Сергуня постукал ногой по колесу новенького "Рено" и с многозначительным видом обошел его вокруг, поджидая спешащего к гаражам своего соседа Федора Ильича. Предвкушая тот момент, когда тот восхищенно покачает головой и многозначительно выскажет свое мнение. Несомненно, одобрительное. А как иначе?
- Приобрел? - Федор Ильич остановился шагах в пяти, рассматривая приобретение Сергуни, - давно пора. Я вот уже третий год на своей езжу. Пора менять.
"Опель" Федора Ильича был совсем не плох. Впрочем, и он, Сергуня, подумает через пару лет, а не поменять ли своего железного коня на другого. Жизнь мчится вперед, угнаться за ней совсем не просто.
- И не говори, жизнь требует соответствовать, - многозначительно проговорил Сергуня.
- В кредит?
- В кредит, - Сергуня печально вздохнул. Прошлый кредит еще не был выплачен, а здесь новый. Повис дополнительным бременем.
- Куда деваться? - посочувствовал Федор Ильич, - Я вот тоже плачу два кредита. И ничего. Жизнь требует соответствовать. И все бы было хорошо, вот только у нас намечается сокращение. Ума не приложу, что теперь делать.
Сергуня печально вздохнул: "И не говори, просто ужас какой-то. Куда катится жизнь? Как хочешь, так и крутись"?
- А тарифы на ЖКХ? - поддакнул Федор Ильич.
- А пробки? - поддержал разговор Сергуня. Гордый тем, что может поддержать предложенную для разговора тему на нужном уровне.
- Да-а-а, - оба печально вздохнули.
Они поговорили еще минут пять, сетуя на трудности и печали, на испортившуюся экологию, на растущие цены и на так неприлично затянувшийся мировой кризис. О чем еще говорить? Все как всегда. Как неожиданно в их разговор, прозвучав неуместным диссонансом, ворвалось нечто бодрое и маршеобразное: "Тра-ла-ла-ла-ла. Трум-трум".
Сергуня обернулся недоуменно и наткнулся на такой же удивленный взгляд Федора Ильича.
Кто-то напевал бодро и весело - жуть. Найдутся же люди. Ни забот им, ни хлопот, знай себе напевай.
Марш закончился и перешел в иную мелодия. Что странно, не менее бодрую и веселую. Нельзя же так.
Сергуня и Федор Ильич не сговариваясь, отправились вдоль ряда гаражей в поисках источника таких неуместных окружающей действительности звуков.
Звуки доносились из крайнего в ряду гаража.
- Тра - ла - та - трум, - Петрович. Склонившись над открытым капотом старого "Москвича", он что-то весело напевал. Время от времени протягивая руку к верстаку и доставая разложенный на нем инструмент. Не иначе, решил восстановить свою старую развалюху, помнящую если не Буденного, так уж Брежнева непременно.
Сергуня и Федор Ильич недоуменно переглянулись. Чему там радоваться? С его, Петровича, колымагой, если что и распевать, так траурные песни, а не бравые марши.
- Не поедет, - сделал вывод Петрович и захлопнул капот. Как ни странно, в голосе его совсем не звучало огорчения. Петрович просто констатировал факт и если он был огорчен, то совеем чуть-чуть. Разве так можно? Чтобы охарактеризовать постигшую неудачу кратким "не поедет".... И все? Знакомый слесарь Сергуни Починюк (это фамилия такая, а вовсе не прозвище, впрочем, куда уж прозвище с такой-то фамилией) комментировал бы подобную ситуацию не менее получаса, употребляя всевозможные подходящие к случаю эпитеты. А здесь - "не поедет"....
- О, привет, мужики, - обернувшись, Петрович натолкнулся на озадаченные взгляды, - Как поживаете?
- Неплохо, - удивленно ответил Федор Ильич, - Сергуня вот новую машину купил.
- Здорово. А поживаете-то как?
Сергуня и Федор Ильич пожали плечами. Как можно поживать, когда мир катится неизвестно куда?
- А ты чего такой веселый? Теща что ли умерла? - поинтересовался Федор Ильич.
- Тьфу, тьфу, тьфу. Скажешь тоже, жива здорова. Летом в гости звала, - и Петрович мечтательно прищурился. Несмотря на распространенное заблуждение, тещу он любил и уважал за ненавязчивость и природную интеллигентность. Ту, что иногда называют деликатностью. С удовольствием ездил к ней в гости и называл не иначе как по имени отчеству.
- А что тогда? - полюбопытствовал Сергуня.
- Как что? Весна! - Петрович вышел из ворот гаража, вздохнул полной грудью, потянулся, весело посмотрел на солнце и подмигнул взъерошенному воробью.
- Это как-то повлияет на курс евро? - с надеждой спросил Сергуня.
Висящие на нем кредиты направляли его мысли в строго определенное русло.
Федор Ильич взглянул на него осуждающе, как можно городить такую околесицу: "Понимаю. Отопительный сезон заканчивается. Тарифы на отопление будут меньше".
- Вы о чем?
- А ты о чем?
- Весна, говорю! Природа просыпается! Красота!
- Болтун ты, Петрович. И пустомеля. Какая может быть весна, когда вокруг такое?
- Какое?
- Эх, - Федор Ильич с досадой махнул рукой, - ничего ты не понимаешь. Трудности вокруг, не до весны.
- Трудности? Трудности, они были всегда. Так что же не найти времени на то чтобы улыбнуться? Вот помню, дед мне рассказывал, летом сорок четвертого дело было. Дед мой почти всю войну прошел - с сорок второго по сорок пятый. Три раза был ранен, неоднократно награжден.
- А почему не с сорок первого? - неожиданно поинтересовался Сергуня, желая проявить свои знания в истории.
- Молод был еще, не взяли, - пояснил Петрович, - это он потом уже дедом стал. Не сразу, конечно, сначала, как и положено отцом. А когда началась война, был он пареньком несовершеннолетним. Младше тебя, Сергуня. Так что на фронт он попал лишь в сорок втором.
- А что было в сорок четвертом? - любопытствовал Сергуня. У него тоже был дед. Вот только войну он застал совсем еще мальцом и воспоминания о ней у него были отрывочны. Были. К сожалению были, как и сам дед.
- В сорок четвертом война уже пошла не та, - продолжал Петрович, - И снабжение наладили, раньше-то бывало и впроголодь по несколько дней сидеть приходилось, особенно когда наступление и тылы отставали. И валенок зимой не на всех хватало. А уж, сколько километров окопов пришлось выкопать, сколько десятков километров проползти на брюхе и сотен километров протопать своими собственными ногами, об этом и говорить не приходится. С сорок третьего, правда, дед служил в полковой разведке. Там со снабжением получше было, да и то, в разведку налегке отправлялись, много с собой не понесешь. Копать приходилось поменьше, зато ползать втройне. Да и стреляют опять же, без этого на фронте никак, что в пехоте, что в разведке. Случалось и товарищей терять. В общем, трудностей он хлебнул выше макушки. Да и как иначе на войне? Историй много разных рассказывал дед, только эта у него всегда стояла особняком. Потому как была она о войне и в то же время совсем не о войне.
В августе сорок четвертого часть их стояла на границе Словакии. Словацкие партизаны здорово тогда оживились, а все ж таки наше наступление ждали с нетерпением. Наступление планировалось со дня на день. Вот деда с группой разведчиков и отправили посмотреть, что там ожидает наши войска за линией фронта. Конечно, не его одного, перед наступлением для разведки самая работа. Каждый командир хочет знать, что его ждет на его участке фронта.
Проползли они первую линию обороны, проскочили вторую и подались дальше в тыл, посмотреть как там мосты, дороги и прочее. Помешает ли что наступление развивать, или можно будет продвигаться дальше? Все что надо по рации сообщили, а на обратном пути решили завернуть немного в сторону.
Поселок был небольшой, стратегического значения он не имел, как и серьезных укреплений. Но удивило разведчиков не это - посмотрел дед в бинокль и глазам своим не поверил. На окраине поселка - женщина. Поливала цветы и улыбалась. Война кругом, есть нечего, а она цветам улыбается. И так это ему в душу запало, как будто мир другой стороной к нему повернулся. Хотел позже вернуться, найти ее, расспросить, да только судьба сложилась по-другому.
Вот так-то. А ты, Сергуня, говоришь - трудности.
- Так это когда было. Сейчас все по-другому.
- По-другому. А только весну никто не отменял.
- Так что теперь и трудности не в счет?
Пертович пожал плечами и, закрыв гараж, отправился к дому, продолжая по пути напевать что-то залихватски веселое.
Федор Ильич попрощался. Отправился домой и Сергуня, пребывая в настроении смешанном и несколько растерянном. Петровичу хорошо рассуждать, над ним два кредита не висят. И вообще, все у него хорошо, поэтому он и радуется, а посмотрел бы на него Сергуня, если бы он был на его месте.
Сомнения терзали Сергуню, впиваясь исподтишка, теребили и никак не хотели оставить его в покое. Нет, что-то с этим Петровичем не так. Не с ним же, в самом деле? Да и что с ним, с Сергуней, может быть не так? Все у него хорошо. Вот только почему так печально и неспокойно? А этот гад Петрович, знай себе насвистывает. Жена разорялась про шубу и новый гарнитур, наполняя квартиру привычным гудящим фоном, который неожиданно стал Сергуню раздражать. Петрович гад, и далась ему эта весна.
Подхватив мусорное ведро, Сергуня спустился во двор. Не потому, что в этом была необходимость - в поисках утраченного спокойствия.
Во дворе стемнело. Легкий морозец покрыл оттаявший за день снег тонкой похрустывающей при ходьбе коркой, а равнодушные звезды светили сегодня особенно ярко. Сергуня вспомнил детство - звезды тогда, почему-то не были равнодушны. Что с ними случилось теперь? Петрович, гад. Все ему не ладно. Весело ему.
Поддавшись неожиданному порыву, Сергуня оглянулся как нашкодивший школьник и двинулся к гаражу Петровича, прихватив осколок кирпича. Злорадствуя по поводу непонимания Петровича и равнодушия звезд, он нацарапал на воротах гаража.... Нет, слова совсем не были неприличными - "Вася + Маша". Тем не менее, ворота были безнадежно испорчены. Как ни странно, никакой радости Сергуня не ощутил, лишь тупое затаившееся злорадство. На душе же стало еще более погано.
На следующий день, идя с работы, Сергуня сделал небольшой крюк, чтобы пройти мимо гаража Петровича. Зачем? Порадоваться? Скорее ощутить причастность Петровича ко всеобщим и всеобъемлющим проблемам.
- Тра-ла-ла-ла. Трум-трум, - Петрович напевал. Напевал и красил ворота.
- А, Сергуня, привет! Понимаешь, давно собирался гараж покрасить. Как цвет, подходящий или надо было выбрать повеселее?
Краска ударила в лицо Сергуни, он пробурчал что-то неразборчивое и отвернулся. Как же так? Почему? Как можно быть таким слепым и не видеть всю серость жизни? Он взбежал по лестнице, задыхаясь от подступившего к горлу кома. Вот ведь Петрович - гад. Как же так можно?
Лениво покопав макароны в тарелке, Сергуня отправился спать под привычное бурчание жены. Приснился ему дед. Он, как когда-то давно, катал его на велосипеде, а Сергуня держал в руках удочки и радовался пойманным карасям. А солнце светило ярко и радостно. Бабушка встречала их, хвалила добычу и кормила самыми вкусными в мире оладьями. И Сергуня был счастлив.
Сергуня проснулся и долго курил на балконе, сдерживая подступивший к горлу ком и не понимая, куда все ушло. Неумолимое прошлое поглотило его счастье, подсунув взамен суррогат. Где та беззаботная радость и звезды, что светили ему и улыбались?
Суббота началась как обычно - с рассуждений жены по поводу того, что лучше купить из косметики.
- Лучше бы цветы посадила, - неожиданно вскипел Сергуня и отправился в гараж. Достав инструменты из старого запылившегося ящика, он пилил и строгал, что-то про себя напевая.
Через два часа вышедшие во двор соседи бы удивлены неожиданным стуком. Забравшись на растущий неподалеку тополь, Сергуня прибивал скворечник.
"Надо будет купить Петровичу банку краски", - подумал он слезая.
Пролетевший мимо воробей весело чирикнул ему, а солнце улыбалось. Весна!