Аксёненко Сергей Иванович : другие произведения.

Почему я не люблю интеллигенцию

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 3.65*21  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Конечно, заголовок статьи — чисто журналистский прием.И если бы я назвал эту статью по-интеллигентски, заглавие выглядело бы примерно так: "ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ КАК ФАКТОР ФОРМИРОВАНИЯ ДЕСТРУКТИВНОГО НЕОЛИБЕРАЛЬНОГО ДИСКУРСА СОВРЕМЕННОГО ГЛОБАЛИЗМА", или так — "КВАЗИИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ СТАТУС ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ", а еще лучше так — "ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ КАК МОНАДА ПАРАДИГМЫ ЭНТРОПИИ СОЦИУМА".

   Почему я не люблю интеллигенцию.
  
  
   Вот говорят -- интеллигенция, интеллигенция.... А я не люблю интеллигенцию. Не то, чтобы каких-то конкретных интеллигентов (среди них встречаются и милые люди, и подлецы), не в этом дело. Я не люблю интеллигенцию как слой общества (классом ее не назовешь, а прослойкой она уже побывала). И ниже я постараюсь обосновать эту свою "нелюбовь".
  
   Конечно, заголовок статьи -- чисто журналистский прием. Есть группы людей, фашисты какие-нибудь или "голубые", которые заслуживают нелюбви (мягко говоря) гораздо большей. И если бы я назвал эту статью по-интеллигентски, заглавие выглядело бы примерно так: "ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ КАК ФАКТОР ФОРМИРОВАНИЯ ДЕСТРУКТИВНОГО НЕОЛИБЕРАЛЬНОГО ДИСКУРСА СОВРЕМЕННОГО ГЛОБАЛИЗМА", или так -- "КВАЗИИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ СТАТУС ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ", а еще лучше так -- "ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ КАК МОНАДА ПАРАДИГМЫ ЭНТРОПИИ СОЦИУМА". Но тогда никто, кроме самих интеллигентов, взгляд на моей статье не задержал бы, и писать ее не имело бы смысла, потому что одним из свойств интеллигенции является умение не замечать любую информацию, где интеллигенцию не хвалят, а если и приходится замечать, то априори (слово какое-то интеллигентское!) воспринимать ее в штыки. Настоящий интеллигент никогда не сомневается в "высоком предназначении" интеллигенции и в любом споре на эту тему становится невменяемым.
  
  
  
   Три лица интеллигенции
  
   Поэтому сначала необходимо разобраться в самом термине, чтобы сразу стало понятно, о какой именно "интеллигенции" (от лат. Intelligens -- мыслящий, разумный) мы будем говорить. Слово это можно понимать, как минимум, в трех значениях. В бытовом употреблении выражение "интеллигентный человек" обычно подразумевает того, кто не бросает окурок мимо урны, не плюет на улице, не хамит окружающим. То есть в данном случае слово "интеллигенция" неразрывно связывается со словом "человек, люди" и означает культурное, порядочное поведение человека в обществе. Ничего плохого в таком поведении нет 1 (примечания см. в конце), и подобные люди никак не могут являться героями статьи "Почему я не люблю интеллигенцию". В общем-то, именно так нас и учили в школе: интеллигентным/культурным быть хорошо, некультурным -- плохо. Такое определение слова "интеллигенция" можно считать общенародным, потому что в советское время в школах учились все.
  
   Второе определение этого слова тоже можно считать общенародным, его также распространяли через советские школы на уроках общественных наук. Советская власть приняла на вооружение определение, что советская интеллигенция (в отличие от буржуазной) -- это социальная трудовая "прослойка", существующая наряду с классами рабочих и крестьян. То есть статуса класса ее не удостоили, но к трудящимся причислили. В этом понимании интеллигенция -- чисто профессиональный слой и, если убрать привязки к идеологии2, она во многом сродни западному понятию "интеллектуал", подразумевающему прежде всего лиц, получивших высшее образование и работающих в сферах, где данное образование необходимо. Другими словами, это люди преимущественно умственного труда: врачи, учителя, инженеры, писатели и т. п. (таковые были еще во времена Древнего Египта - те же писцы). Естественно, интеллигенция в таком понимании также не является героиней моей статьи. И действительно, за что мне не любить учителей и врачей, если я сам учителем биологии и географии работал?
  
   Нас интересует третье значение слова "интеллигенция", то значение, которое и является на самом деле изначальным, мало того -- сформировавшимся именно в российской культуре.
  
  
  
  
   До недавних пор оно приписывалось второразрядному, но весьма плодовитому писателю П. Д. Боборыкину (1836 - 1921). Авторство Боборыкина зафиксировали "Энциклопедический словарь" Брокгауза и Ефрона, "Большая Советская Энциклопедия", "Советский Энциклопедический словарь", я в статье "О 1937-м годе и не только". Однако на самом деле все оказалось сложнее. Сначала термин появился в повседневной речи, а в литературу его (независимо друг от друга) ввели в 1868 г. Н. В. Шелгунов, П. Н. Ткачев. Н. К. Михайловский. А Боборыкин в 90-х годах XIX в. этот термин популяризовал и ввел в широкое обращение.
  
   В этом третьем значении интеллигенция определяется не по социально-профессиональным, а по нравственно-этическим критериям. То есть к интеллигенции принадлежат лица высокой умственной и этической культуры, и не обязательно все они работники умственного труда. Интеллигенция претендует на то, что она выражает высшие нравственные идеалы, стоит в духовном плане над толпой, несет в общество либеральные ценности, обладает внутренней свободой, а сами интеллигенты -- образованные люди с мессианскими чертами (сеющие "разумное, доброе, вечное"), способные нравственно сопереживать униженным и оскорбленным, носители общественной совести. И самое главное -- они должны быть оппозиционны к доминирующим в обществе институтам.
  
   Я извиняюсь за "навороченную" терминологию -- определения брал у самих интеллигентов, из разных источников. Добавлю к этому два самоопределения интеллигенции из первоисточников. Первое -- из Н. Бердяева (1874-1948). Дал он это определение, когда сам перестал ПОЗИЦИОНИРОВАТЬ себя интеллигентом, поэтому в нем заметны критические нотки. Бердяев в "Истоках и смысле русского коммунизма" пишет, что к интеллигенции "...могли принадлежать люди, не занимающиеся интеллектуальным трудом и вообще особенно не интеллектуальные. И многие русские ученые и писатели совсем не могли быть причислены к интеллигенции в точном смысле слова. Интеллигенция скорее напоминала монашеский орден или религиозную секту со своей особой моралью, очень нетерпимой, со своим обязательным миросозерцанием, со своими особыми нравами и обычаями и даже со своеобразным физическим обликом, по которому всегда можно было узнать интеллигента и отличить его от других социальных групп. Интеллигенция была у нас идеологической, а не профессиональной и экономической группой...".
  
  
  
   И действительно, в русской традиции "священники к интеллигенции не относились, поскольку их образование имело византийские корни. Победоносцев не только не считал себя интеллигентом, но само слово "интеллигенция" считал манерным и ненужным неологизмом, он упрекал министра внутренних дел Плеве, что тот пользовался этим словом. Плеве отвечал, что оно практически необходимо, ибо, я цитирую по воспоминаниям сына Суворина со слов отца, "интеллигенция -- тот слой нашего образованного общества, которое с восхищением подхватывает всякую новость или слух, склоняющиеся к умалению правительственной или духовно православной власти". Цитата взята из статьи Г. Померанца "Интеллигенция: идейность задач и беспочвенность идей". То есть Г. Померанц -- один из идеологов современной интеллигенции -- уточняет, что византийские корни не приветствовались. И это правда -- либерально-западная ориентация нашей интеллигенции несомненна, хотя как мы увидим ниже и "византийские почвенники" превратились со временем в заправских интеллигентов и орудовали с "западниками" в паре -- особенно в советское время.
  
  
  
  
  
   Теперь перейдем ко второму определению, которое дал Р. В. Иванов-Разумник (1878 - 1946): "Интеллигенция есть этически -- антимещанская, социологически -- внесословная, внеклассовая, преемственная группа, характеризуемая творчеством новых форм и идеалов и активным проведением их в жизнь в направлении к физическому и умственному, общественному и личному освобождению личности". Надо сказать, что подобное понимание интеллигенции и стало широко употребительным в России, а уже оттуда перешло в другие страны. Вначале интеллигенцию считали на Западе (да и во многом до сих пор считают) чисто русским феноменом и лишь потом нашли подобное явление и в других странах. Нечто похожее произошло и с термином "нигилизм", придуманным И. Тургеневым. В английском языке написание слова "интеллигенция" является чистой калькой с русского -- intelligentsia.)
  
   Итак, что же плохого в интеллигенции? Судя по вышеприведенным определениям, интеллигенцию не то, что любить -- ее боготворить надо. Но на деле все выходило далеко не столь красиво и гладко. Достаточно вспомнить, что именно русская интеллигенция стала основательницей современного терроризма, дважды умудрилась стать деятельной участницей разрушения своей страны и, в конце концов, стала на службу к ею же осмеянным "новым русским/украинцам" и олигархам. Она постоянно служит тем "траффиком", через который в широкие массы проникают различные извращения и крайности -- от пропаганды гомосексуализма и матерщины до тоталитарных сект.
  
   Однако пойдем по порядку. Если отвлечься от действительности и остановиться на собственно семантическом значении вышеприведенных самоопределений, то ничего плохого в интеллигенции нет. И у многих ее родоначальников побуждения были чистыми. Поэтому отвлеченный образ интеллигента выглядит позитивным. Немудрено, что он был подхвачен многими писателями. Например, А. Чехов немало потрудился для того, чтобы в общественном мнении сложилось положительное восприятие интеллигенции.
  
   Но в этих замечательных определениях уже есть что-то настораживающее. Во-первых, это стремление автоматически как бы стать над остальными людьми. Во-вторых, принятие идей западного либерализма как непререкаемой истины.
  
  
  
  
  
   Уже во время зарождения термина "интеллигенция" либерализм (от лат. liberalis -- свободный) успел показать свою антидуховную циничную античеловечную сущность в западном мире. Родившись также из благородных целей освобождения людей от деспотизма и крепостничества, либерализм уже в XIX в. стал идеологией расчетно-денежных отношений между людьми, то есть, по сути свелся к обоснованию свободы богатых людей/стран становиться еще богаче за счет бедных. Либерализм разрушал патриархальные консервативные отношения и привносил в жизнь общества принцип "Человек человеку -- волк". Позже, для тех, кто не может приспособиться к такому звериному обществу3, либералы придумали лозунг: "Свободу -- сильным, защиту -- слабым", не понимая, как издевательски это звучит по отношению к небогатым людям. Вместо же принципа братской взаимопомощи была придумана так называемая "благотворительность", которая на практике (за редким исключением) выражается в том, что богач со своего стола бросает беднякам объедки, чтобы неимущие, доведенные до крайности, не взбунтовались.
  
  
   Большинство интеллигентов (как и 99% из неинтеллигентов), будучи далеко не гениями, смогли усвоить лишь часть самоопределения, и именно ту, где утверждалось, что они -- духовная элита и совесть нации. Помните, как во времена СССР могли гордо сказать "я -- интеллигент(ка) в третьем поколении!". Вторую же часть -- о "внутренней свободе" они так и не реализовали, став в итоге духовными заложниками своей же замкнутой тусовки. То есть так же, как и большинство людей, они незаметно для себя усваивали стереотипы мышления и поведения своего круга, но в отличие от большинства считали, что они "НАД". Как правильно подметил Бердяев, интеллигенты оказались склонны к кастовости и вскоре образовали замкнутый орден. Эти характерные негативные черты интеллигенции проступают уже в их самоопределениях. На практике все оказалось гораздо печальнее.
  
  
  
  
   Интеллигенция созерцательная
  
   Начнем с самых невинных отрицательных черт, присущих большинству интеллигентов. Это прежде всего склонность к созерцательности и болтовне, отсутствие деятельного начала. Дело в том, что в дореволюционной России получение образования автоматически переводило человека в разряд высшего общества и давало материальное благополучие. Поэтому большинство интеллигентов были людьми обеспеченными, а те, кто не смог таковым стать, всегда был вхож в дома богатых, где ему был обеспечен кров, стол, материальная помощь. В огромной квартире того же Горького во множестве комнат постоянно останавливалось столько людей, что он сам не знал всех своих постояльцев. "Бедные" интеллигенты были бедны, скажем, тем, что имели меньше... прислуги, чем богатые. Итак, будучи лично обеспеченными, многие интеллигенты коротали вечера в постоянных и бесплодных думах о том, как помочь "народу". Хорошо такую позицию интеллигента по отношению к народу выразил поэт Д. Минаев:
  
   Тяжел твой крест -- всей жизни ноша,
   Не предложу тебе я грОша,
   Но плакать, плакать буду рад...
  
   Такая позиция части интеллигенции вызывала презрение даже у революционеров-практиков, многие из которых сами вышли из интеллигентской среды, а некоторые (о них будет сказано ниже) продолжали быть интеллигентами.
  
  
  
   Все это хорошо отображено в романе И. Тургенева "Отцы и дети":
  
   "-- ...Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов -- настоящих.
  
   ... -- Позвольте, Павел Петрович, -- промолвил Базаров, -- вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для bien public? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.
  
   -- Однако позвольте, -- заговорил Николай Петрович. -- Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете... Да ведь надобно же и строить.
  
   -- Это уже не наше дело.... Сперва нужно место расчистить.
  
   -- Ну да, да, вы обличители, -- так, кажется, это называется. Со многими из ваших обличений и я соглашаюсь, но...
  
   -- А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно от того, что сказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке".
  
   Превосходный портрет либерального болтуна в лице Степана Трофимовича Верховенского дал и Ф. Достоевский в романе "Бесы":
  
   "...Степан Трофимович постоянно играл между нами некоторую особую и, так сказать, гражданскую роль и любил эту роль до страсти, -- так даже, что, мне кажется, без нее и прожить не мог. ...Тут все могло быть делом привычки, или, лучше сказать, беспрерывной и благородной склонности с детских лет к приятной мечте о красивой гражданской своей постановке. Он, например, чрезвычайно любил свое положение "гонимого" и, так сказать, "ссыльного". В этих обоих словечках есть своего рода классический блеск, соблазнивший его раз навсегда, и, возвышая его потом постепенно в собственном мнении, в продолжение столь многих лет, довел его наконец до некоторого весьма высокого и приятного для самолюбия пьедестала.
  
   ...Я только теперь, на днях, узнал, к величайшему моему удивлению, но зато уже в совершенной достоверности, что Степан Трофимович проживал между нами, в нашей губернии, не только не в ссылке, как принято было у нас думать, но даже и под присмотром никогда не находился. Какова же после этого сила собственного воображения! Он искренно сам верил всю свою жизнь, что в некоторых сферах его постоянно опасаются, что шаги его беспрерывно известны и сочтены, и что каждый из трех сменившихся у нас в последние двадцать лет губернаторов, въезжая править губернией, уже привозил с собою некоторую особую и хлопотливую о нем мысль, внушенную ему свыше и прежде всего при сдаче губернии. Уверь кто-нибудь тогда честнейшего Степана Трофимовича неопровержимыми доказательствами, что ему вовсе нечего опасаться, и он бы непременно обиделся. А между тем это был ведь человек умнейший и даровитейший, человек, так сказать, даже науки, хотя впрочем в науке... ну, одним словом, в науке он сделал не так много и, кажется, совсем ничего. Но ведь с людьми науки у нас на Руси это сплошь да рядом случается".
  
  
  
  
  
   Но пассивная болтовня интеллигентов не была так мило безобидна, как кажется, -- она была всегда направлена в сторону разрушения. Большинство интеллигентов рукоплескали терактам народовольцев и антиправительственным восстаниям, материально и духовно поддерживали и пропагандировали деструктивные силы и тенденции. Они создали в обществе атмосферу, когда расшатывание государственных устоев считалось священной обязанностью любого "честного" человека, болеющего судьбами родины (вот парадокс-то!). Я вовсе не говорю о том, что не надо обращать внимание на злоупотребления властью, или не надо стремиться к улучшению общественного строя, нет. Многие революционеры имели созидательное направление, но созидатели осознанно или неосознанно выходили за пределы среды интеллигенции, становились вне этого своеобразного монашеского ордена.
  
   Как, например, вождь большевиков В. Ленин, в трудах которого наблюдается явное презрение к интеллигенции (чего стоят только эпитеты "гнилая", "интеллигентишки"). В программе большевиков было и разрушительное ("Весь мир насилья мы разрушим до основанья..."), и созидательное ("А затем -- мы наш, мы новый мир построим") направление.
  
   Я не хочу сейчас касаться вопроса о том, возможна ли была эволюция царской России и можно ли бы было улучшить строй, сотрудничая с властью (как это пытались делать "октябристы" и отчасти кадеты), или строй был безнадежен, и улучшить ситуацию можно было, лишь его разрушив (как это делали большевики и эсеры). Это отдельная тема, и для ее обсуждения нужна отдельная статья. Я о другом. В разрушении может содержаться позитив, только когда имеется реальная программа созидания после этого разрушения. У интеллигентов такой программы не было. Все их программы сводились либо к утопическим идеям пересаживания на русскую почву западной демократии (кадеты4, либо к тому, что "все само собой образуется" (как в анархических идеях: уничтожим государство -- жизнь и наладится). Социальные программы большинства интеллигентов выглядели примерно так: "надо, чтобы все было хорошо: свобода-равенство-братство, мир-труд-май, мир-дружба-жвачка".
  
  
  
   Интеллигенция при власти
  
   Критика моя не взята с потолка. История дважды (в 1917 и в начале 1990-х гг.) дала интеллигентам шанс показать, на что они способны в реальном управлении, и оба раза интеллигенция с позором провалилась.
  
  
   Естественно, отточившая в болтовне свой язык интеллигенция легко объясняет свои провалы действиями сил зла, тем, что им не дали "развернуться", объективными причинами. Почитайте, что писали в эмиграции в 1920 - 60-х годах (после первого своего провала) Керенский, Милюков и прочая компания, и что пишут сейчас (после второго провала) Гайдар, Явлинский и остальные. Особенно умиляет их возмущение "непроходимо темным народом", "косностью среды", атавизмами "монархического/советского рабства", не дающими сей самый народ облагодетельствовать. То есть получается, что народ всеми силами сопротивляется тому, чтобы быть осчастливленным! В итоге совсем радикальная интеллигенция (вроде Новодворской) вообще предпочитает весь этот неудобный народ как-то "переделать", вместо того чтобы взять себе задачу по силам и самим уехать к "подходящему" народу в какой-нибудь американский штат.
  
  
  
  
  
   Итак, первый шанс появился у интеллигенции в революционном феврале 1917 года, когда она с частью генералитета, с западными кругами, с частью императорского двора, с капиталистами, при деятельном участии масонских лож, в которых состояли многие члены будущего Временного правительства5, вызвав искусственный голод в Петрограде, сынициировав кровавые беспорядки, захватила власть. После чего вместо управления интеллигенты занялись бесконечным, привычным словоблудием и прожектерством. За это время развалилась армия, экономика, начались стихийные бунты... За полгода (!) интеллигенты довели страну "до ручки", поставив людей на грань физической гибели. В результате -- "темному народу" при помощи оружия пришлось выбирать между двумя реальными программами восстановления государства. Первую (более консервативную, кстати) предложили большевики во главе с Лениным, вторую (более либеральную и расплывчатую) -- военные во главе с Корниловым (к слову, Ленин и Корнилов -- одногодки, то есть люди одного временного среза). Как известно, победили большевики.
  
   Надо сказать, что интеллигенцию одинаково недолюбливали как красные, так и белые (особенно белые). Бывшим либеральным деятелям было опасно появляться в офицерских полках без охраны, даже если эти интеллигенты декларировали свою солидарность с белым движением.
  
   Во время второго разрушения страны на первом этапе повторился тот же сценарий6. Сначала интеллигенция медленно подтачивала строй. Да, советский строй имел множество недостатков, это видно хотя бы по тем же партократам, которые мгновенно стали капиталистами и либеральными политиками. Но борьба интеллигенции без реальной созидательной программы опять-таки носила лишь разрушительный характер (обычно она выражалась словами Остапа Бендера -- "Запад нам поможет"). Как в первый раз, так и во второй, гибель страны была обусловлена не столько действиями тех, кто боролся с властью (их совокупные усилия важны, но не решающи), не столько действиями враждебных государств (хотя и их нельзя сбрасывать со счета), сколько нераспорядительностью лиц, облеченных высшей властью. Николай II сначала развел "распутинщину", а в решающей момент (через брата Михаила) "сдал" вверенную ему страну либералам. Говорят, что он испугался за судьбу своего сына. Либералы намекнули, что Алексей, оставшийся в царском селе, недалеко от охваченного восстанием Петрограда, теперь в их руках. Сведения о таком сценарии я недавно прочел в воспоминаних бывшего начальника царской полиции генерала П. Курлова.
  
   Горбачев, по своим задаткам, был обычным чиновником, он не умел ничего, кроме как карабкаться по карьерной лестнице, и к управлению государством был просто не подготовлен. Однако в его руках оказалась колоссальная власть. Ситуацией в 1991 году, как и в 1917-м, воспользовались интеллигенты. Они с гордостью описывают, как через А. Яковлева и Ко "обрабатывали" Горбачева7 в либеральном духе, а затем, когда стало выгодно сделать ставку на Ельцина, "выдавливали" из последнего "компартийное мышление". В результате правления "интеллигентов-реформаторов" (помните их программы "500 дней", "400 дней") в стране начался такой хаос8, что управление пришлось передать так называемым красным директорам и бывшим номенклатурщикам. Новые правители тоже оказались не на высоте, но в отличие от бывших завлабов-интеллигентов хотя бы имели какой-то опыт руководящей работы. Кстати, несмотря на свою практическую беспомощность в крупных государственных делах, часть интеллигенции (малочисленная, стоявшая поближе к "рулю" власти) смогла неплохо обогатиться во время второго "царствования". По первому "царствованию" данных у меня нет (врать не буду), но многие тогдашние интеллигенты, такие, как член Временного правительства сахарозаводчик Терещенко или председатель последней Госдумы помещик Родзянко, были и без того богатейшими людьми России.
  
   Итак, на этих рельефных примерах мы увидели, что интеллигенты, несмотря на то, что они на словах демонстрируют понимание государственного устройства, на деле руководить (на благо всей страны, а не лично себя) умеют хуже, чем простой более-менее подготовленный рабочий. С рабоче-крестьянских профессий так или иначе начинали свою карьеру все правители СССР между Сталиным и Горбачевым. И еще -- в отличие от рабочих у интеллигентов время от времени возникают всякие рефлексии и релаксации, которые на тот момент делают их неспособными к любому управлению.
  
  
  
  
  
   Интеллигенция разрушительная
  
   Свойственная большинству интеллигентов пустая болтовня, склонность к "обломовщине" -- не самые худшие их черты. Если бы все интеллигенты днем лежали на диванах, а по вечерам на кухнях в табачном дыму обсуждали свои беспочвенные прожекты и на словах "болели за народ" -- вреда от них было бы меньше. Хуже, когда в этой среде зарождается деятель -- такой обычно идет в террористы (я пока о XIX веке говорю). В уже упоминаемом романе "Бесы" Достоевский не зря сделал циничного и жестокого главу революционной группы -- Петра Верховенского --сыном благодушного "болтуна-либерала". Конечно, не все террористы были интеллигентами. Многие простые исполнители, те, что гибли в терактах, были не интеллигентами, а рабочими. Хотя подчеркиваю, что и представители интеллигенции нередко шли на сознательную смерть.
  
   И именно интеллигенция теоретически обосновала террор, организовала, возглавила террористические организации, финансово подпитывала их. Сейчас (во время "Аль-Каиды", палестинских, баскских, ирландских, маоистских террористических бригад) забывают, что первой и до сих пор непревзойденной по своей мощи профессиональной террористической организацией современного типа была "Народная воля", действовавшая в 1870-80-е годы в России (народовольцам удалось тогда ликвидировать даже главу государства). Преемниками "Народной воли" можно считать все последующие террористические организации царской России, включая Боевую организацию эсеров во главе с Е. Азефом и Б. Савинковым.
  
   К чести русских "бомбистов" надо сказать, что они, в отличие от современных террористов, свои теракты направляли не против безобидных мирных жителей, а против хорошо охраняемых представителей власти. Но и в таком случае во время теракта могли пострадать случайные прохожие, не говоря уже о лицах из охраны VIP-жертвы.
  
  
  
   Интеллигенция и Запад
  
   Другой отрицательной чертой интеллигентов является то, что, борясь против власти своей страны, они рано или поздно становятся вольными-невольными агентами (как в кавычках, так и без) иностранных государств. Никто не спорит, иногда бывают такие правители и правительства, что делом чести каждого порядочного человека будет борьба против них, но в этой борьбе никогда нельзя становиться помощником других стран-конкурентов. Ведь в этом случае ты становишься борцом не против антинародного правительства своего государства, а борцом против своего народа.
  
  
  
   Меня могут упрекнуть -- а как же большевики, которые брали на свою революцию деньги германского штаба? Отвечу. Во-первых, слухи о немецких деньгах не подтверждены документально, а во вторых, даже если они и взяли деньги, то не как агенты, а как самостоятельная сила, которая распорядилась деньгами весьма грамотно. Большевики не только умудрились взять власть в России, но и инициировали революцию в самой Германии (уж не на деньги ли германского генштаба?), будучи в трех шагах от того, чтобы и там взять власть. Германская революция не удалась, но советское государство в итоге отвоевало у Германии все, что потеряли царская власть и Временное правительство. Кроме европейских государств -- Польши и Финляндии, которые входили в состав России как самостоятельные страны, правителем которых был российский император. После того, как пала монархия, эти страны стали независимы автоматически. Мало того -- красные захватили новые территории: Львов сделали украинским, Кеннисберг -- российским. А если говорить о предложении Ленина в Циммервальде (1915 г.), о том, чтобы повернуть оружие против собственной буржуазии, так оно было обращено ко всем союзникам по Интернационалу, в том числе германским и австро-венгерским. И предложение это выглядело примерно так: "Буржуазия наших стран ради своей наживы развязала кровавую войну, в которой гибнут простые люди. Давайте все ВМЕСТЕ сбросим нашу буржуазию (воспользовавшись ситуацией), захватим власть в своих странах и прекратим войну". Пишу об этом так подробно потому, что сейчас позицию Ленина освещают однобоко -- мол, во время войны хотел ударить в спину своим властям. Если бы это было так, то это было бы предательством. Но когда открывается вторая часть его предложения, что ударить надо и по немецким властям тоже, то выясняется, что никакого предательства здесь нет.
  
  
   Наша интеллигенция умудрялась постоянно подпадать под иностранное влияние. Мало того, в большинстве своем она это делала бескорыстно. Интеллигенты "первого призыва" прославились тем, что поддерживали полуавтономное царство польское во время его войны с Россией в 1860-х годах (Герцен и остальные9). Кроме того, все интеллигенты, которые вели борьбу против царской России, находили гостеприимный приют в западных странах, а многие (к счастью -- не все) из их коллег, оставшихся в России, неустанно пропагандировали западные ценности. То же делала и часть советской интеллигенции (к счастью -- далеко не вся советская интеллигенция).
  
   О работе советской интеллигенции против своей страны до окончания правления Сталина говорить не буду. Во время войны, как среди предателей, так и среди героев, оказывались и интеллигенты, и неинтеллигенты, а высчитать что-то в процентном отношении невозможно, потому что интеллигенцию в контексте данной статьи количественно сосчитать нельзя. Это можно сделать, если только понимать интеллигенцию как социальный слой. А в мирное, то есть, в сталинское довоенное и послевоенное время, высовываться было опасно. А для того, чтобы выяснить, насколько репрессии 1937 года либо так называемая "борьба с космополитизмом" и низкопоклонством перед Западом имели реальные причины в отношении интеллигенции10, надо проводить отдельную исследовательскую работу.
  
   Правда, до 1930-х годов интеллигенция боролась против властей открыто и не скрывала этого, а о том, что было после, можно догадываться только опосредованно. Скорее всего, были и реальные выступления, был и произвол властей в отношении невинных.
  
   Однако после смерти Сталина ситуация изменилась. Выступать против властей стало значительно безопаснее, и интеллигенция взялась за старое11. Правда, СРАЗУ после смерти Сталина открыто выступать еще боялись (неясно было, куда повернет государственная машина), поэтому на ввод советских войск в Венгрию в 1956 г. какой-либо широкой ответной реакции со стороны интеллигенции не было. Иное дело -- Чехословакия 1968 г., когда во время ввода туда советских войск с целью подавления антисоветского восстания12 семь интеллигентов вышли на Красную площадь с лозунгами "Руки прочь от ЧССР!". Наказали пятерых, наказали сравнительно мягко: троих отправили в ссылку (от 3 до 5 лет), двое получили тюремный срок (один -- 3, другой -- 2,5 года заключения). Действия смельчаков встретили широкий отклик в среде интеллигенции. Кстати, граждане США в это же время протестовали против политики своей страны во Вьетнаме (а с вьетнамцами американские войска обошлись куда более круто, чем советские с чехословаками). Поэтому выступление 1968 г. у меня вызывает смешанные чувства. С одной стороны, выступавшие объективно работали на США -- главного противника своей родины, с другой -- они защищали свободу небольшой страны и пытались закрепить право граждан своей страны на выражение политических мнений ("За вашу и нашу свободу!").
  
   Но уже протесты против ввода советских войск в Афганистан показали всю близорукость советской интеллигенции. Ведь в то время страна защищала не только свои непосредственные, ближайшие границы (в противном случае "под боком" у СССР появились бы американские ракеты), но и наносила превентивный удар по поднимающему голову исламскому фундаментализму (а те же США в борьбе против СССР в Афганистане готовили и поддерживали террористов, с которыми сейчас сами и воюют). Разумеется, жаль погибших и покалеченных в Афгане солдат, но любой военачальник, стремясь сохранить жизнь своих солдат, всегда стоит перед дилеммой: "здесь я потеряю пять, а там -- десять тысяч человек" и, выбирая план с минимальными потерями, знает, что потери все равно будут. И это -- жестокая реальность. Конечно, подобная логика не может унять боль матери погибшего солдата, но одно дело -- знать, что ее сын погиб, защищая родину и свой народ, другое -- считать, что гибель его была нелепой, напрасной и никому не нужной (о чем постоянно кричала интеллигенция в годы перестройки). И то, что Горбачев, а затем Ельцин сдали Афганистан13, привело к гораздо большим жертвам -- не только в Чечне, но и в Москве и Нью-Йорке (я имею в виду теракты -- подрывы зданий).
  
  
  
  
   Разумеется, ввод войск в Афганистан сопровождался рядом грубых политических ошибок. Некоторые я критиковать не буду -- все их критикуют. Эти ошибки общеизвестны:
  
   а) не было сделано все возможное для того, чтобы решать проблему не своими войсками, а войсками дружественного правительства (после свержения Амина это было реально), оказав ему широкую помощь деньгами, нефтью, техникой, советниками;
  
   б) Советские войска не были должным образом подготовлены и проинструктированы (особенно в области знания местных обычаев. Случалось, что солдаты невольно ущемляли религиозные чувства афганцев, чем создавали себе врагов на ровном месте).
  
   Но критиковать легко, когда события позади. В таком положении любой дурак может считать себя умником. Моя же критика коснется другого. Я считаю ее достаточно объективной, потому что правители царской России, а позже -- СССР, постоянно наступали на одни и те же грабли, а ведь элементарное знание истории своей страны позволило бы им избежать одной большой ошибки. Сформулировать эту ошибку, даже целый ошибочный подход, к проблемам можно условно так: "Мы такие сильные, что решим вопрос без особого напряжения", "Мы их шапками закидаем". Чтобы далеко не ходить, проанализируем только крупные военные конфликты России/СССР в ХХ веке.
  
   В начале века царское правительство считало Россию настолько сильнее Японии, что решило пойти на "маленькую победоносную войну", в основном для решения внутренних проблем, хотя, конечно, второй задачей стояло отражение экспансии японского милитаризма. При этом вроде бы знали, что войска к театру военных действий можно доставить с европейской части России либо посредством флота, совершив чуть ли не кругосветное путешествие (притом корабли не могли доставить армию в нужном количестве), либо по одной-единственной железной дороге, которая также технически не могла обеспечить достаточный приток военной силы. В результате -- позорное поражение, да еще и с территориальными потерями (пол-Сахалина отдали), напрасная гибель солдат, революция и т. д., и т. п. И все это -- несмотря на героизм войск.
  
   Ну ладно... Нерешительность и недальновидность царского правительства времен Николая II общеизвестны, но чтобы Сталин совершил подобное (!) Причем, имея перед собой пример Ленина, разработавшего и воплотившего классический план вооруженного восстания, пройдя гражданскую войну и коллективизацию... Хотя, возможно, именно предыдущие победы вскружили руководству страны голову. Так или иначе, с Финляндией Сталин решил воевать в 1939 г. силами, по сути, ОДНОГО Ленинградского военного округа! Округ-то финнов разгромил, но не быстро и ценой больших потерь. В результате СССР опозорился на весь мир.
  
   Я помню, в 1982 г. во время англо-аргентинского конфликта меня (тогда еще школьника) поразила одна информация. Правительство Маргарет Тэтчер бросило на борьбу за крошечные острова 70% Британского королевского флота (в реальных боевых действиях такие силы не понадобились -- участвовало 50 боевых кораблей и 70 переоборудованных торговых судов). Теперь-то я понимаю, что борьба была не только за острова, но и за престиж правительства консерваторов в Англии, за престиж Англии в мире. А вот "добродушные дедушки", которые примерно в это же время возглавляли СССР, решили вводить в Афганистан ОГРАНИЧЕННЫЙ воинский контингент. С 1979 по 1989 год в Афганистане находилась всего ОДНА армия, то есть 50 - 109 тысяч человек из трехмиллионных советских вооруженных сил. Причем, командующие этой армии на позднейшие упреки, что, мол, вы войну проиграли, отвечали: "А задачи выиграть ее никто не ставил, поставили задачу -- охранять города и дороги, и мы эту задачу выполнили".
  
   А по мне, так или вообще войска не вводить, либо воевать уже по полной программе. Можно было хотя бы границу с Пакистаном перекрыть, чтобы прекратить поставки оружия моджахедам. И самое главное -- нельзя было играть со своим народом в "кошки-мышки", темнить, мол, никакой войны нет, а есть лишь "ограниченный контингент"... Когда солдаты возвращались домой в цинковых гробах, в народе шел шепот недовольства. А за те подвиги, за которые в Великую Отечественную давали звание Героя Советского Союза, "афганцам" полагался лишь орден "Красной звезды" (войны-то нет). Солдат лишили законного статуса ветеранов (войны-то нет). Надо было прямо обратиться к своему народу -- рассказать, почему идет война, за что умирают солдаты.
  
   А так... Страна оказалась в международной изоляции (и вряд ли она бы усилилась, введи СССР нормальные военные силы). Десять лет гибли ребята... И лишь для того, чтобы потом сдать тех афганцев, которые сотрудничали с Советским Союзом, отдать Афганистан в руки талибов и... дать возможность США пойти по тому же пути.
  
   Хотя руководителей СССР и Афганистан ничему не научил. Во время ГКЧП произошло примерно то же. Вроде и попытались что-то сделать, но -- ни себе, ни людям... Хотя можно было бы вызвать солдат ОМОНа из Прибалтики и Грузии, которые уже познали на себе "прелести" демократии, и с их помощью взять Белый дом. А толпу интеллигентов на площади окружить тройным кольцом войск с приказом всех выпускать, никого не впускать обратно. И воззвание надо было сделать "пламенным", а не ту канцелярскую вялость, которую по радио крутили. А вместо "Лебединого озера" надо было сымитировать полемику в эфире по вопросу, нужно ли чрезвычайное положение или нет. Либо, на крайний случай, "Священную войну" играли бы. "Вставай страна огромная..." заводит лучше, чем "Лебединое озеро".
  
   Чтобы закончить тему ГКЧП, хочу сказать, что старый уходящий авторитарный режим всегда демократичней рвущегося ему на смену. Этот режим не так уверен в себе, опутан множеством обязанностей и условностей по отношению к народу. Королевская власть перед английской или французской революциями оказалась демократичнее пришедших ей на смену режимов Кромвеля и Робеспьера. Таких примеров множество. Ельцин, Руцкой и Хасбулатов были гораздо авторитарнее ГКЧПистов, и меня удивляло, что этого не понимали люди, вышедшие на площадь в августе 1991 г. Ну, а уже все точки над "i" расставил октябрь 1993-го...Если "тоталитарная" власть не осмелилась давить свой народ танками (погибло три человека и погибли они случайно, в чем сейчас никто не сомневается), то "демократическая" хладнокровно расстреляла свой парламент (количество жертв исчисляется сотнями), в котором теперь заседали те же Хасбулатов и Руцкой, не поделившие с Ельциным "властный пирог".
  
   По моему мнению, членам ГКЧП нужно было выступать либо по-настоящему, либо не браться за это дело вообще. Для людей, которые вошли в этот комитет, по-моему, лучше было выбрать второй вариант.
  
  
  
   Однако, вернемся к интеллигенции. Если протесты против ввода войск в Чехословакию и в Афганистан еще как-то можно понять (соглашаясь или не соглашаясь с ними), то прямой переход некоторых интеллигентов СССР на сторону США во время противостояния этих стран, на мой взгляд, интеллигентно говоря, некорректен. Тем более, что политику Штатов, начиная с Хиросимы и Нагасаки и заканчивая Вьетнамской войной, интеллигенты наблюдали воочию, и видели, что никаким особым гуманизмом она не отличается. Мне понятна, например, позиция членов движения "отказников" (так назывались те, кому отказали в визе в Израиль). Ну не может человек любить насильно навязываемую ему родину! Из таких же соображений можно понять логику тех, кто боролся за отделение Украины, Литвы, Латвии, Грузии и т. д. от Союза -- своей родиной они считали эти республики. То есть, они боролись за свою родину и в этом плане честны. Но действия Сахарова14, Новодворской и Ко напоминают действия "пятой колонны" во время франкистского мятежа в Испании15. Хотя и позиция Солженицина, на мой взгляд, не намного лучше сахаровской. Сейчас Солженицин делает вид, что он хороший, что он патриот, что он лишь против коммунизма и сталинизма боролся, что сам он почвенник, что он совсем не имеет отношения к постсоветскому хаосу, что он ни при чем... При чем, Александр Исаевич, при чем... Опуская все прочее, сам факт того, что Солженицин не остался жить в нейтральной Швейцарии после того, как его выгнали из СССР, а демонстративно перебрался в США в период обострения "холодной войны", говорит о том, что Солженицин -- типичный интеллигент (а не "соль земли") со всеми вытекающими отсюда последствиями.
  
   Вообще-то интеллигенция всегда наступает, как минимум, двумя колоннами: одна из них -- либеральная, другая -- почвенническая. В царской России либеральная колонна называлась "западниками", почвенническая -- "славянофилами". В СССР тоже были эти колонны. Либеральную возглавлял академик Сахаров, почвенническую -- писатель Солженицин. Правда, диссидентское движение так и не достигло такого размаха, как аналогичное в царской России. Или интеллигент уже не тот пошел, или строй был жестче, но советские интеллигенты "бомбистами" не стали (и слава Богу!).
  
  
  
  
  
  
  
  
   Интеллигенция и перестройка
  
   Некрасивое зрелище представляли собой интеллигенты во время перестройки, когда они добрались до парламентских и партийных трибун. Тут их непонимание ситуации, идолопоклонничество перед Западом, ограниченность проявились в полной мере. Людей своей страны они прозвали "совками"16, кричали на всех углах: "Вот на Западе живут, а мы...", "Введем американские ценности -- будем жить, как они". При этом интеллигенция не понимала, что если бы США вдруг сдуру разрешили нам жить, как они, то им бы пришлось жить, как мы, так как живут ОНИ за счет других стран. Не замечала интеллигенция и того, что дешевизна шмоток и магнитофонов сочетается на Западе с дороговизной квартир, медицины и образования. Один поэт-интеллигент-шестидесятник N заявил буквально следующее: "Мой знакомый, попав на Запад, увидел там на прилавках 20 сортов колбасы и упал в обморок" (надо полагать, от восторга). На что поэту ответили: "Так это знакомый поэта N? Тогда понятно, почему в обморок упал". Интеллигенты изобрели и знаменитое словосочетание "Нас 70 лет...!" (то есть, кто-то на протяжении 70-ти лет делал с интеллигентами что-то нехорошее), издевались над историей и ценностями своего народа, над его стихами и песнями. На полном серьезе утверждали, что рыночные отношения решают все проблемы в экономике. Интеллигенты "смело" сжигали перед телекамерами партбилеты, правда, уже ПОСЛЕ поражения советской власти, а ДО они эти билеты на коленях вымаливали. То есть вели себя как ослы, пинающие мертвого льва17. Интеллигенты оплевывали прошлое страны, бегали с выпученными воспаленными глазами и агитировали всех перейти на либеральные ценности (мол, ух, заживем!). Я им говорил тогда, что они "дураки"... а они не верили...
  
   После перестройки, когда наступило похмелье, интеллигенты увидели, что они никому, в общем-то, не нужны. Мавр сделал свое дело, и должен уйти. Новые власти (в отличие от старых) не собираются платить им бешеные гонорары за бездарные труды, не собираются прислушиваться к их мнению. Остались наши "герои" у разбитого корыта... Не все, конечно. Некоторые из них, кто успел просочиться в информационное пространство во времена СССР и закрепиться там, еще пишут свои поучения "Как нам чего-то там обустроить...", но печатают их уже не миллионными, а всего лишь тысячными тиражами. Те, кто успел прорваться в политику еще вещают с парламентских трибун. Большой удачей считается попасть на службу к олигарху, идеологически обслуживать его финансовые интересы и называть это "свободой слова". Правда олигархи ныне не шибко интеллигентные, к образованности не стремятся и уважения к ней не испытывают18. Однако большинство интеллигентов осталось не у дел. Они даже заговорили о том, что интеллигенция исчезла вообще. Хотя на самом деле она просто лишилась возможности поучать власть и народ.
  
  
  
  
   "Шестидесятники" отстали от жизни
  
   У меня есть знакомый писатель, который возглавлял в 1980 - 90-е годы одно из областных отделений Союза писателей СССР в восточной Украине. Так вот, он мне рассказывал, как всю свою сознательную писательскую жизнь боролся против Советской власти. А когда эту власть "побороли", то оказалось, что писателю жить стало не в пример хуже (как в моральном, так и материальном смысле). Он увидел, что его творения, по большому счету, никому не нужны, их теперь не только ЗА ДЕНЬГИ, даром никто печатать не будет. Вдвойне ему было обидно, что его -- украиноязычного автора -- печатали при Советах и не печатают в независимой Украине. В материальном плане все оказалось еще плачевнее. Он говорил мне, что советская власть ему ТОЛЬКО ЗА ЗВАНИЕ писателя платила огромные деньги, не говоря уже о гонорарах. Коллега моего знакомого -- другой писатель из того же отделения СП СССР -- говорил, что за роман (а писал его он в санатории, находясь в творческой командировке) писатель получал гонорар, за который мог приобрести автомобиль (в советское время это была весьма дорогая вещь). Теперь же эти писатели получают жалкие гроши.
  
  
   В центре Ялты Союз писателей Украины имеет дом творчества недалеко от международного морского вокзала и центрального пляжа. Здесь одновременно могут отдыхать 200 человек, общая площадь помещения 500 кв. м.
  
   Что правда, то правда. Научную, писательскую и журналистскую интеллигенцию власти баловали часто не по заслугам (а вот другая, трудовая интеллигенция: инженеры, учителя и врачи получали маленькую зарплату). Платили им бешеные деньги, а потом продавали их "бессмертные шедевры" в нагрузку к более читабельной литературе, потому что никакой нормальный человек на трезвую голову покупать бы подобное не стал. Власти также давали представителям "трудовой прослойки" депутатские и лауреатские звания, селили их в шикарных хоромах. Если не верите -- пройдитесь по центру Киева и почитайте таблички, указывающие, что в этих домах жил тот или иной писатель или драматург. То есть они жили примерно в тех же условиях, что и руководители страны. Даже особняк Союза писателей в Киеве находится напротив главного здания страны19, а особняк Союза журналистов -- на Крещатике. Разумеется, были люди, получавшие деньги заслуженно (в основном -- технари-ученые и несколько писателей и режиссеров). Но подавляющее большинство этих "лауреатов" талантами не блистали, и сейчас они не у дел, только жалуются, что им денег не дают, не ценят их. И хорошо, что не дают, потому что так они хоть могут изображать из себя незаслуженно обиженных, а когда им удается выбить деньги, то их творческая беспомощность видна воочию. Не верите -- посмотрите фильмы, снятые современным кинематографом на БЮДЖЕТНЫЕ деньги.
  
   Я с возмущением читал воспоминания дочери одного из советских литературных боссов, которая рассказывала, как ее отец устраивал банкеты на предоставленной ему шикарной правительственной даче и приглашал туда только тех, кто обругивал вместе с ним власть, обеспечившую ему столь царские условия жизни. И вдвойне возмутительно, что те же самые интеллигенты публично выступали со славословиями в адрес Коммунистической партии. А ведь насильно их никто этого делать не заставлял. Налицо двойная мораль. В этом плане советская интеллигенция отличалась от царской, которая публично власть не славословила.
  
   Теперь несколько слов о "шестидесятниках" и их копиях времен перестройки. Вначале "шестидесятничество" как направление общественной мысли было прогрессивным: оно стремилось преодолеть негативы сталинского правления, разоблачать бывших приспособленцев -- стукачей и палачей, восстанавливать справедливость в отношении невинно репрессированных -- то есть, было нужным и своевременным. Но потом... Потом "шестидесятники", как позже "перестройщики", застыли в своем развитии, закостенели. Здесь можно провести аналогию с догматиками марксизма сусловских времен, которые в молодости были действительно новы и революционны, а к старости отстали от жизни, но продолжали считать себя передовыми. "Шестядесятники" так же не замечают своей ретроградности. Их идеология состоит из нескольких простых формул, а распространяемая ими информация является перепевом одних и тех же мотивов. Вот некоторые из штампов: "Нас 70 лет угнетали", "Сталин -- тиран", "Наша экономика была отсталой и волюнтаристской", "На Западе живут настоящие демократы, которые ни о чем другом не думают, кроме как нас облагодетельствовать" и т. д. Эти люди, как мне кажется, видят только то, что лежит на поверхности, они не хотят проанализировать глубинные истоки революции и объективные глобальные факторы, которые привели к репрессиям в 1937 г. или голоду в 1930 г. Они не исследуют психологию народа, а погибшим в 1930-е годы отказывают в праве на борьбу против власти, показывая всех без исключения покладистыми и невинными овечками, которых вдруг ни с того ни с сего репрессировали20. "Шестидесятники" не видят, что мир изменился (как этого не видели в 1980-е годы догматики от марксизма), что на лелеянном ими Западе ходят толпы людей с портретами Ленина и Сталина, а молодежь (даже не политическая) носит в нынешней Украине футболки с гербом Советского Союза или портретом Че Гевары. Не замечают, что для этой молодежи СССР - такое же неизведанное и загадочное государство, как дореволюционная Россия для самих "шестидесятников". Но, ладно, "шестидесятникам" простительно... Уходящее поколение... Возраст... Но тем же самым, той же ретроградностью грешат и интеллигенты перестроечной закваски. Они не замечают, что их впитанные с перестройкой штампы -- это тот же марксизм (только не ранний, творческий, а позднесоветский, закостенелый), просто плюсы и минусы автоматически поменялись местами, не замечают, насколько они внутренне не свободны. И самое обидное, что именно эти люди (где-то в начале 1990-х) сформировали журналистскую "тусовку" Украины. Они сознательно или бессознательно не пускают в свой круг новых людей (а если и пускают, то тех, кто разделяет лишь их взгляд на мир) и навязывают обществу свое закостенелое мышление. А раз так, то мы вновь продолжаем наступать на одни и те же грабли.
  
   Правители Российской империи, а позже и СССР, не понимали, что новое всегда победит старое, но побеждать оно может либо постепенно и относительно безболезненно для общества (путь эволюции), но если новое зажимать, то победит оно весьма болезненным способом (путь революции), который всегда сопровождается невинными жертвами. Неужели мы обречены на бесконечные революции?
  
   Есть еще один комплекс -- комплекс "меньшовартости". Наша украинская интеллигенция привыкла смотреть снизу вверх на Россию, а когда пытается выдавить из себя комплекс младшей сестры, начинает смотреть снизу вверх на витрины Запада. При этом она не понимает, что "меньшовартисть" никуда не делась, а просто изменила свою форму. Любой творческий человек знает, что достойное стихотворение, достойную картину можно написать только с мыслью: "Я делаю самое великое, и ничего подобного до этого не было в мире". Может, и не получится это самым великим, но будет достойным. Без таких настроений можно создавать лишь ширпотреб. Поэтому-то интеллигенция и производит на свет вторичные и провинциальные вещи.
  
   Интеллигенты времен Сталина прошли через лагеря, через страх быть посаженными -- это жутко, жестоко и несправедливо. Но через лагеря прошли не все, а когда все общество ввергли в пучину зверино-рыночных отношений, а разве это справедливо? Каждому поколению в нашей стране приходится страдать. Страдания угнетенных до революции 1917 г. перелились в страдания невинно репрессированных, страдания невинно репрессированных перелились в страдания людей, попавших в бесчеловечные жернова "дикого капитализма". Когда же мы научимся изживать недостатки прошлого, чтобы вновь и вновь не делать больно своим современникам?
  
  
  
  
   Интеллигенция и творчество
  
   Теперь коснемся подробнее творческой вторичности интеллигенции. Большинство гениальных вещей, созданных в культурном поле, создавались отнюдь не благодаря интеллигенции, а как бы вопреки ей. Поясню свою мысль. Многие великие люди, большинство из которых так или иначе соприкасается с интеллигентской средой, после осознания своего Дара, после творческого взросления, прямо или косвенно, сознательно или бессознательно, открещивались от своей принадлежности к этой среде. Выше я уже приводил примеры Ленина и Бердяева. Теперь процитирую любимца интеллигенции Б. Пастернака.
  
  
   "Гордон и Дудоров принадлежали к хорошему профессорскому кругу. Они проводили жизнь среди хороших книг, хороших мыслителей, хороших композиторов, хорошей, всегда, вчера и сегодня хорошей, и только хорошей музыки, и они не знали, что бедствие среднего вкуса хуже бедствия безвкусицы.
  
   Гордон и Дудоров не знали, что даже упреки, которыми они осыпали Живаго, внушались им не чувством преданности другу и желанием повлиять на него, а только неумением свободно думать и управлять по своей воле разговором. Разогнавшаяся телега беседы несла их куда они совсем не желали. Они не могли повернуть ее и в конце концов должны были налететь на что-нибудь и обо что-нибудь удариться. И они со всего разгону расшибались проповедями и наставлениями об Юрия Андреевича.
  
   Ему насквозь были ясны пружины их пафоса, шаткость их участия, механизм их рассуждений. Однако не мог же он сказать им: "Дорогие друзья, о как безнадежно ординарны вы и круг, который вы представляете, и блеск и искусство ваших любимых имен и авторитетов. Единственно живое и яркое в вас, это то, что вы жили в одно время со мной и меня знали". Но что было бы, если бы друзьям можно было делать подобные признания! И чтобы не огорчать их, Юрий Андреевич покорно их выслушивал". (Б. Пастернак "Доктор Живаго")
  
   Ни для кого не секрет, что под маской доктора Живаго Пастернак описывал себя. И если мы внимательно прочтем его биографию, то увидим, что Борис Леонидович по происхождению, образованию, кругу общения -- типичнейший интеллигент, но он быстро перерос эту среду и, несмотря на свою природную скромность, даже робость, заявил интеллигентам, что единственное в них живое и яркое, это то, что они знали его.
  
  
   Кстати, не каждая интеллигентская группировка имеет своего Пастернака. Да и те, что имеют, зачастую начинают отторгать, выталкивать великих людей, чтобы потом, после их смерти, сделать из них икону. Общеизвестен пример А. Блока, которому после написания "Двенадцати" интеллигенты руки не подавали, а та из них, которая подала -- поэтесса З. Гиппиус -- подала "лично", но не "общественно".
  
  
   Интеллигенты отторгали Есенина и Маяковского, за границей в эмиграции устроили обструкцию М. Цветаевой, когда она захотела вернуться на родину.
  
  
   Одна из интеллигенток -- писательница Н. Берберова в автобиографии "Курсив мой" с какой-то нарочитой гордостью описывает, как она не поздоровалась в это время с Цветаевой:
   "М. И. Цветаеву я видела в последний раз на похоронах (или это была панихида?) кн. С. М. Волконского 31 октября 1937 года. После службы в церкви на улице Франсуа-Жерар (Волконский был католик восточного обряда) я вышла на улицу. Цветаева стояла на тротуаре одна и смотрела на нас полными слез глазами, постаревшая, почти седая, простоволосая, сложив руки у груди. Это было вскоре после убийства Игнатия Рейсса, в котором был замешан ее муж С. Я. Эфрон. Она стояла, как зачумленная, никто к ней не подошел. И я, как все, прошла мимо нее".
  
   Приведу еще пример замечательного поэта-барда А. Башлачёва, покончившего с собой в возрасте 28 лет. Классический "неформал", поэт от Бога, Башлачёв стопроцентно не вписывался в идеологические советские рамки, и этим поначалу пришелся по вкусу перестроечной интеллигентской тусовке. Но Башлачев оказался глубже и дальновиднее ее уровня. Когда он спел на заре перестройки свой "Случай в Сибири", то интеллигентам, которые к тому времени стали делать из Башлачева своего кумира, было неловко21. Еще бы! Ведь в песне был изображен классический интеллигент в полной красе, но в качестве крайне несимпатичного героя. Вот ее текст (выделено мной -- С. А.):
  
  
   Александр Башлачев.
  
   Пока пою, пока дышу, любви меняю кольца,
  
   Я на груди своей ношу три звонких колокольца.
  
   Они ведут меня вперед и ведают дорожку.
  
   Сработал их под Новый Год знакомый мастер Прошка.
  
   Пока дышу, пока пою и пачкаю бумагу
  
   Я слышу звон. На том стою. А там глядишь - и лягу.
  
   Бог даст - на том и лягу.
  
   К чему клоню? Да так, пустяк. Вошел и вышел случай.
  
   Я был в Сибири. Был в гостях. В одной веселой куче.
  
   Какие люди там живут! Как хорошо мне с ними!
  
   А он... Не помню, как зовут. Я был не с ним. С другими.
  
   А он мне - пей! - и жег вином. - Кури! - и мы курили.
  
   Потом на языке одном о разном говорили.
  
   Потом на языке родном о разном говорили.
  
   И он сказал: - Держу пари - похожи наши лица,
  
   Но все же, что ни говори, я - здесь, а ты - в столице.
  
   Он говорил, трещал по шву: мол, скучно жить в Сибири.
  
   Вот в Ленинград или в Москву...
  
   Он показал бы большинству
  
   И в том и в этом мире.
  
   - А здесь чего? Здесь только пьют.
  
   Мечи для них бисеры. Здесь даже бабы не дают.
  
   Сплошной духовный неуют
  
   Коты как кошки, серы.
  
   - Здесь нет седла, один хомут.
  
   Поговорить - да не с кем.
  
   Ты зря приехал. Не поймут.
  
   Не то, что там - на Невском.
  
   - Ну как тут станешь знаменит -
  
   Мечтал он сквозь отрыжку.
  
   Да что там у тебя звенит?
  
   - Какая мелочишка?
  
   Пока я все это терпел и не спускал ни слова,
  
   Он взял гитару и запел. Пел за Гребенщикова.
  
   Мне было жаль себя, Сибирь, гитару и Бориса.
  
   Тем более, что на Оби мороз всегда за тридцать.
  
   Потом окончил и сказал, что снег считает пылью.
  
   Я встал и песне подвязал оборванные крылья.
  
   И спел свою, сказав себе: - Держись! - играя кулаками.
  
   А он сосал из меня жизнь глазами-слизняками.
  
   Хвалил он: - Ловко врезал ты по ихней красной дате.
  
   И начал вкручивать болты про то, что я - предатель.
  
   Я сел, белее, чем снега. Я сразу онемел как мел.
  
   Мне было стыдно, что я пел. За то, что он так понял.
  
   Что смог дорисовать рога, что смог дорисовать рога
  
   Он на моей иконе.
  
   - Как трудно нам - тебе и мне - шептал он,
  
   Жить в такой стране и при социализме.
  
   Он истину топил в говне.
  
   За клизмой ставил клизму.
  
   Тяжелым запахом дыша,
  
   Меня кусала злая вша.
  
   Чужая тыловая вша.
  
   Стучало в сердце. Звон в ушах.
  
   - Да что там у тебя звенит?
  
   И я сказал: - Душа звенит. Обычная душа.
  
   - Ну ты даешь... Ну ты даешь!
  
   Чем ей звенеть? Ну ты даешь -
  
   Ведь там одна утроба.
  
   С тобой тут сам звенеть начнешь.
  
   И я сказал: - Попробуй!
  
   Ты не стесняйся. Оглянись. Такое наше дело.
  
   Проснись. Да хорошо встряхнись. Да так, чтоб зазвененело.
  
   Зачем живешь? Не сладко жить. И колбаса плохая.
  
   Да разве можно не любить?
  
   Вот эту бабу не любить, когда она такая!
  
   Да разве ж можно не любить?
  
   Да разве ж можно хаять?
  
   Не говорил ему за строй. Ведь сам я - не в строю.
  
   Да строй - не строй. Ты только строй. А не умеешь строить - пой.
  
   А не поешь - тогда не плюй.
  
   Я - не герой. Ты - не слепой.
  
   Возьми страну свою.
  
   Я первый раз сказал о том, мне было нелегко.
  
   Но я ловил открытым ртом родное молоко.
  
   И я припал к ее груди, я рвал зубами кольца.
  
   Была дорожка впереди. Звенели колокольца.
  
   Пока пою, пока дышу, дышу и душу не душу,
  
   В себе я многое глушу. Чего б не смыть плевка?!
  
   Но этого не выношу. И не стираю. И ношу.
  
   И у любви своей прошу хоть каплю молока.
  
   Те из крупных писателей, кто по идеологическим причинам не хотел порвать с интеллигенцией, порою тонко подшучивали над ней. Половина стихов позднего Бродского, я имею в виду его длинную, зарифмованную и расставленную в столбик прозу, можно рассматривать как тонкий "стеб" над своими фанатичными почитателями. Поэт знал, что все, что он напишет, им придется по вкусу, так оно и стало. Сейчас половина интеллигентов (из тех, что пишут стихи) творят в стиле "а-ля Бродский".
  
   Интеллигенты, как правило, не в состоянии распознать гения, пока им не укажет на это их среда22. Механизм здесь таков. В среде интеллигенции вращается несколько крупных личностей. Эти личности за свои прошлые заслуги пользуются у интеллигенции авторитетом. Когда кому-то из этих авторитетов попадается на глаза талантливое произведение, он им говорит: "Это круто!". Вся интеллигенция с восторгом повторяет: "Да, это круто!!!" (хотя до этого могли сто раз прочитать это произведение и ничего в нем не найти). После этого интеллигенция сооружает престол и водружает на него своего нового кумира. Начинается мода.
  
  
  
   Многие читатели, наверное, обратили внимание, что с определенного времени почему-то перестали рождаться великие (и просто крупные) поэты. Начиная с XVIII века, каждое поколение имело своих поэтических кумиров. Г. Державин, А. Пушкин, Т. Шевченко, М. Лермонтов, Ф. Тютчев, А. Фет, А. Блок, Л. Украинка, М. Цветаева, С. Есенин, В. Маяковский, О. Мандельштам, Б. Пастернак, А. Ахматова. После "серебряного века" поэты перестали идти сплошной чередой, входили в информационное поле как бы со скрипом, но все же появлялись имена -- М. Светлов, Я. Смеляков, Л. Костенко, Б. Олейник, А. Вознесенский, В. Высоцкий, И. Бродский. Естественно, мой перечень не полный.
  
   После успеха Бродского в поэзии образовалась некая пустота. В чем дело? Неужели перестали появляться заслуживающие внимания новые имена? Нет, конечно. Великие поэты не перестали рождаться, о них просто не знают. В среде самой интеллигенции новых крупных поэтов сейчас нет23, а раскручивать кого-то постороннего (не из своей среды) интеллигенты не хотят.
  
  
  
  
  
   Шокирующая интеллигенция
  
   Вообще-то, интеллигенты очень "чутки" ко всяким извращениям, особенно после того, как их признает Запад. Они добились отмены смертной казни для маньяков, уголовного наказания для гомосексуалистов, потом потихоньку стали внушать обществу, что гомосексуализм -- это хорошо, что нужны однополые браки. А тут еще на Западе политкорректность созрела. Стали интеллигенты еще и политкорректными, только политкорректность какая-то странная получилась. Для Америки она еще понятна -- избирателями политиков и потребителями продуктов корпораций наряду с белыми являются и представители темнокожего населения -- отчего же не "подлизаться" к таким нужным людям. А в том, что политкорректность -- чисто потребительское изобретение, может убедиться всякий. Сравните хотя бы нашумевшую книгу Д. Толкиена "Властелин Колец" и не менее нашумевший одноименный голливудский бездарный фильм. У Толкиена властелину зла служат негры, режиссеры же заменили почти всех негров... арабами. Почему? Да потому, что США во время съемок фильма вторглись в Афганистан и Ирак. Только один этот пример показывает, что политкорректность -- чисто конъюнктурное коммерческое изобретение, и никаким уважением к людям других рас здесь и не пахнет.
  
   Но тем не менее уже дана директива -- в любом фильме, в любой книге одним из положительных героев обязательно должен быть негр. Кроме того, в качестве положительного героя приветствуется и гомосексуалист, который в одном из эпизодов должен, потупив очи, признаться: "Знаешь, я не такой, как все...". Хотя, по-моему, если и дальше так пойдет -- скоро такое гетеросексуалистам придется говорить. Я бы предложил политкорректным упростить задачу -- совместить оба варианта. То есть сделать положительным героем "голубого" негра (гомосексуального афроамериканца) и директивно закрепить за этими личностями треть мест в парламентах всех стран и половину президентских кресел.
  
  
  
  
   Я здесь немного утрирую. На самом деле я и без всякой политкорректности очень хорошо отношусь к неграм, а двух из них -- Мартина Лютера Кинга и Патриса Лумумбу -- не задумываясь, причислю к сонму великих людей. Я просто критикую политкорректность (которая, по-моему, прежде всего унижает самих негров) и попугайничанье нашей интеллигенции.
  
   Еще интеллигенты любят заумность и перегружают все свои писания мудреными терминами. В начале этой статьи я уже "простебался" над этим качеством интеллигенции, предложив три варианта заглавий. Но у меня термины стоят на своих местах, и если эти заголовки перевести на человеческий язык, то они вполне отразят содержание данной статьи. Многие интеллигенты терминологию лепят не к месту, для того, чтобы придать написанному более глубокомысленный вид. Появилась целая сфера литературы и кино, обслуживающая подобные "увлечения", начиная с "Уллиса" Д. Джойса.
  
  
  
  
  
   Но для интеллигентов важно не содержание, а тусовочное умничанье. Это как в сказке про голого короля: все видят, что король голый, но признаться в этом -- значит признать себя глупцом. Поэтому любой интеллигент (он хоть и интеллигент, но прежде всего человек) видит, что фильмы А. Тарковского скучны, что учение З. Фрейда - не более чем воспаленный бред помешавшегося на сексе человека, а сюрреализм -- механическое смешение классики и авангарда. Но интеллигент не признается в этом. Ему не важно произведение искусства, ему важен процесс его обсуждения, среда таких же, как он, ему важно "поумничать". Вы не поверите, но я встречал интеллигентов, на полном серьезе обсуждавших художественные достоинства (!) фильмов "Калигула" и "Прирожденные убийцы". Правда, к их чести будет сказано -- не встречал человека, читавшего Толкиена, даже из среды интеллигентов, которому бы понравилась экранизация "Властелина колец". И, воспользовавшись тем, что я уже сделал это примечание, сразу скажу, что в "Прирожденных убийцах" есть одна талантливая вещь -- интересный ракурс съемок, а в "Калигуле" талантливо снята сцена смерти Тиберия.
  
  
  
  
   Вообще, когда интеллигенты появлялись на экранах при советской власти, они казались умными и культурными. Когда им дали волю во время перестройки, они показали всю свою убогость. Никогда не забуду, как в одной телевизионной программе на эротическую тему голова очень известного и солидного советского диктора появилась... на причинном месте античной статуи. Тогда я осознал "величие" того же Суслова, который держал интеллигенцию в узде и заставлял их петь и говорить по заданному сценарию. Тогда они хоть выглядели умными. Хотя все их эротизмы не более чем наивные подростковые фантазии и выйти в этих фантазиях за пределы Фрейда или того, что писали о римских цезарях, у интеллигентов не получается. Они во время перестройки даже маркиза де Сада умудрились на щит поднять и, самое главное, подавали его порнографию, написанную в скучнейшем вольтерианском духе, как откровение, которое советская власть по злобе своей в массы не пускала. Идет СМАКОВАНИЕ матерщины, в моду входят писания Э. Лимонова ("Это я -- Эдичка!") и В. Сорокина ("Голубое сало"), насыщенные физиологизмами и перверсиями. На щит поднимаются публично испражняющиеся художники, которые режут свиней на своих "перфомансах". Такие эффекты призваны под внешним "новаторством" скрыть духовную немощь интеллигенции.
  
  
   "Отдел культуры газеты "Сегодня" объявляет лучшим художником сезона А. Бренера. Что сделал А. Бренер? Сначала он бегал голый на открытии выставки в присутствии министра культуры и дипломатов. Потом он испражнялся в Музее им. Пушкина под картиной Ван Гога. Третья его акция была в бассейне "Москва". Бренер поднялся на вышку и стал изображать половой акт. Его сняла милиция. И критики газеты "Сегодня" объявили его лучшим художником сезона. Через неделю после этого я получаю приглашении галереи Марата Гельмана. На пригласительном билете фотографии критиков из этой же газеты, Ковалева и Луниной, он голый, она голая, и она держит в руках его гениталии. Такие критики, конечно, могут объявить Бренера лучшим художником...". (А. Глезер "Литературная Газета", N 23, 1995)
  
   Если рассмотреть соотношение творца и интеллигенции, то это будет соотношение имени с порожденным им "измом". Имя выше "измов". Ленин круче ленинизма, Есенин -- имажинизма, Толстой -- "толстовства".
  
   Разновидностью интеллигенции является богема. От прочих интеллигентов представители богемы отличаются более раскованным образом жизни. Хотя большая часть богемы, кроме этого самого образа жизни, ничего общего с творчеством не имеет. Но все же богема рождает больше талантов, чем остальная часть интеллигенции. И еще -- она более чутко распознает талант, то есть представители богемы могут обнаружить талант в своем кругу, даже если остальная интеллигенция этот талант не признает.
  
  
  
  
  
   Изнутри
  
   Мне так легко писать об интеллигенции потому, что когда-то в "глубокой" молодости, еще в те времена, когда власть КПСС казалась незыблемой, я сам прошел через это. Как и многие, не любил бюрократов-партократов, по ночам слушал "Голос Америки" и "Би-би-си". Но почти все, что поставляло пищу для диссидентских интеллигентских споров, я нашел САМОСТОЯТЕЛЬНО, а не принял на веру с чужих слов. И когда столкнулся с интеллигентской средой в Москве в 1984 году, был во всеоружии. Начиная с 12 лет (с 1979 г.), попадая в какой-нибудь крупный город, я скупал в букинистических магазинах дореволюционные книги и газеты. А когда задолго до перестроечной лихорадки в полном собрании сочинений Ленина я сам, без чьей-либо указки, нашел широко цитируемые позже записки о "красном" терроре, о беспощадных арестах -- я возненавидел Ленина всеми фибрами своей детской души.
  
  
  
   Вот некоторые цитаты из В. Ленина:
   В. Ленин.
  
   "В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п. Ни минуты промедления". (Тов Федорову, председателю Нижегородского губисполкома, 9 августа 1918 ).
  
   "Дорогие товарищи! Вынужден по совести сказать, что ваше постановление так политически безграмотно и так глупо, что вызывает тошноту. Так поступают только капризные барышни и глупенькие русские интеллигенты. Простите за откровенное выражение своего мнения и примите коммунистический привет от надеющегося, что вас проучат тюрьмой за бездействие". (В Президиум Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов, 12 октября 1918).
  
   "Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно". (15 сентября1919).
  
   Цитаты из Ленина, собранные вместе, производят сильное впечатление, но на самом деле их нельзя рассматривать в отрыве от общей атмосферы гражданской войны. Если их проанализировать комплексно, то окажется следующее.
  
   а) среди всего массива текстов, написанных вождем большевиков в то время, слишком резких не так уж много, большинство гораздо корректнее и мягче;
  
   б) это были ТЕКУЩИЕ записки, часто в виде резолюций на документах, поэтому их нужно рассматривать не как общий теоретический подход, а как телефонные (устные) распоряжения командира воюющей армии, и, если тот же Жуков кричит майору: "Не удержишь участок -- расстреляю", добавляя при этом мат-перемат, это не означает, что на ПРАКТИКЕ реальный Жуков обязательно расстреляет реального майора. Такие призывы делаются для усиления эмоционального воздействия на ПОДЧИНЕННЫХ. "Не выполнишь домашнее задание -- я тебе голову оторву!" - может сказать в сердцах отец сыну-двоечнику, но при этом и отец, и сын знают, что никто никому голову отрывать не будет. Поэтому то, что написано Лениным, надо делить на десять, а не принимать за чистую монету; во всяком случае, даже недоброжелатели Ленина не упоминают о массовых расстрелах проституток, спаивающих солдат, с последующим их вывезением в неизвестном направлении;
  
   в) реальный палач старается скрыть свои черные дела, и то, что Ленин не прятал своих записок и после его смерти они были напечатаны в СССР, означает, что Ленину и его продолжателям не приходилось краснеть за свои дела. Многие вещи были найдены и напечатаны уже в спокойные послесталинские времена в полном собрании сочинений. Неужели не понятно, что советской власти нетрудно было сжечь эти записки, а не печатать их миллионными тиражами в ПСС. Наоборот, печатая всё это Советская власть, как бы сознательно "вызывала огонь" на себя, на Ленина.
   А вот противникам большевиков -- тому же Деникину -- приходилось ОПРАВДЫВАТЬСЯ за зверства своей контрразведки. Цветаева ЕЩЕ В ЭМИГРАЦИИ, узнав о реальных действиях воспеваемых ею "белых лебедей", отказалась от своих восторженных стихов, посвященных белому движению. Многие белогвардейцы причинами своего поражения называют грабежи (их армию даже прозвали "грабь-армией"), порки мирного населения и зверства той же контрразведки.
  
   г) надо сказать, что советские правители сами поставили Ленина под удар. Это ж надо додуматься (!) издать миллионными тиражами то, что в других странах прячут за семью замками. И ещё неизвестно, как выглядели бы другие исторические лица, если бы издали ВСЕ их записки. Например, когда в прессу просочились некоторыезасекреченные ранее мысли Ф.Д.Рузвельта, я сильно изменил своё мнение об этом президенте.
   И, когда через несколько лет все вокруг меня стали вдруг ярыми антиленинцами, я успел остыть и понять, что к чему. Тогда я уже знал из советской пропаганды (которой вначале не верил), какие жестокие действия предпринимала и противоположная сторона, что для победы надо напрячь все силы, иначе -- поражение.
  
   То же и в поэзии. Даже сейчас кумиры интеллигентов -- Мандельштам, Пастернак и Бродский -- остаются среди моих любимых поэтов наряду, правда, со Светловым и Есениным.
  
   Начиная с 1984 г., в ВУЗе и армии я вплотную сталкивался с этим народом, побывал на интеллигентских прокуренных кухнях, на портвейных тусовках. И меня с самого начала поразила одна мысль: "Боже... Как они безнадежно вторичны... Я-то думал..."24.
  
   В перестройку часть интеллигентов решили, что они консерваторы -- за белогвардейцев, за царскую Россию против "диких" революционеров (в общем, "Есаул, есаул, что ж ты бросил коня...", "Корнет Оболенский, надеть ордена!") -- такие себе благородные аристократы. Но они не могли понять, что консервативными силами в ИХ время были именно единомышленники революционеров начала века. Интеллигента манит лишь внешняя новизна, он не видит внутренней сути. Была в XIX веке мода на Дарвина -- интеллигент стал дарвинистом, пришла в ХХ веке мода на антидарвинизм, интеллигент -- антидарвинист. Была в XIX веке мода на марксизм, интеллигент -- марксист, началась в ХХ веке мода на антикоммунизм -- интеллигент тут как тут -- уже антикоммунист. Поверхностность интеллигента хорошо продемонстрировала Н. Берберова в своих писаниях, когда о модных в ее время (ныне забытых) мелких писателях говорила, что они эталон, а классики, мол, устарели.
  
   Я в свое время тоже поупражнялся в "демократическом творчестве". Вот оставшееся в архивах стихотворение "Было":
  
   БЫЛО
   (пролетарии всех стран соединяйтесь!)
  
   Ты носил и я носил
   Левый лозунг правых сил25.
  
  
   или другое стихотворение:
  
   СССР
  
   Там партия с державой
   В один комок сплелись,
   А сверху -- Самый Главный
   ЗАвидел Коммунизм,
  
   Ведёт всех за собою --
   Кругом хвалебный стон,
   Да зрение плохое --
   Петляет сильно он.
  
   И вот тупик туманный,
   Не той мы шли тропой --
   Другой приходит Главный
   И тащит за собой.
  
   Народ многострадальный
   Тихонечко молчит --
   И кто-то Вечно Главный
   Нас вечно учит жить.
  
   В 1987 году я с радостью встретил известие о реабилитации Бухарина и Ко. Но вскоре (почти сразу) я ощутил, что телега вновь едет не туда. Телегу подталкивали толпы восторженных интеллигентов.
  
  
   И уже в 1988 году я создаю и возглавляю в своем институте политклуб "Здравый смысл". Создаю в противовес всем модным тогда "Мемориалам" и студенческим братствам. В зараженной "перестройщиной" студенческой среде подобная организация была абсолютным нонсенсом. Одним из направлений деятельности моего политклуба была пропаганда здравого спокойного подхода к истории. Ведь перестройка началась с постепенного очернения практически всей отечественной истории: сначала взялись за Сталина, потом -- за Ленина, а в итоге выяснилось, что вся история у нас какая-то не такая. И уже в конце 1988 года ко дню рождения Сталина мы вывесили в институте огромную стенгазету с его нарисованным портретом, что в те времена было дерзостью. В стенгазете Сталина отнюдь не восхваляли, просто дали объективную информацию. Сталинистом я никогда не был, скорее наоборот, но в то время оборонять надо было именно этот участок фронта. Было в одной из наших стенгазет и интервью с директором музея К. Ворошилова, в котором он рассказал, как не проходит в СМИ никакой позитив о Ворошилове. К Клименту Ефремовичу я тоже никакого особого пиетета не испытывал, но во время своей свадьбы в 1988 году демонстративно возложил цветы к его памятнику. В Ворошиловграде (ныне -- Луганск) советских времен это было традицией, но в 1988 г. возле памятника уже дежурил милиционер, задачей которого было не допускать возложение цветов.
  
   При этом со студенческой, преподавательской и заезжей26 интеллигенцией я находил общий язык. Просто я понимал, что эти люди клюют на умные фразы, новизну, необычность и дерзость. И если во время планового избрания комсорга факультета (тогда он назначался парткомом, а студсобрания делали вид, что голосуют) внезапно выйти на сцену и произнести пламенную речь против козней "партократов", навязывающих студентам свою волю, то изберут тебя, а не ставленника преподавателей. Проверено. Тогда тоже было время митингов и выборов. Правда, наши институтские партократы вскоре с необычайной проворностью стали демократами. Чего стоит один выход после поражения путча в 1991 г. из рядов Компартии сотрудников кафедры истории КПСС. А ведь они годами мучили студентов этой самой историей!
  
   Я не был членом партии, когда она была у власти, хотя вступить предлагали и в ВУЗе, и в армии. В партию меня приняли в 1992 году, когда она была на нелегальном положении (в 1991 году ее запретили, а в 1993 -- разрешили). Приняли после того, как я уже несколько месяцев состоял в областном партруководстве (оргкомитет по перерегистрации) -- просто обнаружили, что я беспартийный. И мне тогда приходилось бороться с теми, кто совсем недавно с трибуны поучал меня -- студента -- коммунистической морали, а в свободное время говорил другое. И делали они это не под страхом пули, а добровольно, только ради карьеры. Если ВУЗовская интеллигенция была такой принципиальной, неужели так трудно было отказаться от карьеры ради принципов?
  
   И я тогда думал: вот сейчас мне приходится защищать партию (в 1993 г. я уже был вторым секретарем обкома по оргвопросам), при правлении которой мне (с моими странными стихами и потусторонними увлечениями) не было бы места в общественной жизни. Оставалась разве что не связанная с идеологией наука (биология или геология), где можно было что-то сделать, не вступая в партию и не произнося речей, в которые не веришь. Но я все равно знал, что делаю правильно, ведь в отличие от интеллигентов был настоящим консерватором (живи я в 1917 году, несомненно, был бы в рядах белого движения). Меня всегда восхищала М. Цветаева тем, что в отличие от интеллигентов она не приняла именно ФЕВРАЛЬСКУЮ революцию 1917 г.
  
   Кстати, когда все развалилось, и я понял, что сам ничего не смогу сделать, а все партократы стали либералами, начались "хождения в народ". Сначала я к кадетам сунулся -- там одна болтовня. Пошел к казакам -- там какие-то ряженые в генералов играют (сами дали себе генеральские звания, шьют форму, носят ее и радуются). Многие раскрученные в СМИ политические персоны между 1991 и 1994 годами мне неизвестны -- просто было физически больно читать тогдашние газеты, смотреть телевизор. И я не делал этого. И в том, что я в свое время сделал чуть ли не самую быструю карьеру в Украине (в 1994 г. стал самым молодым депутатом Украинского Парламента), нет моей вины, так уж получилось. С каким настроением я шел в политику, можно увидеть из следующего стихотворения:
  
   ***
  
   Белый свет сражён проказой
   И блестят остатки крыльев -
   Легче умереть два раза,
   Чем позорное бессилье.
  
   Что ушло -- то не вернётся,
   А вернётся -- будет хуже --
   Нам платить за первородство,
   А не нам -- тогда кому же?
  
  
   Прогрессирует проказа,
   И плюют в обломки крыльев --
   Мы с тобой ещё покажем,
   Мы с тобой ещё живые...
  
  
   Побеждённым очень плохо --
   Победителей не судят,
   Только мы пока не сдохли,
   Что особенно преступно.
  
  
   Бой грядущий безнадёжен,
   Безнадёжность -- не бесцельность --
   Есть такое слово -- "должен",
   Есть такое слово -- "честность"...
  
  
   ...Зря надеешься на чудо --
   Хоронить тебя не будут...
   Если будут -- то живьём.
  
   (02.07.1992)
  
   Я вообще принципиально не пишу политических стихов, но иногда случаются сами, это -- чуть ли не единственное. Есть еще "Маятник", написанный после разгрома ГКЧП:
  
   МАЯТНИК
  
   Нет ничего ни у кого.
   Кроме духа бродящего,
   Осень входила в наш дом
   По-настоящему.
  
   Осень входила, вошла,
   и закапала.
   И потянулись дела
   Жадными лапами,
  
   И потянулись дожди,
   Дожди ожидаемые,
   Но в утешение знаем мы:
   Это всё маятник,
  
   это лишь маятник,
   Он всё качается --
   Жизнь продолжается,
   Жизнь не кончается.
   (23.08.1991)
  
  
  
   Заключение
  
   В завершение я хочу сказать, что не все в интеллигенции так плохо. Естественно, интеллигенция имеет большие социальные и культурные заслуги. Интеллигенты несли в массы идеи демократии, они (после ухода со сцены дворянства) создали ту среду, без которой развитие культуры было бы затруднительным. Из интеллигенции вышли многие великие люди. Да и сама интеллигенция не однородна, среди интеллигентов во все времена встречались глубоко порядочные люди, патриоты своего отечества. А снобизм интеллигенции, ее претензия на то, чтобы быть "совестью народа" -- ничто по сравнению со снобизмом новой "буржуазии". Последние даже изобрели презрительный термин "человек метро", то есть человек, у которого нет автомобиля.
  
   Но все же интеллигенции многое дано, ее претензии масштабны, поэтому и спрос с нее должен быть строже.
  
   К тому же, о позитивных сторонах интеллигенции пишут все и без меня, поэтому в данной статье я сделал упор на негативных моментах.
  
  
  
   ПРИМЕЧАНИЯ:
  
   1 -- Конечно, тот, кто не кидает окурок мимо урны, вполне может оказаться и подлецом.
  
   2 -- В советские времена подчеркивалось, что советская интеллигенция как бы находится на службе у рабочих и крестьян, а не обслуживает буржуазию, как на Западе.
  
   3 -- В первом поколении это более совестливые, "обремененные моралью" (отсюда -- менее расторопные) индивиды, в последующих поколениях -- их потомки, а в условиях нашей страны -- большинство пенсионеров и простых тружеников.
  
   4 -- Любой строй, органичный для одного народа, не приживается (или принимает уродливые формы) при тупом перенесении на почву другого народа. Например, пересадка западной демократии в Индию ничего там не улучшила, зато привела к тому, что каждые выборы (а там помимо центральных еще множество местных выборов) сопровождаются терактами с огромными человеческими жертвами.
  
   5 -- Кстати, о масонах. Стоит сказать это слово, и услышишь: "На что вы намекаете?". Здесь я ни на что не намекаю, я не связываю слово "масон" с представителями какой-то национальности, а употребляю его в прямом смысле. И "вольные каменщики" вначале ставили перед собой благородные цели, однако все тайные общества, изолированные от притока свежих сил, склонны к перерождению. А интеллигенты обожают быть причастными к тайным и полутайным тусовкам с соответствующими "интеллектуально-глубокомысленными" атрибутами. Вступить в простую шайку -- это... некультурно как-то.... А назвать ее Великой Тайной Ложей Востока по экспроприации экспроприаторов -- это уже другое дело. Атамана назвать Верховным Гроссмейстером, членов -- Великими Магистрами и -- вперед!
  
   6 -- Второй этап не состоялся не столько потому, что созидательные силы были маломощными, сколько потому, что не было ярких вождей типа Ленина и Корнилова.
  
   7 -- Выпускник МГУ Горбачев -- сам полуинтеллигент (вспомните его склонность к пустопорожнему словоблудию).
  
   8 -- Точнее будет сказать, не "в стране", а в странах СНГ, но тогда эти страны были еще связаны рублевой зоной, и мы говорим о них, как о едином целом.
  
   9 -- Я не против того, что Польша в составе России -- явление ненормальное и вредное, не столько для Польши, сколько для самой России. Я просто указываю на аморальность прямой поддержки противника, когда твои соотечественники гибнут в боях. Помолчал бы Герцен во время войны, а потом снова стал бы поляков освобождать -- это было бы нормально.
  
   10 -- То есть уточнить, где государство отвечало (адекватно или неадекватно -- другой вопрос) репрессиями на конкретные подрывные действия, а где был произвол властей.
  
   11 -- Сам я, кстати, с большим уважением отношусь к идейным борцам против властей, если при этом соблюдаются два условия. Первое -- борьба должна быть программной и созидательной, то есть направленной на улучшение строя (поэтому полуразбойничьи бунты Разина и Пугачева к такой борьбе отнести не могу). Второе условие -- борьба должна закончиться там, где борющийся становится союзником (агентом) иностранного конкурирующего государства.
  
   12 -- Здесь действия СССР мало чем отличались от действий его соперника -- США. Соединенные Штаты тоже помогали (и помогают) союзным для них правительствам удерживаться у власти, но в отличие от Советского Союза чаще прибегали к прямому использованию вооруженных сил, да и действия этих сил были не в пример жестче.
  
   13-- Причем Ельцин уже после вывода советских войск перестал поставлять топливо боеспособной афганской армии Наджибулы в то время, когда она по сути выиграла войну (техника Наджиба просто остановилась).
  
   14 -- Когда говорят о преследованиях Сахарова в СССР (выслали из Москвы в Горький), то забывают, что в США шла "охота на ведьм" против тех, кто поддерживал Союз.
  
   15-- Мятежники наступали четырьмя колоннами на Мадрид, а пятая, составленная из франкистской агентуры, ударила по защитникам Мадрида с тыла.
  
   16 -- От словосочетания "советская власть", хотя идея "советов" уже к 1930-м годам (когда Советы перестали быть стихийным творчеством масс) являлась не более, чем синтезом классических для Запада идей государственного парламентаризма и самоуправления местных общин (Магдебургское право). Это был объективный факт, несмотря на то, что советские идеологи противопоставляли идею Советов идеям парламентаризма.
  
   17 -- Человека, который бы демонстративно сжег партбилет при Сталине, или хотя бы при Брежневе, я бы уважал независимо от того -- разделяю я его позицию или нет. Читатель, наверное, заметил, что даже не разделяя позиции людей, протестующих против ввода войск в Чехословакию в 1968 г., или идущих на смерть, чтобы взорвать царя в 1881 г., я пишу о них с уважением.
  
   18 -- Царские богатеи и советские чинуши тоже были необразованными, но образованность и духовность уважали (или делали вид, что уважают).
  
   19 -- Где раньше было ЦК КПУ, а теперь -- администрация Президента.
  
   20 -- Конечно, были и невинные жертвы, но были и СОЗНАТЕЛЬНЫЕ борцы против власти Сталина.
  
   21 -- Характерно признание Ильи Смирнова, музыкального журналиста, в прошлом диссидента, а ныне -- одумавшегося борца с новорусским либерализмом:
  
   "Слеп и глух оказался не только конкретный собеседник. Слепы и глухи были Сашины друзья-современники, включая автора этих строк, который вовсе не склонен выделяться из коллектива. Слушатели совершенно не поняли этой песни. И даже несколько стеснялись ее, потому что она выглядела слишком уж "советской", чуть ли не охранительной. Не приличествовала поэту-диссиденту".
  
   22 -- Типичный интеллигент, увидев великое произведение нераскрученного в его среде автора, просто недоуменно пожмет плечами. Зато потом, когда гения признают, будет с восторгом вспоминать, как выпивал с ним.
  
   23 -- Потому-то они и крупные, что не могут не порвать с этой средой сейчас, когда после перестройки все темные пятна интеллигенции проявились воочию. А если процитировать строчку стихотворения одного из любимцев сегодняшней интеллигенции Т. Кибирова "Леночка, будем мещанами!..." (дальше Тимур воспевает мещанство с его атрибутами -- канарейки, голубки, виньетки), то становится понятным, что интеллигенция уже утратила понимание простой формулы. " Поэт -- антимещанин по природе своей". Поэтому среда интеллигенции уже не в состоянии порождать не только крупных, но даже поэтов второго эшелона.
  
   24 -- Разумеется, другие слои населения тоже зачастую не отличаются хорошим пониманием ситуации, но, скажем, в рабочих я никогда не разочаровывался, потому что никогда особо и не очаровывался ими. К тому же, рабочие не корчат из себя Бог знает что. Если ты выпиваешь с рабочим, то разговор идет о жизни ("за жисть поговорить - о политике, бабах, футболе"). А вот интеллигент норовит забраться в такие глубины, в которых он -- интеллигент -- меньше всего понимает. Зато претензий и манерности у них -- хоть святых вон выноси.
  
   25 -- В начале перестройки, когда мода на "левизну" еще не успела пройти, демократы называли себя левыми, а коммунистов считали правыми. Вскоре мода на "левизну" прошла, и всё стало на свои места.
  
   26 -- Когда я познакомился с нашим тогдашним народным депутатом СССР Ю. Щекочихиным, то удивился, что интеллигенты из его окружения НАРОЧИТО (и неумело) матерятся. До того, в 1984 г., я заметил эту странную особенность среди интеллигентов МГУ.
  
  
  
Оценка: 3.65*21  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"