ТЕМНЫЕ ПЯТНА В ИСТОРИИ МЕТРОСТРОЯ
=====================================================================================
Московскому Метрострою исполнилось 75 лет. Этот знаменательный юбилей заслуженно, достойно и торжественно был отмечен. История строительства Московского Метрополитена - красноречивый слепок истории страны этого периода.
Однако, на фоне истории Советского Союза эта историческая стройка была исключением. Здесь превалировал свободный и творческий труд огромного коллектива.
Ставилась политическая задача государственного масштаба, престижа страны и системы, как вцнутри, так и вовне. Эта задача была блестяще решена по всем параметрам пуском первой линии и этот творческий заряд послужил стимулом на всю последующую историю метростроения и подземного строительства в стране.
Между тем, негативные явления внутри страны проявились на Метрострое. Здесь надо отметить, что строительство метров Москве было уникальным явление,м в истории страны того времени. Многие объекты промышлченности, транспорта, каналы и т.п. сооружались за колючей проволокой со сторожевыми вышками.
На Метрострое не было заключенных. Свободный и творческий труд - это обеспечило успех делу.
Но тем не менеe, негативные явления коснулись и Метростроя. Об этом было рассказано в моей статье в газете "Метростроевец" ? 29, 17.08.2001 г.
Отбыв 8-летний лагерный срок и ссылку, вернулся в Москву и был
реабилитирован И.Г.Айнгорн. Остальные были реабилитированы посмертно.
...
Автор является не только свидетелем событий, описываемых в первой части
книги, он изнутри знаком также с обстоятельствами, описываемыми во
второй части. Через 6,5 лет после ареста отца, он, будучи студентом, был
арестован по сфальсифицированному обвинению в антисоветской деятельности
и провел год под следствием, а затем и по четыре года в лагерях и в ссылке.
Затем, в повести, опубликованной в 2004 г.- журнал "Время и мы" н - "Метростроевские диверсанты (или день, проведенный в Федеральной Службе Безопасности)", Виктор Левенштей рассказал о том, как он знакомился со следственным делом своего отца.
Фрагменты этой повести с выписками из следственого дела, характеризующие провокацию относительно диверсионной деятельности на Мосметрострое, приведены ниже:
ПЕРВЫЕ ДОПРОСЫ
И вот я сижу в Приемной ФСБ и передо мной лежит папка следственного дела моего отца. Я открыл папку. На первой странице было "постановление об избрании меры пресечения и заведении следственного дела". В нем гово?рилось, что Левенштейн Матвей Акимович изобличается показаниями Боровикова С.Г., как один из активных участ?ников контрреволюционной диверсионно-террористической вредительской организации на Метрострое и обвиняется по ст. 58-8, 58-9 и 58-11 Уголовного кодекса РСФСР.
Первый протокол допроса был датирован 13 декабря 1937 г., то есть на четвертый день после ареста. В нем говорилось, что отец отрицает свою вину и заявляет, что не состоял в контрреволюционной организации. Далее в деле был подшит протокол допроса С.Г.Боровико?ва от 26 ноября 1937 года. Показания Боровикова - это ключ ко всему делу.
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА С.Г.БОРОВИКОВА
...ВОПРОС: - Следствие располагает данными, что Вы являетесь членом контрреволюционной организации?
ОТВЕТ: - Да, я действительно являюсь членом контрре?волюционной диверсионной организации, существующей на Метрострое в г. Москве.
ВОПРОС: - Укажите всех членов организации.
ОТВЕТ: - Членами контрреволюционной диверсионной организации на Метрострое являются:
1) Айнгорн Иссер Григорьевич - зам. начальника Метростроя,
2) Левенштейн Матвей Акимович - зам. начальника от?дела инертных материалов Метроснаба, то есть мой замес?титель,
3) Загребаев Евгений Иванович - бывший белый, нач. отдела капитального строительства Венёвского карьера Метростроя,
4) Левченко Александр Иванович - начальник Метроснаба,
5) Старостин Константин Матвеевич - директор Венёвс?кого карьера,
6) Блюмс Евгений Николаевич - нач. капитального стро?ительства карьерного хозяйства Метростроя,
7) Панов Илья Иванович - гл. инженер карьерного хо?зяйства,
8) Я - Боровиков Сергей Георгиевич.
Позднее в деле я нашел справку о том, что Боровикова арестовали 16 октября 1937 года. Таким образом, до 26 ноября у следователей было достаточно времени, чтобы "обработать" бедного Боровикова, чтобы сломать его волю и искалечить его личность. Думаю, что произошло это не сразу. Был Сергей Георгиевич молод - 41 год всего, высок, крепок, физически силен. В каких "боксах" они его держа?ли? Сколько ночей не давали спать, мучая непрерывными допросами от отбоя до подъема (а ведь в следственной тюрьме от подъема до отбоя спать нельзя ни минуты)? Какими угрозами запугивали его замученное бессонницей сознание? Сколько часов заставляли стоять? Расправой над какими близкими ему людьми угрожали? Как, сменяя гнев на милость, уговаривали его "по-хорошему" дать нужные по?казания, "раскаяться", ибо "нераскаянному врагу уж точно9 граммов свинца в череп всадят, а раскаяние - это уже шаг к исправлению, в живых останешься, в лагерь пошлем, работать будешь, еще волю увидишь, молодой ведь!" А ведь в 1937 году еще и били, это в то "либеральное" время, ког?да я сидел, они поняли, что бессонницей и "психологией" можно и без битья всего добиться, а в 1937-м и зубы выби?вали и почки отбивали...
Я увидел имя своего отца в списке людей, которых "за?ложил" Боровиков, но не было во мне ни обиды на него, ни злобы, - только жалость и печаль. Ибо, как сказал Алек?сандр Исаевич Солженицын: "Брат мой! Не осуди тех, кто гак попал, кто подписал лишнее... Не кинь в них камень."
Я стал читать дальше.
...ВОПРОС: - Когда и при каких обстоятельствах Вы были завербованы в контрреволюционную организацию на Мет-рострое?
В ответ Боровиков рассказывает, что в Одессе было из?вестно о его "белогвардейском прошлом" и, боясь пресле?дований, он в 1933 году решил переехать в Москву. В Москве он "явился к своему хорошему знакомому", зам. начальника Метростроя Айнгорну И.Г., и тот принял его на работу, предложив скрыть его прошлое. В том же году Айнгорн рассказал, что он возглавляет на Метрострое вре?дительскую организацию и предложил Боровикову принять участие в ее работе и начать вербовку "верных людей для контрреволюционной работы".
ВОПРОС: - Завербовали Вы кого-нибудь лично в контр?революционную организацию?
ОТВЕТ: - Из числа указанных лиц я завербовал Загреба?ема Евгения Ивановича и Левенштейна Матвея Акимовича.
ВОПРОС: - При каких обстоятельствах Вами завербова?ны Загребаев Е.И. и Левенштейн М.А.?
Боровиков показывает, что в середине 1937 года ему удалось разыскать своего бывшего сослуживца по белой армии Е.И. Загребаева, которому он рассказал о контрре?волюционной организации на Метрострое и предложил ему принять в ней участив. Загребаев согласился, переехал в Москву, достал поддельные документы, в которых не указы?валось, что он служил у белых и был за границей, и был принят на работу в Метрострой. Далее шел такой текст:
"...Левенштейн М.А. мною втянут в контрреволюционную организацию еще в 1933 году. Левенштейн работал моим замом. Зная о его близких (родственных) отношениях к Айнгорну и считая его своим человеком, я рассказал ему о существовании контрреволюционной организации в Метро-строе. Левенштейн согласился проводить вредительскую работу по моим указаниям..."
Тут у следователей с Боровиковым неувязочка, подумал я. Если у Левенштейна с Айнгорном близкие родственные от?ношения, зачем же Айнгорну понадобилось вербовать Ле?венштейна, используя Боровикова? Не проще ли поговорить с ним самим? Следователей такие "мелочи", по-видимому, не смущают. У них есть Боровиков. Они его и "доят". Айнгорна надо еще посадить.
...ВОПРОС: - Какие задачи ставила перед собой контрре?волюционная диверсионная организация?
ОТВЕТ: - Контрреволюционная организация ставила пе?ред собой задачи:
1) Производить вредительство в строительстве Метро, рас?считанное на разрушение сооружений.
2) Совершение диверсионных актов на Метро в случае войны.
3) Вербовку людей для диверсионной работы.
ВОПРОС: - Кто именно и при каких обстоятельствах ста?вил вопрос о вредительстве, диверсии и вербовке людей в контрреволюционную организацию?
ОТВЕТ: - Айнгорн, беседуя со мной по производствен?ным вопросам моей прямой работы, одновременно обсуж?дал со мной вопросы проводимого вредительства на строи?тельстве Метро... Мы пришли к выводу о необходимости совершения диверсионных актов в случае войны. Айнгорн предложил мне подобрать надежных людей, которые могли бы выполнять задания по диверсионной работе."
Дочитав до этого места, я задумался. Основная идея следствия мне была ясна: им нужен был Айнгорн. Айнгорн был старым членом партии, вступившим в партию до "ле?нинского призыва", то есть до 1924 года. На таких "охотни?чий сезон" уже был открыт и отстрел шел полным ходом. Он был достаточно заметной фигурой сам по себе: заместитель начальника строительства метро в Москве - самой крупной и важной в стране по тем временам стройки. Кроме того, Айнгорн был дружен с В.Я. Чубарем, а Чубарь был для НКВД лакомым кусочком: член Политбюро, председатель Совнаркома Украины. С моим отцом тоже все было ясно: он был заместителем и приятелем Боровикова, главного "разоблачителя" и, к тому же, - родственником Айнгорна, его обойти было нельзя, он был обречен. Ну а остальные члены "организации" ? Заг-ребаеву Боровиковым была определена роль особая, мы об этом прочтем ниже. О других мне ничего не было известно. Я продолжил чтение показаний Боровикова.
...ВОПРОС: - Как практически вы должны были осуще?ствлять диверсионные акты?
ОТВЕТ: - Имея установку о диверсии, я лично наметил план диверсии и практического ее осуществления в случае войны, или каких-либо других обострений между капитали?стическими государствами и СССР. По моему докладу Айн-горну мы пришли к выводу, что в первую очередь необхо?димо будет совершить диверсионные акты путем взрыва туннелей станций в центре Москвы.
...ВОПРОС: - Кто именно должен был осуществлять ди?версионные акты в метро?
ОТВЕТ: - Загребаев.
..."ВОПРОС: - Изложите все, что вам известно о контр?революционной деятельности Загребаева.
ОТВЕТ: - Загребаев в период Гражданской войны добро?вольно служил в белой армии. При эвакуации белой армии за границу он также с ними эмигрировал и вернулся из-за границы в Советский Союз в 1924 году. По приезде в СССР в г. Одессу он зашел ко мне на квартиру.
На мои вопросы Загребаеву о состоянии эмиграции, пос?ледний рассказал, что он, будучи в Болгарии, состоял в белоэмигрантской организации "Союз галлиполиицев", по заданию которой прибыл в СССР проводить контрреволю?ционную деятельность, а именно:
- Выявлять на территории СССР и сколачивать кадры из числа контрреволюционно настроенных лиц и бывших белых.
- Проводить диверсионные акты на важнейших стратеги?ческих объектах, как в мирное, так и в военное время.
- Совершать террористические акты против представите?лей партии и Советской власти.
Мы с тобой, обращаясь ко мне, заявил Загребаев, не должны сидеть сложа руки, а обязаны вести борьбу с тем, чтобы оказать белым содействие в деле свержения Советс?кой власти.
В дальнейшем связь с белоэмигрантской организацией за границей Загребаев осуществлял путем приезда специ?альных лиц из-за границы для руководства контрреволюци?онной работой приехавших из-за границы белых.*
Так я протоколе. Остается только гадать, что это значит!
Я перечитал показания Боровикова, его фантастическую историю вредительства и диверсии на Метрострое с обсуж?дением планов взрыва метро в кабинете заместителя на?чальника строительства в рабочее время, историю с участи?ем бывших белогвардейцев и "специальных лиц", приезжа?ющих из-за границы для организации подполья, когда в 1924 году бывший белоэмигрант Загребаев вербует Борови?кова, а в 1937 году уже Боровиков вербует Загребаева; готовят взрывчатку и намечают станции метро для взрыва, РАССТРЕЛ БОРОВИКОВА
19 марта 1938 года, то есть, в то время, когда мой отец писал во все известные ему инстанции о том, что его признания ложны, что добыты они пытками, что Боро?виков его никогда никуда не вербовал, и он сам никого не вербовал, состоялся суд над Боровиковым. В деле, которое я читал, была подшита справка, в которой гово?рилось, что Боровиков С.Г. был арестован 16 октября 1937 года, что в деле нет никаких документов, на основа?нии которых был произведен его арест (?), но что на следствии он признал себя виновным. Далее в справке шел следующий текст:
...В судебном заседании Военной Коллегии Верховного Суда СССР 19 марта 1938 года Боровиков виновным себя не при?знал, свои показания на следствии не подтвердил, считая их ложными, и заявил, что Айнгорн И.Г. его не вербовал.
Приговором той же Коллегии Боровиков Сергей Георгиевич был осужден по ст.ст. 58-8, 58-9, 58-11 УК РСФСР к Высшей Мере Наказания. Приговор приведен в исполнение 19 марта 1938 г.
У меня холод по спине прошел. Приговорили к смерти и расстреляли в тот же день. В тот же день! И за что? Дурац?кий вопрос, конечно. Уж кому, как не мне знать, за что они сажали людей и расстреливали! Но тут человек, которого я знал. И потом этот фантастический самооговор, который я воспринял, скорее, как-то даже юмористически - так нереально было все, что он наплел. И ведь отказался от своих показаний на суде!
Я вспомнил Боровикова, вспомнил, как он, приходя к нам, дарил мне книги из новой тогда серии "Жизнь замеча?тельных людей". Он был человеком веселым, рассказывал смешные истории из своей гимназической жизни. Он не был женат, ему, видимо, было тепло в нашей семье. Моя мама говорила ему: "Смотрите, Сергей Георгиевич, мой Витя женится раньше вас!" Он пришел к нам однажды вече?ром, когда мы с папой занимались математикой, и долго разговаривал с мамой. Когда он, попив чаю, ушел, мама сказала: "Открою вам секрет: у Сергея Георгиевича - невеста; я так рада за него, он очень счастлив!"
Я подумал об этих людях: следователях, прокурорах, судьях. Они-то ведь знали, что все это липа! Ну, ладно, - в лагерь самый гибельный, им рабская рабочая сила была нужна, их социализм поганый строить. Но вот так, ни за что, взять и убить человека в расцвете его жизни? То, что Бога нет, и возмездия за грехи можно не бояться, им еще в детском саду объяснили. Но все-таки - убивать невинных людей! Шевелилось ли в их душах что-нибудь человеческое? Как они, приходя домой, смотрели в глаза своим детям? Как спали с женами? Непостижимо!
В деле были справки о судьбе двух других участников "организации".
Островский Вячеслав Михайлович арестован 11 января 1938 г. Сначала не признавал себя виновным, но на допросе 28 февраля 1938 г. - признал. На закрытом судебном заседании Военной Коллегии Верховного Суда СССР 3 ап?реля 1938 г. Островский виновным себя признал. По ст.ст. 58-8, 58-9 и 58-11 УК РСФСР осужден к Высшей Мере Нака?зания. Приговор приведен в исполнение 3 апреля 1938 г.
Старостин Константин Матвеевич арестован 11 января 1938 г. На первых допросах вины не признавал, на допросе 10 марта 1938 г. вину признал. На закрытом судебном за?седании Военной Коллегии Верховного Суда СССР В апреля 1938 г. вину признал и прежние показания подтвердил. По ст.ст. 58-8, 58-9 и 58-11 УК РСФСР осужден к Высшей Мере Наказания. Приговор приведен в исполнение 8 апреля 1938 г.
Один вину признал 28 февраля, судим и расстрелян 3 апреля, второй признал 10 марта, судим и расстрелян 8 апреля. Оба, в отличие от Боровикова, признали свою "вину" на суде, видно, не успели еще ко времени суда восстановиться их подавленные следствием сознание и вопя. Но меня, почему-то больше всего ужасало, что расстреляли их всех троих, несчастных, в тот же день, когда суд был, или, наверное, - в ту же ночь.
СУДЬБА ИССЕРА АЙНГОРНА
Я вспомнил рассказ человека, которого я встретил в 1945 году в пересыльной камере Бутырской тюрьмы. Он смерти ждал каждую ночь в течение 60 суток в камере смертников. Их там несколько человек было в камере, все осужденные к смерти, и все это время они не могли спать по ночам, так как ночью уводили на расстрел из их камеры и из второй камеры для смертников, что была рядом. И они сидели всю ночь и слушали: идут, или не идут, и если идут, то к ним, или в камеру рядом. Утром им баланду приноси-пи, они ели и ложились спать (им днем спать разрешалось, это ведь не следственная тюрьма уже). Но это был уже не 1938 год. Они все апелляцию подали на помилование, у них надежда была. Моему знакомому и заменили расстрел на 15 пет лагерей. А тут - никаких апелляций, и без всякой вины убили в ту же ночь!
О судьбе других метростроевских "диверсантов", вклю?чая главного "боевика" Загребаева, ничего не говорилось. Мне известно, что начальник метроснаба Левченко вообще не был арестован. Может быть и остальные трое (если Заг-ребаев действительно существовал и не был лишь плодом фантазии Боровикова) остались на воле? А это значит, что к "списку Боровикова" в НКВД вообще всерьез не относи?лись, и арестовывали и расстреливали по каким-то особым соображениям. А, может быть, просто выборочно?
Вспомним, что главой контрреволюционной, диверсион?ной, вредительской и террористической организации, согласно показаниям Боровикова, был Айнгорн. О нем в деле также имелась справка:
Айнгорн И.Г. арестован 9 июля 1938 г. На первых допро?сах вины не признавал, но потом 26 сентября 1938 г. при?знал. А 25 июня 1939 г. виновным себя не признал. Дело два раза откладывали и только 15 марта 1941 г. был осуж?ден ОСО на 8 лет ИТЛ*, в 1954 г. реабилитирован.
Таким образом, Айнгорна арестовали уже после того, как были расстреляны 3 участника "организации", которой он, якобы, руководил, а четвертый - мой отец отказался от своих показаний о существовании этой организации. Айнгорн был членом "номенклатуры". По-видимому, так просто они его взять не могли. Возможно, для того, чтобы его арестовать, им понадобились еще чьи-то показания, еще чьи-то аресты.
Жена Иссера Григорьевича, Фира, уже понимая летом 1938 года, что происходит вокруг, сразу же после ареста мужа, никому ничего не говоря, взяла с собой дочь и, бро?сив московскую квартиру с вещами на произвол судьбы, уехала в Одессу к своим дальним родственникам и тем са?мым избежала неминуемого ареста. Ее никто не разыски?вал: проще было арестовать кого-нибудь в Москве, чем возиться с розыском.
Мы встречались с Несером Григорьевичем в Москве, пос?ле его и моей реабилитации. Они с Фирой бывали у нас. Он рассказывал, как однажды на совещании "в верхах" о ходе строительства метро, проводивший совещание Каганович, устроил очередной "разнос" Айнгорну по поводу отставания сроков сдачи в эксплуатацию объектов строительства и закончил свою речь фразой: "И вообще, надо будет разобрать?ся в троцкистском прошлом Айнгорна." Айнгорн никогда не принимал участия во внутрипартийной политике и с троцкиз?мом ничего общего не имел. Шел 1938 год, и такая фраза в устах Кагановича могла означать только одно: Кагановичу уже было известно, что Айнгорна должны арестовать и, ско?рее всего, он даже санкционировал его арест и теперь де?монстрирует свою "бдительность" и от него отмежевывает?ся. После совещания Айнгорн остался в своем кабинете, привел в порядок все бумаги и поздно вечером поехал до?мой. Как он и ожидал, его арестовали в подъезде его дома, в квартире шел обыск.
Иссер Григорьевич не говорил о своем следствии, а я не спрашивал. Фира рассказывала, что летом 1939 года, через год после его ареста, следствие было закончено, и его привезли на суд в Военную коллегию Верховного суда на Арбате. Председателем был Ульрих, тот самый, что председательствовал на открытых политических процессах 1936-1937 годов. Ульрих спросил:
- У Вас есть претензии к следствию?
- У меня нет, а вот у моей спины есть, - ответил Айнгорн, и показал суду исполосованную побоями спину.
Фира говорила, что при виде этой спины у Ульриха пошла изо рта пена, и он стал выкрикивать ругательства в адрес следователей, так неумело продемонстрировавших свою "работу". Айнгорн не признал себя виновным, и разгневан?ный Ульрих признал материалы следствия недостаточными для обвинения. Айнгорн, тем не менее, из зала суда домой не ушел. В том же самом "воронке", в котором его привез?ли в суд, его увезли обратно в следственную тюрьму., С этими сведениями совпадает фраза в справке: "25 ИЮНЯУ виновным себя не признал".
Иссер Григорьевич рассказывал, что Особое Совещание (ОСО) его, все-таки заочно осудило незадолго до начала войны (как говорили у нас в лагере: "на нет и суда нет, а есть особое совещание"). Айнгорна, как опытного работника шахтного строительства, послали в лагерь на Печору. Он работал в комбинате ПечорУголь, в конце срока был рас?конвоирован, то есть, мог передвигаться по определенной территории без конвоя и после освобождения был оставлен там же в ссылке. Жена его Фира поехала к нему и работала в Печорлаге вольнонаемным администратором театра, где актерами были заключенные.
Ссыльный Айнгорн ездил в служебные командировки в Москву, в управление ГУЛАГа. Там его предупреждали, что днем по служебным делам он может свободно передвигать?ся по Москве, но ночью он должен быть осторожен: если его задержит милиция, он может получить лагерный срок -5 пет за нарушение паспортного режима, и ГУЛАГ за него заступаться не будет. После смерти Сталина, во время одного из таких "нелегальных" приездов в Москву, Иссеру Григорьевичу повезло. Он зазевался на улице и едва не был сбит автомобилем. Ехавший в автомобиле чиновник узнал Айнгорна. Он оказался его старым знакомым, кото?рый в то время работал в только что созданной комиссии ЦК, занимавшейся делами реабилитации невинно осужден?ных в сталинские годы людей.
В результате, Иссера Григорьевича реабилитировали в 1954 году, когда "поздний реабилитанс" едва начинался и оставшимся в живых реабилитированным москвичам воз?вращали их прежние квартиры. Я бывал у них, и после двадцатилетнего перерыва странно было вновь увидеть квар?тиру, где начиналась наша московская жизнь.
Мне довелось встречать старых большевиков, которым удалось пережить и пыточное следствие и многие годы убийственных лагерей и, несмотря на все это, сохранить веру в свои фальшивые марксистские догмы. В отличие от них, у Айнгорна хватило ума разобраться в произошедшем. Их дочь Майя, родившаяся в 1927 году и получившая свое имя в честь Первого Мая - Международного Дня Трудящихся, была переименована в Марину еще задолго до того, как Сталинград был переименован в Волгоград.
Иссер Григорьевич проработал какое-то время в коллегии Министерства Угольной промышленности. Он вышел на пен?сию и умер от рака году в 1970. Мы хоронили его на Дон?ском кладбище.
Член Политбюро ЦК ВКП(б) Влас Яковлевич Чубарь, как сообщают нам историки, был расстрелян после продолжительных пыток в феврале 1939 года. Всего за год до гибели Чубаря следователь дал моему отцу подписать протокол допроса, где говорилось, что контрреволюционная организа?ция, в которую мой отец входил, обсуждала подготовку террористического акта против Мопотова, Кагановича и Чубаря. Несколько месяцев спустя, по словам Фиры Айнгорн, от Иссера Григорьевича на следствии уже требовали компрометирующих показаний о Чубаре, с которым они дружили.
Вспоминается анекдот того времени: в тюремной камере трое арестованных выясняют, кто за что сидит.
- Я - за то, что критиковал Радека, - говорит первый.
- А я - за то, что хвалил Радека, - говорит второй.
- А я- Радек, - говорит третий.
Я перечитал справки о расстреле трех папиных однодель-цев и понял, что отец мой чудом избежал смерти в марте-апреле 1938 года. Была там справка о том, что отец уже назначен был на Военную Коллегию, которая казнила трех его сослуживцев, но дело тогда задержали, а потом, по каким-то причинам, оставили. По-видимому, его спасло то, что он отказался от показаний до того, как дело пошло в суд (Боровиков отказался на суде, и это его уже не спасло).
Трагедия семей Левенштейна и Айнгорна не завершилась гибелью отца В.М.Левенштейна, автора этой повести о метростроевской трагедии. Через 6 лет после гибели отца пришлось и ему пройти скорбный путь через Лубянку, Бутырскую тюрьму, лагерь, ссылку. Была аналогичная провокация спецслужб того времени. Об этом рассказано в журнале "Континент" ? 132, 20.07 "за бутырской каменной стеной" Предисловие к этой повести приводится.
Документальная повесть Виктора. Левенштейна "За бутырской каменной стеной", главы из которой (в журнальном, сокращенном варианте) мы предлагаем сегодня вниманию читателей, рассказывает о годах, проведенных автором в советских тюрьмах и лагерях по сфабрикованному в НКВД громкому политическому делу.
В 1944 году сотрудники НКВД арестовали 13 московских молодых людей, в большинстве своем студентов, и обвинили их ни много ни мало в подготовке к убийству товарища Сталина. Сшитое на живую нитку дело "зверенышей", как их обзывали в НКВД, не имело под собой никаких иных оснований, кроме желания чекистов выслужиться и добиться новых званий и наград. Один из тринадцати осужденных действительно погиб в заточении, один умер через 10 дней после освобождения, еще один скончался через полгода после выхода из заключения от заработанной в неволе неизлечимой болезни, остальные вышли на свободу после смерти Сталина, оттрубив в лагерях и тюрьмах кто 10 лет, кто чуть меньше.
Все это были очень талантливые люди, и дальнейшая их судьба, когда они оказались на свободе, подтвердила это со всей неопровержимостью. Михаил Левин стал крупнейшим физиком, одним из создателей знаменитой на весь мир Горьковской школы радиофизики. Светлана Таптапова - доктор медицинских наук, известный в Москве логопед. Валерий Фрид и Юлий Дунский стали известными кинодраматургами (авторы сценариев к фильмам "Служили два товарища", "Экипаж", "Затерянный в Сибири", "Жили-были старик со старухой" и многих других). Александр Гуревич, подружившийся в лагере с А.И. Солженицыным, стал экономистом. Марк Коган до ареста был студентом Юридического института, а выйдя из заключения, окончил заочно два института, защитил диссертацию и приобрел заслуженную известность как один из самых авторитетных московских адвокатов.
Автор публикуемой книги Виктор Матвеевич Левенштейн родился в 1922 году в г. Николаеве. В 1940 году поступил на физический факультет МГУ, в 1944 году был арестован в Москве вместе с другими двенадцатью "зве?ренышами" за участие в "антисоветской молодежной террористической группе" и провел пять лет в лагерях, а затем еще пять лет в ссылке. В 1957 году он закончил Московский горный институт, в 1965 году защитил кандидатскую диссертацию и работал старшим научным сотрудником в одном из московских исследовательских институтов. В 1980 году эмигрировал в США, где, несмотря на вроде бы солидный уже возраст (ему исполнилось 58 лет), прошел по конкурсу и был принят на работу в крупную фирму, стал проектировать горные комплексы (его машины сейчас внедрены в США, в Южной Америке и Южной Африке, в Европе и в Австралии), получил три патента на свои изобретения и пользуется ныне огромным уважением в инженерном мире Соединенных Штатов. Несколько лет назад опубликовал книгу "Повесть о моем отце" (М., 2001).
В числе арестованных были и три женщины. Елена Бубнова - дочь расстрелянного Сталиным члена первого Политбюро партии большевиков, затем наркома просвещения - училась в школе вместе с Левенштейном, вы?шла замуж за своего одноклассника Владимира Сулимова. Его чекисты "выдвинули" на роль главаря банды террористов, вознамерившихся убить Сталина. Сулимова уморили в тюрьме, а Лена Бубнова выжила, закончила институт, стала научным сотрудником Исторического музея в Москве. Арестована была и мать Володи Сулимова, Анна Афанасьевна. Третьей соучастницей дела была Нина Ермакова - до ареста студентка Станкоинструментального института. По сценарию энкавэдэшников она играла в "террористической группе змеенышей" важную роль: именно из ее квартиры на Арбате заговорщики якобы собирались обстрелять из немецкого пулемета машину Сталина и убить его, когда он ехал из Кремля в Кунцево.
Большинство подследственных были доведены в ходе допросов до состояния невменяемости и подписали самооговоры. Однако в результате ходатайств уважаемых людей дело было подвергнуто тщательной проверке, и вот тогда-то выяснилось, что сфабрикованный на Малой Лубянке "террористический заговор" не подтверждается никакими уликами. Однако никого из арестованных не освободили и обвинения в терроре с них не сняли. Более того, через три года (когда ему исполнилось пятнадцать лет) арестовали Ваню, младшего братишку Алексея Сухова. Нина Ермакова вышла по амнистии в 1945 году. Она была сослана в пригород Нижнего Новгорода (в то время Горького), там познакомилась с физиком В.Л. Гинзбургом и вышла за него замуж. Тогда он был доктором физико-математических наук, затем стал академиком, а недавно получил Нобелевскую премию.
Вот об этом "деле" и рассказывает В.М. Левенштейн. Его повествование дополняет многими новыми и очень важными деталями и фактами, помогающими лучше представить себе и понять механизм преступной "ленинско-сталинской" репрессивной машины, книги А.И. Солженицына, В.Т. Шаламова и Е.С. Гинзбург.