Аннотация: Решил тут написать небольшую серию рассказов, по вселенной "Firefly". Той самой, да. Надеюсь те-же ценители сериала, такие же как я, оценят.
Говорят, у бесконечных пыток есть один недостаток. Когда к ним привыкаешь, становиться трудно чем то человека удивить.
Обычно такую высокопарную чушь говорят те, кого никогда не пытали. Хотя доля истины в этом есть, задыхаться под толстым полотенцем, стало привычным уже на втором часу 'процедуры'. Когда чернокожего молодого мужчину, с опухшим лицом подняли с пола двое здоровенных молодцов, дознаватель отвлёкся от рассматривания собственных ногтей и подошёл вплотную, тоже молодой мужчина, немногим старше допрашиваемого, хорош собой, униформа начищена до блеска.
Ты думаешь мне это доставляет удовольствие?
Судя по голосу доставляло, и ещё какое.
Я не получаю от этого никакого удовольствия. Но ты должен понять. Это моя работа, и я сделаю её, так как нужно. Видишь, мы даже не поленились взять полотенце из душевой, байховое. Для необходимой тонкости волокон. Просто к тому это говорю, что мы всё делаем как нужно. Но ты всё равно не идёшь на встречу. Но если второй этап не пойдёт впрок, и ты не сознаешься, то мы перейдём к третьем этапу.Я не хочу этого делать. Но мне придётся.
Чернокожий парень, поднятый двумя молодцами, пристёгнутый к стулу по ногам и рукам так крепко, что из мозолей уже сочилась кровь, сплюнул на пол куда то в сторону допрашиваемого. Честно говоря он сам не знал, откуда в нём столько дерзости.
Говорю вам ещё раз, сэр, при всём моём уважении. Вы просто гнусный подонок. Мне не в чем сознаваться. И ты можешь меня пытать, хоть весь день, и всю ночь.
Ты понимаешь что мне придётся сделать? Мы подключим твои тэстикулы, к магнитному генератору, и врубим пятьсот вольт. Просто сознайся!
В чём я должен сознаться? Вы мне скажите что я должен вам ответить, и я всё сделаю.
Ну хватит! Держите его!
Двое бугаёв схватили его покрепче, отчего мозоли на руках стали болеть ещё сильнее. Но тело и лёгкие уже так пылали, что казалось хуже не будет. Мужчина подошёл поближе, наклонился, посмотрел на пытаемого своими холодными голубыми глазами.
Старший лейтенант Родерик Джеймс Уилмор. 29ый десантный батальон вооружённых сил Объединённого Альянса. Вы обвиняетесь трибуналом, в убийстве пяти своих сослуживцев, и в работе на повстанческую армию так называемых 'Независимых планет'. И сейчас, ты признаешься мне в том, что сделал тогда...
Дознаватель выудил из кармана длинный скальпель. Совершенно неожиданно справа послышался голос одного из бугаёв, и голос испуганный. Что было забавно слышать от человека, который избивал его четыре часа к ряду, а потом ещё полтора часа поливал водой.
Сэр, это ведь прямое нарушение устава.
Ковальски, закрой пасть! Он шпион 'независимых'! И я это докажу!
Неожиданно дверь открылась с громким лязгом, и в каземат вошёл кто-то ещё. Прорычав, громко прорычав.
Отставить! Сейчас же!
Бугаи внезапно его отпустили, стул рухнул на спину. Удар был слабым, но в его состоянии, тело пробило от позвонка до грудной клетки и до пяток, боль была режущей и жуткой, как будто всё тело прошило электрическим разрядом, он уже понимал что тело почти сдалось.
Сэр, я...
Что вы себе позволяете офицер?! Кто вам дало право?!
Сэр, этот человек, шпион...
Даже если этот человек подозревается в шпионаже, вам никто не дал права переходить к крайним мерам допроса! Он военнослужащий армии альянса, чёрт вас дери!
Но сэр, я...
Поднимите его сейчас же!
Парня подняли, поставили обратно. Вошедший был на голову ниже дознавателя, не такой худой, но явно крепко сложенный мужчина уже средних лет.
Включите свет!
Свет на потолке включился, фонарь бьющий в глаза погас. Родерик наконец смог увидеть лица, своим ещё не заплывшим правым глазом. Вошедший офицер, белый мужчина средних лет, с шрамом на половину правой щеки, посмотрел на него, потом на дознавателя. И процедил сквозь зубы, явно, едва-едва сдерживая бешенство.
Ослабить, наручники, сейчас же.
Да сэр!
Бугаи сразу же ослабили цепи на руках и ногах, болеть стало меньше, хоть немного.
А теперь, капитан, пошли на хер отсюда. Мы с вами поговорим потом.
Неуверенно капитан передал гостю папку, тот её из рук практически вырвал. После чего отсалютовал встав по стойке смирно, а затем все трое моментально испарились в сторону двери. Только сейчас Родерик заметил, что у гостя на светло-серой офицерской униформе, нет никаких знаков отличия. Он сел напротив.
Я... слушайте, у меня если честно нет слов что бы описать, всю степень того, насколько мне неудобно за произошедшее. К сожалению, в контрразведке вооружённых сил полно таких вот... прошу прощения лейтенант.
Он сидел, молчал. Немолодой мужчина, с карими глазами, седыми волосами, внимательно читал дело.
Старший лейтенант Уилмор. Отличник своего выпуска, военной академии на Сайноне. Своенравный индивидуалист, всегда имели своё мнение. Однако превосходный тактик, отменный боец по всем дисциплинам, самоотверженно проявили себя на военных учениях. И даже как фехтовальщик, занимали третье место на планетарных соревнованиях. Все эти характеристики, настоящей элиты нашего общества, надежды на будущее нашей цивилизации. Но сами вы с Вербены, из Мории-Бэй... я помню, трагедию произошедшую с вашими родителями. Это было громкое дело. Ещё тогда, вся эта погань набирала силу. Что же, я понимаю почему вы стали тем кем стали. Хоть ваш дядя мог определить вас в любую гражданскую академию...
Мой дядя тут не причём. Но он уважал мой выбор... к чему всё это? Что вы хотите от меня услышать? Я уже всё рассказал...
Расскажите, почему вы застрелили пятерых своих сослуживцев?
Он посмотрел в эти печальные и полные сочувствия глаза. Захотелось плюнуть в них.
А сами то как думаете?
12 дней, отрезанные ото всех. Потери в вашем батальоне были страшными. Я знаю, что вы на этой войне уже пятый месяц. И уже успели отличиться, как настоящий солдат и офицер. Вы лично подняли шестой взвод в атаку на позиции 'коричневых', когда снарядом убило командира и его заместителя. Вы и ваши двадцать бойцов, держали оборону в торговом квартале Солтмаркета почти двое суток. Я успел поговорить с командиром батальона Чайнши, и вашим непосредственным командиром майором Айронсайдом, я даже успел парой слов перекинуться с вашими сослуживцами. Вы герой, и никто не сомневается в том, что то в чём вас обвиняют это ошибка. Я ещё не успел поговорить с теми, кто с вами пересекал перевал, они сейчас ждут разбирательства... по счастью, мы избавили их от внимания этого... ими займусь я и мой заместитель. Но всё таки, я хочу услышать вашу версию событий.
Это было странное чувство. Говорить не хотелось. Это было настолько мерзко, настолько погано, что он не раз и не два задумывался о том что бы покончить со всем этим. Он никогда особо верующим не был. Вся его вера - упиралась в веру правильности их целей и задач, и их военному уставу. Вера в братство, а не в Бога там, или ещё какую эзотерику. Поэтому он не знал как относиться к суициду. Он хотел предстать перед трибуналом, он хотел что бы его расстреляли. Но когда этот ублюдок, стал называть его предателем и шпионом Независимых... это было не просто обидно. Он едва не забил ублюдка до смерти, прежде чем повалили на пол четверо бугаёв, и избили ногами так, что он начал харкать кровью. Назвать его предателем? Как он посмел? Эта штабная мразь не видела независимых даже через оптический прицел! Это он с трёх метров вышибал мозги тому удивлённому пацану лет семнадцати, когда их зажали на мукомольном заводе! Это его люди умирали у него на глазах от разрывных снарядов! Это они сидели под миномётными обстрелами в порту часами, пока не подоспели танки! Он не предатель! Он людей своих хоронил! И он сейчас понял, что глухая злоба дала трещину, и содержимое головы потекло...
Что случилось? Случилось то, что мы шли по этому долбаному перевалу семь дней, до базы 'Кингфишер'. Из всей роты, ста двадцати человек, до базы дошло семьдесят. На нас постоянно нападали, обстреливали из всех орудий, а потом уходили ущельями и пещерами, ставили на нас мины и растяжки. Когда мы достигли базы, мы узнали что старший офицер, чахлый подонок с одного из центральных миров, пустил себе пулю в рот. А то что осталось от гарнизона в четыреста человек, представляло собой сто сорок пять голодных, обезоруженных, обезумевших ублюдков. Которых мне пришлось приводить в чувство, выстраивать оборону, распределять боеприпасы и делить пайки. А потом, когда повстанцы догадались, что у нас почти закончились боеприпасы, они начали обстреливать нас белым фосфором, осколочными снарядами и 'зажигалками'. А потом был штурм, который продлился три дня. Из всех моих людей, моих, подразумевая весь чёртов гарнизон базы 'Кингфишер', у меня осталось шестьдесят один человек, не считая меня. У нас не было связи, не было медикаментов, не было еды, не было боеприпасов.
Он только сейчас осознал, что голос предательски дрогнул, и из тихого постепенно начинает нарастать.
Что мне было делать сэр? Мои люди умирали, мы ничего не могли для них сделать, понимаете? Все наши суда 'коричневые' сбивали на подлёте к плато, иначе бы мы не предприняли этот самоубийственных поход. Наземным транспортом пользоваться было невозможно на этих перевалах, а единственная дорога была занята врагом. Мы все были уверены что останемся там подыхать. Я был уверен, что мы все останемся там! И что я должен был сделать сэр?!
Он понял что начал орать, громко, надрывно.
Они умирали, у меня на руках! Понимаете вы?! Они просили, они умоляли облегчить им участь! Они мучились! Они все верили, что мы там подохнем! Они верили что мы все там подохнем сэр! Это были мои люди сэр! Я каждого из них знал! Мы вместе прошли... блядь да что вы хотите ещё от меня услышать?! Вы думаете я не хотел застрелиться?! Думаете я не хотел?! Мне не дали! Мне не дали застрелиться! Слышите?!
Он понял что уже не способен выговаривать слова. И понял что начал надрывно, громко рыдать. Так громко и надрывно, что начал задыхаться. Он не заметил и не услышал как через дверь подбежали бойцы с повязками санитаров, и что-то ему вкололи.
Он плохо помнил последующие три дня. Сам поход, пытки, психологическое состояние, довели его до такого состояния, что он мало что соображал. Его уложили в лазарете в кровать и поставили капельницу. Он видел того мужчину дважды, но всё это было в полудрёме, как в бреду. Его почти не мучили кошмары как не странно, он был слишком уставшим и в те моменты когда не спал, все мысли сплетались в какой то кавардак и он бредоносил. Вспоминал своих подружек, братьев и сестёр, сослуживцев и друзей из академии, родителей, прекрасные гористые побережья Вербены с уютными городками с красной черепицей, бесконечные алые пустыни Сайноны застроенные военными полигонами... в какой то момент начали сниться кишки, кровь, крики, а потом они все шестеро, и не только они... и в тот момент когда хотелось кричать, милосердные лекарства расплавляли мысли и сознание уплывало куда то очень далеко и он отрубался. Утром четвёртого дня, он наконец понял, что бодрствует больше двух минут, и даже сумел поднять голову, симпатичная молоденькая медсестра это заметила, через какое то время к нему пришли, но не врач. А тот самый мужчина из допросной. Он уселся напротив. Палата на одного человека, просторная, светлая. Явно не на линии фронта. Мужчина из разведки, едва-едва улыбнулся.
Вижу, ты задаёшься вопросом где ты. Нет, Итаку мы не покидали, мы в Ларгосе, столице.
Разведчик встал, взял со стойки у кушетки стакан с водой и трубочкой, аккуратно вложил её в слабые руки парня, тот не без труда протянул её к себе и выпил водички. Пить хотелось очень сильно. Он закашлялся, сделал ещё пару глотков едва не осушив стакан. И только после этого смог что-то сказать.
А мои люди?
Солдаты выполняют приказ старшего по званию. Вы были командиром, следовательно вся ответственность за все действия, легла на ваши и только ваши плечи. Хотя конечно, это незавидная участь.
Что со мной?
Вас расстреляли, сегодня утром, по приговору военно-полевого суда.
Парень посмотрел на разведчика, внутри что-то оборвалось, но он чувствовал себя на удивление спокойно. Всё это было не просто так. Иначе бы его и правда расстреляли.
В чём суть?
Суть... кха.
Мужчина встал со стула, задумчиво потёр руки.
Суть в том, чем мы жертвуем. Вы потеряли родителей когда вам было двенадцать. Ваш отец был прокурором, ваша мать окружным судьёй. Они перешли дорогу местной мафии, но местная коррумпированная полиция не смогла их защитить. Потеря любимых родителей, ломает человека всегда. Но вы получили от них пример, пример того, что справедливость, честь, отвага перед лицом опасности, бесчестья. Всё это не пустые слова. Мы с вами оба знаем, как много у нас политиков, которые говорят красивые слова. Сенаторы играют в демократию, в политесы, трахают собственных секретарш и разоряют казну. И куда нас это привело? Куда это привело вас и ваших людей? Что вам пришлось творить, что бы подавить мятеж? Эта война идёт уже второй год. Она закончится, уже скоро, нашей уверенной победой. Но сколько дочерей и сыновей нашей нации, нашего лучшего из миров мы потеряли? Ваши сослуживцы и вы, принесли колоссальную жертву. Жертву амбициям и коррупции. Но все войны однажды заканчиваются. Вы ведь понимаете?
Он понимал.
Да сэр, я понимаю.
Люди, такие как я, такие как ты, такие как мы с тобой. Что мы можем сделать что бы бойня не повторилась? Что мы можем сделать, что бы навести порядок? Пока политика разговаривают, кто-то должен защищать нашу с тобой родину, всё человечество, от самих себя. Коррупционеры, мафия, повстанцы. Этот мир слишком огромен, и слишком хрупок. Ты герой, который совершил чудовищный поступок из милосердия, и тебе не нужно мне ничего объяснять. Ты сделал то что должен был сделать, потому что это было необходимо.
Он остановился и очень внимательно посмотрел не парня.
Ты пошёл в армию, потому что верил в наше общее дело? В дело своих родителей? Своего дяди?
Да сэр.
Ты веришь что твои товарищи, погибли не напрасно? Защищая нашу свободу, наш образ жизни?
Да сэр, не минуты не сомневаюсь.
Это я и хотел услышать...
Он снова подошёл к окну.
Тебя расстреляли, значит ты больше не старший лейтенант Родерик Джеймс Уилмор. Теперь ты Индиго Шесть Эхо. За тобой придут через два дня, врачи говорят ты к тому моменту уже будешь более-менее в форме. Тогда мы с тобой и увидимся.
А дядя? Братья, сёстры?
Мужчина посмотрел на него, ему было слегка неловко.
Сам то как думаешь?
Я... понимаю сэр.
Они, как и все остальные, шестьдесят пять миллиардов, никогда не узнают какую жертву мы приносим, им и не нужно.
Сэр, а как мне вас называть?
Зови меня просто Контроль.
Мужчина покинул палату, оставив парня в крайне растрёпанных чувствах.