Помнишь, родной мой, как скучными зимними вечерами ты стучал в мою дверь, как я, затаив дыхание, бежала открывать, чуть заслышав твои шаги на лестничной площадке? Ты входил, скидывал пальто, снимал шапку и сдувал с неё, мокрой, блестящие снежинки.... Как сладко замирало моё сердце, когда я видела подтаявшие снежные следы твоих ботинок около моего порога, как счастлива была я слышать твой тихий, обволакивающий голос и видеть твои нежные глаза!.. Мы пили чай из маленьких фарфоровых чашек, и однажды ты сказал, что эти чашки и этот чай для тебя - само счастье, разливающееся по телу волнами тепла.... Помнишь? Как всё это напоминало тихую семейную идиллию, домашний очаг!..
А потом, попив чаю, мы вставали у окна, глядя в кромешную зимнюю тьму.... Так мы могли стоять часами, смотреть, как в лучах фонарей кружится снежная пурга, заметая всё вокруг. Ты тихонько рассказывал мне все новости уходящего дня, и пусть я не всегда понимала твои финансовые дела, денежные пересуды, тонкости бизнеса, но в те моменты мы были близки настолько, что становились единым духовным целым, части которого немыслимы друг без друга, неотделимы. Мы смотрели, как гаснут одно за другим окна близлежащих домов, и когда лишь одно робкое окно оставалось квадратиком света на фоне темноты, мы возвращались на кухню к тусклому свету ночника, к горячему чаю и хрупким фарфоровым чашкам.... Как больно нам было смотреть на это одинокое окно, зная, что там, в доме напротив, несмотря на поздний час, не спит женщина, ожидающая с работы уставшего мужа. Тебя. Знала ли она, что вовсе не на работе коротаешь ты зимние вечера?.. Может быть, и знала, но любила тебя настолько сильно, что просто не позволяла себе подозревать тебя в неверности. Иногда она выходила, завернувшись в старую шубу, одна, в тёмный заснеженный двор, в немом беспокойстве высматривая твою машину, плакала, не замечая, что слёзы замерзают на щеках, и ждала, ждала, как Пенелопа своего Одиссея. Как же я ненавидела в те моменты эту женщину! И как же мне её было жаль!..
Потом ты уходил, накинув пальто и надев подсохшую шапку, я закрывала дверь и снова кидалась к окну, чтобы увидеть твою чёрную на фоне снега фигуру, скрывавшуюся во дворах. Ты не поверишь, родной, но мне было ужасно страшно за тебя, сильного мужчину, быстро идущего между серых громад домов по засыпанной снегом тропинке. Я вглядывалась в темноту, замирая, до тех пор, пока не гасло то окно и ты не садился пить горячий чай в своей родной кухне под заплаканным взглядом жены.... Там, за тем окном, была другая идиллия, идиллия настоящей семьи, которую не способно разрушить ничто. Даже моя безграничная любовь к тебе. И в то же время настолько благодарна была я той женщине, обогревшей тебя, усталого и замёрзшего, хранительнице твоего тихого тепла!
Я ложилась спать. Одна. Без тебя. Ты никогда не оставался со мной. Я представляла, как ты лежишь в супружеской постели, прижав к своему плечу измученную голову жены, и знала, что ты в этот момент думаешь обо мне...