...Снежинки мелкими алмазами кружились в воздухе и, падая на запорошенную землю, сливались с идеальной белизной, чистой и невинной. Рождество. Благословенный день.
Все в этот день было необычным, наполненным каким-то восхитительным внутренним светом, чудесной силой, на вкус напоминающей сладкий яблочный пирог - как раз тот, который пекут на этот чудный праздник. Весь мир в этот день наполнялся удивительным преддверием чуда...
Так было всегда.
Но именно в это Рождество чудо свершилось.
В одном из миллионов городов на столь изменчивом земном лике вспышка мягкого неземного света озарила узкий полутемный переулок. Какое-то время было невозможно разглядеть хоть что-то, но потом сияние чуть померкло, и нашим взорам предстал изящный высокий молодой человек с длинными светлыми волосами, в беспорядке разметавшимися по плечам, и чистым благородным лицом. Он был одет в черное, чуть поношенное пальто, того же цвета джинсы и полуботинки и оглядывался по сторонам с непередаваемым изумлением в глазах цвета неба.
Наверное, окажись в подворотне кто-нибудь еще, он наверняка был бы поражен, не сколько видом внезапного гостя, сколько странным выражением его лица, да и чем-то вовсе чуждым, застывшим в глубине его глаз. Но людей здесь не было. Здесь был только он.
Он - Ангел, верящий в Рождество.
Вернее в волшебство этого великого праздника.
Ну, то есть, рождественский Ангел. Последний, кстати сказать.
Нет, были, конечно, и другие (ангелов на небесах вообще немало), но по-настоящему рождественским из них так не стал никто, ибо не верили они, не могли заставить себя поверить во всепоглощающее волшебство, овладевающее миром лишь на один день в году - день, символом которого им должно было бы стать. А вот он верил.
Потому-то он и был последним истинным рождественским Ангелом.
И поэтому в это Рождество спустился он с самих Небес на Землю, дабы доказать, что волшебство, оно есть, и, не веруя в него, остальные жестоко ошибаются. И он это докажет, обязательно докажет. Как же иначе?
Ведь сейчас прав именно он...
Ну, по крайней мере, рождественский ангел был в этом уверен. И кто мы, чтобы в этом сомневаться?
Так что, оглянувшись в последний раз и смущенно улыбнувшись не враждебной даже, а равнодушно-заинтересованной темноте, ангел чуть неуверенной походкой вышел из тишины пустынного переулка на людный бульвар.
2. Город.
... Резкий свет, шум толпы... он был оглушен, ослеплен, ошарашен. На миг ему даже показалось, что время остановило свой ход. Чуть придя в себя, ангел вновь огляделся и не поверил своим глазам: везде, в каждой витрине, на каждой стене, он увидел свечи и поздравления; где-то недалеко играла "Тиха рождественская ночь".
И как бы он мог удержаться?..
Никак. Против его воли, губы сами собой растянулись в глупой, но при этом донельзя счастливой улыбке: Рождество...
Это было его Рождество. Его праздник. Его ответ всем тем, кто смеялся над ним годам. Это была его истина, его вера и его волшебство.
И все же что-то было не так...
Чей-то довольно грубый толчок вернул его с небес на землю, и он пошатнулся. С трудом сохранив равновесие, Ангел огляделся по сторонам и замер. Но теперь уже от ужаса. Прохожие смотрели на него, как на ненормального, далеким-далеким показался ему чей-то голос, произнесший:
- Уже обкурился...
Он неуверенно пошел вперед по широкому бульвару, но почти сразу наткнулся на кого-то, с яростью оттолкнувшего его:
- Куда прешь, придурок?
Ангел извинился, отходя и отчаянно вжимаясь спиной в стену дома. Он жмурился, сглатывая слезы, и пытался не понимать и не верить в то, что видел сам. Перед своими глазами.
Как же хорошо было раньше, да даже несколько минут назад, когда та дикая уверенность в собственной правоте, застилала его взор и не давала взглянуть в суть вещей. Когда он смотрел, но не видел.
Было хорошо, да, но теперь эта пелена спала с его глаз, и, кажется, он понял, что все эти свечи и...
Да, свечи, да, поздравления... Но за ними была пустота, за ними не было ничего, кроме пустого: "Так надо".
Не было настоящего праздника, самого Духа рождества.
И волшебства не было.
Неужели он мог так жестоко ошибиться?.. Неужели остальные были правы?..
Нет, нет... Ангел не позволял себе даже думать о подобном: последний не должен терять веры. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Это он знал.
Но как же это было больно...
И именно в этот момент сквозь пелену отчаянных слез увидел он далекие огни церкви, услышал тихий звон колоколов. Так красиво, так легко, что Ангел засмеялся, отрываясь от стены. Снова загорелись верой глаза: он ЗНАЛ, что наверняка найдет искомое там. В Доме Бога.
Он действительно был очень молодым Ангелом...
Задыхаясь и едва ли не падая, Ангел бежал к церкви, как к единственному спасению.
Право же, лучше бы он так не торопился...
Рождественская служба была в самом разгаре. Медленно, стараясь не производить лишнего шума, Ангел пробрался к одному из свободных мест. Церковное пение успокоило его: глория, знакомые слова и мелодии - он наслаждался этим, воистину наслаждался, но, даже слушая мессу, продолжал оглядываться по сторонам в поисках ответа.
Вот только ответ был не таким, каким ему хотелось бы: они, все те люди, что находились здесь и славили Бога - лгали. В них не было веры, была лишь... привычка. Для большинства этих людей поход в церковь на Рождество (да и не только на Рождество) был чем-то обыденным и привычным. Они не верили в Бога, на самом деле, они просто лгали - самим себе, своим друзьям и знакомым. Даже в этих священниках не было истинной веры, только фальшь...
Господи, да куда же он попал? Что это за проклятый мир: без веры, без надежд?
Где даже волшебнейший праздник - Рождество - празднуют не по велению сердца, а по привычке?
Что? Что?? Что???
... В ужасе Ангел рванулся к выходу. Лицо его было перекошено гримасой отвращения и неверия, ранее всегда любимые им ароматы ладана и мирры сейчас вызывали лишь тошноту, и даже помыслить о том, чтобы вдохнуть полной грудью было невозможно. В этот миг он ненавидел саму мысль об этом мире и о людях, живущих в нем...
Впрочем, он даже не мог заставить себя назвать их "Людьми"...
Выбравшись, наконец, наружу, он устало привалился к стене какого-то дома, а потом и вовсе бессильно сполз по ней. Боль разрывала его на части, скручивала, выжигала изнутри, и казалось, что на свете нет ничего, кроме нее. Вечная боль, вечная память, вечная ошибка.
Его простят, но сможет ли простить он?..
Ангел знал ответ на этот вопрос.
Много позже, окончательно потеряв счет времени, он собрался с силами и, с трудом преодолевая вес незримой ноши, лежащей на его плечах, поднялся. Медленно, очень медленно побрел он по проспекту, приближаясь к спальному району безымянного города.
"Может там?.." - думал он, ведь, несмотря ни на что, рождественский ангел не терял надежду, не смел потерять, не имел права.
Но судьба думала по-другому...
Бредя по этой улочке, грязной темной и немытой, он увидел старушку в изношенной, не раз порванной, а потому покрытой грязью и заплатами куртке. Она шла ему навстречу, поеживаясь от холода и уперев тяжелый взгляд в камни мостовой, но ничего не говорила. Только смотрела на него, и прежде чем он успел остановить себя, его тело, его вероломное смертное тело бросилось вперед, на ходу сдирая с себя пальто, укутывая им ее острые и костлявые плечи. А потом он бросился прочь, почти болезненно спиной чувствуя ее взгляд и слыша тихое "Господь тебя благослови, мальчик."
И он не удержался...
Обхватив себя руками, последний рождественский ангел медленно шел по улице, а слезы - неудержимые, страшные, жаркие слезы - застилали ему глаза. И он не обращал внимания на иногда брезгливые, а иногда донельзя изумленные взгляды прохожих; его уже ничего не трогало.
Он плакал.
Он плакал по людям, он плакал за людей... Он плакал потому, что в этой хрупкой, бездомной старушке увидел ту истинную веру, которой не было даже в величайших из Архангелов, потому, что понял - волшебство творили сами люди... но это было давно, очень давно, а потому не имеет смысла. Он плакал...
Равнодушный ко всему, шел рождественский Ангел по той улице, шел, с умирающей верой в волшебство в сердце...
Рождественский ангел шел, а в далеких темных окнах мерцали тусклые огоньки свечей... и они играли бликами в его золотых волосах и зажигали звездами слезы...
3. Для того, кто умеет верить.
Играли... огоньки, манящие волшебство Рождества в дом, где были зажжены...
Огоньки - последний символ угасающей веры...
Без сил Ангел опустился на тротуар и подобрал колени, прижав их к подбородку. Он пристально смотрел на трепещущее пламя в одном из окон, и на мгновение, на долю мгновения ему показалось, что он увидел чье-то лицо, скрытое полупрозрачной тюлью.
Всего лишь на миг, но ему этого хватило. С непередаваемой надеждой во взоре глядел он на дрожащий огонек, и чудилось ему, что сейчас та, чей едва различимый лик он узрел, спустится вниз, по-прежнему держа в руке зажженную свечу, и пригласит его к себе в дом. И там он убедится, что волшебство существует. И все будет хорошо...
Он воистину верил в это.
Он - Рождественский Ангел.
... Ангел Надежды.
4. Для того, кто умеет ждать.
... Эти огоньки. Огни веры, счастья, славы во имя Его...
Огоньки в окнах - символы того, чего уже нет.
Он - Рождественский Ангел - задыхаясь от сдерживаемых рыданий, опустился на тротуар, в сугроб, подтянув колени к подбородку. Ему было очень больно...
Пристально, с отчаянной надеждой в разбитом сердце, Ангел всматривался в дрожащее пламя на подоконнике какой-то квартиры дома напротив. И он увидел чье-то бледное лицо, освещенное тусклым трепещущим огоньком, но прошел лишь миг - и оно исчезло, и вместе с ним исчезли остатки надежды...
И он остался один.
Ангел обхватил себя руками за плечи, спрятав лицо.
Почти в каждом доме сейчас раздавались звуки молитв, почти на каждом окне стояла свеча с трепещущим пламенем, почти каждый человек возносил хвалу Ему...
... А на улице, в сугробе, покрытый белыми хлопьями снега, умирал от холода последний Ангел, веривший в волшебство Рождества...