Аннотация: Детство было всяким, но отрочество и юность хлебнули "по ноздри" - тут и драма, и ужас. и смех, и слёзы...
НИТКА ЖЕМЧУГА.
ОТРОЧЕСТВО.
ПРОКЛЯТЫЙ ДОМ.
Это был старый, приземистый, саманный, уютный и какой-то загадочный дом. Домик моей тёти Маши - сестры мамы. Он был проклят...
...Тётка жила от нас в сорока километрах в пригородном совхозе райцентра. Село большое, зажиточное, с историей. Как и совхоз - гордость и источник доходов: славился плодово-ягодной продукцией, что и дало ему название.
Вот там и обосновалась Мария с новым мужем и сыном от первого брака Павлом.
Мужей её не помню - не приживались они у неё как-то. А вот дом запомнила очень хорошо, полюбила сразу, с радостью приезжала с родителями.
Если поездка выпадала на майские праздники - кружение яблоневых садов просто сводило всех с ума! Особенно пряно-сладко пахли поздние сорта с тёмно-малиновыми цветками - истинное волшебство! К праздникам обычно трава уже была по колено, стебли одуванчиков по полметра - через несколько минут все люди ходили в цветочных венках, пьянея от весны и бурления крови - юг, солнце, грех даже в воздухе...
Но не праздниками запомнился дом тёти, а необычными происшествиями.
Это был непростой домик. С легендой: в нём дважды гибли люди. Несчастный случай: угорели, рано закрыв вьюшку печи.
Мария, когда дом купила, сразу переложила её, всё отремонтировала, вплоть до рубероидной крыши - мастерица на все руки была! В первые советские годы стала трактористкой, всю войну прошоферила, хоть запросто могла "бронь" выбить по мужу - военный врач, блестящий хирург был - сгинул под Ленинградом: прямое попадание авиабомбы в санобоз.
Мария потом несколько раз пыталась свить семейное гнездо - неудачно. То лентяи попадались, то алкоголики. Так и стала полной хозяйкой судьбы, всю работу тянула на себе, пока сын тоже не сел за штурвал комбайна. Стало легче. Да и хозяйство у неё всегда водилось-плодилось неимоверное: утки, гуси, кролики, поросята... Пух, перо, шерсть, клубки в корзинах и вечно занятые руки - если не готовка, то вязание, если не мешанка для скотинки, то пяльцы с чудными сложнейшими рисунками и узорами!
Шептались бабы с опаской в бане да магазине:
- С ведьмаком стакнулась! Ведьмачья полюбовница она, вот всё и родит да плодит без меры!
Так ли, нет, но однажды эти слухи стали подтверждаться...
...Шумно и вкусно отобедав, мы высыпали на улицу - двор Маши был тесен, куда там восьмерым детишкам разгуляться. Своих четверо, да Столяровых, соседей, столько же! Команда! Вот и играли в такие игры: штандер, горелки, пионербол, море волнуется и прочие игралки-развлекалки ребятни советской.
- Пить хочу! - Валя Столярова заартачилась, не поймав в очередной раз мяч.
- Колонка на что!
Не уговорили, отмахнулась, посетовав, что горло и так уже болит.
- У тётки квас такой вкуснючий... - я соблазняла, строя рожицы.
- Да... У неё он всегда вкусный, шипучий... А разрешит?
- Она с мамой куда-то пошла на зады.
Мы вдвоём тихо слиняли с площадки и побежали домой.
- Марин, а ты не боишься без неё входить? - Валя притормозила длинными ногами, будучи рослой не по годам. - Мамка говорила по секрету, что её дом черти охраняют. Боязно...
- А мы сначала в окошко посмотрим.
Так и поступили. Подкравшись, осторожно приподнялись на отмостку, став на неё коленками, прильнули носами к отливу, заглянули в окно кухни. Сначала ничего необычного не увидели, но вот потом...
Я первая это заметила: прямо под окном на высокой кровати с тремя перинами, заправленной кипельно-белой тканью с подзорами из ришелье по низу покрывала, с высоченной многоярусной горкой подушек и подушечек прыгали... трое чертенят! Маленькие, худенькие, чёрненькие, лохматенькие, с забавными пятачками и задорными завитыми хвостиками, как у поросят! Лишь глазёнки горели огнём и были совсем не весёлыми, а страшными, угрожающими!
Валька икнула и... зажала мне рот, прикусив свой язык до крови. Медленно меня стащила на землю, опомнилась и потащила на улицу, "неся" по воздуху - силища появилась от страха недюжинная! Залетела на свой двор и рухнула на ступени веранды, лишь тогда меня выпустив из ледяных, мокрых, дрожащих рук.
- Ммм-м-молчи-ии... Нне гг-говорри нниккомму... - зубы клацали, подбородок трясся, глаза, и без того от природы на выкате, едва не вывалились из орбит, побелев так же, как лицо-полотно. - Нни с-слова... Тссс...
Я поняла, что мне это не показалось - девочка, старше меня на два года, тоже это видела собственными глазами.
Второй раз довелось увидеть странное через пару дней.
Это был вечер. Мама, Ванда и Маша сидели на завалинке, пряли кроличий пух, скубали новый с породистых кролов, держа их на коленях, а они утробно и противно визжали и изворачивались от боли. Паша и папа чистили рыбу - съездили на водохранилище и наловили сомов и щук.
Я проснулась поздно, набегавшись с друзьями, пропустив полдник. Видимо, взрослые пожалели, не стали тормошить, только забыли примету, что спать на закате - будить нечистого. Вот я и пробудила: кто-то завозился прямо под кроватью, где ещё лежала! Замерла, думая, что ослышалась. Нет, ошибки не было: кто-то был под кроватью. Он дышал, как человек, только слегка присвистывал носом, словно простыл. Понимая, что нужно как-то соскочить и драпать, не могла себя заставить это сделать. Поступила, как обычный ребёнок - заглянула вниз: оттуда, из темноты, на меня смотрели два красных злых глаза! Тут уж меня вынесло ветром! С криком: "Чёрт под кроватью!" вылетела пулей, вереща, потея от страха и заливаясь слезами.
И тут Мария всех удивила:
- Он мирный, никого не трогает. Охраняет от воров, за двором присматривает, скотинку обихаживает...
- Ты с ума сошла, Маня!? - раскрыла рот мама от ужаса.
- Он остался от прошлых жильцов. Как они вызвали, бог его знает, я же не знаю, как вернуть обратно. Мы с ним мирно живём.
- Так вот, кто твоих мужиков гонит!
- Сами уходят. Мне лоботрясы и дармоеды ни к чему...
Как бы тётя с "гостем" ни жили мирно, вскоре продала тот дом и поехала куда-то на север республики вслед за женившимся сыном - молодые потянулись "за длинным рублём". А дом ещё не раз менял хозяев, но долго там жить не мог никто.
...Много лет спустя я захотела посмотреть на него, но не тут-то было - застала лишь развалины. Люди объяснили, что однажды, во время жуткой грозы, в дом ударило сразу несколько молний, они сожгли и разрушили строение до основания! Это я и увидела: котлован и развороченная мёртвая зона в метров пятнадцать вокруг. Кто навлёк такой гнев - загадка, видимо, богу надоел упрямый визитёр снизу - вмешался сам.
- Тут, рассказывали, баптисты жили. То ли они что начудили, то ли им кто гадость сделал, но закончили они жизнь страшно: кто-то положил на трубу фанеру и придавил кирпичом. Угорели все, больше восьми человек! Даже не знаем точно цифру - военные вывозили ночью, чтобы людей не пугать. Вот с тех пор дом и стал проклятым...
Я слушала стариков, а перед глазами стояла та королевская кровать, а на ней, повизгивая, задирая хвостики, сверкая огненными глазёнками, плясали три чертёнка, радуясь земной жизни и власти над людскими душами...
Октябрь, 2016 г.
ТОНЬКА-"СТЮАРДЕССА".
...Тонька-"Стюардесса" опять валялась за "зелёным" ларьком - в стельку! Мы, несмышлёныши-салаги, выглядывали из-за ларька приёма стеклотары и мерзко хихикали, наслушавшись замечаний взрослых. Тоже своеобразный пиар того времени. Я не отставала от ребятни - вносила свою гадкую лепту в поток хулы той, кого не знала иной: пьянь - она и в Африке пьянь. Была такого мнения до того момента, пока однажды не оказалась рядом с несчастной пьянчужкой наедине.
...Колено горело и тихо материлось на невнимательную хозяйку - споткнулась о камни гранита на дороге и "рассадила" крепко, в кровь! Тихо ворча: "Как в детстве! Ослепла, что ли?", присела за ларьком к арыку и стала, пища, замывать рану студёной горной водой, потом приложила к ноге мокрый лист подорожника. Замешкалась: "Чем привязать?" Не носили мы носовых платков - не тот менталитет.
- Держи, - хриплый голос заставил дёрнуться и оглянуться: Тонька. Протягивает... чистый, новенький мужской носовой платок. - Стащила в магазине. Не обеднеют! - скривила одутловатое лицо с бесформенными синими губами. - Справишься, Мариша?
- Ага, - поразилась, что знает меня по имени. Завозилась с платком, неумело "кулёмая" больше, чем завязывая.
- Подойди. Помогу, как смогу. "Метелит" меня, - трясущимися грязными руками еле справилась с простой задачей. - Посиди, поговори со мной, - бессильно откинулась на гранитный валун, поддерживая равновесие руками, опершись ими в землю.
Я тихо присела поодаль, в тень раскидистого куста розового шиповника, обильно цветущего и источающего по такой жаре одуряющий аромат. Сломала несколько молодых побегов на верхушке, ободрав тонкую сочную кожицу, ела "колбаски" стеблей, блаженно морщась - сладко-кислые, полные животворного сока: "Вкуснятинка такая! Мммм... Обожаю!" Увлеклась, с трудом сообразила, что "Стюардесса" выпала из реальности и рыдает: горько, юно, потерянно, искренно. Замерла и стала слушать, пытаясь в потоке невнятного полупьяного бреда выудить хоть какое-то здравое звено. Почему? Бог его знает. Семья моя непьющая и некурящая, откуда взялась тяга к излияниям алкашки? Дети - особая планета, подростки - тем паче.
Затихла и услышала такое...!
- ...А ты меня спросил? А я-то разве этого желала?? - хриплый голос резал сердце без ножа! - Озаботился он! "Живи... Выживи... Сохрани... Выноси..." - зло стирала с синюшного лица грязным кулаком горючие слёзы. - "Сына роди... Я ради него..." Вытолкнул взашей, как собачонку!! - погрозила кому-то вдаль, словно увидела оппонента. - Цеплялась, кричала ведь тебе: "Лечу с тобой!" Нет, Вовку-штурмана в помощь позвал... - разрыдалась. - Вынесли... Заперли в ангаре... Улетели... - раскачивалась в невыносимом горе, бья кулаками по иссохшей жёсткой земле. - Предатели! Предали меня... Улетели в рейс без меня! Улетели... - трясясь телом, рычала и стенала. - "Тонечка, ты должна себя беречь!" - сказал он мне, а меня кто спросил, хочу я без тебя, Лёнька мой, жить? Нет, не спросил... И что?? - вскинулась, грозя двумя кулаками в небо. - А ничего! Сами-то разбились! А мне-то как жить...!?? - кричала страшно, истошно, жутко. - Мне-то что без тебя оставалось на этой пустой земле?? Ночь? Пустота? Слёзы? - стихла, залившись слезами простого женского горя. - Вот и осталась я пустая... Дитя потеряла... Голову потеряла... Опустела я... Спилась... Нет меня, Лёнька мой... Нету меня больше...
А я беззвучно сидела под кустом и старалась не шевелиться, услышав этот ужас: "Так вот почему её прозвище "Стюардесса"! Она была бортпроводницей на самом деле! А когда влюбилась в командира экипажа и забеременела от него, он оставил её однажды силой на земле, пытаясь сохранить будущего ребёнка. И не вернулся из рейса - разбился самолёт! А Тоня его гибели не перенесла. Не смогла жить без любимого. Не сумела. Результат - потеря ребёнка, работы и... личности. Алкоголизм и саморазрушение, осознанное и намеренное".
Вскоре Тонька "сгорела" от водки буквально. Хоронили в закрытом гробу - вся обугленная была. Я на тот момент была в гостях у брата - племянника нянчила, и не знала этого. Может, это к лучшему? Не видеть мёртвой ту, которая предпочла умереть без любимого, отказавшись от самой жизни, хоть и таким жутким способом. Не нам судить.
Долго память о "Стюардессе" жила в умах сельчан, только знали ли они истинную подоплёку пьянства бывшей красавицы Антонины? Не думаю, что знали. Почему она рассказала мне, подростку-оленёнку, глупому и нескладному? Я ей кого-то напомнила? Лицом, имением, разбитой коленкой? Нет ответов. Есть только память о несчастной и искалеченной женской судьбе. Её и храню уже полвека.
Февраль, 2014 г.
СТАСЬКА.
Его звали Стасик. Просто - Стаська. Егоза, пересмешник, кареглазый эльф с озорной улыбкой, простой непоседливый мальчишка девяти лет. Широколицый, белоголовый, конопатый, курносый, вихрастый лохмач с кнопкой-носом. Как все мальчишки в его возрасте. Из простой рабочей семьи. Мама-папа, две сестры постарше, дом с большими тополями вдоль забора и ступенчатым огородом - и мука при поливе, и радость по осени - камушки и крупный наносной песок способствовали урожайности всего, что могло расти, плодоносить, цвести, кормить... Хозяйство нехитрое: пара поросят, коровка, две вреднючие бодатые козы и стайка шустрых хулиганистых кур с атаманом петухом - клевачий бандит, зверюга в чистом виде! Сколько уж на него жаловались, да жаль было - курочки в нём души не чаяли и хорошо неслись.
- ...Ну, не передумал, сынок? - Виктор посмотрел на отпрыска с высоты роста. - Вставать рано, да и сыро там будет - роса на джайлау долго держится. Может, с Ваньком по клевер съездишь? Потом и на плотину можете сгонять.
Не отговорил упрямца малого - так и напросился по шампиньоны! Привезли целую люльку мотоциклетную! Гордость и важность мужчины почувствовали, когда женщины семьи три дня варили, жарили, парили горный деликатес, что вырастает на месте старых кошар. Овечий навоз долго перегорает, но когда сгорит, там частенько появляются рясные россыпи шампиньонов.
По клевер с двоюродным братом Стаська поехал через неделю. Три раза возвращались с киргизской стороны, доверху нагрузив тяжёлый "Урал" с люлькой свежескошенной травой! На той стороне Оспанка часто разливалась по весне, нанося плодородную почву, вот и колыхалось на таких уремах тёмно-зелёное море клевера лугового среднего, а по краям всегда расползалось бело-розовое покрывало из мелкого - амории. Красота и медовый аромат! Вот за ним и ездили, ходили люди с косами - скотинке радость и польза.
- ...Всё. На сегодня хватит, - Ванёк утёр льняной вылинявшей кепкой лоб, откинул отросшие русые волосы назад. - Сейчас перекусим с тобой и на плотину рванём! Жарища такая сегодня...
На плотине не задерживались - были дела по хозяйству. Потому и торопились.
- Держись братуха! - перекрикивая рёв мотоцикла на подъёме, Ваня обернулся к мальцу, сидящему в люльке. - Там ремень есть, можешь за него держаться!
- Я не боюсь! Не сопляк уже! - с вызовом ответил Стаська, сверкнув зубами.
Влетев на холм, мотоцикл ринулся через мостик - бетонные плиты без ограждения, пересёк узкий канал, резко вывернул на боковую дорогу... Неожиданно колесо под люлькой попало на большой гранитный камень! Всё произошло в считанные мгновенья: люльку сильно подбросило, буквально вышвырнув Стасика из нутра! Сам мотоцикл занесло вправо, крутануло по кругу.
Иван едва справился с управлением, затормозил, опомнился, оглянулся и оцепенел - мальчика нигде не было! Понадобилось несколько секунд, пока сообразил, куда он мог деться. Выскочил из сиденья и бросился к каналу. Поздно. Единственное, что увидел - кровавое пятно на боковой стенке.
Это был специальный оросительный канал, поставляющий воду "на низа", в иссушенные районы земледелия. Был внушительных размеров: три на три. Три метра в глубину, три метра в ширину - незамкнутый короб из бетонных плит. Скорость воды даже сейчас, в июле, могла достигать пятидесяти километров в час! Вода не просто неслась, она билась о борта, перекатывалась, бурлила, бесновалась... Корова, что пыталась напиться, могла свалиться, и её поток нёс так, что догнать было невозможно! А тут мальчик...
Его выловили много позже где-то внизу - сообщили всем о трагедии.
Хоронили всем селом - такая беда! Стасик друзьям показался чужим и большим - лицо мало пострадало, а вот тело... В новенькой школьной форме был строгим, серьёзным, даже суровым. Брат винил себя, отец себя, только мать была невменяема, смотрела на тело сына чужими глазами - не могла допустить в душу правду и факт.
Дети потом ещё долго бегали к тому месту, выискивали глазами почерневшее пятно на боковине канала, кидали большущие каменюки и слушали, с каким негодованием их тащит по бетонному дну вода, ворчит на них, злобно плещется, едва не доставая до лиц. Это пугало ребятню - припускали с испуганными криками прочь...
После трагедии шли разговоры о том, чтобы закрыть проклятый канал сверху плитами, огородить... Всё упёрлось в стоимость работ. Денег не нашлось. Канал был даже в границе села довольно протяжённым - дешевле перекрыть вообще воду! Но это, конечно, никто не собирался делать - план на сельскохозяйственную продукцию был согласован на пятилетку, никто его не отменит даже из-за смерти всего села.
Не добившись правды и помощи, семья вскоре уехала куда-то в Сибирь, но там детям был не климат - вернулись через пару лет. За это время история успокоилась и забылась - люди не любят помнить то, что травмирует. Жизнь продолжалась...
Октябрь, 2016 г.
ФРИДА И "РАФАЭЛЬ".
- Ты в этом собираешься идти!? - невестка уставилась голубыми глазищами, осенёнными золотыми густыми ресницами, на мою... грудь. - Что там у тебя?
- Лифчик! - выпалила, залившись краской, заметив краем глаза в проёме двери брата. - Сами ведь подарили! Сказали, что "мячики" уже прыгают! - сопела от досады.
- Ты какой номер купил? - повернулась к мужу.
- Какой был! - рассмеялся Фима.
- "Нулевой" нужен был! - возмутилась, обернулась ко мне. - Снимай, сама завтра к девчонкам подойду, пошепчусь..., - помогла снять лифчик, не снимая тонкой водолазки-"лапши". Присмотрелась. - Так..., нет, не пойдёт - слишком откровенно всё выделяется. Сейчас дам новую Фимину майку белую. Она слой обеспечит гладкий, - ворча, стянула с меня кофточку и быстро переодела, вертя и поворачивая, как куклу. - О, другое дело! Теперь никто не будет облизываться и неприлично рассматривать нашего оленёнка, - причесала мне волосы, взлохматив немного и сбрызнув лаком для волос "Прелесть". - Ветры тут постоянные - степь, будь она неладна. Без лака и соваться на улицу не стоит - враз в "метёлку" волосы превратятся..., - довершив шедевр, восхищённо вздохнула. - Такой чудный оттенок волос! Ни у кого такого нет в Темиртау! - гордо взглянула на мужа. - В кого это у неё, говоришь, волосы...? - ехидно покосилась на покрасневшего темноволосого Фиму. - Понятно: в предков! - расхохоталась и пошла сама собираться в гости.
Фима взял на руки сынишку и мы пошли во двор этажки, зная, что Лида выйдет только через полчаса - копуша ещё та. Но, уже через четверть часа она выпорхнула свежая и благоухающая!
- В кондитерку зайдём - тортик прикупим Фриде, - подхватив под руку мужа, "сбагрила" мне сына. - Потренируйся! - хихикнула, сморщила носик-кнопку в озорных веснушках, прижавшись к зардевшемуся мужу. - А мы сделаем вид, что ещё только влюбляемся. Это ты у нас - ранняя мамашка! - рассмеялись уже все хором. - Так..., ну, что хочешь знать? - посмотрела на меня серьёзно. - Идём в гости к нашим давним ещё по общежитию друзьям. К семье Ореховых, Фриде и Олегу. Их сынишке на полгода меньше, чем нашему, так что он ещё маленький, - тепло улыбнулась сыну Вовке. - Пара влюблённых, такое ощущение, что только поженились. Олежка души не чает в своей польке! - рассмеялась, привалившись к мужу.
- Да, и как истинная полячка - страшная неряха, - вполголоса стал рассказывать брат. - Ленивая, грязнуля, остра на язык, глуповата, но чертовски красива! Вот Олежка и влип в эту красоту, как муха в...
- ...Но-но!! - Лида одёрнула мужа, ткнув кулачком в бок. - Влип, как в мёд! - поправила, сделав "страшные глаза" в сторону Фимы. - А из мёда так сложно выбраться! - звонко расхохоталась, привлекая серебряным голоском внимание прогуливающихся горожан, особенно мужчин. - Вот и барахтается в сладости, не замечая ничего вокруг.
- Заметил уже..., - Фима погрустнел. - Как она третий раз затопила соседей, и их выселили из квартиры, так в общаге и прозрел. Столько ждали квартиры, и на, тебе...! Заткнёт тряпкой раковину, посуду поставит, включит воду и садится слушать пластинки, - брат возмущённо пыхтел, осуждая неряху. - А вода - через край! Пока до неё дотечёт - три этажа залила. Раз простили, два - отремонтировали за свой счёт, а после третьего раза и "попросили" из дома. Опять оказались с малышом уже в комнатушке в общаге. Жаль Олежку - надёжный, достойный парень. Аккуратист, из интеллигентной семьи. Нарвался же на лахудру!
- Ну, любовь ведь не спрашивает, кто и какой. Она слепа и глуха. А ведь мы с девчонками ему говорили по-дружески, что и так с ней намучились в общежитии. Да никто с нею в комнате жить не хотел! Как раз из-за бардака, - Лида пожала плечиками. - Не желал ведь слышать. Вот теперь и расхлёбывает свою слепоту...
- ...лаптем. И сколько ещё будет хлебать? Сын растёт. Где живёт-то...? И чему там, среди алкашей научится? Кто в общаге живёт? Неблагополучные только.
- Ладно. Всё. Обсудили и забыли. Главное - они по-настоящему любят друг друга. Может, Фрида и сможет быть хорошей хозяйкой. Жизнь научит. Смогла же следить за собой, чистая и наглаженная ходит. Да и Олежка аккуратный такой.
- Сам всё и делает. Даже стирка на нём, - не унимался брат.
Семья Ореховых встречала нас во дворе пятиэтажного общежития, чистого и нового, с весёлыми и яркими клумбами цветов и несколькими игровыми детскими площадками. Дети ринулись играть, радостно обнявшись.
- Это моя сестрёнка Маринка, - представил меня Фима семейной паре.
Пожимая им руки, едва держала учтивым и спокойным лицо! То, что друзья красивы, я была уже в курсе, но что настолько...!
Это была не просто пара обычных горожан из маленького рабочего городка Темиртау. Это была чета киноартистов, не меньше! Высокая, статная, стройная, с потрясающей фигуркой Фрида была ещё и лицом ангельски хороша. Белая безупречная кожа, огромные серо-голубые глаза с лёгкой раскосинкой, как у лисички, высокие скулы-"яблочки", пухлые алые губы нежного абриса - картинка, а не женщина! Шедевр природы довершали густые светло-русые волосы, уложенные в роскошную "бабетту", а глаза с густой подводкой-"стрелочками" делали её просто фантастически красивой. Лолобриджида живая! Я смотрела во все глаза, стараясь не таращиться открыто под пристальным взглядом снохи - учила меня нехитрым навыкам общения со взрослыми людьми. Едва справилась с удивлением, как опять потеряла дар речи, когда рассмотрела мужа Фриды Олега.
Олег Орехов был настоящим мужчиной. Во всех отношениях. Высок, крепок, с накачанными плечами и руками, с чудесной спортивной фигурой, длинными ногами, и с неотразимым лицом. Я, подросток, навсегда запечатлела его внешность и взяла за мерило на всю жизнь. Это был не парень, а... Рафаэль. Увидев Олега, сразу вспомнила испанского певца Рафаэля, увиденного мною на пластинке у Сметаниных. Только в отличии от испанца, у Олега были большие глаза и идеально ровный нос. А подбородок и ямочка на нём были ещё выразительнее, чем у певца. Но, окрестив Орехова "Рафаэлем", так его всю жизнь про себя и называла. Он и был каким-то нерусским, не советским по внешности и по воспитанию, что и подтвердилось вскоре: он из семьи дипломатов! Уехал от родителей, захотел простой комсомольской романтики и самостоятельности, чем просто "убил" родителей. А тут ещё и эта "лахудра"...! Я так поняла, что родные порвали отношения с Олегом.
В малюсенькой комнатке было чисто и уютно, торт, купленный Лидой, быстро съели под душистый чай и стали разговаривать, смотреть фотографии и семейные, и со времён общежития, и с института, со студотрядов и капустников. Я, улучив момент, припрятала пару маленьких фотографий: на одной, пара была в свадебных нарядах, на второй - Олег. На фото он был так хорош, что я не устояла. Кража. Это фото у меня хранилось долгие годы и служило эталоном мужской красоты, давала нужный ориентир среди такого количества мужчин вокруг. Скажу честно: под такую высокую планку подошли только единицы, встреченные за мою жизнь.
Когда нас провожали из гостей, Ореховы прошли до самой остановки автобуса, всё что-то рассказывая, вспоминая. А я любовалась красивой и счастливой парой, мечтая обрести такое же чудо для себя.
Жизнь разлучила нас на десятки лет. И лишь когда брат приехал навестить нас уже из независимого Казахстана, смогла узнать о наших общих знакомых. Всё было вполне ожидаемо: прожив лет шесть, Олег, по-прежнему любя Фриду, развёлся с ней и уехал из Темиртау навсегда, прихватив сына и дочь. Фрида осталась одна. Вскоре она исчезла с новым сожителем из города. Поговаривали, что "свалила за бугор". Не знаю, правда ли? Об Олеге никто ничего не знал - как растворился...
Сейчас, уже с высоты прожитых лет, грущу иногда, вспоминая такую яркую и необычную пару. Было ли у них будущее? Да. Но для этого Фриде пришлось бы сломать себя кардинально, вывернуть наизнанку свою безалаберную и ленивую натуру. Видимо, не смогла. Или, не захотела...? Жаль...
Февраль, 2014 г.
СИРОТИНКИ ГОРЕМЫЧНЫЕ...
- Теперь ты выглядишь вполне по-городскому, - сноха повертела меня из стороны в сторону, обошла пару раз, как новогоднюю ёлку, всё поглядывая то под подол платьица, то на ноги, то щупая пояс на тонкой талии. - Что смогла, отпорола, кружево "село" отлично, - что-то быстро подпорола и прямо на мне подшила слева на подоле. Откусив нитку, отошла в сторону, довольно вскинула оранжевую бровь. - Готова, дочь попова! Крутанись-ка... - сморщив малюсенький носик в озорных золотых веснушках, заалела нежным румянцем рыжей девчонки, прикусила кокетливо губку. - Ай да я! Умница-разумница! - громко вдвоём хохотали, вызвав повышенный интерес у мужчин: моего брата - её мужа, и их малыша - Вовки. Они появились в дверях комнаты и хихикали, поглядывая то на меня, то на Лиду, то на платье. - Ну как? - обернулись к ним. - А мы всё думали, куда мои старые платьица девать? Маринка приехала! - в четыре горла рассмеялись. - Вот и сгодились импортные вещички не первой, но ещё приличной свежести! - Лидка хулиганила. - Ручки золотые - даже тряпочки удалые! - всё каламбурила. Умерила веселье. - Маринка, теперь следи за собой - от парней не будет отбоя! - хихикнула, собрала портняжную мастерскую. - Всё. Все платья пересмотрели, перешили, оленёнок ты наш длинноногий. Не то что я - такса коротколапая, беззадая, - собирала в чемодан лоскутки, рулоны лент и кружев, бобины ниток и игольницы, придирчиво "прошлась" по новенькому паркету влажной поролоновой губкой, собирая и мелкий мусор и упавшие в щели пару маленьких иголок и английских булавок. - Вот, нашлись они, - облегчённо вздохнула. - Всё, запускай мелкое население!
Изнывающий от нетерпения племяш с визгом соскочил с рук отца и кинулся ко мне, восхищённо щупая маленькими пальчиками то платье, то смеющееся лицо, то утыкаясь носишком в волосы.
- Нет, ты только посмотри на этого маленького подлеца, - с кривой улыбкой проворчал брат Фима. - Словно не мы его родители, а тётка! - возмущённо посопел, засмеялся. - Уже и спит с ней, и в сад только она его водит, и кашу её уплетают, аж за ушами трещит! - помахал сынишке рукой. - Володя, ау! Это я, твой папка! - на что мальчик прижался к тёте и отрицательно покачал головой. - Ё-маё! Как-будто не я его полтора года утрясаю по часу перед сном! Руки накачал, мозги растряс, нервы расшатал, а что получил в награду...? - семьёй расхохотались и пошли пить чай.
Маленький и очаровательный городок Темиртау образовался вокруг конгломерата Карагандинского металлургического комбината, который и породил этот город, и старательно его убивал: фиолетово-рыжим смогом по утрам, удушающе-вонючим и ядовитым, страшными ржаво-сизыми дождями, от которых все песочницы города становились потенциальными разносчиками вируса стоматита - бича детей всех возрастов. Вспышкам этой заразы ничем невозможно было противостоять, что заставляло власти города проводить еженедельные дезактивации детских площадок хлоркой и ещё чем-то отвратительно пахнущим. Но это хоть немного сдерживало рост заболевания. После каждой прогулки приходилось перемывать все игрушки, побывавшие на улице, а что возможно, и кипятить. Но всё равно, не было ни одного ребёнка в городе, который не ходил бы по улице с синим ртом от "синьки", особого раствора под названием "Метиленового синего" - действенного средства от стоматита. Но к нему ещё "букетом" всегда цеплялся и жуткий аллергический дерматит! Бедные дети Темиртау! В период обострения болезни всем назначались уколы.
Так, на уколах, я познакомилась с семьёй Твороговых.
...Мы с племянником вышли от знакомой медсестры Катерины, когда в коридорчике двухкомнатной квартиры столкнулись с парой замечательных малышей.
- Поздоровайтесь, соплята! - проворчала уставшая женщина, притормозив детишек. Те буркнули что-то похожее на "здляву!" и пошли в комнату. - Это мои. Машке четыре. Сашке три. Татьяна я, - протянула сначала мне руку, потом пожала лапку племяшу. - А Вовку я знаю - с Лидой, его мамкой, знакома давно! - Вовка заулыбался знакомой тёте. - Привет. Укололся? - малыш засопел носом, утирая подсохшие слёзы. - Держись! Ты же мужичок? - грустно кинул в ответ. - Умница! Так держать, солдат! Пойду...
Из маленькой комнаты, превращённой во временный пункт-амбулаторию, тут же донёсся истерический ор! Быстро вынесла из квартиры медсестры малыша: разорётся из сочувствия - не остановишь час!
Стали часто видеться с семьёй Тани с той встречи.
Дома меня сразу просветили: полгода назад произошла трагедия. На работе их папу, Алексея Творогова, убило током. Сам профессиональный и знающий дело электрик, попал под такой удар тока, что обуглился вмиг. Руководство попыталось свалить вину на самого пострадавшего, но мой брат "поднял" весь профсоюз "на дыбы" и не позволил оставить вдову с двумя крохами без пенсии. Так и пригрозили начальству работяги: "Обездолите сирот - получите бунт! Враз головы вам снесут!" Работники комбината полностью встали на сторону профсоюза, вынудив уйти с поста председателя оного, "подпевавшего" директорату. Вскоре брата выбрали на его место.
Татьяна Творогова получила все положенные выплаты и льготы, какие тогда было возможно получить. Её не оставляли ни в премиях, ни в надбавках, ни в местах в выездные садики, летние лагеря и санатории для детей.
Я с Вовкой часто бывала у них дома. Пока племяш возился в детской с Машкой и Сашкой, я с ужасом смотрела сотни фотографий с похорон их отца, поражаясь до оторопи: "Кто столько нафотографировал в такой жуткий час?" Таня и объяснила: "Это для детей. Чтобы хоть такая память об отце осталась". Сама же она едва держалась: враз постарела, сгорбилась, потемнела красивым лицом, старалась не поднимать на людей измученных и убитых глаз. Так было её жаль! Остаться вдовой в неполные двадцать восемь лет с двумя крохами на руках! И помочь было некому - Алексей и Татьяна из детдома.
Детишек Твороговых на улицах провожали сочувствующими вздохами и словами: "Сиротинки горемычные!" Поддерживали все: вещами, продуктами, домашним теплом и дружбой - хорошие люди жили в Темиртау, достойные и добрые. Но ничто не могло заменить детям отца, а женщине возлюбленного, которого продолжала любить даже после смерти.
Всё лето я так и провозилась с тремя детьми. Водила всю троицу в поликлинику на уколы, на медосмотры, в детсад во дворе дома, забирала раньше, если понимала, что нездоровы. Воспитатели быстро ко мне привыкли, и могли послать местную ребятню к нам в квартиру и попросить забрать захворавшее дитя. Мне было только в радость - обожала эту возню!
Лето быстро закончилось, как и моё детство. Больше не получилось приехать в город к брату.
Много лет спустя узнала о судьбе семьи Твороговых.
Татьяна так и не справилась с потерей своего любимого Лёши. Стала попивать, то и дело теряла работу, опускаясь всё ниже. Итог: детей забрали в интернат и, в конце концов, лишили материнства. Спилась.
А я так и не могла понять по глупости наивной: "Почему не выстояла она? Ведь сколько женщин потеряли мужей в войну, а нашли в себе силы выжить и вырастить куда большее количество детей!"
Таня не смогла. То ли была слабая по натуре, то ли настолько любила Лёху, что предпочла быструю смерть одиночеству. Только вот о детях, в своих горестных и эгоистичных мыслях, как-то забыла. Не дал ей Бог силы. Обделил почему-то терпением и здравомыслием. И счастьем.
Грустно.
Февраль, 2014 г.
"СМЕТАНКА".
В то лето мне предстояло стать нянькой племяннику Вовке, которого обожала до писка! И самое приятное было в этом то, что наши чувства были взаимные! Племяш визжал от восторга и любил до слёз. Вот и влюблялись, гуляя допоздна, колеся по микрорайону, наведываясь во все скверики и детские площадки, беззастенчиво знакомились с девочками и очаровывали их милыми костюмчиками импортного производства и конфетами Карагандинской кондитерской фабрики. Вовка был красив до умопомрачения: пухленький блондин с голубыми глазами и роскошными ресничками - куклёнок, да и только. Вот и млели девочки, не желали расставаться с нами. Пообещав свидание завтра, брала ловеласа темиртауского и, подхватив в подмышку, усаживала в прогулочную ГДРовскую коляску - редкость несусветную по тем нищим временам середины семидесятых годов.
Так и примелькались в микрорайоне. Нас уже и милиционеры с водителями автобусов знали, останавливали, подвозили по вечернему часу - переживали, что далеко забрались с малышом.
Часто с нами вызывалась гулять и Леночка Сметанина, пятнадцатилетняя девушка из нашего подъезда. Красавица русская: статная, русоволосая, с длинными прядями до пояса роскошных волос, с милым чистым открытым лицом. Сероглазка улыбчивая с чудесным маникюром - сестра в салоне-парикмахерской работала, тренировалась на ней часто. Почему она со мной дружила - загадка. Я была на пару-тройку лет младше, хоть и выглядела на один с ней возраст. Так и думали, что мы двоюродные сёстры - ладили и мирно сосуществовали. Вовка-племяш её любил - троицей и устраивали дальние променады, пока меня... не наказали. Дитя уставало и потом плохо спало, видите ли. А вставала только я к нему ночью! И в ясли-сад его тоже водила. Там так и думали, что он мой сын! Не мудрено - звал-то мамой.
Через месяц Лена стала отдаляться от нас, удивив неимоверно. На все вопросы стыдливо отводила глаза и счастливо краснела. Тогда стало понятно: детство для неё неожиданно закончилось - влюбилась!
Как-то в выходной день невестка с моим братом ушли с малышом в гости, и я оказалась свободна. Спустилась к Сметаниным, где тут же накормили вкусными "зелёными" щами и компотом из боярышника.
Лена вышла из комнаты и показалась такой взрослой! Польское светлое платье "под старину" было так ей к лицу! Как и чешские серьги с розочками на лакированной пуговке-клипсе. Так и пошли гулять: она в платье а-ля "Наташа Ростова", я в светло-жёлтом трикотиновом костюме, доставшемся мне от сестры.
Спустившись во двор, девушка сразу повела за детский сад. Там её ожидал взрослый парень, серьёзный и потрясающе красивый: высокий, с развёрнутыми плечами, внимательными серыми глазами и тонкими изящными губами. Я, подросток-несмышлёныш, даже рот раскрыла! Покосилась на млеющую подругу: "Да, дела. Он совсем взрослый! Ох, не натворила бы Ленуся глупостей!" Воспитанная в строгости и жёстких этических рамках, я напряглась, видя сияющие глаза взрослой подруги.
- Маринка, это Юра, знакомься, - с придыханием представила. - Юр, она пойдёт с нами.
Прохладный взгляд всё сказал за него. Поняла отказ без слов.
- Нет, Лена. Прости, но мне ещё ужин готовить надо. Я пойду. Пока! - махнула рукой опешившей подруге и... дала стрекача к дому. - Не буду я твоим сторожем, - проворчала себе под нос.
Задания на ужин мне не было, но, чтобы не дать повода для сомнений, пришлось вернуться в квартиру брата. Ужин я приготовила, а для этого пару раз спустилась к Ленкиным родителям, спрашивая рецепт запечённых кабачков. Заодно, пошепталась с отцом подруги. Понимала, что поступаю подло, но оставить ситуацию без вмешательства взрослых не смогла. Лена была ещё подростком! Отец, дядя Коля, внимательно выслушал и кивнул.
- Молодец, что не смолчала. Я познакомлюсь с этим парнем. Посмотрю, - но было видно, что сильно переживает.
- Не говорите Лене. Не хочу с нею ссориться. Боюсь за неё. Красивая слишком, - краснела и не чаяла, как уйти из квартиры.
- Идём ко мне! - Толик, младший брат Лены, потащил к аквариумам, что были во всю стену в его комнате. - Новых купили вуалехвостов! - захлёбывался от радости и гордости десятилетний мальчик.
- Толя, я завтра приду днём. Тогда они не будут сонными. Кабачки сейчас готовлю, - отговорившись, ушла.
Дружба продолжилась до самого моего отъезда.
Стараясь выглядеть старше и стать равной подруге, я покрасила волосы в каштановый цвет, стала учиться пользоваться косметикой, вызывая смех у невестки. Показала, просветила, купила первую косметичку.
Продолжали прогулки по району: когда с моим племянником, когда с её братиком, когда с парнем.
Однажды, заметив его пристальный, нехороший, изучающий взгляд на моей попе, тут же прекратила наши совместные вылазки! Стала реже видеться с Леной.
Уже перед самым отъездом стала замечать синяки на подруге. На молчаливый вопрос стыдливо отводила глаза: "Батя..." Я не поверила: "Не мог дядя Коля бить до синяков взрослую уже дочь! Скорее уж мать".
Вскоре и лето закончилось. В конце августа уехала из Темиртау и больше не приезжала к брату.
Жизнь не стояла на месте - я выросла. Спустя несколько лет, встретившись после долгих лет разлуки с братом, который жил уже в независимом государстве в трёх тысячах километрах от меня, узнала о судьбе семьи Сметаниных.
- Как там моя "Сметанка"? - радовалась встрече и всё выспрашивала о знакомых в городе.
- Никак. Всё сложилось фигово у неё, - прятал глаза и не желал развивать тему. Но знал и другое - не отстану. Не люблю неизвестности. Лучше уж худая весть, чем кривая. Сдался. - В их семье разлад и развал пошёл. Родители развелись, из-за дочери переругались. Отец, Николай, забрал себе сына и уехал куда-то в Сибирь. Мать быстро разорвала с дочерью всякие отношения - та загуляла по-чёрному! Что-то там произошло, и она сорвалась в б...во! Валентина ушла к новому мужу. А твоя "Сметанка" стала бухать, таскаться, опозорилась и сама, и пятно на всю семью... - тяжело вздыхал. - Мы уехали из микрорайона, но город маленький. Все всё знают. Знаю, что ей и восемнадцати не было, когда очередной сожитель выбросил её с третьего этажа в мороз с балкона. Утром только и нашли люди. Ноги ампутировали: и сломаны были, и отморозила. На костылях ходила. Потом, года через три-четыре, в пьяной сваре просто прирезали.
- Почему она так старалась сбежать из дома? - пыталась разобраться, всё в глаза заглядывала. - Я ведь часто у них была - отличная семья, этого не скроешь. Толька бы проболтался мне - был влюблён по-детски.
- Чужая семья - потёмки. Я знал неплохо Николая, отца их - нормальный работяга, честный и прямой. Да и Валя хорошая женщина. Потом смогла отобрать квартиру у Ленкиного сожителя, и своим детям от второго брака оставила. А вот что там с самой "Сметанкой" стряслось, не знаю. И рад бы сказать... - пожал плечами, поражённо выдохнул. - Нормальная семья...
Долго в тот вечер не могла уснуть, всё мучаясь неразрешимым вопросом: "Что же случилось в благополучной семье тогда? Что заставило девочку-подростка вдруг резко повзрослеть и искать любви за пределами семьи? Почему так страшно сложилась судьба у тихой скромной девушки? Что вынудило пойти по дороге пьянства и разврата?"
Сейчас, уже с высоты прожитых лет и опыта, только одно предположение напрашивается, как это ни ужасно и противоестественно: инцест. Но, не имея доказательств, даже в уме не смею развивать эту жуткую тему. Если я права, только Бог рассудит и накажет. Только он.
Февраль, 2014 г.
СЛАВКА.
- ...Не спорю - красавец. Редко такое бывает, чтобы уже с детства было видно, какой вырастет, - подружки тихонько переговаривались, отмахиваясь от приставучих мух. - Жарко нынче.
Девчонки, кивнув, ринулись на отмель горной речки, вереща от стылой талой воды, плескались, брызгались, старались свалить подножкой зазеваху, подавая ей руки, вытаскивая из хрустально-чистого потока. Вернулись быстро - тела покрылись крупными "мурашками" озноба.
- Бррр..., ноги окоченели, - сопя, Сонька с наслаждением грела ступни на раскалённом валуне, попискивая. - Слишком горячий, аж шипит от капель! Облезу...
- Просто вытри ноги и погрей на солнышке, - Ритка вытирала кудрявые волосы полотенцем, трясла головой. - Заразы вы все! В уши вода попала... Опять простуда на губе вылезет... - похлопала по ушам ладошками, угомонилась. - Фууу..., прошло.
- Когда у него день рождения, говоришь? - Маринка с удовольствием жевала толстые мясистые побеги шиповника, обдирая нежную кожицу с шипами. - Прошлый год объелись тортом! Помню, тошнило даже...
- Жирный был. Крем на масле. В жару не только вытошнишь, а и об...
Подружки не дали Рите договорить: навалились мокрыми холодными телами и слегка помутузили хулиганку, громко смеясь. Лето, каникулы, радость девчачья.
- В конце июля, кажется, - отдышавшись, покраснев широким лицом, отряхнула подруг, продолжила разговор. - Возможно, этот год тётя Лида не пригласит старших. Славик подрос, сам может не захотеть. Своих друзей-одногодок и одноклассников позовёт и всё.
- Ну и ладно. Не пригласят, пойдём на фабрику, там пирожные поедим. И какао выпьем.
- Пссс, - Рита взглянула на Соню, вскинула надменно красивую бровь. - Сказала она... Мою старшую сестру попросим, она испечёт нам заварных! Такие вкусные получаются! С вас варенье.
- Уговорила. Деньги сэкономим!
Девочки ещё долго болтали, обсуждая возможное празднование дня рождения Славика Зорина - местного красавца и обаяшку.
Он был из приезжих, семья молодая и дружная: мама Лидия, отец Оскар, сестрёнка пяти лет Марийка. Славе тот год должно было исполниться двенадцать, семья ещё раздумывала, как отметить. Была возможность съездить на Иссык-Куль, но склонялись больше к поездке под Алма-Ату к бабушке - на "Медео" покататься. Его и выбрали. Как оказалось, зря.
- ...Слыхала? Про Славку?
- Брехня.
- Если бы... - Ритка с грустью смотрела на Мари. - Мамка моя с его отцом рядом работает. Правда всё. Они на катке три дня катались, а потом Славик отказался уезжать, стал проситься остаться ещё на несколько дней. Уступили. Потом ещё в речке тамошней купались...
- Мы тоже с детства купаемся! И что? Не заболели же!
- Мы здесь родились. Закалённые. Они приезжие, слабые, изнеженные своей Прибалтикой. Климат другой. Вот и донырялся в ледниковой воде. Менингит. В больнице. Плох. Очень.
- ...Да ты что!? Не может быть!! Он же на поправку шёл!
- Не дошёл, - Светка отводила от Марины глаза. - Завтра привезут. На похороны пойдёшь?
- Нет.
- И я не хочу, а придётся - соседи. Через два дома. Мамки наши дружат. Не отвертеться мне, - вздохнула, постаралась зайти с другой стороны. - Побудешь со мной рядом? Мне так страшно! Бабушку хоронили - не так испугалась, а тут он... Немного. Пока не вынесут. А, Мариш...? Спасай, подруга! - цеплялась бледными пальцами, белела и без того белым лицом, на котором совсем растворились белёсые брови и ресницы, даже глаза обесцветились, став прозрачно-голубыми. - Ты смелая... Помоги мне...
- Только во дворе. В дом не пойду.
- Спасибо!
Народ толпился в переулке, дворе, доме - тьма! Много детей. Очень. Напуганы и сбиты с толку.
"Бедные, - вздохнула Марина. - И не объяснишь доходчиво и просто, почему их Славки больше нет. Для них этот менингит, как Антарктида - далеко и чуждо. Надо отвлечь..." Взяв себя в руки, решительно двинулась к толпе ребят, завела разговор, незаметно вывела на лужайку на углу переулка, что-то рассказывала... Опомнились только тогда, когда заиграла музыка - гроб вынесли во двор.
- Пойдёмте. Возле меня стойте. Если страшно, не смотрите на него - под ноги.
- Можно, мы цветы будем бросать?
- Хорошо, сейчас спрошу...
Дети старательно выбирали цветы из больших букетов, бросали под ноги, отсчитывая каждые десять шагов, вздыхали с облегчением, что не нужно плестись в хвосте толпы и слушать причитания и сплетни.
- Ты на кладбище не пойдёшь? - Светка разочарованно вздохнула и поплелась за толпой, уловив негодующий взгляд матери. - Пока, Мариш...
Мари стояла на перекрёстке дорог и не могла отряхнуться от ужаса - перед глазами стояла картинка с похорон: роскошный дорогой гроб, обитый бледно-голубым атласом, и потрясающе красивый повзрослевший, возмужавший, вытянувшийся мальчик. Почти парень. "Принц с чужой планеты. Таким красивым земное дитя не бывает... - простонала безмолвно, опасливо метнув взгляд вправо: в воротах осиротевшего дома стояла родственница усопшего и тревожно посматривала на остолбеневшую девочку, бледную, как снег. Мари слегка ей кивнула и, повернувшись как автомат, пошла прочь, продолжая рассуждать. - Он и был другим: стройный, ладный, с густыми каштановыми волнистыми волосами, идеальным лицом, как с картинки! Ангел... - пока шла домой, пыталась вспомнить, видела ли будущее Славика в видениях. Остановилась, поразившись до озноба. - Не видела! Ни разу! Так вот оно что - не жилец. Вот глупая! Думала, что они просто уедут из села... Может быть. Только уже без сына. Бедная мать.... Как страшно хоронить того, кто её точная копия! Будто себя в землю хоронит, - прислушалась чутким ухом, уловила далёкие звуки похоронного марша. - Да, сейчас и опускают. Конец. Прощай, Маленький Принц! Улетай на свою планету - заждалась. Земную жизнь тебе довелось прожить короткую, но счастливую; будет, что вспомнить..."
Возле своего дома остановилась, подумала, зашла в цветник к соседке (точно на кладбище, ругать не станет) и сорвала юную красную розу. Понюхав едва распускающийся бутон, отмахнулась от злобного Тобика, что стоял на задних лапах, натянув цепь и заходясь в праведном гневе.
- Уймись, Тоби! Не себе я. Через час отнесу на могилу. Славке. Он любил розы.
Выйдя за калитку, лишь теперь заметила в саду деда Сашу. Приложила руку к груди, извиняясь за кражу, милостиво махнул рукой, прощая. Видимо, слышал её слова, обращённые к собаке.
Ночью Марине приснился сон: Славка бежит по бескрайнему цветущему лугу, раскинув руки, подпрыгивая, крича от радости и свободы. В руке мальчика рдела её алая роза! Проснувшись, улыбнулась сквозь слёзы: "Простил. Принял. Ушёл..."
Январь, 2017 г.
"МАЛИНКА".
Они были подружками с пелёнок в буквальном смысле - принесли обоих в ясельки, когда от роду и месяца не исполнилось. Так тогда было положено, декрет был короток, да и женские врачи слишком часто "ошибались" со сроком родов на пользу государству, но не роженицам. Вот и оказывались младенцы в яслях порой на десятый день от рождения, как было и Мариной-первой. Маринка-вторая туда попала, спустя несколько месяцев. Вскоре их так и прозвали: наши Малинки. Обе белокуры и ясноглазы, с кнопками-носиками и тугими щёчками с ямочками, как оказалось позже. Старшая носила западную фамилию - Риманс, младшая была русская - Чистова.
Шли годы, девочки росли, впитывали яростное азиатское солнце, крепли, отъедались фруктами впрок, любили в холодные месяцы компот из сухофруктов, что летом сушили на фанерных листах на крышах родители и приносили в детсад.
Это было большое здание в виде буквы "П" с внутренним двором, где имелся маленький бассейн в виде чаши. Оттуда брали воду для полива буйно цветущих цветников на многочисленных клумбах возле групп и вдоль асфальтных дорожек вокруг корпуса. Густые тенистые куртины деревьев обеспечивали малышей милосердной тенью в оглушительные летние месяцы, дарили прохладу и неповторимые ароматы по весне и осени. На площадке для игр высились несколько металлических горок, отполированных до зеркального блеска детскими попами. Там всегда шумели голоса, писки и радостные крики - любимое развлечение. Забравшись наверх по лесенке, можно было видеть всю территорию садика, забор-дувал с проломом за кухней, небольшой пруд и школу-интернат за ним, а дальше - горы. За спиной был большой пруд, но его видеть мешала листва деревьев. Школу тоже не видели - она была скрыта зданием садика и посадками.
Кухня и повара славились - часто комиссии наезжали, проверяли, восхищались. Детки тоже с удовольствием уплетали молочный и фруктовый кисели, знаменитые запеканки из творога и круп, вылавливали кругляши гороха в супе, рассматривая крючочки ростков, показывали трофей: "У меня целый!"
Спали в тихий час на раскладушках, немного шалили, быстро учились быть самостоятельными и покладистыми - обычная советская дошкольная жизнь.
Мало, кто помнил потом эти годы подробно, но тепло и ощущение счастья долго не отпускало.
Единичные случаи несчастья не нанесли травм, только оставили след грусти: утопили в бассейне сухопутную черепаху, сбежали на маленький пруд за головастиками, кто-то стащил из кармана пальтеца пару карамелек. Однажды мальчик из старшей группы упал с большой качели - потерял сознание, потом даже лежал в больнице, немного пострадала голова, стал чудным. А как-то ранней весной старшую группу повели на Интернатскую горку кататься на санках - радости столько было! Но её быстро омрачило происшествие - Мальва перевернулась, наткнувшись полозьями на крупный камень! Перелетев кувырком, ударилась головой! Испуганные воспитатели уложили девочку и бегом повезли в амбулаторию при интернате. Пришла в себя после укола, обошлось, но больше детсаду не позволяли приходить на горку во избежание несчастных случаев.
Один такой всё-таки случился с Малинкой-младшей - во время катания с горки девочка упала и оцарапалась о ржавую проволоку. Рана на бедре оказалась серьёзной, долго лечили. Всем показалось, что обошлось. Увы.
Прошло пять лет. Маринки-Малинки учились в одном классе, дружили, ходили в гости, помогали делать домашние задания... Матери девочек шутили: "Два удальца - одинаковых с лица!" Маринки выросли поразительно похожими!