Агония Иванова. К небесам

К небесам

Деревья,

на землю из сини небес

пали вы стрелами грозными.

Кем же были пославшие вас исполины?

Может быть, звездами?

Ваша музыка - музыка птичьей души,

божьего взора

и страсти горней.

Деревья,

сердце мое в земле

Узнают ли ваши суровые корни?

Ф.Г. Лорка.

Так вышло, что родители Даши уехали в командировку - они были учеными в какой-то области с приставкой гео- и отправились изучать какие-то колебания, какие-то почвы и что-то совершенно непонятное не пресвященному в этой области человеку. Даше было всего тринадцать лет и взять ее с собой они не могли, поэтому долго искали, куда бы ее пристроить. За неимением более подходящей кандидатуры девочку оставили с подругой, уже много лет как умершей, бабушки Татьяной Петровной. Эта почтенная "старая леди" всегда любила Дашу, как собственную внучку, за неимением своих собственных. В разные моменты своей судьбы Татьяне Петровне пришлось пережить две трагедии - смерть мужа и смерть единственного сына. Глупую, банальную смерть в автокатастрофе, несколько лет назад. Единственной отрадой Татьяны Петровны был облезлый старый рыжий кот Матвей и девочка-Дашенька, которая выросла у нее на глазах.

За окнами Татьяны Петровны были ветви раскидистой ветлы, на которых зимой сидели синицы, а летом непослушные воробьи, будившие женщину своим щебетом. Сейчас под него просыпалась Дашенька, бежала открывать свое окно, чтобы распугать птиц - ей нравилось смотреть, как они разлетаются в разные стороны...

В это утро Даша и Татьяна Петровна проснулись вовсе не из-за шума, производимого воробьями - в их спокойный маленький мирок вторглось что-то иное, такое непривычное, пугающее и очень грубое. Как будто что-то падало, шуршало, жужжало, рычало.

Они жили в облезлой "хрущевской" пятиэтажке, одной из множества тех, которыми был так тесно застроен этот район города. Эти дома, не блещущие никакими архитектурными излишествами, были построены уже более тридцати лет назад и с тех пор никто не пытался придать им более пригожий вид. Они стояли один за другим одинаково некрасивые, несуразные, грязно-серые или грязно-персиковые. Вокруг них росло много деревьев, посаженных примерно тогда, когда эти дома еще только были построены и смотрели на мир новенькими чистенькими окнами с деревянными рамами, которые теперь стали причиной множества проблем жильцов. Сквозь них всегда пробирался ветер, да и тишины они обеспечить не могли и все, происходившее на улице становилось бесплатным радио для хозяев квартир.

Испуганные и удивленные они, еще в ночных рубашках, выбежали на балкон посмотреть, что же стало причиной этого грохота и увидели, как стремительно и быстро падает вниз отпиленная ветка ветлы, на которой некогда сидели воробьи.

- Что же делается... - встревожено прошептала Татьяна Петровна и бросилась одеваться и убирать свои седые волосы. Даша едва поспевала за ней: она не понимала беды происходящего, но чувствовала, что совершается что-то жестокое и ужасное. Пока она только натягивала свитер, Татьяна Петровна уже одевала обувь в узкой тесной прихожей. В этих домах вообще не было просторных помещений, как будто они строились для хоббитов или кротов, привыкших жить в тесных маленьких норах, не нуждаясь в воздухе и свете.

Дашенька оделась, заперла дверь и бросилась вдогонку, дыша часто и тяжело, как после долгого бега. Что-то происходило с ней, но ей было сложно описать это чувство.

Как будто перед ее глазами что-то светлое, вечное и прекрасное рушилось под напором жестокой и коварной судьбы, стирающей в порошок горы и прекрасные дворцы, империи и произведения искусства. Все же куда проще?

Кто-то просто пилит дерево. Кто-то просто пилит дерево!

Это прекрасное дерево, которое создавало приятную тень для ее окон, чтобы солнечные лучи не будили ее по утрам, дерево, которое бросало весной на балкон свои странные сережки, похожие на гусениц, но такие пушистые и нежно пахнущие новой жизнью. Дерево, приютившее в своей кроне всех воробьев, синиц и голубей, прилетавших кормиться к окнам Татьяны Петровны. Дерево, которое Татьяна Петровна иногда обнимала любовно и гладила толстый ствол морщинистыми руками, что-то тихо-тихо приговаривая ему.

Даша вылетела в распахнутой куртке на улицу.

Татьяна Петровна стояла рядом с молодой, но очень непривлекательной женщиной в оранжевом жилете и тихо и нервно разговаривала. За жужжанием пилы Даша не могла ничего разобрать. На подъемном кране стояла пара рабочих, которые уже начинали распиливать верхнюю часть ствола.

С другой стороны от асфальтированной дорожки, ведущей к подъезду росло второе точно такое же дерево, и сейчас создавалось впечатление, что его ветви, переплетавшиеся с ветвями того дерева, которое дрожало под ударами пилы, теперь тянутся к нему, чтобы спасти, защитить, укрыть... Но это всего лишь ветер, вдруг налетевший холодный ветер.

Даша подбежала поближе к Татьяне Петровне и остановилась возле нее. Сейчас эта женщина казалась ей особенно старой - поблекшей, посеревшей, потемневшей. Как будто количество морщин на ее лице увеличилось вдвое, круги под глазами стали гуще, спина осунулась, и появился горб, которого Даша не замечала никогда раньше.

Старуха смотрела на женщину в жилете стеклянными от отчаяния глазами и твердила:

- Ну почему именно это дерево, почему?

- Ничего не знаю, - отмахивалась женщина, - у нас двести порубочных талонов. Вы нас пожалейте, где мы вам столько деревьев в районе найдем?

- Ну почему...

- Гнилое оно, посмотрите, - снова попыталась отбиться женщина, - ну что вы пристали?

- Оно не гнилое! - горячо прошептала Татьяна Петровна и опустила голову. Даша схватила ее за руку и поволокла в сторону, а старуха все смотрела через плечо на то, как гибнет что-то дорогое ей. Ее бесцветные глаза сейчас напоминали озеро с мутной водой, озеро, в котором потонуло немало боли за ее долгую жизнь. Все кануло, в лету кануло, и молодость, и сын, и муж, и дерево...

Даша усадила Татьяну Петровну на какую-то лавочку, когда они отошли на безопасное расстояние, сбегала в аптеку за валерианкой, но старая женщина от нее отказалась.

Стоял сентябрь, но день был одним из самых холодных за месяц. Дашенька куталась в легкую курточку, прятала свои замерзшие кисти в растянутые карманы, ее слегка знобило, ей хотелось домой. А Татьяна Петровна не ощущала холода, не видела ничего кругом, лишь смотрела куда-то прямо перед собой пустым тоскливым взглядом.

- А ведь я его своими руками сажала, - сказала она.

Теперь дерево у подъезда было одно и все как будто бы изменилось. И "хрущевский" дом стал смотреться как-то холодно, пусто, мертво и двор казался чужим и непривычным.

А оставшееся в одиночестве дерево грустно качало осиротевшими ветвями, на которые больше не садились птицы, тянулось к небесам, взывая о помощи, взывая к тому дереву, которого больше не было рядом. От него остался только пенек, который в скором времени тоже куда-то увезли.

Татьяна Петровна сильно изменилась - потухла, омертвела. Она стала мало разговаривать и все попытки Даши расшевелить ее оканчивались неудачно. Женщина, за некоторое время постаревшая больше чем на десять лет, все больше сидела за своим письменным столом, над которым висели фотографии ее матери, мужа и сына, разглядывала какие-то старые письма, листочки, исписанные мелким почерком, картинки, набросанные акварелью и думала о своем. Периодически она подходила к окну и долго-долго смотрела в серую туманную даль сентября, обращая к небесам свой молчаливый плачь, а потом переводила взгляд вниз, смахивала незаметную слезинку и уходила ставить чайник.

Даша пробовала обнять ее крепко-крепко и успокоить, но Татьяна Петровна не замечала ее присутствия, лишь равнодушно, скорее механически, гладила девочку по волосам.

В один из таких дней она заметила знакомый оранжевый жилет внизу и тут же, не одеваясь, не причесываясь, бросилась вниз по невысоким разбитым ступеням. Даша догнала ее, набросила на плечи куртку, хотела остановить, но в женщине вдруг снова проснулась уже угасшая жизненная сила, она оттолкнула девочку и вышла на улицу.

- Что, что вам здесь нужно!? - агрессивно закричала она на обладательницу оранжевого жилета.

- Женщина, успокойтесь, - огрызнулась та, - как вам вообще не стыдно бегать в таком виде?!

- Вы и это дерево хотите спилить, да!? - набросилась на нее Татьяна Петровна.

- Оно отмечено у нас в плане.

- Что это за план!? Кто его придумал?! Да только через мой труп вы это сделаете! - Даше оставалось только насильно утащить старуху. Женщина в жилете только передернула плечами, достала какой-то блокнот и что-то там пометила карандашом, а потом задрала голову и посмотрела вверх, на крону дерева, терявшуюся в высоте, где блуждал холодный ветер.

С этого момента Татьяна Петровна перестала сидеть за своим столом - она ожила. В ее глазах снова появился огонь, их переполнял азарт, она была одержима идеей защитить свое последнее оставшееся дерево. Вечерами она раскладывала на кухне листы с телефонами каких-то служб, вела долгие переговоры, но вся ее борьба упиралась в чиновников.

Она звонила начальнику озеленительной бригады, а он сослался на поручение свыше вырубить двести деревьев, на которые были выписаны порубочные талоны. Стоявший над ним бюрократ отказался что-либо говорить, направив ее в управу района. В управе района ее прогоняли по всем кабинетам, пока не отправили в самый последний - к главе.

К этому походу Татьяна Петровна готовилась особенно - она нашла платье поприличнее, одела туфли, аккуратно уложила свои седые волосы. Дашу она взяла с собой, но попросила подождать в коридоре. Ее долго не было, а когда она вернулась, она стащила с волос заколку и они белой волной рассыпались по плечам и проковыляла до стула, на который упала, низко уронив голову.

- Что случилось? - встревожено спросила Даша.

- Они сказали, что ничего не знают. Нужно обратиться к начальнику озеленительной бригады... - упавшим голосом ответила Татьяна Петровна.

А когда они шли домой, они увидели, что предмет их противостояния, борьбы и надежд уже рубят, начиная с самых высоких тоненьких веточек. Тогда Татьяна Петровна бросилась к подъемнику, стала ударять его железный бок слабыми морщинистыми руками и повторять снова и снова:

- Не смейте! Не смейте! Не трогайте его...

Даша поила ее валерианкой и чаем и ей казалось, что все будет хорошо, хотя в душе поселилось какое-то тяжелое неподъемное чувство, напоминающее горечь потери. На ее глазах как будто только что убили дорогого ей человека и она понимала, что сейчас чувствует то, что переполняет душу Татьяны Петровны. Она снова стала старухой - беспомощной, слабой, дряхлой. По морщинам и складкам на ее лице, видевшем столько боли и столько радости в свое время, стекали крупные, как бусины слезы. Кот Матвей старательно терся о ее ноги, а она гладила его машинально, без эмоций, продолжая плакать.

- Вот... выпейте еще чаю, - говорила Дашенька, накидывала плед на вздрагивающие сутулые плечи, Татьяна Петровна кивала. Дашенька старательно утешала ее и успокаивала, как могла, но понимала, что все ее слова падают в пустоту.

Она тяжело вздохнула и вышла в комнату, чтобы позвонить родителям. Когда она вернулась, Татьяна Петровна стояла у окна, опершись на него руками и смотрела вниз, тихо всхлипывая. Эта немая сцена продлилась несколько минут, пока старуха не справилась с собой, не заставила себя отойти от окна, упасть на стул и смахнуть с лица слезы.

- Я посадила их, когда мы только приехали сюда... - проговорила она дрожащим голосом, чередуя слова со всхлипываниями, - я была совсем молодой... мы росли вместе с ними. А потом я вышла замуж и решила, что это дерево справа - я, а дерево слева - мой Володя. И мы тянулись вместе с ним к небесам, наблюдали из окна за ними, пока Володя мой не умер, - она прикрыла глаза и прикусила дрожащие губы, кажется, причинив этими словами себе дополнительную боль, - а я думала... пусть хоть они всегда будут вместе. А рядом с ними росло еще одно маленькое деревце, оно хотело быть таким же большим, как они, поднималось все выше, пока не замерзло однажды зимой... Мы сажали его с Володей, привезли с юга, все ждали, когда оно зацветет. Сереженька мой. Мальчик мой... Я выхаживала это деревце, поливала, все верила - оживет... Но нет... ушел мой Сереженька. Нет моего Сереженьки... А теперь и нас... нет.

Даша стояла в оцепенении, не зная, что сказать или сделать. Ее взгляд уперся в квадрат неба за окном - опустевший без веток деревьев, пустой, безжизненный, она почувствовала как по щеке сползает одинокая слезинка.

- Не стало моего Володи... Не стало моего Сереженьки... и даже памяти нет теперь... нет моих деревьев... ничего уже не останется.

Даша подошла к ней, присела на колени рядом, обняла тонкими руками и тоже почему-то заплакала.

Прошло много лет, однажды случайно судьба забросила Дашу в эти места. Она долго стояла во дворе и не могла понять, отчего он кажется ей таким знакомым, почему вызывает в ее душе волну щемящей нежности и горькой тоски вперемешку со светлой печалью. Она побродила вдоль подъездов, пока не остановилась у последнего, села на лавочку, задумчиво разглядывая пенек и в ее памяти всплыла эта история, уже поблекшая и помертвевшая. Татьяна Петровна умерла, в квартире ее уже давно жили совсем другие люди, да и дом этот, в скором времени, собирались сносить, чтобы построить здесь уродливый многоэтажный новострой, но чувства все равно были реальными и острыми, как будто не прошло этих лет.

Накрапывал мелкий дождь, холодный и промозглый, хотя на деревьях уже начали распускаться первые почки. Даша выкурила сигарету и собралась уходить. Когда она встала с лавочки, она вдруг заметила мелкие веточки ветлы, растущие прямо из пня и вокруг него. На месте второго дерева все также поросло этими крошечными тонкими деревцами, которые за эти годы успели чуть-чуть подрасти и напоминали мелкий кустарник, но Даша была уверена в том, что это побеги тех самых двух деревьев, которые так были важны для Татьяны Петровны...

Однажды... здесь не будет всех этих домов, не будет людей, не будет Даши. А эти деревья вырастут, будут тянуться к небесам и хранить память о том, что когда-то их посадила эта женщина, любившая их, как своих детей, наделила их частичкой своей души, своей любви. И когда-нибудь они снова будут рядом, символизируя ее вечную любовь и вечную жизнь в зеленых тихих кронах, где блуждают солнце и ветер.

И птицы снова будут сидеть на их ветках, только уже никто не покормит их из окна, в рамы которого спокойно проскальзывают сквозняки, не спугнет их ранним утром. И рыжий старый кот Матвей, которого тоже тогда уже не станет, не будет внимательно следить за движениями птиц в листве, готовый к прыжку, которого он никогда не совершит.

15 июня 2011.

Оставить комментарий © Copyright Агония Иванова (lady-cornix@yandex.ru) Размещен: 19/04/2012, изменен: 19/04/2012. 16k. Статистика. Статья: Проза		Ваша оценка:
Аннотация: Люди, любите деревья. Они чисты и прекрасны, и никому не делают зла.

Агония Иванова : другие произведения.

К небесам