не слышала ничего, что бы ей противоречило. Двадцать лет назад пара молодых людей переехала в дом, где вы сейчас живете. Юноша и его жена. Вскоре она стала появляться в продуктовом в солнечных очках. Носить одежду с длинными рукавами посреди лета. Ну, вы понимаете.
  - В мире полно домашнего насилия, - сказала новая соседка. - И оно не привело к появлению миллионов проклятых домов.
  Она говорила это легким тоном, но мистер Клейнфельд уловил силу в ее голосе. Может, это был скепсис, а может, что-то еще.
  - Он был злым человеком, - сказала миссис Клейнфельд. - Люди слышали, как они дрались. Говорили, он пытался скрыть самые громкие крики, избивая ее во время рева реактивных двигателей, но все соседи знали об этом. Один наш знакомый, который жил на другой стороне, там, где теперь обосновалась милая азиатская семья, попытался урезонить того мужчину, но тот в ответ пообещал отрезать ему нос. А одной ночью эта пара просто пропала. Исчезли с лица земли, как будто их и не было. Спустя несколько месяцев просто пришли люди, запаковали мебель и выставили это место на продажу. Ходили слухи, что девушка очутилась где-то в дурдоме на западе, от ее разума ничего не осталось, и она постоянно говорила о сатане и демонах. Говорят, она так там и осталась.
  Теперь новая соседка была захвачена историей, выражение ее лица стало острым, словно заточенный карандаш. Миссис Клейнфельд на мгновение сделала паузу, так лопасти рассекали воздух с такой жестокостью, что могли заглушить любые слова. Или даже крики.
  - Следующей сюда переехала пара людей в возрасте вместе с девочкой, которая ходила в старшую школу, - сказала она голосом достаточно громким, чтобы его было слышно сквозь затухающий шум удаляющихся вертолетов. - Они пробыли здесь шесть месяцев, не больше. Мать сказала, что старалась держаться, но потом дух начал приходить и к дочери, и это было для них уже чересчур. Они продали дом и переехали на другой край базы. С тех пор там никто не задерживался больше, чем на год. Исключая тот случай, когда дом на пять лет сняло четверо молодых людей, но даже тогда я видела, как их девушки покидали его посреди ночи, непрестанно плача.
  - Что он с ними делал? - спросила новая соседка. В ее голосе все еще была слышна твердость, но это уже не был скепсис. Что-то более срочное и требовательное, похожее на жгучее любопытство.
  - Он приходил к ним, - сказала миссис Клейнфельд, - и слава Господу, они могли почувствовать это. Никто не оставался настолько долго, чтобы узнать, что произойдет, если он поймает кого-то. Но бывают ночи, когда я буквально чувствую его ненависть. Лежу себе в постели и читаю молитвы, но ощущаю, что будто бы кто-то скребет льдом по стене. Я бы не согласилась ночевать в том доме даже за деньги. Даже за миллион долларов. Что-то обитает в том доме, и оно ненавидит женщин.
  Новая соседка кивнула, больше самой себе, как показалось мистеру Клейнфельду, чем ему или его жене. В ее глазах было какое-то сияние. Не страх, а скорее даже удовольствие. Ее улыбка заставила его нервничать больше, чем история жены когда-либо прежде. Он прочистил горло, и соседка видимо немного очнулась. Однако ее улыбка стала еще шире и менее аутентичной.
  - Вы уже что-нибудь видели? - спросил он. - Что-нибудь странное?
  - Я? Нет, - ответила она. - Не видела ничего подобного.
  
  

***

  
  Почти неделю спустя, в пятницу, пришел холодный фронт, и суровый ветер начал дуть с безоблачного неба. Жесткие порывы воздуха врезались в деревья и срывали с них листья, что все еще превращались из зеленых в желтые, красные и золотые. Великолепие осени было срезано и разметано. Низкое западное солнце становилось кровавым по мере того как опускалось. Корри поставила свою машину в небольшой гараж, будто бы укутав ребенка одеялом. Тонкие стены на самом деле давали меньше защиты, чем казалось. Каждый новый порыв, что врезался в них, заставлял гараж стонать. С каркаса крыши сыпалась пыль. Корри выбралась из машины и, ссутулившись от завываний ветра, пошла на кухню.
  Когда она вошла в сам дом, то обернулась. Ветер все еще бросал пригоршни мусора в окна, тяжелые пластиковые жалюзи раскачивались и шелестели от сквозняка, но кирпичные стены похоже могли выдержать любое насилие со стороны природы, они были твердыми и прочными, как в тюрьме. По мере того, как она шла по дому, Корри везде включала свет. Она проверяла каждую комнату: вот выпотрошенные коробки в запасной спальне, блокноты и док-станция для ноутбука в домашнем офисе, простыни и полотенца в бельевом шкафу. На кухне она сосчитала ножи на магнитной подставке и проверила духовой шкаф. В своей спальне она присела на корточки и опустила глаза на чистое покрывало. Затем она достала свое ружье из-под кровати и, тяжело дыша и заряжая и разряжая его, пересчитала патроны. В ванне она задержалась около зеркала на минуту, положив пальцы на стекло, рассеянно смотря в никуда и уйдя в себя. Ничто не было сдвинуто. Ничто не пропало. Даже бушевавший снаружи ветер не заставил покатиться хотя бы какой карандаш .
  Она разогрела в микроволновке тарелку лазаньи, налила себе бокал вина и присела на диван. Съела несколько кусков и снова встала, принявшись ходить по дому. Расслабленно. Разочарованно. Снаружи солнце садилось все ниже.
  - Я знаю, что ты здесь - сказала она пустоте. - Я знаю, что ты можешь меня слышать.
  Ветер визжал и бормотал, жалюзи сотрясались. В воздухе немного пахло томатным соусом, будто бы немного погоревшим, едкостью с привкусом дыма. Корри молча стояла посреди комнаты, сжав челюсти.
  Спустя мгновенье, которое будто бы длилось годы, прежде чем признаки ухмылки коснулись ее губ, в ее глазах зажегся безумный, бесшабашный огонек. Она вернулась к дивану, взяла тарелку и понесла ее на кухню. У раковины она съела еще пару кусочков, а затем со звоном бросила тарелку на отполированную сталь. Кран легко открылся, и холодная вода смыла остатки еды. Красные кусочки мяса и бледные остатки макарон немного поплавали в холодном мерзком супе, а затем осели и исчезли в водостоке. Она посмотрела на беспорядок и решительно отступила назад, все так и оставив. Она приподняла подбородок, смело взирая в пустоту вокруг себя.
  Что-то в доме переменилось. Стены, которые состояли лишь из блоков, штукатурки и краски, обратили свое внимание на нее. Окна, скрытые за жалюзи, были похожи на глаза. Она скинула туфли и захихикала сама себе. Пол ощущался холоднее, чем должен был быть. Бокал вина все еще стоял на кофейном столике. Она взяла свою сумочку в одну руку, а другой подобрала его. Включила духовку, а звучала так, будто бы была за тысячу миль от нее.
  На кухне она прислонилась к стойке за раковиной. Ее руки и бедра покрыли мурашки. Ее дыхание участилось, стало неглубоким и немного прерывистым. Она зажгла сигарету и отпила холодного вязкого вина, задержала его во рту, чтобы почувствовать алкоголь мягкими проницаемыми мембранами своей плоти. Когда она наконец проглотила его, в горле немного потеплело. Корри зажала сигарету в губах и вытянула вперед руку, наклонив полупустой бокал. Красная жидкость немного затряслась, пока она медленно и целенаправленно стремилась вытолкнуть ее, вино пролилось на пол и запачкала кафель. Она бросила бокал в раковину к своему неудавшемуся ужину и ступила вперед, став голыми ступнями в лужу.
  Буря снаружи ревела, будто бы о чем-то предупреждая. Корри изогнула бедра, повернула талию и стала танцевать посреди беспорядка. Она раскачивалась взад и вперед, что-то напевала самой себе и подняла руки над головой. Ее тело стало более расслабленным, живот отяжелел и в нем потеплело. Ее соски затвердели, а дыхание превратилось в белый пар и стало видимо из-за внезапного арктического холода. Откуда-то стали доносится далекие, но разгневанные голоса.
  Все еще танцуя, она одной рукой надавила себе на живот, а второй зажала сигарету между пальцев и затянулась. Ее вкус был как у жидкого пламени. Она смахнула пепел, наблюдая как мягкая серость падала все вниз, вниз, вниз, в широкую лужу у нее под ногами.
  Это было не вино.
  Кровь.
  Он материализовался пред дверью в подвал. Вроде бы молодой человек, но в то же время неопределимого возраста. У него были широкие как у быка плечи и короткостриженые бледные волосы. Темные брюки, которые она уже видела в зеркале, были узкими и плотно прилегали к бедрам, будто бы были пошиты так, чтобы едва скрывать эрекцию. С каждым тяжелым глубоким вздохом по его телу стекала кровь из дыры в том месте, где должно было быть сердце. Ей показалось, что под бледной кожей у него была гнилая плоть. Его губы искривились в бессловесной ярости, демонстрируя зубы, чересчур острые, чтобы быть человеческими.
  Теплота внутри нее исчезла. Его бледное лицо и страх, будто бы электрошок, заставили ее замереть посреди танца. Мужчина медленно кивнул головой, туда и обратно. Когда он открыл свой рот и завопил, Корри помимо воли быстро сделала два шага назад и стойка впилась ей в спину. Он буквально светился ненавистью. Ненавистью, злобой и угрозой насилия. Кафель между ними был красным, как будто там кого-то недавно жестоко убили.
  Когда она заговорила, ее голос дрожал. Даже ей самой он показался тихим.
  - Не нравится, да?
  Призрак раскачивал головой из стороны в сторону, не кивая и не отрицая, а скорее к чему-то готовясь. Будто бы отлет перед каким-то ужасным рывком. Гораздо более явная угроза, чем сжатые кулаки.
  - Ч-что, - попыталась она сказать, скрестив руки и сделав быструю нервную затяжку сигаретой. Она опустила подбородок в знак неповиновения. - Что ты будешь делать?
  Он осматривал на ее тело так, как будто она ему принадлежала. Шипящий звук его дыхания будто бы исходил отовсюду.
  - Ну, так что? Хочешь сделать мне больно? Тогда вперед, - сказала она, и ее голос стал немного сильнее. - Если собираешься, так делай!
  Он ступил в комнату, заполнив собой проход. Блестела стекавшая с его живота кровь. Он обнажил свои зубы и зарычал как пес.
  - Хочешь сделать мне больно? Так делай! - выкрикнула она. - Сделай мне больно!
  Призрак завопил и через комнату понесся к ней. Она чувствовала, как его ярость и ненависть окружали, поглощали ее. Она увидела, как его руки поднялись, чтобы ударить ее, она отскочила назад, закрыв глаза, и приготовилась к удару. Каждый шрам на ее коже заныл так, будто его касались льдом. Ее рот и нос будто бы наполнились грязной водой, оскверненной и пахнущей разложением. Она чувствовала, как дух навалился на нее, давил на ее кожу. Его ярость накатила как волна.
  А затем все исчезло.
  Она стояла посреди комнаты, ее трясло, прерывистое дыхание перешло во всхлипы. Ей было очень холодно. Одна из ее ступней была липкой, но на ней было лишь полузасохшее вино. Буря билась в окна и стены, вытяжка над духовкой ревела, разгоняя холодный воздух. Она медленно опустилась, прислонившись спиной к шкафу, и обняла себя за колени. Инстинктивно она дважды вздрогнула и одна слеза скатилась у нее по щеке.
  Затем в перерывах между вздохами ее рот расслабился, как и ее тело. Ее будто бы отпустило сексуальное напряжение.
  Она начала смеяться, издавая громкие звуки удовлетворения, как будто бы только что испытала оргазм.
  
  

***

  
  Утром в воскресенье впервые выпал снег. Большие влажные хлопья появились прямо перед рассветом, спускаясь с кромки облаков и будучи темными на контрасте с ярким городом. Однако падая, они становились идеально белыми. После утренних чая, тостов и молитвы, мистер Клейнфельд, завершив завтрак, надел свое славное шерстяное пальто и взвалил на плечо лопату. Он расчистил пешеходную дорожку и проезд, затем взялся за участок тротуара перед свои домом. Деревья вокруг уже были с черными ветвями и покрытые снегом. Изредка проезжали машины, оставляя своими колесами белые следы на снегу, который уже был достаточно глубок, чтобы они не касались асфальта.
  Закончив со своим домом, он направился к дому соседки. Там снег уже доходил до щиколотки. В нем не горели огни, и рядом с ним не было видно следов. Гараж не открывали. Он заколебался, не желая будить ее, но уже была середина дня. Он позвонил, и когда никто не ответил, еще постучал в дверь. Никто не открыл. Он пожал плечами и принялся дальше трудиться. Когда он закончил, облака в небе были такими же светлыми, как и снег. Воздух был еще немного теплым, температура пока еще не опустилась до нуля.
  Жена, как и обычно, встретила его у дверей с кружкой горячего какао. Он оставил лопату у входа, взял кружку и поцеловал жену в сухую щеку.
  - Думаю, вчера наша соседка не пришла домой, - сказал он, усевшись в кресло. - Похоже, что она его видела. Наверно, вскоре она от нас съедет.
  У них уже не раз был этот разговор, и теперь он ждал предположения, сколько, по мнению жены, соседка еще продержится - два месяца, месяц, неделю. Она разбиралась в этом лучше него. Поэтому он удивился, когда жена некоторое время молчала, а затем пожала плечами и сказала:
  - Я не знаю, просто не знаю...
  
  

***

  
  В квартире Дэвида все еще была пустота, которую когда-то заполняла она сама. Его одежда заполняла лишь половину шкафа в спальне, вешалки едва начали заполнять то место, где когда-то висела ее, как будто он надеялся, что ее блузки, брюки и платья вернутся обратно. Место, где стоял ее стол, все еще пустовало, четыре следа от его ножек на ковре уже немного разгладились, но еще не исчезли полностью. Подросток наверху снова пытался играть на гитаре, перебирая струны. Когда она жила здесь, это приводило ее в бешенство, а теперь казалось даже милым.
  - У него уже лучше получается, - сказал Дэвид.
  Корри перевернулась и положила подушку себе под голову и шею. Первый в этот году снег тонкой линией ложился на подоконник. Лежавший рядом с ней Дэвид кивнул на потолок.
  - На прошлой неделе он отыграл всего "Иисуса из пригорода".
  - Все пять частей?
  - Да.
  - Парень растет, - сказала она.
  - Хотя, во имя Господа, лучше бы он делал это там, где мы бы его не слышали.
  Она провела пальцами по его груди. Его кожа была темнее ее, и поэтому на контрасте ее рука казалась бледнее, чем на самом деле, а шрамы белыми как снег. В его черных волосах, рядом с ухом, появилась первая седина. Его темные глаза смотрели на нее, в его улыбке было что-то среднее между измождением после секса и меланхолией. Быстро и импульсивно Корри на несколько дюймов подвинулась к нему и поцеловала его в плечо. Он поднял брови, как всегда делал, когда знал, что она нервничает.
  - Какие у тебя на сегодня планы? - спросил он.
  - Работа по дому, - ответила она. - А у тебя?
  - Подняться пораньше и отправится в прачечную.
  Она кивнула.
  - А если не выйдет?
  - Тогда просто по-быстрому постираю в раковине то, что завтра нужно будет надеть на работу. Мне нужно в три встретиться с Геммой и забрать у нее мой сканнер.
  - Удачи. Уже за полдень.
  - Еще несколько минут не сыграют роли, - сказал Дэвид, положив свои руки на нее. Он не был красив - его лицо было слишком широким, нос сломали еще когда он был ребенком и тот так и не был нормально вправлен, а челюсть слишком выступала. Может просто немного симпатичен в своем роде.
  - Ты хочешь о чем-то поговорить? - спросил он.
  - Да, - ответила она.
  Он медленно вдохнул, а затем выдохнул. Будто бы он собирался глубоко нырнуть. Или собирался с духом перед плохими новостями.
  - Я думаю, что сегодня ночью ты можешь отправиться ко мне, - сказала она. - Осмотреть это место. И можешь прихватить свою стирку с собой.
  - Он сел, стряхнув с себя одеяло. Она посмотрела на него, но по выражению лица не могла понять, о чем он думал.
  - Ты поменяла правила? - спросил он так осторожно, что будто бы перебирал яйца, боясь разбить их.
  - Нет. Я всегда говорила, что не пускала тебя к себе лишь временно. А теперь... время пришло. Вот и все.
  - Так значит, ты не порывала со мной?
  - О Господи, - сказала она, а затем достала подушку у себя из-под головы и легонько ударила его ей. А потом еще раз.
  - Ну знаешь, как это бывает, - сказал он. - Девушка покупает дом, не советуясь с парнем, перевозит туда все свои вещи и говорит, что он не может туда приехать. Она говорит, что ей сперва "нужно кое-что сделать", но не говорит, конкретно что. Сложно не сложить два и два.
  - А как насчет той части, где я бы прямо сказала, что нам пора расстаться?
  - Ну, ты подавала сигналы, - сказал он.
  Корри глубоко вздохнула. На улице завыла и смолкла сирена.
  - Прости, - сказала она. Корри встала с кровати, надела одну из футболок и натянула ее до бедер. - Понимаю, это было тяжело. Я требовала слишком много доверия.
  - Есть такое.
  - И учитывая мое бурное прошлое, я понимаю, почему ты так всполошился. Ты и моя мать.
  - Твоя мать?
  - Она читает мне нотации с тех самых пор, как услышала об этом. Ты ей действительно нравишься.
  Он откинулся назад, на его лице читались удовлетворение и удивление.
  - Я нравлюсь твоей матери?
  - Сосредоточься, солнышко. Я тут вообще-то извиняюсь.
  - Не смею тебя прерывать.
  Он расслабился, почувствовав облегчение. Она так была поглощена собой и уверенна в его храбрости, что совсем игнорировала то, что грусть и страх понемногу начали проникать и в него. Она нашла свои штаны на полу, затем села на туалетный столик и закурила. Вкус дыма помогал ей думать. Когда она заговорила, ее голос стал тише.
  - Знаешь ли, со мной всякое бывало в этой жизни. И я стыжусь этого. Мне казалось, что после Нэша я... сломлена. Разбита вдребезги. Что-то вроде того. И ощущать подобное...
  Она замолкла, одернула себя, засмеялась над чем-то и снова затянулась.
  - Это будто бы переделывало меня, - сказала она со странной улыбкой.
  - А этот дом - он часть того, чтобы не чувствовать себя подобным образом?
  - Да.
  - Тогда мне он уже нравится, - сказал он. - Вперед к неизведанному. Если этот дом делает тебя такой, как сейчас, я рад ему.
  Корри кашлянула и тряхнула головой.
  - Он немного далековато, - сказала она. - Но неважно. Я хочу, чтобы ты поехал туда. Хочу, чтобы ты его увидел. Только возьми с собой свитер, уже становится холодно.
  - Слушаюсь.
  - И подумай насчет погоды, если собираешься переехать туда.
  - Корри?
  - Там достаточно места. Соседи немного простоваты, и шум двигателей - полный отстой, но не хуже, чем это герой гитары, который здесь постоянно практикуется.
  - Корри, ты говоришь, что все еще хочешь жить со мной?
  Она широко и нервно улыбнулась.
  - Я не прошу тебя решать прямо сейчас, - сказала она. - Открыта для переговоров, так сказать.
  Он соскользнул с края кровати, придвинулся по полу к ее ногам и положил голову ей на колени. В течение долгого мгновения никто из них не говорил и не шевелился. Корри прикрыла глаза рукой, и та намокла от слез.
  - Собирайся, глупенький, - сказала она. - Тебе еще надо встретиться с Геммой, и забрать сканнер.
  - Хорошо, - сказал он со вздохом. - Примешь со мной душ?
  - Не сегодня, - сказала она, и в ответ на его удивленное выражение лица, добавила: - Хочу пахнуть тобой, когда вернусь домой.
  
  

***

  
  1532, Лачмонт-драйв бурлил вокруг нее. Каждый звук - шум холодильника, далекий шум духовки, треск деревянных досок полов, который возникал из-за перепадов температуры - все это имело свой голос, все это вопило. В воздухе витал легкий запах горелых волос и кожи. Корри знала, все это взывало к ней.
  Корри повесила пальто в шкаф. Возле входа в подвал мелькнул силуэт с темными глазами и нечеловеческими зубами. Она поставила чайник на плиту и закурила зажженную сигарету. Когда облака снаружи рассеялись, двойной свет от неба и снега обрушился на жалюзи. Чайник засвистел. Она взяла чашку из кухонного шкафчика, положила в нее пакетик ромашкового чая и залила горячей водой. Когда она села, на полу была кровь. Яркая лужа, возможно даже чересчур красная, чтобы быть настоящей, а еще след шириной в бедра мужчины, указывавший, как еще живого человека тащили в подвал. Когда она посмотрела вверх, в футе от крыши стояла неясная дымка. Может это был след от ее сигареты. А может от выстрела. Она начала пить чай, наслаждаясь его жаром и мягким вкусом.
  - Отлично, - сказала Корри.
  Она медленно встала и выпрямилась. В подвал вели деревянные ступеньки, выкрашенные дешевой зеленой краской. Годы сгладили углы. В подвал не проникал свет дня. Там горела одна-единственная лампочка, и в ее свете тени были густы. Здесь рев вытяжки слышался громче, а в голосах дома слышались ярость и ненависть. Она пошла по кровавому следу к углу подвала, где в угрюмом полумраке стояли стиральная машина и сушилка. Она прислонилась плечом к углу сушилки, надавила и сдвинула ее.
  Металлическое дно заскрежетало по бетону. Шрам под сушилкой был почти в фут шириной, обозначая место, где пол был взломан, поднят, а затем снова залит почти таким же цементом. Она села на пыльный пол. Теперь у нее на руках была кровь, черная, липкая, с медным запахом. На выделявшемся куске бетона появилось белое пятно и начало разрастаться. Это был лед. Он положила на него руку так, будто бы собиралась погладить какого-то питомца.
  - Думаю, нам, наконец, стоит поговорить, - сказала она. - Я имею в виду, что я буду говорить, а ты наконец-то послушаешь.
  Со стороны духовки что-то зарычало. Во мраке появилась тень и принялась метаться, словно тигр в клетке. Корри отпила чаю и посмотрела во тьму спокойным и уверенным взглядом.
  - Забавно, как люди все забывают. Они помнят, что ты угрожал Джо Аррисону, но не помнят, что ты грозился отрезать ему член, а не нос. Они знают, что меня забрали в "смеющуюся академию" [жаргонное название психиатрических учреждений - прим. переводчика], но не помнят, что меня все-так оттуда выпустили. Видимо считают, что я все еще сижу там и несу какую-то околесицу о сатане или чем-то подобном. Разум порой играет с людьми странные шутки.
  Она погладила бетон. Лед распространялся, в его центре появилась красная точка, из искусственного камня начала проступать кровь.
  - Знаешь, ты действительно чуть не доконал меня, - продолжила Корри. - После того, как я застрелила тебя, все было гораздо хуже, чем я думала. Я так боялась, что тебя кто-то найдет. Мне постоянно снились кошмары. Когда я видела кого-то, похожего на тебя, или чувствовала запах того дешевого одеколона, который тебе нравился, у меня начиналась паника. Один раз я даже попыталась покончить с собой, но к счастью, у меня не очень получилось.
  Я была полностью раздавлена. Каждые несколько недель я заходила в сеть искала информацию. Я знала, что они должны были что-то найти. Например. Кости на 1532, Лачмонт-драйв. Но что же я обнаружила? Истории о призраке. Кто-то даже зарисовал тебя. И тогда я все поняла.
  Тень закричала на нее, ее рот светился так, будто в нем что-то горело. Кровь в центре льда потекла струей. Корри дала этому ледяному потоку запятнать ее пальцы.
  - Я была так раздосадована, - сказала она, смеясь. - У меня годы ушли на то, чтобы прийти в норму, а ты все это время оставался здесь. Поняв это, я почти месяц не могла нормально спать. А потом у меня в голове будто что-то щелкнуло. У меня была работа, и я могла купить этот дом, если бы захотела.
  Она отпила еще чая, но тот уже стал холодным. Теперь Корри сидела огромной луже крови, которая текла со всех концов помещения. Ее было гораздо больше, чем может поместиться в человеческом теле. Она промочило ее штаны, испачкала футболку, ей было холодно, но не слишком. Тень подалась вперед, готовясь к прыжку.
  - Сегодня ночью приедет Дэвид, - сказала Корри. - Я не пускала его сюда, пока не удостоверилась, что здесь безопасно. Но сегодня я приготовлю ему ужин, и возможно мы зайдем немного дальше, посмотрим там какой-нибудь DVD. А потом я буду трахаться с ним в твоей спальне. А ты? Тебе придется смотреть.
  Кровь продолжала течь. Теперь она была ей почти по щиколотку, ее красные волны растекались по подвалу. Корри улыбнулась.
  - Ты действительно ненавидишь его, - сказала она. - Он - все то, чем ты никогда не мог стать, и он действительно любит меня. И знаешь что? Я тоже его люблю. И мы останемся здесь, возможно на годы. Возможно навсегда. И мы будем делать все то, что ты уже не можешь делать. И мы будет делать это как следует. Серьезно. Как тебе такая месть?
  Тень завопила и нависла над ней, заслонив собой свет. Она почти чувствовала его зубы на своей шее и почесала ее.
  - Ты мертв, ублюдок, - прошептала она в темноту. - Ты больше не можешь сделать мне больно.
  Перепачканная в крови, она подобрала свою чашку и начала подыматься по лестнице. Призрак пытался ухватиться за нее холодными, нематериальными пальцами. Он кричал ей в уши, извергал на нее свои гнев и ненависть. Но Корри просто ухмыльнулась, от нее теперь исходили умиротворение и спокойствие. Голос духа становился все тише, дальше и отчаянней. С каждым следующим шагом кровавое видение немного рассеивалось и когда она, наконец, вышла на зимний свет, то уже была полностью чистой.
  


Перевод - Angvat, вычитка и верстка - Tairilin Hlaalu, 2019г.


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"