Аилэ Дириал : другие произведения.

Крылатая Бастардка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 7.00*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда умирает Князь, оставив после себя хоровод подхалимов, когда официальный Наследник не способен на серьезные поступки, а Княгиня тянет руки к сокровищнице, не остаётся ничего кроме как воспитать нового Наследника. А вернее, Наследницу. Посмотрим, что из этого получится. От 22.01.2015
 
 
  
   by Anikeyka
Часть I. Разносчица
  
  
Глава 1
  
  
  Всё бесполезно облекаемое в виде слов
  Бесконечно стремится в нули,
  Из бесконечности миров снаружи наших голов -
  В бесконечности вселенных у нас внутри...
   Louna, "Все и Ничто"
  
   ихо, будто кошка, на землю спустилась темнота. Коснулась лапой подтаявшей за день воды в озере, вновь превращая её в крепкий лёд, прогнала с улиц детвору, окрасила снег тёмно-синим. Неспешно кружились и падали на крыши и дороги лёгкие снежинки, скрипели под сапогами случайных прохожих сугробы. Мрак ласковой рукой накрыл город, бросил пригоршню снега в окошко и воспарил в небо, черными облаками закрыв осколки-звёзды и две луны.
  Из соседнего двора доносился слаженный вой двух псин.
  Я вздохнула, и, подперев щеку ладонью, снова посмотрела в окно.
  Темнеет нынче совсем рано.
  Ну а чего вы хотели? Зима пожаловала. Уже седмицы[1] две как.
  
  - Эй, Айа, еще эля! - окликнул меня Торфан, стукнув пустой кружкой по столу.
  Я закатила глаза.
  
  - А не много тебе уже? - лениво спросила, только чтобы подольше оттянуть момент, когда придётся оторваться от окна и идти выполнять заказ кузнеца, который опять наверняка начнёт сватать своему младшенькому, а потом напьется до невменяемости, как каждую третицу[2].
  
  - Р-р-разговорчики! - рявкнул собутыльник кузнеца, Шибак, бывший десятник нашего графа.
  
  - Завянь, мухомор, не на плацу. - отмахнулась я, откупоривая очередной кувшин эля и вяло плетясь к столу. С грохотом опустила сосуд перед выпивохами и постаралась быстрее скрыться из их поля зрения, снова возвратившись к окну.
  
  - Айа! - донесся с кухни крик матери.
  Вздохнула еще горестней, чем до этого, и направилась на зов, задевая по пути столы и стулья. И почему всем от меня чего-то надо?
  
  - Курица с картошкой - мужчине за крайним правым, суп, грибной, Алтее. Пару сухарей размочи в молоке и подай, у нее зубы слабые. - скомандовала маменька, не отрываясь от помешивания содержимого очередной скворчащей и плюющейся сковороды.
  Я вяло кивнула и поплелась с курицей в зал. Человек, сидевший прежде за столом, оказывается, пересел за стойку.
  На разговор набиваться будет.
  
  Вздохнула. Положила в мелкую миску пару кусков еще теплого хлеба, опустила все перед постояльцем.
  
  Тот мрачно кивнул, не отрывая пустого взгляда от кружки эля.
  Но, когда я уже развернулась, чтобы идти за поздним ужином для Алтеи, он вдруг схватил меня за запястье.
  
  - Посиди со мной? - прохрипел постоялец чуть слышно.
  
  Мысленно хмыкнув, села подле мужчины да руки на коленях сложила. За разговор по душам порой и медяшку в карман положить можно.
  
  Итак, сидим. Молчим. Уже митов[3] пять, наверное.
  Мама из кухни недовольно выглянула, но увидев, что я возле постояльца сижу, махнула рукой и сама Алтее еду вынесла.
  
  Подняв взгляд к потолку, я решила для себя, что и трёх седов[4] не вынесу, и, поймав взгляд мужчины, мягко улыбнулась.
  
  - Как кружке эля место на столе, так и истории место в таверне. Что случилось?
  
  Мужчина перевел взгляд на меня, ещё несколько седов[4] размышлял о чем-то, и начал говорить.
  
  Его звали Тишем. Он был солдатом княжеской гвардии: об этом говорила и его истасканная форма, почти скрытая плащом, и тусклая бляха на поясе. Он был из самой столицы, Араэта.
  Минувшей весной он повстречал девушку в городе, где квартировался тогда его полк.
  Спустя сиат[5] Тиш вернулся домой с молодой женой. До середины лета душа в душу жили, а потом, словно проделки Мрактарра, контракт подвернулся выгодный, такой, что и на избу новую хватило бы, и забор поставить, и корову дойную купить заместо той, что полегла во время мора по весне, когда с болот пары поднимались.
  Согласился. Уехал.
  А осенью близ их села у столичных некромантов практика была. Да то ли не всех упокоили, то ли еще что случилось - несколько мертвяков поднялись и к селу поковыляли.
  В первый попавшийся дом завалились, да тут беда и приключилась. Мать Тиша тогда до старосты ходила, а Ольха дома стряпала.
  Задрала нежить женщину, словно лисы - кролика.
  
  - Ненавижу магов. Все отродье их чернопсивое. - бессильно закончил рассказ постоялец и сжал кулаки, глядя слезящимися глазами куда-то в пустоту.
  
  Чуть помедлив, я всё-таки коснулась его локтя, в попытке успокоить. Тиш от этого словно очнулся. Отдёрнул руку - и вылетел из таверны, бросив на стол пару золотых.
  
  Я же осталась сидеть, разглядывая золотые кругляши да над услышанным размышляя.
  
  Маги. По халатности ли, по оплошности, с умыслом или без... все должны отвечать за свои поступки.
  
  Видала я одного мага.
  Приехал расфуфыренный весь, презрением город полил, мамину стряпню обхаял, на комнату жаловался, меня в постель затащить пытался.
  
  Нет, не люди эти маги.
  
  Нелюди.
  
  * * *
  
  Князь умирал тяжко.
  Прерывисто вздымалась и опускалась могучая грудь, шумное дыхание заполнило, кажется, все покои. Возле него, робко касаясь побелевшей мужской руки, сидела фаворитка, с жалостливым выражением на хорошеньком личике, то и дело вытирющая шёлковым платком испарину со лба Князя.
  Так же в покоях имелись: придворные лекари, в количестве четырех штук, дельвийский целитель, флегматично следящий за бегом капель дождя на стекле, "безутешная" жена, благосклонно поглядывающая на первого рыцаря, тот самый рыцарь, похотливо заглядывающий в декольте фаворитки Князя, да еще несколько придворных, хлопочущих возле болезненного вида юноши лет четырнадцати - легковесного, белокурого и тонкошеего.
  Наследник с видом откровенно скучающим то и дело начинал хныкать, требуя подать ему то водички, то засахаренных фруктов, то принести опахало из перьев подводной птицы гуру.
  
  Князь с трудом приоткрыл янтарно-желтый глаз, невидящим взором пытаясь отыскать в толпе кого-то. Фаворитка тонко вскрикнула, лекари с гомоном бросились к постели, дельв так же равнодушно перевел взгляд на умирающего, а наследник вытянул и без того длинную шею, вопрошая "Папенька очнулся? Теперь можно на лошадке покататься?".
  
  - Все...все Наследнику... найдите... - глухо прохрипел мужчина, но силы покинули его и Князь закрыл глаза. Уже навсегда, так и не успев сказать самого главного.
  
  На мгновение в опочивальне воцарилась тишина. Первым очнулся дельв, вознеся короткую молитву на эльдаре в память об умершем. Горько зарыдала фаворитка, прижимая к груди безвольную руку Князя. Картинно заломила руки и упала без чувств в объятия рыцаря княгиня, убедившись, что ее поймают. Придворные же уставились на Наследника. Приоткрывшая один глаза княгиня - тоже.
  
  - Когда подадут ужин? - громко вопросил Наследник, топнув ножкой.
  Придворные недоуменно вытаращили глаза, в душе, конечно, соглашаясь с ребенком. Приоткрыла уже другой глаз княгиня, чтобы убедиться, что рыцарь всеми силами сочувствует её горю. Дельв вздохнул и первым покинул комнату, пробормотав что-то про фарс и чувство долга. Вслед за ним потянулись и лекари.
  Спустя несколько митов в комнате уже почти никого не осталось, кроме всё так же рыдающей фаворитки да верного княжеского пса, скулящего в углу.
  Тихо приоткрылась дверь тайного хода и в опочивальню вошёл невзрачного вида молодой человек в чёрных одеждах и с пером за ухом. Взгляд его остановился на мёртвом Князе, и парень опустил глаза.
  Беззвучно подошёл к столу и, надавив на глаза одной из фигур у основания, заглянул в открывшийся с щелчком потайной ящик.
  Там, среди бумаг и артефактов, лежала небольшая книга в кожаном переплёте и маленькая коробочка, обитая чёрным бархатом.
  Затаив дыхание, молодой человек взял в руки книгу и, помня указания Князя, приложил палец к крошечной лилии, вытесненной на переплёте. Почувствовав укол, он отдёрнул руку и успел заметить, как капелька крови впиталась в кожу корешка.
  Книга сразу будто потяжелела и из нее выпал клочок пергамента, где прыгающим и слабым почерком было написано "помоги ей".
  Опустив в карман бархатную коробочку, писчий приложил к груди напротив сердца четыре пальца - как ритуал прощания и особого почтения, и так же тихо, как вошёл, покинул комнату.
  
  Уснула разом подурневшая от горя фаворитка, свернулся у ног кровати верный пес, и потому никто не заметил, как из под рук покойного, сложенных на солнечном сплетении, неторопливо поднялся сине-голубой полупрозрачный шарик. Покрутившись вокруг своей оси, он полетел вон из покоев, в сторону цветочного двора, где гарцевал на лошадке Наследник.
  Внезапно шарик замер на месте, и, крутанувшись снова, устремился в противоположную от дворца сторону, на север, в неприметный городок в провинции.
  
  * * *
  
  Тоска в жемчужном халате недовольно бесилась вьюгой за окном. Тонким серпом в небе завис единственный месяц, слабо освещая опустевшее село.
  Из щелей дуло, и даже подоткнутые под раму комки ваты не спасали от холодной полосы обжигающего воздуха.
  
  В этот вечер мне было особенно пусто. То ли так подействовал рассказ Тиша, то ли просто устала. Тоска тихо подкралась, поскреблась в душу крохотными коготками и угрюмым калачиком устроилась в сердце.
  
  Молока не хотелось. Маминых знаменитых на всю округу плюшек - тоже. Я отказалась от ужина, рассеянно попробовала начать читать книгу, но когда поймала себя на том, что в десятый раз читаю одну и ту же строчку - раздражённо бросила томик на прикроватную тумбочку.
  
  Легла на кровать, ноги на подоконник закинула, взглядом луны стала отыскивать.
  Хоть вой - хоть плачь.
  
  Грустно.
  Разозлившись на саму себя, задула свечи, забралась под одеяло и попыталась уснуть.
  
  Сон накатил внезапно. Словно в глубокий колодец провалилась.
  
  Вокруг была ледяная пустыня. Но, несмотря на воющий изо всех сил ветер, холодно не было. Я босая стояла на тонкой корочке снега.
  
  Крупными хлопьями снежинки падали на землю, лёгким саваном укрывая долину. Ярко горела в небе луна в окружении невиданных раньше созвездий.
  Красиво.
  
  Завороженная видом, я могла бы ещё долго разглядывать небо, но вдруг одна из звёзд стала стремительно увеличиваться - и вот уже яркий сине-голубой огонёк приближался ко мне.
  Не успела я толком испугаться, как он завис над землёй в паре шагов от меня - и глаза мне ослепила яркая вспышка.
  
  Когда зрение вернулось, я обнаружила, что передо мной стоит мужчина в белоснежных одеждах, очень напоминающих мамино ночное платье, но только расшитое синим шёлком да драгоценными каменьями так, что на их блеск смотреть было больно.
  
  Незнакомец властно протянул руку для поцелуя, как это обычно делал жрец Родителя нашей церквушке и я уже почти склонилась, рассмотрев седоватые волоски на аристократичных пальцах, но тут же отдернулась.
  С независимым видом выпрямилась и фыркнула.
  Чтобы я, да руки целовала какому-то седому чурбаку в ночнушке? Не дождётся!
  
  По узким губам вторженца в мой сон скользнула улыбка. Ледовито-прозрачные глаза внимательно, но с долей насмешки, уставились на меня.
  Я же взгляд опустила, рассматривая собственные руки, и не узнала их. Белые, с ровными, как у заезжей аристократки, пальчиками один к одному - нет, на мои обветренные ладони с обгрызенными ногтями они не походили вовсе.
  
  Я удивилась, вскинула голову, и руку на свету месяца покрутила.
  
  - Да, разные чудеса во снах случаются, - заговорил вдруг незнакомец резким, но достаточно приятным голосом.
  Покосившись на неизвестного, сделала маленький шажок назад и оглянулась. Снежная равнина простиралась во все стороны - не сбежать отсюда.
  
  - Ты можешь уйти, как только сама того пожелаешь, - так же непринуждённо бросил он фразу, и двинулся вперед.
  Ничего не ответив, я последовала за ним. Всё-таки это - мой сон. Да и не казался этот поседевший мужчина опасным.
  
  - Куда мы идем? - несколько погодя спросила я, когда поняла, что просто так он больше не заговорит.
  
  - Вперед, - легкомысленно пожал плечами он.
  
  - И как долго мы будем идти?
  
  - Пока ты не решишь, что готова для достаточно важного разговора.
  
  Теперь уже хмыкнула я.
  Несколько митов мы прошагали в тишине. Я незаметно пыталась рассмотреть своего спутника. Теперь он не казался мне таким уж и важным, как в первый момент. Кого-то он мне напоминал. Как будто я уже видела этого странного человека раньше. В таверне, на площади или в городе... Перебрав в память всех своих знакомых, я так и не смогла найти среди них никого похожего, но чувство узнавания никуда не исчезло.
  Спутник тоже время от времени косился на меня, но больше ничего не говорил.
  Наконец, решив не тянуть коня за узду, я остановилась. Бесконечная белая долина никак не кончалась и в глазах уже начало рябить от блестящего в лунном свете снега.
  
  - Так...что вы хотели мне сказать?
  
  Пройдя на несколько шагов вперед, незнакомец обернулся.
  
  - Что ты слышала о Душе Дракона?
  
  - Ничего. - пожала плечами я, а после опомнилась и запоздало спросила. - Кто вы?
  
  - Зови меня Духом, - торжественно произнес мой спутник.
  
  Я скептически оглядела мужчину:
  
  - А по виду не скажешь...
  
  Дух, набравший воздуха для продолжения речи, поперхнулся и возмущенно уставился на меня.
  
  Я же в ответ пожала плечами и изобразила виноватую заинтересованность, то есть скорчила на редкость глупую гримасу. Дух вздохнул и жестом пригласил продолжить путь.
  
  Незнакомец рассказывал, а я потихоньку вспоминала чарующую легенду, рассказанную мне однажды бродячим менестрелем за бесплатную кружку эля.
  
  Давным-давно, когда ещё не было на земле людских княжеств, жили в этом мире Драконы. И правил ими Дисардарион - первый среди своего племени, научившийся обращаться в человека. Это знание он передал своему народу. Славные то были времена. Драконы жили в мире и довольстве, пока не настал момент Дисардариону покинуть своё племя, дабы в последний раз взлететь навстречу солнцу. И началась тогда битва страшная между сыновьями его да их семьями за власть над миром подлунным. Много крови пролилось в те дни, да так и не смогли решить братья, кому править драконами суждено. Лишь один из них, второй из наследников, не поднял оружия да на власть не позарился.
  
  Всё то видел Родитель из чертогов своих и приказал он Князю мир вернуть народу своему.
  Тогда явился дух Дисардариона к сыновьям во сне, да волей своей провозгласил Правителем среднего сына, коего посчитал достойнейшим из братьев. Повиновались сыновья последней воле Князя и склонились перед новым правителем.
  С той поры Дух Дисардариона является к каждому Наследнику, принося ему знания и силы, помогая в миты трудные и Властью безграничной наделяя.
  
  Дух наконец умолк, а я застыла, пытаясь понять, зачем мне это всё снится, ведь есть же во всём этом какой-то смысл?
  
  - Один вопрос. Как я-то с этим связана? - всё-таки спросила я рассказчика.
  
  Мужчина загадочно улыбнулся.
  Я хмыкнула.
  Да, толку от разговора с ним...Сказку старую рассказал, ждет от меня чего-то.
  Мы шли всё дальше и дальше по ледяной пустыне. Дух молчал, провожая взглядом летящие к земле снежинки. А я думала, пытаясь понять смысл этой встречи. Матушка всегда говорила, что нет веры двум вещам - признаниям бабников и байкам стариков.
  Покосилась снова. Не, на старика не особо похож. Разве что волосы седые, кроткостриженные, с одной косицей у виска и делали его похожим на пожилого. Походка ровная, властная. Так ступал наш Князь, когда на Овир в деревню приезжал. Значит, будет бабником.
  Закрадывался закономерный вопрос - а тот ли это Дух?
  И если тот, то что он желает во сне у малолетней подавальщицы из провинциального захолустья?
  
  Мы молчали.
  Мы шли.
  Я наслаждалась странной тишиной. Снег - и ничего больше. Молчать с моим спутником было особенно приятно. Поймав мой любопытный взгляд, мужчина несколько покровительственно улыбнулся.
  Мы молчали.
  Мы шли.
  В какой-то момент все смешалось перед глазами, заметая меня пургой сонливости и вьюгой снов.
  Лишь донесся до меня серьезный голос моего спутника:
   - Учиться тебе надобно, Аилэ...
  
  
   * * *
  
  Проснулась я с рассветом. В окно комнаты, расположенное на восточной стороне дома, начинал неторопливо заползать исконно-зимний серый свет. Небо на заре побелело, разбавляя черное вино ночи. Я села на постели, сбрасывая с груди тяжелое зимнее одеяло. Как под него вечером заберешься - холод лютый, но спустя всего пару митов уже можно наслаждаться уютом теплой берлоги, и таращиться, таращиться в темноту, высунув из под одеяла лишь кисти рук и макушку.
  
  - Айка, вставай! - послышался с лестницы звучный голос матушки и в дверь настойчиво постучали.
  
  - Ммм... - неопределенно ответила я, скрываясь в недрах своей берлоги с головой.
  
  - Айа! - голос матушки приобрел характерные для воя снежной выверны[6] нотки.
  - Кому я говорю?! - прозвучало вскоре над самым ухом.
  
  Я завыла, когда возмутительно-бодрая родительница безжалостно сдернула с меня одеяло, отдавая на растерзание студеному воздуху комнаты.
  
  - За что-о? - простонала я, свернувшись калачиком в тщетной попытке сохранить крупицы тепла.
  
  - Ночью спать надо, а не разговоры разговаривать! - гневно сообщила мне матушка, скрестив руки на груди.
  
  При этом одеяло было выпущено из рук и я тут же завладела им, вновь укрывшись с головой. Теплее не стало. Да и сказанное матушкой наконец-то достигло сознания.
  
  Я говорила с кем-то во сне... Но с кем? И, важнее, о чем?..
  Кажется, это было что-то очень важное. Но все, что осталось в моей голове - снег. Белый, падающий из белоснежно-белого неба.
  
  Вспомнив о снеге, я машинально бросила взгляд за окно. Нет, серое. До той белизны еще далеко... Может, еще рассветет?
  
  - Ещё же так рано? - вышло почему-то вопросительно и очень печально. Так Тим у меня сладкое клянчит, когда мама не в духе.
  
  - Рано, рано.. - согласилась маменька и присела на край кровати, справедливо предположив, что спать я больше не собираюсь. - Нимош вчера ночью заходил. Просил тебя на рассвете прислать.
  
  Нимош? Что этому старику опять от меня надо?
  
  Чудковатый старикашка вечно просил меня заглянуть в его лавку, чтобы отнести да забрать у кого-нибудь что-нибудь. Мне за это полагалось несколько монет, которые я в последствии спускала на разноцветные литецкие нити, сласти для братца или просто то, что понравится.
  Деньги я любила и копила, но, тем не менее, вставать вот так рано - настоящее варварство!
  
  - Иду-у, - протянула я наконец, уже самостоятельно выглядывая из-под одеяла. По-другому не отвяжется...
  Матушка хмыкнула и, наказав спуститься через четверть цага[7], покинула комнату.
  
  Я же ещё с пять митов понежилась под одеялом и, наконец, покинула свою уютную берлогу.
  
  Прошлёпав босыми ногами по холодному полу, распахнула шкаф. Старая древесина приветливо заскрипела.
  Что бы надеть? Нимош редко посылает куда-то слишком далеко. Но в такую рань еще никогда не бывало... Интересно, куда идти придется?
  
  Хмыкнула, решила, что всяко на улице холодрыга, особливо поутру, и подхватила портки с начесом. За ними последовали шерстяные чулки, за теми - холщовые штаны. Поверху нацепила лёгкую рубаху и тёплый свитер из шерсти крааги[8], подаренный на прошлый Овир[9].
  
  Огляделась в отполированный щиток на стене - зеркало было только у Старосты города, да и то всего две ладони в длину и ширину.
  Прищурилась. Пояс повязала, волосы в косу заплела - от теперь хороша.
  
  Сапожки натянула на давней ярмарке купленные - крепкие, безкаблучные, на дельвийский манер, уже тауна[10] два служат - хоть бы что!
  
  Сбежав в кухню, цапнула с остывающей сковороды расплывчатую глазунью, настоем сладицы запила, и, нацепив чесанки с полушубком, отправилась к Нимошу за заданием.
  
  Лавчонка травника представляла из себя скорбное зрелище. Ветхий, как и его хозяин, чуланчик был увешан различными травами, пучками, веночками, стебельками и цветочками. На двух окнах стояли горшки с удивительно живучим плющом, чей сок от простуды помогает, а три оставшиеся стены занимали кривенькие шкафчики со всевозможными настоями и отварами.
  
  В лавке витал приятный ненавязчивый запах прелой травы, вдохнешь - вроде и чудится, а отвлечешься - снова чуется.
  Нимош копошился где-то в глубине своей уютного царства. Лекарей да травников у нас в городке всего четверо, однако, за исключением одного молодого криворукого лекаришки, только у старичка была толика Чародейства, что делало его снадобья наиболее действенными.
  Нимош все грозился меня в ученицы взять, да я всеми силами открещивалась от его наук. Я то и от матушкиной таверны вою, а тут, самой ходить к кому-то. Да и ответственность не хилая.
  
  Не нужно оно мне вовсе.
  
  Увидев меня, вернее, заслышав жалобно брякающий колокольчик, Нимош вынырнул из кладовки.
  
  - Ой, Айюшка, милая, пришла-таки. А я травки-то разбираю. Давно стоило, да то прихватит колено, то роженица какая раньше времени разродится, то еще что... - затараторил травник, цепко хватая меня за локоток и подводя к одному шкафчику. - Это в Мелкие Лисицы отнести надобно, старостина дочка приболела, как бы Родитель не прибрал. Сдюжишь?
  
  Я кивнула. Пресловутые Лисицы находились в трех цагах пути в одну сторону.
  
  - Токмо поторопись, Айюшка. Опосля полдницы метель будет знатная... - крикнул Нимош, когда я уже выбегала из хатки.
   Ничего, успею.
  
  Приняв тщательно завернутые травки и склянку с отваром, уложила в заплечный мешок, внимательно выслушала все наказы старого травника и зашагала к дому.
  
  Мне следовало взять лыжи. Были у меня одни - покойным дедушкой вырезанные. Быстрее всех по снегу скользили, и даже не смотря на то, что по росту они мне уже не подходили, я не собиралась их менять. А на палках, что к лыжам шли, деда руны неизвестные вырезал, говорил, что оберег это, да не сберегли его те рисунки - зимою он наткнулся на волков... Хороший у меня был дедушка.
  
  Крикнув матушке, чтобы не ждала меня к полднице, подхватила с миски ещё горячий блин и вновь выскочила в мороз, на ходу цепляя мешок за плечи.
  
  Забрав лыжи с пыльного чердака, я тщательно смазала их кусочком сала. Подумав, вернулась в дом и взяла еще один шматочек. Чем тролль не шутит, на обратном пути смажу.
  
  Лыжи подмышку подхватила, лямку мешка поправила, палки взяла и двинулась к Северным воротам, здороваясь по пути со знакомыми-приятелями.
  Когда я подошла к воротам, то уже знала, что у старой тети Фроси померла коза, что на днях к вдовушке Прастишье повадился наш кузнец заглядывать, что Тими, проказник, прошлым вечером вместе с Венькой и Лашем забрались в курятник булочника... в общем, успела собрать все окружные сплетни.
  
  Приветливо кивнув дежурившему Криту - стражнику, что былой весной за маменькой приударить вздумал, я вышла на дорогу.
  
  Почти рассвело, но общая серость пейзажа осталась. С белого неба неспешно падал снег, недвижимые темно-зеленые елки, казавшиеся черными, сгибали свои лапы под весом белоснежных подушек.
  Я встала на лыжи. С мит обвязывала чесанки ремешками, затем заправила в рукава полушубка варежки, и, ухватив палки, пошла.
  
  Снег медленно кружился и падал, падал... Тишина спустилась с побелевших веток и немой девчонкой заскользила между широких стволов елей и сосен. Веселая, задорная, но безмолвная, она качнула лапу елки, сбрасывая с нее снежную варежку.
  Я улыбнулась. В голове тихо перебирал струны и нежно пел чарующую песню заезжий бард...
  
  
Снег падал тихою виной,
  На землю лег морозною рубашкой.
  Тоску я чувствовал спиной,
  И мысли убивал отмашкой.
  
  Жизнь словно замерла. Повсюду
  Лишь снег. И бледные огни,
  Как знак повиновения люду,
  Лениво освещали дни.
  
  Так наступали постепенно
  Часы безделья моего,
  Как мир печальный, нощно, денно,
  Смотрящий в грязное окно.
  
  "Я не забуду, не укрою..." -
  Светила черная свеча.
  Я просто шел. А снег - за мною
  Шагал, о чем-то мне шепча...
  
  Улыбка сама появилась на моем лице. Лёгкий мотив принёс хорошее настроение и дорога как будто сама ложилась под мои лыжи. Легко скрипел под полозьями снежный покров, ненавязчиво аккомпанируя пению. Черные ветви елей и сосен слегка качались, но внизу, у могучих стволов-столбов ветра не было. Я шла, лихо отматывая версту[11] за верстой, а когда утомлялась - останавливалась посреди дороги, пыталась отдышаться, пила еще теплый тай из обмотанной шкуркой северной рысцаки фляги, чертила на снегу палками узоры... и вновь отправлялась в путь.
  
  Когда по моим прикидкам прошло цага два, я снова остановилась. Пригубила тая[12], оперлась на палки, стряхнула с лыж налипший снег. Да-а-а, не рассчитала я свои силы. Снег был липким, и, даже не смотря на то, что лыжи были хорошенько смазаны - приставал к полозьям, стоило хоть на мит остановиться передохнуть.
  
  Вздохнула, сняла лыжи и достала из мешка завернутый шматочек сала. Ничего, что на морозе, смажу - и доеду за пол цага! А на обратную дорогу у старосты Лисиц попрошу.
  Одна из лыж из руки выскользнула, на снег упала. Я как нагнулась ее поднять - так и оторопела.
  
  Невдалеке, под слоем нападавшего поутру ещё лёгкого снега виднелось что-то алое.
  "Откуда в этих местах клюква? Она же лишь в низинках растет, а тут - пригорье..." - мелькнула мысль и я, не удержавшись, споро встала на лыжи и направилась к полянке, представляя, как здорово будет насобирать целую пригоршню кисло-сладких, "морозных" ягод. От Тимка же обрадуется!
  
  Воткнув в снег палки, зубами стянула варежку и наклонилась за клюквой.. Да так и застыла, когда увидела, что и не она это вовсе, а... кровь?
  Россыпь алых капель, окруженных розоватым ореолом, рваной дорожкой вела куда-то в лес. Почти уже заметенные глубокие следы нескольких пар ног, будто за кем-то гнались, то и дело проваливаясь в снег по колено. И - вереница тоненьких, волчьих.
  
  Волков в нашем лесу давно уже не было. Попадётся как-нибудь заяц. Или косуля. Бывало, и кабанихи с выводком полосатиков попадались. Говаривали, что где-то в глубине чащи живёт семейство медведей... Но волки в эти места не забредали. Очень уж боялись они наших мужиков с луками, мечами да вилами.
  
  Несколько митов поборовшись с любопытством, я всё-таки натянула варежку на порядком замёрзшую руку и, выдернув палки из снега, отправилась по следам неизвестных охотников.
  Интересно, это наши мужики или из Лисицев? То-то шуму будет в ближайшей таверне!
  
  Не думая больше, я поспешила вглубь леса. На небольшой полянке, куда меня привел розоватый снег, лежало, свернувшись клубком под лапой елки, какое-то существо. От него, вернее, к нему тянулся ужасающий по своей величине след.
  Затаив дыхание, я подошла ближе.
  
  Подтянув колени к себе, в тонкой рубахе, распорённой сбоку и залитой кровью из раны, которую прикрывала синеватая ладонь, лежал человек.
  Справившись с подступившим вдруг ужасом, я сбросила лыжи и поспешила к нему. Лицо его, обрамлённое темными кудрями, было едва ли не белее снега, а из уголка рта тянулась ниточка запекшейся крови.
  
  Я уже было подумала, что он мертв, но, поборов страх, на всякий случай протянула руку к шее в попытке нащупать бьющуюся жилку.
  Но стоило мне прикоснуться к нему, как предполагаемый мертвец распахнул карие глаза и перехватил мое запястье своей ледяной, на удивление сильной рукой.
  
  Я закричала и попыталась отпихнуть напавшего. Его безумные глаза остановились на мне, в них мелькнул ужас и сожаление, а меня охватило странное чувство обреченности. Почему-то стало очень холодно и я почувствовала, будто через мою руку тысячи иголочек устремляются к его ладони, болезненно покидая тело.
  В глазах начало темнеть, я упала на колени и последнее, что я видела, было стремительно "оживающее"лицо кареглазого мертвеца, искаженное неподдельным страхом.
  Что послужило причиной его ужаса - я не знала... да и не хотела знать, ибо к тому времени глаза уже закрылись, и я провалилась в угольную черноту мерзлявой слабости и горького опасения.
  
  
Глава 2
  
  
  Новою луною плюнет ночь в небо,
  Алой кровью заливая края.
  Я смотрю в глаза бескрайней вселенной,
  А бездна молча смотрит в меня...
   Louna, "Все и Ничто"
  
  ознание вернулось одним вдохом.
  Я резко моргнула, всё ещё чувствуя на запястье ледяную ладонь сумасшедшего. Попыталась вырваться - и только тогда поняла, что рядом никого нет. А по телу разливалась тягучая, что смола по осени, слабость.
  
  Холод пробирал до костей.
  Распахнув глаза, я увидела лишь тьму. Пеленой ужаса проникла в сознание мысль, что я могла ослепнуть...
  Но, слава Родителю, вскоре над головой стали различимы маленькие серебряные огоньки - звезды, затем явились ветки качающихся деревьев, а после - снег. Снег, в котором я лежала, свернувшись в клубочек. Так было теплее.
  
  Я попыталась распрямиться... но не смогла пошевелить ни одной конечностью. Ноги мои словно были в колодки закованы. Тяжёлые, неподъемные.
  Едва сумев оглянуться, я замерла, пытаясь унять головокружение.
  
  Стояла ночь. Лишь одна луна висела над землей, слабо освещая поляну синеватым сиянием.
  Судя по всему, шел десятый-одиннадцатый цаг вечера. Как и обещал Нимош, после полдницы была метель..
  
  Медленно, аккуратно вызволив руку, я стерла снег с лица и поморщилась.
  Мороз стоял злющий. За несколько цагов лежания в сугробе я промерзла до самого последнего уголка моего сердца.
  Каждый вдох царапал горло, и я постаралась дышать носом. Казалось, руки превратились в ледяные сосульки - пальцы, что были словно и не мои вовсе, напрочь отказывались сгибаться.
  
   Выругавшись сквозь отчаянно стучащие зубы, я наконец высвободилась из злосчастного сугроба и попыталась достать заплечный мешок, где должна была ещё оставаться фляга с таем.
  Вот только мешок не обнаружился.
  
  Медленно повернула голову, глядя туда, где я сбросила лыжи...
  
  Ни лыж, ни палок, ни варежек, ни связанного мамой шарфа.
  Холодной рукой страх прошелся по моему нутру - скрутил отчаянием живот, уколол волнением сердце.
  
  От осознания всей полноты той нелепицы, в которую умудрилась вляпаться, я вновь задышала ртом, выпуская на волю бесследно рассеивающиеся в стуже клубки пара.
  
  Лисицы от нас находились в тридцати двух верстах, если на лыжах идти - цага три, пешим - пять.
  
  Я же не дошла до Лисиц верст десять. По-хорошему, стоило бы идти туда, вот только... заснеженного леса я почти не знала.
  К тому же, меня окружала непроглядная темнота, да и... Метель была знатная, счастье если следы мои до города не замело.
  О том, чтобы найти дорогу в деревню, даже речи не шло: ориентиры погребены под снегом, не ровен цаг, заплутаю, да и сгину, окоченевшая, среди вековых деревьев. Нет, маменька этому точно не обрадуется...
  
  На глазах сами собой выступили слезы. Так глупо попасться зиме? Пожалеть какое-то существо, общение с которым явно сулит неприятности?!
  Родитель, какая же я дура!
  
  И вообще, что это было? Как он меня опустошил?
  Конечно, от бабки Алтеи я слышала байки о существах, высасывающих жизнь из жертв... Но то были байки и бредни престарелой старушенции, живущей с тремя козами и одной коровой.
  
  Наконец я тыльной стороной ладони размазала слезы по щекам, и, поморщившись от стягивающего кожу морозца, шумно всхлипнула.
  
  "Для начала стоило бы найти свои следы", - решила я и, вытянув рукава свитера, спрятала в них замерзшие пальцы.
  Выдохнула, огляделась, прошлась вдоль границы полянки, и, с облегчением найдя две параллельные колеи, основательно приваленные снегом, пошла вдоль них.
  
  Кажется, светлые боги были благосклонны ко мне: снег за последние несколько цагов подмерз и я, худощавая жердь ростом в три локтя[13] с ладонью[14], лишь изредка проваливалась в сугробы.
  
  - Чтоб тебя волки задрали.. - бормотала я, выбираясь из очередной горы снега, в которую меня угораздило попасть.
  
  Силы были уже на исходе, а продвинулась я не более чем на полторы версты.
  На небе медленно появилcя золотистый полумесяц, и теперь дорога была освещена серебристо-золотыми переливами.
  
  Где-то в глубине души я понимала, что меня не искали и не ищут - метель была, мама наверняка подумала, что я в Лисицах с ночевкой осталась. Но всё равно во мне теплилась надежда, что вот-вот, за этими деревьями послышится лай соседский псов: Колваса и Кругляша, и я увижу рыжие язычки факелов.
  Но ни за этими деревьями, ни дальше никто не появлялся.
  Лишь ночной холод пробирался под полы моей шубки, да ехидно перемигивались колючие звёзды над головой.
  
  Единственная отрада - лыжня с каждой пройденной верстой становилась все отчетливей, и мне не приходилось гадать, куда идти.
  
  В какой-то момент руки замерзли так, что перестало быть холодно.
  Я испугалась. Нимош говорил, что это дурной знак.
  Вынула руки из рукавов, оставив тех пустыми, и обняла себя за талию. Вздрогнула: ледяные ладони жгли живот. Прерывисто выдохнула и упрямо пошла дальше, уговаривая себя не сдаваться.
  
  Каждому в городе были известны истории о том, как терялись люди в ночном зимнем лесу. А потом, по весне, их находили в подтаявших сугробах.
  Воображение тут же нарисовало картину, как меня, посиневшую и бездыханную, несут к кладбищу за городской стеной, кладут в наспех сколоченный гроб, оказавшийся маловатым для моего роста, и спешно заколачивают под громкие всхлипы маменьки да кузнецовой жены, которая плачет не столько обо мне, сколько о потере выгодной невестки.
  А неподалёку, за разлапистой елкой, стоит тот самый парень в моих лыжах и варежках да нахально усмехается, крутя кончиком маминого шарфа.
  
  У-у-у, не дождешься, хмырь проклятый! Хоть мертвячкой стану - но дойду и уши пообрываю.
  
  Ой, и зря же я вспомнила о шерстяном шарфике, варежках и шапке... Мороз закусался с новыми силами.
  
  Вскоре в голову пришла довольно-таки глупая идея, которую я обдумывала с пару шагов, а после решилась.
  Продев одну из оттаявших рук в воротник, ухватила косу и, сдернув ленту, распустила волосы. Обернула их вокруг шеи и поморщилась - закон "одеяла" присутствовал, да еще как. Впрочем, через митов пять стало потеплее.
  
  Еще через некоторое время я начала клевать носом.
  Нет, я шла, передвигала замерзшие ноги, но сознание стремительно ускользало, предлагая прилечь всего на пару седиков в этот мягкий, уютный сугроб...
  Я помотала головой, отгоняя мысли, наверняка навеваемые приспешником Мрактарра.
  
  Когда тяга прилечь стала совсем неумолимой, я остановилась.
  Часто задышала, понимая, что такими темпами жить мне осталось цага полтора. Силы медленно покидали меня и с каждым шагом спать хотелось все больше.
  Изнутри прощупав карманы, я обнаружила то, что искала. Ну конечно! Я же всегда брала его с собой! Ровно с того момента, как дед подарил...
  
  Я вновь продела руки в рукава полушубка.
  В свете лун хищно блеснуло короткое, но острое лезвие посеребренного дэльвийского ножа.
  
  Надеюсь, я это выдержу.
  
  Покрепче обхватила деревянную рукоять, размахнулась и, зажмурившись, порезала себе ладонь. Левую.
  
  Нож выпал из дрожащей руки, осыпав снег гроздью кровавых пятен. От них во все стороны, как паучьи лапки, протянулись розоватые узоры.
  Я же, не сдержав крика, опустилась в сугроб, прижимая к себе кровоточащую конечность.
  
  Родитель, я и не думала, что это будет ТАК больно.
  Из глаз сами собой брызнули слёзы. Я просто сидела в сугробе и кляла эту ночь, эту зиму, того парня, старика Нимоша, свою глупость и старосту Лисиц.
  
  Сколько я так занималась саможалением - не помню.
  Наконец, отдышавшись, сосредоточилась на боли, подняла окровавленный нож и, наспех перемотав лентой рану, чуть пошатываясь, пошла дальше.
  
  Теперь перспектива прилечь куда-нибудь казалась не такой уж и заманчивой. Баюкая руку, я упрямо шла по лыжне и, стискивая до скрипа зубы, с усилием делала каждый новый шаг.
  Вот дура! Неужели поцарапать нельзя было?!
  
  Кровь всё никак не останавливалась, помечая пройденный мною путь алой вязью.
  
  Впереди послышался шум. Я мысленно застонала. Только видений мне не хватало...
  Но крики всё приближались и я наконец заулыбалась, понимая, что Родитель, видимо, сжалился надо мной и решил избавить от мучений, или же родительница выпихнула-таки всех на мои поиски.
  
  А после меня подхватили чьи-то сильные руки...
  
   * * *
  
  В начале было слово. И слово это было...
  
  - Тролль! Горбатый! Старый! У-у, дряхлый старикашка! Где ты был, когда я в тебе так нуждалась?! - с четверть цага кричала я на несколько потрепанного (это я его подзатыльником приласкала), виноватого (это у него, видимо, совесть проснулась) и несчастного (это, кажется, сознание постаралось) Духа.
  Тот скорбно вздыхал, переминался с ноги на ногу, кусал губы и молча сносил все мои оскорбления, претензии и придирки.
  
  - Да на что ты мне вообще такой сдался?! - после небольшой передышки пошла на новый заход я.
  
  - А ну молчать, женщина! - шикнул на меня Хранитель, которому, видимо, надоело слушать мои вопли. Я испуганно съежилась, посверкивая на мужчину прищуренными глазками. - Именно из-за того, что ты женщина, я и не смог тебе помочь.
  
  Все с таким усердием заготовленные слова и обвинения как-то разом закончились, и мне только и оставалось, что стоять с раскрытым ртом, хватая воздух. Я резко выдохнула, подняла глаза к непривычно-ярким звёздам, и, мысленно досчитав до десяти, вновь посмотрела на Духа.
  Тот, видимо, был предельно серьезен, ясно давая понять: шутки и истерики закончились.
  
  Прикрыв глаза, кивнула. Мол, успокоилась, готова слушать и запоминать.
  Кстати о "запоминать"... Почему поутру я не помнила ничегошеньки из первого нашего ночного разговора?
  
  - Так будет почти всегда, - спокойно сообщил Дух, подозрительно быстро оправившись от всех моих слов.
  
  Я опять вытаращила глаза на мужчину, недоумевая, как он узнал, о чем я думаю.
  
  - Во снах многое по-другому. Ты привыкнешь, - вновь ответил на невысказанный вопрос Дух и попытался по-отечески потрепать меня по голове, но я выскользнула из-под руки и зачем-то показала Хранителю язык.
  
  Теперь пришла его очередь любоваться звёздами.
  Я фыркнула.
  
  - Таковы законы, что у Князя может быть лишь Наследник... - начал как бы издалека Дух, протягивая над снегом руку.
  Тот разом поднялся волной, стал стремительно меняться, будто перетекать в другую форму - и наконец обратился двумя креслами с изогнутыми ручками.
  Я оторопело уставилась на появившуюся из ниоткуда мебель, а мой спутник чинно устроился в одном, приглашающе кивнув мне на другое.
  Я осторожно присела на краешек - кресло как кресло, на ощупь мягкое, не холодное и очень даже удобное.
  
  - И Наследника Князя выбираю я. И вышло так, что кроме тебя достойных претендентов на это место мало.
  
  - А недостойных много? - ехидно уточнила я, пытаясь угадать, что такого "достойного" нашел во мне Дух. Казалось бы, талантами не блещу, в маги не выбиваюсь, взглядом людей не очаровываю.
  
  - Достаточно, - Хранитель мягко улыбнулся. - Как-нибудь потом расскажу.
  
  Я вздохнула. Тайна на секрете скачет да интригой понукает.
  
  - Слушай, а как тебя называть-то можно? Что-то не похож ты на Духа, да и на Хранителя тоже... чай, не в храме. - поинтересовалась я и, окончательно обнаглев, забралась в кресло с ногами.
  
  Хранитель предвкушающе улыбнулся, словно замыслил что-то шкодливое, и долго посмотрел на меня, будто решая, раскрыть тайну, или я воистину недостойна этого знания.
  Я честно постаралась выдержать его прищуренный взгляд, но уже спустя пару седов перевела глаза на блестящий в лунном свете снег.
  
  На губах Хранителя мелькнула торжествующая, совсем мальчишеская улыбка, которая, впрочем, тут же исчезла, вновь превращая Духа в степенного мужа, убеленного сединами.
  Он, будто вспомнив о чем-то, сел прямо, аки сам Князь на троне: спину горделиво выпрямил, руки церемонно на подлокотники возложил, но, узрев мой полный здравого сомнения взгляд, опять расслабился.
  
  В голове моей появилась весьма странная мысль, которую я не преминула тут же проверить. Хуже уже не будет...
  
  - Ой, да не кочевряжься ты! - собравшись с духом, приободрила я своего несговорчивого собеседника. - Вот чего тебе стыдиться? Первый дракон вообще Дисардарионом звался. По сравнению с этим имечком - любое будет хорошо.
  
  Дух как-то разом сник, вновь больше напоминая мальчишку, чем величественного Хранителя, встреченного мною в прошлый раз. Теперь понятно, почему он был так молчалив...
  Я тут же догадалась, что попала в точку. И, не удержавшись, расхохоталась.
  Ну Родитель, ну пошутил!
  
  - И эта туда же.. - несколько обиженно буркнул Хранитель.
  
  - Я буду звать тебя... Даром. Словно "подарок", ладно? - попыталась я извиниться за свой нелепый и неуместный смех.
  
  Дух махнул рукой, мол, ему по бубну это всё да по балалайке, но я-то поняла - такое сокращение пришлось по нраву.
  
  На этом Дар решил, что митная шутка окончена, и вернулся к давно уже интересующему меня вопросу.
  
  - Так вышло, что до тебя была лишь одна Наследница. И мой дар с ней был вывернут наизнанку. Жаль, понял я это слишком поздно... Сейчас ведь тоже так: когда ты спокойна, я могу связаться с тобой и даже не надолго перехватить управление над телом, но стоит случится чему-то, что тебя взволнует - я оказываюсь заперт в глубине твоего сознания.
  
  - А что с ней стало? - задала я первый вопрос, пришедший в голову.
  
  Дар бессмысленно обвёл взглядом снежную долину и тихо произнёс:
  - Она умерла. Как и все, но слишком быстро.
  
  И было в его ответе что-то такое, что заставило меня поскорее перевести тему.
  
  - И что мы будем делать? - несколько строго поинтересовалась я, так же, как и он любуясь уже набившей оскомину красотой снежного мира.
  
  Дух потер лоб, бросил на меня короткий взгляд, а после признался:
  
  - Я уже попросил кое-кого помочь нам, но его ответ - "Дисардарион, не пришло еще время вмешиваться в нить бытия, будь верен своему долгу, и, быть может, я смогу помочь тебе." - важно и несколько надменно передразнил кого-то Хранитель, растягивая слова, аки жрец Родителя на молебне.
  В исполнении седовласого мужчины это выглядело ещё потешней, и я опять расхохоталась.
  
  - Сковородой по чбану и мя-я-ягенько так спросить: "А теперь поможешь?" - по привычке предложила несколько кардинальный выход я.
  
  - Да такого, как он, хоть мечом Тьмы руби - толку...- вздохнул Дар, а я поняла, что он уже пробовал.
  И не одну сотню раз пробовал.
  
  - А сейчас, Аилэ, твое время пребывания здесь истекло. Пора пробуждаться. - сообщил Дух и выжидающе посмотрел на меня.
  
  Я кивнула, напряжённо размышляя, что же мне нужно сделать, чтобы проснуться. Дар с независимым видом наблюдал за мной, явно не собираясь помогать.
  Отомстить решили, Ваше Ледяное Хранительство? Ну и ладно. На обиженных воду возят.
  Спустя ещё несколько митов упорной мыслительной деятельности меня осенила догадка...я закрыла глаза, попытавшись найти то состояние между сном и бодрствованием.
  К моему удивлению это удалось. Меня словно подхватила нежная пурга тысячи снежинок и...
  
   * * *
  
  Сквозь смеженные веки пробивался свет. В носу стоял терпкий запах полыни и элесы[15]. А откуда-то неподалёку доносился привычный гул таверны.
  Родитель, как же я успела соскучиться по всем этому!
  
  Улыбнувшись, я открыла глаза.
  В кресле, притащенном из маминой комнаты, обнаружился Тим, который увлеченно вырезал что-то из деревяшки, от старания высунув кончик языка. Видимо, выходило не совсем то, что задумывалось, и братец то и дело хмурил лоб.
  Увидев, что я проснулась, братишка с грохотом выронил нож, подскочил и заорал на весь дом: "Ма-а-а, Айка очнулась!!".
  На лестнице тут же послышались шаги, и я с улыбкой наблюдала, как взволнованная родительница с поварешкой в руке и кухонным полотенцем, заткнутым за пояс передника, вбегает в комнату.
  
  Мама присела на край кровати и порывисто обняла меня. Я тоже обхватила ее руками, пряча лицо на материнской груди.
  Мама! Как же я ее люблю! Раненую ладонь кольнуло слабой болью, но я почти не обратила внимания. Рядом забрался Тимка, и я ласково потрепала его по русым волосам здоровой рукой. Озорник скинул сапожки и с ногами забрался ко мне под бок. Откинувшись на подушку, я привычно обхватила, подтаскивая к себе поближе. А маменька с улыбкой наблюдала за нашим копошением.
  
  Сквозь открывшуюся дверь в комнату ворвался запах жаркого и запеченной картошки. И только тогда я поняла, насколько голодна.
  Живот тут же подтвердил мои мысли громким кваканьем. Я жалобно посмотрела на матушку. Та, мигом догадавшись о значении моего взгляда, всплеснула руками, и едва ли не вприпрыжку понеслась вниз.
  
  И уже спустя всего пару митов я наворачивала картофельное пюре разведенное молоком, щедро посыпанное зеленью. Иногда в нем попадались мелкие кусочки мяса, что делало и так невообразимо вкусную еду просто великолепной.
  
   - А как вы меня нашли? - задала я давно крутившийся на языке вопрос, когда тарелка была опустошена, а в животе воцарилась блаженная сытость.
  Тимка, прохвост, к этому времени уже куда-то смылся.
  
  Маменька нахмурилась и отвела взгляд в сторону. Я поджала губы: она всегда так делала, когда хотела уйти от ответа.
  
  - Ну ма-ам. - заканючила я, беря ее за руку. - Всё равно ведь узнаю. Я уже взрослая. И должна понять, кому обязана своим спасением.
  
  Матушка вздохнула, положила свою аккуратную полноватую ладонь поверх моей руки и начала рассказывать.
  
  Уже смеркалось, когда в таверну зашел путник. Попросил самое дешевое блюдо, поставил лыжи в углу и долго сидел, уставившись в одну точку за окном, пока маменька не принесла тарелку с кашей.
  Парень набросился на еду, а мама от нечего делать стала разглядывать странного постояльца.
  Что-то в нем было не так. Долго пыталась понять, что же ее тревожит, а после хозяйку какой-то пьяница окликнул.
  Матушку как громом поразило - на парне был вытертая форма нойонского десятника Шибака - вечного завсегдатая нашей таверны.
  Форма-то у Шибака приметная.
  На последний Овир пришлось ему драку разнимать, да с тех пор и не хватало на камзоле средней пуговицы. А пришить-то некому.. И подпалина памятная на левом рукаве была. Это он по осени свинарню тушить бросился, когда Митяй за костром не уследил.
  Мама уже раскрыла рот, чтобы спросить у гостя о форме - и тут заметила на шее у парня рыже-красный шарф. Шарф, который она сама и вязала мне на пятнадцатую зиму. Перевела взгляд на лыжи и обомлела - палки то, палки! ее покойным отцом вырезанные.
  Крик мама поднимать не стала, только тихонько Крита кликнула, а тот с двумя дюжими стражниками явился.
  Те как подошли, да как нависли над парнишкой - так он сразу на колени и бухнулся.
  Взгляд безумный, все про лес, поляну да девушку красивую твердил, ни на крики, ни на угрозы, ни на кулаки не реагировал. Умом тронулся, али выпил лишнего - не понятно.
  Скрутили его быстро да в кладовую таверны бросили. А потом, похватав вилы да топоры, бросились меня шукать. Нашел меня Крит, домой принёс.
  А там уже Нимош со своими настоями да травами. Рану промыл да перевязал, настойкой корня миерна[16] смазал и повелел меня согреть, чтобы я потом от кровавого кашля не слегла.
  Усыпленная зелием Нимоша, проспала я почти полтора дня.
  
  Я мысленно восхваляла Родителя за глупость напавшего и хотела было спуститься до кладовой - поглядеть в глаза его бесстыжие, да матушка не пустила.
  Настаивать я не стала: после еды стало основательно клонить в сон, да и силы восстановить перед встречей надо бы. А потому, когда матушка удалилась, я с интересом заглянула под повязку на руке (та, к слову, чесалась, как проклятая), обнаружила стянувшуюся бурой коркой рану и, подивившись такому быстрому исцелению, устроилась на кровати по-удобнее, решительно закрыв глаза. Уже почти засыпая, наказала себе непременно поблагодарить Нимоша за лечение. Простыми травами такие раны не лечатся.
  
  Проспала я до вечера, то и дело вздрагивая от звуков, доносившихся с первого этажа. А потому, как только скрипнула дверь, тут же открыла глаза.
  Перед моей кроватью, по обыкновению дергая себя за длинный седой ус, стоял Нимош.
  
  - Проснулась, Айюшка? Извини уж старика, не хотел будить. - покачал головой травник, присаживаясь в кресло, что Тимка к моей постели поближе придвинул.
  
  - Все равно бы проснулась. - улыбаясь, не согласилась я.
  Подняв подушку повыше, села на кровати, ничуть не смущаясь своих открытых плеч в ночной сорочке.
  Нимош был лекарь, травник, знахарь - по долгу врачевательскому существо бесполое, по крайней мере во время лечения.
  
  Старичок растянул губы в улыбке и спросил о моем самочувствии. Честно ответив, что ничего не особо болит, но общая слабость присутствует, я поинтересовалась, когда можно будет вставать. Очень уж хотелось заглянуть в кладовую и увидеть своего сумасшедшего.
  
  Нимош проницательно посмотрел мне в глаза.
  - Не о юродивом ли задумалась, а, Айка? - ехидно прищурился травник, словно читая мои мысли.
  
  Несколько смутившись, поглядела из под ресниц на догадливого лекаря. В словах старика почудилось что-то очень знакомое. Будто я уже видела сегодня этот ехидно-веселый взгляд...
  
  Нимош оперся на клюку и, тщательно подбирая слова, заговорил.
  - Ты, Аилэ, не вини его шибко. Уж не знаю, что у него стряслось, но пережил он достаточно. На руках побои, на спине живого места нет, будто его всей деревней ногами били, да в сапогах, железом обитых, - старик разом как-то ссутулился и отвел взгляд на небо за окном. - А сбоку вообще рана смертельная почти, четыре дырки вряд - вилами парнишу, видать, пырнули. Заживать уже начало, не иначе как сам Родитель на его стороне, но все же...
  
  Я не ответила. Потому что видела. И рубашку видела, и снег, и лицо без единой кровиночки. И страх в глазах. Карих, с россыпью зеленоватых пятен по краю зрачка.
  
  - Ту поляну сегодня утром мужики нашли... - Нимош вздохнул и стиснул побелевшие пальцы на ручке клюки. - Кровищи столько, что удивительно, как он выжить смог. А тут еще и на лыжи встал, и до города доехал. Была у меня одна догадка... а, впрочем, не важно.
  
  Вздохнув ещё пару раз для порядка, старик вновь засуетился, посмотрел мое горло, перевязал руку, мельком поругав за небрежность к себе, и, тут же похвалив за находчивость, заставил снова выпить настой элесы.
  Наконец пожелав полного выздоровления, лекарь удалился.
  
  Я же, оставшись в одиночестве, стянула повязку и аккуратно провела пальцем по слегка покрасневшей коже вокруг коричнево-бурой корки. Чесать было нельзя, но вот так - можно. Размышляя над словами Нимоша, я глядела, где ночь постепенно вступала в свои права, окрашивая всё вокруг в синие, голубые и фиолетовые тона.
  Скоро должен появиться серебристый Аштар, но сейчас небесные чертоги пустовали.
  
  В детстве матушка рассказывала, что в такие часы Хранители небес собираются все вместе, чтобы решать судьбы миров.
  Может, так оно и было, но я никак не могла представить себе, что кому-то кроме меня есть дело до моей судьбы.
  
  Как всегда в час безлунный, в голову прокрались мысли о жизни, о том, как чудно порой соединены судьбы людей. Людские действия и мысли, как разноцветные нити в полотне переплетаются, создавая узор истории...Только в отличие от пряжи, нельзя развязать узелок или переиграть решение. Время бежит лишь в одну сторону, как река с горы - в подземное озеро.
  
  А что, если бы не заболела старостина дочка?
  А что, если бы я не заметила крови на снегу?
  Или Шибак не выпил бы лишка?
  
  Перед глазами снова появилось кладбище. И поникший, разом посеревший непоседа-Тимка, и горестно вздыхающий Нимош.. И тот парень, в моих варежках и шапке, улыбающийся зло, жестоко.
  И только в глазах его плещется всё тот же страх...
  Не понимая, что делаю, я шагнула к нему. Заметив меня, он отшатнулся, как будто привидение встретил. А потом лицо его исказила страшная гримаса и, выхватив из-за пояса нож - мой нож - он размахнулся и изо всех сил вонзил его себе в горло.
  
  Я закричала...и проснулась.
  
  Сердце стучало, как умалишенное, по спине потекла капелька пота. Я взглянула в окно. Светало.
  
  А что, если он действительно сотворит с собой что-нибудь подобное? Мама говорила, что не в себе он, да и Нимош о том же упоминал. В кладовой мы окорочки на пропитанных жиром веревках держали, да и бочек там высоких навалом...
  Соскочив с кровати, я чуть поёжилась и споро накинула шаль на плечи. Подхватила с полки свечу, отыскала на подоконнике забытый Тимом кремень...
  Зажгла фитилек и, заключив его в полукруг ладони, побежала вниз. Как была: босая, простоволосая. Подсвечник больно задел тонкую пока кожу вокруг раны, но я лишь перехватила свечу в другую руку.
  
  Сошла по лестнице, дыханье унимая, белесой тенью скользнула к двери в кладовую и отодвинула тяжелый засов, появившийся здесь совсем недавно.
  
  Он стоял у маленького оконца, что под самым потолком. Встав на одну из бочек, в которых яблоки моченые хранились, он отвязывал от крюка окорок.
  
  Увидев отблеск рыжего света от моей свечи, юродивый обернулся. Вздрогнул, совсем как во сне. А потом спрыгнул с бочки и направился ко мне, идя неправильно, сутуло, словно раненый пес на последнем издыхании.
  
  В его глазах - карих, а теперь совсем черных, заплясало отражение танцующего языка пламени.
  Убивец подошел ко мне, зрачки его вдруг расширились, а радужка сверкнула расплавленным золотом.
  
  Протянул ко мне руку. Я сделала шаг назад и зажмурилась, чувствуя, как снова остервенело забилось сердце.
  "Убьет! Непременно убьет!" - мелькнула в голове мысль. Ни закричать, ни убежать сил почему-то не было.
  
  Парень шумно вдохнул, словно пытаясь почувствовать мой запах. Скрипнула половица. Затрепетал огонёк свечи, а я сквозь веки почувствовала его взгляд - пристальный, изучающий, полубезумный.
  
  Кажется, я даже перестала дышать. Будто снова ощутила ту обреченность и сковывающую пустоту, что овладели мной на поляне. В следующий миг всё вокруг погрузилось в беспросветную тьму.
  
  
Глава 3
  
  Мне заменит хриплый клекот,
  Что когда-то было словом,
  Дай свое перо мне, ворон..
   Мельница, "Ворон"
  
  
  
  ягкая, уютная темнота окружала меня.
  Укачивала, словно волны лесного озера при теплом южном ветре, баюкала, как маменька в детстве. Где-то там, далеко-далеко слышалось невнятное копошение, но здесь было на удивление безмятежно и умиротворенно.
  "Ты снова здесь? Это становится традицией..." - пророкотало на краю сознания.
  Я не ответила. Да и надо ли отвечать тому, кто сам - часть тебя?
  Неизвестный собеседник, кажется, улыбнулся. Быть может, это всего лишь проделки моего воображения?
  
  Шум, прежде слишком далёкий, чтобы привлекать внимание, словно призрачный, стал медленно приближаться.
  Вскоре к нему добавилась и небольшая тряска, становившаяся всё сильнее и настойчивей. Левую ладонь кольнуло, словно иголкой, выскользнувшей из неумелых пальцев.
  
  Спустя несколько цагов, а, может быть, митов или даже седов, я почти смогла расслышать чей-то голос.
  Слова будто огибали мой разум, сознание цеплялось лишь за интонации, словно человек говорил на чуждом мне языке.
  Но такая обреченность была в этом голосе, такой немыслимый страх, что я невольно потянулась к нему в тщетной попытке помочь. Маменька всегда просто обнимала меня в такие миты - и всё проходило...
  
  Внезапно голос оборвался, обратившись истошным, полным боли и неведомой силы криком. Я не смогла противиться тоске, звучавшей в зове, рванулась вперед и наконец смогла распахнуть глаза.
  
  Пленник навис надо мной.
  Каким-то чудом не погасшая свеча осталась в стороне, капая мне на ребро ладони горячим воском.
  Косые, танцующие отблески на лице юродивого, склонившегося надо мной, складывались в страшную гримасу.
  Его ладони стискивали мои плечи, так, что я чувствовала ледяной жар пальцев, впивавшихся в кожу. Как бы синяков не осталось...
   Лица и шеи моих касались его темные спутанные пряди, в которых едва угадывались природные кудри. Они словно спутанные нити пряжи в такт его дыханию щекотали кожу, но смеяться мне вовсе не хотелось.
  Он прикусил губу. Из-под острого резца неспешно текла капелька крови. Вот как такого не заметить можно? Он не замечал...
  
  Казалось, время сгинуло, утонуло, кануло в бездну моего ужаса, развеялось, словно дым по ветру, когда наши глаза встретились - я словно век не дышала, видя в его осмысленном взгляде обреченность и волнение.
  Волнение за меня.
  
  Угольно-черные ресницы дрогнули.
  Волшебство рассеялось. Я, испугавшись золотой радужки и зловещей темноты узких зрачков, отпрянула.
  
  Юродивый отдёрнул руки, будто обжёгся. Открыл было рот, чтобы что-то сказать, но я услышала лишь хриплый стон, больше похожий на карканье ворона, чем на человеческую речь.
  В следующий мит тело его скрутила судорога.
  Зеницы, прежде жутковато-узкие, расширились, как от боли, заполняя собой всю радужку. Пленник схватился за горло, засипел, силясь вдохнуть, подтянул ноги к животу, извиваясь невероятно для человека. Рубаха его задралась, обнажая худой бок, кое-как перевязанный - словно нарочно - неряшливо...
  
  "Он сейчас задохнётся!" - испуганной белкой мелькнула мысль, но я даже не сдвинулась с места: меня охватило странное, прохладное в своей обреченности оцепенение..
  
  А пленник резко откатился назад, весь как будто сжался, скорчился...
  Тело его окутало золотистое сияние. На руках словно закипели жилы, вспухли и - прорвались черными иглами. Предплечья стремительно покрылись темными ветвями проступивших вен, и мне на мгновение почудилось, что на них появились перья.
  
  Я крепко зажмурилась, страшась, что если продолжу смотреть, то скоро лишусь рассудка.
  
  "Такого не бывает, не бывает..." - твердила я, от ужаса сжимая руки в кулаки. Ногти впивались в ладони, но боли я не чувствовала вовсе, раскачиваясь из стороны в сторону и уговаривая себя, что это все дурной сон, вызванный настоями травника.
  
  До слуха доносились то ли всхлипы, то ли хрипы пленника, но и они вскоре стихли. Сердце сковала жалость, печной заслонкой стала в горле, словно я сама не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть.
  
  Я рискнула приоткрыть один глаз, все еще готовая отпрянуть и зажмуриться, если увижу что-то не вписывающееся в привычную картину мира. Не обнаружив ничего страшного, открыла и второй.
  
  Робкий свет изрядно подтаявшей уже свечки мягким кругом освещал деревянный пол, стену с сушеными приправами и кучу тряпья, в котором я с удивлением узнала одежду пленника.
  Неожиданно среди горы ткани что-то дернулось и закопошилось.
  
  
  Я завизжала, вскочила на ноги и случайно задела ногой свечу, оставив себя без единого лучика света. В темноте стало ещё страшней.
  В панике нащупав бочку, вскочила на нее. Не обращая внимания на начавшую вновь саднить ладонь, подобрала до колен подол ночной сорочки, не переставая визжать похлеще пресловутой снежной выверны.
  
  Где-то за дверью послышались скорые шаги маменьки и быстрый топоток Тимки. Родные, небось, услышали мои вопли и решили, что меня тут режут да убивают.
  
  На полу же что-то заскрежетало, натужно каркнуло, затем шум быстро переместился в дальний угол, где висели окорочки.
  Что-то бухнуло, звякнуло, скрипнуло и снова каркнуло - и все это под непрекращаемый и вдохновленный визг одной очень напуганной меня.
  
  Шаги маменьки раздавались все ближе, пока в проходе не показалась узкая полоса желтого живого света, в конце концов озарившая всю кладовую.
  Я обрадовалась ему, как забулыга Фенька - халявной бутыли самогона. Тот еще потешно так руками разводил, бросал шапку на землю и кричал: "Ба! Матушка-кормилица, дай я тебя зацелую!". Шапки, конечно, у меня не было, да и руками разводить я поостереглась, но расцеловать маменьку готова была в тот же сед.
  
  Картина, представшая перед родными, наверное, была забавной: стоящая на бочке девица в задранной до коленок ночнушке, аки бесстыдница, завлекающая в веселый дом ночного прохожего, одежда куда-то пропавшего юродивого, больше напоминающая половые тряпки, раскиданные по всей кладовой, и...
  Я обернулась, посмотрев туда, где мне почудилось движение.
  Тускло поблескивали в свете маминых свеч осколки у дальней стены. Узенькое окошко под самым потолком, было вдребезги разбито и теперь скалилось пастью шаторна[17] на золотой серп Аларии.
  
  Но главное, что привлекало внимание - повисший на крюке для окорока ворон. Левое крыло его было прошито насквозь, оттуда хищным металлическим зубом торчало острие, а сам крюк раскачивался на длинной веревке, причиняя ворону всё больше боли.
  Несчастная птица изо всех сил цеплялась за веревку и неустанно махала здоровым крылом, пытаясь удержать равновесие, но только всё больше разрывала рану.
  
  Мама перевела недоумевающий взгляд на меня явно в ожидании объяснений.
  
  Я, неловко потупившись, спрыгнула с бочки, подобрала тряпье пленника, и, обмотав в три слоя здоровую руку, выждала момент, чтобы дать ворону ухватиться за меня. Жест этот я ещё девочкой подсмотрела на соболиной охоте нашего нойона[18].
  Птица внимательно посмотрела на меня и перебралась на руку, помогая себе клювом.
  Я же, осторожно распутав узел, сняла веревку с крюком и, придерживая её, чтобы не причинять оборотню лишнюю боль, в таком же полном молчании повернулась к матушке и брату.
  
  - Айа, где он? - наконец задала свой вопрос вслух маменька, скрещивая руки на груди. Имела она ввиду явно не окорок...- И что это ты тут делаешь?
  
  Я перевела взгляд с маменьки на птицу, потом на Тима - и обратно.. Потом глубоко вздохнула и принялась сочинять, что, мол, пошла ночью воды попить, затем услышала странные звуки из кладовой, словно кто-то стекло разбивает. Решив посмотреть, что произошло, зажгла свечу, отодвинула засов и увидела, что в кладовой никого нет - лишь россыпь осколков на полу да лохмотья.
  Собралась было уже уходить, да услышала скрежет и приглушенный хрип, а в углу зашевелилось что-то большое и черное. Я закричала, подумав на крысюка а, может, самого уйла[19], бросила свечу и забралась на бочку.
  
  - Наверно, ворон, - я легонько погладила слабо дернувшуюся от прикосновения птицу по смоляным перышкам на голове, - учуял запах вяленого мяса и залетел полакомится. А тут я его напугала, и бедняга напоролся. Вот с крылом помогу - и отпущу.
  
  Судя по недоверчивому взгляду, маменька если и поверила в мою историю, то лишь отчасти. Да и я поняла, что глупость сморозила - в то окошко едва ли Тимка бы пролез - что же говорить о полноценном юноше, меня в плечах шире?
  
  Тот самый юноша тихо сидел у меня на руках вздрагивая, когда я хоть чуть-чуть шевелила рукой.
  Мысленно я каждый раз извинялась - причинять кому-то боль мне не нравилось никогда, но бормотать вслух не решалась. Мама услышит - мало чего подумает, а ворону, может, мои извинения совсем потроллю да подэльву.
  
  В кладовую, нарочито громко кашлянув, заглянул кисломордый постоялец и, осведомившись, не убили ли кого, а если нет, то отчего крик на весь дом стоит, красноречивым взглядом смерил меня с вороном на руках, грозную матушку и шкодливо высунувшегося в разбитое оконце Тима. Возведя очи к низкому потолку, сморчок исчез в темноте проема.
  
  Маменька всплеснула руками и погнала нас с братцем спать, а сама бросилась рассыпаться в извинениях перед постояльцем. Чую, стребует он с нее за беспокойство...
  Я же пригрозила потянувшемуся было к ворону Тиму пальцем и, стараясь не беспокоить птицу резкими движениями, направилась в комнату.
  
  Всё это время чернокрылый вел себя молодцом, но только закрылась за спиной дверь, пребольно клюнул меня в руку и попытался взлететь. За что и поплатился, с не по-птичьи горестным полувсхлипом распластавшись на деревянном полу.
  
  - Сам виноват, - сообщила я оборотню, недовольно отметив про себя, что в голосе прорезался тон, которым обычно Нимош сердится на неусидчивых пациентов.
  Ворча и ругая птицу, я закружила по комнате, ища то, что мне сейчас было нужно.
  
  Когда я была помладше, Нимошу как-то удалось уговорить меня побыть его ученицей. Я недолго проходила с ним по деревням, помогая в осмотрах, лечении и сборах целебных трав, но у меня до сих пор хранилась своя собственная сумка с лекарскими бутыльками-настоями и длинными полотняными лентами, которыми перевязывали раны да стягивали вывихнутые и сломанные конечности. Старый травник называл их мудреным столичным словом - "бинт", кажется.
  
  В конце-концов сумка обнаружилась под кроватью. Видимо, она оказалась там после того, как Тим притащил в дом очередного раненого звереныша из леса.
  Отряхнув искомое от пыли, я стала выставлять на подоконник мелкие пузыречки и колбочки, внимательно читая названия, написанные еще детским неровным почерком. Некоторые слова были аккуратно выправлены Нимошевой рукой: его буквы - узкие, торопливые, с наклоном влево.
  Наконец я выложила на подоконник небольшой сверток с бинтом и задумчиво понюхала настойку корня миерна. Вроде бы пахла и выглядела она как положено - осадка нет, запах пряный. В носу тут же неприятно засвербило и я громко чихнула. Затем я слегка капнула на собственную ранку - настойка повела себя как положено: впиталась в кожу и наконец сняла так донимавший меня зуд - а значит, ею можно лечить!
  
  Когда я попыталась приблизиться к птице со смоченным настоем бинтом, ворон жалобно каркнул и, подтягивая раненое крыло к телу, неуклюже отпрянул. Глаза его цепко следили за каждым моим движением и - особенно - за длинной лентой в руках.
  
  - Тише, тише, - попыталась я успокоить чернокрылого. - Я просто хочу помочь...
  
  Не знаю, понял ли ворон меня, или просто звучание голоса его успокоило, а, может, он просто устал бороться, но пятиться он перестал. Лишь испуганно вздрогнул, когда я опустилась рядом с ним на пол, ноги в крендель закрутив. Я осторожно оглядела крыло, вздохнула и, крепко придерживая ворона одной рукой, по возможности быстро извлекла крюк. Чернокрылый болезненно каркнул и вновь попытался вырваться, но я держала крепко..
  
  - Ш-ш-ш, всё в порядке, сейчас будет легче... - шикнула я на неразумную птицу, уговаривая его потерпеть еще немного.
  
  Мелькнула мысль, что теперь, когда ему не досаждает крюк, освободиться ему будет не в горазд легче, и неплохо было бы позвать Тима на помощь, но, заглянув в по-человечески уставшие карие глаза, я отказалась от этой идеи. Будем надеяться, ворон он у нас разумный и сильно противиться моему лечению не станет.
  
  Спустя полцага мучений и уговоров, растрёпанная и несколько раз клюнутая, я устало присела на кровать. Ворон же с независимым видом уселся на столе и теперь буравил меня шоколадными глазками-бусинами, которые время от времени закрывались белесой пленкой, когда пернатый моргал.
  
  Взгляд невольного пациента с невероятной, для полу-разумного, выразительностью прошелся по моей фигуре, на сед замерев на сползшей в ходе целительства с плеча ночнушке, и остановился где-то на уровне вороньего гнезда на голове, из которого одиноко торчало неизвестно как туда попавшее черное перо.
  
  - Извращенец! - обвинила раненую птичку я и, показав язык, гордо отвернулась, стараясь не засмеяться от нелепости ситуации.
  
  Ворон каркнул с толикой одобрения, явно не собираясь отрицать очевидное. Немного поерзав на кровати, я устроилась поудобнее, высвободила слегка растревоженную 'лечением'ладонь и с интересом посмотрела за окно, стараясь не коситься лишний раз на ворона.
  Там же начало светать: золотистый серп Аларии уже потерялся в предрассветной серости неба, но полный Аштар все еще озарял заснеженный городок серебристым сиянием, не желая пока сходить с небесного трона.
  
  - Ты как хочешь, а я отосплюсь за те несколько цагов, которые потратила на одного очень сварливого, вредного и строптивого пернатого! - воинственно заявила я, залезая под одеяло.
  
  Ворон проводил взглядом мелькнувшие щиколотки, дернул здоровым крылом, мол, делай, что хочешь, и перевел свой взгляд за окно.
  
  Несмотря на сонную негу, охватившую меня, стоило только забраться в уютную берлогу одеяла, я продолжала наблюдать за птицем сквозь ресницы.
  Тот пару раз покосился на меня, затем прошествовал на дальний конец стола, вернулся, придирчиво оглядел комнату, ничего интересного для себя, видимо, не обнаружил и неторопливо поковылял к краю, примыкающему к подоконнику. Преодолев ступеньку в треть ладони, ворон подошел к стеклу, ткнулся в него клювом и совершенно по-человечески вздохнул.
  
  А потом я, кажется, задремала.
  Сквозь сон мне почудилось, что кто-то тонкими коготками царапает по дереву. Затем этот кто-то с размаху прыгнул на кровать, мне в ноги. За этим последовало неясное ковыляние до моего живота, и, как венец завоевательного похода - на впалом пузе по-хозяйски устроилось теплое нечто.
  Неужели Тимка опять кота со двора притащил? То-то ему маменька отсыпет на орехи за такое!..
  
  Но, всё-таки, как обидно... только заснула - и уже просыпаться?
  Среди неясных образов и картин только-только появился огромный, золотисто-янтарный дракон. Он внимательно смотрел на меня ярко-синими глазами и, кажется, предлагал взлететь вместе с ним...
  И я почти уже согласилась, когда совсем близко кто-то пронзительно каркнул.
  Крепко зажмурилась, стараясь не выпустить сонмы видения Дракона, чуть склонившего в ожидании голову, и натянула на голову одеяло. Да так, что из-под другого края показались пятки. Тут же стало слишком холодно и Дракон, недоуменно-обиженно хлопнув глазами, растворился в темноте.
  
  Внезапно навалилась жуткая тяжесть, словно я резко ушла под воду...
  Я забилась, замычала и сдернула одеяло с головы, жадно глотнув воздуха. Стало полегче, а я встретила взглядом с совершенно ошалевшими карими глазами. С седов пять мы таращились друг на друга, затем мой взор упал на его обнаженную шею, ключицы, ребра, торс с тремя ровными розоватыми впадинками друг под другом...
  Пресветлый Родитель, да он же голый!
  
  Я зажмурилась и приготовилась закричать, но чужая ладонь закрыла мне рот.
  
   - Молю, не кричи пока! Дай объясню, потом - хоть сама на плаху веди...- отчаянным шепотом взмолился оборотень и, дождавшись моего кивка, начал медленно, осторожно убирать руку, будто был готов снова зажать мне рот при любом намёке на спасительный вопль.
  
  У меня и правда мелькнула мысль закричать, переполошив весь дом, и сдать наконец-то юродивого страже, то-то бы Крит радовался, что не надо боле по ночам у ворот дежурных проверять да дворы с вопросами обходить. Но в следующий миг парень покачнулся и, сдавленно охнув, вместе с моим одеялом скатился на пол.
  
  Я распахнула глаза и уставилась на гостя. Тот, наполовину укрытый одеялом, с ненавистью и непонятной мне горечью рассматривал глубокую рану на левой руке, тихо шипя сквозь стиснутые зубы. Я же удивилась - та по бокам уже подернулась сгустком крови, как будто не вчера он на крюк налетел, а полседьмицы назад... Видимо, при обороте бинты спали, а при падении юноша растревожил начавшее было подживать благодаря моему лечению ранение, и теперь из него снова сочилась кровь.
  Мелькнула мысль, что ему повезло ещё, что крюк не задел костей...
  
  - Не трогай! - чуть громче положенного прикрикнула я на оборотня, когда тот потянулся здоровой рукой к ране.
  - Почему? - поднял на меня глаза парень.
  - И даже не двигайся, - уже более мирно добавила я и села на кровати, привычно поправив сползшую с плеча ночную сорочку.
  
  Под пристальным вниманием карих глаз накинула на плечи платок и вновь потянулась за настойкой корня миерна. Чистые бинты нашлись на столе и я, глубоко вздохнув, повернулась к юноше.
  
  - Опять?! - округлил глаза он, переводя взгляд с настойки на полотняные ленты и обратно.
  
  - Не ной, а? Чай, мужик, а не девка сопливая. Нечего было... возвращаться, - не сразу нашла подходящее слово я.
  
  - Врачевание тебе дается, мягко говоря, не лучшим образом, - не остался в долгу раненый, всё ещё настороженно глядя на меня, - твоими стараниями я чуть без руки не остался.
  Я надулась, брови нахмурила и исподлобья на парня глянула. Тот же, задрав нос, смерил меня презрительным взглядом.
  
  - Будешь вести себя, как оскорбленная невинность, - закричу и помогать не буду. - предупредила я, раздумывая, тратить новые бинты или сгодятся те, что на кровати остались. Решила, что с непоседливостью моего юродивого ленты лучше поберечь, отложила чистый моток да принялась распутывать полосы ткани, которыми перевязывала крыло, благо те почти не успели пропитаться ни кровью, ни сукровицей.
  
   - В обличие ворона ты мне нравился больше. - без обиняков заявила я, усаживая парня на табурет и заново обрабатывая руку. - Ладно, не хорохорься. Лучше скажи, как тебя звать-то? Не обращаться же "эй, ты, чудак превращающийся в ворону"? Я - Аилэ.
  
  Юродивый промолчал, относительно спокойно для его состояния терпя все мои придирки и прикосновения, лишь глаза подкатывал да шипел, когда я лишний раз касалась раны.
  
  Я уже было подумала, что ответа мне не дождаться до следующего Овира, как он, отвернув голову в сторону, медленно подбирая слова, проговорил:
  - Я рад, что ты жива. Знала бы ты, от чего я бежал, и что думал, когда... Это было похоже на безумие. - карие глаза на мгновение сверкнули золотом, но тут же потухли. - Прости, Аилэ... Имя? Нет у меня больше имени. Ты меня спасла - ты меня и называй.
  
  Я внимательно-оценивающе осмотрела оборотня. Тот несколько равнодушно выдержал мой взгляд.
  "Что-то последнее время слишком часто имена приходится придумывать", - подумала я, нахмурившись. А после сама удивленно глаза распахнула - это когда я кому-то имя придумывала? Нет, не припомню вовсе...
  
  - Будешь Оладушком? - ехидно предложила я, тем самым нарушив всё торжество момента.
  Юродивый от неожиданности икнул, бросил на меня полный негодования взгляд и... рассмеялся. Весело, до всхлипов, постепенно скатываясь в истерику.
  
  Когда мне надоело слушать вопли придушенной виверны в исполнении одного недавнопернатого, я хлопнула юношу по здоровому плечу и опустилась на колени возле него, так, что наши глаза оказались на одном уровне.
  
  - Дай первую букву? - внезапно попросила я, разглядывая темные волоски каштановых бровей.
  
  - А-а-а? - не понял вопроса оборотень, всё ещё нервно похихикивая. Руки его несколько нервно теребили распущенный кончик бинта.
  
  - Отлично! Значит, "А"... Арроэн? Аргуст? Арвен? - начала перебирать первые приходящие на ум имена в надежде, что нужное придёт само. Имя приходить не спешило.
  
  Парень неистово замотал головой, шутливо взмахнув здоровой рукой.
  
  - Разве что "Арроэн"... но не то. - изогнул темную бровь юноша, прищуривая чарующие каре-зеленые глаза.
  Я поймала себя на том, что невольно замерла, когда наши взгляды пересеклись. Было что-то вкрадчиво-чарующее в этом взгляде. Так смотрит одичалый пес в глаза раненой вороне, перед тем как вцепиться ей в глотку.
  
  Перебирая в памяти имена, я отчего-то вспомнила кличку, которой шестилетний Тимка назвал детеныша серо-бурого волкодлака[20], найденного застрявшим под корягой. Братец гордо величал того лордом Лиором и отказывался объяснять, откуда взялась в его детской головке это мудреное слово. Зверёк спустя два сиата убежал, а я ещё долго дулась на брата за то, что притащил его к нам.
  
  - А.. Лиор? - задумчиво пробормотала, размышляя, не назвать ли так гостя в отместку за его разборчивость.
  Характером мой гость как раз был до невозможности похож на того волкодлака. Зверёныш тоже постоянно огрызался и всё норовил меня цапнуть.
  
  - Алиорр... - протянул юродивый с ударением на первый слог, задумчиво барабаня пальцами по дереву табурета.
  
  Я же уселась на так и не убранное кресло, старательно пытаясь не рассмеяться. Новоиспеченный "лорд Алиорр", почти не обращая на меня внимания, всё продолжил на все лады перекатывать на языке имя, будто пробуя его на вкус.
  
   - А что? Неплохо... - наконец вынес своё решение парень. После, прищурившись, чуть встряхнул головой и посмотрел исподлобья. - Эй, ты над чем это лыбу давишь?
  
  Я возвела очи к потолочной балке.
  После же, в голову прискакала отчаянным зайцем несколько тревожная, нерадостная и трусливая мысль.
  
  - Итак... что ты собираешься делать? - поинтересовалась я, распутывая косицы на кисточках шали, которые сама же и заплела не далее как мита три назад. - Ты, верно, понимаешь, что произошедшее выставляет тебя перед стражей вовсе не в лучшем свете? Что-то сделал с девушкой, бросил ее в лесу, украл лыжи, стянул с Шибака полушубок... Не знаю, как ты оказался в лесу, но и того, что мне известно, хватит на плаху, да с довеском.
  
  По мере перечисления голова Лиора все больше опускалась. Он отвел взгляд, уставившись в трещины между досками, чуть закусил губу и добела сжал край табурета напряженными тонкими пальцами.
  Я не удержалась и мягко коснулась его щеки, заправила за ухо спутанную каштановую прядку, несколько раз погладила большим пальцем выпирающую скулу. Он прикрыл глаза, словно поддаваясь такой бесхитростной ласке.
  
  Вот скажите, зачем юноше такие полумесяцы ресниц? А такая чувственная линия губ? Сухота девичья парень, одно слово.
  
  - Лиор... - новое имя мятным леденцом легло на язык, - расскажи, что случилось. Если тебя не за что судить, мы выкрутимся, обещаю...
  
  - Меня есть за что судить, Аилэ. - тихо отрезал юродивый, не поднимая глаз на меня.
  Кажется, на сердце плеснули шипящим маслом. Я замерла испуганной мышью, а он перехватил мою руку, мягко отстраняя от своего лица.
  
  - Это случилось три дня назад. Только выпал снег, мокрый, липкий. И я с детворой играть пошел. Лепили стену, деву ледяную, а с теми, кто постарше, мы воды натаскали да гору залили. Снежками бросались, на два отряда разделились: одни за "крепостью" были, а другие захватить пытались...
  
  Юноша замолчал и грустно усмехнулся, как будто заново увидел веселую возню с целой оравой ребятишек. Я тоже не сдержала улыбки. Такие снежные войны были и моим любимым занятием в зимние дни, когда в таверне помощь не нужна была. Попробуй не любить с таким братцем, как Тимка!
  
  Ворон же вздохнул, чуть сжал мою ладонь и продолжил.
  
  - Я с десятилетней дочерью соседа вместе оказался, увидел, как в нее снежок летит да дернул на себя за руку. Варежка слетела, она за мою кисть ухватилась... А меня выгнуло дугой. По руке жар прошелся, а внутри так тепло-тепло сделалось, будто маленькая печка зажглась. Ссадина на колене болеть перестала, а глаза сами собой закрылись. И вдруг - все кончилось. Возле меня лежит Нэя, ни кровиночки на лице, ни дыхания. Мертва. - Лиор опустил голову, сжав губы в тонкую лини, перевел дыхание и заговорил снова. - Завертелось все, закрутилось, а сын старосты возьми да и крикни "он Нейку загубил!". Тут и сосед во двор выскочил, схватил меня, кричал что-то, а я не чую. Потом опомнился мужик, руку вывернул - и на площадь, в церквушку Родителя.
  Жрец меня выслушал, крест из пальцев сложил да нежитью обозвал, староста покивал, а я очнулся словно - оглядываюсь, лица деревенских злые, опасливые, в глазах - ненависть лютая. Тогда жрец приказал меня на колени поставить, очищение провести а после - на плаху. У меня же по спине будто стальной булавой прошлись - дождался, пока отпустят для молитвы и рванулся в лес.
  Да вот догнали - сосед с мужиками и собакой - Тавкой, которого я им по весне отдал. Запинали так, что жизни не чувствовал, после - вилами... А затем - ты нашла. Прикоснулась ко мне, а рука твоя тёплая, живая, точно как Нейкина...
  У меня сознание очнулось. И подумалось, что хоть немного возьму, хоть капельку, чтобы до города дотянуть. Снова мед по жилам разлился, да только не рассчитал я - глаза открываю, а ты... Бездыханная, чарующе прекрасная и бесконечно мертвая. Я тогда рассудком, кажись, и тронулся. Ничего не помню - ни как лыжи брал, ни как шел, ни как вашего пьяницу раздевал.
  Умереть мне тогда хотелось... понимаешь, Айа?
  
  Я сама не заметила, что слезы по щекам текут. Всхлипнула, потянулась и обняла этого нерадивого, недалекого да несчастливого.
  По-хорошему бы закричать, позвать маменьку, Крита, постояльцев, но кроме жалости и слёз ничего не было на сердце.
  
  Лиор замер, будто бы не верил, а после крепко прижал к себе здоровой рукой, вздохнул облегченно и притих, мелко дрожа, как от холода.
  Чуть погодя, успокоившись, отстранилась. Вытерла непрошеные слезы, шумно втянула воздух носом, чуть поморщилась от головной боли, пришедшей вслед за плачем.
  
  - Х-хорошо. Я поняла. - всхлипнув очередной раз, поймала взгляд Ворона и робко улыбнулась. - Сделаем так: про Нэю не скажем ничего. Родитель простил, раз к тебе послал. А за меня тебе еще извиняться предстоит. Поэтому считаем, что ты в долгу, а маменьку я...
  
  За окном послышался шум скрипящих по снегу полозьев и я на сед прервалась, глядя на подъехавшую к таверне пару крытых саней, запряженных четверками чалых лошадей.
  Оттуда, слегка сморщив орлиный нос, степенно выбрался статный мужчина в ярко-синем плаще, обитом серовато-пятнистыми шкурками шатрасты[21].
  Я со стоном отпрянула от окна и на недоуменный взгляд Лиора лишь бессильно ткнула пальцем в стекло.
  
   Маги явились на жатву.
  
Глава 4
  
   Разве ты не видишь, как
  Впереди маячит мрак,
  И к нему чеканит шаг
  Толпа идущих вместе?
  Кто не с ними - тот их враг!
  Хорошо, пусть будет так.
  Сделай вдох, сожми кулак
  И просто стой на месте.
  
  Louna. "Свободное падение"
  
  
   мысленно обругала все чародейское отродье, свою память и сегодняшнее утро, подскочила с кровати, и, коротко приказав Алиорру отвернуться, засуетилась, забегала по комнате.
  Бросила быстрый взгляд на юношу, убедилась, что он чересчур пристально рассматривает свое отражение в начищенном щитке, и скинула ночнушку.
  Быстро надела чистую рубаху, марлевую, с красными ветвями-крыльями по краям выреза уголком, и подцепила подштанники. Сверху натянула чулки и длинную шерстяную юбку темно-бардового цвета, что лишь в начале заморозков прикупила.
  Потянула за тесемки на вороте, накинула шаль поверх, потянулась за гребнем и увидела, как парень наблюдает за мной сквозь мутное отражение начищенного металла.
  
  - Бесстыдник! - гневно шикнула я, отворачиваясь.
  Очень уж не хотелось, чтобы Лиор видел мои красные от смущения уши.
  
  
  Алиорр хмыкнул, бросил что-то едкое и неспешно отвернулся к окну. Я возмущенно фыркнула, дала ему подзатыльник и продолжила торопливые сборы. Но только начала расчесываться, как услышала требовательный мужской голос где-то в главном зале.
  Наспех собрав волосы в небрежный хвост, прокралась по наименее скрипящим половицам к порогу и, бесшумно отворив дверь, напрягла слух.
  
  Услыхав отголоски разговора с первого этажа, оборотень дёрнулся и, кажется, был готов выпрыгнуть в злосчастное окно, вид из которого так усердно рассматривал. Грозно взглянув на юношу, я выскользнула в коридор.
  
  Матушкин недовольный тон был вполне узнаваем, но я ждала, пока заговорит маг.
  
  
  - В этом доме имеется человек, приспособленный к оперированию магической энергией, - заумно процедил мужской голос, и я услышала шаги, направляющиеся к лестнице.
  Мне показалось, что время на мгновение замерло. В следующий сед я метнулась обратно, в комнату, не заботясь уже о том, услышит ли меня незваный гость али нет.
  
  - Что-то случилось? - встретил меня вопросом возмутительно-спокойный Ворон, опять красуясь перед щитком в небрежно накинутом одеяле.
  
  Я от неожиданности замерла, а потом всё так же суматошно дернула дверцы шкафа. Увлеченная поиском, впопыхах вываливала на пол прежде аккуратно сложенные стопки одежды. Большая рубаха, шитая мною в приданое на предполагаемого жениха - с недометанным рукавом и недовышитым узором на вороте - нашлась на последней полке и тут же полетела в юношу.
  
  - Быстрее! Одевайся! - приглушенно взвопила я, ища вязаные широкими петлями подштанники, растягивающиеся до немыслимых размеров.
  Но те, видимо, канули в бездонную пасть колодца беспорядка, а потому, прикинув, что задница у Лиора плоская и поджарая, так что с моей сравняется, я достала из образовавшейся кучи свои темно-серые, почти новые штаны. Вздохнула: как от сердца отрываю. Уже почти обернулась, чтобы отдать находку, но увидела в отражении щитка полуголого парня, пытающегося одной рукой натянуть рубаху.
  В который раз за сегодня залившись румянцем, в тот же сед отвернулась, пока оборотень не заметил моего взгляда.
  Так же, спиной, подала штаны и стала ждать, прислушиваясь к неторопливым, даже слишком, шагам на лестнице. После же бросилась к Лиору, подобрала оставшееся у его ног одеяло и по возможности аккуратно, в условиях бешеной спешки-то, застелила кровать.
  
  Алиорр, вероятно, сообразил наконец, что сюда идут, и стал оглядываться в поисках места, где можно было бы спрятаться. Не обнаружив такого, он бухнулся на только что заправленную кровать и схватил меня за руку.
  Я дёрнулась, невольно вспомнив, как несколькими днями раньше он вот так же схватил меня, а потом оставил умирать на снегу...
  Ворон поймал мой взгляд, кажется, понял, о чем я думаю, и ослабил хватку. А после, прошипев, чтобы я повернулась к нему и не стояла столбом, устремил полные наигранной мольбы и страха глаза на меня, ухватился за подол, словно пытаясь удержать.
  
  В таком положении и застал нас чародей.
  Юноша же, едва дверь начала отворяться дверь, запричитал дурным голосом:
  - Лэюшенька! Алария моя ненаглядная, прости меня, любимая!
  
  Кажется, у меня на лице отразилось что-то эдакое, поскольку оборотень пребольно ущипнул меня за запястье и вытаращил глаза. Я мягко освободилась, в очередной раз краснея под хмурым взглядом мага и грозящим разносом - мамы.
  
  Лэюшенькой меня еще никто не называл. Бе, гадость-то какая! Я нахмурила брови, но, встретившись взглядом с парнем, заставила себя улыбнуться.
  Я затрепетала ресничками, аки коровенка, разве что ветер не пуская, и заголосила:
  
  
  - Аштар ты мой ясный, Лиоронушка... Виновен ты лишь в том, ворон мой темноглазый, что повязала нас нитью общей судьба, да влилась она в дитятенько малое...- я приложила руку к плоскому, как у оголодавшей псины, животу и прикусила язык.
  Пресветлый Родитель, что я несу?!
  
  Маг прервал мои излияния вежливым покашливанием. Глаза оборотня выражали полное и бесповоротное ошеломление. Я же вознесла молитву всем богам, что не видела лица матушки...
  
  - Прошу прощения, что прерываю столь чувственный момент, - холодно начал маг витиеватую речь, цепким взглядом окинув всю мою комнату.
  
  Поморщился, когда заметил оставшиеся лежать на полу лохмотья Ворона, мои вывернутые из шкафа вещи и куски окровавленного бинта. Достал платок, тщательно вытер руку, которой дверной ручки касался, и чуть наклонил голову, разглядывая теперь уже меня с ног до головы.
  Как будто товар какой на базаре... Ой, мне показалось, или я увидела хитринку, промелькнувшую во взгляде?
  Интересно, а чего он меня-то разглядывает? Теперь и Лиора. А тут заинтересовался, ишь пальцы задергались как.
  Я фыркнула.
  
  - От этого дома на весь округ несет магией. Кто из вас является одаренным? Прошу вас встать и пройти процедуру определения способностей. - маг строго прищурил бледно-зеленые глаза, но мы не пошевелились.
  
  Хмыкнув, лорд набрал в грудь побольше воздуха и монотонным, несколько менторским тоном процитировал:
   - "Каждому существу, будь то дэльв, человек, наг или эторн, вменяется в обязанность пройти церемонию определения наличия способностей к оперированию тонкими материями и косвенному воздействию на реальность при первом же требовании мага, прибывшего с целью обнаружения новой крови магически наделенных существ, иначе именуемой "жатвой"."
  
  Я вздохнула и посмотрела на Лиора.
  И без церемоний всяких ясно, кого из нас учуял маг. Во мне этого самого волшебства не больше, чем у Алтеи - медяшек на литецкие нитки.
  Да и проверяли. Каждый год проверяли: всех, кому шесть таунов стукнуло и едва достигших полнолетия[22] сгоняли на главную площадь, проводили церемонию...
  
  Ворон чуть сильнее сжал мою ладонь и поднялся, потянув за собой. А потом шагнул вперед, аккуратно и почти незаметно для остальных задвинув за спину. Я хотела было возразить, но осеклась, встретив нехорошо блеснувший взгляд мага. Да и не устраивать же сцен перед маменькой и лордом?
  
  - Проверяйте, - громко, почти с вызовом промолвил Алиорр. Только побледневшее лицо да неестественно-прямая спина выдавали его волнение. Вяло глянув на мага, он закатал рукав рубахи и сделал ещё один шаг, сокращая расстояние.
  
  Лорд хмыкнул и крепко ухватил парня за локоть. Оборотень чуть дернулся: маг удерживал раненную руку. Мужчина прищурился и положил ладонь поверх бинта. Сквозь белую ткань кое-где проступили алые разводы, а маг быстрым движением содрал перевязку с предплечья Ворона, обнажая целую, без единого шрама, кожу. Я с толикой зависти вздохнула.
   Пока Лиор удивленно рассматривал руку, чародей что-то искал в холщовом мешочке, что висел на поясе. Такие я часто видела у тех, что приезжали на жатву в прошлые тауны. Поговаривали, что в них можно спрятать хоть полгорода разом. Да кто только будет верить в эти сказки?
  
  В тонких, аристократичных пальцах мага мелькнул синевато-сизый уголёк. В несколько привычно-лёгких взмахов он начертил на коже Ворона давно знакомый мне знак и коротко произнес несколько слов на гортанном неизвестном языке. Нимош как-то сказывал, что это - древнее драконье наречие, а слова означают "открытие тайны".
  
  Алиорр дёрнулся: там, где касался уголёк, ещё несколько дней будет чуть светящийся, больно покалывающий предплечье знак. Я же облегчённо выдохнула. Рисунок остался прежним - едва заметным, блестящим. А значит, Лиор не прошёл церемонию.
  
  Тех немногих, у кого метка начинала сиять алым, тут же забирали. Я помню лишь два таких случая.
  Первый раз знак засветился у Миеры-сиротки. Как сейчас вижу её испуганные глазёнки и томный, сочащийся мёдом голос молодого заносчивого мага, обещавшего, что теперь для неё всё поменяется. Миеру забрали в тот же день, да так и не вернули...
  В другой же таун знак заалел у Сиона, мельникова сына. Едва заметно, блекло, будто боязливо. Маги тогда долго спорили, а после - увезли и его, загадочно передав ревущей матери глухо звякнувший мешочек. Да только спустя пару вёсен вернулся Сион - босой, исхудалый, молчаливый... И словно опустевший. Ни слова не говорил о том, что стряслось, только глядел тоскливыми глазами цвета горечавки на небо и вздыхал. Подцепил в первых заморозках пустяковую простуду, хотя прежде ни одна хворь его не брала, да так и сгорел в седьмицу.
  
  - Теперь Ваша очередь, - вырвал меня из воспоминаний голос мага. По спине гусиной кожей пробежали мурашки, а я сама попробовала виновато улыбнуться.
  
  - Не д-думаю, что вам стоит меня проверять. Ни в один год ни крупицы не обнаружили. А через полтауна я вступаю в полнолетие. В-вот. - Я прижала ладонь к руке там, где много вёсен подряд появлялся тот самый голубоватый знак.
  
  - И всё же, - строго глянул на меня лорд, - Я настаиваю на церемонии.
  
  Я протянула слегка дрожащую руку, с вставшими дыбом, как у отчаянно трусящей кошки, тонкими белыми волосками.
  Маг чётко отработанным движением закатал рукав моей рубахи, хмыкнув, заметил корочку зажившей раны, пробормотал что-то вроде 'Что-ж мне сегодня одни калеченные попадаются?' и быстро начертил свою метку. Тихо пробормотал несколько слов и уставился на предплечье в ожидании результата. Я зажмурилась. Лиор же успокаивающе сжал мое плечо, мол, ничего, Айка, прорвемся.
  
  Почувствовав легкое покалывание, а затем необычную стягивающую боль, удивленно приоткрыла глаз. Метка светилась, алела, аки кровь на первом снегу.
  Алиорр отшатнулся, я обернулась и увидела, как он таращится на собственную огнем горящую руну. Юноша сделал еще один шаг назад и... моя перестала жечься. Судя по удивленному возгласу мага - метка Лиора тоже.
  
   - Связанные! - с едва сдерживаемым исступлением прошептал чародей, подтаскивая Ворона поближе ко мне.
  Узор на руке зажегся с новой силой, а после чуть дрогнул, пуская маленькие ростки цвета свернувшейся бычьей крови.
  Точно такой же рисунок появился и на предплечье юноши.
  Я так и обмерла.
  
  - Не может быть...
  
  Вот же Мрактарр удружил! Проверь лорд меня и Лиора по отдельности - ничего бы не случилось. Что теперь-то делать?
  Мама всплеснула руками.
  Маг тихо кашлянул, распрямил плечи, запрятал все обратно в мешочек на поясе и приосанился.
  
  - Вам выпала честь стать учащимися Араэтской Академии Магического Исскуства. Примите же ее достойно, как и подобает юным магам, - проговорил мужчина, отвернулся к маме и, сощурив холодные глаза, бросил: - Мы задержимся до полудня. Извольте накрыть стол на восьмерых человек.
  
  Маг уже было направился к порогу, но, будто вспомнив о чем-то, остановился.
  - Вы мать и теща одаренных? Сойдемте вниз, к моей напарнице, вам выдадут причитаемое.
  Матушка осмотрела нас, махнула рукой и к двери пошла.
  
  Я же дернулась, как от пощечины.
  За каждого, кто церемонию прошёл, золото полагалось. Чем ярче засияла метка - тем больше. Я снова посмотрела на руку: рисунок сиял аки лучинка во тьме подвала.
  Лиор подошел ближе и стиснул меня в объятиях. Вырываться я не стала. Да и смысл? Что теперь? Куда?..
  Чего будет-то?
  
  Вся моя размеренная безмятежная жизнь рушилась, будто сарай в пламени. Я-то всё мечтала, что еще таун или два - и ко мне посватается Менька - работящий, порядочный парнишка, даром что старший сын кузнеца. Потом останусь при таверне, вместе с Тимкой, рожу троих детишек, провожу в свое время маму. А после, коли повезет, другую таверну открою. При главном тракте, что от нас в ста лигах лежит. Да так размеренно и проживу свой век. Мы, на окраинах, люди простые...
  
  Да теперь-то что? Как Сиона, обратно возвратят? Я без Лиора не стою ничего. По-хорошему бы разозлиться на оборотня, поколотить его да выгнать за порог в стужу, но сил хватило лишь на слёзы.
  Всё время, что я горько жалела себя и пыталась собраться с мыслями, Лиор терпеливо стоял, успокаивающе гладя меня по голове.
  Наконец успокоившись, я пробормотала что-то, что должно было означать "спасибо" и мягко отстранилась.
  И тут же на моём лице сама собой появилась веселая улыбка. Чумазый, всклокоченный, в маловатых штанах и свисающей с плеч мешком рубахе, Ворон смотрелся до нелепости смешно. А на базар за одеждой я вряд ли успею...
  Догадавшийся о причине моей улыбки Лиор заухмылялся, аки скороморох на ярмарке, и, покрутившись передо мной, присел в реверансе. Несколько митов мы громко, немного истерично смеялись. А потом я вдруг вспомнила, что у нас на чердаке с недавнего времени стояла пара сундуков с забытыми вещами, хлопнула себя по лбу и стрелой вылетела из комнаты.
  
  В таверне всякое случалось. Забудет ли шапку местный пьяница, оставит ли на кровати пояс очередной постоялец, обронит ли девица колечко, разругавшись с неверным хахалем - все это мы осторожно складывали и относили туда.
  За чем-то возвращались. В слезах искали колечко, или с синевой под глазом вежливо просили побитую молью шапку. А что-то так и оставалось с сундуках.
  Припомнила я, что сапоги добротные где-то были, брюки простенькие, на счет рубах уверена не была, но поискать стоило...
  
  Найдя сколоченную лестницу, стоявшую за одной из дверей, прислонила ее к стене возле люка в потолке, покачала из стороны в сторону - не шатается ли? - и полезла наверх. Осторожно откинула дверцу, и, сморщив нос от пыли и студеного холода, огляделась.
   Ага, вон они. Радостно бросилась к двум сундукам. Один - с резьбой заковыристой, большой и внушительный, стоял раньше в сенях, другой же, размерами поменьше, с вырезанным на крышке олененком, был куплен за бесценок у проезжего торговца. Гиала в ту весну вышла из берегов, размыла главный тракт, и тащить с собой много просто было слишком тяжело. Вот и отдали нам за пару серебрушек. Сейчас же оба красавца притулились рядом и пылились, нетронутые, сиата два.
  
  Отперла найденным на балке ключиком большой сундук и стала разбирать. Ой, кафтан-то како-о-ой! Зеленый, узкоплечий, с чуть измятой горловиной, будто с плеча лорда какого снятый. Неужто и такие постояльцы в наших краях объявлялись?
  Порадовавшись находке, отложила его в сторону, вместе с простецкими брюками, с россыпью мелких бурых пятнышек по одной из штанин. Нашла еще кожаную суму с десятком кармашков, удобную, на двух лямках - и тоже отложила.
  Разбирала я вещи быстро, стараясь не задерживаться на каждой. Когда же добралась до самого дна - рядом со мной высилась уже стопочка одежды, а в найденной суме поселилась большая фляга из голубоватого металла, частый гребень с ручкой в виде рыбы-ириды[23], удобная маленькая шкатулочка, которую я решила оставить себе под нитки, да папка для писем с несколькими делениями.
  Потерев руки в предвкушении, перебралась ко второму сундуку и...была вознаграждена. Вчетверо сложенная дубленка с подпалинами на локтях оказалась очень кстати, а под ней обнаружились искомые сапоги. Остальное - лоскуты блеклых тканей, недовязанные носки, дюжина маминых старых платьев - ценности для меня не представляло, а посему, закрыв сундуки, я спрятала оба ключа обратно на балку.
  Подхватила внушительную гору вещей и, выглядывая из-за нее, чтобы не упасть, пошла обратно к люку, чтобы обнаружить, что лестница снова стоит в закутке и спуститься без помощи у меня не выйдет.
  
   - Ли-ио-ор! - завопила я на весь дом, набрав полную грудь воздуха.
  В моей комнате что-то громко тренькнуло, ойкнуло, затем послышался топот, и я увидела взволнованную рожу Ворона.
  
  
  - Лестницу дай. - невозмутимо потребовала, переминаясь с ноги на ногу.
  Парень несколько седов постоял, соображая, что со мной ничего не случилось, а потом самодовольно усмехнулся и подставил руки, мол, прыгай. Я пожала плечами и скинула на него вещи. По темнокудрой голове звонко ударила памятная фляжка, на плечо смачно приземлился сапог, остальное, к сожалению, свалилось мимо. Оборотень выругался сквозь зубы, снимая с шеи найденный мною последним шарф.
  Я же опустилась на живот и поползла вниз, затем повисла на руках и, разжав пальцы, мягко приземлилась на дубленку. Вот так! Знай наших.
  
  Показав Лиору язык, подхватила свою шкатулку и направилась к спальне. У двери её уже крутился, не решаясь заглянуть, Тим.
  Завидев меня, братец бросился навстречу по коридору и крепко обнял. Уткнулся лицом куда-то в живот и тихонечко так, жалобно всхлипнул.
  Я выронила шкатулку и присела на одно колено, чтобы видеть братишку. Тот попытался отвернуться. Глубоко вздохнув, я прижала ребенка к себе. Последний раз братец плакал несколько таунов назад, когда рысенок, которого он нашел в зимнем лесу, околел несмотря на все усилия Нимоша.
  
  - Не уезжай, Айка? - наконец справился с собой братец и посмотрел на меня всё ещё красными от слёз глазами, хлопнув слипшимися мокрыми ресницами.
  
  - Как же? - притворно удивилась я, чуть встряхнув Тима за плечи, - Такой шанс выпадает лишь раз. Представляешь, как здорово будет, когда я вернусь и всем-всем покажу...
  Придумать, что именно я покажу всем, я не успела, но братишка и без этого улыбнулся. Неуверенно, но светло и искренне, как это умеют только дети. Вытер ладошками слезы, шумно втянул носом и заглянул мне в глаза, хмуря темные, как у отчима, брови.
  
  - И Мику покажешь?
  - Покажу, - согласилась я, гадая, кто же такой этот Мик и где могла услышать это имя.
  
  Тим же кивнул своим мыслям, еще раз вытер щеки заляпанным рукавом и, прищурившись, спросил:
  - Кто это? - он коротко указал куда-то мне за спину и скрестил на груди ручки.
  Я прыснула, узнав в движении братца себя, а в интонации - маменьку.
  
  - Это мой... мой друг. Мы вместе учиться будем, - немного запнувшись сообщила Тиму, не оборачиваясь.
  И так знала, что увижу ухмыляющегося Алиорра, с долей превосходства глядящего на братика. Интересно, а руки в боки он упер или нет?
  
  - Айа! Ты куда пропала? - раздался откуда-то снизу голос маменьки.
  Я вздрогнула. Время! У меня его так мало осталось, а ещё так много сделать надо... И вещи сложить, и еду в дорогу собрать, и за Лиором присмотреть, и с Нимошем попрощаться.
  - Иду, - крикнула я в ответ и, вскочив, потянула брата за собой в спальню.
  
  Опасливо косясь на Ворона, Тим проскользнул в комнату и привычно уже устроился на кровати, болтая ногами в шерстных носочках. Алиорр вошёл последним и со вздохом сгрузил вещи на пол, а сам прислонился к косяку двери, всем своим видом показывая, насколько ему скучно.
  Не тратя времени на разговоры и объяснения, я вновь полезла в шкаф, доставая оттуда вышитый яркими нитками пояс, и повернулась к Тиму.
  
  - Я... тебе это хотела подарить. К десятилетию берегла.
  
  Крепко обняла брата и попробовала задавить в себе малодушное желание разреветься, устроить истерику и умолять магов оставить меня тут, дома, с мамой, Тимкой, ворчливым Нимошем, снисходительным Критом и ленивым, словно наевшаяся муха по осени, городком. Несмотря на все драки и ссоры, подначки, обиды и шалости... Я никогда не думала, что придётся прощаться с братишкой. И никогда не думала, что это может оказаться настолько сложным.
  
  - Айка, не грусти. Это я к тебе приеду. - поучительно произнес детёнок, ласково гладя ниточки на поясе. - Мне дядя лорд сказал, что я смогу в Гвардейскую Школу поступить, и ух каким воином буду!
  
  Я нежно потрепала братишку по голове, пряча в глубинах сердца легкое волнение.
  С чего бы магу в будущее Тима глядеть? Говорят, баснословной суммы стоит выпросить хоть маленькое предсказание, а уж чтоб задаром - редкость какой чародей посмотрит: то ли шибко важные они для этого, то ли заморочки какие...
  
  Отпустив ребёнка, повернулась к Ворону. Оглядела его с ног до головы, фыркнула и преувеличенно-бодро попросила Тима:
   - Эй, обормот, не вымоешь этого непутевого?
  Лиор глаза удивленно вытаращил, а братец, получив ой какое интересное задание, уже тащил парня к выходу из комнаты.
  
  - Айа! Ну где эта девчонка?! - снова прокричала снизу маменька, а я... осталась в комнате. Не хотелось сейчас ее видеть.
  
  Стала задумчиво вещи собирать в притащенную с чердака сумку. Две чистые рубахи - самые красивые, с вышивкой по рукавам да по вороту; длинное ночное платье, из дорогого дельвийского шелка; две пары брюк - длинных и по щиколотку; юбка темно-зеленая с легким подъюбником; платье; чулки; носки... Две деревянные катушки ниток - черных и белых, мотки литецких разноцветных нитей, четыре иголочки - про запас, еще немного всякой мелочи в шкатулочку, затем промытый под проточной водой гребень, что с чердака взяла, ленты для волос, кожаные шнурки, любимый томик сказок - дедушкин подарок... Распихала все по кармашкам и отделениям, приноровилась сумку поднять. Даже обидно стало - так легко и так мало.
  Полотенца да простыни, что я в приданое вышила, брать не стала. Пусть уж здесь остаются, со всей моей прежней жизнью.
  Нож-кинжальчик дедушкин на лучший пояс приторочила, с вытесненными следами волкодлака по всей длине. Оглядела комнату. Больше и брать нечего.
  Время еще оставалось, так что я еще раз перепроверила суму, вздохнула и переоделась в отложенную для похода одежду.
  
  - Айа! - на лестнице послышался шум и топот - маменьке надоело ждать и она поднималась, как всегда шумно отдуваясь и что-то тихонько ворча.
  - Иду я, иду! - крикнула и, взглянув на себя в щиток, вышла, наконец, из комнаты.
  
  Столкнулась я с маменькой уже на лестнице. Улыбнулась как можно приветливей и скользнула мимо, направляясь прямо в зал. Там, за сдвинутыми в ряд столами, сидело трое разновозрастных подростков, какой-то бугай, тупо смотрящий перед собой, знакомый уже маг и благородного вида женщина в струящемся синем платье.
  
  - Садись, Аилэ, сейчас обед подадут, - по-хозяйски пригласил за стол чародей и указал на место напротив.
  Я зыркнула на него независимо и, провожаемая взглядами, повернула к кухне, откуда доносились аппетитные запахи. Без меня обед начался бы не скоро. И как мама будет обходиться без меня? Не Тимку же гонять между столов? Этот озорник скорее все побьет да поломает...
  
  На узком столе уже стояли блюда да тарелки, наполненные всяческой снедью. Уж расстаралась маменька, ничего не скажешь!
  Подхватила самое большое блюдо, с целым запеченным в овощах раником[24], и чуть не подпрыгнула, когда услышала матушкин оклик. Она уже спустилась с лестницы и стояла в дверях, уперев руки в бока.
  
  - Иди уж, теперь мне одной господ магов обслуживать, - оттеснила меня от стола со снедью мама.
  В горле опять встал противный ком. Я сжала губы, отвела взгляд и опустила блюдо, выскальзывая из кухни. В таком же задумчивом состоянии я села за стол, сложила руки перед собой, вперив взор в белоснежную нарядную скатерть.
  
  Кто-то опустился рядом, утешающе коснулся локтя, капнув водой на марлевую ткань рубахи. Я горько улыбнулась Лиору, разглядывая алмазы капелек на концах кудрявых прядей, казавшихся сейчас черными.
  "Они и правда вьются, как у дорогой куклы!" - с внутренним восторгом отметила я, заключая желание немедленно дернуть заманчивую пружинку влажных волос в тиски воли. Впрочем, мой порыв все равно не укрылся от леди магини, сидящей напротив с видом ледяной девы, что мы всем народом на последний Овир строили.
  
  Интересно, а как будет женщина-маг? Магичка? Магиня? Магесса?
   "Пока не разберусь, буду называть "леди" или "чародейкой"", - решила я для себя.
  Под льдистым взглядом темных, почти черных глаз светловолосой женщины, я степенно убрала локти со стола и кивнула Ворону, что мол, все в порядке.
  
  Вскоре мать вынесла еду, сноровисто расставила ее на столе, выложила посеребренные ложки-вилки-ножи, что у нас специально для таких случаев припасены были, разлила по кружкам да стаканам горячий тай - детям, и подогретое вино с ароматными специями - магам, поклонилась и ушла на кухню.
  Ни один кусок не лез мне в горло.
  Я впервые почувствовала себя чужой в родном доме.
  
  * * *
  
  Я уже почти забралась в сани, когда вдруг заметила силуэт спешащего к нам человека. Тот несколько раз подскользнулся, один раз даже упал, но вскоре приблизился, и я узнала Меньку.
  Добежав до меня, парень согнулся, уперев руки в колени в попытке отдышаться, а после, сняв дубленую варежку, сунул руку за пазуху. Улыбнулся своей простоватой, доброй улыбкой и бережно извлек что-то, с легкостью уместившееся в широкой мужской ладони, отполированной кузнечными мехами.
  Сбросив вторую рукавицу, Менька мягко тронул меня за запястье и разжал кулак, из которого мне на ладонь упало нечто блеснувшее в свете горестного светила, на мгновение выглянувшего из-за полотна туч.
  
  Я присмотрелась. На руке у меня лежала бронзовая веточка ольхи, с тремя искусно выделанными шишечками, растущими на черешке, в котором была проделана маленькая округлая дырочка - под шнурок или цепочку.
  
  Менька поднял на меня глаза цвета диких незабудок, хлопнул белесыми ресницами и чуть виновато улыбнулся:
  - Прости, Лэя, хотел за тобой с первой капелью прийти, да не было на то воли Родителя. - прищурив сразившие когда-то меня, диковатую угловатую девчонку, глаза, он растянул губы в широкой улыбке, обнажая очаровательную щербинку между двумя резцами. Встряхнул светлыми волосами и поцеловал меня, оторопевшую, в щеку. А после - оторвал от земли да легко, словно я пушинкой какой была, усадил в сани.
  
  На глазах вновь навернулись слезы. Оставалось меньше двух сиатов!
  
  Ворон, помогая мне усесться, прищурил глаза и внимательно рассмотрел Меньку. Тот тоже окинул взглядом найденную дубленку да сапоги, что были надеты на Лиоре, и задумчиво кивнул. Оборотень хмыкнул и перевел взгляд на выходящих из таверны подростков.
  
  - Я буду... - начал было сын кузнеца, но закончить не успел: его оттеснили забирающиеся в сани юные маги.
  Парень вздохнул, грустно улыбнулся мне и, чуть подернув плечами, зашагал прочь. Я же устроилась поудобнее, рассматривая своих попутчиков.
  
  Напротив меня уселась робкая девчушка, зябко кутающаяся в короткую котиковую шубку. Возле нее уместился темноволосый парнишка, оглядевший нас любопытными глазищами невнятного, словно небо по зиме, цвета. Последним в сани тяжело забрался полноватый юноша в длиннополой дубленке из богатого бурого меха. Он едва мазнул по нам безучастным взглядом невыразительных глаз, и, подперев мягкий подбородок, с деланным равнодушием уставился в окно.
  
  - Говорю я тебе, по пятьдесят золотников отвалили, за каждого! - немного повозившись, дёрнул соседа за рукав темноволосый. - Сам видел!
  - А я говорю, отстань, - досадливо скривился тот, не отрываясь от окна.
  - Тебе-то какое дело? Завидно, что за десяток пошёл? - вмешалась в разговор девчушка и тут же сникла, явно сама удивленная своей дерзостью.
  Парень глянул на нас с Лиором, потом - на товарищей, и тоже притих, то и дело ерзая на месте.
  
  Я же беспокойно оглянулась на дом и, сама того не замечая, вцепилась в Ворона. Не надо было быть большого ума, чтобы догадаться, о ком они говорили. На душе было тяжело и гадко, будто мы были проданными поросями, что на каждую ярмарку дед Бугур с хутора привозил.
  
  По пятьдесят золотников!
  Стараясь не думать о том, что нас с Лиором просто купили, я невольно представила лицо матери, когда ей вручили деньги. Сцена, которую мы разыграли у меня в спальне, явно пришлась ей на руку.
  Стоит ли говорить, что пятьдесят золотых - двухгодовой оборот всей таверны, не считая трат на нас самих? А на двадцать пять и избу добротную построить можно, и подворье устроить...
  Въедливой ржавчиной по сердцу расползалась горькая обида. Купили. А она даже проститься не вышла...
  
  
  Постепенно я начинала мерзнуть. Мороз стоял злющий, а сани были холодными и продуваемыми. Прижалась боком к Ворону, пытаясь немного согреться. Заметив это, Лиор скинул с плеч великоватую ему дублёнку и набросил нам на плечи. Стало немногим теплее.
  
  Кажется, я начинаю ненавидеть холод.
  
  Наконец, из таверны вышли маги и, переговариваясь, уселись в свои сани. Ни взгляда на нас, ни вопроса. Мы теперь вещи? Видимо, так.
  На козлы лихо запрыгнул разбойного вида детина с стеклянными глазами и, получив приказ магов, тронулся.
  
  Вдруг послышался окрик матери. Возничий дернулся, но сани остановил. Я выглянула в окошко. К саням спешила мамушка, придерживая обеими руками стопку разномастных одеял.
  
  - Вот... вам... - проговорила она, пытаясь отдышаться и неотрывно глядя на меня.
  С радостными возгласами мои продрогшие попутчики потянулись к стопке, норовя вытянуть себе одеяло потолще да потеплее. Я несколько седов смотрела в чуть покрасневшие глаза мамушки, а потом улыбнулась. Как мне показалось, ободряюще.
  Золотники - всего лишь утешение тем, кто остается. Быть может, их хватит, чтобы выучить Тима...
  
  - Спасибо, мам, - получилось хрипло и немного жалобно. Рука Ворона на моем плече дрогнула.
  - Хорошего пути, - она приложила три пальца к губам, благословляя. И отступила к дому.
  
  Я с трудом оторвалась от окна. Девочка в шубке благодарно улыбалась маменьке, вцепляясь тонкими белыми пальчиками в плед; сидящий рядом с ней остряк пододвинулся ближе, укрывая и кусочком своего одеяла. Полноватый мальчишка обиженно сопел, кутаясь в самое тонкое покрывало, а на него хитро поглядывал темноволосый.
   Маги с легким пренебрежением кивнули матушке, и, более не обращая ни на кого внимание, скрылись в своих санях - богатых, больших и теплых. Интересно, они хоть чуть-чуть мерзнут?
  
  Лиор тронул меня за плечо и, протянув мне тяжёлое, клетчатое одеяло, улыбнулся. Я улыбнулась в ответ.
  
  Послышался свист кнута - и сани вновь дёрнулись.
  Нас ждал следующий город.
  Следующая семья, у которой отнимут сына или дочь, оставив в утешение кошелек золотых монет, еще одна ревущая, аки раненая выверна, попутчица или отчаянно, до крови и тончайших кусочков содранной кожи, изъедающий губы попутчик.
  
  А впереди - лишь неизвестная, опасливая и непредсказуемая, новая жизнь.
  
  
  
  
      
  1. ⇧ Седьмица - неделя
    2.   
  2. ⇧
      Понедельник - первиц;
       Вторник - втортиц;
       Среда - третица;
       Четверг - четвертиц;
       Пятница - пятница;
       Суббота - шестица;
       Воскресение - леница;
    3.   
  3. ⇧ Мит - минута
    4.   
  4. ⇧ Сед - секунда
    5.   
  5. ⇧ Сиат - месяц
    6.   
  6. ⇧ Снежная выверна - нежить, водящаяся на севере, характеризуется своим воем - им она оглушает противника, после чего задирает когтями.
    7.   
  7. ⇧ Цаг - час
    8.   
  8. ⇧ Краага - животное, водящееся на севере. Из его прочной кожи делают подметки для сапогов, а из шерсти - одни из самых теплых шерстяных изделий
    9.   
  9. ⇧ Овир - празднование наступления нового года
    10.   
  10. ⇧ Таун - год
    11.   
  11. ⇧ Верста - 1.08 км
    12.   
  12. ⇧ Тай - распространённый в этом мире горячий напиток из сбора трав с добавлением фруктов или ягод.
  13. ⇧ Локоть - около 54 см.
    14.   
  14. ⇧ Ладонь - 17 см. Таким образом рост Аилэ - примерно 1,79 м.
    15.   
  15. ⇧ Элеса (eliesa - эльдр.) - целебный плющ с нежно-сиреневыми цветками и резким терпким запахом. Основная составляющая общеукрепляющих и противопростудных зелий.. Настой элесы также используется при обморочных состояниях.
    16.   
  16. ⇧ Миерн (mierni - эльдр.) - редкий цветок, растущий на болотах и в низинах. Отлично помогает при лечении ран и порезов. Листки его, будучи приложенными к ране, снимают боль и обладают антисептическими свойствами.
    17.   
  17. ⇧ Шаторн - опасная нежить, подходящая на огромного червя с круговой пастью и тремя рядами зубов в ней.
      
    18.   
  18. ⇧ Нойон(простореч.) - Властитель края.
      
    19.   
  19. ⇧ Уйл - нежить, предпочитающая в качестве мест обитания тёмные, необжитые здания. Почти не опасен... за исключением того, что порой является переносчиком страшных болезней и потому считается вестником скорой смерти.
      
    20.   
  20. ⇧ Волкодлак - животные из семейства собачьих, отличающееся свирепым нравом и невероятным для животного интеллектом. Представители этого вида могут похвастаться мягкой шерстью различных оттенков рыжего, черного и серого. Сами по себе волкодлаки не крупные, но помеси разных видов зачастую дорастают до размеров бурых медведей. Водятся в негустых лесах, питаются преимущественно мелкой живностью, в стаи сбиваются к первым зимним заморозкам, и тогда в качестве еды пойдут и молодой секач, и неосторожный путник.
      
    21.   
  21. ⇧ Шатраста - мелкий пушной зверек. Относится к вымирающему виду из-за небывалой красоты пушистого, тёплого меха сероватого оттенка с характерными тёмными пятнами. Водится в северных краях, обитает на деревьях, перемещаясь с помощью проворных лапок и складок кожи между ними, благодаря которым планирует с ветки на ветку. Питается сворованными из птичьих гнёзд яйцами и выпавшими из них птенцами, зимой впадает в спячку. Подверженный магии шатраст опасен для человека, поскольку является непосредственным вампиром: при нападении, сперва, прокусывает острыми иголками зубов сапоги, а после вцепляется в горло.
      
  22. ⇧Полнолетие - совершеннолетие.
      
    23.   
  23. ⇧Ирида - крупная рыба, водящаяся преимущественно в северных странах, в самых чистых водоёмах. Несмотря на свои размеры, пуглива. Славится тем, что чешуи ее, обладая небывалой красотой и прочностью, используются в изготовлении украшений, а мясо рыбы считается большим деликатесом.
      
    24.   
  24. ⇧Раник - лесная птица, обитающая во всех лесах княжества. Относится к виду 'легко ловить, вкусно есть'. Обладает противным звучным голосом, яркими перьями и нежным, сочным мясом.
      
      25.   
 
 
Оценка: 7.00*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"