Аб Сергей : другие произведения.

Кусь во мраке

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не так страшен кусь, как его ожидание. Герою этого романа ещё предстоит узнать, каково это. Пройти путь несчастного душевнобольного, чтобы разобраться, что всё-таки с ним случилось и что случилось с лечебницей. Примечание автора: Кто знаком с творчеством Лавкрафта, тот уловит некоторое сходство в повествовании. Ни в коем случае не претендую на сходство с маэстро ужасов, скорей восхищаюсь и пытаюсь уподобиться, но на свой лад.
  Примечание: Все имена и места являются вымышленными, скорее всего.
  Все совпадения с имеющими место быть в произведении событиями
  и фактами исключены, наверное.
  Основано на реальных логических умозаключениях и самоубеждении.
  
  Глава 1
   Честно говоря, причины, по которым я ввязался в эту странную авантюру, для меня навсегда останутся скрыты. Скорее всего, тут послужило моё естественное любопытство в совокупности с желанием дать для себя всем этим странным событиям хоть какое-нибудь логическое объяснение. Мой отец всегда говаривал мне, что медики пропитаны скептицизмом, однако по-настоящему понять его слова я смог лишь теперь, когда мой затуманенный мрачными вопросами разум жаждал расставить всё на свои места.
   Не последним фактом тайного проникновения в закрытый для меня сектор лечебницы в не дежурное время послужило желание произвести хорошее впечатление на окружающих, что могло бы здорово помочь в дальнейшей карьере.
   Однако теперь, тихо ступая по тёмным коридорам психиатрической лечебницы с масляной лампой в руках, я едва ли себя сдерживаю, чтобы не сбежать. Вся моя смелость и вера в успех предприятия испарились, едва я смог сложить кусочки мозаики в этом странном деле.
  Вероятно, только не утихающий огонёк противоречия продиктовал мне, что я должен делать.
  
   Психиатрическая лечебница имени Святого Ривса располагается на почтительном расстоянии от унылого городка Плейсвиль. Несмотря на помпезное по нынешним временам название, город представляет собой довольно удручающее зрелище. Старые обшарпанные домишки, с покосившимися крышами являют собой неплохую демонстрацию внутреннего содержания как их самих, так и их хозяев, которые довольно редко покидают город. К чужакам же тут относятся довольно холодно, да и чего можно ожидать от города, которого давно нет на картах?
  Старая лечебница находится на самом краю северной дороги города. Время изрядно потрудилось над её стенами, а так же над её плачевной репутацией. В Плейсвиль привозят не только душевнобольных из соседних городов и деревень, но иногда и из других городов. Я до сих пор никак не могу взять в толк, откуда же могло взяться такое большое скопление лучших светил науки в таком захудалом месте, как это.
  Даже если бы лечебница находилась в самом центре города, местные жители всё равно бы обходили её стороной, потому что только самые безнадёжные случаи поступали в её недра.
  Мне, как молодому студенту, проходившему практику в этом месте, должно быть, очень повезло. Хотя сказать по чести, я до сих пор считаю, что не каждый практикующий врач согласится вникнуть в тайны, которые довелось не по своей воле узнать мне за столь короткий промежуток времени.
  
   Как и любой другой студент-медик, получивший такой лакомый кусок в качестве практики, я пытался узнать больше, не ограничиваясь тем, что мне предлагают, а проявляя инициативу и делясь своими собственными выводами со старшими коллегами. Они, впрочем, не выражали недовольства в связи с этим, а лишь по-отечески ухмылялись всякий раз, когда мои не подкреплённые практическим опытом знания давали о себе знать.
  К слову сказать, больные в этой клинике менялись довольно часто, нередко фигурируя с редкими диагнозами, подогревая интерес персонала.
  Но по-настоящему странный случай произошёл в конце февраля 1920 года, когда в расположение лечебницы поступил молодой человек, тридцатилетнего возраста. Меня сразу же заинтересовал его случай, но в тот же день мне не удалось присутствовать на мероприятиях, которые проводили с невысоким худощавым человеком. Лишь на короткий миг я сумел заметить взгляд молодого человека, глаза которого были широко открыты. Немигающим взглядом он смотрел сквозь меня, и что-то бубнил себе под нос. Мне же больше всего припоминается та самая фраза, всплывшая в результате нашего вмешательства, которая, как выяснилось позже, стала единственной, что при жизни смог произносить этот несчастный.
   Причины, по которым я решился рассекретить ту информацию, которой я владею, для меня и самого едва ли ясны. Меланхолия, присущая каждому служителю лечебницы, стоящая на страже их метального состояния не может стоять в одном ряду с чёрствостью и бессердечностью, исходя из моих собственных убеждений. А потому, как будущий медик, я старался воспитать себя в духе здорового скептицизма, оставляя за собой право на добрые помыслы.
  Многое из того, что случилось с Джеймсом мне до сих пор не понятно, равно как и неясны некоторые странности, которые появились в нашей лечебнице в то же время, когда он поступил к нам. Психическое расстройство, с которым он прибыл было сложно передать на словах, или же в письменной форме. На первый взгляд казалось, что случай являл собой нечто обыденное, но здешние стены не признают будничных заболеваний.
  По моим наблюдениям многое, что касается лечебницы имени Святого Ривса, хотя бы и косвенно, но влияет на Плейсвиль. И если уж руководство лечебницы желает скрывать факты, которые здорово могли бы помочь при изучении такого же недуга в дальнейшем, а возможно и дать какое-то развитие в лечении, то мне ничего не остаётся делать, как поступить по совести.
   Мои записи, которые я решил делать на всякий случай, мне довелось писать от руки, а потому они никуда не годятся для формирования чего-то более пристойного и удобночитаемого. Однако на данный момент мой бюджет не позволяет мне купить себе пишущую машинку и напечатать всё то, что мне известно. Мне лишь приходится надеяться на случай, так как желания рассекретить своё имя я не имею. Возможно, в дальнейшем, эти записи кому-нибудь пригодятся.
  Мои вечно занятые старшие коллеги, были совершенно не способны к чуткому получению сведений у служителей кареты скорой помощи. Мало кому в тот суматошный день пришло в голову сделать немного больше, чем обычно, для примера, попытаться узнать причину, по которой больной испытал глубочайший шок, столь сильно повлиявший на его сознание.
  В тот день, это, кажется, было 29 февраля, после всех скудных разбирательств, меня посетила мысль, которая, вероятно, и стала тем самым толчком, после которого пути назад уже не было.
  Совершенно случайно мне довелось подслушать разговор старших коллег, в котором фигурировал адрес, из которого прибыл необычного свойства душевнобольной. Дело в том, что многие детали, как правило, не сообщаются студентам-практикантам в целях сосредоточения их внимания на главном. Однако большинство из нас хорошо понимают, что приезжим и мало опытным попросту не доверяют.
  
   В тот самый день, когда к нам поступил молодой человек, со столь необычным случаем, я работал не покладая рук. Очевидно, именно поэтому я не смог узнать ничего больше, чем простые слухи, которые очень скоро приобрели мистический характер.
  Как я узнал позже, у пациента были некоторые признаки нападения на него некоего зверя, о чём свидетельствовали несколько кровавых полос на его щеке. Вероятно, это был очень крупный кот, хотя в наших краях такие экземпляры водиться просто не могли. Так же в пользу свидетельства нападения зверя был свитер с капюшоном оливкового цвета, который был щедро усеян бурой шерстью и каплями крови. Но главное, что привлекало внимание врачей, были две довольно большие отметины на шее, которые к приезду в лечебницу зарубцевались.
  Конечно, было проще всего списать это на обыденную агрессию диких животных, которые просто напугали беднягу до умопомрачения. Однако, эта версия очень скоро перестала устраивать учёных мужей из лечебницы Святого Ривса.
  
   Тем не менее, моё любопытство не давало мне покоя. Уже в середине дня я решил узнать про эту историю больше, чем остальные.
  В свой выходной день, я отправился на ферму в Аутсток, что бы поподробнее расспросить местных жителей об этом случае.
  Изучив карту местности и проложив маршрут, я отправился на вокзал. К моему счастью, поездка до места назначения не могла отнять у меня много времени, сил и денег.
  Ферма в Аутстоке совершенно не оправдывала возложенных на неё ожиданий. Когда я нашёл указатель со стрелкой, что-то внутри меня запротестовало идти в том направлении, однако я всё же пересилил себя, ступив на грязную заросшую дорогу.
   Моё настроение совершенно точно описывала погода, которая в этот день была безжалостна ко мне и жителям той глубинки. Для меня не было большим секретом, что в пригородах и селениях обычно бывает холоднее. Но в тот день я совершенно не был готов к мокрому холодному дождю, глубоким грязным лужам, с двух сторон которых обступал величественный лес. Впрочем, не смотря на такие мелочи, обстановка мне показалась знакомой и даже приемлемой, ведь в этом унылом пейзаже я невольно наблюдал некую аллегорию на нелёгкий труд медиков.
   И всё-таки что-то в этих деревьях вызывало внутри меня смутное беспокойство. Не сами деревья, а нечто другое, то, что скрывалось за этими могучими гигантами, со всеми этими колыханьями крон на ветру, и многоголосыми звуками живности.
  И пока я пытался вытянуть уже готовый ответ из своего молчаливого подсознания, мои ноги привели меня в пункт назначения. Я знал, что пришёл по адресу. Я хорошо запомнил беглые описания работников кареты скорой помощи, они содержали именно эти два зелёных деревянных дома.
  Пройдя по подъездной дороге, я обратил внимание на двух привязанных лошадей, которые выглядели взволнованно. В мою голову уже начали вкрадываться тёмные мысли о том, что ферма покинута хозяивами, когда из крайнего к дороге дома вышел мужчина и резко велел мне остановиться. Он быстрыми шагами направился в мою сторону, в его руках было ружьё.
  Разумеется, мне ничего не оставалось делать другого, как поднять руки и надеяться, что в этом месте ещё не все сошли с ума.
  Когда же он подошёл ближе, то я обнаружил на лице этого человека смятение и сосредоточенность. Это натолкнуло меня на мысль, что это и есть хозяин фермы.
  Казалось бы, что его грозный голос в совокупности с ружьём не оставит и малейшей возможности для того, что бы сказать неправду. Однако, на его вопрос о цели моего визита, я почти что против своей воли ответил, что являюсь представителем полиции, и желаю осмотреть личные вещи пострадавшего. Разумеется, врачам, а уж тем более практикантам едва ли разрешат прикоснуться к вещам душевнобольного. Хозяин фермы сверлил меня взглядом сквозь квадратные очки. Одет он был в серую пуховую куртку с застёжками, и тёплые чёрные штаны с меховыми ботинками. Чёрная меховая шапка немного съехала на бок.
  К моему счастью, вскоре он опустил ружьё. Вместе с ним опустились и мои руки. Он хотел мне что-то сказать, когда кто-то выкрикнул из дома:
  -Пауло! - кричал женский раздражённый голос. - Где же ты, Пауло?
  Человек растерянно повернулся на зов, после чего махнул мне рукой, что бы я следовал за ним.
  И мы направились в дом.
  
  Глава 2
   Уже у входа я обратил внимание на изобилие кошек, к которым не питаю страсти, в отличие от большинства моих знакомых. Их тут было штук пять, не меньше, но что-то подсказывало мне, что это были далеко не все особи. На входе меня предупредили строго следовать всем правилам этого дома, неукоснительно выполнять все требования хозяев. Я не решился бы зайти внутрь, если бы не тот долгий путь, что я проделал до фермы Реббитсов. Моим вторым доводом посетить этот дом и продолжить играть роль полисмена был многозначительный взгляд её хозяина сначала на меня, а потом на ружьё после инструктажа о правилах дома.
  
  Я совершенно не был удивлён тем, что мне было необходимо снять свою обувь, пальто и шляпу на входе. Когда же последовала просьба снять верхние штаны, дабы не пускать в дом бактерии извне, я не без стеснения поведал, что не обладаю второй парой штанов, на чём и получил позволение пройти внутрь. Как будущий врач, я привык часто мыть руки, но требование сделать это теперь звучало для меня несколько странно. Тем не менее, я повиновался. После этого не хитрого действия хозяин дома подошёл ко мне вплотную и прошептал, что бы я ничего не трогал и никуда не садился, иначе у нас обоих будут проблемы. Что именно он имел в виду, я не мог понять до тех пор, пока по лестнице быстро и громко не спустилась женщина, грозно переводя взгляд то на меня, то на человека с ружьём.
  
  Внутреннее убранство дома мистера и миссис Реббитс поражало своей продуманностью. Я не переставал удивляться большому количеству приспособлений для кошек, а так же бесчисленным кошачьим туалетам, стоявшим длинной цепочкой по северной стене дома. Хозяйка дома не стала узнавать моего имени и должности, придирчиво осматривая меня с головы до ног. Когда же её внутренний диалог был окончен, она потребовала следовать за ней, что я и сделал. Однако вопреки моим ожиданиям, мы прибыли в туалетную комнату. На мой вопросительный взгляд последовало безапелляционное требование вымыть руки и лицо с имеющимся мылом. Видимо, гигиена в этих краях почиталась превыше всего. Мои заверения, а так же убеждения хозяина дома, что подобную процедуру я успешно прошёл не возымели никакого действия, и мной было решено совершить омовение во второй раз. Как бы там не было, но и после этого вполне логичного действия мы не направились в ту самую комнату, где был обнаружен сошедший с ума бедолага. Вместо этого миссис Реббитс повела меня к стене, которая пестрила всевозможными цветами и кубками. Везде, где хватало глаз, были фотографии кошек и наград с расписными лентами разных цветов. Сказать по совести, полка, на которой красовалась не одна дюжина кубков всех размеров и достоинств, выглядела довольно величественно. Хозяйка начала рассказывать мне о победах её питомцев на различных шоу и выставках.
  Размышляя над тем, какое это имеет отношение к цели моего визита, я рассеянно кивал. Вероятно, миссис Реббитс подозревала, что внутри моей головы идёт процесс размышления на стороннюю тему, вместо осознания великолепия её животных, но её это не сильно заботило.
  Минут двадцать потребовалось на перечисление всех возможных наград и титулов, а так же их невероятных обладателей. И, в следствие того, что к кошкам моё отношение не граничило с фанатичной любовью, большинство информации я так и не запомнил. Клички животных тоже не потрудились застрять в моём уставшем за эти полчаса мозгу. Если бы я только знал, что вся эта информация, хотя и косвенно, но имеет отношение к делу, я был бы куда внимательнее.
  Прослушав внушительную лекцию о сложности разведения кошачьих, их классификации и породных качеств, я засобирался к выходу. В моей голове было слишком много информации, на получение которой я никак не рассчитывал. Хозяйка дома невозмутимо проводила меня до двери. Хорошо, что в этот момент мимо нас прошёл её муж - мистер Реббитс, который и вернул меня в чувства, спросив, всё ли я осмотрел. Подумать только, я мог уйти, совершенно забыв о цели моего прихода!
  
  Впрочем, многое из того, что я увидел в тот день, у меня попросту вылетело из головы в тот миг, когда меня провели в ту самую комнату, где и был обнаружен наш странный душевнобольной. Однако кое-что мне всё же удалось вспомнить спустя пару дней. Вероятней всего, мой сбитый с толку разум великодушно стёр из моей головы то самое гнетущее чувство необъяснимой тревоги, когда я вошёл внутрь. Эти ощущения, взявшиеся невесть откуда, заставляли меня в тот день вести себя в крайней степени не учтиво, без присущих формальностей и тонкостей в разговорах. Впрочем, последних было даже более чем недостаточно, потому как Реббитсоны суетились по всему дому и шумно переговаривались. Про меня они забыли совершенно, хотя сказать по совести, как и про комнату, в которой я находился. Очень точной фразой можно было описать деятельность этой премилой пары, фразой, что кинула мне хозяйка фермы между делом:
  -Картошка сама себя не выкопает, а огород сам себя не польёт.
  С этим я спорить не стал, хотя меня несколько смутили эти рассуждения в данный момент, на улице стоял конец февраля.
  
  Не вооружённым глазом было видно, что хозяева дома избегали этого места и, вероятно, даже не стали ничего трогать, суеверно избегая этой комнаты.
  Как оказалось, моя догадка попала точно в цель. Когда я упоминал об интересе к личным вещам, Реббитсоны указали мне на небольшую спортивную сумку, и комод, в котором лежали письменные принадлежности и несколько книг.
  Досконально изучив обстановку, я принялся за личные вещи Джеймса. Сказать по правде, я не ожидал найти ничего существенного, что хоть немного указывало бы на источник умопомрачения больного. Однако удача, которая нередко накрывала меня своей щедрой ладонью от града неприятностей и на этот раз не покинула меня.
  В одном из ящиков комода я обнаружил толстую тетрадь, которая была заполнена практически полностью причудливо-неряшливым почерком.
  Больше ничего ценного обнаружить не удалось, и в силу растущего чувства беспокойства, сопутствующему пребыванию в этом доме, я поспешил удалиться.
  И только уходя за порог, мой взгляд зацепился за вполне обыденную и присущую этому дому картину. Однако что-то во мне как будто оборвалось, когда я разглядел в свете электрической лампы пушистый силуэт великолепной персидской породы. Не знаю почему, но это животное породило внутри меня смутное беспокойство.
  Мне известно, что любопытство, которое присуще этим животным, может достигать небывалых высот. Я так же принимаю во внимание тот факт, что наличие целой вереницы кошачьих туалетов в одном доме мистера и миссис Реббитсонов допускает изрядное количество этих всеми любимых существ. Но лишь одно из них в тот день сидело на деревянном подоконнике, выпучив на меня немигающие жёлтые глаза. Ничего не обычного в этом взгляде можно было бы и не заметить. И даже малейшими отклонениями от нормы можно было бы пренебречь. Но тот момент, когда мой взор упал на взгляд этого существа, мне открылась часть правды.
  Я не могу сказать, что именно я узнал в тот миг. Так же я не уверен, что на меня не подействовала атмосфера дома, которая, к слову сказать, была вполне располагающей и уютной, если бы можно было исключить мою тревогу.
  Мне показалось, что во взгляде этой роскошной морды читалась вполне человеческая усмешка. Я ощутил это довольно явственно: как будто весь её вид бросал мне вызов. Мне, и, вероятно, этому несчастному из палаты 312б.
  
  Глава 3
   Когда я, наконец, покинул ферму в Аутстоке, мне стало значительно легче. Обратная дорога сквозь сильный ветер с дождём не так удручала меня, как осадок пережитых минут в этом странном месте. И хотя моя безрадостная и скучная поездка казалась мне невыносимо долгой, я решил отложить прочтение записей душевнобольного на потом, что бы изучить всё более обстоятельно.
  Дома меня ожидала очередная загадка, ответ на которую я так и не нашёл. Разумеется, я предполагал, что подобное может произойти со всяким любителем кошек, однако, не являясь в их числе, я всё же получил это странное послание.
  Насколько я могу помнить, проходная комната Реббитсонов, которая была изолирована от уличных кошек и тех, что прятались внутри дома, выглядела неприступно. Именно там под дулом ружья я в спешке снимал свою обувь, что бы иметь возможность зайти внутрь. Конечно, моё внимание было притуплено, когда я покидал ферму, в спешке я сделал неверный вывод, что попросту мои ботинки прохудились от такой малоприятной дождливой погоды, и быстро смирился с этим фактом.
  Когда же я прибыл домой, то оказалось, что вовсе не вода поспособствовала моим следующим нескольким дням насморка и обострившейся простуды. Скверный запах, который доносился из моих ботинок я не смог отмыть никакими средствами и химическими составами, бывшими в моём распоряжении. Мне пришлось принять поражение после многих попыток истребить мерзкий запах, моя обувь больше не могла мне служить, и ничего другого не оставалось, как попросту выбросить её.
  Однако моё разочарование вскоре сменила настоящая паника: после избавления от удобной и мягкой обуви злополучный смрад всё ещё витал по моему дому. Я с ужасом пытался определить месторасположение источника, но даже избавление от всего того, что так или иначе соприкасалось с моей обувью, не дало никаких результатов. В конечном итоге мне пришлось смириться с тем, что на какое-то время этот скверный дух будет жить в моём доме.
  
  Теперь я без особого труда мог определить характер того самого взгляда, бросающий мне вызов и с дерзкой усмешкой вопрошающий: "Да, и что?". Этот взгляд теперь заиграл новыми красками. Весьма не приятными красками, на мой непритязательный вкус.
  
  Как бы это странно не звучало, но на некоторое время я совершенно забыл о рукописи, которая так и лежала в моём шкафу с того самого дня, когда я вернулся и обнаружил неприятный сюрприз в своих ботинках. На следующий день мне пришлось отправиться на дежурство, где меня ожидало много работы. В нашей лечебнице с самого утра воцарилась суматоха в связи с внезапным обострением ментального состояния многих наших пациентов. В нашей практике такие дни предусматривались, однако этот период времени совершенно не соответствовал нынешнему. Странным было то, что наш недавно поступивший пациент из камеры 312б вёл себя тихо, судя по словам старших коллег. Остальным же пришлось медикаментозно снижать уровень возбуждения, отчего весь день прошёл в суете.
  В последующие дни в лечебнице отмечалось, что уровень возбуждения пациентов стал постепенно снижаться, что, впрочем, никак не упростило работу. Домой я приходил измотанный, и совершенно не в состоянии чем-либо заниматься.
  Тем не менее, в один из таких дней я отметил некоторые странные изменения, отчёт которым я не отдавал раньше. Эти изменения случились раньше, возможно даже тогда, когда наша лечебница обзавелась таким уникальным случаем в лице бледного худощавого молодого человека.
  В лечебнице имени святого Ривса есть специальное место, отведённое для курения всего лечащего персонала. Не имеющий этой пагубной привычки, я, тем не менее, стараюсь каждый раз выходить подышать на свежий воздух, чтобы набраться сил и очистить свои мысли от всего постороннего.
  В тот день погода была облачной, вот-вот собирался зарядить дождь, от чего в душе было так же пасмурно и тоскливо.
  На курительной станции кроме меня было ещё два человека. Они как-то странно смотрели друг на друга и молчали. Молчал и я.
  И тут в мою голову пришла странная мысль, которая заставила меня очнуться от оцепенения. Я огляделся, и стал прислушиваться. Из нашей лечебницы доносились крики и странные звуки, однако я не услышал того, что обычно было естественным сопровождением в этом месте, что и послужило поводом для смутного беспокойства.
  Лес, который обступал нашу лечебницу со всех сторон, был безмолвен. Этот факт, который я осознал только теперь, но чувствовал все эти дни, пробил оборону моей логики и фактов, оставляя место недоумению и новым вопросам.
  Моё открытие, которым я сразу поделился с молодыми врачами, сотворило с их лицами нечто такое, что бывает с особо буйными пациентами, которым вкололи лошадиную дозу транквилизатора.
  Однако они признались мне, что давно замечали эту некую, почти физическую пустоту, в которой теперь проходили все их перерывы на курение.
  Так или иначе, но то, что обозначили эти не слишком красноречивые молодые люди, словесные обороты которых уж слишком походили на типичный говор хирургов, или гомеопатов, я с горечью принял и согласился с ними.
  Вдруг откуда ни возьми взявшиеся слухи о том, что зверь, напавший на пациента из палаты 312б, последовал за ним и прячется где-то неподалёку, стали активно распространяться. Я был в недоумении, почему и зачем кому-то вздумалось придумать всё это, но я никак не мог отделаться от глупой мысли, что эти слухи могли быть отчасти правдой, в свете последних событий. Передающие эти сомнительные сведения утверждали, что слыхали нечто странное, какие-то неестественные звуки, которые доносились из подвала. Объяснить их никто не мог, но так же не нашлось и смельчаков, отважившихся пролить свет на это явление с практической стороны вопроса.
  По всему выходило, что уж если где и могло обосноваться то самое существо, так только в подвале. Впрочем, так или иначе, а не слишком крепкая психика пациента могла надломиться от чего угодно, так что стоило ли сильно беспокоиться ещё и насчёт неподтверждённым сведениям?
  
  Лечебница, в которой я проходил практику, хоть и имела известность во многих городах, не была обустроена должным образом. И хотя большинство современных диагностических и лечебных машин в ней хватало, капитальный ремонт, по словам одного из старожилов, откладывался всякий раз, когда о нём назревали мысли у персонала.
  Однако этот прискорбный факт в тот день скорее послужил мне на руку, дав возможность проверить свои опасения.
  В сырых подвальных помещениях, где хранились различные бумаги и архивы, вперемешку с нагромождением мебели и мусора, была вполне подходящая атмосфера для пристанища различного рода непрошеных гостей. Если бы это не была лечебница, я бы непременно подал жалобу на антисанитарию в соответствующие органы. Однако с крысами тут боролись радикально и своевременно, применяя все возможные методы и уловки для сокращения их численности. По словам одного из проходившего тут практику рыжему и довольно пухлому мужчины средних лет, а после оставшемуся тут на весьма приличное жалование, основной бедой лечебницы были тараканы и пауки. Впрочем, последние были безобидны и обитали исключительно в сыром подвальном помещении, тогда когда первых можно было обнаружить где и когда угодно. Среди врачей даже ходили анекдоты, в которых дневной рацион душевнобольных пациентов дополнялся независимо от их желания некоторым корректировочным процентом животного белка, преимущественно в ночное время.
  Чувство тревоги, которое нарастало во мне, очень мешало работе. Как человек не робкого десятка, я решил разделаться со своими опасениями раз и навсегда, чтобы иметь возможность в числе первых опровергнуть всяческие поползновения в сторону подвала и его не слишком экзотических обитателей.
  Я не стал ждать случая, а спустился в подвальное помещение, где намеревался сразу же получить ответ на свой вопрос. При мне это место никогда не закрывали на замок, так как охотников посидеть практически в полной темноте с большим количеством ползучих тварей было не много.
  Керосиновая лампа горела слабо. Моя оплошность была обнаружена лишь тогда, когда я уже открыл двери подвала. В лампе не было горючего, и я имел все шансы на то, что бы остаться без света в любой момент. Не могу себе представить, что пугало меня больше: остаться наедине с полчищами тараканов и пауков, или же обнаружить, что их там больше нет.
  Осторожно ступая во мрак тускло освещённых через грязные окна углов, я прислушивался.
  Разумеется, я не наделся, что мой слух уловит хоть малейшие колебания каких бы то не было существ, но всё же я решил не пренебрегать и этим.
  Приглушённые звуки, природа которых была совершенно для меня ясна, доносились сверху. Топот и дикие крики были практически не слышны, хотя я был удивлён тому, что я вообще их слышу.
  
  
  Глава 4
  Пожалуй, я не могу отнести себя к особо впечатлительным особам, таким, как правило, не место в медицине - слишком велика вероятность из медика превратиться в пациента. Тем не менее, в тот момент, когда я осторожно ступал по тёмному подвалу моё собственное воображение сыграло со мной злую шутку. По крайней мере, я до сих пор надеюсь на это. И хотя нельзя с уверенностью сказать, что я что-то видел и слышал, всё же какая-то часть меня прагматично и настойчиво уверена: там что-то было.
  Я то и дело натыкался на старую мебель, заходя всё глубже и глубже в тёмный заваленный зал, совершенно не отдавая себе в этом отчёт. В какой-то степени я был заворожён этой мрачной разрухой, нагромождением документов и личных дел пациентов давно минувших лет.
  Мои шаги разносились гулким эхом, но кроме этого я не слышал практически ничего. До определённого момента.
  Когда я наткнулся на очередной стол, едва не уронив лампу из рук и не устроив пожар, я уловил какое-то движение справа от себя.
  Что-то крупное переметнулось вглубь подвала, и когда я посветил в ту сторону дрожащими руками, то, разумеется, ничего не увидел. Ничего, кроме тихо падающих ворсинок тёмного цвета. И в этот самый миг я явственно ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Я ощутил это столь явственно, что меня охватил ужас.
  Что было потом я помню смутно. Я знаю лишь, что моя стремительность и целенаправленность в этот момент превосходили все возможности человека. Вопреки подгоняющему меня ужасу неизвестного, я всё же несколько раз умудрился оглядеться. Быть может, меня так никто и не преследовал, однако как же тогда объяснить те звуки, что раздавались за моей спиной? Мои собственные шаги не шли ни в какое сравнение с тем топотом и треском, что преследовал меня. И всё же, я так ничего и не увидел, вероятно, именно это оберегло мой бедный разум от помешательства, когда мои трясущиеся руки в спешке закрывали двери на задвижки. Какое-то время я ждал и прислушивался, может быть, зверь даст о себе знать гулкими ударами. Но этого не случилось, и я спешно покинул это мрачное место, решив пока что не сообщать никому о своём открытии. Да и можно ли было отнести вполне вероятную игру моего воображения к чему-то важному?
  
  Сказать по правде, я не могу сказать насколько мои действия можно считать верными. То, что уже на тот момент имелось у меня в качестве фактов, было бы не достаточным основанием, что бы привлечь полицейских. Но, возможно, мои наблюдения могли бы дать вповод вызвать хотя бы службу по отлову диких животных, что бы избавиться от хищника, который нашёл себе уютное гнездо в нашей лечебнице. Однако я никогда раньше не слыхал, чтобы в лесах бродили такие звери, которые одним своим присутствием прогоняли всю остальную живность. Проанализировав свой не слишком успешный поход в подвальное помещение, я всё же решил дать отрицательный ответ на вопрос: были ли подвал пуст. Но если быть откровеннее, то хоть мне и не хватило времени проверить все его закоулки, я всё же не смог найти никакой мелкой живности, что свидетельствует о довольно странном положении дел.
  
   Безусловно, я имел возможность бросить всё в тот же день, когда узнал о существе, которое обитало в подвале. Я мог бы сопоставить факты и просто сбежать отсюда подальше, но уже тогда что-то внутри говорило мне, что так просто меня не отпустят.
  Ещё несколько дней назад я не смог бы так просто пробраться сюда, в сердце лечебницы имени святого Ривса. Ещё несколько дней назад на каждом посту дежурили врачи, дотошно выпытывая всю необходимую информацию. Теперь коридоры лечебницы практически пусты, и лишь немногие из нас остались в строю. Конечно, всем им удобно называть это лёгким недомоганием, респираторной аномалией, которая случается и в наше время. Никому и в голову не могло придти, что виной всему того, что происходит в лечебнице, послужило причиной безумия пациента палаты 312б.
  Мой фонарь осветил табличку на очередной палате. Триста пятый номер. Вероятно, я уже близко. Защитная повязка на лицо перестала действовать, я снова в полной мере стал ощущать это зловоние. За последние дни оно не отступало от меня не на шаг, проникая внутрь меня и оседая на моих измученных лёгких.
  Подарок с фермы с Аутстока, который я имел неосторожность привезти домой, и который позволил распространиться по всему моему дому, на какое-то время исчез. Каково же было моё негодование, когда мои совершенно новые ботинки неожиданно стали издавать этот мерзкий аромат. Разумеется, мне пришлось выкинуть и их, и даже всё то, что могло соприкасаться с ними: носки, ложку и щётку для обуви. Я даже позаботился о том, что бы выкинуть все средства, которыми ухаживал за своей новой парой обуви.
  Запах появился снова, и на этот раз я не мог определить его местоположения - казалось, он был везде и нигде конкретно. Он витал в воздухе, подобно стае пчёл в моей комнате.
  Но самое страшное поджидало меня впереди: я обнаружил, что в лечебнице имени святого Ривса теперь тоже скверно пахнет. Перенёс ли эти мерзостные запахи из своей квартиры я, или может быть, они появились там без моей помощи, я не знал. Я бы непременно списал всё это на какую-нибудь болезнь и с большим удовольствием взял бы неделю отдыха, если бы новой темой для обсуждения не выступило проклятое зловоние, постепенно распространяющееся по больнице.
  Мало сказать, сколько сил было потрачено на то, что бы хорошенько всё отмыть и очистить. Несколько субботников подряд было довольно непростым испытанием для спин и выносливости всего персонала, однако, я с самого начала не верил, что это что-нибудь даст. Не могу точно сказать, почему я и тогда не рассказал то, что знал. Наверное, сперва хотел убедиться, что ничего не выйдет, что с моим рассудком всё в порядке.
  После нескольких безрезультатных попыток всё вычистить, я вспомнил, что ещё ни разу так и не открыл ту самую записную книжку, что привёз с фермы. Мне хотелось верить, что хоть немного света прольётся на эту тёмную историю. Так и вышло, если не считать ещё большего количества вопросов, которые возникли, когда я погрузился в ужасающий мир по-настоящему отвратительного почерка душевнобольного из палаты 312б. И да, книжка насквозь была пропитана запахом кошачьей мочи.
  
  Я постараюсь привести наиболее полно в своих записях то, что сумел прочитать. Многое написанное тут мне не кается ценным, или относящееся к делу. Тем не менее, мой уставший и измученный разум, вероятно, вполне мог пропустить некоторые детали, которые могли бы помочь найти разгадку этому странному явлению, о котором идёт речь в моих записях. Вдобавок к этому кое-где я попросту не мог разобрать слова, а где-то совершенно отсутствовала логика. Так или иначе, я приложил все усилия, чтобы отобразить в тексте общий смысл записей душевнобольного из палаты 312б, максимально избегая вольностей в тексте.
  
  Глава 5
  "...Мне было совершенно не сложно вырваться из городской суеты. По просьбе хозяйки дома, миссис Реббитс, я согласился пожить в её доме, приглядывая за живностью, которая там водилась в пугающем изобилии. Хозяева дома, окружённого густым лесом, собирались нанести кому-то дружественный визит, который не имел возможности больше откладываться, поэтому моя помощь в этом деле была очень кстати.
  По моему прибытию Реббитсоны уже почти приготовились к отъезду, давая мне многочисленные наставления по поводу моей линии поведения на тот, или иной случай. На мой робкий вопрос, чем можно отбиваться от непрошеных гостей, вроде волков или медведей, хозяин дома почесал затылок, а затем удалился в дом. Вскоре он вернулся, неся старенькую двустволку, которую вскоре торжественно передал мне в руки. Я пребывал в восторге ровно до того момента, покуда он не заметил, что патронов к ней он мне не даст - слишком опасное сочетание моей неопытности и безотказной убийственной силой. Тем не менее, я не падал духом, насколько мне известно, крупные хищники в этих местах была редкость.
  Всего на участке фермы стоит два дома, если не считать маленькой каморки, вероятно построенной под склад, и второго сооружения, судя по виду, назначающемуся под такие же нужды. Однако, как я потом убедился, я был не достаточно внимателен. По периметру довольно обширной территории я обнаружил ещё два дома, один из которых, по словам хозяев, стоял тут уже довольно долго, о чём свидетельствовал его невзрачный вид. Недалеко от него было ещё одно сооружение, высотой не более двух метров, назначение которого для меня так и осталось загадкой, так как я не планировал изучать все достопримечательности фермы. А потому круг осмотра территорий я ограничил жилым домом, где и обосновались главные причины моего приезда. Я знал, что этих причин внутри дома четыре, и около пяти - снаружи. Тем не менее, моя безграничная любовь к семейству кошачьих никак не согласуется с таким обилием этих существ на ферме. Хватит ли её на всех - вот лавный вопрос на повестке дня.
  Реббитсоны вскоре отправились в путь после формального обмена любезностями. Теперь я остался наедине с этим буйством природы, которое не переставало давать о себе знать. Я был хорошо проинструктирован куда и как можно отправить телеграмму в случае крайней нужды, где я смогу найти необходимые медикаменты, а так же запасной источник освещения.
  Дом был оборудован по последнему веянию моды, так что масляными лампами уже практически не пользовались, однако несколько их экземпляров имелось в запас на тот случай, если электричество всё же отключат.
  Я решил отмечать свои впечатления от моего времяпрепровождения более упорядоченно, это, возможно, даст мне в дальнейшем повод для составления своего мнения на счёт загородной жизни, о чём я непременно подумаю позже.
  
  Глава 6
  День 1.
  Реббитсоны уехали, я обосновался в северной комнате первого этажа большого дома. В ней присутствует окно, из которого был виден густой лес. Удивительно, неужели я ожидал увидеть нечто иное, что тут бывают другие виды из окон? Рядом с моей односпальной кроватью, которая может принимать вид кресла, располагается комод, куда поместились все мои вещи. Я очень надеюсь дочитать пару начатых книг, и составить план своего романа, работу над которым я уже начал.
  К слову сказать, кошек, что проживали в доме, я уже частично знал. Одну из них звали Билли, что приводило меня в замешательство, так как кошка была женского пола. Конечно же, я прекрасно знал, что это несравненная женская версия моего домашнего персидского любимца Бенджамина, что живёт у меня дома. Их различия были не существенны, и в то же время очевидны. Взгляд, окрас и характер были схожи, но во многом у Билли доминировали изящество и пугливость. Последнее, надо сказать очень разочаровывало меня не один раз. Как и любого любителя кошек, я всякий раз хотел взять на руки это пушистое персидское облако с очаровательными большими глазами. Но всякий раз это облако имело достаточное количество наглости, чтобы удрать и спрятаться так, что бы больше не давать мне шанса на то, что бы себя поймать.
  Вторая кошка была совершенно белой. Её имя для меня было тоже весьма не обычным, но определённую логику, конечно, имело. И уж тем более имело право на существование. Тем не менее, я так и не понял, зачем называть своё любимое домашнее животное одной из частей числа, которое представлено форматом с плавающей точкой.
  Мантисса была из тех кошек, чья ловкость и грациозность сочетала в себе ещё и не малую долю кошачьей любознательности. Эту белую молнию я даже не пытался поймать, а мог лишь издалека любоваться плавными и точными движениями этого изящного существа.
  В противовес этому белоснежному созданию в кошачьем прайде находился совершенно чёрный и в меру пушистый кот Лепёшка. Обращать внимание на порядки именований зверей в этом доме было бессмысленно, так что для меня эта кличка прижилась практически сразу. Что до кота, так это был уверенный в себе угольно чёрный домашний кот, который появлялся так же внезапно, как и исчезал. Однако в отличие от предыдущих двух животных, исчезал он исключительно тогда, когда ему этого захочется, а не тогда, когда обстоятельства притесняли его чрезвычайно большое эго, если конечно у кошек вообще оно бывает. Впрочем, если подолгу заглядываться на Лепёшку, то, вероятность согласиться с этим странным утверждением будет постепенно расти.
  И наконец, главный соперник по глубине тьмы, которая окрашивала шерсть Лепёшки в мрачный тон безлунной ночи, был Тузик, экзотичность породы которого была видна не вооружённым взглядом.
  Это был одним из моих любимых котов, потому как его, в отличие от остальных, можно было иногда подержать на руках, без особых увечий и кровопролитий, хотя его внимательный и иногда тяжёлый взгляд порой этого не исключал. Я не могу отнести Тузика к пугливым, скорее он был осторожным котом, предпочитающим избежать ненужных объятий, отпугивая от себя назойливых людей шипением и другими кошачьими ухищрениями. Тузик и Лепёшка были, как и полагается, самцам, крупнее, чем Билли и Мантисса. Вероятно, в доме было множество тайных закутков, в которые кошки могли спрятаться от моего слишком пристального внимания, потому как порой я положительно не мог разыскать ни одну из них. На мой не слишком сведущий взгляд, кошачьих туалетов в доме было чересчур много. Со временем я даже обнаружил забавную закономерность: при любом повороте за угол практически невозможно было не споткнуться об кошачий лоток, благо они в большинстве свои были чистые. По крайней мере, некоторое время.
  В многочисленных окнах мелькал лес, с небольшой опушкой перед домом. На этом поле росло несколько небольших пышных ёлок, которые стояли особняком от линии леса.
  Вечер не заставил себя долго ждать. Сумрачные верхушки деревьев выглядели величественно, вид из окна подчёркивал уютную обстановку дома. Я полагал, что вот-вот начнётся дождь со снегом, но этого так и не случилось. Зима в этом году выдалась совершенно не свойственной, и даже за городом было достаточно тепло, что бы снег успел растаять, обнажив тусклую прошлогоднюю зелень.
  Я зажёг свет, решив скоротать вечер за чтением классической литературы. Под тихое потрескивание дома я невольно вслушивался в завывание ветра на улице, совершенно не понимая того, что читал. Когда же я окончательно разуверился в том, что смогу хоть что-нибудь осилить в ближайшее время, я отложил книгу. Как только я это сделал, я обнаружил, что на пороге комнаты, где я находился, сидела Билли. Она смотрела на меня своими широкими немигающими глазами. Несмотря на то, что это была всего лишь кошка, её поведение меня озадачило. Я хотел позвать кошку по имени, но не смог этого сделать. Мои слова застыли у меня в горле, когда я вгляделся в её прекрасную мордочку.
  Да, я отдаю отчёт себе в том, что могу заблуждаться на счёт увиденного. Вероятней всего, долгий переезд окончательно утомил меня, и моё сознание сыграло со мной злую шутку. Так же я допускаю и ту мысль, что при не слишком ярком освещении мои глаза так же могли меня обмануть, однако... однако в тот миг, когда я взглянул на кошачью мордочку - могу поклясться, что я уловил в ней некоторую эмоцию, вполне человеческую. И как мне показалось, это была ненависть, или призрение. Кому не расскажи, любой подымет меня на смех при упоминании того, что злобная морда кошки напугала меня. Однако это было далеко не всё.
  Я не хочу приводить тут догадки и свои пустые, ничем не подкреплённые мысли, однако мне доводилось видеть и бешеных, и просто защищающих свою территорию или себя кошек. В моей памяти не нашлось ни единого образа, который соответствовал бы этому свирепому и недовольному взгляду.
  Кошка смотрела на меня испытывающим взглядом, пока я, наконец, не стряхнул с себя оцепенение. Когда же я позвал её, она перевела взгляд, развернулась и ушла.
  С этого дня я решил затворять дверь в мою комнату, что бы ночные силуэты кошек не мелькали у порога комнаты.
  
  Глава 7
  День 2.
   Я достаточно хорошо выспался, хотя сны мои были весьма неприятные. Был уже полдень, когда меня разбудил немелодичный хор кошачьей природы. Вероятней всего, я проснулся именно тогда, когда домашние питомцы обычно получают свой первый приём пищи. Хотя вполне возможно, что моё пробуждение было никак не связано с наступлением этого времени.
  Как бы то не было, но кошки и правда ждали, когда я покормлю их. Держа корм в руках, и наблюдая за виновницей моих вчерашних душевных терзаний, я никак не мог понять, по какой причине мне могли придти в голову такие мрачные мысли, будто бы кошка способна испытывать ненависть безо всякой на то причины? Все кошачьи повадки в жажде еды были одинаковыми, без исключений. Мне даже удалось погладить Билли, Лепёшку и Тузика, пока те были слишком увлечены приёмом еды. Мантисса же уворачивалась столь тщательно и проворно, несмотря на то, что так же как и все была поглощена приёмом корма, что я не смог до неё дотронуться. Я оставил свои тщетные попытки погладить её, и отправился на улицу, проведать уличных кошек. Ещё в прихожей я услышал, что меня уже с нетерпением ждут.
  Когда я открыл дверь, справа от меня громоздилось четыре кошки, пара из них была рыжего окраса, одна чёрная, другая серая. Они недвусмысленно намекали мне, что голодны, указывая мордами на миски, и вставая на задние лапы. Когда я покормил их, представление окончилось. В моей голове тут же нарисовалась любопытная параллель между этими кошками и кошками домашними. Их можно было бы без особого труда сравнить с дворянами и крестьянами. Мне даже показалось, что и манеры поведения у них были более грубыми, нежели у обитателей дома на ферме.
  После приёма завтрака, я всё же решил немного пройтись по участку, что бы развеять вчерашние мрачные мысли. Не могу точно сказать зачем, но я решил прихватить с собой ружьё. Вероятно для того, чтобы в крайнем случае иметь хорошую увесистую палку для удара. Впрочем, если такие мысли и блуждали в моей голове, они были где-то глубоко на периферии отличного настроения и прощупывания сюжета ещё не созданной рукописи.
  Когда я вышел из дома с оружием за спиной, меня встретил тёплый весенний ветер. Был очередной пасмурный день из тех, когда не было ни малейшего шанса на то, что солнце заглянет в такой далёкий уголок планеты, как этот.
  Воздух, совершенно не типичный для города, опьянял. Осматривая участок фермы, я обнаружил, что на ней так же есть небольшой пруд, в котором, однако, никого не водилось, кроме разве что, мелкой рыбёшки.
  Возвращаясь в дом после осмотра владений, временно порученных мне для охраны, и убедившись, что ничего не выходит за пределы дозволенного, я отметил, что такая близость леса к дому наиболее подходящая для приятного вида из окон.
  Где-то в середине дня, когда я было задремал с книгой в кресле, меня разбудил сильный стук в дверь. Надо ли говорить, насколько я перепугался, совершенно не ожидая никакого вторжения? Я вскочил с кровати, схватил ружьё и быстро направился к источнику шума. В дверь стучали всё настойчивее.
  Подбежав к двери, и совершенно не успев состыковать свои действия с логикой, я вопрошающее рявкнул диким голосом:
  -Кто явился и что надо?
  За дверью воцарилось напряжённое молчание, о чём свидетельствовало невнятное бормотание, доносящие до меня такие слова, как: спятивший, ненормальный и прочие не слишком лестные эпитеты.
  Я уже было подумал, что нежданный гость ушёл, когда из-за двери послышался шорох, после которого раздался недовольный старческий голос, объявив о том, что почта прибыла.
  Это известие совершенно сбило меня с толку, и мне ничего не осталось делать, как открыть дверь.
  На пороге стоял потрёпанный старик в обветшалой одежде. На боку у него виднелась сумка, какую носят почтальоны. Его морщинистое лицо и правда выглядело недружелюбно и сердито. Маленькие пронзительные глазки сверлили меня, пока я не объяснил, кто я такой и что делаю в этом доме. Старик немного смягчился, кивал головой, подтверждая, что слышал, будто хозяева собирались в город по срочному делу. Когда я вскользь упомянул про кошек, его лицо сморщилось, словно бы он их на дух не переносил.
  Как оказалось, почты он не принёс, а лишь хотел узнать, нет ли у хозяев фермы срочной телеграммы. Он так же сказал мне, что Реббитсоны не слишком общительные, и что за десять лет его службы на почте они отправили и получили лишь с десяток срочных телеграмм.
  На это мне не было что возразить, однако, и без того было понятно, для чего зрелым и находящимся в здравом уме людям понадобилось уезжать за город. Не желание общаться с внешним миром, или по крайней мере, свести всё общение к максимальному минимуму - цель оправдывающая многие средства. Едва ли общность в наше время поощряет такое поведение, но стоило ли обсуждать это с не слишком сильным в обществознании и философии собеседником? Старик, надо сказать, с самого начала в моих глазах доверия не сыскал. И ввиду того, что отправить телеграмму я желания так и не изъявил, он быстро удалился. А так как всё моё внимание было потрачено на взбаламутившего моё спокойное времяпрепровождение почтальона, я, разумеется, не заметил, как дикие кошки перебрались с улицы в прихожую. За тем мне потребовалось около двадцати минут, что бы вернуть их на их законную территорию. Сказать по правде, изначально это дело не виделось для меня чем-то сложным, но вскоре оказалось, что уличный прайд не желал терять свои завоёванные позиции и при каждом открытии двери возвращал часть отряда на занятые ранее укрепления.
  Наконец, и с этой напастью я справился. Меня ожидал ужин, приготовление которого я откладывал на самый вечер.
  Моих скудных кулинарных способностей хватило на то, что бы устроить себе почти полноценный приём пищи.
  К самому концу приёма еды я услышал дикий вой. Сперва я было схватился за двустволку, но вскоре опомнился. Вероятно, необходимость кормить этих неутомимых зверей, снова настала.
  Да, я не берусь тут записывать весь объём ритуала, посвящённый уборке кошачьих лотков. Замечу лишь то, что словесных конструкций, что иногда выдавало мне моё подсознание для заполнения напряжённой негодующей тишины в доме, хватило бы на небольшую книгу.
  В очередной раз я умилился мордочке Билли с большими глазами и круглыми ушами. Она очень напоминала мне моего Бенджамина, о котором я уже начал скучать.
  Пожалуй, то количество действий, которое необходимо совершить для очистки туалета, выходит за грань моего понимания о чистоте в доме. Впрочем, мне неизвестно о том, кто будет читать мои записи в последствии, и как человек, стремящийся к благородности и доброте, я не стану тут приводить все сложные манипуляции, которые необходимо проводить в строгом соответствии с видением хозяйки дома. Я лишь подчеркну свою ошибочность в предположении о чрезмерном количестве кошачьих туалетов в доме, к чему меня привели наблюдения и неустанные практические применения советов и рекомендаций миссис Реббитсон относительно кошачьих лотков.
  В какое-то время мне даже стало казаться, что последних слишком мало, о чём я решил предупредить хозяев к их приезду.
  
  После ужина я хотел снова понаблюдать за пейзажем из окна, чтобы вникнуть поглубже в характер местности и изложить кое-какие записи в свой блокнот, однако было уже слишком поздно. Тёмные силуэты деревьев покачивались во мраке подступающей ночи. Всё-таки соседство с лесом было не таким уж и далёким, как это казалось вначале. Я вновь обратил внимание на скрипы в доме, а так же на завывания ветра на улице.
  Вспоминать прошлый вечер совершенно не хотелось, однако ничего лучшего, кроме как развлечь себя чтением в этот поздний час, я придумать не смог.
  Признаюсь честно, художественное произведение одного известного автора, пишущего в стиле мистического потустороннего ужаса, книгу которого я прихватил с собой для максимального погружения в атмосферу, я избегал.
  Дом хоть и был новый, но даже не смотря на внутренний уют и удобство планировки, тем не менее, имел те же странности, что и старые дома, описанные в известных романах. По этой самой причине погружение в нужную атмосферу для меня уже состоялось.
  Когда я начал понимать, что проваливаюсь в сон, я решил закончить чтение. Вспоминая свою прошлую ночь, я сразу закрыл дверь, что бы больше не иметь непрошеных гостей в своей комнате.
  Не могу сказать точно, как долго я засыпал. В мою голову лезло слишком много ненужных мыслей. Например, я решительно не мог понять, как возможно жить так далеко от города. Инстинктивно я продолжал вслушиваться в звуки внутри дома, а так же в те, что исходили с улицы. В городских условиях было просто объяснить тот или иной шорох, но как быть тут? Не могу назвать себя трусливым, но эти вопросы всё более настойчиво заполняли мою голову.
  Вскоре, однако, мне пришла в голову отличная мысль, своим содержанием сообщающая мне, что кошки в этом доме как раз для того и есть, чтобы объяснять любые странности. Впрочем, как и снаружи дома тоже. Вопреки облегчению от разрешённой загадки, настроение от этого не улучшалось. Мне почему-то казалось, что кошки что-то скрывают за своими невинными силуэтами и это немного пугало.
  Тем не менее, вскоре я заснул и проспал бы до самого утра, если бы не странное чувство, приведшее меня в сознание. Это чувство было сродни резкому погружению в холодную воду - мне внезапно стало неуютно и неприятно находиться в кровати.
  Я открыл глаза. В комнате ничего не изменилось, дверь была по-прежнему закрыта. Однако когда я глянул на пол, волосы на моей голове зашевелились, а по спине пробежал холод.
  От дальней стены на меня внимательно смотрели две пары кошачьих глаз, тускло поблёскивая в сумерках.
  Мои эмоции не поддавались описанию. Я мог с уверенностью сказать, что дверь в эту комнату была закрыта достаточно плотно. По всей видимости, имелись какие-то дополнительные тайные лазы, которые были скрыты от моих глаз. Однако моё неожиданное потрясение было весьма обоснованно. Кошки при всей своей пластичности не способны проходить сквозь стены и щели.
  Я почти с ужасом смотрел на эти две пары сумрачных немигающих огоньков, и вопреки царящей вокруг тьмы, страх начал отступать. В конце концов, это были всего лишь любопытные кошки, некоторые инстинкты которых диктует им быть таковыми. А что ещё может быть вернее, чем изучить того человека, который обосновался в их логове?
  Наконец, мне надоела эта игра, я вскочил на ноги и проворно кинулся в их сторону, туда, где была дверь. Своими неловкими и мощными движениями я планировал запугать этих существ, что бы в дальнейшем притупить их чувство любопытства, однако и тут не обошлось без странностей. Кошки совершенно не отреагировали. Они отрешённо продолжали на меня смотреть испытующим взглядом. Я рывком открыл дверь, и уже занёс было ногу, что бы дать хорошего пинка Тузику и Лепёшке, однако что-то меня остановило, что было даже к лучшему. Хорош я бы был, если бы нанёс непоправимый урон одному или обоим любимцам Реббитсонов. Думаю, в этом случае мистер Реббитсон продемонстрировал бы свою винтовку в действии, но вероятно, мне бы это не понравилось.
  Однако дело было совершенно не в том, что мои внутренние угрызения совести от не случившихся действий повлияли на мою гуманность к домашним питомцам. Я совершенно точно увидел некоторые перемены на морде Тузика, когда хотел было сравнить двух кошек с парой футбольных мячей. Это было особенно странно, если включить во внимание непроглядный сумрак в комнате, лишь немного разбавленный темнотой ночи из окна. В конечном итоге я и сам стал сомневаться в том, что видел, но всё же этот момент я запомнил очень хорошо.
  Морда Тузика изменилась в тот самый момент, когда я занёс свою ногу для атаки. Черты его морды обострились, в глазах как будто зажёгся огонёк... его очертания сливались со мраком, однако мне показалось, что то, что я увидел, было не что иное, как проявление вполне человеческой злобы и презрения. Его левая губа высокомерно приподнялась. Ну и что, скажет кто-то. И будет прав.
  Однако, я застыл в смятении, а они вдруг развернулись и вышли в открытую дверь, как будто сами того и желали.
  Всю оставшуюся ночь меня мучили кошмары. Моя больная голова была напрямую причастна к этому, ведь всё о чём я мог думать перед тем, как незаметно для себя провалиться в объятия новой порции ужасов и несчастий, это разгадка тайны закрытой двери. К тому же я практически не сводил глаз с двери, что бы убедиться, что она закрыта, а я по-прежнему один в комнате. И если относительно первого пункта можно было не сомневаться, то со вторым были явные недоразумения.
  
  Глава 8
  День 3
   День встретил меня неприветливо. Впрочем, я и сам чувствовал себя едва ли лучше. Моя голова болела, а вставать с постели совершенно не хотелось. Но судя по заливистым воплям из коридора, а так же вторящим им яростным визгам снаружи - время завтракать наступило. Лечь и уснуть дальше под такую оглушительную какофонию звуков был совершенно не возможно. Поэтому преодолевая себя, я встал.
  Пока я давал корм одному, а потом другому кошачьему прайду, мне вспомнилось, как хозяева дома говорили, что ключи от всех домов лежат в ящике комода прихожей и лишь одна связка из них висит на крюке у двери, потому как то место, которое они открывают, как правило, посещается намного реже. Логики в этом я не нашёл, однако именно соседний дом завладел моим вниманием. Вполне могло оказаться так, что и там вполне можно было переночевать, особо не беспокоясь о ночных вторжениях.
  Покончив со своим незамысловатым завтраком, я осознал, что сегодня было значительно темнее, чем вчера. Это было странно, ведь мне показалось, что когда я кормил уличных кошек, погода не имела разительных перемен, что бы невооружённым взглядом я мог это ощутить.
  Ключи висели там, где им и положено было находиться. Однако когда я вышел на улицу и обошёл дом, я не поверил своим глазам. То, что звякнуло у моих ног, позже оказалось теми самыми ключами, которые я выронил от неописуемой гаммы чувств, которую вызвала картина, столь не соответствующая моим ожиданиям.
  Вполне вероятно, что если бы я не вглядывался вдаль, то может и не смог бы заметить тех разительных перемен, что повергли меня в шоковое состояние. И уж конечно, это сохранило бы хотя бы часть моего эмоционального равновесия, и мне не пришлось бы поддаться панике.
  Однако всё же я заметил, что поляна, которая тут и там обросла маленькими ёлками, сузилась. С самого начала я не смог понять, как такое вообще возможно, но потом я припомнил, как миссис Реббитсон на мой вопрос относительно молодых елей ответила, что лес наступает. Теперь же, когда я совершенно ясно осознал всю полноту этой фразы, меня бросило в дрожь.
  Могло ли случиться так, что за ночь деревья подступили ближе к дому? Я не мог в это поверить, но и любых других оправданий темноты и изменённые размеры поляны перед домом, у меня не было.
  Лес и правда стал ближе, ещё вчера я слышал его шелест, лишь хорошенько прислушиваясь, а сегодня мне приходится закрывать уши, что бы хоть немного побыть в тишине хотя бы от этих звуков.
  Интересно так же то, что все эти происшествия никак не повлияли на моё стремление записывать то, что со мной произошло. Более того, теперь я чувствую себя обязанным это делать, и скорее всего это чувство угнездилось внутри меня значительно раньше.
  И хотя мне пришлось вернуться в дом за лампой, я всё же решил проверить второй дом на пригодность к жизни.
  Да, мне всё ещё было страшно, однако меня несколько согревала мысль о том, что завтра должен явиться почтальон, и, возможно тогда я смогу отправить срочную телеграмму хозяевам дома, а они постараются приехать быстрее.
  Разумеется, я отдавал себе отчёт в том, что ждать осталось всего пару дней, а так же о том, что ответ на телеграмму в лучшем случае придёт значительно позже, чем приедут Реббитсоны. Тем не менее, я очень хотел поговорить с живым человеком, пусть это будет и почтальон.
  
  Ключ в замочную скважину подошёл, однако замок поддался не сразу. Удивляться было нечему, если учесть, что сюда давно никто не заходил. По началу я подумал, что дверь закрыта на другой замок, но после пары резких движений, дверь поддалась.
  Внутри дома было душно и затхло. Темнота сгустилась по углам дома, прячась от света моей не слишком яркой лампы. Разумеется, я сразу обратил внимание на толстый слой пыли, которым была облеплена вся немногочисленная мебель: от кровати и до шкафов. Под светом фонаря я также обнаружил множество мёртвых насекомых, численность которых была поистине удивительной.
  Вариант провести тут следующие две ночи отпал сразу после того, как я переступил порог дома. В воздухе, помимо всего прочего, чувствовались и другие, не очень приятные запахи, некоторые из которых я не смог бы описать доступным мне языком.
  Желание обследовать весь дом довольно быстро пропало, однако как только я собрался уходить, что-то привлекло мой взгляд.
  В сумрачном свете лампы мой взгляд упал на пыльный пол. Поднеся поближе лампу, я подтвердил свою догадку - свежая полоска шириной сантиметров в десять, словно после уборки, вела вглубь дома. И хотя дом был небольшим, желания выяснять для себя обстоятельства, при которых кто-то мог проникнуть в запертый дом, у меня не было. К тому же, как я уже выяснял, закрытая дверь для некоторых животных вполне может ничего не означать.
  В конечном итоге, не любопытство, а именно желание хотя бы раз получить логический и понятный ответ на необъяснимые обстоятельства, повлекло меня по этому странному следу.
  Не могу точно сказать, было ли мне тогда страшно, потому что мой мозг всецело был поглощён вариантами, которые я мог бы встретить в конце этой загадочной полосы. Отметая про себя возможность движения неизвестного объекта в противоположном направлении в виду запертой двери в начале полосы, мне, к моему стыду, совершенно не пришла в голову мысль о том, что это не имело значения, потому как дверь всё равно оставалась закрытой. И даже описанный мной факт вероятности прохождения сквозь двери некоторых существ никак не вязался с логикой моего исследования.
  То, что я обнаружил, после долгих и осторожных шагов в полутьме по одной, а потом второй комнате тихого пыльного дома, не привело меня в ужас, но и не дало ответов. Скорее всего, я просто не смог оценить тогда, и если честно, до сих пор не могу точно подобрать нужных эпитетов и описаний.
  Мной овладело смятение и тревога, которых обволакивали плохие предчувствия, когда, в конце концов, с лампой в руках я набрёл на залежи серо-бурой шерсти. Эта шерсть громоздилась клоками и спутанными прядями друг на друге, а местами была неразрывна и монотонна, как будто была единым целым. Количество шерсти было невообразимо: половина комнаты, местами даже до самого потолка была забита ей под завязку.
  Руками, трясущимися мелкой дрожью, и отвергая паническое желание ретироваться, я подошёл ближе. Я волне мог ошибаться на этот счёт, отмечая про себя столь невероятный, как и сама находка, факт того, что шерсть не могла лежать тут давно, так как на ней не наблюдалось пыли.
  Однако вскоре я заметил некие движения в толще этой растительности. Сквозь сковывающий меня ужас, я заверял себя, что, скорее всего, это был лишь полумрак, что сыграл со мной эту злую шутку. Впрочем, не могу за это себя винить: зрелище было не из обычных.
  В какой-то момент в моей голове что-то щёлкнуло, я развернулся и быстро зашагал к выходу. Мои пальцы работали на редкость слаженно, в отличие от дверного механизма.
  На улице как будто стало ещё темнее, как и на моей душе, хотя при выходе из сумрачного дома я должен был скорее обрести облегчение.
  Я в спешке добрался до дома, про себя отметив, особо любопытного кота на крыше жилого дома, который не спускал с меня глаз. Остальные, как и всегда, лежали у входа, не выказывая особого интереса к моей персоне.
  О том, что наступило время обеда меня оповестили десятью минутами позже. Я был совершенно сбит с толку потерей такого количества времени. Однако мой хронометр, а так же тот факт, что с утра я всё-таки не озаботился проверкой времени, а положился на кошачье чутьё, указывал верно.
  Теперь-то мне было что написать в телеграмме, однако это меня совершенно не радовало. Не обладая широкими знаниями в зоологии, я предположил, что то, что я увидел в том доме, представляло собой кошачье гнездовье. А вот способ проникновения в дом, скорее всего, был скрытен от посторонних глаз, только и всего.
  Попутно я размышляя о способе проникновения и в этот дом. Быть может, коты сумели пролезть в трубу, или в доме были действительно замаскированные потайные лазы - понять было невозможно. Впрочем, относительно первого пункта я сразу засомневался. Печная труба в доме, где я обосновался, не вела в мою временную спальню, к тому же я сразу проверил печную заслонку, которая оказалась плотно закрыта. Вероятно, всё же есть предусмотренные отверстия, а может быть, мыши выгрызли в доме себе норы, после чего ими воспользовались кошки...
  Даже если бы мне и удалось ответить на этот вопрос так, что бы мой запутавшийся в догадках разум наконец был удовлетворён ответом, совокупность всего остального никак не вязалась с действительностью.
  Совершенно не чувствуя аппетита, я подкрепился консервами и молоком, после чего передо мной встал вопрос о дальнейших действиях.
  Разумеется, ни о каком чтении речи идти не могло в моём подавленном и взвинченном состоянии. Выходить больше куда бы то ни было из дома без особой надобности желания не было, ведь и того, что я обнаружил в соседнем доме было достаточно. А возможность обнаружить что-то подобное ещё я допустить для себя не мог.
  И, конечно же, я уже ни один раз задумывался над вероятностью покинуть это место своим ходом, однако это никак не вязалось с моим словом, что я дал хозяевам, чтобы они были спокойны во время своего отсутствия. К тому же, я был не совсем уверен в том, что я сам не придумал большую часть увиденного.
  Как бы то ни было, но я наконец, решил, чем смогу заняться написанием срочной телеграммы, чтобы почтальону не пришлось ждать завтра напрасно.
  Как позже оказалось, я написал больше, чем хотел, и потратил на это очень много времени. Не думаю, что я описал ситуацию верно, но всё же это был чуть ли не единственный выход для меня в этой ситуации.
  За письмом я совершенно не заметил, как окончательно стемнело. Я всё никак не могу привыкнуть к этой темноте, а главным образом, шум листьев меня отчаянно сбивает с толку. Возможно, моя адаптация к жизни на ферме попросту не состоялось.
  За окном уже было довольно темно, когда я перестал перечитывать телеграмму. Вопли кошек известили меня о начале времени ужина, что ввело меня в состояние уныния. Честно сказать, за эти дни я понял, что содержать такое количество животных совершенно невозможно и дорого.
  Чтобы отвлечься от этой непроглядной темноты за окном и мрачно качающихся и шепчущих деревьев, я принял решение приготовить сегодня что-нибудь особенное на ужин. Благо у меня был под рукой старый рецепт индейки моего дядюшки, который я и решил использовать.
  Я провозился с приготовлением довольно долго, и конечно, мои ожидания не были уж слишком высоки, но каково же было моё изумление, когда то, что я приготовил, едва ли можно было есть. Пресная тушка индейки удалась не аппетитной, от чего не спасла ни единая приправа, что я смог найти на кухне Реббитсонов. Впрочем, выбирать не приходилось - я быстро прожевал то, что сотворили мои неверные в тот день руки.
  Когда же я наконец покончил с ужином, то с неудовольствием отметил, что время неуклонно движется ко сну. Мне не хотелось впускать в свою голову мысли об очередной непростой ночи, поэтому я решил попробовать мыслить в более оптимистичном ключе. Мне оставалось прожить в доме всего один день и две ночи, а после этого я смогу вернуться в свой родной дом. В конце концов, ничего страшного в том, что эти звери так любопытны, в сущности, и нет. И хотя лес и кошачье гнездо по-прежнему не оставляли для меня ответов на вопросы, возможно, многое мне смогут объяснить сами Реббитсоны.
  После долгих колебаний я улёгся в постель и погасил лампу. В темноте мой слух обострился, и я слышал, как одна из кошек прыгала с комода, а другая из них воспользовалась кошачьим туалетом, после чего, наверное, минут двадцать, не могла его зарыть, как полагается.
  Между делом, я вспоминал своего кота - Бенджамина. Вот по кому я действительно скучал в эти тёмные минуты, кого хотел бы прижать к своей груди. Как переносит он моё отсутствие? Хорошо ли кормят моего любимца?
  Сон не шёл ко мне, и я прекрасно понимал почему. Мои тяжёлые мысли не давали мне покоя, за столь тонкой завесой беспечного оптимизма и надежды на лучшее.
  И как я и предполагал, уснул я очень поздно. Мои поверхностные обрывистые сны заставляли меня беспокойно ёрзать в постели и постоянно вздрагивать и просыпаться. В одно из таких всплываний на поверхность сознания я и увидел это.
  Разумеется, я предполагал увидеть нечто в таком духе, когда ложился спать. Моё стремление подготовиться к этому странному ночному поведению домашних животных занимало практически всю периферию моего сознания.
  Однако в тот день я заснул намного быстрее, чем предполагал, совершенно не обдумав, как буду действовать в подобной ситуации. В моём ещё не до конца проснувшемся разуме мелькнула усмешка, которая недовольно вопрошала: а что же я делал все эти часы вместо решения данной проблемы?
  В очередной раз в тёмной комнате я наткнулся на призрачные светящиеся глаза кошки. Кто из четырёх это был, я не знал. Впрочем, это было не так важно. Но отчего-то самое поразительное для меня было даже не местоположение домашнего любимца, а направление его взора.
  В этот раз глаза смотрели не на меня, что пугало куда больше, чем я ожидал. К тому же, я не замечал ничего странного в том, что кошка сидела в самом углу комнаты, покуда не обнаружил вторую пару глаз, которая так же не проявляла ко мне ни малейшего интереса. Когда я с ужасом стал оглядывался, то мне стало ясно, что в комнате были все четыре представителя домашней фауны. Все они сидели строго по углам, и ни одна из этих колеблющихся в сумраке пары глаз не смотрела на меня.
  Внезапно я рассердился и вскочил с кровати, что возможно было и не лучшим решением, за то, по крайней мере, я стряхнул с себя оцепенение. Однако, с прискорбием, я снова замер, когда не получил ни малейшего внимания от светящихся в темноте глаз. В тот момент я всё ещё не задавался вопросом о причинах, по которым эти глаза светятся. Если память мне не изменяет, то для такого поведения глаз необходим свет, что бы он отразился от гладкой поверхности глаза и вернулся обратно. Но в моей комнате было темно, и свету там взяться не откуда.
  Но все эти мысли мне пришли в голову потом. Наконец, для меня стало очевидно, куда смотрели кошки. Их немигающий и почти гипнотический взгляд был прикован к окну. Мне не очень-то хотелось узнавать, что могло привлечь их на столько, что бы совершенно не обращать на меня внимания, но мой запас злости иссяк, и я тихо подошёл к оконному проёму.
  В ночной черноте поляны, перед самым лесом громоздилось нечто ещё более тёмное и однозначно живое. Внутри меня всё похолодело, меня сковало на месте. Сначала я подумал, что это медведь, вышедший из глубокого леса с целью поживиться чем-нибудь съестным. На какое-то время мне даже стало легче от этой мысли. Однако очень скоро я отметил, что как и кошки в моей комнате, эта тень имела большие миндалевидные светящиеся жёлтым светом глаза. Но пугало меня не это. Очертания этого зловещего силуэта двигались во всех направлениях, как будто каждый дюйм этой тени жил своей собственной жизнью. Для меня стало большой наградой то, что эта тварь не стала приближаться, а моё сознание, столь запоздавшее с верным решением, наконец, покинуло меня, и я провалился в небытие.
  Глава 9
  День 4
   Темнота, которая меня поглотила, не исчезла, а лишь немного отступила. Я проснулся уставшим и голодным. Кошки орали где-то снаружи и внутри дома, требуя от меня еды. Для меня было совершенно очевидно, что утро ещё не наступило, и время завтрака не пришло, так как стояла непроглядная темень.
  Я перевернулся в постели и попытался заснуть. С минуту я лежал с закрытыми глазами, пока не вспомнил всё, что со мной приключилось минувшей ночью. Мигом я вскочил с кровати и огляделся. Комната была сумрачна, но пуста. Тут же я зажёг лампу и стал одеваться, потому что почувствовал, что больше спать мне не хочется. В любом случае, я бы уже не смог заснуть под такие вопли, а тем более, если учесть весь тот ужас, который пришёл мне на ум. Если честно, я сразу подумал, что ночью мне приснился кошмар, так как объяснить моё пробуждение в кровати после того, как я упал у окна, я не мог. Кошки встретили меня довольно радостно, хотя мне и пришлось на этот раз брать с собой лампу ввиду того, что электрические лампочки не реагировали на мои требования включаться. Глаза кошек больше не светились, а морды были совершено обычными и даже местами скучными, но никак не умными и враждебными. Вот тогда-то я и предположил, что всё то, что я себе напридумывал - всего лишь плод моих ночных фантазий. Новые места порой действуют довольно угнетающе на неподготовленную нервную систему, а уж у столь молодого и не окрепшего организма, как я - и подавно. Моё настроение в значительной степени улучшилось, однако желания лечь спать дальше у меня по-прежнему не наблюдалось. Я решил, что смогу поспать и днём.
  Когда же я проверил свой хронометр, то не поверил своим глазам. Часы показывали пятнадцать минут первого. Вероятно, часы были неисправны, что вполне было в духе подобных безделиц. И так как я решил, что они не исправны, я мог бы пренебречь их показаниями, если бы мной не одолело желание выглянуть в окно.
  Ещё тогда, когда я кормил кошек на улице, я мог бы это заметить, хотя с той стороны дома разительные перемены практически не наблюдались, ведь та сторона дома видом выходила на остальной кусок участка, который в сущности был обнесён лесом, так что там ситуация была несколько иная.
  Окно, что выходило на север, показало мне нечто совершено из ряда вон выходящее. Я стоял и смотрел сквозь стекло, держа лампу в левой руке и щурясь так, словно это мне могло хоть чем-то помочь. Я несколько раз оглядел комнату, что бы понять, где же я мог ошибиться в этом доме, и как именно это связано с моей комнатой. Мой измученный разум цеплялся за последнюю спасительную соломинку, которая указывала на совершенно моё другое местоположение и сторону дома, но и этот шанс оправдать то, что видели мои глаза, оборвался.
  Я не ошибся, комнатой и месторасположение её никак не изменилось, однако сразу за окном я обнаружил могучие стволы деревьев, такие широкие, что едва можно было бы обхватить их втроём. Вдобавок ко всему, деревья стояли практически идеальным частоколом, слишком сильно напоминая высокий и неприступный забор.
  Не могу сказать, как долго я стоял и угрюмо смотрел на эту ужасающую картину, но когда моё сердце перестало так гулко биться о мои рёбра, а я, наконец, обрёл контроль над своим телом, первое что я сделал, это выбежал на улицу. К моему неописуемому страху, во мраке участка я слишком явственно узрел огромное количество новых деревьев, сковавших его по всему периметру. Стволы их уходили вверх настолько высоко, что я не мог разглядеть, где они заканчивались. Впрочем, до меня быстро дошло то, что именно они и были причиной этого беспроглядного сумрака. Всего несколько метров было в моём распоряжении, дальше начинался лес, куда бы я не кинул свой взгляд.
  
  Я совершенно не могу вспомнить, чем питался весь этот день, и был ли у меня хоть один приём пищи. Для меня это стало совершенно не важно, в отличие от обещания почтальона зайти сегодня днём. Весь день я не выходил из дома и отсчитывал минуты до возможного появления почтальона. Впрочем едва ли можно было верить моим часам. Ко мне так никто и не пришёл. Я был этому не удивлён, но всё же надеялся, что этот старый джентльмен как-нибудь ко мне проберётся и выведет меня отсюда. Сам я не мог бежать, слишком враждебны мне казались ко мне эти вековечные деревья. Я даже стал различать, как они переговариваются друг с другом обо мне. Да и я совершенно не имел теперь понятия, куда именно бежать. Я видел лишь единственный шанс спастись в том, что бы больше вообще не выглядывать на улицу, лишь только для того, что бы покормить несчастных животных, которые не заслуживают такой жизни. Да, я плохо помню, ел ли я в этот роковой день, но кошки получили всё, что им причитается. Я ходил по дому словно зомби, пытаясь понять, что вообще происходит в этом месте, и не значит ли моё положение для меня неким символом безумия, которое внезапно подступило ко мне.
  Я боюсь засыпать и подозреваю, что никто сюда уже не придёт, так как это место теперь потеряно для всех. Стоит ли вообще мне продолжать эти странные ритуалы и ухаживать за кошками? Не они ли стали причиной моих бед и не я ли могу попросту перестать возиться с ними? Но что мне это даст, если мои часы показывают уже глубокий вечер, а эта ночь не предвещает для меня ничего хорошего. Тем не менее, я принял решение о том, что завтра я и пальцем не пошевелю в отношении корма этих дьявольских существ. Более того, сейчас, вечером, я не смогу ничего сделать этим притаившимся по дому тварям, однако, если я выживу, они ещё пожалеют. Они сами позовут меня, и если я явлюсь на их зов, то это будет их последние крики, я позабочусь об этом.
  Даже Мантисса, столь искусная в удирании, больше не одурачит меня. Я не успел написать о том, как вчера я опять пытался её поймать. Моё стремление взять её на руки обернулось полным провалом. И даже когда я загнал её в дальний угол дома, туда, где были лишь голые стены, она сумела уйди, да ещё как! Я пытался схватить её, предугадывая её поведение, но она подпрыгнула совершенно противоестественно на прямых ногах, передней лапой дала мне пощёчину, от чего остался след от когтей, и, прыгнув на стену, побежала по ней, словно по полу. Надо ли говорить, что тогда-то я и поверил в демоническую сущность этих созданий, не взирая на острые когти их обладателей.
  Но теперь я с горечью пишу эти строки, так как не верю в успешный исход моего пребывания на этой ферме. Мои мысли начинают разбредаться, и нестерпимое желание спать всё больше и больше начинает овладевать мной. Если эти строки попадут в чьи-нибудь руки, я хочу, что бы..."
  
  Дальнейшие пара строк текста идёт слишком неразборчивой, и сколько я не силился распознать его смысл, меня постигала неудача. Эти записи совершенно сбили меня с толку, так как в свете последних событий они не кажутся мне абсурдными или выдуманными. Более того, вырисовывалась некая общая пугающая картина происходящего, отчего было тяжело на душе, и желание бежать, куда глядят глаза, становилось всё явственнее.
  Тем не менее, я не поддался этим настроениям, хоть и теперь я не чувствовал себя уверенно с лампой в одной руке и семизарядным револьвером двадцать второго калибра в другой. Мерзкий запах кошачьей мочи преследовал меня везде, более того, он простирался теперь по всей лечебнице, что совершенно вывело из строя большинство её персонала. Как я уже отметил, пробраться на третий этаж не составляло никакого труда, более того, ключ от палаты 312б тоже был в открытом доступе, благо на посту никого не было. Я не могу точно сказать, что именно я хотел узнать от душевнобольного из этой палаты. Да и смог бы ли он хоть что-нибудь сказать мне после того сеанса гипнотерапии, в котором он поведал нам окончание своего леденящего повествования, после которого лишь одна фраза стала естественным спутником не столь изысканной жизни Джеймса. Я не мог больше терпеть этот смрад и гнетущую атмосферу в лечебнице и потому на крайний случай припас этот револьвер. Если он не расскажет мне как именно можно победить эту вонь, то, по крайней мере, я избавлю этого человека от страданий, а заодно и, возможно, наш центр помощи, который пришёл в упадок именно тогда, когда этот пациент поступил к нам. Может быть, именно тогда всё встанет на круги своя. Впрочем, я надеялся, что до этого дело не дойдёт, однако план мой был по-детски наивен, в чём я частично отдавал себе отчёт. Кто мог поручиться за то, что этот парень мог знать, как справиться с тем, что теперь обитает в подвалах нашей лечебницы? Только то, что его решимость была хоть немного описана в последних строках и дала мне этот самый повод стоять теперь в нерешительности в тёмном коридоре напротив палаты 312б.
  
  
  Глава 10
   Сеансы гипнотерапии применялись крайне редко, как невостребованный и не дающий особых результатов метод. В тот день мне довелось побывать на таком сеансе, чему поспособствовала моё немалое рвение и желание узнать больше об этой истории под видом изучения техник гипноза. То, что мы узнали от больного, походило скорее на вполне связный бред помешанного, чем на фактические выкладки, по мнению большинства окружающих меня врачей. Доктор смог добиться от больного даже больше, чем просто внятный рассказ. Больной излагал большую часть своих наблюдений, приписывая их другому человеку, а не себе. Разумеется, такой подход был для нас наиболее продуктивен, однако доктор сразу отметил, что такой метод, как правило, маловероятен и мы наблюдали скорее за исключением из общего правила погружения больных в свои воспоминания, нежели обычную практику. И уж конечно, эмоции всё равно нередко брали верх над больным.
  Однако то, что я услышал, до ужаса совпадало с тем, что было изложено в записной книге. И уж слишком явственно неописанное окончание можно было сопоставить с этими записями. То, что я услышал било тревогу внутри меня, раздувая огонь ужаса и мрачных предчувствий.
  Пока моя память свежа, я приведу насколько возможно полно то, что рассказал под гипнозом душевнобольной из палаты 312б. Когда повествование достигло злополучной ночи четвёртого дня, Джеймс продолжил:
  
  "Я пытаюсь не спать всеми силами. Брожу по комнате и делаю различные бодрящие упражнения, однако это отнимает у меня много сил. Я не уверен, что выбрал правильную стратегию.
  Я решаю, что стоит зажечь свет по всему дому, что я и делаю там, где это возможно. Нашёл на кухне банку иностранного кофе, надеюсь, она поможет мне протянуть до утра.
  За окном темно, но я по-прежнему вижу очертания ненавистных стволов деревьев. Я хотел бы не слышать, как они трещат и переговариваются между друг другом, но не могу.
  
  В моём кармане лежит мой хронометр, который показывает половину двенадцатого. Не могу понять, верить ли ему или нет. Я не вижу изъянов в ходе часов, так что пока что буду держаться их хода.
  Я быстро устаю, возвращаюсь в свою комнату, потому что необъяснимый гнёт, что я чувствую во всех помещениях этого дома, не действует на меня лишь в спальне.
  Я сижу на кровати и изо всех сил сопротивляюсь почти физическому притяжению подушки.
  Что-то мелькнуло в окне, я падаю в кровать, закрывая глаза. Последнее что я помню - гаснет свет.
  
  Я раскрыл глаза и не сразу понял, где нахожусь, слишком темно. Какие-то светлые пятна виднеются на периферии моего зрения. Мой взор падает на тёмные силуэты у двери.
  Это они"
  Тут больной начал заметно дрожать, что практически свело на нет возможность закончить историю. Доктор гипноза рассказал позже, что это был первый опасный рубеж, где молодого человека могло поглотить абсолютное безумие.
  Доктор едва смог успокоить Джеймса, но тут же велел не спеша продолжать историю, пытаясь отстраниться от эмоций по возможности. Тот продолжил, но лёгкая дрожь по телу и в голосе были куда красноречивее этой истории.
  " Они сидят там, у двери, а я лежу в постели полусидя, не в силах пошевелиться от страха. Кошки не смотрят на меня, они сидят там, словно охраняя дверь по обе стороны, но друг напротив друга. Они неподвижны, их глаза сверкают, и мне уже известно, что сейчас произойдёт нечто страшное.
  
  Глава 11
  Я слышу какое-то приглушённое рычание. Нечто приближается к двери. Моё сердце не выдержит этого! Оно там, у двери!!
  Медленно, скрипя ржавыми петлями, дверь отворяется, чёртова дверь! А кошки, что сидят справа....дверь прошла сквозь них!
  На порог входит нечто огромное и волосатое, пушистое. Глаза этого существа внимательные и бескрайне выразительные, они смотрят на меня. Моё сердце пронзает ужас, я... я не могу больше...
  Морда этого существа расплывчата, я не могу разглядеть его очертания, как будто это существо заполняет всю комнату, таясь во мраке. А может быть, мрак и есть это самое существо?!
  Оно вплыло в комнату вдоль сидящих кошек, кажется, я могу разглядеть его. В его тёмных лапах, столь тихо и величественно ступающих по деревянному полу, чувствуется огромная сила.
  Эти кошки... они... призвали его? Я не могу пошевелиться!
  Монстр сделал два больших и, осмелюсь сказать, грациозных прыжка, и оказался на кровати рядом со мной. Тьма по-прежнему милосердно скрывает черты его мощного, но пушистого тела. Глаза...
  Они снисходительно сверлят меня своим призрачным светом. Я вижу... что это такое?
  Неужели в комнату вползла змея?! Но... я не могу отвести глаз от этого монстра, размытого во мраке, однако, так же я не могу понять, что заполняет комнату.
  Что-то змееподобное извивается на полу, но мне кажется, это не змея.
  Во-первых, таких длинных змей не бывает. Во-вторых, оно пушистое... Оно заполнило комнату и уже оплетает стены, а силуэт существа, что сидит рядом со мной продолжает смотреть на меня.
  Но вот он подплыл ближе. Я пытаюсь дёрнуться, но что-то держит меня, что-то оплело меня. Оно крепкое, но мягкое. Существо изрыгает пронзительный рёв, похожий на кошачий, и кидается на меня из тьмы с раскрытой пастью. Я узнал его силуэт, милосердный Бог, как такое возможно?! Моё сердце! Это был он..."
  
  Вот и всё, помимо последней фразы, что нам удалось узнать у этого бедняги. Его потрясение стало самым главным предметом обсуждения в лечебнице, однако мне сразу было ясно, что его история не могла быть выдумкой на фоне постепенного умопомрачения, как считают многие из врачей.
  
  Всё что произойдёт дальше уже невозможно предотвратить. Я уже не смею рассчитывать на то, что всё изменится в лучшую сторону само собой, а потому собрав осколки своей мужественности, я отвожу заслонку, что бы увидеть Джеймса.
  Вот он, я вижу его силуэт во мраке. Он не шевелится и не пытается вскочить от щелчка затвора смотрового окна. Видны только ноги, но, кажется, он жив.
  Мои руки предательски трясутся, пока я подыскиваю нужный ключ. И хотя я знаю, что это бесполезно, я всё же несколько раз пытаюсь включить свет в палате 312б. Никакого толка. Похоже, небольшой перепад напряжения вывел из строя освещение целого этажа, совершенно ни к стати.
  Наконец, я нашёл нужный ключ и вставил его в замочную скважину. Я пытался сделать это тихо, но не смог. Одновременно я пристально наблюдал за поведением больного, но никаких изменений в его положении я не заметил.
  Я медленно отворил дверь и посветил во тьму. Моя лампа почти не рассеивала тот сумрак, что был в палате, я сделал несколько шагов вперёд.
  Как странно было наблюдать, что свет не может пробиться дальше, как будто тьма сгустилась тут и сопротивлялась свету масляной лампы.
  Я делал ещё несколько шагов вперёд и направил револьвер на слабо дышащее тело. Тишина и смрад кошачьей мочи слишком настойчиво давали о себе знать.
  Я хотел заговорить с больным, но не смог. Мне отчаянно захотелось увидеть его лицо, и я сделал ещё несколько шагов вперёд.
  Глава 12
   В следующий миг произошло несколько событий. Внезапно лампа выхватила из сумрака лицо Джеймса и что-то рядом с ним. Я отпрянул, но не от того, что странная ненормальная улыбка застыла на лице молодого человека, не его безумный взгляд на меня. Я увидел что-то пушистое и большое, величиной с добрую собаку, сидящую возле него.
  Я поддался панике, и умудрился выронить лампу, которая, впрочем, не разбилась, но погасла. Звук упавшего и отлетевшего в неизвестном направлении револьвера в какой-то миг времени пронесло всю феерию возможностей опасного оружия в руках больного при открытой двери. Но мой рассудок отказался мне подчиняться в тот миг, когда я в ужасе пятился назад. Ещё одно леденящее событие поджидало меня у двери - я вдруг услышал её характерный щелчок, который был мне хорошо знаком.
  Через пару шагов я действительно упёрся в запертую дверь спиной. В неописуемом ужасе я повернулся и стал дёргать руками дверь, не смея повернуться к черноте, в которой таились эти двое. Но она была закрыта, а я в мгновение ока, едва не теряя сознание от непередаваемого страха, сполз вниз, против своей воли повернулся и сел почти в той же позе, в которой видел больного.
  Тьма, окружающая меня немного углубилась и мои глаза стали различать некие очертания. В какой-то момент времени я понял, что светящиеся в темноте точки - это не плод моей изощрённой фантазии, а имеющийся в палате факт. Если бы я мог закричать, я бы сделал это уже давно, но моё тело не подчинялось мне, лишь сердце сильно било мне в рёбра.
  В той тьме проступил зловещий силуэт безумца, что сидел неподвижно, а рядом с ним... мрак теперь словно бы немного рассеялся, играя своим превосходством. И всё же я стал более явственно различать содержимое палаты, чего хотел бы всем сердцем избежать.
  Внезапно я почувствовал, что в палате есть нечто ещё, кроме тех двоих существ. Дымка тьмы подёрнулась по полу, и что-то брякнуло в дальнем конце помещения. И в тот же миг горящие призрачным светом огоньки пришли в движение. Они увеличивались в размерах, но не мигали. И тут я понял, что зверь, что обладал этими огнями, приближался. Глаза, приближающиеся во мраке, не торопились. Что-то шевелилось на полу уже в другом конце комнаты.
  Я лишь на миг отвёл взгляд, чтобы не провалиться в беспамятство, что бы увидеть, что нечто несоизмеримое в длину, имеющее шерстяной покров, заполняет комнату. Меня пронзил новый приступ страха и отчаяния, кожу покрыли мурашки, ибо я вспомнил про описание точно таких же событий в дневнике обитателя этой палаты.
  Когда я снова глянул в сторону больного, то с ужасом обнаружил то пугающее существо, но уже сидящее рядом со мной. Да, оно напоминало пушистое облако больших размеров, происходящее из семейства кошачьих. Огромные жёлтые глаза внимательно и требовательно изучали моё перекосившее ужасом лицо. Меня же поразило трепетное оцепенение страха, что я наблюдаю что-то из ряда вон выходящее. Я опустил взор и во мраке заметил, что хвост существа уходил во тьму и не имел чётких очертаний.
  Помимо крупного размера, эта тварь обладала так же не свойственной кошкам мимикой, не говоря уж о этом светящимся взгляде.
  В какой-то миг по выражению морды зверя я понял, что оно приняло решение. Существо запрокинуло голову назад и открыло пасть. Оно вдруг пронзительно взвыла глубоким и громогласным рыком, а потом резко вцепилась мне в шею своими длинными и острыми клыками.
  Боль в груди и в шее слились в яростный призыв о помощи, но я не шевелился. Единственное, что я смог осознавать, это то, что моя жизнь уходит от меня, осознанность бытия мутнеет с каждой секундой. Но то, что останется в моей памяти до конца, это та самая фраза, которую произнёс вдруг встрепенувшийся душевнобольной из палаты 312б. В охватывающей меня тьме, где шевелились груды пушистых облаков и разносился истеричный смех больного, с моим угасающем сознании я успел услышать: "Да это же Бенджаминчики!"
  Бенджаминчики. Его домашний кот, что явился за ним, а теперь и за мной.
  
  Конец.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"