Я всё ещё чувствую пустоту в прижатых друг к другу ладонях, будто в них должно быть что-то, чего я лишилась. И эта же пустота заполняет моё сердце, сковывая движения тела, сводя на "нет" усилия заставить его танцевать.
И всё это случилось сегодня, в день, который должен был стать моим триумфом, а обернулся полным крушением.
Сколько себя помню, я всегда танцевала: годовалым карапузом у телевизора, держась за полку и приседая на месте; пятилетней толстушкой на утреннике в детском саду и потом, когда выросла...
Кажется, я могла бы выразить в движении всё, что угодно, даже самую сложную философскую мысль. Однако двери балетной школы закрылись передо мной в тот момент, когда я встала на весы: преподавателям трудно было представить себе, что такая, как я, может подпрыгнуть и опуститься на пол без грохота. Напрасно пыталась я убедить их, что мне по силам крутить фуэте и делать бесконечные плие. Я им не подходила, и всё.
Я продолжала танцевать дома, в крошечной комнатке, задевая в порывистых движениях стол и сажая синяки на бёдрах.
И вдруг, в десятом классе представилась удивительная возможность самовыразиться, поразив окружающих талантом...
Это был юбилей нашей школы, на который мы готовили праздничную программу. И тогда я заявила, что хочу участвовать в танцевальной пантомиме. Как-то так получилось, что в эту постановку был недобор: в ней не предвиделось ни ярких нарядов, ни модной музыки, поэтому хореограф, поморщившись, согласилась.
Та, к своему удивлению, оказалась довольна репетициями: будучи такой же фанаткой танца, как и я, она напрочь забыла, что перед ней - толстая девица, которой совершенно загадочным образом удаётся сесть на шпагат или прогнуться в "мостике".
По замыслу пантомимы, я должна была изобразить девушку, которая сначала забрасывает камнями птицу от зависти к тому, что та способна летать, а затем, преисполнившись жалости, подбирает её и пытается реанимировать, подбрасывая в воздух. Естественно, птичка умирает у неё на руках, заставив страдать и саму героиню, и весь зал.
Я ощущала тёплое пернатое тельце в руках, быстрое биение её крошечного сердца и молчаливую податливость воображаемого зала...
Неужели я так могла заблуждаться на свой счёт?
Наступает означенный час, звучит музыка, раздвигаются кулисы, и я, в чёрных гимнастическом трико и лосинах оказываюсь перед сотнями глаз, устремлённых прямо на меня. Это оказывается так ужасно, что я просто зажмуриваюсь и танцую механически, ориентируясь на отработанные движения. Постепенно музыка захватывает меня, и я вновь начинаю чувствовать птицу в ладонях.
И в самый драматический момент, когда я склоняюсь над ней, а музыка почти затихает, из зала раздаётся лениво-недовольный возглас:
- Ну и корова! Смотрите, она проломила сцену!
Из зала шикают на нарушителя, но момент безнадёжно смазан: то тут, то там раздаются смешки. Кулисы быстро сдвигают, а я всё ещё стою на том же месте, пригвождённая позором. Меня оттаскивают в сторону, ведь должен начаться следующий номер, и я остаюсь в тёмном углу сцены, где, наконец, прорываются слёзы.
Мне хочется умереть, как та птица, сбитая камнем, но смерть редко настигает нас в тот момент, когда мы зовём её в отчаянии.
Кто-то пытался меня утешить, но я вырвалась, натянула платье прямо поверх сценического костюма, забросила в угол пуанты, и ринулась вон. Прохожие оборачивались вслед, когда мимо них проносилась весьма странно одетая девочка. То есть, я...
К счастью, на празднике не было никого из моей семьи: мама сидела с приболевшим Пашкой - моим братиком, а отчим... Даже если бы он мог отпроситься с работы, то никогда не пошёл в школу, а, скорее, в пивную. Сейчас я даже порадовалась, что никому не было до меня большого дела.
Я примчалась домой, стянула и запихала под кровать главного свидетеля своего позора - чёрное трико. Стояла, тяжело дыша, в одном нижнем белье посреди комнаты. Хотелось ещё что-нибудь сломать, разнести, но в коридоре хлопнула дверь, и голос отчима отрезвил, заставил вновь подобраться и замкнуться в защитной скорлупе равнодушия.
- Верка, дрянь такая, ну-ка иди сюда! - крикнул он, и у меня в противно заныло животе. Тысяча проклятий мысленно были вывалена на его голову.
Дверь комнаты я заперла и хотелось думать, что нахожусь в безопасности, но обилие дырок от шурупов вокруг хлипкого шпингалета не оставляло надежде ни малейшего шанса.
Повода к скандалу отчим никогда не искал, ему достаточно было лишь вообразить, что мы с мамой не вполне уважительно к нему отнеслись. Алкоголь, в таком случае, являлся отличным катализатором.
"Хоть бы сразу спать лёг", - с тоской подумала я. Однако поток ругательств в мой адрес говорили о том, что отчим не допил, и теперь злится.
Тихие мамины реплики тонули в брани, изрыгаемой им. В неё полетели сначала один башмак, затем второй, и я непроизвольно съёжилась за тонкой перегородкой, отделявшей меня от бури.
- Я кому сказал, сучка! - отчим уже долбился в дверь. - Открывай, я тебя научу, как уважать старших!
Мне совсем не хотелось вновь проходить прежние уроки, после которых оставались синяки или разбитые в кровь губы. Но уже не важно было, открою я, или дождусь, пока отчим вынесет дверь, - расплата будет в любом случае: он дошёл до той кондиции, когда спасаться можно было только бегством.
Я поспешно натянула на себя платье и, встав у косяка, приготовилась к прыжку. Задвижка с треском отлетела, дверь распахнулась, и я нырнула под руку агрессора.
Мне повезло: отчим не сразу понял, что его гнусно провели, а я не стала мешкать, - схватив в руки босоножки, ринулась из квартиры на улицу.
- Стой, гнида! - заорал он, кидаясь вслед, но споткнулся об порог и, пока пытался встать, я уже исчезла за углом дома.
Переполненная событиями дня, я всё бежала, пока не наступила босой ногой на острый камень. Тогда я остановилась и обулась. Меня, как всех полных людей, после бега, мучила одышка.
"Хорошо ещё, что сейчас лето", - подумала я, забираясь в дворовую беседку. Домой нельзя было показываться раньше, чем отчим успокоится и заснёт. Надо дождаться, когда мама помашет из окна, это значит, пора возвращаться. Главное, - на цыпочках пробраться в своё убежище, стараться не шуметь, вообще делать вид, что меня не существует. Утром он протрезвеет, будет обзываться, но это - всего лишь слова, дерётся тот лишь по пьяни.
И так - до следующего раза...
Вечернее солнце ласково пригревало затылок, просачиваясь сквозь частую решётку беседки. Но как бы ни был приятен вечер, на душе у меня было скверно...
Да пусть бы он бил меня хоть каждый день, лишь бы не лапал якобы случайно в полутёмном коридоре и не подглядывал за тем, как моюсь. И какой идиот придумал стеклянное окошко между ванной и кухней?! Наверное, такой же козёл, как он...
Я скривилась и плюнула.
Что я могу сделать, если в свои пятнадцать выгляжу как зрелая женщина, с чрезмерно развитой грудью и здоровенной задницей? Одноклассницы хихикают, называя "толстухой" и "жирнячкой", мальчики смотрят мимо, либо говорят за спиной гнусности. А сегодняшнее выступление окончательно повергло меня в пыль.
Я честно пробовала отказаться от обеда, но мучительное чувство голода не давало думать больше ни о чём, кроме еды. Продержавшись неделю, я смела за один присест столько, что мать только ахнула. Больше эксперименты с голодовкой не повторялись.
"Скоро этот урод заснёт, и можно будет поесть", - эта мысль немного согрела, а заветный сигнал из окна обрадовал как ничто другое.
Я сначала пробралась на кухню. Мать положила на тарелку еду, а сама села рядом, подперев подбородок рукой.
- Мам, не смотри на меня, я подавлюсь, - прошептала я. Когда мать так смотрела, мне хотелось плакать, и кусок не лез в горло.
- Хорошо, хорошо, не буду. Доедай и иди к себе. Я - на дежурство. Присмотри за Павликом, вдруг проснётся.
- Ладно, мам...
Она опустила глаза, а затем совсем отвернулась. Я быстро доела и прошмыгнула в свою комнатку.
Здесь меня встретили добрые друзья - книги на полках, старенький магнитофон и стопка кассет. Я наугад вытащила одну, завалилась на кровать и надела наушники.
Поначалу лёгкий скрипичный щебет не совсем соответствовал моему настроению, но вскоре музыка захватила меня, пролила нежный, целительный бальзам на моё ноющее сердце. Я невольно начала дирижировать рукой в такт "Маленькой ночной серенаде". Ещё несколько тактов, и я не смогла удержаться - встала с кровати.
Неловко переминаясь с ноги на ногу, я пыталась изобразить тот танец, который возник в глубине моей фантазии. В ней я представлялась себе в лёгком бальном платье, скользящей по залу с канделябром в руках. О, как я танцевала в своих мечтах! Если бы это могли видеть одноклассницы, они бы умерли от зависти! А мальчишки попадали в штабеля.
Но самое ужасное было в том, что наяву было всего лишь несколько тяжёлых движений, после которых я внезапно стала задыхаться. Ещё одна попытка взлететь, и я падаю на пол подбитой птицей. Меня настиг тяжёлый булыжник жестокой насмешки.
Я лежала на полу, закрыв глаза. Второй раз за день мне захотелось умереть.
- Эй, ты что, заснула?
Этот голос раздался так неожиданно, что я, было, подумала, будто он мне померещился. Невольно открыла глаза...
На подоконнике сидел и таращил глаза незнакомый темноволосый парень.
Я дёрнула наушники и инстинктивно метнулась к двери.
Тот предупредительно поднёс к губам палец - не шуми!
- Не пугайся ты, - сказал он шёпотом. - Я не грабитель.
Я ещё немного постояла у выхода, а затем осторожно двинулась к столу. Поднимать шум и будить отчима мне хотелось меньше всего.
- Сам не шуми. Если разбудишь кое-кого, плохо будет всем.
Первый испуг прошёл, оставив место любопытству.
- Ты кто такой и как сюда попал? - продолжила я шёпотом.
- Я тебя видел во дворе. Ну, ты и носишься, - вместо ответа произнёс гость. - Зачем так спешила в беседку, боялась, что займут? И что за странный костюм был на тебе в первый раз? Прямо как из цирка сбежала.
Он ухмыльнулся, а я возмущённо дёрнула подбородком.
- Не твоё дело. Кто тебя вообще приглашал?
- Никто, я сам пригласился. Музыку послушать.
Я вспомнила, что до ухода в школу включала магнитофон без наушников, чтобы размяться и ещё разок отрепетировать.
- Что, к прекрасному потянуло? - хмыкнула я.
- Нет, на технику твою посмотреть зашёл. Если понравится, думал, взять на память.
Я невольно бросила беспокойный взгляд на кровать, где лежал магнитофон.
- Да не шугайся ты, дурёха! Нужна мне твоя рухлядь. Пошутил я, пошутил.
Парень спрыгнул в комнату и прошёлся, осматриваясь. Небольшого роста, подвижный и ладный, он легко вписался в пространство между мебелью крошечного помещения.
- Ты чего это в обуви! - внезапно обиделась я. - Ты и дома в ботинках ходишь?
Он посмотрел на меня, смешно сморщил нос и стянул старые кроссовки.
- Ладно, не ворчи, хозяйка. Чаем угощать будешь?
- Вот ещё, я тебя не звала! Раскомандовался!
Однако ненароком глянула в небольшое зеркало над кроватью, чтобы поправить хвост.
Что-что, а волосы у меня хорошие: густые, тяжёлые, чуть с рыжинкой. Но поскольку всё остальное оставляет желать лучшего: и небольшие глазки неопределённого цвета, и нос картошкой, я обычно не акцентирую на них внимание. Просто собираю в косу или хвост, гладко зачесывая за уши.
- Значит, чая с конфетами не будет... - мрачно пробурчал парень.
- Не могу я сейчас поить тебя чаем, не могу! - я даже рассердилась: не то на незваного гостя, не то на отсутствие возможности его угостить.
- Да ладно тебе, не злись. Знаю я, что тебя отец гоняет.
- Не отец он мне никакой! - я в ярости топнула ногой.
- Что-то ты разошлась, подруга, - удивился тот. - Ну, не отец, бывает.
- Ты мне не ответил, кто ТЫ такой.
- Можно подумать, тебе это что-то даст. Ладно, зови меня Криком.
- Криком? КРИЧАТЬ, что ли?
- Ну, ты тугая... Крик. Трудно понять, что ли?
Я снова обиделась.
- Сам ты тугой...
- Не дуйся. А то ни чаю от тебя не дождёшься, ни слова ласкового.
- Ну, ты обнаглел! Еле познакомились, а ему уже слова ласковые подавай. Я ещё не выяснила, как ты попал сюда!
Крик оскалил в улыбке редко посаженные зубы.
- Да как, как. Спустился с крыши по верёвке.
- С крыши?! - я испугалась, ведь живём мы на пятом этаже. Если сорваться с такой высоты на асфальт, можно и в лепёшку...
- Нашла, чего пугаться! - усмехнулся Крик. - Мне это - раз плюнуть.
- Ты что, домушник? - насторожилась я.
- Сама ты! Я альпинизмом занимаюсь. Мне с крыши спуститься - что тебе по лестнице.
- И всё равно, я не понимаю, чего ты сюда припёрся.
Парень остановился напротив меня и в упор посмотрел прямо в глаза.
- Музыку ты хорошую слушала. Интересно стало, что ты за человек. А потом увидел, как ты танцуешь.
Я почувствовала, что краснею, даже лицо стянуло.
- Подглядывал, значит!?
- Нет, - покачала головой Крик, - наблюдал.
Я слегка разочарованно покачала головой. Конечно, хотелось бы услышать, что мною любовались, но уж как есть.
В этот момент за дверью раздался шум.
- Чёрт, отчим проснулся! Лезь под кровать, быстро! - скомандовала я.
Долго не раздумывая, Крик нырнул под кровать, застеленную длинным покрывалом.
В комнату вломился отчим. Он ещё не протрезвел, и потому был зол.
- Ага, вернулась, сучка.
Я сделала несколько быстрых шагов назад и прижалась к подоконнику. Если бы я могла так же хорошо ходить по отвесной стене, как альпинисты, то прыгнула сейчас и удрала на крышу!
- Я с тобой завтра разберусь, маленькая тварь, - зевнул отчим. Его штормило со сна, и лень было тратить силы на ту, которая всё равно никуда не денется. Он подошёл ко мне вплотную, дыхнул перегаром в лицо и схватил за плечо. Долго смотрел мутными глазами, затем разжал пальцы и вышел из комнаты.
Я перевела дух.
Когда в коридоре всё стихло, под кроватью зашевелился Крик.
- Наверное, я пойду, а то попадёшь ты со мной в историю, - сказал он, вылезая.
- Погоди, не через окно же тебе лезть. Сейчас он снова заснёт, и я тебя потихоньку выведу.
В брошенном на кровати наушнике еле слышно журчала музыка. Крик вставил один в моё ухо, а другой взял себе. Послушал, покачал головой.
- Хорошая музыка. Я ещё приду, разрешаешь?
Я слабо улыбнулась.
- Можно подумать, ты ждал моего разрешения, когда вломился сюда сегодня.
- Это уже совсем другое. Пригласи меня, ладно?
- Ладно.
Когда я вывела его и осторожно прикрыла входную дверь, в коридоре вновь появился отчим.
- Ты с кем это разговаривала, корова? Хахалей водишь? Я тебе, поганка чёртова, всю морду изукрашу, если узнаю!
Он прижал меня к стене, ощупывая трясущимися пальцами. Я знала, что лучше не двигаться, застыть, тогда он быстрее отстанет. Только оперлась рукой на тумбочку и нечаянно задела неизвестно зачем стоящую трёхлитровую, пустую банку, которая грохнулась на пол и разбилась.
Из детской тут же раздался плач. Отчим метнулся в сторону, а я - на голос брата. Павлик стоял в кроватке и рыдал.
- Что ты, маленький. Я здесь, - обняла его и стала укачивать.
Постепенно малыш затих и уснул. Я прикорнула рядом, зная, что сюда отчим не войдёт. Так и спала до утра рядом, скорчившись на короткой кровати.
Мне казалось, что Крик должен появиться чуть ли ни следующим вечером. Но прошёл один день, другой, неделя - окно пустовало. Крупных стычек с отчимом тоже не происходило, и жизнь потекла по обычному руслу.
Только я по-прежнему не могла танцевать. Будто меня заключили в черепаший панцирь: ползай, если хочешь, но о большем и не мечтай.
Всё же, не переставая надеяться, я каждый день, приходя из школы, включала и ставила на подоконник магнитофон. Упорно делала шаги и па, но результат был тот же. Танец не получался, а Крик не шёл.
Я почему-то подумала, что лучше всего приманивать тех, кто свободно шарахается по крышам, воздушно-лёгкой музыкой Моцарта.
Стоя у стола и ритмично двигая ногой, я тупо смотрела на дверь.
- Вот здорово, готовишься к покорению Большого? - донеслось с подоконника, и у меня что-то ухнуло в груди.
- Опять ты подглядываешь? - я немного разозлилась, что Крик вновь застукал меня в самой неприглядности.
- Я ж не виноват, что ты постоянно дрыгаешь ногой, когда я собираюсь к тебе зайти, - хитро ухмыльнулся тот.
Меня опять кольнуло в самое сердце: конечно, смешно же я выгляжу, пытаясь заставить грациозно двигаться свою непослушную тушу. В носу защипало, и на глаза навернулись слёзы.
- Ты что, обиделась? - казалось, Крик расстроился.
- Нет. На что тут обижаться. Корова - она и есть корова, балет и фигурное катание - не для неё.
Я отвернулась и проглотила слёзы.
Крик помялся рядом, а потом осторожно потрогал меня за плечо.
- Никакая ты не корова. Ничего ты не понимаешь.
Я усмехнулась.
- Это я-то не понимаю? Посмотри хорошенько на меня, что ты видишь?
Крик уставился на меня, разглядывая долго, испытующе, а потом внезапно покраснел и отвёл глаза.
- Что, насмотрелся? - ехидно спросила я.
- Погоди...
Крик отошёл к шкафу и принялся рассматривать корешки книг, будто пытаясь найти там ответ. К недовольству своему, ничего похожего обнаружить не удалось, и он даже с досады плюнул.
- Я что-то не поняла... - начала, было, я.
- Сказали тебе, подожди, - оборвал меня Крик.
Он быстро подошёл к окну и взялся за верёвку.
- Привет, и наших нет! - сказал, и сиганул из окна.
Я подбежала к окну и увидела, как ловко он карабкается при помощи верёвки на крышу.
- Вот, дурак!
Не прошло и часа, как он появился вновь.
- Надеюсь, это тебя убедит! - Крик слез с подоконника и вынул из-за пазухи книгу. Это оказался сборник репродукций великих фламандцев, флорентийцев и итальянцев.
- Смотри сюда, - он начала листать перед моим носом страницы. Какие-то репродукции он пролистывал быстро, но специально останавливался на тех, где были изображены задрапированные в лёгкие ткани тучные женщины с распущенными волосами.
Я вновь краснела, но Крик был увлечён не столько полуобнажённой натурой, сколько желанием доказать мне, что когда-то, давным-давно, истинно красивыми считались лишь очень полные (не сказать жирные) дамы, что меня пришлось бы хорошо откармливать, прежде чем я смогла бы позировать тому же Рубенсу или Ботичелли!
Поначалу, конечно, я фыркала, поскольку всё равно не желала мириться с тем, что меня считают толстой. Но Крик умел как-то так сказать всё это, что оно звучало необидно, а даже где-то лестно.
Оставив меня листать каталог, он подошёл к столу и нажал на кнопку включения записи на магнитофоне.
Всё тот же Моцарт, дразнящий, смеющийся и тут же серьёзный... Музыка поплыла по комнате, заставив меня смутиться. Я покосилась на Крика: что он ещё там задумал.
- Потанцуй, пожалуйста, - попросил он.
Я опустила глаза и помотала головой.
- Если я потанцую, у соседей этажом ниже штукатурка с потолка обвалится.
- Опять ты сочиняешь... Я тебя прошу. Потанцуй для меня.
И внезапно мне безумно захотелось встать на цыпочки и пройтись по комнате, раскинув руки.
- Если будешь смеяться, сразу перестану и заколочу окно, - предупредила я.
- Обещаю, что не буду смеяться.
Я встала с кровати, отложив книгу, одёрнула домашнее платье и закрыла глаза.
Мне надо было просто представить себя посреди ярко освещённого или наоборот, полутёмного зала в бальном платье из воздушного шёлка, с распущенными как на этих картинах волосами... Сделать шаг, и полететь...
Я сама не помнила, как скользила по комнате, взмахивая руками, кружась на месте и откинув голову. В этом танце мне хотелось разом выплеснуть всю накопившуюся за долгие годы обиду на собственное тело, печаль и новое открытие радости свободного движения. Я уже не думала о том, кто сидит на краешке стола и смотрит, как я танцую. Танец был ради меня самой, внезапно красивой и гибкой.
Оркестр отыграл последние такты, я в последний раз опустила руку и замерла.
Ещё несколько секунд постояла, тяжело дыша, и лишь потом решилась поднять веки. Перед глазами у меня плыли разноцветные пятна, в висках стучало, но я разглядела лицо Крика, серьёзное и задумчивое.
- Ты... Это было как в сказке... - тихо сказал он.
Я могла бы вернуться сейчас в привычный образ замкнутой, неуклюжей особы, но мне так не хотелось туда! Я гордо подняла подбородок и ответила.
- Получается... иногда...
В прихожей хлопнула дверь, и послышался голос отчима.
- Чёрт!
Крик двинулся к окну.
- Пора мне, похоже, уходить. Книга пусть пока останется у тебя. Пока, увидимся!
Он вскочил на подоконник - гибкий и ловкий как гимнаст, дотянулся до верёвки, прыгнул и исчез.
Я вновь глянула вниз, но Крик уже был у самой крыши. Я помахала ему рукой и закрыла окно.
В следующие встречи мы снова смотрели какие-то альбомы, болтали о том, о сём. Я танцевала на метровом пятачке, а Крик был моим единственным восторженным зрителем. И я себе не казалась такой уж толстой уродиной.
Однажды он заставил меня распустить волосы. Сама не ожидала, что сделать это будет так же нелегко, как, например, раздеться перед ним. Я, как могла, отнекивалась, но он настоял. И я сдалась.
Следующей его победой было бесформенное платье. Он сказал, что если увидит его на мне в следующий раз, то просто сдерёт вместе с тем, что ещё под руку попадётся, даже с кожей. Я обиделась и сказала, что напялю трико, вот тогда ему точно станет плохо. А он засмеялся и ответил, что однажды заставит меня совсем раздеться, и я, при этом, не буду смущаться.
- Конечно, - ответила я, - Я просто сгорю со стыда, и всё.
Конечно, мне хотелось узнать о нём хоть что-нибудь, но он игнорировал любые вопросы, которые могли бы как-то коснуться его личности.
Мой таинственный Крик...
Когда он вновь собрался за очередной книгой и шагнул к окну, я запротестовала.
- Стой! Через дверь выходи! Отчима дома нет.
- Ладно, ладно, не кричи. А приходить - тоже через дверь?
Я засомневалась. Если Крик нарвётся на отчима, - всё пропало.
- Давай, я буду на окно цветочный горшок ставить, когда отчима нет дома? Ты тогда свободно приходи. А то эти крыши, верёвки...
- Нет в тебе романтики! - засмеялся Крик.
- Какая романтика, если ты сорвёшься и шею сломаешь...
- А ты переживать будешь? - он нагнулся к ней близко-близко, так, что стало заметно жёлтые крапинки в серовато-зелёных глазах.
- Буду... - еле слышно шепнула я и опустила взгляд.
Крик убежал. А я поплелась в комнату и поставила на подоконник горшок.
Примерно через час в дверь позвонили, и меня пронзила внезапная радость. Я ринулась открывать. Но свет быстро погас в моей душе, когда я обнаружила за дверьми отчима, пусть и трезвого. Я отпрянула, как от горячей плиты.
От отчима этот манёвр не скрылся. Он сдвинул брови и рявкнул.
- Что это ты дёргаешься? Ждала кого?
Он вошёл и бросил сумку со слесарными инструментами в угол.
- Что, созрела ягодка? Мужиков водить начинаешь?
Я хотела, было, скрыться в спальне, но отчим схватил меня за руку и резко дёрнул.
- Отстань, сволочь! - зашипела я и содрала его пальцы со своей руки. - Тронешь ещё раз, в милицию пойду!
Я сама не знала, откуда пришла смелость сказать такое ему, наверное, от отчаяния, от вечного подавленного страхом самолюбия.
- Что-о?! - разъярился отчим. - Ты на кого, сучонка, тявкаешь? Да я тебя сейчас в порошок сотру! Он схватил меня за волосы и принялся трясти.
И тут на меня накатила такая ярость: да по какому праву этот подонок смеет издеваться надо мной?!
Из моего горла вырвалось какое-то хриплое рычание, сами собой скрючились пальцы, и я впилась изо всех сил ногтями в его лицо.
Он заорал как сотня раненых шакалов! А я изловчилась и вцепилась зубами в его руку, сжимая челюсти всё сильнее, прокусывая кожу.
Теперь он отбивался от меня, стряхивал с рук, с лица, перепуганный насмерть! А я преследовала его, как взбесившийся зверь, как оголодавший вампир, почуявший кровь.
И если бы в тот момент не появился Крик, возможно, я бы перегрызла отчиму горло.
Он ворвался в тот момент, когда я загнала свою жертву в угол. Крик схватил меня за руки и поволок в комнату. Кажется, я даже пиналась, но он справился со мной.
Там он повалил меня на кровать и уткнул лицом в подушку, куда я могла продолжать выкрикивать ругательства. Постепенно я устала и сдалась. Тогда он отпустил меня и сел рядом.
- А ты, оказывается, забияка, - с удивлением произнёс он.
Я повернулась на спину и буркнула.
- Ничего подобного. Я - очень тихая...
- Да уж, я видел своими глазами. Ты ведь чуть не убила его...
- Убить не убила бы, но покалечить могла. Сама не могу понять, что на меня вдруг нашло. Знаешь, он много лет издевался над нами с мамой, Павлика как-то избил, еле отняли. Мама его боится, а он ходит как герой: надо же, баб построил. А ещё руки стал распускать.
- Меня всегда сковывал страх, казалось, я не могу его победить, как не могу заставить относиться к себе с уважением в классе только лишь потому, что я такая уродина.
- Ты не уродина, - тихо, но упрямо сказал Крик.
- Ладно, ты - первый, кто так считает. Но мне уже всё равно. Я теперь знаю, что перестала бояться. Если надо будет, смогу за себя постоять.
- Ты, это, смотри, не заносись, - предупредил Крик. - Одного труса напугаешь, а другой отомстит. Или нарвёшься на отморозка.
- Не волнуйся, я же не дура.
- Мне кажется, сегодня нам будет не до танцев, - огорчился он.
Я села на кровати.
- Отчего же. Мне хочется, как раз, исполнить что-нибудь эксцентричное.
Он положил мне на плечо руку.
- Не надо. Это будет плохой танец.
Мой злой запал как водой смыло. Навалилась усталость.
- Ты прав, мне уже и не хочется танцевать.
- Лучше сходи, посмотри, как твой отчим там. Может, с перепуга помер.
Я рассмеялась и выглянула в коридор.
Его там уже не было. В ванной лилась вода: видимо, он смывал кровь и латал полученные в бою раны.
Я подошла и постучала в дверь.
- Медицинскую помощь оказать не требуется? Зашить что-нибудь, например?
- Уйди, уйди сейчас же, - завизжал отчим.
Я пожала плечами и ушла.
- Похоже, ты его крепко напугала, он теперь нескоро оклемается, - сказал Крик.
- Надеюсь, что надолго.
Крик подошёл к окну.
- Вот, ты и изменилась. Когда я пришёл сюда, ты боялась всего, а сейчас дерёшься как бродяга.
Меня вдруг настигло ощущение, что он со мной прощается.
- Ты же не уходишь, Крик? Ты ведь вернёшься?
Он покачал головой, кажется, я угадала.
- Эта часть моего путешествия закончена. Ты теперь способна сама справиться со всем, с чем захочешь.