Много ветра. Класс! Очень много ветра. Наверное, кто-то сказал бы WOW!, но нет. Просто, класс! WOW - это когда буря. Когда она бьет и рвет и ломает и корежит, а ты все равно прешь и лезешь во все это и это WOW! А тут - все ровно и это оч-чень сильно, очень много, до самого серьезного передоза, но все равно ровно. Класс!
Когда густые барашки на стылой, под ноль градусов, воде - это, ведь, просто так не бывают? Их же раскачать до барашков надо? Много пенных верхушек до горизонта и брызги, мелкие - от мерзло-тяжелой, накатывающей валами воды. И только взрывами взлетают они вверх, сшибаясь о берег, о камни, а там их сразу срезает ветер и легкими облачками-переметами проносит над самой дорогой, которая там, наверху. Вспархивают невесомые облачка брызг туманцами мелкой, только что видимой, да и то издалека, но совсем никак и ничем, ни носом, ни щекой не чувствуемой водяной пыли. Класс!
Двенадцать метров? Пятнадцать? Кто знает. Чайки прорваться не могут - значит, за двенадцать, а там ... Только в голову почему-то упорно лезет число "семнадцать", а здесь только этому и можно верить. Только тому, что само приходит в голову вдруг и никогда не спрашивай - почему.
Почему не спрашивать? Потому что некогда. Пока спросишь, пока ответишь, хотя бы и сам себе - и все, трабл, амба, суши весла, чучело, нефиг трепаться и некогда. Даже с самим собой. Дело делать нужно, пока не застыл. Пока не застыли пальцы, пока работают ступни, пока пальцы на ногах могут двигаться и толкать доску и пока спина не оледенела и еще гнется и еще может вытянуть неподъемный от ветра шкот. И ты греешь, греешь, греешь все это непрерывной и быстрой и снова непрерывной работой, не останавливаясь ни на секунду, ни на мгновенье. Главное - не останавливаться. Остановишься - остынешь. Застыл - все. А ты сюда не затем приехал, чтобы бродительно мечтать или мечтательно бродить. Счастье лови!
Вода холодная, ветер, пробивающий даже сквозь болонью ледяным, особенно по едва прикрытой шее, и ты отворачиваешься, отворачиваешься, отворачиваешься привычно спиной к ветру и ... радуешься. Просто радуешься и улыбаешься и счастлив как ребенок.
Оставь прогнозы и цифры, всяк сюда входящий, и ересь всякую, мировую, глупую.
Здесь мир, параллельный, особенный мир.
Здесь разум повергнут, а сердце - кумир.
Тут чуешь свободу, по краю скользя,
И нет непогоды, где тучи - друзья.
Отмечен на картах блистающий край,
Там горы - стандарты, а пропасти - рай. Ра-а-а-а-ай!
Не, конечно, не все время пятнадцать и не всегда и не все семнадцать, но временами ... он бьет и давит, и давит на все сто, и скомкивает, сминает, сметает, сбрасывает и ты поднимаешься и держишь и выравниваешь и балансируешь и ... - Оно-о-о!!! Не, вот счас, точно семнадцать дернуло! Че, ж я не знаю, что ли, как это бывает?!
Самый малый парус и самый малый упор-плавник, а ты все равно висишь на этом малом листике, впивая все свои восемьдесят пять в палубу, и руки твои, таскающие на железе за сотню, все вытягиваются и вынимаются из суставов и из плеч бесконечно! Класс! А он все тянет и тянет и стылая, тяжелая вода не пускает доску вперед, в разгон и держит ее и ты боишься этого разгона, потому что только дурак ничего не боится, и потому что стоит только на пару градусов позволить себе ослабить направление и сдать напряжение и только вот чуть-чуть свернуть нос по ветру, вот только чуть-чуть, и ты уже вдруг, скачком, срываешь, режешь эту мерзлую тишину одним только плавником и разделяешь ее на до и после тебя. Делишь всю эту вздыбленную твердыми волнами гладкость такой плотной перед зимой воды. И несешься, несешься, несе-е-е-ешься! ...
И доска твоя сегодня не хлюпает всем днищем по вспененной и ласковой и такой слабой от жаркого лета поверхности. И не бьет сверху вниз плоским днищем по упрямым головам острых сентябрьских волн, расшибая их в клочья, а только что придавливает эту круто изогнутую застывающую воду. И скатывается с нее и плавно взлетает, поднимаясь над ней всей своей невесомостью, и тут же бесшумно прилипает к новой, поднятой ветром, но будто бы выстроенной им на века поверхности и скользит, скользит ...
Вот оно - счастье, - висеть на грани, всеми силами стараясь не сдвинуться ни на миллиметр, ни на шажок, не сместить ни грамма веса ни вперед, ни назад и не нарушить этим самое важное, самое главное и навеки желанное в твоей жизни - Равновесие.
Такое бывает еще только зимой, на самом толстом, в полметра-метр, только что выпавшем или все еще падающем снегу, в который и упасть-то нельзя и ехать надо. Потому что потом, если упал, тебе уже не подняться изо всей этой снежной глубины. Даже если ты застрял на самом крутом, "черном" склоне. Утонешь ты в нем, провалишься по плечо руками, по пояс ногами, утопнешь совсем и безо всякой надежды выбраться хоть вверх, хоть вниз, выползти, вывернуться, докричаться, потому что рядом никого нет и только молчаливый снег валит и валит сверху, падает счастливыми, огромными, скрывающими весь мир и вверху и внизу и рядом с тобой хлопьями. И потому ты только скользишь и скользишь. Скользишь, застыв в дикой вытянутости и вывернутости напряженных затянутых сухожилиями мышц рук, ног, спины. Несешься, забыв обо всем, кроме поддержания хрупкого равновесия над бездной холода всего этого мира. Это - счастье!
Счастье, которое есть.
Счастье, которое там, впереди. Счастье, к которому доедешь, наверное, только если очень постараешься. И там, в конце, упадешь обессиленный на твердое и, наверное, очень холодное, но плевать. Оно, ведь, теперь, под тобой такое надежное и такое долгожданное. И ты будешь как в первый раз радоваться всем этим ледяным брызгам и этим снежным хлопьям, падающим прямо на твое запрокинутое к небу, хохочущее от счастья лицо.