Моя жизнь - это художественный текст (я - художник), произведение, создаваемое в точности по законам литературы Современья: не имеющее ни определенного сюжета, ни композиции, ни даже героя. Произведение, которое создаю не я, а которое создает меня. Вне его границ я не значим. Остался только конфликт. Моего "я" с окружающим, с окружающими, с самим собой.
Вчера в переполненном автобусике, бесплатно развозящем желающих по маршруту "Центр - и.. известный супермаркетишка", мне посчастливилось втиснуться на переднее сидение. Маршрут один и тот же. За день рейсов десять. Туда и обратно. Шофер ведет автобус почти автоматически. Умело лавируя между "неудачными" местами на дороге. Тоскливо. Жизнь превращается (перетекает) в будни. Будни - в заезженную пластинку.
Вечером тетя, пуская дым в окно (пока муж не вернулся с работы), заметила:
- У меня дни - как близнецы. Друг на друга похожи. Работа, дом, стирка, уборка. Ничего больше не вижу. Зачем мне такая жизнь? (Она высказалась резче).
Потом звонок бабуле. В другой уголок нашей "необъятной" страны. Вспомнили в последний момент о дне ее рождения. А она, после звонка, одна, в своем небольшом деревянном домике (который лет тридцать назад покинул ее муж, мой дед), всплакнет на своем поскрипывающем диванчике. О своей жизни, судьбе и прочее.
Листая газетный архив восьмидесятилетней давности, отмечаешь, что жизнь не изменилась. Изменились люди. И нравы. Их нравы.
Суббота. Троллейбус. Отличное место для наблюдений. С тяжелыми сетками втискиваемся на сидения. Тетя пытается выловить в этой неразберихе кошелек. Кондуктор, корпулентная дама, ловко перекатившись по узкому коридорчику, тяжело плюхается перед нами. Сидит и смотрит. Мы с сестрой глядим на нее. Она:
- Не торопимся! А мне тем более торопиться некуда. Вон, у меня "зайцы" едут, а мне хоть бы что. Мне, что ли, больше всех надо?
Забавная, думаем, тетечка. А она вдруг как рявкнет (сестра даже вздрогнула):
- Я долго ждать буду?!
Тетя, наконец, достает злосчастные копейки и высыпает их в мясистую ладонь. Кондуктор, даже не извинившись, перекатывается дальше. К седой старушке, по копейке выуживающей себе на проезд.
Кондуктор снова рявкает (по другому это нельзя назвать):
- Я не могу смотреть на этот цирк! Я тоже посижу. - (Плюхается на сидение) - Из-за вас "зайцы" едут уже две остановки.
Поразило другое. Что лицо у нее - доброе.
Граждане писатели! Если вы хотите верно передать картину современной жизни, городской транспорт подойдет для этих целей как нельзя кстати.
Сейчас все пишут правдиво и без прикрас. Чем жестче, тем лучше. Опубликуют, скажем, дневник какого-нибудь бомжа, пьяницы беспробудного (но с литературными дарованиями), посмертно, и это уже настоящий фурор. Последний писк. Литературы.
В настоящее время развелось очень много поэтов, прозаиков и пр. Но нет литературы. Об этом же, лет семьдесят назад, писал, кажется, Бунин.
Россия! я твой ржавый флюгер,
Зерно отпавшее твое.
Вспомнились строки одного поэта, оказавшегося волею судеб в этом же городе в начале прошлого века. Я (говорю за себя) здесь живу в состоянии внутренней эмиграции. (И даже больше - незаметно эмигрировал и от всех остальных, включая родных и близких. Как-то не вписываюсь в общую картину - везде - лишний). Думал - сигану в Россию. Я ведь - русский. Значит, там моя Родина. Но на деле выходит, что и там я не нужен. Что и там уже не Россия.
Вспомнилось. Улочки, кривые и загаженные (подальше от центра). И голубь. Суетливо куда-то бежит. Семенит красными лапками. И тащит по земле сломанное крыло. Раз - и готово! Образ. Символ. Или и то и другое вместе. Вплетен в цепкую память, где будет олитературен. (Я вообще все соотношу с литературой. Лит-ра - моя жизнь. Об этом я писал, впрочем).
Обычно у героя есть биография. Но я - не герой. Поэтому, у меня нет биографии. Иногда я в это даже очень верю.
У одного моего знакомого постоянно возникают проблемы. И он сам - большая проблема. Для своих родителей и для самого себя. Он их перерос, на две или три головы - неважно. Важно то, что они в нем продолжают видеть прежнего человека, свой устоявшийся, многолетний образ жизни. Быт.
На себя смотришь как на кого-то другого. И задаешься вопросом: что же это я такое? Местоимение "я", которое соотносится со своим телом и сознанием?
Один мой приятель (теперь уж точно) решил исключить из своего лексикона это личное местоимение. И сразу же ощутил, как перестроилось время-пространство.
Но здесь и сейчас - только ты. И ты никому так не нужен, как самому себе.
Изнурительная рефлексия довольно утомительна в большом количестве. Для себя и особенно для других. Поэтому в рамках этого произведения я одновременно существую и перестаю существовать.
А видеть общее в частном или частное в общем я предоставляю литературным критикам.