Телевизор сломался под вечер. Барахлил уже несколько дней и вот совсем погас.
Марья перевернулась на другой бок и поплотнее закуталась в фуфайку, умудрившись спрятать и ноги.
В комнате холодно.
Сколько не топи, а все равно холодно. Да и дров осталось совсем мало. Если зима будет долгой, может и не хватить.
Она вздохнула.
Закрыла глаза. Попыталась задремать. Но сон не шел.
Прислушалась.
Тихо пощелкивали шестеренки в давно не чищеных ходиках. (Весной надо будет отправить в город). За окном задувает метель. Где-то на крыше поскрипывает железный лист. Вот крышу бы починить надо, а то ведь совсем прохудится и потечет.
Надо-то надо, да не на что.
И некому.
Самой ей уже не под силу. Не то, что лет тридцать назад, да-а. Марья опять вздохнула.
Перевернулась на другой бок.
Взгляд упал на сломанный телевизор. Теперь до весны. Плохо без телевизора.
Ой, да он же не выключен!
Выбралась из-под фуфайки. Холод тут же пробрался до самого тела, побежал ознобом и затаился где-то на спине. Поежилась.
Кряхтя, слезла с печи и нырнула в валенки. Подошла к телевизору и вытащила из розетки вилку с проводом от мертвого хозяина.
Вернулась обратно и, не снимая валенки, опять укуталась в фуфайку. Печь еще хранила тепло, но быстро остывала. Скоро станет совсем холодной. Вечером надо будет еще раз истопить, а то к утру можно проснуться ледышкой, старой и больной.
Марья рассмеялась. Смех был больше похож на карканье. От него изо рта шел еле заметный парок.
А можно и вообще не проснуться...
Но для этого сначала надо уснуть.
Она опять прислушалась.
Под печкой кто-то шуршит.
Мышь.
Или крыса.
И не холодно им, тварям. Вроде зимой спать должны.
Ходики: тик-так, тик-так.
Бог мой, да ведь в окно кто-то стучит!
Сбросила фуфайку. Чуть ли не спрыгнула с печи. Почти побежала к окну и ...
Никого.
Показалось, наверное.
Хоть бы соседи зашли уж, что-ли.
Да кто же в такую пургу пойдет куда.
Собаку на улицу в такую погоду не пускают.
Смеркается.
Еще чуть-чуть и совсем стемнеет.
Жаль.
Жаль, что стемнеет скоро, жаль, что телевизор сломался. Жаль, что жизнь почти прожита.
Жаль, что совсем одна.
Жаль...
Слезинка скатилась по щеке и исчезла на шее, оставив за собой мокрый след. Марья стерла соленую воду (но не более!) рукавом. Подошла к вешалке. Натянула тулуп. Поплотнее укуталась в шаль и шагнула в сени.
Здесь во всю царствовала стужа. Холодно было почти как на улице. Не спасал ни постоянно горящий огонь плиты, ни кипятильник, который круглосуточно нагревал и испарял воду, ни плотно-плотно закрытая дверь во двор.
А там - холод, подумать страшно. Марью передернуло. Но ничего не поделаешь - идти туда все же придется. Набрать дров, наложить Чернушке еще сена, подоить ее.
Но все это потом.
Она подошла к плите. Чайник почти пуст. Ковшом наполнила его и поставила на огонь. Бочка с водой тоже почти пуста.
Завтра надо будет натаскать воды, наполнить.
Но только завтра.
Глядишь, и метель уляжется.
Завтра...
Посмотрела немного на огонь.
Еще сильнее упряталась в шаль.
Вышла во двор.
Все оказалось не так страшно, как она подумала.
Вначале, даже довольно тепло.
Вначале.
Затем мороз стал проникать за воротник, через рукава и под подол тулупа.
Марья спешила.
Стащила с сеновала несколько охапок пахнущего летом и солнцем сена и положила в кормушку Чернушке. Коза встретила это почти довольным блеянием, но нагретое место на куче соломы покидать не спешила.
Бедная Чернушка, тебе, небось, тоже холодно.
Ладно, на ночь надо будет пустить ее в сени, а то ведь околеет. Тогда совсем помирать придется.
Отошла от стойла. Набрала с поленицы дров. Вернулась в сени, плотно прикрыв за собой дверь.
Чайник уже закипал.
Прошла в избу. Свалила дрова у печи. Заглянула внутрь. Угольки еле-еле светились - почти погасли.
Но ничего, это мы поправим.
Кочергой пошвыряла угольки. Появилось несколько слабых язычков пламени.
Бросила полено.
Затем еще.
Еле заметные, робкие язычки огня, чуть касаясь, пробовали на вкус полученное угощение, а затем, видимо, соблазнившись, накинулись на него и стали все больше разрастаться.
Поленья занялись.
Подкинув еще парочку, Марья вышла в сени. Чайник вовсю кипел, посылая из горлышка струю густого пара.
Сняла прихваткой чайник с огня.
Достала с полки мешочек с сушеными травами. Поднесла к лицу. Тот же запах лета, солнца...
Лета!
Взяла из мешочка пригоршню и насыпала в заварной чайник. Залила кипятком.
Пускай настаивается.
Достала из стола банку с малиновым вареньем и наложила в вареньицу.
Подняла крышечку сахарницы: больше половины. Хватит.
(Для чего ?!)
Удивилась своей мысли.
Неужели, она кого-то ждет?
Нет.
И все же...
Кто-то сегодня придет.
Она это знала.
Но узнала совсем недавно.
После того, как сломался телевизор.
После того, как она его выключила.
После того...
Она напрягла слух.
Нет, никто не стучит.
Должно быть, лист на крыше хлопнул.
Или коза копытом стукнула.
Или...
Но обязательно постучит.
Точнее постучат.
Трое.
Двое мужчин и женщина.
(Но как она узнала?)
Марья вошла в избу.
Достала из комода четыре фарфоровые чашки с блюдцами и вынесла в сени.
Расставила их на столе.
Разлила чай.
Села на стул.
Ждет...
Опять прислушалась.
Тикает будильник на угольнике, скрипит лист на крыше, что-то стучит в подполе, кто-то стучит в окно.
...Стучит!
...В окно!
Марья напряглась.
Тишина.
Опять показалось?
Но нет, вот снова!
ТУК-ТУК-ТУК
Она попыталась встать и не смогла. Попыталась опять - результат тот же.
Слезы навернулись на глаза.
Ноги перестали ее слушаться!
ТУК-ТУК-ТУК
Оперлась на стол, кое-как поднялась и подошла к окну.
Отдернула занавеску.
Мужчина. Один.
Секунду они смотрели друг на друга.
-Здравствуйте, - сказала Марья.
Человек за стеклом ничего не ответил - молчал.
Только пристально смотрел ей в глаза.
И молчал.
Затем сделал шаг назад и растаял в белой пелене.
Пурга скрыла его своими крыльями снега. Ночь поглотила бездной темноты.
Марья испугалась.
Уходит?!
Нет! Нельзя! Не дай ему уйти!
Она со всей быстротой на которую способна, поспешила во двор. Мимо Чернушки, удивленно заблеявшей, Мимо сеновала. Мимо поленницы. К двери на улицу.
Распахнула.
Снег. Метель. Он.
Высокий. Черноволосый. Половину лица скрывает борода. Одет во что-то странное: ярко голубое, облегающее и, видимо, очень тонкое.
Марию опять передернуло.
Холодно.
За спиной человека выступают еще двое.
Мужчина.
И женщина.
И эти двое тоже одеты в странные облегающие наряды.
-Здравствуйте, - сказала Марья опять.
Люди молчали.
Пристально вглядывались в нее своими ярко коричневыми глазами.
И молчали.
А мороз все крепчал. Ветер становился сильнее. Задувает во двор снежинки и те, медленно кружась, опускаются на пол.
Марья опять осмотрела людей.
Как же им, бедным, не холодно то?
Да что же это я в дом то их не никак не приглашу.
-Проходите, пожалуйста.
Отошла на шаг назад.
Стоят неподвижно.
-Чего стоите то, не бойтесь - заходите.
Гости сделали несколько шагов вперед, остановились и повернулись лицом к Марье.
Ждут чего то?
Марья закрыла дверь, подошла к людям.
-Идемте в сени, - показала рукой .
Стоят.
И смотрят.
Все трое, как один.
Что делать?
Может быть, они не понимают?
Почему не идут в сени?
Вдруг раздался голос. Странный. Как будто ветер задувает в щель в окне. Не голос - свист.
-Мы теперь идем. Куда?
Говорил первый мужчина.
Марья удивилась. Странно: слова не разобрать, но все понятно.
Затем засуетилась.
-Вот сюда, сюда.
Мимо поленницы. Мимо сеновала. Мимо Чернушки, застывшей в неподвижности.
Распахнула дверь.
Пропустила людей вперед.
Они прошли.
Марья закрыла дверь. Плотно. Затем обернулась к людям.
Стоят.
И смотрят.
- Садитесь вот на диван, на стул. Я сейчас вас чаем напою. С вареньем, с малиновым.
Гости сели.
Марья опять засуетилась. Разлила по заранее приготовленным чашкам еще горячий чай, пододвинула к людям сахарницу и блюдечко с вареньем.
-Вот, пожалуйста, угощайтесь, а то ведь замерзли, наверное.
Села на диван. Ждет.
Затем раздался тот же голос - свист.
-Спасибо, но, извини, мы не можем.
Марья удивилась. Немного испугалась. Что-то не нравится?
-Почему?
Молчат. Опять. Молчат и смотрят.
Извини, но так надо.
Марья лихорадочно соображала, что бы еще предложить. Что у нее есть? Моченые яблоки, немного меда. Что еще? Что...
-Спасибо, но нам ничего не надо.
Опять голос-свист:
-Чем мы можем помочь тебе?
Марья опешила.
-Что? - переспросила она. Может, не поняла чего. Стара уж стала, да и глуховата.
-Чем мы можем помочь тебе? Что-то сломалось, требует ремонта? Что?
Открыла дверь в избу. Гости зашли. Затем сама. Указала на коричневый полированный ящик.
-Вот.
Люди подошли. Осмотрели.
Затем вроде что-то сказали друг-другу.
Обернулись к Марье.
-Что-то еще?
Женщина растерялась.
-Я даже не знаю...
Люди переглянулись и вроде бы опять произнесли. Один из мужчин достал из кармана маленькую черную коробку и стал ходить по комнате, неся ее перед собой.
Марья стояла, не зная, что и думать. Все это было невероятно странно. А мужчина тем временем дошел до ходиков, что висели на стене. Быстро осмотрел их и двинулся дальше. В конце-концов он подошел к Марье.
-Вы больны?
-Что? - женщина сразу и не поняла, что обращаются к ней.
-У вас болит что-нибудь?
Марья пожала плечами.
-Да все болит помаленьку. Стара уж стала.
-Ясно.
К мужчине присоединились остальные гости, и все они вплотную приблизились к женщине, пристально смотря на нее.
Марья попыталась было отступить назад, но ноги не слушались ее, как впрочем, и руки. Да и все тело застыло в одной позе и не желало шевелиться.
И только слова произносимые гостями звучали, как казалось, прямо в голове и от них нельзя было никуда деться.
-Не бойся, все будет хорошо. С тобой не случится ничего страшного. Все будет хорошо....
Марья резко очнулась.
Что случилось?!
Вроде все в порядке...
Но почему сердце бьется словно птица в клетке?
Слезла с печки. Осмотрела избу.
Никого.
Выбежала в сени.
Тоже никого.
Приснилось..?
Это был только сон?
Странно.
Села на диванчик рядом с плитой.
А ведь все как на яву было.
Очень странно...
-Эй, есть кто дома?
Марья аж подскочила на своем диванчике. В сени ввалилась закутанная в тулуп и шаль соседка Ильинишна.
-Что же ты, дочка, двор то не закрыла? Метель то хоть и кончилась, а все равно холодно.
Оправив платок, Ильинишна улыбнулась.
-А ты, наверное, Люба? Вот молодец, что мать навестить приехала. Вот только где она сама то, ушла к кому что-ли?
Слова застряли в горле у Марьи. Она взглянула на себя в висевшее на стене зеркало и тут же лишилась чувств.
В ответ на нее глянуло молодое румяное лицо. Совсем как ее, но только тридцать лет назад.
* * *
Из отчета ремонтной бригады
N 471
Нами 10.07 сего года был получен вызов. Прибыли на место спустя полтора часа. В результате работы исправлено:
-одно устройство для приема изображения на расстоянии;
-один прибор для измерения времени;
-одно тело гуманоидного типа.
Спустя два часа, после производства ремонта, группа вернулась на базу.