За бесстыжими речами, за молочными ключами, и не ведая лукавств, жил мужик в одном из царств.
И судил Бог пойти ему по миру. Идёт, а навстречу колобок катится. Обрадовался голодный мужик, соблазнился.
- Стой, - говорит колобку, - я сейчас тебя съем.
Тут колобок и развернулся. Обомлел мужик - он за вкусный колобок змея принял. Ловко лукавый обернуться сумел, а как поднялся, выше мужика оказался, да о трёх головах.
- Здравствуй, говорит, Иван-дурак!
- Здравствуй, змей лукавый, - растерянно отвечает мужик, - я не Иван-дурак, я - Лёня Голупков. Это старший брат у меня Иван, но он далеко не дурак.
- Так ведь и я,- говорит змей,- не лукавый вроде, а зовут меня Мавроди. Но вот пару миллионов таких, как ты, я сейчас слопал бы и не подавился.
Испугался мужик, но вида не подаёт.
- Нельзя ли, - спрашивает, - как-то подоброму договориться?
- А что с тебя взять? - с сомнением змей вопрошает. - Коня у тебя нет, сбереженьица твои государство хапнуло - так, слезы одни остались.
- Доброе имя моё зато со мною, - в отчаянии говорит Голупков и себя в грудь кулаком колотит, - и потом не один я. Таких на Руси сейчас миллионов сто будет, мы даже слезами своими кого хочешь утопим, если догадаемся заплакать согласно.
Нехорошо блеснуло при этих словах что-то в глазах у змея, ласково скользнул он к мужику.
- Давай, - говорит, - Лёня, дружить будем.
- Как это? - удивляется Голупков.
- А я тебе, Лёня, вместо коня буду, весь мир покажу и тебя всему миру в наилучшем виде представлю. За это ты мне, Лёня, добрым именем твоим дай попользоваться.
- На что тебе оно, - забеспокоился мужик, - ведь загубишь, последнее возьмешь, не по-Божески это!
- Не бойся, - отвечает лукавый, - люб ты мне своей простотой и, самое главное, - очаровательным сходством своим с этими самыми ста миллионами. Через тебя, Лёня, они мне брюхо набить помогут, а я вас поучу жизни среди нынешних гадов. И об имени своем не печалься, его у тебя никому не отнять. Ты только сам его не забудь, И в а н !
На том порешили и нам удружили. Что из этого получилось, вы, люди добрые, кое-что и сами знаете, а чего не знаете, то я вам расскажу. Вы только откройте глаза и уши да не сробейте взглянуть себе в душу.
Начинается рассказ
От Петрушиных проказ,
Да от блошки, да от шкурки
Вплоть до кожаной тужурки.
Это присказка, а вот
Сказка чередом идет.
ПЕРВАЯ БЕСЕДА С СЕРЫМ ВОЛКОМ ПРИ ЯСНОЙ ЛУНЕ
"О БЛОХАХ В ШКУРЕ И В ГОЛОВЕ"
Долго времени иль вскоре приключилось Лёне горе: сапоги жене купил, а на дом (в Париже) не накопил. Дружно все его ругают и партнером обзывают. Почесал мужик в затылке и пошел к лукавому змею ругаться.
Пришел к змею и говорит:
- Что же ты, гад ползучий, обещал имя мое доброе не поганить, а сам на весь мир ославил, простотою нашей воспользовался?
А змей сытый, довольный лежит - депутатом стал.
- Садись, - говорит, - Иван, или, лучше сказать, присаживайся. - Тут у меня волшебное зеркальце стоит, ты загляни в него, а после уже ругайся.
Смотрит Голупков в зеркальце, а там бойкая бабенка в какой-то фонд скачет, рублем размахивает. "Где, - кричит, - у вас тут деньги растут? Беру ваших акций на рубль и чтобы через неделю мне двести рублей вернули! Да без обмана!"
Смотрит Лёня дальше, а в зеркальце видно, как два с виду приличных человека, молодой да старый, от безделья под дождем на реке с удочками мокнут. И каждую минуту судорожно за карманные счеты хватаются, проверяют, как сильно у них на поле чудес вклады выросли. И смех, и грех!
Поубавилось тут у мужика злости, смешно и горько ему стало.
- Зачем ты мне все это показываешь? - спрашивает.
- А затем, - отвечает змей, - что прежде чем на других напраслину возводить, всегда сначала на себя в зеркало посмотреть полезно. Вот ты говоришь, что я простотою вашей воспользовался. И много ли ты ее в зеркальце увидел?
- Да нет, - грустно качает головой Лёня, - скорее там простая глупая жадность до "халявы" видна, как справедливо мой брат Иван заметил. Но, с другой стороны, ведь обещал же ты, окаянный, людям большой доход от твоих акций? Правильно, некоторые до убытка кое-что получить успели, но ведь в главном-то выигрыше ты, змей под-колодный, оказался. И как раз за счет большинства проигравших! Хорошо ли это?
- А когда они, эти выигравшие, свой "халявный" доход получали, ехидно зашипел, уползая за золотой занавес змей, - им не пришло в голову, что это за чужой счет?
Опустил голову Лёня и замолчал. Крыть то нечем.
- Ну что, Иван, - раздалось у Лёни за спиной - пустили вы в душу беса, а в дом блох - блестящие заморские рекламки-приманки, "халявки"-обманки: ваучеры, акции, векселя, облигации - а теперь чешетесь?
Удивлённо оглянулся при этих словах Голупков и ахнул. Сзади огромный серый волчище стоит. Подошел волк к мужику, лапу ему на плечо положил.
- Это волчьи игры, родимый, за морем они в чести и называются спекуляцией, то есть наживой на уме и бесстыдстве за счет проигравших. Силой змей в эту игру никого не тащил, а что до итога - не в свои сани не садись, а сел - утрись, да вон катись!
- А ты кто будешь? - заикаясь на каждом слове лепечет Голупков. - И куда змей подевался?
- Змея с вашими денежками давно уже и след простыл, - ему волк отвечает, - а меня, Иван - царевич, ты мог бы и узнать. Я - Серый Волк из твоей любимой и родной сказки, вот только коня на этот раз не я съел, но в беде, как и раньше, не брошу. Главное - ты сам о верных друзьях не забывай да в сказки свои, в свою память почаще за-глядывай.
Заплакал тут мужик.
- Как же мне после всего этого жить, Серый? - вопрошает.
- Нормально жить, главное, чтобы урок был в прок, - ему волк отвечает. - Хорошо запомни его, а я продиктую.
Не пускай, И в а н, в душу жадность, не давай ей глаза тебе застить, ум затмить. Имей свою голову на плечах и простую мысль в ней: из ничего кое-что не берется, если где-то приобретается, значит у кого-то отнимается. Не у тебя ли?
И реши, что тебе больше по сердцу - нажива на чужой беде или достаток на своем труде? За морем оно может и наоборот, да ты-то русский! Не кидайся без разбора на чужое, как бы оно не славилось: что хорошо для заморского барбоса, не вызвало бы у русского поноса. Всех заморских блох и тех, кто их к тебе в дом тащит, пробуй сначала на зубок да на ноготок.
Уж поверь мне, Ваня, в чем - в чем, а в блохах мы, волки, хорошо разбираемся. Самые вредные из них заводятся сначала в голове, а уж потом от них шкуре достается. И чтобы тебе это пустым или очень простым не показалось, вот тебе история с географией.
Устроился Лёня в кресле поудобнее, приготовился слушать, а в окно полная ясная луна светит. И повел Серый Волк свою речь.
- Жила-была рядом с Европой одна страна. Все люди в ней говорили на своем родном языке, под одним Богом ходили и называли себя русскими. И был в стране той царь-государь Петр Алексеевич. Отроком любил в немецкой слободе гостить, подрос - все время норовил в Европу сбегать, то плотничать поучиться, то с "братом Карлом", королем шведским, подраться.
Очень жизнь в Европе царю полюбилась: у соседа, как известно, и девки краше, и пироги слаще, а в чужой руке и ломоть толще.
Одного только Петр свет Алексеевич сначала по малолетству, потом по бешенному своему нраву да упрямству в толк не взял: жизнь эта хоть и действительно хорошая, но чужая - чужим народом веками для себя сложенная, на чужом понимании добра и зла замешанная, чужой верой заправленная.
Отсюда царь блох и набрался, домой их потащил, затеял "перестройку". Пожелал милостивец наш не больше и не меньше, а природных русаков в голландцев переделать. Велел всем бороды брить, водку пить, табак курить, а кто против - того давить. Сына родного, царевича Алексея, не пощадил.
При этом намерения батюшка-царь имел самые благие, "правильные": правильные флот и столицу - "окно в Европу" - строил, правильных солдатиков в правильные пол-ки сводил, хозяйство на правильную крепостную рабскую основу ставил, правильный европейский взгляд на веру отцов своих являл, правильных царевых слуг - сосло-вие "новых русских европейцев" - дворян, как птенцов, из желторотых юнцов выси-живал.
Но давно уж речь ведется, что благими намерениями вымощена дорога в ад. По этой дороге, через это "окно", в Россию много бед набежало. Чудищами болотными многие из Петровых "правильностей" на Руси обернулись, будто их злой вор Черномор сглазил.
Да суди сам, Иван.
Роковым, заколдованным городом цареубийств оказалась холодная и гордая "Северная Пальмира". Трех страшных гидр, пожравших царскую Россию, выносила в чре-ве "колыбель трех революций". Это Петрова блоха потомство дала в русской шкуре.
Злой неволей обернулась новая царская служба, 25-летняя солдатчина, заморская "регулярность" армии. Сыновей на эту службу отправляли - будто хоронили. Родной русский порядок службы был оставлен только казакам. Им, как раньше стрельцам, за цареву службу давали вольности и землю. А образцом палочной "регулярности" было любимое Петрово детище - флот. И вот тебе, царь Петр, издевка блошиного чародейства. Как известно, казачьи полки до последней роковой черты остались гордостью русской армии, опорой царю, вере и отечеству. А флотские экипажи стали рассадниками бунтовской заразы, страшными оборотнями революций, озверевшими от водки, крови и вседозволенности. Эх, яблочко, далеко ли ты укатилось от яблоньки?
Про чудище крепостного рабства и говорить нечего. Здесь только нелишне было бы вспомнить, что в угоду блошиной идее родной народ был брошен батюшкой царем в клетку нищеты и неволи как дикий зверь - без малейшей жалости и сочувствия. Отлил "поклонник ассамблей" первую пулю своему потомку Николаю Второму.
И, наконец, птенцы гнезда Петрова - "новые русские" - дворяне, какой приплод они подарили России? Уже через пару поколений по-русски на Руси между "приличными" людьми говорить считалось просто неприличным: и писали, и думали на иноземном, в основном по-французски. Родной своей страны и народа толком не знали, не любили и не понимали, став им совершенно чужими. А "просвещенную" Европу родной мамой почитали, ползая на брюхе за объедками со стола любого хоть на минутку модного в ней бумагомарателя.
Зараза воинствующего новомодного безбожия - материализма, отрава социальных утопий широкой волной хлестали через Петрово "окно", били и размывали духовную основу русской жизни - православное понимание добра, зла и смысла бытия человека.
И вот тебе, бабушка, Юрьев день! Большой бонапартовой дубиной по головам блохастых идиотов хватанула благодарная Европа, явила свое истинное отношение дражайшая и любезная подруга. Еле отмахались - Бог, Царь да русская зима помогли. Но хоть протрезвели. Лоб перекрестили, а блохи от этого быстро дохнут. Народ свой, поднявший на штыки да на вилы француза, как заново увидели. Красоту родного языка, явленную гением Пушкина, оценили и признали, а без войны 1812 года писал бы Александр Сергеевич свои вирши по-французски.
Но "окно" в Европу не застеклили, да и птичья порода дала себя знать. Порхали туда-сюда Тургеневы-Базаровы, Герцены да Лавровы, Плехановы да Ульяновы, снова натаскали на родимую сторонушку блох-измов, напитанных заморской классовой ненавистью ко всему отеческому, к "старому миру". И самоубийственно сожгли-таки "старый" мир, в огне этом начисто спалив свое родовое сословие, полное искренних, достойных людей, правда, зачастую питавших благие, точнее "блохие" намерения. Кроваво выблевала их Россия, как чужую отраву: не превращай родной народ в "быдло"! Иначе, одними только извне занесенными классовым раздором да низменным "грабь награбленное" взаимное озверение гражданской войны не понять, не объяснить. А то, что войну эту разожгли и оседлали занесенные ими же блохи, принимай, царь Петр, как очередную блошиную издевку, как заморскую бочку дёгтя в царскую плошку твоих действительно добрых дел.
Вот и достойный конец делу Петрову, дальше уже другая история идет, а география та же будет.
Изумлённо внимал Лёня таким речам, он в школах-институтах, газетах-телевизорах от профессоров-докторов другое привык слышать. Не заметил, как и утро настало. Встал Лёня, поблагодарил Серого Волка за науку, и пошел домой жить дальше.
Много времени аль мало
С этой ночи пробежало, -
Я про это ничего
Не слыхал ни от кого.
Ну, да что нам в том за дело,
Год ли, два ли пролетело -
Ведь за ними не бежать...
Станем сказку продолжать.
СКАЗКА
о Лёне Голупкове, Бове-королевиче,
колдуне Черноморе и злом террористе
В некотором царстве, в некотором государстве помирал старый царь-государь, что правил там тридцать шесть лет да тридцать два года. Много он в своей жизни начудил, накуролесил, но и его срок вышел.
Собрал он своих бояр и наказ давал:
- Живите не тужите, сколько сможете дружите, все свое в руках держите. А подурить захотите, - знаю я вас, сам не без греха! - немного подурите, но одно крепко помнить и исполнять приказываю.
Есть три закрытые комнаты в моем дворце: на двери у первой колобок в венке из колосьев молотком да серпом перепоясан, на двери второй комнаты звезда горит, под звездой щит с мечом прибиты, а дверь третьей каморы ржавая, железная, с зарешеченным оконцем.
Для вашего же блага, слуги и други мои верные, повелеваю: первая комната большая да теплая, проветрите немного ее и пользуйтесь, но никому никогда не позволяйте делить ее на коммунальные клетушки, допустите до того - раздеретесь между собой до крови.
Во второй комнате грязи да мусора скопилось многовато, вымести ее надо бы, стены заново покрасить, но рушить их сами не смейте и чужим туда соваться не позволяйте - стены эти дворец держат, силовые они.
А третья комната пусть всегда крепко заперта будет, в ней страшные звери заточены, если выпустите их, они к вам на хребет прыгнут, много бед натворят.
Сказал это царь и помер. Бояре погоревали для вида, а на поминках так много зелена вина кушали, что головы закружились, языки распустились, на подвиги потянуло.
Первым делом всей гурьбой в большой комнате перестановку мебели затеяли, шум подняли на весь белый свет - каждый общий ковер на себя тянет, а что при этом у других стулья падают, наплевать.
В первой еще не натешились, во вторую комнату полезли. Но там столько мусора и грязи было, что друг на друга глянув, глаза отвели - к каждому что-нибудь да прилипло. После этого в третью комнату хоть и пьяны были, уже не совались, поостереглись.
А поутру они проснулись, за вчерашнее стыдно стало, но не себя же в этом винить, решили, что во всем вино виновато. Объявили пьянству бой, сгоряча много виноградников посекли, и уже к вечеру о том жалели.
Так и стали править, назвав это коллективным принятием решений, в народе же про то говорили: без царя в голове.
Прослышал о том злой колдун - горбатый карла Черномор и говорит своим друзьям - Кащею Бессмертному, Змею Рейгарынычу да Бабе Маргарет-Яге:
- Настало наше время, нужно прибрать страну-красавицу к рукам, а народец извести, давно он нашим планам помеха.
А как это сделать, подсказала заморская Баба Яга: выкрасть нужно для начала силу народную.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Поначалу колдун Черномор одним из бояр обернулся - горбатым, но сладкоречивым. Повел сказки о вхождении страны в круг цивилизованных народов, всех недругов страны друзьями объявил, а всех друзей страны врагам продал. Сам же под этот шумок потащил страну и народ в страшное долговое болото. Под предлогом решения продовольственной проблемы у Кащея Бессмертного огромных долгов наделал, чтобы не только живущие сейчас, но и внуки их накрепко в том болоте увязли.
Потом в глухом углу отыскал местного заводилу Бову - не вполне трезвого любителя поскандалить и "врезать" правду-матку. Протащил его во дворец, где тот сразу стал всех задирать, пару раз был крепко бит, в ручье выкупан, но зато приобрел славу героя.
А горбатому колдуну только того и надо. Пустил слух о том, что Бова не просто так, а королевич! И ведь поверили, выбрали того "королевича" царем, легкомысленно утешаясь, что это с испытательным сроком в пять лет.
Злой же колдун Черномор у него премьер-министром обернулся и при том пару раз личину менял: то толстым лоснящимся шариком впереди скачет, то брови отрастит и угрюмо насупит.
Только после этого вся шайка смогла спокойно за свое злодейство приняться - силу народную рвать на куски, растаскивать. Не на пустом месте начали. Еще старый царь, протезных дел большой любитель, мно-го труда положил, чтобы главную духовную опору силы народной - веру - на костыль работы другого заморского чародея - Карла подменить. И преуспел немало.
Бова-королевич для начала и этот костыль выбил, сам от него отрекся, партию костылистов объявил преступной шайкой, а их вождей - ворами. Это получилось удивительно легко, потому что те действительно с лозунга "грабь награбленное" начинали, да и кончили не без пушка на рыльце, он сам из их числа был.
Потом Бова-королевич по совету Кащея Бессмертного узнал, что старый царь своим боярам запретил делать, да то и сделал. Прежде всего единство народа порушил: дворец с его главной комнатой на комму-нальные независимые клетушки поделил и всех перессорил.
В комнате со звездой из углов всю грязь на стены поднял, размазал и объявил, что убрать ее можно только вместе со стенами. Так и сделал. Остался государственный дворец без силовых опор.
А премьер-министр его Черномор с консультантами заморскими третью комнату открыли и с криком "Ату его в рынок!" выпустили на народ страшное зверье: зависть и жадность, преступность да продажность.
И начался всем грабежам грабеж. Вспухли на теле страны сотни "новых русских" черноморчиков и погнали ее богатства за море как насосом. Народу же в ларьках водки да хвост заморской селедки в красивой обертке кинули, чтобы сразу не возмутился, но уже ни о чем, кроме куска хлеба не думал и спивался потихоньку.
Чтобы стонов слышно не было, Бова-королевич по совету Бабы Яги велел всем своим шутам гороховым и скоморохам юродивым как можно больше шуметь и кривляться. На помощь им из-за моря стаю моральных уродов да десант голых кикимор высадил, чтобы прыгали в глазах у лю-дей, а малых да глупых в таких же уродов превращали. Кота-Баюна на золотую цепь посадил, велел сладкие обманные сказки сказывать.
Вот так в один прекрасный день проснулся мужик русский, а силушки и нету. Все слышит и понимает, а сделать ничего не может - руки не поднять. В душе пустота, в сердце злость и досада, голова в тумане, а в кармане вошь на аркане.
Оглянулся - ё-моё! На пороге его дома злой кровавый террорист сидит, острый ножик у горла беременной дочки держит, и в обмен на ее жизнь ж... подставить требует.
Кинулся мужик к Бове-королевичу - тот ухмыляется, за границу собирается, на премьер-министра ссылается. Мужик к премьер-министру - тот важно головой кивает, одной рукой приказ отдает, а другой отменяет, с террористом переговоры начинает: а нельзя ли мужику при этом штанов не снимать, а если и снимать, то насколько?
И понял мужик - все, ребята, приплыли. Взвыл мужик:
- Где вы, заступники народные, чудо-богатыри, Добрыни Никитичи?
А чудо-богатыри как дурманом опоены, без двора, без кола в чисто поле согнаны, в заморскую форму наряжены, чужие команды тупо выполняют, дубинками во все стороны без разбора машут, кровушкой родной чисто поле поливают, будто ничего не слышат, не понимают.
Мужик в другую сторону кличет: - Где вы, слуги народные? Ведь раньше вас в райкомах, в обкомах да в цека как собак нерезанных было!
А слуги народные уже все у Бовы да у Змея Горыныча шакалами служат, каждый к живому еще телу страны продирается, урвать кусок покрупнее старается, на мужика зубы скалит.
Все, да не все вроде. Глядит мужик, а несколько штук бегут к нему, в глаза ласково заглядывают.
- Мы, мужик, интересы твои отстаивать готовы, глотки порвем, только выбери кого-нибудь из нас в цари вместо Бовы-королевича.
Первым самый свирепый и нервный прибежал - Либерал Волкович:
- Всех обидчиков в клочья р-р-разорву! - кричит, - только выбери меня.
- А после что? - мужик спрашивает.
- После пойдем с тобой воевать всех, кто южнее нас живет, вплоть до Индийского океана! Всем им кузькину мать покажем!!!
- А зачем? И кто там живет южнее? Арабы? Негры? Евреи? - заинтересовался мужик.
- Жизненное пространство тебе, сероглазый, нужно, - Либерал Волкович отвечает, - арабов побьем, персов и индусов поколотим, а евреев трогать не будем, они не попадают на линию нашего развития.
- А если не мы, а они нас побьют? Да и не хочу я вообще никого воевать, - возмутился мужик, - меня не трогайте - и я никого не трону, мне бы только силу свою вернуть.
- Зачем тебе сила, когда я у тебя есть, - Либерал рычит и шерсть дыбом ставит.
- Ладно, - говорит мужик, - иди-ка ты пока в Думу, там на тебя посмотрим.
Вторым к мужику Ампил Упёртый скачет, упорный малый, он у старого царя испытателем костылей служил, а когда вся головка партии врассыпную на своих двоих прыснула, он себя за главного объявил, простодушно полагая, что если вождь - честный малый, а костыли надеты правильно, то на них Карл Маркс знает куда докостылять можно.
- Не горюй, народ, - шумит малый, - выбирай меня. Я обидчикам враз по шее накостыляю, а вас выброшенные костыли правильно надевать и носить заставлю. На них и силушку обретём, и светлую жизнь построим. Ведь при старом-то царе лучше, чем сейчас жили.
- Так лучше, чем сейчас, жить не мудрено, вот хуже - редко бывает, - ему мужик отвечает, - да и старые костыли - не подарок на именины сердца. Это тебе, трюкач, может, на костылях удобнее, чем на своих двоих, а нас семьдесят лет учили - не приучили на них счастливыми воро-бушками скакать, на идейной кочке и кувыркнулись. Теперь на свои нож-ки вся и надежка, силушки бы нам только, отвыкли уже.
- На своё, на родное опираться надо, - с удовольствием поддакивает и топчется вокруг мужика крупный мужчина - Друганов. Он как то раз ткнул в морду горбатому злодею словом, но духу отказаться от костыля не хватило, вытесал его из мореного русского дуба, так с тех пор в руках и носит.
Глянул на него мужик и говорит:
- Ступай-ка ты пока тоже в Думу, родимый, подумай. Парень ты, вроде бы, свойский.
Пока мужик эти беседы вел, еще много желающих присесть на трон набежало. Все мельтешат, друг друга перебивают, только и слышно: Россия, экономика, финансы, демократия, государственность. Среди них то там, то сям, то в Нижнем Новгороде кудрявый мальчик бродит, в пятьсот дней надувное, погибелью наливное яблоко всучить норовит. Но странное дело: то на одном, то на другом из усердных радетелей образина Черномора проступает.
Шарахнулся от них мужик, креститься начал, глядит, а в сторонке Печальный Витязь с подбитым глазом стоит, усы вниз опустил, головушку повесил и сердито ногой то на одного, то на другого из суетящихся топает.
- Кто ты? - мужик его спрашивает.
- Я тот же Лёня Голупков, - отвечает Витязь, - но в генеральских погонах. Я и братья мои в погонах всегда думали, что своему народу служим, да и сейчас готовы. Но силушка наша, как и твоя, скрадена, вернуть ее только вместе сможем.
- А где же сам-то наш национальный герой, где Лёня Голупков? - обрадовано заволновался мужик, - он ушлый, его надо звать, пусть выручает!
Кликнул мужик народ, велел мигом Голупкова найти и просить к людям выйти. Побежали за Лёней, ведут, а тот глаз продрать не может - отсыпался.
- Ты что же спишь, такой-сякой, - ему пеняют, - когда вокруг беда? Силу народную украли, погибель нашу готовят. Мы всем уже кланялись, помочь просили, а кроме тебя по-настоящему помочь некому. Собирайся-ка ты, Лёня, в дорогу, иди туда, не знаем куда, найди и верни нам то, не уберегли что, - силушку нашу.
- Да как же? Да где же? - растерянно хлопает глазами Лёня.
- А как знаешь, где сможешь да что посмеешь, - ему отвечают, - только без нее не возвращайся! Вернешь силу - царем нашим станешь, весь крещеный мир уговору этому свидетель. А не вернешь - вместе и сгинем. Такое наше тебе последнее слово.
У Лёни даже язык отнялся и дух перехватило, но деваться некуда, только и смог что головой кивнуть - иду, мол, повесил ее и пошел куда глаза глядят.
Идет, а навстречу ему Серый Волк.
- Что грустный, Ваня? И куда путь держишь?
Рассказал ему все Голупков и заплакал. А Волк ему в ответ:
- Рано плачешь, Иван, еще не вечер. Не унывай, идем ко мне, я тебя накормлю, напою, в баньке попаримся. А там - утро вечера мудренее - глядишь, при ясной луне все и вызведится.
Как сказал, так они и сделали.
Зачинается беседа
От соседа-непоседы,
Гордеца и хитреца,
До родимого крыльца:
Взвились утицы орлами,
Стали зайцы бирюками,
Куры стали хохотать.
Кот-Баюн на дуб взбирался,
"Вискас" съев, вконец заврался.
Куры стали подыхать.
Это присказка, пожди -
То ли будет впереди!
ВТОРАЯ БЕСЕДА С СЕРЫМ ВОЛКОМ ПРИ ЯСНОЙ ЛУНЕ
"КОЕ-ЧТО О ПАМЯТИ,
ИЛИ ПОЙДИ ТУДА, НЕ ПОМНИМ КУДА, НАЙДИ ТО, ЗАБЫЛИ ЧТО"
- Вот за что я тебя, Ваня, люблю, так это за простоту, - говорит после баньки Серый Волк, - но иногда ты меня своей простотой достаешь до самых печенок.
- А почему это ты меня все Иваном величаешь? - интересуется Лёня, - забыл, что ли? Лёня я, Голупков.
- Это не я, Лёня, забыл. Это у тебя, родной, с памятью проблемы, о том и речь моя будет, - ему Волк в ответ. - Ты вспомника, тебе еще змей говорил, когда ты за судьбу имени своего волновался, что никому его у тебя не отнять. Но при одном, заметь, непременном условии - если только сам его, И в а н , не забудешь. Так оно и вышло.
- Как это? - не понял Лёня.
- А ты сейчас сам покажешь как, - говорит Волк, - у меня в соседней комнате прием идет, там много разного народа. Я тебя к гостям выведу, а ты им представься как хо-чешь, но обязательно громко и отчетливо национальность свою назовешь, имя и два слова о том, чем занимаешься, скажешь.
- Хорошо, - продолжает недоумевать Лёня, - только чего это я должен громко кричать о своей национальности?
- Надо, Ваня, - Волк отвечает, - пойдем.
Заходят они в соседнюю комнату, смотрит Лёня, а та полна народу: иностранцы, артисты его любимые - Хазанов, Костя Райкин, Петросян, поэты - Окуджава, Расул Гамзатов, композиторы - Раймонд Паулс, Арно Бабаджанян и много другой известной публики. Все к ним повернулись, многие Лёню узнали, ждут с интересом, что он скажет.
- Здравствуйте, - смущенно говорит Лёня, - Лёня я, Голупков. Вы меня, наверное, знаете, я на телевидении помогал "МММ" рекламировать, а вообще-то я работяга. По национальности русский.
Тут Лёня немного замялся и добавил.
- Но вы не подумайте, я не антисемит и не фашист какой-нибудь, просто меня Серый об этом отдельно сказать попросил.
Гости заулыбались, закивали ему с пониманием, и кто-то даже зааплодировал. Прием покатился дальше, а Лёня с Волком к себе вернулись.
- А теперь смотри, И в а н, - ему Волк говорит,- вы горюете сейчас, что силу вашу выкрали, а в чем она, сила ваша, сами вспомнить не можете. И не мудрено, если даже имя свое, какого рода-племени да какой веры вы не то что забыли, а помнить стесняетесь!!! Произнести: "Я -русский" без присказки: "не националист, не антисемит, не фашист" уже считаете неприличным. Будто бы русский и шовинист изначально одно и то же! Слово "патриот" за ругательство выдавать позволили. Поздравляю! Что-то я не припомню, чтобы американцы представлялись: "Я американец, но не куклуксклановец", или евреи: "Я еврей, но не христопродавец". Приехали, пеняйте после на злого террориста. Вы хоть в сказки-то свои загляните, люди русские, может память-то и вернет-ся, православные ?
- Да-а-а, забодай меня комар, ведь верно, - смутился Голупков, - но ты, Серый Волк, раз уж начал, объясни, пожалуйста, всё порядком.
- Хорошо, - ему Волк отвечает, - это тебе мой второй урок, слушай, да помни, Ваня.
Сила народа - в крепости его духа. Основа духовности - вера.
Вера дает отдельному человеку смысл его жизни, ясность в понимании того, что хо-рошо, а что плохо.
Материальное воплощение крепости духа - единство народа. Ощутить себя единым народом: "мы - свои", "они - наши" - возможно только при взаимной симпатии, при схожести характеров, при согласии в том, что хорошо, а что плохо. Здоровый дух на-рода может питаться только истинной верой, которая дается людям Богом, а протезы веры - всякие "измы" - дело рук человеческих и неизбежно заражены изначальными че-ловеческими слабостями. Поэтому все великие народы, или "миры" - "мусульманский мир", "христианский мир", "православный мир", - складываются и крепнут на основе великих, "мировых" религий.
- А мы, русские, к какому миру принадлежим? - спрашивает Волка Лёня.
- Да, здорово тебе память-то укоротили, - покачал головой Волк, - это еще старый царь постарался.
Россия, Ваня, русские - уже давно центр и основа Православного мира. Православная вера как Благодать Божия сошла Святым Духом к Апостолам Церкви по слову Господа и Спаса нашего Иисуса Христа. От них через обряд "рукоположения", то есть из рук в руки, Благодать Божия передается служителями Церкви при посвящении в сан, а при-хожанам во время обрядов крещения и причастия. Поэтому Православная Церковь, тело которой слагается из священнослужителей и всех поколений верующих-прихожан, как теперешних, так прошлых и будущих, именуется Святой, Соборной (то есть единой) и Апостольской Церковью. Тысячу лет вся история, культура, сам язык русский и русский национальный дух творились и возрастали на благодатных нивах православной духовности.
Подорвали, размыли родную духовную основу России - Православие - и рухнула Российская империя. Сгнил заморский протез веры - миф о возможности "строитель-ства" райского будущего без Бога - и рухнул СССР.
- Я где-то читал, - не удержался обнаружить свою осведомлённость Лёня, - что Апостолы, то есть ученики Христа, были евреями и жили во времена и на территории Римской империи. Как же Православие было из рук в руки передано нашим, русским священникам?
- Священный огонь веры, - улыбнувшись, ответил его собеседник, - наш Великий и Равноапостольный Князь Владимир принял из рук крещёной в Православие Римской империи - Византии.
Первый православный римский император Константин перенес столицу империи из Рима в город, названный его именем - Константинополь, теперешний Стамбул. В городе Риме остался православный приход - патриархия, как и в любой другой провинции Византии.
- Подожди, Серый, - удивился Лёня, - но ведь сейчас римская Церковь называется католической и не входит в Православную.
- Дело в том, - ответил Волк, - что севернее города Рима, оказавшегося окраиной империи, и вокруг него энергично формировались очень молодые в то время и близкие друг другу народы Западной Европы. Пожелали эти народы первенства над всеми остальными, в том числе и в делах церковных, Римскую патриархию объявили само-стоятельной Церковью и отложились от Православной. Главе своей Римской патриархии "по должности" нахально приписали права живого наместника Бога на земле, на-звали его Папой Римским, а себя стали гордо и самозванно величать "христианским" или "цивилизованным" миром, всех остальных почитая дикарями.
- А зачем им это надо? - продолжал удивляться Лёня.
- Это хорошо отвечало характеру-идеалу западноевропейских народов, склонных к гордыне и индивидуализму, к жесткой жизненной хватке в сочетании с корыстолюбием, которого не стыдятся, но которым гордятся: "Если ты такой умный, то почему ты такой бедный?".
Достаточно, Лёня, вспомнить их народного героя, начиная от баллад и рыцарских романов до теперешних героев Шварценеггера и Сильвестра Сталлоне. За редким исключением это Волк-одиночка, "сильная личность", рассчитывающая только на себя, побеждающая вопреки всем обстоятельствам. Его идеал - сила, богатство, успех. Его принцип: "Доверять нельзя никому, кроме самого себя, поэтому правильно только то, что делаю я, хорош только тот, кто похож на меня. Либо стань таким, как я, либо ис-чезни."
Крепко помни, И в а н, когда будешь иметь с ними дело: под этот характер "подправляли" они свою религию, налаживали свою жизнь, создавали культуру и науку, твори-ли историю. В этом их сила, их правда, на этом окрепло их единство.
- Как-то не по душе мне такая правда, - честно признался Лёня.
- Да, русской душе она чужая, - согласился Волк, - и заметь, что в их силе - их слабость. Гордыня Запада принесла миру много зла: от колонизаторской политики до ми-ровых войн. Она же породила тьму богоборческих доктрин и социальных утопий, разносимых по миру как ядовитые блохи.
Но речь сейчас не о них. Тебе, И в а н, надо понять, какие свойства твоего характера-идеала обеспечили единство русского народа. И здесь тебе снова сказка помощник.
Посмотри на себя и на своих героев: Ивана-дурака да Ивана-царевича. Прямая противоположность "агенту 007". Подумать только, это какому же Джеймсу Бонду может прийти в голову мысль ни с того ни с сего скормить своего коня первому попавшемуся голодному Серому Волку? А самому идти пешком?! Ведь то, что Волк вернется и будет за это верно служить, ниоткуда не следовало. Но это был, в свою очередь, типично русский Серый Волк. За добро он счел себя обязанным отплатить сторицею. Любой западный серый волк посчитал бы его сумасшедшим.
- Да уж, действительно, - рассмеялся Лёня, - я подозреваю, что мы с этим агентом вообще люди разные.
- Не только вы, - согласился Волк, - но и характеры-идеалы народов во многом пря-мо противоположны.
Против гордыни Запада у русского - замечательная простота. Но оборотная сторона простоты - излишняя доверчивость, вплоть до простодушия.
Против эгоизма и индивидуализма западного человека - предпочтение жить "на миру", помогая другим и, в свою очередь, опираясь на их помощь, привычка считаться с мнением окружающих.
В этом светится не всегда по достоинству ценимое нами свойство русской души как соборность. Оно пришло из Православия, его точное значение заключается в способ-ности и потребности, вознося свою молитву к Богу, просить КАЖДОМУ за ВСЕХ, как за себя. Среди людей, которым доверять нельзя, или среди равнодушных рус-ский человек чувствует себя плохо, ему нужно, чтобы его уважали.
К великому сожалению, как и все в мире, привычка жить "на миру" может иметь и свою оборотную сторону. Самое страшное здесь случается тогда, когда в душу пускают беса зависти: все может обернуться страстью "считать деньги в чужом кармане".
Пойми, русский человек, даже укус пчелы для одних - плюс, а для других - флюс. Берегись, для твоей души зависть - смертельный яд! Помни, именно это горючее тебе подлили в огонь пожара классовой ненависти. Оно уже помогло один раз спалить Россию.
На родине теории классовой борьбы восприимчивость к этому яду ниже: индивидуалист, говоря: "мой дом - моя крепость", понимает, что у соседа то же, и в карман его смотреть почитает неприличным. Поэтому на Западе эта байка потлела, потлела, но пожара не вызвала.
- Твоя правда, Серый, - горестно согласился Лёня, - а что на счет жесткой житейской хватки? Разве это плохо? Я был бы только рад себе такой прибавить.
- А здесь вообще речь не идет об изначальной "хорошести - нехорошести" русского или западноевропейских народов, - наставительно подчеркнул Волк, - преобладающими чертами характера их наделил Господь Бог в ходе естественного процесса народо-образования. Я же стараюсь показать тебе, что любая черта характера имеет две стороны, а какая из этих сторон перевесит - уже решать самому человеку или самому народу. Важно знать и не забывать добрый выбор, который сделали твои предки, отличать и оберегать свое от чужого.
Что же касается жёсткой, приземлённой до цинизма житейской хватки, то добавить ее себе немного ты может, Ваня, и хотел бы, да сам же к ней и не больно расположен. В характере русского народа скорее найдешь стремление к идеалам, определённую возвышенность, на которой, правда, его обычно носители "блох" и ловят. Ведь наряду с плодами высокой духовности из возвышенности русской души проистекают также и любовь повитать в облаках социальных утопий, страсть к решению не менее чем только мировых проблем. Но самое неприятное в том, что такая возвышенность позволяет иногда маскировать собою второго после зависти страшного врага русского человека - лень. Помни родной: кулак - клеймо скорее отрицательное, а Манилов да Обломов - увы, нарицательное.
Скажи мне, Лёня, ты обычно друзей как выбираешь? Только среди тех, кто полезен, пусть даже и не очень приятен, или по симпатии?
- Конечно, по симпатии, - не задумываясь, ответил Лёня.