| |
by Адайн Steppe Fox/ZIMA ART
Глава 5
Всё то, что раньше, и всё, что дальше
Всё то, что сложно, и всё, что можно
И всё, что слышишь, и всё, чем дышишь
Всё то, что вечно и бесконечно -
ВСЁ И НИЧТО!
Louna, "Все и Ничто"
 ани гладко скользили по дороге, оставляя за собой ровные следы от полозьев. Я, до самого подбородка в одеяло укутавшись, смотрела в окно. Мимо пронеслись последние дворы нашего городка, промелькнули ворота, ребятня, с криками бросающаяся снегом.
Приметив в оконце меня, Еван, сын нашей соседки, задорно свистнул и начал замахиваться от плеча - я же разом вжалась в жесткую скамью, скрывшись за стенкой саней.
Прилетевший ровнёхонько в окно снежок попал по макушке задремавшему, было, полноватому парню. Тот вскинулся, помянул тролля и замахал руками, задев вовсю хохочущего соседа. Девчушка, показав маленький кулачок оставшемуся вдалеке Евану, принялась добросердечно отряхивать дубленку пухляша от рассыпавшегося по ней снега, старательно пряча улыбку. Парень угрюмо зыркал на нас, держась за пострадавшую голову.
Казалось, если бы он умел - рычал бы не хуже волкодлака. И я бы, несомненно, скалилась в ответ.
Никогда не жаловала ему подобных.
Слишком уж много о себе мнил, чересчур высокомерным был его взгляд, будто бы мы - чернь неразумная... Вел себя, как заправский столичный франт.
Он, по всей видимости, станет отличным магом. Если свои же не загрызут.
Мысленно махнув рукой на неприятного попутчика, я выглянула в оконце, цепляясь взглядом за зимний пейзаж знакомых с детства мест, мимо которого мы так быстро и неумолимо неслись.
Наши сани двигались к Главному тракту. Он широкой лентой опоясывал все известные мне деревушки и города. Дальше Сокольников я не бывала, но матушка сказывала, что если ехать по Тракту не сворачивая, окажешься в столице через седьмицу.
Миновав злосчастные Малые Лисицы, мы въехали в жемчужное царство побелевшего леса. Он, словно капризная купеческая дочь, был наряжен в шубу молочного снега, а деревья, согнутые под кремовым покровом зимы, арками склонялись над дорогой.
Вдалеке меж деревьев едва виднелось занесенное снегом лесное озеро с веретёнами стволов могучих елей и низкой пряжей побелевших кустарников дикого шиповника. В летние сиаты мы с Менькой частенько сбегали сюда искупаться да мелких гадов половить.
А далече, если пройти глубже в чащу да проплутать среди деревьев, можно набрести на ягодную поляну...
С каждым промчавшимся мимо деревом, с каждым поворотом и прикрытым снежной шапочкой пнем, словно кусочек души вырывался из груди, оставаясь где-то там, в моих памятных и дорогих сердцу местах.
Это был мой лес, мое озеро на полянке, скрытой вековыми ёлками, это были мои грибные и ягодные полянки, ложбинки с черникой и брусникой, мой трухлявый пень возле заброшенной берлоги, где каждую осень неизменно вырастали опята... Все это было таким родным и знакомым, что мне становилось все грустней от осознания того, что этот уютный и спокойный мирок я покидаю. Вероятно, навсегда.
Впрочем, долго мне печалиться не дали. Лиор, уперев острый локоть в коленку, принялся задумчиво рассматривать меня снизу вверх. Я отвернулась еще больше - не хотела, чтобы он видел, как в уголках глаз стали скапливаться слезы, мутными дугами смазывая снежную благодать в окне.
Улыбнувшись, Ворон утешающе коснулся моих пальцев под пледом, пощекотал ладошку и хлопнул обжигающе горячей рукой по коленке:
- Не кукься.
- Отвянь, - буркнула я и поправила выбившуюся из косы прядь, незаметно вытирая слёзы.
- Эй, Айка, а у тебя нос покраснел!
- Отстань.
- А знаешь, мне твоя мама кое-что для тебя передала...
- Отвяжись... что?! - я хмуро уставилась на бескручинного Ворона, нарочно саданув того локтем в бедро.
Парень хохотнул, а после стал шарить за пазухой, строя уморительно-задумчивую рожу. То он прикусывал губу, потешно хмурился, показывая, что ищет, то ликующе делал вид, что что-то нащупал, затем вновь "разочаровывался"...
Не удержавшись, я улыбнулась, а Лиор, радостно хмыкнув, извлек небольшого размера мешочек, с перевязанной тесемкой горловиной.
Девчонка, сидящая напротив, тактично вылупилась в окно, а ее сосед - темноволосый егоза - наоборот, принялся в упор разглядывать меня и оборотня.
Я фыркнула, забирая мешочек с ладони Ворона. По ощущениям там было нечто мягкое и... жесткое плоское и круглое. Монеты.
Прикусив изнутри щеку, чтобы не улыбнуться, мысленно поблагодарила матушку - догадалась, небось, что мне в столице деньги понадобятся.
Темноволосый шутник тем временем совсем извелся, пытаясь заглянуть в кошелек. Потом обиженно хмыкнул, перекрещивая на груди руки, покрытые странными рытвинами и вмятинами-шрамами.
Я прищурилась: приходилось однажды видеть такие на ноге вытащенной из пожара буренки. Проследив за направлением моего взгляда, чернявый спрятал руки под одеяло.
- Глаза не обмозолишь? - с ехидцей поинтересовался он, но зыркалки его оставались не до шуток серьезными.
Я поежилась и нарочито неспешно убрала мамин подарок в суму, решив, что развяжу мешочек опосля, когда никого рядом не будет. Пальцы коснулись горячего бока фляги с таем: перед отъездом я успела кое-какую снедь в дорогу прихватить. Никто не знал, сколько времени могло занять "путешествие", а маги, видать, вовсе не были обеспокоены нашим благополучием.
Серые глаза соседа впивались в меня еще с седов пять, а после попутник отвернулся к задремавшей девчушке, неловко накидывая ей на плечо сползший уголок одеяла.
Я позволила себе улыбку и от нечего делать принялась внимательней разглядывать дремлющих собратьев по счастию-несчастью.
Худощавому черноволосому зубоскалу, напоминавшему дикую отощавшую выдру, на вид было таунов шестнадцать, а вот соседка его - светлая анемона-ветреница с карими глазами доверчивой лани, кажется, совсем недавно встретила четырнадцатую весну.
Что касается получившего по голове снежком высокомерного вьюноши - тот, кажется, нам полетком приходился. Он беззаботно клевал носом, прислонившись лбом к тонкой стенке и подложив под пухлую щеку ладонь. Иногда он, похрапывал - и тогда чернявый егоза толкал его локтем в бок, не открывая глаз. На какое-то время становилось тихо, а потом все начиналось сызнова.
Я же, оттеснив Лиора к месту напротив толстячка, с ногами забралась на лавку, укутавшись пледом. Ворон, усмехнувшись, приобнял меня одной рукой, укрыв плечи и шею собственным одеялом. Хотела, было уже возмутиться, но, убаюканная мерной тряской и всхрапыванием лошадей, слишком быстро задремала.
Вынырнуть из сонного забытья меня заставил громкий стук - словно полешки друг о друга ударили. Я попыталась вновь окунуться в вереницу неясных образов и фигур, но стук повторился. За ним послышался звук, будто охапку мокрого белья на деревянный пол уронили, а затем - снова стук.
Я недовольно замычала.
Еще с мит сон боролся с невыносимо раздражающей явью, под непрекращающийся и вдохновленный "бум! - тыыыыщ...", "бум! - тыыыыщ...", "бум! - тыыыыщ..." но, потерпев поражение, вытолкнул меня в действительность.
Злющая, не выспавшаяся, с затекшим одеревенелым телом, я чуть отстранилась от Лиора и повернула голову к источнику шума.
Сквозь едва приоткрытый правый глаз было видно квелых, словно мух проглотивших, попутчиков. Открыв второй глаз, я увидела черноволосую заразу, неизвестно где надыбавшую длинную палку.
Гадёныш наполовину высунулся из окошка и, с радостной лыбой на бесстыдной роже, стучал палкой по деревьям, мимо которых мы проезжали.
- Бум! - ударяла палка по стволу согнувшейся над дорогой осинки.
- Ты-ы-ыщ...- опадал налипший снег с веток, и осинка, аки мудреная катапульта, что стояла на городской стене еще со времен последнего нападения горных племен, вырывалась вверх, освобожденная от груза мокрого снега.
Рыкнув, как заправский волкодлак, я пнула парнишку под колено и сердито буркнула:
- Долго еще будешь Снежную Хельгу злить? Это ее царство, бестолочь! Не навлекай метель на наши головы.
Парнишка, задрав острый нос, вздохнул и бросил палку в окно, тоскливым взглядом проводив очередную снежно-искристую арку. Опустился на лавку, нахмурив темные брови.
Сонная девчонка, чуть потянувшись, зевнула и положила русую головку ему на плечо. Потерлась щекой, дождалась улыбки и, до смешного серьёзно попросила:
- Можешь цагика два не буянить?
Утаив усмешку, я отвернулась и встретилась взглядом с заспанным Лиором. На щеке его виднелись розоватые зернистые полосы от складок моего шарфа. Не удержавшись, я провела пальцем по одной в попытке разгладить. Ворон недоуменно вылупился на меня, я же мигом отдёрнула руку и перевела взгляд за окно.
Поведя плечом, я с удивлением поймала себя на том, что злюсь. И не на кого-нибудь, а на себя. Вот сдался мне этот оборотень? Сидит, пялится постоянно, ухмыляется так самодовольно...
- Не могу! Мне скучно, - резко заявил темноволосый и в подтверждение слов своих протяжно зевнул.
По законам бытия зевать захотелось и мне, а потому, прикрыв рот ладонь, я поддалась желанию, разевая пасть до сводящей мышцы боли в челюсти.
Девочка покачала головой, вознося глаза к потолку. И чего это она желает там сыскать?
В санях пыльной паутиной повисло молчание, прерываемое полными печали стонами озорника и шуршанием одеял. В очередной раз вздохнув, чернявый огляделся и пересел на нашу с Лиором скамью, заставив меня и оборотня потесниться к оконцу.
- Позвольте, благородная лаэсса, я развею ваше одиночество, - нарочито громко кашлянув, произнес он.
Я прыснула.
Полноватый парень, стало быть, только проснувшийся, пренебрежительно фыркнул. Ой, я, кажется, начинаю понимать, чего нашла девчушка на том потолке...
- Не лаэсса, а л'есса, умник, - бросил он, с откровенно томящимся видом рассматривая проносящиеся за окном деревья, одетые у корней в снег, словно в валенки-чесанки... - Л'есс - обращение к лорду магу и учителю-чародею, л'есса - соответственно, к особи женского пола.
Пухляк хотел, было, зачитать по памяти ещё несколько строк из какой-то явно заумной и слишком скучной книги, но я возмущенно откашлялась. Ишь, "особи" у него, тоже мне.
- Ах, лаэсса, как утомительны бывают попутчики, - всё так же томно протянул чернявый, нарочно коверкая обращение.
Дебелый же еще раз возвел очи к кусочку небу, видному из окошка саней и отвернулся.
- О да, высокородный л'есс, вы совершенно правы... - подыграла озорнику я, вальяжно закинув ногу на ногу.
Ворон на меня покосился да с толикой снисходительности усмехнулся, мол, чем бы дитя ни забавлялось, лишь бы в печь лезть не пыталось.
- Спину выпрями, коль уж благородную изображать вздумалось. И по-приличней сядь, подавальщица. А не то сочтут, что ты не токмо еду разносила, но и еще кое-как зарабатывала, - процедил толстячок, отбрасывая полу дубленки и перекрещивая руки на груди.
Я с вызовом вгляделась в невыразительные глаза полноватого дворянчика, и, нарочито неспешно поставив обе ноги ровно, села, развернула плечи и слегка приподняла подбородок.
- Так сойдёт, л'есс? - обратилась я к пухляку так, как порой разговаривала с начавшими было крутить носами постояльцами.
Парень скривился:
- Кем бы ни считала себя домашняя кошка, рысью ей не быть. Впрочем, при должном старании сможешь сойти за обедневшую и недалёкую родственницу. Очень недалёкую.
Я фыркнула - больно-то надо - и снова привалилась к Лиору, забросив ноги на колени озорника, что с интересом наблюдал за нашей перепалкой.
Дворянчик же впервые за все знакомство усмехнулся, впрочем, несколько высокомерно, как улыбался городской десятник, слушая оправдания подравшихся по пьяни Шибака и Торфана.
- Романтинир из дома Ригардов, л'есса...- величаво представился он, видимо, решив окончательно "добить" несчастную дивчинку из глухой деревеньки необеспеченной. Меня, то бишь.
- А я - Ивет Шустрый, - разулыбался темноволосый, своевольно сбрасывая мои коленки... Подоплека представления явно не дошла до большого ребёнка, и он, пихнув меня в бок, невежливо указал на дворянина, - Прикинь, эта заноза только тебе сказал, как его зовут. Нам - хоть бы тролль!
Затем Ивет ткнул в девчонку в котиковой шубке, и, покумекав с седа три, пересел к ней на лавку:
- Это Ташка, я ее оберегаю! - по-детски воинственно заявил он, расправляя плечи и вглядываясь каждому в глаза.
Не буду спорить, меня смех пробрал. А если судить по ухмылке Ворона и добродушно вздернутой брови дворянчика - не меня одну. Девчушка же засияла доброй, немного скромной улыбкой и, неотрывно глядя невинными глазками на Лиора, пояснила:
- Тариша, если полно. Просто Тариша.. - добавила, опустив глаза. Видать, больно ей хотелось соответствовать взрослым уже попутчикам. - А вас как величать?
Ворон чуть наклонил голову и, одарив девочку цепким, внимательным взглядом, очаровательно осклабился.
- Си.. Алиорр, - закашлялся вдруг он, метнув взгляд на меня.- Алиорр Ворон.
Я, задрав нос, смерила поганца взглядом: ишь, как перья перед маломеркой этой распустил, и сама обольстительно улыбнулась чернявому, так что тот в скалозубье от уха до уха расплылся.
- Меня Аилэ звать. Можно - Лэей или Айей.
- Илька, значит, - сострил Ивет, вызывая у меня не по-отечески отзывчивую ухмылку.
Я нагнулась к нему поближе, легонько потрепала по щеке и тут же крепко ухватила парня за ухо, задумчиво выкручивая его в левую сторону:
- Лэя или Айя. Услышу ещё раз "Илэ", "Иля" или что-то в этом духе - сотворю такое, что в век не отделаешься, ясно, Ветенюшка?
"Ветенюшка" взвыл сквозь стиснутые зубы и споро закивал, мол, только отпусти, юродивая. Я ещё несколько седов держала чернявого за покрасневшее ухо, а после заглянула ему в глаза и отпустила. Ивет схватился за пострадавшую часть тела, пожимая губы.
Ой, обидели дитятеньку...
Тариша, взяв надувшегося озорника под локоть, улыбнулась, махнула выбившимися из косы неровными светлыми прядями и задала давно ее мучающий вопрос:
- Как у вас получилось так... чтобы вдвоём? На жатве из одного селения редко двоих забирают, да ещё знакомых.. Лишних ведь не возьмут? - будто сомневаясь, переспросила она, переводя взгляд с меня на Алиорра. - Чтобы м-магическое поле не истощить. Так л'есс Нимелиус давеча обмолвился.
Девчонка свела светлые бровки к переносице, так, что между ними залегла маленькая складочка.
- А мы... - Лиор выпучил глаза и растопырил пальцы, улыбаясь, аки кривляющийся скоморох на ярмарке, - Мы - Связанные.
- Отвесно! А...а что это за лабуда? - запоздало опомнился чернявый, старательно не замечая меня.
Я устроилась на сидении поудобнее, подмигнула даже навострившему уши дворянчику и, дождавшись легкой одобрительной ухмылки Ворона, начала баять.
Неспешно, как обычно рассказывала легенды и предания неугомонному братцу перед сном, убаюкивая его размеренным слогом и неторопливостью притчи.
"Несколько десятков, али сотен весен тому, чародеев в наших краях было множество. И каждый великой честью счел бы учиться в Академии Магии. У многих метка огнем загоралось, и всякий вьюноша али девица красная с нетерпением поджидал дня, когда можно будет пройти обряд Истины.
Жили в то время брат с сестрой. Мать их померла давно, отец всё больше по тавернам хаживал, да не было никому дела до детей. Каждый год они ждали, что приедут чародеи и заберут их в столицу. Но не загорались метки их тем самым, гранатовым цветом, лишь мерцали слабо, словно Алария в черном полотне облаков. Маги всё головой качали да покидали деревню до наступной зимы.
Прослышала как-то о мечте детей одна ведунья - старая, горбатая, нелюдимая. Тёмной ночью позвала она их в лачужку свою и, шепча слова на языке драконовом, кровь их в плошке оловянной смешала.
Да словно последнее отдала - только последнее слово отзвенело в воздухе, померла.
На другой таун опять прибыли чародеи столичные на жатву, опять знаки свои чертили, да самые яркие искали.
Со страхом ждали дети своего череда. И загорелись руны на их руках, да так ярко, что маг глаза зажмурил от света того.
Чародеи все диву давались, обещаниями жизни счастливой сыпали, а после решили остаться в деревне до утра, дабы с силами новыми да под рассветным солнышком в путь отправиться.
Да только погибла сестра той ночью. Нечаянно, неосторожно. Чары колдовицы в тот же мит развеялись, и лишь капля магии, природой отмеренная, осталась в юноше. Только на снадобия да настои целебные хватало. Об обучении речи уже не шло, да не нужно было ему без сестры все это. Помахали маги одуревшему от боли брату и уехали, коней подстёгивая.
С той самой поры стали всюду Связанные являться, силами немалыми наделенные. Всем хороши они были, да только вместе, будто одно целое. А коли удавалось им пять таунов прожить и силу свою не растерять, словно отрывались друг от друга. Магией, но не душой.
Я давно уже умолкла, в окно уставившись, а в санях молчание повисло. Даже Ивет сидел тихонько, аки усмиренный бычок на ярмарке - уставший бузить и бодаться направо и налево. Ворон доверчиво голову мне на плечо положил, вздохнул да в глаза заглянуть попытался, о чем-то своём размышляя.
- Эка невидаль, связанные! - подал голос дворянчик, которому, видать, надоело, что внимание не по его честь, - Случай пуще помню. В деревне моей одна баба разродилась двумя дитями, да вот незадача: головы кричащие две, ручки четыре, а ноги - три на двоих.
Я пожала плечами, про себя сочувствуя той женщине и детям. Не нужно быть большого ума, чтобы понять, что сделали с детьми и их матерью деревенские.
У нас, в городишке, с легкой руки Нимоша и лекарей-недоучек предрассудки шибко не водились, но чего ждать от недалеких селян? Верно: ничего хорошего...
- А дырочки али стручка два было? - в своей неизменной манере полюбопытствовал чернявый, выколупывая мелкой щепкой грязь из под ногтей.
Тариша залилась краской, отвесила парнишке звонкий подзатыльник и отвернулась к окошку. Романтин фыркнул, мол, в пеленки заглядывать не его забота и, достав из собственного мешка книгу в грубом кожаном переплете, углубился в чтение.
Я попробовала, было, от скуки начать считать деревья, но вскоре бросила это занятие и просто любовалась кислыми сливками облаков на безупречно белесом небе.
Скрытое за полотном небесной преграды солнце уже клонилось к закату, уводя за собой на короткой цепочке вялой метели нерасторопный день.
В санях неторопливо покачивалось из стороны в сторону вязкое молчание, изредка нарушаемое тихим дыханием Тариши или шелестом переворачиваемой дворянчиком страницы.
Полозья гудели, рассекая едва нападавший снег - неспешный, пушистый, мягкий. Тишины, как таковой не было.
* * *
Когда серый сумрак перетек в сизую неразбериху слившихся в одно деревьев и полян, мы выехали на Тракт. Такой широкой дороги я и в жизни не видела - то ли дело наши тропки и дорожки с двумя глубокими колеями от колес телег. Через равные промежутки дороги стояли забавные столбики, которые Романтин снисходительно назвал "вешками".
За минувший цаг я насчитала пятнадцать.
Еще через восемь вешек стемнело окончательно, так что митов десять мы ехали в всепожирающей темноте, а после ямщик зажег факел, упрятав его в специальную нишу, защищающую огонь от морозного ветра. Четверть цага спустя мы неожиданно свернули с Тракта, - передо мной проплыл смазанный указатель, а после сани остановились.
Лиор выглянул в окно и, радостно крикнув: "Трактир!", принялся расталкивать придремавших Ивета и Романтина. Тариша несколько боязливо свернула плед на коленях, попутно разминая ножки в холодных осенних сапогах. Я тоже не сидела на месте: затолкав собственное одеяло в угол лавки, выглянула из окна.
И вправду, трактир.
Двухэтажный приземистый широкий дом, конец которого терялся в череде деревьев, плавно вливающихся в лес. На подкрышной балке висела закрепленная на цепях вывеска, гласившая, что заведение, которое мы намеревались посетить, именовалось "Гусиной лапкой".
Я хмыкнула. Нет бы назваться "Бараньей Ляжкой" или "Куриной Ножкой" - яркие образы дымящегося мяса в огромных плошках так и всплывали перед внутренним взором, заставляя наполняться рот густой слюной - но лапкой? Да ещё и гусиной?
Рядом хихикнула подошедшая Тариша, так и не сумевшая заставить себя расстаться с пледом. Подобрав края, чтобы они не мели снег, девчушка поплотнее укуталась и обернулась, наблюдая, как из саней вылазят заспанные попутчики.
- Интересно, кто есть главное блюдо в этом трактире? - с напускным равнодушием поинтересовался подошедший Романтин, но я успела заметить лукавые смешинки в прищуренных глазах. А, быть может, это всего лишь танец пламени факела?
Навстречу выходящим из саней магам уже торопился, едва ли не спотыкаясь, тощий седой трактирщик в изрядно потрепанном тулупе.
Леди чародейка, которую звали мелодичным, что студеный ручеек по весне, именем Илиль, величественно оповестила мужичонку, что господа маги с юными учениками изволят остановиться в этом убогом местечке, лишь по недоразумению названному "трактиром". Конечно, последнего она не сказала вслух, но красноречивый взгляд надменных темных глаз говорил сам за себя.
Трактирщик ловко поймал оброненную л'ессой монету, и, сунув её в рот, прикусил. Довольно хмыкнув, он широко взмахнул рукой, приглашая "господ магов" согреться у камина и отведать скромную стряпню хозяйки.
- Чтоб вам ваша магия боком встала, - едва слышно проворчал он вслед уходящим чародеям и окинул нашу братию слегка сочувствующим взглядом.
Мы пресловутым гуськом втянулись в помещение, где чародеи уже разговаривали с грустной полноватой женщиной о том, чего подать к позднему ужину.
Трактирщик же при взгляде на магов вновь скривился. Заметив, что мы все с некоторым недоумением его рассматриваем, он дернул уголком губы, над которой небритой щеточкой топорщились усы:
- Вы, детки, наверх пока поднимайтесь, - подернул плечами, а после, глянув на нас с Таришей, вполне дружелюбно спросил: - Быть может, вы с дороги омоетесь, пока моя старуха на стол накрывает?
Мы с попутницей переглянулись и одинаково радостно закивали.
- Я бы тоже не прочь искупаться, - важно сообщил трактирщику Романтин, выпятив вперед губу.
Лиор и Ивет зафыркали, соглашаясь с обделенным, как хихикнул опосля чернявый - "потому, что между ног не болтается".
Правда, после того, как Борослав предложил им растопить баньку, где нужно было всего-то "полешек для печи порубить да банника уговорить веники березовые отдать", парни заметно приободрились. Дворянчик немного помялся, мол, не моя эта работа - дрова рубить, но, когда ему пригрозили, что он или бани не получит, или воду таскать будет, смирился.
Глядя на то, как парни гудящей толпой скрываются за порогом, мы с Ташкой переглянулись и, дружно хихикнув, последовали за трактирщиком. Он же, гордо вручив нам старый бронзовый ключ с резными изломами, указал на добротную дверь, ведущую в комнату, а сам направился наблюдать, как бы шебутные постояльцы не накуролесили.
Быстро оглядевшись, я повернула приятно щелкнувший в замке ключик и отворила тихо скрипнувшую дверь.
Хмыкнула - обстановка комнатушки сильно напоминала матушкину таверну: небольшой шкаф, две кровати, сундуки в ногах каждой, один табурет, чуть засаленные занавески на темных окошках, сквозь щели которых тянуло холодом.
Мы побросали прихваченные из саней вещи на кровати и переглянулись. В комнатке уже было натоплено, так что, метнув друг на друга слегка смущенные взгляды, постарались себя чем-то занять.
Я скинула шубку, и, излишне аккуратно положив ее на сундук, извлекла из сумки гребень. Растрепав изрядно распушившуюся за день косу, уселась на кровать, ноги кренделем свернула и волосы через плечо свесила, расчесывая сбившиеся пряди.
Тариша зачем-то порылась в своей суме, немного побродила по комнате и села напротив меня, так же бережно сбрасывая свою котиковую шубку. Она уже было открыла рот, явно намереваясь сказать что-то, но в дверь постучали.
За ней обнаружился трактирщик с большой бочкой на деревянных колесиках: она едва пролезла в дверной проем. Впрочем, комната тут же наполнилась горячею влажностью, и не у меня одной загорелись от предвкушения глаза.
Скомкано пожелав нам не опаздывать к ужину, мужичонка приставил к бочке складную лесенку, весело подмигнул покрасневшей враз Тарише и ушел, плотно прикрыв за собой дверь.
Я отложила гребень в сторону. Поднялась, повернула ключ в замке, запирая нас, и обернулась к девчушке:
- Первой будешь? Али как? - я тронула завязки рубашки, развязывая узелок-бантик.
- А-а к-как? Н-нет, давай ты...- распахнула глаза Ташка, делая шажок назад.
Я передернула плечами - неужели она с девками по лету на речку купаться не ходила? - и, скинув рубашку с опостылевшими сапогами, откинула в сторону помявшуюся юбу, повесила на спинку кровати чулки.
Поморщившись от студеной прохлады гладких половиц, ступила на первую ступеньку лесенки да, неловко балансируя и опершись на края бочки, опустилась в жаркую воду.
Блаженство охватило каждую частицу моего тела, отогревая замерзшие ступни и ляжки, старя и морщиня подушечки пальцев на руках... Я прикрыла глаза, наслаждаясь.
Впрочем, долго я решила не разлеживаться, а потому, встав, попросила вконец пунцовую Таришку подать мне полотенце. Та, стараясь даже не глядеть в мою сторону, заглянула в шкаф в поисках полотенца. Искомое обнаружилось на самой верхней полке.
|
|
|
