Фао, опустившись на корточки, рассматривал длинные царапины, оставленные на каменном полу. Провел пальцем вдоль одной из них, чтобы почувствовать глубину. Не вставая, оглядел валявшиеся повсюду обломки мебели: развороченные столы, размолотые в щепки стулья, стеклянное крошево витражей. Перевел взгляд на зияющий в дальней стене пролом. Именно отсюда, по словам придворных, в тронный зал ворвался дракон. Краем уха Фао ловил невнятные описания недавних событий:
- А пламя... пламя... до неба стояло! Когти, словно копья! Пасть как пещера! А зубы... - толстый придворный согнулся перед королем в низком поклоне. - Сам видел!
Король отыскал взглядом Фао. Поманил к себе:
- А что скажет наш прославленный рыцарь?
Фао хлопнул перчатками по коленям, стряхивая пыль, выпрямился и приблизился к королю.
- Дракон был, да, только мелкий какой-то. Может, больной. Через стену вломился почему-то. Обычно же крышу ломают. Огня не было, половина дворца сгорело бы. И в сокровищницу, - Фао кивнул на стену, противоположную проделанному пролому, - почему-то не полез. Что-нибудь пропало?
Жирный придворный аж подпрыгнул от негодования:
- Мы встали стеной. Мы не дрогнули. Я лично защищал...
- Ты лично сидел где-нибудь под столом в дальнем углу, - оборвал его Фао. - Или бы ты сейчас уже ничего не мог рассказать. Так что пропало?
- Гобелен, - король махнул рукой за спину. - Фамильный.
Фао отлично помнил эту картину. Именно под ней его, еще сопливого юнца, только закончившего академию, посвящали в рыцари. Воин в серебряных доспехах пронзал копьем сердце золотого дракона. В тот момент, когда лезвие меча коснулось его плеча, а в ушах еще стояли строки формального речитатива, Фао, словно наяву, ощутил себя там. Почувствовал жар пламени на лице, упругую дрожь копейного древка, звук пробиваемой чешуи и смертельный рев дракона. Куда все ушло?
- Дракон утащил гобелен и не залез в сокровищницу? - Фао покивал каким-то своим мыслям. - Гобелен древний, золото настоящее. А на картину, закрывавшую все стену длинного зала от и до, его потребовалось, конечно же, не мало...
- Помедленнее, пожалуйста! - рассуждения Фао прервал парнишка, вынырнувший из-за спины толстяка. В руках парень держал восковую дощечку, по которой с необычайной скоростью чирикал стилом.
- Это еще что? - дернул щекой Фао.
- Новое приобретение моего двора, - с гордостью произнес король. - Мой летописец Лютен.
Юноша поклонился, не выпуская письменную дощечку из рук.
- Весьма заслуженный молодой человек, - продолжал хвастать король. - Не обращай внимания на его молодость, в серьезных кругах его называют не иначе как "метр", а его летописи читают по всему миру. Известность его соперничает лишь с его скромностью.
Парень умудрялся непрерывно кланяться, столь же непрерывно записывая каждое слово.
- Впрочем, мы отвлеклись, - хруст битого стекла и шум уборки, слуги уже начали приводить тронный зал в порядок, вернули всех к текущим проблемам. - То, что дракон не пробрался в сокровищницу - замечательно, не важно, почему это произошло, - толстый придворный просиял, бросив победный взгляд на рыцаря. - Но гобелен нужно вернуть. Фао, отправишься немедленно!
Рыцарь пожал плечами. Фао с самого начала подозревал, что этим все и закончится. Однако же, королевские приказы на этом не закончились:
- Лютен поедет с тобой.
- Зачем? - и рыцарь, и летописец не смогли сдержать изумленного возгласа. Каждый по своей причине.
- Мне нужна летопись. Настоящая, - видно было, что эта мысль только что пришла королю в голову и захватила его целиком и полностью. - "Баллада о драконе". Или "Баллада о рыцаре". Или "Баллада о рыцаре и драконе". Ну, в общем, это вы сами там, по ходу сообразите.
- Но для того чтобы написать все это, мне совершенно никуда не нужно ехать, - еще раз поклонился летописец. - Я замечательно напишу ее, когда доблестный рыцарь вернется с победой. Выслушаю его и все напишу.
- Нет, нет, - король покачал головой. - Рыцарь может что-то упустить, передать не теми словами, попросту забыть, в конце концов. А мне нужна такая летопись, чтобы все было как в жизни. Понял меня? Чтобы каждый, лишь взяв ее в руки, не отрывался бы до самого конца. Ты пройдешь бок о бок с рыцарем, по всем дорогам, всем сражениям, и напишешь летопись, поистине величайшую.
- Я, что, должен взять его в настоящий поход? Вести его через все передряги, и в сражение против самого дракона тоже тащить? - изумлению Фао не было предела.
- Ни в коем случае. Он лишь твой летописец. Не отвлекай его ни на что другое.
- Но он же совершенно не подготовлен! - Фао вовремя спохватился, с кем говорит, и понизил голос.
- Это приказ! Доложитесь оба по возвращении, - король взмахом руки отослал их прочь, давая понять, что все разговоры окончены.
Через несколько часов, отпущенных на сборы, Фао встретил Лютена у ворот конюшни. Для столь великого похода король разрешил им выбирать любых лошадей по вкусу.
Фао, равнодушно миновав красивейших королевских скакунов, выбрал себе невысокую крепкую кобылу серой масти. Осмотрев ее ноги и копыта, быстро взнуздав и оседлав конягу, Фао задержался у ворот.
Лютен же тем временем препирался с главным грумом. Летописец выбрал себе белоснежного тонконогого жеребца с шелковистой гривой. Как помнил Фао, этого коня впрягали в королевскую карету по праздникам. Грум, естественно, не желавший расставаться с красавцем, пытался что-то возражать. Лютен же, повторяя через слово: "По приказу короля!", неумолимо продолжал седлать жеребца.
- Эй, Лютик! Ты на лошадях когда-нибудь ездил? - спросил рыцарь.
Летописец дернулся как от оскорбления:
- Я - Лютен!
- Хорошо, хорошо, - не стал препираться Фао. - Я имею в виду, дальше, чем получасовая прогулка по парку? Или только в каретах?
- Этого ведь достаточно, чтобы держаться в седле не хуже любого рыцаря? - прошипел летописец, одним махом взлетая на коня.
Фао покачал головой.
- А в них что? - рыцарь указал на огромные дорожные сумки, которые Лютен перекинул через лошадиный круп.
- А тебе что за дело? - буркнул летописец в ответ.
- Перегрузишь коня и... - не успел договорить Фао, как Лютен, стеганув жеребца плеткой, унесся по улице в направлении городских ворот.
Рыцарю оставалось лишь покачать головой еще раз. Пристроив свое походное имущество, он неторопливой рысью направился следом. Старик грум проводил рыцаря сочувствующим взглядом.
Фао нагнал Лютена у самых ворот.
- И куда теперь? - буркнул летописец.
- Я людей порасспрашивал, - спокойно ответил рыцарь. - Говорят, дракон с золотой тряпкой в зубах рванул на север. Значит, и нам туда.
- Хорошо бы добраться до какой-нибудь деревни к ночи, - с сомнением добавил он, глядя на взмыленные бешеной скачкой бока жеребца летописца.
Лютен молча направил своего коня вслед за кобылой Фао.
- Ты, это, - выдавил он через некоторое время. - Извини. Меня Лютиком дразнили... ну, в общем, люди нехорошие... Как-то, вот, не переношу с тех пор...
- А-а, - протянул Фао. - Ну, и ты извини тогда. Не хотел обидеть.
Следующие полчаса прошли в молчании. Наконец, Лютен не выдержал, поравнял коня с рыцарской лошадкой. Выудил откуда-то любимую восковую дощечку и принялся водить по ней остро отточенной палочкой-стилом.
Фао с определенным любопытством наблюдал за этой процедурой. Несмотря на тряску, буквы у летописца выходили ровные, четкие. Если парень и умел что-то делать хорошо - так это писать, отметил про себя рыцарь.
Палочка мелькала быстро, буквы складывались в слова, слова - в строчки. Но что-то у летописца не ладилось: напишет несколько строчек, подумает, и проведет по написанному ровной дощечкой - сотрет. И снова пишет сначала.
- Слушай, ну почему ты взял такую жалкую клячу? - не выдержал наконец Лютен.
- Что? - изумился Фао. - Это хорошая лошадь. В самый раз для похода.
- Но ты же рыцарь!
- И? - Фао никак не мог уловить мысли.
- Что, "И"? - Лютен раздраженно махнул стилом. - Как я это, по-твоему, должен описать? "Рыцарь на серой кобыле?" Ты должен был взять белого коня, не хуже чем у меня. Король же приказал выбрать лучших.
- По-твоему, белый конь лучше серой кобылы? - усмехнулся Фао.
- Конечно! Сам сравни: "Рыцарь на белом коне" и "Рыцарь на серой кобыле". Что вызывает больше уважения, гордости? Какую картину представит себе читатель моих летописей, прочтя первое и второе?
- А, вот что тебя беспокоит, - Фао наконец уловил смысл претензий Лютена. - Белый конь, может, и хорош, да только на параде. А в походе я предпочитаю не того коня, который лучше смотрится, а того, который довезет мена докуда мне нужно. А что будет в летописях об этом говориться, мне, в общем-то, без особой разницы.
- Да как ты можешь пренебрегать... - возмутился Лютен. - Ты вообще настоящий рыцарь? Гордость, отвага, бесстрашие... Бой... Бам! Звенят мечи. Гнутся копья. Кони встают на дыбы, гривы развеваются по ветру. Блестят кольчуги. Прекрасные девы бросают цветы...
- А тут? - Лютен горестно покачал головой. - Серая жалкая кляча.
- Разницу между моей клячей и твоим красавцем ты очень скоро увидишь сам. Кстати, твой белый идеал уже спотыкается, а мы еще не проехали и пары часов, - сухо заметил Фао.
- А, что с тобой говорить, - Лютен передернул плечами и снова склонился над любимой дощечкой.
Над путниками вновь сгустилась тишина. Лютен писал, стирал и переписывал, так и эдак пытаясь вклинить неудобную рыцарскую лошадь в свою "героическую" летопись. Фао попросту мечтал, расслабившись в седле, позволяя своим мыслям не концентрироваться ни на одной проблеме до ее возникновения. Этот способ он открыл подростком, когда, еще не будучи рыцарем, совершая длинные конные перегоны между далекими городами.
Солнце постепенно клонилось к горизонту, конь летописца все больше и больше отставал, брел, понурив голову к самой земле, роняя в дорожную пыль капли пота и пены.
Наконец, Фао, периодически поглядывая на солнце, горизонт и белого жеребца, решительно повернул свою лошадку к опушке подступающего в этом месте к дороге леса.
- Уф, привал? - Лютен отвлекся от писанины.
- Дальше сегодня не поедем, - Фао мрачно разглядывал вздувающиеся от тяжелого дыхания бока жеребца Лютена.
Лютен спрыгнул на землю и тут же завопил:
- У-у-у! Ноги!
- Мы ехали всего-то несколько часов, - удивился Фао.
- Все равно больно! - скулил летописец, сидя на пятой точке и яростно растирая ладонями икры.
- Опиши это в своей летописи, - усмехнулся рыцарь. Впрочем, Фао и сам сделал несколько наклонов и приседаний, чтобы разогнать застоявшуюся кровь.
- Отдохни пока, - рыцарь выудил из своих вьюков мягкое кожаное ведро. - Пойду, поищу воды лошадям.
Вернувшись через некоторое время с водой, он застал Лютена за странным занятием. Летописец обнюхивал себя со всех сторон, яростно морщась после каждой затяжки.
- Что с тобой?
- Запах! Только откуда - не пойму, - Лютен продолжал нюхать одежду.
- Пойди, коня своего нюхни, - посоветовал Фао и чуть не расхохотался, видя, как летописец, неуверенно на него оглядываясь, все же приблизился к жеребцу и отпрянул, словно получил хорошую пощечину. Впрочем, смеяться Фао не стал, помня о чрезмерной обидчивости летописца. Но от шпильки не удержался. - И это тоже обязательно в балладу занеси!
- Но ведь в конюшне они совсем не пахнут, - попробовал возмутиться Лютен.
- В конюшне это делают грумы. А здесь ухаживать за лошадьми придется героическому рыцарю и его не менее героическому летописцу, - Фао надел принесенное ведро на морду лошади и принялся большим пучком травы обтирать ей бока.
- Не вздумай оставить как есть, - бросил он Лютену. - Иначе завтра к нему вообще не подойдешь.
Приведя кобылу в порядок, Фао раскатал по земле одеяло, развел небольшой костерок. Выудил из сумки колбаску, насадил ее на прут и пристроил над огнем.
- Садись, отдыхай, - Фао заметил, что Лютен кое-как управился с жеребцом. - На сегодня труды закончены.
- Как, закончены? - возмутился Лютен. - Ты собираешься есть руками и спать на земле?
- А есть варианты? - удивился Фао. - Из-за твоей любви к поэтической красоте мы даже до ближайшей деревни не доехали, а трактиры что-то не строят вдоль дороги через каждый километр.
- Мы будем ставить шатер, - с гордостью провозгласил Лютен.
И, не дожидаясь ответа, полез в свой необъятный мешок. На землю полетели связки палок, куски скатанной материи, какие-то скобки и веревки.
- Да, и вот еще что, - Лютен, метнувшись к вьюкам, пихнул в руки изумленного Фао серебряное блюдо. - Рыцарь обязан ночевать в шатре и вкушать с серебряной посуды!
- Вообще, конечно, ставить шатер - это обязанность оруженосца. Но, раз уж у тебя его нет, сегодня я все сделаю сам, - гордость и энтузиазм переполняли Лютена. Фао лишь беспомощно развел руками.
В течение последнего светлого часа Фао наблюдал яростную беготню летописца вокруг костра, хватание одних частей будущего шатра, перетаскивание их к другим частям, безуспешные попытки их соединения воедино, ругань и периодические бессвязанные вопли бессилия.
Завернувшись в одеяло, Фао еще некоторое время пытался следить за ходом строительных работ, но вскоре глаза его закрылись, а дыхание выровнялось.
Проснувшись и смахнув с ресниц капли утренней росы, обещанного шатра Фао так и не увидел. Бедный летописец лежал на самой большой груде скомканного полотна и сквозь сон лязгал зубами. Рыцарь сильно потряс поэта за плечо. С трудом заставив Лютена открыть глаза, Фао ушел заботиться о лошадях. Вернувшись же, застал жалкую картину. Лютен, то и дело хватаясь за поясницу и постанывая сквозь зубы, с огромным трудом сгибал и разгибал руки, выпрямлял и снова сгибал ноги.
- Ночь на земле? - не удержался от колкости рыцарь. - А что на этот счет говорят наши летописи?
Лютен проводил насмешника злым взглядом и, превозмогая себя, поднялся на ноги и побрел к костру, где Фао уже поджаривал колбаски.
- Опять колбаса! - мрачно буркнул Лютен, глотая жесткий кусок.
- Угу. И вечером будет колбаса. И завтра тоже. На вот, хлеб еще есть.
- Доблестный рыцарь на серой кляче, питаясь одной колбасой, небритый, воняющий потом, ехал на битву с драконом, - процитировал летописец. - Думаешь, королю это понравится?
- Ну, это уж твое дело, как все изложить так, чтобы понравилось, - пожал плечами Фао.
- Как такое вообще можно изложить... Уй! - Лютен схватился ладонями за поясницу, восстанавливая дыхание. И мрачно закончил: - А оруженосец у него с радикулитом.
Фао ободряюще похлопал Лютена по плечу:
- Ничего, скоро втянешься. Да, вот еще что, - рыцарь беззастенчиво полез в мешки летописца и принялся выкидывать их содержимое на землю. - Это все придется оставить.
Не слушая возмущенных воплей Лютена, Фао выкидывал из мешков разнообразный хлам: посуду, парадную одежду, королевский штандарт, части того, что должно было стать убранством так и не поставленного шатра, турнирный рог, книги: - "Конечно, рыцари читают древних философов в перерывах между сражениями!", и многое-многое другое, что, по мнению Лютена, составляло необходимую экипировку для похода против дракона. Наконец, безразмерные сумки ужались до двух вполне посильных для лошади мешков. Можно было трогаться в путь.
Движение продолжали в том же порядке, что и вчера. Фао впереди, Лютен, надутый и от этого молчаливый, позади. Фао, расслабившись, отрешенно слушал постанывания летописца, страдающего от холодной ночи и стертых седлом коленей.
Монотонная дорога не изобиловала встречами, однообразная красота бескрайних равнин надоела Лютену очень скоро и, чтобы хоть как-то скрасить дорожную скуку, летописец решил сменить гнев на милость и вновь поравнялся с Фао.
Рыцарь бросил взгляд на изготовленную к бою восковую дощечку, но колкостей отпускать не стал.
- Слушай, - Лютен задумчиво пощипал бровь. - А твое имя, Фао, это что-то эльфийское? Ты только не обижайся, если что...
- Да нет, все нормально, - усмехнулся рыцарь. - Это просто сокращение. А эльфы, хм, живых не видел. Вообще, думаю - это сказка.
- Сокращение... - протянул Лютен. - А зачем сокращать? Почему ты полным именем не зовешься?
- Полное имя мое - Фалеохаланхероио. Попробуй выговори.
Лютен даже рот разинул:
- Ну-ка повтори!
Фао повторил по буквам, глядя, как Лютен старательно выводит их на дощечке.
- Твоя семья, наверное, из какого-нибудь древнейшего рода. Или в твоем имени скрыта какая-нибудь зловещая тайна...
- Да что там, - отмахнулся Фао. - Все просто. Мой старик сверзился с лошади, сильно повредился головой и, как говорят, уже умирал, когда моя мать разрешилась от бремени. Меня к нему принесли, а он только это и смог из себя выдавить. И умер. Вот меня так и окрестили.
Лютен чуть не плюнул с досады:
- В тебе хоть какая-то романтика есть?
- Романтика? - Фао пожал плечами. - От нее быстро избавляешься. Рыцарство - это тяжелая и грязная работа. Места для романтики здесь, как бы, не остается.
- Как это не остается? - возмутился Лютен. - А рыцарские турниры? А бой за прекрасную даму? Я как смотрю, например, на этих ваших черных рыцарей, меня аж дрожь пробивает. Какие у них глаза! Заглянешь - и кажется, можно самому себе могилу копать.
Фао невесело усмехнулся:
- Ты смотришь им в глаза, но ничего не видишь. Ничего. Думаешь, стать черным - мечта всякого и каждого рыцаря?
Лютен уверенно закивал.
- Черный рыцарь, - Фао вздохнул. - Это не от цвета доспехов. И не награда за храбрость. Черными, среди рыцарей называют тех, кто по неосторожности убил противника в бескровном турнире. Как ты, наверное, знаешь, бывает два вида турниров, обычный или бескровный - рыцари бьются до падения или до первой царапины и смертельный - здесь бьются насмерть.
- Ну, и?
- Ты думал, все турниры смертельные? Прикинь количество имеющихся рыцарей и то, что в любое время хоть где-нибудь да проходит турнир. Если бы все турниры оканчивались смертью, рыцари уже давно бы перевели сами себя. Нет, смертельный турнир назначается лишь по специальному указу короля, между действительно тяжко оскорбившими друг друга рыцарями. А все турниры, на которые ты так любишь смотреть - обычные. В них же друзья бьются против друзей, братья против братьев. И вот представь, на таком турнире ты убиваешь противника. Случайно. Лошадь скакнула, рука дрогнула, просто не повезло. Вот таких рыцарей и называют черными. Вот оттуда и тоска в их взгляде. Ибо живут они жизнью убитых ими друзей.
Некоторое время Лютен ехал в молчании, даже стилом не чиркал по дощечке.
- Что, поблек ореол рыцарской романтики? - спросил Фао.
- Ну, хорошо, а драконы? - вскинулся летописец.
- А что - драконы?
- Это же эпический подвиг - убить дракона!
- Думаешь?
- Что, опять - нет?
- Не знаю, - скривил губы Фао. - Я в этом ничего великого не вижу.
- Но ты же защищаешь слабых, встаешь стеной между коварным зверем и простыми людьми! Ты, как карающая десница, разишь подлого змея, избавляя от его власти человечество! Если бы не рыцари - драконы бы правили миром, а люди платили бы им жестокую дань. Недаром древние хроники повествуют нам о днях владычества драконов. О боли и страхе. О том, как дюжины девственниц отправлялись им на убой...
- Откуда ты набрался всей этой чуши? - летописец не переставал изумлять Фао.
- Старые летописи все очень подробно описывают.
- Хорошо, что я их не читал.
Фао на несколько минут отвлекся от разговора, чтобы расспросить встречного крестьянина. Закончив расспросы, рыцарь вернулся к прерванной теме.
- Да, драконы умны. Умны и осторожны.
- Вот видишь!
- Разумом они не уступают людям, и поэтому стараются держаться от нас подальше.
- Угу, - скептически буркнул Лютен. - Воруют скот на пастбищах, похищают молодых девушек, отбирают золото, где только могут.
- Про похищенных девушек что-то я не слышал, - возразил Фао. - На бабьи сказки смахивает. Скот крадут, это да. Но, сам посуди, раньше они были здесь сами по себе. А потом пришли люди. Выбили всю дичь, сводят леса, ломают горы. Им же просто-напросто нужно чем-то питаться. Вот и добывают - что могут.
- Ага, и золото им не нужно, - съязвил Лютен. - И мы тут просто погулять вышли.
- Золото им нужно, - согласился рыцарь. - И как раз сейчас, в середине лета. Для размножения.
- Как это? - вылупил глаза Лютен.
- Устроены они так. Не могут их самки забеременеть, если не полежат перед этим на золоте. Какой-то сложный процесс происходит, золото рассыпается в труху, зато шкура самки золотится и она становится готова к спариванию. Вот поэтому самцы драконов и собирают золото, где только могут. А где его взять? Опять же - у людей. Королевские сокровищницы - лучшее место для добычи.
- Что-то наш дракон тогда лопухнулся, - заржал летописец. - Уволок бесполезный кусок материи вместо золота.
- Не монеты же ему было по полу собирать, - возразил Фао. - Но ты прав, все же в этом есть что-то непонятное.
Ухмылка Лютена увяла, пока он обдумывал услышанное.
- Значит, в итоге получается, я должен написать нечто такое: неопрятный рыцарь на непонятной лошади едет убивать дракона, который утащил золотую тряпку, чтобы завлечь в свою пещеру бабу? И я должен все это описать? И это будут читать современники и потомки?
Фао равнодушно пожал плечами.
- Да меня же помидорами закидают, с грязью смешают, ни один архив мои летописи не примет! - горестно запричитал Лютен. - Ни рыцаря настоящего, ни дракона. Противостояния тоже, выходит, нет, идея - из пальца высосана, сюжет на все четыре ноги хромает...
Фао постарался утешить летописца:
- Зато все будет как по-настоящему.
- "По-настоящему", - передразнил Лютен. - Кто польстится на такое "по настоящему"!
Так, коротая время разговорами, провели они в дороге второй день. Лютен пробовал снова и снова отыскать хоть что-то, что смогло бы привлечь внимание к его труду, хоть немного романтики, хоть чуть-чуть привлекательности, но все напрасно. Лирические картины разбивались о суровую прозу жизни. Фао отвечал на наскоки поэта спокойно, правдиво, периодически отвлекаясь на расспросы встречных о драконе, но ничем приятным порадовать Лютена не мог.
Благодаря тому, что избавленный от излишнего груза жеребец шел легче, за день они миновали приличное расстояние. Фао остался доволен, а придорожный трактир, до которого они добрались перед самым закатом, избавил путников от очередного ночлега на траве.
Измученные долгой дорогой рыцарь и летописец после скромного ужина сразу же разбрелись по комнатам. Лютен потащил с собой свои драгоценные дощечки, попытался что-то писать при свете свечи, но неодолимая усталость быстро увлекла его к кровати. Не успел он закрыть глаза, как снова очутился в лесу.
Мягко потрескивал костер. Фао спал, завернувшись в одеяло. Прямо за спиной Лютена замер неподвижной стеной лес. Неподвижной? Лютен подошел поближе к деревьям. Провел ладонью по сосновому стволу, но почему-то не почувствовал знакомой шероховатости. Скорее, на ощупь это напоминало бумагу. Лютен провел пальцем, нажал посильнее. Палец, прорвав бумажное полотно, провалился. Лютен задрал голову. Где-то далеко наверху он различил очертания огромной деревянной рамы, в которую была вставлена лесная картина.
Отскочив от нарисованного леса, Лютен запнулся каблуками сапог за какой-то предмет, валявшийся в траве. Летописец нагнулся, чтобы рассмотреть его внимательнее. Длинная металлическая палка, точнее трубка, странным образом соединялась с полированным продолговатым куском дерева. Предмет казался опасным, однако же Лютен взял его в руки. Повернув его деревянной частью к себе, Лютен подергал за маленький рычажок, выступавший в месте соединения дерева и металла. Он дернул раз, другой, но ничего не происходило. Лютен откуда-то точно знал, что что-то обязательно должно случиться, но предмет оставался холодным и равнодушным ко всем стараниям поэта.
Выпустив бесполезную вещь из рук, Лютен повернулся на звук. Это Фао проснулся среди ночи и куда-то пошел. Лютен бросился вдогонку и без труда нагнал рыцаря, который брел, неловко переставляя негнущиеся ноги. Тронув приятеля за плечо, Лютен изумленно отдернул руку. Под пальцами снова чувствовалась бумага! Только на этот раз более плотная, чем на лесной картине. Фао повернул голову и Лютен обомлел - нос, уши, рот, да и все тело рыцаря были грубо слеплены из плотного картона.
Лютен отступал шаг за шагом. Картина с деревьями, картонный рыцарь и непонятный неработающий предмет надвигались на него со всех сторон. Лютен бросился наутек, спеша укрыться от этого ужаса, но страшные предметы не отставали, настигали, окружали.
Лютен бежал и кричал, и в этот самый момент... проснулся.
Смахнув со лба остатки кошмара вместе с потом, Лютен быстренько привел себя в порядок и спустился в трапезную. Наскоро проглотил холодный завтрак, Фао торопил поскорее выехать, и вот они уже снова в дороге в привычном порядке: рыцарь на серой кобыле впереди, летописец на белоснежном жеребце позади. И рыцаря совершенно не трогала такая явная несообразность, как не трогали его и насмешки ребятни, бежавшей за ними всю деревню и настоятельно выяснявшей, кто же из них двоих настоящий рыцарь.
Дорога разматывала перед ними километр за километром, Фао мечтал, покачиваясь в седле, впрочем, не забывая расспрашивать всех подряд на предмет обнаружения дракона с гобеленом. Лютен же, мрачнее тучи, яростно терзал восковую дощечку. От постоянной писанины и не менее постоянного ее уничтожения, слой воска истончился, четко писать было все труднее. Но в том-то и дело, что писать было абсолютно нечего. О полчищах трактирных клопов, не дававших Лютену удобно устроиться в постели, во всяком случае, писать не хотелось.
Грохот копыт вывел Фао из очередного периода мечтаний - Лютен, настегивая жеребца, бросил на ходу: - "Скоро вернусь!" - и резво умчался вперед. Рыцарь, уже привыкший к экспрессивным выходкам попутчика, только пожал плечами.
Лютен действительно вернулся через некоторое время и, как ни в чем не бывало, пристроился на свое обычное место. Вопрос "Где был?" летописец проигнорировал. Настаивать на объяснениях Фао не стал.
Через некоторое время, когда дорога повернула под лесные кроны, Лютен тронул рыцаря за плечо:
- Может быть, тебе стоит достать доспехи? В лесу могут быть разбойники!
- Откуда тут разбойники, - фыркнул Фао. - Деревня на деревне. Укрыться негде. Изловят в два счета.
- Ну, как знаешь, - хмуро бросил Лютен, возвращаясь на привычное место.
Не успел Фао вновь погрузиться в привычное расслабленное состояние дороги, как лесную тишь разорвал разбойничий свист. Столетняя ель, росшая чуть впереди, у самого края дороги, взмахнула ветвями, и с оглушительным треском, засыпав все вокруг старой хвоей, рухнула, перегородив путь. В ту же секунду свист оборвался, а из-под дерева раздался человеческий вопль, наполненный страхом и болью.
Фао, не притрагиваясь к доспехам, мячиком скатился на землю, заорав Лютену: - "С коня, живо в кусты!" Лютен же, даже не подумав следовать разумному совету, вцепился в свою доску, приготовившись описывать битву с разбойниками. Фао шлепком сбросил поэта на дорогу, выхватил меч и, низко пригнувшись, буравил взглядом кусты. Лютен, так и не выпустив доску, лихорадочно водил стилом. В придорожных кустах же происходило что-то непонятное. Создавалось впечатление, что все, кто там прятался, беспорядочно драпают, позабыв про все на свете. Вопли из-под дерева становились все громче и отчаяннее.
Через несколько секунд возня в кустах окончательно стихла. Фао, осторожно приблизившись и отогнув левой рукой ветки, убедился, что все, кто там прятался, действительно разбежались, направился к дереву. Сквозь переплетение ветвей он разглядел кричащего от невыносимой боли мужика, ногу которого насквозь пронзил толстый сук.
Выяснив, что опасности нет, Фао вбросил меч в ножны и подозвал Лютена. Мельком отметив напряженно-злое выражение глаз поэта, рыцарь склонился над пострадавшим.
- Нужно ему помочь, быстро. Иначе кровью истечет. Веди сюда лошадей. Нужно сдвинуть дерево в сторону, - распорядился Фао.
- Что ты с ним миндальничаешь, это же разбойник! - прошипел Лютен. - Прирежь его, и поехали дальше.
- Я не разбойник! - завопил мужик. - Я из деревни здешней! Полянский я!
- Давай! - рявкнул рыцарь на Лютена. - Я пока хоть как-то кровь остановлю.
Через пять минут взаимных криков, ругани и упреков, а также жалобных стонов пострадавшего мужика, ель наконец-то была сдвинута с дороги, мужик из-под нее вытащен и худо-бедно перевязан. Измазанный в чужой крови, исцарапанный иголками и насквозь мокрый от пота Лютен, нахохлившись, сидел на кочке. Не менее грязный и исцарапанный рыцарь заканчивал накладывать жгуты на ногу Полянского. Мужик, не переставая стонать, делал все время какие-то знаки рыцарю, кивая при этом на Лютена. Вскоре Фао это надоело, и он прикрикнул на мужика:
- Ну-ка, рассказывай толком, с чего это вы разбойничать подались?
- Да не разбойники мы! - заголосил Полянский, снова кивая головой в сторону поэта.
- Что ты все ерзаешь? Ну, говори толком! Я - рыцарь его Королевского Величества, Фао. Или на сосну захотел?
Последнее, похоже, совсем добило мужика, и тот, непрерывно постанывая, сбиваясь и глотая слова, рассказал, что сегодня по утру к ним в деревню приехал вот он, мужик кивнул на Лютена, подговорил старосту, заплатив ему, разыграть разбойничье нападение на его, как он сказал, друга. Друг этот, мол, устал от придворной жизни и ищет острых впечатлений. Вот, староста и собрал мужиков покрепче, да и расставил вдоль дороги. А что было дальше, как говорится, вы и сами знаете. Его елкой привалило, а селяне, только увидев настоящее оружие, деру дали.
- Значит, друга, - Фао глянул в сторону поэта. - Ну и как, успел острые впечатления записать?
- Чего тут записывать, - буркнул Лютен. - Как мужичье драпало? Ни битвы, ни славы...
- Да ты понимаешь, что будь здесь настоящие разбойники, мы бы сейчас лежали утыканные стрелами, как ежи иголками?! - взорвался рыцарь. - Не было бы никакой битвы! Мертвым бы ты лежал вот здесь, в этой самой канаве!
Фао провел рукавом по лицу, стирая пятна грязи.
- А, ладно. Расседлывай лошадей. Нужно же как-то этого бедолагу домой отвезти, - рыцарь кивнул на притихшего мужика. - Пойду носилки сделаю.
Доставив мужика в родную деревню и не слушая ни благодарных причитаний его родственников, ни виноватых - старосты, Фао быстро покинул деревню. Лютен понуро плелся следом. Пристыженный, он безропотно делал все, что приказывал рыцарь, за восковую дощечку не брался, все больше молчал.
Остаток пути до заката прошел все в том же молчании. И лишь когда Фао, уже завернувшись в одеяло, готовился заснуть, Лютен, пряча письменную дощечку за спиной, неуверенно спросил:
- А можно личный вопрос?
- Мм?
Сочтя неопределенное мычание за разрешение, Лютен выпалил:
- А правда, что про рыцарей говорят, будто они настолько сроднились со своим оружием, что не могут с ним расстаться даже ночью?
Фао скосил глаза на рукоятку меча, выглядывающую из-под одеяла, и вымученно поднял глаза к небу:
- Рыцари не спят со своим оружием. У меня жена есть и двое детишек подрастают. А меч... ты знаешь, сколько он стоит? Гибкий, легкий, прочный, с хорошим балансом. Такую деревню, как у этого Полянского, купить можно. Вот поэтому рыцарям и спокойнее, когда оружие в походе под рукой лежит. Все, кто не придерживается подобной философии, рано или поздно просыпаются без меча.
Фао повернулся на другой бок, а Лютен в яростном разочаровании чуть не швырнул любимую дощечку в костер.
На следующее утро, едва они тронулись в путь, Фао несказанно повезло. По его прикидкам, искать пещеру дракона пришлось бы еще не одну неделю, но, остановив на дороге курьера, рыцарь выяснил, что тот несет королю весть об обнаруженном драконьем логове и просьбу от управляющего ближайшего городка прислать рыцаря для зачистки. Выяснив точное положение пещеры, Фао двинулся напрямик, и через пару часов путники достигли цели.
- Ну вот, - усмехнулся Фао. - Теперь у тебя есть возможность запечатлеть настоящий бой рыцаря с драконом.
- Мне здесь оставаться? - Лютен неуверенно выглянул из-за обломка скалы, за которым Фао укрыл его и лошадей.
- И не вздумай вылезать. Смотри и пиши. Если же дело пойдет худо... ну, в общем, дракон победит, главное - не беги. Сиди за камнем и не высовывайся. Это единственный шанс остаться живым. Расскажешь потом королю все.
Фао затянул потуже ремнями грудную пластину и вытащил из вьюков кольчужные перчатки.
- Это что, все твои доспехи? - не сдержался Лютен.
- Чем богаты, - буркнул рыцарь.
- И ты с этим пойдешь против дракона?!
- Ох, не умру я с тобой спокойно! - вздохнул Фао. - Рыцарь может убить дракона только на земле, ибо рыцари не летают. Значит, подняться в воздух ему позволить нельзя. А сделать это можно лишь одним способом - встать на лошади напротив выхода из пещеры и, когда он начнет вылезать, разогнаться и пронзить его копьем.
- А если он пустит пламя?
Фао пожал плечами:
- Те, кто поумнее, так и делают. Но вес лошади, плюс вес рыцаря, плюс все доспехи, которые есть... скорость разгона... рыцарь, даже мертвый, обычно долетает до дракона. А там уж, как повезет.
- Но это же не геройство! Это самоубийство!
- Такой несправедливый мир, - усмехнулся Фао одними губами. - Хватит лясы точить, если он нас услышит и выползет раньше времени, добра не будет точно. Здесь хоть есть где разогнаться.
Неуклюже взгромоздившись на лошадь, рыцарь занял позицию напротив пещеры.
В правой руке Фао сжимал копье, левой поднес ко рту рог. Резкие звуки огласили окрестности. Рыцарь бросил рог и приник к шее лошади, выставив копье. Прошла минута, вторая. Ничего не происходило. Фао медленно распрямился. С кряхтением слез с лошади и, постоянно оглядываясь на пещеру, подобрал брошенный рог. Вновь протрубил, уже подольше, и опять слился с копьем. Зев пещеры оставался тих и недвижим. Фао протрубил в третий раз, и снова ничего не произошло. Упрямая зверюга не желала показываться. Фао подобрал толстый сук и, подъехав поближе, зашвырнул его внутрь. Никакого эффекта. Пальцы Лютена, сжимавшие стило, сводило судорогой страха, и в тоже время они были скользки от пота.
Наконец, потеряв терпение, рыцарь спешился и медленно, крадучись приблизился к пещере. Потянул воздух носом и вприпрыжку бросился к лошади, чтобы вновь на нее взгромоздиться. Минуты уходили, но так ничего интересного и не происходило. "И вот это я должен описать как эпическую битву рыцаря и дракона?", - думал в раздражении Лютен.
После третьей пробежки Фао окончательно упарился и уже не стал возвращаться к лошади. Лютен с замиранием сердца следил, как рыцарь осторожно, шаг за шагом проник в пещеру. А потом еще очень долго, как ему показалось, ждал его возвращения.
Фао призывно махнул рукой, и Лютен, сбросив оцепенение, подбежал к пещере. Следом за рыцарем он вступил под каменные своды.
- Вот твой дракон, - Фао указал острием меча вперед.
В рассеянном свете, проникавшем сквозь входное отверстие, Лютен с трудом рассмотрел скрывающуюся в глубине тушу. Тело размером с корову, сложенные крылья, по-видимому, раза в три больше. Тонкая шея и относительно небольшая голова. Лютен присмотрелся внимательнее и резко отпрянул, заметив, что длинные ребра вздымаются под кожей от тяжелого дыхания.
- Не трусь, это детеныш. Лучше посмотри под ноги, - шепнул рыцарь на ухо летописцу.
Пол пещеры, там, где он не был загажен драконьими испражнениями, оказался обильно залит кровью.
- Бок распорот, - подсказал на ухо Фао.
- И что? - выдохнул Лютен.
- Он умирает. Видимо, неудачно на скалу напоролся. Или на дерево. А родителей давно убили. Он явно один здесь живет. Взрослый дракон в такую маленькую дырку и не пролезет. Я с самого начала подозревал, - бормотал Фао. - Что-то было неправильно. До сокровищницы он не добрался не потому, что ее защищали. Дворцовые холуи только под столами прятаться могут. Испугался он грохота, криков. И огонь он извергать еще не умеет. А за золотом полез - потому как середина лета. Жара, кровь играет. Рано ему еще в брачный полет. А природа требует... Вот и цапнул золотую тряпку, и наутек... Ой, мамочки, что же теперь делать-то...
Голос рыцаря сбился, Фао умолк.
- Что с тобой? - ошарашенно вымолвил Лютен.
- Это ребенок! Понимаешь, тупая твоя башка, ребенок! А мы убивать его пришли! Вот она, мечта детства...
Дракончик приоткрыл пасть, вывалив наружу длинный раздвоенный язык. Сил не то что броситься на людей - двигаться у него уже не оставалось.
- Знаешь, - Лютен облизал пересохшие губы. - Мы, наверное, должны...
- Да знаю я, - резко выдохнул Фао. Осторожно приблизившись к умирающему дракончику сбоку, рыцарь приподнял и резко опустил лезвие меча. Послышался глухой булькающий звук. А потом еще раз. Поэту вдруг стало дурно, и он бросился из пещеры на воздух.
Только через некоторое время, отдышавшись и обретя способность воспринимать окружающее, Лютен вернулся к пещере. Фао он застал сидящим на том самом камне, за которым еще недавно прятался сам. Рыцарь держал в руках восковую дощечку летописца:
- Вот, можешь себе представить, я ведь с детства об этом мечтал, - горько бросил он в пространство. - На, пиши, пусть люди порадуются...
Сгустилось тяжелое молчание. Лютен, теребя в ладонях отобранную у рыцаря дощечку, смотрел, как Фао отрешенно крутит рукоятку меча. Но постепенно обычное уравновешенное состояние возвращалось к рыцарю. Через несколько минут Фао поднялся и принялся собирать раскиданные вещи.
- А полотно? За которым мы, собственно, и ехали? - спохватился Лютен.
- Нет больше полотна, - буркнул рыцарь. - Изорвал его дракончик в клочья. Почувствовал, видимо, что подделка.
- Как подделка? Гобелен-то древнейшей работы...
- Как бы то ни было, - Фао пожал плечами. - Лоскуты я собрал. Заедем по дороге в мастерскую, посмотрим, что скажут.
В обратный путь собрались не скоро и ехали с тяжелым сердцем. Фао все больше замыкался в себе. Лютен мужественно пытался писать, но сразу стирал написанное.
Посетив по дороге лавку дорогих гобеленов, выяснили, что королевская реликвия не подделка, но и золотом материал не являлся. Какой-то хитрый сплав, внешне красивый, долговечный и не тускнеющий, но сравнительно дешевый. Фао крупно переплатил хозяину и, задержавшись в городке на три дополнительных дня, получил от него точную копию бывшего гобелена. Лютен, узнав о кощунственной подделке, возражать, однако же, не стал, лишь махнул рукой. А на третий день пришел вечером в комнату Фао.
- Знаешь, - мялся он у порога. - Мне как-то неловко...
- Садись, - махнул в сторону стула рыцарь.
Лютен плюхнулся на сиденье. Смущенно повертел в руках привычную восковую дощечку. Мялся, не зная, как начать.
- Мне... я ведь был для тебя, по существу, обузой... ты старше и мудрее...
- Что ты мямлишь? - не выдержал Фао. И тут же вздохнул: - Говори уж, что там у тебя.
- Я тут писал... ну, в общем, писал, писал, и понял, что ничего у меня не получается. Не будет это никто читать. Нет в моей летописи ни огнедышащих драконов, ни рыцарей в сияющих доспехах. Засмеют только. А король может и голову отрубить...
- Я слышал это от тебя уже множество раз, - всплеснул руками рыцарь. - Как я-то тебе могу помочь?
- Ну, понимаешь, я только хотел спросить, как ты думаешь, а им не все равно, что на самом деле с нами было? Может, написать им то, что они хотят, и пусть хавают?
- Это же будет неправда, - усмехнулся Фао.
- А, ну и пусть, - жарко задышал Лютен. - Хотят они доблестных рыцарей на белых скакунах - пусть получат. Хотят героических битв - пусть, хотят благоухающих розами коней и постели без клопов - пусть подавятся!
|