Аннотация: Четвертое место на конкурсе "Стоптанные Кирзачи-13", для которого рассказ и был написан.
Иван Сергеевич Прищепин сидит в прокуренной гримерке, готовясь к выступлению. Когда-то он написал много песен. Когда-то были почитательницы, которые знали их все. Но это осталось в далеком прошлом. По-настоящему его прославила только одна песня - "Запах свечей". И сейчас люди помнят только ее. Время от времени она всплывает на радио, иногда ее все еще пародируют на КВН, она входит в популярные подборки для караоке. И последнюю четверть века Ивана Сергеевича просят выступать только с нею - на совместных корпоративах или даже больших концертах "музыки 90-х" вместе с другими погасшими "звездами" и такими же "певцами одной песни".
Разумеется, Иван Сергеевич, которого публика помнила под псевдонимом "Ваня Крутой", всегда соглашался и выступал. Когда-то давно он презирал тех, кто пел под фанеру - пока не потерял голос. Сильный, звонкий, полетный тенор с большим диапазоном однажды вдруг оказался в прошлом, а в настоящем и будущем осталось плясать на сцене под одну и ту же запись. Самую первую и самую удачную.
И каждый раз она будила воспоминания о том вечере, когда они вместе с Витькой и Толяном сидели в студии. Песня им нравилась, хотя никто не догадывался, что именно она станет хитом, который их прославит. Трое пацанов просто играли музыку, от которой их самих перло. Иван Сергеевич помнил, как Витька уже во время записи с хитрым прищуром сымпровизировал на басу между куплетами. Помнил, как нахмурился Толян, продолжая бить по клавишам, - он не любил импровизации. После записи они чуть не разругались из-за этого, но Прищепин успокоил друзей, сказав:
- Не парьтесь, потом перезапишем.
Казалось, еще много новых песен будет написано, и получше, чем эта. На душе было легко и радостно. В тот вечер, покинув студию, он отправился к любимой девушке, которая впоследствии станет его женой и родит ему сына.
Все это воскресало в памяти Ивана Сергеевича каждый раз, когда он выходил на сцену и раздавались первые звуки той записи "Запаха свечей". Четыре года спустя Толян умрет от передоза, а Витька - еще через десять лет от рака. До этого будет короткий, но яркий период славы, всенародной любви, сумасшедших денег, моря выпивки, толп сходящих с ума фанаток... Чувство, будто ты стоишь на вершине мира и кажется, что это навсегда...
Прищепин рано потерял голос, но талант потерял еще раньше. Ошеломительный успех "Запаха свечей" тому поспособствовал - все ждали повторения хита, мол, давай то же самое, только немножко другое. Так Иван Сергеевич скатился в жалкое самоэпигонство и блеклых песен, написанных в тот период, теперь не помнил даже он сам.
А что в итоге? Голоса нет. Друзья мертвы. С женой они давно в разводе, сын вырос и живет своей жизнью в другом городе. А еще у него захламленная квартира с пустым холодильником, просроченный платеж по кредиту и геморрой второй стадии. Ивану Сергеевичу идет шестой десяток и для своего возраста он неплохо сохранился. Гример щедро накладывает на него тональный крем телесного цвета, в результате чего он сейчас "помолодеет" лет на пятнадцать. Издалека при желании в нем можно будет разглядеть того паренька, который когда-то весело прыгал по сцене и мог петь без фонограммы.
При очень большом желании и очень издалека.
Обычно Прищепин не вступает в разговоры с сотрудниками сцены, но тут, наблюдая в зеркале, как пожилой мужчина накладывает на его лицо грим, неожиданно спрашивает:
- Вас не утомляет делать одно и то же?
- Нет, - невозмутимо отвечает гример. - А вас?
Иван Сергеевич криво усмехается. Когда-то ему было стыдно и противно от всего этого. Когда-то он злился и хотел прекратить выступления. Один раз даже отказался, но позвонил Витька.
- Давай выйдем в последний раз, - попросил друг и Прищепин не смог отказать.
Витя доживал последние дни. Он вышел на сцену объевшись обезболивающими и напялив парик на лишенную волос голову. Четыре минуты десять секунд он стоял с басухой, дергая толстые струны в такт фонограмме и выглядел совершенно счастливым.
- Мы написали хотя бы одну стоящую песню, по которой нас будут помнить, - сказал друг на прощание. - Далеко не всем так повезло. Мы вошли в историю.
Отзвук этих слов воскресает в его памяти, когда Иван Сергеевич смотрит через отражение в зеркале на гримера и признается:
- Меня утомляет.
Сотрудник сцены молча заканчивает работу и Иван Сергеевич встает с кресла. Покопавшись в кармане, гример вдруг достает блистерную упаковку с одной пилюлей.
- Примите перед выходом на сцену.
Ивану Сергеевичу хочется возмутиться. Потом - рассмеяться. Потом - спросить, что это такое. Но в итоге он молча берет протянутую упаковку и покидает прокуренную комнатку. Прищепин уже давно не злится и не чувствует стыда на этих псевдоконцертах. Только пустоту. Выступления стали своего рода ритуалом, выполняемым формально и без души, но все еще приемлемо. Профессионально. Хотя что может быть профессионального в том, чтобы дергаться под аудиозапись, делая вид, будто поешь собственную песню? Все-таки он понимает, насколько жалко все это выглядит, но давно уже смирился.
Идя по коридору к сцене он рассматривает блистерную упаковку. На ней какие-то странные иероглифы. Думает о том, чтобы выбросить ее, но потом, повинуясь какому-то импульсу, достает пилюлю и быстро глотает. В желудке Прищепина уже растворяются две недавно принятые капсулы. Обезболивающее и стимулятор. Без этого Иван Сергеевич давно не решается прыгать по сцене. Третья не повредит. Наверное.
Ему интересно, как долго он еще сможет изображать из себя молодого? До шестидесяти? Жаль, что когда-то давно он избрал активную манеру выступления. Теперь от него ждут именно ее. Если бы он изначально пел как презираемые им певцы старой школы, то было бы намного проще. Стоять, ухватившись за стойку микрофона, и разевать рот в такт музыке можно было бы и до восьмидесяти. И до девяноста, впрочем, вряд ли он столько проживет.
Прищепин терпеливо ждет своей очереди. На сцене сейчас другой старичок кривляется под "Яа-аблоки на-а-а снегу-у". Фонограмма заканчивается, звучат аплодисменты, улыбающаяся погасшая звезда дежурно благодарит зрителей. Помощник организатора кивает Ивану Сергеевичу и тот неспешно выходит на сцену. Пока невидимый ведущий объявляет "Ваню Крутого с его легендарным хитом", Прищепин смотрит в зрительный зал. Девушки-фанатки давно превратились в толстых теток с короткой стрижкой. Многие пришли навеселе или же сами взвинтили себя, стремясь казаться выпившими и раскрепощенными. Чтобы, глядя как певец их юности дергается и открывает рот под фонограмму, ощутить себя вновь молодыми и красивыми, а не теми, кого ждут дома пьяный муж, хамоватый сын-лодырь и гора немытой посуды.
Войдя в яркий круг, высвеченный прожектором, Иван Сергеевич снимает со стойки микрофон. На миг его охватывает сильнейшая тоска. Хочется бросить микрофон, развернуться и уйти. Хочется, чтобы все это закончилось.
Но, как всегда, он улыбается и, поднеся к губам решетчетую металлическую мембрану, зычно произносит:
- До-обрый вечер, родимые-е! Я счастлив видеть всех вас сегодня в этом прекрасном зале, где мы снова собрались, чтобы вдохнуть... - он делает паузу, как и сотни раз до того, - запах свечей!
Зал встречает последние слова восторженным ревом. И тут же из колонок раздается многократно усиленное клавишное арпеджио из вступления. Иван Сергеевич продолжает держать улыбку, слушая звуки, вышедшие из-под пальцев давно умершего друга. Он знает, что в этот момент его микрофон уже выключили. В ожидании пока начнется пение Прищепин принимается качаться из стороны в сторону - когда-то он это сделал по приколу на самом первом концерте, что был в Тушине, а теперь приходится повторять.
Ну вот пошли слова и безголосый певец привычно раскрывает рот синхронно тексту. Не забывая прыгать и пританцовывать. Текст о любви к женщине, с которой они давно расстались и которая вспоминает его разве что проклятиями. Он улыбается между куплетами, стискивая зубы от боли в спине. Обезболивающее не справляется. Надо было принять больше. Ладно, осталось немного. Один куплет и один припев. Как и на прежних выступлениях, Иван Сергеевич мысленно клянется, что это точно в последний раз.
- ... Блеск в глазах, тихий смех и журчанье речей,
Звон бокалов и запах свечей...
Его молодой, красивый, давно потерянный голос, плывет над залом. Воздух подрагивает и в темноте кажется, что тетки снова стали красивыми девушками, будто песня и впрямь вернула им молодость. А периферийным зрением Прищепин словно увидел силуэты Витьки и Толяна, играющих с ним на сцене. Это жутко. Такого никогда раньше не было, даже когда он выступал поддатым! По коже поползли мурашки. Что происходит? Может это и впрямь его последнее выступление и призраки мертвых друзей явились чтобы намекнуть, что скоро он к ним присоединится?
Иван Сергеевич не успел обдумать эту мысль, потому что случилось самое страшное, что может быть в его профессии: фонограмма отключилась раньше времени!
И произошло это странно: музыка продолжила играть, но его голос умолк, оборвавшись на полуслове. Прищепин замер, судорожно вцепившись в микрофон. Внутри все сжалось, словно его поймали с поличным. Да, собственно, так и было. Что делать? Попытаться петь своим пропитым хриплым голосом? Ни за что! Пошутить? Но как? Он затравленно озирался и ему показалось, будто стены и потолок сжимаются, приближаясь...
- Вань, ты че? - произнес кто-то справа. - Слова забыл?
Иван Сергеевич обернулся и закричал от ужаса.
Рядом с ним стоял Витька. Молодой. С еще не выпавшими волосами.
- Чувак, ты че творишь? - зашипел друг, приблизившись. - У нас концерт, соберись!
Певец отшатнулся и сделал несколько неуверенных шагов, озираясь. Зрительницы не казались моложе - они и в самом деле были молодые! А зал и в самом деле меньше... нет, это попросту другой зал! Тот, что был в Тушине... А на клавишах стоял Толян, продолжая играть и при этом недоуменно глядя на него. Прищепин не выдержал и убежал со сцены.
Кое-как промчавшись по темному душному коридору, он выскочил в промозглый осенний вечер. На деревьях трепетали редкие желтые листья, справа и слева высились темно-серые дома на фоне светло-серого неба, шумели проезжающие мимо машины. С большого плаката на Ивана Сергеевича уставился улыбающийся Ельцин, поверх которого белела надпись: "Сильный президент - сильная Россия!"
Пошатываясь, Прищепин побрел вперед. Глаза впивались в окружающее. Красно-белый ларек с надписью Marlboro и витриной, заполненной рядами бутылок с одной стороны, и блоками сигарет - с другой. "Жигули", "москвичи" и "волги" на дороге. Уличные торговцы, продающие сомнительного вида снедь прямо из сумок-тележек или деревянных ящиков. Аляповатые вывески, мусор и грязь под ногами, убогая одежда большинства прохожих, эти до боли знакомые фасоны и прически...
- Я в прошлом... - пробормотал Иван Сергеевич и повторил громче: - Я в прошлом!
Метнувшись к ближайшей витрине ларька с аудиокассетами, он жадно всмотрелся в свое отражение.
- Я молодой! - радостно воскликнул он.
- Ты больной! - презрительно бросила стоявшая рядом девица и отошла.
Прищепин рассмеялся. Как бы это ни произошло, но он вернулся в свое молодое тело. Молодое и здоровое! И теперь у него снова вся жизнь впереди! Глубоко вдохнув холодный воздух, Иван Сергеевич продолжил идти вперед. Чуть погодя, продрогнув, зашел в первое попавшееся кафе, заказал чаю. Спохватился, сможет ли он расплатиться здесь картой из будущего, и только тут заметил, что на нем другая одежда. Сунув руку в карман, нащупал купюры и, достав, захихикал, разглядывая их, чем привел в недоумение официанта.
Голова шла кругом от открывшихся перед ним перспектив. Столько всего можно изменить! Но как, все-таки, это произошло? И навсегда ли он вернулся? Или же его в любой момент может выбросить обратно, в унылую старость? Этот вопрос привнес беспокойство. Если он здесь временно, то нужно спешить. Будет крайне глупо вернуться, так ничего и не исправив. Упустить такой шанс!
С чего начать? Вспомнив о друзьях, Прищепин решил позвонить Витьке и сказать, чтобы бросил курево. А Толяну - чтобы не связывался с наркотой. А еще надо позвонить маме и предупредить, чтобы ходила осторожно и не поскользнулась, сломав шейку бедра... Рука привычным движением метнулась к нагрудному карману, чтобы достать смартфон, и не нащупала его. Иван Сергеевич машинально полез в другой карман и запоздало понял: в это время нет смартфонов. Нахмурившись, он вспомнил про стационарные телефоны. Такие большие пластмассовые штуки с диском или кнопками и массивной трубкой. В кафе точно такой есть и можно попросить у них позвонить. Вот только нужно знать номер. А Прищепин не помнил ни одного. Даже телефон матери.
- Гребаное прошлое, - раздраженно прошипел он.
Ему принесли чай - черный индийский, - и пока Иван Сергеевич пил, кое-что вспомнилось ему. Та необычная пилюля, которую он получил от странного гримера. Может ли пилюля перенести в прошлое? Он понятия не имел, однако это единственное, что отличало нынешнее его выступление под фанеру от многих предшествующих. И если дело в пилюле, то, возможно, она действует столько же, сколько другие лекарства. Час? Два? Больше? Очень хотелось надеяться, что он вернулся навсегда, но глубоко в душе Прищепин понимал: это слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Надо спешить! Сосредоточиться на самом главном: сохранить семью. Вика сейчас должна быть дома. Она уже беременна Петей. Надо побежать и сказать ей...
Что?
Допивая чай, Иван Сергеевич сосредоточенно думал, перебирая варианты. Вспоминал все, что привело к гибели их брака. И чем больше он вспоминал, тем больше понимал, что говорить нужно не Вике. Наконец его осенила идея и, расплачиваясь с официантом, Прищепин спросил:
- Вы не знаете, где здесь ближайший тату-салон?
В гребаном прошлом не было гугла и интернета, так что если бы официант не знал, пришлось бы выйти на улицу и спрашивать у прохожих. К счастью, он знал. Всего в сорока минутах ходьбы.
- Это самая оригинальная надпись, которую мне заказывали, - признался мастер, не сдержав улыбки. - Вы точно уверены, что хотите именно ее?
- Да.
- Что ж, дело ваше. Присаживайтесь.
Перед тем, как все началось, певец попросил:
- Добавьте еще слово "Идиот".
- В начале или в конце?
- В конце.
Мастер приступил, а Иван Сергеевич морщился, терпя боль в правой руке. Несколько десятиминутий спустя он придирчиво оглядывал результат. Аккуратные синие буквы. Хорошо читаемо. Но чего-то не хватало.
- А можно еще ниже добавить: "Это разрушит твою жизнь"?
- Без проблем. На пляже вашему тату гарантировано всеобщее внимание.
- Думаю, там многим будет полезно это прочитать.
Пока мастер наносил на его кожу второе предложение, Прищепин размышлял над следующим шагом. Попытки вспомнить номера стационарных телефонов друзей и матери, - да хотя бы чьи угодно - успехом не увенчались. Но потом он сообразил, что можно попытаться спасти друзей другим способом. И не только друзей, но и себя.
- Вы не знаете, где здесь ближайшая нотариальная контора?
К сожалению, тату-мастер этого не знал и пришлось, преодолевая неловкость, спрашивать у прохожих. Несколько минут спустя ему подсказали. А еще через час он уже сидел напротив нотариуса.
- Музыку написал Витька, но слова мои, - говорил он толстой, чрезмерно накрашенной женщине. - Я хочу оформить авторское право на текст песни "Запах свечей".
Когда они с этим закончили, Прищепин добавил:
- А теперь я хочу оформить официальный запрет на воспроизведение и распространение этой песни. Подскажите, пожалуйста, как это можно сделать?
Нотариус подсказала. Иван Сергеевич чувствовал огромное облегчение, когда вышел из конторы. На город опустилась тьма, в многоэтажках весело горели желтым светом окна, кое-где мерцали синие квадратики телевизоров.
- Мы напишем кучу других песен, получше, - пробормотал он. - Нужно только выйти из-под проклятия раннего хита. Надеюсь, что этот идиот не отменит все после того, как вернется в это тело. Если вернется... Дай Бог, чтобы прислушался!
Теперь оставалось самое волнующее - поехать домой, к Вике. Сердце трепетало от мысли, что он увидит ее - молодую, красивую, любящую... Иван Сергеевич всю дорогу в метро думал о том, что скажет ей. Как обнимет, поцелует... "Милая, родная, только бы увидеть тебя!"
Он уже подходил к дому, как вдруг воздух замерцал. Сердце почувствовало неладное.
- Нет, нет! Не надо! Пожалуйста! - он побежал. - Еще чуть-чуть!
Словно полоса прокатилась перед ним и прямо на глазах простая деревянная дверь подъезда превратилась в металлическую с домофоном. А из него самого будто разом выкачали силы.
- Нет! - горестно воскликнул Иван Сергеевич, остановившись с одышкой и оглядывая полный иномарок двор. - Гребаное настоящее!
С тяжелым сердцем он поднимался на лифте. Открыв дверь, зашел в прихожую, и вдруг до него донеслись звуки.
"Яа-аблоки на-а-а снегу-у"...
Что это? Откуда? Прибавив шагу, Прищепин ворвался в большую комнату. Здесь работал телевизор, а перед ним сидела на диване она! Да, не молодая, и уже не столь стройная, но это была она!
- Милая! Викулечка! - он бросился к ней, обнял и начал покрывать ее лицо поцелуями.
- Ты что это? Что на тебя нашло?
- Просто любовь! Соскучился по моей ненаглядной...
- Ваня ты что? - Вика отстранилась и озабоченно посмотрела на него. - Развязался?
- Да ничего подобного!
- А ну-ка дыхни!
- Да пожалуйста!
- А чего в обуви? Смотри, сколько натоптал!
- Сейчас разуюсь. Просто хотел тебя увидеть... Не мог утерпеть. Любимая моя! Прекрасная!
- Ага, конечно. Как Площадь Красная. Да хватит уже целовать меня! - но было видно, что ей приятно. - И руки помой, с улицы пришел...
Сердце радостно колотилось, когда он в ванной мыл руки. Внутри теплотой расплывалось счастье. Она с ним! Слава Богу! Получилось! Они прошли рука об руку по жизни, как мечтали когда-то... Иван Сергеевич засучил правый рукав и с благодарностью посмотрел на поблекшую синюю надпись:
"НЕ ИЗМЕНЯЙ ЖЕНЕ, ИДИОТ!
ЭТО РАЗРУШИТ ТВОЮ ЖИЗНЬ"
"Все-таки прислушался... Может быть, и остальное удалось исправить?" Иван Сергеевич достал смартфон и полез в контакты. Никого с именами "Толян" и "Витька" не оказалось. Он открыл браузер и вбил имя "Анатолий Григорьевич Чесноков". Как ни странно, ничего. Потом проверил свои ФИО. Результат тот же. А ведь раньше о каждом из них была страница в Википедии! Теперь не было страницы даже об их группе.
- Ну и ладно, - проговорил Прищепин, имея в виду группу. - Невелика потеря.
Но, выйдя из ванной, он вдруг услышал до боли знакомое клавишное арпеджио. В полном недоумении побежал в комнату. Звук шел из телевизора, где продолжался концерт.
На сцене стоял - не прыгал и не танцевал, а спокойно стоял немолодой человек. По правую сторону от него играл на клавишах какой-то парень, а по левую покачивался с бас-гитарой в руках Витька! Постаревший, полысевший и пополневший, но определенно он!
- Это же та песня, из-за которой твои друзья с тобой рассорились? - спохватилась Вика и подняла пульт. - Давай переключу...
- Нет, не надо!
Прищепин подошел к телевизору, не в силах отвести взгляд. Закончился проигрыш, певец поднес ко рту микрофон и под знакомый аккомпанемент другой голос запел другие слова:
- ...Нежный шепот, объятья, сиянье очей
в сладком воздухе летних ночей...
И вдруг Прищепин узнал поющего: это был тот самый гример!
Допев куплет, человек на экране улыбнулся. Камера взяла его лицо крупным планом и в этот момент он, посмотрев сквозь нее прямо на Ивана Сергеевича, весело подмигнул.