Аннотация: Попытка пошутить, используя строчку из песни в качестве идеи.
Впервые я увидел этого мужика в универмаге, в отделе кондитерских товаров. А на следующее утро мы проснулись в одной постели. Упаси вас Бог подумать что-нибудь эдакое, с голубоватым оттенком! Никогда ни в чем таком не был замечен, и с пубертантного периода отличался явной склонностью к прекрасному полу. За что бывал неоднократно бит гневливыми отцами и братьями. И, тем не менее, в то, отнюдь не прекрасное, утро я проснулся не в обнимку с подушкой или подружкой, как обычно, а в компании незнакомого мужика самого что ни на есть бандитского вида.
Вид у меня, скорее всего был такой же как у него: сонная одутловатая рожа со смесью дикого недоумения и попыток вспомнить какую же гадость потреблял вчера перед сном. Я твердо помнил, что ничего крепче кефира не пил, в кровать лег у себя дома, причем один, о чем немало сожалел, отдаваясь произволу Морфея.
И вот те на! Я по-прежнему находился в своей кровати, но напротив с совершенно обалделым видом сидело неизвестное мне лицо мужеского пола. Я почувствовал, как мой рассудок начинает прощаться со мной. Мой визави оказался покрепче психически, а может у него просто сработало защитное торможение, но так или иначе - он сполз с моей кровати и начал знакомиться.
Из спальни мы плавно перетекли в кухню (в кои-то веки никто не пилил меня за немытую посуду и гору мусора у ведра), где я узнал, что мужика зовут Андреем, он работает в какой-то "железячной" конторе и не имеет никакого представления о том, каким образом он очутился в моем доме. Уснул он, по его словам, прямиком за клавиатурой своего компьютера, где то ли "крякал" паленый бесплатный софт, то ли производил еще какое-то мало понятное действие с программным обеспечением. Никаких стимуляторов, кроме естественно выделенного в процессе работы с нечутким железом адреналина у него в крови не было - в этом Андрей готов был поклясться одномоментно на Библии, Коране, Торе и священных свитках племени мумбо-юмбо. Признаваться в коллективной шизофрении нам не хотелось, на вульгарную "белочку" это никак не тянуло, поэтому мы просто разошлись по рабочим местам, пожелав на прощание друг другу встретиться в следующий раз в более приятном месте.
Представьте себе мое состояние, когда на следующее утро вместо пухлых губок некой прелестницы в мой нос ткнулись жесткие мужские усы! Ладно-ладно, состояние моей потенции мы обсудим как-нибудь в другой раз, а вот психика моя, и без того неустойчивая, подверглась встряске, по интенсивности сравнимой с землетрясением в Ленинакане и Степанакерте. Бедный Андрей бился головой о спинку кровати, размазывая по лицу скупую мужскую слезу. Сказать что-либо членораздельное он не мог, и мне пришлось транспортировать бесчувственное тело в кухню буквально волоком. После реанимационной дозы "Оболони" - слава Всевышнему, как чуял, закупился - мы поведали друг другу о скорбном пути, в итоге приведшем нас к тихому помешательству и в общую койку.
Схема предыдущего мерзкому утру вечера была примерно одинакова: после рабочего дня мы отправились предаваться культурному досугу. Я - на выставку новотибетской архитектуры (не путать с новорусской!), Андрей - в компьютерный клуб "Отель "У погибшего квакера"". Где мы и нашли дам, призванных в последствии под знамена борьбы с паранойей. Битва, как нам стало очевидно, была проиграна вчистую. На работу ни я, ни Андрей не пошли, справедливо рассудив, что из травмированных психически и алкоголически человеков работники никакие. Вместо этого я предложил разъехаться как можно дальше, во избежание повторения подобных прецедентов. И в три часа по полудни мы с Андреем сели на пригородные электрички, следующие в южном и северном направлении соответственно.
Я вышел из электрички, потратил полчаса, чтобы найти некий клоповник, любовно именуемый Домом Колхозника. Снял "люкс", и завалился спать, твердо уверенный в том, что больше ни с какими мужиками просыпаться не буду. Как вы думаете, что случилось на следующее утро? Угадали - я проснулся у себя дома в обнимку с Андреем...
Весь следующий месяц мы пытались бороться с причудами мироздания. Чего только не перепробовали: поездки к знакомым и дальним родственникам, проживающим в запредельной глуши, привязывание к кроватям в квартирах дам сердца (я заработал себе репутацию отпетого мазохиста), пребывание в вытрезвителе (стоившее Андрюхе нового кожаного портмоне и всей наличности). Ничего не помогало, мы с пугающей постоянностью просыпались в моей узкой койке.
Мы сдались. Несколько лет просто прожили вместе, разгородив ложе фанеркой. Холостяцкое бытие определяло сознание, и моя квартира погрузилась в первозданный хаос объедков, пивных бутылок и прочего хлама. Выходов из дурацкой ситуации видно не было, объяснений этого отвратительного феномена - тоже.
И однажды, вернувшись домой, я застал Андрея стоящим на подоконнике. Поначалу показалось, что он собрался окна мыть, но мое логическое мышление восставало против такого неестественного объяснения.
--
Прощай, братан... Сил больше нет терпеть... - лицо у моего вынужденного компаньона было донельзя дурное и просветленное. Сомнения в том, что он и впрямь готов расстаться с сией скорбной юдолью отпали как рога у сохатых по осени.
--
Стой, придурок! Ты чего это задумал?! - я ревел как директор фермы, выяснивший, что кто-то пустил на шашлык его лучшего быка-осеменителя. Прикинувшись Максом Пейном, я рванул вперед, к ярко-красным в серую клеточку Андрюхиным тапочкам.
--
Прости... - произнеся эти необыкновенно оригинальные слова, страдалец отпустил руки и подался корпусом назад. Я, как всякое физическое тело, свято чтущее заповеди И. Ньютона и И. Христа, приобрел надлежащее случаю ускорение в 9,8 g и отправился следом...
Пробуждение было откровенно неприятным, я бы даже сказал больше - местами сильно брутальным. Первое, что выхватил из общего первозданного хаоса образов мой соловый взгляд была некая белая чушка, в которой я при более тщательном рассмотрении опознал свою ногу, затянутую в изящный гипсовый сапожок.
--
Очнулся, - ко мне подплыло "мимолетное видение, гений чистой красоты..." и т. д., и т. п. в беленькой косыночке и с "уткой" в лилейных ручках.
--
А где... этот... - моему голосу зеленой завистью позавидовал бы паровозный гудок, буде он его услышал бы.
--
В реанимации кончается, - простодушно ответил "мимолетный гений"...
Я сглотнул слюну и в первый раз сгенерировал новаторскую идею менее, чем за полчаса...
...- Похоже, пациент скорее мертв, - хируг Лялечкин отложил скальпель и стянул с лица маску. Его ожидал не сильно сытный ужин и финал Кубка Чемпионов в двадцать сорок пять по Первому каналу.
--
Согласен, - анастезиолог с приятной русскому уху фамилией Первач вынул интубационную трубку и отключил "искусственное легкое". - Вызови Веньку с Сенькой, пусть доставят его куда следует...
Я никогда не думал, что уснуть - это так чертовски нелегко. Овцы, вызванные моим могучим разумом, категорически отказывались заниматься прыжками в высоту, а колыбельные все, как одна, сбивались на мотив песенки "Мальчик пей...". Но все таки, преодолев капризы физиологии, я погрузился в сон без сновидений...
...Глаза открывались с трудом, дышать тоже было как-то тяжко - причина прояснилась сразу же. Андрюха, синий, абсолютно... гм-м... раздетый, с биркой на левом ухе лежал поверх меня, уткнув голову в мою подушку.
--
Чтоб ты сдох! - пожелал я ему от всего своего исстрадавшегося сердца.
--
Уже, - невозмутимо ответствовал он. - А если б не ты, паршивец, то мне сейчас бы райский паспорт выписывали. - Он поднял лохматую голову и улыбнулся мне...
О дальнейшем и рассказывать-то собственно нечего. Благодаря моим связям в мерии, мы обменяли две наших квартиры на один большой чердак прямо в центре города, где и поселились, окончательно примирившись со своей "странностью". Через пару лет мы одновременно женились на сестрах-близняшках, которых не смущало наличие в одной кровати более, чем одного человека, кроме них самих, и обзавелись плодовитым потомством... Как говорится happy end да и только! Но иногда, светлыми майскими деньками, когда все окна нашего большого дома открыты нараспашку, я ловлю странный Андрюхин взгляд, устремленный в синее небо. И на всякий случай сажусь рядом...