Абрамова Юлия Александровна. Мой дом

Троицк

0x01 graphic

Я живу в удивительном городе. Родилась я тоже здесь, но неподалёку. Когда-то здесь были леса. Давным-давно здесь даже ходили динозавры и было море. До сих пор мы находим у себя в огородах окаменевшие ракушки. Потом море ушло, динозавры - тоже ушли. Морское дно сменилось полем, затем лесом, потом происходило много чего, чему есть название - история... А потом здесь появились люди. Они облюбовали эту местность и решили здесь остаться. И, наконец, тут образовался город, который я имею честь считать родным. Но для меня Троицк - это не только территориальное образование, обозначенное соответствующим названием, нет. Это целая местность, включающая в себя прилегающие территории, знакомые мне с детства.

Туда входит "Минзаг" - конечная остановка маршрута N60. Он проходит от самого центра новой части Троицка, длинной плацентой связанного с калужским шоссе, затем возвращается в Троицк, но уже в старую его часть, проезжая ее по краю, вновь выбирается на шоссе и же оттуда сворачивает прочь. Длинной запятой уходит от цивилизованного мира и погружается в леса. Сворачивая с шоссе, я каждый раз попадаю в сказку, в прошлое, в забытые годы детства. Поля, раньше совсем пустые. Леса - прозрачные, солнечные, грибные и тихие. Огороды, длинной лентой протянувшиеся вдоль дороги, ведущей в тихий уголок рая - Минзаг. Там всего два кирпичных дома. Там детская площадка, маленький дворик, скамейки, никогда не бывающие пустыми. Там бабушки, всегда тщательно смотрящие за детьми - своими или чужими. Там люди, которые улыбаются друг другу при встрече - потому что все всех знают. Там дивный яблоневый сад - пусть уже заброшенный, пусть зарастающий. Но по-прежнему дарящий яблоки и невероятные ароматы осенью. Там молочная ферма, где моя бабушка проработала всю жизнь. До сих пор мне снятся сны, в которых я вижу Минзаг. Я часто бывала там в детстве. Я убегала из детского садика прямо к сараю, в котором бабушка с дедушкой перебирали картошку. Я часами бродила с дедушкой по лесам, полям и заброшенным пионерским лагерям в поисках грибов, из которых получалась потрясающая поджарка. Никто больше не сумел повторить дедушкин рецепт, он навсегда остался в прошлом с уходом дедушки. Я проходила заросшими тропами с мамой - вдоль речки, по полям и холмам - к другой деревне, где тоже есть о чём вспомнить. Я нюхала растущие вдоль домов кусты сирени и жасмина. Жасмин удивительно пах, его ветви были просто обыспаны белыми крупными цветами и запахи не отпускали до самой остановки, что на отшибе. Жаль, нет больше этих кустов, их вырубили новые владельцы территории. Но зато сохранились кусты сирени. Самой разной - от ярко малиновой до нежно-сиреневой.

0x01 graphic

Четырех, восьми, даже двенадцати-лепестковые. Когда-то детская площадка была словно в объятиях этих деревьев, лишь совсем недавно её перенесли на более солнечное место. На детской площадке были качели, железная паутинка, с которой я не слезала, турник для больших и маленьких, на который я всегда безуспешно покушалась и качели, которые качаются, перевешивая друг друга. Ах, нет, была еще выгнувшая спинку, как у рассерженной кошки, лестница. На ней я любила качаться вниз головой. Самое первое воспоминание детства связано у меня именно с детской площадкой. Тогда я сидела на стульчике в бабушкиной квартире, зажатая в уголок на кухне и была безжалостно закормлена кашей. Расправившись с последней ложкой, я получила право выскользнуть оттуда, коим незамедлительно и воспользовалась. Открыв тяжёлую дверь на третьем этаже, я бегом спустилась по лестнице, со всего размаху налетела на подъездную дверь, чтобы она подалась под моими усилиями - и оказалась на свободе. Было начало лета и запах жасмина окутывал ещё на лестничном пролёте, теперь же я плавала в нём. Он струился волнами, поддаваясь требованиям ветра и мягко ложился вокруг, устилая всё видимое пространство. Именно эта жасминовая нега заставила меня приторомозить. Именно тогда я впервые внимательно осмотрелась. Всё, что было до этого момента - ушло, навсегда стеревшись из памяти. А тогда я стояла и смотрела на такой знакомый дворик - дом напротив, расположенный чуть выше того, из которого вышла я, асфальтовая дорожка между ними, цветочные кусты, любовно высаживаемые с обеих сторон и жасминовые деревья. В таком созерцательном настроении я пошла до намеченной ранее цели - детской площадки. Но не дошла. Я остановилась на краю дома - там, где асфальт сменялся землей и кустами сирени, за которыми располагались качели и паутинка. Там играли дети. Там ходили взрослые. Издалека, со скамеечек, смотрели бабушки. И только я стояла в стороне, в тени дома, за которым всходило солнце. Я смотрела и впитывала всё, что видела, возможно, поэтому, я так хорошо это помню. А, может, нет. Может, я помню это потому, что тогда же в моей голове родился вопрос, который намертво впечатал всё происходящее в моё детское сознание: "Каким бы оно всё было без меня?" Сама испугавшись неожиданности вопроса, я выпала из того созерцательного состояния. Но и этого я уже не помню - этим вопросом заканчивается моё воспоминание. Есть у меня фотография того времени - я там сижу на железном коне-качалке и глаза у меня -синие-синие, совсем не такие, как сейчас. Только что такие же серьезные. Эта серьезность у меня с рождения - я даже на маму, только что родившись, так же смотрела - по её рассказам. Я потом нашла того коня - перевернутого, лежащего в траве и никому не нужного - спустя много лет он был облупившимся, покорёженныи и ... таким маленьким...

0x01 graphic

Но самое главное - это дорога от Минзага. Её можно пройти двумя путями. Можно от домов свернуть на холм и, минуя сараи, спуститься по крутой тропинке, выйдя сразу к полю. А можно свернуть к сараям и самым ближним садам. Именно там находится сарайчик, где хранили после переезда из деревни необходимые вещи бабушка с дедушкой. Там же посажены кусты малины, а за сараем есть бочки с водой. И всегда жила живность - куры, гуси, собаки и кошки. Так было во времена моего детства. Спустившись по узенькой тропинке, окажешься сбоку от холма. С другой стороны располагается ещё один холм -и на нём тоже огороды - ухоженные, аккуратные, с прозрачными сетчатыми заборами. Пройдя мимо них, оказываешься в лощине, где всегда течет ручей, а сбоку - и только там - растут барашки, желтые колокольчики на толстом сочном стебле, распускающиеся ранней весной, едва сошёл снег. Кроме Байкала, больше такой травы я нигде не видела, только на том холме. Затем снова поднимаешься на холм и перед тобой открывается поле - дикое, густой поросшее травой и цветами. А вдалеке - деревня - та самая, откуда родом мама, её сёстры, бабушка с дедушкой. Там у них когда-то был настоящий дом - древний, русский, с настоящей печкой. Во времена советского союза меняли деревенские дома на квартиры в тех двух домах, что в минзаге, при условии сноса домов. Бабушка с дедушкой согласились. Тот дом был совсем старым - у него промерзали углы и полы, там задувал ветер и удобства были во дворе. Моя мама ещё знает, что такое - пасти коров и гусей, жить, рассчитывая только на огород и стирать в реке - это была её молодость и я не виню её за то, что она стремилась в город. Я этого уже не знаю - я с рождения городской житель. Но тогда, в детстве - я жила большей частью в деревне, у бабушки. Даже горох был выше меня. Подвязанный к рейкам, он удобно располагался рядами и я частенько забегала его кушать. Удобнее есть было только малину. Там я вообще словно оказывалась в лесу, где много-много вкусных и сладких ягод. Малина была посажена рядами и схвачена проволочным ограждением для стройности рядов. И я последовательно шла он начала этого лабиринта змейкой продвигаясь к его концу. Самая крупная малина была в самом начале, сладкая - в середине, но самая сочная - в конце, в тени сливового дерева. Вообще, от входа на участок шли поля картошки, далее гороховая поляна сменялась грядками, где сбоку стоял туалет, потом снова шло картошковое поле, тропинка поворачивала и утыкалась в домик, где с одной стороны шли малиновые кусты, за которыми росла слива и смородина, а с другой, огибая дом, шло поле с картошкой опять же, клубникой, кустами смородины, крыжовника и цветами, выходя, наконец, к забору, за которым была главная улица деревни. Если идти от Минзага, то в деревню упираешься с тыла. После сноса настоящего дома, из остатков целых досок построили дачный домик, с маленькой печуркой.

0x01 graphic

От входа начинается кухня, затем большая комната с двумя кроватями и диваном. Там же находится старинное, патиной уже покрытое зеркало. Затем располагается маленькая комнатка, где находится устье печки, шкаф, диван и моя детская кроватка. За дверью же этой комнаты - чулан, двери которого выходят на малинник, под сенью сливы. Там же, в уголке стоят уже никому не нужные пчелиные колоды - а ведь дедушка до переезда был заядлым пчеловодом. Я ещё пила молоко, только-только сдоенное с коровы - ещё теплое, приятно пахнущее, имеющее свой, неповторимый вкус. Но вот уже несколько лет в деревне никто коров не держит - дорого и невыгодно. Жаль. Неподалёку есть речка - некогда мощная и глубокая, она медленно мелеет и загрязняется. Где-то выше по течению её губит завод. А ещё 50 лет назад в ней водились большие щуки. Только в половодье река вспоминает, какая она на самом деле сильная и красивая, в другие же времена она смиряется и спокойно, сонливо течет в своём русле. На перекате её можно перейти, только замочив лодыжки. Но и там есть омуты, которые я со всей тщательностью исследовала. Самое яркое же впечатление - это купание в грозу. Я плыла среди капель и не было разницы - в реке я или на берегу - везде была вода. Она капала с небес, она была вокруг, она звонко шлёпала у самого носа и, отскакивая, заставляла смаргивать. Занырнув же, я слышала приглушённый шёпот ливня, рассказывающий реке, как она выглядит сверху и как долго он плыл к ней издалека, описывая всё, что встречал по пути. Река внимала, подаваясь навстречу и вспучиваясь, её воды становились мутными от воспоминаний и нахлынувших чувств, он даже текла быстрее и берега её очищались от зарослей. Но я видела реку и другой. Ночью. Тихой, туманной, летней звёздной ночью. Когда мы шли по заснувшему полю, а фонарики строили своими лучами мечи из тумана до самого неба, где ярко мерцали звёзды. Ночью река темна и кажется, что в её недрах скрываются самые разнообразные чудовища. Поэтому полностью насладиться ночным купанием мне никогда не удавалось - воображение у меня с детства хорошее. И только занырнув в лучах фонарика я, даже знаю нашу реку, как облупленную, всё равно словно чувствовала, как сзади подкрадывается что-то большое и страшное, готовое меня утащить на дно или съесть. Тогда я с криками выскакивала на берег и некоторое время смотрела на воду, успокаивая своё больное воображение, прежде чем снова решиться ощутить теплое объятие ночной реки. На другом берегу речки есть ещё один холм. Там когда-то была деревенская школа, куда ходила учиться ещё моя мама . Я тоже заходила в это здание и видела брошенные парты непривычной конструкции, старые доски и кое-как валяющиеся книжки. Всего несколько помещение, но как же сильно там ощущалась школа. Даже в той школе, где я училась, я, когда позже заходила туда, не чувствовала там именно школьного настроения. Это сложно описать. Такое чувство, наверное, испытывает лишь первоклассник, накануне 1 сентября. Единственный раз в своей жизни. Ту школу снесли. Давно снесли и на её месте построили особняк, окружив его высоким забором. Теперь эта школа есть только в моих воспоминаниях. Там заканчивается граница моего Троицка и начинаются уже совсем другие территории. Есть там и пруд, на котором я несколько лет подряд летом отдыхала в палатке, но это уже совсем другое место. Оно отделено от моей деревни асфальтовой дорогой, холмом, на которое поднимается поле и маленьким лесочком в ряд. А если вернуться в Минзаг и пойти в другую сторону, то от остановки сразу наткнёшься на баню с раздельными днями для помывки мужчинам и женщинам, потом будет шлагбаум, за которым дома. Таких шлагбаумов - два. Они делят пятачок остановки на русла дорог - та, по которой ходит автобус и сбоку которой находится Минзаг и две, за которыми находятся деревенские дома, а чуть дальше - лес. Или плотина, если пойти прямо.

0x01 graphic

Недалеко от плотины есть пещеры. Мне сказали, в нашей местности много пещер. Раньше я об этом ничего не знала, но с какого-то момента мне стало интересно и я спросила у аборигена здешней местности. И он мне ответил - что да, есть у нас пещеры. У нас вообще местность очень пещерами богата, раньше были известны некоторые выходы, но они никому не нужны и про них забывают. На мою просьбу показать - меня отвезли к плотине и провели чуть вверх по течению и чуть вверх по склону холма. Когда мы шли, я постоянно перепрыгивала через ручьи - не только в памятной лощине они весело журчат - их много и раньше ими пользовались. Жаль, в последнее время они не нужны и за ними не ухаживают, потому они забиваются и исчезают. Вход в пещеру был почти скрыт растущим рядом деревом и некошеной травой. Земляной, совсем не похожий на мраморное кольцо Байкальских пещер - осыпающийся и грязный. Я не полезла смотреть - он очень низкий и узкий, а мне было даже не во что переодеться. Хотя мне и так бы не позволили полезть туда без специального снаряжения. Даже мальчишки далеко от входа не уползали - страшно, так что пещеры эти совсем не исследованы. А сразу за остановкой и баней есть санаторий. Я помню, как дедушка играл там в фойе в боулинг. Кажется, тогда я тоже без спросу пришла, потому что он тогда был очень сердит - вечер, темно, а я маленькая и упрямая - вышла сама из дому и нашла его. Без ведома бабушки - что, думаю, и было причиной бурчания. Застала я его за игрой, которую бабушка не поощряла. Этот санаторий тоже некоторое время простоял заброшенным и забитым и я ходила вокруг, представляя, как там отдыхали люди, как они жили и о чём мечтали и думали, их дела и причины их поступков. Сейчас это санаторий отреставрирован и как-то используется. Сейчас восстановлена молочная ферма, снова заработали теплицы, а пионерский лагерь опять принимает детей. Всё меньше остается того Минзага, что я помню, но чувства не обманешь - сворачивая с Калужского шоссе, я покидаю привычный мир и возвращаюсь в мир оставленного волшебства и забытого детства.

Сам Троицк тоже примечателен. Он разделен временем и территорией. Сначала появилась окраинная, старейшая его часть, где живёт мой папа. Затем- центральная, где живёт отчим. Потом новая, где живу я. Потом появились новейшие части и совсем новейшие, которые и сейчас застраиваются. Странно, но их Троицком я не считаю. Нет в них того чувства, той памяти, того образа, что я старательно выписывала в своём сознании. На их месте у меня по-прежнему леса, старинные дома и огороды. Даже сейчас, когда иду новейшими территориями - я вижу сквозь стены стволы деревьев. Я вижу под многоэтажками снесённые особняки аристократов. Я вижу стройку там, где уже не одно десятилетие стоит давно достроенный дом. Я вижу место, куда пришла когда-то. Оно изменилось. Ему вычистили душу, его вытряхнули и вывернули наизнанку, его забросали новыми постройками и безжалостно выдрали две трети лесов, что его окружали. Но всё равно - я вижу его почти спрятанную и закрытую душу. И она для меня всегда притягательна. Нигде больше - а я бывала во многих местах - нигде больше такой души у места я не встречала. Она... Она тёплая, родная, пахнущая хвоей и осенними теплыми вечерами. Она прохладная, как сумерки и ясная, как небо в полнолуние. Она сказочная, как моё воображение и открытая,как небо над полем. Она пластичная и гибкая, махровая и мягкая. Она - манит и навсегда оставляет след в сердце. Все коренные тройчане, они - такие. Нас осталось мало, мы разбавлены приезжими и гастарбайтерами, наши дворы заполнены людьми, которые этот Троицк не видели и уже никогда не увидят. Я пишу это, чтоб самой не потерять ТО чувство, которое всегда меня манило.

Прямо у моего дома растут две ёлки-близняшки. Совсем не такие, какие обычно бывают в нашей полосе. Сибирские голубые ели. Только у нашего дома каким-то чудом оказались эти деревья. В стороне от них есть клён - он рос вместе с мной. Ещё девчонкой я впервые обняла его и он тогда был ненамного выше меня. Сейчас это гордое раскидистое дерево, которое не смогли испортить даже строительным забором и подкопом при строительстве нового дома. Когда-то давным-давно около нашего дома протекала речка. Точнее, даже до появления нашего дома, даже до появления Троицка - здесь текла речка. Потом она обмелела, потом стала совсем ручьём - и на бывших берегах появился наш дом. Это русло до сих пор можно проследить на картах Троицка. Ручей разливается весной и сейчас. А двумя десятилетиями раньше весной ручей вспоминал прошлое и становился рекой, которая питала пруд, уносясь затем под мостиком дальше и соединяясь с десной - второй рекой, доселе несущей свои воды вблизи Троицка. Пруд зимой замерзал, летом же на его берегах вечно можно было наблюдать рыбаков с удочками. Там и я поймала свою первую рыбку. Зимой каток разравнивали и дети часами не слазили с коньков. А ещё у нас тогда водились зайцы и один как-то раз выскочил, ошалевший, прямо на наш каток - вот радости-то было! Теперь того пруда нет - над ним возвышается новостройка, а ручей загнали в бетонное русло и каждую весну молятся, чтобы не было наводнения. Подвалы этого дома вечно сырые и постоянно работает насос, откачивая воду. Остаётся только надеяться, что, когда дом будет падать, он будет падать в противоположную от нас сторону. На лес. И жалко людей, по два-три раза выкупавших свои квартиры из-за мошенничества, а в итоге получившие дом, стоящий на водоносном слое. Из-за этого дома срубили еще одну ель, высокую и гордую, как королева. Срубили дубы, старые, извилистые и крепкие. Срубили часть леса, посаженного сразу после войны, взамен вырубленного. У нас много чего - срубили. Когда я увидела первые срубленные деревья в нашем лесу - я долго стояла и просто плакала, положив руку на ещё зелёное дерево. Мимо проходили люди и удивлённо смотрели на ненормальную девчонку, которая плачет из-за того просто, что вырубают лес под строительство. Я их понимаю - это действительно странно. Но у меня словно отрезали часть души. Тогда я сама закрыла то, что глубоко во мне кричало от боли и больше ни одно срубленное дерево не вызвало во мне ни слезинки. Я стала нормальной, правильной. У нас по-прежнему вырубают деревья - но я отворачиваюсь. У нас застраивают сады, огороды и парки - но я прохожу мимо. Троицк убивают - но имеют на это право, ведь людям надо где-то жить. Пусть не тройчанам, ведь давно уже нет муниципального жилья, пусть - приезжим, но судить я не имею права, ведь у меня квартира-то есть. Когда-то рядом с нашим домом стояла котельная. Зайдя в большой зал, можно было увидеть много-много труб и услышать громкое гудение. Трубы всегда были тёплыми и нередко осенью мы сушили там яблоки, порезанные пластинками - лучшие чипсы моего детства. За котельной росли кусты черноплодной рябины, простой рябины и березы. Я сама обрывала по осени черноплодку и делала из неё сироп. Там была поляна, густо поросшая одуванчиками и даже самый длинный венок и не мог вобрать в себя хотя бы пятую часть цветов. Там была тропинка между елями и клёнами, вдоль которой утром люди бежали на работу. Сейчас и здесь - дом. Сбоку от него находится школьный стадион, на котором я нарезала круги на физкультуре, прыгала в длину на песок, а мальчишки играли в футбол. Когда-то я бегала стометровку лучше всех в классе, обгоняя или двигаясь наравне с мальчишками. Я всегда любила бегать. Раньше я даже бегала, никуда не торопясь. Спокойнее я стала ходить, когда какая-то бабушка, очень степенного и аристократичного вида, остановила меня, бегущую, на улице и строго сказала, что "леди никогда не бегают". Почему-то именно эти слова запали мне в душу - и с тех пор я стала гораздо меньше бегать просто так- только по делу. А после травмы, боюсь, я не побегу уже никогда. Сразу за стадионом располагается сама школа. О, даже сейчас я могу смоделировать в мозгу все её переходы и кабинеты. Это не первая школа в моей жизни. Первая находилась в центральной части Троицка, куда меня перевели из детского сада, к которому я была приписана по месту первой прописки - у бабушки, в Минзаге. В той школе я проучилась до 3 класса включительно. Пока моё изложение учительница не посчитала списанным, а моё предложение при ней написать то же самое, благо, оно совсем коротенькое, не проигнорировала. Звали эту учительницу Лариса Анатольевна. Собственно, это стало последней соломинкой моего терпения. Я давно точила клык на свою учительницу, ибо она частенько занижала мои оценки, но после этого я твёрдо сказала, что в этой школе я учится не буду. И меня перевели в другую, ту, которая рядом с моим нынешним домом. В той школе остались первые подруги и первый мальчик, которому я нравилась. В новой школе меня ждало всеобщее презрение и игнорирование. Восемь лет непрерывного сопротивления общественному мнению сделали из меня совсем другого человека. До сих пор, проходя мимо школы, я содрогаюсь. А я просто не захотела признать авторитет сложившейся иерархии. Я тогда была упрямая и своевольная. Эти качества всегда очень дорого обходятся. Меня они убили. Ожила я только спустя 9 лет после окончания школы. Но уже - совсем другим человеком. Хотя школа меняет каждого, так что мне жаловаться не на что.

С одной стороны от школы находится конечная остановка всех автобусов, приходящих в Троицк, с другой же - ещё один детский сад. За садом находится парк, сделанный в стиле дикого леса, а потом гаражи. Когда-то рядом находилась городская поляна для фейерверков - единственное большое поле, ничем не застроенное - место, по всем ГОСТам разрешённое для запуска салютов.

Но теперь и здесь - домовой комплекс с магазинами и больничным крылом. Тут же находится ещё одна конечная остановка - для маршрутов, проходящих сквозь старую часть Троицка. Троицк дважды прикасается к калужскому шоссе - новой своей частью через длинную пуповину и старой частью - непосредственно. Но все конечные остановки сконцентрированы именно в новой части, словно в сердце громадного существа. По логике историков, Троицк начался с камвольной фабрики каких-то купцов. Фабрика действительно, есть, но вот самая старая часть Троицка, по какой-то нелепой логике, находится дальше всего от этой фабрики. Фабрика стоит как раз на пуповине, соединяющей новую часть с калужским шоссе. Там есть и старые дома, принадлежащие рабочим с фабрики, до сих пор есть бараки - отреставрированные и модернизированные, но старая часть Троицка - совсем не там. Пойди-пойми логику историков. Вдоль пуповины тянулись огороды, которые я считаю троицкой территорией - их остаётся всё меньше, их застраивают и вычищают. Но это - в жизни, в моём сознании они по-прежнему радуют взгляд вереницей зелёных насаждений и маленьких домиков. Иногда, перед сном, я прогуливаюсь памятью по этим дивным местам.

И совершенно особая, нежно лелеемая часть Троицка - его лес. Он разный - хвойный и лиственный, тёмный и солнечный, голый и травяной. Орешник, дубы, сосны, осины, березы - много-много деревьев, названия даже не всем я знаю. Целые заросли орешника, в которых я однажды пряталась, испугавшись человека, который шёл сзади. Я тогда решила пройти лесом по кроткой дороге между своим домом и старой частью Троицка. Есть обходная, не лесная дорога, но она намного длиннее - а я ленива. И упряма. Зашла в лес и спокойно направилась по тропинке. Какое-то неясное чувство заставило меня тогда обернуться. Далеко позади меня в лес только-только заходил человек. Я не знаю, что меня испугало. Я знаю только, что я решила пропустить его, схоронившись подальше и идти уже за ним. Сошла с тропинки и углубилась в лес, по направлению к лесной же дороге, но более оживлённой. До того я была на второй, даже не асфальтированной. Совершенно не волнуясь, просто из предосторожности, спокойно отошла и развернулась, чтобы проводить этого человека взглядом. И увидела его, вынырнувшим за мной буквально в пяти шагах. Подавившись от неожиданности, я что есть духу махнула на асфальтированную лесную дорогу, к людям. На моё счастье, там шли люди и, добежав до зоны их видимости, я оглянулась. Из кустов перед дорогой на меня смотрел тот человек - а я смотрела на него. Наше молчаливое переглядывание длилось до тех пор, пока не подошли достаточно близко для того, чтобы увидеть его, люди, в зоне видимости которых была я. Тогда он развернулся и скрылся в кустах, а я, дрожа, шла совсем близко к людям и переваривала только что пережитое.

0x01 graphic

Это страшное, а было и весёлое. Например, белки. В количестве 6 штук, которые разом уставились на меня, когда я подошла близко, чтобы полюбоваться на них. Мы играли в гляделки, пока я не скрылась за поворотом. Про зайцев я уже говорила. Помню, как-то попросила прокатить меня на капоте машины своего знакомого человека - и именно в этот момент на дорогу выскочил заяц! Мы гоняли его вдоль дороги, пока он не додумался броситься вглубь леса, а я сидела на капоте мчащейся машины и уговаривала себя даже не думать про то, как было бы удобно спрыгнуть и схватить зайца за шкирку. Всеми четырмя лапами. Уммм! Я хищная!

У нас даже водятся лоси, но, правда, вживую я их не видела. И есть лисы - вот их видел мой отчим, вживую. Ну, ежи - это уже как-то обычно. Ещё у нас есть наша личная ёлка, которую мы каждую зиму навещали на лыжах и украшали бумажными гирляндами. Недалеко от той ёлки - самые грибные места, а если отойти совсем дальше - то и родник - чистый, ледяной и невероятно прозрачный. Вот, кажется, все места мне тут знакомы и заблудиться невозможно. Но я смогла! Я зашла в привычном месте, а, прогулявшись часика полтора, вышла так далеко, что возвращаться пришлось, используя аж три автобуса. И так нескоро, что прошло семь часов. Зато я набрала грибов, наелась дикой земляники и увидела поля, зарастающие смородиной, яблоками и берёзами. Прямо на бывших совхозных грядках с клубникой и земляникой. Сочной, сладкой, мясистой...

Мой Троицк - сохранён в сердце. Он меняется, подстраиваясь под время, в котором существует. Обычный город среди многих подобных - провинциальный, тихий, сонный. Для кого-то криминогенный, для кого-то захолустье. Для кого-то - дыра, из которой нужно бежать без оглядки. Для кого-то выгодное приобретение. Но МОЙ Троицк - он волшебный. Как я. Как моё воображение, моё детство, моя мечта и мир, в котором я живу. Он соткан из моих снов, из моей памяти и моего воображения. Может быть, он жив только во мне и я - наполняю его жизнью. Но как же здорово осознавать, что есть место, куда хочется возвращаться. У меня такое место есть. И каждый раз - я возвращаюсь.

0x01 graphic

Оставить комментарий © Copyright Абрамова Юлия Александровна (I-Shaki1@yandex.ru) Размещен: 03/10/2013, изменен: 03/10/2013. 28k. Статистика. Очерк: Мемуары Мемуары Иллюстрации/приложения: 12 шт.		Ваша оценка:
Аннотация: Мой Троицк - сохранён в сердце. Он меняется, подстраиваясь под время, в котором существует. Обычный город среди многих подобных - провинциальный, тихий, сонный. Для кого-то криминогенный, для кого-то захолустье. Для кого-то - дыра, из которой нужно бежать без оглядки. Для кого-то выгодное приобретение. Но МОЙ Троицк - он волшебный. Как я. Как моё воображение, моё детство, моя мечта и мир, в котором я живу. Он соткан из моих снов, из моей памяти и моего воображения. Может быть, он жив только во мне и я - наполняю его жизнью. Но как же здорово осознавать, что есть место, куда хочется возвращаться. У меня такое место есть. И каждый раз - я возвращаюсь.

Абрамова Юлия Александровна : другие произведения.

Мой дом